Руины Арха:

Убийца

Часть 1

Дух

Глава 1

Бах!

Дробовик рыгнул пламенем, бронтера взвыла, заряд пробил сверху меж лопаток, зверюга была в прыжке, и ее впечатало в пол.

Я спрыгнул со статуи демона, бронтеру накрывает тень моего плаща.

Подошвы ударили слева и справа от зверя, колени согнулись, глянцевое полотно плаща хлопнуло, накрыло заднюю часть бронтеры, ноги плавно распрямляются.

Впереди забилась в подножие плиты уменьшенная копия хищницы.

Детеныш.

Он рычит, но сквозь злобу слышны подвывания, страх то швыряет комочек пластин к матери, то вжимает обратно под тень убежища.

Раненый зверь скребет когтями передних лап, пытается грести к чаду, но бронебойный заряд раскрошил панцирь на спине, перебил позвоночник, могучий хищник теперь как тряпка, тяжелая, будто промочена ртутью.

Пути назад нет, рана с жизнью не совместимая.

Колено стало холодным, коснувшись пола. Ножны покинул охотничий нож, смыш у меня на плече спрыгнул на череп бронтеры.

Борис, мой маленький друг, шлет ей в голову обезболивающие образы. Конечно, не может взять под полный контроль, все-таки лорд смышей, а не бронтер, но внести в мозг помехи, способные повлиять...

Бронтера дергаться перестала, вой стих. Мой разум включен в ментальный союз с Борисом, вижу, как смыш успокаивает бронтеру картинами из ее памяти, где та еще малютка, греется под боком у мамы, безграничная защищенность, уют...

Не желая терять момент, вставляю острие ножа между пластинами на шее.

- Прости, милая...

Клинок резко вошел по самую рукоять, стальной клюв блеснул с другой стороны красным. Бронтера чуть дернулась - и обмякла.

Детеныш забился в темноту, тихо и вопросительно поскуливает в попытках услышать что-то от матери. Но та не ответит.

Нож хлюпнул, покинув плоть, и злость дернула мой взгляд влево.

Все из-за этого малолетнего придурка, чтоб его Арх!..

Грязный мальчишка лет четырнадцати, волосы клочьями, одежда потрепана, забился в неглубокую трещину в стене, перепуган до смерти. На щеке пленка слез подкрашена кровью из трех параллельных царапин, их оставил детеныш, которого мать учила охотиться.

Я распрямился, смыш телепортировался на плечо. Нож в чехол, к мальчишке повели тяжелые, как ведра с гвоздями, шаги.

Выход из его тесного укрытия я преградил, окаменев в грозной позе, как статуя тирана.

Мальчишку трясет, выкарабкивается из трещины, спина неуверенно разгибается.

- Спасибо...

Моя кисть тыльной стороной наотмашь залепила пощечину. Паренек вскрикнул, его отшатнуло назад в разлом.

- Щенок! - процедил я.

Парень держится за обожженную щеку.

- З-з-за что?

- Какого Арха ты не в городе?!

- Я п-просто... х-хотел...

- Смерти!

Знаю, слишком жесток, но эмоции через край. Зверь не виноват, повиновался инстинктам, а инстинкт велел матери искать пищу для детеныша. Неудивительно, что хищница прижала паренька к плитам и велела котенку атаковать, чтобы тот учился драться и добывать еду.

Нет, я бы понял, если бы мальчишка появился в Руинах как новичок, из ниоткуда: вина не его. Но когда без всякого опыта, по нему видно, выходит за стены города один, рассчитывая, что ножик и полупустой револьвер спасут от всех бед...

- Кто тебя только выпустил, - прорычал я тихо.

- Й-йа сам...

Взглядом вдавливаю мальчишку в пол.

- Обхитрить городскую стражу и выбраться за стены мозгов хватило, а понять простую даже для дауна мысль, что в Руинах убьют на первом повороте...

- П-п-простите... Я б-больше не...

Я замахнулся, парень тут же притих, голова вжалась в плечи. Моя рука медленно опускается.

- Чему только родители учат...

Парень шмыгнул носом, проглотил комок, рукав скользнул по лицу.

- Ничему. Отец из города не выпускает, даже под охраной. Говорит, в Руинах не выжить. Я просил, научи, а он только отмахивается, некогда. И не нужно, стены, говорит, защитят лучше, чем я сам...

Какое-то время молчу.

- Ладно, пошли. Доведу в город.

Повел парня за собой. Ему повезло, что не успел уйти далеко. И дважды повезло, что в момент нападения бронтеры мимо проходил я.

Можно не опасаться, что переменчивые Руины заведут не туда. Эти коридоры помню. Мы в зоне вокруг города, здесь Руины меняют архитектуру редко. Такая закономерность: чем ближе к населенным пунктам, тем реальность более устойчива.

Иду спокойно. Стационарных монстров, вроде убьежей и корижоров, нет, жители города давно зачистили окрестности.

Мы вышли к Колыбели.

Видел ее не раз, но все равно впечатляет. Гигантская каменная коробка, подвешенная цепями к потолку. Висит над пропастью, дна у которой нет. Растянутый на километр каменный рот бездны позволяет опускать с коробки подъемные мосты на два противолежащих берега. Сейчас мосты подняты.

В этом подвешенном состоянии Колыбель и впрямь похожа на люльку. Особенно когда гуляют сильные ветра: коробка покачивается, как маятник часов.

А пропасть под городом... Арх всемогущий, ну и жуть! Черный луч, уходящий в бесконечность. Нас еще угораздило выйти на площадку над городом, отсюда вид на пропасть объемный, глубокий. Кажется, если упадешь, дна не достигнешь - будешь только набирать скорость, пока встречный поток не расщепит на атомы...

Жадная пустота отпустила мои глаза неохотно, я вновь примял лицо маской сурового руинца, взгляд нашел паренька.

- Дальше дорогу знаешь.

- А вы?

- Мне там не место. И городским обо мне ни слова, ясно? Даже отцу. От бронтеры сбежал сам.

- Но вы спасли! Как отблагодарить?

Возвращаюсь к арке, из которой мы вышли.

- Живым доберись. Хотя бы отсюда.

У арки я замер.

- Постой...

Обернулся, мальчишка по-прежнему растерян.

- Есть сыр? - спросил я без особой надежды.

Глаза паренька округлились. Он горячо закивал, лезет в сумку.

- Да-да, четверть круга! Едой запасся хорошо...

Я удивился не меньше, у юного скаута оказалось именно то, что нужно мне.

Парень уже подбежал, на ладошках аккуратный треугольник, мягкая скорлупка блестит красным, внутри пузырьки желтовато-белой плоти.

- Сыр "Анюта", по уникальному рецепту, никто, кроме отца, не знает, мама часто готовила.

- А почему "Анюта"?

Парень поник.

- Так звали маму...

Молча гляжу на него.

- Ясно.

Потрепал по волосам, мальчик ожил. Подкидываю сыр, ладонь ловит со смачным шлепком.

- Ну вот, теперь в расчете. Дуй к отцу. И больше не делай глупостей.

Я окинул взором пейзаж Колыбели, и ноги понесли прочь.

- Второе все равно провалишь, выполни хотя бы первое.

Поворот перенес будто в другой мир, светлые просторы сменило мрачное замкнутое пространство туннеля.

Я отщипнул от сыра кусочек, поднес к плечу, Борис обнюхивает, передние лапки берут жадно, но с осторожностью, как бриллиант, носик изучает угощение со всех сторон, резцы начинают измельчать.

Усмехаюсь, палец гладит макушку зверька, тот жует, надув щечки, как хомяк.

- Будем пировать, малыш.

Съестная награда за квест отправляется в бездонную торбу.

Ускоряю шаг.

Колыбель нашел давно. С "Поводырем" оказалось проще, чем я думал. Путеводитель хоть и старый, но еще работает. На привалах и перед сном иногда почитываю. Эта книга спасла толпы руинцев от смерти в коридорных дебрях! Каждая строчка "Поводыря" добыта ценой чьих-то жизней...

Однако я так и не решился в Колыбель зайти.

Слежу за жителями, они то и дело выходят за пределы города, бывает, исподтишка помогаю, но на глаза не показываюсь. Ночлег дают засекреченные мною убежища недалеко от Колыбели. Найти их удается не всякий раз, архитектура Руин меняется, но я все же успел их более-менее обустроить.

На контакт с горожанами не иду. Страх перед людьми. Не перед негодяями - этого добра навалом, чуть ли не каждый день кровь о них вытираю.

Боюсь сблизиться. В Руинах рано или поздно тот, кого любишь, погибает или предает. А это больнее пули подонка: тот на место в сердце не претендует.

У меня есть Борис. Смыш стал единственным и лучшим другом. Ему доверяю. А других не нужно.

Я вернулся к месту, где стынет труп бронтеры.

Скоро здесь будет туча падальщиков. Не помешало бы вырезать филе и пластины, но рука не поднимается на глазах детеныша, тот поскуливает, мордочка тычет в мамкин нос, пытается разбудить.

- Елки зеленые! - воскликнул я. - Точнее... фиолетовые.

Детеныш наконец-то вышел из тени, и я лишь теперь различил: его пластины не коричневые, как у большинства бронтер, а фиолетовые. Слышал, есть такой редкий подвид, как у нас белые тигры. Но увидеть довелось впервые.

Приближаюсь на цыпочках.

Бронтеренок меня заметил, пытается спрятаться в бок матери, под лапу.

Я присел на колено рядом, фиалковые переливы панцирей очаровывают...

Малыш в отца. Я и не знал, что полукровка может унаследовать сочный лиловый окрас в полной мере.

А еще у фиолетовых бронтер, в отличие от обычных, есть глаза. Говорят, это подтверждено вскрытиями, но в жизни взгляд лиловой бронтеры видел мало кто, эти хищники прячут глаза под глухими, как люки космического корабля, костяными веками, которые поднимаются в совсем уж исключительных случаях. На этой благодатной почве расплодилась куча баек, вплоть до того, что взгляд, как у василиска, может мгновенно убить.

Но пока это котенок, глаза не прорезались, зрелища ждать не стоит.

Я вздохнул.

- Ну и что с тобой, красавцем, делать?

Протянул детенышу руки, тот, как и ожидалось, свернулся в пластинчатое ядро. Можно хоть пушку заряжать, пробьет стену как бумагу.

Я поднял твердый мячик, кидаю из руки в руку. Мышцы устают, откормила мамка нехило.

Хм... А почему бы и нет?

Я отвел борт плаща, пальцы дернули сбоку от пояса шнурок, и торба раскрыла горло. Никогда не прятал в нее живых, но Борис, мой учитель, складывал, например, плитожуков. Время внутри, если верить теории, замедляется, малыш не успеет даже проголодаться.

Края торбы я обернул вокруг мячика, тот упал - и его уже нет, черный бархатистый желудок опять прохудился. Фокусники в чудо-шляпах нервно курят на пару с кроликами.

- Пора и нам в норку.

Шнурок вжикнул, превращаясь в узел.

Борис на плече пискнул тревожно. Задние лапки приподняли тельце, мордочка вздернута к потолку.

Я встал с колена, тело наливается пружинистой готовностью, дробовик уже в руках, смотрю в потолок.

- В чем дело, малыш?

В голову, как очередь горячих пуль, приходит серия мысленных образов от смыша.

Сердце забило в набат.

Волкоршуны!

Я прыгнул от бронтеры вперед, вдоль зала, перекат, вскочил. Сверху грохнуло, три удара почти сразу, как один, и рядом с тушей, где я стоял только что, врезалась бурая ракета, пол треснул, выгнулся чашей, ракета расправилась в силуэт грифона без крыльев и глаз.

Волкоршун "смотрит" точно в меня. Когти вгрызаются в плиты, мускулы вздуты, заряжены для броска. Над волкоршуном в потолке дыра, с ее губ льется каменная слюна, звероптица в тумане пыли.

Позади меня еще двое клювастых, над ними такие же страшные нимбы свежих брешей.

Трое. Я в треугольнике.

Зал, что этажом выше, высокий, волкоршуны смогли уйти в пике, разогнаться для тарана. Пике у них иногда пробивает несколько этажей, слепые грифоны ухитряются как-то "видеть" сквозь пласты камня, приземляться точно на жертв.

Чувства обострились, плащ стал второй кожей, вижу спиной, ловлю малейшую вибрацию. Смыш связан с мозгом, служит антенной, и я ощущаю туннель, словно он - часть меня, когти волкоршунов скребут словно не по каменным брикетам, а по мне...

Волкоршун рядом с трупом бронтеры соблазнился халявным мясом, клюв от меня отвернулся, вгрызся в разорванную дробью плоть, эхо склизких звуков.

Двое зарычали на халтурщика со смесью гнева и зависти, но их внимание вернулось ко мне. Напряглись, но прыгнуть не решаются, каждый ждет, что прыгнет напарник, ибо первый неизбежно получит порцию горячих металлических горошин.

Не дождавшись, прыгнули оба. Я рванулся навстречу, колени проскользнули по полу, я выгнулся назад, надо мной сшиблись клювы, ружье выпустило фейерверк дробинок.

Дуэтом взвыло.

Я вскочил в развороте, волкоршуны тоже, у каждого на боку кровавые росчерки, на плитах красные кляксы. Забрызгало и меня. Парочка приготовилась кинуться вновь, но теперь их ничто не отделяет от собрата, который наедается мясом бронтеры.

Один из раненых обернулся на жрущего...

Победил прагматизм. Роняя капли крови, волкоршун подпрыгнул к месту пиршества, хищники закричали друг на друга, начался угрожающий танец вокруг мясной горки.

Я снял со спины "Вампира", так назвал мою плазменную пушку лорд комароя. Щелчок предохранителя, реактор набирает мощность, гудит, красные цифры на счетчике зарядов бегут по возрастанию.

Второй раненый зарычал на занятых дележкой членов стаи, призывает вернуться к охоте, но те глухи.

Его внимание вернулось ко мне, рык перешел в клекот. Ранен серьезнее, чем собрат, но, видимо, это и дало выброс гормона ярости, она пересиливает жажду добычи.

Вот-вот прыгнет, а пушка в моих ладонях еще не готова, нужны секунды!

Вспышка слева, Борис с плеча исчез, возник на спине у нацелившегося на меня зверя, тот сразу почувствовал, извернулся так быстро, что исчез из-под смыша, и тот стал будто подвешенным в воздухе, на его месте щелкнул капкан клюва, я вздрогнул, но клюву достались клочки света от еще одной вспышки, Борис вновь отяжелил мое плечо.

Волкоршун развернулся ко мне, но я выстрелил в потолок.

Полет красной кометы, взрыв, и потолок рассыпается каменным дождем, разливаются тонны пыли. Сцену, где волкоршуны рвут крючьями когтей мертвую плоть, закрывает, как занавесом в театре.

Я отступил, не попасть под каменный язык обломков. Ствол плазмы опускается...

Под грохот из серой тучи на меня вылетел волкоршун.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ФРАГМЕНТА

Полная версия на Libstation или ЛитРес.