Аннотация: 2 место на конкурсе КЛФ "Фантастика - 2004 (рассказ)" Сборник: Фантастика. Конкурс "Золотая чаша - 2004" Тираж: 500 экз. ISBN: 5-902168-45-7
Хрустальная Вечность
Меня будит ритм барабанов. Он подкрадывается едва слышным постукиванием пальцев невротика; приближаясь, становится громче, и, наконец, набрасывается десятками тёмных ладошек, колотящих по распятой на обруче коже. Барабаны будят. Барабаны намекают. Барабаны зовут. Мерность их перекатов спотыкается, как старенький дизель. Спотыкается, но не глохнет.
Сон некоторое время противится, сражается за каждую пядь подсознания, держит оборону в коридорах мозговых извилин, но силы неравны, и он исходит клочками, скрываясь в подполье, в ожидании следующей ночи.
Так происходит каждое утро на протяжении трёх месяцев, что я работаю на этой планете. Много лучше противного писка будильника, но, при полной свободе выбора, я бы предпочёл тишину отпускного утра.
Просыпаюсь и не могу вспомнить сон. Но готов поспорить на полевую аптечку, что мне снилась Равнина. Как и всегда.
Рука, привычно тянется к кофеварке. Подхватывая ритм барабанов, жернова крушат зёрна. Ворчит, нагреваясь, вода. Ворчу и я, не желая выползать из спальника. Лениво, вполизвилины, размышляю, чем бы заморочить желудок. Туземцы сейчас заняты ровно тем же. Грохочущая процессия прошла по деревне и отправилась на Равнину готовить завтрак.
Странно, но ни одно из местных племён не знает огня. На планете нет лесов. Ни строгих бореальных, ни пышных тропических, ни даже куцых тундровых. Природа не создала деревьев, не додумалась до этой жизненной формы. А потому туземцам неведом приручённый огонь. Солома или сухой навоз - паллиатив, но не топят и ими, а добывать из болота торф туземцы не догадались. Неоткуда было догадаться - огня стихийного здесь тоже не встретишь. Климат мягкий и ровный. Ни засухи, вызывающей степные пожары, ни гроз с молниями, ничего, что могло бы породить пламя. Вулканов, кстати говоря, тоже нет. Тектонические процессы на планете давно угасли.
Антропологи забили бы меня камнями, возьмись я расписывать реалии этого мира. Развитой культуры без огня не бывает, - устав от экзекуции, сказали бы они. - Человека разумного создал огонь, это аксиома. Люди могут обойтись без колеса, даже без металлов, но огонь обязательное условие. Основа основ.
Я и сам поначалу не верил. Расспрашивал, демонстрировал зажигалку, даже пук сена подпалил для наглядности. В ответ - равнодушие с лёгкой примесью любопытства. Не знают они огня. Здешний Дьявол - Прометей не озадачился спереть его у богов. Зато боги подарили людям Равнину. Туземцы отправляются туда с водой и крупами. Хлоп! ... Возвращаются с котелками дымящейся каши.
Чудо? Я не верю в чудеса. Сверхъестественные мотивы отсутствуют в партитуре моего мировоззрения. Однако каша аппетитно дымится, а желудок иллюзией не проведёшь.
Но каша это проза. А кованое железо? А обожённая глина? А плавленые металлы, что приносят туземцы с Равнины, отправляясь туда с мешками руды?
Сигнал кофеварки выдавливает меня из спальника, точно из тюбика. Минуту спустя, я проделываю то же самое с зубной пастой. Между делом отмечаю, что запасы подходят к концу. Почти нетронутый контейнер фрикаделек из каракатицы не в счёт - китайский деликатес в этот раз чего-то не пошёл. Третий месяц на исходе. Я никогда не работаю дольше в один сезон. Сам себе начальник, я не терплю сверхурочных работ. Эксплуатация, пусть и самого себя, всё равно чревата стачкой и саботажем. Три четверти года я привык отдыхать. И никакие премиальные не способны изменить традицию. Не для того мною прикуплен островок в Адриатике, чтобы прослыть у соседей необитаемым.
Неторопливо пью кофе.
Спешить некуда. Вещи упакованы с вечера. Канистра полна воды. Аппаратура на месте. Пистолет... Зачем он мне? Разве что стрелять по банкам с фрикадельками. Здешний мир не знает конфликтов. И пусть социоисторики добавят пару самосвалов к камням антропологов. Как же! Мир не может развиваться без войн. Кровавая резня, - это известно всем, - основа социального и технического прогресса.
Не буду спорить. Я не по этой части. Антропология, социология, биология и два десятка иных дисциплин для меня скорее попутный груз. Как и всякий полевой агент со свободной лицензией, я немного разбираюсь в том и в другом. Но в научные споры не лезу. Предпочитаю наблюдать со стороны. Свары учёных - зрелище, достойное Колизея, а в подобных заведениях лучше держаться трибун.
Так или иначе, туземцы лишены малейшей тяги к насилию. Не то, чтобы они как-то скрывали свою брутальность, нет, им она просто несвойственна. За три месяца я ощутил это в полной мере.
С первого дня я рвался на Равнину. Они не пускали. Но делали это мягко, без угроз, как отстраняют ребёнка от опасных игрушек, всякий раз обещая допустить к соблазну попозже, когда прирастёт годков. Кстати, детки здесь вполне обыкновенные. Колотят друг по другу, что по тем барабанам. Синяков и ссадин хватает. Но стоит малышам подрасти - на тебе, готовые пацифисты. И откуда что берётся?
Три месяца ожиданий. Три месяца я видел Равнину лишь издали и во сне. Оба зонда, отправленные на планету задолго до моей командировки, пропали. Снимки с орбиты получались мутными, а туземцы отговаривались не более чёткими мифами.
По сути, местные жители все три месяца морочили мне голову. Никакого пиетета к пришельцу со звёзд они не испытывали. Моё появление не озадачило их. Они не бросились в ноги, бормоча молитвы, не принялись стаскивать в кучу золотые слитки, рассчитывая получить взамен стеклянные бусы. Меня восприняли просто как гостя, как если бы я пришёл из соседней деревни.
***
Важила, темнокожий коротышка, терпеливо дожидался у входа. По занимаемой должности, он в племени кто-то вроде путейца, специалиста по эксплуатации дорог. Так я понял из объяснений. Вождь, или шаман, или кто там у них всем заправляет, назначил парня присматривать за мной. Вероятно, пути и путники у туземцев проходят по одному департаменту. Важила справлялся неплохо. Почуяв мой интерес к мифологии, он выложил всё, что знал сам, а затем не однажды уточнял детали у старших. Но про Равнину и её чудеса не было сказано ни слова.
Сегодня он поведёт меня туда. Сегодня карапуз дорвётся до спичек.
Всю предыдущую неделю Важила говорил о походе через Равнину. А потом взял с меня клятву. Я обязался не рассказывать никому о здешних чудесах.
Каким-то образом он понял, что я не нарушу данного слова.
Провожая взглядом процессию, Важила прозевал моё появление. У меня сразу же возникает желание отправиться одному, без опеки. Но последствия такого шага, я просчитать не могу. Быть может, они народ и не агрессивный, однако, неизвестно как всё повернётся, коснись дело Равнины. К тому же и неясность с судьбой зондов не прибавляет уверенности.
Заметив меня, Важила приветливо машет рукой.
- Мы получили сообщение от тагонов. Они готовы говорить с тобой.
Тагоны - светлокожее племя, живущее по другую сторону Равнины. К ним мы и отправляемся. Якобы слушать их предания и мифы. Якобы я чертовски западаю на местный фольклор. Но это лишь повод. На самом деле, я хочу попасть в хрустальную сказку моих снов, а заодно и выполнить миссию.
Мы отправляемся следом за барабанами: на Равнину ведёт одна-единственная тропа. Мне уже приходилось ходить по ней, но дальше бани меня не пускали.
Баня - одно из местных божественных чудес. Единственное, которое мне довелось до сих пор посетить. Тростниковые трубы гонят на Равнину студёную родниковую воду, а возвращают почти кипяток. Где-то там вода нагревается.
Баня остаётся позади. Голубоватый мох под ногами уступает место сверкающему камню.
Вблизи Равнина напоминает полярную пустыню. Ледяные поля, длинные хребты торосов, трещины, вмёрзшие горы айсбергов, нагромождения, наносы. Только вместо льда - сверкающие глыбы, вместо снега - мелкая щебёнка под ногами...
И слепящее солнце. Тысячи бликов атакуют глаза. Я надеваю солнцезащитные очки. Белое Безмолвие сменяется Изумрудным Городом.
Арктическая стерильность. Ни травы, ни мхов, ни животных. Если какие-нибудь белые медведи здесь и обитают, то их не видать.
Есть и отличие от капризной полярной пустыни. Равнина не подвержена эрозии. Ветры на планете слабы, осадков практически нет, перепады температур небольшие, никаких землетрясений и прочих катаклизмов, которые могли бы изменить ландшафт. Равнина простоит неизменной без малого вечность.
Мы шагаем быстро и нагоняем утреннюю процессию.
Селяне собрались на хрустальной полянке между торосами. Тут и там, на больших тростниковых треногах висят котлы. Никакого огня под ними не видно, никаких горячих источников или курящейся лавы. Куда ни кинь взгляд - всё те же холодные камни. Котлы висят ни над чем и... нагреваются. Пар дребезжит крышками - всё тот же знакомый ритм. Люди помогают богам барабанами. Они не пляшут, не водят хороводов, за коим занятием любят изображать дикарей мои соплеменники, и даже не молятся. Постукивают себе, да смотрят сосредоточенно на котлы. И кажется, те закипают от одних только взглядов.
Делаю шаг вперёд, надеясь разгадать, в чём здесь фокус. Важила хватает за пояс, но поздно. Что-то жалит меня в запястье. Машинально отдёргиваю руку и вижу пятно ожога. Принцип работы чуда доходит, наконец, до меня. Он был известен ещё Архимеду, который по преданиям сжигал вражеские корабли, концентрируя на них пятна отражённого света. Всё просто. Зайчики от тысяч граней, собираются в пучок и нагревают котлы. Такая себе природная микроволновка.
Я киваю. Надо думать, здесь полно подобных сюрпризов.
Каша подошла, дрожь барабанов смолкла.
- Пошли,- говорит Важила.
Не дожидаясь ответа, он ступает на тропу. Я поправляю рюкзак и отправляюсь следом.
Итак, разгадка проста. Диковинная игра света и камня.
Однако планета имеет наклон оси. Небольшой, градусов семь, но имеет. А камни лежат неподвижно. Я сооружаю в голове упрощённую модель и спрашиваю проводника:
- Вы каждый день ставите котлы на одном и том же месте?
- Нет. Боги меняют сосредоточие силы, совершая Великий Круг за год. Наши Носители Котлов познали его очертание. Они указывают, где нужно ставить треноги.
- А Лучи? Они ведь тоже непостоянны?
- Тропой ведают Ходоки, и я один из них, - сообщил Важила. - Да. Лучи Богов изменчивы. Бывают Рассветные и Закатные, Дневные и Вечерние, Летние и Зимние. Одни исчезают, другие возникают. Некоторые появляются на мгновение, иные держаться часами. Большинство их невидимы, но встречаются и такие, что играют цветами.
Важила идёт впереди и держит в руках плетёный шест. Это несколько успокаивает. Не хотелось бы, чтобы шальной луч, пройдя над головой коротышки, укусил меня в шею. Словно угадав мои опасения, проводник добавляет:
- Лучи могут предостеречь болью, что ты недавно испытал на себе, но способны и убить. В полдень таких особенно много.
Важила делает паузу, как бы размышляя, стоит ли продолжать рассказ, и, видимо, решает, что наговорил достаточно.
- Невозможно дважды повторить путь, - закругляется он. - Хороший Ходок обязан знать все Лучи на Тропе и время, когда они проявляют себя. На это уходят многие годы.
Я бурчу что-то, соглашаясь с парнем. Подозреваю, что легче заучить путаное расписание галактических рейсов, а уж оно-то никогда не укладывалось в моей голове.
Спустя полчаса, мы делаем остановку возле очередного чуда.
Толстенький соплеменник Важилы сидит на корточках и с благоговением смотрит на пробивающийся из хрустальной глыбы красный луч. Луч очень плотный и походит на лазерный. Я не специалист, но мне помнится, что лазерный генератор несколько более сложная штука, к тому же его необходимо втыкать в розетку. Из камешков такой агрегат не состряпать. Однако луч вот он.
- С его помощью мы передаём вести тагонам, - поясняет Важила. - Ответ принимаем в другом месте.
Я молчу. От ближайшей деревни светлокожих нас отделяет около сотни вёрст. Красный луч, рождаясь в хрустальной глыбе, упирается в другую такую же через дюжину шагов.
Важила что-то говорит соплеменнику, и тот кивает головой.
Сложив пухлую ладошку лодочкой, толстяк перекрывает луч, словно зачерпывает воду из тугой струи. Красный поток не обжигает руку и темнокожий шустро отбивает сигналы. Что-то вроде азбуки Морзе.
- Он сообщил тагонам о нашем походе, - говорит Важила.
***
Кусочек мяса шипит на небольшой жаровне. Важила поправляет его заострённой щепкой, посыпает пряностями. У нас привал.
- В полдень Боги закрывают Тропу. Полдень время молитвы.
Сам Важила молиться не спешит.
- Светлокожие почитают тех же богов? - спрашиваю я.
- Лишь называют иначе.
Я молчу.
- Равнина не принадлежит никому. Боги завещали её всем, кто живёт вокруг.
До полудня я сполна насытился чудесами. Мы видели плавильную печь и что-то вроде металлургического заводика, где лучи резали и сваривали сталь. Мы прошли мимо хрустального образования, выполняющего ночами функции телескопа. А ещё Важила кивал на боковые дорожки и рассказывал о тех чудесах, что скрываются в стороне.
Велико искушение представить Равнину мыслящим сверхорганизмом, или уверовать в местный фольклор. Слишком уж невероятна игра природы. Слишком много случайностей. Но нет. Никакого намёка на стороннее вмешательство. Камни и ничего больше. Хрустальный хаос породил линзы, призмы, зеркала, световоды. Так легли фишки. Случай сдал людям недурной расклад.
Гигантский солнечный коллектор, вот что такое Равнина. Она собирает энергию со всех своих тысяч гектаров и концентрирует её в различного рода объектах, воспринимаемых туземцами как чудеса.
Мы продолжаем путь.
Не столько, чтобы скоротать время, сколько провоцируя спутника на какое-нибудь откровение, я рассказываю о своих богах. Разумеется, таковых не существует в природе, ведь я атеист. За своих выдаю античный пантеон, просто потому, что про него складнее рассказывать. Путая эллинских с римскими, а также тех и других между собой, я раскрываю Важиле великую кухню Олимпа.
Не очень удобно общаться с затылком. Мне кажется, что затылок улыбается. Боги, плетущие интриги, воюющие друг с другом, неразборчивые в сексуальных связях, для парня в диковинку. Здешние небесные отцы обезличены, точно партия андроидов. Они никогда не действуют особняком, на каждое космогоническое предприятие, на всякую эсхатологическую проблему наваливаются скопом. Всей шайкой. У них нет старших, нет разделения труда, нет даже имён. С тем же успехом туземцы могли бы говорить не о Них, а о Нём.
Впрочем, местные боги вовсе не вездесущи и не вседержащи. Туземцы ловят рыбу, охотятся, пасут скот, выращивают зерно, но боги обитают лишь на Равнине. Всё остальное - моря и реки, степи и холмы, люди и животные - создано, по мнению туземцев, природой. Такой вот почти материализм.
И не совсем уж божественная компашка милостива и милосердна.
То, что убийственные ловушки не страшилка для доверчивых инопланетных разведчиков, я убеждаюсь воочию. На тропе лежит обугленная тушка. Какой-то местный аналог голубя (ибо такой же глупый) спустился слишком низко и попал под убийственный луч. Видимо, нечто подобное случилось и с обоими зондами.
Мёртвая птица заставляет нас остановиться. Важила достаёт из мешка совочек с метёлкой и аккуратно собирает останки: Равнину ничего не должно осквернять.
Пора и мне делом заняться. Пока коротышка не смотрит, запихиваю в анализатор горсть камушков. Тест подтверждает догадку. Три месяца ожидания ради тридцати секунд исследований. Бывает и так. На всякий случай беру ещё пару проб. Результат тот же. В одних - незначительные примеси двуокиси кремния, закиси железа и окиси алюминия, большинство же являют собой чистый углерод.
Рассерженные геологи могут занять очередь за злобными гуманитариями. Если хватит камней. Не хватит, можно бросать в меня этими вот алмазами. Их много. Они большие. Каратами тут явно не обойтись.
Равнина - геологический нонсенс. Никаких сопутствующих материалов, никаких вмещающих пород, а главное, никаких вулканических трубок. Да и вообще, подобные алмазные айсберги в тщедушных вулканах не формируются, разве что в недрах остывающей звезды. Планета же на таковую не тянет. И искусственным путём такие глыбы не выпечь. Похоже, груды алмазов появились сами собой. Будто их кто-то вывалил, как ненужный хлам.
Сырые алмазы, как правило, не блестят, но, подразнивая знатоков, камни Равнины сверкают и переливаются. Точно над ними уже потрудились ювелиры Антверпена, и они теперь породистые бриллианты, и с роскошных витрин Золотой Улицы соблазняют богатеньких посетителей Даймондленда.
***
Скоро закат. Мы молчим уже третий час. Тишина жадно впитывает хруст щебёнки. Без понукания воли, мысли бродят и перекликаются, как заблудившиеся грибники.
Зря хрусталём стекло обозвали. Хрустящая сталь - это как раз про алмазы. Любопытно, как они не сжигают самих себя? Полторы тысячи градусов для алмаза предел, за которым графитовая смерть. А чтобы алмаз родился, нужны температуры другого порядка. И запредельное давление. Люди давно научились выпекать камушки. Но ювелиры всё равно предпочитают природное сырьё. Они готовы платить за него втрое. Так что игра стоит свеч.
Месяц спустя, огромными тушами безумных китов, здесь улягутся транспортные корабли. Из их чрева расползутся по Равнине бульдозеры, погрузчики, самосвалы... Железная стая вгрызётся в хрустальную вечность. Раз Равнина не принадлежит никому, значит, принадлежит моим нанимателям.
О, да. Я сдержу слово. О чудесах не узнают ни конкуренты, ни тем более, всякого рода экологи, или защитники прав коренных народов. Не нужны эти чудеса и моим нанимателям. Они жаждут алмазов.
Алмазы. Ради них в прежние времена убивали королей и развязывали войны. Нынче же всё куда мягче. Никто не бросит людей на произвол судьбы. В качестве компенсации, или ренты, племена получат атомные печи, оптоволоконные линии связи, лазерные резаки и всё остальное. Может они даже научаться молиться этим новым богам.
Мои темнокожие приятели останутся жить, а их уникальная культура сохранится в памяти одинокого бродяги, запасов человечности которого не хватит на большее, чем произнести формальное "сожалею". Я циник? Да. Из тех, особо циничных циников, что выставляют свой цинизм напоказ. Но не моя в том вина, что хаос не способен мыслить, что создав чудо, он не предусмотрел варианта, когда за стол усядутся мошенники сродни моим боссам. А эти крокодилы достаточно сильны, чтобы откусить и от вечности.
***
Тропа выводит к большому сверкающему холму, что возвышается над прочими в самом центре Равнины.
- Пещера Богов, - указывает Важила на дыру, ведущую внутрь холма.
Здесь всё называют их именем. Тропа Богов, Лучи Богов, Тигель Богов...теперь вот Пещера. За день мы уже посетили несколько пещер. Но то были гроты, отведённые под отхожие места, и имя богов они не носили. Забавно: даже у величайших земных владык не водилось алмазных сортиров. Эта, в сравнении с прежними, казалась настоящим дворцом.
- Дважды в году, когда день равен ночи, она открыта для нас, - продолжил Важила. - Осенью здесь собираются молодые люди всех народов Равнины. И нашего, и тагонов, и людей Кёрум, и Восточного Союза. Жаль, что ты не мог этого видеть. Тебе бы понравилось. Это настоящий праздник. Юноши и девушки веселятся, сватаются, братаются. А потом, остаются наедине с богами и познают истину.
Настроение моего спутника изменилось, он стал разговорчив. Меня такая перемена настораживает.
- Сейчас весна, - замечаю небрежно, а про себя добавляю, что к тому же и равноденствие.
- Да. Весной мы приводим сюда неизлечимо больных и зитархов.
Последнее слово мне активно не нравится.
Коротышка жестом предлагает войти в пещеру. У меня возникает желание остаться снаружи. Важила настаивает.
- Ты должен пройти испытание, - заявляет он.
- Испытание? Я ведь не юноша.
- Ты зитарх. Божевильный по-вашему. Свободный от богов.
Чего-то в этом роде я и готов был услышать.
- Моего слова тебе недостаточно?
- Клятву ты дал людям, а не богам.
Посреди пещеры лежит камень. Он груб, как и все камни вокруг, но на его поверхности виднеется некое подобие седла. Если бы наши задницы были потвёрже, я бы предположил, что гладкое углубление проделано ими. Быть может у местных богов алмазные ягодицы?
- Садись и жди, - говорит Важила.
- Долго?
- Ты поймёшь сам.
Коротышка уходит.
Сажусь и жду. За хрустальными сводами набухает закат. Внутрь он проникает мягким рассеянным светом. Зайчики играют, мельтешат и, мне кажется, мельтешат слишком быстро. Зрение не успевает уследить за ними. Пятна смазываются, сливаются, теряются друг в друге, словно тестовые картинки на дальтонизм.
Что-то настойчиво пробивается в моё сознание. Какие-то странные обрывки чужих мыслей. Хищных мыслей.
Психотронный генератор? Я видел подобные штуки у военных. Они воздействуют на эмоции. Но игрушки генералов грубы и примитивны. Вызвать у врага панику, вот и всё на что они способны. Здесь же я чувствую мощь иного рода. Мысли, не эмоции, их в чужую голову просто так не впихнёшь. Невероятно, чтобы природа создала такой артефакт. Подобрать нужную комбинацию оптических раздражителей, а, возможно, и не только оптических, мог лишь разум. Причём разум сходный с человеческим. Опять случайность? Игры хрустального хаоса? Ересь! Камни не могут думать, не могут внушать. Я скорее поверю в нелепые мифы.
Сопротивляюсь. Я приучен бороться. Разум - тварь живучая. Говорят, он продолжает буйствовать даже в отрубленных головах. Моя же пока на месте. Но мощь пещеры ломает волю и, в конце концов, я теряю контроль. Впадаю в транс, или нечто похожее. Затаившиеся в извилинах ночные видения осмелели и пытаются просочиться. Напрасно. Сейчас не их время. Сознания касаются холодные пальцы вечности.
Быть может, Боги не просто фольклор?
Боги смеются. Боги сердятся. Боги пожимают плечами. Я по-прежнему в них не верю, их это не волнует.
Мировоззрение крошится. Разлетается хрустальными брызгами. Личность, напротив, сжимается в шар. Он становится всё меньше и меньше, срывается с места, врезается в другие такие же... Карамболь. Боль...
Я сижу на алмазном троне. Сижу с ощущением облегчения, какое бывает после приступа сильной рвоты. Что-то из меня изъяли. Чего-то недостаёт. Чего-то совсем ненужного, но своего, родного. Вроде аппендикса.
Заглядываю в себя осторожно. Провожу инвентаризацию. Эгоизм на месте. Железобетонным каркасом он надёжно скрепляет личность. Облегчённо перевожу дух и продолжаю осмотр. Знания разложены по шкафам, опыт сушится на верёвочках памяти. Логика оправлена в рамочку, убрана под стекло и вывешена на видном месте.
Сарказм пульсирует по трубам парового отопления. Скептицизм обдувает прохладой кондиционеров. Лежит нетронутой пыль предрассудков, и фобии то тут, то там, проступают пятнами плесени. Цинизм слегка подтаял. Он обвис, побитый молью и поеденный мышами. Однако и этот старожил на месте. Пропало то, что подпирало его. Равнодушие? Не помню.
Нет, я не изменился. Я не уверовал в богов, не выбросил, с брезгливой ужимкой, любимый пистолет, и рука не потянулась подписывать чек в пользу голодающих детей Африки.
Кстати, о голоде. Сейчас я бы не отказался закатить в свою говорящую лузу пару-другую пресловутых фрикаделек. Жаль не взял с собой ни банки.
Выхожу из Пещеры.
У меня появилась уйма странных идей.
- Знаешь, Важила, мы не пойдём к тагонам.
- В этот раз нет, - соглашается спутник.
Мерзавец всё знал с самого начала.
Спектральный анализ со спутника всегда даёт большую погрешность. Других предварительных данных нет. Я могу написать в отчёте, что не обнаружил алмазов. Кварц, пустые стекляшки, больше ничего. Но мои наниматели не привыкли доверять одиночкам. И если результат разведки окажется отрицательным, они пришлют кого-то ещё. Просто так, на всякий случай.
Вряд ли наймут человека со стороны. "Профсоюз" поднимет шумиху. А кто из наших сейчас без работы? Кого могут ангажировать? Айзека? Вешнина? Танжереца? Каждый из них собаку съел на полевых операциях. Таким носорогам мистикой мозги не запудришь и жалостью не пробьёшь.
А следующее равноденствие через полгода. Через коротких местных полгода, но всё же срок слишком долгий. Хорошо бы как-то оттянуть повторную экспедицию.