Выбравшись в центральный отсек, Альберт огляделся - никого. Тянущаяся металлическая трубка пустовала. Временами подрагивающий свет возвещал о скором наступлении долгой ночи - аварийные резервы станции почти исчерпали себя. Альберт двигался с опаской, словно ожидая появления хищника. Каждый шаг, один за другим, сопровождался нервным поворотом головы - он ощущал себя заводной куклой. Несмотря на избыток приборов, астронавты уже давно потеряли счет дням: время слилось в сплошной монолитный, напряженный миг. Альберту думалось, что секунда, потеряв всякий смысл, уже не является таковой. И все же - она решала многое.
Двери в кухонный модуль открылись с задержкой. И вновь - мигающий свет. Вся станция походила на праздничную елку, не хватало лишь самого праздника.
- Уже совсем скоро, - мысль пулей пронеслась в голове.
В блоке царил беспорядок: вакуумные упаковки валялись на полу, герметические тубы, давно уже открытые, составляли им кампанию. Альберт заглянул в коробку с чаем. Китайские иероглифы на пачке звучно говорили: ЈЖелезная богиня милосердия". Душистые зеленые высушенные листья, доставленные на станцию для Кианфана, полюбились всей команде. Встряхнув пачку, Альберт с грустью отметил, что чая едва хватит на одну порцию. Заварив напиток, он полной грудью вдохнул аромат, ставший узенькой тропинкой, ведущей к Земле.
- Это - моя последняя прогулка, - подумал Альберт, отпив сине-зеленую жидкость. Густой пар, поднимающийся к сумасшедшему свету мигающих ламп, нес с собой успокаивающее тепло. Невольно, он вспомнил детство, проведенное на юге Германии, яркий и насыщенный запах, исходящий от Богини милосердия, ничем не отличался от аромата цветущей сирени, разносящегося теплыми ветрами по всему городку, в середине щедрого на солнце, мая.
Выпив ещё один глоток, Альберт понял, что время пришло: свет погас, погрузив и без того холодное помещение, в леденящую пустоту. В один миг, космос стал для него таким, к какому его готовили на Земле: одинокий, пустой, враждебный. Вдруг, тело обрело легкость, недоступную прежде. Невесомый, Альберт быстро потерял пол под ногами. Сине-зеленый чай выплыл из кружки пузырями, точно медуза.
- Значит, генератор гравитации отключился, - он смотрел, как дорожка к его детству, расплывается по модулю.
По станции пронесся гул. Вобравший в себя человеческое отчаяние, шум отражался от металлического брюха левиафана, сливая крики в гротескную симфонию безумия.
- Они выбрались, - осознание этого факта не напугало Альберта, как он ожидал.
Смерть сияла пустыми глазницами иллюминаторов. Костлявая, повиснув в безвоздушной пустоте, открытая для радиационных ветров и водородных морей, наблюдала за судьбой его Јребенка" не первый месяц. И вот, когда кульминация осталась позади, все шло к развязке: вполне ожидаемой, местами неминуемой, но все ещё нежеланной.
- Я сделал все, что мог. Пациента не спасти, - точно врач, многие месяцы, Альберт боролся за жизнь своего детища, и теперь - станция погибала, несмотря на все усилия.
Ничем не контролируемые двери, откликались лишь на один импульс - грубая сила. Энергия, удерживающая переборки модулей закрытыми, оставила корабль, как и самого Альберта. Отсек наполнился беззвучно вальсирующим мусором: вакуумные упаковки, тубы и утварь - все теперь висело в воздухе, ожидая чего-то неизведанного, но непременно враждебного.
- Эта станция принадлежит мне. Если уж на Земле некому взять все под контроль - значит, это сделаю я. - Рука, словно осознав свою автономность и самобытность от тела, потянулась к ножу. Блестящая в свете звезд, полоска стали вращалась, охваченная противоборством физических сил.
Держась за поручни, Альберт приблизился к задней стороне модуля, и стал ждать. Хаос крика и безумного смеха приближался к двери. Он не знал, да и не желал знать, кто из четырех выживших астронавтов нес с собой этот шум. Теперь, все они слились для него в единого врага - врага прогресса, противника его труда и творчества. Антагониста его жизни.
Тьму, наполнявшую модуль, разрезал тусклый свет сварочного аппарата. Мимо проплыла медуза из чая; протянув свободную руку к эссенции аромата и вкуса, заключенных в этот шар, Альберт крепче сжал нож.