Он стоял у подъезда на Неясном проспекте. Обычная тихая улочка. Ни одного человека вокруг. Это даже к лучшему. Тихо покачивающиеся скрипучие качели, мерно падающие, грязно-желтые и бурые листья. Иногда шальной ветер подхватывал их и кружил в танце; листья были не против. Хотя кто их спрашивал? Как и нас.
Он дернул за железную ручку двери. На его руке остались следы серой краски. Зашел в темный подъезд, в котором мигала, натужно жужжа, электрическая лампа.
Исписанный изнутри лифт бесшумно довез его до нужного этажа. Выйдя на лестничную клетку, он почувствовал, как под подошвами его ботинок хрустнул песок. Дверь в квартиру Љ60 была приоткрыта. Он осторожно толкнул ее, дверь с шумом распахнулось, будто приглашая его войти. Он с испугом уставился в темный дверной проем. Тишина давила ему на виски, из холла на него дыхнуло запустением. Ему почудилось, что он единственный здесь живой, дышащий человек. Страх стал его постоянным спутником в последнее время, и он привык к нему, как привыкают и к мешающей спать мухе. Поэтому он вошел в квартиру, постоял немного и двинулся дальше, кончиками пальцев касаясь стены, с которой тоненькими струйками сползал на пол песок. В гостиной лучи заходящего солнца подсвечивали пылинки, стояла абсолютная тишина, нарушаемая только глухим звуком его шагов, да струящимся по стенам песком. Он остановился у запертой двери в комнату, потянулся к ручке, пальцы в нерешительности замерли. Через секунду он решительно отпер дверь. Она открывалась медленно, слишком медленно. Слух резануло громкое, неожиданное и оттого пугающее тиканье. Осыпаясь на пол, песок открывал десятки, сотни стоящих, висящих и лежащих часов. Он в панике переводил взгляд с одного циферблата на другой. Их было так оглушающее много!
Дверь открылась окончательно, остановилась, обессилев. Его взгляд метнулся к проему. Напротив висела картина. Это была она. Та самая. Внизу были нарисованы часы с огромной трещиной, навсегда остановившиеся, их часы. В попытке починить сломанный механизм, над часами склонился человек, одетый в черный плащ с накинутым на голову капюшоном. Над ним распростерлись две руки, одна белая, с тонкими пальцами, другая черная, оканчивающаяся когтями.
Неожиданно по картине пошли трещины, она начала рассыпаться, превращаясь все в тот же песок. Остались лишь слова на стене: "Он ждал тебя. Но Время не ждет. Ты опоздал".