Роберт Бернс, 'Полевой мыши, гнездо которой разрознено моим плугом'
Глава 1
'Прежде, чем вырыть яму, сначала распили эти чертовы решетки', - первая мысль, которая приходит мне в голову, когда я открыла глаза. Белый потолок. И свет. Невыносимо яркий.
Постойте-ка... Я открываю глаза... Или один глаз?
Я в ужасе хватаюсь за лицо. На левом глазу - повязка. Что за черт?
Я в больнице. Я могу определить это по запаху лекарств и хлорки. Что? Что они сделали с моим лицом?
Меня охватывает паника. В голове - тысяча вопросов. Вернется ли зрение? Что за операцию мне провели? Где все? Где врач? Я хочу, чтобы мне кто-нибудь что-нибудь объяснил!
На мне - свободная пижама. Я узнаю ее. Очевидно, в больнице уже побывала бабушка. Она принесла мои вещи. Переодела меня.
Я делаю попытку встать. Провальная попытка. Но лежа я не вижу ничего, кроме потолка.
Я закрываю глаза. Сначала я чувствую себя словно сделанной из камня. А потом накатывает боль.
Болит все тело. Трудно сказать, что именно болит. Как будто я была каменной скульптурой, и меня вдруг разбили на осколки.
Неприятно пульсирует левая рука. Я смотрю на нее. Два грубых неровных кружка бордового цвета красуются чуть выше запястья.
Ожоги от сигарет. Я помню, откуда они. Я помню все. Я помню, по чьей вине я оказалась в больнице. Хотя очень хочется забыть.
Во рту стоит мерзкий тухлый привкус. Шарю рукой по сторонам. Что я ищу? Что-нибудь, похожее на воду. В моем рюкзаке точно должна быть бутылка с водой. Но я не вижу своего рюкзака. Ощупываю гладкую поверхность тумбочки.
Расслабляюсь. Пытаюсь вспомнить последнее, что было до больницы.
Я лежу на холодной земле. Надо мной плавно качаются верхушки сосен.
Тошнит. Колотится сердце. В животе взрывают урановые бомбы - стандартная реакция на алкоголь. Что они влили в меня? Перед глазами мелькают две таблетки, которые Стас кинул в бутылку, прежде чем заставил меня выпить это.
Открываю глаза. И снова белый потолок.
Стас.
'Я уничтожу тебя', - его слова, сказанные мягким хриплым голосом, проигрывают в голове снова и снова. Это были последние слова, которые я помню. А потом он бросил мне в лицо горящие угли.
Во рту сухо. Я провожу языком по шершавым губам.
Я прислушиваюсь к своим ощущениям. Что со мной сделали? Изнасиловали? Что должно чувствоваться, когда лишаешься девственности? По рассказам - боль в животе. Но я ничего не чувствую. Я залезаю рукой под пижамой и провожу между ног. Никаких ощущений. Осматриваю руку - никакой крови. Ощупываю грудь. Она слегка ноет. Я пытаюсь принять сидячее положение. С третьей попытки мне это удается. Осматриваюсь по сторонам. Вокруг меня - три больничные койки, две из которых занятые. На одной из коек сидит женщина и читает книгу. Заметив меня, она поднимается с койки.
- Я позову кого-нибудь, - говорит она и выходит из палаты. И возвращается в компании медсестры. И моей бабушки. И мамы. И дяди Кости. Я заливаюсь краской - мне не очень-то приятно сейчас такое многочисленное общество. Но хорошо, что они не додумались взять с собой дедушку. И всех соседей в придачу.
Бабушка и мама кидаются ко мне на кровать.
- Тома, Томочка, с тобой все хорошо, - щебечут они и гладят меня по голове. Я отворачиваюсь. Мне почему-то противно смотреть на их обеспокоенные лица.
- Что? Что с моими глазами? - спрашиваю я и хватаюсь рукой за повязку. Голос выходит каким-то слабым и хриплым.
- Не беспокойся, с глазиком все в порядке. Небольшой ожог. Зрение не пострадало, - мамин голос срывается. Она вот-вот заплачет. Ее слова меня успокаивают. Я буду видеть. - Расскажи нам, что с тобой произошло? Мы решили, что на тебя кто-то напал, и ... - мама смутилась, - и... Что он мог изнасиловать тебя. Поэтому, когда тебя привезли, то сразу же обследовали тебя, а то мало ли... Но слава богу, этого не случилось. Все хорошо...
Мама заливается слезами. Я отворачиваюсь от нее и смотрю на дядю Костю.
'Какого хрена вы ее привезли? - спрашиваю я его глазами. - Последнее, что мне сейчас нужно - это смотреть на чужие слезы'.
'Извини', - посылает он мне виноватый взгляд и пожимает плечами.
Я вздыхаю. Лучше бы вместо мамы привезли дедушку. Он бы развлекал меня своими шутками и историями. Видеть мамины слезы - невыносимо...
- Воды, - говорю я.
Мне тут же подсовывают стакан. Я осушаю его в два глотка. Но мерзкий привкус не исчезает. Во рту по-прежнему сухо и горячо.
Нужно придумать, что им ответить. Они все ждут мою историю. Кто на меня напал? Наверняка они уже сообщили в полицию. И в школу. И всем им придется что-то объяснять.
'Что угодно, только не правду, - говорит мне внутренний голос. - Нельзя говорить, что это сделал Стас'.
Мальчик, с которым мы вместе пошли в первый класс. И сидели за одной партой. С которым мы вместе собирали землянику в лесу. А ясными вечерами, лежа на крыше моей терраски, мы открывали в небе новые Вселенные. Этот мальчик бывал у нас в гостях так часто, что уже успел стать для моих родных новым членом семьи.
- Я не знаю, кто на меня напал, - качаю я головой. - Я собиралась пойти гулять. Вышла из дома. Погода была хорошая, и я решила пройти через лес...
- Лес? - мама смотрит на меня испуганно. - Зачем тебя понесло в этот ужасный лес? Там одним маньяки! В прошлом году там девочку убили!
По маминым щекам текут слезы.
- Я просто хотела немного пройтись вдоль леса. Дошла до реки. А у реки была незнакомая компания. Их было человек пять... Одни парни. И у них был костер. Они подошли ко мне, что-то спросили. Я не помню, что я им ответила.
Мама опять взрывается рыданиями.
- Сколько можно тебе твердить? Нельзя разговаривать с незнакомыми!
- Оля, - резко обрывает ее дядя Костя, - дай ей закончить.
Я продолжаю выдумывать на ходу историю. Я понимаю, что она не выдерживает никакой критики, с импровизацией у меня всегда было туго... Но я не могла сказать им правду.
- Они сначала показались мне довольно милыми. Спросили что-то, я что-то ответила. И хотела уйти, но...
Но - что?
Я судорожно пытаюсь что-нибудь придумать. Но у меня не получается.
Я начинаю всхлипывать.
Родные думают, что это у меня от нервов. Что мне больно об этом говорить.
- Они напали, - с трудом произношу я - А потом силой заставили выпить меня какую-то дрянь, чтобы я была в отключке.
Я замолкаю. Этот момент выглядит довольно неправдоподобно. Если бы кто-нибудь рассказал мне об этом, я подумала, что девочка познакомилась с парнями и напилась. А потом они утащили ее в лес и...
Но этот момент действительно был. Перед глазами до сих пор стоит картина. Стас кидает в бутылку две таблетки.
'Выпьешь сама или силой залить?'
Я отказалась.
'Нет. Я не буду заливать эту дрянь в тебя силой. Я дам тебе возможность выбрать. Ведь нельзя же лишать человека права выбора?'
Он смотрел так по-доброму. В его голубых глазах читались забота и внимание.
И он потушил сигарету о мою руку. Запах паленой кожи заглушил боль.
'Ну. Выбирай. Либо пьешь сама, либо получишь второй ожог'.
'Нет'.
И он потушил об меня второй окурок.
'Подумай хорошо. Думаешь, мне нравится причинять тебе боль? Сделай правильный выбор. Это в твоих интересах. Думаю, ты не захочешь помнить о том, что мы с тобой сделаем. Поэтому просто выпей это. И попадешь на радугу. Ну, что выбираешь?'
В его левой руке была бутылка с растворенными таблетками, в правой - еще одна зажженная сигарета.
Я кивнула на бутылку.
'Молодец. Правильный выбор. Нельзя лишать человека права выбора, не так ли? И, помни. Это сделала ты, а не я. Я предлагал тебе пойти другим путем'.
Жестом показываю, что сегодня больше не могу об этом говорить.
- Все хорошо, дочка, - мама гладит рукой по моим волосам. - Они не успели ничего тебе сделать. Пара царапин... Отметины на руке... Ожог на глазике, но это ничего страшного. А что было в конце? Они отпустили тебя? Ты убежала?
- Я не помню, - вру я. Пусть думают, что потеря памяти у меня от шока. Когда они уйдут, я подумаю о своей истории и придумаю ей логичный конец.
- Мы обратимся в полицию. Этих ублюдков поймают, - мама обнимает меня, качает из стороны в сторону, как маленькую.
Полиция? Нет! Ни за что. Но я ничего не говорю маме. Потом. Я скажу ей потом, что не буду писать заявление.
- Как долго я здесь лежу?
- Тебя привезли утром. Сейчас вечер, - отвечает бабушка.
- Ладно, родственнички. Больной нужен отдых, - недовольно говорит медсестра. - Вы и так ее замучили своими вопросами. Давайте-давайте по домам. Прощайтесь. А я пойду за капельницей...
- Капельница? - в ужасе говорю я. - Зачем?
- Не пугайся. Там витаминчики. Глюкоза. Промоем твою кровь от дряни. Тебе полегче станет, - она ободряюще улыбается и выходит из палаты.
Бабушка с мамой целуют меня. Говорят ласковые слова. Прощаются со мной. Дядя Костя хлопает меня по плечу.
- Мы придем завтра, не скучай, - говорит мама.
Они уходят из палаты. Я выдыхаю от облегчения. Не то, чтобы меня прям уж сильно угнетало их общество, но сейчас... Сейчас мне нужно хорошо все обдумать. А для этого нужно уединение.
Входит медсестра. Она везет за собой капельницу. Этот аппарат сильно смахивает на вешалку для одежды. Наверху прикреплен стеклянный флакон с прозрачной жидкостью.
Она протирает мокрой ваткой на сгибе локтя.
- А мне не будет больно?
- Как укус комарика, - говорит она.
Я смотрю, как иголка входит в кожу. Из пластикового мешочка к моей руке теперь проходит тонкая трубочка. Где-то посередине трубочки проходит маленький прозрачный цилиндрик, из которого по капельке вниз стекает прозрачная жидкость. Почему-то цилиндрик напоминает мне песочные часы.
- Когда здесь останется совсем чуть-чуть, - она показывает на цилиндрик, - поверни колесико.
Я киваю. Она уходит. Я откидываюсь на подушку. Закрываю глаза. Мне нужно о многом подумать.
И снова будто чужой голос в голове сообщает мне:
'Прежде, чем вырыть яму, сначала распили эти чертовы решетки'.