Это было тогда, когда небо уже не умело разговаривать с морем, а птицы с рыбами, а люди не могли слышать ни неба, ни понимать тварей земных.
В одной деревне на краю королевства жила Яриська. Девочка с маленькой туго заплетённой косичкой льняных волос за плечами. Юркая и бойкая, она любила собирать грибы, бруснику и можжевеловые шишки, из которых зимой можно было заваривать ароматный чай.
Много печалей было у маленькой Яриськи. Мама её умерла рано, когда девочка была ещё совсем маленькой. И из родных у неё никого не было, кроме папки. Почему так было, Яриська не знала, только печать сиротства поневоле лежала на сердце и душе девочки глубокой печалью. Оттого Яриська была очень взрослой, даже в малых летах. Она заботилась о папке, как могла, переживала за его здоровье. Да и о многом переживала маленькая Яриська: почему мир такой большой, и людей будто много, а все они чужие друг другу. Почему земля такая тихая, будто молчаливая, сиротливая, и что с ней будет? Почему сосны её столетние, такие могучие и сильные, а вовсе беззащитные. Всяк их срубить может, покалечить, обидеть.
Яриська очень любила лес, на краю которого находилась деревня. Он был для неё родным домом. С весны девочку всегда видели с корзинкой, в которую она собирала сначала цветы, потом ягоды и грибы, а также травы и коренья. Яриська могла лечить настоями отцу поясницу, а также готовила отвары от кашля и жара. Но больше всего девочка просто любила гулять по лесу: слушать пение птиц, заворожено наблюдать, как солнечный свет после полудня бежит в листве отдаленных деревьев. А когда дул ветер, Яриська ложилась на землю и смотрела, как он раскачивает могучие сосны. Она слушала музыку приближающейся грозы, тишины, музыку старых сосен и осени. А ещё, Яриська могла слышать голос земли. Её дыхание было таким тёплым и добрым, как мамино когда-то в далёком детстве. Казалось, земля любит девочку, хочет обнять её. Ласкать шёлком трав, баюкать тишиною осенней листвы, говорить, какая она хорошая, добрая и трудолюбивая. Что она одна такая, и ей вовсе не нужно быть похожей на остальных. В лесу Яриське никогда не бывало грустно или скучно. Наоборот, душа девочки пела и была наполнена восторгом. Зато в деревне среди людей ей не раз было горько и обидно от грубости и несправедливости, которую она видела вокруг.
Отец девочки был человеком добрым и трудолюбивым. Он работал на поле: пахал, косил, но иногда плотничал, так что всегда имел немного денег, чтоб побаловать дочурку. Покупал ей пряники в базарный день и леденцы, а то и бусы или шкатулку. Яриська всегда ругалась:
- Не нужно мне подарков, ты бы своё здоровье поберёг, отдыхал бы, меньше работал, особенно в непогоду!
- Ай, сколько той жизни! - отвечал отец, махнув рукой.
- Для меня твоя жизнь дороже не то что подарков, а и чистого золота, и драгоценных жемчугов!
- Видать, у каждого человека своя судьба, над которой он не властен! - грустно отвечал отец. - Видишь, я мамку твою как любил и берёг, а нет её с нами, - его руки задрожали, а по грубым морщинистым щекам потекли крупные слёзы.
Яриська тоже закусила губу от боли и сдвинула брови.
- Мамка с нами. Она в запахе парного молока, в сладком вкусе малины, и в тепле нагретой земли. Я всегда чувствую её.
- Сироты мы с тобою, сироты, - крепко обнял и прижал к себе девочку отец. - Земля то вишь, какая большая, а двое мы на ней, только ты и я.
- Разве это мало, папка? - утёрла рукавом слёзы Яриська. - Если два добрых человека вместе, то уже сердцу весело и поговорить есть с кем.
- Да, ты у меня самая лучшая, доченька. Что бы я без тебя делал, и за что мне такая награда?
Яриська помнила и любила маму. Помнила её мягкие большие руки, улыбку, голос. По мере того, как Яриська росла, образ мамы не мерк, но дополнялся новыми штрихами и красками. Девочка жила так, будто бы мама была всегда рядом. Когда она мела избу, то старалась не пропустить ни соринки, и спрашивала: "Ну, как, мамочка, чисто я убрала?" А когда засыпала, то будто слышала её тёплое дыхание рядом. "Спокойной ночи, мамочка", - шептала девочка, складывала кулачки под голову и сладко засыпала. А когда снежной зимой Яриська пекла блины, и они с отцом пили душистый чай из можжевеловых шишек или сушёных веточек малины, женщина тоже будто была среди них.
Может быть, поэтому девочка была такая смелая, отчаянная и любознательная, так как знала, что кто-то любящий всегда наблюдает и защищает её. Но однажды она не на шутку разволновалась.
Это случилось, когда Яриська уже подросла. Ей шёл пятнадцатый год. Девушка собирала в лесу малину, чтобы закатывать варенье на зиму, и вдруг увидела дивное явление. Это была женщина, настолько прекрасная, что у Яриськи перехватило дыхание. Она не знала, что ей делать: спрятаться или смочить ключевой водой голову, может, солнце за день напекло. Но женщина обратила взор прямо на девушку и заговорила:
- Не бойся, Яриська, я пришла именно к тебе.
Её голос был таким же прекрасным, как и весь вид. В нём чувствовалась доброта, от которой у девушки сразу прошёл страх. Волнение, правда, осталось. Но это и не удивительно, уж слишком необычное и потрясающее явление переживала девушка.
- Много лет я наблюдаю за тобою, и ты мне очень нравишься. У тебя простое, доброе сердце, и мудрое. Это очень важно. Многие хорошие люди, хоть их и очень мало на земле, живут, как трава в поле. А ты обо всём задумываешься, стараешься понять. У меня есть к тебе дело, Яриська. Знаю, только ты сможешь с ним справиться.
- У меня и своих дел по горло, - с лёгким волнением ответила девушка. - За отцом нужно смотреть и ухаживать, а то он как малое дитя.
- Знаю, - с улыбкой ответила прекрасная незнакомка. - За отцом я твоим присмотрю, обещаю. Только скоро на вашу землю придёт страшная беда. Многих людей она унесёт, и ты с отцом от неё не спасёшься, если меня не послушаешься сейчас.
- Тогда я согласна, - немного подумав, ответила девушка. - Знаю, есть такая беда, которую своим разумом и стараниями никак не отвести.
- Вот за это я тебя и люблю: за мудрость и покладистость, - в согласии кивнула восхитительная гостья.
Яриське и так было очень интересно. Она любила узнавать всё новое и неизведанное. А то, что предлагала незнакомка, наверняка, было самым важным. Только отца стало больно жалко, так как почувствовала она скорое расставание. Но, если прекрасная незнакомка обещала позаботиться о нём, то это даже к лучшему. Сколько бы Яриська ни старалась, ни переживала, не в её руке была его жизнь, как он сам любил повторять. Но что-то подсказывало, что если величественная гостья обещала о нём позаботиться, то он правда остается в полной безопасности.
- Дай только попрощаться с ним напоследок, - всё-таки прослезилась Яриська.
- Хорошо. Но не задерживайся. Ибо путь твой неблизкий, - это были последние слова прекрасной незнакомки.
Домой Яриська возвращалась взволнованная и сосредоточенная. Полная корзина спелой душистой малины висела у неё на руке. "Папка будет есть её этой зимой без меня", - с грустью подумала девушка. "Только бы он не простужался и берёг себя", - разволновалась она, но тут же вспомнила обещание незнакомки.
- Что-то ты припозднилась сегодня, доченька, - ласково встретил Яриську отец.
- Да, вот, малина нынче уродилась, не отпускала меня, - стараясь казаться беззаботной, ответила девушка.
- Ну, давай вечерять, красавица. Я что-то сегодня притомился.
И вдруг он замер от удивления:
- Смотри, доченька, закат то какой сегодня!
Яриська подняла взгляд и увидела, как всё небо до горизонта полыхает вечерним заревом. Бардовые взмыленные чудились лошади, а на них огненные всадники. Корабли с рваными парусами бились среди разъярённых волн, виднелись горы, которые на глазах таяли, превращаясь в бесформенных чудовищ. Вся эта панорама летела и менялась со страшной скоростью.
- Эка, что делается! - вздохнул поражённый отец. - Или к беде какой-то, или к светопреставлению.
- Да, - задумчиво сказала Яриська. - Много, наверное, всякой беды на свете есть. Дай Бог нам выстоять перед той, которая на нашу долю выпадет.
- Пойдём в дом, доченька. Моторошно как-то. Красиво и страшно. Человек, он маленький, беззащитный, а тут такое делается, во что он вникнуть не может.
"Неужели от человека что-то зависит?" - удивилась Яриська, вспомнив нынешнее явление прекрасной незнакомки. "Какие же испытания доведётся пережить, чтобы со злом и бедой совладать?"
Девушка удивленно покачала головой и пошла в хату доставать из печки вечерю. Весь вечер она была сосредоточена, а когда отец уснул, долго сидела возле окна, наблюдая луну и думу думая. Всё теперь казалось ей иным: деревянный стол, лавка, храп папани, который она слышала сотни раз, и который был ей так дорог. Скоро она покинет этот единственно знакомый и дорогой сердцу мир. Но уже теперь он потерял для неё былое значение. Раньше мир Яриськи заключался в этом доме, деревне, где люди ссорились и враждовали друг с другом. Ещё, в её любимом лесу, грибах, можжевеловых шишках, орехах, ягодах и травах. Девушка не задумывалась над своим будущим, которое было для неё в отце - единственном родном человеке, заботе о нём. Теперь же её судьба будто вознеслась высоко-высоко, над судьбами других людей и временем. Она приобрела вес и значимость, которых раньше не имела. "Не я это сделала, не мне это и нести, не мне и думу думать", - сказала сама себе девушка, которая и вправду была не по годам мудра, и заметно успокоилась. Она пошла спать, так как не знала, когда начнётся её новая жизнь, завтра или третьего дня.
На следующее утро Яриська по обыкновению взяла свою большую корзину, чтобы отправиться в лес за ягодами. Отец точил косу, собираясь в поле. Яриська повязала белую косынку, взяла краюху хлеба и бутыль молока. Собиралась, было, идти, да неожиданно бросилась на шею к отцу.
- Что ты, стрекоза? - расчувствовался тот.
- Да так, лето то какое, папка, красное, хорошее! - восхищённо охнула Яриська.
- Да, лето отменное, - согласился тот. - Солнце не скупится, и дождей много. Хороший урожай, видать, будет.
- Мы с тобой ещё не одно лето увидим, - девушка начала целовать папку в нос, глаза, щёки.
- Люди не властны над своей судьбой, но мне кажется, судьба у нас, папка, необыкновенная!
- Мне ничего не нужно, лишь бы ты была здоровая и счастливая.
- Счастье - вещь мудрёная. Для кого оно в чём.
- Чудно говоришь ты, дочка! Ну да беги уже за ягодой, и чтоб поздно не возвращалась!
- Я люблю тебя, папка, больше всего на свете люблю! - прокричала Яриська, отдаляясь от хаты.
В лесу девушка пришла к малиннику и начала обрывать спелые, сладкие, душистые ягоды. Вокруг было так хорошо! Только на душе нарастало волнение, и Яриська всё время оглядывалась по сторонам. Вдруг, ни с того ни с сего, небо затянуло чёрными тучами. Серые и стремительные, они мчались низко-низко, цепляя верхушки сосен. Поднялся страшный ветер, который гнул деревья к земле, ломая ветки, немилосердно срывал зелёные листья. Яриська ухватилась за свою косынку, чтобы её не унесло, и пыталась удержаться на ногах.
И вдруг появился он, страшный дракон, фантастическое существо из пыли, чёрных туч и дыма. Он подхватил девушку и взмылся к облакам. После этого ветер утих так же внезапно, как и появился. Только на земле осталась опрокинутая корзинка, из которой высыпались красные ягоды малины.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Страшный замок и живая вода.
Далеко-далеко, на самом краю света, там, где земля заканчивается, и дальше простираются только болота, там, где собираются все серые тучи, так что небо всегда закрыто ими, и солнца не видно вовсе, находился заброшенный замок. Вообще-то он был заброшенным только с виду. В нём жило ужасное существо, князь лжи и мрака, а ещё, тьма тьмущая всякой нечисти: чертей, змей и удавов, многоголовых драконов, ужасных ведьм, уродливых древних колдунь и блуждающих мертвецов, косматых зверюг и злых великанов. И все они были призраками или злыми духами. Эти существа были собраны или согнаны в замок, казалось, со всего мира. Среди них было множество умерших душ, которые предались злу при жизни, и не могли найти покой после смерти. Они были мучимы своими пороками и грехами, не обретая искупления.
История страшного чудовища затерялась в столетиях. Легенды говорили, что когда-то он был могущественным королём, славным князем. Правил не только на земле, но и в поднебесье. Но гордость и невероятное самомнение привели его к позору. Он возомнил себя совершенным и тем, кто не подчиняется никому и ничему, попирал законы, преследовал всякое добро. За свои непомерные злодеяния был наказан изгнанием на край земли, лишён величия, власти. Постепенно превратился в страшное чудовище без души, памяти, омерзительное и по облику, и по сути.
Мрачным местом был этот замок. Именно туда дракон и унес нашу Яриську.
Он принёс девушку в башню и бросил прямо на груду человеческих костей. Яриська, какая бы сдержанная и мужественная ни была, закричала от ужаса и омерзения. А дракон исчез так же внезапно, как и появился.
Яриська дрожала всем телом, стучали её зубы, зловонный смрад затуманивал рассудок. Девушка боялась, что потеряет сознание и присоединится к уже находящимся здесь человеческим останками.
В башне было угрюмо, темно, сыро и холодно. Стены поросли мхом, и отовсюду раздавался запах гнили. Окна были небольшими, к тому же, под самым потолком, так что солнечный свет едва проникал внутрь, а по скользким стенам ползали мерзкие черви.
В первые моменты Яриська подумала, что сойдёт с ума. Она не представляла, как можно остаться в таком ужасном месте. Но ничего не происходило. Час или два девушка просидела в углу, вся дрожа, поджав ноги и обхватив руками колени, а потом собрала всё мужество и решила попытаться выбраться из башни.
По узким, каменным, скользким от сырости ступеням, она спускалась вниз, с ужасом и трепетом делая каждый шаг. Руки, прикасаясь к стенам, время от времени ощущали мерзких червей, которые были повсюду. Ещё Яриська слышала шипение змей, которые клубились где-то под ногами. Иногда с потолка срывалось несколько или множество летучих существ. Они проносились прямо над головой. Наконец, ступеньки кончились, и Яриська поняла, что перед ней тяжёлые двери. Ржавый засов долго не поддавался. В какой-то момент девушку охватила паника, так как она почувствовала, что никогда не откроет дверь и задохнётся в темноте. Но внезапно засов начал потихоньку двигаться, и через какое-то время Яриська уже налегала на массивную дверь всем телом.
Картина, которая предстала перед Яриськой, когда она выбралась из башни, была совершенно безрадостной. Земли вокруг замка оказались болотистыми и мёртвыми. Смрад и запах гнили, зловоние и сырость, - вот то, чему не было ни конца, ни края. Более того, в этом краю не было видно солнца, не чувствовалось и слабого дуновения ветра. Воздух был тоже будто мёртвый. Смрад от болот стоял, никуда не двигаясь. Яриська и представить себе не могла, что где-то на земле существует такое ужасное место. Она сняла косынку и расстегнула ворот платья, так как почувствовала, что задыхается.
Огляделась вокруг, но не увидела ни одной живой души: ни зверья, ни птиц. Только мрачные огромные вороны кружили над мёртвыми болотами, и ползучие пресмыкающиеся: змеи, ужи, гадюки водились в гибельной трясине.
Девушка в отчаянии и изнеможении опустилась на землю: "Что ей было делать?"
Для начала она решила обследовать замок. Он оказался большим, в прошлом - роскошным, но сейчас совершенно заброшенным, обветшавшим и истлевшим. Огромные залы с дорогим убранством и предметами обихода, фамильными портретами и картинами на стенах были покрыты пылью, плесенью, паутиной. Лица, изображённые на них, казались обезображены разрушающим действием времени, гнили. Краски были стёртыми, истлевшими, от этого красавицы, князья, генералы походили на фантасмагорических страшилищ.
Богатство и роскошь совершенно потеряло ценность в этом жутком месте. "Сколько тут всего, а ведь не пошло оно впрок его владельцам! Злому человеку и звёзды в небе не милы, а доброму ничего не нужно, кроме одежды и куска хлеба", - подумала девушка. Тяжёлые мертвые вещи, которые когда-то, наверняка, были гордостью хозяев, сейчас казались такими нелепыми. Яриська хотела найти хоть какое-то более менее уютное место, в котором могла бы забыться сном, и не могла. Наконец, она отыскала небольшой чуланчик, где решила переночевать.
Это было сделано как нельзя вовремя, потому что приблизилась ночь. Если можно так сказать о месте, где нет солнца, а время будто остановилось. Просто место удушливой серости заняла давящая гнетущая тьма. Но с наступлением этой тьмы произошло ужасное событие: мрачный замок наполнился привидениями и призраками.
Чудовища и вурдалаки, дряхлые колдуньи и огромные удавы взялись непонятно откуда и заполнили залы. Они лезли из погребов и чердаков, выходили просто из стен. Яриська наблюдала это леденящее кровь зрелище сквозь щёлочку своего шаткого убежища. "Эко, сколько здесь всякой гадкой нечестии!", - с отвращением подумала девушка, которая была ни жива ни мертва от ужаса. Зубы Яриськи стучали, её бил сильный озноб, тело покрылось холодным потом, а волосы на голове начали шевелиться. Такого ужаса и омерзения она никогда в жизни не испытывала, и не думала, что доведётся.
Между тем злые духи и призраки разгуливали по заколдованному замку. Были зажжены свечи в золотых подсвечниках, слышался звон хрустальных бокалов, открывались сундуки, и алчные старцы с трепетом склонялись над ними, чтобы пересчитать свои богатства. Они начинали драться, снова и снова убивали друг друга за сокровища и с воем уползали. Яриська наблюдала всю эту ужасающую вакханалию и удивлялась: "Значит, пороки не оставляют души и после смерти. Они так же мучимы злобою, завистью, жаждой мести. Добро и зло существует под небом везде: не только среди живых, но и среди мёртвых, и среди нерождённых бестелесных тварей".
Потом появилось ужасное чудовище в мантии и с золотой короной на голове, и всякая возня и шум прекратились. Взоры были устремлены на хозяина. Он поднял бокал с красным вином и начал торжественную речь.
- Подданные мои! Рад приветствовать вас.
В ответ раздался душераздирающий рёв ликования.
- Мы здесь полновластные хозяева! Никаких людей, никакой крови и плоти. Все сокровища принадлежат только нам! Мы были злы, коварны, вероломны, и этим гордимся. Мы были жестоки и беспощадны, убивали даже родную кровь! Обманывали и строили заговоры. На наших руках - кровь младенцев!
Так говорило могущественное злое существо от имени всех присутствующих. Шквал безобразного хохота и душераздирающих криков восторга сотрясал стены замка. Яриська зажмурилась, чтобы перенести этот чудовищный миг откровения. Её сильно тошнило, кружилась голова, и она вот-вот готова была потерять сознание.
Безобразное чудовище продолжало:
- Мы творили зло, и обеспечили себе бессмертие, ибо зло бессмертно! Мы будем жить вечно! Да здравствует зло!
- Да здравствует зло! - вопили и шипели на разные голоса ничтожные мерзкие твари. - Да здравствует наш хозяин, всемогущий и великолепный, непобедимый и неуязвимый князь тьмы, темнейший Дэвил!
"Неужели это он?" - с содроганием и любопытством подумала Яриська.
Она слышала множество сказок, в которых существовало зло. Оно боролось с добром, и почти всегда было поражено. В жизни добро и зло тоже не уживались вместе. Злые люди теснили добрых, угнетали и уничтожали их, если те были беззащитны. Но, что существуют ведьмы и призраки, колдуны и чудовища, и всё это полчище нечисти подчиняется отцу лжи и коварства, Яриська допустить не могла. Она видела зло воочию, и не верила. Тем не менее, Яриська преодолела ужас, чтобы внимательнее рассмотреть предводителя.
Он был, на удивление, не очень высоким. Крепко сбитый и костлявый одновременно. Черты лица, если можно сказать так о жуткой физиономии, очень грубые, застывшие в отупении и злобе. Глазные впадины слишком большие и будто квадратные, а сами глаза маленькие. Зрачки - чёрные бусинки на фоне двух выпуклых белков. Взгляд остановившийся, ничего не выражающий - мертвый. Он весь был воплощением смерти, а ещё от него исходила неимоверно сильная энергия злобы, агрессии, ненависти. Она прокатывалась по замку волнами, накрывала всех присутствующих. Казалось, остальные злые существа не могут устоять, мучимы и терзаемы его изнемождающим присутствием. Они были напуганы и покорны, заискивали и раболепствовали, дрожали в коленопреклонённом почтении и обожании, и вообще, напоминали загипнотизированных мартышек перед удавом. А он обозревал замок невидящим ужасным взглядом, приводя всех в трепет.
- Скоро настанет наш час! - как из бездны прорекло существо могильным голосом. - Зло побеждает повсюду, и однажды мы выйдем, чтобы занять и населить землю.
Крики радости, похожие на визги ужаса раздались повсюду. Их разбавляло рычание и гудение огромных подземных чудовищ, топающих по полу замка. Вдруг откуда не возьмись, возник сильный вихрь. Он подхватил длинный черный плащ Дэвила с кроваво-красной подкладкой. Потом стены замка исчезли, и князь тьмы оказался стоять на руинах пылающего, разрушенного, стонущего в агонии мира. Толпы нечисти с криками начали разбегаться, не зная, чего ожидать дальше.
Потом всё внезапно исчезло, вернулось к первоначальной картине. Вновь появились стены и потолок, князь тьмы растворился, а перепуганные твари, оглядываясь, приходя в себя, начали потихоньку выползать из убежищ.
"Вот уж нет!" - почему-то с уверенностью подумала про себя Яриська, вспомнив папку, их дом возле самого леса, умиротворённое сильное солнце, медленно скатывающееся за горизонт. Ей даже стало легче. "Мир существует по другим законам. И даже если в нём и есть много зла, всё равно, последнее слово не за ним. Поганые вурдалаки!" - разозлилась девушка. "Эко что выдумали!"
После этого вакханалия продолжалась до утра. А когда мрак снова сменился тягостной серостью, уроды попрятались по своим убежищам, исчезли, растворились.
От всего пережитого Яриська так измучилась, что провалилась в сон, больше похожий на забытьё. Она стояла перед огромными медными воротами, покрытыми мхом и гнилью. Яриська была очень напугана, так как то, что скрывалось за воротами, казалось ей страшным злом, величайшей мерзостью. И вдруг они начали открываться, и могильный смрад охватил её леденящим ужасом. Яриська знала, что должна войти внутрь, чего бы ей это не стоило. Бестелесные мрачные существа были повсюду. Они казались чахлыми, изнеможенными, были мучимы страхом, болью, отчаянием, одиночеством и нескончаемостью смерти. Некоторые стонали и выли, иные тихо гаденько плакали. Иногда какой-то призрак, похожий на тень, падал ниц и начинал извиваться от страшных мучений, визжа в агонии. Но помощь не приходила. Тогда существо садилось и успокаивалось, глядя перед собою мутными впадинами глазниц. Некоторые начинали протягивать к Яриське руки. Она в ужасе отшатывалась, но через какое-то время поняла, что неуязвима. Иногда девушке приходилось проходить через толпы бестелесных теней, и она чувствовала ужас зла и безысходности, который окатывал её волнами. Яриське хотелось вернуться назад и бежать, но путь был закрыт бестелесными тварями, которые столпились, сгустились около ворот, создав непроходимое по своей плотности ядро тьмы. Они хотели вырваться из места заточения. Но что-то более сильное, чем видимые препятствия, сдерживало их, так что все попытки оказывались тщетными. Яриська была в панике: тьма вокруг сгущалась. Она уже почти не могла дышать от тяжести зла, смрада разложения. Ей некуда было спрятаться, укрыться. Ещё чуть-чуть, и смерть вошла бы в неё, забрав душу, которая горела подобно слабому светильнику, а безумие загасило рассудок. Яриська хотела кричать, но боялась издать звук, чтобы не привлечь внимание. Но когда отчаяние достигло пика, она закричала, однако не услышала ни звука. Яриська кричала всё сильнее. Она вся превратилась в крик, который, казалось, разорвёт её вены, сосуды, выбьет изнутри барабанные перепонки. И вдруг картина изменилась. Яриська летела, или лучше сказать падала в огромном чёрном туннеле. Агрессия зла исчезла, вокруг стояла тишина и покой, похожий на смерть. Яриське захотелось забыться и вот так вот падать-парить, не думая ни о чём. Она закрыла глаза: ощущение тела исчезло, как в невесомости. Это продолжалось какое-то время, пока девушка не ощутила, что лежит на чём-то твердом, а сверху на неё льет дождь. Это был обычный дождь. Девушка открыла глаза и не поверила: она находилась на площади города. Всё было настоящим: земля, дома, деревья. Только никого вокруг не было, а вокруг стояла тревожная тишина, которая не предвещала ничего хорошего. И, чем дольше Яриська не видела людей, тем сильнее становилось её волнение и ощущение, что произошло что-то страшное, непоправимое. Тем временем дождь усиливался. Он уже лил сплошной стеной, так что Яриське снова тяжело стало дышать. И тут она увидела одинокие фигуры, которые в панике бежали, пытаясь укрыться от дождя. Яриська тоже побежала. Люди стучались в ворота, двери домов, ища прибежище. Некоторых впускали, многие оставались снаружи. Яриська попала в дом, где уже скопились люди. Они успокаивались, укрывшись от дождя, разжигали огни. Но даже здесь царила атмосфера безнадёжности, оставленности и обречённости. Да, они были оставлены среди кромешной тьмы, в которой не было и лучика теплоты или надежды, не забраны от большой беды, которая казалась неизбежной и неминуемой. За окнами и дверьми убежищ разворачивалась другая картина. Дождь, достигнув своей мощности, начал превращаться в кислоту. Она лилась сверху и сжигала людей, превращая их в изуродованные живые трупы. Крики адской боли и отчаяния доносились отовсюду. Мужчины, женщины, дети бежали к убежищам и сгорали, не достигнув цели. Но самое страшное было то, что, сколько бы они не кричали и не взывали о помощи, спасение не приходило. Будто с земли было забрано милосердие.
Когда девушка проснулась, чудовищ не было видно. Яриська чувствовала себя невероятно разбитой. Ноги и руки были налиты тяжестью, голова гудела. Яриська не могла пошевелиться. Обессиленная, она пролежала в каморке целый день, а ночью повторилось то же самое.
Вакханалия повторялась каждую ночь, хотя предводитель появлялся лишь изредка. И каждую ночь Яриська ни живая, ни мертвая наблюдала ужасную картину из своего маленького убежища. Злобные существа не трогали девушку, не причиняли ей вреда. Более того, она будто оставалась для всех невидимой. Тем не менее, каждый раз Яриська переживала такие страшные муки, что не знала, доживет ли до утра. Ощущение ужаса, омерзения, беспредельного зла, которое имело силу уничтожать все живое, лжи, разложения; запах гниения и смерти, - всё это Яриська переживала вновь и вновь. Она видела зло в своём абсолютном окончательном виде.
Утром Яриська забывалась тяжёлым сном, а после полудня выходила на некоторое время из замка, чтобы утолить жажду и подкрепиться.
Вскоре после того, как дракон принёс девушку в страшный замок, прекрасная незнакомка явилась ей во сне и показала источник, из которого Яриська могла пить, и дерево, плоды которого она могла бы употреблять в пищу.
Вода в источнике была необыкновенно чистой, прозрачной и прохладной, сладкой. Она не только утоляла жажду, но наполняла девушку свежестью и силой, которых Яриська раньше никогда не знала.
Когда девушка впервые попробовала воду, то очень удивилась. Несмотря на изнеможение и шок, который она постоянно переживала с тех пор, как попала в замок, Яриська отметила удивительные свойства воды. Она была чистая и живая, и имела совершенно неземное происхождение. Девушка была уверена, что, обойди она хоть всю землю, посетив все заморские царства, она нигде не нашла бы такой воды, не купила бы её ни за какие деньги. Вода возвращала ясность ёё измученному рассудку и приносила крепость в дух. Это была поистине удивительная вода! Как такой источник появился и мог существовать в таком гнилом и злачном месте, Яриська не задумывалась, только знала, что без него она бы погибла. Дерево было такого же удивительного свойства. Его плоды насыщали, возвращали утерянную силу, давали крепость. Много всяких плодов перепробовала Яриська на своём веку, но таких никогда не ела. Они были сладкие и сочные, как нектар, будто выросли не на земле, а в месте, где нет ни палящего зноя, ни лютых морозов, где дождь всегда орошает землю благодатной влагой, а солнце никогда не заходит.
- Это волшебная вода и плоды, - подтвердила прекрасная незнакомка, явившись Яриське во сне. Они будут возвращать тебе силы каждый раз, так что ты не понесёшь урона от чудовищ мрачного замка. Не бойся, Яриська! Мало кому на земле довелось испить эту воду и отведать плоды. А те, кому выпала столь славная участь, становились людьми, равными в величии, смелости и славе которым не было.
"Неужели и я принадлежу к числу сих избранных?" - в волнении думала девушка. Это было гораздо больше, чем откровение зла мрачного замка.
Так Яриська узнала, что дерево и источник возникли только с её появлением в этих краях, и исчезнут, когда её здесь не станет. Ещё она была уверена, что сам замок с гнилыми болотами и чудовищными призраками вскоре провалится прямо в преисподнюю. Ибо не сможет земля долго нести на себя такую мерзость.
Через какое-то время, когда Яриська чуть привыкла к страшным ночным оргиям, из множества чудовищных существ она начала различать отдельные индивиды, которые привлекали её внимание. Следует напомнить, что мрачный замок являлся прибежищем и для злых душ, не нашедших покоя после смерти. Они пришли сюда, были перенесены из разных народов и времён.
История первая.
Это было безобразное распухшее существо, непонятно, женского или мужского рода. Грузное, резко зловонно пахнущее, с рыхлой серой кожей, под которой, казалось, скапливалась какая-то жидкость. Оно подобострастно кланялось, завидев демона или колдунью более высокого ранга, умильно улыбалось, и всегда готово было услужить или прислужить, несмотря на страшные боли, мучавшие его. Боли эти были разного характера, начиная со страшных головных и заканчивая мучительными в заднем проходе. Оттуда всё время сочилась кровь, так что существо не могло ни сидеть, ни стоять, в особенности же мучительно давался каждый шаг. Но, как только оно видело "верховное начальство", мучения уходили на второй план, существо становилось юрким и прытким, оно наклонялось и изгибалось, семенило ножками, могло даже выражать бурную радость и восторг. И, только, когда всё заканчивалось, сгибалось в судорогах страданий, а его лицо замирало в немом оцепенении, страшной гримасе смерти, звериной жестокости и отупения.
Трудно было представить, что когда-то это существо было человеком, даже ребёнком. Что мать радовалась и гордилась рождением сына, и поэтому назвала его в честь своего отца. Имя его, конечно, давно затерялось. Тогда, когда он потерял, убил свою душу, перестал быть человеком.
Но сначала мальчик ничем не отличался от своих сверстников. Мать, отец, брат, - всё было прилично и благовоспитанно, всё как у всех вокруг. Мать работала, а потом готовила и убирала, стирала одежду до полуночи. Работа, на которую она ходила как все, была ненужная и бесполезная, и платили за неё мало, но так было положено. С детьми общалась мало, только выгоняла их из кухни, чтобы не мешали. Была нервной и уставшей, детям же казалось, что она властная и злая. Они не любили её, побаивались, а наш герой мечтал вырасти и покинуть дом навсегда. Он был замкнутым и малообщительным. Из-за плохого зрения его всегда дразнили, и от этого страх перед жизнью и людьми прочно засел в душе его с детства. С другой стороны, жажда принятия, а в мечтах, обретения некого успеха и признания, жила в нём болезненно и мучительно.
Мальчик вырос. Его зрение каким-то чудом улучшилось. Из неуклюжего толстяка он превратился в подтянутого юношу, и, в конце концов, выглядел не просто приемлемо, но приближался к эталону красоты. Такая перемена была совершенно неожиданной для него. Вместо насмешек и издевательств, к которым он привык с детства, он ловил на себе взгляды симпатии, улыбки молодых девушек, одобрительные похлопывания по плечу пожилых, бывалых людей. В это время произошло ещё одно событие: его простая семья, которая не отличалась от тысяч подобных, отыскала в своём роду уникальные редкие корни, даже получила наследство. Оно заключалось не столько в материальном богатстве, хотя этот момент, безусловно, присутствовал, сколько в голубой крови, благородном происхождении. Это сразу изменило статус семьи, на несколько порядков подняло их самооценку. Благо, к тому времени, понятие о равенстве, которое было в том крае основой всего, пошатнулось, и все начали стремиться, хоть как-то выделиться из надоевшей угнетающей серости.
Его детство, взросление происходило среди людей, в которых десятилетиями вытравливалась всякая индивидуальность, природные особенности и отличия от остальных индивидов, которым насаждалась одинаковость мышления, чувствований, физических и физиологических потребностей, подогнанных под потребности примитивного члена сообщества, без души, талантов. Жить в таком обществе смертельно мучительно для одних, но спасительно для других. Ибо повсеместная серость может скрыть душевное ничтожество, убогость, подлость, трусость.
Юность нашего героя пришлась на период крушения всех ценностей и идеалов. И это снова играло в его пользу. Известные далёкие родственники, которые придали ему значимость; достаточный, даже более чем, материальный уровень, которым нежданно-негаданно обеспечили его семью перемены; приятная внешность, выше среднего уровня способности к изучению различных наук, языков; даже определённые творческие способности. Из неудачника, обречённого на забвение, наш герой превратился в молодого человека, перед которым открывались множество перспектив и возможностей. Но он был достаточно ленив, вял душою, и умел только потреблять.
Его младший брат, кстати, был поражён тем же изъяном. Чтобы не работать, не принимать никаких решений, он пошёл даже на то, что прикинулся душевнобольным. Не буйным, чтобы не попасть в надлежащее медицинское учреждение, на окнах палат которого красовались железные решётки. Рассудительный доктор поставил диагноз: вялотекущая шизофрения, приписал отдых и щадящий режим, и регулярный приём валерианки для успокоения, а также транквилизаторов в период приступов. Упитанная детина семнадцати, потом двадцати, тридцати лет пускала слюни, тёрла пальцами друг об дружку и сбрасывала чёртиков с колен, плечей, волос. Родители покачивали головой в смущении и болезненной жалости к своему отроку: как же он болен! А детина спала целыми днями, жрала до икоты, покрываясь жировыми угрями, и ничего не делала. Он, не задумываясь, отдал радости общения со сверстниками, приятное препровождение с противоположным полом ради беззаботной жизни в полусонном состоянии и ничегонеделании. Мать, которая со временем состарилась и превратилась в седоволосую старушку, все так же суетилась возле своего чада, обстирывая и откармливая его. В какой-то момент она даже начала спать с ним в одной кровати, чтобы дитя не мучили ночные кошмары. Сынок с трудом выдерживал такое навязчивое опекунство. Ему приходилось играть роль душевнобольного не только днём, но и ночью. Он ненавидел всё вокруг, но ни на шаг не отходил от выбранной роли. Неким удовлетворением для его безобразной души являлись мучения и постоянные хлопоты, которые изнемождали его мать до предела. Он потешался над её глупостью и безвыходностью. Случались и редкие моменты, когда он был вне поля её зрения. Тогда нашего юнца невозможно было узнать. Он был груб и вульгарен, зол и пошл без меры. В нём открывалось существо демоническое, изворотливое, лживое и циничное, ибо душу свою, человеческий облик, он давно потерял. "Да он совершенно нормален, и вовсе не беспомощен!" - удивлялись немногие, которым удалось стать свидетелями перевоплощения.
Но мы вернёмся к старшему брату. Итак, он был достаточно ленив, вял душою, не хотел брать ответственность за собственную жизнь. В университете, куда поступил, учился крайне плохо, таланты не развивал вовсе. Красивую внешность, на которую были падки молодые девушки, использовал для завязывания непродолжительных связей, от которых его душа развращалась, а тело накапливало всевозможные болезни. Он был настолько упрям в своей лени, что отказывался себе готовить, держать в чистоте тело и одежду. От этого всегда был неопрятен, дурно пах, что, впрочем, до времени скрывалось его молодостью.
На досуге молодой человек иногда пил, много курил, но это не могло заполнить всего времени и пустоты душевной. Вскоре однокурсники, которые поначалу завидовали ему, испытывали некое восхищение перед громкой фамилией и родословной, поняли его сущность, и оставили в покое. Желание иметь с ним знакомство и дружбу заменилось на пренебрежение и лёгкую насмешку в его адрес. К такому отношению наш герой привык больше, и даже чувствовал некое душевное облегчение, попав в привычную эмоциональную среду. Он лучше бы унижался, просил о снисхождении, чем являлся центром ожидания чего-то необыкновенного, реально весомого.
Когда он, наконец, остался наедине, то начал искать, как бы заполнить свободное время. Это должно было быть что-то, не требующее затраты физических, эмоциональных, душевных сил. А, с другой стороны, выглядящее, как что-то значительное. Наш герой решил углубиться в себя, понять сокровенные лабиринты психики и подсознания. Он часами лежал в полусонном состоянии, медитируя, теряя грань между реальностью и фантазией. Порой его посещали видения, порой какие-то лица из другого мира являлись перед ним. Но всё это имело мрачный, гнетущий характер. Наш герой ещё больше забросил учёбу, внешний вид. Теперь он был наполнен новой значимостью. В своём мире он был пророк, учитель и цензор.
Время переоценки идеалов, крушения ценностей, смены общественного строя позволяли всему этому быть. Личность, лишённая прежних устоев, на какое-то время осталась сама по себе без гнетущего и давящего влияния общества, которое само стояло на перепутье дорог, решая, какое направление избрать. Эта личность была крайне скудна, нища и сиротлива. Её почти столетье отлучали от культурных традиций и общечеловеческих ценностей. Весь этот внутренний вакуум заполняла идеология, что так губительна для человеческого существа.
Теперь эта личность, стоящая на шве времён и общественных формаций, даже не знала, куда податься, в какую сторону обратить свой взор. Люди предприимчивые устремлялись в сторону накопления богатств, и очень в этом преуспели. А такие, как наш герой, и многие, гораздо лучше его, подобно первобытным людям старались изобрести велосипед, то есть понять азы, которые уже давно были известны. В социуме начали возникать всякие верования, религиозные и духовные течения. Каждый выбирал сам во что верить: в тёмные или светлые силы. В принципе, было всё равно. Наш герой волею случая или провидения был занесён в одну из религиозных сект. По такой же случайности или удачному стечению обстоятельств, а может, это была рука Божьего вмешательства, он женился. Это однозначно спасло его от полного морального и душевного разложения.
Несомненно, это был самый благодатный период в его жизни. Его спутница оказалась юной, доверчивой девушкой, почти ребёнком. При этом она была сильной, деятельной личностью. Никогда не удовлетворялась привычными объяснениями существующих вещей и явлений, ставила вопросы и искала ответы на них. Её энергии с лихвой хватило на них двоих. Со временем они привязались друг ко другу, и уже не мыслили жизни порознь. На какое-то время всё злое, мрачное, гнетущее и пугающее в его жизни улеглось. Он был накормлен и одет, о нем заботились и принимали таким, каким он был, не требуя ничего взамен. Так продолжалось ни год и ни два, похоже, целую вечность. Целую долгую счастливую жизнь, о которой после в его душе не сохранится ни лучика, ни одного воспоминания, ни одного светлого дня. Он всё уничтожил своим предательством, обрек себя на страшные муки во тьме и безнадёжности, а после, в мрачном замке на краю земли.
Они не знали, что такое любовь, ибо их родители никогда не любили друг друга. Никто не рассказывал им о верности. Просто ничего не болело внутри, не пугало подозрениями и ночными кошмарами. Они были детьми слома времен, предоставленными самим себе. Она была любознательна и пытлива, а он просто следовал за ней, оберегал и защищал от опасностей. Она настрадалась в детстве от жестокого обращения отца и безумных планом матери, претендующей устроить её жизнь по собственному усмотрению, впервые обрела защищённость и мир, успокоилась. Ему не нужно было ни смысла, ни цели, ни принятия другими, ни самоутверждения, просто, чтобы она была рядом, мирно посапывала на его плече. Это был миг правды и чистоты, как до грехопадения первых людей в раю, когда не нужно никаких слов и объяснений, клятв и оправданий. Предметы не отбрасывали тени, ибо тьмы не было. И в летний зной они находили прохладу, ибо солнце не было изнуряющим. И любой путь вместе не казался утомительным. Они обрели детство, которого были лишены, и невинность как неожиданный дар.
Зло пришло, чтобы испытать их. Жестокое, насильственное, вероломное, беспощадное зло, которое всё крушит и ломает, сжигает и уничтожает на своём пути. Оно пришло ложью. Что всё доброе и искреннее, что у них есть, - опасная иллюзия, грех, безумие. Зло лгало и кричало, пугало и угрожало. И наш герой предал её, свою спутницу, свою любовь, свою душу. Это предательство далось ему медленно и мучительно. Но уж точно, оно не было неожиданным или случайным, непредвиденным.
Целую вечность, правда, очень короткую, где он был ещё жив, но уже смертельно одинок и потерян, он убивал себя, по капле вытравливал воспоминания, вырывал цветы, гасил звёзды. А потом его сердце погасло, и он перестал существовать. Всё погрузилось в мрачное немое безмолвие. Он убил себя, а потом начал убивать её. Она была чиста и невинна, и это давало ей силу, так что зло не могло коснуться её. Но он мог коснуться её. И он жаждал убить её, ибо стал злом. И он бил и бил её, душил и преследовал, настигал и не давал перевести дыхания. А она, ошеломлённая, сраженная горем, долго не знала, что ей делать: закрываться от ударов или бежать.
Потом она убежала на край земли, и спаслась. Но ещё долго не могла жить, ибо он убил её. Убил её сердце на целую вечность. Расколол её вселенную пополам злом, которое есть предательство, погасил все звёзды и отравил реки. Пустил её, ошеломлённую, одинокую и растерянную в мир, где так много опасностей, лжи, обманных вещей.
Как сложилась его жизнь после этого - не имеет значения, ибо он был еже мёртв. Силы зла, которым он отдался, дали ему невысокий чин в системе власти. Отныне его участью было кланяться и прислуживать, доказывать свою верность, чем он и занимался. Переселение в мрачный замок существо почти не заметило. Оно очень мучалось от изнуряющих болей, но не находило облегчения.
История вторая.
Сколько себя помнила, она лгала. В детстве, когда изображала маленькую добрую девочку, а внутри завидовала и обзывала тех, кому улыбалась, нехорошими словами. В отрочестве, когда ухаживала за старенькими бабушкой и дедушкой, а, на самом деле, хотела, чтобы они поскорее умерли. Она хорошо училась, выглядела покладистой и послушной, слыла умницей и красавицей, самой-самой девушкой на селе. В действительности же, всё ненавидела и презирала, в особенности тех, перед кем должна была играть роли. То, чем она была наполнена, было совершенной противоположностью того, что она изображала.
Она была злой, завидовала, не хотела ни о ком заботиться, ненавидела место, в котором родилась и жила, людей, которые её окружали. Она хотела бы оказаться совершенно в другом месте: в краю бесконечного, беззаботного веселья, развлечений. И, чтобы она была принцессой, или княжной, которой бы все прислуживали, угадывали бы её желания. А она бы наказывала их презрением, смотрела взглядом, полным гордыни и превосходства. Но вместо этого, она жила в деревне, где нужно было работать, не покладая рук, таскать кирпичи, строить дом, который стал бы её приданым.
Мать была ворчливая, ничем недовольная женщина. Небольшого роста, в преклонных летах похожая на мальчика, но сильная и властная, она почти всю жизнь прожила одна, никому не доверялась, ни у кого не просила помощи. Дочь её всегда боялась, не могла ослушаться. Но, с другой стороны, презирала и смеялась в душе. Ибо мать не знала о её тайном мире, в котором она была владычицей, карала и предавала на мучения по своему усмотрению. Ещё она знала, что никогда не будет такой глупой, как мать. Другие будут работать на неё, нести тяжести, а она любой ценой, хитростью, властвовать. Ну почему ей не посчастливилось родиться в том, её мире? Не нужно было бы притворяться. Играть эти ничтожные роли в жалком окружении. Она видела себя грозной и прекрасной владычицей. Прекрасной и злой, беспощадной, которую бы обожали и бросали сердца к её ногам. А она растаптывала бы их без всякого сострадания, убивала бы презрением тех, кто её боготворил.
Когда наша героиня подросла, появилось множество претендентов на её руку. Но все казались ей жалкими. Она смеялась над ними в душе, а в реальности продолжала играть роль образцовой девушки. Был, правда, один, который привлекал её внимание, грел душу и взор. К нему она бегала тайком от матери, несмотря на строжайшие запреты.
Семья юноши была необычной, отличающейся от всех в том селе. В его роду были воры, и даже убийцы, его тётки наживали добро незаконным путём, меняли мужей, как перчатки, зло и гордо смеясь в лицо общественному осуждению. Нашей героине казалось, что в такой среде её внутренние желания и амбиции хоть как-то реализуются. Это был мир, попирающий всеобщую повсеместную серость, существующий на гране реального и метафизического злого, а наша героиня имела потребность жить во зле, душевной разнузданности и безнаказанности.
Она отдалась юноше без сомнения, со сладостной страстью, в которой воплотились давно бушевавшие мечты и желания, наслаждаясь пороком, который жил в ней и требовал реализации. Плодом этого события неожиданно стала новая жизнь, зарождение которой она вскоре почувствовала внутри себя. Она испугалась. Такой поворот был совершенно нежелательным. Тем более, что юноша, на которого она возлагала большие надежды в перспективе изменения своей жизни, тоже испугался и умыл руки. Сначала он спрятался в погребе, а потом родственники отослали его прочь из села, от греха подальше. Она извлекла урок: соприкоснулась с такой же трусостью и лицемерием, малодушием, по законам которых жила сама. Поняла, что зло, которое внутри и тайне может достигать небес в своём тщеславии, горделивой красоте и безнаказанном превозношении над всем, на практике ведёт себя трусливо, предательски и ничтожно.
Она жестоко обманулась, и оказалась ещё в более стеснённом положение, чем до этого. Наша героиня лгала, как никогда раньше: плакала, представляя себя жертвой, просто была убита горем, виной и стыдом, на самом же деле, страхом. Её мать в сердцах схватила топор, чтобы убить насильника и обидчика. Весь гнев обрушился именно на него. Её же все жалели, покачивали головами, говорили, что теперь жизнь у бедняжки пойдёт вся наперекосяк, клялись помогать и опекать её в тяжёлом положении. Она успокоилась, даже нашла определённые преимущества. Ребёнка решила оставить, чем укрепила сострадание и симпатию в глазах односельчан. Про себя же решила, что он послужит ей хорошим прикрытием впоследствии. И больше никаких детей, никакой неосторожности, просто холодный расчёт. А ребёнок, кстати, это была девочка, скоро вырастет. Ну, лет пятнадцать, а дальше... Жизнь ведь ещё даже не начиналась.
Да, несомненно, время, в котором родилась и жила героиня, сыграло над ней злую шутку. Оно было подобно ловушке и насмешке. Повсеместная серость и одинаковость, усреднённые нормы морали, усреднённые потребности. Всякое излишество в чём-либо, включая чувства и страсти, клеймилось позором. Нужно было, чтобы работа и заботы поглощали всю твою жизнь. Это было нормой, остальное считалось уродливым, опасным отклонением. В обществе господствовала теория эволюции человека из обезьяны путем полезного труда. Именно бесконечный изнуряющий труд давал человеку праведность в данном социуме. Отсюда же пренебрежение красоты и гордости в её чистом виде. Той гордости и надмения, которое создает некое подобие величия. А ведь наша героиня могла прослыть настоящей красавицей. Высокая, статная, с чёрными волосами, которые подобно змеям окаймляли её лицо. А чего стоили её зелёные глаза, о которых в другие времена поэты могли бы слагать строки, называя их роковыми, колдовскими, поглощающими бездной. Они действительно были колдовскими, мутными и злыми. В них не видно было души, только тьма и бездна, которой принадлежала её мелочная ничтожная сущность.
Нашей героине казалось, что, родись она в другое время, всё было бы иначе. Но она ошибалась. Она была труслива и малодушна. Одобрение окружения было для неё всегда самым важным. Даже во зле нужно иметь смелость идти до конца, чтобы стать кем-то значительным. Все великие вожди, диктаторы, кровопийцы и нелюди, исторические персоны, которым поклонялись после их смерти, роковые красавицы и просто женщины, известные свей разнузданностью, греховностью, имели смелость попрать людское мнение и законы открыто и до конца, наплевать, посмеяться над ним. Не таковой была наша героиня. Она блюла свою репутацию больше всего хранимого, готова была уничтожить, разорвать человека, который бы навел хоть малейшую тень на её "добропорядочное" имя.
Она уехала из села, которое так ненавидела, убежала от тяжёлого труда, убогости, пристальных взглядов, ворчливой требовательной матери. Хотела потеряться в большом городе, чтобы обрести возможность делать то, что было у неё внутри. А все говорили: какая она сильная, не сломалась, желает учиться, устраивать свою жизнь, несмотря на горе, что её постигло. Правда, поддерживала тесную связь с родственниками. Из трусости, конечно, малодушия, продолжала играть роли несчастной и обездоленной, которой приходится нести самой все тяжести жизни, при этом, отзывчивой, с радостью готовой прийти на помощь. Сама же предавалась разврату, вступала в многочисленные непродолжительные связи, из которых старалась выжать по максимуму удовольствия и выгоды, после же выбрасывала воздыхателей как мусор, без сожаления. Жила эгоистично, с ненасытимостью торопясь удовлетворить себя. Девочку ненавидела, старалась спихнуть с глаз подальше. При этом делала всё тайно, так что никто не подозревал о её второй жизни. К примеру, когда дочка подросла, выдавала своих молодых любовников за её женихов. Только этот ребёнок и стал невольным свидетелем её настоящей натуры: звериной в своей жестокости, безобразной и беспощадной в гордости и презрению ко всем и всему, неудовлетворённой и ненасытимой, бессовестной в подлой, бесконечной лжи.
Но она, вместо того, чтобы обрадоваться, начинала трепетать, закрывала уши руками и быстро бежала в противоположном направлении. Ноги подкашивались, всё внутри немело, скованное ужасом. Девочка бежала, не разбирая дороги, пока не оказывалась на достаточном расстоянии, вне опасности. Она могла просидеть в своём убежище дотемна, даже всю ночь, пока ужасная женщина, которая называлась её матерью, не уезжала. То, от чего убегала Нелли, было самым большим злом в её жизни. Но никто не знал о нём, даже бабушка, та самая, строгая женщина, которая очень любила внучку, растила и баловала её.
- Нелли у меня самая лучшая! - часто говорила она, и все с ней соглашались.
Так оно и было. Многие любили девочку, которая, казалось, была непохожа на остальных. Она выглядела весёлой, беззаботной, постоянно всех смешила, придумывала различные прозвища, рассказывала забавные истории. На самом же деле, была серьёзной, отстранённой и ... уставшей. Уставшей от страшного зла, в котором жила, которого стыдилась. Нет, Нелли не притворялась. Она считала это самым отвратительным. Она воспитывала себя: старалась быть стойкой, правильной - взрослой. Ей и приходилось быть взрослой, ибо она была совершенно одна в противостоянии злу, от которого бежала, чтобы не стать такой, как эта страшная женщина, которая всем лгала, но наедине с ней была зверем, ядовитой змеёй, беспощадной в своём презрении, надмении и жестокости. "Мама" было для Нелли самым страшным словом. Она не могла слышать его без содрогания и ужаса, а ещё, не выносила нравоучений, что родителей нужно уважать и любить. Ей хотелось бежать на край света, забыть всё. Когда Нелли выросла, то готова была выйти замуж за кого угодно, чтобы уехать далеко-далеко. Но внутри чувствовала, что это зло будет преследовать её даже на краю земли.
Несмотря на всё, Нелли считала, что всё можно изменить. Что человек сам выбирает, быть злым или добрым. Нелли верила в добро, а не во зло.
Но ничего не получалось. Несмотря на все усилия, Нелли оставалась возле своего зла близко-близко. И оно постоянно грозило разрушить всё доброе в её жизни. Нелли никогда не понимала, почему родилась именно у этой женщины, с которой у неё не было ничего общего. Она хотела бы, чтобы её удочерили другие люди, или же пусть бы она была полной сиротой. А, может быть, сама эта женщина стала такой из-за зла, что произошло с ней в молодости? Если бы его не было, всё было бы по-другому. Нелли прокручивала эти варианты в своей голове до бесконечности. Это лежало в основании её мировосприятия, отношения к поступкам людей: если бы обстоятельства сложились по-другому, если бы этот человек родился в другом месте и в иных обстоятельствах, то не поступил так, и всё было бы по-другому. Она ждала спасения от обстоятельств, других людей, самой себя. Готова была сделать всё, что нужно, чтобы её жизнь будто началась наново, с чистого листа.
Но спасение пришло, когда она, наконец, поняла, нет, смирилась с тем, что всё есть только так, как едино и могло быть. Что зло и добро - непреложная данность, и они так же далеки друг от друга, как небо от земли. Что зло только и способно рождать зло, какие бы обличья оно не принимало, а добро не может изменить самому себе, и для этого не нужно особых усилий.
Она перестала спасать себя, и приняла свою жизнь и всё, что её окружало. И, наконец, стала выше и сильнее этого. Перестала ждать спасения от обстоятельств, птицу, которая унесёт её на край земли, ибо сама стала птицей. Птицей, которая способна ложиться на потоки тёплого воздуха и покоиться в безмятежности.
Мы уклонились от рассказа о злой особе. Он, впрочем, не стоит внимания. Она была очень жестокой, завистливой, мстительной всю жизнь. Никакое добро не могло изменить её. Ибо она презирала добро. Хотела лишь воплощения своих мечтаний. Но была трусливой, из-за этого должна была прятать злую натуру, примеряя другие маски и роли. Как следствие, её надмение и гордость реализовались необходимостью унижения. Она унижалась перед каждым: другом и врагом, ненавидя и презирая и того и другого. Внутри же себя больше всего боялась разоблачения.
Наша героиня закончила в страшном замке на краю земли, где имела очень низкое положение, перед всеми должна была заискивать, строить из себя несчастную. Не удалось ей стать могущественной владычицей даже в краю зла, которому она принадлежала. Как жила при жизни, так и продолжала после смерти, и это стало для неё, пожалуй, самым страшным наказанием.
История третья.
Это был темнокожий мальчик, который родился в большой семье. Старшие братья и сёстры были крепкими уверенными в себе юнцами, которые всегда имели свои забавы, дела и секреты. Они часто обманывали родителей, подличали, но всё как-то сходило с рук. Майки же был мечтательным юношей щуплого телосложения, и казался не таким приспособленным к жизни. У него, правда, был талант, отличающий его от остальных: нежный мелодичный голос. Когда Майки было особенно тяжело, он уединялся где-то, плакал, а потом начинал петь. И боль будто уходила.
Но однажды фортуна повернулась к нему благожелательной стороной. Его талант оказался востребованным. Более того, его братьев "пристроили" к нему и его дару, так что Майки стал центром нового предприятия, его бриллиантом, драгоценностью. Его способности, всё существо: тонкое, артистичное, лиричное и мечтательное было востребовано, получило свою оценку и признание. Но не в семье, не среди братьев, которые так же втайне насмехались и зло шутили над ним, не среди родителей, которые не понимали и не принимали его.
Майки всё так же был одинок, хотя теперь окружен восхищением многих людей. Он так же страдал, и мечтал, как раньше. Мечтал быть прекрасным и искрящимся как звезда, лёгким и счастливым, недоступным для горя и печалей, унижений. Он видел себя вечно юным, талантливым, поющим и парящим над миром, и даже законы притяжения не действовали на него.
Майки много работал: тренировался в мастерстве пения и танца, и вскоре стал настоящим виртуозом. Его гибкое лёгкое тело выписывало немыслимые фигуры, а с обаятельного подвижного трогательного лица не сходила очаровательная улыбка. Только за этой улыбкой таилось отчаянное одиночество: миг обожания на сцене был так короток, а потом душа мальчика погружалась во тьму безысходности.
Когда Майки начал превращаться в юношу, его стали терзать ещё и другие печали и тревоги. Нежное детское лицо покрывалось колючей порослью, тело Майки становилось будто грубым и тяжёлым - чужим. Он воспринимал это не как рост и возмужание, а как старение, разрушение. Майки, будто, начал терять себя. Теперь, даже наедине он не мог найти прибежища и покоя: его душа томилась и умирала в новом теле. Он хотел остановить, прекратить это любой ценой, навсегда остаться лёгким, невесомым мальчиком.
Его страдания стали невыносимыми. Уязвлённое самолюбие росло. Оно терзало его со страшной силой. Детские обиды требовали удовлетворения. К отчаянию прибавилась безнадёжность и горькая жёлчь. В агонии Майки ворочался целыми ночами, не находя забытья. И в одну из таких ночей произошло посещение, которое наверняка было логичным.
Комната Майки осветилась лунным светом, точно таким, какой он часто видел в своих мечтах. Серебристая дорожка лилась из открытого окна по полу к кровати. Майки встал, вступил в волшебную реку света и пошел в ней. Он чувствовал себя таким лёгким и прекрасным, невесомым, и вечным. Майки был как завороженный. Он не хотел отпускать чудное видение, готов был отдать за него всё, заплатить любую цену, даже попрать земные законы. И чтобы никто не мог изменить его лунной сказки: ни время, ни случай, ни люди.
- Моя слава придет легко и без усилий, к тому же, она будет непреложна. Никто не посмеет спорить с ней, даже тогда, когда у тебя не будет сил защищать её. Даже после твоей смерти она будет расти. Что до цены, то у каждого есть только одно реальное сокровище - душа.
Этот голос звучал и таял. Глухо растворялся в темноте и вибрировал в лунной реке. А, может, он был внутри Майки, шептал горячим желанием, обдавал огнём тщеславия.
- Моя душа может жить только в лунном свете, - в экстазе задыхался юноша, и слёзы восторга обжигали его лицо.
- Значит, мы договорились. Итак, ты будешь вечно молодым и прекрасным, никогда не только не постареешь, но и не станешь мужчиной, что для тебя так ненавистно. Ты станешь королём мира: все страны и народы будут знать о тебе, обожать, терять сознание только от твоего имени. Твоё влияние распространится от края и до края, на целый век, принцем которого ты будешь провозглашён.
- Это так много! - Майки был поражён. Он не верил, что всё происходящее - правда, и был поглощён реальностью того, что с ним происходило.
- Тебе не придётся прикладывать для этого усилий. Я всё сделаю за тебя. Заставлю обожать тебя весь мир.
Вдруг в лунном мерцании перед Майки предстал прекрасный образ. Это был белолицый красавец, трепетный, как юноша и вечный как бог, нежный как девушка и сильный как прекрасный ангел - совершенный. Он стоял будто над всем миром, трепещущим в агонии страха, беспомощности и незащищенности. Мира хрупкого и разрушающегося. Сам же прекрасный ангел был неуязвим и вечен.
- Но я не могу быть таким, это вовсе не я! - страх и сомнение начали подкрадываться к сердцу Майки. Он, было, усомнился, подумав, что всё происходящее - плод его фантазии. Слишком прекрасно нереальным было видение.
- Я сам буду обитать в тебе, - это были последние слова. После чего видение исчезло, и комната снова погрузилась во тьму.
Майки был взволнован до горячки и изнеможен до предела от всего пережитого. Но, самое главное, он не знал, правда ли это, или сон, или больной бред.
Но после этого всё начало меняться. Путь Майки стал лёгким, как поступь в мерцающем лунном свете. Его танец, пение, до этого милые и талантливые, стали просто фантастическими, завораживающими. Каждое движение таило магию, силу, которая поднимала Майки над всеми, делала его кумиром и идолом. Теперь его выделяли среди десятков, сотен, тысяч, миллионов. Каждый считал честью иметь к нему некоторое отношение, хоть на миг оказаться в лучах его сияния. Боль и отчаяние ушли, были стёрты с души, казалось, навеки. Отвержение и непонимание остались так далеко в прошлом, что стали просто нереальными. Братья и сестры, а также родители Майки теперь относились к нему с почтением и благоговением.
Между тем тайные посещения иногда повторялись.
"Я отдам за тебя тысячи, и десятки тысяч за тебя", - голос был властным и могущественным, повергал в трепет. "Слава и сокровища, плоть и кровь других людей будут принадлежать тебе. Они будут отдавать даже собственные жизни, с радостью, не задумываясь". Майки был потрясён и напуган, раздавлен. "Ты ведь не есть добро, а значит, меня проклянут в конце жизни?" - задыхаясь от волнения, посмел спросить он. В ответ раздался душераздирающий, холодящий кровь хриплый хохот. "Я дам тебе петь песни о любви и мире. Люди будут почитать тебя ангелом света, сошедшим на землю, чтобы открыть глаза".
Прошло несколько десятилетий, в которых Майки стал чуть ли не самым известным человеком на земле. Слава, богатство лились рекой. Малейшее движение Майки, звук из его уст вызывали трепет обожания, восхищения, боготворились. Многие, видя его, теряли сознание от восторга, а некоторые даже умирали, не в силах выдержать славы и величия, которые от него исходили. Майки мог делать всё: предаваться излишествам и разврату, вести и одеваться крайне неприлично: ему не только это прощалось, но всё, что исходило от него, тут же становилось самым модным, тем, что спешили наследовать миллионы.
Когда Майки выходил на сцену, с ним происходило превращение: он даже переставал чувствовать собственное тело и управлять голосом. Кто-то, гораздо более сильный, чем он восставал в это время в нем, двигался и пел. Движения стали резкими, механическими: мёртвыми, а голос вовсе не походил на голос темнокожего мечтательного юноши. Он стал глухой. Но всё это вызывало невероятный восторг и поклонение. В конце концов, Майки уже не знал, это он двигается и поёт: живет, или тот, кому он отдал своё тело, принимает поклонение и славу, которую жаждет.
Тело Майки теперь вовсе не было похоже на его, прежнее. Оно стало точь-в-точь как в том первом видении. Это было тело вечного бога, не знающее старения и разложения, только вот эти перемены были совершены при помощи нечеловеческих методов, плодом которых стали невыразимые боли.
Майки мог жить только на снотворных и морфии, чтобы заглушать боль. Теперь ни слава, ни величие, ни богатство не доставляли наслаждения. Только миги без боли стали передышкой в страшной агонии уже не жизни, а мучительного существования.
Он вовсе не заметил, когда умер. После физической смерти тела, которое давно было вовсе не его, и не тело, скроено из разных органов, кусочков чужих тел, кожи и волос, мир ещё долго кричал и клялся: "Майкл вечно жив!", отдавая дань почтения и поклонения тому, кому чернокожий Майки много лет перед тем продал свою душу.
Яриську особенно поражал этот призрак. Он был слабый и немощный, тихо шаркал тапочками по полу замка. Кожа висела на скелете подобно несвежей изношенной тряпке, а части лица болтались отдельно от черепа. Несмотря на это, ему всегда оказывались особые почести. Два огромных тупых чудовища неотступно сопровождали Майки, защищая его от остальной братии, а сам Дэвил не единожды удостаивал его личным вниманием. Он чтил завет, заключенный с ним добровольно.
В замке на краю земли находились души, совершенно разного величия и достоинства. Мелкие предатели и подлецы, которые выслуживались и угодничали, а потом неожиданно поражали в спину; и звёзды, сиявшие при жизни на небосклоне человеческого тщеславия. Жестокие короли-самодуры, которые желали прославиться, войти в историю количеством пролитой крови; правители-тираны, полководцы, чьи сердца были сделаны из пустоты гордости, и мертвого немого камня равнодушия и жестокости. Здесь были роковые красавицы, что обольщали и властвовали, имея толпы молодых любовников даже в старости, и религиозные служители, взявшие на себя право карать и прощать от имени самого Бога. На совести их злых деяний обязательно была кровь невинных душ, которые стали жертвой их безнаказанной разнузданности. Только сейчас все эти выродки выглядели такими, какими были по сути, без обманчивых одежд и чар, которыми владели на земле. Они были уродливы, поражены гниением, а их мерзости кричали о себе. Но даже здесь все эти "герои" толпились, толкались локтями, дрались, желая получить подобающие привилегии и почести, требуя оказания себе надлежащей славы. Если бы не воины-надсмотрщики князя тьмы, страшные беспощадные существа, которых все панически боялись, они бы разрушили своей гордостью и бесчинством и это место. Но здесь все они выглядели ничтожно, были абсолютно смирены присутствием князя тьмы, который превосходил их всех гордостью и беспощадностью, жаждой власти и поклонения.
Никто не мог представить, как Яриська мучалась, живя в замке. Созерцание и прикосновение ко злу истощало её. Бывали мгновения, когда девушка чувствовала, что больше не выдерживает. Ей хотелось просто исчезнуть, никогда не родиться, чтобы даже память о ней была стерта. Присутствие зла парализовало тело, которое коченело от могильного холода, тьма и безнадёжность пронзали тысячами каменных иголок, зловоние и смрад туманили рассудок. Она жила в каком-то дурмане и полузабытьи: на гране человеческих возможностей переживала ночные оргии мерзких тварей, а потом часто теряла сознание от изнеможения, проваливалась в тяжёлую дрёму. Одиночество также наваливалось отчаянием. Яриське совершенно не с кем было поговорить. Только борьба с ужасом и желанием смерти стала её уделом.
Что же до того, почему Яриська оказалась в таком страшном месте, то девушка терялась в догадках. Она бы спросила об этом у кого-нибудь, да вовсе никого не было. Даже ветер не долетал в эти затхлые мрачные края, не то, что солнечный луч.
В страшном месте на краю земли Яриська жила, сама не зная, сколько времени прошло. Трудно было судить, потому что время тянулось очень медленно. А точнее было бы сказать, оно совсем остановилось. Всё это превратилось в один бесконечный мучительный кошмар, который не заканчивался.
Яриська даже не думала об отце, не могла скучать по нему: так мучительно было её существование. Зато, сама того не подозревая, она стала гораздо сильнее и выносливее. Можно сказать, Яриська стала совершенно другим человеком. Со временем, как только ночные кошмары заканчивались, и призраки растворялись, девушка, собрав остаток сил, спешила к живительному источнику и чудодейственному дереву, чтобы не погибнуть. У неё не было другого выхода: она не могла исчезнуть, не могла сбежать из замка, не могла прекратить или укрыться от ночных вакханалий. Яриська научилась жить сверх всех человеческих сил, полагаясь на целительные свойства живого источника и чудо-дерева. Она подолгу сидела у прохладной воды, смотрела, как искрятся её капельки. Это было тем удивительнее, что ни солнца, ни солнечных лучей не было. Вода несла солнечный свет сама в себе. А ещё, свежесть и жизнь. Только, сидя возле источника, Яриська могла свободно дышать. А когда она ела плоды с дерева, девушке казалось, что она гуляет по прекрасному саду. Яриська закрывала глаза и видела зелёные травы, прекрасных птиц с необыкновенно красивым и ярким оперением. Девушке казалось, что она понимает язык и трав, и цветов, и деревьев, и птиц.
Иногда рассудок настолько изнемогал от пережитых волнений, что она впадала в забытьё. Ей казалось, что прилетит прекрасная большая птица, она сядет ей на спину, и они поднимутся над этими гнилыми смрадными болотами и полетят туда, где зеленеют сады и поля, туда, где слышится человеческая речь и смех. Или южный ветер внезапно ворвётся неизвестно откуда, подхватит её и унесёт. И она будет плыть в небе, омытая солнечным теплом и светом. И будет такой свободной, сильной и счастливой, какой ещё никогда не была. А ещё, иногда ей хотелось, чтобы пришли сильные и добрые люди, и избавили бы её из этого страшного заточения. Она представляла, как они смеются, поют песни, улыбаются ей. И весь ужас смрадного места рассеивается.
Но никто не приходил. Яриська чувствовала себя такой одинокой, будто бы она одна на всём белом свете.
Но однажды, когда серость дня в очередной раз сменила ночные кошмары, Яриська услышала на болотах возле стен замка человеческий голос.
- Есть тут душа живая? - голос принадлежал молодцу, неизвестно как попавшему в эти страшные места.
Яриська не верила своим ушам, думала, что ей это всё слышится. Но крик снова повторился:
- Ау, есть кто-нибудь в этой чёртовой глухомани, гнилой тмутаракани?
Сомнений не было, жуткое место на краю земли, страшный замок, посетил человек. Яриська быстро выбежала из дворца, трепеща от волнения и страха, что ей всё это кажется, и спасительный голос может исчезнуть.
- Я! Здесь есть я! - закричала девушка и начала махать своей сильно перепачканной и пришедшей в более чем жалкое состояние косынкой, будто она была на необитаемом острове и впервые за долгое время увидела в море корабль.
Молодец был более чем удивлен. Он сам выглядел уставшим, заблудившимся путником. Да и лошадь под ним была худая, изнеможённая. Но для Яриськи молодец казался настоящим чудом.
- Как ты здесь оказалась, душа-девица? - спросил юноша, увидев Яриську. Его удивлению не было предела. - А ещё кто-нибудь есть?
- Нет, здесь больше никого нет! - возбуждённо говорила запыхавшаяся Яриська, не веря своему счастью.
- А как же ты? В этих гнилых местах... Я и сам не знаю, как сюда попал. Вроде, леший попутал, лошадь заблукала, пока я спал-дремал. Какое-то наваждение! Фу ты, какая задуха!
- Тебе лучше выбираться отсюда побыстрее, добрый путник. Пока не настала ночь. Иначе ты увидишь, что это место куда более страшное, чем кажется с первого взгляда, - взволнованно лопотала Яриська.
- А ты? Как живое существо может оставаться в таком страшном месте, да ещё и молодая девица!
- Я думаю, ты можешь взять меня с собою, - в некоторой нерешительности, но и с отчаянной надеждой сказала Яриська. - Но у меня нет лошади, а твоя, гляжу, совсем устала.
- Откуда здесь взяться лошади? Ни травинки вокруг. А тебя я, конечно, заберу, - ни на секунду не задумываясь, ответил юноша. - Одно доброе дело сделаю, хоть и по случаю. А за лошадь ты не беспокойся, она выносливая!
Юноше, похоже, понравилась Яриська, хотя она была в столь плачевном положении, вся перепачканная и измученная. А, может, ему просто было скучно, и он также рад был живому человеку, который так искренне откликнулся на его приветствие.
- Только мне нужно отлучиться ненадолго. Я быстро, а ты подожди меня здесь.
И Яриська побежала туда, где был источник с живой водой и чудо-дерево. Каково же было её удивление, когда она не увидела ни того, ни другого. Девушка очень огорчилась. Но вдруг появилась прекрасная незнакомка.
- Я открыла тебе воду жизни и чудо-дерево. Отныне вода из источника и плоды будут принадлежать тебе, где б ты ни была. И, где б ты ни была, с какой бы бедой не столкнулась, они будут животворить тебя, давая силы перенести любое испытание и беду.
- Спасибо, прекрасная Фея, или, кто бы там вы ни были, - смирённо ответила девушка. - Я так привыкла к удивительной воде и чудо-плодам, что мне очень нелегко было бы с ними расстаться. Это не только то, что спасло меня в этом страшном месте от смерти, но самое удивительное, что я когда-нибудь пробовала в жизни.
- Тебе так понравилась живая вода? - улыбнулась незнакомка. - Да, это действительно самое удивительное, что может быть. На земле вода совсем другого свойства. Может быть, она утоляет жажду, но моя вода насыщает душу, просветляет рассудок. Пей всегда эту воду, дитя, и ты будешь неуязвима.
- А что теперь? Я ведь могу покинуть это место? - с волнением спросила девушка.
За время пребывания в ужасном замке Яриська перестала быть самоуверенной, и понимала, что её дальнейшая жизнь находится всецело в руках незнакомки. Девушка не строила планов на завтра, и не знала, где очутится в следующий момент. И сейчас она очень волновалась, так как изнемогла от одиночества и мучений, и отдала бы многое, чтобы её муки и заточение закончились. С другой стороны, Яриська чувствовала, что это только начало пути.
- Отныне, ты будешь жить среди людей, но они будут тебе далёкими и чужими. Не отдавай им своего сердца, ибо они не имеют никакого отношения к тебе и твоему пути. Сказав это, прекрасная незнакомка так же внезапно исчезла, как и появилась.
А Яриська поспешила вернуться к юноше. Она была охвачена лихорадочным волнением от мысли, что покинет страшный мертвый край, будет видеть человеческие лица, слышать голоса. Конечно, пока она не сможет пока вернуться к отцу, и вряд ли когда-нибудь будет жить так, как раньше, теми вещами, которые любит и знает с детства. Но, первый урок и испытание были явно позади. От осознания этого Яриське становилось легче.
- Ну, что, ты готова? - спросил молодец, когда Яриська приблизилась к лошади. - Тогда залазь скорее. Нужно выбираться из этих мрачных краёв.
При помощи юноши девушка забралась на лошадь, которая устало и удивлённо посмотрела на новую ношу, и они тронулись прочь от чудовищного замка.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
ПРИНЦ РОМО И ИСТОРИЯ О СЛАВНОМ БОРИСЛАВЕ.
Так закончилось первое испытание Яриськи. По мере удаления от замка она начинала верить, что его страхи остаются позади. Хотя ей хотелось ехать прочь гораздо быстрее, бежать быстро, до изнеможения, чтобы только не вернуться обратно. Яриська чувствовала себя почти невесомой, будто тонны тьмы падали с её плеч. Тем не менее, она была абсолютно ошеломлена и потрясена тем, что ей пришлось пережить. Она совершенно не знала, как будет жить дальше, после всего, с чем она столкнулась. Время, проведённое в жутком месте, навсегда перевернуло её мир. Это было настолько велико и поглощающее, что Яриська чувствовала себя совершенно иным человеком. Но этот человек был настолько беспомощен и ошарашен, что не знал, как сделать и шаг. Она хотела бы поговорить с юношей, или с кем-то ещё, рассказать, чему стала свидетелем. Но понимала, что никто не поверит, и в лучшем случае, сочтут её странной. Яриська ощущала себя совершенно одинокой, отделённой от всех людей, живущих на земле, знанием тайны, которую она постигла в жутком замке. Оставалось полностью отдаться на волю таинственной незнакомки, в руководстве и благоволении которой Яриська не сомневалась.
Впрочем, Яриська не могла много думать. Мысли путались, голова была будто ватная. Вскоре она просто заснула, склонившись на спину юноши.
Долго ли коротко ехали, только мертвые земли начали потихоньку отступать. Сначала путешественники время от времени встречали на дороге людей, потом начали появляться отдельные хаты, а после целые поселения. Природа тоже изменилась. Болота и пустоши уходили. Ландшафт скрашивался деревцами, а после лесами. Воздух стал чистым и свежим, слышалось пение птиц. Впервые после долгого времени Яриська видела солнце, небо, дышала полной грудью. От этого у неё кружилась голова. Небо будто обрушилось на девушку высотой и громадой голубизны, а шум деревьев казался страшным гулом. Воздух был настолько свежим, что больно было дышать, и ещё, он опьянял.
- Говорят, раньше этот край принадлежал могущественному королю, - сказал юноша. - Но он был очень зол. Людей казнил тысячами, выжигал целые деревни. Видишь, какое запустение вокруг.
Яриська ничего не ответила. Она с ужасом вспомнила уродливое злобное существо, в которое превратился король после смерти, всю его жуткую свиту.
- О моём родственнике, великом короле Бориславе, тоже ходят легенды. Только они прославляют его мудрость, доброту и величие.
- Ты принц? - испугалась Яриська.
- Да, какой я принц, - печально улыбнулся юноша. - Нет былого величия и богатства, хотя замок у нас огромный и земель не счесть. Не волнуйся об этом. Хотя да, я принц, самый настоящий принц, - он снова улыбнулся. - Я не люблю жить в замке, много путешествую. А ты? Откуда родом и как попала в страшное место?
Но Яриська не ответила. Она притворилась, что уснула.
- Всё-таки удивительно, как она туда попала? Ни нищенка, ни принцесса, но, похоже, достойная во всех отношениях девушка. Загадка какая-то, - улыбнулся юноша.
Они ехали ещё долго. Яриська потихоньку приходила в себя, даже начала заботиться о принце: собирала для него ягоды в лесу, когда они останавливались отдохнуть, жарила на огне грибы и пекла рыбу, которую им иногда удавалось выловить в реке.
- А ты искусница! - удивлялся принц, с удовольствием поглощая нехитрый обед.
Яриська только улыбалась. Ей так приятно было снова очутиться среди деревьев и цветов, дышать ароматом хвои, трав и видеть солнце. Она была просто счастлива, беспричинно улыбалась и подставляла лицо ветру и солнечным лучам.
- Так бы и осталась навсегда в этом лесу. Построила бы избушку и прожила до старости, с деревьями, вот с этим ручьём, - сказала девушка.
- Тебе было бы скучно, - отозвался юноша.
Яриська горько усмехнулась. После жуткого замка ей не могло стать "скучно" нигде, и ни при каких обстоятельствах.
- Знаешь, на земле много зла, - начала, было Яриська, но быстро осеклась.
- А ты не обращай на него внимания, - ответил юноша. - Думай о хорошем.
"Да", - подумала про себя Яриська: "Меня, наверное, никто теперь не поймёт на всём белом свете, даже папка". От этого понимания у девушки заболело внутри. Впервые в жизни она ощутила тяжесть и томление полного отчаянного одиночества.