Толстая ветка яблони растет почти горизонтально. К ней на расстоянии тридцати сантиметров друг от друга намертво прикручены два конца жёсткой веревки - так, что внизу получается петля. В эту петлю уложена крашеная дощечка с боковыми пропилами. Я сижу на дощечке, поджав ноги и вцепившись в веревку побелевшими пальцами. Меня лихорадит.
- Держись крепче, - говорит папа и начинает раскачивать меня.
Вперёд-назад. Вперёд и вверх. Назад, вниз и снова вверх, но уже спиной.
Набегающий поток воздуха свивается в упругий кокон.
- Шухер! - изо всех сил вопит соседский Вовка.
Сочная абрикосовая мякоть сладко тает у меня во рту. Косточка падает на землю, а правое ухо вдруг пронзает острая, рвущая сознание боль... чьи-то безжалостные пальцы выкручивают мочку, окунают меня в огонь... вечный огонь едва виден на солнце... и я стою неподалеку в чёрных шортиках и белой безрукавке. На шее у меня красный пионерский галстук, а в животе - странный мятный холод. Пионеры маршируют в ряд.
- Когда летишь вперёд, выпрямляй ноги! - громко учит папа.
Его голова покоится на больничной подушке. Лицо измождённое, с пергаментной кожей на острых скулах. Из носа тянутся тонкие пластиковые трубочки. В груди у меня тесно. Не продохнуть.
Вни-и-из!
Папа улыбается.
- Семь да пять. Как правильно: одиннадцать или адиннадцать?
Он с трудом шевелит бескровными губами.
- Двенадцать. - шепчу я.
Мама вытирает слезы скомканным платком.
Земля подо мной выгибается чёрной дугой.
Вверх!
И я, отвечая на Женин поцелуй, распадаюсь на части. Меня больше нет. Она нереально красивая девочка и позволяет мне даже... о-о-о-у-уууу!!!
Надо открыть глаза! Непременно открыть глаза!
В это невозможно поверить! Это происходит с кем-то другим, не со мной, не сейчас, не здесь.
Я падаю в небо. Вниз? Каким-то чудом выныриваю из затяжного пике.
Крики болельщиков придают мне сил. И я рву грудью финальную ленточку. Это чистая победа!
Вверх!
Ух, какая кипельная, какая нестерпимо жгучая белизна! Даже больно смотреть.
- У нас все еще может быть, Вика!
- Нет, я больше не люблю тебя!
Вниз!
Сердце сжимается до размеров фасолины и проскальзывает в живот.
И моя небритая физиономия отражается в зеркале напротив.
- Папа, хочу на атлакционы! - канючит Димка.
- Будет тебе аттракцион!
Я веду сына к старой яблоне.
Папа раскачивает меня, страхуя от возможного падения.