Больше всего на конкурсе ВК-6 меня озадачил рассказ "Социальная справедливость".
Не углубляясь в подтекст, читатель видит лицевую сторону сюжета: дама накануне климакса встречает подростка, имеет секс с несовершеннолетним, потом подросток мстит. Это ли не история для мыльной оперы? В комментариях автор признается, что это выдуманная история с антигероем, т.е. дама - персонаж неприятный. Однако, по ходу чтения создалось впечатление, что автору гг симпатична.
Тут взяла я металлоискатель, и пошла в огород в поисках чего-нибудь неоднозначного, типа ключевых слов и метафор. И они отозвались.
...
В начале рассказа возникает образ матери мальчика, т.е. это та, кого боится увидеть в зеркале гг.: "стараюсь не замечать свое отражение в зеркалах. То, что гг - не просто дама средних лет, а мать, автор неоднократно подчеркивает, упоминая дочь. В рассказе присутствуют "мать" и "сын". При этом подросток отождествляется с чем-то одноразовым (бритва), в то время как гг отожествляется с многоразовыми полотенцами "что видели в жизни всё, но остаются душистыми и мягкими для каждого клиента". ГГ при этом обретает оттенок проститутки "для каждого клиента".
Появляется дочь. Возникает машина, которую дочь желает у матери забрать. Допустим, машина - метафора утробы. Глядя на дочь, гг переживает, что молодость ушла: "Мне не светит флирт в барах с мужчинами всех возрастов. Мне не пристало прыгать полночи на дискотеках. Мое время прошло, мой удел - смотреть сериалы".
В отношениях гг и дочери конфликта нет, однако гг не хочется уступать место девушке на арене жизни, не хочет переходить в разряд бабушек. Обе осознают, что лекции о социальной справедливости гораздо тоскливее флирта с мужчинами. Машину гг оставляет при себе. И тут возникает образ Мёртвого моря, который ассоциируется с утробой, которая уже ничего не родит. Образ моря возникает в рассказе много раз. Автор даёт имя гг - Марина, морская.
В исповеди читателю гг признается, что несчастна: родилась не там, аборт в тринадцать лет. Аборт в тринадцать лет становится центральным событием, вокруг которого вращается сюжет. Предложение "я отмывала чужие полы, лестницы и сортиры от чужой грязи и отстаивала у рожденных здесь свое право на место под солнцем" волшебным образом превращает гг в золушку. Читателю ничего не остается, как Золушку жалеть, симпатизировать, впрочем, как и автору, совершившему это превращение.
Затем гг признается, что на данном этапе жизни она уже и не "золушка", а "тайный повелитель офисных коридоров". Автор, словно фокусник, совершает ещё одно превращение: "золушка"-хоп!-превращается в "стерву", с которой "не хотят связываться". Получается тройная цепочка превращений: проститутка-золушка-стерва. Однако, стервозность из уст гг звучит как приобретение золушки в процессе эволюции.
И тут гг встречает мальчика. Опять возникает слово "мать": "Я знаю этого мальчика, точнее, его мать". ГГ начинает разговаривать с мальчиком с позиции матери: "Почему ты не в школе? - делаю строгое лицо", "Ты б хоть сам матери позвонил".
ГГ "материализует" собственный фантом, засевший в подсознании с подросткового периода (т.е. неродившегося мальчика): а что было бы, если бы не сделала аборт? Был бы мальчик. Мать мальчика и гг становятся единым целым. Отодвигая реальную мать ("дает пинок под зад" матери мальчика), гг ставит себя на её место: "Обиды обидами, но ребенок не должен ловить попутки вместо уроков". ГГ - мать переживает, что у мальчика руки замёрзли. Слово "мать" становится ключевым в рассказе, "мать-неудачница".
ГГ начинает рассматривает мальчика, словно младенца: "Надо признать, у парня красивые глаза. Зеленые, с длинными пушистыми ресницами", "... выскакивает из машины и орошает придорожные пальмы мощной струей"
ГГ-мать сравнивает дочь и потенциального сына: "Моя дочь уже потребовала бы латте и мороженого", а мальчик не просит. От сравнения мальчик выигрывает: он ближе матери и не требователен.
В воспоминаниях гг возникают образы неудачных мужей. ГГ сама сравнивает себя с Мёртвым морем: "Мертвое море мелеет и я солидарна с ним. Мне тоже иногда хочется забиться в расщелину посреди Сирийско-Африканского разлома, не видеть людей и той жалкой возни, которой они заполняют свои жизни". ГГ продолжает приглядываться к мальчику и теперь видит в нем бродячего монаха, возникают библейские мотивы греха. К теме Мёртвого моря (мёртвой утробы) примыкает образ узкого деревянного гроба при описании комнаты.
Затем гг воодушевляется видом восходящего солнца, забывает про гроб и надеется на новую жизнь и иное назначение.
В сцене с неудачным угоном машины мальчиком (мальчик, как и дочь претендует на авто) гг выкидывает ребёнка из "утробы", гг здесь снова неудавшаяся мать, которой мальчик "разбил машину". "Называю его мать потаскухой" - эти слова гг адресует себе.
Символ ключей в рассказе тоже значим. Сначала гг не дает ключи от машины дочери, затем прячет, потом мальчик ворует ключи, потом гг требует ключи обратно, выкинув предварительно мальчика из машины. "Мальчишка пинает меня... в самое больное место...", т.е. снова вспоминается травма с абортом в тринадцать лет. Весь кусок текста, связанный с борьбой гг и мальчика свидетельствует о желании гг вытеснить горькие воспоминания. Погибший в аборте младенец называет гг "сука". Он забрасывает ключи подальше, как бы требуя от матери не сексуальных утех, а материнского долга: "чувствую его пальцы у себя на груди".
Дальше гг говорит: "Я обхватываю ногами его бедра и позволяю ему всё" Вроде бы описание секса, но по сути это всего лишь фантазии гг и желание вернуть назад в утробу неродившегося мальчика. После секса минорно всплывает тема аборта: "Больше всего я хочу его убить".
ГГ вторично выкидывает мальчика из машины, т.е. совершает вторичный аборт. Тут, при виде его живота ("Такой впалый, белокожий и беззащитный") гг снова превращается в жалостливую мать.
ГГ вспоминает неудачный брак со вторым мужем, рассказывает, как супруг-тиран издевался, пытается разжалобить читателя и словно бы оправдаться.
В то же время гг понимает, что нельзя мучить себя прошлым: "Марина, оглядываться нельзя. Ты должна ехать дальше". Марина - море, Мёртвое море.
Мальчик обещает гг больше не беспокоить, она оставляет его в машине на заднем сиденье, на задворках памяти. ГГ убеждает себя: "я ему не мать", однако снова превращается в мать и дает мальчику деньги на дорогу.
"Я просыпаюсь среди ночи и реву в подушку. Когда-нибудь я умру одна в чистеньком гостиничном номере, а наутро горничная уничтожит следы моего существования" - оставшись без мальчика гг ощущает опустошение и одиночество, она не вспоминает про реальную дочь. ГГ ищет мальчика снова и находит "с дрожащими от холода руками", "и мое сердце сжимается, когда я представляю его на открытом всем ветрам побережье". В конце рассказа гг - снова тринадцатилетняя неудавшаяся мать: "смотрят на меня, как на грязь, не отпускают меня к мальчику. Алекс, Лёшенька, где ты сейчас?".
Чтобы победить психотравму, гг завершает фантазию встречи с мальчиком (сыном) таким образом, что мальчик превращается в подонка: он как и дочь, не любит её. Однако, фантом мальчика помогает гг справиться с тоской. ГГ убеждает себя, что ничто бы не поменялось, если бы она сохранила ребёнка, мальчика. ГГ надеется, что справится: "Я сильная. Я справлюсь. Я обязательно что-нибудь придумаю". Или, точнее сказать, проработаю.
У автора отличный ход с названием рассказа, но только бы название надо бы взять в кавычки.