- Коль, смотри, - друг тряс меня своей, довольно-таки мощной лапой, словно недавно родившегося щенка.
Сам он похож на медведя, мой друг Сеня. На старого, мохнатого, отъевшегося на овсах и ягоде медведя с постоянно блуждающей на хитрой морде загадочной улыбкой и таящимися в уголках глаз смешинками, словно он знал некую тайну, позволяющую посмеиваться над окружающим миром. К слову, я тоже часть этого мира, и потому зачастую не знал: то ли он подшучивает надо мной, то ли всерьез что-то предлагает. Вот и сейчас.
- Чего тебе? Опять хохмишь?
- Да нет, глянь, какая вещичка, - толстый палец уткнулся в книгу, лежащую на отдельно стоящем пюпитре в дальнем углу антикварной лавки.
В неприметный магазинчик мы забрели совершенно случайно. Просто болтались по незнакомому городу, в котором зависали уже вторую неделю - в командировке, чудесным образом свалившейся на наши головы. Нежданная, чистейшей воды удача - попасть посреди зимы в азиатский рай, маленький древний городок, спрятанный у моря. И мы пользовались выпавшей возможностью, исследуя городок улица за улицей.
Книженция, надо сказать, и вправду нашлась знатная. Сеня, как всегда, сумел узреть что-то ценное и необычное вперед меня. У нас с ним давняя игра-спор - кто больше найдет уникумов, в любой области. И он постоянно умудрялся найти что-то необычное - даже в совершенно обыденном, на первый взгляд, переплетении ветвей старого клена, росшего у нашего офиса. И тогда мне, скрепя сердце, приходилось вносить пресловутый "плюс один" в графу его побед.
Так вот, книга оказалась большой. Нет, не так - Большой. Попросту огромной. Не знаю, как ее немалый вес выдерживал хрупкий резной пюпитр, тонкая стойка которого, казалось, звенела от непосильной тяжести.
Обложка книги походила на растянувшееся во все стороны лицо старого шута - такое же морщинистое, такое же размалеванное, такое же загадочное; и несла на себе странную игру хаотично разбросанных красок.
- Кожа, - тихо сказал Сеня, легко коснувшись обложки и поглядывая искоса на антиквара, занятого у входа с молодой женщиной. Та приценивалась к какой-то африканской маске и въедливо выспрашивала у старика про ее качества, словно покупала не атрибут чужого искусства и быта, а привычную для своего разума стиральную машину.
- Нет - правда, кожа, - уже не таясь, Семен нежно провел ладонью по корешку книги. - Мягкая, теплая...
- Ам! - ткнул я его в бок. - Съест! Откроет пасть и съест. Вон видишь, прямо внизу, пасть-то виднеется. Щ-щелк - и оттяпает ручонки, чтобы не трогал без спросу.
- Балда! - рассмеялся он. - Я же говорю, теплая, потрогай. Как задница у младенца, шелковистая... - Сеня резким движением схватил меня за руку и прижал к обложке ладонью. - Да потрогай ты!
Те ощущения невозможно передать. Честное слово, я помню его и теперь: на всю жизнь оно отложилось в глубинах памяти - первое прикосновение к изменившей всю мою жизнь книге. Нет, Сеня явно преуменьшил.
Это оказалось сродни прикосновению - к первой женщине, её волосам и теплой коже, пульсирующей жизненным соком по тонким венам. К той, что ласкал когда-то давно. Я словно окунулся в прошлое, ощутив забытый аромат и дыхание. И её жар. С каждым ударом сердца возрастающий и возрастающий, словно готовящийся к взрыву вулкан таился внутри нее. И шепот, легкий шепот в голове.
Её шепот. "Возьми меня, возьми".
- Ты что, Коль? - толчок в плечо вывел меня из ступора; похоже, я совершенно потерялся во всплывших воспоминаниях, разбуженных кратким прикосновением к книге.
- А? Задумался что-то.
- Ага, задумался. Застыл, пень пнем, словно увидел чего.
Я усмехнулся.
- Нет, не увидел. Вспомнилось вдруг... Занятная книжонка, занятная, - задумчиво продолжил я. - Непонятное ощущение какое-то, словно... Не знаю, словами не получается.
- Да брось ты, кожа и кожа, но выделка необычная, согласен.
Тут нас заметил хозяин, наконец-то избавившийся от клиентки, ставшей счастливой обладательницей старой деревяшки, несущей на себе мудрость веков. Приобретенную мудрость, правда, источили древесные жуки, но в глазах покупательницы, несомненно, это служило признаком сакральной ценности, тем, что позволит томно вздыхать перед гостями, указывая на эти самые "следы древности". С видимым облегчением хозяин закрыл за дамой дверь, согнувшись вслед в вежливом полупоклоне, и засеменил к нам.
Я с интересом рассматривал представшего перед нами человечка. Он словно перенесся в эту лавчонку из какой-то неведомой седой эпохи. То ли китаец, то ли индус, настолько старый, что лицо уже не несло на себе никаких признаков национальности. Его покрывали морщины, не хуже грецкого ореха, и лишь в узких прищуренных глазах билась жизненная сила - неожиданно ярким и живым блеском, не ожидаемым от столь старого человека, словно искры плясали в глубине черных глаз, смотрящих на нас с немым вопросом.
"Китаец" - все-таки решил я для себя, разглядев подробно наряд и косичку, седым пучком болтающуюся за плечами.
- Господа имеют вопрос? - неожиданно глубоким голосом спросил он. - Что-то конкретно Вас заинтересовать?
- Д-д-да... - с запинкой ответил я, опередив обычно бойкого на язык Сеню. - Да, заинтересовало, знаете ли... Что это за книга?
Хозяин не спешил отвечать, разглядывая нас с каким-то непонятным интересом, словно удивляясь самому факту нашего присутствия в этом темном уголке, у этой самой книги, с такими вот глупыми вопросами. Он всматривался прямо в глаза - не бегая взглядом по лицу, а степенно изучая, буравя черными дырами зрачков, проникая внутрь и оценивая увиденное. И, наконец, соизволил ответить:
- Да, книга эта очень древний. Никто не знать, сколько древний.
- Но ведь что-то же о ней известно? Автор, возраст? И что это - кожа? Чья?
- Это неизвестно никому, молодой человеки, возраст ее уходит во тьма веков - туда, где правили боги. А это кожа, да... Но чья она - нет, никто не знать, нет такого зверя у нас на Земля.
И тут Сеня захохотал, не выдержав торжественности. А это выглядело очень интересно, всегда - представьте себе трясущегося, словно в лихорадке, медведя. Мотающего головой и оглашающего окрестности веселым звонким смехом косолапого - вот, это как раз и есть портрет моего смеющегося друга.
- Уважаемый, да какие боги? Вы о чем, мы же не дети и не та мадам, которой можно впарить любую безделицу. Давайте по сути уже - что это такое? Ну, расскажи, не томи.
- Не верите вы мне, молоды еще, - прошелестел в ответ владелец лавки. - Эта книга попадать мой древний предок очень, очень давно, я даже не знаю, как вам сказать, но это событие записано в нашей семейной книге, и быть это на заре веков, когда император еще не повелеть построить великий стена, и обстоятельства того, как она стать нашим достоянием, скрыты, книга не донесла их... Но в книги других семей сказано, что быть события страшные и ужасные, и что мой предок дорого заплатить за нее.
- Да уж, рекламировать ты умеешь, старче, - Сеню продолжало нести. - Что просишь-то за "ценность" свою, в "неведомой коже"? - Он едким голосом выделил слова, поддевая хозяина, и насмешка явно задела китайца, несмотря на внешнюю невозмутимость.
- Не продаваться, реликвия семьи.
- Да что ты говоришь, а зачем она тогда здесь? У тебя здесь музей? Кунсткамера? Или я чего-то не понимаю? Ты ведь антиквар, а это магазин, здесь торговый зал, и значит, она продается, что ты пургу-то несешь. Сколько?!
- Не продаваться. - Старик уперся, и вести разговор в таком русле дальше не имело смысла, поэтому я пихнул друга в бок и шикнул, чтобы он прекращал этот цирк.
И я открыл книгу. Без всяких усилий перевернув массивную пластину обложки, я уставился на открывшееся зрелище, на месиво цветных пятен, подобных тем, что украшали обложку, но каких-то других, подчиненных определенному порядку.
Я вглядывался в представший хаос красок и не мог понять, что же это такое, зачем кто-то создал такую несуразицу - разноцветную бессмысленную мазню на листах хрупкой бумаги, шуршащей под моими пальцами. Но, странным образом, этот калейдоскоп увлекал, погружал куда-то внутрь, в глубину, что скрывалась за беспечным смешением мазков и линий. А потом картинка вдруг дрогнула и растеклась передо мной объемом, открыв странный ландшафт с резным портиком посередине. И на ступеньках его восседало нечто непонятно-огромное.
- Коль, что там? Ну-ка, дай гляну, - Сеня бесцеремонно выдернул меня из второго за этот необычный день выпадения из реальности, бесцеремонно отпихнув от книги. - Ничего себе, ха-ха-х... - он всмотрелся в книгу, окаменев лицом. - Старик, да это же обычное стерео, что ты нам сказки-то рассказываешь? Мы тебе что - папуасы? Халтуры не видели, а? Хозяин! - голос набирал силу.
Семен не хотел ссориться, а просто наслаждался положением разгадавшего загадку игрока, поймавшего, к тому же, раздающего на шулерском приеме.
А я в этот момент смотрел на старого китайца, и не мог понять - что не так. Узкие глаза вдруг расширились и с неверием смотрели на нас; открытый рот явно что-то пытался выдавить, оформить словами. Но что-то случилось со связками, и старик стоял, немо глядя на нас и мелко тряся рукой, тянущейся к книге. Блеск, поразивший меня в начале нашего "знакомства" куда-то стремительно сбежал из глаз, оставив после себя разливающийся пепел страха, который сметал все вокруг плотной, буквально осязаемой, волной ужаса.
С хриплым криком, больше похожим на клекот, хозяин лавки все же дотянулся до книги и захлопнул ее, чем чуть не породил волну падений всякой мелочевки вокруг пюпитра.
- Моя не прадавать, магазин закрыт, уходите, я просить вас, - акцент резко прорезался в испуганном голосе, заметавшемся между полками магазина подобно испуганному нетопырю под солнечными лучами. - Уходите, я вас умолять, уходите-е-е-е, - он едва не рыдал, маленький осколок древности, затерявшийся в своих столь же древних вещах.
И мы ушли. А по дороге в отель долго препирались о том, что же произошло в лавке. Сеня впал в скептический настрой и смеялся над половиной моих высказываний, заявив непререкаемо: книга эта - дурь для туристов, замануха для лохов, и в нее вшиты обычные стерео-картинки. Я попросил объяснить, что такое "стерео", сумев не на шутку удивить друга.
- Нет, ну ты даешь. Ты что - серьезно, ни разу не видел? - недоверчиво спросил он, прищуривая глаза, словно я внезапно нашел нечто, резко изменившее баланс нашего рейтинга в соревновании "открытий".
- Не-а, я же не королевская библиотека, чтобы все знать, - привычная отговорка вызвала у товарища легкую улыбку.
- Сейчас до компа доберемся, и покажу. Это просто. Качну парочку картинок, там и разберемся, по быстрому.
Это оказалось и на самом деле быстро и просто.
Мы пришли в отель, и Сеня сразу включил ноутбук. Поколдовал с полчаса, и позвал меня к столу, на котором возлежал его серебристый любимец.
- В общем, вот. Смотри, - жестом кудесника, от которого так и ждешь магического "престо-маджесто", он крутанул ноутбук экраном ко мне. На дисплее застыла картинка - помесь монотонных пятен, отдаленно похожая на недавно увиденную у антиквара.
- Смотри в нее. Только не на саму картинку, а как бы сквозь. Расфокусируй взгляд и гляди,- я замер, следуя советам. Уставившись в стекло экрана и ничего не понимая.
Я долго смотрел в экран и ничего не видел кроме пятен, - ничего похожего на объемную картину, представшую пред моим взором в лавке старого китайца, ни-че-го.
Потом Сеня, негодующе чертыхаясь, оставил комнату на минутку. Как выяснилось - чтобы прикатить кресло из кухни. Усадил в это кресло меня, а сам встал за спиной, припав подобно змею-искусителю к плечам и нашептывая на ухо:
- Расслабься, Коль. Расслабься... Смотри во-о-он туда, не на картинку, а в прорехи между пятнами, смотри, смотри, смотри-и-и-и-и... - монотонный, тихий голос друга гипнотически уволакивал куда-то в забытье, и взгляд мой потек, засыпая...
И тут я поймал, поймал момент разбегания цветной каши в объемную картину, которая оказалась вовсе не хаосом пятен - нет, я словно вглядывался в голограмму, которые здесь продавались на каждом углу. Будто передо мной мерцало впаянное в стекло мгновение замершего мира. Понимание, как это делается, пришло и не отпускало - следующие картины, неспешно сменяющие друг друга на мониторе, уже не напрягали. Взор, единожды поймав иную точку зрения, видел всё, что таилось за цветной неразберихой, безо всяких усилий, лишь нарастало жжение в уголках глаз.
- Все, хватит. Глаза сломаешь, - резко захлопнул ноутбук Сеня. - С непривычки тяжело, я знаю... Жжет, и слезятся потом, не напрягайся, друже... Увидел же? Вижу, что да. Ты, прям-таки, залез туда, - усмехнулся он.
- Угу, - устало буркнул я. Глаза словно закидало горящими углями, и неудержимо потянуло в сон. - Я что-то спать хочу, часок не тревожь, а? Хорошо?
Провожаемый сочувственным взглядом друга, я, как был, не снимая одежды, еле добрел до дивана. И рухнул срубленным дубом, всей массой вдавившись в подушки.
Снилась какая-то чушь. Меня втягивало в разверстую пасть воронки, стенки которой составляли те самые пятна, что располагались на страницах старинной книги. Они извивались и переползали с места на место, как жирные черви. Не желая срываться в бесстрастной круговерти и падать внутрь провала. Возможно, пятна эти - сама воронка? Я не знал - ведь я спал.
Чувство падения стало осязаемым - я будто падал с высоты, в неведомую глубину. Забытое чувство детских кошмаров, когда падаешь в никуда, выплыло из глубин разума и мобилизовало, внезапно превратив падение в управляемый полет - я летел, летел вглубь, между этих червивых стен. И там, в открывающейся мне глубине, постепенно вырисовывалась виденная днем картина: невысокий портик и фигура, неподвижно сидящая на краю ступенек.
А потом сон прервался... Внезапно, словно кто-то отключил электроэнергию в кинозале, погрузив всё в кромешную тьму.
Я проснулся. За окном - явно не день, солнца уже не видно. Хотя... Включил телевизор: пробежавшись по каналам, удостоверился, что за окном тлело все же утро, а не вечер, как подумалось спросонку. Я проспал полдня и всю ночь. И, судя по затекшим рукам и ногам, даже не пошевелился ни разу в поисках удобной позы, что для меня, упертого неженки, достаточно-таки необычно.
А потом вспомнился сон.
- Сеня, - крикнул я. - Се-е-е-нь, какого черта ты меня не разбудил? Семё-о-о-н. - Я позвал друга еще раз-другой, пока не понял, что в комнатах его нет.
Устало взгромоздив себя на ноги, я дотащился до ванной, где под тугими струями контрастного душа смог несколько прийти в себя. Уже под финал потоком ледяной воды довел кожу до посинения, а организм - до кондиции зайчика-энерджайзера. Растираясь полотенцем, побродил по комнатам, затем нарубил легкий салат из зелени и фетаки и позавтракал не спеша, наблюдая за тем, как Солнце ползло и ползло в зенит, занимая свое привычное место на небосводе.
Семен не появлялся. И это удивляло, ведь мы расписывали наше времяпровождение буквально по часам, пользуясь доставшейся возможностью повидать мир. Потом внимание привлек ноутбук, так и лежащий посреди стола - там же, где я приклеился к нему вчера, погружаясь в новое знание.
Компьютер помигивал призывно маленьким зеленым глазком, показывая готовность продолжить общение, и, недолго думая, я прошествовал к нему и откинул крышку. Экран моргнул и высветил картину, виденную вчера в магазине. Видно, Сеня вечером продолжил изыскания и нашел ее где-то, оставив на экране, желая поразить или подколоть...
"Плюс один, - усмехнулся я. - Зар-р-раза".
А потом расслабился и посмотрел, как учил Сеня. И снова мир размазался вокруг, а экран потянул внутрь, являя начинающую уже надоедать картину древнего мира. Только что-то шло не так - я словно смотрел на изображение изображения. Бледная тень отражения на воде, игра света на полотнище тумана... Туман. Пятна. Портик... А потом я увидел нечто, что взорвало мой мозг. Я увидел Сенину бейсболку, это явно была она; этого не могло быть, но это была она - цветная с обрезанным задником кепи, лежащая на ступенях у портика.
В лавке старого антиквара я оказался спустя короткий миг. Как я туда бежал - не помню. Память сохранила лишь мелькающие отрывочно стоп-кадры разбрасываемых по дороге людей, вещей, колясок... Где-то я умудрился стать причиной аварии - но это был не я, нет... Когда я увидел нереальную картину, то был уже в лавке, просто тело еще не успело туда добежать, но исправило положение очень быстро.
И вот он я - словно загнанный конь, задыхаясь, стою перед старым китайцем и пытаюсь заговорить с ним, настойчиво заглядывая в глаза, таящиеся на старом лице. В глаза, которые снова наполнены блеском и жизненной силой. И он смотрит на меня без вчерашнего страха - узнав что-то или смирившись с чем-то? - я не знаю, но понимаю в этот миг лишь, что теперь он выше в нашем противостоянии.
- Что... что это за книга? - голос хрипит, но повинуется. - Что это за чертова книга?! - Несмотря на одышку, я срываюсь на крик, и это признак, что мой предел совсем близко.
- Это око дракона, человек, - будничным тоном произносит хозяин лавки, цепко удерживая меня взглядом. - Око дракона, которое никто не мог открыть. Давно... очень давно... Мой предок, тот, который принес его в семью, был одним из тех, кто видел его взор... Он пропал тогда... Я не знаю - как и почему он выбрал вас, почему ты смог его открыть, и почему ты еще в этом мире - мире людей. Его взгляд затягивает в себя, и ты становишься частью его мира, человек, - голос китайца тихо шелестел в сумраке этого выпавшего из реальности куска мира, где-то в глубине сознания поражая меня чистотой выговора, столь невероятной после вчерашнего лепета. - Многие даже живут там, в том мире. Мире дракона.
- Я... я, мой друг нашел на компьютере картинку из этой книги. Он пропал... Я увидел его вещи внутри картины... Это чертовщина какая-то!
- О, - задумчиво роняет старик. - Друг. Это не совсем обычно, человек. Тебе повезло остаться здесь, в этом мире, но он теперь там. Может, вместо тебя. Кто же знал, что и он тоже успел взглянуть в око?
И я срываюсь:
- Ты! Ты! Ты знал, старый пень, ты вчера уже знал, знал все и не сказал мне, нам, ни слова, ни грамма информации, что мы влезли в твою долбанную семейную сказку, в чертов глаз какого-то там дракона, которых не бывает на свете, не бывает... Не бывает!
- Она не должна была открыться, - печально произносит китаец.- Этого не должно, не могло произойти, понимаешь, белый человек? Ты - чужой, чужак для нашего мира и народа. Не понимаю, почему око выбрало тебя, и почему потом забрало твоего друга через тень, отбрасываемую в этот мир.
И я с удивлением обнаруживаю вдруг, что сжимаю тощую шею старика, изо рта которого вырываются хрип и клекот, похожие на карканье старого дряхлого ворона, сдыхающего на своей куче мусора, а тонкие морщинистые руки скребут вокруг в тщетной попытке найти хоть каплю воздуха для разрывающихся от недостатка кислорода легких.
- Будь ты проклят, старик, - кричу я в закатывающиеся глаза. А в них внезапно раскрывается картина, мучавшая меня во сне - мутный смерч, затягивающий взор и меня самого со всем миром в придачу.
И тут стойка пюпитра, наконец-то, не выдерживает многовекового издевательства и ломается. Может, это боги, свысока взглянув на нас, решают внести свою лепту - как бы то ни было, но пюпитр трескается, и, словно в замедленном фильме, книга летит на пол.
Огромная книга, нереально легким, порхающим движением мятущегося мотылька ложится на пол и раскрывается от удара, слегка шевельнув при этом гривой страниц. Хотя, это уже не страницы, нет - из книги вытекает призрачный змей, китайский дракон с жемчужными усами на веселящейся морде. И глаза змея похожи на омуты вращающейся бездны, словно мир взбесился и решил поселиться в них... Вытекает, вытекает... И вот безумные глаза заполонили всё вокруг и стали моим миром, раздирая сознание чуждыми мыслями и совершенно иным течением времени.
Где-то далеко верещит старик, вновь вернувшись к своему птичьему языку. Мир тает. Шум, топот, крики... Все уходит во тьму.
Теперь я живу на берегу моря, в легкой хижине, сплетенной для меня тонкими ловкими руками соплеменников старика.
Они почитают меня. Вернее, не меня, а свою священную, вдруг ожившую во мне книгу. Маленькие туземцы приходят изредка, обращаясь с вопросами, суть которых я плохо понимаю, но отвечаю. Отвечаю чуждым, но таким родным голосом пропавшего друга. Слова идут откуда-то из разверзшейся во мне глубины, не неся ничего понятного для меня. Но не для них.
Я вижу по их лицам, что ответы понятны, а голос ввергает в трепет. Что ж, пусть так. Хоть так мой друг еще жив для меня.
Я люблю смотреть на небо и море, ведь на них нет картин, расплывающихся под моим взором окном в другой мир. Я думаю: что же произойдет, если я решу лишить себя зрения или жизни? Позволит ли он сделать это, старый змей?