|
|
||
Глава тринадцатая - И где тебя носит? - нахмурившись, спрашивает отец. Дома было темно, поэтому, обрадовавшаяся, что все спят, я осторожно открыла дверь и зашла внутрь. Но меня ждал сюрприз: как только я сделала пару шагов в сторону лестницы, как кто-то резко нажал на включатель, и гостиную осветил достаточно яркий свет от стоящего на журнальном столике торшера. Я тут же поморщилась от боли в глазах, и только потом увидела восседающих на диване отца с матерью. Оба сложили руки на груди и смотрят на меня как на врага народа. Мама в ночной рубашке, взволнованная и растрепанная, а отец и вовсе, судя по его домашней одежде, спать не собирался. - Вы что, сидите здесь все время и караулите меня? - недоверчиво поинтересовалась я. - Отец спросил, где ты была. - Вступила в разговор мама. - Будь добра, ответь нам. Я испустила тяжелый выдох, пытаясь припомнить, когда в последний раз вот так меня отчитывали родители. Как ни странно, на ум ничего подобного не приходило. - Я была с Денисом, - говорю, намеренно упуская ту часть, когда я ушла от него, бросив одного в ди-джей баре. Отец склонил голову набок и недоверчиво посмотрел на меня: не верит. - Я, правда, была с Денисом. Можете позвонить ему и спросить. Он заехал за мной в шесть, и все это время я была с ним. - Ты не могла позвонить нам? - У меня сел телефон. Вот, он даже не включается. - Я достала из сумки телефон и демонстративно начала нажимать на кнопку, чтобы включить его, а он как назло взял да включился! - Но он, правда, не работал, - начала я трясти железку, проклиная звезды за то, что так подставили меня. Отец встал с дивана и медленно подошел ко мне. Его тяжелый взгляд из-под очков внимательно разглядывал меня, а мне в свою очередь от этого становилось неловко и стыдно. - Ты совершенно не умеешь врать. У тебя есть совесть? Ты понимаешь вообще, как мы волнуемся за тебя? Я опустила глаза, стиснув зубы. Как же мне не хотелось выслушивать все эти отчитывания. Да, я прекрасно понимаю, что поступила не хорошо, но у меня своя жизнь есть. Я уже не маленькая, в конце концов. Все же отметаю в сторону чувство стыда и вдыхаю, чувствуя, как прибавляется уверенность. - Ты что, пила? - отец наклоняет голову поближе к моему лицу, пытаясь уловить запах алкоголя. Понимая, что придумывать небылицы нет смысла, я твердо отвечаю: - Да. Мне девятнадцать. И я жива, здорова, пришла домой. А теперь отстаньте от меня! - выплевываю я от злости слова и пытаюсь сдвинуться с места, чтобы, наконец, пройти в свою комнату, и перестать ощущать на себе эти злобные и обвиняющие взгляды. - Стой. Я тебя не отпускал. Отец перегораживает мне путь рукой. Мать обеспокоенно встает с дивана и направляется в нашу сторону. - Майя, детка, зачем ты так? - чуть ли не плачет она, глядя на меня. - Мам, люди меняются, - говорю и гляжу ей в глаза, а после свободно отодвигаю руку отца и иду к себе в комнату. Родители ничего не говорят. Поднимаясь по лестнице, я лишь слышу тяжелый вздох отца и тихие всхлипы матери. Простите меня, но все, правда, меняется. Наутро у меня слегка побаливает голова, хотя вчера у меня все же не получилось переступить ту грань, за которой начинаюсь другая "я". То ли от того, что я растягивала глотки, то ли от свежего воздуха, но вечером лишь алкогольный запах изо рта выдавал то, что я все-таки пила. Я поднялась с кровати, чувствуя, как головокружение усилилось. Но стоило мне с минуту постоять с закрытыми глазами, и боль прошла. Я не спеша вышла из комнаты и спустилась на кухню. Отец в гостиной смотрел новости, а матери рядом с ним не было. - Доброе утро, - говорю я, хрипя как будто выпила вчера не один литр пива. - Доброе, - не отрывая взгляда от телевизора, строго ответил отец. Я чувствую нутром, что на меня держат обиду, и мне становится неприятно. Ну что я такого сделала? И, тем не менее, я не собираюсь извиняться или каким бы то ни было образом оправдываться. Пожав плечами, я иду к плите, чтобы поставить чайник, но на этот раз не для чая. Сейчас мне определенно нужен кофе. Когда вода закипает, я заливаю ее в чашку с растворимым кофе и делаю глоток, обжигая горло. Омерзительно. Нет, мне никогда не стать членом лиги кофеманов. Я морщусь, и без сожаления выливаю недопитый напиток в раковину. Смотрю, как темная жидкость расплескивается по поверхности, образуя причудливые узоры. - И часто ты так теперь будешь приходить домой? - доносится голос из гостиной, отчего я даже успеваю напугаться. Опять этот презрительный тон. Закатываю глаза: - Слушай, пап, я не знаю. У меня каникулы и куча свободного времени. - Раньше ты это свободное время проводила дома и тебя это ни капли не смущало. Я прохожу в гостиную, натягивая на кисти рук кофту от пижамы, словно бы пытаясь спрятаться от холода его голоса. - Пап, это было раньше. Сейчас мне сложно здесь быть. В этом доме. Особенно когда появилось свободное время. Я просто с ума сойду, если буду сутками здесь торчать! - я вздыхаю и присаживаюсь на старый диван рядом с отцом. Он, наконец, поворачивает ко мне голову, и я вижу его грустные усталые глаза, разглядывающие мою виноватую физиономию. - Майя, мы ведь никогда тебе ничего не запрещали. Мы никогда вам ничего не запрещали. Мы доверяли вам. А ты даже позвонить не удосужилась. Я чувствую, как отец смягчился и в голосе его присутствует лишь родительское поучение, но не обида и злость. Все же долго у родителей дуться на меня не получилось, и я этому несказанно рада: как будто груз упал с плеч. Да, я действительно чувствую облегчение, несмотря на свою хвалебную "стойкость", "твердость" и "самостоятельность". - Ты права, ты уже взрослая, и это очень сложно принять. Но и ты пойми, мы беспокоимся за тебя. Ты единственное, что у нас осталось. И если еще и с тобой что-нибудь случится... даже думать об этом не хочу. - Отец опускает голову и пальцами сжимает переносицу. - Па-а-п, - протягиваю я, обнимая отца за плечи. - Прости меня. Мне тоже очень тяжело. Просто каждый справляется со своим горем как может. - Обещай, что будешь предупреждать, если куда-то уходишь. О большем я не прошу. - Обещаю, - шепчу я и целую отца в щеку. Далее я поднимаюсь с дивана, чувствуя, как на душе появляется знакомое ощущение тяжести. Вот что за коварные чувства? Сначала они окутывают тебя с ног до головы, забираясь в каждую клеточку твоего тела, а потом на некоторое время исчезают, создавая ложное впечатление свободы. И вот, через недолгое время боль возвращается снова, вернее, просыпается, ведь на самом-то деле она никуда не уходила. Боль возвращается и лишает кислорода каждую клеточку измученного тела. - А где мама? - оборачиваясь, спрашиваю я. - Мама у Алены. Вечером будет дома. Киваю и поднимаюсь наверх. Дверь в мою комнату открыта, оттуда льется свет. Вторая дверь - дверь в его комнату - закрыта. От нее веет пустотой и прохладой. С тех пор, как он умер, я не осмеливалась заходить сюда. Но что-то сейчас толкает меня все же открыть дверь и войти. Я несмело подхожу ближе, дотрагиваюсь дрожащей рукой до ручки, нажимаю на нее. Дверь бесшумно отворяется. С минуту я просто стою и смотрю, не решаясь войти, будто выискивая в до боли знакомом помещении родного человека, заснувшего от усталости на своей кровати. Но вижу я лишь пустую идеально убранную комнату. Через несколько долгих минут я, наконец, преодолеваю невидимую черту страха, захожу внутрь и прикрываю за собой дверь. Оглядываю с порога все пространство: собранная постель, будто бы ее только что привезли с магазина; правее непривычно пустой стол, на котором раньше стояла стопка книг и музыкальные диски, - теперь здесь только диски, а книги покоятся в книжном шкафу; старенький шкаф, дверцы которого постоянно были открыты, но не сейчас. Я подхожу ближе и открываю их. На меня тут же повеяло родным запахом. Его запахом. Я почувствовала, как мурашки пробежались по моему телу, создавая неприятные ощущения. - Как так? Как ты мог умереть, если ты все еще здесь? Я провожу руками по идеально сложенным вещам, ощущая, как со всех сторон меня окутывает знакомый терпкий аромат, вперемешку с нотками свежесваренного кофе. Только такой запах кофе я люблю. Я вдыхаю его и вдыхаю, не в силах оторваться. Родные запахи настолько сильно ощущаются, что я едва не теряю сознание, случайно замечая, что рядом промелькнула какая-то тень. У меня кружится голова, и я оседаю на пол, понимая, что все это глупости. Я просто очень сильно хочу, чтобы Дима был жив. Настолько сильно, что воображение играет со мной злую шутку. Поджимаю ноги к груди, кладя на колени подбородок. Чувствую, как слезы начинают медленно проделывать на щеках влажные дорожки, опускаясь все ниже и ниже. Зря я пришла сюда. Эта комната, эти вещи... Очень сложно понимать, что вот человек был, дотрагивался до всех предметов в этом помещении, и вот его больше нет. Он больше не пройдется по комнате с задумчивым взглядом, не возьмет со стола очередную книгу, или тот самый любимый сборник рассказов Эдгара По, не дотронется до вещей в шкафу, не ляжет спать в свою постель. На самом деле, это страшно. Страшно думать и осознавать, что от человека остались лишь воспоминания и холод прикосновений, что хранят на себе его вещи. Но скоро и они предадут хозяина, став лишь пустыми предметами без души. Я встаю и как во сне бреду до стола, где лежат диски. Беру первый попавшийся и выхожу из комнаты, не обернувшись. Уже у себя я подхожу к ноутбуку и вставляю в дисковод музыкальный диск. Им оказывается альбом британского музыканта Бена Ховарда. Еще минута, и из колонок начинают литься знакомые неспешные мотивы песни "Не вешай голову". Слова врезаются мне в душу, будто они чье-то послание. Я грустно хмыкаю, слушая песню: - ...О, моя, моя дорогая, не вешай голову, не давай сердцу расклеиться... Нет, нет, нет, нет, не меняй свой образ мысли. Не давай сердцу расклеиться. - Ох, братик, - шепчу я. - Если бы это было так легко. - ...Ну же, не давай сердцу расклеиться. ...Потому что я навсегда запомню тебя такой. О, глаза, словно дикие цветы, и в них живут духи перемен. Я снова усмехаюсь, чувствуя себя так, как будто Дима здесь, рядышком, улыбается, глядя на меня, уносит всю мою боль прочь, давая вздохнуть спокойно. Эти ощущения настолько реальны, что захватывает дух. А легкий ветерок, что просачивается в комнату и овевает мое тело, из чуть приоткрытого окна, лишь усиливает эти ощущения. Я не верю в жизнь после смерти, не верю в сверхъестественные силы, не верю в параллельные миры. Но в данный момент мою стойкую убежденность мне можно самой же опровергнуть. Ведь сейчас мне хочется знать, что Дима не просто так исчез, испарился, словно снежинка на ладони от жаркого дыхания. Сейчас я хочу верить в то, что он где-то есть. Пусть не здесь, не в нашем мире. Я просто хочу надеяться, что его душа живет. А если нет, то... Не важно. Дима будет жить, пока о нем помнят. А я буду помнить о нем, пока сама навсегда не закрою глаза. - Не вешай голову... Не давай сердцу расклеиться... - Не дам, - снова шепчу я, смахивая с глаз слезу. *** Время неумолимо двигалось к восьми часам. Я весь день сидела в своей комнате, слушала музыку и размышляла, стоит мне идти в этот неизвестный мне клуб, или откинуть дурные мысли и начать заниматься привычными делами, как то: просто читать книги, смотреть фильмы, болтать с родителями, - то есть вести себя как обычно. Но знаете, вести себя обычно, после случившегося в твоей жизни необычного, довольно сложно. Поэтому, в конце концов, я решаюсь, вспоминая вчерашний вечер и то, как мне было легко и непринужденно. Бывают такие моменты в жизни, которые настолько проникают к тебе в душу, что их просто до боли в груди не хочется отпускать, хочется любой ценой остановить время, даже душу дьяволу продать, лишь бы эти моменты не кончались. Но если порыться в этимологии слова "момент", то можно увидеть, что оно переводится с латыни как "движущая сила". Ключ в движении. Весь мир находится в движении. Земля движется вокруг Солнца, люди передвигаются, кровь течет по венам. И как же печально, что это движение нельзя остановить даже на минутку. Я вспоминаю пьяную Лесю. Если бы не она, пожалуй, я бы никогда не узнала об этих ребятах. Я вспоминаю добрые глаза Миши, и мне тут же хочется улыбнуться. Я вспоминаю Артема, хоть он мне и не понравился с первого взгляда, но, думаю, это не значит, что он плохой. Наконец, я вспоминаю Никиту, и так ярко в памяти всплывает его печальный взгляд, печальный и пронзительный, пробирающий до мурашек. Мне тут же хочется узнать его поближе, узнать его историю. У каждого человека есть своя история, даже если ему кажется, что у него скучная жизнь, знаменательная лишь отсутствием на какие-либо события. Не верьте себе - у вас есть история. Она есть у каждого. Вообще, разумеется, мне кажется странным, что эти ребята, вовсе незнакомые мне, так быстро запали в душу и нашли себе там свое отдельное местечко. Как так может быть, что ты не знаешь человека, но чувствуешь, что вы с ним похожи, тогда как вокруг тебя много людей, которых ты действительно знаешь, но ничего подобного не ощущаешь при взгляде на них? А вот незнакомцы оказываются самыми, что ни на есть, родными. Нет, жизнь действительно странная штука. Из размышлений меня вырывает надоедливый звонок на мобильный. Денис. Я не спеша поднимаю трубку и слышу: - Привет. До меня доносится частое дыхание парня и всевозможные уличные звуки: сигнал автомобиля, разговоры и смех людей, чавкающие звуки от ступающих по грязному снегу ботинок. - Привет, - отвечаю я, пялясь в белоснежный потолок. - Ты в порядке? - Ну да, а что со мной может быть? - Ты вчера как фурия исчезла из бара. У меня даже остановить тебя не получилось, - слышу, как парень хмыкает. - Не преувеличивай. Я просто кое-что вспомнила, и мне нужно было срочно уйти. - К Руслану? Ты уже сообщила следователю о своих предположениях? Я поморщилась, вспоминая поход к бывшему парню. Я действительно повела себя как идиотка. Умалишенная идиотка. - Это не он. И предположения твои, - хмурюсь я, чувствуя, как подкатывает раздражение. - Хм, смотри, если что, я тебя предупреждал. - Да, спасибо за то, что ты беспокоишься за меня. Я тебе очень благодарна, - смягчаюсь я. - И да, спасибо за ужин. - На здоровье, Май. Я слышу очередной смешок парня, и он кладет трубку. И чего я с ним так груба? Денис, правда, хороший. Да, специфический, со своим "шармом", но он добрый и милый. Все, мне надо прекратить с ним разговаривать так, будто он парень, который подбивает ко мне клинья и мне это совершенно не по душе. Кинув телефон куда-то рядом с подушкой, я встаю и подхожу к шкафу, перебираю глазами все свои вещи в поисках подходящего наряда. Что уж говорить - в клубах я никогда в своей жизни не была. А танцы и вовсе не мой конек. Когда я училась в школе, руководство часто устраивало ученикам дискотеки. Раз в месяц стабильно. И знаете, нельзя сказать, что эти дискотеки были дерьмовыми. Вовсе нет. Я ходила туда с Русланом, но танцевала лишь медленные танцы. Кладешь свои руки на плечи партнеру, чувствуешь, как уже его руки неспешно и даже робко спускаются к тебе на талию; прижимаешься ближе, опускаешь голову на знакомое плечо и неуклюже переминаешься с ноги на ногу. Есть что-то милое и забавное в этом. Невинное. Я вынимаю из шкафа вещи, одну за другой, и хмурюсь, когда понимаю, что у меня нет коротких юбок, сексуальных топов и колготок в сеточку. Но тут мой взгляд падает на черное кружевное платье средней длины. Я достаю его и примеряю на себя. Надевала я его всего один раз, на восемнадцатилетие Руслана. Тогда мы отмечали его день рождения у него дома, вместе с его родителями. "Веселый" был вечер, надо сказать. Облачившись в платье, я осматриваю себя: вполне прилично, не хватает лишь одной детали. Я подхожу к шкафу, открываю ящик, где покоятся всякие безделушки, и достаю оттуда небольшую коробочку. Открываю ее и смотрю на серебряную цепочку с кулоном в виде клевера. На удачу. Надеваю украшение, вспоминая себя счастливую, увидевшую подарок брата. Я тогда прыгала от счастья: до того мне понравилось то, что он подарил. И боясь его порвать или потерять, я начала носить цепочку лишь по праздникам. Вот дурочка. Теперь я ее не сниму даже под страхом смерти. Наконец, я распускаю волосы, расчесываю их, и еще раз оглядываю себя. - Готова. Вбив в поисковике название клуба, и запомнив к нему дорогу, я захватываю сумочку и телефон, спускаюсь вниз. Мамы еще нет, а папа как обычно смотрит свой телевизор, будто на этом в настоящий момент сосредоточилась вся его жизнь. - Пап, я... - запинаюсь, думая о том, что не стоит говорить отцу правду о том, куда я собралась. - Я к Маше. Родитель поворачивает в мою сторону голову и оглядывает меня с ног до головы. - У нее какой-то праздник? - приподнимает в удивлении кустистые брови. - А, у нее день рождения. - О, - хмурится отец и дотрагивается пальцами до переносицы. - Тогда поздравь ее от нас. И, - он делает короткую паузу, словно раздумывая, а затем продолжает: - Будь на связи. - Хорошо. Приду поздно. Я натягиваю на себя верхнюю одежду и выхожу за дверь. Слышу, как отец вслед бормочет: - Будь осторожна. Я иду в незнакомое мне место, к людям, которых по факту я знаю только по именам. Буду ли я осторожной? Или я уже неосторожна?
|