Если стать птичкой, взлететь на крышу вон той девятиэтажки, можно созерцать горизонты с парусами небоскрёбов. А если глянуть вниз - серые панельки, скверики с горками, воркауты и линия теплотрассы, торчащая стекловатой - словно потёртым мутоном прикрыли ржавое непотребство. Ястребиным взором вы обнаружите фигурку у трубы. Кажется, это бомж: рабочий халат, вязаная шапочка на голове...
- Здравствуйте, Валентина Петровна, - спустившись на землю, чирикнете вы.
И не надо человеку мешать. Позовёт Валентина Петровна - и на трассу устремятся бездомные. Некоторые выглядят вполне сносно (они здесь недавно), другие завсегдатаи побиты, как молью, микроспорией.
- Да ну вас, - отмахнётся Валентина Петровна. - Что вы всё выдумываете! Это просто блошки покусали.
Есть пара лишних купюр? - предложите. Не стойте и не ждите слов благодарности: все мы им должны.
- Сама-то я кушаю хлеб да пью водичку, - кротко скажет Валентина Петровна. Спрашиваю батюшку: "Кормить?", говорит: "Кормите". Когда в рай попаду - они меня и встретят.
Валентина Петровна ползёт черепашкой вдоль труб, притормаживает у парадного, собирается с силами и громыхает по ступеням сумкой на колёсах, обтирает с рук остатки лапши и нажимает кнопку. Створки лифта разъезжаются - и оттуда выскакивает чёрный-пречёрный ... "Мать честная!" - в сердцах охает Валентина Петровна.
- Жё нё компран па, - разлетаются в стороны ладони и сливаются с темнотой улицы.
В прихожей квартиры Валентину Петровну встречает Дуся.
- Дуся, до чего мы докатились, - качает головой Валентина Петровна. - У нас в доме черти завелись.
Дуся понимающе прищуривается.
- А Шурка где? Шурка, беги сюда, вот тебе гостинчик. Ну, ладно, пошла я ужин готовить, а вы тут не балуй.
Валентина Петровна ставит ведро на огонь.
- Вот она, пенсия ваша. Хорошая пенсия у вас, мне бы такую, - говорит почтальон Наташа. - Не дадите тыщонку, с зарплаты верну?
- Заслужила своё, значит, - скромно говорит Валентина Петровна. - И ты своё заслужи.
- Не дадите тыщонку, значит? - канючит Наташа.
- На что тебе,- отвечает Валентина Петровна.
- Племяннику на операцию.
- Всё-то ты выдумываешь, - говорит Валентина Петровна, приподняв брови и опустивши глаза долу.- Нет у тебя никакого племянника. Иди себе, работай.
...
В пятницу разошёлся ветер. Взлохматил кусты ив, сдёрнул чёрные листья с тополей, треплет оземь ржавую гортензию. Ночь спускается на город с каждым вечером всё раньше и наглее. В восемь, когда Валентина Петровна уже возвратилась с теплотрассы, в квартире раздаётся звонок.
- Добрый вечер. Я - с девятого. Моя фамилия Купершмидт.
- Дело в том, что из вашей квартиры... как бы так сказать... из вашей квартиры в мою... идёт неприятный запах.
- Неправда. Что вы всё выдумываете, - говорит Валентина Петровна, потупив глаза и осуждающе качая головою.
- Может, мне нанять рабочих вынести мусор с вашего балкона? Если денег нет, я заплачу.
- Что вы всё выдумываете, - хмурится Валентина Петровна.- И не стыдно вам?
- Вы весь балкон загадили. Я задыхаюсь! Меня из-за вас тошнит! - потеряв терпение, кричит Купершмидт.- Я беременная!
- Вот видите, сами и признались: из-за мужиков ваша болезнь,- говорит Валентина Петровна терпеливо.
- Я вам ещё покажу! - кричит красная как окунь Купершмидт. - Я вас выселю!
- Нет такого закона, - говорит Валентина Петровна, - чтоб меня выселять из моей квартиры. Ишь, что придумала. Я тебя саму.
Валентина Петровна закрывает дверь. Как с такими людьми жить? Машин накупили. Одной мало - купят две, хотят ещё. Дети ихнии - хуже чертенят: носятся как чумовые, ломают хатку на теплотрассе, а как-то раз - и подожгли! И всё им мало: и рожают, и рожают... Валентина Петровна днесь в обед прогнала одного чертенёнка палкой: хотел Семён Семёныча, бухгалтера, унести. Зорко следит Валентина Петровна за идущими вдоль труб, вот и поймала суворовца, и огрёб по заднице палкой для науки, а он ещё задираться, и бил её пинками, пока держала за рукав. Валентина Петровна думает, при Гитлере было бы лучше: душили бы их прямо в роддоме, и не было бы в мире столько уродов и дебилов.
- Дэбилов, а не де, - поправляет Валентина Петровна. - Говорить-то хоть научитесь правильно: дэ-би-лы!
- Валентина Петровна, не боитесь, приведёт участкового? - дунем в левое ушко.
- Нет. Чего мне бояться? Место Купершмидт - в Москве, купила квартиру тут, а сама и не живёт. Поорёт-поорёт, да и укатит в свою Москву. Первый раз что ли? Сколько живодёрок надо мною сменилось-то?
- Ой, а кто же это там, в комнате, завывает?- пискнем комариком в правое ушко.
- Девочки мои. Мальчиков хотят, - говорит, наклонив лукаво головку, Валентина Петровна и шлёпает в зал посмотреть.
...
Теплотрасса живёт своей жизнью. Каждый день новые события. Утром приходили рабочие, орудовали отбойными молотками, меняли трубы на ввод. В обед приходили крысы из супермаркета, посмотреть, чем на трассе кормят. Вечером пришёл профессор, сел на трубу и приуныл. Валентина Петровна приблизилась.
- Не знаю, как с ним и разговаривать-то, робею.
Слово за слово, общение пошло. То ли ласка Валентины Петровны повлияла, то ли пахло от неё вкусно лапшою, но она нашла подход.
- Девоньки, смотрите, кто со мной! Профессор, вылитый профессор... кислых щей! - хихикает Валентина Петровна и вытряхивает из сумки британца.
У профессора помятый вид. Девочки его не интересуют. И рыбьи головки не ест.
- По всему видать, кастрат, - уважительно говорит Валентина Петровна, но девочки недовольны и хулиганят, не подходит им такой кавалер.
- Девки, - бранит Валентина Петровна. - Управы на вас нет! - и снова идёт на трассу, и ждёт до полуночи на холоде, ходит взад-вперёд. Леденеют руки. Наконец, раздаются истошные вопли, словно бритвой режут. Валентина Петровна знает, что делать. С такими можно не церемониться. Таких достаточно поманить пальцем, но лучше сосиской. Вот и они: седой и рыжий с бандитской мордой в кустах чертополоха. Седой прищуривает глаза и презрительно смотрит на Валентину Петровну. Она подманивает их по очереди, ей всё равно, кто пойдёт, седой или рыжий. Рыжий моложе, но седой - матёрый, бывалый, лучше бы он. Сквозь джунгли лопухов и опавшего донника они крадутся за ней оба, забыв о раздоре, вползают по лестнице в темноту подъезда, и стоит Валентине Петровне приоткрыть дверь - проскальзывают внутрь струйками "Беломора".
Квартира погружается в разврат. Валентина Петровна сидит на постели и задумчиво наблюдает за происходящим, и вот, она уже больше не может молчать, и нечего ей рот затыкать! И сейчас она всё скажет, что думает, имеет право.
- Колька, что ж ты, бедокур! - говорит Валентина Петровна седому. - Как был - так и остался. Всё тебе неймётся, всё бы тебе девок давай. Зачем вторую на стройку затащил? Не сел бы по второму разу - не получил бы нож в живот. А сидел бы тут со мной и мамку с папкой поминал вишнёвой наливочкой. А младший, Вовка? Вот он, тут, в углу притулился.
- Ах, ты, Вовка, голубое отродье, пидораст блошивый! Отсидел своё, Вовка, молодость свою на зоне потерял. Как пришёл - зубов себе навставлял полон рот с золотым напылением. И где ты теперь? помер, небось, а? нашёл своё место в поповом болоте, попы тебя и подставили под монастырь! А вот и папаня. На маманю взгромоздился. Папаня у нас такой - где поймал, там и давай. Вон и сестра Шурка из-за шкафа показалась, брюхатая.
- Ах ты, Шурка, сука подколодная, где нагуляла? Нагуляла, нагуляла, б.....! И Тонька туда же, только отвернись, шалавы. Опять она с рыжим, лярва.
Заалел восток в ночи багряною зарёю. Пронзила город сирена. Теплотрассу опять подожгли. Пожарные поливали трубы из брандспойта, и шёл пар. Головешки от хибарки Валентины Петровны вывез утром трактор: и картонные коробки, и боковушки от дивана, и дверки серванта. Всё-всё. Вычистили до земли и посыпали едкой хлоркой. Валентина Петровна стояла в обед на пепелище и горевала. И тут на теплотрассе запищало:
- Мама, мама!
Валентина Петровна повернула голову и увидела девочку лет девяти в красном капоре. Девочка неслась к теплотрассе на всех парах. Валентина Петровна глянула в том направлении - и увидела Сынка, охнула и припустилась с разбойницей наперегонки.
- Уйди, зараза, это тебе не игрушка! - закричала Валентина Петровна и спрятала Сынка за пазуху.
Дети злые. Понарожали их, хотят материнского капитала, всё им денег мало.
...
Вот и дождь припустил. Льет на обгоревшую стекловату, впитывается внутрь, проникает в щели намотки, разбухает вата грязным облаком и выворачивается, вылезает в прорехи, промокает, и капает грязная на землю вода, на почерневшие лопухи, на скукожившиеся репьи, на поздний цветок календулы.
Вася отсидел за кражу мопеда, вышел из тюрьмы с семью сотенными бумажками на проезд до дома. И где этот дом? Нет никакого дома, вместо матерного дома высится небоскрёб. Вася мыкался по городу день-деньской, выпил чаю с пирожком на последнюю сотню, к вечеру замёрз, набрёл на теплотрассу и заснул, свернувшись в склизких лопухах под трубами. Его разбудил аромат домашней лапши. Вася приоткрыл глаза и пополз на запах. На антикварном столике в форме рюмки дымилось сочное варево. Вася схватил шмочку и принялся лакать. Он съел из первой, из второй и потянулся за третьей. Но тут Васю схватила костлявая рука.
Потянулся народ, Вася испугался, что заберут - и шмыгнул в кусты, и бежал до самого моста над Рустой, подальше от тепла трассы, а потом вскочил на парапет, прыгнул - и со страху чуть не утоп, но выплыл. Так Валентина Петровна пресекла очередное хулиганство.
...
Проснувшись поутру, Валентина Петровна помнит: надо дело сделать. Она надевает рабочий халат, поверху - клеёнчатый фартук, засучает рукава, натягивает резиновые перчатки для работы с электричеством и идёт в ванную комнату. Предстоит ответственная операция. Такая работа ей не впервой.
- Труженица ты наша, - говорит Валентина Петровна своему отражению в зеркале и скромно опускает веки.
Валентина Петровна ставит ведро в поржавевшую ванну и ждёт. Сочится струйка. Хватит. Валентина Петровна подхватывает шумовку, несёт ведро в комнату, приземляет на стол с протёртой клеёнкой, обводит взглядом присутствующих и находит Шурку под креслом. Валентина Петровна отдирает пятерню от сосков и быстро кидает в ведро. Шурка орёт благим матом, бежит спасать своё отродье.
- Брось тут мне цирк устраивать, я тебе не Куклачёв! - строго прикрикивает Валентина Петровна и отшвыривает Шурку шлёпанцем на босу ногу.
Недомерки разевают рты, пищат и не слушаются.
- Так дело не пойдёт, - ворчит Валентина Петровна и прижимает особо шустрых шумовкой.
Шурка продолжает циркулировать вокруг стола и голосить.
- Ах, ты, лярва полосатая, - гаркает Валентина Петровна. - За чей счёт лапшу жрёшь? Наплодила ублюдков, так молчи!
Профессор сидит за расстроенным фортепьяно и равнодушно наблюдает за происходящим. Когда затухает последний писк, Валентина Петровна удовлетворённо отправляет поток в канализацию, а профессор неуклюже прыгает с пианино на плешивый диван, на пол, протискивается на балкон, встаёт на перила и исчезает в воздушном пространстве. Внизу раздаётся шлепок. Значит, не смог приземлиться на лапы.
- Одним ртом меньше, - назидательно говорит Валентина Петровна.
Ночь наваливается на Валентину Петровну гружёным самосвалом. Вовка с Колькой повисли на шее, и руки не повернуть. А охота почесаться. Валентину Петровну давно уже беспокоит зуд. С весны. На теле выступают белёсые шишки.
- Вот как страдаю, - положив в засохшую траву под трубой половник, оголяет Валентина Петровна тело перед кандидатом химических наук. Кандидат, единственный соратник, с интересом рассматривает шишки.
- Когда я преподавала в университете, - говорит кандидат и делает многозначительную паузу, - у меня был студент. Он страдал сучьим выменем. И куда только он ни обращался, и чем только ни лечился - бесполезно. И я ему сказала: "Найди человека, у которого есть собака. Намажь сучье вымя сметаной - и дай". Это его и спасло. До свиданья.
Супермаркет манит запахом кофе в кафе, вихрами крема в вафельных трубочках. В магазине Валентина Петровна не берёт тележку. В отличие от зажравшихся семейств, ей всего-то и надо - банку сметаны да рыбьи головки. Дома Валентина Петровна ставит на газ ведро с головками, добавляет лапшу и идёт в зал, раздевается догола, осматривает себя в трюмо. Валентина Петровна черпает сметану горстью, пробует на язык и обмазывает пергаментное тело. Только меж лопаток не достать. Всякому видно, что это горб, но Валентина Петровна уверена: это просто так причудливо лопаточки торчат. И если вы осмелитесь назвать её горбуньей, она возмущённо скажет: "Что вы всё выдумываете! Не стыдно вам?". Девушкой Валентина Петровна ходила на танцплощадку, и её всегда приглашали на танец добрые молодцы. Валентина Петровна удовлетворённо оглядывает тело. Банка опустела. А кошки уже вокруг сидят и во все глаза наблюдают. И молчат, как стеклянные брошки.
- Налетай, - говорит Валентина Петровна.
Кошки подползают робко, и Валентина Петровна тычет Шурку носом в ляжку. Шурка не даётся, чихает.
- Ах ты, дура, Шурка, дура! - ругается Валентина Петровна. - Дуська, Тонька, не зевай. Папаня, маманя, брательники, Колька да Вовка, чего ж вы застыли, личити меня, гады!
Тонька неуверенно обнюхивает на ноге пальцы с толстыми ногтями и принимается шлифовать пятку наждачным языком. За ней подтягиваются другие. Валентина Петровна ложится на половик и ждёт конца процедуры. Постепенно зуд уходит. Видно, прав кандидат наук: кошачья слюна убивает микробов, народные средства лучше антибиотиков, народные средства...
- Родненькие меня лечат, - бормочет Валентина Петровна.- Дуська... Люська...
Валентина Петровна погружается в сон. Ей кажется, будто раскрываются лопатки - и она парит под потолком, кружит в зигзагообразном танце вместе с воскресшими мухами, огибает виражами бронзовый стержень люстры. Звонят. Валентина Петровна ползёт на четвереньках к двери, неспешно поднимается на колени. Придётся одеться. Валентина Петровна хочет натянуть на ноги брюки - и никак не попадёт в штанину. Перед глазами мелькают мошки, прыгают по ногам, впиваются в плечи. Валентина Петровна пытается смахнуть их рукой, но мошки не улетают, а упрямо облепляют тело. Валентина Петровна достаёт из комода лупу, разглядывает назойливую бестию, хмурится и восклицает: "Батюшки!". Это вовсе и не мошки, а проклюнувшиеся из прыщей волоски. Озадаченная Валентина Петровна меняет брюки на халат. В дверь звонят и стучат кулаками. Так и есть: брюхатая сверху.
-... я на вас ..., - орёт, выпучив рыбьи глаза. - Я работаю в прокуратуре...
- А я - у президента, - парирует Валентина Петровна, прикрывая рабочим халатом волосатое тело.
- Я на вас...
- Пошла ты на х..р, - говорит Валентина Петровна и захлопывает дверь.
- Разве хватит на них терпенья? Это ж адское терпение надо, а уже здоровья нет, - говорит Валентина Петровна портрету в газете.
Валентина Петровна, скрепя сердце, пролезает в лоджию, собирает кое-что и выкидывает в мусоропровод рваную металлическую кошёлку из универсама (с маманей картошку тащили), покарябанные когтями деревянные лыжи "Динамо" (неизвестно чьи), салазки (катались детками с Колей да с Вовкой, с Шуркой да с Тонькой), гамак (качали Шурку в саду), Библию, два тома Ленина с предисловием Сталина и много такого, что жалко: ветхие журналы "Крокодил", дверки гардероба (еле дотащила с помойки, чтобы снова построить для сирот тёплую хатку!). "Пусть жгут, пусть! А я всё равно ещё построю. И буду строить, хоть сто раз сожгут. "Меня жгите", - скажу этим извергам. - "Жгите! Поливайте жидким оловом! Вешайте!".
Деревья головёшками торчат по периметру дома. Депреснячная атмосфера накатывает на город в период поздней осени. Люстра на крюке забита помершими мошками. Отплясали своё, значит... Валентина Петровна ещё бы двухтомник Пушкина выбросила, но забился мусоропровод.
- Детки, идите кушать, - зовёт Валентина Петровна. - Иди сюда, сынок, - подзывает последыша, подобранного вечор на теплотрассе, и прижимает к волосатой груди.
Идёт тепло от старого радиатора. Валентине Петровне снится, что она поджигает дом. Горит огонь ясным пламенем, взметается до девятого этажа. Играет гармонь, поёт аж над самым Уралом. И так становится Валентине Петровне весело, словно на масленицу, и ноги сами пускаются в пляс, руки в боки, и потопывает, и похлопывает.
- Вы хотите, чтобы мы тут все взорвались? - возмущаются собравшиеся.
Парни достают связку ключей, вставляют по очереди в замок.
- Вот и всё, - говорит спасатель. - Простой замок.
- Нет, не всё! - говорит гармонист из квартиры справа. - Идите внутрь.
Спасатели нерешительно переступают порог, проходят в комнату, на кухню.
- Глянь-ка: лапша залила газ. Оба-на! Эй, есть тут кто? Тишина.
- Хозяйка тут, где ей ошиваться ночью? - говорит медсестра сверху.
- Она нас чуть не удушила, - говорит беременная. - Вот, меня опять тошнит.
- Подвергните её штрафу! - требует инспектор ДПС из квартиры восемьдесят.
- Нет никого, кроме кошек, - озирается спасатель. - Пошли, Алмазов.
- Стойте! А куда девать живность? - говорит цыганский барон из квартиры слева. - Может, померла где от передоза, или за хату прибили. Без жратвы сдохнут и завоняют.
- Забирайте, или я вас прокляну, - говорит зловеще баронесса.
- Ну, не знаю... Алмазов, принеси мешок, отвезём на Приокскую, - сдаётся Михалёв. - Сколько же их тут, мать честная? Штук двадцать на глаз. Кыс, кыс.
- А не возьмут в приют? - думает вслух Алмазов, собирая живность.
- Да выкиньте их в поле. Всё лучше, чем тут дохнуть, - рекомендует ветврач из квартиры девяносто пять.
...
Приюту "Кошачья радость" первый год. Был тут раньше консервный цех.
- Мы можем позволить британца, - говорит Сонина мама. - Но лучше помочь тем, кто в трудной жизненной ситуации, правда, доченька?
- Возьмите вот эту, - говорит блондинка, вынимая из кармана связку ключей. - Черепашьей окраски.
- Мы выбрали белую, ангорскую, с голубыми глазами, - капризничает Сонечка.- У вас на сайте, на фотографии.
- Даже не понимаю, про какую вы говорите, - отрезает девушка. - У нас такой нет. Правда, Серёжа?
- Заплатите за аппарат Свободчикова в кабинете пять, - говорит очкарик в белом халате.
- Нам только кошку. Мы вообще хотели взять с улицы, бесплатно, - капризничает Сонечка.
- Кошку без аппарата нельзя, - строго говорит девушка. - Это тебе не игрушка. "Стандарт", "эконом" или "люкс". "Люкс" проходит апробирование. Зато вы можете получить его практически бесплатно, подписав контракт, что согласны на обработку получаемых нами данных.
Молодой человек передаёт кошку девочке.
- Ладно, эта тоже ничего. Я согласна. Бетси, Бетси, - сюсюкает Сонечка.
- Какая я тебе Бетси! - кричит Валентина Петровна.
- Ой, она на меня рычит, - вздрагивает Сонечка.
- Не бойся, девочка, - говорит девушка. - Она очень ласковая. Она тебя просто боится. Встань сюда, к стеночке - я вас для сайта сфотографирую.
- Берём "люкс", - говорит мама.
- Всё очень просто, - поясняет парень в белом халате. - Кошка чипизирована. Все данные о кошке поступают на пульт оператора. Показатели от нуля до десяти. Если меньше двух - мы имеем право приехать к вам в любое время суток, проверить прибор и условия её проживания. Согласны?
- Да, - кивает мама.
- Ни один, даже самый идеальный питомник не заменит кошке семью, -кивает девушка.
...
Валентина Петровна обнюхивает углы. Это мышиное семейство сплело огромное гнездо: кухня, зал с камином, туалет, душевая, гардеробная, вверх по лестнице - три спальни, ванная, кладовая и холл. Мышиная атмосфера вызывает у Валентины Петровны омерзение, особенно надраенные унитазы. Хорошие люди не могут так жить. Валентина Петровна с наслаждением гадит на мягкую супружескую кровать, присаживается на палас и аккуратно вылизывает лапки и хвост. Мамаша сокрушённо вздыхает, звонит какой-то Диле, которая придёт часа через полтора, и просит почистить и выстирать покрывало.
- Ребёнку нужно о ком-то заботиться, - оправдывается мама, поглядывая на насупившегося папу. - Так советует психолог.
- Ой, а мы же забыли про эту штуку, что нам дали, - ударяет себя по лбу Сонечка.
- Аппарат Свободчикова, - подсказывает мама.
- Переводит кошачью речь, - строго говорит Сонечка. - Кошка - это не игрушка.
- Ну, и зачем вы купили такую дрянь?- хмурясь, отчитывает папа.
- Нам его просто подарили, папулечка, - улыбается Сонечка. - Почти бесплатно, понимаешь? Чтобы мы помогли науке.
- Ну, раз так, - папа ерошит Сонечке кудряшки, - Неси эту штуку сюда. Будем вместе помогать науке.
Аппарат умещается на ладони. Папа морщит лоб, с любопытством читает инструкцию, нажимает кнопочки, водит пальцем по экранчику, программирует, задаёт громкость и тональность.
- Папочка, так интересно! - замирает Сонечка. - Хочу услышать, что мне скажет киска.
- Объяснишь Бетси, что нужно "пись-пись" и "а-а" в лоточек,- говорит мама.
- Бетси, Бетси, Бетси! - Сонечка находит Бетси на кухне, хватает под живот и тащит к папе, та дёргается всеми лапами, пытаясь вырваться из рук, и исступлённо мяучит.
- Может быть, у неё живот болит, - сочувственно говорит мама. - Ну же, Вадик, включай!
Аппарат выдаёт мелодию, потом наступает пауза - и жизнерадостный голос глаголет: "Вы услышите пять высказываний питомца". Мама прижимает палец к губам, что значит "тс!". Аппарат молчит.
- Бетси, Бетси, ну! - подпрыгивает Сонечка и трясёт Бетси.
Бетси издаёт протяжное завывание, перемежающееся с бульканьем в горле. Аппарат шустро докладывает: "Высказывание номер один: "Пошли вы все на ...", высказывание номер два: "..... я вас всех", высказывание номер три: "Я в...". Сонечкина мама на секунду замирает, кидает взгляд на Сонечку, потом быстро хватает подушку и прихлопывает аппарат. Аппарат продолжает выдавать, чётко выговаривая согласные: "Высказывание номер четыре: "Я тебе, козлине, все глаза повыцарапаю"".
- Это что ещё за фокус, - говорит грустно папа. - Фигня какая-то, развод лохов.
Папа встряхивает замолкший аппарат. Оставшаяся без внимания Валентина Петровна вырывается из рук, прыгает на пол и бьёт хвостом. Они русского языка не понимают? Ну, сейчас она им покажет! Валентина Петровна вцепляется в сытую рожу и глубоко бороздит холёные щеки когтями. Капает на ковёр кровь, визжит Сонечка, мечется по комнате растерянная мама. Валентина Петровна швыряет на пол всё, что под лапы попадает, носится ураганом по комнате, обдирая обои, сметая всё на пути. Звенит разбитое кривое зеркало.
- Выгони её сейчас же! - кричит папа, прижимая ладонью глаз.
Валентина Петровна покидает коттеджный посёлок, презрительно оглядывает охранника с бесполезными пышными усами, идёт полем, идёт лесом и снова полем. Её усики - отличный навигатор. А вот и родные просторы, родной поржавевший металл с ни с чем не сравнимым запахом стекловаты и рыбьих головок. Валентина Петровна вскарабкивается на тёплую трубу и видит, как Купершмидт прогуливается под руку с негром. Прошлый год тоже был один такой прихвостень на трассе, с поломанным хвостом. Валентина Петровна злорадно думает, что со временем он начнёт её бить, кусать и царапать, а их младенец будет чёрный, как копирка, которую Валентина Петровна (было дело), закладывала в печатную машинку - и вовсе совсем не хорош, и уж точно его посадят в тюрьму, где пырнут ножом. Валентина Петровна прижимается брюхом к земле и крадётся к пню от клёна - там позавчера просыпался сухой корм. Валентина Петровна выгребает зёрнышки когтями из-под рассохшихся корней. За этим занятием её и застаёт маньяк. Он наваливается на неё всем телом и впивается в холку. Валентина Петровна пытается вырваться, выворачивает шею и видит, как горят арабские глаза на чёрной морде с узкими скулами. Маньяк тащит Валентину Петровну в сторону от теплотрассы, за помойный контейнер. "Помогите! Помогите!" - хочется закричать Валентине Петровне. Но вместо этого горло выдаёт протяжное завывание и захлёбывается воздухом. Валентина Петровна судорожно клацает по асфальту когтями. Ночь пронзает утробный бас. Монитор оператора показывает "Десять". Это значит, подопытному животному номер двести шесть живётся хорошо.
...
Валентина Петровна проникает в подъезд, когда узбечка выносит ведро. По лестнице на второй этаж! Здесь живёт соратница по трассе - кандидат химических наук. Валентина Петровна скребётся лапами в дверь, слышны звуки сладкого птичьего пения. Если бы Валентина Петровна смогла видеть сквозь железо, она бы разглядела свою знакомую, притулившуюся на диване с журналом. Кандидат читала статью австралийского учёного Тима Двоэрти. "Дэбэлизм, - пробормотала кандидат наук. - Восемьдесят семь видов. Восемьдесят семь!". По квартире порхали птички. Кандидат подбирала их, где придётся: во дворе, на даче, и даже с боем отнимала у торговцев на Благовещение, что было не безопасно. Она прочитала статью до конца и сделала вывод: если так пойдёт и дальше с кошками (и сотовыми вышками) - через десяток лет не останется ни одной пташки. В квартиру позвонили.
- Заберите свою кошку! - крикнули за дверью.
- Какая ещё кошка?! - кандидат раскрыла дверь и увидела Валентину Петровну. Та мявкнула и попыталась протиснуться внутрь между откосом и шерстяным носком соратницы, но та поймала её за шиворот и поволокла по лестнице, больно ударяя о ступени хвостом и задними лапами, миновала почтовые ящики, тамбур - и выкинула Валентину Петровну вон, спасаясвоего чижа с переломом крыла, дистрофичного чибиса, новорожденных куропаток и всех остальных на планете, которых ещё не успели съесть.
...
Тусклый фонарь освещает теплотрассу. Крыса жуёт куриные косточки на влажной от мороси крышке люка. Ни на кости, ни на крысу у Валентины Петровны аппетита нет, от запаха хлорки воротит. Она в интересном положении. Валентина Петровна идёт дальше, находит заводскую Вовкину телогрейку под тёплой трубой и сворачивается клубком. Свет погас во всём городе - энергетический коллапс. И только горящие кошачьи глаза приближаются к теплотрассе, пронзают чёрную как дёготь ночь. Имя им - легион. "Откуда их столько? - думает Валентина Петровна. - Такое стадо мне не прокормить!"
Во всем виноват изобретатель аппарата Свободчиков, который далеко за океаном, и вряд ли знает, какого джина выпустил из бутылки. Вот не прислушался к аргументам Тима Двоэрти на конференции в Айове - и нате вам, пожалуйста. А ведь Тим его предупреждал, а тот по плечу его похлопал - и снова за своё: изобретал, изобретал, изобретал, изобретал, да и доизобретался так, что Нобелевскую премию получил и успокоился, а некоторым тут расхлёбывай.
- А как же наша Валентина Петровна? - грустно спросите вы.
Не плачьте о горькой судьбе Валентины Петровны. Говорят, у кошки девять жизней. Валентина Петровна проживает вторую. И как знать, чем всё это кончится. Может быть, это и есть тот рай, в который она мечтала попасть?