Обнаженный Лучезаров лежал в весенней траве уткнув нос в бугор Венеры своей подруги, покрытый медно-рыже-красной кучерявой растительностью. Был май, и запах сочащейся пещеры слоисто смешивался со щемящими душу запахами бледно-зелёной слабой травы и каких-то мелких жёлтых, розовых и голубых цветочков. Почти идеально белый, округлый зад с розовато-коричневым запретным входом, покоился на его синей джинсовой куртке фирмы Wrangler \по-русски: ковбой, спорщик, крикун. Wrangle - пасти стада верхом\.
Лучезаров хотел её всегда, но в этот майский тёплый полдень его охватила уютная истома с подкладкой из лени - редкого элемента в его Psyche, и он сомневался в реальности своего вожделения. Спрашивать же её было бессмысленно, она хотела только, когда хотел он и откликалась неторопливо, медленно раскачивалась, раскочегаривалась, раскорячивалась под его ласками. Кончала она со стонами, криками, обильной пузырящейся слизью, брызгами мочи, редко - пуками. Нет, слишком жарко для плотской любви - решил Лучезаров и его гармоническое единство с природой и белым телом подруги на мгновение омрачилось мыслью о ненавистных клещах, начинающихся охотиться за горячей кровью людей и других теплокровных обитателей леса именно в это время года. Он продолжал разглядывать один единственный волос на лобке. Этот волос чем-то отличался от остальных, выбивался из дружной рыжей заросли, которая задорным Суворовским хохолком закручивалась вверх над самым клитором. Этот волос был длинее всех остальных, рос как-то вбок, был ещё более яростно-медный по цвету и завивался идеальной галактической спиралью. Но определить направление движения спирали было затруднительно: волос поворачивался вокруг своей оси, как на одной ноге, и спираль оказывалась в движении то по, то против часовой стрелки.
Волосы живые существа \помните у Хлебникова?\, у них свой срок жизни, приказ о рождении и смерти записан арабскими цифрами в генах. Большинство женщин начинают терять волосы на лобке лет с пятидесяти-шестидесяти и заканчивают свой земной путь с голым бугром Венеры, почти как девочки, только всё это сморщено, почти отвратительно, окружено погибающими складками кожи. Только такой исследователь глубин и высот жизни, как Лучезаров, мог с трепетом фотографировать эти жалкие в своей полунаготе пипки, на больших губах которых волосы держатся почти до самого конца. Правда, не он один, теперь выходят разные книги, есть и со столетними старушками и старичками. Разглядывая эти мощи и уже нездешние, потусторонние глаза, Лучезаров содрогался от невыразимого комплекса чувств и утверждался в намерении делать автопортреты до самой гробой доски.
Эти заросли внизу живота! Они переходили даже на внутренние стороны ляжек, чего подруга немного стеснялась на пляже или в бассейне, но не смели забираться выше верхней складки бугра Венеры и живот оставался девственно чистым, белым с желтоватым отливом слоновой кости или свежего сливочного масла. \На описание пупка - этого центра вселенной, райской отметины, точки медитации, восторга и просветления у автора просто нет слов и выражений, как-нибудь позже попытаюсь выразить невыразимое\. Лучезаров уткнул свой нос в рыжую шерсть, волосы кланялись и выпрямлялись от его дыхания. К привычному солоноватому запаху лона примешивался столь же привычный запах шампуня, а эти запахи, в свою очередь, заключал в круг запах луга. Его корень жизни зашевелился и встал, но жара и лень вновь положили его на бок и он стал морщиться вместе с мошонкой подобно улитке, только без блеска её слизи. Нет, сегодня в поле не до ебли, отлижим на вечер - повторил про себя Лучезаров, ухватил большим и указательным польцами занимавший его огненный волос и резко дёрнул. Кажется, что можно было расслышать, как толстая белая луковица волоса неохотно, с телесным скрипом, вылезла из-под кожи лобка. Подруга, с задержкой в несколько секунд, поинтересовалась - какой хуйнёй он там занимается и делает ей больно. Эта её физическая нечувствительность всегда удивляла Лучезарова. Она не была грубой кобылой, могла замечать тонкие духовные движения, как свои, так и чужие, но боль воспринимала как динозавр, которому допотопная мышка успевала отгрызть хвост прежде, чем сигнал боли от хвоста доходил до грецкого ореха мозга и динозавр топал лапой по пустому месту. Мухи всегда спокойно разгуливали по её телу, она их не чувствовала.
Лучезаров спрятал радужно светящийся под солнцем волос в бумажник, с трудом выдернув его из кармана куртки придавленной белой, ленивой роскошью её зада. Он объяснил ей, что вырвал волос на память, вдруг они они когда-нибудь расстанутся. Какая нелепая невероятность - подумали они одновременно и именно этими словами. Лучезаров знал, что всё имеющее начало придёт к своему концу. Она, как женщина, об этом не думала и конец её интересовал один - его, стоящий или пусть даже висящий между ног. Её интерес к высоким спекуляциям был равен интересу волчицы к зелёным листьям салата или оранжево-красной моркови.
Четвёртая Мировая война раскидала их по разным континетам. Победителя не было. Земля, воздух и вода были отравлены - подыхали все. Интернет был вырван с корнем младоантиглобалистами, а почта не функционировала, боялись остатков биологической, химической и радиоактивной заразы витающей по миру. Силиконовая долина и другие центры производства электроники на Земле, были разгромлены авиацией и стратегическими ракетами всё тех же младоантиглобалистов. Деньги прекратили хождение на Земле.
Прошло тридцать три года и три месяца с того майского полдня на лугу. Был август. Лучезаров замерзал, сидя почти точно на экваторе в Центральной Африке. В полиэтиленовом пакетике с герметической застёжкой, у него хранился тот самый рыжий волос. Вероятно, в луковице волоса ещё жила генетическая информации о его подруге... Волос был также идеально закручен в спираль, его конец бесконечно утончался, как в лучших кистях для живописи, где волос или щетину не обрезают, а подбирают один к одному. Лучезаров вынул волос из пакетика и поднёс его к свету. Волос больше не светился радужным спектром, свет был иной. Умирало солнце, превращаясь в Красного гиганта. Хвалёная наука прохлопала хлебалом и в этот раз - конец света наступал раньше намеченного срока.
Лучезаров спрятал волос обратно в пакетик, взял том Брокгауза, открыл на слове "Волос" и прочитал: "Волос человека и млекопитающих есть образование эпидермиса кожи. В. свойственны исключительно млекопитающим. Каждый В. имеет ограниченную продолжительность жизни. Цвет В. зависит от пигмента, заключённого в корковом и серцевинном веществе. В., техн., используется для изготовления разнообразн. изделий. Коровий В. - для изготовления войлока, попон, грубых одеял и пр. Конский В. - для набивки мебели и матрасов, для изготовления сит, смычков и пр. Соболий, верблюжий, хорьковый, барсучий В. - для рисовальных кистей. Животный В. заменяется и подменяется суррогатами. Человеческий В. идёт на парики и плетёные изделия /цепочки, браслеты/". И ни слова о волосах в мифологии, религии, истории! Этот пробел надеялся заполнить Лучезаров и завершить свой труд до своей смерти или до взрыва Красного гиганта.