Семен шевеля губами терпеливо раскладывал на ладони оставшуюся мелочь. Старческие дрожащие пальцы плохо слушались, монетки сбивались в кучу, сосчитать их было сложно. Но он уже давно к этому привык. У него было четырнадцать рублей, тридцать две копейки.
- Почем груши у тебя, дочка,- спросил он у пышнотелой, ядовито-крашенной продавщицы.
- Шестьдесят.
Семен причмокнул губами. Попросить одну было почему-то неловко. Особенно после того, как стоявшая перед ним девушка загрузила в машину фруктов почти на пятьсот рублей... А он тут со своей одной грушей...
И как же это он про груши забыл, надо было сразу купить, а на остальное уж сколько останется. Сыр вот можно было не брать... Что же теперь? Ведь Маша очень любила груши, прям как ребенок. Большие, золотистые, мягкие...
- Взвесь мне одну грушу, дочка, - словно извиняясь, попросил он.
Продавщица окинула его понимающим взглядом. На пенсию много не купишь.
- Вот яблочки возьмите, всего пятнадцать рублей, - предложила она, - Хорошие, сладкие.
- Да нет, не надо... - Семен покачал головой, - ко мне сегодня Маша придет, она груши очень...
Продавщица пожала плечами, взяла из ящика грушу и положила на весы.
- Двенадцать рублей, - сказала она.
Вздохнув с облегчением и расплатившись, Семен положил в сумку пакетик с грушей. Теперь все. Теперь можно идти домой.
Маша звонила вчера вечером.
Услышав в трубке ее голос, Семен даже не удивился. Ведь это была его Маша, и она придет к нему ровно в семь. Она не сказала, но Семен откуда-то сам знал это.
За окном еще не начало темнеть, а у него уже все было готово. Нарезан хлеб, сыр и докторская аккуратно выложены на тарелочки, в сковородке на плите жаренная картошка с луком, хороший дорогой чай, горстка барбарисок в вазочке... Да и в доме Семен самого утра старательно наводил порядок - Маша очень любила чистоту. Даже когда уже сильно болела, все равно опираясь на стул мыла полы. Сколько раз Семен предлагал ей помочь, но она и слышать не хотела. Эх...
На часах было уже без пятнадцати семь. Семен сидел на табуретке и ждал. Очень хотелось найти себе какое-нибудь дело, но он ничего придумать не мог. Все было уже сделано.
Без десяти семь.
Без пяти семь. Семен сидел обхватив голову руками. Только одна мысль - вдруг не придет, что тогда?
Семь, ничего и... Звонок в дверь.
Дрожащими от волнения руками открыть дверь не так-то легко. Но только два поворота замка и... Вдруг стало страшно. Сердце колотилось как бешенное, еще немного и оно выпрыгнет из груди.
Нужно сделать над собой последнее усилие и открыть дверь.
На пороге стояла Маша. Такая же как и тогда. В старом, но еще красивом темно-синем платье. Она купила его на свадьбу дочери. Как же давно это было!
Слезы вдруг хлынули у Семена из глаз. Он уж и не думал, что может так плакать. Маша, моя Маша, едва слышно повторял он. А она просто стояла и улыбалась, словно они и не расставались вовсе.
- Ну что же это я, - спохватился вдруг Семен, - что же это мы на пороге стоим. Заходи, Маша, заходи. У меня все уже готово. Там, на куне.
И он начал суетится, бегать вокруг нее, пододвинул стул, поставил тарелку, изо всех сил старясь, что бы Маше было хорошо.
- Может, ты поесть хочешь? У меня тут картошка есть, - почти с гордостью предложил Семен, раньше-то он никогда не готовил.
Маша села на стул и улыбнулась.
- Нет, Сеня, я не хочу.
- А может колбаски? Ты не думай, я хорошую купил, специально для тебя.
Маша отрицательно покачала головой.
- Но может хоть грушу, а? Ты же любишь...
- Да нет, не могу я. Сам ведь понимаешь.
Семен сразу сник. Он все понимал, хоть и отказывался это признавать. Ведь это была его Маша. Несколько долгих минут они сидели молча.
- Ну как ты тут? - тихо спросила она.
Семен поднял на нее глаза. Как тут можно быть. Конечно плохо. С тех пор, как он остался один, было слишком мало хороших дней. Давление, спина, зубов вот почти не осталось, в магазинах все дорожает, сумка вот порвалась, с которой он на рынок ходил...
- Да нормально, - сказал он, - живем потихоньку.
Маша снова улыбнулась, но немного грустно. Она все понимала, она прекрасно знала как он живет. Просто Семену нужно с кем-то поговорить. И он говорил. Сначала словно неохотно, но потом все более и более входя во вкус. Говорить с Машей было хорошо, радостно, словно рассказывал он не о бедах своих, а о чем-то прекрасном.
Маша почти ничего не говорила, но это было совсем не важно. Важно было лишь то, что она снова с ним. Она слушала, кивала, изредка задавая незначительные вопросы. Она была такая красивая в свои семьдесят пять лет, просто удивительно. И как он раньше мог этого не замечать. И какие у нее ясные, голубые глаза, как у молодой. Даже морщинки их не портят.
- А ты знаешь, - вдруг вспомнил он, - у Пашки-то дочка родилась, Надей назвали. Так что ты теперь прабабка. В том месяце от них письмо пришло... Вот бы хоть одним глазком посмотреть, какая она там. Да и на Пашку тоже, почти семь лет не виделись. С тех пор как они в свой Ленинград уехали, раза два только у нас были... Так помру и правнучку не увижу.
- Она вся в отца пошла, - сказала Маша, - такая же светленька, синеглазая, лопоухая. А нос у нее твой. Красивая будет девочка, подрастет, все женихи ее будут.
Они сидели так до самой ночи. Семен уже и не помнил, когда в последний раз говорил так много. Словно и не было тех трех лет одиночества. Словно не и не оставался он один в пустой квартире, не бродил из комнаты в комнату, не находя себе места, не включал телевизор на полную громкость, что бы хоть немного наполнить пустоту.
Маша обещала прийти и следующим вечером тоже.
Она приходила еще восемь раз.
Каждый вечер Маша тихо садилась на табуретку и слушала, как Семен провел день. Его больше не смущало то, что она ничего не ест. Они сидели за столом вместе, как раньше. Он пил чай, размачивая в кружке баранки, а она просто была рядом.
Он рассказывал Маше о том, как ходил в магазин, как серая толстая кошка у подъезда залезла на дерево и орала целый час, как Каменская в сериале ловила бандитов. Все это было просто и хорошо.
Много ли нужно для счастья старому человеку.
За эти несколько дней Семен словно помолодел, окреп, старые болячки перестали его беспокоить. Целый день он жил в ожидании вечера, а по ночам долго не мог заснуть.
Но сегодня Семен что-то вдруг вспомнил свою молодость. Голод, войну, как после победы он не вернулся в деревню, а остался работать здесь, на заводе. И однажды, покупая вместе с другом билеты в кино, встретил Машу.
Семену все хотелось спросить, как она там, без него, но он не решался.
Он смотрел на нее и чувствовал, что не может больше говорить.
Что-то очень важное перевернулось в нем, слова кончились.
- Я завтра не приду, - сказала Маша вставая.
- Почему? А когда придешь? - забеспокоился он, - Я тебя все равно ждать буду.
- Я больше не приду. Приходи лучше ты ко мне.
Она, первый раз за все время, посмотрела ему прямо в глаза.
Красивая стройная девушка, в голубом ситцевом платье с золотистой косой. Совсем как тогда, в первый раз.
Похороны прошли тихо и просто. Из родных были только сын с женой, да племянница - уже пожилые занятые люди. Они так мало общались последнее время.
Его положили рядом с Машей, как она и хотела. Под высокой березой на холме. Хорошее сухое место...