Низкие кусты облепихи тесно примыкали друг к другу гроздьями маслянистых оранжевых ягод в мелких замшевых листьях, окружая небольшую поляну в таежном лесу. Облепиха, осенние желтые березы и зеленые ели стали единственными свидетелями сцены, которая произошла на лесной поляне.
Высокий темноволосый парень первым пересек границы поляны. За ним сквозь таежные заросли пробралась низенькая курносая девушка в цветастой юбке.
Девушка присела на поваленную березу и внимательно посмотрела молодому человеку в лицо, какое будто чего-то ждала.
Парень тоже смотрел на девушку, но их взгляды не пересеклись. Его взгляд был сначала прикован к ее пышной груди под ситцевой рубашкой, потом скользнул по тонкой талии и остановился на цветастой юбке, обтягивающей бедра девушки.
Через несколько мгновений цветастая юбка уже сливалась с пестрой сентябрьской травой, а тела парня и девушки стали единым целым, естественной частью таежной поляны, поросшей облепихой, и леса, обступающего ее со всех сторон. Стремительное соитие молодых людей было угодно увядающей природе, оно было частью осенних брачных игр, входивших в обычаи этих мест.
Девушка встала и быстро отвернулась, чтобы скрыть слезы, текущие у нее по щекам. Ведь она не дождалась того, что хотела получить от молодого человека. Если уж она пришла сюда, на эту лесную поляну, поступившись своей женской гордостью, то должна была быть щедро вознаграждена. Она ждала поцелуев, ласковых слов, нежных прикосновений, и, конечно, признаний в вечной любви, преданности и заверений в обеспеченном будущем. Но Василий удовлетворил с ней свое желание, как это делали на этой поляне медведи, волки и лисицы, и теперь молча шел по тропинке в небольшой сибирский городок, куда Дарья была направлена из Москвы на комсомольскую стройку.
'Еще одна юбка', − думал Василий, пробираясь сквозь заросли ельника к опушке леса и глядя на мелькавшую впереди фигуру Дарьи.
Когда они уже почти дошли до городка, Дарья все же переборола свою гордость и обратилась к Василию:
− Ты же жениться предлагал!
− Так мы и поженились, − ухмыльнулся Василий.
− Я, между прочим, девушкой была, − засмущавшись, продолжала Дарья.
− Ври больше!
Дарья остолбенела от такой наглости Василия. Крови, действительно, не было видно, но что там можно было разобрать, в пестрой траве? Василий был ее первым мужчиной, и должен был это понять. Дарья не привыкла сдаваться без боя. Насупившись, она исподлобья посмотрела на парня и четко произнесла:
− По-моему, это ты врешь. И запомни, я этого так не оставлю. Обещал жениться, значит должен жениться. Я в партком пойду жаловаться. В Москву напишу. Надо будет, до самого Сталина дойду.
Дарья развернулась и быстро зашагала вперед, в сторону города, оставив обескураженного Василия стоять, как вкопанного, на тропинке. Недавнее вступление в партию далось Василию, сыну раскулаченного и сосланного отца, очень нелегко. Он вспомнил слова парторга:
− Вася, один твой просчет и ты вылетишь из рядов коммунистов навсегда.
Василий привык легко знакомиться с девчонками и также легко с ними расставаться. 'Если не берегут они свою комсомольскую честь, пусть руководство с ними идейную работу проводит', −думал он. Но никто из них никогда ему не угрожал, как Дарья. Они с Дашей были знакомы всего несколько недель. Да, чем-то, конечно, она его зацепила. Но не более того. Немного успокоившись, Вася закурил и, не спеша, зашагал домой.
****
Вернувшись в тесную комнату в бараке, которую она делила с подругой Зоей, Дарья упала на покрытые казенными одеялами нары и зарыдала. Надвигалась суровая сибирская зима и, оказавшись в небольшом таежном городке без теплых вещей, в холодной комнате, Дарья все чаще чувствовала, как леденящий ужас комком подступает к горлу. Василий, перспективный молодой руководитель, представлялся ей спасительным звеном в цепи невезений, постигших ее в последнее время.
Дарья никогда не ошибалась. Она всегда все просчитывала до мелочей, тасуя людей вокруг себя, как карты в колоде, пока в ее руках не оказывался самый крупный козырь.
Василий сказал ей, что козырная карта выпала у нее из рук, что у нее одни шестерки и крыть ей нечем. Дарья всхлипнула и вытерла глаза краем подола. Поразмыслив, она поняла, что он прав. У нее нет свидетелей, нет доказательств, ничего, что она могла бы предъявить ему. 'Он все равно никуда не уйдет, − думала Дарья, − сжимая в руках подол злосчастной цветастой юбки, − он вернется ко мне'.
Через несколько дней подруга Зоя рассказала ей новость, облетевшую комсомольское общежитие: Василий уехал в Красноярск, где должен был приступить к новой работе. 'Представляешь, − щебетала Зоя, − у него теперь своя комната в настоящем кирпичном доме с отоплением и удобствами'.
'Своя комната, − со злостью думала Дарья. − Я тут должна зимовать в холодном бараке вдвоем с подругой, в комнате, где с трудом умещаются нары. Сделал свое дело и уехал, значит. Все они такие, мужики, всем им одного надо'.
****
Зоя, проснувшись холодным октябрьским утром, увидела Дарью, с чемоданчиком в руках, в пальто и в коричневом берете, по-модному натянутом на одно ухо.
− Ты куда это? − ничего не понимая, испуганно спросила она подругу.
− Я в Красноярск. К мужу. Я теперь там жить буду.
− К какому мужу? − удивилась Зоя.
− К Василию. Он меня давно замуж звал. Вот приеду, говорил, в Красноярск, устроюсь, а ты недельки через две приезжай. До свиданья, Зоя.
Оставив Зою в полном недоумении, Дарья уверенно зашагала на железнодорожный вокзал, где села на поезд до Красноярска.
Козыри нынче пики, а значит, она, пиковая дама, снова в козырях, и ее пиковый король будет при ней. Дарья поняла это, когда не дождалась своих обычных женских недомоганий, которые случались у нее регулярно через двадцать пять дней. Подождав для верности неделю, она окончательно убедилась в том, что беременна, и поехала в Красноярск, чтобы убедить в этом и Василия. Дарья смотрела на холмы за окном поезда, покрытые желтыми березами и зелеными елями, и жмурилась от удовольствия. Теперь ему крыть нечем. Все козыри у нее на руках.
Увидев на пороге своей комнаты Дарью с чемоданчиком, Василий едва не лишился чувств.
− Ты зачем приехала? − только и смог вымолвить он.
− Я жить здесь буду, − с достоинством ответила девушка и стала спокойно распаковывать чемодан. − Я ребенка от тебя жду.
Василий, который уже приготовился послать непрошеную гостью ко всем чертям, задумался. Рано оставшись без матери, а потом и без раскулаченного отца, он с трепетом относился к семье, к маленьким детям и особенно к беременным. Если Дарья действительно беременна от него, он не мог оставить ее зимовать в холодном бараке таежного городка.
Но было и другое опасение, которое заставило Василия серьезно задуматься. Если эта ненормальная додумалась приехать к нему в Красноярск, куда ее никто не звал, то она сможет, наверное, дойти и до парткома, как она обещала там, на опушке леса. Перед глазами у Василия уже стояла картина, как парторг, напряженно глядя ему в лицо, заявляет:
− Партбилет на стол, Василий!
− Ну что ж, располагайся, раз приехала, сказал он Дарье.
****
В первые же дни совместной жизни Дарья, выросшая, как и Василий, в крестьянской семье, поразила его своей медлительностью и нерасторопностью. Накрыть на стол Дарье удавалось с большим трудом. Когда она готовила еду, ставила на стол посуду, подавала блюда, она как будто не могла сосредоточиться и все делала медленно и неаккуратно.
Истинную причину этого странного поведения знала только Дарья, ведь у нее перед глазами постоянно находились предметы и существа, которых на самом деле не было. Когда она хотела поставить тарелку на стол, ей казалось, что на нем уже есть кастрюля, а рядом стоит сковорода, а на ней сидит зеленый человечек и кричит ей:
− Дура ты, Дашка, я все про тебя знаю. Будут тебя черти на большой сковороде жарить!
Дарья впервые начала видеть странные, не существующие в реальности предметы и существа, когда ей было четырнадцать лет. Она поделилась этой новостью с сестрой Шурой. Они с Шурой жили тогда в районном центре, в четырнадцати километрах от их родной деревни Федосеево и ходили в школу, которой в Федосеево не было.
Сестра не видела ни ярких цветов, ни червей, ни каракатиц, то есть видела только то, что действительно существовало. Шуру не вдохновили откровения Даши. Она стала обзывать Дарью ненормальной и пригрозила рассказать про ее видения родителям, чтобы они отправили ее в больницу.
В Федосеево у Валентины, матери Даши и Шуры, были в достатке яйца, молоко и картошка, и даже рыба. Но в семье было десять детей, поэтому девочкам, приходившим пешком на выходные из райцентра домой, она давала с собой очень мало еды, недостаточно, чтобы питаться целую неделю. Поэтому за каждый кусок хлеба у девочек шла борьба. Шура использовала узнанную тайну и говорила Дарье:
− Если ты не отдашь мне еще кусок хлеба, я всем расскажу про червей и про каракатиц, все будут знать, что ты сумасшедшая и тебя посадят в дурдом!
Дарья отдавала Шуре хлеб, но она хотела есть, она постоянно хотела есть, и теперь получалось так, что практически все, что им давала мать, Дарья отдавала Шуре как плату за молчание. Дарья панически боялась, что ее секрет будет предан огласке, и что родители отведут ее к доктору, который отправит ее в больницу для психов. Страшный призрак уездной палаты номер 6 терзал душу Дарьи сильнее, чем голод терзал ее тело.
Доведенная до отчаяния голодом и страхом, Дарья решилась на поступок, который давно обдумывала. Она знала, как заставить замолчать сестру раз и навсегда. Отравление представлялось ей наиболее простым из всех возможных способов убийства. Дарья подсыпала сестре крысиного яду в чай, сдобрив несколькими кусками сахара.
В тот вечер Шура, как всегда, жадно ела свой ужин, запивая большими глотками чая.
− Стакан, что ли, грязный, − сказала она, − вкус у чая какой-то странный.
****
После смерти сестры к несуществующим в реальности цветам, червям и каракатицам, которых видела Даша, присоединились зеленые человечки. Один из них сейчас сидел на краю стола, за которым сидели Дарья с Василием и, мерзко хихикая, изрекал:
− Знаем мы, все про тебя знаем! Одну сестру убила, а другую замуж за алкоголика выдала!
Насчет второй сестры зелененький явно врал, и Дарья могла бы с ним поспорить, но после случая с Шурой она решила никому не рассказывать о том, что видит, и, тем более, не разговаривать с человечками при свидетелях.
Старшая сестра, красавица Анна, действительно, спросила у нее совета, за кого из двух ухажеров выходить замуж. Даша тогда была девочкой-подростком, и наобум ответила, а сестра ее послушалась. Получилось так, что Анна, красавица и умница, уже несколько лет мучается с беспросветно пьющим мужем.
Хотела бы Дарья спросить этого зеленого человечка, раз он такой умный и все знает, разве виновата она в том, что никогда не ошибается? Разве виновата в том, что у нее так мало сил, что она обязательно должна бить точно в цель, ведь на вторую попытку энергии у нее уже не будет, и она должна попасть в яблочко сразу?
'Эй, ты, зеленый, шел бы ты лучше со стола, не мешал бы ужинать', − думала про себя Дарья, но вслух сказать боялась, потому что Василий был рядом и требовал подать ему горячий чай.
****
Через месяц в Красноярск приехал Юрий, однокурсник Дарьи по московскому техникуму, которого она когда-то в Москве выручила, одолжив достаточно большую для студентов сумму денег. Она заработала их в маслобойном цехе кондитерской фабрики. На фабрике производили подсолнечную халву, и Дарья ночами отжимала жмых в душном и сыром помещении. Юрий остановился у Василия с Дарьей.
Когда Василий ушел на работу, и Юра с Дарьей остались вдвоем, Дарья сказала:
− Я ребенка от Василия жду.
− Так он твой муж что ли?
− Вообще-то мы не расписаны, − ответила Дарья и грустно посмотрела на Юрия.
− Понял, − сказал Юра. − А как же Толя?
Толя, с которым у Дарьи в техникуме был трогательный роман, считался ее женихом и писал ей из армии нежные письма.
− Вася жениться обещал. Все вы, мужики, одинаковые, − сказала Дарья и смахнула слезу.
Вечером после ужина Юрий сказал Василию:
− Пошли что ли, покурим, пока Даша убирается.
Они вышли на лестницу и закурили.
− Слушай, браток, нехорошо получается, − начал Юрий, − Даша хорошая девчонка, мы с ребятами в техникуме никому ее в обиду не давали. Ну, что вы так живете? Пошли бы в ЗАГС, расписались, свадьбу бы комсомольскую сыграли, все как полагается!
На следующий день Дарья и Василий расписались в Красноярском ЗАГСе, а Юрий стал их единственным свидетелем. Потом они втроем отметили это событие, а утром Юрий уехал на далекую комсомольскую стройку.
****
Зеленые человечки беспорядочно бегали по комнате, не давая Дарье сосредоточиться на вязании пинеток.
− Зачем сестру Шуру убила? − спрашивал один, особенно наглый, с большим зеленым носом.
− Зачем Анну замуж за алкоголика выдала? − не унимался другой, с длинным хоботом.
− Зачем Ваську насильно на себе женила? − подзуживал третий, с ядовито-зеленым хвостом и острыми клыками.
− Идите вы все к...! − не выдержала Дарья.
− К кому, куда идти, мы не знаем, − заверещали человечки, которым, видимо, тоже наскучило общество мрачной и недружелюбной Дарьи. − Нам к тебе сказали прийти, а ты, скажи, к кому, мы уйдем.
Дарья задумалась. Мужа дома не было, но при всем ее желании насолить ему она понимала, что неразумно было бы отправлять зелененьких к нему. 'Василий, − думала Дарья, − человек сентиментальный, слабохарактерный и вряд ли сможет выдержать напор агрессивных зеленых человечков так же достойно, как она. Неизвестно, что с ним будет. Могут с работы уволить, из партии исключить'.
Дарья вспомнила про еще одно человеческое существо, находившееся в комнате. 'Он все равно еще маленький, не поймет ничего, − решила она. − Он, наверное, еще ничего не слышит и ничего не видит, находясь в моем животе'.
− Идите вы к сыну моему! − В эту минуту Дарья поняла, что ее будущий ребенок мужского пола. − Он хороший мальчик, − продолжала она, − спокойный, и до сих пор не доставлял мне никаких хлопот, напротив, всегда мне очень помогал.
− Такие нам нужны, − проверещал зелененький с большим носом.
− Таких мы любим, − подхватил его приятель с длинным хоботом.
− Давно бы сказала! − третий зелененький радостно завилял хвостом и почти перестал скалить зубы.
Через секунду в комнате стало пусто. Зеленые человечки покинули ее, как будто их и вовсе не было.