В шесть лет Марианна узнала, что такое поцелуи. В августе они с мамой отдыхали на юге, в Крыму. Среди общих знакомых оказались два белокурых брата из Запорожья. Старшему, Вове, было восемь лет, а младшему, Гоше, семь. Марианна влюбилась в младшего брата и решила признаться маме:
− Мама, я люблю Гошу.
Мама с недоверием отнеслась к словам дочери и решила проверить ее чувства с помощью нехитрого теста.
− Представь себе, что у тебя есть яблоко. Большое, красное, красивое. Ты поделишься с ним этим яблоком?
− Конечно, съем сама, − честно ответила Марианна.
− Если бы ты его любила, ты бы сначала поделилась с ним, − рассудила мама.
Марианне было невдомек, что свое первое в жизни испытание на любовь она провалила.
Она была красивой девочкой с длинными и густыми светло-русыми волосами, избалованной вниманием окружающих, и была похожа на маленькую русалочку в пене морского прибоя.
Марианна жила в Москве и впервые увидела море, все ей было внове − соленые волны, влюбленность, и крымский южный запах, который преследовал ее потом всю жизнь, каждое лето.
Его верхнюю октаву составлял терпкий аромат петуний, в средних нотах лидировал раскаленный пыльный асфальт, и последняя нота звучала еще более прозаично, ведь на необорудованных пляжах советского времени отсутствовали удобства.
В корпусе дома отдыха, где жили Марианна и ее мама, туалетов тоже не было, они располагались в отдельном блоке. Девочка в него заходить боялась, потому что в каждом его углу висел огромный паук. Таких больших мохнатых пауков, у некоторых из которых на тельце красовался крест, она никогда раньше не видела.
Мама сажала этих насекомых Марианне на ногу, чтобы преодолеть ее страхи и показать, что они не кусаются, но пауки все равно вызывали у девочки панический ужас.
Другим мучением южного отдыха стала для Марианны еда в столовой. Традиционный обед состоял из супа, второго блюда и компота. Свежие фрукты и овощи не входили в меню столовой дома отдыха. Соседка по столу, девушка лет двадцати, каждый день приносила с собой крупный южный помидор, разрезала на две части, обильно солила и с аппетитом ела перед первым блюдом. Марианна, перед которой стояла нетронутая тарелка с супом, с грустью смотрела, как стремительно исчезает то единственное съедобное, которое было за обеденным столом.
Мама покупала на рынке ведра с фруктами, но на обед их не приносила, чтобы не перебивать аппетит. Девочке особенно нравились душистые крымские персики, с которых местные жители перед едой счищали шкурку. В Москве Марианна ела их целиком, чтобы не терять ни грамма драгоценного продукта, который в детстве она пробовала очень редко.
Однажды вечером мама сказала, что родители Вовы и Гоши, ее друзей из Запорожья, пригласили их на шашлык. Первый шашлык в жизни Марианны был окутан, как вуалью, романтическими предчувствиями.
Августовский крымский вечер опустился на побережье, обволакивая пряными густыми запахами небольшую бухту, где устроилась на пикник компания друзей. Томная нега разлилась по раскаленной за день земле.
Ночь сменила вечер, раскрасив небо яркими южными звездами. Пенное море лениво накатывало на берег, чуть слышно лаская прибрежные камни неспешной волной.
Компания собралась большая, вокруг костра расположились несколько семейных пар с детьми, Марианна с мамой и мамина сотрудница, которая отдыхала одна. Девочка тайком наблюдала за матерью Гоши и Вовы, усталой женщиной средних лет с круглым румяным лицом, которая по-южному выговаривала букву 'г'.
Мама Марианны разговорилась со своей одинокой коллегой. Девочка с любопытством смотрела на ногти на руках и на ногах собеседницы ее мамы, аккуратно накрашенные красным лаком. Маникюр и педикюр были в те времена редкостью и отличали женщину от неухоженных семейных подруг. Марианне показалось странным, что у сорокалетней красавицы нет семьи. 'Ее интересует только она сама, − говорила про нее мама, − ее внешность, маникюр, косметика − в этом вся ее жизнь'.
Взрослые ушли купаться, оставив детей около костра среди песка, в зарослях колючих вечнозеленых растений. Вова со знанием дела переворачивал шашлык, а Марианна и Гоша сидели рядышком и смотрели на завораживающее мерцание углей. Маленькие украинцы были очень похожи, оба голубоглазые, с яркими пшеничными волосами, но Гоша казался девочке намного красивее своего старшего брата. Потом мальчики начали о чем-то шептаться, и Вова спросил Марианну:
− А сколько тебе лет?
− Шесть, − застеснявшись своего юного возраста, промолвила она.
− Значит, ты уже большая девочка. А ты когда-нибудь целовалась?
− Нет, − призналась Марианна, она немного побаивалась старших друзей.
− Давай, ты нас поцелуешь.
Марианна начала отказываться. Непонятно почему, вероятно, подсознательно она усмотрела какой-то подвох в этой просьбе.
В самом деле, почему 'нас' − ведь она любила Гошу.
И почему она должна целовать − ведь первый шаг должен делать мужчина.
Но Марианна еще не была знакома с этикетом отношений мужчины и женщины. Это пока было далеко впереди, в ее будущей взрослой жизни. Поэтому Марианна не задавалась подобными вопросами. Она просто не хотела делать того, о чем так настойчиво просили ее Вова и Гоша, и продолжала отказываться.
Но мальчики все же убедили ее. Голос Вовы звучал так ласково и настойчиво, а Гоша так нежно смотрел на нее, что Марианна согласилась. Сначала она дотронулась губами до одной бархатистой, розовой щеки Гоши, потом до другой. Затем пришла очередь Вовы.
Марианне очень понравилось целоваться. Впрочем, она не придала этому эпизоду большого значения. Очень скоро они с мамой вернулись в Москву, и все южные воспоминания остались позади.