Очередная пара лошадей уже приближалась к пределу своих сил, а Деугроу за стеной древесных сплетений всё не появлялся.
Тропа была ровная, но узкая. Миртсовы ветки почти беспристанно хлестали Демета по лицу. Тяжёлые соцветия с приторным запахом - лиловые, фиолетовые и белые - душили своей пыльцой, а лежащая в телеге мать только морщилась, если не тряслась от озноба.
Лес расступался иногда. Терялись где-то тёмные, будто грозовые тучи, кроны кедров, чуть расширялась дорога, и появлялась какая-нибудь деревушка. Там старик менял лошадей и брал еды с питьём. Демет ел, мать давилась и захлёбывалась. И снова продолжался путь, до следующей пропахшей приторными цветами деревеньки... которая снова оказывалась не Деугроу. Кажется, прошло уже больше двух дней. Они ночевали в лесу всё же два раза, не один, Демет помнил это почти чётко. Но ни лучше, ни хуже матери не становилось.
Её зубы часто стучали, словно на морозе, а Демет чувствовал себя, как варящийся в похлёбке ломоть мяса. Влага, жар и сладкая тяжесть зарослей въедались ему под кожу, а мать была холодна. Холодна до того неправдоподобно в этой духоте, что напоминала труп, с той лишь разницей, что трупы холода не чувствуют, а она дрожала. Оттого становилось даже более жутко, чем если бы Демет знал, что она уже мертва.
- Анги Дин...
Бледные губы неуловимо шевельнулись. Слишком тихо, слабо, так, что их движение можно было принять за случайный блик, просочившийся сквозь листву.
Лошади, подгоняемые ворчащим возницей, несли во весь опор. Увенчанные россыпью бутонов ветки проникали между досок телеги, да там и оставались, раздражая нюх.
Демет чихнул. Мать ни с того ни с сего разразилась хриплым хохотом.
- Анги Дин... Ваше Высокородие!.. Имею милость служить!.. В Алое море, в васти дертэ!... Сдохни!..
Пальцы вцепились в деметову рубаху, и она широко распахнула глаза. Мутные, тускло поблескивающие и неподвижные. Словно слепые. От этого взгляда даже под слоем пота захолодили мурашки.
- Мать?.. Нет здесь твоего Анги Дина. Я только и возница.
Женщина застыла, болезненно поднимая и опуская веки.
- Успокойся. Пить-есть не хочешь?
Успокоиться он и сам пытался. Тщетно силился разжать её пальцы, но безумная Самбия и не думала отпускать.
- Если ты Демет, почему в Тьму оделся? Зачем? - прошелестела она. Голова резко мотнулась вбок.
- Тьма?
- Везде! О! Видишь? Я вижу! - начала женщина воодушевлённо. Но довольно скоро лицо её дрогнуло, сменив выражение на презрительное. - Разумеется. Анги Дин, проклятый враль! Ложь - вот из чего подонки состоят... Ложь. Предательство. Детей можно предать, и короля, и куколку Силетту. Почему нет? Эту и мне-то не жаль...
Она качнула головой, а затем заголосила неожиданно громко, заставляя отшатнуться.
- Дети! Король! Я прокляну тебя! Я слышала имена! Айсдрэ! Хартэ!
Возница резко дёрнул за поводья. Самбия ударилась о деревянный борт и затихла, пальцы её безвольно разжались. Возница развернулся, зло сверкая бусинками глаз из-под седых бровей.
Выходка старика женщине, слава Праматерям, не навредила, и дыхание продолжало вырываться из-под тонких ноздрей.
- Федьма? Колдофтво творит? Отвещай!
Сморщенная рука истерично ударила по ребру доски, на котором покоилась, и возница заголосил от боли. Секунды тянулись для Демета часами, а потрепанный крыс всё продолжал баюкать раненную лапу, причитая и не вспоминая о пассажирах.
- Трогай, - велел Демет.
Старик перевёл на него недовольный взор и сморщил загнутый нос в отвращении.
- Напрякся. Брови сфои сфёл, поди-ка. А я феловек простой. Я нефисти боюсь. Никак не заставишь меня федьму вести. Фто хошь делай.
- Так, значит? - Демет хмыкнул и потянулся к дорожному мешку.
Но грубый шнурок зацепился за одну из веток, и, как бы его не дёргали, лишь обрывал листья. Демет засопел и вскочил. Мешок бухнулся обратно на доски.
- Бредит она, не колдует, старый хрыч. Больна. Не человек ты, а болван. Жри своих кляч, не буду за них доплачивать!
Бусинки-глаза обиженно и алчно блеснули.
- Бретит-то бретит, а как? Проклятыми именами бретит!
- Ты бы чем другим забредил?..
Возница скривился и закряхтел, поудобней устраиваясь на своём месте. Жадный старикан.
- Сатись уш. Фто с топой расковаривать. До Деугров час аль меньфе.
Еле успевшие отдышаться лошади заартачились и недовольно заржали при ударе кнутом, упёрлись копытами в узкую тропу. Старик отчего-то захихикал. Ударил снова. Животные нехотя повиновались.
Вновь замелькали отягощённые цветами ветки. Вновь изогнулась под стучащими колёсами тропа. Голова матери, лежащая на холщовой сумке, слабо покачивалась. Вправо-влево, в такт глухому стуку подков, в такт шелестящим над ними глициниям и акациям с их приторным смрадом. Веки тяжело поднимались и опускались, а взгляд оставался всё таким же пустым.
- Мать.
Самбия будто нехотя шевельнулась в сторону голоса, но увенчанная золотистыми прядями голова тут же вернулась обратно.
- Я так устала, - тихо пронеслось с выдохом.
- Мать, это я, Демет.
- Демет... - эхом повторила женщина. - Правда?..
- Демет, сын твой... Кто ж ещё? Просто посмотри, - он обхватил ладонями бледное лицо, пытаясь поймать всё время ускользающий взгляд.
Бесполезно.
- Сын? О, я извинялась. Я хотела прощения. Не знала. Была жестока... Я бы пела ему колыбельные, учила бы петь его... Помнишь, как я пою? - Самбия бледно улыбнулась.
Демет медленно отдалился, вглядываясь в родные черты.
"Отродясь она не пела - точно не в себе. Гораздо больше, чем обычно... Когда уже миртсова Деугроу?" Он хмуро упёрся в даль, но тропа всё виляла, не открывая ничего, кроме близкого леса, который сидел уже в печёнках.
Демет вздохнул и снова взглянул на мать.
- Я твой сын. Я, Демет Синарик.
Старик-возница что-то заворчал себе под нос.
Мать нахмурилась.
- Демет? Бедный мальчик... Страдать будет. Все люди страдают, кто не может заставить других страдать...
- Чего опять бормочешь?
- О, Анги Дин не может не знать. Он научил меня... - В чуть заметном шевелении губ, в неуловимом движении бровей мелькнуло долгожданное понимание. - Демет? - снова переспросила мать, но теперь в её голосе остались лишь растерянность и тревога.
Очнулась. Значит, поправится, переживёт.
- Она всекта такая дурынта? - поинтересовался через плечо старик.
На лице Демета заходили желваки. Самбия не шелохнулась.
- Сколько ещё?
Возница покосился на него как на ненормального.
- Дык вот оно, Деугров, - наставительно объявил он, будто нечто само собой разумеющееся, и из-за очередного поворота появилось, наконец, долгожданное селение.
Хмурые лесные великаны в последний раз задели листвой и отступили, открывая долину. Вдали темнели контуры горных вершин, множество деревянных домов было разбросано от края до края, хрустально блестел меж ними извилистый ручей. И везде зелень - яркая, сочная. Везде цветы и цвета - синие, жёлтые, красные.
Демет в этот момент не понимал, как мать могла ненавидеть это место. Он хотел даже спросить, но она снова погрузилась в тревожное забытье. Ресницы дрожали, стучали крепкие зубы. А Деугроу словно в насмешку было прекрасно в свете цветущего летнего дня и плевало на холод и заразу, что вёз из крайнего рейса старый крыс-извозчик.
Под Деугроу распростёрлось травяное море. Зелёные волны щекотали стены домов и плетёные заборы, склонялись над дорогой, переползали через узкий мост. Они становились всё выше и выше с каждым метром вглубь селения, затапливая и так неширокую тропу. Измученным лошадям пришлось сбавить шаг, но жители всё равно продолжали шарахаться. В лёгком и цветастом тряпье, говорливые и шумные, подобно чудны̒м южным птицам - как же они раздражали! Демет смотрел на них из-под налёта дорожной пыли и не верил, что здесь был зелёный мор. Слишком все чистые, слишком опрятные. Слишком весёлые. Люди под его взглядом хмурились, замолкали. Тьма, что им до него? Шли бы себе, куда шли.
Он тронул материн прохладный лоб. Лошади встали, повинуясь воле извозчика.
- Приех-ли, - буркнул старик на вопросительный взгляд.
Но Демету так не показалось. Дорога уткнулась в полукруг из добротно сложенных двухэтажных домиков, и повозка стояла на неровной, но обширной площадке с колодцем. "Кузнец", "пекарь", "сапожник" - насилу различил он на деревяшках-вывесках. Но нет "лекаря" или "знахаря". Нет его.
Демет перевёл тяжёлый взор на возницу.
- Где Колдун?
Сидящий на ступеньках одного из домов парень поднял голову и настороженно прислушался. Старик бросил на того опасливый взгляд. Нервно поманил к себе пассажира.
- Ты етово... Колдуном ево не думай звать. Енто я так, вырвалось. Мастер Фендар зови. С увашением штоб.
- Колдун, ведун... да хоть и вправду кровавый маг! Где он есть?
В крысиных глазах старика заплескалось недовольство.
- Исвестно хде. На краю дерефни, к востоку. Не пройти туды. На лошати-то.
- Так пешком веди!
Возница прищурил глаза, пронзительно глядя на Демета снизу вверх.
- А ты плати.
Демет потянулся за кошелём, которого на месте, конечно, не было. Мгновение он так и стоял с замершей у пояса рукой, мучительно пытаясь вспомнить, когда его потерял. И не мог.
- Я заплатил тебе, старик. Мешок заплатил.
Возница хотел что-то сказать, но, заметив подтягивающуюся публику, укорительно зацокал и замотал головой.
- Не-е-ет... Не-не-не. За лошатей - не платил. Сказал, заплатишь. И хте? Хте?
Воздух вырвался из груди Демета с раздражённым сопением. Он решительно перемахнул через борт телеги и направился к зевакам.
- К Фендару. Срочно.
Жители неуклюже отшатнулись от его напора.
- А чё те нада? Зачем Фендар? Ему с такого и поиметь-то неча...
Демет вскинулся на голос, но нахального крикуна опознать не смог. Тяжёлый взгляд вернулся к старику. Внимание толпы достаточно того распалило, по-хорошему денег не отдаст - не совмещалось сострадание с этими крысиными глазами.
- Найду чем заплатить.
- Брешет. Брешет! Обма-а-аныфает старика и лютей! Хте страша? Стра-а-аша-а-а! - продолжал играть на публику извозчик, расхаживая вокруг телеги и раздуваясь то ли от гордости, то ли от возмущения.
- Хватит выть, Проныра! - донеслось из толпы.
Демет закрыл глаза и попытался досчитать до десяти, как делала обычно мать.
- Мне срочно нужен лекарь...
- Да ты здоров, как на убой! - прилетело снова.
- ...для моей матери.
Какая-то женщина робко тронула чужака за плечо, привлекая внимание. Демет хотел отстранится. Но женщина сказала именно то, что он так жаждал услышать:
- Я могла бы...
Три слова - и он готов целовать её худые запястья и мчатся с матерью на руках хоть в проклятый Миртис.
А у старика задёргался глаз. Его тщедушное тело преградило путь к телеге, сжатые кулаки затряслись.
- Не уйтет! Пусть платит за сфою федьму с зелёным мором!
Глаза женщины распахнулись от страха. Демет хотел объясниться, но она уже выскользнула из поля зрения.
Здесь и правда был зелёный мор. Теперь стало видно. По тому как тревожно бьётся венка на шее у стоящего справа мужчины, по тому, как дети замолкают и хмуро рассматривают свои бледные ладони, по тому, с какой тоской поднимают взгляды к небу женщины. По тому, как скоро отступают они от чужака. По тому, какой ужас отражается в их глазах.
Он не был настолько наивным, чтобы думать, что кто-то теперь ему поможет, поэтому молча двинулся к повозке. Он найдёт прокля̒того "мастера Фендара" и сам. Ведь толпа была занята - сбросив постепенно оцепенение, теперь она бурлила от негодования.
- Хрыч! Какого, васти дертэ, ты её притащил? С дубу рухнул?!
- Ума лишился, Проныра. Иди-ка сюда!
Откуда-то выскочил белобрысый здоровяк, закатывая рукава. Его примеру последовали ещё двое и ещё. Кто-то обеспокоенно бросился наперерез. И даже появившийся, наконец, стражник не смог помешать начавшейся драке, отваженный ленивым взмахом кулака.
- Я видел Вайтерлера! Зовите Вайтерлера! - кто-то рявкнул.
"Странное имя", - успел подумать Демет, прежде чем началось.
Хлестанул по земле кнутом, опасно близко от недовольного дебошира, старик. У Демета кнута не было, поэтому он не избежал в начале потасовки пары ударов: в скулу и в плечо. "Кажется, я понял, почему мать не любит Деугроу", - пробрало вдруг на нехороший смех. Кто-то снова ударил в плечо, но Демет удачно пихнул того локтем в живот. Драка есть драка. Он был не прочь в неё встрять порой, но сейчас не тот случай.
Как же они его бесили. Как же не вовремя вспыхнула всеобщая потасовка, и как медленно прогорала. Демета это утомляло. Местные метались и орали на разный манер. Стражник куда-то снова пропал.
- Надо убить старую бабу, чтоб не..!
Демет прервал выкрик хрустом костей.
- Молчать! - прозвенел в хаосе резкий высокий голос.
Покусившийся на Самбию деревенский, бессильно открывая и закрывая рот после очередного удара, уставился куда-то вбок.
- Сам заткнись, Вайлер! - в полной тишине огрызнулся первый крикун, белобрысый, и снова выжидающе выставил кулаки. Но никто кроме него, зачинщика драки, больше не спорил. Никто не остановил незнакомца в его намерении наказать.
Толпа сама расступилась, освобождая путь. Шаг. Шаг. Шаг. Широко и твёрдо промаршировал к задире обёрнутый в зелёный плащ силуэт. Добротный и плотный плащ, сапоги из хорошей кожи. Гвардеец? Лорд?
Он был высоким. Примерно одного роста с белобрысым, зато в габаритах тому явно уступал - даже под плащом угадывалась сухость фигуры.
Белобрысый повторять не стал. Сделал выпад. Мощный кулак со свистом рассёк воздух - противника на месте уже не было. Слишком гибкий, слишком быстрый. Через миг он уже, проскользнув под огромной рукой, вдарил здоровяку снизу. Тот плюхнулся на землю, морща лоб и пытаясь удержать голову. Незнакомец ждал ответа.
- Это... Оборона... Проныра бабу с мором притащил.
Человек застыл. Скрытое плащом тело мгновенно выпрямилось.
- Мастер разочаруется, - сухо заметил человек и направился к повозке.
Демет сорвался с места, преграждая ему путь. Одним рывком, спешно. Человек замер и плащ обвился вокруг его ног. Губы недовольно сжались в нить.
Какое странное лицо - как у обидчивого пацана. Чего ж народ боится?
- Кто, - вывалил человек короткое слово и поднял на Демета взгляд. Зелёный, тёмный, ненавидящий. Будто мёртвое колдовское пламя плясало в глазах под капюшоном, и эти глаза, этот взгляд лицу мальчишки не принадлежали. А душащее предчувствие отчего-то отступило. Странно и неуместно, как с проклятым Фарином, когда оно в первый раз подвело... Но нет, теперь было гораздо хуже. Это самое предчувствие, вопреки остаткам здравого смысла, велело верить, и верить безоговорочно. Чужому мальчишке.