Слезы солнца
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Приглашаю встретить рассвет вместе с моим героем в самом сердце пустыни.
|
Слезы Солнца
Был очень сильный ветер с моря, и в тени пальм едва ощутимо пахло водорослями. На лазурной воде бухты, отрезанной от моря коралловыми рифами, то тут, тот там, проступали легкие белые стайки пены. Поймав ветер, вдоль берега скользил яркий парус серфингиста.
Цвели акации. Пронзительное голубое небо разрезал скользнувший на потоке ветра сокол.
Мой проводник - Али - не торопился, долго расспрашивал меня, хорошо ли я держусь в седле. Утвердительно отвечая, я все поглядывал на часы: хотелось побыстрее отправиться в пустыню.
-Голову прикрыть надо, - круглолицый араб был недоволен. - Наше солнце коварное, вроде бы все хорошо, едешь, хорошо, а потом очнешься на песке, а лошади и след простыл. Так-то.
-Я же тебя не просто так с собой беру, - усмехнулся я.
-Учись как надо, а не как хочется, - резко отрезал Али. - Кобылу твою зовут Шакира, как ту испанскую певичку. Знаешь ее? Она танцевать умеет, рысь, галоп - хорошая лошадка.
Теперь смотри: повод - очень легко, понял? У нее во рту штыри, - он для убедительности показал указательными пальцами нечто, напоминающее клыки. Говорил араб по-английски уверенно, но довольно примитивно. Был он круглолиц и загорел так, что в белой накидке казался совершенным негром.
Это был мой первый визит в аравийскую пустыню. Типичный турист - первооткрыватель с большой трубой объектива на пузе. Ну, уж куда наш брат без фотоаппарата?
-Али, - допытывался я, переминаясь с ноги на ногу, а до гор на лошадках доехать можно?
-Можно, - араб тщательно подтягивал седло на рыжей, угловатой кобыле с нервно прядающими ушами. -День пути, - он скептически покосился на меня. Я лишь усмехнулся. Не так, чтобы я мог похвастаться жокейской выправкой, но кое-какой опыт в верховой езде у меня был.
-Давай, - сказал Али, отступив в сторону. - Посмотреть на тебя хочу.
-Не вопрос, - проворчал я и коротко подобрал повод, чтобы, когда я буду садиться в седло, лошадке не вздумалось прогуляться.
-Эй, эй, Евгений, - тут же напомнил Али. - Помнишь: повод - легко-легко. Шипы, - он снова приставил указательные пальцы ко рту.
-Да, помню, - повод я все же ослабил и рывком взгромоздился на Шакиру, почувствовав, как вес чуть не перетянул меня на другую сторону. К счастью, я удержался.
-О, Боже! - выкатив белки глаз, многозначительно сообщил мне проводник. - Удобно стремя?
Я привстал, седло скрипнуло.
-Все нормально.
-Ну, давай, - араб хлопнул кобылу по худому рыжему боку. Как и испанская певичка, лошадка была на мой вкус худовата, бедренные кости ощутимо торчали из ее крупа.
С заданием я справился удачно, прошелся вдоль пляжа рысью, с непривычки поначалу придерживаясь за седло рукой, потом, по широкой дуге - галопом. Кобылке и понуканий не требовалось, она бежала охотно, правда галоп у нее оказался таким же костлявым, как и тело - в седле меня изрядно трясло.
-Браво! - крикнул Али и нырнул под крытый пальмовыми листьями навес для лошадей. Обычно, приводя свой маленький табун на восемь голов в отель, Али ехал на сером в яблоках статном жеребце, в котором просматривалась чистая арабская кровь. Он рядил его в красивую, украшенную красными кистями сбрую, пытаясь привлечь туристов.
Сейчас, привязанный к столбу конь, фыркнул, вытянул длинную шею, коротко зажал, весь напрягшись. Всем своим телом он тянулся к кобыле подо мной и Шакира несмело шагнула к загону, осторожно потянулась, коснувшись носом его морды.
-Ах ты, похотливый жеребец! - добродушно усмехнулся я и настойчиво потянул повод. Кобыла неохотно отвернулась.
Али вывел из загона белую лошадь с неровной серой гривой.
-Тоже хороша? - видя мой взгляд, заметил он. - Арабские крови творят с лошадьми чудеса! Ее зовут Ноне - мое сердце, моя любимица. Наши сердца бьются одновременно, мы живем с нею, словно дышим. Не могу прожить без нее ни дня!
Я хотел было спросить о его семье, но сдержался. Постеснялся, наверное. Египтяне - народ разговорчивый, захочет, расскажет сам.
Вскочив в седло - даже не коснувшись ногами стремян - Али указал мне в сторону ворот.
-Едем в пустыню, но не быстро - асфальт.
-Кони не подкованы? - поинтересовался я. Мягкие конские копыта и вправду не приспособлены для езды по твердым дорогам и камням, но, если подковать лошадь, она вполне могла бы бегать рысцой даже по асфальту...
-Постойте!
Я обернулся. К нам торопился высокий молодой мужчина в очках с коротко остриженными под ежик волосами.
-Опять задержка? - немного рассердился я, но, приметив на плече мужчины превосходный фотоаппарат, подобрел. Обсудить достоинства и недостатки камер - это я с удовольствием. Как-то сразу захотелось, чтобы он поехал с нами.
Парень говорил с Али только по-русски:
-Сколько стоит прокат?
-Двадцать пять долларов час.
-В пустыню?
-Если платите два часа - едем в пустыню.
-Сейчас можно вместе с вами? - парень наградил меня быстрым взглядом.
-Кончено! - оживился араб. Не удивительно, за тоже время он заработает в два раза больше. - Шаг? Галоп?
-Спокойную, - попросил парень.
-Здравствуйте, - подтолкнув Шакиру, поздоровался я. Так, как нам предстояло провести два часа вместе, дружбу завязывать можно было уже сейчас. - Евгений из Москвы.
Я перегнулся с седла, протягивая руку.
-Уф, - радостно вздохнул парень. - Сергей. Я уж думал, вы немец. Я по-английски, знаете ли, ни бум-бум. Окей, да еще про время спросить могу. Не дано мне это, язык выучить.
-А по профессии вы кто? - поинтересовался я.
-Журналист из глубинки. Нет, если бы я английский выучил, наверное, пошел бы дальше, а так, - Сергей грустно поковырял носком ботинка асфальт.
-И как же вас сюда занесло?
-Как и всех, отдыхаю я, - как-то даже удивился моему вопросу журналист.
Али подвел и усадил Сергея на гнедую низенькую кобылу, назвав ее Наташей, и мы, наконец, тронулись. Простучали по асфальту копыта под веселые крики детворы, которых мамаши спешили сфотографировать на нашем фоне. Один малолетний карапуз и вовсе застыл на пути лошадей, сунув палец в рот. Али перегнулся и ловко подхватил ребенка, усадив его перед собой в седло. От двери номера уже бежала женщина.
-Саша! Саша! Посмотри на маму!
-Фото - пять долларов, - заулыбался араб, когда женщина подняла маленькую серебряную камеру.
-Да сейчас! - разозлилась женщина. - Кризис, какие пять долларов?!
-Шутка, шутка, - замахал руками Али и приподнял маленького Сашу. - Снимай.
Мы с Сергеем объехали эту умилительную картину и поехали дальше. Лошади шли как-то неохотно, шевеля ушами и прислушиваясь к голосу хозяина, который разговаривал с ребенком.
-Не очень умеешь верхом? - уточнил я.
-В пустыню хочется, - пожал плечами журналист. - Ну, посмотреть на нее поближе. Изнутри. Чтобы не знать, куда едешь, и где находится теперь отель. Потеряться хочется.
-И зачем? - не понял я.
-Для городского человека это как встряска, ну, чтобы не забывать.
-Что не забывать?
-Ну, - Сергей замялся. Он вообще очень часто нукал. - Мы в городах живем, день ото дня одно и тоже. Душ, магазин, Интернет, телевизор, ковер на полу, электричество...
-Цивилизация, - подсказал я.
-Ну, очень веское слово, не находишь? Ты вот не был на здешних экскурсиях?
-Нет, а что, с ними что-то не так?
-Ну, так, все так. Я тут был на одной. Не смог усидеть в отеле. В город Люксор ездил. Ну, они там показывают древние египетские храмы, гробницы, колоссы, стелы и развалины. Ну, можно было и к пирамидам Гиза съездить, но не хочется два дня в автобусе провести. А Люксор близко.
-И как тебе? - видя, что Сергей замолчал, подбодрил я.
-Ну, как-то так... странно. В храмах на стенах множество рисунков, египетская письменность, изображения Гора, Анубиса, фараонов. Там топчутся толпы туристов, фотографируют и не замечают будто. Ну, в Египте ведь нет дождей, и на стенах везде видны бурые пятна - капли жертвенной крови. Скорее всего, я думаю, это козья кровь, но, зная обычая древних людей, невольно думаешь о человеческих жертвах.
-У тебя богатая фантазия, - сказал я и подумал, что у моего попутчика те еще тараканы в голове. Но вслух, ясное дело, ничего не сказал.
Тут нас догнал проводник.
-Ну, мне понравилось, - подвел итог журналист. - Это очень полезно: посмотреть, как живут другие народы, немного попридумывать. Ну, не пожалеешь! Чем сидеть в отеле, лучше съездий в Люксоре, глянь, как тут люди живут, в Москве ты такого не увидишь.
-Не, лучше завтра до гор добраться, ну их, людей этих. Мне людей и в городе хватает, - проворчал я.
-Дело говорит, Люксор - интересно, - по-русски сообщил Али и уже на-английском закончил: - Все равно ты на лошадь завтра сесть не сможешь, нечего над собой так издеваться. Закажи лучше экскурсию, и съездий. Может, увидишь что-то такое, что не покажет тебе гид.
-Это почему я не смогу? - удивился я.
-Увидишь, - араб криво усмехнулся.
-Что он сказал? - полюбопытствовал журналист.
-Люкср советует, - отмахнулся я.
Мы проехали по аллее, окруженной высокими эвкалиптами, стараясь не глядеть на широкие песчаные поля за ними. Ровные, словно над ними поработали катки, с редкими кучами мусора, у которых спали приблудившиеся к отелю собаки.
Зелени становилось все меньше, и вот уже путь нам преградили ворота отеля, и охранник услужливо открывает нам шлагбаум. Оглянувшись, я увидел деревья и светлые постройки, а за ним - далекую полоску лазурного моря.
Мы проехали через ворота и на мгновение замерли у дороги, пережидая, когда проедет туристический автобус. Трасса казалась маслянисто-черной, асфальт словно расплавился, и чудилось, он вот-вот начнет прилипать к конским копытам.
-Не очень жарко сегодня, - словно читая мои мысли, сообщил Али. - У нас бывает и пятьдесят градусов. Тогда из пустыни поднимается горячий ветер. Этого дыхания не может выдержать никто. Даже я не выезжаю туда, когда ветер пустыни раскален. Давайте, пока машин нет.
Мы пересекли дорогу и сразу оказались на помойке. Весь песок был завален разнообразным хлам, в ярком солнечном свете побликиволо битое стекло, валялся пластик, нагромождения строительного мусора; из песка торчали поломанные деревянные клетки и порванные машинные покрышки.
-Ничего себе, - фыркнул я. - Грязно как. А мы еще в России ругаемся, будто все замусорили.
-Я думал, пустыня почище, - отозвался Сергей. Поняв, о чем мы говорим, проводник грустно сообщил:
-Это не пустыня грязная, это люди. Везде, где есть человек, он оставляет после себя все что угодно, только не чистоту. Ты покурил, - араб поднес к губам пальцы, - а потом сигарету бросил. Ты же не понесешь ее до отеля!
-Может, и понесу, - возразил я.
-И в этом не будет никакого смысла. Все здешние отели, - араб развел руками, указывая на побережье, - никогда не раскошелятся, чтобы отвезти свой мусор в Хургаду на городскую свалку. Они выбрасывают его здесь, в пустыню, и сжигают. Дешево и быстро.
-Ничего себе! - покачал я головой.
-Так везде вдоль дорог. Мы едем в машине и ... пшик - бутылку выкинули из окна. Обертку, газету. Но пустыня большая. Там, за горами, где нет людей, нет и мусора. Там только ветер и солнце.
-Че рассказал-то? - уточнил Сергей, с интересом глядя, как мимо, подскакивая на ухабах, гонимая ветром катится картонная коробка. -Смотри, какой прогресс! Эволюциоировавшее перекатиполе!
-Да уж, фыркнул я. Али сказал, что там, где люди, всегда гадюшник. А где людей нет, там чисто, но нахрен оно нам надо? Как думаешь, пройдемся галопом?...
И тут проводник запел. Его глубокий и сильный голос заставил лошадей встрепенуться, охватил нас, придавая уверенности. Повинуясь словам песни, лошади перешли на рысь, словно по волшебству ускоряясь. Нам и делать ничего не надо было, только наслаждаться налетевшим, засвистевшим в ушах ветром, приятно скользившим по коже. Чуть поотстав, проводник продолжал петь и лошади внезапно скакнули вперед, уносясь галопом.
Эти мгновения показались мне тягучей вечностью. Я оглянулся и ветер, свистевший в ушах, отпустил. Мне показалось, я почти понимаю слова арабского, мне понятен смысл песни, такой уместной среди серого песка, выбеленного солнцем неба и яркого света.
Приняв мой взгляд за приглашение, проводник поравнялся с нами, и теперь я отчетливо слышал песню.
Вокруг скользили высокие, в два человеческих роста, нагромождения песка и никто из нас больше не обращал внимания на мусор. Солнце прыгало с одного бархана на другой, но не слепило. Просто невозможно передать словами: Али и его песня, его волшебные, слушающие голос хозяина лошади были словно рождены для пустыни...
-Тррррр, - Сергей натянул повод, останавливаясь в клубах белесой пыли. Лошадь присела на задние ноги, зарываясь в песок. - Это уже слишком! - заорал он и я понял, что журналист чуть не вывалился из седла. Он неестественно перекосился, видимо, отбил одно чувствительное место. И вправду, без определенной сноровки ездить верхом - одно мучение.
-Я хотел шагом! Просто прогуляться по пустые, чтобы не ходить пешком! Я не готов платить за эту бешеную гонку! Верните меня как-нибудь в отель!
-Он недоволен, - пояснил я, - не умеет быстро ездить, хочет обратно в Азур.
-Сейчас, сейчас, - Али торопливо достал сотовый телефон и затараторил в трубку. Не прошло и пары минут, как к нам подъехал босоногий паренек-конюх на лошади без седла.
-Он проводит тебя до отеля, - перевел я слова араба. - Шагом, как ты и хотел. Через те барханы.
-Тебе понравилось танцевать с Шакирой? - лукаво спросил проводник, когда Сергей с конюхом исчезли из виду.
-Как ты заставляешь их слушаться песни? - вместо ответа, спросил я.
-Я, мой отец, мой дед и прадед уже триста лет занимаемся лошадьми, - Али направил Ноне правее вдоль далеких гор. - Ты вырос верхом на стуле, а я в седле.
-Что, так заметно? - усмехнулся я.
-Ты сидишь на лошади как мешок с желтым чаем, но, если хочешь, я могу научить тебя.
-Мне всегда казалось, что я сносно держусь в седле, - обиделся я.
-Нет предела совершенству, - дипломатично ответил араб.
-О чем была твоя песня?
-О девушке, чей вид красивее восхода солнца, - Али задумчиво потер переносицу. - Я люблю романтические песни. Знаешь ли, я романтик.
-Вы поете только о девушках, - засмеялся я.
-У настоящего араба, настоящего сердцем, есть две мечты: хороший конь и прекрасная жена, будоражущая разум.
Я подумал, что араб, когда хочет, начинает изъясняться на-английском весьма пространно. Он не так прост, как мне показалось с самого начала.
-У меня есть друг, - говорил тем временем араб, - он хороший человек, учитель. Ему есть чем гордиться. Он был женат. Я говорю "был" с грустью. Они с женой развелись. Женщина работала врачом и часто дежурила ночами, а он от рассвета до заката преподавал детям естественные науки. Они почти не виделись, потому что он работал на двух работах. Она попросила его: откажись от одной, чтобы мы могли проводить время вместе. Я хочу быть женой, но вижу тебя редко-редко. Да, все проблемы сейчас в том, что люди не видят друг друга. Расстояние делает их еще более чужими, чем они есть. И люди перестают понимать дуг друга. Не хотят понимать.
Наверное, самое великое, что возможно в нашей жизни - быть счастливыми вместе. И хранить это чувство здесь! - араб ударил себя кулаком в грудь.
-А лошадь? - помолчав, спросил я.
-Жеребец нужен мужчине для души, для напоминания о силе, мужестве и безудержной страсти. Вот Сергей уехал, потому что испугался. Его мужество ускользнуло...
-Он просто никудышный ездок! - объяснил я.
-Его напугала пустыня! - уверенно заявил Али.
-Ну-ну, - фыркнул я и потянулся за фотоаппаратом, чтобы запечатлеть удивительной красоты пейзаж с полосатыми, красно серыми барханами, но обнаружил, что камера разомкнута и батарея выпала где-то на песок, должно быть, когда мы неслись галопом в сторону гор.
-Мать твою! - не сдержался я. Батареи для профессиональных аппаратов стоят дорого. -Чертова пустыня!
-Что такое? - заволновался проводник.
-Потерял! - я нагнулся с седла, вглядываясь в песок, наивно надеясь, что батарея выпала только что.
-Ооо, - протянул Али, - камера сломалась. Нет, и не надейся. В пустыне можно найти разве что сотовый телефон.
-Ну да, - недоверчиво отозвался я, понимая, что белую батарею размером со спичечный коробок среди песка ни в жизнь не отыскать.
-Если пустыня что-то взяла у тебя - это хороший знак, - сообщил мне проводник. - Значит, твоя душа ей уже не нужна. Но сотовый телефон пустыне обычно отдавать жалко-жалко и его, в отличие от всего остального, легко найти.
-Да как его тут найдешь? - в раздражении, я повысил голос.
-Как-как, - передразнил меня Али. - Слушай. Перед закатом царит тишина, а телефон умеет звонить, - он весело рассмеялся, не разделяя мое огорчение по поводу потери.
Ну да, - подумал я. - Взять второй телефон и набрать номер оброненного. В полной тишине, когда перед самым закатом даже ветер затихает, захваченный очарованием вечера, пронзительное пиликанье телефонной трубки отчетливо разносится на десятки метров вокруг.
Закрыв камеру и перекинув ее за спину, я снова тронул пятками кобылу. Она тут же припустила легкой рысью - пришлось придерживать. Торопиться не хотелось, тем более что солнце только-только склонилось к песчаным горам. Было немного грустно, что в Египте с этого фотоаппарата я не сделаю ни единого снимка. Придется фотографировать другой, более дешевой камерой.
Глядя за тем, как я оглядываюсь вокруг, Али сказал:
-Тот паренек-конюх, что приезжал, никогда не сможет работать с людьми. Только с лошадьми.
-Да, и почему же? - я покороче подобрал повод, чтобы Шакире неповадно было сбиваться с шага на бег.
-Чтобы работать с животными, надо любить их душой. Нужно быть очень добрым и строгим. Работа с животными делает человека чище и ярче.
Чтобы работать с людьми, нужна твердость камня и гибкость травы. Нужно уметь смотреть, слушать, понимать. Нужно глубоко уважать каждого. Чтобы персона была довольна, нужно уметь подстраиваться. Мой конюх любит лошадей, но не умеет переступать через себя. Когда он верхом, ему лишь бы скакать быстрее и быстрее. Чтобы ветер и песок, день - ночь мчались рядом. Он не умеет делать то, что надо другим. Вот я вижу: ты задумался, тебе расхотелось мчаться, и я ни за что не буду понукать твою кобылу, потому что эта поездка для тебя.
-А тебе, Али, не интересно ехать медленно?
-Интересно, - проводник улыбнулся, показав два ряда белых ровных зубов. - Потому что можно говорить. Можно узнавать много историй и рассказывать свои.
-Тогда, - заметил я, - твой конюх просто еще слишком молод. В его крови кипит юность, а в мыслях нет места словам, только делу.
-Может, ты и прав, все еще изменится, - Али от чего-то погрустнел и пояснил: - Иногда очень тяжело, что в мире нет ничего постоянного для человека. Ты только привыкаешь к чему-то, а оно раз, и уже другое. Если поедешь в Люксор, прислушайся к камням, они такие уже много тысячелетий.
Он указал рукой в сторону:
-Нам туда.
Ну, естественно, Али оказался прав. Наутро я с трудом слез с кровати, хотя в седле вчера был всего пару часов. Благо, я послушал его совета и заказал экскурсию, а то бы провел весь день кряхтя, словно столетний дед, и переползая от шведского стола до лежака у бассейна. И от бара до моря. А так пришлось встать раньше обычного, в пять утра, потому что автобус отбывал рано, стремясь добраться до храмовых комплексов до начала настоящей дневной жары.
По утрам я обычно до безобразия рассеян и легко впадаю в коматозные состояния, теряя драгоценное время. Вот и тогда я подошел к зеркалу и долго смотрел в него без выражения, толи пытаясь припомнить ночной сон, толи вовсе ни о чем не думая. Потом взял зубную щетку и дезодорант, открыл крышку и чуть не намазал его вместо зубной пасты. Остановился в самый последний момент.
Пришлось принять душ, чтобы прийти в себя. Потом я вышел на балкон и закурил. Серые сумерки рассвета завладели Египтом, зелень в саду казалась черной, а заросли бугинвилий под самым моим балконом закрыли свои королевские цветы. Пахло прохладной влажной землей из-за работающих на газонах поливалок.
Мимо на велосипеде паренек из числа обслуживающего персонала повез стопку пустых пластиковых контейнеров. Во всем цивилизованном мире для подобных целей используют минимашины, а тут, по старинке, на велосипеде. Так мой дед возил брус от железнодорожной станции, когда строил наш дачный дом. Тогда ничего не было и денег тоже не было, ему чудом удалось добыть где-то два вагона бруса, но ведь их надо было перевезти. И за шесть километров он гонял на велосипеде, клал вдоль руля брус и вез его. И снова. И снова.
Автобус немного опоздал, и я стал свидетелем потрясающего зрелища: всходило солнце. Обливая далекие склоны песчаных гор своим оранжевым светом, оно стирало чудовищные, причудливые тени, снова оживляя безликий мир вокруг. Карликовые цапли, величественно расхаживающие по изумрудным, ровно подстриженным газонам, с шумом расправляли крылья, радуясь новому дню.
Нет! Мне определенно нравился отель, где я остановился.
Всю дорогу до Люксора - а это почти четыре часа - я смотрел в окно. Однообразный пейзаж мог наскучить кому-нибудь другому, но не мне. Я прислонился виском к стеклу и косился за окно, впитывая в себя незнакомые, такие чужие картины.
Шоссе резко отвернуло от Красного моря, уводя вглубь материка; вдоль дороги, присыпанная песком, потянулась странная насыпь, на которой изредка вдруг словно вспыхивали целые заросли изумрудных растений. Не сразу я догадался, что это трубопровод и растения вылезают там, где из труб утекает вода. В этом странном, желтоватом мире, жизнь была возможна лишь там, где присутствует живительная влага.
Среди пустыни часто попадались показавшиеся мне сперва развалинами дома без окон и крыш: только серые, истрескавшиеся стены.
-Это дома бедуинов, - негромко, чтобы не разбудить спящий автобус, ответил на мой вопрос гид. - Они приходят, стелют на пол солому и тростник, на крышу кидают пальмовые листья и живут. Потом уходят. Кочевники пустыни, их дом там, где их сердце. Они все носят с собой. Зимой тут бывает холодновато, градусов четырнадцать, но у них есть плотные одеяла из верблюжьей шерсти. Очень теплые.
Я подумал, что сам по молодости частенько ночевал осенью в палатке на природе на берегу Оки, и, вылезая утром, чтобы справить нужду, видел сахарный белый иней на траве. Четырнадцать градусов, ничего особенного.
Спустя четыре часа мы въехали в окраины города Люксор и пейзажи резко поменялись. Потянулись зеленые, заливные поля, вдоль дорог шли оросительные каналы, в них купались ребятишки, плавали гуси и стояли с умным видом буйволы, обтянутые свинцово-поблескивающей ровной шкурой, подчеркивающей худобу истощенных животных. Никогда раньше я не видел таких скелетоподобных зверей, казалось, в них нет ни грамма мяса.
Женщины черпали ведрами из канав воду для питья, готовки и стирки, мужчины - устанавливали насосы для поливки полей, здесь же подростки ловили рыбу. Мы скользили за окнами автобуса мимо этой странной, ограниченной, привязанной к канаве с водой жизни, и чувствовали себя выше и умнее. То тут, то там паслись стада коз, бегали среди развалин, в которых жили крестьяне, курицы, там же, в одной из комнат, скрылась в тени корова. Куда-то бежал высокий белый осел, на спине которого с радостным выражением лица восседал маленький египтянин. На осле не было ни седла, ни уздечки и он бежал сам, просто вперед, а его шестилетний наездник радовался незапланированной прогулке.
Редкие, изогнутые пальмы давали рассеянную тень, среди которой в пыли копошились курицы и облезлые собаки, дети и козы. Дома все были обшарпанные, недостроенные, из крыш многих торчала арматура, и гид рассказал нам, что у египтян принято, чтобы новое поколение селилось этажом выше, надстраивало себе новый этаж над домом родителей. В большинстве случаев денег не хватало, и стройка замирала на самом начальном этапе.
Нищета и голод, вот, что я увидел, въезжая в Люксор. Бесконечная антисанитария и отсутствие цивилизации потрясали до самой глубины души. Когда в наше время у каждого второго есть компьютер и у каждого найдется в кармане сотовый, эти люди в трущобах жили так, словно не существовало электричества и высоких технологий. Я не заметил ни одного трактора, они пахали свои поля на низкорослых короткомордых осликах, как и их предки. У них не было канализации, не было никакой воды, подаваемой в дома, не было душа и унитаза, не было даже плиты! Многие так и готовили на кострах и из домов, казавшихся мне развалинами, к кристальному голубоватому небу поднимался густой белый дым.
Осликов, запряженных в повозки, становилось все больше, а машин не прибавлялось, потом появились черные двухместные экипажи, запряженные лошадьми и явно рассчитанные на туристов. Город Люксор запомнился мне не как город храмов, и не как город, построенный на берегах Великого Нила, казавшегося первым и единственным чудом света среди разогретого жарким солнцем камня и песка. Он запомнился мне городом экипажей. Они походили на английские двуколки и были везде. Они стояли, запаркованные рядами, будто такси в Нью-Йорке, бесконечные обочины черных кебов и разноцветных лошадей. Сам город пропах лошадьми, конским навозом и мочой. Ни дуновения ветра, ни колыхания редких деревьев. Только ребятишки с ткаными платками, бегущие за группой туристов и кричащие: "Бакшиш! Бакшиш!".
Они хотели денег, ориентированные на туризм; они зарабатывали как могли, пытаясь продать чужакам все, что у них было: товары, улыбку, фотографию, рукопожатие. Они за все хотели получить деньги, зная золотое правило: попытка - не пытка. Кто-то получал, кто-то нет. Насколько я понял, чаще всего с ними расплачивались за поданную руку или случайную фотографию немцы. Этот народ всегда относился серьезно ко всему происходящему. А вот русские чаще всего возмущались и злились. Русский человек не любит, когда его вынуждают платить за то, чего он не заказывал.
Этот день, странным образом, показался мне дурным сном и принес утомление и непонимание. Когда в отеле меня ждала приятная тень, удобные лежаки и выпивка в любое время, тонны еды в четырех ресторанах, эти люди по-настоящему нуждались, жили на гроши. Зарабатывавшие 20 долларов в месяц считались богачами. В трущобах крестьяне существовали лишь благодаря натуральному хозяйству, довольствуясь правилом: вырастил - поел.
Это ужасало. Никогда бы не смог жить так. Я привык, что на куриную тушку, хлеб и макароны всегда смогу себе заработать. Для подобного рациона в Москве не надо было особенно напрягаться, не надо было иметь ничего кроме желания. Даже профессия была не нужна. Продавец в салоне сотовой связи, работник МакДональдса, уборщица в Метро - огромное количество востребованных профессий, которые обеспечивали бы прожиточный минимум. Но в Египте все было перевернуто с ног на голову и это пугало...
-Здравствуй, Али, - сказал я, подходя к радушно улыбающемуся проводнику.
-Здравствуй, - араб приветливо пожал мне руку. - Давно тебя не видел, где же ты пропадал?
-Да, отдыхал, - я невесело улыбнулся. - Ждал, когда ноги перестанут болеть. Вот, в Люксор съездил.
-И как же? - заинтересовался Али.
-Поражен. Мы поедем завтра до гор?
-А ты про Люксор расскажешь?
-Можно подумать, - поморщился я, - мы не поедем, если я откажусь.
-Эта поездка на весь день, - предупредил проводник. - Выезжать надо в пять утра. В самое жаркое время мы доберемся до стоянки бедуинов, там отдохнем и поедем обратно.
-Али, я не хочу встречаться с людьми, - у меня было плохое настроение. - Я хочу узнать пустыню, бедуины меня не интересуют.
-Люди, верблюды и лошади всегда были частью пустыни. Ты не поймешь ее, пока не научишься просеивать песок. Но я не уверен, что знание, которое ты можешь здесь найти, пойдет на пользу.
Проводник нахмурился.
-А ты сам знаешь? - не сдержался я от ехидного тона.
-Я знаю. Самое большое сокровище этих барханов - Слезы Солнца. Ты в детстве не искал клады?
-Искал конечно!
-И, находил? - поинтересовался проводник лукаво.
-В детстве кладом могла стать ржавая вилка, - отозвался я, глядя на проводника и понимая, чего он от меня ждет, - или птичье перо. Да, я находил этих кладов столько, что тебе и не снилось!
-Но все меняется? - уточнил араб. - Теперь птичье перо не обрадует тебя?
-Только, если это будет жар-птица! - засмеялся я. - Ты сказал "Слезы Солнца". Это сокровища? Есть какая-то легенда?
-О! легенд - тьма тьмущая. Тебе какую: с проклятием в конце или добрую?
-Ты лучше скажи: эти Слезы Солнца - драгоценные камни какого-то из фараонов?
-Драгоценнее некуда, - араб хитро усмехнулся. - Это величайшие дары бога Ра.
-Сапфиры, рубины, алмазы? - уточнил я.
-Они разные, - проводник пожал плечами. - Никто толком не знает. А кто знает, тот никогда не расскажет. Слезы Солнца можно найти лишь тогда, когда бог солнца Ра взойдет по прозрачным ступеням и обратит свой взгляд на искателя - так говорят древние свитки. Мы можем попробовать найти их для тебя.
-Ты, небось, ищешь их всю жизнь, и не нашел, а мне в Египте осталось отдыхать три дня. С чего ты решил, что нам все удастся?
-Но мы ведь можем попробовать? - сказал араб серьезно. - Мы можем потерпеть неудачу или найти то, что ищем. И это будет результат. А если мы будем просто сидеть, сложив руки на животе, какова будет нам цена?
Следующим утром я был неоригинален и вновь чуть не намазал на зубную щетку крем для бритья. Ненавижу рано вставать, для меня это равносильно бедствию мирового масштаба. Приходится принимать таблетки, чтобы не болела голова, пить энергетики, чтобы немного прийти в себя, курить, чтобы, наконец, проснуться.
Было еще темно, когда я спустился в ресторан, где меня ждал скудный континентальный завтрак из соевой колбасы, сыра и булочек. Я прожевал бутерброд, запил его растворимым кофе и, повесив на бок сумку с водой и фотоаппаратом, побрел к конюшне. Признаться, когда доходит до дела и ради этого дела приходится рано вставать, я испытываю острый дефицит энтузиазма и радости. Весь он видимо остается дремать на подушке в теплой и такой уютной под утро постели.
Я долго сомневался, брать ли с собой фотоаппарат и сотовый, потом выложил оба прибора, боясь потерять их, но потом, плюнув на все, взял камеру. Дважды казусы с одними и теми же вещами не случаются. Так что мой фотоаппарат в безопасности, а вот телефон точно потеряется.
Али как всегда встретил меня белозубой улыбкой, он казался свежим и отдохнувшим, хотя накануне вернулся из пустыни с туристами около двенадцати ночи (я как раз прогуливался по аллее и видел, как его маленький караван из трех человек проследовал к пляжу, где он ссаживал катающихся). А ведь ему еще потом надо было добраться до конюшни, расседлать и напоить лошадей. Вряд ли мальчишка-конюх задерживается у лошадей до ночи, скорее всего мать ждет его домой гораздо раньше полуночи. По всему выходило при самом лучше раскладе, что Аали спал часа три, но вовсе не выглядел помятым или усталым.
-Сегодня я дам тебе мою Ноне, у не шаг мягкий-мягкий, чтобы ты как можно дольше не уставал. Путь у нас долгий и длинный, Слезы Солнца спрятаны где-то там, за песчаными горами. Ты хочешь, чтобы я вернул тебя в отель к ужину?
-Это не принципиально, - отмахнулся я. - Ведь главная наша цель - найти камни.
-Я бы не хотел, чтобы ты звал Слезы Солнца камнями, это ранит мое сердце, - попросил Али.
-Никаких проблем, друг, - проворчал я, карабкаясь на спину белой кобылы.
-Вот и славно! Что у тебя в сумке?
-Литр воды и фотоаппарат, - я подобрал повод.
-На голову что взял? Я отвечаю за тебя...
-Оставь это, , мне не страшно никакое солнце. Никогда в жизни мне даже голову не напекло, а уж я попутешествовал по жарким странам.
-Зря. Ой, как зря, - нахмурился проводник.
-Если тебе так спокойнее, я в любой момент могу снять рубашку и замотать ею голову.
-Как знаешь, вас, русских, не переубедишь! - Али сел на рыжую кобылу и тронул ее с места. - Ты обещал мне рассказать про Люксор. Но только не так, как все: я был там, мне понравилось. Лучше расскажи, что ты думаешь о том, что увидел.
-Очень много кебов, словно в Англии девятнадцатого века, - подумав, сообщил я. - Вереницы лошадей, парковки для лошадей, заправки для лошадей. С ума сойти.
Понимая, что несу чушь, я замолчал. Мы покинули территорию отеля и двинулись по обочине дороги.
-А руины, что ты думаешь о них? - спустя некоторое время спросил проводник. - Многие люди - паломники - приезжают, чтобы медитировать, чтобы прикасаться к камням и чувствовать древность. Они пытаются услышать прошлое. Ты не пробовал?
-Знаешь, Али, - серьезно ответил я, хотя сам был далек от мистики и экстрасенсов, медитации и колдовства. - В этих камнях так много времени, что они пусты. В них в плену эхо прошлого, но века делают эти знания опасными для человека. От духоты и прикосновения к развалинам у меня разболелась голова. Я бы лично побоялся влезать в те камни, мне кажется, они способны свести с ума. Камни, рисунки, они не показались мне живыми, как живы эти горы на горизонте. Все это гробницы и памятники тщеславию, вобравшие в себя жизни тех, кто умирал от непосильного труда, жары и жажды.
Я потрясен - да. Монолитные стелы из розового гранита в семь сотен тонн веса не могут не поражать. Как они могли, эти недоразвитые люди, возводить такие архитектурные чудеса? Все объяснения мне кажутся жалкими. Это было волшебство древних магов, не иначе.
Я восхищен - нет. Потому что магов, конечно же не существует, и камни эти стоят на костях рабов во имя праздных зевак и несуществующего величия, славя власть и гордыню.
Проводник молчал. Не знаю, понял ли он мои слова или я выразился слишком пространно на чужом и для него, и для меня языке, но он лишь внимательно посмотрел на меня и снова задумался.
Так мы ехали некоторое время, и за нашими спинами прямо над морем родился новый день. Горы казались все такими же далекими, как раньше, воздух быстро теплел.
-Знаешь, - внезапно сказал Али, - есть люди, с которыми неприятно ездить. С ними час длится словно день. Я понимаю, что это работа, но, порою, никакая плата не может подбодрить меня. В этих случаях я начинаю врать. Говорю, что занят, что конь захромал или придумываю еще чего-нибудь. Приезжает сюда одна француженка... и лошадей она любит, и ездить умеет, и все время говорит: мне так хорошо с вами, так нравится ездить в пустыню...
А я не могу! Меня прямо от нее всего трясет. А есть другие люди, вроде тебя. Интересные собеседники, рядом с которыми час проходит за несколько мгновений, украденный шутками и разговорами. За таких людей, как ты, я и люблю свою работу.
-Я же ужасный зануда и брюзга, - вставил я свои пять копеек.
-Это внешнее, Евгений. Я привык смотреть сюда, - он постучал кулаком по груди.
-Знаешь, Али, есть еще такие люди, - сказал я грустно, - рядом с которыми хорошо и без слов.
-Это большая редкость, - пожал плечами проводник. - Но таковы некоторые женщины.
Нам снова пришлось пересечь дорогу. Мимо пронесся туристический автобус, и я подумал, что все дорожное движение Египта состоит, должно быть, из этих высоких ушастых автомобилей.
Внезапно мое внимание привлекала черная табличка в отдалении, точащая прямо из песка.
-Али, а там чего? - спросил я с любопытством.
-О! - ответил он значительно. - На ней написано следующее: здесь покоятся тазобедренные кости моего верблюда, служившего мне верой и правдой 28 лет и отошедшего в загробный мир на закате полуночи.
-Кто-то очень сильно любил своего верблюда, - ошарашено заметил я, - если написал такие слова.
-Надо быть сумасшедшим, чтобы написать такое! - засмеялся проводник.- Я пошутил. Это обозначение участка, под табличкой закопаны какие-то трубы. Прости, я не думал, что ты поверишь моей выдумке.
-Ты шути, шути, - проворчал я. - Человек в чужой стране, ничего толком не знает, а ты этим пользуешься!
-Не обижайся, Евгений, - замахал руками араб, - я не хотел тебя обидеть! Теперь буду говорить только серьезно. Вот скажи, тебе нравится жить в большом городе?
-Нравится, конечно, - все еще недовольно ответил я. - Поглядел я на трущобы ваши. Нет уж, увольте! Вся эта примитивность и антисанитария не по мне. Растить курицу, чтобы ее съесть! У нас дома в магазине она стоит четыре доллара за килограмм, вполне можно себе позволить просто пойти и купить.
И что это за манера? Стекла в окнах - признак достатка. Какая же зависть должна быть к соседу, чтобы бить камнями его окна, когда он хоть немного приближается к цивилизации?
Нет, я ненавижу свою жизнь, Али, мне надоело телевидение и соседи, слушающие музыку после полуночи, меня бесит, когда у нас летом отключают горячую воду якобы для профилактики. А на самом деле все это аферы... ну да ладно. Но я бы не променял свою жизнь на это существование.
-Мы будем возвращаться домой, и я снова спрошу тебя про твою жизнь? - предложил Али. -Я покажу тебе кое-что новое, познакомлю с друзьями... И ты снова мне ответишь, ладно?
-Ты не услышишь ничего нового, - отмахнулся я. - И разве же мы не за сокровищами едем?
-Все равно в самую жару придется где-то остановиться передохнуть. Да не бойся, на пути нам не встретится много людей, - Али наклонился и огладил кобылу. - Почему бы не поговорить с ними? Напрямик мы проехать не сможем, - проводник указал на горы. - Отрог длинный, нам придется сначала ехать вдоль, и только потом мы углубимся в пустыню.
-Не люблю людей, - сморщился я. - Быть одному куда...
-В одиночестве нет ничего хорошего, - твердо оборвал меня проводник. - Оно притягательно лишь в твоем воображении. Человек - существо общества, и только в обществе оно может исчерпать свой потенциал.
-Это общества слишком влияет на человека, - завел я свою любимую пластинку. - Оно уничтожает индивидуальность, заставляет тебя думать, как принято в обществе, действовать в рамках принятых стандартов. Оно делает человека плоским и неинтересным. Вот ты все время ездишь в пустыню, там, где на тебя не давит груз предрассудков, и сохраняешь себя таким, какой ты есть...
-А одиночество сводит с ума! - резко сказал Али. - Что ты выберешь?
Вот тут я уже в который раз за свою жизнь ощутил воздействие языкового барьера и полное непонимание того, что на самом деле имелось в виду. Я говорил Али об уединении, он говорил мне о неком абсолютном, несуществующем понятии. Или существующем?
-Али, бывало такое, чтобы ты один заблудился в пустыне?
-Было, что я провел в ней четыре дня, - проводник помрачнел. - И я был не совсем один. У меня был верблюд. Но пустота давила, словно хотела, чтобы я умер.
-У тебя было недостаточно воды?
-Все у меня было! - впервые, я увидел, как араб разозлился. - И вода и еда. Но я не мог есть или пить! Пустыня хотела, чтобы я остался с нею.
-Что ты имеешь в виду? - вконец запутался я. Проводник не хотел рассказывать все, подбирал самые неудачные слова и от того его оборванные фразы никак не складывались у меня в складную картину. Почему, если у человека есть вода и еда, он может умереть?
-Она пыталась сделать меня дурачком, - помолчав, сказал проводник. - Хотела, чтобы я свихнулся. Одиночество здесь равносильно смерти. Тебе не понять, ты взрослый и с тобой вся твоя цивилизация. Я был ребенком. Песок пересыпался, шелестел, и я слышал голоса. Ты можешь не верить, это не важно. Да, лучше не верить.
Я сбежал от отца, взял верблюда. Хотелось поиграть в бедуина, хотелось попробовать самому выжить в пустыне, найти воду, остановиться на ночь под звездами. Ребяческие игры.
Дети умеют говорить с миром, - повторял мой дед. - Знают ветер и умеют читать по теням. Только ты всему этому не верь. Ничего этого нет. Ведь ты же не хочешь, чтобы тебя изменили.
-Это есть, - отозвался я, сам не веря, что говорю такое. - Думаю, ты прав. При определенном стечении обстоятельств мир может изувечить нас куда сильнее, чем люди вокруг. Но я все равно их недолюбливаю.
-Ладно, - проводник махнул рукой. - Мы договоримся. Они не скажут тебе ни одного слова без твоего желания. Их как бы не будет, я попрошу. Так пойдет? Мы отдохнем под навесами и уедем.
-Замечательно, - обрадовался я.
-Ну, тогда смотри. Видишь, там у дороги здание, в первый и последний раз: хочу тебя с приятелем своим познакомить...
Приняв взмах руки проводника как руководство к действию, я толкнул Ноне в бока и та, всхрапнув, весело скакнула вперед. Ее тело растянулось подо мной в прыжке и сжалось, забилась на ветру сероватая жесткая грива, захлестала по рукам.
Али что-то крикнул, кобыла дернула ушами, но я вновь толкнул ее, заставляя ускорить бег. Я даже привстал в стременах, разглядывая, что там впереди. Вышки, ограда, дорога. Это был контрольно-дорожный пункт, что-то вроде нашего ДПС. Интересно, с кем Али меня хочет познакомить?
Я уже собрался осадить кобылу у самой вышки, когда пустующий мир внезапно взорвался криками и щелчками автоматных затворов. Лошадь испуганно пошла боком, навстречу ей кинулись люди в белой форме с черными шевронами и автоматами.
-Эй, вы что?! - крикнул я, натягивая повод и Ноне, заржав, встала на дыбы. -Турист! - возопил я, но военные на перебой что-то орали и мои жалкие крики не были услышаны.
Я отпустил повод и поднял руки, с ужасом глядя в черные дула автоматов, направленных мне в грудь. Меня стащили с лошади, чувствительно грохнув плечом о землю. Острые камешки больно впились мне в кожу. Кто-то несильно пнул меня в бок, придавил к земле.
Крики улеглись. Я видел, как медленно подъехал Али, как слез с седла и принялся что-то спокойно объяснять на арабском.
Взволнованные крики сменились руганью, кто-то по-английски спросил меня и я ответил, что да, я турист из отеля Азур. Наконец, меня отпустили. Я неловко поднялся, не поднимая глаз, стал отряхивать джинсы, но Али взял меня за руку и вместе с лошадьми потащил прочь от дороги, а вслед нам продолжали лететь злые ругательства.