Интересно. Когда человек становится сумасшедшим? Тогда, когда ему снятся ужасные сны расчленнёнкой и тому подобным, или, когда он уже не видит границу между сном и явью, выдумкой и реальностью.
Сегодня приснился ужасный сон. Будто я проснулся среди ночи с какой-то целью, не помню какой. Помню только, что должен был что-то сделать. Сделать что-то важное. Самое важное в жизни. Но что? Не как не могу вспомнить.
Я пришёл на кухню. Отыскал в холодильнике бутылку водки, которую, сидя на ржавой табуретке, опорожнял большими глотками, разбавляя слезами, которые всё время текли бурными потоками из моих глаз. Причин слёз я так вспомнить и не мог.
Потом кончилась водка. И я словно в тумане достал из ящика нож и полоснул им себе по венам. Кровь хлынула из открытых каналов на свободу, наконец, найдя выход из зарытого пространства моего бренного тела, где была вынуждена бежать в течение долгого времени, протяженностью в жизнь. А это без малого тридцать пять с половиной лет. Кровь стекала на пол, загаженный масляными пятнами и остатками пищи, где копошилась разная мелкая живность, вечные спутники нашей жизни, назойливые соседи наших квартир - тараканы.
Кажется, на какое-то время я отклеился, провалившись в забытьё.
2 ИЮНЯ.
Заем я всё это пишу? Точно я не знаю. Но ведь пишут же писатели всякие. Там рассказы всякие, романы и т.п. и т.д. Вам кажется, что ничего интересного нельзя узнать из чьего-то дневника. Но нет. Порой какой-то жалкой тетрадке мы рассказываем самые сокровенные тайны, вои несбыточные мечты, навязчивые идеи, низменные желания. Порой чей-то дневник в сто раз лучше самого крутого романа. Вот возьмем, к примеру, события вчерашнего дня.
Вчера припёрлись какие-то люди, которых я не знал, и даже не разу не видел. С ними была моя бывшая жена, которая была в трауре, и громко рыдала. Явно работая на публику.
Кстати о моей жене. Она конечно стерва, но такой она была не всегда. Когда мы познакомились, она была совсем другой: ласковой, приветливой, ангел, сошедший с небес. Но под перьями ангельских крылышек скрывался сам дьявол, жаждущий моей крови.
Мы встречались, вместе гуляли, ходили в ресторан, театры, а ночь проводили в одной постели. Мы безумно любили друг друга. И в скором времени она забеременела. Я от радости был на седьмом небе. Я с нетерпением ждал рождения нашего первенца. Она затребовала, чтобы мы официально зарегистрировали свои отношения. Свадьба отшумела радостно и весело, но нашему ребёнку не было суждено родиться. На следующий день она пошла в больницу и сделала аборт, заявив, что нам ещё рано иметь детей. Характер её быстро менялся и в не лучшую сторону. Её запросы с каждым днём всё возрастали и возрастали с геометрической прогрессией. У меня был приличный счёт в банке, который быстро растаял, уйдя на оплату прихотей жены. А когда с меня уже нечего было взять, она меня бросила, затребовав развод. После развода мою большую четырёхкомнатную пришлось продать. Мне досталась маленькая однокомнатная квартира в малопристойном районе. Вот тогда я и запил, тратя всю получку на водку.
И вот вера она припёрлась. Вся в трауре. Я даже подумал, не отбросил ли коньки её новый дружок, с которым она встречалась же месяц. Не спрашивая разрешения, она прошла в квартиру, даже не сняв своих грязных ботинок. Я пытался им возражать, но все мои протесты они пропускали мимо ушей. Эти шакалы стянули с меня мои любимые цветастые трусы. Затащили в ванную. Я пытался сопротивляться, но они со мною быстро справились. Зачем-то помыли. Хотя при желании я мог это сделать и сам. Затем надели на меня чьи-то чистые обноски, в которых мне было не по себе, поскольку они были мне малы. Затем засунули в какой-то ящик, почему-то сильно смахивающего на гроб.
Сегодня же было ещё круче. Зачем-то меня свезли на кладбище, где мои друзья и недруги клялись мне в любви, и вспоминали, каким хорошим человеком я был. Священник прочёл молитву за упокой моей души. Под всеобщий плачь и причитания, гроб с моим телом опустили в могилу, и засыпали землёй. При этом я сильно ругался, матерился и сопротивлялся.
-Что вы творите, нехристи? Спятили что ли? Где это видно, что бы живого человека в землю зарывали? - кричал я.
Но почему-то меня никто не слышал и не замечал, или делал вид, то ничего не слышат и не видят.
7 ИЮНЯ.
Прошла почти неделя. Мне надоело лежать в этом вонючем ящике, который на сквозь пропах гнилью. Да и одиноко. Никто в гости не зайдёт, да и поговорить не кем, а самое главное нет водки. Скукотища ужасная. Так и свихнуться не долго, и стать инвалидом умственного труда, если всё время работать мозгами. Тогда я и решил, что настала пора вылезти отсюда и сходить куда-нибудь, да промочить горло, а то язык совсем присох к глотке.
Я выбрался из могилы и пошёл гулять. Первым делом я решил навестить свою жену, чтоб ей сказать, то она была не права, поступив так со мной.
Когда она открыла двери, я промолвил: "Привет, дорогая!" В ответ она отшатнулась и стала, быстро крестится, нервно твердя: "Уйди призрак, уйди". Она это твердила чуть не плача, и я решил уйти, чтоб не доводить женщину до нервного срыва.
Вечером я зашёл в свой любимый ресторан на Берковской улице. У бармена заказал бутылку водки, с которой я и уединился. Я ей рассказал о своей трудной жизни, и она меня поняла. Порой лучшего собеседника, чем бутылка водки не найдёшь. Она, всегда молча, тебя выслушает, никогда не осудит и не скажет, что я веду неправильный образ жизни, или что я безобразно выгляжу. Когда я расплачивался, бармен посоветовал мне, чтоб я помылся: "А то братан, от тебя за версту разит тухлятиной".
8 ИЮНЯ.
Вчера, когда было же темно, в скверике я подцепил одну подругу, которая была в хорошем подпитие. Захватив по дороге парочку бутылочек водки, мы завалились к ней домой, и замечательно провели остаток вечера и всю ночь. Такого зажигательного и потрясающего секса я не помню со времён потери своей невинности. Она такое вытворяла, что вместе с постелью ходуном ходили даже стены этой берлоги. Моя бывшая вряд ли до такого бы додумалась.
По утру, протрезвев, она выставила меня с криками, что у меня последняя стадия сифилиса в запущенной стадии, и то она некогда больше не будет так бухать. Я оказался за дверью, а моя возлюбленная оказалась в ванной, нещадно моя свое распутное тело со стиральным порошком, дезинфицируя огромным количеством хлорки. Наверняка сегодня же посетит венеролога, если кто-нибудь не соблазнит раньше бутылём водяры.
Странные же эти существа бабы. То на шею бросаются, заметив огромный член или хотя бы внушительный кошелёк, то обвиняют во всех смертных грехах.
18 ИЮНЯ.
Ну и стервы же эти бабы. Пока я где-то шлялся в поисках любви и наслаждений, которых так мне не хватало в последнее время, моя бывшая жена, повторяю, бывшая, успела продать мою квартиру, а деньги прихапать себе. Вот же стерва. Такого я от неё не ожидал. Это уже слишком. Настало время ей за всё ответить. Она это заслужила. А именно жуткой извращённой смерти. Стерва должна умереть! Стерве стервячая смерть!
Не тусоваться же мне всю жизнь среди бомжей. Вообще-то бомжи оказались хорошими ребятами. Приютили, обогрели, стали родными. Их не шокирует мой вид, они не ворчат, что от меня скверно пахнет. Так что теперь я живу в канализационном колодце рядом своим бывшим домом.
На днях я беседовал по душам с одним из названых родственников. Он оказался профессором. Преподавал когда-то философию в каком-то местном то ли институте, то ли университете. Смышленым оказался малый. Преподавал свой, как его... Поминал мать какую-то. А, вспомнил! Материализм называется. Бытиё - первично, сознание вторично. Или на оборот. Что-то не припомню. Староват я тал. Склероз замучил.
20 ИЮНЯ.
Я это сделал! Я сделал. Жаль только, что я не доучился в своё время на литфаке, и мне не хватает слов, что бы всё это описать во всех красках. А это было круто. Да же сверх того. Короче...
Я проснулся ночью с явным ощущением, что я это сделаю, и сделаю именно сегодня. У меня была жажда, желание. Я встал и пошёл. Пошёл к этой суке, которая когда-то была моей женой.
Взломав дверь, я проник в квартиру. Из спальни до моего слуха донеслись учащённые вздохи и стоны. Там явно занимались чем-то интересным. Сжимая топор в правой руке, воодушевлённо вошёл в спальню. Они были так заняты собой, что меня не замечали. Он был сверху и своим мустангом таранил её, так ненасытно, что мне показалось, что он маньяк. Я ударил его обухом топора по голове, проломив ему черепную коробку. Он отключился и тюфяком осел на свою кобылицу. Она стала, как блаженная орать. Я стащил обмякшее тело усталого любовника на пол, а ей цыкнул, чтоб она закрыла свою варежку. Но она продолжала орать, и с каждым разом всё громче и громче. Чтоб не брыкалась, я связал её бельевой верёвкой, что болталась в коридоре, а её громкоговоритель заткнул валяющимися рядом трусами этого кобеля, что всё ещё был в отключке. Отыскав в чуланчике пилу, я отпилил голов этому ублюдку. Усадив обезглавленное тело в кресло напротив телевизора, я примостил его голову между его же ног так, чтобы его шланг был во рту его головы. Тем самым он сам себе делал миньет. Очень забавно смотрелось со стороны. Полюбовавшись недолго своим произведением, я направился к своей стерве.
Настал момент, выплатить ей должок, который надо было выплатить давно, а не разводить нюни по поводу и без повода, которые разводил по сей день. Настала пара становиться мужиком. Я подошёл к ней. Она глядела на меня испуганным взглядом загнанного зверя. Она меня боялась, при чём очень сильно. Этот факт не мог не порадовать меня. Возбуждённо ухмыляясь, я залез на неё и вдоволь с ней позабавлялся. Она лежала бревном, а я вытворял с ней всё что хотел. Устав, я её просто зарезал, найдя на кухне самый большой тесак. Так закончилась никчёмная жизнь этой продажной душонки.
Я освежевал труп бывшей своей возлюбленной. Сняв её кожу, повесил на плечики, и брал в шкаф, чтоб её лучший наряд не помялся. Её тело я усадил тоже в кресло, что стояло рядышком с тем, на котором восседал её гавнюк. Только она себя забавляла тем, что в своё лоно вставляла нож. По видаку я запустил порнушку, которой было здесь целые залежи. Потом я оставил их наедине, а сам тихо удалился.
27 ИЮНЯ.
Я покойник! Я мертвец, бродящий по земле неприкаянно. Тогда это был не сон. Это было на самом деле. И самоубийство, и похороны. Я это понял сегодня, когда у меня отпала левая рука, а накануне отпал нос и уши. Я рассыпаюсь на части, на отдельные фрагменты моего бренного тела.
А был ли я когда-нибудь жив? Ходячий труп с заложенной программой, как и все вокруг. Вся моя жизнь шла по чьему-то определённому плану, словно кто-то за меня всё это решил и запланировал. Рождение, взросление, школа, институт, работа, свадьба, развод, беспробудное пьянство, смерть, похороны. Я как марионетка в чьих-то руках. Но я вылез из могилы, спутав чьи-то карты. А может, и это было в чьих-то планах?
г. Каменск-Уральский
март 1999г.
СМЫСЛОВЫЕ
ГАЛЛЮЦИНАЦИИ
Я вижу тень.
Я стремлюсь к ней.
Я вижу тебя в блеске огней.
Я лечу к тебе,
Но ты ускользаешь,
Только лишь тенью меня соблазняешь.
М.Филинков
Ощущение пустоты не покидало последнее время. Пустота, словно бездна, разверзлась у твоих ног, словно космоса черные дыры, поглащающие во вселенной все, что появляется в радиусе их действия. И эта пустота поглощает все мысли, желания, страсти, страхи, печали и радости. Она словно огромный ненасытный монстр, пожирающий твои чувства и эмоции, превращая тебя в ноль. Ноль эмоций, сплошная апатия, убивающая в тебе человека, превращая тебя в одноклеточную субстанцию, наподобие амебы или инфузории-туфельки. Такое происходит порой от пресыщения благами цивилизации, когда вроде все есть, а на душе пусто, или когда единственное желание, мечта превращаются в, наващиваю, идею. И несбыточность этого желания тебя добивает окончательно. Все остальное перестает для тебя существовать. Ты чувствуешь, что твоя мечта вот-вот сбудется, но все наоборот и пустота поглощает тебя окончательно. Ты словно слепой котенок мечешься в смрадном мире четырех стен, не находя выхода, когда есть вход и тот не тот.
* * *
...Джон проснулся поздно: солнце било в глаза безжалостно и весело, заставляя просыпаться, твердя, что новый день пришел. Но какого толку в нем, если он такой же, как предыдущий, не чем не лучше и не хуже, в котором полностью отсутствует экспрессия, и нет неожиданностей. Все как по плану на десять лет вперед. Одна и та же схема.
Джон поднялся с тахты, не надевая трусов (спал он голым), прошел на кухню, посмотрел, что осталось в холодильнике: не густо - десять яиц, ломтик ветчины, немного масла, пол-литра молока. Полный набор холостяка, засидевшийся в холостяках. Вообще-то на завтрак хватит. Надо не забыть, после работы зайти в магазин, купить что-то из провианта, да поколлорийние, а то гляди, начнешь пухнуть с голодухи.
Прошел в ванную. Он пустил чуть теплую воду, забрался в ванную и десять минут блаженствовал, вспоминая вчерашнего собеседника. Интересный старик. В наше время колоритных людей днем с огнем не сыщешь, идет какая-та штампованная продукция, а не люди. Сейчас трудно найти интересного собеседника, когда основная часть населения, зациклена на наркотиках и алкоголе, и весь их мозг поглощен одной проблемой, как это все достать, ведь любые пути хороши для достижения своей цели, вплоть до убийства. Но старик явно был из тех времен, когда людей интересовало что-то большее, чем сие минутное удовольствие. Да и рассказывал он интересную байку (всецело совпадающая с его желаниями) про золотой череп и силу, хранящийся в нем.
Джон вылез из ванны, подошел к огромному зеркалу размером в человеческий рост, доставшейся ему от прабабки. В резной раме, не смотря на свой преклонный возраст, зеркало выглядело как новое. Глядя на свой небритый фейс, Джон занялся обычной утренней процедурой, скребя бритвой эту ненавистную щетину. Нечто так не убивало его, как каждое утро бриться, а не бриться тоже было нельзя. Борода все время его изводила и сильно его уродовала, превращая в дремучего старика.
Опять те же ощущения, как и прежде. Каждый раз, глядя в это зеркало, он ощущал странный наплыв эмоций и непонятных чувств, сравнимых только с оргазмом. И он ощущал, что уже не в ванной, а на морском берегу. До его слуха доносились крики чаек и шум прибоя, теплый ветер ласкал его обнаженное тело. И через какое-то время, он видел свое отражение, стоящем на берегу, об который нещадно бились волны, унося с собой кучи песка в пучину моря. А не вдалеке на большой каменной глыбе лежал золотой череп, который притягивал его внимание и возбуждал в его душе неутомимое желание им обладать. И это окончательно его добивало. В черепе он видел решение всех своих проблем, только не понимал каких. Видение было всего не больше минуты. И после него на душе становилось пусто и грустно, да тоска по потерянному раю.
Он докрасна растерся жестким полотенцем, потом вернулся на кухню, включил плиту, поставил сковородку, разболтал в молоке два яйца, сделал омлет, заварил кофе и включил радио), называл его "мусоропроводом", поэтому держал на кухне). Как раз в цикле "Голоса минувшего" передавали песню Вертинского "Как хорошо проснуться одному в холостяцкой постели".
Действительно всего одна строка, а, сколько в ней высокого смысла. Бедная мама, она мечтает, чтоб он женился. А он не женится ни в коем случаи, и не за какие деньги. Он тогда не сможет сидеть каждое утро на кухне голым и мечтать, о чем хочется, а будет должен гнать себя с утра до вечера - еще бы семья. Конечно, он любит мамочку, но какая мука сидеть у нее в гостях и выслушивать ее советы. Старики так не сносны, живут своими предрассудками и представлениями, считают нас несмышлеными детьми. Но порой дети бывают в сто раз умнее взрослых. Они быстрее адаптируются к вечно изменяющемуся будущему в отличие от старшего поколения, привыкшего к старым устоям. Что ждет его? То же самое, что и его родителей, если он женится и заведет оболтуса. Тот, так же как и Джон, будет придумывать отговорки, только чтобы не прийти к нему вечером и не выслушивать его сентенции. Все возвращается на круги свои. Лучше он заведет кошку или собаку, если почувствует себя старым и никаких проблем. Одиночество? Он не знает, что это такое. В нем живут двадцать разных людей, поди, управься с ними. Одиночество опасно и страшно для глупых, слабых и больных. А жить больному ни к чему. Десять таблеток снотворного - и никаких мучений.
Он оделся и ушел. Новый день ничего примечательного не принес. Обычная рутинная работа в редакции, составлять опостылевшую колонку "Криминальная хроника". Какая радость писать о том, что кто-то кого-то замочил, изнасиловал или ограбил. Перемалывая сухой язык ментовских сводок, создавать маленький шедевр местных новостей. Когда-то, еще в годы учебы, разве об этом он мечтал. Сидеть в захудалой газетенке? Мы всегда мечтаем о чем-то большом и прекрасном, но практике все по-другому.
Джон, разглядывая сводку происшествий за ночь, наткнулся на сообщение о ритуальном убийстве. Жертвой как нестранно был вчерашний собеседник. Похоже, это было дело рук доморощенных сатанистов, принесших невинную жертву Сатане. Об этом можно было судить по огаркам черных свечей и пентаграмме на месте преступления. Еще один элемент этого события привлек Джона. На спине жертвы была надпись "Он много знал" и красовался нарисованный череп.
* * *
Еще одно утро. Джон, скреб бритвой, всю тужу, ненавистную щетину, и он случайно (а может не случайно, возможно это было послано сверху) порезался. Капля крови слетела с подбородка, попав на зеркало. Секунду спустя она побледнела и исчезла без следа, впитавшись в зеркало.
Странно! А ведь он никогда не стирал с зеркала пыль, оно всегда было чистым. Он дотронулся до зеркала в том месте, где приземлилась капля. Он не ощутил холод, и твердость стекла, вместо этого что-то теплое и мягкое. Чем дольше он давил, тем все дальше проникала его рука в зазеркалье. Это чем-то напоминало путешествие Алисы в зазеркалье. Вот он уже на половину вошел в зеркало. Свое отражение Джон уже не видел. Перед ним расстилался весьма реалистичный пейзаж: морской берег. Волны лениво набегали на песок и откатывались назад, унося с собой песчаные крупинки. Джон вошел полностью в зеркало, и ступни ощущали теплоту, нагретого за знойный день, песка. Чайки носились над морем в поисках зазевавшейся добычи, которая должна была послужить им сегодняшним ужином. На западе и на востоке аллели закаты. Был, конечно, вечер. Джон в этом не сомневался. Это единственное что он понимал. Зато все остальное выходило за рамки его понимания. Сном это не могло быть, поскольку все было очень реалистично для сна. И ощущения, и все остальное. Словно зомби он подошел к морю. Как в детстве он пощупал ногой воду. Потом, не спеша, Джон вошел в воду и окунулся с головой. Море как всегда было теплым и соленным. Море немного его отрезвило после первого потрясение. Выйдя из моря, он увидел на каменной глыбе предмет своих мечтаний - золотой череп. Это сильно его возбудило, и он как угорелый ринулся туда.
Джон лежал на песке, зачарованно вертя в руках череп, и не верил тому, что он достиг своей цели. Той цели, великой цели, ради, которой стоило жить. Как говорится один раз увидеть и умереть.
Он не знал, сколько прошло времени. Наверное, очень много, поскольку уже была ночь, и на небе черном как антрацит горели звезды и, задумчиво на землю, глядела луна. Ему же надо на работу. Черт! Сколько время? Он вскочил на ноги, озираясь по сторонам. Похоже, он рехнулся, если голым шляется, черт знает где. Как не всматривался он в ночную мглу, ничего и никого он не увидел. Интересно как он будет возвращаться домой. Джон, нахмурившись и держа череп в правой руке, побрел в том направлении, откуда, как ему казалось, он пришел. И он все шел, шел и шел, потому что не мог не идти. Прохладный ночной ветер подгонял его сзади, и пустота была его спутником.
Джон очнулся, как после тяжелого сна. Он все так же сидел в ванне, только вода уже остыла. Все что, было, могло показаться кошмарным сном, если бы не череп, который все еще сжимал в правой руке. Он вылез из ванны. Нервно подмигнул своему отражению в зеркале, растерся полотенцем, оделся и ушел, оставив череп на столе.
* * *
Джон уже свыкся с золотым черепом, как неотемливой частью его бытия. Но все остальное желало лучшего. Эти кошмарные сны, где черти и всякая не честь вытворяют с ним, а точнее с его телом все, что придет им в голову, а по утру находить на своем теле следы этих вакханалий. Да еще эти визитеры, начиная Богом и заканчивая Сатаной. Deja vu одним словом. Что-то здесь было нечисто. Сегодня за чашечкой кофею он беседовал с Диогеном из Синопа на извечную тему "Любви". На прощание Диоген оставил надпись на стене, которая гласила "Солнце заглядывает в ямы с навозом, но не оскверняется". А вчера они пили вместе с Наполеоном. С этим надо было что-то делать, и делать это немедленно. Распрощавшись с Диогеном, он побежал в ванную к зеркалу.
Джон прикоснулся рукой к зеркалу. Оно было холодным и твердым. Что за черт? Что за шутки? Но это же было, было, не могло не быть. Джон сел на пол напротив зеркала, и задумался. Шизеешь. Шиза постепенно переходит во френию. Надо все разложить по полочкам. И так он искупался, вытерся, подошел к зеркалу, начал бриться и порезался. Да! Капля крови попала на зеркало. Тем самым открыла путь в потусторонний мир. Кровь! Вот именно. Во все времена для связи с иными мирами использовали кровь. Джон поднялся с пола, взял лезвие, сделал надрез на пальце, выступила кровь. Каплю крови он оставил на зеркале. Подождал, пока она впитается в стекло, и прикоснулся к зеркалу. Оно стало теплым и мягким. Джон как в прошлый раз прошел сквозь зеркало.
На этот раз вместо морского берега была пустошь. Под босыми ногами (он так и не оделся) была потрескавшаяся от засухи земля. Да и прохладно было гулять нагишом, но возвращаться было поздно. Да и куда, ведь куда не глянь, всюду была пустошь. Да Джон, надо было сперва подумать, а потом бросаться черт знает куда. Хотя бы сперва одеться.
Пустошь напоминало кладбище. Этакое затерянное memento mori. "Помни о смерти"- как будто действительно в такие слова складывались мрачные трещины под ногами. Засушенный погост. Засушенный ужас. Это и есть, наверное, преддверие ада. Это преддверие ничем не отвечало на непрошенное вторжение Джона. Идти неизвестно куда в поисках неизвестно чего. Где-то там скрывается истина. Истина чего? Мирозданья. Смысл жизни. Да глюки это все.
Джон сел на землю в позе Лотоса, держа череп на вытянутой руке, как бы молча, вопрошая "Быть или не быть". Он глядел в сапфировые глаза черепа. И глядя в них, он ощущал то, что говорил Ницше. "Если глядишь в бездну, то бездна глядит на тебя".
- Какого черта, тебе, надо? - заорал Джон, вскакивая на ноги. - Какого черта, ты меня водишь за нос.
Он бросил череп на землю. Но он словно бумеранг вернулся ему в руки. Череп, похоже, нашел своего хозяина и не хотел с ним расставаться. Джон сел, что бы все обдумать. Но мысли как назло не приходили в голову. Череп улыбался своей беззубой улыбкой. Сапфировые глаза ожили, и до слуха Джона донеслось: "Отдайся мне" Джон встрепенулся, огляделся по сторонам. Но никого около не было. Ночное небо прошила молния, вспоров тело земли. Джон исчез в трещине. Вокруг была кромешная тьма, но в этой тьме что-то было. И этого было много. Оно дышало. Джон чувствовал как тысячи рук ощупывают его тело, а он натыкается на части чьих-то тел. Тьма рассеялась и взору Джона открылась гигантская комната, сплошь усеянная обнаженными телами обоих полов от малых до взрослых, которые были вовлечены в великую групповуху. Великая оргия всех времен и народов. И над всем этим парил золотой череп внушительных размеров.
г. Каменск-Уральский
январь-март 2000г.
ПОСЛЕДНИЙ
ПОЦЕЛУЙ
Странные дни меня отыскали.
П.Науменко
Она молча глядела на его обнаженный, но уже хладный труп. Тело, которое когда-то дарило ей столько любви и тепла, было мертво. Оно еще ни чем не отличалось от живого, но... Это чертовое "НО" сводило ее с ума. Почему люди не живут столько, сколько хотят. Почему судьба-злодейка всегда забирает тех, кого любишь. Почему? Почему? Вопросы без ответов, монотонностью ударов дятла, стучали в ее голове.
Она больше не могла себя сдерживать. Руки, вышедшие из-под контроля мозгом, стаскивали с нее одежду. Расстегивать пуговицы, не было времени, и они автоматной очередью отлетали на пол. И вот она предстала перед своим другом в первозданной красоте. Она легла рядом, и стала нежно и осторожно, словно дело имеет с чем-то хрупким, ласкать его тело. Чем дальше это продвигалось, тем сильнее она заводилась. Окоченевшее тело уже не казалось таким холодным, и создавалось впечатление, что в нем снова забрезжила жизнь.
Испытав умопомрачительный оргазм, она встала, молча, оделась и ушла, оставляя после себя запах дорогих духов, которые сильно выделялись на фоне специфического запаха формалина этого заведения.
На следующий день состоялись похороны. Пышные. Со всеми почестями. Народу было куча. Священник читал заупокойную по отлетевшей душе всеми горячо любимого... Только она ничего не слышала и не видела. Она была с ним. Она снова видела его обнаженное идеальное тело (плоский живот с минимум жира, рельефные мышцы, прямые ноги, упругий зад и ровный член). И это тело ее влекло и сладостно манило.
Очнулась она оттого, что кто-то приводил ее в чувство.
-Мадам, Вам, не хорошо?
-Нет, все нормально, Джон, - ответила она.
-Вас, отвезти домой? - не унимался светловолосый парень.
-Спасибо. Я уж сама доберусь. Я уже пришла в себя. Еще раз спасибо за помощь.
Ночь подвалила как-то неожиданно, а в тоже время долгожданно. Наступало время, когда можно было забыться беспробудным сном. Она разделась медленно, не спеша, как обычно по вечерам. Тихо намурлыкивая себе под нос непонятные в общем смысле песнопения, погрузилась в теплую пенную ванну. Релаксация. О чем она могла еще мечтать после этого ужасного дня.
Похоже, она заснула. Звонок, возвестивший о чьем-то приходе, сильно ее напугал. Выскочив из ванны, натягивая на ходу на мокрое тело легкий халатик, мало скрывающий прелести ее превосходного тела, бросилась к входной двери. Это ОН! Но у самой двери она опомнилась. Он не мог прийти. В понятном для нас смысле сейчас он не существовал. Но кто это мог быть? В такой час? Она открыла дверь. На пороге был он. Живой и свежий, и к тому же такой притягательный. Они обнялись так крепко, словно не виделись сто лет.
Это было похоже, на долгий незабываемый сон, который длился и длился. Они кружились в круговороте секса и чувств. Утром она проснулась одна. Все было как всегда, только тоска по ушедшему безвозвратно другу застилала ее глаза. Все казалось сном, если бы не следы ночной любви на белых простынях. Что это было? Сон? Если сон, то слишком реальный чтоб быть сном. Да и умом пока она не тронулась.
В этот вечер он пришел снова. Он был как прежде элегантно одетый. Его спортивную фигуру облегал новый смокинг и при этом он не выглядел измученным официантом с несмываемым выражением глаз типа "Чего изволите?". Она повисла на его шее, нежно целуя его в губы. Смерть на короткое время уступила место жизни, позволяя ей снова познать запретную страсть. Утро их снова разлучило
Был неизвестно какой по счету вечер. Они лежали на траве под покровом из ярких звезд, обласканные теплым ветром.
-Сегодня... - он вдруг запнулся, но через мгновение продолжил, - наша последняя ночь.
-Почему? - спросила она сиплым голосом.
-Мое тело уже сильно разложилось, чтоб самостоятельно передвигаться.
Он поднялся и, не взяв одежды, направился к кладбищу. Она тоже вскочила и побежала за ним. Он все удалялся и удалялся. Она не могла его догнать. Лишь его обнаженная фигура служила ей ориентиром в эту безлунную ночь. Так они добрались до кладбища. Он, дойдя до своей могилы, растворился в воздухе. Она бросилась к могиле и, орошая ее слезами, стала ее раскапывать, ломая свои изящные ноготки. Докопав до конца, она наткнулась на истлевший труп. Она уже не рыдала. Это было уже похоже на предсмертный вой поверженного зверя. Не отдавая себе отчета в содеянном, она вспорола чем-то острым себе вены, заливая своей кровью разложившиеся любимое тело.
По утру ее хладный труп нашли у развороченной могилы. Пресса сообщила, что это была оргия сатанистов с принесением очередной жертвы Люциферу.
Порой события бьют нас безжалостно, не спрашивая нас о наших желаниях, наших потребностях. Мы заложники своей судьбы. Мы рабы ненужных обстоятельств, которым нет, не конца не края. Но над всем этим есть ЛЮБОВЬ. Лишь она порой определяет нами, заставляя нас совершать свои необдуманные поступки во имя любви.
P.S. Не спрашивай меня, в своем ли я уме.
г. Каменск-Уральский
февраль-март 2000г.
ЭЛИЗИУМ
Ты слышишь сотни лишних звуков.
Если б я их слышал, я б сошёл с ума.
( из фильма "Страна Глухих")
Сыпал снег. Ветра не было, поэтому снежинки большими хлопьями, подвластные всемирному закону тяготения падали вниз, медленно кружась в своём завораживающем танце. Сотни, тысячи, миллион. Куча снежинок со своей неповторимой структурой и рисунком. Эта невидимая с первого взгляда неповторимость так завораживала его, что он не мог оторвать своего взгляда от них. Он стоял у окна, молча, созерцая этот чудный танец. Где-то рвались мины, где-то убивали, где-то умирали от неизлечимых болезней, где-то насиловали. Ну, в общем, творили, то, что хотели. Где-то... Но здесь было всё спокойно и падал умиротворенно снег и музыка... Эта божественная музыка поднебесья звучала тихими минорными звуками, заполняя своим содержимым всю комнату.
Он почувствовал на своем затылке чей-то взгляд, скользящий по его спине, туда ниже, где ноги, ступни. Он обернулся. На кресле сидел мальчик, вальяжно развалившись там, беспечно покачивая своими ногами. Джулиан как всегда пришёл вовремя, в этот утренний час, когда обычно все ещё спят, но рассвет уже забрезжил в преддверии нового дня.
-Привет, - сказал Он.
-Привет, - сказал Джулиан.
Он снова обернулся к окну и через минуту молчания сообщил:
-А сегодня опять идёт снег.
-Здесь всегда идёт снег, - отозвался Джулиан. С кресла послышалась возня и шмыганье носом.
-А какой вкус у белого цвета, - вдруг спросил Он. А вообще-то не вдруг. Его давно донимал этот вопрос.
-Вкус мороженого. Пломбира, - не задумываясь, ответил Джулиан.
Джулиан встал, подошёл к нему и упёрся носом в его обнажённую спину.
-И нечего об меня свои сопли вытирать, - с наигранной сердитостью сказал Он.
-Не ругайся, - сказал Джулиан.
-А у приведения не бывает насморка, - сказал Он.
-Смотря, кто тут приведение.
-Ты моё прошлое, я твоё будущие. Парадокс, - сказал Он.
-Да уж! - воскликнул Джулиан.
Он почувствовал, как Джулиан целует его спину и выше, шею. Его руки скользят по его телу.
-Джулиан, ты с ума сошёл?
-Я люблю тебя! - ответил сладострастный голос.
-Джулиан прекрати. Ты слишком мал для таких отношений.
-И совсем не мал. И ни Джулиан.
-А кто? - спросил Он, оборачиваясь. - Анит?
-Да, мой любимый, - ответила она. - Как видишь.
-Но ты мертва.
-Так же как и ты, в какой-то мере.
Он, не отрываясь, смотрел на её обнажённую грудь, понимая, что теряет над собой контроль.
-А ты изменилась.
-Да мой милый. Ты же знаешь, я всегда перлась от Помелы Андерсон. Так что я увеличила свои несравнимые сиськи. Тебе нравится?
-Да. Прикольно, - ответил Он.
Он прижался к Анит всем телом, и их губы встретились. И земля ушла у них из-под ног. Они воспарили на пике блаженства. Вдруг она его оттолкнула. Он упёрся спиной в окно.
-Ты чего? - спросил Он.
-Ничего. Прости, я пластическую операцию сделала не до конца. Так что у меня нет той штуковины, что у твоего друга, - ответила она.
-Не понял. Ты о чём?
-У вас, у парней это называется членом.
-Это при чём? - спросил Он.
-Ну, как же. Позабыл уже? А Джон?
-А что Джон? - спросил Он.
-Не прикидывайся дурачком. Я же вас видела вместе. Тогда в душе. Вы так сладко целовались и ласкались.
-Это не то, что ты думаешь, - возразил Он.
-Как раз то. Всем известно кто он.
-Мы были друзьями.
-Не морочь мне голову. Друзей так не целуют. И всем известно, что он голубой.
-Голубой, розовый... Какая разница? Он был моим другом!! И этим всё сказано. Если решила поссориться, то убирайся, я не держу.
-Ты же помнишь, что случилась тогда после...
-Ты меня запугиваешь?
-Нет, просто напоминаю.
-Обкурилась опять? Но этот фокус сейчас не получится. Двести по встречной? Нет! Дважды не умирают. Так что убирайся туда, откуда пришла. Я сегодня принесу на твою могилу цветов. Может быть...
Но договорить он не смог. Они снова слились в поцелуе. Его руки скользили по её обнажённой спине, ягодицам, волосатым ногам. Волосатым?! Освободившись от неё, он спросил:
-Дорогая, ты не бреешь ноги?
-Но не докой же степени. Я хоть голубой. Но мне нравится, что я парень, и что ты тоже парень. Я тебя люблю.
-Джон?
-Да, - удивлённо отозвался он.
-А где Анит?
-Ушла.
-Куда?
-А я почём знаю. Ушла и всё. В её руках вечность. Гуляй, где хочешь, и сколько хочешь.
-Но Джон... - начал Он.
-Да, мёртв. Ты правильно говоришь...
-Но...
-Нет, ты не сошёл с ума. Всё что происходит это на самом деле.
-Тогда скажи почему.
-Что почему?
-Ну, это всё. Я не знаю, как это назвать. Почему это всё вижу. Вот, например, с тобой говорю...
-А, - сказал Джон. - Просто ты не помнишь события последних дней. Ты заразился неизлечимой болезнью, и промучился около пары недель в беспамятстве.
-И...
-И, что и? Ну, и умер вскоре. Тебя вскоре схоронили на местном кладбище под заунывный вой водосточных труб. Твоя душа покинула твоё бренное тело, и прибывала здесь последнюю неделю, где встретилась с родными, но давно умершими душами. А теперь расправь свои крылья, и воспарим над этим миром в бескрайних просторах вечности.
Он расправил свои белоснежные, как вечные снега высоких гор, крылья и они воспарили над миром, улетая всё дальше в бескрайние просторы вселенной, оставляя позади, голубую от морей и рек, планету под именем Земля. Впереди их ждала вечность...
P.S. Элизиум - обитель блаженных.
г. Каменск-Уральский
июнь 2001г.
МИСТЕР ЛИ
Посвящается Серёжке Маленьких, потому что он это никогда не прочтёт. Рассказ написан при участии Уильяма Берроуза (да пили как-то вместе), и идейной поддержке моего духовного наставника Дэвида.
На сколько безгранична фантазия человека, имеющая крен то в сторону хорошего, то в сторону плохого, наполненные добром или злом. А вообще что хорошо, а что плохо. Что добро, а что зло. Где та грань, за которой конается хорошее и начинается плохое. Где добро переходит во зло. Эта грань до того размыта и невидима, а в тоже время шаткая, в основном зависящая от нравственного состояния общества. И вообще есть ли на свете добро и зло, хорошее и плохое в первородном состоянии. Одни лишь нормы поведения, морали и устои. Но всегда ли они истины. Всегда ли то абстрактное добро, которое по сказкам побеждает зло, является добром, а неизвращённой стороной зла. Первородное добро и первородное зло. Существуют ли они в природе. Почти все элементы таблицы Менделеева в чистом виде в природе не встречаются. Они всегда в виде соединений. Так и в жизни с детских лет мы хаваем некий суррогат, смесь добра и зла. А все наши мысли о добре - это всеобщая абстракция, иллюзия, желание желаемое выдать за действительное.
На юге Техаса, в долине Рио-Гранде, где Ли жил с родителями в далёком босоногом детстве, ему казалось, что этот мир излучает лишь добро. Он неплохо учился в школе, успевал по всем предметам, и, имея незаурядный клад ума, сыскал славу достойную для пацана заучки. Родители не как не могли нарадоваться своим отпрыском, будущим продолжателем семейного бизнеса, выпускником Гарварда, а возможно преуспевающим бизнесменом, адвокатом, научным деятелем. Но судьба распорядилась по своему, на свой манер мешав карты Ли и не оправдав надежд родителей.
Солнце высвечивает внутреннею сторону бедра мальчишки, сидящего на пороге широко раздвинутыми ногами, и ты в судорогах падаешь - сперма струится в оргазме за оргазмом - трёшься о каменную мостовую, шея и спина ломаются... и вот уже лежишь мёртвый, глаза закатились, их белые щёлочки медленно краснеют, и кровавые слёзы стекают по лицу, а мозги танцуют суицидальное танго в преддверии преисподни.
Или внезапный чистый запах соленого воздуха, пианино в конце городской улицы, пыльный тополь, дрожащий на знойном ветру, образы вспыхивают в мозг гигантскими ракетами, запахи, вкусы, звуки сотрясают тело, ностальгия делается щемящей, нестерпимой болью, мозг - перегруженным щитом, посылающем во внутренности безумные сигналы и контрсигналы. Наконец тело уступает, съёживается точно нервный кот, падает кровяное давление, телесные жидкости сочатся сквозь дряблые растянутые вены, шок переходит в кому и смерть.
Смерть порой кажется тем упоением, которого не дождаться, словно отрезаешь от себя части плоти, и они бессилием бьются о пол, и ты чувствуешь себя какой-то амёбой или инфузорией-туфелькой. Ты чувствуешь себя таким ничтожеством, неизвестно зачем и с какой целью произведённым на свет. И ты стремишься к смерти. Ты ощущаешь её каждой клеточкой своего допотопного мозга, но не как не можешь дотянуться до неё. Душа наполняется минорными звуками скрипки, сводящими с ума. Гимн смерти звучит в тебе, разрывая твоё сознание на отдельные фрагменты, которые никогда не сложить в одно целое, чтобы из этого получить что-то путное. Но смерть всегда является концом этой до предела опостылевшей жизни и началом новой доселе неизвестной сладостно манящей новой жизни - бестелесного полёта души, мысли, чувств - той эфемерной, виртуальной оболочки, отделавшейся от вечно больной, жалкой, мало защищённой плоти.
Кто-то постучал в наружные ставни. Ли открыл ставень и выглянул. Там стоял мальчик лет четырнадцати - они всегда выглядят моложе своих лет - и улыбаются так, что улыбка могла обозначать только одно. Он сказал что-то по-испански, но Ли не понял. Ли покачал головой и начал закрывать ставень, но мальчик, продолжая улыбаться, придерживал его. Ли рванул ставень на себя и захлопнул его. Он почувствовал, как не струганное дерево задевает и ранит руку мальчика. Не говоря ни слова, мальчик понуро побрёл прочь. На углу его маленькая фигурка поймала лучик света.
-Я не хотел причинять ему боль, - подумал. Ли.
Боль - сигнал воспалённому мозгу, одурманенному травой, что организм ещё функционирует. Ты жив ещё, а не мёртв уже. Ты ещё чувствуешь, но по идее не должен чувствовать вообще. Ты не понимаешь, что происходит с тобой. Желудок начал революцию, и есть первые жертвы, кишки выворачиваются наизнанку. Боль накатывается на тебя снежным комом, и ты становишься с ней одним целым. Один комок расплавленных нервов. Тебе становится жаль себя. Тебя ущемили в твоих правах. В праве на сострадание других к тебе, ведь ты же не ходячие зомби, лишённое разума. Ты человек, и в тебе ещё теплятся остатки твоего растерзанного сознания.
На юге Техаса, в долине Рио-Гранде, он убил клюшкой для гольфа гремучую змею. Удар металла о живую плоть вызвал в его теле электрическую дрожь. В Нью-Йорке, когда они с Роем шарили в подземке по карманам алкашей, в Бруклине, на конечной станции, один пьянчуга схватил Роя и начал громко звать легавых. Ли ударил пьянчугу по лицу, тот рухнул на колени, и тогда Ли пнул его ногой в бок. Хрустнуло ребро. Ли содрогнулся от приступа тошноты.
На другой день он сказал Рою, что завязывает грабить алкашей. Рой бросил на него взгляд своих бесстрастных глаз, которые улавливали точки света как опал. В голосе Роя сквозила некая мужская кротость, та кротость, что свойственна только сильным.
-Ты мучаешься оттого, что стукнул того побирушку, так? Да, ты не создан для подобных дел. Подыщу себе другого напарника, - Рой надел шляпу и направился к выходу. Взявшись за дверную ручку, он остановился и обернулся.
-Это, конечно, не моего ума дела, но денег тебе на жизнь хватает. Может, тебе и вправду завязать? - он вышел, не дождавшись ответа.
С того момента Ли его больше не видел.
С Роем он был знаком, чуть ли не с пелёнок. Вместе учились в школе, потом в колледже, потом вместе шарашились по стране в поисках приключений на свою пятую точку. Рой для Ли был идейным учителем, духовным наставником, другом, братом, даже любовником. Первая сигарета, рюмка, травка, любовь на двоих. Рой Ли порой казался сумасшедшим. Как-то раз в каком-то городишке с тихим населением и милым названием, тогда им было по восемнадцать - они уже, сбежав от родителей, два года колесили по необъятной стране высоких возможностей на потрепанном Линкольне, минуя штат за штатом - они стояли на обочине скоростного шоссе, обкумаренные травкой. Рой сидел на дороге, облокотившись спиной на бампер машины. На нём были шёлковая рубашка с коротким рукавом и джинсовые шорты, одетые с одной целью, продемонстрировать свои накаченные ляжки. Рой, сидя, игрался перочинным ножиком. Сейчас он был похож на малолетнего мальчишку, который впервые в жизни держит нож в руках и для него нет более драгоценного сокровища, чем нож в руках. Он всю жизнь готовился к этому моменту и вот этот момент настал. Было жарко, и пот струился ручейками по ложбинкам молодых тел. Раскалённый асфальт отдавал свой зной окружающим. Не было даже слабого ветерка, и в этом мареве ощущалась всеобщая заторможенность, лень.
-Ли, а может, махнём в Калифорнию? Море, в небе чайки, весёлая жизнь... - спросил Рой, вонзая нож себе в руку.
-Ты с ума сошёл? - встрепенулся Ли, отбирая нож.
-Лучше раньше, чем ни когда. Впрочем, какая разница, когда черти уволокут тебя в царство Сатаны, - ответил Рой.
Рой был большим придурком с детским порой пониманием мира. Он был красив, в меру накачен и всегда пользовался популярностью у девчонок. Что не скажешь о Ли - меланхоличном задохлике с комплексом неполноценности.
Ли не хотел дописывать письмо. Он надел пальто и вышел на узкую тёмную улицу. Аптекарь вдел, что Ли стоит в дверях. Аптека была около восьми фунтов шириной, с множеством пузырьков и коробок вдоль трёх стен. Аптекарь улыбнулся и поднял палец.
-Одну? - спросил он по-английски.
Ли кивнул, оглядывая пузырьки и коробки. Аптекарь протянул Ли коробку ампул, не завернув её. Ли сказал: "Благодарю". Он пошёл прочь по улице с базарами по обеим сторонам. Товары лежали прямо на лице, и он лавировал между глиняной посудой, корытами и подносами с расческами, мыльницами и карандашами. Дорогу ему преградила вереница осликов, нагруженных углём. Он миновал женщину без носа, с чёрной шалью на лице, тело её было закутано в грязную подбитую ватой Розову тряпку. Ли шёл быстро, зигзагами протискиваясь сквозь толпу. Он добрался до залитых солнцем переулков на окраине Медины.
Ходить по Танжеру было всё равно, что падать, погружаясь в тёмные колодцы улиц, хватаясь за углы и двери. Он миновал слепого, сидевшего на солнышке в дверях. Слепой был молод, с каемкой светлой бороды. Он сидел, вытянув руку, с расстегнутой рубашкой, открывавшей гладкую терпеливую плоть с неподвижными тонкими кладками на животе. Он сидел та весь день, каждый день.
Ли повернул на улицу, и свежий ветер с моря остудил пот на его тощем теле. Он вставил ключ в замок и толкнул дверь плечом.
Добро пожаловать в собственный мир. Мир повседневных иллюзий. Мир четырёх стен. Одна связь с внешним миром - окно.
Ли протянул руку для укола и вставил иглу, проткнув гноящую корку. В шприц хлынула кровь - в те дни он пользовался простым шприцем. Указательным пальцем он нажал на поршень. По венам растекалось минутное блаженство. Он мельком взглянул на дешёвый будильник, стоявший на столике подле кровати - четыре часа. Со своим мальчиком он встречается в восемь. За это время юкодал успеет покинуть организм.
Ли принялся ходить по комнате. "Надо слезать", - повторял он вновь и вновь, ощущая в клетках джанковую силу тяготения. Он испытал миг паники. Тело сотряс вопль отчаяния: "Я должен отсюда выбраться. Мне необходима передышка!"
Произнося эти слова, он вспомнил, кому эти слова принадлежат. Бешенный Пёс, один из братьев Эспозито, арестованный на месте преступленья за вооружённый грабёж и многочисленные убийства, будучи на короткое время поднят с электрического стула ради нескольких формальностей, прошептал эти слова в полицейский микрофон, установленный возле его койки в тюремной камере.
Он сел за пишущую машинку, зевнул и сделал несколько заметок на отдельном клочке бумаги. Не редко Ли писал одно письмо часами. Он бросил карандаш и уставился на стену, лицо невыразительное и мечтательное, отражавшее приятный портрет Уильяма Ли.
Он был уверен, что рецензоры таких журналов для гомиков, как "Уан", сочтут Уилли Ли приятным, если только он не будет смущённо поёживаться: ну что вы, это же нехорошо, отстаньте бесстыдники.
-Да это же попросту мальчишество... в конце концов, тебе известно, что желания мальчишки - желания ветра, а мысли о юности не оставляют очень долго.
-Знаю, но... лиловозадые бабуины...
-Это омертвевшая невинность.
-Как же я сам не догадался! А геморрой?
-Молодые всегда на чём-то зацикливаются.
-Это верно... а выпадающие прямые киши, ощупью, отыскивающие член-доходягу, точно слепые черви.