Однажды, я увидел, как Он играл на скрипке. Его лица, увы, не разглядел. Но этот человек был так ужасен, что музыка казалась мне такой же. Его каштановые волосы свисали грязными кудрями вниз, скрывая лик Его. Его фигура спрятана в какой-то мутно-серого оттенка плащ с блестящими под светом ужасающе бледной луны. На шее черный шарф свисает пышными кистями вдоль тела этого музыканта. А кисти рук облачены в какие-то старинного дизайна перчатки. Хотя сначала я подумал, что этот страшный скрипач окоченел от холода. Его смычок красиво двигался по струнам скрипки, заставляя свою подругу издавать истошные, режущие слух звуки. Я, честно говоря, хотел бежать прочь, чтобы их не слышать, но... Скрипач, украшенный узорными старинными нитями паутины, держал меня, как будто эта ужасная мелодия служила мне оковами. Я не мог сдвинуться с места и продолжал стоять, смотря за тем, как Он играл на скрипке эту отвратительную до дрожи в руках мелодию. Закончив первую часть своего творения, он сделал короткую паузу и... остановился?!
Лица одинокого скрипача я так и не увидел. Вокруг меня сгустились сумерки, а Он стоял, как будто это была каменная статуя, но та музыка окутала меня, как нежный шелк. Скрипач всего минуту играл на расстроенной подруге, водя смычком по трухлявым струнам, поэтому его музыка мне показалась отвратительным, ужасным скрипом. Сейчас я слышал где-то вдалеке орган, который выдувал из сотен труб те гневные эмоции, что так недоставало скрипачу. Бедный Он стоял передо мной, окутанный этими паутинами, как будто был обречен на вечные страдания, был обречен играть эту ужасную музыку на расстроенной скрипке, в которой порвалась струна и умерла любовь к прекрасному.