Опубликовано в журнале "Вокзал", Љ 3, 2014, г. Санкт-Петербург, 05/11/2014
Шнурок
Утро
Андрей всю ночь спал не спокойно. Мысли в голове то и дело путались, никак не хотели выстраиваться в стройную и понятную схему, годную для крепкого и глубоко сна. Он ворочался, с головой зарывался под подушку, переворачивался с боку на бок, отлёживая конечности - хоть бы что помогло. Но хоть бы что не помогало. Выходил только сон "пунктиром" - рванный и тяжёлый, как называл такую гадкую дрёму Сергей Павлович - напарник по службе, ужасно громадный и жутко волосатый, издали походивший на медведя. Громкий храп - это как раз его сладкая мелодия разносилась сейчас по комнате.
Палыч - так называли его все: от строгого начальника до приветливой продавщицы в ларьке - умудрялся высыпаться даже "пунктиром". Да хоть "тире-точка-тире" ему организуй, он к стеночке прислонится, сапог под голову сунет и "приятных снов", товарищи соседи. Умостится, как получится, и понеслась душа по колдобинам в рай. И Андрей ему откровенно завидовал. Особенно сейчас, когда напарник на нижней шконке звучно и громко сопел, раздувая меха могучей кудластой груди, и всасывал весь окружающий воздух в два огромных отверстия на довольной роже. А что, если заткнуть кляпом? Нет, от такого желания нужно избавляться. Вторую голову, взамен разбитой, Андрею взять будет негде.
Андрей свесил ноющие культи вниз, глянул на часы - ровно пять, пора вставать. Извечно пунктуальное солнце уже показалось из-за горизонта. Оранжевый кругляш, плюющийся энергией на всю солнечную систему, выкатился и в это утро. Вот, кто работает постоянно, не прерываясь ни на секунду. Надо напарника растормошить. Опоздаешь - считай, репутация годами зарабатывалась зря. Работы непочатый край.
- Палы-ы-ыч, - просипел Андрей, - Палы-ы-ыч. Вставай, на работу проспим.
- Уже иду, - буркнул напарник и перевернулся на спину.
- Под себя только не сходи, - зевая, пошутил Андрей и спрыгнул с кровати.
- Уже, - усмехнулся Палыч и широко зевнул. - Знаешь, что снилось? Будто нам приказ пришел весь городок сегодня обскакать. За раз, одним заходом. Не справимся - пинок под зад, господа, вы уволены. Высокое начальство бдит и не дремлет. Мы дремлем, а оно не дремлет. Я себя во сне в положении дойной коровы чувствовал.
Палыч с секунду подумал и тут же важно добавил:
- Хотя и рекордной по удоям.
- Валяйся больше, вымя отрастет, и мечты сбудутся.
К умывальникам подползли почти синхронно. Андрей - тощий и жилистый, взъерошенный после душа, свежий и подтянутый. И Палыч - длиннющая борода, густые бакенбарды, всклоченные космы. Прямо неандерталец с крохотным полотенцем поперёк широченной спины. Обычно он полотенце с собой не таскал, потому что не имел моды купаться по утрам. Он-то в принципе купание не жаловал. Но сегодня полотенце с шампунем каким-то чудом одновременно оказались с Палычем в душевой кабинке. Первый рабочий день на новом месте - всё же стоит привести физиономию в надлежащий презентабельный вид.
- Весь западный микрорайон на сегодня, - привлёк к себе внимание Андрей.
- Ага, - почти без эмоций кивнул Палыч.
"Неужели спит, зараза?" - подумалось Андрею, и он присмотрелся.
Палыч выглядел сонным, его покачивало, глаза были немного приоткрыты и расфокусированы. Тут к гадалке не ходи - сон досматривает. А сам в тоже время зубы чистит. Вниз - вверх, влево - вправо, пара круговых и снова вниз - вверх, влево - вправо...
- Мне неудобно это говорить, но у тебя паста на животе, - громко сказал Андрей, так, чтобы разбудить наглеца наверняка.
А затем неожиданно для Андрея, уже серьёзно и внятно продолжил:
- Не дрейфь, всё сможем, всё успеем, - сплюнул в мойку Палыч, - всех учтем и всё учтётся.
И тут же взглянул на соседа, широко улыбаясь во все свои оставшиеся тридцать белоснежных зубов. И стало тепло. За это Андрей его и любил. Плюсы Палыча состояли в том, что у него просто не было минусов. Он был добр, мягок и до краев своего здорового тела наполнен смехом.
- Сегодня завтрак готовишь ты, - неожиданно тонким даже для самого себя голосом проскулил Палыч и вытер косматую морду грубым вафельным полотенцем. - Я вчера готовил. Макароны и отбивные.
- Не напоминай, - Андрей брезгливо сморщился, а про себя подумал "Вот Палыч и проснулся. Можно начинать. Только кофе пропустить стаканчик, и сразу в бой ".
Андрей ушёл на кухню, и было слышно, как заработала кофемашина. Потянуло сладким запахом терпкого бодрящего напитка. На плите что-то затрещало.
Два ярко красных костюма с надписями "Перепись населения 200013" без пяти шесть поспешно выскочили из неприметной съёмной квартирки на окраине города в "Зелёном парке" и дружно зашагали в сторону западного микрорайона, повыше поднимая ноги от земли.
Колдобины поражали своими размерами.
Двинулись дружно и уверенно, старательно обходя стороной границу с северным форпостом - это уже чужая территория. Топали с бумагами наперевес, чтобы переписать всех и каждого. Чтобы знать, что и кто населяет эти земли. Причем населяют, чего уж скрывать, не слишком густо.
Небо над головами заискрило. И рваные тряпки облаков дружно скрыли светило. Тяжёлые свинцовые капли забарабанили по пыльным улицам, подгоняя переписчиков к ближайшему пятиэтажному дому. Особенно холодная капля заставила здоровяка втянуть могучую голову глубоко в рубашку.
Лишь только город выглядел бесконечно спокойным.
Город казался спящим.
Не утро
В городке, размером с этот, ежегодный прирост составлял примерно пять сотен новых граждан, а убыль составляла порядка сотни - двух. Да вот только статистика местного морга не внушала доверия. Доверяй, но проверяй. И потому Андрей с Палычем бродят по квартирам.
За годы работы они многое видели.
Но до сих пор верили в чудеса. В чудеса и доброту.
С годами чудес становилось всё меньше, а чудаков - всё больше. Если раньше обходы протекали гладко, размерено, без накладок и эксцессов - за день переписывали именно столько, сколько было загадано, то сейчас коэффициент полезного действия экспоненциально стремился к нулю. Стремился, но никак не достигал этой пустой цифры.
Первая же квартира встретила дружным лаем четырех продолговатых сук, отдаленно смахивающих на прародительницу всего квартета - таксу. Самая седая и подслеповатая из товарок, недовольно отворив дверь, картинно сложила лапы на груди, поправила кружевное платье, а затем пробормотала что-то весьма невнятное на чистом английском и всё-таки пустила гостей на порог, поманив кривыми короткими ручонками. Андрей языков не знал, и оттого проморгал иностранщину мимо ушей.
Несмотря на терпкий запах животной мочи, от которого Палыч сперва пожелтел, а затем сделался пунцовым, квартира поражала дорогим убранством. Пятикомнатная, она состояла из большой гостиной, двух кабинетов, двух спален, кухни и ванной. Стены здесь были покрыты дорогими коврами, в гигантских резных шкафах - хрустальные чайные сервисы на полсотни персон каждый, и ко всему этому - ультрамодная плазма в гостиной. Ни цветов, ни книг, ни даже старинных канделябров - скучная обитель. За годы практики Андрей успел выучить все типажи зажиточных граждан. Только в прихожей на стенах - весьма удивительные картины, принадлежащие кисти Пули Кувас - художнице, которую Андрей любил всем сердцем до сих пор, хотя умерла она ещё двадцать лет тому назад.
В нарядном переднике из ванной комнаты выскочила стройная домработница и предложила переобуться в белоснежные комнатные тапочки.
- Спасибо, - кивнул Палыч.
Спустя минуту из кабинета под ручку вышла очень пожилая пара и, шаркая ногами, двинулась к гостям:
- Чай, кофе? - натянуто вежливо предложила женщина, не дождалась ответа от раскрывшего было рот Палыча и, съёжившись, двинула на кухню.
- Чай, пожалуйста, - в спину выкрикнул Палыч, решив, что со слухом у тётки не всё в порядке.
Размалёванные суки замерли у дверного косяка и начали наперебой обшаривать глазами непрошеных гостей. Только бы не гавкали.
Не удостоив гостей даже мимолетным взглядом, старик уселся на диван и послушно сложил руки на коленках.
Предложенный чай оказался на поверку невкусным и холодным, печенье в пиале - чёрствым и прошлогодним, а хозяева квартиры - глупыми и немного даже туповатыми. Отчего вопросы приходилось повторять по несколько раз, ответы получать с десятиминутными паузами, а задача оставление автографа в бланке оказалась почти невыполнимой. Как держать ручку и что писать в графе "личная роспись" хозяева забыли окончательно. И в этот момент в мозгу Андрея прозвучали слова начальника, которые тот произнёс уже более полутора лет назад в ответ на замечание о снижающемся уровне грамотности: "Отупели, но не все".
"Да уж, не все" - про себя подумал Андрей и сквозь силу улыбнулся:
- Крестик вот в этот квадратик, пожалуйста.
Пятнадцать минут спустя, до костей провоняв терпким духом квартиры и ополоснув желудки мерзкой жижей, горе переписчики распрощались с хозяевами, хлопнули дверьми и брезгливо сплюнули на бетонный пол подъезда.
- Ну, и вонища! - Палыч поморщился и спустился на пару ступеней вниз. - Их не учили проветривать помещения?
- Семь классов образования, - ткнул пальцем в журнал Андрей, - какое к чёрту учение. Полный дом вони и счастья. До небес. Ещё и домашние животные, мать их.
- И не говори, - подытожил позеленевший Палыч и широко улыбнулся.
Напарники покурили и снова двинулись бегать кривыми по чужим адресам.
Еще не вечер
Глухо на трамвайной остановке к вечеру.
Весь день на ногах не продержаться, пришлось прокатиться на железной сосиске, как в шутку Палыч называл ржавый вагон с рогами.
Ряд одинаковых мрачных высоток остался далеко за спиной.
Конечная остановка и размякшая от дождя грязь под ногами.
Андрей с Палычем энергично зашагали по широкой дороге в частный сектор, до костей прогреваясь в лучах освобождённого из плена туч солнца. На очереди были огромные дворы с огородами и фруктовыми садами, с колодцами, банями и пасущимися гусями в базах.
Жители на пути попадались всё больше воспитанные и грамотные. Они заинтересованно отвечали на вопросы, советовали, подсказывали, а некоторые и подкармливали, насильно снаряжая ходоков пакетами с пирожками.
Но в каждой бочке есть своя ложка дёгтя. Закон - на то и закон. Несколько раз таки нарвались на невоспитанных и безграмотных хамов. С одной гражданкой полаялись, благо Палыч вовремя ссору прекратил, пригрозив скандалистке нарядом полиции. Из-за перепалки настроение стало немного подмоченным, а учитывая метровые лужи после дождя и висящую гроздями росу на траве, намоченными оказались и ноги ниже колен. Благо, что сверху не поливает.
К старому деревянному дому подошли уже в сумерках. Последний в списке. В темноте и не разглядеть. Андрей напрягся. И, правда, стоит завалинка. Стены просели глубоко в землю, крыша прохудилась и обильно поросла бархатистым мхом.
- Есть кто? - заглядывая через забор, спросил Палыч у Андрея.
- Есть. По бумагам, - Андрей отвел взор от книги, - хотя, вон в доме свет мерцает.
Старая собачья конура стояла аккуратно возле порога, длинный шнурок от будки терялся в сенях, истёртый и потрепанный. Вид будки ничем не отличался от состояния соседки избы. Вот-вот и завалятся обе набок.
В миске на пороге лежал заплесневелый кусок пирога.
В полуметре от пирога торчала наполовину закопанная в землю белая кость.
- Жди здесь, я сам схожу, - буркнул Палыч и скрылся в темноте. Дверь скрипнула на всю округу.
Непонятно отчего, но Андрей заворожено стал пялиться на конуру, извлекая из подсознания непонятные чёрно-белые образы: массивные цепи, кожаные ошейники, цепкие колючие репьяхи и круглые резиновые шарики. Он изо всех сил напрягал память, силясь вспомнить, откуда ему знакомы эти картины, и как, чёрт возьми, они попали к нему в голову. Голова тут же разболелась, кровь в висках гулко застучала, отдавая в мозг тяжёлым колокольным эхом. Но тут же кожа за правым ухом приятно заныла, пуская пульсирующие паутинки тепла по всему телу.
Это что ещё за чудеса?
Стало страшно и как-то не по себе. Волосы на спине встали дыбом, а ноги быстро и часто задрожали.
Шевеление мозгов прервал звонкий лай из сеней, а уже через секунду, громко матерясь, выбежал Палыч:
- Ей, Богу, идиот какой-то, - бросил Палыч и пулей рванул со двора, - двигаем, Андрюха.
- Почему идиот? - спросил Андрей, как только догнал запыхавшегося коллегу посреди дороги.
- А потому, - Палыч выдохнул, - стоит посреди комнаты на карачках, снизу вверх на меня смотрит, прямо в душу заглядывает и лыбится, скотина этакая, вывалив слюнявый язык. К тому же страшный! Лишь отдаленно нас напоминает. А под ногами лежит мячик розовый. И светится!
Палыч перекрестился, набрал воздуха в грудь, отвернулся, но продолжил:
- Зря я сразу не выскочил, - он махнул рукой. - Решил, что инвалид, дескать, сам дотянуться не может. Пожалел урода, мячик ногой пнул, разговор завёл. И он от-ве-тил! - почти по слогам прорычал Палыч.
- Ты скажи, чего он тебе такого жуткого наговорил? - попытался снова докопаться до истины Андрей.
- Я, честно сказать, ни слова не понял, - Палыч осторожно сглотнул, - но стало страшно. Будто организм всё-всё каждой клеточкой понял, а мозг - нет... Звонить в психушку нужно, пускай проверят персонажа.
Огонёк в избе погас, а животное протяжно и тоскливо завыло.
Андрей взглянул на Палыча.
Палыч взглянул на Андрея.
Страх, густо разбавленный беспокойством, заполнил перепуганные тела от ушей до кончиков пальцев. Два темных силуэта рванули по дороге в сторону "Зеленого парка".
Вечер
На полусогнутых добрались домой, наспех поели и улеглись. Каждый на свою койку.
- Палыч, - растерянно начал Андрей, - а правда, что раньше наш прародитель - собака была у человека домашним животным?
- Брехня всё, Андрюх, - Палыч поднял голову с подушки, - а почему спрашиваешь?
- Просто.
- Просто? Ты сегодня, сдается мне, малость перетрудился. Раз такую ересь несёшь, - здоровяк зевнул. - Десять тысяч лет, как человек - домашнее животное. И всегда так было.
- А не больше?
- Может и больше. По мне - так лучше уж попугайчики. От людей больно гадко воняет. И нос вечно сухой. А болячки - умотаешься по ветеринарам водить.
- Может, ты и прав, Палыч, - Андрей натянул одеяло мохнатыми лапами почти до чёрного бархатистого носа. - Попугайчики - хорошие.
С нижней койки донёсся раскатистый звучный храп.
- Никудышный из тебя собеседник, Палыч, совсем никудышный, - рявкнул тихо Андрей и перевернулся на бок, пряча пушистый хвост.
Уже засыпая, ему приснилось, как чья-то голая от шерсти рука снимает ошейник и сладко чешет за ухом...
Ночь
В старой покосившейся избе, откуда с криками нынче уносились незадачливые сабакоиды-переписчики, на прохудившемся матрасе в углу спали двое. Седой парализованный дед и такой же старенький дворовый пёс. Барбос сладко сопел, преданно уткнувшись морщинистым мягким носом в стариковскую грудь. Изодранный за годы резиновый мячик в форме толстобокого кота сиротливо валялся на полу.