Аннотация: Часть моей биографии. Посвящена работе инженером-конструктором по ракетным двигателям. Рекомендуется к прочтению тем, кто собирается работать в той же отрасли.
<(первая редакция)
Когда же я захотел посвятить себя космонавтике? Давно. Очень давно. Было мне лет десять, не меньше. Что послужило толчком уже и не помню, наверное, какая-то телепередача. Это не было простым желанием стать космонавтом. Я четко знал, что хочу строить космические корабли для межзвездных перелетов. Спустя четыре года, прочитав всю научно-популярную литературу о космонавтике, что попадалась в библиотеке маленького сибирского городка, я определился с направлением: ракетные двигатели. Ядерные, термоядерные, фотонные. Химические я считал и до сих пор считаю вчерашним днем.
В ВУЗ поступил с первого захода. Рассказывать о студенческой жизни можно долго и много, но я сделаю это в другом месте и в другое время. Естественно, преподавать теорию термоядерных и аннигиляционных двигателей никто не собирался. Нет их в природе, ни двигателей, ни теорий. Но мне было довольно и химических. Все остальное я собирался изучить и создать сам. Библиотека ломилась от книг, но многие из тех, что я хотел бы увидеть, имели гриф ДСП (для специального пользования) и студентам не выдавались. Никогда не забуду книгу 'Хранение молока в полевых условиях'. Если бы не гриф ДСП, никогда бы не обратил на нее внимания. До сих пор меня мучает вопрос, что же там было, в этой книге? С темой диплома я определился на третьем курсе. Делал курсовой по надежности криогенного турбонасоса (ТНА) под руководством ведущего конструктора одного из КБ. Тема не помещалась в формат 'курсового' и мы решили продолжить ее на дипломном проекте. Скучая на лекциях по истории, философии, экономике, политологии и прочей дребедени, которую нам преподавали, и к которым я не имел ни малейшего интереса, ни способностей, я читал спец. литературу и проектировал фотонные двигатели. И у меня получилось! Не забуду тот день, когда в пустующей аудитории университета я выводил на доске удельный импульс электронно-позитронного двигателя. Сокурсник, согласившийся на это посмотреть, посоветовал обратиться к преподавателям, что я и сделал. Реакции были разные. Одни просто игнорировали, другие советовали прекратить заниматься всякой ерундой. И лишь один сказал, что я могу делать все, что мне вздумается, но в свободное от основной работы время. Никто и нигде не воспримет мои работы серьезно, во всяком случае, сейчас и в России. Я ушел в подполье, где в тишине аудиторий появилось много интересных идей, но некоторые из них были позднее мной же и отвергнуты за несостоятельностью.
Уже во время студенческой практики я впервые попал в то КБ, где мне позже довелось работать. Помню молодого специалиста, сидевшего за огромным столом и рисовавшего циркулем расположение форсунок. Более двухсот окружностей диаметром около сантиметра. Занятие для мазохиста. Я подумал, что вот сюда-то я точно не приду работать. Как говорится, никогда не говори никогда!
Дипломную работу я защитил с блеском. Всем очень понравилась тема и то, как я ее подавал, но все знали, что дальше университетского архива универсальный турбонасос не пойдет. Так и вышло.
После ВУЗа у меня было три пути. Идти в аспирантуру, работать по специальности, и работать не по специальности. Третий вариант я отверг сразу. Долго препирался с профессорами по поводу темы кандидатской диссертации. Я хотел делать что-то новое и полезное. О моих проектах я даже не заикался (пять с половиной лет в ВУЗе не прошли даром). Но мне предлагали делать скучные и никому ненужные темы, единственной целью которых, было вручить своему мученику кандидатскую степень. И я выбрал, как мне казалось, компромиссное решение: идти работать по специальности, а потом параллельно писать диссертацию. Вариантов работы было несколько. Многие КБ приглашали молодых специалистов. Я выбрал КБ 'Х' (не будем упоминать его имя). Оно предлагало бронь от армии, более высокую, чем в других КБ зарплату и место в общежитии. Последнее мне, как иногороднему, было просто позарез необходимо. Название КБ мне ни о чем не говорило, зато его специализация была мне близка. Один из преподавателей сказал, что КБ занимается доводкой нового двигателя и у них много интересной работы. Это меня и привлекло.
КБ я узнал не сразу. Сначала меня определили в отдел турбонасосов, учитывая тему диплома. Но уже на следующий день перевели в отдел камер сгорания, и я онемел. На боковой стенке шкафа, на котором лежали обрезки камер сгорания, висел знакомый чертеж с кучей форсунок.
Сотрудников КБ можно было разделить на две категории: молодые специалисты и те, кому за сорок. Познакомившись с молодыми, открыл для себя первую страшную тайну. Все они работали здесь не более года, кроме меня, лишь еще один человек, заканчивал ВУЗ по специальности ракетные двигатели, а более половины вообще заканчивали неавиационные ВУЗы (строительный, железнодорожный и пр.).
Ракетный двигатель был знаком мне со студенческой скамьи. Двигатель конца пятидесятых, на котором запускали первые спутники, первых космонавтов, и до сих пор запускают все пилотируемые экспедиции и грузовики на орбитальную станцию. А то, что нам разрекламировали как новый двигатель - его небольшая модификация.
Первый месяц я изучал чертежи - участь всех молодых специалистов. Мне преподнесли их как божественное откровение, взяв еще и подписку о неразглашении. Мало того, что этот двигатель мы детально изучили в университете, где и убедились в его моральной смерти, любой желающий может заказать спецификацию этого двигателя через Интернет за символическую плату и безо всякой подписки.
Первую неделю я добросовестно сидел над чертежами, а потом по примеру 'старших товарищей' стал вкладывать в них книжку и преспокойно ее читать. Только читал я не мелодрамы или детективы, а найденные в столе и шкафу учебники ('Физика плазмы' и пр.). Видимо, один из моих предшественников тоже не терял времени даром. Интересно, где он сейчас? Периодически я выходил в цех, где выпускали двигатели. Там жизнь была более интересной, чем в 'ящике'. Медь и сталь постепенно превращались в ракетный двигатель, крутились станки, летела стружка, вспыхивали сварочные аппараты.
Через месяц начальство решило, что хватит заниматься фигней, пора и поработать. Ну, и слава богу. За прошедший период я озвучил несколько своих предложений относительно модифицированной камеры, но все они растворились в воздухе. Мне тонко намекали, что для начала надо выучить мат. часть. Так вот, первым серьезным делом было заполнение стандартного бланка 'Извещения об изменении' на кальке тушью. До этого момента я тушью пользовался лишь однажды, когда ставил подпись в паспорте. Рисовать эскиз и заполнять бланк в туши было для меня таким же анахронизмом, как считать на деревянных счетах. Оказалось, что я не годен даже для такого нетрудного задания. Испоганив несколько бланков и перемазавшись тушью, я предложил начальнику отдела переложить сие неблагодарное занятие на кремниевые плечи компьютера. Он дал добро. Компьютер стоял в соседнем отделе и применялся исключительно для печатания отчетов, игр и халтуры. По тем временам (1998 г) это была вполне адекватная машина на базе процессора Pentium. Я понимаю, что создание рыбы для заполнения стандартного документа плохо согласуется с работой инженера по ракетным двигателям, но что еще можно доверить молодому специалисту без ущерба для производства? Гордый за проделанную работу, я предъявил отпечатанный документ начальству. Все согласились, что заполнять его удобно и быстро (были у нас еще люди, умевшие работать с Microsoft Office). Вердикт был следующий: применять для изготовления черновиков, а конечный результат все равно делать в туши, потому что в стандарте от 1938 года (точно за год не ручаюсь) не предусмотрено использование компьютера. Вот такие дела.
Последующие пару месяцев я занимался исключительно заполнением бланков тушью, печатанием отчетов, точнее, их перепечатыванием с рукописного листочка. Бегал по заводу, собирая подписи на бланках. В общем, высокоинтеллектуальной работой. Вскоре у меня появился календарик, на котором были нанесено, сколько часов осталось до конца рабочего дня. Каждые полчаса я с превеликим удовольствием вычеркивал очередную строчку и еще пять минут любовался на то, что осталось отработать еще на полчаса меньше. Это не было моим изобретением. Один из старожилов имел над своим рабочим столом аналогичный календарь. Только мыслил он более глобальными категориями. В конце рабочего дня он зачеркивал очередной квадратик. Коллега отсчитывал, сколько ему осталось работать до пенсии. На тот момент, оставшийся срок составлял почти двадцать лет.
Впрочем, после работы я возвращался совсем не в родной дом. Заводская общага, где меня поселили, мало располагала к приятному отдыху. Увидев впервые свою комнату, я ужаснулся, но думал, что все еще можно исправить. Не знаю, кто там жил раньше, но зрелище мне представилось впечатляющее. В пустой комнате стояли две кровати. Одна моя, другая - виртуального соседа, который, был здесь прописан, но жил в другом месте. Около двери поперек комнаты стоял полуразвалившийся шкаф, не позволяя наблюдать из коридора, что происходит внутри. Вся комната: пол, потолок, стены были затянуты слоем пыли. С потолка свисали гирлянды паутины. Сквозь немытое столетиями окно робко пробивался дневной свет, создавая в комнате пугающий полумрак, лампочка под потолком перегорела. Стряхнув пыль с пружин кровати, бросил туда вещи. Долго чихал, затянувшись поднявшейся пылью. Открыл окно - стало легче.
Несколько выходных убил на наведение хоть какого-то порядка. Тряпкой, которой рассчитывал драить пол, отмыл потолок и обои. С окном боролся еще в течение пары месяцев. Загаженное мухами, залепленное жиром окно отмывалось с трудом, проще было заменить. Думаю, если его не выбили по пьянке, оно так до сих пор и осталось мутным.
Ремонт я отложил до лучших времен. Задачей номер один была замена двери, которая едва болталась, а в щели между ней и косяком можно было вставлять пальцы. Об установке в комнате каких бы то ни было удобств, например, старого телевизора, не могло быть и речи. С такой дверью все вынесут и тут же пропьют. Хорошо, что это была не первая общага в моей жизни и засыпать под крики, грохот и запах подгоревшей еды было делом привычным.
На работе все шло по старому. Мне нашли еще одно интересное занятие. Стоять над душой у рабочих и проверять все ли они правильно делают. Честно говоря, мне это было совсем не по душе. Я стоял со скучающим видом и смотрел по сторонам: на простаивающее оборудование, нерадостных рабочих и ИТР, прогрызенные крысами дыры в перегородках. Крыс в цехах обитало очень много. На развешенные повсюду плакаты, типа 'Болтун находка для шпиона' рядом с календарем десятилетней давности с какой-то певицей. Рабочие давно привыкли к нашему присутствию, и их это не напрягало. Иногда мне доверяли простые операции, чтобы не заснул, например, списывать показания приборов на тестовом стенде. Все равно рано или поздно мне пришлось бы переписывать эти показания из цехового журнала в наш, КаБэшный. Зачем? Просто так. Чтоб жизнь малиной не казалась.
Свершилось! Поданное мной предложение об изменении тракта охлаждения двигателя не пропало даром. Оно было спущено сверху в виде высочайшего повеления о внедрении. Естественно, об истинном авторе предложения не было ни слова. Пройдя все инстанции сверху вниз, оно попало ко мне совершенно случайно. Я был единственный молодой специалист в отделе. Не будет же руководство лично рассчитывать охлаждение и делать чертеж! Но я не огорчился. Наконец-то займусь настоящей конструкторской работой! Методику расчета я позаимствовал из университетских лекций. Больше взять ее было негде. Еще мне понадобился калькулятор. Бегать до компьютера каждые пять минут не хотелось, приносить из дома, значит, подарить его КБ. С режимного предприятия такие вещи можно выносить, только рискуя собственной задницей. Я спросил коллег, нет ли у них здесь такого агрегата. Мне предложили логарифмическую линейку. Повертев ее в руках, я честно признался, что понятия не имею, как эта штука включается и тем более работает. Это вызвало волну возмущения, как это так, закончить технический ВУЗ и не знать, как пользоваться главным прибором инженера. Одна из сотрудниц сжалилась надо мной и предложила поискать калькулятор в шкафу. Открыв его, я понял, что найти калькулятор, среди груды чертежей и металлолома дело непростое. На это уйдет не один день.
Лучше бы я и не искал. Когда до меня дошло, что железный ящик, который я принял за старую пишущую машинку, и есть калькулятор мне стало плохо. Груда металла весом около десяти килограмм умела производить лишь четыре простейшие арифметические операции, при этом глючила и страшно грелась. Как с такой техникой мы вообще умудряемся что-либо запускать в космос - для меня загадка. А о новых разработках вообще можно забыть.
Отсутствие условий для расчета было хорошим предлогом, что бы проводить больше времени за компьютером. Среди молодых специалистов это называлось 'пойти подумать' (от слова Doom). 'Думали' много и часто. Печатание отчета, обычно занимающее пару часов, затягивалось на день. Начальство не возмущалось. Оно понятия не имело, сколько нужно времени, чтобы напечатать страницу текста, и чем бы еще загрузить молодого специалиста. Нам это то же было на руку. Мы не нанимались работать в секретари.
Когда я представил результаты расчета на утверждение, босс заявил мне, что все неправильно. Имея за спиной громадный опыт по защите курсовых, я потребовал ткнуть пальцем, ГДЕ именно неправильно. Босс, ловко манипулируя логарифмической линейкой, пересчитывал на ней синусы-косинусы, убеждая меня, что компьютеры всегда врут, и нет надежнее прибора, чем старая добрая линейка. Что взять с пенсионера? Боясь как огня всего нового, наши пенсионеры, составлявшие половину коллектива и занимавшие все руководящие посты, отстаивали свою правоту старыми проверенными способами: 'я начальник - ты дурак', 'слушайся старших', 'ты еще молодой, и жизнь твоя - полное дерьмо'. Уговорить его смогли лишь сообща.
Чертить тоже пришлось на кульмане вручную. Ни о каких 'Автокадах' начальство и слышать не хотело. Предчувствуя, что мне предстоит все это переносить на кальку в туши, я не очень-то и торопился. А тут еще все кому ни лень раздавали советы: шрифт не по ГОСТу, эта линия должна быть толще, эта тоньше, прочие придирки, ни имевшие ничего общего с изображенной конструкцией.
Все молодые специалисты страдали от подобного отношения, а тут еще дефолт августа 1998 года. Наши и без того небольшие деньги (900 рублей) превратились из 150 долларов в 40 зеленых. Выжить на такие деньги можно, но о создании семьи можно забыть. Если, конечно, не ставить перед собой задачу плодить нищету. Я уже не говорю об улучшении жилищных условий или просто ремонте.
Я усилил свои поиски работы. Если раньше я рассылал резюме по зарубежным аэрокосмическим компаниям, еще надеясь, что мои знания хоть кому-то нужны, то теперь я искал любую работу по месту жительства, где просто больше платили. После дефолта это было непросто. Многие компании разорились, остальные заботились лишь о выживании, а не о расширении и наборе нового персонала. Запад молчал, лишь от одной компании я получил извещение, что моя скромная персона внесена в базу данных и, как только будет соответствующая позиция, мне сообщат. Это сейчас, спустя много лет, я знаю, что меня просто вежливо послали подальше, а тогда я был необычайно горд. Оказывается, чтобы претендовать на такую работу, надо иметь гражданство той страны, где находится эта организация, или, по крайней мере, вид на жительство. А чтобы получить вид на жительство надо иметь либо приглашение работодателя, либо подавать на иммиграцию, что стоило гораздо больше, чем мои скудные средства. Замкнутый круг.
Впрочем, мои попытки выйти на западные компании приносили не только радость. Однажды нас поочередно вызывали в отдел кадров, где добрый дяденька особист проводил с нами дружескую беседу. Тема была одна. Родной стране позарез были нужны стукачи. Много-много и совершенно бесплатно. Особист интересовался, кто о чем говорит в КБ и предлагал стать осведомителем, подсовывая на подпись разные бумаги. Затем резко перевел разговор на меня. Как часто я вхожу в Интернет, не пробовал ли подыскать работу в западных компаниях. Я чистосердечно заявил, что как патриот нашей отчизны даже и не помышляю о таком подлом проступке. Похоже, у них что-то было на меня. Покричав что-то о предвоенном положении страны (1998-1999 год, какая война?) и что в случае войны, стукачей в армию не забирают, он все еще пытался взять с меня подпись о сотрудничестве. Я еле отбрехался, сославшись на повышенную болтливость. Если я и мог ему как-то помочь, то не как шпион, а как дезинформатор.
Нерабочая обстановка в отделе после прочистки мозгов стояла почти неделю. Обеденный перерыв, и ранее длившийся не менее полутора-двух часов, увеличился вдвое. Я все чаще отлынивал от опостылевшей работы, искал любой повод, чтобы побыть вне душного помещения. С удовольствием выполнял поручения сбегать за питьевой водой в соседний корпус, подписывал бумаги на другом конце завода и пр. На территории завода было много уголков, где можно было посидеть на лавочке в тени деревьев. Многие цеха не работали, да и сам завод периодически закрывался. Наше КБ и некоторые другие конторы работали постоянно. Тишину завода в ту пору нарушал только шелест ветра в кронах деревьев.
Видя полный развал в работе, высшее руководство ввело ежемесячные отчеты о проделанной работе. Ежемесячно мы целый день убивали на то, что высасывали из пальца трудовые подвиги. Вносить в отчет то, что ты три-четыре дня переносил мебель из кабинета в кабинет, устанавливал кондиционеры в кабинетах, запрещалось. Это несколько усложняло задачу. Мы писали различные задания, которые выполнили или собирались выполнить за прошедший месяц и просто делили между ними рабочие часы.
Одним из любимых заданий являлось дежурство. Это когда ты сидишь на вахте, ни черта не делаешь (читаешь книжку, спишь, проектируешь термоядерный двигатель), и за этот трудовой подвиг получаешь отгул.
Для поднятия боевого духа один раз нас вывозили на испытательный полигон. Работа ракетного двигателя произвела незабываемое впечатление. Американские горки против этого - скука смертная.
Боевой дух от этого не поднялся. А вот ежемесячные выезды на похороны бывших и настоящих сотрудников КБ действовали удручающе. Мы ясно видели в них наше будущее. Скучная работа, одиночество или вечные претензии жены по поводу нищенской зарплаты, комната в общаге или бараке, в лучшем случае квартира жены. И в конце всего - тихие похороны силами КБ.
Нет уж, спасибо. Не отработав и полутора лет, я ушел на первую подвернувшуюся работу. Но это уже совсем другая история.