Чёрная ночь. Уже дольше часа нагая девушка кричит и корчится в руках маньяка. Конец близок. Вдруг она собирается с силами, сбрасывает с себя чужое тело, но не для бегства - для борьбы. Обеими ладонями сжимает чужое горло и через минуту достигает цели.
- Генетические нарушения - двигатель эволюции. Для природы, правящей во мне, важно не то, что ты делаешь и почему, а то, что живёшь вопреки всему. ... Не уходи. Поверь мне. Я люблю тебя.
- Это называется стокгольмский синдром.
- Не надо имитировать ошибку. Мои чувства здоровы и осмысленны, за ними нет страха или слабости, зато есть понимание. Израненный человек - ведь это был автопортрет, не так ли? ... Я поделилась версией с Кроуфордом. Знаешь, что он ответил? "Тогда у нашего клиента должны быть множественные шрамы". Никогда не прощу ему!... Я кандидат наук, а он нанял меня, как проститутку. ... Останься до утра. Я на твоей стороне. Я сделаю для тебя всё, что угодно!
- Прости. Много работы.
- Кода вернёшься?
- Дня через два.
Мириам Ласс не должна умирать. Она - хороший человек. Сходство с богомолом и нетопырём одновременно не портит её внешности, даже придаёт какой-то шарм. Она очень умна и прозорлива. "Проблема не в ней - думал Ганнибал, - Либо я могу полюбить только по первому впечатлению, либо любовь вовсе закрыла для меня двери".
Когда ещё Амур насмехался так жестоко? Дожить до сорока в остракизме у женщин, и вдруг оказаться обожаемым со всех сторон. "Северные цветы раскрываются к осени" - говорит миссис Комеда. Красивые слова, но много ли счастья от привлекательности при выстывшем сердце?
Над побережьем лютовала пурга. Все нормальные водители попрятались по мотелям: дороги стало не разглядеть из-за снежных хлопьев. Владелец вороного Бентли свернул к обочине и заглушил двигатель. Как далеко отсюда до освещённой автострады, можно лишь гадать. Усталость от свидания заявляла о себе как о главном факторе момента, настаивала на сне прямо здесь и сейчас, тем более, что устроить это просто, достаточно подвинуть вперёд и полностью разложил переднее кресло, разуться, снять пальто, вывернуть его и скрутить в мягкий рулон - пусть послужит подушкой. Есть под сидением и шерстяное одеяло. Трёх часов покоя будет достаточно.
Как известно, доктор Лектер умел просыпаться от малейшего шороха и сразу быть в полном контакте с реальностью. Но когда над сонной головой вдруг словно стреляет пушка, и всё убежище содрогается от удара - это совсем другое дело. Легкая контузия на минуту поместила в грудную клетку второе призрачное сердце, пульсирующий полтергейст; внутреннее ухо временно отказало, но оборонный рефлекс уже работал. Он запретил включать лампочку на потолке, велел затаиться и следить за окнами, серыми от налипшего снега. Осязание, вознёсшееся до змеиного, докладывало, что к машине кто-то подошёл. Через секунду лапа этого существа со скрипом проползла по стеклу влево и вправо, создавая чёрную прогалину. Вот её чуть затуманило его дыхание. Сейчас постучит. И точно, стукнул - четырежды, и повторил - как по нотам вступления Пятой Бетховенской. Что-то кричит, но изнутри не разобрать.
Всё ясно: в Бентли врезался другой автомобиль; его хозяин сейчас топчется в сугробе... Однако странно, ведь доктор покинул проезжую часть и не должен был мешать чьему-либо движению.
Нащупав и вслепую надев ботинки, Ганнибал приоткрыл переднюю дверь, выглянул - за кормой горела тусклая фара и какой-то человек пытался открыть капот, но крышка примерзла. Незнакомец рычал ругательства. Пробил час нелепого вопроса:
- Сэр, что у вас случилось?
- Отказа тормозали, мать их в душу! - прохрипел низкий старческий голос.
- Отказали тормоза?
- Я так и говорю!
- Нет, вы...
- Поучи меня ещё, молокосос!
Только бы не это слово! Ганнибал вышел из машины, обогнул её, сгрёб снег с пассажирского окна, набил им просохший рот и посмотрел на часы, но не смог рассмотреть стрелок.
- Нашёл, где рыдван свой присобачить! - продолжал старик, - Я думал, сейчас по краешку, да не газуя, а тут ты...
От него распространялась мерзкая смесь запахов: сероводород, аммиак, уксус, копоть...
- Фары как не было! А всё этот тупой недомерок, Кормак Рафферти, механик с улицы Лип - и мастерская у него липовая! Я говорю ему, проверь сцепление, и тормоза барахлят, а он мне всё про фильтры гонит! Так чего ты тут застрял? Сломался или заблудился?
- Просто решил подождать рассвета или лучшей погоды.
- Да уж, погодка нелётная. Едешь-то куда?
- В Балтимор.
- Ну, так нам по пути. Подвезёшь. Мне в четвёртую поликлинику.
Зловонный и бесцеремонный хрыч, как к себе в сарай, залез в Бентли, на переднее пассажирское сиденье.
На вид ему было за семьдесят. Белая щетина покрывала его челюсти. Глаза угрюмились из-под истрёпанной песцовой шапки, а на плечах висел замызганный, кое-где рваный ватник.
Чтобы сесть рядом с этим живым комом грязи, доктор помазал надгубье мирровым маслом, и всё равно едва сумел преодолеть отвращение. У него даже в горле царапало от миазмов.
- Как к вам обращаться?
- Милорд. В крайнем случае, мистер Уэллс. А по уму, так никак, раз я тут один перед тобой. Ну, заводи мотор.
Ганнибал хотел замуроваться в пластиковый костюм и противогаз. Он почти наполовину опустил стекло для вентиляции.
- Чёртов Рафферти! Скотина! Ирод! - продолжал мистер Уэллс, - Убить его, христопродавца, мало! ......... Да сейчас кого ни возьми - всё лодыри криворукие! Ни черта ни в чём не смыслят! ... Вот в Техасе недавно церковь рухнула во время службы. Ты подумай!
- Да, я слышал, - сквозь зубы ответил доктор Лектер и ещё раз посмотрел на часы.
- Этим олухам только коровники сколачивать!
- Думаете, виноваты люди?
- А кто же?
- Воля Божья...
- Что ты мне тут бабьи присказки повторяешь!? - прорявкал попутчик, - Воля Божья! В Египте пирамидам сколько лет - тысяч пять, поди! И стоят! Китайская стена стоит? Стоит, зараза! Да хоть римский Колизей - что, развалился? Нет! А потому что делали умеючи! Хоть могилу, хоть забор, хоть балаган - а если душу вложишь, ничего не падает!
- Вы отрицаете Божий Промысел?
- Чего? Промысел? Бог вам камни сделал - вот Его Промысел. Если б камни не ломались, то из них нельзя было бы строить. Так или не так?
- Так, - признал Ганнибал, - Но кто выбрал момент катастрофы? Почему погибли прихожане?
- Шумели они. Топотали, как бычьё, пели не в лад. Создали дурные колебания, вот постройка и поехала.
- Ну, допустим...
Часы показывали 7:10.
- Кто вы по профессии?
- Я-то? Электромонтёр. И ветеран войны.
- Не морской ли пехотинец?
- Ещё чего! Я лётчик-истребитель был, да какой! Ас из асов!
- По гребню радуги гоняли?
- Только так! Раз как-то в небе весь огонь растратил, а проклятый Мессершмитт так по мне и полыщет! Ну, так я орла своего развернул и врезал в него, в псину.
- А как же сами?
- Погиб смертью храбрых. ... Катапультировался, конечно! Ещё думаю, угадал с траекторией или зазря машину гублю? Угадал-таки. Распиндюрило фрица аж до самых звёзд! И ведь япошки, камикадзе, мать их за ногу, тоже могли бы так. В линкор-то куда проще! ... Идиоты. ...... Приземлился скверно я тогда, спину зашиб. Сперва ничего было, а теперь вот не гнётся ни беса. ... Я и Берлин бомбил в сорок пятом. Потом с русскими танкистами из одного котла угощался. С меня тушёнка, а они кашу сварили; называли её как-то... поэтично. Жемчужной, вроде. Любили, значит. Душевные ребята.
- Мы с вами раньше не встречались? Мне знаком вам голос.
- Сроду я тебя не видывал.
Ганнибал внезапно осознал, что те же глухие, горловые звуки издаёт он сам, как и многие выходцы из краёв, где ребёнок только и слышит от няньки: "Не болтай на ветру!".
Выехав на основную трассу, в мелькании фонарей он начал присматриваться к лицу пассажира, морщинистому, тонкогубому, суровому...
- Чего ты без шапки ходишь? - спросил старик после некоторого молчания.
- Из религиозных соображений. Я - пантеист; для меня весь мир - это храм, но воспитан я в католической традиции, так что...
- Если б мир был храмом, Иисус не дожил бы до распятья, выгоняя из него торгашей! Гляди, понавтыкали маркетов-шмаркетов на каждом метре! Тьфу! Шкурники! Воры!
Они проезжали мимо нового молла, и мистер Уэллс отпустил вдобавок несколько непечатных словечек.
- Сэр, не надо испытывать моё терпение.
- Надо!! Распустились все донельзя! Страх и стыд потеряли!...
Последовала долгая, витиеватая инвектива в адрес человечества.
На восьмой минуте обличитель сам себя перебил криком:
- Моча! Моча моя!
- Что!?
- Анализы мне сдавать, а банка в машине, там осталась! Поворачивай скорей, а то опоздаем!
- Мистер Уэллс, послушайте, мы уже почти доехали до Балтимора. В ближайшей аптеке я куплю вам новую банку, и вы наполните её повторно. Возвращаться нецелесообразно.
- Ерунда, - прокаркал дед, - Не выйдет ни черта! Зря проваландаемся!
Первая и вторая аптека ещё не открылись, в третьей не нашлось нужного товара, в четвёртой, наконец, была куплена стерильная баночка. Для её применения доктор повел ветерана в непритязательное кафе, где обратился к молодой костлявой официантке с гладкими медно-рыжими волосами:
- Мисс, в вашем заведении открыт туалет для посетителей?
- Конечно! - у девицы от одного взгляда на эту персону искры из глаз посыпались, - Я вас провожу... А ты куда прёшься, урод!? - она увидела мистера Уэллса, - Проваливай!
- Этот джентльмен со мной.
- Да вы рехнулись что ли!? Это ж бомж какой-то! От него смердит, как от дохлого скунса! Вон отсюда, а то охрану позову!
- Ах ты, сучка крашенная! - всхрипел ас и асов и поддал кулаком поднос, что держала в руках официантка. Остатки чая и недоеденный блин влетели ей в лицо. Вывизгивая отборную брань, рыжая замахнулась подносом же над головой старика, но Ганнибал подставил локоть, как щит, одновременно толкая склочника к выходу...
- Остыньте, барышня.
- Пошёл ты, ********!
- До свидания,... Синди.
- Сильно от меня воняет? - спросил мистер Уэллс, уже сидя в машине.
- Ощутимо.
- Это я нарочно. Всегда, как по врачам идти, неделю не моюсь и шмотьё не меняю. Пусть понюхают, гады! ... Ненавижу больницы! Чувствуешь себя... куском мяса!
- Понимаю. Но навлекать на себя чужую грубость...
- Они всяко обязаны меня обслуживать! Я кровь за них, сволочей, проливал!
- Давайте вот как поступим, я оставлю вас здесь наедине с этим сосудом. Когда всё сделаете, посигнальте клаксоном.
Выйдя из машины, доктор побродил по тротуару, купил бутылку воды, рассмотрел киоск с журналами. Кругом сновали работяги - близился час-пик. Несколько раз пешеходы чуть не налетали на самопогружённого франта в пальто с норковым воротом. Он встал ближе к витрине, взглянул было на часы, но в этот момент в него прямым попаданием вписалась суетливая блондинка. Она утрированно извинялась; щебетала, что опаздывает на собеседование. На прощание спросила, к лицу ли ей этот розовый шарфик? Конечно, очень...
А гудка всё нет.
И к Бентли вразвалочку идёт патрульный, упитанный детина, жующий пончик.
- Сэр, это ваше авто?
- Да, моё. А вы всегда говорите с полным ртом?
- Только когда ем. У вас задний поворотник разбит. Потрудитесь заменить.
- Непременно.
Улица стала невыносимой, и доктор вернулся в машину.
- Как успехи, мистер Уэллс?
- Да на рыбью ногу.
По дну баночки растеклись две-три капли.
- Не густо.
- Не могу я так! Кругом паразиты эти!... Вертаться надо к тачке моей.
- Ну,... хорошо.
- Хорошо! Убили кучу времени из-за твоего упрямства - и хорошо!
Время, убийство... Не пора ли в самом деле этому троллю умолкнуть навеки?
На циферблате 7: 20. Что это? Сюжет для Эдгара По или Амброза Бирса? Ролекс - встал!
- У вас есть часы, сэр?
- Нету. Но, кажись, уж девятый. Поднажми, а то лаборантка уйдёт.
По дороге из города старик рассказал о своём гиперактивном детстве, потом о суперактивной молодости и мегаактивной зрелости; о том, как "начистил вывеску" полковнику ("пёс его помнит, за что, из-за бабы, наверное"), как потом его "выперли из ВВС", лишили чина и наград, как он устроился "на гражданке", нашёл себе подругу по сердцу, но потерял и её и теперь "бобылём живёт". Ни единой жалобной нотки не слышалось в его чугунном голосе. О себе он говорил горделиво, о других - с презрением.
- Мистер Уэллс, вы не хотите подремать немного?
- Нет уж. Чего доброго - поворот тот проскочишь. Ишь, как разогнался!...
Поворот не пропустили. Машина - старый, обшарпанный Мустанг - возвышался над сугробом, забрызганным бурой жирной слякотью. Ветеран покинул Бентли, порылся в своей кабине, закрыл дверь и, пока он её запирал, драгоценная банка выскользнула в снег.
- Эй, как тебя, пантеист! Помоги! Беда!
- Что ещё произошло?
- Уронил я её. А спина-то не гнётся! Выручай!
Медик посмотрел на углубление в грязном сугробе.
- ... Затруднительно.
- Да вытащи ты этот чёртов пузырь! Не переломишься! Зря ехали что ли!? Пальто жалеешь - так сними!
Пришлось последовать совету - снять, свернуть, взять подмышку...
- Поживей, чистюля!
Максимально закатав рукав пиджака, затем - рубашки, надев резиновую перчатку, Ганнибал быстро сунул руку в ледяную, липкую рыхлость, нащупал нечто цилиндрическое, извлёк...
- Берегись! - крикнул вдруг седой оборванец и с силой прижал помощника к Мустангу, заслоняя собой от дороги, по которой проезжал на всех парах грузовик. Капли тёмной жижи обдали спину мистер Уэллса.
- Ну, благодари - самодовольно потребовал он, - Я тебя, считай, спас. Банку-то не потерял?
- Нет, держите, только крепче.
- Чёрт! Вон ещё тагач! Давай в укрытие!
Спутники схоронились за неисправной машиной, присели, прячась от брызг, как от пуль.
- Вы больше ничего не забыли?
- Да нет.
- Паспорт? ... Полис?
- О, точно! Обожди-ка...
Вставая, дед всей массой опёрся на плечо соседа, а руки у него были жёстки, как крабьи клешни. Возвратился с документом через три минуты:
- А ты, гляжу, нормальный мужик. Зови меня Ларри, - доверчиво подставил спину, - Потри-ка мне стёганку снегом, чтоб я тебе кресло не сильно заляпал.
Между проездами двух дальнобойщиков доктор Лектер и мистер Уэллс, можно сказать, добежали до Бентли, уже хватившего бортом грязи.
- Чего ты так далеко встал? - Ларри просто не мог без попрёков по любому поводу.
- Пристегнитесь.
- ... Тебя самого-то как величать?
- ... Ганнибал.
- Хм... Есть выражение ганнибалова клятва. Знаешь, о чём это?
- О непримиримости к врагам.
- Ты давал такую?
- Давал.
- Выполняешь?
- Выполняю.
- Хорошо.
Мизантроп как бы невольно улыбнулся.
"ФБР с вами едва ли согласится," - подумал сокровенный душегуб.
- Вы сегодня рано встали. Поспите, пока едем. Сидение можно откинуть.
- А ты знаешь дорогу до четвёртой поликлиники?
- Да. Я же врач.
Мистер Уэллс немедленно выложил всё, что он думает о медицине и её адептах. Меж тем и сон его смаривал. Прежде чем захрапеть, он заторможено прошамкал: "Черти чёртовы, мать их!..."...
Надежды доктора доехать до города без новых приключений развеялись очень быстро: топливный датчик показал закономерную недостачу, бензина чудом хватило до ближайшей заправки, но, как только Бентли встал у аппарата, старик проснулся и начал сипло орать об опоздании в больницу. Ганнибал справился у добродушного на вид линкольнера, который час. "Восемь - пятьдесят"...
- Ларри, вам к девяти, верно?
- Ну.
- Мне жаль, но мы никак не успеваем.
- Чушь собачья! Жми на газ! У нас целых десять минут!
- Мы не в сверхзвуковом самолёте. На въезде возможны пробки...
- Гони, говорят тебе! Подумаешь, задержимся чуть-чуть! Авось примут!
- Я могу за свой счёт записать вас на обследование в частной клинике.
- Ещё чего! Это *****-е государство у меня в долгу!
И так до самого пункта Б...
Хотя у Ганнибала действительно были особые планы на этот день, он и не помыслил уехать с больничного двора, когда проблемный пенсионер скрылся за дверью под красным крестом.
Прошло четверть часа, и охранник поликлиники, ругаясь на чём свет стоит, выволок старика на крыльцо и швырнул так, что тот растянулся на земле. Главный враг всякого хамства выскочил из суперкара, бросился к обиженному, поднял сперва его, потом его шапку из лужи.
- Офицер, - прошипел он охраннику, - такое обращение с людьми не остаётся безнаказанным!
- Не лезьте не в своё дело, мистер! - тип в форме весь раздулся от бешенства, - Если бы вы знали, что творит эта поганя рвань!...
Тут герой войны ринулся в атаку на оскорбителя, да с таким остервенением, что Ганнибалу пришлось обхватить деда обеими руками (прощай, любезное пальто!) и тащить в машину, прилагая все силы и выслушивая такой монолог, от которого у чернокожей братвы Гарлема распрямились бы волосы.
Принудительно усаженный и пристёгнутый к креслу, мистер Уэллс немного притих.
- Вам надо принимать транквилизаторы, Ларри. Внутривенно. Литрами!
- Сволочи! Падлы! .......... Не приняли.
- Это было предсказуемо. Возьмите, - дал платок, - вытрите лицо.
- Вот в Советском Союзе так никогда бы не сделали! Там всё для людей. У них даже в гимне поётся: "Старикам везде у нас почёт".
- Сочувствуете социалистам?
- Да, сочувствую! В глаза самому Эйзенхауэру это сказал бы!
- Хорошо там, где нас нет.
- Да уж... Где нет меня,... там точно... хорошо. Всю жизнь такое слышу.
В груди у Потрошителя что-то странно дернулось...
- А чем вы так рассердили охранника? Он был вне себя.
- Да что... Ну,... мочой ему в морду плеснул...
Тут легендарный лектерский самоконтроль рухнул, как техасская церковь. Сердце заплясало тарантеллу, легкие затискали прерывистые спазмы; лицо, всю жизнь просившееся в мрамор, скомкалось с оскалом; глаза выкипали слезами, содрогался весь корпус. И это было прекрасно! Казалось, кровь стала сладкой от разлива эндорфинов, растворяющих больное эго. Разум забыл, что такое опасность, забота, гнев и не нуждался в красоте, как в анестетике. Лишь в первую секунду он испытывал ошеломление: что происходит? Что это за приступ? И сразу понял: это смех, главный симптом человечности по Бергсону...
Сознание всё же не растерялось и выдвинуло вопрос, насколько удачен поздний дебют? Не выглядит ли это отталкивающе, неестественно? Ответ: нет. Ларри тоже смеётся, приговаривает: "Да, потеха!". Одобрение и единодушие. Но предмет осмеяния -такая безобразная выходка! Неужели он, Ганнибал Лектер, по натуре свой так же груб и грязен? Нет! - говорит сознание, обогащённое опытом тысячелетий, - Вспомним первый зафиксированный хохот человечества. Гомер. "Илиада". На тризне по Патроклу ахейцы устраивают спортивные игры, и во время бега младший Аякс, поскользнувшись, падает лицом в коровий навоз. Ну и сцена!...
- Э, тише, - Ларри треплет по руке, - Эк тебя разобрало! А то всё хмурый сидел.
- Вспомнил... кое-что... похожее...
- Охх... Да, чего ни бывает!................ Отвези-ка ты меня домой.
- Сейчас. Минутку.
А не раньше ли? Не в Книге Бытия, к примеру? Не было ли смеха в проступке Хама перед Ноем? ... Нет... Но лучше уточнить.
- И куда это мы едем?
- Домой.
- Я разве сказал, где живу?
- Ко мне домой.
- Чего я у тебя забыл? Мне в Графтон надо.
- Это далеко?
- Часа три.
- Исключено. Три в один конец, шесть - в два. Я целый день потрачу!
- Сам виноват. Вернулись бы сразу...
- Что вы имеете против моего приглашения?
- Да не хочу я по чужим углам околачиваться! У меня свой есть!
- ... Нанять вам такси?
- Ну, давай.
Ганнибал завернул на площадь, где стояли жёлтые легковушки с шахматным узором, подошёл к немолодому растаману, пускающему в окно облачка дыма от самокрутки.
- Нужно отвезти одного пожилого человека в Графтон.
- Не вопрос, бро, давай его сюда.
- Мистер Уэллс, экипаж подан.
Но стоило перечнику в мокрой шапке только открыть дверь такси, как безмятежность водителя сменилась паникой заживо погребённого клаустрофоба:
- Да вы чего, в натуре!? Уберите это чучело из моей махарайки!!! Не надо мне ваших бабок! У меня того... вызов... срочный!...
- Свинья патлатая! - изрёк мистер Уэллс и хлопнул дверью.
Ганнибал хотел втолковать таксисту, что курение приводит лёгкие в ПОЛНУЮ НЕГОДНОСТЬ, а СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ - это сакральный эвфемизм, произносить который надо торжественно-таинственным тоном, но не успел...
- Видите, Ларри? Сегодня вам судьба ехать ко мне.
- Да!? А вот сейчас как сяду на ту лавку и буду сидеть, пока не околею! ...... Помыться пустишь?
- С самого порога.
- А переодеться дашь?
- И пообедать тоже.
- ... Ну,... уговорил.
В трёхэтажный особняк гость ввалился без малейшего стеснения, но сразу снял нога об ногу ботинки, добавляя ещё один запах в свой кошмарный букет. Его носки были порваны спереди; из прорех торчали сто лет не стриженые ногти.
- Экие хоромы. В наследство получил?
- В ипотеку.
Мистер Уэллс глянул по сторонам от двери и увидел слева чёрного оленя на изящной этажерке, а справа прямо на полу сказочную лошадь под седлом, золотую в тёмных пятнах. Она годилась бы в игрушки какому-нибудь маленькому принцу.
- Зверей любишь?
- Это не совсем звери. Это духи людей, с которыми я хочу сблизиться. То есть я хочу привлечь к себе людей с такими тотемами. Их идолы - мои привратники. ... А вас ждёт ванная.
Тайная комната была облицована панелями с малахитовым рисунком в негативе - те же круговые разводы, но не черно-зелёные, а бело-красные. Хозяин начал объяснять, где что лежит, а ветеран проворно расстегнул подтяжки, дал спасть с себя брюкам и трусам, с которыми не справились бы все ароматы востока.
- Иди уж, - сказал старик снисходительно, - Я тут сам разберусь.
Сперва Ганнибал поставил на плиту скороварку, налив и насыпав в неё всякой всячины; затем спустился в арсенал, надел прозрачный комбинезон и белый респиратор, взял двухметровый гарпун со многими зазубринами, рулон чёрных мусорных пакетов и отправился на дело.
Бесшумно отперев снаружи ванную, просунул оружие, выцарапал им с пола мерзостную ветошь, накрыл её одним пакетом, завернул, туго-натуго завязал, доставил в прихожую. Там во второй чёрный мешок сунул грязную куртку и поруганную шапку, ботинки - следом, нательное - туда же; припорошил нафталином, и, оставив гарпун подле чёрного оленя, повесив маску на рога, понёс хлам к мусорным бакам. Они стояли по другую сторону улицы, за два дома. Избавившись от оскорбляющих само бытие тряпиц, вздохнул облегчённо. Тут в паре метров тормознул голубой Порше.
- Ганнибал! - окликнула из-за руля миссис Комеда, - Какая прелесть! Определённо, это твой лучший костюм. Приходи в нём на субботний концерт, только не надо так много белья. Чао!
И умчалась. Наверное, с ревизией одного из подвластных косметических салонов.
Заложник светской жизни побрёл домой, старясь не думать о том, как эта дама в кругу финансово независимых и биологически озабоченных подруг станет рассказывать, что у доктора Лектера есть то самое "новое платье короля", и он в нём - ПРОСТО КОНФЕТКА! Лучше делать вывод, что мистер Уэллс сбросил исподнее в присутствие собеседника только из-за самой этой невыносимой одежды...
Вернул на место инструменты и спецовку; навестил суп, вынул размораживаться мясо - много мяса, ведь сегодня приём.
А как там Ларри?
Ванная была пуста. Сырое полотенце валялось на полу.
Доктору не улыбалась мысль о голом инвалиде, гуляющем по его чертогам. Он принюхался, но мистер Уэллс сам дал о себе знать: в гостиной зазвенел клавесин, исполняя первые двадцать нот Собачьего вальса. Поминая в сердцах Йог-Сотота и иже с ним, тут же саркастично допуская, что эта мелодия кое-кому может ласкать слух, Ганнибал вошёл в свой необъятный кабинет.
Герой войны уже отстал от музыкального реликта и осматривал рисунки, разбросанные по полу. Выглядел он величаво - седые волосы пушились над ушами, а тело было закутано, как в тогу, в скатерть, отороченную чёрным кружевом - в ту самую, которая должна покрывать сегодняшний банкетный стол.
Ганнибалова десница заныла по рукояти гарпуна.
- Ларри, вы можете хоть что-то не ронять?
- А? Это, что ли? Я специально. Мне так лучше видно.
- Вам не холодно? Принести халат?
- Не надо. И так распарился аж до костей. Кто тут у тебя рисует?