Аннотация: Этот рассказ стал первым в данной серии.
"УРОДИНА"
На разведчике "Дромадер" класса "Конвой" я направлялся к месту выполнения очередного задания. Предстояло около двух месяцев спокойного полета. Нас, дальних разведчиков, упрекают, что мы снимаем пенки. Резонно, спору нет. Но именно пенки, не более. Иногда, обнаружив нечто интересное, очень хочется остаться для дальнейшего изучения с поисковыми группами, а затем и научно-исследовательскими. Весьма редко, но подобное случается с кем-либо из нас. Однако уйти из дальних разведчиков не трудно, а вернуться обратно - проблема.
Работать мы предпочитаем поодиночке. Наверное, отчасти поэтому женщин среди нас мало - кто из девушек в лучшие свои годы согласится в одиночку мотаться по космосу? Но необходимо отметить, что некоторые задания женщины выполняют лучше мужчин. Объясняется это специфическими различиями в мышлении мужчин и женщин. Обычно, повторяю, обычно, но, естественно, не всегда, в нештатных ситуациях, когда из нескольких решений необходимо выбрать одно, мужчина справляется несравненно лучше. Женщина нередко пытается принять наиболее оптимальное, начинает суетиться и, зачастую, вообще ничего не предпринимает. Но в девяносто пяти процентов случаев, когда необходимо выбрать одно из двух взаимоисключающих действий, например, увеличить насколько возможно скорость или резко затормозить, женщина поступает верно. У мужчин здесь процент правильных поступков составляет всего лишь сорок восемь. То есть меньше, чем, если бы они действовали просто наугад. И еще одно ценное свойство женщин - изредка они предчувствуют опасность. Бывают ситуации, когда все вроде в порядке, но то один сенсор покажет малейшее отклонение от нормы, то другой, но все в пределах допустимого. Мужчина бы еще в зубах ковырял, а женщина начинает действовать и действовать правильно, хотя впоследствии логически объяснить свое поведение не может. Вполне естественно, что при наличии таких идеально дополняющих друг друга способностях возникла мысль о парных экипажах. Но тут важна строгая добровольность, а ее-то как раз никто и не изъявил. Взять, например, меня. Я плохо представляю, как в течение года смогу ужиться в тесном мирке своего корабля с мужчиной, не говоря уж о женщине. Упаси Господи! Однако один такой экипаж образовался. Живая легенда! Работали, как и принято, поодиночке дальние разведчики Стэн Гломбат и Светлана Котова. И тот и другой - из аутсайдеров. Поговаривали, что им ненавязчиво предлагали переквалифицироваться. Как-то раз они встретились, ощутили родство душ, поженились и образовали парный экипаж. Как они стали работать! С блеском, мало сказать. Кажется, для них не существует невозможного. Сейчас, например, они нырнули в черную дыру H37 и уверены, что смогут выбраться. Посмотрим. Но работать с женщиной... Брр!
Вот такие или похожие мысли посещали меня во время вынужденного досуга. Мое задание проистекало из следующих обстоятельств. На дальней границе исследуемого сегмента K24/03/6 обнаружилось нечто. Из трех посланных автоматических разведчиков один вернулся, как ни в чем не бывало, а два сгинули без следа. Обычный автомат - это хлипкая, до предела облегченная конструкция. После пропажи двух из них, отправили семь разведчиков-автоматов повышенной прочности. Три опять вернулись целехоньки и без какой-либо интересной информации. Обломки остальных нашли через несколько месяцев. Создалось впечатление, что они подверглись воздействию колоссальных механических нагрузок: все перекорежено, смято. По косвенным признакам в сохранившихся записях можно было предположить, что эти автоматы прошли или через область с криволинейной метрикой, или еще с чем-то нам пока неизвестным и нерегистрируемым непосредственно. Анализ показал, что интересующий нас кусок пространства находится вблизи звезды W44/7, которая имела всего одну планету, вращающуюся вокруг нее. Мне предстояло на малой скорости пройти по трем ортогональным направлениям подозреваемую область, если получится, зафиксировать нечто, по возможности определить размеры, скорость дрейфа, оконтурить, затем доложить результаты. И только после всего этого, может быть, пошлют поисковый корабль.
До цели оставалось пять дней лета. Я включил плавное торможение и стал проверять системы тяжелого фрегата. Начал я с бортового компьютера. Надо сказать, что дальний разведчик взлелеивает свой корабль. Конечно, по мере совершенствования корабли менялись, но начинка перекочевывала вместе с командиром. Свой компьютер я воспитывал уже около восьми лет и надеялся, что годика через два у него полностью сформируется разум. После почти двухмесячного вынужденного безделья я с удовольствием занимался проверкой, как вдруг на акустических системах прозвучал сигнал: "Человек за бортом!" Компьютер бесстрастно доложил:
- Зафиксирован сигнал SOS. Подается маячковым излучателем с частотой 0,1 герца. Направление: вправо - два градуса, вверх - тридцать семь, предполагаемое расстояние до объекта: близко, рукой подать.
Этим вольностям в обращении я как-то сам научил его, и он ими охотно пользовался. Но, конечно, в память пошли строгие координаты в сферической системе и точное расстояние. Так как сигнал бедствия подавал один лишь маячковый излучатель, то видимо, дело обстояло совсем плохо. Эти излучатели устанавливались непосредственно в обитаемом отсеке, имели автономное питание и обычно функционировали и после гибели не только людей, но и корабля. Потерпевший катастрофу объект должен был иметь очень серьезные повреждения, раз у него не работала система общего аварийного оповещения. В данной ситуации требовалось действовать очень быстро. Но не напрасно я терпеливо обучал компьютер. Не дожидаясь моих приказаний, он перевел фрегат на сближение с объектом и приготовился к захвату. На экране внешнего обзора я увидел то, из чего шли сигналы бедствия. Зрелище являло собой весьма удручающую картину. Жилой отсек, насколько можно судить, корабля класса "Эвридика", скорее напоминал кусок оплавленного металла. Вся система жизнеобеспечения уничтожена, по-видимому, воздействием колоссальных температур - на ее месте виднелись лишь обугленные остатки. Хотя жилищный отсек защищен значительно лучше всех остальных частей корабля, не исключено, что и внутри температура поднималась до слишком высоких значений. Одноместные "Эвридики" служили основными кораблями дальних разведчиков женского пола и, насколько я знал, без системы жизнеобеспечения в нем можно было протянуть не более двух месяцев. Так что, если я опоздал, предстояла тягостная процедура по извлечению останков.
Однако проникшие внутрь зонды показали, что в отсеке температура около десяти градусов по Цельсию, воздух еще пригоден для дыхания и, что самое главное, имеется живой биологический объект. Автоматы быстро соорудили шлюз-перемычку, взрезали обшивку и я, не мешкая, перебрался в пойманную капсулу.
Меня встретила несколько бочкообразная фигура в скафандре легкой защиты. Обычно прозрачный головной колпак отливал темно-коричневым цветом, как будто светофильтры среагировали на чрезвычайно интенсивное излучение, да такими и остались, или были принудительно настроены на сверхчувствительную глазную сетчатку.
- Иван Белозеров, - представился я и, когда приятный женский голос ответил:
- Инга Коскинен, - я мысленно чертыхнулся. Так и есть баба!
- Какая необходима срочная помощь? Вы в порядке?
- Со мной все хорошо, - заверила меня фигура, - а остальное, - она повела рукой вокруг, - восстановлению не подлежит.
- Ну что ж, тогда давайте снимем все, что представляет еще какую-то ценность и прошу ко мне на корабль.
Фигура не двигалась и никак не давала мне знать, что одобряет мое предложение. Я молча уставился в то место футбольного мяча, где, как мне казалось, должны быть глаза.
- Вы летите на задание? - нарушила тишину Инга.
Я кивнул.
- Я хочу вам сделать другое предложение. Вы отдаете мне часть своего бортового запаса: продуктов, воды, кислорода, - и отправляетесь по своим делам. При случае вы сообщаете обо мне, и меня подберет спасатель.
Я оскорбился:
- Сударыня! Я, конечно, понимаю, что вряд ли моя унылая физиономия доставит вам радость при вынужденном ежедневном общении...
- Что вы, что вы! - засуетилась Инга. - Вы меня неправильно поняли. Простите, ради Бога! Это я не хочу вам навязываться. Простите, пожалуйста!
- Ладно, оставим. Давайте считать. Мой бортовой запас позволяет мне находиться в открытом космосе еще десять месяцев: шесть из них, по-видимому, необходимы для работы, два - на возвращение домой и два - резервные. Если я отдам вам часть запаса, то мне все равно придется возвращаться на базу. По-хорошему, я должен был бы сейчас доставить вас к ближайшему обитаемому форту. Это полтора месяца туда, столько же обратно, всего - три месяца. Но! Специфика задания такова, что вдвоем мы его выполним где-то за месяц, полтора. Я вам позже объясню. Итого, те же три месяца.
- Но, - возразила Инга, - если бы вы меня доставили к форту, то мы находились бы вместе в два раза меньше времени.
- Слушайте! - вспылил я. - Почему бы вам прямо не сказать, что я вам противен.
- Ну зачем вы так говорите? - она чуть не плакала. - Ну... Пусть будет по-вашему.
Мы перенесли на корабль сохранившееся оборудование, блоки кристаллоорганической памяти и расстыковались. Тут я обратил внимание на то, что Инга по-прежнему одета в скафандр легкой защиты с затененным гермошлемом.
- Вы можете спокойно переодеться, - заметил я.
- Нет, нет, мне лучше так, - возразила Инга и, так как я удивленно поднял брови, продолжила. - Я должна была наблюдать за звездой R44С - в последнее время ее поведение стало крайне необычным. Две недели назад из ее тела произошел выброс огромной массы вещества. Пока я металась, в какую мне сторону эвакуироваться, в веществе началась нарастающая термоядерная реакция и грянул взрыв. - Инга вздохнула. - Его последствия вы видели. В придачу я получила легкий ожог сетчатки глаз - у меня немножко барахлили светофильтры. Поэтому я ношу черный шлем, а без скафандра он не держится.
- У меня отличный врач, - сказал я, - он вам все исправит.
- Нет, - возразила Инга, - глаза слишком нежная вещь, чтобы я доверилась автомату.
Я пожал плечами:
- Носите темные очки.
- Дело в том, что пострадала и кожа, и она теперь очень чувствительна к световому излучению.
Что ж? Так бывает. Но, если она говорила правду, то все открытые участки должны получить ожог. Я украдкой взглянул на ее руки. Ничего особенного: длинные изящные женские кисти матово-белого цвета. Несколько странно все это. Надо будет посмотреть записи с ее корабля и определить, что же это было за такое интересное излучение, которое поразило кожу лица и не тронуло руки. Скорее всего, она просто немножко сдвинулась по фазе. Такое случается после аварий. Но ничего, это пройдет.
- А как же вы будете питаться? - поинтересовался я.
- В темноте.
- Жаль. Вы лишаете меня удовольствия покормить вас. Идите на камбуз и сами управляйтесь.
Пока Инга ела, я быстро просмотрел записи об аварии. Так оно и есть, никакого особенного излучения не наблюдалось, светофильтры сработали нормально, да и температура в жилищном отсеке поднялась всего до сорока трех градусов. Сдвинулась слегка девочка.
Я надеялся, что, втянувшись в общий ритм, Инга придет в себя и, в конце концов, снимет скафандр. Однако шли дни, мы уже планировали начать работу, а Инга так и разгуливала в нелепом одеянии. Меня удивляла одна черта в ее характере, точнее, не черта, а, скорее, линия поведения. В общении неизбежны некоторые разногласия, особенно вначале, когда мы только-только притирались друг к другу. Все мои мелкие замечания на ее счет она воспринимала, как само собой разумеющееся и выслушивала их с какой-то раболепностью. Например, стоило мне сказать, что стулу в гостиной, на котором она сидит, хорошо бы находиться вон там, как она с готовностью тут же передвигала его в указанное место.
Однажды произошел случай, поколебавший мою уверенность в ее выздоровлении. Мы договорились по очереди, через день, готовить еду. Как-то я зашел на камбуз, где Инга что-то варила, и услышал отчетливый щелчок опускаемого забрала на гермошлеме. Значит, когда меня не было рядом, она предпочитала смотреть на мир без светофильтров, значит, она мне просто лапшу на уши вешала. Вот так штука! Сумасшедший на борту - это уже серьезно. О такой ситуации в космическом фольклоре существовало легенд не меньше, чем о Черном космонавте. Ели бы я был уверен, что Инга в своем уме, то просто объяснился бы с ней начистоту. А так она выдумает тысячу новых причин. Самое главное, что ничего в ее поведении не говорило о ненормальности. Я с ней легко нашел общий язык, она была покладиста и невздорна. Смущала меня некоторая приниженность в ней, как будто она считала себя человеком второго сорта. Но, возможно, она ощущала свою ненормальность и из этого все и проистекало. Во всяком случае, с положением, когда один из членов экипажа не вполне в себе необходимо срочно кончать. Либо убедиться, что я заблуждаюсь, либо все бросать и идти к Земле. Я почему-то уверился, что если смогу глянуть ей в глаза, то многое может проясниться. Спала она тоже в шлеме. Ну, не силу же применять!
Наконец, мы приступили к работе, которая имела одну особенность. Погибшие автоматические разведчики проходили подозрительную область со скоростью 0,5С. Мне же задали три скоростных режима: 0,3С, когда я нахожусь за пультом управления, 0,1С, когда я не нахожусь там и 0,01С, когда я сплю. Работать за пультом в полном напряжении, ожидая неизвестно чего, долго невозможно. Поэтому для меня предусматривался следующий распорядок дня: два часа работы, час отдыха и еще два часа работы. Больше мне просто не потянуть без ущерба для безопасности. Появление второго человека на борту увеличивало общее рабочее время в два раза. Но и это еще не все. Из двух рабочих часов существенная часть уходила на разгон и торможение, так как категорически запрещалось идти со скоростью, превышающей 0,1С, в автоматическом режиме. Следовательно, как только я садился за пульт, начинался разгон и минут за пятнадцать до истечения срока дежурства - торможение. Сменяясь, мы с Ингой могли избежать лишних маневров. Не допускалось во время дежурства покидать кресло. Если бы я это сделал, компьютер обязан перевести фрегат в режим экстренного торможения, при котором перегрузки около 1,0g неизбежны. Однако я научил свой кибермозг, как отсрочить выполнение данного приказа минут на пять. В самом деле, ведь и размяться хочется или вдруг в туалет приспичит. Инга этого не знала, а я собирался воспользоваться представившимся обстоятельством и заглянуть ей в глаза.
Как-то через час после начала своего дежурства я тихонечко прокрался к гостиной, где устроилась Инга, и замер в дверном проеме. Инга сидела в кресле за низким столиком, лицом ко мне и увлеченно рисовала. Голова ее склонилась, красивые черные волосы густой волной свалились вперед, заслоняя лицо. Шлем, как я и ожидал, она сняла, и он покоился рядом на столике. Я боялся привлечь ее внимание неосторожным звуком она, догадавшись, что я стою рядом, тут же надела бы шлем. Надо было, чтобы Инга почувствовала, что что-то не так и подняла голову. В запасе я имел четыре с половиной минуты. Вот Инга прекратила рисовать, медленно подняла голову и с изумлением уставилась на меня. Я окаменел от ужаса.
Однажды мне довелось вывозить шесть человек, весь состав, со станции "J-H". У них произошел мощный взрыв силовой установки, и все сильно обгорели. Станционный врач-автомат подлечил их, как мог, но, будучи сам поврежденным, не рискнул произвести пластические операции. Мой корабельный автомат тоже не взялся за это дело. Две недели я находился в обществе кошмарных уродов: слезящиеся глаза, двое просто ослепли, вместо носов прогоревшие дыры, струпья, плесневидные волосы, растущие редкими пучками. Первые дни я старательно отводил от них глаза, но ничего, привык, и мы вполне даже весело провели время.
Здесь было иначе. Каждая черточка лица Инги не выделялась какой-то особой ненормальностью. Маленький подбородок - бывает и меньше, большой рот, обрамленный толстыми губами - некоторых это даже красит, мясистый нос - я видывал такие бананы и ничего, глаза на выкате с кустистыми, мохнатыми бровями - да не страшно, высокий шишковатый лоб, костистое лицо, туго обтянутое желтоватой кожей - тоже недалеко от нормы. Но все, собранное воедино, производило жуткое, мерзостное впечатление. Природа из лица Инги вылепила совершеннейшее уродство. Ощущая, как тошнота подкатывает к горлу, я попытался отвести взгляд и не сумел. Какое-то болезненное чувство заставляло буквально впитывать в себя эту гадость.
Инга вскрикнула и с треском нахлобучила себе шлем на голову. Я повернулся, прошел в рубку и отдал приказ компьютеру плавно переходить на режим автоматического барражирования, а сам вернулся в гостиную, сел напротив Инги и только тут перевел дух.
- Ну, зачем же вы так? - чуть не плача спросила Инга.
Я не знал, что ответить, и ляпнул:
- Вы пластическую операцию пробовали?
Инга протянула мне голограмму, и на меня глянуло милое девичье личико, ничего общего не имевшее с Ингой.
- Такой я стала после операции, - пояснила она.
- И что?
- А через два дня все вернулось.
- "Аллегро-6"?
- Угу.
О-хо-хо! Лет тридцать назад научно-исследовательский крейсер "Аллегро-6" попал под действие неизвестного излучения. Сам факт излучения установили значительно позднее по косвенным признакам - ни один из приборов наличия излучения не зарегистрировал. А копать начали из-за того, что у членов экипажа стали рождаться мутанты. Подобное изредка случается и не страшно. Если мутант жизнеспособен, ему подправляют организм, генетический аппарат, при необходимости делают пластическую операцию, в общем, доводят до нормы. С "Аллегро-6" так не получилось. Все мутации каким-либо образом касались внешнего вида. У моего знакомого, Никиты, выросло третье ухо на затылке. Никита, чтобы прикрыть его, носит пышную шевелюру и, так как это ухо плохо слышит, он шутит: "Я туговат на одно ухо". Рассказывали, что еще у одного парня правая рука отросла до десяти метров в длину, обрела невероятную силу и могла безболезненно изгибаться во всех направлениях, в любом месте, как щупальце осьминога. Парень укладывал излишек руки вдоль спины и выглядел лишь горбатым. Пластические операции не помогли - отрезанное ухо через два часа отросло вновь, рука удлинилась. Вот и Инга вернулась к первоначальному образу. Генетики же вначале не нашли никаких аномалий и страшно изумились, но потом им удалось обнаружить еще один, более глубокий уровень кодирования. Вот он-то и был нарушен. К сожалению, в настоящее время еще не умеют лечить такие болезни. К счастью, установлено, что отклонения практически не передаются, ну, почти не передаются по наследству, если один из родителей не мутант.
Инге, конечно от этого не легче. Женщина с подобным лицом - она пострадала больше других. Я задумался. Ситуация создалась совершенно ненормальная. Ну, не могла же Инга из-за такой ерунды, внешнего вида, жить в скафандре. Я понимал, почему она подалась в дальние разведчики - здесь ей обеспечено одиночество. И, наверное, она немало натерпелась - сначала в детстве, а позднее и во взрослой жизни. Вольно или невольно она находилась в изоляции. Я не мог представить себе человека, который добровольно общался бы с ней. Это должен быть идиот. Но сейчас, что ж поделаешь, я вынужден был составить ей компанию, и неужели из-за меня она будет жить в скафандре? Нет, конечно! Но как ее убедить?
- Вот что, Инга, - сказал я, - снимайте шлем.
- Нет! - вскрикнула она.
- И без истерик. Ваш внешний вид... м-м... несколько необычен, но к нему можно привыкнуть.
Вообще-то, я был уверен в обратном, я никогда не смогу спокойно взирать на этакую мерзость.
- Ко мне нельзя привыкнуть, - возразила Инга. - Я в зеркало до сих пор не могу смотреть. Не надо, Иван, я продержусь в скафандре - всего-то три месяца и осталось.
- Снимайте шлем - это приказ!
Инга не шевелилась. Я встал, провел пальцами по замку и стащил шлем:
- Чтобы в нем я вас больше не видел. Идите и переоденьтесь в обычный костюм.
Старательно отворачивая лицо, Инга вышла. Я же сидел и печально размышлял о том, что с этого момента для меня началась тяжелая жизнь. Мне ни словом, ни жестом нельзя показать Инге, как она отвратительна. Нельзя выказать тот ужас, который будет охватывать меня всякий раз при взгляде на нее.
Когда Инга вернулась, я присвистнул: стандартный комбинезон висел на ней, как чехол на бронеходе.
- Где же вам выдали это творение портновского искусства? - поинтересовался я.
- На складе, на базе.
- А других, что, не нашлось?
- Не знаю, тот, который выдавал, сказал, что мне и этот сгодится.
- Кто это был?
- Не знаю.
"Вот ведь гад какой! - со злобой подумал я. - Ну ничего, вернемся, найду его и уж поговорю по душам".
После происшедшего работа пошла спокойно и делово, по крайней мере, для меня. Первобытный ужас, появлявшийся при каждом, даже мимолетном, взгляде на Ингу, и который гнездился, наверное, где-то в спинном мозгу, я загнал в самую глубь. И как только он приподнимал голову, я его тресь по макушечке, он - нырь обратно! Что меня по-прежнему тревожило в Инге, ее усилившееся раболепие. Она, казалось, пытается предугадать каждое мое желание, ловила каждый взгляд. Однажды я позволил себе жестокий и, в общем, ненужный эксперимент. Инга превосходно готовила. И как-то за обедом, недовольно отодвинув суп, я сказал:
- Вы что, сюда весь запас соли вбухали?
- Нет, - Инга попробовала суп, - по-моему, нормально.
- А по-моему - нет!
Инга без разговоров взяла мою тарелку, пошла и вылила содержимое в утилизатор. Когда она вернулась, я переменил мнение:
- Вы знаете, я ошибся. Давайте я ваш докушаю.
Она безропотно отдала свое блюдо. Вечером я предложил ей сыграть в шахматы и через пять ходов понял, какую совершил глупость. Со своего дилетантского уровня я не мог оценить истинную силу ее игры: для меня что мастер спорта, что гроссмейстер - все едино. Через десять ходов мне впору было сдаваться. И тут она сделала откровенно слабый ход. Я крепко задумался и, опасаясь ловушки, сыграл, как мне казалось, нейтрально. Она быстро ответила, и я увидел, что это плохо замаскированная подставка - через три хода она форсированно теряла ферзя. "Почему так? - подумал я. - Почему она непременно желает проиграть? - и вдруг меня осенило. - Кретин! Как же мне раньше в мою тупую башку не пришла такая простая мысль. У нее же фантастический комплекс неполноценности. Конечно! Наверное, и родители от нее отказались. Жить с чудовищем, терзаться, что породил его или ежечасно сознавать свою вину перед ним. Конечно! Все ей внушало, и она впитала это с молоком матери, что она человек второго сорта. При любом общении она непременно ставит себя ниже собеседника. Господи, ужас-то какой!" Я смешал фигуры:
- Сдаюсь!
- Но почему? Вы выигрывали ферзя!
- Не надо, Инга, не надо. Извините меня, я вам сегодня нахамил за обедом, но вы даже не возмутились.
Я высказал только что пришедшие в голову мысли. Она сидела, жалко понурившись, и не возражала.
- Раз вы молчите, - продолжал я, - значит, я прав.
Инга кивнула.
- Так как вы согласны, следовательно, должны понимать, что это ненормально. Попробуйте избавиться, ну, хотя бы по отношению ко мне, от своего комплекса, а я попытаюсь вам, в силу своих возможностей, помочь. А?
Инга опять согласно кивнула, но практически ничего не изменилось.
Наконец мы нащупали в пространстве это нечто. Инга сидела в рубке, а я готовил кофе. Неожиданно чашечки мелко завибрировали, через полторы секунды началась невообразимая тряска. Меня мотало по камбузу, как пустышку, все незакрепленные предметы метались, как сумасшедшие, кофейный сервиз разбился вдребезги. Спустя двенадцать секунд тряска перешла в мелкую дрожь и еще через секунду все закончилось. Покряхтывая и постанывая, прижимая кровоточащий нос рукавом, я проковылял в рубку и плюхнулся в свободное кресло.
- Вы можете что-нибудь сказать? - спросил я.
Инга отрицательно покачала головой:
- То, что я успела рассмотреть в этой болтанке, не поддается анализу показания сенсоров скачкообразно и бессистемно менялись. Надо запросить компьютер.
Кибермозг предоставил отчет. Корабль попал в область нестационарных нагрузок, сначала малых по величине, но изменяющихся с высокой частотой, затем частота скачкообразно упала, а нагрузки возросли до значений, угрожающих целостности корабля и, наконец, также скачком нагрузки уменьшились с увеличением частоты и исчезли. Если эти нагрузки трактовать как гравитационные силы с нестационарным и неравномерным градиентом, то привязка к какой-либо массе приводит к абсурдным результатам. Или около нас возник из ничего и так же без следа исчез кусок материи, который, чтобы создать такие гравитационные коллизии, должен был изменять значения своей массы не только на десятки порядков в секунду, но и переходить к отрицательным величинам, или это массивное тело с умопомрачительной скоростью носилось по пространству и, более того, проходило сквозь нас.
При возникновении опасности разрушения компьютер с успехом попытался частично компенсировать напряжения работой двигательной установки и генераторов аинерциальных полей. Кстати, предположение о гравитационной природе нагрузок кибермозг выдвинул на том основании, что аинерциальые поля не взаимодействовали с внешними. В результате предпринятых действий энергетический комплекс был вынужденно выведен на форсажный режим. В подобном режиме он мог функционировать не более восемнадцати секунд, а затем взрывался. В данный момент время форсажа составило одиннадцать секунд. Таким образом, после выполнения задания и возвращения домой энергетический комплекс подлежал полной замене. Следствием этого режима явилось также почти полное расходование активного вещества: его запасов осталось лишь на месяц движения с умеренными скоростями. Но активное вещество меня не волновало, его можно набрать на любой планете, хотя бы на ближайшей, которая вращалась вокруг W44/7. Сейчас самое важное, чтобы нас вновь не затрясло. Инга вдруг предложила:
- Давайте остановимся.
Я удивился:
- Относительно чего?
- Относительно вон той планеты, которая вращается вокруг звезды.
Я не видел ни доводов за, ни - против и, положившись на женскую интуицию, согласился. Как выяснилось позднее, это оказалось самым правильным решением.
После остановки надо было решить, что делать дальше. Проведенный всеми нами: Ингой, мною и компьютером анализ показал, что в области с малыми амплитудами вибраций корабль может безболезненно находиться неограниченно долго, и, второе, что, хотя нагрузки нарастают скачкообразно, фронт нарастания конечен по ширине и составляет около шестисот километров. Учитывая данное обстоятельство, мы решили, двигаясь в области малых возмущений, оконтурить опасную зону автономными самоуправляющимися лазерными тензомаяками. Расположившись вблизи области тряски, они, ориентируясь на нарастание фронта нагрузок, будут двигаться вместе с зоной и указывать на нее. Для разбрасывания маяков мы сами должны пройти вдоль поверхности области тряски. Чтобы убедиться, что наша затея удалась, необходимо недельку подождать и самим увидеть, что маяки отслеживают дрейф зоны. Как раз в это время мы и заправимся активным веществом. Но перво-наперво, надо произвести осмотр корабля и осуществить необходимый ремонт. Что касается внутренностей, то тут я полностью доверял кибермозгу. Но внешний ремонт выполняли автономные киберы, а так как от укладки броневых плит по обшивке зависит многое, а в некоторых случаях и все, то мы с Ингой решили проконтролировать киберов непосредственным визуальным осмотром.
Я начал с кормы, Инга - с носа, и, медленно двигаясь по спирали вокруг корабля, приближались к входному шлюзу. Дело уже близилось к концу, как я услышал короткий вопль Инги и в шлемофоне раздался свист истекающего в пространство воздуха. Чертыхнувшись, я бросился к ней. Так и есть! Ну надо же, как угораздило! Довольно крупный шальной метеорит пробил Инге правую ногу навылет. Инга, зависнув над "Дромадером", скрючившись, пыталась руками зажать два отверстия: справа и слева. Я схватил ее за шкирку, там специально для подобных целей прикреплена скоба, и, работая микродвигателем скафандра, втащил в корабль. Я снял скафандры, уложил Ингу на диван в гостиной и закатал ей штанину. Икра была прожжена насквозь. Видимо, метеорит обладал огромной относительной скоростью, при ударе о полисемиконовую поверхность превратился в плазменный сгусток и прожег ногу. Инга вела себя мужественно: не стонала и не плакала, лишь белела прямо на глазах. "Ну, давай", - кивнул я корабельному эскулапу на колесиках, который от нетерпения громко пощелкивал. Пока автомат суетился, заращивая рану, я с удивлением рассматривал обнаженную голень. Если так можно выразиться, голенастую голень. Просто не верилось, что эта изящная, длинная, красивая часть ноги принадлежит девушке с такой образиной. Я невольно перевел взгляд на лицо Инги и, подавляя тошноту, привычно содрогнулся. Эскулап закончил свою работу и укатил на место. Инге необходимо было полежать, поэтому она отвернулась лицом к стене. Я уселся в кресло и продолжил чтение детектива.
Приблизительно через час я обнаружил, что Инга спит, но дыхание ее сделалось прерывистым и неровным. Я подошел к дивану и приложил ладонь к ее лбу. Инга тут же очнулась и отбросила мою руку. Но я успел почувствовать, что у нее поднимается жар и еще, что кожа на лбу и, наверное, на всем лице покрыта мельчайшими, незаметными для глаз, пупырышками
- Ну что же ты, коновал? - обратился я с незаслуженным упреком к автомату.
Кибер виновато переморгнул светодиодами и пояснил:
- Кристаллическая лихорадка.
Это я и без него знал.
Космос, кроме приятных открытий, преподнес еще и массу новых, до поры до времени загадочных болезней, не только человека, но и вещества. Когда-то кристаллическая лихорадка означала гарантированную, мучительную смерть. Сложное кристаллоорганическое образование, прорастая сквозь кровеносные сосуды, в течение нескольких суток превращало человека в хрупкий, звенящий кусок. На Земле под действием ряда факторов: электромагнитного поля, силы тяжести, наличия атомарного кислорода и других - зараза распадалась на составляющие элементы в самых верхних слоях ионосферы. В космосе инфекция имела несколько путей распространения, одним из них являлись метеориты. Сейчас кристаллическая лихорадка не представляла никакой опасности, если при заражении принять ряд предохранительных мер, которые бортовой врач, безусловно, провел. Однако имел место набор крайне неприятных ощущений: на несколько часов поднималась до сорока, сорока двух градусов температура тела, на это время больной впадал в полубредовое состояние, сопровождающееся моральной депрессией и мыслями о полном своем ничтожестве и ненужности собственной жизни.
Я дважды переболел этой болезнью. Один раз в открытом космосе и навсегда запомнил жуткую тоску и отчаяние. Второй раз дело произошло на базе на Луне. Лихорадка свалила меня в несколько минут. Я с трудом доплелся до своей каюты и вызвал врача-автомата. Какая-то женщина, проходившая по коридору, наверное, перекинулась парой слов с выполнившим свой долг кибером. Ее присутствие рядом с моей скромной персоной было вовсе необязательным. Но она, конечно, знала особенности протекания заболевания, вошла ко мне и просидела рядом несколько часов, держа мою руку в своей и меняя холодные примочки у меня на лбу. Она несказанно облегчила мои страдания. Когда я пришел в себя, а приходят в себя после этой болезни рывком, сразу, и лежал еще обессиленный, она тихо улыбнулась, приложила палец к губам и вышла. Я даже не знаю, как ее зовут, не знаю, кого я часто с благодарностью вспоминаю. Лунная база - это проходной двор, и куда делась та женщина, ума не приложу.
Я приготовил ванночку со льдом (кибер выразил готовность менять ее по мере таяния льда), присел рядом с Ингой и взял ее руку. Инга впала в забытье, бормотала нечто невразумительное, металась. Лицо ее сделалось пунцовым и приобрело уж совсем фантасмагорически-кошмарный облик. Я отвернулся.
Через два с небольшим часа жар спал, Инга лежала на спине и тихо и ровно дышала. Я понял, что сейчас она придет в себя. Инга посмотрела на свою руку, лежащую в моей ладони, перевела испуганный взгляд на меня и вдруг робко улыбнулась. Острая булавка кольнула мое сердце. Инга удивительно походила на драную, бездомную кошку, которую каждый норовит отшвырнуть подальше и потом еще брезгливо отряхивает ботинок. Но если поманить эту кошку куском копченой колбасы, она, влекомая неземным запахом, преодолевая безумный страх, подойдет к вам, аккуратно возьмет подарок и деликатно съест. Если вы протянете к ней руку, она замрет в ужасе, ожидая привычный удар. Но как же она отблагодарит вас искренним выгибанием спины и нежным урчанием за нежданную ласку. И тут Инга заплакала. Я смешался. Вид плачущего монстра был уж совершенно непереносим. Надеясь, что она примет все, как мою деликатность, я встал, подошел к иллюминатору и тупо уставился в него.
После этого случая Инга раскрепостилась. Я обнаружил, что она умна, приятна в общении, остра на язык, умеет быть веселой и ехидной и при желании вполне может постоять за себя. Мы начали работу по оконтуриванию зоны, работу трудную, требующую предельного внимания. Мы буквально балансировали на лезвии ножа, чтобы не попасть под действие ударных нагрузок. К сожалению, компьютер не оказывал практически никакой помощи, так как здесь требовалась в основном, интуиция, а не точный расчет. Постепенно копилась усталость, а вместе с ней нарастало раздражение. Мы с Ингой начали переругиваться по мелочам, из-за ерунды. Наконец, зона четко обозначилась в пространстве неправильной грушевидной формой. Теперь необходимо было выждать около недели, чтобы убедиться, что маяки отслеживают дрейф зоны. Это время мы использовали для пополнения запасов активного вещества.
Мы приземлились на планете почти равной по массе Земле. Планета имела необычный вид. Всю ее ровную поверхность покрывали булыжники самых разнообразных размеров: от нескольких сантиметров в диаметре до нескольких метров. Казалось, сюда прибыл некий великан и с маниакальной терпеливостью перетер возможно существовавшие здесь горы и равномерно раскатал их.
Когда мы приземлились, Инга спросила:
- Иван, давайте сразу улетим отсюда, мне здесь не нравится.
- А в чем дело?
- Просто не нравится.
Пополнение активных запасов заключалось в набитии емкостей окружающими булыжниками - дело нескольких минут. Но я не собирался уходить отсюда просто так и возразил:
- Нет, Инга. Я не так часто высаживался на планеты, чтобы упустить возможность выйти на поверхность.
- Ну, Иван, я вас очень прошу.
- Нет!
За ужином она вновь завела этот разговор, я вспылил - сказалась накопившаяся усталость - и накричал на нее. Инга обиженно посмотрела на меня. И тут я произнес слова, которых буду стыдиться до конца своей жизни:
- Ну что вы зенки-то вылупили на меня!?
Только выпалив это, я сообразил, как больно сделал ей. Инга вспыхнула, вскочила, нацепила скафандр, а это дальние разведчики умеют делать чрезвычайно быстро, и пулей вылетела из корабля наружу.
- Инга! - закричал я. - Инга! Вернитесь!
Из динамиков раздался щелчок, и я понял, что она отключила связь. Тьфу, черт! Она еще чего доброго покончит с собой! Я не менее быстро оделся и выскочил за ней, надеясь перехватить около корабля. Компьютер, молодец, включил наружные прожекторы, разгоняя тьму. "Инга! Инга!" - кричал я. Метрах в ста виднелся особенно громадный булыжник, и я направился к нему, намереваясь влезть и посмотреть вокруг с высоты. Не добежав до камня метров тридцать, я почувствовал, как почва под ногами мелко задрожала, и булыжники зашевелились, как живые. Они начали легонько подпрыгивать, и тут меня самым пошлым образом приподняло и шлепнуло. Сознание благостно отключилось.
Дальнейшее я мог только реконструировать по сбивчивому рассказу Инги и сухому докладу мозга. Инга находилась рядом с кораблем. Она видела все, что со мной приключилось и уж было бросилась на помощь, но к счастью обратила внимание, что волна тряски движется в ее сторону. Инга, используя микродвигатель, зависла над поверхностью. Несколько десятков секунд ее трепали, как установили позже, гравитационные волны. Как только все прекратилось, она не мешкая ни секунды, ринулась ко мне. В ярости раскидала камни, взвалила мою стокилограммовую, в скафандре, тушу себе на плечи и отволокла на корабль. Бросив меня на пол, осуществила экстренный взлет. И не напрасно. Планета будто взбесилась. Огромные каменные валы ходили по поверхности. Вихревые трубки, набитые булыганами, вздымались до двадцатикилометровой высоты. Гравитационные волны трепали корабль. Я же безучастно катался в скафандре по полу гостиной, круша все на своем пути. Тряска прекратилась также неожиданно, как и началась.
Забегая вперед, скажу, что уже на Земле физики, разобравшись в том, что мы привезли, завыли от восторга. Оказалось, что мы наткнулись на естественный гравитационный генератор. Индуцируемые им поля фокусировались в зоне, обозначенной нами. Изредка боковые лепестки проходили по поверхности планеты и месили ее. Находка была настолько важна и уникальна - первая и единственная - что к W44/7 направили впоследствии сразу научно-исследовательский крейсер.
Дальнейшее на "Дромадере" происходило обычным образом. Врач двое суток колдовал надо мной и, пока полностью не привел в порядок держал под наркозом, щадя мои нервы. Но все же у него есть садистские наклонности - он оставил мне на лбу здоровенную шишку и один синяк под глазом, оправдываясь тем, что де организм не должен отвыкать сам выполнять такую работу. Садист!
Я пришел в себя и, не открывая глаз, проверил свое состояние. Тело слегка саднило, да ныла шишка на лбу. Я поднял веки искосил глаза в сторону. Инга сидела рядом и читала. Кошмар! Она опять нацепила скафандр легкой защиты с затененным гермошлемом. Из-за моей тупости все наши совместные усилия пошли прахом. Требовалось что-то срочно предпринимать, пока она не сообразила, что я очнулся. Мне припомнилась одна старая история, не то прочитанная где-то, не то услышанная, происшедшая в древние времена, где-то в середине XX века. Один мальчик попал под машину, физических повреждений он практически не получил, но шок был настолько силен, что его хватил полный паралич. Каким только врачам не показывал мальчишку его отец. Те лишь беспомощно разводили руками и говорили, что парень в полном порядке, а паралич де - загадка природы. В конце концов, отец отчаялся и решил, что клин клином вышибают. Он тихонько подкрался сзади к сидящему в кресле сыну и грохнул у него над ухом из двух стволов огромного старинного ружья. Парень, конечно, испугался, но паралич как рукой сняло. Вот оно! Клин клином вышибают. Я не имел оснований сомневаться в мудрости наших предков.
Я быстро сел, свесив голые ноги по краю койки. Инга подняла голову и запричитала:
- Иван, простите меня, пожалуйста! Я очень виновата. Я никогда больше не сниму скафандр. Все из-за меня. Простите!
Внутри меня всего передернуло, я скривился:
- Инга, знала бы ты, как ты мне надоела своими извинениями.
- Нет, нет - опять заголосила Инга, - это все я...
Я скроил себе самую свирепую рожу, какую мог. Инга в испуге отшатнулась.
- Совсем свихнулась! - заорал я, вскочил, сорвал у нее с головы шлем и с яростью запустил в сторону. Что-то жалобно звякнуло.
- Еще раз увижу в этой штуке, - продолжал орать я, - убью! Ты безобразна, мерзостна, на тебя нельзя спокойно смотреть! Природа из твоего лица создала идеал уродства!
С каждым словом Инга все ниже и ниже опускала голову. Это было совсем не то, чего я добивался, и я еще нажал:
- С каждым взглядом на тебя, я с трудом подавляю рвотные движения. Слышишь ты, монстр?
Наконец ее допекло. Она рывком подняла голову с лицом красным, как помидор.
- Сам дурак! - завизжала она.
Такая реакция мне очень понравилась, и я улыбнулся.
- Образина! - не переставала Инга. - Да ты в зеркало посмотрись! Да, я уродлива, страшна, как смертный грех, на меня тошно смотреть. Меня избегают все, даже родители. Но, разве я виновата, что такая уродилась? Виновата, что оказалась вместе с тобой? Почему ты меня оскорбляешь? За что мучаешь? Убей лучше!
По мере ее выкриков я улыбался все шире и шире и, наконец, захохотал. Инга в изумлении взглянула на меня.
- Инга, - мягко сказал я,- Инга, дружище. Ну, наконец-то! Наконец-то я слышу от тебя разумные речи. Все правильно. Ты невероятно некрасива, что спорить? И поверь, я тебе искренне сочувствую, жалею. Жизнь принесла тебе массу огорчений и еще принесет.
Я, признаться, был совершенно убежден, что вряд ли найдется ненормальный, который не то, что женится, но даже ляжет в кровать с ней. Представляю, что там у нее под одеждой!
- Так зачем же ты, - продолжал я, - пытаешься взвалить на свои хрупкие плечики еще чужие неприятности. Да плюнь ты на то, что им противно иметь с тобой дело. Пусть их! Это их трудности. У тебя своих хватает.
Я замолчал. Инга по-прежнему изумленно смотрела на меня:
- Так ты что, нарочно, что ли?
Я сокрушенно кивнул. Инга немножко помолчала, а потом тихо, как бы только для себя, сказала:
- Иван - плохой человек.
Вот так, я - плохой человек. Признаюсь, я вначале крепко обиделся. Бьешься, бьешься, чтобы превратить ее в нормальную женщину и на тебе! Больше всего меня задело то, что сказана эта фраза была спокойно и горько, как будто она ко всем своим привычным огорчениям добавила еще одно, и это в порядке вещей. Лучше бы она накричала на меня, обиделась, перестала замечать. А то, как будто ничего и не случилось, ну, плохой Иван человек, ну что ж поделаешь? И, действительно, чем я хорош? Безобразно наорал на девушку. Клин клином вышибают! Эх! По-хамски получилось. Я, видите ли, хотел ей сразу помочь. Да разве ж так можно! Особенно с ней. Надо было аккуратно и внимательно, может быть, как это не противоестественно, лаской. Нет, безусловно, плохой человек, хам и дурак! Каждый, наверное, совершал в жизни поступок, вспоминая который по прошествии некоторого времени, ощущаешь мучительный стыд, и чем дальше, тем больше. Сейчас по отношению к Инге я испытывал подобное чувство.
Вечером, окончательно истерзавшись, я подсел к Инге, взял ее крепко за руку и искательно заглянул в глаза:
- Инга, я, наверное, действительно плохой человек, но я еще и дурак. Прости меня, если сможешь.
Инга улыбнулась совершенно неожиданной милой улыбкой:
- Хорошо, Ваня, забудем.
Камень с души свалился.
Путь к дому прошел без эксцессов. Так как результаты наших исследований имели большую ценность, а Инге еще предстояло отчитываться о катастрофе своего корабля, то мы направились прямо на Землю. Гирокар за пятнадцать минут доставил нас в административный центр. Мы бок о бок шли через огромный, залитый солнечным светом сквер к зданию управления, навстречу попадалось множество знакомых. Понимая, что мы идем на доклад, никто не бросался с объятиями, не хлопал по плечу, лишь приветственно приподымал правую руку. Интересная реакция была на Ингу. Некоторые, те кто, по-видимому, уже знал ее, заранее отводили несколько оцепенелый взгляд, остальные испуганно шарахались в сторону. Инга вела себя так, как будто все это не имело к ней ни малейшего отношения.
Через полчаса, коротко отчитавшись и получив по три дня на составление уже полных отчетов, мы с Ингой вышли из приемной заместителя начальника по безопасности в космосе.
- Подожди-ка, - остановил я Ингу, - у меня еще маленькое дельце, совсем забыл. Никуда не уходи - я мигом.
Я вернулся обратно и перекинулся парой слов с секретаршей. Когда Инга и я вышли в сквер, я усадил ее на скамью и попросил:
- Посиди минут пятнадцать, я сейчас, - и еще раз предупредил. - Никуда не уходи. Слышишь?
Инга коротко кивнула.
Я вернулся в здание, быстро поднялся на второй этаж и без стука вошел в один из кабинетов. За столом напротив сидел элегантный молодой человек и с упоением строчил какую-то писулю. Он на секунду оторвал взгляд от бумаги: "А Иван, заходи, садись", - и вновь углубился в письмо. Я терпеливо ждал. Наконец, он соизволил обратить на меня внимание и посмотрел с видом чрезвычайно занятого человека, попусту оторванного от важных дел:
- Ну, чего тебе?
Я вкрадчиво начал:
- А скажи мне, Виталий, не ты ли дежурил почти год назад на центральном складе?
- Ну?
- Ага, дежурил, значит. Ответь мне, Виталий, почему ты тогда всучил одной девушке с необычным лицом комбинезон размеров на десять больше, чем ей требовался? Неужели других не было?
- Какой еще девушке с лицом?
- С некрасивым лицом, очень некрасивым.
- А-а, этой образине. Буду я еще из-за этой уродки по складу бегать, искать! Я ей так и сказал, тебе, милочка, все равно что носить, краше ты уже никогда не станешь.
- Так и сказал? - наливаясь злостью, спросил я.
- Так и ... Да ты что, Иван? ... Мама! - заорал Виталий - наверное что-то нехорошее проступило у меня на лице.
Виталий вскочил, перепрыгнул через стол, выкатился в коридор и, блея дурным голосом, пустился бежать. Я бросился за ним.
Нас поймал Стива. Одной рукой он обхватил Виталия, другой - меня. Побившись немного в железных объятиях, я понял всю тщетность своих жалких усилий и успокоился.
- Что не поделили, братцы? - ласково осведомился Стива.
- Спроси у этого идиота! - закричал Виталий. - Пришел, начали говорить, потом у него сделалось такое лицо - я думал, убьет меня.
Стива повернулся ко мне. Я вкратце объяснил ситуацию. Не дослушав, Стива заревел: "Что?! Ингу обидел!" Он левой рукой схватил Виталия за грудки, приподнял, а правую отвел для удара. "Все! - я зажмурил глаза. - Ща укокошит!" - и повис на оттянутой руке. Виталий, помертвев лицом и пуская пузыри, болтался как сосиска.
- Ты это чего? - обернулся Стива, слегка покачивая меня то вверх, то вниз.
- Стива, - укоризненно сказал я,- ну убьешь ты эту падаль - хлопот потом не оберешься. У меня есть другое предложение.
Я изложил свой план, и Стива нехотя согласился:
- Ладно, уговорил, пошли.
И мы втроем отправились на улицу. По дороге я думал, хорошо, что Стива попался, а то я бы, наверное, сам пришиб подонка. Мы приблизились к скамейке, на которой сидела Инга, она встала. Мы тоже остановились.
- Ну! - Стива легонько ткнул Виталия в бок. Виталий пошатнулся и, старательно буравя взглядом землю, начал:
- Инга, я ... э-э ... тогда ... с комбинезоном ...
Стива его сурово оборвал:
- Не слышу проникновенности!
Виталий мельком взглянул на Ингу, передернулся и выпалил:
- Инга, я вам тогда всучил слишком большой комбинезон, простите, пожалуйста!
- Ерунда какая! - чирикнула Инга. - Я уже и забыла.
Стива отпустил Виталия, тот бросился бежать.
- И упаси тебя бог еще раз попасться мне на глаза! - крикнул я ему вслед.
- Ну ладно, ребята, - сказал Стива. - я очень тороплюсь, извините. Ты еще долго будешь на Земле? - спросил он Ингу.
- Недели три.
- Я с тобой еще свяжусь! - крикнул он уже издалека.
- Вахлаки! - возмутилась Инга, поворачиваясь ко мне.
- За каждое хамство должно быть воздано по заслугам, - назидательно ответил я.
- А ты сам-то, сколько мне хамил?
Я промолчал, подумав, что мне-то уж воздано по самую маковку. Я размечтался, сейчас мы расстанемся и я больше никогда не увижу эту отвратительную физиономию. Ха!
- Иван, - робко обратилась ко мне Инга, - что ты делаешь вечером?
Я внутренне замычал.
- Видишь ли... - замялся я и смело выпалил. - Есть у меня одно предложение, да боюсь, откажешься.
Казалось, намекнул - яснее некуда. Куда там! Инга с интересом взглянула на меня.
- Пошли вместе вечером в кафе.
Инга помрачнела:
- Нет. Как же я пойду? Посетители разбегутся.
- Я знаю один погребок, в нем полумрак, а тебя мы посадим в самый темный угол - никто и не увидит.
Я думал она обидится: идти в кафе с девушкой и прятать ее, что же это за девушка? Ничуть не бывало. Инга вся засветилась и радостно кивнула:
- Угу, я ни разу в жизни ни в чем таком не бывала.
Мы договорились о времени и обменялись кодами связи. Инга не имела дома вообще и сейчас остановилась в гостинице поблизости, а я засобирался в свою маленькую уютную квартирку. "Иванушка!"- раздалось сзади. Я обернулся: метрах в двадцати стояла чудесная женщина и ласково смотрела на меня. "Лялька!"- воскликнул я и кинулся к ней. Мы расцеловались. Лялька, сумасбродная, милая, независимая Лялька. Как же давно я тебя не видел! Как соскучился!
- Ты где пропадаешь? Почему не заходишь, негодник? - сразу накинулась она на меня с упреками.
- На работе я, Лялька, работал я.
- Когда прилетел?
- Сегодня с час назад.
- Ну, то-то, - погрозила она мне пальцем. - Ты очень вовремя. Сегодня вечером у меня небольшой сабантуйчик. Придешь? - скорее не попросила, а приказала она.
Ах, как нехорошо! В предыдущие возвращения я уже дважды подряд отказывал Ляльке: первый раз меня ... ну, в общем, не было настроения, во второй - просто не мог. А Инга?
- Что, опять откажешься? Ну, милый друг ...
- Подожди Лялька, не сердись. Завтра, в любой другой день, пожалуйста. Но сегодня - нет. Я уже пригласил одну девушку, нехорошо может получиться.
Легкая тень промелькнула по ее лицу:
- Ну, раз так - приходите вместе.
- Вместе нельзя, Лялька. Вон она сзади стоит. Посмотри, но аккуратно, и не кричи.
Лялька приподнялась на цыпочки и осторожно выглянула из-за моего плеча. Глаза ее округлились, и она схватилась за горло рукой. Я взял ее за лицо ладонью и насильно опустил вниз. Лялька закашлялась, как будто проглотила муху, потом зашептала громко на всю округу:
- Ты - извращенец, как ты ее вообще переносишь?
- Тсс! - я зажал ей рот. - Это длинная история, я потом расскажу. А теперь напрягись и дотумкай, почему я не могу отказать этой девушке.
Лялька на секунду задумалась и вдруг радостно улыбнулась:
- Ну ладно. Действительно, неэтично может получиться. Но завтра я тебя жду.
- Непременно! - подтвердил я.
Когда я подошел к Инге, она угрюмо посмотрела на меня:
- Я почти все слышала.
- Ну и что? Ты открыла нечто новое для себя?
- Да. Не терзайся, иди к своей Ляльке. Я и так неплохо проведу время.
- Только не реви, - предупредил я ее,- тебя это уж совсем не красит. У меня есть железное правило. Когда на мою голову жизнь очень редко, но обрушивает целый ряд несовместимых приятных дел, я выбираю одно и без сожаления отметаю остальные, иначе можно совсем ничего не получить. Так что вечером мы встречаемся с тобой.
- Каких ты сказал дел? - переспросила Инга.
-Каких слышала! - огрызнулся я.
По пути домой я мысленно клял себя. Ну, за что мне такая планида? Почему я так вожусь с этой уродиной? Да послал бы ее подальше - ей не привыкать. Так нет же. Тьфу! Лопух! Ах, как мне хотелось сегодня вечером к Ляльке!
Я уже собирался выходить из дому, как раздался вызов стереовизора. "Лялька", - подумал я, нажимая ответчик, но ошибся. На экране высветилось хмурое, как будто оно мыло поело, лицо Инги:
- Иван, я не смогу сегодня встретиться с тобой.
- Почему?
- Я плохо себя чувствую.
- К врачу обращалась?
- Не надо к врачу, просто легкое недомогание.
- Я к тебе приеду сейчас.
- Нет! - почти крикнула Инга.
- Не дури, Инга.
- Нет. Иди со спокойной душой к своей Ляльке.
- Не дури, я сказал.
Но как не бился, все впустую. Вот ведь, наша деликатность проклятая. Но сам возликовал: скорее к Ляльке! Я начал набирать ее код и замер. Никуда-то я не пойду, а просижу весь вечер дома. Инга еще обязательно позвонит - убедиться, что я ушел. Застав меня скучающим за книгой она будет локти кусать из-за упущенной возможности, но все равно, почувствует себя счастливой, и будет долго вспоминать, как я ради нее отказался от чего-то, неважно от чего, важно - ради нее. Возможно, она даже догадается о ходе моих мыслей, и получится забавная ситуация из серии: она знала, что я знаю, что она знает и т.д. Но чувство радости у нее останется.
Вновь раздался вызов. Вот теперь точно Лялька, подумал я, обматывая голову теплым шарфом, и не ошибся.