Когда я открываю глаза, я слышу пение. Утренний холод струится поверх шерстяного чадара, укрывающего мое тело. Пять утра, комната еще темна, и окна закрыты ставнями. Это пение раздается с первого этажа, потому что на первом этаже Рупа-Санатана Гаудиа Матха началось арати, монахи поют храмовым Божествам:
"Пожалуйста, просыпайтесь, Радха и Кришна! Одарите мир своим милостивым взглядом, пробудите божественную любовь и в моем сердце! Пока вы спите, все души в этом мире спят, погруженные в иллюзию. Но с вашим пробуждением просыпается весь мир."
Раннее утро, и солнце еще не поднялось над городом, только его несмелые лучи крадутся по крышам. Каменная узкая улица с трехэтажными домами - здесь пение уже раздается повсюду, из каждого окошка сочится аромат благовоний. Закутанная в чадар, я иду мимо, касаясь руками стен.
Али мохе лаге Вриндавана нико
Али мохе лаге Вриндавана нико
"Здесь в каждом доме поклоняются Туласи и Божествам, - поет Мира, - О чистые воды Ямуны, о реки йогурта и молока! Мой друг, я так люблю Вриндаван. На драгоценном троне моего сердца сияющие Божества в коронах, украшенных Туласи. От кунджи к кундже бежит лотосоокая Радха, заслышав звуки флейты Кришны."
Вриндавану более 5000 лет. 5000 лет назад здесь был волшебный лес. А сейчас его называют городом пяти тысяч храмов. Со средневековыми узкими улицами и открытой канализацией.
Я иду по узкой улочке в своем сари в мелкий цветочек. Слева возвышались стены домов, с подъездами. К каждому подъезду ведет крыльцо со ступеньками. Под каждым из таких крылец, от подъезда к подъезду течет узкая черная канализация, источающая гнилостную вонь. В Калининграде мы зовем такие канализации "Говнотечка". По утру целая колонна писающих и какающих мальчиков выстраивается вдоль индийской говнотечки. Дети писают спокойно и иногда, писая, машут проходящим европейцем рукой, мол, привет, как жизнь... Очень деловито рядом пристраиваются на корточках взрослые мужчины, они писают сидя, спиной к прохожим. Рвотный запах канализации соединяется в воздухе с утонченными ароматами благовоний и натуральных масел, которыми умащивают статуи Богов в ближайших храмах. На базаре рядом торговки продают гирлянды из томных и холодных малиновых роз, гирлянды из бархатцев и колокольчиков чамели. Они расставляют свои огромные плетеные корзины, и цветочное благоухание разливается вокруг, тонет в грубых окриках рикш и обезьяньем стрекоте. Торговка продевает в гирлянды руку, и видно, что цветочные гирлянды тяжелы. Они холодны, в знойный день хочется зарыться в такие гирлянды лицом. Но в этот утренний холод содрогаешься от мысли, что тяжелая и холодная гирлянда окажется у тебя на шее.
- Нет, нет, - мотаю я головой, - мне не нужна гирлянда.
Я бегу мимо лавки с натуральными маслами, и незримое облако ароматов окутывает меня. Стеллажи с бутыльками всех расцветок, стеклянные дрожащие стены - я могла бы жить в таком магазине, целыми днями разглядывая на солнце цветные прозрачные пузырьки с духами, нюхая и изнемогая от удовольствия. Индусы смачивают ароматическими маслами ватные валики и кладут валики за уши. Уважающий себя индус на торжественном мероприятии, например индийский жених, благоухает как парфюмерная лавка. Во лбу тилак - знак принадлежности религиозной сампрадае, лоб покрыт ярко-оранжевой сандаловой пастой (естественно, благоухающей сандалом), очи подведены черным каджалом. Одежда его пропитана запахами ароматических палочек, которые зажигают в храмах перед Богами. Ведь уважающий себя индус как правило религиозен и в торжественный день найдет время для общения с Богами. Одетый в тончайшие расшитые шелка, он сверкает серьгами в ушах и кольцами на пальцах. Ну и понятно, на шее у него особый знак почтения - гирлянда из цветов. Индийского жениха можно нюхать бесконечно долго, пока не выветрятся все благовония. А натуральные благовония не выветриваются, даже если окунуть индийского жениха в индийскую говнотечку, парфюмерные запахи все равно победят. Джай!
Напротив парфюмерной лавки сверкают украшениями витрины серебряной... Огромные серебряные павлины, серебряные подносы и утварь для пуджи. А внутри, под стеклянной витриной, я знаю, серьги и кольца, самые красивые и необыкновенные. Но это коварное искушение меня минует, ведь я отправилась на базар не за гирляндами, не за духами или цацками.. нет-нет-нет...Сердце мое покорил индийский козинак...
Любимый мой ндийский козинак, он не раз скрашивал мне тоску по духовному идеалу.
О, круглый рыжий козинак, упрятанный торговцем от обезьян. Этот козинак делают из арахиса, который заливают гуром - тростниковым сахаром. Гур - это совсем не то, что подают в некоторых азиатских кафешках у нас, гур - это сладкая сладость, такая сладкая, что сводит зубы. Гур слаще сгущенки, карамели и сахара.
Представить, как сладок гур, можно только если выпить стакан тростникового соку. Этот сок продают на дорогах Индии. Такое странное приспособление, индийская гильотина для тростника, длинные стволы тростника перемалывают, и на выходе получается бледно-желтая похожая на подкрашенное молоко жидкость...Однажды из любопытства я решила это попробовать. И лишний раз убедилась, что не все подряд можно тащить в рот, такое приторное питье не для слабонервных. Но вот если его уварить наподобие леденечной тянучки и вплавить в него орехи - вот он, божественный козинак!
Продавец подает мне лепешку козинака, и весь мир становится добрым и благосклонным к моей судьбе.
Хрусть - и снова жизнь полна смысла. Вот оно, счастье.. Ласи и ладду, бурфи и гур...Сари мое такое легкое, что иногда мне кажется, что я совсем без одежды. Хрусть... как прекрасен этот мир, посмотри... Хрусть...Легкий ангел присел на мое левое плечо...
Что-то резкое оттолкнулось от плеча, я не успела понять, что случилось, но рука моя опустела... Я сделала шаг вперед - с плеча моего спрыгнула обезьяна, отскочила шагов на пять, и уселась прямо передо мной на дорожке. В лапе она держала большую половину моего козинака.
- Брысь! - крикнула я ей. Но коварная обезьяна косилась на остатки козинака в моем кулачке и, видимо, прикидывала, стоит ли ради оставшенгося огрызка повторить нападение.
Я очень боюсь обезьян. Как только я приехала во Вриндаван, день на второй или на третий на меня напала целая стая. До сих пор не могу забыть своего шока. Я поселилась в дхармошале, до которой нужно было добираться узкими улочками. Одна из таких улиц была постоянным местом обитания обезьяньих стай. Справа возвышались дома, а слева был двухметровый забор, на котором молчаливыми истуканами в ряд сидели обезьяны. Обычно я проходила мимо, а обезьяны так и оставались сидящими и безучастными. Но в этот раз одна спрыгнула и за ней обрушилась с забора вся стая. Эта большая обезьяна вразвалку подошла ко мне, опешившей от ужаса. Плечистый пегий самец, оттопырив алый зад и обнажив 15 -сантиметровые клыки, уставился на меня. Я застыла от неожиданности. Он обстоятельно вильнув задом пару раз, снова вскинул на меня дикие желтые глаза и дернул лапой за подол сари. Мол, ты кто такая, я тебя первый раз тут вижу.
Я от страха вжалась в закрытую наглухо дверь подъезда.
Для самок действия вожака словно стали сигналом к действию. Штук пять самок подскочило ко мне и давай дергать меня за сари. Остальная стая обступила меня со всех сторон. Ни единой мысли не успело проскользнуть в моей голове, как раздался женский крик:
- Калинди, беги!
И совсем рядом бухнулся кирпич. Увернувшись от кирпича, самки злобно застрекотали и переключили свое внимание в направлении, откуда упал кирпич. Самец издал клич, и вся стая помчалась на женский голос. Моя спасительница была в метрах 15 от меня и кинулась бежать прочь. Я рванулась в противоположную сторону по направлению к дармошале.
Краем глаза я видела, что на наши крики прибежал индус, стоило ему лишь поднять с дороги кирпич, как вся стая, голов 10 обезьян, мгновенно перевалила обратно за свой двухметровый забор. Говорят, обезьяны способны запоминать каждого человека в лицо.
В начале моего пребывания в Индии в религиозной миссии нас строго инструктировали, что по отношению к живым тварям Вриндавана мы должны проявлять себя крайне миролюбиво, помня, что в каждой ящерке, бурундучке, коровке, обезьянке или хрюшке заключается духовная душа. А так как все эти зверушки тут в святом месте на пмж, возможно, они гораздо духовнее заезжих европейцев. Оскорбишь зверушку - сама родишься зверушкой в следующей жизни, и не факт, что в этом самом трансцендентном месте. Вобщем, обезьян я пинать стеснялась. Но и не могла ходить мимо спокойно как индусы, словно это русские дворовые коты и собаки.
А вот Малика - единственная знакомая мне русская, которая объявила обезьянам войну и гоняла их с явным удовольствием. Однажды Джагад-Мохини позвала нас в гости на борщ, который после полгода в Индии воспринимался нами как явный деликатес, и попросила вместо опостылевших лепешек купить индийского белого хлеба в лавке. Мы купили хлеба, но Малика отвлеклась на кока-колу в соседнем ларьке. Подлая обезьяна воспользовавшись этой оплошностью, выхватила хлеб прямо из ее рук. Но Малика не растерялась, она погналась за обезьяной. Обезьяна запрыгнула на сарай. Малика приставила к сараю лестницу и живо вскарабкалась на сарай в сари. Обезьяна скакнула с сарая на крышу рядом стоящего дома. Малика, демонстрируя чудеса эквилибристики, в пару прыжков оказалась на этой крыше. Но обезьяна была сметливее и перескочила на крышу дома на противоположной стороне улицы. Малика, покраснев от ярости, схватила камень со своей крыши и, выругавшись по-русски, метнула подлой обезьяне вдогонку. Внизу восхищенно зааплодировала небольшая толпа индийских зевак. Хлеб ей вернуть все же не удалось, зато она снискала славу среди местных горожан.
- Мне нравится ходить с палкой и гонять их, - смеялась Малика.
Через несколько лет я узнала от ее мужа, что в Индии у нее начались слуховые галлюцинации. Ей стало казаться, что индийские животные, коровки и обезьянки разговаривают с ней, они говорят ей: "Ты нехорошая, уезжай отсюда! Уезжай из Индии!" Она стала путать имена людей, перестала узнавать знакомых и в итоге оказалась в питерской больнице. Индийские поверья обладают особым шармом, когда кто-то рассказывает тебе их при свечах в маленькой комнатке в ночной тишине. Но когда поверья оживают, когда зверье говорит человеческим голосом, а ты просто сходишь с ума, ожившая сказка про звериные души из увлекательной истории перерождается в весьма конкретный психиатрический кошмар.
Вриндаван - живой. И сама Индия как пульс. Эта земля реагирует на наши мысли и желания как "Зона" в фильме Тарковского "Сталкер". Я знаю, что все желания сбываются, но обычно в жизни это происходит очень медленно, возможно через несколько лет, когда желанное уже нежеланно, сбывшееся желание становится обузой. Но в Индии пугает быстрота, с которой мир, вселенная, Бог реагирует на твои мысли и желания.
- Харибол, Яшода! - здороваюсь я со знакомой голландкой. Она идет по базару с большой хозяйственной сумкой.
- Крипая рупаэ.. рупаэ..- слышим мы слабый стон за спиной.
Сквозь толпу за нами плетется нищая индуска...
- Эк рупаэ, матджи (Пожалуйста, дай мне хотя бы рупию), - жалобно стонет она беззубым черным ртом. На глазу у нее голубое бельмо, видит ли она что-то вторым глазом...
Яшода роется в кошельке.
- Нет мелочи! - восклицает она отчаянно.
- Асте!- кричит нам рикша сбоку.
Толпа обходит рикшу, люди задевают нас локтями.
- Асте!! Асте!!
Яшода вынимает из кошелька купюру в сотню рупий и сует ее в руку нищенки. Она медленно склоняется над купюрой и несколько мгновений рассматривает ее бельмом:
- Джай Бхагаван! (Слава Тебе, Господи!) - покорно кивает она головой и плетется себе дальше.
Глядя на нее, я думаю, что Кришна большой шутник. Что все эти странные истории - его произвол.
Лой Базар кончается. И впереди ворота в Нидхуван. В саду Нидхуван деревья танцуют, их ветви склоняются к земле, стволы их скручены и украшены алым порошком кункумы. А забираешься под шатер из ветвей - мягкая пыль Вриндавана нежно касается стоп. И тихо. Обезьяны скачут над головой, а у дерева стоит данда, большая палка. А может, кто-то приходит посидеть здесь в одиночестве, и данда охраняет его покой. Может, кто-то закрывает глаза и видит все, чего не вижу я, а этой дандой он привык отгонять обезьян, которые мешают его медитации...Я оставлю ему послание веточкой на земле)
В саду Сева-кундж деревья маленькие, словно карликовые, кроны деревьев, образующие шатер, словно хотят скрыть что-то от моих глаз. Сад Сева-Кундж - сердце Вриндавана. Стены, окружающие его, и дорожки выложены мраморными плитами, на каждой плите - стих из "Радха-Раса-Судханидхи" - "Океана любви Радхи и Кришны". Здесь самадхи святых, Рупы Госвами. Сева-Кундж закрывают на ночь. Весь сад прочесывают, пристально следя, чтобы ни одна живая душа не осталась здесь ночевать. Ночью сад покидают даже обезьяны, потому каждую ночь Радха и Кришна приходят сюда танцевать. Мне рассказывали, что пронырливые белые, желая обмануть служителей Сева Кундж, прятались под деревьями ночью. И пережившие ночь, они сходили с ума или исчезали навсегда.
Но кто-то невероятный тихонько приоткрыл дверь в волшебный сад, и сквозь щель в мою жизнь просочился таинственный свет, сквозь эту щель я не увидела, а больше почувствовала, что там происходят удивительные вещи, что там изумляющее воображение красота. И только я захотела войти - как дверь захлопнулась наглухо и вокруг воцарилась кромешная мгла. И вот снова все как было - друзья, родители, работы и хобби, мужчины и женщины - вот оно, все то же, но словно оно стало вдруг тьмой и воем. Можно биться головой о стену и проломить в ней дыру, но дверь не откроется.
Сердце мое разрывается от тоски, от слепоты моих глаз. Из всех ужасов жизни самый ужасный в том, что никогда-никогда, НИКОГДА мой Бог не сойдет с алтаря ко мне, он не улыбнется мне, он не заговорит со мной. Ни один святой не пожалеет меня. Моя жизнь пройдет в серости и тоске точно один и тот же день, который тянется вечно. Как мне объяснить, отчего я страдаю, тем, у кого есть дом и кров, кто любит свою семью, друзей и близких, работу, путешествия, интеллектуальный труд и творчество и комфорт ума, - почему, бесцельно слоняясь по Вриндавану я так счастлива и так несчастна?
Я слышала, один белый преданный Кришны, который долго жил во Вриндаване, утопился в Ямуне от того, от того что не мог увидеть Вриндаван сердцем. А я все еще живу. Значит я лгу. И бесконечно белые кришнаиты, приезжая во Вриндаван, рвут свои паспорта, сжигают их, швыряют в святую реку Ямуну. Я вижу их обезумевшие от Вриндавана лица здесь, в индийской толпе.
- Я живу здесь уже четыре года, говорит мне Анита, - а для индусов я все равно белая, чужая...
- Свагатам, свагатам (проходите, пожалуйста), - говорит мне пуджари в храме Радха-Дамодар.
Незнакомые индийские прихожане улыбаются мне. Даршана нет, я пришла поздно, штора на алтаре завешена плотно, и я не увижу Божества. Солнце садится, и его прощальные рыжие лучи играют на стенах харама.
- Идхар, садитесь здесь, - указывает мне пуджари место на полу, рядом с другими индусами.
Меня хотят покормить. Я послушно сажусь на пол. И передо мной кладут тарелку из прессованных листьев, наваливают огромную кучу риса, кладут вареные овощи, картошка и тыква, шпинат, острая приправа и сладкий гулаб-джамун) Я ем аккуратно, двумя пальцами правой руки, а соседи по полу улыбаются мне.
- Вкусно? - Спрашивают меня.
- Бохот ача! Очень вкусно, - с готовностью отвечаю я, благодарно принимая в себя острую еду. Божество Радха Дамодара позаботилось обо мне.
И я не помню, какой сейчас день и какой месяц. Я не помню, будни сейчас или выходной. Происходит это месяц назад или 10 лет назад. Мне все равно. Я хотела бы потерять время.
Но наступает вечер. Деваки позвала меня в один индийский дом, где сегодня поют и проводят пуджу.
- Ты никогда раньше не была на вечерних пуджах Премонанды Прабху? Пойдем!
Это небольшой домашний храм, здесь собрались брахмачари, русские и другие белые паломники, приехавшие на Карттику.
На металлическом блюде зажгли огонь. Мой взгляд следит за огнем, а музыка звучит во мне. И комната пропала, остались только голоса и звуки мриданги, глухие и гулкие. И вот перед моим взглядом - Радха и Кришна в розовых одеждах. Радхарани в розовом одеянии, и словно все от этого окрашивается в розовый, она стоит неподвижно, Кришна очень резво танцует вокруг нее и играет на флейте. Они живые, совершено живые. Я смотрю на них, боясь вздохнуть. Я понимаю, что то, что я вижу-очень странно!
"Только не пропадайте," - думаю я.
И тотчас же они исчезают.
Я снова в комнате, освещенной лишь жертвенным алтарным огнем. Монахи предлагают огонь Божествам на алтаре. Я испуганно подползаю к Божествам ближе, нет, я не их видела только что, это другие Божества. Это были Божества, которые вдруг ожили
Лицо Прабхуджи непроницаемо, он скользнул по мне взглядом у вновь устремил его на алтарь. Может, он гипнотизер? Точно, все дело в нем! А может, не в нем? А может быть, я просто заснула, иначе как объяснить это? Скорее всего, я просто устала, и я заснула всего на минуту. Хотя я совершенно четко осознавала все, что происходит вокруг, я чувствовала вокруг людей и слышала звуки мриданги. Я словно провалилась в какое-то другое измерение.
Много лет я думала, если я расскажу эту историю, мое видение не вернется никогда. Но прошло много лет, оно и так не вернулось. Я могу только вспомнить, что это действительно было. Я знаю, что если Бог не захочет, не важно, что я делаю и как себя веду - он никогда больше не придет. Никогда. Можно молиться, можно выплакать все глаза. Кришна независим, и что может сделать чужестранка, которая ему совсем не близка.
Однажды мой знакомый сидел в московском храме на полу перед Божествами. И вдруг Божество повернуло голову по направлению к нему. От такого, наверное, волосы седеют. Вот оно, Божество, сделанное из латуни, одетое в шелк, в гирлянде из цветов. Вдруг оно повернуло голову к тебе и снова повернуло голову обратно, снова глядит перед собой. Жена запретила ему рассказывать об этом, но он не удержался и случайно мне рассказал. Она сидела рядом и напряженно, тревожно молчала.
С тех пор я все жду, когда Божества сойдут ко мне с алтаря. Я знаю, что практически никогда ни к кому они не сходят. Но почему-то я все этого жду. Враджаваси считают домашнее Божество, Тхакурджи членом семьи. Тхакурджи может являться во сне, может шалить и как домовой проказничать дома.А еще он может сойти с алтаря и обнять тебя.
А Малини в юности была пуджари в храме ИСККОН. Ухаживала за Божествами Нитьянанды и Гауранги. ИСККОНу принадлежал тортовой цех, где кришнаиты изготовляли вегетарианские тортики. Перед тем, как продавать или раздавать тортики прихожанам, их предлагали в качестве подношения Божествам. Однажды другой пуджари, который каждое утро и каждый вечер одевал и раздевал Божества, прибежал к Малини с круглыми глазами.
- Малини! На Божества не налазят дхоти! Божества потолстели!
- Потолстели? Что ты такое говоришь?
- Пойдем, взгляни сама!
Пуджари подвел ее к Божествам.
- Вот! Вчера эти дхоти еще было им впору, а сейчас!? Посмотри сама! Одежда на них не налазит!
Одежда и правда была мала латунным изваяниям Богов. Чудеса!
- Что же мы будем делать? Теперь вся одежда этого размера им мала! Придется заказать одежду на размер больше!
И они выписали одежду на размер больше.
А через год закрылся тортовой цех. И спустя какое-то время пуджари снова прибежал к Малини с круглыми глазами.
- Божества похудели, Малини! Вся одежда сваливается с них!!!
Жизнь скучна без чудес. Без проказ и проделок Кришны. Зачем она, такая... Мои Боги - ведь я видела вас? Ведь вы не приснились мне?
Я выбегаю на узкую улицу. Мне необходимо понять... что это было... День уже прекратился, солнце ушло, но еще не темнеет, невнятное то ли голубое, то ли серое небо. Это время суток называют сандхи, день сменяет ночь. На улице нет ни души. Так тихо, только звуки киртана мчатся мне вслед.
Улица такая узкая, что если развести в стороны обе руки, они упрутся в стены. Улица такая безлюдная и тихая, небо неподвижное и неясное, что мне тревожно. Я возвращаюсь в свою комнату в дхармошале. Вдруг из-за поворота показывается свиноматка с потомством. Свиноматка весом в центнер а то и два невозмутимо движется на меня. Поросятки семенят следом. Улица узкая, и свиноматку мне не обойти. По обе стороны открытая сточная канава. Я отскочила вправо и вжалась в вырезанный в стене барельеф. Свинья с достоинством прошествовала мимо. Похрюкивая, за ней пробежали поросятки. Хрюши - санитары Вриндавана, все, попавшее в открытую канализацию, съедают хрюши. И счастливые, они плещутся в черном канализационном дерьме.
Вриндаван мистичен. Вриндаван - не место на карте. Этот пыльный занюханный городок с пестрым шумным базаром, коровами на улицах и толстыми чушками, удручающе облезлые памятники древней архитектуры, открытая зловонная канализация, пыль и жара. Вриндаван как мерцающий мираж проступает сквозь эти облезлые стены, сквозь столбы желтой пыли, поднимаемые рикшами на дороге.
Гопешвара винодини вриндавана чандра - пели в чьем-то доме по соседству.
Тяжело и медленно над Вриндаваном поднималась сияющая полная луна.