У Наташи под левой грудью была родинка, очень аккуратная кругленькая приятной сливочно-кофейной расцветки, что очень выгодно смотрелось на фоне её смуглой кожи. Впрочем, почему была? Она и сейчас там где ёй и положено быть, под левой Наташиной грудью. Мужской пол, во всяком случае, те его представители, которым посчастливилось хоть единожды лицезреть эту замечательную родинку были от неё в восторге, как и от всей Наташи в целом.
Конечно, то была не единственная её родинка, например, на пояснице над самым копчиком цвела целая звёздная россыпь. И один восторженный астроном, в экстазе поводя трясущейся пятернёй по спине Наташи, и раскачивая её в безудержном натиске, осипшим голосом прошептал:
-Божественно! Это Волосы Вероники!
Наташа хотела похвалить, но от игры в телескопы закусила себе щёку.
Только толи астроном был ненастоящим, толи в движении он не смог как следует рассмотреть, а Волосы Вероники на поверку оказались банальным созвездием Рака. И не смотря на всю прелесть этого зодиакального символа, он не шел, ни в какое сравнение с той чудесной родинкой под левой грудью кудесницы.
Один Ромео даже посветил родинке стихи, за что и был многократно и пылко вознаграждён. Стихи вышли скверные, но сам факт их сложения очень польстил Наташе. Вот они.
Твоя родинка ярче агата,
Как Меркурий мне весть принесёт!
Ты одна моя милая Ната,
Можешь дать мне, когда повезёт!
И дальше ещё двадцать пять четверостиший, таких же бездарных и вялых, что в общем как уже было сказано, никак не отразилось на последующей цепи событий.
Мужчин у Наташи было не то чтобы много, но и немало. По-совести Наташа никогда не была одинока, а один раз даже имела несчастье именоваться законной супругой. Только замужество быстро наскучило выдумщице и хохотушке, и она с лёгким сердцем и пламенным приветом в придачу покинула так и не ставшую ей родной семейную гавань и отправилась в свободное плавание по бурным житейским водам под командой нового умудрённого опытом капитана.
Были, конечно, короткие моменты затишья, но настолько непродолжительные, что в расчёт их можно не брать вовсе. Притом Наташа была девушка выдержанных жизненных позиций, которые диктовали ей приверженность к кондовым личным отношениям, и никаких ветреностей на стороне при постоянном мужчине она себе не позволяла, разве что иногда, но это как вы, наверное, уже поняли единственно от романтической наклонности самой натуры, а вовсе не развратности.
Вы спросите, а причём тут родинка? В самом деле, причём, когда проснулась Наташа с дикой разрывающей череп болью скомканной памятью и тяжестью на сердце. Тихонько вздохнув, Наташа в полной мере ощутила все прелести тяжелейшего похмелья. Беда-а! - попыталась сказать девушка, и ничего у неё не получилось, лишь язык как у удавленницы вывалился наружу, и она ещё долгое время пыталась заглотить его обратно.
Родинка, родинка-то тут причём! Снова спросите вы. Не торопитесь всё по порядку.
Справившись с языком, Наташа сообразила, что вчера сильно перебрала. И тяжесть на сердце от этого осознания заметно усилилась и вроде бы даже материализовалась и вроде бы даже стала прискуливать и прихрапывать. Наташа, закатив один глаз, и насколько могла, широко распахнув остатний, приподняла голову и обомлела. Нечто огромное и смолянисто-чёрное покоилось на её диафрагме, уткнув свой тёплый и влажный шумно-сопящий нос прямо в прелестную Наташину родинку.
Вот оно!
Родинка!
Правая чашечка лифчика сидела, как и следует на груди, а левая скомкана и задрана кверху, обнажив поникший и сморщившийся сосок, обрамлённый тремя не выдранными волосинками. Незнакомец зарылся лицом между персей, и рассмотреть его лица Наташа не могла. К тому же она чувствовала, как густая слюна мужчины текла по рёбрам и густо промочила простыню под лопаткой.
Со стоном откинувшись обратно на подушку, Наташа попыталась вспомнить или хотя бы представить, как такое могло с ней произойти, и ничего путнего не придумав, прошептала:
-Ну и блядина же ты Наташенька, какого кобеля оприходывала.
Между тем пробуждающийся рассудок предложил самый простой и логичный шаг, проследить по возможности, разумеется, весь вчерашний день поэтапно.
Первое что пришло на ум это шумное бессвязное дезорганизованное мучительное утреннее приготовление к Анькиному дню рождения. Платье, купленное накануне, и так ей шедшее ещё вчера не сидело, натирало (под ним почему-то стало чесаться и всё покраснело) и абсолютно не шло. Бижутерия старательно подобранная смотрелась как на пошлой рыночной торговке. Цвет волос не устраивал. А живот выпирал кошмарным бурдюком как у беременной кобылы. И прыщик! Кошмар! На подбородке! Придётся весь вечер сидеть, склонив голову! А ведь теперь как раз тот редкий промежуток межсезонья, (ну, когда не климатило), она так рассчитывала произвести впечатление! Открыто смеяться и запрокидывать голову. Ведь у неё такая красивая шея! И ключицы. Трагедия несоизмеримая с сюжетами У. Шекспира!
Вот оно!!!
Первый фужер шампанского был выпит с горя, второй со спокойной душой. Третий фужер опрокинут со светлым чувством поющей струны в сердце и радости от этого неожиданного приключения, вдруг свалившегося, на сей тревожно бьющийся и болтающийся как на подтяжках животворный орган. Поскольку мелочными оказались давешние переживания. И платьишко если оправиться и кокетливо изогнуться очень мило, чесотка выдумка и блеф от нежелания оказаться хуже чем есть, а то что есть очень даже ничего, и нет никакого живота, а то самое воспетое Тарантино пузико, и украшения как нельзя, кстати, и прыщик совсем крохотный, всего один взмах бархаткой и нет его.
-И ВААЩЕ, Я САМАЯ ОБ-БЛЯ-ЯТЕЛЬНАЯ И ПРРИ-ИК-ИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ!
Последнее было сказано вслух перед зеркалом в полном облачении. Ещё Наташа вспомнила, как она после этих слов спустила бретельки платья вниз, и оно упало на пол. Выйдя из алого круга шелка двадцати-восьми летняя женщина, выглядящая значительно моложе своих лет (ну, дать ей можно было двадцать семь с половиной, не больше) стала соблазнительно покачиваться, поглаживая себя по бокам. Затем она сорвала с себя бюстгальтер и, раскрутив его над головой, как ковбой лассо закинула на хрустальный плафон люстры. Грубо задрала титьку и, смочив мизинец во рту, провела мокрой мягкой кошачьей подушечкой пальца по коричневым бугоркам вокруг соска, потрогала родинку и....
Лакуна.
Наташа поёрзала под неожиданным кавалером, попыталась высвободиться, но этот примат вместо того чтобы сказать: Здравствуйте, спасибо за волшебную ночь, и всего доброго, я доберусь до дома сам. Закинул на нежную девушку в грубой форме одну нижнюю конечность и одну верхнюю поцарапав ногтями и без того истерзанное создание призванное творцом с одной целью: дарить радость и улыбки всем кто на то охоч.
Далее.
Были и самые лучшие пожелания из серии празднично-открыточной полиграфии, и поцелуи в напудренные щёчки и поцелуи в щёчки только что выбритые и щедро орошенные аддидасовским автер-шейком. Было восторженное потрошение под аплодисменты и вспышки фотокамер, разнокалиберных коробок обёрнутых цветной бумагой в цветочек в горошек в крапинку.... И шампанское....
Лакуна.
Далее.
Заплаканное Анино лицо. Она сама (Наташа-ай) склонилась с борта ванной, и, поддерживая на своём уровне измазанную тушью и соплями мордашку именинницы и уравновешивая на стульчаке унитаза её же задницу, пыталась рассказать ей какая она (Анна-я) милая и аппетитная, и, что она сама бы её съела, и что этот козёл только муха на стекле, его пальцем прижать, чтобы говно наружу....
Неприятный привкус. Откуда-то разводы крови на фаянсе сливного бочка, и её собственное отражение в еле колеблющейся глади стока.... И лёгкое поглаживание по ушибленной макушке. Как она могла ударить макушку....
Лакуна.
Наташа попыталась пошевелиться, но мужчина оказался просто неподъёмен...
Да-а-альше.
Аня вытирает ей под носом мокрой тряпкой...полотенцем. Её снова стошнило. Холодная струя. Причёска и макияж - испорчены. Аня сушит ей волосы и укладывает феном.... Стоит жуткий шум, они обе смеются. В двери стучат и зовут к себе. Наташа неожиданно проводит кончиками пальцев по шее подруги, та вздрагивает и со второго раза попадает языком...
Лакуна.
Артур вполне ничего себе....
Неужели это он теперь рядом, на мне, и чё-ё-ё-ёрт! Это же целая история! Даже голова прошла, бли-и-ин! Она попыталась отвлечься посторонним воспоминанием и опять не смогла вспомнить вводила противозачаточный суппозиторий, или нет.... Вставляла или нет?
Вроде нет...
или да...
или нет!??
Мужчина поворочался на Наташе и снова пустил слюну.
Далее.
Танцы, танцы...
Пение хором с телевизором в полном одиночестве. Пришёл Артур. Он сел напротив и мечтательно заглядывается в глаза. Его широкие ладони почти целиком обхватывают колени. Она, заигрывая, высвобождается и рисует пальчиками перед его носом сердечко. Отображает каждое слово определённым жестом как сурдопереводчик и тут совершает страшное, признаётся....
Наташа похолодела под тёплым тяжёлым телом неопознанного до сих пор ухажёра и.... неужели призналась!
Далее.
Призналась!
Дура!
Дура!
Дура!
Наташа беззвучно без слёз заплакала и как маленький, нашаливший детёнок, попросила:
-Хочу пи-и-ить!
И тут же перед ней возникла протянутая рука со стаканом воды, и странно знакомый голос сказал:
-Пей!
-Ты чего такой грубый! - Сказала Наташа, приняла воду, не поблагодарила и испугалась ещё больше, чем была напугана прежде, и шальная мысль промелькнула и погасла как непозволительная. Неужели с двумя! Интересно по очереди или сразу? Нет неинтересно. Её снова затошнило. Обливаясь она напилась и отдала стакан обратно.
-Спасибо!
-Ага. - Ответил второй.
Далее
Артур шарился по коленям как петеушник, подхаркивал и подкукарекавал или подкукаркывал или ещё как.... А она, а что она, она по-прежнему.... Да что, ты мне скажешь.... А ведь он что-то говорил, и вот сука что-то делал, а что именно убей.... Не помнила одним словом Наташа, что она с кем делала...
Она почувствовала себя грязной, и тут остро как приступ её прихватило воспоминание. Очерченное ярким цветом воспоминание... Красным цветом.
Всё что происходило в тот чужой день рождения, было одной дымкой. Дымкой красного....
Лакуна.
Далее.
Такси и она как-то разбезабразничалась очень мило и легко. И таксист предложил помочь подняться. И таксиста звали Рустам, и был он как раз чёрный. Она отказалась. Она точно отказалась. Ёлки! У подъезда стоял этот вечный приставала, бывший муж. Козёл! Пронеслось в голове нашей стрекозы. Ну, этот точно на него не похож! И она одним пальцем потыкала в голову надоедливого кавалера. Одновременно думая как избавиться и от второго.
Жестокая явь.
Тот, который был на кухне, сказал:
-Завтрак готов!
А голос всё-таки знакомый, значит и второй Рустам. Как быть с таксистами Наташа не знала и потому предложила ему заплатить. Она сказала:
-Сто рублей.
Рустам потянулся, хлопнул челюстями и уткнулся в прежнюю точку.
-Не буду торговаться пятьсот! - Сказала Наташа и впервые за утро ощутила себя выше, и попыталась стряхнуть грязного мудака со своей груди.
-Завтрак готов! - Донеслось во второй раз с кухни.
-Пошёл в жопу! - Сказала Наташа и лягнула наглеца в ребро.
Мужчина по-бабьи взвизгнул, открыл ближайший глаз, радостно им сверкнул, гавкнул и принялся вылизывать Наташе лицо. Она сначала засомневалась, но очень быстро узнала СВОЕГО ЛЮБИМОГО БЕСПОРОДНОГО ЧЁРНОГО ПСА! Доставшегося после развода мужу.
-Барсик! - Закричала она.
-Джек! - Поправил её бывший муж, входя в комнату с тарелкой вкусно пахнущей яичницы и чашкой кофе, без подноса, а просто так на вытянутых руках.
Джек-Барсик обошёл их кругом, тяжело вздохнул, съел с тарелки яичницу, и обнюхал знакомые со щенячества углы. Его как-то потянуло в сон и на скандал одновременно. Пёс решил быть мудрее и не ввязываться в общую склоку.
Пусть разбираются сами.
Хотя ему нравилось, когда его чесали за ухом они оба. Он встал на задние лапы и посмотрел в окно на заходящее в морозной дымке зимнее солнце. Оно было красивого сливочно-кофейного отлива и приятно контрастировало на общем фоне. Пёс гавкнул. Его не заметили. Они всё спорили. Он устал ждать, когда будет нужен. Проскулил. Положил свою брыластую морду на вытянутые лапы, и долго смотрел, как садится солнце, похожее на родинку, в которую он только что, уткнувшись носом, спал.