Дядя Костя открыл дверь машины. Я вышла из нее, крепко сжимая в руках клетку с моим питомцем - кроликом Умкой. Посмотрела на дом моей бабушки, который с этого дня должен был стать и моим домом. Он похож на пряничный домик - белые резные наличники на окнах делали его каким-то воздушным и сказочным.
Я прошла в дом, по дороге сорвав с грядки морковку. Поднялась по лестнице на второй этаж. Здесь, под самой крышей, была моя комната. Я поставила клетку на пол, открыла дверцу. Протянула Умке угощение.
- Ну что, Умочка? - ласково обратилась я к питомцу. - Теперь это наш дом. Мы всегда будем здесь жить. Ты рада?
В комнате пахло деревом - стены и наклонный потолок обиты деревянными панелями. Я любила эту комнату гораздо больше, чем комнату в московской квартире. Под каждой деревяшкой, в каждом углу, в каждой маленькой щелке здесь теплилось волшебство.
Вскоре вошел дядя Костя. Он поставил на пол чемодан и тяжело выдохнул.
- Уф! - пробормотал он. - Ну и тяжесть! Томка, ты вроде такая маленькая, а барахла больше, чем у мамки!
Я засмеялась. Кокетливо дернула плечом и, подражая маме, ответила:
- Ну, мы же женщины. Имеем право.
Тут уже засмеялся дядя Костя.
- Женщины! А мне потом мучайся с больной спиной всю ночь!
- Дядя Костя, спортом надо заниматься! - я осуждающе посмотрела на его большой живот.
Он подтянул штаны. Провел пальцем по пышным усам.
- Надо-надо, да только лень. Ладно, ты давай разбирай тут вещи, а я пойду водицы хлебну.
Я стала не спеша разбирать одежду. Перекладывала в комод футболки и шорты. Вешала в шкаф свитера и кофты.
Потом подошла к окну. Отдернула занавески. Окно выходило на крышу терраски. Я перелезла через окно. Прошлась по крыше. Посмотрела вдаль улицы. Желтая проселочная дорога. Череда одноэтажных домов и высоких деревьев. Где-то там, через несколько домов, находился дом Стаса. Отсюда был виден кусочек его кирпичного коттеджа. И окно в его комнату. По ночам мы часто дурачились - сидя каждый в своей комнате, перемигивались светом от люстры или фонариками.
Я услышала, что кто-то на улице кричит мое имя. Сердце замерло.
Крыша терраски располагалась со стороны сада, и не получалось разглядеть, кто же стоит у калитки. Но я ни на секунду не сомневалась в том, что кричит Стас. Его звонкий детский голос я бы узнала из тысячи других.
Я бросилась на улицу, сгорая от нетерпения рассказать Стасу потрясающую новость.
Открыла калитку. И увидела его. Своего любимого мальчишку.
Он улыбался самой красивой улыбкой на свете. Белесые волосы растрепаны. Огромные голубые глаза излучали добро.
- Стас! Стас! - закричала я и кинулась к нему. - У меня такая новость! Ты сейчас обалдеешь! - эту фразу, "ты сейчас обалдеешь", я подцепила из маминого лексикона. Она часто начинала так свои разговоры с дядей Костей. В последний раз, после того, как она сказала ему "ты сейчас обалдеешь", последовала захватывающая история о том, как Танька с ее работы выгнала мужа из дома. - Представляешь, мама перевезла меня сюда! Насовсем! Я теперь буду здесь всегда жить! Не только летом и на выходных, а всегда! Представляешь!
Он очень обрадовался моему переезду. Мы пошли вдоль улицы. По дороге болтали о будущих планах.
- Мы пойдем вместе в школу, а потом будем вместе отмечать мой день рожденья, а потом мы будем вместе справлять новый год... - перечислял Стас. - А потом... Хм. А что будет дальше нового года?
Я пожала плечами. Я не знала, что будет дальше нового года - до него ведь так далеко... Как до другой галактики. Впереди нас ждало лето, самое счастливое лето в моей жизни, и оно будет длиться целую вечность.
Начались наши веселые беззаботные деньки. Стас часто приходил ко мне в огород - овощные грядки, ржавые баки и всякий садовый инвентарь казались нам прекрасным фоном для многих игр.
Мы выбирали самый огромный бак. Залезали в него, ставили в центр палку с привязанными к ней бабушкиными панталонами (это был наш флаг), смотрели из бумажной подзорной трубы на морковные грядки и кричали:
- Вижу землю! Право руля!
Бабушка страшно ругалась на нас за развешенные панталоны. Но из них получался чертовски клевый флаг! Огромные, желтые, они гордо развевались на ветру и были главным аксессуаром нашего корабля.
Дома мы играли в "рыбу" - ловили на самодельные удочки всякие вещи и клали их в тазики. Кто наловит больше рыбы - тот и выиграл.
Еще мы со Стасом часто раскидывали на огороде палатку, таскали туда съестные припасы, подушки и фонарики.
Часто ходили в гости к Стасу. У него дома играли в разные игры на приставке, а потом на улице оживляли игру, рисовали на дороге всякие маршруты из игры и бегали по ним.
Любимая игра Стаса была "Мортал Комбат". Я не очень любила игры, где надо драться, но раз Стас ее любил, мне тоже приходилось. Он всегда был Саб-Зиро. Я могла быть Меленой или Китаной, но девчачьи роли я терпеть не могла. И я стала Скорпионом.
Мы делали себе прикольные костюмы. В играх я обожала драматические истории героев, любила выдумывать костюмы и делать оружие. Из собачьей цепи и металлической пластинки я даже сделала себе кунай, как у ее героя.
Скорпион и Саб-Зиро. Огонь и холод. Змея и лед.
Помимо "Мортал комбат" мы играли в сказки. Любили играть в Робин гуда. Я, конечно, была Робин Гудом. А Стас Большим Джоном. Логично было предположить, что он сам станет Робин Гудом, а я девицей Мариан, но упорно отзывалась принимать женские роли. Мы даже подрались с ним тогда в первый раз. И я победила. И стала Робин Гудом. А Стасу досталась второстепенная роль Большого Джона. Крольчиха Умка была нашей принцессой. Я склеила ей корону из бумаги.
Деревянная площадка на дереве была замком Ноттингем. На площадку мы помещали мешочки с мелочью. Мы грабили Ноттингем и раздавали мешочки близлежащим кустам. Кусты у нас были домами бедняков.
Специально для игры в Робин Гуда я сшила себе зеленую шляпку. Стас тоже хотел такую, но я сказала, что это отличительный знак Робин Гуда. Тогда Стас на меня здорово обиделся.
Мы любили забираться куда-нибудь высоко - облазили все деревья в округе, излазили сверху донизу старый сломанный грузовик, который стоял у дома наших соседей, по-моему, с самого моего рождения. Мы прыгали по гаражам соседей слева и по наваленной груде бетонных блоков соседей справа. Мы часто падали и разбивали коленки. Стас переносил боль хуже, чем я, плакал тогда, когда я не плакала, но я никогда не смеялась над ним из-за этого. Когда он падал и разбивал в кровь коленку или локоть, я садилась перед ним, срывала подорожник, пела ему песенку про котенка и паровозик, заставляла его подпевать мне, чтобы отвлечь от боли, и лепила лист подорожника на ранку.
Стас успокаивался. С удивлением смотрел на залепленную листом ранку
- Совсем не щипит! - удивлялся он.
- Ну так это же я тебя отремонтировала! У меня никогда не будет щипать! - гордо улыбалась я.
Мы часто уходили ко мне. Подолгу лежали на крыше терраски и смотрели в небо.
Днем наблюдали на пролетающими облаками.
- О чем ты думаешь? - как-то спросила я Стаса, когда мы лежали на крыше.
- О том, что вон то облако похоже на огромного муравья. Видишь?
Я не видела.
- Нет, ничего не вижу!
- А вон то, рядом, на паука с мордой обезьяны.
- Хм. Скорее на какую-то палку.
- И они как бы дерутся. У них злые лица. Интересно, если они на самом деле будут драться, кто победит?
- Не знаю.
- Нет, ну ты как думаешь?
- Не знаю, мне как-то странно об этом думать.
- Мне кажется муравей.
- Почему?
- Просто мне так кажется.
Я не видела в облаках ни муравья, ни обезьяноподобного паука. Мне вообще все время тяжело было представить. Что облаком может быть на кого-то или что-то похоже. А Стас все время видел в облаках столько всего: драконов, динозавров, горилл и годзилл...
А ясными вечерами мы искали в небе созвездия. Стас по знаку зодиака - стрелец, и я учила его, как быстро находить в небе созвездие стрельца.
Мы обсуждали созвездия и ели конфетки. Конфетки с разными фруктовыми вкусами мы покупали в палатке у дома. За фиолетовый кругляшок со вкусом винограда у нас со Стасом часто велись нешуточные бои. Но иногда все-таки Стас, видя, что осталась только одна виноградная, по-джентельменски уступал мне ее.
Когда становилось совсем холодно, мы забирались в дом. Играли с Умкой. Стас очень любил Умку, всегда приходил в гости с чем-нибудь вкусненьким для нее.
Он открывал дверцу и достал зверька. Умка обычно не любила чужих, начинала странно фыркать и чихать, но Стасу она доверяла.
Он доставал из кармана яблоко или морковку. Откусывал кусочки и подавал Умке. Умка протягивала к угощению свою смешную мордочку, обнюхивала еду, потом начинала есть. Мы гладили ее по гладкой серой шерстке.
У меня в комнате мы любили рисовать. Рисовали разных животных, героев из игр и мультфильмов. В голове отчетливо вспыхнуло воспоминание одного из наших творческих вечеров. Мы сели за стол, я достала бумагу и фломастеры.
Я хитро посмотрела на Стаса.
- Ты чего? - нахмурился он.
Ох и не любил он этот мой взгляд! Он все время ворчал, что, когда я так на него смотрю, у меня будто бы была какая-то тайна, а он был дурачком, которому эта тайна неизвестна.
Я улыбнулась и спрятала улыбку в ладошке. Потом сжала кулачок и убрала его в карман кофты.
- Я брошу улыбку тебе в окошко, когда тебе будет пора уходить. Чтобы ты не скучал по дороге. Поймаешь?
Он кивнул.
- А что ты кинешь мне взамен?
Стас растерялся.
- Поцелуй?
- Фу, девчачьи нежности. Не подойдет. Думай.
Он захихикал в кулачок. И также убрал в карман.
- Я брошу тебе смех!
Я удовлетворенно улыбнулась. Он спросил:
- Что мы будем рисовать?
Я задумалась.
- Я нарисую тебе улыбку, а ты мне - смех!
Стас возмутился:
- Но это же нечестно! Улыбку рисовать гораздо проще. Как я нарисую смех?
- А я нарисую не такую улыбку. Я нарисую сложную.
- Ну ладно...
Мы сели за стол и стали рисовать. Я нарисовала водопад из множества капелек, а каждой капельке пририсовала улыбающееся лицо.
Стас первый протянул мне свой рисунок. Он нарисовал рот, из которого вылетают маленькие птички, крендельки и сахарная вата, карамельки, маленькие котята, облака, радуга и разноцветные бабочки.
Художник из него был так себе, глядя на рисунок, можно было подумать, что невидимому человеку плохо, и его рвет бабочками, птичками и карамельками. Но рисунок мне очень понравился.
Я протянула ему свой рисунок.
- Это водопад, - недовольно сказал он, - где же тут улыбка?
- А ты смотри внимательно! - улыбнулась я.
И он увидел лица на капельках. И восторженно сказал:
-Ого! Улыбки! Очень круто, спасибо!
Мы отдали друг другу свои рисунки.
Время было уже позднее, и Стасу пора было домой.
- Не забудь, - сказала я на пороге, провожая его, постучав по своему карману, -поймать мою улыбку!
- А ты поймай мой смех! - постучал Стас по своему карману.
Я побежала на второй этаж. Одну половину второго этажа занимала моя комната, вторую - чердак. Я пробиралась через старую мебель, кастрюли и цветочные горшки. Еле-еле открыла окно. Вдохнула вкусный вечерний воздух.
Стас встал прямо под фонарь, чтобы я видела его.
- Я здесь! - крикнул он.
Я засунула руку в карман и вытащила кулачок.
- Ты готов?
- Готов! Ловлю!
И я бросила ему невидимую улыбку. Он поймал ее и налепил себе на рот. Улыбнулся широко-широко.
- Теперь лови мой смех!
Он бросил мне смех.
Я поймала его, открыла рот, бросила смех туда, как следует разжевала и проглотила. Потом засмеялась.
- До завтра! - помахала я ему.
- До завтра! - улыбнулся он и пошел вдоль улицы.
В своей комнате на подушке я нашла записку.
Я сразу узнала почерк Стаса. Большие корявые буквы заваливались влево, а не вправо, как у всех.
-В ОКОШКО - УЛЫБКУ, А ИЗ ОКОШКА - СМЕХ!
Я улыбнулась. Когда он успел написать ее и подсунуть мне? Я не заметила.
Это записка до сих пор лежит у меня. Сложенный в четыре раза лист бумаги хранится в отдельном файлике.
Я просто не могу выбросить ее. То же самое было с пачкой мармеладок, подаренной отцом, которую я хранила столько лет.
Я все еще не могу свыкнуться с мыслью, что того мальчика, который был частью моей Вселенной, больше нет.