Аннотация: Если ты любишь осень и смотришь за грань... рано или поздно тебя встретит она...
Алексей Федотов
Далекий берег
Что такое судьба?
Отголосок вечности в тебе самом.
Что такое жизнь?
Быстро сгоревший метеор на небосводе времени.
Что такое любовь?
То что дает силу...
Хотелось курить. Старая, казалось бы, давно забытая привычка заставляла руку тянуться к нагрудному карману в котором уже три года не было пачки с сигаретами.
Он вздохнул и откинулся на кресле стараясь устроить дряхлеющее тело с наибольшим комфортом. Еще года четыре назад он посмеялся бы над своими мыслями. Он стареет - смешно. Он становиться одиноким - еще смешнее.
Ведь есть дети, внуки , любимая работа наконец...
Дети забыли дорогу к ему дому. Так , изредка раздастся трель старого, страдающего подагрой телефона и ровный голос дочери или сына поинтересуется - Ну как дела? . Без вступления, предисловия. Лишь сухое - "Как дела".
Он захихикал. Смешно. Действительно смешно. А чего он собственно хотел? Ведь было время когда он был нужен..
"Папа, мне нужны деньги на дискотеку"
"Любимый, давай купим новый ковер в спальню"
"Папочка, я сегодня с Игорьком гулять иду... Буду поздно... Деньги? Ну немного.. На мороженное.. Целую.. "
А сейчас кто он? Что он? Старая отмирающая клетка на здоровом теле общества. Мизерная пенсия его детей не интересует - что такое четыреста рублей? Даже внукам на шоколад не хватит.
Работа - еще смешнее. Кому нужен старый, заработавший геморрой, конторский служащий, отдавший большую часть жизни протиранию штанов в никому не нужном министерстве? Прощальный вечер. Дружеский поцелуй юной секретарши в старательно, по торжеству, выбритую щеку. Коробка шоколадных конфет и красная папка с золотым тиснением - глумливая цифра шестьдесят пять и скрещенные, словно кости под обглоданным черепом, оливковые ветви. Вот и вся работа. Была да вышла. Разве что сторожем, да и то. Молодых готовых получать тысячу в месяц и дрыхнуть где ни будь у телевизора хоть отбавляй.
Нестерпимо кольнуло в боку. Господи. Ну почему старость это так противно и мерзко. Тело, еще вчера послушное и здоровое превращается в скрипящую сухими суставами неповоротливую тушу.
Он неудачно шевельнулся и снова нестерпимая боль в боку.
....
Привет. Девчонка в розовом платье радостно улыбнулась и швырнула в него мячом. Сверкая раскрашенными боками, мяч спокойно миновал неловко вскинутые руки и хлопнул его по лбу.
Девчонка радостно рассмеялась.
- Хи.. Какой же ты смешной. Как зовут?
- Алексей. - Он неуклюже поднялся с земли. Похлопал ладонью по штанам стряхивая налипший мусор. Хотя какой к черту здесь мусор? Ровная зеленая травка, заботливо подстриженная смотрителем. Ни листика, ни веточки. Одни аккуратно оболваненные деревья да мягкий шелк газона под ногами.
- А меня Лада. Ты откуда такой?
- От папы с мамой - буркнул он и полез за сигаретами. Блин, даже курить здесь кажется кощунством. Этакий кусочек эдема. Да ну и черт с ним.
Лада брезгливо сжала губы глядя на то как он закуривает и кидает обгоревшую спичку в сочную зелень под ногами.
- Здесь не мусорят.
Он усмехнулся. Демонстративно втер несчастный кусочек дерева кроссовкой, мешая траву с землей.
- И не курят. - Лицо Лады исказилось. Губы сжались, глаза смотрят с укоризной, того и гляди заплачет.
- И что? - Он неторопливо затянулся, выпустил струйку дыма через ноздри.
- Это плохо. - Точно заплачет.
- Почему? - Легкую тень ироничной улыбки на губы.
- Ну потому что... - Губы задрожали.
- Ладно. Черт с тобой. - Он бросил окурок и неторопливо растер его ногой. - Так лучше?
Лада посмотрела на него прищурив глаза.
- Лучше. А все таки ты откуда?
- Сказал же. От папы с мамой.
- Ну не хочешь не говори. Давай поиграем?
Ох, девочка. Ох, переигрываешь. И куда только делись слезы? Смеющееся лицо, лукавые искорки в затягивающих голубых глазах.
- Давай. Только во что?
- А в догонялки. Догоняй - Это Лада бросила уже на бегу, сверкая загорелыми ногами.
- Черте что. - Он побежал следом, неторопливо, стараясь лишь не выпускать из виду мелькавший где то впереди силуэт в розовом. Трава под ногами пружинила, как на хорошем стадионе. - Детский сад.
Минут через пять это стало утомлять. Ему никак не удавалось догнать сверкающую голыми пятками девчонку, только одышка появилась, а эта вредина только ходу прибавила. Еще через пару минут он перешел на шаг и тяжело дыша привалился к дереву. Пошарил в кармане извлекая очередную сигарету. Затянулся и зашелся в кашле. Легкие казалось свело судорогой выворачивая его на изнанку. Закололо в боку. Остро, словно удар тонким шилом.
- Ты слишком много куришь, Леш. - Лада подошла и положила руку ему на плечо. Шустрая однако.
- А тебе то что. - Снова приступ кашля.
Та только вздохнула. Сдернула руку с плеча.
- Ладно. Дело то твое. Купаться будешь?
Он выкинул все еще тлеющий окурок. Прижал руки к горевшим щекам, прямо к зашуршавшей под пальцами не бритой уже два дня щетине.
- Запросто.
- Тогда пошли.
Потом были теплая вода лесного, прогретого жарким летним солнцем озера.
Мягкий песок пляжа. А потом он ушел не прощаясь и не оглядываясь на смеющеюся, плещущуюся в отливающей зеленью воде Ладу. Есть время прощаться а есть время просто уходить по английски.
....
Снова эта чертова боль в боку. Наверное стоило бы показаться врачу. Вновь выслушать равнодушные слова сочувствия. Вновь покивать головой, соглашаясь. Выслушать еще раз рекомендации. Отказаться от госпитализации. К дьяволу.
Подыхать так дома а не на мерзкой, застеленной давно не стиранными простынями, с продавленными и скрипучими пружинами больничной койке, в обществе орущих от боли и делающих под себя стариков.
Да и ждать недолго. Еще полгода, год и все. Он пойдет вслед за женой.
Рука снова потянулась к нагрудному карману. Господи, как хочется курить.
До горькой слюны во рту. До скрипа зубов.
А может плюнуть, одеться и дойти до магазина.
Он встал. Суставы жалобно захрустели. Подошел к окну, откинул занавеску подслеповато всматриваясь в уже накрытый сумерками вечер.
Нет не стоит. Лучше поставить на плиту чайник. Не торопясь заварить чай.
- Ну привет - Он поднялся. Отряхнул штаны от несуществующего мусора. Де жа вю? - Как дела?
Лада рассмеялась. Красивый у нее смех. Словно звон колокольчиков.
-Нормально. Купаться пойдем?
- Запросто, но только не бегом. - Он позволил себе рассмеяться в ответ.
- Знаешь, а ты забавный. - Лада развернулась и неторопливо побрела к блестящей среди деревьев полоске воды.
- Почему?
- Не знаю. Ты не такой как все.
- Все? - Пусть губы улыбаются. Ведь это так просто, улыбаться.
- Ну да. Те кто был до тебя.
- И много их было?
- Ой, много - Лада уже стягивала с себя платье. Розовый шелк упал на белоснежный песок а хозяйка уже мчалась к воде радостно визжа. Его обдало прохладными брызгами. Плеснувшая вода оставила на песке затейливый рисунок из враз помокревшего и ставшего бурым песка.
- Слушай - Он перевернулся в воде на спину, раскинул руки позволив воде неторопливо затягивать его тело в глубину. - А я никогда не думал что небо может быть таким глубоким.
Лада рассмеялась, перевернулась на спину пристраиваясь рядом.
- Небо как небо. Синее.
Он промолчал, вглядываясь в чистую глубину над головой. Не бывает такого небо. Слишком оно правильное. Такое как бывает только в снах. Детских снах.
Подступившая вода плеснула в нос, заставив отфыркиваться. В отличии от неба эта глубина всегда тянет вниз.
- Поплыли к берегу? - Он перевернулся на живот. Фыркнул еще раз изгоняя остатки щиплющей нос жидкости.
Лада молча поплыла в сторону пляжа.
....
Он поставил пустую чашку на журнальный столик. А ведь этот столик он покупал еще с Галиной. Впрочем что здесь он не покупал вместе с ней. С каждой его зарплаты они что ни будь да покупали. Это было как традиция. Хоть мелочь, хоть безделушку в виде фарфоровой статуэтки но покупали. Шли вместе по магазинам, хоть он и ненавидел ходить по магазинам. Но это была его дань уважения жене. Пусть мелкая но дань. Вира, которую должен платить каждый мужчина.
Ох Галка, Галка. Галчонок. Уже три года как тебя нет, а все равно больно.
Он встал и прихватив чашку поплелся на кухню. Открыл кран, дождался пока стечет ржавчина.
Смешно. Он все еще цепляется за воспоминания. Впрочем, пока цепляешься за воспоминания - живешь. Когда нечего будет помнить, незачем будет жить.
Вся жизнь человека состоит из воспоминаний. Детства, юности... Радость, обыденность, снова радость, снова обыденность. Полоски. Сначала они широкие, а потом, словно повинуясь руке сумасшедшего маляра становятся все уже и уже. И уже не помнишь каждого дня... Каждого события. Единая серая полоса стробоскопа. Не более. Но он старался помнить.
- У? - Глаз он открывать не стал. Солнечное тепло вытягивало силы, заставляя тело расслабится и делая его ленивым.
- Леш. - Мягкая, маленькая ладонь легла ему на живот. - Зачем ты пришел?
- В смысле?
Ладонь сдвинулась на пару сантиметров вниз.
- В прямом. Те кто был до тебя не умели радоваться жизни.
- А я умею? - Он открыл один глаз. Лада лежала на боку, делая вид что рассматривает что то очень важное в раскаленном песке.
- Ты да. - Ладонь спустилась еще ниже. - В отличии от других. Да.
Как хорошо, что можно закрыть глаза и посмотреть сквозь веки на рвущийся с небес свет.
- Не знаю. Действительно не знаю.
Лада молчала а ладонь была уже далеко не на животе.
- Леш. Уходи. Прошу тебя.
Он открыл глаза, переворачиваясь на бок лицом к ней.
- Это мой выбор Ладочка.
Помолчал, сгребая ладонью желтую мякоть песка. Добавил чуть слышно.
- И только мой.
....
- Ну что, Сереж?
- А - взмах руки смертельно уставшего человека - Банально. Инфаркт. Если бы хотя бы часа на два раньше. А так...
Врач принялся складывать инструменты в потертый чемоданчик. Стетоскоп, уже бесполезный тонометр.
- Мда - Молоденькая медсестричка откинула штору дав возможность солнечным лучам осветить хорошо обставленную комнату. - Банально.
- Сколько у нас еще вызовов на сегодня?
- Это последний.
Врач потянулся привставая с колен. Зевнул.
- Это хорошо. Спать хочу.
- Дело хорошее. - Медсестричка подошла к кровати. Поправила лежащую на лице человека простыню и задела мыском туфли пустую ампулу из под адреналина. Та подкатилась прямо к ладони лежащего на кровати старика.
Прямо к небольшой горке высыпавшегося из сжатого кулака песка.