В маленькой тесной кабинке для исповеди было до того темно, что невозможно было рассмотреть даже очертания собственной руки, поднесенной к самым глазам. Вдобавок, гулял легкий сквозняк, и пахло воском.
- Простите меня, ибо грешен я, - сказал человек в темноте.
- Расскажи мне о прегрешениях своих, и постараюсь я помочь душей твой, - отец Петр скрестил толстые пальчики и водрузил руки на собственные колени. Немного повозился, устраиваясь удобнее на шатком стульчике. Его грузное тело пришло в движение, и старый стульчик жалобно заскрипел, норовя вот-вот рассыпаться. Отец Петр тяжело вздохнул и приготовился слушать.
- Я даже не знаю с чего начать, ибо тяжелы грехи мои, и нет им прощения ни на грешной земле, ни на небесах, - донесся хриплый голос из-за маленького окошечка.
- Бог милостив, и даже самый последний грешник может рассчитывать на прощение, если искренне раскаяться и искупит грехи свои, - важным тоном проговорил отец Петр. - Рассказывай все, неважно в каком порядке, ибо нет легких и тяжелых грехов.
- Я лгал, я воровал, я имел желание к женщинам, я подговаривал других людей к дурным поступкам, я ненавидел и предавал, я убивал... может ли мне быть за это прощение? - несколько насмешливо спросил хриплый голос.
- Да дитя мое, Бог милостив. - Отец Петр почувствовал, как по спине побежали мурашки, а на челе выступил холодный пот. Приход располагался в маленьком городке, в котором все друг друга прекрасно знали, все было на виду, а убийство произошло в последний раз лет пятнадцать назад.
Отец Петр почувствовал растерянность, ибо за двадцать лет, что он был священником, еще не разу не приходилось ему сталкиваться с подобным. Еще не разу, за тоненькой фанерной доской, которую можно было пробить пальцем, не сидел убийца.
- Но неужели за все мои грехи не грозит мне Ад?
- Расскажи мне подробнее о грехах своих, очисти душу.
- Я не знаю, как можно подробнее изложить то, что вы только что услышали.
- Расскажи мне о тех, кто были убиты тобой. Тяжелые жизненные обстоятельства заставили, взять на душу, сей страшный грех?
- Нет, я убивал даже тогда, когда в этом не было не малейшей необходимости, и под час мне это очень нравилось.
Кто же ты? Отец прилип к окошку, силясь рассмотреть находящегося там человека. Но сколько он не всматривался во тьму, ничего рассмотреть так и не смог, и в какой раз проклял проклятую проводку. Проводка эта была очень древней, протянутой несколько десятков лет назад, в силу чего и пришла в негодность. Из-за постоянных перепадов электричества, практически ежедневно летели лампочки. Как раз это и произошло сегодня, буквально за тридцать минут до начала исповеди, поэтому негодные лампочки, скрытые в потолке исповедальни так и не успели заменить. Света они давали не много, но его с лихвой хватало для того, чтобы рассмотреть собеседника. Любил святой отец посмотреть на кающихся грешников, а в особенности на неверных жен. Было в этом нечто возбуждающее, будоражащее воображение. И вот как назло, полетела именно сегодня! А ведь так хочется рассмотреть наемного убийцу! - подумал священник. От чего-то отец Петр ни секунды не сомневался, что разговаривает он именно с наемным убийцей.
- Расскажи мне об убиенных тобой.
- Я не знаю, что рассказать. Они жили, а потом приходил я, и их земное бытие прекращалось.
- Как ты убивал этих несчастных?
- Хладнокровно. Самыми разными способами. Под час от них практически ничего и не оставалось, после моей работы.
- Что ты при этом испытывал?
- Иногда ничего, злость, иногда скуку, порой радость... по-разному бывало.
- Ты честен, пусть и немногословен. Тебе непременно нужно поставить свечку по усопшим, за каждого тобой убиенного.
- Если для каждого ставить свечку, то в вашей церкви вообще свободного места не останется, - рассмеялся наемный убийца.
- Скольких же ты убил, несчастный?
- Я давно сбился со счета, отец. Да и не заслуживают насекомые того, чтобы я вел им счет!
Ничего себе, проблемы у бедняги с головой, людей за насекомых считает, подумал отец Петр. В слух же ничего говорить не стал, побоялся.
- Я чувствую, как тебе тяжело говорить об этом. Расскажи же мне о прочих своих грехах.
- Я воровал у людей, я подговаривал людей, доверявших мне, совершать дурные поступки, - начал бесстрастно перечислять голос. - Я врал, врал многим людям, даже родным. Врал даже тогда, когда мог бы сказать правду.
- Зачем ты совершал, все эти поступки, сын мой?
- Мне так хотелось, - хладнокровно отвечал голос.
- Тебе хотелось грешить?
- Да отец.
И тут отец Петр почувствовал, как зашевелились волосы на голове. В воздухе разливался запах серы...
Петр всегда верил в Бога, точно так же как и признавал существование извечного его оппонента - Дьявола. Но даже в самом страшном из своих ночных кошмаров, не мог представить, что кто-то из слуг нечистого придет к нему.
Священник решил проверить свою догадку, хотя в правильности ее не сомневался.
- Веришь ли ты в Бога, сын мой?
- Да.
- Зачем же ты тогда совершал все то, что совершил?
- А почему я не должен был этого делать?
- Так ведь Бог запрещает! Ты нарушил многие заповеди его!
- Я совсем недавно поверил, и не до конца знаю всех нюансов.
- Но ты же должен был знать, что убивать живых существ нельзя!
- Я не знал, что это правило столь категорично! Ведь даже бог, даже он убивал! Вспомнить хотя бы Содом и Гоморру!
- Как смеешь ты сравнивать себя недостойного с творцом?
- А почему бы и нет? Я ведь создан по образу и подобию его.
- Ты всего лишь раб его!
- Зачем же Всемогущему рабы? Неужели бог, во всем своем могуществе, сумевший сотворить все сущее, стал бы тратить силы, чтобы создавать рабов? Неужели он стал бы наделять людей разумом и волей, если бы ему были нужны только покорные овцы? Да и не стал бы он в этом случае создавать людей по образу и подобию своему!
Точно, посланец нечистого! Но зачем он здесь? Что ему нужно от меня, проносилось в голове у святого отца.
Речи его подобны речам хорошо образованного атеиста, а то и философа. На любые мои слова у него найдется, не менее еретичный ответ. Поэтому лучше всего будет молчать, не вступая с ним в полемику.
Отец Петр зашептал молитву.
- Почему вы замолчали, святой отец? - донесся голос из темноты, и священнику показалось, что это говорит сама тьма.
- Чего ты хочешь от меня?
- ответа на мои вопросы.
- Ты ждешь напрасно, ибо не буду отвечать на твои богопротивные речи!
- Но почему?
- Я слуга божий, и ни к лицу мне разговаривать с тобой?
- Почему же?
- Ты не способен впустить в душу и сердце свое бога, следовательно, не о чем нам с тобой вести беседу!
- Я правильно понимаю, что вы не будете отпускать мне грехи мои?
- Нет. Я не могу простить тебя. Я не могу отпустить грехи твои, ибо они не заслуживают прощения.
Наступила тишина.
Отец Петр собрался с силами и, схватив в руку массивный золотой крест, вскочил со стула:
- Изыди нечистый! Именем отца, сына и святого духа! Изыди слуга дьявола! Прочь из храма божьего!
Глухо хлопнула дверь.
Он ушел.
Отец Петр смахнул с лица пот и без сил прислонился к стене.
Бог защитил! Вложил силу необходимую для изгнания.
В воздухе разливалось зловоние серы, которую постепенно начал разгонять сквозняк.
Священник зашептал молитву, вознося хвалу создателю и замер, не дочитав ее до конца. Нужно непременно посмотреть в лицо таинственного посетителя, понял он. Врага нужно знать в лицо. Нужно пойти и посмотреть, пока он еще не успел уйти, а потом, вечером, вместе с братьями собраться и изгнать его из города, а то и просто уничтожить.
Подстегиваемый мыслю, что может и не успеть, отец Петр выскочил из исповедальни, и начал озираться вокруг. Знакомая, маленькая церквушка, в которой, практически не было народу. Только послушники ставили свечи перед образами святых, да какой-то парень, лет четырнадцати, затравлено смотрел на святого отца. И больше никого! Ушел! Исчез, как будто и не было его, возликовал отец Петр. И, слава богу!
По телу разливалась усталость, а напряжение, словно струйка песка, начало улетучиваться.
Отец Петр внимательно посмотрел на мальчика, и тут же узнал. Нет, он не вспомнил его имени, так как парень не являлся прихожанином. Просто, в таком маленьком городе все знают друг друга если не по именам, то в лицо уж точно. Еще отец Петр вспомнил, что около года назад, имел с отцом паренька беседу. Они как раз тогда только переехали в город, и священник пошел знакомиться с новичками. Беседа была короткой и содержательной. Из нее отец Петр вынес для себя, что собеседник умен, и, к сожалению атеист. Даже скорее еретик, настолько дерзко звучали его слова, когда вопрос зашел о религии.
А мальчик значит, в церковь пришел, хорошо. Нужно будет с ним непременно поговорить, может быть получиться из него добрый христианин, подумал отец Петр. Но поговорить можно и потом, не горит, а пока нужно пойти и поправить расшалившиеся нервы церковным кагором.
А парень стоял и смотрел в спину толстого священника. Стоял и думал, что отец прав, когда говорит о том, что все священники сумасшедшие. Это надо так разораться из-за каких-то тараканов! Убивал их миллионами, в течении всей жизни, и не испытывал ни капельки сожаления и раскаяния, уж больно они мерзки. Пускай воровал, но сущие копейки у родители, когда тех не было дома, и они просто физически не могли дать этих денег. Но ведь вечером он всегда об этом им рассказывал! Обманывал родителей по поводу оценок, и учителей о том, что известил родителей о содержании дневника. Подговаривал сверстников на всякие безобидные пакости. Но ведь священник даже не стал всего этого даже слушать. Просто взял и практически сразу начал орать, а потом вообще выгнал. И ладно бы дослушал, так ведь нет, сразу в крик. Историю о том, как подглядывал за старшей сестрой своего приятеля, парень просто не успел рассказать.
Надо идти домой, ни кто не хочет делать из меня христианина. Наверное, папа прав, когда логически доказывал, что бога нет, подумал мальчик. Да еще и искупаться было бы не плохо, подумал парень. Он уже, с утра пораньше, успел побывать у мамы на работе, а потому рубашка его вся пропахла серой. Мама работала в санатории, а там, этой гадостью (серой), лечили, от каких-то тяжелых болезней.
Парень поспешил к выходу из церкви.
А отец Петр в это время смаковал кагор, предвкушая, как расскажет о сегодняшнем происшествии отцу Ивану, и даже представить не мог, что вся история с Дьяволам, это всего лишь плод его разыгравшейся в это утро фантазии.