В детстве мне всегда было интересно, что такое школа. Я думала, там будет интересно, там будут друзья и развлечения.
Но школа оказалась довольно мерзким местечком. Я слишком поздно поняла, что самое важное в ней - это касты. Это Короли и Королевы. Есть их Придворные. Есть Крестьяне - простые девчонки и ребята, жизнь которых состоит в том чтобы просто не вызвать гнев Королей и отсидеть свои персональный ад от звонка до звонка. Я - одна из них.
А есть Изгои. Таких мало, но они есть. Мне их жалко, но я, как и остальные Крестьяне, пытаюсь их не замечать. Мне не охота стать одной из них.
Не могу сказать, что моя жизнь так уж плоха. Даже наоборот. У меня есть несколько друзей, нормальная семья, своя комната, лабрадор, старенький фордик, подаренный бабушкой на шестнадцатилетние. Типичный набор типичной хорошей девочки. И проблемы такие же - прыщи на лице, новые джинсы и мальчик из параллельного класса.
Мне все это казалось вечным. Незыблемым. До сегодняшнего дня, когда все изменилось.
**********************
Несколько раз в год на территории Штатов или Канады сумасшедший школьник врывается в школу и расстреливает своих одноклассников. Или режет их. Иногда это нелепая случайность, а иногда - страшная трагедия. Но чем бы это ни было, мы смотрим про такие случаи каждое утро, завтракая бутербродами, а потом идем в школу. Нам кажется, что с нами такого не случиться.
- "Трагедия в Виргинии. Студент ворвался в Музей Современного искусства и расстрелял группу школьников на экскурсии. Погибло тринадцать школьников, ещё пятеро находятся в критическом состоянии. Личность преступника установлена - это был шестнадцатилетний Мартин Спенсер, учащийся той же школы, что и все пострадавшие. Семья Спенсера, покончившего с собой после жестокой расправы, утверждают, что у него были большие проблемы с одноклассниками, администрация учебного заведения это отрицает. Проводиться расследование".
Мама выключает телевизор и говорит:
- Милая, пора в школу. Может, подвезти?
- Нет мам, я сама.
Форд не заводиться с ни первой попытки, ни со второй. Я понимаю, что если он сейчас не заработает, я опоздаю в школу. Ровно 8:32 в коридор выходит директор Беггинс и в школу больше не попасть. Предки меня убьют....
- Давай, милый, заведись, ну пожалуйста.
Ура. Довольное урчание мотора.
Я подъезжаю к школьной стоянке, паркую, Фордик и бегу к школьному зданию. Успела.
На крыльце сидит мой приятель, Макс.
-Привет.
- Как дела?
- Нормально. Сейчас что?
- Литература.
Мне нравятся эти уроки. Учитель, мистер Саймонс, особо не придирается к ученикам, просто тихо сидит и бубнит у себя за столом, выставляя хорошие оценки тем, кто его слушает. Время от времени, правда, бывают и тесты, но совсем простые.
Впрочем, большинство учителей здесь такие. Есть и зверствующие, но их очень мало. В этом мне, пожалуй, повезло.
Биология. Морщась, я режу бедную лягушку. За что же её так? Ой, а какая мерзость внутри....
На физкультуре можно тихо сидеть в стороне, пока все остальные играют в мяч. Макс сидит вместе со мной - он дико боится мяча, я же просто не люблю играть. Мы тихо переговариваемся.
Ленч.
Мы берем отвратительную, варенную вареную колбасу. Даже звучит по-идиотски - вареная колбаса, которую сварили. Берем нечто, отдаленно напоминающее пюре - слишком жидкое и бледное. Берем соки в пакетиках - единственное более-менее съедобное.
Мы садимся за стол.
*******************************
Я не поняла точно, когда все началось.
Я доедала пюре, Макс успел вскрыть баночку из-под сока. Вдруг он роняет её мне на колени.
- Ты чего...?
Хлопки. Бэнг-бэнг-бэнг.
В прошлой школе, где я училась года за два до того, как мы переехали из округа Колумбия, у нас были уроки личной безопасности. Слышишь хлопки - падай. Учительница, диктуя конспект, могла резко ударить книгой о парту - и ты падал рядом с другими, думая о том, что не надо было надевать белую кофту.
Сейчас я проклинаю дурака, взорвавшего хлопушки. Проклинаю Макса-растяпу. Проклинаю светлую юбку. Проклинаю пыль, покрывающую пол. Придется сбежать с уроков - не могу же ходить весь день в пятнах!
Вокруг гам. Ну чего смешного в том, что я... хм... "упала"?
Но это не смех. Это крики. Крики страха. Я поднимаю глаза. Стол, за которым мы сидели, упал. Рядом со мной разлито пюре и сок. Макс лежит рядом.
Крики.
Хлопки. Бэнг-бэнг-бэнг.
Я ничего не вижу - мы лежим в углу. За дальним столом. Нас не видно, но не видим и мы.
- Макс, ты сбрендил? - кричу я и пытаюсь подняться.
Он рукой держит меня и шепчет:
- Лежи, дура.
Я слышу чей-то голос. Он орет, перекрикивая хлопки, что бы все лежали. Я вижу, как совсем рядом со столом проноситься Энни Суонк - невысокая полная девушка.
Я должна была испугаться, когда она упала. Просто упала ни с того ни с сего. А под стол пробралась тоненькая струйка крови. Но я не испугалась - просто отодвинулась подальше. Юбку и от сока почти невозможно отстирать, что говорить о крови.
Все умолкает. Я слышу плач. Нету больше и хлопков. Только говорит кто-то.
-Вы все... уроды... прите сюда и чтоб никто не ныл...
Я хочу подняться, но Макс опять хватает меня за руку.
- Лежи, ***, кому говорят. Они же нас пристрелят.
Но кто-то уже подошел к столам. Кто-то заглянул туда, где лежали мы.
- Вы глухие? Или обосрались от страха?
Я встаю, слегка отдергиваю юбку и перелазаю через стол. Он узкий и длинный. Наступаю на руку Энни и смотрю на неё. Глаза открыты и мертвы, поддернуты полупрозрачной пленкой, на зеленый топ со слишком глубоким разрезом сместился на бок и теперь виден лифчик. Чуть ниже груди три или четыре красных пятна.
Энни - одна из низших. Точнее, была ей. В прошлом году покончила с жизнью одна из презренных, Нина Эскот. Я не раз становилась свидетельницей того, как её унижали королевы. А потом эти же королевы плакали около стенда с её фотографией. Что ж, Энни. Теперь ты тоже королева. Пусть и посмертно.
Я узнаю и держащего оружие.
Том. Том Прайс. В младшей школе мы учились вместе. Его все тогда дразнили Тедди - уж больно он напоминал одного из этих медвежат (прим. автора - игрушки Me to you, медвежата, столь любимые сентиментальными девушками). А потом его отец бросил семью, мать стала пить и Тома мгновенно сделали козлом отпущения.
- Привет, Том.
Он молчит. Лишь дуло, направленное на Макса слегка отклоняется в сторону.
Мы идем туда, где на коленях стоят человек 15. Рядом с ними - ещё двое таких же, как Том. Обреченных на вечное презрение. Парень и девушка. Джесси и Мэллоу.
Похоже, повезло немногим. Я переступаю через тех, с кем раньше училась. Общалась. Целовалась. Один раз Макс вскрикивает. Таша, его девушка, лежит у самого окна, спиной вверх. Наверное, хотела выпрыгнуть.
Я считаю - в столовой было немного народу. Максимум - человек 60, мало кто успел придти на ленч, да и не все завтракали в здании. На полу не меньше полусотни трупов. Ещё человек двадцать в углу.
Интересно, а побили ли они рекорд? Я постаралась припомнить, скольких убил в 64 году маньяк на вертолетной стоянке. Нет, не помню.
Отправляя своих детей в школу, родители твердят: "Нет, мои дети хорошие. Они учатся в хорошей школе, где все ребята дружны и милы друг с другом, в школе, куда никогда не придет маньяк с пистолетом, и не будет стрелять по детям". Они не догадываются, что именно их детишки растят этого маньяка, воспитывает его. И сегодня моя мама во время обеденного перерыва включит местные школы и увидит репортаж из здания старшей школы Вест-Хилла.
"Несколько учеников ворвались в здание старшей школы Вест-Хилла и силой удерживают (а может и не удерживают уже) около двух десятков заложников. Да, если верить свидетелям - некоторым из ребят удалось разбить окна и выпрыгнуть через них - в зале было около восьмидесяти человек - к счастью не все собрались в столовой. Да, правительство ведет с ними переговоры. Мы будем молиться за оставшихся в живых ребят".
А потом люди будут нести цветы моей маме. Будут говорить, как они ей сочувствуют. Как им больно и грустно. Говорить, что я на небесах. Там, где мне будет лучше. КАКОГО ЧЕРТА???? ЕСЛИ Я СДОХНУ МНЕ БУДЕТ ЛУЧШЕ????
Эти люди вырастили монстров. Они это знают и отрицают это. Это куда страшней, чем поступки их воспитанников, ежегодно убивающих десятки своих соучеников.
А если погибнет Макс, то цветы принесу его маме я. Я буду говорить, как я сопереживаю ей и сочувствую. Буду говорить, что мне больно и грустно. Что Макс сейчас там, где ему лучше. Я ведь тоже растила монстров и один из них сейчас тычет оружием мне в лицо.
Мы становимся на колени. Рядом с другими. Слева от меня Эври Мест. Худенький паренек. Музыкант. Я слышала, как он играет на флейте. Тихо, завораживающе. У него тонкие изящные пальцы и он всегда в черном. Он о чем-то думает и тихо мурлычет под нос. А впереди хлюпающий носом Тони Роен. Он нападающий в команде по футболу и ему предложили спортивную стипендию. Когда это случилось, в школе была собрана торжественная линейка - мало кто из школы получал спортивные стипендии. А сейчас Тони, всегда доводивший до слез других, сан плачет. Роен сломал когда-то палец Месту. А теперь Эври положил руку ему на плечо - они совсем рядом - и перестав мурлыкать что-то шепчет.
-Все будет.... Выберемся... успокойся... ты ... злишь их.
Макс справа от меня. Он не плачет а, молча смотрит на Ташу.
Я кладу руку ему на плечо:
-И мы тоже попали сюда.
Он словно не слышит.
А вокруг все бурлит. Я слышу крику с улицы. Я вижу тех троих, что держат нас под прицелами. Ещё один стоит у окна. Он такой крошечный - пушка в руках больше него самого. Он похож на воробушка. Взъерошенный, худенький и, кажется, испуганный. И Тедди-бир - пухлый, со светлыми волосами, он ведь тоже испуган. Что там - они боятся. Боятся не нас - боятся, поймут ли их взрослые.
Одна из них Мэллоу. Я помню её - даже лучше чем надо. Я несколько раз заходила в туалет, когда Королевы и их придворные избивали её. За что я так и не поняла - я старалась тут же забывать о том, что видела. Но всегда во мне жило какое-то непонимание. Мэллоу очень красива, красива до неприличия - огромные голубые глаза, черные вьющиеся волосы, белая идеально чистая кожа, пухлые губы.... Хотя нет, как раз за это её и били - били за то, что не могли сравниться. Стая ворон легко заклюет павлина - так же заклевали Мэллоу. Сейчас Мэллоу красная, с возбужденно горящими глазами стоит совсем рядом со мной, ища кого-то среди трупов. Том, бродивший недалеко говорит ей, совсем тихо - в столовой лишь иногда раздается чей-то слабый плач.
- Марисы нет.
- Через окно?
- Да, похоже.
А на улице твориться ад. Тот, который стоит у окна время от времени стреляет. И доносятся крики. А потом сирены.
Это полиция. Сейчас они попытаются вступить в переговоры с террористами. Они будут думать лишь о том, как эффективно уничтожить преступников с наименьшим количеством жертв. О том, как застрелить пятерых подростков, заказавших оружие через Интернет и отомстивших своим одноклассникам. А потом будут говорить о том что "у этих пятерых просто снесло крышу, они бы не перед чем не остановились". Может, это правильно. Может, так и надо.
И голос - сухой металлический голос говорящий сухие металлические фразы:
-Ребята не делайте глупостей. Ребята, мы можем вам помочь. Просто положите оружие и отпустите своих одноклассников. Ребята, если вы сделаете это сами, ваше наказание будет мягче.
Полсотни трупов. В Нью-Мексико нет моратория на смертную казнь. После полусотни трупов даже добровольная сдача никак не смягчит им наказания.
Тот, кто у окна, стреляет. Раз. Два. Три. И столько же выстрелов в ответ.
Тот, который у окна, кричит:
-Мы отпустим заложников, если за нами пришлют вертолет. Трое отправиться с нами и если пилот не довезет нас до Мексики, то они трупы.
Я думаю - а кто из учителей умер? Может кто-то из этих пятерых убил старенького Саймонса? Мне его жалко. Тиша его внучка.
Тот, который у окна перекрикивается о чем-то с полицейским.
Он отходит и говорит о чем-то с Тедди-биром. Выстрел. Тедди, стоявший спиной к окну падает. Дальше все беззвучно. Раскрывается рот у Мэддоу. Она кричит. Тот, который говорил с Тедди, хватает Макса за шкирку, поднимает и тащит к окну. Макс не сопротивляется - он смотрит на Ташу и тихо шевелит губами.
Я неожиданно узнаю того, который стрелял - фотограф из нашей газеты. Странно. Вроде бы все видели его по нескольку раз, знали имя. Но не запоминали, он просто выскальзывал из памяти.... Я и сейчас не могла вспомнить, как его зовут. Джонни? Джек? Джесси? А нет, Джастин! Джастин Четвин...
-Он мог жить. Вы убили его.
Стреляет. Я смотрю на то, как Макс оседает и понимаю, что потом я буду десятки и сотни раз вспоминать этот момент. Буду плакать. Буду корить себя за то, что не помогла ему. Ведь мы - друзья. Но сейчас меня интересует только одно - какие цветы подарить его маме, что бы они ни были слишком неуместными.
А слеза бежит вниз по щеке.
-Хорошо, ребята! Только не делайте больше глупостей.
Ещё одна слеза. КАК СИТУАЦИЮ, КОГДА ОДИН ПОДРОСТОК ВЫШИБ МОЗГИ ДРУГОМУ, МОЖНО НАЗВАТЬ ГЛУПОСТЬЮ? Какие все-таки взрослые странные.
Эври кладет руку мне на плечо.
-Не надо.
Я перестаю плакать. Ещё успею - если повезет.
Я оглядываюсь по сторонам. Смотрю на тех, кто стоит на коленях - хотя некоторые уже присели - вокруг меня.
Несколько футболистов. Они обмениваются взглядами. Иногда что-то шепчут - так, что только губы слегка шевелятся - друг другу.
"- Они нас всех убьют, придурки"
Они не хотят никого спасти. Они хотят, что бы их фото поместили на обложку Newsweek, а их самих приглашали на телешоу. Да мисс. Это было просто ужасно. После того как они убили Макса мы поняли, что должны сделать это. Да мисс. Мы молимся за тех, кто там погиб. Даже за них. И это "них" будет произнесено с такой грустью, что взрослые будут промокать глаза от умиления. Боже, как это благородно - они молятся за тех, кто их чуть не убил.
Мэллоу сидит на корточках, прижав к себе Тедди. В ней искренности больше чем в тех кто будет плакать о "бедных детках" увидев репортаж в новостях или прочитав статью в газете. Они будут плакать, потому что должны. А она - потому что хочет.
Что происходит дальше, я не понимаю. Кто-то из футболистов хватает Джастина за ногу. Тот падает. Когда его винтовка ударяется об пол, раздается выстрел. Эври оседает. Его голова прямо у меня на плече. Ему попали в бок. Тони поворачивается. И берет Эври за руку.
-Ты как старик?
Глупый вопрос. Но такой искренний.
-Ничего. Выживу.
Я кладу голову Эври себе на колени. Странно, но крови почти нет. Наверное, хороший признак.
-Держись.
Это все занимает сотые сотых секунд. Я не вижу, как футболист подминает под себя Джастина. Как они сражаются.
Я вижу, как Мэллоу медленно раскачивается, прижав к себе голову Тома.
Я слышу, как двое других начинают стрелять по нам. Им больше нечего терять. Я падаю. Надо притвориться мертвой - только вот зачем?
Футболисты вскакивают. Их пятеро. Они сбивают с ног двоих - кто-то из них падает при этом.
А потом я вижу, как Мэллоу вставляет пистолет себе в рот и стреляет.
*****************
Прошло несколько дней.
Эври уже выписали из больницы. Сегодня на берегу реки должна пройти памятная церемония. Церемония в память о Максе, Тише, Элли, Тони. В память о других сорока девяти, убитых тогда. Но не в память о пятерых подростках, захвативших столовую в старшей школе небольшого городка. Общество отказывается вспоминать тех, кого вырастило.
Журналисты нас не трогают. Начнут через несколько дней - так они проявят сочувствие и солидарность.
Ребята из нашей школы стоят на берегу. Расступаются перед нами. У всех в руках кораблики - самодельные бумажные кораблики, на которых написано в чью они память. У нас - у меня и у Эври, двух из пятерых выживших тогда - тоже кораблики. На моем написано - Джастин Четвин, Мэллоу Розенберг, Том Прайс, Ричард Доусон, Кен Брикман. И Макс.
Я, наверное, ничуть не лучше остальных. Такая же лицемерная, с этим своим корабликом.
А взрослые... их интересует как эти пятеро пронесли оружие в школу. А не почему они это сделали. Ведь если начать копать до истоков, придется все менять. А так можно притворяться, что такого больше нигде не повториться. Как удобно...
Ты в ответе за тех кого приручил. Ты в ответе за тех детей, которых растишь. Только вот общество об этом забыло.