Аннотация: кусочек мира, в котором я не пожелаю оказаться даже врагу...
Я сижу в потертом кожаном кресле, стоящем на сцене школьного актового зала. За окном весна.
Когда мне было четырнадцать, меня выбрали на роль Портоса в школьном спектакле. Помню, как я дрожал перед выступлением, страшась выйти на сцену. Мне не досталось мушкетерской шпаги, и весь спектакль я проходил с засунутой за пояс ножкой от табуретки. После каждого акта я пил водку из горла, чтобы унять дрожь от того, что на меня смотрят две сотни зрителей, и концу спектакля еле стоял на ногах...
Спустя год я стоял на этой сцене со скрипкой, изображая психически больного пациента из 'Странной Миссис Севидж'. Зал опладировал стоя, а пришедшая на спектакль журналистка какого-то детского журнала уговаривала мою мать отдать меня в театральный...
Сегодня я снова сижу на сцене школы, которую закончил добрый десяток лет назад. Мне тридцать два. У меня нет скрипки, а шпагу заменяет дробовик, лежащий на коленях у командира моей Сотни. Я Князь.
Сейчас здесь не наберется и пяти десятков зрителей, включая нескольких человек, закованных в деревянные колодки, стоящих на коленях посередине зала.
И полуметровый шар гниющего мяса, издающий омерзительное зловоние, висящий в полуметре от паркета. Посредник.
Голос скрежетал в мозгу, как нож по тарелке.
- Даниил Ерохин, мужчина, сорок семь лет. Вина на нем. Убийство. Жертва принимается.
Немолодой, потасканный жизнью мужчина поднял глаза и с ненавистью оглядел школьный актовый зал. Собравшиеся зрители ответили ему нестройным гулом и проклятиями.
- Екатерина Ерохина, женщина. Двадцать девять лет. Вина на ней. Сокрытие убийства. Жертва принимается.
Крашеная блондинка, с разбитым в кровь лицом продолжала смотреть в пол, не реагируя на оскорбительные крики собравшихся.
- Светлана Ерохина, женщина. Девять лет. Вина на ней. Убийство. Жертва принимается.
Выкрики стихли. Люди, жавшиеся по углам зала задвигались и зашептали. Об аресте семьи Ерохиных, обвиняемых в грабежах и разбоях, наслышаны были если не все, то очень многие. 'Сарафанное радио' работает лучше любых сводок Районных Вестей. Но то, что худенькая девчушка, стоящая сейчас в черном балахоне, с завязанными сзади руками умудрилась во время ареста родителей взять обрез и выстрелить в лицо милиционеру, вытаскивающему ее из-под кровати, знали только я и Сергей Клименко, командир штурмового отряда милиции Северного округа.
Полутораметровый шар 'посредника', оставляя слизистый след на паркете зала от стекающих капель, подлетел поближе к закованным людям, и голос, в котором ясно читалась чистая и незамутненная ненависть к обвиняемому проскрипел:
- Виктор Легкоступов, мужчина. Шесть лет. Вина на нем. Оскорбление Хозяев. Жертва принимается.
Шум толпы стал сильнее, в углу заплакала женщина. Вашу мать, твари! С Ерохиными все понятна, этих сволочей я бы собственноручно скормил бы Ночным Хозяевам, но казнить шестилетнего ребенка, за то, что играя с друзьями, он сорвал тряпку, висящую на стене дома. Случайно сорвал, мальца потом допрашивали и в милиции и даже из центрального района чиновник приезжал, все выяснил. Но тряпка эта Стяг - символ вечной и нерушимой дружбы между Людьми и Хозяевами Ночи. И сорвав его, Виктор Легкоступов, мужчина, шести лет, нанес тяжелейшее оскорбление 'ночным'. А еще 'подвел под монастырь' старосту дома, где висел этот проклятый стяг.
А вот и он...
- Авдотий Петрович Симонов, мужчина, шестьдесят сем лет. Вина на нем. Оскорбление Хозяев. Жертва принимается.
Растрепанный старик, испуганным взглядом смотрел на тушу посредника. Кажется, он не понимал всей серьезности ситуации. Шум в зале достиг своей критической отметки. Многие знали старика, вся вина которого состояла в том, что, находясь на посту в подъезде дома, он не уследил за играющими детьми...
Пора вмешаться, подумал я, ребенка со стариком люди мне не простят. Несмотря на то, что я в своем праве. И на месте этих несчастных мог оказаться любой из присутствующих.
- Прошу слова, - я поднялся с кресла, стоящего на сцене. - По праву Князя Северного округа, ищу милости для моих людей. Ребенок сотворил беду не со зла, да и вина старика не велика. И поэ...
Удар был такой силы, что меня просто швырнуло в кресло. Не выдержав моего веса, ножки обломились, и я еще пару метров проехался по сцене, по пути снеся бюст Ленина на красной фанерной подставке, пока спинка кресла не уперлась в стену.
- Степень вины определяю здесь я. И никто не смеет просить милости для тех, кто оскорбил Хозяев Ночи. - Голос посредника ревел в моей голове. - И если ты, Князь, еще раз посмеешь просить о подобном, следующим в качестве дани пойдешь ты!
Подбежавший ко мне дружинник попробовал мне помочь, но я зло оттолкнул его руку и встал сам. Меня тошнило. Вот только сотрясения мне не хватало для лучшей жизни.