Кабинетик был маленький и тесный. В нем не было индивидуальности - ни тебе картин, семейных фотографий, или, на худой конец, дипломов в узорных рамочках - обычный стол, пара стульев, сейф в половину человеческого роста. На стенах блеклые обои, на столе старомодная лампа с абажуром. Совсем, как кабинеты злых следователей в плохих фильмах. Разве, что освещен гораздо лучше - чистый, теплый свет лился в помещение сквозь широкое окно.
Борисов не мог вспомнить, как здесь очутился. Видимо оглушили и приволокли сюда. Сразу чувствуется за всем этим рука конторы. Только вот за что могли взять в такой суровый оборот?
За столом сидел мужчина в неприметном сером костюме и при узком галстуке. Он сосредоточенно что-то писал на листе бумаги. Костюм вполне в духе кабинета, а вот его владелец резко отличался от сложившихся клише. По идее, для внешности типичного чекиста, он должен быть серым и невзрачным - как окружающий дизайн, как собственный костюм. Безликое серое лицо, прилизанные волосы, невыразительные глаза под которыми бы скрывались острый ум и садистские наклонности. Хозяин же кабинета был такому описанию полной противоположностью - широкоплечий мужчина средних лет, с красивым мужественным лицом, голубыми глазами, и кудрявыми волосами, доходивших ему до плеч. Отнюдь не казенная стрижка. Да и внешность скорее бы подошла фотомодели или актеру - урожденный покоритель женских сердец.
При виде такого субъекта сразу и не поймешь чего от него стоит ожидать, а потому становится еще страшнее.
Дверь чуть скрипнула, белокурый оторвался от бумаг и разом оживился, увидев вошедшего:
- О, господин Борисов! Добрый день. Проходите, присаживайтесь.
Евгений неуверенно прошел через кабинет - ровно два шага учитывая размеры помещения - и скромненько примостился на краешке стула.
- Можете обращаться ко мне просто - Михаил, - не переставая улыбаться мужчина откинул со лба светлую прядку. - Я должен буду принять решение по вашему делу.
- О-очень приятно. Евгений бо-бор...
- Борисов Евгений Андреевич, - ровно произнес светловолосый. - Мне о вас все прекрасно известно. И не переживайте вы так, не волнуйтесь. Уже не стоит. А то у вас, я смотрю, и руки дрожат.
Борисов с трудом сглотнул ком в горле и согласно кивнул головой.
- Вот и хорошо, вот и ладненько. Рад, что мы друг друга поняли. Чем могу вам помочь?
Борисов недоуменно пожал плечами:
- Не знаю. Я же здесь не по своей воле... вам виднее...
- Это оно, конечно, так, - Михаил достал из недр стола папку, на которой Борисов с ужасом прочитал свою фамилию, положил ее на столешницу перед собой. Аккуратно развязал тесемочки. Папка была старая и серая, еще картонная - такие уже нигде и не использовали. - Вспоминайте, ваши пригрешения.
Борисов замялся с ответом. Он понимал, что здесь и сейчас решалась его судьба, поэтому тщательно подыскивал нужные слова.
- Я вроде ничего особенно криминального не совершал. Как все.
- Как все? А давайте проверим. Ну вот, например, - Михаил открыл папку и вчитался в страницу. - Вот. Десять лет назад, деловая командировка в Банкок. - Он хмыкнул. - Ох, знаем мы эти командировки. И вы там "поработали" на славу, должен заметить. Каждый вечер по две проститутки в номер, богатые ужины, выпивка, легкие и не совсем наркотики. Кстати, не все из этих девочек достигли совершеннолетия и не все были девочками, а совсем даже наоборот.
- Было, - тихо ответил он. - Но наркотики были в первый и последний раз.
- Это нам известно. А сколько всего раз жене изменяли?
- Точно и не вспомню. Какая разница?
- Разница есть, - серьезно ответил Михаил. - Тридцать два раза вы ей изменяли за двадцать восемь лет совместной жизни. И это только, прошу заметить, с проститутками. Но ведь были и романчики и длинные романы, случайные связи в поездах, гостиницах, на курортах, сотрудницы в офисе, и интрижки с секретаршами. Однажды даже сестру ее, вульгарно выражаясь, трахнуть изволили. Или тоже не припомните?
Это Евгений помнил и помнил прекрасно, хотя очень долго старался забыть. Первый год брака, какой-то праздник, Лена перепила и уснула. Борисов остался с ее сестрой, Таней, наедине. Алкоголь, молодость, ночь - все это перемешалось, как в хорошем коктейле, в нужных пропорциях. В ту пору квартирка у Борисовых была маленькая. Единственную комнату заняла спящая жена, поэтому и пришлось заниматься делами амурными в ванной. Таня нагнулась, уперлась руками в стиралку, а довольный Евгений пристроился сзади и довольно неплохо повеселился. В полноценный роман это так и не перелилось, хотя бы потому что нечему было переливаться - чувствами там и не пахло. А через пару месяцев Таня и вовсе переехала в другой город на новую работу, да так навсегда там и осталась.
- Вижу, что помните, - вновь Мягко улыбнулся Михаил. - Неужели не стыдно?
- За это стыдно, - честно признался Борисов.
- За это? Только за это? А все остальное?
- Кому это вредило? Лена ни о чем не знала, я всегда был крайне осторожен. Мне нужны были отдушины и я их получал. Может быть поэтому наш брак так долго и просуществовал.
- Вы действительно считаете, что вас это оправдывает?
- За что тут оправдываться? Дело-то житейское! Разве измены - это преступление? Если мне за это и извиняться, то перед Леной, но не перед вами. - Выпалил все это и пожалел о сказанном. А вдруг задел, а вдруг обидел? Он вот возьмет сейчас и позовет бравых ребят пытать обученных. Или сам за дело примется, вон здоровый какой. Нет, ни к чему сейчас была храбрость проявлена, не то место и время. Главное выбраться.
- Ладно, как скажете, - покорно согласился Михаил. - А что делать со всем остальным?
- Да с чем остальным? Я ничего не припоминаю. Были какие-то мелкие грешки, как и у всякого, но никакого криминала!
- Вам напомнить?
- Если можно.
- Можно, конечно. Не припоминаете ли, как воровали деньги в своей фирме, да и на предыдущих местах работы? Переводили на левые счета, в несуществующие фирмы. Делали заказы и подряды, которые никогда не выполнялись. Откаты...
- Помилуйте, какие откаты?!
- С Сорокиным Владиславом Серегеевичем у вас была отработанная, годами проверенная схема. С Ивановым Дмитрием, с Эдуардом Мартиросяном. Или из совсем уж давних контактов - Ибрагимов. Помните такого? Тысяч триста долларов вы тогда наварили. Мне продолжать?
- Не стоит.
- Поймите, нам известно все, абсолютно все. Даже то, что вы благополучно успели забыть за давностью лет. Только сегодня вам придется все это вспомнить.
- Зачем?
- Так надо.
- Кому?
- Прежде всего вам самому. - Стандартный ответ. Евгений слышал, что многие следователи так работают. Делают вид, что судьба их подопечного им не безразлична, рисуют печальные последствия и предлагают наиболее благоприятный вариант. И многие ведутся, и следуют советам, веря, что у следователя в самом деле есть сердце и интересует что-то, кроме интересов службы.
- Но как я могу вспомнить то, что, как вы сами говорите, я давно забыл?
- Мы вам поможем.
- Бить будете? - безжизненно поинтересовался Евгений. Не били его с института, и такая перспектива откровенно пугала.
- Вот еще, - расхохотался Михаил. Смех у него был подстать внешности - звонкий, чистый, заразительный. - Все гораздо проще. Здесь есть абсолютно все, все. Коллекция грехов Борисова Евгения Андреевича, если так можно выразиться. Вот, возьмите, - Михаил протянул папку Борисову. - Вы пока ознакомьтесь, а я вам мешать не буду. Через пол часика вернусь.
Евгений Андреевич дождался пока закроется дверь. Лишь после легкого щелчка дверного замка, он открыл папку и приступил к чтению.
Чем дальше Борисов читал, тем меньше понимал. Нет, дело было вовсе не в почерке - все листы в папке были печатными. Но вот содержание, содержание не укладывалось в голове и больше напоминал толи издевку, толи чей-то глупый розыгрыш.
В папке была жизнь Борисова с самого начала, едва ли не с рождения. Первая запись сделана в день, когда, тогда еще совсем маленькому Женечке, едва-едва исполнилось три года. Он тогда в первый раз соврал, и соврал маме. Чем дальше, тем больше - мелочи и мелочи, пустяки, которые забывались сразу же после совершения. Чаще всего попадалась ложь: что сделал уроки, что не сделал уроки, а потому не дастсписать; что не дрался, не поглядывала за девчонками в раздевалке, сказал родителям о родительском собрании, бросил курить, любит Наташку Сочкову, нет мелочи на проезд, и многое другое. Так же где-то подробно, где-то одной строкой, упоминались все случаи, когда Борисов гневался, завидовал, бездельничал, придавался эротическим фантазиям истошно при этом онанируя. Про воровство тоже было: не вернул маме сдачу, стянул в магазине жвачку с витрины, оставил себе найденный на улице сотовый телефон, кинул партнеров и на вырученные деньги купил себе новый джип. Много чего еще. Ерунда о которой он не мог вспомнить, даже прочитав.
Борисов прочитал едва ли четверть, когда отведенное ему время закончилось и в кабинет вернулся Михаил.
- Ну что скажете? - спросил он, разместившись за столом и пристально глядя в глаза Борисова.
- То, что уже говорил - это все мелочи. Досадные пустяки. Не предусмотрено за это наказаний. А то, за что предусмотрено, по ним уже сроки давности истекли. Не за что меня брать, не за что! Я чист!
- Чисты?
- Да! Ну может быть не совсем, но это мелочи. Мне надоело вам про это говорить. Мелочи!!! Любой, каждый из нас делал такое же множество раз. Может быть и не все верно с точки зрения морали, но по закону не преследуется! Произвол! Мы еще с вами разберемся потом, откуда вы столько про меня узнали, я вам этого так просто не оставлю. Вторжение в мою личную жизнь, понимаешь!
Борисов держал папку на коленях и прижимал ее к себе, как дорого друга, как утопающий хватается за спасательный круг. В папке было его спасение.
- Что же вы раскричались? Из крайности в крайность впадаете, право слово. Успокойтесь.
- Выпустите меня, тогда и успокоюсь. - Борисов теперь знал, чем располагает следствие, знал, что бояться ему нечего, а потому обрел душевное спокойствие и уверенность.
- Отпустить? И куда же вы собрались идти?
- Как куда? - удивился глупости вопроса Борисов. - Домой!
- Ха! А сейчас вы по-вашему где?
- У вас, как раз, хотел об этом спросить. Прокуратура? Или выше?
- Выше, гораздо выше! - вновь расхохотался Михаил, будто сказал нечто невероятно смешное. - Ладно, я вам помогу. Посмотрите в окно.
- Зачем?
- Посмотрите вы, не бойтесь. Ну!
- Смотрю.
- Что видите?
- Свет, тепло.
- А какое вчера было число?
- Третье декабря, - на автомате выпалил Борисов и замер. Нестыковка - зима, а на улице лето. Нет, у государства денег полно, но расходует оно их крайне бережно и никогда не потратит на средней руки предпринимателя, вывозя его из страны для допроса.
- Это чей-то розыгрыш? - было у Евгения Вндреевича пара знакомых в средствах не стесненных. Могли и пошутить.
- Вовсе не розыгрыш. Вспоминайте дальше, я помогу. Вы допоздна засиделись у себя в кабинете. Отчеты просматривали, коньяк выпивали, размышляли, разложить секретаршу Лерочку на диване этим вечером или еще немного повременить.
- Да, точно! Так все и было! Но откуда вы про мысли-то мои узнали?
- Неважно. Вы сидели за столом, а что было дальше?
- Сидел за столом, пил. Потом... потом застучало сердце, так быстро-быстро. Я даже и не думал, что оно может так быстро биться! Левая рука онемела. Потом сердце будто сжало в тисках и я закричал от боли. Перед глазами все покраснело, будто кровь в них залилась. Сердце! Оно остановилось и перед глазами все почернело. Потом... потом ваш кабинет.
- Занятно. Вы не помните свет, туннель, музыку? Ну да ладно, такое случается. Два и два без моей помощи сложите?
- Я умер? - спросил Борисов, почувствовав, как дрогнул голос.
- Наконец-то! - с облегчением произнес Михаил. - Наконец-то дошло, а то совершенно невозможно с вами работать, - тон его сменился на укоризненный.
- Значит вы...
- Нет, я не Бог, - усмехнулся Михаил. - Но и не человек, как вы первоначально решили.
- Ангел?
- В яблочко!
- Для чего же вам это все понадобилось? - Борисов обвел рукой кабинет. - Весь этот антураж?
- Весь этот, как вы изволили выразиться, антураж понадобится нам, чтобы вы чувствовали себя комфортно. Он полностью создан вашим воображение.
- Мне не было комфортно.
- Кто же знал, что вы себе такое навыдумываете? В любом случае, кабинеты чиновников вам привычны, так что не жалуйтесь.
- Не буду. И что теперь?
- Теперь? А вы еще не поняли? Теперь будем разбираться с вашими грехами и решать, куда вы направитесь дальше.
По спине Борисова побежали мурашки и он разрыдался. Разрыдался от страха, разрыдался от того, что умер, не успев сделать всего запланированного. Разрыдался, потому что сейчас ему это было нужно.
Михаил терпеливо ждал.
- Выплакались?
- Да.
- Полегчало?
- Немного.
- Поверьте, станет еще лучше, когда в грехах своих раскаетесь.
- Я раскаиваюсь.
- Нет, так не пойдет. Нельзя врать, тем более нельзя врать ангелу. Ложь вырывается из ваших губ клубами черного дыма. Хорошо, матерится не начали или богохульствовать - это выглядит еще отвратительней.
- Я не вру.
- Врете, причем врете даже когда говорите, что не врете, - еще укоризненней сказал Михаил. Он разговаривал с Борисовым, как с нашкодившим ребенком и тому, в самом деле, стало стыдно. - Вы и правда раскаиваетесь в первой измене жене. Вам стыдно за это. И было стыдно все эти годы, пускай вы уже давно обо всем позабыли и успокоились. Это абсолютно искреннее, живое чувство. Считайте, что этот грех вы искупили.
После этих слов Борисову и в самом деле стало немного легче и как-то чуть светлее и оптимистичней.
- Ну что, начнем?
- Давайте.
- Папку вы до конца не дочитали, но мы пойдем с вами постепенно, по пунктам. Чтобы вы все вспомнили.
Евгений, осторожно словно бомбу, поднял папку, брезгливо, с опаской, как ядовитую змею вернул на стол и больше не смотрел в ее сторону.
- Я не могу раскаяться во всем, что указано у вас там, - Борисов кивнул на папку, в которой канцелярским языком была изложена вся его жизнь. - Это чересчур, это мелочи. Я не могу искренне сожалеть, что стянул вкладыш от жвачки у Лехи. Он ведь этого даже не заметил. И за это в ад? На вечные страдания?
- Да. Если нет доброго поступка, который сможет уровнять это зло, то да. Много ли ты совершил добрых поступков?
- Не думаю.
- Вот именно. Есть у меня папка, в которой они перечислены и, поверь, папка та гораздо тоньше этой.
- Это не справедливо.
- Справедливо. Более чем. Смотреть нужно лишь не с человеческой точки зрения. Здесь не важно, украли вы миллиард или фантик. Важно, что вы это сделали - кража, есть кража. Обман-обман, измена-измена и не важно какие мотивы вами при этом двигали. Это правила единые для всех. Вы можете их соблюдать или не соблюдать - полная свобода воли - но последствия вам известны.
- Я думал Бог милостивый, любящий.
- Правильно думали, он ведь такой и есть. Он все продумал и просчитал, дал заветы. Ему нужны лучшие из вас, доказавшие, что вы не зря были созданы. Он много раз, каждому из вас и лично вам, давал шансы все исправить, стать лучше. Искупить грехи, совершить добрые дела, исповедаться, наконец. Он и сейчас, дает вам еще один, последний шанс. Используете вы его или бездарно упустите, зависит только от вас. Без покаяния нет прощения.
- Но...
- Нет никаких "но". Я знаю, что вы хотите сказать. Слышал уже это не один миллиард раз. Будете мне сейчас говорить, каким вы себе представляли Бога. О допустимом зле, о лжи во спасении. О границах допустимого, которые вы же сами себе и придумали. Но все это лишь слова, ваши заблуждения. Описания карманного бога, о котором вы вспоминали лишь, когда совсем уж прижмет. А правила едины для всех и вы их знаете - заповеди, смертные грехи.
- Но ведь соблазны... - Борисов хватался за соломинку, пытаясь подобрать нужные слова.
- Да, они сильны, но и вы венец творения! Венец - вы выше любых соблазнов по определению, нужно лишь это вовремя понять. Вы ищете оправдание себе, своим слабостям, своим глупостям, вместо того чтобы просто принять неизбежное. Вы сейчас на черте между прошлым и будущем, нужно смириться и переосмыслить все свои поступки не с позиции логики или личной выгоды, как вы давно привыкли, а с точки зрения морали, на которую давно плюнули и забыли. Задумайтесь, зачем Богу нужны слабые люди, которые не могут сдерживать свою плоть, подавлять свои желания? Вы должны стремиться стать лучше, расти, перебарывать себя каждый день, каждую минуту доказывая, что вы действительно лучшие творения бога. И потом, каждому дается ровно столько, сколько он может вынести - это не пустые слова. Впрочем, для вас это все - прошло. Единственный выход, сделать то, что вы не могли сделать всю жизнь - раскайтесь.
- Ад, при такой политике, должно быть, переполнен. - С трудом выдавил из себя слова Евгений Андреевич.
- Поверьте, места хватит для всех и у них и у нас.
- Неужели находятся праведники?
- Все грешат, но многие жили по совести, ведь с ее помощью с вами нередко говорит Бог. Нужно лишь прислушаться и вовремя остановиться - это и просто и сложно одновременно. Но иначе никак. В рай попадают люди, те кто не оправдал этого звания, остаются за бортом. И не надо меня просить, умолять, торговаться, канючить - ничто из этого вам не поможет. Только покаяние поможет вам заслужить прощение в его глазах.
- А второй шанс? - очередная соломинка.
- Какой еще второй шанс? Жизнь - это не компьютерная игрушка, которую можно пройти заново. Каждый выбор решает все, каждое решение отдается в вечности. Он же всеведущ, он знает все, что ты делал, чего желал, о чем думал и мечтал. И за все это приходится держать ответ каждому.
- Я имею в виду реинкарнацию, вообще-то.
- Евгений Андреевич, и не стыдно вам говорить здесь о чужой религии?
- Простите...
Борисов снова расплакался, только в этот раз слезы не принесли с собой успокоения. Только боль и отчаяние.
- Евгений Андреевич, заканчиваете уже с мокрым делом - жалея себя ничего не поправить. Сами же прекрасно понимаете. И успокоения они вам больше не принесут, не та ситуация.
- Безвыходная ситуация. - Всхлипывая откликнулся Борисов.
- Отнюдь. Вы же сами всегда повторяли, что из любой ситуации есть минимум два выхода. Сейчас эта схема работает - у вас два выхода из этого кабинета и все зависит от вас.
Борисов и без подсказок понимал, что это за два выхода и от этого осознания все у него внутри сжалось. Бездна, о которой он боялся даже подумать будучи еще живым, оказалась совсем рядом. Шаг - и он полетит в нее, а там... а там такое, о чем снова не хотелось думать.
Вся его личность, все прошлое свернулось в точку где-то внутри. В холодную иглу, пронзавшую душу надеждой и верой, и одновременно исцелявшую ее, отгонявшую страх.
- Цинично.
- А как вы хотели? Будете грешить, делать все что захочется, идти по головам, врать, изменять, завидовать, предавать и этими поступками проложите себе дорогу в рай?
- Не знаю. Я об этом не задумывался.
- Самое время.
- Да уж, - усмехнулся Борисов, вытерев кулаком остатки слез. - Уже, на самом деле, начал.
- Я вижу, - ответил ангел и ободряюще улыбнулся. - Вы ищете подвох там, где его нет. Я искренне вас люблю и хочу вам помочь. Но я могу лишь немного подтолкнуть, все остальное вы должны сделать сами.
- Я понимаю.
- Хорошо, - Михаил пододвинул к себе папку, открыл ее. - давайте тогда отложим воровство на потом и вернемся к изменам. Как вам?
- Но... - хотел возразить Евгений Андреевич.
- Это прелюбодеяния, грех. Вдруг в них вам будет проще раскаяться? Все же это ближе к сформировавшимся у вас понятиям о хорошем и плохом, тут же все очевидно.
- Давайте попробуем, - тяжело вздохнув, согласился Борисов.