Аннотация: Соавторская работа члена жюри конкурса "Нереальная новелла" Юлии Гавриленко
Пламя костра рассыпается тысячей нитей.
Много людей. Разнится их тайная сущность.
Рита. Руки тонкие, хрупкими кажутся. Но я-то знаю, сколько в них силы. Как раскроет ладони - белый столб из них рвётся ввысь. Или наоборот - чёрный пламень тянется, вбирают они его. Потом она сразу такой беззащитной становится. Усталой и маленькой, как девочка. Магиня моя. Корректор.
"Любые оздоравливающие воздействия на человека при состоянии его сущности, близком к терминальному, абсолютно противопоказаны". Третий постулат Стандарта. И кто только это придумал? Почему - противопоказаны? Может, он ещё пожить хочет? Но не знает: как. И не может от затемнения избавиться. А Ритка - она всех вытаскивала. Любила потому что людей. Неразумные они, как дети. Невежественные и агрессивные. Варвары. Но хорошие всё равно...
В нашей эссенциалии Рита проработала год. Приехала совсем молоденькой феечкой, только из института. Опыта - ноль, зато академические знания, сертификаты. А уж энтузиазма... Мы только диву давались, когда она на работу каждый день на электричке моталась. Четыре часа на дорогу. Это ж надо... Примчится, отработает, а вечером - молока выпьет на вокзале, за целый день-то, и домой. Несколько месяцев так ездила, пока я ей общежитие не выбил.
Вот как хотела помогать. Исцелять. Длинненькая, худенькая, в нелепой розовой куртке, волосы растрёпаны. "Птица фламинго" мы её звали. И при этом - красавица... Как у неё получалось? Глаза большие серые распахнуты - они и сейчас такие. Только теперь я в них себя вижу. А раньше не видел - боялся. "Севка, ты - волшебник!" - она мне всегда говорила. А я плечами пожимал. Волшебник? Ну да. Сама-то кто?
- Я? Фея.
А теперь она другая стала. Взрослая. Вдумчивая. Глубина в ней такая, что до дна не всегда достать можно. Даже мне...
Рита, прости меня...
***
Помню то утро, когда она вошла в мой кабинет. "Можно, Всеволод Вадимович? Я к вам". И всё. Я сразу понял, что возьму её на работу. А солнце хлестало в окно - как летом, хотя сентябрь уже вовсю разгулялся. И наши "дракончики" в горшках - драконовые деревья - так и тянули к нему длинные острые листочки. С кадрами у нас тогда неважно было, поэтому брали даже приезжих магов, вопреки Стандарту. Всегда нарушали, что делать... Даже когда нам резко прибавили зарплату, эссенциалистов больше не стало. "Светить другим" - страшно.
Соседние эссенциалии знали, что мы нарушаем. Мне тридцать лет было, когда сделали директором, а совету Лиги это ох как не понравилось! Всё копали под нас, брешь искали. Только не нашли. Мы же не школьники, умеем концы прятать.
Вошла, значит, она, и давай документы свои доставать, один за другим по столу раскладывать. Тут матроны наши прибежали - Наталья с Людмилой - и давай ахать и причитать, из рук в руки передавать её корочки. Клуши столичные. По возрасту-то они мне в матери годятся, а по факту - "замши". У них и половины таких бумажек не было. А у Ритки, хоть из провинции она - и Диплом нового образца, с гербом Лиги, и сертификаты, один лучше другого - целительский, психологический, магический, коррекционный. И конечно - значок на груди. Серебряная паутинка, а на ней - большая буква "М" - "Маргарита". У каждого из корректоров есть именной значок. Это символ сущности. Жив маг - "жив" и значок. После выпуска все их таскают, не снимая - гордятся. Потом как-то забывают.
Приняли мы её на работу. И начались чудеса.
В помощницы ей дали молодую девчонку, ей ровесницу - Катю. Катя всеобщей любимицей в эссенциалии была. Юркая, умненькая, приветливая, характер лёгкий, помочь всегда готова. А главное, давно работает у нас. И всё знает. Как с клиентами разговаривать? Что одним можно обещать, а другим - ни в коем случае? Кто буквально понимает, а кто иносказания ищет? Народ-то один и тот же приходит, знаем всех, как облупленных. И они нас знают, привыкли уже. А вот к Рите - не привыкли. Потому что она - другая.
Гордая слишком, независимая. Талантливая. И способности её видны глазом. Светится вся, будто многогранник в солнечных лучах. Не всем это нравится. В том числе - коллегам. И, как на грех, рассеянная и романтичная слишком. Наша работа, она точность любит, скрупулёзность, отчётность, бумажную волокиту. А Рита - всё в памяти, в уме держит. И коррекцию свою проводит - будто с потолка решение берёт. Тут придраться всегда можно, если специально искать...
Но люди пошли. Увидели нового специалиста, потянулись. Молодые, они всегда сначала доверие вызывают и надежду. Почему только потом их же и предают - не понимаю. Сколько наших коллег сгорело, за один только прошедший год! Вспомнить страшно. Пять человек на город.
А мы ведь не чернокнижники. Обычные люди - просто со знаниями. Маг - это профессия.
Идёт к нам народ со своими проблемами. С самым насущным. У одного - внучка в секту ушла, у другого - судороги, падает прямо на улице, а потом ничего не помнит. Третьего с работы уволили, четвёртого девушка бросила, у пятого - рак... И много их, никак не заканчиваются. Хоть сутками работай, без перерыва. Но - нельзя. Маг должен отдыхать, иначе - иссякнет, высохнет весь. Все по-разному трудятся, но обязательно гомограмму составляют: что да как, какие акцентуации, личностные предпочтения, детские болезни, врождённые травмы, пережитые несчастья... Рисуют схему - на розу ветров похожую, называется эссенциальная* паутина - или лабиринт сущности. А потом, двигаясь по отдельным ниточкам, пытаются затемнение найти. Сгусток такой. Комок. То место, где линии в клубок сплетаются.
У нас все стараются побольше клиентов принять в короткий срок. Ведь за сверхнорму премию дают. Когда такой поток течёт, нет времени на доскональный поиск. Развязал пару узлов - и ладно. Человеку полегчало - он и благодарен. И магу - доход и уважение. А то, что через месяц клиент опять явится, с другой бедой - так это жизнь сложная. Экология плохая, стрессы.
Всё это верно. Но можно проблему с первого раза устранить. До конца. Да так, что человек сам поймёт, как себе помочь, если что. Ключ к нему подобрать, да самому же и вручить. Не это ли наша цель? Но работа эта долгая, тяжёлая, а главное - невыгодная. И клиента мучить - и самому премии не видать. Ведь времени на одного человека много тратится, можно было бы десяток принять. А результат - он не сразу будет. Да надо ещё доказать, что благополучие - заслуга мага.
Ритка, она наивная. Увидит клиента, нарисует лабиринт, и давай в нём шастать. Хочет всё и сразу. Максималистка. Вот таким макаром и вылечила одного, с нервным тиком. Огромную бобину размотала! И как его в детстве одноклассники дразнили, потому что очки носил, и как в армии лиха хлебнул, и как переживал всю жизнь, что не успел институт закончить. Когда она это из него вытащила, узелки нашла да развязала - не только тик прошёл - зрение исправилось, а мужик и не мечтал о таком. Но главное, комплексы исчезли у человека. Он будто заново родился. Поверили Рите люди, хоть и не понимали, как ей такое удалось. А всё закономерно. Только надо каждый шаг свой фиксировать в схеме, иначе подумают, будто ты сверхвоздействие использовал. Тогда могут и в чёрной магии обвинить. А за это до сих пор сжигают...
- Вы ваш юношеский максимализм бросьте, Маргарита, - не раз говорила ей Наталья, - может быть, вам схема и не нужна. А Трибуналу - нужна. И если они пошаговую коррекцию не увидят - как вы будете оправдываться?
- Так ничего же не случилось. Наоборот, человеку хорошо.
- Кстати, чем вызван такой интерес к этому клиенту? Он заинтересовал вас?..
Никто не верил, что она не берёт взятки. Конечно, благодарные исцелённые люди с радостью дарили ей цветы, конфеты, игрушки всякие. Может, и деньги кто предлагал, не знаю. Но вряд ли много. Откуда деньги у народа с уровнем жизни ниже среднего? Те, кто получше живут, очереди в эссенциалию не занимают. Они идут в платный центр, без суеты, толчеи и с индивидуальным подходом. А у Риты к каждому подход был. Не конвейер, как предполагает наша работа.
Смотрел-смотрел я на неё и влюбился. Не знаю, как это со мной случилось, только однажды почувствовал желание войти в её лабиринт. Как лавина какая-то с гор на меня свалилась. Не выдержал, достал личное дело и паутину её развернул. А в ней ни одного узелка нет! Будто вышивка гладью, двухсторонняя... Закрыл глаза и ладонью вожу, чувствую тепло. Тут как раз Рита вошла - неслышно, но я почувствовал, что она здесь, смутился. А она как глянула - сразу всё поняла, обрадовалась, как ребёнок. Я что-то прохрипел, типа: "Рита, я бы хотел, чтоб вы мне сводку составили..."
...Мы долго сидели друг напротив друга. Все уже ушли, а мы всё разговаривали. Сначала - о работе, потом... Потом - о нас. В тот момент я был женат, но моя семейная жизнь существовала только на бумаге. У Татьяны давно был другой мужчина, она собиралась подать на развод. А Ритка... Она как будто разбудила меня. Я даже подумывал, не размотала ли она мою эссенциальную паутину, так мне было хорошо. Легко и свободно жить. Вы знаете, что это такое - жить легко и свободно? Значит, ваш лабиринт не затемнён. А вот я раньше не знал...
Я проводил её далеко за полночь. А наутро почему-то вся эссенциалия знала о нашем романе, хотя ничего особенного не произошло. И вот тут на неё взъелись по-настоящему.
Девчонки шушукались за спиной. Даже клиенты (им-то кто сказал? да и какое им дело?) часами просиживая в коридоре перед кабинетом, осуждали "современную мораль". Одна Катя питала к ней прежнюю искреннюю дружбу. Эх, Катя-Катя...
Ольга - заведующая сектором магов первого звена, где Рита трудится - цеплялась к ней, словно специально выискивая повод.
Так и вижу эту картину. Вызвала Риту, смотрит холодно. Черты у неё тонкие, резковатые, хоть и красивые. Нос с горбинкой, губы под перламутровой помадой кажутся бледными. Да ещё волосы чёрные, при голубых-то глазах. Демоническая внешность...
Смотрит на Риту и говорит: "Где ваши отчёты, Маргарита Сергеевна"? А Ритке в последнее время не до отчётов было, народ валом валил. И не только её районы, из других тоже приходили - не откажешь ведь! Не откажешь...
Какие тут отчёты! Очухаться бы до утра.
Странная всё-таки вещь - Эссенциалия. Первый магистр, мир его праху, задумал её как избавление от бед. Здесь должно быть светло и тепло. И хорошо. Ведь мы другим помогаем, значит, и себе помочь могли бы. А на деле - всё не так. Холод и тьма. И дрязги. Зависть. Злость. Предательство.
...В некоторых случаях нам помогать запрещено. Их немного.
Если возраст клиента превышает восемьдесят лет. Да-да, восемьдесят!
Потому что к этому сроку, как ни крути, эссенциальные линии теряют эластичность, становятся тонкими, ломкими, и распутать их свалявшиеся хитросплетения сложно. Раньше пытались, но даже у самых умелых и опытных корректоров нет-нет, да и порвётся одна-другая нитка. А это ведет к беде. И для мага такое напряжение даром не проходит - можно силы лишиться. Но если клиенту семьдесят девять - мы обязаны его взять. Даже если видим, насколько его "паутина" ослаблена и истончена.
Не имеем мы права вмешиваться и при четвёртой - последней - стадии рака. Невозможно. Потому что эссенциальные нити уже порваны. Пришлось бы их выуживать по всему организму и заново в паутину сплетать. Ах, как это для человека тяжело! Он ведь не один месяц жил с разрушенным лабиринтом, а тут... А магу такую коррекцию совершить - всё равно, что родить его заново. Никакой энергии не хватит.
Ритка вот однажды заболела - перенапряглась. Пришлось две недели восстанавливаться. Тут на неё все окрысились: "Почему мы должны принимать её клиентов? У нас своих много".
Только это начало было. А дальше...
***
Приходит раз под вечер к ней дед. Под самый конец приёма. А Рита усталая, отпахала смену. Дед говорит: "Меня Ольга Михайловна прислала". А деду-то без одного дня -восемьдесят. Обычно сложные случаи заведующая сама берёт, а тут...
Рита начинает анализ проводить. Сначала расспросила обо всём. Дед на боли какие-то жалуется, внизу живота. Рита просит его лечь на кушетку - надо выяснить: откуда боль? Дети обижают? Пенсия маленькая? Или тоска какая? Закрыла Рита глаза, водит рукой.
Нам недавно аппарат привезли, замечательная вещь. На чувствительную панель управления маг кладёт правую руку, а левой - сканирование проводит. Одна рука воспринимает, другая - излучает. Датчик. И вся информация на экране в эссенциальный лабиринт преображается. Водит Рита рукой и без паутины чувствует, что у мужика - рак кишечника. Четвёртая стадия. А лет-то почти восемьдесят... Вмешиваться нельзя! Как заведующая могла направить его?!
Хуже всего, что позади - тяжёлый рабочий день, сил у Риты мало. Не поможет она деду, понимает, что не поможет. Но что сказать? "Иди - умирай"?!
"Может, хоть причину найду?" - думает Рита. Ведь человек часто и сам справляется. Надо только объяснить ему - как.
Дед лежит, отдыхает, а Рита работает. Бегают по экрану разноцветные точки, вектора пересекаются. Временные, пространственные, личностные... Края паутины похожи на острые льдинки. А затемнение прямо по центру - будто разодранный кошкой клубок.
И сгустки энергии в него ухают, словно в воронку. Где же первопричина?
Нашла. Опять психология. Восемьдесят процентов всех наших бед.
- Иван Романович, я не смогу вам сразу помочь. Но вы можете помочь себе сами. Помиритесь с дочкой, вы за что-то на неё очень обижены. И мне видится, что зря...
- Да я и сам чувствую, - срывающимся голосом произносит мужик, - что зря. Не виновата она, не может чаще приезжать, сама ведь нездорова... пятьдесят семь уже... Дети у неё, внуки, и все работают, учатся... Всех накорми, обогрей, утешь, в школу отведи...
Подбородок у деда дрожит, того и гляди, слёзы закапают.
- Вот видите, - шепчет Рита, - не расстраивайтесь. Вы бы прислали её ко мне, дочку. Или пусть по месту жительства в эссенциалию сходит. Везде ведь есть...
Мужик уходит. Рита, обессиленная, плетётся домой и сразу же засыпает. Отчёт она, естественно, не сделала, лишь последние данные в компьютере есть. Лучше б не было...
А утром - констатация у нас. Умер ночью дед. С дочкой помирился и на радостях пива решил хлебнуть. Лет десять не пил, а тут... Живот моментально схватило. Перитонит, а потом - всё. Прямо на операционном столе скончался. На вскрытии, конечно, рак четвёртой стадии подтвердили. Излечение и в более лёгких случаях не сразу наступает, даже если человек всё правильно сделал. А тут - "четвёрка", лет много и вмешательство запрещённое...
Может, наши и спустили бы всё на тормозах - ведь дед не по Ритиной вине умер. Но внучка его какой-то шишкой оказалась. Подняла бучу: "Как это так, дед ни на что не жаловался". А то, что опухоли не один месяц, даже не один год растут - кому какое дело?
Эссенциалия виновата.
И тут - Трибунал вмешался. Наши Людмила с Натальей, как про Трибунал услышали, побелели, словно снег в январе, позеленели, будто первая весенняя трава, а потом пурпурными сделались, как пионы. Видано ли?! Девчонка сопливая их под монастырь подвела?!
А Ольга, вся серая, вызвала её и только бросила, как обожгла:
- Собирайте вещи!
Рита стоит - ни жива, ни мертва. И деда жалко, и не думала она, что всё так обернётся. Да и с Трибуналом не сталкивалась ни разу. Лишь пролепетала:
- Ольга Михайловна, вы же сами его прислали...
- А диагностику проводить я за тебя буду? А Стандарт ты почему нарушила?
Что тут скажешь?
- Помочь хотела...
- Вот и помогла, - отрезала Ольга, - нам всем!
Людмила себе тут же "больничный" взяла, Наталья, зло зыркнув на Риту глазами, помчалась в Управление комиссию умасливать, чтоб эссенциалию не закрывали. Ольга ко мне подошла.
- Всеволод Вадимович, выпишите командировку.
Это чтоб с Ритой, значит, ехать. Сама стоит, шатается. Ей уже приходилось с Трибуналом общаться. Только не рассказывала никогда. Кто ж тебя, дуру, просил Ритке нестандартного клиента присылать?!
- Не надо, - говорю, - Ольга Михайловна. Я сам. Только вы расскажите мне: как и что.
Она на меня посмотрела как на сумасшедшего, потом в её глазах что-то блеснуло - понимание появилось. И наконец - сочувствие.
- Хорошо, - вздыхает, - слушайте.
Впрочем, рассказала она немного. Но ох как пригодились её советы...
***
В первый раз пришлось мне увидеть "трибунальщиков". Три бесцветные дамы и суровый Главный, Артур. Где-то я видел его, но вспомнить не могу. Ритку оттеснили к окну, сесть не разрешили, все вещи отобрали. Ольга знала, как доказательства собирают, а вот я даже предположить не мог, что это выглядит так отвратительно.
День солнечный, в окно веет свежестью, птички поют, из автомобиля во дворе играет музыка... А Риткино немудреное рабочее место рушат на глазах. Дамы действуют быстро и слаженно. Одна из компьютера информацию переписывает, вторая перетряхивает ящики стола, третья карманы у розовой ветровки вывернула и за сумочку принялась. А главный руководит. Молча.
И я стою. Дурак - дураком.
- Как вы это объясните?
Фотография с празднования Ольгиного дня рожденья. Торт, конфеты и чай. Фуршетом. Взял кусок на тарелку, в чашку кипяток залил - отходи и пристраивайся, где место есть. Мне все говорили, что я слишком заигрываюсь в демократию. А я просто начальником себя не чувствую. Мне бы на линию, в первое звено... К Рите.
В тот день мне места не нашлось, я возле Ритки на коробке из-под копировального аппарата примостился. И не знал ведь, что в кадр мы оба попали. А она, глупышка, оказывается, файл среди гомограмм за прошедший месяц хранила.
Рита молчит.
- Да что тут объяснять, - говорю спокойно, - просто отмечали юбилей. Не в рабочее время, поверьте.
Дама-дознователь на меня быстрый равнодушный взгляд бросила.
- Директор может выступать свидетелем?
- Может, - это вторая, та, что в сумочке рылась, ответила, - между ними пока ничего нет.
Как она успела проглядеть и записную книжку, и сообщения в телефоне - нет там ничего, конечно. Нам и шифроваться не надо было, я спокойно разводные дела улаживал, знал - Рита меня дождется. Не было у нее никакой личной жизни, только мечты да ожидания.
Вон содержимое сумочки сиротливо на стол высыпано. Носовой платок, проездной на метро, пропуск в общагу, ключи да томик "Лирики влюбленных душ" нашего коллеги. Строки исчерканы пометками и знаками вопроса. Она все собиралась ему написать и спросить: что можно использовать в работе, а что - просто красивости, вымысел. Ручка шариковая, запасная ручка, калькулятор, расческа, кошелек с парой купюр и несчастными монетами. Ну и значок, конечно же. Блестит, не тускнеет. Ни помады, ни туши, ни, извините, специальных таблеток. Сумка как у школьницы средних классов.
А вот то, что в столе у нее творилось, оказалось похуже.
На клиента дело заведено, все по правилам: папка, номер... Открывает его дама-дознователь - а в нем ни одного листочка.
Или еще хлеще. Несколько огрызков бумаги с разными именами и эскизом паутины "от руки"...
Ритка, кто же тебе разрешал лабиринты зарисовывать по памяти, да еще просто так в ящик засовывать? Это же данные клиента, мало ли кому в руки попадут! Их и в аппаратуре только под паролями держать можно, и в сейфе только в бронированных ящиках под личной печатью сотрудника эссенциалии...
Двадцать восемь клиентов без закрытых дел, семь спорных случаев, четыре тяжелых, один безнадежный.
Рита даже не пыталась оправдываться, все и так было ясно.
***
В поезде нам поговорить не дали. Риту везли дамы, мы с Артуром попали в купе к бабушке с очень общительной внучкой лет шести. Девчонка так и вертелась возле нас - уж очень её заинтересовал черный плащ моего спутника. Пришлось притвориться, что плохо понимаем по-русски. Да и не собирался Артур мне ничего объяснять. Для него я - потенциальный нарушитель.
А я и чувствовал себя преступником. Потому что вовремя не помог, не проверил, не организовал нормальные условия труда. А ведь знал же, что значит работа первого звена! Тут невозможно не сорваться, не ошибиться, не нарушить хоть одну из сотни инструкций. Только что таким был! А теперь, видишь, ли, на повышение ушёл, кретин. Не можешь руководить - сиди на линии. Только поздно сожалеть, остаётся сжимать кулаки и зубы, злясь на себя.
Что с Ритой за ночь произошло, я не знаю. Но утром на перрон выпорхнула одна серая тень моего Фламинго.
Три надзирательницы, чьи тощие, как у стервятниц, шеи торчали из черных воротников, вышли следом. У каждой в руке чемоданчик с "уликами".
Рита меня увидела и слабо улыбнулась.
Хотел было к ней подойти, поддержать - Артур остановил.
Нельзя, так нельзя. Я ей тихонько воздушный поцелуй послал. Еще раз улыбнулась. Вижу, силится мне рукой махнуть или ответный поцелуй послать, не может.
Скосила глаза вниз и показала мне куда-то на ладони.
Я пригляделся - темно-зеленые перчатки. Ажурные, будто сплетены из...
Как же меня передернуло тогда! Настоящие крапивные перчатки, не слух, не легенда. След далекого прошлого.
Господи! Да кем они нас считают? Колдунами?! Крапива, которая снимает магическое действие. На нежных ручках Риты - грубые колючие волокна. Как мне хотелось закричать, заорать на весь вокзал: "Что же вы делаете, прекратите! Она же этими руками людей спасала!"
Но не закричал. Хорошо, если ей разрешат вновь в эссенциалии работать. А если признают виновной? Лишат диплома и запретят к лабиринтам прикасаться. Тех, кто до подобного дошел, мы больше не видели. То ли им стыдно на глаза бывшим коллегам показываться, то ли в наказание входит и смена места жительства.
А ведь иногда к сожжению приговаривают...
Но в эссенциалиях запрещено обсуждать эту тему.
Два автомобиля с темными стеклами, Рите завязывают глаза и увозят в первом. Мне разрешают смотреть. Узнаю дорогу, озеро и нарядный ухоженный замок. Двухцветные стены: снизу серые, сверху - красные. Пузатые башни с аккуратными островерхими крышами, похожими на шляпы. На каждом шпиле - флюгер... Я был здесь на экскурсии еще в институтские годы. Вон и сейчас туристы бредут по мостику к крепостной стене.
Только мы - не экскурсанты. Садимся на моторку и подбираемся к замку со служебного входа.
Рита, Риточка, не бойся! Вон и солнышко подмигивает тебе сверху и улыбается отражением из воды. Ты должна его почувствовать даже сквозь темную ткань. Это теплое солнышко, непривычное для холодной приморской страны, оно тебя приветствует и успокаивает...
Из солнечного дня нас резко вталкивают в темный каменный коридор. Какой же он длинный и узкий! На экскурсии мы входили с другой стороны - через главные ворота. В пару-тройку незакрытых ходов заглядывали - фотографировались со вспышкой, смеялись и спешили дальше. Я не думал, что по ним так жутко идти.
Риту быстро уводят в другое ответвление, и я теряю её из виду.
От стен веет сыростью, потолок словно давит на голову. И этот запах чадящего масла от факелов... Долго его не забуду.
Думал, коридор закончится, и расстанусь с ложными ощущениями, но он все продолжался. Ветвился, уходил куда-то вглубь. Артур шел уверенно, ориентируясь на факелы и известные ему знаки. Я бы заблудился.
Наконец он остановился у массивной двери и отодвинул железный засов.
Пригнулся, осмотрел открытую комнату и глухо сказал мне:
- Заходите сюда.
Я протиснулся мимо него, хотел спросить про Риту, но...
Дверь захлопнулась.
Звук задвигаемого засова прекрасно дополнил впечатление. Что ж, это Трибунал, и Ольга советовала мне не удивляться. Нет второй организации, так же привязанной к древним ритуалам.
Света в помещении не было, но свечной огарок удалось найти.
Вернее, сначала я нащупал стол с осклизлым кувшином тепловатой воды, а на краю стола уже обнаружилась плошка со свечой. А вот и драгоценная зажигалка - спасительница неисправимых курильщиков...
Высоко над полом крошечное окошко. "Для относительно свежего воздуха", - усмехаюсь про себя. Грубый топчан у стены, на нем коробится жесткое одеяло. Возле двери ведро, о назначении которого я догадываюсь, но стараюсь не верить. Антураж не для слабонервных. Как же себя сейчас чувствует Рита? Где она?
Я встал под окном, пытаясь дотянуться и хоть что-нибудь разглядеть. Но отсюда виден лишь квадратик неба...
В камере я просидел не час и не два. Трое суток. Смену дня и ночи замечал только по слабому свету из оконца, выходящего, видимо, в один из внутренних двориков. Изредка доносились беззаботные голоса туристов, напоминавшие о том, что на дворе - XXI век, и я - директор эссенциалии, а не средневековый еретик, брошенный в темницу в ожидании костра.
Я покорно брал черный хлеб и воду из неведомых рук и вновь ложился на короткий топчан. И самое печальное - ничего не мог сделать для Риты. Если бы мне дали выступить, рассказать о досадном недоразумении, поведать о её заслугах... Речь сочинял часами, но кому ее было читать? Крысы, и те обходили стороной убогое жилище.
А потом меня пригласили на судилище.
Отвели в ослепительно светлую комнату, увешанную гобеленами. Предложили посмотреть через глаз вытканного рыцаря.
И я увидел Риточку, храбрую мою птичку в железной клетке.
Она стояла, закрытая со всех сторон толстыми прутьями, в углу сводчатого зала. Клетка не давала ей упасть. Сидеть там было не на чем, оставалось только вцепиться пальцами в перекрестья, повиснуть и склонить голову. Рита слегка шевельнулась, и я услышал звон кандалов.
Судьи занимали места у противоположной стены. Все в черном, совсем без эмоций, они выглядели надгробными памятниками. Лишь тени от свечей плясали на их лицах.
В центре зала стояла девушка в легком костюме.
Я не сразу сообразил, что это наша Катя, пока не услышал ее голос.
- Нет, что вы, Рита очень хорошая!
Храбрая, искренняя Катька. Слава Богу, что они допрашивают ее, а не Людмилу или Наталью.
- Отвечайте на поставленный вопрос. Обвиняемая принимала посетителей после окончания рабочего времени?
- Да, к ней шли все, кто не успевал пройти по записи, и чужих клиентов она...
- Вмешивалась ли она в дела людей, о которых сказано в третьем Постулате Стандарта?
- Она делала все необходимое, чтобы...
- Оформляла ли она по инструкции личные дела?
Катя замялась. Это основная проблема: либо люди - либо бумаги. Все мы откладывали оформление на потом. Краткие записи вели, конечно, но переписывали начисто раз в месяц или в два. А уж Ритка вообще...
- Отвечайте! Всегда?
- Нет, но...
- Строила ли она и раньше лабиринты людей, чей возраст приближался к восьмидесяти годам?
Снова Катя запнулась.
- Ну, если только...
Нет, не дали ей договорить. И семьдесят пять, и семьдесят три... Все приближается к критическому. У кого-то паутина и к семидесяти изношена и неэластична. А у кого-то и в восемьдесят два главная беда - внучатая племянница, которая никак не отнесёт в починку любимые туфли. А без них до булочной не дойти.
Все мы помнили ту бабку, и смешно, и плакать хочется. Ольга ей официально отказала, девочки помялись да отвернулись...
А Рита уже на выходе рядом с курилкой догнала, только рукой дотронулась, вроде как бахилы снять помогает, и задачку с племянницей разгадала. Той за все услуги, за помощь да за заботу только и надо было, чтобы бабка ее родной душой признала, да доброе слово сказала. А бабка вместо того, чтобы с единственной близкой роднёй поговорить, пришла в эссенциалию скандалить.
Ох, влетело от меня тогда Ритке! Зачем она в подобную ерунду вмешивается? Да еще при девчонках, что в курилке трепались! Она отмахнулась: ей, видите ли, не тяжело!
Бедная Катька, топит Риту собственными словами, хочет спасти, а топит...
- Могла ли она совершить запрещенное воздействие?
- Да все мы могли! - в сердцах выкрикивает Катя.
А вот теперь и мне - кирдык, как директору. "Все могли"! Прямо, честно и в лицо инквизиторам. Молодец, девушка...
Шучу, а самого холодный пот прошибает. Впрочем, так мне и надо.
Катю уводят.
Рита беспомощно закрывает глаза. Все верно, Катя не оговаривала ее, никого не обманывала. Да только не "все могли", Катя! Это вы с Риткой такие наивно-самоотверженные дурочки. Другие рисковать не будут - и правильно.
Наступает моя очередь. Зачем мне давали посмотреть допрос Кати? Чтобы подготовиться или чтобы окончательно "развалиться"?
Я выступил не лучше. Куда подевались припасенные заранее слова? Все разлетелось, раскатилось, как разрушенный лабиринт. Чувствовал свою правоту, всей душой мечтал спасти Риту - а не смог.
Проклятая казуистика, что ни скажу - все против неё. Все в копилку обвинений.
- Подсудимая!
Рита поднимает голову.
- Суд считает вас виновной. Вы признаёте свою вину?
- Нет.
Рита говорит тихо, но твёрдо.
- Вам известно, что в случае признания себя виновной вы лишаетесь диплома без права восстановления?
- Да.
- ... А в случае непризнания вины будете подвержены очистительному огню?
- Да! - шепчет она и разжимает пальцы. Но не падает, задняя стенка клетки поддерживает спину. Мой фламинго медленно сползает на пол, запрокидывая голову.
- Господи, - шепчу я, - всего этого не может быть...
- Подсудимая! Вам даётся двенадцать часов на обдумывание решения.
Значит, есть ещё время передумать!
Главный судья кивает, и дама-охранница отпирает клетку. Спрашивает.
- Поможете ей вернуться в камеру?
Помогу ли я!
Кидаюсь к Рите.
Рита, цветочек мой, зачем же ты так?
Я поднимаю ее на руки - хрупкое тело с оковами на ногах. Цепи волочатся за нами по коридору и безумно громко звенят.
Клетку катят следом.
Я заношу Риту в камеру и кладу на кучку соломы. Клетку устанавливают рядом.
Дверь за нами запирается.
В камере, на цепи, в клетке... Средневековая дикость. За что?! За любовь к людям? За щенячий азарт в работе? За чрезмерную чувствительность или за силу духа? За честность? Это все тоже пережитки средневековья?
Я прижимаюсь губами к узким ладошкам. Ее веки слабо подрагивают, она шепчет:
- Севка, как же хорошо, что ты рядом...
- Да, я рядом, милая моя, хорошая...
- И ты будешь со мной, когда все закончится...
Я закрываю ей губы ладонью. Зачем тратить силы на слова?
- Конечно, я всегда буду с тобой! Прошу тебя, подумай! Мы покончим с этими... жуткими формальностями и вернемся домой. Не клином же свет сошёлся на эссенциалии, в конце-то концов! Поездишь по миру, слетаешь на море... Ты была на море?
Она еле заметно качает головой.
- Вот видишь, а теперь у нас будет время! Посмотрим другие страны, начнем новую жизнь! А помогать людям можно не только через паутину! Хочешь быть учительницей? А библиотекарем? Или хотя бы - донором?
Рита обнимает меня, звякают цепи.
- Я люблю тебя, Севка, - бормочет она, - ты ведь не бросишь моих? Не оставишь? Деминых с их сыном-наркоманом, Власкиных с их семейными дрязгами, обещаешь?
- "Обещаешь", - вздыхаю.
Эх, Ритка-Ритка! О ком ты печёшься! Разве кто-нибудь из них пришёл? Хоть один исцелённый сказал слово в твою защиту? Что они понимают, люди. Им же себя отдаёшь, самым дорогим рискуешь - жизнью. А вот и награда - костёр... Знаю, что невиновные не горят, но - как? Никто не объяснял, даже Ольга отмолчалась.
Да помогу, куда я денусь. Если не...
Недолго мне удалось посидеть с ней. Я уговорил Ритку выпить немного воды, и вскоре она заснула. Сразу же загремела дверь, вошла в камеру высокая фигура и поманила меня. Как же не хотелось оставлять Риту одну! Но просить не решался, и так понятно, сделали уже для меня исключение.
Меня приводят в маленький кабинет. За письменным столом сидит Артур. Он немного неловко держит писчее перо, и я, наконец, вспоминаю, где раньше встречал его. Мы пересекались на практике, работали спасателями на пляже, правда, в разные смены. После травмы руки о лодочный винт ему пришлось расстаться со специальностью корректора. Хотя и странно это. Руки ведь - не главное. С тех пор я его не видел, потому, наверное, сразу и не вспомнил.
Он смотрит на меня, не мигая, но я вижу: понял. Пару мгновений колеблется, признать знакомство или нет.
- Да, Сева, - медленно произносит он, - не уследил ты за девочкой.
Я вздрагиваю. Вижу, как тяжело даются этой бесстрастной машине простые человеческие слова. Как будто проступают сквозь озвучивание инструкций и постулатов. Слабым ветерком слегка приподнимается мелкий песок воспоминаний. Мы снова в нашей юности, хотим исцелять. И не делимся на нарушителей и контролеров.
- Почему такой суровый приговор, ты же понимаешь, что она не виновата?
Вопрос без ответа. Да я и не ждал его.
Артур перекладывает несколько листов бумаги.
- Здесь подпиши и здесь. Под галочками... - Достает новый бланк. - Сколько у нее осталось клиентов "вне картотеки"?
- Пять семей, - быстро отвечаю я, - дела закрыты и сданы в архив, но кто-нибудь из них иногда приходит на минуту-две за советом. Она их принимает между посетителями...
- Нехорошо оставлять людей без поддержки. Заведите новые дела на каждого члена проблемных семей и распределите их между оставшимися корректорами.
Я немного расслабляюсь, предательски забывая о Рите. Меня оставляют на прежней должности.
- То есть, - нельзя, нельзя быть таким эгоистом, но вопрос срывается сам, - я возвращаюсь в нашу эссенциалию?
- Да. Считай, что ты свое отсидел. У тебя же было достаточно времени подумать?
Да уж! Было. Между сочинением речей в Ритину защиту я невольно наводил в мечтах порядок среди своих подчиненных. Чтобы ни одна умница-красавица больше не посмела действовать самовольно. За каждой буду следить, пусть жалуются на недоверие и "связанные руки". Видели бы они, что такое, руки, связанные крапивой!
- В личном деле Маргариты не указан адрес родственников. Ты не знаешь, как их найти? Нам придется сообщить о ее сожжении. Им будет назначена пенсия.
- Ее родители как раз переезжали в деревню со сбитой нумерацией домов, поэтому мы оставили пустые графы... У нее где-то недалеко живет тетя, она может быстро передать... Артур, - с трудом выговариваю я, - сожжение настоящее?
Да, я глупый, да наивный. И сожаление Артура относится не только к жизни Риты, но и к моему незнанию.
- Да, Сева.
Теперь уже ноги подкашиваются у меня. Стены водят хоровод, угол стола парит где-то возле моего уха...
Чувствую, как о зубы бьется стакан. Глотаю слегка горьковатую воду. Понимаю, что из меня только что чуть не выскочило сердце.
- Травяная настойка, укрепляет силы, - Артур усаживает меня на стул и придерживает за плечо, пока я не поймаю равновесие и не смогу откинуться на спинку сам, - Рите будет с ней полегче. Если выпьет еще немного, то боли почти не почувствует.
- Как же так... Сжигать человека?
- Не человека, - мягко поправляет Артур, - мага, корректора, применившего сверхвоздействие. Думаешь, Постулаты изложены для красоты? Паутина - это не игрушки. Завязал узел - считай, убил. Развязал - спас. Впервые люди получили власть над сущностью. И оставлять её без надзора нельзя.
Тех, кто овладел коррекцией, приравняли к магам, а бесконтрольный маг хуже бомбы.
В наш век бюрократии все просто. Заполнил бумагу - вопросов к тебе нет. Мы придумали формы, разработали перекрестные таблицы и повторяющиеся графы. И оценивают их не тупые роботы, а люди! Для нашего общего спокойствия нужно только одно - заполнить бумаги! Ты меня слышишь, Сева? Взять ручку и заполнить чертовы бумажки!
Он еще что-то говорит об очищающем действии огня, но я уже не слышу. Рита-Риточка! А ты, видно, служила только Первому Постулату. "Люби людей и помогай им"...
- Но нам ведь всегда говорили: "Невиновные не горят"! - цепляюсь я за последнюю соломинку.
- Не горят, - глухо вторит Артур.
- Но... я не понимаю...
- Ты никогда не видел "сожженных" магов?
- Нет, - вздрагиваю.
Секунду поколебавшись, Артур отпирает ящик и, достав какой-то предмет, кладёт передо мной на стол.
Это слегка оплавленный и почерневший по краям значок. Серебряная паутинка с буквой "А".
***
Тесный внутренний двор. Костер похож на бутафорский. Разновеликие вязанки хвороста и черный, грубо обтесанный, столб.
Рита внешне спокойна. Держится на ногах сама. На разложенные у ее ног документы старается не смотреть. К блузке прикалывают её значок. С ним Рита сразу выпрямляется и вскидывает голову.
Я стою в первых рядах зрителей, между Распорядителем казни и ответственным за пожаротушение. Справа от нас секретарь, в руках у него планшетка и лист протокола. Он обязан фиксировать наблюдения. Что тут фиксировать...
От повторного предложения признать себя виновной Рита отказывается. Она - корректор, им и останется.
Костер загорается.
Языки пламени мгновенно заглатывают разноцветные бумаги дипломов и сертификатов. Жар доходит и до меня. Рита почти не шевелится. То ли и в самом деле не чувствует боли благодаря настойке, то ли уже не чувствует себя живой.
Юбка и волосы уже давно должны вспыхнуть, но почему-то огонь пока лишь пляшет вокруг Риты безумный танец.
И я не выдерживаю. Кидаюсь к ней. Понимаю, что шансов никаких, что я могу лишь усилить мучения, что раньше надо было бороться, что я полный пень...
Но разбрасываю ногами вязанки и пытаюсь развязать веревки.
Странно, я тоже не чувствую боли. Значок на груди Риты блестит и мерцает. Невольно я пытаюсь найти центр тоненькой паутинки. Мои руки касаются ладоней Риты, и я попадаю в лабиринт ее сущности, и мы почему-то блуждаем вдвоем, а впереди светится паутина значка.
И мир накрывает сетью ослепительных лучей... А я вижу сменяющие друг друга картины...
***
Солнце бьет в окно кабинета. "Драконье дерево" тянет к нему узкие листочки.
Всего несколько лет потребовалось перспективному терапевту, чтобы получить должность заведующего отделением в районной поликлинике. И вот теперь он с утра до вечера охраняет интересы подчинённых. А вышестоящие пытаются подловить его на новых ошибках.
Светло и чисто. Но многолюдно. Пациенты разных возрастов, как слегка прихворнувшие, так и обладатели целого букета болезней, занимают очередь в четвертый кабинет. Врач - усталая изможденная женщина, не успевает помочь им всем, она занята бесконечным заполнением амбулаторных карт и бланков отчетности.