Федотов Александр : другие произведения.

Соседи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вторая то ли небольшая повесть, то ли рассказ в этом цикле. Действие развивается в XIX веке альтернативной реальности и в будущем.

"Соседи"

   Александр Васильевич Платонов вышел из кареты на полозьях, твёрдо упёрся ногами в землю и осмотрел особняк. Платонов был высокого роста. Его широкая фигура наводила на мысль о первобытной силе - даже под одеждой угадывались мощные мышцы. Голову, сейчас, правда, покрытую соболиной шапкой, украшали шелковистые русые волосы. Чуть великоватый у основания нос и густые пшеничные усы придавали его лицу добродушное выражение ленивого увальня. Однако внимательные тёмно-карие глаза, окруженные сетью мельчайших морщинок, смотрели на собеседника внимательно и строго и этим почти разбивали первое впечатление. Кисти рук у Платонова были неожиданно длинны и изящны, как у женщины.
   Александр Васильевич, молодой мужчина двадцати семи лет от роду, представлял собой тип нового, нарождающегося помещика. Почти всю свою жизнь он провел за границей, нахватался тамошних знаний и, преисполненный самыми лучшими намерениями, вернулся в Россию. Обладая приличным состоянием, он выкупил у государственной казны большое, почти в три тысячи крепостных, но очень запущенное поместье в центре России. Платонов надеялся, переиначив полученные знания на отечественный лад, преобразовать деревню и показать всем, как надо хозяйствовать. Соответствовало ли это действительности - неизвестно: сам он молчал о своих планах, но так о нём, по крайней мере, говорили его немногочисленные знакомые.
   Наружным осмотром особняка Платонов остался доволен. Именно так он себе его и представлял. Большое, на два крыла, в меру старое, двухэтажное здание на высоком всхолмье. Платонов обернулся и окинул взглядом открывшиеся ему необъятные просторы, залитые ярким солнечным светом. Ясно угадывалась скованная льдом петлявистая речка. В трёх, видневшихся отсюда деревеньках, приткнувшихся к лесному массиву, кое-где курились дымки. Но людей нигде не было видно, и край поэтому казался вымершим.
   Хлопнула входная дверь. Платонов повернулся опять к дому. Из облака пара, вырвавшегося из помещения на февральский мороз, на высоком крыльце материализовалась длинная тощая фигура. Выражение лица у фигуры было сонное и ленивое. Ее голову венчала шапка густых, черных, в мелкие колечки, волос. Платонов узнал управляющего. Этот тип последние шесть лет фактически единолично правил поместьем. Доверенные люди дали на него Александру Васильевичу краткую, но исчерпывающую характеристику: плут, подлец, вор и ябеда. По причуде ли попа, крестившего управляющего, или еще кого нарекли его самым невероятным именем: Помпей.
   Платонов нахмурился:
   - Так-то барина встречаешь?
   Обладатель гордого римского имени мгновенно преобразился. Заюлил, закланялся, самая благостная улыбка расплылась у него на лице. Платонов прошёл в предупредительно распахнутую дверь, подождал управляющего, небрежно скинул ему на руки волчью шубу, отдал шапку и, не оборачиваясь, приказал:
   - Ну, показывай дом!
   - Александр Васильевич? - полуутвердительно спросил Помпей.
   - Да, - подтвердил Платонов, - с сего часа - хозяин всего поместья.
   - Вот радость, вот радость-то, - запричитал Помпей. - А то всё один, да один. А хозяйство большое - трудно с моим умишком управиться!
   "Как же! - усмехнулся про себя Александр Васильевич. - Рад ты! То господином был, а теперь хорошо, если пристяжной. Да и чует мое сердце: попру я тебя в три шеи!"
   Внутренним осмотром дома Платонов также остался доволен. За просторной прихожей располагалась большая гостиная, вправо и влево из которой начинались две анфилады комнат. Второй этаж достраивался, видимо, позднее и не одновременно и поэтому приятно диссонировал со строгостью первого. Несколько крохотных комнатушек, сбившихся в кучку, вдруг соседствовали с большими залами. Оба крыла заканчивались просторными двухэтажными террасами. Кухня и людская помещались в специальной пристройке, уродовавшей заднюю часть дома. Проходя по комнатам, Платонов ловил на себе настороженные взгляды прислуги, но не удивлялся. Ясно, новый барин, грядут перемены, но какие? Дай-то Бог к лучшему!
   Окончив осмотр дома, Платонов почувствовал голод.
   - Обед готов? - осведомился Александр Васильевич у Помпея.
   - Сию секунду! - засуетился тот. - Не извольте беспокоиться!
   Платонов с удовольствием вымылся у рукомойника, вытерся и прошел в гостиную. Стол ломился от яств. Был тут и поросёнок, и какая-то рыба, и гурьевская каша, и огненные щи, и еще чёрт знает что, чего Платонов никогда и не видывал.
   - Не обессудьте, барин, - встретил его Помпей, - специально не готовились, поэтому, что бог послал.
   "Кому же это бог послал, если специально не готовились? - мысленно удивился Александр Васильевич. - Для тебя, сукиного сына! Мне и не перепробовать всего." Помпей услужливо налил водочки. Платонов с удовольствием опрокинул рюмку и закусил тугим звенящим огурчиком.
   После обеда отяжелевший Александр Васильевич поднялся со стула, подошел к окну и задумался. Из прихожей донесся шум и возгласы: "За что? Не губи отец!" - и визгливый голос управляющего: "На конюшню!" "Это еще что за номер?" - удивился Платонов и стремительно вышел из гостиной. Перед Помпеем на коленях стояли мужик и баба.
   - Что происходит? - хмуро осведомился барин.
   - Провинились они, - с напором ответил Помпей. - Выпороть их надо!
   - Так! - зловеще уронил Платонов, быстро подошел к управляющему, схватил его за ухо и резко потянул вверх. Управляющий вытянулся в струну, устремляясь за карающей десницей.
   - Запомни, паук, - процедил Платонов, - хозяин здесь теперь - я. И только я имею право карать или миловать. Понял?
   - Понял, - пискнул Помпей.
   - В чем их вина? - успокаиваясь и отпуская ухо, спросил Александр Васильевич.
   - Вы же почти ничего не съели, значит невкусно.
   - Встаньте! - приказал Александр Васильевич. - Я доволен обедом. Молодцы! Я много не ем, впредь столько не готовьте, идите.
   Крепостные, пятясь задом и кланяясь, удалились. "Пошли," - обернулся Платонов к Помпею.
   Они прошли в одну из комнат. Александр Васильевич сел за ажурный столик.
   - Ну, - обратился он к Помпею, - отчитывайся, как хозяйство ведешь.
   - Сию секунду, - поклонился управляющий, - только бумаги принесу.
   Через несколько минут он вернулся, с натугой неся перед собой огромную стопку тетрадей.
   - М-да, -Платонов критически посмотрел на выросшую перед ним бумажную гору, - показывай.
   - Вот, самое главное, - подал ему управляющий большую толстенную книгу в кожаном переплете, - недоимки.
   Платонов взял книгу в руки, приказал: садись! - и открыл гроссбух. Александр Васильевич вынужден был признать, что учет ведется совершенно. По деревням были выписаны все дворы с поимённым составом. Против каждого двора по годам выписаны долги и аккуратно суммированы. Внизу каждой страницы представлена общая сумма, в конце подбита окончательная сумма недоимок. Платонов начал методично листать страницу за страницей. Минут через тридцать, просмотрев все тысяча двести пятьдесят четыре страницы, он отложил книгу и ласково взглянул на Помпея:
   - Плохо считаешь, дружок.
   Управляющий горестно развел руками.
   - Или, наоборот, очень хорошо, - продолжал Платонов. - Во-первых, по каждому двору сумма недоимок завышена. Наименьшее завышение: один рубль двадцать одна копейка, наибольшая: четыре рубля семь копеек. Во- вторых, окончательная сумма в конце каждой страницы меньше действительной, в зависимости от страницы, от сорока восьми копеек до девяносто двух. Общая разница между той цифрой, которая написана тобой, - Платонов повысил голос, - и правильной составляет одну тысячу четыреста пятьдесят шесть рублей одиннадцать копеек!
   - Не может быть! - довольно искренне изумился Помпей.
   - А сколько? - поинтересовался Александр Васильевич.
   - Не больше девятисот рублей.
   - Вор! - твердо заключил Платонов и решил. - Вот что, я тебя продам. Сначала высеку, а потом продам.
   - Нет, барин, - Помпей нагло улыбнулся, - нельзя, я - вольный, и пороть меня нельзя.
   - Ах, нельзя! - вскинулся Платонов. - Эй! Кто-нибудь!
   В дверь просунулась лохматая рыжая голова.
   - Ты кто? - осведомился Александр Васильевич.
   - Прохор я, кучер, - ответил мужик, заходя в комнату.
   - Вот что, Прошка, если ты через час... Что такое час знаешь?
   - Грамотный я, барин.
   - Очень хорошо. Так вот. Если ты через час обнаружишь этого кровососа на моей территории...
   Где? - не понял Прохор.
   - В моих владениях, то хватай его, и пусть его высекут от души. Дадим ему час на разгон.
   Помпей пулей вылетел наружу. Через пять минут он выскочил на крыльцо, волоча за собой огромный баул, который на всякий случай сложил заранее, что-то крикнул. К крыльцу подали розвальни. Помпей вскочил в них и, яростно нахлестывая лошадь, скрылся из глаз. Прохор скривился:
   - Ищи-свищи его таперича.
   - Его сани и лошадь?
   - Его, барин, - подтвердил кучер.
   - Ладно, свободен.
   - Чего? - не понял Прохор.
   - Проваливай!
   Он опять не понял, но по интонации догадался, что от него требуется, и исчез.
   Около двух недель Платонов дотошно вникал в систему взимания платежей с крестьян, систему крайне запутанную и нелогичную. Например, Платонов обнаружил, что крестьяне охотно выращивают коноплю. "Почему? - удивлялся он. - Урожайность её здесь же низкая." И только разобравшись, что из конопли крестьяне производят пеньку, понял, в чём дело. Оказалось, что крепостные в среднем отдают барину девять десятых стоимостного выражения своего труда, а вот с пеньки всего половину. "Ишь ты! - обрадовался Платонов. - Темнота, а экономику чувствуют."
   Объезжая деревни, Александр Васильевич поразился нищете и запустению. "Ободрали вас, бедолаги," - думал он. Крестьяне, издали, завидев барские сани, срывали шапки и ломались в глубоком поклоне, а вслед глядели с безнадёжной тоской. И действительно, чего им можно было ожидать? Барин новый, молодой - значит, деньги ему надобны. О-хо-хо!
   В начале марта, недели за две до основной подготовки к посевным работам, Платонов приказал всем старостам деревень явиться к нему, прибавив, чтобы среди них обязательно был человек, умеющий считать. В назначенный час все пришли к особняку. Платонов вышел на крыльцо:
   - Здорово, мужики!
   Крестьяне сорвали шапки и поклонились, опустив руку с головным убором до земли.
   - Проходите, - пригласил их Александр Васильевич.
   Мужики замялись.
   - Вам что, дважды повторять? - нахмурился Платонов.
   Крестьяне, неловко переминаясь, прошли вслед за ним в дом. Платонов провёл их в гостиную, сел за стол и поморщился:
   - Ну и дух! Рассаживайтесь. - предложил он.
   Мужики совсем оробели:
   - Не, барин, - нестройно загалдели они, - нам так сподручнее.
   - Ну и чёрт с вами! - согласился он. - Считать кто умеет?
   Крепостные выдавили из себя небольшого мужичка с хитрым носом.
   - Вот ты проходи, садись рядом, - приказал Платонов.
   Мужичок опасливо подошёл и неловко примостился на краешке стула.
   - Хорошо считаешь? - спросил Александр Васильевич.
   - В церковно-приходской школе три года обучался, - ответил мужик.
   - Отлично! - обрадовался Платонов. - Значит, с дробями знаком.
   - Не со всеми. Энти... десятые каки-то. Вот их не разумею.
   - Ничего, простыми обойдёмся.
   Платонов взял в руки гроссбух с недоимками:
   - Знакома вам, мужики, эта книга?
   - Знакома, знакома.
   - Ну, так вот, - Александр Васильевич встал, подошёл к печке, веером расправил талмуд и, открыв дверцу, сунул его в печь.
   Лёгкий шорох прошёл над мужиками. Платонов терпеливо мешал кочергой до тех пор, пока тетрадь не сгорела дотла. Затем он прошёл обратно и сел:
   - Вот так, мужики, нет у вас больше недоимок - всё вам простил.
   - Отец родной! - крестьяне рухнули на колени и уткнулись лбами в пол.
   - Встать!! - рявкнул Платонов и спокойно, когда они поднялись, продолжил. - Теперь о главном. Слушайте меня внимательно, особенно ты, - ткнул он пальцем в востроносого мужичка, - если чего не поймёшь, обязательно спрашивай. Потом им растолкуешь. Я внимательно изучил, мужики, как вы раньше расплачивались. Система, я вам прямо скажу, чёрт ногу сломит. И барщина, и оброк, и ещё всякое. Но вот, что я выяснил. Если взять всё, что вы нарабатываете, и перевести в деньги, ну, к примеру, взять всё и продать, то вы отдавали девять десятых дохода, то есть - из каждых десяти рублей девять.
   Мужики засопели, и радость в их глазах погасла: ох, неспроста барин простил недоимки, знать чего-то придумал хитрюга.
   - Ты понимаешь меня? - спросил Платонов у востроносого мужичка.
   - Да, барин.
   - Дальше. Размер ваших выплат не зависел от того, сколько вы наработали: всегда девять десятых. Я решил ввести новую, прогрессивную систему обложений.
   Мужики переглянулись: вот оно!
   - Суть её в том, что, чем больше вы наработаете, тем больше останется вам. Конкретно. С первых десяти рублей вы платите по-старому - девять рублей, со следующих десяти - одну вторую, то есть мне - пять рублей, а пять остаётся вам, со следующих десяти - одну третью, то есть мне - три рубля тридцать три копейки, вам - шесть рублей шестьдесят семь копеек, со следующих одну четвёртую: два пятьдесят и семь с полтиной, и так далее. Ты понял? - спросил Платонов у мужичка.
   - Не совсем.
   Платонов написал всё на бумаге и ещё раз объяснил. Мужичок напрягся, зашевелил губами. Остальные мужики сумасшедшими глазами смотрели на него. Наконец, востроносенький просветлел лицом:
   - Ага! Дошло! - радостно воскликнул он.
   - Вот и хорошо, им растолкуй, а то они ни хрена не поняли.
   - Барин, - усомнился мужичок, - ты вот всё в деньгах посчитал, нам таперь, что продавать самим надо, али ты будешь торговать?
   - Нет, ответил Платонов, - я человека найду, учётчика, он по ценам пересчитает всё в деньги и обратно в продукт. Будете сдавать натурой.
   Мужики опять засопели. Тут тебе и сисема кака-то. Пёс с ней! Гришка вроде раскумекал, разъяснит. И вроде рад, знать, не плоха сисема. Но вот какой-то учёт... и не выговоришь... ох, обдерёт!
   - Ну так, мужики, - продолжал Платонов, - два дня вам даю. Решайте - согласны по-новому платить или нет.
   Мужики остолбенели:
   - Дак, барин, ведь как прикажешь.
   - Ну нет, - не согласился Александр Васильевич. - У вас на плечах пустой котёл или голова? Думайте!
   За обсуждениями в деревне Платонов, чтобы не мешать, наблюдал издали в хороший цейссовский бинокль. Дебаты проходили бурно. В первый день пару раз дело дошло до кулаков. Да и понятно, решали не что-нибудь, а как жить. Во второй день Гришка притащил камушки и наглядно объяснил новое налогообложение.
   На третий день старосты собрались у барского дома. Платонов вышел:
   - Ну, что решили?
   Мужички вытолкнули Гришку вперёд.
   - Согласны, барин, - сказал он и хрястнул шапкой оземь, - токмо не на всю сисему...
   - Систему, - поправил Александр Васильевич.
   - Сисему, - не возражал Гришка.
   - Ну а что вы предлагаете?
   - С первых десяти рублёв мы тебе по девять платить будем, а со всех остальных - половину, и не надо нам этого... начётчика.
   "Боятся," - догадался Платонов и согласился:
   - Ну хрен с вами, договорились.
   Платонов с удовлетворением отметил, что посевы конопли сократились: их осталось ровно столько, сколько необходимо, чтобы после уплаты обеспечить собственные нужды. Планы у Александра Васильевича были большие, но он не торопи события. В первую осень, когда крестьяне с удивлением обнаружили, что с ними поступили честно, Платонов предложил организовать товарищество безлошадников. Платонов посоветовал крестьянам скинуться и завести общественных лошадей в количестве приблизительно одна на два двора. Сколько было споров, сомнений: да кто будет смотреть за ними, да как пользоваться? Но решились. Дрожащими руками вручили Александру Васильевичу деньги и попросили купить коней, а конюшню они сами построили, откупив у барина часть леса. Платонов убил уйму сил, но достал лошадей, всех как на подбор одинаковых. Лучшие специалисты с трудом могли указать, какой конь лучше. Сделал это он нарочно, чтобы меньше было поводов для споров, на кого какой конь работал.
   Ко второй весне Платонов заказал в Англии несколько плугов, сеялок, механических косилок. Крестьяне враз смекнули, какую выгоду сулит применение этих механизмов, и охотно, за смехотворную по их понятиям арендную плату, воспользовались ими. Однако, как ни низка была плата, она не только окупила за один сезон стоимость приспособлений, но и дала ощутимую прибыль. На вторую осень мужики прислали к Платонову Гришку с согласием на "начётчика и полную сисему". Платонов радовался. Деревни ожили. Летом по вечерам Александр Васильевич заслушивался песнями, доносившимися из них. Повар Федот божился, что лет десять, как не пели песен.
   Однажды, уже во вторую осень, в ближайшей к особняку деревне ночью случился пожар. Сгорело два дома: Петра и Николая. Вместе со всеми Платонов бессильно наблюдал, как огонь пожирает строения. Семьи погорельцев топтались тут же, рядом с жалким скарбом, который успели вытащить из огня. У Николая было пятеро детишек, у более молодого Петра - всего двое. Его жена, на последней стадии беременности, безвольно сидела на земле и шевелила бескровными губами.
   На следующее утро Платонов собрал мужское население деревни.
   - Вот что, мужики, сказал он, - помочь надо. Зима на носу - сгинут люди.
   - Да мы бы не прочь, - ответил за всех староста, - леса нет.
   - Деревья порубите у меня, - разрешил Александр Васильевич, - бесплатно. Только не так, как на конюшни. Всё под чистую порубили! Рубить выборочно, чтобы лес остался. Ясно?
   Платонов так же подарил семьям по пятьдесят рублей на обзаведение хозяйством.
   А через две недели в другой деревне сгорел ещё один дом. Платонов, приехав на место пожара и увидев, что всё имущество, вплоть до веника, спасено, сразу понял: поджог! Он собрал деревенский сход и спросил:
   - Ну, что делать будем?
   Народ угрюмо молчал
   - Помогать?
   - Да надо бы, - неуверенно подал кто-то голос.
   - Почему пожар случился? - продолжал Александр Васильевич. - В Жерновке ясно, там малец у Николая лампадку опрокинул. А здесь? Молчите? Ну я скажу. Они сами подожгли. Возражайте, если я не прав.
   Крестьяне молчали.
   - Ну вот что, - решил Платонов, я тебя, Фома, вместе с семьёй продам.
   - Нет! - дико взревел Фома, бухнулся на колени и пополз к барину. Что хошь делай, токо не продавай. Грешен! Поджог! На пятьдесят рублёв позарился.
   - Решайте, люди, - обратился к сходу Платонов.
   - Высечь его, как сидорову козу, - предложил кто-то.
   - В общем, сами разбирайтесь, - сказал Платонов. - На первый раз прощаю, - и, распустив сход, придержал старосту. - Ты детишек по избам раздай, чтобы не замёрзли, а эти пускай сами разбираются.
   Нововведения Платонова не остались незамеченными окружающими помещиками. И большинство не одобрило их. По этому поводу он имел две беседы с местным предводителем дворянства, который приглашал его к себе.
   - Да как вы не поймёте, Аркадий Авксентьевич, - горячился Платонов во время второй беседы. - Если вы оставляете мужику самую малость, столько, чтобы он с голоду не умер, то ему нет смысла напрягаться. Всё едино - ни черта не останется!
   - Александр Васильевич, милый, - возражал предводитель, - вы развращаете мужика. Он у вас поработает год-другой, а потом бросит, обленится.
   - Да ничего подобного! Ему же выгодно работать хорошо. Ну вот представьте. По старой схеме, дай бог, он на двадцатку наработает, да и то вряд ли. Мне по старой схеме достаётся восемнадцать рублей. А сейчас они и по сотне запросто дают. И мне из них приходится больше двадцати трёх рублей. Разница в пять рублей на двор. Две тысячи дворов - это десять тысяч рублей. Существенно.
   - Молодой человек, я не спорю, ваш энтузиазм, ваше обаяние заставили мужика трудиться. Но это не для русского мужика. Вы бросьте эти заморские штучки. Вот уедете вы надолго - и всё, ваше хозяйство полетит в тартарары.
   - Хорошо, - предложил Платонов, - мне пора отдохнуть, а то засел, как медведь в берлоге. Этим летом, где-нибудь в июне, уеду в Крым и вернусь в сентябре, и посмотрим.
   Платонов выписал учётчика, передал ему дела и отправился в Крым. Перед отъездом он сказал заместителю:
   - Ты начинающий, Аристарх, тебе это будет хорошей практикой. Только аккуратнее и предельно точно, ошибиться ты имеешь право только в их пользу. Они же тебе ещё не верят. Между прочим, лишнее они тебе вернут. Ну, ни пуха!
   - К чёрту! - ответил Аристарх.
   Приехав на южный берег Крыма, Платонов за умеренную плату снял небольшую мазанку с земляным полом, с одним окном и выходом прямо в крошечный дворик. Обстановка в комнате была спартанская: длинная узкая койка времён, наверное, ещё Великой Отечественной войны двенадцатого года, небольшой стол, два тяжёлых грубых табурета и огромный ящик, поставленный на попа, с открывающейся дверью и называемый шкафом. Столовался Александр Васильевич у хозяев, двух бездетных пожилых хохлов, которые на время летнего сезона переезжали в маленькую постройку во дворе, что-то вроде курятника. Куры летом жили на улице.
   Платонову нравилось выбранное им место, необычное даже для южного берега Крыма. Беспорядочные отвесные скалы, казалось, собрались на свой сход. Дома небольшого посёлка лепились к обрывистым гранитным стенам, улицами служили узкие расселины, поросшие карликовыми соснами и увитые плющом. Горы круто сваливались к морю, к которому вели узкие извилистые тропки. Пляж практически отсутствовал. Местность была глухая и безлюдная: на десятки вёрст вокруг деревеньки не было даже монашеских скитов.
   Несмотря на всё это, здесь, как понял позже Платонов, каждое лето собиралось небольшое, хорошо знакомое между собой общество: в основном помещики средней руки с семьями и несколько пожилых военных. Платонов приехал довольно поздно, в конце июня, когда практически все старожилы уже собрались и ожидали приезд только двух женщин: Элеоноры Генриховны и Ольги Алексеевны с дочерью. Встретили Александра Васильевича доброжелательно, с явным интересом к новому человеку. И он почувствовал себя в этой компании уютно и хорошо. Даже однообразный распорядок дня нравился Платонову - ранний подъём, гимнастика и непременное купание, завтрак и прогулка в горы. Александр Васильевич облазил все окрестности, радуясь непривычной богатой природе. Голые тёмные скалы оживлял кое-где только плющ, который с некоторым успехом сумел уцепиться за неблагодатную почву. Зато изредка встречались большие неровные пространства, усеянные крупными валунами. Здесь начиналось настоящее буйство растительного мира. Платонов с удивлением рассматривал множество незнакомых трав, душистые яркие цветы. Бросались в глаза пятна ровного зелёного цвета - заросли горной сосны. Платонов, увидев впервые это растение, поразился. Он всегда считал, что сосна - это дерево, большое ли, маленькое, но дерево. А горная сосна представляла собой заросли кустарника. Над всем этим благолепием возвышались гордые ливанские кедры, защищая всю эту мелюзгу внизу от жаркого южного солнца.
   После прогулки следовал обед, затем отдых с книгой или просто сон, потом опять купание. К вечеру, когда жара спадала, общество собиралось на небольшой площади и рассаживалось за лёгкими столиками, выставленными прямо на улице. За слабеньким кислым местным винцом текли неторопливые беседы. Изредка организовывались танцы и устраивались компании в карты по маленькой. Платонов, принимая такой "растительный" образ жизни, понимал, что, вряд ли выдержит его больше двух, двух с половиной месяцев.
   Спокойствие привычных вечерних бесед было нарушено лишь дважды. Первый раз, когда зашёл разговор о каком-то помещике, который ввёл, и весьма успешно, в своём поместье порядки на заграничный манер. Платонов на свою голову сознался, что это он. Какие страсти тут закипели! Ещё бы - шла речь о нарушении векового уклада. Те, кто помоложе, с интересом отнеслись к словам Александра Васильевича, большинство же подвергло его резкой критике. Основное возражение состояло в том, что это, мол-де, у немцев хорошо, а для русского мужика совершенно неприемлемо, для него годится лишь кнут и крепкая палка. Платонов устал от непрерывных четырёхдневных споров.
   На следующий день после особенно яростной дискуссии, утром, Платонов, выйдя из дворика на улицу, столкнулся нос к носу с Михаилом Матвеевичем Константиновым, пожилым отставным доктором. С ним Александр Васильевич наиболее близко сошёлся, да и он, кажется, охотно проводил время с новым молодым товарищем. Михаил Матвеевич был ярким представителем одного из типов русской интеллигенции. Взирая на мир добрыми, чуть близорукими глазами, он терпимо относился к чужим взглядам, но при этом твёрдо придерживался своих норм порядочности, выработанных им за долгие годы бурной жизни.
   - Доброе утро, Александр Васильевич, - поздоровался Константинов. - Вы не возражаете, если я составлю вам компанию в вашей сегодняшней прогулке?
   - Отчего же, Михаил Матвеевич? - ответил Платонов. - Вы мне доставите большое удовольствие.
   И они, лениво помахивая тростями, не спеша, отправились в горы.
   - Александр Васильевич, нарушил молчание доктор, - вам не кажется, что спор между вами и вашими противниками зашёл в тупик? И вы, и они упорно повторяете свои доводы и игнорируете доводы противоположной стороны.
   - Да, - согласился Платонов, - зациклились.
   - Простите, не понял.
   - По кругу пошли, - пояснил Платонов.
   - М-да, - усмехнулся Михаил Матвеевич, - в вашей речи встречаются такие неожиданные латинизмы, что диву даёшься.
   - Что же поделаешь? Я долго был заграницей. И всё же, Михаил Матвеевич, возвращаясь к нашим баранам. Я, признаться, не понимаю упрямства моих оппонентов. То, что я предлагаю, ясно, логично и подтверждено моей успешной практикой.
   - Видите ли, мой друг, вы долго находились в Европе и плохо знаете русского мужика. Я согласен, что вы успешно провели в жизнь свои идеи, но вам просто повезло. Согласитесь, что у русского человека одна из черт его характера, отличающая его от населения просвещённой Европы, - это лень. Ведь только русский мужик может в тот момент, когда ему работать и работать, махнуть на всё рукой и отправиться в кабак водку пить. Ни немец, ни француз тонконогий себе этого не позволят.
   - Ну зачем же вы, доктор, русского крестьянина обижаете? Он сметлив, умён, трудолюбив, да-да, и безмерно терпелив. Какой ещё человек, находясь в столь беспросветном состоянии, как он, смог бы так долго терпеть? Моя экономическая система только чуть приоткрыла ему возможность к более благоприятному будущему и как же он стал энергичен! Дело не в моём везении. Закон материальной заинтересованности - это закон, и для англичанина, и для итальянца, и надо его выполнять. Вот вы представьте, что немец или тот же француз тонконогий оказались в столь же отчаянном положении, как наш мужик. Что с ними будет?
   Доктор на секунду задумался и рассмеялся:
   - Пожалуй, вы правы. Помрут бедняги или в кабак пойдут. И всё-таки вы не можете отрицать леность российского человека. Давайте с другой стороны посмотрим, со стороны помещика. До сих пор всё текло само собой, по давно, не им установленному порядку. А вы ему предлагаете подумать, да и не один раз, а всю жизнь. Прожекты наш барин, ох, как хорошо составляет! Славно б прорыть туннель сквозь Землю, или религию каку нову выдумать. Это он запросто. А вот предвидеть последствия своих решений, быстро подправлять их...
   - Оперативно корректировать, - улыбнулся Платонов.
   - Вы неисправимый латинист! Вот эта задача ему не по силам. Не желает он напряжённо думать. Это, скажу вам, батенька, серьёзная работа. Нашему отечественному помещику, не всякому, конечно, легче вязанку дров переколоть, чем чуть мыслию напрячься.
   - Тут я с вами соглашусь. Зажрались мы!
   - Экий вы, Александр Васильевич, грубый. Напрасно вы так.
   - Ради бога, простите, Михаил Матвеевич, ну, из души вырвалось.
   - Чего уж там, - смутился Константинов. - Мне вот, что думается, не надо вам сегодня приходить вечером. Вы их не переубедите, они - вас. Только нервы друг другу повыдергаете. Скажитесь больным, я подтвержу.
   - Вы правы, доктор, воздержусь сегодня. Пускай страсти поутихнут.
   Так незаметно, за беседой, они по малому кругу обошли верхом посёлок и начали спускаться вниз.
   - О! - воскликнул доктор. - Сейчас я познакомлю вас с чудесной женщиной, - и устремился вперёд, где по улице проходила незнакомая ещё Платонову женщина с девочкой-подростком.
   Пока Михаил Матвеевич бурно, не скрывая своей радости, раскланивался с женщиной, Платонов успел рассмотреть её и девочку. Женщина лет сорока пяти, когда-то, наверное, красивая, а сейчас увядшая, с чуть дряблой желтоватой кожей сердечно расцеловалась с доктором.
   - Что же вы, душечка, так поздно в этом году? - укорил её Константинов.
   - Дела, милый доктор. С трудом свела концы с концами, - развела руками женщина.
   Наконец, доктор соизволил обратить внимание не Платонова:
   - Позвольте представить вам Александра Васильевича Платонова.
   Платонов поклонился.
   - Ольга Алексеевна Бехметьева, - продолжал доктор, - и её дочь Светлана.
   - Светлана Николаевна, - поправила его девочка.
   "Эге, кусается," - подумал Платонов и внимательно посмотрел на неё. Светлана находилась в том мимолётном возрасте, когда она уже перестала быть подростком, но ещё не превратилась в девушку. Высокая, на полголовы выше своей матери, и до невероятности костлявая и худая. Платонов с каким-то сладким, щемящим чувством рассматривал её непропорционально большие руки и ноги, выпирающие ключицы, едва наметившуюся грудь, несколько жёлтых прыщиков на длинной шее и подбородке. Большой рот прекрасно уживался на лице с милым вздёрнутым носом. Но что поражало больше всего, так это ярко-зелёные глаза у такой жгучей брюнетки, очень редкое сочетание. Светлана Николаевна махнула своими ресницами и строго посмотрела Платонову в глаза. Он неожиданно смутился.
   - Ольга Николаевна, - спросил доктор, - вы придёте сегодня вечером в наше кафе?
   - Нет, Михаил Матвеевич, мы только что с дороги, устали.
   - Вот и хорошо, - неожиданно обрадовался доктор. - Вы не против, если Александр Васильевич составит вам вечером компанию? Ему сегодня противопоказано появляться в обществе, это я, как врач, утверждаю. Весьма рекомендую этого молодого человека. Он вам расскажет про свою систему... Как вы её называете, Александр Васильевич?
   "Тьфу ты!" - чертыхнулся про себя Платонов, а вслух добавил:
   - Экономического стимулирования.
   Доктор аж зажмурился от удовольствия, услышав эти слова, и продолжал:
   - Вот-вот, экономического стимулирования. Вы не будете скучать, дорогая моя. Так согласны?
   - Отчего же, - мягко улыбнулась женщина, - будем рады.
   И вот Платонову пятый вечер подряд пришлось излагать свои идеи. Беседа проходила за чаем в увитом виноградом дворе дома, где обосновались мать и дочь. Днём доктор рассказал Платонову их краткую и, в общем-то, незатейливую историю. Ольга Алексеевна вышла замуж довольно поздно по жгучей любви за отставного гусарского полковника. Полковник, как это часто случается, спился, промотал большую часть своего богатого поместья и, в конце концов, десять лет назад пьяный замёрз в лесу, оставив вдову с пятилетней дочуркой на руках. Поместье, доставшееся Ольге Алексеевне, было небольшое, и она кое-как справлялась с ним. Доктора обнаружили у Светланы слабые лёгкие, поэтому мать и дочь уже пять лет подряд проводили лето в Крыму. Их имение находилось в той же губернии, что и владения Платонова, но на противоположной, западной окраине.
   Ольга Алексеевна слушала, казалось, Платонова внимательно, подперев щёку рукой, а Светлана Николаевна прямо в упор, не мигая, смотрела Александру Васильевичу в глаза, чем его немало смущала. Когда Платонов закончил, Ольга Алексеевна вздохнула и сказала:
   - Уж очень это заумно. Вы не сердитесь, Александр Васильевич, но я лучше по старинке.
   - А по-моему, мама, всё очень просто, - возразила дочь - и мсье Журбен, это мой учитель, - пояснила она, - что-то похожее рассказывал.
   - Вот и хорошо, - улыбнулась мать, - подрастёшь и управляй по-новому.
   На следующее утро приехала наконец и Элеонора Генриховна Штурц. "Из обрусевших немцев, - пояснил Платонову Михаил Матвеевич. - Только не вздумайте с ней на родном языке говорить - она по-немецки ни бум бум, да и по-русски-то она не совсем того." Платонов понял, почему все с таким нетерпением ожидали приезда этой двадцати пятилетней барышни. Во-первых, здесь она считалась первой красавицей. Вообще-то для этого были основания. И, во-вторых, все ожидали, как станет развиваться её роман с Платоновым - никто не сомневался, что такой роман непременно случится. После взаимного представления Александр Васильевич с некоторым сомнением оглядел длинные, золотистые волосы в крупные кольца, глупые голубые глаза, розовые губки, невысокую, полноватую фигуру с пышной грудью и подумал: "Классическая Гретхен. Впрочем, почему бы и нет?" Однако он не торопил события. Платонов открыто ухаживал за Штурц, провожал по вечерам до дому, но не спешил затащить в уединённый уголок для интимной беседы.
   Как-то раз, уже в начале августа, Элеонора Генриховна напросилась с Платоновым на прогулку в горы. Стояла пасмурная и непривычно прохладная погода, поэтому Александр Васильевич поверх обычной просторной белой рубахи надел сюртук, а на голову нацепил котелок. После двадцати минут подъёма Элеонора Генриховна остановилась и капризно сказала:
   - Алекс, я устала.
   Платонов развёл руками:
   - Мадам, здесь негде присесть.
   Они стояли в кедровом лесу вблизи начинавшейся вдоль обрыва тропы. Сзади, спрятавшись за одно из деревьев и распластавшись всем телом по стволу, за ними, исподтишка, безжалостно наблюдала Светлана Николаевна.
   - Алекс, - всё тем же капризным тоном продолжала Штурц, - когда же вы меня поцелуете?
   Платонов улыбнулся и, наклонившись, слегка коснулся её губ своими. Она было шумно задышала, но, когда Платонов распрямился, удивлённо и обиженно взглянула на него.
   - Элеонора Генриховна, - сказал Платонов, - только два слова. У нас с вами, ну, флирт, - и пояснил, - лёгкий роман. Вы ведь меня не любите?
   Женщина выпучила на него глаза, задумалась и ответила:
   - Пожалуй, нет.
   - Вы - умница! И я тоже - нет. Но мне с вами приятно. И, действительно, почему бы нам с вами не доставить друг другу небольшое удовольствие? Это и есть лёгкий роман. Но, Элеонора Генриховна, может так случиться, что вы влюбитесь в кого-то, или появится человек, которого вы не пожелаете огорчать своим поведением. В этом случае я пойму, если вы прекратите оказывать мне благосклонность, огорчусь, конечно, но не обижусь. Вы меня понимаете?
   Она напряглась и ответила:
   - Кажется. Но вы, наверное, захотите и для себя тех же условий?
   - Вы, безусловно, умница! - расцвёл Платонов.
   - А! - махнула рукой Элеонора Генриховна. - Вы демонический мужчина. С вами я на всё согласна.
   Платонов шагнул вперёд, крепко обнял женщину и, чуть приподняв, припал к её пухлым губам. Когда он начал целовать её в шею, Светлана Николаевна, нелепо выкидывая в стороны свои длинные худые конечности, как паук, ползущий по камням, в смятении убежала.
   Почти каждую ночь Платонов украдкой пробирался в дом к Элеоноре Генриховне и так же украдкой исчезал поутру. Недели через две он подумал: "Тело у неё, конечно, роскошное, однако, как это скучно и пошло! И чего это наши там несли про местных женщин?" С этих пор он уменьшил свой пыл, тем более, что, кажется, не оправдал ожидания Щтурц.
   Недели за две до отъезда, в конце августа, Платонов отправился на обязательную утреннюю прогулку в горы. Погода опять установилась: было жарко, и Александр Васильевич расстегнул до пояса обычную для моциона белую рубаху с длинными просторными рукавами. Снизу его окликнула Ольга Алексеевна:
   - Александр Васильевич! Вы в горы? Если встретите там Светлану, велите её идти домой - убежала негодница без спросу.
   - Хорошо! - помахал в ответ Платонов.
   Скрывшись от людских глаз, он совершил двухкилометровую пробежку и с удовольствием отметил, что почти не запыхался. Потом он немного порепетировал приёмы сэнчин-до и, уже не спеша, отправился дальше по тропе. Приблизившись к живописному откосу, сплошь состоящему из круглых, в два обхвата, валунов, Платонов приметил справа на самом верху тоненькую фигурку Светланы Николаевны: в белой панаме, белом платьице, белых чулках и белых же туфельках.
   - Светлана Николаевна! - закричал Платонов. - Нехорошо матушку огорчать! Она вся извелась! Спускайтесь!
   Девушка, легко перепрыгивая с камня на камень, начала спуск. Вдруг на середине пути она остановилась и присела на корточки, как это могут делать только дети в её возрасте: стремительно сложилась в компактную каплевидную фигуру так, что голова у неё оказалась чуть ли не между острых коленок. Она что-то внимательно рассматривала на земле и, не оборачиваясь, призывно замахала рукой Платонову. Он поднялся наверх и опустился рядом. Не менее десятка чёрных крупных муравьёв облепили дохлую гусеницу и энергично, но бестолково тянули её каждый в свою сторону, медленно смещаясь при этом влево.
   - Вот так и человечество, - заметил Александр Васильевич. - Каждый толкает по-своему, но в итоге где-то оказывается больше людей и мы тихонечко куда-то движемся. И называется это - прогресс человечества.
   Светлана Николаевна подняла голову, нетерпеливым движением убрала с глаз шелковистую прядь волос и внимательно, не мигая, посмотрела ему в глаза. Затем спросила:
   - Вы так думаете?
   Платонов улыбнулся:
   - Да.
   Девушка стремительно распрямилась, сказала:
   - Ну, я побежала, - и так же стремительно побежала вниз.
   - Осторожно! - крикнул Александр Васильевич.
   - Ничего, - махнула рукой Светлана Николаевна, - я умею!
   Но Платонов накаркал. Девочка оступилась, вскрикнула и прокатилась метра три по камням. Мужчина ринулся к ней. Он осмотрел ссадины и шишки и убедился, что здесь нет ничего страшного.
   - Непослушная девчонка! - в сердцах сказал Платонов.
   - Я не девчонка, - сердито сквозь слёзы ответила Светлана Николаевна.
   Александр Васильевич вылупил на неё глаза и процитировал:
   - Пусть тот первый бросит в меня камень, кто скажет, что вы - мальчишка.
   Девушка улыбнулась и ткнула пальцем в правый голеностоп:
   - Здесь очень больно.
   Он осторожно снял с её ноги туфельку, сунул её в карман брюк, взял в левую руку сухую, твёрдую пятку, а пальцами правой начал тихонько водить сверху, просвечивая ногу. "Слава богу, - подумал Александр Васильевич, только приличное растяжение." Он встал. Светлана Николаевна внимательно смотрела на него снизу.
   - Вот что, милая девочка, или, если хотите, мадам, - сказал Платонов, - я отвернусь, а вы снимайте чулок, так надо. И без разговоров!
   Александр Васильевич туго, фиксируя сустав, перебинтовал чулком её ногу. Затем наклонился, подсунул под девушку руки и поднял её.
   - Я сама дойду! - возмущённо воскликнула она
   - Через месяц, исхудавшая и обессиленная, она приползла к жилью, - сказал Александр Васильевич, - и замертво рухнула у крыльца. До спасения ей не хватило нескольких вершков. Вы этого хотите?
   - Как же это я рухнула, - ехидно спросила Светлана Николаевна, - ежели приползла?
   - Да будет вам, - протянул Платонов.
   Она вздохнула, обняла его за шею, немного поелозила головой, поудобнее пристраивая её у него на плече. Панама свалилась.
   - Пусть её, - прошептала девушка.
   Платонов бережно нёс Светлану и чувствовал, как в нём поднимается волна необъяснимой нежности к этой хрупкой костлявой девчонке. Он даже головой мотнул от недоумения - не хватало мне ещё в ребёнка влюбиться.
   В доме, куда Платонов принёс девушку, начался переполох. Срочно послали за Михаилом Матвеевичем. Он, правда, быстро всех успокоил:
   - Ничего страшного, сейчас холод, через день тепло и полный покой - никаких прогулок. Крепче старой будет!
   - У-у! - заныла девочка. - Неделю дома сидеть!
   - Светлана Николаевна, - неожиданно предложил Платонов, - если вы не возражаете, я изредка буду навещать вас и, может быть, несколько скрашу вашу жизнь.
   - Правда? - обрадовалась девочка. - Не обманете?
   - Светлана! - укоризненно сказала её мать.
   - Я, кажется, не давал вам повод считать меня обманщиком, - обиделся Платонов.
   - Простите, Александр Васильевич, простите, миленький. Ой, как здорово!
   Он каждый день навещал её, и все их беседы сводились к тому, что отвечал на вопросы, которые сыпались из неё, как из дырявого мешка. И правда, что Земля вокруг Солнца вращается, а не наоборот? Правда, что есть люди с пёсьими головами? Почему гром гремит? Почему монгольфьеры летают? И так далее. Платонов за сердце хватался, поражаясь чудовищному количеству вопросов. Но однажды Светлана Николаевна спросила:
   - Александр Васильевич, вы любите Элеонору Генриховну?
   Платонов смутился под её пристальным взглядом и не посмел не ответить:
   - Да вроде, нет.
   - А зачем вы тогда за ней ухаживаете?
   Платонов исподлобья внимательно посмотрел на девушку и кивнул:
   - Упрёк принимаю. Больше не буду... м-м... ухаживать.
   В тот день, когда Светлане Николаевне разрешили ходить, случилось второе происшествие, нарушившее спокойное течение вечерних бесед. Платонов как раз предложил девушке руку, чтобы вывести её прогуляться, как с диким воплем:
   - Спасайтесь!! - во двор вбежала хозяйка дома. - Шайка Ахмета! Всех рэжэт!
   На крыльцо выскочила Ольга Алексеевна, прижала к себе дочь и беспомощно взглянула на Платонова. В этот момент в ворота влетел раскосый татарин на небольшой крепкой лошадёнке. Увидев, такую добычу, он издал радостный возглас, раскрутил аркан и метнул его в Платонова. Александр Васильевич перехватил верёвку, резко дёрнул на себя и, пока татарин, не успевший выпустить аркан из рук, летел вниз, коротким ударом ребром ладони в основание шеи отключил разбойника.
   - Где они? - крикнул хозяйке Платонов.
   - На площадь всех стаскивают. Пойдёмте, барышни, - предложила хозяйка, - в подполье спрячемся.
   - Бабы в подвал! - рявкнул Александр Васильевич, а сам длинным стелющимся шагом выбежал на улицу и устремился к площади.
   По пути он вырубил ещё двух татар. Не добежав до площади, он взобрался на забор, оттуда - на крышу мазанки, выходившей как раз туда, где гарцевали разбойники. Было их человек двадцать и, видимо, ещё столько же шныряли по посёлку. Связанных людей они стаскивали в кучу, невдалеке от главаря, и они угрюмо взирали на него, прекрасно понимая, что их ожидает.
   Платонов вдруг услышал за спиной чьё-то тяжёлое дыхание, обернулся и схватился за голову:
   - Вы что здесь делаете? - зашипел он.
   - С вами безопаснее и интереснее, - ответила Светлана Николаевна.
   - Несносная девчонка, - застонал Александр Васильевич. - Вы вынуждаете меня...
   Он протянул к ней руку и остановился:
   - Нет, не могу... Светлана Николаевна, поклянитесь, что вы никогда и ни при каких обстоятельствах, никому, даже мне, не расскажете то, что сейчас увидите.
   - Клянусь! - пообещала девочка и перекрестилась.
   - Спрячьтесь мне за спину, - приказал Платонов и подумал: "Чёрт! Не задеть бы её ненароком боковым лепестком."
   Когда Светлана Николаевна укрылась у него за спиной, голову она, конечно, не спрятала, а с интересом глазела на площадь, мужчина сосредоточился и мощными ультразвуковыми узконаправленными импульсами начал глушить бандитов.
   Через пять минут всё было кончено. Девушка широко раскрытыми глазами смотрела на Платонова.
   - Как вы это... - начала она.
   - Вы хотите нарушить свою клятву? - перебил её Александр Васильевич. - Даже мне! Понятно?
   Светлана Николаевна захлопнула рот и молча кивнула.
   - Ну, тогда пошли на площадь.
   Поверженных разбойников перевязали их же верёвками и заперли в одном из старинных казематов. Женщин и детей, пока не переловили всех членов шайки, пятеро мужчин вызвались проводить в надёжное укрытие. Остальные, за исключением двух пожилых помещиков, отправились очищать посёлок от нечисти. Платонов и Светлана Николаевна появились на площади одновременно с двумя молодыми людьми, которые скорбно несли на шинели Михаила Матвеевича Константинова.
   - Доктора убили, - горестно прошептал один из помещиков.
   Молодые люди бережно опустили шинель наземь и сняли шапки. Изо рта доктора выбегала уже засохшая струйка крови. Голова была неестественно свёрнута на бок.
   Платонов решительно подошёл к безжизненному телу, присел, разорвал на Михаиле Матвеевиче рубашку и приложил ладонь к его голой, в седых волосках, груди. Сердце чуть билось. Платонов беспомощно посмотрел на Светлану Николаевну, и она, казалось, прочитала его мысли.
   - Вон! - вскрикнула она и указала рукой. - Там! Два татарина!
   Все, кроме Александра Васильевича, бросились в указанном направлении. Когда все удалились, Платонов сказал:
   - Отвернитесь, Светлана Николаевна, - это неприятное зрелище.
   Девочка молча затрясла головой из стороны в сторону.
   - Дело ваше, но об этом тоже придётся молчать
   Светлана Николаевна кивнула. Платонов засучил рукава и почти по локоть медленно погрузил руки в грудь доктора, и начал там что-то делать. Светлана вскрикнула и схватилась одной рукой за шею, а другой - за рот, не в силах отвести взгляд от чудовищного зрелища. Минуты через две Александр Васильевич также медленно вытащил руки, отряхнул их от капелек крови, встал и расслабленно потряс ладонями:
   - Вот и всё.
   Девушка подошла к порозовевшему доктору, внимательно осмотрела его целёхонькую грудь и перевела взгляд на Платонова:
   - Вы его вылечили?
   Он кивнул.
   - А как вам...
   - Придётся немножко объяснить, - перебил её Платонов. - Этому меня научили тибетские монахи. Их врачевание отличается от нашего. В чём-то они сильно ушли вперёд. Но их медицина в злых руках может стать очень опасным оружием. Поэтому я дал им слово никому не открывать их тайну, и с вас взял такое же слово. Вы должны понимать: начнутся расспросы, просьбы, а я ничего, ну ни капельки, не могу рассказать, и от меня отвернутся. Понимаете?
   Светлана Николаевна кивнула:
   - Я буду молчать, верьте мне. А что было с доктором? - спросила уже девчонка.
   - Шея сломана, но тс-с! Он приходит в себя.
   Доктор сел, непонимающе осмотрелся вокруг и промолвил:
   - Странно, очень странно.
   - Ну, наконец-то! - воскликнул Платонов. - А мы уже начали волноваться.
   - Да? - удивился доктор.
   Вечером, когда вызванные солдаты забрали разбойников, велись бурные обсуждения происшедшего. Сошлись на том, что чудесное избавление - это не иначе, как руце Божье. Больше всех изумлялся Михаил Матвеевич.
   - Это надо же! - восклицал он. - Никогда бы не подумал, что у меня такой крепкий череп. Огромной дубиной тюк по маковке - и больше я ничего не помню. А очнулся - только шишка и всё.
   В героях дня ходил молодой Калантаров, который собственноручно сшиб трёх татар, и если б на него не навалились всем кагалом, то ни за что не одолели бы. Несколько раз Светлана Николаевна пыталась было вставить своё слово, но Платонов громким кашлем осаживал её. Кончилось дело тем, что он так крепко сжал локоть девчонки, что она вскрикнула от боли и в негодовании повернулась к нему. Но он посмотрел на неё такими страшными глазами, что Светлана мгновенно затихла.
   Наступило время отъезда. Элеонора Штурц увлеклась под конец новым героем - Калантаровым. Так что, её прощание с Платоновым, к его великому облегчению, прошло спокойно. А вот со Светланой он расстался трудно. Платонов никак не мог понять, что его влечёт к этой ершистой, колючей, диковатой девчонке, но понимал, что это совсем не любовь. Платонов даже в мыслях допустить не мог, что можно влюбиться в ребёнка. Его покорила искренняя непосредственная доверчивость Светланы, её очевидная беззащитность.
   В последний перед отъездом день Александр Васильевич отправился на прогулку в горы с Ольгой Алексеевной и её сумасбродной дочкой. Платонов и Бехметьева вели милую, пустую беседу. Александр Васильевич с лёгкой грустью посматривал на Светлану, а она, забыв про него, весело скакала по камням и иногда застывала в самой нелепой позе, очарованная каким-то новым открытием в этом удивительном мире.
   Следующим утром моросил мелкий дождик. Платонов сердечно попрощался с доктором, который уезжал вместе с Бехметьевыми: им было по пути. Поцеловал руку Ольге Алексеевне и помог ей подняться в коляску.
   - Александр Васильевич, если окажетесь в наших краях, непременно навестите нас. Обещаете? - спросила она.
   Платонов кивнул. Он подошёл к девчонке:
   - До свидания, Светлана Николаевна.
   Девушка стояла молча, потупив глаза. Платонов нагнулся, поцеловал ей руку и вдруг, не разгибаясь, повернул голову и посмотрел ей в лицо. Она беззвучно плакала.
   - Ну что же вы? - распрямляясь, с ласковой укоризной произнёс Александр Васильевич.
   Светлана Николаевна сердито топнула ногой и повернулась к нему спиной. Постояла несколько секунд, вытерла рукавом платья слёзы и нос и повернулась обратно.
   - Александр Васильевич, - спросила она, - вы мне напишете.
   - Обязательно отвечу, - пообещал Платонов.
   Девушка порылась в кармашке платья и протянула ему сложенный вчетверо листок бумаги:
   - Вот мой адрес.
   Платонов вытащил записную книжку с карандашом, аккуратно вложил в неё бумагу, на чистом листе написал свой адрес, вырвал его и протянул ей. Светлана Николаевна прочла написанное и изумлённо уставилась на Платонова:
   - Вы - неграмотный?
   Он отобрал листок у девушки и понял, что от волнения написал без твёрдых знаков и ятей. "Тьфу ты чёрт!" - мысленно выругался он и переписал всё правильно. Александр Васильевич подсадил девушку в карету и махнул рукой. Светлана по пояс высунулась и долго махала ему в ответ. Когда они заворачивали за поворот, она отчаянно крикнула:
   - Напишите! Обязательно напишите!
   Вернувшись домой, Платонов обнаружил всё в образцовом порядке: Аристарх прекрасно справился с порученной задачей.
   - Ну что же, - заметил Александр Васильевич, выслушав отчёт, - я, наверное, годик ещё здесь покантуюсь, а затем сдам дела тебе. Ты только позаботься вовремя изменить внешность.
   Платонов с головой ушёл в дела. И вдруг неожиданно получил коротенькое робкое письмецо от Светланы. Он ей ответил. У них завязалась редкая, но регулярная переписка. Как это часто случается, в письмах они лучше узнали друг друга. Платонов, читая её письма, терялся. Он и здесь не мог понять, кто же она: ещё ребёнок или уже девушка. Она могла с потрясающей непосредственностью написать, что у неё ужасно растолстели ноги, точнее, не ноги, а икры, и теперь они стали мясистые и безобразные, как у кухарки, а несколькими строчками ниже она цитировала или Гёте, или Лермонтова, или Байрона. К весне тон писем стал ровнее и Платонов понял: девушка родилась. Светлана Николаевна с искренней радостью писала об их возможной встрече в Крыму. Да и сам Платонов хотел этого. Но экстренные обстоятельства потребовали его присутствия в другом месте. Он только успел написать коротенькую, малопонятную записку с извинениями.
   Вернулся Платонов в конце октября, предельно измотанный и в самом дурном расположении духа. Он обнаружил несколько писем от Светланы Николаевны из Крыма, а последнее, самое короткое, уже из её дома. "Александр Васильевич, - спрашивала она, - что с Вами? Господи, живы ли Вы? Ответьте, иначе я сойду с ума." Платонов написал ей обстоятельное письмо, и у них вновь завязалась переписка, теперь более ровная и спокойная. У Светланы Николаевны обнаружился жадный интерес к наукам, понятный в её возрасте. Платонов стал её учителем. Он обстоятельно рассказывал ей об устройстве окружающего мира и страшно мучался, пытаясь не выйти за рамки существовавших понятий. Как-то в апреле, разъясняя ей суть пространственных волн в темпоральном поле, он ужаснулся: "Боже мой! Да что же это я? Я же её готовлю! Нет." - твёрдо решил он и сжёг письмо. Светлана Николаевна опять написала ему об их предстоящей встрече, но уже в более осторожных выражениях. Но Платонов не знал, хочет ли он встретиться с ней. И поэтому, когда его вновь срочно отозвали, даже обрадовался.
   Вернулся он в начале сентября, измочаленный до крайности. Он осунулся, похудел, правое веко у него нервически дёргалось. Светлана Николаевна ему из Крыма не писала. Через три дня ему подали письмо от неё, уже из дома. "Александр Васильевич!, - писала она. Я понимаю - ну кто я для Вас? Взбалмошная девчонка. Я не в обиде. Я не имею права требовать, поэтому униженно прошу: хоть в этом году приезжайте на ежегодное собрание дворянства у губернатора. Мне необходимо посмотреть на Вас, только посмотреть - не более. Я забыла, как Вы выглядите, а это ужасно! Светлана Николаевна."
   Прочитав эту записку, Платонов заскрипел зубами. Приглашение он получил двумя днями ранее. Ежегодно губернатор, слывший большим оригиналом, в конце сентября устраивал собрание дворянства своей губернии. Обычно бывало там человек сто пятьдесят-двести, остальные по различным причинам уклонялись от приглашения. В этом году должно было состояться юбилейное, десятое, и ожидался значительно больший наплыв гостей. "Нет, - решил Платонов, - не поеду. И вообще, пора сматываться отсюда."
   На следующий день он получил ещё одно письмо, от Ирины Андреевны Разумовской, дальней родственницы известного в прошлом веке царедворца. "Сашка! - писала она. Куда ты подевался? Я тебя, бог знает, сколько времени не видела. Приезжай на этот ежегодный симпозиум или, если хочешь, шабаш, который устраивает наш душка-губернатор. Приезжай - хоть поговорю по-человечески. Я соскучилась по тебе, Сашенька. Приезжай, я прошу тебя, нет - требую! Твоя Рыжая." "Придется ехать, раз Ирка требует, - подумал Платонов."
   Александр Васильевич несколько ошибся в расчётах и прибыл к дому губернатора только во второй половине дня. Губернатор, Борис Григорьевич Преображенский, представительный пожилой мужчина, сам встретил на крыльце Платонова:
   - Александр Васильевич! Редкий, а значит и дорогой гость, милости прошу! Припозднились вы, голубчик, - сказал он, обнимая его за плечи. - Наслышан о ваших нововведениях.
   Платонова всего передёрнуло.
   - Имел желание побеседовать, но сейчас не время. Пора банкет открывать. Быстренько устраивайтесь и прошу в залу. А завтра утром не сочтите за труд уделить мне пару часиков.
   - Хорошо, - понуро кивнул Платонов.
   В большой зале столы были установлены огромной буквой П. Платонову досталось место в правой ноге буквы: спиной к стене, лицом в зал. Преображенский короткой речью открыл торжества. И понеслась! Спичи, речи, во славу и Божье благословение, во здравие царского дома и прочая и прочая. Платонов уныло ковырял что-то в тарелке, даже не пытаясь понять, что это. Затем скуки ради начал разглядывать окружающих. Сосед справа поглощал кушанья со скоростью хорошего землеройного агрегата. Соседка слева ела мало, но, страдая от жажды, обильно запивала проглоченное - чёрт побери! - водочкой. Александр Васильевич принялся оглядываться по сторонам. Ирину Андреевну он не нашёл. Но вдруг обнаружил, что какая-то женщина на противоположной части стола пристально смотрит на него. Платонов пригляделся и ахнул: "Боже мой! Это же Светлана Николаевна. Точно. Только она умеет так пристально, не мигая и не смущаясь, смотреть на человека." Александр Васильевич неуверенно кивнул. Светлана Николаевна, не скрывая радости, широко улыбнулась и неожиданно чуть подпрыгнула. От этого неуместного движения у Платонова перехватило горло. Он узнал ту непосредственную девчонку. Но как она изменилась! От прежнего в ней осталось, пожалуй, некоторая неуклюжесть крупной женщины, несколько великоватые кисти рук и, насколько можно было судить по большому рту, такие же невероятно длинные ноги. Платонов не мог оторвать взгляд от нежного, прелестного лица, чуть удлинённого, с бархатными ресницами и густыми чёрными бровями. Волнистые волосы цвета воронового крыла она уложила мягкими прядями вокруг головы, открывая длинную изящную шею. "Всё! - подумал Платонов. - Погиб. Прошу, братцы, считать меня геройски почившим. Остаётся только отдать честь и пустить пузыри."
   Официальная часть банкета закончилась. Кое-кто начал вставать. Одна из женщин, сидевшая к Александру Васильевичу спиной, поднялась, повернулась и гордой плавной походкой приблизилась к тому месту стола, напротив которого сидел Платонов. Она остановилась, строго посмотрела ему в глаза и чуть сморгнула, затем резко, но незаметно кивнула в сторону двери. Платонов встал, вышел из залы, с самым серьёзным видом предложил высокой и очень красивой женщине руку. Женщина оказала ему честь и уверенно куда-то повела. Они вошли в пустую оранжерею и прошли в дальний угол. И тут женщина, потеряв всякую серьёзность, обхватила Платонова за шею и повисла на нём, болтая ногами.
   - Ну, ну, Ирка, - похлопал её по спине Александр Васильевич.
   Ирина Андреевна отпустила его и, отступив на шаг, сумасшедшими глазами рассматривала его.
   - Сашка, дурак! Куда ты пропал? Дай я тебя расцелую.
   - Ирка, дружище, - растроганно произнёс очумевший от поцелуев в обе щеки Сашка.
   Ирина Андреевна схватила его за руку, подтащила к дивану и усадила:
   - Ну, давай, рассказывай. Как ты здесь очутился? Давно ли? Я про тебя случайно узнала. Борис Григорьевич, наш губернатор, как-то с полгода назад рассказал об одном чудаке-помещике и описал его. Я сразу заподозрила неладное. Потом запросила наших, они подтвердили, что это ты. Ну, рассказывай, - затормошила она его.
   Платонов вздохнул:
   - Здесь я уже третий год. Отправили меня сюда отдыхать, а я, понимаешь, увлёкся. Время от времени меня, понятно, вызывают отсюда. И, к сожалению, всё чаще и чаще. Эрозии участились, и хроноскопы фиксируют их значительно ближе, чем раньше. Так что, выдёргивание почти авральное. Я с Никодимом в последний раз крепко повздорил. Я уверен, что мы не лечим темпоральное поле. Мы стягиваем эрозии в точку и они куда-то проваливаются, а затем, как я предполагаю, выныривают далеко, но мощнее. Тяжело стало работать, очень тяжело. Устаю после каждого случая страшно. Как выжатый лимон. Вот, смотри, - Платонов вытянул руку, которая мелко тряслась, - тремор заработал.
   - Лечиться тебе надо, Сашка.
   - Так меня теперь сюда для этого отправляют. Не то мы делаем, не так. А Никодим орёт, не твоё, мол, дело! Лучшие умы занимаются этим. Ты же знаешь, нас всего четверо, и работаем парами. Так вот, последнюю эрозию мы с Зигфридом не смогли локализовать, пришлось Олафа на помощь вызывать. Устал я, - Платонов тяжело вздохнул. - Вот и веко дёргается. Тьфу! Ну а ты как здесь оказалась? Чего это тебя сюда занесло? Ты же стрэггер.
   - Лечиться отправили, как и тебя.
   - А что случилось?
   - Да при испытаниях гиперпространственных двигателей таймерсинхронизатор отказал. Ну и разнесло всё на молекулы. Меня веником смели в совочек, реставрировали и сюда отправили.
   - Ясно. И давно ты здесь?
   - Уже полтора года.
   Платонов открыл рот.
   - Мне здесь понравилось. Понимаешь? И я не собираюсь отсюда уходить. Я же не ты - я заменимая.
   - Да, - согласился Платонов, - меня предупреждали, что многие наши здесь переквалифицируются в историков.
   - А ты?
   - Нет. Я отсюда смотаюсь. Поправлюсь и, как только разрешат, умотаю.
   - Что так?
   - А! - махнул рукой Платонов. - Так, ерунда всякая.
   - Ерунда? - усомнилась Разумовская. - Ну, Бог с тобой. А как наши отнеслись к твоим экономическим экзерсайзам?
   - Да обозвали наивным экономистом, но, кажется, заинтересовались, и разрешили продолжить.
   Ирина Андреевна грустно вздохнула:
   - Пора, Саша. Поздно уже, пошли баиньки.
   Когда они выходили из оранжереи, Платонов обратил внимание, что какой-то молодой человек проводил его самым мрачным взглядом.
   На следующий день после завтрака Платонов уединился с губернатором в его кабинете и провёл там не "пару часиков", а почти весь день. Обед им подали в кабинет.
   - Ну что же, - в заключение сказал Борис Григорьевич, - логика в ваших построениях есть. Но я душой чувствую, что не для нас это. Вы добились безусловных успехов. Но я бы отнёс их на счёт ваших личных качеств. Мешать я вам не стану - упражняйтесь себе на здоровье. Но ваша система экономического стимулирования у нас не приживётся.
   - Отчего же? - возразил Платонов. - У меня появились последователи. Например, Иконников пошёл дальше меня и добился больших успехов.
   - Ну а Медведцев? - спросил губернатор.
   - Это кошмарный тип! - взорвался Александр Васильевич. - Вряд ли можно более успешно дискредитировать, опошлить идею.
   - Слово-то какое! - изумился Преображенский.
   - Вы посмотрите, - продолжал Платонов, - что сделал этот пакостник? Наобещал крестьянам горы золотые, по осени расплатился с ними по-новому, а как только ему понадобились деньги, ограбил своих крепостных подчистую. Конечно, они всякую веру потеряли. Вот если бы их интересы законодательным образом защитить...
   - Эх, Александр Васильевич, дорогой, - вздохнул губернатор, - вы не поняли главного. Если бы у меня появилось хоть ничтожнейшее сомнение в том, что ваша система у нас не привьётся, я бы немедленно, данной мне властью, её запретил. Да, да! Запретил! К чему могут привести ваши упражнения? Да к отмене крепостного права! Это основа основ Российского государства, это незыблемо. Но я твёрдо убеждён - на нашей ниве это не произрастёт. Ну, поупражняются немного, потом надоест, и всё останется по-прежнему, - губернатор посмотрел на часы-луковицу. - У-у, батенька, заболтались мы с вами. Пора бал открывать, пойдёмте.
   Они встали.
   - A propos, - спросил Борис Григорьевич, - вы новомодные танцы знаете?
   Платонов неопределённо повёл головой.
   - Я имею в виду вальс, - пояснил губернатор.
   "Ну, - подумал Платонов, - вальс - это я могу. Вот полонез или менуэт какой я и различить-то не сумею," - и вслух сказал:
   - Да.
   - Вот и отлично, вы бал и откроете. Да, да и никаких возражений! А ваша партнёрша пусть окажется для вас сюрпризом. Скажу только, что очаровательное создание. Правда, великовата она для почти всех кавалеров, но для ваших размеров будет как раз.
   Они вошли в залу. Гости уже собрались и с нетерпением ожидали начала. Губернатор быстро прошёл в конец залы, поднялся на небольшое возвышение и громко сказал:
   - Дамы и господа! Прошу прощения за небольшую задержку, вызванную увлекательным разговором с Александром Васильевичем Платоновым. Поэтому, чтобы не затягивать далее, поручаю открыть бал ему и...- тут Борис Григорьевич сделал небольшую паузу, и дамы подобрались, как тигра перед прыжком, - и Светлане Николаевне Бехметьевой!
   Платонов похолодел, попытался судорожно сглотнуть и не смог - во рту пересохло. Он, как в тумане, медленно двинулся вперёд, пытаясь угадать, где же Светлана Николаевна? Она поняла его затруднения и чуть шагнула навстречу. Платонов поклонился ей, она сделала книксен, и в этот момент, раньше, чем следовало, грянула музыка. Александр Васильевич суетливо подхватил Бехметьеву и закружил в танце. Они быстро попали в ритм и уверенно заскользили по паркету. Светлана Николаевна оказалась прекрасной партнёршей, чуткой, послушной, готовой исправит малейшую оплошность кавалера. Надо признать, что Платонов вальсировал не вполне уверенно. Он благодарно улыбнулся ей. Светлана Николаевна, не мигая, смотрела ему прямо в глаза, приводя Платонова в паническое смущение.
   - Светлана Николаевна, - умоляюще шепнул он, - я сейчас убьюсь, не смотрите так.
   Она вспыхнула, но взгляд не отвела.
   После окончания танца Светлану Николаевну тут же пригласили, затем ещё и ещё. Платонов отошёл в сторону и встал у стеночки. К нему приблизилась Разумовская:
   - Всё, теперь ты её на сегодняшний вечер не получишь - королева бала. Я понимаю, тебе больше ни с кем, конечно, танцевать не захочется. Но, может быть, для меня ты сделаешь исключение?
   - Издеваетесь, графиня? - саркастически осведомился Платонов. - Тут танцуют чёрт знает что! Я же не умею.
   - Это мазурка, а потом будет менуэт, - пояснила Ирина Андреевна. - Тебя же обучали! Ну вот и пошли, вначале я тебя поведу, а потом ноги сами вспомнят.
   - И-их! - мотнул головой Сашка. - Пошли!
   Во время танца Разумовская шепнула:
   - Сашка, давай нахулиганим! Давай танго исполним!
   - Ты что? - испугался Платонов. - Оно же ещё не появилось.
   - Чудак! Это здесь не появилось, в Европе, а вся Аргентина только его и танцует.
   - А ноты? Платье, в конце концов.
   - Ноты у меня есть. Пока я переодеваюсь, ты их раздашь в оркестре и разъяснишь всё - оркестр здесь отличный, они с листа сыграют. А тебе достаточно только фрак снять.
   Ирина Андреевна принесла ноты и ушла переодеваться. Платонов, воспользовавшись паузой, раздал ноты музыкантам и переговорил с дирижёром. Затем, увидев в дверном проёме графиню, Александр Васильевич громко сказал:
   - Дамы и господа! Позвольте маленькое объявление. Сейчас в Европе самый модный танец - вальс. Но в далёкой Южной Америке уже появился новый танец - аргентинское танго. Позволю себе предположить, что лет эдак через тридцать-сорок этот танец завоюет весь мир. Будучи проездом в Аргентине, я не мог не выучить его. Как выяснилось, графиня Ирина Андреевна Разумовская тоже знакома с этим танцем. Поэтому, если нет возражений, мы продемонстрируем его вам.
   Раздались возгласы: "Конечно! Просим, просим!"
   Вообще-то, они перестарались и несколько шокировали публику. Особенно финальной позой: Платонов встал на одно колено, Разумовская откинулась спиной на второе, заломив руки за голову, а он страстно наклонился над ней. Неуверенным, но живым аплодисментам сопутствовал недоумённый гул. Разумовская убежала переодеваться. Платонов отряхнул колено, надел фрак и принялся искать Светлану Николаевну. Её нигде не было. Бал продолжался. Платонов надеялся, что эта шутка может развеселит его или, что эта бездарная глупость вызовет угрызения совести. Ничего подобного, ничего, кроме тоски, он не испытывал.
   Убедившись, что из Бехметьевых в зале только Ольга Алексеевна, Платонов прошёл в небольшую курительную и встал у окна. В курительной, кроме него, находились всего два человека - вчерашний юноша с мрачным взглядом и высокий сухопарый мужчина с бледным выразительным лицом, длинными чёрными волосами и пронзительными, тоже чёрными, глазами, глубоко посаженными по обе стороны от орлиного носа. Мужчина что-то резко выговаривал молодому человеку. Тот встал и, держа в каждой руке по бокалу с вином, подошёл к Платонову.
   - Александр Васильевич, - сказал юноша, - позвольте представиться - Владимир Викторович Полуянов.
   - Очень приятно, чем обязан? - сухо кивнул Платонов.
   - Не соизволите ли выпить со мной?
   - Благодарю. Нет.
   Полуянов отчасти пьяно, отчасти нарочно широко качнулся и выплеснул вино из обоих бокалов Платонову на грудь. Повисла гнетущая тишина. Александр Васильевич взъярился:
   - Молодой человек! Потрудитесь извинится!
   - Перед вами? - хохотнул Полуянов. - Да ни за что!
   "Чёрт! - лихорадочно думал Платонов. - Что делать-то? Просто ему рыло начистить или на дуэль вызвать?" Владимир Викторович захохотал, и Платонов вдруг понял, что тот совершенно пьян.
   - Не трудитесь, - сказал Полуянов, - я сам вызываю вас на дуэль. Завтра в шесть утра прошу вас с двумя секундантами на Коровью Пустошь. Здесь её все знают. Скажите только, на чём мы будем драться - вы имеете право выбора.
   - Стреляемся, - мрачно бросил Платонов.
   - Отлично! А условия поединка выбираю я, потому возьмите два пистолета. Не будем затягивать.
   Последнюю фразу Платонов не понял. Он в самом тягостном расположении духа под пристальными взглядами прошёл через залу, вышел в коридор и отправился к себе. В коридоре он столкнулся с Иркой. Она взглянула на его залитую вином грудь и спросила:
   - Что произошло?
   - А! - Платонов оскалился. - С каким-то наглым дураком повздорил. Завтра в шесть утра на Коровьей Пустоши стреляемся.
   - С кем? - спросила Разумовская.
   Платонов поморщился:
   - Какая разница?
   - С кем? - настойчиво повторила вопрос Ирина Андреевна.
   - Да с каким-то Полуяновым, но пьян был основательно.
   - Ты его не убьёшь, - уверенно сказала Ирина Андреевна.
   - И не собирался, - обиделся Платонов. - Руку ему прострелю, правую. Или, если он левша, левую.
   - Нет, Саша, - спокойно возразила Разумовская, - с ним ничего не случится, я тебя очень прошу.
   Александр Васильевич удивился:
   - Вот так номер! Почему?
   - Я замуж за него собираюсь, Саша, м-м, люблю.
   Платонов почесал в затылке:
   - Хорошо, пусть живёт здоровеньким. Ты только смотри, чтобы он не спился.
   - У меня не сопьётся, - заверила Ирина Андреевна и заволновалась.- А ты-то сам как? Смотри, не подставляй лоб, он неплохо стреляет. Как же ты?
   - Спасибо за заботу, - саркастически хмыкнул Александр Васильевич. - Я не граф Монте-Кристо, чтобы решиться на смерть ради каприза женщины. Что-нибудь придумаю, будь спокойна. Да! - вспомнил Платонов.- Подыщи мне, пожалуйста, двух секундантов - я здесь никого не знаю.
   - Хорошо, - пообещала Разумовская, - к шести часам они будут на месте. Саша, - она потупилась и резко вскинула голову, - в конце концов, не будет другого выхода - плюнь на Полуянова, ты важнее, - и закончила тихим шёпотом, так, что Платонов не расслышал, - для меня важнее.
   Он с лёгким удивлением взглянул на неё, но промолчал.
   Платонов проснулся рано. Сделал зарядку, но руки, чтобы не дрожали, не нагружал, выпил кофе, взял пистолеты и отправился к месту дуэли. Его уже ждали секунданты.
   - Корнет Петров, корнет Иванов, - представились они.
   Платонов им коротко поклонился и сказал:
   - Благодарю, господа!
   Через пару минут прибыли противники. Секунданты посовещались, затем после стандартных предложений о мире и решительного отказа Полуянова, объявили:
   - Стреляетесь по-американски.
   - Это как? - спросил Платонов.
   Петров пояснил:
   - Вы встаёте на противоположные концы поляны и по взмаху платка начинаете сходиться к бревну посередине. Стреляете без команды, каждый когда хочет. Если один из соперников выстрелил и его противник может продолжать дуэль, то первый обязан идти на сближение до выстрела второго. Если кто-нибудь из противников после выстрела, в том числе и после первого, не в состоянии продолжать дуэль, то его приводят в чувство и дуэль возобновляется, но при этом оба соперника получают право на выстрел. Дуэль длится до тех пор, пока один из дуэлянтов не будет убит или не окажется в положении, не позволяющем ему участвовать в поединке.
   "Весёленькое дело, - подумал Платонов, вставая на краю поляны, - это получается, если я промажу, он подойдёт ко мне вплотную, приставит пистолет ко лбу и ухлопает меня. М-да." Александр Васильевич прикинул расстояние: метров сто, ничего.
   Корнет Иванов и вчерашний бледнолицый мужчина одновременно взмахнули платками. Платонов сделал с десяток быстрых шагов, вскинул пистолет и выстрелил. Полуянов с изумлённо уставился на развороченный ствол своего пистолета, отлетевшего метра на два назад. В соответствии с правилами им подали новые, уже заряженные пистолеты. Тут Платонов догадался, что означала фраза: не будем затягивать. На сей раз Полуянов спрятал пистолет за спину, и они сошлись почти вплотную. Наконец, Виктор Владимирович быстро выкинул правую руку с пистолетом вперёд. Точнее, хотел выкинуть, потому что раздался выстрел Платонова, и второй изуродованный пистолет отлетел назад.
   - Что это значит?! - в ярости спросил Полуянов.
   - Это значит, - спокойно ответил Александр Васильевич, - что я изуродую оставшийся свой пистолет - чёрт с ним! - и приведу вас в состояние невозможности продолжать дуэль.
   - Объяснитесь, сударь! - зарычал Владимир Викторович.
   - Во! - поднял палец Платонов. - С этого и надо было начинать. А то пришёл, облил меня. Фу! До сих пор воняю. Господа! - крикнул он. - Прошу вас отойти, у нас с Владимиром Викторовичем возникло желание конфиденциально побеседовать.
   Когда все отошли, Платонов серьёзно спросил:
   - А теперь, милостивый государь, потрудитесь объяснить причину вашего вызова.
   Полуянов молчал.
   - Хорошо, - сказал Александр Васильевич, - я понимаю, у вас могут иметься основания для сохранения тайны. Один из нас здесь должен умереть. Если это буду я, у вас нет причины таиться - мёртвые не говорят. Если это будете вы, то даю вам слово, что не открою ваш секрет.
   - Хорошо, - кивнул Владимир Викторович, - я верю вам... Я люблю графиню Разумовскую.
   - Бог мой!!! - вскричал Платонов. - Да любите себе на здоровье! Но причём тут я?
   - Как причём? - воскликнул Полуянов. - Вы с ней провели позавчера вечер наедине и, потом, ваш вчерашний танец.
   Александр Васильевич устало вздохнул:
   - Друг мой! Во-первых, вы должны только радоваться, если избранница вашего сердца вызывает восхищение у окружающих, во-вторых, соперников не надо физически уничтожать, это не всегда помогает, их надо уничтожать морально, что, поверьте, гораздо действеннее, и, в-третьих, я вам не соперник. Мы с Ириной Андреевной старые и очень хорошие друзья. Заметьте, не товарищи, а друзья.
   - А какая разница?
   - Очень большая. Если у вас случится беда, вы можете прийти к товарищу и попросит о помощи, а у друга вы имеете право её потребовать, так же, как и он от вас. Улавливаете?
   - Да.
   - И ещё, ну, это уж так, кстати. Как вы заметили, я отменно стреляю. Так вот, графиня Разумовская потребовала от меня, чтобы я не только не убивал вас, но даже и не ранил. Вот так! Этим и объясняется моё несколько странное поведение.
   - Но почему? - воскликнул Полуянов.
   - Да потому, что она любит вас, не знаю, правда, за что.
   - Вы не лжёте?
   - Послушайте, - удивился Платонов, - вы, я вижу, упорно настаиваете на продолжении дуэли.
   - Нет, нет, - Полуянов потёр виски, - простите, пожалуйста.
   Он осмотрелся по сторонам и громко крикнул:
   - Господа! Прошу всех сюда!
   Когда все подошли, Владимир Викторович сказал:
   - Господа! Я был не прав и при всех приношу Александру Васильевичу свои самые искренние извинения. Если он считает, что этого не достаточно, я готов удовлетворить его.
   Платонов заметил, как по губам того памятного, из курительной, черноволосого мужчины промелькнула презрительная ухмылка. "Замучит мальчишку," - подумал Александр Васильевич и отчеканил:
   - Я вполне удовлетворён, Владимир Викторович, и принимаю ваши извинения, - он возвысил голос. - Со своей стороны хочу заявить: я утверждаю, что подобное извинение требует значительно большего мужества, чем подставить лоб под пулю. Если кто-то не согласен со мной, прошу, пистолеты заряжены, я готов.
   Платонов чуть наклонился в сторону черноволосого:
   - Вы, кажется, хотите мне возразить?
   - Нет, нет, - поспешно ответил он.
   У дома губернатора первой встретила Платонова Ирина Андреевна.
   - Успокойся, - сказал он, - цел и невредим твой романтик хренов. Иди, утешай его. Кстати, я ему сказал, что ты втрескалась в него.
   - Кто тебя просил?! - гневно вскинулась Ирка.
   - Ты что, предпочла бы проливать слёзы над его хладным трупом с дыркой во лбу? А? - зло оскалился Платонов.
   Он позавтракал и отправился искать Светлану Владимировну. Её нигде не было. В этот день собрание заканчивалось, и все должны были к вечеру разъехаться. "Неужели она уехала, не повидав меня?" - с горечью думал Платонов. Он начал обыскивать дом. В одной из комнат Александр Васильевич обнаружил довольно большую мужскую компанию и хотел было уже уйти. Как вдруг тот самый демонический человек что-то сказал и все оглушительно захохотали, поглядывая на Платонова. "Вот, зараза! Нарывается!" - подумал он и сорвался. Подошёл к компании и, обращаясь к этому человеку, процедил сквозь зубы:
   - Сударь, потрудитесь повторить мне то, что вы сказали ранее, - и, не давая мужчине ответить, бросил. - Вы трус!
   Затем Платонов порылся в карманах и сказал:
   - У меня нет перчатки, но считайте, что я швырнул её вам в лицо.
   - Отлично!- воскликнул мужчина. - Немедленно! Но не стреляться. Шпага - вот оружие достойное рыцаря!
   Платонов отправился искать единственного близкого ему здесь человека - Ирку. Он нашёл её в одной из гостиных вместе с Полуяновым. Они сидели рядышком на диване и ворковали. Платонов подошёл и мрачно уставился на них.
   - Что случилось? - заподозрив неладное, взволновалась Разумовская.
   - Слушай, найди мне шпагу, пожалуйста. А вас, Владимир Викторович, я попрошу быть моим секундантом.
   Полуянов без разговоров встал:
   - Хорошо. Ирина Андреевна, не утруждайтесь, шпагу я достану - у губернатора возьму.
   Он ушёл. Разумовская тоже встала и приложила руку ко лбу Платонова:
   - Друг мой, ты болен. С кем ты теперь дерёшься и почему?
   - Почему, я и сам не знаю. Но этот человек, я уверен, отчего-то очень искал ссоры со мной. Я не знаком с ним. Высокий, чёрный, патлатый, глаза горят, нос крючком.
   Зрачки у Ирины Андреевны расширились:
   - Ты с ума сошёл! Это барон Науленс, один из лучших фехтовальщиков не только России, но и всего мира. Он тебя в капусту изрубит.
   - Шпагой колют, а не рубят, - возразил Платонов.
   - Да какая разница! Это тебе не стреляться! Тут умение требуется. Ты же шпагу, наверное, только по голо видел. Вот дурак! Пока ты учишься, он из тебя дуршлаг сделает. Господи! И всё на глазах. Ты даже его телепнуть не сможешь.
   - Справлюсь!
   - Откажись, Саша, я прошу тебя.
   - Поздно.
   - Вот стрэггер недоделанный! - выругалась Ирка.
   Платонов насупился:
   - Тебя спасает только то, что ты баба. А то затащил бы тебя в пустую комнату, спустил штаны, да высек бы по голой заднице.
   - Сашенька, родной, - Разумовская приложила ладонь к его щеке, - умоляю тебя, будь осторожен.
   - Постараюсь, - ответил Платонов. - Слушай, увидишь Светлану Николаевну, передай ей от меня привет.
   Ирина Андреевна печально посмотрела на него и тихо произнесла:
   - Дурак ты.
   И вот вновь Александр Васильевич на Коровьей Пустоши. Он повторял все действия своего противника: скинул сюртук, оставшись в белой рубашке, пару раз свистнул шпагой перед собой, но изящную фехтовальную позу - в пол-оборота к противнику, шпага вперёд, левая рука задрана наверх - не принял. Выставил шпагу как дубину и замер. По сигналу барон начал вокруг своего противника танец. Науленс сразу понял, что перед ним полный профан, и решил поизмываться. Это несказанно помогло Платонову. Он отдавал себе ясный отчёт в первоначальном распределении сил. Было необходимо реагировать только на кончик шпаги противника, чтобы не попасться на ложное движение. Но надо было и учиться. Поэтому Платонов на время разорвал связь между полушариями мозга - одно вместе с одним глазом следило за шпагой противника и управляло телом, а другое со вторым глазом изучало движения барона и накапливало информацию для обучения тела. Науленс обалдел от диких несинхронных движений глаз, и это тоже помогло Платонову. Но спасла его всё-таки феноменальная реакция стрэггера. Первыми научились ноги, и он начал легко пританцовывать вокруг барона. Тот опять изумился. Через полтора десятка минут Александр Васильевич не только не уступал своему противнику, но и на голову превосходил его. За эти пятнадцать минут барону только раз удалось зацепить Платонова - он легонько ткнул его в левое плечо. Рана была пустяковая, но, видимо, повредился сосуд, так как кровь не унималась и рукав рубашки ощутимо тяжелел. Платонов сделал ложный выпад и, когда барон, поддавшись, ринулся вперёд, шагнул в сторону. Науленс, как разъярённый носорог, пролетел мимо. Александр Васильевич хорошим пинком под зад добавил ему ускорение, и барон закувыркался по земле.
   - Отдохни, парень, - спокойно сказал Платонов, сунул шпагу подмышку, послюнил палец и приложил к ране, сращивая сосудик.
   Науленс вскочил и с кровавыми глазами бросился на противника. Платонов опять чуть шагнул в сторону и повторил приём для ускорения. Через пару секунд они вновь принялись скакать вокруг друг друга. "Что же мне с ним делать? - мучительно размышлял Александр Васильевич. - Заколоть? Подло. Ждать, пока он упадёт в изнеможении, долго - вон он какой живчик! Да и я, признаться, устал, - и вдруг его осенило.- О!" Платонов сделал несколько финтов, и Науленс вдруг почувствовал, как кончик шпаги противника царапает ему кадык. Барон замер.
   - Вы, кажется, мне что-то хотели сказать? - саркастически осведомился Платонов. - Правда, для этого нам пришлось исполнить какую-то дикую пляску. Но ничего.
   Науленс только булькнул. Александр Васильевич догадался и сдвинул шпагу на сантиметр назад.
   - Прошу прощения, - прохрипел барон, опаляя Платонова ненавидящим взглядом.
   - Вот и хорошо, - удовлетворённо заметил Александр Васильевич и неожиданным стремительным движением своей шпаги отрубил клинок шпаги противника от рукоятки.
   - Это для того, - пояснил Платонов, - чтобы у вас не возникло желание ткнуть меня в спину, когда я повернусь.
   Барон зарычал.
   Платонов возвращался пешком. Он вошёл в приусадебный парк и уныло побрёл по аллее. Белой тенью навстречу ему метнулась Светлана Николаевна. Она замерла в шаге от него, прижала руки к груди, зрачки её расширились, занимая всё глазное пространство, и она прошептала:
   - Вы живы! Живы!
   Неожиданно она опустилась на лавочку и закрыла лицо руками.
   - Светлана Николаевна, - дрожащим голосом произнёс Платонов.
   Она отняла руки и заметила торчащий из-под сюртука, отяжелевший, окровавленный рукав рубашки.
   - Вы ранены? - вскрикнула девушка.
   - Пустяки, царапина, - успокоил её Александр Васильевич и для убедительности энергично покрутил левой рукой в различных направлениях.
   Светлана Николаевна встала:
   - А мы уезжаем, прямо сейчас.
   - Как?! - вскрикнул Платонов. - Почему? Но зачем? Как всё нелепо, глупо!
   - Светлана! - донёсся голос её матери.
   - Прощайте, Александр Васильевич, - она повернулась и медленно пошла.
   Платонов сел на скамейку и обхватил голову обеими руками. Он почувствовал совершенно неожиданную вещь: он понял, что ещё мгновение и он разрыдается.
   - Александр Васильевич! - раздался крик Светланы Николаевны.
   Платонов вскочил. Она подбежала к нему и, стуча кулаками по его груди, повторяла:
   - Так же нельзя, нельзя! Нам нужно с вами поговорить, нужно!
   - Да, - тихо ответил Александр Васильевич.
   - Я понимаю, - всхлипнула Светлана Николаевна, - вы случайно не окажетесь в наших краях. Приезжайте к нам.
   - Ну как же я приеду, когда?
   - Приезжайте в январе. У меня день ангела, мне восемнадцать лет исполняется, приезжайте. Обещаете?
   Платонов потёр лицо ладонью:
   - Светлана Николаевна, я обязательно приеду, если не случится непредвиденных обстоятельств. Это не от меня зависит.
   - Случится, - грустно прошептала она, - обязательно случится, - повернулась и пошла.
   - Светлана Николаевна! - Александр Васильевич догнал её, схватил за руку. - Если я не смогу приехать в январе, я приеду позже, клянусь вам! И где бы вы ни были, даже на краю света, я найду вас. Верьте мне!
   - Я вам верю, - мягко сказала она. - Не забудьте, четырнадцатого января.
   - Не забуду, ни за что!
   Платонов, нелепо зажав шпагу подмышкой, долго смотрел вслед отъехавшей карете. К нему подошла Ирина Андреевна:
   - Проводил свою пассию?
   Александр Васильевич непонимающе взглянул на неё.
   - У тебя вид влюблённого дурака, - пояснила Разумовская. - Ты знаешь, куда она вчера пропала? Весь вечер и сегодняшнее утро проревела у себя.
   Платонов мрачно взглянул на Ирину Андреевну и сказал:
   - Это всё наша с тобой кретиническая шутка. Два клинических идиота на шабаше в кошкином доме. Эх!
   Он безнадёжно махнул рукой и устало пошёл в дом.
   Принимая от Платонова шпагу, губернатор удивился:
   - И вы моей шпажонкой перерубили толедскую сталь? Удивительно! Никогда бы не поверил, что такое возможно, - и добавил.- А вы, голубчик, забияка.
   Платонов подгонял время и молил бога, чтобы его не выдернули отсюда. Сообщения, однако, поступали самые успокоительные: на всю дальность сканирования хроноскопов было чисто. Светлана не писала, да и сам он не решился. До Бехметьевых было чуть больше суток пути, поэтому он намеревался отправиться двенадцатого, во второй половине дня. Но вечером одиннадцатого неожиданно примчалась Разумовская.
   - Сашка! - прямо с порога закричала она. - Беда! Выручай.
   У Платонова захолонуло сердце:
   - Что случилось?
   - Володя под стражей! Ему грозит десять лет каторги! Только ты можешь помочь.
   - Ф-фу! - отлегло у Платонова. - Я думал, меня на пост вызывают. Ира, мне послезавтра непременно надо быть у Светланы. Понимаешь - надо!
   И тут она заплакала. Это было настолько противоестественно, а потому страшно.
   - Что надо делать?
   - В Москву ехать, - Ира подняла заплаканное лицо.
   - Хорошо, - согласился Александр Васильевич. - Полтора суток до Москвы, полусуток к Бехметьевым, полусуток на дело хватит?
   - Да, вполне.
   - Не будем терять время. Прошка! - в дверь просунулась рыжая лохматая голова. - Запрягай чистокровных. Быстро!
   - Биомехи? - догадалась Разумовская.
   - Да, пошли, в дороге всё объяснишь.
   Они уселись в карету, Прошка возвышался впереди.
   - Эх, барин, - укоризненно произнёс он, - кто же это на ночь глядя отправляется?
   - Не твоё дело! Пшёл!! - сурово оборвал его Платонов.
   Лошади неторопливо взяли. Разумовская вопросительно взглянула на Александра Васильевича. Он её успокоил:
   - Сейчас расскажешь, и я сменю его.
   - Володю арестовали, Саша.
   Платонов молчал, ожидая разъяснений.
   - Его обвиняют в краже денег товарищества по торговле лесом. Но он не крал! Это поклёп!
   - И сколько ему вешают?
   - Десять тысяч.
   Александр Васильевич присвистнул:
   - Силён мужик!
   - Да не брал он! - вскрикнула Ирина Андреевна.
   - Тише ты! - прикрикнул на неё Платонов. - На чём основывается обвинение?
   - В том-то всё и дело, два члена показали, что видели, как он это сделал. Не мог он украсть, Саша, я его хорошо знаю. Его оговорили. Почему - не знаю.
   - Ну, это понятно. Сами умыкнули, а на него валят.
   - Нет. У них алиби. Но они врут. Понимаешь, должны быть очень серьёзные причины, чтобы они это сделали. Если всё раскроется, им грозит штраф рублей по двести каждому. Но самое главное, от них отвернутся.
   - Что ты от меня хочешь?
   - Я тебе дам их адреса. Это - Пётр Николаевич Шишмарёв и Нил Нилович Вишневецкий. Ты следующей ночью проникнешь к ним, ну и... выбьешь из них правду. И не просто выбьешь, но и добьёшься, чтобы на послезавтрашнем, заключительном заседании они её сказали. Сам понимаешь, кроме тебя, мне не к кому обратиться. Если наши прознают - сканда-ал будет.
   - М-да, - почесал нос Платонов, - ну, положим, мне это удастся, это не так трудно. Выбивать не придётся - сами сознаются. У тебя деньги есть?
   - Да.
   - Хорошо. Я думаю, тысяч пяти хватит. Но почему ты сама не можешь это сделать? Ты же стрэггер!
   - Ох, Саша, - печально вздохнула Разумовская, - сейчас, подожди, сейчас объясню. Во-первых, здесь женщине уступить невозможно, они лучше умрут, нравы такие.
   - Это как сказать! - усомнился Платонов. - Смотря кто.
   - И главное. Я уже не стрэггер.
   Он недоумевающе посмотрел на неё.
   - Я же здесь остаюсь. Не перебивай! В июне у меня с Володей свадьба. Он жить у нас не сможет, я знаю. Поэтому я давлю в себе всё чужеродное для этого мира, и многое уже забыла.
   Платонов помрачнел:
   - Как жаль, Ирка! Как жаль! Мне тебя будет очень не хватать. Плакать хочется.
   - Не надо, Саша. Жалко, что ты раньше мне это не сказал. Володе двадцать два, мне сейчас двадцать - лет восемьдесят у нас есть.
   - Что такое восемьдесят лет? Один миг и всё.
   - Нет, Саша, не миг, - не согласилась Ирина Андреевна, - это целая жизнь! А ты останешься здесь?
   Платонов отрицательно качнул головой:
   - Нет. Мне стыдно. Со своими я не хочу порывать. А здесь? Эх! Здесь отцветает эпоха романтизма. Превыше всего личная храбрость, сила, благородство. Конечно, эти качества всегда ценились. Но здесь они боготворятся. И, если для тех, кто здесь живёт, проявление этих качеств требует определённых усилий, жертв. То мне, сама понимаешь, всё это выказать, на их, конечно, уровне, не составляет никакого труда. На меня совершенно незаслуженно начинают смотреть вот такими глазами! Мне стыдно.
   Разумовская чуть улыбнулась:
   - Теперь тебе понятно, почему я выкинула или почти выкинула из себя стрэггера. Я хочу быть настоящей женщиной, этой женщиной, нежной, доброй, заботливой, хорошей матерью. И слабой, чтобы меня защищали, берегли.
   - Ах, как жаль! - повторил Платонов и прижал её ладонь к своей щеке.
   "Отчего же ты мне раньше этих слов не сказал?" - с грустью подумала Ира. Около часа они ехали молча. Потом Платонов встрепенулся: пора! - и чуть прикрыл веки. Через минуту Прохор подал голос:
   - Барин! Не могу, засыпаю.
   - Залезай сюда! Без разговоров! - приказал Александр Васильевич, а сам уселся на место кучера.
   Около пяти минут они ехали с такой же скоростью. Наконец, Платонов, убедившись, что Прохор крепко спит, чуть слышно по-особому свистнул. Лошади понесли. Они с невероятной быстротой перебирали ногами и, казалось, летят. Карета приподнялась и двигалась в полуметре над землёй. Платонов поплотнее закутался в шубу, спасаясь от секущих снежинок. Изредка он заглядывал в окошечко кареты и каждый раз улыбался. Ирина Андреевна спала, припав, как котёнок, к широкой груди Прохора. А он облапил её левой рукой, откинув рыжую голову далеко назад, выставив крупный кадык, и знатно похрапывал. Иногда он издавал столь могучий рык, что даже биомехи прядали ушами.
   Утром Платонов растолкал Прошку и уступил ему место. Днём двигаться так было нельзя - могли заметить. Александр Васильевич слегка воспалёнными глазами смотрел в окно.
   - Поспи, Саша, - попросила Разумовская.
   - Не получается, - пожаловался Платонов.
   Ирина Андреевна повернула его за подбородок к себе и приложила ладошки к его вискам. Через несколько минут она опустила руки и вздохнула:
   - Не получается. Совсем квалификацию потеряла.
   - Нет, - успокоил её Саша, - гипномассаж изумительный, я не вру, действительно классный. Просто во мне что-то разладилось, не здоровею я сейчас.
   Поздно вечером они прибыли к Разумовской. Выпили чаю. Затем Ирина Андреевна назвала Платонову адреса и дала чёрный широкий плащ. Александр Васильевич взглянул на часы:
   - О! Уж полночь близится... Самое время для визитов.
   Платонов подошёл к особняку Шишмарёва, перемахнул через забор и приблизился к дому. К Платонову подбежал огромный волкодав, вильнул хвостом и ласково лизнул в руку. Александр Васильевич потрепал его по загривку:
   - Давай в конуру, холодно.
   Собака убежала. Платонов сосредоточился и начал прощупывать комнату за комнатой. Наконец он обнаружил помещика, тот спал на втором этаже, невдалеке от того места, где стоял Платонов. Он быстро, как большой чёрный таракан, взобрался по стене к наружному окну.
   Как и ожидал Александр Васильевич, дело оказалось несложным. Он без труда, возбудив блуждающие токи в медных засовах и защёлках, открыл ставни и впрыгнул внутрь, закрыл окно и разбудил Шишмарёва. Когда тот наконец уразумел, что это действительно Некто, а не негодник Фома, он прошептал:
   - Что вам угодно?
   - Совсем не то, что вы думаете, - усмехнулся Платонов. - Мне нужна правда. Какие причины побудили вас оболгать Полуянова?
   И для убедительности в слабом отсвете от окна продемонстрировал обоюдоострый кинжал. Шишмарёв, в отличие от Вишневецкого, у которого Александр Васильевич оказался через час, проявил разумную сознательность и без излишних разговоров всё рассказал. Вишневецкого же, понадеявшегося на свою незаурядную физическую силу, пришлось немножко побить.
   - Это всё барон Науленс, - выпалил Шишмарёв.
   Платонов поморщился: ему не понравилось появление этого "классического" злодея.
   - Чем-то ему досадил Полуянов, - между тем продолжал помещик. - Чем? Не спрашивайте, я не знаю.
   Платонов поинтересовался:
   - И каким образом этот негодяй вынудил вас совершить столь бесчестный поступок?
   Шишмарёв вздохнул:
   - Я его должник, и Науленс поставил условие: или я скажу, м-м, то, что он требует, или он меня разорит.
   - Да, - сказал Александр Васильевич, - просто и гениально, как изобретение колеса. Ответьте мне откровенно, Пётр Николаевич, если бы у вас сейчас появились деньги вернуть долг, отказались бы вы от своих показаний?
   - Безусловно! - заверил его помещик.
   - Вот вам, любезный, две тысячи, - сказал Платонов. - Я добавил триста рублей на штраф, который вам придётся заплатить за лжесвидетельствование. Завтра заключительное заседание, и вы, безусловно, исправите допущенную ошибку. На всякий случай я вас предупрежу, что в противном случае ваши родственники будут весьма скорбеть по поводу вашей преждевременной кончины. Поверьте, это не шутка.
   И на глазах изумлённого помещика Александр Васильевич исчез. Он, конечно, не стал совершать нуль-переход, он просто ускорил своё собственное время. Толстая пачка денег, лежащая на столе, убеждала, что всё происшедшее - не сон.
   На следующий день всё прошло наилучшим образом. Оба помещика публично раскаялись, вручили долги барону Науленсу и отказались от своих показаний. Полуянов был тут же отпущен из-под стражи. Он подбежал к Разумовской, несколько секунд они смотрели друг на друга, затем Владимир Викторович обратился к Платонову:
   - Александр Васильевич! Вы наш добрый гений, как только вы появляетесь, всё чудесным образом меняется. Deus ex machine!
   Полуянов расцеловал руки Ирины Андреевны и, пообещав непременно приехать завтра, срочно отправился к слёгшей от обрушившего несчастья.
   Платонов и Разумовская прибыли к ней домой. До темноты осталось часа три. Завязывалась метель, грозившая затянуться на несколько дней.
   - Я забыл, когда свадьба? - спросил Александр Васильевич, потягивая чай.
   - В июне, обязательно приезжай.
   - Приеду, - кивнул Платонов. - А может попробуешь у нас?
   - Нет, - покачала головой Ирина Андреевна, - он не сможет у нас. Да и... не будем об этом. Скажи, что ты решил подарить Бехметьевой?
   Александр Васильевич достал из кармана коробку и открыл. Разумовская взяла чудное колье, покрутила в руках и сказала:
   - Прекрасная вещица Титано-иридиевый сплав?
   - Ой, - поморщился Платонов, - чего тут только нет! И ванадий, и молибден, и вольфрам. Это наши умельцы с базы сделали, лазерная ковка, а алмазы все сверхвысокого давления.
   - Подожди, - попросила Ирина Андреевна и вышла.
   Через несколько минут она вернулась с прекрасным букетом роз, завёрнутым в термосикотен.
   - Держи, - сказала Ирина Андреевна, - подари Светлане.
   Платонов взял букет и обнаружил, что розы без шипов.
   - Удалось? - спросил он.
   - Удалось, - похвасталась Разумовская.
   Александр Васильевич знал, что Ирина Андреевна, прослышав, что какой-то итальянец в середине XX века с помощью только селекции вырастил розы без шипов, решила повторить его достижение.
   - Не горюй, Сашка, - сказала Разумовская.
   Платонов взял её за подбородок и нежно поцеловал в губы. Ирка мягко моргнула ему обеими глазами сразу.
   Карета, управляемая Прошкой, не спеша скользила по необозримым российским просторам. Завьюжило. "Ох, собьёмся, барин," - шептал Прохор, но перечить не осмеливался. Платонов, нахохлившись, сидел внутри и думал о графине Ирине Андреевне Разумовской - Ирке Клайрон, стрэггере высшей категории, теперь уже бывшем стрэггере.
   Если говорить о её внешности, то можно было подобрать только два эпитета: хрупкий и нежный, для любой части её тела, кроме глаз и волос. Высокая и тоненькая, руки, казалось, просвечивают. Буквально всё хрупкое и нежное: нос, губы, шея. Удивлённо-наивные, доверчивые, чуть навыкате глаза. И только огромная пышная копна густых рыжих волос. Совершенно непонятно, как их тяжесть выдерживала длинная шея. Платонов усмехнулся: он-то хорошо знал, насколько обманчива её внешность.
   Первый раз он, ещё зелёный стажёр, проходящий практику, увидел её на орбитальной станции "Лелгел-3". Как раз тогда попытки установить контакты с шиинами окончательно зашли в тупик. Была объявлена экстренная эвакуация персонала с Элиона. Вышел даже приказ о закрытии этой части галактики для посещений. И тут решили попробовать стрэггеров в деле, они тогда только-только появились - группа всего из пяти человек. Зная об их отправке, Платонов как бы случайно очутился перед приёмно-выпускающем шлюзом, чем, безусловно, нарушил этику. Впрочем, это простительно для юнца. Он увидел группу из пяти человек и по эмблеме со стилизованным глиптодонтом определил, что это стрэггеры. Ничего особенного в них он не обнаружил: обычные люди, одетые в стандартные лёгкие скафандры, люди чуть сосредоточенные, но весёлые.
   Арьергард эвакуирующей группы состоял из астраллов, а замыкающим был Арнольд Брухард. Он-то и выскочил из шлюза прямо перед стрэггерами. Распаренный, ещё не остывший от всех перипетий, он успел только откинуть забрало у бронескафандра повышенной защиты. Арнольд конечно сразу определил, кто перед ним. Но, увидев Ирку, беззащитное существо, отправляющееся в этот ад, он сказал:
   - А вам, девушка, там совершенно нечего делать.
   И так как на него не обратили внимание, вытянул трёхпалую сервоклешню и схватил Ирку за руку. В бронескафандре человек находится, как в коконе, и только управляет механическими конечностями. Как Брухард позднее раскаивался в своей горячности! Саша проводил восторженными глазами стрэггеров, а затем наклонился помочь Арнольду. Он находился в сознании, но был полностью парализован. Когда он немножко пришёл в себя, то сперва удивился:
   - Как же это она меня? Я же в бронескафандре! Да и сам я не какое-то хухры-мухры, всё-таки инвейдер второго класса, - потом он растерянно объяснил Платонову. - Я решил, что вы, земляне, опять что-то напутали. Разве можно посылать ТУДА такую фею?
   Стрэггеры за два дня с блеском выполнили задачу. Три дня Платонов старался оказаться там, где находилась Ирка, не решаясь подойти близко, но не сводя с неё восхищённого взгляда. Наконец, она сама подошла к нему, уселась напротив и спросила:
   - Ну что, чечако, долго вы ещё будете сверлить меня взглядом? Дырку протрёте.
   Саша смутился. Она неожиданно застенчиво улыбнулась и предложила:
   - Давайте познакомимся.
   Чуть позднее она спросила:
   - Хочешь быть стрэггером? Ты можешь, я вижу.
   У Платонова сердце от радости с размаху стукнулось о черепную коробку. Так он стал её учеником, а позднее - мужем.
   Их брак не вписывался в рамки статистики. Ирка приближалась к критическому тысячелетнему возрасту, за которым обычно следовала, как говорили, информационная старость. Победив физическую дряхлость, человечество не стало бессмертным. Прожив около тысячи лет, внешне вечно юные люди вдруг уставали жить. Почему так случалось, неизвестно. И поэтому термин "информационная старость", как и любой другой, являлся совершенно неудачным. Чувствуя приближение конца, люди предпочитали партнёра приблизительно того же возраста, чтобы вместе коротать последние годы. В этом смысле их брак был необычным: Платонов первый раз женился. Он потом как-то спросил её:
   - Как же ты решилась на это?
   - Сашенька, - ласково ответила она, - ты же мне лет триста молодости подарил.
   Как это и случается, они, конечно, разошлись, но прожили вместе тоже необычно долго: сто пятьдесят четыре года. Почувствовав приближение расставания, Ирка ненавязчиво и осторожно, стараясь не задеть его, отдалилась от Платонова. Значительно позже он понял, сколько такта и самопожертвования она проявила. И ещё одна необычная черта их отношений. Как правило, муж и жена, прожив всё, что им положено природой, забывали друг друга. У Иры и Саши получилось иначе. Они по-прежнему испытывали потребность в общении и относились друг к другу с бережностью и большим уважением.
   Платонов подумал: "Ну что ж, вообще-то, для неё такой конец, наверное, самое лучшее. Но всё равно, жаль! Не знаю, как я буду жить без неё, - он выглянул в окно. - Ух ты! Стемнело. Зазевался!" Через минуту раздался жалкий голос Прошки:
   - Барин, неладно со мной - опять засыпаю!
   Александр Васильевич сменил кучера и закутался до глаз. Поднялась метель. Озлившийся ветер, ощетинившись колючими снежинками, с упоением пытался растереть наждаком лицо Платонову. Через полтора часа биомехи заметно снизили скорость.
   - Эх! - вздохнул Александр Васильевич. - Разрядились.
   На биомехи в целях безопасности и конспирации при непредвиденных случаях не ставили термоядерные генераторы. В плазме их тела были рассеяны миллионы молекулярных аккумуляторов, заряжавшихся автоматически от Солнца. В предыдущие несколько суток биомехи хорошо поработали, а рассеянного дневного зимнего света не хватило для восстановления запасов энергии. "Придётся самому опустошаться," - подумал Платонов. Он остановил своих коньков, слез с облучка, обошёл спереди экипаж и, взявшись каждой рукой за холки биомехов, начал перекачивать энергию. "Всё, хватит, - решил Платонов, - не то сам отключусь. Да что же это со мной?! Ну, не спал две ночи. Подумаешь, чепуховина какая! Неладно что-то со мной, безусловно, болен. Здоровый я бы их на себя взвалил и враз долетел хоть до Австралии. А сейчас я их, очевидно, мало подпитал." Он вновь взобрался на место и тронулся дальше. Через три часа скорость биомехов начала падать. Наконец, они остановились и свернули с дороги в лес. Платонов не мешал им, понимая, что биомехи переключились на резервный поиск энергии. Час они с жадностью пожирали деревья, предпочитая дуб. Схрумкав несколько десятков кубометров древесины, биомехи выбрались на дорогу и отправились в путь, но с меньшей скоростью.
   Платонов прибыл к Бехметьевым только в начале восьмого. Войдя в дом, сняв шубу и приказав доложить о себе, он вдруг перестал понимать, зачем он здесь? Правое веко опять нервически дёргалось, внутри организма разгулялась дрожь. Такое состояние случилось с ним только однажды. Как-то он посетил своего соседа Бабкина, отменного выпивоху. Крепко выпив с ним, Платонов решил испытать, что же чувствуют на следующий день пьяницы, и не принял нейалколин. Его организм, уже и генетически почти забывший, как бороться с похмельем, одарил Александра Васильевича на утро самыми жуткими ощущениями и бредовыми фантасмогориями. Больше Платонов так не рисковал. Сегодняшняя дрожь была в чём-то сродни той, похмельной. В мозгу Александра Васильевича разлился серый густой туман. "Зачем я примчался сюда? - думал Платонов. - Сдалась мне эта девчонка! И что я в ней нашёл? Напрасно всё..."
   Все эти мысли ураганом вымело из его головы, когда он увидел Светлану Николаевну. Она стремительно выбежала в прихожую, на секунду замерла и обессилено прислонилась к дверному косяку. Платонов сделал шаг вперёд и поклонился. Девушка вместо приветствия тихо прошептала:
   - Александр Васильевич? А я уже и надеяться перестала.
   Дальнейшее Платонов воспринимал как-то с провалами: что-то хорошо запомнил, а что-то совсем выпало из памяти. Его подарок, особенно розы, произвели впечатление. Его усадили за стол, накормили, он выпил два стакана водки и, в минуту прояснения, срочно пустил её на восстановление энергии. И очень вовремя, так как у него неожиданно рассинхронизировались глаза, и он начал пугать сидящую напротив милую даму диким взглядом: правый глаз смотрит вправо вверх, левый - влево вниз. Затем он поразил гостей, выпив за несколько минут двухлитровый графин водки, и ничуть не захмелел. Этиловый спирт, конечно, энергонесущая субстанция, но и он только слегка помог - речь шла о единицах альбертов. Начались танцы, какие-то игры. Ни на что Платонов не реагировал. К нему подходила Светлана Николаевна и испуганно уходила. Наконец, она не выдержала и спросила:
   - Вы нездоровы?
   - Нет, а что?
   - Вы же бледный, как смерть.
   - Сейчас, - Платонов сосредоточился.
   - Господи! - отшатнулась девушка.
   - Что такое? - удивился Александр Васильевич.
   "Чёрт! - мысленно выругался он. - Совсем расклеился." Его лицо покрылось яркими, красными пятнами размером с копейку. Платонов растёр лицо рукой:
   - Ну как, нормально?
   Светлана Николаевна положила ладонь ему на локоть и со слезами в голосе спросила:
   - Александр Васильевич! Что с вами?
   Платонов чуть улыбнулся:
   - Светлана Николаевна, пожалуйста, не волнуйтесь! Я просто устал. Сам не знаю почему.
   - Случилось? - спросила девушка.
   - Что? - не понял Платонов.
   - Непредвиденные обстоятельства.
   - А-а. Да, но пустяковые.
   - Светлана Николаевна! Просим к нам! - позвали её.
   Она неохотно отошла.
   - Сашка!! - вдруг закричало в голове у Платонова голосом Ирки. - С ума сошёл! Ты нервический псих! Ты до сих пор не понимаешь, что с тобой?
   - Нет, - сознался он.
   - Ты так втрескался в свою Светку, так разнервничался из-за этого, что незаметно для себя ты все свои запасы сжёг. Да ещё и биомехов небось зарядил!
   - Ирка, - возразил Платонов, - нормальный человеческий организм сам восстанавливает свои запасы. Ну, поел бы я побольше.
   - Так то нормальный, а ты же влюблённый идиот! Ты же практически пуст. Проверь, ты наверняка заблокировал поступление энергии.
   Платонов проверил:
   - Точно!
   - Нет, вздохнула Ирка, - ты всё-таки стрэггер недоделанный. Чему я тебя учила? Любое вмешательство в естественную деятельность собственного организма должно происходить исключительно на сознательном уровне. Только на сознательном! - и сердито приказала. - Открой клапан!
   Платонов почувствовал, как ему вдруг стало легче - Разумовская подпитала его.
   - Ты учти, - продолжала Ирка, - ты себя до такого состояния довёл, что сразу всё не переваришь. Отложи за щёчку, обязательно усни сегодня ночью, а организм там уж сам разберётся, - и добавила. - Кстати, я обиделась.
   - За что? - изумился Сашка.
   - Сам додумайся.
   Он подумал и извинился:
   - Прости, Ира. Я совсем что-то очумел. В следующий раз обязательно к тебе обращусь.
   - Только потому, что ты действительно очумел, и прощаю.
   - Ира, - сказал Платонов, - сразу и попрошу. Я координатор дома забыл. Выйди на связь, скажи нашим, где я и что завтра к вечеру я свяжусь с ними.
   - Ах, как нехорошо, - огорчилась Разумовская. - Они же могут тревогу объявить - хроноврач без связи! Ну ладно. Я не знаю, как там у тебя дела, - съехидничала она, - но можешь на связь выходить послезавтра вечером. Это я тебе гарантирую.
   - Да нет, не надо, - отказался Александр Васильевич, - уже разъезжаются.
   - Как хочешь. Я тебе гарантирую, а твоё дело, когда выходить. Можешь и завтра, но не позднее, чем послезавтра вечером. Учти! А то такой тарарам поднимется, у-у-у! Ну ладно, пока, Володька пришёл. До свидания, Сашенька!
   - До свидания.
   Платонов дождался, когда откланялся последний гость, подошёл к Светлане Николаевне, поцеловал ей руку и грустно улыбнулся:
   - Не судьба нам, видно, Светлана Николаевна, поговорить. Прощайте!
   - Александр Васильевич! - взмолилась девушка. - Оставайтесь у нас, переночуйте. Ну куда вы, в самом деле, на ночь глядя поедете?
   Платонов взглянул в её зелёные умоляющие глаза, и ему безумно захотелось остаться.
   - Хорошо, - согласился он.
   - Правда?! - вспыхнула от радости Светлана Николаевна и крикнула. - Мама! Александр Васильевич у нас заночует.
   - Вот и чудесно, - сказала Ольга Алексеевна, входя в гостиницу.
   Светлана Николаевна сама проводила Платонова до отведённой ему комнаты. Он быстро разделся, лёг в постель и мгновенно уснул, забыв погасить свечу. Александр Васильевич не слышал, как Светлана Николаевна постучала к нему и, не получив ответа, тихо вошла. Она присела рядом и долго смотрела на его иссиня-зелёное лицо. Потом задула свечу, наклонилась, поцеловала его в лоб и быстро вышла.
   Утором Платонов проснулся и понял, что совсем здоров. Он энергично вымылся и отправился на поиски Бехметьевых. Нашёл он их в столовой. Всё было готово к завтраку, и ожидали только его. После завтрака Ольга Алексеевна деликатно удалилась. Светлана Николаевна робко взглянула на Платонова. Он посмотрел в окно. Метель прекратилась, тучи исчезли. Солнечный зимний день настойчиво стучался в окно, прося и на него обратить внимание.
   - Пойдёмте гулять, Светлана Николаевна, - предложил Платонов.
   - Пойдёмте, - не раздумывая, согласилась девушка.
   - Только, давайте наденем валенки, - попросил Александр Васильевич. - Вдруг мы надумаем забраться куда-нибудь. У вас валенки для меня найдутся?
   - Всенепременно, - заверила она его.
   Перед тем, как выйти из дома, Платонов заглянул на кухню и приказал:
   - Прохор! Прогуляй лошадей!
   На улице Светлана Николаевна решительно взяла Платонова под руку и, как бы извиняясь, испуганно посмотрела на него.
   - Покажите мне ваши владения, - попросил Александр Васильевич.
   Она повела его.
   - Вот это конюшня, но там нет лошадей, вот здесь, когда папа был жив, псарня стояла, а вот здесь летом пруд, в нём лягушки живут.
   Платонов слушал её щебет, поглядывал на её раскрасневшееся радостное лицо и вдруг с замиранием сердца срывался в пропасть. Ему становилось жарко и страшно. Он понял, что непременно объяснится Светлане Николаевне. Но очень боялся. Он боялся потерять её. Не существовало человека для него дороже, чем она. Но он прекрасно осознавал, что вполне мог неправильно понимать её радость, оживление. И, если это так, то его признание окажется совершенно неуместным, возникнет неизбежная неловкость, и Светлане Николаевне станет трудно с ним. "Вот сейчас!" - с отчаянием думал Платонов, но не решался и, слыша радостный голосок девушки, облегчённо вздыхал.
   Она почувствовала его напряжённое состояние и понемногу примолкла. Они некоторое время шли рядом молча. Платонов угадал за лесом открытое пространство и спросил:
   - А там что?
   - Обрыв и озеро за ним, - ответила Светлана Николаевна. - Летом там очень красиво, а зимой - я не знаю, не была.
   - Пошли? - спросил Александр Васильевич.
   Она только кивнула.
   Платонов шёл впереди, почти по пояс проваливаясь в снег, но прокладывая дорогу, как штурмовой космодесант. Они остановились на краю обрыва под разлапистой сосной.
   - Красота-то какая! Восторженно воскликнула Светлана Николаевна.
   Чистейший снег, покрывавший озеро, вытянутое от них, отливал червонным золотом в неярких лучах январского солнца. Светлана Николаевна стащила варежки, сунула их за борт потёртой шубки и, не отводя от Платонова пристального взгляда, стала дуть на пальцы.
   - Замёрзли, - пояснила она.
   Александр Васильевич с тоской подумал: "Дурак, согрей её." Но вместо этого нахмурился, отвернул голову и, глядя куда-то вдаль, сказал:
   - Простите великодушно за дерзость, Светлана Николаевна.
   - Какую? - удивилась она.
   В ушах Платонова зашумело, в глазах замельтешили какие-то чёрточки, но вместе с тем он чувствовал каждую веточку, каждый кристаллик снега.
   - Я люблю вас, - недовольно произнёс Александр Васильевич.
   Светлана Николаевна растерялась, опустила глаза и тоненько заплакала.
   - Боже мой! - ужаснулся Платонов. - Я обидел вас. Ради Бога, простите! Забудьте мои слова!
   Она ткнулась ему в грудь и громко всхлипывала, не в силах уняться.
   - Светлана Николаевна, - потерянно произнёс Платонов.
   - Любимый мой, - запинаясь, сказала она, - я даже не надеялась на это...- тут она вздохнула. - Но я твёрдо решила - думайте обо мне, что хотите! - сама вам сказать, что люблю вас! Всю жизнь люблю! С тех пор, как увидела вас...- она отвернулась.
   - Света...- голос у Платонова предательски дрожал.
   Она посмотрела на него исподлобья, медленно подняла лицо и закрыла глаза. Платонов осторожно прикоснулся к её губам, ледяным снаружи и горячим изнутри.
   Они стояли и долго целовались. Прохор, прогуливавший лошадей, орлиным оком издалека увидел их и деликатно повернул назад.
   - Я устала, - сказала Светлана, обняла Сашу и прильнула к его груди.
   Потом она сияющими глазами посмотрела на него и воскликнула:
   - Господи! Хорошо-то как!
   Они пошли обратно.
   - Саша, ты колдун?- спросила Светлана.
   Он энергично затряс головой:
   - Нет!
   - Да, да, и не спорь, ты - колдун! А напугай меня.
   - Зачем - изумился Платонов
   - Ну, пожалуйста, я тебя очень прошу.
   Саша пожал плечами:
   - Ну, пеняй на себя.
   Он провёл рукой по своему лицу, и девушка в ужасе закричала - на неё уставилось хорошо знакомое лицо, но вместо глаз зияли два абсолютно чёрных повала. "Дурак!" - мысленно обругал себя Платонов, проводя опять рукой по лицу и незаметно снимая поляроидные светофильтры. Когда Светлана пришла в себя, то попросила:
   - Ты не пугай меня больше, пожалуйста.
   - Не буду, - пообещал Платонов. - Но я не колдун.
   - Да, да, - согласилась она, - ты - волшебник. Я же помню, как ты там в Крыму, и здесь. С тобой всё не так. Я не знаю почему, но я не могу говорить тебе вы. Ты как-то сразу стал самым родным.
   - Света, - ласково сказал Платонов, - я не колдун и не волшебник. Я - человек, самый обычный человек, поверь мне. Я тебе всё объясню, только не сразу, хорошо? Не надо торопить меня, я тебя очень прошу.
   - Хорошо, - согласилась Светлана.
   Вернувшись домой и сняв шубы, они рука об руку прошли в гостиную и подошли к Ольге Алексеевне. Она вздохнула, остановила Платонова - не надо- сняла со стены образ и благословила их. В этот же день было объявлено об их помолвке. Свадьбу назначили на май.
   - Но почему так нескоро? - недоумевал Саша.
   - Так положено, - отвечала Светлана.
   Платонов вернулся домой и начал передавать дела Аристарху. В начале мая Саша приехал к Бехметьевым утрясти последние дела, связанные со свадьбой. Ближе к вечеру Светлана спросила:
   - Сашенька, твои лошади под седлом ходят?
   Платонов кивнул.
   - Давай прокатимся, - попросила она и вздохнула, - мне это так редко удаётся.
   Они молча ехали по глубокому распадку вдоль берега озера. Весна в этом году выдалась ранняя и бурная. Не только трава густо проросла, но и деревья дружно выкинули маленькие беззащитные листочки. Платонов посмотрел вперёд и увидел на самом верху преграждавшего им путь пологого склона застывшую фигуру тёмного всадника. В груди у Саши ёкнуло.
   - Подожди меня здесь, - попросил он Светлану, - я быстро, - и поскакал навстречу изваянию.
   - Здравствуй, Джеймс! - поздоровался Платонов. - Случилось?
   - Да, - кивнул он, - мы не хотели тебя беспокоить, но положение катастрофическое. Все трое: Олаф, Фролыч и Зигфрид - уже задействованы и не справляются. Они не могут определить размер эрозии времени. Не исключено, что она бесконечна. В этом случае надо будет начинать эвакуацию цивилизации. Наверное, сюда. Но это ещё не факт. Они пока упёрлись и отодвигают эрозию. Это позволяет предположить, что она всё-таки конечна. Без тебя, Саша, не обойтись. Боюсь, что счёт идёт на минуты.
   - Понятно, - помрачнел Платонов. - Подожди, мне тоже нужно несколько минут.
   Джеймс кивнул. Платонов стремительно спустился к Светлане.
   - Света, - проговорил он, - случилось! Мне сейчас совершенно некогда объяснять, позже. Наша свадьба откладывается. Я даже не знаю - на сколько. Жди меня и верь - я обязательно вернусь. Но не скоро, может даже через год. Жди меня, родная. Я люблю тебя. И вернусь.
   Платонов наклонился к ошеломлённой девушке и поцеловал её. Она обхватила его руками и крепко прижалась, затем оттолкнула:
   - Я буду ждать. Я не знаю, какие у тебя дела, но верю, что они очень важные. Спеши! Я люблю тебя!
   Платонов вылетел на холм, обернулся, махнул Светлане рукой, и они с Джеймсом поскакали к лесу. Углубившись в него, они поднялись с коней и низко, почти задевая верхушки деревьев, понеслись над ними. В густой чаще их поджидала тесная, двухместная, шарообразная капсула трансхронера. Платонов плюхнулся на одно из сидений, рядом уселся Джеймс и нажал пуск.
   Перемещение заняло около полутора часов. За это время Платонов разделся и натянул на голое тело специально приготовленный костюм энергосвязи. Затем Саша устроился в кресле поудобнее, приспосабливаясь к нескольким десяткам полуметровых шлангов, торчащих из костюма в самых неожиданных местах, и для сосредотачивания закрыл глаза.
   По прибытии на место в образовавшееся отверстие проникло озабоченное лицо Никодима и попросило:
   - Скорее, Саша, скорее.
   Платонов пробежал по короткому коридору, влетел в помещение поста хроносканирования, с размаху рухнул в свободное кресло и с треском нахлобучил на голову шлем связи. Пока техники суетились вокруг него, подключая шланги к энергосистеме, он успел оценить обстановку и присвистнул. Обычно хронодокторами эрозии времени воспринимались как ярко-белые совершенно круглые пятна в двумерном темпоральном поле. В последнее время эрозии увеличились, и никто из четырёх не мог окинуть пятно одним взглядом, поэтому их размеры определялись по видимой кривизне. Настоящее пятно было необычным - передний его край извивался змеёй перед глазами и, казалось, уходил вправо и влево в бесконечность.
   - Саша, - раздался в мозгу у Платонова голос Фролыча, - принимай край. Мы с тобой сейчас упрёмся, а Зигфрид и Олаф пойдут в стороны. Попытаются прощупать эту хреновину. Не может быть она бесконечна - мнимая масса конечная, большая, но конечная.
   Саша принял край и почувствовал, как через его тело потёк могучий поток энергии. Он трансформировал его и направлял в ослабленные места. Границу Платонов принимал от Зигфрида - они хорошо сработались и понимали друг друга без слов. В противоположную сторону двигались Олаф и Фролыч. Наконец, Зигфрид и Олаф окружили бесформенное пятно и сошлись в замок. Размеры пятна потрясали воображение. Если провести пространственную аналогию, то оно раскинулось на десятки парсеков. После этого поток энергии через тела хронодокторов увеличился на порядки. Все четверо начали сжимать силовой жгут, судорожно кидаясь в места возможных прорывов и внимательно наблюдая друг за другом, готовые немедленно, если потребуется, прийти на помощь. Эрозия, как это случалось каждый раз перед окончанием работы, неожиданно съёжилась в точку, ярко, как звезда, полыхнула голубым пламенем и исчезла. Все четверо синхронно откинулись на спинки, испытывая одно жуткое чувство, - как будто могучий поток энергии, протекший через их тело, вымыл изнутри полностью их сущность, оставив лишь сухую шкурку оболочки.
   Платонов стащил с головы шлем. Вокруг суетились техники, отсоединяя шланги. Рядом стоял Никодим:
   - Спасибо, ребята! Надеюсь, это была последняя эрозия, мы победили! Я не буду вдаваться в подробности - вам сейчас спать. Оказалось, что метод конечных возмущений для анализа этой штуки совершенно неприменим. Эльф вспомнил про метод малых возмущений, и всё сошлось. Оказалось, что у этой заразы необычный каскадный процесс передачи энергии. Мы представляли, что крупномасштабные образования должны превращаться в мелкомасштабные и диссипировать. Но выяснилось, что существует и обратный процесс подпитки крупномасштабных вихрей за счёт мелкомасштабных. Прерви эту цепочку - и всё! Эрозия сама тихо скончается. Остальное дело техники.
   Платонов посмотрел на Никодима тупыми прозрачными глазами, встал, вышел в коридор и поплёлся по нему, держась рукой за стену. Из бокового ответвления выскочила Разумовская, совершенно неуместно одетая здесь по моде XIX века. Она схватила Платонова за руку и потащила его вбок.
   - Сашка! - закричала Ирина Андреевна. - Светка твоя замуж выходит!
   Платонов непонимающе посмотрел на неё:
   - Сколько времени прошло?
   - Здесь - два месяца, а там - больше двух лет! Я, конечно, не специалист, но, наверное, пока вы здесь упирались, ваше время замедлилось. Быстрее, я в дороге всё объясню!
   Она протащила его по коридору и буквально насильно втолкнула в капсулу трансхронера. Сгрудившиеся вокруг капсулы техники при виде Разумовской испуганно шарахнулись в стороны.
   - Как же ты прорвалась сюда? - заплетающимся языком спросил Платонов.
   Разумовская вздохнула:
   - Пришлось вспомнить, что я - стрэггер. Видишь, как боятся! - и презрительно бросила. - Они меня остановить пытались!
   - Всего два года! - простонал Платонов.
   - Это для тебя всего два, - возразила Ирина, - а для восемнадцатилетней девчушки два года - целая жизнь.
   Взгляд у Платонова затуманился.
   - Э-э, - протянула Разумовская, - ты совсем доходишь. На, выпей - это эксимид.
   С этими словами она втолкнула ему в рот облатку. Платонов сглотнул. Через несколько минут взгляд у него прояснился.
   - Давай по порядку.
   - Я лучше с конца, - сказала Ирка. - Отъезд свадебного кортежа назначен на два часа пополудни. Мы прибудем на место в тринадцать тридцать. Так что, у тебя в распоряжении всего полчаса. Оба мы будем действовать или ты один - сориентируемся по обстановке. А теперь с начала. Законченное литературное произведение я тебе не смогу создать, так как и сама не знаю всё. Так что - суть. Светка тебя ждала и любит, это, пожалуй, главное. Что произошло в твое отсутствие? Дела Бехметьевых и так шли не блестяще. Ты, наверное, обратил внимание на их трогательные попытки скрыть бедность. А через год им стало совсем трудно. Они влезли в долги и долги крупные. Речь шла о продаже поместья. Но их выручил барон Науленс.
   Платонов поморщился:
   - Опять "классический" злодей. Это довольно примитивно.
   - Не надо иронизировать. Во-первых, такие типы всегда были, есть и будут, во-вторых, в ту эпоху - особенно. Ты сам её назвал чем-то вроде "эпохи умирающего романтизма". Науленс оплатил их долги, но проделал это очень умно. Не изображал сокрушительного благородства. Он признался Светлане в любви, как я поняла, деликатно и ненавязчиво. Расплатился за них по всем обязательствам, но не стал этим шантажировать Бехметьевых. Никаких расписок, векселей не взял. Объяснил, что ему очень тяжело видеть плачевное состояние Светланы, что он будет рад жениться на ней, но не настаивает и, тем более, не принуждает, что ему гораздо важнее видеть счастливое личико твоей Светки. И в этом он, по-моему, искренен. Науленс опекает хозяйство Бехметьевых и, надо сказать, за полтора года привёл его в божеский вид. Излишне говорить, что он стал своим человеком в доме.
   - А что же ты сама не помогла им? - спросил Платонов.
   - Ха! - воскликнула Ирка. - Твоя ревнивая пантера, когда я явилась с таким предложением, выперла меня в три шеи, деликатно, но с треском! Это уже гораздо позже я, проявив чудеса изобретательности, несколько сошлась с ней. Да и то не до конца. Иначе она мне бы поверила, что ты жив.
   - Как это - я жив?! - изумился Сашка.
   - Вот так! Около года назад объявились два типа, которые утверждали, что видели, как тебя в Италии разбойники ухлопали. Они рассказали красивейшую и жуткую историю. Их-то самих эти разбойники просто похитили. А ты помогал карбонариям и угодил в лапы к этим негодяям-разбойникам. Они, когда напали на тебя, хотели помучить, но ты перебил кучу бандитов, и только предательский выстрел из-за угла оборвал твою жизнь. Хотя, я не понимаю, о каком угле может идти речь в горах.
   - В каких горах? - не понял Платонов.
   - Тебя в горах брали. Выстрел снёс тебе полчерепушки, а тело твоё бросили на съедение волкам. Так что, ты даже и могилки не удостоился. Это оказалось очень кстати, а то Светка ринулась бы в Италию поклониться твоему праху. Этих двух типов потом спасли регулярные части. Во время перестрелки бандитов с солдатами они утекли. Тоже невероятно романтическая история, но совершенно бледная по сравнению с твоей. Вот так! А потом началось психологическое давление на Светлану. Она оказалась под таким прессом, что... э-э, да ты опять поплыл.
   Платонов вяло кивнул.
   - Сколько же ты через себя пропустил?
   - Чуть больше полутора тераальбертов.
   - Господи! - ужаснулась Ира. - Да как же ты жив до сих пор? - она немного подумала и сказала.- На, прими ещё одну порцию, а то отключишься полностью и никакой эксимид не поможет, - и дала ему облатку.
   Через минуту, когда Платонов пришёл в себя, Ира продолжила:
   - Её обрабатывали по всем правилам, и в конце концов сломали. Я пыталась поддержать её, но почти без успеха. Главное, ты-то мёртв! Вот поэтому я за тобой и примчалась.
   - Хм! - хмыкнул Платонов. - А если бы я не освободился? Без меня ты не могла бы обойтись? Ну, там, Светлану похитить, дом, например, поджечь или Науленсу ноги переломать? Одним словом, расстроить на время свадьбу.
   - Эх, Саша, - вздохнула Ирина Андреевна, - я же живу там, и буду жить. У меня дочурка чуть более годика, кстати, зовут её Сашенька.
   - Спасибо, - поблагодарил Платонов.
   - Пожалуйста. Можешь не сомневаться, что-нибудь я сотворила бы. Но раз так получилось, что ты закончил свои дела, лучше тебе уладить всё. И так тарарам поднимется. Я имею в виду наших. Но от тебя они это проглотят, поморщатся, водичкой запьют и проглотят. А меня могли и выдернуть.
   Ирка обратила внимание на комбинезон Платонова и поморщилась:
   - Ну и костюмчик у тебя, и переодеться не во что. М-да. Ты на нуль-переход способен?
   - Да, кажется, - неуверенно ответил Платонов.
   - Значит способен, - задумчиво проговорила Ира. - Там во что-нибудь переоденешься. Прибываем.
   Они таймеризовались в низинке, в густом, мокром кустарнике, метрах в четырёхстах от дома.
   - Хорошее место выбрала, - похвалил Платонов, выбираясь из трансхронера, - ни откуда не видно.
   - Ну! - вскинулась Ирка. - Смотри. В левом крыле, третье окно с краю. Там сейчас твоя ненаглядная. Одна.
   - А ты откуда знаешь?
   - Ты меня совсем за дурочку держишь, - огорчилась она. - Я твоей Светке "клеща" под кожу запустила, вот сюда, - она ткнула себе пальцем в низ шеи. - Не забудь потом, удали. Давай, Саша. Я тебя здесь буду ждать. Если что - зови.
   - Подожди, - остановил её Платонов. - Дай ещё таблетку эксимида, может пригодиться.
   Ира взяла его за запястье, подержала несколько секунд и согласилась:
   - Хорошо. Но учти, Саша, когда её примешь, у тебя будет минут двадцать пять-тридцать, потом отключишься. Если здесь, то недели на две - могут и похоронить, а у нас тебя часов за семь откачают.
   - Ты уж проследи, - попросил Платонов.
   - Хорошо, - пообещала Ира. - Ну, ни пуха!
   - К чёрту! - сказал Саша, сощурился и трангрессировал.
   Материализовался он там, где и хотел: у окна между стенкой и тяжёлой портьерой. В комнате стояла тишина, особенно отчётливая по сравнению с глухим гулом голосов, доносившихся сюда через плотно закрытую дверь. Платонов осторожно выглянул из-за портьеры, так, только один глаз высунул. Светлана сидела за небольшим столиком слева от окна. Руки она вытянула вперёд, а голову лицом вниз опустила между ними. Косые лучи жаркого летнего солнца нестерпимо отсвечивали от белого свадебного платья и чёрных блестящих волос, рассыпавшихся в беспорядке. Поза Светланы выражала крайнюю степень отчаяния и покорности. Волна нежности к этой беспомощной и такой дорогой девушке окатила Платонова. Он, справляясь с волнением, постоял немного и негромко мысленно позвал: "Света!" Девушка встрепенулась, неуверенно подняла голову и вдруг с безумной надеждой стала оглядываться по сторонам.
   - Света! - вслух сказал Платонов. - Это я, - и шагнул из-за портьеры.
   Светлана порывисто вскочила, опрокинув стул, и широко раскрытыми глазами смотрела на Сашу. "Ну конечно, - подумал он, - она же меня за мертвеца приняла, особенно в этом комбинезоне." Светлана, не обращая внимания на его дикий наряд, сделала неуверенный шаг вперёд, подбежала к Платонову, обвила его шею руками и прошептала:
   - Господи, живой, живой!
   Она покрывала его лицо беспорядочными поцелуями, а из её глаз катились слёзы. Платонов обнял её, зарылся в пушистые волосы и просто сказал:
   - Света, я вернулся.
   Она крепко прижалась к нему и разрыдалась.
   - Почему? - сквозь слёзы выдавила Светлана. - Почему так поздно?
   - Отнюдь, - возразил Саша, - по-моему, в самый раз.
   - Нет, Сашенька, - не согласилась она, - я, вот прямо сейчас, выхожу замуж.
   - Не имеет значения, - твёрдо проговорил Платонов, - да хоть бы уже и вышла. Какая разница? Если ты, конечно, любишь меня.
   - Люблю, люблю, но, - она жалко пожала плечами, - уже поздно.
   - Я другому отдана и буду век ему верна? - процитировал Платонов.
   Светлана медленно глубоко кивнула. Саша взорвался:
   - Я не мог придти поздно! Хоть бы ты уже и замуж вышла! Хоть бы кучу детишек нарожала от Науленса! Мне глубоко безразлично, с кем ты лежала в постели. Главное - мы любим друг друга!
   Светлану передёрнуло от его слов:
   - Саша! Какие ужасные вещи ты говоришь!
   Платонов провёл рукой по лицу:
   - Прости меня. Я сейчас очень плохо соображаю. Родная моя, я хотел сказать, что меня не взволнует твоё прошлое. Но без тебя я не представляю ни настоящего, ни, тем более, будущего.
   Платонов почувствовал, что поплыл, его качнуло. Светлана поддержала его и испуганно спросила:
   - Что с тобой? Ты нездоров?
   - Да, не вполне. Подожди.
   Он проглотил последнюю облатку с эксимидом и мозг начал отсчитывать секунды.
   - Всё, - сказал Саша, - уже в норме. Света, я прибыл сюда с твёрдым намерением поломать свадьбу. Если ты разрешишь.
   Она растерялась:
   - Но я же предала тебя!
   - Да нет же! - вскричал Платонов. - Света, у нас очень мало времени. Я тебе потом всё объясню, ты мне всё объяснишь, мы друг другу всё объясним. Господи! Да решай скорее!
   Света потерянно спросила:
   - А что я людям скажу?
   "Да, - подумал Платонов, - пожалуй, вместе с ней мне нуль-переход не потянуть." Вслух он сказал:
   - Ты ничего не будешь говорить, я тебя умыкну, - и пояснил, - похищу.
   - Нет, - Светлана решительно тряхнула головой, - я сама с тобой уйду, по собственной воле.
   - Я рад, очень рад, Света, но всё же... давай сделаем вид, что я тебя похищаю. Легче будет объясняться твоей маме. Потом, когда всё немного утрясётся, мы вернёмся, успокоим её...
   - Ой, мама! - воскликнула Светлана. - Нет, её надо предупредить. Она с ума сойдёт.
   - Хорошо, - согласился Саша, срывая портьеру и заматываясь в неё, как древний римлянин. - Зови её. Тебя, кстати, не шокировал мой наряд?
   Светлана улыбнулась:
   - Нет, я привыкла к твоим неожиданностям.
   В этот момент дверь распахнулась и в комнату быстро вошла Ольга Алексеевна.
   - Светлана, уже... - начала она и осеклась, стекленеющими глазами, уставившись на Платонова.
   Светлана быстро закрыла дверь и подхватила мать под руку:
   - Мама! Саша жив! Понимаешь, жив!!
   - Да, - подтвердил Платонов, - слухи о моей смерти оказались сильно преувеличены.
   Звук его голоса привёл в себя старшую Бехметьеву. Она подняла стул, опустилась на него и устало произнесла:
   - Так я и знала, что этот молодой человек обязательно что-нибудь выкинет.
   - Мама, - Светлана наклонилась к матери, - мы сейчас уходим. Я сама с ним иду. Теперь, когда я знаю, что он жив, без него я умру. Но для всех он меня, э-э, умыкает.
   Ольга Алексеевна неожиданно улыбнулась и ласково кивнула:
   - Иди, детка. Как ты похожа на меня! Твой отец меня тоже выкрал. Мы всю ночь скакали без перерыва. Пусть тебя не страшит предстоящий скандал - нет в мире ничего ценнее любви. Будьте счастливы!
   Платонов взял Светлану за руку и шепнул:
   - Иди за мной, ничего не бойся и ничему не удивляйся.
   Они вышли. Ольга Алексеевна осталась сидеть с загадочной улыбкой на лице, вспоминая, видимо, что-то своё.
   Платонов провёл Светлану по пустынному коридору, вышел на лестницу и глянул вниз - входной зал был полон народа.
   - А-а! - раздался яростный возглас барона Науленса. - Восстал мертвец из гроба! Хватай его, ребята!
   Платонов чуть приподнял левую руку, сосредоточил на ней силовой клин и, крепко держа Светлану, прошёл сквозь толпу, как раскалённый нож сквозь масло. Выскочив на улицу, он заблокировал дверь и побежал по направлению к трансхронеру. Светлана в длинном свадебном платье едва поспевала за ним.
   Продравшись сквозь кусты, они подошли к капсуле.
   - Ирина Андреевна? - неприятно удивилась Бехметьева.
   - Да, да, - подтвердила она, - садитесь быстрее. Ты, Сашка, первый, а потом Светлана - мне ей пару слов шепнуть надо.
   Платонов залез в трансхронер и уже оттуда попросил:
   - Ира, сними блокировку с дверей, а то они всю жизнь в окна лазать будут.
   - Хорошо, - успокоила она его и повернулась. - А ты, бесстрашное дитя, запомни: твой витязь, сколь я сужу по его бледному челу, съел третью таблетку, ergo, минут через пять, десять он отключится, ну, потеряет сознание. Он, может быть, и дышать будет совершенно незаметно, но ты не пугайся, ничего страшного. Ты только скажи встретившим вас людям, что он принял тройную дозу эксимида. Не забудь!
   Для верности Ирина Андреевна достала из кармашка листок бумаги, что-то написала на нём и протянула его Светлане:
   - Ну, садись и ничего не бойся - все страхи кончились! До свидания!
   - До свидания, Ира! - сказал Платонов, а Светлана влезла в капсулу и промолчала.
   Трансхронер мелко завибрировал, расплылся и исчез.
   Ирина Андреевна грустно улыбнулась и пошла к дому. Подойдя к крыльцу, она услышала, как изнутри в дверь бьют чем-то тяжёлым. Ирина сняла блокировку. Вначале из распахнувшейся двери вывалилась свора слуг, облепивших массивную дубовую скамью. За ними выскочил Науленс и заорал:
   - Где этот щенок?!
   Ирка сделала наивно-удивлённые глаза и нараспев спросила:
   - Господа-а! Объясните мне, пожалуйста, что здесь происходит?
   В пути Светлана с тревогой наблюдала за Сашей. Ему с каждой минутой становилось всё хуже и хуже. Он посерел, обмяк, глаза помутнели. Заплетающимся языком Платонов выдавил:
   - Не волнуйся, Света, всё будет в порядке, - и затих.
   Светлана даже его дыхание перестала слышать и досадовала, что у неё нет зеркалюца, чтобы проверить, дышит он или нет.
   Темнота вокруг трансхронера рассеялась, и Светлана, глядя сквозь прозрачный колпак, обнаружила, что они находятся в просторной пустой комнате без окон, освещаемой рассеянным светом, берущимся неизвестно откуда. К капсуле подошёл мужчина в необычном для Светы наряде. Ей вначале даже показалось, что это канатоходец в облегающем трико. Колпак исчез, и в ноздри девушке ударил чужой неизвестный запах. Мужчина приветливо поздоровался с ней:
   - Здравствуйте! С прибытием. А с Сашкой что?
   Светлана достала листок бумаги и, запинаясь, прочла то, что на нём написала Ирка:
   - Со... со... сожрал тройную дозу эк-си-ми-да.
   - Понятно, - кивнул мужчина.
   Он повернул голову, и к противоположной стороне капсулы, где в кресле лежал Платонов, по воздуху подплыла длинная доска, обитая чем-то вроде коричневого ворсистого одеяла. Сверху по краям доски тянулись чёрные цилиндры. Мужчина посмотрел на Сашу. Его безжизненное тело неожиданно поднялось вверх, проплыло к доске и опустилось между цилиндрами. Над доской образовался прозрачный колпак. Светлана выбралась из капсулы. Мужчина посмотрел на неё и вслух обратился к кому-то:
   - Памела! Фролыч спит?
   - Да, - ответила невидимая собеседница.
   - Как он там? Сможет придти? Тут, понимаешь, какая штука, Платонов вернулся. Он успел налопаться эксимида, потому сейчас без чувств. Это-то как раз ерунда, но он с собой одну барышню привёз...
   Мужчина вопросительно посмотрел на Светлану, и она представилась. Мужчина повторил:
   - Светлану Николаевну Бехметьеву. И, как я могу судить по её ошарашенному виду, Сашка её совершенно не подготовил. Потому лучше всего сейчас Фролычу придти, если, конечно, он может. Мы в шестом таймерном шлюзе.
   - Хорошо, - пообещал женский голос, - он сейчас будет.
   Пока продолжался этот разговор, одежда на Платонове исчезла. Вид худого костистого обнажённого тела поразил Светлану. Ей почудилось, что это не он, а уже его мумия. И, безусловно, вид нагого мужчины шокировал её. Вдруг из цилиндров, по всей их длине, высунулись, как показалось Светлане, хищные белые черви и плотоядно вгрызлись в тело Саши. Светлана страшно закричала и бросилась к нему, но какая-то невидимая сила задержала её.
   - Успокойтесь, пожалуйста, - мягко сказал мужчина, и прозрачная поверхность колпака над доской матово подёрнулась, становясь непрозрачной. - Успокойтесь. Поверьте, так надо. Это принесёт Саше только пользу. Уверяю вас, завтра ваш ненаглядный будет жив и почти здоров.
   Светлана совершенно потерялась. Всё здесь ей казалось чужим и враждебным.
   В комнату вошёл невысокий мужчина лет сорока в столь же странном одеянии. Чёрные волосы с проседью взлохмачены, небольшое брюшко. Широкое курносое лицо своей помятостью указывало, от какого приятного занятия оторвали вошедшего.
   - Ну, наконец-то! - воскликнул первый мужчина. - Никандр Фролович, перепоручаю тебе Светлану Николаевну, и разрешите откланяться.
   С этими словами он вышел в образовавшийся в стене проход, за ним поплыла доска.
   - Ну, милая барышня, - улыбнулся Никандр Фролович, - пошли.
   - Куда? - испугалась ветлана.
   Никандр Фролович взял её под локоток:
   - Надо же вам, наконец, хоть немного понять, что с вами произошло.
   Они прошли по коридору и оказались в небольшой, уютно обставленной комнатке. Светлана с интересом оглядывала непривычный интерьер. Никандр Фролович усадил её в одно из низеньких кресел, стоящих у столика, а сам устроился напротив.
   - Начнём, пожалуй, - сказал он. - Я понимаю, у вас миллионы вопросов. Я постараюсь, в силу своих скромных возможностей, немножко рассказать вам о нас, а потом отвечу на ваши вопросы. Согласны? Ну вот и хорошо. Начать придётся несколько издалека. Представьте, Светлана Николаевна, что какой-нибудь древний грек каким-либо чудесным образом оказался в вашем веке и увидел паровоз. Какова будет его реакция?
   - Так вы из будущего, - догадалась Светлана.
   - Умница, - похвалил Никандр Фролович. - Но ответ странный: и да, и нет. Вы - не наше прошлое, а мы - не ваше будущее, но вы почти повторяете наше прошлое, а мы, в некоторой степени, прогнозируем ваше будущее. Я вам опишу качественную и, естественно, упрощённую картину того, как я в своё время представлял это. Представьте, что по дороге одна за другой движутся кареты. Это и есть вселенные. В одной находимся мы, за нами несколько пустых, в том смысле, что планеты, звёзды есть, а человеческой цивилизации нет, затем карета с вами движется, и расстояние между каретами измеряется не вёрстами, а тысячелетиями. Все вместе эти вселенные образуют Мегавселенную. Она представляет собой темпоральное многомерное поле, по которому бегут волны пространственных возмущений, и в них-то и находятся привычные нам вселенные: наша, ваша, вот те самые кареты. Эти волны очень похожи друг на друга, и поэтому вы, за несущественными отклонениями, повторяете пока нашу историю а называем мы вас Соседями. Что удивительно, обследовав все доступные нам волны вперёд и назад, мы нигде, кроме как у вас и себя, естественно, не обнаружили органической жизни.
   Вы, конечно, понимаете, что мы значительно опередили вас, м-м, ну скажем, технически - всё же дистанция между нами более полутора тысяч лет. И возникает вопрос, почему же мы тогда явно не появились у вас и не предложили свою помощь? Ведь мы в состоянии удовлетворить все ваши запросы. Это не простой вопрос. Мы много обсуждали и решили не вмешиваться в вашу жизнь, возможно, пока. Ведь вы сейчас - это мы в прошлом. И откройся мы вам, ваша цивилизация будет уничтожена. Нет-нет, не физически. Мы в настоящей ситуации для вас что-то вроде богов. И вы растворитесь, исчезнете в нас. Ну кто может с уверенностью утверждать, что вы во всём повторите нас? Таких глупцов нет. Вы имеете неотъемлемое право на своё СОБСТВЕННОЕ развитие. Но почему же мы тогда инкогнито наведываемся к вам?
   Мы к вам наведываемся, как вы, наверное, могли убедиться, крайне осторожно, с соблюдением строжайшей конспирации, тайно и в очень ограниченном числе. Ещё предстоит разобраться, что там у вас натворили эти двое, Платонов и Клайрон, и, я думаю, их ожидает немало неприятных минут. Одна группа из тех, кто допускается к вам, - историки. Представляете, какая возможность открывается по изучению фактически собственной истории. И другая - это, э-э, ну скажем так, больные. Да-да! Больные с поражением центральной нервной системой или крайне изнурённые люди. Таких, поверьте, не много. Их количество никогда не превышало двадцати. Оказалось, что в вашем милом времени окончательное выздоровление протекает гораздо быстрее, чем у нас. Почему? Не знаю.
   К разряду больных относилась Клайрон, у вас Разумовская. Ирина Андреевна тоже стрэггер, работала испытателем в ИКИ, институте космических исследований. Лет пять назад на испытаниях она попала в аварию. Не стану вдаваться в подробности, чтобы совсем уж не перегружать вас информацией. Скажу лишь, что в результате аварии Клайрон растащило во времени. Не важно, что интервал, который она заняла, составлял всего две микросекунды. То есть, например, одна нога отставала на одну микросекунду, а другая - опережала на столько же миг настоящего, ощущения всё равно жуткие. На самом деле, хронодеструкция произошла на кваньовом уровне и сказалась как на самом организме, так и на процессах, в нём происходящих. Состояние Клайрон было критическим. Её кое-как втолкнули в миг настоящего, и после этого наша наука беспомощно развела руками и отказалась гарантировать её полное выздоровление. Ирку отправили к вам, и всё окончилось самым благоприятным образом.
   Саша - хронодоктор, врачеватель времени. Таких людей в нашей цивилизации всего четверо: Зигфрид, Олаф, Саша и ваш покорный слуга. Время подвержено "заболеваниям". Одно из самых страшных - это эрозии времени. Прохождение всей Вселенной сквозь эрозии времени сопровождается самыми печальными последствиями. Это же ужас! - с чувством воскликнул Никандр Фролович. - Неравномерные градиенты времени! Проявляется это в немотивированных на непросвещённый взгляд мировых катаклизмах, пандемиях и тому подобное. Всё это влечёт за собой сотни тысяч, а то и миллилны человеческих жертв. Хоронодоктора непонятным образом могут "видеть" эрозии и уничтожать их. Точнее, мы до самого последнего момента считали, что уничтожаем их. Вы, кстати, тоже прошли через пару эрозий, тут мы виноваты - прохлопали. Но ещё одну Олаф ликвидировал. Они у вас ещё слабенькие. Теперь вы понимаете, мы очень ценим хронодокторов. Процесс уничтожения эрозии времени требует колоссальных затрат энергии. Человек такими не обладает, поэтому он использует внешние источники энергии, пропускает её через себя и трансформирует в иной тип энергии, пригодный для уничтожения эрозий. Данный тип энергии пока не изучен. Чтобы вы представляли, какое количество энергии требуется, скажу, что при уничтожении последней эрозии впервые за тысячелетие мы все: в космосе, на Земле, астраллы - для освещения использовали свечи. Чудовищный поток энергии, проходя через наше тело, как бы вымывает его. Это субъективное ощущение, как будто внутри вы пусты, от вас осталась только сухая внешняя шкурка, готовая рассыпаться в пыль от малейшего дуновения. Следствием такой работы является страшная, почти смертельная, усталость. Каждый из хронодокторов по-своему восстанавливается. Мне необходимо много спать и, пожалуй, всё. У Олафа и Зигфрида специфические для вашего понимания способы. А вот Саше оказалось полезно жить у вас.
   И теперь совсем коротко о структуре нашего общества. А то, вижу, вы уже совсем отключаетесь. Все люди равноправны, нет ни слуг, ни господ. У нас есть свои проблемы, отличные, естественно, от ваших. Но о них как-нибудь в другой раз. Ну, пожалуй, хватит. Какие у вас вопросы?
   Светлана, приходя в себя, несколько минут молчала, а потом спросила:
   - Сколько лет вы живёте?
   - Да! - хлопнул себя по лбу Никандр Фролович. - О социальных и биологических особенностях нашей жизни я совершенно позабыл. Физически мы бессмертны. То есть наше тело теоретически может жить бесконечно долго. Но всё-таки люди умирают, и не только от несчастных случаев. Они та, ничего не понимая. Напридумывали терминов. Но я считаю, люди просто устают от жизни и уходят добровольно. Дело в том, что здесь научились при рождении блокировать младенцу включение генетической программы старения, ну, и много ещё чего. Подходя к критическому возрасту, люди сознательно включают её и лет через семьдесят-сто пятьдесят умирают. Блокировку программы старения необходимо производить непосредственно при рождении, через несколько часов это уже невозможно. Её можно только растянуть во времени. Поэтому у вас, если вы здесь останетесь, и у меня продолжительность жизни где-то тысяча с небольшим лет.
   - Как это у вас? - удивилась Светлана. - Разве вы не отсюда?
   - Тьфу! Всё забыл. Милая моя, я же из пятнадцатого вашего века. Так вышло, что я помог одному из исследователей этой цивилизации. Как? Это потом, это другая история. Надо мной, бездомным, никому не нужным, больным десятилетним мальчишкой сжалились и взяли сюда. Тем более, что я не по своей воле увидел многое из того, что эта цивилизация скрывает от вас. Теперь я здесь прижился и считаю себя уже здешним.
   О наших семьях. Влюбляемся, женимся, детей растим. Но тысяча лет совместной жизни - очень много. Нормальный срок существования одной семьи восемьдесят-сто двадцать лет. Это, конечно, в среднем, бывает, разводятся чуть ли не на следующий день.
   - Как разводятся? - не поняла Светлана.
   - У нас разрешены разводы. Это нормально. Прожив вместе положенный срок, люди расходятся, спокойно и без упрёков. Есть и исключения. Известны несколько пар, которые прожили вместе всю жизнь. Всё сказанное не относится к смешанным бракам, то есть к бракам между людьми от вас и от нас. Эти живут вместе до конца своих дней. Существовал только один такой брак, который к обоюдному удовлетворению распался через три недели. Один из этих людей - я. Затем я во второй раз женился и очень удачно. С вами с Сашей создалась интересная ситуация. С одной стороны, он почти на двести лет старше вас, а с другой, если оценивать по возможному сроку жизни каждого из вас, ­- значительно моложе.
   - На двести лет старше! - ошеломлённо прошептала Света. - Значит он уже...
   - Да, - догадался Никандр Фролович, - один раз он уже был женат. И, кстати, первой его женой была Клайрон.
   - Саша женат! - в ужасе сказала Света.- Почему же он скрыл от меня это? - и закрыла лицо ладонями.
   - Вы меня не поняли, - огорчился Никандр Фролович. - БЫЛ женат! Они уже лет десять-пятнадцать как расстались.
   - Нет, нет, - отчаянно произнесла Светлана. - Он женат, женат!
   - Ну что ты будешь делать?! - сокрушённо развёл руками Никандр Фролович. - Вот дёрнул чёрт за язык!
   В комнату вошла женщина, одетая, как и все здесь, в комбинезон. Она обменялась вмыслями с Никандром Фроловичем, и он вслух попросил:
   - Памела! Ну хоть ты ей объясни!
   Памела подошла к креслу, в котором сидела Светлана, присела на подлокотник, ласково обняла безутешно плачущую девушку и привлекла её к себе. Светлана потихоньку успокоилась.
   - Перегрузил ты её, - упрекнула Памела мужа. - Она и так сегодня насмотрелась, а тут ещё ты всё ab ovo рассказал. Девочка моя, - мягко обратилась она к Светлане, - вытри слёзы и выслушай меня.
   - Я домой хочу, - жалобно сказала Светлана, поднимая заплаканное лицо.
   - Твоё желание - закон. И, если ты настаиваешь, переброску можно осуществит немедленно. Но сначала выслушай меня. Во-первых, там у вас сейчас поздний вечер, лучше до утра подождать. И, во-вторых. Ты очутилась в иной цивилизации. Не просто переехала в другую страну: Англию, Францию, - а в иную цивилизацию. У нас с вами очень разные взгляды на то, что можно и что нельзя. То, например, о чём у вас и думать считается непристойным, у нас свободно может обсуждаться. Я не буду приводить примеры, чтобы уж совсем не шокировать тебя. Ты сама ещё не раз с этим столкнёшься. Поживёшь у нас и увидишь.
   - Нет, нет, я не смогу у вас жить!
   - Послушай меня, - продолжала Памела. - Ты ведь любишь Сашу? По-настоящему любишь?
   - Да, - отрешённо кивнула Светлана. - Теперь я умру.
   - Это совершенно лишнее. Раз у вас с Сашей так получилось, то придётся вам обоим много чем поступиться, пересмотреть свои взгляды. Взгляды - это к тебе, в основном, относится, раз вы будете жить у нас. Не перебивай. Саша тебя сюда привёз, значит знал, что ты сможешь жить у нас, я доверяю его интуиции. Всё утрясётся.
   Светлана опять затрясла головой. Памела продолжила:
   - Ну, хотя бы до утра подожди. Тебе ведь надо с Сашей повидаться?
   - Да, обязательно! Я ему скажу, - решительно сказала Светлана и растерянно закончила. - Я не знаю, что ему скажу.
   - Мне думается, - проговорила Памела, - что ты скажешь совсем не то, что сейчас собираешься. А теперь пошли спать. Ты устала. Я тебя провожу.
   Когда Памела устраивалась в кровати рядом с Никандром, он сказал:
   - Тяжело придётся Сашке. Она же из Викторианской эпохи. Ж-жуткие взгляды!
   - Ничего, - возразила Памела, - утрясётся. И потом, женщины ради своих любимых способны на очень многое, гораздо больше, чем мужчины. Не даром Ирка осталась со своим мужем там. А Светлана просто устала. Завтра, рядом с Сашей, она на всё будет смотреть другими глазами.
  
   Комната, куда привели Светлану, имела форму сильно вытянутого прямоугольника. Вдоль одной из стен стояло что-то, что, по-видимому, называлось кроватью. Рядом находилось кресло с брошенной на спинку, как поняла Светлана, ночной рубашкой. Остальная обстановка в комнате отсутствовала. Светлана немного посидела на краешке кровати, разделась и натянула на себя рубашку. И вдруг девушка поняла, что рубашка полупрозрачная. Светлана зажмурила глаза от стыда. Но любопытство пересилило, и ей стало интересно, а как же она выглядит в этой бесстыдной одежде, наверное, продажных женщин. Светлана покрутила головой в поисках зеркала. Противоположная стена как будто прочитала её мысли и стала зеркальной. Светлана встала. Её сердечко колотилось как сумасшедшее, жаркая краска бросилась в лицо. И всё же она не могла отвести взгляда. Впервые в своей жизни она с таким бесстыдством рассматривала свою наготу. Это чувство доставляло ей сладкое, отчасти болезненное, удовлетворение. Светлана немного успокоилась и интуитивно поняла, что она красивая, может быть, очень красивая. Вдруг она спохватилась: "Господи! Стыд-то какой!" - и нырнула в кровать. Свет в комнате померк.
   Утром что-то стало мешать Светлане спать. Она начала медленно просыпаться. И ещё во сне вспомнила, что её сегодня ожидает что-то замечательно хорошее и что-то очень плохое. Он нежно дул ей в лицо. Светлана обвила его шею руками и осыпала поцелуями:
   - Сашенька, родной, любимый...
   Он крепко обнял её. Светлана села, чуть отстранила его от себя, и не могла насмотреться. Саша скользнул по ней взглядом сверху вниз. Она вспомнила, что фактически голая, ойкнула, нырнула обратно в постель, натянула одеяло до подбородка и густо покраснела.
   - Ты что? - удивился Саша.
   - Я же голая в этой рубашке, - сказала Светлана. - И потом, мужчина у постели женщины!
   - Ну и что? Подумаешь. У нас, кстати, муж и жена обычно спят всегда вместе. Ты меня, когда мы поженимся, и в постель, что ли, не пустишь?
   - Саша, - взмолилась Светлана, - ну какие же ты вещи говоришь!
   - Тьфу! - наконец дошло до него.- Я уже совсем на нас переключился. Прости, пожалуйста.
   Светлана немного помолчала и вдруг спросила:
   - А я тебе понравилась?
   - Угу, - кивнул Платонов, - очень.
   Она убрала в стороны руки с одеяла и разрешила:
   - Можешь ещё посмотреть.
   - Потом, Света.
   Она повторила:
   - Можешь ещё посмотреть.
   Саша снял с неё одеяло до пояса, положил ей голову на грудь и услышал, как гулко бьётся её сердечко. Светлана обеими руками обхватила его и прижала к себе.
   - Саша, - жарко зашептала она, - я, наверное, развратная женщина. Мне ни капельки не стыдно.
   - Глупая, - негромко рассмеялся Платонов. - Ты просто любящая. Разве можно стыдиться любимого человека? Это ведь почти что ты сам.
   Он поднял голову и поцеловал Свету. Потом он встал и сказал:
   - Я отлучусь минут на тридцать. Ты пока одевайся. Вот, я принёс: комбинезон, платье по вашей моде, платье по нашей моде. Выбирай сама. Да, ещё. Нижнее бельё у нас такое не носят и поэтому, если выберешь наше платье, вот тут вместо корсета и штанов трусики и лифчик. Дальше. Здесь почти всем управляют мысленно. Ты пока не обучена. Поэтому, когда захочется помыться и сходить в туалет, приложи вот здесь ладонь к стене. Откроется проход, слева - ванная, справа - туалет. В ванной краны, с ними ты знакома. Красный цвет - горячая вода, синий - холодная. Они перемешиваются, температуру отрегулируешь по вкусу. Там ещё кнопка есть, нажмёшь - включится душ, ещё раз нажмёшь - выключится. В туалете несколько иначе, чем у вас, но всё очень функционально, разберёшься. Короче, смелее экспериментируй.
   - Сашка! - воскликнула Светлана. - вы жуткие люди. Ну как может мужчине говорить такие вещи: нижнее бельё, туалет.
   Платонов удивился:
   - Ну, а кто, кроме меня скажет, если я здесь один? И потом, оттого, что я промолчу, оно же не исчезнет.
   Он вышел
   С утренним туалетом Светлана справилась довольно уверенно и признала, что все необычные удобства весьма приятны. Зеркальные стены в ванной её уже не шокировали, и, принимая душ, она с интересом знакомилась со своим телом. Она долго выбирала одежду. Комбинезон Светлана сразу с негодованием отвергла: одежда, плотно облегающая тело, как бы специально подчёркивая его особенности, не только для женщины, но и для мужчины совершенно неприемлема. А с выбором платья Светлана помучилась. Своё оно хорошо знала и поэтому даже не рассматривала его, так, чуть приподняла его, подержала секунду в руке и положила обратно. Современное платье она долго изучала. Она прикладывала его к себе, не решаясь надеть, и пыталась представить, как будет в нём выглядеть. Вообще-то, летнее платье почти устраивало Светлану. Тёмно-зелёный цвет шёл к её чёрным волосам, в меру открытая шея, короткие рукава. Но длина платья! Оно заканчивалось сантиметра на три выше колена. Ужас! Выставить всем на обозрение свои голые ноги - это невозможно! Но Светлане было до смерти любопытно, хотя она и боялась себе в этом сознаться, примерить на себя новое нижнее бельё. Она долго пребывала в задумчивости и наконец решила: "Только примерю, а потом сниму и оденусь обычно". Уже бюстгальтер привёл её в замешательство: у него не было ни застёжек, ни лямок. Но, когда Светлана приставила его к себе, он, казалось, прирос к нужному месту. Светлана глянула на себя в зеркало и подумала: "Какой разврат!" - грудь осталась фактически открытой. Но, сделав первый шаг, уже никак не удержаться от следующего. Трусики, иначе она и не могла их назвать - для панталонов и просто трусов они были слишком малы, - повергли Светлану в шок. Надев их, она убедилась, что они закрывают самый минимум миниморум - собственно, две верёвочки с узким вытянутым треугольником. Кошмар! Ужас! Она подумала надеть панталоны из своего века, но поняла, что они под современным платьем будут просто выпирать из-под него. Вздохнув, Светлана надела платье, и осмотрела себя в зеркальной стене. И твёрдо решила, что в этом наряде никому не покажется на глаза. Ладно бы только его длина. В конце концов, голые ноги ещё, наверное, можно как-нибудь пережить. Но платье было сшито так, что совершенно излишне, по мнению Светланы, подчёркивало женственность фигуры. Особенно смутило девушку то, что тонкая материя плотно облегала грудь, не скрывая, а подчёркивая. И в то же время Светлана не могла не признать, что платье ей очень к лицу. Наверное, вот так и должна выглядеть любая женщина. Она поняла, что ей очень хочется показаться в таком виде Саше. Она села в кресло и решительно подумала: "Бог накажет меня за грехи! Ну и пусть!"
   Раздался стук в дверь. Получив разрешение, вошёл Платонов. Светлана поднялась с кресла и в смущении взглянула на него. Саша смотрел на неё восхищёнными глазами.
   - Я и не ожидал такого эффекта! - воскликнул он. - Ты прекрасна! Мне придётся приложить немало усилий, чтобы не потерять тебя.
   - Почему? - не поняла Светлана.
   - Отбить могут, - пояснил Саша.
   - Это невозможно! - твёрдо сказала Светлана.
   Платонов усомнился:
   - Как сказать. Там, у вас, мне не трудно было изображать сверхчеловека. А здесь, у нас, все такие, и даже более того.
   - Нет, Саша. Наверное, когда-то очень давно для меня было важным, чтобы ты оказался самым сильным, самым умным, самым смелым... Мне и сейчас этого хочется, но это уже не так важно. Я люблю тебя. И никто не сможет заставить разлюбить тебя, только убив разве. Вы, наверное, умеете влезать в душу человека, но и тогда вы можете поломать там всё. Кроме моей любви к тебе!
   Саша подошёл и обнял её. Она шепнула:
   - Я тебе нравлюсь в этом платье?
   - Очень, - ответил он. - Ты вообще молодец, раз решила сразу привыкать к нашей одежде.
   - Это только для тебя-я, - протянула она. - На людях я не сумею так показаться. Это же неприлично. Все глазеть будут.
   - Будут, - согласно кивнул Платонов. - Но не потому, что неприлично. Ты попробуй. Поверь, Памела выбрала самое целомудренное из того, что у нас есть. У нас гораздо меньше моральных запретов, чем у вас. Ты только не смущайся. Например, чувственная любовь у вас осуждается, считается грязной. Ну, а о том, чтобы женщине получать при интимном контакте с мужчиной, и речи нет. Сам половой акт рассматривается как крайне неприятный довесок, необходимый для продолжения рода. У нас взгляды на это шире и, как мне кажется, правильнее. У нас придерживаются принципа, что всё естественное - прекрасно. Когда два любящих человека открывают себя друг другу, доверяют своё самое дорогое, что может быть прекраснее этого? Конечно, никто не выставляет напоказ свои интимные отношения, но и не стесняется их. Ну что плохого в том, что мне доставляет удовольствие целовать тебя, обнимать, ласкать? Все, и ты в первую очередь, посчитала бы меня душевнобольным, если бы я испытывал от этого отвращение.
   - Ты, наверное, прав, - прошептала Светлана, ещё крепче прижимаясь к нему. - Но мне трудно так сразу отказаться от всего, чему меня учили.
   - Безусловно, - кивнул Платонов. - И не просто, и не сразу, и не от всего.
   - Я не уверена, что смогу здесь жить. Всё у вас необычно. Даже окон в доме нет.
   Платонов рассмеялся:
   - Так мы же не на Земле.
   - А где?
   - На орбитальной станции "Хронопост-2". Мы в космосе, Света, за Гадесом. Это самая дальняя от Солнца планета.
   Глаза у Светланы округлились:
   - В космосе? А можно посмотреть, что там снаружи?
   - Да, пожалуйста, - ответил Платонов.
   Малая стена в комнате потемнела, и Светлана отшатнулась от распахнувшейся чёрной бездны. Крепко вцепившись в Сашу, девушка долго рассматривала открывшуюся картину, далёкие голубые звёзды, поочерёдно закрываемые видневшимися в окно частями орбитальной станции.
   - Закрой, Саша, страшно, - попросила Светлана и, когда стена приобрела привычный вид, спросила. - А что мы будем делать?
   - Завтракать, - бодро ответил Саша.
   Из центра пола вырос квадратный стол и два кресла по его противоположным сторонам. Светлана и Саша уселись напротив друг друга. Саша протянул Светлане большой скользкий лист:
   - Выбирай. Рекомендую ограничиться пока знакомыми блюдами, а об экзотике я сам позабочусь. На десерт он припас ей личи. Как по мановению волшебной палочки на столе из ничего возникла яичница с ветчиной для Светы, ростбиф для Саши, две чашечки фруктов и фрукты. За едой беседа продолжалась.
   - Хорошо, - согласилась Света, - я попробую в таком виде выйти на люди. Только мне будет очень неуютно.
   Платонов предупредил её:
   - Главное, помни, что в этом платье ты просто обворожительна и попытайся не смущаться. И ещё об одном, Света. Ты в любой момент имеешь право вернуться к себе. Но при этом тебе придётся сделать частичную амнезию. Ты забудешь всё, что относится к нашей цивилизации. Сама понимаешь, с этим знанием ты не сможешь жить там.
   - Я тебя забуду? - испугалась Светлана.
   Платонов улыбнулся:
   - Нет. Ты же сама говорила, что это возможно только с твоей смертью. Есть такие вещи, мне бы очень хотелось, чтобы и я в твоей душе принадлежал к их числу, которые можно только заблокировать, но они всё равно прорвутся наружу рано или поздно. Или их можно уничтожить, но только вместе с личностью человека.
   - А ты со мной там будешь жить?
   - Да.
   - И умрёшь вместе со мной?
   Платонов пожал плечами:
   - Это, в общем-то, не обязательно, но, как показывает практика, случается всегда.
   - То есть, - ужаснулась Светлана, - я украду у тебя несколько тысяч лет жизни?!
   - Но ты об этом знать не будешь.
   Светлана тряхнула головой:
   - Достаточно, что я сейчас знаю. Я всегда буду помнить. Очень веский аргумент.
   Саша чуть улыбнулся, услышав из её уст непривычные для неё слова. Светлана, не обратив внимания на его улыбку, продолжала:
   - Но, Саша, что же я здесь буду делать? Я же ничего не знаю и ничего не умею.
   - Вот это, пожалуй, самое простое. Тебе проведут курс церебрального инъектирования, то есть прямо в мозг введут знания, и останется лишь научиться пользоваться ими. Это, конечно, сложнее, но ничего страшного. У нас только один принцип выбора человеком своих занятий - сугубая добровольность. Одним из условий получения удовлетворения от своей деятельности, обычно, является её положительная оценка окружающими. Поэтому всякий труд, приносящий радость, почти всегда полезен для общества. Общество, которое может позволить себе свободный выбор индивидуумом рода занятий - пусть даже этот выбор затянется на несколько столетий - и при этом обеспечивает равное со всеми удовлетворение индивидуумом своих потребностей - такое общество в итоге всегда остаётся в выигрыше. Я, кстати, уже провёл тебе сегодня утром, пока ты ещё спала, небольшую цереброинъекцию. Прости, что без твоего разрешения. Твоя и наша речь отличаются. И я тебе внедрил в мозг структуры нашего языка и словарный запас. Ты, по-видимому, обратила внимание, что употребляешь незнакомые или малознакомые ранее слова.
   - Да, - согласилась Светлана, - обратила и несколько недоумевала. Саша, а если мы поженимся и проживём вместе всю жизнь, то ты тоже умрёшь вместе со мной?
   - У-й! - поморщился Платонов. - Это у нас Фролыч такой озабоченный. Переживает, что Памелу раньше времени в гроб сгонит. Фролыч из ваших самый старший, но всё равно его проблема носит пока только чисто гипотетический характер. Ну, не выключили у вас программу старения, а только растянули её. Когда надо будет, займутся этой задачей и выключат. И не станет в этом смысле никаких отличий между тобой и мной. Кстати, я краем уха слышал, что кто-то уже заинтересовался ею. Думаю, через годик-другой всё образуется.
   - А у меня уже переделали программу?
   - Нет. Вот, когда ты твёрдо решишь здесь остаться, тогда и переделают.
   - Я уже почти решила.
   - Ты не торопись. Давай, посмотришь, как мы на Земле живём.
   - Нет. Уже решила. Пусть Бог меня накажет за грехи, но я, если для того, чтобы быть с тобой, надо вообще голой ходить, и на это соглашусь.
   Платонов улыбнулся:
   - Последнее лишнее.
   - Саша, - спросила Светлана, - мне можно будет выбрать работу, чтобы быть рядом с тобой?
   - Конечно. Нет ничего проще. Я работаю в ИКИ испытателем. Станешь, если пожелаешь моим напарником. Как стрэггеру мне негде пока приложить свои усилия. Да и стрэггер я ещё тот, третьей, низшей категории, - он вздохнул. - Вот, Ирка Клайрон, та высшей категории... была... одна из двух.
   Света помрачнела. Платонов понял её состояние и взял за руку:
   - Света, ты не передумала выйти за меня замуж?
   - Нет, - сказала она. - Если ты не против.
   - Я очень даже за. И побыстрее, а то, сколько можно ждать, да откладывать? Нам придётся осуществит бракосочетание два раза. У нас это предельно просто. Необходимо только наше обоюдное желание и решение: мы с тобой с этого момента муж и жена. И для проформы послать сообщение в информаторий. Ну, а позднее мы прибудем к вам и повенчаемся.
   Светлана вспомнила:
   - Саша, если мы будем жить здесь, как же мы об этом маме скажем?
   - Ей совсем нет нужды это говорить. Мы с тобой повенчаемся и, например, уедем жить за границу, в какое-нибудь уединённое место. Будем переписываться и изредка навещать её. Найдутся люди, обязательно, которые передадут твоей матушке от нас личные приветы. Если ей вздумается погостить у нас, пожалуйста, место подготовят, и мы тоже туда наведаемся.
   - А мне что, в таких случаях амнезию делать будут?
   - Да ни в коем случае! - испугался Саша. - Не дай бог! Поехали, Света, на Землю, к мои родителям. Посмотришь, как мы живём.
   - Долго добираться до Земли?
   - Одно мгновение. Нуль-транспортировака.
   Они встали. Светлана подошла к Платонову, обняла его и крепко прижалась:
   - Саша, если ты не против, то... давай здесь поженимся, - и испугалась. - Я совсем бесстыдница, предлагаю мужчине жениться на мне.
   Платонов посмотрел ей в глаза:
   - Ты твёрдо решила? Так я посылаю сообщение в информаторий? Ты мою фамилию возьмёшь или свою оставишь?
   Светлана изумилась:
   - А разве можно свою оставить?
   Саша утвердительно кивнул.
   Нет, - не согласилась девушка, - нельзя.
   - Ну всё, теперь ты тут зарегистрирована как Светлана Николаевна Платонова.
   Светлана подняла голову, зрачки её расширились, и она проговорила:
   - Саша, я боюсь.
   Платонов удивился:
   - Чего?
   - Ну, вот этого вот, вот того, про то, что ты говорил.
   Саша с некоторой задержкой догадался:
   - А-а! Это не к спеху. Штука, безусловно, приятная и необходимая, но не самая главная. Обождёт.
   - А ты не обидишься?
   - Глупенькая, - засмеялся Саша, - да за что же?
   Они немного постояли, затем Светлана спросила:
   - Саша, а тебе сильно нагорит за то, что вы с Разумовской у нас сделали? Меня Никандр Фролович предупреждал.
   Платонов поморщидся:
   - Да, вломят. Сегодня уже первую клизму с патефонными иголками получил. Только запомни, Света, не мы с Разумовской сделали, а я один. Один! Она, если и принимала самое маленькое участие, то даже против своей воли. Запомни хорошо. Ирку могут выдернуть от вас, чтобы, не дай бог, не повторилось что-нибудь подобное. Запомни!... Ну что, отправляемся?
   - Как, прямо отсюда? - удивилась Светлана.
   - Ага, - ответил Платонов и хлопнул себя по лбу. - Тьфу! Совсем забыл! Мне же переодеться надо.
   Он расстегнул комбинезон и принялся стаскивать его. Обнажившись до пояса, Саша обнаружил, что Светлана, не мигая, пристально смотрит на него. Платонов смутился и попросил:
   - Слушай, отвернись, набрался я у вас ваших взглядов.
   Светлана удовлетворённо улыбнулась и повернулась к нему спиной.
  
   Они вышли из кабины нуль-связи. Саша был одет в шорты и рубашку с коротким рукавом. К его удивлению, этот наряд не смутил Светлану. Саша взял её за руку и повёл по дорожке сквозь сосновый лес, истекающий в жару смолистым запахом.
   - Мы находимся, - пояснил Саша, - километров на сто севернее Санкт -Петербурга. В ходе технического развития города сильно разрослись. Мы так загадили своей промышленностью Землю, что чуть-чуть не окочурились. В самый последний миг спохватились: да что же это мы делаем?! Ещё бы год-другой и наша цивилизация приказала бы долго жить. Около пятисот лет шло возрождение Земли, так её изуродовали. Но и сейчас нет-нет, да и скажутся те страшные года. То дадут о себе знать ненайденные захоронения ядовитых веществ, то обнаружатся отходы ядерной промышленности. Я читал, как предки моих предков последними словами кляли своих предков, разгребая всё это дерьмо!
   Светлана вздрогнула.
   - Извини, - продолжал Платонов. - В конце концов, всё промышленное производство вынесли за пределы Земли, в космос. Но, учитывая печальный опыт, организовали её по абсолютно безотходному принципу - каждый атом идёт в дело. По мере развития коммуникационных возможностей надобность в городах отпала. Люди расселились по планете, кто где хочет. Каждый может в любой момент оказаться в том месте Солнечной системы вплоть до орбиты Плутона, где он пожелает. Но города, не все, конечно, а выдающиеся, сохранили в качестве музеев-заповедников. Несмотря на нуль-связь, несколько магнито-динамических опоясывют земной шар. Оставлены они для удовольствия - интересно просто не спеша ехать и глазеть по сторонам. Я предупрежу твой вопрос. А зачем же нам космические корабли, если существует нуль-связь? Человек самостоятельно без вспомогательной аппаратуры может осуществить нуль-переход на расстояние до одного километра. Приёмно-передающая аппаратура позволяет перебрасывать любые массы, конечно, разумные, если не ошибаюсь, верхний предел где-то пятьсот мегатонн, так вот, позволяет перебрасывать на расстояние приблизительно как от Солнца до Плутона. На большие пока невозможно - потребное количество при больших расстояниях растёт по экспоненциальному закону. Например, когда расстояние между "Хронопостом-2" и Землёй становится максимальным, переброску осуществляют в два этапа по цепочке. К примеру: "Хронопост-2" - Уран - Земля. Сам нуль-переход всё-таки не мгновенен, и по причинам технического характера задержка на промежуточной станции составляет чуть больше пяти секунд. Если подобным образом, через промежуточные станции, добираться до ближайшей звезды, Проксимы Центавры, то потребуется около восьми часов. А стандартный пассажирский крейсер класса "Паскаль" с нефорсированным инверторно-метрическим двигателем делает то же самое за шесть часов. Я уж не говорю о фрегатах дальних разведчиков.
   - Ага, - довольно кивнула Светлана, - потому что и двигатели у них форсированные, да ещё стоят ускорительные квази-магнитные плети.
   Саша от изумления встал как вкопанный:
   - А ты откуда знаешь? - и догадался. - А-а, это тебя наша заботливая автоматика обучать начала.
   - Саша, а у меня в программу старения уже внесены изменения?
   - Сейчас проверим, - ответил Платонов, вспомнил про "клеща", запущенного Светлане Разумовской, приложил кончики пальцев к левой ключице девушки, проанализировал генетический код, заодно извлёк "насекомое" и сказал. - Да, уже всё. Иначе и быть не могло - ты стала полноправным членом нашего общества.
   Светлана посмотрела на свои голые ноги и вздохнула:
   - Ещё не стала.
   - Света, мою маму зовут Марина Владимировна, папу - Василий Ильич. Но у нас принято обращаться друг к другу по имени и, в общем-то, на "ты". К старшим, конечно, можно и на "вы". Так что, не обижайся, что тебе все будут "тыкать".
   - Это я уже поняла.
   - И ещё, - продолжал Саша. - У нас связь между родителями и детьми не такая тесная, как у вас. Обычно она продолжается до возраста ребёнка лет восемнадцать-девятнадцать, а потом постепенно сходит на нет. Это, наверное, естественно при длительности брака лет сто и, скажем, пяти-десяти детях. Да и потом, родители расходятся. К этому привыкли. Я, например, с Ирой имел троих детей. Немного, но мы всё-таки в космосе работали, там своя специфика. Я уж и не знаю, какой я там пра- пра- и так далее дедушка. Но я у своих родителей - последний. Нас всего двое у них: я и мой старший брат Виктор. Понимаешь, мои родители уже старенькие. Ты не удивляйся, когда увидишь их. Они выглядят на ваши лет шестьдесят. Поэтому мы с Витей не забываем их. Мы нужны им, последние всё-таки. Они хорошие.
  
   За разговором Светлана и Саша приблизились к одноэтажному бревенчатому дому, стоящему на обширной солнечной поляне. На крыльцо вышла пожилая женщина, заметила парочку и крикнула:
   - Вася! Саша приехал!
   Она быстро спустилась вниз и расцеловала сына:
   - Ну, наконец-то!
   Саша обнялся с отцом, затем обернулся:
   - Знакомьтесь. Моя жена Светлана.
   Марина Владимировна взяла девушку за локти и, откинув голову, рассматривая Свету снизу вверх, удовлетворённо констатировала:
   - Красавица!
   - Она от Соседей, - предупредил Саша.
   - Да уж наслышаны, - проворчал отец. - Ну, и начудил ты там!
   Саша сконфуженно пожал плечами:
   - Так вышло.
   - Совсем ты ещё ребёнок, - заметила мать и пригласила. - Ну что же мы так стоим? Пошли в дом.
   Расселись за столом. Марина Владимировна расставила чашки, а Василий Ильич подал самовар.
   - Отведайте чайку. Сам заваривал, не какая-нибудь автоматика.
   Родители подробно расспрашивали сына о его жизни, крепко ругали за непонятные Свете поступки.
   - Ну, погоди! - пообещал отец. - Я уж поговорю с тобой один на один.
   Светлана как-то сразу почувствовала себя хорошо и уютно рядом с этими умудрёнными жизнью людьми. Даже голые ноги перестали её смущать
   Неожиданно дверь отворилась, и в комнату вошёл мужчина, очень похожий на Сашу, но совершенный брюнет.
   - Витя! - радостно воскликнул Платонов. - Здорово, брат!
   Они пожали друг другу руки.
   - Как узнал, что ты здесь, так сразу помчался, - сказал Виктор. - Мы с тобой года три не виделись.
   - Да, - согласился Платонов. - А где Галя?
   Виктор слегка помрачнел:
   - Творческий экстаз у неё. Что-то совершенно необычное придумывает.
   Он посмотрел на Светлану. Та смутилась и поглубже засунула ноги под стол. Саша пояснил:
   - Моя жена Светлана.
   Виктор внимательно присмотрелся к ней и сказал:
   - Не наша. Точно не наша!
   Светлана окончательно засмущалась и покраснела.
   - Да не красней ты, - пробасил Виктор.
   - А как вы... ты узнал? - спросила Светлана.
   - Да вы какие-то другие. К вам почему-то у наших душа расположена. А Галя - это моя жена. Она кулинар и сейчас придумывает что-то совершенно сногсшибательное. Творческая работа. Только, боюсь, как бы не в буквальном смысле сногсшибательное. Ну, ладно, я обратно, я ведь на минутку заскочил.
   - Ну пообедай хоть с нами, - попросила Марина Владимировна.
   - Нет, мама. Завтра. Обязательно. А сегодня мне Галку кормить надо, а то без меня умрёт с голоду. Сапожник без сапог!
   И он также неожиданно, как вошёл, удалился. Светлана с весёлым удивлением взирала на столь стремительное превращение, затем спросила:
   - А где он живёт?
   - В Канаде, - ответил отец.
   После обеда все немного посидели на улице рядом с домом, и, когда жара стала уже совершенно невыносимой, Саша предложил:
   - Света, пойдём, искупаемся. Тут море в десяти минутах ходьбы.
   Она кивнула. Саша закинул за плечо небольшую сумку, и они отправились к морю.
   Широкий песчаный пляж был почти пустынен. Лишь вдалеке виднелись несколько человеческих фигур. Из-за пригорка приподнялась мокрая женская голова и воскликнула:
   - Сашка! И ты здесь!
   Саша как-то по особенному радостно улыбнулся. Женщина подошла к ним.
   - Точно ты. Вот здорово!
   Светлана пришла в полное смятение и не знала, куда деть глаза. Женщина стояла совершенно голая, но, казалось, что ни её, ни Сашу это совершенно не смущает. Саша представил женщину Светлане, Светлану - ей, и спросил:
   - А Иван тоже здесь?
   - Да. Купается. Я побегу, потороплю его, а то он ещё час полоскаться будет.
   Саша объяснил Светлане:
   - У меня есть три друга: Ирка Клайрон и, вот, Инга и Иван Белозёровы. Уникальная пара. Больше четырёхсот лет вместе живут. А ведь оба наши.
   - Саша, - испуганно спросила Светлана, - а вы всегда голыми купаетесь и загораете?
   - Да, и, поверь, это считается в порядке вещей.
   - А мне тоже совсем раздеваться? - окончательно растерялась Светлана.
   - Да нет, что ты! Как хочешь. Я тебе купальник взял, иди переоденься. У нас не все голышом загорают, так что, ты никого не смутишь купальником.
   Саша протянул ей две тряпочки. Светлана потерянно кивнула, взяла их и пошла к указанным кустам. Саша подумал и тоже переоделся в плавки.
   Светлана вернулась и, как деревянная, уселась на расстеленное покрывало. Пришла Инга с мужем. Они разлеглись напротив Светланы и Саши. Потёк ленивый разговор, крутившийся, в основном, вокруг того невероятного совпадения, что они все оказались в одном месте. Саша с интересом расспрашивал друзей об их работе, куда летали, по каким заданиям. Чем занимался всё это время Саша и так было ясно. Светлана по-прежнему сидела неподвижно, боясь хоть краем глаза взглянуть на обнажённого Ивана, и молчала. Инга переглянулась с Иваном и протянула девушке плед:
   - Света, ты ещё не привыкла много находиться на солнце, можешь сгореть. Вот, накройся.
   Светлана с благодарностью взглянула на Ингу и закуталась с ного до головы.
   - Пойдём, Саша, искупаемся, - предложил Иван.
   Платонов удивился:
   - Ты же только что из воды.
   - Пойдём, пойдём.
   Иван взял Сашу под левую руку, Инга - под правую, и они повели его к морю. Не доходя метров десять до воды, Иван сделал большой шаг и повернулся лицом к Платонову, преграждая ему путь.
   - Ну, что будем делать с этим типом? - спросил Иван у жены.
   Инга зло ответила:
   - Морду ему набьём!
   - Но-но! - предупредил Саша. - Я всё-таки какой-никакой, но стрэггер.
   - Ничего, - успокоил его Иван, - мы хоть и дальние разведчики, а тебя вдвоём ухайдакаем.
   - Да объясните, ребята, в чём дело? - взмолился Платонов. - Я что-то натворил, а что - ума не приложу.
   - Я тебя, Сашка, давно знаю, - объяснил Иван, - лет сто пятьдесят. У тебя, как и у всякого человека, есть и привлекательные черты, есть и не очень. Но я и не предполагал, что ты можешь быть таким жестоким.
   - Да ты что, Иван?!
   - Ты зачем, гад, своей жене раздеться приказал? - вскинулась Инга.
   - Да она же в купальнике, - изумился Саша.
   Иван констатировал:
   - Ты туп, как кормовая часть нашего "Дромадера".
   - Да для неё, что в купальнике, что без, - закричала Инга, - всё едино! Одинаково голая! И она уверена, что все на неё глазеют, изучают. Ты сам там всего два года прожил, а, вон, плавки-то надел, постеснялся голышом. А она оттуда! Ей в мини-юбке ходить, что по раскалённым углям ступать, а тем более, бикини. Ты что, забыл? Они годами привыкают к нашим морально-этическим установкам. Года-ами! А тут в первый же день. Она же в шоке! Бестолочь, ка-аз-зёл!!!
   - Господи! - ужаснулся Саша. - Я же действительно приказал. Я сказал: иди, переоденься. Даже не предложил ей, если хочет, остаться в платье. Убить меня мало!
   Он развернулся и быстро побежал обратно. Инга взглянула на Ивана:
   - Помогло.
   - Конечно, - философски согласился Иван. - Доброе слово и кольт сорок пятого калибра гораздо эффективнее, чем только доброе слово. А ты у меня не кольт, а прям штурмовой танк в боевом режиме.
   - Ка-ак дам! - воскликнула Инга и звонко радостно расхохоталась.
  
   Саша нагнулся к жене и прикоснулся к её плечу:
   - Света, пойдём обратно, мне здесь надоело.
   Светлана механически кивнула, встала, натянула поверх купальника платье и застыла. Саша быстро оделся, взял её под руку и повёл в лес. Светлана шла рядом с ним, безвольно понурившись. Саша присел на пригорок, усадил Свету себе на колени и робко обнял. Она обвила его руками, уткнулась в шею и крепко прижалась. Они долго молча сидели. Саша только тихонечко гладил её по волосам. Наконец, Светлана сказала:
   - Сашенька, ты не сердись, пожалуйста, я обязательно привыкну. Мне только сразу трудно.
   - Родная моя! - взвыл Платонов. - Прости меня. Я совершеннейший идиот! Конечно, привыкнешь. Но только не торопись. Ни в коем случае! Если что-то не хочешь делать - не делай! Ни за что! У тебя всё должно получиться по твоему желанию.
   Светлана ещё крепче прижалась к нему:
   - Давай, больше не будем об этом.
  
   Они вернулись к ужину. Светлану ожидала посылка от Инги. Светлана распаковала свёрток, прочла короткую записку и обернулась к Саше:
   - Инга пишет, чтобы я обязательно примерила это платье. Оно по самой последней моде.
   - Ну, если Инга пишет, - развёл руками Саша, - то точно, большей модницы я в жизни не видывал.
   Светлана ушла в дом переодеться и через несколько минут вернулась обратно. "Ах, какая молодец Инга!" - с благодарностью подумал Платонов, разглядывая Светлану в длинном элегантном платье до пят. А Марина Владимировна воскликнула:
   - Прелесть!
   Светлана преобразилась, шутила, заразительно смеялась. Совершенно очаровала Василия Ильича, и они с ним перемигивались и о чём-то шептались. Марина Владимировна радостно, а Саша облегчённо улыбались.
   Ужин затянулся. Светлана почувствовала, что устала. Синие тени легли вокруг её глаз. Марина Владимировна всё поняла и сказала:
   - У-у, поздно уже. Спать пора. Особенно тебе, девочка. У тебя, наверное, один из самых трудных дней в жизни. Сынок, проводи Светочку.
   Саша отвёл Светлану в приготовленную её комнату.
   - А ты где будешь спать? - поинтересовалась Светлана.
   - Как ты пожелаешь. Или, вот, на соседней кровати, или в комнате рядом.
   - Нет, я хочу, чтобы ты был здесь
   - Хорошо, - кивнул Саша. - Ты укладывайся, а я тем временем родителям спокойной ночи пожелаю.
   Он вышел.
   Перед прощанием мама сказала Саше:
   - Ты, сынок, не торопи Свету.
   - Конечно, мама, - согласился Платонов.
   - Она у тебя чудесная, - продолжала Марина Владимировна, - но ещё совершеннейший ребёнок, восторженная девочка. Береги её.
   Вернувшись, Саша обнаружил Светлану уже в кровати. Из-под одеяла высовывалась лишь её голова. Саша притушил свет и попросил:
   - Отвернись.
   Она повернулась на бок. Саша разделся и уже собирался лечь, как Светлана повернулась назад и окликнула его:
   - Саша...
   Он распрямился и выдержал её прямой изучающий взгляд.
   - Иди ко мне, - негромко произнесла она. - Иди, я тебя прошу. Только свет совсем погаси.
   Саша в темноте осторожно опустился на кровать рядом со Светой. Она глубоко вздохнула, как перед прыжком в холодную воду, откинула одеяло, накрыла мужа и прижалась к нему. Он понял её страхи: она, так же как и он, была полностью раздета.
   - Сашенька, - горячо зашептала она, - ты только не подумай, это по моему желанию. Я боюсь, конечно, но очень хочу по-настоящему стать твоей женой, - и жалобно закончила. - А я не умру от этого?
   Саша негромко рассмеялся:
   - От этого ещё никто не умирал.
   Он взял её раскрытую ладонь и принялся нежно целовать подушечки пальцев, медленно двигаясь вверх по руке: от пальцев к ладони, от ладони к запястью...
  
   Около месяца Саша знакомил Светлану со своей Землёй, и был очень рад, что его жене пришлась по душе эта планета. Спустя некоторое время, они вернулись к Светлане и повенчались. Воспользовавшись сроком, который необходимо выдержать до даты венчания, Платонов съездил в "своё" имение, продал аго Аристарху, а затем несколько дней гостил у Полуяновых. Расставание с Ириной Андреевной получилось тягостным. Владимир Викторович за день до того уехал по делам в Москву, и Ирка одна провожала Платонова. Все предыдущие дни в присутствии его она была весела и жизнерадостна, такая, какой её привык видеть Платонов. Но расставание оставило в душе Саши чувство тоскливого недоумения.
   Они уже стояли в прихожей. Ира взяла Сашу за руки и грустно сказала:
   - Ну вот, мы и прощаемся с тобой, Сашенька.
   - Да что ты, - возразил Платонов, - мы ещё не раз с тобой встретимся.
   - Да-да, конечно, - кивнула она ему, как маленькому ещё несмышлёному ребёнку.
   Ира взглянула ему в глаза и попросила:
   - Поцелуй меня.
   Саша обнял её, наклонился и понял, что это совсем не братский поцелуй. Ира оторвалась от него, и из глаз у неё покатились слёзы. Платонов окончательно смешался:
   - Ну что ты?
   - Нет, нет, уже ничего, - смахивая слёзы, ответила она. - Уже ничего. Береги Свету. Она у тебя очень хорошая. Будь счастлив!
   Светлане совсем не понравилось, что Саша перед свадьбой гостил у Разумовской, но ничем не выказала своего недовольства.
   После свадьбы, когда все утомительные хлопоты остались позади, Светлана в их спальне показала Саше на вторую кровать, до этого пустовавшую:
   - У нас не принято, чтобы муж и жена спали всю ночь вместе. Эта кровать для тебя.
   Саша недоумённо пожал плечами, но покорился. Уже засыпая, он услыщал над ухом сопение Светланы. Она ткнула его кулаком в бок и приказала:
   - Подвинься.
   Он отполз. Светлана пристроилась на его плече и вздохнула:
   - Не могу без тебя заснуть. Не могу, когда ты рядом, но не со мной.
   Пока они жили у Бехметьевых, Светлана много гуляла в одиночестве. Саша понял, что она прощается, и старался ей не мешать.
   Вернувшись к себе, они жили, как и предполагал Саша. Переписывались с Ольгой Алексеевной, изредка навещали её. Порадовали бабушку внуком и внучкой. При посещении Бехметьевой малышам, конечно, приходилось делать временную частичную блокаду памяти. Несколько раз Платонов мимоходом встречался с Ириной. И каждый раз под бок к нему неизменно пристраивалась Светлана. Ирина Андреевна производила впечатление радостной, беззаботной, всем удовлетворённой женщины. Но продолжительных бесед с Сашей с некоторым смущением избегала.
   Пока была жива Ольга Алексеевна, Платоновым пришлось ограничить свои перемещения Солнечной системой, дабы избежать возможных осложнений - вдруг Ольга Алексеевна пригласит их к себе или вздумает навестить внуков, "проживающих" в Испании. Поэтому Светлана и Саша длительное время работали простыми диспетчерами Центра дальних полётов.
   Ольга Алексеевна скончалась в возрасте семидесяти двух лет. После её смерти Платоновы побывали у соседей всего два раза. Первый раз они отправились туду после сообщения Ирины Андреевны о похоронах Владимира Викторовича Полуянова. Даже, если бы Ира не сообщила об этом, Саше всё равно передали бы, и он обязательно навестил бы вдову. Платоновых в начале двадцатого века уже никто и не помнил, поэтому они не стали менять свою внешность и не опасались шокировать окружающих вечной молодостью.
   После окончания всех тягостных обрядовых процедур, связанных со смертью, Полуянова попросила Светлану и Сашу уделить ей некоторое время. Она провела их в обширную полутёмную комнату. Сама уселась в громоздкое кресло, как шиш торчащее посередине, а Платоновым указала на кушетку напротив. Ирина Андреевна долго сидела молча, неподвижно уставившись в одну точку. Платоновы не решались нарушить затянувшееся тягостное молчание. Саша с трудом находил в этой костлявой сухопарой старушке с трясущимися руками и слезящимися глазами черты прежней Ирки.
   Полуянова подняла глаза:
   - Что? Не похожа на Ирку Клайрон, стрэггера высшей категории?
   - Почти нет, - признался Саша. - Ирина Андреевна, а почему бы...
   - Ну вот, - проворчала старуха, - уже и Ирина Андреевна.
   - Ирина, - продолжал Платонов, - почему бы тебе теперь, после смерти Владимира Викторовича, не вернуться к нам? Со старостью твоей, сама знаешь, разделаться - раз плюнуть. А?
   Ирина Андреевна посмотрела на него тяжёлым взглядом, вздохнула и сказала:
   - Ни к чему это, Саша. Давно надо было с этим кончать. Но надежда умирает последней, а теперь и её уже нет.
   Саша, в нарушение всех этических норм, вступая на путь примитивной уголовщины, попытался внедриться ей в мозг, заблокировать её и силой увезти отсюда, надеясь, что у себя как-нибудь разберутся, но получил сокрушительный отпор. Ирина Андреевна погрозила ему пальцем:
   - Но-но! - встала. - Я вот для чего вас позвала. Скоро я умру, похороните меня, пожалуйста, здесь, и сами.
   - Хорошо, - мрачно кивнул Платонов и тоже встал.
   Светлана поднялась и с глазами, полными слёз, подошла к старухе:
   - Ирина Андреевна, родная моя, простите меня ради Бога! Простите.
   Полуянова улыбнулась:
   - Ну что ты, девочка! Не кори себя. Может, тебе это будет неприятно слышать, но, если бы всё упиралось лишь в тебя, поверь, всё пошло бы иначе.
   Ирина Андреевна приблизилась к Саше, положила ему руки на плечи, и он почувствовал, как её мысль мягко ткнулась ему в мозг. Саша открыл барьер и вдруг вместо старухи увидел перед собой прежнюю Ирку Клайрон. В туго облегающем комбинезоне, с гривой золотисто-рыжих волос, она такая же уверенная и беззащитная, сильная и хрупкая, стояла рядом с ним. Голову она чуть повернула набок и косила на Сашу радостными отчаянными сумасшедшими от любви глазами. Ирка сказала:
   - Вот такой я хочу остаться в твоей памяти. Иди, Сашенька, не оборачивайся.
   Она развернула его и легонько толкнула ладошкой в спину.
  
   Ирина Андреевна умерла через два месяца. Саша, как и обещал, взял на себя все хлопоты по её похоронам. Стоя перед открытым гробом, он совершенно не узнавал в этой высохшей мумии своего друга. Мелкая снежная крупка падала на её мраморные щёки и с тихим шорохом скатывалась к изголовью. Когда уже был насыпан земляной холмик и оркестр грянул заключительный траурный марш, в душе Саши что-то прорвалось. Он заплакал, вначале тихонечко, а затем всё сильнее и сильнее. И никак не мог остановиться. Плакал он и, когда они со Светланой возвращались домой. Она положила его голову к себе на грудь и молча гладила.
  

Эпилог

   Светлана никогда не заводила разговор о Разумовской. И только много лет спустя, когда рана в Сашиной душе зарубцевалась, она вспомнила её. Саша сидел в кресле и изучал материалы последней экспедиции по поиску хроносов. Светлана подошла к Сашиному столу, взяла в руки голограмму Ирины Клайрон, покрутила немного и сказала, как бы продолжая недавно прерванный и неоконченный разговор:
   - Какая была женщина! Я таких людей больше никогда не встречала. Редкого благородства и самопожертвования.
   Саша оторвался от своего занятия:
   - Ты, кажется, особенно не жаловала её.
   - Не жаловала?! - воскликнула Светлана. - Да я её ненавидела! Я до умопомрачения ревновала тебя к ней!
   - К ней? - изумился Саша. - Но почему?
   - Саша, Саша, - со вздохом произнесла Светлана, - ты так ничего и не понял. Она же любила тебя. Как она тебя любила! Не знаю, я, наверное, так не смогу. Просто по своим человеческим качествам. Ты был для неё всем. Ей гораздо важнее было видеть тебя счастливым рядом со мной, чем, пусть и рядом с собой, но чуть менее счастливым. Твоё благополучие, счастье для неё было самым важным на свете.
   Саша потряс головой:
   - Ничего не понимаю. Из чего ты вывела такое заключение?
   Светлана вздохнула:
   - Я ведь, Сашенька, жутко ревнивая женщина. Я и сейчас, а уж тогда тем более, перехватывала каждый женский взгляд, брошенный на тебя. Помнишь, мы открывали бал? Разумовская, не отрываясь, смотрела только на тебя, а на лице у неё была написана страшная мука. Она уже тогда всё поняла. Пока меня не существовало рядом с тобой, для неё ещё оставалась какая-то надежда.
   - Почему же она сама от меня отдалилась? Почему замуж вышла?
   - Не знаю точно, Саша. Может быть, не хотела, чтобы ты рядом с ней мучился. А замуж вышла, чтобы с тобой не быть рядом, как-то объяснить для тебя безболезненно своё нежелание встречаться с тобой, чтобы сохранить твоё благополучие. Да, и, наверное, не хотела мучить влюблённого в неё человека. Не знаю. Но я бы так не смогла. Я бы дралась за тебя до последнего, до своей смерти.
   - Ну, хорошо. Если она сразу всё поняла, то зачем ещё столько лет сама терзалась? Она могла сразу всё решить. Сама знаешь, браки, подобные нашему, всегда продолжаются до смерти. У неё не было никакой надежды.
   - Нет, Саша, - возразила Светлана. - возразила Светлана. - У неё ещё оставалась маленькая надежда. Она всегда хорошо помнила про первую женитьбу Фролыча.
   - Всё равно не вяжется, - не согласился Саша. - Почему она тогда не подождала ещё, ну, лет двести, например. Наши внутренние браки обычно не длятся дольше.
   - Скорее всего, она поняла, что дальнейшее ожидание бессмысленно. Ты знаешь, когда мы приблизились к вашему критическому сроку, я несколько лет жила как на вулкане. Остро реагировала на каждое твоё слово, жест, страшась увидеть твоё охлаждение ко мне. И только то, что Ирина Андреевна в своё время пришла к выводу, что её надежды абсолютно беспочвенны, поддерживало меня. Она и мне помогла, Сашенька. Ради тебя, но мне.
   После некоторого раздумья Саша сказал:
   - Получается, что я собственными руками убил дорогого мне человека - со мной она могла жить до моей смерти. Страшно... Страшно не только это, а то, что для Ирки ситуация сложилась совершенно безнадёжная, для неё не существовало выхода, потому что для меня есть только одна женщина на свете - ты.
   - Это жизнь, Саша. Помнишь рассуждения Фролыча и твои о противоречии между потребностями отдельного индивидуума и цивилизации в целом: то, что для индивидуума благо, для цивилизации может быть губительно. Пока встречаются такие люди как Ирка Клайрон, цивилизации ничего не страшно.
   Саша тяжело вздохнул:
   - Мне от этого рассуждения не легче. Я всё-таки отдельный индивидуум.
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"