Тенишева

поэма


Глава I

Жизнь к искусству и славе стремилась
воплощеньем цветов красоты,
что в просторах России таилась
и преданьях седой старины ...

годы детства в неясных картинах,
всё отрывочно, словно в бреду,
у балкона в саду её игры,
ветви, птицы и хвороста хруст

внешне гладко, красиво и сытно,
дом богатый, Москва, Петербург,
где однажды едва не погибла,
задыхаясь в огне и дыму

новгородские сельские виды,
чарованье церковное служб,
игры с Дуней, луга с земляникой,
чаепития, вольности дух

но за светом и тьма затаилась,
холод детских годов и испуг,
одиночество, страх и стыдливость,
обречённости замкнутый круг

образ матери, скрытый в страницах,
её глаз леденящая жуть,
безотцовщина в русских столицах,
рой вопросов: "зачем?", "почему?"

одиночество круг очертило,
своенравный порывистый дух,
за суровостью скрылась ранимость,
жажда творчества светом во тьму

русских сказок волшебная сила,
чудотворный таинственный путь,
сонмы образов дивных в картинах
и чарующей музыки звук 

прочь искусство из тьмы уводило,
вырывая из мертвенных пут,
её душу безумно манило,
презирая мещанскую муть

чудным голосом жизнь наградила,
под звучание рук Корибут
всех гостей ещё в детстве пленила
чарованием дивных минут

уже в детстве романсы творила,
своей комнатой скрывшись в уют,
Сержа пеньем своим покорила,
его Русских сезонов зарю

счастье в книжных полях находила,
мудрость жизни, любовь, красоту,
поняла, что в познании сила
и спасенье попавших в беду

детство юность незримо сменила,
гимназический Спешневой курс,
воспитание патриотизма,
пользу людям нести и в семью

юность новые двери открыла,
ожидая свободу, мечту, 
узы брака её с Рафаилом,
что любил только в карты игру

задыхалась в их мертвенном мире,
убивавшем в ней звезд красоту,
всё обыденно, серо, уныло
в отупевшем убогом миру

бросив всё, унеслась в "Мариинку",
из Любани в родной Петербург,
впереди полыханье Парижа,
мир свободы, мечтаний, искусств

обученье искусству артиста,
что рождает божественный звук,
её меццо-сопрано парило,
разливая в стенах красоту

Рубинштейна явленье сразило,
чародейство октавами рук,
двое русских в узорах Парижа,
что дарили ей родственность душ

лицедейка в Париже гостила,
романист реализма и мук,
отразивший огонь нигилизма,
живописец искусных парсун 

дни в Париже её завершились,
вновь Россия, весенняя глушь,
её смутные грёзы о смысле,
о богатстве для жертвенных нужд

а пока лишь безденежья были,
весь в долгах своих карточных муж,
безысходность, тоска возвратились,
добрый ангел надежды - Киту

с Четвертинской как сёстрами были,
общность взглядов и планов в миру,
жизнь пустой и бесцельной казалась
без служения миру искусств

вдохновляла её, дополняя
уникальную эту судьбу,
рука об руку шла к Гималаям,
где культуры и творчества дух

вешней ярью в преддверии Пасхи,
оставляя востоком Москву,
ей открылась Стена крепостная,
древний город в холмах по Днепру

экипажем в прекрасных пейзажах
она въехала в царство Киту,
ей Талашкино раем казалось,
прелесть русских пейзажей и грусть ...

вновь Парижских бульваров звучанья,
шарм музеев народных искусств,
гобелены, ковры и эмали,
все сокровища вечности - Лувр

всё единым узором сплеталось,
краски, опера, музыка, звук,
у Маркези уроки часами,
переплёты на полках Киту

вся Европа пред ней открывалась,
тысяч алчущих пения душ,
лучших сцен итальянских, испанских,
но вернулась в Россию свою

вновь Талашкино раем встречало,
открывая хмельную весну,
майский день когда парк увенчала
бронза Глинки - звучащая Русь

там с Чайковским она повидалась,
был с оркестром Балакирев тут,
под звучание мощное: "Славься!"
рассказала Лавровской мечту

вихрем опер в огромные залы,
мощь симфоний, сюит, увертюр,
её голос, над миром парящий,
воплощающий сказочный звук
  
испытания в опере Частной,
где её уже, кажется, ждут,
примадонны коварной изгнанье,
разорвавшей прекрасный дебют

но надежды она не теряет,
вновь концерты на сценах идут
и в Смоленске, где друг Вонлярлярский
и Москва и Париж, Петербург

так устроена жизнь кочевая,
города, где их любят и ждут,
всё чужими углами скиталась
пансионов, гостиниц приют

без жилья, документов скитанья,
лишь Талашкино с милой Киту,
родным домом надолго ей стало
это место в Смоленском краю

популярность её возвышалась,
русских опер открывшийся путь,
с Хомяковым, Кротковым сближалась,
жемчуга из концертов плетут
   
Станиславским Москва открывалась,
вновь столица - позвал Петербург,
рисованье, у Штиглица классы,
снова музыка, сложность в быту

положение душу терзало,
стал чужим опостылевший муж,
с дочкой Машей всё реже общалась,
стал ей домом родной институт

о театре и думать не смела,
не хотелось ей в этот хомут,
для друзей и знакомых лишь пела,
восхищая Смоленск и Москву

ей чего-то от жизни хотелось,
быть подвижницей в мире искусств,
жизнь в палитрах и нотах вертелась,
претворяя в реальность мечту

дни и ночи в тревожных сомненьях:
- "А туда ли по жизни иду?",
вся тщедушность её положенья,
что в ухмылках и взглядах сверкнут

новый рыцарь душевных влечений,
без взаимности пламенных чувств,
положение, связи и деньги, 
всё смирилось в ней, видя судьбу

в том, что в жизни когда-то хотела
признавалась в мечтаньях Киту,
быть богатой, иметь много денег,
возвышая Искусства звезду

- "Всё влечёт меня странная Лета,
но куда и сама не пойму,
быть так хочется людям полезной,
посвящая народу судьбу!"

пусть чужой ей, она так хотела,
принимая в свой жизненный круг, 
но не с ним её жизнь заблестела,
с тем, в бессмертье с которым войдут

она просто плыла по теченью,
Мейендорф и Столыпин их круг,
отдаваясь лишь пенью и чтенью,
но однажды позвал Петербург

Анна Зыбина, жизни подруга,
проводившая светский досуг,
их свела, словно зимняя вьюга,
заметая в их прошлое путь

познакомила с собственным братом,
сорок восемь, однако, ему,
очарованный певческим даром
ждал с ней встречи как сон наяву

с тонким слухом своим музыкальным
был ценителем разных искусств,
слал корзинами ландышей краски,
чтобы выразить музыку чувств

позади объяснения с князем,
дни тяжёлых прощальных минут,
она снова Парижем спасалась,
город-сказка, спаситель и друг

в одиночестве там обреталась,
между радостью с вихрями мук,
вдруг в покой её дверь распахнулась,
новый князь на пороге - испуг

села в кресло, так было внезапно
и закрылась ладонями рук,
этот Тенишев спутал все карты,
изменил намечавшийся путь

всё решилось - судьбу с ним связала,
князь богат и умён и не груб,
мудрость с волей железной сплеталась
и любовь к переливам искусств

прост в общении - даром, что князь он
и в одежде, начитан, не скуп,
инженером "железки" начавший
от Столицы на Ригу и Курск

в Брянской области рельсопрокатный,
первый автозавод - Петербург,
лесопильный, электромеханик,
рысаками орловскими стук

всё легко ему так удавалось,
силой воли и знаньям, уму,
член правлений заводов и банков,
знает Царь, приближен ко двору

ум и опыт, железная хватка,
признававший всесилье наук,
имя "русского американца"
даровали коллеги ему

покорил её мощной загадкой,
повстречала любовь и судьбу,
никого не ждала, не гадала,
отдала сердце Тенишеву

майским днём средь весеннего рая
пароход, рассекая Десну,
уносил их по Русскому краю
до степей по былине Днепру

шла виденьями Русь дорогая,
вешний паводок, ветви в цвету,
городки, деревушки с садами
им дарили свою красоту

мимо Киев с его куполами,
близкий русскому сердцу-уму,
в его улицах долго гуляли,
с головой уходя в старину

возвернуться к нему дала клятву,
как прекрасному древнему сну,
чаровавшая святостью Лавра,
Русь родная на каждом шагу

страх порогов Днепра оставляя,
шли картины в степном берегу,
в заводском их Екатеринославе
завершили свой свадебный путь

с "Благодатью" плавучей расстались,
давшей столько волшебных минут,
по железной дороге до Брянска,
путь в Талашкино держит Киту 
    
уже в Бежице фото прислали
- древний Киев, у пристани люд,
имя новое в честь её дали,
плыть "Марии" сквозь Русь по Днепру


Глава II

Утром в Бежицу с князем вернулись,
на платформе толпа тут как тут,
разглядеть им хотелось супругу,
новый дом, наводивший тоску

дом убогий в резьбе с мезонином,
"псевдорусский" как все нарекут,
стиль прозвали его "петушиным",
никогда не была такой Русь

жизнь в соседстве с огромным заводом,
нескончаемый грохот и стук,
создавались в цехах паровозы,
день и ночь - ей никак не уснуть

муж купил ей свой дар - Хотылёво,
чудный вид на луга и Десну,
чистый воздух, в прекрасной природе
позабыть всю железную жуть

начинали строительство дома
и хозяйства под опыт Киту,
мост железный заместо парома
и железнодорожный приют

полторы лишь версты к Хотылёво,
телеграфная линия тут,
в милой комнате здесь у платформы
они с мужем с дорог отдохнут

дал в имении муж ей свободу,
пробуждая о благе мечту,
зазвучали душевно аккорды
об общественной пользе вокруг

скот хозяйству закуплен хороший,
зерновые и конный приют,
развернулась душа на приволье,
жажда жизни лилась в красоту

начиналось ваяние дома,
дан заказ на него в Петербург,
возрождалась краса Хотылёво,
где витал ещё Тютчевский дух

Восемнадцатый век оживает,
дом в гармонии с храмом сольют,
галереи, роскошные залы,
даль пейзажей, ступени в Десну

здесь всё больше душа пробуждалась,
эта дивная красками Русь,
луговая, в чащобах, речная, 
в ней какая-то тихая грусть ...

снова плаванье ей вспоминалось
ярью вешней Десной, по Днепру,
ей былинная Русь открывалась
от варягов к Царьграду тот путь

Хотылёво их преображалось,
умножая природы красу,
величаво их дом красовался 
на высоком Десны берегу

годы в Брянской прошли не напрасно,
все четыре, что там проведут,
мастера потрудились на славу,
воплощая в усадьбе мечту

среди зелени липной, белея,
простирался души их приют,
диким камнем спускались ступени,
вниз к речному Десны серебру

в живописных оврагах как скрепы
их мосты по оврагам ведут,
вдоль крыжовных дорожек
рой яблонь, слив и груш
в их чудесном саду

павильон на вершине с верандой,
на высоком крутом берегу, 
приходила сюда в час заката
любоваться на чудо - Десну

та в изгибах лугами петляла
на просторе, неся чистоту,
здесь княгиня часами стояла,
растворяясь в палитрах вокруг

от красы вся душа замирала,
поднимая неясную грусть,
то в порывах любви обжигала
к стороне с кратким именем Русь

только в Русской земле трепетала,
созерцая природу свою,
лишь она её дух волновала,
так, что слёзы ручьём по лицу

где бы в дальних краях ни бывала,
созерцала спокойно красу,
только Русью душа воспылала,
только в этих лугах щемит грудь ...

постепенно она привыкала 
к грохотанью в цехах и огню,
то, что страшным недавно казалось
стало близким, терзающим ум

жизнь рабочих её ужасала,
среди грязи и пламени труд,
открывался ей рельсопрокатный,
огрубевший, измученный люд

и на этом труде наживался,
овивая как в щупальцах спрут,
свой огромный гаман набивая,
кто владел их заводом, их круг

состраданье и совесть толкали
сделать что-то, чтоб долг им вернуть,
всю огромность свою капитала
на благие дела развернуть

детвору, что без дела слонялась
обучать своему ремеслу,
всю токарно-слесарно-столярню
и кузнечную дать им стезю

мастерские все вещи ваяли,
что дарует домашний уют,
утюги и комоды с ключами,
и станки и столы здесь куют

в школе юных девиц обучали
рукоделию, кройке, шитью,
сами платья с платками тачали,
вышивая узором судьбу

место трапезы там открывали,
где дешёвую пищу дают,
щи и кашу сама раздавала,
изумляя явившийся люд

появился и первый театр,
вечерами артисты снуют,
прямо тут же, в обеденном зале
представленья и фокусы вьют

разобщённостью душу терзали,
отдававших заводу свой труд,
мастера, инженеры скучали,
отдавая лишь картам досуг

жёны дома в стенах изнывали,
что постарше жирели от скук,
молодые крутили романы,
чтоб питать своих сплетниц-подруг

эти серости дух угнетали,
дом просторный ей выделил муж,
у порога цветами встречали,
распахнул свои двери их клуб

в песнях-танцах часы пролетали,
чьи-то судьбы вершились под стук,
спутниц жизни, мужей обретали
и спасенье от жизненных мук

так веселья порой зажигали,
бросил вист у стола её муж,
подхвативши худышку одну их,
завертелся под хохот как уж

из бараков людей расселяли,
пустырями завода вокруг,
появлялись слободки с садами,
где гармоники сладко поют

торгашей и жульё вытесняли,
что обманом рабочих живут,
монополию их разрушали,
не давая им лишнюю мзду

все приказчики лавок ворчали
- уходила их прибыль из рук!
сотни тысяч в квитках наживали
процветаньем своих синекур

дал ей муж для торговли сараи
и конюшни, что прибыль дадут,
без наценок и незалежалый
первоклассный дешёвый продукт

капитал свой паями создали,
напрямую скупая продукт,
к новогодью навар получали
работяги - проценты растут

эти годы как сон пролетали,
даже жаль уезжать на Неву,
стал завод для неё полем брани,
видя в этом призванье-судьбу

обожаема невероятно,
хлебом - солью встречал её люд,
подкатили вагон ей руками,
провожая в родной Петербург ...


Глава III

Краски осени в землю упали,
птичьи стаи исчезли на юг,
позади оставляя вокзалы,
уносил их состав в Петербург

время стужи и вьюг у каналов
проводили, впитав красоту,
где взметнул купол свой Исаакий,
Медный всадник и Невского шум

новый дом на Английской был куплен,
что дарил им семейный уют,
на Галерной свою мастерскую
создала, где палитры цветут

интерьеры сама обставляла,
заполняя тоску - пустоту,
мебель, шторы, обои сияли,
акварели, что радость несут

магазины, старьёвщики, залы,
где покорно добро молотку,
красотой их чертог наполняла,
чтобы музы нашли здесь приют

основать здесь Салон замышляла,
собиравший служителей муз,
музыкальными их вечерами
восхищался тогда Петербург

здесь Чайковский и Скрябин играли,
она пела, играл её муж,
незаметно часы пролетали,
унося в беспредельное дух

часто Репин бывал вечерами,
предложил ей идею свою,
приспособить её мастерскую 
в школу-студию юных искусств

здесь Билибин с Маковской бывали,
все, кого в Академии ждут,
в её стены потом поступали,
вспоминая её доброту

волны радио всех восхищали,
сквозь эфир доносившие звук,
на Английской Попова пыланье
собирало явившихся в круг

рисовальную школу смолянам
даровали в хоромах Киту,
чтобы дать рукоделиям знанья,
прививая художества вкус

муж окутан величием планов
по развитию школ и наук,
прогрессист, биржевик, математик
пролагавший Стране новый курс

 был технической страсти романтик,
что изменит, улучшит Страну,
новой школой людей воспитает,
что к цветенью её приведут

Моховой открывались исканья,
воплощавшие мужа мечту,
восемь лет обученья в реальном,
половодье наук и искусств

без оценок, наград, наказаний,
увлекая лишь душу и ум,
гармонично детей развивая,
приучая творить самому

дать для жизни суровой закалку
в океане коммерческих бурь,
ежедневно решая загадки,
что года как шторма принесут

всесторонне всегда развиваться,
коммерсант и поклонник искусств,
знать Страну, где живут, отправляясь
во Владимир, Кавказ, по Днепру

 новой личности всё открывалось,
где телесное с духом сольют,
зимний сад - кипарисы и пальмы,
звёздный мир, что сиял сквозь трубу

муж дела и карьеру оставил,
расширяя служенья стезю,
крепкий брянских заводов фундамент
открывал им общественный путь

когда с Севера белые шали
с холодами пришли в Петербург
путь к столице французской держали,
цитадели наук и искусств

страстно живопись дух увлекала,
только здесь обретая среду,
мастеров, что учили, прекрасных,
свет музеев, веков старину

поступила к творцам Жюлиана,
приближая о красках мечту,
новый дом их, где дух Ренессанса,
зимний сад, позолота во вкус

муж весь день в социальных исканьях,
заседаньях любимых наук,
вечерами салоны, театры,
звуки опер и камерных муз   

цвет коллекций своих пополняли,
чтоб творцов поддержать на плаву,
их картины, посуду скупали,
весь фарфора с майоликой груз

Бенуа здесь и Бакста застали,
начинавших свой путь в вышину,
их таланты в заказах питали,
что в Серебряный век расцветут

шум Парижа и блеск Амстердама,
прелесть Харлема в тихом быту,
юбилей трёхсотлетний Рембрандта
и творений ван Хальса триумф

побывали в уютном Брюсселе,
словно малом Париже с Киту,
порт у моря - прекрасный Антверпен,
их картины для "Мира искусств"

дни на Брянщине их поредели,
что несли лишь цехов суету,
бесконечные просьбы летели
от рабочих и служащих тут

Вячеславу дела надоели,
новой жизни лелеял мечту,
о раденье в общественном деле,
тихой жизни в домашнем кругу

Хотылёво осталось навеки 
местом сладостных дивных минут,
где красоты в просторе безбрежном,
чаровавшие женственный дух

жаль терять эту плавность теченья,
покидая подругу Десну,
сколько дум и надежд возлелеяв,
пробыла на её берегу

сколько сказов её серебренье
прошептало зарёй поутру,
сколько дивных душевных волнений
ей княгиня поведала тут ...

жаль трудов и борьбы, огорчений,
что остались в том Брянском краю,
не смело всё, что создано ветром,
пролагая сквозь Время маршрут

почему-то к срединной России,
её вечно тянуло, на юг,
роскошь липовых чащ, дичь клубники,
необъятность степная вокруг

дубняки по оврагам и травы,
ковыли и полыни, овсюг,
не судьба, видно, жить в этом крае,
обретая иную красу

на Смоленской земле оказалась,
от Десны переехав к Днепру,
с его младшей сестрой распрощалась,
воплощая в верховьях мечту

здесь громадность её замышлялась
- возродить легендарную Русь,
разноцветием жанров и красок
ей величие духа вернуть

показать, что не хуже , чем Запад
мастерство русских промыслов - рук,
поднимать все ремёсла крестьянства,
приучая ценить красоту

раболепство её возмущало
русской знати в обманном плену,
перед западным всё пресмыкалось,
забывая культуру свою

лишь чужое в лотках и прилавках,
ничего из российского тут,
европейское всё разметалось,
презирая творившую Русь

открывать здесь народа таланты,
наставляя всех лучших на путь,
чтобы слава Руси засияла 
на твореньях, где знанья и труд

Возрождение  древних гигантов,
что прославили Древнюю Русь,
свет сюжетов преданий и сказок
воплощал весь ремесленный круг

скань и зернь, филигрань инкрустаций,
блеск эмалей, майолики тут,
стук кузнечный и ковка с чеканкой,
звон мечей и плетенье кольчуг

косторезы, творения камня,
свет стеклянных браслетов и бус,
древорезный и шитый, портняжный,
гончаров и литейщиков вкус

мастерство по векам растерялось,
разбросалось по землям вокруг,
упрощалось, менялось, терялось
всё, что создал пылающий дух

здесь в Талашкино всё возрождалось,
сквозь мужицкую грязь-темноту,
зажигая былины и сказы,
раскрывая крестьянскую суть

с возрожденья земли начиналось,
продолжая заботы Киту,
огороды и пашни с лугами,
мир тропический в зимнем саду

только лучшее всюду внедрялось,
многополье, земля на пару,
европейских машин многорядье
- урожаи как в сказке растут

рысаки в здешних стойлах стояли,
изумив Петербург и Москву,
все медали и кубки собрали,
прославляя смоленский приют

удивляло их дойное стадо,
где молочные реки текут,
всем крестьянам пример показала,
озаряя их вечную мглу

новой думой душа загоралась
и именье купив за версту,
просвещенья очаг открывала,
чтобы свет принести в темноту

чтоб учитель в нём стал идеалом,
превращая всю жизнь в чистоту,
приучая к труду в их хозяйствах,
изгоняя разврата беду

стало Флёново подлинным раем,
у высокой горы их уют,
необъятным огромным пространством
деревушки, леса по ковру

сизоватая даль расстилалась,
душу тянущий вечный покой,
оглашаемый в чудной долине
звуком дальних путей поездов

встала школа просторной светлицей,
либерея, столовая тут,
общежитие для книгочеев
и пчелиные ульи в саду

огород и фруктовый питомник
появились в том чудном краю,
приезжал подивиться на склоны
губернатор творению рук

всем стремилась найти примененье,
отыскать в жизни собственный путь,
парикмахером модным Арсеном
стал крестьянский мальчишка Артюх

стало Флёново местом цветенья,
клёнов, ясеней, яблонь и груш,
колосились поля здесь отменно,
цвет гречихи, овса, кукуруз

и для города средств не жалели
- подарили пожарным трубу,
семинарии, благотвореньям,
мост днепровский, в Талашкино путь


Глава IV

Жизнь текла в суете, размышленьях
о причудливом страстном пути,
красоте и искусству служенье,
возвращенье к истокам Руси

избегала всех светских влечений,
в мир искусства себя погрузив,
поиск новых идей и течений,
современность и прошлое слив

петербургские сказки метелей,
их богемный Салон кутерьмы
и Талашкино с вешних капелей
к златомедью осенней поры

но в гармонию вторгся депешей
самый главный в России министр,
Комиссаром назначен был свыше
её муж, чтоб Россию открыть

предстояло представить в Париже
всю Россию на выставке их,
показать достиженья Всемирной,
мощь и силу Российской земли

в павильонах расставить красивых
шум заводов и житниц своих
от обеих столиц до Сибири
и искусством своим поразить

за советом к ней муж обратился,
архитектором стал её Бинг,
в оформлении внутренних стилей
дух Коровина ярко парил

нелегко ему там приходилось
в павильонах Российской красы,
с десяти вся команда трудилась,
к часу ночи дела завершив 

девяносто девятый - Вершина!
Девятнадцатый век уходил,
в год последний Россия входила,
век Двадцатый встречая вдали

ей хотелось в Талашкино милом
златомедьем чудесным пожить,
но экспрессом уже уносила
в даль парижскую бурная жизнь

столько лиц ей знакомых кружили,
чтобы дух заграничный вкусить,
губернатора дочь, дочь Мария,
секретарь, мисс Макферсон при них

Русский Двор кустари наводнили,
дух ремёсел в Париже ожил,
удивить их княгиня решила
балалайками их мастерских

расписали их лучшие кисти
на сюжеты из русских былин,
те Коровин, а эти Давыдов,
тут Малютин, а там Головин

но всего гениальнее Врубель
свои деки палитрой увил,
предлагали огромные деньги,
но вернулись в Россию они

две сама расписала Мария,
колорит сохраняя Руси,
живописные лозы струились,
музыкальный дополнив мотив

павильоны как чудо возникли,
как видения Русской земли,
руки зодчих красу сохранили,
чужеземные взоры влекли

всё Россия в Париже явила,
мощь заводов, научную мысль,
красоту, что искусство дарило,
урожаи полей-луговин

школы самые передовые
и Лодыгина чудо-лучи,
наш волшебный дворец электричеств
и звучанье Попова волны

типографий прекрасные книги
и дворец чугуна из Касли,
драгоценные камни сложили
карту Франции в русский порыв

парашюты и аэропланы,
мощь динамо, авто и турбин,
вся Россия цвела панорамой
с Порт-Артура до самой Москвы

показал урожаи Уваров,
садоводством Симбирск удивил,
виноделы из Крыма, Дом чайный,
что гостей развлекал и кормил

было горного дела немало,
всех изделий Уральской земли
и чудесная Сибириада 
одеяний красот меховых

мир гармонии русских усадеб
чарованием сельской глуши,
чернозёмы явил Докучаев,
многоцветие русской земли

павильон для вина погребами,
где пейзажи Кавказа и Крым,
чайный двор на большой Эспланаде
ароматами русскими плыл

Кремль московский отделом окраин,
Туркестан и Сибирь всем открыл,
двадцать восемь панно украшали,
что Коровин с натуры творил

украшали своими трудами,
хлопок, шёлк, дорогие парчи,
воплощённым металлом обряды,
гость Галактики метеорит  

Русской мощью все взоры пылали,
показав достиженья страны,
не одними лесами-хлебами,
силой фабрик и стен заводских

увозили в Россию награды
те, кто силу её здесь явил,
ордена, золотые медали,
в Легионы почёта вошли

орден Франции высшего званья
её муж за труды получил,
увозила Россия всю славу,
что народ на просторах творил

но княгине бессмыслицей стали
эти главы парижских страниц,
от любимых искусств оторвали 
круговертью приёмов и лиц

она страшно от них уставала
в мире снобов и всех светских львиц,
роль жены только здесь выпадала
комиссара от Русской Земли

манекеном стояла, кивала,
улыбалась в спектакле чужих,
мишура эта не совпадала
с её миром духовных зарниц

сама Выставка не удивляла,
только полный упадок сквозил,
в Восемнадцатом веке застряло 
всё французское скудостью их

лишь норвежское дух поднимало
озареньем народных глубин,
всё свободным и свежим предстало,
не гоняясь за стилем чужим

ни волнений, ни чувств - всё пропало,
словно волны течений людских,
всё куда-то рекой проплывало
прожиганием жизненных сил 

лишь немногие с кем была рада
свой парижский досуг разделить,
их вечерия словно награда,
чтобы душу могла отвести

завсегдатаем был Вонлярлярский,
Сергей Шеин, Сосновский в те дни,
Де-Роберти, Зворыкин, Тарханов
приходили трапезничать к ним

увенчалось большим фестивалем,
что вели две большие жены,
россиянина с американцем,
показав, кто весь мир поразил

блеск отеля - шикарнейший раут,
словно выставка новых картин,
расписали друзья прейскуранты,
акварельными красками свив

рядом с ней вся элита блистала,
окружение властных мужчин,
с Комиссаром, Руссо, Мильераном
довелось ей общаться в те дни
 
холод власти от них ощущала,
улыбалась как кукла для них,
роль жены как актриса играла
- о политике, сложном ни-ни

продолжала огромная зала
светский раут, где кофе пьянил,
там две тысячи рук пожимала
у дверей всех явившихся к ним

с ног валила безумно усталость,
напряжение будничных сил,
с наслаждением вечер вдыхала,
что Буа-де-Булонь ей дарил

одинокие парочки рядом
и огни ресторана вдали,
она пела свои серенады -
крики "Браво!" из леса неслись

на рассвете гостям балалайки 
из Андреевской группы цвели
и Шаляпина голос рулады
в интерьерах "Кремля" выводил

на трёхструнных Европа звучала
вместо русских журчаний души,
всё Андрееву прямо сказала,
не терпя музыкальности лжи

дух народа трёхструнка являла,
поднимая толпу из чужих,
а в Париже его опускала,
угождая капризам толпы

наконец вся утихла громада,
завершились парижские дни,
всей компанией дружной Ла-Маншем
к берегам Альбиона ушли

сочиняли стихи и шарады,
хохотали в просторах морских,
встречу с Лондоном все предвкушали,
где музеи с театрами их

морской бурей назад возвращались,
перепуганный встретил Париж,
измождённой в Болье обреталась
у Лазурного берега брызг

наконец, с чужеземьем прощалась,
оставляя безумные дни,
по стальным колеям возвращалась
в бесконечье просторов родных ...


Глава V

Девятнадцатый век завершали
искромётные вихри судьбы,
горизонты пылавших исканий
живописцев манили умы

преждесущие дух иссушали,
передвижники, академизм,
то всю мерзость и глупость являя,
то застывший возвышенный мир

бесконечные бедность и беды,
лапти, голод, скитанья сумы,
то парадная пышность портретов
и салонно-библейская кисть

всё давно это всем надоело,
жизнь иные искала пути,
без помпезности старых течений
и босяцкой смурной мишуры

зарождалась великая Эра,
открывавшая мир красоты,
символизма лучи, декаденство,
архаичная прелесть Руси

начиналось журнальное дело,
"Мир искусства" его нарекли,
о течениях новых поведать,
дать дорогу творцам молодым

поддержала она устремленья,
красоту нужно людям нести,
формируя духовное зренье,
эстетический жизненный стиль

будут к зрителю с высей ступени,
замышляла листанье страниц,
на квартире их "конспиративной"
собирались сияния лиц

проявил всю свою энергичность
импресарио Дягилев в них,
средоточье надежд и мечтаний,
чаепитий весёлых и игр

поначалу сомненья терзали,
не корыстно ль её привлекли,
она верила их обещаньям -
так манило сиянье Зари

вместе с Саввой журнал поднимали,
поддержали могучий порыв,
мастера свой талант им вручали
иллюстраций журнальных страниц

договор с ним вдвоём подписали,
по двенадцати тысяч вложив,
не напомнила милому Савве
эпизод из далёкой поры

как певицу в театр не взяли,
восхищавшую весь коллектив,
примадонной ей быть предрекали,
Николаевой русский порыв ...
 
меценаты они, Серж - редактор,
с ним Коровин, Серов, Головин,
Врубель с Бакстом и Цорн с Левитаном
были чаяний смелых полны

привлекала всех асов журнальных,
чтобы громко их имя нести,
Сыромятников, Кравченко звали
всех читавших в просторы страниц

во все мелочи вместе вникали,
согласовывал каждый с ней штрих,
среди серости русскожурнальной
яркий мир иллюстраций возник

стиль обложки и полиграфия,
иллюстрации, шрифт и статьи,
столько дум и душевных усилий,
чтоб вниманье на них обратить

разногласия сразу сложились,
той метаний поры синкретизм,
поначалу в одном уживались
с символизмом её архаизм

консерваторы и радикалы,
краски прошлого и модернизм,
Бенуа, Лансере, Мережковский,
там - Нувель, Бакст и Гиппиус стиль

красоту Петербурга открыли,
романтичный его классицизм,
древнерусского творчества были
и иконопись дивной Руси

"европейцы" с Абрамцево сжились,
с их Гардарикой Русской Земли,
прикладное искусство, эскизы,
что Малютин и Врубель творил

ей хотелось Искусства новины
в пышных залах достойно явить,
широтой всех своих экспозиций
неизвестные кисти дарить

распахнул им училище Штиглиц,
Государь побывал у картин,
петербургскою оперой зимней
восхищали искусством иным

Бенуа, Головин, Ционглинский,
Левитан и Коровин средь них,
кисть Поленовой, Штатов Уистлер
и французов импрессионизм

колоссальный успех, словно выстрел
из орудия в тёмной ночи,
столько споров и критики вызвал,
взорвала весь художества мир

но всё дальше они расходились,
ей претил этот западный пир,
консерваторы и модернисты
- всё чужое для русской души

не туман иль огонь символизма,
а узорочье русской души,
озаряющей дивной палитрой
новой Эры приход возвестить

никого не нашлось на Олимпе,
чтобы русскость её оценить,
от журнала её отстранили
кулуарностью частных квартир

меценатство своё завершила,
всё в Талашкино им возвестив,
Девятнадцатый век проводила
и Серёжу с компанией их

вновь дорога их вместе сводила,
в Третий год и Четвёртый зари,
достиженья её оценили,
засверкал на страницах "Родник"

Серж увидел в ампире столичном
все творенья её мастерских,
ждал строений талашкинских виды
и о помощи снова просил

его письма летели княгине,
восхищали строений труды,
с братом летней порой посетили
её дивный усадебный мир

все красоты столичным открыли,
воплощённые сказки Руси,
воскресавшие русские были
в рукодельях и стенах людских

здесь столкнулись две мощных стихии
- европейства и русскости мир,
восхваление западных стилей
и сияние Русской Зари

предъявила им твёрдость кондиций
- прекратить этот вечный "Ампир",
удалить искушенья чужие
возвышением Русской Земли

показать ширь своих достижений,
необъятности русской души,
все сверкания русских течений
на журнальных страницах явить

Бенуа и других "чужеземцев"
из редакции вон удалить,
будет русскую сказочность Рерих
разливать миллионами лиц

но осталось течение прежним,
европейства горели огни,
все надежды Марии исчезли
- окончательный полный разрыв

Пятый год из Двадцатого века
обозначил иные пути,
каждый плыл своим собственным ветром,
океанами красок и вирш ... 


Глава VI

Замышляла искусств Возрожденье,
русский стиль, что давно позабыт,
вырвать русскую жизнь из забвенья,
оживающий дух старины

не копируя древние темы,
вдохновляться мелодией их,
к новым далям свой дух устремляя,
развивать все красоты Руси

слово Врубеля дало движенье,
приглашён живописец Москвы,
поэтичных сюжетов цветенье
воплощать в окружающий быт

появилось для них помещенье,
удивительный мир мастерских,
где творились волшебные звенья
этой сказочной русской цепи

побеждая ушедшее время,
проходили сквозь прошлого сны,
вышивально-красильная, мебель,
стен гончарных и ковки-резьбы

потянулись окрестно деревни
вышивать, красить пряжу и шить,
перевитью и строчкой украсы
по одеждам людским растеклись

чашки, плошки, кувшины, подносы,
сани, стулья, панно и столы,
всеузорочье пламенной ковки,
дивь эмалей - часы и ларцы 
 
 так рукой романтичной и строгой
заструился искусства родник,
возродившейся русской основой
на великом и древнем пути

под Смоленском, где Днепр огромный
катит воды веков глубины,
русский дух заискрился в красотах
возраставших её мастерских

от Двадцатого века истоков
здесь узоры Малютин творил,
под рукой и пылающим взором
оживал удивительный мир

три струны балалаечным звоном
восхищали сердца и умы,
в лучших залах Смоленских гастроли
- услаждавшие звуки Руси

море радости, счастье и гордость,
на санях возвращаясь несли,
три десятка мальчишек-девчонок,
её Флёновских весей птенцы

театральная сцена как солнце
в деревенской крестьянской глуши,
Чехов, Гоголь и Пушкин с Островским 
воплощали героев своих

старый флигель дал сцену героям,
где малютинский занавес вис,
легендарный Боян нарисован,
вдохновлявший актёрскую жизнь

всё дышало в цветах и красотах,
двери, рампы, цветные скамьи,
в изумительных рампах приборы
- гончаров с кузнецами порыв

был из местных ансамбль актёрский,
режиссёр с драматургом сошлись,
два творенья её на подмостках -
пьеса школы и смех-водевиль

а в Четвёртом дух пушкинских строчек
в их театре себя проявил - 
"Сказ о мёртвой царевне" былинный 
все искусства в себе воплотил

ей либретто досталось быть зодчим,
музыкальность Фомин сотворил,
мир декора - Малютин, Зиновьев
и Бекетов - сиянье зари

приезжая в Талашкино, ёлки
сотворяла для их детворы,
красовались лесные иголки
из морозной лесной глубины

детский взгляд был к подаркам прикован,
воплощавшим прекрасные сны,
украшеньям красавиц еловых,
что свисали с вершин до земли

а подчас, пропуская морозы,
майской ярью и летних зарниц,
зажигала красавицу ёлку 
на лужайке вечерней поры

на премьеру огромной толпою
весь окрестный бомонд приходил,
посмотреть на былинных героев
воплощеньем талашкинских сил

доставались билеты лишь с бою,
мест свободных нигде не найти,
запрудили углы и проходы,
цену в кассе вдвойне уплатив

шли антрактами пёстрой толпою
разодетые зрители их,
по аллеям - тропинкам садовым
августовской их звёздной поры

были двое нежданных актёров,
Булька лаял свой "текст" из кулис
и в окно залетевшая галка
воплотила свой образ игры 

разыграли Киту раз в их доме,
всех прислугой своей нарядив,
музыкантов, художников очи
не узнали в одеждах игры

приезжавшую из Хотылёво
встретил пьянки разгульной мотив,
денщиком Врубель с хворой бабёнкой,
по ухарски картуз заломив

роль Сосновской играть поварёнка,
Лидин кучером был их лихим,
тот буфетный мужик, судомойка,
а княгине быть нянькой с детьми

маскарад был их Первого года,
что гостей так чудно нарядил,
князь с венком виноградного бога,
одеянья народов Земли

здесь на фоне прекрасной природы
вдруг сложился пленительный мир
красоты и творящей свободы,
что служителей муз так манил

балалаечный с духом народным,
где звучанием Лидин пленил,
из Андреевской славной когорты
музыкальный кудесник Фомин

когда всё упивалось покоем
среди прелести чудной листвы,
фортепьянные звуки волною
что Медем творил

восхищала волшебной игрою,
что поставил ещё Ференц Лист,
Софи Ментер к ним летней порою
приезжала с Невы погостить

собирались вечерней порою
музыкальностью всех обольстить,
её пеньем и виолончелью 
услаждали гостивших у них

здесь Малютин, расставшись с Москвою,
возрождал дух былинной Руси,
воплощал романтичной рукою
древнерусский волшебный мотив

расплескались повсюду узоры,
его сказочный красочный вихрь,
по убранству театра, балкона,
их гостиной - талашкинский стиль

там прекрасные комнат уборы,
табуреты, диваны, столы,
стен панели в рисунках с резьбою,
изумлявший Руси колорит

задушевно велись разговоры
о загадочном русском пути,
в очарованных кистями взорах,
где "столбушечки", "зайчики" их

среди рощиц, на месте высоком
его дом деревянный возник,
в мире стен его комнат просторных
он былинную сказочность вил

среди дивной Смоленской природы
вдохновенье своё находил,
черпал творчество в красках народа,
вышиванках и блеске монист

утвердилось здесь царство свободы,
где художник искусство творил,
от старинной резьбы и узоров
путь в грядущее свой находил

разговоры, сомненья и споры,
обсужденье творцов и картин,
мастерская, где счастье работы
и поддержка княгини для них

Илья Репин бывал частым гостем,
покидая свой дом у Невы,
очарованный дивной природой,
рвался вновь этот край посетить

поднимался с восходами солнца,
ехал к озеру в сон луговин,
насладившись стихиею водной,
уносился в палитры картин

здесь писал он хозяйку салона,
за работой, в цветах полевых,
в белом платье в стенах её дома
и пейзажи смоленских равнин

в его маленьком чудном альбоме
Ционглинский и Тенишев был,
вечеров музыкальных наброски
- "За роялем", где Медем сидит

дал питомцу совет - Куренному,
озарять здесь полотнами кисть,
её школу в Смоленске возглавил,
чтобы новых в искусство вести

Ционглинский этюды природы
живописно в холстах отразил,
зелень парка, пронзённую солнцем
и скамью, что омыли дожди

он писал её образы дома,
в её храме Смоленских Афин,
в мастерской за картинной работой
в дивном платье в гостиной тиши
 
здесь творил своей кистью Коровин,
покидая театры Москвы,
её образ, расцвеченный Солнцем
и узор балалаечный вил

в луговинах, полях и чащобах
пропадал Гоголинский все дни,
озарялась душа Соколова,
что любил в тех местах погостить

приезжал ученик Чистякова,
завершавший былой романтизм,
был давно ей хорошим знакомым
с петербургских заснеженных зим

очарован ещё в Хотылёво
был роскошной картиной Десны,
в берегах её "Пан" нарисован
и Талашкино вид вдохновил

окружён тишиной и любовью,
тягу в сказочный мир воплотил,
её образ Царевной Морскою,
балалаечный чудный мотив

её образ Валькирии строгой,
он в талашкинских днях сотворил
и коллекцию красок пополнил,
акварельных "Наяд" здесь явил

путешествуя Древней Россией,
Рерих город Днепра посетил,
его стены писал крепостные,
Вознесенский девиц монастырь

был лишь день он в Талашкинской выси
и уже никогда не забыл,
создал образы мебели дивной,
все эскизы для их мастерских

"Сказ о мёртвой царевне" увидел,
его очерк в журнале "Весы",
создал образ альбомный столичный
о талашкинских мастеровых

он единственный суть её видел,
понимал все глубины души,
не считал легкомыслием жизни
и капризом богатой вдовы

"Только в этих ремесленных центрах
бьют живые души родники,
только с творческой их атмосферой
возродится искусство Руси"
 
он в ней странника духа увидел,
среди дивной смоленской глуши,
не в мечтаниях дымных, а зримо,
воплощённым в реальную жизнь

всем советовал как духовидец
посетить уголок старины,
изукрашенный дивной палитрой
чудный остров былинной Руси

зазывал керамической плиткой,
что творились в её мастерских,
сам же делал эскизы для фризов,
что талашкинский дом поместил

защищал её спорами лихо
от нападок мирской суеты,
наставлял всех на путь нерадивых,
заставляя науки учить

в Пятый год посетил её нивы,
дух Талашкино вновь ощутил,
они вместе в луга заливные 
отправлялись, что Днепр поил

там в весеннюю пору княгиня
озарялась в цветах полевых,
в изобилии ландыши, ирис
и фиалки до первой косьбы

они строили красочно планы
о лугах, что в верстах десяти 
от Талашкино, в этих пространствах
их любимые шли пикники

открывались безмерные дали
с возвышенья Днепровской губы,
ширь просторов красы первозданной,
дивный воздух пьянил чистоты

луговое ковровье без весей,
на холмах вековые дубы,
важных аистов в небе круженье
и прогулки в цветах луговых

толпы женщин соседней деревни
в живописных костюмах монист,
приходили так часто к княгине,
покупавшей костюмы у них

приезжали туда с самоваром,
пили чай у дубов вековых,
о великом искусстве мечтали,
возрождённом из русских краин

по приволью часами гуляли,
забывая о времени в них,
луговые просторы сияли
до пыланий вечерней зари  

звали Рериха дивные дали,
чтоб палитры цветных луговин
ему древние сказы шептали 
и преданья волшебных былин

здесь Бакшеев и Корин гостили,
собирая пленэры земли,
и Малютина хитро сманили
профессорствовать для молодых

когда ветры судьбы возвратили
вновь Малютина в стены Москвы,
два художника кисть подхватили
в оставляемых им мастерских

оба Первопрестольной служили,
тот в Большом при его мастерских,
Фаберже для красот ювелирных,
духом Строгановки озарив

здесь Зиновьев и Бекетов жили,
дав приток освежающих сил,
декорации к "Спящей" творили,
мебель, утварь в её мастерских

стиль малютинский в них изменили,
много новшеств своих применив,
стала утварь изящной и милой,
краски сказок природой сменив

всё, что страстные души творили,
всё узорочье дивной Руси,
краски прошлого кисть вдохновили,
устремляясь в грядущие дни

начиная свои мастерские,
уносилась в глубины Руси,
волновали всё больше мотивы
сохранившейся их старины

поначалу смоленские нивы 
старорусский дарили мотив,
что столетья в себе сохранили
удивительной русской души

появилась в Талашкино "Скрыня",
что хранила века старины,
деревянных, железных, холстинных,
что в начало Двадцатого шли

в них народа душа сохранилась,
его мысли, мечтанья, труды,
возникающий образ России
в окружавших вещах бытовых

она долго искала, кто станет
ей сподвижником хлопот благих,
стали Прахов, Сизов таковыми,
начинанье её ободрив

ей курганы находки дарили,
как посланья седой старины,
византийские, русские были,
что Смоленщина в недрах таит

лишь туманным инстинктом манили
её прежде ушедшие дни,
без разумности, ясности мысли
понимающей русской души

годы детства и юности пылкой
в иноземности чуждой прошли,
но всё более к русскости мысли,
воплощённой искусствами, шли

всё вокруг неродное, чужое
- вещи, мысли, обычаи их,
красотой чаровала природа
Поднепровья и Волги, Десны ...


Глава VII

Пробудили ей душу просторы,
перелески речных луговин,
ей кричала душа о дорогах
к постижению русских глубин

в завершавших Столетие годах
в путь отправились вдоль по Руси,
по задумчивой Первопрестольной
изучала мотив старины

не поверхностно, мудро, глубоко
её взгляды вдоль улиц текли,
трепетала в открытых красотах,
что явились из русских былин

полыхала всё больше и больше
от увиденных Русью картин,
Ярославля волшебные виды
чаровали как дивные сны

Ярославль и Ростов покорили,
открывая невиданный мир,
навсегда её душу пленили
погружением в дух старины

с Верхневольжья отправилась в Киев,
чтобы древность его обрести,
в теремах и соборах забытых
вдохновенье искусства найти

проплывали прекрасные виды
в обрамлении ив и ракит,
что связали Днепровской стихией
от Великой до Малой Руси 

ей Славутича воды дарили
свои сказы о дивной Руси,
снова образы душу пленили
из преданий туманных былин

словно Древняя Русь ей явилась,
все века нашей Русской Земли,
ожерельем чудесным искрилась
городов, где ремесла цвели

вся История русских открылась
среди стен её, утвари, книг,
там, где Русь изначальная скрылась  
и явился Спасителя лик

у Днепровской купели бродила,
где Владимир русинов крестил,
древний Суздаль сквозь время узрила,
волшебство Покрова на Нерли

возвратившись, Смоленск обходила,
что Двенадцатый век сохранил,
у церквей и палат монастырских,
легендарной Смоленской стены

снова Русь её душу томила,
Русский Север лесов и равнин,
взяв друзей, вновь Москву посетила,
Ярославль и Ростов восхитил

по Шексне пароходом приплыли,
где из Сиверской глади возник
ожерелием прясел старинных
Белозёрский мужской монастырь

всему краю оплотом когда-то
был могуществом стен крепостных,
повстречали они здесь монаха,
собиравшего дух старины

из Кириллова тройками в бричках
в Ферапонтов пути их легли,
где когда-то опалою Никон
свои годы последние жил 

их приветили сёстры в светлицах,
что в молитвах свой путь обрели,
угощали, поведав гостившим 
всю историю здешней земли

Русский Север в красотах явился,
восхитили три озера их,
берегами холмы и долины,
приютившие веси Руси

там стояли высокие избы
с изукрасами чудной резьбы,
чистота, благородство и сытость,
ей напомнили видом грибы

здесь легенды и тайны витали,
ворожили когда-то волхвы,
чьи-то образы старых преданий
оживали средь северной мглы

здесь поведал ей северный ветер
о народе, что в древности жил,
поклонявшийся солнцу и свету,
что от крыльев Жар-Птицы палил

они жили по мудрости дедов,
тайным знаниям вечных глубин,
что остались на женских одеждах,
их посуде, в узорах резьбы

заговоры, защитные звенья,
что хранили от чар колдовских
и преданья о предках-героях,
что звучали из песен людских

проезжая, свой дух наполняли
животворным дыханьем Руси,
свои скрыни добром пополняли
из ушедших красот вековых

всё, что ценно дорогой скупали,
дух народа и зов старины,
где все русские грани сверкали,
всех краёв мастерство, свой язык
  
златокузней старинных товары
из ковшей золотых и братин,
из домов, Оружейной палаты,
всех музеев Российской земли

лики Божьи, святых собирали,
Византии и Русской Земли,
псковской школы, Москвы, новгородцев,
староверов и строгановских

царских врат десят было в собраньи,
много складней старинной резьбы,
деревянных крестов и распятий,
слюдяные веков фонари

алфавитная мудрость бумаги
от Царьграда до славной Москвы,
Апокалипсис, Библия, святцы,
море грамот, указов и книг

к ней стекались собранья металлов,
что ковали в веках кузнецы,
звон посуды, старинные прялки,
блеск эмали, ажур-фонари

деревянная утварь являлась,
части барок, домовой резьбы,
расписные шкафы с коробами,
экипажи и сани Двины

одеянья и редкие ткани 
старорусских шитья мастериц,
сарафаны, начельники, платья,
полотенца, "куфайки", штаны

звуки муз её храм наполняли,
европейских и русских равнин
- мандолины и скрипки, гитары,
много гуслей, бандур, труб и лир

и украсы Востока пленяли,
ювелирно-гончарной волны,
уникальные коптские ткани,
но всё больше эмали влекли

всё, что странствия им даровали
на просторах былинной Руси
приютила своими домами,
чтоб от Времени буйства спасти

все шкафы, чердаки и чуланы
её древностью были полны,
лишь насмешки родных вызывая,
шутки мужа, что вечно дразнил

стала Скрыней её мастерская
в украшеньях шкафов и витрин,
Девятнадцатый век завершая,
сохранила диковинный мир

место в граде Смоленске искала,
открывая всё взорам людским,
на усадьбе своей не скрывая,
многоликую Русь всем открыть

на Никольскую башню взирала
легендарной Смоленской стены,
в бюрократии дело увязло,
умирающий муж и Париж

на глазах у друзей угасавший,
окружённый любовью родных,
рядом с ним на коленях стояла
до последних дыханий весны

свою жизнь рядом с ним вспоминала,
пролетевшие яркие дни,
было всё - и огонь чарований
и размолвки, проекты, мечты

к покаянья души призывали
и к молитве, забыв атеизм,
своё виденье он не оставил
и угас как огарок свечи ...

в перелески Смоленского края,
он вернулся из дальних краин,
свой покой навсегда обретая
среди Флёновских дивных картин

ей в наследство богатство оставил
капиталов, заводов и вилл,
меценатству её открывая
без препятствий дороги-пути

начались её трудные тяжбы
для устройства своей старины,
разрешенья, земельный участок
для музея, что всё сохранит

общий труд наконец увенчался,
отворился их Храм красоты,
дух Малютина в нём воплощался
и панно, что Зиновьев творил

но уже Пятый год к ним ворвался,
сотрясавшие смутные дни,
ураганы невзгод и страданий,
дни безумств и кровавой зари

всё, что было, её ужасало,
что с коллекцией будет в те дни,
вдруг ворвутся в прекрасные залы
её Храма ватаги громил?

был без войска один губернатор
с горсткой лиц против дикой толпы,
их ужасной тревогой терзали
вести русской родной стороны

они строили разные планы
как коллекцию где-то спасти,
но молчали перроны вокзала
- забастовка сковала пути

о судьбе своей в думах гадали,
потянулись тревожные дни,
Петербург вдруг прислал телеграмму
- скорый поезд их сможет спасти

наконец, на перроне вокзала 
в дальний путь они все собрались,
вместе с нею Киту, её мама,
Лидин, Булька, две горничных их

сев в купе, она, горько заплакав,
попрощалась с Россией беды,
душу думы тревожно терзали,
встретит снова ль дивь русских равнин?

позади её жизни метанья,
чем жила и хотела служить,
впереди неизвестность туманна,
точно кончилась этим вся жизнь

каждой станцией споры да брани,
наконец, они прибыли в Двинск,
"Норд-экспрессом" до Вильны добрались
и оттуда в покой заграниц 


Глава VIII

От тяжёлых душевных страданий,
эскулапы Сан-Ремо спасли,
все богатства Барщевский отправил
в тишину, что Париж подарил

новый дом стал маршрутом скитаний
для богемной парижской среды,
воплощённые годы их звали
непривычной для них старины

дни восторженных криков настали,
отовсюду поток похвалы,
двери Лувра огромные залы
распахнули для русских Жар-Птиц

от терзаний души оживая,
возродились былые мечты,
погрузиться в искусство эмали,
открывая всё новое в них

дни за днями в трудах пролетали
за твореньем цветов красоты,
дарит счастье её мастерская,
отвлекая от русских картин

по России они тосковали,
что окутали Смуты дымы,
за Талашкино переживали,
лошадей и судьбу мастерских

постепенно в Париж перебрались
её вещи родной стороны,
все картины и кони, собаки
- будто снова в России они

возродить все высоты эмали,
тот приём, что давно позабыт,
стала цехом наук мастерская,
рой вопросов, что нужно решить

её вещи музеи скупали,
блеск на выставке, модный престиж,
членом Обществ изящных избрали,
очарован эмалью Париж

но и Русь свою не забывали,
в своём доме её разместив,
живописцев, любителей звали,
собирателей всей старины

они все за Россию страдали,
погружённую в ярость пучин,
ещё больше любили в изгнанье,
всё мечтая опять возродить

с первых дней в залах толпы сновали,
открывая неведомый мир,
от цветенья весеннего мая
до осенних дождливых картин

шум, успех и восторг чрезвычайный,
все сто тысяч их залы прошли,
то, что дикостью варварской звали,
засверкало вдруг сказкой Руси

ураганы похвальных признаний
к достижениям Русской Земли,
всё, что можно с витрин раскупали
- обалдевший от русских Париж

вновь успех оглушительный в Праге,
что так братьев-славян вдохновил,
приглашали в Берлин, англичане,
но уже истощился родник

год спустя их узоры пылали
в облаченьях чужой стороны,
вышиванки рубах, сарафанов
красовались у модных портных

"блузы рюсс" весь Париж чаровали,
фабриканты вобрали их стиль,
ювелирная русскость в деталях
и палитрах французских картин

шум и суетность дух утомляли,
над Парижем кружила весна,
их тянуло в селянские дали,
где покой и кругом тишина

обе втайне так горько страдали,
по России любимой тоска,
им мерещились русские дали,
ширь полей и просторов луга

обретались в Сали-де-Беарне,
Пиренейских предгорий холмы,
в перелесках Гаскони всплывали
виды дальних Смоленских долин

в двух шагах от пределов Испанских
вспоминали Россию они,
дух безумства её угнетали,
возвращения грезились сны ...

вновь виденья её окрыляли,
не наследье седой старины,
показать парижанам созданья,
что в смоленских стенах рождены

запылали смоленские ткани,
вышиванья селян-мастериц,
рушники и чепцы, сарафаны,
всё, что создал Смоленский Родник
 
деревянные стулья, диваны, 
колыбели и сани, шкафы, 
всё орнаменты их украшали
- птицы, звери, листва, завитки

вновь восторгов кругом водопады,
шум в газетах - одни похвалы,
всё мгновенно французы скупали,
русским духом себя озарив

живописцев и зодчих познали,
что творенья свои привезли,
древнерусские Рериха дали
и Билибина сказочный стиль

музы Оперы вновь призывали
музыкальной стихии служить,
годы прошлого в ней воскресали,
её оперной сцены мечты

послужить здесь России мечтала,
показав всю палитру души,
все искусства и жанры сливая
на сюжетах исконной Руси

оживить Берендеево царство,
мир преданий, легенд и былин,
вой метелей и снежных ненастий,
жар горячей и страстной любви

озарений Островского сказку,
что звучанием Корсаков свил,
предстояло парижским театром 
лицедейством французским явить

закрутилась её театральность,
партитуры, костюмы, их стиль,
дух героев, эскиз декораций,
что ей Рерих из дружбы дарил

ожерелья, костюмы, шугаи,
сарафаны княгиню прошли,
а корону сама изваяла,
всю искусность свою приложив

ждал спектакль успех колоссальный,
снова русским пленился Париж,
яркой драмой Руси чаровали,
было счастьем России служить

никогда бы с ней связь не порвали,
разлучили лишь вихри судьбы,
ей на долю труды выпадали
дать Европе величье Руси

дни и ночи зимы пролетали
у парижских домов-мостовых,
живописцы, поэты, эмали,
сон музеев и рампы огни

по России безумно скучали,
по просторам её луговин,
о Талашкино милом мечтали
и красотах её мастерских


Глава IX

День отъезда - сердца замирали,
покидая вокзалом Париж,
неизвестность и страх осаждали
вереницей вагонов стальных
 
любопытство с весельем смешались
ожиданием русских равнин,
где так много любви и стараний 
возрожденья былинной Руси

из Парижа в Берлин и Варшаву,
край Балтийский в полосках стальных
и чем ближе к Неве приближались,
тем сильнее волненье в груди

вот она начиналась Россия
в полустанках весенней поры,
"Норд-экспресс" уносил их к столице
в разговорах и мыслях в пути

выплывали из памяти лица
и страницы минувшего их,
и весёлых и грустных и диких,
что увидит в долинах родных?

боль тупая ей сердце сжимала,
мысли кошкой ей душу скребли:
- "Что увижу, найду в своём крае,
в очаге её дивной мечты?"

Петербург и Москва - две столицы
в бесконечном кружении лиц,
всех чинов и страстей мешанина,
круговерть деловой суеты

отвлекала их суетность мысли
о Талашкино летней поры,
от Московских перронов отчалил
их экспресс до Смоленской стены

снова с Рерихом здесь повстречались,
близким духом, искусством своим,
километры в пути пролетали
в разговорах о Храме мечты

только с ним идеал увенчает,
всю энергию духа вложив,
все палитры души воплощая
в его стенах, где вечная жизнь

Храм творящего Духа Святого,
сила радостной Божьей любви,
бытия всего мира основа,
всего сущего мощная нить

бесконечные шли разговоры,
унося в бесконечную высь,
за окном проносились узоры
очарованной Русской Земли

наконец их Талашкино - дома!
брата червня тепло и цветы,
их встречали друзья и природа,
зелень лип, вековые дубы

всё цветеньем её привечало,
изумрудьем лесным-луговым
и кипенью сирень опьяняла,
разрастаясь до неба вершин

в край с любовью она возвращалась
и надеждой тревожной в груди,
что увидит она здесь, застанет,
думы грузом на душу легли

по дубравам-лесам прогулялась
и шелками цветов луговых,
Русь родная пред ней простиралась,
открываясь с днепровских кручин
 
серебристой стихией блистали
эти воды у древних холмин
и в бескрайнюю даль исчезали
Белой Русью до Малой Руси

но рассеялся дым чарований,
в прозу жизни её возвратив,
голой правдой селенья предстали,
всё отжило, утратило смысл

в запустенье её мастерские
и любимый театр затих -
склад заброшенной мебели ныне,
их былого веселья порыв

там за лесом их классы пустые,
школьной жизни заглохший мотив,
лишь картины глядят сиротливо,
запылённых пособий архив

всё, что здесь создавали труды их
и любовь, позабыто в тиши,
разметали жестокие бури
чародейскую прежнюю жизнь

нет птенцов, что с гнездом разлучили,
след учивших давно уж простыл,
мастера, что шедевры творили
от Талашкино так далеки

разметали порывы стихии
до зловещей кругом тишины,
одиноко стоит на вершине
Храм во имя творящей любви

вечерами смотрела Мария  
на распятие той вышины,
пламенея, сиял над уныньем 
опустевшей безмолвной земли

в это время ей много открылось
о беседах в Талашкино их политических,
всё доводилось куда следует
кем-то из них

сразу много всего навалилось
- неприязни и слухов, интриг,
милый Бекетов, горечь испивший,
не смирился, ушёл молодым ...

снова нервы, болезнь охватила,
потрясения так не прошли,
но телесная боль заглушила
боль душевную, всё притупив

снова к жизни она пробудилась,
оставляя душевный надрыв,
будто тяжкий кошмар пережила,
чтобы дальше идти и творить

жажда жизни в ней вновь забурлила
- помогать, развивать и хранить,
возвращенье музея, больница,
Храм во Флёново - первый эскиз 

всё на свете душой охватила,
все дела одновременно шли,
письма Рериху - жаждала виды,
что в их Храме зажечься должны

он готовил княгине эскизы,
рисовал, изучая санскрит,
незаметно рождались мотивы,
что бумагой пока воплотил

дом Малютина земской больницей
стал взамен полыхавшей вдали,
потянулись в усадьбу больные,
все соседские веси к ней шли

снова душу заботы терзали
как сокровища в Дом возвратить,
оставляя парижские дали,
снова древность России явить

снова в прежних стенах засияли
все творенья седой старины,
снова русские люди внимали
голос предков, звучавший из них

для грядущего строятся храмы
и музеи - для будущих лиц,
через годы придут восхищаться
и гордиться искусством Страны

всё Смоленску она оставляла,
передачи другим запретив,
только русское чтоб пополняло
стены Русской седой старины

роль Хранителя лишь оставляла,
пополнять, изменять и следить,
за осмотры билет минимальный,
все доходы приютам дарить

дух народа, что в душах развеян
укрепляется в днях старины,
созерцаньем его рукоделий,
негасимой веков красоты

Русский Мир в этих залах овеян,
многоликой огромной земли,
из толпы горожанской и весьей
превращались в один организм

всё прошла, все суды и преграды,
всю непонятость близких-родных,
образа, старина бытовая
достоянием станет Страны

те мешали, а те помогали,
Хомяков дух славянства хранил,
помогал своей знатной землячке,
открывая преграды границ

стал Московским музей филиалом,
в Институт археологов влив,
Акт даренья тридцатого мая
прогремел вдоль Российских границ

полетели в Смоленск телеграммы,
сам Столыпин с министрами в них,
академики, Общества славу 
воздавали за эти дары

Золотою медалью венчали
все старанья её и труды,
имя улице в городе дали
и почётной гражданкой рекли

её стены людей просвещали,
тьму минувшего светом пронзив,
его память собой воскрешали,
славных предков деянья своих

стал научным источником знаний  
что учёный бомонд оценил,
в Каталоге дары засияли
от шитья до икон и резьбы

и иные дары получали
из собраний её старины,
серебро, образа и печати
для Смоленска и русских столиц

распахнулся простор Филиала
археологов славной Москвы,
слово мудрости здесь зазвучало,
цвет учёности, лекции дни

Государя в стенах принимали,
что Смоленск в юбилей посетил,
серебром хлебом-солью вестречали,
Императорским стал их родник

все богатства её замелькали
под обложками книжных страниц,
о набойках, резьбе деревянной,
родниках музыкальной игры

Институт свой с Киту расширяли,
всё пространство научных светлиц,
канцелярских, профессорских залов,
лекционных, хранителей книг

из Столицы пришла телеграмма
- за труды и усилия их,
за поддержку земли древнезнатцев
Император велел наградить

учредила стипендии знатным,
кто высоты в ученье достиг,
подарила им Дверь и "Русалок",
где эмали и Врубеля кисть

надзирала как строгий начальник
за потоками знаний у них,
за халтуру порой доставалось
ради дела, к искусству любви

голоса самых лучших звучали
и великих учёных светил,
петербургских, московских и галльских
- Потулье, Клейн, Покровский у них

Институт для учительских кадров
был в Тринадцатом пышно открыт,
землякам снова здесь помогала,
чтобы свет детским душам нести

но в другом она страстью пылала,
память прошлого древней земли,
отовсюду к ней память стекалась,
с Украины, Тавриды, Москвы

на Смядынь у Днепра приезжала,
у дворцовых смоленских руин,
старина перед ней открывалась,
созиданий, трагедий, интриг

её имя в блестящих плеядах
живописцев, седой старины,
Съезд художников дважды прославил
её имя и слал ей "Труды"

на Олимпе великих и знатных,
что хранили века от руин,
её имя достойно сияло,
сохраняя украсы былин

изученье Смоленского края,
мир животных, лесов, луговин,
создавала губернский гербарий,
слал Четыркин костюм ей из рыб

в год Двенадцатый выставки края,
дел ремесленных и земляных,
все успехи наглядно предстали
рукоделий, пастушьих и нив

вся Россия глубинкой сияла,
Хомяков вновь её пригласил,
поручили отдел ей кустарный
- павильоны, медали, листы

три альбома больших фотографий,
где творения всех мастерских,
кустари из Смоленского края
восхитили учёных столиц

злато-серебро лилось в медали
за парижское масло вершин,
за скотину и кур падуанских,
урожайность смоленских равнин

снова золотом выси сверкали,
что добыли её кустари,
все красоты ткачей вышиваний
и рождавшихся в кузнях стальных

так в деяньях она возрождалась
после бурь, что Страной пронеслись,
впереди было столько мечтаний,
ярких планов грядущих зарниц ...

главным делом творение Храма
оставалось в те годы вершин,
ей эскизы убранства представил 
живописец с далёкой Невы

первой выставкой годом Десятым
интерьеры народу явил
и палитрой Талашкинских красок 
всю богему искусств поразил

небывалой картиной предстала
его роспись, что дух породил,
ароматом Индийским сияла
запрестольных российских апсид

его виды она принимала,
каноничность Руси позабыв,
храм Искусства она создавала,
воплощая душевный порыв

многокрасочье дивного Храма
расцветало беседами их,
убавляла, а там добавляла,
неуёмная жажда творить

станет творческой жизни вершиной,
все искусства в себе воплотив,
все творения люди увидят,
что таились в её мастерских

сила зодчих камнями застыла,
блеск эмали, мозаики лик,
звон кузнечный, чеканки картина
и расшитые ткани апсид

труд красильщиков и керамистов,
мебелистов, древесной резьбы,
ювелиров, ткачей, живописцев
здесь сольются в единый порыв

в год Одиннадцатый Рерих прибыл
для творенья в Смоленский родник,
в Теремке всей семьёй поселился
среди дивного парка красы

в тот же месяц Стравинский явился
и составил сценичный эскиз,
вид костюмов вобрал у княгини,
вдохновенье "Священной Весны" 

закипела работа в апсидах,
начинал воплощенье эскиз,
растекались палитры в холстинах,
что покрыли все стены внутри

мощь России и Индии слились
здесь в причудливый Рериха стиль,
византийский и древний арийский,
сонм небесных величия сил

Богоматерь в небесной стихии
среди сонма великих святых,
воспарила над суетным миром
у течения Жизни Реки

золотистые, ало-рдяные
и багряные краски у них,
смуглолицая в белом Царица,
древней Индии смелый мотив

Спас над входом трудом керамистов,
мозаичный величия лик,
тёмный фон, смуглый цвет, аскетичность,
цветовая насыщенность в них

вместе с Рерихом в храме трудились
петербургские кисти творцы,
помогали Наумов и Тырса
создавать это царство мечты

мозаичность была им любима,
придавала естественный стиль,
но вершину свою смог достигнуть
во Фроловских Невы мастерских

помогала Васильева дивно,
что покинула бурный Париж,
крест с эмалью княгиня творила,
соработничал брат их Борис

по окрестным красотам бродили,
в перелески свой дух погрузив,
чаровало их небо в зарницах
и туманы смоленских равнин

вместе с ними гулял здесь Стравинский
вдохновенной природой красы,
начертал Теремком для княгини
свои Руны "Священной Весны"

вдохновенье от Лады искрилось,
прилетая с далёкой Невы,
изливался душой своей в письмах
звёздным небом сгустившейся тьмы

рассказал ей о кладах старинных,
что в Ковшарах они обрели,
окружавших усадьбу картинах,
груши, Ольга, собаки, ослы

мглой вечерней беседы с княгиней
о народе древнейшей поры,
поклонявшемся свету Ярилы,
имя солнечных ариев их

все палитры на тканях сравнили
и посуде из Русской земли,
с тем, что в Индии люди носили,
с их рисунками храмовых плит

схожесть речи у русских, индийцев,
достояние предков - язык,
единенье преданий и мифов,
что донёс голос предков - санскрит
  
землю предков им Веды явили,
где пылающим небом огни,
Махабхаратой реки России
и озёра Студёной земли

на пространствах Тартарии жили,
о раздорах и войнах забыв,
поклонялись природным стихиям,
веря в силу добра и любви

через тысячи лет сохранили
обереги в одеждах своих,
что от чар колдовских хоронили
и удачу манили для них

в тайных знаках и речи явили
сокровенного знания смысл,
где блистаний Бытийных зарницы
и духовной былой красоты

в одеяньях, твореньях из глины
и в домовых узорах резьбы
до Двадцатого века катились
эти волны народных глубин

лишь народное русское близко
было сердцу княгини все дни,
наслаждалась "Снегурочкой" дивной
на великих подмостках Москвы

лишь в народности истинной выси
достигают Искусства творцы,
на огромных пространствах России
бесконечный источник души

подражатели западных стилей,
раздражали бездарностью их,
свою русскость в искусстве забыли
- рой Стеллецких и всех Трубецких

стужи зимние их уносили
на чужбины Вечерней земли,
городами Европы бродили
с Четвертинской до самой весны

по долинам красот италийских
в наступавший Тринадцатый шли,
в закоулках Венеции, Рима
и Флоренции зимние дни

их друзья из великого Рима
им ответный визит нанесли,
их Талашкинский рай посетили
словно остров красивой мечты

фрески Храма на стенах явились,
год Четырнадцатый наступил,
ликованье тревогой сменилось,
краски сыростью вниз потекли

но внезапно Гроза разразилась
ураганом Великой войны,
всё кипенье во Храме сменилось 
на унынье и тишь пустоты ...

Возрожденье казалось так близко,
после Пятого страшной волны,
все мечтания в Храм воплотились,
все искусства и страсти души


Глава X

Cонмы планов, мечтаний, порывов
растворились как в воздухе дым,
над Европой шторма закружились,
две стальных и кровавых стены

все работы в момент прекратились,
Рерих в Питер к семье поспешил,
лишь на фото палитры светились
его нефов и дивных апсид

с первых дней её мысли России,
её волны горячей любви,
всё отдать в эти годы лихие,
лишь Отчизне делами служить

лазарет был устроен отличный
в Институтских покоях княжны,
персонал самый лучший столичный,
Государь высоко оценил

и "Рено" даровала свой личный,
чтобы раненых быстро возить,
стал водителем преданный Лидин,
сотни жизней спасти помогли

получили подарки детишки
русских воинов, беженцев тьмы,
на Рождественских ёлках светились
их глаза и гирлянды-огни

но опять настигали княгиню
как и в прошлом удары судьбы,
лазарет их в Смоленске закрыли,
фронт приблизился, вставши под Минск

все труды её, духа порывы
были вырваны волей судьбы,
поглощало все мысли и силы,
наполняло энергией жизнь

петербургские хлопоты силы
подрывали как эхо войны,
отобрали их дом на Английской
под казармы, красоты сгубив

отдавала для Родины силы,
жаль утраченной вмиг красоты,
украшенья, панели, паркеты
уничтожены скотством людским

всё в Талашкино их изменилось,
иссякал деревенский родник,
ни людей на полях, ни скотины,
на фронтах под ружьём мужики

двести тридцать когда-то трудилось
по конторам, полям, мастерским,
образцовым хозяйством гордилась,
вся Россия училась у них

всё теперь под откос покатилось,
воровства с лихоимством грехи,
кутежей с разгильдяйством бесстыдство,
неисправность аграрных машин

половина коровьего стада,
безлошадность и дурь тыловых,
латыша заменили поляком,
на работах калеки одни

так Пятнадцатый год прокатился,
приближались метели зимы,
лазарет их в Смоленске закрылся,
а в квартире её рой штабных

оставаться ей не было смысла,
приближались к Смоленску фронты,
ужасающим было унынье,
отступления, сдачи, прорыв

она как-то затихла и сникла,
всё равно, что ей делать, где жить,
вместе с верной подругой по жизни
оказались в объятьях Москвы

их встречала вторая столица,
неизвестная новая жизнь,
мир купечества, сытые лица,
особняк из седой старины

дамы очень нарядны, красивы,
добродушный общительный вид,
мешковаты, надуты мужчины,
неучтивы почти, холодны

молодёжь вся по моде английской,
дорогущий напыщенный шик,
а в манерах приказчиков видно
из лабазов, трактирных барыг

всё ей кажется странным и диким,
грубоватым, бездушным, чужим,
показушность красот нуворишей,
от домов до фарфора и книг

всё бездушно, безвкусно, уныло,
в громожденьях былой старины,
данью моды обложен "ценитель",
ресторатор, купец, обувщик

неуютность в домах их парадных,
без покоев "Святая святых",
где уходишь в себя, отдыхая,
забывая о бедах своих

лишь тщеславие "гостинодворских"
и желание всех удивить,
где тот мир, так по детству знакомый
прежней милой уютной Москвы?

мир домов и сияний церковных,
дух забытой в годах старины,
где в цветении веток садовых
разливались в тиши соловьи

в новом облике Первопрестольной
оказались с подругой чужды,
всё, что было когда-то знакомо
смыто мощью помпезных домин

всюду высятся стены уродов,
показушных безвкусных махин,
где творения русские зодчих,
что случилось с родными людьми?

только Кремль в его стенах суровых,
где закаты морозных палитр
чаровали с Киту в моционах,
благородный гармонии стиль

не любившая праздности сроду,
посвящала науке те дни,
с головой погрузилась в работу,
где Эмали волшебной миры

осветила глубины природы,
всю искусность веков мастерских,
от Индийско-иранских истоков
до Египта в его эллинизм

от Эллады и Древнего Рома
до находок Кавказской земли,
недр Тавриды искусные лозы
и головки быков для серьги

мир учёный воспринял с восторгом
ту работу, где годы любви,
возрожденье былых технологий,
продвиженье в её мастерских

на защите в их храме Московском
все пятнадцать учёных светил,
оппоненты, державшие слово,
золотая медаль за труды

блеск почёта, учёного званий,
приглашенье в профессорский мир,
предложение лекций эмали,
чтобы знанья нести молодым

вновь к верховьям Днепра возвращались,
где питались души родники,
их Талашкино милое травнем
повстречало в красотах своих

ураганом трёхлетье промчалось,
той суровой военной поры,
в непрерывных дождях проливалось
это лето смоленской земли

затухало хозяйство помалу,
лишь калеки остались одни,
в напряженье большой лихорадки
драгоценное время страды  

в ту годину Германской казалось
это долгом священным для них,
претерпеть все невзгоды, не сдаться,
посвящая России труды

когда сено в лугах пропадало,
всем оставшимся бросили клич,
все домашние женской бригадой
дар лугов от залитий спасли

вся округа в тисках задыхалась
без крестьянской мужицкой руки,
только бабы да дети остались
в лихолетье военной нужды

в города молодые подались,
реквизиции скот загребли,
незасеяны русские дали
и некошен простор луговин

всё отдали России крестьяне,
сыновей под ружьё и труды,
всю скотину, голодным оставшись,
драгоценное самое - жизнь

даже руки Киту опускались
от свалившейся в бедах нужды,
замечала во взгляде усталость,
управляться не в силах они

покупателей долго искали
и однажды кого-то нашли,
прикатили сугробами сани,
наступившей осенней зимы

те хорошие деньги давали
за Талашкино милое их,
отложили торги, понимали,
что не в силах отдать их любви

с облегченьем вздохнули в печали,
будто камень свалился с души,
перелески свои обожали,
этот край стал навеки родным

шторм вопросов кружился:
- что дальше?
что с Отечеством будет родным,
боль разлада с тоской разрывали,
сожалений пространства души

только волны разочарований,
что сметали иллюзий цветы,
отступление, слухи, скандалы,
закулисье дворцовых интриг

за два года как всё начиналось
улетучился радужный пыл,
безграничная вера пропала
в нашу мощь, честь и патриотизм

с каждым днём её страх нарастает,
ощущение гибельной тьмы
где всё лучшее в них умирает,
потрясение до глубины

много лет этот мир отвергала,
"высшим обществом" звавшимся их,
пустота, глупость, чванство, продажность,
разъедали России верхи

люди долга куда-то пропали
в смутнолетии тёмных годин,
где культура, душа, идеалы,
что спасенье могли привести?

лучших качеств уже не осталось
у тщедушных российских элит,
доброта превращается в слабость,
добродушие в шаткость у них

в бесхарактерность - мягкость,
мечтанья - в лень и пьянство уходит в те дни,
безалаберность и беспринципность
процветают в просторах родных

что же стало с России верхами,
что случилось, в чём корень причин,
поколения русских теряли 
свою гордость и патриотизм

свой народ, его дух презирали,
свои корни Великой Руси,
духом Запада все пропитались,
русофильство своё усмирив

европейскости все поклонялись,
презирая всё русское в них,
достиженья и глупость вбирали
по привычке, не думая, их

разночинцы с чужими мозгами
от народности всей отреклись,
вкривь и вкось напитались ручьями
ультрамодности "передовых"

из Европы всего нахватались,
об исконном своём позабыв,
словно секты везде разрастались,
записав в "ретрограды" чужих

пустозвоны-борцы, краснобаи,
что о благе всеобщем пеклись,
расходились слова их с делами,
боль обид, неудач, карьеризм

либерал-социал-демократы,
анти-интер- и прочие "изм",
дух народа собой отравляли,
убивая весь патриотизм

атеизмом тлетворным годами
разлагали Страны организм,
всю духовность людей разрушали,
в полуграмотных почву нашли  

нет могучих серьёзных гигантов,
чтоб вперёд за собой повести,
образованных честных талантов,
что смогли бы Россию спасти

сохранило в себе лишь крестьянство
все достоинства русской души,
коренные опоры остались
неизгнившими в западной лжи

проявляются качества здраво,
осторожно и в меру у них,
нет безудержной веры, что Запад
даст России спасенья пути

в высшем свете цветёт тунеядство,
лень и праздность растлевшей души,
от сенаторов до генералов 
преступленья военной поры

"почитанье балетных талантов"
на уме одряхлевших рулил
и невежество при аксельбантах,
нараставшие ужасы тьмы

все надежды на Высшее Царство
тех, кто верой и правдой служил,
обращалась к Всевышнему страстно:
- "От крушенья Россию спаси!"

все тревоги её подтвердились,
все предчувствия краха сбылись,
погружалась в пожары Россия
в страшных сполохах Красной Зари

от зерна закрома все ломились,
что Шестнадцатый год подарил,
но нет хлеба в столице Российской
- вихрь Февральской кровавой пурги

все опоры в Стране обвалились,
опьянение улиц весны,
над Россией Семнадцатый взвился,
разметавшись огнями зарниц

оставалась в Смоленске княгиня,
вся в делах и заботах своих,
помогала вернувшимся ссыльным
и томившимся в стенах темниц

уголок свой любовно хранили
в перелесках Смоленской земли,
сенокосы в лугах, яровые, 
с головой все в заботы ушли

о Грядущем их думы томили,
о судьбе их усадьбы, земли,
на Собранье надежду таили,
сохраняя с крестьянами мир    

но тревожные вести грозили
из обеих российских столиц,
лишь кровавые ветры кружились, 
долетая с газетных страниц

полыхали усадьбы России
и расправы уже начались,
мужики всюду землю делили,
ширь господских полей-луговин

все надежды уже испарились,
жизнь дороже домов и картин,
тёплым вереснем тихо простились
с их Талашкино милым родным

по аллее проехали длинной,
оставляя их Флёново дни,
школа, Храм, Теремок их любимый,
всё осталось теперь позади 

на пригорке их кони застыли,
попросили возницу остыть,
взгляд последний, слезами омытый
на  кусочек родимой земли ...


Глава XI

В дальний путь эти дни уводили,
неразлучных друзей четверых,
Четвертинская, преданный Лидин,
Лиза Грабкина поездом в Крым

на земле этой древней Тавриды
переждать всё надеялись Вихрь,
что промчался в просторах России,
всё сметая, что есть на пути

за стеной Крымских гор поселились,
домик в Ялте в прибоях морских,
вечерами закаты светились
и в аллеях прекрасных цветы

зиму вешние воды размыли,
что стекали с высокой гряды,
большевистскую власть заменили
на германские всюду полки

гром великой Победы над миром,
флот союзников двинулся в Крым,
к новой власти французско-английской
привыкали скитальцы земли

всё надеждой на лучшее жили,
скоро, дрогнув, уйдут "большаки",
возвратятся в родные равнины,
всё по-прежнему будет у них

от всего здесь оторваны мира,
телеграмм и газет лишены,
снова сердце её защемило
и рука её в письмах дрожит

надвигалась вновь Красная сила,
покидали союзники Крым,
так боялись, чтоб не заразила
большевизмом Россия и их

ветры березня вновь закружились,
Девятнадцатый смуту носил,
в дальний путь они снова пустились,
Севастопольской бухты дымы

на корабль вчетвером погрузились,
говорили: "Дождитесь весны!", 
но их души уже утомились
ждать затишья от Русских стихий

исчезали просторы России 
сизой дымкою крымской вдали,
чайки с криками в небе носились,
дух тревоги, смятенья, тоски

на корме уходившие сбились,
впившись взглядами в кромку земли,
чьи-то плачи, рыдания вились,
там осталась их лучшая жизнь

навсегда они с ней распростились,
где метания, поиски, смысл,
впереди лишь просторы морские,
неизвестность и древний Париж ...


Глава XII

Берег Франции солнечно-дивный,
где так много недель провели
в той далёкой исчезнувшей жизни,
как ночного причала огни

Бонапарта здесь путь повторили,
от Лазурного прямо в Париж,
после прошлых триумфов в столице
воскрешая их яркую жизнь

всё осталось в далёкой России,
мастерские, музей старины,
её встречи и судьбы людские,
состояние, чтобы прожить

дом роскошный, что был на Английской
и Талашкино с Флёново их,
все заводы, дома и квартиры
и московский искусства "Родник"

жизнь с нуля начинать приходилось,
расставаясь со всем дорогим,
мастерская княгини в Париже,
драгоценности, Гейнсборо кисть

Вокрессон - двухэтажная вилла
в окруженьи садовых картин,
вчетвером они здесь поселились,
островок среди бурных стихий

звали Малым Талашкино диво,
дух усадьбы былой сохранив,
возродилась гармония жизни,
как кусочек далёкой земли

навещал в Вокрессоне Билибин
с Щекотихиной, помнила кисть,
что во Флёново чудно творила
вместе с Рерихом стены апсид

у себя принимали княгиню,
собирая по средам своих,
цвет ушедшей могучей России,
Зайцев, Бунин, Мозжухин, Куприн

в Вокрессоне Малявина кисти
цвет подсолнухов дивно зажгли, 
Дени Рош привозил свои книги
и "Чураевых" главы лились

собирались скитальцы чужбины,
вспоминая ушедшие дни,
в каждом сердце дыханье России
вольным ветром её луговин

приезжали в усадьбу родные
- Рябушинские с их дочерьми,
Вячеслав с уваженьем великим
навещал, покидая Париж

дни в работе её проходили,
в ней кипела энергии жизнь,
красотой мастерской ювелирной
покоряла весь модный Париж

здесь эмали как прежде творились,
её знанья и труд воплотив,
вдохновенье и опыт старинный 
в этих дивных красотах слились

всё на лучших витринах искрилось
у Картье, Маршака и Ульдри,
проза жизни домой к ней явилась,
образ жизни кормил и поил

мастерство, что годами копилось,
отдавала друзьям молодым,
вышиванье по модным эскизам,
все красоты Билинской руки

связи с Рерихом все сохранились,
его письма, где древний санскрит,
переписка по темам арийским,
корни древние Русской Земли

направляясь к красотам индийским,
дом княгини с женой посетил,
вспоминали их годы былые,
храм во Флёново, мастера кисть

князь Щербатов встречался в Париже
после гибели всех мастерских,
об искусстве беседы и мысли,
вспоминали ушедшую жизнь

столько мыслей её интересных,
реки споров их самых живых,
в ней душевная русскость искрилась
всех суждений столь резких, прямых

столько грусти в княгине таилось,
незаслуженных горьких обид,
всё на сердце её отразилось,
цепь обманов, измен и интриг

очень многие ей изменили,
те, кого поднимала на щит,
возвышаясь, княгиню забыли,
упиваясь величьем своим

подходили к концу дни земные
под звучание вечной весны,
подорвали скитания силы,
успокоилось сердце в груди

но осталось великое имя
на просторах Российской земли,
в её славных делах сохранилось,
обретённой для нас старины ...



Эпилог


Пронеслись над Талашкино годы,
уничтожив творения их,
ничего не осталось от дома,
где кипела пьянящая жизнь

пустота там, где были хоромы
островерхих малютинских крыш,
нет театра, конюшен и школы,
удивительных их мастерских

шелестящие ветрами кроны,
сохранившийся парковый мир,
контур Скрыни из древней породы
и заросшие дичью пруды

возродится Талашкино снова,
будет в красках искусство парить,
будут ехать гостящие толпы,
чтобы Русское чудо узрить

загорятся огни её дома,
интерьеры былой старины,
островерхий малютинский домик
снова двери свои отворит

закипит как когда-то работа
в возрождённых её мастерских,
восхитится планета красотам,
что душа и рука сотворит

возродятся Театра подмостки,
лицедейские образы их,
будут снова здесь Пушкин с Островским,  
Чехов, Гоголь в героях своих

распахнётся крестьянская школа
для грядущих хозяев земли,
балалаечно-струнные волны
заиграют вновь в душах людских

восхитит всех музей пчеловодства,
где как прежде заблещут меды,
зашумят здесь ветвистые кроны
- краски парка и чудо-сады

все пространства, края и народы
дух Талашкино объединит,
возрождённые к жизни красоты
станут центром всей Русской Земли

станут осью духовной природы,
притяжением творческих сил,
Родником всенародным здоровья,
утоляющим жажду души ...



01.11.2015 - 22.01.2016