Подлецу не может
лучше статься,
чем оставаться
подлецом.
Везде и всюду
лишь истинным лицом
оправдывать натуру.
Держать свой стиль,
как марку за стеклом
на обозренье люду.
Тянуть свой фильм,
играть комедию верхом
на публике и под столом,
встречая лишь оваций гром
и лыбясь,
быть противным существом.
Задабривать фортуну,
играть на струнах языком,
плясать под дудку, лопухом
творить за шуткой шутку
и существовать безмерно сутки.
Быть недовольным тишиной,
наедине с самим собой
казаться безразмерно жутким.
Не выдержав такой минутки,
расхохотаться на весь дом
и все перевернуть вверх дном,
найти виновника потом,
а убедившись смело в том,
что истины никто не знает,
признаться вдруг во всех грехах,
искать пощечин на словах
и, к новой жертве сделав шаг,
ей искренность подать как знак.
Лишь ей на суд отдать себя
и, став невинным как дитя,
сквозь лучезарные глаза,
всю душу болью изведя,
родиться вновь самим собой,
пополнив тот почтенный строй,
который, зная свой порок
не лижет раны, ведь исток
гораздо искренней мечты
и в том бесспорны подлецы.
Зачем же хоронить талант,
ведь каждый день ты снова франт,
ты снова гений хвастовства,
пустое место без конца,
без края подлая душа.
Так лицемерна, так свежа.
И новых низостей поток
тебя возносит в потолок
и, по стенам волоча,
тебя размажет. Хохоча
ты вновь оскалишь блеск лица,
смахнешь насмешки прочь с плеча
и, засучивши рукава,
вспорхнешь с дивана в облака.
И так смешно, и так серьезно,
а главное еще не слишком поздно
воспеть свой гимн
и возвестить бессовестный конец.
Ведь лишь на то и сочинен...
...подлец.