Аннотация: Дождь шел всю неделю. Именно в эту неделю Марии предстояло сделать сложный выбор. И она его сделала...
МАРИЯ И ДОЖДЬ
"Не убий". (Исход. 20-13).
Шестая заповедь Ветхого завета
1.
Это обычное серое, хлюпающее за окном, утро четверга для Марии Рассказовой было необычным. Она сразу почувствовала какое-то новое, неожиданное и непривычное ощущение, как только открыла глаза. Обычно она просыпалась, смотрела на будильник, потом в окно и снова закрывала глаза. Сегодня получилось иначе: она проснулась, посмотрела на будильник, а он оказался повернутым, - стрелок не было видно.
"Отвернулся, значит, - подумала она. - Не хочешь смотреть на меня? Или не хочешь расстраивать? Или обиделся?" - перебирала она возможные варианты вопросов.
Будильник как будто бы напрягался всеми пружинками механизма, но продолжал лишь мерно тикать в ответ.
"Ну не хочешь говорить, сколько времени, ну... не говори".
За окном вдалеке монотонно шумели городские дороги, разрываемые редкими далекими сиренами, где-то ближе хрипло каркали вороны, а ветер молотил в окно каплями сырого московского воздуха, - серые и грязные, они медленно сползали вниз по стеклу.
Закончив несостоявшийся диалог с будильником, Маша решила действовать, как обычно она действовала по утрам, - решительно и быстро. Однако, встав и потянувшись, она опять почувствовала что-то новое в сегодняшнем дне, что-то необычное, что её, возможно, ожидало сегодня.
Это новое было сосредоточено где-то здесь, рядом.
Как-будто бы внутри неё.
Она чувствовала это что-то новое, но никак не могла понять причину таких ощущений. "Может, сегодня вернется Андрей?" - прикидывала она варианты событий. Но твёрдая женская интуиция подсказывала, что вернется, но не сегодня.
"Может я... залетела?" - она на секунду остановилась... - Так, назад. Сначала пришла мысль об Андрее, затем об этом. - Да нет, не могла... Не могла. Да и когда? Андрей уже второй месяц в другом городе... А если тогда... в последний день? Ой... - мысли путались, дрожали и это новое утреннее чувство, уже захватывало Машу всю целиком. - Ох, надо бы определитель беременности купить... так, встаем, ну-ка, - она потянулась к будильнику и повернула его циферблатом к себе. - Ой, что ж ты, гад, молчишь-то? - вскочила она, увидев, что первая пара в университете началась минут пятнадцать назад. - Ну что ж ты молчишь-то?" - она быстро влетела в ванную. Собравшись за десять с половиной минут, Мария выскочила из дверей, наспех щелкнув замком, спустилась с третьего этажа, добежала до трамвая и только тут перевела дух. Что-то внутри неё начинало думать не совсем так, как хотела думать она, какие-то особенные, новые для неё чувства исходили изнутри. Думать о том, что сегодня могло произойти что-то важное, она не хотела. В её жизни все было настолько сложно, что начинаться ТАКОМУ было ещё рано.
Да она и не хотела. Не планировала. Всё было сложно. Сложно.
Напрягаясь от серости и промозглости московского воздуха, она волновалась, и это волнение ещё больше усиливало какой-то необъяснимый трепет. Так.. трамвай.. перейти дорогу... ещё раз... университет, третий этаж, пара, дверь.
Ух...
- Виктор Степанович, вы позволите?
- Вы, Рассказова, практически вовремя. Пара уже скоро закончится. Чего вам было время терять-то? - оглядывая аудиторию, хихикал преподаватель. - Вы могли вообще не ходить на мои лекции. Приходили бы уж сразу на экзамен...
Аудитория лежала от хохота. Мария то краснела, то бледнела, но смеяться над собой как-то была не расположена. "Препод" был весельчак, пока дело не доходило до экзаменов.
В перерыве подруги, оживленно, вскинув бровками, слетелись к Маше, чтобы услышать что-то сладенькое и почти "клубничное" о причине столь позднего девичьего опоздания.
- Ну, Маш, ну?
- Чего ну? Баранки гну. Проспала я.
- Фи, Машуль, это непедагогично, - морщила лоб Викуля, девушка больше похожая на блондинку. - Рассказала бы. Ведь... нет? Нет? Его не было? Ах, эти надежды... - подружки расстраивались каждый раз, когда не было интересных историй о вчерашних приставаниях, расставаниях и ухаживаниях, а может им просто хотелось поболтать о чем-то живеньком таком, интересненьком...
Курили вместе, по привычке, выйдя из "универа" и свернув за угол. Девочки планировали сегодняшний вечер, но Маша как-то быстро осознала, что сегодня она никуда, просто - ни на шаг из дома не поползёт. Какое-то то чувство было у неё, что сегодня будет что-то новое и в этом новом должен появиться кто-то другой, новый, ещё пока не известный ей. Перебирая в памяти своих "прошлых", тех, кто был у неё до Андрея, она пыталась вспомнить свои ощущения ожидания, - что это было? Как это было? Какие чувства были у неё тогда? Что она ощущала наутро? Она вспоминала, воспоминания путались, мешались, в конце концов, табачный дым стал ей неприятен, она запулила сигаретой в урну, стоящую рядом, но не попала.
- Пойду я, девочки. - Маша двинулась в обратный путь, - сейчас психология начнется. "Псих" будет ругаться.
Девчонки прыснули от смеха и, побросав окурки, гуськом двинулись за ней.
Пролетела лекция, вторая, третья, а с ними и пара перекуров, перекусов с бутербродами и колой в студенческой столовой, а настроение не менялось. Обычно, с окончанием учёбы в "универе" у Маши и её подруг жизнь только начиналась, - строились планы на вечер, собирались деньги на угощение и выпивку, планировались квартиры или клубы... А тут все как-то поникли, дождь за окном то принимался, то заканчивался, давая возможность выбежать лишь на перекур, чтобы глотнуть "свежего" табачного дыма... В конце концов, Маша, не поддержав никаких идей вечернего времяпровождения, засобиралась с последней лекции домой.
- Машк, ты домой что-ли?
- Да, Вик. Чего-то мне сегодня... - она потянула носом воздух и поняла, что чувствует какие-то новые, доселе не принимаемые ею запахи. - Чего-то муторно мне...
- Маааша.... Дак ты беременна, небось... - заулыбалась Вика и переходя на шёпот, продолжала, - ты тест когда делала последний раз?
- Когда, когда... Год назад. После Олега.
- Машк, сделай тест. Это очень похоже. У тебя лицо зелёненькое, явно тут кто-то поработал... Это - Андрей, или я его не знаю? - ещё более заговорщески прошептала Вика.
- Вик, ну что ты лезешь с расспросами, когда хреново?
- Маша, не дерзи. Я всё знаю. Что у кого и где. - Вика улыбнулась опять, но уже другой, более чужой улыбкой, сошедшей с каких-то неизвестных модных журналов. - И с кем, - добавила она.
- Виииик, - протянула Маша. - Не сейчас, дорогая. Не сей-час. - Маша закрыла сумку и молча вышла из аудитории.
Открыв массивную дверь на улицу, Маша вспомнила о зонтике.
"Дома остался. Гад. Вредный зонтик, - перебирала она в уме возможные будущий диалог с зонтом. - Лежит себе дома и радуется. Ну..." - кулаки сами собой сжались, когда Маша сделала шаг навстречу дождю.
А дождь продолжал моросить.
Этот дождь был из разряда очень вредных, - он не шёл, не капал, он не выливал многотонные массы воды, - его не было даже видно, - тончайшими мелкими точками он опускался на плечи, на сумочку, на шапку, на пальцы и другие окружающие предметы, как бы своим медленным ритмом давая понять, - он надолго.
Добежав до трамвая, она успела вскочить в уже закрывающиеся двери и кинула обиженный взгляд в кабинку водителя. Она впервые удивилась, заглядывая внутрь, что на водительском кресле сидит не обычная грузная "трамвайная" тётка, а молодой парень. Он поймал её взгляд, как-то виновато пожал плечами и объявил, что двери всё-таки зарываются. Она прошла в вагон, плюхнулась на свободное пластиковое кресло, закрыла глаза и попыталась расслабиться.
Не помогло.
"Что с мной сегодня такое? - пыталась думать она. - Что произошло? Почему я сегодня так себя плохо чувствую? Почему разругалась с Викой? И вправду, - опять испуганно вошла в неё утренняя мысль, - может я залетела? Ну почему всегда так? Когда только хочется начать жить, когда только открываются какие-то возможности в жизни, - приходит то, чего не ждешь, чего не ожидаешь, что заставляет вдруг менять все планы и обламывать надежды? Какая беременность, - впереди еще три курса университета! Какой Андрей? Еще недавно был Сергей, сегодня - Андрей!" - от мучительных вопросов Маше становилось ещё хуже. Нет. Не может быть! Это пройдёт...
Это... дождь".
Дождь, этот непрекращающийся дождь был виноват во всём.
Разбитые дороги, жадные люди, плохое правительство, худая экономика, - ответ один. Виноват дождь. Опять шёл неделю и не прекращался. Опять испортил инвестиционный климат. Опять сломал настроение на вечер и испортил праздник. Опять взлетел курс доллара и обвалилось здание рынка. Он виноват. Дождь. Непонятно откуда взявшийся и нудный, продолжительный, холодный и вредный дождь. Идёт, идёт и не прекращается.
В аптеку она всё-таки зашла. Чтобы успокоиться и уже не портить завтрашний день, - скорее хотелось прыгнуть в кровать, заснуть с книжкой в руках, перед этим съесть кусок какой-нибудь разогретой пиццы, оставшейся от вчера, завести будильник (ох, вредный какой!) и закрыть, устало закрыть глаза, да так, чтобы книжка сама падала из рук, так, чтобы глаза сами закрывались от усталости, - о! Эта вечерняя муторная и постоянно зевающая усталость! "Приди ко мне, и успокой меня", - вспоминала она чьи-то плохие стихи, забегая в подъезд.
Зонтик лежал на тумбочке в прихожей и неслышно ухмылялся.
"Вот ты где, вредный какой. Из-за тебя я промокла... Пффф...", - она скинула с себя мокрую куртку, несколько раз встряхнула её, и капли дождя брызнули в стороны.
Через пятнадцать минут, когда чайник уже свистел в кухне, радио тихо бренькало усталой джазовой мелодией, а окна были чуть зашторены, из ванны вдруг раздался пронзительный крик, а ещё через минуту - тихий плач.
2.
Полоски теста показали положительный результат. Но слово "положительный" в уме у Марии не складывалось. Для неё это был, скорее, результат "отрицательный". Просто совсем плохой, очень плохой. Она сидела в ванной, на полу, подперев руками голову и, закрыв глаза, слушала, как вода из крана капает в раковину. С каждым этим "бульк" ей становилось всё хуже, - каждая капля, словно вопрос вставал перед Марией. Не чужая девушка, не подруга, не кто-то там у знакомых, - Она, сама, впервые столкнулась с Тем, с чем даже не думала сталкиваться.
Пока сталкиваться.
Всё это должно было быть, да! Но потом!
Потом, когда всё встанет на свои места, когда всё наладится, когда рядом будет Он, когда с квартирой всё будет решено, и вообще, - Тогда, Когда Она Сама Этого Захочет! Эти шесть слов, словно заевшая пластинка, вертелись у неё в голове: Тогда, Когда, Она, Сама, Этого, За-хо-чет! А зачем сейчас? Зачем вот так? Одна, в ванной, с мыслями, с тревогами, с вопросами, в каком-то жутком одиночестве, которое... Которое...
Которое...
Не было слов. Были слезы.
И этим слезам в тон звучали капли, капавшие из крана, а им в тон звучали капли, стучавшие в окно, - дождь припустил сильнее, и этот тихий капельный оркестр словно рвал душу на части, словно издевался, - тихие капли, звонкие капли, медленно тикают, словно часы, - а разрывают, раздирают на части, и хочется плакать, плакать и закрыв уши, плакать снова.
"Ну почему это всё - со мной? - пыталась размышлять она. - Почему не с Викой, не с Олеськой, ни с другими? Почему со мной? Чем я, такая отдельная и замечательная, отличная от всех, чем я заслужила такой несправедливости?"
Да, Мария считала себя действительно не такой, как другие. Она замечала в себе странности, которых не видела в других. Ей всегда казалось, что она как-то по-особому чувствует всё, чувствует всех... видит и слышит как-то по-особенному. С предметами вон разговаривает... с неодушевленными. С лампой может часами молчать. С будильником утром препираться. На зонтик обижаться. Да и вообще, - да! Она особенная! Она не такая, как все! И даже это - лишнее подтверждение тому, что она не такая, как все.
Телефон Андрея молчал.
Кому еще можно позвонить? Только ему.
Папе, маме, - нет, это исключено. Кому можно вот прямо сейчас доверить эту тайну? Вдруг, весь день, который уже с утра что-то предвещал, вот так накинулся на нее, вот так врезал?
Зачем? За что? Молчал телефон Андрея.
Она бы сейчас сказала ему всё, что смогла бы собрать в уме, всё что смогла бы выстроить в этой фразе, в этих словах.... В этих.... "Да, собственно, чем он виноват... - мельтешились мысли. - Чем он виноват, всё было, как всегда. Всё было, как всегда, - и вдруг..."
И вдруг.
Об этом слове написано много. Но не сказано самое главное. В этом слове есть "друг", а значит, никогда ничего не случается вот так, - "вдруг". Есть кто-то: кто-то рядом, что-то рядом, что всегда ожидает этого момента "вдруг". Мы просто не замечаем его. А оно рядом. Вот мы лежим в поле, трава, солнышко, жуём травинку, обливаясь теплом и радостью. А за лесом - враг. Видим мы его? Нет. А он есть. И от того травинка наша горчит. Но мы продолжаем наслаждаться всем, что нас окружает. А нас уже окружают враги, которых мы не видим. Нам бы вскочить, подняться, да дернуть со всех ног домой, подальше от того места, где за лесом притаился кто-то. Нам бы быстрее, быстрее убежать, потому что неизвестно, кто там. И насколько он "враг"?
Вот такое "вдруг".
Поэтому нужно чаще смотреть, какой из "друг" окажется "вдруг".
Даже песня об этом есть.
Телефон Андрея упрямо молчал.
Лишь какая-то чужая тётка сухо и монотонно вещала, что абонент вне действия сети.
"Вне действия сети... - думала Маша. - Чуть что, так сразу вне действия... Ох, уж эти мужики. Они всё время "вне действия..."
Зарывшись глубоко под одеяло, Маша пыталась успокоить себя тем, что всё когда-то случается, и выход есть всегда.
Всегда есть выход!
Она пыталась как-то отодвинуть момент принятия решения, хотя ей было всё уже понятно. Что делать, она знала. Но не хотела думать об этом и лишь заплаканные глаза уже болели, голова стонала и за окном продолжал лупить по стеклам тонкий, жалкий и какой-то очень вредный дождь.
"Когда уж он кончится?" - засыпала Маша. Будильник уже не волновал её, она решила твердо, что завтра никуда не пойдёт и будет дозваниваться Андрею.
Андрей снял трубку в пятницу, ближе к обеду.
Всё утро Маша не вылезала из постели, валяясь, опять засыпая, отгоняя от себя мысли, отметая что-то лишнее, сейчас и при этих обстоятельствах совсем не нужное.
К окну не подходила: смотреть там было нечего. Если ещё вечером были ожидания, что дождь закончится, а с ним и эта хандра, а с нею и все остальные проблемы, то сейчас, ближе к обеду, - ожидания на погоду не оправдались.
Дождь продолжался.
Слёзы уже не шли.
Было понятно, что "ну, случилось, ну, со мною". Слово "залетела" было сегодня с самого утра у неё в голове. Словно, действительно, какая-то птица залетела в окно и стала жить у нее в квартире.
Неожиданная птица, чужая какая-то.
Влетела и живёт.
"Здрасьте! - думала про себя Мария. - Если это птица, чего она залетела ко мне, кыш, просто и все. - Однако, это "кыш" не просто так сделать", - продолжала работать мысль внутри неё. Она говорила сама с собой, кроме этого, слышались и другие голоса изнутри, - эти голоса спорили, споры сливались в какой-то гул, и от этого волнующего и раздражительного "голосования" у неё внутри всё кипело и рвалось. Поднимаясь, и что-то выдумывая, она уже через минуту опять падала в постель, зарываясь в белье с головой, затем, приподняв край одеяла с одной стороны, жалобно смотрела на тумбочку, где рядом с вредным будильником лежал он. Тест с тремя полосками.
На том конце Андрей был взволнован и куда-то спешил. На этом конце Мария пыталась начать разговор как можно мягче, но голос дрожал.
- Андрюша, ты как?
- Нормально. Сейчас в фитнесс-зал еду.
- Андрей, а когда... когда ты приедешь?
- А что-то срочное?
- Да.
- Что? Что-то случилось?
Молчание.
Еще молчание. Мария засопела еле слышно носом, пытаясь не заплакать.
- Да, случилось. Андрей, приезжай сегодня.
- Ну, я сегодня не могу, Маш. Давай к выходным.
- Андрей, я беременна, - не выдержала она и разрыдалась.
Молчание теперь засопело в ответ.
- Ты слышишь меня, Андрей?
- Да, слышу. И что, это... это... я?
- Да, Андрей. Это ты.
- Ты уверена?
За этот вопрос она могла бы врезать сразу, будь бы он рядом. Она опять промолчала, не найдя, что ответить на такой вопрос.
- Андрей, мне нужна твоя помощь. Приезжай.
- А чем я могу помочь, Маш. Это дело врачей.
- Андрей... - она не могла говорить дальше. - Андрей, нужно чтобы ты приехал. Ты чтобы приехал, понимаешь?
- Маша, я в субботу буду у тебя. Я все решу, не переживай, я найду денег, чтобы всё... чтобы всё устроить.
- Какое "не переживай", Андрей, мне плохо! Ты же говорил, что будешь рядом, ты говорил, что "любишь", Андрей! Мне нужно, чтобы ты был рядом. Прямо сейчас, понимаешь?
В трубке что-то засопело опять, послышались голоса, смех и какие-то женские, противные, визгливые голоса.
- Андрей, ты что не один? Ты НЕ ОДИН? - вопрос был поставлен так прямо, что ответ на него видимо наткнулся на него, как на шпагу.
- Я один.
- Я слышу. Всё, разговаривать больше не о чём. Я хотела, чтобы ты был рядом со мною сегодня. Сегодня, слышишь? Завтра уже не нужно, завтра я всё решу сама. Всё, пока, - она нажала на мобильном "отбой" и бросила телефон на тумбочку.
Мысли не шли, в голове всё остановилось, словно на далекой железнодорожной станции остановились все поезда в ожидании скорого, который никак не шёл. Поезда стояли, ждали, их пассажиры жарились на солнце, а скорый никак не шёл. Так и мысли - они ждали решения, и остановились, словно в ожидании его.
"Какого решения? Решение может быть только одно, - как сказал Андрей (ох и гад же!) - "это дело врачей". Вот он о чём. Да, понятно, только как? Как? Как? Куда идти, кому звонить? Кого искать? В какую клинику обращаться, где это можно сделать просто, быстро, безболезненно и так, чтобы прямо - раз, и всё забыл.
Всё забыл?
"Забыть быстрее об этом", - вот что хотела она, когда думала об этом решении. Ещё не сделав этого, она хотела быстрее избавиться от ощущения ожидания этого.
"На Андрея надежды никакой, - выбирала она варианты. - Нужно думать самой. Нужно с кем-то посоветоваться".
Вику она отмела сразу. Среди всех её подруг, или тех, кто мог сам себя назвать её подругой, Вика была самая красивая. А значит - болтливая.
- Завтра весь "универ" будет смотреть косо, если Вика узнает, - думала она. - С другой стороны, она уже, наверное, вчера догадалась. Вот стервозина какая! Чуть глянет, всё знает. Просто Кашпировский в юбке. Нет. Нужен кто-то более аккуратный и знающий. Нужна... Нужна... Лена Пенькова. Точно! Ленка!
Лена училась на курс старше, и знакомые девчонки поговаривали, что она уже что-то подобное проходила, - у нее был парень, от которого она залетела, но потом он "уходил-приходил", в общем, говорили, что она сделала аборт и потом стала более строга к молодым людям. Вроде как обожглась, как говорили. Да, у них в "универе" какие только "страхи" не ходили, каких только разговоров не было: кто с кем, от кого и где. Публика знала всё. Скрыть такое было невозможно.
3.
Лена ответила сразу. Договорились через час встретиться в кафе, недалеко от "универа", - Маша не хотела выходить из дома, но вид кухни с грязной посудой ещё с позавчера, окна с надоевшим дождём, незастеленной кровати, тумбочки с ненавистным будильником, этого.... теста, лежащего тут же, рядом, - все это вдруг так надоело! Просто очень на-до-е-ло! И она поехала в кафе, на встречу с Леной. В трамвае в этот раз было очень натоплено, - жарко, ей пришлось открыть окно, чтобы хоть как-то вздохнуть. Выходя на остановке, она зачем-то бросила взгляд на водительскую кабинку, - за рулем сидела обычная грузная "трамвайная" тётка.
"Может, показалось что-то, прошлый раз-то? Мужик какой-то был..."
Лена была какая-то возбужденная, яркая, красиво одетая, словно выпрыгнула со съёмок модной рекламной фотосессии.
- Ну, чего у тебя, подруга, чего хотела? - глаза Елены оживленно и внимательно искали вопросы на лице Марии.
- Лен, у меня вопрос интимного, тонкого, чисто женского плана. Я хочу, чтобы всё осталось между нами. Именно тебе я могу довериться. Поэтому я тут. Слушай... - губы словно заклинило, они были не в силах произносить эти слова.
- Ну?
- Я... беременна.
- Ну?
- Ну что ну? Делать что? Как.... - она опять промолчала, выдавая волнение и испуг.
- Что делать, известно, - Лена спокойно полезла в сумочку, достала сигареты и закурила. - Идти к доктору и делать всё, что нужно сделать. Это подруга, ещё не проблема. Проблема, когда вот так, как ты рожают, потом выходят замуж, живут пять-семь лет, а потом понимают, что вот это всё, - она обвела пальцами воздух вокруг себя, - и есть проблема. Тогда, когда уже всё вроде бы есть, жизнь течет ручьём... а оказывается это ручей слез, подруга. Вот так.
Она опять порылась в сумочке, достала записную книжку.
- Вот тебе телефон доктора, - протянула она визитную карточку, - позвони и он всё сделает. Но, только сама понимаешь, всё это недешево, но очень, очень качественно. Потому что, - она сделала многозначительную паузу, - это всё, - твое здоровье. Нужно в этих вещах быть очень аккуратной, не идти к первому встречному.
- А это... не первый встречный? - Маша неуверненно взяла визитку в руки.
- Нет, - улыбнулась Лена, выпустив струю табачного дыма. Не первый. Второй. - Что-то было притягательное в Лениной улыбке, но в любом случае, Мария чувствовала такую уверенность в этой девушке, которая была чуть старше её, а на самом деле, казалось, что она старше значительно. Мария заказала кофе, поговорили ещё, допили и расстались, улыбнувшись друг другу.
После этой встречи Маше не стало легче.
Визитка, словно кирпич, оттягивала карман куртки, царапалась острыми углами, пугала белым пустым пространством и одиноким телефоном, почему-то с одними двойками.
- Двоечник какой-то, - подумала она, - если в семизначном номере шесть двоек. Лучше бы были пятерки. Или так лучше запоминается? Дорогой, наверное, номер такой? И врач, наверное, дорогой! Ой-ой-ой!
Теперь, когда неспокойствие было разлито вокруг неё, когда вопросы громоздились один на один, когда звук телефона пугал, а шум воды в ванной казался водопадом, - ей казалось, что везде рядом была какая-то опасность и волнение. Никак она не могла справиться с собою. Какие-то новые чувства, ощущения, запахи, которых она раньше не чувствовала, какие-то звуки за стеной, которых раньше не было, - всё это пугало, охлаждало и обжигало одновременно.
То самое чувство, с которым она проснулась тогда, в четверг, в день проведения теста, не оставляло её.
Чувство того, что внутри тебя что-то зародилось, что-то затеплилось.
Что-то новое было внутри неё.
И это пугало опять, наваливалось словно холодная океанская волна. Ей становилось холодно, - она шла закрывать окно, в котором не прекращался "во-всём-виноватый" дождь. Затем она представляла вдруг, неожиданно для себя, что могла бы стать матерью, и внутри неё словно рождался малыш, малюсенький такой беззащитный комочек, и это ощущение, как огромное теплое одеяло, накрывало её, и ей становилось жарко, - она бежала закрывать окно в котором по-прежнему капало и стучало, стучало и капало.
"Надо всё-таки решать вопрос с Андреем. Нужны деньги". - настраивала она себя на разговор. Нужно было ждать субботы, если он действительно приедет. "Эх, Андрей... - вспоминала она минуты близости, когда он смешно дышал ей в ухо, а она обнимала его сильную, мужскую спину, мощную... - где эта мощь, где теперь эта сила? Куда что девается у мужчин?"
4.
Суббота наступила завтра. Андрей не приехал.
Не приехал он и в воскресенье, когда Маша уже не ждала его. Как это было трудно и горько, - медленно, но жестко, словно старой засохшей ручкой, разрывая бумагу, вычеркивать человека, когда-то близкого человека из жизни, вот так. Как он мог? - стоял лишь один вопрос, который она задавала себе каждый час, смотря на будильник, потом - в окно, потом на стену, на телефон.
Как он мог?
Ведь это всё, что было между нами, - было так по-человечески тепло, местами жарко и даже горячо? Ведь всё было так хорошо? - снова и снова успокаивала она себя.
В воскресенье обещал заехать её отец, Сергей Васильевич, - он заезжал редко, но как часто шутила Мария, - метко: он почти всегда не заставал её дома, она была то в гостях, то на вечеринке. Квартиру, в которой жила Мария, отец снимал у с своего друга, и раз в месяц заезжал в эту часть города, чтобы встретиться с ним, заплатить за жильё, а заодно пообщаться с уже взрослой дочерью.
- Насколько взрослой, - думала про себя Маша, предвкушая встречу с отцом, - что он даже себе не представляет...
Отец был чем-то расстроен. Он уже несколько лет жил с другой женщиной, не общался с Машиной мамой, и всем от этого, в общем-то было нерадостно. Вроде бы, должно быть радостно, - родители разошлись, чтобы создать что-то более успешное, удачное, чтобы в новом браке было больше любви, но - увы! Через три года начались очередные проблемы у папы на работе, он опять уволился, полгода пил, но вот недавно - устроился на хорошую должность, с хорошим окладом, немного "завязал".
Но тут проблема вылезла с другой стороны, - его новая пассия, фотомодель Лариса стала пропадать в командировках, летала в разные города, участвовала в кастингах и съёмках, и ещё в чём-то рекламном, чего отец не понимал.
Отец переживал, часто ругался, "пылил", - как говорила дочь, и не был доволен ни тем, что было в первом браке, ни тем, что получалось во втором. Как говорят в таких случаях, во всем нужно винить себя, - но себя винить не хотелось. Поэтому, часто Сергей Васильевич был рад, горяч, немного нетрезв, - ну или расстроен, обидчив и угрюм. В этот раз он приехал в первом настроении, но оно всё равно не понравилось Марии.
- Слушай, я, наверное, впервые застал тебя дома? - сказал отец, снимая пальто в коридоре. - Что-то случилось?
- Нет, ничего. Просто плохо себя чувствую, - ответила Маша, гремя чашками на кухне.
- Нет, ну это что-то новое. Ты не в клубе, не на гулянках своих... Лариса говорила, что опять вряд ли застану тебя дома... - отец присел на диван, пододвинул к себе маленький столик, - а ты до-о-ома, - медленно растягивал он слова. - Это надо отметить!
- Чего тут отмечать, пап? Просто неважнецки себя чувствую, - еле сдерживаясь, щебетала с кухни Маша. Чашки были наполнены ароматным чаем, на подносе появилось печенье, конфеты, мармелад.
- М-м-м, - протянут отец, - мармелад. Давно не ел. - Как с учёбой, доча? - быстро сменил он тему.
- Пап, а тебя кроме моей учебы, ещё что-то волнует? - резко вдруг огрызнулась Мария.
- Ну? Чего ты так? Конечно, волнует! Твое здоровье, например. Настроение, которое я вижу, не очень. Значит, как говорят, на любовном фронте "без перемен"? - Он улыбнулся. - Это Лариса недавно Ремарку читала. - Он пытался развеселить её.
- Папа. Не Ремарку, а - Ремарка. Это писатель такой, немецкий, - поправила его дочь. - Пап, у меня есть одна просьба к тебе. Мне нужно кое-что проверить по здоровью, ну.... обследование пройти. Мне нужны деньги. Ты сможешь мне помочь? - Мария быстро выпалила домашнуюю заготовку отцу.
- Ну, смотря сколько. Вообще, доча, - он помедлил, положил в рот кусок мармелада и сладко прожевал его, - м-м-м, денег сейчас нету. Сейчас плохо с деньгами, понимаешь, Лариса собралась... - он снова запнулся, вроде бы не желая продолжать начатую тему, - Лариса хочет в Париже... Ну, это еще только планы... - Сергей Васильевич махнул рукой и следом поднял с блюдца третий мармелад. - Да, а сколько тебе надо?
- Я тебе позвоню завтра, скажу. Пап, - Мария внимательно посмотрела на отца, готовясь задать следующий вопрос. - Пап, а как у тебя отношения с Ларисой?
Отец, чуть не поперхнувшись сладким, вдруг сразу изменился лицом, положил недоеденный кусок обратно, вытер руки салфеткой и молча поднял глаза.
- Ты мне раньше таких вопросов не задавала, Машенька. Как с Ларисой, - он помолчал, как будто бы не зная, что ответить, - сложно всё. С мамой твоей было сложно, с ней еще сложнее... ну, а с кем не сложно? У тебя, наверное, тоже с парнями сложно?
- Пап, - Мария тоже помолчала. - Сложно. Но ведь, ты, когда бросил маму, влюбился в эту... Ларису, ты был уверен, что всё будет по-другому?
- Ну, во-первых, не бросил, и... не влюбился... Понимаешь, любовь, это вообще... это всё только в книжках. На самом деле, любовь, - это "тяжкий крест", потому что жертвенность нужна постоянная...и давай сейчас не будем обсуждать это, Маш. Это сложная тема, её вот так просто, за чаем, не расскажешь.
- Странное дело, все мужчины говорят либо о высокой любви, либо как ты. Получается, что есть лишь минутное увлечение, влюбленность какая-то, а потом сразу - бум! И "тяжкий крест"! Где же та самая любовь, о которой вы писали, - "любовь до гроба"? - Мария переводила разговор в шутливый тон.
Отец улыбнулся, отпил еще чаю, посмотрел на часы, и засобирался домой. Через минуту его догнал телефонный звонок, - звонила, видимо, супруга, недовольная, что его долго нет дома.
- Поеду я, Маш. Насчет денег, позвони. Только.... - он остановился на секунду, - Маша... ты не торопись насчет мужчин, насчет семьи... надо сначала получить профессию, работу, как-то устроиться в этой жизни, и если встретишь, потом... м-м-м, ну, когда рядом.... м-м-м ... - мычал, теряя слова отец.
- Иди уж. "Потом", "если встретишь", - передразнивала его дочь. - Слушая вас, вообще вся жизнь будет потом. А сейчас что?
- Сейчас, Маш, ещё только начало жизни. Не надо торопиться. - Отец почему-то посмотрел на машин живот, и ещё раз добавил: - Не надо. Он ещё что-то буркнул про любовь, покряхтел, собираясь в прихожей, и сунув ей в руку пару денежных купюр, поцеловал в щеку и ушел.
Настроения по-прежнему не было. "Да и теперь, - думала Маша, - откуда ему взяться, настроению-то?" Она понимала, что эта история выбила её очень серьезно из жизни, из текущих забот. "А с другой стороны, какие у меня были заботы, - посмеялась она над собой. - Универ, подруги, гулянки, парни..." Она впервые за три последних дня улыбнулась, чуть посмотрев на себя, проходя мимо зеркала. "Вот и результат такой жизни, - как бы осуждая себя, подумала она. Ладно, надо ложиться спать, завтра - к доктору".
5.
Понедельник выдался как... понедельник. Несмотря на заверения Гидрометеоцентра о том, что дождь вот-вот должен прекратиться - дождь нахально продолжал капать.
- Это, наверное, уже никогда не закончится, - думала Маша, открывая утром шторы на окне. - Это прямо, как моё настроение, - снова и снова пыталась улыбаться она. Улыбка не получалась, так - губы пытались что-то изобразить. Сделав пару телефонных звонков подругам и в медцентр, Мария позавтракала и собралась ехать к доктору.
- Есть доктора, которые лечат, а есть вот такие доктора, которые... - думала она. - От каждой мысли о том, ЧТО нужно будет делать, ей становилось хуже. Но она твёрдо держала себя, уверенно собиралась и даже захватила зонтик:
"Ну-ка иди сюда, теперь ты не отвертишься. Будем мокнуть вместе", - вслух сказала она зонту, сунула его в сумку, закрыла дверь и уверенной походкой, как могла, - уверенно, - поспешила на трамвай.
Трамвай сегодня ждали долго, народу на остановке собралось необычно много, стало влажно, противно и холодно. Наконец трамвай, скрипя металлическими колесами, подъехал к остановке, в кабине опять сидел тот самый молодой человек, который несколько дней назад чуть не зажал её дверями. В этот раз он, видимо, волновался, несколько раз переключал какие-то кнопки, выдавал билеты, затем, перепутав объявления, объявил другую остановку, за что был дружно осмеян пассажирами набитого до упора вагона.
"Вот, странный, блин. Ещё водителем трамвая работает. Чудик", - подумала Мария, пытаясь вытащить руку между сумок и плеч пассажиров сурового утреннего трамвая.
Клиника находилась на другом конце города. Это был современный медицинский центр, который... в общем, Маша даже не разглядела, собственно, сам центр, - она входила в него, словно солдат заходит в штаб неприятельской армии, - озираясь по сторонам и ища какого-то подвоха. Сняла куртку в раздевалке, получила серый, металлический номерок. Подошла к регистратуре и стала читать мелкие, аккуратные объявления. Потом посидела на мягких, но холодных, кожаных креслах. Мимо ходили врачи и медсестры в белых халатах, и этот неприятный, какой-то мертвенно-белый, ядовитый цвет стал неожиданно раздражать её, отпугивать... она вдруг почувствовала мелкую дрожь во всём теле.
Регистратура чем-то щелкала, стрекотала, из старого, матричного принтера вылетали какие-то бумажки, ставились штампы, дергалась дверь туда-сюда, кто-то входил, выходил. Жизнь медицинского центра напоминала цех, где всё двигалось, мельтешило, кто-то что-то носил, кто-то ходил, тащил на тележке какие-то металлические коробки... Марии на секундку стало холодно, руки стали мерзнуть, а номерок в руках словно примерз к ладони. Она посмотрела наверх, - холодные лампы освещения чуть моргали, освещая плакаты на стенах. Она встала, подошла к одному из них, чтобы хоть как-то отвлечься.
"Подари жизнь", благотворительный фонд, - прочитала Маша на плакате. На плакате были нарисованы какие-то смешные каракули, то ли это сделали дети, то ли это был такой фирменный знак, - Маша так и не поняла. - Да нет, откуда тут дети с фломастерами", - она ещё раз огляделась по сторонам. Что-то подсказывало ей, что этот медицинский центр совсем не для детей.
Дети как раз в этом центре не появляются.
Внезапно ей почудилось, как за дверями этих кабинетов, за толстыми металлическими дверями происходит что-то страшное, что-то ужасно жуткое и очень неприятное. И мысль о детях, которых тут не бывает, - совсем с другой стороны как-то очень больно вонзилась прямо в сердце. Или в то место, где оно должно быть. Ей стало вдруг как-то очень больно и противно только от того, что она находилась в этом месте. В месте, где не бывает детей. Где не слышится детский смех. Куда никогда не придёт ребенок...
Она резко зашагала к раздевалке, сдала холодный, металлический номерок, забрала еще тёплую куртку и быстро вышла из здания.
На улице ей стало немного лучше. Переживания, переплетённые с теми картинами, которые она себе навоображала, глядя на плакат и двери там, внутри, - стояли в горле сухим комком, который было ни проглотить, ни выплакать, ни выплюнуть. Что-то внутри трясло её, как будто поворачивалось, трепетало внутри.
- Он, наверное, уже что-то чувствует... - вдруг неожиданно сама для себя подумала Мария.
- Стоп! Кто - он? - сама себя спросила она.
- Как, кто он? Малыш... - ответила она сама себе.
- Какой малыш? Ему только несколько недель....
- Малыш? Разве он уже живой? - опять выскочил вопрос.
- Значит живой, раз он уже вот ТАК реагирует... - опять ответила она сама себе.
Так и ходила она по улицам, разглядывая чужие красивые витрины, товары и разговаривая сама с собой, - она даже забыла раскрыть зонтик, и мелкие капли дождя капали на её куртку, и не замечала она ничего вокруг себя, - диалог внутри неё был таким откровенным...
Темнело, куртка уже стала промокать, мысли окончательно запутались и хотелось только одного, - быстрее под теплое одеяло, с кружкой чая, с вареньем, с бурчащим где-то телевизором, с окном за шторой...
В вечернем трамвае было свободно, но грязно, сыро и как-то промозгло. Она закуталась сильнее в куртку, которая уже отдавала влажностью, натянула шапку на глаза и пыталась заснуть. Сумка, мокрый зонтик, - все это путалось в руках, руки дрожали... мысли в голове никак не могли успокоиться, и кажется, что они тоже дрожали вместе с руками. Успокаивало только одно, - монотонное дерганье трамвая на стыках рельсов, сухой металлический звук и этот унылый, серый, мокрый вечер в едущем куда-то далеко, трамвае.
Трамвай ехал, чуть подпрыгивая на поворотах, Маша тряслась вместе с ним, обнимая сумку с мокрым зонтом и спала. Ей не снилось ничего. Лишь только издалека махнуло какой-то сонной историей, как кто-то очень аккуратно потянул её за локоть:
- Девушка, мы приехали. Конечная. Дальше только депо.
Маша стряхнула с себя усталость и сон, и, как могла увереннее, произнесла:
- В депо не надо. Сейчас. Момент. Хр-хм-хр. Ой, - открыв глаза, она увидела Чудика, того самого водителя трамвая, который стоял перед ней в смешных штанах и каком-то сером ватнике. Но самым смешным предметом его "туалета" была шапка, - она была какая-то вывернутая наизнанку, надета была неправильно - "сбоку набок" и при этом съехала на уши. Маша не могла сдержать смех, видя этого трамвайного юношу, она прижала рот ладонью, но смех был, видимо, попыткой выдавить из себя сегодняшнюю тихую истерику.
- Какой вы.... смешной, - попыталась улыбнуться она. - Спасибо. Она выпорхнула из трамвая, добежав до вокзальной площади, и чтобы не замерзнуть окончательно, взяла такси до самого дома.
Дрожащими руками она пыталась вставить ключ в холодный замок, а в голове билась только одна мысль "Подари жизнь. Кому? Как?" В теплой ванне, под шум воды из крана, она продолжала разговаривать сама с собой. Но вопросов было явно больше, чем ответов:
- Как же можно подарить жизнь? Ведь жизнь нельзя подарить?
Жизнь дает только Бог. Как же я могу подарить жизнь, если её дает Бог? - Как? Как? Ну, ведь рождение ребенка - и есть подарок жизни! Да, я могу ему - ребенку! - подарить жизнь! Но как я могу? Я не могу родить!
- Почему ты не можешь родить?
- Потому что у ребенка нет отца!
- Ну и что, что нет отца?
- У тебя нет денег ни на что! Ты никто! Ты не можешь! Ты не будешь! Весь курс будет смеяться!
- Да что они знают о детях! Разве ОНИ могут подарить жизнь!
- А что же ты так плохо обо всех?
Настало время вылезать из ванной, - Мария закуталась в два полотенца, вылезла, включила телевизор, залезла под одеяло и только тут, - началось расслабление её дрожащего тела, только теперь приятные теплые слова снова вернулись в голову, и эта сладкая, теплая, нежная фраза "подари жизнь" стала приятнее, теплее, нежнее... Она засыпала под телевизионные новости из горячих точек, и ей становилось все теплее, теплее, жарче, жарче...
6.
Утро вторника было чуть посуше. Дождь, этот вечный виновник всего неприятного, видимо прошёл, но облачность ещё висела темным, свинцовым горизонтом, было влажно и сыро, - но там, на улице. А тут, в машиной квартире было сухо, уютно и тепло. Вчерашний телевизор снова что-то бурчал о событиях в мире, но сегодняшнее настроение почему-то Мария отличала от вчерашнего. Вчера ей действительно было плохо, после посещения этого медицинского центра, а сегодня, когда она решила по крайней мере - ТУДА больше не ходить, ей стало лучше, хотя вопросов стало больше. Она понимала, что нужно искать другого врача, но теперь, после первого посещения подобного заведения ей стало реально страшно.
Раньше она с легкостью произносила это слово "аборт". Ну, неприятное слово, ну бывает. Ей казалось, издалека - так, что это всё-равно что клавиша "Escape" на компьютерной клавиатуре, - сделал что-то, оказалось - не то. Ну и нажал, отменил предыдущее действие. Ну, конечно, не так красиво, может быть, совсем не очень красиво, и, наверное, очень больно и неприятно. Но... ну, бывает. Теперь же она пугалась этого слова, теперь это слово в ней самой сильно противостояло другим словам, тем словам, которые она прочитала на плакате: "подари жизнь". Ей казалось, что это настолько разные слова, что их никак нельзя даже думать в одной голове!
Выпив кофе и поразмыслив ещё, она всё-таки решила опять позвонить Лене, чтобы попросить её о каком-то другом докторе, враче, медицинском центре... ей нужно было что-то другое, более спокойное. Более уверенное. Более безопасное.
Лена ответила сразу и защебетала, словно ждала звонка:
- Ну, что подруга, всё нормально?
- Нет, Лена, не нормально. Я вчера была там. Слушай, я там не могу - меня всю трясло, как только я туда вошла. Это что-то... Я вчера весь вечер была в истерическом состоянии.
- Хм, ты даёшь... Все там были, у меня знакомая несколько раз там аборт делала, и ничего.
- Ничего... А я дрожала, как осиновый лист, пока домой не вернулась.
- Надо было сразу к Сергей Сергеичу идти, а не сидеть там и думать. Понимаешь, тут не надо долго думать, позвонила, пришла, сдала анализы и - вперёд. И сразу всё сделают. Ты ему звонила?
- Его не было, мне только сказали, как добраться. Ну я добралась... а там...
- Подруга, если ты такая впечатлительная, тогда рожай... - Елена рассмеялась звонким, приятным смехом.
- Рожай. А учеба, а работа, а этот...отец ребёнка... Да что ты, - она махнула рукой.
- Ну вот. Поэтому набирай телефон снова и дуй к самому доктору сразу. И не тормози, до десятой недели надо всё успеть. Потом, сама знаешь... Ну пока.
В голове у Марии было еще несколько спасительных, как ей казалось, разумных мыслей - нужно было всё-таки поговорить с мамой, и ещё... Она боялась этой мысли, но всё-же берегла её напоследок, - нужно было подождать.