Она дожевала кукурузные хлопья, последнее, что было...
Холодильник дышал унылой пустотой в унисон с желудком.
Вечность всё больше становилась явью...
- Алло...алло, - орал в трубку мелкий бес. - Ну, чё, ты там ещё не померла с голоду? А то ты моё предложение знаешь...я тебя давно это...люблю...ты меня тоже это... полюби...и усё сразу будет.
- А так просто помочь не можешь из любви к ближнему? Трубка захохотала:
- Какой - такой... ближний во времена бартера? Все золотые яблоки у нас, а ты их отрабатывай,... Иначе никак. Помрёшь ведь...
- Изыди.
Она бросила трубку.
Думать о завтрашнем дне не хотелось и о сегодняшнем как-то тоже. Она включила "Русский альбом" БГ и в поисках света наткнулась взглядом на потолок. Борис Борисыч по-прежнему сокрушался:
"И что теперь с того, что тьма под куполом?
Что теперь с того, что ни хрена не видать?
Что теперь с того, что все свечи куплены?
Ведь если нет огня, мы знаем, где его взять"...
Где взять огонь дослушать не удалось, так как истерично заверещал телефон. Сработал рефлекс Павлова, и рука сама потянулась к трубке.
- Алло...прокашлялась трубка. - Вы продаете Высоцкого?
- Нет, он уже умер.
- То есть как?..... Ой, ну да, конечно... Я имел ввиду архив у вас какой-то есть - фотки там, вырезки газетные, а я коллекционирую Владимира Семёновича. Продайте, а?
При слове "продайте" желудок в надежде затрепетал и пнул ногой в голову.
- Хорошо, приезжайте, - сказала она, - я вас встречу, а то у нас дверь железная, ни одна мышь не проберётся.
- Я мухой..., трубка сбряцала и разродилась короткими гудками.
Она надела пуховик, взяла пакет с архивом и вышла в подъезд. Архив был очень старый и тяжёлый. То ли от времени, то ли от тяжести пах кислой капустой. Она нашла его в съемной Московской квартире среди мусора. Там были стихи, аккуратно перепечатанные на машинке, газетные вырезки, программка со спектакля "Гамлет" и фотографии. Высоцкий с Мариной Влади. Высоцкий поёт. Высоцкий идёт по улице. Высоцкий задумчиво смотрит в окно. Высоцкий на собственных похоронах. Кто-то собирал всё это с любовью, и любовь сохранилась среди пожелтевших страниц. Она задумалась, сколько всё это может стоить? Ответ не приходил.
На втором этаже открылась дверь, и руки выпихнули пьяную бабку в разодранной шубе.
- Сволочь! - процедила бабка и уселась на ступеньках, закрыв лицо руками.
Атмосфера стала свинцовой, дыхание бабки прерывистым, в подъезде хлопнула входная дверь.
По лестнице поднялся высокий пьяный мужик, бодро дыхнул перегаром и протянул руку:
- Рудольф Сосевич. Я по - поводу архива, ...извините выпивши...
- Я Вика. Ну вот, смотрите, что тут есть.
Он бережно перебирал фотки и листочки, повторяя:
- Потрясающе! Умопомрачительно! Н, да это редкость...
Сколько вы хотите?
Вопрос поставил её в тупик, ответ так и не приходил, а вместе с ним понимание, что ответить:
- Я не знаю, сколько-нибудь, сколько это может стоить...
- Нет уж, вы назовите конкретную сумму, я верю в цифры.
- Ну, две тысячи будет нормально? - неожиданно проговорился её язык.
- Вполне, - ответил Сосевич. - Думаю, торговаться неуместно, приобретая Высоцкого. Только знаете, у меня с собой лишь триста рублей, я вам их оставлю в качестве залога, но обещайте никому не продавать архив Владимира Семеновича, я принесу остальное через неделю. Вы перевяжите его тесёмочкой к этому времени.
Она кивнула.
- Сволочи, все сволочи, - сокрушалась бабка, теряя связь с миром и направляясь навстречу свежему воздуху.
Сосевич, спускался по ступенькам, присвистывая:
- Классный архив...вот уж никогда не думал, что буду платить деньги за Владимира Семёновича...
Она растерянно стояла на лестничной клетке с архивом в одной руке и тремястами рублями в другой. Архив стал невыносимо тяжелым и тянул к земле, запах кислоты превратился в запах серы. Рядом с ней возник Человек, он всегда приходил вместе с совестью. Долго молчали, смотрели друг на друга, потом поднялись к ней домой.
- Знаешь, сказал Человек. - Я бы этот архив просто так отдал, какими бы трудными не были времена.
Она вздохнула, и архив превратился в гири.
В дверь раздался спасительный звонок.
На пороге стоял Сосевич:
- Извините, пожалуйста, просто очень волнуюсь, только никому не продавайте, ладно? Дождитесь когда я...
- Забирайте, - радостно воскликнула она. - И триста рублей забирайте тоже. Я вам дарю.
- Так нельзя, Вы неадекватная какая-то...так не бывает..., - испугался Сосевич.
- Берите, вам говорю.
Он не уверенно потянулся к архиву и прижал его к груди:
- Триста рублей не возьму. Это тоже в дар. Иначе гадом себя буду чувствовать.
И быстро зашагал вниз по ступенькам.
Она захлопнула двери и улыбнулась Человеку.
- Ну, как? - спросил он.
- Фу......отлегло...
Радость наполнила комнату.
- Знаешь что? - сказала она. - У нас же есть триста рублей в дар! Можно на них продуктов купить, жить какое-то время.