Благодарность - малейшая из добродетелей, неблагодарность - худший из пороков.
Английская пословица.
ГЛАВА 1
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ЛУИ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ
За мной наблюдали.
Я не был в этом уверен до конца, но чувство опасности не желало исчезать и охватывало меня всё крепче. Навязчиво, без причины. И это раздражало.
Стоящих причин для паники действительно не находилось. В кабинете было так тихо, что я мог расслышать собственное дыхание. Даже часы, порой изводившие меня своим тиканьем, отчего-то молчали. Стараясь выбросить из головы дурные мысли, сильнее сжал ручку и вывел ещё пару аккуратных строк. Пора уже привыкнуть к обычной жизни, без вездесущих призраков и демонов, стремящихся во что бы то ни стало заполучить мою душу и тело. Лето, щедро одарившее меня приключениями, благополучно завершилось, уступив место осени - времени, когда ничего нового не происходит. Жаловаться не на что, у меня всё в порядке. Я снова дома, занимаюсь мирной бумажной работой и не гадаю, какая нечисть на сей раз точит на меня зуб. Так что нечего шарахаться от любой тени, от каждого шороха...
Робкий скрип со стороны окна вмиг разрушил с трудом восстановленное спокойствие. С напускным равнодушием я даже не поднял головы. Незачем потакать своим слабостям.
После трёх ударов сердца раздался такой грохот, что я не выдержал и подскочил на месте.
На полу у окна, в окружении осколков вазы и полевых цветов, развалился молодой человек. Хоть он больше походил на служащего какой-нибудь конторы, чем на головореза, я не растерял бдительности. От людей, игнорирующих двери, добра не жди, это факт.
- Кто ты такой? - я схватил нож для вскрытия конвертов и тут же об этом пожалел: у меня не хватит духу вонзить его в человека, зато тот запросто сможет использовать оружие против меня.
Незваный гость поднял на меня полные растерянности глаза.
- П-прошу вас, не сердитесь, - пролепетал он.
Да я и не сержусь. Я просто боюсь.
- Пожалуйста, не кидайтесь на меня, - с видом побитой собаки продолжил ныть гость, - я же не сделал вам ничего плохого. Уберите нож, я у матери единственный кормилец...
Мне вдруг стало неловко. Роль злодея никогда меня не привлекала, поэтому совесть моментально купилась на этот трюк. Однако я взял себя в руки.
- Кто ты такой? - повторил я помедленней, отчего интонация получилась угрожающей.
Не смея подняться, незнакомец смотрел на меня с опаской и молчал.
Что ж, если ему не под силу ответить на этот вопрос, следует задать другой.
- Как ты сюда пробрался? Как ты залез в окно?
- Так по дереву, - осторожно начал он. - Там ветка такая тонкая, но я смог... В детстве мечтал стать акробатом, поэтому кое-чего умею.
Наверное, мой голос уже звучал гораздо дружелюбнее, иначе никак не объяснить, почему "акробат" расхрабрился.
- Хорошо. А зачем ты сюда залез?
- Я хочу взять у вас интервью, - заявив это, он вскочил на ноги и достал из-за пазухи карандаш с блокнотом. На его брюках остались влажные следы и пара лепестков. - Меня не пустили внизу, вот я и решил по-другому добраться до вас. Мсье Сандерс, умоляю, не гоните меня!
Вырвался вздох облегчения и усталости. Ну вот, меня настиг отголосок одной неприятной истории. В конце лета меня арестовали по подозрению в убийстве дочери графа де Сен-Клода. К счастью, дело удалось замять за неимением прямых улик, и полиция потеряла ко мне интерес. Но к этому времени газеты успели растиражировать мою фотографию и статьи с поклёпом и прочими небылицами. Элен на полном серьёзе предлагала подать в суд хотя бы на крупные издания, но я переубедил её, чтобы избежать нового всплеска внимания к моей персоне. В конце концов, я не публичный человек, так что как-нибудь проживу с этим.
Правда, несмотря на шумиху, никто раньше не брал у меня интервью.
- Зовут тебя как? - спросил я, не видя смысла переходить на "вы".
- Жюль, - по-детски ответил журналист.
- Значит так, Жюль. Я принципиально не общаюсь с такими, как ты. Не хочу, чтобы моё имя снова поливали грязью.
- Вы расскажете всё как было. Читатели обожают истории про произвол дворян и полиции. Вы станете мучеником в их глазах!
- Ты не понял. Я не хочу быть ни убийцей, ни мучеником, ни героем. Мне всё равно, что обо мне думают люди, которые скоро забудут о моём существовании.
- Вы будете знаменитым...
- Мне не нужна слава, - отрезал я и демонстративно открыл дверь нараспашку. - Пойдём, выведу тебя отсюда. Только ни звука.
Следовало в воспитательных целях выпроводить журналиста через окно, но для меня это было бы слишком жестоко. Бедолаге и так несладко. Приехал сюда, должно быть, из столицы, терпя унижения, нашёл меня, и в итоге получил неласковый приём. И это ещё не всё! Он приедет обратно, получит нагоняй от начальства и лишится заработка.
- Ну, может быть, ответите на пару вопросов? - заканючил Жюль, когда мы вышли на лестницу для прислуги.
- Нет.
- Вы же меня без куска хлеба оставите...
Сам бы сочинил что-нибудь, раз так трясётся за свою карьеру. Другие такое писали, что я сам себя не узнавал. В "Ле паризьен модерн" упоминалось, что у меня есть гражданская жена и ребёнок, и ещё в каком-то журнале меня обозвали "губителем прекрасного" - Катрин де Сен-Клод славилась игрой на рояле.
- Поймите, мы обещали читателям интервью с вами, а мы никогда никого не обманываем. Мы - за честность в прессе, - некстати сказал Жюль.
- Так и пиши, что я не общаюсь с газетчиками... Всё, молчи, молчи!
Рискуя быть замеченными поваром, мы прошмыгнули через кухню к чёрному входу. На наше счастье, тот был слишком занят, чтобы отвлекаться от своих прямых обязанностей и смотреть по сторонам.
Зато на улице нам повстречалась парочка горничных, которые, вместо того, чтобы мести двор, откровенно бездельничали.
- А я тебе говорю, по уши влюблён, - самозабвенно стрекотала Шарлотт, мечтательно сжимая древко метлы. - Видела бы ты, как он на меня смотрит! Знаешь, прям сердце замирает... Что ты рукой машешь, комаров уже давно нет! Ой, Ро... Мсье Сандерс, вы меня напугали! Нельзя так подкрадываться к девушкам, это некрасиво.
Маленькая Элиз покраснела и съёжилась. Она у нас меньше недели и пока побаивается всех в доме, так что любой проступок для неё равносилен смертному греху.
Жюль надвинул шляпу на глаза и, бормоча слова прощания вперемешку с извинениями, пошёл дальше без сопровождения. Я не стал его догонять, он едва ли не бегом покидал негостеприимное поместье.
- Кто это? - полюбопытствовала Шарлотт.
- Тот, кто разбил вазу в кабинете. Я был бы признателен, если бы ты помогла мне убрать осколки.
С лукавой улыбкой девушка приставила метлу к стене, вытерла чистые руки фартуком и последовала за мной.
Я перечитал начало письма, над которым трудился до появления отчаянного, но честного журналиста и попытался вспомнить конец недописанного предложения. Главное, не перепутать, какому мастеру что писать.
Недавно Элен решила привести в порядок свой особняк в Париже и развела по этому поводу бурную деятельность. То, что пустовавший несколько лет особняк стал обителью грязи и дохлой живности, её не особо не удивило. В бешенство её привёл мой рассказ о пропаже антикварной мебели, которую, как выяснилось, проиграл в карты её покойный муж. И это при том, что пока Элен считала, что всё на месте, особняк и мебель принадлежали Ему, и ей якобы ничего из этого и даром было не нужно. Теперь же она превратилась в оскорблённую даму, которую обокрали лично, и, похоже, этот образ пришёлся ей по вкусу. Иначе никак не объяснить, почему она с таким энтузиазмом взялась восстанавливать утрату.
- Роберт, ты здесь? А я тебя везде ищу, - Элен без стука вошла в кабинет.
Искала она меня, как же. Интересно, а где ещё должен быть секретарь?
Одной рукой придерживая белую кошку, а другой поправляя юбку, графиня устроилась в кресле в стиле ампир, как бы намекая на длинный разговор.
Я положил ручку к чернильнице. Надо слушать и изредка вставлять "Я тоже так думаю", "Получится неплохо" и, чтобы совсем уж не казаться неблагодарным слушателем, "По-моему, будет смотреться слишком вызывающе".
- Приготовь костюм получше, завтра мы едем в гости.
- Кто это - мы? - опешил я.
- Неужели так трудно догадаться? Ты и я, конечно. Или ты думал, я возьму с собой Жужу? - Элен погладила развалившуюся на её коленях кошку. Та потянулась и широко зевнула.
- Мы едем не к де Левенам?
- Моя подруга Жеральдин очень хочет с тобой познакомиться и зовёт нас к себе на пару дней.
Да что это такое? Сначала журналист, теперь ещё какая-то Жеральдин...
- Я никуда не поеду, - сообразив, что со стороны это прозвучало грубо, добавил: - Извините.
- Почему?
В её голосе прозвучало столько строгости, что я на миг растерялся.
- У меня есть дела запланированные.
- Ты опять мне врёшь.
Господи, почему - опять? Я никогда ей не вру. Один раз просто утаил кое-что.
- Завтра в школе у тебя нет занятий, - так же строго сказала Элен.
- Я не хочу никуда ехать. Мадам, поймите, мне не по себе от внимания посторонних. Только что сюда пробрался журналист, чтобы взять у меня интервью, и я еле от него избавился. Не верите мне, у Шарлотт спросите, - я опустил взгляд на недописанное письмо. - Для других это всего лишь развлекательная история, а я же всё это пережил. На моих глазах было совершено убийство. Меня преследовала полиция. И так тяжело вспоминать Катрин... Когда я видел её в последний раз, она была призраком с рассечённым горлом. И в аресте не было ничего приятного... - я потёр запястье, снимая воображаемые наручники.
Между нами повисла неловкая пауза. Наверное, Элен просто давала мне возможность высказаться полностью, так как никогда за словом в карман не лезет.
- Дорогой, я всё понимаю, - мягко заговорила она. - Пожалуйста, не думай, что твоя тётка бесчувственная и тщеславная женщина. Признаю, мои, так называемые друзья, в последнее время часто просят представить тебя им, но я под разными предлогами отказываю.
- А для некой Жеральдин вы собираетесь сделать исключение. Почему? Вы так дорожите её дружбой?
Элен ойкнула - расшалившаяся Жужу чуть не порвала её жемчужный браслет.
- Не сказала бы, что Жеральдин Саваж чем-то выделяется на фоне других. Недалёкая, не особо интересная как собеседник. Её муж не знатного происхождения, однако его предприятия приносят доход, позволяющий пускать пыль в глаза. Меня лично подкупает, что живут они на широкую ногу и при этом знают своё место. Не участвуют в склоках и интригах, не лезут в политику, что сегодня является редкостью. Я бы придумала, как тактично отказать Жеральдин, если бы она не упомянула в письме своего сына. Он очень ранимый и болезненный юноша, который постоянно находится под крылом матери, вместо того, чтобы получать образование или на худой конец гулять, как сверстники его круга. Я подумала, ваше знакомство пойдёт вам обоим на пользу. Вдруг подружитесь? И ты отвлечёшься от плохих воспоминаний, и у него появится приятель.
Несмотря на благородную цель, я не находил в затее Элен ничего привлекательного. У меня не было ни малейшей охоты куда-либо ехать, и все мои желания сводились к спокойному дню наедине с книгами. Однако я даже не заикнулся об этом: невозможно спорить с женщиной, когда она и родственница, и работодатель в одном лице.
Стыдно, конечно, сдаваться без боя, но лишний раз геройствовать - глупо. Особенно, когда исход сражения известен наперёд. Мало того, что я не смог бы уговорить Элен, так она бы ещё выставила меня виноватым. Ведь как можно ослушаться мудрого человека, который тебе от всего сердца добра желает?
В любом случае она должна была понять, что у меня тоже есть гордость, и сдался я чисто из вежливости. Я намекал ей об этом вплоть до самого отъезда, только без толку. Наверное, у меня по жизни обиженный вид. С другим племянником Элен, Франсуа де Левеном в этом плане куда проще - он не привык сдерживать эмоции и язык.
В пути мы с Элен не разговаривали. Я хмуро смотрел в окно кареты и не реагировал на размышления тёти о близких холодах и возможном дожде. Спустя некоторое время я почувствовал, как ладонь в плотной перчатке накрыла мою руку.
- Ты сердишься, Роберт.
Не спросила. Подтвердила.
Я обернулся к Элен. В её серых глазах плескалось волнение, с губ исчезла беззаботная полуулыбка.
- Немного, - не стал я изворачиваться. - Кажется, я пока не готов к новым впечатлениям. Не успел привыкнуть к прежней жизни.
- Вечером уже будем дома, не переживай, милый.
Она придвинулась ко мне и неловко поцеловала в висок.
Дождь так и не пошёл. Сквозь тонкие серые облака, подгоняемые ветром, ярко светило солнце. Возможно, то был знак, что моё плохое настроение так же испариться, и от этого дня останутся только приятные воспоминания. Раньше я не обращал на подобное внимания, но после знакомства с магией и призраками стал больше доверять приметам и прочим суевериям. Действительно, пока не повстречаешься со сверхъестественным лицом к лицу, ни за что не поверишь.
Хватит об этом. Надо размышлять о более приземлённых вещах и не жаловаться, что все мешают привыкнуть к обычной жизни.
Мы быстро доехали до поместья четы Саваж, меньше, чем за час. Я помог Элен выйти из кареты и огляделся. Снаружи особняк выглядел довольно старым, но ухоженным. Чистое крыльцо было покрыто тонкими узорами из трещин, одна ступень щеголяла заметным сколом. Нас встретил седовласый дворецкий, который даже не потрудился сменить кислую мину на выражение, достойное для приветствия графини. Это не укрылось от Элен, и она шёпотом пожаловалась мне. Меня же такой расклад устроил, ведь если дело так пойдёт и дальше, то я очень скоро вернусь домой к своим книгам.
Мадам Саваж, полная моложавая брюнетка, кинулась на шею Элен, словно ждала её всю жизнь. Тётя ответила на приветствие сдержанно, не позволяя подруге излишней фамильярности. А моё появление не вызвало фурора.
Мадам Саваж взглянула на меня, как на декоративную собачку.
- О, тот самый молодой человек. Его сейчас проводят к Луи.
Всё. Ни "здравствуйте", ни "как поживаете?". Отвратительно. Вот поведение Элен безупречно, хотя могла бы смотреть на людей свысока, с её-то титулом. И неважно, что она стала графиней, попав в клубок чужих афер.
Высокий лакей, одетый в старомодную ливрею, отвёл меня в противоположное крыло дома. По дороге я пытался его разговорить, но он молчал, как рыба. Остановившись у неприметной двери, парень громко постучался, затем открыл её и втолкнул меня внутрь маленькой библиотеки.
Раз у невежественной мещанки такие неучтивые слуги, страшно представить, какой у неё сын! Я больше не буду терпеть хамство и при первом удобном случае предъявлю Элен свои претензии.
- Ты пришёл, - тихо произнёс кто-то.
Я повернулся и увидел обладателя бесцветного голоса. За круглым шахматным столиком сидел болезненно бледный юноша, маленький и хрупкий на вид, как каминная статуэтка. Сухо поздоровавшись, я подошёл ближе и еле удержался от комментариев.
Кожа Луи была сероватой, словно его организм иссушили, не оставив ни капли крови. Волосы, которые я поначалу принял за светло-русые, неестественно белели. Самым удивительным был его взгляд. Жёлтая радужка плавно перетекала в белок почти такого же оттенка, делая его глаза мутными и отчего-то жалкими.
- Тебе не по душе мой облик, - заявил Луи, жадно всматриваясь в моё лицо. - Он ужасен.
Я не расслышал в его тоне озлобленности или хотя бы укора. Моё воображение наделило его слова отчаянием и болью, которую невозможно ни с кем разделить.
- Я так не думаю, - ответил я.
- Так все думают, потому что я урод.
- Я - не все, и ты не урод, - неудобный разговор надо было срочно заканчивать, поэтому я поспешил найти другую тему. - Тебе не скучно играть одному?
Луи погладил указательным пальцем белого коня и тут же сжал фигурку в кулаке.
- Скучно, - прошелестел он. - Очень скучно.
Меня больше покоробил не его внешний вид, а идеально скопированные матушкины манеры. Он не проявил банальную вежливость и сразу стал обращаться ко мне на "ты". В принципе на это можно закрыть глаза, учитывая его образец для подражания и отсутствие нормального общения. Интересно, что же из себя представляет мсье Саваж?
- Твоего отца нет дома? Я так с ним и не познакомился, - я отложил в сторону поверженную пешку.
- Он уехал, - равнодушно откликнулся Луи. - Отправился в путешествие, и неизвестно, когда вернётся. Иногда присылает письма и сувениры, как будто они могут заменить мне его.
Моё сердце заныло от сочувствия. Любое, даже косвенное упоминание о гибели отца, выводило меня из душевного равновесия. Столько лет прошло, а я никак не смирюсь, что его и мамы больше нет.
Игра продолжилась. Иногда Луи по привычке тянул руку к моим фигурам, но всё же не трогал их и не давал мне советы. Наверное, ему было в диковинку, что он не может контролировать действия вражеской армии. Его реакция на поражение только подтвердила это.
- Как странно. Раньше я никогда не проигрывал.
- Потому что ты играл один и расставлял фигуры так, как тебе хотелось, - беззлобно объяснил я. - Пойми, невозможно всё время выигрывать. Противник может оказаться хитрей или удачливей. В жизни много непредсказуемого.
Луи положил на ладонь белого короля. Его бескровные губы медленно разомкнулись.
- Ты убил короля.
- Это всего лишь игра. В следующий раз король возьмёт реванш.
Луи долго смотрел на фигурку несчастного монарха и затем изрёк после длинной паузы:
- О, да. Король возьмёт реванш.
Его лицо просветлело от слабой улыбки.
Надо сказать, общение с Луи не сильно меня утомляло. Он не пытался навязываться, говорил мало и внимательно меня слушал. Поскольку из-за проблем со здоровьем досуг юноши был сильно ограничен, ему было интересно абсолютно всё. Он с одинаковым энтузиазмом воспринял не только историю об аресте, но и рассказы о моих буднях и работе в школе. Его вопросы были до смешного наивными, как у малышей из школы, и чувство жалости всё больше опутывало мою душу. Всего лишь несколько месяцев назад я считал себя дремучим невеждой, получающим знания исключительно из книг, но даже тогда не мог представить, что есть на свете ещё более несамостоятельное существо. Беспомощность Луи была оправдана. Шокирующая внешность делала его затворником, и мир за пределами родительского дома был для него не больше, чем фантазией. Однако трудности возникали не только из-за внешности. Во время прогулки по саду Луи сетовал на яркий свет и почти всё время смотрел себе под ноги, хотя его глаза были спрятаны под очками с тёмно-коричневыми стёклами.
- Я похож на вампира? - вдруг спросил он, когда мы вернулись в дом.
- Нет.
- Почему?
Потому что я знаю, какие они. Да, вампиры не любят солнце, но они, вопреки байкам, не выглядят, как ожившие мертвецы, и не проигрывают в шахматы.
- Потому что их не существует, - отрезал я.
- Возможно, - подумав, согласился Луи. - Я никогда не встречался с вампирами.
После обеда мы сыграли ещё одну партию в шахматы, и в этот раз я поддался в конце, чтобы Луи зря не расстраивался. Понятия не имею, воодушевила ли его победа или нет. Без эмоций он разлёгся на старинной кушетке с облупившейся позолотой на ножках и попросил меня почитать ему вслух. На вопрос, какую книгу взять, он неопределённо махнул в сторону ближайшего книжного шкафа. Тома были старые, некоторые с потрёпанными корешками и полустёртыми буквами на обложках. Хорошо, что Луи не увидел моей ехидной ухмылки: книги были расставлены не по авторам, не по тематике, не по алфавиту, а по цветам. Синие с синими, коричневые с коричневыми... Знакомых фамилий я почти не заметил. Очерки Карре об Америке вряд ли придутся Луи по вкусу, так что лучше взять художественную литературу. Выбор между Бодлером и Бальзаком завершился в пользу последнего.
Я так долго читал, что у меня пересохло в горле. Хотелось остановиться и откашляться, а лучше выпить пару глотков воды. На моё счастье, чтение прервалось вестью об отъезде домой.
- Дорогуша, нам надо почаще встречаться! - воскликнула мадам Саваж, хватая Элен за руку. - Я столько удовольствия получила от общения с тобой. Боже, здесь такая скука. Ах, целую вечность не была в театре! Я бы уехала ненадолго в город, повеселилась бы с тобой или Фифи, но как же Луи? Не могу же я его оставить одного.
- Как-нибудь приедешь ко мне, живём близко, - Элен деликатно вырвалась из её объятий.
- Куда ж вы так торопитесь? Прошу, останьтесь, вам уже приготовили комнаты. Да и с молодым человеком мы толком и не пообщались.
Я скрипнул зубами. У молодого человека есть имя, и он на него послушно откликается.
Элен, помня своё обещание, стала отказываться. Внезапно её перебили на полуслове:
- Пусть он останется.
Луи стоял на лестнице, одной рукой держась за перила, а другой указывая на меня.
Его мать заливисто захохотала, как будто услышала отличную шутку.
- Если наш Луи Великолепный снизошёл для того, чтобы выйти к нам, значит, дело серьёзное, - крупные серьги покачивались в такт движениям женщины. - Желание короля - закон, не так ли?
Мы с Элен переглянулись.
- Что скажешь, Роберт? - спросила тётя.
Как благородно. В этот раз она оставила право выбора за мной.
Мой ответ был очевиден. Я не собирался во всём потакать избалованному парню и бежать к нему по первому щелчку пальцев.
Не успел я открыть рот, как меня пронзил пустой взгляд Луи. Не умоляющий, именно пустой. Даже опустошающий.
Я пробормотал, что мог бы остаться и, сообразив, что натворил, уточнил - до завтра. Чёрт возьми, откуда во мне столько жалости? Или это неосознанное стремление опекать тех, кто слабее? Да, скорее всего, так и есть. Иначе не объяснить, почему я до сих пор работаю в школе, вместо того, чтобы всегда быть подле Элен.
На прощание Элен хотела коснуться меня, но вовремя опомнилась и сделала вид, будто поправляет перчатки. Всё же при посторонних я был для неё секретарём, и уж никак не родственником.
- Мне всегда тоскливо, когда люди уезжают, - прошептал Луи, едва карета скрылась из поля зрения. - Даже меня тяготит одиночество. Большой дом, в котором нет никого, кроме меня и матери... Это жутко.
Я одёрнул его.
- В доме полно людей. Дворецкий, лакеи, горничные...
На миг в его жёлтых глазах промелькнуло нечто, далёкое от равнодушия.