Федотов Алексей Николаевич : другие произведения.

Двенадцать

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Черт его знает, про что там.

   1
  
   Был день, я и солнце.
   Затем день закончился, солнце закатилось за горизонт. Остался лишь я.
   Остов строящейся башни застрял перед глазами. Слежу за ним, словно кот, увидевший добычу. Не моргая, не дыша. Кончики пальцев отбивают на руле волнующий ритм. Танец охоты, предвкушение пиршества кровавой пеленой засело в сознании.
   Но надо ждать.
   Сквозь лобовое стекло здание кажется мертвым. Да, оно и есть мертвое. Любое строительство - это процесс смерти наоборот. Сначала есть только ровная пустая площадка. Повернутое назад время возвращает на площадку гору праха. Тысячи трудолюбивых микробов вырывают из земли кости, лепят туловище из праха. Скелет растет и растет, с боков его облепляют плотью те, кто при нормальном ходе событий, должен объедать мертвого гиганта.
   Падальщики прилетают обратно, чтобы снова попировать, вернуть мертвецу все высосанные соки, сквозь железные сосуды врывается кровь - энергия для живых, не для мертвых. И где-то внутри трупа начинает бешено колотиться сердце.
   Он просыпается. Смерть возвращается по истертой стопами тысяч дороге, чтобы создать новую жизнь.
   Бросаю взгляд на часы. "23:57".
   Только это не жизнь. Лишь иллюзия жизни. На самом деле, каждое здание, каждый дом, каждая постройка на земле до конца своих дней остается мертвым скелетом, кадавром, искуссно поднятым некоторыми, чтобы повелевать многими. Притворство, театр мертвецов. Маски снимаются каждую ночь, в гаснущих глазницах можно увидеть правду: смерть не создает ничего, она способна лишь разрушать, все есть обман и новую жизнь не получишь из пустоты. Это только пустые кости, где продолжают свой бесконечный пир мухи. Они должны распасться - и распадутся.
   Никто не может перехитрить законы природы. И люди в том числе, какими хитрецами себя бы не вообразили.
   Время ползет слишком медленно. "23:58", "23:58", "23:58", ну же...
   Нет сил бесцельно смотреть на жертву, таиться в добыче, хочется вырваться на свободу и биться. Ночь так черна, словно небо вырезали из картинки громадными ржавыми ножницами, воздуха нет. В театре бушует пожар, языки пламени лижут шторы, актеры остановились в нерешительности: продолжать игру или спасать свои жалкие жизни?..
   "23:59".
   Скоро, уже скоро. Руки шарят в поисках сигарет. Нет, карман пуст.
   Стало смешно, так смешно, что даже на мгновение забыл об охотничьем инстинкте. Захотелось хохотать до упаду, до дрожи в коленках, вылезти из машины, упасть на землю и смеяться до полного истощения, пока тело не испустит дух.
   Я бросил! Бросил!
   Десять лет не получалось, привычка. А лекарство такое простое.
   Достаточно крепко получить по башке.
   Один удар и наследник трона мигом отбрасывает прежнюю жизнь: грязные кружки с выпивкой, белые дорожки наркоты, карты, потных некрасивых женщин. Один удар превращает его в прекрасного принца, лишает сознания, ввергает в летаргический сон. И вот уже придворные лекари собрались в опочивальне, они ничем не могут обрадовать расстроенного отца. Под звуки королевского оркестра тело опускают в личный склеп. Но принц просыпается, он все еще хочет попасть на собственный бал и найти там Золушку, он торопится, сталкивает крышку саркофага. Его желание не опоздать так сильно, что кулаки легко разносят двери склепа. Еще можно успеть, еще осталось время...
   "00:00".
   В оглушительной тишине принц, подпортившийся и подгнивший, входит в тронный зал.
   Невозможно больше ждать, пальцы вцепились в ручку двери. Аргх, слишком долго, нужно быстрее. От пинка петли выламываются, дверь тяжело падает в придорожную пыль, я выскакиваю из машины. Перемещаться на двух конечностях слишком долго, руки принимают на себя часть веса. Из-под лап вылетает мелкий щебень, камни, ошметки грязи, нет времени останавливаться, нужно бежать. Хочется завыть на луну, но луны нет, да и не только луны. Призраки бесшумны, они не могут издавать звуков. Наверное, поэтому я не слышу, как отталкиваются от земли конечности, как дыхание превращается в резкий стук отбойного молота. Или это потому, что я оглох от этого бесконечного счастья, жажды охоты, чистой и незамутненной ярости?
   Или потому что зверю внутри не нужно слышать, он чует добычу на расстоянии, безо всех органов чувств, с помощью сверхъестественной связи, которая сковывает охотника и его жертву.
   Трехметровый забор жалкая попытка отгородиться от тех, кто действительно хочет проникнуть внутрь. Если бежать очень быстро, можно бежать вверх. Спираль колючей проволоки рвется, словно бумажная лента, еще секунда и путь проделан. Вперед! Песок смягчает звук приземления.
   а грязными тюками, позади штабелей досок и обрезков гигантских - с рост человека - труб, виден маленький домик. В окне мигает свет, затем резко скрипит дверь. Раздаются шаги, кто-то идет сюда. Я скрываюсь в узкой щели под одной из труб, забившись в строительный мусор.
   Лица не видно, только ноги. Что-то щелкает, тут же резкий луч света расчерчивает пространство. Он вызывает в глазах нестерпимую боль. Вскоре зрение восстанавливается. Слежу за человеком. Скорее всего, просто охранник, конечно, не он - цель, но взять и отказаться от такой заманчивой возможности... Нет, это не в привычках тигров-людоедов.
   Он видит отпечатки на песке. Конечно, это заставляет осмотреться. Теперь совершенно ясно, на территорию проник нарушитель, проник тайно. Скорее всего, какой-нибудь воришка, придется поискать.
   Я вижу, как он поворачивается, глаза заволакивает туман. Мгновение спустя уже лечу в воздухе. Пальцы смыкаются на хрупкой шее. Человек хрипит, фонарик отлетает в сторону. Хрустят позвонки, хватка размыкается, труп валится на землю.
   Невиданный дикий безумный восторг пронзает разум и тело. Безумный восторг, имя которому - смерть.
  
  
   2
  
   Огненное кольцо.
   Перекресток миров... Золотая сладость разливается вдоль жил.
   Болью.
   Крик родился в недрах, в ответ на внутреннюю агонию, тело словно развернулось в тугую острую пружину. Такая способна проткнуть руку, если ее сжать. Кровь будет капать из разорванных тканей, сломанных костей...
   Кровь.
   Кольцо огня.
   Боль.
   Он пробовал эти слова на вкус, как будто перекатывая языком во рту. Каждая новая секунда несла новые оттенки, новые смыслы. Каждый миг - неожиданные нюансы, мельчайшие изменения, находящиеся за гранью подсознательного. Там, где нет разума, только интуитивное движение, Он чувствовал, что полностью погрузился в сумеречную зону. Он ощущал себя слепцом, нащупывающим камни в темноте, пытающимся выбраться из неведомой темницы.
   Свет.
   Это стало новым ощущением. Лишь спустя вечность Он понял, что свет принесли открывшиеся глаза. Если есть глаза - есть и тело.
   Но свет не смог стать отрадой, Он только вплелся в кольцо лишней веточкой, еще одной стороной боли. Глаза не просто болели, их нестерпимо жгло пламенем, Он ощущал, как веки дымятся.
   Вскоре это прекратилось. Ослепляющая бездна превратилась в спокойную серую пещеру.
   Возможно, Он спал. В некотором прозрении Он подозревал, что не может отличить сон от яви. Слишком много... потеряно. Слишком много... пропало. Потерянный в руинах разума - он боялся. Холод и одиночество окружили со всех сторон. Он плыл один в кровавом море, а небеса полыхали багровыми зарницами. На низких облаках отпечатались лики страха, темная пропасть под ногами заманчиво тянула вниз. Он искал берег, но берег ускользал, то тут, то там сквозь шторм появлялась темная полоска, но Он не мог видеть.  Он чувствовал дыхание суши, но не мог приблизиться ни на шаг.
   Тысячелетиями позже Он достиг берега.
   Берег принес привольный морский бриз.
   Обдуваемый холодным ветром и омываемый хмурым ледяным приливом, Он лежал на шершавом песке. Солнце все не появлялось, возможно, его просто не существовало в этом мире. Прислушиваясь к внутренним ощущениям, Он почувствовал пальцы. Разумеется, они являлись частью тела.
   Море словно стиралось огромным невидимым ластиком, мягко, штрих за штрихом, сверху на сознание сыпались друг за другом шорохи, короткие движения, рефлексы.
   Наконец Он почувствовал, что поднимается в воздух. И в тот же момент открыл веки.
   В глаза ударил тусклый свет лампы над головой. Он увидел узкую камеру со стенами, обитыми войлоком. Из камеры вела лишь узкая железная дверь с отверстием на уровне глаз - окошко закрыто с той стороны. Он сам лежал на грязной кровати, с простыней, туго перетянутой ремнями. В углу напротив - старая ржавая утка.
   С пробуждением вернулось тело. Но не только оно: ярость, до этого момента прятавшаяся где-то в уголке подсознания, стала шириться и надуваться, подобно накачиваемой воздухом пленке она мигом заполнила все возможное пространство, агрессия хлынула через край, сметая все преграды.
   Из груди исторгся надорванный крик. Он бросился на стену. Упругий материал поддался и тут же отбросил назад. Он завопил, кулаки принялись вонзаться в стену. Пальцы оставили на обивке десять глубоких царапин. Он повернулся юлой, следующие удары пришлись на кровать. От попадания по железному каркасу руки, казалось, превратились в мешки, туго набитые осколками костей.
   Он упал на колени, ярость сдавила горло. Первый из ремней оказался перегрызен в течение пары секунд, второй Он вырвал руками. Еще несколько лопнули сами, руки тут же схватили освободившуюся ткань, раздался треск. Тощий матрац полетел в сторону двери, Он накинулся сверху, словно дикий зверь, почуявший запах крови. Во все стороны полетели клочья.
   Это продолжалось недолго. Наконец Он остановился. Ладони бессмысленно сжали горсти перьев, он задрал лицо к потолку. Из глотки вырвался тоскливый вой. Но тут Он снова увидел дверь.
   От удара мир, казалось, раскололся напрочь, дверь даже не пошелохнулась. Он сжал череп, боль, какая безумная боль, снова кольцо... Нет, надо встать. Ненависть не может остановиться, лучше погибнуть, чем замереть...
   Лучше погибнуть...
   Он успел встать на колени. Затем произошло что-то новое, мир причудливым образом изменился. Дверь открылась, понял Он через десятые доли секунды. Этого времени тому, кто стоял за дверью оказалось достаточно. В тот же миг Он почувствовал резкий удар и как реальность стремительно катится вниз. Темнота мгновенно сомкнулась перед глазами.
  
  
   3
  
   Ксантипп сказал, толстяк находится в самом здании. Там оборудована зона, отлично подходящая для... для... Ладно, не следует забивать голову, что бы за штука это не была.
   Похоже, здорово понизился коэффициент интеллекта. И если бы я еще знал, что это за хрень такая - ко-эф-ет-ци-ент...
   Люди толстяка находятся в домиках-контейнерах слева. Я пошел вдоль периметра. Куски бетона, заготовки для лесов, мешки с цементом, песок, потом снова бетонные глыбы. Словно какой-то гигантский ребенок забыл в песочнице игрушки. Или не забыл, просто его схватили и запихнули в кузов какой-то машины, поглумились несколько дней и отрезали голову.
   Или малыш был редкостным засранцем. Надо подумать, какая версия более реальна.
   Впереди появились контейнеры. Около одного из них лицом к стене пристроилась тень. Тип с лохматой черной шевелюрой мочился так шумно, что звук шагов полностью заглох в рокоте струи. Я подошел поближе и похлопал человека по плечу.
   -Закурить не найдется?
   Он повернулся, в темноте блеснули оскалившиеся зубы.
   Я посмотрел вниз. Струя косой чертой прошлась по брюкам и остановилась на носке левого ботинка.
   -Чо надо? Ты кто вообще? - спросил черноволосый.
   Кулак влетел черноволосому в лицо. Из-под руки хлюпнуло, черноволосый схватился за нос. Слишком слабо, не рассчитал сил. Достаточно сильный удар расплескал бы мозги на стенку, как желток из яйца в микроволновке.
   Сейчас закричит, пришла запоздалая мысль. Дал еще раз в зубы, чтобы раздвинуть челюсти, пальцы влезли в рот, там быстро нашарилось что-то мягкое. Оторвалось с тихим шлепком, комочек плоти отлетел куда-то в груду кирпичей. Из горла черноволосого вырвалось мычание, на губах появилась кровавая пена.
   Я сдавил ему горло. Тело еще немного поизвергало на землю разные жидкости, затем колени подкосились и мертвец без малейшего шороха ткнулся разбитым носом в песок.
   Один есть. Сколько еще внутри? Шесть - восемь? Может быть, десять.
   Я обогнул вагончики, сквозь приоткрытую дверь зашел внутрь.
   Обитатели не заметили гостя, три головы склонились над хлипким картонным столиком. Судя по восклицаниям, играли в покер.
   На полу валялась грязная электроплитка, сбоку, около порыжевшего чайника покрытый разводами кухонный нож. Кто-то, похоже пытался настрогать ломтики бекона, но вместо этого нарезал кубики для лего. Я взял нож и подошел к игрокам.
   Тот, что сидел напротив, лысый, с козлиной бородкой, поднял голову.
   -Шуруп, ты где...
   Зрачки глаз сфокусировались на мне.
   -Это что еще за на...
   Я схватил ближайшего за подбородок, провел ножом по шее. Густая струя крови брызнула на карты. "Крапленые будут" усмехнулся внутренний голос. Оставшиеся двое вскочили с криком. Не теряя времени я бросился в атаку.
   Первый вовремя поставил блок, лезвие располосовало только кисть. Второй удар оказался точнее, металл разрезал одежду и вспорол мышцы живота. С треском раздираемой ткани нож пошел вверх. Бедняга выпучил глаза от нестерпимой боли, на белках вмиг прорисовалась алая карта сосудов.
   Бедняга? Тебе повезло, что у меня нет времени заняться серьезно. Последнему так не повезет.
   Лысый с дрожащими руками шарил по внутренней стороне куртки, пинок бросил его на стену. Я присел рядом.
   Никогда такого не делал, все бывает в первый раз. Оказывается, достаточно взяться здесь и здесь, чуть нажать... Если не получится, нажать сильно, очень сильно.
   Рука треснула, как сухая ветка. Лысый откинулся назад. Ему даже в голову не пришла идея позвать на помощь товарищей из соседнего домика. Наверное, он просто хорошо понимал, что в любом случае умрет.
   Я достал из внутреннего кармана его куртки пистолет. Прохладная сталь уютно легла в руку.
   -Пожалуйста, - пробормотал лысый. - Пожалуйста, не надо...
   -Надо израсходовать остаток боеприпаса.
   Я нажал на курок. Между ног у лысого расплылось кровавое пятно, он закричал и дернулся в сторону.
   Раздался выстрел. Вторая пуля раздробила правое колено. Волна неслыханного удовольствия прошла сквозь тело, по венам разлился кайф. Боль принялась выплескиваться наружу, передаваться донору, пламя внутри слегка притухло.
   Следующий выстрел пришелся в левое колено. Лысый орал, его лицо превратилось в уродливую маску агонии. Я не сомневался, что крик слышен далеко за пределами домика, но оканчивать игру не хотелось. Слишком много удовольствия.
   -И это только три патрона, - мечтательно произнес я.
   Но затем то ли рука дрогнула, то ли случайно нажал на курок, бах, и череп жертвы раскололся на сотню осколков.
   Досада проникла в сердце, но где-то там, в подкорке головного мозга появилось что-то еще.
   В общем-то, такая скорая смерть оказалась даже к лучшему. Сэкономленные пули пошли в дело. Сначала в тех, кто встал за дверью, не решаясь ворваться туда, откуда так страшно кричали. Я вышел наружу. В следующем вагончике притаился еще один. Как только вошел, в грудь множество раз подряд словно ударило кувалдой. От боли померкло в глазах, меня откинуло на спину. Обрадовавшийся пулеметчик подбежал добить, в следующий миг он повалился с дыркой между глаз.
   Я кое-как поднялся, отряхнулся. Майка превратилась в решето, вся пропиталась кровью. Но боли не чувствовалось, как будто и вовсе не существовало.
   Я нашел острую железку и, стиснув зубы, поковырялся им в одной из ран. На ладонь упал смятый кусочек металла, то, что осталось от пули.
   Еще двое успели выбежать на улицу и засесть за грудами битых кирпичей. Поймать оказалось нелегко, в темноте найти прячущегося человека - не самая простая задача. Один попытался пробежать мимо, чтобы нырнуть в укрытие, выстрелом тут же подрубило ноги, второй оборвал нить жизни. Еще один резко выбежал сзади, несколько злых ос вонзилось в спину. Я повернулся, в грудь этому вонзилась только одна оса, но и ее хватило, чтобы оружие выпало из рук, и, медленно покачиваясь, враг осел на землю.
   Последний выдал себя страхом. Он боялся, так дико боялся, что жутко потел и вонял от собственного страха. Я прошелся по запаху, также, как дикий зверь ищет добычу. Парень прятался между обрезков бетонных свай, смазливое, если так можно сказать о мужчине, лицо выражало тупой ужас, глаза бессмысленно бродили по окружению.
   Кажется, он был невменяем или находился под кайфом, судя по тому, с какой легкостью удалось подкрасться сзади. Жилы на шее пару раз трепыхнулись под пальцами, да так и затихли, этот тоже обмяк.
   Я торопливо сбросил продырявленную одежду, снять с мертвеца рубашку оказалось делом хитрым, как будто, после смерти вещи неожиданно садятся на два размера. Да и на мое туловище она налезла с трудом.
   Пока растягиваемая не по габаритам майка трещала по швам, в голове разворачивалась простая логическая цепочка. Если он был под наркотой, то не видел. Не чувствовал! Ненависть всколыхнулась в груди тугой массой. Убежал! Боль, моя боль, ты, грязный подонок, сбежал, она не гаснет, костер в сердце, растет это раздирает изнутри чертов урод мразь ублюдок ненавижу ненавижу ненавижу ненавижу кричи я заставлю тебя кричать разорву все преграды переломаю кости тварь ты не сдохнешь ты будешь умолять о пощаде и это будет тушить злобу кишки и вылезающее дерьмо семьдесят кило покорного мяса жалкое ничтожество как как ты смеешь сопротивляться крик я не слышу крика я хочу чтобы ты страдал страдал страдал страдал страдал страдал страдал страдал страдал страдал страдал...
   Вспышка. В зубах что-то хрящистое, пальцы погружаются в лицо, за ногтями ползут кровавые следы. Вспышка. Треск, словно от тысячи свечей, брызги крови, острые осколки ударяют в лицо. Вспышка. Руки все глубже погружаются в плоть, кожа рвется натянутой пленкой, мясо раздирается на части. Вспышка. Красное, малиновое, багровое, алое, рубиновое, все разлетается во все стороны. Темнота.
   Сознание возвращается на место медленно, осторожно. Словно осматривается в окружающей темноте, не остался ли еще кто-то.
   Нет. Зверь ушел.
   Я открыл глаза. Кровь повсюду, на сваях, кирпичах, досках. Земля словно покрыта жидким студнем, обломки костей утонули в липком вонючем болоте из мяса.
   Я смотрю на руки. Два сантиметра гадкой жижи по локоть сидят как перчатки. Руки, да. Нервный смех пробирает позвоночник. Руки. Это они сделали. Они, не я.
   Или я?
   Блевать не тянет. Наоборот, в глубине пробуждается странный голод.
   Целый человек. В какой-нибудь дикой африканской стране это, наверное, считалось бы деликатесом.
   Торопливо облизал пальцы, колени подломило. Зачерпнуть горстью, побольше, быстрее, перебирать каждый кусочек. Полные ладони, свежая порция стремительно отправляется в рот.
   Свежая, здоровая пища, огромное количество пищи. Наверное, больше, чем я имел за всю жизнь.
   Чудовища не ушли из сознания, они просто не могли уйти, я и есть эти чудовища. Пылающая ярость не дает бояться, она успокаивает, она будоражит, она растет.
   Больше, чем я имел за всю жизнь.
  
  
   4
  
   Закрепите его.
   Мысли или голоса? Перед внутренним взором все затянуло дымкой. В голове плавали мысли. Словно маятником - тик-так, тик-так, кц-кц, кц-кц, течет сознание.
   Жаль.
   Вот опять, что это было?
   Слишком много сил ушло на реабилитацию.
   Нет, это похоже на голоса. Должны быть уши, нужно использовать их. Почему закрыты? Это ненормально. Что такое "ненормально"? Слишком трудный вопрос. Слух, где же он... Мысли движутся по нервам. Нервы - это дороги. Нужно отыскать правильную дорогу.
   -Разве мы куда-то торопимся?
   -Да. Реанимация должна уложиться в короткие сроки. Две недели только на то, чтобы восстановить. А теперь еще время, чтобы починить снова...
   -Вы же сами предупреждали об опасности ранней...
   Вот оно! Сработало. Теперь у него появился уверенный канал связи.
   -Выбора нет. Не успеем - и мы мертвы. Думаешь, он прощает опоздания?
   -Но если провести ее так рано, мы не сможем...
   Слух есть. А что с прочим телом? Руки, ноги. Надо найти новые маршруты, обходные пути. Как только придет сигнал от пальцев - Он узнает.
   Он безумно хотел знать, что не является слепым обрубком.
   Слепым?
   -Прямая стимуляция в сочетании с внешним наблюдением. Все получится.
   -Но...
   -Хватит. Просто делай, то что я говорю.
   Глаза! Должны быть глаза. Это лучше, чем просто слышать. Он принялся искать дорогу к глазам.
   -Пока пусть полежит в главной. Нужно время, чтобы подготовиться.
   -Инструменты для полного круга?
   Он нетерпеливо отбросил посторонние сигналы. Сконцентрироваться на самом главном: возможности видеть. Тогда Он поймет, да, нужно разобраться, нужно все понять...
   Наконец на том конце появилось что-то смутное. Как будто бредешь по темной пещере в поисках выхода, и вдруг останавливаешься. Что-то заметил. Тьма вокруг стала менее черной или это только кажется?
   Полосы стелились слой за слоем на оголенное сознание: темная полоса, светлая полоса. Темная, светлая. Зрение или что-то другое?
   Внезапно Он понял, что двигается куда-то. Снизу раздавалось дребезжание колесиков. Мышцы спины ощутили что-то твердое, органы равновесия подсказали, что Он лежит. Он долго собирал ощущения, как сложный паззл, пытаясь приладить кусочек к кусочку расколотого на части тела.
   Наконец пришло понимание: полосы - это светильники. Его катили по длинному коридору, освещенному тусклыми лампами: свет едва пробивался сквозь веки. Больница? Хороший вариант, но чего-то не хватало. Он никак не мог понять, чего именно. Ни слух, ни зрение, ни запах не могли найти отличий...
   Запах...
   Да, теперь Он понял. Здесь отсутствовал запах медикаментов, здесь стояла мертвая тишина. В больницах всегда полно людей, они должны шуметь. В больницах не бывает таких длинных коридоров.
   Наконец, шорох замер. Он услышал, как в сосуды толкается кровь и шелест отмирающих частиц кожи.
   Прошла, кажется, вечность или две. Затем все начало меняться. Он ощутил чужие руки на теле, почувствовал, как его переносят в другое место. Тонкое острое жало - игла? - впилось, пронзив кожу, в вену. Затем чувства притупились вовсе.
   Он едва чувствовал, как по груди бегает холодная твердая пластина, сквозь туман вокруг головы пробивались обрывки разговора. Те же голоса, что и раньше.
   -Установи сюда...
   -Зажимы...
   -Разрез должен пройти вдоль...
   -... аппарат почти готов...
   -... покрытие не должно быть настолько...
   Он едва чувствовал, как холодные склизлые пальцы лезут внутрь сквозь бесчисленные новые дыры. Рассекалась кожа, снова стягивалась, мышцы внезапно немели и переставали подавать признаки жизни, леденели, нагревались до кипения. Казалось, каждая черточка тела была разобрана, искажена, уничтожена, переделана руками неведомого скульптора. Он ощутил себя мешком с костями, грудой бессмысленно нагроможденной плоти, которой придавали порядок. Каждая новая секунда приносила новое изменение, они лепились одна к другой, словно лампочки в новогодних гирляндах.
   Наконец, сознание отъехало в сторону. Он с облегчением провалился в густую липкую темноту ничего.
   Это длилось долго. Он барахтался в густом дегте бессознательного, черная жидкость плотным кольцом обступила горло. Иногда удавалось вынырнуть, подняться ближе к поверхности, но никогда не хватало сил, чтобы выбраться. Кипящее болото гадкой жижи: хотелось бежать, но Он слишком глубоко, чтобы вырваться. Бесконечная дрема сковала разум: снова болото, деготь, липкая дрянь.
   Внезапно на болоте сверкнула молния. В ушах заложило от резкого свиста, Он увидел, как стремительно поднимается по черному колодцу вверх. Затем Он проснулся.
   Дыхание возвращалось постепенно. Так много времени, просто, чтобы убедиться, что все системы в норме. Нерешительное движение век. Он боялся, что сейчас в глаза ударит яркий свет, а затем шумная компания с арфами (или вилами - это как повезет) поздравит с прибытием.
   К счастью обошлось. Комната: Он вспомнил, что видел ее, давно, может быть тысячи лет назад. Сейчас она изменилась: напротив кто-то сидел. Он вгляделся слезящимися глазами в человека с твердым, словно из скалы вырезанным лицом, весьма смуглого, с короткими жесткими волосами.
   -Поздравляю, - сказал тот и ухмыльнулся. - С прибытием.
  
  
   5
  
   После плотного обеда хотелось прилечь и вздремнуть. Но я, к сожалению, должен еще кое-что сделать. Пришлось переступить через себя. Дорога предстояла длинная, но жажда убийства подогревала изнутри.
   Нет, этот голод невозможно утолить. Раз начавшись, охота идет вечно.
   Ксантипп сказал, главный "офис" находится в самом здании. Возможно, в подвале. Я постоял у входа. Ночь густо намазала тьмой пустые проемы окон и дверей. Фасад недостроенной башни напоминал хорошо обглоданный череп странного существа с десятком ртов и сотней глазниц.
   Я усмехнулся. Где смерть - там меня всегда ждет удача. Может быть, потому что я и есть смерть? Должен же кто-то ходить по миру с косой, собирать кровавую жатву, скидывать души в корзинку и слушать с усталым видом их жалкие мольбы. Почему не я?
   Внутри оказалось грязно и пыльно. В глубине пустых залов от каждого шага раздавалось звонкое эхо. И ничего больше: лишь где-то шуршала под сквозняком пленка.
   Похоже, никаких работ уже давно не велось, обломки кирпичей, щебень и прочий мусор лежали по всем углам. Кое-где по стенам побежали паутины трещин.
   Вскоре я нашел то, что искал. Узкая лестница вела вниз, к простенькой на вид двери. Посторонний наблюдатель, наверное, подумал бы, что поставлена рабочими на время. Но я знал, что искать.
   Интересно, услышит ли он шум? Не знаю. Скорее всего, то, что внутри, от внешнего мира отделяет несколько метров бетона - вряд ли хоть один звук пробьется с поверхности.
   Кулак гулко вонзился в дверь. В фалангах пальцев возникла боль. Я посмотрел на место удара, там осталась слабая вмятина. Бесполезно, дверь только внешняя хлипкая, внутри крепкий металл.
   Я отошел в противоположный конец комнаты к груде сваленных вдоль стены досок. Другого выхода нет. Ну чтож... Надо хорошо разбежаться.
   Оглушительный треск чуть не разорвал барабанные перепонки, меня отшвырнуло в сторону, плечо словно раздробили тяжелым молотом и опустили в плавильный котел. Но самое главное, дверь перекосилась, стали видны могучие петли.
   Из горла вырывался радостный крик, визг зверя, снова вышедшего на кровавый след, я подскочил к двери, наплевать на боль. Пальцы вцепились в узкую щель, мышцы напряглись, еще немного и эти натянутые канаты лопнут, неважно, лучше отгрызть лапу, чем отстать хоть на секунду. С тяжелым скрипом кусок металла постепенно отгинался, из стены посыпалась бетонная крошка. Еще немного - и петли начали выворачиваться из гнезд, не в силах справиться с неодолимой силой, нет, неодолимым желанием прорваться внутрь, во что бы то ни стало.
   Наконец треснуло, и могучая преграда вмиг превратилась в жалкий лист железа, теперь он не в силах задержать погоню. Я отбросил дверь в сторону. Внутри оказалось совсем не то, к чему уже приготовился, просто небольшой пыльный коридор. И заканчивался он очередной дверью.
   Только в этот раз никакого замка. Две странные штуки, вроде экранов, одна на уровне живота, другая - у горла.
   Я пригляделся получше и понял, что к нижнему экрану требовалось прислонить руку, а к верхнему глаз. Разумеется! Первая преграда от обычных любопытствующих, вторая, настоящая - от всех, кто не принадлежит определенному кругу.
   Но те, что лежат поблизости холодные, перемазанные дерьмом и кровью, разодранные на части, они ведь этому кругу принадлежат?
   Я поднялся наверх и взял руку и глаз. Они подошли.
   За второй дверью оказался темный зал: противоположные стены полностью тонули во мраке. Я до боли в глазах всматривался в темноту, но не видно не зги. Страх перед неизвестностью поднялся из подсознания проснувшейся коброй - даже сейчас страшно. Даже сейчас!
   Нет.
   Это не я должен бояться кого-то сидящего в темноте. Это я - обитатель ночи, я - кошмар тех, кто забился по углам в жалкой попытке выжить. Я тот зверь, который бродит по улицам, когда заходит солнце, чтобы найти и растерзать свежую добычу, случайных путников, не успевших найти убежище, я, я, я.
   Я сделал шаг вперед.
   Глухо щелкнуло и высоко над головой зажегся в свет.
   Веки мгновенно захлопнулись, но часть светового потока успела прорваться через заслонки и глухо заплескалась по каютам и коридорам. Я часто заморгал, наконец, зрение пришло в норму.
   Зал оказался большим - длиной со "змеиный" автобус, но совсем не тех циклопических размеров, каким показался в темноте. С голых бетонных стен на пол струились пучки проводов, посредине комнаты в беспорядке было расставлено несколько столов, похожие на те, что используются для игры в пинг-понг. В дальнем конце виднелось несколько проходов, один из них был закрыт очередной дверью, другой зиял мрачной пустотой.
   Никого другого в комнате не оказалось, похоже, свет зажигался автоматически при звуке шагов или уловив движение. Я подошел к одному из столов. На нем в беспорядке лежала куча всякого хлама, какие-то пакеты с торчащими из них железками, детали странного вида, обрывки бумаг. Похоже на берлогу какого-то безумного изобретателя, а не бандитское логово.
   Я повернулся к другим столам. Ага! Здесь уже лежало кое-что поинтереснее: на одном - маленькие черные детали, разобранное оружие, патроны, на другом аккуратно расфасованные пакеты с белым порошком.
   Я вдруг понял, что совершенно забыл о толстяке. Как же так, он должен быть где-то здесь, может быть в следующей комнате. Я осторожно подошел к одному из проходов. Там ламп не оказалось, свет, падающий из зала освещал лишь узкую уходящую в неизвестность лестницу и еще что-то внизу. Я пригляделся. Что-то странное, похожее на... клетки? Оттуда пахло сыростью и еще чем-то омерзительным. Я знал этот запах.
   Там не могло быть никого живого. Так пахнет лишь смерть.
   Значит, остается лишь один возможный путь.
   Я подкрался к двери по соседству. Уши не улавливали оттуда ни звука. Может быть толстяк уже услышал гостей и успел спрятаться, мелькнула запоздавшая мысль. Я вытащил пистолет.
   Нет.
   Искушение воспользоваться будет слишком велико, я не смогу удержаться, чтобы не продырявить толстяка в паре мест, и смотреть, как он захлебывается кровью, тяжело и медленно оседает на пол со ставшим вмиг бессмысленным взглядом...
   Нет. Пистолет проследовал обратно в карман. Подушечки пальцев скользнули по двери, вроде бы обычное дерево, но после того, что было на входе...
   Ручка легко повернулась, тут оказалось не заперто.  Тогда я резко ворвался внутрь - и тут же остановился как вкопанный.
   Суровый бетонный аскетизм предыдущего помещения никак не сочетался с тем великолепием, которое открылось взгляду. Пышные ковры, массивный дубовый письменный стол с зеленой крышкой, шикарное черное кожаное кресло. Обстановка напоминала скорее гостиничный номер люкс, чем убежище негодяя.
   И, конечно, здесь оказалось пусто.
   Впрочем, этого и следовало ожидать. Я подошел к массивному шкафу в углу. В конце концов, люди работают днем. Глупо было бы ожидать, что мафиози берут сверхурочные.
   Я рывком распахнул дверцы. Пыль ворвалась в горло и пролетела там наждачной оберткой, грудь сотряс непроизвольный кашель. Ничего тут нет, только пыль. И это тоже понятно. Не та профессия, чтобы хранить десятки запасных рубашек с белыми воротничками.
   И все-таки, что теперь делать?
   Я задумчиво прошелся по кабинету. Щиколотки утонули в пушистом ковре. Что делать дальше? В размышлениях я опустился в кресло. Снизу раздался натужный скрип.
   Ждать здесь - невозможно, даже если предположить, что толстяк захочет вдруг проведать убежище. В первый раз пришла мысль о том, что без побоища все было бы гораздо проще. Даже если он не приедет - следы бойни заметят. Жертвы, дичь, мясо. Но стадо перепуганных овец легко способно затоптать самого опасного волка.
   Значит, нужно выцепить толстяка другим путем. Но каким?
   Свет в конце туннеля погас, так и не появившись. Выхода видно не было.
   Впереди я видел лишь смерть.
   Или не впереди?
  
  
   6
  
   Он сидел и бессмысленно вертел в руках чашку с холодным чаем.
   -Этого не может быть, - сказал он. Лысый плотный человечек на другом краю стола усмехнулся.
   -Уж можешь мне поверить, парень. Я сам перехватил тебя закатанным в пластик на полпути в морг. Ты был белый, как чистейший кокаин и не дышал. У тебя не билось сердце. По всем параметрам ты являлся абсолютно чистым, характернейшим мертвецом.
   Человечек довольно заржал.
   -Послушайте, - сказал Он нерешительно, - Джул или как вас там зовут. Я ничего ровным счетом не помню. Даже имя свое позабыл. Помню только, как огрели сзади чем-то тяжелым... И после этого я очнулся здесь. И вы говорите, что я умер. Это как-то...
   Он поставил чашку и всплеснул руками.
   -Да, огрели, - весело сказал Джул. - Чем-то настолько тяжелым, что затылок разлетелся на сотню осколков. Можно, пожалуй, покопаться в мусорном баке, где-то там ты найдешь свои косточки.
   Он нерешительно прикоснулся к затылку. Пальцы ощутили холод.
   -Стальная пластина, - сказал человек, сидящий сбоку. Его лицо было таким мрачным, что казалось покрытым тучами. - К счастью, ни один осколок не вонзился в мозг. Так что ты отделался лишь сотрясением.
   -Так, значит я все-же не мертв?
   -Череп не самое важное, - произнес Джул. - Думаю, тебя доконала рана в печени. Или, возможно, кусок железа в сердце. Уж не знаю, после долгой работы с мертвяками начинаешь понимать, что все относительно. Не существует гарантированно смертельных ран, не существует таких ран, от которых человек наверняка не умрет. Можешь ли поверить, я знал одного человека, который сыграл в ящик из-за лишнего заусенца.
   -Сердце искуственное, - сказал человек сбоку. - Печень настоящая. Джулу удалось достать по старым связям донорский орган. Это обошлось в круглую сумму, но никто не обещал, что реанимация мертвых - дешевое занятие.
   -Собственно, добычей органов мое участие и ограничивается, - стеснительно сказал Джул. - Я ассистирую при операциях, но основную работу выполняет Ксантипп, он просто гений скальпеля. Именно благодаря ему мы можем заниматься оживлением.
   -Операциях? - переспросил он.
   Ксантипп осклабился.
   -Да, операциях, - подтвердил Джул. - У нас, можно сказать, каждую неделю новый пациент.
   -Но зачем? - спросил Он как-то отупело. - Вы сказали, что это очень дорого. Кто платит?
   Хирурги переглянулись.
   -Некоторые люди, - сказал Джул, - любят узнавать разного рода информацию. Иногда эта информация находится в открытом доступе, иногда хранится внутри других людей. Их можно подкупить, если они не идут на сотрудничество... Их можно уговорить. Для этого существуют разные способы. За всю историю человечество нашло огромное количество способов развязать язык.
   Его вдруг бросило в холод.
   -Вы говорите о пытках?
   Оскал Ксантиппа перешел в довольную улыбку, словно у кота, объевшегося сметаны.
   -Кроме того, люди еще и умирают. Обидно, когда такое случается, вдвойне обидно, если покойник хранил какие-то важные секреты, которые требуется непременно узнать.
   -И тогда я доставляю сюда мешок с телом, а полцентнера булыжников отправляются на два метра под землю, - сказал Джул. - Потом мы изучаем, как хорошо сохранился мозг и приступаем к реанимации.
   Он попытался сосредоточиться. Получалось плохо. Чашка расплывалась и двоилась. Казалось, словно вдруг Он подцепил какую-то тропическую лихорадку.
   -Тогда вы просчитались, - наконец сказал он.
   -Чем же? - спросил Джул.
   -Я ничего не помню. Ноль. Никакой информации. Из меня невозможно ничего выпытать, просто потому, что ничего нет.
   -Но ты оживлен вовсе не для того, чтобы что-то рассказывать, - сказал Ксантипп.
   -Для чего же?
   Ксантипп повернулся ко второму хирургу.
   -Послушай, Джул, - сказал он. - Не хочешь подняться наверх и отыскать те реактивы, которые я попросил тебя принести?
   Джул что-то проворчал, но встал и скрылся за дверью.
   Ксантипп достал из кармана пачку черную пачку. Глядя на то, как дрожат узловатые морщинистые руки, пытающиеся поджечь сигарету,  Он вдруг осознал, что этот человек стар, очень стар и близок к тому, что называется к смертью. К тому, к чему, как его уверяют, был так близок Он сам.
   Наконец, кончик задымился и покраснел. Ксантипп с наслаждением затянулся, затем отложил сигарету и тут же захлебнулся кашлем. Еще немного, и легкие выскочат из тела.
   -Это вредно, - заметил он.
   Ксантипп кое-как откашлялся.
   -Ничего. В моем положении можно позволить. В конце концов, я бы сам поменял себе дыхательную систему, если бы мог остаться в сознании во время операции.
   -Так зачем?
   Вместо того, чтобы ответить Ксантипп встал. Его рука потянулась куда-то в темноту, внезапно в ней блеснуло лезвие ножа.
   -Что...
   Внезапно, лезвие полетело в его сторону, Он вскрикнул, отшатнулся назад, стул покачнулся, но уже слишком поздно, сталь воткнулась тонкой полосой в середину груди. Не удержав равновесие, Он упал. "Вот и конец", мелькнула мысль, "попал в сборище психов и сдох с ножом в сердце, как они и обещали..."
   Вдруг Он понял, что не чувствует боли. Нож торчал из груди, кровавое пятно расплывалось все шире и шире, но боль все не приходила. "Странно", думал он, "неужели в момент смерти ничего не чувствуешь?"
   Потом Он понял, что вовсе не умирает.
   Ксантипп навис сверху. Он попытался приподнять руки, чтобы защититься, и это легко получилось. Но Ксантипп не собирался бить снова, наоборот, вытянул нож из раны.
   -Вставай и посмотри.
   Он кое-как поднялся. В тусклом свете разглядеть что-либо мелкое было затруднительно, но Он без труда разглядел, о чем идет речь. Кончик ножа оказался согнут и смят.
   -Теперь веришь? - спросил Ксантипп.
   Ему едва хватило сил, чтобы спросить:
   -Как?
   -Пластина под мышечной тканью. Она прикрывает внутренности от ударов гораздо надежнее, чем ребра. Фактически, бронежилет под кожей.
   Он с трудом мог говорить, слишком потряс неожиданный удар, и то, с какой легкостью тот был отражен.
   -Так с каждым участком тела, - сказал Ксантипп. - Мы изменили все. Ступни, ноги, таз, корпус, кулаки, локти, плечи, шея, каждая часть тела укреплена и усилена. Наверное, единственный способ тебя убить - переехать чем-нибудь тяжелым вроде асфальтоукладчика. Или если ты сам вставишь дуло в рот и нажмешь на курок.
   -Зачем? - спросил он, переводя дыхание.
   -Чтобы делать неприятную работу. Грязную и неблагодарную.
   -Что именно?
   Он услышал ответ и несколько минут переваривал его.
   -Это невозможно. Я совершенно не подхожу для этого, - наконец сказал он.
   -Возможно, - ответил Ксантипп. - Ты отлично подходишь для этой задачи. По сути, ты мечта любой армии, прекрасный солдат.
   Ксантипп положил на стол что-то маленькое, круглое, белого цвета. Таблетки?
   -А когда используешь это, станешь идеальным.
  
  
   7
  
   Внимание привлекла фотография в углу стола. С нее глядела молодая женщина лет двадцати, с короткими светлыми волосами и правильными чертами лица.
   А, понятно. Его девка. Я ощутил злобу. Возникло желание схватить это лицо и разодрать до крови, до кости, чтобы с него свисали лохмотья плоти. За кровавые деньги нужно платить только так.
   Я чувствовал ненависть. Но я знал, что она пройдет, обязательно должна пройти.
   Тогда я приму следующую дозу.
   Внезапно в голову пришла мысль, что это может стать мостиком, который приведет к толстяку. Я потянулся за фотографией, кресло издало протестующий стон. Извлечь из рамки фотографию оказалось делом не простым. От пальцев остался кровавый след, он протянулся длинной полосой сквозь волосы и смеющиеся глаза.
   "Элла", прочитал я надпись на обороте. Рядом стояла дата.
   Не слишком много информации, и это ничем не поможет. В расстройстве я отшвырнул фотографию вон. Тут снизу раздался треск. Стены и потолок прыгнули перед глазами, кресло выскочило из-под тела и я оказался на полу.
   Тело... Кулак сжался до боли в пальцах, слухом уловил тончайший едва слышимый скрежет. Металл. Тело слишком тяжелое.
   Внезапно взгляд остановился на ящике под крышкой стола. Для сидящего совсем незаметный, но снизу хорошо заметный. Тонкая щель по периметру небольшой панели, да маленькая блестящая выпуклость, наверное, место куда следует прижимать палец.
   Пальцы? Их целых пять. Я нанес удар. На пол упала пара щепок, но слой древесины слишком толстый. Со второго раза доска раскололась, из потайного ящика выпала маленькая книжка в черном кожаном переплете.
   Я лихорадочно схватил книжку, уже поняв, что под обложкой. Судя по всему, толстяк страдал забывчивостью, иначе не объяснить, зачем ему понадобилось делать записи на бумаге. Первая страница содержала несколько имен, некоторые обведенные жирным овалом, некоторые подчеркнутые, под именами телефоны, адреса, и все зачеркнуто крест-накрест. Я перелистнул страницу. На обратной стороне то же самое, только имен поменьше. Лист полетел в сторону.
   На третьей странице осталось лишь одно незачеркнутое имя. "Сенегалец", прочел я. Дальше следовал телефон и отмашистая приписка: "с повреждениями задницы и мозга не беспокоить".
   Губы против воли растянулись в усмешке. Я провел по имени пальцем косую линию, затем поперек - еще одну, кровь уже начала подсыхать, но след остался хорошо заметным.
   Дальше в книжке не оказалось ничего интересного, множество имен, большинство зачеркнуто, ничего поделаешь, опасная работа, большой профессиональный риск. Лишь одна страничка привлекла внимание. На ней косыми буквами толстяк вывел "синхронизатор". Под надписью шел список из десятка длинных, непонятных слов и ровный столбик цифр напротив. Возле каждого пункта стояла аккуратная галочка.
   Какая-то ерунда. Я вырвал листок. Дальше, дальше... Снова зачеркнутые имена, еще и еще.
   Наконец, почти на самой последней странице удача неожиданно улыбнулась кровавой ухмылкой. В углу стояло имя "Элла", рядом "адр.:", дальше шло зачеркнутое, затем "новый" и адрес. Запись была несколько раз обведена.
   Я быстро проверил - других Элл в книжке не обнаружилось. Отлично, просто превосходно. Аккуратно вырвал листок, стараясь не повредить текст.
   Раз он так дорожит этой сукой, что даже раскошелился для нее на новое жилье, то прибежит как только позовет. А она позовет, обязательно позовет.
   На прощанье я помочился на ковер. Это на случай, если толстяк все-таки придет сюда раньше. Струя описала дугу в виде буквы "с" и кончилась.
   Гребаное дерьмо, думал я, выходя из здания, но мысли текли уже как-то вяло, лениво. Немедленно крушить и ломать все на своем пути уже не хотелось. Пальцы зашарили по карманам, наконец в дальнем углу нащупалось несколько капсул. Торопливо проглотил их.
   Перед глазами снова сверкнул огонек памяти и захотелось бежать. Этого делать не стоит, но шаг я все же ускорил. Желание медленно потекло через края жгучей пеленой, голову принялась рвать на куски острая жажда.
   Да, оно действует.
   Я вдруг обратил внимание, что не так рад этому, как прежде.
   Снаружи уже рассвело, солнце еще не появилось, но небо стало серым и смутно светящимся.
   Время, время. Час охоты заканчивается, это тот миг, когда просыпаются крупные травоядные, настолько крупные, что способны сломать шею даже хищнику.
   Но перед этим - в утренних сумерках охота становится совершенной, нос торопливо втянул запахи утра, особую свежесть, сырость и грязь.
   Здесь пахло не так, только кровью, гнилью и останками. Одна часть сознания твердила, что это правильно, другая - что так быть не должно. Громада первой нависала над всем, но все-таки вторая существовала и билась в ровном ритме.
   Я подошел к трупу того бедолаги, которого встретил ночью. Неестественно вывернутая голова просверливающе уставилась на меня одним глазом, вторая половина лица уткнулась в сырой песок. Обрывок колючей спирали шатался под ветром и чертил что-то острым концом на земле.
   -Да и хрен с тобой, - сказал я мертвецу. - Сам виноват, что оказался в этом месте не в тот час. Это лишь последствия твоего выбора.
   Мертвец промолчал.
   -Да, именно, - подтвердил я. - Подписал себе приговор, уже когда ступил на эту дорожку. Я всего лишь орудие рока.
   Он снова ничего не ответил.
   -Только ты виноват, не я.
   Я перешагнул через тело и легко перескочил через забор. Затем не оглядываясь пошел прочь.
   Деревья, окружавшие территорию... Я только сейчас заметил, что стройка находится, фактически, посреди рощи. Ночью это все казалось неважным, мелким, недостойным внимания. Шершавые деревья недвижимые, раскинувшие свои ветви высоко в небе. Они все видели, вдруг понял я со страхом. Они все видели, просто молчат, слишком маленький масштаб, чтобы что-то предпринять.
   Но они все видели.
   Я побежал.
   Внезапно тропинка уперлась в асфальтовую дорогу. Я увидел у обочины знакомый автомобиль, сердце радостно сжалось. Заскочил внутрь, не обращая внимание на отсутствие передней дверцы, повернул ключ зажигания...
   Мотор фыркнул и замолк. Я посмотрел на индикатор топлива, стрелка опустилась до самого нуля и, кажется, даже ниже.
   Забыл выключить двигатель. Движок работал всю ночь и выел все топливо.
   Отлично. В конце концов, к каждой проблеме можно подойти философски. Сделать короткий вздох, подумать о том, как можно было бы...
   Ну почему, почему глупая безмозглая железяка, я принялся колотить в бортовую панель. Почему, мерзкая ты скотина, зачем, зачем это, лишние проблемы. Тварь. Если бы ты была живой, то уже кричала бы, пока я заставлял тебя испытывать непрерывную, бесконечную боль. Если бы ты была живой...
   Я бессильно царапнул гладкую поверхность.
   Все бесполезно.
   Я вылез и побрел по дороге.
   Все бесполезно.
   Мир раскалывается, распадается на части, сползает кровавыми лохмотьями. Содеянное невозможно повернуть назад.
   Ошибки не исправишь.
   Я проглотил еще несколько таблеток.
   В конечном счете, это все неважно. Рефлексии, бесконечное самокопание в поисках того, что было сделано не так. Есть цель, и только к ней надо стремиться. Она правильна, все остальное тлен.
   А если она неправильна...
   К хренам собачьим неправильно. Если она неправильна, подумаю об этом после, когда все уже будет сделано. Только голову забивать ерундой.
   Роща вскоре кончилась, по бокам возникли жилые многоэтажки. На закатанных в асфальт улицах никого, только ряды машин, словно пустые мертвецы, черепа гигантских ящериц, из которых какой-то обжора высосал все мозги.
   Наконец я заметил стоящее около фонаря такси. Водитель мирно клевал носом.
   -Привет, шеф, - сказал я. - Нужно подкинуть кое-куда, возьмешься.
   Водитель встрепенулся. Веки медленно приподнялись, словно нехотя прервал дрему ради какого-то там клиента. Затем он заметил протянутую руку. Уж не знаю, что впечатлило больше, кровь по локоть или ствол пистолета, но сон испарился в мгновение ока.
   -Если ты откажешься, я тебя убью. Если попытаешься сбежать, найду и убью медленно. Обратишься к кому-нибудь за помощью - убью тебя и тех, к кому обратился.
   Водитель медленно сглотнул, голова задергалась в кивках, хотя его еще ни о чем не попросили.
   -Вот адрес. - Я протянул водителю листок. - Не знаю, где это. Ты знаешь. Попытаешься обмануть - я убью тебя, а затем всех, кто тебе близок.
   -Да-да-да-да, - затараторил шофер.
   -Вот так. - Я с удовольствием растянулся на заднем сидении. Последние минуты перед главным прыжком, который достойно завершит сегодняшнюю ночь. - Кстати, не открывай особо рот, а то придется вырвать язык. Поверь, это будет одинаково противно для нас обоих.
  
  
   8
  
   Он заподозрил, что Ксантипп не так прост, еще когда тот в первый раз заговорил про таблетки. Откуда, в конце концов, у простых палачей такие мощные средства? Наверное, какой-то новый наркотик? Хотя с другой стороны, если разобраться, и палачи непростые, вытягивающие знания даже из мертвых.
   А порой и преображающие.
   Таблетка легла на язык. Вроде бы ничего особенного. Слегка пожевал, под зубами слегка промялось, но никакого вкуса все равно не осталось. Конечно. Наверное, это капсула.
   Он сделал глотательное усилие. Таблетка легко скользнула куда-то внутрь, чтобы начать растворяться, медленно перевариваться, затем, когда распадется оболочка, рассыпаться порошком. Его втянет сквозь стенки кишечника, затем...
   Вопреки теории дрожь возникла практически сразу, как и предупреждал Ксантипп. Внутри заклокотало, Он словно услышал из груди боевой клекот неведомой птицы, проснувшейся внутри.
   Кажется, сюда...
   Он осторожно приоткрыл дверь. За ней оказалась огромная лаборатория, уставленная в несколько рядов длинными столами с раковинами, наборами инструментов. Сбоку примостился здоровый микроскоп, напротив устроились пузатые колбы. Он несколько секунд изучал все открывшееся великолепие, прежде чем заметил хозяина этого места.
   Джул возился в дальнем углу с какими-то пробирками. Услышав звук шагов обернулся. В одной из пробирок состав взбурлил, пена с шумом полезла из стекла на волю, но хирург этого, кажется, не заметил.
   -А, это ты, - протянул только рассеянно. - Заходи, раз пришел. Только дверь за собой закрой.
   Он сделал, как было сказано. Как только дверь захлопнулась, Джул сразу как-то расслабился.
   -Хорошо. А то еще этот войдет, будет смотреть долго пристально, а потом спросит, почему так медленно.
   Он покачал головой.
   -Как же вы уживаетесь вместе?
   -Ужасный человек, - сказал Джул. - Ужасный, а самое поганое, что любит нервировать других. Прямо-таки обожает. Может питается так, с этими чудиками вечно все не как у людей... Но все же гений медицины, других таких нет.
   -Действительно гений? - спросил он.
   -Да, да. - Джул энергично закивал. - По сути он разработал всю технологию. Скажу тебе по секрету, все равно не услышит, это он пришел к нам и предложил использовать свои знания. Страшный человек, а самое главное, держит в башке столько, что, кажется, один человек совсем не может вместить.
   Он встал позади хирурга и с интересом принялся наблюдать за его работой.
   -Но все-таки, - продолжал Джул, - порой выкидывает такие трюки, что ума не приложить. Вот сейчас, например, взял и отослал посередине разговора искать какие-то старые реактивы, которые я обещал отыскать ему еще полгода назад, да так и задолжал.
   -Да-да, - согласился он. Внимание привлекла толстая стеклянная банка с чем-то продолговатым розового цвета, плавающим в прозрачной жидкости. Наверное, гипофиз... Или спинной мозг? Кажется, гипофиз это и есть спинный мозг, или нет? Он постарался достать что-нибудь из глубин памяти какое-нибудь словосочетание, которое мигом бы все объяснило, например "гипофиз спинного мозга", но, к сожалению, ничего подобного не нашлось.
   Наверное, это как раз из тех областей, которые затронули изменения.
   Он взял банку, чтобы рассмотреть содержимое поближе.
   -В конечном итоге, - все распинался Джул, - я привык. Конечно, далось нелегко, ну так и мы занимаемся совсем не тем, что легко укладывается в голове. Сам посуди, каждый день распаковываешь очередного синюшника, а вечером он уже говорит и пытается бегать. Ну, вечером - это образно выражаясь, конечно...
   "Замолкни", подумал он. "Просто замолкни, тупая скотина".
   Заткнись.
   Банка обрушилась сзади на затылок хирурга. Казалось, это череп, а не стекло, задребезжало, оно сразу раскололось на тысячи осколков, которые упали вниз, разрезая все на пути, жидкость вылилась и содержимое, будь это гипофиз, спинной мозг или что-то еще, подобно доске для серфинга выскользнуло следом. Джул не выдержал удара, а тут же рухнул подобно мешку с картошкой, на потной лысине возникли десятки мелких порезов. Однако не потерял сознания, как Он ожидал, а со стремительной проворностью пополз в сторону.
   Он попытался схватить Джула за ногу, тот издал стон, ботинок задергался. В попытке удержать Он не сумел сохранить равновесие и упал на колени. В этот миг хирург резко дернулся, Он сжал пальцы, но оказалось уже поздно, нога легко выскользнула  из ботинка.
   Ботинок тут же полетел в сторону владельца, попал прямо в лысину. Джул пригнул голову, но не остановился. Он вскочил, нерешительность уже куда-то исчезла, сменившись боевым запалом. Всей массой Он прыгнул Джулу на позвоночник, раздался крик. Он придавил жертву телом и схватил за горло.
   В хирурге откуда-то взялись силы, его резко оттолкнуло на один из столов, Он полетел, потеряв ориентацию. Ножка ударила куда-то под поясницу, боли не появилось, но стол от удара перевернулся и повалился на бок, железной стеной отделив хирурга. Раздался звон падающей посуды, Джул снова закричал. Он с трудом принялся подниматься, но ноги подкачали, к таким нагрузкам остались еще непривычны. Он привалился к столу, стараясь опрокинуть на ползущего по другую сторону человечка, раздавить до конца. Плоскость медленно пошла в сторону и наконец повалилась на пол, снизу брякнуло, но Джул уже успел выползти в боковой проход.
   Он увидел что-то блестящее - скальпель, мгновенно схватил. Оперевшись о соседнюю столешницу, с трудом поднялся. В коленях трясло, на секунду даже возникли сомнения, так ли уж силен, как было обещано, но скальпель в руках придал уверенности. Это определенно инструмент смерти, а не жизни. Слегка пошатываясь, он побрел вслед за Джулом.
   Тот перевернулся на спину, и, кажется, заметил надвигающуюся с оружием тень. Рука взлетела в воздух в бесплодной попытке защититься.
   -Нет, - взмолился Джул, - ради всего святого, пожалуйста, ведь это я тебя нашел, я. - Из глаз хирурга брызнули слезы. - Я выбрал именно тебя, только благодаря мне ты жив, прошу остановись...
   Он замер, пока хирург говорил, как только тот замолчал, ударил наотмашь. Скальпель на удивление легко вошел меж ребер, Он ожидал большего сопротивления, вокруг рукоятки толчками стала собираться кровь. Он повалился сверху на скальпель, принялся вдавливать своим весом вглубь, все дальше, прямо в позвоночник. Из горла врага раздался хрип, руки стальными пауками вцепились Ему в лицо, Он вдруг ощутил это необычайное желание жить, с которым невозможно бороться.
   -Умирай, - закричал Он в отчаянии. - Умирай же, умирай.
   Пальцы обхватили Джула за шею. Хирург дико выпучил глаза, из горла раздавался уже не хрип, а мерзкое шипение, глазные яблоки, казалось, вылезали из орбит и по белой поверхности побежала сеть красных трещин и оврагов.
   Последним недюжинным усилием Джул притянул его к себе, слюнявый рот вцепился в ухо. Он почувствовал, как хрящи разгрызаются, перемалываются под чужими зубами и сам закричал в страхе. От иллюзии неуязвимости не осталось и следа.
   Кулак попал Джулу в нос, тот ощутимо прогнулся, из ноздрей фонтаном брызнула кровь. Он приподнялся, чтобы нанести последний удар, пальцы соперника ухватили за ногу, Он не сумел удержать равновесие и снова повалился. Джул тут же получил по затылку удар ступней, голова дернулась, как-то странно всхлипнув, хирург повернулся набок. Он собрал все силы и обрушился сверху. Удар, еще удар, они принялись вонзаться в череп врага подобно пулям.
   Затем Он почувствовал, что Джул перестал шевелиться. Я тяжело отвалился в сторону, с облегчением рухнул на спину. Все, все кончилось.
   Казалось, кровь высосала все силы, но одновременно внутри родилось что-то большее. Что-то невероятное, изумительное, потрясающее своим существованием воображение. Я не мог пошевелиться, все вдруг стало на свои места. Ярость, самый сильный двигатель человека, который только известен, заработал на полную мощность. Все вокруг словно осветилось молнией, все стало ясно, как день. Только так и можно существовать, нанося удар и отходя, затем снова нанося удар, эта кровь вовсе не вытягивает жизнь, совсем наоборот...
   Я повернулся на бок и принялся слизывать подтеки с пола. Соленая жидкость с трудом пролезала в горло, она отдавала привкусом железа, но я продолжал жадно поглощать этот эликсир бессмертия, напиток настоящих воинов, горячий, еще дергающийся.
   Со стороны раздались шаги. Я с трудом приподнялся.
   Ксантипп остановился перед опрокинутым столом, на лице застыло брезгливое выражение, как будто понюхал дерьма. Острый взгляд пробуравил меня насквозь.
   -Да, - задумчиво протянул он. - Ну, в конечном случае, это лучше, чем ничего.
   Я приподнялся.
   -Просто ноги дали слабину, - сказал, словно оправдываясь.
   -Да? Ну это ничего, - отвлеченно произнес Ксантипп. - Просто мышцы еще не приспособились к новой тяжести тела, это произойдет очень быстро.
   Он подошел к трупу, носок ботинка уперся в лысину. Голова Джула безвольно мотнулась.
   -Ничего, - сказал Ксантипп. - Сенегалец был мерзавцем.
   -Неужели? - спросил я.
   -Задолжал крупную сумму денег, связался с мафией. Стал лечить самых влиятельных пациентов. То оказывал врачебную помощь людям, которые по закону должны быть закопаны на два метра в землю, то отправлял кого-то на тот свет за кругленькую сумму.
   -Это ужасно, - безразлично сказал я.
   -Да. - В голосе Ксантиппа послышалась злоба. - Беспринципная мразь, в которой не осталось ничего человеческого. Каждый день, когда приходилось работать с этим мерзавцем, я ждал, когда же он сдохнет, когда перестанет пачкать Землю своим дыханием.
   Он помолчал.
   -Хорошо, что это случилось.
   Я не вытерпел.
   -Зачем вы все это рассказываете? Мне действительно все равно. Я ничего не ощущаю по этому поводу, только восторг.
   -Это понятно, - сказал Ксантипп. - Действие таблетки еще не прошло. Состояние боевого бешенства будет еще час, может два. Ничего, пройдет. Что ж, с первым заданием ты справился, хоть и не блестяще.
   -С первым? - переспросил я.
   Ксантипп молча выставил на стол небольшую желтую баночку. Я уже понял, что в ней, таблетки, конечно же таблетки, десятки, может быть даже сотни.
   - И эту чашу, - сказал он, - тебе придется испить до дна.
   9
  
   Водитель принялся тормозить. Я высунул голова из окна.
   -Ого! Богатый район.
   Шофер промолчал.
   Я ткнул на ближайший дом.
   -Это здесь?
   Водила коротко кивнул. Я указал на ближайший переулок. Машина плавно свернула, едва протиснувшись в узкую щель между домами, крыло задело примостившиеся за лестницей в подвал мусорные баки, раздался звонкий грохот. Руки водителя нервно задрожали, кожа покрылась испариной, еще немного и, наверное, сможет работать главным вододобытчиком в какой-нибудь пустынной южной стране.
   Наконец он с трудом завел автомобиль в узкий дворик. По горлу сверху вниз прокатилась нервная волна. Слегка хотелось оправдать его страхи, но что-то внутри останавливало. Что-то странное...
   Рациональный расчет, сказал я. Ведь надо же как-то попасть обратно. Наверное, толстяк подвезти не согласится.
   Поэтому я просто вырубил водилу. Затолкать в багажник оказалось делом непростым, но в итоге все уместилось достаточно компактно. Ключи от автомобиля рухнули на дно кармана, я направился к подъезду указанного здания.
   Мраморные колонны по сторонам от парадных дверей величаво подпирали крышу. Я задрал голову вверх, в лучах раннего солнца каждое стекло словно сияло, залитое апельсиновым светом. Пришла ассоциация с мертвым животным, которому точно также закатное солнце последний раз заглядывает в глаза. Но она почему-то тут же испарилась.
   Я прошел сквозь двери. В прохладной тишине отделанного гранитом вестибюля с широкой лестницей, накрытой красной ковровой дорожкой, посередине, стало как-то спокойнее. И появилось ощущение, что все получится довольно легко. Может быть, даже, без лишней крови.
   -Куда? - заскрипело слева голосом старой несмазанной форточки. Я повернулся. Сквозь стеклянное окошко строго, но подслеповато смотрела бабка-консъержка. Возникло желание поднять руку с пистолетом и сдвинуть указательный палец, одного раза достаточно, но рациональное мышление снова заявилось совсем не вовремя, чтобы сообщить, что еще нужно узнать, куда идти.
   Эх, а я и забыл совсем. Пришлось собрать в кулак все оставшиеся социальные навыки. После тяжелой внутренней борьбы даже удалось выдавить на лице слабую улыбку, наверное, со стороны, похожую на кровожадную гримасу, ну для полуслепой бабки и-то сгодится.
   -К Элле! - гаркнул я, одходя к вахтерской будке.
   -Куда? - Бабка прищурилась. - К какой-такой Элле?
   -Ну что же вы, бабуля, не помните, светлая такая, знаете небось...
   -Значит, к той, которая из седьмой квартиры? - уточнила бабка. Тут я вошел в будку и приподнял консъержку за шиворот.
   -Кара... - открыла рот, чтобы завопить, бабка, но осеклась, после щелчка затвора. Такой молчащей она проследовала в чулан для швабр, где и осталась. Проверив, чтобы дверь была надежно заперта, я снял с щита на соседней стенке ключ под седьмым номером. Семь... Должно быть, третий этаж. В моем в буквальном смысле тяжелом положении такие высоты пешком не покорить.
   Пришлось провести несколько неприятных секунд в лифте. Как только двери закрылись, возникло ощущение клетки, хитроумного капкана, в который наконец-то загнали, и теперь будут возить по ярмаркам, показывать за несколько грошей. Аттракцион "Людоед". Этот зверь когда-то давно загрыз дюжину людей. Приходите, смотрите!
   Наконец, клетка раскрылась, я выбежал на просторную площадка. Вот и дверь под номером семь. Ключ тихо повернулся в замке, я осторожно вошел внутрь.
   Ого! Да толстяк, похоже, просто купается в деньгах. Купить такую огромную квартиру любовнице? Или, может, ему просто настолько не везет с женщинами. Я прошелся по шикарным комнатам, невероятных размеров прихожей со стеллажами обуви, затем пустому залу с черным лаковым роялем в углу и камином в стене напротив.
   Откуда-то из глубины квартиры слышался шум текущей воды. Я принялся красться на звук. Зал с камином плавно перетек в круглую площадку, на которую выходило несколько дверей. Из-за одной и раздавался этот звук. По-кошачьи придвинулся поближе, пальцы опустились на дверную ручку. Где-то внутри разгорелся охотничий азарт, захотелось резко ворваться, схватить и погрузить зубы в теплую плоть. Рука задрожала. Осторожно... Поворот ручки занял, кажется, целую вечность.
   Женщина, да, та самая женщина с фотографии, закрыв от блаженства глаза обливалась водой в душе. Кажется, что-то заметила, потому что вдруг подняла веки и уставилась на меня. Рот округлился до буквы "о", шланг душа упал с глухим стуком и волна брызг ринулась пожирать окружающее пространство.
   -Тс! - тихо сказал я. Но женщина не послушала, визг раздался такой силы, что можно ломать бокалы, а в кафельных стенах ванной многократно отразился, срезонировал так, что в ушах, казалось, взорвалась атомная бомба.
   Ну нет. Я решительно схватил Эллу за шею. Поток кислорода мигом прервался, только вылетел короткий сдавленный писк. Мельком отметил фигуру, грудь, изгиб талии и накатила странная тоска. Еще не так давно захотелось бы взять, сейчас только сломать, раздавить и покалечить.
   Это огненное кольцо в голове. Оно разрушает все. Но оно нужно, именно оно делает идеальным воином. Без него не обойтись. Никак. Оно самый важный компонент дела.
   -Слушай, - прошипел я. - Сейчас отпущу. Если после этого закричишь - внутренности со стенки будут отдирать пару недель. Понятно?
   В глазах я увидел, что все она поняла, но дико перепугалась. Даже возникло сомнение, сможет ли удержаться. И все же разжал пальцы. Элла рухнула на залитый горячей водой пол.
   -Сейчас позвонишь папику, - отчеканил я. - Скажешь, что жить без него не можешь, он должен немедленно приехать - это вопрос жизни и смерти. Слышишь меня? Жизни и смерти. Если не сумеешь уговорить - передашь трубку мне. Попытаешься обмануть, дашь ему понять, что происходит - и я уже рассказывал, что произойдет. Будешь слушаться указаний - выживешь.
   Она закивала и на коленках поползла из ванной. Медленно. Пинок под зад живо придал резвости в конечностях. За порогом она привстала а чуть подальше вытянулась в полный рост. Хлопнула дверь, затем из-за стены глухо раздался сбивающийся девичий голос. Сбивающийся, но все-таки не переходящий в нервный плач. Жажда жизни - она кого-угодно заставит обмануть близкого своего, подставить или предать. Ей жить хотелось.
   Наконец, разговор прекратился. Я прошел следом. Женщина сидела на широкой кровати, закутавшаяся в какое-то покрывало, по лицу бежали ручейки слез. От звука шагов она нервно вздрагивала.
   Сердце разрывалось между жалостью и охотничьим инстинктом. Наконец, одно из чувств победило. Я сел рядом, похлопал девушку по спине, сказал:
   -Ничего, ничего...
   Она уткнула лицо в ладони.
   -Я тебя все равно убью, - подумал, продолжив. - Ну, чуть позже.
   Время переливалось между секундами, Элла издавала тяжелое затравленное дыхание. Я вслушивался в окружающее, тишину перемежали лишь всхлипывания да шум потока из душа. Наконец, кто-то зашагал в глубине. Вот шаги уверенные, затем, похоже, заметил открытую нараспашку дверь, пошел несколько тревожнее. Наконец, расслышал воду и побежал. Короткий стук по паркету - и внезапно я увидел сквозь проем его. Толстяк, испуганно тряся складками на лысине пробежал в сторону ванной, наверное, решил, что его шлюха попыталась вскрыть вены. Затем остановился, развернулся в мою сторону.
   Лицо, кроме необычайной жирности больше ничем не поразило, обычное такое, встретишь на улице и не скажешь, что отъявленный уголовник и редкая мразь. Сейчас на этом лице застыло выражение ужаса. При виде Эллы и меня сбоку резко выпучил глаза, рот раскрылся чтобы что-то произнести.
   Я молниеносно нажал на курок один, второй, третий раз. На животе девушки вспухли кровавые волдыри, глазные яблоки покраснели. Смерть наступила не очень быстро, и лишь спустя некоторое время тело начало заваливаться набок. И только потом, казалось, откуда-то издалека, прилетело, наконец-то продралось сквозь вязкий воздух то, что крикнул толстяк.
   Дочка.
   Доч-ка. Доч. Ка. Не жена. Не любовница.
   Все рухнуло в черную пропасть и я понял, как ошибался. Ошибался во всем, начиная с самого начала. Ярость, навеянная таблетками, закрыла глаза, а теперь наконец-то развернулась сияющая бездна, последствия.
   Отчаяние вмиг разметало плот, тупые волны страха накинулись и принялись кидать в стороны. Как? Как это могло случиться? Как можно было так ошибиться, поддаться на чужие уговоры и вершить самосуд, забыть обо всем и дать полную свободу действий? И ради чего? Уничтожить тварь? Тварь ли, или мерзкого, отвратительного, но все же человека, способного испытывать что-то человеческое? И если тварь не он, то кто? Я?
   Я падал в сияющую бездну, и падение длилось вечность, и расплата висела багровым облаком над головой. Наказание. Невозможно совершить что-то безнаказанно, и ответственность за содеянное будет страшной. Это - это настоящая смерть, а не то огненное кольцо, жалкое подобие настоящего конца, предверие ада. Свет из бездны наполнил все вокруг, он пронзил каждую клеточку тела, и он жег нестерпимо, до кости прожигая все, а я кричал и не мог остановиться. Я был уничтожен, раздавлен. Стерт и прах оказался развеян по ветру в прекрасной сияющей бездне.
   Жар сплел воедино осколки сознания и Он осознал, что содеял. Душа дернулась, раз, потом другой, третий. Он сделал вздох и ощутил жизнь.
   Ту истинную жизнь, что окружает всегда и везде.
  
  
   10
  
   Он все-таки сумел собрать силы для выполнения поручения. Несмотря ни на что, долг оставался долгом. Жизнь оставалась слишком большой ценностью, чтобы проигнорировать такой подарок, даже несмотря на цену, которую пришлось за него заплатить.
   Поэтому Он привез толстяка так, как и было оговорено. Всю поездку бандит просипел на заднем сиденьи. Пришлось оглушить - из жалости. После случившегося тот, казалось, обезумел, жирное тело каким-то образом собралось в тугой шар для того чтобы беспамятно разрушать, ломать, разбивать ненужным телом камни, ведь что значит жизнь, когда стерто самое дорогое, а может быть и единственное...
   Несмотря на то, что толстяк находился без сознания, Он знал, что происходит за толстыми веками. Там, из-под кожи просвечивалось воркующее где-то в недрах огненное кольцо, сжимающая в тиски разум мертвая стена.
   То, что называется отчаянием.
   То, что ворочалось и в Нем.
   К финалу Он уже хорошо представлял дальнейшие действия.
   Ксантипп лишь равнодушно глянул на Него, когда тот затаскивал гостя в комнату. Сухие пальцы с треском бегали по клавишам странного агрегата, похожего на панель управления космического корабля из фильмов категории "Б".
   -Этот жив? - спросил Ксантипп.
   Он дал утвердительный ответ.
   -Хорошо.
   Ксантипп схватил толстяка под руки. Затем принялся тащить в дальнюю часть зала, где стояла безумная помесь кресла в парикмахерском салоне и электрического стула. Он подошел поближе, чтобы присмотреться. Внутри свисающей над спинкой чаши виднелись сотни маленьких иголок.
   -Что это? - спросил Он.
   -Машина убийства, - сухо ответил Ксантипп. Толстяк тяжело рухнул в кресло, Ксантипп принялся возиться с чашей. Круглая складчатая голова, кажется, не очень подходила к ней по форме. - Электрическое воздействие на кору головного мозга вызовет разрушение личности, затем, после того, как...
   -Ах вот оно что, - громко протянул Он. - Машина убийства. Это и была цель.
   Ксантипп замолчал. Наконец коротко отчеканил:
   -Да. Это было единственной целью.
   -Значит, ради этого, - горько спросил Он. - Все ради этого? Ради электрического воздействия на кору головного мозга? Хитроумной мести? Все погибли только для того, чтобы поглумиться над ним?
   Он указал на толстяка.
   Старик закончил прилаживать голову, и принялся защелкивать всевозможные ремешки.
   -Нет, - ответил Ксантипп, - и если ты дашь мне договорить...
   -Достаточно, - Он взмахнул рукой. - Это не имеет никакого смысла. Сегодня я совершил много ошибок, но не чувствую за собой вины.
   -Почему? - спросил Ксантипп. Буравящие глаза уставились на Него, снова начиная просверливать череп.
   -Да потому что, - выкрикнул Он, - я тут ни при чем! Я только лишь заблудился! Ошибся! Я находился в беспамятстве, был слепым орудием! А виновато не орудие, тот кто его держит.
   Ксантипп молчал.
   -Ты! - закричал Он. - Это ты, безумный маньяк, псих, это ты дал таблетки, это ты отдал приказ. Ты настоящее зло, и кровь лежит тоже на твоих руках, а не моих.
   -Зачем так? - сказал Ксантипп. - Ведь ты не видишь истинной картины, ты не можешь...
   -Да, не вижу! Потому что мной воспользовалось зло. Ты. Ты настоящее зло, и к счастью, у меня есть возможность навсегда его прекратить.
   Ксантипп распрямился.
   -Хорошо. Я готов к этому. Но это ошибка...
   -Нет, - отрезал он. - Все ясно, как день. Это не ошибка, это конец.
   Ксантипп подошел к панели управления, дернул что-то. Сухо щелкнуло, затем толстяк начал дергаться в кресле. Ксантипп повернулся к Нему лицом.
   -Я готов. Вперед.
   Он достал пистолет. На лице Ксантиппа не дернулся ни один мускул, только взгляд стал злым и решительным.
   Раздался выстрел.
   С тем же решительным и злым взглядом Ксантипп упал лицом вперед. Он брезгливо отошел от тела. Все кончено. Он отшвырнул пистолет в сторону.
   Сейчас мозги толстяка спекутся окончательно - и все зло будет уничтожено. А затем? Что дальше? Сердце не подсказывало четких ответов. Оно вообще ничего не подсказывало.
   Что-то пошло не так. Он это чувствовал. Что-то тут не то, но что - это что-то неуловимо повисло в воздухе, проникло в каждую клеточку, однако легкая дымка ускользала при любой попытке сфокусироваться.
   Толстяк в кресле затих. Булдожьи щеки пусто обвисли, глаза бездушевно уставились в ничто.
   "Овощ", подумал он. В груди снова выросло сострадание к несчастному. Да, подонок, и делавший, наверное, за жизнь много плохих вещей. Но не расплатился ли он уже за них сполна?
   Внезапно взгляд толстяка стал осмысленным, короткие пальцы принялись быстро отщелкивать ремни, затем потянулись к головной чаше.
   Он точно понял, что все происходит совершенно неправильно. Толстяк может что-то делать, а значит, слова про разрушение личности были ложью, но зачем лгать перед лицом смерти, если только...
   Мысли вдруг развернулись в гладкую ровную цепочку логических умозаключений, на одном конце повисло слово "синхронизатор" - а на другом, то, что разом перечеркнуло торжество от победы.
   Толстяк полностью освободился и рванул к панели управления на всей скорости, которую только позволили развить трясущиеся от резких движений ножки. Он сделал резкий прыжок, надеясь перехватить, но невероятным образом промахнулся, плечо вонзилось в стену, раздался треск и по стене побежала извилистая трещина. Он с трудом принялся подниматься на ноги.
   Толстяк что-то щелкнул на панели. Он вдруг понял, что не чувствует ничего ниже пояса, затем пропал живот, ребра, грудь, плечи и наконец все тело задеревенело. Как будто разом окунуло в жидкий бетон, и горячая корка принялась лопаться и стягивать в тесный узел кожу.
   Толстяк повернулся к Нему, жирное тело сотрясалось от недостатка воздуха, наконец постепенно отдышался, выпрямился, в глазах блеснуло торжество. Лишь на мгновение, словно искорка, тут же погасло, а на смену пришло знакомое выражение.
   Дробящее душу, как сверло дрели камень.
   -Чего ты добился? - спросил толстяк. В голосе слышалась легкая грусть, недовольство но более никаких эмоций. - Это тело, - он указал на труп неподалеку. - Это старое тело, тело, которое умирает от рака легких. Не ускорь его кончину, оно бы и само долго не протянуло.
   Невероятно, как такое могло произойти? Как это вообще возможно?
   -Ты не понимаешь, - сказал толстяк. - Ты видишь лишь частное, исключительно ту задачу, ради которой был создан, инструмент. Ты молоток, который видит лишь загоняемые в доски шляпки гвоздей, но что ты можешь на основании этого сказать о дворце, который возводит строитель?
   То что ты дьявол, сам дьявол!
   -Ты жалеешь тех несчастных ублюдков, на которых тебя натравили, абсолютно беззащитных? Но ведь они сами поставили себя над беззащитными также, как ты поставил над ними. Для тебя это страшно, меняет всю жизнь, но ведь это всего лишь ничтожный эпизод. Один из многих.
   И тем страшнее будет твое наказание. Ты заплатишь, заплатишь сполна.
   -Если бы не блокираторы в теле, те маленькие кусочки металла, которые могут при желании вырубить твой спинной мозг, отключить любой сектор головы, мигом превратить в слюнявого идиота, если бы не они, ты бы уже убил меня. А что ты знаешь обо мне и о моих целях?
   То, что ты убийца и подонок.
   -Ты можешь только приблизительно представлять объем знаний, которыми я владею. Но откуда они взялись? Это ведь неочевидный ответ, он требует долгих рассуждений, а ты просто хочешь побыстрее избавиться от ответственности.
   Нет. Только раскроить тебе череп.
   Толстяк неожиданно вскинул руку вверх.
   -Нас было двенадцать, - сказал он патетическим тоном. - Двенадцать великих ученых, мастеров в своей области, великих зодчих человека. Мы все были образованными людьми, мы верили в примат знания над верой. - Толстяк усмехнулся. - И верили в человечество, верили в то, что наша страна ведет это человечество к светлому будущему.
   Толстяк-Ксантипп немного замолчал.
   -Мы ошибались, - донесся наконец голос, и этим голосом донесло уже не сухость, но острую горечь, такую что легкие выворачивает наизнанку и в горле образуется тугой комок. - Нашей стране не нужно было светлое будущее. Оно кормило ученых, великолепно, так, как этого не делают больше нигде и никогда не делали, но не ради человечества, ради себя. Все эти чертовы генералы, тупые солдафоны, ублюдки политики, каждый из которых не стоит и четверти обычного человека. Весь этот сброд, мечтающий о распространении своей зоны влияния. Тупая, бессмысленная жажда власти, готовность идти к ней по трупам.
   Ксантипп замолчал, сквозь черты толстяка, мимо мерзких бесчеловечных глаз, проступил кто-то другой, сидящий внутри, пытающийся пробиться сквозь широкий слой кожи наружу.
   -Это мы видели перед глазами воскрешение людей, спасение тяжелобольных, совершенствование, прогресс человеческого тела и разума. Они видели перед собой армию идеальных солдат, живых мертвецов. А мы не понимали, и давали им в руки самое главное, наши мозги.
   -Когда мы поняли, было уже поздно. Чертик выскочил из табакерки, машину запустило в ход. И только тогда лишь увидели, только тогда... - Толстяк прикрыл глаза. - Мы решили бежать, и только один этот побег стоил жизни шестерым лучшим.
   -К счастью, они сумели спастись. Тем же самым путем, которым сегодня спас я. Мы все были вместе, являлись одним целым, да, личности умерли, и я, тот, что лежу рядом с простреленной головой, тоже умер абсолютно по-настоящему. Я никогда не лгу.
   -Самое главное, что знание сохраняется. Цели важнее нет. Только обладая знанием можно противостоять страшному оружию, созданному тобой же. Знанием и деньгами. Деньги нужны на новые опыты, совершенствование, на то, чтобы постепенно подтачивать корни зла, разрушить систему изнутри. Пирамиды можно подорвать одним единственным заложенным в правильное место зарядом, но и на заряд нужны деньги.
   -Кроме государств существует только один сектор, по-настоящему способный предоставить такие ресурсы, теневые правительства, целые теневые страны. Огромное количество людей, каждый из которых не имеет права на существование. Но у них были деньги. А у нас было что им продать.
   -И мы продавали. Продавали им свои знания, давая возможность расширить влияние. Но теперь-то мы знали, что стоит за жаждой власти. И поэтому оставался только один путь для того, чтобы не только не ухудшить ситуацию, но и улучшить ее. Выкачивать все возможные ресурсы, а как только очередной царек переходит через черту, отделяющую от любых проявлений человеческого... Уничтожить его и всех, кто рядом, как бешеных собак. И идти дальше.
   -Не ты первый, и не ты последний. Таких упырей - множество, столько же, сколько и тех, кто решил поправить свое благополучие за счет нарушения всех мыслимых и немыслимых законов. Каждый кого-то убил, и ни с кем не могли справиться, а знаешь почему? Знаешь, что делает вас, упырей, идеальными солдатами?
   -Не таблетки, нет. Таких таблеток не существует. Это сахарные пустышки. Я буду также жесток с тобой, как жесток был ты, когда сваливал ответственность со своих рук.
   -Ты жертва убийства. Когда ты задыхался от боли, несправедливо умирал, кровь кипела в тех местах, что отвечают за ненависть, выживание, инстинкты убийства и самосохранения. Ты умер - и мозг начал умирать с тобой. Одни за другими отказывают клетки, синапсы, нервные узлы.
   -Но те места, где больше всего крови, где самые большие запасы кислорода, где клетки имеют наибольший шанс дожить до момента спасения. Их больше всего и остается. Ненависти. Жажды убийства. Охотничьего инстинкта. Дикой злости.
   -Никаких таблеток не существует. Только ты, инвалид не тела, но мозга, искалеченное жизнью - и смертью - существо, которое никогда не сможет испытывать любовь. Доброту. Ласку. Сочувствие. Способность сопереживать. Только ненависть и боль до конца своих взятых в кредит дней.
   Толстяк нагнулся, в руке блеснул вороной метал.
   -У человека, который способен мыслить, в подобной ситуации существуют только один выход. Насколько способен мыслить ты сам - решать тебе. Нервные блокираторы перестанут действовать через несколько минут. За это время я успею добраться далеко, о мести не думай. Новое тело, с ним я буду влиятельнейшим человеком в мире теней. С ним я могу достичь новых вершин. Когда-нибудь я достигну своей мечты, и, когда стану не нужен, убью себя сам.
   -Но до этого момента меня никто не остановит. Ни у кого еще не получалось отомстить. И не нужно. Существует единственный выход, и этот выход - не месть. Прощай.
   Толстяк швырнул к Его ногам пистолет. Затем развернулся и вышел из зала. Где-то вдалеке хлопнула дверь, затем раздалось гудение мотора.
  
  
   11
  
   Ты медленно нащупываешь пути в подсознании, этой запутанной карте подземных переходов, каждый из которых окутан мраком. Подкорка - лабиринт, на таких глубинах не существует разума, лишь рефлексы.
   Пути снова перепутаны. Медленно, шаг за шагом, появляются верные дорожки. Сначала слух. Потом к тебе возвращается зрение.
   Вскоре ты начинаешь двигаться. Медленно шаришь руками, словно слепец. Все ждешь, когда же заработает кожа.
   Первый холод обжигает пальцы, словно лед на Титане. Это холод железа. Оружие. И сразу приходит мысль быстрее гнаться, вперед, еще нужно успеть. Зло необходимо остановить, пока оно не распространилось, и неважно, что зло живет только тем, что само мечтает уничтожить еще большее зло. Нужно бороться, ведь никто другой не знает.
   Если действовать быстро, то можно догнать. Враг перемещается, он очень хитер, но прыгнуть можно только в живой разум, не в мертвеца. Так что, если понадобится, убить каждого, ради того, чтобы остановить, любой, о ком существует хотя бы малейшее подозрение, уже обречен. Если усеять трупами все, то прыгать станет никуда, и демон умрет.
   Ты размахиваешь оружием, и тут понимаешь, что все относительно. Чем руководствуется зло? Не теми ли же мотивами? Не теми ли же способами, оно действует, вырезая всех мешающих, не обращая, кто попадает под колеса этого катка разрушения, выравнивающее всех и уничтожающее, чтобы не мешали святой борьбе.
   И если так действует зло, то как можно бороться с ним таким способом? Чем же ты будешь отличаться от него?
   И тогда ты понимаешь, что зло право. Существует только один выход.
   Выход, который выберет любой разумный человек.
   Зло неуловимо и непобедимо, с ним невозможно бороться. Но ведь кто-то же должен понести наказание. Кто, как не пособник?
   Как там говорилось. Если сам вставишь дуло в рот и нажмешь на курок...
   Бах, и нет свода черепа, а вместе со сводом нет и никаких проблем.
   Непонятно, почему любое решение приводит в итоге к пистолету, но, как ни крути, в этот раз он направлен в противоположную сторону. Да, никто не узнает, никто даже не будет подозревать о том, что зло живо, существует и развивается и некому будет с ним бороться.
   Но бороться с ним тоже нельзя.
   И потом, если бы раскаяние не ело так сильно сердце...
   В конечном счете, зачем нужен такой человек, который не способен испытывать ласку, доброту, любовь, способность сопереживать?
   И вдруг что-то щелкает в голове. И ты понимаешь, что получился логический парадокс.
   Ведь если есть раскаяние...
   Что-то шевелится внутри. Ответ.
   Ведь есть раскаяние! Разве это не способность сопереживать, разве это не способность к добру?
   И ты вдруг понимаешь, что не все еще кончено, что есть возможности, и ты пока не мертв. Ты не мертв, а значит, есть другие пути, кроме как смертью заплатить за преступление. Ведь ты не лишен самого главного, способности созидать и сможешь искупить вину.
   Без оружия.
   Ты радуешься по-детски, тому что жив, не являешься искалеченным обрубком, ты радуешься полноте новой жизни.
   Ты вдыхаешь запах свежей листвы и недавно прошедшего дождя, дыхание воздуха и трепет земли. Ты вдыхаешь весь мир, таким как он есть, словно пытаешься наесться после длительного голода. Жадно поглощаешь новые и новые впечатления, пытаясь побыстрее заполнить пустоту в разуме.
   Любовь, доброта, сопереживание. Их пока еще мало, но чувствуешь, как чьи-то теплые руки заронили семена в почву твоего разума.
   И радостный смех наполняет сердце.
   Ты чувствуешь, как начинаешь воскресать.
  
   12
  
   Он нашел новое имя и новый город. Он начал новую жизнь, отринув прошлое. Занимался тем же, чем и другие. Строил, сеял, заново созидал разрушенное.
   Он не знал, с какой опасностью предстоит столкнуться в будущем. Может быть то будут армии мертвых, которые приведут те, кто хочет захватить власть. Или то будут упыри кого-то, принесшего душу в жертву на алтарь борьбы со злом.
   Но он твердо знал, что бы ни случилось, никогда его руки больше не послужат злу. Никогда.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"