Фил Лилиана : другие произведения.

К Рерихам

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Фил Лилиана

Мои Гималаи

   Дели - Чандигарх. Особенности общественного транспорта. Город "Every day gold", Чандигарх, Карбюзье. Брендовый отель, знаменитые Рок и Роуз-гаден парки.
  

Дели - Чандигарх

   Путь к местам Рерихов начинался из старого Дели после полудня двенадцатого февраля 2005 года в день солнечный и жаркий по-летнему. Предложений доехать на такси было в избытке, были бы деньги, но я предпочла обычный рейсовый автобус на сумму в сто восемьдесят рупий (четыре доллара), что позволяли доехать до Чандигарха. Со сколотыми вместе мелкими билетиками вошла в просторный салон, чтобы занять хорошее обзорное место, намереваясь преодолеть половину пути. Правый двухместный ряд был полностью занят, и я подсела в трёхместный ряд к женщине у окна посередине. Рюкзак водрузила на колени.
   Выезжали из Дели тяжело - трафик был сложный, затруднял выезд в перемещении хаотичном. Вскоре, однако, выехали на трассу и помчались на север, где за окном мелькала индийская жизнь, поля и перелески.
   Среди пассажиров выделялась миловидная женщина через сиденье впереди. Она отзывчиво наклонялась к девочке-подростку, периодически обращавшейся к ней.
   Движение на индийских дорогах на велосипедах, загруженных поклажей - норма. Вот один везёт кровать на голове, ну, чистое кино - проехал перекрёсток и чешет по встречной полосе. Обтянутый джутом каркас покачивается, придерживаемый за борт.
   Автобус едет быстро, подсаживая пассажиров. За окном проплывали дома, похожие на корабли с цветными флажками - это над крышами сушилась одежда. Вот движение затормозилось на светофоре против белого сикхского храма, рядом грузовик, набитый людом. Фотографирую их, улыбающихся, и остаётся ощущение, что им неважно, как, на чем, главное, что их везут.
   Мой запас сухариков, взятых из дома, подходил к концу. Хотелось уже чего-нибудь иного, и я купила связку бананов во время остановки у проходившего по салону продавца.
   Если торговцев не пускали внутрь, то толпа с предложениями осаждала снаружи. Ожидая покупателей на обочине дорог, они тотчас поднимали, протягивая товар на вытянутых руках к окну притормозившего транспорта, надеясь заработать свои гроши. Индия похожа на большой рынок.
   Примерно через три часа езды автобус развернулся к стоянке с придорожными кафешками. Здесь водителю и пассажирам полагался отдых и подкрепление.
   С предостережением не питаться на улице, но уступая просьбе желудка, я решила всё же пообедать. Выбирать, пробуя кухню, времени особо не было, и я купила у одного из раздатчиков. И только сидя за столом в глубине под навесом заметила, что на нас смотрел сырой угол с подведённым краном за фруктовой лавкой, у которого частенько мыли посуду и руки работники кухни.
   Напротив меня обедала та внимательная женщина с девочкой, что с нашего автобуса. Ей же я доверила стаканчик чая, вернувшись по сигналу автобуса, чтобы отбежать в туалет. Он оказался платный, с услужливой индианкой и опрятным помещением.
   Торговые палатки, кухня, привлекающая блеском ряд металлических кастрюль, со снующими рядом мужчинами - явление, присущее каждой станции. Это их бизнес. Горка риса в центре круглой металлической тарелки расцветится по мановению веерными секциями тушёной морковкой, цветной капустой и мэшью или турецким горохом. Повара так рады посетителям, что доложат ещё столько же добавки. Обед бюджетен - тридцать пять, сорок пять рупий (один доллар = сорок пять рупий). Обязательно подаётся холодная вода - традиция Востока. На десерт - сладкий чай с молоком с огня в маленьком стаканчике. Обед сытен. Фрукты - без проблем, почти везде продаются.
   Проба еды индийского "бистро" обошлась без последствий, и я спокойно и с удовольствием потребляла такую кухню. Пища предлагается ранним утром и глубокой ночью - только гадай, когда они её распродают и когда отдыхают? Голодным остаться в Индии невозможно - искать надо только ночлег.
   За окном теперь проплывали надписи из огромных букв 'Every day gold', а позже - большие щиты с рекламой английской газеты 'Gardians'.
   По мере приближения к Чандигарху, входили пассажиры в куртках и укутанные в шали. Становилось холоднее. Я тоже утеплилась и с наступлением темноты за окнами стала беспокоиться о предстоящем ночлеге - неприветливый город вызывал тревогу. Миловидная женщина с дочкой, чуть изъяснявшаяся на английском, оказалась не здешняя, и ничем не могла помочь. Подсевший на какой-то остановке студент в очках, всю дорогу балаболивший с тётенькой по-английски, переадресовал меня к семейной паре с ребёнком. С ними я и попала в дальний гостиничный отсек современного здания вокзала. Номер с тусклым светом и сумрачными стенами не соответствовал моим запросам по предлагаемой цене.
   С распечаткой расценок по перечню отелей от вежливого сикха-метрдотеля я спускалась вниз по широким маршам лестницы. У нижней ступеньки меня поджидал сухощавый рослый парень в накинутой серой шали и тёмной трикотажной шапочке, настойчиво предлагая недорогой отель.
   Поддавшись его уговорам, я последовала за ним через арку и парковку к его велосипедному агрегату. Он шустро покатил по свободным улочкам, огибая газоны. Прохожих не было, и город казался просторным и одновременно захолустным в этот субботний вечер.
   Свободных номеров не было, зато в другой гостинице был двухместный номер со снятой брони за пятнадцать долларов. Как утверждал низкорослый метрдотель в чёрном мешковатом костюме, он был из разряда люкс и стоил много дороже. Номер с большим зеркалом и боковым светом над столиком, напоминавшим трюмо, был уставлен термосом для горячей воды и двумя стаканами в обёртке с логотипом отеля рядом с телевизором. Опрятная душевая с калорифером, махровым полотенцем, светлым мраморным полом и фирменным мылом соответствовал понятию брендового, и над изголовьем кровати бра со спокойным светом - всё располагало к отдыху и расслаблению. Даже отсутствие белоснежных простыней, коих не нашлось во всей принесённой стопке ни одной, не огорчало.
   Солнечным погожим утром рикша на расписном кабриолете и с развевающимися ленточками на велосипедных ручках вёз меня осматривать парки, но начала не с Рок-Гадена, как советовали, а остановилась у Трёх-Озерья, где кроме гуляющих и спортсменов ничего не нашла. Углубившись в парк, обнаружила белокаменный сикхский храм. В прохладном и почти безлюдном помещении умиротворилась проповедью, покидая, вкушала поданный прасад (сладость). Прошла через пустырь с редкими кустами, где девочки-подростки собирали хворост, и вышла на неширокую дорогу, где под уклон промчался рикша-дед с яркой индианкой вдаль, где простирались горы.
   Пройдя вниз наискосок по асфальту, увидела забавных торговцев - один со стеллажами спиртных напитков под навесом, другие - разложились на траве у обочины. Пока я изучала экзотику на полках, подошёл разбитной мачо по имени Жак. Он, похохатывая, рекомендовал ром и пригласил пригубить его под раскидистым деревом у магазинчика, где сидел сикх. Беспечно оставив жену-француженку дома, он приехал сюда с другом - каждый на своей машине. Все ему охотно прислуживали. Вскоре он поссорился со своим другом, после чего тот немедленно отчалил. Жак подвез меня до отеля, где мы и распрощались. Чандигарх, спроектированный Карбюзье, меня не впечатлил и, не собираясь здесь более задерживаться, я поднялась в холл за рюкзаком, оставленным у метрдотеля. За моими расспросами пытливо наблюдал моложавый мужчина с взглядом цыганских глаз из-под красного кепи, облокотившийся о конторку. Выпрямившись, он повелительно позвал за собой. Высокая фигура с пышным хвостом длинных волос беспрекословно влекла меня этажом ниже в тупик коридора.
   В номере основное пространство занимала просторная двуспальная кровать с шёлком цыплячьего цвета. Я присела на боковой диванчик, Вирк сел наискосок в кресло цвета вишни и заказал ланч с чаем. После расспросов, он пустился в рассуждения о лицемерии богачей, подчеркивая вежливое обращение с подчинёнными, будучи владельцем сего отеля. Пользуясь случаем, я подключила фотоаппарат на подзарядку, чем вызвала к нему немедленный интерес. Вирк вдохновился на рассказ о себе любимом. То, что он сикх, наводило и меня на отношение доверия, каковое имела в отношениях с приятелем-сикхом в Москве. Он уже живописал своё лихое байкерство дневного пробега до Шринагара, (штат Кашмир, куда стремилась в мыслях и я), о рафтинге, о двадцатилетней преданности гольфу. Выдал мне свою визитку и, расписав достоинства Роуз гадена, настоял на его посещении, уговаривая остаться. За оказанной честью я размечталась, что денег за постой не возьмут, и согласилась. На своём автомобиле он довёз меня до знакомого мне утреннего перекрёстка, а сам поехал по делам к жене.
   С безлюдного тротуара видны мчащиеся по дороге мотоциклисты с весёлым трепыханьем сочных одеяний жён за их спиной. В переулок, в тень аллеи, свернул велосипедист с девушкой на багажнике. Вдоль тротуара высились молчаливые дома, впереди маячил цветными пятнами небольшой помост и празднество. Пока запечатлевала их, мне снова поднесли прасад.
   Проходя далее, заметила в каменном заборе лаз, а там - городок из огромных полевых палаток. Я пыталась осведомиться у шедшего там человека, что это здесь такое и почему он здесь расположен. Он пригласил пройти внутрь и проводил меня в штабную палатку. Вежливо и гостеприимно усадив, люди в гражданке и в чалме дружески мне разъясняли, показывая толстые папки с досье, чем они здесь заняты - но я так и не поняла. Они с удовольствием фотографировались. На другом выходе был забор с колючей проволокой с вооруженным охранником-сикхом, а за ним палатка и трое индусов.
   По уточнённому направлению шла через сквер, минуя под раскидистым платаном парикмахерскую. Перед висячим столиком с зеркалом в голубой оправе колдовал над головой клиента, укрытого розовым передником, мастер. В двух шагах от них, стоял, ожидая свой черёд, другой. Вдали просматривались велорикши в светлых брюках.
   В очереди за билетами у кассы парка не cкучно под склонившимися с высоты ограды будто только что спустившимися с неба лебедей. От неширокого входа в каменной стене с билитёршей сопровождает длинный ряд шестов с нанизанными на них глиняными кувшинами. Поднявшись на ступеньки, через арочку ныряешь в "зал" другой, где начинался спуск с извивами перил лестниц, мостами и переходами. Вдоль причудливо-огибающей береговой линией реки доходишь до шумного каскада водопада в глубине. Под ним - пёстрые скульптуры с корзинами на голове. Между лепных домов и замков лилипутов гуляют все - и молодежь, и целые семейства. Добравшись через лабиринты до конца, пожилые люди отдыхают на скамейках амфитеатра, и у панорамной мозаики фотографируются девушки-студентки. На огромных качелях в арках катаются взрослые и дети. За причудливыми силуэтами деревьев кто-то на верхотуре стучал молотком. То ли ремонт, то ли продолжение работ. Бесхитростный замысел художника с его многоплановостью парка Рок-гаден впечатляет.
   Возвращаясь, всё попадаешь в новые и новые зигзаги с причудой исполнения фигурок, зверушек, птиц, людей. И не было предела удивлению богатству всех идей содателю парка, воплотившего полёт современной мысли в сочетании с индийской культурой. Со слов Вирка, этого человек-оркестра не поддержали чиновники, но помогли друзья и сподвижники. Построенный вручную и на скромные средства, Рок-гаден стал излюбленным местом паломничества горожан и гостей. О незаурядных экспонатах отдельный рассказ с фотографиями (http://turizm.lib.ru/f/feja_l/india-2.shtml).
   Рикша подвозил меня уже к Роуз-гаден парку, как я заприметила красно-жёлтое мелькание платьев с инструментами. Отпустила рикшу и побежала ловить эти яркие мгновения. Притихшие было танцоры, заметили мой интерес через объектив фотокамеры и попросили запечатлеть их старейшину, присевшего отдыхать. С широкой улыбкой, раскинув руки, он, поочерёдно приседая, выплыл на передний план, отдавая всего себя танцу в ритмах Пенджабского ансамбля фольклорного танца. Вирк, увидевший эти кадры, похвалил за большую и редкую удачу, заставшую меня в парке развлечений.
   Щедрость солнца не знала границ и даже два босых бродяжных пацанёнка, присев на короба у перехода, в мечте о светлом будущем приподнимались над землёй.
   Пройдя через дорогу к Роуз-гаден, гуляя там, скинула кроссовки. Ступни дышали через шелковистую траву энергией земли, а я вдыхала фимиам, запоминая имена расцветших роз - Принцессы Дели, Ночи Каира. В парке разгуливали отдыхающие, дети. Заприметив меня, сфотографировал с молодой женой её муж себе на память.
   Переходя дорогу, залюбовалась дедом в светлом облачении на велосипеде. Он остановился недалече от меня - подкручивал ось от потерявшейся педали.
   В глубине квартала, среди освещённых витрин магазинов сновали покупатели. И для меня на смену кроссовок нашлись сабо с оранжевой замшевой стелькой, где два тканых ремешка с чёрным на красном в обхвате крепились к толстой подошве. Пройдя через просторную площадь между магазинами, заполненную торговцами недорогими сувенирами на подстилках и старинной утварью на тележках, зашла в магазин тканей, где тонкая с шелковой нитью шаль в цветную полоску украсила плечи. Закружившись среди вечерних огней, обратную дорогу к гостинице находила с трудом. Казалось, блуждать мне по тёмным безлюдным кварталам, запроектированными Карбюзье, придётся вечно. Пару раз уточняла направление у редких прохожих, пока не вышла к знакомой вывеске над входом длинного невысокого здания.
   На этот раз у меня был другой номер. Я успела принять душ, прежде чем вернулся Вирк из спортзала и с порога заявил, что беспокоился за меня и поинтересовался, где я так долго пропадала. Одобрив мои покупки, он сел за столик в уголок, с трудом размещая длинные ноги, посетовал на тесноту этой комнаты и предложил перебраться в его номер. Минуя метрдотелей, спустились этажом ниже в его апартаменты. Был заказан ужин. Официант расставлял напитки. Было прохладно, и Вирк включил обогреватель.
   Беседа в рамках владения языком перетекла и на художества, к коим имели отношение его семья и в Америке. Похвасталась и я своей сконструированной курточкой. Интерес и симпатия всё более возрастали, и он предложил перебраться сюда на ночлег с вещами, чтобы освободить тот номер. Подумав, что хорошо, не заплатила за номер заранее, заявила это вслух и заранее обрадовалась, что не надо будет платить.
   Вкусные блюда от особого шеф-повара, виски, дружеская беседа всё увеличивали взаимное расположение. Нисколько не сомневаясь теперь в гостеприимстве от широты души, вытащила из рюкзака свою книгу. Бегло пролистав её, он бросил её в ящик тумбочки. Я продолжала ловить его в объектив фотокамеры, и он увлёкся позёрством.
   Вирк сидел напротив большого зеркала, вытянув ноги вдоль кровати, и продолжал любоваться своим отражением. То потряхивал головой, распуская густые, длинные волосы, то, встав, разворачивал корпус, демонстрируя пасс в гольф, то поигрывал грудными мышцами, разглядывая их рельеф - на сорок первом году статность смуглой фигуры волновала его больше всего.
   Свербившая меня мысль о небрежно брошенной книжке без его знания русского, не дозволяла вольности с книгой, и через некоторое время я выпросила своё детище обратно.
   Сладкие речи располагали верить ему, но в отснятых мною фотокадрах видела что-то хищное и, спустя время, я стёрла их без сожаления, тем более что назавтра рухнул наш план, свёрстанный накануне: и визит к другу-художнику, и поездка в горы к друзьям.
   Рано утром он пришёл с жалобой, что провёл бессонную ночь. Видимо, она его отрезвила, и всё беспокоило то, что он недополучит шестьсот рупий за свой номер из-за нашей "дружбы". По телику мелькали кадры о вчерашней распродаже в Чандигархе. Записав мои координаты и адрес, он, уходя, наказал сдать ключ менеджеру. Я могла спокойно покинуть гостиницу, но, поднялась к метрдотелю, где и пришлось заплатить полную стоимость, как и за предыдущий номер. Подтвердить сие требование по телефону у хозяина мне не дали, мотивируя его недоступностью. Пространные речи о дефиците душевности вмиг подтвердились, и алчность ещё раз одержала победу.
   Пока я добралась до вокзала, настал полдень. Встретившийся мне индус в цивильной одежде, Суриндер, смягчая мои трудности в чужой языковой среде, и, будучи сам в похожей ситуации, провёл к стоянке и, разделяя со мной ожидание автобуса, подарил блокнотик, вписал туда свой адрес и приглашал приехать. Почему, собственно, я не поехала с этим попутчиком в Пинджор, о котором думалось вчера? - эта запоздавшая мысль догнала меня тогда, когда с купленным у кондуктора автобуса билетом в три с половиной доллара (около ста пятидесяти рупий) я держала уже курс в долину Куллу.
   Блокнот оказался почти волшебным - в нём всё появлялись адреса, правда, воспользовалась я только одним из них. Но об этом позже. А сейчас - в Куллу, в Гималаи!

В заветную долину Кулу

Вторая половина пути в Гималаи. Особенности одиночного путешествия женщины.

   Можно ль любить, представляя образ? Имя влечёт, а Гималаи - как песня. Обитель снегов всё зовёт к восхождению - и к пикам гор, и к вершинам духа.
   Благозвучие сродни любви. И без версии о том, что человек родился в Гималаях, они прекрасны сами по себе. Горы так живописны, что слов не найти, не подобрать для описания. И ходят легенды о местах уединений. И вершины зовут до них дотянуться, их покорять - человеку трудно против них устоять.
   Гималаи завораживали загадочностью, и будут завораживать красотой всегда, пока жива планета Земля. Там живёт дух Шамбалы. Почему и откуда Любовь к ним? Возможно, жила там когда-то в прошлом. Любовь воспылала с новой силой, и я буду любить Гималаи ещё сильнее. Предполагала, что они прекрасны, но когда увидела их вживую, восторгу не было предела. Словно вспыхнул внутренний свет, и широко распахнулись глаза. Каждый поворот, каждую лощину с открывающейся панорамой на могучих склонах я жадно впитывала. Высовывалась в открытое окно, (благо, мне этого никто не запрещал), но с соблюдением мер предосторожности.
   С волнением всматривалась я в склоны с одиноко растущими сосенками. Иголочки были вдвое длиннее, чем у российских сосен, и они казались шелковисто-пушистыми, особенно на ветру. Так и хотелось прикоснуться и погладить их при встрече.
   Тут и там громоздились кактусы, и не верилось, что в суровом климате они могут вырастать до таких размеров. Домашние кактусы стали карликами по сравнению с этими. Над высохшими руслами горных ручейков нависали выступающие камни - путь пролегал в одну из заветных долин, где бывали великие путешественники, где жили исследователи Рерихи, и к ним стремились попасть интереснейшие люди Земли.
   Всё плотнее обступали нас горы, всё извилистее ныряла дорога. Контрастными расцветками прощался город Манди в незабываемом закате, куда я ещё вернусь, чтобы запечатлеть и эту местность, а пока автобус мчится бесстрашно вперёд, в грядущую ночь.
   В Кулу приехали затемно - неприглядная округа не вдохновила на здешний ночлег и я решаю ехать до конечной станции Манали, заплатив кондуктору дополнительную сумму немногим больше одного доллара - около пятидесяти рупий. Салон скоро совсем опустел. Я успела натянуть поверх вельветовых джинсов широкие тёмные спортивные штаны и утеплиться атласной курточкой с зашнурованными рукавами - такая модернизация позволяла раскладывать её на ночлег. Видимо, моя цветная вязаная шапочка украшенная стеклярусом по макушке были фривольна в такой обстановке, ассоциируя с бесшабашной молодостью, а иначе трудно объяснить, что послужило поводом для дальнейшей сценки: кондуктор, мужчина зрелых лет в сикхской чалме, воспользовавшись темнотой, зачем-то подсел ко мне, разложив руки на сиденья. Салон изредка освещался фарами встречных машин. Возможно, за многочасовую езду он и проникся ко мне необъяснимым влечением, озвученным сейчас избитым "I love you"*, но выглядело всё это крайне пошло. В отсутствие какого-либо общения поползновения обнять и сорвать поцелуй выглядят, мягко говоря, противно и похожи на домогательство. Безлюдная дорога и ночь были ему союзники. Он мог вытворять, что хотел, кто бы пришёл мне на помощь - ангелы, духи гор, небесные силы? Средь шума мотора прокричала на него, повысив голос:"I don"t want!"** Слава Богу, он понял и отстал.

*я тебя люблю - англ.

** я не хочу

Манали

Манали. Деревянный резной храм "Хадимба Мата". Обратная дорога в Куллу.

  
   Манали встретил яркими огнями центральной улицы, мокрым, подтаявшим снегом и холодом спустившейся ночи. Только сделала несколько шагов, как ко мне сразу же подошли двое молодых людей с предложением комнаты в отелях.
   Предлагаемые номера поразили устоявшимся запахом сырости и грибками на стенах. Обкуривание благовонием помещения ввиду его бесполезности отвергла сразу.
   Низкорослый индиец в очках с серебристой оправой и суживающейся к талии модной курточке провёл ещё в один отель, смахивавший на гостиничную лавку. Еле достучались в закрытую металлическую роль-ставню. В такой холод жители рано ложатся спать. Здесь номер был более сносным по сравнению с предыдущим, но здесь просторный санузел сильно отдавал сыростью, и вода капала из крана в бак с водой.
   Когда договорились в цене на восемь долларов, заполнили журнал со всеми данными. Взяли деньги, и принесли простынь. Я выпросила ещё одну простынь вместо пододеяльника, которых у них нет и в помине. В красивой чашечке на подносе принесли горячий чай с молоком. Этого было слишком мало, чтобы как-то согреться. Беспокоить в поздний час никого не хотелось, и за приготовлением новой порции чая в своём кипятильном приборе, разговорилась с сопровождавшим меня агентом. Худосочный, с лучезарной улыбкой, не сходившей с лица, он был похож на итальянского певца Аль Банно. Парень, видимо, сбывал туристам местное "курево" и неоднократно упоминал об имеющемся у него секрете. Звали его Раз. Он хорошо знал окрестности, но рано утром уезжал в Манди, где его ждал дядя. Оставив мне адрес, он приглашал заехать в гости.
   Холод был собачий. О том, чтобы раздеться, не было и мысли, но и в одежде не хотелось ложиться. Вид свёрнутых неприглядных одеял, называемых "хитер" от английского heater, перекочевавших из шкафа на кровать, не грел душу. Долго собираясь с духом перед прыжком в холодные объятья постели, я развернула простынку - она пестрила пятнами плесени. За три доллара можно было бы взять обогреватель, но теперь было слишком поздно, и я свернулась калачиком под слоем хитеров и этой простыней.
   Пасмурное утро разбудило меня капелью за светлыми занавесками огромных окон.
   Хлебнув кипятку, поспешила в горы.
   И хотя час был совсем не ранний, а уже десятый, улицы были безлюдны. На дороге лежал мокрый снег, текли ручьи. У развилки ответвление дороги потянуло меня влево. Справа потянулся высокий забор заповедника - на могучем дереве семьи обезьян жались друг к другу от холода. У одних детка трогательно разместилась между ними, в другой - прижималась к спине, третий детёныш соскользнул с ветки и ухватился за хвост родителя, четвёртый сидел, отдалившись, на том же суку, а пятый внизу, что-то нашедши, жевал.
   По левую сторону дороги между домами улыбался огромный снеговик в синем длинноволосом "парике" с подтаявшим забавным псом сбоку. Безмолвно, плотно ютились дома в глубоком снегу у склона, поросшего соснами.
   По указателям "Hadimba Mata", указывающих путь в гору, предстала у ворот, ведущих в заповедник. Здесь же, сбоку под навесом на огромном стенде вырисована карта. Углубившись по дорожке, дошла до старинной постройки с трёхскатной крышей, похожей на пагоду. В снежной тишине она вписалась величаво среди высоких сосен.
   Деревянный резной работы храм хотелось разглядывать со всех сторон, каждый опорный столб. Под вознесёнными над ним кронами стройных сосен он казался игрушечным шедевром зодчества. Воздвигший его раджа Вахадур Сингх в тысяча пятьсот пятьдесят третьем году в честь бога Хадимбы разбирался в произведениях искусства. В храме происходят таинственные церемонии и к ним допускаются только преданные.
   Дорожка в двести метров от этой древности в заповеднике ведёт к другому, открытому ветрам и осадкам, храму Ghat Ciktch Temple, притягивая взгляд сочными цветами блестящих лоскутов-шарфиков, привязанных на рога, прикреплённых к мощнейшему стволу древнего дерева. На небольшом каменной кладки подиуме разложены подношения, подсвечники, трезубец, маленькие домики и другая пёстрая атрибутика, выражающая почтение этому дереву-храму.
   Приближение полдня отсчитывали сутки проживания. Надо было спешить в обратную дорогу, чтобы позавтракать и забрать вещи.
   По дороге заглянула в магазины, открывшиеся к этому времени.
   В одном, крошечном, отсутствовал продавец, а в другом, с ткацким станком, за прилавком поёживались от холода двое - молодой и мужчина постарше. Развешанные узорчатые ткани невольно приковывают взгляд, но он теряется среди обилия и разнообразия предложений. Самая яркая ткань называлась "local dress". Удовлетворилась покупкой плетёных шлёпанцев с вязаным верхом и пёстрой тканой тесьмой.
   От кипящих круглых чанов с маслом, в которых готовят жаркое для прохожих и туристов, шёл пар. Обед в полуоткрытом заведении всего за восемьдесят рупий (около двух долларов) с именными ресторанными салфетками и горячий чай согрели меня.
   Отыскав отель, зарядила фотоаппарат, и побежала на станцию к автобусу, ожидавшему отъезда.

Дорога из Манали

Снегопад в горах, особенности в дороге

   Чуть выехав из города, автобус затормозился пробками на дороге. Посыпал густыми хлопьями снег. Не выдержав, решила пойти пешком. Кружение снежинок участилось, превращаясь в стену, из которой выныривали чёрные силуэты встречных машин.
   Вскоре движение восстановилось и, навёрстывая, машины торопливо проезжали мимо, не обращая внимания на голосование. Стало интересно, сколько придётся идти, прежде чем поймаю машину. Впереди вырисовалась согбенная непогодой тёмная фигура.
   Поравнявшись, он присоединился ко мне и высказал удивление моей пешей ретивости из-за дальности пути. Мы шли, и я продолжала изредка голосовать. Он рекомендовал вернуться, будучи уверенным, что посадят только на перекрёстке, до которого было шагать и шагать. Возвращаться мне совсем не хотелось.
   На дороге стали образовываться наледи, и мы нагнали обогнавший нас микроавтобус, забуксовавший на взгорочке. Две школьницы, пересмеиваясь, пытались его вытолкать. Помогать - не было никакого желания, и мы тоже прошли мимо, но вскоре молодой водитель поравнялся с нами и спросил, куда нам надо и кивнул, приглашая в машину. Отряхнувшись от снега, я села рядом к одинокой пожилой женщине у окна. Школьницы снова заняли место рядом с водителем и продолжили весёлое щебетанье.
   Зябко, промозгло. В салоне не было отопления.
   Моя соседка отрешённо смотрела в окно. "Настоящая буддистка", - подумала я.
   За окном продолжался снегопад.
   -Очень холодно, - попыталась я сочувственно вступить в разговор. Она еле кивнула в ответ на мою улыбку и продолжала смотреть в окно. Что-то происходило с ней - она, видимо, страдала. И, действительно, вскоре она достала и проглотила пилюли, заглушая какую-то боль. Желая чем-то ей помочь, я, порывшись в рюкзаке, достала по таблеточке активированного йода и селена (биологически-активные добавки). Она безропотно их приняла. Я жестами пригласила её сесть поближе ко мне для тепла.
   Извлекла из кармана рюкзака фляжку с ценной настойкой и предложила женщине, чтобы поддержать её. Свернув из бумаги крохотный кулёчек размером с напёрсток, та протянула его мне. Мы глотнули поочерёдно для согрева.
   Теперь она сидела не так отчуждённо, но по-прежнему ушедшая в себя, без тени улыбки. Небольшого роста со смуглым усталым лицом, погружённым в раздумья, она отгородилась от внешнего мира своей тёмной болоньевой курткой. Краем глаза я отметила про себя, что на ней была качественная шерсть в тёмную полоску, удивившая меня строгим рисунком - красно-серо-чёрные жгутики параллельно тянулись по светло-серому фону. Такое носят люди со вкусом. Женщине было на вид далеко за сорок.
   Мы изъяснялись короткими, выразительными жестами.
   В следующем населённом пункте микроавтобус остановился. Мой попутчик вышел. Соседка тем временем протянула водителю зажатый в кулаке свёрток с деньгами. Видимо, неважное самочувствие требовало лекарств, и это был рецепт. Вскоре тот вернулся с флакончиком и сдачей в руках. Машина тронулась, и щебетанье девушек возобновилось.

Доби и Кулу

Остановка в Доби. Ночёвка в доме у местных жителей.

   Остановились в каком-то селении. Из проулка будто вынырнули две женщины в красно-синих сарафанах в крупную клетку, расцветив мрачную погоду. На вопрос, выходить ли мне, водитель кивнул. Неведомая мне улица встречала снегом и дождём, слякотью и холодом. В нерешительности, оглядываясь, я заметила, что моя попутчица уверенно звала за собой. Повинуясь ей, мы "исчезли" в узком проходе - словно в стену. Оказались в сквозном дворе с лестницей, ведущей вниз, к другим тесно-жмущимся домам в низовье реки под пеленой участившихся осадков.
   Повернули в левый закуток между стенами домов и небольшим помещением в углублении (с отхожим местом), образующим дворик с крашеной железной лестницей, уходящей вверх. Разувшись перед дверью, прошли внутрь по узкому коридорчику.
   Нас встретило обернувшей ребёнок лет пяти-шести в курточке и джинсах, который грелся сидя перед низкой железной печкой с отводной трубой в крышу. Светлый воротник оттенял его тёмнокожесть. Сбоку от него сидел парень с пробивающимися усиками, с чёрными шелковистыми волосами модной стрижки вокруг монголоидных глаз с широким приплюснутым носом и чувственными губами. Оба блистали белоснежными улыбками, оторвавшись от экрана телевизора в царстве молчания.
   В глаза бросался расцвеченный ярким узором покрывала матрасный угол вдоль левой стены, продолжавшийся через боковую двустворчатую дверь. Туда и села хозяйка, укрывшись бежевой шалью с орнаментом цвета бордо, прислонившись к возвышающейся горке крытых одеял. Угол переходил к большому низкому окну, под которым лежал узкий матрас, где мне и предложили сесть. Пристроив рюкзак, я тоже села, как и хозяйка, скрестив ноги. С удовольствием стянула с себя мокрые носки и разложила их у печки, дышавшей огнём. Открытая тумба с телевизором и низенькой скамейкой-столиком теперь занимали левый угол от меня. Он продолжался вторым низким окном, за которым начинались длинные полки с хозяйственной утварью и через угол упирались в поперечно-стоящий стеклянный шкаф у двери. Вот и вся комната, в которой мы сидели.
   На печку взгромоздился огромный чайник. Скоро пришёл мужчина средних лет в тибетской шапочке с ярким отворотом, в серых брюках и светло-зелёной куртке с вышитым большим орлом на спине и малым на груди на светлых вставках, которые я разглядела, когда тот стал хозяйничать в доме. Вскоре стакан горячего чая грел мои руки.
   По всем признакам затевалась стряпня обеда, но, учитывая трудности языкового общения, оставаться здесь не имело смысла и, поблагодарив, хотела отчалить. Но, видя, что могу обидеть радушие хозяев, решила попробовать ещё раз откланяться после обеда. Пригубив настойки, а потом ещё и самодельной рисовой водочки с хозяином, меня уговаривали остаться на ночлег. Объяснив жестами, что я уже намёрзлась в Манали, порывалась всё же уехать в Куллу, и показывала на часы. Возражения не принимались, и любезная хозяйка, показывая на непогоду за окном, настаивала на отдыхе и ночлеге здесь. Как потом оказалось, село было недалеко от моей цели - имения Рерихов. Но, человеку свойственно сопротивляется благоприятно складывающимся обстоятельствам и в тот момент я тоже не была исключением.
   Пришёл из школы подросток с тяжёлым ранцем, набитым учебниками. Передавая портфель в угол, полюбопытствовала содержимым, пока готовилось блюдо с курицей. Мальчик сел рядом, и я любовалась его миловидным смуглым лицом, рассматривая потрёпанные тетрадки с загнувшимися уголками. Женщина тихо высказывала замечания, а он сидел, потупив взор и виновато улыбаясь.
   Рисуя ручкой символы, я также пыталась выяснить, не беженцы ли они с Тибета.
   Позже зашли на огонёк две женщины в годах и тоже сели к печке. Широкое монголоидное лицо в серой вязаной шапке одной контрастировало с удлинённым лицом другой в красном платке, повязанном банданой, с золочёными кольцами в ушах и пуссетами в ноздрях, смахивавшей на цыганку. Пёстрый полосатый передник на коленях в распахе тёмной куртки поверх светлой кофты с длинными костяными чётками поверх неё перекликался с гаммой цветов наряда её соседки. Та была в клетчатом сарафане "local dress" с красной отделкой, так заинтересовавшим меня, как только я увидела их здесь. Стесняясь снять кофточку, под которой был этот "сарафан" поверх старенькой с дырками блузки в мелкую клетку, она всё же продемонстрировала тот фокус, что превращал ткань с яркими линиями в сарафан, закалываемый на груди специальными длинными иглами на цепи. Такую заколку я тоже позже приобрела в Куллу.
   Гости рассматривали привезённый мной аэрофлотовский журнал, откуда с удовольствием выдрала несколько листов для пацанов, чтобы облегчить ношу.
   Выяснить, почему не учится первый подросток, было непросто. Возможно, его готовили в послушники монастыря. "Будгайя" - слышала я в ответ непонятное слово.
   Упоминание Куллу, куда я держала путь, вызывало одобрение кивком головы. У меня не было точных сведений, как добраться до музея Рерихов, но, душа была уже в предчувствии, что я неподалёку от него, и вся стремилась в город Куллу.
   В тепле меня разморило, и я чуть было не уснула у печки, но мой удел был в спальне на средней кровати из трёх с толстым слоем одеял, напомнившим башкирскую деревню детства. Заверили, что не замёрзну. И после безмятежно-уютного сна утром распахнула я окно в свежесть утра. Мирно вившийся дымок над влажными крышами с цветными узкими флагами на высоких древках грел душу. Да и сама деревенька, притулившаяся у железнодорожного моста в низовье гор, стала мне почти родной.
   На утро, когда мы с хозяйкой направлялись к остановке, миновали стеклянную дверь, за которой работал улыбчивый парикмахер - вчерашний брат или муж приютившей меня женщины, я так и не поняла. Мне хотелось отблагодарить этот скромный дом, но хозяева наотрез отказались от покупок в дом и от денег, и, уходя, я незаметно положила их на раму окна за занавеской.
   Мы тепло и по-родственному с ней прощались, когда затормозил автобус.
   На моей карте этот посёлок не значился, но тибетская шапочка с узорным отворотом и пара вязаных носков будут напоминать об этом селе с благозвучным названием Доби.

Кулу

Путь в Кулу.

  
   Из-за камнепадов, преградивших дорогу транспорту, автобус до Куллу добирался объездными путями. Народу в салоне было много, но, взгляд приковывал сухощавый гладковыбритый дед, одетый импозантно. В тех местах все мужчины в тибетских шапочках с тканым отворотом, с шарфом под цвет выглядят стильно и модно.
   С конечной остановки, куда мы прибыли, открывался великолепный обзор на город в ущелье гор. Пока я опомнилась от охватившего меня восторга, что надо бы запечатлеть стиль этого дедушки, и пустилась вдогонку, было уже поздно - он свернул куда-то и след его простыл.
   Миновав ещё один мост, побродила по узким улочкам, представляющих сплошь торговые ряды открытых прилавков и залюбовалась пестротой красок тканей с местными узорами. С разрешения продавца накинула на проходивших женщин белое шерстяное полотно с широкими полосами броского геометрического рисунка - для фотокадров. И шарфик под цвет шапочки и местная шаль, прикупленная там же, согревали меня в холоде бессонной ночи на пути в Шимлу. В книжной лавке подсказали, как добраться до музея Рерихов, и купила карту. Это оказался большой район с одноимённым центром.
   В томительном ожидании, когда будет объявлен обратный рейс, решила прогуляться по улочкам до храма у реки. Женщина из ворот дома выкатила тележку с горкой непочатого арахиса, томившегося под дымящейся миской. Такие специальные тележки на огромных колёсах с арахисом не редкость в Индии. Вьющийся дымок флажком вещает о процессе жарки его под специальной миской с огнём, что на вершине этой кучки.
   Лущёный арахис частично утолял голод. На автостанцию вернувшись, купила обжаренную в тесте цветную капусту, после того как убедилась, что пробная порция вкусна. Такой вкусной стряпни я нигде более не встречала.
   Молодая женщина в "local dress" из белой шерсти с обилием яркого тканого узора приковала взгляд своей длинной чёрной косой с вплетённой бордовой лентой, оканчивавшейся золотыми кистями, свисавшей вдоль её стройной спины. Фото в Интернете здесь http://www.photosight.ru/photo.php?photoid=982283&ref=author
   Наконец, автобус собрал пассажиров и, шустро выехав со станции, сделал длинную остановку за поворотом, во время которой спокойно можно было сбегать и купить апельсины. Почему-то выезжали из города на восстановленную после камнепада дорогу медленно, с непонятными частыми остановками на торной улочке, неторопливо разъезжаясь со встречным транспортом в тесноте.
   День разгулялся, грело солнышко, в автобус всё набивались пассажиры. С бокового места, что напротив водителя, невольно рассматривала выставку над приборной панелью. У каждого водителя она своя. Здесь не было ожерелья из нанизанных пахучих бархоток, но бортик лобового стекла занимала шиваитская атрибутика, рядом с которой стояла в рост голубоглазая кукла в сиреневом платье чуть ниже колена. Рулил автобусом мощный водитель с монголоидным лицом, в неброской клетчатой размахайке. Длинный шарф, перекинутый через плечо, периодически спадал с плеча, но он упорно закидывал его обратно. На этом автобусе я совершала круг почёта мимо приютившего меня дома в Доби.

Нагар

Особенности местности, путь в Нагар, музей Рерихов, институт Урусвати.

  
   Вскоре стало ясно, что автобус проследует до Манали, и мне придётся высаживаться в Патликуле. Перекрёсток, залитый щедрыми лучами солнца, был оживлён - здесь продавали фрукты и другую прочую утварь. У прилавка заметила группу женщин в шерстяных "сарафанах" в сочно-расцвеченную клетку, такую характерную для этой местности, но очень напоминавшую юбки шотландцев, что я не удержалась, и поймала этот красочно-живописный кадр. По улицам растекались ручьи талого снега и было сыро.
   В заветную местность с музеем Рерихов из-за завалов курсировали только маршрутки. Одна из них с молодыми индийцами, запрашивала с меня в десять раз дороже. Задумав идти своим ходом, я двинулась, было, в том направлении пешком, но сплошная вода, заливавшая дороги, промочила мне ноги. Голосуя, застопила машину и села лишним пассажиром на какое-то неудобное место, но важнее было добраться, чем думать о комфорте передвижения.
   Проехав мост через речку Беас, главную реку этой долины, преодолевали подъём, на котором посторонились разгребавшие завал индийцы, среди которых были и женщины, орудовавшие кирками и лопатами.
   Дорога шла всё время в гору и после очередного виража машина остановилась, всех высаживая - мы прибыли в Наггар. Я заплатила столько же, сколько местные жители - около двух долларов. Солнце и здесь растопило снежное покрывало, и по всем дорожкам бежали весёлые, журчащие ручьи. Шестнадцатое февраля 2005 года напоминало весну.
   При вопросе, где находится музей, вскидывали вверх руку, показывая направление. Среди высоких деревьев и притулившихся на склоне домов трудно было уловить пока ещё незнакомые мне приметы, но уверенность, что это именно там, придавала силы.
   Можно было упростить подъём в горы и подъехать на моторикше, что, несомненно облегчило бы горную дорогу к музею Рерихов, но я, не предполагая высоты и сложности подступов к музею в такую погоду, двинулась пешком, о чём жалела, не пройдя и трети пути. Обувь моя вымокла насквозь, и внутри хлюпало. Похоже, под рюкзаком моя фигура сгибалась так же, как у носильщиков баллона с газом, что двигались вереницей вверх.
   Они ушли дальше, под арочную вывеску над дорогой, на которой значилось: "Корпорация семьи Рерихов". Свернув к воротам музея, я с радостным облегчением вглядывалась по-весеннему лёгкий дом со стеклянной верандой за полисадом. Вскоре ко мне вышел кассир с вопросом, что меня здесь интересует.
   Купив билет, с облегчением пристроила рюкзак в уличной камере хранения, что находился здесь же, у ворот, и достала сухую обувь - те самые сабо, что купила в Чандигархе, переобулась, и направилась к музею по расчищенной от снега дорожке. На двери правой половины дома светился белый лист объявления "Здесь Офис. Просим не беспокоить". Внутри светился голубой экран, по всей вероятности, монитор компьютера.
   Вход был со стороны крутого склона. Выглянувшее солнце осветило дорожку к белой крашеной двери. Повесив носки на низкую изгородь, я толкнула дверь. Звякнул колокольчик, впуская в небольшое и опрятное помещение. По мановению приветливой служительницы полилась чудесная музыка, переключая на восприятие творений художника. В тихом созерцании картин мне было покойно в семействе Рерихов с их другом Неру в гостях. Серьёзный и глубокий взгляд с портретов, передающих высокий человеческий дух, настраивал на проникновенный лад. Располагающая атмосфера комнат светилась дружелюбием. Чистота и порядок не отчуждали, наоборот, всё дышало безмолвным радушием к редким гостям, взобравшимся к ним на такие высоты.
   Посетителей, кроме меня, не было, и мы вместе со смотрительницей, индианкой средних лет, вышли на освещённую щедрым солнцем площадку. Со склона беспорядочно сбегали вниз дома и разные строения к автостанции, откуда я пыталась разглядеть этот двухэтажный дом за высокими елями. Ветки располагались высоко, и белый дом с ажурными перилами второго этажа хорошо освещался горизонтальными лучами солнца. Дорожка продолжалась убегавшей вниз лестницей с перилами.
   Попрощавшись и зачем-то забрав вещи из камеры хранения, направилась во вторую часть музея, что находилась, как мне сказали, через дорогу. Приехавший джип, из которого выгружались приехавшие индийцы, загораживал дорогу. Не заметив за ними указатель к лестнице, начинавшийся почти сразу за каменной кладкой обочины с противоположной стороны, терявшейся среди выпавшего снега, побрела дальше вглубь, куда удалились носильщики сжатого газа. С удовольствием обозревала снежные просторы гор сквозь поросшие деревья, представляя, что здесь могли гулять и Елена Ивановна, с Николаем Константиновичем, и их великолепные сыновья и достойные продолжатели - Юрий и Святослав. Удивительная семья, с удивительным духом. Каждый внёс свою, неповторимую лепту, оставившую след в истории человечества. И даже если стихи Николая Рериха для многих его современников были непонятны, вовсе не значит, что они плохи или были не приняты. Творчество этой семьи настолько многогранно как в искусстве, так и в науке, что оно было, есть и будет тем светом, что зовёт и светит всем, кто желает выпутаться из дебрей собственной жизни.
   В задумчивых блужданиях, увязая в снегу, поднялась к задремавшим домам среди сугробов. Вышедшая на окрик человеческая душа молвила мне, где продолжение музея.
   Преодолевая лестничный пролёт, обнаружила площадку с выставленными рядами интригующих древних плит с овальным верхом.
   Взобравшись на ещё большую высоту, где находился институт "Урусвати", увидела деревянное строение и группу из мужчин и женщин, видимо, работников музея, гревшихся у костерка, разведённого непосредственно у входа. Они пригласили меня погреться. Я вежливо поблагодарила их и снова, достав сменную обувь, переобулась в свои открытые сабо. У них округлились глаза при виде летней обуви, но я заверила, что так гораздо теплее, чем в промокшей и хлюпающей обуви.
   Одна из комнат второго этажа, куда ведёт крашеная деревянная лестница, была выделена для галереи современных художников. Картины также тянулись вдоль коридора деревянной террасы до комнаты с экспонатами семьи Рерихов. Оставив внимание к ним на потом, я поспешила к основателям института Урусвати.
   В комнатах отсутствовал свет (повредился кабель электричества), и осмотр проходил в таинственном полумраке. С затаённым дыханием и волнующими шагами обходила я комнаты, всматриваясь в экспонаты, что были не только свидетелями, но и участниками многих событий и многих сторон жизни этого семейства. Атрибутика физической закалки мужчин для их выносливости опровергала обиходное невысокое мнение о настоящей интеллигенции. А те испытания, что устроили для первой гималайской экспедиции англичане, пытавшиеся сорвать её через подставного "друга" их семьи, чтобы они замерзли в горах, где пали почти все лошади, не может не вызывать восхищения.
   Выйдя из волновавшей меня комнаты, я вгляделась в развешанные современные работы, сопоставляя дух времён. Зёрна творчества всегда благотворно влияют на душу.
   Заменив отсыревшую газету в кроссовках на новые сухие прокладки, неправила стопы вниз. Спустившись к дороге повстречала радушную смотрительницу из музея Рерихов, выходившую из ворот. Летний цвет чайных роз её "local dress" согрел своим видом. Мы шли рядом, разговорившись об участи женщины, её тяготах, во многом совпадавших и перекликавшихся. В намерениях найти древний местный храм, выспросила туда дорогу и попрощалась с ней, но через некоторое время замедлила темп, почувствовав в воздухе колебание сумерек, и выбрала тропинку вниз к автостанции.
   Автобусов и транспорта к отправлению ещё не было, как и не было людей. Как и на всякой автостанции, здесь можно было поесть. Продавец, чьи аппетитного вида сладости скрывала марля, помог мне сориентироваться в выборе еды, как переводчик.
   Индусы везде просты и гостеприимны и, даже если повар или продавец не знает английский, обязательно сыщут англоязычного человека и помогут объясниться.
   Здесь курсируют коммерческие микроавтобусы, а владельцы их изощряются во внутреннем убранстве машин. Мне попалась маршрутка, устланная коврами и, тем не менее, открывающаяся картина низины речки Беас в лучах заходящего за горы солнца так восхищала, что я не удержалась и остановила машину, чтобы запечатлеть этот вид.

 пять фотографий на фотосайте
  http://www.photosight.ru/photo.php?photoid=1004606&ref=author
  http://www.photosight.ru/photo.php?photoid=990094&ref=author
  http://www.photosight.ru/photo.php?photoid=1236645&ref=author
  http://www.photosight.ru/photo.php?photoid=975188&ref=author
  http://www.photosight.ru/photo.php?photoid=1021785&ref=author

фотоальбом здесь http://fioletyanka.narod.ru/Himalai.html

2005-2006 гг

  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"