Франтишек Пакута : другие произведения.

Волшебные корабли

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  

ФРАНТИШЕК ПАКУТА

  
  
  
  
  
  
  
  

КНИГА:

  
  
  
  
  

ВОЛШЕБНЫЕ КОРАБЛИ

  
  
  
  
  
  

(фантастика)

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

2011 год, город Ленинград.

  
  
  
  
  

ПРОЛОГ.
НЕ СУДИТЕ - И НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ.

  
   Иногда кажущиеся нам просто невероятными, а порою вызывающие снисходительную улыбку или сострадание к попавшим в сложное положение героям, эти события произошли в самой удивительной и самой поразительной стране на всей нашей голубой планете под названием Россия. Проживающий в ней народ в начале двадцатого века, восстав против наживающихся на страданиях людей так называемых помещиков и капиталистов, а на самом деле просто обычных воров и грабителей, совершил под руководством воспитанной Великим Лениным партией большевиков-коммунистов Великую Пролетарскую Революцию.
   Желательное для всех тихое и относительно спокойное время в жизни населяющих нашу землю людей наступает не сразу после рождения маленького и совершенно беспомощного младенца, а по мере его роста и взросления. Одни народившиеся на, так сказать, белый свет люди еще в самом начале своей земной жизни, предвидя неодолимые препятствия при достижении своей заветной мечты, отказываются от нее и, довольствуясь малым и совсем не привлекательным, всю свою отпущенную им жизнь жалуются на свою разнесчастную судьбу. Другие же, долго не раздумывая над немало озадачившими их жизненными проблемами, сразу же бросаются в бой с любою стоящей у них на пути к собственному счастью реальной или нереальною силою и, добиваясь желаемого, всю свою дальнейшую жизнь распространяют вокруг себя доброту, радость и сострадание к окружающим их людям. Это, как раз и есть именно то самое помогающая людям в скорейшем обретении земного счастья непременное условие для каждого проживающего на земле человека.
   Вполне возможно, что только и поэтому я, ваш покорный слуга, преднамеренно выбрал героями своей книги не сказочных принцев и даже не стойких борцов за счастье всего человечества, а вполне обыкновенных парня и девушку. Мои герои вполне обычные простые советские люди, однако, соединившее их чистые юные сердца чувство необыкновенное. По мере своего повествования я то и дело стану бросать их во всевозможные жизненные ситуации, буду ставить на их пути к достижению собственного счастья всевозможные непреодолимые препятствия. А для еще большей уверенности, что именно они, мои герои, обладают этим приносящим с собою истинное блаженство от проживаемой людьми земной жизни счастьем, я даже стану разлучать их на долгие годы. Если в соединивших их чувствах будет присутствовать хотя бы малюсенькая капля фальши, то герои этой книги, не выдержав подобного испытания жизнью, отрекутся от него и останутся обыкновенными людьми, каких на нашем белом свете многие миллионы. Но, если они, несмотря на тяжелейшие испытания судьбы, сумеют сохранить свое чувство в непорочной чистоте, возвысит их над всеми остальными людьми, сделает их достойными подражания личностями, возведет их в ранг героев нашего времени. К слову сказать, они сами об этом никогда не задумываются и даже не мечтают о подобной своей роли в современной жизни. Они просто хотят быть счастливыми, и будут бороться за свое счастье по мере своих сил и возможностей.
   Своих героев я встретил в салоне летящего по поднебесью навстречу жаркому южному солнышку самолета. Несколько дней назад мне позвонил председатель профкома и предложил горящую путевку в санаторий.
   - Большое спасибо, что не забываете обо мне, но я мечтаю только об отдыхе на берегу Черного моря, - любезно отклонил я его предложение.
   - Тогда радуйся, счастливчик, - услышал я в трубке голос председателя профкома, - я предлагаю тебе путевку в санаторий, который расположен на береге именно Черного моря.
   Председатель профкома знал к кому обращаться с подобным предложением. Мне холостому и свободному, как в поле ветер, не нужно было много времени на раздумья. И я. Не соизволив даже немного задуматься над его предложением, тут же дал свое согласие. Вся последующая неделя прошла в не менее радостных хлопотах по подготовке к поездке в санаторий. Все это время я представлял в своем взбудораженном воображении лазоревое море, желтый пляжный песочек и бросающих в мою сторону любопытствующие взгляды красивых молоденьких девушек. Но этих увлекательных девушек в моем воображении было до того много, и все они до того сильно пленяли меня своим неземным прелестным очарованием, что я, растерянно переводя свой пылающий взор с одного красивого личика на другое, никак не мог остановить свои разгоревшиеся глаза хоть на какой-нибудь южной красавице. Это меня несколько огорчала, и я торопил время, чтобы сделать свой окончательный выбор уже не в своих грезах, а наяву. И вот сегодня я, надев на себя выходной костюм и наполнив свою дорожную сумку всякими остро необходимыми в поездке для современного человека мелочами, бодро и весело отправился в аэропорт, чтобы занять свое место в салоне улетающего на юг самолета. Подгоняемому своими радужными представлениями мне очень хотелось, как можно скорее, оказаться на пляжном берегу лазоревого моря, чтобы начать покорять сердца уже давно поглядывающих в ожидании моего прилета на голубые небеса южных соблазнительниц.
   Самолет строго по расписанию тронулся с места и неспешно покатил на взлетную полосу. Пристегнувшись ремнем безопасности, я, увлекаемый пленительными образами, только настроился досматривать свои видения, как мой растерянно скользящий по салону взгляд помимо воли зацепился за сидящих впереди меня пожилых людей. Не понимая, что особенного может быть в этих пожилых людях, я поспешил отвести свой взгляд, чтобы снова с головою погрузиться в свои сладостные видения. Но эти еще совсем недавно до того сильно притягивающие мое внимание соблазнительные видение вдруг неизвестно почему взяли и куда-то запропастились, а мои глаза, как магнитом, снова потянулись к этой вовсе не интересной для меня в данное время пожилой паре.
   В сидящем впереди мужчине я видел только одни причесанные назад и уже тронутые сединою волосы, а вот сидящую возле иллюминатора и часто оборачивающую к мужчине женщину я рассмотрел довольно неплохо. Жгучая брюнетка с приятным смуглым лицом она время от времени освещалась такой заразительной улыбкой, что, глядя на нее, и мое лицо помимо воли кривилось в ответной ласковой ухмылке. Со вкусом подобранные к ее темному платью коралловые бусы шаловливою змейкою огибали ее изящную шейку. А с мочек ее ушей свисали золотые сережки с отсвечивающимися при ярком освещении в салоне самолета изумрудным блеском камнями.
   Я так и не смог отвести от них своих разгоревшихся огнем непонятного мне любопытства глаз и, как завороженный, полностью сконцентрировав все свое внимание на этой вызывающей во мне интерес пожилой паре, поневоле начал прислушиваться к долетающим обрывкам их негромкого разговора. И только тогда, когда я вникнул в суть их о многом говорящих слов, а заодно более-менее присмотрелся к их отношениям друг другу, я, наконец-то, начал догадываться, чем таким особенным пожилые люди вызывали во мне живой интерес. Каждое сказанное ими друг дружке слово, и каждый брошенный ими друг на друга взгляд, искрились уже давно позабытой современными людьми теплотою и любовью. И все эти проявления истинного на земле счастья не только больно резали глаза моим уже давно отвыкшим от подобных излияний чувств современникам, но и вызывали в наших очерствелых в неприглядной повседневности душах остро томящую тоску о чем-то, что уже давно было нами безвозвратно утеряно. От этой пожилой пары веяло таким безмятежным покоем и уверенностью в своем безоблачном будущем, что мне поневоле подумалось:
   - Счастливые люди.... Живут себе, по всей видимости, в деревенской благодати без излишней суеты и укорачивающих человеческую жизнь стрессов, попивая теплое парное молочко и любуясь несравненными в своем прелестном очаровании деревенскими пейзажами. Нам же, непобедимым в смертельных схватках за выживание, живущим в каменных коробках горожанам, никогда не удастся сохранить до их возраста такой же, как и у этих пожилых людях, бодрости и жизнелюбия. Мы в отличие от этих пожилых людей, ежедневно наполняя свои легкие удушающей гарью с серными газами и любуясь чахлыми полусухими деревцами, вряд ли сумеем хотя бы дожить до их лет.
   Тем временем самолет, набрав нужную высоту и плавно развернувшись, лег на свой курс. И я, с тяжелым вздохом отстегнув ремень безопасности, поспешил в хвост самолета задабривать никотином нетерпеливо занывшего внутри меня червячка. Вскоре ко мне присоединился и другой заядлый курильщик, в котором я по одежде и по седеющим волосам сразу же признал заинтересовавшего меня мужчину.
   - Не помешаю? - извлекая из кармана помятую пачку с сигаретами, тихо проговорил он.
   - Пожалуйста, - подумав, что он мог заметить мое недавнее пристальное к нему и его спутнице внимание, смущенно пробормотал я.
   Но как бы там ни было, заметил ли он мое любопытство или нет, присоединившийся ко мне мужчина ничем не показал мне своего недовольства, и мы, потихонечку разговорившись, вскоре уже ощущали себя старыми добрыми друзьями. Узнав, что мой новый знакомый родился и вырос в городе Ленинграде, я не удержался от вопроса:
   - Не жаль было уезжать из такого прекрасного города?
   - Даже и не знаю, что мне вам сказать, - тихо проговорил, после недолгого молчаливого размышления, мужчина - но и возвращаться в город детства и юности я уже не собираюсь. Слишком многое связывает меня с теми местами, в которых я сегодня проживаю.... Но, если вы, конечно же, согласны потратить на меня немного времени, то я, так уж и быть, расскажу, что заставило меня в свое время бежать из Ленинграда.
   У меня не было причины торопиться на свое место в салоне самолете. Поэтому, с удовольствием ощущая внутри себя удовлетворенное сопение успокоенного червячка, я молча вслушался в его негромкие слова.
   Отец Козлова Антона Ивановича сложил свою буйную голову в грозном вихре гражданской войны, защищая установившуюся, после Великой Октябрьской революции, Советскую власть от непременного желания бывшего дворянства возродить с помощью иностранных капиталистов в России монархию. Его мама, Козлова Евгения Федоровна, тоже не была в стороне от потрясших до основания в то время всю бывшую российскую империю событий. Руководя одной из самых крупных партийных организаций города, она, неустанно повышая сознательность авангарда трудящихся масс, направляя его бескомпромиссную борьбу за светлое будущее всего человечества. С раннего утра и до позднего вечера пропадая на бесчисленных митингах, собраниях и совещаниях, Евгения Федоровна жертвовала во имя всеобщего счастья воспитанием своего единственного сына. С раннего детства Антону была предоставлена полная свобода в своих действиях и поступках по определению для себя дальнейшей судьбы. После окончания школы, Антон, грезя взволновавшими в то время каждого мальчишку подвигами прославленных летчиков, поступил в авиационное училище. Живой и непоседливый, он был активным участником во всех спортивных состязаниях. И однажды даже вышел победителем в городских соревнованиях по фехтованию, по окончанию которых вручил приз Антону сам товарищ Киров и с наилучшими пожеланиями крепко пожал руку. Как показывалось тогда Антону Ивановичу, впереди его ожидала прекрасная полнокровная жизнь, а на голубом небосклоне своей дальнейшей судьбы он не видел ни одного омрачающего ему жизнь облачка. Антон гордо и дерзновенно смотрел в свое еще ему неведомое будущее, не ожидая в нем для себя ни одного неприятного сюрприза.
   - Мы рождены, чтобы сказку сделать былью, - эти слова из популярной в то время песни стали для него путеводною звездою.
   Бедный, он еще не знал и даже не догадывался, что среди беснующегося в то время вокруг него моря страстей, заряженных, как любили повторять на уличных митингах ораторы, безграничным полетом мечты и просто невероятными фантазиями в строительстве счастливого будущего трудящихся масс, сохранялись еще и холодные умы с трезвым рассудком. Они не только были начисто лишены всяких фантазий о счастливом будущем для всего человечества, но и не считали для себя нужным увлекаться этой совершенно бессмысленной и заведомо нереальной, с их точки зрения, затеей руководства только что образовавшегося пролетарского государства. Этими людьми в первую очередь были оставшиеся по тем или иным причинам в России представители бывшего правящего класса. Потерпев даже с помощью мирового капитала сокрушительное поражение, они не успокоились и переполненные огромным желанием отомстить этим возомнившим о себе неизвестно что бывшим голодранцам за свою нынешнюю пропащую жизнь начали, наподобие саранчи, проникать в государственную и общественную жизнь первого в мире государства рабочих и крестьян. Неплохо знающие и хорошо понимающие нашу невероятно сложную и такую непростую земную жизнь, они проникали в руководящие структуры вовсе не для того, что облегчить простым русским людям жизнь, сделать их равноправными гражданами нашей воистину необъятной Родины. Они всеми правдами и неправдами изо всех своих сил и возможностей старались опошлить выдвигаемые новыми руководителями России идеи, выхолостить из них все живое и привлекательное для простого русского человека, концентрировать внимание русских людей на возможные в будущем для них неприятные последствия в случае их реализации в повседневную жизнь. И первым, кто поспешил придти на помощь подобным людям, был не менее их встревоженный появлением государства рабочих и крестьян Сатана. С присущей изначально дальновидностью Сатана уже предвидел, чем ему угрожают цели и задачи, которые поставило перед собою пролетарское государство. Только поэтому Сатана, а не по каким-нибудь еще другим причинам, направил все свои усилие, чтобы повернуть развитие человеческой истории вспять. Он всем своим нечистым не знающим жалости к людям сердцем желал вернуть освободившийся от рабства империалистов русский народ в прежнюю жизнь, в которой его нечистым слугам и верным сторонникам из людей было так хорошо и привольно обстряпывать свои нечистоплотные делишки. Вернуть именно в ту жизнь, в которой было легко совращать людей на путь зла и подталкивать их к греху во имя скорейшего наступления на земле Ссудного дня. Кому-кому, а Сатане уже было доподлинно известно об грозно нависающей над всем миром глобальной катастрофе, во время которой все проживающие на земле люди будут непременно уничтожены. И Сатана во имя скорейшего наступления этой глобальной катастрофы еще больше подогревал в представителях бывшего господствующего класса слепую ненависть к лишившему их привилегированного положения русскому народу и не менее острое желание продолжать мстить за свое нынешнее незавидное положение. Мало того, так нечестивый Сатана еще начал науськивать на молодое еще не окрепшее Советское государство всех остальных испугавшихся за свое будущее мировых эксплуататоров. Сатана, с помощью верного ему Гипноза показывая им во снах будущую их такую же незавидную участь, наполнял их сжимающиеся в ужасе души вполне понятным страхом и побуждал их замышлять против этого отстоявшего свою независимость пролетарского государства самые изощренные и показывающиеся им вполне реальными и осуществимыми замыслы. Сатана заставил правительства западных стран не только раскошеливаться на помощь внутренним врагам молодой Советской республике, но и направить все усилия на поддержку и прославления их враждебной против русского народа деятельности.
   - Куда вам, ничтожным людишкам, тягаться со мною, самым хитроумным существом во всем созданном нашим Творцом мире? - с осознанием бесспорного превосходства над оболваненными людьми приговаривал Сатана и с молчаливым одобрением наблюдал, как его сторонники, с легкостью расправляясь с безупречно честными людьми, поднимаются по служебной лестнице все выше и выше. - Подождите еще немного, и я от ваших мечтаний о будущем счастье скоро не оставлю камня на камне. Вам никогда не удастся освободиться от моего пагубного для вашей будущности влияния. Вы были, есть и будете вечно моими безгласными рабами. Вам никогда не избавиться от порожденного вами же с моей помощью на земле Великого греха, который мне на радость, а вам на горе, и дальше будет портить вам и без того несчастную земную жизнь. Я клянусь, что и дальше буду безо всякой жалости насылать на вас бесчисленные несчастья и всевозможные беды, пока вы не остепенитесь и не покоритесь моей воле.
   Но Сатана не стал удовлетворяться уже им достигнутым и, немного угомонившись, терпеливо дожидаться результатов своей нынешней деятельности. Он не стал уподобляться стороннему наблюдателю, а начал думать и прикидывать для себя, что он еще сможет сделать, чтобы притормозить эти победно шествующие по всей земле новые веяния, которые уже начали разрушать все его коварные замыслы и лишать его надежды на дальнейшее привольное будущее сил тьмы и зла. Долго думал и прикидывал про себя Сатана, пока ему в голову не пришла, по его мнению, удачная мысль, которая полностью соответствовала его нечистой природе. Сатана подумал, что не мешает и ему самому вначале детально разобраться во всем, чему учили поднимающие угнетенные массы на борьбу за свое освобождение вожди мирового пролетариата, чтобы потом уже со знанием дела думать и решать, как ему следует умудряться искажать их суть.
   - Только при подобном условии я смогу с присущей мне хитростью и ловкость дополнять их учения своими собственными измышлениями. Они-то впоследствии и помогут мне хотя бы немного приглушить свет их всепобеждающей правды и привлекающей к себе людские сердца воистину святой искренности, - подумал Сатана и тут же принялся за подробное ознакомление с марксистко-ленинским учением.
   Кто-кто, а уж Сатана самый непревзойденный мастер на подобные каверзные измышления. Старательно проштудировав первоисточники классиков марксизма-ленинизма, не лишенный способностей Сатана сразу же понял, что ему следовало предпринять в первую очередь. Еще больше усилив деятельность по вовлечению и умножению своих людских сторонников в работе партийных и хозяйственных органах молодой Советской власти, Сатана внушил им, как следует поступать в той или иной ситуации. Уже давно продавшиеся Сатане со всеми своими потрохами, ложные коммунисты сумели втереться в доверие еще не имеющим достаточного опыта в управлении страною представителем народной власти. На словах подобные нелюди, яростно поддерживая начинания Советской власти по освобождению человека труда от эксплуатации, а на самом деле еще больше затягивая на рабочей шее петлю кабалы, все время вносили разлад и сумятицу не только среди трудящихся масс, но и даже в высших эшелонах Советской власти. Это на их совести множество загубленных человеческих жизней во время голода, после кровопролитной и разрушительной гражданской войны. Это они своей вредной для простого народа деятельностью внесли определяющую лепту в организации "охоты на ведьм". Это по их милости большая часть кристально честных и верно служащих своему народу государственных и партийных деятелей были объявлены "врагами народа", которым, как писали тогда газеты, "жгут глаза успехи социализма в стране", и которые "мстят партии и народу за свои неудачи, за свой провал". Эти, так называемые, согласно старательно внедряемой сторонниками Сатаны в сознание русского народа измышлению "враги народа" все это время втайне пакостили делу рабочих и крестьян, взрывая шахты, поджигая заводы, уничтожая скот в колхозах, чтобы сорвать достижение трудящихся масс и вызвать в стране неудовольствие Советской властью.
   Антон Иванович еще не знал, что расчетливые и безжалостные пальцы Сатаны уже подкладывают под молодое Советское государство такую мину, взрыв которой в нужный момент и в нужном месте породит ураган небывалой доселе силы, что для многих мечтателей и фантазеров уже станет не до счастливого будущего. Обрушившиеся на них по навету все тех же сторонников Сатаны неожиданные беды и несчастия заставят их уже думать не о своем счастливом будущем, а о том, как им очиститься от напрасных обвинений, как им доказать своему народу, что они желали и продолжают желать для русских людей только одного добра. Несчастье обрушилось на хмельного от испытываемого им счастья парня, как гром с ясных небес, совсем неожиданно. В тот вечер мама Антона слишком уж долго не возвращалась домой с работы. Ближе к полуночи обеспокоенный долгим отсутствием мамы Антон позвонил в партийный комитет предприятия. Но и даже то, что слишком долго никто не поднимал телефонную трубку, не насторожило просто беспокоившегося о своей маме Антона, не показалось ему предвестником беды и для него самого. Но, когда ему, наконец-то, позвонили, то он услышал о своей маме такое, что впоследствии перевернула всю его жизнь вверх тормашками.
   Как оказалась, его мама была соучастником убийц товарища Кирова, их опустившимся и нравственно разложившимся выкормышем, долгие годы скрывающая свое истинное лицо под маскою честного партийца.
   Кто-кто, а Сатана знает, как ему очернить и оболгать людей, которые по тем или иным причинам начали ему мешать обделывать на земле свои нечестивые дела. Его этому поганому делу учить было без надобности. К тому же и нужных ему для такого дела людей в стране, где еще совсем недавно правил антинародный режим, было предостаточно, или, как говориться, хоть пруд ими пруди.
   - Моя мама враг народа! - воскликнул про себя онемевший от ужаса Антон. - Я не могу в это поверить! Это какая-то ошибка! Скоро, когда во всем разберутся компетентные органы, моя мама возвратится домой! И все у нас снова будет по-прежнему!
   Он не спал всю ночь, а мамы дома все еще не было. Утром он отправился в училище, а там уже все обо всем знали. Его вчерашние друзья и любимые учителя от него отвернулись. Ошарашенные педагоги с какой-то неясной даже для самих себя тревогою пристально всматривались в лица своих учеников, словно поджидая, что на их еще совсем юных лицах, вдруг, возьмет и проявится знак, свидетельствующий об их безукоризненной верности партии и народу, или откроется черное нутро замаскированного врага народа. Бациллы недоверия и подозрительности заразили всех. И только один вдохновитель и организатор всей этой "охоты на ведьм", Сатана с насмешливой ухмылкою пожинал густо посеянные его верными сторонниками всходы. Он был вполне удовлетворен проделанной его нечестивыми приспешниками работою, но не думал, что на этом злодействе все его проблемы разрешатся сами собою. Сатана уже был слишком опытным и за всю бесконечную историю развития человечества он уже не раз перебывал в подобных передрягах. А поэтому даже не думал останавливать своих немало порадовавших его своим злодейством слуг. Сатана снова замышлял новые и еще более грандиозные для осмелившихся воспротивиться его воле русских людей пакостные каверзы.
   Обескураженный Антон не обижался на своих товарищей. Антон, где-то на самой глубине своей онемевшей души, понимал, что он и сам, будь на его месте кто-нибудь другой, не мог не поступить с ним так же. Антон не мог обижаться и на Советскую власть, цели и задачи которой он воспринимал всем своим юношеским сердцем и оставался, несмотря ни на что, им верным. Он просто не понимал, почему окружающие его взрослые люди не видят в нем истинного патриота и стойкого бойца в борьбе за торжество идей социализма. Обида терзала не подготовленное спокойно и невозмутимо воспринимать все, что происходило с ним в последнее время, его сердце до того больно и мучительно, что Антону уже не хотелось даже жить на этом белом свете. Сейчас он уже мечтал, чтобы так жестоко поступившая с ним судьба подарила ему возможность умереть за правое дело на глазах всего училища.
   - И пусть они тогда переживают, что мне не поверили, что оттолкнули меня от себя в то время, когда мне особенно была нужна их поддержка и помощь, - раз от раза шептали онемевшие от происходящего с ним губы Антона.
   Антон даже сам не мог определить и понять для себя самого, чего в этих мыслях было больше: горечи от отчаяния, мольбы к окружающим его людям, или, что было наиболее вероятным, какой-то, пока им до конца не осознанной, обиды.
   Но время шло, а судьба даже и не думала подбрасывать удобный случай для реабилитации Антона перед товарищами. Хоть какой-нибудь весточки от сидящей в предварительном заключении мамы все еще не было, а оставленных ему по проживание денег с каждым очередным днем становилось все меньше и меньше. И Антон решился.... Он зашел в Белый дом на Литейном проспекте скорее, чтобы принять для себя окончательное решение, чем в надежде узнать хоть что-нибудь о маме. И оттуда, уже не заезжая домой, отправился на вокзал, где на остающиеся у него деньги приобрел билет на первый оставляющий город поезд до конечной остановки. Так он и уехал, или, если более точно высказать его тогдашнее состояние, сбежал от напугавшей его до смерти пустоты и неопределенности. Провалявшись несколько суток на жесткой верхней полке вагона, отвечая на расспросы попутчиков односложными фразами, Антон, когда поезд прибыл на конечную остановку, вышел на залитый ярким светом южного солнышка морской берег. Вышел и, окуная босые ноги в горячий песок, побрел в увлекающую его все вперед и вперед неизвестность, пока не наткнулся на возвращающихся из моря рыбаков. Антону повезло.... Сумрачный малоразговорчивый председатель рыбацкой артели, залюбовавшись его крепкими бицепсами и спортивной фигурою, предложил ему остаться в поселке и даже выдал на первое время небольшой аванс. С этого дня Антон и поселился в небольшом рыбацком поселении, куда еще не успел с полною силою задуть бушующий по всей России поднятый коварным Сатаною ураган. Люди здесь оказались на редкость приветливыми и добродушными. И бесхитростный работящий Антон быстро отогрелся возле них своею надломленною душою, а его горе и съедающая его изнутри обида на не понявших его людей начали потихонечку утихать.
   Прошел ровно год с того дня, как Антон начал свою новую жизнь в небольшом рыбацком поселении на берегу Черного моря. За это время его уже успели признать своим и полюбили все за исключением председателя сельского совета. Егор Кузьмич был недоволен появлением в поселке чужака, но, не желая ссориться со строптивым председателем рыбацкой артели, делал вид, что его не замечает. При проклятом царизме, как образно характеризовал Егор Кузьмич немалый отрезок своей жизни, он владел ветхим постоянно давшим течь баркасом с таким же старым парусом, а жил в перекосившейся окруженной со всех сторон подпорками развалюхе. Движимый в то время самыми благими для самого себя пожеланиями Егор Кузьмич грозился на словах непременно ее перестроить, чтобы прожить остаток отпущенной ему судьбою жизни в добротном доме. Однако на пути его благих намерений стояла хмельная медовуха, которая своим невыносимо тяжелым похмельем все время заставляла Егора Кузьмича временно отказываться от всех своих задумок и переносить перестройку своей хибары на более отдаленное время. Поднимающая его по утрам головная боль заставляла Егора Кузьмича быстро соображать, кому в это время из жителей поселения могут понадобиться его трудовые руки. И тогда он, подгоняемый хуже кнута тяжелым похмельем, тут же семенящей трусцою мчался туда, где его могли угостить так ему сейчас необходимой чашею крепкой медовухи. Выздоровевший и намного повеселевший Егор Кузьмич возвращался в свою халупу уже только ближе к полудню, где его, как всегда, малоразговорчивая жена ставила перед ним миску с отварной рыбою и уходила по своим делам. Неприятно при этом морщившийся Егор Кузьмич подтягивал к себе миску и с громким чавканьем неторопливо пережевывал положенную для него рыбу, сердито выплевывая на глиняный пол рыбьи кости и одновременно соображая, как ему изловчиться, чтобы и в этот вечер он смог бы залить свою проклятущую жизнь хмельной медовухою.
   Немало бредовых идей рождалось в хмельной голове Егора Кузьмича по улучшению своей жизни, но хорошо знающие его односельчане только посмеивались над его прожектами. Хотя однажды он сумел удивить их всех, когда, наслушавшись разговоров о хорошей столичной жизни, заколотил досками окна и двери свой халупы, чтобы вместе с женою и малолетней дочерью уехать из поселка на поиски лучшей доли. Однако, как оказалось впоследствии, он и в столице не пришелся ко двору. Ибо, вскоре, после победоносного революционного Октября и последовавшей за ним гражданской войны, он снова возвратился в родные края.
   - Приехал, - заявил Егор Кузьмич на первом же собрании рыбаков поселка, - по поручению революционного питерского пролетариата устанавливать в родном поселении Советскую власть.
   Бурные политические события преобразили впечатлительного Егора Кузьмича. Выучив наизусть несколько десятков лозунгов, он увидел в себе человека новой эпохи и проводника новых идей. Изменился он не только внутренне, но и внешне. Он избавился от принижающей его среди окружающих людей сутулости, его грудь подалась вперед, и ходил он, уже не спеша, с достоинством, а не бегал, как раньше, просящей трусцою. От чаши с крепкой медовухою он по-прежнему не отказывался, но принимал ее из рук подающего ему односельчанина уже без прежней заискивающей благодарности, не забывая подчеркивать, что, как честный сельский пролетарий, он с презрением относится к эксплуатирующим в былое время его рабочие руки людям.
   - Но так, как мои предки и я сам родился и вырос в этом рыбацком селении, то я постараюсь забыть о вашем недостойном прошлом, - с удовлетворенною ухмылкою добавлял Егор Кузьмич и одобрительно хлопал угощающего его рыбака или рыбачку по плечу. - Если, конечно же, вы одумаетесь, и будете помогать мне в построении новой справедливой жизни....
   Опрокинув чашу в свое горящее нутро, Егор Кузьмич негромко покрякивал, с мрачным удовлетворением ощущая, как тяжелое похмелье потихонечку ослабляет на нем свои стальные тиски и, прикусив хрустящим на зубах соленым огурчиком, забавлял гостеприимных хозяев вместо благодарности рассказами о своей столичной жизни. В прославлении своих скромных заслугах он был просто неподражаем. Собирающиеся в такое время возле него рыбаки с интересом, а рыбачки со страхом и с сочувственными охами, вслушивались в красноречивое разглагольствование Егора Кузьмича о его бурной столичной революционной деятельности и об его личном участии в знаменитом штурме царского дворца. Этими своими красочными россказнями Егор Кузьмич не только благодарил односельчан за угощение, но и старательно убеждал их, что он при новой власти человек заслуженный, и что они вполне могут использовать его авторитет в собственных интересах. Односельчане, зная о природной трусости Егора Кузьмича, не очень-то верили в его россказни, но, пока еще очень смутно представляя для себя новые веяния, в ответ только согласно кивали своими бедовыми головами.
   Если не обращать внимания на подобные странности, то во всем остальном Егор Кузьмич был добродушным и вполне безобидным человеком. Односельчане быстро раскусили мотивы играемой Егором Кузьмичом перед ними комедии, поняли его желание обеспечить самому себя привольную и спокойную жизнь, не утруждаясь тяжелой рыбацкой работою, и, когда понадобилась выбирать председателя сельского совета, они единогласно проголосовали за него. Пораскинув своими расчетливыми крестьянскими головами, они решили, что им лучше иметь начальником своего, пусть и не путевого, чем пришлют со стороны еще неизвестно кого. Пожелав придать своему избраннику более-менее представительный вид, они сообща срубили ему новую избу и во всем остальном продолжали свою прежнюю неторопкую жизнь. Так и добился, в конце концов, Егор Кузьмич для себя место у общественной кормушки, возле которой он не только был как бы на своем месте, но и ощущал самого себя, как рыба в воде. Ему нравилось разыгрывать из себя, пусть и небольшого, но начальника, не без удовольствия пропадая на бесчисленных собраниях, совещаниях и вызовах к районному начальству. По возвращению в поселок он с важным видом передавал все, что требовалось новым властям от рыбаков председателю рыбацкой артели, а сам, забегая на минуточку к ближайшей вдове, проводил с нею в приятной беседе остаток дня. Обескураженный его сообщениями председатель рыбацкой артели озадаченно почесывал свой уже давно облысевший затылок и бежал к артельщикам, где они уже все вместе решали, как им умудриться и власть удовлетворить, и самим не остаться в накладе.
   Продолжая вслушиваться в тихие неторопкие слова Антона Ивановича, я довольно ясно и отчетливо представлял в своем воображении расположившихся в уютном месте среди прибрежных скал собравшихся отметить годовщину его жизни в рыбацком селении сверстников Антона. Мне легко было представить нарезанную на газетном листе вонючую селедку, очищенные от шелухи луковицы и насыпанную возле этой обычной для того времени закуски горсточку соли. И даже несколько бутылок мутной сивухи мне тоже не составило большого труда представить. Самогонка наряду с селедкой, луком и солью была и всегда будет непременным атрибутом организованных на скорую руку всевозможных застолий для русских людей. Эта самогонка, по всей видимости, полюбилась неприхотливыми русскими людьми только потому, что никогда не требует долгих застолий и приветственных речей. Самогонка эти их застолья всегда начинает и заканчивает только со своим наличием. Отмечая такую немаловажную в жизни чужака дату, участники этого своеобразного пикника потребовали, чтобы и непьющий Антон тоже принял участие в распитии традиционной самогонки. И Антон, не желая портить своим новым друзьям настроение, поднял налитую ему по самые края стопку и залпом проглотил в себя ее содержимое. Крепкая, настоянная на курином помете самогонка обожгла Антону глотку. И ему пришлось еще долго хватать губами воздух, чтобы немного придти в себя. Отдышавшись, он схватил кусок хлеба и торопливо заел все еще остающийся в его рту неприятный осадок.
   Отвернувшийся от продолжающих распивать этого воистину чертового варева парней Антон залюбовался морским побережьем. Ему и до этого нравилось в тихие теплые летние вечера наблюдать за так сильно волнующим его видом засыпающего, после долгого утомительного дня, моря. Антон и сам не понимал, почему именно море его так сильно беспокоит и привлекает. Однако это его непонимание не мешала ему наслаждаться от появляющихся у него во время лицезрения необозримого морского пространства приятно волнующих ощущений. Словно с этим морским пространством у Антона, если не в этой жизни, то уж непременно в прошлых жизнях, было связано что-то особенно важное и значительное. Словно именно с морем, а не с чем-нибудь еще, ему удалось добиться осуществления всех своих самых сокровенных желаний, самых высоких побуждений своей чистой совестливой судьбы. Что-то находящееся внутри Антона все время подсказывало, что он еще не до конца осуществил свое высокое предназначение на земле, что впереди в связи с этим его ожидают еще более удивительные приключения. И что он постоянно должен готовиться преодолевать в своей очередной жизни кажущиеся непреодолимыми препятствия, которые будут иметь немаловажное значение не только для него самого, но и для всего живущего на земле человечества.
   - Как же я смогу исполнить это свое предназначение, если моя жизнь с самого начала поворачивается ко мне теневой стороною!? - недовольно восклицал про себя Антон и старался по возможности скорее от подобных мыслей избавиться.
   В вечернее время на море не было слышно неприятно бьющих по ушам пронзительных выкриков чаек. Они молча взлетали в нахмуренные небеса и плавно парили над синевою мерно колыхающегося моря. Но особенно нравилось Антону смотреть на всю изжеванную нередко мгновенно превращающимся из тихого и умиротворенного в самого настоящего свирепого дикого зверя морем прибрежную полосу. Она то трусливо пряталась, затаившись в глубоких оврагах и расщелинах от непредсказуемого в своем поведении моря, а то с отчаянной решимостью и бесшабашной храбростью вторгалось в чуждое ей морское пространство своими истонченными безжалостными морскими волнами основаниями и с дерзко зеленеющей на более широкой верхней части травою. А иногда даже и с развевающими по ветру лишенными недовольно урчавшим морем земли корнями чахлыми деревцами. Нет и нет, смотреть и любоваться этим застывшим наглядным доказательством ни на одно мгновение не прекращающегося противоборства моря и суши равнодушным бесстрастным взглядом у Антона никогда не получалось. Его воображение тут же начинало ему показывать, как раздраженное глупой и совершенно бесполезной неуступчивостью суши, море со всей силой набрасывается на прибрежную полосу, круша и изламывая в щепки на своем пути абсолютно все, что воспринималось им не иначе, как сопротивлением ненавистной ему в данное время земли. А потом, так и не добившееся в очередной схватке бесспорной победы море с угрожающим глухим урчанием откатывает со всеми своими уже ставшими совсем не страшными волнами обратно, чтобы снова и снова накапливать в себе яростное раздражение этой не позволяющей ему разлиться по всему миру сушею для очередного умопомрачительного броска.
   На одном из подобных выступов прибрежной полосы стояла возле понуро опустившего вниз свои искореженные ветром иссохшие ветки деревца стройная фигура молоденькой девушки. На фоне уже начавших сгущаться над землею вечерних сумерек эта девушка показывалась Антону отважившейся выйти на берег из моря пугливой русалкою. Возможно, что только и поэтому она выглядела для уже порядочно захмелевшего от выпитой самогонки Антона до того привлекательно, что тут же пробудившиеся в нем чувственные желания со страшной ничем неодолимой силой потянули его к этой девушке. Ему почему-то так сильно захотелось не только оказаться рядом с этой привлекшей к себе его внимание девушкою, но и, взяв ее за руку, решиться на что-то, еще не известное для Антона, большее.
   - Что же это такое со мною сегодня происходит!? - недовольно буркнул Антон, раздражаясь от зародившего в нем неуемного желания погладить эту девушку по волосам, поцеловать ее смуглые от загара плечи.
   Антону до того сильно захотелось хотя бы одно мгновение побыть с этой показывающейся ему необыкновенно прекрасною девушкою рядом, чтобы не только насытить свое взволнованное тело ее воистину прелестным очарованием, но и согреться в исходящей от нее даже на таком расстоянии теплотою своей очнувшейся от слишком долгой спячки душою.
   - Пора возвращать в село, Антон! - выкрикнули уже успевшие справиться с самогонкою парни, но Антон, сославшись на недомогание, остался.
   Шутливо посмеивающиеся над непьющим Антоном парни заторопились с побережья в село, а взбудораженный хмелем и присутствие молоденькой девушки Антон продолжал сидеть и с непонятной ему тоскою наблюдать за незнакомой девушкою. Его врожденная робкая стеснительность не позволяло ему, как поступил бы на его месте любой другой парень, встать и, подойдя к этой девушке, попытаться с нею познакомиться.
   Досадуя на свою непонятно почему-то вдруг обнаружившуюся в нем робкую нерешительность, Антон перевел свой горящий от воспламенившейся в его груди неугасимым огнем страсти взгляд на темнеющие вместе с вечерними сумерками небеса. Но и в них он не нашел для себя спасение от неудержимо привлекающего его к себе силуэта молоденькой девушки. Антону еще и до сегодняшнего вечера уже не раз приходилось видеть и наблюдать за встречающимися ему по жизни симпатичными девушками, но ни одна из них еще не трогала и тем более не волновала его отзывчивое на любое проявление красоты сердце. Вволю удовлетворив свою потребность в лицезрении окружающей его в жизни истинной красоты и привлекательностью, он через краткое мгновение уже начисто забывал об их прелестном очаровании и торопился отойти от них по возможности дальше. Ему в нынешнем своем положении было просто некогда, да и незачем, отягощать самого себе совсем ему пока не нужными переживаниями. Так с ним было раньше, но не сейчас. Что-то такое, уже совсем непонятное для Антона, он сразу же ощутил в этом случайно им увиденном на побережье девичьем силуэте. И это что-то не позволяло ему отказываться от неожиданного подарка его неласковой судьбы. А в том, что эта девушка было предназначена именно ему в подарок, он почему-то нисколько не сомневался. Антон не сводил своих разгоревшихся глаз с привлекшего его внимание к себе девичьего силуэта и с каждым очередным мгновением он показывался ему все более желанным и соблазнительным. Ощущение какой-то еще им до конца не осознанной нежности переполняла Антону грудь, пока он, не выдержав ее властного позыва, не вскочил с места и неторопливо зашагал в ее сторону. Антон понимал, что вряд ли у него хватит решимости самому к ней подойти. И только поэтому он старался идти в надежде встретиться с незнакомкою на тропинке, как можно медленней. Но, несмотря на все больше и больше сгущающиеся вечерние сумерки, девушка не торопилась уходить с побережья и только тогда, когда он уже был совсем недалеко от нее, незнакомка окинула прощальным взглядом погрустневшее море и, резко повернувшись, пошла ему навстречу.
   - Наконец-то, - с облегчением выдохнул из себя окинувший ее изучающим взглядом Антон.
   И то, что в непосредственной близости она оказалась еще более привлекательной, ввело его в такое смущение, что он не придумал для себя ничего лучшего, как отвернуться и с горечью уставиться на глупо возвышающуюся неподалеку справа от него какую-то донельзя уродливую гору.
   - Вы, случайно, не заблудились? - услышал он за своей спиною звонкий голосочек незнакомой ему девушки. - Наше село находится в противоположном от вас направлении....
   И уже нещадно ругавший себя за нерешительность Антон осмелел и, обернувшись к окликнувшей его девушке, представился:
   - Добрый вечер, меня зовут Антоном и, если вы из этого села, то почему тогда я вас не видел в нем раньше?
   - А меня называют Валею, - просто безо всякого жеманства отрекомендовалась девушка, - но и я раньше вас в нашем селе не встречала?
   - Сегодня исполняется ровно год, как я впервые ступил на эту землю и прописался в вашем селе, - охотно объяснил Антон девушке причину их незнание друг друга.
   - Эту свою годовщину вы и отмечали на берегу моря с друзьями? - то ли с иронией, то ли с насмешкою, спросила девушка, окидывая изучающим взглядом раскрасневшееся лицо Антона.
   То, что понравившаяся девушка знала об его участии в недавней попойке, еще больше обескуражило Антона. Поэтому не желающий смущаться еще больше Антон поспешил перевести их разговор на другую более подходящую для него тему.
   - Вы не знаете, откуда взялась возле вашего села эта уродливая гора? - небрежно махнув рукою в сторону вовсе не интересующей его горы, пробормотал Антон.
   - С таким пренебрежением вы отозвались о нашей горе совершенно напрасно, - возразила не согласная со словами Антона Валя. - В пещере этой уродливой, по вашим словам, горы бьют из скальной породы пола ровно девять родников, вода от которых, пробегая по расположенному внутри горы наклонному тоннелю, стремительно падает с небольшой высоты прямо в море. В детстве это пещера было нашим единственным местом развлечения, несмотря на ходящие по селу об этой горе всякие досужие вымыслы....
   - Вполне возможно, что я несколько переборщил в своем оценке по этой горе, - поспешил поправиться Антон и, после недолгого смущенного молчания, добавил. - Но, все равно, она смотрится среди окружающих ее прибрежных скал довольно мрачно....
   - Нашим старикам эта гора тоже не очень нравится, - уже намного тише добавила Валя. - Они почему-то убеждены, что в этой горе поселился дьявол....
   Опустившееся на землю вместе с вечерними сумерками волшебство ночи тут же заблагоухала возле них своим чудодейственным дыханием. И Антон с Валею, поддавшись ее очарованию, еще долго гуляли по пустынному побережью. Обезоруженный ее наивной простотою и искренностью Антон не осмеливался взять ее даже за руку, а не то, чтобы решиться и поцеловать в розовые от смущения щечки. При одной только мысли об этом он только терялся и цепенел, а его разгоряченная близостью красивой девушки кровь трусливо замирала. И Антон, проклиная свою раньше не свойственную ему робость, лихорадочно выискивал причину, не зная, как ему объяснить понравившейся девушке свое желание встретиться с нею завтра. Антон, понимая, что время уходит, и что удерживающее их все это время вместе волшебство может скоро рассеяться, злился, не допуская к себе даже мысли, что он может потерять ее навсегда. Так оно, в конце концов, и получилось....
   - Мне уже пора домой, - тихо, словно нехотя, прошептала Валя. - Мама будет беспокоиться....
   - Неужели уже так поздно? - прикинулся удивленный ее словами Антон.
   - А разве вы сами не видите, что уже совсем темно? - грустно улыбнувшись в ответ, пролепетала Валя.
   - Тогда вам придется показывать мне свою пещеру завтра, - замирая от страха в ожидании ответа, смущенно пробормотал Антон.
   - Можно и показать, - с охотою дала Валя свое согласие и от охватившего ею смущения до того быстро побежала в сторону села, что последовавший за нею Антон еле успевал за торопливо застучавшими по скалистой породе тропинки каблучками ее туфелек.
   Валя остановились у самой калитки своего дома, один вид которого не только ее слегка приободрил, но и дал ей силы, перелив свою стеснительность, приподнять голову и окинуть выжидательным взглядом Антона.
   - Вы еще помните о своем согласии встретиться со мною завтра для осмотра вашей знаменитой пещеры? - напомнил, с удивлением узнавая избу, возле которой остановилась Валя, председателя сельского совета Егора Кузьмича, Антон. - Тогда, если вы, конечно же, согласны, то мы встретимся у входа в пещеру завтра в полдень.
   - До встречи, - еле слышно пробормотала Валя и через мгновение она уже скрылась за гулко хлопнувшейся вслед за нею входной дверью.
   Валя почти ничего не помнила о своей жизни в Петрограде. Она в то время еще была слишком маленькою, чтобы все, что тогда с нею происходило, надолго откладывалось в ее памяти. Все ее воспоминание об уже прожитой жизни были связаны только с селом на берегу Черного моря, в котором она родилась и выросла. Год назад ее послали по разнарядке на учебу в областной город. Городская суета не слишком ее утомляла и в какой-то мере даже нравилась, но все же по ночам ей постоянно снилось родное побережье и любимое деревцо на берегу моря. Она подружилась с ним еще в детстве. И с тех пор она постоянно бегала к нему, доверяя своему верному преданному другу свои самые сокровенные мысли и желания. Ее судьба, как и судьба, привлекшего ее внимание к себе, деревца, были в основном друг на друга похожими. Они оба с отчаянной решимостью боролись за свою жизнь и свое место под солнцем, получая помощь и поддержку всего лишь от немногословной мамы Вали, и от уже почти лишенной хоть какой-нибудь почвы каменистой поверхности прибрежной полосы. Первым сдалось неблагоприятным жизненным обстоятельствам не получающее достаточно жизненных соков любимое Валею деревцо. Оно с каждым очередным годом все более чахло и хирело, пока совсем не иссохло. Но Валя, несмотря на ее ссыхание, не разлюбила свою подружку. Она по-прежнему навещала свое деревцо, а по праздникам, желая хотя бы немного порадовать свою любимицу, украшала ее иссохшие веточки разноцветными ленточками. Со временем она стала считать свое деревцо талисманом и всерьез верила, что оно непременно принесет ей счастье. Валя и сегодня прямо с автобуса, оставив дома тяжелую сумку, сразу же побежала проведать своего молчаливого друга. Да, и как она могла поступить иначе, если в селе, кроме этого засохшего деревца, у нее больше не было задушевных подружек. Правда у нее еще была мама. Валя очень любила и продолжает любить свою мамочку, но и маме она не смогла бы рассказать обо всем, что доверяла своему деревцу. Валя не только верила, но и не сомневалась, что ее деревцо только с виду кажется мертвым деревом, а на самом деле все еще продолжает жить. Валя уверена, что ее деревцо всегда незримо присутствует рядом с нею и оберегает ее от беды. Целый год у них не было ни одной возможности встретиться. И Вале сегодня пришлось задержаться возле своего деревца, пока не рассказала ему все о своей городской жизни. Опасаясь, как бы ее не застали врасплох, и посторонний любопытный глаз не проник в ее тайну, Валя все это время внимательно осматривалась по сторонам, и, увидев идущего в ее сторону незнакомого парня, испугалась. До родного села было не так уж и близко, а на морском побережье к этому времени, кроме нее и незнакомого парня, уже никого не было. Единственным, на кого она сейчас могла рассчитывать и у кого просить защиты, было ее деревцо. И Валя еще долго не решалась от него отойти. Но, когда этот незнакомый парень уже оказался с нею почти рядом, она все-таки решилась и, выйдя на тропинку, пошла в сторону села, не сводя с незнакомца своего настороженного взгляда и готовая в любой время убегать от него, насколько хватит у нее сил. Ее опасения, что незнакомец может на нее наброситься и сотворить с нею самое непоправимое, оказались напрасными: незнакомца она не интересовала. Всего лишь на одно мгновение задержался на ней его задумчивый взгляд и, соскользнув, словно перед ним была не красивая девушка, а уродливая обезьяна, уставился на дурацкую гору. А, между прочим, на ней сегодня было надето лучшее платье, и она еще не забыла, как оборачивались на нее городские парни. Обида на безразличие незнакомца больно хлестнула по ее самолюбию. И Валя, желая его за это наказать, решилась заговорить с ним первой, чтобы уже потом, когда он ею увлечется, уйти, оставив его на берегу моря одного.
   - Пусть этот привереда потом помучиться, - мстительно подумала Валя и окликнула ушедшего вперед Антона.
   Валя бежала от калитки к дому, а ее щеки прямо горели от охватившего ее стыда.
   - Я уже и сама начинаю вешаться на шею понравившегося мне парня, - укоряла саму себя за бесстыдство остановившаяся в сенях Валя.
   Подождав, пока не схлынет охватившее ее волнение, она тихонько открыла дверь и вошла в избу.
   - Это ты, Валентина? - окликнула ее сидящая возле окна мама.
   - Да, это я, мамочка, - отозвалась Валя. - Прости, пожалуйста, что я, не дождавшись тебя, убежала из дома. Я так соскучилась по родным местам, что не выдержала и решила все осмотреть. А потом размечталась и не заметила, как пролетело время....
   - Подожди, доченька, я зажгу свет, - тихо проговорила поднимающаяся с приставленной к окошку табуретки мама и зажгла висевшую над столом керосинку.
   Вале было очень стыдно, что она была вынуждена говорить маме неправду, но признаться, что все это время провела с парнем, было выше ее сил. А ее мама, осмотрев со всех сторон свою повзрослевшую доченьку и прижав к себе ее раскрасневшееся от смущения лицо, тихо проговорила:
   - Здравствуй, доченька! Наконец, ты вернулась домой.... Расскажи своей матери, как жила все это время в городе....
   - Здравствуй, мамочка! - вскрикнула догадавшаяся, что мама больше не станет ее расспрашивать о сегодняшнем вечере, обрадованная Валя. - У меня все хорошо.... Вчера у всех нас был выпускной вечер, а сегодня я уже у своей мамочки....
   - Умница ты моя, - ласково погладив свою девочку, как маленькую, по головке, проговорила мама и с тревогой посмотрела в ее возбужденное лицо и виноватые глаза. - А сейчас присядь за стол и немного подкрепись с дороги....
   - Спасибо, мамочка, но я не голодная, - отказалась от угощения Вали и тихо проговорила. - Мне лучше будет лечь спать.....
   - Тогда попей хоть домашнего молочка? - подовая дочери кружку с молоком, не стала настаивать на ужине мама.
   Валя торопливо осушила кружку с молоком и ушла в свою комнату. А ее матушка, убрав со стола, погасила зажженную лампу и легла на стоящую возле печки деревянную кровать. И еще долго ворочалась на ней без сна, переживая и тревожась за свою дочку. Она видела, как ее доченька прощалась с провожающим ее парнем, а потом раскрасневшееся лицо и виноватые глаза дочки обо всем ей рассказали.
   - Вот и выросла моя доченька, - грустно шептали ее губы.
   Она всем своим любящим сердцем желала своей дочке лучшей доли, чем у нее самой, и была готова на все лишь бы оградить свою девочку от беды. Любая мать готова на все ради счастья своих детей, но кто научит саму мать, как ей этого добиться. Непрошенные слезы тихо покатились из ее глаз, орошая подушку. И уже только перед самым рассветом, она поняла, что плакала не от горя и ни от отчаяния, а от радости. У нее хорошая дочка. Она воспитала свою Валюшу не хуже остальных девушек в селе, а какая она у нее красавица. Красный румянец на ее щечках и виноватые глаза дочери убедили ее, что она воспитала хорошего человека.
   Валя, не сомневаясь, что ее матушка не спит и думает о ней, тихо всхлипывала от жалости к своей заботливой и все понимающей мамочке. Вале так хотелось встать и, подойдя к ней, обо всем рассказать своей переживающей о ней мамочке, но чувство какого-то стыда удерживало ее.
   - Стыдно! Но что я такого сделала, чтобы стыдится!? - сердилась на себя Валя и, вспомнив об Антоне, она по сладко занывшему своему сердечку догадалась, что ей было, отчего и почему стыдиться. - Все, мне пора со всеми этими своими чувствами кончать! С Антоном я только что познакомилось.... И я еще ничего не знаю, как он сам ко мне относится, - мысленно приказала себе Валя и уснула.
   Вот и все, что я успел узнать об Антоне Ивановиче и его первой встрече со своей супругою. Я не совсем удивился его рассказу. Подобных изломанных человеческих судеб в России всегда было, есть сейчас, и, если судить о нынешних временах, то и будет даже в самом отдаленном будущем предостаточно. Как видно, такова уж наша проклятущая жизнь. Мы люди, даже живя в самом современном справедливом государстве, имея в своем распоряжении призывающие нас к честной достойной жизни законы и правила поведения человека в общества, всегда найдем для себя причину для недовольства. Мы вечно будем роптать на окружающую нас жизнь и постоянно отыскивать в ней такое, что, по нашему мнению, требует немедленного изменения, которое, как и всегда, потянет нас за собою в самый глубокий на земле омут несправедливости и зла. Такова уж изначально у всех нас натура. И с этим уже не только ничего не поделаешь, но и, как давно известно, в этом нам никто не в силах помочь, а, тем более, поставить нас на истинный путь.
   Но мне показалось знакомым описание Антоном Ивановичем местности и особенно насторожило упоминание о водопаде в пещере. Когда-то я уже слышал об этой рассказанное мне Антоном Иванович горе!? Что-то меня раньше связывала с этими местами!? Я продолжал слушать молча, не перебивая, Антона Ивановича, и напрягал свою память, пока не вспомнил.
   Я вспомнил пятидесяти градусный мороз в городе Грязовце Вологодской области. Вспомнил, как я, молодой сержант срочной службы, поочередно хватаясь руками, то за правое, а то за левое ухо, прогуливался по сбитым из досок мосткам с одной симпатичной девушкою. Вспомнил ее деда в огромном овчинном тулупе с нескончаемыми рассказами о своей родине на берегу моря. Мне отпущенному в увольнение из части на короткое время, не очень-то хотелось слушать воспоминания пожилого человека. И я, под любим удобным предлогом, избегал подобной с ним беседы. Но однажды он рассказал мне одну связанную с его родиною старинную легенду. И она меня так потрясла, что я слушал ее, затаив дыхание, чтобы не сбить старика с мысли. Задав Антону Ивановичу несколько уточняющих вопросов, я понял, что село, в котором он сейчас проживает, как раз и есть местом рождения старика из города Грязовце, или очень на него похожее. И тогда я решился задать ему свой главный вопрос:
   - Антон Иванович, сохранились ли еще неподалеку от входа в пещеру с водопадом два могильных холмика?
   - Но откуда вы про них знаете? - переспросил немало удивленный моим вопросом Антон Иванович.
   - Мне даже известно, кто именно похоронен в этих могилах, - не удержался я, чтобы не похвастаться перед ним знанием того, о чем было неизвестно даже проживающим в данной местности людям.
   - Нет, вы меня, по всей видимости, просто разыгрываете, - смущенно пробормотал не поверивший моим словам Антон Иванович, - об этом не знают даже наши старожилы. Тайна об этих захоронениях уже давно сокрыта в людской памяти....
   И тогда мне пришлось рассказывать немало удивленному Антону Ивановичу о городе Грязовце и о безмерно тоскующем по своим родным местам старике. Тем временем стюардесса попросила пассажиров пристегнуть ремни безопасности, и мы поспешили к своим местам.
   При выходе из самолета Антон Иванович представил меня своей супруге. Валентина Егоровна одарила меня одной из своих очаровательных улыбок и с сожалением посетовала на наше скорое расставание.
   - Мне очень хотелось бы послушать вашу легенду, рассказывающую об уже давно канувших в вечность происходивших когда-то событиях возле нашего села, - проговорила она и неожиданно предложила. - Почему бы вам во время отдыха не посетить нас? У нас такие красивые места.... Если приедете, то не пожалеете.
   Антон Иванович поддержал ее просьбу и так настойчиво начал предлагать свой адрес, что мне пришлось не только записать его, но и пообещать непременно их навестить. В аэропорту мы попрощались и разъехались в разные стороны.
   Было уже довольно поздно, когда я, вынырнув из кромешной темноты, переступил порог нужного мне санатория. Меня определили в пустующий двухместный номер. И я, попив розового чая с бутербродом, потому что к этому времени уже ничего лучшего в буфете не оказалась, отправился на ночной отдых. Проснувшись, я застал пасмурную погоду и моросящий дождик. Прошло еще несколько дней, и я, поняв, почему путевка в санаторий на берегу Черного моря оказалась горящей, отпросился у главного врача съездить к своим новым знакомым.
   Знать бы заранее, что ожидает меня во время поездки, то я ни за что не решился бы на подобный опрометчивый поступок. Но отступать было уже поздно, и я вконец измученный тряскою по нескончаемым ухабам, в конце концов, добрался до записанного в моей записной книжке села. Старенький автобус с надрывным урчанием взобрался на очередную горку и медленно, словно нехотя, покатил вниз к расположившемуся почти у самого берега моря небольшому селению. Всю дорогу, наблюдая из автобуса скучные степные ландшафты, я уже даже и не надеялся увидеть такую открывшуюся мне сейчас просто бесподобную красоту. Залюбовавшись этим воистину райским уголком, я уже совсем позабыл о своей усталости, и о том, что всю сегодняшнюю ночь поминал нелестным словом вручившего мне горящую путевку на побережье Черного моря председателя профкома. Я уже не жалел, что приехал на отдых именно сюда и в данное время, которое способствовало мне обзавестись знакомством с проживающими в этой местности людьми. Я еще не успел в этом селе, как следует, осмотреться, но то, что мне показывалось из окна автобуса, было просто восхитительном. На первый взгляд в этом селе все выглядела так, как и описывал мне в городе Грязовце старик, грусть и тоску которого я в полной мере осознал только сейчас. Я с невероятной жадностью окидывал открывающиеся передо мною неповторимые в своей очаровательной привлекательности виды, но все еще не мог увидеть среди них то, на чем в своих рассказах старик всегда концентрировал особое внимание. Как бы я не напрягал свои глаза, я не видел возвышающейся над всеми окрестностями одинокой горы. Гора - это тебе не прибрежные скалы. Она, по определению, должна была не только возвышаться над всеми окрестностями, но и видеться издалека. С самого рассвета я искал ее на горизонте, но не видел ее даже и сейчас, когда автобус начал заворачивать на конечную остановку. Один из играющих неподалеку от остановки автобуса мальчишек привел меня к спрятавшемуся среди невысоких прибрежных скал домику. От него по дороге я узнал, что с дядей Антоном, когда он был молодым, происходили очень странные и непонятные даже и сейчас для односельчан истории, за что он в свое время был посажен в тюрьму. Мои знакомые встретили меня приветливо и, позволив мне немного отдохнуть от дороги, Антон Иванович предложил мне покататься на лодке по морю, на что я с охотою согласился. Усладив свои души красотами моря и морского побережья, мы причалили к берегу и, снова вернувшись в их уютный домик, сразу же уселись за накрытый к этому времени Валентиной Григорьевной стол. Вкусно отобедав, я, подбадриваемый хозяевами, принялся рассказывать им о произошедшей на месте их села в давние времена возле возвышающейся над всеми окрестностями одинокой горы трагедии. Внимательно выслушав рассказанную мне еще в городе Грязовце стариком легенду, они уже и сами могли предположить, кто именно был похоронен в сохранившихся до нашего времени у входа в пещеру с водопадом двух могильных холмиках.
   - Интересная история любви двух еще совсем неопытных в жизни юных сердец очень поучительная, в особенности, для нынешней молодежи, - задумчиво проговорила впечатлительная Валентина Егоровна.
   - По всей видимости, самая правдивая история, - согласно поддакнул своей супруге Антон Иванович, - если судить по описанию горы в этой легенде, то эта история могла произойти только возле нашего села. Ты же, Валя, еще не забыла, как эта гора выглядела во время нашей молодости?..
   - Не забыла, Антоша, - поспешила подтвердить правоту его слов Валентина Егоровна, - наша гора в то время в точности походила на описание в этой старинной легенде.
   И в этот же вечер я был отведен своими радушными хозяевами к жалким остаткам когда-то бывшей высокой огромной горы и мог собственными глазами осмотреть украшенные недавно посаженными желтыми цветами два могильные холмика.
   - И кто за этими могилами ухаживает? - полюбопытствовал я у Антона Ивановича.
   - Да, почти что все наше село, в особенности молодые и влюбленные, - с улыбкой объяснил мне Антон Иванович. - Эти могильные холмики издавна считаются живущими в нашей местности людьми символами крепкой дружбы и любви.
   - У нас существует давняя традиция, заставляющая будущих молодоженов, во имя обретения счастливой жизни, вырастить на этих могилках свои самые любимые цветочки, - добавила Валентина Егоровна. - Если посаженные ими на этих могилках цветы приживутся и со временем расцветут, то в крепости их взаимных чувств уже никто не сомневаться.
   - В вашем селе старожилы, наверное, тоже помнят эту гору в первозданном виде? - забросил я удочку в надежде на их ответный рассказ из прошлого небольшого приморского селения. - Помнят ее не только в нынешнем не очень-то приглядном виде, помнят именно то время, когда в ней была еще пещера с бьющимися из скальной породы родниками.
   - Мы и сами еще застали находящуюся в этой горе пещеру с водопадом, - после недолгого замешательства тихо проговорил нахмурившийся Антон Иванович. - И, если вас это интересует, то мы можем, после ужина, рассказать вам свою историю, как эта гора была разрушена страшною и до сих пор еще не выясненной официальными властями силою.
   - Буду только рад выслушать эту новую связанною с жизнью вашего оказавшегося не таким уж и простым села, - с радостью согласился я.
  
   6. 07. 1992 года.
  
  
  
  
  
  
  

ФРАНТИШЕК ПАКУТА

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

КНИГА: ВОЛШЕБНЫЕ КОРАБЛИ

  
  
  
  
  
  

ЛЕГЕНДА.

  
  
  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:

  
  
  

ПРОКЛЯТИЕ.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1992 год, город Ленинград.

  
  
  
  
  
  

Глава первая.
ШИБИАНКИ.

   .
   Красота и уродство - два антипода. И каждый из живущих на земле людей понапрасну тешится в своем самолюбивом заблуждении, что в этом мире только у него одного истинное понимание этих понятий, и что только он один сможет правильно оценить человека, вещь или явление с точки зрения их красоты или уродства. Обсуждая данный большей частью сугубо субъективный вопрос, мы не станем касаться многообразия различий оттенков, как красоты, так и уродства. Мы будем просто рассуждать, что обычно приятно людскому взгляду, ласкает его, и что всегда вызывает у нас вместе с тошнотворным отвращением неприятные ощущения. К настоящему времени уже немало сломано копий многочисленными философами по определению этих имеющих в нашей жизни немаловажное значение понятий, но ни один из них так и не дал нам более-менее удовлетворительного ответа на этот извечно беспокоящий всех живущих на земле людей вопрос. А что же все-таки представляют собою истинная красота и истинное уродство? И на самом-то деле, если прислушиваться к существующим ныне на красоту и уродство всевозможным взглядам о них людей и мнениям, то нам уже впору выставлять претензии сотворившему наш неповторимый по своему прелестному очарованию земной мир всевышнему Творцу. Он-то и должен был изначально позаботиться, чтобы избавить изгнанных Им же в свое время из небесного Рая людей от двусмысленности в этом немаловажном в жизни вопросе, дать нам ясное и точное представление о красоте и уродстве. Однако прежде чем начинать предъявлять Господу богу обвинение в забывчивости, нам вначале следует немного поговорить и с точки зрения самого Творца.
   - Об этом намного легче сказать, чем сделать, - усмехнется в ответ мой понятливый читатель. - Если бы мы умели слушать и понимать своего Господа бога, а главное предугадывать действительные оценки нашим делам и поступкам Творца, то нечего было и огород городить, в смысле начинать подобное исследование очень важного в нашей земной жизни вопроса.
   И он прав, мой дорогой читатель, но мы все же насколько это возможно попытаемся глубже вникнуть в сущность нашего Господа бога для лучшего уяснения мыслей и соображений по этому вопросу Творца во время сотворения нашего воистину прекрасного земного мира. На нашей матушке-земле не, наверное, а абсолютно все живые существа захотели бы стать эталоном красоты, и, вряд ли, хоть кто-нибудь из них добровольно изъявил бы желания олицетворять собою эталон уродства. Таких охотников на нашем, так сказать, белом свете днем с огнем не отыскать. Тогда, как же во время сотворения земного мира, должен был поступить возлюбивший нас, как своих собственных детей, и опекающий с родительской строгостью и заботою Господь бог. У Творца постоянно болит о нас сердце, а, наказывая нас, Господь бог страдает сам несоизмеримо больше, чем мы сами. Потому что Творец нас создал, потому что Он приходится всем нам истинным Отцом. Создав человека по своему облику и подобию, Творец так просто, без особой на то причины, наказывать его эталоном уродства не мог. Безо всякого сомнения обладающий мудрой предусмотрительностью Творец сумел удержаться от охватившего Его в то время желания непременно сделать сотворенного Им человека эталоном красоты. Ибо Господь бог, как наш истинный Отец, уже и тогда ясно для себя осознавал, что мы вряд ли сможем правильно распорядиться подобным Его даром. Даже сам Господь бог не мог в то время заранее предугадать, до каких высот вознеслась бы гордыня человека, обладай он истинным эталоном красоты. Сколько бед и страданий принесла бы обладание эталоном истинной красоты человеку, как не принесло ему счастья его необоснованное притязание на место царя природы.
   - Да, и будет ли так сильно необходим в жизни человека этот Мой истинный эталон красоты, - подумал рассуждающий над разрешением этой оказавшейся для него неразрешимой дилеммы Господь бог, - если люди будут хорошо представлять для себя истинный эталон уродства, то в красоте они уже и сами смогут легко разобраться.
   Была у нашего Господа бога и еще одна причина, заставляющая Творца отказаться от создания в земном мире эталона истинной красоты. Но Господь бог, ясно осознавая ее, не допускал к себе даже мысли, что Его творение может опуститься до такой низости и отплатить Творцу, за Его доброе к нему отношение, черной неблагодарностью. Где-то в глубине своей всезнающей и все заранее предусматривающей души он понимал, что человек по своей природе способен не только загубить красоту, но и, опошлив и извратив ее, сделать красоту объектом своих насмешек и похотливых притязаний. И что самое для Творца ужасное, это сотворенное Им самим человечество в одно и то же время было способно объявить красотою уродство, а уродством дающую людям последний шанс на спасение от самих себя красоту. Однако подобное извращенное понимание человеком сути всего происходящего вокруг него погубила бы так удачно Им созданный земной мир. Зная об изначально вложенном Им в свое любимое творение беспокойном характере, Господь бог, после недолгих раздумий, принял для себя единственно правильное решение. Дополнительно вложив в сотворенного человека неуемное желание, не только всю жизнь стремиться к пониманию истинной красоты, но и окружать себя, пусть и в собственном понимании, красивыми вещами, Творец предоставил нам самим вырабатывать истинное понимание и представление о красоте.
   Принимая подобное решение трудноразрешимой и для Него самого дилеммы, Господь бог в то время, наверное, еще и сам не осознавал, что подобным своим решением Он осмысливает на многие века существование своим изначально неразумным бестолковым детям. Что, начиная с этой минуты, Он направляет все самые лучшие порывы наших душ и все наши подогреваемые неуемными желаниями преобразовывать для более полного удовлетворения собственных нужд окружающую нас жизнь и способности на поиски так трудно уловимой всеми нами истинной красоты. И что именно тогда Господь бог переполнил всех живущих на земле людей ничем непоколебимой уверенностью, что только с обретением этой истинной красоты все у нас наладиться, а наша дальнейшая жизнь превратиться в воистину волшебную сказку. Поэтому мы и мечемся до сегодняшнего времени по всей земле, как угорелые, в беспрестанных поисках и в неуклюжих попытках создания для себя так всеми нами желанной истинной красоты.
   Творец, наверное, и еще не осознавал для себя, что именно с этой минуты Он дает начало самой жестокой и бескомпромиссной борьбе между Добром и Злом за обладание этой истинной красотою и использование ее в собственных интересах. Что, начиная с этой минуты, главенствующее и все определяющее в жизни человека Добро будет из всех своих сил стремиться приблизить нас к пониманию истинной красоты. В то время как не менее могущественное Зло тоже, начиная с этой минуты, будет всегда стараться всячески запутывать в жизни человека и пытаться заставлять всех нас уверовать в ложное представление об этой воистину божественной истинной красоте.
   Понятие о красоте и уродстве мы, как и все остальное основополагающее в нашей жизни, бездумно перенимаем из опыта жизни предшествующих поколений. Но на чем они, собственно говоря, основывали справедливость об этих имеющих в нашей земной жизни немаловажное значение понятиях своих представлений? Докатившиеся испокон веков до нашего времени мифы и легенды утверждают, что когда-то, в глубокой древности, существовали на земле олицетворяющие собою эталон уродство безобразные твари. Но это было так давно, и с тех пор, как они исчезли с лица земли, сменилось немало поколений. Так не исказились ли передаваемые уходящими поколениями понятия о красоте и уродстве своим не имеющим возможности убедиться в их справедливости потомкам? Да, и вообще, как влияет наше искаженное понимание о красоте и уродстве на всю нашу сегодняшнюю жизнь, на наши отношения друг с другом и на нравы всех живущих на земле людей?
   Ответы, на эти так сильно беспокоящие всех нас в любые времена вопросы, я и попытаюсь обсудить вместе с вами в данной книге. И заранее прошу прощения у придирчивых читателей, если мы не сойдемся во взглядах на ту или иную проблему. Но я все же надеюсь, что в главном-то мы будем солидарны.
   Поставленный перед трудноразрешимой и для Него самого дилеммою Творец долго не решался награждать хоть кого-нибудь из уже сотворенных Им на земле бесчисленных тварей эталоном уродства, пока, вроде бы, как для эксперимента, не создал этот злополучный эталон уродства в виде шибианок.
   На них трудно было смотреть без внутреннего содрогания и омерзения. Ростом они были со среднего человека, но их силою и выносливостью не обладало ни одно другое земное существо. Их костлявые мускулистые руки с широкими толстыми кистями как бы безвольно свисали с непомерно широких плеч. Кончики их донельзя скрюченных пальцев заканчивались длинными острыми коготками. Из расположившихся на самом кончике их изогнутых носов огромных черных бородавках веером выступали толстые, как щетина, седые волосинки. За низким покатым лбом просматривались длинные ослиные уши. Вращая своими ушами во все стороны, шибианка была способна улавливать то и дело раздающиеся около нее из окружающего мира даже еле слышные шорохи. Улыбаясь, шибианка раздвигала верхнюю выпуклую и нижнюю выступающую вперед до неприличия обвислые губы. Обнажающиеся при улыбке редкие неровные зубы с двумя угрожающе изогнутыми вверх клыками выглядели, несмотря на их незлобивый характер, довольно угрожающе. Сбившиеся в бесформенные космы толстые волосы тоскливо нависали над мрачно поблескивающими под мохнатыми бровями выпуклыми бесцветными глазами. Иссохшие груди, огромный обвислый живот, выгнутые колесом кривые толстые ноги от щиколоток и до колен были покрыты густой короткой шерсткой. Такой же шерсткою были укрыты и расположившиеся на теле шибианок две узкие полоски: вдоль по позвоночнику по спине и между грудями до живота.
   С самого раннего утра и до позднего вечера без отдыха трудился Творец, создавая подобное безобразие, и уже только в самом конце, не сдержавшись, немного порадовал самого себя, награждая бесподобно уродливых шибианок воистину прекрасными крыльями. Удобно складывающиеся на спинах шибианок они позволяли им развивать немыслимую для любого другого живого земного существа скорость полета. Вздохнувший с облегчением Творец, обмахнув рукавом рубахи свой вспотевший лоб, окинул оценивающим взглядом свое новое творение.
   - Я и на самом деле сотворил воистину прекрасный эталон уродства! - не удержался от восклицания вполне удовлетворенный, что только что было сотворено по Его на то воле и желанию, осветившийся довольной улыбкою Творец.
   И так как на создание истинного эталона уродства потребовалось от Господа бога намного больше сил и энергии, чем на создание радующего Ему глаза и душу всего земного мира, то Творец, прежде чем заняться отправкою шибианок на землю, решил вначале немного передохнуть. И сразу же забылся в глубоком беспробудном сне праведника. Проснувшись рано утром, Господь бог собрал сотворенных Им шибианок возле своего красного крыльца, и обратился к ним с напутственной речью:
   - Дети мои! Я создал вас именно такими только для того, чтобы вы своим безобразным обликом наглядно показывали живущему на земле человеку существенную разницу между красотою и уродством. При виде вас, люди будут содрогаться от переполняющего их омерзения, а в худшем случае в страхе разбегаться и прятаться. Но подобное их поведение не должно вас ни в коем случае огорчать, а тем более расстраивать. Знайте и постоянно помните, что именно такими, уродливыми до безобразия, вы Мне бесконечно дороги! И Я, за это маленькое ваше неудобство, награждаю вас такими ценными для земной жизни способностями, которыми не обладает сейчас на земле ни одно живое существо, включая даже мое самое излюбленное творение - человека.
   И лишивший шибианок красоты Творец взамен наградил их бессмертием, отнял у них болезни, ощущение боли, страха и всего того, что так часто омрачает нашу жизнь. Однако, предвидя, что шибианки могут уединиться от воспринимающих их с гадливостью людей в каком-нибудь укромном уголочке, обязал их в течение трех дней в году непременно показываться живущим на земле людям. Чтобы те, наблюдая за ними, проникались отвращением ко всему уродливому и недостойному их высокого предназначения. Чтобы зарождающаяся человеческая мысль не направлялась в ту сторону, куда ее усиленно подталкивают темные силы, а шла именно тем указанным человеку самим Господом богом праведным путем, который со временем и должен был привести всех живущих на земле людей в царство истинной красоты.
   - И еще, дети мои! - сказал на прощание отправляющий шибианок на землю Господь бог. - У вас будет еще одна возможность предстать передо Мною через тысячелетие. Я заранее обязуюсь исполнить еще одно ваше пожелание, если оно, конечно же, не будет противоречить смыслу вашего земного предназначения и насаждаемым мною на земле доброте и справедливости.
   Поставив ограничение на возможное в будущем желание шибианок, Творец еще раз подтвердил свою безграничную любовь к нам - Его самому любимому творению. И лишний раз подчеркнул только что созданным шибианкам, что сотворил их во имя блага человека, чтобы ему было легче ориентироваться в своей совсем непростой жизни на земле.
   Предоставленное шибианкам для определения своего последнего пожелания от Творца очередной милости тысячелетие пролетело для них, как один миг. И снова собравшись возле красного крыльца Господа бога шибианки, недовольно бросая свои нетерпеливые взгляды на плотно прикрытую дверь небесного дворца, громко взывали к Его божественной справедливости и состраданию к их как бы совсем незавидному земному существованию.
   - Что же так печалит при вашем почти ничем не обременительном земном существовании, дети мои!? - промолвил объявившийся перед ними Господь бог. - Что вы еще желаете получить от своего Создателя!?
   - Отец наш, мы ценим Твое всемилостивейшее отношение к нам, неразумным детям твоим, - проговорили Творцу в ответ немного смутившиеся шибианки, - и, зная о твоем непременном желании видеть всех нас счастливыми, просим Тебя об очередной к нам милости.
   - Отец всегда готов пойти на любые со своей стороны жертвы роди счастья своих детей, - благосклонно кивнул в ответ головою Господь бог. - Расскажите мне о своих бедах и печалях. И я сделаю все от Меня зависящее, чтобы они уже больше не омрачали ваше земное существование.
   - Отец наш! Ты тысячу лет назад потратил на наше создание слишком много сил и своей чудотворной энергии! Поэтому мы и получились тогда у Тебя такими воистину удивительными и неповторимыми! - вскричали немного приободренные Его приветливою встречею шибианки. - Но Ты, создав нас женщинами, позабыл сотворить для нас преклоняющихся перед нашим, благодаря твоим милостям, воистину поразительным совершенством мужчин, которых мы имели бы возможность благотворить всем своим шибианским сердцем! Мы просим Тебя, наш всемилостивейший Отец, внять нашим просьбам и устранить допущенную Тобою ранее по отношению к нам, твоим возлюбленным детям, несправедливость!
   Подобная их просьба немало озадачила поставленного в безвыходное положение Господа бога. Все время возвращаться к тому, что Он уже сотворил ранее, было не в Его правилах. Да, и создавать все новое и новое до бесконечности Ему тоже было никакого резона. К тому же, даже и сама мысль о создании мужчин с таким безобразным обликом, почему-то показалась Господу богу, мягко говоря, неприглядной.
   - Дети мои! Может ваше по сравнению с остальными сотворенными мною земными тварями уродство так сильно вас беспокоит, что вы уже начали им тяготиться? - уклонился от прямого ответа с надеждою взирающим на него шибианкам Господь бог. - Может вам тяжело нести на земле свою так сильно обременяющую вас ношу....
   - Нет! И ни в коем случае, нет! - с возмущением выкрикнули перебившие Господа бога, шибианки. - Мы вполне удовлетворены своим внешним обликом! Умоляем Тебя, наш всемилостивейший Отец, внемли нашим просьбам! Устрани допущенную Тобою по отношению к нам вопиющую несправедливость!
   Загнанный их просьбою в угол Господь бог оказался в очень затруднительном положении. Ибо сама идея о создании земного мира пришла к Нему только во время практического осуществления своего самого сокровенного замысла, что единственным обладающим разумом и способным воспроизводить себе подобных живым существом в этом мире будет только одно Его самое любимое творение - человек. А этих уродливых шибианок он уже наградил разумом. И если Он сейчас удовлетворит их просьбу, то полностью перечеркнет весь свой изначально задуманный замысел. Но и отмахнуться от просьбы шибианок Господь бог тоже не мог: Творца связывала данное им, в день отправки шибианок на землю, обязательство. Долго думал Господь бог, в нелегких раздумьях, как Ему лучше выкрутиться из затруднительного положения, пока Творца не осенила просто замечательная мысль. А терпеливо дожидающиеся Его решения шибианки, догадавшись по одному только прояснившемуся светлому Лику Творца, что Господь бог уже готов их облагодетельствовать, от избытка мгновенно переполнившей их всех радости тихо завизжали.
   - Дети мои, - строго проговорил им притворно нахмурившийся Творец, - согласно изначально установленному мною закону: в этом мире каждое дело делается в положенное ему время и в свой срок. К настоящему времени на земле уже установилась полная гармония между живым и неживым. И если я буду продолжать создавать на ней новое, то могу нарушить установившуюся гармонию, что в конечном итоге может привести к самым непредсказуемым последствиям. А поэтому я попрошу вас не требовать от любящего вас всех всем своим сердцем своего Отца невозможного.
   Услышав из Уст Господа бога не очень-то понравившиеся им слова, шибианки в отчаянии замахали руками и крыльями.
   - Но я, любящий и глубоко сочувствующий вам ваш Отец, не могу отправить вас на землю без своей очередной милости! - громко выкрикнул в расшумевшуюся толпу шибианок Творец.
   Услышав об обещаемой Творцом навой к ним милости, шибианки насторожились и, злобно зацыкав на расходившихся своих подруг, потихонечку угомонились.
   - И пусть я уже не могу сотворить для вас мужчин, - уже не так громко продолжил Творец, - но я одарю вас своей новой милостью, которая, как я на это надеюсь, сможет немного примирить вас со своим изначальным уродством. Отныне все вы, возлюбленные дети мои, сохраняя свою бессмертность, получите возможность время от времени как бы заново рождаться в богатых людских семьях в виде красивых девочек. Своей красотою вы будете затмевать самых признанных земных красавиц, а вашей благосклонности станут добиваться множество живущих на земле мужчин. Вы будете рождаться, расти и стареть, как вполне обычные люди. Однако, после своей мнимой смерти, вы не будете уходить вместе с человеческими душами для определения своей дальнейшей участи в иной мир, а снова, после определенного природою времени, вы будете как бы заново рождаться маленькими беспомощными младенцами в других богатых семьях. В каждой новой жизни у вас будет бесчисленное множество поклонников вашей несравненной красоты и ничем неотразимой привлекательности. Вы, дорогие мои шибианки, сможете пользоваться их любовью столько, сколько вам заблагорассудится. Однако покорять желанных для любовных утех мужчин вам разрешается только одной вашей привлекательностью и только одною своей красотою. Использование других средств и возможностей для завоевания симпатий мужчин вам категорически запрещается. В это же время для предотвращения нежелательного Мне вашего соперничества из-за понравившихся мужчин вам категорически воспрещается искать как бы случайных встреч друг с дружкою. Однако, не желая нанести хоть какой-нибудь урон вашему основному предназначению в земной жизни, вам вменяется в обязанность в течение двух недель в году проводить совместные сборы с обязательным пролетом до места сбора над человеческими поселениями. Для этого и дается вам еще одна моя милость, согласно которой в эти дни вы будете как бы одновременно и дома, и вместе. В случае острой необходимости вашего присутствия дома вы в одно мгновение перенесетесь со сбора домой, и сразу же, после минования в вашей надобности, вы так же мгновенно возвратитесь обратно. Однако прибытие на место сбора и убытие с него вы, после того как вам в человеческом обличье исполнится ровно пятнадцать лет, будете совершать самостоятельно в своем естественном шибианским облике.
   Ошарашенные подобной сногсшибательной новостью шибианки еще некоторое время молча осмысливали только что сказанное Творцом. А потом, когда до них, наконец-то, дошел смысл сказанного Господом богом, то шибианки, гулко затопав своими ножищами о небесную твердь, разразились громкими ликующими возгласами. Господь бог и на этот раз сумел так угодить своим наказанным уродством созданиям, что те, мгновенно переполнившись радостным восторгом, были не в силах удержать в себе уже прямо распирающие их изнутри дикие торжествующие вопли. До этого времени они даже и представить себе не могли об обладании подобной возможности, а поэтому сейчас, забыв о присутствии Творца, совершенно утратили не только свои рассудки, но и свои головы. Сейчас, когда у них уже появилась реальная возможность наслаждаться ни к чему их самих не обязывающей любовью земных мужчин, они и думать позабыли о необходимости обзаводиться собственными мужиками. Свободолюбивым шибианкам эти мужчины уже были без надобности. Новая милость Творца открывала для них такие радужные перспективы, что от одного только осознания для себя такой новой возможности у просто ополоумевших шибианок даже захватывало дух. И они от избытка переполнившей их радости еще долго не могли угомониться, то и дело, пускаясь с душераздирающим гиканьем в самые невообразимые для нормального человека дикие пляски.
   - Согласно новой милости к нам Господа бога мы, сохраняя свое восхитительное до неповторимого безобразия уродство, будем самыми прекрасными созданиями на всем белом свете. Ни одно живое земное существо, даже сам человек, не удостоились подобной милостью нашего общего Творца, - хвастались они друг перед дружкою и громко восклицали. - Слава! Слава нашему возлюбленному Отцу!
   - Я рад, мои возлюбленные дети, что сумел вам угодить, - ласково приговаривал улыбающийся в ответ на ликование шибианок Господь бог. - И прошу вас постоянно помнить, что пользоваться любовью земных мужчин вы можете только с их личного согласия, а привлекать их к себе вы можете только одной своею будущей неповторимой красотою.
   Но мало кто из торопившихся скорее ощутить себя в своем новом качестве шибианок услышал последнее напутственное предупреждение Творца. Уже больше не желающие тратить на бессмысленные с их точки зрения разговоры своего вдруг ставшего для них воистину драгоценным времени, поторопились опуститься в уже заранее определенную для каждой из них местность. И ровно через девять месяцев по всей земле в богатых бездетных семьях начали рождаться необычайно красивые девочки.
  
   1992 год.
  
  
  
  

Глава вторая.
ОБЖИГАЮЩЕЕ ДЫХАНИЕ СТЕПИ.

  
   Черные лохматые тучи, сердито громыхая, то удаляющимся, а то снова приближающимся к побережью громом с далекими отблесками яростно бившихся об землю молний, неторопливо уплывали за горизонт. Вместе с ними отступала перед блеклым светом поблескивающих на небосклоне холодных звездочек и установившаяся в эту ночь над притихшей землею кромешная темнота. Заметавшийся огромной черной каракатицей над морским побережьем бог сна и сновидений Гипноз изо всех своих сил старался приглушить недовольное ворчание чем-то сегодня слегка раздраженного моря. А уже убаюканное им расположившееся на скалистом берегу небольшое селение мрачно отсвечивало в насторожившиеся небеса темными оконными проемами. Выглянувшая из-за уплывающей тучи полная луна не только осветила темнеющие контуры разбросанных по всему побережью домов, но и высветила темное пятно возвышающейся над окрестностями одинокой огромной горы. Преграждающие доступ неустанно грохочущему морскому прибою к небольшому селению невысокие, но крутые, с угрожающе изогнутыми в сторону моря остроконечными верхушками скалы в одном месте были, как бы специально раздвинуты в стороны. Образуя шириною где-то примерно в пятьсот метров проход к усыпанному вперемежку с галькою желтым песочком морскому берегу. Наклонившиеся в сторону прохода изогнутые верхушки скал с таким диким непокорством нацелились на освободившуюся от них полоску земли, что, казалась, ослабни хоть немного удерживающая их сила, и они, словно выпущенные из лука стрелы, тут же бросятся навстречу друг дружке. Бросятся и, сметая на своем пути два выстроенные в самом проходе небольшие домика, навсегда преградят этим вечно неугомонным людям доступ к, как всегда, небезопасному для простых смертных людей морю. Но, к счастью проживающих в этих домиках наших героев, раздвигающая скалы сила, как и сами скалы, уже давным-давно навечно застыла в своей мертвой неподвижности. Им, пока что, было ни о чем беспокоиться. В одном из этих домиков и проживал сейчас потомок бывшего капитана парусного судна, оказавшего в свое время неоценимую услугу жителям сейчас разрушенного до основания, а когда-то могущественного вольного города. Зовут его, как и отца морского волка, Филократ Амис. И он еще помнит рассказы своего отца о славных делах их удостоенного установки в его честь декретом народного собрания города мраморной доски знаменитого предка. Но где эта доска сейчас находится? К нашему великому сожалению время, как впрочем, и сама человеческая жизнь на земле, неумолимо. И уже давно от некогда свободолюбивого города остались лишь одни развалины возле поселившихся на скалистом берегу его немногочисленных потомков. В такие темные ночи лишь одни совы вылетают на охоту туда, где когда-то бурлила и била неукротимым ключом свободная жизнь их предков. Они молча парят над руинами здания народных собраний, гимназиями и бывших торговых рядов в поисках своей добычи. Сейчас лишь одни скользкие противные гады ползают по шумным в свое время узким городским улицам и по вымощенным камнем просторным площадям. По глиняным трубам водопроводной системы уже не журчит, как прежде, родниковая вода. Город не выдержал напора алчных степных кочевников и, покорившись их разрушительной силе, стал вечным памятником для своих перебитых и угнанных в рабство жителей. Укоризненно поблескивая остатками своей былой роскоши и красоты, он даже и сейчас продолжает призывать к отмщению за свое преждевременное разрушение продолжающих влачить жалкое существование немногочисленных потомков своих бывших уцелевших защитников. Но у них сейчас даже мысли не возникает о какой-то там еще своей мести вероломным и скорым на расправу кочевникам. Они о своей святой мести, пока еще могут только мечтать да бережно сохранять в своей памяти о славном героическом прошлом своего города. Им сейчас, как говориться, лишь бы день продержаться да ночь простоять, а потом будь, что будет. У них сейчас только одна надежда на благосклонность к ним всемогущих небес, и поддерживающая в них жизнь непоколебимая вера, что неминуемая беда обязательно обойдет их стороною. Кто всю свою жизнь ходит по острию меча, тот поневоле превратиться в неисправимого фаталиста и никогда не станет излишне суетиться раньше времени, даже при приближении к нему смертельной опасности.
   Оставшегося круглым сиротою еще в детские годы Филократа приютили живущие в соседнем доме родители его лучшего друга Агаксия. Смутное и необычайно тревожное время переживает сегодня окружающая их небольшой поселок степь. С завоевавшими ее несколько столетий назад полуоседлыми кочевниками у местных ремесленников и рыбаков быстро наладились добрососедские отношения. И все они до сегодняшнего времени жили вполне безбедной и ни от кого не зависящей жизнью. Не бедствовал и владеющий совместно с Агаксием большой парусной лодкою Филократ. Они, наряду с приносящей им неплохой доход рыбною ловлею, еще содержали коней, овец, коров и обрабатывали расположенные неподалеку от их поселка небольшие огороды. Молодые и сильные, они, сейчас вволю наслаждаясь своей относительно свободной привольной жизнью, начисто забывали о том, что жизнь бедного беззащитного человека всегда переполнена неприятными неожиданностями и крутыми смертельно опасными поворотами. Что немилосердная людская судьба крутит и вертит подобными бедолагами, как своим несчастным возлюбленным ветреная капризная красотка. И никогда заранее не предугадаешь, что тебе следует от нее ожидать: или она тебя приголубит и обласкает, или навсегда загубит своим жестокосердием. Так и привыкшие к своим беспокойным соседям жители маленького приморского поселка застыли в тревожном ожидании, когда по степи поползли слухи, что идет на их степь с востока сильный беспощадный враг, и никто ему не может противостоять. Благодаря своему обособленному расположению им не пришлось быть в гуще кровавых схваток, но все же и к ним несколько раз заезжали невиданные ими ранее всадники. И хотя жители поселка были настороже и, спрятавшись в пещере возвышающейся над окрестностями горы, спасли свои жизни, но накопленного годами тяжелого труда имущества они не уберечь не сумели. Немного порыскав по берегу в поисках спрятавшихся людей, эти всадники, как стая голодных собак, набросились на опустевшие дама, и подмели в них все подчистую. Так и осталась у Филократа с Агаксием одна корова на две семьи, а у других уже даже захудалой козы не оставалось.
   - Хорошо еще, что хоть живыми остались, - успокаивались жители маленького поселка этой мало помогающей им в жизни мыслью, запираясь на ночь в своей пещере огромным валуном. Который так хорошо маскировал снаружи в нее вход, что тот, кто не знал о существовании пещеры, ни за что не догадался бы о ней, даже расхаживая на самом валуне. Вбежав в случае опасности в пещеру, жители маленького приморского поселка вдевали во вкрученные в валун со стороны пещеры металлические кольца веревки, и быстро прикрывали им вход в нее. Находясь в своей пещере, они уже были надежно защищены от любой угрожающей им опасности, но это еще не спасала их от беспокойных мыслей о своем будущем. Ведь всю свою жизнь даже в такой надежной и безопасной пещере не просидишь.
   Захватившие степь новые хозяева не долго томили их в неведении. Не успело еще потеплевшее весеннее солнышко обогреть степь, как неподалеку от их поселка прижались к скалам расставленные в два ряда их войлочные кибитки. А притихшая степь снова загудела от топота пригнанных ими с собою отар, табунов, криков пастухов и звонких детских голосов. Поначалу кочевники не обращали на замерший в тревожном ожидании поселок никакого внимания и ничем не высказывали своего отношения к его жителям. Однако, вскоре узнав, что в поселке живут умелые мастера, завалили их своими заказами. Правда, для кочевников из соседнего аила они выполняли заказы за меньшую плату, чем для приезжающих издалека. Так повелел им взявший их под свое покровительство кошевой Белдуз.
   Человеку, наряду с его строптивостью и безрассудством, свойственна неприхотливость и быстрая адаптация к любым условиям, даже если их можно будет с большой натяжкою называть человеческими. Так и жители приморского поселка со временем обвыклись в новых условиях, научились ладить со своими новыми соседями. И их жизнь начала потихонечку улучшаться.
   Филократ проснулся еще задолго до восхода солнца. Он осторожно, стараясь не потревожить тихо посапывающую во сне жену, спустился с полатей.
   - Скоро уже, - еле слышно проговорил он, задерживая свой взгляд на ставшем в последнее время особенно заметном животе своей жены, и с удовольствием окунул в прохладу остывшей за ночь воды свою заспанную голову. - Уже совсем скоро, - с тяжелым вздохом повторил он, протирая свою намокшую голову чистой полотняной тряпочкою, - а мне с Агаксием снова приходится начинать все с самого начала.
   Нелегко было старым и больным родителям Агаксия растить их. Но стоило друзьям немного встать на ноги, и они сделали все от них зависящее, чтобы обеспечить им более-менее спокойную старость и выдать замуж всех их трех дочерей. Оттого они и своими семьями обзавелись довольно поздно. И сейчас обобранные новыми хозяевами степи с нетерпением дожидались рождения своих первенцев. Еще раз, окинув продолжающую досыпать свою жену пытливым взглядом, Филократ накинул на себя тяжелый дорожный плащ, и вышел из дома. Возле их лодки уже копошилась сгорбленная фигура Агаксия, и ему пришлось поторопиться.
   - Обскакал ты меня сегодня, - виновато буркнул он, пристраиваясь к корме лодки.
   - Ничего страшного, и ты, брат, тоже не слишком припозднился, - отозвался ухватившийся за борт лодки обеими руками Агаксий.
   Поднатужившись, они столкнули лодку в воду, и через мгновение она уже слегка раскачивалась в еле слышно плескающейся морской воде. Наполнивший парус утренний ветерок резво погнал лодку с рыбаками по водной глади залива. Подоспевший скорый рассвет развеял в ужасе отшатывающийся от него мрак ночи, позволяя первым лучикам поднимающегося из-за горизонта красного солнышка весело прыгать по их просветленным лицам. Так без лишних для себя осложнений рыбаки и доплыли до нужного им сегодня для ловли рыбы места.
   - Пора забрасывать сеть в воду, - негромко буркнул Филократ, определив по известным только ему одному еле уловимым в однообразии морского пространства приметам их любимое место лова.
   - Тогда не будем понапрасну терять время, - поддакнул согласный с ним Агаксий.
   Первый заезд и выловленная из моря рыба в отчаянии запрыгала по днищу лодки. Обрадованные удачным началом они до того увлеклись ловом, что даже и не заметили появившееся на горизонте маленькое темное пятнышко. А, выдергивая из сетей попадающуюся им сегодня на удивление крупную отборную рыбу, они даже и не ощутили на себе заметно посвежевшего ветерка. И уже только тогда, когда тень надвигающего шторма приблизилась к ним вплотную, они забеспокоились и, торопливо убрав сети, погнали лодку к берегу. Сердито забившие о борта лодки, поднимаемые окрепшим ветерком волны, настойчиво требовали возврата их богатого утреннего улова обратно в море. И даже до предела натянутый его резкими порывами парус и тот угрожал им унести от родного берега в открытое море. Обеспокоенным рыбакам пришлось его убрать и самим замахать веслами. Но их лодку по-прежнему относило в сторону, от уже было показавшихся им черепичных крыш домов поселка. А тем временем страшно пугающий друзей шторм приближался к ним все ближе и ближе. Они уже ясно ощущали своими занывшими в неприятных предчувствиях спинами его тяжелое дыхание. К тому же их положение усугублялось еще и тем, что все больше расходившиеся волны уже не довольствовались простым битьем по бортам их лодки, а начали заливать и без того до верха наполненную недавним уловом лодку. И им пришлось, бросив весла, замахать черпаками. Полностью предоставлена с каждым очередным мгновением все больше усиливающемуся ветру их лодка, стремительно понеслась в не обещающее ее хозяевам ничего хорошего открытое море.
   - У нас, брат, сейчас только одна надежда на копье, - глухо проворчал протирающий рукавом рубахи застилающий ему глаза пот Агаксий, имея в виду выступающий в море в нескольких десятках милей от их поселка полуостров, заканчивающийся длинною грядою изжеванных свирепствующими во время штормов волнами скальной породы.
   - Боюсь, что это колье сейчас для нас последний шанс на спасение, - согласно поддакнул ему отбросивший в сторону черпак Филократ.
   Снова ухватившиеся за весла друзья начали изо всех своих сил пытаться направить свою лодку в сторону стремительно приближающегося к ним полуострова. Однако и все время усиливающийся с приближением шторма ветер тоже не собирался просто так отказываться от своей законной добычи. И все время угрожал, прежде чем они достигнут спасительного полуострова, отогнать их лодку намного выше последнего дерзко вклинившегося в неспокойное море валуна. Лишь на одно мгновение опоздало разгневанное их упорством море ударить со всей силою подоспевшего шторма, как их лодка, каким-то чудом проскочив между двумя выступающими из воды валунами, закачалась в более спокойной воде небольшого заливчика. Поблагодарив в короткой рыбацкой молитве небеса за свое уже нечаянное спасение, рыбаки привязали за росший на приютившем их бережку кустарник лодку, и поспешили укрыться от уже вовсю разгулявшего шторма в обнаруженной поблизости небольшой пещерке. Разбушевавшийся на море шторм, внося суеверный ужас в еще не отошедшие от недавнего отчаяния души друзей, страшно завывал в прибрежных скалах. И они, опасаясь снова навлечь на себя беду, не спешили предаваться радости по случаю избавления от смертельной опасности.
   - Мы сегодня, брат, были на волосок от смерти, - угрюмо проворчал заворачивающийся в свой немного просушенный возле разведенного костра плащ Агаксий.
   - Жаль только, что о нашем спасении не знают наши жены, - сумрачно отозвался помешивающий деревянною ложкою в горшочке уху Филократ.
   - И не говори, брат, им сейчас в неизвестности о нашей судьбе всякое приходит в голову. Теперешние переживания о нас наших жен, по-моему, даже намного хуже самого плохого известия, - поддакнул ему расчувствовавшийся Агаксий.
   Притихшие друзья представили себе, как встревоженные грозными предвестниками скорого на море шторма их жены, выскочив из домов, напряженно всматриваются в не подающее им ни одной надежды морское пространство. И как потом, с началом шторма, они молча уходят домой, предчувствуя беду, но, все еще цепляясь за ничтожно маленькую надежду, что, в конце концов, все для них обойдется благополучно.... Нерадостная получалось у них картина. И они в ответ своим мыслям только тяжело вздыхали.
   Филократ вытащил вскипевшую уху из углей, и успевшие проголодаться друзья дружно застучали по глиняному горшочку деревянными ложками.
   - У тебя сегодня получилась знатная уха, - одобрительно буркнул, с удовлетворением поглаживая по туго набитому животу, Агаксий. - Ну, а теперь можно немного и вздремнуть. Шторм-то, как видно, окончится еще не скоро....
   - Я тоже так думаю, брат, - буркнул недовольно покачавший головою Филократ и, завернувшись по примеру друга в дорожный плащ, добавил. - Сегодня наша силушка еще, ох, как нам понадобиться....
   - И не диво, - проворчал догадавшийся, что имеет в виду его друг, Агаксий, - вон в какую даль нас сегодня занесло.
   Однако, несмотря на способствующий сну однотонный вой беснующегося над морем шторма, они еще долго ворочались на своих жестких постилках без сна. А когда уснули, то проснулись уже где-то далеко за полдень, застав снаружи пещеры все тот же ни на одно мгновение не умолкающий ураган. Поднявшийся со своего ложа Агаксий подбросил на все еще тлеющие угольки немного хвороста. И снова вспыхнувший огонек весело заплясал по недовольно потрескивающим в его жарких объятиях сухим веточкам.
   - Брат, ты даже представить себе не сможешь, какой замечательный мне приснился сон, - похвастался он другу, пододвигая горшочек с остатками ухи поближе к огню. - Я увидел во сне, что моя жена родила мне дочку. Я взял ее такую малюсенькую на руки и понес во двор показать ей ярко осветившееся на небесах солнышко. А она, посмотрев на меня своими голубенькими глазками, тихо проговорила: Папочка, я жду тебя, приезжай скорее домой.
   - Такие маленькие еще ничего не говорят, - возразил ему усомнившийся в реальности его сне Филократ.
   - А моя дочка заговорила и сказала, что ждет меня дома, - упрямо повторил Агаксий.
   - А я, брат, мечтаю о сыне, - задумчиво проговорил вспомнивший об оставленной дома жене Филократ.
   - И будут наши дети дружить, - с охотою добавил Агаксий, - как и мы дружили в детстве.
   - Прекрасное было тогда время, - с грустной ноткою сожаления продолжил Филократ и совсем неожиданно для Агаксия сделал ему предложение. - Если твой сон, брат, сбудется, а у меня родиться сын, то, когда они вырастут, мы их поженим и окончательно породнимся.
   - Я согласен, - охотно подтвердил их соглашение Агаксий, - и заранее уверен, что наши дети будут достойными друг друга.
   Подкрепившиеся остатками ухи друзья, дождавшись уже скорого окончания шторма, начали собираться в обратную дорогу домой. Не без труда вытащив лодку из приютившего на время шторма заливчика, они поставили парус и, подгоняемые свежим ветерком, поплыли домой. Дорого, как они и предполагали, оказалось неблизкою. И они уже только где-то ближе к полуночи смогли увидеть приветствовавших их возвращение темные контуры домов своего родного поселка. Беспокоясь об переживающих за них своих женах, они, привязав лодку к специально вкопанному на берегу столбику, заторопились по своим домам.
   Пробегая мимо освещенного горевшей на столе свечою окошка, Филократ, заглянув в него, окунул жалостливым взглядом свою горюющую о нем Марию. Она тихо сидело перед свечою на лавочке, а ее еле шевелящие губки беззвучно нашептывали слова молитвы то ли за спасение его от неминуемой смерти, то ли за упокой его раньше времени ушедшей из жизни душеньки. А из ее побелевшим от тяжелых дум щечкам градом катились из заплаканных глаз слезы. И ему стало так нестерпимо жалко горюющую по нему свою неутешную жену, что и у него самого мгновенно переполнились непрошеными слезами глаза.
   - Родимый, ты вернулся! - вскрикнула при виде входящего в дом Филократа Мария и, повиснув у него на шее, тихо прошептала. - А я уже даже и не надеялась....
   - Ну, ладно, полно горевать, моя любая, - поглаживая свою разрыдавшуюся у него на груди жену по головке, пытался успокоить ее Филократ. - Я же возвратился домой.... И, как видишь, ничего такого страшного со мною не произошло....
   - Я должна тебе что-то показать, - так же тихо шепнула ему немного успокоенная Мария и потащила Филократа за собою.
   В сплетенной из ивовых прутиков люльке лежал укутанный в чистые полотняные тряпочки младенец. Его маленькое сморщенное личико еле слышно причмокивало своими розовыми губками, и тихо посапывала во сне вздернутым к верху носиком.
   - Это наш...., - еле слышно выдавил из себя взволнованный Филократ, рассматривая только что появившегося на этом белом свете маленького человечка.
   - Это твой сын, - тихо шепнула ему Мария.
   - Мой сын! - вскрикнул не удержавшийся Филократ и, подхватив свою жену на руки, закружился вместе с нею по всему дому.
   - Тихо! - испуганно выкрикнула ему прижимающая свою ладошку к его рту Мария. - Тихо, сыночка разбудишь....
   - Прости меня, я просто сошел с ума, - повинился смутившийся Филократ, опуская ее на пол и бросая предупреждающий взгляд в сторону входной двери. Так как, вбежавший в это время в нее Агаксий заорал, как оглашенный:
   - Филократ, мой вещий сон сбылся! У меня родилась дочка!
   Проснувшийся младенец недовольно захныкал, и, шутливо погрозив притихшим друзьям пальчиком, бросившаяся к нему Мария принялась его убаюкивать.
   - А у тебя, брат, кто родился? - полюбопытствовал у Филократа уже возле лодки Агаксий.
   - Сын, - не без гордости ответил ему Филократ, - у меня уже есть маленький наследник.
   Выгрузив рыбу из лодки и натянув для просушки старые сети, друзья, уговорившись провести в ближайшее воскресение совместные крестины своих только что родившихся детей, разошлись по своим домам.
   Дома Филократ попил из кринки холодного молочка и прилег на полати рядом с кормившей ребенка Марией.
   - Назовем его Бакис, - тихо шепнул он ей, проваливаясь в крепкий здоровый сон смертельно уставшего за день человека.
   И в эту ночь ни одно сновидение не осмелилось потревожить во сне разоспавшегося Филократа. Сгорающие от всегда присущего сновидениям нетерпения они до самого рассвета неустанно караулили возле него, но так и не дождались для себя благоприятствующей возможности проникнуть в его сон. Насылаемым на людей Гипносом сновидениям на этот раз не удалось хоть немного потешить свои завистливые злобно мстительные души, намекнув Филократу в сотканной паутине сновидений, что его намерения насчет выловленной вместе с Агаксием рыбы не осуществляться.
   Шаловливые лучики только что заглянувшего в окошко утреннего солнышка весело запрыгали по щекам спящего Филократа. И он, недовольно поморщившись, присел на полатях. Уже давно хлопотавшая возле печи Мария выставила на стол в глиняных мисках распространяющие по всему дому вкусный аромат ароматные кусочки поджаренной рыбы. Жадно принюхавшийся к их вызывающему у него зверский аппетит вкусному аромату Филократ передумал, как он только что намеревался, еще немного поваляться в засланной его женою мягкой постельке. Соскочив с полатей, он торопливо окунул свою заспанную голову в кадку с водою и, даже не подумав осушить ее расшитым искусной рукою Марии утиральником, тут же уселся за стол. Но не успел он еще справиться и с одним кусочком рыбы, как к нему прибежал запыхавшийся гонец от самого кошевого Белдуза.
   - У мудрого и великого хана нашей орды вчера вечером родилась дочь! - вбежав в дом, громко выкрикнул он. - Кошевой выкупает весь твой вчерашний улов и повелевает тебе, Филократ, доставить рыбу в аил великого хана!
   Гонец бросил горсть зажатых в кулак монет на стол и застыл в ожидании ответа. А недовольно поморщившийся Филократ, сгребая их в кучу, заодно пересчитал брошенные гонцом монеты. За всю выловленную ими вчера с опасностью для собственной жизни рыбу ему предложили девяносто оболов, ровно половину того, что он со своим другом Агаксием рассчитывали за нее выручить. Ибо вчера они еще до шторма успели наполнить лодку почти до самого верха одними тунцами. А на обратном пути домой, заглянув к своим установленным ставным сетям и с удивлением обнаружив, что они, несмотря на только что бушевавший на море шторм, в целости и сохранности, заполнили свою лодку с верхом запутавшимися в сетях осетрами. Но с кошевым не поспоришь и Филократ, больше ничем не показывая своего недовольства предлагаемой ему сделкою, проговорил нарочито веселым голосом:
   - Великую радость ты принес в мой дом, гонец. Мне только сейчас мне стало понятно, отчего это вчера разъярившиеся на всех рыбаков неизвестно за что светлые небеса не загубили нас в своих смертельных объятиях. Вчера они не только нас помиловали, но и наградили богатым уловом с единственной целью, чтобы мы смогли преподнести эти предназначенные великому хану в честь рождения дочери дары моря. Я рад, что кошевой Белдуз вспомнил в этот светлый для всех нас день обо мне, недостойном, и горжусь его повелением. Ибо радость вашего рода - еще большая радость для нас, им опекаемым.
   И он, крикнув жене, что уезжает по поручению кошевого, заторопился к Агаксию. Друзья, загрузив весь свой вчерашний улов в повозку, погнали неторопливых быков в сторону ханского аила.
   - Не стоит понапрасну огорчаться по поводу дешево проданной рыбы, - утешал по дороге своего друга Агаксий. - На крестины своих детей денег у нас достаточно, а все остальное находится только в наших собственных руках.
   Хан Китан - глава нескольких могущественных половецких родов. В его орде насчитывалось более тысячи веж. Волк степи - так уважительно называли его друзья за стремительные и, как правило, удачные набеги на врагов. Всего лишь год назад он получил по жребию в долю участвующей в завоевании их новой родины своей орды обширный участок степи и, не теряя понапрасну времени, сразу же начал обживать новые места. Играть в такие крупные ставки, как постоянное местожительство многих тысяч людей, за благосостояние которых ты отвечаешь лично, по жребию дело не только неблагодарное, но и опасное. Жребий сравни человеческой судьбы: его не подкупишь златом и серебром и на него нельзя нажать или хоть чем-нибудь другим подействовать хорошо известными для влиятельных людей степи уловками. В общем, он, как и сама судьба, идеально беспристрастен к богатым и бедным, сильным и слабым, и, в конце концов, даже к храбрым и трусливым. Его не волнует, кто и как воевал, и кто именно больше всех вложил свою лепту в общее дело. Он - просто слепое, но такое удобное средство при разрешении многих щекотливых спорных вопросов в степи. А главная опасность этого слепого жребия для таких людей, как хан Китан, что в случае недовольства выигранной им по жребию новою родиною его соплеменниками он рискует расстаться с так сильно притягивающей к себе любого половца ханской властью. Однако, слава небесам, судьба хана Китана и на этот раз осталась к нему благосклонной. Приобретенная мечом и кровью соплеменников доставшаяся орде по жребию новая родина безо всякого на то сомнения понравилась кошеям всех родов его ханства. В любом случае ему пока о своем будущем можно было не беспокоиться. На юге его участок степи оканчивался морским побережьем, что сулило орде немалые выгоды в торговле с заморскими купцами. Для этого он и запретил своим воинам трогать разбросанные по всему побережью поселения ремесленников с рыбаками и торговые городки. Обладающий трезвым умом и здравым рассудком хан Китан был твердо убежден, что там, где процветают ремесла, процветает и торговля. А там, где процветает торговля, немало будет перепадать и владеющему этими поселениями хану.
   - Они намного больше принесут пользы нам живыми и относительно свободными, чем мертвыми или рабами, - убеждал расчетливый и предусмотрительный хан Китан своим кошевых, - если мы их поголовно истребим или поработим, то тогда уж этих заморских купцов к нам и калачом не заманишь. Нам надо стремиться увеличивать их число, а не сгонять их с насиженных мест своими неразумными поступками.
   Немало принесло хану хлопот и определение границ кочевий для родов его орды. При принятии своего решения ему пришлось учитывать все до самых, казалось бы, ничего не значащих мелочей. Обращая особое внимание на их богатство и положение в орде, на их участие в битвах, на понесенные ими при завоевании степи потери. И, в конце концов, на их другие заслуги перед ордою. Вполне естественно, что при определении границ кочевий хан постарался не обделить самого себя. Его род получил в вечное пользование густо поросший в рост человека травами и изобилующий удобными для водопоя многочисленных отар и табунов ханского рода водоемами неплохой участок на берегу лимана. Поначалу он предполагал получить для своего рода участок степи, где жили Филократ с Агаксием. Но пришлось уступить его кошевому Белдузу, отары и табуны рода которого ничем не уступали ханским. Кошевой Белдуз не только был его ближайшим советником, но и опасным соперником на ханство. Покончив с разделом своего участка степи и, определив границы кочевий кошеям своего рода, вздохнувший с облегчением хан, наконец-то, смог подумать и о сооружении святилища своим предкам.
   Для продолжающего почитать и преклоняться перед своим умершими родственниками даже намного больше, чем тогда, когда они были еще живыми, половца определение места установки для них святилища дело совсем не простое и очень даже ответственное. Святилище следовало расположить таким образам, чтобы умершие родственники всегда имели постоянную возможность продолжать думать и заботиться о своих все еще живущих на земле потомков, а так же охранять их покой и благополучие от всех внешних и внутренних врагов. Обследовавший с этой целью всю прилегающую к его аилу местность хан Китан остановил свой выбор на небольшой высотке неподалеку от проторенной караванами купцов тропы. И, вот, вчера вечером, как только угомонилась разбушевавшаяся на море и по всей степи буря, хан решил осмотреть к этому времени уже возведенное нанятыми им мастерами просторное святилище. С охватившим почтительным трепетом хан Китан ощупал жирными пальцами каменные статуи своего отца, изображенного в сидячем положении с подвешенным у пояса кошельком, и убитого в последнем походе брата. Его, как воина, мастера изобразили, стоя с саблею и луком в холодных каменных руках. И долго еще потом хан Китан, смотря в их обращенные на восток суровые лица, беседовал с ними, рассказывая своим умершим родичам, как хорошо он устроился на новом месте и, умоляя покровительствовать ему во всех его начинаниях, просил не забывать о своем живом родственнике и сына. Закончив свой немой разговор с покойниками, хан подал знак терпеливо дожидающимся окончания беседы хана с предками сопровождающим его половцам. И те, подхватив на руки двух связанных белых овечек, потащили их в святилище. Быстро справившись с порученным им делом, слуги хана Китана не заставили его долго ждать. Не прошло еще и несколько минут, как забрызгавшая из перерезанных глоток во все стороны кровь наполнила жертвенные чаши. Все это время пристально всматривающийся в безжизненные глаза истуканов хан, к немалому своему удовлетворению, не заменил в них ни одного намека, что они недовольны его даром. Осветившийся удовлетворенной ухмылкою хан еще раз окинул святилище восхищенными умелою работою скромно стоящих в сторонке мастеров глазами и, щедро одарив их, пришпорил своего нетерпеливо перебирающего ногами жеребца. А дома его уже дожидалось радостное известие: его благополучно разрешившаяся от родов жена родила ему дочь. Вошедший в юрту хан бережно принял переданную ему служанкою малютку на руки и подивился необычайной красотою девочки.
   - Слава о красоте этой малышки будет греметь по всей степи еще задолго до ее совершеннолетия, - подумал пристально вглядывающийся в только что народившегося младенца хан, - а вместе с нею не потускнеет имя и ее отца.
   Передав дочку жене, он повелел слугам, чтобы те уже к завтрашнему утру подготовили все необходимое для праздничного пира в честь рождения его дочери.
   Только успела заалеть на небесах взошедшая над землею утренняя зорька, как прогремевший на околице аила свирепый лай длинных труб возвестил всем половцем о начале ханской охоты. И вся степь уже прямо задрожала от пустившихся вскачь сотен загонщиков. Не меньше пятисот всадников с пронзительным присвистом и дикими воплями поскакали к заросшему мелким кустарником берегу лимана, а все остальные ускакали в степь. Они должны были с двух сторон прочесать немалый участок степи и выгнать навстречу хану и его знатным гостям обезумевших от страха животных. Неторопливо выкатывающееся из-за горизонта красное солнышко хмуро поглядывала на растревожившую все окрестности ораву. А развернувшиеся в цепь всадники еще громче застучали колотушками, поднимая притаившихся в высокой густой степной траве диких животных, и заставляя их убегать в сторону, где должны были их поджидать знатные охотники.
   А самый главный сегодняшний охотник хан Китан в это время как раз осматривал щенков охотничьего гепарда. Недовольные щенки злобно скалили свои острые зубки и с угрожающим урчанием сердито топорщили свои белые усики. А их насторожено вращающая своей кошачьей головкою мама нервно била хвостом по земле. Поочередно покачивающий на руках темно-серые комочки хан, забавляясь их свирепостью, громко хохотал.
   - Пора, великий хан, - заторопил хана подскакавший есаул, - уже слышны крики приближающихся к намеченному месту охоты загонщиков.
   Согласно кивнувший головою хан, выхватив у пастуха поводья, вскочил на спину своего горячившегося жеребца: С оглушительным грохотом забил бубен. А два статных молодых половца пронзительно задули в дудки, давая тем самым всем остальным томившимся в ожидании охотникам сигнал, что пришла пора и им выезжать на ханскую охоту.
   Впереди всех поскакавших к указанному месту охоты гарцевал на пегом жеребце хан Китан. Он был как раз в том возрасте, когда появляющиеся на лице морщинки делают человека мужественным и мудрым, а близость подкрадывающейся старости еще не очень омрачает душу. Узорчатый длиннополый кафтан со светлыми бирюзовыми пуговицами плотно облегал его все еще сохраняющую стройность фигуру. Подпрыгивающие на скаку золотые привески ярко поблескивали в ослепительном сиянии мгновенно залившего всю степь светлыми лучиками еще только-только приподнявшегося над землею красного солнышка. С наборного ханского пояса свисали сабля и украшенный маленькими серебреными пластинками колчан. На ханских ногах красовались укрытые мелким бисером и серебреными бляшками сафьяновые сапожки. Венчающий ханскую голову ослепительно белый колпак придавал ему в полном соответствии с торжественностью момента особую горделивую важность и степенность. На натягивающей поводья резвого жеребца левой руке искрился изумительной отделкою украшенный драконьей головкою с длинными усиками браслет. А на указательном пальце правой руки искрился золотой перстень тонкой работы, на гранатовой вставке которого была изображена закружившаяся в брачном танце дрофа. Скакавший рядом с ханом молодой половец придерживал на длинном шесте ханский бунчук с конскими хвостами и медными побрякушками. А позади хана скакали одетые в черные колпаки кошевые и все остальные ханские гости.
   Великолепные кони крупной рысью вынесли отяжелевших с возрастом всадников на возвышающийся над местностью холм и застыли в ожидании, когда загонщики выгонят для их седоков дичь. Тем временем разорванное кольцо облавы неумолимо сужалось. И обезумевшие от страха животные были вынуждены убегать от пугающих их звуков туда, где их ожидали острые копья и меткие стрелы охотников. Заметивший поджидающую его опасность молодой олень остановился и, круто развернувшись, понесся в обратную сторону. Но несмолкающие вопли загонщиков снова заставили его изменить направление. И он в поисках выхода заметался из стороны в сторону, пока меткие стрелы бросившихся к нему охотников не оборвали его жизнь. А вслед за ним, как из рога изобилия, посыпались кабаны, зайцы, лисицы, волки. И даже несколько не обращавших внимания на заметавшейся вокруг них своей излюбленной живности барсов. Общая беда заставила и тех и других позабыть о своих страхах и кровожадных инстинктах до другого более благоприятного для хищников случая. И началась потеха.... Самые смелые и решительные охотники бросались наперерез волкам и кабанам. Проворные и молодые принялись преследовать лисиц и оленей. Более пожилые охотники удовлетворились зайцами и другой мелкой живностью. И только самые из них отважные считанные единицы вступали в единоборство с барсами. Немало диких животных прорывалось сквозь неплотный строй охотников и, радуясь вновь обретенной свободе, убегали от ужасающего их кровавого побоища. Но и куча охотничьей добычи росла прямо на глазах. Есаул с букаулем так ловко загнали на острие ханского копья молодого барса, что тому оставалось только пронзить им загнанное животное. Дичи становилось все меньше, да и азарт у перенасытившихся кровью охотников потихонечку угасал. И к концу охоты уже только одни самые молодые и выносливые охотники пускались вскачь за выбегающим из густой степной травы зайцем или лисицею. Столпившиеся возле распростертого на земле барса охотники с притворным восхищением вслушивались в уже неоднократно повторяемый рассказ есаула о победе великого хана над свирепым зверем. Не оставался в стороне и принимавший в этом деле самое непосредственное участие другой ханский слуга. Букауль тоже, время от времени, вставлял в его красочное повествование свои вызывающие у слушателей почтенный трепет ужасающие подробности. И так продолжалось до тех пор, пока в очередной раз надрывно прогремевшие длинные трубы не объявили всем участникам ханской охоты, что пришла пора возвращаться в аил. Возвратившиеся с добычею охотники, передав свои богатые трофеи ханским поварам, заторопились в парадную юрту для поздравления великого хана по случаю рождения дочери.
   Успевший к этому времени переодеться в более просторную одежду хан Китан важно восседал на резном с прямой спинкою стуле. Слева от него сидела встречающая входящих в юрту гостей приветливой улыбкою его супруга, а возле нее на более низком табурете сидела полная половчанка с малюткою на руках. Проходившие в юрту гости, после обычных витиевато хвалебных слов поздравления, передавали свои подношения букаулю. А тот, предварительно показав их хану и его супруге, старательно раскладывал подношения на серебряных подносах. Желающих поздравить мстительного хана с долгожданной радостью было даже больше, чем достаточно. И горка принесенных ими с собою малютке подарков росла, как на дрожжах. И чего там только не было! При свете ярко пылающего костра искрились золотым отблеском серьги, браслеты, кольца и подвески для будущей красавицы. Привлекали к себе внимание и радовали глаза взирающей на них ханской чете предназначенные для предохранения их дочери от всяческих бед и напастей изготовленные из египетского фаянса жуки-скарабеи и лежащие на подставках львы. Немало там было погремушек и кукол с подвижными руками и ногами, а в самом центре груды подарков возвышался самый настоящий детский сервиз. Он состоял из круглого глиняного столика, на котором сидело четыре белых голубя с ярко красными клювами и такими же пронзительными глазами. На столик было поставлено глиняное блюдце с волнообразными краями, а на нем были аккуратно уложены сделанные из глины разнообразные овощи.
   Польщенный богатыми подношениями приглашенных им на пир в честь рождения дочери гостей хан с удовлетворением посматривал на переполняющие подносы подарки. Он горделиво осматривал один подарок за другим своим переполненным спесью тщеславным взглядом, пока не остановился на вызывающем сегодня не только его восхищение детском сервизе. Залюбовавшись изготовленным руками воистину талантливого мастера белым голубем с широко распростертыми крыльями, он еще долго не мог отвести от него своих восхищенных глаз. И чем дольше он на него смотрел, тем больше он казался ему таким легким и таким воздушным, что где-то в глубине души он даже удивлялся, почему этот голубь не слетит со столика и не закружит над уже тянувшейся к нему своими ручками его дочерью.
   Приглашенные на пир гости, передав свои подношения новорожденной, чинно рассаживались по левую и правую от хана сторону согласно своему положению в степи. Ближайшие советники хана, кошевые и посланцы соседних ханств усаживались на расставленных скамейках, а все остальные прямо на расстеленных по полу юрты коврах. Молчаливые слуги быстро расставили перед гостями чаши со свежим кумысом. И вскоре между ними и благосклонно кивающим гостям ханом потекла неторопливая непринужденная беседа в основном об еще свежих у них впечатлениях от утренней охоты. Улыбающиеся хану подобострастными улыбками гости, восхищаясь его храбростью и ловкостью, еще долго перебирали подробности его схватки с барсом, пока в самый разгар их веселья не вошел в юрту знаменитый на всю степь шаман Кури. При виде Кури ханские гости с нескрываемым изумлением уставились на не вызывающего к ним, могущественным людям степи, никакого почтения гордого шамана. Приближающаяся старость уже успела посеребрить ему волосы, но, несмотря на это досадное для всех остальных его собратьев обстоятельство, он все еще считался самым сильным и могущественным в степи шаманом. К тому же он принадлежал к тем немногим в степи шаманам, которые, благодаря принадлежащим им лично шаманским посохам, могли с легкостью преодолевать недоступную для многих трудную дорогу в страну предков. Наслышанный о его необычайных для простого смертного способностях хан и решил пригласить его провести посвященное рождению его дочери обращение. Однако, зная, о его прескверном характере, он на случай его отказа пригласил провести это же обращение другого шамана. Но сейчас хан встретил появление в своей юрте шамана Кури с большим удовлетворением. Заполучить такого могущественного шамана, как Кури, на посвященное рождению ребенка обращение считалось немалой честью даже для ханских семей. Польщенный хан благосклонно кивнул головою, выполнившим его нелегкое поручение своим верным слугам, разрешая им удалиться. А сам, как и его гости, приготовился к созерцанию самого излюбленного в степи зрелища, с нескрываемым интересом рассматривая гордо стоящего перед ним шамана. А тот и на самом деле в полагающем ему полном шаманском облачении выглядел для собравшихся в ханской юрте суеверных половцев более чем устрашающе. Небрежно наброшенный на широкие плечи сшитый из шкуры оленя-самца шаманский плащ с обшитым узкими полосками светлого меха подолом напоминал всем присутствующим, что его хозяин может путешествовать по нижнему миру. И как за эти ворсинки с отчаянием цепляются неприкаянные души мертвых. Зябко поеживаясь, от охватившей их в присутствии могущественного шамана робости, только что предававшиеся разгульному веселью ханские гости мгновенно притихли. И, бросая пугливые взгляды на мрачно поблескивающие на них прикрепленные ремешками к подолу изображения обезглавленных одноруких человечков, с ужасом вслушивались в тихий перезвон колокольчика. Не придавал знаменитому на всю степь шаману кротости и его шаманский нагрудник. Тускло подмигивающая ханским гостям оголенными ребрами вышитая на нагруднике грудная кость птицы навеивала на хана и его гостей какое-то в ожидании неприятных предчувствий смутное беспокойство. А прикрепленные к кольцу вышитого в середине нагрудника оленьим волосом сердца шамана устрашающие на вид духи-помощники еще больше нагоняли на гостей хана страха. Самые робкие из ханских гостей тут же пугливо опускали свои поникшие взоры к низу. И даже похожие на огромные медвежьи лапы, сшитые из оленьей кожи со сделанною сверху выпушкою медвежьего меха, шаманские сапоги не придавали ханским гостям силы для борьбы с унижающей их робостью. А совсем наоборот, они еще больше усиливали уверенность хана и его гостей, что для этого шамана нет ничего невозможного на всем белом свете. Тот, кто уже успел их, как следует, рассмотреть, только ойкал в тихом испуге. И тут же в тщетной надежде оградить себя от злобно поглядывающих на него с голенищ сапог духов-помощников шамана хватался за охраняющий человека от злых духов талисман. Но больше всего вводило всех их в робость, и устрашала изображавшая из себя рогатую голову оленя-самца шаманская шапка. Прикрепленное впереди шаманской шапки изображение ножа вводила всех присутствующих в это время в ханской юрте в смертный ужас. Да и свисающая сзади, разрезанная внизу на три украшенные крупными бусинками ленты, коса напоминала им о цепляющихся за нее во время путешествия шамана по загробному миру злых духах. И от одного только этого понимания ханским гостям, как, впрочем, и самому хану, становилось не по себе. Хорошо еще, что непрерывное дребезжание прикрепленных к шапке колокольчиков, наглядно всех убеждала, что хоть в данное время ни один злой дух не осмелиться уцепиться за косу и присмотреть среди гостей хана свою очередную жертву.
   Шаман неторопливо отвесил поглядывающему на него с нетерпением хану низкий поклон и проговорил глухим сиплым голосом:
   - Зачем твои воины прервали мое затворничество? Во имя какой благой цели я понадобился прославленному на всю степь своими победами над врагами великому хану?
   - У меня, шаман, родилась дочь, - гордо ответил ему хан. - Я хочу, чтобы ты с помощью подвластных тебе духов посетил темный мир моих предков и попросил их быть не только благосклонными к моей дочери, но и подарить ей достойное дочери хана имя.
   Молча выслушавший слова хана шаман, положив бубен, колотушку, посох и шаманскую шапку у ярко пылающего костра, несколько раз прошелся возле истомленных ожиданием его представления ханских гостей. И, пристально вглядываясь в их сгорающие от нетерпения глаза, бросил в огонь из подвешенного к его поясу кожаного мешочка несколько щепочек зеленого порошка: заклубившийся под пологом голубоватый дымок мгновенно переполнил ханскую юрту благоуханием степных трав. И оно, это напущенное шаманом благоухание, ни каким образом не подействовало на застывших в ожидании скорого интересного зрелища гостей хана, чего нельзя было сказать о самом шамане Кури. Вдыхающий полной грудью аромат дыма шаман с каждым последующим мгновением все больше и больше уходил в себя, в свои мысли, в совершенно другой неведомый для простого смертного человека мир. Мир чуждый живущим не земле людям, но так всеми нами желанный и безо всякого на то сомнения прекрасный в своей воистину удивительной неповторимости. И уже только тогда, когда сознание шамана, наконец-то, сумело полностью отрешиться от окружающего мира, Кури медленно, словно не просто наклонялся за бубном, а бил низкий поклон кому-то невидимому хану и его гостям, наклонился. Поднял с пола бубен с колотушкою, и в юрте послышались под его подражающее голосам волка, медведя и совы тихое завывание, а так же призывающие духов-помощников глухие редкие удары. Удары шамана колотушкою по бубну потихонечку учащались. И внимательно к ним прислушивающиеся ханские гости, с легкостью улавливая соответствующие приходу очередного духа-помощника более сильные удары колотушкою по бубну, оживленно между собой спорили, гадая, а какой именно дух мог объявиться сейчас перед шаманом. По-прежнему не обращавший на них никакого внимания шаман Кури бил колотушкою по бубну все быстрее и быстрее. И очень скоро его удары уже слились в единый, лишь изредка прерывающийся, с приходом запоздалого духа-помощника, особенно сильным ударом, грохот. Все более усиливающийся грохот шаманского барабана со временем уже стал до того невыносимым, что только веками укоренившееся в половцах почтительное преклонение перед посредниками между светлыми и темными мирами шаманами заставляла ханских гостей терпеливо дожидаться его окончания. Но вот бубен утих, и вздохнувший с облегчением шаман начал свой разговор с отозвавшимися на его зов духами-помощниками. В своей протяжной негромкой песне он направлял их в разные стороны света, в верхний и нижний мир с наказом: узнать все о судьбе только что родившегося ребенка. Покорные воле могущественного шамана духи-помощники тут же направлялись в указанные места. Но, выполняя такое несложное его поручение, они, по мнению неприятно кривившегося шамана, слишком долго там блуждая, задерживались с собиранием необходимых о только что родившейся ханше сведений. Начинающий терять свое терпение шаман строго потребовал от них немедленно возвратиться и рассказать ему обо всем ими там увиденном и услышанном. Однако еще немало пришлось попотеть бедному шаману, пока его духи-помощники не стали один за другим потихонечку возвращаться, и докладывать о выполнении данного им поручения. Недоумевающий шаман, терпеливо вслушиваясь в их короткие сообщения, в ответ только недовольно покачивал своей головою. Посланные для сбора понадобившихся ему сведений духи-помощники не отыскали в Нижнем мире предков этой девочки, а в Верхний мир они и вовсе не смогли попасть из-за оказывающих им на этот раз сильное противодействие враждебных шаману сил. Создавалось такое впечатление, что или этой только что родившейся в ханской семье девочки еще не только не существовало на белом свете, или она вообще не была рождена женщиною. Но, так как шаман не мог не верить своим собственным глазам, то такое противоречащее истине предположение ему не следовало принимать во внимание. Потерявший терпение шаман, строго отчитав не выполнивших поручение духов-помощников, решил, что ему на этот раз уже придется самому отправиться в это необычайно трудное опасное путешествие.
   Внимательно следившие за неравной борьбою мужественного шамана с противостоящими ему враждебными духами хан и его гости, конечно же, не догадывались, что сообщили духи-помощники своему хозяину. Однако и им со стороны было тоже хорошо видно, как порою нелегко приходится бесстрашному шаману. И они, переживая за него и высказывая ему свое одобрение, то и дело поддерживали его не показное бесстрашие громкими ликующими возгласами.
   А сам шаман, поручив слуге греть у костра бубен, подбросил колотушку вверх с таким расчетом, чтобы она, прежде чем упасть на устеленный коврами пол ханской юрты, обязательно перевернулась несколько раз в воздухе. Колотушка у самого могущественного в степи шамана тоже была непростая, а с раскрашенной вогнутой частью в два цвета: синий и красный. С такой колотушкою шаман Кури мог путешествовать не только в Верхний, но и в Нижний мир. Три раза бросал шаман вверх свою колотушку. И все три раза она падала на пол обтянутой оленьей шкурой выпуклой стороною вверх. Противостоящие ему враждебные злые духи настойчиво рекомендовали ему отказаться от путешествия за необходимыми сведениями о только что родившейся девочке в Нижний мир. Тогда шаман, желая узнать истинную причину неблагоприятного для него гадания, снова призвал себе на помощь духов-помощников. И снова с нетерпением дождавшись их возвращения, шаман был вынужден признать, что на этот раз противостоящая ему сила особенно велика и могущественная.
   - Нет, и нет! Мне, пусть и наделенному немалыми возможностями, но просто смертному человеку, никогда не победить противостоящих на этот раз таких могущественных сил! - восклицал про себя оробевший шаман.
   Но грозно взирающий на него со стула хан не оставлял ему другого выбора. И он, собравшись с силами, подавил в себе нерешительность. Шаман не мог себе позволить озлоблять против себя мстительного хана, а поэтому решился отправиться в это сегодня так для него опасное путешествие.
   - Мне лучше самому отправиться в Нижний мир и, отыскав там предков этой девочки, попытаться узнать у них причину такого необычно сильного сопротивления враждебной мне силы, - решил про себя шаман и начал собираться в дорогу.
   Все это время, не отводящие от него уже прямо пылающих от сжигающего их любопытства глаз, ханские гости, конечно же, ничего не знали и даже не могли догадываться обо всем, что сейчас происходило с внешне, как всегда, невозмутимым шаманом. Но, предугадывая для себя, в какое опасное путешествие шаман сейчас собирается, они с нетерпением дожидались дальнейшего развития событий, сулящих для их уже давно истосковавшихся в неприглядной повседневности душ немало волнующего и увлекательного.
   А думающий сейчас больше о собственной безопасности, чем о реакции на его представление ханских гостей, шаман с прежней неторопливостью поднял с пола свой посох и, яростно потрясая отгоняющими от него злых духов подвесками и колокольчиками, отправился в Нижний мир. Он недолго искал в Нижнем мире предков хана и его жены. Но они, к его немалому удивлению, признавая, что хан и его жена их потомки, в тоже время наотрез отказывались от только что родившейся у ханской четы девочки. Так и не найдя в Нижнем мире ответа на уже вконец измучивший его сегодня вопрос, возвратившийся ханскую юрту шаман сразу же начал готовиться к путешествию в Верхний мир. На этот раз он, уже учитывая, что очередное его путешествие будет намного опаснее и труднее первого, готовился к нему с особой тщательностью и основательно. Приготовившийся отправлять в Верхний мир шаман, отложив в сторону уже ставший ему без надобности свой посох, надел на себя способствующую его проникновению в небесные высшие сферы шаманскую шапочку. И, с остервенением кромсая ножом преграждающие ему путь густые облака, запарил в небесных просторах, все ближе и ближе пробираясь к недоступному, за редким исключением, для простых смертных людей Верхнему миру. Вполне естественно, что в это путешествие он никак не мог отправиться вместе со своим намертво прикованным к земле бренным телом. Совершить подобное до сих пор еще не удавалось ни одному живущему на земле человеку. В это второе, как, впрочем, и в его первое путешествие в Нижний мир отправилась только одна его внутренняя сущность. То есть, то, что и определяет в земной жизни человека человеком. Что не только осмысливает его существование, но и постоянно подталкивает его к добропорядочной и угодной светлым небесам жизни на земле. В общем, именно то, что в простонародье принять считать человеческой душою. Поэтому не отводивший от шамана своих пытливо-настороженных глаз хан вместе со своими гостями тоже могли представлять его предполагаемое всеми ими путешествие по далеким недоступным для живого человека мирам только в своем воображении. А на самом деле, в действительности, они в это время были просто оглушены его ни на одно мгновение не прекращающимися сильными ударами по бубну и слившимся в единый гул бряцанием подвесок и колокольчиков. Переполняясь неприятными предчувствиями, они, как завороженные, смотрели на все происходящее перед ними широко раскрытыми от ужаса глазами. И, опасаясь ненароком хоть чем-нибудь навредить отчаянно сражающему шаману с враждебными злыми духами, они уже не только не решались подбадривать его одобряющими выкриками, но и даже дышать в его сторону.
   Призывающий себе на помощь всю свою мощь шаман уже оглушительно громко заревел быком, зарычал грозным львиным рыком, но ничего не мог поделать с преградившей ему дорогу огромной монолитной темною силою. И как он не пытался пробить ее оленьими рогами, как не полосовал ее ножом она, не пуская его в Верхний мир, не уступала шаману. Она лишь только надрывно стонала от его очередного удара по ней и пронзительно визжала, как недорезанная свинья, когда он пускал в дело прикрепленный к шаманской шапке нож, но не сдвинулась с места даже на йоту. У смертного человека, как бы он при этом не был силен и могуществен, силы не беспредельны. А у смертельно уставшего шамана все еще не было ни одной лишней секундочки даже на то, чтобы протереть застилающий ему глаза пот. Но и самой темной силе, по всей видимости, тоже досталось от него немало, раз она решилась заговорить с ним первой.
   - Шаман, ты очень могущественный, - вдруг услышал он ее ужасный голос, при звуках которого у бедного шамана стыла кровь в жилах, - но на этот раз тебе не победить меня. Слишком много темной силы заинтересовано в сокрытии тайны рождения и будущей жизни только что родившейся в ханской семье девочки. Мне понятны твои затруднения в данном случае и то, что тебе нужно будет хоть что-то сказать нанявшему тебя для совершения обращения хану. И поэтому я предлагаю тебе заключить со мною сделку: тебе будет дозволено увидеть малую часть из бесконечной жизни этой девочки, а ты должен будешь вернуться обратно на землю и уже больше меня не беспокоить.
   Не позволив опешившему шаману даже хотя бы немного предварительно обдумать ее предложение, темная сила сразу же подключила его сознание к запланированной неумолимою судьбою земной жизни ханской дочери. И перед ошеломленным всем, с ним сегодня случившимся, шаманом неторопливо поплыли картинки из будущей жизни только что родившейся девочки, но только до ее пятнадцатилетия. А на шестнадцатом году, эти рассказывающие о жизни этой девочки картинки по непонятной для шамана причине оборвались.
   - Ты узнал все, что тебе надобно знать о дальнейшей жизни этой девочки, - снова услышал шаман, заговоривший с ним ужасающий голос темной силы, - а сейчас отправляйся обратно в ханскую юрту.
   Шаман Кули не привык отступать перед темною силою, но на этот раз он решил, что ему будет лучше ей уступить. Слишком могущественною была противостоящая ему темная сила, и к этому времени уже был слишком утомленный борьбой с нею сам шаман. Однако, несмотря на уже сделанную темной силою ему уступку, шаман Кури был в затруднительном положении. В показанных ему картинках ханская дочка была признанной красавицею на всю степь, умной и рассудительной девочкой. Такой дочерью не только ханская, но и любая другая половецкая семья должна была гордиться. Но эти же самые картинки показали ему ее и с другой стороны. Богатая привольная жизнь чаще всего развращает человека и не способствует воспитанию у него крепких моральных принципов, а также не побуждает его к строгому исполнению установившихся в человеческом сообществе норм и правил поведения. Поэтому уже неплохо знающий окружающую его жизнь шаман не удивился, увидев какой она станет лицемерной и развратной в свои пятнадцать лет. Подобная видимость будущей жизни только что народившейся ханской дочери еще раз подтвердила шаману еще и раньше известную ему истину, что еще никто из властолюбивых людей земли не отличался целомудренностью и крепкими моральными устоями. Лишь одно пугало и настораживало пожилого шамана в этой покрытой для него мраком загадочной истории: необычайная красота и еще небывалый на земле острый ум у только что родившейся девочки. Как известно, красота и ум при неограниченной власти нередко сопутствуют с большими злодеяниями. Но у шамана Кури было на редкость доброе и отзывчивое сердце. И он выбрал для новорожденной светлое и теплое имя Титина, надеясь, что оно поможет только что родившейся девочке в укрытой мраком неизвестности ее будущей жизни. И в последних аккордах своего обращения он протяжным голосом негромко запел о богатой и привольной жизни ханской дочки. Он не опустился до лжи, а просто умалчивал в своей песне о непредсказуемости ее судьбы в то время, когда ее тело созреет для неукротимых желаний и таких сладостных для всех живущих на земле людей соблазнов, дивно распустив прелестные розы женского ничем неотразимого очарования. Он пел о ее редкостной неземной красоте, и о толпах с жадным нетерпением добивающихся ее внимания и любви поклонниках.
   Хан Китан и его гости ничем не высказали своего недоумения, что шаман в своих предсказаниях отразил одни только детские годы совсем недавно появившейся на белый свет девочки. И тем более не придали никакого значения такому необычайно трудному для могущественного шамана обращению. По крайней мере, внешне они остались вполне удовлетворенными предсказаниями шамана, и сейчас бурно восхищались его безо всякого на то сомнения талантливым и неподражаемым мастерством. Не забывали они и о главных виновниках сегодняшнего торжества, льстиво поздравляя довольно ухмыляющегося хана и его раскрасневшуюся от избытка охватывающих ее при этом чувств супругу с рождением у них красивой умной дочери.
   Вбежавший в юрту букауль доложил вопросительно посмотревшему на него хану, что к посвященному рождению его дочери пиру уже все подготовлено.
   - Неси! - коротко повелел хан, и проворные слуги быстро расставили перед гостями чаши со свежим кумысом и переполненные вкусной снедью подносы.
   Титина, а настоящее ее шибианское имя было Холида, молча лежала на руках у няни и смотрела не все происходящее вокруг нее своими умненькими раскосыми глазками. Она была рада, что ей в очередной раз повезло родиться в семье богатого могущественного хана.
   В воскресение, когда жители небольшого приморского поселка, предаваясь праздному отдыху, отсыпаются за всю уже ими прожитую трудовую неделю, редко кто из них встречает восход красного солнышка. Но в это воскресение у только-только выкатившегося из-за горизонта красного солнышка были, по крайней мере, две поклонницы. Елена с Марией, выйдя из своих уютных домиков к причалу еще задолго до восхода солнце, уже успели отмыть до зеркального блеска принадлежащую их мужьям лодку. А прямо сейчас заканчивали ее украшать цветами и разноцветными ленточками. Что же заставило их так рано, как говориться, ни свет, ни заря взяться за обычно выполняемую мужчинами работу? Разве они в эту ночь страдали бессонницей? Или у них на сегодня не было никакой другой более подходящей им работы? Нет, и нет! Они также как и все остальные их односельчане были совсем не прочь продлить свой утренний сон, еще хотя бы на пару часиков. Да, и своей чисто женской работы по дому у них тоже было, как говориться, невпроворот. Но сегодня они посчитали своим материнским долгом выйти пораньше на берег к лодке и подготовить ее к приходу мужчин. Ибо сегодня ровно через час после восхода солнца должно было состояться гадание на ожидаемую судьбу только что родившихся у них детей. Зная, из опыта своих матерей и бабушек, что мужчинам в этой жизни везет больше, чем женщинам, они, конечно же, не противились, что ловить для гадания рыбу будут именно мужчины. Но уверенные, что лучшая рыба, прежде чем попасться на крючок, обязательно выберет более красивую и опрятную лодку, они ни за что не свете не согласились бы доверить такую важную работу своим мужьям. Отдраив старую рыбацкую лодку, они еще долго украшали ее цветами и обвязывали порхающими на свежем утреннем ветерке разноцветными ленточками. В одночасье помолодевшая лодка к концу их работы уже выглядела на фоне окружающих ее невысоких скал и отливающего изумрудной синевою безбрежного моря просто сказочной каравеллой. Усталые, но безмерно счастливые, трудолюбивые женщины, обмахнув рукавами рубах выступивший на их лбах пот, с удовольствием окинули придирчивыми взглядами только что проделанную ими работу. И, не найдя на лодке ни одной своей недоделки, заторопились по своим домам. Они не хотели, чтобы уже где-то собирающиеся на скорое гадание мужчины застали их на берегу. Согласно строгому требованию бытующего среди их односельчан поверья родившие младенцев женщины ни в коем случае не могут принимать участие в гадании по определению их дальнейшей судьбы. Но разве такое предвзятое к ним отношение не было обидным для самих матерей!? Кому же это еще, как не им, главным виновникам в появлении на этот белый свет маленьких человечков, следует участвовать в гадании!? И у кого еще может быть, кроме их матерей, самое сильное желания счастья в этой такой непростой и донельзя запутанной жизни на земле своим детям!? Но именно сейчас разбегающимся по своим домам Елене и Марии было не до пустых сетований, а тем более не до каких-то там обид. Они во время гадания будут покорно сидеть дома. И даже в мыслях не пожелают выглянуть в окошко, чтобы узнать как там дела у принимающих участие в гадании мужчин. Счастье своего ребенка - им намного дороже самой жгучей материнской обиды.
   Одетые в белоснежные туники мужчины, держа в правой руке длинную веревку с привязанным к ней двойным с вогнутыми остриями крючком, неторопливо подходили к празднично убранной лодке. Участие в подобном гадании не терпело не только легкомысленного к нему отношения, но и всегда присущей людям излишней суетливости и нерасторопности. Поэтому они, заранее обдумывая каждое свое движение и каждый свой последующий шаг, шли с непривычной для них в обычное время молчаливостью и сосредоточенностью. Подойдя к лодке, они подождали, пока Агаксий не поставит в нее горшочек с еще вчера выловленными маленькими рыбками для наживки, а Филократ не накроет куском тонкого белоснежного полотна лежащий возле лодки с широким плоским верхом валун. Самый пожилой рыбак Теламон, тесть Агаксия, неторопливо расставил на этом своеобразном столе десять расписных с резко склоненными ко дну стенками деревянных чаш и, наполнив их вином, попросил остальных поднять свои чаши. Участвующие в гадании рыбаки охотно их осушили и, дружно упершись в борта лодки, с легкостью столкнули ее в воду. Тем временем Агаксий поставил парус и задувший в него легкий шаловливый ветерок в одно мгновение отнес их в ласковое спокойное море. Бросив якорь в воду, рыбаки, расположившись по обоим бортам лодки, привычным движением руки насадили на крючки наживку и забросили веревки в море.
   Три раза забрасывали все время сохраняющие необходимое в таком случае молчание рыбаки свои веревки в морскую воду, и всякий раз каждый из них вытаскивал нетерпеливо бьющую хвостом по днищу лодки крупную рыбу. После третьего их броска Агаксий, втащив в лодку якорь, направил послушную его рукам лодку к берегу, с которого уже радостно замигали им отсвечивающими при ярком солнечном освещении красными черепичными крышами их родные дома.
   Причалив к берегу, они вытащили лодку на песок и, разложив выловленную рыбу именно в той последовательности, в какой она и ловилась, снова подняли наполненные вином чаши. Приосанившийся Теламон передал свою чашу Агаксию, а сам начал внимательно вглядываться в разложенную на песке рыбу, предугадывая по ней предстоящую земную судьбу для своих только что родившихся внуков.
   Молча, рассматривая каждую выловленную ими сегодняшним утром рыбу, он оценивал ее не только по величине и по внешнему благополучию, но и старался предугадать ее характер. И что особенно было для него важным, а порою и определяющим, ее месторасположение по отношению к остальным разложенным на песке рыбам. Радовалась у седого, как лунь, старого кузнеца душа. Лежащие на песке рыбы не предвещали его внукам ничего такого, за что ему и их родителям было бы в возможном скором будущем стыдиться и горько сожалеть об их недостойном поведении. Хорошую и вполне достойную жизнь проживут его внуки. Все - чего только не хотела пожелать своим внукам его старое любящее сердце - все это он ясно видел в отчаянии бьющихся на сыром песке рыбах. Его внуки, согласно положению выловленных рыб, будут совестливыми и безукоризненно честными людьми. И у них по предсказанию все тех же рыб будет счастливое привольное детство. Они в своей жизни скоро встретятся со своей единственной любовью, но.... Ошарашенный только что им увиденным на песке искренне возмущенный несправедливостью подобного гадания старый Теламон поспешил отвести в сторону свои вознегодовавшие глаза. И, уже больше вовсе не желая предугадывать предстоящую его внукам судьбу дальше, поднял их к голубеющему над ним небосклону со слабою надеждою, что так непонравившаяся ему рыба исчезнет или каким-нибудь чудом смешается с лежащими подле нее рыбами. Но нетерпеливо поглядывающие не него рыбаки торопили, и он был вынужден снова вернуться к прерванному гаданию. А на песке, к его немалому огорчению, все оставалось по-прежнему. И та, так не понравившаяся ему рыба, словно нарочно, так сильно забила своим хвостом, что не обращать на нее внимания, он уже был просто не в состоянии. Расстроившись еще больше, Теламон поспешил перейти не другую сторону лодки, но и там его поджидала такая же определяющая долготу жизни новорожденных рыба. И тогда не желающий соглашаться с тем, что его внуки могут уйти из жизни в таком юном возрасте, Теламон решился на крайнее средство. Обернувшись к молчаливо дожидающимся окончания его гадания рыбакам, он попросил их еще раз проверить, правильно ли разложены на песке их рыбы.
   - Моим внукам лучше лишиться в жизни чистой и светлой любви, чем умереть в таком раннем возрасте, - подумал недовольно поморщившийся старый Теламон.
   Подобными уловками пусть и не часто, но все же изредка пользовались при гадании умудренные долгой жизнью на земле старики, а поэтому ничего такого плохого не заподозрившие рыбаки подошли к разложенным по песку своим рыбам.
   - Все рыбы лежат на своих местах, - один за другим ответили ему проверившие месторасположение своих рыб относительно друг дружки рыбаки.
   Последняя его надежда на случайно закравшуюся при гадании ошибку испарилась, как дым, и тяжело вздохнувший Теламон в последний раз окинул взглядом лежащих не песке рыб. По всему выходило, что у его внуков будет хорошая жизнь, но не долговечная. Когда именно они оставят земной мир, Теламон точно определить не мог, но было видно, что угрожающая им смертельная опасность наступит вскоре после того, как они выйдут из детского возраста. Все это, за исключением их недолговечности, он и поведал дожидающимся окончания его гадания молодым отцам. Да и кто, на его месте, осмелился бы сказать им об этом!? Кто решился бы омрачить их счастье от еще не да конца осознанного отцовства!?....
   - Да, и, вряд ли, стоит так слепо доверяться нашему доморощенному гаданию, - подумал успокаивающий свою бунтующую совесть Теламон, - ведь и сама их дальнейшая жизнь все еще может повернуть по-иному.
   - Да будет так! - дружно выкрикнули рыбаки и, утверждая его гадание, залпом осушили наполненные вином чаши.
   А между тем на всем морском побережье начинался воистину прекрасный, лишь изредка отпускаемый скупой и во всем расчетливой природою, денечек. На ослепительно чистом голубом небосклоне не просматривалось ни единого облачка. Весело сияющее на небесах яркое солнышко старательно высвечивала живущим на побережье людям самые укромные прекрасные места. И, радуя им всем глаза, настраивала их заскучавшие в серой повседневности души на благодушие и непоколебимую уверенность в завтрашнем дне. Никто и ничто не желало верить, что, как всегда, главенствующему на земле над добром злу все же удастся испортить им всем в такое воистину божественное очарование настроение. И весь этот светлый денечек в домах Филократа и Агаксия их трудолюбивые жены уже почти валились с ног, приготовляя все необходимое для вечернего пиршества в честь рождения их детей. В заранее назначенное время в просторном доме Филократа начали собираться празднично одетые односельчане. Мужчины натянули не себя цветастые до колен рубахи. Перепоясались узорчатыми поясами, а надетые на них узкие брюки заправили в голенища высоких сапог. Их же горделиво шествующие рядом с ними жены красовались в украшенных бусинками и вышивками византийских хитонах с отточенными мелким бисером рукавами. Войдя в дом, мужчины чинно усаживались на стоящих возле составленных вместе торцами друг к дружке столов скамейках. А их жены, не без зависти поглядывая на недавно подаренные Филократом своей жене изящные серебряные сережки и ожерелье из трех ниток темно-лиловых стеклянных бус, тут же начинали обсуждать с Еленою и Марией утреннее гадание. С приходом всех позванных на крестины гостей Филократ с Агаксием зажгли в расставленных на столах подсвечниках свечи и пригласили всех к столу. Гости не заставили себя долго упрашивать, и разрумянившиеся хозяйки, пока Филократ с Агаксием расставляли перед ними чаши и глиняные кувшинчики с вином, успели заставить столы приготовленным ими еще заранее угощением.
   Убранство столов полностью удовлетворяло невзыскательные вкусы собравшихся на крестины гостей, и настраивала их на приятный веселый вечер. В глиняных мисках, в окружении блюд с отварной и жареною рыбою, домашних солений и обилия свежих душистых фруктов, дымилась отварное мясо в густом пряном соусе. Да, и распространяющие во все стороны душистый аромат нарезанные толстыми ломтями караваи свежеиспеченного хлебушка тоже приятно дразнили участвующим в пиршестве односельчанам их обострившееся в этот вечер обаяние.
   Теламон благословил ломившиеся от расставленного на них угощения столы, и, ухватившись за маленькую петлевидную ручку, приподнял наполненный вином кувшинчик. Рука старого кузнеца невольно задержалась, предоставляя ему возможность вдоволь насладиться работою талантливого мастера. А кувшинчик с объемным биконическим переходящим в короткое цилиндрическое горло туловом, с немного отогнутым наружу венчиком в сочетании с приподнятым кверху сливом и на самом деле, поражая воображение своими изящными формами, выглядел просто восхитительно.
   - Его изготовили воистину золотые руки, - одобрительно буркнул он, наливая полные чаши себе и родителям новорожденных. А потом, еще немного выждав, пока не наполнятся чаши терпким вином у остальных гостей, он начал по-старчески немного сипловатым голосом полагающую в таком случае речь:
   - И как же давно все это было.... Уже и в нашей стариковской памяти начинают потихонечку стираться рассказы прадедов о тех временах, когда наши предки, погрузив на огромные лодки свои пожитки, отправились искать на этих скалистых берегах для себя лучшей доли. Многие из них, не выдержав сурового местного климата, повернули обратно, а оставшиеся построили город и зажили в нем, промышляя ремеслами и торговлею, свободными и ни от кого не зависящими. Они жили в нем безбедно и в полном достатке, но никогда не ощущали себя на этой земле счастливыми людьми в самом истинном значении этого слова. Ибо на пути к их счастью всегда стаяла суровая и беспощадная ко всем слабым и униженным степь. Она постоянно держала наших предков в крепких объятиях страха за свою жизнь, за свою свободу и независимость, за свое накопленное тяжелым изнурительным трудом имущество. Много раз степь посылала под стены города несметные полчища своих жестокосердных сыновей, и всякий раз их свирепый напор откатывался назад, разбившись о мужество и бесстрашие защищающих его горожан. Но, в конце концов, дикая сила степи победила. И превращенный в руины город напоминает сейчас всем нам, немногочисленным потомков уцелевших тогда его жителей, о том, кто мы такие и откуда родом. Немного осталось нас, но мы всем сердцем полюбили это приютившее нас побережье и называем ее своей новой родиною. Мало нас осталось, но крепкий и здоровый корень всегда дает жизнь многочисленным побегам, из которых со временем вырастают могучие высоченные деревья. Так давайте опрокинем, друзья, полные хмельного вина чаши за наши новые побеги, за только что родившегося Бакиса и Марийку! Давайте осушим их до дна, чтобы наша новая родина признала этих детей своими, и взяла их под свое покровительство! Ибо я не сомневаясь, что это суровая степь позвала к себе наших предков вовсе не для того, чтобы со временем, уничтожив весь наш род, стереть даже саму память о нашем присутствии в этих краях. Я уверен, что она тогда позвала наших предков только потому, что очень сильно нуждалась в их помощи и поддержке. И вполне возможно, что эту помощь и должны будем оказать ей мы, их потомки, для которых она уже давно стала родной и любимой.
   Так пусть наш род будет нескончаемым! И пусть наша нелегкая судьба чаще одаривает нас такими прекрасными детьми! И пусть растут они на радость нам и своим родителям честными и порядочными людьми! Ибо только на одной совести и чистоте своих помыслов и держится весь род людской!
   Допоздна веселились гости, но ближе к полуночи начали расходиться по домам, чтобы еще успеть выспаться до рано начинающегося завтрашнего трудового дня. Разошлись, оставив для уже мирно посапывающих в соседнем доме новорожденных подарки. Среди подарков были: свистульки, погремушки и несколько шаровидной формы сосудов с боковой ручкою и острым горизонтальным носиком. Протекающая через этот носик жидкость могла просачиваться только отдельными каплями. А сверху сосудов имелось закрытое ситом отверстие, предохраняющая попадание внутрь пенок от горячего молока. Жителям маленького приморского поселения было не до ханской роскоши, но и они старались делать все от них зависящее, чтобы их дети росли сильными и здоровыми.
  
   1992 год.
  
  
  
  

Глава третья.
ВРЕМЯ И НРАВЫ НЕУМОЛИМЫ.

  
   В этих бескрайних степных просторах порою, кажется, что в них даже само время замедляет свою равномерную поступь. И на самом деле, если понаблюдать со стороны за лениво осматривающими табуны пастухами или за неторопливыми в своих повседневных делах кочевниками, то создается впечатление, что время для них просто затаило свое дыхание. И только на не так уж и частых в степи торжествах они по убеленным сединою волосам и по быстро взрослеющих детей давно не встречаемых друзей с грустью для себя обнаруживают, что внешняя неторопливость времени обманчива. А, ведь, им еще только вчера казалось, что все у них еще впереди, и что они еще успеют многое в своей жизни переделать и совершить. Но, как оказалось, кочевники в своей жизни еще не успели даже, как следует, осмотреться вокруг себя, а она у них уже подходит к концу. Однако праздничное разгульное гуляние никогда не оставляет их наедине со своей грустью. И степняки, потихонечку втягиваясь в ее головокружительную карусель, с нарочито оглушительно дикими воплями и пронзительным гиканьем стремительно несутся в безудержной скачке, с удовлетворением поглядывая на пока что остающуюся позади неокрепшую молодежь. Только во время быстро сменяющихся состязаний с зажигательными плясками степняки по участившему биению своих сердец уже начинают ясно ощущать для себя, как неумолимо стремительным бурным потоком течет время, мерно отсчитывая отпущенную им судьбою секунду за секундою, день за днем и год за годом.
   Прошло ровно девять лет. И дочь хана с каждым очередным днем все больше наливалась обещанной ей Творцом женской прелестью и очарованием, как созревающее наливное яблочко в похожие деньки. О ее уме, рассудительности и неземной красоте уже разговаривали не только на всех караванных тропах, но и даже в самых дальних аилах необъятной степи. Поэтому обеспокоенной Холиде, когда до ее прелестных ушек докатились отголоски своей славы, даже начала время от времени намеренно допускать невинные детские шалости и оплошности. А не имеющий ничего против подобных слухов хан Китан в ответ только довольно ухмылялся и, не скупясь на жертвоприношения своим предкам, неустанно благодарил небеса за оказанную ему милость. Совсем иные заботы были все это время у жителей маленького приморского поселка. Их мысли и чаяния в отличие от членов ханской семьи были более приземленными и направлены только на улучшение благосостояния своих семей. И Филократ с Агаксием в этом деле за прошедшие девять лет тоже кое-чего добились. Они по-прежнему вели совместное хозяйство. И у них неподалеку от поселка уже паслась небольшая отара овец. Несколько коров вдоволь обеспечивали их разросшиеся семьи молоком и маслом. А для перевозки предназначенного на продажу в ближайшем торговом городке товара они использовали приобретенных ими несколько лет назад четырех коней и двух верблюдов. Благодаря мудрой политике предусмотрительного хана Китана в последнее время в разбросанные по побережью торговые городки зачастили со своими товарами византийские купцы. Они охотно скупали у местных рыбаков сухую, маринованную и соленую рыбу, тем самым, увеличивая на нее спрос и делая доходы Филократа с Агаксием постоянными. Для засолки выловленной из моря рыбы друзья соорудили на просторном дворике Филократа специальные ванны, добывая необходимые для этого дела плиты из развалин города своих предков. Да, и с подрастающими здоровыми и послушными детьми у них тоже особых хлопот не было. У Филократа после Бакиса родились еще мальчик и девочка, а у Агаксия, кроме Марийки, уже был и семилетний сын. Подрастая, их дети потихонечку втягивались в работу по поддержанию в порядке их все время разрастающегося хозяйства и становились незаменимыми помощниками для своих родителей. В общем, у них было все для безбедной жизни. По их здравому рассуждению омрачающие жизнь годы невзгод и лишений уже ушли от них в небытие навсегда. Приподнявшие свои поникшие головы Филократ с Агаксием снова озарились никогда не умирающей в людях надеждою на лучшее будущее. Однако многовековой опыт жизни их предков и неоднократно битые спины не позволяли друзьям успокоиться и зажить без оглядки на пережитое. Вкоренившийся в их души вековой страх заставлял быть до предела осторожными и втайне все время ожидать для себя одних только неприятностей. Трудно, да и невозможно так сразу избавиться от накопленного долгими годами в бесчеловечных условиях жизни не дающего им покоя и отравляющего им не так уж частые мгновения радости страха. А может, и действительно, им пока еще рано было успокаиваться!? Может, еще затаилось, где-то поблизости, за ближайшим поворотом этой вечно непредсказуемой в жизни человека на земле судьбы найденная их предками на этих скалистых берегах нелегкая доля!? И тихо скалит свои острые зубки в ожидании приближения к ней своей, наконец-то, хотя бы немного успокоившейся жертвы!? Все может быть в этом далеко не совершенном мире. Ибо никто из живущих на земле людей не только не знает, но и даже не должен знать, что его может ожидать впереди.
   Не так уж и легко быть ханом в тревожное смутное время, когда подвластный ему народ со всех сторон окружают враги. Ибо тогда, только от его ума, мудрости и предвидения дальнейшего развертывания непредсказуемых, как и все в этом непостоянном мире, событий зависит свобода и дальнейшее благополучие покорного его воле народа. Переменчивая фортуна требует от хана в это время огромных внутренних напряжений и своевременных правильных решений. В противном случае на его народ и самого хана тут же обрушаться неисчислимые бедствия и несчастия. Однако, несмотря на подобное неудобство, многие ханы считают подобное время как больше всего благоприятствующее для ханской власти. Ибо авторитет хана, пока он сдерживает неприятеля, непреклонный. И в такое опасное время немного находится охотников на его место. Но даже если и объявится какой-нибудь безумец, то у хана в это время имеется в запасе немало возможностей избавиться от него в первой же непредвиденной стычке с неприятелем. И совсем другое дело, когда смертельный враг наголову разбит или уничтожен, а у покорного хану народа достаточно тучных пастбищ для бесчисленных отар и табунов. Совсем неопытному в управлении множеством своенравных свободолюбивых людей правителю может подуматься, что вот, наконец-то, наступила долгожданная пора, когда ему, как хану, можно немного расслабиться и вволю насладиться своим высоким положением. Но не тут-то было. Потому, что именно в такое тихое внешне благополучное время хану, как раз, и не следует расслабляться. Ибо чаще всего в подобные времена его и поджидают неприятные сюрпризы со стороны вчерашних закадычных друзей и соратников.
   Почувствовал приближение для своего ханства подобного весьма неблагоприятного времени и многоопытный в таких делах хан Китан. Конечно, пока у его кошеев не было надобности в расширении своих пастбищ, ему еще не о чем было беспокоиться. Однако мудрый и дальновидный хан Китан прекрасно для себя осознавал, что год на год не приходится. И случись в степи хоть какая-нибудь, не зависящая от него самого беда, как его сегодняшняя успокоенность может обернуться для него завтра в самую настоящую смертельную угрозу для его ханства. Хан Китан был не из числа тех, кто привык ждать, когда на его забывшуюся об угрожающей опасности голову обрушится загрохотавший на все его ханство небесный гром. Он считал, что любую угрожающую для его ханства опасность следует уничтожать в самом ее зародыше, пока она еще не сильна поддержкою недовольного его правлением народа и может быть устранена без опасных для его ханской власти последствий. Хану Китану в это время уже было о чем беспокоиться и переживать. Съедаемые черной завистью к его особому положению главы родов орды кошевые втихомолку не только мечтали, но и делали все возможное, чтобы хотя бы немного расшатать его пока что непоколебимое положение в орде. Кошевые всегда были готовы в любое удобное для них время вцепиться мертвою хваткою в раздобревшую за годы спокойной жизни ханскую ляжку. Им все это время не давали покоя и лишали ночного сна его несметное по степным меркам богатство, выделяющее его из их числа ханское положение и, в конце концов, обширные обильные пастбища его рода. Все они были в равной степени для него опасными, однако, больше всех докучал хану Китану кичившийся богатством и могуществом своего куреня кошевой Белдуз. Слишком уж часто он препирался с ханом на советах родов, а в последнее время до того осмелел, что уже начал обвинять хана Китана в присваивании лучших угодий при дележе отведенной его ханству степи. Пока еще не подогреваемые недовольством существующей жизни, как обычно, крайне нетерпеливыми в подобных случаях родичами остальные кошевые только втихомолку посмеивались над их словесными перепалками, но в будущем их непримиримое соперничество угрожало сделаться для хана Китана крайне опасным. И он уже не раз подумывал, что было бы совсем неплохо поскорее избавиться от умного коварного кошевого и передать его курень кому-либо более покладистому. Хотя бы его сыну Артыку, который, слава небесам, совсем не походил на своего горячего и напористого в борьбе с ним отца. Обуреваемый ни на одно мгновение не прекращающейся борьбою за ханское место кошевой Белдуз мало уделял внимания собственному сыну. И тот, испортившись властью и богатством своего отца, не был большим любителем понапрасну осложнять себе жизнь, принимая участие в излюбленных половцами набегах на Русь или Византию. Больше жаркой сечи и всякий раз охватывающего любого половца в подобном деле сладкого трепета в предчувствии богатой добычи он любил покой и молодых половчанок. Такой кошевой уже не только не смог бы с достоинством оберегать сегодняшнее могущество и богатство опасного для хана Китана рода, но и не стал бы понапрасну с ним соперничать за ханское место. Однако известный на всю степь как мудрый и дальновидный правитель хан Китан хорошо для себя осознавал, что излишняя поспешность, так же как и беспечная нерешительность не всегда приносят с собою успех задуманного или крушение всех замыслов. А поэтому умел ждать, терпеливо поджидая удобного случая для устранения неугодного ему кошевого. И он его, в конце концов, дождался.
   Ни что на всем белом свете так сильно не взволнует и не всполошит равнодушных с виду и безучастных ко всему, что их лично не затрагивает, половцев, кроме известия о предстоящем набеге. Ибо только во время удачного набега половец мог рассчитывать заслужить о себе славу, как о лихом удалом воине и, что было немаловажным для большинства влачившим жалкое существование половцев, обеспечить себе достойную дальнейшую жизнь. Как раз в это время по всей степи разнеслась взволновавшего каждого лихого удальца весть, что известный своими удачными набегами на так сильно манившую к себе легковерную и безрассудную половецкую душу Русь хакан Урусоба снова собирает смелых и отважных воинов для очередного похода. Ухватившийся за нее обеими руками хан Китан объявил во всеуслышание, что желает лично вместе со своими воинами, в числе которых он видел и кошевого Белдуза, участвовать в набеге под руководством мудрого и удачливого хакана. Узнавший о его желании хакан Урусоба не только поблагодарил хана за достойное благородного половца решение, но и известил хана Китана, что он намеревается лично высказать ему свое почтение.
   Нет больше чести для любого степняка, чем принимать в своей юрте прославленного героя. И взволнованный сообщением о приезде хакана в его аил хан Китан готовил для своего почетного гостя пышный прием. Хриплый лай длинных труб возвестил истомившимся в ожидании половцам о приближении прославленного хакана. И, вот, на быстром, как ветер, белом жеребце весь обтянутый ременными половецкими доспехами славный воин вихрем ворвался в аил в сопровождении сотни всадников. На голове у хакана красовался боевой половецкий шлем, а к его поясу была приторочена украшенная у рукояти клыком кабана длинная в простых ножнах сабля. Всем своим внешним простым без единого намека на излишнюю в походах роскошь видом хакан как бы хотел лишний раз подчеркнуть встречающим его восторженными возгласами половцам всю важность своей благородной по половецким понятиям миссии. Подскакав к ханской юрте, хакан спешился и, бросив поводья подскочившему конюху, распростер свои объятия встречающему его хану Китану. И в знак возникшего между ханами полного взаимопонимания и крепкой дружбы они по-родственному облобызали друг дружку. А потом, чтобы уже окончательно убедить не сводящих с них своих все замечающих глаз впечатлительных половцев, они, обнажив свои головы, повесили на шеи пояса. И согласно еще, к этому времени, не забытому в степи ритуалу упали на землю, приветствуя, таким образом, особенно ярко осветившееся во время их встречи небесное светило. При виде их непременного желания, прежде чем разговаривать о важном и беспокоившем в степи многих вначале переговорить обо всем с все знающем заранее красным солнышком во всем ханском аиле наступила мертвая тишина. Даже дувший до этого легкий ветерок, и тот затаил свои дуновения, не понимая, что же такое произошло с собравшимися возле ханской юрты людьми на самом-то деле. И тем более никто из окружающих ханов половцев не осмелился даже тихим еле слышным шепотком помешать их немой беседе с источником жизни на земле. А все понимающие по окружившему их безмолвию ханы не торопились подниматься с земли. И еще долго держали свои ничем не прикрытые головы под палящими солнечными лучами, втайне надеясь про себя, что вместе с солнечным теплом в их головы войдет и так необходимая им сейчас мудрая рассудительность. В конце концов, ханы соизволили приподняться с колен на ноги и еще раз, облобызав, друг дружку, под оглушительный грохот забивших в их честь барабанов вошли в приготовленную для приема гостей парадную юрту. А вслед за ними неторопливо потянулись и все прибывшие с хаканом Урусобаю будущие предводители набега на пока еще ничего об этом не подозревающую Русь. И только успели гости занять полагающие им почетные места, как уже давно приготовившиеся шаманы запели своими гнусавыми голосами молитвы и заклинания, прося у заоблачных владык быть милостивыми к участвующим в набеге половцам. Подарить им в предстоящем походе легкую победу и привести обратно в степь как можно больше добычи. Шаманы еще долго заставляли сохраняющих на своих лицах почтительное внимание гостей выслушивать свое представление, а когда закончили, то сразу же в ханскую юрту вбежал букауль и, упав перед хаканом Урусобаю на колени, прокричал хриплым от охватившего его при этом волнения голосом:
   - Разреши хакан принести все, что приготовлено для пира!
   Полностью удовлетворенный оказываемой ему честью хакан Урусоба милостиво кивнул головою. И букауль, приняв у первой пары слуг золотое блюда с тазовой костью и головой барана, лично сам передал его хакану. Потянувшаяся вслед за первою парою длинная вереница обслуживающих ханский пир ловких услужливых слуг поочередно подходили к хакану, а тот распределял подносимые ими блюда между своими будущими ближайшими соратниками в предстоящем набеге. Блюдо с правою лопаткою досталось хану Китану. Левая лопатка была им передана скромно сидевшему на ковре кошевому из соседней орды. Ну, а блюдо с бараньей грудинкою хакан распорядился передать молча сидевшей возле хана Китана хозяйке пира. И так он еще долго держал гостей в томительном ожидании, пока все блюда не были распределены. Дождавшись окончания распределения блюд, нетерпеливые половцы с жадностью набросились на защекотавшую им ноздри душистыми ароматами приготовленную умелыми ханскими поварами вкусную еду. Они с громким сопением и гулким чавканьем обгладывали потрескивающие под их крепкими зубами кости, безо всякого стеснения отрывая куски хорошо прожаренного мяса своими испачканными в бараньем жиру пальцами. Насытившись, они омыли руки в чашах с водою и потянулись к уже расставленным перед ними расторопными ханскими слугами наполненным свежим кумысом кубкам. А довольно ухмыльнувшийся хакан Урусоба начал посвящать только что назначенных им военных начальников в подробности задуманного им набега на так манящую к себе завистливую половецкую душу своими богатствами и сильными выносливыми рабами Русь. По его замыслу все участвующие в набеге воины должны будут подойти к предполагаемому месту сбора в одно и тоже время. И уже оттуда, после короткого стремительного перехода, обрушиться неукротимым смерчем на головы русичей. Простой дерзкий план опытного при организации подобных набегов хакана привел внимательно выслушавших его половцев в бурное ликование. И, действительно, приготовившуюся к набегу орду невозможно было скрывать в степи слишком долго. Рано или поздно, но враг все равно узнал бы об их приготовлениях, и так необходимая в этом случае для успешного завершения набега неожиданность была бы утеряна. А без этой неожиданности смелые и отважные в подобных схватках русичи вряд ли позволят им захватить так вожделенную для сердца каждого половецкого воина богатую добычу.
   Согласно замыслу хитроумного хакана разрозненные небольшие отряды половцев в зависимости от расстояния от их аилов да места сбора стекаются туда в строго определенное время подобно ручейкам в полноводную реку. И как только успеют участвующие в набеге половецкие воины собраться на месте сбора, то сразу же хлынут стремительным неудержимым потоком на головы пока что ничего не знающих о приближении к ним смертельной опасности врагов. Таким образом, обеспечив себе полную неожиданность нападения, половцы не только смогут добиться сравнительно легкой победы, но и лишат русичей возможности заранее спрятать от них самое ценное из своего имущества. Разъезжающиеся по своим аилам переполненные уверенностью в успехе предстоящего набега его вожди не скрывали своего удовлетворения от проведенного хаканом Урусобаю совета. Никто из них не сомневался, что под его руководством они непременно возвратятся домой с богатою добычею.
   Сидящие на поставленной в тени раскатистого дуба скамейке Филократ с Агаксием чинили рыбацкие сети. А подросшие за эти годы Бакис с Марийкою помогали своим матерям подготавливать к засолке выловленную их отцами в море рыбу. Ох, и до чего же нудное это занятие стоять за разделочным столом, Стоять не час и не два, а с раннего утра и до позднего вечера и видеть перед собою одни только не вызывающие у детей живого интереса толстые жирные рыбины. И где же им, бедным, набраться терпение, чтобы выдержать это в действительности небесное наказание. Да, вдобавок к тому еще и умудриться, не допустить при разделке рыбы ни одной ошибки, за которые зорко следившие за ними мамы их бранят. Хорошо еще, если детям под руки будет попадаться только одна мелкая скумбрия. С ней утомленным совсем неинтересной для них работаю детям справляться легче всего: разрежь попавшейся им под руку рыбе острым ножом живот, очисть ее от вовсе не нужных при солении рыбы внутренностей и бросай в ванну для засола. А вот с другими рыбами такая упрощенная их обработка перед солением не проходит. И бедным детям, прежде чем бросить эти рыбины в ванную для соления, еще приходится немало с ними повозиться.
   - Бакис! - недовольно окликнула своего задумавшегося о чем-то совершенно другом, чем о разделке лежащей перед ним рыбы, Мария сына и легонько стукнула его по руке. - Или тебе неизвестно, что у тунца жирные кусочки отделяются от спинной мякоти и солятся отдельно?
   Возвратившийся с небес на грешную землю Бакис смущенно покосился на язвительно ухмыльнувшуюся Марийку и с сердитым сопением принялся исправлять допущенную оплошность. И тут же снова восторжествовал, так как отвлекшая на него Марийка и сама оплошала с белугою. За что и получила выговор от своей мамы.
   - Доченька, жир от белуги не засаливают, - строго заметила ей Елена, - он используется только при приготовлении мазей.
   Уже и сама смутившаяся Марийка покраснела и еще сильнее застучала ножом по столу. В свою очередь озорно подмигнувший ей Бакис старательно вырезал из султанки так высоко ценимую византийскими купцами печень.
   Однако, как бы не трудной казалась детям работа по подготовке к солению рыбы, она не шла ни в какое сравнение с еще более ненавистным для них собиранием крови, желудочного и сыворотного сока. Как же им не хотелось при получении такого задания от делавших вид, что не замечают их недовольства, мам копаться в противных рыбьих потрохах. От их, как обычно, несносного зловонного запаха уже не только вся их одежда, но и они сами всю последующую неделю не могли отмыться. И только одно воспоминание о приготовленном из этой смеси их мамами вкусном соусе помогали детям хоть как-то выдержать это раз от раза сваливающееся на их бедные головы тяжелейшее испытание более-менее достойно. Ближе к вечеру, когда вся рыба уже была подготовлена к солению, и оставалось только, переложив ее пахучими листочками, залить рассолом, мамы, пожалев своих уставших детей, отпустили их.
   - Побежали на берег моря! - выкрикнул бросивший свой нож на стол Бакис Марийке, и та, согласно кивнув головкою в знак своего согласия, побежала вслед за ним.
   - Не задерживайтесь! Завтра всем нам рано вставать! - выкрикнул вдогонку детям Филократ и объяснил окинувшему его вопросительным взглядом другу. - Завтра я собираюсь поработать на поле. Пришла пора пахать землю.
   - Правильно, брат, и мне тоже следовало подумать об этом, - одобрительно буркнул Агаксий.
   Ох, и как же ты всегда сладок утренний сон. Особенно для девятилетнего ребенка, мысли которого еще не отягощены нескончаемыми домашними заботами, а витают где-то далеко от грешной земли в неведомых никому заоблачных далях. Окунаясь с головою в их неодержимо манящие его к себе просторы, он, не желая от них отрываться, еще долго ворочается на полатях без сна. А когда его, наконец-то, сморит прорвавшийся сквозь приятные ему мечтания до его возбужденного сознания сон, то до рассвета уже почти ничего не остается. И тогда ему рано утром не так уж и легко отнять свою, отяжелевшую от не успевших выветриться из нее ночных грез, голову от подушки. Поэтому их жалостливым мамам приходится в это время ни один раз напоминать своим разоспавшимся детям, что солнышко уже встало, и что им тоже пришла пора подниматься с теплых постелек. Однако сегодняшним утром Бакис к немалому удивлению своей матушки соскочил с полатей сразу же после первого ее прикосновения к нему. Торопливо умывшись в кадочке с водою, он, заняв за столом свое место, окинул вожделенным взглядом приготовленную его мамою по случаю их первого в этом году выхода в поле вкусную еду. Распространяющийся от нее по всему дому душистый аромат Бакис ощутил еще в своем сне, а его никогда не отказывающийся от подобного лакомства рот тут же переполнился слюною. Рядом с уже давно приевшейся ему отварной рыбою дымился, красуясь поджаристой корочкою, каравай свежевыпеченного хлебушка, а из стоящей на столе глиняной миски истекал тоненькою струйкою пар просяной каши. И в довершение редко появляющегося на столе в доме Филократа подобного изобилия перед каждым участником утреннего застолья было положено по небольшому кусочку убитой вчера вечером мамою курицы. Истомившийся в долгом ожидании Бакис нетерпеливо потянулся рукою до ароматного ломтика хлебушка, но брошенный в его сторону недовольный взгляд отца его остановил.
   - Возблагодарим могущественную богиню Диметру за хлеб и вкусную кашу на нашем столе, - тихо проговорил Филократ и, попросив у нее благословение на их первый выход в поле, разрешил недовольно засопевшему сыну приступить к утренней трапезе.
   Оживившийся Бакис торопливо замахал деревянной ложкою. И совсем скоро со всей выставленной на стол едою было благополучно покончено. Не так уж и часто приходилось неторопливо семенившему вслед за волами Бакису вставать в такую раннюю пору. И он, заглядываясь, то на внезапно выпорхнувшую из травы птицу, а то на стремглав убегающего от них согнанного с места ночевки заспанного зверька все время натыкался на прикрепленный к толстой дубовой доске железный сошник. С помощью такого нехитрого устройства Филократ и намеревался сегодня вспахать все свое огороженное от степи толстой каменной оградою поле. И, засеяв большую часть поля рожью, на оставшемся кусочке посеять понемногу пшеницы, чечевицы и проса, а также оставить немного места для огорода, на котором его работящая Мария высаживала лук, чеснок, редьку и другие необходимые для приготовления пищи овощи. Истратив на посев немногим больше двухсот литров зерна, Филократ рассчитывал получить осенью, после обмолота, где-то около полутора тысяч литров.
   - Рассчитываю, - с тяжелым вздохом буркнул себе под нос Филократ. - Рассчитывать и гадать можно сколько угодно, а цыплят, как приговаривают умные люди, только по осени считают. Год на год не приходится, и кто может заранее знать, что станет с моей рожью осенью.
   Филократ еще вчера разбил все свое поле на необходимые ему части, и сейчас погнал волов в сторону отведенного им для посева ржи участка. Там он, низко поклонившись только что выглянувшему из-за горизонта красному солнышку, нажал одной рукою на рукоятку плуга, а другою забил палкою по толстым ляжкам волов. Недовольно покосившиеся на него волы тронулись с места и потащили воткнутый Филократом в землю железный сошник за собою. Дотащив его до конца поля, они с прежней неторопливостью развернулись, и зашагали в обратную сторону, оставляя за собою свежевспаханную борозду, давая тем самым работу Бакису и его маме. И они, не теряя понапрасну времени, тут же забегали по ней, разбивая вырытые плугом комья земли. Работа по выравниванию роля перед посевом считалось не легкою даже для взрослого человека, а для такого подростка, как Бакис, тем более. Поначалу бодро замахавший тяпкою Бакис очень скоро ощутил в себе не прибавляющую ему желания и дольше продолжать работать в прежнем темпе усталость, а закатившийся со лба пот уже начал застилать ему глаза. Да, и становящая с каждым последующим мгновением все тяжелее тяпка тоже не прибавляла ему прыти. Но он, помня о съеденном им сегодня утром вкусном хлебушке, все время откладывал на потом охватившее им желание попросить у работающей рядом с ним матушки немного передохнуть. Недовольно засопевший Бакис из последних сил с ожесточением все бил и бил по уже начинающим его раздражать комьям земли. Пока, то ли он уже немного попривык, или его измученное тело уже утратило к усталости всякую чувствительность, но у него уже больше не было желания отбросить тяпку в сторону и хотя бы немного поваляться на мягкой пахучей травке. Конечно, это еще не означало, что усталость больше не донимало его тело, и что продолжающему разбивать комья земли Бакису больше не хотелось как можно скорее закончить невероятно тяжелою работу. Он просто уже мог более-менее справляться со своей усталостью, а поэтому не стал донимать свою матушку бесполезным в таком случае хныканьем, за что и был с избытком вознагражден во время обеда.
   Расстелившая на краю поля полотняную скатерть его матушка наполнила ему из захваченного с собою специального с двойным дном кувшина миску вкусной просяной каши. Благодаря еще тлеющим на нижнем дне кувшина затухающим уголькам, вкусная каша не только сохранила свой бесподобный аромат, но и была еще достаточно теплою. У зверски проголодавшегося, после утренней работы, Бакиса просяная каша просто таяла во рту. И он, быстро с нею расправившись, занялся не менее для него вкусной куриной ножкою.
   После первого самого утомительного для Бакиса дня работы в поле, начался второй день, а потом и третий.... И так они проработали на своем поле, пока все на нем не посеяли и не посадили, почти две недели.
   - Ну, все, сын, - окинув напоследок взглядом уже полностью ими обработанное поле, тихо проговорил Бакису Филократ, - с весенними работами покончено. И теперь нам остается только вместе с летними прополками терпеливо дожидаться осени. Да, не забывать умолять всемогущие небеса не оставить нас и на следующий год без хлебушка.
   Они неторопливо шагали по дороге в поселок вслед за своими ленивыми волами. Нагнавший их всадник, придержав взмыленного коня, крикнул им, что возвращающиеся из набега во главе с ханом Китаном воины их орды везут с собою богатую добычу, и что черное крыло горя накрыло аил павшего в схватке с врагами смертью храбрых кошевого Белдуза. Услышав из уст гонца скорбную весть, Филократ в ответ только горестно закачал головою. Он не столько переживал о смерти кошевого, как беспокоился о своей семье, о своих односельчанах.
   - Что же будет теперь со всеми нами дольше-то!? - неустанно задавался Филократ, после такого известия, тревожным вопросом. - Как решат поступить со всеми нами наследники кошевого Белдуза!?
   Так уж издавна повелось на нашем белом свете, что радость или горе сильного одинаково больно бьют по самому слабому и беззащитному перед ним человеку. Но еще больше пугали опечаленного Филократа предстоящие перемены. Они редко приходили в его поселок с добром, чаще всего они приносили с собою одно только страдание и горе.
   Получив свою долю добычи и разделив ее между живыми и мертвыми, хан Китан вместе со своими воинами торопился в родные места. Его породистый горячий жеребец не признавал мелкой рыси. И он время от времени, пуская его вскачь, потом долго стоял на какой-либо возвышенности, с удовольствием оглядывая длинную, извивающуюся по степи ядовитою гадюкою, вереницу обоза и неустанно подгоняющих плетьми привязанных к седлам пленников своих воинов.
   - Надо позволить им доставить свою добычу в аилы живою, - подумал вслух мудрый хан, - чем больше будет у моих кошеев плененных рабов, тем больше чести для позвавшего их в поход хана.
   Возвращающееся после набега его войско сильно поредело. Немало, ох, как много, не дождутся в вежах сестры, жены, матери и маленькие дети отправившихся вместе с ним в поход воинов. Но это равнодушного к чужим смертям хана не очень-то волновало и, тем более, не тревожило. Отправившиеся во время набега в нижний мир его воины знали, на что шли. Они согласились на участие в набеге вполне добровольно, их никто насильно в это дело за руку не тащил. Ни один, даже самый удачливый набег, без омрачающих его жертв с той и с другой стороны не обходится. А переданная родственникам их доля добычи, поможет им поскорее забыться в своем горе от безвременной смерти своих родных. В половецких вежах давно уже свыклись с подобными смертями, так что, хану Китану просто незачем по этому поводу понапрасну тревожиться и волноваться. Уже одно то, что они остались сожженными на священном для всех, безо всякого исключения, половцев погребальном костре на далекой чужбине, станет вечной памятью для продолжающих жить их родных и близких. Будет заставлять их гордиться своими погибшими в набеге родственниками. Вдохновленные их смертями акыны сочинят в их честь рассказывающие об их мужестве, храбрости и самопожертвовании песни. И с удовольствием будут распевать их на не так уж и частых в степи праздниках в назидание еще только-только входящим в силу будущим половецким воинам.
   Только одного погибшего в набеге воина везет хан Китан в своем обозе. На одной из этих глухо повизгивающих на всю степь повозках тихо раскачивается на ухабах неподвижное тело кошевого Белдуза. Слишком сильным и могущественным был его курень в орде, чтобы хан мог позволить себе сжечь его вместе с остальными погибшими воинами на погребальном костре. Мудрый и предусмотрительный хан Китан надеялся, что такой своей предосторожностью и показной заботою о сохранении памяти о доблестном кошевом, он докажет его родне и всей орде как тяжела и для него самого потеря своего ближайшего советника и соратника во всех походах его орды. И, самое главное, что это его предосторожность поможет ему убить в самом зародыше всякие догадки о его личном участии в убийстве ставшего в последнее время для него слишком опасным кошевого Белдуза.
   Осветившийся удовлетворенной ухмылкою хан Китан с приближением к нему обоза снова ослабил поводья своего горячившегося скакуна. Ему не о чем больше беспокоиться, хан с уверенностью смотрит во все время уходящую под копыта его коня степь. Хан Китан знает, что самое для него опасное у него уже позади, что сейчас в его орде надолго установится тишина и спокойствие. Участь кошевого Белдуза охладит горячие головы и навсегда отобьет у его кошевых желание покушаться на его ханство.
   А тем временем его аил с каждым очередным часом становился все ближе и ближе. Уже призывно заржали жеребцы, с жадностью принюхиваясь к доносимому к ним ветром запаху своих подруг. Уже даже и его насторожившиеся воины начали улавливать в обдуваемом их легком ветерке запахи своих родных очагов. Близился долгожданный час встречи со своими родными возвращающихся с победою половецких воинов.
   Все, до самых мельчайших подробностей, помнил хан Китан из кровавого столкновения с русичами. И он сейчас, перебирая их в своей памяти и все еще восхищаясь великой мудростью и отвагою хакана Урусобы, вынужден был признать себе, что подобные безнаказанные набеги на сильных и храбрых в бою русичей со временем могут обернуться великой бедою и для самих нападающих. Настоящий воин, а эти русичи были именно такими, всегда способен отомстить за нанесенные ему обиды и с лихвой вернуть все у него отобранное. В таких разбойничьих набегах можно не только быстро разбогатеть, но и все потерять. А подобная перспектива хана Китана не устраивала. Он уже не молод и вполне был доволен своим нынешним ханским положением и тем, что у него уже имелось в настоящее время.
   - В дальнейшем мне надо быть более осмотрительным, - подумал вслух хан Китан, - и не слишком доверяться уверениям этого неуемного хакана.
   Еще больше подогреваемая сейчас скорой встречею с родными не успевшая остыть после недавней жаркой сечи кровь все время переносила мысли хана в те переполненные тревожной надеждою дни. Переносила его в то время, когда он вместе со своими воинами еще только подходил к указанному хаканом месту сбора участвующих в набеге половецких воинов. Всего нескольким отрядом удалось тогда опередить его, многоопытного в походах хана. Благодаря чему он сам и его воины в ожидании пока подтянуться остальные смогли немного передохнуть. И кто сейчас подсчитает, скольким своим воинам он сохранил жизнь, предоставив им тогда возможность хотя бы немного перевести дыхание. Позволив им собраться с силами, прежде тем, превратившись в мельчайшие частицы грозного неудержимого потока, они должны были обладать достаточной силою и выносливостью, чтобы удержаться на плаву и не быть раздавленными копытами взбесившихся от ручьем полившейся человеческой кровушки скакунов.
   - Может, небеса зачтут мне их за всего одну загубленную лично мною в этом походе душу? - со слабою надеждою подумал вслух хан.
   И еще много чего вспоминал расчувствовавшийся скорой встречею с родным аилом хан. Он вспоминал об нестерпимых навеивающих на суеверных воинов смертный ужас оргиях забившихся в своем неистовом колдовстве шаманов. Они, стараясь из всех сил, пытались не только обеспечить неведение русичами о предстоящем нападении, но и напустить на них как можно больше страха пред грозным и беспощадным в бою половецким воином. Он вспоминал о подражающем волку громком вое их предводителя, когда хакан Урусоба решил на всякий случай лично сам попросить покровительствующих его роду волков помочь им одержать в предстоящем нападении на русичей быструю бескровную победу. И, в конце концов, хан Китан в это время не мог не вспомнить, как огромная орда их воинов мощной ничем неукротимой лавиною скатилась на головы ничего не подозревающих об их нападении русичей. Бескровной победы у них тогда не получилось. Слишком много времени затратили на переправу через текущую на их пути какую-то жалкую, но оказавшуюся такой коварной для торопившихся половцев речушку. В любом случае захватить русичей прямо в постелях половцам не удалось. Но все же преимущество оказалось на стороне нападающих, что, в конечном счете, и обеспечило им безусловную победу. Слишком поздно всполошившиеся русичи не сумели встретить их нападение объединенными силами. И подоспевшие половцы заставили их сражаться за свои жизни, за свое имущество отдельными разрозненными группами. Умело, концентрируя свои основные сила на таких вот с отчаянной решимостью яростно отбивающихся от них отдельных отрядах русичей, половецкие воины быстро с ними расправились.
   С головою погрузившийся в воспоминание хан Китан до сих пор ясно представляет про себя мелькающие в воздухе окровавленные кривые сабельки. И как натягивающие тугие луки воины пускали длинные острые стрелы в упорно не желающих сдаваться врагов. И как эти заупрямившиеся русичи, падая под бешеным натиском половецких воинов, снова вставали, и продолжали драться, пока не упал на землю пронзенный половецким копьем последний из них. Хану Китану уже, наверное, до конца своих дней не позабыть осветившихся жадным ликующим блеском глаза сгоняющих в заранее обусловленное место пленников и скот своих воинов. И с каким просто невероятным для только что вышедших из кровавой сечи людей усердием, они начали загружать в повозки отнятую у врага добычу.
   - Нет, и нет! Такое, воистину героическое свершение, по силам только одним разгоряченным кровавою схваткою половецким воинам! - восклицал про себя хан, у которого все еще стоял перед глазами посвященный только что дарованной небесами победе половецким воинам в освещении зарева пожаров короткий пир ближайших помощников хакана.
   Ему уже, вряд ли, хоть когда-нибудь удастся позабыть исказившееся ненавистной радостью лицо озверевшего от льющейся вокруг него человеческой кровушки шамана. В остроконечной шапке, с медвежьей шкурою на плечах он, весь обвешанный куклами и погремушками, безостановочно ходил, приплясывая, по кругу и, громко стуча колотушкою, выкрикивал благодарные слова духам за только что дарованную победу. Но, как только успел разгореться торопливо сложенный воинами священный погребальный костер, а телеги с собранною добычею были загружены, их мудрый предусмотрительный во всем предводитель повелел немедленно отправляться в обратный путь, по-воровски заметая за собою следы. И уже только далеко в степи он, наконец-то, позволил предоставить отдых измученным воинам. Там же он и поделил между всеми участниками набега отобранное у русичей имущество. И сейчас в громыхающем на всю степь обозе немало пленников и скота приходилось на долю самого хана, а в перегруженных телегах грудами лежало награбленное добро. Приблизившаяся к родным кочевьям орда хана как широкая полноводная река разделилась на десятки стремительных ручейков из разъезжающихся по своим аилам воинов. Огромные клубы поднимаемой ими удушливой пыли сопровождали разъезжающиеся отряды. И, увидев эти клубы пыли неподалеку от своих аилов, выбегали им навстречу, заранее оповещенные гонцами их сородичи. С громкими ликующими выкриками они приветствовали возвращающихся победителей и нетерпеливо выискивали глазами среди них своих родных и близких.
   И только тогда, когда засверкали под ярко осветившимся южным солнышком белоснежные кибитки и юрты приближающегося ханского аила, хан Китан, пришпорив своего жеребца, торжественно въехал в него в сопровождении ликующих выкриков выбежавших ему навстречу половцев. Подскакав к своей юрте, хан спешился и, бросив поводок подскочившему к нему конюху, повернулся к есаулу с букаулем. Отдав им все необходимые распоряжения, он обнял выбежавшую из юрты жену и дочь. И, дождавшись, когда утихнут радостные выкрики встречающих и пронзительные вопли родственников погибших воинов, хан, скорчив пасмурное лицо, сурово объявил во всеуслышание, что праздника по случаю возвращение из удачного набега не будет.
   - Великое горе в нашей орде! - окинув укоряющим взглядом виновато опускающих перед ним глаза половцев, выкрикнул хан. - В этом набеге погиб смертью храбрых один из самых достойных наших соплеменников доблестный кошевой Белдуз.
   Не успело еще солнышко обогреть остывшую в ночной прохладе степь, как хан в сопровождении с траурными знаками сотни всадников выехал в сторону аила кошевого Белдуза. Резвые кони быстро доставили их к этому времени уже убранному в черные цвета траура аилу, где уже было все подготовлено к погребению останков кошевого. Ждали только приезда изъявившего твердое намерение проводить своего ближайшего советника и соратника по ратному делу в его последний на земле путь хана Китана. Спешившийся хан подошел к заплаканной семье покойного и, высказав ей обычные в таких случаях слова сочувствия их горю, крепко обнял, и поцеловал сына покойного Артыка.
   - Я не сомневаюсь, что ты будешь достойным своего доблестного и мужественного отца! - громко, чтобы все слышали, проговорил пасмурный хан.
   Артык подал знак и под громкие причитания женщин лежащий в деревянном гробу умиротворенный кошевой Белдуз закачался над спинами несущих его половцев, отправляясь в свой последний поход к выбранному родственниками месту своего захоронения. Не задержавшиеся приглашенные на похороны шаманы тут же включили в женские вопли и свое отправляющее души усопших в Верхний мир гнусавое песнопение.
   Хоронили кошевого Белдуза на возвышенности с таким расчетом, чтобы он и после своей смерти мог увидеть друг или враг приближается к завоеванным им землям, и по возможности мог оказать посильную помощь продолжающим жить своим потомкам. На ближайшем от его аила холме к этому времени уже были вырыты две глубокие ямы. Одна из них предназначалась для захоронения самого кошевого, а другая для отправляемого вместе с ним по решению родственников в загробный мир его любимого боевого коня. Опущенный на дно ямы навек успокоившийся кошевой лежал обращенный головою на восток и с повернутым к северу лицом. А в уголках его плотно сжатых губ спряталась еле заметная ироническая усмешка. Поверх его в изобилии украшенной драгоценностями роскошной одежды спустившийся на дно ямы половец аккуратно разложил его любимое при жизни оружие, а потом еще долго укладывал рядом с ним все то, что, по мнению родственников усопшего, могло понадобиться доблестному кошевому в загробной жизни. Ко второй яме подвели оседланного с украшенной золотыми и серебряными накладками сбруей любимого при жизни покойного жеребца. Вырывающийся из сильных рук удерживающих его за поводья конюхов великолепный конь, широко раздувая свои заходившие ходуном ноздри, громко фыркал и, недовольно размахивая во все стороны головою, нетерпеливо перебирал своими стройными ногами. То ли он и на самом деле ощущал приближающуюся к нему смерть, то ли его раздражало присутствие мертвеца, но он был готов в любое мгновение вырваться из цепких рук удерживающих его конюхов и ускакать от этого так сильно ужасающего его места как можно дальше. Но такого спасительного для него мгновения ему не представилось, и он, пораженный опытною рукою прямо в сердце, замертво упал на дно второй ямы, чтобы и в загробном мире нести на себе властолюбивого гордого всадника. Спрыгнувший вслед за ним в яму половец уложил его бездыханное тело, как и полагалось по ритуалу погребения. И все застыли в молчаливом прощании с доблестным кошевым. При этом каждый из присутствующих на погребении мысленно сочинял свой диалог с покойным, упрашивая его забыть о прежних обидах и не мстить ему из темного мира предков.
   Стоящий у самого края могилы хан Китан молча вглядывался в мертвые, но все еще мужественные и решительные черты лица кошевого Белдуза. И в эти тягостные для него мгновения молчания вспоминал кровавую схватку в ту роковую для кошевого ночь. В завладевших им воспоминаниях он ясно видел как верные ему воины, вклиниваясь в ожесточенную схватку с русичами половцев из рода кошевого, потихонечку оттесняли его в сторону. А потом оставили его наедине с десятком русичей и, старательно делая вид, что изо всех сил пытаются придти на помощь, подоспели только тогда, когда блеснувший в зареве пожара вражеский меч поразил кошевого прямо в сердце. Его еще и до сих пор пробирает дрожь от бросаемых тогда кошевым Белдузом переполненных ненавистным бешенством взглядов на холм, откуда хан в то время наблюдал за ходом сражения. И если бы тогда из глаз догадавшегося, что он попал в расставленную ханом для него ловушку, кошевого пылали молнии, то он, наверное, прежде чем погибнуть самому еще успел бы испепелить своего недруга. В жаркой схватке даже опытному глазу нелегко было заметить хитрый маневр кучки воинов. А если кто о чем-то и догадывался, то сейчас запрячет свои догадки на самом донышке своей осторожной трусливой души. Потому что, после смерти кошевого Белдуза, у хана Китана серьезных противников больше нет. Потому что положение хана Китана в орде после удачного набега крепко, как никогда раньше. И только поэтому сегодня организатор убийства кошевого самый почетный и уважаемый гость на его похоронах.
   Оглушительно громкий барабанный бой оборвал затянувшуюся молчаливую паузу, и сопровождаемые заунывным песнопением шаманов половцы из рода кошевого начали устраивать над его могилою перекрытие. А потом, сразу же после окончания его установки, принялись насыпать над местом захоронения главы своего рода высокий курган. Сделав все от них зависящее, чтобы погребение кошевого хотя бы внешне выглядело достойно и прилично, близкие друзья и соратники покойного возвратились обратно в аил. Там они должны были в последний раз почтить память безвременно ушедшего из жизни доблестного кошевого Белдуза. Собравшиеся в убранной траурными цветами юрте гости отдавали должное подносимому им услужливыми проворными слугами угощению. И охотно угощаясь кумысом, предавались воспоминаниям о достойной всяческого подражания жизни убитого в недавнем набеге мужественного Белдуза.
   Богатый и обильный той устроил Артык в честь всю свою жизнь неустанно заботившегося о богатстве и процветании рода кошевого Белдуза. Но тех ли он пригласил на него гостей!? Верные ли друзья и соратники его отца заняли на тое самые почетные места!? И, действительно ли, искреннее печаль и горе истекает из посвященных памяти усопшего их хвалебных речей!? По иронии судьбы в подобных случаях, как изначально заведено во всем нашем далеко не совершенном так называемом цивилизованном мире, на самые почетные места усаживаются совсем другие люди. Усаживаются на них все, кроме тех, кто и на самом деле вполне искренне скорбит об уходе их жизни покойного, для кого его смерть глубокая незаживающая рана, и кто в своей жизни делал все возможное, чтобы облегчить усопшему проживаемый им жизненный путь. Ибо чаще всего, как показывает нам опыт нашей зачастую смешной и несуразной жизни, на подобных мероприятиях оказывается незаслуженный почет и уважение неоднократно предававшим усопшего при земной жизни. И делающим все от них зависящее, чтобы покойный, как можно скорее, оставил наш земной мир. И это именно они, кто при жизни старательно отравлял ее покойному, на его похоронах, заливаясь сладкозвучными канарейками, изощряются в произношении хвалебных речей. Правильно ли это!? Если судить их согласно уверениям наших дедов и прадедов, какая прекрасная судьба ждет всех нас после нашей смерти, то они, действительно, занимают на наших похоронах почетные места по праву. Так как, только благодаря их заслугам, мы, преждевременно отмучившись на земле, заслуживаем ничем не отягощенную, беззаботную загробную жизнь. Но что тогда заслуживают подобные люди на том свете за свою нелегкую и чаще всего неблагодарную жизнь на земле!? Ведь это же не так просто проживать отпущенный им судьбою свой жизненный путь на земле с такой черной совестью и зачерствелой в непрерывном грехопадении душою. Так какой же наградою отметит всех подобных в нашей жизни выродков Творец за их, так сказать, земной подвиг!? Да, и вообще, как это они умудряются еще жить, не сгорая от стыда, и не зачахнуть от угрызения совести!?
   Кумыс и заморские вина лились рекою. Богат был могущественный кошевой Белдуз. И все свои богатства оставил единственному сыну Артыку. Но не смог он оставить ему свой ум и властолюбие, свою хитрость, напористость и талант военного начальника. А без этих жизненно необходимых для любого руководителя качеств наследника его род уже никогда не сможет занимать такое же положение в ханской орде, какое он занимал при самом кошевом Белдузе. И если, вдруг, свершилось чудо, и усопший объявился бы на своих собственных поминках. Как бы поступил он тогда с присутствующими на тое почетными гостями!? Что он сказал бы тогда в ответ на их хвастливое разглагольствование!? Но такое в нашей земной жизни просто невозможно. И, слава богу! Он уже успокоился в вечном ожидании Страшного суда, а поэтому по всем писанным и не писаным законам не имеет никакого права мешать живым, совершать новые преступления на земле. Однако вполне возможно, что его присутствующая на своих поминках душа, видя, как его убийцы едят его баранину, и пьют его вина, негодует, но ничего уже с этим поделать не может. А может, и смогла бы хоть что-нибудь им сказать или хотя бы хоть чем-нибудь выразить им свое недовольство. Но боится, что и ей тоже могут напомнить о чем-нибудь подобном. Все может быть. Ибо невероятно сложная, вся в узлах и в хитросплетениях наша земная человеческая жизнь. И вполне может статься, что нам следует только горько сожалеть, что возмездие человеку за совершенное им земное преступление наступает не мгновенно, не сразу? Не получая немедленного возмездия за все свои деяния на земле, мы привыкаем к мысли, что наказание за все совершенное нами в этой жизни плохое, так же как и награда за все хорошее, наступит для нас нескоро. А чаще всего, как показывает нам опыт жизни на земле, даже тогда, когда нас уже на этом свете и в живых-то не будет. И это такое далекое наказание за грехи земные со временем потихонечку перестает пугать нас своей неотвратимостью, так же как и перестает привлекать нас обещанная Творцом награда за хорошую добропорядочную жизнь. И все мы, продолжая и дальше совершать неблаговидные дела и проступки, при этом благоразумно рассуждаем, что в нашей жизни все равно, как ты не старайся, святым не проживешь. А там, в далеком будущем, за семь бед один ответ. Одним грехом больше или меньше, какая нам разница. А может это и хорошо, что возмездие наступает не мгновенно, не сразу? И чтобы уже окончательно определиться всем нам в этом вопросе, мы для начала попытаемся уяснить для самих себя, а что же может означать для всех нас это неотвратимое немедленное возмездие на человека за совершенное им на земле преступление. В наказание за него человек тут же умирает, или заболевает тяжелой неизлечимой болезнью, или, что еще хуже, сгорает все его имущество? Стоит только представить себе, какой урон несло бы при этом человеческое сообщество, как всем нам сразу же станет ясно, что при подобном немедленном возмездии на земле плохо жилось бы не только самому грешнику, но и даже святому человеку.
   Вскоре, после того, когда все лицемерные хвалебные речи были высказаны, а все приготовлены для тоя закуски и напитки были благополучно употреблены собравшимися гостями по своему назначению, хан Китан остановился на обратной дороге у свеженасыпанного кургана. И еще долго стоял возле него в глубокой задумчивости.
   Курганы! И сколько же вас уже разбросано по широким степным просторам!? И сколько ужасающих тайн сокрыто в вас вместе с уставшими от этой жизни путниками до того времени, когда зычно и громко прогремит над всей землею труба, оповещая и живых и мертвых о наступлении Ссудного дня!? Но, если бы нашлась на земле способная всех их воскресить чудотворная сила то, как много мы смогли бы услышать тогда из их мертвых уст!? Сколько уже навсегда утраченных нами примеров доблести и геройства, чести и благородства, сострадания и участия узнали бы мы из жизни наших предков. Но гораздо больше они рассказали бы нам о безмерной людской злобе, жадности и коварстве. Сколько воистину ужасных историй поведали бы нам их мертвые бесстрастные уста. Мы непременно узнали бы от них, как брат убивал своего родного брата, как дети отказывались от своих родителей, и как матери бросали на растерзание степным волкам своих детей. Узнали бы столько, что, устыдившись и ужаснувшись, задумались бы, а как же еще нас, подобных двуногих тварей, земля носит. Как она еще не развернулась и не захоронила нас в своих глубинах, чтобы уже навсегда искоренить зло на своем лучезарном лике.
   Наверное, только и поэтому нет на земле такой чудотворной силы. И мы, продолжая жить на земле, забываем, что человеческая жизнь на земле, это всего лишь одно маленькое мгновение в бесконечности самой жизни. Забываем, что человеческая жизнь на земле проходит слишком быстро, а мы вместо того, чтобы наполнить ее светлыми мыслями и прекрасными поступками, постепенно обрастая грехами, ложимся с их невероятною тяжестью в святую землю. Забываем, что в прохладной и темной могиле мы все равны и отличаемся друг от дружки только одними плохими или хорошими поступками из своей прожитой жизни.
   И, слава богу, что никто, кроме самого нашего Творца, не может воскрешать мертвых. Пусть они лежат себе спокойно в своих темных темницах в ожидании Страшного суда, а мы, живые, будем неустанно искать путь к добропорядочной жизни. А, вдруг, нам, в конце концов, повезет, и мы хоть когда-нибудь, но все же отыщем именно тот путь, который и приведет нас к всеобщему благоденствию и счастью каждого живущего на земле человека. Ибо, как говориться, дорогу осилит идущий, и блажен только тот, кто верует. А без продвижения человечества вперед в своем умственном, моральном и нравственном развитии, а так же без нашей безграничной веры в свое лучшее будущее в этой жизни ничего не достигнешь.
  
   1992 год.
  
  
  
  

Глава четвертая.
НА ПЕРЕКРЕСТКАХ СУДЬБЫ.

  
   Природа дарит людям только жизнь, а уж учиться, как ее проживать, люди должны сами. Так и было изначально задумано высшею силою, что человек не столько созерцатель окружающей его жизни, как творец своей собственной жизни. Для подобного творчества природа предоставляет человеку бесчисленное множество возможностей, конечно же, как и все в нашей земной жизни, ограниченные десятью заповедями Творца. Через оставленные Творцом живущему на земле человеку основные правила поведения, не только не рекомендуется, но и строго запрещено, переступать. Однако прежде чем начинать творить самим, мы вначале должны учиться основам нашей жизни на земле. То есть, проанализировать для себя как можно больше уже прожитых людьми жизней. Потому что, чем больше мы сможем сопоставить и сравнить прожитых старшими поколениями жизней, тем больший будет у нас выбор, как нам лучше обустраивать свою дальнейшую жизнь, как нам сделать ее для себя лучше и привлекательнее. Но, как вполне справедливо утверждается большинством из живущих на земле людей, жизнь есть жизнь. Она постоянно вносит свои поправки во все наши замыслы и намерения. И порою уж так сильно подкорректирует их для нас, что из казавшихся нам ранее самых грандиозных наших замыслов и намерений начинает потихонечку выхолащиваться весь заложенный в них первоначальный смысл.
   Создавая наш воистину неповторимый прекрасный мир, Творец вряд ли даже предполагал для себя, что люди под воздействием кучки отъявленных негодяев и прожженных авантюристов вполне способны, как слепые котята, бездумно загонять самих себя в глухие нравственные тупики. Загонять самих себя в такую бесчеловечную жизнь, что время от времени становятся для самой жизни в целом просто потерянными поколениями. Потерянными поколениями вовсе не потому, что они своим преступным заблуждением и самообманом губят на корню свои собственные жизни. А в большей степени только потому, что они этим своим воистину преступным легковерием и не дальнозоркостью ставят своих потомков перед необходимостью хоть как-то выбираться из нравственного тупика, куда их завели неразумные отцы.
   Уметь жить - это еще не означает одно только умение зарабатывать на ее поддержание в себе необходимые материальные блага. Это еще и умение радоваться своей жизни на земле, умение постоянно совершенствовать ее для себя, делать ее более интересной и глубоко содержательной. А для подобного время провождения и существует множество по тем или иным причинам праздничных для людей дней. Однако самыми привлекательными для всех живущих на земле людей являются дни их рождений. Ибо время появления на наш белый свет маленького поначалу совершенно беспомощного человечка не только радостное для всех нас событие, но и надолго запоминается и всегда бережно сохраняется в памяти родных и близких ему людей. И в особенности он для всех нас примечательный, когда живущему рядом с нами человеку исполняется ровно пятнадцать лет. Ибо пятнадцатилетие - это уже не детство, но еще и не юность. Пятнадцатилетие - это пора необузданных желаний, это время охватывающих подрастающего человека нестерпимых страстей, невероятного буйства фантазий и безграничного полета мечты. Завтра исполняется ровно пятнадцать лет нашим юным героем, и вся степь готовится торжественно отметить пятнадцатилетие ханской дочери.
   Бакиса и Марийку по-прежнему связывала крепкая детская дружба. Вполне возможно, что между ними уже начало возникать или зарождаться более сильное чувство, но они об этом еще не думали и пока в себе его не ощущали. И, действительно, постоянно видя друг друга рядом с собою, и, зная, что ты снова сможешь видеть его возле себя, сколько тебе хочется, трудно, а порою даже невозможно, оценить свое истинное к своему другу отношение. Ибо, только находясь со своими друзьями в разлуке, мы и начинаем в полной мере осознавать для себя, как сильно влечет нас друг к другу.
   Время от времени Филократ вместе со своим другом Агаксием отвозили подготовленную их женами на продажу рыбу в ближайший торговый городок. Но на этот раз Филократ решил ехать туда один, взяв с собою своего старшего сына. До сегодняшнего дня еще нигде, кроме ближайшего к их поселку аила, не бывавший Бакис не выдержал и похвастался своим скорым путешествием перед Марийкою.
   - Ты увидишь там много чего интересного, Бакис! - не без зависти вскрикнула обрадовавшаяся за него Марийка. - Я бы и сама с удовольствием поехала бы туда вместе с тобою.
   - Это было бы просто здорово, но твои родители не отпустят тебя вместе с нами, - с сожалением буркнул ей в ответ смутившийся Бакис.
   - Конечно, не отпустят, - тихо проговорила согласная с ним Марийка и, пожелав ему счастливого пути, побежала навестить своего старого дедушку Теламона.
   После недавней смерти его молчаливой работящей жены, Агаксий уже не однажды уговаривал своего оставшегося в одиночестве тестя переехать жить в его дом, но заупрямившийся старик все время наотрез отказывался.
   - В этом доме я родился, - неизменно повторял он, как только Агаксий начинал свои уговоры, - из него меня и вынесут вперед ногами, после моей смерти.
   Жалостливая Марийка любила своего несносно упрямого дедушку, а поэтому всегда старалась не оставлять его надолго наедине со своим одиночеством. Марийка по несколько раз в день прибегала к нему еще и в детстве, чтобы справиться о его самочувствии. А в последнее время, когда ее дедушка уже совсем состарился, а она стала почти взрослою, Марийка взвалила на свои еще совсем слабые плечики все заботы о дедушкином доме. Благодарный за заботу Теламон не противился ее ухаживаниям за его одинокой старостью, но почему-то всегда, принимая ее ласково, упрямо называл свою выросшую внучку, как маленькую, стрекозою. При одном только упоминании придуманного им для своей внучки названия неприятно кривившаяся Марийка не очень-то сердилась на своего упрямого дедушку за свое смешное, по ее мнению, прозвище.
   Дверь дедушкиного дома оказалась закрытой снаружи на засов, и Марийка, зная, что в его возрасте в одиночку далеко от дома уже не уходят, побежала к кузнице. И, действительно, ее чуткие ушки сразу же уловили доносящиеся оттуда нетерпеливые постукивания молоточком. Подбежавшая Марийка осторожно приоткрыла сбитую из толстых досок дверь и заглянула внутрь. Ее состарившийся дедушка стоял у освещенной пылающим в горне пламенем наковальни и с размаха бил по зажатому в клещах небольшому кусочку раскаленного железа. Разбивающий воцарившийся в дедушкиной кузнице полумрак красный отблеск пылающего горна и ослепительное сияние раскалившегося железа напомнило впечатлительной Марийке рисунок на бережно хранимом ее дедушкою ларце.
   - Это, внученька, реликвия нашей семьи, - терпеливо объяснял старый Теламон расспрашивающей его о ларце Марийке, - из глубокой старины передается этот ларец из одного поколения в другое тому, кто решил последовать обычаю нашего рода и посвятить себя кузнечному ремеслу. Этого ларца касались руки наших далеких предков. Они сейчас и обязывают меня передать его в руки выученного лично мною кузнеца.
   Оттого, наверное, и была молчаливой при жизни его жена. Постоянно ощущая свою невольную вину перед дедушкою, за то, что после рождения матушки Марийки, она уже больше не могла иметь детей, ей, конечно же, было не до веселья. И сейчас Теламон все свои надежды на исполнение своего святого долга перед будущими потомками возлагал только на своего малолетнего внука, который, к его немалой радости, уже с охотою тянулся к кузнечному инструменту. Но, как уже давно всем известно, знания и умения от одного человека к другому в одночасье не передаются. Для того чтобы подготовить из подмастерья настоящего мастера своего дела и в особенности такого невероятно сложного кузнечного ремесла от Теламона потребуется еще немало терпения, труда и, конечно же, так остро недостающего ему сейчас времени. И он, с нетерпением поглядывая на не торопящегося подрастать внука, умолял небесных владык предоставить ему возможность обучить его кузнечному ремеслу. Позволить ему, передав из рук в руки семейную реликвию, исполнить долг перед своими предками.
   На крышке ларца был изображен один из первых на земле кузнецов. Одетый в рубаху с закатанными рукавами, первый на земле кузнец, удерживая клещи с куском раскаленного железа, замахивался правой рукою на наковальню молотом. А стоящая рядом с ним женщина дергала за ручки раздувающих в горне пламя мехов. Вспомнившая об изображенной на крышке ларца картинке Марийка уже и сама на цыпочках, чтобы не потревожить с увлечением бившего молоточком дедушку, подошла и взялась за свисающие с мехов ручки. По уже начавшим покрываться серым налетом золы уголькам пробежало раздуваемое подувшим на них легким порывом воздуха пламя. Вздрогнувший от неожиданности дед Теламон поднял голову и, увидев Марийку, добродушно буркнул:
   - А, это ты, стрекоза?
   - Это я, дедушка, - залившись густым румянцем смущения, тихо пробормотала в ответ Марийка.
   Внимательно осмотревший только что выкованный гвоздь Теламон окунул его в стоящую возле наковальни кадку с водою. И, бросив его к остальным лежащим в ящике гвоздям, вышел вместе с Марийкою из кузницы.
   - Дома-то все в порядке? - полюбопытствовал дедушка у Марийки, когда они присели на стоящую возле наружной стены кузницы скамейку.
   - Все хорошо, дедушка, - негромко прощебетала прильнувшая к нему своей головкою Марийка.
   Окинув внимательным взглядом ее недовольно нахмуренное сумрачное личико, тяжело вздохнувший Теламон удержался от совершенно излишних в таком случае расспросов, а только с сочувствующей ласковостью легонько погладил рукою по ее головке.
   - Ты, дедушка, знаешь, что завтра в ханском аиле должен состояться праздник? - тихо проговорила о чем-то известном только ей одной загрустившая Марийка.
   - Слышал, внученька, слышал, - негромко проговорил Теламон. - Да, и как же об этом мне не знать, если ты и ханша одногодки.... Вы же родились в один день...
   - И Бакис тоже, дедушка, - поторопилась напомнить ему Марийка.
   - И Бакис, - задумчиво поддакнул ей Теламон и уже совсем для нее неожиданно предложил. - А не съездить ли и нам, внученька, на этот праздник? И тебя с малышами порадую, да, и себя самого перед смертью немного потешу.
   - Не говори так больше, дедушка, ты у меня еще крепенький старичок! - бурно запротестовала вознегодовавшая его словами Марийка и грустно добавила. - С поездкою на праздник у нас, дедушка, все равно ничего не получиться. Родители нас одних в такую даль не отпустят.
   - Не отпустят, - сердито передразнил ее задетый за живое Теламон, - еще как, внученька, отпустят. Беги домой и предупреди родителей, что завтра я повезу тебя и малышей с собою на праздник в ханском аиле. И смотри у меня, стрекоза, завтра безо всяких там опозданий! - шутливо погрозив внучке пальцем, с притворным неудовольствием прикрикнул на нее Теламон. - Я ждать не буду!..
   Обрадованная его словами Марийка чмокнула на прощание дедушку в щечку и убежала уговаривать насчет завтрашней поездки свою мамочку.
   Всю сегодняшнюю ночь и все утро нескончаемой вереницею все ехали и ехали в ханский аил в гости, а то и просто посмотреть на не так уж и частые в степи праздничные красочные зрелища и хотя бы немного повеселить свою истосковавшуюся душу. Принимающие гостей в парадной юрте хан вместе со своей женою и дочкою равнодушно осматривали преподносимые им на серебряных подносах дары. А ровно в полдень, когда прогремевшие хриплым лаем длинные трубы возвестили всем о начале праздника, они вышли на околицу аила, где для них уже была подготовлена полураскрытая кибитка с устеленными войлоком ступеньками. Неторопливо поднявшийся по ним хан уселся в поставленное для него кресло с резными ножками и с украшенными на концах резными головками барана поручнями. Последовавшая вслед за ним жена присела на стоящий слева от ханского кресла резной стульчик с прямой спинкою и изящно изогнутыми ножками. А сама виновница сегодняшнего торжества именинница Холида присела на стоящий немного впереди ханской четы табурет. С нетерпением дожидающиеся своего часа шаманы тут же забили в бубны и нестройным хором начали выкрикивать молитвы и заклинания, умоляя заоблачных владык быть милостивыми и подарить прекрасной ханской дочери долгую счастливую жизнь. Наклонившийся к имениннице хан, что-то тихо шепнул ей на ушка, и довольно улыбнувшаяся Холида, взмахнув своим белым шелковым платочком, подала разрешительный сигнал на открытие посвященного дню ее пятнадцатилетия праздника.
   Бесцеремонно расталкивая столпившихся вокруг ханской кибитки людей, сотня воинов мгновенно очистила возле нее широкий круг, а выскочившие на него наряженные в шутовские одежды глашатаи пронзительно закричали:
   - Мужественные храбрые воины, выходите на борьбу! Покажите несравненной ханской дочке свою несокрушимую силу и вашу удаль!
   В мгновенно притихшей толпе головы половцев повернулись в сторону самых сильных из них и ловких, настойчиво требуя их немедленного выхода в круг. А те, смущенно пожимая плечами и переминаясь с ноги на ногу, делали вид, что ничего не понимают, и даже не догадываются, чего это все от них хотят. Но с нетерпением дожидающаяся скорого увлекательного зрелища возбужденная толпа не успокаивалась и подталкиваемые окружающими силачи, потихонечку приближаясь к оцепившим круг воинам, выходили на площадку в сопровождении двух самых верных и преданных им друзей. Они должны были наблюдать за строгим соблюдением правил борьбы и в случае поражения помогут проигравшему силачу, чтобы ханский взор долго не задерживался на незадачливом борце, по возможности быстрее оставить место схватки. Ни на одно мгновение не умолкающие глашатаи громкими приветствующими возгласами встречали каждого выходящего на круг силача. И не менее громко подбадривали каждого из них на борьбу.
   Начинайте борьбу! - громко выкрикивали они. - Хан и его красавица дочь смотрят на вас! Тот, кто в упорных схватках ни разу не коснется земли плечами, получит в награду скакуна из лучших ханских табунов! И будет объявлен самым сильным в нашей орде!
   Вдохновленные силачи не заставили себя долго упрашивать. Подпрыгивая на месте и приседая на полусогнутых ногах, они осторожными хищными прыжками начали потихонечку сближаться друг с дружкою. И, вскоре, уже более десятка пар, сцепившись в своих сильных крепких объятиях, с ожесточением качалось на очищенной для их борьбы воинами от не сводивших глаз с их борьбы степняков площадке. Ухватывая своего противника за руки, ноги или плечи, они пытались, приподняв его, со всего размаха бросить на землю. Никто из принявших вызов судьбы силачей не хотел уступать, и их борьба угрожало затянуться надолго. Но вот, со временем, более слабые стали выдыхаться. И, уступая сильнейшим, под едкие насмешки своих соплеменников начали бережно поддерживаемые под руки своими друзьями один за другим оставлять место схватки. А ликующие победители, угрожающе размахивая своими сильными мускулистыми руками, под одобрительные выкрики превозносивших их под самые небеса зрителей заметались по площадке в поисках нового противника для очередной схватки. Только тогда, когда на изрытой остервенело катающимися по ней мощными сильными телами площадке осталось только два силача, был объявлен перерыв. И не только для того, чтобы умелые борцы смогли перед решающей схваткою хотя бы немного отдохнуть, но и позволить виновнице сегодняшнего торжества выбрать уже заранее объявленный приз для будущего победителя.
   Получившие необходимое ханское распоряжение воины быстро оттеснили от кибитки степняков, а табунщики подогнали небольшой косяк полудиких коней. Окинув внимательным взглядом нервно вздрагивающих от непривычного для них многолюдья коней, Холида своей изящной ручкой указала на серого с коричневыми крапинками жеребца. И сделала, по всей видимости, удачный выбор, раз по толпе знающих толк в конях степняков пронесся тихий одобряющий ее выбор шепоток.
   - Юная ханская дочка разбирается в конях! - доносились до ханской семьи восторженные выкрики приготовившихся наблюдать за самым излюбленным в степи зрелищем степняков.
   Довольно ухмыльнувшийся хан Китан молча кивнул головою в знак своего согласия. И сорвавшийся с места стройный молодой табунщик поскакал в сторону выбранного ханской дочерью жеребца. А тот, пока еще не догадываясь о грозившей для него утратою свободной привольной жизни опасности, весело заигрывал с пасущимися подле него кобылицами. Однако, вскоре, быстро уловив всегда присущим всем животным острым ощущением беды приближающуюся к нему опасность, жеребец забеспокоился и, с неприязнью косясь на приближающегося к нему всадника, сердито зафыркал. Невозмутимо скачущий на послушном его воле коне молодой половец был уже рядом. Но только коснулась рука всадника притороченной к его седлу веревки, как бросившийся в сторону жеребец скрылся за спинами других коней. Недовольно поморщившийся табунщик с прежней невозмутимостью последовал за ним, но все время державшийся настороже жеребец всегда успевал отскочить от него в сторону, прежде чем всадник был готов набросить ему на шею петлю. И так продолжалось до тех пор, пока сохраняющий свою невозмутимость табунщик быстрым обманным броском не ввел избегающего с ним встреч жеребца в заблуждение. Они сблизились. И мелькнувший в воздухе длинный сыромятный ремень обвился вокруг шеи прямо затрясшегося от яростного негодования жеребца. Остановившийся жеребец в отчаянии завертел головою и попытался резким неожиданным прыжком вырвать этот сжимающий ему шею ремень их рук табунщика. Но тот был наготове и не позволил взбесившемуся от посягательства на его свободу жеребцу освободиться от аркана. Подоспевшие к нему на помощь половцы, ухватившись руками за хвост, гриву и уши, растянули яростно сопротивляющегося жеребца, чуть ли не до самой земли, позволяя тем самым самому из них ловкому и проворному без лишних для себя осложнений оседлать ему спину. Вскочивший на ноги жеребец с громким протестующим ржанием взвился на дыбы и, заметавшись из стороны в сторону, принялся с неистовством бить ногами. Но вцепившийся руками в его гриву мертвой хваткою половец все еще оставался на его спине. Это злило и возмущало вознамерившегося и дальше продолжать делать все от него зависящее, чтобы, в конце концов, освободиться от не только мешающей ему, но уже даже и начинающей его пугать непривычной на своей спине ноши. И еще больше обозленный неожидаемым для него упрямством своей надоедливой ноши жеребец закружился на одном месте с невероятной скоростью и, делая неожиданные резкие с высоким подпрыгиванием передними и задними ногами развороты, не давал лихому наезднику ни минуты покоя.
   Притихшая от охватившего ее при этом ужаса толпа степняков все время ожидала, что храбрый наездник, не удержавшись на уже прямо взбесившемся жеребце, погибнет под его копытами. Но все попытки жеребца избавиться от своего наездника не увенчались успехом. И еще долго продолжался этот поражающий еще не бывалым на земле проворством и несомненным мужеством поединок укротителя с полудиким конем, пока тот, потеряв всякую надежду на избавление от ненавистного ему седока, не ускакал в степь. А уже совсем измучившийся по его укрощению храбрый наездник только этого и ждал. Он извлек еще заранее засунутую им за пояс плетку и жеребец, после нескольких хлестких ударов, покорился его воле. С успехом справившийся с укрощением полудикого скакуна удалой наездник, направляя жеребца легкими ударами плеткою по щекам, подогнал коня к осветившемуся милостивой ухмылкою хану. Однако бурно выражающие свой неописуемый восторг от доставившего им немало удовольствия зрелища и свое восхищение храбрым ловким укротителем степняки не позволили ему сказать полагающее в таком случае обращение к повелевающему ими всеми хану. А, стащив изнемогающего от усталости наездника с жеребца, они подхватили его на руки, и понесли к небольшому возвышению у ханской кибитки. Там он, смущаясь от взглядов многотысячной толпы и сияя переполняющим его счастьем, принял из рук высокородной красавицы новый кафтан. Наступило время решающей схватки между силачами, и табунщики поспешили отогнать от места праздника растревоженных недавними событиями ханских коней.
   Расторопные воины быстро оцепили площадку для борьбы. И забурлившая после укрощения полудикого скакуна толпа степняков снова замерла в ожидании захватывающего зрелища.
   Вышедшие с противоположных сторон круга до пояса обнаженные силачи поначалу окинули друг дружку испепеляющими взглядами. А потом, все больше свирепея от распирающей их злобной неприязни, начали с глухим урчанием вырывать из земли вместе с корневищем пучки степной травы и подбрасывать их высоко вверх. Их натертые жиром широкие спины при этом как бы в доказательство непременного желания своих хозяев драться на смерть до победного конца яростно засверкали под яркими солнечными лучами. А их тугие мощные мускулы угрожающе напряглись под бронзовой от загара кожею. И силачи мягкими ощупывающими шашками, словно опасаясь, что под истоптанной предыдущими борцами степной травою может скрываться потайная яма, приблизились друг к дружке. Сблизившись, они медленно, словно нехотя, выпрямились. И позволив себе напоследок еще несколько раз обменяться оценивающими взглядами, словно в последний раз, соображая про себя, как им будет лучше ухватиться за противника, бросились друг на друга.
   Притихшая толпа степняков, затаив дыхание, с жадным нетерпением не отводила глаз от их растянутых от перенапряжения жил. И, внимательно всматриваясь в их налившиеся кровью глаза, все время пыталась хотя бы на мгновение раньше определить для себя исход их поединка. То один, а то другой, силач, поднимая и сильно раскручивая своего противника, пытался освободиться от его мертвой хватки, чтобы затем со всей силою ударить его об землю. Но они оба всегда успевали встать на ноги прежде, чем их спины могли коснуться земли. И теряющим свое терпение степнякам уже начало казаться, что их схватке не будет конца. Да, и сами борцы в своем неуемном желании непременно одержать победу, все больше озлобляясь, уже начали терять рассудок. От их мощных объятий гулко захрустели суставы и затрещали ребра. И даже крепкая загрубелая кожа степняка не выдерживала и лопалась от одного только прикосновение к ней сильной руки. И так продолжалось до тех пор, пока одному из них не удалось отчаянным последним рывком оторвать от себя соперника и, бросив его на землю, заставить прикоснуться плечами земли. Незадачливого побежденного тут же утащили в сторону сопровождающие его друзья, а к гордо приосанившемуся победителю подвели выбранного ханскою дочкою и только что укрощенного молодым табунщиком жеребца. И он, к немалой радости уже начавших превозносить его храбрость, силу и выносливость почти до самых небес степняков, небрежным взмахом руки остановив бросившихся к нему на помощь друзей, нашел в себе еще силы взобраться на него самостоятельно. А потом под непрекращающиеся восхищенные выкрики возбужденной толпы еще и, проехав на нем вокруг оцепленной воинами площадки, остановиться напротив доброжелательно ему ухмыляющейся ханской четы. Полностью удовлетворенный только что разыгравшимся перед ним представлением хан Китан тут же во всеуслышание объявил его самым сильным в своей орде. А так же сделал ему, как и было обещано им еще заранее, официальное приглашение на посвященный дню рождения своей дочери пир.
   На этот раз замахавшие плетками воины уже оттеснили столпившихся возле ханской кибитки степняков намного дальше, чем в прошлый раз. Ибо ханская семья так же, как и все собравшиеся посмотреть на праздничное веселье степняки, не могла допустить, чтобы хоть что-нибудь помешало им полностью насладиться самым излюбленным в степи зрелищем: скачками. Придававшие быстроте передвижения в своей полукочевой жизни особое значение половцы всегда готовились к ним заблаговременно и довольно основательно. Дело в том, что любая, даже самая сильная и выносливая лошадь, в хорошем теле не выдержала бы согласно условием при организации скачек расстояния. Поэтому всех участвующих в скачках коней предварительно к началу состязаний готовили. Скакунов для этой цели специально вымаривали, а несколько дней до начала скачек вообще не кормили. При этом немаловажное значение придавалось и подбору участвующих в скачках наездников, которые, как правило, должны были быть непременно худощавыми и небольшого роста.
   Прозвучала возвестившая всех о готовности к участию к скачкам сигнальная труба. И перед ханскою кибиткою выстроились двенадцать гордо восседавших на своих с обтянутою на нервно подрагивающих мускулах кожею породистых скакунах наездников. Нетерпеливо перебирающие ногами кони хмуро поглядывали своими впалыми глазами на забросавших их оценивающими взглядами степняков, а оседлавшие их молодые всадники не сводили своих настороженных глаз с ханской дочки, дожидаясь от нее заранее оговоренного сигнала. Всадники были готовы в любое мгновение, слегка ударив своего скакуна плеткою, гнать его до изнеможения лишь бы одержать так всеми остальными участниками скачек желанную победу.
   Юная ханская дочь взмахнула шелковым платочком и конников, словно ветром сдуло. Кажется, вот только что они все стояли возле ханской кибитки, а сейчас от них уже даже и след постыл. Так почти неуловимо глазу они сорвались с места и уже стремительно мчались друг за дружкою по заранее определенному для них кругу. И всем наблюдающим за ними степнякам казалось, что выпусти из самого тугого в степи лука быструю стрелу: и даже она не смогла бы догнать пустивших своих скакунов в бешеный галоп легкокрылых всадников. Не сводившие с них разгоревшихся молодецкой удалью глаз степняки с ожесточением заспорили о достоинствах каждой принявшей участие в скачках лошади, пытаясь заранее предугадать возможного победителя.
   После скачек прошли не менее интересные состязания по стрельбе из лука. И в завершение праздника немало повеселила разохотившихся степняков развязывающая без помощи ножа одними только руками связанного ремнями верблюда еще совсем не старая половчанка. Однако присутствующей на празднике Марийке подобное развлечение не понравилось. Марийка уже и так вся исстрадалась за бедного верблюда, когда, загибая ему голову набок, скручивали верблюда ремнями, стараясь сделать на нем как можно больше крепко затянутых узлов.
   Марийка еще и раньше слышала множество восторженных отзывов о подобных степных празднествах. Но одно дело услышать, и уже совсем другое дело увидеть все это неповторимое по своей увлекательности зрелище своими собственными глазами. Не отводя своих восторженных глазок от закружившихся перед нею в стремительной карусели красочных состязаний, Марийка мучительно переживала за особенно нравившегося ей удальца. И всякий раз огромная волна радости мгновенно переполняло ее детскую впечатлительную душу, когда ее так называемый избранник добивался успеха. Даже не пытаясь сдерживать переполняющих ее в это время чувств, Марийка, подпрыгивая от удовлетворения, громко хлопала в ладоши, словно это она сама, а не кто-то там еще другой, выигрывала очередное состязание. В конце концов, Марийка до того увлеклась стремительно несущимися мимо нее красочными представлениями, что все окружающее ее сегодня веселье, начало казаться ей вовсе не игрою. Стремительный и разудалый степной праздник показывался ей, не какой-то там целенаправленной забавою взрослых людей, а вполне реальной жизнью из другого далекого от нее и безо всякого на то сомнения прекрасного мира. Из мира, где никогда не было и не должно было быть так порою сильно изводящей живущих на земле людей серой повседневности, а вся жизнь проживающих в этом мире людей изо дня в день переполнена только одним этим так неповторимо прекрасным и увлекательным праздничным весельем. Марийку нисколько не смущало, что этот волшебный мир открылся перед нею именно сегодня. Она уже давно ждала, и непоколебимо верило в это, наконец-то, свершившееся для нее сегодняшнее чудо. Да, и как она не могла верить и ждать подобного для себя волшебства, если ей сегодня исполнилось ровно пятнадцать лет. Только сейчас ощутившая саму себя именинницею, Марийка не могла не покориться показывающемуся ей сегодня чудо только потому, что каждому живущему на земле ребенку доподлинно известно, что за этим рубежом для него уже начинается таинственная и воистину чудесная до поры до времени скрываемая от него взрослыми людьми жизнь. Ощущая саму себя на степном празднике не посторонней девочкою, а как бы на устроенных в ознаменование ее собственного дня рождения красочно стремительных состязаниях, Марийка от избытка переполняющего ее в это время радостного ликования просто парила в небесах. Она до того увлеклась игрою в не существующий мир, что в те редкие мгновения, когда ее рассеянный взгляд натыкался на возвращающих ее к реальности малышей или дедушку, Марийка недовольно морщила свое личико и торопилась снова окунуться в так сильно притягивающий ее к себе мир мечты. Марийка еще долго позволяла себе окунаться в эту очень увлекательную игру воображения, пока не ощутила на себе чей-то долгий пристальный взгляд. Он ей мешал, и Марийка, нетерпеливо передергивая своими худенькими плечиками, попыталась сбросить его с себя. Но этот чей-то пристальный взгляд не отставал и продолжал напоминать о себе недовольной его присутствием Марийке легким пощипыванием по спине. Недовольно поморщившаяся Марийка повернулась в сторону мешающего ей продолжать наслаждаться праздником взгляда и, увидев глазеющего на нее юного степняка, скорчила ему рожицу. Смутившийся юноша не только поторопился отвести от нее взгляд, но и спрятаться за спинами своих соплеменников.
   - И зачем только этот юноша на меня уставился? - подумала снова пытающаяся переключиться на не прекращающееся вокруг нее красочное зрелище Марийка.
   Но прежнего удовлетворения от не прекращающихся перед ней ни на одно мгновение красочных состязаний у нее уже не было. Непонятное поведение юного степняка почему-то не только продолжало ее волновать, но и заставляла утратившую свое прежнее спокойствие Марийку раз от раза внимательно осматриваться вокруг себя. К еще большему своему недоумению, Марийка заметила, что и другие молодые степняки тоже украдкой бросают на нее более длительные, чем при простом любопытстве, взгляды. Пугливо поеживающаяся Марийка притворно злилась на своих так некстати разбудивших дремавшую в ней женщину поклонников. С замиранием от вводившего ее в смущение сладкого страха сердца Марийка, стараясь оглядываться по сторонам, как можно незаметней, украдкой рассматривала покоренных ею молодых парней. Но ее сердечко ни разу не екнуло, не встревожилось, и не дала ей ни единого знака о приходе так желанного для каждой женщины чувства. Имея самые смутные представления о любви, она даже немного за себя испугалась. На ее обращают внимание красивые парни и, если отбросить ее притворное раздражение, то она прекрасно для себя осознавала, что ей эти их взгляды даже очень нравиться. Но, к ее немалому удивлению, она ни одного из красивых молодых парней для себя не выделяла. Что-то, пока еще для нее неуловимое, мешало ей остановиться на одном из них и хотя бы в шутку себе сказать: вот он - моя судьба. Что именно мешало сделать подобный выбор, смутившаяся Марийка не только не могла самой себе объяснить, но и понять. С необъяснимым для себя волнением, ощущая тепло очередного взгляда, Марийку всякий раз охватывало еще более непонятное ей чувство не только какой-то там радости, но и даже выворачивающего в ней внутри все наизнанку какого-то бурного ликования. И она, заливаясь густым румянцем стыда, с ужасом косилась на своего старого деда, пытаясь, лишний раз для себя убедиться, что он не догадывается, что с нею происходит сейчас на самом-то деле. Но старик, к ее счастью, был полностью поглощен созерцанием праздника. И лишь изредка отрывался от пленяющего его зрелища, чтобы пересчитать прижимающихся к нему внуков.
   Марийке на устроенном в день рождения ханской дочки празднике больше всего понравились скачки. В скачках не было присущей для всех степняков жестокости, от которой Марийке парою становилось не по себе. И всякий раз при виде этой раздражающей ее жестокости она, не желая на ее проявление возле себя смотреть, старательно закрывала свои глазки. А на скачках во имя достижения победы всадник и скаковая лошадь представляли собою, как бы одно целое. Поэтому и выигрывает в скачках именно тот наездник, у которого со своим скакуном большее взаимопонимание и взаимная друг друга поддержка. Победителем в сегодняшних скачках стал еще совсем юный статный и красивый половец. Но даже и он, так понравившийся Марийке этот юный победитель скачек, тоже не смог затронуть ее чистое девичье сердце.
   - Как же жаль, что сегодня с нами не было Бакиса! - с сожалением тихо вскрикнула она, уже подпрыгивая на ухабах быстро понесшейся по степи в сторону родного поселка телеге.
   И по сладко защемившему в ответ своему сердцу сразу же догадалась, почему ни один из испепеляющих ее сегодня горячими взглядами молодых степняков не затронул ее девичье сердечко. Оказывается оно, не поставив в известность свою хозяйку, само выбрало для себя сердечного друга. Смутившаяся Марийка, уже почти не слыша милого щебетания обсуждавших свои впечатления от недавнего праздника с дедушкою малышей, всю дорогу старательно прислушивалось к вдруг ставшему для нее каким-то чужим и непослушным своему сердечку. А по ее зардевшимся щечкам градом покатились оплакивающие конец ее безоблачного детства буйные слезинки от мгновенно переполнившегося ее счастья. Так с головою окунувшись в свои сердечные переживания, она даже и не заметила, как все время подпрыгивающая на ухабах разбитой степной дороги телега подвезла ее к родному селению. Однако при виде неторопливо шагающих по степи знакомых ей верблюдов она быстро привела себя в чувство и, соскочив с телеги, побежала к своему дому. Она торопилась успеть привести себя к уже совсем скорому возвращению Бакиса хотя бы немного в порядок, а главное еще раз проверить спрятанный ею в укромном местечке для него подарок.
   - Привести себя в порядок, - подумала вслух на бегу уже и сама удивляющаяся Марийка охватившему ее пока что труднообъяснимому для себя желанию предстать перед своим другом детство во всей своей красе.
   До сегодняшнего дня ее не только не беспокоило, но и не волновала, как она при встрече с Бакисом выглядит.
   Было еще совсем темно, когда Бакис вместе со своим отцом выехали на проторенную в степи тропу. Зябко поеживаясь от утренней прохлады, прижавшийся к пушистому горбу неторопливо шагающего позади их маленького каравана верблюда Бакис тихо подремывал, время, от времени впадая в сладкое забытье. Растревоженный предстоящей поездкою в торговый городок он вчера долго не мог уснуть, и сейчас, пробуждаясь от случайного резкого движения несшего его на своей спине верблюда, Бакис с недоумением осматривался вокруг себя, пока не припоминал, где он находится. Прорывающиеся из-за ярко осветившегося в месте восхода горизонта первые косые лучи поднимающегося солнышка в одно мгновение изменили до неузнаваемости окружающую их небольшой караван степь. И чем больше заливалась степь непрерывно льющимися на нее потоками животворного солнечного света, тем больше своих тайн она открывала к этому времени уже окончательно сбросившему с себя дремоту Бакису. Пораженный только что открывшимся ему ее воистину прелестным очарованием Бакис был не в силах отвести своих восхищенных глаз от засверкавшей перед ним всеми цветами радуги утренней степи. Но как бы далеко не забрасывало восходящее солнышко на землю своих золотистых посланцев - везде, куда бы ни бросал свои пораженные открывающейся перед ним несравненной красотою взоры Бакис, простиралась лишь одна просыпающаяся после ночного отдыха степь. И только по правую от него сторону изредка поблескивала под яркими солнечными лучами узкая полоска моря. Она то пряталась за невысокими вершинами прибрежных скал, а то снова радовала его, становясь с каждым очередным часом все шире и шире.
   С нетерпением поджидающему приближение еще не виданного им ранее торгового городка Бакису все время казалось, что окружающей его степи не будет конца и краю.
   - Скоро будем на месте! - выкрикнул ему объезжающий на вороном жеребце небольшой караван Филократ, указывая ему на затемневшее впереди небольшое темное пятнышко.
   - Нет, это указанное отцом темное пятнышко не может быть городом, - снисходительно усмехнулся про себя внимательно всмотревшийся в него не сомневающийся, что оно, оказавшись обычным миражом, должно было скоро исчезнуть.
   Однако, как бы ему назло, это не вызывающее у Бакиса особого доверия пятнышко не исчезало, а совсем наоборот, с каждым очередным мгновением становилось все более зримою. И скоро неприятно пораженный непривычной суетою Бакис с опаскою окунулся в разбушевавшееся вокруг него самое, что ни есть, настоящее людское море. Громкие выкрики зазывалов, ржание встревоженных лошадей и нестерпимый гул голосов торгующихся уже прямо оглушали привыкшего к тихой размеренной жизни Бакиса. И он, с испугом оглядываясь вокруг себя, изо всех сил молотил пятками ног по своему сохраняющему несмотря ни на что свое величавое спокойствие верблюду, опасаясь отстать от каравана и затеряться в этой порою казавшейся ему нескончаемой людской круговерти.
   И кто только не встречался растерявшемуся в непривычной обстановке Бакису в толчее торгового городка!? Выбритые до синевы разодетые в роскошные парчовые одежды с неизменной сладенькою ухмылкою византийские купцы чередовались с хмурыми бородатыми русичами. Гордые половецкие ханы в сопровождении многочисленной свиты и толпы выставленных на продажу рабов. И чего только не продавалось в уже прямо тонувших от изобилия богатых лавках купцов!? От простых глиняных мисок до изготовленных мастерами-стеклодувами изящных графинчиков с затейливой росписью. От грубого полотна до вытканной тоньше паутины шелковой материи. Ом простых медных колечек до изготовленных ювелирами драгоценных украшений.
   Слишком долго торговать привезенным на продажу товаром им не пришлось. По прибытию на место Филократ сразу же продал всю свою рыбу оптом перекупщикам.
   - Ну, все сын, - добродушно буркнул он, заново пересчитав свою выручку. - Теперь нам остается только выполнить все наказы нашей мамы, и мы можем со спокойным сердцем отправляться обратно домой.
   Однако и у самого Бакиса тоже было одно маленькое дело в этом торговом городке. Приторговывая выловленною в заливе рыбою, он долго откладывал вырученные у бедных пастухов кошевого Артыка медные монетки на подарок Марийке. И прямо сейчас Бакис внимательно присматривался к выставленным в лавках на продажу недорогим украшениям и безделушкам. Они уже успел побывать во многих лавках, но, к его немалому сожалению, он не нашел для себя более-менее подходящего для Марийки подарка. Конечно же, это вовсе не означало, что торговые лавки в этот день были, как говориться, полупустыми. Просто у него было слишком мало медных монет, чтобы он мог позволить себе приобрести в подарок Марийке то, что ему так хотелось ей подарить. Искренне огорченный Бакис уже было, совсем отчаялся в своих поисках, как прямо с порога очередной понадобившейся его отцу лавки ему весело заулыбался бородатый бесенок на бронзовой цепочке. Полюбивший его с первого взгляда Бакис уже больше ни на что не смотрел и ничего не искал. Он видел перед собою только одного пляшущего в высоком головном уборе с приподнятой к затылку правой рукою и упирающегося своею левою рукою в колено забавного бесенка. Уточнив у стоящего за прилавком продавца, сколько он стоит, Бакис выскреб из кармана все свои сбережения. Ему повезла: медных монеток у него было вполне достаточно, чтобы совершить покупку.
   - Пусть он охраняет мою Марийку от недобрых злых людей, - с нежностью подумал бережно заворачивающий свой подарок в чистую полотняную тряпочку Бакис.
   Искоса наблюдающий за ним Филократ, конечно же, догадывался, кому предназначен купленный Бакисом бесенок, но, не желая смущать его, старательно делал вид, что не видит в покупке сына ничего особенного.
   Успокоенный Бакис больше уже не рыскал голодными глазами по прилавкам торговых лавок, а стал более внимательно присматриваться к окружающей его незнакомой городской жизни. Выстроенные по обеим сторонам улицы каменные и кирпичные дома его не удивляли, но, зато привлекали его искренний интерес роскошные одежды богачей и не виданные им ранее диковинное убранство заморских купцов. С нескрываемым любопытством он прислушивался и к непривычному для его ушей говору собранных в этом торговом городке, по всей видимости, со всего света людей. Он бросал, и сам ловил на себе оценивающие взгляды своих ровесниц, но ни одну из них не подпустил близко к своему сердцу. И всякий раз, когда он на какое-то время забывался в своих мечтательных представлениях, то видел себя только отдающим свой подарок Марийке. Да, и думал он всю обратную дорогу только о том, как ему решиться рассказать ей о возникшем к ней чувстве. Подобные мечтание не только переполняло все его тело, пока еще непонятной для него радостью, но и время от времени охватывающая вместе с сомнениями тревога вводило в смятение все его о Марийке мысли.
   Нелюбящая присутствовать на утомительных и совсем для нее не интересных пирах Холида, пожелав немного освежить свою закружившуюся от счастья головку, повелела оседлать своего скакуна и уехала прогуляться по степи. Ей некуда было спешить, а поэтому она, опустив поводья на холку коня, с удовольствием подставила свое раскрасневшееся от избытка переполняющего ее счастья личико свежему вечернему ветерку. Пользуясь предоставленной ему свободою, породистый конь, осторожно переступая ногами на нагревшейся за день степи, лениво пощипывал попадающуюся ему на пути молодую зеленую травку. А взирающая с коня на окружающее ее великолепие полностью удовлетворенная только что закончившимся организованным в ее честь праздником Холида вся сияла от переполняющего ее ликования. И ей было, отчего сейчас радоваться и гордиться. Ибо сегодня почти вся степь собралась в аиле ее родителей, чтобы, поздравив ее с днем рождения, заодно полюбоваться ее редкостной красотою и прелестным очарованием. Сколько хвалебных слов было сегодня ей сегодня!? Сколько драгоценных украшений было преподнесено ей сегодня в подарок!? Кое-что из них Холида уже успела померить. И ей очень понравилось подаренное соседним ханом ожерелье из крупного жемчуга, и преподнесенное кошевым Артыком повязка из жемчужных нитей. Но дороже всех драгоценностей для нее, конечно же, были полные страстного огня пылкие мужские взгляды. И сколько же она их поймала на себе сегодня от молодых красавцев!? Да, и не только молодых, но и у многих уже отмеченных сединою мужчин разгорались от сжигающего их изнутри нестерпимого желания глаза при виде ее неземной красоты и прелестной привлекательности. Ибо только одно это неодолимое страстное желание овладеть ее воистину прекрасным телом и ценила сладострастная от природы Холида в окружающих ее мужчинах превыше всего. Ибо только оно одно - это мужское восхищение ее красотою - льстило ее обостренному женскому самолюбию. Холида всегда и везде ощущала себя уверенно в мужском окружении. Ей было приятно сознавать себя женщиною, у которой во всей округе нет даже и в помине достойной соперницы. Хотя, пусть и изредка, но все же прорывалась с самой глубины ее уродливой души нотка сожаления об этом. Она, как ей порою казалось, даже была бы рада появлению достойной ее красоты и привлекательности соперницы. Появление в степи другой такой красавицы заставила бы ее остро оттачивать свои женские коготки, заставила бы бороться за понравившегося им обоим мужчину.
   - Но где же найдешь этих соперниц, - самодовольно улыбалась она про себя, - по всей степи ищи не ищи, а, все равно, не найдешь даже жалкое подобие на мою неземную красоту и на мое ни с чем не сравнимое женское совершенство. Благодаря милости Творца у меня, кроме моих подружек, нет, и не может быть на всей земле никаких соперниц.
   Успевшая, после дарованной шибианкам подобной милости Творца, сменить не один десяток женских тел Холида, несмотря на свой юный нынешний возраст, уже была многоопытною в любви женщиной. Она знала толк в мужчинах, и ценила их не за богатство и роскошные одежды, а за их мужскую силу, молодость и красоту. Поэтому и на этот раз первое желание еще только начавшего созревать для любви своего нового тела Холида не собиралась дарить разряженным стареющим поклонникам. Нет, и нет! Холида предложит сорвать со своего нового тела еще только-только начинающий распускаться бутон любви какому-нибудь молодому счастливчику, обладающему сильным мускулистым телом и пылающим пылкой страстью сердцем.
   - Хотя бы сопровождающему меня молодому пастуху, - с похотливой ухмылкою подумала она, искоса рассматривая державшегося немного поодаль от нее юного степняка.
   Багрово красный от испытываемого перенапряжения солнечный диск тяжело закатывался за горизонт. И даже, несмотря на то, что половина его нижней части уже как бы была на той стороне земли, он, пылая заревом заката, все еще старательно пыжился, изо всех своих сил стараясь не допускать до освещенной им части земли ночные сумерки. Однако все его потуги были напрасными. Ибо накопившаяся за долгий день непрерывного горения в его никогда не затухающих топках зола все время неудержимо тянула его вниз. И заходящее солнышко, в конце концов, блеснув от отчаяния по земле последним лучиком, смирилось. Опустившись в место своего ночного отдыха, она должно было, избавившись от отягощающей его золы и зарядившись новою порцией горючего, снова, взойдя рано утром над землею, радостно засверкать на небосклоне. А никогда в таких случаях не опаздывающая вечерняя мгла тут же принялась старательно укутывать своей темной сетью погрустневшую после захода объекта своего поклонения степь. Делая ее не только таинственной и загадочной, но и даже небезопасною для припозднившихся путников. Но даже и сгущающаяся вечерняя мгла не заставила беспечную Холиду подумать о возвращении в аил. Наоборот, она еще больше укрепило ее в страстном нетерпеливом желании прямо сейчас испытать в своем, наконец-то, созревшем для любви теле это сильное так неодолимо увлекающее ее своим ни с чем не сравнимым на земле блаженством чувство. Не имея в себе больше сил, а главное желания, сопротивляться его властному настойчивому напору, Холида, попридержав своего коня, соскочила с него на землю. Спешившийся неподалеку от нее молодой пастух терпеливо дожидался, когда его повелительнице снова заблагорассудиться продолжить свою вечернюю прогулку верхом. А все больше распаляющая саму себя Холида не торопилась. Приминая своими стройными ножками густо поросшую после недавнего степного пожара зеленую травку, она, искоса, с пристальным интересом рассматривала молодого пастуха. Юноша полностью соответствовал ее представлениям о мужской красоте, и она, представляя себя в ее руках, подумала, что промелькнувшее в ее прелестной головке насчет него предположение ей не противно. А то, что он был слугою, ей нравилось еще больше. Опасаясь ханского гнева, он даже под страхом смерти не станет рассказывать об их отношениях. Приняв для себя окончательное решение, Холида мысленно поздравила себя с приобретением неплохого мужского тела, которое будет находиться в ее полном распоряжении до тех пор, пока оно ей не наскучит.
   - А наскучит, - подумала она, властным взмахом руки подзывая к себе пастуха, - то от слуги мне будет не так и трудно избавиться. С этими слугами в любое время случается и происходит все, что угодно. Их внезапная смерть никогда не вызывала ни у одного из сильных властителей мира никаких сожалений.
   - Что надобно ханской дочке!? - услужливо пролепетал подбежавший пастух.
   - Как звать тебя? - ласково проворковала в упор рассматривающая своего будущего дружка для любовных утех Холида.
   - Кулдан, - негромко проговорил пастух.
   - И ты всегда такой нерешительный в отношениях с молодыми девушками? - игриво поинтересовалась она, легонько поглаживая по его широкой груди своей изящною ладошкою.
   Прикосновения и ласковые слова прекрасной ханской дочки волновали юношу, но он, прекрасно для себя осознавая все возможные последствия, старательно сдерживал в себе уже угрожающее политься у него через край возбуждение от опасной близости красивой Холиды.
   - Дочке хана нравится мучить бедного пастуха, - не без труда сдерживая свою закружившуюся от переполняющих ее чувств голову, сиплым голосом выдавил он из себя.
   - Здесь нет ханской дочки, а есть только страстно желающая твоей любви молодая красивая девушка, - еле слышно шепнула ему прижимающаяся к его податливому телу Холида.
   А выдавивший из себя лишь слабый стон Кулдан уже больше не сопротивлялся ее настойчивым ухаживаниям. И она еще долго с давно уже позабытым ею наслаждением упивалась его молодостью, обжигая страстными поцелуями, его затрепетавшее в нестерпимом любовном экстазе тело пока сгустившиеся сумерки и вечерняя прохлада не остудили ее молодую горячую кровь. Полностью излив все свои накопившиеся в ней за годы вынужденного взросления ее нового тела желания, Холида молча поднялась с примятой травы и, даже не посмотрев на все еще не пришедшего в себя Кулдана, вскочила на пасущегося неподалеку коня. И, не проронив больше ни одного слово, погнала его в сторону аила, подставляя дувшему ей навстречу ветерку свое раскрасневшееся личико. Ее истерзанное и измученное с непривычки тело не болело, а, как это бывает у шибианок, только тихо сладко ныло. Но она, уже зная, что поначалу так бывает всегда, и что это досаждающее ей сейчас нытье скоро утихнет, не обращала на него внимания. Подскакав к своей кибитке, она, не оборачиваясь к умирающему от охватившего его ужаса Кулдану, небрежно бросила:
   -О произошедшем сегодня между нами никто не должен знать! Когда ты мне понадобишься, я сама тебя позову!
   Прибежавшая домой Марийка торопливо умылась и, натянув на себя свою самую любимую тунику, еще долго прихорашивалась у зеркала, придирчиво рассматривая в нем свое отражение. Удивленная необычным поведением своей дочери наблюдающая за нею Елена, не сдержавшись, пошутила:
   - Впервые я вижу тебя, доченька, у зеркальца. Уж не влюбилась ли ты у меня в кого-нибудь?
   - Перестань, мама, выдумывать про меня неизвестно что! - запротестовала недовольно поджавшая свои губки Марийка. - Мне еще рано думать о замужестве.
   Но это ее слабое возражение не только не убедило лукаво улыбнувшуюся Елену, но и даже ее саму. А себя-то, как говориться, не обманешь. Поэтому Марийка и вовсе не удивилась, что эти тихие материнские слова прозвучали для нее громким раскатистым громом.
   - И, действительно, что это происходит со мною на самом-то деле, - еле слышно прошептала догадавшаяся, что она, сама того не желая, невольно открыла своей маме то, что хотела скрыть не только от всех, но и даже от самой себя. - Раньше меня не очень-то волновало, как я выгляжу.
   Смутившаяся Марийка густо покраснела и в тщетной надежде оправдаться в глазах своей матери в притворном недовольстве буркнула:
   - Ты же, мама, знаешь, что у меня сегодня день рождения.
   - Знаю, доченька, - тихо проговорила ей Елена и с укором добавила. - Но, как принято в нашем поселке, именинники сидят дома и принимают поздравления от родных и знакомых. А излишне суетиться и, тем более, убегать из собственного дома, едва в него возвратившись, именинникам, доченька, не к лицу....
   - Но, мама, сегодня не только я одна именинница, но и Бакис тоже! - оборвала ее притворно возмутившаяся Марийка. - Только поэтому я и тороплюсь поздравить его с днем рождения.
   - Тогда, моя милая, можешь не торопиться, - ласково проговорила смягчившаяся Елена, - твой Бакис еще не вернулся с торгового городка. Расскажи-ка ты мне лучше о том, что ты видела сегодня в ханском аиле.
   - Мама, мне сейчас не до этого! Я тороплюсь! - умоляющим голосом выкрикнула извлекающая из сундука свой подарок Марийка. - Я только что видела их караван на подъезде к поселку.
   Нет, что теперь не говори, а при рождении Марийки на этот белый свет вездесущие небеса точно не хмурились, а пребывали в самом, так сказать, прекрасном расположении. Ибо наградили они ее не только одною девичью красотою и привлекательностью, но и воистину золотыми ручками. В свои пятнадцать лет она из выращенного на огороде льна соткала полотно и сшила Бакису новую рубаху. А в последние дни она долго засиживалась по ночам, расшивая ее прекрасными узорами. Ее умелая рука уже тогда, когда и сама Марийка еще не догадывалась о возникшем в ней чувстве, рассказала о нем в любовно вышитых ею на рубахе узорах.
   Доставшая рубаху Марийка окинула ее придирчивым взглядом. Хороший подарок она подготовила своему другу детства. За такой подарок ей краснеть не придется. И пусть носит Бакис эту красивую рубаху и не забывает о той, чьими руками она изготовлена. Пусть он знает, какая она у него работящая, и пусть ценит ее золотые руки. Не найдя в рубахе ни одной случайно закравшейся недоделки, Марийка снова аккуратно свернула свой подарок и выбежала из дома.
   Маленький караван втянулся в ворота дома. И Бакис, соскользнув со своего верблюда, поспешил к соседскому дому. Но только успел он войти в открытую настежь калитку, как увидел бегущую ему навстречу Марийку.
   - С днем рождения тебя, Бакис, - негромко проговорила подбежавшая к нему Марийка и протянула ему свой подарок.
   Бережно принявший из ее рук рубаху Бакис тут же, сняв свою, надел ее на себя. А умирающая от страха Марийка еще долго поворачивала его, проверяя, не жмет ли она ему, нет ли хоть где-нибудь на ней ненужной складочки, но ее рубаха пришлась Бакису как раз впору. И она, потихонечку успокоившись, продолжала осматривать его уже больше из своего природного женского любопытства, чем по необходимости. Марийка с каким-то удивляющим ее радостным восторгом смотрела на хорошо знакомого ей с детства Бакиса и поражалась, как она могла до этого времени не замечать его мужской красоты. Словно всегда противодействующая глубоким людским отношениям пелена серой обыденности старательно укрывало от нее в нем все, что так сильно привлекает любую женщину в мужчине. С изумлением, вглядываясь в него широко раскрытыми влюбленными глазами, она нещадно ругала себя за прежнюю слепоту, из-за которой она могла потерять такого хорошего и надежного друга. Но теперь, когда, благодаря острому осознанию в себе женщины, у нее как бы раскрылись глаза, она сделает все от нее зависящее, чтобы Бакис обратил на нее внимание. Чтобы и он тоже видел в ней не только друга детство, но и красивую привлекательную девушку.
   - Тем забросавшим меня взглядами степнякам далеко до моего простого бесхитростного Бакиса, - подумала она, вспомнив о своих поклонниках на празднике в ханском аиле. - И какая я была бы дура, если предпочла бы ему кого-нибудь из них.
   Бакис не мог догадываться о думах и переживаниях Марийки во время примерки рубахи, но ему нравились прикосновения к нему ее ласковых ручек. И он безропотно подчинялся их требованиям.
   - А это тебе от меня, - тихо проговорил он, когда Марийка оставила его в покое, и протянул ей своего пляшущего бесенка. - Пусть он охраняет твое счастье. Поздравляю тебя с днем рождения.
   И они больше, не сказав, друг дружке ни одного словечка взялись за руки и побежали в сторону неустанно грохочущего прибоем моря. Прежняя их простота в обращении вместе с дружеской приветливостью вдруг взяли и куда-то бесследно исчезли, и им обоим в этот вечер было немного не по себе. Им так много хотелось друг другу сказать и со многим поделиться друг с другом. Но у них уже просто не было сил заговорить о том, что их в это время тревожило и волновало. С пока что не только непонятным, но и даже трудно объяснимым для них обоих волнением, они с радостью прислушивались к потихонечку обволакивающему их счастью, заполняя долгие тревожные паузы ничего для них не значащими блеклыми фразами.
   Притихшая Марийка, изредка бросая на шагающего рядом с нею сегодня непривычно задумчивого Бакиса долгие изучающие взгляды, представляла себя в объятиях его сильных рук и радовалась, что ей это не неприятно, что она даже сама страстно желала скорее испытать их на себе. Она и до сегодняшнего вечера никогда не сомневалась в его добропорядочности и надежности. И сейчас, шагая рядом с ним, она ощущала себя полностью защищенной от всех превратностей окружающего их мира. И может только и поэтому возникшее в ней чувство к нему не пугало ее, а совсем наоборот она только радовалась его нежданному в ней появлению. Ибо оно, не предвещая ей бед и несчастий, гарантировало ей уже в недалеком будущем возможность обретения большого женского счастья.
   Выйдя к берегу моря, они, зашлепав босыми ногами, по самой кромке чем-то сегодня особенно взволнованного моря, с наслаждением ощущая, как прохладная морская вода остужает их горячившиеся тела. Охватившие их в сегодняшний вечер робость и смущение не позволяли им говорить о своей любви. И они беспрекословно им, повинуясь, только окидывали друг друга долгими изучающими взглядами, да безмолвно восклицали:
   - И как же мы будем вместе со своими чувствами жить дальше!? Не рано ли обожгла наши сердца любовь!?
   - Оно между нами возникло уже давно, - негромко проговорил им в ответ Бакис, - мы просто об этом до сегодняшнего дня не только не подозревали, но и даже не думали.
   Полностью согласная с ним Марийка в ответ только молча кивнула своей головкою. Ей вовсе не надо было объяснять, что он имеет в виду. Они в этот вечер понимали друг друга, как говориться, с полслова. Да и зачем им было говорить еще какие-то там слова, если их чувства не нуждались в подкреплении ничего к ним не добавляющих красивых слов. Она покорною голубкою молча прижалась к его плечу. И они еще долго стояли рядышком на берегу моря, любуясь заходящим солнышком и наслаждаясь ощущением близости любящей и преданной души.
   Любовь - одно из самых сильных человеческих чувств на земле. Если уж высшая сила награждает ею какого-нибудь конкретного человека, то овладевшая им любовь уже наполняет собою не только все его дела и мысли, но и все его поступки, желания и даже мечты. В общем, и в целом она охватывает собою все стороны жизнедеятельности живущего на земле человека. А поэтому, если она и на самом деле существует, то уже больше не нуждается в своем подтверждении совершенно излишними и вовсе не нужными словами. Ибо эти произносимые нашим зачастую лживым языком слова не только не в силах хоть что-нибудь к ней добавить, но даже не смогут, при всем своем желании, хотя бы немного ее в нас приуменьшить. К сладострастному щебетанию о любви прибегают в своей жизни лишь те, к кому она - это человеческая любовь - не приближалась ни на одно мгновение. Они и сами об этом прекрасно знают, но им так хочется пережить это самое прекрасное из всех человеческих чувств, что они с помощью обычных слов пытаются разжечь наше вполне обычное влечение друг к другу до уровня любви. Бог им судья. Пусть себе тешатся эти несчастные люди в своем самообмане. А, вот, тем, кому повезло испытать этот великий дар природы и всем своим естеством прочувствовать, какое это все-таки ни с чем не сравнимое наслаждение быть любимым человеком, которого ты сам до самозабвения обожаешь, тому эта словесная шелуха без надобности. Эти избранные нашей земной жизнью счастливчики при встречах друг с другом даже затаивают свое дыхание, чтобы уже без особых помех прислушаться к искреннему разговору своих забившихся в любовном экстазе сердец.
   Прислушайтесь к биению своего сердечка при встрече с любимым человеком: Я люблю тебя! Я люблю тебя! - скороговоркою запоет оно свое признание в любви. А при расставании вы сразу же услышите, как ваше искренне расстроившееся сердечко начнет без остановки приговаривать: Мне не хочется с тобою расставаться! Вот, первая грамота для всех возлюбленных на земле. И только таким словам верят люди, испытавшие искреннее влечение друг к другу, с презрительным недоверием отвергая произносимые нашим языком слова. Потому что печальный опыт живших еще до нас многих поколений людей заставляет нас относиться ни к чему не обязывающим человека словам настороженно. И, тем более что сейчас мы живем в такое с этой точки зрения интересное время, когда у человека вместо одного правдивого появилось чаще всего приносящих ему вместо ожидаемой пользы один только вред два лживых языка. Один из них предназначен, чтобы постоянно говорить окружающим тебя людям то, что они хотят от тебя услышать. А другой язык для постоянного лицемерия с самим собою. Давно уж стерлось из нашей памяти то время, когда мы впервые не поверили своему раздвоенному языку. А после разговора со своими близкими или знакомыми, потом еще долго пытались разгадать, а что же они в действительности подразумевали под сказанным нам. И так с того времени мы все уже окончательно окостенели в ставшем для нас вполне привычном лицемерном словоблудии. Ибо сегодня мы безо всякого, как говорится, стеснения и зазрения совести способны в любое время обмануть или оговорить кого угодно. И нас в уже ставшем как бы второй натурою лицемерном притворстве уже не остановить и, тем более, не перевоспитать. А потому, чтобы добиться хоть каких-нибудь успехов, в своем непреклонном желании снова стать искренним правдивым человеком, давайте будем разговаривать друг с другом словами наших сердец. Сердце не язык, оно не может сфальшивить или обмануть. Ибо нет, и не может быть во всем мире такой силы, которая смогла бы заставить человеческое сердце трепетать в любовном порыве перед человеком, который достоин лишь одного твоего презрения. И, наоборот, никто не в силах остановить его у вас при встрече с любимым человеком. Давайте будем разговаривать своими сердцами! Ибо это единственный путь, который только и сможет привести всех нас к совести, к справедливости и к так дефицитному в наше время состраданию! Ибо только при таком непременном условии мы и сможет освободить самих себя от порожденного нашим раздвоенным языком равнодушного ко всему, что нас в этой жизни окружает, лицемерия!
   Возвратившаяся домой уже где-то около полуночи Марийка, не ужиная, сразу же прилегла на полати рядом с мамою и, притворилась спящей. Хотя на самом-то деле она так и не смогла забыться в ночном сне вплоть до наступления скорого рассвета. У Бакиса же в сегодняшнюю ночь все было совсем по-другому. Только успел он коснуться головою подушки, как сразу же провалился в уже давно поджидающий его возле теплой постельки сон. И всю ночь ему снился какой-то до странности непонятный удивительный сон. Он видел самого себя во сне гуляющим вместе со своею Марийкою по городу предков. Но не по сегодняшним его развалинам, а по тому городу, каким он был в те далекие благословенные времена, красивым и многолюдным. Взявшись за руки, они неторопливо расхаживали по узким мощеным камнем улочкам и с изумлением вглядывались в бурлившую вокруг уже совершенно незнакомую им жизнь. Одетые в старинные одежды горожане деловито сновали вокруг них по каким-то своим неотложным делам. С жалостью, наблюдая за их нынешнею уже совершенно никому не нужною суетою, Бакису хотелось выкрикнуть им во всеуслышание:
   - Люди, остановитесь! Ваше время уже давно прошло! Забудьте о своих делах и хотя бы минуточку отдохните от своих нескончаемых забот, если так уж распорядилась эта вечно непредсказуемая судьба, и вы приснились в моем сне.
   Но он, отлично для себя осознавая, что если они остановятся, то и его сна не будет и в помине, не закричал. Ибо нельзя было воскрешать жизнь, вырвав из нее сердце. Ибо пока человек живет на этом нашем белом свете, пусть даже и воскрешенным всего лишь на одно мгновение, он должен подчиняться ее сердцебиению, то есть неустанно трудиться во имя будущей жизни. Поднимающееся по голубеющему над ними небосклону ослепительно сияющее солнышко осыпала своими светлыми золотистыми лучиками возродившийся из руин город. И они, отражаясь от застекленных окон домов и отполированных до зеркального блеска ногами горожан замощенных камнями улиц, отсвечивали смотревшему вокруг себя восхищенными глазами Бакису самые укромные уголочки города. Легко угадывая, знакомые ему очертания улиц Бакис в одно и то же время узнавал и не узнавал показавшийся ему во сне город своих далеких предков. Гордо вознесшиеся из поросших, в его время, бурьяном развалин дома, показываясь ему во всей своей красе, с горечью укоряли:
   - Посмотри, мол, какими мы были красивыми и удобными для проживания в нас людей. Мы могли бы быть такими же и в твое время. Зачем вы предали забвению свой город?
   Смутившийся Бакис, не зная, что ему ответить на их немой укор, остановился, чтобы полюбоваться на возродившееся здание народных собраний. Оно и в развалинах поражала его своими размерами, а сейчас оно еще и восхищало его своим величественным великолепием. Еще в детстве облазившему вдоль и поперек развалины города Бакису совсем не трудно было отыскать дорогу в гавань. И он, захотев посмотреть на воскресший из небытия город своих предков со стороны моря, уверенно зашагал в ее сторону по залитым ярким солнечным светом улицам. Пробираясь через толчею заполонивших улицы города горожан, ему приходилась сталкиваться с ними, как говориться, лицом к лицу. И как же он удивился, когда до этого не обращавшие на него с Марийкою никакого внимания горожане, вдруг, начали его узнавать или принимать Бакиса за хорошо всем известного и, по всей видимости, глубоко ими почитаемого другого человека. Ибо при встрече с ними горожане не только торопливо уступали им дорогу, но и приветливо с ними раскланивались. Их приветственные возгласы услышали и остальные горожане. И уже совсем скоро почти весь город с почтением раскланивался с Бакисом.
   - Но они не могут меня знать? Я же не из их времени? - не сдержавшись, поделился своим недоумением Бакис с идущей рядом с ним Марийкою, но та в ответ только смущенно пожала своими худенькими плечиками.
   Ей и самой была непонятна известность ее Бакиса среди уже давно ушедших из жизни их предков. Сопровождаемые приветственными возгласами махающих им руками горожан они, выйдя к гавани, направились к стоящему у причала старинному кораблю, по сходням которого как раз в это время спускался высокий статный мужчина.
   - Бакис! - тихо ойкнула окинувшая незнакомца внимательным взглядом Марийка. - Да он же похож на тебя, как две капли воды!
   Заметив, что на него обратили внимание, приветливо улыбнувшийся незнакомец заключил еще больше смутившегося Бакиса в крепкие объятия, которому подобная его бесцеремонность пришлась не очень-то по душе.
   - Если я не ошибаюсь, мы не только не родственники, но и даже не знакомы, - недовольно буркнул он, освобождаясь от его объятий.
   - Мой брат, нам нет нужды представляться друг другу, - добродушно проговорил в ответ на его недовольство незнакомец, - ведь ты это я, а я это ты. Мы вместе представляем собою одно неразрывное целое.
   - Одно неразрывное целое, - насмешливо хмыкнул в ответ уже вообще ничего не понимающий Бакис. - Но если это так, то почему мы живем в разные времена?
   - Ты и я - это всего лишь повторение жизни одной и той же души, - с прежней приветливостью объяснил ему незнакомец. - Пусть наша душа и приносит нам всем немало отягощающих жизнь беспокойств. Пусть она не позволяет нам при жизни смотреть на все происходящее вокруг нас с присущим всем остальным людям безразличным равнодушием, но надо же в этой жизни хоть кому-то принимать на себя ответственность за все, что творится на земле.
   Проговорив эти пока еще ничего не значащие для Бакиса слова, подхвативший его под руку незнакомец подвел его к одному из зданий города, на котором была укреплена мраморная доска.
   - Вот, видишь, брат, здесь отображен небольшой кусочек из всей нашей общей уже прожитой жизни, - тихо проговорил он окинувшему его недоумевающим взглядом Бакису.
   Посмотрев на покрытые позолотою буквы, Бакис с немалым для себя изумлением узнал, что он понимает то, что они собою означают. А, читая их, он с еще большим для себя удивлением повторил слово в слово когда-то изданный народным собранием декрет в честь его знаменитого предка.
   - Но здесь же говориться не о тебе и не обо мне, а о жизни моего знаменитого предка, - возразил Бакис по-прежнему невозмутимо ему улыбающемуся незнакомцу.
   - А я, Бакис, как раз и есть этот твой далекий предок, - с прежней приветливостью проговорил ему незнакомец. - Да, и для тебя самого судьба подготовила не менее славное дело. И ты, если верить предсказанию, своим подвигом даже затмишь мою славу.
   - Какой еще там подвиг!? - насмешливо хмыкнул не поверивший ни одному его слову Бакис. - Какой еще подвиг я смогу совершить в своей степи, если лично от меня самого ничего в ней не зависит? Да, и не стану я понапрасну искать на свою голову приключений....
   - Чтобы совершить подвиг, брат, вовсе не обязательно быть могущественным властелином, - вполне резонно заметил ему перебивший его возражение предок. - И ты, мой далекий потомок, должен твердо уяснить для себя, что самым действенным по своему воздействию на умы людей является совершенный человек подвиг во имя высокой и непорочной нравственности своего народа. Потому что в этом случае он уже объявляет самую непримиримую войну коварной и изощренной в своей беспощадности темной стороне жизни человека на земле. Потому что, если, сражаясь с жестокосердным неприятелем, совершающий свой подвиг герой рискует только одною своею жизнью, то в схватке с темною силою он уже рискует потерять и свою бессмертную душу. Как видишь, брат, ставка в борьбе, во имя составляющей собою основу всей человеческой жизни непорочной нравственности своего народа слишком высокая для простых смертных людей. Поэтому и совершенный во имя ее подвиг всегда ценится, и всегда будет славиться благодарными за него людьми очень высоко.
   - И что же я должен делать, чтобы совершить этот свой подвиг? - с прежним недоверием поинтересовался у своего предка Бакис.
   - Никогда и ни при каких обстоятельствах не изменять самому себе, - негромко проговорил немного смутившийся предок.
   - Только и всего! - язвительно выкрикнул расценивший его слова как насмешку над собою Бакис. - Я до этого времени даже и не подозревал, что все эти геройские подвиги совершаются делающими их людьми с такой легкостью!?
   - Но и не так просто, как ты об этом подумал, брат, - возразил недовольно нахмурившийся предок, - темные силы, согласно предсказанию, попытаются вовлечь тебя в образование помогающего им порабощать подавшихся их растлевающему на земле все живое влиянию людей круга зла. И если ты, не поддавшись на их соблазны, сохранишь нашу душу в ее кристальной чистоте, то замышляемый темною силою круг зла замкнется не совсем. А раз так, то по истечению достаточного времени он, постоянно раскручиваясь, ослабнет. И тогда уже другой наш потомок сможет в жесточайшем противостоянии с темною силою, окончательно разрушив этот круг зла, спасти немало людей от их превращения в безжалостных свирепых хищников.
   И предок, пожелав ему на прощание всяческих благ, крепко обнял скептически улыбающегося Бакиса и исчез. А вместе с ним исчезли из сна разоспавшегося Бакиса и его корабль и возродившийся из руин город предков.
   - Приснится же всякая ерунда, - недовольно буркнул на мгновение очнувшийся от сна Бакис. А утром, после пробуждения, у него от ночного сна уже оставались лишь только некоторые смутные воспоминания. Да, и до снов ли было в это время молодому парню, когда все его мысли и желания были переполнены только одною любовью к своей ненаглядной Марийке.
   Пятнадцатилетняя ханская дочка с головой окунулась в соблазняющий своей обманной видимостью веселого развлечения омут порочной любви. Ей в последнее время понравились продолжительные прогулки по степи в сопровождении молодого пастуха и долгие беседы наедине с приезжающими в ханский аил гостями. Под благовидным предлогом понять и изучить жизнь в окружающих половецкую степь странах она даже снисходила и до беседы с иноземными купцами, особенно если среди них попадались достойные ее внимание мужчины. В страстном нетерпении скорее вознаградить себя за свое вынужденное долговременное воздержание она не упускала ни одной подвернувшейся ей возможности усладить свою сладострастную душеньку новым похотливым мужским телом. В прямо сжигающем ее изнутри неуемном при утолении возбуждаемых в ее новом юном теле желаний любовном порыве она была ненасытна. Как измученный жаждою в безводной пустыне путник, случайно найдя колодец с водою, начинает жадно, захлебываясь, пить из него воду, не интересуясь при этом ее чистотою. Так и Холида, после долгого вынужденного воздержания, с тем же нетерпение глотала одного за другим попадающихся ей под руки очередных любовников. И при этом она ни на одно мгновение не задумывалась, а достойны ли они ее прекрасного тела и высокого положения ее родителей. Она нуждалась в способных утолить возбуждаемые в ней разгоревшимся сладострастием желания мужчинах, и поэтому не собиралась ограничивать себя в них. Но со временем пришло пресыщение, и ей уже наскучил плотский блеск в мужских глазах при виде ее неотразимого очарования. Ей надоело выслушивать от разных мужчин одни и те же слова признания в любви. Ей опротивели их виновато бегающие при прощании глаза. И у нее появилось порою поражающая ее потребность лично самой прочувствовать весь этот так называемый любовный трепет перед своим избранником, побегать за ним, а то и даже на коленях вымаливать у него любовь. Да, к тому же и сами победы над мужчинами напрочь теряли свою для нее привлекательность в то время, когда ей об этом нельзя было хоть с кем-нибудь поделиться или хоть кому-нибудь похвастаться своим очередным ухажером.
   Подобные настроения приходили к ней и в прежних жизнях. Но она со временем научилась спасаться от них древним испытанным средством скучающей женщины. И как только она начинала ощущать в себе приближение приступа подобной меланхолии, она сразу же заводила со своим очередным поклонником своеобразную игру. В такое не очень-то благоприятствующее ее любовным похождениям время она то отталкивала его от себя, прозрачно намекая, что его общество для нее неприятно. А то, когда он удалялся от нее, уже начинала бегать за ним сама, умоляя обиженного поклонника не забывать ее и уделять ей хотя бы чуточку своего внимания. Обрадованный почему-то вдруг воспылавшей к нему пылкими чувствами признанной во всей округе красавицы поклонник охотно ее прощал, но, к его немалому удивлению, в тот же миг Холида снова становилась для него холодной и недоступной. Ничего не соображающий поклонник еще долго ходил вокруг нее, не зная, как ему лучше с нею поступить, а с удовольствием наблюдающая за его озадаченным видом Холида еще долго наслаждалась его душевными терзаниями. Несколько подобных экспериментов и неприятной ей меланхолии, как ни бывала. А то, что она отравляла существование по-настоящему влюбленным в нее молодым людям, Холиду не волновала. Мужчины, по ее глубокому убеждению, и были созданы только для того, чтобы, удовлетворяя все ее прихоти и желания, делать осмысленным ее вечное существование. И никто не смог бы переубедить ее в обратном, доказать ей, что она в этом вопросе глубоко ошибается. Она в своей сущности человеком не была, а поэтому не могла и не хотела задумываться о смысле земной жизни каких-то там смертных людишек. Холида вполне искренне гордилась своим шибианским происхождением и той ролью, которую она была призвана играть в сохранении жизни на земле.
   - Без нас, шибианок - самодовольно думала Холида, - эти безмозглые смертные давно перерезали бы друг дружке глотки. Но и без них нам, шибианкам, было бы немного скучновато на такой огромной земле одним. Слава нашему Творцу, что Господь бог в своей великой милости к нам создал их именно такими смешными и несуразными.
   Да, и разве могло думать иначе созданное во имя и для блага живущего на земле человека хоть какое-нибудь еще другое разумное существо? Разве хоть кто-нибудь из нас тоже решился бы по доброй воле признать свое зависимое положение от другого разумного существа? Так и Холида, упуская из вида то обстоятельство, что Творец как раз и создал шибианок во имя и во благо человека, а не наоборот человека для шибианок, считала себя намного выше простых смертных людей и смотрела на всех окружающих ее людей свысока. Смотрела со снисходительной ухмылкою, как на маленьких детей, и была готова в любое время простить им все их порою неуемные шалости. Подобное искаженное толкование замысла Творца со временем и привело ее к душевной слепоте, к ее сегодняшней черствости и эгоизму. А, впрочем, она о подобных для себя пустяках никогда не задумывалась. Ибо она, по ее глубокому убеждению, жила и вела вполне добропорядочную жизнь, полностью оправдывая все возложенные на нее нашим Творцом надежды. И это безо всякого на то сомнения полностью соответствовало истине, потому что сам наш Творец разрешил шибианкам неограниченно пользоваться мужской любовью.
   Но на этот раз приступ меланхолии оказался для нее не только слишком уж продолжительным, но и более болезненным, если можно так сказать в отношении лишенных по милости Творца ощущения боли шибианок. Съедающая ее заживо хандра не позволяла Холиде хоть в чем-нибудь найти для себя достойное ее бессмертной сущности занятие. Ее уже больше совсем не радовали, а только раздражали не прекращающиеся мужские домогательства ее любви. Испытанное веками верное средство на этот раз ей не помогало. И она вместо того, чтобы самой мучить и издеваться над имевшими несчастье увлечься ею мужчинами, сама оказалось в положении мучительно ищущего выхода из угнетающего его тупика разумного существа. Впервые ощутив на самой себе все прелести от порою создаваемых нам всем всемогущей природою неудобств земной жизни, Холида заметалось в тщетных поисках избавления от этой уже начавшей ее потихонечку изводить несносной меланхолии. Но ничего стоящего в ее умудренную опытом бессмертного существования прелестную головку не приходило. Она не только из всей своей уже прожитой, но и из нынешней жизни, не могла почерпнуть для себя ничего придающего ей хотя бы маленькую надежду на возможное избавление от изводившей ее до умопомрачения меланхолии.
   Погрузившись в свои в последнее время мрачные размышления, Холида как-то и не подумала, что резкое перемена в ее поведении может показаться подозрительным для обеспокоенных ее самочувствием родных и близких. И спохватилась только тогда, когда заметившая удрученное состояние дочери матушка обеспокоилось ее самочувствием. Опомнившейся Холиде пришлось уже прямо заставлять себя на виду у всех по-прежнему предаваться беззаботному веселью.
   Не зная, как убить ставшее для нее уже не только бесполезным, но и мучительно осязаемым, время, Холида как избавление с нетерпением ожидала окончание ставшего в последнее время для нее непомерно долгого дня, чтобы забыться хотя бы в скоротечном тревожном ночном сне от изводившей ее меланхолии. И так она мучительно страдала до тех пор, пока не предположила, что и ее подруги так же, как и она, могут заболеть все той же болезнью, и мечутся сейчас в поисках спасения от этой несносной и для них тоже меланхолии. Эта облившая целебным бальзамом ее страдающую душу, догадка помогла ей немного очухаться и зажить более-менее сносно. Так уж изначально заведено на нашей матушке-земле, что когда мучается и страдает кто-то один из населяющих ее бесчисленных живых существ - это, конечно же, огромное несчастье. А когда по все той же причине мучаются и страдают все живущие на земле твари - это уже образ жизни.
   - Но если от этой проклятой меланхолии страдаю не только я одна, но и все остальные шибианки, то об этой проблеме уже можно будет поговорить и на нашем сборе, - здраво рассудила про себя немного ожившая Холида. - А вместе мы обязательно хоть что-то придумаем, как нам будет лучше избавлять самих себя в дальнейшем от этой напасти.
   Смертной тоски с въедливой хандрою как не бывало. И снова возобновившая свои вечерние прогулки Холида с нетерпением дожидалась начала очередных сборов шибианок. Но в своих мыслях она уже там была и вовсю спорила со своими возражающими ей подружками, предлагая им, казалось бы, самое невероятное, но способное, по ее глубокому убеждению, улучшить их существование, сделать его для них еще более привлекательным и интересным. Немало неплохих, с ее точки зрения, предложений мелькало в ее юной головке, но особенно поразило ее промелькнувшее в ней желание отправиться на сборы шибианок в сопровождении мужчины. От одного только предположения, что такое возможно, бросало ее в такое радостное ликование, что взволнованная всем происходящим с нею Холида еще долго не могла успокоиться и привести свои мысли хотя бы в относительный порядок. Ибо сколько возможностей, и какие заманчивые перспективы открывалось бы в этом случае перед шибианками в их стремлении заставить всех земных мужчин сходить по ним с ума. С присутствием на их сборах красивых молодых мужчин можно было бы, наконец-то, обновить и сделать более интересными уже давно набившие им всем оскомину ритуалы.
   - Но, когда мужчины увидят нас в шибианским облике, - с тяжелым вздохом возвращала сама себя с небес на землю Холида, - то от их прежних чувств и страстных поцелуев не останется и следа.
   И это уже было самым неодолимым препятствием в достижении ее заветного желания. Однако, к ее немалому удивлению, так как никогда не увлекалась пустыми бесплодными мечтаниями, на этот раз, что-то внутри нее, упорно не соглашалось с нею. А звучавший внутри нее, в чем Холида была непоколебимо убеждена, чей-то голос постоянно ей нашептывал:
   - Не сомневайся и думай только о том, как убедить в необходимости присутствия на ваших сборах мужчин своих подружек. Все задуманное тобою вполне реально и обязательно сбудется.
   Безропотно повинующаяся ему Холида только и делала, что все думала и думала, а как ей будет лучше убедить своих подружек в остро назревшей необходимости подобного решения. Поэтому она, не теряя понапрасну времени, уже прямо сейчас начала подбирать для них самые убедительные, по ее мнению, слова. Преследующий ее голос не позволял Холиде ни в чем сомневаться. И она, уже окончательно поверив в осуществление своей затеи, беспокоилась только о том, как бы излишняя опека матушки не помешала ее во время сборов проводить среди своих подружек разъяснительные беседы. Заметавшись в лихорадочных поисках убедительного повода для объяснения матушке своего желания во время сборов уединиться в каком-либо укромном уголочке, Холида вспомнила об уже давно делающем ей прозрачные намеки на желание сблизиться с нею кошевом Артыке. Красивый статный Артык не был ей противен, но она, не видя в нем того, что особенно привлекало ее в мужчинах, интуитивно старалась держать его не некотором удалении от себя. Она не видела в нем так привлекающего ее мужского мужества и неудержимого влечения к достижению победы не только на поле брани, но и в борьбе с самой жизнью, с извечно неблагодарной к людям человеческою судьбою. А видела только пылающую в нем страсть и огромное желание скорее утолить расходившуюся в нем похоть. Подобные мужчины ее не интересовали. И до сегодняшнего дня она, несмотря на его упорное ухаживание, близко к себе его не подпускала. Но сейчас Артык был ей нужен. Его расположившийся на морском побережье аил, учитывая озабоченность родителей ее здоровьем, заинтересовал Холиду. И она подумала, что предлогом немного подышать целебным морским воздухом, ей легко удастся добиться разрешения батюшки погостить на время сбора в аиле кошевого Артыка. И этот придуманный ею повод выглядел так правдоподобно, что Холида, в корне переменив к преследующему ее своими ухаживаниями Артыку свое отношение, начала поощрять его несмелую робость очаровательными улыбками и томными взглядами. А в один из тихих теплых летних вечеров даже сама осмелилась попросить кошевого Артыка сопровождать ее в прогулке по степи.
   Заметив, что неприступная ханская дочь заметно к нему подобрела, к этому времени уже совсем отчаявшийся Артык снова обрел надежду добиться, в конце концов, ее расположения.
   - Наконец-то, я сумел увлечь эту набитую спесью куклу! - воскликнул после лесного для него ее предложения Артык, который вовсе не сгорал от пламенной к ней страсти, как ошибочно думала о нем Холида.
   Пора его страстного увлечения женщинами закончилось вместе с перенасыщением их к нему внимания. И уже давно остывший к так сильно волнующих других мужчин женским прелестям Артык оставался равнодушным к ее несомненному женскому очарованию. Но он, многоопытный в любовных ухаживаниях, умел так хорошо разыграть любовное увлечение, что сумел ввести в заблуждение даже не менее его опытную в подобных делах Холиду. Артык добивался ее любви совсем по иной, тщательно скрываемой им не только от нее, но и даже от самых преданных ему людей, причине.
   - Мой мудрый прославленный отец в борьбе за ханство потерял свою голову, - рассуждал про себя на этот счет Артык, - и мне, его сыну, без отцовской славы и заслуг ханства тем более не видать, как своих собственных ушей. Но если я женюсь на ханской дочке, то вполне возможно, что со временем это ханство само упадет в мои руки. Ведь, у нашего хана, кроме этой вздорной девчонки, других-то детей нет.
   Поэтому он и готовился сейчас к вполне обычной прогулке, наверное, более тщательно, чем готовился бы к собственной свадьбе. А в назначенное время он, вскочив на своего великолепного скакуна, погнал его к кибитке юной ханши, где его уже дожидалась на своем нетерпеливо переступавшем с ноги на ногу жеребце принарядившаяся Холида.
   - Если бы я знал, что прекрасная Титина пожелает выехать на прогулку раньше, то я ждал бы ее у кибитки с раннего утра, - галантно поклонившись окинувшей его высокомерным взглядом Холиде, пробормотал слова извинения смутившийся Артык. А его заблаговременно обученный конь в знак признания его хозяином вины смиренно опустился перед нею на передние ноги. И это выглядело со стороны так впечатлительно, что вначале решившая сохранять во время прогулки гордо-презрительное выражение лица Холида не выдержала и громко расхохоталась.
   - У тебя, кошевой, хороший ходатай, - примирительно проворковала она, - и я даже против своей воли вынуждена простить тебя за опоздание.
   Не ожидающий, что его проведут как мальчишку, спохватившийся Артык принялся в шутливой форме благодарить своего коня за его ходатайство о милости к своему хозяину перед прекрасной ханской дочкою. А вынужденная признаться себе, что до этого она просто не знала всех достоинств Артыка, Холида не отводила от него своих восхищенных глаз.
   - Артык и в самом деле ничего, - полностью сраженная его сегодняшним видом подумала она. - Вполне возможно, что раньше я судила о нем слишком предвзято. Если его хотя бы немного заразить еще тщеславием, то из него со временем может получиться настоящий мужчина.
   - Кого я должен благодарить за оказанную мне высокую честь сопровождать в вечерней прогулке прекрасную Титину? - закончив свой разговор с конем, снова обратился к Холиде Артык.
   - Я недовольна твоей недогадливостью, прекрасный Артык, - строго поджав свои пунцовые губки, укорила его Холида. - Поэтому мне и пришлось самой просить тебя об одолжении.
   - Если бы у меня была уверенность, что мое общество прекрасной Титине не будет неприятно, - не остался в долгу Артык, - то я бы не позволил твоим прекрасным ножкам даже и шага ступить без меня.
   Молча обнюхавшие друг дружку их кони неторопливо засеменили по степи, стараясь не мешать дружеской беседе своих всадников.
   - Я заметила твое особое ко мне отношение, - окидывая его таким нестерпимо томным взглядом, от которого у действительно влюбленного юноши сильно забилось бы сердце, пролепетала зарумянившаяся легким румянцем смущения Холида. - Но я еще так молода и неопытно. И боюсь ошибиться, увидев пылкую страсть и горячее чувство там, где под ласковыми словами и нежным взглядом скрывается холодный расчет. Ты мне нравишься, Артык, но я прошу тебя не спешить, торопя меня с ответом на твои чувства взаимностью, а позволить мне вначале полностью определиться в своем к тебе отношении. Я прошу тебя предоставить мне еще немного времени, чтобы я смогла, разобравшись в самой себе, дать тебе окончательный ответ.
   - Мне нечем возразить, прекрасная Титина, - притворно умилился ее словами Артык, - мне остается только восхищаться твоим умом и рассудительностью, да умолять всемогущие небеса послать мне похожую на тебя подругу жизни.
   Поторопившийся немного приоткрыть свои дальнейшие намерения Артык ввел умную предусмотрительную Холиду в смятение. Она даже в самом страшном сне не пожелала бы видеть его своим мужем. Она была согласна на короткую с ним любовную интрижку или, в крайнем случае, на небольшой любовный роман, но выходить за него замуж не собиралась. Однако, не показывая даже вида, что его прямота ее обескуражила, Холида в ответ на его слова только притворно запротестовала:
   - Ты мне льстишь, доблестный Артык. У меня не так уж и много достоинств. Я всего лишь избалованная роскошью и богатством ханская дочь...
   - Своими словами, милая Титина, ты еще больше убедила меня, что эти достоинства у тебя имеются, - проговорил догадавшийся, что он немного переиграл Артык и не стал настаивать на немедленном объяснении.
   Идущие бок о бок их кони весело кивали своими доверчивыми мордашками и, отбиваясь от облепившей их мошкары, размахивали во все стороны хвостами. А испытывающие потребность обдумать дальнейшие ходы не любящие проигрывать их всадники еще некоторое время провели в задумчивом неловком молчании.
   - Могу ли я попросить доблестного Артыка о небольшом одолжении? - решилась первой прервать затянувшуюся молчаливую паузу Холида.
   - Прекрасная Титина, может потребовать от меня все, что пожелает, - любезно предложил ей заинтересовавшийся Артык. - И, если понадобиться, даже мою жизнь.
   - Нет, и нет, доблестный Артык, я не стану требовать твоей смерти! - окинув не сводившего с нее глаз Артыка укоряющим взглядом, запротестовала Холида. - Я хотела только сказать, что слишком устала от суетливой многолюдной жизни в аиле отца. Мне так хочется хотя бы немного передохнуть от всех этих скучных надоедливых приемов. А необходимость казаться любезной каждому, кому только взбредет в голову посетить аил моего отца, уже давно осточертело мне хуже пареной редьки. Мне очень хочется, забившись в какой-нибудь укромный уголочек, хотя бы немного насладиться уже давно не испытываемым уединением. Вот что имела я в виду, когда просила тебя об одолжении.
   Совсем не готовый к такому неожидаемому повороту в их разговоре Артык сразу же, обеими руками ухватившись за предоставляемою ему судьбою возможность сблизиться со своенравной ханскою дочкою, предложил Холиде посетить его аил.
   - Прекрасная Титина, не сможет найти для уединения места лучше, чем в моем аиле, - уговаривал ее Артык принять его предложение, втайне надеясь, что в родных пенатах ему удастся уломать заупрямившуюся ханшу к сожительству.
   - Твое предложение очень заманчива, но я не хотела бы хоть чем-нибудь стеснить доблестного Артыка, - позволяя ему продолжать ее уговаривать, притворно отказывалась Холида.
   - Стеснять меня! - уже с вполне искренним укором вскрикнул запротестовавший Артык, - Принимать в своим аиле дочь великого хана высокая честь для всех кошевых нашей орды!
   - Хорошо, тогда я принимаю твое приглашение, - наконец, позволила себе уговорить уже давно согласная Холида, и повернула коня в сторону аила.
   Доскакав до своей кибитки, она передала своего взмыленного коня поджидающему ее возвращения Кулдану и, попрощавшись с Артыком, послала служанку к своей матушке с наказом разузнать, не сможет ли она принять свою дочь. Долго ждать от нее известий Холиде не пришлось. Не задержавшаяся служанка передала ей, что ее матушка уже все узнала от самого кошевого Артыка, и что она желает своей дочери хорошего в его аиле отдыха, надеясь, что целебный морской воздух улучшит ее самочувствие.
   - Оказывается ты не такой уж и простой, как можешь показаться с первого взгляда, - подивилась неожидаемой от Артыка прыти Холида и, отдав необходимые распоряжения насчет своего завтрашнего отъезда на морское побережье, прилегла на мягкую постельку и скоро забылась в сразу же овладевшем ею сне.
   И в эту ночь ни одно сновидение запорхавшего над нею коварного пересмешника Гипноза не посмело нарушить своим, как обычно, злорадным предсказанием скорой беды ее тихого покойного сна. Владыка тьмы строго-настрого запретил ему это делать, и сейчас вполне искренне страдающий при виде ее безмятежности Гипноз только страдальчески кривил свои пышные мохнатые брови. Однако, несмотря на это, никогда не дремавшее в шибианках внутреннее беспокойство подняло ее еще затемно.
   Только выглянуло из-за горизонта раскалившееся от перенапряжения красное солнышко, как приготовившаяся к поездке в аил кошевого Артыка Холида повелела вознице погонять впряженных в ее кибитку коней. Холида торопилась. Сегодня ровно в полночь она должна была вылететь на сборы шибианок. Дорога да аила Артыка не так уж и близкая, а, сколько еще у нее, бедняжки, оставалось до конца не выясненного и недоделанного. Кроме верной ей служанки Прокуды, она взяла с собою еще и нескольких навязанных ей батюшкою бут-то бы для ухода за лошадьми и охраны ее кибитки пастухов. Предусмотрительная и привыкшая учитывать в своей тщательно скрываемой шибианской жизни все до мелочей Холида специально выбрала себе в сопровождение толстую неповоротливую Прокуду. Зная, что Прокуда родом из аила Артыка, она надеялась за хороший подарок купить ее молчание и уговорить пожить предстоящие две недели у родственников. Так что, не привыкшая понапрасну тратить время, Холида прямо сейчас и повела со своей служанкою еще заранее продуманный ею разговор.
   - Я слышала, Прокуда, что у тебя в аиле Артыка есть родственники или хорошие знакомые? - не сводя пытливых глаз с ее простодушного лица, начала издалека Холида.
   - Да, моя ханша, в этом аиле живут мои родители, - подтвердила ее слова не понимающая, зачем это ханской дочке вздумалось интересоваться ее роднею, Прокуда.
   - Ты всегда служила мне верою и правдою, Прокуда, - ласково потрепав свою зардевшуюся служанку за щечку, продолжила вкрадчивым голосом Холида. - И я хочу отплатить тебе за верную службу, позволив тебе прожить все эти две недели у своих родителей.
   - Я благодарю тебя, ханша, за заботу обо мне недостойной, но..., - начала было свои возражения встревоженная Прокуда, но все понимающая Холида резким взмахом руки остановила ее и, доверчиво прижавшись головкою к ее плечу, тихо проговорила. - Прошу тебя, Прокуда, не отказывай мне в этом маленьком одолжении. Кому-кому, а уж тебе-то должно быть известно, зачем мне понадобилось ехать на морское побережье. Ты же хорошо знаешь, что я хочу хотя бы немного отдохнуть в уединении от слишком шумной жизни в аиле моего отца, и все это время не собираюсь никого принимать. Тебе нужно будет навести по приезде в аил порядок в предоставленной мне кошевым Артыком юрте и все. Больше я уже в твоих слугах в течение этих двух недель нуждаться не буду. Ты вполне можешь спокойно отправляться к своим родителям и пожить у них в свое удовольствие.
   Подумав, что ханша не хочет иметь лишних свидетелей в своих тайных встречах с полюбившимся ей Артыком, успокоенная Прокуда принялась усердно благодарить добившуюся своего Холиду за доброе отношение к не заслуживающей ее внимания служанке.
   Артык встречал едущую к нему в гости Холиду неподалеку от своего аила. И вовсе не желающая принимать его в уже успевшей ей надоесть подпрыгивающей на ухабах кибитке Холида, вскочив на своего жеребца, поскакала к нему навстречу.
   - Я рад приветствовать несравненную Титину в своем аиле! - склонив голову в знак уважения к ханской дочке, воскликнул подскочивший к ней Артык. - Прошу пройти в мою юрту и принять участие в утраиваемом мною в твою честь пире.
   - Ах, бедный мой Артык, мне так не хочется тебя огорчать, - жалобным голосочком проговорила одарившая недовольно поморщившегося кошевого обворожительной улыбкою Холида, - но ты же знаешь какая я любительница пиров. Тогда зачем ты предлагаешь мне то, отчего я и убегаю из родного аила? Лучше покажи мне обещанную тобою юрту, где я смогла бы немного передохнуть с дороги и насладиться так остро мне сейчас необходимым покоем и тишиною.
   - Пусть будет так, как желает прекрасная Титина, - вынужден был согласиться Артык, и указал ей на сверкающую в ярком солнечном освещении своими белоствольными стволиками березовую рощу.
   Там, на ее опушке, Холида увидела небольшое глинобитное строение с красной черепичною крышею. Тщательно выбеленные известью стены так хорошо гармонировали с разросшимися вокруг домика березками, что делали его почти невидимым для стороннего наблюдателя.
   - Это уже не просто юрта, а я бы сказала самый настоящий сказочный дворец! - восхитилась при виде предназначенного для нее домика Холида и дала сама себе слово, что после возвращения со сборов она обязательно выстроит такой же и для себя.
   - Я не сомневаюсь, что прекрасной Титине здесь понравится, - отозвался довольно ухмыльнувшийся Артык. - В такой юрте никто не сможет помешать твоему уединению, но на всякий случай я распорядился выставлять возле нее охрану.
   - Об этом, доблестный Артык, уже позаботился мой батюшка, - одарив гостеприимного кошевого благодарной улыбкою, Холида указала ручкою на сопровождающих ее половцев и, мастерски изобразив на своем прелестном личике смущение, кокетливо добавила. - Мне так неловко, что я доставляю тебе, прекрасный Артык, столько излишних беспокойств.
   - Я прошу прекрасную Титину не думать об этом! - воскликнул обидевшийся Артык. - Для половца желание его гостя - это желание милостиво пославших гостя к нему всемогущих небес.
   Предоставленный Артыком в ее полное распоряжение домик и на самом деле был намного удобней обычной половецкой юрты и подходил обеспокоенной начинающимися сборами ее шибианской сущности Холиде, как нельзя лучше. И, действительно, ей трудно было найти еще более подходящее место для успешного осуществления своего сокровенного замысла. Окружающие домик березы надежно защищали окна глинобитного домика от свирепствующей снаружи жары, и поэтому внутри него всегда царил приятный ее глазам полумрак и освежающая прохлада. Начинающийся сразу же за березовой рощей вплотную упирающийся в прибрежные скалы сосновый бор позволял ей незаметно для следивших за нею по поручению хана пастухов уйти на побережье и так же незаметно возвращаться в домик обратно.
   - Мне здесь нравится, - вполне искренне поблагодарила Артыка Холида и охотно простила кошевому его вынужденный, после получения срочного повеление нуждающегося в его услугах великого хана, отъезд. - Благодарю тебя батюшка за оказанную мне тобою невольную услугу, - не скрывая на своем лице язвительной ухмылки, еле слышно буркнула возликовавшая от подобного известия Холида.
   Теперь-то уж никто не осмелится помешать ее уединению и съедаемому ее страстному желанию осуществить задуманное.
   Подробно проинструктировав служанку, что ей необходимо будет сделать в первую очередь, Холида решила для начала прогуляться в поисках удобного укромного местечка по побережью для ее, как обычно, тайного отлета на сбор шибианок. Доверившись еще никогда не подводившей ее своей интуиции, она, пройдя рощу и сосновый бор, бодро зашагала по извивающейся между невысокими прибрежными скалами тропинке. С легкостью, преодолевая вместе с нею крутые подъемы и спуски на склонах, она, выскочив вместе с бегущей все вперед и вперед тропинкою чуть ли не на самую вершину одной из скал, не удержавшись от охватившего ею при этом восхищения, негромко ойкнула. Таким несравненно очаровательно прекрасным показался ей открывающийся перед нею со скалы вид на море. Необозримо раскинувшееся перед нею нервно подрагивающее мелкой рябью лазоревое море недовольно плескалась о скалистые берега, угрожая им за непокорство скорою расправою. А застывшие в своей презрительной невозмутимости скалы в свою очередь с не меньшею угрозою нацелились на дерзко вклинившийся между ними неширокий проход. Им очень хотелось наказать его, что он в своем страстном желании вырваться к неодержимо притягивающему его к себе морю осмелился разорвать всю изжеванную изредка бушующими здесь штормами окаймляющую побережье скальную породу. Холиде нравилось это их застывшее на века молчаливое противоборство, и она еще долго я восхищением всматривалась в эту написанную самой природою изумительной красоты картину. Здесь она и задержала свой привыкший схватывать все до мельчайших подробностей взгляд на разбросанных по всему побережью домиках небольшого селения. Словно играя между собою в прядки, они настороженно затаились в широких расщелинах между скалами напротив непонятно откуда здесь взявшейся одиноко возвышающейся над окрестностями огромной горы.
   - Если я на эту гору взберусь, то вполне возможно, что оттуда вид на море будет еще прекраснее, - подумала вслух решительно свернувшая на ведущую в сторону горы тропинку Холида.
   Недолго пропетляв, мимо сравнительно невысоких прибрежных скал тропинка при подходе к горе взлетела на такой высокой крутизны подъем, что обычная смертная женщина вряд ли решилась бы на него взбираться. Но снисходительно ухмыльнувшаяся при виде крутого подъема Холида не спасовала. Она преодолела его с такой легкостью, что ей уже впору могли позавидовать даже самые сильные на земле мужчины. Не забывая внимательно осматриваться вокруг себя, Холида обратила внимание на странное положение одного из разбросанных по всему склону горы валунов. И чем дольше она на него смотрела, тем больше складывалось у нее впечатление, что он был, как бы специально прислонен к почти отвесной в том месте скальной породе горы. Не привыкшая долго задумываться над любыми труднообъяснимыми загадками Холида, легко отодвинув тяжелую каменную глыбу в сторону, обнаружила скрывающийся за ним вход с круто поднимающимися вверх ступеньками. Еще больше заинтересовавшаяся Холида, легко перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, поднялась наверх и даже немного постояла в открывшейся перед нею пещере, напряженно вглядываясь в царившую в ней кромешную тьму. А потом, спустившись вниз, снова задвинула валун на место.
   - Это уже не только своевременная, но и особо ценная для меня находка, - радовалась своей неожиданной удаче Холида. - Из этой пещеры мне будет легче всего вылететь на сбор никем не замеченной, и сюда мне будет совсем нетрудно возвратиться обратно.
   И больше уже ни о чем, не беспокоясь, успокоившаяся Холида неторопливо спустилась к самой кромке неутомимо плещущего моря и пошла по берегу в сторону еще ранее замеченного ею небольшого рыбацкого селения. Сияющее на небесах южное солнышко не жалела своих теплых лучиков, чтобы осветить прекрасной ханской дочери самые любимые на морском побережье места. Встречающие нежданно-негаданно объявившуюся в их местах несравненную красавицу певчие птички посвящали в ее честь самые любимые ими напевы. А бегущая ей навстречу по прибрежному мелководью молодая парочка то и дело заливалась звонким хохотком. Веселые лица молодых людей прямо светились от переполняющего их счастья. Да, и расшитая красивыми узорами рубаха юноши тоже ясно указывала остановившейся Холиде на возникшее между ними чувство. И еще никогда не испытывающая, как это невыносимо больно и тяжело видеть искрящееся простое человеческое счастье тому, кто в жизни ни разу в себе его не ощущал, Холида только неприятно морщилась и кривила от неудовольствия свое прелестное личико. Чужое счастье больно била по самолюбию привыкшей считать всех окружающих мужчин принадлежавшими лично ей одной, но все еще не испытавшей в себе этого глубокого чувства, Холиде. И ей, вдруг, так нестерпимо стало жаль саму себя, что она богатая и красивая, а не может испытать в себе то счастье, которое так и брызжет от этих безо всякого на то сомнения влюбленных друг в друга детей простых рыбаков или ремесленников. Зародившаяся внутри нее глухая волна слепого раздражения переполнила ее. И Холида с нетерпением дожидалась, когда они соизволят обратить на нее внимание, чтобы, обнажив коготки хищной красавицы, разнести в пыль и прах этот так ей неприятный оазис пылающих чувств.
   Бакис с веселым смехом все бегал и бегал за подразнивающей его Марийкою, пока не столкнулся с ханшею. Увидев недовольно хмурившуюся ханскую дочь, спохватившийся Бакис застыл на месте в почтительном ожидании ее повелений. Сердито насупившаяся Холида резким взмахом руки повелела ему подойти к ней.
   - Чем мы можем услужить, своей повелительнице? - учтиво проговорил подскочивший к ней Бакис.
   - Я желаю, - надменно бросила ему Холида, - чтобы ты проводил меня до аила. А это девочка пусть возвращается в свою юрту.
   Услышав подобное из уст ханской дочки, Марийка прямо замерла на месте от неприятно сжавшейся онемевшей в неприятном предчувствии ее души. Проснувшаяся в ней ревность больно полоснула острым кинжалом по ее обнажившемуся сердцу, показывая ей оборотную сторону любви, в которой вместо несравненного блаженства и счастья уже царили нестерпимая горечь и страдание.
   Тяжело вздохнувший Бакис не понимал, зачем это он мог понадобиться до этого гуляющей по побережью безо всякого сопровождения ханше, но возражать ханской дочке не решился и покорно поплелся вслед за нею. Довольно ухмыльнувшаяся Холида попыталась по дороге его разговорить, но внешне почтительный с нею Бакис отвечал только на ее вопросы, да и то скупыми односложными фразами.
   Осторожными намеками Холида давала ему понять, что он ей нравится, и что она хотела бы продолжить их знакомство. Но сам Бакис не проявлял особой заинтересованности в их дальнейших встречах. Подобное его презрительное равнодушие к признанной во всей степи красавице злило своенравную ханшу, но парень ей нравился, и она решила не торопить события. Этот рыбак от нее никуда не денется. А когда она возвратится со сборов шибианок, то тогда уж займется этим приглянувшимся ей парнишкою по-настоящему.
   - А кто она тебе, та девочка? - полюбопытствовала у Бакиса Холида, когда они уже подходили к аилу.
   - Она моя невеста, - не стал скрывать от нее правду Бакис и, учтиво попрощавшись, отправился на поиски своей Марийки.
   Возвратившаяся в глинобитный домик Холида тут же приступила к осмотру разложенных ее служанкою украшений и нарядов. И на этот раз она, намеренно отвергая излишнюю роскошь, выбрала подаренные ей в день рождения ожерелье из крупного жемчуга, повязку из жемчужных нитей и несколько византийских туник из разноцветных розовых и голубых тканей. Своим подчеркнуто скромным убором она хотела убедить своих подруг, что поднимаемый ею вопрос по переустройству всей их жизни понадобился ей не для лучшего удовлетворение собственных прихотей, к которым она, так же как и к своей одежде, совершенно равнодушна и не придает особого значения. Ибо главное, о чем она постоянно думает, и чему посвящает всю свою бессмертную жизнь - это как можно лучше исполнять поставленную перед всеми ими Творцом задачу. Отложив выбранные украшения и наряды в сторону, она, подождав, пока Прокуда не уберет все ей не понадобившееся обратно в сундук, распорядилась подготовить все необходимое для вечернего пира, на который она собиралась пригласить сопровождающих ее половцев. И весь остаток дня вполне удовлетворенная проделанною ее с утра работою Холида провалялась на мягко усланной служанкою кровати. Ее не знающее усталости тело просто блаженствовала в воцарившейся в домике прохладе, и она даже не заметила, как погрузилась в крепкий здоровый сон полностью исполнившего свой долг человека.
   Приглашенные на вечерний пир половцы смущенно переминались ногами в тягостном ожидании, когда к ним выйдет пригласившая их ханша. От уже выставленных блюд с мясом молодого барашка, серебряных подносов с дарами осени веяло на простых недоумевающих неожиданностью предложения пастухов нереальным воистину сказочным волшебством. А расставленные на столе потускневшие от времени медные кувшины с терпким византийским вином настраивали их на уже скорое еще небывалое для них блаженство. Специально поджидавшая, чтобы у слуг как можно сильнее разыгрался аппетит, Холида не стала слишком уж долго томить их в тягостном ожидании. Не сомневаясь, что кто-то из них обязательно должен был за нею следить, она рассчитывала обильным угощением и обещанием награды немного притупить его рвение. Выйдя к ним, она повелительным взмахом руки разрешила им занять места за ломившимся от выставленного на нем угощения столом.
   - И ты, Прокуда, присоединяйся к нам! - окликнула она копошившуюся в соседней комнате служанку. - Сегодня ты неплохо поработала и заслужила хорошее угощение.
   Дождавшиеся разрешительного кивка ласково им улыбнувшейся ханши половцы с жадностью набросились на стоящее перед ними угощение. Не каждый день выпадает бедному пастуху хана подобное изобилие, и они в охватившем их всех неуемном желании как можно скорее утолить свою ненасытную жажду активно заработали челюстями и руками. Не сводившая с них своих насмешливых глаз Холида выждала, пока они хотя бы немного не утолят свой голод, а потом с хорошо разыгранной немного заискивающей улыбкою смущенно проговорила повернувшим в ее сторону головы пастухам:
   - Друзья, я взяла вас с собою, потому что не сомневаюсь в вашей мне преданности и в вашем хорошем ко мне отношении. Вам уже известно, что я приехала в аил кошевого Артыка с одним желанием немного передохнуть в благостном для меня уединении от слишком суетливой жизни в аиле отца. Поэтому я в течение двух последующих недель не буду никого принимать и все эти дни не буду ни с кем встречаться. Я прошу вас все это время никого ко мне не пропускать, а все, что будет доставляться мне от имени кошевого Артыка, оставлять у себя.
   И по разгоревшейся в глазах своих слуг алчности Холида поняла, что ее расчет оправдался. За такую плату ее слуги верными сторожевыми собаками станут охранять ее уединение и покой не только какие-то там две недели, но и даже годы.
   - Но с уговором, что вы не будете допускать ко мне никого, кроме верной мне Прокуды, - добавила она уже в самом конце пира.
   - И чем ты только говоришь, ханша! - вскричали в притворном негодовании склонившие перед нею головы пастухи. - Мы слабые степные былинки у твоих ног! Так разве мы осмелимся ослушаться или не исполнить твоих повелений!
   - Я не сомневаюсь в вашей преданности, - одарив их ласковой улыбкою, успокоила обиженно засопевших пастухов Холида. - А в награду за вашу верную службу я дарю вам остатки этого роскошного пира.
   Повеселевшие пастухи не заставили себя долго упрашивать и, расположившись неподалеку от охраняемого домика, продолжали ублажать свои ненасытные желудки подаренной им ханскою дочкою вкусною едою. А сама с удовольствием прислушивающаяся к их оживленному разговору Холида в ожидании, пока Прокуда не закончит приборку, прошла в соседнюю комнату и прилегла на мягко устеленную кроватку. Но, как только уходящая служанка закрыла входную дверь домика снаружи на засов, она схватила еще заранее приготовленный ею узелочек и, пробравшись на чердак через отверстие в потолке, выскользнула никем не замеченною в березовую рощу. Пробравшись в пещеру, она зажгла принесенный с собою факел и, вставив его в отверстие в стене, стала терпеливо дожидаться наступление полуночи.
  
   1992 год.
  
  
  
  

Глава пятая.
КРИВЫЕ ДУМЫ ВЫВОДЯТ НА КРИВЫЕ ДОРОЖКИ.

  
   Время шло. И незадолго до наступления полуночи из пещеры вышла юная обнаженная девушка. Она еле просматривалась на фоне темного силуэта огромной горы и могла бы остаться незамеченной для неугомонной, даже в такое позднее время, земной жизни. Если бы не ее так сильно притягивающие к себе прелестное очарование и до боли режущее глаза совершенство. В сумрачном свете прикрытой рваными краями заполонивших небеса туч луны она казалась затаившему при виде нее свое дыхание окружающему миру опустившейся с небес на землю сказочной феей. Она казалась ему скорее волшебным несбыточным сном, чем так нежданно-негаданно ожившей для него и вполне им осязаемою реальностью. И это немое восхищение просто очарованного ее неотразимой привлекательностью окружающего мира уже стало таким непривычно необычным, что даже всегда до этого смотревшая на землю свысока холодная луна поторопилась выскочить из прикрывающего ее облака. И в охватившем ее нестерпимом желании вволю полюбоваться неторопливо шагающей по тропинке красавицею она так пристально в нее всмотрелась, что залила своим томящим все живое не земле светом всю местность у одиноко возвышающейся над окрестностями горы.
   А вся измученная последними перед ее отлетом на сбор хлопотливыми днями Холида, наслаждаясь вновь обретенным ею душевным покоем, только весело улыбалась в ответ на щекотливые прикосновения к ее обнаженному телу освежающей ночной прохлады. Неторопливо шествуя по притихшей с ее появлением тропинке, она с ласковой приветливостью встречала сбегающихся к ней эфирных духов, и охотно позволяла беспокойно снующим вокруг живым существам полюбоваться выглядевшей при свете луны еще более очаровательной своей несравненной красотою. Да, и сама взирающая на нее с небес луна уже прямо застыла в немом восторге на месте от охватившего ее восхищения.
   В ночь отлета шибианок на ежегодные сборы предусмотрительный Творец специально напускал на землю непроглядный кромешный мрак. А к местам их проживания Он всегда подгонял огромные черные тучи, с которых сразу же после наступления полуночи обрушивался на землю проливной ливень. Подобная Его предосторожность помогала отбывающим на сбор шибианкам незаметно для всех взлететь в небеса и улететь на безопасное расстояние от знавших и любивших их, как признанных красавиц, родных мест.
   Выйдя на облюбованную еще во время дневной прогулки уютную поляночку, изнемогающая от действующего на нее трепетного лунного света Холида с нетерпением дожидалась, когда ее прекрасное тело оборотиться в уродливую шибианку. Что и произошло с нею сразу же по истечении последней секунды перед наступлением полуночи. Секунда истекла: и бесподобное в своем прелестном очаровании совершенство мгновенно превратилось в олицетворяющую собою эталон уродства шибианку. При виде которой, вздрогнувшая от омерзения на небесах луна тут же спряталась за плывущее неподалеку от нее облачко, а из нависших над землею черных лохматых туч тут же полил проливной ливень. Однако саму Холиду этот ее переход от полной гармонии с окружающим миром до полного им ее неприятия почему-то всегда приводил в неописуемый восторг и приносил ей глубокое удовлетворение от одного только острого осознания своей исключительности. Вот и сегодня она, взмахнув своими сильными шибианскими крыльями, стремительно понеслась по поднебесью в сторону места их сбора. И с громким пронзительным улюлюканьем добавляла прыти разбегающимся при виде ее уродства на земле по своим норам живым существам.
   Место сбора шибианок располагалось на затерявшемся среди непроходимых топей маленьком островке. Исходящее из глубины земли в середине этих топей дышащее смертоносною отравою в виде серых клубов густого тумана нестерпимое зловоние не позволяло, не только никому до затерявшегося среди них островка пробраться, но и даже долететь до места сбора шибианок самым смелым и выносливым земным птицам. Однако поближе к острову все эти непроходимые топкие болота, потихонечку переходя в чистую воду, образовывали вскормившее в своих отравленных ядовитыми испарениями водах диковинных рыб обширное озеро. Расплодившиеся в окружающих остров водах рыбные уродцы обычно по вечерам, всплывая на водную гладь, устраивали на нем такие устрашающе жуткие представления, что все живое на островке в это время даже своего носа высунуть на берег не смело. И только одни ко всему равнодушные совы, просыпаясь от этой уже прямо невообразимой жути раньше своего времени, слетались на берег только для того, чтобы, взирая на их неистовство, бессмысленно хлопать веками по своим выпученным глазам. Что именно привлекало их в этих доводящих до ужаса даже видавших в земной жизни многое шибианок представлениях Холида, как и все ее остальные подруги, конечно же, не знала. Но не допускала к себе даже мысли, что представления диковинных рыб их совам не нравятся. Иначе, зачем же им было подолгу пристально всматриваться в иногда доходящее до верха неприличия неистовство диковинных рыб? И сов в это время на берег насильно никто не загонял. Они прилетали на него сами, по своей доброй воле, и потом уже никакая сила не могла заставить их улететь оттуда до тех пор, пока расходившиеся диковинные рыбы не угомоняться. Поначалу всполошившиеся шибианки уже совсем скоро предоставили своим совам самим определяться с так сильно полюбившимися концертами диковинных рыб.
   Весь их остров, протяженностью всего лишь несколько верст, как в длину, так и в ширину, представлял собою выступающую над водою вершину горы. Он вряд ли смог бы прокормить поселившегося на нем человека, но для не нуждающихся ни в еде и ни в питье шибианок большего и не требовалось. Они хотели от приглянувшегося им острова одной уверенности, что здесь их никто не застигнет врасплох, не сможет помешать их уединению. И этот затерявшийся среди непроходимых гиблых топей островок подходил для их целей, как нельзя лучше. Сразу же оценив для себя все достоинства месторасположения острова, шибианки со временем не только привели его в надлежащий вид, но и полностью его перестроили согласно своим вкусам и своим воззрениям на окружающую их красоту. Раньше на нем росли одни только вполне обычные для теплого местного климата утомляющие глаза объявившимся на острове хозяйкам своей запущенной неприглядностью деревья и растения. И обживающиеся на нем шибианки, конечно же, не стали мириться с существующим до их прилета на остров неприглядным запустением. Они не только очистили свой островок от всего, что им не нравилось или не подходило под их высокие требования, но и даже выделили каждой шибианке в личное пользование по небольшому участку. На этих принадлежащих каждой из них в отдельности крошечных клочках земли шибианки посадили особенно им приглянувшиеся во время долгих странствиях по земле деревья и цветы. Поэтому всякий раз во время прилета на свой очередной ежегодный сбор, каждая шибианка, прежде чем поздороваться со своими подружками, поначалу старалась хотя бы немного побывать возле своего любимого деревца, чтобы навести возле него безукоризненный порядок.
   Избавившийся от не придающих ему нынешнего очарования неприглядных зарослей их остров уже блистал под ярким южным солнышком, как принарядившийся к венцу жених. Шибианкам очень нравилось прогуливаться по пересекающим их остров высыпанным желтым песочком тропинкам между казавшимися им порою просто бесконечными бурными совещаниями. Обустраивая этот забытый богом и людьми остров, шибианки не ограничились одною только его очисткою от неприглядных с их точки зрения зарослей. В своем непременном желании сделать его для себя как можно более удобным и привлекательным шибианки добрались и до живущих на нем нежелательных для них представителей животного мира. Так по истечению совсем непродолжительного времени на острове уже оставались одни только угодные шибианкам совы, попугаи и черные вороны. Правда, в глубоких расщелинах на острове еще водились и змеи, но они не пользовались особой благосклонностью у шибианок. В западной части острова било немало родников с кристально чистою прохладною водою, которые и образовывали возле себя небольшое все заросшее лилиями озерцо. Кое-кто из подружек Холиды из года в год требовали от заседающих во время сборов на своих совещаниях шибианок, очистив это озеро, уничтожить последний все еще сохраняющийся на их острове в своем первоначальном виде уголок запущенности. Однако большинство из них не соглашалось с ними, и озерцо по-прежнему продолжало благоухать шибианкам на радость прекрасными цветами. Из озерца вытекал небольшой ручеек и, пробегая стремительною змейкою по всему острову, падал с его более низкого юго-восточного берега с немалой высоты выступающей из воды скальной породы в отравленные воды озера. И это уже была вторая, играющая в жизни обосновавшихся на острове шибианок немаловажное значение достопримечательность. Именно под этим своеобразным душем они и любили охлаждать свои уродливые тела не только сразу же после своего прилета на остров. Порхая вокруг него черными каракатицами, они то ныряли под его падающую вниз воду, а то снова подставляли свои намокшие перышки под жаркие лучики теплого южного солнышка. Шибианкам нравилось это приятно остужающее не только их тела, но и разгоряченные во время совещаний головы, купание под водопадом. А когда к этому их душу подлетало одновременно несколько особенно соскучившихся в долгой дороге шибианок, то они уже тогда устраивали возле него между собою такую нестерпимую для нормального человека возню, что их веселое визжание громким раскатистым громом разносилось по всем окрестностям.
   Большую часть их острова занимала просторная поляна с росшим в самой ее середине высоким раскатистым дубом. То, что под этим дубом находилась образовавшаяся по неизвестным им причинам глубокая обширная яма или впадина, шибианок еще больше обрадовало. Обнаружившие ее шибианки не стали долго думать и гадать, как им использовать свою находку, а сразу же решили, что это своеобразная подземная пещера больше всего подходит для предварительного обсуждения всех, с чем они потом намеревались обращаться к Творцу, своих к Нему просьб и пожеланий. Поэтому и площадку для своих не так уж и редких обращений к Творцу на вводимые ими раз от раза в свое бессмертное не земле существование новшества шибианки тоже решили устроить возле дуба прямо над своей подземной пещерой. Решили и тут же начали устраиваться на острове. Не жалея себя ни времени, устраивали площадку для обращений к Господу богу при помощи тщательно подобранных друг к другу камней не менее года. Вход в пещеру для Советов между двумя толстыми корнями дуба они прикрыли тяжелой каменной плитою. Найдя ее в близлежащих топях, двадцать семь сильных шибианок, поочередно меняясь, с трудом притащили на полянку. По всему периметру приспособленной ими для проведения своих Советов пещеры были проделаны в стенах специальные отверстия, в которые спускающиеся в нее шибианки вставляли горящие факелы. Оставив возле стен небольшое расстояния для прохода, на всей длине пещеры было оборудовано что-то наподобие стола, вокруг которого они вбили вырванные из земли прямо с корневищем стволы деревьев. На них-то и усаживалось во время проведения Советов ровно пять сотен созданных Творцом в виде эталона уродства шибианок. Кроме одной, признаваемой всеми остальными шибианками как бы старшею во время навязанных им Творцом ежегодных сборов. Для нее шибианки специально оборудовали отдельное место у дальнего от входа в пещеру торца стола. Воткнутый в пол пещеры обломок вырванного из земли вместе с корневищем небольшого деревца, и составлял почетное место или так называемый всеми ими трон старшей шибианки. Оттопырившиеся во все стороны, со свивающимися почти до самого пола тонюсенькими отростками, оголенные корни которого как бы сливались в одно целое с важно восседавшей на нем уродливою шибианкою. Уже одно это вызывало у остальных ее подружек почтительный трепет и восторженное признание ее безусловного над ними старшинства. Однако основной причиною, по которой не признававшие над собой никакой власти свободолюбивые шибианки безропотно признавали ее главенствующее среди них положение, был выросший у нее сзади небольшой в виде хвоста отросточек. Он был покрытый редкими тоненькими волосинками и длиною всего лишь не больше пяди. Но такое отличающее старшую шибианку от них дополнение к ее уродству вызывала острую зависть у посчитавших его знаком особого к ней расположения Творца остальных шибианок. Другим предметом острой зависти к старшей шибианки подруг, и даже намного большее, чем ее призрачное старшинство над ними, были неизменно висящие на ее шее простые каменные бусы с непонятными для них древними надписями на отполированных гранях. Других подобных бус уже давно было невозможно отыскать на земле, как говориться, днем с огнем. И увешанные с ног до головы драгоценными украшениями шибианки всегда бросали полные жгучей зависти взгляды на их счастливую обладательницу.
   А у всех остальных шибианок постоянного места во время своих совещаний не было. Каждая из них садилась там, где ей и выпадало быть перед началом совещания, не вызывая при этом особых претензий со стороны своих подружек.
   Приспособленную для своих совещаний пещеру шибианки использовали только в самых, с их точки зрения, исключительных случаях. Они входили в нее только для обсуждения своих нередко граничащих с первоначально наложенными на них Творцом ограничениями самых сокровенных желаний или для разрешения иногда возникающих между ними спорных вопросов. Если спорный вопрос не мог разрешиться в обычной беседе между шибианками, или в случае, когда после объявления старшей шибианкою об окончании его обсуждения оказывалось много недовольных, то тогда уже окончательное по нему решение определялось бросанием белых и черных камешек. Для этого в углу пещеры справа от трона старшей шибианки стояли две каменные ступы с лежащими подле них грудами маленьких черных и белых камушек. Шибианки поочередно подходили к ступам и бросали в них белый или черный камушек: если шибианка была согласна с выдвинутым на всеобщее обсуждение спорным вопросом, то бросала в ступу белый камушек, а если нет - то черный.
   Результатов подобного их бросания в ступы камушек дожидались все шибианки, но не с нетерпением, а, скорее, со страшно волнующим их всех любопытством. Но после их оглашения не было среди них как ни протестующего гула недовольных, так и торжествующих воплей победителей. Ибо всегда в таких случаях оказывалось, что все шибианки в равной степени были удовлетворены итогами бросания камушек, даже, несмотря на свое недавнее несогласие с окончательным разрешением поставленного на обсуждение спорного вопроса. Никто из них не только не думал, но и даже не собирался затаивать горечь от поражения и тем более мутить воду с требованием их перебросить в надежде на возможную при повторном голосовании свою победу. Подобная их непоколебимая убежденность в правильности мнения по обсуждаемому вопросу большинства шибианок невольно способствовало их хорошим друг с дружкою отношениям, и придавала всем шибианкам надежду, что они всегда будут жить по установленным для них Творцом правилам. Отсюда и ссоры между шибианками возникали крайне редко. Любая шибианка только по пальцам одной руки могла бы легко все их сосчитать, начиная с первого дня их сотворения Творцом. Хорошим залогом их терпимого отношения друг к дружке было изначально заложенное во всех их Творцом золотое правило, гласившее, что если шибианка сомневается в одобрении своего поступка подругами, она не должна его совершать ни в коем случае. Но потом, на очередных ежегодных сборах шибианок, если желание у нее к совершению подобного все еще не остыло, она не только может, но и должна была вынести все свои сомнения на всеобщее обсуждение. Им вместе было намного легче понять и оценить охватившее их подругою неодолимое желание и вынести по нему свое найболее правильное, с их точки зрения, суждение.
   Пещера, где они находили для себя мир и согласие, представлялась шибианкам что-то вроде святилища. Именно тем местом, где и была сосредоточена для них вся безграничная мудрость и рассудительность самого Творца. Поэтому и заходить в нее в одиночку или небольшими группами считалось среди них правилом дурного тона. Они всегда заходили в нее только все вместе и только для обсуждения касающихся жизни всех шибианок вопросов. Да, и для входа в нее у них тоже был разработан специально придуманный ими ритуал. Вначале они оттаскивали от входа каменную плиту и заносили внутрь пещеры горящие факела. Вставив их в отверстия в стенах, они при необходимости делали там небольшую приборку и, снова поднявшись наверх, выстраивались на вымощенной камнями площадке. Где они, громко выкрикивая слова обращения к Творцу, умоляли Его не оставлять своих неразумных детей без благостного для них Своего влияния и, ниспослав им мир и согласие, просветить их для предстоящего совещания головы. Закончив свое обращение к Творцу, они с зажженными факелами снова спускались в пещеру и, рассевшись на стволах деревьев, втыкали их в отверстия в столе справа от себя. Старшая шибианка спускалась в пещеру последняя и, вставив свои два факела в специально воткнутые в пол пещеры по обеим сторонам ее трона тонкие стволика, резким ударом посоха о железную болванку разрешала остальным шибианкам начинать обсуждать свои спорные вопросы.
   Никто из шибианок уже даже и не вспомнит, откуда они подцепили это не совсем понятное и для них самих слово и обозвали посохом очищенное от коры и отполированное до блеска вырванное из земли вместе с корневищем молодое деревцо. Но эта, так удачно ими названа посохом, вполне обычная с виду с пышной копною ослепительно белого корневища палка выглядела со стороны такой загадочно таинственной, что поневоле внушала впечатлительным шибианкам почтительное к себе отношение. И всякий раз, когда они видели ее в руках старшей шибианки, то их суеверные души мгновенно переполнялись каким-то даже не понятным им самим трепетом. Рядом с троном была положена тяжелая железная болванка, об которую при необходимости подачи нужного сигнала или для успокоения расшумевшихся в споре своих подружек старшая шибианка била укрепленною на нижнем конце своего посоха медною пластиною.
   После удара посоха о железную болванку шибианки вскакивали со своих мест и приступали к своеобразному исполнению так называемого шибианского гимна. Подняв свои уродливые лапы вверх, они, непрерывно позванивая заблаговременно привязанными к запястьям колокольчиками, громко выли нестройными голосами, причем каждая на свой лад. Пока не спускающая с них своих настороженных глаз старшая шибианка ударом посоха об железную болванку не обрывала становящаяся с каждым очередным мгновением все нестерпимее их гнусавое завывание. На этом необходимая официальная часть по открытию их Совета считалась оконченной, и снова усевшиеся на свои места шибианки начинали выяснять между собою отношения. От их сопровождаемых едкими оскорбительными насмешками негодующих восклицаний поднимался в пещере позволяющий расходившимся шибианкам полностью освободиться от своего недовольства друг дружкою уже просто невообразимый гул. И если он не утихал, по мнению старшей шибианки, слишком долго, то она ударом посоха об болванку обрывала его. И тогда не сумевшие договориться между собою притомившиеся в спорах шибианки начинали выносить все свои спорные вопросы на всеобщее обсуждение. Заинтересованная в скорейшем разрешении поднимаемого ею спорного вопроса шибианка выходила вперед и останавливалась с правой стороны трона. Старшая шибианка уточняла у нее, что она хочет вынести на обсуждение всех своих подруг, и, признав ее претензии вполне обоснованными, стучала посохом об болванку. В случае, когда предлагаемый ей спорный вопрос не затрагивал принципиальные основы жизни всех шибианок, то тогда она интересовалась у обратившейся к ней с подобною просьбою своей подруги, настаивает ли она на обязательном вынесении его на всеобщее обсуждение. И если та подтверждала свое требование, то старшая шибианка уже без лишних дальнейших пререканий стучала посохом об болванку. Мгновенно разнесшийся по всей пещере резкий металлический звук заставлял продолжающих выяснять между собою отношения шибианок, умолкнув, повернуть головы в сторону трона и терпеливо выслушать, кем и какой вопрос выносится на их обсуждение. И если сразу же, после объявления спорного вопроса, шибианки, не начиная его обсуждения, продолжали сохранять упорное молчание, то он с их обсуждения немедленно снимался. А вынесшая на обсуждение свой вопрос незадачливая шибианка еще долго ловила на себе насмешливые взгляды своих подружек. Однако при более доброжелательном отношении к поставленной перед всеми шибианками проблеме вначале начинали спорить одни только сидевшие друг с дружкою рядом шибианки. И если в доказательство своей правоты они приводили интересные доводы и факты, то в их спор потихонечку втягивались и другие. Постепенно группируясь вокруг особенно заинтересованных в том или ином разрешении спорного вопроса своих подруг, шибианки со временем разбивались на две непримиримые между собою во мнениях группы. Внимательно следившая за своими подругами старшая шибианка, как только у большинства ожесточенно споривших между собою шибианок терялся интерес к продолжению спора, тут же стучала посохом по болванке. Наступило время для поочередных выступлений от групп. Но, если и во время них достигнуть согласия не предоставлялось никакой возможности, то тогда уже шибианки переходили к бросанию камушек. Разрешив все свои спорные дела, шибианки, выйдя на площадку, снова принимались воздавать хвалу Творцу за дарованный им во время Совета мир и согласие.
   Всегда с особой тщательностью готовившейся к каждому своему отлету на сбор шибианок Холиде и на этот раз повезло остаться незамеченной при взлете с облюбованной ею поляночки. А раз так, то она уже могла не опасаться, что заметившие ее в полете люди могут подумать, что летящая в небесах чудовище обитает где-нибудь поблизости от них. И пусть для превращающейся в писанную степную красавицу Холиде их подобные догадки не представляли никакой опасности, но врожденная в ней доведенная до болезненной мнительности осторожность не позволяла ей расслабляться. А поэтому сейчас вздохнувшая с облегчением Холида, не теряя понапрасну времени, еще сильнее замахала своими крыльями, стараясь как можно быстрее улететь подольше от небезопасных для нее родных мест. Хотя самой себе она объясняла свою излишнюю торопливость только съедающим ее изнутри нетерпением. Ей очень хотелось как можно скорее поделиться со своими подругами, появившимися в последнее время в ее прелестной головке мыслями, как им сделать свое бессмертное существование еще более интересным и привлекательным.
   Раньше, когда шибианки еще не могли рождаться от женщины и иметь человеческий облик, им нечем было хвастаться друг перед дружкою. Благодаря осыпавшему их милостями Творцу они ни в чем, не нуждаясь, не обращали особого внимания на свою внешность. При этом, вполне справедливо полагая, что чем шибианка страшнее, тем лучше она исполняет возлагаемые на нее Творцом надежды. В то время они не имели и даже не стремились иметь принадлежащей лично им собственности. Разве что, какое-нибудь посаженное шибианкою на их острове любимое дерево или приносящий ей удачу небольшой амулет. Однако после последней к ним милости Творца шибианки уже защеголяли на своих ежегодных сборах в драгоценных украшениях и хвастались друг перед дружкою роскошными нарядами. На прошлых сборах Холида еще заранее расписала время, когда ее должна была затребовать служанка, чтобы ее подружки могли увидеть все ее наряды и украшения. И очень сожалела, что по последней милости Творца она не могла появляться дома столько, сколько ей заблагорассудиться.
   Ох, и как же нелегко угодить нашему Творцу сотворенному Им же самим разумному существу. Как бы Он не заботился о нем, как бы ни осыпал его своими милостями, но тот обязательно найдет для себя вескую причину для недовольства и сожаления. Раньше, отправляясь в длительные полеты над землею для наглядной демонстрации смертным людям своего уродства, шибианка летела налегке. Ну, а сейчас у каждой из них обязательно был небольшой заплечный мешочек, в котором было тщательно упаковано все самое необходимое для уважающей себя красавицы.
   Поливший с небес на землю обеспечивающий улетающим на сбор шибианкам безопасное удаление от родных мест проливной ливень так же внезапно, как и начался, скоро перестал. А радостно засиявшее на небесах восходящее солнышко осушило насквозь промокшую Холиду. И она, уже больше не ощущая на своем теле сковывавшей ее движения омерзительной мокроты, замахала крыльями еще быстрее. Пролетая над озерами и, видя в них свое безобразное отражение, повеселевшая Холида кривлялась еще больше, а иногда даже и дразнилась, высовывая своему отражению длинный язык. Подобное передразнивание сомой себя у нее получалось до того забавно, что потом, когда ее отражение вдребезги разбивалась о быстро приближающийся противоположный берег озера, Холида еще долго хохотала до слез при одном только воспоминании о своих смешных рожицах. При встрече с нею все птицы, и даже сильные гордые орлы, разбегались, торопливо уступая ей дорогу. Завидев ее, люди, принимая ее за нечистую силу, тут же становились на колени, и неистово крестились. А сама Холида, нарочно, с пронзительными дикими воплями пролетала почти над самыми их головами и жутко хохотала, с давно не испытываемым ею удовольствием заглядывая в их перекосившиеся от ужаса лица.
   - Как же эти жалкие люди могут понять и оценить мое уродство, если даже в мою сторону посмотреть боятся? - скривившись в презрительной усмешке, подумала впервые за все свое многовековое существование усомнившаяся в мудрости Творца Холида.
   Но сомнение - мать неверия. И это ее первое сомнение в прозорливость Творца было порождено, только одним ее личным желанием не верить в Его мудрость, а не потому, что Творец этой самой мудростью не обладает. Возникающие время от времени в разумном существе сомнения не всегда приводят его к печальным последствиям. Во многих случаях эти самые его сомнения заставляют разумное существо глубже вникать в смысл своей жизни на земле, помогают ему совершать величайшие открытия, делают его сильнее и могущественнее. Но в этом случае ее сомнение было порождено только с одной единственной целью: чтобы получить для себя моральное право на небольшую корректировку уже отживших свое, по ее мнению, морально устаревших Его заветов.
   Дорога до их острова неблизкая. И неустанно махающей крыльями Холиде, после первых захватывающих ощущений полета по поднебесью, скоро наскучивало мелькающее внизу однообразие. Тогда она и вспоминала о собирающихся на лежащем в самой середине, пусть и не такой непроходимой топи как вокруг ее острова, но очень сильно затрудняющего к нему подходы, болота небольшом островке своих друзьях. Они всегда собирались там все вместе ранним утром после долгих ночных хождений по прилегающим к их болоту окрестностям. И уже не однажды гостившая у них Холида успела не только с ними сблизиться, но и подружиться. В их веселой дружной компании она всегда ощущала себя до того легко и непринужденно, что даже немного сожалела о том, что она была создана шибианкою, а не скажем лешим или на худой конец хотя бы кикиморою. И какая только у понравившихся Холиде друзей была интересная жизнь!? Их действия и поступки не ограничивались никакими там условностями и, тем более, уже давно набившими Холиде оскомину запретами Творца. А совсем наоборот, ее друзья согласно своей природе были просто вынуждены вести не только с какими-то еще запретами, но и даже с небесным Творцом, самую непримиримую борьбу. Всегда делающая по дороге на ежегодные сборы шибианок у своих давних друзей короткую остановку Холида и на этот раз решила, как и всегда, заглянуть к ним на огонек. Холиде почему-то, вдруг, страшно захотелось поделиться со своими друзьями, недавно появившимися в ее красивой головушке новыми мыслями в надежде, что они такие умные неутомимые выдумщики смогут хоть что-нибудь по претворению ее пожеланий в жизнь шибианок посоветовать. И она, уже больше ни о чем другом не думая, решительно повернула в сторону излюбленного места для проведения шабашей местной нечисти.
   Опечаленная Марийка еще долго кружила вокруг своего дома, дожидаясь, когда успокоиться ее тревожно забившееся сердечко. Но, так и не дождавшись для себя желанного успокоения, она, стараясь делать это как можно незаметней, потихонечку проскользнула в дом и, уткнув свою голову в подушку, все ночь поливала свою молчаливую подружку солеными девичьими слезами. Однако хорошо залечивающая любовные раны несчастных возлюбленных ночь не смогла принести ей желанного успокоения. Не смогла помочь ей освободиться от переполняющих ее горюющую душеньку противоречивых чувств и недостойных подозрений в неверности своего такого казавшего ей ранее надежного верного Бакиса.
   Не лучше ощущал себя и всю ночь проискавший на морском побережье свою Марийку Бакис. И когда он рано утром прибежал к ней, чтобы, поговорив с нею, все расставить по своим местам, то она, оттолкнув его от себя, осыпала Бакиса упреками в неверности и в предательстве их чувства ради красивой богатой ханской дочки. Бакис пытался что-то ей говорить в свое оправдание. Но она, не желая его даже слушать, выбежала из дома, размазывая кулачками по своему подурневшему личику покатившиеся из ее потускневших глазок горючие слезы. Встревожившиеся родители принялись расспрашивать своих детей о причине ссоры, но они упорно молчали. И уже только ближе к вечеру, когда глупая ревность немного отступила от ее любящего сердца, Марийка сама подошла к Бакису и, прижавшись к его широкой груди, виновато проговорила:
   - Прости меня, я совсем одурела от ревности.
   - У нас будет все хорошо, моя милая, - ласково ответил обнимающий ее Бакис, - главное, что мы снова вместе.
   - В следующий раз я уже буду умнее, - еле слышно шепнула она ему в ответ.
   Увидев повеселевшие лица своих детей, вздохнули с облегчением и беспокоившиеся за них родители. И снова неторопливо потянулись осветляемые радостью частых встреч влюбленных сердец будничные дни. Притворно хмурившиеся родители заговорили о скорой свадебке. А, как всегда, краснеющая от стыда Марийка с нетерпением дожидалась того дня, когда она с Бакисом смогут назвать себя мужем и женою. Жизнь продолжалось, а живое на земле всегда думает и грезит только одним живым. И никому из всех живущих на нашем белом свете не позволяется, приподняв темные завесы своего будущего, узнать заранее какие еще каверзы им готовит эта вечно неблагодарная к живущим на земле людям человеческая судьба. Да, и стоит ли думать, что будет плохого в своей дальнейшей судьбе, даже если оно обязательно сбудется. Пусть хоть немного ощутят себя люди счастливыми, чтобы уже потом, когда наступят для них дни тяжелейших испытаний, воспоминание о своем недавнем счастье придавали им силы и желание выстоять в жестоком противоборстве с несправедливостью земной жизни. Чтобы, несмотря на сокрушительные удары судьбы, они смогли бы удержаться на краю пропасти и, не позволив умереть в себе человеческой сущности, всегда оставаться людьми в самом полном значении этого слова. Ловите свой миг счастья и умейте так радоваться ему, чтобы его волшебный чудотворный свет надолго освещал вашу душу. Это вам поможет многое в своей жизни выдержать, и обогреет вас, когда вы, как всегда, совсем неожиданно ощутите вокруг себя леденящую пустоту. Еще не родился на нашем белом свете, да, и вряд ли хоть когда-нибудь родиться такой человек, у которого вся его жизнь прошла бы, как говориться, без сучка и задоринки. И, слава богу! Ибо мы тогда разучились бы ценить те короткие мгновения счастья, которыми пусть и не так часто как нам хотелось бы, но все же награждает нас жизнь. И ради одних этих счастливых мгновений стоит жить в нашем безо всякого на то сомнения прекрасном, но и, к великому нашему сожалению, не всегда справедливом мире. Трудными и порою необычайно горькими бывают для нас эти мгновения счастья, но только они одни "И ничто иное!" зажигают нас светом так остро необходимой для безграничной любви ко всему, что только и наполняет смыслом всю нашу дальнейшую жизнь.
   Ночь шабаша! И как же много значишь ты в жизни провинциальной нечистой силы! А потом! Потом они уже на всем протяжении последующего года тщательно перебирают в своей памяти все, что тогда этой ночью с ними происходило, с мрачным удовлетворением ощущая, как в их жилах вновь загорается кровь! Как что-то снова оживает в глубине их нечистых душ и засвербит в них с хриплым воем раз от раза обуревающая всех нечистых зеленая тоска о чем-то таком уже давно ими утраченном или никогда несбыточным! От одних только воспоминаний о ночи шабаша их поганые тела мгновенно переполняются нестерпимо страстным желанием снова окунуться в так сладко кружащие им головы блудливые пляски вертепа!
   Ночь шабаша! Это единственная возможность для провинциальной нечисти оставить хотя бы на одну только ночь уже давно им опостылевшие наделы, где им все так осточертело, и где уже давно ничего для них интересного не происходит. Только одна пылающая яркими цвета плаща их повелителя языками жгучего пламени костра ночь шабаша в мечтах самой последней нечисти помогает скрасить ей свое унылое наполненное коварством и мерзопакостными забавами существование. Благодарная нечисть вполне искренне прославляет подарившего им эту воистину незабываемую ночь шабаша своего могущественного беспощадного господина. Потому что только она одна способна пролить ублажающим целебным бальзамом на их истерзанные и уже давно орущие от боли натянутых, как струна, нервов в непомерно неблагодарной работе во славу зла и на погибель добра и справедливости тела. К повторяющимся из года в год шуткам не отличающейся особой изобретательностью провинциальной нечисти местные мужики и бабы уже давно привыкли и перестали обращать внимание. Ну, бывает иногда, что собравшиеся у колодца бабы посудачат, потрясутся для вида, немного порадовав подслушивающего их нечистого, и на этом все их страхи заканчиваются. А не просыпающим от пота хмурым малоразговорчивым мужикам до забав нечистых вовсе нет никакого дела. И даже ночью, когда они смертельно усталые от дневной непосильной работы почти мгновенно проваливались в крепкий непробудный сон, то тогда уж задумавшему навести на них страха нечистому хоть из пушки пали, все равно, до них, проклятых, не добудишься. Хорошо еще, что пока не перевелись в деревнях малолетние дети. Их восприимчивые впечатлительные натуры всегда так остро реагируют на любую шалость нечистого, а их трусливые сердца бьются до того сильно, что порою просто диву даешься, почему они у них не разрываются от страха. Пугать маленьких детей для нечистых одно удовольствие, но не так легко застать этих маленьких пройдох врасплох. Только приготовится нечистый показаться кому-нибудь из деревенских детей во всей своей красе, как чуткое ухо всегда державшегося настороже особенно в темное время ребенка улавливает его случайный шорох. И вот уже только убегающие пятки сверкают перед расстроившимися от подловившей их неудачи нечистыми. Но самое главное, что особенно обижает нечисть, они впоследствии никогда не рассказывают друг другу, как убегали с мокрыми штанишками. А совсем наоборот они в своих рассказах самые настоящие герои. Их послушать так это не они убегали, не чуя под собою ног, от пугающей их нечисти, а сама нечисть в страхе разбегалась перед ними. Им, видите ли, стыдно признаваться в своей трусости, а так безбожно врать им, оказывается, не стыдно. До слез обидно и больно слушать нечистым их хвастливую похвальбу, но и сделать с этими зарвавшимися хвастунишками они тоже ничего не могут. Нельзя, понимаете ли, подойти нечистому просто так к детям и осрамить совсем уж завравшегося хвастунишку. Скучное и совсем неинтересное житье нечисти в провинции. Провинциальная нечисть черной завистью завидует жизни городских бесов. Какие перспективы и сколько возможностей открывается в городе способной и шустрой на неправедные дела нечисти!? Им, городским, не приходится бегать, как проклятым, начиная с раннего вечера и вплоть до скорого рассвета только для того, чтобы заполучить в свои сети хоть какую-нибудь жалкую человеческую душу. В городе эти человеческие души сами просятся в их пасть, только не ленись рот пошире разевать.
   Вот и скучает провинциальная нечисть в ожидании подходящего случая, когда и ей можно будет потешиться на славу, Но, к их немалому сожалению, пройдет еще ни одно столетие, прежде чем этот подходящий случай подвернется.
   По дороге на шабаш можно встретить старых знакомых, с которыми ты еще в детстве обучался своему непростому ремеслу в нечистом центре. Ведь, никому еще не запрещено хотя бы немного изменять свою дорогу по пути на шабаш. Их строгие и безжалостные, как и сам князь тьмы, Сатана руководители из нечистого центра тоже были, когда-то на самом низу, а раз так, то прекрасно понимают скучающую провинциальную нечисть. А шабаш - это новые знакомые. А новые знакомые - это новые развлечения. Наслушаешься во время шабаша от них так много интересного и страшного, а кое-что и себе на ус намотаешь.
   Ночь шабаша, как и все самое увлекательное в этом мире, быстротечна и скоропалительна. Она всегда до того стремительно закручивает в своей нескончаемой круговерти любого пришедшего на нее нечистого, что тот даже не успеет, как следует, вокруг себя осмотреться, а ночь шабаша уже подходит к концу. Ни одна ночь не пролетает для восторженно внемлющей ей нечистой души с такой немыслимой скоростью, как ночь шабаша. Только, наверное, и поэтому к этой ночи готовятся лишь самые поражающие воображение своей изощренностью и леденящим кровь ужасом случаи из нечистой жизни.
   Ночь шабаша! При одном только звучании этого слова у настоящего нечистого все внутри замирает, а его отчаянно забившееся при этом мгновенно переполнившееся неописуемым восторгом сердце уже прямо готово в любое мгновение выскочить из груди.
   Ночь шабаша! Это, прежде всего горящий костер на фоне темной ночи. Ночь шабаша! Это неистовство завертевшейся в немыслимой для смертных людей оголтелой пляске собравшейся на шабаш нечисти. Но все это будет только в самой интересной и привлекательной части ночи шабаша, а поначалу они рассаживаются на почтительном удалении от пылающего жаром горящего костра. Первые ряды, как обычно, занимают бесы со своими подружками ведьмами, за ними следуют вампиры и оборотни. Ну, а дальше, уже как попало, располагается остальная прочая мелкая нечисть.
   Шабаши проводятся только в специально подобранных провинциальной нечистью найболее глухих малопосещаемых людьми местах. Придающая им немалое значение нечисть не станет рисковать быть застигнутой случайно забредшим в это место путником в самом разгаре своей излюбленной ночи шабаша. При подборе удобного для проведения шабаша места нечисть учитывает не только его обособленное месторасположение, но и его привлекательность для неприхотливых нечистых душ. Облюбованное нечистью место для проведения своих шабашей должна была удовлетворять их воззрениям на красоту и непременно живописно привлекательной. Место для проведения шабашей должна не только навеивать на особо впечатлительную нечисть таинственную загадочность, но и с самого начала ночи шабаша заставлять щемить их сердца в постоянном ожидании для себя чего-то такого особенного и сверхъестественного.
   Друзья направляющей к ним сейчас свои крылья Холиды проводят свои шабаши на примыкающей своей южной стороною к небольшому озеру усеянной валунами полянке. Готовясь к проведению на ней своего первого шабаша, они очистили на ее середине место для костра, а из валунов соорудили что-то наподобие столов и сидений для праздничного пира. Провинциальные шабаши, как обычно, открывают приезжающие из нечистого центра специально для этой цели инспектора, а иногда, что и произошло на прошлогоднем шабаше с друзьями Холиды, к ним на шабаш прибыл сам Сатана. Прибывающих из центра для открытия местных шабашей инспекторов провинциальная нечисть не очень-то жаловала. Они так досаждали нечистым своими нравоучениями, что у бедной нечисти от них просто головы кругом ходила. И особенно им, бедным, было нелегко объяснять проверяющему их работу инспектору, почему у них так мало закладных на человеческие души. Им, избалованным городской жизнью, нелегко было опуститься до понимания специфических трудностей простых провинциалов. А у кого эти расписки было взять очумелой от бесконечной беготни по своему наделу нечисти в то время, когда по горло загруженным повседневными заботами деревенским мужикам и бабам просто некогда было предаваться грехопадению. Тяжелая, начисто убивающая в людях все обуревающие ими время от времени желания крестьянская работа делала их невосприимчивыми ко всем соблазнам, которыми издавна привыкли заманивать в свои изобилующие узелками хитросплетений сети людей нечистые. И бедная провинциальная нечисть уже просто теряется в догадках, не зная, на что им этих бесчувственных мужиков и баб подцеплять, и с какого боку к ним подступаться. У провинциальной нечисти в настоящее время только одна надежда на безответную любовь. Слава Сатане, что хоть она все еще существует на этом, будь он навеки проклят, белом свете. Если бы не она, эта безответная любовь, то несчастной провинциальной нечисти вовек бы не видеть никакой для себя поживы. Покупать человеческие души за деньги!? Да, кому в деревне нужны эти деньги? Мужики их отродясь не видели. Ну, а если заведется у кого-нибудь из них лишний пяточек, то мужицкая баба не выдержит и обязательно растрезвонит о нем по всей деревне. И сколько же тогда найдется на него охотников, что, не ровен час, можно вволю отведать плетей за такое неслыханное по деревенским меркам богатство. От этих денег в деревне одни неприятности. Деньги среди мужиков и баб не в большом почете. А своего бессменного повелителя Сатану нечисть не только уважает, но и до самозабвения любит. Ему незачем с высоты своего положения вникать в какие-то там мелочи. Он всегда вежлив со всеми своими верными слугами и в отличие от приезжих инспекторов никогда не задирает перед ними нос. Да, и свою речь в разговоре с ними он не засоряет ставшими в последнее время особенно модными мудреными непонятными для простой нечисти словами. А, выражаясь простым понятным языком, старается не вводить их и без того мятежные души в еще большее смятение и не вызывать у них не способствующего результативности их работы глухого недовольства. Особенно примечательной в этом отношении была его речь перед ними во время открытия прошлогоднего шабаша. Он тогда не ругал их и, тем более, не укорял за допущенные в работе досадные промахи, а, совсем наоборот, морально поддержал внимательно слушающую его нечисть, сказав, что не имеет к ним со своей стороны никаких претензий. Мудрый Сатана в своей речи быстро развеял их подозрения, что ему неизвестны трудности, с которыми приходится сталкиваться нечистым в повседневной работе. И не только развеял, но и даже указал им на мешающую им добиться еще больших успехов причину неудач.
   - Во всех ваших в последнее время промахах и просчетах виновато снижение восприятия страха у ныне живущих людей, - просто и доходчиво объяснил им Сатана.
   - Вот именно снижение восприятия страха у людей, - хором повторили за ним обрадованные, что причина их неудач, наконец-то, отыскалась, нечистые.
   Сатана в своей речи не стал наводить напраслину на иногда допускающую в своей работе досадные промахи местную нечисть. А переложил всю ответственность за понижение ее результативности на вовремя не заметивший, по его мнению, такой очевидной истины нечистый центр. Чем немало порадовал представляющих про себя недовольные кислые рожи надоедливых инспекторов провинциальных нечистых. И потом простыми понятными словами объяснил, как им следует выправлять создавшиеся неблагоприятные условия для успешной дальнейшей работы.
   - Местные жители уже давно свыклись с вашими вполне для них безобидными шуточками, - говорил на шабаше Сатана, - и их вам уже будет не так уж и легко напугать, используя старые давно отжившие себя методы и приемы вашей с ними работы. Снижение результативности нашей благородной во славу тьмы работы настойчиво требует от всех нас немедленной перестройки всей нашей прошлой жизни, решительного искоренения из нашей практической деятельности всего того, что мешает нам продвигаться ускоренными темпами к намеченной конечной цели. В этом отношении я хочу обратить ваше особое внимание, что в последнее время при особенно обострившихся неблагоприятных условиях для нашей зловредной работы уже просто невозможно добиваться высокой эффективности в одиночку. Сейчас, как никогда раньше, всем нам остро необходимо коллективное творчество.
   Восхищенная нечисть не отводило влюбленных глаз от своего господина, поражаясь его великой мудрости.
   - И как же мы сами до этого не додумались, - недоумевали они, внимательно вслушиваясь в его такие простые понятные слова, - ведь это же и на самом деле все так просто.
   - Но, - предостерег Сатана своих верных слуг, - можно придумать самый страшный ужас и полностью растерять из него весь страх уже на этапе его реализации. Поэтому вам будет лучше всего испробовать свои замыслы по наведению ужаса среди местного населения вначале на каком-нибудь приехавшем издалека человеке. Ибо только в приезжем человеке всегда очень сильно обостряется восприятие чуждой ему незнакомой жизни. Впитавший в себя, как губка, весь внушаемый ему вами ужас чужак, способен в своих дальнейших рассказах о нем заставлять трепетать, пока что невосприимчивые к вашему страху, загрубелые мужицкие души. Я не сомневаюсь, друзья мои, что именно при таком подходе к пугающему смертных людей ужасу, вы намного больше повысите у них восприятие страха, чем добились бы, пугая их самих, - продолжал удивлять нечистых своими умозаключениями Сатана. - Потом, когда насмерть перепуганный вами пришлый человек подготовит их к восприятию внушаемого вами в мужицкие души ужаса, будет вполне достаточна просто малейшего шороха или промелькнувшей тени, чтобы заставить дрожать от охватывающего смертного ужаса мужицкие поджилки.
   Последние слова Сатаны утонули в бурных рукоплесканиях восхитившейся его мудрой прозорливостью нечисти, а их нечистые сердца яростно заколотили в их поганых телах. И совсем не удивительно, ведь они уже представляли себе трясущихся от напущенного нечистью страха этих, пока еще совершенно бесчувственных к их пугающим шуткам, мужиков.
   - Для внушения забывшим о страхе людям должного авторитета к вашей работе, - проговорил в заключение своей речи Сатана, - центр приступил к формированию нового отряда моих слуг и ваших надежных союзников - колдунов-чернокнижников. Рангом они будут немногим повыше беса, но вы, мои дорогие, не будете состоять в их подчинении.
   Своевременное добавление Сатаны немного успокоило недовольно нахмурившихся нечистых. Они не торопились приветствовать сваливающихся на их головы новых контролеров, которые в отличие от не так уж и часто приезжающих инспекторов будут не только жить с ними, как говорится, бок о бок, но и, по всей видимости, станут требовать от них для себя кое-каких услуг.
   - Но, - строго заметил догадавшийся об их мыслях Сатана, - тесная связь и взаимная поддержка между вами и колдунами необходима. Никто не смеет отказываться сотрудничать друг с другом.
   Сразу же после окончания выступления Сатаны принялись чествовать добившихся лучших показателей в ловле человеческих душ нечистых. Их выставляли на всеобщее обозрение, о них говорили хвалебные слова. А они, гордые от оказываемой им чести в присутствии самого Сатаны, долго и нудно делились своим так сказать передовым опытом, поучая остальных, как им следует относиться к своим обязанностям. И в это же самое время друзья шибианки Холиды, к немалому своему удивлению, узнали самую для них невероятную новость: их никогда не отличающегося особым рвением к исполнению своих обязанностей беса неизвестно за какие там заслуги переводят поближе к городу.
   - Значит и мы тоже на хорошем счету, если нашего предводителя отметил сам Сатана, - возгордилась подчиненная ему нечисть.
   А потом! Потом началось именно то, чего все собравшиеся на шабаш нечистые и ждали с таким нетерпением. Развеселившаяся нечисть до третьих петухов чередовала обильные застолья с невообразимо дикими плясками под адское завывание сбежавшихся со всей округи волков. Этот их растравляющий леденящим ужасом нечистые души вой сильно воздействовал на погрязшую в непрерывном грехопадении нечисть. И присутствующие на шабаше нечистые, несмотря на свои плотно набитые желудки, с не менее громкими воплями и с омерзительным кривлянием пускалась в такой неподдающийся осмысливанию здравого рассудка дикий пляс, что очень скоро от их перенасыщения уже не оставалась и следа. Потом они снова усаживались за накрытые столы и снова с невероятной жадностью набрасывались на изысканные яства, стараясь накопить в себе как можно больше энергии для очередных оргий.
   Ну, а те, кто постарше, и кому эти жуткие вакханалии уже были, как говориться, не по силам, с презрительной снисходительностью поглядывая на беснующуюся молодежь, предавались не менее увлекательными для них воспоминаниями из своего уже прожитого ими бесконечного существования. И хотя каждый из их слушателей не сомневался, что во всех этих насквозь лживых историях больше вранья, чем правды. Они, несмотря на слишком часто возникающие подозрения к особенно завравшимся своим соратникам, все равно, с каким-то жадным нетерпением и молчаливым восторгом ловили каждое сказанное рассказчиком слово. И не только ловили, но и рисовали в своем необычайно восприимчивом воображении еще более радужную картину. Представляя себе, как они в своем собственном приключении переплевывают все, в чем с таким увлечением убеждал их рассказчик, они уже и сами начинали потихонечку вживаться в только что придуманную ими еще более увлекательную версию рассказа. И эти их представления возникали у них так ярко, живо и убедительно, что совсем скоро они уже и сами начинали верить в их для себя реальность, что что-то подобное с ними уже было. А поэтому, с трудом дождавшись окончания понравившегося им рассказа, тут же выставляли на суд слушающих их нечистых свою небылицу.
   С первым петушиным криком они, недовольно кривясь и с сожалением разводя своими мохнатыми лапами, начинали прощаться друг с другом и собираться в обратную дорогу. Ну, а, после третьего петушиного крика, на месте только что закончившегося шабаша лишь догорал искрившийся костер, да валялись разбросанные по земле остатки роскошного пиршества.
   Ночь шабаша - это голубая мечта всей нечисти! Ночь шабаша - это освобождение от изнуряющих душу многочисленных стрессов, это заряд бодрости для плодотворной дальнейшей работы во славу тьмы!
   У заброшенной безжалостной волею их нечистой судьбы в какую-нибудь глухомань провинциальной нечисти нечего было делить друг с другом. У каждого из них были свои собственные раз и навсегда определенные перед темною силою обязанности и обязательства, да и вырваться им уже отсюда не предоставлялось ни одной возможности. А поэтому в положении, когда лишь при большом везении можно было надеяться на более-менее теплое местечко, они жили дружно, и старались не только не досаждать друг другу, но и не искать для себя и для других особых неприятностей. Местная нечисть уже и сама не может вспомнить, кому первому из них пришла в голову такая просто замечательная идея собираться с наступлением рассвета на месте проведения ежегодных шабашей. Собираться в то время, когда светлые лучи восходящего солнышка заставляют их уходить подальше от человеческого жилья, собираться именно на там самом месте, где сама природа помогает им более зримо восстанавливать события той незабываемой для всех их ночи шабаша. Ибо им здесь было лучше всего коротать часы вынужденного безделья и, придаваясь приятными для их нечистых душ воспоминаниями, обсуждать скучные события их совсем уж пропащей нечистой жизни. Почти вся местная нечисть принимала участие в этих утренних сборищах на затерянной в болоте полянке кроме слишком уж заботившихся о своих живых потомках домовых. Ненавидя и презирая их всей своей нечистой душою, остальная нечисть не принимала домовых в свою компанию. Да, и за что им, собственно говоря, было их любить и привечать. Если эти так сильно привязанные к домам домовые наотрез отказывались быть посредниками в коварных замыслах остальной нечисти, а нередко даже мешали им осуществлять задуманное. Стоит только местному бесу направить молнию в соломенную крышу провинившегося перед ним мужика, как увидевшие его намерение домовые тут же пытаются предупредить об опасности пока еще ни о чем таком не догадывающимся своего живого потомка. Местная нечисть упорно отказывается считать домовых своими, да, и сами домовые тоже об этом сильно не переживают и в их компанию не набиваются. Они живут своей обособленной от остальной нечисти жизнью, и уже давно махнувший на них рукою Сатана считал их недостойными своего внимания.
   Так потихонечку, без излишней в этом деле суеты и спешки местная нечисть несла под соломенные крыши крестьянских домов суеверный ужас и сопутствующее с его ощущением зло. Правда, и их уже успели коснуться высказанные Сатаною на шабаше всколыхнувшие их тихую размеренную жизнь новые веяния. Совсем недавно для закрепления полученных им во время учебы знаний к местному лихо прибыл направленный из учебного нечистого центра практикант. Еще только вчера местная нечисть даже о существовании подобного слова не знала. Их в свое время после недолгого обучения в учебном центре сразу же отправляли на самостоятельную работу. А кое-кто из них вообще ни на какой учебе не был. Своим умом до всего доходил. И еще одна весть сильно взбудоражила обеспокоенную нововведениями местную нечисть. В расположившихся неподалеку от них горах поселился обещанный на шабаше сатаною колдун-чернокнижник. Вся нечисть их округа помогала ему обстраиваться в выбранной им для постоянного проживания пещере, а их недавно присланный к ним новый бес ежедневно бегал к нему по вечерам с докладами. Одно успокаивало всполошившуюся местную нечисть, что этот колдун оказался, слава тьме, не зловредным и пока еще относился к ним безо всякого со своей стороны предубеждения. Вот и сейчас прогулявшие всю сегодняшнюю ноченьку по окрестным селам в поисках приключений друзья шибианки Холиды, не дожидаясь наступления скорого рассвета, потихонечку потянулись в сторону всегда сильно притягивающего их к себе заветного островка.
   Нависающие над землею огромными черными каракатицами тучи старательно укрывали уродливыми тушами выглянувшее из-за горизонта красное солнышко. А само красное солнышко, вполне искренне возмущаясь их бесцеремонностью, нет-нет, а возьмет и, выглянув в первый же попавшийся ему между ними просвет, ярко осветит всегда темнеющую в его отсутствии землю.
   - Ничего не бойся, а главное не предавайся убивающей твою несравненную красоту грусти! - кричало красное солнышко потемневшей от невыносимой с ним разлуки земле. - Скоро я прогоню этих скрывающих меня от тебя незваных гостей! И мы тогда снова ослепительно засияем на весь наш воистину прекрасный и неповторимый мир!
   Подбадривая загрустившую в разлуке с ним землю, красное солнышко в одно из таких мгновений вместо того, чтобы выкрикнуть, что оно еще не сдалось и все еще надеется на свою скорую победу, вдруг, разразилось громким раскатистым хохотом. Долго не могли успокоиться время от времени прорывающиеся через рваные края туч его светлые лучики. Они, уже прямо задыхаясь от распирающего их хохота, то торопливо прятались за тучами, а то, в охватившем их всех страстном желании продлить удовольствие от наблюдаемой в ханском аиле картины, не упускали для себя ни одной возможности заглянуть в аил снова хотя бы одним лучиком. И как же им было не смеяться и не хохотать до упада, если как раз в это время между юрт ханского аила важно шествовал разодетый, как павлин, с непомерно толстым для своего маленького роста животом пожилой половец. С обтягивающего его живот наборного пояса свисала сабля, конец которой чуть ли не волочился по земле, и маленький кинжал. А позади на некотором удалении от него шел ведущий под уздцы двух коней слуга. Это и был нынешний ближайший советник хана Китана кошевой Илтарь. Трудно и даже невозможно было сейчас признать в этом карикатурного вида половце главу маленького захудалого рода, когда на его месте еще был умный кошевой Белдуз. В то время еще никому и голову не могло придти, что в этом невзрачном кошевом сокрыто столько изощренной хитрости и непомерной спеси. Но уже много воды утекло с тех пор, когда хан Китан, побаиваясь и не доверяя кошевым сильных родов, совсем неожиданно для всех приблизил его к себе. И он еще ни разу не пожалел о своем выборе. Ибо не блиставший талантами военного начальника, чем в совершенстве владел сам хан, кошевой Илтарь обладал другими не менее ценными в дикой степи качествами. Он был способен с немалою пользою для хана распутывать все время затягивающиеся в тугие узелки невероятно сложные отношения с соседними ханствами и находить верные решения самым сложным их хитросплетениям. И все это со временем сделало его незаменимою находкою для коварного не желающего понапрасну рисковать своим положением и богатством хана. С тех пор его положение в орде заметно переменилось в лучшую сторону. И сейчас кошевой Илтарь, на которого раньше мало кто обращал внимание, да, и сам он норовил все время находиться в тени, важно шествовал по аилу с высоко поднятой оплывшей жиром головою и лишь пренебрежительно кивал ею в ответ не приветствия встречающимся ему половцам. Подойдя к ханской юрте, он властным небрежным движением своей похожей на короткий обрубок толстой руки повелел выскочившему к нему букаулю доложить великому хану, что он просит его принять.
   Хан Китан в это время, сказавшись больным, с сумрачным видом полулежал на разбросанных по постеленному на полу юрты ковру мягких подушках. Со вчерашнего вечера, предаваясь своим беспокойным думам, он все еще никак не мог придумать для себя позволяющего ему более-менее достойно выйти из щекотливого положения повода, в которое он попал сразу же после приезда в аил гонца от хакана Урусобы. Убедиться в прозорливой мудрости и бесстрашии хакана хан Китан мог еще во время их совместного набега на Русь. Но в этой всегда такой непростой жизни одна только мудрость и бесстрашие не всегда приносят с собою победу, а иные победы бывают даже намного хуже поражений.
   - Когда-нибудь его обязательно погубит эта неуемная ненависть к русичам, а заодно и всех тех, кто имел неосторожность последовать за ним, - с неудовольствием подумал хан о неугомонном хакане, который и на этот раз задумал совершить свой очередной на Русь набег. - Уже давно канули в вечность те времена, когда русичи мало что знали о завоевавших степь половцев. И можно было после удачного набега легко затеряться с добычею среди многочисленных половецких орд. Сегодня русичи знают о нашей степи даже намного больше, чем мы сами о них знаем. Только успеют мои воины выйти за границы своих кочевий, как на Руси об этом уже будет всем известно. И уже тогда, если набег хакана и на этот раз будет удачным, их месть может настигнуть меня даже в собственном аиле. Но помогут ли мне тогда отбиваться от разъяренных русичей уже давно зарящиеся на мои тучные пастбища, табуны и отары коварные соседи?
   Запнувшийся на этом своем молчаливом вопросе хан Китан еще некоторое время помолчал, а потом, утвердительно кивнув в ответ своим мыслям головою, пробормотал вслух:
   - Конечно же, они не станут мне помогать. На их месте я и сам не стал бы этого делать.
   Заглянувший в юрту букауль, пытаясь привлечь к себе внимание погрузившегося в нелегкие в последнее время свои думы хана, негромко кашлянул.
   - Ну, что там у тебя еще!? - неприятно поморщившись, недовольно буркнул оторвавшийся от беспокоящих его дум хан.
   - Кошевой Илтарь просит позволение у великого хана войти к нему, - доложил низко склонившийся перед ханом букауль.
   - Он должен был быть у меня еще несколько часов назад, - с прежним неудовольствием буркнул в ответ хан и все понявший букауль пригласил уже догадывающегося, зачем он так срочно понадобился хану, кошевого Илтаря войти в ханскую юрту.
   - Что случилась с великим ханом!? - вскричал притворно забеспокоившийся при виде валяющегося на подушках сумрачного хана кошевой. - Не заболел ли он....
   - Твоего хана грызут темные мысли сомнений, - резко оборвал его льстивое красноречие еще больше нахмурившийся хан Китан. - Твой хан, кошевой, еще со вчерашнего вечера мечется по юрте, словно загнанный охотниками барс, не зная, что ему ответить на послание хакана Урусобы. Ну, и что там слышно у этих русичей?
   - К сожалению, твои опасения, великий хан, подтверждаются, - промолвил в ответ кошевой. - По полученным из надежного источника сведениям русичи догадываются о скором нападении хакана и готовятся встретить его сильною дружиною.
   - Я так и знал, что этим русичам уже обо всем известно! - вскрикнул обрадовавшийся, что его опасения подтвердились, хан Китан. - В наше время уже просто невозможно утаить от них охватившее всю нашу степь волнение! И сейчас осмелившийся натянуть тетиву тугого лука в сторону Руси рискует сам словить вылетевшую из него стрелу.
   Излив все накопившееся в нем раздражение, хан Китан окинул скромно стоящего у полога юрты кошевого вопросительным взглядом, словно дожидаясь от него слов опровержения или еще какой-нибудь подсказки, которая, несмотря на его опасение, помогла бы ему принять достойное благородного половца решение.
   - Не могу советовать великому хану, - уклонился от опасного для него прямого ответа кошевой.
   - Не можешь, - с раздражением буркнул ему в ответ хан, - и никто не может. Потому что только одним ханам позволяется принимать судьбоносные для своего народа решения.
   На эту реплику своего повелителя благоразумный кошевой Илтарь в знак полного своего с нею согласия только молча кивнул головою.
   - Русичи сильные и храбрые воины, - продолжал размышлять вслух хан. - Нападая на их поселения, мы может спровоцировать их не менее жестокую ответную месть. Сколько горя и страданий они могут принести вместе с собою в мою орду, за благополучие которой я, как хан, несу полную ответственность не только перед нашими предками, но и светлыми небесами. Но, какой мне придумать повод, на что мне сослаться, отказывая в помощи и поддержке такому прославленному на всю степь своими победами над врагами хакану?
   Продолжающий сохранять почтительное молчание кошевой Илтарь при последних словах размышляющего вслух хана еле заметно глазу хитро ухмыльнулся. Наступала минута его торжества, его очередного подтверждения многоопытному в подобных делах хитроумному хану Китану своей незаменимости. Но всегда в таких случаях охватывающее его желание еще больше потомить хана в беспокойных внутренне терзавших его сомнениях заставила его начать излагать ему свою подсказку издалека.
   - К великому хану приехал гость из Византии, - напомнил он вкрадчивым голосом забывшемуся в беспокойных размышлениях хану.
   - Мне сейчас не до торговых забот, - с досадой отмахнулся от него хан.
   - Но он намеревается разговаривать совсем не о торговых делах, а хочет обсудить с великим ханом сильно обеспокоившие его в последнее время личные чувства, - продолжал уточнять уже не скрывающий своей ехидной ухмылки кошевой Илтарь.
   - По-твоему, кошевой, у меня больше нет никаких других забот, кроме как обсуждать с византийским купцом его личные дела? - с неудовольствием переспросил его хан Китан, которого неуместные, с ханской точки зрения, подсказки кошевого уже начали раздражать.
   - Он, несчастный, осмелился влюбиться в ханскую дочь, - с ноткой осуждения объяснил хану причину приезда в его аил византийца кошевой. - И сейчас вместе со своим израненным сердцем с нетерпением поджидает приема у великого хана.
   - Простой купец осмелился просить руки моей дочери! - выкрикнул от охватившего его при этом негодования не сдержавшийся хан Китан. - Да, как он смеет даже заикаться о своих чувствах к моей дочке!? Или наша половецкая степь ему сравни своей поганой Византии, в которой они даже императоров сменяют и убивают, как простолюдинов!
   - Выдавать ханшу замуж за византийца необязательно, - продолжал развивать перед ханом свою мысль кошевой, - а сватовство затеять можно. И это, по моему разумению, был бы неплохой повод для отказа от участия в так нежелательном для великого хана набеге на русичей. Не каждый же день выдают свою дочь замуж, причем единственную.
   - Но Урусоба может потребовать от меня только одних воинов, - возразил ему сразу же уловивший ценность его подсказки хан, - и наша затея со сватовством может развалиться, как песочная юрта.
   - Но великий хан любит и постоянно заботится о благополучии своих храбрых воинах и никогда не доверит их жизни в ненадежные руки, - продолжал свои подсказки хану кошевой. - А после смерти доблестного Белдуза у хана больше нет кошевого, которому он с легким сердцем мог бы поручить возглавлять своих воинов в предстоящем походе.
   - Твои мысли, кошевой, еще надо, как следует, обдумать, - задумчиво проговорил уже намного повеселевшим голосом хан.
   Заглянувший в юрту букауль что-то шепнул на ухо окинувшего его вопросительным взглядом хану и тот, согласно кивнув головою, негромко бросил дожидающемуся его окончательного решения кошевому:
   - Ты убедил меня, кошевой, передай этому византийцу, что я выслушаю его просьбу.
   Низко склонившийся перед волею великого хана кошевой Илтарь, не смея повернуться к хану задом, попятился к выходу, а удобно устроившийся на подушках хан окинул нетерпеливым взглядом вбежавшего в его юрту высокого половца.
   - Докладывай, каково самочувствие моей дочери и чем она занимается в аиле кошевого Артыка? - поторопил его недовольно поморщившийся хан при виде, что упавший перед ним на колени половец, прежде чем заговорить о деле, уже приготовился не только целовать ему ноги, но и разразится хвалебною тирадою.
   Одернутый недовольным окликом хана половец сразу же начал рассказывать ему все до мельчайших подробностей о поездке ханской дочери в аил кошевого Артыка, и какие она отдала распоряжения насчет своего время провождения вчерашним вечером.
   - Моя дочь за все время ее пребывания на морском побережье не намеревается ни с кем встречаться? - переспросил засомневавшийся в словах своего слуги хан.
   - Истинная, правда, повелитель! Она закрылась в предоставленном ей кошевым Артыком глинобитной юрте и повелела нам никого к ней не пропускать! - уверил его распростершийся у его ног половец.
   - Может, и на самом деле девочка устала от суеты в моем аиле и хочет немного отдохнуть на морском побережье? - укорил самого себя в излишней подозрительности хан. - И я был не прав, подозревая, что этот недотепа Артык хочет увлечь мою дочь и вынудить меня выдать ее за него замуж. Может у него, в отличие от своего отца, нет, и никогда не будет ханских амбиций? Однако, как бы там не было, мне, все равно, будет лучше попридержать его возле себя, пока моя девочка отдыхает на берегу моря. Я и дальше хочу все знать, что происходит возле моей дочери, кошей, - хмуро бросил он половцу и ленивым взмахом руки разрешил ему удалиться.
   Кружа черными воронами над прилегающей к степи Русью, люди хакана вовремя предупредили его о подготовке русичами своих дружин. Предполагая, что они готовятся отражать несуществующий на них набег половцев, хакан Урусоба только довольно оскаливался в ответ на сообщение слуг своей хищною ухмылкою. Но, когда они притащили к нему одного из дружинников, и тот под пытками поведал хакану, что русичи намереваются сами отправиться в степь, чтобы уже навсегда отбить охоту у половцев к набегам на Русь. Хакан забеспокоился и разослал гонцов по всем своим соратникам прошлых набегов с просьбой о помощи. Опытный в ратном деле хакан прекрасно для себя осознавал, что сильные дружины русичей в первую очередь обрушатся на его кочевья, а поэтому хотел немного ослабить их удар, встретив нападающих русичей огромным половецким войском.
   Один из его гонцов и нервничал, сейчас, дожидаясь приема у хана Китана. Посланный по самому срочному делу он недоумевал, почему его загнавшего по дороге не одного коня не допустили к хану не только вчера вечером, как только он прискакал в аил, но и не приглашают к нему сегодняшним утром. Подобное неуважительное граничащее с оскорблением пославшего его хакана отношение в обычное время потребовала бы от него, демонстративно откланявшись, убираться восвояси. Но он, помня о строгом наказе хакана Урусобы, не мог позволить себе уехать без ясного однозначного ответа, а поэтому не скупился на подарки имеющим хоть какой-нибудь вес в аиле половцам, умоляя их доложить о нем хану Китану. Однако вежливые предупредительные ханские слуги, ссылаясь на свалившую хана в постель болезнь, неизменно отказывали ему в помощи. И уже совсем отчаявшийся гонец вынужден был валяться от безделья в предоставленной ему кибитке и ждать, когда же, в конце концов, все проясниться, и он получит необходимый ему окончательный однозначный ответ. Донесшаяся до его кибитки необычайно громкая для притихшего во время ханской болезни аила возня привлекла его внимание. И он, выйдя из нее, с немалым для себя изумлением увидел, как подтащившие к ханской юрте несколько молодых барашков слуги быстро перерезали им глотки, а выскочившие к ним повара тут же принялись их торопливо разделывать.
   - Что это за гость приехал в аил? - недоумевал про себя насторожившийся гонец. - И почему не принимающий гонца от хакана Урусобы хан готовится устраивать в его честь пир?
   Все это выглядело для него не только необычно, но и даже немного подозрительно. И поэтому гонец, не теряя понапрасну времени, начал расспрашивать о причине немало озадачившего его скорого пира разделывающих прирезанных барашков поваров. Те, не став от него таиться, рассказали неприятно скривившемуся гонцу, что в аил приехал богатый византиец свататься к ханской дочке.
   - Вот тебе и ответ на все мои сомнения! - воскликнул про себя искренне огорченный подобным известием гонец. - О какой войне может идти речь, когда в аиле свадьбою попахивает.
   И только успел он переварить эту неприятную для него хакана новость, как за ним прибежал запыхавшийся букауль. Оказалось, что хану Китану стало немного лучше, и он приглашает к себе гонца великого хакана. Унылый и больше уже не надеющийся на успех своей миссии гонец молча поплелся вслед за торопящимся букаулем.
   Беспокойно снующие по просторной ханской юрте взад и вперед проворные слуги не оставляли приболевшего хана без своего внимания ни на одно мгновение, поправляя подложенные под хана мягкие подушки. А то еще больше укутывали негромко постанывающего хана в валяющиеся грудою на устилавшем пол юрты ковре меховые шубы и с молчаливой угодностью меняли положенную на ханский лоб влажную тряпочку. Вошедший в юрту гонец, низко склонившись перед ханом Китаном, поприветствовал его от имени своего господина.
   - Мне очень жаль, что я был вынужден заставить ждать гонца прославленного на всю степь своими победами над врагами хакана Урусобы, - слабым немного сипловатым голосом повинился полулежащий на груде мягких подушек хан. - Во всем виновата неожиданно свалившая меня с ног тяжелая болезнь. Но сейчас мне стало немного лучше, и я с удовольствием выслушаю послание от доблестного хакана.
   Приосанившийся гонец, холодея душою от неприятных предчувствий, коротко изложил цель своего визита и замер в ожидании ханского решения. Однако, как раз в это время голова хана безжизненно опустилась на подушки и возле него снова засуетились негромко ойкавшие проворные слуги. Пока снова почувствовавший себя немного лучше хан не отогнал их от себя и, обратившись к застывшему в почтительном уважении гонцу, негромко проговорил все тем же слабым сиплым голосом:
   - Великая честь идти в поход под мудрым руководством прославленного хакана Урусобы. И я глубоко сожалею, что свалившие меня с ног болезни не позволяют мне снова испытать великое счастье общения с доблестным хаканом. Я скорблю, что из-за отсутствия в моей орде, после смерти кошевого Белдуза, достойного и мудрого предводителя, которому я мог бы с легким сердцем вручить судьбу своих воинов, я не смогу послать даже их одних для участия в, как всегда, очередном победоносном походе хакана. Прошу передать хакану Урусобе мои глубочайшие сожаления и просьбу простить своего верного друга и соратника в походах за вынужденный отказ, но в дальнейшем я всегда буду рад оказать доблестному хакану свою посильную помощь и содействие.
   Пространственная речь обессилила больного хана Китана, и он с негромким вскриком завалился на обложенные вокруг него мягкие подушки. Встревожившиеся слуги снова беспокойно засуетились вокруг хана, а переполнившие ханскую юрту шаманы громко завопили своими гнусавыми голосами отгоняющие от хана болезни и слабость заклинания. И уже не сомневающийся, что большего для своего господина он у советников так некстати заболевшего хана выторговать не сможет, гонец, оседлав своего коня, пустился в обратную дорогу.
   - Что-то учуял старый лис, - с неприязнью подумал он о хане Китане, покидая его аил.
   Однако, вскоре, хану Китану снова немного полегчало, и расторопный букауль пригласил к нему сгорающего от воспылавшей в нем любви к прекрасной ханше молодого византийца. На этот раз хану уже не пришлось разыгрывать из себя тяжело больного человека, однако только ради врожденной в нем осторожности он по-прежнему продолжал притворяться страдающим от своих мнимых болезней. Оказав так, кстати, подоспевшему к нему гостю самый радушный прием, хан принес ему свои извинения, что из-за своей болезни и отсутствия его дочки в аиле, он не может дать ему окончательного ответа, попросил его посетить его аил немного попозже.
   - Я не хотел бы, не заручившись заранее ее согласием, решать судьбу своей единственной дочери, - проговорил он на прощание польщенному оказанным ему приемом византийцу.
  
   1992 год.
  
  
  
  

Глава шестая.
НЕВИННЫЕ ЗАБАВЫ МЕСТНОЙ НЕЧИСТИ.

  
   - Мы прямо сейчас начнем пакостить, отравляя жизнь, этим жалким людишкам? - звонко прозвучал бодрый голос юного практиканта.
   Задумавшееся о чем-то своем лихо неприятно вздрогнуло, и, недовольно хмыкнув, повернуло голову в его сторону.
   - Вот, навязалось на мою голову, - со злостью подумало лихо о так и кипевшем энтузиазмом от избытка переполняющей его энергии своего практиканта, - а я даже и не знаю, что мне с ним теперь делать-то. Да, и о какой там еще творческой изобретательности в работе может идти речь в то время, когда мои и без того жалкие мысли уже прямо улетучиваются из головы при одном только осознании, что за каждым моим шагом будет следить придирчивое око этой бестии. Мне сейчас даже и подумать страшно, что оно расскажет потом о нашей совместной работе в нечистом центре.
   Но не желающее даже задумываться о съедающих насчет него сомнениях у местной нечисти, юное дарование уже просто горело от мгновенно переполнившего его страстного желания, как можно скорее, начать применять в месте прохождения им практики на живущих в окрестных деревнях людях все, чему его учили в учебном центре. И оно, возбужденно подпрыгивая на своей вертлявой ножке, нетерпеливо поглядывало на смущенное его присутствием местное лихо. Ему еще было просто недосуг задумываться о простых житейских истинах, оно все еще грезила своей возможно скорой головокружительной карьерой. А поэтому не только не знало, но и даже не подозревало о терзающих насчет него сомнениях своего временного поводыря. Тяжело вздохнувшее лихо, начертив палочкою на песке примерную схему своего надела, начало указывать на ней практиканту на самые удобные для их работы места, а с наступлением вечерних сумерек они отправились на поиски приключений. Подведя своего практиканта к сплошь укрытому выбоинами и заполненными грязью колдобинами участку проселочной дороги, по которой в последнее время зачастили мужицкие телеги, они стали дожидаться подходящего случая для своей мерзопакостной деятельности. И она не заставил их слишком долго ждать. Только успело лихо с практикантом устроиться на обочине дороги, как увидели подъезжающего к ним на повозке хмурого бородатого мужика. Подождав, пока старательно направляющий свою лошадку в объезд грязных луж мужик не натянет вожжи, раскрутившееся, как юла, лихо, резко остановившись, протянуло свою единственную руку в сторону вожжей. Выскочивший из руки сгусток разрушительной энергии до того сильно врезал по вожжам, что потерявший равновесие мужик, сердито чертыхаясь, свалился с повозки, а его насмерть перепуганная кобыла с неожиданною для себя прытью понесла тяжело нагруженную телегу по колдобинам. Еще долго веселились за счет перемазанного в грязи небораки лихо с практикантом, пока мужик, охая и прихрамывая, догонял убегающую по дороге кобылу. Другого подъехавшего на повозке мужика они уже подкараулили возле самой большой грязевой лужи. Раскрутившееся лихо направило вырвавшийся из его руки сгусток энергии прямо в туго натянувшийся гуж, который, не выдержав на себе его разрушительной силы, лопнул. Громкий хлопок разорвавшегося гужа так сильно испугал шарахнувшегося в сторону коня, что тот, взвившись на дыбы, опрокинул нагруженную на телегу поклажу прямо в лужу. Схватившийся за голову мужик, проклиная вслух свою беспросветную нищету, вначале занялся починкою хомута, а потом погрузкою намокшей поклажи на телегу. Однако страшно довольное своей очередной проделкою лихо на этом не успокоилось и даже не подумало оставить и без того уже им наказанного мужика в покое. Заливаясь неслышным для смертных людей хохотом, оно со своим юным практикантом от избытка мгновенно переполнившего их нечистые тела восторга запрыгали вокруг него, как сумасшедшие. Передразнивая каждое движение захлопотавшего возле телеги мужика, они, то корчили ему самые, по их мнению, издевательские рожицы. Или, чтобы еще больше приподнять свое веселое настроения, безо всякого зазрения совести колотили по нему неощущаемыми людьми без испускаемой из них разрушительной силы ударами рук. И все время норовили подставить ему уже вполне ощущаемую людьми подножку. А когда мужик начал вытаскивать из грязи мешки и снова укладывать их на телегу, то они, цепляясь за них руками, еще больше отягощали ему и без того непосильную работу. Но мужики, как известно народ упрямый. Они не привыкли сдаваться время от времени сваливающимся на них нескончаемой чередою бедам и тяготам своей изначально беспросветной жизни. И этот мужик тоже, пусть и кряхтя от перенапряжения, но все же, в конце концов, справился с поклажей. Вздохнувший с облегчением мужик устало протер рукавом рубахи вспотевший лоб и только ухватился за вожжи, как, споткнувшись об подставленную ему практикантом ногу, плюхнулся в грязь уже и сам. Вскочив на ноги, он злобно плюнул в грязевую лужу, и поторопился отъехать от проклятого для него места, как можно дальше. Но лихо с практикантом не последовали за ним, а, смакуя подробности только что закончившегося веселья, благоразумно решили, что им следует подождать для себя еще одной подобной оказии. И не успел еще отпущенный ими бедолага скрыться из их глаз, как из-за ближайшего поворота дороги выехала по направлению к ним уже другая повозка. Поверх аккуратно уложенной и увязанной веревками поклажи восседал одетый в добротную одежду мужик. А его впряженный в телегу нервно пританцовывающий в оглоблях сытый конь сердито покусывал мешающие ему перейти хотя бы на мелкую рысь удила.
   - Давай, и ему тоже порвем гуж, - прохрипело еле сдерживающееся от распирающего хохота юное дарование.
   Но не обратившее на его слова никакого внимания лихо только проводила глазами быстро прокатившую мимо них повозку.
   - Но почему!? - недовольно вскрикнуло недоумевающее юное дарование. - Почему ты отпустило этого мужика, даже не попытавшись хоть чем-нибудь ему насолить!? Ведь это же так весело и смешно видеть их обескураженные от неожиданности всего с ними только что произошедшего лица.
   - Я пропустило его, мое сокровище, только потому, что не хотело тратить слишком много своей разрушительной энергии, - окинув возмущенного практиканта укоряющим взглядом, со снисходительной ухмылкою объяснило ему лихо. - Ты же и само не могло не заметить, какая у мужика была крепкая сбруя и как надежно была увязана уложенная на повозке поклажа.
   - Но где же тогда справедливость!? - продолжало возмущаться юное дарование. - Если бедняк не может справить себе новую сбрую, то над ним можно потешаться, а богатого, значит, и лихо не берет!
   - А тебе известно, мое сокровище, откуда мы берем свою разрушительную энергию? - поинтересовалось у него скривившееся от неудовольствия лихо.
   - Днем на солнышке заряжаемся, - со школярской готовностью проговорило в ответ юное дарование.
   - Вот то-то, на солнышке заряжаемся, а ночь длинная. Ночью-то солнышка нет, - назидательно заметило ему лихо. - И если я стану полностью разряжаться по вечерам, то чем тогда мне заниматься всю последующую ноченьку до наступления рассвета.
   Поставленное на место юное дарование смущенно примолкло, и они, уже не торопясь, зашагали в сторону уже начинающейся потихонечку освещаться зажигающимися в избах лучинами и свечами ближайшей деревне.
   - Несправедливо! - возмущалось посчитавшее себя оскорбленным в своих самых лучших чувствах лихо. - Тоже мне поборник справедливости. И чему их только учат в нечистом центре, если они все еще не уяснили для себя такой азбучной истины, что мы, как раз и созданы для борьбы с этой самою ненавистною нам справедливостью. Справедливость, как и изначально насаждаемое Творцом на земле добро, нам просто противопоказано. Однако мне будет лучше на всякий случай немного поостеречься. Кто поймет этих умников из центра? В их изнывающие от безделья головы всякое может придти. А их указание и разъяснения по особенностям сегодняшнего времени для сил зла и тьмы доходят до нашей глуши не тук уж и скоро. В случае какого-нибудь с моей стороны недопонимания, мне потом будет не так уж и легко доказать, что я, как говорят смертные люди, не верблюд. Наш повелитель к таким непонимающим, ох, как суров. Он быстро прекратит мое существование, отправив на веки вечные в свое небытие.
   На подходе к деревне они нагнали несущую на спине небольшой мешочек старушку. Никогда до этого не упускающее удобного случая хотя бы немного покуражится над людьми, лихо раскрутилось, и из проделанной в непрочной материи маленькой дырочки посыпалось на землю тонюсенькою струйкою зерно. Задумавшаяся о своих нерадостных делах старушка долго не замечала, как ее ноша потихонечку становится все легче и легче. А когда опомнилась и нашла в мешочке злополучную дырочку, то от ее зерна уже оставалось меньше половины. Тяжело вздохнувшая старушка тихо опустилась на землю и забилась в неутешных рыданиях. Получалось не так уж и весело. Уже было приготовившееся изрядно повеселиться, лихо с досады только махнула рукою, а укоризненно покачавшее головою юное дарование недовольно проговорила:
   - Может, нам не стоило с этой бедной старушкою так поступать? У этой старухи, как мне кажется, и без нашего вмешательства немало бед и несчастий.
   - Где тонко там и рвется, - огрызнулось уже начавшее немного раздражаться своим напарником лихо, а немного погодя примирительно буркнуло. - Надо же хоть чем-то питаться и летающим по долам и лесам птичкам.
   Так по-прежнему недовольные друг другом они и вошли в притихшую в сгущающихся вечерних сумерках деревенскую улочку.
   - Вот, навязали на мою бедную голову эту въедливую занозу, - бедовало про себя расстроившееся лихо, - и то ему не нравится, и это ему не подходит. Поди, попробуй угодить такому привереде. Еще, чего доброго, наговорит обо мне в центре всяких небылиц, а те, долго не разбираясь, возьмут и сошлют меня туда, куда, как говорят в таком случае люди, Макар своих телят пастись не гонит. И из чего это заноза так выслуживается? Наверное, где-то уже присмотрело для себя теплое местечко. И сейчас надеется вымолить его для себя. Нет уж, золотце мое, ничего у тебя с этим дедом не выйдет. Эти теплые местечки уже давно расписаны для детей заполонивших в последнее время весь темный мир поганых инспекторов. Вот, зашлют тебя в какое-нибудь захолустье, и тогда посмотрим, о чем ты запоешь через каких-то триста - пятьсот лет. Ибо ты, моя радость, к этому времени уже вся там иссохнешь от непробиваемой безысходности, да еще твои нервы будут портить такие же, как и ты сейчас, практиканты.
   Деревня, в которую они решили заглянуть перед своими ночными похождениями, почти ничем таким особенным не отличалась от всех остальных окрестных деревень. Если не считать построенные в самом центре деревни двух домов местных богатеев. Вознесшимися к небесам сказочными дворцами смотрелись они на фоне покосившихся от ветхости с небольшими затянутыми бычьими пузырями окошками остальных мужицких изб. Поэтому-то и привело именно в эту деревню своего практиканта вознамерившееся поразить его местной достопримечательностью лихо. Пусть он, мол, знает, что и в нашем захолустье есть что показать и чем поразить прибывшего из самого нечистого центра гостя. И сейчас оно, с удовольствием наблюдая за осветившимися в восторге глазами практиканта, только с довольной ухмылкою удовлетворенно хмыкала. А для неприхотливого юного практиканта украшенные изображениями фантастических животных и парившими на высоких шестах причудливыми фигурками птиц эти избы и на самом деле выглядели не только внушительно, но и даже, по его меркам, величественно. Срубленные из толстых бревен, они казались ему такими надежно прочными, что уж точно были не по зубам ни одному даже самому ловкому и умелому лихо. Но не сводящее с него пытливых глаз местное лихо вдруг осенило. Оно вспомнило как совсем недавно хозяйка одной из этих изб, полная с красным вечно чем-то недовольным лицом женщина, ругалась со своим мужем. Указывая ему на одну из опор крыши над двором, она злобно выкрикивала своим гнусавым визгливым голосом, что ее муж, обхаживая соседских баб, совсем забыл о своем хозяйстве. И что эта гнилая опора может, рухнув в любую минуту, придавить ее насмерть.
   - Непременно обрушу я эту опору сегодня, - твердо решило ухватившееся за возможность реабилитировать себя перед практикантом лихо. - Пусть он убедится, что я извожу не одних только бедняков.
   И повеселевшее лихо тут же запрыгало к нужной ему избе, а за ним последовало в нетерпеливом предчувствии скорого веселья и юное дарование. Проскользнув в настежь раскрытые ворота, лихо окинуло злосчастную опору беспокойным взглядом, и осветилось довольною ухмылкою. Беспечный хозяин так и не нашел для себя времени не только ее заменить, но и хотя бы укрепить ее от беды подальше какой-нибудь подпоркою. И сейчас лиху было вполне достаточно ударить по ее подгнившей части небольшой порцией разрушительной энергии, чтобы обрушившаяся опора потащила за собою и поддерживаемую часть нависающей над двором крыши. Озорно подмигнув уже начавшему догадываться о его замысле насторожившемуся практиканту, лихо окинуло насмешливым взглядом омывающую теплой водицею коровам вымя хозяйку, и с таинственной ухмылкою тихо шепнуло ему на ушко:
   - Нам надо подождать пока она не начнет доить коров. Смертельно напуганные поднявшейся, после обрушения опоры, суматохою коровы обязательно опрокинут подойники с молоком, что, безо всякого на то сомнения, еще больше раззадорит разгневанную хозяйку.
   Из избы на помощь хозяйке выскочили еще две раскачивающие своими крупными бедрами девицы, и теплое молочко с негромким жужжанием быстро потекло из коровьих сосков в деревянные подойники, образуя на белеющей в вечерних сумерках поверхности ноздреватый шум. Еще немного выждав, пока зажатые у них между ног подойники не наполнятся молоком хотя бы наполовину, лихо раскрутилось: вырвавшийся из ее руки сгусток разрушительной энергии, ударив по опоре в нужном месте, обрушил ее. А вслед за нею и часть поддерживаемой ею крыши с оглушительным треском подалась вниз. Пронзительно завизжавшие девицы еще больше добавили очумело закрутившим головами коровам прыти. И они, сорвавшись с места и опрокинув, как и было задумано, подойники с молоком на землю, убежали через настежь раскрытые ворота на деревенскую улицу.
   - Что здесь у вас произошло!? - выкрикнул выскочивший из избы хозяин.
   - Произошло именно то, о чем я тебя, бездельник, все это время предупреждала! - прорычала ему в ответ разъяренная хозяйка и, ухватившись руками за надетый на него кафтан, закрутило своего супруга вокруг себя, как пушинку.
   Осыпая не оказывающего ей никакого сопротивления хозяина такими трудно переводимыми на русский язык словами, на которые только и способна толстая и некрасивая давно уже позабывшая о любви и ласке деревенская женщина. И долго еще разносилась над притихшею деревнею сладостная для лихо и его практиканта их ругань. И снова веселившиеся над чужою бедою нечистые делали все, чтобы раззадорить их еще больше, то, подставляя им в самое неподходящее время подножки, а то, спуская на их головы с навеса державшиеся там, на одном только честном слове, доски. Успокоившиеся девицы, не обращая внимания на бранящихся хозяев, загнали коров обратно на подворье и, выдоив из них остатки молока, разбежались по своим избам. А вволю потешившие приятным для них зрелищем свои зловредные норовы уже вполне удовлетворенные друг другом лихо с практикантом весело запрыгали из деревни.
   - Нельзя судить только по одной какой-нибудь нашей вредности или хотя бы по приключениям всего лишь одной ночи о работе каждого из нас во славу тьмы, - поучало по дороге лихо своего уже более внимательно прислушивающегося к нему практиканта. - И заруби себе на носу на все свое будущее нечистое существование простую истину, что мы просто обязаны использовать любую подвернувшуюся нам подталкивающую человека к совершению греха возможность.
   - Признаю свою вину, - охотно повинилось перед ним юное дарование. - Мне еще рано судить, что для нашего дела хорошо, а с чем нам лучше всего немного повременить.
   Они уже в самом приподнятом настроении продолжали веселиться до утра. Расшалившееся юное дарование из всех сил старалась убедить своего временного начальника в присущей ему сообразительности и смекалистости. А всегда одобрительно хлопавшее его по плечу лихо не скупилось на похвалу. В соседних деревнях они, отбросив подпорки, разрушили несколько сараев и перебили немало опущенных на ночь в колодцы глиняных кувшинов с молоком. Задумывая очередную пакость, нечистые старались произвести при этом как можно больше шума. Иначе, как бы им еще было заставить забывшихся на полатях в крепких снах мужиков и баб выбегать из теплых изб и сваливать друг на друга вину за все случившееся по вине заглянувших на их подворье нечистых. В лесу они просто от нечего делать свалили на попавшегося им под руки медведя старое дерево, а с первым петушиным криком заторопились на место сбора.
   - А ты молодец, - похвалило лихо своего напарника, - и, начиная, с завтрашнего вечера ты уже будешь работать самостоятельно.
   - Звездочка ты моя ненаглядная, - ласково приговаривал, нежно поглаживая прижавшуюся к нему Варвару, Игнат, - не обижай меня своим отказом. Я так хочу забыться обо всем в твоих объятиях, ласточка ты моя.
   - Все вы, мужики, кобели бессовестные, - тихо шептала в ответ лукаво ухмыляющаяся Варвара, - у всех вас одни только срамные мысли в голове. Вы на все готовы лишь бы увлечь и окончательно погубить бедную беззащитную вдову.
   - И о чем ты только говоришь, Варварушка!? - ласково укорил ее запротестовавший Игнат. - Как же ты можешь сомневаться в моих к тебе чувствах? Да я хоть завтра могу обвенчаться с тобою в церкви....
   - Ну, хорошо, хорошо, - поторопилась перебить своего возлюбленного неприятно скривившаяся Варвара, - как стемнеет, приходи ко мне на сеновал. Я там так крепко обниму своего сокола ясного, что ты мои объятия до самой смерти не забудешь. Но только придешь ли ты ко мне? Не заплутает ли мой голубь сизокрылый по дороге на мой сеновал? - насмешливо добавила она, прозрачно намекая на ревновавшую Игната ко всем деревенским бабам его соседку.
   - Обязательно приду, моя ласточка, - заверил ее обрадованный Игнат и еще крепче прижал к себе ее податливое тело. - Не потеряюсь я по дороге к своей ласточке сизокрылой. Мое любящее сердечко отыщет к тебе тропинку даже в самом дремучем лесу.
   - Тогда до вечера, милый, - устало прошептала тяжело вздохнувшая Варвара и, оттолкнув его от себя, побежала в свою избу.
   А утомленный ее близостью Игнат еще долго не отводил пылающего неукротимыми страстями взгляда от убегающей Варвары и не мог заставить себя уйти с нагретого ее недавним присутствием места. Игнат все еще продолжал ощущать на себе тепло ее так сильно соблазнительного прекрасного тела, а его руки продолжали пульсировать от сохраняющегося в них острого ощущения разгорающегося в нем страстного желания.
   - Долго ли еще ты будешь кормить меня крохами своей любви! - молча восклицал он ей вслед. - Зачем нам нужны эти наши тайные воровские встречи в то время, когда мы может жить и любить друг друга, как и все люди, живя одной семьею?
   Но убегающая к своей избе Варвара лишь больно обжигала Игната уже давно бушующими в нем страстями и ничем неукротимым желанием скорее впиться в ее ни с чем не сравнимые женские прелести губами и продолжать осыпать их жаркими поцелуями до самозабвения. Варвара неодолимо манила его к себе, но в то же время не могла или не хотела успокаивать его хотя бы маленькою надеждою на их счастливое будущее. А он, теряясь в догадках и терзающих его предположениях, все еще не мог не только понять, но и хотя бы объяснить для самого себя, почему она так упорно не желала выходить за него замуж. И не столько отказывалась, как не хотела разговаривать с ним на эту крайне неприятную для нее тему. То ли Варвара неизвестно почему опасалась их любви, то ли ее первое неудачное замужество убило в ней всякое желание заводить новую семью, об этом Игнат не только ничего не знал, но и пока еще просто терялся в догадках. Однако, Игнат, не допуская к себе даже мысли, что Варвара просто им забавляется, не сомневался, что со временем у них все наладится, и что они еще заживут вместе, как говорится, долго и счастливо.
   - Я не могу, ей не нравится, - рассуждал про себя тешивший себя несбыточной надеждою Игнат. - Ведь, я же ее так обожаю.... Да, и она сама при встречах со мною всегда такая страстная и желанная.... Нет, я ей определенно нравлюсь! Но, почему она всегда противиться и не хочет принять мое предложение выйти за меня замуж? Почему она не хочет принять мою руку и мое верное любящее ее сердце?
   Самой же Варваре уже давно осточертели его становящиеся с каждым очередным разом все более настойчивыми домогательства ее руки и сердца. И только поэтому ей сейчас хотелось быть от совсем небезразличного ей Игната как можно дальше.
   - Так тебе, дураку, и надо, - мстительно думала она, прекрасно представляя про себя, что ожидает его сегодня вечером, когда он заявится к ней на сеновал. - Его, видите ли, наши встречи больше не удовлетворяют, ему страсть как приспичило на мне жениться.
   А Варвара о своем повторном замужестве не только не желала слышать, но и даже думать о подобной для себя возможности не хотела. Ибо одна только мысль об этом сразу же возвращала ее в то кошмарное время, когда она была вынуждена избавляться от своего первого мужа. И сколько же ей, бедной, пришлось тогда вынести, и как долго она тогда не решалась дать свое согласие на его смерть. Она никогда не была кровожадною. Ее увлечение тщательно скрываемою от односельчан своей тайной сущностью скорее исходила от ее неуемного и жадного до всего необычного характера, чем от нее якобы врожденной злобности. Однако когда наступило время выбирать между своей тайной сущностью и своим мужем, она выбрала для себя именно ее, свою нечистую сущность. И уже больше ни кем и ни чем не ограничиваемая, она с головою окунулась в свою тайную тщательно скрываемую от всех своих односельчан жизнь. Ее тайное увлечение поначалу отвлекала Варвару от внутренних переживаний и чувства вины перед преждевременно ушедшим из жизни по ее вине покойным мужем. Но со временем все еще дремавшая где-то на донышке ее обугленной от постоянного грехопадения души совесть начала ее тревожить и мешать ей, ощущать себя счастливою.
   - Я и так уже еле справляюсь с убитым по моей вине моим первым мужем, - прекрасно для себя осознавая, что если она согласится выйти замуж, то и для Игната будет уготована все та же печальная участь, бедовала Варвара про себя. - И почему мужики не могут удовлетворяться только одним обладанием красивого женского тела!? И почему мы, женщины, сблизившись с кем-нибудь из понравившихся нам мужчин, обязательно должны отдавать им еще и свою душу!?
   Варвара уже была не вправе дарить так усиленно добивавшемуся ее руки и сердца Игнату свою душу. Ибо нельзя было подарить полюбившемуся ей человеку то, чем она к этому времени уже не обладала, что Варвара уже потеряла, как говорится, навсегда. Ее тайная сущность лишило ее возможности распоряжаться по собственному усмотрению своей душою. Но сейчас острое осознание такой своей нынешней ущербности не приносило ей желанного успокоения. И Варвара, чтобы хотя бы немного отвлечься от раздражающих ее мыслей, поторопилась окунуться в приятные для нее воспоминания о тех временах, когда она еще была совсем маленькою невинною девочкою.
   Ее трудолюбивые богобоязненные родители по воскресным дням празднично наряжали свою доченьку и шли с нею в церковь. Там они зажигали у алтаря свечу и усердно молились, прося всевышнего не оставить своими милостями их семью.
   - Оказывается вы, мои возлюбленные родители, плохо молились или недостаточно больно били в усердных поклонах свои лбы, - зло усмехнулась в ответ своим воспоминаниям Варвара. - Ваши молитвы, по всей видимости, не доходили до вашего Бога, раз ваша дочь, в отличие от вас, выбрала для себя темную сторону человеческой жизни на земле.
   Варваре даже тогда, когда она была еще совсем маленькою, не очень-то нравилось в церкви. Она уже и тогда была живым непоседливым ребенком, и ей претило долгое стояние на коленях и притворное усердие в молитве к никогда ею не виданному Господу богу. Варвара уже и тогда, втихомолку посмеивались про себя над молящими прихожанами, но, побаиваясь своих глубоко верующих родителей, тщательно скрывала от них свое недовольство совместными походами в церковь. В то время ей больше нравилось проводить время со своей бабушкою. Недолюбливающая свою родную дочь Анастасия Петровна почему-то всегда была по-особому ласковой и приветливой со своей внученькой Варварушкою. Ее бабушка знала до того много интересного и поучительного, что могла часами рассказывать любознательной внучке об окружающем их мире и поражающие маленькой девочке воображение страшные истории. Родителям Варвары не очень-то нравилась их дружба. Но постоянно отвлекающее на себя все их внимание крестьянская работа не позволяла ее родителям все время удерживать возле себя дочку. И им поневоле приходилось время от времени оставлять их вдвоем. Их односельчанам тоже почему-то не нравилась гордая и независимая Анастасия Петровна. Постоянно относясь к ней с предубеждением, злые соседские языки поговаривали, что бабушка Варвары встречается с нечистым, но бабушка знала, как их укоротить, и они быстро умолкали.
   Время шло, и подрастающая Варвара потихонечку заневестилась. У молодой красивой девушки с веселым общительным характером не могло быть недостатка в ухажерах, и ее выдали замуж за понравившегося ей в соседней деревне молодого трудолюбивого парня. На первых порах молодожены жили, как говориться, в любви и согласии. И ровно через год у них родилась дочка, которая не принесла ожидаемой радости самой Варваре. Больше похожая на своего отца, чем на нее, тихая застенчивая девочка с самого раннего детства неизвестно почему сторонилась своей мамочки и больше льнула к своему отцу. Но даже и отчуждение собственной дочери не очень-то огорчало веселую жизнерадостную Варвару. И как только она окончательно убедилась, что не сможет завоевать ее любви и доверия, то сразу же перестала обращать внимание не только на подобные ее странности, но и даже на саму свою дочь.
   В нашем воистину прекрасном неповторимом мире, к великому сожалению, ничто не может надолго сохраниться в своем первозданном смысле и значении. В окружающем живущих на земле людей мире нет, и никогда не будет ничего постоянного или раз и навсегда в нем установившегося. В нем абсолютно все подвержено неодолимому во времени изменению, порою доходящему до отличного от своего первоначального смысла содержания. И там, где раньше шумел густой дремучий лес, по истечению достаточного времени может заколоситься рожь, реки все время меняют свои русла, одни озера, заплывая грязью, высыхают, а в самых неожиданных местах могут возникнуть новые. И даже всегда так трудно поддающиеся изменению моря, океаны и материки со временем тоже могут менять для всех нас свои первоначальные очертания. И эти же самые неустанно требующие перемен во всем времена, в конце концов, вплотную подступили и к не унывающей Анастасии Петровне. Но уж слишком подозрительно долго она валялась в кровати в страшных мучениях, и все никак не могла отойти в иной мир, чтобы, представ перед Творцом, отчитаться за свою неправедную жизнь. Обеспокоенные родители Варвары день и ночь поочередно дежурили у постели умирающей, намереваясь хотя бы проводить ее на покой, как подобает христианину. Собиралась подежурить возле своей любимой бабушке и Варвара. Однако родители не только не подпустили свою дочку к ней, но и запретили Варваре даже близко подходить к их избе, пока ее бабушка еще была жива. Но разве можно было запретить с самого раннего детства не отличающейся послушанием Варваре проститься со своей любимой бабушкою!? Да, и к тому же какое-то непонятное даже для нее самой желание все время неумолимо подталкивала Варвару наперекор запрета родителей обязательно встретиться и проститься со своей умирающей бабушкою. Долго кружилась она вокруг родимого дома, и, как только дежурившей возле бабушки ее маме пришлось отлучиться по неотложным домашним делам, она, проскользнув в избу, подошла к умирающей бабушке.
   - Это ты, Варварушка? - уже совсем слабым изнеможенным голосом проговорила догадавшаяся по одному звуку ее тихих шагов, кто это пришел ее навестить, Анастасия Петровна.
   - Да, это я, бабушка, - еле слышно прошептала присевшая на стоящий у ее кровати табурет Варвара.
   - Я не сомневалась, что ты непременно придешь проститься со мною, Варварушка. Я давно уже ожидала твоего прихода, а тебя все нет и нет, - ласково укорила ее Анастасия Петровна.
   - Я хотела навещать тебя, бабушка, - смущенно пролепетала в свое оправдание Варвара, - но мои родители запретили мне к тебе приходить....
   - Я так и думала, Варварушка, - нетерпеливо оборвала Анастасия Петровна свою внучку и, после недолгих колебаний, задала ей очень сильно беспокоивший ее в последнее время прямой вопрос. - Готова ли ты, внученька, по своему желанию принять у меня то, что приготовлено тебе судьбою?
   - Готова, бабушка, - совсем неуверенным голосом пролепетала в ответ немного растерявшаяся Варвара, которая уже заранее была прекрасно осведомлена, что именно предлагает ей умирающая бабушка.
   Варвара уже давно догадывалась, к чему ее готовила бабушка, но до последнего мгновения все еще не была окончательно уверена, готова ли она принять ее дар или нет. Но в это последнее мгновение в ней уже пробудилось ясное понимание, словно кто-то уже принял за нее это решение, что она уже просто не может отказаться от предлагаемого ей дара. Варвара в это самое мгновение ясно ощутила, как помимо ее воли нарастает внутри нее неукротимая волна охватывающего все ее естество желания принять от бабушки дар. Но не от нее самой, а от поселившегося внутри нее какого-то еще ей неизвестного существа. И это мгновенно переполнившее Варвару неукротимая волна желания, несмотря ни на что, согласиться принять предлагаемый бабушкою дар, опутав всю ее волю и лишив Варвару самостоятельности, прямо заставило ее выговорить слова согласия. Но, дав свое согласие, Варвара испугалась. А, испугавшись, начала более внимательно прислушиваться к отчаянно сопротивляющейся адскому напору вселившейся в ней нечистой сущности своей душе. Однако у нее уже не было времени для исправления только что сделанной ею своей самой роковой в жизни ошибки. Вздохнувшая с облегчением Анастасия Петровна торопливо попрощалась со своей внучкою и тут же испустила дух. Анастасию Петровну уже больше не волновали мало заботящие ее во время жизни земные проблемы и, как всегда, ничем необузданные желания смертных людей. Освобожденная от земных страданий согласием своей внучки принять на себя ее нечистую сущность бабушка Варвары уже входила в совершенно иной этап своего вечного существования. Сейчас перед нею вставали уже совершенно иные и более ответственные для бессмертных человеческих душ проблемы и желания. Передача нечистой сущности осуществилась и больше уже ничего для себя не желающая Варвара выскочила из избы, и вся охваченная, пока что непонятным ей трепетным смятением, заторопилась домой. Возвратившейся в избу ее маме больше уже ничего не оставалось, как, закрыв покойнице глаза и сунув ей в скрещенные на груди руки горящую свечу, начать усердно молиться о спасении ее погрязшей в постоянном грехопадении души.
   - Отошла, - констатировал свершившийся факт, возвратившийся с поля отец Варвары. - Перед смертью возле нее не было никого?
   - Не знаю, я на какое-то время была вынуждена оставить ее одну, - пожав в недоумении плечами, проговорила прервавшая свою молитву матушка, - но по возвращению я никого возле нашей избы не видела.
   - Дай нам бог, чтобы было все так, а не иначе, - проговорил, набожно перекрестившись, батюшка Варвары и начал хлопотать насчет похорон своей свекрови.
   Вечером, когда хоронили бабушку, не сводящей с нее глаз Варваре, почему-то все время казалось, что она ей поощрительно улыбается, предсказывая своей внучке сегодняшнюю воистину удивительную ночь. Бабушку похоронили, и когда уже в начинающихся сгущаться вечерних сумерках участники похорон начали рассаживаться за накрытыми столами, чтобы согласно христианскому обычаю в последний раз помянуть усопшую, Варвара, сославшись на недомогание, ушла на сеновал. Ей почему-то захотелось, передохнув от сваливающихся на нее сегодня раз от раза тревожных волнений, хотя бы немного привести в относительный порядок свои закружившиеся в ее бедной головушке мысли. Но только успела она прилечь на дышащее ароматами луговых цветов сено, как увидела идущую к ней с бесом под ручку свою мертвую бабушку.
   - Вот тебе, Варварушка, твой настоящий суженый, - проговорила она своими еле шевелящимися мертвыми устами. - И он приглашает тебя, внученька, на вашу первую брачную ночь.
   Насмерть перепуганная Варвара только намерилась покрыть себя крестным знамением, чтобы именем бога отогнать от себя дьявольское наваждение, но ее же собственная рука ей не подчинилась. Онемевшие уста и обессиленные руки - Варвару уже больше не слушались, даже и не пытались восставать против уже окончательно овладевшей ими нечистой сущности. Отказавшись от бога и допустив к себе нечистую силу, Варвара не могла больше рассчитывать на заступничество всегда присутствующего рядом с человеком святого духа. Нет, конечно же, сотворивший человека Творец милостив к заблудшим в земной непростой жизни своим овечкам! Он всегда старается защитить от нечистых посягательств даже самых отъявленных грешников, когда душа грешника для Него раскрыта и взывает к Нему о помощи. Но невозможно защитить того, чья душа уже полностью порабощена нечистыми помыслами и полностью закрыта для принятия в себя святого духа.
   - Покорись, Варвара! - недовольно прикрикнула на нее рассерженная бабушка. - Ты добровольно согласилась на свою судьбу! Обратной дороги у тебя уже больше нет!
   И Варвара смирилась. Она, покорно прильнув к груди беса, вылетела вместе с ним из сарая и стремительно понеслась в его объятиях по подрагивающим от омерзения небесам. Показав ей все укромные места нечистой силы, и перезнакомив ее со всеми их обитателями, бес снова возвратился вместе с нею на сеновал. И в эту ночь она узнала вместе с ним такое блаженство, о котором не смеет даже и мечтать простая земная женщина. Охочий до женской любви и ласки бес всю последующую ночь вытворял с нею такое, от чего до этого не искушенная в любви Варвара ощущала себя уже прямо на верху блаженства. И если у нее все еще оставались хоть какие-нибудь насчет ее новой тайной жизни сомнения, то уже ближе к полуночи от них уже не оставалась и следа. Это блаженство порочной бесплодной любви примирило Варвару с ее новой сущностью и заслонило от нее все то, о чем только думает и мечтает каждая женщина и в чем именно заключается весь смысл человеческой на земле жизни. Она уже больше ни о чем не задумывалась и ни в чем не сомневалась. Окунувшись с головою в обволакивающее все ее естество легкокрылое счастье, Варвара страшно, до истерики, хотела ощущать это свое призрачное счастье еще и еще. И все не могла им не только насытиться, но и удовлетвориться. Очень странное и совершенно непонятное было это ее новое счастье. Оно было сладким и желанным, но в то же время каким-то казавшимся ей призрачным и легковесным. Только что обретенное Варварою с бесом новое счастье не задерживалась в ней, а, быстро испаряясь, оставляла после себя такой нестерпимый голод к ублажению плоти, что даже одно мгновение без наслаждения ей уже казалась истинным адом. Но в нашем земном мире все имеет не только свое начало, но и свой конец. И с появлением на сеновале ее мужа доставлявший ей такие немыслимые для нее ранее наслаждения бес исчез.
   - Как твое самочувствие, дорогая? - поинтересовался у нее укладывающийся с нею рядом муж.
   - Уже немного лучше, - еле слышно буркнула недовольно поморщившаяся Варвара.
   - Это хорошо.... Нам завтра рано вставать, - проворчал уже проваливающийся в крепкий беспробудный сон уставшего за день человека муж.
   А сама Варвара в эту ночь больше уснуть так и не смогла. Растревоженная искусным в ублажении своих подружек бесом она тихо лежала рядом с храпевшим мужем и раз от разу с ненавистью окидывала его краешками переполненных то и дело охватывающим ее нечестивое тело жгучим желанием своих глаз. Варвара даже не пыталась будить своего разоспавшегося мужа. Больше не сомневаясь, что не сможет утолить томящееся в ней нетерпение уже ставшими для нее постылыми ласками мужа. Так и стала Варвара подружкою беса или по простонародью ведьмою. И с этого времени она с уже прямо съедающим ее изнутри жадным нетерпением дожидалась каждой очередной встречи со своим нечистым дружком. Ибо только в его объятиях она могла не только забыться обо всем на свете, но и утолить погаными ласками умелого в любви беса свое ставшее в последнее время ненасытным похотливое тело. Увлекающие ее в омут порочной любви и захватывающие всю ее без остатка с этого времени затомившиеся в Варваре нестерпимые желания требовали от нее все больше времени для уединения со способным их утолять бесом. И у нее с каждым очередным разом все меньше оставалось свободного времени для общения с мужем и со своими, как обычно, подозрительными до назойливого любопытства подружками. А те, недоумевая, отчего это она так резко к ним переменилась, не спускали с Варвары своих вечно настороженных любопытствующих глаз. И вскоре вся деревня заговорила, что Варвара сторонится церкви, словно в ней не просвещаются людские души, а горит человеконенавистническое адское пламя. Еще свежи были воспоминания об немало досаждавшей односельчанам при жизни Анастасии Петровне. И обеспокоенные пугающими их суеверные души догадками, а не оставила ли старуха свои знания и силы внучке, односельчане начали уже более внимательно присматриваться к встревожившему их всех необычному поведению Варвары. Поплывшие по деревне слухи, в конце концов, дошли и до ушей ее мужа. Узнав о своей жене унижающее и его самого в глазах односельчан подобное подозрение, обеспокоенный муж начал все настойчивее выпроваживать ее в церковь, а его усилившееся за нею наблюдение начало препятствовать ее не так уж и частым в последнее время встречам с бесом. Поначалу Варвара отговаривалась от него занятостью, но потом, понимая, что так долго продолжаться не может, согласилась с осудившим его на смерть бесом. И когда нашли его утопшим в ближайшем от деревни озере, то все подозрения насчет связи с нечистью Варвары тут же переросли в непоколебимую уверенность всех ее односельчан. Теперь уже даже вся измученная нескончаемыми домашними заботами родившая своему мужу не менее дюжины детей Ксения заявляла по всей деревни во всеуслышание, что Варвара самая настоящая ведьма.
   - Ей уже до того осточертело разрываться между двумя своими мужьями, - приговаривала она своим визгливым голосочком, - что Варвара решила избавить себя от самого для себя постылого.
   Неприятно кривившуюся при этом Варвару подобные уверения Ксении, конечно же, задевали. И она в этот же вечер устроила для нее такое, что заставило мгновенно прикусить свои длинные острые язычки всех, кто уже собирался ославить ее на всю округу. Еще раз наглядно убедившиеся в устрашающих их возможностях ведьмы напуганные односельчане надолго запомнили, что с Варварою так же, как в свое время и с покойной Анастасией Петровной, им лучше не связываться. Опечаленные всем случившимся родители Варвары похоронили ее мужа и, забрав внучку к себе, прилюдно отказались от своей непутевой дочери. Но даже и их от нее отказ не остепенил беспутную Варвару. Ей уже и на самом деле было поздно одумываться или искать дорог для отступления в сторону добропорядочной жизни уважающего себя христианина. А поэтому, не став слишком уж расстраиваться даже по этому поводу, Варвара только, с облегчением вздохнув, полностью посвятила саму себя своей тайной жизни. Тем более что сменивший старого предводителя нечисти новый бес оказался не только неутомимым выдумщиком, но и меньше осторожничал. Варвара, после памятной для нее так называемой первой брачной ночи с нечистым, решительно и бесповоротно приняла сторону тьмы. И только поэтому она сегодня вечером намеревалась вместе с бесом отпугнуть так сильно ей в последнее время досаждавшего своими только ее расстраивающими предложениями руки и сердца Игната.
   У самого же Игната насчет красивой разбитной Варвары были совсем иные мысли и намерения. Воспитанный добропорядочным богобоязненным христианином Игнат в одно и тоже время начисто отрицал глубоко укоренившиеся в сознании односельчан суеверия. А раз отрицал, то и не верил в возможность существование на земле всяких там ведьм и колдунов. Варвара ему нравилась.... И Игнат, посмеиваясь над ходившими насчет нее по всей деревне сплетнями, начал за нею ухаживать. Изголодавшаяся по человеческому общению Варвара поначалу не противилась ее ухаживаниям, тем более что их отношения помогали ей хотя бы немного заполнять образовавшуюся вокруг нее в последнее время пустоту. Зарившиеся на Игната остальные деревенские вдовушки не сомневались, что Варвара его околдовала, но, опасаясь ее мести, в их отношения до поры до времени не вмешивались. Не воспринимавшей ухаживания Игната за нею всерьез, Варваре было даже приятно ловить на себе их откровенно завистливые взгляды. Вначале робкие и неуверенные ухаживания Игната со временем переросли в близкие отношения. И очень скоро без памяти влюбленный Игнат начал домогаться ее согласие выйти за него замуж. Не желая отягощать свою совесть еще и его смертью, Варвара поначалу пыталась свести все его домогательства в шутку, отговариваясь поговоркою, что запретный плот всегда сладок, что их нынешние отношения ее вполне устраивают. Однако с каждым очередным днем все более настойчиво изводивший Варвару своими предложениями Игнат скоро довел ее до такого состояния, что она решилась оборвать эту последнюю связывающую ее с людьми ниточку.
   Прохаживающийся по своему подворью нервною походкою Игнат с нетерпением поглядывал на слишком медленное, по его глубокому убеждению, заходящееся солнышко. Он уже не меньше часа смотрел на него, а оно, словно ничего не желая знать о сжигающем его страстном нетерпении, даже и не думало опускаться в место своего ночного отдыха. Но, в конце концов, его страдания были услышаны высшими силами, и внезапно задувший ветерок нагнал тучи на уже начавший потихонечку темнеть в сгущающихся вечерних сумерках небосклон. Как всегда, упорно отказывающееся оставлять без своего надзора этот всегда тускнеющий в его отсутствии земной мир, красное солнышко помимо своей воли закрылось от объекта своего поклонения набежавшим на него облачком. Тем самым, предоставляя обуревающей мерзопакостными помыслами нечисти не так уж и часто выпадающую в их поганой судьбе возможность вылезти из своих смердящих нор на божий свет раньше времени. А совсем об этом не думающий Игнат только потер в радостном предчувствии скорой встречи с любимою женщиною свои руки и заторопился в сторону ее подворья. Даже ясно ощущаемое им свежее дыхание надвигающейся грозы не поколебало его решимости придти на свидание к дожидающейся его прихода Варваре. И он, воровато оглядываясь вокруг себя, быстро проскользнув на ее подворье, торопливо засеменил к тускло темнеющему за ее избою сараю.
   - Варвара, ты здесь, - негромко проговорил вошедший внутрь сарая Игнат, но никто не отозвался. - Я, как всегда, пришел раньше назначенного времени, - недовольно буркнул вслух Игнат и уже без лишней суеты, нащупав в темноте руками лесенку, поднялся на сеновал.
   Удобно устроившись на уже засланной Варварою мягкой постельке, он в ожидании ее прихода задумался о своих в последнее время невеселых делах. С головою погруженный в свои думы Игнат не сразу заметил появившееся у дверей сарая небольшое розовое свечение. Это, конечно же, не входило в планы уже предвкушавшего скорое веселье беса, а поэтому нечистый, как бы непреднамеренно, слегка пошелестел в нужном ему направлении сеном. Вздрогнувший от неожиданности Игнат, повернув голову в сторону дверей, наконец-то, увидел это злополучное розовое свечение.
   - Это, что еще за чертовщина!? - вскрикнул уверенный, что это свечение ему только кажется, Игнат.
   Однако, несмотря на его веру или на его неверие, свечение не исчезало, и не растворялось в небытие, а с каждым очередным мгновением становилось все больше, потихонечку образовывая из себя какую-то пока не очень понятную Игнату форму. Розовое свечение, потихонечку густея, становилось для с ужасом вглядывающегося в него Игната все более зримым. И вот, наконец-то, перед недоумевающим Игнатом появилась голова заливающегося в безудержном немом хохоте коня. Потом образовалась холка, ноги, и уже полностью оборотившаяся в гнедого жеребца Варвара запрыгала перед ним по току резвым скакуном. Онемевший от объявшего его ужаса Игнат затер кулаками по глазам, надеясь таким нехитрым способом отогнать от себя так сильно его смущающее видение. Как, вдруг, уже и вовсе для себя неожиданно ясно ощутил наваливающуюся на него непонятно откуда взявшуюся тяжесть. Интуитивно задергав плечами, Игнат попытался от нее избавиться, но не тут-то, как говориться, было. Навалившаяся на Игната тяжесть не только не спадала, но и даже не ослабевала, а с каждым очередным мгновением давила на уже вообще ничего не соображающего Игната все сильнее и сильнее. И он, пыхтя и обливаясь холодным потом, продолжал, не спуская глаз с высоко подпрыгивающего жеребца, из последних сил сопротивляться этой становящейся для него уже просто невыносимой тяжести. А жеребец все ускорял и ускорял свои невероятные для простого коня прыжки, пока, перекувыркнувшись через голову, не оборотился в старую уродливую ведьму. Окинув насмешливым взглядом остолбеневшего от ужаса Игната, подскочившая к лесенке ведьма начала взбираться к нему на сеновал. И только сейчас вспомнивший, что он христианин, Игнат, торопливо покрыв себя крестным знамением, принялся громко выкрикивать слова святой молитвы, с удовлетворением ощущая, как все это время давившая на него тяжесть начинает потихонечку ослабевать. Но только сумел он от нее освободиться, как из-за закружившегося перед ним взъерошенного легким ветерком сена показалась протянувшая в его сторону свои страшно искореженные с острыми когтями руки ужасно уродливая ведьма.
   Как убегал затрясшийся от охватившего его при виде ведьмы омерзения из этого, по всей видимости, облюбованного нечистыми проклятого сарая уже очнувшийся в своей избе Игнат не только не помнил, но и даже не хотел вспоминать. Оказавшийся у себя дома Игнат тут же, упав на колени перед развешанными в божнице иконами, начал усердно отбивать земные поклоны. Умоляя царствующего над всеми живущими на земле людьми Господа бога простить ему неверие в темную силу, и клялся, что уже больше он на допустившую к себе нечистого Варвару не только не взглянет, но и даже подойти к ней не посмеет.
   А вволю повеселившиеся над незадачливым ухажером Варвара с бесом до наступления скорого рассвета упивались разгоревшимся в их поганых телах сладострастием, и с первым петушиным криком, выскочив из сарая, стремительно понеслись по укрытому тучами небосклону в сторону места сбора местной нечисти.
   Лешему и всегда ходившей вслед за ним его подружке кикиморе сегодня не везло, а они в своих нечистых помыслах так рассчитывали именно на сегодняшнее воскресенье. Почти всю предыдущую неделю в их лесу моросил мелкий так называемый в простонародье грибной дождик и, как всегда, отзывчивые на него грибы тут же выставили напоказ свои вылезшие из земли аппетитные головки. Подобное грибное изобилие всегда притягивало и притягивает к себе всех живущих в окрестных селах мужиков и баб, а в воскресные дни, когда крестьяне отдыхают от всех одолевающих их в будние дни забот, в лесу особенно многолюдно. Вот, и сегодня, как и всегда, лес с самого раннего утра наполнился озабоченно снующими грибниками, которые беспрерывно входили и выходили из леса, наполняя его раздражающим лесных обитателей звонким смехом и громкими выкриками. В предчувствии скорого начала настоящей охоты за неустойчивыми людскими душами леший и кикимора с отчаянно забившимися в их поганых телах сердцами неустанно кружили вокруг грибников. Искусно подражая голосам людей, они только ради своего удовольствия запутывали поддавшихся на их ухищрения своих незадачливых жертв.
   - Пусть мы и не загубим сегодня, моя дорогая кикимора, ни одной христианской души, но зато хоть повеселимся вволю, - проговорил рано утром приглашающий свою подружку принять участие в привычном для его нечистой души в такое время занятии леший.
   И леший оказался прав в своем на сегодняшний день предположении: откровенно недоумевающие впоследствии лица запутавшихся в лесу грибников всегда вызывали у веселившихся за их счет нечистых дикий раскатистый хохот. Однако, настоящей охоты за бессмертными человеческими душами лешему и кикиморе, как было видно, сегодня не видать, как собственных ушей. Как бы ни старался сегодня леший запутать поддавшегося его уловкам очередного небораку, чтобы тот уже утратил всякую надежду отыскать выход из леса, ему все еще не удавалось никому из грибников внушить глухое отчаяние. Привести бедолагу к такому глухому отчаянию, при наступлении которого заблудившийся в лесу человек уже не только попадал под их власть, но и позволял заполучившим его в свои сети нечистым вытворять с ним, что им только заблагорассудится. Увлекшиеся охотою на людей леший с кикиморой хорошо для себя осознавали, что только при подобном глухом отчаянии они способны приблизиться к несчастному человеку настолько близко, что они уже смогут воздействовать на свою жертву гипнозом. Воздействуя на попавшегося в их сети человека изначально врожденным во всех нечистых гипнозом, нечистые уже могут с наслаждением впитывать в себя так приятные для их многогрешных душ ощущения всегда переполняющего в такое время жертву ужаса, пока не загоняют ее до смерти. Но в сегодняшнее воскресенье этих грибников в лесу было до того много, что заплутавшиеся стараниями лешего с кикиморой люди, выходя на собирающих грибы односельчан или знакомых, быстро успокаивались. А раз успокаивались, то уже начинающее свое пагубное на людей воздействие гипноза со стороны недовольно кривившихся нечистых тут же прекращалось. С облегчением вздохнувшие грибники снова, как ни в чем не бывало, продолжали наполнять свои корзинки самыми отборными грибами. Невозможность полностью подчинить хотя бы некоторых из них своей нечистой воле уже начало вводить самого лешего с кикиморой в глухое отчаяние, заставляла их, теряя веру в свои способности, сомневаться в успехе задуманной ими на сегодня охоты на людей. Искренне огорченный своими сегодняшними неудачами леший только тяжело вздыхал, а об его остро необходимом в таком поганом деле охотничьем азарте уже и говорить не приходилось. Однако нечистая судьба была сегодня к лешему милостива, и ближе к вечеру, когда задержавшаяся в лесу шумная ватага грибников уже собиралась идти домой, в его лес неуверенной шаткою походкою вошел изрядно подвыпивший мужичек. Разговаривая со встретившимися ему грибниками, мужик признался, что с утра принимал в своей избе гостей, и что выпитая им хмельная медовуха уже чуть ли не валит его с ног.
   О! Это уже было для насторожившегося лешего и его подружки кикиморы самая настоящая удача! Им ли не знать, что у пьяного человека всегда намного легче возбуждать требуемое нечистым глухое отчаяние, и что его было намного проще запутать в лесу, чем трезвого. Возвратившийся к лешему охотничий азарт снова забил нервной дрожью по всему его уже предчувствующему неожидаемую удачу поганому телу. Не желая невзначай спугнуть выпавшее им сегодня везение, леший с кикиморою не спускали со своей жертвы разгоревшихся пронзительным адским огнем глаз.
   - Вот наберу полную корзинку грибов и заставлю свою жену сварить мне мой любимый грибной суп, - смакуя предстоящее удовольствие, делился с грибниками мужик.
   Коварно ухмыльнувшаяся кикимора повела его в нужном направлении, открывая мужику с особой тщательностью оберегаемые ими днем грибные места. А не ожидавший подобного везения ни о чем таком плохом для себя еще не подозревающий притихший мужик начал с жадностью вырывать попадающиеся ему прямо в руки одни белые грибы вместе с грибницею. Крупные, пока еще не отмеченные ни одной червоточинкою молодые грибы быстро наполняли взятую им с собою корзинку. А когда с удовлетворением крякнувший мужик, положив в корзинку последний вытащенный им из земли гриб, разогнул свою спину, то уже не узнал места, где он сейчас находился. Обеспокоенный мужик осмотрелся вокруг уже более внимательно, но, к своему несчастью, он не видел в окружающих его высоченных деревьях ничего такого, что помогло бы ему определить направление для выхода из леса.
   - И куда же меня сегодня занесло? - подумал вслух, не зная, в какую ему сторону податься, чтобы выйти из совершенно незнакомого леса встревоженный мужик, - О! Го! Го! Го! - громко выкрикнул он в надежде докричаться до недавно встретившихся ему в лесу грибников, но те, к его сожалению и к немалой радости лешего с кикиморою, уже успели уйти из леса.
   Не сводящие с немало озадаченного грибника глаз притаившиеся в ближайших кустах нечистые тут же начали использовать свои все определяющие во время их охоты за людскими душами возможности. Кого-кого, а уж лешего с кикиморою не надо учить, как им следует поступать в подобных случаях. Негромко повизгивая от переполняющей их нечистые тела радости, они, подражая голосам покинувших лес грибников, начали заманивать покорно следовавшего по их зову мужика в самую глухомань леса. А тот, предполагая, ориентируясь по их голосам, что его избавления уже совсем близко, бежал на их оклики до изнеможения, безо всякого сожаления разбрасывая по дороге недавно собранные грибы. Тем временем начало смеркаться и потемневшие в лесу кустарники, еле слышно шелестя листочками, завеяли на уже еле державшегося на ногах мужика безмятежным сонным покоем. Начинающий подозревать подвох мужик остановился и, с трудом успокоив свое участившееся дыхание, прислушался к непрекращающимся окликам нечистых. Вечерняя прохлада приятно защекотала по его разгоряченному телу, а вокруг него заклубился еще только-только начавший устилать землю своим рыхлым серым покровом туман. Дурманящий голову хмель к этому времени уже окончательно выветрился из головы грибника и мужик начал рассуждать более-менее здраво, что не очень понравилась утратившим возможность воздействовать на его затуманенное сознание внимательно наблюдающим за ним нечистым.
   - Хорошо еще, что выпавший туман пока еще, не поднимаясь высоко, только стелется по земле, - подумал вслух уже больше не окликающийся на путавшие его голоса нечистых опомнившийся мужик.
   И грибник, присев на торчащий из тумана невысокий пенек, начал соображать, а что же он еще может предпринять для поиска выхода из леса. Притаившаяся неподалеку от него в кустах нечисть тоже с нетерпением дожидались, что же мужик станет предпринимать для спасения из их силков.
   - В эти дебри меня увлек известный любитель путать в лесу людей леший, - подумал вслух обо всем догадавшийся мужик. - И сейчас, пока туман не поднялся высоко, мне будет лучше всего, взобравшись на высокое дерево, хотя бы определиться с направлением выхода из леса.
   Поднявшийся с пенька мужик взобрался на росшую неподалеку от него высокую ель и окинул внимательным взглядом раскачивающиеся перед ним под дуновением слабого ветерка верхушки деревьев. Но ничто вокруг не обретала для него знакомого очертания, и как бы ни всматривался мужик в окружающий лес, ничто не подсказывало ему спасительного из него выхода. Везде, куда бы он ни бросал свой ищущий выхода из леса взгляд, еле слышно шелестел ему в ответ один только чужой совершенно ему незнакомый лес.
   Воспользовавшиеся временною передышкою леший с кикиморою заспорили между собою, что им следует еще предпринять, чтобы, окончательно запутав мужика, если так будет угодно их нечистой судьбе, загубить его душу. Даже сама мысль о возможности такой редкостной удачи пробивала нестерпимо сладкой дрожью по их затрепетавшим в ее предчувствии уродливым телам. И переполняющиеся уверенностью, что им сегодня непременно удастся загубить душу грибника, нечистые сейчас были готовы делать все от них зависящее для непременного и безусловного достижения своей самой заветной мечты.
   - Не может такого быть, чтобы этот грибник не встречался тебе в лесу еще раньше! - злобно прошипела лешему в лицо еле сдерживающаяся от распирающего ее негодования кикимора.
   - Конечно, он и раньше встречался мне в нашем лесу, - не стал отговариваться незнанием обеспокоенный слишком быстрым отрезвлением грибника леший. - Помнишь, как мы на него разозлились, когда он завалился со своей красавицею женою в нашем самом любимом укромном месте, а его дети в это время обрывали нашу чернику.
   - Теперь, и я сама припоминаю, - озадаченно хлопнув ладошкою своей мохнатой лапы по лбу, шепнула ему в ответ кикимора. - Ох, и да чего же сердитая я была на него! Но его детей я трогать тогда не стала, они у него были очень смешные и забавные....
   - А какой нежный бархатный голосочек у его красавицы жены!? - перебив кикимору, не без зависти воскликнул в ответ своим собственным воспоминаниям о семье мужика леший.
   - Уж не влюбился ли ты в нее, мой неверный дружочек? - не без ехидства переспросила лешего ревнивая кикимора.
   - Ну, что ты все выдумываешь, - поспешил ее утихомирить спохватившийся леший, - я не способен променять тебя, близкое мне по духу существо, на какую-то там смазливую человеческую бабенку.
   Не поверившая ему кикимора в ответ только укоризненно покачала своей мохнатой головою, однако, подумав, что сейчас не самое подходящее время для выяснения отношений, благоразумно промолчала.
   - Я знаю, что нам с ним дальше делать! - тихо вскрикнула она в ответ на вопросительный взгляд лешего. - Мы должны, подражая голосам его жены и детей, заманить мужика в топи, а там уже с помощью водяного окончательно с ним расправиться.
   - Лучше, моя дорогая, уже и не придумаешь, - поторопился с похвалою возблагодаривший все силы ада за то, что опасный для него разговор с кикиморой окончился, и подозрения в его неверности не запали в души его мстительной подружки. - Мы уже можем считать, что победа над этим попавшимся в наши сети бедолагою уже в наших руках, что меня с тобою будут чествовать на очередном шабаше.
   - Не торопись делить шкуру еще не убитого медведя! Не спугни удачу, дубина стоеросовая! - злобно прошипела рассерженная кикимора. - Нам лучше прямо сейчас попытаться заманить грибника в топи....
   Устроившийся на суку высокой ели мужик продолжал напряженно всматриваться в быстро переходящие в кромешную темноту вечерние сумерки, но ничто не помогала ему определиться со своим нынешним месторасположением. Тогда он, спустившись с ели, снова уселся на пенечек, и, обхватив руками свою расстроенную голову, погрузился в нелегкое раздумье о своих невеселых делах, не замечая, как старательно внушаемое ему нечистыми отчаяние все больше овладевает его рассудком. И, вдруг, мужик совсем неожиданно услышал далекий отзвук голоса искавшей его по лесу жены. Поднявшееся в нем теплое чувство благодарности к не бросившей его в беде своей супруге обогрело уже почти отчаявшуюся его душу. И мужик, соскочив с пенька, со всех своих ног кинулся в его направлении.
   - Папа! Иди к нам! - скоро послышались ему и звонкие голосочки своих детей. - И мои, птенчики, тоже еще не спят, переживают за своего папочку, - со слезами на глазах подумал мужик об переживающих за него своих детях.
   Чередующие оклики жены и детей направляли его, как ему думалось, в сторону выхода из леса. И мужик, беспрекословно повинуясь доносящимся до него их далеким окликам, все шел и шел по лесу, нещадно ругая самого себя, что не сразу догадался о путавшем его лешем, что позволил нечистому заманить себя в такую глушь. Его малые дети скоро умолкли, но жена, не уставая, все звала и звала его к себе. И он бежал к ней из последних сил с радостью, ощущая для себя, как ее голос с каждым очередным мгновением становился к нему все ближе и звонче.
   Подражающая голосам жены и детей заблудившегося с ее помощью грибника кикимора уверенно вела его к топям. А сам леший в это время бежал напрямик по буреломам к занимающемуся сейчас очень для него ответственным и необычайно хлопотливым делом водяному. Понимая, что набродившиеся по лесу в поисках грибов крестьяне уже больше не захотят купаться в соединенных между собою подводными каналами подвластных ему озерах, он заставил всю озерную и болотную нечисть наводить порядок в его подводном дворце. А за их, как всегда, беспутною неуправляемою толпою всегда нужно смотреть, как говорится, в оба глаза.
   - Чуть только зазеваешься и обязательно хоть что-то да пропадет, - жаловался он своему старому осьминогу, - а потом ищи себе свищи, но все равно никаких следов не отыщется. Нет в наше время по настоящему преданных честных слуг, - горевал он, всегда с облегчением вздыхая, когда после окончания уборки все в его дворце оставалось на своих местах.
   Так с ним было и на этот раз: пережив немало для него неприятных мгновений, он по окончанию уборки отпустил убиравшихся в его дворце слуг, и позвал для очередного осмотра всех своих русалочек. Конечно же, никакой такой срочной надобности в их сборе у него не было, но водяной всегда так поступал, когда наступала пора подыскать для себя новую фаворитку.
   - Этим всегда норовящим усесться бедному мужику на шею бабам время от времени приходится устраивать хорошую выволочку, - недовольно буркнул вспомнивший о своей прежней фаворитке красивой белокурой русалочке водяной. - Все им в моем подводном дворце ничего не нравится, и им, неуемным, никак не угомониться. Если я не буду время от времени указывать своим русалочкам на место, то они очень скоро могут потребовать от меня не только сделать их озерными королевами, но и даже мне самому пресмыкаться перед ними словно я, водяной, не их господин и повелитель, а какой-то там простой утопленник. Нет уж, мои дорогие, со мною у вас этот фокус не выйдет. У меня, слава тьме, еще имеется немало возможностей привести вас, моих возлюбленных, в чувство.
   Окинув недовольным взглядом выстроившихся напротив него русалок, сердито нахмурившийся водяной остановил свой взгляд на старательно отворачивающей от него глаза в сторону своей прежней фаворитке. Нелегко было водяному решиться променять свою строптивицу на другую красотку, но и жить больше с нею уже было ему невмоготу. Сколько справедливых нареканий водяной уже выслушал на нее от своих подданных, сколько времени он уже потратил, уча свою возлюбленную русалочку уму-разуму, но все его поучения отскакивали от его фаворитки, как горох от стенки. Она всегда была непреклонно неуступчивой, когда от нее требовалось хотя бы немного урезонить свои вредные привычки или ограничить свои необузданные желания. А какая она ревнивая!?.. С подобной ревностью водяному в его богатой на приключения жизни приходилось встречаться не так уж и часто.
   - И надо же ей додуматься до такого, чтобы приревновать меня к подружке этого заморыша лешего кикиморе! - уже не однажды вполне искренне возмущался возводимой своей любимой русачкою на него напраслиною водяной.
   И все это еще можно было бы водяному стерпеть, но она даже и с ним самим не очень-то церемонилась. Чуть что не по ней, так сразу же ухватится мертвою хваткою за его голову и давай кружиться вокруг него, осыпая своего, по ее мнению, ни в грош ставившего ее неблагодарного сожителя самыми обидными для водяного словами. И, поди, попробуй ее тогда слови, такую шуструю и вертлявую. Немало волос не досчитается водяной на своей голове, пока утихомирит и приведет, так сказать, к порядку свою привередливую русалочку. Долго терпел все ее выходки неравнодушный к ее прелестям водяной. Но, когда она стала ставить себя чуть ли не выше его самого, и считать, что все в его озерах должно удовлетворять ее непомерные прихоти, то водяной уже просто был обязан принять насчет своей приближенной русалочки все необходимые меры.
   - Сошлю я эту строптивицу в самое глухое заплывшее вонючей грязью озеро, - позлорадствовал не отводивший своего сердитого взгляда от провинившейся перед ним русалки водяной. - Пусть она, хотя бы немного измазавшись в грязи, иссохнет там от тоски и скуки. Глядишь, немного и поумнеет.
   И только он начал осматривать своих русалочек, насмешливо поглядывая на свою прежнюю уже готовую провалиться сквозь землю от стыда и распирающего ее при этом бешенства фаворитку, как прибежал этот полоумный леший. И добро бы по серьезному делу, а то, как и всегда, с всякими своими глупостями. Вознегодовавший от еще небывалой со стороны какой-то там мелкой нечисти дерзости водяной непременно наказал бы лешего, если бы вовремя не вспомнил сказанные Сатаною на шабаше слова о сотрудничестве и взаимопомощи. А, вспомнив, он уже даже и вида не подал, что рассержен унизительным для него предложением, и даже лично сам предложил свою помощь этому зловредному, провалиться бы ему сквозь землю, лешему.
   - И о чем только ты говоришь, дорогой, - скорчив на своем лице любезную ухмылку, пробормотал в ответ на вопросительный взгляд лешего водяной. - Я буду только рад оказать тебе в этом деле посильную помощь.
   - Ну, и как, договорился с водяным? - уточнила у возвратившегося своего дружка продолжающая направлять движение бегущего якобы на оклики своей жены мужика кикимора. - Он поможет нам окончательно загубить бессмертную душу этого несчастного?
   - Договорился, - весело ответил ей осветившийся довольною ухмылкою леший. - Вон, видишь, впереди нас поблескивает чистая вода, там и будет его ждать водяной.
   Леший с кикиморою отбежали от продолжающего беспрекословно повиноваться их окликам мужика с таким расчетом, чтобы он вышел прямо на вклинивающуюся в болото узкую полоску чистой воды, начали окликать его голосами детей.
   - Папа, мы ждем тебя! Выходи к нам скорее! - разнеслись над притихшими болотами их звонкие лживые голоса.
   А между тем у уже совсем измученного ими мужика не было больше сил не только для какого-то там еще бега, но и хотя бы для ускоренного шага по хлюпкой болотистой местности. Заплутавший в лесу мужик уже только с невероятным напряжением воли машинально передвигал своими отказывающимися ему подчиняться ногами. Однако при звуках окликающих его детей у него словно открылось второе дыхание. И радостно встрепенувшийся мужик припустил в их сторону до того быстро и стремительно, что непременно попал бы в цепкие лапы водяного, если бы, на его счастья, как раз в это время выглянувшая из-за туч луна не осветила ему дорогу. Не добежав до уже приготовившегося схватить его водяного каких-то два или три шага, он при виде угрожающей ему смертельной опасности остановился на месте, как вкопанный.
   - Батюшки мои! - воскликнул в изумлении мужик. - Так это же топи! И вела меня сюда на погибель голосами моих детей и жены болотная нечисть!
   А уже было прыгавшие от охватившего их поганые тела радостного ликования, леший с кикиморою в ответ только злобно зашипели. Но неудача никогда не вводит нечистых, в отличие от нас, людей, в замешательство, а только еще сильнее подстегивает ее в своем непременном желании обязательно, несмотря ни на что, добиться желаемого. И они уже скорее просто от отчаяния, чем, надеясь хоть на какой-нибудь успех, сделали еще одну попытку заманить его в топь.
   - Папочка, где же ты!? Мы тебя ждем! - старались снова его расшевелить леший с кикиморою, но сам мужик больше уже не стал испытывать свою судьбу.
   - Дети мои! - выкрикнул он в ответ на оклики нечистых. - Идите домой! Ваш папа вернется к вам утром! Если это и на самом деле мот дети кричат, то они обрадуются мне и завтрашним утром, увидев меня живым и невредимым, - подумал он вслух и, подобрав в изобилии валяющийся вокруг сухой хворост, разжег небольшой костерчик. Немного выждав, пока он у него не разгорится с достаточной силою, мужик подбросил в костер толстых сучьев, и устроился рядом с ним на ночной отдых. А ни успокаивающиеся обозленные постигшей их неудачею леший с кикиморою все бегали и бегали вокруг него, но даже и близко не могли к нему приблизиться: все время стоящий на страже у спящего человека ангел-хранитель не позволял им это сделать.
   - Уважаемый водяной, - обратилась к насмешливо наблюдающему за ними водяному потерявшая терпение кикимора, - не выпустить ли тебе на него своих русалок. Их же этот несносный для нас ангел-хранитель остановить не может. Так пусть они своими щекотками загонят этого бесчувственного чурбана в воду, прямо в твои руки.
   Неприятно скривившийся водяной окинул внимательным взглядом нахмурившийся небосклон и с деланным сожалением злорадно буркнул ей в ответ:
   - Не могу, любезная кикимора. Сама же видишь, что сегодня весь небосклон усеян тучами. Разбредутся мои русалочки в такой темноте по всему лесу, и тогда попробуй их снова собрать. Попрыгают они, бедняжечки, от отчаяния в какую-нибудь грязную лужу, и все зачахнут там от нестерпимой вони. Они же у меня существа нежные, совершенно не приспособленные к нашим болотам.
   - Тогда все, нам уже здесь поживы больше не видать, - пробормотала в ответ убитая горем кикимора. - А ведь удача была сегодня почти в наших руках, но мы, как всегда, не сумели ее удержать.
   - Не переживайте, друзья, - с прежним злорадством проговорил ехидно ухмыльнувшийся водяной, - вы сегодня были на высоте и провели достойную в нашем деле высокого мастерства работу. И пусть мы все сегодня потерпели, так сказать, сокрушительное поражение, но у нас еще остается надежда на лучшее будущее. И кто может заранее знать, что еще может преподнести нам сегодняшняя ночь?
   И все же хоть какая-то сожалеющая нотка, но проскользнуло и в лицемерных словах слукавившего водяного: в случае их совместной сегодняшней удачи и о нем самом тоже было бы сказано немало хорошего на очередном шабаше.
   - До встречи, друзья, на нашем обычном месте, - попрощался с лешим и с кикиморою водяной и уплыл к своим русалкам.
   А неутешные леший с кикиморою все бродили и кружили, как неприкаянные, вокруг безмятежно храпевшего у затухающего костра мужика. Окидывая виновника своего испорченного настроения колючими взглядами, они все это время только и делали, что обвиняли друг друга в упущенной ими сегодня редкостной удаче. А с первым петушиным криком они, уже не торопясь, угрюмо заковыляли в сторону место сбора местной нечисти.
   Лишь мерный стук копыт лениво семенящего по дороге коня, да визгливое подпрыгивание на ухабах телеги нарушали безмятежную тишину примолкшего в сгущающихся вечерних сумерках леса. Установившаяся на земле вскоре, после захода красного солнышка, бодрящая человека прохлада способствовала не только более глубокому осмысливанию жизни на земле, но и более проникновенным взглядам людей на окружающий их мир. А он, этот окружающий человека мир, по мере сгущения вечерних сумерек, выглядел все более таинственным и загадочным. Тем более, если человеку в это время суток приходилось проезжать через густой дремучий лес, то тогда уже ему под каждым деревом и за каждым кустиком виделись, и представлялись смотрящие на него с немой угрозою всевозможные одним словом просто ужасные существа. Однако, как было видно, подобные страхи не очень-то беспокоили полулежащего на укрытой рогожею поклаже одетого в добротную крестьянскую одежду мужика. Он не торопил своего коня. И лишь изредка, отрываясь от приятных для его тела и души, если судить по сияющей на его полном лице довольной ухмылке, дум беззлобно причмокивал губами, да слегка хлестал по жирному конскому заду шлеей веревочных вожжей. Нависающая над лесом огромная лохматая туча уже так низко опустилась к застывшей в тревожном ожидании скорой неминуемой беды земле, что казалось вот-вот, и она заденет верхушки взметнувшихся под самые небеса высоченных деревьев. Однако, как бы там не было, но всего одно неосторожное движение затаившегося в кустарнике зверя так гулко разнеслось в этой пугающей все живое тишине, что обеспокоила впряженного в телегу коня. Встревоженный конь остановился и, с шумом втягивая воздух в свои подрагивающие от нервного напряжения ноздри, принюхался к долетающему к нему из кустов неприятному запаху.
   - Но! Пошла, ленивая тварь! - прикрикнул на него очнувшийся от дум мужик и недовольно дернул вожжами.
   Но уже почуявший сильно забивший по его дрожащим от омерзения ноздрям густой противный запах притаившегося в кустарнике зверя конь злобно захрапел. И тревожно оглядываясь по сторонам, заплясал в оглоблях, пятясь, от пугающего его запаха зверя.
   Не понимая, что могло случиться с его, как бы вдруг, взбесившимся конем, мужик, чтобы скорее привести коня в чувство, захлестал по нему гибкой хворостинкой. Но конь, не обращая на захлеставшего его гибкой хворостинкой мужика внимания, уже прямо содрогаясь от испытываемого им омерзения и в охватившем его страстном желании оказаться от неприятного места, как можно дальше, со злобным похрапыванием изо всех своих сил продолжая пятиться назад. А недовольно скривившийся хозяин, еще сильнее натянув на себя хоть как-то удерживающие коня в повиновении вожжи, старательно выискивал для себя, что-нибудь более убедительное, способное помочь ему скорее привести вышедшего из его воли коня к порядку. Но не успел: мгновенно разнесшийся по всему лесу дикий вопль или вой уже до того сильно испугал встревоженного коня, что тот, взвившись на дыбы, опрокинул телегу и стремительно помчался по лесной дороге. Свалившийся с повозки мужик подхватил выпавший вместе с ним топор и, выставив его впереди себя, окинул внимательным взглядом росшие по обеим сторонам дороги высоченные деревья. Однако, к его крайнему удивлению, вместе с утихшим воем на лесной дороге тут же установилось прежнее спокойствие и тишина, и пока что на мужика никто не собирался нападать. Немного успокоившийся мужик, не выпуская из рук придававшего ему уверенность топора, начал потихонечку обследовать придорожный кустарник. Подойдя к тому месту, откуда совсем недавно послышался ужасающий вой, мужик, снова взяв топор на изготовку, и осторожно раздвинув ветки, заглянул внутрь куста. Но там уже никого не было. Сплюнувший от досады мужик закинул топор на плечо и торопливо зашагал по ведущей на выход из леса дороге. Но далеко уйти ему не удалось. Снова разразившийся над притихшим лесом душераздирающий вой заставил мужика снова остановиться, чтобы достойно встретить острым топором прыгнувшего на него из придорожных кустов огромного волка. Больше не ожидавший на себя нападения мужик еле успел вывернуться от летящей прямо на него оскаленной волчьей пасти и отскочить в сторону. Промахнувшийся волк, круто развернувшись, собрался и снова прыгнул на замахавшего в отчаянии вокруг себя топором мужика. И так он продолжал без устали прыгать на него со всех сторон, пока все время отступающий под его напором мужик не уткнулся спиною в росшую возле дороги сосну. Застраховав себя от нападения сзади, мужику уже стало немного легче и удобнее отбиваться от не оставляющего его в покое волка. Но и это на первый взгляд не очень значительное преимущество не заставило волка отказаться от своей оказавшейся ему не по зубам добычи. И пусть волк теперь больше, чем в самом начале своего нападения, осторожничал, но не прекращал все прыгать и прыгать на мужика, заставляя того из последних сил отмахиваться от него топором. Злобно урчавший волк, ловко увертываясь от лезвия топора, продолжал свои яростные атаки на защищавшегося мужика, словно поджидая, когда его жертва, обессилив, позволит ему растерзать себя, не причиняя самому волку никакого вреда.
   - Но это же просто невозможно! Волки-то, в отличие от нас, людей, не обладают разумом! - уже не однажды восклицал про себя в ответ на эту немало его озадачившую догадку мужик, но не прекращающиеся нападения волка не позволяли ему слишком долго задумываться о совершенно непонятных странностях напавшего на него волка.
   Время шло, и изрядно притомившийся махать топором мужик начал потихоньку сдавать. А еще больше разъяренный его упрямством волк все нападал и нападал на мужика, не давая ему возможности хотя бы немного перевести дыхания и протереть, уже начавший застилать ему глаза, выступивший на лбу пот. Все реже и реже мелькал в руках мужика топор, и все наглее становился уже каждой клеточкой своего мускулистого тела остро ощущающий, как уходят силы из прижавшегося к сосне человека, волк. Все ближе и чаще щелкают возле головы мужика, обрызгивая ему все лицо обильно стекающей изо рта слюною ужасные волчьи челюсти. Но вот наступил и тот долгожданный волком момент, когда отбивающийся от него мужик уже был не в силах поднять свой топор. Возликовавший волк дико взвыл от сладостного для него предчувствия уже скорого торжества своей окончательной безусловной победы над более слабым, чем он, человеком. И, уже больше не ожидая от своей жертвы могущего его остановить сопротивления, одним молниеносным прыжком оказался у мужика не груди. А потом, даже позволив себе в предвкушении уже совсем скорого для него наслаждения зажмуриться, раскрыл свою оскаленную всю в белой пене пасть. Не сомневающийся в беззащитности перед ним уже полностью изнеможенного им предыдущею схваткою человека волк позволил себе не торопиться сжимать свои стальные челюсти на шее мужика. Волк хотел продлить для себя этот невероятно сладостный для него миг, как можно дальше, чтобы его месть в чем-то перед ним провинившемуся мужику уже навечно запечатлелась в его памяти. Он страстно желал смаковать эту свою месть до того долго, как было только возможно в его положении. И просчитался: пронзившая все его волчье тело острая боль в передней лапе заставила его вначале отскочить от мужика в сторону, а потом, поджав хвост и, заскулив, как побитая собака, скрыться в лесной чаще. А мужик, неуемное желание жизни которого сумела победить его страшную усталость и заставила его из последних сил поднять топор и вонзить его в своего смертельного врага, все еще не веря в свое избавление, устало, соскользнув спиной по сосне, опустился на землю. С трудом, переводя свое участившееся дыхание, мужик еще долго сидел возле сосны на карачках, и не мог для себя понять, а что же это такое произошло с ним на самом деле. Нелегко было ему понять, а главное принять для себя странное поведение напавшего на него волка, но еще труднее было ему убедиться, что волк только ради того, чтобы напасть на него, не погнался за более лакомым, как обычно, для всех волков конем. И так он еще долго прикидывал и так и этак в своей, как давно уже всем известно, расчетливой и во всем предусмотрительной крестьянкой головушке, пока не озарился совсем уж неожиданной для него догадкою.
   - Господи! - торопливо покрыв себя крестным знамением, воскликнул смертельно напуганный одною только своею догадкою мужик. - Так это же был оборотень! А я-то еще думаю, почему он показался мне таким огромным и не по-волчьи сообразительным! Мне еще повезла выйти из схватки с оборотнем без единой царапины, а то я бы и сам....
   Что было бы с ним в этом случае дальше, об этом мужик не только не хотел говорить, но и даже думать. Тут же, упав на колени, мужик начал в усердной молитве благодарить спасшего не только ему жизнь, но и сохранившего его от укуса оборотня Господа бога, что для глубоко верующего христианина было намного страшнее смерти. Немного успокоившись и, очистив святой молитвою свои мысли, мужик, опасливо оглядываясь вокруг себя и держа свой топор наготове, заторопился домой.
   Не сладко было в это время и самому убежавшему в лес оборотню. Оставляя за собою широкий кровавый след от непрерывно стекающей из раны крови, он кое-как допрыгал на трех лапах до небольшой укромной полянки и, громко визжа от нестерпимой боли, три раза перекувырнулся об пень через голову. После третьего кувырка, на полянке уже не было волка, а вместо него появился уже не молодой обнаженный мужчина. С тяжелыми вздохами и охами он извлек из отрытой под пнем потайной ямы узелок с одеждою и, оторвав от нижней рубахи широкую полосу, перевязал свою кровоточащую рану. Потом, стараясь, как можно меньше беспокоить свою пораненную руку, оборотень не без труда натянул не себя одежду и, присев на карачки, прислонился спиною к росшей поблизости сосне. В таком не очень-то приятном для него положении оборотень еще долго, тихо раскачиваясь и с неприязнью прислушиваясь к ноющей в руке боли, размышлял о неудавшемся сегодняшнем покушении.
   - Ох, и как же такое могло произойти, что меня чуть ли не зарубил топором простой деревенский мужик! - помимо воли вырвалось у оборотня сквозь плотно сжатые зубы. - И хорошо, что не зарубил, а то пришлось бы мне под старость оставлять эти обжитые моими предками места.
   А уезжать оборотню из так хорошо способствующей его безопасному существованию глуши, оставляя свое немалое имущество, не очень-то хотелось. Он не мог знать заранее, как у него на новом месте сложатся отношения с людьми, а главное, сможет ли он на чужбине заниматься своим привычным прибыльным делом. Но пока что такой острой необходимости в его поспешном бегстве не было, и оборотень потихонечку с головою погрузился в наплывшие на него воспоминания.
   Демьян Давыдович - оборотень в тринадцатом поколении. Его далекий предок был в свое время знаменитым на всю округу охотником. Немало бессонных ночей пришлось провести ему в засадах, подкарауливая, повадившегося таскать деревенских овечек волка. Волк был необычайно хитрым и осторожным, но и охотник был упрямым. И он сумел не только обнаружить волка выпрыгивающим из соседского сарая с бараном на спине, но и пустить в него из своего тугого лука смертоносную стрелу. Раненый стрелою волк, бросив добычу, убежал в лес, оставляя за собою хорошо видимый на снегу кровавый след.
   - Далеко волку с моею стрелою не уйти, - подумал захотевший провести остаток ночи в теплой постели охотник, - завтра утром я легко отыщу его по следу околевшим в лесу.
   Глупый, он думал, что убил оборотня стрелою с обычным железным наконечником. Когда рано утром охотник пошел по следу раненого волка, то немного оклемавшийся оборотень сам напал на него из засады и в завязавшейся между ними схватке укусил. Долго не мог понять предок Демьяна Давыдовича, почему в лунные ночи все его тело всегда переполняется трудно объяснимым трепетным желанием. Охватывающее им в это время сильное волнение лишало его не только сна, но и покоя. Но пришла пора и, пока еще неведомая предку Демьяна Давыдовича властная сила подняла охотника ночью с теплой постельки и погнала в лес. Не понимая переполняющих его сильных и, казалось бы, ничем неодолимых чувственных желаний, предок Демьяна Давыдовича бежал в темный сырой лес, не разбирая дороги, с легкостью перепрыгивая через кусты и буреломы. Бежал до тех пор, пока уже стало не по силам больше сдерживать в себе этих властно толкающих его куда-то неизвестно зачем и почему чувственных желаний. И охотник, остановившись, завыл на так сильно манящую его к себе нежно томящим светом луну. Он выл на нее до тех пор, пока все его тело не покрылось шерстью, а он сам не превратился в огромного волка. И уже только незадолго до наступления скорого рассвета, когда овладевшее возбуждение начало потихонечку ослаблять на утоленном теле свои тиски, предок Демьяна Давыдовича с ужасом понял, что стал оборотнем. Вернувшийся из леса ни кем не замеченный охотник проскользнул в свою избу, а потом, спрятав свое изорванное нижнее белье, захлопотал, как ни в чем не бывало, по хозяйству. Но с этой ночи приход каждого очередного полнолуния ощущался его всегда волновавшимся телом еще примерно за неделю до наступления. Не зная, как ему сейчас избавится от поработившей его нечистой силы, охотник, задумав свое самоубийство, даже изготовил для стрелы серебряный наконечник. Но, к счастью, совсем не тяготившегося своей нечистой сущностью Демьяна Давыдовича, у него на это дело не хватило мужества и решимости. Время шло, и охотнику становилось все труднее объяснять родным свои частые беспричинные отлучки из дома во время полнолуний. Появившиеся у них подозрения могли способствовать его разоблачению, как оборотня. Поэтому он, чтобы продолжать и дальше скрывать от всех свою тайную жизнь, совсем неожиданно для всех своих односельчан превратился из страстного охотника в странствующего по белому свету мелкого купца-коробейника. Приближающееся полнолуние выгоняла его из родного дома в лес, и он, пугая в нем случайно встретившихся ему путников, подбирал все, что оставляли ему убегающие объятые смертным ужасом люди. А потом сбывал незаконно присвоенную добычу известному всей округе, как скупщику ворованных вещей, знакомому еврею. Часть полученной выручки охотник приносил домой, а все остальное прятал до следующего полнолуния. Встречая, возвращающегося домой с гостинцами своего мужа и отца домашние, конечно же, не догадывались, что у него может быть совсем иная причина для ухода из дома. Всемогущее время, как гласит народная мудрость, не только лечит, но бывает, что и калечит людей. Так и предок Демьяна Давыдовича со временем свыкся со своей тайной сущностью, тем более что его новый промысел оказался более выгодным, чем его прежнее увлечение охотою. Однако, это же самое время еще и неумолимо. И все подвластные времени ровесники предка Демьяна Давыдовича потихонечку один за другим начали отбывать на покой в иной мир, в то время как он сам, несмотря на свои преклонные годы, по-прежнему оставался сильным энергичным человеком. При виде постоянно присутствующего на его лице здорового румянца всем окружающим его людям казалось, что даже сама смерть опасается приближаться к нему намного больше, чем он сам ее боится. Но люди-то смертны, а поэтому никто из них не должен слишком долго задерживаться на этом свете, в противном случае он обязательно вызовет совершенно ненужные его родным и близким подозрения и кривотолки. Не знающие подлинной причины его долголетия и, как обычно, никогда не верующие во все разумные объяснения этому феномену откровенно завидующие люди обязательно придумают свою и найболее худшую для осмелившегося бросить им вызов человека версию. Они обязательно обвинят его во всех смертных грехах и не остановятся даже перед публичным сожжением, чтобы уже никто больше не осмеливался будоражить далеко не совершенные умы людей возможностью при определенных условиях продления своей земной жизни. И хорошо все это осознающий предок Демьяна Давыдовича, в конце концов, решился, пока еще не стало слишком поздно, уйти из жизни добровольно. При наступлении очередного полнолуния он взял с собою в лес старшего сына и, показав ему все свои тайные убежища, поведал всю правду о причине своих частых отлучек из дома. А перед самым своим превращением он протянул сыну лук со стрелами с серебряными наконечниками и попросил его оказать ему содействие в вполне искреннем его желании покончить со своим земным существованием. Но сын не смог исполнить волю отца, и тогда превратившийся в волка отец сам напал на него. Долго отбивался от оборотня не желающий убивать своего отца сын, но, когда разозленный его упрямством волк укусил его, он пустил в него стрелу.
   - Спасибо, сын, за мою смерть, - успел поблагодарить его перед своей кончиною отец, - и прости меня, что я сделал и тебя самого оборотнем.
   Опечаленный сын привез тело отца домой и, объяснив его смерть нападением разбойников, похоронил, справив богатые поминки. И в первое же полнолуние исчез из дома так же, как в свое время исчезал и его отец. Зная, что его отец перед смертью собирался передать свой промысел сыну, никто из родных и односельчан не только не встревожился, но и даже не подумал, что в уходе из дома молодого парня может быть совсем иная причина. Да и сам сын в отличие от отца, не долго мучаясь угрызениями совести, успешно продолжил его дело, и в свою очередь передал семейный промысел своему единственному сыну. Потихонечку совершенствуясь в знаниях о своей тайной сущности, предки Демьяна Давыдовича со временем научились подчинять своей воле обуревающие их телами в полнолуние страсти и желания, а так же оборачиваться волками в любое другое удобное время. Благодаря приобретенному преимуществу перед простыми смертными людьми предки Демьяна Давыдовича уже не только смирились со своей тайной сущностью, но и активно использовали ее в личном обогащении.
   Блуждая ночами по лесу, предки Демьяна Давыдовича перезнакомились со всей местной нечистью и, используя неограниченные для нечистых в таком деле возможности, обогатились еще больше. Последний из рода оборотней Демьян Давыдович уже считался среди не очень-то богатого местного населения вполне зажиточным купцом. Но свои так называемые торговые дела он по примеру своих предков предпочитал вести сам, а не перепоручать их, как это было принято у остальных состоятельных купцов, приказчикам. Богатство к людям просто так не приходит. И его односельчане, теряясь в догадках, болтали о зажиточности семьи оборотня разное, но представить себе, что Демьян Давыдович оборотень, конечно же, не мог ни один из деревенских мужиков даже в своем самом воспаленном воображении. Даже такое немаловажное в любой деревне обстоятельство, что Демьяна Давыдовича уже давно не видели в местной церкви, легко объяснялось его частыми отлучками из дома. Желая и дальше поддерживать о себе в деревне хорошее мнение, возвращающийся из поездок по своим торговым делам хитрый и изворотливый Демьян Давыдович тут же начинал распространяться о своей придуманной им самим набожности. В своих насквозь лживых и лицемерных россказнях он до чертиков надоедал своим односельчанам рассказами: сколько свечей им было поставлено в церквях, и как много он потратился на помин своих умерших родственников на чужбине. Русские люди испокон веков отличались легковерностью даже себе во вред, и только поэтому Демьян Давыдович слыл среди своих односельчан вполне добропорядочным христианином.
   Но сегодняшним вечером осторожный и осмотрительный во всем Демьян Давыдович решился на такой глупый с его стороны поступок, на который не решился бы ни один из всех его предков-оборотней.
   - И все из-за этой проклятой любви, - так объяснял он впоследствии своим нечистым друзьям свой сегодняшний чуть ли не разоблачивший его перед односельчанами поступок, - в моей бедной головушке наступило такое сильное помутнение, что я уже не соображал, что делаю.
   И надо же было случиться, чтобы Демьян Давыдович в свои немолодые годы так сильно, до самозабвения, влюбился в красивую жену деревенского старосты. Однако гордая избранница не торопилась осчастливить Демьяна Давыдовича своей благосклонностью. Жена старосты не поддалась на уговоры стать полюбовницею Демьяна Давыдовича и вместо того, чтобы наслаждаться его ухаживаниями, взяла и рассказала о его нечестивом предложении мужу. Считая самого себя глубоко оскорбленным, деревенский староста не только устроил по уши влюбленному Демьяну Давыдовичу скандал, но и прилюдно поклялся избить до смерти, если хоть когда-нибудь увидит возле своей жены местного богатея. Уже одно это вряд ли смог бы выдержать считающий себя намного выше и могущественнее простых смертных людей затаивший в себе обиду на зарвавшегося, по его мнению, старосту Демьян Давыдович. Но тут еще масла в разгорающийся в нем против своего обидчика огонь добавила взбешенная его неверностью собственная супруга.
   - И надо же было тебе, дорогой мой муж, выкинуть подобное непотребство, - окидывая Демьяна Давыдовича насмешливым взглядом, выговаривала она с утра и до позднего вечера своему понурому супругу. - Как видно недаром люди говорят, что седина в бороду, а бес в ребро. Постыдился бы ты, старый и плешивый, хотя бы своих детей.
   Это любовное приключение сильно навредило до этого непоколебимому авторитету Демьяна Давыдовича среди своих односельчан, И он, затаив обиду, решил, что непременно отомстит мужу отвергшей его любовные домогательства красавицы.
   Просидев возле сосны до наступления рассвета, он с первым петушиным криком встал на ноги и пошел в строну места сбора нечистых, не сомневаясь, что только там он найдет понимание и так ему сейчас необходимое сочувствие. Ибо во всем белом свете не было и никогда уже не будет для Демьяна Давыдовича более близких для него живых существ, чем собирающаяся по утрам на месте проведения шабашей местная нечисть.
   Люди недаром говорят, что страх, как и безудержная охота, гонит человека хуже всякого кнута. Поэтому и подвергшийся нападению оборотня староста, стремясь, как можно скорее выйти из так сильно напугавшего его сегодня леса, все время несся по дороге, как угорелый. И только оказавшись на опушке леса, староста, немного успокоившись, позволил себе посмеяться над недавними страхами.
   - Ну, и врезал же я оборотню, - с самодовольною ухмылкою подумал вслух староста. - Впредь будет знать, как связываться со мною....
   Расхрабрившийся мужик засунул топор за пояс и неторопливо зашагал к уже затемневшей в густых вечерних сумерках своей деревне. Здесь его и заприметило только что вышедшее на дорогу местное привидение.
   - Ага, соколик, наконец-то, и ты попался в мои руки! - вскрикнуло при виде не так уж и часто встречающегося ему в темноте старосты обрадованное привидение и, не теряя понапрасну времени, растрепало длинные седые волосы.
   Исказив самой ужасной гримасою свое и без того страшное лицо, привидение с диким пронзительным воплем помчалась вслед за старостою. Подумав, что его снова преследует пришедший в себя оборотень, староста, выхватив из-за пояса топор, повернулся в сторону вопля, но при виде нападающего на него ужасного привидения просто оцепенел от охватившего его ужаса. Развевающиеся по ветру повисшие с обтягивающей безглазый череп морщинистой дряблой кожи седые волосы в сочетании с длинным ослепительно белым саваном и мертвенно-бледным лицом не только парализовали его волю, но и лишали старосту сил. Уже торжествуя по поводу своей скорой бесспорной победы, привидение, не сбавляя скорости, с жутким леденящим кровь хохотом протянуло к старосте свои костлявые руки, словно намереваясь схватить его и утащить за собою в ад. Впитывая с непомерной жадностью в себя исходящий от насмерть перепуганного человека особенно лакомый для нечистых ужас, привидение не торопилась ускорять неминуемую расправу с бедолагою. В то время как прямо оцепеневший с перепуга староста не только был не в силах закрыть глаза, но и хотя бы отвернуться в сторону от приближающегося к нему выходца с того света. Староста мог только обливаться холодным потом, да смотреть широко раскрытыми глазами на летящее к нему кошмарное адское создание. Ужасное для живых людей приведение с каждым очередным мгновением становилось к старосте все ближе и ближе. И вот оно уже даже коснулось кончиками своих скрюченных пальцев его волос.... Забившая по всему телу буйная дрожь от охватившего старостою омерзения освободила от не позволяющего ему тронуться с места оцепенения. И староста, круто развернувшись, так припустил по дороге в деревню, что только пятки сверкали в темноте от его босых ног. А злорадно ухмыльнувшееся приведение только и ждало от насмерть перепуганного старосты поспешного бегства. Оно не могло упустить мгновение своего торжества над якобы всемогущей на земле жизнью. С громким гиканьем и неестественно диким хохотом привидение с нескрываемым радостным ликованием закружило над умирающим от страха старостою, что даже не заметило, как началась деревня. Ударившись со всего размаху в преграждающую дорогу жердь, через которую убегающий от него староста, несмотря на свои немалые годы, перемахнул одним махом, привидение, наконец-то, оставив его в покое, повернуло обратно в лес. Там оно и бродило до наступления скорого рассвета, перебирая про себя смешные подробности панического бегства напуганного им старосты и заливаясь своим жутким раскатистым смехом. При жизни приведение было мужем Анастасии Петровны - бабушки Варвары. Но когда это было!? С тех пор уже много раз сменяла осень зима, зиму сменяла весна, а весну лето, что приведение уже даже перестало верить в реальность когда-то происходивших с ним событий. Да, и не так уж и легко представить собранному из громыхающих костей и дряблой кожи существу, что и оно когда-то было молодым и красивым. Что и оно было когда-то таким же, как и все его, ныне живущие односельчане, что и оно когда-то тоже, как и все они, ходило в церковь и страшно боялось встречи с такими, как оно сейчас, привидениями. С тех пор уже много утекло в небытие воды и в его отношениях с ныне живущими односельчанами все коренным образом переменилось. Оно сейчас не боится живых людей, но по непонятным даже для него самого причинам почему-то так сильно их всех ненавидит, что не упускает для себя ни одной возможности, чтобы подпортить им и без того не очень-то радостную жизнь. Однако, как бы там ни было, но приведение воспринимает для себя свои прижизненные воспоминания не как бывшую реальность, а скорее как что-то наподобие сказки об Иванушке-дурачке и злой коварной красавице. Многое уже позабылось из его прежней жизни, но оно так не сумело до сих пор забыться даже, несмотря на его огромное желание навсегда позабыть о той распиравшей его когда-то радости, когда покоренное им сердце красавицы принудило самую красивую деревенскую девушку согласиться выйти за него замуж. Оно все еще никак не могло позабыть о том горьком разрывающем все его сердце отчаянии, когда оно вскоре, после свадьбы, застало свою молодую жену на сеновале в объятиях беса. Нет, что теперь об этом не говори, а такое почти смертельное для любого в его положении молодого парня разочарование всегда ложиться тяжелым непосильным грузом на всю его дальнейшую жизнь. И неутешное привидение потом почти неделю ходило по деревне, как в воду опущенное, не зная, на что ему решиться и как ему следует поступить с обманывающей его с бесом своей молодой женою. Но скоро к нему пришло удачное, по его мнению, решение сложившейся для него по вине своей неверной супруги очень даже щекотливой ситуации.
   - Именно так я и должно буду поступить со своею коварной неверною женою! Если я не в состоянии соперничать с более искусным в любви бесом, то пусть тогда эти любовники обеспечат мне хотя бы привольную дальнейшую жизнь! - воскликнуло тогда про себя обрадованное найденным решением привидение и поторопилось объясниться со своей женою.
   Обеспокоенная знанием мужа о тщательно скрываемой от всех своей тайной жизни, Анастасия Петровна, не стала откладывать дело, как говорится, в долгий ящик. Этой же ночью она передала бесу все выдвинутые ее мужем условия для их дальнейшего сожительства.
   Но бес просто так давать деньги не привык, да, и сама ведьма сомневалась, что, получив требуемое, ее муж не ославит ее впоследствии на всю деревню. Поэтому они и решили тогда, что им будет лучше всего его загубить. Однако легко решить, но тяжело дело делать. Долго думали и гадали тогда они, как им будет лучше с ним расправиться, пока не пришел к ним на помощь оборотень - батюшка Демьяна Давыдовича. Он-то и подсказал им, что надо делать, чтобы в смерти мужа ведьмы никого из них не обвинили. Повеселевшая Анастасия Петровна, встретившись утром со своим мужем, тихо проговорила ему в ответ на его вопросительный взгляд:
   - Мы хотели бы с тобой договориться, но дело в том, что ни бес, ни я сама не имеем права даже дотрагиваться руками до настоящих денег. А те, которыми мы одариваем на заклад души грешников, на поверку оказываются фальшивыми. Так что, если ты, конечно же, согласен, мы покажем тебе место, где они эти настоящие деньги лежат, и отвлечем их хозяина. А ты их заберешь, и живи себе, как хочешь.
   Поверил муж своей коварной неверной жене и темной ночью отправился вместе с нею за деньгами. А она привела его к богатому дому отца Демьяна Давыдовича, открыла тесовые ворота и, указав ему на дальний угол просторного подворья, тихо проговорила:
   - Возле стены этого сарая, зарыты в глиняном горшке деньги. Возьми стоящую в углу лопату и откапывай их. Бес уже караулит чуткий сон хозяина, а я сейчас усыплю его собак.
   Ведьма еле слышно прошептала какие-то неразборчивые похожие на заклинание слова, и встревоженные вторгшимися на подворье чужаками собаки оборотня в одно мгновение угомонились, погрузившись в глубокий сон. Наглядно убедившийся в возможностях своей жены ничего не подозревающий о замышляемом ею против него смертоубийстве муж взял в руки лопату и начал капать в указанном ему месте. Но только успел он докопаться до заветного горшочка, как громко залаяли только что уснувшие собаки, а во двор выбежал со своими домочадцами сам хозяин. Догадавшись, что все это было специально подстроено, обозленный муж набросился с лопатою на участвующего против него в заговоре оборотня, а тот только этого от него и дожидался. Оборотень с такой силою врезал незадачливому мужу по темени, что тот в одно мгновение окочурился, а его душа предстала перед строгим и неподкупным божьим судом. Перед нею тут же замелькала картинки из уже прожитой душою на земле жизни. Было в ней немало плохого и предосудительного, но все же чаша добра перевешивала. А когда перед застывшей в тягостном ожидании душою замелькала ее жизнь, после свадьбы с ведьмою, то чаша грехов медленно подалась вниз и застыла на полпути к отметке "ад". Как ни дула на нее душа, как не прыгала она под нею в охватившем ее нестерпимом желании приподнять чащу весов хотя бы немного - у нее ничего не получилось. И пришлось ей, спустившись обратно на землю, стать привидением. Стать привидением, конечно же, было очень печально, но все же не так уж и плохо. Привидение - это не какой-нибудь там вампир или оборотень, оно не всегда обязательно должно было принадлежать к темным силам. У него всегда имеется возможность возвратиться к добропорядочному существованию. И душа обманутого коварной женою мужа тоже могла бы успокоиться и стать хорошим добропорядочным привидением. Оно могло бы не пугать своим ужасным видом людей, а, наоборот, стараться всегда быть с ними рядом, пытаться предостерегать их от беды, помогать им в их нелегкой земной жизни и, в конце концов, удерживать их от дурных помыслов и поступков. Но оно, оказавшись на земле, избрала для себя совершенно иной путь: сойдясь со своими нечистыми убийцами, оно уже обрекло себя на вечное существование жалким нечестивым привидением. Что ж, как говорится, каждый в этой нашей земной непростой жизни получает для себя именно то, что он и заслуживает. Ибо трудно, а иногда и просто невозможно взывать к совести того, кто сам добровольно избрал для себя неправедный путь. И поэтому не познавшее в своей жизни для себя высшего наслаждения добродетели привидение даже ошибочно считало, что ему еще повезло в своем изначально мерзком и поганом нечистом существовании. Все упорно державшиеся за свою добропорядочную жизнь его сверстники уже давно ушли из земной жизни, а оно, не видимое в светлое время суток, продолжало свое бессмертное существование, наблюдая за жизнью в деревне их детей и внуков. И не только наблюдать, но и пугать их, как всегда, трусливые суеверные души до полусмерти. И это уже было самым убедительным доказательством его превосходства над всеми смертными людьми. Но особенно ему правилось пугать маленьких детей, которые были более восприимчивы к его страхам, чем взрослые, и которых ему не составляло особого труда напугать, как говорится, до смерти. Здесь в лесу привидение встретилось с направляющимся в сторону места их утреннего сбора вампиром. Вампир, как и полагалось ему по роду своего занятия, был самым таинственным и загадочным человеком в деревне. Как ни старались деревенские сплетницы, но им так не удалось от него выведать, откуда он родом и чем занимался до прихода в их деревню. А он, поселившись в небольшой избушке на околице деревни, жил замкнутою от всех жизнью, не навязывая никому свою компанию и ни с кем не пытаясь подружиться. Своей красивой внешностью и приятным обхождением он быстро завоевал симпатии женской половины деревни и пользовался среди них особой популярностью. Даже заневестившиеся молодые девушки, и те, увлекаясь им, с надеждою посматривали на его одинокую избушку. Но он, не приближая к себе ни одну деревенскую красавицу, предпочитал ублажать затосковавших от безделья жен местных богатеев. Раздобревшим на обильных хлебах женам богачей было просто невдомек, что он в страстном любовном порыве неизменно прикасался своими кровососущими зубами к их белым шеям, отсасывая из них немного необходимой для поддержания в нем жизни крови. Забывающие обо всем на свете сладострастные распутницы никак не могли заметить его осторожных укусов. Ибо они в это время даже и сами в любовном порыве с особым удовольствием подставляли под его жаждущий рот все свои женские прелести в тщетной надежде, что он тут же примется осыпать их страстными поцелуями. Но надо отдать ему должное, вампир никогда не пытался сделать своих подружек вампирицами. Он вонзал в них свои кровососущие зубы только на такую глубину, чтобы кровь из их разгоряченных страстным нетерпением жил лилась в него самопроизвольно, поэтому и ранки на теле красавиц от его укусов были маленькими еле заметными, наподобие блошиных укусов. И когда, после ухода любимого дружка, истомленная его любовью красавица внимательно осматривала свое отражение в зеркальце, то видела в нем на своей шейке лишь маленькое темное пятнышко. Она никогда не догадывалась о причине появившегося на нее шее пятнышка, а, сваливая все на расплодившихся в ее избе блох, заставляла служанку по несколько раз перетряхивать постельное белье.
   Недоумевающая по этому поводу местная нечисть часто интересовалось у вампира, почему он не заводит себе подружку. При его-то способностях он всего лишь за одну ночь мог бы сделать вампирицами всех деревенских баб. Снисходительно ухмыляющийся вампир терпеливо объяснял, что в этой глуши и ему одному едва достаточно свежей кровушки для утоления постоянно мучившей всех вампиров жажды. А если их станет двое, то кому-то из них обязательно придется покинуть эти прекрасные места или умереть голодной смертью. Не согласная с его словами нечисть тут же указывала снисходительно ухмыляющемуся вампиру на окружающие их лес деревни, в которых жили не только одни дряхлые беспомощные старики. Большинство из проживающих в них мужиков и баб были, как говорится, в самом соку и могли бы обеспечить свежей кровушкою не один десяток вампиров. Недовольный, что ему досаждают подобными глупостями, вампир с прежней невозмутимостью объяснял, что деревенские мужики, как правило, живут в беспросветной нищете и влачат жалкое существование. А это означает, что соблазнить истощенную постоянным недоеданием женщину ему не очень-то легко. Но, если даже и повезет прижать бедную крестьянку в каком-либо темном уголочке, то она, все равно, не сможет отдаться возбуждаемой им в ней страсти до беспамятства. Потому что бедную крестьянку во время совокупления будет постоянно изводить страх, если не от совершаемого ею в это время греха, то уж от опасения, что об ее измене может узнать ее хмурый малоразговорчивый муж.
   - И как же я в таком случае смогу насытить свою жажду? - спрашивал у уже понимающе закивавшей ему головами нечисти вампир.
   Сегодня ночью ему пришлось ублажать оставшуюся в одиночестве жену Демьяна Давыдовича. И сейчас полностью удовлетворенный приятным для него ощущением во всем своем нечистом теле сытости он вместе со встретившимся ему в лесу привидением в самом приподнятом настроении подходил к заветной на берегу небольшого озерца поляночке.
  
   1992 год.
  
  
  
  

Глава седьмая.
С КЕМ ПОВЕДЕШЬСЯ ОТ ТОГО И НАБЕРЕШЬСЯ.

  
   Забитые нелегкой беспросветною крестьянской долею с раннего утра и до позднего вечера, пропадающие на своей каторжной работе, мужики и бабы уже давно позабыли, что и они люди, что и они имеют полное право на отдых и веселье. Но то, что они считают праздность уделом богачей и лежебок, еще не означает, что у мужиков и баб нет внутренней потребности в отдыхе и веселье, и что отдых и веселье уже больше не требуют от них своего удовлетворения. Поэтому, как и всегда, особенно сильно будоражит всех мужиков и баб любая даже самая нечаянная радость совершенно случайно отмеченного судьбою их односельчанина. И мало того, они в извечном стремлении хотя бы немного развеять свои истосковавшиеся в серой повседневности души используют не только изредка прорывающиеся к ним из чуждой городской жизни слухи, но и даже сваливающиеся на них самих нескончаемой чередою беды и несчастия. Ибо в этой, как обычно, поставленной с ног на голову земной жизни каждый из нас, пусть и по-своему, но непременно внутри себя радуется чужим несчастьям и от одного только ощущения нависающей над близкими соседями скорой беды. Наверное, только и поэтому, как бы ни хотелось попавшему в неприятную ситуацию мужику зализать свои раны в одиночестве, ему ни за что не позволят это сделать доброжелательные соседи. И правильно.... Жалко, конечно, если у хорошего человека случилась беда, но это вовсе не означает, что он должен скрывать ее в себе и не позволять другим людям вволю потешиться его несчастьем.
   Сбежавшиеся на мгновенно разнесшуюся по всей деревне громкую ругань мужики и бабы, не желая понапрасну ссориться, как ни с самим хозяином, так и ни с его сварливою женою, торопились поспешно соглашаться и поддакивать им обоим. Чем еще больше раззадоривали то и дело обращающихся к ним за подтверждением своей правоты ссорившихся между собою богатеев. И так они еще долго тешили свои огрубелые мужицкие души, наматывая себе на ус, что не все ладится не только под их бедняцкими крышами, и что лихо, пусть и изредка, но все же наведывается и в богатые дома. Но только собрались расходиться по своим избам, как к ним за помощью прибежала жена не вернувшегося из леса грибника.
   - Спит себе, где-нибудь под кустиком, - промелькнула в их быстро все соображающих головах.
   От неустанно следящих в деревне за каждым мужиком или бабою любопытствующих соседских взглядов не спрячешься. Поэтому каждому из них было доподлинно известно, что тот вечером ушел в лес, как говориться, под мухою. И односельчане, скорее для успокоения собственной совести, чем по необходимости, вышли за околицу и, немного там покричав, возвратились обратно к успокаиваемой сердобольными бабами рвущейся в лес на поиски своего мужа молодице.
   - Не мучай ты себя, понапрасну. Ничего такого страшного с твоим мужем в такую теплоту случиться не может, - с участием проговорили они, - он, кажись, немного заплутал в лесу. И сейчас спит себе под каким-нибудь кустиком. Завтра утром он обязательно отыщет дорогу домой и вернется к тебе живым и невредимым.
   Вслушиваясь во вполне разумные слова своих рассудительных соседей, встревожившаяся за своего супруга женщина потихонечку успокаивалась, и уже сама начинала верить, что с ее мужем ничего страшного не произойдет, и что завтра утром он обязательно вернется домой. Мужики с бабами еще немного потоптались возле нее, и только подумали, что уже пора им расходится по домам, как в деревенскую улицу вихрем ворвался взмыленный конь старосты. А над притихшею деревнею снова разнеслись громкие женские причитания.
   - Это они, ироды проклятые, загубили мне на горе моего мужика-то! - закричала забившаяся в неутешных рыданиях его моложавая жена. - Как же мне теперь жить-то без моего кормильца!? Теперь у меня лишь одна дороженька, бабоньки, к крутому обрыву и головою в омут!
   Подбежавшие мужики успокоили чем-то или кем-то до смерти напуганного коня, выпрягли его из телеги и, поручив одному из подростков водить его по кругу, не допуская до воды, принялись расспрашивать не прекращающую свои причитания старостиху об загубивших ее мужа иродах.
   - Ироды!? - вскрикнула удивленная их недогадливостью несчастная женщина. - Какие же еще могут быть на белом свете другие ироды, кроме страшных лесных разбойников!
   - И откуда только эти лесные разбойники могут объявиться в наших лесах? - не без сомнения зашептались между собою мужики, с сочувствием поглядывая на горюющую по своему мужу женщину.
   Агафена, молодая красивая вдова, жила по соседству с Игнатом и тайно по нему вздыхала, но очарованный Варварою молодой вдовец не обращал на ее заигрывания с ним никакого внимания. Не решающаяся вступать с приманившей к себе ее избранника ведьмою в открытое соперничество Агафена только молча бесилась, и в ожидании своего часа держала полюбившегося ей Игната под своим пристальным наблюдением. Вот, и сегодня она, как и всегда, наблюдая со своего окошка за его избою, была просто потрясена при виде бегущего по задворкам с перекошенным от только что пережитого им ужаса лицом Игната.
   - И что же такое ужасное могло произойти с моим соколом ясным! - вскрикнула Агафена.
   Зная не понаслышке о его неверии в существование нечистой силы, она сейчас даже представить себе боялось, что могло его так сильно напугать.
   - Все это не к добру, - промелькнула в ее переживающей о нем головушке беспокойная мысль.
   И она уже больше не сводила с избы Игната своего пристального тревожного взгляда. Но вбежавший в избу Игнат уже больше из нее не только не выходил, но и даже в окошках не появлялся. И это уже было для переживающей за него Агафены хуже всего.
   - Что же мне, горемычной, теперь делать-то? - шептала не знающая, что сейчас происходит с закрывшимся в своей избе Игнатом, Агафена. - Как бы с моим соколом ясным ничего не случилось?
   Она до боли в глазах все смотрела и смотрела в его укрытые толстым слоем пыли окошки, надеясь хотя бы мельком увидеть его в них и успокоить свое тревожно забившееся сердечко. Но в его избе, ей на беду, было так пугающе тихо, что ей временами становилось даже жутко от этой ужасающей ее мертвой тишины, а ее разгорячившееся воображение уже рисовало перед нею самое страшное и непоправимое.
   - Тихо, как в могиле, - злилась она на Игната, - хотя бы один разочек показался мне в окошке, бесчувственный....
   Долго еще мучилась и страдала она, томясь в неизвестности о своем любимом, но, как только ее любящее сердечко отказалась больше терпеть, то она, уже начисто позабыв о гордости и женском стыде, сама подкралась к его избе и заглянула в окошко.
   - Батюшки мои! - тихо вскрикнула Агафена при виде как стоящий перед божницею ее Игнат, которого сам деревенский поп часто ругал за то, что он не так часто ходит в церковь, как тому хотелось бы, беспрестанно крестясь, бьет земные поклоны. - Это же надо не в церкви, а с таким усердием отбивает поклоны. Кажись, эта проклятая ведьма уже совсем свела моего сокола ясного с ума.
   Переполнившаяся состраданием Агафена с болью в сердце всматривалась в так ею любимого, а сейчас такого отрешенного от всего земного Игната и не знала, на что ей решиться и какие слова ей сказать Игнату, чтобы он позволил разделить с ней свое горе или беду.
   - Отрешенного от жизни Игната, - тихо прошептала она и, вдруг, страшная догадка так больно полоснула по ее обнажившемуся в этот миг раскрытому для любви сердечку, что она, не выдержав, громко запричитала. - Испортила она его, ведьма проклятая! - злобно выкрикивала она сквозь слезы прибежавшим к избе Игната мужикам и бабам. - Полюбуйтесь, люди добрые, как он молится перед смертью!
   - С чего бы ему так скоропостижно умирать? - засомневались в ее словах бабы и мужики.
   - А разве вы, люди добрые, замечали за ним раньше, чтобы он по своей воле так усердно отбивал земные поклоны!? - возражала на их сомнения Агафена.
   Довод был больше, чем убедительным, и деревенские мужики и бабы, еще немного понаблюдав за Игнатом в окошко, только согласно закивали ей в ответ головами.
   - Надо ломать двери и спасать Игната, - предложили сердобольные бабы.
   И несколько парней покрепче, подскочив к ведущей в сени двери, со всей силою нажали на нее: дубовая щеколда с громким треском переломилась, впуская возбужденную толпу односельчан в избу.
   Окружив бледного без единой кровиночки в лице Игната, мужики подняли его с колен и, затормошив, начали расспрашивать о самочувствии, и что с ним произошло.
   - Грешен я, люди добрые, не было у меня твердой веры в Господа бога нашего, вот, и наказал Он меня по справедливости, - не без труда выдавил из себя все еще бледный, как полотно, Игнат.
   - Расскажи нам, как он наказал тебя за твое неверие? - попытались выведать у Игната самые любопытные, но Игнат не был склонен делиться с ними своим страхами. - Не спрашивайте меня ни о чем, люди добрые, - устало попросил он у окружавших его людей, - вы и сами можете обо всем догадаться.
   И односельчане, вспомнив о беспутной Варваре, молча закивали головами. Но, так как ни один из них не захотел навлечь на себя беду, то никто не осмелился произнести вслух имя ведьмы.
   - Отблагодарила она тебя, сокол мой ясный, за твою к ней любовь и ласку! - воскликнула догадавшаяся, что пришел ее черед, Агафена и, вызывающе выставив вперед свои тугие груди, окинула недовольным взглядом своих возможных соперниц. Но, так как ни одна из них не заявила своих прав на Игната, то она, успокоившись, ласково проговорила нежным голосочком:
   - Игнатушка, ты, поди, притомился, милый? Давай, я отведу тебя на кроватку, и ничего больше не бойся. Уж я-то сумею отгородить тебя от этой проклятой ведьмы.
   Надломленный выпавшими сегодня на его долю испытаниями Игнат не сопротивлялся. И вся сияющая от счастья Агафена, осторожно поддерживая под ручку, повела его к полатям. Обменявшие понимающими взглядами мужики и бабы потихонечку вышли из избы на улицу. А постелившая Игнату мягкую постельку Агафена прилегла и сама возле своего сизого голубочка и уже до самого рассвета целовала и успокаивала страдальца, втайне радуясь так неожиданно привалившему ей женскому счастью. Теперь-то уж пусть даже гром с ясных небес выстрелит у нее под окошком - она его не услышит. Она сейчас видит только одного своего Игната и слышит только учащенно забившееся в ответ на его ласки свое ретивое сердечко.
   Еще немного посплетничав по поводу неустанно добивающейся любви Игната Агафене, мужики, с неудовольствием покосившись на потемневшие небеса, уже только собрались расходиться по домам, но, увидев вбегающего в деревенскую улицу старосту, поспешили за ним вслед. Не отзывающийся на оклики своих односельчан староста добежал до встречающей его с распростертыми руками своей жены и, уткнувшись лицом в подол ее сарафана, забился в беззвучных рыданиях. При виде его разорванной в клочья со свежими бурыми пятнами крови одежды, даже самые бесстрашные мужики оробели. Еще никому из них не доводилось видеть своего старосту таким жалким и несчастным. Неплохо осведомленные из своего горького опыта почем в этой жизни фунт лихо окружившие своего старосту мужики догадывались, что такое могло с ним случиться. Ласковые поглаживания своей любимой жены и искренне сочувствующие ему взгляды односельчан помогли старосте понемногу отойти от только что пережитого ужаса. Немного оживившись, он первым делом уточнил, не прибегал ли в деревню его конь и, получив утвердительный ответ, пришел в себя окончательно и начал рассказывать мужикам и бабам обо всех своих сегодняшних приключениях. А внимательно слушающие его мужики в недоумении только озадаченно почесывали свои и без того плешивые затылки.
   - И надо же появиться в наших лесах оборотню, - озабоченно подумал при этом каждый из них, - теперь-то уж мало кто решиться ездить в лес в одиночку даже по острой необходимости, а не то, чтобы еще безо всякой на то нужды по нему прогуливаться.
   В сегодняшнюю ночь они разошлись по своим избам довольно поздно, но и дома они еще долго ворочались на своих полатях без сна, высказывая терпеливо выслушивающих их своим женам всевозможные догадки насчет перенасыщенного невероятными событиями сегодняшнего вечера. Да и с кем еще темному забитому в беспросветной нужде мужику можно поделиться и посоветоваться? Где его еще так внимательно выслушают и непритворно подивятся его умом и рассудительностью? Только дома и только со своею женою.
   - Кукареку - у! - в третий раз вскричал в какой-то ближайшей от топи деревне громогласно оповестивший на весь белый свет, что царство тьмы, наконец-то, отступило перед наступившим по всей земле утренним рассветом петух.
   И давно уже его дожидающийся бес сразу же занял полагающее ему на утреннем сборе местной нечисти председательское место. А при виде только что вышедшего из леса унылого лешего с расстроенной кикиморой он, уже зная от водяного обо всех их ночных переживаниях, сочувственно им улыбнулся.
   - Не печальтесь, друзья мои, - попытался он их хоть немного приободрить, - вашей вины в том, что запутавшийся в лесу грибник сумел ускользнуть от вас сегодняшней ночью, нет. Я же со своей стороны хочу отметить, что все это время вы, мои дорогие, были на высоте и являли собою для всех нас пример в исполнении своего долга перед нашим могущественным повелителем.
   Услышав лестную для них от своего предводителя похвалу, леший с кикиморой немного приободрились, и горделиво приподняли вверх свои уродливые мордашки.
   - Это не наша ли долгожданная шибианка подлетает!? - перебил уже только намеревавшегося объявить их утреннее сборище открытым беса первым заметивший в небесах ее уродливый силуэт водяной.
   Всполошившаяся нечисть возбужденно загомонила и, приложив свои нечистые лапы к глазам, внимательно всмотрелись в голубеющие над ними чистые небеса. Замелькавшее на горизонте небольшое пятнышко по мере приближения потихонечку увеличивалось и, вскоре, они все признали в нем летящую к ним в гости шибианку.
   - Она! Это она! - прокричали обрадовавшиеся нежданному гостю нечистые. - Это она, наша дорогая Холида летит на свои сборы! И как всегда не забыла о нас, своих самых лучших друзьях!
   - Она все-таки прилетела, - еле слышно прошептал вспомнивший свой недавний разговор с Сатаною бес, из которого он твердо для себя уяснил, что этот прилет соскучившейся в пути шибианки почему-то очень важен для его господина.
   И тут же повторил вслух сказанные тогда Сатаною ему слова, чтобы ненароком ничего не перепутать.
   - Голова! - восхитился своим все заранее предусматривающим повелителем бес, и тут же, испуганно ойкнув, прикусил свой язык.
   Но, слава тьме, загалдевшие нечистые не услышали или просто не посчитали нужным обратить внимание на его возглас.
   - Друзья мои! - громко пролаял потребовавший их внимание бес. - Мы сегодня не будем обсуждать наши дела до тех пор, пока не примем и не проводим нашу дорогую подругу. А прямо сейчас я предлагаю вам воздать хвалу ведущему всех нас тернистой дорогою к торжеству тьмы нашему грозному всемогущему повелителю.
   Мгновенно примолкшие нечистые повскакали с мест и, выбросив правую лапу или руку вверх, застыли в почтительном внимании.
   Нелегко, ох, как трудно быть в земном мире нечистым! Сколько ума, хитрости и смекалки требует от нечистого его переполненная коварным лицемерием неблагодарная во славу тьмы так называемая деятельность! Сколько времени затратит, сколько пота прольет нечистый, пока в его сети не попадется хоть какая-нибудь жалкая заблудшая человеческая душа! Но это еще, как говорится, полдела, а, сколько еще такой дорогой и дефицитной по нынешним временам коварной энергии истратит нечистый на эту душу, пока она уже окончательно не запутается в его силках. Гонимый и проклинаемый во всем христианском мире, мечется он, как угорелый, между людьми, зачастую пробираясь к их душам даже через намного меньшие чем игольчатое ушко щелочки. И сколько волос лишается порою бедная голова нечистого особенно после нелегких бесконечных раздумий и прикидок, как лучше и с какой именно стороны подойти к намеченной жертве! Сколько горечи от неудачи приходится ему иногда испивать в конце самой, как ему казалось, удачно начатой работы! Но, несмотря ни на что, ни один нечистый никогда не грешит перед своим господином разочарованиями, и никогда не усомнится в необходимости его во славу тьмы деятельности. Ибо каждый нечистый непоколебимо уверен, что недалек тот день, когда полоса подталкивающих его на эти недостойные сомнения неудач обязательно окончится. И что именно тогда он полностью насладится вполне заслуженным покоем в воцарившемся по всей земле царстве тьмы. Нечистый не позволяет себе сомневаться, что густо посеянные им в умах людей зернышки зла в скором времени прорастут. И тогда уже из взошедших из них буйных всходов скоро заколосится по всей земле во славу тьмы повсеместно творимое этими заведомо безрассудными и бестолковыми смертными людьми зло. Основываясь на этой своей непоколебимой уверенности, нечистый никогда не сомневается, что, несмотря на многочисленные жертвы со стороны тьмы и порою уже просто нестерпимую горечь от неудач, с каждым последующим годом среди людей все шириться и множится круг сторонников тьмы. И он никогда не будет сомневаться, что в бескомпромиссной борьбе с размягчающим человеческое тело и укрепляющим людские души добром идеи зла, коварства и тьмы, пусть и не так быстро, как хотелось, но все же начинают одерживать верх. И что недалек тот день, как заверил их всех на прошлогоднем шабаше сам Сатана, когда насаждаемые ими по всей земле идеи тьмы найдут живой оклик в сердце каждого живущего на земле человека. И ждать его им, согласно его пророчеству, придется не так уж и долго: всего лишь каких-то там несколько тысячелетий. Ибо только тогда нечистые смогут, в конце концов, вскружить головы своим многочисленным среди людей сторонникам сладостным дурманом насилия. Ибо только при таких непременных условиях и сложатся на земле все необходимые предпосылки, чтобы идеи зла и тьмы победили на ней уже полностью и окончательно. Ибо только тогда объединенная общими стремлениями с большинством живущих на земле людей нечисть сможет нанести самый сокрушительный удар по уже насквозь прогнившему и уже больше не олицетворяющему собою идеи добра и справедливости лицемерному христианскому миру. Окрепшая и возмужавшая за бесчисленные годы невзгод и лишений нечисть, проявляя невиданный доселе героизм и воистину титанические усилия, только тогда сможет повернуть на свою сторону все, безо всякого там исключения, сердца этих жалких порочных смертных людей. Знаменуя тем самым, долгожданное наступление во всем мире темного для всей нечисти земного ада. Темного ада, потому что во время его наступления день станет ночью, а все белое непременно перекраситься в темные цвета. Но пока что нечисти следует запастись воистину адским терпением, чтобы с успехом пройти этот предстоящий силам зла и тьмы нелегкий тернистый путь. Все предсказание Сатаны непременно сбудутся. Ибо каждый, даже самый последний нечистый, будет продолжать делать все от него зависящее во имя скорейшего наступления этого темного для всей нечисти будущего и долгожданной гармонии для всемогущего на земле зла.
   - Спасибо, друзья! - опустив свою лапу, пролаял бес. - А сейчас можете устраивать теплую дружескую встречу для нашей горячо нами любимой шибианке.
   Подлетевшая к затерявшемуся в болоте островку Холида еще немного для верности над ним покружила и, расправив свои крылья в стороны, мягко опустилась к нетерпеливо ее поджидающей местной нечисти. С легкостью возбуждающие сами себя нечистые встретили ее сладкими ухмылками, и каждый из них старался, как можно ласковей к ней прикоснуться. Прикоснуться, чтобы непременно выразить ей свое восхищение, как ее внешностью, так и самим ее как бы внезапным появлением. А вполне искренне обрадованная встречею со своими друзьями Холида лишь смущенно всем улыбалась, и не сводила глаз со всегда ей нравившихся их безобразных мордашек.
   - Ты всегда приносишь нам всем с собою много радости, дорогая Холида, - мягким вкрадчивым голосом проговорил от имени всех нечистых встречающий ее бес. - И как жаль, что мгновения нашей встречи пролетают слишком быстро. Ведь нам потом снова придется дожидаться очередной встречи с дорогой нам шибианкою целый долгий год.
   Галантно склонившийся перед нею бес подхватил польщенную оказанным ей приемом шибианку под руку и усадил ее рядом с собою.
   - Вот это настоящие друзья! - искренне восхищаясь приветливо ей улыбающейся нечистью, подумала Холида. - И мне с ними всегда так хорошо и приятно, как ни с кем больше.
   Если в отношениях с людьми ей приходилось скрывать свою истинную сущность, а у постоянно занятых своими личными проблемами и заботами остальных шибианок не было охоты уделять ее скромной особе слишком много внимания, то привыкшая к обольщению человека нечисть старалась вовсю, чтобы ей понравиться. И, пока еще не зная истинной цены их приветливых улыбок, Холида принимала для себя их показную радость при встрече с нею за чистую монету. Она даже и подумать не могла, что эти сейчас так мило ей улыбающиеся мордашки при удобном случае продадут ее с потрохами, не испытывая при этом ни стыда и ни угрызения совести. И поделом. Кто имеет дело с нечистью и не хочет быть ею обманутым, вначале должен глубоко уяснить для себя ее природу и предназначение.
   - Со сбором тебя, сестрица, - наперебой поздравляли ее нечистые.
   - Ну, хватит, друзья, - остановил их излияния бес, - наша дорогая гостья устала с дороги и в первую очередь нуждается в приятной дружеской беседе.
   Поскакавшие со своих мест нечистые снова расселись вокруг горящего костра, и потекла между ними вполне обычная при встрече давно не видевших друг друга старых друзей неторопливая беседа. Холиде было приятно ощущать себя в центре внимания, и она, всматриваясь, в их озаренные радостью неожиданной с нею встречи мордашки, тихо восклицала про себя:
   - И какие же они все милые!? И как же им здесь всем вместе хорошо!? Я и сама хотела бы остаться с ними навсегда!
   Как и люди, Холида часто заблуждалась в оценках происходящего вокруг нее, принимая желаемое за действительное. Поэтому сейчас она вполне искренне радовалась, что не поленилась заскочить проведать так соскучившихся по ней своих давних друзей. После недолгих предваряющих начало каждой непринужденной беседы расспросов о личном самочувствии, Холида начала делиться с нечистыми и другими происходившими с нею за истекший год особо примечательными и достойными для рассказа своим друзьям событиями. В завязавшейся между ними дружеской беседе простодушная Холида даже не заметила, как выложила друзьям все свои сомнения по возможному претворению в быт и нравы шибианок задуманных ею изменений во время проведения ежегодных сборов. Но в отличие от самой Холиды, внимательно слушающие нечистые не увидели в осуществлении задуманных ею перемен во время ежегодных сборов шибианок неразрешимых проблем.
   - Если уважаемая Холида согласна выслушать мое мнение, - скромно заметил ей бес, - то я посоветовал бы своей дорогой подруге к кому обратиться за помощью для скорейшего претворения в жизнь всех ее самых сокровенных замыслов.
   - Предчувствие меня не обмануло! - вскрикнула про себя вздрогнувшая от неожиданности услышать от беса такое Холида. - Я всегда знала, что хоть кто-нибудь, но обязательно подскажет мне, как осуществить задуманное мною по улучшению нашей в последнее время унылой жизни.
   И она, не без труда справившись с охватившим ее волнением, тут же поинтересовалась у угодливо ей ухмыляющегося беса, к кому именно ей следует обращаться с подобною просьбою.
   - Я бы посоветовал нашей дорогой гостье обратиться за помощью к недавно поселившемуся неподалеку места нашего сбора знаменитому волшебнику, - не задержался с ответом только и ждавший от нее подобного вопроса бес. - Только он один сможет разрешить все одолевающие нашей гостьей сомнения и исполнить все ее пожелания.
   - Этот ваш волшебник и на самом деле такой всемогущий? - переспросила засомневавшаяся в его словах Холида.
   И снисходительно закивавшие ей в ответ головами нечистые тут же наперебой начали расхваливать колдуна в надежде, что хоть кто-нибудь, но обязательно расскажет ему об их отзывах, о его колдовской силе и могуществе. А внимательно слушающая их Холида потихонечку и сама начала проникаться уверенностью, что только этот расхваливаемый ее друзьями волшебник и сможет помочь ей по претворению в жизнь всех своих замыслов.
   - Я должна извиниться перед своими друзьями и поспешить к волшебнику с просьбою помочь осуществить мое самое заветное желание, - проговорила Холида и, торопливо распрощавшись с сожалеющими о вынужденном расставании нечистыми, улетела в указанном ей направлении.
   Встревоженная еще со вчерашнего вечера проснувшаяся, как и всегда, рано утром деревня снова зашумела и загомонила, как потревоженный пчелиный улей. Особенно разговорчивые в это утро бабы не торопились от колодцев по своим настойчиво требующих их внимание к себе делам, а подолгу стояли возле них, обсуждая со своими соседками ночные события. Да, и сами мужики тоже не спешили расходиться при случайных встречах с соседом, ссылаясь на неотложные дела. И среди этого всеобщего возбуждения лишь одна жена заблудившегося вчера в лесу грибника молча стояла за околицей деревни со своими малолетними детьми и не отводила своих покрасневших после бессонной ночи глаз с опушки леса. Словно умоляя своими раз от раза скатывающимися по ее впалым щекам горькими бабьими слезами всемогущие небесные силы, вернуть ей мужа и не оставлять ее маленьких детишек сиротами. Не спавшие всю сегодняшнюю ноченьку его дети, горестно опустив свои вихрастые головки, молча теребили маленькими ручками подолы своих длинных полотняных рубах. Поглядывающие в их сторону односельчане тяжело вздыхали, а самые из них жалостливые и сердобольные тут же, вознамерившись отравиться на поиски затерявшегося в лесу мужика, начали расспрашивать вчерашних грибников, где и когда они видели его в последний раз.
   - Родимый, ты не позволил себе пропасть в этом темном лесу! Ты возвращаешься к своей любящей тебя жене и к своим малолетним детям! - радостно выкрикнула при виде выходящего из леса своего мужа измученная все это время одолевающими сомнениями об участи своего благоверного жена и, не чуя под собою ног, побежала к нему навстречу.
   Подбежав к остановившемуся мужику, она, бросившись к нему на шею, громко, по-бабьи, завыла на его груди. А обрадованные его возвращением дети с не менее громкими ликующими возгласами:
   - Папа вернулся! Наш папа вернулся! - повисли у мужика на руках.
   Растроганный встречею своих родных муж крепко обнял жену и погладил своих детей по их вихрастым головкам.
   - Полно.... Полно уж.... Как видите, со мной ничего такого страшного не случилось. Я вернулся к вам живым и невредимым, - виновато пробормотал он и в окружении своих домашних вошел в деревню.
   Заполучившая своего любимого мужа живым и здоровым его неутешная жена мгновенно успокоилась и начала по дороге посвящать его во все растревожившие их деревню ночные события. А сбежавшиеся к ним односельчане потребовали и от него самого подробного рассказа о своих ночных мытарствах.
   - Ох, и натерпелся же я сегодняшней ноченькою страха-то, люди добрые! - устало буркнул им в ответ нахмурившийся мужик и, дождавшись пока односельчане не рассядутся на лежащих возле его избы камнях, начал рассказывать внимательно слушающим его мужикам и бабам о путавших его по болоту загадочных голосах. - Сначала они были похожи на голоса встретившихся мне при входе в лес грибников, а потом, когда они начали уже заманивать меня в топи, то и на оклики искавших меня в лесу жены и детей, - говорил рассказывающий о своем ночном кошмаре мужик.
   - Это тебя, родимый, путал по лесу сам его хозяин, леший, - отозвались на его слова видавшие в своей жизни многое старики. - Из всех живых существ в лесу только он один может так мастерски подражать голосам близких и родных заблудившегося человека.
   - Я и сам тогда тоже на него подумал, - проговорил согласно кивнувший им в ответ головою мужик и начал рассказывать о поджидающем его в топях, куда вывели его уводившее его в самую глушь голоса, похожее на водяного чудовище. - Если бы я попал в его лапы, то мне уже больше белого света не видать, - с вымученной улыбкою проговорил в самом конце своего рассказа не сомневающийся, что он тогда был на волосок от смерти, мужик.
   Не забыл он упомянуть и о только что пролетевшем над лесом страшно уродливом чудище, а молча вслушивающиеся в его негромкие слова мужики в недоумении только разводили руками.
   - Что же могло в сегодняшнюю ночь произойти со всей живущей подле нас поганой нечистью, что заставило их так взбеситься? - недоумевали про себя тяжело вздыхавшие мужики, - Если нечистые и дальше будут вести себя подобным образом, то нам от них уже скоро не будет жизни.
   - Местная нечисть и до сегодняшней ночи все время в деревне шалила, но не так, как вчера вечером, - подумал вслух один из мужиков, - раньше-то мы на их шалости просто внимания не обращали. А сейчас.... И чем же мы прогневили Господа бога, что Он от нас отступился, и позволил поганой нечисти безнаказанно над нами издеваться?
   - А может это и есть тот самый Ссудный день, о котором предупреждает нас святое писание? - высказала пришедшее ей в голову объяснение перекрестившаяся Ксения и громко заголосила. - Ой, детушки мои родимые, что же сейчас будет со всеми вами! Вы же еще и пожить-то вдоволь на нашем белом свете не успели!
   - Тьфу ты, глупая баба! - поторопился обругать ее староста. - Типун тебе на язык!
   - И не надо кричать на нее! Может она и права.... В наше время все возможно, - поддержала ее Агафена, - ведь раньше-то эта поганая нечисть еще никогда не подходила к нашей деревне так близко.
   И еще долго спорили и ругались между собою мужики и бабы, но, в конце концов, приняли удовлетворяющее их всех решение: разбудить попа и пройти вместе с ним вокруг деревни крестным ходом.
   - Когда все вокруг пропахнет святым ладаном, - проговорил утвердивший их совместное решение староста, - то обеспокоившая нас всех вчера нечисть уже даже и близко не осмелится подойти к деревне.
   Согласно закивавшие головами бабы тут же шумной говорливою толпою направились к поповскому дому и потребовали от встретившей их попадьи немедленно поднять с теплой постельки попа. И скоро они уже все вместе под руководством попа начали свое шествие вокруг деревни. Впереди всех шел мерно размахивающий дымящимся кадилом сам поп, а позади него с нестройными песнопениями шагали все остальные мужики и бабы. Обойдя вокруг деревни и обкурив святым ладаном все мужицкие избы, участвующая в крестном ходе толпа вошла в церковь. И до обеда усердно молили там отступившегося от них вчерашним вечером Господа бога смилостивиться над ними и простить им все вольные и невольные прегрешения. Полностью очистившись святой молитвою от недостойных уважающего себя христианина изредка обуревающих и у них помыслов и желаний, мужики и бабы выходили из церкви уже совершенно спокойными и умиротворенными. Они уже больше не сомневались, что услышавший их мольбу Господь бог не только не оставит их в своих милостях, но и обязательно отгонит от их деревни так сильно им вчера досадившую распоясавшуюся нечисть. Однако, несмотря ни на что, ворчливые старики еще долго выговаривали непутевой, по их мнению, молодежи, посещающей гулянье и посиделки охотнее, чем божью церковь:
   - Не накличьте на всех нас беду своим беспутным поведением! Никогда не забывайте о той страшной ночи, когда, пользуясь ослаблением нашей веры в Господа бога, нечисть сумела прорваться в нашу деревню! Будьте непоколебимо крепкими в своей православной вере!
   Русский мужик отличается от всех прочих людей и народностей не только одним своим безрассудным буйством, но и предусмотрительною осторожностью. И только поэтому Варвара в ту памятную для всех ее односельчан ночь существенного для себя урона не понесла. И в ее отношениях с ними все оставалось по-прежнему. Никто из мужиков и баб не хотел для себя лишних неприятностей, а поэтому ее имя в эту ночь благоразумно помалкивающими односельчанами не упоминалась. В одном только могла упрекнуть Варвара своих односельчан: ей пришлось из-за пропитавшего всю деревню густого запаха ладана провести в лесу и еще следующую ночь. Но ее скотинка все это время не стояла не поенной и не кормленной. Сердобольные деревенские бабы, хорошо осознавая, что ее бедные животные ни в чем перед ними не виноваты, облегчили им страдания.
   - Кажется, все идет так, как замыслил еще ранее мой повелитель. Сатана должен быть мною доволен, - еле слышно прошептал вздохнувший с облегчением бес, не отводя взгляда от улетающей к расположившимся неподалеку высоким горам Холиды.
   А Холида с каждым очередным мгновением становилась все меньше и меньше, пока не превратилась для провожающего ее взглядом беса в маленькую точку на ослепительно сияющем в ярком солнечном освещении голубом небосклоне, а скоро и вовсе исчезла. Бес протер лапою свой вспотевший лоб и повернулся к терпеливо поджидающей его дальнейших указаний нечисти.
   - Что ж, друзья, пришла пора и нам вплотную заняться своими делами, - тихо проговорил он, открывая их утреннее совещание.
   Первой с общим обзором складывающейся в их округе обстановки выступила специально обученная этому делу сова. Облетая все окрестные деревни в вечернее и ночное время, она собирала самые свежие сведения о том, чем занимались все это время проживающие в них мужики и бабы. Ее информация не только позволяла нечистым узнавать реакцию местных жителей на их постоянные шалости, но и скоординировать свою совместную в этом направлении деятельность. Легко возбудимой нечисти все время хотелось, как можно скорее, узнать о результативности откалываемых ими в свое, так сказать, рабочее время шуток с местным населением, то все нечистые не только с жадным нетерпением дожидались выступления совы, но и всегда выслушивали ее с самым пристальным вниманием. А сама уже давно занявшая свое место на суку росшего поблизости деревца сова все это время нервничала и с неудовольствием смотрела на обхаживающую шибианку нечисть. Но, наконец-то, дождавшись и своего часа, сова торопливо пересказала нечистым все, что ей удалось подслушать сегодняшней ночью. Узнав, что их ночные похождения ввергли в смертный ужас уже даже и самых неподдающихся в обычных условиях страху твердокожих мужиков, нечисть возликовала. И только одна переживающая за свое положение в деревне Варвара недовольно хмурилась и забросала сову беспокоившими ее вопросами.
   - Упоминалась ли мужиками и бабами в это время мое имя, любезная сова? - с плохо скрытым в голосе страхом уточнила она.
   - Я не слышала, - коротко отрезала недовольная тем, что ей приходится терять из-за их нерасторопности часы своего дневного отдыха, сова.
   - Не пытались ли мужики и бабы ворваться в мою избу или ее поджечь? - продолжала свои уточнения обеспокоенная Варвара.
   - К твоей избе, уважаемая, никто не подходил, - недовольно буркнула в ответ раздраженная ее вопросами сова и улетела.
   Она и так уже задержалась, а вечером ей снова надо быть на своем посту. Желающая узнать подробности происходящего в деревне Варвара возмутилась ее не очень-то почтительным поведением. Но, так как сразу же, после отлета совы, к ним подлетела черная ворона - их второй лазутчик среди людей, то жаждущие скорее узнать, о чем сейчас разговаривают в деревне мужики и бабы нечистые не обратили на ее возмущение особого внимания. Все утро кружившая над указанною ей совою деревнею ворона, рассказывая о происходивших в ней событиях, полностью удовлетворила уже распиравшее всю нечисть изнутри любопытство. Она никуда не спешила, а поэтому, будучи более разговорчивой, чем сова, сумела успокоить своими ответами даже волновавшуюся об отношениях лично к ней своих односельчан Варвару. И та на радостях, что в деревне все это время не было сказано о ней ни одного худого слова, и что ей там пока что ничего не угрожает, даже позабыла о совсем недавно нагрубившей ей сове. Внимательно выслушав рассказ вороны, что происходит в подверженной их нападению деревне, оживившаяся нечисть радостно загомонила, и даже сумрачный оборотень довольно заулыбался. Ибо, как оказалось, его неудача на самом-то деле вовсе не была неудачею. Она так удачно вписалась во вчерашние события, что и он сейчас в глазах своих друзей выглядел самым настоящим героем. Развеселившаяся нечисть, громко восклицая, и перебивая друг друга, делилась впечатлениями от своих вчерашних приключений, и с вполне понятным для них беспокойством поглядывая на пока что упорно сохраняющего свое молчание беса. Им всем не терпелось услышать оценку своего предводителя об их вчерашнем коллективном творчестве. А прекрасно понимающий их глубоко ранимые натуры бес не спешил высказывать вслух свое мнение об их вчерашних приключениях. И уже только тогда, когда в бросаемых на него их взглядах начало явственно им ощущаться, кроме овладевшего ими всеми беспокойства, уже даже и небольшое раздражение, поднявшийся со своего места бес начал уже давно заготовленную им для подобного случая речь:
   - Уважаемые друзья! Я рад, что во всех нас глубоко запали слова нашего могущественного безжалостного к нам и к себе повелителя о сотрудничестве и взаимопомощи в нашей благородной во славу тьмы деятельности! И вот мы все сегодня пожинаем взращенный на этой основе свой первый успех. И пусть мы к сегодняшней ночи заранее не готовились. В эту ночь, как и всегда, мы все просто добросовестно выполняли свои обязанности перед нечистою силою. Но слепой случай сделал так, что все наши в этом направлении усилия были направлены против мужиков и баб из одной и той же деревни. И еще одна независящая от нас причина обусловила наш сегодняшний успех: мы вчерашним вечером и в течение сегодняшней ночи напугали самых уважаемых и пользующихся абсолютным доверием среди мужиков и баб людей. Напугали именно тех, кому верят, и чьим рассказам о внушаемом нами в живых смертных людей ужасе поверила вся деревня. И только поэтому результаты всех наших общих усилий превзошли даже самые смелые от нас ожидания нашего повелителя. Мы сегодняшней ночью сумели посеять в их трусливых сердцах такой страх, что они уже не смеют над ним больше иронизировать. В эту ночь нам удалось вдребезги разбить до этого еще никогда нами непробиваемую их непоколебимую веру во всесилие своего Господа бога, и в то, что Он защитит их от наших происков, спасет их от нас. И поэтому они сейчас, после устроенного нами им ночного кошмара, уже станут намного восприимчивее к нашим вполне обычным над ними подшучиваниям. А охватывающий их жалкие трусливые души дикий ужас, которым мы будем их постоянно напитывать, и бессилия их святынь перед нами, заставит их со временем, отказавшись от своих ложных представлений о мироздании, покориться перед бессмертными идеями тьмы. Я поздравляю вас, друзья мои, с первым успехом и хочу выразить каждому из вас свое удовлетворение. Ибо эта наша сегодняшняя маленькая победа, после многих столетий лишений и неудач, поможет нам еще больше укрепить нашу волю и нашу ничем непоколебимую веру в конечное торжество идей тьмы над слепой людской верою в силу добра и справедливости. Это их добро и справедливость никогда не восторжествуют по всей земле, пока существуем мы! А мы по прогнозам нашего повелителя будем существовать вечно! И не только потому, что мы вооружены всепобеждающими идеями тьмы, а только потому, что наши знания и умения делают нас сильными и более приспособленными к жизни на этой земле, чем расслабляющее людям души добро и справедливость! Это их добро и справедливость в земных условиях обречены на вымирание! Не выдерживая с идеями тьмы жесточайшей конкуренции, они будут вынуждены уступать место под солнцем коварству, насилию и злу. Умудрившись заложить в их знамена, под которыми силы добра и справедливости объявляют всем нам смертельную войну, столько замешанных на людской корысти наших бессмертных идей, что мы уже ни в коем случае не можем потерпеть от них поражения. Потому что, даже как бы видимая над нами победа сил добра и справедливости будет означать для всех живущих на земле людей не что иное, как еще большее укрепление наших позиций в их насквозь лживых трусливых сердцах. Именно так было всегда вплоть до сегодняшней ночи, именно так, а не иначе, и будет всегда, даже в самом необозримом будущем. Повеселятся, немного порадуются эти смертные люди как бы одержанной над нами победою, а на поверку выходит, что они еще больше погрязли в специально расставленных нами силках. И я сейчас, дорогие мои друзья, с гордостью заявляю, что мне очень повезло быть предводителем такой нечисти, которой не нужно особых указаний. Каждый из вас доказал этой ночью, что все мы возложенные на нас самим Сатаною обязанности ставим превыше всего. Я всегда говорил, и всегда буду говорить об этом во всех доносах самому Сатане, что вы, мои лучшие друзья, достойны особого к себе внимания темнейшего. Но это для нас не главное. К нашей чести мы еще никогда не работали ради наград или ради хоть каких-нибудь презренных благ, а только по велению своих пылающих лютой ненавистью к нашим извечным врагам сердец. Мы, пока что, не обладаем достаточными силами, чтобы в одно и то же время навести такой же ужас во всех деревнях нашего округа, Да, и вряд ли стоит нам, на нынешнем этапе борьбы, слишком сильно заострять к себе внимание людей. Но удерживать то, что потом и кровью отбито у сил добра и справедливости мы обязаны.
   Для этого я и хочу предложить вам, дорогие мои друзья, в следующий раз, воспользовавшись советом нашего мудрого повелителя, сконцентрировать все наши совместные усилия уже не на местных жителях, а на ком-либо из приезжих чужаков. Почему именно на заезжем человеке? А потому, друзья, как мудро заметил на предыдущем шабаше наш повелитель, что у этого заглянувшего в наши края человека в незнакомой ему местности восприятие необычного и в особенности страшного обострено до предела. Потому, что нам не следует забывать об осторожности и всегда быть более дальновидными и немного предусмотрительными. Нам, пока что, не следует доводить этих смертных людей до опасной черты, когда они сообща выступят против нас. Это, друзья мои, не в наших интересах. Во всяком деле и в особенности в таком, как наше, всегда остро необходимо чувство меры. А к заезжему человеку в чужой незнакомой ему местности, как всегда, более пристальное внимание со стороны местных жителей. И его рассказы о пережитом ужасе намного больше подогреют восприятие страха у местных людей, чем рассказы своих. Поэтому-то, я и хочу предложить вам поговорить об этом более подробно на нашей сегодняшней встрече. И не просто поговорить, а обсудить все до мельчайших подробностей, чтобы первая же подвернувшаяся нам оказия не застала нас врасплох. Чтобы мы всегда были в постоянной готовности еще раз доказать свою верность и готовность к самопожертвованию во имя торжества над всей землею всепобеждающей тьмы. И пусть вечная слава нашего повелителя просветлит сегодня наши умы на славные темные дела! Да скроется солнце, да здравствует тьма! - с апломбом закончил бес свою непривычно для него длинную речь.
   - Да здравствует тьма! - завопила повскакавшая с мест нечисть, а потом уже тише зловеще продолжило. - Да скроется солнце!
   Нечистым всегда свойственно увлекаться и почти мгновенно принимать все подносимое им на блюдечке их предводителями, как говорится, до самозабвения. И на этот раз тоже польщенные похвалою беса они уже подняли такой невообразимый шум и гам, что нормальный человек в подобных условиях просто сошел бы с ума. А они в этом поднятом ими самом настоящем бедламе ощущали себя не только уверенно, но и даже вполне привольно. Воспользовавшись предоставленной им возможностью не только выставить напоказ свой ум и рассудительность, но и блеснуть перед бесом своей сообразительностью, они, старательно перекрикивая друг друга, пытались отстоять именно свою точку зрения на ту или иную стоящую перед ними проблему. И всякий раз недовольно кривились, когда прилетающая с докладом о последних событиях в деревне ворона заставляла их на короткое время откладывать свои упражнения в едких насмешках и подколках друг друга. Однако после ее отлета, все эти их порою доходящие до ожесточения споры мгновенно возобновлялись. Каждый из них, изо всех своих сил стараясь показать себя с лучшей стороны, то и дело выставлял на всеобщее обсуждение свою изворотливую хитрость, смекалку и коварство при обыгрывании самых сложных, запутанных и непредсказуемых по своим последствиям ситуаций. Предложения одно другого заманчивей сыпались из них, как из рога изобилия. И тут же вдребезги разбивались о возражения страстно желающих, чтобы, в конце концов, было принято высказанное лично ими. Прошло еще немало времени, пока в этой разноголосице, нечисти все же удалось состряпать более-менее подходящий им план их совместных действий на случай неожиданного появления в их округе чужого человека. Но когда дело дошло до распределения между ними обязанностей, то они совсем уж неожиданно застряли на, казалось бы, какой-то там незначительной мелочи. При всей своей хитроумности, они никак не могли придумать надежного способа оповещения всех нечистых при объявлении в округе достойной их внимания жертвы. Для них этот на первый взгляд простой вопрос оказался еще совсем сырым, до конца ими еще не отработанным, а главное не проверенным многовековой практикой. Они в своей повседневной деятельности во славу тьмы всегда пользовались только проверенными годами и уже давно согласованными с их идеями приемами и методами работы. Излишняя инициатива всегда считалась среди нечисти не только вредною, но и опасною, а поэтому проявлять ее решались только одни самые отчаянные и бесшабашные. Решались только те, кому уже до чертиков надоело их бесконечное существование или совсем осточертело их постылое беспросветное прозябание в какой-нибудь глухомани. Ибо в случае неудачи посмевшего переступить через эту запретную для всех остальных черту нечистого мгновенно настигала вполне им заслеженная кара, а также всеобщее презрение всей остальной нечисти. Оказываться в подобном не очень-то завидном положении никто из нечистых, конечно же, не захотел. И они, смущенно примолкнув, забросами друг друга вопрошающими взглядами.
   - Пусть уж кто-нибудь другой рискует своим сегодняшним положением, а нам еще тихое покойное существование не надоело, - не без злорадства подумали они.
   Образовавшаяся в их до этого ожесточенном споре молчаливая неловкая пауза затягивалась, но никто из них так и не решался ошарашить всех своих друзей, что уже завращалось в их изобретательных на всяческие ухищрения головах. И кто знает, как бы еще долго они ждали, вдруг, как говорится, нежданно-негаданно объявившегося среди способного на самые неординарные поступки смельчака, если бы их не выручала ведьма Варвара. Пользуясь, своей особой близостью к бесу и его благосклонностью она не боялась сболтнуть на подобных сборищах чего-нибудь лишнего.
   - Я предложила бы использовать для этого дела выполняющую наши мелкие поручения сову, - вспомнив о ее недавней грубости, не без злорадства проговорила она. - Я не сомневаюсь, что она с легкостью справится с таким несложным поручением.
   И примолкшую на время нечисть снова прорвало, как притихший на время вулкан. Радуясь, что они в этом не очень-то приятном для них деле участвовать не будут, нечистые, громко выражая находчивой Варваре свое удовлетворение, дружно поддержали ее предложение.
   - Очень сообразительная у нас новая ведьма, - приговаривали они друг другу, но так, чтобы их услышала Варвара, - не то, что старая была....
   Когда все, не терпящие отлагательства, вопросы были благополучно разрешены, а отводимые нечистым утренние часы начинали иссекать, каждый из них в свое время, не без сожаления прерывая дружескую беседу, убегал в известное только ему одному укромное местечко. И скоро у догорающего костра уже оставались только Варвара с Демьяном Давыдовичем. Да, и они тоже, еще немного посетовав на не позволяющий им приблизиться к деревне ненавистный их нечистым сущностям запах святого ладана, скоро забылись в крепком беспробудном сне.
   А между тем восходящее над землею красное солнышко все выше и выше поднималось по голубому небосклону, испепеляя своими жаркими лучиками всю сотканную нечистою силою за ночь рутину вместе со смердящей плесенью. Заглядывая в самые сокровенные уголочки земли, оно мгновенно изгоняло оттуда пережидающую там светлый божий денечек нечисть. Те злобно шипели ему в ответ и окидывали уже прямо раскалившийся от переполняющей его доброты и любви солнечный диск ненавистными взглядами. Но, так, как ничего с ним поделать не могли, то тут же со злобным урчанием уползали в уже самые глухие недоступные даже солнечным лучам места. Уползали туда, где, несмотря на заполонившую все затхлую сырость, им было намного вольготнее, чем на очищенной солнечным светом от скверны остальной части земли. А радостно сияющее на небесах солнышко, не торопясь, продолжало все больше и больше насыщать с восторгом впитывающую в себя землю добротою и любовью, чтобы уже ничто и никто не смог бы помешать освещенному самим Творцом созидательному труду человека на земле. Еще не были созданы нечистою силою вырабатывающие пропитанный черной сажею дым огромные адские устройства, с помощью которых затемнялось солнце, а жаждущая его света земля лишалась его так хорошо все на ней исцеляющих лучей. И пока еще труд работающих на земле людей не уродовал и не травил свою кормилицу. Благостный освещенный утреннею молитвою человеческий труд посвящался только одной всемогущей на земле жизни и созидал только для нее одной.
   - Вставайте, люди добрые, - ласково нашептывало всем с небес красное солнышко. - Воздайте хвалу Творцу за очищение вместе с моим восхождением земли от скверны и от нечистых козней. Вставайте и работайте ради бессмертия жизни на Святой земле русской.
   Что не говори, а поселившийся в нескольких часах лета от места сборища местной нечисти знаменитый волшебник, или попросту колдун, обладал несколько странным совершенно не поддающимся простой житейской логике характером. Эта удивляющая летящую к нему сейчас Холиду его странность определялась, прежде всего, в том, что колдун решил поселиться в таком труднодоступном для посещения его нуждающимися в его услугах людьми месте. И Холида, вглядываясь сверху вниз в мелькающие под нею крутые скалы, только укоризненно качала головою. С равнины до пещеры колдуна можно было добраться только пешком по узкой, бегущей по самому краю головокружительных обрывов, тропинке, то и дело, проходя по переброшенным через бездонные пропасти шатким ветхим мостикам. Не каждый из обычных смертных людей мог решиться отправиться в такое опасное для жизни путешествие, и только очень сильная нужда может заставить обладающего отважным сердцем мужественного человека решиться на подобное с его стороны безумство. Однако эта его до странности нелюдимость не только не взволновало, но и даже не обеспокоило летящую к нему Холиду. А, совсем наоборот, она еще больше убеждала ее, что порекомендованный ей нечистыми друзьями знаменитый волшебник достоин всяческого уважения и доверия.
   - Этот волшебник, по всей видимости, нарочно подобрал для себя такое недоступное для простых смертных людей место, - подумала неустанно размахивающая крыльями Холида, - чтобы эти вечно недовольные своей жизнью люди не докучали ему своими мелкими никчемными просьбами. Он слишком высоко ценит свои знания и умения, чтобы растрачивать их на какие-то там мелочные услуги никчемным смертным.
   И так как у нее не было надобности карабкаться по казавшимся ей с высоты совершенно неприступным скалам, то она, строго придерживаясь этой вьющейся по ним нескончаемой змейкою тропинки, быстро приближалась к нужной ей пещере.
   Прикрывающая вход в пещеру колдуна сколоченная из грубо обтесанных тонких стволиков дверь была раскрыта настежь, открывая для всеобщего обозрения темнеющий в проеме опущенный к низу полог из плотной материи. А сама скрывающаяся за ним обширная пещера было разделена тоненькими перегородками на четыре неодинаковые по своим размерам части. Слева от входа в пещеру для неприхотливого колдуна была оборудована небольшая спальня с застеленным коровьими шкурами каменным ложем. Следующее за спальнею небольшое помещение колдун приспособил под кладовку. В ней он хранил пучки высушенных трав и флакончики со всевозможными мазями и настойками. Там же, на специально вбитых в трещины скальной породы крюках было развешено используемое колдуном только в самых исключительных случаях колдовское убранство, а так же краски для окрашивания им своего тела перед началом мерзкого колдовства. Однако самым примечательным специально предназначенным только для того, чтобы поразить воображение случайно забредшего в это поганое место по какой-то своей надобности человека было, конечно же, размещенное в задней части пещеры третье помещение. В этом помещении, по всему периметру стен которого, а так же по самой его середине, были расставлены столы, собственно говоря, и располагался кабинет колдуна. И на всех этих сбитых из плохо обструганных досок столах были расставлены большей частью для внушения постороннему наблюдателю уважительного трепета к его хозяину, чем по особой на то необходимости, всевозможных форм и размеров стеклянные колбы. Из наполненных беспрестанно булькающими всевозможных цветов жидкостями колб время от времени с негромким присвистом прорывалось наружу небольшое количество пара. Накапливаясь под потолком кабинета в виде небольшого распространяющего по всей пещере острый сернистый запах облака, этот пар потихонечку втягивался в специально пробитое в скальной породе вытяжное отверстие. На устроенных над расставленными по периметру стен столами полках темнелись в полумраке кабинета заплесневевшими кожаными переплетами старинные рукописные книги. И громоздились наваленные бесформенными грудами высушенные органы и части тел птиц и животных. По увешенным змеиными шкурами углам кабинета были расставлены сосуды с могильной землею, с костями мертвецов и с законсервированными в лягушечьем жиру человеческими мозгами. И еще много чего другого было в этом мрачном кабинете, что часто используют навек связавшие свою судьбу с темною нечистою силою так называемые волшебники при своем мерзком колдовстве. Короче говоря, в этом кабинете было все необходимое, чтобы внушить случайно заглянувшему в него человеку, что его хозяин способен на многое, и что невозможно отыскать на земле силу, которая смогла бы ему противостоять. Да, и вряд ли станет задумываться об этом заглянувший сюда простой смертный человек, которого одни только зияющие пустыми глазницами с полок на него человеческие черепа сразу же ввергнут в должное трепетное замешательство. А в самом обширном расположенном сразу же за пологом помещении колдун принимал своих не частых посетителей и отдыхал, обдумывая свои темные думы или замышляя какую-нибудь очередную свою нечестивую каверзу. И в этой так называемой приемкой колдуна уже, кроме любимого им кресла-качалки, да небольшого столика с разложенными на нем гусиными перьями, нескольких стопок чистой бумаги и бронзового подсвечника с тремя свечами, больше ничего не было. Непосредственно у самого выхода из пещеры был оборудован камин, напротив которого и сидел сейчас немолодой мужчина. Засеребрившаяся на завязанных сзади красным бантом темных волосах легкая седина его не старила, а даже, наоборот, делало его недовольно скривившееся лицо еще более моложавым и мужественным. Закутавшись в застегнутый на бирюзовую бусинку темно-лиловый плащ, он, облокотившись на поручни кресла, напряженно всматривался в стоящий перед ним наполненный какой-то маслянистой серебристой жидкостью чан. Сконцентрировав все свое внимание не ее тускло отсвечивающей в освещенной свечами пещере поверхности, он направленным пучком энергии так сильно взволновал маслянистую жидкость, что из нее самопроизвольно начали, как при кипении, прорываться воздушные пузырьки. Расплываясь по поверхности наполняющей чан жидкости, они по мере своего на ней накопления освещались то пепельно-серым, то синим, а то и устрашающе ярко красным цветом. И когда эти воздушные пузырьки заполнили собою всю поверхность серебристой жидкости, то уже вспыхнули внимательно вглядывающемуся в нее мужчине всеми цветами радуги. Удовлетворенно крякнувший мужчина позволил себе немного смягчить свое все это время колючее до жесткости выражение лица. И устало, откинув голову от засверкавшей по всей пещере каким-то на удивление неестественно ярким светом поверхности жидкости на спинку кресла, позволил своим глазам немного передохнуть. Но ненадолго. Ибо по истечению всего лишь каких-то там несколько минут он уже снова сконцентрировал свой напряженный взгляд на самой середине продолжающей свое ни с чем не сравнимое изумительное сияние жидкости. Свечение, не выдерживая напора его пронзительных глаз, начало потихонечку с быстрым отчаянным вращением ослабевать, и, вот, на снова очистившейся от возмущающих ее воздушных пузырьков серебристой поверхности начали проявляться какие-то смутные контуры и неясные очертания. Нелегко, ох, как тяжело, было колдуну удерживать свое напряженное внимание на поверхности серебристой жидкости. От перенапряжения у него уже сильно заломила голова, а на лбу, как при самой тяжелой непосильной работе, начал выступать и скатываться по щекам пот. Да, и сами проявляющиеся на поверхности контуры, то, усиливая свое проявления, становились более для него зримыми, а то словно кого-то или чего-то, пугаясь, вовсе исчезали. Но не отводивший от серебристой жидкости своих пронзительных глаз колдун все больше и больше напитывал свой волнующий жидкость взгляд энергией, пока проявляющиеся на ее поверхности неясные контуры уже не стали полностью зримыми. И не только проявились окончательно, но и окрасились в свойственные им цвета. На фоне сверкающих своей безукоризненной голубизною небес замелькало какое-то небольшое еле заметное глазу пятнышко. И это странное пятнышко даже, несмотря на то, что колдун уже больше не смотрел на поверхность жидкости, с каждым очередным мгновением все больше увеличивалась, пока не показалось ему летящей над высокими отвесными скалами уродливой шибианкою. Вздохнувший при виде нее с облегчением колдун тут же осветился злобно-торжествующей ухмылкою.
   - Все-таки попалась в мои сети, голубушка! - не удержался от злорадного восклицания колдун. - И теперь тебе от меня уже не отвертеться, пока я с твоей помощью не замкну на этом поганом мире свой очередной круг зла. Можешь, пока не торопиться, голубушка, подгонять свою несчастную судьбу. Тебе еще долго предстоит плясать под мою дудку.
   А пока еще ни о чем таком плохом для себя не подозревающая шибианка продолжала, как ни в чем не бывало, размахивать крыльями, с каждым очередным мгновением проявляясь перед злобно ухмыляющимся колдуном все ярче и зримее. И волшебник, откинув свою уставшую голову на спинку кресла, закачался в такт своим нечестивым мыслям, уже лишь изредка проверяя, не повернула ли опомнившаяся шибианка в обратную сторону, не передумала ли она в самый последний момент лететь к нему. Но на проявившейся от воздействия одной только его нечестивой воли поверхности маслянистой жидкости все оставалось по-прежнему: неустанно размахивающая крыльями шибианка с каждым очередным мгновением становилось к нему все ближе и ближе, и вскоре заполнила своей уродливой тушею всю ее поверхность.
   - Вот теперь-то, мая дорогая, у тебя обратной дороги больше нет! - воскликнул не сдержавший в себе радости колдун. - Теперь-то уж тебе никто и ничто не поможет выскользнуть из расставленных мною для тебя сетей. Знаешь ли ты об этом или не знаешь, дорогая моя шибианка, но ты уже стоишь на полпути к собственной погибели.
   Резким взмахом левой руки колдун загасил проявившееся на поверхности жидкости изображение и, закрыв чан куском плотной материи, внимательно прислушался к долетающим к нему в пещеру снаружи звукам. Услышав шорох крыльев приближающейся к его пещере шибианки, он встал и, успокоив рукою продолжающее раскачиваться свое кресло, вышел из пещеры встречать долгожданную гостью.
   Еле заметная с высоты птичьего полета вьющаяся по скалам узкая тропинка в последний раз, мелькнув Холиде переброшенным через зияющий провал бездонной пропасти полусгнившим мостиком, выскочила на очищенную от камней перед входом в пещеру колдуна небольшую площадку.
   - Вот я уже на полпути к осуществлению всех своих самых сокровенных замыслов, - устало буркнула себе под нос Холида и, тихо покачивая своими распростертыми крыльями, плавно на нее опустилась.
   - Что могло заставить тебя, шибианка, приземлиться у моего жилища? - с притворным неудовольствием спросил у Холиды вышедший из пещеры колдун.
   И одно то, что волшебник не испугался ее уродства, а на его сумрачном лице не отразилось ни одного намека на хоть какую-то охватившую его брезгливость, приободрило опасающуюся, что ей не удастся с колдуном разговориться Холиду. И она, не теряя понапрасну времени, учтиво поклонилась не отводящему от нее пробирающего до самых костей пронзительного взгляда волшебнику и сразу же начала рассказывать ему об обеспокоивших ее в последнее время мыслях. Рассказывая, она не сводила своих насторожившихся глаз с лица порекомендованного ей нечистью волшебника, но не увидела в нем ни одного намека на удивление или насмешку, будто к нему с подобными просьбами обращались, чуть ли не ежедневно. Не высказывая своего отношения к высказанной шибианкою просьбе, колдун не стал ничем обнадеживать замершую в ожидании Холиду, а, отступив в сторону, молчаливым взмахом руки пригласил ее войти внутрь пещеры. Все еще теряющаяся в догадках, сможет ли колдун выполнить ее просьбу или нет, Холида вошла в приемную и, остановившись у камина, окинула вопрошающим взглядом продолжающего свое непонятное для нее молчание волшебника. Не обращающий на ее нетерпение никакого внимания колдун с той же молчаливой сосредоточенностью приподнял отделяющий приемную от кабинета полог и так же молча поманил ее за собою. Не посмевшая отказаться Холида молча последовала за ним и еле удержалась от возгласа восхищения при виде того, что она там увидела. За все свое бесконечное существование она еще не видела ничего подобного тому, что сейчас открылась ее не только пораженному, но и вполне искренне восхищенному взору. Если у нее все еще оставались хоть какие-нибудь сомнения насчет всемогущества порекомендованного ей нечистью волшебника, то при виде всего, что открылось ее глазам, они у Холиды мгновенно испарились. И чем больше она всматривалась в вызывающую у нее трепетное волнение обстановку рабочего кабинета, тем больше возникало у нее доверия к терпеливо дожидающемуся, когда она полностью удовлетворит свое любопытство, волшебнику.
   Заметив, как вспыхнувшее в ее глазах смешанное с восхищением любопытство начало потихоньку угасать, колдун поставил на краешек ближайшего стола подсвечник со свечами и проговорил внушающим к нему еще большее доверие тихим вкрадчивым голосом:
   - Как нет предела возникающим у людей время от времени самых на первый взгляд несбыточных желаний, так и не может быть предела для возможностей удовлетворяющего их волшебства. За все уже прожитое мною в этих диких труднодоступных для простых смертных людей местах время ко мне еще никто не обращался с подобною просьбою. Но пусть, уважаемая шибианка, не сомневается в моем желании, а главное в моей силе и в моих возможностях ей помочь, если я попрошу ее немного подождать, чтобы я смог проверить: все ли у меня имеется для исполнения ее желаний. Ибо я не смогу обговаривать условия исполнения желания шибианки прежде, чем не буду полностью уверен, что у меня есть для этого все необходимое.
   Холида в ответ на его вполне разумные слова молча кивнула головою в знак своего согласия. Удовлетворенно хмыкнувший колдун, тут же сняв с полки истрепавшуюся от слишком частого пользования книгу, начал ее перелистывать. И, так как рецепта по приготовлению нужного ему колдовского снадобья в ней не попадалось, то колдун, теряя терпение, уже начал листать ее страницами до того быстро, что выбиваемая им из книги пыль сильно запершило в нервно подрагивающих от охватившего Холиду возбуждения ноздрях. Но она, опасаясь помешать засуетившемуся по ее делу волшебнику, сдерживала себя. Пролистав книгу до конца, но так не найдя в ней того, что ему требовалось, колдун в глубокой задумчивости снял с полки другую книгу, потом третью.... И так он уже перебрал их, наверное, с десяток, пока не остановился на случайно раскрывшейся странице только что им снятой с полки книги. Быстро просмотрев ее, он, положив книгу рядом с подсвечником, заметался возле полок с колдовскими припасами. Проверяя их сохранность, он долго разминал их пальцами и, с шумом втягивая в себя воздух, тщательно принюхивался к законсервированным органам и костям покойников. Пробовал на вкус могильную землю и неоднократно перепроверял самого себя с тем, что было написано в колдовской книге. А, когда все уже было им по несколько раз перепроверено, и у него больше не было сомнений: имеются ли в наличии все необходимые компоненты для приготовления шибианке необходимого ей снадобья - немного расслабившийся колдун выпрямился. И, заложив нужную ему страницу в книге лежащим на столе ритуальным ножиком, захлопнул ее. Выбитая им туча въедливой пыли уже прямо заставила и без того еле сдерживающуюся Холиду громко чихнуть.
   - Будь здорова! - насмешливо буркнул в ответ на ее чих колдун. - Тебе повезло, милочка, у меня есть все необходимое для приготовления нужного тебе снадобья.
   Все еще до конца не верующая в возможность осуществления своего замысла Холида в одно и тоже время от ожидаемых и совсем для нее неожиданных слов колдуна просто очумела. И если бы не сдерживающее ее присутствие строго взирающего на нее колдуна, то она непременно пустилась бы при подобном известии в дикий пляс.
   - Я уже смогу появиться на сбор своих подружек не только с одними своими сумасбродными идеями, а с самым убедительным доказательством в возможность осуществления их в нашей реальной жизни! - пронеслось в ее быстро соображающей голове.
   И она тут же принялась упрашивать колдуна изготовить это снадобье, как можно скорее.
   - Для его приготовления, шибианка, потребуется слишком много волшебной энергии и уже редких на земле обладающих волшебными свойствами растений и органов животных, - строго заметил ей колдун. - Подобное волшебство для тебя одной, шибианка, обойдется слишком дорого, но если ты убедишь в его необходимости и всех остальных своих подружек, то тогда уже вы все вместе сможете заказать нужное вам снадобье у меня.
   - Я, дорогой волшебник, не сомневаюсь, что в таком снадобье очень скоро станут нуждаться все мои подружки, - поспешно проговорила обрадованная Холида и, заверив колдуна, что его волшебство будет по достоинству вознаграждено, уточнила, а как скоро он сможет изготовить для них волшебное снадобье.
   - Если я приступлю к его изготовлению именно сегодня, то через два или три дня оно уже будет готово, - ответил ей, после недолгих раздумий колдун.
   - В таком случае мне будет лучше всего поторопиться к своим подружкам, - пролепетала полностью удовлетворенная его словами Холида и, попрощавшись с колдуном, заторопилась к своему затерявшемуся в непроходимых топях островку.
   - Торопись, не торопись, голубушка, а все равно быстрее меня на своем острове не окажешься, - насмешливо буркнул ей вслед мгновенно принявший на себя присущее ему сатанинское обличье колдун.
   Возвратившись в пещеру, он тут же начал толочь в деревянных чашах еще заранее им приготовленные правые и левые глаза собаки, кошки, совы и летучей мыши. А потом, опустившись к положенной в углу кабинета могильной плите, начал негромко бормотать нужное ему заклинание с одновременным намазыванием полученными мазями своего правого и левого глаза. И только успело утихнуть гулко прозвучавшее в пещере последнее слово нечестивого заклинания, как он тут же стал невидимым не только для людских, но и для глаз шибианок.
   - Вот, то-то, и мы тоже, как говорится, не лыком шиты, - с удовлетворением буркнул вслух удостоверившийся в действенности своего заклинания Сатана и, выйдя из пещеры, стремительно помчался по голубому небосклону вслед за Холидою.
   Сатана не мог и не хотел пускать такое важное для него дело, как говориться, на самотек. Ему надо было лично убедиться, что обнадеженная им Холида и на самом деле стонет уговаривать своих подружек согласиться с внушенными ей лично им мыслями по переустройству всей их нынешней как бы мешающей шибианкам в полной мере ощутить себя общепризнанными красавицами жизни.
   - У этих капризных привередливых баб, как говориться, семь пятниц на одной неделе, - пренебрежительно буркнул он вслух уже в полете. - И никто в этом мире не может заранее знать о том, что им придет в голову уже через полчаса? Они свои мнение, как, впрочем, и свои убеждения, меняют намного быстрее, чем снимают со своих рук перчатки. Да, и я еще не совсем законченный дурак, чтобы слепо доверяться такой своенравной и тщеславной бабе, как эта шибианка. Мне будет лучше всего за нею проследить. Ну, если заупрямиться, то и подогреть ее желание непременно исполнить мою волю.
  
   1992 год.
  
  
  
  

Глава восьмая.
НОВОЕ НЕ ВСЕГДА ЛУЧШЕ СТАРОГО.

  
   И серой скуки, и въедливой меланхолии, и горькой депрессии, и мнительной раздражительности - как ни бывало. Ибо все - отчего Холида еще совсем недавно сильно расстраивалась, и что вызывало у нее глухое недовольство своей нынешней жизнью, мгновенно испарилось. Улетучилось, не оставляя после себя ни одного следа у снова ставшей веселой и жизнерадостной Холиды. Острое осознания, что она уже несла своим подружкам не только красивые фантазии скучающей красавицы, но и решение, как им ее фантазии претворить в жизнь, переполняло Холиду уверенностью, что ей удастся убедить остальных шибианок в необходимости перемен. Подлетев к острову, Холида плавно опустилась возле приветливо замахавшего ей веточками своего любимого деревца. Она нашла его, пролетая над заснеженными равнинами Севера. И ей так понравился белоснежный с черными крапинками его стволик, что восхищенная Холида, вырвав это деревцо из земли, перенесла его на свой остров. И сейчас уже немного подросшая березка радостно встречает прилетающую на сборы свою хозяйку, приветливо шелестя под легким дуновением теплого южного ветерка своими листочками. Поздоровавшись со своею кудрявой красавицею, Холида обвязала ее веточки разноцветными ленточками, и улетела смывать с себя дорожную пыль под прохладным душем подающего в затхлую воду окружающего остров озера водопада. Окунувшись под остужающую ей вскружившуюся голову чистую родниковую водицу, Холида, прежде чем снова возвратиться к березке, еще немного полетала над островом в ожидании, пока не просохнут под теплыми лучами ярко осветившегося на небесах солнышка ее крылья. Надев на себя из оставленного возле березки заплечного мешочка шелковый халатик, Холида присоединилась к прогуливающимся по вымощенной булыжником площадке своим подружкам. До ее вызова в глинобитный домик заранее предупрежденной Прокудою, еще было достаточно времени. И она успела не только поздороваться со всеми прилетевшими раньше ее шибианками, но и даже немного с ними посплетничать. А во время разговора с самыми близкими подругами Холида даже преднамеренно осмелилась пожаловаться на обуревающую ее тоску и скуку во время отбывания этой становящейся с каждым очередным годом все несносней нелепой глупой повинности.
   - Ох, и как же ты права, подружка, - охотно поддакнули они Холиде. - Эти нелепые обряды и нам самим уже давно осточертели. Следует уже давно их как-то обновить, или хотя бы немного осовременить, но, к сожалению, никто не предлагает на замену этих уже набившим всем оскомину обрядам ничего лучшего. Хочешь, не хочешь, а приходиться нам, подружка, пользоваться тем, что имеем.
   - Эх, пришла бы хоть кому-нибудь из нас в голову стоящая мысль, как бы сделать нашу жизнь во время сборов интересней и привлекательней! - вскликнула в непритворном сожалении одна из ее подружек. - То я бы ей за это исцеловала бы грудь!
   Целование уродливой груди шибианки - считается самою высшею наградою и признанием несомненных ее заслуг перед всем шибианским сообществом для каждой шибианки. Подобное решение принимается только на совете шибианок и осуществляется на площадке перед дубом сразу же после восхваления Творца за дарованный Им мир и согласие между ними. Заслужившая для себя подобную честь шибианка под громкие восхищенные вопли остальных усаживается на прикрывающую вход в пещеру плиту, и самая лучшая ее подруга начинала с громким причмокиванием целовать ее безобразные груди. Заслужить подобную честь у ревностно следивших друг за дружкою, а поэтому не желающих хоть кого-то из них выделять над всеми остальными, шибианкам было не так уж и легко. И только поэтому за все их бесконечное существование на земле всего лишь две шибианки могли похвастаться применением к ним обряда целования груди. Такого просто неслыханного от сообщества шибианок почета заслужила открывшая этот воистину чудесный островок шибианка, а вскоре после нее и старшая шибианка, под руководством которой он и был ими обжит.
   - Мои шансы на успех растут! - ликовала слушающая их Холида. - Как предполагала еще и раньше, не только я одна, но и все остальные мои подруги хотят и ждут перемен во время наших совместных сборов!
   И только решилась Холида начать делиться с ними одолевающими ею в последнее время замыслами, как в дверь комнаты глинобитного домика постучалась Прокуда.
   - Заходи! - выкрикнула мгновенно перенесшаяся в комнатку глинобитного домика Холида.
   - Моя повелительница, провела все это время в одиночестве!? - не удержалась от удивленного восклицания забегавшая по всей комнате своими разгоревшимися от сжигающего ее изнутри любопытства глазами служанка.
   - Как видишь, моя верная Прокуда, - весело отозвалась ей в ответ изо всех сил делающая вид, что отдых и прорывающийся в домик свежий морской воздух намного улучшил ее самочувствие, Холида. - И, по всей видимости, только благодаря своему затворничеству я и ощущаю себя сейчас просто великолепно.
   - Моей повелительнице наскучило утомительное для молодых девушек одиночество, и она решила немного прогуляться по побережью? - продолжала выспрашивать загадочно улыбающуюся ханшу Прокуда.
   - Ни в коем случае, Прокуда, мое одиночество идет мне только на пользу, - с веселым смешком опровергла ее предположение довольно улыбнувшаяся Холида. - Но я женщина, и каждой женщине непременно хочется быть даже наедине с собою красивой и привлекательной. А эта туника, как мне кажется, очень подходит под цвет моих волос. Ты согласно со мною, Прокуда?..
   - В этой тунике, моя повелительница, просто обворожительна, - слукавила неприятно скривившаяся служанка. - Она, пусть и не очень-то броская, но так хорошо оттеняет твою ни с чем несравнимую небесную красоту и привлекательность.
   Уточнив время очередного своего вызова Прокудою, Холида, прихватив с собою еще заранее приготовленный ею узелок с изысканными яствами и терпкими напитками, снова перенеслась на свой остров. Приветствуя небрежным кивком головы еще только что прибывающих шибианок, Холида присоединилась к начавшим выстраиваться на площадке для обращения к Творцу перед началом торжественного входа в пещеру своим подругам. И на этот раз она уже молилась Ему с такой искренностью и с таким вдохновением, что уже прямо обнажала перед Ним всю свою душу. Она умоляла Всевышнего господа бога понять ее и простить ей все невольные перед Ним прегрешения, не воспринимая всерьез ее вполне, на ее взгляд, невинные женские капризы.
   - Господи! Ведь, никому же не будет плохо оттого, что положенные шибианкам несколько недель в году на сборы они проведут вместе со своими поклонниками? - то ли убеждая саму себя, то ли выспрашивая у Господа бога разрешения на претворение в повседневную жизнь шибианок задуманного ею, неистово молилась Холида. - Ты же, Отец наш, не можешь не позволять своим детям радоваться дарованной Тобою жизнью? Или Ты не желал нам всем много счастья и радости, когда создавал неразумных детей своих? И разве это не Ты внушил в мою затосковавшую головку все эти так сильно обеспокоившие меня в последнее время мысли? Я не сомневаюсь, что Ты должен быть доволен, что эти навязанные нам Тобою тягостные сборы, наконец-то, превратятся для всех нас в новый источник радости и наслаждения. Прошу не только понять и простить меня, Отец наш, но и помочь мне убедить в правоте внушенных Тобою мне мыслей всех остальных шибианок.
   Несчастная, она не могла или просто не хотела понимать, что вера в Творца разрушается не сразу и тем более не мгновенно. Она не знала или просто не хотела знать, что все те, кто внутренне уже был готов вступить на этот греховный путь, поначалу делают маленькие робкие шаги в направлении искажения не только для самих себя, но и для всех окружающих их, сути заветов Творца. Манипулируя высокопарными словами о личном бескорыстии и как бы движимые только одною заботою о благе других, они, безо всякого зазрения совести начисто выхолащивают из них всю Его мудрость. Лицемерно убеждая не только самих себя, но и всех остальных живых существ тоже, что они всего лишь совершенствуют или как бы раздвигают границы дозволенного в связи с изменившимися условиями жизни на земле и самого человека, что они как бы переводят Его заветы на современный язык. Но при этом они преднамеренно забывают упомянуть извечную на земле истину, что никто не вправе поправлять своего Творца. Что как бы ни способен и не талантлив был человек, все равно, его мудрость не будет стоить даже одной тысячной доли всей мудрости нашего Творца. И, в конце концов, что это не в слабых человеческих силах охватить одним разом все многообразие человеческой жизни и выверить во всем этом многообразии свое как бы гениальное изречение.
   - Понимая их жизненную необходимость для человека, мы стремимся приблизить заветы Творца к самому человеку, к его запросам и желаниям, - лицемерно заявляют они, скрывая под внешне привлекательными словами свои человеконенавистнические намерения. - Мы хотим соединить то, что раньше считалось из ошибочного толкования мудрости Творца несоединимым. Мы стремимся помочь человеку лучше понять желания Творца, и только развиваем или закладываем в Его мудрость современное звучание.
   Сколько как бы правильных слов и сколько сокрыто за ними лицемерной фальши и самой настоящей лжи!? И не так уж легко простому неискушенному в их хитросплетениях человеку найти в них обман! И сколько даже прекрасно осознающих для себя их пагубность людей, искушаясь ими, пытаются обмануть своей притворной слепотою Творца!? Совершенно не думая, что своей притворной слепотою они в первую очередь обманывают самих себя и, что еще хуже, своих родных и близких людей, лишая их благодатного света мудрости Творца, затрудняя им поиски жизненно важных для каждого человека ориентиров.
   Налагая на всех нас в своих заветах определенные ограничения, Творец заботился только лишь о том, чтобы мы, руководствуясь ими, как бы постоянно вели с Ним помогающие нам лучше понять и осмыслить свою суть и свое предназначение на земле внутренние диалоги. Ибо только во время таких вот с Ним бесед мы и можем наиболее полно уяснить для себя справедливость подаренных нам Им нравственных жизненных ориентиров, и что только они одни смогут удержать всех нас от превращения в ничем не управляемых диких свирепых хищников. Однако не каждый человек способен вести с Тобою, Господи, эти свои внутренние беседы с необходимой для этого чистосердечной искренностью и правдивостью. Но зато у тех, кто обладает этим даром, после подобной внутренней с Тобою беседы проясняются души, и они при этом заряжаются не на праздное, опустошающее души, веселье, а на честный труд, на благие дела, на заботу и сострадания к окружающим их людям. Вот, в чем именно и состоит весь смысл и вся мудрость заветов нашего Творца. И любая попытка раздвинуть границы дозволенного в заветах Творца никогда ни чем не поможет в жизни самому человеку, а только всегда оборачивается для него страшной непоправимою бедою. Ибо в это время у людей с четко неопределенными нравственными ориентирами жизненные потребности уже начинают подчиняться не высшим порывам их душ, а извращенным желаниям тленных тел. И подталкиваемые необузданными духовностью желаниями они уже не остановятся перед совершением любого зла и насилия над окружающими их людьми. Что, безо всякого на то сомнение, будет способствовать еще большему понижению их интеллекта и еще большего их низвержения до уровня сознания бездушного скота. А все больше скатывающиеся в болото неверия люди уже просто не могут возвращаться на тот праведный путь, на котором лучше живет не тот, кто более сильный, хитрый и нахрапистый, а кому честный труд приносит радость и душевный покой. В их неверии гибель, а не созидание. И только поэтому заботящее о своем дальнейшем процветании человеческое сообщество не должно потакать их неверию и тем более воспринимать их губительные для жизни на земле идеи всерьез.
   - Тебе не в чем упрекнуть меня, Отец наш, - шептала заканчивающая свою молитву Холида, - я не выхожу из Твоей воли. Я только хочу, чтобы наше земное существование стало еще более привлекательным и интересным. И Ты, как истинный Отец наш, не можешь не приветствовать мое намерение.
   Спустившаяся вместе со всеми в пещеру Холида присела на первое, попавшееся ей, свободной местечко и, воткнув факел в отверстие в столе, нетерпеливо осмотрелась вокруг себя. Громко заговорившие ее подруги в отличие от нее не торопились усаживаться за столом. И раз от раза окидывающая их сердитым взглядом Холида только недовольно хмурилась. Время для их Советов подбиралась с таким расчетом, чтобы участвующие в нем шибианки меньше всего отвлекались на вызовы своих домашних. Поэтому, исходя из различия времени на земле, в то время, когда они держали Совет, на одной стороне земли уже начинался рассвет, а на другой сгущалась кромешная ночная тьма. И так как всем обеспеченные богачи могли позволить себе пораньше лечь спать и попозже встать с постели, то исчезновение шибианок по вызовам домашних во время Советов было крайне редко. Но сегодня они, к явному неудовольствию Холиды, одна за другою исчезали со своих мест.
   - Вот, дуры! - восклицала про себя злившаяся на своих подруг Холида. - Не могли обеспечить себе хотя бы на начала сборов хоть какое-нибудь уединение.
   Тем временем дождавшаяся своего часа старшая шибианка приподняла посох и вскочившая со своего места Холида присоединила свой голосочек в нестерпимый для простого смертного человека вой исполняющих свой гимн шибианок. Внимательно вслушивающаяся в перезвон привязанных к кистям рук колокольчиков своих вопящих подружек старшая шибианка дождалась, когда, по ее мнению, шибианский гимн был полностью исполнен, ударила посохом об железную пластину. Разнесшийся по всей пещере резкий металлический звук мгновенно утихомирил расходившихся шибианок, и они, снова усевшись на свои места, принялись обсуждать друг и дружкою возникшие между ними спорные вопросы и противоречия. Вздохнувшая с облегчением Холида вышла из-за стола и пошла в сторону бесстрастно наблюдающей за своими подругами старшей шибианки. Но только успела она подойти к трону и наклониться к ее уху, как затребованная кем-то из своих домашних старшая шибианка исчезла со своего места.
   - Вот, дура, а еще старшая над всеми нами! - в сердцах вскрикнула попавшая в не очень-то приятное положение Холида, но на всякий случай решила не возвращаться на свое место за столом, а дождаться ее возвращения возле трона. И, как оказалось, она и на этот раз приняла для себя не совсем верное решение. Ибо перенесшаяся по какой-то срочной надобности к себе домой старшая шибианка отсутствовала довольно долго. А смущенно мявшаяся возле ее трона Холида начала привлекать к себе внимание и ловить насмешливые взгляды своих подружек. Злившаяся Холида краснела от охватившей ее досады, но отходить от трона не решалась. И так она, смущенно переступая с ноги на ногу, простояла возле него еще где-то около получаса, пока этот уже ставший для нее за это время ненавистным трон не заполучил свою хозяйку. Еле сдерживаясь от переполняющего ее негодования, Холида не стала больше медлить, а сразу же посвятила ее в самую суть своего замысла. Недовольно скривившаяся старшая шибианка, словно сомневаясь в ее рассудке, окинула ее изучающим взглядом, однако, после недолгих колебаний, все же решилась опустить свой посох на железную пластину. Ожесточенно спорившие между собою шибианки примолкли и повернули головы в сторону трона. И впервые осмелившаяся выйти перед своими подругами Холида уже совсем неожиданно для себя до того растерялась, что поначалу даже не смогла выдавить из своей в одно мгновение пересохшей глотки ни одного словечка. А уставившиеся на нее нетерпеливые взгляды ее подруг больно захлестали по ее смутившемуся лицу, торопя и подгоняя растерявшуюся Холиду.
   - Ну, что ты молчишь!? - молча кричали они ей. - Ты же прервала нашу беседу совсем не для того, чтобы мы все взирали на твое уродство!?
   - Возлюбленные мои подруги! - собравшись с силами, громко выкрикнула Холида и, еще немного подождав, пока не утихнет гул недовольных слишком долго затянувшейся паузою шибианок, продолжила. - Создавая нас, Творец уделил нам так много благотворно влияющего на все живое на земле своего внимания, а потом еще осыпал всех нас такими невиданными доселе на земле милостями, о которых может только мечтать даже Его самое возлюбленное творение - человек. И это, скажу я вам, совсем неудивительно. Ибо во всем земном мире только мы одни олицетворяем собою так остро необходимый живущему в нем человеку эталон уродства, и одновременно являемся самыми признанными земными красавицами. Однако, любезные мои подружки, мы после последней встречи со своим Творцом впали, по моему глубокому убеждению, в самое непростительное для нас заблуждение. Мы все поверили в самое, казалось бы, невероятное, мы поверили в то, что Он, предоставив нам полную свободу, больше уже не будет о нас заботиться. И только поэтому мы, не желая вызывать неудовольствия бесконечно любящего всех нас Творца, продолжаем слепо придерживаться уже давно устаревших наших обычаев и обрядов. Но хороший отец, уважаемые мои подружки, не может забыть о своих детях! А совсем наоборот, Он постоянно думает обо всех нас и хочет знать о нас все до мельчайших подробностей! Он хочет болеть нашими переживаниями и помогать нам в нашей нелегкой земной жизни! И мы, дорогие мои подруги, не только не должны, но и просто не имеем права отвергать помощь и поддержку Отца нашего! Мы обязаны неустанно благодарить нашего Творца за Его бесчисленные к нам милости и с благодарностью принимать для себя Его дальнейшую о нас заботу! Творец подарил нам сознание. И через него Он постоянно с нами беседует, поддерживая или опровергая нас в наших начинаниях, внушая нам свои мысли. В созданном нашим Творцом земном мире ничего не происходит помимо Его на то воли и желания, без Его милостивейшего на то согласия. Поэтому нам следует внимательно прислушиваться к голосу своего разума, чтобы не только лучше понимать самих себя, но и осознавать для себя чего Он от нас хочет, нравится ли Ему или не нравится то, как мы обустраиваем свою земную жизнь. Вот, и я нынешним летом, скучая в разлуке со своими любимыми подругами, подолгу размышляла, и беседовала с нашим Творцом, посвящая Его во все наши беды и во все наши самые сокровенные желания. И Он, неистощимый в своих милостях к нам, внушил мне на этот счет кое-какие соображения, которыми я и хочу сейчас поделиться с вами, мои дорогие подружки, и выслушать о них ваше мнение.
   Так вольно или невольно, но в разговоре со своими подругами Холида применила самый излюбленный прием демагогов всех времен и народов. Применяя его, они, прежде всего, рассчитывают на ничем не пробиваемую невежественную темноту своих соплеменников и на их необузданную алчность в постоянном стремлении получить для себя за просто так намного больше, чем они того заслуживают. Сколько коварных замыслов и кровожадных намерений уже скрывалось под их высокопарными сладкозвучными словами с упоминанием имени Творца и украшенными притворно-лицемерными заверениями своих соплеменников о как бы неустанной заботе об их благе!? Сколько уже бед и напрасных страданий перенес скоро разочаровавшийся в этих по меткому народному определению краснобаев последовавший за ними простой народ!? Но, все равно, эти насквозь лживые не имеющие за своими душами ничего святого прожженные лицемеры вплоть до сегодняшнего времени имеют постоянный неизменный успех. И они по-прежнему с превеликой охотою используют этот запрещенный по всем божеским и людским законам прием для очередного оболвания и использования в собственных корыстолюбивых интересах собственного народа.
   - Наш Творец, через мои мысли, убедил меня, что мы совершенно напрасно ограничиваем себя в получении от своего земного существования как можно больше удовольствия. И что мы, дорогие мои подруги, не должны предаваться, как всегда, охватываемому всеми нами во время сборов унынию - продолжала разглагольствовать перед шибианками Холида. - Чем мы можем похвастаться друг перед дружкою на сегодняшнем сборе!? - с притворным негодованием вскрикнула продолжающая свое выступление Холида. - Сладким вином, изысканными яствами, роскошными нарядами да драгоценными украшениями. Но их ценность для нас и блеск меркнет по мере их накопления, по мере нашего ими пресыщения. И мы сейчас с головы до ног обвешанные драгоценными побрякушками продолжаем неустанно ломать свои головы, придумывая, а куда бы еще их можно было бы нацепить на себя. Начисто забывая при этом о присущем нам всем природном совершенстве и непосредственно связанном с ним нашем тонком изысканном вкусе. И только благодаря этим моим с Творцом беседам я и стою сейчас перед вами в украшающем, а не в уродующем мое прекрасное шибианское тело, более чем скромном наряде. В постоянном стремлении перещеголять друг дружку мы, забывая о чувстве меры, даже и не замечаем, как постепенно скатываемся в своем развитии до уровня алчных и злобных дикарок. Нет! И еще раз нет, несчастные мои подружки! Нам больше так жить нельзя! Мы просто не имеем права и дальше, унижая свое достоинство никчемным существованием, заставлять стыдиться нас своего любимого Творца! Но, как говорится, возмущаться сложившимся положением намного легче и проще, чем, самым внимательным образом проанализировав всю нашу сегодняшнюю жизнь, постараться ответить на вопрос, а почему мы все так низко пали, и что способствует нашей сегодняшней черствости и невежественной чванливости. Причина нашего незавидного в последнее время положения нам всем и без всяких там анализов уже давно известна и ясна, как светлый день. Она, по моему мнению, кроется именно в том, что мы, удовлетворяя свое мелкое тщеславие, не стали уделять должного внимания на окружающее всех нас возвышенное и вечное. Мы в последнее время забыли о главенствующей в земном мире красоте, частью которой как раз и являются олицетворяющие собою эталон уродства шибианки. Ибо кто еще в земном мире кроме нас, шибианок, сможет в полной мере понять и оценить подлинную красоту!? Но в чем же тогда основная причина нашей в последнее время трагедии? И почему мы, такие тонкие высокочувствительные существа, докатились до уровня бесчувственных дикарок!? А причины, мои дорогие подружки, все та же, и мы все о ней тоже прекрасно осведомлены: это отсутствие на наших сборах прекрасных благородных мужчин. Ибо кто еще, кроме них, на этой земле сможет так сильно вдохновить любую женщину и в одночасье преобразить до неузнаваемости даже дурнушку!? Только они одни, прекрасные благородные мужчины! Без них любая женщина перестает быть женщиною в самом полном значении этого слова. Вот, поэтому-то, дорогие мои подружки, проводя свои сборы без общения с прекрасными благородными мужчинами, мы не способствуем ощущению в себе ни с чем не сравнимых в своем воистину божественном уродстве шибианок. Мы много теряем как красивые привлекательные женщины без задушевных умных бесед с прекрасными благородными мужчинами в этой воистину убогой обстановке.
   Много чего ожидали услышать ошеломленные выступлением Холиды шибианки на своем сборе, но только не таких ее выворачивающих наизнанку все их тщательно скрываемые ото всех самые сокровенные мысли и желания слов. Они уже все об этом давно думали и мечтали, но, сомневаясь, что подобные их мысли поддержат остальные, молчали. А Холида, дерзкая, ни у кого не спрашивая, и ни с кем заранее не поговорив, вдруг, вышла перед ними и начала говорить о самом наболевшем и желанном, но до этих пор казавшемся им всем просто несбыточным. И все это в одно и тоже время и радовало их и вызывало вполне обоснованное в таком случае опасение, что ее перед ними выступление добром не окончится, что оно может принести им с собою немало совершенно не нужных им беспокойств и волнений. И так как от ее слов на них повеяло непривычным граничащим с дерзостью свободомыслием, то у многих из них зародились сомнения: Творец ли внушил ей подобные мысли? Но, следуя своим обычаям, слушали ее молча, не перебивая ее возгласами, как одобрения, так и негодования.
   - Присутствие на наших сборах мужчин! - воскликнула продолжающая свое выступление Холида. - Для многих из вас сейчас это мысль может показаться полнейшим абсурдом или плодом моей пустой фантазии. И это вполне естественно. Я и сама поначалу так подумала. Разве могут земные мужчины без ужаса и внутреннего содрогания видеть нас рядом с собою!? Нет! Это просто невозможно! Мы не можем и не должны требовать от них во имя любви к нам подобной жертвенности! Но внушивший мне подобные мысли Творец помог найти решение этой поначалу кажущейся неразрешимой проблемы. Он надоумил меня завернуть по пути на сборы к одному волшебнику, и тот согласился за достойное вознаграждение помочь нам в этом затруднении. И я, дорогие мои подруги, уже заранее дала ему за всех нас согласие на изготовление нужного снадобья, так как уверена, что настоящая женщина всегда с легкостью пожертвует своими несколькими дорогими безделушками ради счастья видеть рядом с собою на наших сборах любимого мужчину. Пожертвовав несколькими своими драгоценностями, нам уже больше предаваться унынию и скучать на наших сборах не придется, а наши души возвысятся в окружение самых прекрасных и достойных творений нашего любимого и глубоко всеми нами почитаемого Творца.
   Узнав из слов выступающей перед ними Холиды, что все, о чем они еще совсем недавно не могли и мечтать, на самом-то деле может быть легко осуществимо, привело развращенные головы слушающих ее шибианок в смятение.
   - Это же надо, до чего они оказывается ушлые эти волшебники! - не удержались пораженные только что услышанным от восхищенных восклицаний шибианки. - А, ведь, мы-то раньше на их фокусы даже и внимания не обращали. Нам все это время думалось, что их забава только для одних слабоумных несмышленышей.
   Конечно же, всех шибианок пугала новизна и смелость мыслей Холиды, но какие радужные перспективы открывались перед всеми ими в случае успеха ее начинания. И, видя, как загорелись при ее словах радостным блеском у ее подружек глаза, еще заранее уверенная в успехе своей миссии Холида уже просто возликовала.
   - А сейчас, - сказала она, заканчивая свое перед ними выступление, - я прошу вас обсудить мое предложения и не судить меня слишком строго. Ибо я решилась высказать его вам только ради нашего общего блага, только ради дальнейшего процветания славного шибианского рода.
   Догадавшись, что его просто вежливо выпроваживают из ханского аила, ректор Согмат повелел сопровождающему его слуге укладывать вещи и собираться в обратную дорогу.
   Слава об доселе невиданной красоте и привлекательности дочки хана Китана уже гремела не только по всей степи, но и далеко за ее пределами. Наслышавшийся от покоренных ею мужчин немало хвалебных слов, ректор Согмат, не видя ее ни разу, влюбился в степную красавицу, как мальчишка. И, если быть немного правдивее, то он влюбился не в нее лично, а в нарисованный искусными рассказчиками о ней порою кажущийся ему просто нереальным образ неземной красоты. Постоянно думая о девушке своей мечты, он долго не мог решиться съездить в степь, чтобы сравнить оригинал со своими представлениями о нем. А когда решился, то ехал в ханский аил с необычной для византийского купца робостью и с тревожно щемящим сердцем. Потому что больше всего в этой своей поездке в степь его тревожило и волновало только то, что увиденный им оригинал может не соответствовать его собственным представлением о ханской дочке, и что он может лишиться объекта своего поклонения. Но ему не повезло. В ханском аиле его не очень-то жаловали и, несмотря на все его ухищрения, он, кроме приглашения заболевшего хана посетить его аил как-нибудь в другой раз, ничего не добился. И Согмат не только не смог узнать, где же находится сейчас ханская дочь, но и почему ее ему не показывают. Мало того, ему даже забыли сказать, а именно когда он сможет посетить ханский аил во второй раз: через неделю, месяц, а то и через год. И чем только может обернуться этот месяц или год для безнадежно влюбленного мужчины, в то время, когда каждый день, каждый час и даже каждая минута показывается ему вечностью в ожидании встречи со своей возлюбленной? И Согмат сейчас черной завистью завидует всем остальным влюбленным на земле, сердца которых знают, с кем так страстно ожидают встречи. И их, уверенных в своей любви, не грызут так сильно мучившие сейчас Согмата сомнения в том, что ханская дочь может не соответствовать созданному о ней им самим любимому образу.
   В окружающей ректора Согмата жизни абсолютно все были непоколебимо уверены, что знатность и богатство, непременные условия будущего счастья человека. Но без памяти влюбленный Согмат больше уже не верит этим их сказкам. У него есть и то и другое. Его разбросанные по всему морскому побережью торговые лавки начали приносить ему, особенно в последнее время, такой доход, что он уже подумывал, чтобы привести в соответствие свои богатства с официально признанной знатностью, о покупке звания магистра. Однако, несмотря на все его богатство и его уже совсем скоро возможную высокую знатность, ему так и не открылась дорога к полюбившейся ему девушке. И Согмату сейчас оставалось только мечтать о том, как бы ему наняться в услужение прекрасной ханской дочке, чтобы, прислуживая ей, он имел бы возможность постоянно наслаждаться ее несравненной красотою. Но к своему стыду он был вынужден сам себя признаваться, что вряд ли стравился бы с такими хлопотливыми обязанностями. И ему приходилось оставаться не счастливым конюхом красавицы, а несчастным богатым купцом и знатным византийцем.
   Утром, только успело восходящее красное солнышко осветить бескрайнюю степь, а Согмат, торопясь в ближайший торговый городок, уже трясся по ней в своей расписной повозке. Громкие окрики помчавшегося ему вдогонку из аила половца оторвали его от нерадостных дум, и он, повелев своему слуге придержать горячившихся коней, недовольно бросил подскакавшему всаднику:
   - Что тебе надобно от меня, воин?
   - Я слышал, что знатный купец интересует ханской дочкою? - вопросом на вопрос ответил ему степняк.
   Брезгливо поморщившийся от забившего в его сторону резкого запаха давно не мытого тела Согмат окинул невозмутимого половца презрительным взглядам и, бросив ему пятьдесят оболов, проговорил:
   - Расскажи мне все, что тебе известно о прекрасной ханской дочке.
   - Мне известно, где она сейчас находится, - проговорил довольно ухмыльнувшийся половец. - И если знатный византиец пообещает мне золотую монету, то я помогу ему встретиться с ханской дочкою.
   - О, всемогущие небеса, вы, наконец-то, услышали мои молитвы! - воскликнул про себя радостно встрепенувшийся Согмат, а вслух сказал, что не пожалеет золотой номисны, в случае выполнения воином обещанной встречи с ханской дочерью.
   - Тогда приготовь ее для меня! - весело выкрикнул византийцу пришпоривший своего коня степняк и, указывая дорогу, поскакал впереди повозки Согмата.
   И еще долго несли кони окрыленного скорою возможною встречею с полюбившейся ему девушкою Согмата за неутомимым всадником, пока его повозка не подкатила к расположившемуся на морском побережье аилу. Расставленные в беспорядке половецкие кибитки и юрты были, как бы слегка прижаты к просматривающимся за ними невысоким прибрежным скалам.
   - Пусть знатный византийский купец подождет меня здесь! - выкрикнул остановивший повозку Согмата придержавший своего скакуна степняк. - Пока я не узнаю, сможет ли прекрасная ханская дочка принять его сегодня или нет!
   Выкрикнул и, не дожидаясь ответа окинувшего его недоумевающим взглядом Согмата, скрылся среди войлочных кибиток и юрт. И тому уже больше ничего не оставалось делать, кроме как терпеливо дожидаться его возвращения. Но даже и сейчас, в окружении сбежавшейся поглазеть на византийскую повозку ребятни, он ни на одно мгновение не усомнился в правильности своего решения последовать за этим не очень-то вызывающим его доверия всадником. Страдания от мучительной неизвестности были для него намного тягостнее теперешнего ожидания, и он отчаянно цеплялся за эту последнюю дающую ему зыбкую надежду, в конце концов, прояснив все свои сомнения, окончательно определиться в своих чувствах к прекрасной дочке половецкого хана. А оставивший его кошей Торепа как раз в это время расталкивал сладко спавшую до его прихода в кибитке своих родителей Прокуду.
   - Ну, и что тебе от меня понадобилось? - недовольно бросила ему неприятно скривившаяся Прокуда.
   - Тебе уже, наверное, известно, что я вчера был в ханском аиле? - начал издалека Торепа.
   - Слышала, но не хочу ничего знать о том, по какой это надобности тебя погнала вчера в аил нашего хана нужда! - резко ответила ему догадывающаяся, зачем ему понадобилось так срочно отлучаться в ханский аил, Прокуда.
   - Я ездил навестить свою заболевшую матушку! - сердито бросил ей обиженно засопевший кошей. - И наш милостивый хан, узнав, что я в это время буду в аиле кошевого Артыка, поручил мне проводить к ханше ее жениха. Прежде чем дать окончательный ответ сватавшему ее византийцу, хан пожелал вначале узнать мнение о нем своей дочери.
   - Жениха, - недоверчиво буркнула вовсе не желающая лишний раз вызывать неудовольствие запретившей ей беспокоить ее госпожи Прокуда. - Тебе же и самому прекрасно известно о нежелании нашей ханши никого принимать во время отдыха на морском побережье. Если тебе так хочется вызвать на свою голову ее гнев, то сам и докладывай о приезде к ней жениха, а мне лишние неприятности ни к чему....
   - Прокуда, не забывайся, это же воля хана! - прикрикнул на нее рассерженный ее упрямством Торепа. - Или ты хочешь, чтобы я доложил хану о твоем отказе исполнить его повеление? Ты хоть представляешь себе, что может тебя ожидать впоследствии....
   Тяжело вздохнувшая в ответ Прокуда оказалась в затруднительном положении: она в одно и тоже время не могла ослушаться воли хана и боялась вызвать гнев недовольной, что ее потревожили, своей госпожи.
   - Не согласиться ли, знатный жених моей госпожи подождать хотя бы до вечера? - попыталась она еще протянуть время. - Моя госпожа еще, наверное, отдыхает и не готова к приему гостей.
   - Он уже и так с нетерпением дожидается встречи со своей невестою, пока я здесь разыскиваю тебя, Прокуда, - поторопил ее Торепа. - И если он рассердится, то чем тогда я смогу оправдаться перед нашим милостивым ханом.
   На это Прокуде уже не было чем возразить, и ей пришлось поторопиться к своей госпоже в глинобитный домик.
   - И все же тебе придется попросить его немного подождать, - бросила она уже на бегу Торепе, - моя госпожа никого не ожидает, и ей понадобиться некоторое время, чтобы достойно принять в своей юрте жениха.
   - Попрошу, - недовольно буркнул ей в ответ Торепа, - только и ты сама не трать понапрасну время.... Иди и доложи нашей ханше о приезде жениха. Я не хочу вызывать на себя гнев хана из-за твоей нерасторопности.
   Запыхавшаяся Прокуда вбежала в глинобитный домик и, подойдя к двери комнаты, в которой расположилась на время отдыха ее госпожа, тихо ее окликнула. Однако ей в ответ никто не отозвался.
   - Госпожа, это я, твоя верная Прокуда! - уже более громко выкрикнула встревоженная служанка.
   На этот раз в запертой изнутри комнате что-то зашуршала и в распахнувшейся двери показалась разозленная своим неурочным вызовом Холида. Она только что выслушала первую выступающую на Совете. И ее слова не только не пришлись самолюбивой Холиде по вкусу, но и ударили ее по самому больному месту, а тут еще неожиданный вызов ее служанкою.
   - Я же предупреждала тебя не врываться ко мне без предварительного на то моего распоряжения! - выкрикнула грозно насупившая брови вознегодовавшая Холида.
   - Я никогда не осмелилась бы побеспокоить свою всемилостивейшую госпожу, - жалобно пролепетала в ответ побледневшая от охватившего ее ужаса Прокуда, - но я не могу ослушаться воли великого хана....
   - Мой отец хочет меня видеть! - вскрикнула обеспокоенная ее словами Холида.
   - Нет, моя госпожа, - жалобно проговорила размазывающая по щекам покатившиеся из ее глаз слезы Прокуда, - но от его имени в аил приехал знатный византиец, жених моей госпожи. Великий хан хочет, чтобы моя госпожа с ним встретилась и поговорила.
   - Мой жених, - уже более ласково проговорила вслух Холида, у которой при последних словах служанки немного отлегло от сердца, а про себя подумала. - Хорошо еще, что он не приехал в аил, когда я выступала перед своими подругами, а сейчас пусть они там без меня немного поупражняются в остроумии. Ибо сейчас мне хочешь, не хочешь, а придется с этим свалившимся на мою голову женихом встретиться.
   И она, изобразив на своем прелестном личике ласковую улыбку, тихо проговорила продолжающей всхлипывать служанке:
   - Успокойся, Прокуда, ты не могла не выполнить волю моего отца, а поэтому я тебя ни в чем не виню. Иди и пригласи ко мне этого византийца, но только предупреди его, что из-за моего плохого самочувствия наша встреча будет недолгою.
   А тем временем рассерженный ректор Согмат осыпал упреками, наконец-то, объявившегося перед ним кошея Торепу.
   - Ты слишком нетерпелив, византиец, - ответил ему не обративший никакого внимания на мечущий громы и молнии его взгляд кошей. - Я уже предупредил ханскую дочку о твоем приезде, и она готовится для встречи с тобою. Повели своему слуге следовать за мною.
   На подъезде к глинобитному домику к ним навстречу выскочила Прокуда и пригласила все еще недовольного задержкою Согмата проследовать к ее госпоже.
   - Только ей сейчас нездоровится, и она заранее просит у тебя, византиец, прошения, что ваша встреча будет недолгою, - извинилась она перед ним за свою госпожу.
   - Наконец-то, я ее увижу! - воскликнул про себя все еще сомневающийся, что его желание сбудется, Согмат.
   И он, торопливо нащупав затрясшимися от волнения руками золотую монету, бросил ее Торепе, а сам с отчаянно забившимся в груди сердцем поспешил за Прокудою.
   Оставшаяся в комнате Холида намочила в глиняной миске с водою тряпочку и, прижав ее ко лбу, в ожидании своего новоявленного жениха присела на стоящий у окошка резной стульчик. Ей было хорошо слышно, как хлопнула входная дверь, и как Прокуда попросила гостя подождать, пока она доложит о нем своей госпоже....
   - Проси гостя войти ко мне! - нарочито слабым сиплым голосом проговорила Холида, не дожидаясь, когда служанка войдет к ней с докладом.
   Оробевший Согмат нерешительно прошел в комнату и не удержался от тихого восхищенного возгласа: увиденный им оригинал превосходил все его ожидания.
   - Мне много говорили о твоем неотразимом очаровании, прекрасная Титина, - глухо выдавил он из себя, - и только увидев тебя, я понял, что твою несравненную красоту нельзя передать словами - ты, прекрасная Титина, само совершенство.
   И это прозвучавшее в его словах искреннее восхищение ее прелестью и очарованием до того сильно польстили самолюбивой Холиде, что она, даже несмотря на свое недавнее раздражение его несвоевременным появлением в аиле, приняла его с ласковой поощрительной улыбкою. Однако, перебросившись с ним вполне обычными при первом знакомстве ничего не значащими словами, она, вскоре, сославшись на недомогание, попросила у него извинение за то, что была вынуждена прервать их приятную для нее беседу. Очарованный уже не только одною ее красотою, но и ее умом и рассудительностью, Согмат охотно ее простил и в свою очередь, извинившись за беспокойство, удалился. Выезжая из аила, он уже больше не терзался в измучивших его ранее сомнениях, а только радостно улыбался в ответ закружившимся в его захмелевшей голове сладостным мечтаниям.
   Выпроводив нежданного гостя, Холида обласкала продолжающую хныкать Прокуду, одарив ее стеклянными бусами с внутренней позолотою, и, закрыв на защелку изнутри дверь комнаты, мгновенно перенеслась в пещеру Советов шибианок на свое место.
   Высказанное в выступлении Холиды перед своими подругами предложение о возможности присутствия на их ежегодных сборах мужчин не оставило равнодушной ни одну шибианку. Поэтому сразу же после окончания ее выступления в пещере установилось совершенно несвойственная для легко возбудимых шибианок даже немного их всех пугающая тишина. Ошарашенные неожиданной для них смелостью ее предложения они еще некоторое время молча переваривали про себя услышанное, а потом, словно их прорвало, загалдели все разом, переполняя невысокие своды пещеры своим несносно визгливым гулом. И только одна озадаченно хлопавшая своими мохнатыми ресницами по глазам старшая шибианка, продолжая сохранять приличествующее ей молчание, не отводила своих насторожившихся глаз от разгоряченных лиц своих с ожесточением заспоривших между собою подруг. Внимательно вслушиваясь в долетающие до нее отдельные высказывания расходившихся шибианок ей было совершенно ясно, что добиться согласия на сегодняшнем совете ее подругам будет не очень-то легко. Много было среди них доводов в пользу принятия предложения Холиды, но немало шибианок предостерегало своих подружек от не только неверного, но и даже, по их мнению, опасного для них всех ее предложения. С раскрасневшимися от охватившего их при этом негодования лицами, они с яростной решимостью убеждали своих подружек, что подобное, изменяющее весь уклад их жизни на острове предложение, непременно приведет их всех к самым непредсказуемым последствиям. Обе отстаивающие ту или иную точку зрения по этому вопросу яростно боролись за каждую пока еще не определившуюся в своем мнении свою подругу, и все сильнее и настойчивее втягивали всех шибианок в споры. Но, когда подавляющее большинство успело определить для себя свою позицию по этому вопросу, а все это время гремевший по всей пещере от их споров и ругани гул начал потихонечку утихать, старшая шибианка решительно оборвала его ударом посоха о железную пластину. Наступило время для выступлений от групп шибианок. И первой к трону прорвалась шибианка по прозвищу Рваное ухо. Свою памятную отметину она получила при внезапном столкновении в снежных торосах с огромною белою медведицею. В последовавшей за их столкновением ожесточенной схватке Рваное ухо справилась с напавшей на нее медведицей. Но та перед своей кончиною все-таки сумела добраться своей костистой лапою до левого уха незадачливой шибианки. И сейчас у нее вместо торчащего, как обычно, у всех остальных шибианок на голове прекрасного уха болтались на его месте лишь какие-то жалкие бесформенные полоски.
   - Подруги! - прокричала она своим громким визгливым голосом. - Не верьте вы этой вертихвостке с юга! У нее там от слишком жаркого солнышка уже так сильно возбудилась плоть, что для ее утоления ей уже недостаточно остающихся дней в году, кроме этих двух недель, которые мы просто обязаны полностью посвящать создавшему нас всех Творцу. В течение всех дней этих двух недель мы ни в коем случае не должны позволить себе продолжать ублажать нашу пусть и бессмертную, но, как и всегда, ненасытную плоть. А можем только неустанно благодарить своего Творца за все те милости, которыми он одарил нас, и которые делают нас по сравнению со всеми другими сотворенными Им на земле существами почти что всемогущими. Уже и до нашего северного захолустья начинают докатываться отголоски ее похождений с так называемым сильным полом. Я посоветовала бы моей дорогой южной подружке перебраться на некоторое время к нам на Север и хотя бы немного остудить свои уже, наверное, вскипевшие в ней от жары мозги. Чтобы она больше не мучилась галлюцинациями, чтобы не смущала своих подруг, ввергая всех нас в омут самой непредсказуемой по своим последствиям беды. Я призываю вас всех ничего не менять в нашей тихой и размеренной жизни на этом воистину райском уголочке земли! Я призываю всех своих дорогих подруг в течение этих двух недель продолжать предаваться размышлениям о смысле нашего земного существования для более полного познания самих себя! Я не сомневаюсь, что это принесет нам намного больше пользы, чем порочная связь с беспутными лицемерными мужчинами.
   Следующей выступила шибианка, обитающая по соседству с Холидою на берегу одного и того же моря, правда, на противоположном его берегу.
   - Только что выступившая подруга обвинила мою соседку, что у нее, по ее мнению, слишком много поклонников! - с хорошо разыгранным негодованием выкрикнула она. - Но это же сам, наш любимый Творец, за нелегкую обязанность олицетворять собою эталон уродства разрешил всем нам неограниченно пользоваться вниманием мужчин. И если у нашей северной подруги из-за сурового климата в этом деле меньше возможностей, то это уже ее личные проблемы. Можно было бы прислушаться к словам нашей северной подруги, когда она говорила о нашем уединении, чтобы и дальше предаваться более глубокому осмыслению нашего земного существования. Но, дорогие мои подруги, это же наше существование тесно связано с существованием на земле так горячо любимого нашим Творцом человека. А раз так, то скажите мне, где еще тогда, как не в тесном контакте с лучшими представителями этого опекаемого нами человечества, мы и сможем, глубоко проникнув в их сущность, лучше понимать и осознавать свое земное предназначение?
   Желающих покрасоваться перед всеми остальными в своем остроумии особенно на такую сильно обеспокоившую всех шибианок тему было так много, что они еще долго язвительно, как бы случайно, поддевали друг дружку, так и не приходя к общему мнению. Слишком сильно они опасались негативных для себя последствий от предлагаемых им изменений в своей прежней жизни. И слишком соблазнительным было для всех них уже прямо съедающее их всех изнутри желание попытаться выделиться из числа своих подружек хотя бы легко соблазняющимися их прелестью и очарованием мужчинами. Так что, перенесшаяся в глинобитный домик с приездом к ней знатного византийца Холида немного потеряла от того, что выделила ему несколько минуточек своего внимания.
   Решение внимательно отслеживающей настроение своих подруг старшей шибианки было однозначным: надо бросать камушки. Однако и на этот раз кардинально разделившиеся между собою в своих мнениях шибианки не стали следовать ранее установленной ими традиции. Они не заторопились, как всегда делали это вплоть до сегодняшнего дня, к стоящим в углу пещеры ступам, а потребовали от Холиды ответа на особо волнующие их вопросы.
   - Если мы, любезная подруга, согласимся с твоим предложением проводить наши ежегодные сборы в обществе мужчин, то, как тогда будет осуществляться их доставка на наш остров? - спросили они у нее самое, по их мнению, в этом деле трудно осуществимое. - Ведь, эти же люди в отличие от нас, шибианок, не обладают способностью мгновенно переноситься на наш остров и обратно.
   - Нам придется, опоив их сонным зельем, переносить их на себе, - ответила уже заранее продумавшая все организационные вопросы Холида. - И я не думаю, что при наших способностях, нам делать это будет слишком затруднительно.
   - Но как тогда мы добьемся, чтобы собранные со всей земли мужчины не только понимали друг друга, но и не ссорились между собою? - продолжали сомневаться в практическом осуществлении ее предложения шибианки.
   - А нам и не нужно, чтобы они понимали друг друга, - со снисходительной улыбкою проговорила им в ответ Холида, - главное, чтобы мы понимали их, а мы, шибианки, разговариваем на всех языках мира. Мы можем одеть своих поклонников в изображающие всевозможных животных костюмы и организовать между ними забавную игру, хорошим тоном которой будет выдавать себя за совершенно другого человека. И если мы все заранее хорошо продумаем, то я вас уверяю, что они ничего не заподозрят. А мы, понимая их всех, всегда сможем подыграть любому из них.
   Желающих задать вопрос или что-то уточнить у Холиды было много, но недовольная задержкою старшая шибианка, стукнув посохом о железную пластину, оборвала их. Мгновенно притихшие шибианки начали поочередно вставать со своих мест и бросать камушки в ступы. После их пересчета оказалось, что за предложение Холиды было брошено на двадцать камушек больше. Решение было принято. И вздохнувшая с облегчением Холида молча присоединилась к уже начавшим выходить из пещеры своим подругам, чтобы, снова выстроившись на каменной площадке перед дубом, воздать хвалу Творцу за дарованное Им шибианкам согласие при принятии такого неоднозначного решения. Но на этот раз они уже молились Ему, пусть и по-прежнему с вполне искренним неистовством, однако, были при этом непривычно для себя серьезно молчаливыми, а, как только оканчивали свою молитву, тут же с той же молчаливой сосредоточенностью расходились. Одни переживали в своей душе победу над якобы мешающими им наслаждаться жизнью во время ежегодных сборов на своем острове прежними обычаями, а другие уходили с площадки со смутным предчувствием надвигающейся на них беды.
   Холида с назначенными ей в сопровождение несколькими шибианками сложила в заплечные мешочки все собранные для покупки у волшебника снадобья драгоценности и, закинув на спины, стремительно понеслись по голубому небосклону в сторону неблизких гор. А вслед за ними помчался с беззвучным хохотом уже заранее предчувствующий испорченное настроение Творца, когда тот узнает о проделке своих творений, Сатана. И как бы быстро не махали крыльями торопящиеся за снадобьем шибианки, они, конечно же, не могли сравняться с быстрым, как ветер, и стремительным, как молния, Сатаною. Обогнавший их колдун плавно опустился на площадку у входа в пещеру. Быстро пробормотав слова нужного ему заклинания, он, снова став видимым, вошел в пещеру и тяжело опустился в свое излюбленное кресло.
   - И за что только Он их так сильно любит, проявляя свое безграничное терпение к их лицемерному вздорному характеру, - с недоумением подумал Сатана о недоступных его пониманию странностях Творца, - и за что только Он так сильно ненавидит нас - честно защищающую свои убеждения темную сторону земной жизни. Ему никогда не добиться такого послушания от своих творений, какого добился я у своих сторонников. Вот, и Его возлюбленные шибианки тоже сами летят в мои сети, да еще благодарить меня будут, руки, и ноги целовать мне станут. А, впрочем, где они сейчас? За этими чертовками глаз да глаз нужен. Как бы они у меня не захотели повернуть в обратную сторону?
   Колдун снял с чана покрывало и вызвал изображение летящих к нему шибианок.
   - Вот они, голубушки мои ненаглядные, - негромко проговорил он, и сдержанная ухмылка скривила его сумрачное лицо. - Летите, летите ко мне скорее. Порадуйте своей очередной глупостью своего Творца. Он и так уже еле сдерживается от неблагодарности к нему людей, а тут и вы еще немного озадачите своего Творца мне на радость. Вот, повеселюсь я, когда мне удастся совратить хотя бы одну из вас на нарушение Его самого строгого запрета. Как же тогда Он поступит с этими шибианками? Неужели решиться оставить свое возлюбленное человечество без такого наглядного примера в лучшем понимании отличия уродства от красоты? Кто может знать заранее, как поступит Он в том или ином случае? Его пути в земном мире, как говорится, неисповедимы. Но в любом случае от всей этой разыгрывающейся сейчас на моих глазах комедии я намерен оторвать и для себя небольшой кусочек, если не везения, то хотя бы повеселюсь вволю.
   Становящихся с каждым очередным мгновением на поверхности наполненного колдовской жидкостью чана все более зримыми шибианок ему не было нужды подгонять. Они и сами, горделиво приподняв уродливые головы, стремительно неслись по голубеющему над ними небосклону навстречу своей несчастной судьбе. Приближаясь к его логову, они все время, увеличиваясь, скоро укрыли своими уродливыми телами всю поверхность жидкости.
   - Тьфу ты, и надо же было додуматься до сотворения подобной гадости, - проговорил брезгливо поморщившийся колдун и вышел из пещеры встречать подлетающих гостей.
   - Волшебник уже встречает нас! - прокричала своим подругам Холида и, сделав небольшой разворот, начала опускаться на площадку перед входом в его пещеру. Последовавшие за нею сопровождающие ее шибианки тоже одна за другою опустились к недовольно поджавшему свои тонкие губы колдуну.
   - Дорогой волшебник, мы прилетели за обещанным нам тобою снадобьем, - проговорила бросившаяся к нему Холида.
   - Не снадобье, а волшебная мазь, шибианка - ворчливо поправил ее недовольно нахмурившийся колдун. - Я ее уже приготовил, только, вот, сможешь ли ты расплатиться со мною за нее?
   Спохватившиеся шибианки развязали свои заплечные мешки и высыпали перед колдуном собранные ими драгоценные украшения. Даже само ослепительно вспыхнувшее от удивления на небесах солнышко остановилось на мгновение, чтобы полюбоваться разлившейся на площадке перед колдуном струистыми ручейками сотворенной чистыми человеческими руками красотою. Его светлые лучики радостно запрыгали по обрамленным в искусно изготовленные из дорогих металлов оправы драгоценным камням и заиграли в них, переливаясь всеми цветами радуги. Создавалось такое впечатление, словно сама богиня красоты опустилась вместе с ними с небес на землю, чтобы отделить зло от добра, не позволить совершиться еще невиданному на земле святотатству. И даже дувший с утра в горах легкий шаловливый ветерок притих в тревожном ожидании, что совершится чудо и громко заигравшее сигнал бедствия красота спасет мир от последующих за этими мгновениями неисчислимых на земле бедствий и несчастий. Замерший в немом восхищении окружающий мир ожидал, что зло не посмеет прикоснуться к, как всегда, особо лакомой для него красоте, и не опоганит своими нечистыми руками вдохновленные Святым Духом творения человеческих рук. Но чудеса, как давно уже всем известно, совершаются только в сказках, а в реальной жизни человек может и должен надеяться только на свои силы и возможности, только на свое порою воистину чудотворное влияние на окружающий его мир. Очнувшийся от мгновенного замешательства колдун нагнулся и, подняв подкатившееся к его ногам колечко, поднес его поближе к своим глазам.
   - И до чего же оно прекрасно! - с восхищением отметил он про себя. - Могут же эти жалкие человечки, когда захотят, создавать подобную небывалую даже на светлых небесах красоту.
   Почуяв нечистого, солнце с брезгливой поспешностью поторопилось укатиться куда-нибудь подальше от этого, вдруг, ставшего ему неприятного места. И даже очнувшийся от совершаемого на его глазах святотатства разозлившийся ветерок, в тщетной надежде вырвать из рук нечистого изготовленное благословенным человеческим трудом колечко, задул с такой еще небывалою для него сегодня силою. Потемневшие солнечные лучики скоро угасли совсем, унося вместе с собою душу из драгоценных камней и оставляя неясную тревогу в сердцах прилетевших к змеиному логову шибианок. Прилетевшим, чтобы добровольно, по своему собственному хотению и согласию, отдать нечистому благословенный человеческий труд, которому они и должны были служить верою и правдою, в обмен на неисчерпаемое горе и реки горьких людских слез. И как же хотелось при этом окружающему их миру громко выкрикнуть во всеуслышание:
   - Стой, мгновение! Остановись! Дай им еще последнюю возможность опомниться и понять, что они совершают! Позволь им одуматься и попытаться, исправив свою роковую ошибку, предотвратить непременно последующие за нею беды и страдания ни в чем не повинных людей!
   Но призванная спасти весь этот мир божественная красота предоставляет всего лишь только одно мгновение на раздумье в самый решающий для земного мира час и ни на полмгновения, ни на хотя бы одну его миллионную часть больше. Только одно мгновение, в течение которого еще можно все повернуть вспять, еще можно предотвратить нависшую над всем миром страшную угрозу, еще можно отдалить на некоторое время неотвратимую расплату за всю свою неправедную земную жизнь. Мгновение истекло и всемогущая во время ее красота больше уже не в силах бороться с глубоко укоренившимся в земную человеческую жизнь злом. Она уже даже и сама, после прикосновение к ней зла, становится его орудием. И впоследствии может принести немало горя, сотворившим ее людям, пока не попадет в праведные руки и не будет очищена у святого алтаря.
   Внимательно осмотрев все подаваемые ему шибианками драгоценные украшения, колдун остался доволен оплатою практически ничего ему не стоившего колдовства. И он, подробно объяснив им, как следует использовать его волшебную мазь, выдал на каждую шибианку по одному флакончику светлой густой мази.
   - А как вы намереваетесь доставлять на свой остров мужчин? - полюбопытствовал он у собирающихся в обратную дорогу шибианок.
   - Будем переносить их на себе, - объяснила ему Холида, - у нас, благодаря милостям неустанно заботящегося о нас Творца, для этого достаточно сил и возможностей. Тем более что такая работа для нас в тягость не будет.
   - Я не уверен, что вашим поклонникам может понравиться путешествовать подобным образом, - укоризненно покачав головою, проворчал колдун.
   - Они о своем путешествии на наших спинах не только не будут ничего знать, но и даже догадываться - со снисходительной ухмылкою объяснила ему Холида, - так как проделают они его в глубоком сне.
   - Приготовляемое местными знахарями сонное зелье всегда такое ненадежное, - проворчал недовольно покачавший головою колдун, - им при неумелом его использовании можно опоить человека до смерти, а, вдруг, ваши поклонники после употребления изготовленного неумелыми руками сонного зелья начнут просыпаться посреди дороги. Что тогда вы скажете им, и как объясните им то, что они парят в небесах на ваших спинах? Нет, это дело не годиться. Вам лучше воспользоваться приготовленным лично мною сонным зельем. Стоит только позволить человеку хотя бы немного вдохнуть его в себя, как он тут же провалиться в крепкий беспробудный сон и будет спать до тех пор, пока вы не перенесете его на свой остров.
   - Но нам нечем заплатить тебе за него, - пролепетала в ответ смутившаяся Холида.
   - За сонное зелье я с вас платы не потребую, - успокоил ее колдун. - Будем считать, что его стоимость вошла в уже приобретенную вами волшебную мазь. А, вот, в долг я могу предложить вам любовное зелье. Добавив его в какое-нибудь питье, вы заставите не обращающего на вас никакого внимание мужчину воспылать к вам такими сильными чувствами, каких еще не сумела воспалить в нем ни одна женщина.
   - Мы, дорогой волшебник, в своей земной жизни во многом нуждаемся, а, вот, в любовном зелье еще никогда не нуждались и надеемся не нуждаться в нем и впредь, - рассмеялись в ответ принявшие его слова за шутку шибианки. - Благодаря милости Творца у нас нет, и никогда не будет недостатка в мужском внимании.
   - Как знать? - загадочно улыбнулся им в ответ колдун. - Но на всякий случай знайте, что оно у меня имеется.
   Развеселившиеся шибианки, еще немного посмеявшись над странным предложением колдуна, упаковали флакончики с волшебной мазью и сонным зельем в заплечные мешочки и улетели на свой остров.
   - А не попробовать ли нас вначале испытать эту волшебную мазь на каком-либо встретившимся нам по дороге мужике!? - выкрикнула уже в полете одна из шибианок. - Прежде чем применить его на своем возлюбленном, я хотела бы быть уверенной, что этот волшебник нас не надул. Кто знает, что у него на уме, а мне лишние неприятности ни к чему.
   - Мы просто обязаны быть уверенными в том, что несем в своих заплечных мешках именно то, что всем нам так необходимо, - сразу же уловила ценность ее предложение Холида, и они начали выискивать по пути подходящую для испытания своей волшебной мази жертву.
   Пролетая над раскинувшимся на многие версты вековым лесом, они присмотрели забредшего в него по какой-то своей надобности одинокого мужика и, опустившись неподалеку от него, начали готовиться к испытанию на нем своей волшебной мази. Вызвавшаяся помазать ею у неторопливо шагающего по заросшей лесной травою дороге мужика под глазами шибианка забежала немного вперед и, как только отвлеченный Холидою поравнявшийся с нею мужик посмотрел в другую сторону, прыгнула на него. Обхватив испуганно ойкнувшего мужика сзади руками, она мазнула предварительно опущенным в изготовленную колдуном мазь пальцем у него под глазами, а потом, оттолкнув его от себя, скрылась в кустарнике. Освободившийся от ее мертвой хватки мужик, не понимая, зачем это кому-то понадобилось нападать на него, чтобы только мазнуть у него под глазами чем-то липким, беспокойно закрутил своей головою. А не сводившие с него глаз притаившиеся в кустах шибианки только тихо посмеивались над его откровенно недоумевающим испуганным видом. Не увидевший вокруг себя ничего подозрительного и опасного немного успокоившийся мужик, ухватившись руками за подол рубахи, с остервенением затер ею у себя под глазами. Пытаясь избавиться от помазанной там у него неизвестным существом мази, он еще сильнее втирал ее в кожу своего лица.
   - Мы не можем тратить на него слишком много времени, - шепнула сопровождающим ее шибианкам Холида, - поэтому нам лучше поторопить этого недотепу. Вы его здесь, как следует, припугните, а я, встретившись с ним на лесной дороге, проверю, как подействовала на него изготовленная волшебником мазь.
   Те согласно кивнули ей головами, и Холида подалась в сторону предполагаемого бегства напуганного ее подругами мужика. Добежав до нужного ей места, Холида подала притаившимся в засаде своим подругам знак, и те, взялись за ветки кустарника, сильно потрясли ими. Испуганно вздрогнувший мужик, подхватив с земли выпавший из его рук еще при нападении топор, торопливо засеменил от пугающего его места. Поспешил туда, где его уже поджидала приготовившаяся Холида, которая тут же выставила из приютившего ее кустика свою стройную в глазах зачарованного мужика ножку. При виде ничем не прикрытой стройной женской ножки замерший на месте мужик уже был просто не в силах отвести от нее своих разгоревшихся от мгновенно переполнившего его страстного желания глаз. Холеная ножка степной красавицы волновала его и, парализовав всю его волю, властно притягивала его к себе. И уже больше ничего не видевший и не замечавший вокруг себя, кроме этой так для него желанной женской ножки, испуганно вздрагивающий от каждого неосторожного движения Холиды мужик, шаг за шагом все ближе приближался к ней. А не сводящая с него пытливых глаз Холида, чтобы еще сильнее распалить попавшегося под очарование ее прелестной ножки мужика, подалась немного вперед и отрыла ему еще немалую часть своего еще более для него соблазнительного пышного бедра. И все еще сомневающийся в реальности так зримо показавшейся ему женской ножки мужик слегка дотронулся до нее пальцами своих затрясшихся от испытываемого им в это время волнения рук и, легонько ущипнув ее, ласково погладил своей шершавой мозолистой рукою. Прельстившая его женская ножка не оказалась миражом, и он, немного осмелев, прижался к ней жаркими губами. Холиду тоже волновали его прикосновения к ее ноге, и он, ясно ощущая ее волнение, все ближе и ближе подбирался своими страстными поцелуями к заветному бедру. А уже больше не в силах сдерживаться громко расхохотавшаяся Холида, выдернув из его рук свою ногу, показалась перед ним во всей своей прекрасной наготе, а за нею выскочили из кустов к остолбеневшему мужику и все остальные шибианки.
   - Русалки! - завопил очнувшийся мужик и, упав на землю, начал обводить вокруг себя защищающий его от нечистой силы круг.
   - Почему ты боишься нас? - поинтересовалась у него еле сдерживающая от распирающего ее хохота Холида. - Неужели мы все кажемся тебе такими страшно уродливыми?
   - Наоборот, вы даже очень красивые! - выкрикнул ей в ответ мужик и, покрыв ее крестным знамением, прокричал. - Чур, меня! Сгинь, нечистая сила!
   Вволю посмеявшись над насмерть перепуганным мужиком уже больше не сомневающиеся в действенности приобретенной ими у волшебника мази шибианки, забросив на спины мешочки, улетели, а мужик еще долго с необычайной для него грустью и тоскою смотрел на них. Домашние и односельчане, конечно же, не поверили рассказам об его удивительном приключении в лесу. Но странное дело в течение последующих двух недель, когда случалось наблюдать летящих в небесах безобразных шибианок, ему, в отличие от всех остальных, виделись парящие в небесах несравненные по своему прелестному очарованию обнаженные красавицы. И он не убегал, как все его домашние и односельчане, и не прятался от страха в своей избушке, а подолгу смотрел на их удаляющиеся от него прекрасные тела, вспоминая о давно канувших в вечность временах, когда он тоже был молодым и по-своему красивым.
   - Чокнутый! - именно так презрительно назвали его ничего не понимающие односельчане, но он на них не обижался, а только грустно улыбался в ответ передразнивающим его детям.
   Ему, уже, вконец, измученному внезапно прорвавшейся в нем тоскою по нормальной человеческой жизни и уже окончательно убежденному, что он прожил свою жизнь совсем не так, как ему надо было ее прожить, не было никакого дела до их забав. А, может, они и злились на него только потому, что и у них самих тоже было не все в порядке, что и им не все удается делать так, как им самим хотелось бы? А он, бессердечный, своим несуразным, с их точки зрения, поведением только сыпал им соль на незаживающие в их душах раны. Тогда они были вправе презирать и осуждать его. Ибо это просто жестоко лишний раз их беспокоить и отравлять им даже ту жизнь, которой они в глубине своей души уже давно тяготятся, и которая уже больше не приносит им прежнего удовлетворения. Каждый из живущих на земле людей мечтает и рассчитывает прожить отпущенную ему судьбою жизнь достойно, как и полагается уважающему себя человеку. Однако, как говорится, жить прожить не поле перейти. А после градом посыпавшихся на начинающего жить человека жесточайших испытаний его первоначальная мечта потихонечку опускается на самое донышко его, вконец, измученной и истерзанной несправедливостью земной жизни души. И он все реже и реже вспоминает о ней, а со временем даже запирает ее на семь замков не только от других, но и от самого себя. Ему не хочется понапрасну расстраиваться и злиться на окружающую его приносящую ему больше неразрешимых проблем, чем светлых и радостных для его души мгновений, серую неприглядную реальность.
   А тем временем на острове уже вовсю кипели страсти по недавно принятому на Совете шибианок решению. Каждая шибианка, продумав свои соображения насчет более интересного проведения вместе со своим поклонником праздника ряженых, передала их для выработки нового обряда трем назначенным для этой цели шибианкам. А те, выбрав из них самые, по их мнению, интересные и содержательные, внесли их в новый ритуал и вынесли его на всеобщее обсуждение. И так как в новом ритуале было предусмотрено все, чтобы их поклонники не только ни о чем не подозревали, но и даже не могли догадываться о своей роли перед собравшими их всех шибианками, то никаких серьезных возражений против него не поступило. Уже заранее предчувствующие, как им всем будет весело на своем островке, собравшиеся в пещере шибианки громкими одобрительными возгласами не только утвердили новый ритуал, но и с удовольствием выслушали выступившую в его защиту соседку Холиды по Синему бескрайнему морю.
   - Возлюбленные мои подруги! - выкрикнула она доброжелательно ухмыляющимся ей шибианкам. - Позвольте мне задать вам всем вопрос: зачем Творец одарил всех нас сознанием!? Я не сомневаюсь, что каждая из нас ответит на него примерно так: наш всемилостивейший Творец наградил всех нас сознанием не для того, чтобы мы бездумно придерживались уже отживших своих традиций и ритуалов. Он одарил нас сознанием только для того, чтобы мы лучше понимали, и осознавали свою роль и свое значение в этом воистину прекрасном земном мире. Он одарил всех нас сознанием, чтобы мы как можно глубже проникались возлагаемой Им на нас высокой ответственностью за правильное понимание возлюбленным Им человечеством коренного отличия красоты от не способствующего людям в улучшении жизни на земле уродства. Наш милостивый ко всем живым на земле существам Творец постоянно желает, чтобы жизнь на земле была избавлена от унижающей ее несправедливости. А поэтому надеется, что оценивающий свои неправедные дела и неблаговидные поступки с нашим безобразным обликом человек со временем научиться жить по предписанным правилам и, в конце концов, станет свободным и счастливым. Я еще хочу спросить у своих дорогих подруг: что станет с этими заполонившими всю нашу общую землю смешными до нелепости людьми, если всех нас, вдруг, не станет, если мы уже больше не сможем учить их уму-разуму!? Да, эти жалкие человечки по истечению нескольких сотен лет до того запутаются во всей своей несуразной жизни, что сами себя же и погубят. Сначала они подрубят сук, на котором сидят, а потом непременно сваляться в зияющую пропасть зла, невежества и безрассудства. Но, на их счастье, в этом не очень-то приветливом земном мире существуют еще и придающие им не только уверенность в завтрашнем дне, но и являющиеся по своей сути последней для них спасательной соломинкою, бессмертные существа. То есть, мы шибианки, дорогие мои подруги. Однако чтобы и дольше продолжать оставаться для них таковыми, мы должны постоянно знать обо всех их проблемах и быть в курсе всех их дел. А как мы сможем для себя определить, что им в данный момент более всего необходимо? Только в тесном контакте и только в личном общении с их лучшими представителями. Вы, конечно же, можете попытаться опровергнуть меня, утверждая, что мы и так благодаря последней милости Творца живем вместе с ними и возможно знаем о них даже больше, чем они знают о себе сами. А я на все эти ваши возражения могу ответить, что там, среди людей, мы одиноки. И если в наших прелестных головках возникнут интересные мысли, то мы еще долго будем терзаться сомнениями в их ценности, пока окончательно не потеряем их в бурлящем вокруг всех нас неукротимом потоке жизни. А здесь, на нашем острове, общаясь с их лучшими представителями и освежая в памяти все, что мы знаем о них, мы сможем немедленно обсудить любую появившуюся у кого-нибудь из нас хорошую мысль и принять по ней решение. Создавая нас, Творец подарил нам и частицу своей мудрости. Поэтому можно с уверенностью сказать, что и сегодня Он тоже участвовал в коллективно принятом нашем решении. И раз мы его приняли, то это уже может означать только одно, что оно ему не противно. Тогда вперед, мои возлюбленные подруги! Забудем обо всех своих страхах и сомнениях, раз идет речь о лучшем выполнении нами своего предназначения, а, следовательно, и долга!
   Легко возбудимые шибианки отреагировали на ее перед ними выступление пронзительным визгом и громкими торжествующими возгласами. Уже ни одна из них не сомневалась в правильности только что принятого решения. Раз это смущающее всех их решение было угодно самому Творцу, то тогда прочь все одолевающие их сомнения вместе с омрачающими их неприятными предчувствиями. Сейчас они только удивлялись, как же им раньше не приходили в головы такие умные и безо всякого на то сомнения полезные для их общего дела мысли. Узнав из слов выступления соседки Холиды о возможном участии в принятии последнего их решения самого Творца, они, окончательно успокоившись, больше уже не думали об изменении своей будущей на острове жизни ничего предосудительного. Сейчас уже каждая из них начала с пеною у рта уверять своих подруг, что подобные сомнения в правильности их прежних ритуалов уже давно закрадывалось и в ее голову тоже. И что только из-за своей, как всегда, непомерной занятости она не придавала им должного значения. Возбудившие сами себя до умоисступления и уже больше не в силах сдерживать переполняющий их всех радостный восторг шибианки поскакали со своих мест и запрыгали как умалишенные, громко хлопая кистями своих уродливых лап. И в этом воцарившимся в пещере самом настоящем бедламе уже казалась, что никакая сила не сможет утихомирить расходившихся шибианок, как, вдруг, все вокруг них затряслось, а с потолка пещеры посыпался на их охмелевшие головы песок. Внезапно обрушившееся на них землетрясение продолжалось всего лишь одно мгновение, но и его оказалось достаточно, чтобы остудить их пыл. Испугавшиеся шибианки примолкли и растеряно забросали друг дружку недоумевающими взглядами. Однако понявшая этот поданный им самим Творцом знак, как согласие с только что сказанными ею словами, соседка Холиды поторопилась закончить свое выступление ободряющими своих подруг словами:
   - Вот, видите, дорогие мои подруги, это еще одно подтверждение нашей правоты! Подобным образом наш Творец дол нам всем свое благословение на наше новое начинание!
   И на этот раз поверившие ей шибианки успокоились и закрутились в радостных хлопотах по подготовке к празднику ряженых. Ни одной из них не хотелось хоть в чем-то уступать своим подругам и, вскоре, весь их островок запестрел расставленными на нем разноцветными шатрами и белоснежными юртами. Все самое лучшее и прекрасное, что только и было изготовлено к этому времени трудолюбивыми человеческими руками, в одно мгновение было перенесено шибианками на свой остров, вплоть до терпких вин и изысканных яств. И даже мало того они, тщательно осмотрев каждый уголок своего острова, уже навсегда закрыли тяжелой каменной плитою вход в пещеру, постав этим самым последнюю точку в своем отрицании старого. Оставалось только дождаться возвращения посланных к волшебнику за волшебною мазью своих подруг, и можно было заняться самым главным и ответственным для них делом: переносом на остров полюбившихся им мужчин.
   - Летят! - громкий крик первой увидевшей возвращающихся от волшебника своих подруг всполошил всех остальных шибианок.
   - Наш остров стал неузнаваемым! С высоты он показался нам огромным прекрасным цветком! - не удержались от восхищенных возгласов опустившиеся шибианки.
   - А как дела у вас? Хватило ли собранных драгоценностей на приобретение волшебной мази? - забросали их вопросами встречающие.
   - У нас все в порядке, - успокоила их Холида, - волшебная мазь с нами.
   - И мы уже успели проверить ее действие на мужчин по дороге, - добавила с негромким хихиканьем вторая.
   И они, смакуя каждое словечко, с удовольствием рассказали подругам, с каким увлечение целовал обмазанный этим снадобьем по дороге мужик уродливую ногу шибианки. Внимательно выслушавшие их красочный рассказ шибианки похватали флакончики с мазью и сонным зельем и заторопились за своими возлюбленными.
   Ох, и как же тягостным бывает время, когда ты томишься в нетерпеливом ожидании чего-нибудь такого, особенно для тебя важного и значительного! Поэтому сейчас дожидающаяся вызова своей служанкою Холида тоже, чтобы хотя бы немного забыться о нем, прижавшись к своей белоствольной красавице, под ласковый шепоток ее листочков перебирала по памяти знакомых ей мужчин. Выбирая из них самого достойного, с которым ей было бы не стыдно показаться перед своими подругами. Она бы с удовольствием остановила свой выбор на вихрастом мальчишке рыбаке, который поразил не только ее воображение, но и затронул ее любвеобильное сердечко.
   - Но, - с досадою подумала Холида, - он пока еще слишком сильно увлечен той худосочной девочкою.
   Среди ее поклонников немало было красивых статных мужчин, но по тем или иным причинам она, с сожалением, их отвергала. И, в конце концов, была вынуждена остановить свой выбор на пастухе Кулдане, который больше всего подходил ей для участия в празднике ряженых. Она не хотела рисковать, а от бедного сироты всегда можно было с легкостью по тем или иным соображениям избавиться. Да, и кто ему поверит, если юному пастуху вздумается распустить свой язык. Дочь могущественного в степи хана не только недоступна для таких, как он, простолюдинов, но и надежно защищена от любой с их стороны о ней сплетни. Определившаяся в выборе поклонника на празднике ряженых Холида дождалась вызова ее Прокудою и повелела немедленно позвать срочно ей понабившегося Кулдана.
   Но самого Кулдана не так обрадовал, как встревожил неожиданный вызов своей повелительницы. После того памятного случая на прогулке в степи она недолго радовала его своей любовью и ласкою. Ибо совсем скоро она, охладев к нему, забыла о своем Кулдане. И все это время без памяти влюбленный в нее юноша мучился в неизвестности, проклиная прожитый им каждый миг в разлуке со своей любовью. А как он еще совсем недавно радовался, когда ханская дочь включила его в число сопровождающих ее на морское побережье слуг, надеясь, что она снова позовет его, и что он снова сможет забыться обо всем в ее ласковых объятиях. Однако и на морском побережье его поджидало очередное горькое разочарование. Сразу же после приезда в аил кошевого Артыка ханская дочь отделилась от всего мира стенами глинобитного домика. И он, как голодный пес, день и ночь бродил вокруг него в ожидании, что жестокосердная красавица смилостивиться над ним и одарит его своей любовью. Его обострившаяся до болезненной мнительности воображение, уверяя его, что его возлюбленная наблюдает из окошка за своим верным рыцарем, чтобы уже окончательно убедиться в его к ней любви, заставляла его неотлучно находиться возле глинобитного домика. Здесь же и нашла его выполняющая ее повеление Прокуда. Вот, и наступил для несчастного Кулдана так им долгожданный и в тоже время совсем для него неожиданный ее зов. И что принесет он бедному пастуху, владевшему только одним своим молодым красивым телом, но обладающему завидною способностью испытывать такое сильное влечение к своей возлюбленной, что был в любое время готов отдаться ему полностью, до самозабвения.
   Озадаченный Кулдан робко переступил порог комнаты и срывающим от волнения голосом проговорил:
   - Ты звала меня, ханша?
   Ласково улыбнувшаяся Холида обхватила его вскружившуюся от нестерпимой близости любимой бедную голову своими прелестными ручками и, расцеловав его переполненные любви и нежности к ней глаза, прошептала:
   - Неужели, милый Кулдан, уже успел позабыть о своей несчастной Титине, или я его ненароком обидела, что он так долго заставлял меня страдать в одиночестве?
   Коварная многоопытная Холида знала, куда и как ужалить без памяти влюбленного в нее несчастного юношу. Разве может по настоящему влюбленный неопытный в любви юноша бесстрастно слушать, что и его любимая тоже все это время ощущала себя одинокой и несчастной, что и она, также как и он, мучилась и переживала за их чувство не меньше, чем он сам? И горькие слезы от всегда облегчающей страдания души раскаяния градом посыпались по его озарившемуся счастьем лицу.
   - Бедный мой Кулданчик, - продолжала добивать его коварная Холида, ласково прижимая его голову к своей груди, - оказывается ты не такой уж и плохой. Ибо и ты тоже, также как и я, все это время мучился и переживал от нашего недопонимания друг друга.
   Холида, умело, воспользовавшись данным ей самой природою оружием, окончательно сразила пока еще неопытного в жизни бесхитростного юного пастуха. И Кулдан, уже больше не сомневаясь в искренности ее чувств к нему, заплетающимся от переполняющей его радости языком рассказал ей о каждом своем дне в разлуке с нею. Рассказал ей обо всех своих в это время страданиях, обо всех измучивших его в последнее время грезах, и о том, как он верной сторожевой собакою кружил возле глинобитного домика в тщетной надежде хотя бы в щелочку увидеть свою любимую.
   - Вот дурак, - посмеялась над ним про себя продолжающая ласковыми поглаживаниями успокаивать совсем уже расклеившегося влюбленного в нее юношу Холида. Но ей льстило подобная его верность и глубокое искреннее чувство, а поэтому она, еще немного подумав, поправилась, - дурачок ты мой милый. Эх, если бы такие чувства ко мне возникли у недавно встретившегося мне Бакиса, тогда бы я и сама, наверное, разрыдалась бы вместе с ним от счастья.
   Ее мгновенно отозвавшееся на ее мысли сердце при этом так сладко заныло, что она уже безо всякого притворства вполне искренне, со всей вспыхнувшей в ней страстью поцеловав обмякшего в ее руках Кулдана в губы, еле слышно зашептала:
   - Я все видела, мой милый. Поэтому я, больше уже не сомневаясь в твоих ко мне чувствах. А прямо сейчас я только радуюсь, что у меня такой верный любящий меня возлюбленный.
   - Я больше уже никогда не буду сомневаться в твоем хорошем ко мне отношении, ханша, - тихо проговорил успокоившийся Кулдан.
   - Значит, у нас снова мир и согласие, - томным, немного игривым голосочком проворковала довольно улыбавшаяся Холида. - Выслушай меня, мой резвый жеребеночек, и запомни на всю жизнь мои слова. Поверь, я никогда не забывала своего Кулдана, но и ты сам должен понимать, что я все время на виду, и что мне приходиться быть очень осторожной, чтобы не накликать беду на наши бедные головы. Я и придумала эту поездку на морское побережье только потому, что мне захотелось хотя бы немного побыть вместе со своим Куланом. А эти несколько дней молчания были необходимы, чтобы усыпить бдительность не спускающего с меня глаз батюшки. Но сейчас, когда он убедился, что я действительно нуждаюсь в отдыхе и покое, мы можем быть вместе и в полней мере наслаждаться нашей близостью. Пришло наше время, и я вознагражу тебя, мой любимый, за все твои бессонные ночи, за все твои думы обо мне и печали. Любящая тебя Титина разгладит поцелуями каждую морщинку на твоем истосковавшемся по мне лице. И ждать долгожданной нами обоими близости тебе осталось уже совсем недолго. Сегодня я объявлю всем своим слугам, что посылаю тебя с поручением, но ты никуда не поедешь, а, отъехав подольше от аила, чтобы уже никто не усомнился в твоем отъезде, оставишь коня пастухам кошевого Артыка и вернешься к большой горе. Только постарайся сделать все так, чтобы тебя возле горы никто не увидел до наступления ночи. А когда на землю опуститься ночная мгла: я незаметно для всех выскользну из этой юрты и найду там тебя. Найду, чтобы увести своего возлюбленного в гости к своим друзьям, увести туда, где уже никто не помешает нам любить друг друга. Ты все понял, мой верный Кулдан?
   - Я понял тебя, моя повелительница, - заверил ее обрадованный Кулдан. - И сделаю все так, как ты мне повелеваешь.
   И Холида, поцеловав на прощание Кулдана, вышла вместе с ним к дожидавшимся ее повелений половцам.
   - Верные мои слуги! - сказала она им. - Некоторое время вам придется обходиться без Кулдана. Я посылаю его со срочным поручением. Но я не сомневаюсь, что вы и без него справитесь с возложенными на вас обязанностями.
   - А как же, справимся!...Еще как справимся!...Ты можешь не сомневаться в нас, ханша! - услышала она от низко склонившихся перед нею половцев. - Не беспокойся, повелительница, все будет в порядке!
   Даже не посмотрев в сторону отъезжающего Кулдана, Холида окликнула стоящую в сторонке Прокуду, и пошла с нею в свою комнату. И до самого вечера она, то прогоняла, а то снова звала к себе недоумевающую служанку, пока на далеком острове не была установлена возле ее любимой березки парадная ослепительно белая юрта, а в нее не было доставлено все необходимое для приятного времяпрепровождения. А как только начало смеркаться, Холида, отпустив совершенно измотанную ее поручениями служанку к ее родителям, выбралась из глинобитного домика и, найдя поджидавшего ее возле горы Кулдана, заставила его переодеться в роскошную ханскую одежду. А потом, угощая его терпким заморским вином, сделала так, чтобы он, понюхав сонного зелья, забылся в крепком беспробудном сне. Так и проспал Кулдан всю дорогу до острова шибианок. Только будучи заботливо уложенным Холидою в юрте он начал потихонечку очухиваться от удерживающего его все это время в своих мертвых тисках сна.
   Кулдану больше спать не хотелось. Однако налившаяся за ночь свинцовой тяжестью голова прочно удерживала его, где-то в середине между сном и явью. И он то, проваливаясь в неясные очертания как бы случайно словленного им сна, а то, снова возвращаясь из него, был не в силах даже задумываться о только что приснившимся ему сне. Он сейчас мог думать только лишь о том, что раз его пока никто не тормошит, то он еще может на некоторое время притвориться спящим и подождать, пока эта убивающая у него всякую живую мысль свинцовая тяжесть хотя бы немного от него отхлынет. Время шло. И у него внутри уже все кричало, что пора просыпаться, а ему не хотелось вставать с больной головою. И он, не в силах перебороть свое внутреннее сопротивление, даже и не пытался разорвать свои намертво слипшиеся веки. Так и лежал он не в силах провернуть в своей голове даже самую простую, но так ему сейчас необходимую мысль, пока внутренняя озабоченность в нем не победила и не заставила его открыть глаза. А когда он их открыл, то увидел себя лежащим в богато обставленной юрте.
   - Что это такое!? Где это я нахожусь!? - вскрикнул, с недоумением оглядываясь на набросанные вокруг мягкие одеяла и пуховые подушки, ужаснувшийся Кулдан.
   Он попытался снова напрячь свою память, чтобы вспомнить, как он, укладывающийся по ночам на доставшийся ему в наследство старый коврик, мог попасть в эту заведомо недоступную для бедного сироты роскошь. Но снова усилившаяся головная боль не позволила ему сосредоточиться на этой мысли, и он, обессилев, снова завалился на мягкие подушки.
   - Может, я уже умер, и в награду за честно прожитою мною жизнь был назначен в Нижнем мире ханом? - промелькнула в его больной голове шальная мысль. И еще больше озадаченный Кулдан начал лихорадочно ощупывать себя и, несколько раз ущипнув себя, с радостью прислушался к пронзившей его тело боли. - Нет, я не умер. Я живой. Но как тогда я, привыкший подкладывать на ночь под голову свою руку, попал в эту, по всей видимости, ханскую юрту? А может, я заболел или на худой конец потерял рассудок? Конечно! Как же я раньше об этом не подумал? Только в полном беспамятстве я осмелился пробраться в ханскую юрту и улечься на его ложе! О, небо! Что же мне сейчас делать!? Надо быстрее сматываться отсюда, пока меня не обнаружили! Иначе хан тут же повелит отрубить мне голову!
   - Ты уже проснулся, мой жеребеночек? - услышав ласковый голосок повелительницы его жизни и сердца, у него немного отлегло от сердца. Но тут же, словно пронесшийся по степи ураган подхватил сухую былинку, его приподняло с ложа, и поставило перед нею с низко опущенной повинною головою.
   - Я виноват, ханша, - негромко пробормотал он в ответ на ее ласково-укоризненный взгляд. - Я не только не знаю, как я сюда попал, но и даже не могу припомнить, что вообще было со мною вчера.
   - О, ты вчера был просто неподражаемый, мой милый Кулдан! - с хорошо разыгранным восхищением проворковала протягивающая ему серебреную чашу с вином Холида. - Но вино и я оказались сильнее, и мне пришлось отвозить тебя к своим друзьям спящим.
   - Значит, меня вчера с непривычки просто свалила с ног выпитое вино, - смущенно пробормотал, наконец-то, начавший хоть что-то припоминать Кулдан. - Но, все равно, я виноват перед тобою, ханша, я не должен был позволять себе так напиваться.
   - Не переживай, мой птенчик, что случилось, того уже не поправишь. Лучше, выпив это вино, освежи себе голову, - продолжала ласково ворковать засуетившаяся возле него Холида. - И не вини себя понапрасну. Ты вчера не так уж и много выпил хмельного вина. Вчера тебя свалила с ног только одна твоя ко мне любовь. А какая девушка станет обвинять своего возлюбленного в том, что он испытывает к ней слишком сильное чувство? Поверь, у нас вчера все было прекрасно. А сейчас тебе следует поторопиться: нас приглашают на пир.
   Неприятно скривившийся Кулдан трясущимися руками осторожно поднес чашу до рта и залпом осушил ее. Терпкая жидкость тут же разлилась по его застывшему в ожидании облегчения телу сладкой горячей волною.
   - Я готов, моя повелительница, - нарочито бодро ответил он, когда намертво вцепившаяся в его голову жуткая боль немного ослабила свои тиски. - И что я должен буду делать на устраиваемом твоими друзьями пиру?
   - Слушаться меня во всем и не капризничать, - пошутила в ответ Холида, которой за столь короткое время было просто необходимо сделать из пастуха хана. Она не могла позволить себе, чтобы ее Кулдан выглядел хоть чем-то хуже поклонников своих насмешливых подруг. И сейчас делала все возможное, чтобы хоть как-нибудь справиться с этою, как обычно, трудноразрешимою проблемою. А уже давно позабывшему теплые заботливые материнские руки Кулдану не только нравилось, но и было даже приятно ощущать заботу о нем прекрасной ханской дочки. И он с удовольствием подставлял свою еще не до конца проснувшуюся голову под обжигающие струйки льющейся из наклоненного Холидою кувшинчика воды, с наслаждением прислушиваясь к ласковым прикосновениям ее нежных пальчиков, когда она протирала ему голову куском белоснежного полотна. А когда она начала причесывать ему его черные густые волосы, то он уже просто млел от испытываемого удовольствия. Теплая волна тихого удовлетворения своей проживаемой им сейчас жизнью переполнила его. И Кулдан страстно умолял всемогущие небеса, чтобы эти переживаемые им сейчас мгновения никогда для него не заканчивались, чтобы они продолжали согревать его еще не ожесточившуюся от беспросветной жизни душу вплоть до конца отпущенных ему судьбою дней. Кулдан прекрасно осознавал для себя разницу между дочерью могущественного хана и им, бедным пастухом. Где-то в глубине своей души он знал, что это его сегодняшнее счастье мимолетно и легковесное. И что совсем уже скоро, как только он наскучит прекрасной ханской дочке, он снова будет безжалостно выброшен ею в свою наполненную холодом суровой морозной зимы жизнь. Но именно сейчас он не хотел прислушиваться к постоянно беспокоившему его голосу благоразумия, а был просто благодарен своей судьбе за подаренные ему эти безо всякого на то сомнения воистину счастливые для него мгновения.
   Обряжая Кулдана в костюм свирепого степного волка, Холида объясняла ему, что они приглашены на так названный ими праздник ряженых, а поэтому он, конечно же, не выходя за рамки приличия, должен будет в своих манерах и в своем поведении подрожать повадкам волка.
   - Праздник ряженых - это просто затеянная изнывающими от скуки молодыми людьми игра, - продолжала наставлять Холида его и тогда, когда они вышли из юрты, - а поэтому ты не должен удивляться, когда ничего не поймешь из того, о чем они между собою разговаривают. Они не в первый раз присутствуют на подобных праздниках, и привыкли разговаривать друг с другом только на своем им одним понятным языке. И еще ты должен твердо для себя усвоить, что все присутствующие на празднике мужчины считают правилом дурного тона разговаривать друг с другом напрямую. Поэтому, если тебе захочется хоть что-то спросить, уточнить или о чем-то поинтересоваться у другого мужчины, то ты должен будешь делать это только через меня. И держись со всеми гостями немного раскованней, здесь тебе не надо никого стесняться и ни перед кем преклоняться. Согласно условию устроителей праздника ряженых все присутствующие на нем гости считаются абсолютно равными друг другу и ни от кого не зависимыми. Поэтому здесь никого не волнует кто ты такой на самом-то деле. Да, и к тому же здесь, кроме меня, больше никому неизвестно, что ты пастух, а не хан. И даже, если ты сам об этом скажешь другим, то они, все равно, приняв твои слова за игру, тебе не поверят. Простолюдинам на этот специально организованный для богатых состоятельных людей праздник вход заказан. И не потому, что здесь их не признали бы, у них просто недостаточно средств, чтобы попытаться попасть на этот праздник.
   А не пропускающему не одного ее слова Кулдану все время казалось, что все окружающее его не реальность, а просто кажущееся его воспаленному воображению сказочное ханство, в котором все живущие люди свободные и счастливые. Да, и как он мог думать еще по-другому, если вокруг себя он видел одни только приветливые улыбки, а стоящие по всему острову столы просто ломились от расставленных на них вин и яств. Молодые и красивые, они вместе составляли прекрасную пару, и вежливо раскланивающаяся со своими подружками Холида с удовольствием ловила на себе их откровенно завистливые взгляды.
   - То ли еще будет!? - ликовала она про себя. - Когда увидите меня под ручку с Бакисом, то вы все тогда уже просто полопаетесь от зависти ко мне.
   Обойдя вымощенную камнем площадку, они снова возвратились к принарядившейся, словно невеста на выданье, березке и присели за стоящий возле нее столик. Искоса поглядывая за продолжающими расхаживаться под ручку с кавалерами своими подружками, Холида начала угощать стеснительно улыбающегося Кулдана терпким заморским вином и изысканными закусками. К ним подсаживались прогуливающиеся мимо них пары. Потом и они сами подсаживались за другие столики, а уже ближе к вечеру, когда льющиеся рекою хмельные напитки ударили им в головы, они все закружились в стремительных плясках и увлекательных играх. И собранные со всего света лучшие представители мужского пола не подкачали. Они представили визжавшим от восторга шибианкам уже просто немыслимо поразительную смесь стремительных плясок всех племен и народов. И шибианки, не выдерживая их неодолимого напора, уже и сами пускались вместе с ними в совершенно дикий перепляс.
   Обильные пиршества сменялись играми, игры - танцами, а танцы - ненасытной любовью благодарных за развлечение шибианок. Все участники праздника ряженых, воспользовавшись редко выпадающей им всем возможностью забыться на время об окружающей их неприглядной действительности, неистово окунулись с головою в закружившееся вокруг них веселье. При этом, не только не зная, но и даже не догадываясь, что все это время они находятся под пристальным наблюдением невидимого Сатаны. Заливаясь неслышным хохотом, он с самого раннего утра и до позднего вечера расхаживал среди них, с удовольствием наблюдая, как красивые статные мужчины ухлестывают за уродливыми шибианками. У него, в отличие от присутствующих на острове мужчин, не были замазаны глаза колдовским снадобьем, и он видел уродство таким, каким оно и существует в естественном виде. Наблюдать со стороны как красота преклоняется перед уродством, для него было не только забавным, но и даже очень показательным.
   - Вот именно так я и перепутаю в созданном Тобою земном мире все, выживший из ума дряхлый старик! - с ненавистью шептал он в сторону светлых небес. - И от твоей долгожданной гармонии на земле уже совсем скоро не останется даже и следа.
   Время неумолимо. И как бы ни старались шибианки растянуть время своих сборов, но переполненные удовольствиями и радостным весельем дни пролетали мимо них быстрее пущенного в самый бешеный галоп скакуна, и вот наступило для них немного грустноватое время расставания. В прощальный вечер шибианки снесли все свои столики в одно место и устроили совместное застолье, на котором они за нескончаемыми здравницами и вычурными тостами так упоили своих ухажеров, что уже без всякой опаски подносили к их носам флакончики с сонным зельем.
   Кулдан очнулся на уже знакомой ему поляночке неподалеку от возвышающейся над окрестностями горы. Он уже был переодетым в свою повседневную одежду, и если бы не раскалывающаяся от нестерпимой боли его голова, то все происходившие с ним ранее могло показаться ему лишь пусть и прекрасным, но все же никогда несбыточным, сном. Нащупав рукою оставленный ему на опохмелку кувшинчик с вином, он поднес его к своим жаждущим его содержимое губам, и залпом осушил его до дна.
   - Вот, и закончился мой праздник, - с грустью проговорил он, а на его душе, вдруг, стало так пусто и тоскливо, что он с непонятной для себя злостью отшвырнул в сторону ни в чем не повинный кувшин.
   Подождав, пока хотя бы немного не проясниться его хмельная голова, он встал на ноги и неторопливо зашагал в сторону, где несколько недель назад оставил у пастухов кошевого Артыка своего коня. А потом, уже больше ни от кого не таясь, возвратился к глинобитному домику, чтобы снова бродить вокруг него в тщетной надежде получить от своей ветреной жестокосердной повелительницы очередную подачку.
   А снова собравшиеся на своем острове шибианки начали подводить первые итоги проведенного ими сбора по новому ритуалу. Они, как и всегда, были шумными и говорливыми, но все были единодушны в одном, что проводить ежегодные сборы по-новому им очень нравится, и что они надеются и в дальнейшем проводить их не менее весело и интересно. Не забыли они и о подтолкнувшей их к принятию нового ритуала Холиде, которая была удостоена высокой чести обряду целования груди. А рано утром, едва заалела над землею утренняя зорька, вполне удовлетворенные проведенными вместе днями ежегодных сборов шибианки, попрощавшись, разлетелись по своим родным местам.
   Обратная дорога на свое морское побережье уже показалась для неустанно махающей крыльями Холиды не такой уж скучною и обременительною. Да, и как она могла скучать во время полета, если ее голова была забита еще более грандиозными планами на ближайшее будущее. Подлетев к огромной горе, она опустилась на площадку перед входом в пещеру и, легко отодвинув в сторону валун, побежала по крутой лесенке каменных ступенек. Оказавшись внутри пещеры, вздохнувшая с облегчением Холида в ожидании наступления полуночи, когда ее сейчас уродливое шибианское тело примет облик несравненной по своему пресному очарованию степной красавицы, прилегла на полати. Полночь наступила, и она, натянув на себя оставленную в пещере перед полетом на сборы одежду, еще долго сидела на морском берегу все, думая и думая, как бы ей добиться взаимности в любви от заупрямившегося юного рыбака. И уже только тогда, когда взошедшее над землею красное солнышко начало припекать ее остывшие в ночной прохладе плечики, она никем не замеченной пробралась к глинобитному домику, а потом через чердачное отверстие и в свою комнату. Сладко потянувшись, она с удовольствием прилегла на мягко устеленную постельку и мгновенно погрузилась в крепкий глубокий сон смертельно уставшего человека. Веселье без радости вновь обретенного счастья, как обычно, не приносит человеку долгожданного удовлетворения, а, совсем наоборот, быстро его утомляет. А притворяться веселой и жизнерадостной в течение двух недель подряд - это уже слишком много даже и для неутомимой шибианки.
  
   1992 год.
  
  
  
  

Глава девятая.
СОПЕРНИЦЫ.

  
   Чей-то тихий неосторожный стук потревожил чуткий сон Холиды, и она, недовольно поморщившись, повернулась на другой бок. Однако ей в это утро уже больше заснуть не удалось. Потревоживший ее сон стук, после недолгого молчания, повторился снова, но уже громче и настойчивей.
   - Кто там стучит!? - окликнула того, кто осмелился потревожить ее в такую пору, Холида.
   - Это я, моя повелительница, твоя верная Прокуда, - отозвался из-за дверей голос ее служанки, - ты велела мне придти к тебе сегодня пораньше.
   - Хорошо, я уже встаю, - недовольно пробурчала в ответ Холида и, спрыгнув с ложа, открыла служанке дверь.
   - Моя повелительница намеревается сегодня же возвращаться в ханский аил? - полюбопытствовала поливающая ей на руки родниковую водицу Прокуда.
   - Нет, не намереваюсь, я решила, что мне следует еще немного подышать этим воистину целебным морским воздухом, - уже немного веселее проговорила Холида и, шутливо погрозив служанке пальчиком, добавила. - Тебе, моя дорогая, не мешала бы немного прибраться. Вчера я видела на окошке пыль....
   - Как же этой пыли там не быть, моя повелительница! - вскрикнула всплеснувшая руками Прокуда. - Если мне запрещено даже входить в эту комнату, а не то, чтобы еще и прибираться.
   - С сегодняшнего утра, моя верная Прокуда, все запреты отменяются, - объявила одарившая служанку ласковой улыбкою Холида и, схватив с подноса баранью лопатку, с удовольствием вонзила в нее свои острые зубки. - Я уже полностью излечилась от измучившей меня в последнее время хандры, и больше не желаю быть затворницею. Мне снова хочется общаться с интересными людьми и веселиться.
   - Вот, обрадуется великий хан! - вскрикнула забегавшая по комнате с тряпкою Прокуда. - Да, и твоя, госпожа, матушка тоже, наконец-то, сможет хотя бы немного успокоиться. И как же она, бедная, переживала из-за недомогания своей доченьки....
   - Хватит тебе ворчать, любезная, - беззлобно оборвала ее Холида, - ты лучше сбегай-ка и поищи этого куда-то так долго запропастившегося Кулдана. Да, передай ему мое повеление немедленно отправиться с сообщением для моего батюшки, что я задерживаюсь в аиле Артыка еще на некоторое время. И пусть дожидается меня там! - выкрикнула она уже вдогонку убегающей Прокуде. - Незачем ему зря гонять коня туда и обратно!
   Отодвинув от себя поднос с обглоданными костями, она запила свой плотный завтрак чашею византийского вина и, выйдя из домика, направилась в сторону гулко плескавшегося о скалистые берега моря. За эти две недели она впервые вышла прогуляться вовсе не из-за того, что хотела этой своей прогулкою хоть что-то кому-то доказать, или хоть в чем-то кого-то убедить, а просто так, по мимолетному побуждению своей истосковавшейся по восприятию окружающей ее на морском побережье красоты души. На ее душе в это время было тихо и покойно, а ее гордо приподнятая прелестная головка впервые за последние дни уже не только не беспокоилась ни одной трудноразрешимою для себя проблемою, но даже и не была ничем омрачена. Холида в это солнечное прекрасное утро уже больше не мучилась и не терзалась в одолевающих ее в последнее время сомнениях. Она была полностью уверена в своем счастливом ближайшем будущем. Ибо не только знала, но и была непоколебимо убеждена, что благодаря своей красоте, своему богатству и своему высокому положению в степи у нее нет, и просто не может быть никаких осложнений с исполнением всех ее прихотей вплоть до сладострастных желаний. Очарованная окружающей ее красотою она, выйдя на берег моря, засмотрелась на раскинувшуюся перед нею синеву морского пространства. И даже, несмотря на свое острое шибианское зрение, она видела впереди себя одно только, отсвечивающее при ярком солнечном освещении угрожающим синим цветом бескрайнее морское пространство. И пусть морское пространство и казалось сейчас для взирающей на него Холиды тихим и умиротворенным. Но она, ясно ощущая для себя всю затаившуюся в нем силу и мощь, могла представить себе каким грозным и неумолимо беспощадным бывает море во время нередко штормящих на нем ураганов. И даже ласково бившийся о скалистый берег прибой не смог унять ее тревогу за показавшийся на горизонте одинокий парус рыбацкой лодки.
   - И как они, смертные, не боятся этого известного своим коварством жестокосердного моря!? Зачем им понапрасну рисковать своими жизнями, заплывая так далеко в море на своей утлой лодчонке!? - восклицала про себя переживающая за рыбаков Холида.
   А наполненный задувшим с раннего утра свежим морским ветерком парус быстро пригнал небольшую рыбацкую лодку на мелководье. Здесь уже море подобно хамелеону меняла свой отталкивающий от него все живое синий на менее опасный бледно зеленый цвет. И уже больше не переживающая за смелых отчаянных рыбаков Холида спустилась со скалы вниз и, омыв в морской воде руки и лицо, неторопливо зашагала по золотистому песочку в сторону небольшого поселения ремесленников и рыбаков.
   Море и парус - что может быть еще более волнующим на всем белом свете. Они не только хорошо дополняют друг друга, но и притягивают к себе сердца всех живущих на земле людей. Не была исключением из этого общего правила и Холида. Шлепая босыми ногами по усыпанному вперемежку с галькою желтым песочком берегу, она, не сводя с него глаз, рисовала в своем воображении, что этой рыбацкою лодкою привит ее Бакис. И что, завидев ее, он сейчас, направляя свою лодку к берегу, торопиться в поджидающие его на берегу жаркие со страстными поцелуями объятия своей возлюбленной.
   - Ох, и как же я тогда его полюбила бы! Я ласкала бы своего возлюбленного, не уставая, все последующие дни и ночи! - тихо восклицала про себя уже так ясно представившая себе эту приятную для ее души и тела картину Холида, что сумела ввести в заблуждение даже свое отчаянно забившееся в груди сердечко.
   А ее затрепетавшее словно и на самом деле готовящееся к скорой встрече со своим возлюбленным тело тут же переполнилось сладко затомившейся истомою.
   - Так, вот, какая она - эта любовь, - еле слышно выдохнула из себя уже больше не сомневающаяся, что в приближающейся к берегу рыбацкой лодке действительно находится ее Бакис, Холида.
   Иначе, как же ей еще было понимать свое сладко занывшее в предчувствии близости любимого сердечко. А плывущая по синему бескрайнему морю рыбацкая лодка, словно и на самом деле не желая испытывать терпение не отводящей от нее глаз ханской дочки, с каждым очередным мгновением становилась к размечтавшейся Холиде все ближе и ближе. И вот, когда она уже подходила к стоящим на берегу двум домикам, рыбаки убрали парус, и лодка, плавно заскользив по водной глади небольшого заливчика, тихо причалила к берегу. Соскочившие с нее на берег трое мужчин, привязав лодку к вкопанному на берегу столбу, начали выгружать выловленную ими сегодняшним утром в море рыбу. На двух более пожилых мужчин подходящая Холида не обратила внимания. А вот в третьем, по одному только еще сильнее забившемуся в ее груди сердечку, Холида сразу же признала сумевшего не только поразить ее своей неброской мужской красотою, но и поранить ее любвеобильное сердце Бакиса. Но странное дело, до этого времени ни перед кем не склоняющая своей прелестной головки уверенная в себе ханская дочь, вдруг, при встрече с простым рыбаком не только смутилась, но и даже оробела. И вся зардевшись от еще никогда не испытываемой ею неловкости и стыда, она поторопилась спрятаться на подходе к лодке за выступающей к берегу скалою, откуда ей был хорошо виден неутомимо таскающий тяжелые кошелки с рыбою Бакис. Жадно всматриваясь в его молодое сильное тело, она переполнялась нестерпимым желанием прижаться к его широкой груди и забыть под его ласками обо всем на свете. И, представляя себя в его объятиях, клятвенно заверяла саму себя, что больше не потерпит его связи с той худощавою девочкою, что, начиная с этой минуты, он будет принадлежать только ей одной и никому больше.
   - Вот, теперь-то, кажется, и я начинаю не только ощущать, но и в полной мере осознавать для себя, что же это такое - настоящая любовь, - тихо шептала она, удивляясь охватившему ее совсем еще ей незнакомому состоянию сладко защемившей души.
   Если бы только одна ее душа, но и даже ее собственное до этого еще никогда так сильно не волновавшееся при виде мужчины тело в этот момент как бы не зависело от воли и желаний самой Холиды, а жило собственной неподвластной своей хозяйки жизнью. Переполняющие в это время ее тело нестерпимые желания мгновенно подавляли слабое сопротивление Холиды и неодолимо подталкивали ее, даже наперекор всем бытующим в степи правилам и условностям, на самые, казалось бы, немыслимые дела. Но саму Холиду это новое состояние ее души и тела не огорчало и не тревожило, а, совсем наоборот, ей даже нравились эти новые ощущения.
   Тем временем, выгрузившие рыбу из лодки рыбаки разошлись по своим домам, а оставшийся на берегу Бакис бросился в море и, громко фыркая и отплевываясь, заплескался в морской воде. Смывая с себя пот и липкую рыбью чешую, он даже и не заметил, как вышедшая из-за скалы Холида направилась в его сторону. Искупавшись, он выскочил из воды и, столкнувшись лицом к лицу с подоспевшей ханской дочкою, от неожиданности даже позабыл сказать ей полагающиеся в таком случае слова приветствия.
   - Ты не очень любезен с дочерью своего хана, - упрекнула его умело скрывшая за насмешливою улыбкою свое собственное смущение Холида.
   Еще больше растерявшийся Бакис, не зная, как ему лучше выйти из затруднительного положения, застыл на месте в тягостном ожидании, чего еще соизволит сказать ему ханская дочка. Однако молча злившаяся про себя Холида не спешила прерывать их затянувшееся молчание. Как и все остальные влюбленные на земле она, не понимая нынешнего состояния Бакиса, все из-за той же присущей всем влюбленным болезненной мнительности поняв для себя его молчание совсем не так, как оно было на самом-то деле, забросала упавшего духом Бакиса сердитыми недовольными взглядами. Поднявшаяся в ней волна возмущения им из-за якобы его какого-то нанесенного ей оскорбления, мгновенно вытеснила из Холиды все остатки ее недавней робости и смущения.
   - Вот, лопух, с ним разговаривает самая красивая в степи девушка, а он даже и смотреть на меня не хочет! - громко возмущалась она про себя.
   А когда уловила на его лице еще и легкую тень неудовольствия, то уже еле сдержалась, чтобы немедленно указать этому возомнившему о себе невесть что рыбаку на его место и заставить его валяться в ее ногах. И ее в этом можно было пусть и не оправдать, то хотя бы понять. Разве может признанная во всей степи красавица спокойно относиться к мужскому пренебрежению!? Это уже было чересчур болезненным для ее самолюбия, а поэтому Холида, чтобы окончательно не выйти из себя, поторопилось оборвать их молчаливую беседу.
   - Я только что послала со срочным поручением одного из своих слуг. Передай, голубчик, своим родным, что, начиная с завтрашнего дня, ты приступаешь к исполнению его обязанностей, - насмешливо бросила ему Холида и, резко повернувшись, ушла в обратном направлении. Встретив возле глинобитного домика возвращающуюся после выполнения ее поручения Прокуду, она повелела ей бежать в приморский поселок и объяснить ее новому слуге его обязанности.
   И так было неспокойно на душе у Филократа, когда Бакис передал ему свой разговор с ханскою дочкою. А тут еще эта прибежавшая к нему толстая половчанка еще больше растравила его своими россказнями о будущей привольной жизни его сына на службе у ханши. Ох, и как же не хотелось Филократу отдавать сына в половецкие руки, но разве он мог отказать ханской дочке. В случае отказа его сына служить ханской дочке может пострадать не только он сам и его семья, но и даже весь их поселок. Ибо не сможет могущественный хан закрыть глаза на подобное пренебрежение повелению своей дочери. И ответная месть хана будет, как и всегда, непомерно жестокою. Такая уж видно у них злосчастная судьба, что они на своей земле, на которой жили их деды и прадеды, не были хозяевами. А поэтому вынуждены были покоряться грубой жестокой силе выплеснувшихся на их побережье из бескрайних просторов степи кочевников. Так в свое время жили их отцы, так сейчас живут и они, зажатые между двумя буйными непредсказуемыми стихиями: с одной стороны морем с его сокрушительными штормами и ураганами, а с другой стороны степью с ее беспощадными сыновьями. И уже не однажды обжигающиеся от их испепеляющего огня дикой жестокости все их соседи заволновались от мгновенно облетевшей весь поселок тревожной вести. Обеспокоенные односельчане заходили в их дом, интересуясь, что думает Филократ о службе своего сына у ханской дочки, и, уходя, не осмеливались давать ему советы. Но, понимая их беспокойство, Филократ сам говорил им, что его сын выполнит свой долг перед поселком, и что его семья не будет подставлять под удар ни в чем не повинных людей. Прибежала и растирающая по лицу слезы Марийка. Она долго стояла, обнявшись с Бакисом, у калитки, и не желающие им мешать родители только с грустью посматривали на них из окошек.
   Опечаленный скорым расставанием Бакис ласково поглаживал орошающую ему грудь слезами Марийку и тихо шептал ей на ушко:
   - Я оставляю тебя, моя любая, ненадолго. Скоро вернется посланный с поручением слуга ханши, и она отпустит меня домой. Верь мне, моя ласточка, и не думай ни о чем плохом. Я свою Марийку не променяю даже на самую богатую во всей степи девушку. Ибо только ты одна на всем белом свете всегда будешь для меня самой желанною и красивою.
   Но разве можно одними только словами успокоить прощающуюся со своим возлюбленным девушку в то время, когда ее всегда чуткое на любую угрожающую ее чувству опасность сердце уже предвещает ей скорую беду.
   - Глупенький ты мой, - ласково укоряла она его за непонимание, - ты думаешь, что у ханской дочки так мало своих слуг, что ей приходиться нанимать их в нашем поселке. Я, мой милый, женщина и лучше тебя разбираюсь в этом деле. Ханская дочь просто влюбилась в тебя, а поэтому и хочет разлучить нас навеки. Да, и как можно было ей не влюбиться в моего такого красивого умного Бакиса. Это я сама во всем виновата! Я знала, что она заприметила тебя, но не сумела уберечь тебя от ее бесстыжих глаз.
   - Прошу тебя, мое ясное солнышко, не только не говорить, но и даже не думать так о дочке могущественного хана, - проговорил бережно прижимающий к себе неутешную Марийку испугавшийся за нее Бакис. - Я всего лишь простой бедный рыбак и ничего не значу для прекрасной ханской дочки. Я всего лишь слабая степная былинка у ног ханши, а возле ее уже, наверное, кружится тьма тьмущая богатых и знатных красавцев. Прошу тебя, не выдумывай больше про ханскую дочку ничего такого предосудительного, не зови на наши бедные головы еще большей беды.
   Но неутешная Марийка настаивала на своем предположении, и Бакис, желая хотя бы немного ее успокоить, сдался.
   - Может, ты и права, милая, - тихо шепнул ей на ушко не совсем с ней согласный Бакис, которому ханская дочь казалась не какой-то там смертною, а живущею где-то там, на самих небесах, недоступной для его понимания богинею. А поэтому понять для себя и тем более принять, что ханская дочь могла влюбиться в него, он был просто не в состоянии. Но, не желая и дольше спорить со своею Марийкою, он только тихо шепнул ей на ушко:
   - Марийка, не обижай меня своим неверием в мою к тебе любовь. Ты должна верить мне и всегда знай, что лучше и дороже тебя для меня больше нет никого на всем белом свете.
   - Я верю тебе, мой милый, - еле слышно выдохнула ему в ответ Марийка, - но я не верю ей. Чует мое сердце, что загубит она нас. И зачем только она встретилась нам тогда на морском берегу!?
   Рано утром Бакис, попрощавшись со своими родными, заторопился к аилу кошевого Артыка, где его уже дожидался кошей Торепа. И уже не несколько дней, а почти неделя проскочило скачущей по степи верблюдицей, но пленившаяся красотою здешних мест Холида все еще не могла решиться уехать в ханский аил. Утром ее новый слуга седлал коней, и она в его сопровождении выезжала усладить свой взор неторопливо, но настойчиво входящей в свои права ранней осенью. Осень - пора несбывшихся и сбывшихся надежд. Ибо только одной благодатной осенью, когда подходит к своему логическому завершению на земле жизненный цикл, вся степь разукрашивается в строгие блеклые тона обеспокоенного своим новым возрождением под ласковым весенним солнышком травяного покрова. Росшие по всей степи в это время травы, начиная рассеивать семена, желтеют и отмирают, чтобы, удобрив собою землю, стать основою для возрождения новому поколению трав в следующем году. Но осенью, в отличие от весны, только сравнивают задуманное с его исполнением, а не начинают новое дело. Так и все это время безуспешно заигрывающая с Бакисом Холида решила проявить вынужденное для себя терпение, но к приходу весны обязательно покорить пока еще недоступного ей парня. Ибо весна, в отличие от осени, самая благодатная пора для зарождения в человеке новых порю даже самых невообразимых желаний и надежд. И она не сомневалась, что, густо посеяв их в душе молодого рыбака, она сумеет овладеть его сердцем. А для утверждения в себе этой своей непоколебимой уверенности у нее были все основания: она была не просто прекрасной, а признанной по всей степи красавицею, перед прелестным очарованием которой не могли устоять даже самые достойные ее любви мужчины. И что было для нее в этой своей уверенности самым главным, она была не просто сказочно богатою, но и дочерью самого могущественного во всей степи хана, а поэтому ее, не защищаемый ни одним половецким родом, избранник полностью находился в ее власти. Она могла вертеть и крутить им, как ей заблагорассудиться, не имея при этом для себя никаких неприятных последствий. И Холида, хорошо осознавая для себя все эти свои преимущества, сейчас только снисходительно посмеиваться над упрямством притворно невозмутимого Бакиса. Вот, и сегодня она, переодевшись в одежду для верховой езды, выпорхнула из глинобитного домика к поджидавшему ее с лошадьми Бакису и, окинув его насмешливым взглядом, пустила своего застоявшегося жеребца с места в галоп. Она даже и сама порой не понимала, почему ее так сильно притягивает к себе осеннее увядание. Почему она всегда со жгучим интересом присматривалась к тому, чего была лишена сама, и, тщетно ища смысл в таком для нее скоропостижном отмирании природы, никак не могла постичь его своей бессмертною душою. Тонюсенький стебелек степной травы маленьким хрупким ростком пробивается весною из посеянного осенью семени к теплому солнышку, чтобы буйно отцвести летом, а осенью выбросить наружу из себя семя и умереть.
   - Так есть ли смысл в таком его существовании? Да и, вообще, что он хочет сказать или доказать всем остальным живущим на земле растениям и существам этим своим таким кратковременным существованием? - уже не однажды задавалась Холида неразрешимыми для себя вопросами и в ответ только слегка пожимала своими изящными плечиками.
   Холида не могла для себя понять, почему и зачем всегда так сильно рвется живое даже к такому короткому существованию? И стоит ли такая их короткая жизнь невероятно трудному появлению на этот белый свет и не менее горестному осеннему увяданию?
   Не сдерживаемые всадниками породистые кони, высоко задирая головы, и громким ржанием подзадоривая друг друга, стремительно неслись по мягко стелющейся под их копытами степи.
   - И-го-го-го! Я впереди! - ржал на всю степь вырвавшийся вперед ликующий победитель их никем не объявленного соревнования в скачках.
   - И-го-го-го! Я не только догоню, но и даже перегоню тебя! - с не меньшим задором и решительностью отвечал ему второй и так припускал, что несся со всех своих сил вместе со старающимся не пропустить его вперед соперником, как говорится, голова в голову.
   И это их негласное состязание выглядело со стороны до того увлекательно, что, казалось, даже сама степь в восхищении притихла, любуясь красотой и грацией скакавших по ней не по принуждению, а по своей собственной воле и желанию, прекрасных коней. А остро ощущающие каждой клеточкой своих возбужденных безудержной скачкою тел ее немое восхищение резвые кони все скакали и скакали, пока не израсходовали весь избыток накопившейся в них за ночь энергии. И только тогда они, усталые, но безмерно счастливые, перешли на более тихую рысь.
   - И долго еще ты будешь портить мне настроение своим сумрачным, словно тебя прямо сейчас кто-то обидел, видом!? Я хочу, чтобы прислуживающие мне слуги встречали меня приветливой улыбкою, а не смотрели, как волки, - недовольно бросила Бакису Холида. - Я не думаю, чтобы исполняемые тобою у меня обязанности заставляли тебя не спать по ночам. Или ты, Бакис, на службе у меня не обеспечен всем необходимым? Так чем же тогда служба у меня тебе так не по нраву? Не многие в нашей степи отказались бы от чести быть ханским конюхом.
   - Я, ханша, не половец, и не привык к вашей кочевой жизни, - с притворным сожалением, что особенно бесила Холиду, ответил ей, как всегда, немногословный Бакис. - Я рыбак, и люблю море, а не степь.
   - Наша бескрайняя степь сравни морю, - возразила ему не согласная с его словами Холида, - и это не могут признать для себя только одни дураки или вовсе не желающие видеть то, что и так ясно и бесспорно для всех остальных людей. Я не сомневаюсь, что и ты, со временем, примешь и поймешь для себя эту простую истину....
   Не осмелившийся возражать высокородной ханской дочке Бакис благоразумно промолчал, а недовольная Холида больше уже не пыталась заводить с ним разговор. Заполонившие небеса серые завитушки кучевых облаков, опускаясь к неудержимо притягивающей их к себе земле все ниже и ниже, все время, потихонечку увеличиваясь в своих размерах, угрюмо темнели. Но так, как тучам в одиночку было не так уж и легко удерживать на высоте свои отяжелевшие туши, то они, сталкиваясь с оглушительным грохотом, объединялись, становясь с каждым последующим своим столкновением все больше и все тяжелее. И совсем скоро над притихшей от охватившего ее ужаса степью уже нависала такая огромная темная туча, что даже поднявшийся навстречу к ней шустрый порывистый ветерок был не в силах удерживать ее на достаточном удалении от защищаемой им земли. Подобное положение его не так уж расстраивало ветер, как злило. А поэтому немало обозленный ветер в яростном стремлении, несмотря ни на что, не допустить, чтобы эта давящая на него всею массою накопленной в своей жирной туше влаги туча ни в коем случае не упала на землю, задул еще сильнее и порывистее. Задул так резко и с такою силою, что выдуваемый им из утоптанной острыми копытами, пасущимися в степи бесчисленных отар и табунов, земли песок забил по глазам наездников. Забил, предупреждая их, что, если они не хотят попадать под скорый проливной дождь, то им пора поворачивать коней в обратную дорогу. Однако с головою погрузившаяся в свои самые сокровенные мысли Холида не обращала на его предупреждения никакого внимания, а не смеющий указывать ей на возможно скорую в степи непогоду Бакис молча следовал за нею. Но только из-за того, что Холида упорно не желала ничего вокруг себя видеть и замечать, нависшая над степью огромная черная туча не исчезала и не торопилась уплывать за горизонт. А совсем наоборот, она к этому времени уже так низко опустилась к потемневшей от охватываемого ею при этом ужаса степи, что, казалось, вот-вот и вся накопленная в ее жирной туше влага прольется на землю. Уже и признавший свое поражение перед нею ветер, вдруг, взял и куда-то запропастился, а сразу же онемевшая без него степь затаилось в тревожном ожидании, что нависшая над нею туча, обрушившись на землю, все сметет на своем пути. Но забывшаяся обо всем на свете Холида не спешила поворачивать своего скакуна. И только с первыми буйными капельками начавшегося дождя, она, повернув коня в обратную сторону, выкрикнула Бакису:
   - Догоняй, если сможешь!
   И снова бешеная скачка, и снова резвые кони соревновались между собою в силе и выносливости. Обрушившийся на землю со всей своею силою ливень нагнал их уже неподалеку от глинобитного домика. Забившие им в глаза косые струйки дождя заставляли отворачивать от них головы. И кони, направляемые всадниками в нужную сторону, продолжали свой стремительный бег, не разбирая дороги. Скакавшему рядом с ханской дочкою Бакису было непонятно, почему его повелительница так упорно не желала отворачивать своего лица от бившего прямо ей в глаза проливного дождя. Ему все это время казалось, что она не только не боится разбушевавшейся по степи стихии, но и принимает ее для себя с какой-то пугающей его молчаливой радостью. Доскакав до порога глинобитного домика, она велела выскочившему из него конюху принять взмыленных коней, а насквозь промокшему Бакису следовать за нею. Смущенно замявшийся Бакис нерешительно переступил порог комнаты ханши и, стушевавшись перед окинувшей его недовольным взглядом служанкой, остановился возле него.
   - Прокуда, принеси Бакису сухую одежду! - повелела неприятно скривившейся служанке Холида.
   - Не стоит беспокоиться обо мне, ханша, - попытался отказаться от ее милости Бакис.
   - Я обязана заботиться о своих людях, - сердито перебила его Холида, - тем более что ты сегодня намок по моей вине.
   И пока смущенный Бакис переодевался в брошенную ему взбешенной служанкою дорогую ханскую одежду, Холида успела собственноручно накрыть стол для дневного пира. И он, несмотря на свое довольно скромное название, смог бы порадовать выставленными на него Холидою блюдами даже самые взыскательные вкусы видевших в пище не средство для утоления голода, а еще большее получаемое ими от своей всем обеспеченной земной жизни наслаждение богатых знатных людей. На серебряном подносе дымилось мясо молодого барана, а в поставленный на его середине изящный кувшинчик было налито хорошее византийское вино. Благоухая свежевыпеченным хлебушком и обилием разложенных по столу фруктов и овощей, накрытый ханскою дочкою стол дразнил молодой здоровый аппетит успевшего проголодаться Бакиса. Но он, проявляя завидную в его возрасте сдержанность, позволил себе лишь отведать небольшой кусочек баранины и, запив его чашей вина, отошел от стола.
   - Этот сын нищего рыбака, как видно, слишком высокого о себе мнения. Ох, и нелегко же мне будет с ним сладить, - недовольно подумала пристально наблюдающая за его внутреннею борьбою Холида, а вслух проговорила. - Не правда ли, что быть богатою и независимою очень даже неплохо? И мне легко представить с какой охотою ты, Бакис, согласился бы поменяться со мною местами.
   - Я вполне доволен своим нынешним положением, ханша, - возразил ей неприятно поморщившийся Бакис и, подобрав свою мокрую одежду, добавил. - Я верну твою одежду завтра утром.
   - И этим навлечешь на себя мой гнев! - сердито бросила ему разозлившаяся Холида. - Подарки ханской дочери принимаются с благодарностью! Никто не смеет от них отказываться!
   Настойчивая в осуществлении своих желаний Холида осторожно прощупывала молодого еще совсем не опытного в жизни Бакиса и пыталась соблазнить его почестями и богатством. Но впитанная им вместе с материнским молоком бескорыстная честность и верность данному своему слову помогали ему успешно преодолевать все ее ухищрения. И Бакис старательно исполняя порученные ему обязанности, всегда находил время встретиться со своей Марийкою и заверить, что он любит ее, и что на всем белом свете никто и ничто не сможет их разлучить. А уже больше не ревнующая его к красивой ханской дочке Марийка в ответ только грустно улыбалась да тяжело вздыхала. Она ни на одно мгновение не сомневалась в искренности своего возлюбленного, но и не могла не знать о могуществе своей соперницы. Однако и сдаваться так просто без борьбы она тоже не собиралась.
   - За свое счастье я буду сражаться с противостоящей мне ханской дочкою не на жизнь, а на смерть, - твердо решила она для себя.
   Время редко считается с желаниями проживающих его людей. И возвратившийся посланный в соседнюю орду с несложным поручением кошевой Артык передал Холиде ханскую волю: немедленно возвращаться в родной аил. И та, воспользовавшись повелением отца, чтобы избавить себя от его ухаживаний, приказала сопровождающим ее слугам собираться в дорогу.
   Еще было совсем темно. Задувший с севера прохладный ветерок напомнил рано поднявшимся половцам, что вслед за осенью в их степь обязательно придет суровая холодная зима, и что скоро им всем придется натягивать на себя теплые меховые одежды. Расторопные слуги быстро перетаскали все имущество ханской дочери из глинобитного домика в кибитку, а услужливая Прокуда, настелив в ней ковров, набросала поверх их еще не меньше десятка мягких пуховых подушек. Она не хотела, чтобы всегда сильно досаждающая при подобных переездах дорожная тряска, могла бы вызвать недовольство ее госпожи. Только успела заалеть над потихонечку просыпающейся от ночного сна степью утренняя зорька, как уже все было готово к отъезду ханской дочери в родной аил. А сама Холида все это время провела в приятной беседе с пришедшим проводить ее кошевым Артыком.
   - Я сожалею, прекрасная Титина, что не смог лично проследить, чтобы ты, находясь в моем аиле, ни в чем не нуждалась, - извинялся перед нею Артык уже на выходе из глинобитного домика. - Надеюсь, что мои слуги тебе угодили?
   - Прошу тебя, прекрасный Артык, ни о чем не беспокоиться, все было просто прекрасно. Я так хорошо провела в твоем аиле время, что ощущаю себя сейчас, как новорожденная. Я очень благодарна тебе за проявленную обо мне заботу и внимание, - вполне искренне проговорила Холида и махнула рукою поджидавшему ее повелений кошею Торепе. Тот, подбежав к ней, помог ей подняться в кибитку и закричал, подгоняя впряженных в нее коней. Тяжело нагруженная кибитка тронулась с места и весело покатила по степной дороге. Стоящий в толпе провожатых с облегчением вздохнувший Бакис пошел в сторону родного поселка, чтобы там вместе со своей Марийкою посмеяться над ее недавними страхами и подозрениями. Топот копыт скачущего по дороге коня заставил его обернуться, и он увидел нагоняющего его кошея Торепу с запасным конем.
   - Бакис! - выкрикнул тот ему. - Садись на коня! Ханша хочет тебя видеть!
   - В чем дело, Бакис!? Как мне понять твой самовольный уход с моей службы!? - встретила его упреками рассерженная Холида. - Ты так благодаришь меня за постоянную о тебе заботу!?
   - Но, ханша, - попытался ей возразить ничего не понимающий Бакис, - я же не нанимался к тебе на службу. Ты просила меня временно заменить твоего слугу, и я выполнил твое пожелание. Но сейчас, когда твой посланный в ханский аил слуга снова вернется к тебе, я уже стал для своей повелительницы без надобности. Ханше уже просто незачем держать меня при себе.
   - Это только моя вина. Я все это время была слишком мягкою и не научила тебя, Бакис, должному почтению к дочке самого могущественного в степи хана. Но это можно легко исправить! - укоризненно покачав своей прелестной головкою, пригрозила растерявшемуся Бакису притворно рассерженная Холида. - Прошу тебя, не заставляй меня прибегать к крайним мерам. Садись в кибитку, ты поедешь со мною.
   И Бакису уже больше ничего не оставалась делать, как покориться воле ханской дочери. Он молча взобрался в ее кибитку, и она повезла его в свой родной аил, где, как надеялась Холида, у него не будет возможности встречаться со своей Марийкою.
   Так и не дождавшись возвращения своего сына, Филократ сходил узнать о его судьбе к кошевому Артыку, но тот в ответ только в недоумении разводил руками.
   - Я сам видел, как твой сын после проводов гостившей у меня ханской дочки ушел по дороге в ваше селение, - убеждал он обеспокоенного судьбою куда-то подевавшегося сына Филократа.
   Встревоженные родители обшарили все побережье, но не нашли даже следа пребывание пропавшего сына. И сколько они не расспрашивали своих соседей и половцев из аила, но в этот день их Бакиса никто не видел.
   - И куда же он мог подеваться? - горевали они, не зная, что и подумать о его внезапном исчезновении, как через некоторое время он сам прискакал к ним среди ночи на взмыленном от долгой скачки коне.
   Увидев своего сына живым и здоровым, нахмурившийся Филократ только собрался его отчитать за все перенесенные им в отсутствие его беспокойства и тревожные волнения, но ему сделать это помешали бросившиеся на шею Бакису его жена и Марийка. Видя их осветившиеся счастьем лица и вслушиваясь в их радостное щебетание, немного отошел сердцем Филократ. И, вместо строгой отповеди, он только, укоризненно покачав головою, спросил:
   - И где же ты, сын, все это время шатался? Зачем заставил нас всех так сильно о тебе беспокоиться?
   - Я, батюшка, не по своей воле, а по повелению дочки нашего хана заставил вас так долго беспокоиться и переживать в неизвестности обо мне, - повинился перед ним сын.
   И он, рассказав родным о том, как ханша увезла его с собою, попросил у них совета, что ему дальше делать с этою совершенно ему не нужною службою у нее. Но что могли ему посоветовать люди, не знающие из-за непредсказуемости своей судьбы каким у них будет завтрашний день. И в чьи дома нежданная беда могла нагрянуть в любое мгновение, даже если они не совершили в своей жизни ничего предосудительного, даже если они строили всю свою жизнь по совести и, как говорится, по-людски. Молча, слушающие его родители только тяжело вздыхали да разводили от охватывающего их при этом бессилия в недоумении руками.
   - Смирись, сын, - тихо проговорил ему нахмурившийся Филократ, - в нашем сегодняшнем положении ты не в силах хоть что-то изменить в своей судьбе. Смирись на некоторое время, а дальше при изменившихся обстоятельствах может все и повернется для тебя в лучшую сторону. А сейчас самое для тебя главное жить по совести и никогда не терять надежды на лучшее будущее. Помни, что только при такой своей жизни ты можешь надеяться на помощь и заступничество всемогущих небес.
   До наступления скорого рассвета просидел Бакис на скамейке возле дома с Марийкою, обсуждая с нею свое новое положение и утешая себя напрасными надеждами.
   - Ты только верь мне и не уставай меня ждать, тихо нашептывал он ей на ушко, - нас разлучить никто не сможет.
   - Главное, что ты живой, - шептала ему в ответ доверчиво прижавшаяся к его широкой груди Марийка. - А пока мы живы, мы будем надеяться, что все у нас будет хорошо.
   А что еще оставалось делать детям могучего великого рода, оторванного волею судьбы от своего народа!? Что могло их защитить перед неодолимою силою жестокосердных степных кочевников!? Кому еще они могли рассказать о своей нелегкой судьбе и у кого они могли попросить о помощи!? Только у сильных и могущественных владык степи, добродетель которых зависит только от их сиюминутного настроения. Но станет только ради их защиты ворон клевать глаз другому ворону!? Нет, не станет, он скорее заклюет до смерти самого просителя. Кто во всем этом мире сможет, внимательно выслушав их, высушить им слезы!? Только одни голубеющие над степью всемогущие небеса, и только одна, как обычно, умирающая в человеке последней надежда. И вот за эту самую такую тонюсенькую, но все же дающую им маленькую надежду на лучшее будущее, ниточку они сейчас и ухватились со всей силою. Ухватились так крепко, как утопающий хватается за посланную ему волею все той же непредсказуемой судьбы спасательную соломинку. И этой спасительною для них ниточкою как раз и была их ничем непоколебимая вера, что небо видит их страдания, слышит плач их горюющих душ и, когда понадобиться, обязательно придет к ним на помощь. Только одна вера в могущество и справедливость небесных владык и удерживала их сейчас от рокового шага, и только одна это их непоколебимая вера помогала им выстоять против расплодившейся на земле людской злобы и коварства. Нелегко стать изгоем в чужой стране, но еще трижды труднее быть чужим на земле, на которой ты родился, и которую обильно поливали своим потом и кровью твои деды и прадеды. И на которой только из-за того, что у тебя иная речь, обычаи и мысли, окружающие люди могут поставить тебя вне закона, лишать тебя родительского дома, родины и даже своей защиты. Нет, никогда не сможет найти на земле свое счастье тот народ, который позволяет себе так обращаться с другими людьми. И за все это их сегодняшнее непотребство обязательно обрушивающаяся впоследствии на них небесная кара вполне ими заслужена и справедлива. Ибо главная заповедь Творца требует от всех нас, чтобы мы относились к другим людям так же, как и сами хотели бы подобного от них к себе отношения. Каждый живущий на земле человек должен не только твердо для себя уяснить, но и запомнить на всю свою последующую жизнь, что перед Творцом все его дети одинаковы и равны. И что никто не должен, если не хочет испытать от рассерженного Творца скорого возмездия, пытаться, а тем более стремиться возвыситься над другими такими же, как и он, людьми. Ибо только в дружбе, только в согласии и только человеческим отношением друг к другу его возлюбленные дети смогут добиться всеобщего счастья и благоденствия - светлой мечты людей всех поколений, начиная со дня сотворение Творцом земного мира.
   Время всегда тянется медленно и нудно только тогда, когда оно отягощено печалью от разлуки, но зато при встрече любящих друг друга людей оно так сильно переполняется искрящимся от них во все стороны счастьем, что уже летит намного быстрее пущенной из самого тугого лука стрелы. Только успели, уже было отчаявшиеся души Бакиса и Марийки немного обогреться при встрече, и только успели они сказать друг дружке, по их мнению, самое главное и самое важное, как пришла пора расставаться. И Бакис, поцеловав Марийку прямо в ее заплаканные глазки, обняв маму и попрощавшись с отцом, ускакал на отдохнувшем коне в ханский аил. Оставляя после себя не только вздох облегчения своих увидевших его живым и здоровым родных и радость снова обрекшей для себя своего любимого Марийки, но и их за него беспокойство.
   Это наше, как всегда, бесстрастно равнодушное ко всему время не только лечит, но бывает, что и калечит людей. Вот, и недавно переживший несколько изобилующих ненасытной любовью с ханской дочкою недель Кулдан в последнее время переменился до неузнаваемости. И куда только подевалась его беззаботная прежняя жизнь? Съедаемый изнутри неутоленными страстями к своей ветряной возлюбленной и терзаемый самыми мрачными для него подозрениями насчет ее нелюбви к нему, он в последнее время превратился в такого нелюдимого человека, какими бывают только люди с нечистой совестью и порочной душою. Нет, он пока еще не сделал ничего предосудительного, но рождающиеся в его затуманенном жгучею слепой ревностью рассудке мысли были черны. И эти его черные мысли своей непомерною для смертного человека тяжестью придавили его прежний открытый дружелюбный характер и сделали его угрюмым и раздражающимся по любому поводу, даже по пустякам, на которые он раньше не обратил бы никакого внимания. Но что же, в конце концов, заставляет его вместо того, чтобы радоваться жизни и веселиться, на что человеку и отпускается юность с ранней молодостью, вынашивать порождаемые собою зло и ненависть мысли? Причина его терзаний стара, как и наш земной мир: прекрасная ханская дочка отдалила его от себя. Так бывало у них и раньше, но со временем всегда наступала оттепель, и отчаявшийся Кулдан снова находился на верху блаженства от переполнявших ханскую дочку к нему пылких чувств, с избытком вознаграждая себя за долгое ожидание и терпение. Но Кулдан уже больше не верит в скорое наступление оттепели в его отношениях с ханскою дочкою. И все из-за этого внезапно объявившегося красавца Бакиса, с которым ханша в последнее время не расстается. Сейчас уже не Кулдан, а этот ненавистный ему Бакис сопровождает ханскую дочку в ее длительных прогулках по степи. И чем они там занимаются: об этом уже совсем измученному от терзающей его изнутри жгучей ревности Кулдану не хочется ничего знать. Он даже не хочет видеть все эти их развлечения в своих зачастивших к нему кошмарных снах, но они, проклятые, никак не желая от него отставать, с каждым своим очередным к нему приходом все больше растравляли его уже и без того омертвелую душу. Будь Кулдан на месте хана, он стер бы это ставшее ему в последнее время ненавистным селение рыбаков и ремесленников с лица земли, или, на худой конец, обложил их такой данью, которая заставила бы их всех работать на него круглые сутки. Чтобы ни у кого из них, этих жалких отбросов трусливого народа, незаконно живущих на земле, за которую было пролито море половецкой крови, не возникало даже и мысли хотя бы с вожделением посмотреть на половецкую девушку, а не то, чтобы еще за нею ухаживать. Задетая гордость степняка забила у него через край, и если бы он не боялся потерять ханшу навсегда, то уже давно расправился бы с этим вконец обнаглевшим, по его мнению, инородцем. Да, и разве можно было требовать хоть какой-нибудь справедливости от не умудренного опытом долгой жизни безумно влюбленного мальчишки!? И разве можно осуждать его за подобные мысли в то время, когда они витали в голове почти у каждого половца!? Он думал лишь то, о чем во всеуслышание высказался бы любой задетый за живое из населяющих в то время степь кочевников. И совсем другое дело, когда причиной обрушившегося на человека несчастия является свой соплеменник, у которого сильная могущественная родня, и который находится под защитою одного и того же рода. В этом случае Кулдан, наверное, не торопился бы с обвинениями, а вначале постарался бы отыскать истинную причину постигшей его неудачи. Но ставший на его пути Бакис был чужаком, этим было все сказано, и больше уже его перед ним виновность не нуждалась ни в каком подтверждении. Любой из соплеменников Кулдана охотно подтвердил бы перед ним его виновность и потребовал бы самой жестокой казни для зарвавшегося чужака. Горе тому народу, если его лучшие представители не учат, не останавливают простых людей от межнациональной вражды. А даже совсем наоборот, подталкивают их и все время подбрасывают сухие палки в разгорающийся среди простых людей огонь нетерпимости ко всему, что не похоже на них, к тем, кто верит и поклоняется совершенно иным идолам, чем они сами. Ибо сказано самим нашим Творцом: тот, кто идет к своему соседу со злом, сам же, в конечном счете, в большей степени от этого своего зла и пострадает. Сказано Им в виде предупреждения всем живущим на земле людям, но мы в извечной своей нетерпимости друг к другу или начисто забываем о Его словах, или давно умудрились переиначить их для себя так, что они уже приобрели для нас совсем иной смысл и значение. Иначе, зачем это нам понадобилось все это время старательно рубить сук, на котором сами и сидим.
   Слепая ревность - одна из самых страшных по своим последствиям поражающих человека болезней. Она, ослепляя человеку глаза и омертвляя его душу, часто подталкивает даже совсем неплохого человека на такие позорящие его немыслимые дела и поступки, на которые он в обычных для него условиях никогда не решился бы. Так и сжигающий сам себя изнутри этой слепой ревностью Кулдан тоже, не придумав для себя ничего лучшего, твердо решил непременно отомстить чужаку Бакису. Кулдан только ждал для себя удобного случая, чтобы это его страшная месть оказалась поучительной не только ненавистному ему Бакису, но и для самой презревшей его к ней любовь ханши. А чтобы, не терзая себя напрасными сомнениями, быть уверенным в его вероломстве, и чтобы мстящая за поруганную честь ханской дочки его рука не дрогнула в последний миг, он решил последить за ними и постараться застать их во время любовной утехи. И с этого дня он, превратившись в их незримую тень, как привязанный, заходил следом за ними. Только войдет Бакис в кибитку к ханской дочке, как примостившийся снаружи у полога Кулдан не пропускает мимо своих ушей не одного сказанного ими слова. Только повелит ханша Бакису седлать коней для прогулки, как он уже, опережая их, скачет по степи в нужном направлении. Однако, несмотря на все свои ухищрения, уличить их в прелюбодеянии он не смог, они ни разу не падали ему повода для подобных подозрений. Кулдан недоумевал. Он же ясно видел, какими глазами смотрит ханская дочь на этого инородного красавчика, но, сколько бы он не следил за ними, ему еще ни разу не удалось получить для себя хоть маломальского подтверждение их близости. И так он еще долго мучился и терзался в недоумении, пока не предположил, что они могут догадываться о его слежке за ними, а поэтому старательно делают вид, что между ними ничего такого особенного не происходит. А когда это его предположение переросло в уверенность, то он уже начал следить за ними еще более тщательно, используя для этой цели самые, по его мнению, способные заставить их раскрыть свои отношения неожиданные ходы и ухищрения. В его юной головке рождались все новые и все более изощренные планы по их разоблачению. Постоянно думая о расправе с пойманным на месте преступления Бакисом, и представляя, как отвергнет потом любовь опозорившей себя любовной связью с презренным чужаком прекрасной Титины, Кулдан в ответ своему возможному в скором будущем торжеству только мрачно ухмылялся. Бедный, в своих иллюзорных фантазиях он забывал, что если бы Холида узнала о его мыслях, то в это же самое мгновение от него, как говорится, и мокрого места не осталось бы. Он еще забывал и об овладевшей всем его естеством своей любви к своенравной ханской дочке. Любви, так сильно неодолимой, что если она, изменив ему прямо на его глазах, потом поманит его к себе изящным пальчиком, то он тут же все ей простит и, забыв обо всем на свете, побежит вслед за нею, как побитая собака.
   Только одна любовь может так сильно изламывать попавшегося в ее сети человека, и только она одна способна в одно и то же время и возвышать его до самых небес и низвергать на самое дно адской пропасти. Но если бы она не была такой, то и не была бы она для всех нас так желанною, и не жаждали бы мы ее с такой страстью, если бы она не обжигала наши сердца огнем. И горе тому, кто попытается воспользоваться этим чистым светлым чувством в своих корыстных целях. Она тогда испепелит ему сердце и иссушит его душу. Любовь - это одно из самых величайших человеческих чувств! И чтобы испить из нее счастье нам всегда надо быть с нею очень бережным и осторожным. Любовь доступна только людям мужественным и справедливым, обладающим кристально честной душою. Приблизиться к ней можно только с чистыми руками. Любовь не терпит на своем светлом лике грязных жирных пятен.
   Бакис сумел возвратиться в ханский аил еще затемно, а поэтому ни один половец не заметил его ночного отсутствия. Не ожидающий, что надвигающаяся на степь зима напомнит о себе первыми заморозками, легко одетый Бакис, пока доскакал до пасшегося в степи ханского табуна, промерз до костей. И только успел он, пустив усталого коня в табун, немного передохнуть с дороги, как прибежавшая к нему Прокуда передала повеление ханши немедленно отправляться к ней. Неприятно поморщившийся Бакис, прежде чем поспешить за торопящей его Прокудою, выглянул из-за прикрывающего вход в кибитку полога наружу и, увидев поваливший из заполонивших небеса облаков мокрый снег, накинул на себя теплую верхнюю одежду.
   - Неужели первый в этом году снег так напугал моего слугу, что он напялил на себя этот уродующий его меховой балахон!? - насмешливо вскрикнула при виде тепло одетого Бакиса Холида.
   - Я сегодня не очень хорошо себя чувствую, ханша, - устало проговорил разморившийся в ее теплой кибитке и уже еле справляющийся со своими то и дело слипающимися веками Бакис.
   - И ты, мой бедненький, сегодня не только приболел, но и, как видно, не выспался, - продолжала посмеиваться над ним ничего не понимающая ханша. - Давай-ка, признавайся, мой дружочек, у какой это местной красавицы ты провел сегодняшнюю ночку? И кто это тебя, сердечного, так измучил, что ты уже не в силах мне прислуживать?
   - Нет, и никогда не было у меня никакой там местной красавицы, - недовольно буркнул ей в ответ зардевшийся Бакис. - Меня вчера, наверное, где-то просто сильно просквозило. Вот, сейчас я и дрожу всем телом, как осиновый листок.
   Бакису было невыносимо стыдно от вынужденного вранья, но и рассказать ей правду, где он провел сегодняшнюю ночь, не осмеливался. И он сейчас, краснея и сбиваясь в словах, с нетерпением дожидался, когда же закончится неприятный ему допрос. Но, как говорится, нет лиха без добра, и его раскрасневшееся лицо убедило Холиду, что он и на самом деле плохо себя чувствует. И она, после недолгих колебаний, решила освободить его на сегодняшний день.
   - Но, - строго проговорила ему Холида, - чтобы уже к завтрашнему утру, ты у меня был в полном порядке. Я лично прослежу за тем, чтобы ты сегодня безо всякой там надобности по аилу не болтался.
   Поблагодарив смилостивившуюся над ним ханшу, Бакис вернулся в свою кибитку, и сразу же погрузился в глубокий непробудный сон смертельно уставшего человека. И так как его больше не терзали переживания о своих ничего не знающих о его внезапном исчезновении родных, то на этот раз он уже спал тихим и безмятежным сном. А во время сна его сопровождали приятные для его души и сердца сновидения о жизни в приморском поселке его родителей и, конечно же, Марийки. Ему снился поселок, родительский дом и, конечно же, не отводящая от него своих влюбленных глаз его Марийка. Она смотрела на него во время сна так нежно и так ласково, что забывшийся на время обо всех своих тревогах и заботах Бакис полностью отдался переполняющим его радостью сновидениям. А с его уже прямо искрящегося счастьем лица все это время не сходила умиротворенная улыбка. Хорошо еще, что ханской дочке не пристало ходить по кибиткам своих слуг и проверять их сны. Иначе, она все поняла бы и обо всем догадалась бы по одному только его искрящемуся блаженной радостью лицу. А, поняв, запретила бы ему смотреть такие мешающие ей осуществлению собственных желаний сны.
   Усилившийся за ночь мороз, заморозив твердую корочку на поверхности степи, обильно осыпал ее выпавшим ночью белоснежным покровом снега. Обрадованная сравнительно легким для нее первоначальным успехом зима, стремясь быстрее утвердиться по всей притихшей с ее приходом степи, к утру так расходилась, что этот свежевыпавший снег уже начал потихоньку поскрипывать под ногами рано встающих слуг и пастухов. Однако, не запоздавшее со своим восходом из-за застывшего горизонта красное солнышко, не соглашаясь с таким ранним приходом зимы, тут же направила на степь свои еще не до конца остывшие лучики. И заискрившийся поблескивающими в солнечных лучах льдинками свежий снег, начиная подтаивать, потемнел. А отступающему под их напором от неудовольствия больно хватающемуся за мочки ушей и кончики носов морозу уже было не по силам удерживать в замороженном состоянии скованную им ночью верхнюю корочку земли. И она, проваливаясь под копытами отар и табунов, и смешиваясь с влагою от тающего снега, потихонечку превращалась в так характерную для унылых пасмурных дней поздней осени обычную слякотную грязь. Тяжело вздыхающие при виде ее степняки лишь недовольно покачивали своими бедовыми головушками, умоляя всемогущие небеса поторопить приход на степь пусть морозной и снежной, но не такой пакостной, как слякотная поздняя осень, зимы.
   - А ты сегодня выглядишь молодцом, Бакис! Вчерашний отдых пошел тебе на пользу! - выкрикнула принимающая из его рук поводья Холида и, хлестнув плеткою по округлому заду своего жеребца, направила его к недавно построенному по ее повелению глинобитному домику. В нем только что окончили внутреннюю отделку специально нанятые Холидою для такого дела мастера, и ей сейчас не терпелось этот свой домик осмотреть. Построенный по ее повелению глинобитный домик своими размерами превосходил своего собрата в аиле кошевого Артыка и состоял не из двух, а из трех комнат. Первую, расположившуюся непосредственно за входной дверью, самую большую комнату Холида отводила для приема гостей, во второй комнате она намеревалась поселиться сама, а третья комната предназначалась для отдыха остающихся у нее на ночь гостей.
   Холида на всем скаку остановила взвившегося на дыбы жеребца у самых дверей своего домика и, бросив поводья подбежавшему слуге, вошла в него вместе с сопровождающим ее Бакисом.
   - Ну, и как тебе нравится моя новая юрта? - полюбопытствовала она у Бакиса, когда они вошли во вторую комнату.
   - В ней ханше будет удобнее, чем в кибитке, - осторожно заметил равнодушный к окружающей его роскоши Бакис.
   Однако, не пожалевшей на внутреннею отделку и обстановку своих сил и средств Холиде было чем перед ним похвастаться. Ибо все комнаты глинобитного домика и на самом деле выглядели просто великолепно. Выбеленные до синевы потолки дышали на них вместе с еще не успевшим выветриться резким запахом известки покоем и уютом. А увешенные шелковыми тканями стены веселили им глаза забавными изображениями слонов и верблюдов, которые хорошо оттеняли строгие тона на развешенных на небольших окошках расшитых местными мастерицами занавесках. Ну, а вложившая во внутреннее убранство своей будущей комнаты всю свою душу Холида сейчас с удовольствием окинула взглядом плоды своего труда. Справа у глухой стены стояло удобное широкое ложе с точеными ножками и отлогим изголовьем. Проворные руки Прокуды уже устелили его медвежьими шкурами, а поверх них набросали еще не меньше дюжины подушек из мягкого птичьего пуха. Возле ложа в ближайшем от двери углу стоял небольшой столик с изящными ножками, концы которых своей формою напоминали небольшие копытца. На его зеркальной поверхности был поставлен украшенный костяными зубчатыми пластинами ларец, к его резным ножкам было приставлена низкая табуретка, а над всей этой немыслимой для глухой степи красотою свисали три светильника на одном общем стержне. По всему периметру остальных стен были расставлены скамейки с фигурно оформленными торцевыми сторонами. А в левом дальнем углу комнаты красовался изумительной отделкою укрепленных на него костяных накладок вместительный сундук, где хранились все наряды и драгоценные украшения с восхищением взирающей сейчас на все это великолепие Холиды. Сбитый из досок пол комнаты был услан кофрами, а перед ложем была расстелена шкура барса с оскаленною пастью.
   - На таком удобном ложе можно будет проводить, не уставая, все свое свободное время, - освещаясь удовлетворенною улыбкою, тихо проговорила Холида и, окинув стоящего рядом с нею Бакиса игривым взглядом, продолжила, - особенно, если в это время рядом с тобою будет красивый интересный собеседник. Ты согласен со мною, Бакис? - и так как тот в ответ лишь смущенно пожал плечами, то она решилась высказаться еще откровенней. - Не хотел бы ты опробовать его с какой-нибудь красивою интересною девушкою?
   - Привыкшей с детства к роскоши и удобством ханской дочке будет намного удобней проводить время на этом ложе, чем в своей кибитке, - уклончиво проговорил неприятно поморщившийся Бакис. - А мне, простому рыбаку, больше подходит и намного привычнее проводить время не в такой роскоши, а в какой-нибудь рыбацкой хижине....
   - И ты думаешь, что я приму все эти твои сегодняшние передо мною разглагольствования за чистую правду! - перебила его уже начавшая сердиться на него Холида. - Я уже давно не маленькая несмышленая девочка. И, к твоему сведению, успела неплохо изучить окружающую меня жизнь. Я знаю, что человек, как и любое другое земное животное, намного быстрее привыкает к лучшей жизни, чем к худшему. На это от него требуется лишь внутреннее согласие зажить этой лучшею для себя жизнью. И я не советую тебе, Бакис, сдерживать или подавлять в себе это присущее каждому живущему на земле человеку желание.
   - Не сдерживать в себе подобные желания, ханша, иногда бывает не только неразумно, но и даже опасно для самого обуревающего подобными желаниями человека, - возразил Холиде несогласный с ее точкою зрения на этот вопрос Бакис, - и в особенности, когда родители не могут обеспечить прихоти своих детей.
   - Но, кроме всегда заботящихся о своих детях родителей, можно еще рассчитывать и на помощь имеющих возможность удовлетворить твои самые заветные желания близких друзей или знакомых, - не удержалась, чтобы немного приоткрыть свои насчет него намерения Холида.
   - Помощь друзей и знакомых не всегда согласуется с совестью человека, - даже ни на одно мгновение не задумываясь, проговорил задетый за живое Бакис, - в этом мире редко кто бескорыстно помогает имевшему несчастье испытывать крайнюю нужду человеку, не рассчитывая впоследствии хоть что-то получить от него взамен.
   - Не знала, что ты у меня такой умный и рассудительный! - с неестественно громким смехом выкрикнула в ответ рассерженная Холида - И, как мне кажется, ты слишком дорого себя ценишь. Как бы тебе, мой дружочек, не прогадать? Да, и кому в нашей жизни нужна чистая совесть нищего!? Я еще не слышала о продаже на торгах подобного товара.
   - Чистой совестью не торгуют и, тем более, ею не хвастаются! - вскрикнул в запальчивости потерявший над собою контроль Бакис. - Чистая совесть может быть только у кристально честных совестливых людей! Только они одни способны не только по достоинству ее оценить, но и понять всю ее необходимость в человеческой жизни! Говорить о чистой совести с пренебрежением может только тот, у кого ее никогда не было и не может быть впредь....
   - А ты оказывается у меня не только грубиян, но еще и наглец! - с возмущением выкрикнула взбешенная его словами Холида. - И долго ты еще намереваешься испытывать мое терпение, позволяя себя оскорбительные выпады против своей госпожи! Я все больше убеждаюсь, что, несмотря на все мои усилия сделать из тебя, Бакис, хорошего слугу, на деле оказывается только напрасной тратою моих сил и времени.
   - Но я даже и не думал оскорблять тебя, ханша. Я, говоря о чистой совести, не имел в виду какого-то там конкретного человека. Мои слова к тебе не относятся, - поторопился опровергнуть свое высказывание понявший, что на этот раз он зашел в своей в данном случае совершенно излишней глупой искренности слишком далеко, Бакис.
   - Только я одна могу безропотно сносить все твои безобразные выходки, за которые мой батюшка непременно отрубил бы тебе, Бакис, голову, - с тяжелым вздохом проговорила нахмурившаяся Холида. - И даже сейчас я не могу на тебя сердиться, а поэтому вынуждена простить тебе твою наглую оскорбляющую меня выходку. Так что, дружочек, ты можешь спокойно отправляться в свою кибитку. Сегодня я в твоих услугах больше не нуждаюсь.
   И нещадно ругающий самого себя за несдержанность Бакис ушел, так и не осмотрев третьей комнаты глинобитного домика. А если бы он туда заглянул, то вполне возможно, что ощутил бы под укрывающими пол мягкими коврами глубокую потайную яму, из которой даже посаженный туда самый высокий человек не смог бы выбраться без посторонней помощи. Не для хорошего дела вырыла ее Холида, а плохими замыслами, как и недостойными поступками, хвастаться не принято. И сейчас она рассерженная и недовольная сама собою прилегла на мягкое ложе и еще долго лежала на нем одна, пока немного успокоившись, не привела в порядок свои взбудораженные неожидаемой для нее размолвкою с Бакисом мысли.
   - Нищий, а еще смеет рассуждать о какой-то там чистой совести, - возмущалась она его дерзостью. - А я-то, дура, все это время думала, что кристально чистая совесть это привилегия богатых и независимых в своей жизни людей, которым не приходится, в отличие от всех остальных бедных и бесправных, пресмыкаться перед могущественными владыками земного мира. Ибо только одним этим богатым и независимым нет никакой необходимости лгать и выворачиваться наизнанку за какой-то там жалкий кусочек необходимого им для прокормления своей семьи хлебушка. Нет, что теперь не говори, а он у меня особенно в последнее время слишком распустил не только самого себя, но и свой язык. Мне надо бы подумать о его примерном наказании. Может, только тогда он немного поумнеет и, став покладистее, согласится на сожительство со мною на моих условиях?
   Негодуя и придумывая для Бакиса самое, по ее мнению, жестокое наказание, Холида в глубине своей души понимала, что никогда не осмелиться его наказывать, и что он только и нравится ей таким несговорчивым и дерзким. С возникновением в ней к сыну простого рыбака этого называемого любовью глубокого чувства она перестала быть той любвеобильной ветреной красавицей, которая привыкла повелевать толпами, слетающихся к ней, как мухи на мед, поклонников. Холида уже превратилась в познавшую счастье и горечь истинной любви женщину, готовую драться за свое счастье до последнего дыхания. А ей, бессмертной, смерть не угрожала, да и сил у нее было намного больше, чем у самого сильного на земле человека. И все это не подпускало к ней даже и мысли о своем скором неминуемом поражении в борьбе за любовь уже успевшего проникнуться не менее сильным чувством к своей возлюбленной Бакиса.
   - Победа, все равно, будет за мною, - подумала она, когда немного успокоилась, - время еще достаточно, и я, наперекор всему, заставлю тебя не только меня полюбить, но и навсегда позабыть о своем увлечении той худосочною девочкою.
   Высказанные ими в запальчивости друг дружке резкие обидные слова немного приободрили подслушивающего их Кулдана. И он, проводив уходящего от ханши Бакиса уже более доброжелательным взглядом, возвратился в аил с торжествующей на лице ухмылкою. Ему понравилось, как этот чужак отчитал жестокосердную к нему ханшу, и его желание как можно скорее с ним расправиться немного поутихло. Кулдан уже не жаждал его крови, но его мнительная обладающая немалым воображением голова не позволяла его бесхитростной душе успокоиться.
   - Не набивает ли он перед ханшею своей несговорчивой неуступчивой дерзостью себе цену? - уже совсем скоро подумал он, перебирая в своей памяти каждое сказанное ими тогда слово. - От этих презренных инородцев можно всего ожидать.
   И он, оставив вопрос о расправе со своим соперником пока что открытым, решил и дальше держать его под своим неусыпным наблюдением.
   - Если между ним и ханшею что-то есть, - подумал он, - то со временем их связь обязательно для меня раскроется. И уже тогда, когда я буду полностью уверен в его преступности, я и приму для себя по нему окончательное решение.
   А для пока что ничего не подозревающего об особом к нему отношении юного пастуха Бакиса снова потянулись наполненные одной лишь тревогою и безвыходностью дни. Как и раньше, он стойко противостоял заигрыванием окружающей его соблазнами ханши и каждую неделю тайком навещал родителей и свою Марийку. Бакис понимал, что долго так продолжаться не может, что когда-то непредвиденная случайность разоблачит его перед ханшею, и что та не замедлит поставить пока что неизвестную ему точку в его тайной от нее жизни. Но он не знал, когда это произойдет, и не мог догадываться, что снежным апрельским вечером слухи о его частых отлучках домой, наконец-то, дойдут и до ее прелестных ушек. Услышав о его тайных отлучках в приморский поселок, обеспокоенная Холида, желая убедиться, что эти слухи не сплетни, позвала Кулдана и поручила ему сделать то, чем он уже давно занимался по собственному желанию. И тот, мгновенно позабыв, что ханская дочь сама выступала в роли коварной соблазнительности, и, не задумываясь об оскорбляющем его искренне влюбленное в нее сердце поручении, с готовностью безвинно побитой собаки побежал выполнять волю своей неверной возлюбленной и госпожи.
   Кулдан спешил. Он гнал, не жалея, своего коня, чтобы, прискакав в ханский аил раньше Бакиса, доложить с нетерпением дожидающейся его возвращения ханше обо всем им увиденном и услышанном в маленьком приморском селении ремесленников и рыбаков. Кулдан уже не сомневался, что Бакис, отвергая ухаживания прекрасной ханши, не притворялся, а поэтому, где-то в глубине своей чистой юношеской души, ему сочувствовал. Если бы у него была возможность скрыть от дочки хана тайные отлучки Бакиса к своей возлюбленной в приморский поселок, то он постарался бы уберечь его от удара неотвратимой судьбы, но, к его сожалению, у него подобной возможности не было. А поэтому он сейчас, отгоняя от себя внушаемое ему душою сострадание к своему сопернику, с юношеской запальчивостью распалял самого себя совершенно не нужными ему возмущениями о заполонивших принадлежащую только одним половцам степь инородцах.
   - Скоро уже от них половцу и ступить будет негде, - с деланною злобою нашептывал он сам себе под нос.
   Заснеженная степь, поблескивая ему в ответ своей тускло отсвечивающейся в темноте белоснежной белизною, и громко взывая к его справедливости, умоляла Кулдана не торопиться.
   - Не спеши! - кричало она ему, швыряя в лицо вместе с порывистым морозным ветром оторванные от промерзлого снега малюсенькие льдинки, - Пожалей своего коня! Разве ты не видишь, что конь уже скачет на пределе своих сил и нуждается, как и ты, в отдыхе!? Остановись! Позволь ему хотя бы немного перевести дыхание! Соскочи с коня и, набрав полную пригоршню прохладного снега, охлади им свою горячую голову! Пройдись хотя бы немного по потрескивающей под ногами промерзлой корочке снега и в десятый, сотый раз подумай, правильно ли ты поступаешь, не будешь ли ты впоследствии жалеть и переживать, что слишком поторопился с принятием заведомо неверного для себя решения!
   Но не подпускавший к себе даже и мысли о подобной для себя возможности Кулдан пренебрегал ее мольбою. Он все торопил и торопил своего быстрого, как ветер, скакуна, затаптывающего подковами своих копыт все обращенные к нему ее укоризненные слова. И в этой своей изначально обретенной на неудачу погоне за миражом своего нелегкого счастья Кулдан даже и не заметил, как упала на снег под копыта, забрызгавшего пеною взмыленного жеребца, его чистая юношеская совесть. И как уже прямо летящий над степью его резвый скакун смешал ее с выбитою копытами из земли грязью. Доскакав до глинобитного домика ханши, Кулдан передал своего загнанного коня выскочившему из него слуге, а сам вбежал в комнату своей ветреной возлюбленной.
   Поднятая им со своей мягкой постели Холида с нескрываемым презрением вслушивалась в торопливый пересказ Кулдана об очередной встрече Бакиса с Марийкою и недоумевала, как она могла отдать свое первое желание в новой жизни такому ничтожеству. Если она до сегодняшнего утра еще могла относиться к нему с понимающим его влюбленность в нее сочувствием, то сейчас он уже стал для нее просто неприятным до противности. У нее уже даже промелькнуло желание избавиться от него, как можно скорее, но, понимая, что он пока еще для нее необходим, Холида отогнала ее от себя. Мало того, она еще была вынуждена признаваться самой себе, что будет терпеть его возле себя и дальше. Ибо, даже и тогда, когда она завоюет любовь Бакиса, она вряд ли сможет обойтись без его услуг. Поблагодарив и рассчитавшись с Кулданом за его верную ей службу, она натянула на себя одежду и, пробравшись в кибитку, где в последнее время проживал Бакис, стала дожидаться его возвращения.
   А ни о чем таком пока еще не подозревавший Бакис в это время скакал по промерзлой усиливающимся по утрам морозом степи. И время от времени, придерживая горячившегося под ним коня, с удовольствием прислушивался к продолжающим ласково пощипывать по его лицу прощальным поцелуям своей Марийки. Скакавшему навстречу резкому порывистому ветру Бакису уже не однажды приходилось растирать меховыми рукавицами свое замерзающее лицо. Но до тех мест, которых касались обжигающие ему сердце и страстно волнующие его молодую горячую кровь губы его возлюбленной, он не дотрагивался. К ним не так уж и легко было подступиться утреннему морозцу, они у него и так пылали, сохраняя на себе обогревающее их тепло прикосновений медовых губ любимой до самого ханского аила. Бакис скакал и, простительно улыбаясь недовольно пощипывающему его за нос и щеки сердитому морозному ветру, мысленно перебирал про себя каждое сказанное ему при прощании родителями и Марийкою слово. Вновь и вновь представляя про себя каждый переживающий о нем и заботящийся о его дальнейшем благополучии порыв их искренне любящих его душ, он весь светился от переполняющей его в ответ своим воспоминаниям радости. И он еще долго будет потом оживлять в своей памяти, в любящем всех их сердце и в своей чистой юношеской душе эти прощальные мгновения, чтобы, снова наполнившись так необходимым ему в последнее время их душевным теплом, продержаться до очередной встречи с ними. Доскакав до ханского аила, Бакис отпустил в табун притомившегося долгою скачкою коня, и поспешил в свою кибитку, чтобы успеть приготовиться к скорому вызову его ханшею.
   - Это ты, Бакис? - встретил его в полумраке кибитки недовольный голос ханши. - Не желая поднимать излишнего шума и накликать на твою бедовую голову гнев моего отца, мне пришлось всю сегодняшнюю ноченьку самой дожидаться твоего возвращения в этой кибитке. Где ты все это время пропадал, Бакис?
   - Я, заставив тебя так долго дожидаться своего возвращения, виноват перед тобою, ханша, - смущенно пробормотал, незнающий, что сказать ему в оправдание своей тайной отлучки домой, Бакис, - но я не мог и подумать, что моя госпожа проснется сегодня так рано.
   - Согласно порученным тебе мною обязанностям ты, Бакис, обязан постоянно находиться от меня где-нибудь поблизости. А поэтому не имеешь никакого права хоть куда-нибудь отлучаться без моего на то позволения, - тихо проговорила, еле сдерживая в себе раздражение, Холида. - И ты вовсе не обязан думать, а тем более заботиться о сне своей госпожи. Отвечай на мой вопрос, дружок, где ты пропадал всю сегодняшнюю ночь?
   - Я, ханша, с детства приучен вставать вместе с рассветом, - попытался выкрутиться Бакис, - поэтому и сейчас, рано просыпаясь, я выхожу из кибитки и прогуливаюсь в ожидании вызова ханши вокруг аила....
   - А когда тебе наскучило наше степное однообразие, ты решил возобновить свои прогулки по скалистому морскому побережью, - укоризненно покачав своей прелестной головкою, закончила за него Холида. - И там тебе, насколько мне известно, было намного интереснее, чем у нас. Брось юлить, Бакис, и расскажи мне всю правду о своих ночных похождениях.
   - Уверяю тебя, ханша, я только прогуливался вокруг твоего аила, - продолжал настаивать на своем утреннем гулянии не подозревающий, что ханше уже все известно, Бакис.
   Продолжающая сидеть в своем уголочке на карачках Холида с пристальным интересам всматривалась в лицо уже привыкшего лгать и изворачиваться перед нею Бакиса и думала, что, несмотря на множество уже прожитых ею жизней, она все еще остается неопытной в земной жизни женщиною. Сколько сил и времени она затратила на обольщение этого простодушного юного рыбака, даже не подозревая, что он обводит ее, как маленькую девочку, вокруг своего пальца. И ей от одного только осознание этого стало так нестерпимо горько и жаль саму себя, что захотелось, разрыдавшись, выплакать всю накопившуюся у нее к этому времени горечь. Холида, вдруг, ощутила себя во всем окружающем ее огромном мире просто совершенно беззащитною несчастною женщиною. И ей так захотелось хотя бы на одно мгновение прижаться к груди стоящего перед нею с понуро опущенной головою Бакиса, чтобы почувствовать, что она в этом переполненном коварством мире не одинока. И что ей есть на кого опереться в этой, как оказалось, совершенно ей пока еще непонятной земной непростой жизни. Но Холида сумела справиться с внезапно охватившей ею слабостью. И подкативший к ее горлу горький комочек отошел, оставляя ее без успокоения со своими не позволяющими ей зажить полнокровной жизнью не излитыми в любовных ласках со своим возлюбленным чувствами.
   - Еще недоставало, чтобы я плакала от любви к нему, как обманутая человеческая невеста! - гневно выкрикнула про себя уже разозлившаяся на саму себя за свою непонятно откуда взявшуюся слабость Холида.
   Если ничего такого подобного с нею раньше не происходило, то это могло означать для нее только одно, что все это происходит с нею только от бессердечности упрямо не желавшего отвечать на ее чувство презренного рыбака. И главное, что ее особенно сейчас злило и возмущало, была то, что она впервые за все свое вечное существование попала в зависимость от какого-то там смертного человека. Но Холида, в отличие от этого заупрямившегося мальчишки, бессмертная, а поэтому он, а не она, должен был перед нею стелиться и с угодливой готовностью исполнять все ее пожелания. - Ну, погоди, мой дружочек, это утро меня многому научило! И я, впредь, не стану ограничивать себя в выборе средства для завоевания твоего сердца! Ты будешь принадлежать только мне одной и никому больше!
   Но она, не зная, как ей сейчас будет лучше с ним поступить, только обиженно посапывала в своем уголочке.
   - Бакис, я уже давно хотела с тобою посоветоваться, где мне найти искусную мастерицу по вышивке, - немного подрагивающим от нетерпения скорее ужалить упрямого мальчишку вкрадчивым голосом поинтересовалась у него Холида, когда в ее голову пришла, по ее мнению, неплохая мысль. - В аиле Артыка мне говорили об одной такой мастерице и, как мне помнится, проживающей именно в твоем селении.
   Это был с ее стороны точно рассчитанный коварный ход, и уже давно подготовленный к любому повороту в своей судьбе Бакис понял, что ханше известно о его тайной жизни многое. Но он, не ожидая от капризной и нетерпеливой в своих желаниях ханской дочки ничего хорошего для себя, не мог даже подумать, что исходящая от ханши беда может коснуться и его Марийки. И в это время на него от кажущихся внешне вполне безобидных ее слов повеяло таким ужасом, что его любящее сердце затрепетала от страха за свою любимую. Он не мог и не хотел представлять себе свою возлюбленную в руках мстительной ханши. И он, уже больше ни о чем другом не беспокоясь, начал уверять насмешливо взирающую на него ханшу, что нужных ей мастериц в их поселке нет, и никогда не было, что ханской дочке в своих поисках искусной мастерицы следует обратиться в ближайший торговый городок. И, что именно там она найдет для себя все, чего только пожелает.
   Холида еще долго вслушивалась в его сбивчивые объяснения, с нетерпением поджидая, когда он иссякнет, а потом тихо проговорила грустным голосом:
   - Думая о мастерице, я вспомнила, Бакис, твою расшитую рубаху, а поэтому попросила кошевого Артыка разузнать, кто это с таким мастерством расшивал ее тебе. Он-то мне и сообщил, что требуемая мне мастерица в поселке имеется, и зовут ее Марийкою.
   Онемевшему от охватившего его отчаяния Бакису уже было нечего сказать. Бакис был готов на все, если бы только был уверен, что сможет отговорить ханшу не трогать его Марийку, но заплатить за ее спасение той ценою, которую обязательно потребует от него ханша, он не мог. Согласившись с ее домогательствами, он уже больше не смог бы появиться на глаза своим родным и близким ему людям, а это уже было для него намного хуже собственной смерти.
   - Я сомневаюсь в твоей искренности, Бакис, - недовольно бросила ему Холида. - На сегодня ты свободен. Я не желаю с тобою в течение всего сегодняшнего дня не только разговаривать, но и видеть тебя.
   Холида ушла, а присевший на ее место в уголочке возле войлочной стенки кибитки Бакис еще долго изливал свою беспомощность в беззвучных рыданиях.
   Обледенелые глыбы уже начинающегося подтаивать под изредка прорывающими к земле гревшими по-весеннему теплыми лучами солнышка снега намертво сковали расположившееся на морском побережье небольшое селение. Скучная однообразная жизнь в зимнюю пору его жителей не предвещала ни одному из них скорой беды. Оживившиеся вместе с выбрасываемыми злобно огрызающейся зимою из своих закромов остатками прогоркшего снега морозы загнали всех его жителей в теплые дома. И безжалостно хватали каждого за не укрытые теплой одеждою места, кто осмеливался пренебрегать ими и выйти по своей неотложной нужде из дома на улицу. Родители Бакиса и Марийки, радуясь очередной встречею с недавно ускакавшим в ханский аил своим сыном и будущим зятем, готовили свои нехитрые рыбачьи снасти к скорой весне, надеясь, что с ее приходом пройдут все их беды, и они снова заживут своей безмятежною прежнею жизнью.
   Но беда, как вор, всегда приходит к своей жертве неожиданно в самый неподходящий для нее момент. Именно таким образом и пришла она под крыши их домов в этот тихий морозный вечер в виде неожиданно навестившего их кошевого Артыка с сопровождающими его половцами. Прискакав на громко храпевших от обжигающего их нежные ноздри морозного воздуха конях, они ворвались на подворье насмерть перепуганных родителей Марийки, и объявили им волю ханской дочки.
   - Прекрасной Титине потребовалась искусная мастерица. И она остановила свой выбор на вашей дочери! - громко объявил выскочившим из дома Агаксию и Елене кошевой Артык. - Радуйтесь родители вниманию ханши к вашей дочери! Ваша Марийка, если она проявит при исполнении порученной ей работы умение и прилежание, не будет обойдена ханскими милостями! Ее ожидает прекрасное будущее!
   И как не умоляли его упавшие перед ним на колени Агаксий с Еленою не забирать их дочку, не желающий вызывать к себе неудовольствие ханши кошевой Артык был непреклонен. И Марийка под плач и причитания своих родных собрала свои нехитрые пожитки и уселась на предусмотрительно захваченного кошевым Артыком запасного коня, чтобы отправиться вместе с ним в далекую не предвещающую ей ничего хорошего дорогу. Молчаливые всадники хлестнули плетками по округлым задам своих горячившихся коней и с диким гиканьем ускакали из поселка, унося за собою громкий крик обезумевшей от горя побежавшей за ними следом матери Марийки. Но резвые половецкие кони понеслись по промерзлому снегу быстрее ветра, а вскоре споткнувшаяся о ледяную глыбу Елена забилась на снегу в громких неутешных рыданиях, словно уже предчувствуя о нескорой встрече со своей доченькою, словно уже зная о нависшей над нею опасности.
   Ох, и чуткое же оно - это материнское сердце, которое неразрывно связано со всеми порожденными ее материнской плотью детьми и всегда остро ощущает любую, даже самую незначительную, угрожающую им опасность. Но в нашем, как всем уже давно известно, противоречивом бестолковом мире не позволяется этому вещему материнскому сердцу не только влиять на дальнейшую судьбу, но и даже оберегать своих повзрослевших детей от угрожающей им неминуемой беды. А как хорошо стало бы жить всем на этом белом свете, если бы оно было способно помогать нам в этой такой непростой, а порою даже несуразной, земной жизни! Если бы только одно давшая нам всем жизнь материнское слово было не только определяющим, но и решающим при определении нашей дальнейшей судьбы! И чтобы ни один правитель, ни один суд на земле не мог не только опротестовать, но и изменить ее решение! Ибо кто еще другой, кроме наших матерей, так сильно и так искренне желает нам всем хорошей достойной жизни и хочет видеть во всех нас самых лучших и прекрасных людей на земле! Сколько бы горя и сколько зла было бы предотвращено на нашей уже много чего повидавшей и больше уже не ожидающей от нас ничего для себя хорошего земле-матушке. Но, к большому нашему сожалению, это самое бесконечно любящее всех нас материнское сердце не обладает подобным даром. Оно лишь может нашим матерям только вещать об угрожающих нам бедах и несчастиях, и изводить их, бедных, от своего бессилия помочь нам, защитить нас. Или, как в детстве, прижав к своей груди, успокоить наши израненные неправедною жизнью души, окружить всех нас своим все исцеляющим материнским вниманием и животворною материнской любовью. Пока что только на одно это и способно всегда оберегающее нас и бесконечно любящее всех нас вещее материнское сердце. И пусть это тоже для всех нас не так уж и мало, но, все равно, его недостаточно, чтобы навсегда освободить нашу землю от глубоко укоренившегося в нашей жизни зла.
   Подбежавшие соседи подняли неутешную Елену со снега и, бережно поддерживая ее под руки, отвели домой. Но и дома не найдется для сердца матери так желанного всеми нами успокоения. Она еще долго будет зимними вечерами неустанно нашептывать свою искрящуюся тревогою за судьбу своей ненаглядной Марийки молитву всемогущим небесам. Умаляя их в своей единственной материнской надежде, наказать, если так уж необходимо, как угодно ее саму, но оградить ее доченьку от неминуемой беды и подарить ей в жизни хотя бы немного счастья и удачи.
   Долетевший до отъезжающей Марийки переполненный бессильным отчаянием материнский крик так больно ударил по ее отзывчивому сердечку, что она уже намерилась соскочить с уносящего ее от дома коня и бежать к ней. Но уже поджидавший от нее подобной реакции на крик матери, скакавший рядом с нею половец, ухватившись за ее плечо, удержал Марийку на коне. И она, покорившись своей судьбе, с каждым очередным мгновением все дольше и дальше удалялась от своего родного дома. Ей было очень жалко переживающих дома за нее своих родных и близких, и скатывающие прохладными льдинками по ее лицу соленые слезы градом посыпались из ее глаз. Марийке было грустно уезжать так далеко от родных мест, но где-то в глубине своей души она даже немного радовалась тому, что с каждым шагом несущего ее на себе гнедого жеребца она все ближе приближается к бесконечно обожаемому и так горячо ею любимому Бакису. Приближается к тому, о ком были постоянно заняты все ее мысли, и с кем она мечтала прожить всю свою жизнь. Тем временем резвые кони без устали нестись по казавшейся ей порою просто нескончаемой заснеженной степи, пока не показались ей затемневшие впереди юрты и кибитки ханского аила, да, не заклубились дымы от половецких костров. А, вскоре, в сопровождении конников кошевого Артыка она въехала в свою новую жизнь. Бедная Марийка, догадываясь об истинной причине ее вызова ханшею, все же надеялась, что, став послушной и усердной в работе, ей удастся смягчить жестокосердную ханскую дочку и вымолить у нее разрешение остаться со своим любимым.
   Холида встретила уже успевшую попортить ей немало крови соперницу с притворной теплотою и такой же ласковой улыбкою. Она поселила ее в комнате для гостей. И, поделившись с нею, как с близкою подругою, новостью о скором приезде жениха из Византии, завалила Марийку работою, пообещав ей за нее хорошее вознаграждение. Стараясь создать для нее все условия для успешной работы, она ни в чем ей не отказывала, но только стоило Марийке попросить у нее разрешения встречаться с Бакисом, как нахмурившаяся Холида наотрез отказала ей в этом.
   - У тебя, моя дорогая, слишком много работы, а до приезда моего жениха из Византии осталось совсем немного времени, - объяснила она причину своего отказа опечаленной Марийке. - Я думаю, что ничего такого страшного не случиться, если вы некоторое время не будете встречаться. Вот, закончишь вышивать мое приданое, и уедете вы тогда вместе на свое побережье. Там и встречайтесь себе на здоровье, сколько вам будет угодно. А пока вы оба должны усердно работать, чтобы я могла достойно встретить приехавшего из Византии знатного жениха.
   И она, подробно объяснив Марийке, что ей можно делать, а что ей категорически запрещается, оставила ее наедине со своими беспокойными мыслями. Возвратившаяся в свою комнату Холида устало опустилась на свое мягкое ложе и, уставившись в отливающийся белизною потолок комнаты, еле слышно прошептала:
   - Все, теперь уже можно сказать, что моя соперница больше уже не станет соблазнять моего Бакиса. Эта певчая птичка уже надежно заперта в моей клетке, а поэтому, начиная с сегодняшнего дня, станет для него недосягаемой. Посмотрим, как ты теперь запоешь, мой голубочек.
   Услышав шаги вошедшей в приемную Прокуды, Холида позвала ее к себе.
   - Что угодно моей госпоже!? - вскрикнула вбежавшая в ее комнату служанка.
   - Прокуда, ты довольна своей у меня службою? - полюбопытствовала у нее лениво потянувшаяся на своем ложе Холида. - Нет ли у тебя ко мне хоть каких-нибудь претензий? Не хотела бы ты поикать для себя иного занятия?
   - Чем же я так не угодила своей госпоже, что она решила от меня избавиться!? - запричитала в ответ ничего не понимающая Прокуда. - Или я не стараюсь исполнить все твои, госпожа, повеления и все твои пожелания!?
   - Успокойся, моя верная Прокуда, - поторопилась ее успокоить ласково ей улыбнувшаяся Холида, - у меня даже и мысли не возникало избавляться от тебя. Я просто испытывала твою ко мне привязанность. А спросила я тебя только потому, что хочу поручить тебе одно очень важное для меня дело, и о котором никто не должен не только знать, но даже и не догадываться.
   - Я сделаю все, чего бы только не потребовала от меня моя госпожа, - жалобно проговорила растирающая по лицу посыпавшиеся из ее глаз слезы умиления Прокуда. - Я на все готова ради своей повелительницы. Для меня, бедной служанки, нет большего счастья, кроме как быть полезной и всячески угождать своей госпоже....
   - Прокуда, ты уже видела только что привезенную мне кошевым Артыком девушку? - оборвала полившиеся из нее, как из ведра, словоизлияния недовольно поморщившаяся Холида.
   - Видела, ханша, - скороговоркою подтвердила служанка.
   - Тогда знай, что с этой минуты ты отвечаешь за нее своей головою. Ты должна будешь быть постоянно с нею рядом и не разрешать ей ни с кем встречаться и никуда уходить из этой юрты. Если у тебя появиться необходимость куда-то отлучиться самой, то перед своим уходом ты должна будешь закрыть ее в комнате для гостей, - резко выговаривая, как будто она их выстреливала из лука, слова проговорила Холида. - Ты сможешь выполнить это мое поручение, Прокуда?
   - Я все поняла, моя госпожа, - поспешила ее заверить вздохнувшая с облегчением служанка. - Я все буду делать так, чтобы моя госпожа осталась довольной своей верной Прокудою.
   - Я никогда не сомневалась в твоей мне верности и преданности, - тихо проговорила ей в ответ Холида и, одарив ее еще одной ласковой улыбкою, отпустила.
   Обрадованная не таким уж и сложным для себя очередным поручением ханской дочки Прокуда, не теряя понапрасну времени, тут же побежала знакомиться с порученной под ее неусыпный надзор Марийкою. А проводившая ее насмешливым взглядом Холида опустила свое притомившееся за сегодняшний день тело на устилавшие ложе мягкие пуховые подушки.
   - Мимо моей Прокуды и мышь не проскользнет, - с мрачным удовлетворением подумала она вслух, - ему уже никогда не ласкать свою возлюбленную.
   То, что у ханской дочки оказался жених, примирило Марийку с нею, и она, уже больше не ожидая от нее подвоха, поверила ее ласковым словам. И сейчас, расшивая ее наряды, она укоряла себя, что раньше напрасно обижала такую добрую заботливую о своих слугах ханшу недостойными подозрениями. Обрадованная, что ее счастью никто не угрожает, Марийка решила, что будет стараться изо всех своих сил, чтобы как можно скорее выполнить порученную ей ханшею работу и уже навсегда соединиться с Бакисом.
   А для впервые обеспокоившегося за любимого человека Бакиса потянулись долгие наполненные тревожным ожиданием дни. Снова приблизившая к себе Кулдана Холида больше его не беспокоила. И предоставленный самому себе Бакис, терзаясь от постоянно лезших в его голову мучительных мыслей, угрюмо слонялся по аилу. Он уже, не таясь, часто наведывался в родной поселок, но и там не мог найти для себя успокоения. Потемневшие от горя лица родителей Марийки напоминали ему об их и его беде, и никогда до этого не посещавшее его любящее сердце ненависть потихонечку овладевала его чистой светлою душою. Воображая себе наполненную страданиями и унижениями жизнь попавшей в полную зависимость от своей жестокой коварной соперницы Марийки, он распалил себя до такого состояния, когда человеку уже невозможно здраво оценивать и контролировать свои дела и поступки. И сейчас уже было достаточно хотя бы одной искорки, чтобы в его смелой мужественной душе воспылал пожар мщения. Как полоумный бродил он вокруг глинобитного домика Холиды, надеясь на случайную встречу со своей любимой. И ему несколько раз уже удавалось увидеть ее издалека, однако, как только он подходил к ней поближе, она тут же возвращалась в домик, а на пороге вставала это противная Прокуда.
   - Ханша не велела тебя к ней пускать, - неизменно повторяла она в ответ на его уговоры позволить ему перекинуться со своей Марийкою хотя бы одним словечком.
   Исстрадавшись до угнетающего его глухого отчаяния, Бакис решил, что ему, вместо того, чтобы переживать о печальной судьбе своей возлюбленной, следует подумать о подготовке ее побега из ханского аила.
   - А потом, когда я вырву свою Марийку из рук мстительной ханши, мы уже убежим так далеко, откуда нас уже никогда не смогут достать длинные ханские руки, - тешил он себя в своих мечтаниях.
   И, немного успокоившись, направил все свои усилия на обдумывания способа ее побега из глинобитного домика, а свое терпение на ожидание способствующего осуществлению его замысла подходящего случая.
   - Слава небесам, что хоть ханша больше уже не пристает ко мне со своими ухаживаниями, - грустно улыбался он про себя, не желая, даже видеть мучительницу своей Марийки.
   Но Холида не только не забывала о нем, но и не теряла надежды, что со временем ей все же удастся покорить его сердце. Она только делала вид, что оставила его в покое, а на самом деле она ни на одно мгновение не спускала с него своих настороженных глаз. И, однажды, она сделала так, что они столкнулись лицом к лицу возле кибитки, в которой в настоящее время проживал Бакис.
   - И чем же ты, мой голубчик, был в последнее время так занят, что позабыл дорогу к своей хозяйке, которой, между прочим, ты обязан прислуживать денно и нощно? - с нескрываемой насмешкою в голосе поинтересовалась Холида у него.
   Недовольно нахмурившийся Бакис, скрывая пылающую в его глазах ненависть, молча стоял с низко опущенной головою. Он уже не мог, как раньше, спокойно воспринимать ни ее ироническую ухмылку, ни прозвучавшую в ее словах явную насмешку. В это время его ни в чем не виновная Марийка уже, наверное, совсем измучилась по прихоти стоящей напротив него ханши и то, что она сейчас там у нее мучилась и страдала, не позволяло ему спокойно относиться к подшучиваниям ханской дочки. А сама пристально всматривающаяся в его пасмурное лицо Холида в нем ничего для себя утешительного не находила. Только что нанесенный ею по возлюбленной Бакиса удар не согнул его, не заставил его униженно валяться в ее ногах и просить милости. А совсем наоборот, она ясно видела под его внешне притворной почтительностью уже переливающуюся через край замешенную на переполнившей его ярости строптивую непокорность всему, что несла она ему вместе с собою. Бакис уже прямо весь светился непонятной ей решимостью и готовностью к чему-то, пока что ей неизвестному. Таким он еще больше ей нравился, еще больше возбуждал в ней желание обладать им, ощутить на себе его крепкие объятия, и забыться обо всем на свете под его такими казавшимися ей сейчас сладкими ласками. Но ее настораживало его мрачная решимость. Решимость к чему? Это она и попыталась узнать от него сейчас.
   - Я не вижу твоей радости при встрече со своей госпожой, Бакис, - мягко укорила она его. - Чем же я тебя так обидела, что вместо радости на твоем лице, я вижу в нем какую-то для себя угрозу? Что ты задумал против меня, Бакис?
   - Плохое настроение, ханша, может быть у каждого из нас в любое время по независящей от нас самих причине, - возразил ей спохватившийся Бакис. - Да, и разве я высказал своей госпоже неповиновение? Я всегда готов исполнить любое пожелание ханши.
   - Так уж и любое!... - шутливо вскрикнула Холида, но, увидев, как потемнело его лицо, сама себя оборвала. - Верный слуга должен с улыбкою встречать свою госпожу, а не шипеть, как загнанный барс на охотника.
   - Мне, ханша, сейчас не до улыбок, - глухо выдавил из себя Бакис.
   - Тогда почему тебе не поделиться своим горем или бедою со мною, своей госпожою? - мягко упрекнула его притворившаяся, что ей ничего не известно об его испорченном настроении, Холида. - Хорошая хозяйка должна первой узнавать обо всех горестях и радостях своих слуг.
   - Ханша знает о моем несчастии, - с трудом сдерживаясь, чтобы снова не выйти из себя проговорил Бакис, - это по ее повелению увезли из дома мою невесту. И она сама держит ее взаперти в своей новой юрте.
   - А.., так ты об этой недавно привезенной мне кошевым Артыком мастерице все беспокоишься, - улыбнувшись ему простительной улыбкою, проговорила Холида. - И совершенно напрасно. Она сейчас выполняет мой срочный заказ и, если окажется старательной и искусною, то получит уже обещанное мною ей хорошее вознаграждение. Ее судьбе следует радоваться, а не горевать о ней. Или я так плохо отношусь к своим слугам, чтобы ее служба у меня оборачивалась для ее родных горем?
   - Но почему тогда ханша не позволяет ей со мною встречаться? - мрачно уточнил неприятно поморщившийся Бакис.
   - Не только с одним тобою, Бакис! - гневно выкрикнула рассердившаяся Холида. - Пока не будет выполнен мой заказ, она не будет встречаться ни с кем! Но почему ты вынуждаешь меня объяснять тебе мои отношения со своими слугами!? Не кажется ли тебе, что это не твое дело!?
   - Не поверив ни одному ее слову, низко склонившийся в прощальном поклоне Бакис, резко повернулся, и пошел к кибитке.
   - Бакис! - выкрикнула возмущенная его поведением Холида. - Разве я тебя отпускала!?
   - Прости меня, ханша, - поторопился повиниться опомнившийся Бакис, - задумавшись над твоими словами, я как-то не сообразил, что делаю.... Чем я могу быть полезен своей госпоже?
   - Пока ты можешь быть свободным, - пробормотала в ответ недовольно поджавшая свои припухлые губки Холида, - и постарайся в дальнейшем быть в отношениях с могущественными людьми степи более благоразумным и осмотрительным.
   Молча кивнувший ей в ответ головою Бакис еще раз низко поклонился своей ханше и ушел. А смотревшая вслед его удаляющейся упрямой спины обозленная совсем ей непонравившимся разговором Холида ясно для себя осознавала, что теперь выбор используемых ею для завоевания его любви средств существенно ограничился. Что сейчас у нее есть только два пути для выхода из своего тупикового положения. Во-первых, забыв о существовании Бакиса, отпустить его с миром, но на это она никогда не сможет решиться; а, во-вторых, поискать для себя еще более сильное способное заставить его броситься к ее ногам средство.
   - Как бы там ни было, а мне все это еще нужно, как следует, обдумать, - подумала она вслух, входя в свою комнату в глинобитном домике.
   Своей неуступчивой непокорностью Бакис все больше овладевал ее сердцем, и она, зная, что никогда не сможет уступить, этой мешавшей ей добиться своего самого заветного желания Марийке, готовилась к борьбе с нею, а не к отступлению.
   Что может хотя бы немного утешить молодую девушку и заставить ее обо всем забыться, когда ее любящее сердце разрывается от тоски в разлуке со своим любимым? Никто и ничто! И даже, занимаясь своим любимым делом, она никогда не сможет полностью отвлечься от своих грустных мыслей. Так и Марийка в своих вышивках рассказывала только о своей любви и о своей тоске по ласковому взгляду любимого. Вышивая очередной цветочек, она как будто вышивала его не для ханской дочки, а для своего Бакиса. Поэтому он и получался у нее таким воздушным и легковесным, что, казалось, дунь на него, и разлетятся по всей комнате его нежные лепесточки.
   - Вот, придет мой Бакис ко мне, - еле слышно шептали при этом губы с головою погрузившейся в работу Марийки, - и я покажу ему все свои вышивки. Пусть он, любуясь на них, порадуется за меня. Пусть он гордится, что их вышивала его Марийка, что я у него такая искусная мастерица.
   Придирчиво осматривающая ее работу Холида только довольно улыбалась да многозначительно хмыкала в ответ на вопрошающий взгляд беспокойно взирающей на нее Марийки. Она ни в чем ее не упрекала и ни в чем ей не отказывала. Но по-прежнему продолжала быть непреклонной, как только Марийка начинала ее уговаривать разрешить ей встретиться с Бакисом. И как не доказывала ханше Марийка, что присутствие Бакиса ей не помешает, а, наоборот, только поможет ей избавиться от грусти в ее вышивках, что они потом у нее засверкают всеми цветами радуги, у Холиды для нее был один ответ:
   - Марийка, мне очень нравятся грустные тона в твоих вышивках. Они всегда так сильно возбуждают интерес у мужчин к нам, женщинам. Поэтому, по моему мнению, тебе встречаться с Бакисом пока преждевременно, пусть твоя тоска по нему поможет тебе в работе.
   Получив очередной отказ от несговорчивой ханши, недовольно засопевшая Марийка умолкала. И снова, пытаясь хоть как-то заглушить то и дело наплывающую на нее тоску-кручинушку, с головою погружалась в работу. Однако ее молодое пылкое сердце, не соглашаясь с повелением ханской дочки, все время заставляла ее выискивать другие возможности и другие пути, чтобы хотя бы издали увидеть своего Бакиса. И она, даже не надеясь, что ей удастся усыпить бдительность державшей ее под неусыпным наблюдением Прокуды и уверенная, что и сам Бакис ищет с нею встречи, кружа возле домика ханши, попыталась заглянуть в щелочку окна. Но окно оказалось забитою снаружи досками, а изнутри на нем была установлена прочная решетка. Тяжело вздохнувшая Марийка, оставив свои бесплодные попытки увидеть своего возлюбленного, утешилась тем, что она скоро закончит свою работу. И что тогда ханская дочь, щедро наградив ее, отпустит ее к Бакису - ее единственному мужчине, с которым она не только мечтала, но и намеревалась прожить вместе всю свою жизнь.
   1992 год.
  
  

Глава десятая.
ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ НАС, ГРЕШНЫХ.

  
   Как не выгребала зима из своих закромов вороха залежалого снега, сменяющая ее весна уверенно надвигалась на радостно встречающую ее звонко зазвеневшими ручейками степь. Ласковыми прикосновениями теплыми лучиками весеннего солнышка она будила просыпающуюся от зимней спячки землю и переполняла кипучею энергией все живое в степи. Побуждаемая надвигающейся на степь весною начала прорастать и тянуться тонюсенькими расточками из земли к солнышку пока еще только на очищенных от снега проталинах молодая сочная степная травка. Ее не обманешь. Раз громко прозвеневшие небесные колокольчики подали сигнал о приходе весны, то ей уже наступила пора подниматься навстречу к теплому весеннему солнышку. В табунах кобылицы гордились перед полудикими жеребцами только что народившимися на этот белый свет смешными в своей первоначальной неуклюжести жеребятами. А стройные молодые степняки, сбросив свои неуклюжие зимние одежды, защеголяли своей статью перед своими раскосыми невестами. Одна Холида не только не радовалась всеобщему весеннему пробуждению, но, и казалось, что она вовсе не замечает прихода весны. Да, и как она могла радоваться и благословлять приход на степь долгожданной всеми весны, когда ей вместо ожидаемого счастья от впервые пришедшего к ней за все свое бесконечное существование глубокого сильного чувства было суждено узнать оборотную сторону любви: горечь от страдания быть отверженной своим избранником.
   - Так вот, какова она на самом-то деле эта любовь, про которую эти жалкие смертные насочиняли столько захватывающих душу песен!? - недоумевала Холида по поводу полного несоответствия переживаемого ею сейчас чувства со словами сложенных в честь этой приносящей ей сейчас одни только огорчения любви песен. - И как же мне теперь верить и понимать этих смертных людей? Не может быть, чтобы эта доставляющая мне одни только невыносимые страдания боль приносила им, в отличие от меня, такие еще неизвестные мне наслаждения, что вдохновляет их на подобные щемящие душу песни? И зачем только они, обманывая самих себя, ввели меня, еще совсем неопытную в любви шибианку, в такое роковое заблуждение!? Нет, этим смертным людям я больше верить не буду!
   Уже совсем измученная не излитыми в любовных ласках с любимым человеком переполняющими ее душу и тело неуемными желаниями Холида была бы рада, отказавшись от овладевшего ею сильного чувства, забыть о своей любви, как о кошмарном сне. Но разве хоть кому-нибудь в этом мире позволено по собственному желанию и хотению отрекаться и забывать о своей любви!? Особенно во время, когда на степь надвигается уже прямо искрящееся этим трепетным чувством весна. Когда каждое ласковое прикосновение весеннего солнышка заставляет биться и тревожиться в сладко волнующем ожидании для себя чего-то такого особенного и так давно желанного сердечко. Да, так сильно, что если дать ему волю, то оно непременно выскочит из груди и, пылая неугасимым все сжигающим на своем пути пламенем, понесется над землею, рассказывая всем встречным о возникшем в нем чувстве. Холида к этому времени уже так сильно запуталась в силках этого овладевшего всем ее естеством чувства, что приход каждого встречаемого окружающим ее миром с таким радостным восторгом дня приносил ей одни только страдания от нестерпимой пытки безответной любви. И когда ей стало совсем невмоготу от этой уже просто невыносимой для нее любви, она позвала к себе Кулдана, чтобы отправить его в далекие горы к месту проживания знаменитого волшебника за срочно понадобившимся ей для излечения своего недуга лекарством.
   - Как мне хорошо наедине со своим жеребеночком!? - с притворной радостью вскрикнула она, прижимая соскучившегося по ее ласкам Кулдана к своей груди. - И как же мне не хочется отправлять тебя, мой милый, с очень важным поручением!?
   Но без памяти влюбленный Кулдан, который был готов ради своей возлюбленной опуститься даже в Нижний мир к давно ушедшим из земной жизни предкам, только обрадовался предоставляемой ему судьбою новой возможностью доказать ханше свою любовь и преданность.
   - Но на этот раз мое поручение будет особенно трудным для тебя и опасным, - с притворной робостью возражала она в ответ на его готовность последовать по ее повелению на самый край света.
   Но не желающий даже выслушать ее возражение Кулдан заставил страстными поцелуями замолчать ее алые трепетные губки. И с благодарностью принимающая его ради нее готовность на все Холида тут же передала ему небольшой кожаный мешочек с драгоценными украшениями.
   - Ты, мой милый, немедленно отправишься к проживающему в далеких от нашей степи горах знаменитому волшебнику за целительным для охватившего меня в последнее время смертельного недуга зельем. А в доказательство, что ты послан к нему именно от меня, ты покажешь ему вот это колечко, - ласково проговорила целующая и обнимающая своего гонца Холида и, сняв с пальца свое любимое колечко, передала его Кулдану.
   Не желающий знать для себя никакой привязанности к какому-нибудь определенному месту оседлой жизни половец всегда готов в любое время сняться с обжитого места и ускакать в неизвестном направлении туда, куда вечно зовет его неуемная душа. Но опасающаяся кривотолков Холида не позволила Кулдану уехать в долгую и опасную дорогу еще засветло, а отправила его уже только поздно ночью, когда он мог оставить аил, не привлекая к себе особого внимания. Одарив на прощание своего готового ради нее на все Кулдана нежным поцелуем, она попросила его поторопиться, а то он может уже и не застать свою возлюбленную среди живых. И махала ему вслед своей прелестной ручкою до тех пор, пока Кулдан не скрылся от нее в ночной мгле. Возвратившись в глинобитный домик, Холида устало свалилась на приготовленную ей служанкою постельку, и еще долго беспокойно ворочалась на своем мягком ложе без сна. Вплотную приблизившись к нарушению строгого запрета Творца не домогаться любви от не испытывающих к шибианкам ответного чувства мужчин, она сейчас лихорадочно выискивала для себя оправдательные мотивы своим последующим поступкам.
   - Я никогда не осмелюсь переступить черту Твоего запрета, Господи, - мысленно обещала она, - любовным зельем я только подтолкну Бакиса, разбужу у него желание обладать мною, а позволю ему ко мне приблизиться уже только тогда, когда действие на него любовного зелья прекратится.
   Удовлетворенная этими, по ее мнению, вполне убедительными доводами своей добропорядочности она немного успокоилась и, вскоре, забылась в крепком сне.
   Ослепительно сияющее на небесах солнышко нещадно жгло степь своими раскалившимися лучиками, разгоняя в ней все живое по глубоким норам и укромным тенистым местам. Там они и валялись, изнывая от нестерпимой духоты, и больше уже никакая сила не могла их выгнать оттуда до наступления вечерних сумерек, когда несносно жаркое днем солнышко закатывается за горизонт, а на степь опускается долгожданная прохлада. По всей степи в такие дни устанавливается такая немного пугающая всех обитающих в ней живых существ гулкая тишина, в которой даже малейший шорох громко разносится по всем окрестностям. И как бы пристально не всматривался в нее посторонний наблюдатель, он не увидит в такие дни ни бегающих по траве животных, ни скачущих по степи всадников. Даже вечно неугомонные птицы, и те в это время умолкают, прячась от слишком жаркого и для них солнца в густой степной траве. Лишь только один полусухой ковыль еле слышно прошелестит под легким дуновением случайно пролетающего над степью ветерка, да какая-нибудь потревоженная птица выпорхнет из-под самых ног, взорвав своим напуганным тревожным криком воцарившуюся над зноем раскаленного воздуха тишину. И в это же самое время, когда даже привычные ко всему половцы попрятались от изнурительной жары в своих войлочных кибитках, по степи одиноко катила расписная византийская повозка. Измученные жаждою кони, недовольно косясь на подгоняющего их раба, бежали ленивою трусцою. И как бы в отметку за свои излишние, по их мнению, страдания с удовольствием подбрасывали на колдобинах сидевшего под обтянутым плотной материей навесом знатного византийца. Плотная ткань навеса не спасала одетого в натянутой на голое тело просторной тунике с короткими не доходящими до локтей рукавами молодого мужчину от духоты. И он неустанно обмахивал веером свое покрывающееся мелкими капельками пота лицо.
   Долго не мог воспользоваться приглашением хана Китана как-нибудь посетить его аил Согмат. Будь на то его воля он уже давно, махнув рукою на все свои дела, помчался бы к не только лишившей его покоя, но и глубоко запавшей в его сердце степной красавице. Однако, как неплохо знающий окружающую жизнь человек, он прекрасно для себя осознавал, что с ним, бедным и разоренным, в степи никто не захочет иметь дела. А поэтому все это время он, как проклятый, работал, чтобы не только повысить свою официально признанную знатность, но и намного увеличить свои богатства. Не желающий, чтобы его высокородная невеста могла стыдиться его низкого происхождения, без памяти влюбленный Согмат не пожалел золотых монет для приобретения для себя нового звания "Магистра".
   Изнуренные нестерпимою жарою кони внезапно оживились и, приподняв свои понурые головы, стали с нетерпеливым похрапыванием шумно втягивать в себя воздух.
   - Но! Шевелитесь, ленивые твари! - прикрикнул на них захлеставший по округлым конским задам плеткою раб.
   И они, уже больше не опуская голов, весело поскакали по еле заметной в высокой степной траве дороге.
   - Где-то неподалеку протекает какая-то речушка, - отметил про себя уловивший перемену в настроении коней Согмат.
   И, действительно, уже прямо раскалившийся от нестерпимо жаркого сегодняшнего солнца воздух начал потихонечку свежеть, а, вскоре, перед уставшими путниками показалась узкая лента стремительной степной речушки.
   - Остановись возле нее! - повелел, с трудом справляясь с забившимся в его груди сердцем, рабу Согмат, который не мог себе позволить предстать перед глазами прекрасной ханской дочки в своем нынешнем не очень-то приглядном виде.
   Услышав о желании хозяина, скакавший позади повозки слуга обогнал ее и, подобрав на берегу самое, по его мнению, уютное местечко, постелил на земле коврик, на котором, пока он готовит угощение, его господин смог бы немного отдохнуть после долгой нелегкой поездке на повозке по степи. Согмат стащил с себя с помощью подскочившего к нему раба тунику и с наслаждением окунул свое истекающее потом тело в прохладную речную воду. Немного освежившись в прохладной речной водице, он вышел на берег и, не обтираясь, сразу же присел на коврик, на котором его расторопный слуга уже положил в глиняные миски мясо в густом пряном соусе и приправленные корицею аппетитные кусочки рыбы с грибами. Плотно перекусив, Согмат запил сытную еду чашею вина и, натянув на себя с зелено-фиолетовыми полами скарамангию, перепоясался широким отделанным жемчугом и драгоценными камнями с золотыми нашивками поясом. Засуетившийся слуга натянул на его ноги расшитые яркими узорами сапожки и, придерживая перед собою бронзовое зеркало, терпеливо ждал, пока его господин не налюбуется на свое отражение. Вполне удовлетворенным своим внешним видом Согмат в дополнение к своему наряду нацепил еще на себя дорогие побрякушки и, насунув на пальцы стоящие немало золотых монет перстни, снова занял свое место на повозке под навесом. Схвативший в руки поводья раб прикрикнул на немного повеселевших коней, и те быстро покатили повозку к уже замелькавшим вдалеке юртам и кибиткам ханского аила.
   Узнав о его приезде, недовольный не только самим приездом византийца, но и тем, что Согмату взбрело в голову объявиться в его аил в такую несносную жару, хан Китан торопливо натянул на себя полагающую для приема особо важных гостей одежду.
   - Вот, и сиди теперь в этой духоте в такой жаркой одежде. Сиди и расплачивайся своими напрасными страданиями за чужую глупость, - думал хан в ожидании гостя, окидывая укоряющими взглядами своего низкорослого советника.
   Однако, кроме испытываемого им сейчас неудовольствия, ханскую голову занимали еще и совсем другие мысли. Если его советники могли ему давать только одни советы или подсказывать, как ему следует поступить в том или ином случае, то уж решать, как он будет поступать, должен был только он сам. А поэтому сейчас хитроумный и многоопытный хан Китан лихорадочно прикидывал про себя, как бы ему отделаться от уже сослужившего ему службу осмелившегося свататься к его дочери византийца. Ему не было резона понапрасну обижать богатого купца, но он должен был хоть как-то дать ему понять свое неудовольствие, что он безродный осмелился свататься к ханской дочке.
   - Что я должен ответить этому византийцу, дочь моя? - поинтересовался он у устроившейся возле него на низком табурете Холиды.
   - Я, батюшка, еще молода и совсем неопытная в жизни, - потупив свои прелестные глазки, смущенно пролепетала притворившаяся оробевшей Холида, - а поэтому полностью полагаюсь на волю любящего меня отца и повелителя.
   - Другого ответа я от тебя, дочь моя, не ждал, - с ласковой улыбкою проговорил хан Китан и, обернувшись к вошедшему в юрту Согмату, с изумлением уставился на его драгоценные украшения и горделивую осанку. - Если судить по одежде, то он, по всей видимости, будет, пожалуй, не беднее меня самого, - соображал про себя уже позабывший о своем намерении отказать ему в сватовстве хан. - А богатство - это власть над другими людьми! И даже куда более сильная и надежная, чем ханская власть!
   Неприятно скривившееся лицо хана заметно подобрело, и он уже более ласково посмотрел на Согмата. А тот, низко поклонившись прекрасной Титине, нетерпеливо махнул рукою. Несший позади него подарок хану слуга вышел вперед и, опустив прикрытый шелковой белой материей подарок на расстеленный по полу юрты ковер, поспешно удалился из юрты. Еще немного подождав, пока в глазах хана и его приближенных не разгорится огонек нетерпеливого любопытства, Согмат быстрым, еле заметным, движением сдернул с подарка покрывало. Только негромкий вздох от охватившего при этом всех присутствующих в ханской юрте половцев восхищения нарушил мгновенно установившуюся мертвую тишину. Никто из приближенных хана и его слуг не ожидал увидеть такую просто бесподобную красоту. Взыскательному ханскому взору было представлено сделанное из чистого золота небольшое деревце с сидевшими на его веточках мелодично певшими птичками. Прислушиваясь к ласкающему его слух пению птичек, хан Китан прикидывал про себя, сколько же может стоить такой подарок, и стоящий напротив него Согмат уже не казался ему недостойным руки его дочери.
   - Да, он и вовсе не купец, а магистр, - припоминая новое звание своего будущего зятя, подумал хан. - И если с умом соединить его богатства с моей ханскою властью, то мы вместе сможем не только подчинить своему влиянию все остальные ханства степи, но и со временем принудить их признать меня своим хаканом.
   Тем временем распевшиеся на веточках золотого дерева птички потихонечку одна за другою умолкали, и когда самая неугомонная их них, негромко пискнув, застыла на своей веточке, хан, милостиво улыбнувшись робко посмотревшему на него Согмату, ласково проговорил:
   - Мне уже известно о возникшем в тебе, магистр, глубоком чувстве к моей дочери, и я с пониманием отношусь к твоей просьбе. Но, прежде чем принять свое окончательное решение, я хочу, чтобы ты поближе познакомился с моей дочерью и предварительно заручился ее согласием не вашу дальнейшую совместную жизнь. Она у меня единственный ребенок, и я не хотел бы решать за нее ее судьбу. Пусть она поступает так, как подсказывает ей сердце.
   Восхитившийся мудростью ханских слов Согмат, низко поклонившись милостиво улыбающемуся ему хану, удалился из юрты вместе с ханской дочерью. Польщенная его богатыми дарами Холида пригласила византийца в свой глинобитный домик и, с удовольствием ощущая на себе его восторженные взгляды, радовалась, что у нее и в новой очередной жизни все удачно складывается. Выйдя замуж за Согмата, она, наконец-то, сможет уехать из этой давно ей опостылевшей степи и поселиться в достойном ее красоты и привлекательности жилище. Холида была непоколебимо уверена, что уедет в Византию со своим мужем не одна, что она непременно увезет с собою и Бакиса. И заживет тогда она в свое удовольствие всем обеспеченной привольной жизнью с обожающим ее богатым супругом, а утолять ее сиюминутные эротические фантазии и грезы будет молодой красивый любовник. Так о чем еще большем для себя могла мечтать шибианка!? Нет, и нет! Она упускать из своих цепких рук так удачно подвернувшегося ей Согмата не собиралась! До позднего вечера она принимала у себя потерявшего голову от сбывающихся его самых сокровенных мечтаний Согмата, очаровывая его черными, как смоль, ресницами и ласковыми прикосновениями своих изящных пальчиков к трепетавшим от переполняющих его при этом чувств рукам. До позднего вечера они говорили о возникшем между ними прекрасном чувстве, и все это время Согмат не уставал восхищаться ее рассудительностью и мудростью ее суждений. Он все это время радовался от одного только своего осознания, что его мечта на самом деле оказалась намного выше его ожиданий. Он с немым восторгом молился на свою избранницу, не смея, не только до нее дотронуться, но и даже опасался дышать на ее бесподобную небесную красоту. А в самом конце этого показавшего для них всего лишь одним мгновением вечера они вместе пришли в ханскую юрту и на коленях попросили у довольно ухмыляющегося хана Китана родительского благословения.
   Ранним утром Согмат покинул гостеприимный ханский аил. И свет нежной прощальной улыбки прекрасной ханской дочки еще долго сопровождал его по степи. А он, представляя себе то время, когда она, появившись в его доме, наполнит радостью его беспокойную жизнь, и сам весь светился от переполняющего его счастья.
   Отправляя Кулдана в дольнюю дорогу, Холида не пожалела двух своих самых лучших степных скакунов, которые уже нескольких месяцев подряд несли его на себе. Не позволяющий себе в течение светлого времени суток даже минутного отдыха Кулдан лишь время от времени, давая своим неутомим коням небольшую передышку, пересаживался с одного скакуна на другого. Но вчера, когда местные жители впервые на его расспросы о горах и знаменитом волшебнике не пожали в недоумении плечами, а указали к нему кратчайшую дорогу, он позволил себе немного расслабиться и вволю отоспаться за все предыдущие дни на сеновале в мужицком сарае. Вдыхая в себя полной грудью душистый аромат сухого сена, Кулдан мгновенно погрузился в крепкий сон смертельно уставшего человека. И всю ночь ему снилась родная степь с бегущей к нему ханской дочерью. Обрадовавшийся при виде соей возлюбленной Кулдан бросился к ней навстречу, но, несмотря на то, что он бежал изо всех своих сил, бегущая навстречу ханша к нему не приближалась, а только все время от него отдалялась. Не позволяющая им сблизиться степь беспрестанно бросала им под ноги охапки степных цветов, которые, разбегаясь от них во все стороны, с каждым очередным разом все больше и дальше удаляли ханшу от него. Но не собирающийся сдаваться разделяющей их степи Кулдан все бежал и бежал навстречу своей любимой, пока, уже совсем выбившись из сил, не остановился, с неудовольствием оглядывая раскинувшееся между ними цветущее море. И лишь время от времени сквозь разделяющее их пышное цветение степных трав показывалось ему тяжело дышащее лицо вовсе не бегущей к нему, как ему думалось ранее, а, совсем наоборот, убегающей от него ханской дочки.
   - Но зачем ей убегать от меня? Убегать от того, кто ради только одной ее ласковой улыбки готов пожертвовать даже собственной жизнью! - вскричал ничего не понимающий Кулдан.
   И Кулдан, испугавшись за свою любовь, начал в бессильной ярости вырывать затрудняющие ему дорогу к своей любимой цветы из земли вместе с корневищем и безжалостно давить пышные сочные бутоны ногами. Он, как безумный, бросался из стороны в сторону по преграждающему ему дорогу к возлюбленной цветущему морю, оставляя за собою истоптанные уродливые пятна, пока не проснулся. И последнее, что ему еще удалось увидеть в своем совершенно ему непонятном сне, так это уже кем-то собранная огромная гора истоптанных и изломанных им прекрасных цветов. Проснувшемуся Кулдану некогда было раздумывать о своих ночных сновидениях, но их грустный осадок с непонятно почему тревожившей его тоскою остался в нем и сейчас, когда он гнал своих коней крупной рысью в сторону уже совсем близких от него гор. И строго нахмуренному Кулдану приходилось все время отгонять от себя эти не очень-то приятные ему ощущения приближающейся скорой потери или беды. Ему ли, рожденному в седле, уставать от долгой безудержной скачки. И он, направляя своих скакунов через леса, луга и по межам обрабатываемых крестьянами клочков земли, больше из-за того, чтобы отвлечься от своих грустных мыслей, чем по необходимости, думал о нелегкой жизни местных людей, у которых нет бескрайней степи с тучными пастбищами и обильными водоемами. А поэтому вынужденных с раннего утра и до позднего вечера работать на своих клочках земли, добывая себе скудное пропитание и средства на продолжение своего нищенского существования.
   Нелегко, да и просто невозможно понять сыну степи быт и нравы местных людей, так же как и им, тоже было нелегко понять, куда это в самый разгар полевых работ скачет сильный молодой половец. Или его умелые руки не были нужны в это время дома? А отдохнувшие за ночь кони стремительно мчались мимо, не останавливаясь ни на одно мгновение, вопрошающе взирающих ему вслед мужиков и баб. Проскакав через промелькнувшую мимо него небольшую деревню, Кулдан снова углубился в преградивший ему дорогу лес, который на этот раз уже оказался для него таким большим и дремучим, что даже несколько часов хорошего галопа не помогли Кулдану его проскочить. А потом, к немалому удивлению Кулдана, он даже потерял следы пребывания в лесу человека. Вокруг него потянулись нескончаемой вереницею вековые деревья, а дорога, поначалу широкая и хорошо наезженная, все это время, сужаясь, скоро перешла в еле заметную вьющуюся возле высоченных деревьев тропинку. Но даже и этот кажущийся ему нескончаемый дремучий лес, не только не напугал упрямо скакавшего к своей конечной цели Кулдана, но и не поколебал его решимости, в конце концов, все же доскакать до срочно понадобившегося его госпоже знаменитого волшебника. Уверенный, что его занедужившая возлюбленная может без необходимого для ее исцеления снадобья умереть, он не мог спасовать перед этим дремучим лесом, и тем более заставить себя повернуть назад.
   - Пока в этом лесу я все еще вижу хоть какую-нибудь тропинку, - благоразумно рассуждал он про себя, - то это означает только одно, что по ней когда-то ступала нога человека. А раз по ней проходил человек, то она рано или поздно, но обязательно выведет меня к человеческому жилью, в котором я и смогу спросить о своей дальнейшей дороге.
   И больше уже ни в чем, не сомневаясь, Кулдан решительно повернул на убегающую от него в неизвестность тропинку. Его неутомимые кони то, переходя на шаг, а то, снова пускаясь в бешеный галоп, вносили беспокойство и сумятицу в жизнь встревоженных не так уж и частым появлением в этой части леса человека лесных обитателей. То, гулко хлопая крыльями, из-под самых копыт его коней взлетали потревоженные птицы, и долго еще он слышал позади себя их недовольные выкрики. То промелькнет тень убегающего неведомого Кулдану зверька, а то и пройдет заставляющий его коней взвиваться на дыбы неторопливою качающейся походкою через тропинку огромный бурый медведь. Абсолютно все лесные звери и птицы, даже не пытаясь становиться на пути скачущего по тропинке Кулдана, разбегались при виде него от беды подальше в разные стороны. И только одна какая-то черная ворона все это время кружила и кружила над его головою, громким карканьем предвещая ему скорое несчастье или беду. Ее упорное преследование ничем не привлекательного для нее одинокого всадника выглядела до того странным и подозрительным, что привлекло к себе внимание не спускающего глаз с петляющей по лесу тропинки Кулдана.
   - И что этой настырной вороне могло от меня понадобиться, - подумал вслух удивленный ее необычным поведением Кулдан, - я пока еще не похож на падаль, которой она была бы вовсе не прочь немного утолить свой голод.
   Насторожившийся очень странным поведением преследующей его вороны Кулдан придержал коней и уже без лишней суеты и спешки не отводил своих глаз от продолжающей над ним кружиться черной вороны. И чем больше он на нее смотрел, тем больше возникало у него подозрений, что здесь дело нечистое, что ворона не просто над ним кружит, а как бы следит за ним.
   - Следить за мной, но зачем? Я не живу в этих лесистых местах, и пока еще никому не сделал ничего плохого, - подумал вслух еще больше удивившийся Кулдан. - А, вдруг, мое вторжение в этот лес чем-то не понравилось считающему себя здесь повелителем лесному духу, и он послал эту глупую ворону следить за мною? - пронеслась в его суеверной голове шальная догадка. - Тогда мне лучше всего от нее быстрее избавиться, а то, еще чего доброго, она наведет на меня самого лесного духа.
   - И чего ты только ко мне привязалась, коршун тебя задери!? - зло выкрикнул продолжающей над ним кружить вороне Кулдан, накладывая стрелу на свой тугой лук.
   Но оказавшаяся на удивление сообразительной ворона не стала дожидаться, когда он пустит в нее стрелу, а, отлетев от него подальше, продолжила за ним свою слежку уже только с безопасного для самой себя расстояния.
   Вместе со спрятавшимся за высокими деревьями солнышком на землю начали опускаться укутывающие ее на ночь в свои темные покрывала вечерние сумерки. Пришла пора позаботиться о ночлеге, и Кулдан, заприметив уютную поляночку возле бьющего ключом родника, придержал своих коней. Место ему понравилось, и он, привязав коней к деревьям, нарвал и бросил каждому из них по охапке сочной молодой травки. Позаботившись о конях, он набрал хвороста для костра и, устроив себе из еловых лапок ложе, скоро забылся крепким сном уставшего за день человека.
   Не спускающая с него глаз ворона для пущей уверенности еще немного покружилась над полянкою и, окончательно убедившись, что Кулдан и на самом деле забылся во сне, полетела к своей подруге сове рассказать о заночевавшем в лесу незнакомом путнике. Выслушавшая ее сова вспорхнула с приютившего ее на светлый день сука и залетала над лесом, разнося по всей местной нечисти долгожданную весть. Здесь ее и услышало только что вылезшее из своего мерзкого убежища местное привидение. Оно уже давно с нетерпением дожидалась подходящего случая продемонстрировать свое умение наводить смертельный ужас на живых людей, а для этого в тайне от всех остальных нечистых разучивало самый, по его мнению, страшный танец привидений.
   - Вот, и пришло мое время! - вскрикнуло обрадованное сообщением совы привидение. - Наконец-то, и я смогу продемонстрировать на виду у всех своих друзей настоящую работу! О, это уже будет моим самым ужасным выступлением! После сегодняшней ночи обо мне непременно заговорят не только все нечистые нашего округа, но и, как мне думается, даже и в самом нечистом центре! - ликовало оно, с легкостью перепрыгивая через огромные гниющие на земле стволы поваленных буреломами деревьев. - Только бы успеть! Только бы не позволить опередить себя кому-либо другому!
   Крик закружившей над лесом совы застал лешего с кикиморою за уже давно ставшей для них привычною перебранкою. Так уж повелось у них с самого начала, что они, несмотря на свою неразлучную дружбу, вечно были хоть чем-то недовольными друг дружкою, вечно подозревали друг друга в самых злонамеренных против каждого из них делах и пакостях. Задиристая и глубоко ранимая кикимора, как всегда, задевала хмурого неразговорчивого лешего, как говорится, за живое, а тот по давно уже укоренившейся в нем привычке никогда не оставался перед нею в долгу.
   - Послушай, дорогая, о чем это кричит наша сова? - прервал только что начавшую осыпать его укорами и обвинениями во всех смертных грехах кикимору первый увидевший сову леший. - Послушай, а то у меня сегодня, что-то уши заложило.
   Неприятно скривившаяся кикимора подняла вверх свою острую мордочку и прислушалась к выкрикам летающей над лесом совы.
   - Давай, шевелись, старый дурень! - выкрикнула она, соскакивая с сухого пенечка, ничего не понимающему лешему. - Да, и вытащи ты из ушей эти свои дурацкие затычки! Все строишь из себя умника!
   И больше уже не в силах сдерживаться разозлившаяся кикимора, подскочив к продолжающему пожимать в недоумении плечами лешему, вытащила из его ушей деревянные затычки, и громко выкрикнула ему на ухо все, о чем только что объявляла на весь лес сова. Но так как оглушенный ее визгливой скороговоркою леший снова ничего не понял, то она, сердито махнув на него рукою, резко повернулась, и побежала. Продолжающему бессмысленно хлопать веками по своим выпученным глазам лешему ничего большего не оставалось, как последовать за нею прихрамывающей трусцою. Так с вполне безобидною перебранкою они и добежали до места ночлега Кулдана. Леший с кикиморой надеялись оказаться возле приезжего незнакомца первыми, а, когда застали там уже приготовившееся к своему перед ним выступлению приведение, то не сдержались и вцепились в его лохматые космы мертвою хваткою.
   - Тебе, видите ли, только одному хочется отличиться на этом предназначенном для нас всех путнике! - злобно зашипела на смутившееся при виде лешего с кикиморой приведение разъяренная кикимора. - Хочешь, чтобы только тебя одного отметили в нашем нечистом центре! Или ты уже совсем позабыло, как мы договаривались о совместной работе!?
   - Друзья мои, вам не стоит на меня так злиться, а тем более злорадствовать, - возражало им изо всех своих сил пытающееся вырваться из их цепких лап привидение. - Я первым услышало оповещение совы о заночевавшем в нашем лесу страннике, а поэтому и начинать его пугать тоже должно первым. Лес у нас, слава тьме, большой. И, пока он сможет выбраться из него, у каждого из вас будет возможность по несколько раз испытать на нем свою удачу.
   - Ишь, оказывается, какое оно у нас умное, - язвительно заметила ему неприятно поморщившаяся кикимора, - этот мешок костей считает всех своих друзей слепыми или совершенно безмозглыми ослами, раз думает, что мы ничего не знаем о разучиваемом все это время им ужасном танце привидений. И ты думаешь, мы не понимаем, что в ночное время все будет способствовать успеху твоего выступления не то, что нам?! Тебе, наверное, захотелось сыграть в устраиваемой всеми нами сегодняшней охоте главную скрипку, а нас ты задумало сделать только своими подручными?!
   Увлекшись разгорающейся между ними перебранкою, нечистые до того забылись, что потревожили спящего Кулдана. И тот, схватившись рукою за рукоять положенной им рядом с собою сабли, вскочил на ноги и, осмотревшись вокруг себя тревожным взглядом, подкинул в затухающий костер немного сухого хвороста. Обследовавшее дополнительную порцию пищи ненасытное пламя сразу же, затрещав пережигаемыми сухими веточками, осветило встревоженному Кулдану полянку.
   - Тихо вы, безмозглые! - прикрикнуло на расходившихся нечистых подоспевшее лихо. - Еще, чего доброго, спугнете путника.
   Испуганно съежившаяся нечисть притихла, но не угомонилась. Они, пусть уже и еле слышным шепотком, но с не меньшим задором продолжили свою перебранку, пока не выдержавшее лихо снова не набросилось на них:
   - Угомонитесь ли вы, в конце концов, безмозглые олухи! Рано еще делить не добытую славу! Нам всем сейчас лучше вспомнить, как сделает с нами повелитель Сатана, если мы упустим такую прекрасную возможность по повышению у людей нашего округа восприятие к внушаемому нами им страху. А вы только мешаетесь друг у дружки под ногами вместо того, чтобы дело делать.
   Упоминание имя повелевающего всеми нечистыми Сатаны отрезвило нечисть. И лихо, как единственное сохраняющее благоразумие существо, возглавило их короткое совещание.
   Встревоженный Кулдан не поленился обшарить все окружающие полянку кустики, но, не найдя в них ничего подозрительного, успокоился и снова улегся на свое жесткое ложе.
   - Начнешь свое представление сразу же, после того, как я напугаю чужака переломившимся над его ложем сучком, - шепнуло недовольно скривившемуся привидению лихо, когда нечистые, договорившись между собою, приготовились к скорой потехе над пока еще даже не подозревающим, что ему предстоит испытать сегодняшней ночью, чужаком.
   Кулдан молча лежал с открытыми глазами и, переводя свой взгляд с одного созвездия на другое, занимался совершенно не нужными ему размышлениями о том, какая сила эти звезды на небесах удерживает, и что может случиться с землею, если они возьмут и все разом упадут на нее. Жадно пережигающий наброшенный на костер сухой хворост огонь, то и дело, вырываясь длинными красными языками пламени на самый верх, ярко освещал окружающий приютившую Кулдана полянку кустарник. И, вот, на фоне такой, способствующей зарождению в каждом суеверном человеке неясных подозрений и умопомрачительных страхов обстановке, выступившее вперед лихо раскрутилось и врезало направленным пучком накопленной им за светлый день энергии в сухой сук дерева, под которым лежал Кулдан. Гулко разнесшийся по придремавшему в ночной тишине лесу резкий звук переломившегося сука заставил Кулдана снова ухватиться за свою сабельку, но, увидев прямо перед собою на противоположном краю полянки непонятного происхождения светлое белое пятно, испуганно заморгал своими полусонными веками.
   - Это, наверное, сам лесной дух ко мне в гости пожаловал, - вспомнив о преследовавшей его по лесу вороне, подумал встревоженный Кулдан и, отложив в сторону саблю, потянулся за луком и колчаном со стрелами.
   Пугающее степняка пятно, потихонечку увеличиваясь, росло и, вскоре, рядом с кустом уже покачивалось полностью проявившееся укутанное в белый саван невиданное им ранее существо. Объятый безумным страхом Кулдан пускал в него стрелу за стрелою, но, как было видно, его стрелы, с легкостью пролетая сквозь показавшееся ему странное сгорбленное существо, не причиняли тому никакого вреда. Пропустив через себя все выпущенные в него Кулданом стрелы, существо, громко заскрежетав выпрямляющимися костями, встало во весь рост и, сбросив саван, предстало перед онемевшим от пробирающего его до костей ужаса Кулданом в виде непрерывно щелкающего оголенными челюстями человеческого скелета. Позволив еще некоторое время Кулдану вволю полюбоваться своей восхитительно редкостной наготою, оно лениво потрясла всеми своими оголенными косточками, и приступило к исполнению своей ужасной пляски смерти. Медленно, как бы примериваясь, привидение прошло вдоль противоположной стороны поляны, словно выставляя напоказ ошеломленному Кулдану все свои прелести. Остановившееся в самом дальнем углу полянки привидение, высоко выкидывая сверкающие на темном покрове ночи ослепительной белизною колени, пустилась в такой немыслимо стремительный перепляс, что ухватившийся руками за саблю и кинжал Кулдан, с ужасом наблюдая за всем происходящим перед ним, отказывался верить своим глазам. Это уже было для него не только ничем необъяснимо, но и даже немыслимо. А неугомонный скелет все, ускоряя и ускоряя свои движения, вскоре, завертелся перед насмерть перепуганным Кулданом юлою. Не сводя глаз с потихонечку теснящего его к краю полянки скелета, Кулдан пятился от него, пока не уткнулся спиною в дерево. И, не смея больше даже пошевелиться, с ужасом смотрел на все время становящийся к нему все ближе и ближе скелет. А тот уже завертелся перед ним с такой немыслимой для любого другого живого существа скоростью, что Кулдану казалось еще мгновение и косточки непонятного ему существа, не выдерживая подобного напряжения, разлетятся в разные стороны. Так оно, в конце концов, и получилось. Оторвавшаяся от разрушившегося на отдельные косточки скелета голова с безумным хохотом понеслась по укрывающей полянку лесной траве к уже прямо онемевшему от страха Кулдану. Подкатившись к его ногам, она на мгновение утихла и, отскочив от него на середину полянки, с тем же ужасным раскатистым хохотом закаталась перед ним, цепляясь своими длинными грязными седыми волосами за разбросанные сухие сучья. Вволю насладившись уже прямо перекосившимся от переполняющего Кулдана ужаса лицом, голова привидения остановилась и, снова подпрыгнув к ногам чужака, заговорила страшно глухим загробным голосом. Внимательно слушающему ее Кулдану показалось, что на самом-то деле ее голос исходит из-под земли, а сама голова только щелкала в такт своим словам челюстями да угрожающе вспыхивала адским пламенем в пустых глазницах.
   - Сегодня ты умрешь в страшных мучениях! - зловеще объявила голова привидения Кулдану и, подождав еще несколько мгновений, словно дожидаясь от него ответа, с не меньшею издевкою добавила. - Дрожи, смертный!
   Проговорив, устрашающую Кулдана фразу голова привидения с громким безумным хохотом в один прыжок перенеслась на противоположный край полянки, по пути собирая все свои разбросанные косточки. Снова восстановившийся в одно целое скелет продолжил свою вводящую все живое в ужасный трепет пляску смерти. С неудовольствием, косясь на то, что творилось все это время на полянке, привязанные к деревьям кони Кулдана сердито били копытами о землю, да брезгливо храпели, а сковавший все тело овладевший Кулданом безумный страх внезапно перерос в тупую мрачную озлобленность. И он, наконец-то, сбросив с себя удерживающее его оцепенение, со злобным остервенением бросился на корчившийся перед ним в своих ужасных ужимках скелет. С затуманившейся от перенесенного им только что ужаса головою он с разбега, пырнув кинжалом в мелькнувшую перед ним кость и пытаясь одним ударом раскрошить ставшие для него уже просто ненавистными кости скелета в труху, замахнулся своей острой сабелькою. И, направляя ее прямо в обтянутый сморщенной дряблою кожею с длинными редкими волосами череп, опустил ее. Наткнувшаяся вместо прочной кости черепа на встретившуюся ей пустоту сабля потянула его за собою. И он, потеряв равновесие, до того больно ударился головою при падении на землю об скрывающийся в траве булыжник, что пронзившая его резкая боль заставила, схватившись за голову, с дикими воплями закататься по траве. Когда Кулдан немного очухался, то снова увидел возле себя пританцовывающего безголового скелета, а его заливающаяся диким хохотом голова выкрикивала по поводу его ловкости и владения саблею самые обидные для уважающего себя половецкого воина слова.
   - Таким соплякам, как ты, еще рано хвататься за сабельку! Тебе еще надобно хотя бы немного поучиться, как ею пользоваться, чтобы самого себя не поранить! - насмешливо выкрикивала она ему - Тебе, мой мальчик, еще надобно бы соску в руках держать, а не хвататься за сабельку! Садись-ка ты лучше на своего коня и поезжай к своей мамочке! Пусть она тебя немного успокоит, а заодно подотрет тебе сопли!
   Издевательские насмешки от не только безмозглого, но и даже безголового, скелета над свободолюбивым половецким воином, которым считал сам себя Кулдан, больно ударили по его самолюбию. И он, больше уже не выдерживая мгновенно переполнившей его дикой ярости, вскочил на ноги и, осыпав издевающуюся над ним голову скелета сабельными ударами, заколол вспыхивающие адским огнем ее пустые глазницы своим острым, как бритва, кинжалом. Но, как оказалось, он своей слепой вспышкою не только не смог нанести ей хоть какой-нибудь ощутимый вред, но и даже хотя бы немного урезонить доводящую своими едкими издевками Кулдана до умопомрачения голову привидения. Ловко увертываясь из-под его ударов, она, заливаясь еще более для него обидным хохотом, только еще больше злила уже совсем потерявшего над собою всякий контроль ослепленного переполняющей его яростью Кулдана.
   - Ну, ударь еще хотя бы один разочек! Еще!... Ох, и как же хорошо ты бьешь, молодец! - с нескрываемой издевкою кричала Кулдану хохотавшая голова привидения, а ее скелет, ловко подкидывая в безумном танце свои колени, закружился вокруг него, хватаясь костяшками своих скрюченных пальцев за его руки и волосы.
   Привидение до того сильно дергало Кулдана за полы одежды, что теряющий при этом равновесие степняк падал прямо на громко щелкающую от удовольствия челюстями голову. И эта их схватка выглядела со стороны такой ужасной, что даже ко многому привыкшие нечистые в ужасе отворачивались, не желая поддаваться воздействию ее напряжения на их и без того натянутые, как струна, нервы. Невероятно ужасным было и само показывающее им сейчас свой смертельный танец с попавшимся в его сети человеком привидение, но не менее страшным, чем оно, был и ослепленный охватившей его слепой яростью Кулдан. Разве Кулдан в это время мог думать о таких пустяках, как долго он уже нападал и защищался от нападений омерзительного до икоты скелета. Высекаемые Кулданом саблею и кинжалом из костей скелета искры огромным фейерверком разлетались по всей поляне, а извергающееся из пустых глазниц черепа адское пламя обжигала ему руки, палила на нем одежду. Но сила живого человека в отличие от силы нечистого не беспредельна. И Кулдан начал потихоньку выдыхаться. Однако, несмотря на уменьшающую его силы смертельную усталость, он мог бы еще некоторое время продержаться, если бы не зазвучавшие за его спиною вполне обычные человеческие голоса. И то, что они прозвучали при совершенно немыслимых обстоятельствах, что среди всего этого для него просто невероятного могли еще разговаривать вполне обычные люди, показалось ему таким ужасно пугающим, что он, выронив из рук саблю и кинжал, бросился в ближайшие кусты.
   Заканчивающее свой танец смерти привидение, приплясывая, потихонечку переместилось на задний план, а выступившее вперед лихо, раскрутившись, направило пучок разрушительной энергии прямо на широкий кожаный пояс Кулдана. Не придерживаемые поясом штаны съехали на колени, и запутавшийся в них Кулдан повалился на землю. Судорожно хватаясь за свои сползающие с ног вниз штаны, и еще больше запутываясь в их широких штанинах, Кулдан еще попытался натянуть их на себя, но подоспевший оборотень обернулся волком и, прыгнув на грудь Кулдана, распластал его на земле. А потом, уступая Кулдана вампиру, бросился к привязанным к деревьям коням, которым, к их счастью, недолго пришлось отбиваться копытами от набросившегося на них волка. Удерживающие их возле деревьев поводья оборвались, и они смогли убежать в лес.
   В предвкушении не так уж и частого для него обильного пиршества вампир, наклонившись к умирающему от страха Кулдану, выпустил для еще большего устрашения свои дрожащие от нетерпения ужасные кровососущие клыки и, подхватив его на руки, понес к горящему костру.
   - Наконец-то, я смогу утолить свою ненасытную жажду твоей, мой дружочек, красной кровушкою! - громко завопил он своим ужасно гнусавым голосом, обливая бедного Кулдана непрерывно истекающей из его рта слюною. - Но ты, мой сладкий, ничего не бойся! Я не позволю тебе стать своим соперником в этих благословенных местах! Я очень ласково и бережно, не пролив ни одной капли так лакомой для меня твоей кровушки, полностью высосу ее из тебя, а потом справлю по твоей невинной душе пышные поминки! Тебе очень повезло, мой дружочек, что ты попал именно в мои руки, а не к какому-нибудь еще другому подобному проходимцу!
   Но потерявший сознание Кулдан уже был просто не в состоянии внимать его успокоительным словам, а его рука с надетым на пальце кольцом Холиды безжизненно свисала к земле. Это кольцо и увидел наблюдающий с помощью своего волшебного чана за всем происходящим на полянке Сатана. А, увидев, встревожился и начал лихорадочно думать и соображать, как бы ему, остановив вампира, предотвратить крушение всех его насчет этой похотливой шибианки планов и надежд.
   Вампир осторожно уложил Кулдана на устроенное им же самим перед сном ложе. А все остальные участвующие в потехе нечистые закружились вокруг них в ритуальном танце ночного шабаша. Вампир, ласково поглаживая оцепеневшего Кулдана по груди, нащупал на его теле свое самое любимое место и, прикрыв от охватившего его при этом предвкушения скорого наслаждения глаза, потянулся к нему. И только уже намерился вонзить в его шею кровососущие зубы, как чей-то громкий повелительный оклик остановил его.
   - Во имя нашего всемогущего Сатаны я повелеваю тебе, вампир, остановись! - громко выкрикнул только что появившийся на полянке бес.
   Недоумевая, чем же они могли вызвать неудовольствие своего предводителя, участвующие в охоте на смертного человека нечистые забросали его вопросительными взглядами. А тот, подойдя к Кулдану, указал нечистым на одетое на его руке колечко.
   - Прежде чем нападать на этого молодого человека, вам вначале следовало бы посмотреть на это принадлежащее нашей дорогой подруге Холиде кольцо, - с укором бросил он виновато потупившимся нечистым. - Мы, мои дорогие, в отличие от жестокосердных коварных людей никогда не обижаем слуг своих друзей.
   Незадачливые нечистые, смущенно пожимая поникшими плечами, торопливо покидали не принесшую им ожидаемых почестей полянку. А исполнивший волю Сатаны бес, прежде чем возвратиться к оставленной им на сеновале Варваре, поручил оборотню пригнать пострадавшему путнику его коней.
   - Не переживай! - выкрикнул он уже на бегу понуро опустившему свою голову приведению. - Ты сегодня со своей пляскою смерти был просто неподражаемый.
   - Правда! - вскрикнуло обрадованное приведение. - Но откуда тебе известно о моей пляске смерти? Ведь, тебя же на моем сегодняшнем представлении не было.
   - Получил послание от нашего повелителя! - услышало приведение удаляющийся голос беса. - Твой танец ему очень понравился!
   - Да, сегодня я было просто в ударе! - громко прокричало ему в ответ ловящее на себе откровенно завидующие ему взгляды своих друзей приведение. - Сегодня, можно сказать, я превзошло даже самого себя!
   Все, кто знал Бакиса раньше, удивлялись, не понимая, как может за такой короткий срок так сильно перемениться человек. Еще только год назад Бакис был веселым, общительным и жизнерадостным парнем. Год назад он еще верил в свое лучшее будущее и не сомневался, что в этой жизни все зависит только от него самого. И, вот, по истечению этого года он уже во всем разуверился, превратился в угрюмого нелюдимого человека. Трудно общаться с тяжестью на душе человеку с еще не потерявшими способность веселиться и радоваться жизни нормальными людьми. Слишком больно режет его по самому сердцу чужое счастье, в то время как свое он уже потерял навсегда. Вот, и приходится такому человеку, чтобы еще больше не беспокоить свое омертвелое сердце, обходить нормальных людей стороною. Да, и при случайных встречах с нормальными людьми он никогда не сможет поговорить с ними, как говориться, по-людски, а, отделавшись общими фразами, торопится скорее закончить с ними разговор. Потому что, больше собственной смерти он боится их неосторожного сочувствия и, тем более, их порою таких жестоких слов неискреннего успокоения, которые еще больше усиливают боль в его незаживающей ране. Ох, как нелегко человеку в одиночестве с переполнившим всю его душу горем, но несоизмеримо труднее в это время с ним его родным и близким людям. Это они, стойко выдерживая его обострившуюся в это время подозрительность и мнительную раздражительность, с готовностью заглушают в себе его глухое неудовольствие всем, что его в это время окружает. И делают все от них зависящее, чтобы отвлечь человека от его мрачных мыслей, позволить его бедной голове и исстрадавшемуся сердцу глотнуть хотя бы немного свежего живительного воздуха, освободить его хотя бы на одно мгновение от непосильной ноши. Только и поэтому все позволившие подловить себя непрошеному несчастью или случайной беде люди тут же немедленно отправляются к своим родным или близким в надежде, что те обязательно их поддержат, и что их сочувственное понимание поможет им облегчить душу. Так, и Бакис в последнее время зачастил к своим родителям.
   У кого, кроме мамы, так сильно волнуется сердце за своих детей? И кто еще, кроме мамы, все своим детям простит, внимательно их выслушает и посочувствует им? Изболелось сердце у Марии, наблюдая, как сохнет прямо на глазах ее Бакис. А когда он приехал к ним с немного посветлевшим лицом, то, как она радовалась за него и за себя, и как неистово она молилась, вознося светлым небесам свою материнскую благодарность за помощь ее сыну. Но все замечающее материнское сердце подсказала ей, что рано она радуется, что с ее сыном далеко еще не все в порядке. А когда Мария заметила, подчеркнуто ласковое отношение Бакиса к ним, его родителям, как он старается угодить им, предугадать их желания, то, обеспокоившись еще больше, затормошила своего ничего не понимающего Филократа.
   - Разве ты не видишь, как переменился наш Бакис!? - со слезами на глазах высказывала она ему свои материнские предчувствия. - Чует мое сердце, что он что-то задумал? Поговорил бы ты с ним....
   - Наш сын, как сын! Что ты о нем вечно выдумываешь и подозреваешь его неизвестно в чем! - отбивался от нее Филократ, но и у него самого тоже сердце было не на месте.
   Филократ тоже заметил встревожившую его жену перемену в своем сыне, и она его тоже беспокоила, но как подойти к сыну с разговором, чтобы он не замкнулся от него, а открылся своему отцу, Филократ не знал. Он еще некоторое время думал, рассуждая сам с собою по этому трудноразрешимому для себя вопросу, но, в конце концов, решился. И когда уставший за день Бакис присел на скамейку возле дома, он, подойдя к нему, спросил у него:
   - Все ли у тебя в порядке, сын? Откройся ты хоть перед своими родителями. Пойми, мы же за тебя не только беспокоимся, но и переживаем....
   Не ожидавший от отца подобных слов нахмурившийся Бакис неприятно вздрогнул, и вся его показная веселость слетела с него, как шелуха. И перед вопрошающе взирающем на своего первенца Филократом уже снова сидел прежний сын, с привычным для него в последнее время пасмурным лицом. Однако от его внимательных отцовских глаз не укрылось, что в лице его сына уже не было прежней отрешенности от жизни, что оно у него уже прямо светилось какой-то страшно пугающей его решимостью. Нелегко сыну отмолчаться на прямой отцовский вопрос, и потупивший свои глаза Бакис рассказал ему о своей задумке, освободив Марийку, убежать с нею туда, где их не сможет разлучить жестокая и коварная ханская дочь. Молча выслушавший его Филократ в ответ только тяжело повздыхал, но отговаривать сына не стал.
   - Даже и не знаю, сын, что тебе в этом случае посоветовать, - тихо проговорил он в ответ на вопросительный взгляд своего сына, - тебе, наверное, виднее, как следует поступать. А о нас не беспокойся, думай только о самом себе и Марийке.
   Расчувствовавшийся Бакис доверчиво, уткнувшись в его плечо, забился в беззвучных неутешных рыданиях. А Филократ, ласково поглаживая своего сына, как маленького, по его вихрастой шевелюре, молча умолял всемогущие небеса, чтобы они отвели беду от его сына, которого он смог вырастить и воспитать хорошим человеком, но не может защитить его от людского коварства и злобы.
   Уезжая обратно в ханский аил, Бакис попрощался со своими родителями так, словно он уезжал в далекое опасное путешествие. Мария все время порывалась что-то сказать своему сыну, но всякий раз ее останавливал нахмурившийся Филократ.
   - Помолчи, жена, не трави еще больше парню душу, - тихо выговаривал он ей. - Пусть небеса охраняют его, а мы с тобою помочь ему уже больше не в силах.
   Не понукаемый Бакисом конь время от времени, переходя с крупной рыси на галоп, останавливался только для того, чтобы общипать особо ему понравившийся кустик молодой сочной травки. А с головою погрузившийся в свои невеселые мысли Бакис его не одергивал и не торопил. Он все смотрел и не мог насмотреться на свои родные места, и все внутри него восставало против того, чтобы он прощался с ними навсегда.
   Кто может заранее предугадать свою судьбу!? И кто из живущих на земле людей может быть заранее уверенным, как ему следует поступать в том или ином случае!? Иногда человеку может показаться, что он принял для себя единственно верное решение, но изменчивая судьба, незаметно для него, сделает такой очередной поворот в его жизни, что в посыпавшихся на него впоследствии неприятностях заметается он по жизни в поисках выхода, как угорелый. А вот выхода-то из неблагоприятных для человека жизненных обстоятельств это вечная пересмешница судьба может ему и не предоставить. Так и сейчас, не противиться бы Холиде его встречам с Марийкою, и Бакис, зная, что над нею никто не измывается, вполне возможно нашел бы для себя более мудрое решение. Но он не знал, что его Марийке пока что ничего не угрожает. А поэтому, представляя в своем воспаленном воображении пытки, которым подвергает его возлюбленную ханская дочь, он уже еле сдерживал себя, чтобы не ринуться, очертя голову, на глинобитный домик. Как жаль, и как это печально, что мы не можем предугадать свою судьбу и выверить по ней свои дела и поступки.
   Холиду разбудили среди ночи громкие выкрики и шум борьбы. Недовольно поморщившаяся Холида набросила на себя шелковый халатик и, выйдя в комнату для приема гостей, увидела, как два рослых половца скручивают яростно сопротивляющегося Бакиса.
   - Что здесь происходит!? - окликнула столпившихся в приемной слуг Холида.
   - Госпожа, этот сумасшедший, ворвался в юрту и пытался проникнуть в комнату, где сейчас спит твоя новая мастерица, - объяснила ей всхлипывающая Прокуда.
   Наконец-то, скрутившие Бакиса по рукам и ногам половцы застыли в почтительных позах, дожидаясь ее дальнейших повелений. А Холида молча смотрела на делавшего вид, что не видит ее, Бакиса и думала, как ей будет лучше с ним поступить, и как она может использовать эту подвернувшуюся ей новую возможность повлиять на упорно не желающего в нее влюбляться Бакиса. Конечно, она с легкостью могла бы загладить его очередную по отношении к ней дерзость. После ее просьбы все ее служанки и эти два половца до конца своих дней забыли бы о том, что происходило в ее юрте сегодняшней ночью. Но это ее очередное снисхождение к продолжающему ей дерзить Бакису ничем не поможет в ее дальнейших насчет него замыслах. Бакис по-прежнему будет ее ненавидеть и, вряд ли, откажется от намерения вырвать из ее цепких рук свою Марийку. А, передав его на скорый ханский суд, она потом спасет его от неминуемой смерти и, как спасительница, может рассчитывать на его благодарность.
   - Так вот, как ты решил мне отплатить за все мои милости, за то, что я все это время заботилась о тебе, кормила тебя и поила, - с укором проговорила по-прежнему не обращающему на нее внимания Бакису Холида. - Уведите его отсюда! - недовольно бросила она дожидающимся ее распоряжений половцам. - Я не желаю больше видеть возле себя того, кто платит мне такой черной неблагодарностью за мое к нему хорошее расположение, за мой хлеб и соль.
   Подхватившие Бакиса под руки половцы утащили его из домика, а Холида, предупредив Прокуду, чтобы отдыхающая в комнате для гостей Марийка оставалась в неведении о попытке ее похищения, возвратилась к себе. Но в эту ночь ей уже больше уснуть не удалось, она до самого рассвета беспокойно проворочалась на своем мягко устеленном Прокудою ложе, думая и прикидывая про себя, как ей лучше использовать проступок Бакиса в собственных интересах.
   От поднятого среди ночи шума Марийка проснулась. Она слышала, как кто-то прорывается в ее комнату, а потом и шум завязавшейся возле двери борьбы, но из долетающих до нее отрывочных фраз она не могла понять, что там происходит. А окликнуть Прокуду и расспрашивать ее через дверь Марийка не решалась. И только тогда, когда в передней комнате все утихла, она осмелилась окликнуть занимающуюся уборкою всхлипывающую служанку.
   - Прокуда, что возле моей комнаты только что происходило?
   Прокуда открыла дверь и указала ей на следы недавней борьбы.
   - Ты только посмотри, во что они превратили юрту моей госпожи, - пожаловалась растирающая по своим пухлым щекам слезы служанка. - И за все это, если я до утра не наведу здесь порядок, попадет от ханши мне одной.
   - Не переживай, я помогу тебе, - охотно согласилась ей помочь Марийка. - Но что же все-таки здесь происходило? Кто осмелился нарушить среди ночи сон самой ханской дочки?
   - Да, все этот сумасшедший! - со злостью буркнула все еще переживающая свой недавний страх служанка, но, вспомнив о предупреждении ханши, успела вовремя прикусить свой длинный язычок. - А сегодня он уже совсем сошел с ума. Как безумный, ворвался в комнату моей госпожи, напугав ее, бедняжку, до смерти, а потом начал ломиться к тебе. Хорошо еще, что меня он не заметил, и я успела позвать на помощь.
   - Я тоже проснулась, когда услышала, что кто-то возится с запорами на моей двери, - проговорила в ответ на вопросительный взгляд служанки Марийка. - Но кто он такой этот бедолага? Не может быть, чтобы на такое решился кто-нибудь из слуг ханши? По крайней мере, я до этого времени ничего подобного за ними не замечала.
   - Ты не могла его видеть, - поспешила исправить свою оплошность Прокуда, - ты все это время сидела за своими вышивками в комнате. Да, и я сама видела его всего лишь несколько раз, и то мельком. Мало ли их, пригретых нашей жалостливой госпожою, расплодилось в аиле.
   - И что же теперь с этим несчастным будет? - с тяжелым вздохом поинтересовалась впечатлительная Марийка.
   - Можешь не сомневаться, что наш милостивый хан его не помилует! - с нескрываемой злобою бросила ей Прокуда. - Он и за меньший проступок повелел бы отрубить безумцу голову. А этот неблагодарный прощелыга сегодня до смерти напугал его доченьку, в которой наш хан души не чает. Нет, его непременно должны будут казнить.
   - Прокуда, а можно я завтра посмотрю на него хотя бы одним глазком? - попросила служанку ханской дочки жалостливая Марийка, которой почему-то очень не хотелось верить, что ночной безумец был и на самом деле для нее опасным.
   - Нечего тебе любоваться на всяких там сумасшедших, - решительно отказала ей неприятно скривившаяся Прокуда, - у тебя срочный заказ от моей госпожи. И ты, пока его не выполнишь, не должна ни о чем другом думать. А сейчас иди к себе и отдыхай. Я уже и сама управлюсь.
   Закрыв Марийку в ее комнате, Прокуда, чтобы не потревожить Холиду, стараясь стучать, как можно тише, торопливо заканчивала убираться в приемной своей госпожи.
   Связанный по рукам и ногам крепкими веревками Бакис полулежал прислоненным к войлочной стенке кибитки, а у его ног сидели охраняющие его бдительные сторожа. Даже и не пытающийся сам себя обманывать Бакис, не сомневаясь в ожидаемой его участи, внутренне смирился со своей судьбою. А, смирившись, он успокоился и только лишь улыбался своей мрачной улыбкою в ответ на раз от раза окидывающие его тревожные взгляды сторожей, словно говоря им:
   - Успокойтесь! Неужели вы не видите мою перед вами беспомощность? Вы же сами связали меня по рукам и ногам крепкими веревками.
   Но сторожа, если судить по кровоподтекам на их смуглых лицах, уже испытав на себе его недюжинную силу, больше не горели желанием снова испытывать ее на себе. Да, и продолжающий улыбаться Бакис думал вовсе не о них, а о своих родителях и, конечно же, о своей Марийке, которую ему так и не удалось освободить, вырвать из рук жестокосердной ханской дочки. А, ведь, все так хорошо начиналось и сулило ему успех. Где-то около месяца он не делал попыток увидеться со своей Марийкою, старательно убеждая всех, что он, смирившись, потерял к глинобитному домику всякий интерес. Своей внешней мнимой покорностью ему удалось не только усыпить бдительность приставленных ханшею к домику сторожей, но и незаметно для всех подогнать к аилу двух коней из ханских табунов. И, вот, сегодняшней ночью, легко справившись с несложным запором на входной двери домика, он проник к двери комнаты, где томилась его возлюбленная. О! И как же он сейчас себя ругал за то, что не сумел при дневном свете рассмотреть запоры на двери, а главное, что не проследил за служанкою ханской дочки Прокудою! Если бы он знал, что она на эту ночь осталась ночевать в домике, то непременно перенес бы похищение Марийки на другую более удобную для него ночь. Но он этого не знал. И потревоженная его вознею возле двери комнаты, в которой в это время спала Марийка, служанка с перепуга так громко завизжала, что могла бы поднять даже мертвого, а не то, чтобы разбудить всегда чутко спавших неподалеку половцев. Поняв, что ему сегодня не удастся осуществить задуманное, Бакис уже намерился бежать из домика, но подоспевшие слуги ханши преградили ему дорогу. И, вот, сейчас он в ожидании скорого ханского суда томится связанный по рукам и ногам в кибитке под охраною двух задержавших его половцев.
   - Только бы моя Марийка ничего не узнала о моей скорой казни! - тихо нашептывали его беззвучно шевелящиеся губы. - Она бедная уже и так настрадалась от невзлюбившей ее ханши!
   Уловивший это беззвучное шевеление его губ один из половцев, пытаясь расслышать, что хочет сказать им пленник, поднес свое уже давно не мытое ухо к нему поближе. Но уже больше не желающий ни с кем ругаться или ссориться Бакис только простительно ему улыбнулся.
   - Так ты, сосунок, еще вздумал над нами поиздеваться! - с негодованием выкрикнул обозлившийся половец и так сильно пнул его ногою в живот, что мгновенно пронзившая Бакиса резкая боль заставила его скорчиться и застонать. - Ну, вот, - язвительно заметил осветившийся довольной ухмылкою половец, - теперь тебе, парень, больше улыбаться не захочется.
   Скорчившийся от боли Бакис не видел, как зашевелился отодвигаемый в сторону прикрывающий вход в кибитку полог, и как в нее вошла пришедшая его навестить ханская дочка.
   - Выйдите вон! - недовольно поджав свои припухлые губки, повелела она сторожившим Бакиса половцам, и те, испугано сжавшись, поспешно выползли из кибитки. - Я не принесла тебе хороших вестей, Бакис, - тихо проговорила оставшаяся наедине с ним Холида. - Мой батюшка повелел тебя казнить.
   Бакис промолчал. Он не только ничем не прореагировал на ее уже ожидаемое им сообщение о своей казни, но и, давая понять ханше, что не намерен обсуждать с нею свои проблемы, отвернулся от нее.
   - Этого мужлана ничем не проймешь, - с неудовольствием отметила про себя не отводящая от Бакиса своих внимательных глаз Холида. - Его даже известие о своей скорой смерти не заставило выйти из себя и умолять меня заступиться за него, спасти его жалкую жизнь.
   Но она, даже и вида не подав, что недовольно им, тем же тихим бесстрастным голосом продолжила:
   - Только не вини меня, Бакис, что я не попыталась замять твою ночную безумную выходку. Тебе, ведь, и самому прекрасно известно о том, что красивая девушка должна заботиться о собственной репутации, а заступись я ночью за тебя, что тогда подумали бы мои слуги, какие бы сплетни они разнесли бы тогда о нас по всей степи. Поверь, я не могла сегодняшней ночью позволить себе дать своим слугам пищу для подобных кривотолков. Но я тебя не брошу. Я обязательно найду способ помочь тебе выпутаться из этой беды. Ты понял меня, Бакис?
   Но уже больше ни на что не надеющийся Бакис ее не слушал. Да, и что он мог сказать ей в ответ? Бакис, зная о коварстве ханской дочки, зная о том, что она в достижении желаемого не остановится ни перед чем, сейчас не верил ни одному ее слову. Он даже не пытался понять, какую на этот раз она преследует цель. Ибо его уже все эти ее игры больше не интересовали. В самом конце своей еще только-только начинающей жизни он не хотел понапрасну терзать себя подобными совершенно ему не нужными размышлениями. Бакис уже больше не хотел думать о том, что надеялся навсегда оставить на этой не очень-то приветливо встретившей его появление на белом свете земле. Он в эти последние часы своей жизни хотел думать только о самых дорогих близких ему людях и уже мысленно прощался с ними, прося у них прощения за все причиненные им беспокойства. Так и не дождавшаяся от него ни одного словечка Холида было вынуждена оставить его наедине со своими мыслями, поручив охраняющим его сторожам не спускать с него глаз. Казнь Бакиса была назначена на ближайшее воскресение, и у нее еще было достаточно времени для подготовки к ней. Нет, и нет! У нее даже и мысли не возникало, что она отдаст своего Бакиса на растерзание ханскому палачу, она сейчас думала только о том, как бы ей лучше воспользоваться ситуацией и предстать в глазах осужденного на смерть Бакиса его единственной спасительницею. В ее прелестной быстро соображающей головке уже созрел план по его спасению, и она сейчас с головою окунулась в подготовку своего замысла.
   - Вот, теперь-то тебе, мой дружочек, от меня вовек не избавиться, - предвкушая уже совсем скорую победу над упорно не желающим идти навстречу ее сладострастным желаниям Бакисом, радовалась про себя Холида. - Когда все твои страхи улетучатся, когда ты снова почувствуешь себя как бы заново народившимся на этот белый свет, ты уже не сможешь больше оставаться неблагодарным ко мне. И не сможешь не замечать той, которая делала все и пошла на многое только ради того, чтобы спасти тебя от сабли ханского палача. А я уж постараюсь крепко-накрепко опутать тебя сотканною мною на твоей благодарности за свое спасение сетью и навсегда перекрыть дорогу к твоей прежней жизни. Начиная со дня твоей казни, ты для всех своих родных и близких будешь считаться мертвым, а поэтому не осмелишься пугать их своим неожиданным объявлением из мира мертвых. С этого времени ты уже будешь принадлежать только мне одной, и будешь жить до тех пор, пока я буду в тебе нуждаться.
   Еще раз все, как следует, обдумав и тщательно взвесив для себя все возможные в случае неудачи последствия, Холида послала верного ей человека в торговый городок для покупки похожего на Бакиса раба. А сама отправилась в приморский поселок, чтобы подготовить для спасенного от казни Бакиса надежное убежище.
   Резвые кони быстро катили по пробитой в степной траве дороге доверху нагруженную кибитку ханши. Холиды везла в ней все необходимое, чтобы ее Бакис, выжидая некоторое время в обнаруженной ею на побережье пещере, ни в чем не нуждался, а также обитую железом крепкую дубовую дверь. Установив дверь на входе, Холида уже будет полностью уверена, что посаженный в пещеру ее пленник никуда из нее не выберется. Холида уже была достаточно опытною, чтобы не только понять предназначение спрятанной в горе пещеры, но и предположить, что об этой пещере известно, пусть и немногим, жителям приморском поселения рыбаков и ремесленников. Ей в своем тайном деле напрасный риск был ни к чему. Она просто не могла себе позволить и не хотела, чтобы какая-нибудь досадная случайность полностью перечеркнула все ее дальнейшие замыслы насчет Бакиса. Совершать тайное дело, а тем более такое хлопотливое, всегда непросто и требует от задумавшего его не только немало сил и средств, но и времени. И, как всегда, успешно справившаяся с обустройством для пребывания в пещере спасенного от сабли палача Бакиса Холида смогла вернуться в родной аил уже только поздно вечером накануне назначенной на воскресение казни. Возвратившись в аил, Холида сразу же послала служанку за посланным с поручением в торговый городок половцем. И тот скоро пришел к ней в сопровождении немного прихрамывающего закутанного в длинный темный плащ раба. Молчаливая Прокуда провела их прямо в комнату к нетерпеливо дожидающейся их своей госпоже. И Холида, сбросив с остановившегося напротив нее раба плащ, от неожиданности увидеть точную копию лица Бакиса даже испуганно от него отшатнулась. Правда, при более внимательном рассмотрении он оказался немного ниже Бакиса и чуть-чуть поуже в плечах, да, и выглядел он в отличие от гордого мужественного Бакиса испуганным изнуренным зверком, но их сходство было просто поразительным.
   - Почти таким же может выглядеть сейчас и сам Бакис, особенно после того, как побывал в руках моих слуг при задержании на месте преступления, - подумала полностью удовлетворенная купленным ей рабом Холида. - А на все остальные его отличия от моего Бакиса во время козни никто не обратит внимания. Этим жестокосердным смертным важен сам процесс совершаемой казни, а вот кого в это время казнят, для них никогда не имеет большого значения.
   И она, желая рассмотреть его как можно лучше, заставляла покорного ее воле раба поворачиваться в разные стороны, но с какой бы стороны на него не смотрела, она всегда видела в нем так радующую ее похожесть на Бакиса.
   - Моя повелительница! - вскрикнул обеспокоенный ее затянувшимся молчанием низко склонившийся перед нею половец. - Только одно его сходство с Бакисом заставило меня приобрести для тебя такого негодного для работы раба. Он не может состоять при тебе даже на посылках из-за своей хромоты....
   - Успокойся, любезный, ты приобрел для меня именно то, о чем я тебя и просила, - с ласковой улыбкою проворковала довольная Холида, - ты нашел для меня в торговом городке даже намного больше, чем требовалось.....
   - Но это еще не все, госпожа, - осмелился ее прервать немного приободрившийся половец, - он еще и глухонемой от рождения.
   - От этого раба, мой друг, мне требуется только одно его сходство с моим бывшим дерзким слугою Бакисом, а все остальные его достоинства меня не только не волнуют, но и даже не интересуют, - одарив успешно справившегося с ее поручением половца еще одной ласковой улыбкою, проговорила Холида.
   А про себя подумала, что глухота раба, как, впрочем, и немота для нее скорее достоинство, чем недостаток.
   - И не только для меня, но и для самого этого несчастного, - немного погодя поправилась она. - Только благодаря этим своим отличием от остальных людей он до самого последнего момента не будет ничего знать об уготовленной ему страшной участи, а сама его смерть станет для него только избавлением от земных страданий.
   Окончательно убедившись, что он приобрел для ханской дочки именно то, что она от него и требовала, получивший лично для себя на этой сделке немалую прибыль половец успокоился, и, получив еще от Холиды обещанное ему ранее хорошее вознаграждение, поторопился откланяться. А оставшаяся наедине с рабом Холида еще долго осматривала послушного ее воле безгласного раба и радовалась, что благодаря его просто поразительному сходству с Бакисом, она сможет уже сегодняшней ночью поменять их местами. И сделать ей это ночью было намного проще, чем непосредственно перед самой казнью, когда охрана осужденного ханом на смерть преступника будет значительно усилена. Вволю порадовавшись так нежданно привалившей ей удачею, она повелела Прокуде приготовить горячей воды для мытья и все необходимое для обильного вечернего пира. Уже давно привыкшая к безусловному исполнению не всегда понятных ей повелений своей госпожи Прокуда, ничем не высказывая своего удивления, молча выполнила все, что от нее требовалось, и так же молча удалилась в свою кибитку.
   А впервые решающая чью-то судьбу, и впервые испытывающая в связи с этим что-то наподобие угрызения совести, Холида, стремясь хоть как-то загладить перед рабом свою невольную вину, решила, что пусть хоть в этот последний в его жизни вечер он не должен ни в чем нуждаться. Она сама омыла блаженствующего от одного только прикосновения ее пальчиков к его телу раба горячею водою. А потом, переодев в похожую на ту одежду, в которой сейчас был одет ее Бакис, до наступления полуночи угощала его изысканными яствами и хмельными заморскими винами.
   - Пусть он, бедняга, хотя бы немного вкусит земной радости перед своей скорой смертью, - виновато оправдывалась она перед самой собою, старательно заглушая в себе впервые взбунтовавшуюся в ней совесть и с неудовольствием прислушиваясь к беспокоившему ее новому состоянию своей души.
   Нет, и нет! Ее уже ничто не заставит передумать и отступиться от задуманного. Холида шла на это свое первое за все бессмертное существование преступление вполне осознанно и твердо намеревалась спасти так сильно запавшего ей в душу Бакиса ценою жизни этого раба. Слишком жалким был раб, и слишком дорожила она его двойником, чтобы усомниться в правоте своего проступка. Для нее уже было все решено, и несчастный раб, не скрывая своего удовлетворения новой хозяйкою, охотно поглощал никогда еще им не пробованные яства и пил сладко кружившие ему голову напитки. Он, не подозревая об уготовленной ему Холидою ужасной участи, был просто счастлив, что попал в руки такой щедрой заботливой хозяйки, но, даже если бы и знал обо всем, то вряд ли смог бы в полной мере осмыслить для себя все то, что его ожидало впереди. Человек, как и любое другое живое существо на земле, способен, не задумываясь о будущем, радоваться своей, по его глубокому убеждению, привольной нынешнею жизнью. А этот обреченный поставленной в безвыходное положение Холидою на скорую смерть раб и на самом деле сейчас радовался и ликовал от доставшегося, в конце концов, и на его долю небольшого кусочка наслаждения земной жизнью. И вполне, может быть, что только одним этим своим хорошим отношением к нему, тем, что даже перед жалким рабом она стремилась хоть как-то загладить свою скорую вину, Холида и была достойна прошения Творца за его невинную жизнь. Сегодня, она еще не покушалась на сотворенную Им на земле жизнь, Холида лишь жертвовала недостойной высокого звания человека жизнью ради спасения безо всякого на то сомнения прекрасной жизни Бакиса. И пусть ее подобная жертвенность еще не означала, что достойная жизнь Бакиса была для самого Творца намного дороже позорящей Его жизни несчастного раба. Но пока еще никто не осмелился бы утверждать, что она этим своим, конечно же, достойным всяческого осуждения проступком покушается на саму земную жизнь. Да, и как же было упрекнуть ее в этом, если со смертью этого несчастного породившая его жизнь не потерпела бы для себя никакого урона. Он и так влачил жалкое существование и рано или поздно, но, все равно, умер бы в излишних для него напрасных мучениях. А, вот, со смертью Бакиса непременно не состоялась бы жизнь и всех здоровых красивых детей, которые еще могли быть у него с Марийкою.
   Уповая на милость к нам постоянно заботящегося обо всех нас Творца, живущие на земле люди способны многое в своей, как всегда, несуразной и излишне суетливой земной жизни пережить и немало перенести в своих сердцах. Они стойко переносят все раз от раза сваливающиеся на их несчастные головы только из-за своей предыдущей неправедной неразумной жизни неисчислимые беды и страдания. И надо отдать им должное, они не ропщут на своего Творца, не возводят на него напраслину, а винят во всех своих несчастиях только одних самих себя и свою построенную ими же самими на земле заведомо неправедную жизнь. Так уж издавна повелось на нашей матушке-земле, что вездесущее зло всегда присутствует в любых начинаниях живущих на земле людей, и что, в конце концов, оно всегда побеждает и все переиначивает на свой лад в любых даже в самых, казалось бы, благих делах людей. Многое могут выдержать и вынести живущие на земле смертные люди, но только не преждевременную смерть своих детей. Ибо преждевременный уход из жизни находящихся в самом расцвете своих жизненных сил молодых людей всегда кажется, окружающим их людям, противоестественным и оборачивается для всех их родных и близких самым тяжелым и непоправимым в жизни несчастием и горем! Ибо нет, и никогда не будет на земле еще большего горя и несчастия, чем хоронить родителям своих преждевременно ушедших из жизни детей! Подобное несчастие уже способно не только сбить испытавшего его человека с ног, лишить его жизненных ориентиров, сломить его и, подорвав в нем волю и желание к продолжению жизни, заставить роптать на своего Творца на подобную по отношению к нему вопиющую несправедливость. И его уже бесполезно уговаривать и доказывать, что сам Творец здесь ни при чем, что во всем виновата его прежняя неправедная жизни, за которую нам всем рано или поздно, но приходится расплачиваться. Но, если так тяжело приходится хоронящим своих преждевременно оставивших земной мир детей родителям, то уже невозможно даже представить себе, что они ощущают при известии о приближении к ним подобной беды. И на что только они не способны, чтобы, если не избавить себя от нее, то хотя бы оттянуть ее приход к ним на какое-то время. Так и узнавшие о предстоящей казни Бакиса его родители сразу же бросились на колени перед кошевым Артыком, умоляя его заступиться перед ханом за их сына, или хотя бы помочь им увидеться со своим сыном перед его смертью. У Артыка, несмотря на его распущенность и честолюбивые замыслы билось в груди отзывчивое на чужую боль сердце. И он, согласившись сделать для них все, что в его силах, уехал в ханский аил, надеясь, что там, узнав обо всем, что произошло на самом деле, он сможет помочь их сыну. Однако, переговорив с ближайшими ханскими советниками, он понял, что его ходатайство не только ничем не поможет осужденному на смерть парню, а только может подтолкнуть разгневанного его неслыханной дерзостью хана на месть всем остальным жителям подвластного Артыку небольшого приморского поселка. Но и даже отказавшись от своего первоначального намерения, он, подкупив охраняющую Бакиса стражу, встретился с ним и, объяснив, почему он не может помочь ему встретиться с родителями, предложил самого себя в посредники.
   - Ты можешь, если хочешь, передать своим родным через меня все свои последние к ним слова и пожелания, - окидывая осужденного на смерть молодого сильного парня сочувственным взглядом и искренне поражаясь его мужеством, тихо проговорил перед своим уходом кошевой Артык.
   Растроганный его словами Бакис поблагодарил кошевого за сочувствие к его беде, и, сняв с себя серебряную цепочку с лениво похрапывающим на бронзовой подставке львом, попросил передать ее своим родителям вместе со словами извинения за то, что он невольно заставил их страдать.
   Сочувственные слова кошевого Артыка помогли Бакису справиться с охватившей им обреченностью и растопить всю накопившуюся в нем за последний год ожесточенную озлобленность на весь мир. Еще раз, наглядно убедившись, что в земном мире наряду с коварными жестокосердными людьми живет еще немало добрых и отзывчивых на чужое горе людей, помогло ему восстановить покой в своей истерзанной душе. И ему уже не сомневающемуся, что его родные находятся под надежным покровительством, было не так страшно оставлять этот почему-то так сильно его невзлюбивший мир.
   - Не надо было мне, глупому, разочаровываться в людях и понапрасну злиться на всех половцев, - укорял он самого себя, - если бы я все последнее время не был так сильно поглощен своим горьким отчаянием, то, наверное, нашел бы лучший и более надежный способ спасения своей Марийки. А так и Марийку не спас и себя загубил.
   В последнюю в своей жизни ночь Бакис решил не спать. А, полностью посвятив ее воспоминаниям об уже прожитой жизни, думать и размышлять только о самых светлых для него в ней днях, о самых близких ему и родных людях.
   - Отосплюсь, когда моя душа перенесется в Нижний мир предков, - невесело пошутил он, устраиваясь в тесной кибитке, в которой, кроме него, еще постоянно бодрствовали сторожащие его два половца.
   Но реальная действительность редко когда считается с пожеланиями и намерениями людей, и беспокойно ворочающемуся на своей жесткой подстилке Бакису все время почему-то представлялась лишь то, о чем он вообще хотел до завтрашнего утра забыть. Да, и сама его голова тоже наотрез отказывалась думать и представлять в себе предстоящую ему завтрашним утром казнь.
   Как пылкая юность, прекрасно для себя осознающая, что она не вечная, но в тоже время безмятежно отдающаяся веселью и радостям жизни, совершенно не беспокоясь о своем скором увядании, так и молодое сильное тело Бакиса не могло согласиться с его сознанием о своей скорой смерти. Оно никак не могла взять себе в толк, что уже завтра оно станет неживым, что уже больше в нем не взбесится пылкой страстью кровь, что до него уже больше не прикоснутся нежные девичьи руки. Начисто отрицая свое внушающее ему мысль о его скорой смерти сознание, оно, громко споря с ним, ни на одно мгновение не прекращало убеждать слабо сопротивляющегося Бакиса:
   - И о чем ты только думаешь!? Разве можно допускать к себе мысль о скорой смерти, обладая таким сильным молодым телом!? С таким, как сейчас у тебя, здоровьем ты еще сможешь прожить без особых проблем долгие-долгие годы!
   Да, и разве можно было переубедить тело Бакиса в действительной возможности скорой смерти!? Разве сможет его тело понять, что можно просто так, не болея, взять и умереть!? И вообще стоит ли с ним спорить! Пока человек дышит, пока в нем бьется молодое сердце, а по его жилам бурлит и клокочет молодая пылкая кровь, он думает и мечтает только о предстоящей жизни, а не о смерти. Ибо даже сама мысль о смерти при так и пышущем здоровьем теле и сильном духе просто бессмысленна и противоестественна. Прощаясь со своей земной жизнью, человек уже начинает совсем по-другому, чем прежде, смотреть на окружающие его совсем еще недавно такие обычные и незначительные для него вещи или явления. Если раньше его рассеянное внимание почти никогда не задерживалось на них, то уже сейчас они приобретают для него совсем иное звучание и кажутся ему не такими уж обыденными, а даже, совсем наоборот, невероятно важными для живущего на земле человека и значительными. В своих попытках добраться до самой их сути, чтобы обосновать их существование рядом с собою, он порою, совсем неожиданно для самого себя, заглядывает в такие глубины, которые уже давно ищут в своих заведомо бесполезных поисках абсолютно все продолжающие жить на земле люди. Но, к сожалению, умирающий не догадывается об этом и его уже больше не так уж и сильно волнует его случайное прозрение, за которое, если бы он сумел передать его продолжающим жить людям, его потомки были бы ему безмерно благодарны. Это как бы случайное прозрение умирающего человека непременно помогло бы людям более правильно и лучше обустраивать свою земную жизнь.
   Так и Бакис всю последнюю в его жизни ночь, отбиваясь от мысли о своей скорой смерти, как от надоедливой мухи, с особым для себя удовлетворением ощущал внешние признаки самой его жизни, которые наглядно убеждали его, что он все еще продолжает жить. Что он, если, конечно же, захочет, может пошевелить правой рукою, а то и выпрямить или согнуть свою левую ногу. Подобные ощущения самой жизни, над которыми не только не надо, но и даже не следует задумываться живым людям, Бакису очень нравились, и он забавлялся ими, как ребенок. Жизнь в его здоровом сильном теле одерживала самую убедительную для него победу над неприятной ему мыслью о своей скорой смерти, и он, празднуя свою последнюю радость на земле, только тихо улыбался в темноте.
   В полночь возле кибитки, где он проводил свою последнюю ночь, послышались чьи-то шаги, потом заговорили тихие голоса, в одном из которых он узнал голос ханши.
   - Какие они все надоедливые, эти живые, - с неудовольствием подумал неприятно скривившийся Бакис, - даже последние часы в моей жизни они старательно отравляют своими на меня посягательствами. А я уже, кроме одного всемогущего неба, больше не должен принадлежать никому. Что еще могло понадобиться им от меня? Какими словами я смогу упросить у них оставить меня в покое?
   Но живые даже и не думали прислушиваться к последним желаниям готовящегося к своей скорой смерти Бакиса. Прикрывающий вход в кибитку полог зашевелился, и в нее вошла в сопровождение одетого в длинный темный плащ человека Холида.
   - Ты не спишь. Бакис? - негромко окликнула она его.
   Неприятно поморщившийся Бакис, всем своим видом показывая ханской дочке, как ему не хочется ее видеть в последние перед своей смертью часы, отвернулся от нее в сторону. Но пришедшая его проведать Холида уже, по всей видимости, была готова к подобной встрече, а поэтому его показная грубость ее нисколько не обескуражила, она просто не обратила на нее никакого внимания.
   - Ты совершенно напрасно на меня обижаешься, Бакис, - с укором проговорила она ему, - я тебе не враг. Я пришла спасти тебя от неминуемой смерти.
   И до того нелепо прозвучали в ее устах эти слова, что Бакис, не сдержавшись, только многозначительно хмыкнул. Из рук уже немало досадившей ему в прошлом ханской дочки он не хотел принимать никакой подачки, пусть даже и такой дорогой, как его жизнь. Стоящая напротив него Холида, сбросив с пришедшего вместе с нею человека плащ, поднесла к его лицу светильник.
   - Посмотри на моего спутника, Бакис, - игриво проворковала она. - Разве вы не похожи друг на друга, как две капли воды.
   Заинтересовавшийся ее словами Бакис неторопливо, словно нехотя, обернулся и окинул изучающим взглядом стоящего рядом с ханшею человека.
   - Ну, и как, узнаешь в нем самого себя? - с тихим смешком поинтересовалась у него Холида.
   На продолжающего внимательно вглядываться в лицо спутника ханши Бакиса смотрело его же собственное лицо. Он и раньше уже что-то слышал о двойниках, но, сейчас, впервые столкнувшись лицом к лицу с одним из них, поражался его просто невероятным с ним сходством.
   - Ну, и что ты медлишь! - недовольно прикрикнула на него заторопившаяся Холида. - Набрось на себя его плащ и иди со мною! Во время завтрашней казни он будет казнен вместо тебя!
   Услышав об уже не ожидаемой им возможности спасти себе жизнь, Бакис просто ополоумел от мгновенно захлестнувшего его радостного ликования. Ему, уже смирившемуся со своей скорой смертью, совсем неожиданно засветила умирающая в человеке всегда последней звезда надежды. И все разрушающим на своем пути светом она, мгновенно испепелив всю выстроенную за это время Бакисом стену смиренного равнодушия в ожидании неизбежного в своей судьбе, разожгла в нем сильное желание, еще хотя бы немного пожить в этом неповторимо прекрасном земном мире.
   - Я не умру! Я буду продолжать жить! Я буду встречать восход красного солнышка не только завтра, а каждое последующее утро! Ну, и что из того, что мне придется поступиться некоторыми своими принципами! - закружилась, как очумелая, в его голове недостойная мысль. - Зато у меня будет возможность еще долгое время шевелить своими руками, ногами, головою и всем остальным своим телом столько раз, сколько я пожелаю! Жизнь того стоит!
   А с нею в унисон заныло и все его тело, которое уже больше не спорило с его сознанием, а от мгновенно переполнившего его радостного ликования только с укором кричало ему во весь голос:
   - Теперь-то ты убедилось в моей правоте! Вот видишь мне еще рано оставлять этот мир!
   Напряжение, с помощью которого он и создал для себя в предсмертные часы внутреннее успокоение, расслабилось, парализовав все его члены. И именно сейчас Бакису до того сильно захотелось вскочить на ноги и, набросив на себя спасительный темный плащ, заслониться им от уже страшно пугающей его смерти. Бакис в этом овладевшем им яростном стремлении выжить несмотря ни на что, даже и не подумал о стоящем напротив него несчастном молодом рабе, который должен был пожертвовать собою ради того, чтобы он продолжал жить.
   - Не думай ни о чем и ни в чем не сомневайся ради спасения собственной жизни! - уже прямо надрывалась от крика впервые одержавшее в нем верх все, что только и есть в каждом живом человеке, низменное и трусливое. - Тебе нет никакого дела до других! Пусть умирают они, а ты должен продолжать радоваться жизни! Ведь, они, эти другие, уже, наверное, немало пожили на этом белом свете, а ты еще такой молодой и вся твоя жизнь у тебя еще впереди! Торопись спасти самого себя от неминуемой смерти!
   Ошеломленный Бакис изо всех своих сил пытался сбросить с себя это удерживающее его на месте оцепенение и вскочить на ноги, но, к его немалому изумлению, он в это время не смог даже пошевелить рукой или ногою. И как бы он не напрягал свою волю - его же собственное тело ему не подчинялось. То есть, оно, так же, как и он, тоже все устремилось вперед, но какая-то не подвластная ни самому Бакису и ни его телу сила продолжала удерживать его на месте. И она спасла Бакиса. Спасла не его жизнь, а спасла и сохранила в нем достойного уважение человека, спасла его от самого себя. Ибо, если бы он, вскочив на ноги, ухватился за протянутый ему шибианкою темный плащ, то у него уже могло не оказаться сил, чтобы возвратиться к самому себе. Но, слава Творцу, что Он каждому из нас дает в подобных случаях одно спасительное мгновение, в течение которого мы просто обязаны, чтобы и дальше ощущать самих себя людьми, одержать верх над всем, что только и есть внутри каждого из нас, низменным и малодушным. Бакис использовал это предоставленное ему Творцом спасительное мгновение, и с его помощью, овладев самим собою, загнал уже торжествующее в нем свою победу низменное на самое дно своей чистой светлой души.
   - Опомнись, ты не можешь так поступать! - сразу же вскричала не желающая подталкивать его на недостойный высокого звания человека постыдный поступок совесть. - Настоящий мужчина никогда не будет трусливо прятаться от опасностей за спинами других ни в чем не повинных людей! Ты не должен принимать от ханской дочери такой подарок, который завтра загубит на месте казни вместо тебя невинного раба!
   - Нет, я в таком своем спасении не нуждаюсь, - решительно отказался от ее предложения Бакис, - я не смогу продолжать жить, если вместо меня будет казнен другой ни в чем не повинный человек. Поступив так, я уже больше не смогу посмотреть в глаза своим родителям и своей возлюбленной. А без них моя купленная такой ценою жизнь превратится в неволю. И я тогда буду завидовать жизни самого несчастного раба твоего отца.
   - И надо же уродиться таким неблагодарным! - зашипела на него разозлившаяся Холида. - Я делаю все от меня зависящее и иду на все ради него, а вместо слов благодарности выслушиваю одни только упреки да еще подозрения насчет какого-то моего личного интереса в его спасении! Перестань ломаться передо мною, Бакис, сейчас для тебя не самое подходящее время раздумывать о какой-то там глупой щепетильности! Сейчас время для нас, как говорится, на вес золота! Ведь, нам еще надо успеть отъехать до рассвета от аила, как можно дальше!
   А не понимающий ни слова из их словесной перепалки раб с блаженной ухмылкою то и дело потихоньку отпивал небольшими глоточками поднимающее ему настроение хмельное вино из бережно удерживаемого в руках кувшинчика, пока до того не упился, что уже еле держался на ногах.
   Недовольно скривившаяся Холида резким взмахом левой руки усадила его возле Бакиса. И, с помощью предусмотрительно захваченного ею с собою сонного зелья усыпив сопротивляющегося Бакиса, накинула на него темный плащ, а потом, подхватив под мышки, потащила из кибитки. Выйдя из нее, она бросила под ноги пропустившим ее к Бакису половцам горсть золотых монет, и поспешила к своему глинобитному домику, где ее уже дожидалась готовая отправиться по ее повелению куда угодно собственная кибитка.
   Подобравшие с земли золотые монеты половцы с недоумением посмотрели на уже прямо тащившую на себе внезапно обессилившего своего спутника Холиду. А когда в их обеспокоенные подобным не очень-то свойственным ханской дочке поведением головы закрались неясные подозрения, то сразу же бросились в кибитку проверять, а есть ли там еще осужденный на казнь Бакис. Но, увидев его сидящим на прежнем месте и понемножку отпивающим из принесенного ему, по всей видимости, самой ханской дочкою кувшина вино, с облегчением вздохнули.
   - Пусть он уже допивает это подаренное ему ханшею вино, - благоразумно проговорил один из сторожей. - Пьяным, он меньше всего будет думать о завтрашней казни, и, что самое для нас главное, ему уже будет не до побега, а все остальное нас не касается.
   Только успела Холида уложить опоенного сонным зельем Бакиса в своей кибитке, как предупрежденные заранее слуги тут же погнали впряженных в нее коней в сторону неблизкого морского побережья. И, не уставая, всю дорогу нахлестывали по их лоснящимся от выступающего пота ляжкам ременными плетками, пока те не дотащили ее до глинобитного домика в аиле кошевого Артыка. Еще было темно и не желающая, чтобы хоть кто-нибудь увидел похищенного ею Бакиса, Холида, оставив сопровождающих ее слуг в домике, подхватила его на руки и понесла в уже заранее подготовленную специально для него пещеру. Быстро пробежав по круто поднимающимся ступенькам в пещеру, она уложила продолжающего спать мертвым сном Бакиса на полати, и, присев на них возле него, стала дожидаться его пробуждения. Беспокоившие ее в последние дни заботы и волнение больше ее уже не тревожили. И она, потихонечку расслабившись, опустила свою усталую голову Бакису на грудь и даже не заметила, как уже давно подкарауливающий ее ночной сон овладел не оказывающим ему никакого сопротивления ее телом.
   Еще только-только приподнявшееся над местом своего восхода красное солнышко в одно мгновение осыпала радостно встречающую его появление степь своими теплыми золотистыми лучиками. Просыпающиеся еще задолго до его прихода в земной мир беспокойные птицы при виде осветившегося красного солнышка оживились. И, приветствуя наступления нового очередного дня звонким веселым щебетанием, торопились с окончанием своего утреннего моциона. Да, и пасущиеся на бескрайних степных просторах бесчисленные половецкие отары, стада и табуны тоже усердно пощипывали молодую сочную травку. Они, по опыту предыдущих дней хорошо для себя усвоив, что эти сейчас ласкающие им кожу теплые солнечные лучи очень скоро заставят их искать от них спасения в прохладных тенистых местах, торопливо наполняли свои ненасытные утробы. В общем, радостно загомонившая всевозможными голосами в это прекрасное солнечное утро степь кипела неукротимой и ничем непобедимой жизнью, и ничто в ней не предвещало, возможно, скорую беду, а тем более смерть. Эта всегда сопутствующая и ступающая нога в ногу с земной жизнью костлявая злодейка, вообще, казалась сегодняшним утром просто противоестественной. Смерть не вписывалась в начинающуюся просыпаться от ночной дремоты по всей степи жизнь. Да, и у кого только могла возникнуть в это утро мысль о смерти в то время, когда кругом нетерпеливо шелестело, мычало, блеяло и ржало живое, когда все вокруг с жадностью добывало себе наполняющее его животворными силами, бодростью и весельем пропитание. В такое утро даже согнувшиеся от непосильного груза прожитой жизни дряхлые старики не стали бы умирать, а обязательно дождались бы прихода дневной жары. Ибо все окружающее их в сегодняшнее утро старательно внушало им одну только вечную жизнь, и полностью отрицала совершенно не вписывающуюся в красоту благоухающего земного мира смерть. Всемогущая на земле природа в прекрасное солнечное сегодняшнее утро изо всех сил сопротивлялась даже малейшим поползновением всегда пытающейся хотя бы немного утихомирить живым свою ненасытную кровожадность смерти. Природа в такое время, когда для всего живого на земле было в изобилии влаги и теплого солнышка, когда кругом было столько возможностей утолить свою жажду и голод, не только не могла, но и просто не хотела подпускать к жизни уродливую костлявую смерть. Природа изо всех своих сил отчаянно сопротивлялась извечным устремлением уродливой смерти, наперекор всему, к сотворенной Творцом на земле жизни, а, вот, люди....
   С самого раннего утра потянулись в направлении ханского аила вереницы половцев, которые не могли позволить себе опоздать и не увидеть собственными глазами, как ханский палач отрубит голову осужденному на смерть человеку. Как бы это было не нелепо, но всегда страшная и сильно пугающая любого человека смерть в одно и тоже время с не меньшею силою притягивает к себе внимание смертных людей. Смерть почему-то не отталкивает людей от себя, а как бы их всех, завораживая, заставляет пришедших на казнь людей с охватывающим все их естество трепетным ужасом пристально всматриваться во все свои проявления на всего несколько мгновений назад еще живом человеческом теле. И как бы это не казалось порою парадоксальным, но казни на земле всегда были и, по всей видимости, будут и впредь не столь устрашающими, как самыми излюбленными людьми зрелищами. Собирались отправиться на казнь своего сына и Филократ с Марией, но кошевой Артык удержал их дома.
   - Своему сыну вы уже ничем помочь не сможете, - рассудительно проговорил он в ответ на их скорбные взгляды, - а, вот, самим себе навредить можете. И если вам безразлична ваша дальнейшая судьба, то подумайте хотя бы о своих остальных детях. Им еще, ох, как понадобиться ваше родительское внимание и забота.
   В назначенное время к спешно отремонтированному для проведения казни помосту подошли три половца с длинными трубами, и их сиплый рев наполнил всю прилегающую к ханскому аилу степь, поторапливая опаздывающих. Окружившая помост толпа степняков сжалась плотнее, и устремила свои нетерпеливые взгляды к кибитке с приговоренным на смерть человеком.
   - Говорят, он покушался на ханскую дочку? - прошамкала сгорбленная беззубая половчанка.
   - И не только на нее, - со злостью буркнул ей в ответ пожилой половец, - этот презренный еще до смерти избил ее служанку.
   - Совсем уже распустились эти инородцы! - с возмущением выкрикнул стоящий неподалеку молодой половец. - Пользуясь нашим хорошим к ним отношением, они уже не стали бояться даже самого хана! Не пришла ли пора им познакомиться с нашим половецким кнутом, а то и с нашей острой сабелькою!?
   - А ты не бойся, - насмешливо бросил ему более пожилой, - наш хан не робкого десятка. Кто-кто, а он-то сумеет всех заставить уважать своих хозяев.
   Сотня половецких воинов во главе с есаулом быстро прорубила себе в толпе дорогу к помосту. И из кибитки вывели еще ночью посаженного в нее вместо Бакиса ни в чем не повинного раба.
   Только что опохмелившийся остатками вина в кувшине глухонемой раб окинул бессмысленным ничего не выражающим взглядом загудевшую вокруг помоста толпу и со смущенною улыбкою направился в сторону поджидающего его с оголенною саблею в руках палачу.
   - Вот, тебе и инородец! - послышались из толпы с некоторою долею восхищения, осуждающие ничего не понимающего, что здесь происходит, раба возгласы. - На казнь, как на свою собственную свадьбу идет!
   - А, может, он от страха умом тронулся? - предположили другие, не желая признавать за инородцами хоть какого-нибудь мужества.
   - И, правда, - поспешно соглашались с ними третьи, - подобной невинною улыбкою могут улыбаться только одни праведники или сумасшедшие.
   Молчаливые воины провели ничего не понимающего раба на помост и поставили его перед толпою, а выступивший вперед есаул сразу же начал выкрикивать внимательно слушающей его толпе ханскую волю. Согласно его объявлению приговоренный осуждался ханом не только на смерть, но и его тело после казни должно было быть выброшено в степь на растерзание диким зверям. Выставленный для всеобщего обозрения раб забеспокоился. Он не понимал, почему он стал таким популярным в то время, когда еще только вчера никто из глазевших сейчас на него с пристальным вниманием людей не обращал на убогого раба никакого внимания. А, забеспокоившись, он, не зная, как ему сказать о своем беспокойстве окружающим его людям, с недоумением оглядываясь на охраняющих его половцев, смущенно затопал ногами. Но те, сохраняя на своих лицах непроницаемо каменные выражения, лишь еще сильнее ухватили его под мышки.
   После окончания объявления есаулом ханской воли, к осужденному подошел с обнаженной саблею в руке палач и протянул свою толстую лохматую руку к его волосам. Раб, подумав, что он хочет ему что-то объяснить, взглянул на него и что-то невнятно промычал. Но тот, не слушая его, пригнул его голову к лежащей на помосте плахе и, взмахнув своей кривой саблею, отрубил рабу голову.
   Казнь свершилась. И палач, потряхивая перед возбужденной толпою окровавленной головою ни в чем не повинного раба, только снисходительно скалился, показывая восхищающимся его лихим, по их мнению, ударом саблею половцам, свои желтые редкие зубы. Вполне удовлетворенная увиденным зрелищем толпа начала расходиться, а воины, засунув бренные останки казненного в кожаный мешок, увезли их выбрасывать в степь.
   Очнувшийся Бакис с трудом приподнял свои отяжелевшие после долгого сна непослушные веки.
   - Где это я? - еле слышно прошептал он, с недоумением уставившись ничего невидящими глазами в окружающую его кромешную тьму.
   Бакису спать уже не хотелось, но во всем своем теле он ощущал такую непонятно откуда взявшуюся усталость, что из-за охватившей его при этом лени ему было неохота даже шевелить рукой или хотя бы ногой.
   - Ну, вот, - горько усмехнулся он сам себе, - решил до начала казни не закрывать свои глаза, а сам и не заметил, как уснул. Сколько же еще мне осталось жить на этом белом свете?
   Не без труда пересилив свое нежелание ничего делать, Бакис для начала поднял свою руку, и та, недолго продержавшись в приподнятом положении, свалилась на спящего человека.
   - Кто ты!? - окликнул его всполошившийся Бакис. - И зачем тебе понадобилось беспокоить меня в предсмертные часы?
   Проснувшийся человек приподнял голову с груди Бакиса и, ничего ему не отвечая, отошел в сторону.
   - Почему ты молчишь!? - уже намного громче выкрикнул рассердившийся Бакис. - Что тебе от меня нужно....
   И как раз в это время ярко вспыхнувший кем-то зажженный светильник осветил ошарашенному Бакису приветливо ему улыбнувшееся лицо ханской дочки.
   - Это я, Бакис, - прозвенел по всей пещере звонким колокольчиком ее нежный голосочек. - И чего это ты так раскричался? Неужели я, слабая женщина, могла так сильно тебя напугать?
   Пристыженный Бакис смутился. Уж кого-кого, а увидеть спящую в кибитке осужденного на смерть ханскую дочь он не ожидал.
   - Кибитка! - вскрикнул про себя, наконец-то, вспомнивший, где он должен был в это время находиться, Бакис. - Но где же она!? И откуда взялись эти полати!? - с недоумением осмотревшийся вокруг себя Бакис к еще большему своему изумлению увидел осветившийся светильником кусок каменной стены. - И откуда только могли взяться в ханском аиле эти каменные стены? - задавался неразрешимыми для себя вопросами недоумевающий Бакис. - Нет, а подобной пещеры в ханском аиле не может быть! Эта пещера может быть где угодно, но только не в ханском аиле! Единственным объяснением того, что я в ней сейчас нахожусь, может быть, только одно: казнь состоялась, и я попал в страну своих предков. Но как тогда попала сюда вместе со мною ханская дочь? Ее-то, как мне помнится, никто не собирался казнить.
   Так и не найдя ответов на обеспокоившие его вопросы, Бакис подумал, что ему будет лучше спросить об этом у самой ханши:
   - Не сможет ли моя госпожа объяснить мне, где это мы сейчас находимся?
   - А ты уже, наверное, подумал, что попал в страну предков? - посмеялась над его недоумением Холида.
   Нахмурившийся Бакис не поддержал ее шутки. Как бы там ни было, а повода для веселья у него не было.
   - Я очень виновата перед тобою, Бакис, - в том же духе продолжила Холида, - что не позволила тебе сегодня умереть от руки палача. Я решила наперекор твоей воли спасти тебя. В противном случае ты уже и на самом деле находился бы в стране предков.
   - Вместо меня казнили другого человека! - ужаснулся в ответ на ее слова Бакис.
   - Тебя, Бакис, смерть казненного вместо тебя раба не должна беспокоить, - пренебрежительно проговорила насмешливо хмыкнувшая Холида, - ты должен знать, что этот несчастный раб был глухонемым от рождения. Он и до встречи с тобою не видел в своей жизни ничего хорошего, а впереди его ожидала еще худшая наполненная страданиями и лишениями жизнь. Послав его на казнь вместо тебя, я только избавила его от мучений, на которые его обрекла жизнь. И ему сейчас на небесах обеспечена вполне им заслуженная своими земными страданиями привольная счастливая жизнь. Тебе бы, Бакис, радоваться за него надо, а не горевать о его безвременной смерти.
   Но и известие о земных страданиях казненного вместо него раба не помогло хотя бы немного успокоиться Бакису. Он даже и не пытался оправдывать самого себя, что был неволен в принятии подобного решения, что он наотрез отказывался, что он не хотел, чтобы этот несчастный раб был казнен вместо него. Что в его смерти виновата только одна ханша, которая обманом увезла его из кибитки осужденного, оставив в ней вместо него несчастного раба. Нет, и нет! Подобные соображения для таких мужественных, как Бакис, кристально честных не только перед собою, но и перед другими, людей не могут считаться оправданиями их вольных или невольных проступков. Они не помогут ему загладить свою невольную вину перед отдавшим свою жизнь вместо него рабом, не заставят забыть его, что он продолжает жить на этом белом свете только потому, что вместо него был казнен другой, еще более несчастный в земной жизни человек. Да, и разве его бессмысленная смерть облегчила судьбу спасшегося Бакиса? Разве Бакис свободен в своем выборе, как, а главное с кем, ему прожить свою дальнейшую жизнь? Разве отпустит его вероломная ханская дочь к его родителям, к его Марийке? Нет, и еще раз нет! Шибианка Холида специально все так подстроила, чтобы у него уже не было больше путей для отступления, чтобы его прекрасное сильное мужское тело принадлежала только ей одной и никому больше. И она потратила столько своего времени и средств, конечно же, вовсе не для того, чтобы передать его в руки ненавистной ей Марийки. И, все это прекрасно для себя осознавая, Бакис знал, что ему, как казненному, на родное морское побережье путь заказан, что ему уже больше никогда не встретиться не только со своей возлюбленной, но и даже с близкими и родными людьми. Что ему уже придется не только повсюду следовать за своенравной ханской дочкою, но и быть при ней чем-то вроде забавной игрушки. А раз он больше не сможет жить, как ему хочется, если он своей дальнейшей жизнью обязан смерти казненного вместо него ни в чем не повинного человека, то стоит ли ему сейчас думать о собственном благополучии? И стоит ли ему продолжать держаться за свою уже потерявшую для него всякий смысл и значение жизнь? Вопросы и вопросы.... И как же порою нелегко на них ответить попавшему в подобную передрягу человеку? Да, и от кого же ему в этом случае следует ожидать поддержки? И кто только сможет подсказать ему, как правильно поступить, чем ему следует пожертвовать, и от чего ему нужно отказаться? Ох, и не легкое это дело быть советчиком человеку, в одночасье потерявшему не только какие-то там материальные блага, а утратившему все то, чем он только и дорожил в своей жизни. Человеку в одночасье лишившемуся своей веры, а главное надежды на то, что его дальнейшая жизнь будет непременно честною и вполне добропорядочною. Однако, как бы там ни было, но на самые главные для себя вопросы человек всегда должен отвечать сам. И Бакис знал на них ответы. Но как трудно живому человеку осознать для себя, что все те, кому он еще совсем недавно был дорог и близок, кому доверял, и в ком он так сильно сейчас нуждается, считают его казненным. И что у него уже никогда больше не будет возможности убедить их в том, что он живой.
   - Так что же меня ожидает? - глухо пробормотал в ответ своим нелегким думам Бакис.
   - Красивая, всем обеспеченная жизнь, - с охотою подсказала ему подумавшая, что он, наконец-то, сдался, сломался под давлением, загнавшим его в угол обстоятельствах, Холида. - Начиная с сегодняшнего дня, ты, Бакис, будешь вкусно питаться, одеваться в дорогую роскошную одежду, тебя будут окружать красивые вещи, а все беды и несчастия исчезнут из твоей жизни навсегда.
   - Такая жизнь человеку даром не дается, - проговорил после недолгого раздумья Бакис. - И что же ты, госпожа, потребуешь от меня взамен за такую красивую жизнь? Чем я отслужу тебе за хлеб и за соль?
   - Успокойся, Бакис, именно тебе во имя такой красивой жизни надрываться и горбатиться на непосильной работе не придется, - поторопилась успокоить его Холида. - Тебе придется лишь безропотно следовать за мною, да исполнять все мои пожелания, которые, в чем я абсолютно уверена, тебе в тягость не будут.
   - Нет, госпожа, я никогда не соглашусь на унижающую мое человеческое достоинство жизнь, - мрачно проговорил ей Бакис. - Я никогда не смогу забыть и изменить своей любви.
   - К твоей любви у тебя, Бакис, больше дороги нет! Неужели ты так глуп, чтоб не понять для себя этой простой истины! - с возмущением выкрикнула Холида. - Да, и вообще, Бакис, у тебя из этой пещеры другой дороги нет, и не будет! А сейчас я тебя оставляю, надеюсь, что ты здесь в одиночестве все хорошо обдумаешь и примешь для себя правильное решение.
   Обозленная его несговорчивостью Холида, выбежав из пещеры, закрыла за собою дверь и легко, как пушинку, задвинула многопудовый валун на место. В спешке она прищемила плотно прижавшимся к гранитной стене валуном пальцы на правой руке.
   - Ой, что же это со мною! - вскрикнула впервые ощутившая пронзившую ее резкую боль Холида, а из ее уже давно готовых расплакаться глаз тут же покатили по щекам горькие соленые слезинки.
   Пристыженная бесом нечисть покинула полянку. А все еще опасающийся привлечь к себе их внимание Кулдан продолжал лежать на земле молча и даже не пытался пошевелиться. Кулдан, после того, как от охватившего его смертного ужаса потерял сознание, очнулся как раз в то время, когда наклонившийся к нему вампир еще только намеревался вонзать в его шею свои кровососущие клыки. Но Кулдан не позволил позорящему его страху снова овладеть им. А, совсем наоборот, собрав в кулак все свое мужество, Кулдан бесстрашно смотрел в нарочито медленно приближающееся к нему ужасное лицо вампира и, не желая так просто отдавать ему свою жизнь, готовился к своей последней в жизни схватке. Но опередивший его не менее ужасный оклик приземлившегося беса в одно мгновение снова обездвижил на этот раз уже просто оцепеневшее от охватившего его ужаса тело. Сквозь неплотно прикрытые веки он видел, как стушевалась от гневного оклика беса заполонившие полянку нечистые. И как протянувший в его сторону лапу бес, указывая своим подручным на одетое на его пальце кольцо ханши, почему-то назвал ее своей подругою.
   - Но что же это было со мною на самом-то деле? - неустанно вопрошал сам себя упорно не желающий верить своим глазам Кулдан. - Весь этот ужас мне, по всей вероятности, померещился от усталости. И сейчас хочешь, не хочешь, а придется мне хотя бы несколько дней передохнуть от этой долгой нескончаемой скачки. Иначе, я просто сойду с ума.
   И он, старательно отгоняя от себя только что пережитый им ужас, внушал себе, что все эти страсти ему только померещились, что подобного в окружающей его жизни просто не может быть, что все это только плод его воспалившегося от смертельной усталости воображения. Но упорно не слушающая его возражений память все время напоминала ему ужасную лапу указывающего на колечко ханши беса.
   - Колечко! - вскрикнул схватившийся за голову Кулдан. - Эти показавшиеся мне демоны каким-то образом умудрились унести с собою колечко моей ханши!
   Обеспокоенный, что он без опознавательного кольца не сможет договориться с волшебником об изготовлении для смертельно заболевшей ханши зелья, Кулдан вскочил на ноги и, посмотрев на свою руку, вздохнул с облегчением. Кольцо ханши, как и раньше, поблескивала на его пальце, играя драгоценным камнем при ярком свете разгоревшегося костра.
   - Вот, глупый, - ласково обругал он сам себя, - и куда только могло бы подеваться колечко ханши, если все эти страсти мне только померещились.
   Послышалось ржанье подгоняемых оборотнем к полянке его коней. Кулдан сходил за ними и, привязав их к тем же самым деревьям, начал собирать выпущенные им из лука во время недавнего видения стрелы. Подбросив чем-то встревоженным своим коням еще по охапке молодой сочной травки, он снова прилег на свою жесткую постилку, но до самого рассвета так и проворочался на ней без сна. А когда уже вместе с утренней зорькою через его возбужденное ночными видениями сознания все же удалось пробраться какому-то беспокойному сну, то перед ним тут же поплыли совершенно непонятные, а главное не очень-то ему приятные сновидения. Ибо он все это время видел свою возлюбленную и повелительницу в виде какого-то страшно уродливого чудовища. Видел размахивающего лошадиным хвостом и гривою пляшущего при приготовлении необходимого для излечения ханши снадобья волшебника. А в самом конце своего утреннего сна он увидел, как казнили по ханскому повелению его заклятого врага и соперника. Но странное дело, когда палач отрубил осужденному на смерть Бакису голову, то внимательно всмотревшемуся в нее Кулдану почему-то показалось, что это голова не его соперника, а какого-то очень похожего на него другого человека.
   - И надо же, чтобы мне приснилась не только подобная ерунда, но и самая настоящая гадость, - недовольно буркнул себе под нос с омерзением сплюнувший Кулдан и, быстро собравшись, вскочил на одного из своих коней. Торопясь, как можно скорее оставить позади себя эти так сильно удручающие его места, Кулдан на этот раз, не заезжая во встречающиеся ему на пути деревни, гнал своих быстрых неутомимых коней все вперед и вперед, с удовольствием подставляя свое заспанное лицо свежему утреннему ветерку. И как бы Кулдан не старался забыть о своих ночных кошмарах, в его голову постоянно лезли всякие совершенно не нужные ему мысли и вопросы, на которые он не только не собирался отвечать, но и даже думать о них ему не хотелось.
   - Почему бес называл его ханшу своей подругою? И почему она, такая изящная и красивая, снилась ему сегодня уродливым чудовищем? - эти и другие подобные вопросы не давали ему покоя.
   Кулдан, не уставая, в тщетной надежде обогнать свои недостойные мысли и тревожащие его догадки все гнал и гнал своих коней. Ему очень хотелось оставить их так далеко позади себя, чтобы они больше уже не могли воздействовать на его больное воображение, чтобы они уже больше не пытались сводить его с ума. Доскакав до гор, Кулдан ни на одно мгновение не поколебавшись перед трудной и опасной дорогой начал пробираться по крутым горным подъемам и спускам к расположившейся где-то в горах пещере знаменитого волшебника. Мужество и отвага помогли ему преодолеть невероятно трудный и опасный путь, и к исходу вторых суток он, наконец-то, выполз на небольшую площадку перед логовом колдуна.
   А все это время наблюдающий за ним через зеркальную поверхность волшебного чана колдун, нетерпеливым взмахом руки, убрав с поверхности золотистой жидкости изображение тяжело дышащего на площадке отважного юноши, прикрыл чан плотною материей. Путь, по которому добирался в течение двух суток Кулдан до его пещеры, был, конечно же, не рассчитан на силы простого смертного человека. Поэтому беспокоившийся, как бы очередная досадная случайность не погубила все его планы, колдун поручил одному из горных демонов на всякий случай подстраховать пустившегося в очень опасное путешествие молодого степняка, чтобы ни в коем случае не допустить его случайной смерти. И тот, пока Кулдан успешно справлялся с возникающими у него трудностями сам, всегда находился поблизости от него, чтобы быть готовым в любое время спасти ему жизнь. То, что демону ни разу не пришлось выручать попавшего в трудное положение Кулдана, не только высоко ставило молодого степняка в глазах многоопытного в этом деле колдуна, но и вызывало в нем неподдельное восхищение его мужеством и отвагою. И поэтому сейчас, когда выполнивший его поручение демон умчался по своим делам, колдун, не желая конфузить юного героя, терпеливо дожидался, когда Кулдан хотя бы немного придет в себя.
   Вездесущий Сатана, а это именно он скрывался под личиной колдуна или в роли знаменитого волшебника, был постоянно в курсе всех дел задуманного им мерзкого дела. И сейчас воспользовавшись небольшой паузою, он вспоминал некоторые недавние события, из которых, несмотря на отдельные сильно встревожившие его моменты, он все-таки вышел победителем. Ему припоминалось его первоначальное раздражение и злость на этого приехавшего свататься к Холиде византийца, который мог полностью перечеркнуть все его связанные с этою шибианкою планы. Встревоженный Сатана больше года крутился возле этого осмелившегося угрожать его замыслам купца, как белка в колесе, не позволяя тому, оторвавшись от дел, выехать в ханский аил в самое неподходящее для него время. Но уже сейчас, когда Холида успешно справилась со всеми возлагаемыми на нее надеждами Сатаны, и ее скорое замужество уже ничего не могло изменить, удачное к ней сватовство византийца Сатану больше не волновало. Сатану сейчас больше всего тревожило и волновало появившееся ощущение у выбранной им орудием мести ненавистному Творцу Холиды боли.
   - Как бы шибианка не опомнилась и не прекратила свои домогательства к этому так сильно ей понравившемуся мальчишке рыбаку, - глухо пробормотал тогда наблюдающий за ней встревоженный Сатана.
   И заторопил события, стараясь делать все так, чтобы у исполнителей главных ролей его грандиозного спектакля было как можно меньше времени для раздумий. А тут еще и его слишком старательные слуги тоже чуть ли не загубили все его планы. На своих слуг Сатана может воздействовать и на расстоянии. Но разве будут прислушиваться нечистые к своему внутреннему голосу в самый разгар так долго ими подготавливаемой охоты на смертных людей, когда они только что приступили к самому волнующему в своей нелегкой и хлопотливой нечистой работе! О, и как же пожалел тогда Сатана, что с самого начала охоты он лично сам не вылетел на место ее проведения и не остановил разохотившихся своих слуг! Но уже было слишком поздно. И он только злобно скрежетал зубами от бессилия хоть что-нибудь предпринять, с горечью наблюдая, как по совершенно нелепой глупой случайности рушатся все его самые, по его мнению, грандиозные замыслы. А когда в его чане появилось изображение стремительно несшегося на место нечистой охоты беса, он все свое воздействие на подвластную ему нечисть перенес только на него одного. Еще не втянувшийся в азарт охоты бес пока еще мог воспринимать его волю.
   - Немедленно останови их! - кричала все внутри с ужасом наблюдающего за приготовлениями вампира Сатаны.
   И бес его не подвел.
   - Остановись! - услышал вздохнувший с облегчением Сатана его голос, и устало опустился на спинку кресла.
   Сатана еще некоторое время продолжал внушать бесу свою волю, с облегчением прислушиваясь к его распоряжениям, а потом, вспомнив о понравившейся ему пляске смерти привидения, залился громким ужасающим все живое на земле раскатистым хохотом. И, действительно, кто бы еще на месте Сатаны смог бы удержаться от смеха, вспоминая об лихо отплясывающем на лесной полянке скелете. Для давно уже привыкшего к подобным зрелищам Сатаны, в отличие от суеверных смертных людей, этот танец смерти и на самом деле должен был выглядеть очень смешным и забавным.
   - А, ведь, это привидение оказало мне тогда неоценимую услугу, - только сейчас сообразил Сатана, - если бы не этот его затянувшийся танец смерти, я мог бы и не успеть внушить бесу свою волю. Надо бы его за это отблагодарить, а, впрочем, и все остальные мои слуги тогда, показав себя с лучшей стороны, вполне заслужили мою к ним благодарность.
   Уж кто-кто, а Сатана всегда хорошо понимает верных ему слуг. Он, глубоко осознавая для себя всю их черную зачастую неблагодарную работу, никогда не забывает отметить и достойно наградить особо отличившихся.
   - Потерпите еще немного, мои верные слуги! - воскликнул в порыве охватившей его жалости к ним и к самому себе Сатана. - Придет время, когда всем вам уже не надо будет прятаться по глухим и злачным местам! И тогда вы, мои верные слуги, переселившись в души склонившихся к сотрудничеству с вами смертных людей, будете править миром! И только тогда, когда вы, мои верные слуги, подчините своему влиянию весь мир, воцариться по всему белому свету так долго ожидаемая нами незабываемая и так сильно нас всех волнующая вечная ночь шабаша! В течение этой ночи мы не только до основания разрушим восхваляющие доброту и справедливость храмы, но и возведем вместо них на трон наше излюбленное коварство и, конечно же, зло! Настанет время, когда вы все из вечно гонимых и проклинаемых превратитесь в самых достойных и почитаемых своими многочисленными поклонниками среди смертных людей на земле! А оно обязательно наступит, потому что только тогда я намереваюсь достойно отблагодарить всех вас за все перенесенные вами в течение многих столетий верной мне службы тяготы и лишения.
   Подождав, пока вконец измученный долгою дорогою Кулдан хотя бы немного не придет в себя, колдун вышел на площадку.
   - Живет ли здесь тот знаменитый волшебник, к которому я прибыл по поручению своей госпожи? - учтиво поинтересовался у него успевший привести себя в порядок Кулдан.
   - От какой госпожи? - переспросил его прикинувшийся неосведомленным колдун. - Ко мне многие обращаются за помощью.
   - Моя госпожа сказала, что волшебник узнает ее по этому кольцу, - проговорил смутившийся Кулдан и, сняв со своего пальца кольцо, передал его колдуну.
   Внимательно его осмотревший колдун удовлетворенно крякнул и, передав кольцо обратно Кулдану, тихо проговорил:
   - Мне знакомо это колечко, но твоя госпожа должна знать, что мои услуги дорого стоят.
   Спохватившийся Кулдан вытащил из потайного кармана переданные ему ханшею драгоценности и протянул их колдуну. Взявший их в свои руки колдун еще долго осматривал драгоценные украшения, подставляя вделанные в золотые оправы редкостные камни солнечному свету, пока, по всей видимости, оставшись вполне удовлетворенным, не посторонился, пропуская не отводящего от него беспокойного взгляда молодого половца в пещеру. Указав кивком головы остановившемуся в середине приемной оробевшему юноше на стоящий возле столика табурет, больше уже не проронивший ни одного слова колдун скрылся в своей кладовой. Осторожно опустившись на самый краешек табурета, Кулдан окинул взглядом довольно необычное жилище волшебника.
   - Ты считаешь, что это пещера меня не достойна? - услышал он возле себя голос неслышно подкравшегося к нему колдуна.
   - Еще больше смутившийся Кулдан обернулся и еле удержался от испуганного возгласа. Одетый в свой колдовской наряд с разрисованными по всему телу черными полосами знаменитый волшебник был, как две капли воды, похож на приснившегося ему колдуна.
   - О небо! - воскликнул про себя ужаснувшийся Кулдан. - Если в ту ночь мой сон был вещим, то не означает ли это, что и моя ханша тоже должна выглядеть на самом-то деле такой же уродиной, как и приснившееся мне тогда чудовище!
   От неожиданности увидеть такое невероятное сходство волшебника с приснившимся ему колдуном Кулдан, не сумев скрыть охвативший его при этом ужас, неприятно вздрогнув, отпрянул от снисходительно улыбнувшегося ему волшебника. Однако он все же сумел подавить в себе страх, и сейчас стоял перед волшебником, виновато потупив глаза, больше собственной смерти опасаясь, что тот, осерчав, прогонит его без снадобья для больной ханши. Но не знающего истинной причины страха Кулдана его испуг колдуна только позабавил, и он властным взмахом руки поманил его за собою. Не смеющий отказываться Кулдан переступил вслед за идущим впереди колдуном порог его кабинета и только тихо ахнул при виде того, что он в нем увидел.
   - По всему видно, что этот волшебник много знает и много умеет, - с уважением подумал он о колдуне, - недаром слава о нем докатилась до нашей степи и сама ханша послала меня к нему.
   А не обращающий на него никакого внимания колдун принял позу приподнявшегося на двух задних лапах животного и забегал по своему кабинету, как угорелый. Время, от времени делая кратковременные остановки, он, то ли подзывая к себе или, наоборот, отгоняя от себя кого-то невидимого для Кулдана, забавно махал привязанными к кистям рук львиными лапами. Закружившись в бешеном ритме ужасного танца, колдун также неожиданно для не сводящего с него глаз Кулдана замирал в углах кабинета и, приставив львиную лапу к прикрепленному к нему волчьему уху, к чему-то или к кому-то внимательно прислушивался. И так продолжалось до тех пор, пока он, совсем не обессилив, не упал на могильную плиту. Прижав к ней свое левое волчье ухо и положив львиную лапу на правое ухо, он еще долго лежал на плите неподвижно. Заставляя тем самым уже видевшего все его пляски во сне Кулдана теряться в догадках: злые или добрые силы шепчут сейчас внимательно слушающему их волшебнику о необходимом для полного выздоровления его ханши снадобье. Пораженный всем происходящим Кулдан только молча удивлялся, как же ему могло присниться раньше все то, что сейчас происходило прямо на его глазах. Лежащий на плите колдун пошевелил рукою, потом ногой, головою и, приподнявшись на руках, вскочил с плиты.
   - Больна, ох, как тяжело больна твоя госпожа, молодец. Но она все это время мучилась и страдала вовсе не от якобы зародившихся внутри нее болезней, - слабым сиплым голосом прошептал колдун посмотревшему на него вопросительным взглядом Кулдану. - Ее душою завладели подтачивающие жизненные силы злые духи. И с ними, молодец, кроме меня одного, уже больше никто не сможет справиться на всем белом свете. Я дам тебе необходимое для твоей госпожи снадобье, но ты должен знать, что не оно избавит ее от овладевших ею злых духов. Применив его на себе, это снадобье только даст мне знать, что твоя госпожа готова воспринимать изгоняющее этих духов из живых существ мое волшебство. А я, как только почувствую ее готовность, сразу же начну бороться с терзающими ее душу злыми духами и, по истечению положенного времени, выгоню их из нее в темную сторону света, откуда они и появились. Но это мое волшебство, молодец, очень дорого стоит, а поэтому я, только из одного опасения за ее жизнь, возьму это жемчужное ожерелье вместе с браслетом как задаток к той настоящей оплате моих услуг, которую должна будет оплатить твоя госпожа после своего исцеления. Сможешь ли ты, молодец, подтвердить обязательства своей госпожи полностью расплатиться со мною?
   - И о чем только говорит этот волшебник!? - удивился про себя обеспокоенный состоянием своей ханши Кулдан. - Разве могут стоить все богатства мира хотя бы одной морщинки на лице моей возлюбленной и повелительницы.
   И он, заверив колдуна, что тот обязательно получит за свои труды достойное его волшебства вознаграждение, принялся его умолять немедленно приступить к изготовлению нужного снадобья.
   - Раз моя госпожа так тяжело больна, то я уже просто обязан как можно скорее доставить его к ней, - объяснил он причину своей спешки внимательно посмотревшему на него колдуну.
   - Этот бедняга уже окончательно запутался в сетях своей несчастной любви, - подумал мрачно ухмыльнувшийся колдун, - получив совершенно не нужное его госпоже снадобье, он, не жалея себя и своих коней, будет стараться как можно быстрее доставить его своей ветреной красавице. И до чего же слепы и доверчивы все эти влюбленные!
   Однако внешне на сумрачном лице колдуна не промелькнула даже тени насмешки над влюбленным Кулданом. А, совсем наоборот, он сразу же приступил к изготовлению снадобья, которое, к слову сказать, у него уже было почти готовым. Колдун только бросил в него несколько щепоток дурно пахнувших трав и, еще добавив небольшое количество какого-то порошка, принялся тщательно толочь и размешивать всю эту смесь в ступке. А потом бросил горсть уже совсем другого порошка в кувшин с водою, отчего та тут же с возмущением сильно забурлила, выбросив из кувшина целое облако густого едкого дыма. И мрачно при этом ухмыльнувшийся колдун, дождавшись, пока бурлящая вода не успокоится, отлил в полученную смесь немного воды и снова все тщательно размешал.
   - Вот, молодец, нужное твоей госпоже снадобье уже почти и готово, - пробормотал наполняющий полученной смесью небольшой флакончик колдун, - мне еще осталось только его заговорить, и ты, мой юный герой, можешь отправляться в обратную дорогу.
   И колдун, взяв в левую руку наполненный смесью флакончик, опустился на колени перед могильною плитою и начал творить свое мерзкое и богопротивное заклинание. Ясно и отчетливо слышимые Кулданом, но совершенно ему не понятные, слова заклинания громко разносились под низкими сводами пещеры. Отзываясь от гранитных стен еще более громким эхом, они внушали внимательно слушающему их Кулдану не только трепетный ужас, но и ничем непоколебимую уверенность, что изготовленное колдуном снадобье обязательно поможет его ханше исцелиться от смертельного недуга. Выкрикнув заключающие любое заклинание слова, поднявшийся с колен колдун протянул взирающему на него с трепетным восхищением Кулдану флакончик с заговоренным по его словам снадобьем.
   - Бери его, молодец, и торопись к своей госпоже. Да, не забудь сказать ей, что добиться желаемого при помощи этого снадобья можно только тогда, когда намажешь им виски и под глазами. И если она хочет окончательно избавиться от овладевшего ею недуга, то должна будет изо дня в день намазывать этим снадобьем виски и под глазами в течение одного года.
   Кулдан бережно принял из рук колдуна драгоценный для него флакончик и, учтиво попрощавшись, поспешил в обратную дорогу. Кулдан и раньше не сомневался, а сейчас уже окончательно уверовавший, что его ханша находится в смертельной опасности, не позволяя себе даже минутного отдыха, неутомимо пробирался с раннего утра и до позднего вечера по крутым горным склонам. Разрешая себе лишь с наступление темноты небольшой ночной отдых, он, как и прежде, безо всякого страха и колебаний ступал на перекинутые через бездонные пропасти ветхие шаткие мостики и с прежним мужеством и отвагою проходил узкою тропинкою по самому краю головокружительных обрывов.
   - Так вот, оказывается, почему ханша часто безо всякой на то причины, как мне раньше думалось, забывала обо мне, - укорял он самого себя по обратной дороге. - Она не допускала меня к себе вовсе не потому, что не любила меня. Просто у нее в это время очень сильно обострялся заставляющий ее, бедняжку, мучиться и страдать этот, будь он навек проклят, смертельный недуг. И правильно. Ведь, когда у человека внутри все болит и ломит, то ему уже даже жить на этом белом свете не хочется, а не то, чтобы еще думать о каких-то там любовных утехах. Так почему же я, глупый и бесчувственный, еще раньше не подумал о подобном ее как бы временном ко мне охлаждении, а только изводил свою и без того страдающую из-за своей болезни ханшу глупой ревностью. Из-за этой своей уже прямо ослепившей мне глаза глупой ревности я и приснившийся недавно мне вещий сон тоже не смог разгадать для себя правильно. Ибо показавшаяся мне тогда страшно уродливым чудовищем была вовсе не моя голубка, а измучившие мою страдалицу тяжелые неизлечимые обычными средствами болезни. О, всемогущие небеса! И каким же я был все это время глупцом! Я все это время старательно отравлял ей жизнь своей глупой ревностью, а она ни разу ни в чем меня не упрекнула. Все, начиная с сегодняшнего дня, я уже буду делать все от меня зависящее, чтобы окружить свою возлюбленную неустанной о ней, бедняжке, заботою и вниманием. Кто же еще на всем белом свете, кроме ее одной, заслуживает с моей стороны хорошего отношения и самого чистого искреннего чувства.
  
   1992 год.
  
  
  
  

Глава одиннадцатая.
ПРЕСТУПЛЕНМЕ ПРОТИВ ЖИЗНИ.

  
   Кошевой Артык сдержал свое слово. И как только наблюдающие за исполнением ханского повеления воины оставили местность, куда был брошен труп казненного на растерзание диким зверям, его слуги подобрали истерзанные останки и, сложив их в чистый полотняный мешочек, передали родителям Бакиса. Ох, и изболелась же душа у Филократа с Марией по своему мертвому сыну! Нелегко, ох, как тяжело, жить родителям на этом белом свете, когда их дети оставляют этот мир раньше их, но еще гораздо им труднее, если они не могут их достойно похоронить и приходить выплакивать по ним свою тоску и горе на могилку. Да, и кто только сможет подсчитать или взвесить все переживания и все родительские слезы за своих родных детей? Хорошие родители переживают и беспокоятся о своих детях, начиная с первого дня их рождения на наш белый свет, и особенно тогда, когда они не в силах их одеть и прокормить. И не приведи Господи, что бы их маленький ребенок заразился хоть какой-нибудь заразою, то тогда уж родительские слезы о нем, можно сказать, льются рекою. Но еще больше болит родительское сердце о своих детях, когда они, повзрослев, упорхнут из родительского гнездышка. И особенно тогда, когда от детей слишком долго нет ни одной весточки, а продолжающие беспокоиться и переживать о своих взрослых детях родители, не зная, как им живется на чужбине, все это время мучаются в неизвестности и страдают. Но все это, как говорится, еще полбеды, и даже слишком долгое молчание детей для родительского сердца не смертельно, не сможет убить в них надежду на скорую встречу или весточку о своем ребенке. И уж нет, и никогда уже не будет для родителей больше беды и худшего горя, чем та, которую они испытывают во время похорон собственных детей. И уж больше нет на земле нестерпимее горечи, чем их родительская горечь при преждевременной смерти своего ребенка, которого они всегда любили, лелеяли и жалели с первого же дня его рождения. Больше уже им до конца дней своих ничем не утешиться.
   Но вот, наконец-то, убитый жестокосердными людьми и растерзанный свирепыми дикими зверьми лежит он перед опечаленными родителями в бесформенном полотняном мешке. И не поглядеть почерневшей от горя матери в его лицо, и не забиться ей в горьких рыданиях на груди своего мертвого сына, и не сможет она поцеловать его на прощание в холодный лобик. Ибо лежит он упакованный в мешок, и не узнаешь, не развязав его, где его голова, где его руки, а где ноги. Заплаканная Мария уже не раз порывалась развязать мешок, чтобы облить истерзанные косточки сыночка своими материнскими слезами, но более благоразумный Филократ не позволял ей сделать это. Он не хотел еще больше травмировать и расстраивать себя и свою уже и так сильно сдавшую за последние дни жену.
   Вечером они с помощью соседей сложили на берегу моря костер, положили наверх его мешок с останками казненного раба и подожгли. Взметнувшиеся над погребальным костром языки пламени уже, казалось, долетали до самого неба, торопясь рассказать хмуро взирающему с небес на землю Творцу о напрасно загубленной жизни. Пепел и небольшие выдержавшие жаркое пламя костра косточки были собраны в амфору и закопаны на поселковом кладбище. Мария посадила на могилке цветочки, и ежедневно вместе с Филократом приходила на нее, чтобы хотя бы мысленно поговорить с усопшим, даже и не догадываясь, что оплакивают не своего сына. Но их переживания и слезы, конечно же, не были напрасными. Ухаживая за могилою и умоляя небо принять усопшего, они тем самым замаливали невольную вину своего сына перед казненным вместо него рабом. Грех за преждевременную смерть невинного человека, конечно же, не ложился на чистую душу Бакиса, но тень от греха падала и на нее. И она сейчас, страдая и мучаясь, изо всех своих сил тянулась, стараясь освободиться от уродующего ее темного пятна, к красному солнышку. Ибо во всем земном мире только одно солнце способно очищать от пятен, принимая их на себя, человеческие души.
   Но сможет ли солнце делать все это до бесконечности долго!? Не укроют ли они, эти ложащиеся от земной неправедной жизни на человеческие души пятна со временем весь его светлый лик!? Не лишат ли они нашу землю от так хорошо очищающего ее от скверны его животворного света!? Кто ответит на эти всегда сильно беспокоящие всех живущих на земле людей вопросы? Да, и надо ли на них отвечать? Не лучше ли нам самим стать немного мудрее и более осторожно обращаться с окружающим нас миром? Не пора ли нам самим понять, что наша жизнь и будущее наших детей, внуков и правнуков в первую очередь зависит от состояния окружающего нас мира? И что, сохраняя его в чистоте, мы тем самым сохраняем и саму земную жизнь, а загрязняя его, уничтожая свою среду обитания, мы сами своими собственными руками лишаем наших потомков будущего. Мы не только должны, но и просто обязаны, постоянно помнить, что наше будущее благополучие полностью находится в наших же собственных руках. И что наше здоровое существование в этом воистину прекрасном земном мире зависит только от нас самих и ни от кого-нибудь еще другого.
   Кулдан торопился. Он гнал, не жалея самого себя и своих коней, до изнеможения. Сама мысль, что его возлюбленная, возможно, уже находится при смерти, что она сейчас остро нуждается в необходимом ей для исцеления смертельного недуга снадобье, подгоняла его хуже всякого кнута. Другой бы на его месте уже давно, не выдерживая долгой изнурительной скачки, свалился бы замертво на чужую и совсем не любимую для сына степи землю и остался бы в ней навсегда. А он, разрешая себе одни только вынужденные остановки, чтобы покормить своих коней и дать им небольшой отдых, снова, вскакивая на одного из них, пускался в свою уже ставшую для него привычной безудержную скачку. И ни зачастившие дожди, и ни встречающие ему на пути другие всевозможные препятствия не могли поколебать его непременного желания успеть спасти свою возлюбленную от неминуемой смерти.
   - Успеть! Только бы еще жила моя голубка! - тихо нашептывали, как заклинание, губы продолжающего свою скачку Кулдана и внимательно всматривающегося в мелькающую перед ним местность, чтобы не свернуть с дороги и не потерять даже одной минуточки из ставшего для него сейчас воистину драгоценного времени. Кулдан еще только успел вдохнуть своими чуткими ноздрями родной ему запах приближающейся степи, как упал под ним первый конь, а через два дня, не выдерживая напряжения бешеной скачки, упал и второй. Сгорающий от нетерпения Кулдан полдня добирался пешком до кочевья и, купив себе свежих коней, снова понесся по степи, с удовлетворением отмечая про себя, как с каждым очередным днем он все ближе и ближе становится к нетерпеливо дожидающейся его возвращения своей возлюбленной. И вот, наконец-то, он, подскакав к глинобитному домику ханской дочки, поручил коней выскочившему ему навстречу конюху, бросился в комнату своей возлюбленной и повелительнице.
   А развалившаяся в это время на мягких пуховых подушках Холида была полностью поглощена думами о своих не очень-то для нее веселых делах. От ее еще совсем недавней уверенности, что богатства и ничем не ограниченная власть ее отца помогут ей справиться с любыми возникающими у нее проблемами, уже не оставалось и следа. Сейчас, она уже была вынуждена признать для себя, что возникающие между людьми чувства зависят только от воли и желания испытывающих их людей и ни в коем случае от размеров их богатства и положения в обществе. Но это ее позднее прозрение вовсе не означало, что она намеревалась, признав свое поражение, оставить Бакиса в покое. Нет, и нет! Ущемленная гордость и задетое тщеславие заставляли ее продолжать бороться за любовь не отвечающего ей взаимностью Бакиса, а поэтому при виде вбежавшего в ее комнату Кулдана она обрадовалась его очень даже для нее своевременному возвращению.
   - Я привез необходимое моей ханше для полного ее излечения от смертельного недуга зелье! - выкрикнул вбежавший в ее комнату Кулдан, и, опустившись перед своей повелительницею на колени, протянул ей флакончик со снадобьем.
   Бедный, сколько же тебе пришлось вынести из-за моего каприза, - подумала Холида, пристально всматриваясь в его изнуренное долгою дорогою с заострившимися скулами и впалыми глазницами лицо, и, прижав его пыльную голову к своей груди, ласково погладила по его сбившимся кудрям. - И как же я соскучилась без тебя, мой жеребеночек! Знай, что Титина никогда не забудет о твоей услуге. А сейчас расскажи, как мне пользоваться этим снадобьем?
   И Кулдан заговорил. Он не стал ей жаловаться на трудности долгой и опасной для живого смертного человека дороги. Кулдан ничего ей не сказал и о пережитом им ночью в лесу ужасе, но долго рассказывал ей о своей встрече со знаменитым волшебником, и о том, как тот его принял, как заговаривал снадобье, и что просил передать его госпоже.
   Внимание и ласки, не скупящейся на страстные поцелуи довольной его успешным выполнением ее поручения ханской дочки, быстро сняли с Кулдана все накопившиеся в нем за время долгой дороги напряжения. И он, возвратившись в свою кибитку, сразу же провалился в крепкий глубокий сон смертельно уставшего человека. Измученный долгою дорогою Кулдан проспал весь остаток вечера, ночь и спал бы еще, наверное, и весь сегодняшний день, если бы в полдень его не разбудила принесшая ему подарки от ханши Прокуда. Передав Кулдану новую красивую одежду, золотой перстень и серебряный браслет, она попросила его выйти из кибитки. Исполнивший ее просьбу Кулдан увидел державшего под уздцы двух нетерпеливо перебирающих ногами коней пастуха.
   - Бери и владей ими, - ответила на его вопросительный взгляд Прокуда, - наша госпожа дарит тебе этих прекрасных коней в награду за твою верную службу.
   - Могу ли я лично поблагодарить госпожу за богатые дары? - поинтересовался у служанки потрепавший коням гривы Кулдан.
   - Сможешь, но только не сегодня - ответила ему улыбающаяся Прокуда, - она еще рано утром собралась и уехала из аила. Но ты не беспокойся, госпожа в твоих услугах пока что не нуждается. Она не только на время освободила тебя от службы у нее, но и велела тебе отдыхать и набираться сил после долгой дороги. Так что, если хочешь, то можешь и дальше, валяясь в своей кибитке, наслаждаться бездельем, счастливец.
   - Как это уехала! - невольно вырвалось у охваченного неприятным предчувствием Кулдана. - Уехала без меня! А как же я?!..
   - Думаешь, что у нашей госпожи ты такой незаменимый, - насмешливо бросила ему Прокуда, - тебе, дружочек, сейчас лучше всего радоваться ее милостью и наслаждаться отдыхом, а когда ты ей снова понадобишься, она сама позовет тебя к себе.
   - Ты права, Прокуда, - смущенно буркнул опомнившийся Кулдан и повел подаренных ему коней в степь.
   После слишком долгого употребления хмельного спиртного всегда наступает сопровождающееся сильной головной болью тяжелое похмелье. Почти такое же состояние было теперь и у немного прозревшего Кулдана. Он, не жалея себя, скакал на пределе своих сил за снадобьем для якобы заболевшей ханши, а по возвращению застает ее здоровой и равнодушной к его чувствам. Сейчас-то, Кулдан уже понимал, что ханша своими богатыми дарами просто от него откупилась, что он ее уже больше не интересует, и что у него, по всей видимости, появился какой-то другой соперник на чувства и любовь ханской дочки. Но кто он? Об этом Кулдан пока что не только не знал, но и даже не догадывался. Отрезвев, он уже начал думать более-менее здраво, и его дорожные приключения уже начали представляться ему совсем по-иному. Он, снова припомнив называющего ханшу своей подругою беса и свой кошмарный ночной сон в лесу, уже просто не мог не соединить эти указывающие ему на тщательно скрываемую ото всех тайную жизнь его госпожи факты в одно целое. А, соединив их вместе, он испугался еще больше и, чтобы окончательно развеять или подтвердить все свои сомнения насчет своей госпожи, решил, проследив за нею, узнать, что она может скрывать от постороннего взгляда.
   Расспросив у пастухов в какую именно сторону уехала кибитка ханши, ему не составило большого труда догадаться, куда это его госпожа торопилась. И он, вскочив на одного из своих коней, погнал его в сторону аила кошевого Артыка.
   Осветившееся в этот день особенно ярко красное солнышко осыпало своими теплыми светлыми лучиками засиявшие при виде него от переполнившей их при этом радости небеса. И солнечные лучики, отражаясь от голубого небосклона, высветили для всеобщего обозрения привораживающую к себе таинственность и загадочность сотканных из кудрявых завитушек белоснежных облаков. Холида заставила сопровождающих ее слуг скатать укрывающий кибитку толстый войлок и, удобно устроившись на мягких подушках, мечтательно всматривалась в плывущие над нею, словно сказочные каравеллы, облака.
   - На них-то мне было бы намного удобнее ехать, чем на этой визжащей и подбрасывающей меня на любой колдобине кибитке, - с тяжелым вздохом еле слышно шепнули ее немного припухлые губки.
   И она, поддавшись нахлынувшим на нее мечтаниям, начала представлять себе, как хорошо было бы ей вместе с Бакисом прокатиться на одном из неторопливо плывущих сейчас по бескрайнему небесному простору облаков.
   - Теперь-то уж, он от меня никуда не денется. С помощью привезенного Кулданом волшебного снадобья я уже сегодняшнею ночью овладею его душою и телом, - радовалась она, а ее истомившееся страстным желанием его любви тело тут же отозвалась сладким томлением в ответ ее мыслям.
   Холида, не сомневаясь, что изготовленное знаменитом волшебником снадобье обязательно ей поможет, сейчас торопила время, чтобы быстрее упиться так желанными для нее ласками и любовью строптивого Бакиса. И только из одного понимания, что пока светло ей лучше в пещеру не заходить, она не торопила своих слуг и не гнала до изнеможения коней. Впряженные в ее кибитку кони продолжали неторопливо семенить по степи мелкой рысью, а она, нежась в теплых солнечных лучах, все думала, и все мечтала в сладких для нее грезах об уже скором своем блаженстве. Холида была непоколебимо уверена, что пора неутоленных желаний и сердечных мук для нее уже позади. Она ни о чем не жалела и уверенно вступала в сулящую ей еще большие наслаждения новую полосу своей жизни. Ее упорная борьба за чувства Бакиса помогла ей лучше понять и осознать в себе женщину и изведать совершенно новые для нее ощущения земной жизни. Холида не торопилась, но все время убегающая из-под копыт коней степь подкатила ее кибитку к березовой роще еще задолго до захода красного солнышка. Встретивший ее Артык, пусть и с неудовольствием, но все же, не посмев отказать ей в гостеприимстве, предоставил в ее полное распоряжение глинобитный домик. Услужливые слуги, быстро в нем прибравшись, расположились снаружи домика. И никто из них не увидел, как Холида, дождавшись темноты, выскользнула из глинобитного домика и побежала по ведущей в сторону возвышающейся над всеми окрестностями высокой горы тропинке.
   Спрятавшемуся в густой кроне росшего неподалеку дуба Кулдану было хорошо видно, что происходило вокруг уже ему знакомого глинобитного домика, но время шло, а к закрывшейся в домике ханше никто не приходил.
   - Наверное, я зря подозреваю ее в неверности нашей любви, - засомневался в своей недавней уверенности Кулдан, - просто моей тяжело заболевшей голубке понадобился целебный морской воздух. Поэтому она и приехала на морское побережье, а, когда почувствует себя немного лучше, то непременно позовет к себе своего верного Кулдана.
   Но еще свежо было в его памяти, как он недавно уезжал отсюда тайком от всех вместе с ханшею к ее друзьям. И эти воспоминания о самых счастливых в его жизни днях не позволяли ему успокаиваться, а заставляли его продолжать следить за нею, чтобы уже окончательно во всем убедиться и больше уже не терзаться одолевающими его в последнее время сомнениями. С наступлением темноты Кулдан, соскользнув с приютившего его дерева на землю, осторожно, чтобы случайно не наступить на сухую ветку и тем самым выдать себя охраняющим ханшу слугам, начал потихонечку подбираться поближе к домику. Однако не успел он пройти и несколько десятков шагов, как чуть ли не столкнулся лицом к лицу с бегущей по тропинке от домика ханскою дочкою.
   - И куда же она так торопится? - удивился еле успевший прижаться при виде нее к березке Кулдан. - Ведь, уже слишком поздно для прогулок заскучавшей ханши по побережью, тем более, безо всякого сопровождения.
   И снова неприятно заныла у него душа от возвратившихся сомнений. И еще больше укрепившиеся в нем подозрения, а главное желание, в конце концов, узнать все насчет тщательно скрываемой ею ото всех тайной жизни заставили его и дальше следовать за нею. Бегущая от домика к берегу моря тропинка все время поднималась пусть и не на высокие, но зато на крутые скалы. И тяжело задышавшему Кулдану было не так уж и легко преследовать освещаемую лунным светом ханшу. Добежав до ближайшего перекрестка, она не свернула, как предполагал Кулдан, на ведущую в небольшой поселок тропинку, а повернула в сторону возвышающейся над всеми окрестностями огромной горы
   - И что только могла понадобиться ей возле этой горы так поздно!? - воскликнул про себя ужаснувшийся Кулдан, которому сразу же припомнились кошмары своей ночевки в лесу.
   Но он сумел побороть свой страх и заставил себя продолжать следить за неизвестно куда направляющейся ханскою дочкою. Бегущая по прибрежным скалам тропинка становилась все уже и уже, крутые спуски чередовались с не менее крутыми подъемами. Но хрупкая с виду ханша с поражающей Кулдана легкостью, преодолевая их, бежала все дальше и дальше. Следовавший за нею Кулдан выдыхался, и, вскоре, он, не смотря на огромное свое желание не отстать от нее, обязательно остановился бы, чтобы хотя бы немного перевести свое дыхание, но, на его счастье, ханша, подбежав к прислоненному к стене горы валуну, остановилась. И он еще больше удивился, когда увидел, как его госпожа легко, словно валун был не гранитным, а просто наполненный легким пухом мешок, отодвинув его в сторону, скрылась в открывшемся за ним проеме. Чего-чего, а уж такого оробевший Кулдан не ожидал от разнеженной ханской дочки. Первым охватившим его желанием было, конечно же, остановиться и больше уже не пытаться ничего узнавать о начинающей пугающей его мужественное сердце тайной жизни своей повелительницы. Ему нестерпимо захотелось вернуться обратно в ханский аил и, удовольствовавшись малым, постараться забыть обо всем им сейчас увиденном, как о кошмарном сне. Но Кулдан уже не мог обольщаться слабой надеждою, что ему удастся легко выбросить ханскую дочь из своей головы в то время, когда он все еще не мог отделаться от угнетающих его воспоминаний и снова убедить самого себя, что ночной ужас в лесу ему тогда просто привиделся. Кулдан уже даже при особом своем желании не мог возвратиться в то время, когда у него еще была возможность объяснить самому себе свой вещий сон чем-то таким, что не было бы для него таким пугающим и страшным. Кулдан уже не сомневался, что его память всегда будет способна с легкостью возвращать его к этому пугающему его и страшному снова и снова. А раз так, то он не мог позволить себе и дальше оставаться в неведении, чтобы и дальше продолжать мучиться и страдать от раздирающих его душу сомнений и подозрений. И Кулдан, стараясь ступать, как можно тише, подкрался к открывшемуся в стене горы проему и, после недолгих колебаний, начал с не меньшей осторожностью подниматься по кем-то вырубленным в скальной породе ступенькам.
   Торопясь, как можно скорее испытать действие на строптивом Бакисе волшебного снадобья, Холида не стала терять время на закрытие входной двери, а, быстро пробежав по ступенькам внутрь пещеры, окинула молча лежащего на полатях Бакиса насмешливым взглядом.
   - Ты еще не заскучал в одиночестве, Бакис? Может, выйдем из пещеры и немного подышим свежим воздухом? - предложила она даже не повернувшемуся в ее сторону Бакису
   С головою погрузившийся в свои нерадостные думы Бакис нахмурился и, всем своим видом показывая, как ему неприятно разговаривать с нею, отвернулся от сердито поджавшей свои губки ханши.
   - Как мне кажется, ты и сегодня решил играть со мною в молчанку, - недовольно буркнула тяжело вздохнувшая Холида, - а я этому неблагодарному принесла кувшин хорошего вина и только что приготовленную лично мною баранину.
   И Холида, положив принесенный с собою узелок на полати, побежала закрывать входную дверь.
   Услышав в пещере голос ханши, Кулдан только намерился заглянуть в нее, чтобы увидеть с кем она там разговаривает, но, испугавшись приближающимися к нему ее быстрыми шагами, торопливо вжался в небольшое боковое углубление в стене пещеры. Стремительно пронесшаяся мимо него ханша, громко щелкнув внизу задвижкою, закрыла преграждающую вход в пещеру входную дверь.
   - Я только что сунул свою голову прямо в волчью пасть, - упрекнул себя за неосторожность Кулдан.
   Но, как говорится, раскаянием делу не поможешь, и он, дождавшись, пока возвращающаяся обратно в пещеру ханша снова не пробежит мимо него, потихонечку пробрался на самую верхнюю ступеньку. Увидев при тусклом свете свечи внутри пещеры своего недавно казненного соперника, он чуть ли не выдал себя прорывающимся из груди от охватившего его при этом ужаса криком.
   - И как госпоже удалось оживить своего любимчика!? - ужаснулся Кулдан, с неприязнью ощущая, как забегали по всему его телу холодные мурашки пробирающего его до самых костей страха.
   Внутренне он уже был подготовлен, что увидит в тайном месте ханши немало для себя непонятного и страшного. Но то, что он увидел каким-то чудом или колдовством оживленного мертвеца, ввергло его бесстрашное сердце в такой панический ужас, что он еле удержался, чтобы, выскочив из пещеры, бежать от этого страшного для живого человека места, как можно дальше. И только одно понимание того, что, открывая внизу дверь, он обязательно потревожит ханскую дочку, и что тогда она уже не выпустит его отсюда живым, останавливало его.
   Холида наполнила принесенные с собою серебряные чаши вином и, всучив одну из них в руку продолжающегося хмуриться Бакиса, проговорила:
   - Хватит тебе на меня злиться, что я самовольно, без твоего ведома, решила спасти твою жалкую жизнь. Давай лучше выпьем это прекрасное вино за твою долгую счастливую жизнь, а заодно и подумаем, что мне делать с тобою дальше. Надеюсь, ты понимаешь, что всю жизнь ты в этой пещере не просидишь?
   - За мою нынешнюю жизнь уплачена высокая цена, чтобы я мог позволить себе наслаждаться своею жизнью и дальше, - недовольно буркнул сумрачный Бакис. - Вряд ли я хоть когда-нибудь смогу забыть о казненном вместо меня ни в чем не повинном человеке.
   - Тебя все еще волнуют подобные пустяки! - насмешливо бросила ему Холида. - Но я же тебе уже объясняла, что смерть принесла этому жалкому рабу только избавление от земных страданий. Тебе лучше скорее о нем забыть, а я, можешь мне поверить, сделаю все от меня зависящее, чтобы ты был счастливым и больше ни в чем не нуждался.
   - Уж что-что, а заставить меня снова почувствовать себя счастливым ты, ханша, не сможешь никогда, - с мрачной усмешкою возразил ей Бакис.
   - Твое неверие в мои способности означает только одно, что ты, Бакис, пока еще ничего не знаешь о нас женщинах, - капризно надув свои прелестные губки, не согласилась с его возражением Холида. - Ты, Бакис, только из-за своей молодости пока еще не можешь понять, что в этой жизни для соблазнительно красивых женщин нет ничего невозможного. Что мы, если нам захочется, можем крутить и вертеть вами, мужчинами, как нам заблагорассудится. Пожелаем, то в одночасье сделаем всех вас безмерно счастливыми, а не захотим, так заставим страдать и мучиться всю жизнь.
   - Я говорил не о женщинах, я имел в виду тебя, госпожа, - пробормотал в ответ недовольно поморщившийся Бакис.
   - К сожалению, Бакис, я так и не научила тебя относиться с должным почтением к своей хозяйке и ценить ее хорошее отношение, - проговорила нахмурившаяся Холида и, подойдя к нему поближе, попыталась погладить по его взъерошенным волосам. Но не желающий ее ласок Бакис отпрянул от нее в сторону. - И, как я уже убедилась, мне с тобою по-хорошему не сладить, - продолжила, укоризненно покачав своей прелестной головкою, Холида и, достав флакончик с волшебным снадобьем, помазала ему виски и под глазами.
   Почувствовав, как ханша мазнула ему по вискам и под глазами чем-то таким со зловонным запахом липким, неприятно поморщившийся Бакис соскочил с полатей. И только намерился высказать ей в глаза все, что он о ней думает, как уже готовые слететь с его губ резкие слова застряли в его глотке, его сумрачное лицо прояснилось, а только что совсем недавно гневные и колючие его глаза радостно засверкали. И вместо ожидаемой ругани он с ласковой улыбкою протянул к Холиде свои руки.
   - Это ты, моя ласточка, - с нежностью проговорил он победно ухмыльнувшейся Холиде. - Я так рад снова видеть тебя. И где же ты, моя радость, так долго пропадала?
   Давно желающая избавиться от переполняющих ее, не излитых в любовных с Бакисом ласках, страстных желаний Холида, бросившись к нему, застыла в его крепких объятиях. А он, нежно погладив ее по волосам, приподнял ей головку и посмотрел в ее мгновенно наполнившиеся несказанным счастьем глаза.
   - Марийка, моя Марийка, - прошептали его губы, и непрошеные слезы от нежданной радости градом покатились из его глаз по впалым щекам.
   Услышав, как он назвал ее именем ненавистной ей соперницы, неприятно вздрогнувшая Холида, оттолкнув Бакиса от себя, выскочила из его объятий.
   - Что с тобою, голубка моя сизокрылая!? - вскрикнул ничего непонимающий Бакис. - Почему ты отталкиваешь меня от себя? Чем я тебя обидел?
   - Прости, милый, но я забежала проведать тебя всего лишь на одну минуточку, - прошептала в ответ еле сдерживающая свое раздражение Холида, - и мне уже пора уходить.
   - Не покидай от меня, Марийка, - попросил удерживающий ее за руки Бакис, - мы же с тобою не успели еще не то, что поговорить, но и даже поприветствовать друг друга при встрече.
   Но еле сдерживающая в себе рыдания Холида молчала, не зная, на что ей решиться. Она уже догадалась, как действует это волшебное снадобье, и считала себя обманутою.
   - И ему еще показалась мало моего лучшего ожерелья, - мысленно укорила она обманувшего ее в самых лучших ожиданиях колдуна.
   Молчание затягивалось, а застрявший в ее горле горький обидный комок уже грозился в любую минуту выплеснуться наружу. И она, вырвавшись из рук Бакиса, побежала из пещеры, выкрикнув ему на бегу:
   - Я скоро вернусь, милый! А ты пока отведай баранины, да попей принесенного тебе ханшею вина!
   Повеселевший Бакис проводил глазами убегающую Холиду и, осушив до дна обе чаши вина, вонзил свои молодые крепкие зубы в распространяющее по всей пещере душистый аромат мясо.
   - Так, вот, какая она, оказывается, правда! Так, вот, зачем я скакал, изнуряя самого себя и своих коней к этому, будь он навек проклят, волшебнику! - негодовал от всего только что им увиденного и услышанного Кулдан и, вспомнив о своем вещем сне, продолжил. - Если моя госпожа с виду не такая уж и уродливая, то зато душа у нее такая же страшно чудовищная, как и в моем сне. Но сейчас мне будет лучше, воспользовавшись подвернувшейся возможностью, уйти из этой пещеры пока не поздно.
   - И он, потихонечку спустившись по ступенькам вниз, обошел забившуюся в неутешных рыданиях ханшу стороною и, добежав до пасущегося в степи коня, поскакал по обратной дороге в ханский аил.
   Выскочившая из пещеры Холида присела на попавшийся ей более-менее удобный камень и дала волю уже давно просящимся у нее наружу слезам. Ей, признанной во всей степи красавице, было до слез обидно и горько вымаливать любовь у мужчины не любящего ее, да еще выслушивать от него ласковые слова предназначенные не ей. О, и как же сейчас она ненавидела стоящую у нее на пути к счастью Марийку! Сколько обидных слов она высказывала сейчас в ее адрес! И какие только несчастья она не призывала сейчас на ее бедную голову! Но вместе с полившимися градом из ее глаз слезами потихонечку смягчалась сердечная боль, унималась застрявшая комом в глотке горечь, и приходило успокоение. А вместе с успокоением она уже начала рассматривать все, что сейчас с нею произошло, совсем по иному и в ее прелестную головку уже потекли совсем иные мысли. И, вскоре, она уже даже начала признавать, что была к изготовившему для нее не очень-то подходящее снадобье волшебнику, мягко говоря, не совсем права.
   - Он сделал для меня все, что мог, - уже подумала она, - и не его вина, что сделать больше и лучше, он уже был не в силах.
   Смирившись, она вернулась в пещеру и до наступления скорого рассвета наслаждалась любовью вовсе не принадлежащего ей Бакиса.
   Возвратившийся с побережья Кулдан забрался в кибитку и еще долго ворочался на своем жестком ложе без сна. Слишком много он узнал для себя сегодняшней ночью. И это многое не позволяло сейчас его бедному сердцу успокоиться. Лишившийся в течение этой ночи всех переполняющих его ранее грез, Кулдан сейчас ощущал себя полностью опустошенным, не зная, за что ему теперь следует в жизни держаться, и чем ему наполнять свою дальнейшую уже совершенно никому не нужную жизнь. Очнувшийся от ослепляющего его угара любви к своей госпоже он уже начал оценивать более трезво не только ее саму, но и свое плачевное при ней положение. И эта наступившая для него неприятная трезвость уже прямо выбивала из-под его ног почву. Заставляла Кулдана ощущать себя в этом ставшем для него за эту ночь непомерно огромном мире таким маленьким и ничтожным, что наплывающая глухая пустота пугало его даже больше, чем самое трудное и опасное препятствие на пути к колдуну. Остро ощущающий сейчас в себе эту пугающую пустоту Кулдан горел мщением за свое разбитое сердце, но благоразумие подсказывало ему, что в этом случае он больше потеряет, чем получит взамен. Что ему лучше забыть обо всем и ни в коем случае не давать ханше повода догадаться, что он знает все о тщательно скрываемой ею от всех тайной жизни. И уже только вместе с заалевшей над степью утреннею зорькою он, позволив дожидающемуся его сну овладеть собою, забылся в неспокойном тревожном сне.
   - Просыпайся, соня! - услышал он возле себя голос затормошившей его Прокуды. - Ты уже спишь, не просыпаясь, вторые сутки.
   Встревоженный ее неожиданным появлением в своей кибитке Кулдан вскочил со своего ложа и, окинув служанку ханши беспокойным взглядом, поинтересовался:
   - Ханша требует меня к себе?
   - Нет, не требует, - успокоила его служанка, - но о твоем самочувствии справляется. Я собираюсь к ней ехать, поэтому и пришла узнать, что ты хотел бы передать нашей повелительнице от себя лично?
   - Передай, что самочувствие у меня все хорошее, и что я благодарен за богатые дары, которыми она меня одарила, - пробормотал вздохнувший с облегчением Кулдан.
   - Так и быть, я ей скажу, что ты, превратившись в самого настоящего лежебоку, в точности исполняешь все насчет тебя распоряжения ханши, - с коротким смешком проговорила выходящая из кибитки Прокуда.
   - По всей видимости, о моей ночной прогулке на морское побережье в аиле еще не только никто не знает, но и даже не догадывается, - подумал с облегчением вздохнувший Кулдан.
   Однако желанного для него успокоения не пришло. С пробуждением вернулась к нему и так ужасно пугающая его пустота. А вместе с нею и горькое разочарование в своей еще такой молодой жизни, и доводящее его до сумасшествия острое ощущение своей неполноценности и ущербности. И он, чтобы хотя бы немного отвлечься от угнетающих его мрачных мыслей, всю последующую неделю вместо полагающего ему отдыха посвятил всегда хорошо отвлекающей человека от терзающих дум работе. А в день возвращения ханши Кулдан вызвался помочь временно замещающей Прокуду служанке подготовить к ее приезду комнату в глинобитном домике. - Кто же вышивает для нашей госпожи подобную красоту? - полюбопытствовал обративший внимание на разложенные на скамейках расшитые красивыми узорами наряды ханши Кулдан.
   - Эти узоры вышивает привезенная из приморского поселка для нашей ханши Марийка, - ответила ему протирающая с окошек пыль служанка.
   - Невеста недавно казненного Бакиса? - уточнил у нее заинтересовавшийся Кулдан.
   - Она и есть, - утвердительно буркнула тяжело вздохнувшая служанка, - и такая хорошенькая. Мне даже жалко на ее смотреть: ведь, она, бедняжечка, до сих пор все еще ничего не знает об ужасной участи своего жениха.
   - Она не может не знать о его казни, - возразил ей удивившийся ее словам Кулдан. - О казни Бакиса было объявлено заранее. Да, и сама казнь человека не такое и частое событие, а поэтому его в назидание другим казнили на виду у всех половцев нашей орды.
   - Марийка выполняет срочный заказ ханши, и наша госпожа, опасаясь, что казнь его жениха может повлиять на ее вышивки, строго-настрого запретила всем говорить ей об этом.
   - И правильно сделала, - согласно поддакнул ей Кулдан, - узнай Марийка о смерти своего жениха, то уже вряд ли смогла бы расшивать наряды нашей госпожи такими красивыми узорами.
   - Своему жениху она уже ничем не могла бы помочь, а, вот, работая у нашей милостивой госпожи, она, может, надеется на богатые дары, - высказала свою точку зрения словоохотливая служанка. - Мертвому-то, как говорится, уже все равно, а живое должно думать о своей дальнейшей жизни.
   Служанка оказалась, не в пример Прокуде, болтливою и слова сыпались из нее, как из рога изобилия, но Кулдан ее уже больше не слушал. Его мысли, как и всегда, были заняты лишь одной ханшею, и он, размышляя о только что узнанной им ее тайной жизни, все больше и больше ожесточался сердцем против нее. В нашей несуразной и суетливой земной жизни иногда бывает очень трудно не только найти себе подходящую пару, но и даже воспылать глубоким искренним чувством к другому человеку, а, вот, возненавидеть обманувшего тебя любимого человека легче всего.
   - И как же низко она пала! - возмущался он ханшею, забыв, что и сам совсем недавно во имя своей любви был готов убить соперника. - И чего ей только в жизни недоставало! Половчанка, дочь хана, красавица, а губит себя из-за какого-то там презренного рыбака.
   И долго еще кружились в его уже прямо гудевшей голове подобные мысли, тревожа охватывающим все его естество желанием непременно отомстить вероломной ханше за свое поруганное чувство. Пока не подумал, что ему в этом направлении будет лучше всего открыть Марийке глаза, рассказав ей обо всем, о чем ему стало известно в последние дни самому.
   А, наконец-то, дорвавшаяся до недоступного ей раньше Бакиса Холида с жадностью услаждала себя его ласками и любовью и никак не могла ими насытиться. Слишком долго она ждала от него ответного чувства, а поэтому сейчас, когда Бакис пошел навстречу ее желаниям, она просто не могла от него оторваться. И уже только тогда, когда во всем ее теле сладко заныла полностью удовлетворенная истома, когда все накопившиеся в ней ранее страстные желания были излиты в ответных ласках Бакиса, она решила, что ей пора возвращаться домой, и начинать готовится к приближающимся сборам шибианок.
   - И на этот раз я уже прилечу на сборы вместе со своим Бакисом, - ликовала она по дороге. - Все мои подружки при виде меня с ним просто умрут от зависти.
   Счастье смягчает самые жестокосердные сердца, а поэтому Холида по возвращению в свой глинобитный домик обласкала свою соперницу, похвалив ее за умение и старание при выполнении ее заказа. И вполне удовлетворенная самой собою прилегла на свое мягкое ложе и скоро забылась в мгновенно овладевшем ее притомившимся телом глубоком сне. После принесших ей столько ранее не испытываемых ею наслаждений наполненных страстной любовью Бакиса ночей она спала так крепко, что даже не услышала, как глубокой ночью к ее домику подкрался Кулдан и тихо постучал в окошко комнаты, где отдыхала Марийка.
   Спящая Марийка услышала, как кто-то стучится в окошко ее комнаты, еще спящей.
   - Бакис! - вскрикнула она еще во сне, а обрадованное близостью своего милого друга ее сердечко забилось в груди так сильно, что уже было готово, выпрыгнув из нее, бежать к нему навстречу. - Наконец-то, он пришел! Он услышал мой зов!
   И даже затрепетавшее в сладкой истоме все ее тело потянулось к окошку, но крепко удерживающий ее в своих объятиях сон не позволял ей не только пошевелиться, но и даже открыть свои глазки.
   - Да, просыпайся же ты скорее! - ругала она саму себя, изо всех своих сил стараясь преодолеть яростное сопротивление не хотевшего идти навстречу ее желанию сна, и проснулась.
   Стук в окошке повторился.
   - Это он, он! - еле слышно прошептала Марийка и, соскочив со своего ложа, рванулась к окошку.
   Приоткрыв его, насколько ей позволили приколоченные снаружи доски, она заглянула в расширенную за долгие дни ожидания своего любимого ею щелочку.
   - Бакис, это ты? - прошептала уже прямо умирающая от счастья долгожданной встречи Марийка.
   - Нет, я не твой Бакис, - услышала в ответ уже и сама понявшая, что это шепчет ей кто-то другой, Марийка. - Что тебе надобно? - не скрывая своего раздражения, недовольно шепнула она ему в ответ. - И зачем ты по ночам стучишься к молоденьким девушкам?
   - Не бойся меня, Марийка, - шепнул ей незнакомый голос, - я слуга ханши Кулдан. Я хочу с тобою поговорить.
   - Кулдан? - переспросила его уже и сама признавшая в освещенном луною незнакомце часто приходившего к ханше молодого половца. - Ты принес мне весточку от моего Бакиса?
   - Нет, Марийка, - прошептал ей в ответ Кулдан, - но я пришел рассказать тебе все о твоем Бакисе.
   - Пришел рассказать о нем? - переспросила его недоумевающая Марийка, а потом, ощутив, как сжалось в тревожных ожиданиях ее сердце, забеспокоилась. - С ним что-нибудь случилось? В какую беду попал мой Бакис!?
   - Хан повелел его казнить, - шепнул ей в ответ Кулдан.
   - Казнить моего Бакиса! - еле сдержавшись, чтобы не закричать, тихо вскрикнула Марийка. - Но за что!?
   - Он, задумав освободить тебя из рук ханши, попытался ночью пробраться к тебе, а наш хан расценил его проникновение в юрту ханши, как покушение на свою дочь, - тихим бесстрастным голосом объяснил ей Кулдан.
   - Дурачок, - сквозь полившиеся из ее глаз слезы прошептала она, - он же не знал, что меня здесь никто не обижает. Я сейчас разбужу ханшу, и буду на коленях умолять ее спасти моего Бакиса....
   - Успокойся, - остановил рванувшуюся к двери Марийку Кулдан, - ханша не станет тебе помогать спасать Бакиса, да, уже и поздно....
   - Только не говори, что его уже казнили! - вскрикнула остановившаяся Марийка.
   - Вместо него казнили купленного ханшею похожего на него раба, - шепотом объяснил ей Кулдан.
   - Значит, мой Бакис, живой! - уже не от горя, а от охватившей ее при последних словах Кулдана радости вскрикнула Марийка. - Ханша спасла моего Бакиса! И как же я благодарна ей за это! - но ее радость была недолгою, и очень скоро внимательно слушающий Кулдан услышал изнутри приглушенные рыдания Марийки. - Да, и как же я могу радоваться его спасению в то время, когда вместо него был казнен ни в чем неповинный человек, - немного справившись с собою, прошептала она. - Разве нельзя было освободить моего Бакиса, не убивая бедного раба? Да, и почему ты сказал, что ханша не станет мне помогать?
   Кулдан промолчал, а еще больше встревоженная его молчанием Марийка, в которой снова проснулись ее прежние насчет ханши подозрения, настойчиво умоляла его рассказать ей всю правду, как бы горькой она для нее не оказалась. И решившийся Кулдан рассказал ей обо всем им увиденном и услышанном в пещере.
   - Если я узнаю о твоем Бакисе что-нибудь еще, то снова подойду к окошку в это же время, - сказал ей на прощание Кулдан и провожаемый затуманенным взглядом недовольно поджавшей свои губки Марийки ушел.
   Утром, еще продолжающую сладко похрапывать на своем мягком ложе Холиду разбудила встревоженная Прокуда.
   - Госпожа, это Марийка..., - сквозь слезы с трудом выдавила она из себя, - я ни в чем не виновата, ханша.
   - Что случилось с Марийкою, говори же скорее!? - прикрикнула на нее недовольная раннею побудкою Холида.
   - Она отказывается работать, - объяснила ей всхлипывающая Прокуда. - Даже от еды отказалась, только сидит и плачет.
   - И, действительно, что же могло с нею произойти в течение сегодняшней ночи? - подумала торопливо натягивающая на себя тунику Холида, - Ведь, еще вчера вечером мы расстались, как мне помнится, довольно мирно.
   - Что с тобою произошло, Марийка? - спросила вошедшая в ее комнату Холида. - Кто это сегодня ночью смог так тебя обидеть, что ты даже решилась отказаться исполнять мое повеление?
   Марийка растерла по своим раскрасневшимся щечкам слезы и, не отводя глаз от окинувшей ее пристальным взглядом ханши, проговорила:
   - Я решила, что не буду работать до тех пор, пока не увижусь со своим Бакисом.
   - Это что еще за капризы, милочка! - прикрикнула на нее рассерженная Холида. - Я, ведь, тебе уже объясняла, что с Бакисом ты сможешь увидеться только тогда, когда выполнишь мой срочный заказ.
   - А я продолжаю настаивать на том, чтобы наша встреча состоялась немедленно! - выкрикнула ей в ответ Марийка и забилась в неутешных рыданиях.
   Холида смотрела на ее вздрагивающие плечики, и ей было не жалко убивающейся по ее вине Марийки, из-за которой ей, шибианке, впервые за все свое бесконечное существование пришлось испытать всю горечь от страдания быть отверженной каким-то там презренным смертным. А теперь уже даже и ее имя, многократно выслушивая из уст занимающегося с нею любовью Бакиса, она успела возненавидеть. И поэтому сейчас мрачно ухмыльнувшаяся Холида с особым для себя наслаждением готовилась нанести Марийке свой самый, по ее мнению, страшный удар.
   - Марийка, тебе, ведь, известно, как хорошо я к тебе отношусь. И мне больно говорить тебе об этом, но ты не оставила мне другого выхода, - проговорила она притворно-ласковым голосом. - Я охотно разрешила бы тебе встретиться с Бакисом, но, к сожалению, это уже не в моих силах. Твой Бакис совершил плохой поступок и был по повелению моего батюшки казнен. Я, глубоко сочувствуя твоему горю, постараюсь забыть о твоем сегодняшнем уже просто возмутительном поведении. Прошу тебя быть, как и прежде, умною девочкою и немедленно приступать к работе.
   Вслушиваясь в притворно-ласковые лицемерные слова коварной ханши, Марийка еле сдерживала себя, чтобы, набросившись на свою соперницу, выцарапать ее бесстыжие глаза. Она уже не сомневалась, что ханша намеревается разлучить ее с Бакисом, чтобы одной пользоваться его вниманием и любовью. Охватившее ее при этом отчаяние придало ей силы и смелость, и она сказала победно ухмыляющейся ханше то, на что раньше никогда не осмелилась бы.
   - Ты коварная и низкая женщина! - со злостью бросила она не ожидающей от нее подобной смелости ханше. - Ты спрятала моего Бакиса от всех и сейчас пытаешься обманом овладеть его сердцем!
   От притворной приветливости и доброты у Холиды уже не осталось и следа. Мгновенно слетевшая с нее маска заботливой хозяйки вместе с переполняющим гневом страшно исказили красивое лицо Холиды, обнажая всю ее уродливую сущность.
   - Как могла она узнать о моей тайне!? - подумала обеспокоенная Холида, уже прямо испепеляя не отводящую от нее глаз Марийку своим презрительным взглядом. - И что вообще знает это дерзкая девочка!? Знает о казненном рабе, а, может быть, и даже о пещере, где я прячу ее Бакиса!? Но сейчас от нее, все равно, ничего не добьешься, да, и заниматься мне этой дерзкой девчонкою уже некогда. Пусть немного посидит в яме и подумает, что может ее в случае дальнейшего мне неповиновения ожидать. Глядишь, немного и остепенится, а я уж, после возвращения со сборов, займусь ею вплотную. И тогда она мне все выложит и расскажет, как миленькая.
   Доведенная до отчаяния Марийка не только по-прежнему не отводила своих глаз от разгневанной ханши, но и даже нашла в себе силы пренебрежительно ей улыбнуться.
   - Я, по-видимому, слишком хорошо относилась к тебе, милочка, - холодно проговорила взбешенная Холида, - но это можно легко исправить. Я заставлю тебя убедить саму себя, что грубить и дерзить своей хозяйке с твоей стороны не только не умно, но и совершенно безнадежное дело.
   Повинуясь повелительному взмаху руки ханши, Прокуда, приподняв с пола ковер, открыла прикрывающую вход в яму дверцу и, заставив Марийку спуститься в низ, вытащила из ямы приставную лесенку.
   - Пусть она посидит в яме и немного подумает над своим поведением, - бросила служанке возвращающаяся в свою комнату Холида, - да, и корми ее ровно столько, чтобы не умерла раньше времени от голода. Она мне еще понадобиться.
   Во всем ее слушающаяся и во всем ей беспрекословно подчиняющаяся Прокуда кивнула в знак своего согласия головою. А что ей еще оставалось делать? Ее мнением никто не интересовался, а терять из-за этой гордячки сытое и теплое место на службе у ханской дочки она не собиралась. И с молчаливою готовностью идти на все, чтобы ей не повелела ханша, она прикрыла дверцу и, опустив на место ковер, ушла по своим делам.
   Подталкиваемая Прокудою Марийка спустилась по лестнице на дно ямы и со страхом смотрела, как последняя, что еще связывало ее с поверхностью земли, прислоненная к отвесной стене ямы лестница потихонечку поползла вверх и в последний раз, мелькнув в проделанном в полу проеме, исчезла.
   - Все, мне уже больше белого света не видать, - подумала Марийка, и ей при этом стало так сильно жалко саму себя, что она, не сдержавшись, снова забилась в неутешных рыданиях.
   Пробивающийся через щели в полу тусклый свет от освещаемых комнату свечей все еще пробивался к ней, освещая ее бледное заплаканное лицо, но и он скоро оборвался, как только Прокуда опустила дверцу, и расстелила по полу ковер. Мгновенно установившаяся в яме сплошная кромешная темнота ослепила Марийку, и она, протянув вперед руки, нащупала стенку ямы и устало опустилась возле нее. Ей еще повезло, что до нее в яме никто не сидел, а в степи в это время установились ясные погожие летние деньки, поэтому в вырытой ханшею яме было еще сухо. Да, и воздух в ней, пусть и не отличался приятной свежестью, как наверху, но дышалось им пока еще легко и без неприятных ощущений. Прислонившаяся спиною к стене ямы Марийка опустила голову на колени и тихо плакала. Нет, и нет! Марийка не жалела, что высказала коварной и мстительной ханше все свое презрение, и, тем более, не собиралась укорять саму себя, что сгоряча сболтнула лишнее, что ей надо было промолчать всесильной ханской дочке, а то и просто попросить у нее прощения. Марийка сейчас плакала лишь потому, что выйти из этой ямы уже больше не сможет, что она уже больше не увидит красного солнышка, свою маму, своего отца и, конечно же, своего Бакиса. Вволю наплакавшись, она еще долго сидела с широко раскрытыми глазами, ничего перед собою не видя и не замечая. Кто ее, бедную, отсюда услышит? И кто ей, так глубоко и надежно запрятанной от сочувственных людских глаз, поможет? Марийка уже больше ни на что и ни на кого не надеялась, и даже не пыталась тешить себя бесплодными мечтами. Она сейчас лишь только умоляла всемогущее небо скорее прислать ей смерть, чтобы она могла уже навсегда освободиться от людской злобы и душевной черствости.
   Смотревший на ее страдания с небес Творец и сам удивлялся, как может баранья лопатка, которую только что с аппетитом обгладывала Холида, не застрять в ее горле. Да, и вообще, как может человек продолжать жить и веселиться всеми радостями жизни в то время, когда рядом с ним страдает невинная и прекрасная душа. И почему люди вечно нападают в первую очередь на тех, кто хочет жить честной праведной жизнью, поступать только по совести, а любить искренне до самозабвения? И почему это люди вместо того, чтобы сверять по ним свои дела и поступки, всеми правдами, а чаще неправдами, сами принуждают их к устроенной ими на земле неправедной жизни? Даже, несмотря на то, что они не воры и не убийцы и своей нравственной жизнью никого не задевают и никому не мешают жить. Однако на земле в это время ничего такого особенного не произошло. Холида, с сожалением посмотрев на только что обглоданную косточку, бросила ее псу и отправилась на прогулку. А ее верная служанка Прокуда между делами не забыла посплетничать со своими подружками, обсуждая и обвиняя других в их, по ее мнению, нечестности и плутовстве. В общем, все на земле в это время выглядело внешне чинно и благопристойно. И о чем только думал наблюдающий за всем этим с небес Творец? Возмущался ли Он людской черствостью и людским равнодушием? Метал ли Он на людей в это время громы и молнии, а, может, Сам у себя просил прощение, не желая поднимать руку на своих неразумных детей? Об этом никто не знает. Но ясно одно, что Он не одобрял содеянного в это время на земле, и что Он всегда страдает оттого, что не в его силах дойти до каждого из своих детей и научить их всех, как им надо жить в сотворенном Им земном мире. Конечно, при желании Он смог бы это сделать, но тогда мы все перестали бы быть людьми и Его самыми любимыми творениями. И кто только может с уверенностью сказать, как Он должен был поступить с нами, не желающими жить так, чтобы, смотря с небес на нас, Он только радовался, и гордился бы нами, чтобы не разрывалось у Него сердце от возмущения или от жалости к нам несчастным.
   Уже третью ночь подряд подкрадывался Кулдан к окошку домика, пытаясь связаться с Марийкою, но девушка на его стуки не отзывалась.
   - И куда же она могла подеваться? - недоумевал уже даже и незнающий, что ему подумать, Кулдан. - Может, ханша ее куда-нибудь отправила? - подумал он, но тут же отказался от своего предположения.
   В ханском аиле, где люди все или почти все знали друг о дружке, скрыть внезапный отъезд девушки было просто невозможно.
   - И куда же она могла подеваться? - недоумевал Кулдан. - Исчезла без следа, как будто сквозь землю провалилась.
   Немало еще было таинственного и загадочного для Кулдана в этой истории, но больше всего его удивляло, что снова уехавшая на побережье ханская дочка оставила в аиле верную ей Прокуду, и что та, даже в отсутствии ханши, неотлучно находилась при глинобитном домике.
   - Что-то здесь не то? - подумал с нетерпением поджидающий, когда неотложные дела выманят Прокуду из домика, Кулдан, который намеревался в ее отсутствие пробраться в него и там, на месте, во всем досконально разобраться.
   Кулдан понимал, что, если его в нем обнаружат, то не сносить ему головы, но судьбы Бакиса и Марийки уже так тесно переплелись с его собственной судьбою, что остановится на полпути, он не мог. Был теплый субботний день. Из сумрачно поглядывающих на землю нахмурившихся небес с самого раннего утра заморосил такой частый дождик, что половцы ханского аила без особой на то надобности старались не выходить из своих юрт и кибиток. В общем, все способствовала задуманному Кулданом проникновению в глинобитный домик ханши, и он, затаившись в своей кибитке, с нетерпением дожидался, когда уж давно проснувшейся Прокуде приспичит убежать из него по какой-нибудь своей надобности. Но сегодня она, как назло, так долго копошилась с уборкою в комнатах, что Кулдан, нервничая, все время поругивал ее про себя за неповоротливость. А Прокуда, словно и на самом деле ощущая, что за нею наблюдает молодой красивый парень, не торопилась, охотно демонстрируя перед ним все свои пышные прелести. А когда она начала протирать окошко, то так мечтательно засмотрелась в его сторону, что не сводящему с нее глаз Кулдану на какое-то время даже показалось, что она, догадываясь о его нетерпении, своей преднамеренной медлительностью как бы специально подразнивает его. Однако, к его счастью, в нашей жизни абсолютно все имеет, как свое начало, так и свой конец, а поэтому, в конце концов, закончившая прибираться Прокуда, накинув на плечи тяжелый темный плащ, затрусила от домика по какому-то срочно понадобившемуся ей в аиле делу. Вздохнувший с облегчением Кулдан внимательно осмотрелся вокруг и, никого поблизости не увидев, мышью выскользнул из своей кибитки. Он не долго возился с наружными запорами и, не прошло еще даже несколько мгновений, как он уже был внутри домика.
   - И куда только моя госпожа могла запрятать эту Марийку? - негромко проговорил вслух внимательно осматривающий пустую комнату Кулдан. - Может, и на самом деле она как-то умудрилась увести ее с собою незаметно для всех из аила?
   - Я здесь, Кулдан, - вдруг, услышал он ее голос.
   - Ты где, Марийка? - переспросил ее никого перед собою не видящий в комнате Кулдан.
   - Подними устилающий пол ковер, и ты увидишь вход в вырытую под полом яму, - проговорила ему в ответ Марийка.
   Кулдан отбросил в сторону ковер и, приоткрыв прикрывающую вход в глубокую яму дверцу, увидел внизу махающую ему рукою Марийку.
   - За что ханша посадила тебя в нее? - спросил он у нее.
   - Я высказала ей в глаза все, что думаю о ней, - глухо прозвучал ему в ответ из ямы голос Марийки.
   - И тем самым обрекла себя на медленную смерть, - продолжил за нее обо всем догадавшийся Кулдан и, окинув понурую Марийку жалостливым взглядом, сказал. - Я сейчас уйду, но я обязательно вернусь к тебе попозже. И мы тогда вместе подумаем, как тебе помочь отсюда выбраться.
   Быстро приведя в комнате все в порядок, он, выскочив из домика, снова затаился в своей кибитке. Кулдан и на этот раз вернулся вовремя, ибо как раз в это самое время к оставленному без присмотра домику ханши уже торопилась, тяжело отдуваясь, толстая Прокуда. Кулдан и дальше, продолжая следить за нею из своей кибитки, заодно предавался размышлениям, как он может помочь посаженной в яму Марийке. Вытащить ее из ямы Кулдану не составляло большого труда, но где потом он сможет ее спрятать от вездесущих ханских слуг, которые с легкостью отыщут Марийку потом даже и под землею.
   - Нет, с побегом Марийки мне торопиться не стоит. В спешке далеко не убежишь, а опытные ханские ищейки отыщут нас в первую же после побега ночь. И тогда уже у нас не останется ни одного шанса на повторение побега, - думал и прикидывал про себя Кулдан. - К ее побегу мне еще надо, как следует, подготовится. И в первую очередь найти надежное убежище, где бы мы могли несколько дней переждать, пока высланной вслед за нами погоне не надоест рыскать по степи. А пока что я передам ей еду и лопату: еда поможет ей сохранить необходимые для побега силы, а лопатой она сможет уже прямо сейчас прорывать лаз из ямы. Работа не только поддержит у нее надежду хоть когда-нибудь покинуть эту мрачную смердящую яму, но и избавит ее от всегда сильно изнуряющих человека мрачных мыслей. Когда наступит время побега, то мне будет легко, а главное незаметно для всех, вытащить ее из ямы.
   По несколько раз, продумывая все до самых, казалось бы, незначительных мелочей, Кулдан, убедив самого себя, что его замысел вполне осуществим, снова стал с нетерпением поглядывать в сторону домика ханши. И как только беспокойно оглядывающаяся Прокуда снова убежала по очередной какой-то своей надобности в аил, он, пробравшись в домик, опустил Марийке узелок с едою, несколько длинных узких кожаных мешочков, лопату с короткою ручкою и небольшую, используемою половцами для удобства входа в кибитку, лесенку.
   - Зачем ты спускаешь мне все это, Кулдан? - удивилась Марийка, отвязывая спущенную ей на веревке в яму лесенку.
   - Все это поможет тебе, Марийка, выбраться из этой ямы, - сказал объяснивший ей, что она должна делать в ближайшие время, Кулдан.
   Убедившись, что Марийка его поняла, он снова выскользнул из домика и в эту ночь уже спал сном праведника. И всю сегодняшнюю ночь ему снились приятные для его души и сердца сновидения. Все говорило ему о том, что он выбрал истинно правильный путь в своей судьбе. Выбрал путь, который безо всякого на то сомнения был достоин высокого звания "человека".
   В нашем неповторимо прекрасном земном мире никогда ничего не происходит, как говорится, просто так или спонтанно. Все живущие в нем твари и даже сам человек подчинены главенствующей над всеми строго неумолимой судьбе. А поэтому никто из них не может уйти из жизни раньше или позже строго определенного ею срока и только после безусловного исполнения своего предназначения на земле. И в этом смысле посаженная обеспокоившейся сохранением тайны своей скрываемой ото всех жизни шибианкою в глубокую яму Марийка еще не исполнила до конца свое земное предназначение. Ей еще рано было задумываться о своем уходе в иной мир. Поэтому все заранее знающего и все заранее предусматривающего Творца в этом случае есть еще немало и других возможностей влиять на поступки и дела живущих на земле людей. И Он вовсе не бросал, как думала Марийка, ее на произвол иногда кажущейся совершенно непредсказуемою земной судьбы. Господь бог уже заранее начал готовить для ее спасения Кулдана, и тот в самое тяжелое для Марийки время тут же поспешил к ней на помощь.
   Появление Кулдана поселила в отчаявшемся сердце Марийки слабую надежду на свое скорое избавление из этой страшно пугающей ее ямы.
   - Пока у меня будет хоть маленькая надежда продолжать бороться за свою любовь, я сдаваться не собираюсь, - твердо решила для себя она, после ухода Кулдана.
   Еще раз, тщательно продумав про себя все сказанное ей Кулданом, она вначале обследовала свое новое жилье. И после недолгого ощупывания руками и ногами, она пришла к выводу, что ее яма шириною не более двух метров и длиною около четырех была вырыта в плотном слое красной глины. Но и это затрудняющее ей работу обстоятельство не очень-то расстроило загоревшуюся желанием самой своими собственными руками пробить дорогу к свободе Марийку. Поэтому она сейчас только радовалась, что у нее в твердой плотной глине получится такой прочный лаз из ямы. В самом темном углу ямы, куда, как она успела уже заметить, не попадал ни один луч света при открытой дверце в полу, она пробила лопатою несколько ниш. В верхнюю нишу она положила переданную ей Кулданом в узелке еду, а в нижней нише поместились лесенка, лопата и кожаные мешки. Проделав эту работу в течение одной ночи, она разбросала всю отрытую глину по дну ямы, и тщательно утрамбовала ее ногами. Яма было глубокою и небольшое повышение ее дна не должно было быть слишком уж заметною. А в дальнейшем она уже рассчитывала удалять из ямы отрытую глину в кожаных мешочках при помощи Кулдана. Усталая, но вполне удовлетворенная проделанной ею ночью работаю, Марийка, прислонившись спиною к стене ямы, скоро забылась в крепком беспробудном сне.
   Открывшая утром дверку Прокуда, ожидая увидеть просидевшую всю ночь в яме пленницу изнеможенной и раскаивающейся, на коленях упрашивающей ее заступиться за нее перед ханшею, с удивлением посмотрела в прояснившиеся лицо Марийки. Не понимая, что могло так приободрить непокорную Марийку, она на всякий случай заглянула в яму, но, не увидев в ней ничего подозрительного, только в недоумении пожала плечами.
   - Ты, моя милая, и в яме не унываешь, - окинув Марийку недовольным взглядом, сердито бросила она ей сквозь плотно сжатые зубы. - И от чего это ты вся так светишься? Может, твой казненный жених сегодняшней ночью навестил тебя в этой яме?
   И ей так понравилась это пришедшая ей на ум едкая острота, что она, не сдержавшись, с громким хохотом захлопнула дверку.
   Марийку больно уколола глупая шутка служанки, но она, опасаясь, что той вздумается спуститься к ней в яму, промолчала, а потом весь день прислушивалась к тому, что делается наверху. И, как только убеждалась, что Прокуда вышла из домика, тут же, приставив лесенку к стене ямы, яростно долбила лопатою в то место, где она наметила для себя начало будущего наклонного лаза из ямы.
   В течение дня несколько раз пробирался в домик Кулдан. Он вынес наполненные глиною кожаные мешки и опустил к Марийке еще одну лопату, но уже с длинною ручкою.
   - Марийка, мне опасно пробираться тайком в юрту ханши днем, - сказал он ей на прощание, - так ты постарайся этою лопатою вначале пробить наружу хотя бы только для вытаскивания глины в кожаных мешках узкое отверстие. Ночью, когда все спят, мне будет намного легче и удобнее уносить накопанную тобою глину куда-нибудь подальше в степь.
   Молча кивнувшая головкою в знак своего согласия, Марийка двое суток подряд долбила лопатою с трудом поддающуюся глину, но, где-то ближе к полуночи третьей ночи, ее лопата, после очередного взмаха, выскочила наружу. Необходимое ей отверстие было пробито. Глина в вырытой под глинобитным домиком ямы была такой сухой и плотною, что Марийке, долбя по ней лопатою снизу вверх, удавалась откалывать лишь небольшие кусочки. Но Марийка не жалела своих сил, а времени у нее было даже больше, чем достаточно, и она сейчас, с наслаждением вдыхая в себя прорывающуюся в яму через отверстие ночную прохладу, любовалась результатом своего упорного труда.
   - Марийка? - услышала она сверху чей-то тихий шепот.
   - Это ты, Кулдан? - отозвалась она.
   - Да, это я, - услышала она в ответ, - я уже вторую ночь жду, когда ты пробьешься наверх. А ты молодец, отверстие для будущего лаза у тебя получилось как раз под стоящею возле стены юрты ханши скамейкою. Я сейчас спускаю к тебе веревку, а ты привязывай к ней мешочки с накопанною глиною.
   Посвятив весь остаток ночи удалению из ямы, накопанной Марийкою за эти двое суток глины, Кулдан уже перед самым наступлением скорого рассвета, опустив узелочек с едою, посоветовал ей начать пробивать верхнюю стенку лаза.
   - После того, как мы укрепим ее для еще большей надежности досками, - сказал он ей, - ты можешь, уже не опасаясь, что она обвалиться, пробивать отверстие лаза полностью.
   С появлением сквозного из ямы отверстия Марийке стало намного легче долбить неподатливую глину, и ее работа по пробиванию лаза для побега быстро продвигалась вперед. Через сутки она уже отрыла верхнюю стенку лаза и, с помощью Кулдана укрепив ее двумя сбитыми вместе досками, начала потихонечку расширять отверстие. А еще через трое суток лаз из ямы уже был почти готов. Почти, потому что верхнюю часть лаза, где смешанная с песком глина была более податливой, она, опасаясь, как бы его не обнаружили раньше времени, не стала расширять пробитое в первый раз отверстие.
   - Мы уже с легкостью пробьем его перед самым твоим побегом, Марийка, из этой мрачной ямы, - проговорил довольно хмыкнувший Кулдан.
   - А разве ты не собираешься забирать меня с собою прямо сейчас? - с удивлением переспросила его уже мысленно попрощавшаяся с ямою Марийка.
   - Нет, Марийка, с твоим побегом нам придется еще немного подождать, - возразил ей Кулдан, - только что вернувшаяся ханша завтра снова собирается ехать на морское побережье. А, вдруг, ей захочется перед своим отъездом о чем-то поговорить с тобою? Не пройдет и часа, как, обнаружив твое исчезновение, она поднимет на поиски всю нашу орду. И тогда уже мне с тобою не будет никакой возможности хоть где-нибудь от них укрыться. Так что, хочешь, не хочешь, а тебе придется еще немного потерпеть, а заодно и постараться набраться как можно больше сил перед побегом. Ты должна довериться мне и верить, что я обязательно увезу тебя отсюда к твоему жениху.
   И попрощавшийся с нею Кулдан, замаскировав выходное отверстие лаза под скамейкою, ушел.
   Дожидающийся возвращения Марийки запертый в пещере Бакис уже больше не мучился и не страдал в совершенно напрасных в его положении переживаниями. Измучившие его после казни вместо него раба безысходность и хандра исчезли, а глаза осветились уже давно не испытываемой им надеждою, что и он в этой жизни сможет быть хотя бы немного счастливым. Возвратившаяся к нему, когда он уже даже и не мечтал о встрече, Марийка снова наполнила его смыслом жизни, и он уже не мог позволить себе уйти из жизни, оставив ее одинокою и неутешною.
   - Я буду продолжать жить хотя бы ради моей голубки, - убеждал он самого себя в своих вынужденных размышлениях на полатях в пещере, - и я не думаю, что казненный вместо меня раб стал бы осуждать меня за это.
   Услышав стук открываемой внизу двери, он, радостно встрепенувшись, соскочил с полатей и побежал навстречу своей любимой.
   - Ты уже вернулась, мое ясное солнышко! - вскрикнул крепко обнимающий бросившуюся к нему в объятие ханскую дочку Бакис. - Я так измучился, и весь извелся в ожидании тебя. И зачем только ты оставляешь меня одного в этой пещере?
   - Милый мой, тебе нельзя показываться на людях, которые могут посчитать тебя выходцем с того света, - ласково проворковала прижимающаяся к нему всем своим телом Холида.
   Она была приятно удивлена, что, как оказалось, снадобье колдуна действовала на Бакиса ни один день, как она предполагала раньше. И у Холиды сейчас не было никакой необходимости выслушивать от прозревшего Бакиса оскорбления, прежде чем она снова помажет ему этим снадобьем на висках и под глазами. Она уже могла, не торопясь, спокойно выжидать удобное для нее время, чтобы проделать над ним эту всегда не очень-то приятную для самого Бакиса процедуру.
   А продолжающий прижимать свою Марийку к себе Бакис все целовал и целовал ее, и был не в силах заставить себя оторваться от ее медовых губок.
   - Милый, - ласково оттолкнула она его от себя, - не торопись так много меня целовать, а то мы можем очень скоро друг другу надоесть.
   - И о чем ты только говоришь, моя ласточка!? - притворно возмутился ее шуткою Бакис. - Я готов хоть всю жизнь прожить в объятиях своей Марийки.
   Освободившаяся из его объятий Холида, развязав принесенный ею с собою узелок, принялась угощать своего любимого приготовленной ею собственноручно вкусною едою. А с удовольствием принимающий ее ухаживание Бакис не уставал нахваливать возбуждающий у него аппетит аромат приготовленных Холидою яств.
   - Без тебя, моя радость, мне даже самый лакомый кусочек в горло не полезет, - весело приговаривал он раскрасневшейся от испытываемого ею при этом удовольствия Холиде.
   Холида совала ему эти лакомые кусочки прямо в рот и, наливая ему чашу за чашею сладкого византийского вина, радовалась переполняющему ее женскому счастью, над которым она раньше так много иронизировала - счастью ухаживающей за своим возлюбленным женщины. Холида с тихой радостью окуналась в испытываемые ее при этом приятные для ее души и тела ощущения, и из ее сердца потихонечку улетучивались накопившиеся в нем за последнее время озлобленная на весь мир настороженность и мнительная подозрительность. Холида уже больше никому не желала зла, ей уже хотелось видеть вокруг себя только одни счастливые лица. Хотела, даже не понимая того, что все живущие на земле люди, не исключая шибианок, никогда не смогут ощущать себя счастливыми в самом полном значении этого слова в том случае, если рядом с ними хоть кто-нибудь страдает. Но, к нашему сожалению, окружающая всех нас на земле действительность вряд ли хоть когда-нибудь будет соответствовать подобной нашей потребности. И поэтому мы в погоне за истинными ощущениями так всегда желанного всеми нами счастья чаще всего, замыкаясь в своем тесном мирке, пользуемся, за неимением лучшего, только одной иллюзией этого заведомо недоступного для всех нас подлинного счастья. А когда случайный ветерок все же завеет в наш тесный мирок отголосками неприглядной действительности, то мы торопимся закрывать ставни своих окон, чтобы они уже больше никогда не смогли омрачить нашего вполне для всех нас счастливого уединения. К такой же защите своего безоблачного иллюзорного счастья прибегла и переживающая сейчас самые счастливые мгновения Холида. И пусть вокруг этой изолированной от внешнего мира пещеры разразится землетрясение, пусть нагрянет всемирный потоп, и пусть даже весь мир перевернется, как говорится, вверх тормашками - никто и ничто не сможет омрачить ей так долго ожидаемого и, наконец-то, наступившего для нее женского счастья.
   Одно смущало сейчас ее: Бакис ее не любил, а ласкал и целовал ее только потому, что видел в ней свою Марийку. Но женское сердце, если оно действительно любит, все стерпит и все простит своему любимому, лишь бы он только оставался рядом с нею. Так и Холида изо всех своих сил старалась забыть, об этом мешающем ей ощущать себя полностью счастливою обстоятельстве.
   - То, что он постоянно называет меня Марийкою, не имеет для меня никакого значения, - думала и рассуждала она для себя примерно так. - Лишь бы он продолжал любить и ласкать меня, а Марийкой я и сама могу себя называть.
   - Знаешь, Марийка, чего мне сейчас хочется больше всего на свете, - шепнул на ушко прижимающий Холиду к себе, Бакис.
   - Чего, милый? - еле слышно прошептала прильнувшая к нему Холида. - Скажи мне о своем желании, и я постараюсь исполнить все, о чем бы ты меня не попросил.
   - Я хочу прямо сейчас выйти с тобою из этой надоевшей мне пещеры на берег моря и, вдыхая полной грудью свежий морской воздух, всю сегодняшнюю ноченьку разговаривать с тобою только о нашей любви. А когда поднимется над морем красное солнышка, то и попрощаться навсегда низким поклоном с родными местами. Ведь, ты же намереваешься скоро увозить меня отсюда в далекие края.
   - Но это опасно для тебя, милый, - запротестовала Холида.
   - Тогда, хотя бы только на одну минуточку, дорогая, - взмолился перед нею Бакис, - ведь, уже совсем поздно. И все люди, включая и половцев кошевого Артыка, уже давно спят. В такую позднюю пору уже никто не сможет нас увидеть.
   Отогревшейся возле любимого человека своим ожесточившимся за последнее время сердцем Холиде не хотелось ему отказывать, а Бакис был настойчивым, и ей пришлось согласиться.
   - Только у самого входа в пещеру и только на одну минуточку, - попросила она его.
   Бакис долгим страстным поцелуем высказал ей свое согласие, и они вышли из пещеры.
   Кулдан прискакал в аил кошевого Артыка намного раньше Холиды и, зная, что она, пока не стемнеет, в пещеру не пойдет, пустил коней пастись, а сам прилег под кустиком неподалеку от глинобитного домика и потихонечку погрузился в тихий и покойный сон. Проснувшись уже в сгущающихся вечерних сумерках, он поспешил в березовую рощу на свое прежнее место наблюдения. Ждать ему долго не пришлось, и с наступлением темноты он уже бежал по знакомой ему тропинке к пещере. Подбежавшая к прислоненному к стене горы валуну ханша, легко отодвинув его в сторону, открыла дверь и захлопнула ее за собою.
   - Кажется, что на этот раз мне уже не удастся подслушать их разговор, - с огорчением подумал Кулдан и, опустившись на ближайший от входа камень, стал терпеливо дожидаться выхода из пещеры Холиды.
   Его пасмурный взгляд равнодушно скользил по усыпанному осветившимися звездочками небосклону и по придремавшему в ночной тишине морю, но ни на том и ни на другом не мог сосредоточиться. Его бедной голове слишком много пришлось переварить за последнее время так нежданно свалившихся на него дум, что она у него уже больше ни хотела думать, ни о чем другом, кроме как о ставшей для него за последние дни такой близкой и почти родной Марийке. Громко прозвучавший в тишине скрип открываемой двери заставил его вскочить на ноги, и растянутся среди валунов.
   - И как же здесь хорошо! - воскликнул вышедший из пещеры Бакис, с наслаждением вдыхая полной грудью прохладный морской воздух. - А какое сегодня прекрасное звездное небо! Я так соскучился по всему этому, сидя пещере.
   - Потерпи еще немного, милый, - проворковала стоящая рядом с ним Холида. - Скоро мы отсюда уедем, и ты тогда сможешь смотреть и любоваться звездным небом и морем, сколько тебе заблагорассудится.
   - Даже и не верится, что все это когда-нибудь сбудется, - горько усмехнулся ей в ответ Бакис, - я изо дня в день сижу в этой пещере и ничего не знаю. Не знаю, не только времени, когда я, наконец-то, избавлюсь от этой мрачной темницы, но и даже, когда ты меня навестишь, после своего очередного отъезда по каким-то там делам. Откроешь ли ты мне свою самую страшную тайну, или нет?
   - А ты, милый, пока еще об этом меня не спрашивал, - с веселым коротким смешком проворковала ему в ответ Холида, - и я уже подумала, что тебе очень даже нравится проводить со мною время в пещере.
   - С тобою, моя ласточка, мне везде хорошо, - ласково проговорил ей Бакис, - с того самого времени, как только ты появилась в пещере, я начисто позабыл обо всех своих неприятностях. Забыл не только об этой уже давно опостылевшей мне пещере, но и даже обо всех своих бедах. Но сейчас не томи меня, свет мой ясный, и скажи, когда же я навсегда оставлю пещеру?
   - Не знаю как навсегда или временно, но еще несколько ночей тебе придется в ней поскучать, а вот на третью ноченьку я заберу тебя из нее, чтобы навестить помогающих нам сейчас людей, - проворковала обнимающая и нежно целующая своего любимого Холида.
   - Но мы никогда о ней не забудем, - тихо шепнул ей на ушко Бакис, - в этой пещере мы не только заново обрели друг друга, но и были в ней безмерно счастливы.
   - Обязательно, мой милый, мы всегда будем о ней помнить, - согласно поддакнула ему растроганная Холида, - а сейчас нам уже пора возвращаться в пещеру. Тебе, родной, не стоит рисковать быть узнанным каким-нибудь припозднившимся гулякою.
   Недовольно вздохнувший Бакис покорно повернулся и нетерпеливо подталкиваемый ханшею вошел в раскрытую дверь. А узнавший об ближайших намерениях ханской дочки Кулдан, еще немного подождал, пока не щелкнем задвигаемая изнутри задвижка, вскочил на ноги и заторопился к оставленному в степи коню.
   Марийка еще и во сне ясно для себя ощутила, как заливший ее яму яркий свет неприятно защекотал по ее отвыкшему от него лицу.
   - И откуда он только мог появиться в моей яме, - удивлялась она этому своему странному ощущению, пока не предположила. - Мои глаза по нему соскучились, вот он мне и кажется.
   Но ощущение не проходило, а, когда ощущаемый Марийкою свет уже больно защекотало ей по векам, она не выдержала, и проснулась. Проснувшись, она тут же открыла свои заспанные глаза и, увидев наклонившуюся к ней возле открытой дверцы в полу Прокуду с подсвечником в руках, просто оцепенела от страха. Она, подумав, что Прокуда обнаружила отрытый ею лаз из ямы, продолжала лежать, не смея даже пошевелиться.
   - Спишь, бездельница! - зло бросила ей Прокуда. - А я вместо того, чтобы сопровождать госпожу, должна сторожить тебя.
   И ей было, за что злится, и ненавидеть посаженную в яму Марийку. Годы ее уходили, все ее подружки уже давно повыскакивали замуж, и только ее, полную и некрасивую, женихи обходили стороною. И надо же было такому случиться, что именно сейчас ее ждали в аиле кошевого Артыка родители, чтобы выдать замуж за заинтересовавшегося ее приданым бедного пастуха. Прокуда не обижалась на не взявшую ее с собою ханшу. Она понимала, что ханской дочке, кроме нее, больше уже было некому довериться в таком щепетильном деле, а поэтому сейчас всю свою злость и раздражение она срывала на Марийке.
   - Вставай, бездельница! - продолжала изливать на нее всю свою злобу и раздражительность Прокуда. - Вставай! А то развалилась здесь, словно она не в яму посажена, а почивает у мамки на перинах.
   Немного пришедшая в себя Марийка встала и срывающимся от испуга голосом спросила:
   - Чем я провинилась перед тобою, Прокуда? За что ты так на меня кричишь?
   - Она еще спрашивает, паршивка! - с негодованием выкрикнула еще больше распалившаяся Прокуда. - Ты, скверная девчонка, забыла о своем месте в этой жизни! А мне из-за тебя и замуж некогда выйти! Сиди здесь с тобою и обслуживай тебя, словно я не прислуживаю ханской дочке, а только тебе одной. Нет, уж! Я твоей служанкою быть не желаю! Я тебя, вообще, перестану кормить, чтобы ты скорее подохла, подлая тварь!
   И уже совсем разозленная Прокуда, громко хлопнув опустившейся на свое место в полу дверкою, отбросила ковер на место и ушла. И в этот день она уже больше к ней не приходила.
   - Слава всемогущим небесам, что она не спустилась ко мне в яму, а то непременно увидела бы вырытый мною лаз, - подумала с облегчением вздохнувшая Марийка и, немного перекусив оставленной ей Кулданом едою, прислонилась спиною к стенке ямы.
   Но на этот раз ей и не удалось забыться в спасительном в ее положении сне. Прислушиваясь к шагам разгневанной Прокуды, она так и провалялась с открытыми глазами до самого вечера. А вечером, когда уже даже в яме хорошо прослушивалось громкое обиженное сопение улегшейся спать Прокуды, она встала, и, приведя себя насколько это можно было сделать в ее положении в порядок, присела возле стенки ямы на корточки. Задумавшись о своих переживающих за нее родителях и о своем попавшимся в сети коварной жестокосердной ханши Бакисе, она даже и не услышала, как подкрался к домику Кулдан.
   - Марийка? - услышала она его негромкий оклик.
   - Я здесь, Кулдан! - тихо вскрикнула обрадованная его возвращением Марийка. - Ты узнал хоть что-нибудь о Бакисе!?
   - Все расскажу по дороге, - пробормотал ей в ответ, торопливо расширяющий со своей стороны лаз Кулдан, - я приехал за тобою.
   Еще больше обрадованная Марийка схватила лопату с длинной ручкою, и они вдвоем быстро расширили верхнее отверстие лаза. Кулдан бросил ей в яму веревку, и она, уцепившись за нее, в одно мгновение оказалась возле него снаружи домика. И пока он относил в свою кибитку лопаты, кожаные мешки и лестницу, она, замаскировав снаружи вход в лаз, затерла возле домика все следы. А потом они уселись на оставленных Кулданом неподалеку от аила коней, и еще только-только заалела на небесах утренняя зорька, как они уже были на морском побережье. Ссадив Марийку с коня неподалеку от возвышающейся над всеми окрестностями одинокой горы на скалистом берегу моря и пообещав ей вечером к ней вернуться, Кулдан ускакал в степь. А помахавшая ему вслед рукою Марийка, вымывшись в чистой морской водице, прополоскала в ней свою одежду и, укутавшись в оставленный ей Кулданом темный дорожный плащ, занялась поиском укромного местечка, где бы она могла, оставаясь незаметною, высушить свою одежду и немного отдохнуть. Найдя подходящее место, она повесила на нижние ветки укрывающих ее кустов свою мокрую одежду и, подложив под голову одну из своих прелестных ручек, не заметила, как уснула. После душной ямы в глинобитном домике ханши, где ей приходилось спать прямо на глиняном дне, здесь, на свежем воздухе, в это теплое летнее утро и особенно тогда, когда приподнявшееся над морем солнышко начало пригревать ее своими теплыми лучиками, она спала тихо и покойно. Вместе с наступившим скорым рассветом звонко защебетали неугомонные птички, но и они, стараясь не мешать ее сладкому сну, облетали куст, под которым она спала, стороною. Не задержавшееся со своим восходом красное солнышко тоже не очень-то беспокоило ее своими щекотливыми лучиками. И уже только ближе к полудню на кустик, под которым Марийка спала, опустилась небольшая с неброским оперением птичка и так распелась, что ее сладкозвучное щебетание, отозвавшись сладкой болью в сердце спящей Марийки, разбудило ее. Но проснувшаяся Марийка еще долго лежала с закрытыми глазами и, с удовольствием прислушиваясь к ее незамысловатой бередящей ей душу песне, опасалась даже пошевелиться. Вволю повеселив себя и Марийку, примолкшая птичка, вспорхнув с веточки куста, улетела по своим другим неотложным делам. Только тогда дослушавшая ее песню до конца Марийка встала и, не торопясь, стала натягивать на себя уже успевшую высохнуть одежду. Справившись со всеми своими делами, Марийка, укрывшись среди скал, с нетерпением дожидалась наступления темноты. Для нее сегодняшний вечер был особенный, она не только намеревалась раскрыть Бакису глаза на обман коварной ханши, но и увести его с собою. Она не винила своего любимого за связь с ханскою дочкою. Марийка уже знала от Кулдана, что позарившаяся на ее Бакиса ханша колдовством ослепила ему глаза. Поэтому она не могла сомневаться в его чувствах, а ее сердце горело негодованием к кравшей любовь ее Бакиса вероломной ханской дочке.
   Собирающемуся в дальнюю дорогу человеку всегда приходится слишком многое продумать и предусмотреть. И засуетившаяся с самого раннего утра Холида потратила на хлопотливые сборы почти весь день, пока полностью не подготовилась к отлету на очередные сборы шибианок. На этот раз она уже не собиралась играть роль скромницы и защитницы интересов всех шибианок. А совсем наоборот, великолепием своих нарядов и роскошью навешенных на нее драгоценных украшений она не только хотела, но и даже мечтала затмить всех своих подружек. С этой целью она перетряхнула весь свой огромный сундук до самого дна. И сейчас развешенные по стенам комнаты ее наряды приятно ласкали и радовали ей глаза, а на расставленных возле стен скамейках поблескивали редкостными камнями ее самые лучшие драгоценные украшения.
   - В этих отобранных мною на сбор шибианок нарядах и украшениях я уже смогу затмить своим великолепием всех своих подруг, и буду просто неподражаемой, - подумала вполне удовлетворенная своим выбором Холида и перевела взгляд на подготовленную не менее красивую одежду для Бакиса.
   Побеспокоившись о собственной неотразимой, по ее мнению, привлекательности, она, конечно же, не могла позабыть о своем главном украшении на сборе шибианок. Поэтому и приготовила для него поглаживаемую сейчас ее нежными прелестными пальчиками роскошную ханскую одежду, которую лично сама отбирала для Бакиса, а сейчас хотела лишний раз убедиться, что не ошиблась в своем выборе. Бережно перебирая своими прелестными ручками предназначенную для Бакиса одежду, она представляла его в ней и себя рядом с ним, воображая, как они вместе прогуливаются возле ее любимой березки под откровенно завидующими ей взглядами остальных шибианок. И ей так понравились эти ее представления, что она, не желая от них отрываться, уже просто забылась в привлекающих и пьянящих сладким дурманом ее душу своих мечтаниях. Придумывая для себя все больше интригующие ее ситуации, она продолжала забавляться ими до тех пор, пока чей-то громкий стук в дверь не возвратил ее к реальности.
   - Кто там!? Я не желаю никого видеть!? - громко выкрикнула недовольно поморщившаяся Холида.
   Но, несмотря на грозное ее предупреждение, дверь комнаты открылась и упавшая ей в ноги Прокуда забилась в громких рыданиях.
   - Почему ты приехала ко мне! - вскричала обеспокоенная ее появление перед нею Холида. - Как ты посмела оставить без присмотра Марийку!
   - Смилуйся надо мною, госпожа, не вели казнить свою верную Прокуду! - запричитала целующая ее ноги, судорожно дергаясь у ее ног огромным толстым червем, служанка. - Виновата я перед тобою!
   - Успокойся и расскажи мне толком, что случилось!? - повелела недовольно нахмурившаяся в предчувствии плохих новостей Холида.
   - Убежала, - сквозь слезы выдавила из себя Прокуда, - убежала, подлая, сегодня ночью. Я решила ее, где-то в полдень, проведать, а ее в яме уже нет.
   - Что!? Марийка сбежала! - гневно выкрикнула вскочившая с табурета Холида, которая при виде Прокуды ожидала для себя всего, но только не подобного известия. - Как могла слабая беспомощная девушка убежать из такой глубокой ямы! Это же просто невозможно!? Такое сделать не по силам не только ей, но и даже взрослому сильному мужику!
   И продолжающая заливаться горючими слезами Прокуда рассказала ей об кем-то вырытом из ямы лазе и о подозрительно приподнятом настроении Марийки перед побегом.
   - Дура я! - занималась запоздалыми раскаяниями размазывающая по своим пухлым щекам покатившиеся из глаз слезы Прокуда. - Мне бы по возможности чаще проверять эту строптивицу в яме, а я, уверенная, что ей одной из ямы не выбраться, ее упустила.....
   Еще совсем недавно хорошего приподнятого настроения, как ни бывало. Больше уже не думающая о своем возможно скором торжестве перед своими подругами Холида только молча смотрела на валяющуюся в ее ногах Прокуду, прекрасно для себя осознавая, что ее верная служанка здесь ни при чем. Что сумевшей убежать из такой глубокой ямы Марийке кто-то помогал, и что этот кто-то каким-то образом сумел проникнуть в ее тщательно скрываемую ото всех тайную жизнь.
   - Но этот кто-то не торопится разоблачать меня перед всеми, - размышляла она про себя, - значит, боится или рассчитывает в будущем что-то очень важное для него потребовать от меня. А раз так, то и мне не следует пороть горячку и напрасно суетится раньше времени. Да, и эта паршивая девчонка от меня тоже никуда не денется. Со временем мои слуги ее отыщут, и я через нее обязательно выйду на этого проникшего в мою тайную жизнь человека. И тогда уж им лучше было на этот свет вовсе не рождаться.
   - Успокойся, милая, ты ни в чем не виновата, - ласково потрепав свою служанку по подрагивающему от рыданий плечу, проговорила Холида, - и не беспокойся ни о чем, потому что мы эту Марийку обязательно отыщем. Никуда она от нас не денется.
   И уже даже не надеющаяся на прошения Прокуда принялась целовать ей руки, радуясь, что ей повезло служить у такой справедливой ханши, у которой чуткое отзывчивое сердце, и которая хочет и умеет верить своим верным слугам во всем.
   - Ты останешься со мною Прокуда, а вы, - проговорила Холида к стоящим у двери сопровождающим ее слугам, - начиная с этого времени, станете внимательно следить за всеми подступами к аилу и, в особенности, к приморскому поселку ремесленников и рыбаков. Марийка обязательно должна где-нибудь здесь появиться. И тогда вы, схватив ее и заковав в цепи, насадите ее обратно в ту же яму. Пусть она тогда попробует сбежать из нее в цепях.
   Обеспокоенная Холида подумала, что прознавшие о тайной жизни ханской дочки недруги могут попытаться устроить побег и сидящему в пещере Бакису. А поэтому она повелела одному из своих слуг идти на побережье и кружить там вокруг высокой горы вплоть до наступления темноты.
   Ее настроение было окончательно испорчено, и Холида еще долго не могла отвлечься от закружившихся в ее прелестной головке неугомонным пчелиным роем мрачных мыслей. А вечером, когда на землю нахлынули сгущающиеся сумерки, она, позвав Прокуду, подробно растолковала ей, чем та должна была заниматься в течение этих двух недель. Отпустив служанку и тщательно закрыв на все внутренние засовы двери, Холида уже проверенным раньше путем, выскользнув из домика, заторопилась к нетерпеливо дожидающемуся ее в пещере Бакису.
   Внезапно объявившийся на побережье половец до смерти напугал прятавшуюся среди скал Марийку. Словно кого-то, выискивая или поджидая, половец до самого вечера беспрестанно расхаживал по прибрежным скалам и уже только с начинающими сгущаться вечерними сумерками ушел в сторону аила. Спрятавшаяся за огромным валуном Марийка не смела, высунуть оттуда даже своего носа, пока не услышала знакомые шаги Кулдана.
   - Марийка, где ты? - негромко окликнул он ее.
   - Я здесь, Кулдан, - отозвалась обрадованная его приходом Марийка. - Ты не видел прогуливающегося где-то здесь неподалеку пастуха?
   - Не беспокойся, он только что свернул на ведущую в сторону аила тропинку, - успокоил ее Кулдан.
   - Ну, и напугал же он меня сегодня, - пожаловалась ему Марийка, - весь вечер ходил, не переставая, по прибрежным скалам, словно кого-то или чего-то в них искал.
   - Наверное, тебя, Марийка, - предположил Кулдан. - Я видел приехавшую в аил Прокуду: ханше уже должно быть известно о твоем побеге. А этого напугавшего тебя пастуха я узнал. Он ее слуга и сейчас сопровождает ханшу в ее поездке в аил кошевого Артыка, поэтому-то мне и пришлось дожидаться, когда он не уйдет с побережья.
   Кулдан развязал узелочек, и они, наскоро перекусив, пошли к пещере.
   - Вон, за тем прислоненным к стене горы валуном скрывается вход в пещеру, где сейчас и находится твой Бакис, - остановившись неподалеку от прикрытого валуном входа, сказал ей Кулдан.
   - Тогда пошли скорее к нему, - заторопила его оживившаяся Марийка, - заберем Бакиса из пещеры и убежим отсюда подальше, пока не заявилась коварная ханша.
   - Чтобы отодвинуть этот валун от стены горы, понадобиться не меньше двадцати воинов, - усмехнувшись ее наивности, проговорил Кулдан.
   - Тогда, каким же образом входит в нее сама ханша? - переспросила его еще больше удивившаяся Марийка. - Ты же сам мне говорил, что она приходит в эту пещеру одна.
   - Подожди еще немного, и ты увидишь все своими собственными глазами, - не стал ей ничего объяснять побоявшийся, что она ему не поверит, Кулдан.
   - А, вот, и она сама не задержалась со своим приходом, - недовольно буркнула первая увидевшая бегущую по ведущей к пещере тропинке ханскую дочку Марийка. И они, спрятавшись за ближайшим валуном, уже больше не сводили с нее своих насторожившихся глаз.
   Подбежавшая к валуну Холида внимательно осмотрелась вокруг себя и, не увидев ничего подозрительного, легко отбросила преграждающий ей дорогу валун в сторону и, открыв дверь, стремительно побежала по ведущим вверх в пещеру ступенькам. Приближалась полночь, и она, не желая показываться Бакису в своем уродливом до безобразия шибианском виде, не стала тратить дорогое сейчас для нее время на закрытие входной в пещеру двери.
   - Как легко она справилась с этим тяжелым валуном!? - тихо вскрикнула изумившаяся необычайной силе хрупкой с виду ханши Марийка.
   - И я сам тоже был немало удивлен, когда увидел возможности ханской дочки в первый раз, - шепнул Кулдан и заторопил ее, - нам повезло, что она не закрыла за собою дверь, пойдем скорее....
   Опередившая его Марийка первой подбежала к входу в пещеру, а потом, больше уже не раздумывая ни о чем, быстро пробежала по поднимающимся вверх ступенькам и, остановившись у самого входа в пещеру, окинула ее взглядом.
   А в это время прибежавшая раньше ее Холида решила на всякий случай еще раз помазать Бакису колдовским снадобьем по вискам и под глазами.
   - Марийка, и зачем ты только постоянно мажешь меня чем-то липким и до противности дурно пахнувшим? - спросил у Холиды неприятно скривившийся Бакис.
   - Чтобы ты, милый, любил меня еще сильнее, - проворковала в ответ поцеловавшая его Холида.
   Но разве хоть когда-нибудь сможет по-настоящему влюбленная женщина безучастно наблюдать со стороны, как ее соперница целует и ласкает ее возлюбленного!? Нет, и нет! Она обязательно должна будет хоть как-то высказать или выразить свое отношение к подобной не очень-то приятной для нее ситуации. Так и Марийку при виде целующей ее Бакиса ханской дочки в одно мгновение захлестнула такая умопомрачительная ярость и злость, что она, не сдержавшись и даже не задумываясь о возможных для нее последствиях, тут же с диким воплем набросились на коварную и вероломную ханшу. Выбив из ее рук чашу с подмешанным в вино сонным зельем, которым Холида только что намеревалась угостить Бакиса, она, ухватившись мертвой хваткою в ее волосы, оттащила ханшу от своего любимого. Не ожидавшая ее нападения Холида поначалу не смогла оказать никакого сопротивления, но очень скоро, придя в себя, она, одним движением своей руки отбросив от себя вцепившуюся в нее Марийку, в бешенстве принялась пинать ее ногами. Ни один человек во всем мире не смог бы оказать хоть какое-нибудь сопротивление разъяренной шибианке и заметавшаяся по полу пещеры Марийка еле успевала уклоняться или хотя бы немного смягчать посыпавшиеся на нее удары ханской дочки.
   Ничего непонимающий Бакис в недоумении только пожимал плечами. Он все еще не мог для себя понять, как это из одной Марийки, вдруг, стало сразу же две Марийки и почему одна из них избивает другую? Но он ясно видел, как нестерпимо больно избиваемой Марийке и, слыша ее отчаянные призывы к нему о помощи, не мог равнодушно смотреть на ее страдания. Подбежавший к ней Бакис попытался оттащить ее от другой почему-то так сильно обозлившейся на нее Марийки, но та, долго с ним не церемонясь, одним движение плеча отбросила его от нее. И он, пролетев по воздуху несколько метров, приземлился, ударившись головою прямо на поставленный Холидою на полатях кувшин с вином. Забрызгавшая во все стороны вино плеснула прямо по его раскрытым глазам, и он, чтобы хотя бы немного унять боль, наклонился к кадке с водою и, промывая в ней глаза и лицо, смыл с себя всю намазанную на него Холидою изготовленную колдуном мазь.
   Потерявшая рассудок Холида потеряла и счет времени. Ослепленная уже прямо распиравшей ее злобной ненавистью к своей сопернице, она, не останавливаясь, пинала и пинала ногами в сторону шарахающейся от нее Марийки.
   Воспользовавшись вмешательством в их схватку Бакиса, Марийка вскочила с пола пещеры на ноги и сейчас еле успевала отбегать от разъяренной ханши, защищаясь от нее всем, что только попадалось ей под руки. Но ее силы были, в отличие от Холиды, были не беспредельны. Выступающий на ее лбу пот уже начал застилать ей глаза, а у нее не было даже времени, чтобы, смахнув его с себя, протереть глаза из-за быстрых еле уловимых для нее стремительных нападений ханши. Марийка уже еле держалась на ногах от усталости и прекрасно для себя осознавала, что еще несколько мгновений такой же сильно изнуряющей ее борьбы с ханшею, и она, снова свалившись на пол, позволит ей растоптать себя ногами.
   А уже ясно ощущающая для себя скорую победу над своею соперницею Холида не торопилась с нею расправляться. С перекосившимся от распирающей ее злобы лицом она, не спеша, с торжествующей ухмылкою кровожадного зверя приближалась к прислонившейся спиною к гранитной стене пещеры Марийке.
   Отчаявшаяся Марийка звала на помощь, но занявшемуся своими зарезавшими острой болью глазами Бакису было не до нее. А Холида шаг за шагом становилась к ней все ближе и ближе. И вот, когда до Марийки уже оставалось всего три шага, потом два, один шаг..... Разнесшийся по всей пещере дикий вопль чем-то смертельно напуганной Марийки оказался совершенно неожиданным для уже замахнувшейся на нее Холиды. Не зная, чем этот испуг соперницы может ей угрожать самой, задержавшая свой удар Холида в недоумении осмотрелась вокруг себя.
   Ровно в полночь прекрасная ханская дочка превратилась в уродливую шибианку. И смертельно напуганная этим ее мгновенным превращением Марийка закрыла от охватившего ее ужаса лицо руками и дико завопила. Услышавший ее вопль Бакис, видя, что к его Марийке приближается страшное чудовище, схватил валяющийся на полу нож и с разбега всадил его в волосатую спину чудовища.
   И еще более громкий пронзительный вопль уже прямо потряс стены пещеры, заглушая собою крик испугавшейся Марийки. Это вопила впервые испытавшая в себе боль от только что нанесенной ей Бакисом ножом раны шибианка. Оглушенная ее воплем Марийка отвела от своего лица руки и открыла глаза, но, снова увидев перед собою ужасное чудовище, с тихим вскриком потеряла сознание. Успевшего подхватить ее на руки Бакиса так сильно напугало ее без единой кровиночки побелевшее лицо, что он, начисто позабыв не только о вопящем от боли чудовище, но и обо всем остальном на белом свете, закружился возле нее, пытаясь привести ее в чувство.
   А уже прямо рычащая от пронзающей ее нестерпимой боли Холида, ухватившись за рукоятку ножа, выдернула его из своей спины. И снова острая боль пронзила все ее тело, и снова она завопила, но через мгновение наступило облегчение, и терзающая ее боль начала потихонечку утихать. Почувствовав себя немного лучше, Холида осмотрелась в пещере и, увидев склонившегося над лежащею без сознания Марийкою Бакиса, от мгновенно захлестнувшей ее ярости завопила еще громче. Обнажившаяся в ее сердце рана пересилила боль в спине. И она, разбежавшись, высоко подпрыгнула и опустилась своими уродливыми шибианскими ногами прямо на шею склонившегося над своею возлюбленною Бакиса. Послышался негромкий хруст переломившихся костей. И Бакис с Марийкою в последнем движении вцепились друг в друга, и отошли в мир предков. А громко вопящая от пронзившей на этот раз уже прямо ей в сердце невыносимой боли Холида в бессильной злобе продолжала топтать их прекрасные тела своими уродливыми ногами. Переполненная слепой яростью Холида не только не желала ничего вокруг себя видеть, но и даже замечать, а поэтому не услышала, как содрогнулся при виде непотребства, которое она вытворяла в пещере, весь окружающий ее мир. Содрогнулся и притих, с ужасом прислушиваясь к тому, что сейчас творилось в пещере.
   Случилось совершенно невероятное, произошло то, что не могло, не имело право происходить. Ибо то, что должно было способствовать жизни на земле, способствовать ее неуклонному развитию и расцвету впервые с начала сотворения земного мира посягнуло на саму жизнь. Посягнула, придав необходимое ускорение уже давно задуманному Сатаною коварному замыслу. И нависающий над земным миром давящею в нем все самое светлое и святое своей ужасной черною удавкою круг зла замкнулся. Давая тем самым, давно уже мечтающей о такой для себя возможности расплодившейся по всей земле нечисти неограниченно пользоваться накопленной в нем разрушительной энергией в своих нечестивых делах. И вся эта мерзкая погонь, начиная с этого мгновения, уже по своему желанию сможет так сильно напитывать ею обширные участки земли, что на них станут происходить просто немыслимые дела. И вполне возможно, что взбудораженная до предела этой энергией разрушения жизнь на них уже может не только сойти с ума, но и начать охотиться на саму себя: восставшие против давших им жизнь своих родителей дети с остервенением станут топтать ногами их веру и их законы. Жены перестанут слушаться мужей и, сгорая от присущего всем женщинам нетерпения, в своем страстном желании перещеголять друг дружку с головою окунутся в такую разгульную жизнь, что их развращенные тела, в конце концов, потеряют способность рожать здоровое потомство. И наша неповторимо прекрасная земля начнет переполняться телесными и умственными уродцами - плодами полумертвой жизни, приносящими с собою неуверенность в будущем и нетерпимость в сегодняшнем дне. Однако самым ужасным последствием для проживающих на этих участках земли людей будет постепенно охватывающая всеми ими отчаяние, безразличие, животный страх и неуверенность в завтрашнем дне. Потому что подобное состояние человеческих душ всегда очень нравится нечисти, и что именно в такой обстановке вся нечистая сила ощущает себя, как рыба в воде.
   А сделавшая свое черное дело Холида уже не могла просто так угомониться. Всегда присущая ей выдержка и самообладание впервые за все время ее бессмертного существования изменили ей. И сейчас она, не зная, что ей дальше делать с самой собою, и на что ей еще решится, просто заметалась по пещере в поисках выхода и не находила его для себя. А в ее широко раскрытых глазах застыло столько съедающей ее изнутри ненависти и отчаяния, что встретившемуся с ними вбежавшему в пещеру Кулдану сразу же стало плохо. И он, опустившись возле стены пещеры на корточки, застыл, как мертвый.
   Больше уже никто и ничто не мешало Холиде поддаваться воздействию благотворно влияющей на ее возбужденное сознание установившейся вокруг пещеры почти мертвой тишины окружающего мира. И она, внимая ей и потихонечку замедляя свои суетливые метания, вскоре, вообще остановившись в середине пещеры, застыла, как бы прислушиваясь к чему-то или к кому-то, пока еще никем невидимому и не слышимому. Удивленный ее уж совсем необычным для него поведением окружающий мир и сам стал с напряженным вниманием прислушиваться к этому, пока еще им не слышимому и не видимому в тревожном ожидании чего-то такого необычного или из ряда вон выходящего. И оно не замедлило произойти. Ибо тогда, когда это их совместное ожидание достигло своего наивысшего напряжения, громко и отчетливо прозвучал в пещере голос создавшего земной мир Творца:
   - Шибианки! За то, что вы несли на себе так необходимый для живущих на земле людей эталон уродства, я осыпал вас всех такими милостями, которыми не обладает ни одно живое существо на земле. И благодаря которым вы имели возможность не только жить всем обеспеченной привольной жизнью, но и скрашивать свое вечное существование непрерывной чередой рождений в самых богатых и влиятельных среди людей семьях. Все это время вы, купаясь в роскоши, для разнообразия неограниченно пользовались любовью преклоняющихся перед вашей в человеческом облике несравненной красотою мужчин. Но вам и этого показалось мало! Вы стали превращать положенные вам раз в году Мною двухнедельные сборы в обычный балаган и, в конце концов, докатились до того, что осмелились нарушить Мой запрет не пользоваться любовью мужчины против его желания. Вы переступили запретную черту, и Я за это превращаю вас всех в пыль и развеваю ее по всей земле. А шибианку Холиду Я проклинаю и обрекаю ее душу на вечное заточение в той пещере, где она совершила свое ужасное преступление против сотворенной Мною земной жизни. Пусть там ее любвеобильная душа веками слушает уединяющихся в пещере возлюбленных, и всякий раз переполняющие ее похотливые желания и черная зависть к ним будут, раздирая ее, приносить ей невыносимую боль и страдания. Через каждые 999 лет у ее души будет всего три возможности освободиться от накопившейся в ней за все эти годы похоти, загубив чистые искренние чувства у выбранной ею самой пары влюбленных. Но, если после трех попыток ей сделать это не удастся, то вместе с разомкнувшимся нависающим над миром кругом зла пещера освободиться от проклятой Мною души шибианки Холиды. Да, будет так! Аминь!
   С последним словом Творца тело Холиды превратилась в кучку пыли, а отвалившаяся с потолка пещеры каменная глыба, проломив пол пещеры, освободила скрывающиеся под скальной породою мощные подземные источники. Прорвавшиеся наружу мощные струи воды забили внутри пещеры с такой силою, что не только приподняли на себе эту освободившую их глыбу, но и придали ей с каждым очередным мгновением все более увеличивающееся вращательное движение. Закружив придавливающую их глыбу до немыслимой скорости, струи воды с такой силою врезали ею в стену пещеры, что это глыба с невероятно жутким скрежетом, просверлив собою в стене пещеры наклонный ход, уже довольно истертою упала в воды плескавшегося подле горы небольшого заливчика.
   Вызванное проклятием Творца и произошедшим в пещере сильное возмущение, мгновенно обогнув всю землю, прорвалось в небеса и всполошило там не только вечно всего опасающихся холодных звездочек, но и встревожило только что осветившуюся полную луну. Заинтересовавшись, что же все-таки такое ужасное могло произойти в это время на земле, луна уже стала более внимательно вглядываться в замелькавшие под нею земные ландшафты, пока не задержала свой сияющий томным нежным светом взгляд на одиноко возвышающейся над всеми окрестностями горе. Заглянув в пещеру, через образовавшееся при падении глыбы в потолке отверстие, она с жалостью посмотрела на неподвижные тела Бакиса и Марийки и, посочувствовав уже начинающему приходить в себя Кулдану, погрузила его в долгий целительный для его души и тела сон. А потом, переведя свой взгляд на бьющие из пола источники, еще долго любовалась льющейся по только что пробитому глыбою в стене пещеры наклонному тоннелю бурным потоком водою.
  
   1992 год.
  
  
  
  

Глава двенадцатая.
ПЕРЕД СМЕРТЬЮ ВСЕ РАВНЫ.

  
   Погруженному в необычно тихое и покойное забытье Кулдану начались показываться еще более удивительные для живого смертного человека видения. Получившие возможность воздействовать на его возбужденное сознание силы добра и справедливости начали выдавать ему самую правдивую историю о жизни на земле шибианок, начиная со дня их сотворения Творцом. С невероятной скоростью промелькнули мимо него все прожитые шибианками жизни. А в самом конце этой просто невероятной истории он увидел, как проклятые Творцом их уродливые тела, превратившись в пыль, были развеяны набежавшим ветерком по всей земле. Как вокруг их острова затряслась земля, и как поднялись на месте бывших топких болот взметнувшиеся в небеса остроконечными вершинами высокие скалистые горы. Конечно же, его прикованное к земле тело не смогло бы увидеть все эти произошедшие по воле разгневанного Творца на земле изменения. Но высшие силы помогли его сознанию отделиться от тела и вознестись на высоту птичьего полета. Вознестись туда, откуда Кулдану было не только все хорошо видно, но и удобно наблюдать за всем, что в это время происходило на земле. Мгновенно переполнившись радостным восторгом от одного только ощущения недоступного в обычных условиях для него полета, Кулдан залетал над только что образовавшимися горами. И он еще долго парил бы в заоблачных высотах по поднебесью, но как раз в это время в его остающееся в пещере тело уперся чей-то пристальный посторонний взгляд. Переживающему сейчас просто невероятное наслаждение от переполняющей его радости, словно все, о чем он мечтал в своей недолгой жизни, вдруг, совершенно для него неожиданно сбылось, Кулдану этот ощущаемый им в своем забытье посторонний взгляд не нравился. Кулдану было просто нестерпимо ощущать этот взгляд на своем теле. Но уже прямо сверлящий Кулдана нестерпимою болью от переполняющей его горечи ничем невосполнимой утраты посторонний взгляд от него не отставал. Он беспокоил молодого степняка, тревожа его в забытьи какими-то неясными ощущениями приближающейся беды. Лежащий на полу пещеры Кулдан недовольно под ним ежился. И в слабой надежде сбросить его с себя пытался, чтобы этому беспокоившему его взгляду не было за что зацепиться, превратиться для него в мельчайшую на земле пылинку. Но все было тщетно, этот давящий на Кулдана всей тяжестью переполняющего его горя посторонний взгляд не хотел от него отставать, лишая его последней предоставляемой ему судьбою возможности вволю натешиться переживаемой его душою радостью. И, в конце концов, он уже до того сильно надавил на грудь спящего Кулдана, что тот, не выдержав его напора, проснулся. Очнувшийся Кулдан открыл глаза и с недоумением уставился на бьющие перед ним источники чистой родниковой воды.
   - И откуда они взялись!? - выкрикнул в недоумении изумившийся Кулдан. - Ведь, еще сегодняшней ночью этих источников в пещере не было и в помине!
   Не зная причины произошедших вокруг него перемен, Кулдан окинул обступивших его мужчин вопросительным взглядом. Но хмуро взирающие на него мужчины, не зная сами, или просто не желая ничего ему объяснять, молчали.
   - Всемогущие небеса! И куда же это только перенесла меня обуреваемая злыми духами ханская дочь! - не удержался от возгласа невидящий во внезапно изменившейся пещере ничего для себя знакомого Кулдан.
   Ищущий за что бы зацепиться взгляд Кулдана уткнулся в затемневшие ему радостной узнаваемостью убегающие вниз ступеньки крутой лесенки, и он начал припомнить кое-что из ночных событий. Но сразу же отозвавшаяся тупой болью ушибленная при падении голова заставила его с глухим стоном схватиться за нее руками. Один из стоящих возле него мужчин смочил в прохладной воде источника полотняную тряпочку и молча протянул ее Кулдану. И тот, с благодарностью приняв ее своими дрожащими, как после хорошего похмелья, руками, торопливо обернул ее вокруг своей головы. Стекающая из обильно смоченной тряпки по лицу вода полилась на его одежду, но не обращающий на подобные мелочи внимания Кулдан молча сидел, прислонившись спиною к гранитной стене пещеры, пока не вспомнил все, что происходило в ней сегодняшней ночью. Однако в этой совершенно невероятной истории было еще для него немало пробелов и неясностей, которые настойчиво требовали от него своего разрешения, и от которых он уже не мог просто так отмахнуться.
   - А не связать ли мне происходившие в этой пещере ночные события с как бы привидевшимися мне кошмарами в лесу и с приснившимся мне тогда пророческим сном? - подумал Кулдан. И у него получилось.... Все произошедшее с ним ранее неплохо состыковывалось с ночными событиями. И в его уже начавшей потихонечку проясняться голове полностью вырисовалась жизнь и судьба проклятой Творцом шибианки Холиды. Приведя все свои мысли в относительный порядок, Кулдан встал на ноги и неуверенной походкою, потихоньку спустившись по ступенькам лесенки, вышел из пещеры. Остановившись возле усыпанного вперемежку с галькою желтым песочком берега небольшого заливчика, он еще немного погрелся в теплых лучах успевшего приподняться над морем красного солнышка, и с прежней неторопливостью поплелся в сторону к собравшейся неподалеку людской толпе. Увидев подходящего Кулдана, жители небольшого приморского поселка, пропуская его, расступались, а он, не оглядываясь, все шел и шел, пока не наткнулся на мертвые тела Бакиса и Марийки. При виде лежащих на берегу вцепившихся друг в друга руками загубленных сегодняшней ночью ханскою дочкою молодых людей Кулдан опустился перед ними на колени. И, дотронувшись руками до истоптанных разъяренной шибианкою тел, забился в неутешных рыданиях. Кулдан уже больше не мог их, как прежде, презирать или ненавидеть. Судьбы этих молодых людей за последнее время так тесно переплелись с его собственной судьбою, что они уже стали ему не чужими, не презренными инородцами, а самыми близкими и родными людьми. И он сейчас вполне искренне жалел и оплакивал загубленное несправедливой земной жизнью его и их чистое светлое чувство. Окружившие его жители приморского поселка не только не решались с ним заговорить, но даже и не пытались его утешать. А Кулдан, не стесняясь и не сдерживая себя, изливал из себя вместе со слезами и всю накопившуюся в его чистой душе за последнее время нестерпимую горечь отчаяния. И уже только тогда, когда он немного успокоился, когда горючие от переполняющей их горькой горечи слезы перестали течь из его глаз. Когда Кулдан уже только тяжело дышал, прижимая свою голову, к их прохладным головкам, чья-то теплая ласковая рука опустилась на его подрагивающие плечи. От одного только этого легкого к нему чужого прикосновения Кулдан насторожился и, неприятно вздрогнув всем своим телом, напрягся в ожидании чего-то такого, особенно для него неприятного. Но, как оказалась, это чужое к нему прикосновение его не раздражало, а, совсем наоборот, полившаяся от нее по всему его телу доброта захлестнула горячей волною искреннего сочувствия всю его отчаявшуюся душу. И Кулдан, с удовольствием ощущая, как она снимает с него боль от испытываемых сейчас страданий, переполнялся до дотронувшейся руки искренней благодарностью и доверием. Успокоенный исходящим от руки ласковым теплом Кулдан поднял голову и встретился со скорбными глазами ее хозяина. Трудно, а порой бывает, что и невозможно, выдержать переполненный острой болью от свалившейся нежданной беды вопрошающий человеческий взгляд неискреннему человеку. Но уже успевший искупить перед усопшими свою невольную вину освободившийся от угрызений совести Кулдан выдержал вопрошающий его взгляд пожилого человека и не отвел от него глаз, убеждая его, что он в смерти этих молодых людей не виновен.
   - Тебя нашли лежащим в пещере без сознания, - тихо проговорил Филократ. - Не мог бы ты объяснить нам, родителям этих несчастных детей, что здесь произошло сегодняшней ночью? И почему мне приходится хоронить своего сына во второй раз?
   Не отводящий глаз от рано постаревшего Филократа Кулдан заговорил. Он рассказал окружившим его плотным кольцом жителям поселка обо всем, что происходило в последнее время с убитыми ночью обернувшейся ужасным чудовищем ханскою дочкою молодыми людьми. Рассказал о возникшем между ними чистом светлом чувстве, рассказал о коварстве вознамерившейся их разлучить вероломной ханши. Не умолчал он и о своей чуть ли не загубившей его душу пагубной страсти. Собравшиеся на берегу люди слушали его молча, не перебивая и ничем не высказывая своего отношения к его словам. И только лишь сумрачно кивали своими понурыми головами в ответ на его ищущий их поддержки и понимания взгляд. А когда он закончил свое просто невероятное объяснение всему, что произошло сегодняшней ночью в пещере, то низко поклонившийся ему Филократ тихо проговорил:
   - Я благодарен тебе, молодец, за то, что ты рассказал нам все, не таясь, о преждевременной смерти наших детей. В то, что твои слова искренни и правдивые, я уже не могу сомневаться после того, как ты и самого себя в этой истории не стал выгораживать и излишне приукрашивать. Я благодарен тебе, что успокоил мое родительское сердце, что ты развеял все мои сомнения, что позволил мне гордиться, что я дал жизнь и вырастил хорошего человека. Я еще раз благодарю тебя, молодец, и прошу тебя успокоиться и больше уже не терзать себя понапрасну. У тебя от рождения чистая и светлая душа и, несмотря на жестокие удары и соблазны судьбы, ты сумел сохранить ее чистоту. Знай, что и твои родители, где-то на небесах, сейчас любуются на тебя и по праву тобою гордятся.
   Филократ еще раз низко поклонился Кулдану и, кивнув дожидающимся его позволения уносить тела Бакиса и Марийки молодым парням, пошел впереди них в сторону поселка. А сумрачно смотревший им вслед Кулдан подумал о том, что живется человеку на земле совсем непросто, и как легко ему порою в этой своей земной жизни поддавшись постоянно совращающим его соблазнам отступиться, стать на ведущий его в глухой нравственный тупик путь. И как тяжело потом будет человеку снова возвращаться на веками проторенный миллионами людей праведный путь. Возвратится на путь, ведущий всех живущих на земле людей в царство доброты и справедливости, и требующий от всех нас жить в полном согласии со своей совестью.
   - Кошевой! Обнаруженный сегодня утром в пещере огромной горы без сознания слуга ханской дочки распространяет о нашей ханше просто невероятные слухи! - вскричали вбежавшие в юрту Артыка его слуги.
   - Какие именно слухи? - переспросил их недовольно поморщившийся Артык, у которого от одного только вида перекосившихся от ужаса лиц своих слуг тревожно забилось в неприятных предчувствиях сердце. - Он восхваляет ее ум и красоту или возводит на нее хулу?
   - Кошевой! Он говорит, что она, обуреваемая овладевшими ею злыми духами, сегодняшней ночью совершила двойное убийство! - вскричали слуги и, перебивая друг друга, передали Артыку все, что услышали они от встретившихся им на побережье ремесленников и рыбаков.
   Внимательно выслушавший их Артык погрузился в долгое мрачное размышление. Затронута честь хана Китана и, если бы в орде зрело недовольство его правлением, то Артык обязательно воспользовался бы этим предоставляемым ему судьбою подходящим для его смещения случаем, чтобы самому сделаться ханом. Однако положение хана Китана в орде сейчас, особенно после его отказа участвовать в неудачном набеге хакана Урусобы, было прочным, как никогда. О нем говорили, как о мудром предводителе, неустанно заботящемся о нуждах и благополучии подвластных ему половцев. В общем, время для претензий кошевого Артыка на ханство было самым неподходящим, и ему в сегодняшней ситуации лучше притворится верным почитающим своего хана кошевым. В этой просто невероятной истории еще было много непонятного и загадочного, да, и тело ханской дочки, если верить рассказу этого Кулдана, отыскать будет невозможно. А раз так, то трудно будет доказывать ее причастность к убийству служивших у нее двух молодых людей из небольшого приморского селения и, тем более, связь ханши с так сильно досаждающими всем половцам злыми духами. Нет, и нет! Еще не пришло время для претензий кошевого Артыку на ханство, ему пока еще невыгодно ссорится с ханом Китаном. Он пока еще помнит о печальной участи своего отца и знает, что хан Китан способен на многое и не остановится ни перед чем, чтобы удержать ханство в своих руках. Осторожность подсказывала ему, что следует немедленно вмешаться в происходящие на принадлежащем его роду морском побережье события и сделать все от него зависящее, чтобы заглушить распространение неблагоприятных для хана Китана слухов.
   - Но как мне этого добиться, если о ночных событиях уже, по всей видимости, хорошо осведомлены все жители небольшого приморского селения? - спрашивал сам себя Артык.
   Он прекрасно для себя осознавал, что в этом случае ему придется перебить всех их, убить главного распространитель слухов Кулдана и стоящих сейчас перед ним своих верных слуг. Но все эти убийства для кошевого Артыка были не только не выгодными, но и не желательными. Ему не хотелось лишаться поступающей ему от проживающих в селении ремесленников и рыбаков дани, а ничем не объяснимое убийство своих верных слуг могло подорвать его положение среди половцев его рода. Да, и к тому же он в этом случае никогда не был бы уверен в своей собственной дальнейшей безопасности. Печальная участь его отца подсказывала ему, что хан Китан никогда не смириться с живущим свидетелем своего позора, и что он будет делать все от него зависящее, чтобы поскорее от него избавиться.
   - Нет уж, я не стану предоставлять убийце моего отца такого удобного повода для расправы и со мною, - подумал мрачно ухмыляющийся Артык, - я не буду надевать своими собственными руками на свою голову петлю. Я лучше, притворившись слепым и глухим, предоставлю хану самому выкручиваться их этой очень неприятной для него истории.
   Словив за хвост только что промелькнувшую в его голове понравившуюся ему мысль, кошевой Артык уже ее от себя не отпускал. Кто-кто, а уж он-то знал не понаслышке, что как ни старайся, а шила в мешке, все равно, не утаить, и что слухи всегда бьют по человеку намного сильнее, чем очевидные факты. И самое главное, что их потом не надо будет никому доказывать или опровергать. Как бы ловко не выкрутился из этой истории хан Китан, хоть что-то обязательно проскользнет мимо его цепких рук, чтобы уже в самое ближайшее время нанести ощутимый удар по его положению в орде. И все это будет только на руку как бы остающемуся в стороне Артыку. Он, дождавшись подходящего для себя времени, всегда сможет освежить в памяти своих соплеменников порочащие хана Китана происходящие сейчас на морском побережье события. Главное сохранить как можно больше свидетелей этой разыгравшейся сегодняшней ночью на побережье трагедии, с помощью которых он впоследствии сможет, когда это будет выгодно ему, сделать все так, что потом никто не станет обвинять его самого в клевете. Он и тогда может, как бы оставаться в стороне, и быть не только бесстрастным наблюдателем, но и свободным в принятии любого приближающего его к ханству решения. Он еще не знал, как поступит в этом случае хитроумный многоопытный хан Китан, но он не сомневался, что сейчас только от его решений и поступков будет зависеть все, как в его собственной судьбе, так и в дальнейшем благополучии его рода. Будет зависеть, не только сможет ли он и в дальнейшем претендовать на ханство, но и останется ли он кошевым своего рода и останется ли его род по-прежнему самым могущественным в орде. Молчание погруженного в нелегкие размышления Артыка затягивалось, но с беспокойством поглядывающие на него слуги его не торопили. Они, прекрасно для себя осознавая его и свое положение, не смели даже шевельнуться в его присутствии, чтобы не помешать раздумывающему Артыку, как ему лучше выйти их этой угрожающей всему их роду самыми непредсказуемыми последствиями ситуации.
   - Я и сам ничего не слышал о том, что вы только что мне рассказали, и вам советую, забыть обо всем и не вспоминать о ночном происшествии на побережье даже в своих снах, - проговорил Артык притихшим в ожидании его решения слугам.
   - Ты даришь нам жизнь, кошевой! - вскричали обрадованные его словами слуги. - Мы не забудем о твоей милости к нам до конца дней своих...
   - Мы все из одного рода и обязаны помогать друг другу, - недовольно буркнул перебивший их излияния Артык, - а за свои жизни нам еще придется побороться. Один из вас прямо сейчас отправится в селение ремесленников и рыбаков и, заходя в каждую юрту, объяснит всем жителем, что с ними будет, если они забудут об осторожности....
   - А может нам будет лучше их всех перебить? - осмелился предложить ему один из слуг - Мертвыми они уже никому ни о чем не расскажут.
   - И тем самым убедить хана, что нам обо все известно, - насмешливо бросил ему Артык. - Тогда уже и нас самих хан не пощадит, а непременно, скрывая свой позор, расправится с нами.
   - Прости, кошевой, что я осмелился тебя перебить, чтобы высказать тебе свои недостойные твоего внимания мысли, - поспешил повиниться перед ним слуга.
   - А другой, - продолжил простительно улыбнувшийся ему Артык, - предупредит охраняющих ханскую дочь слуг о появлении на побережье какого-то сумасшедшего половца, якобы утверждающего, что он из ханского аила. Но ты не должен говорить им, что видел этого сумасшедшего половца лично, а скажешь, что тебе сказали об этом проезжие торговцы. И долго с ними не задерживайся. Тебе надо будет изловчиться предупредить их так, чтобы они потом не смогли тебя отыскать. Вы все поняли, что от вас сейчас требуется?
   - Поняли, кошевой, - проговорили согласно закивавшие головами слуги и поспешили оставить его юрту.
   Старший среди сопровождающих ханшу слуг кошей Торепа, встревожился сообщением пробегающего мимо глинобитного домика чумазого пастуха о появившемся на побережье сумасшедшего половца из ханского аила. И этот пастух, куда-то торопясь, проскочил возле него до того быстро, что кошей Торепа даже не успел его, как следует, расспросить. Торепа лишь узнал от него, что о половце ему рассказали какие-то там проезжие торговцы. Неприличное поведение половца из ханского аила позорит и самого хана, а поэтому кошей, прихватив на всякий случай одного сопровождающего из слуг ханши, немедленно отправился на поиски этого чем-то так сильно пугающего на побережье людей сумасшедшего. И он уже несколько раз проехал по ближайшему к аилу берегу моря, но никого там, кроме придремавшего на теплом солнышке Кулдана, не увидел.
   - Обманул, волчище поганый, - громко выругался Торепа и, послав сопровождающего проверить на всякий случай поселок, подъехал к спящему Кулдану.
   - Это, случайно, не тебя ли все называют сумасшедшим!? - не слезая с коня, выкрикнул он ему.
   - Может, и меня, - не открывая глаз, отозвался Кулдан.
   - И чем же ты так их всех пугаешь, что они бегут от тебя, как олени от охотника, - посмеялся оценивший его шутку Торепа.
   - Я рассказал им о жизни и смерти ханши, - с прежней невозмутимостью отозвался Кулдан.
   - О смерти нашей ханши! - негодующе выкрикнул возмутившийся его словами Торепа. - Да, ты и на самом деле сумасшедший! И как только твой поганый язык осмелился сказать такое о нашей милостивой госпоже!
   - Сумасшедший не я, кошей, а ты, - возразил ничем не прореагировавший на его обидные слова Кулдан, - ханская дочь умерла, а перед своею смертью она убила Бакиса и Марийку.
   - Твой Бакис некоторое время назад на виду у всех половцев ханского аила был казнен палачом! - насмешливо выкрикнул ему Торепа. - А Марийка...., - увидев возвращающегося из поселка своего сопровождающего, оборвавший сам себя Торепа спросил у него. - Ты не знаешь, жива ли еще работающая у нашей госпожи Марийка? А то Кулдан, вот, утверждает, что она уже умерла.
   - Да, кошей, она умерла, - подтвердил ему слова Кулдана тот, - я сам только что видел ее мертвую в поселке. Да, и, что самое удивительное, Бакиса тоже. Ему же совсем недавно на виду у всех ханский палач отрубил голову, а его тело было выброшено в степь на растерзание диким зверям. Нет, что теперь не говори, а здесь без злых духов не обошлось.
   - Вот, видишь, Торепа! - насмешливо бросил кошею Кулдан. - И кто же тогда из нас сумасшедший!?
   - Разберемся, - хмуро буркнул Торепа и, обернувшись к своему сопровождающему, повелел. - Охраняй его здесь, пока я не съезжу в аил! Только смотри, если не хочешь навлечь на себя неприятностей, то и сам с ним не разговаривай, и никого другого к нему не подпускай!
   И он, со злостью хлестнув коня плеткою, ускакал в аил. Там он, вытащив их кибитки жениха упирающуюся Прокуду, потащил ее к глинобитному домику.
   - Да, этот твой Кулдан и на самом деле сумасшедший! - возмущалась по дороге недовольная Прокуда. - Из-за него мне ханша просто голову оторвет за то, что я потревожила ее в неурочный час!
   - Сумасшедший он или не сумасшедший, а мы обязаны проверить его слова, - убеждал ее встревоженный Торепа. - Я головою отвечаю перед ханом за безопасность его дочери, да, и тебе тоже не поздоровится, если с нею хоть что-нибудь случиться.
   Дверь в комнату ханши, так же как и наружная дверь в домике оказалась запертой на внутренний засов, а на стук обеспокоенной Прокуды из комнаты никто не отвечал.
   - Нам придется взламывать и эту дверь тоже? - спрашивая, а, не утверждая, проговорил покосившийся в сторону Прокуды Торепа.
   - Делай, как знаешь, - буркнула ему в ответ недовольно засопевшая Прокуда, - ты же отвечаешь за ее охрану, а я ханше только прислуживаю.
   Торепа с двумя подбежавшими к нему на помощь слугами ханши навалились на запертую изнутри дверь. И она под их напором, громко треснув переломившимся внутренним засовом, отворилась, но ханской дочки в комнате не оказалось. Озадаченный ее отсутствием Торепа еще раз обошел весь домик, слазил на чердак и обшарил березовую рощу, но ханская дочка, словно сквозь землю провалилась. В самый разгар его лихорадочных поисков к глинобитному домику подскакал на вороном жеребце кошевой Артык и полюбопытствовал у подбежавшего к нему кошея:
   - Почему все слуги ханской дочки так суетятся, Торепа? Что могло случиться у нашей ханши? Могу ли я хоть чем-нибудь ей помочь?
   - Беда, кошевой! Ханская дочка пропала! - выкрикнул ему в отчаянии Торепа.
   - Может, она просто вышла на прогулку, - предположил нахмурившийся Артык, - ханша большая любительница прогуливаться по побережью в одиночку.
   - Нет, кошевой, со вчерашнего вечера наша госпожа из этой юрты никуда не выходила, да, и ее комната тоже было закрыта на внутренний засов - не согласился с ним Торепа. - На всякий случай я уже осмотрел ближайшее к твоему аилу побережье, но ханской дочки там не было.
   - Ты сломал дверь в ее комнату? - уточнил Артык.
   - Пришлось, кошевой, иначе как бы я узнал, что ханши в ней нет, - пробормотал в ответ поникший Торепа.
   - И не обнаружил ничего такого, что могло бы объяснить причину ее исчезновения? - продолжал его выспрашивать Артык.
   - Никаких следов, кошевой, - с тяжелым вздохом проговорил Торепа. - Да, и откуда им быть, если мы все это время неотлучно находились возле этой твоей юрты. Со вчерашнего вечера никто в нее не входил и никто из нее не выходил.
   - Да, все это очень странно, - задумчиво пробормотал Артык, - ханша еще никогда не уходила в одиночку далеко от юрты. Если вы ее до сих пор не нашли, то я уже даже и не знаю, что мне подумать, и как объяснить хану ее исчезновение.
   Артык послал слуг поднимать половцев его рода на поиски пропавшей ханской дочки и, уже отъезжая, выкрикнул Торепе:
   - Я со своими людьми буду искать ханшу, а ты поезжай к хану и доложи ему обо всем! Если ханша обнаружится, то я вышлю вслед за тобою гонца!
   Торепа лишь молча кивнул ему в ответ головою. Слова Артыка разбудили в нем пока еще дремавший во время поисков ханши животный страх перед скорою встречею с ханом. Их мертвый ветерок подул ему прямо в лицо, и все внутри него замерло, задрожало от неприятных предчувствий. А перед его округлившимися глазами замелькала уродливая фигура палача, замахивающегося на его шею острой кривой саблею. И не убежать, и ни чем не откупится Торепе от этой страшно пугающей его встречи с ханом. Степь кажется широкой и бескрайней только для случайно забредшего в нее чужеземца, а тот, кто живет в степи, знает, что в ней нет ни одного укромного уголочка, куда не могли бы добраться длинные ханские руки. Нет, и нет! Кошей Торепа никуда убегать не собирается. Тогда ему уже никто и ничто не поможет, тогда он уже действительно пропадет, а так в нем еще теплится слабая надежда умалить хана, доказать ему свою ничем непоколебимую верность и преданность.
   От Артыка не укрылся промелькнувший в глазах кошея страх. И он, понимая его состояние, сейчас только радовался про себя.
   - Вот, еще один, - подумал он, подъезжая к своему аилу, где уже начали выстраиваться половцы его рода, - скоро возненавидит своего хана. И сколько их еще придется сделаться убийце моего отца врагами.
   Проводив глазами удаляющегося кошевого, тяжело вздохнувший Торепа, повернувшись к дожидающимся его распоряжений слугам ханши, поручил им охранять имущество ханской дочки, а сам поскакал на морское побережье к оставленному там им Кулдану.
   - Ну, и как, кошей, ты уже убедился в правоте моих слов? Больше уже не считаешь меня сумасшедшим? - проговорил Кулдан при виде подъезжающего к нему Торепы.
   Сумрачный кошей молча спешился. И, заставив охраняющего Кулдана слугу отойти от них подальше, чтобы тот не мог услышать из разговора, заставил молодого степняка рассказать ему обо всем.
   - И кто только поверит во все эти твои басни!? - недовольно буркнул кошей, когда Кулдан закончил свой рассказ. - В нашей степи еще не бывало такого случая, чтобы живой человек превратился в пыль.
   - И ты прав, кошей, в нашей степи ложь всегда предпочтительней правдивых слов и очевидных фактов, - согласно кивнув ему головою, с прежней невозмутимостью проговорил Кулдан.
   - Как бы там ни было, но окончательное суждение по твоему просто невероятному рассказу, Кулдан, должен будет дать сам наш хан, - проворчал нахмурившийся Торепа и, подозвав отъехавшего в сторону слугу, добавил. - Поедешь с нами к хану и сам ему обо всем расскажешь.
   Резвые кони, пустившись прямо с места в бешеный галоп, стремительно понеслись по казавшейся им нескончаемой степи в сторону ханского аила. А мрачно улыбающаяся им вслед судьба жалела этих скачущих навстречу вечно непредсказуемой неизвестности всадников, но была не в силах им помочь. Она, как и все в земном мире, просто вынуждена подчиняться тому, что было им предназначено судьбою.
   Кошевой Артык вместе со своими половцами старательно обшаривал побережье в поисках пропавшей ханской дочки. Уже наперед зная, что они ее не найдут, он не испытывал от этого никакого огорчения.
   - Это тебе коварный хан за преждевременную смерть моего отца, - как заклинание повторяли его тихо улыбающиеся губы.
   Определяющая абсолютно все в нашей земной жизни человеческая судьба еще никогда ничего никому не только не прощала, но и не собирается ничего прощать всем нам и впредь. Поэтому и к совершившему в своей жизни зло и не покаявшемуся в нем человеку это же, но уже многократно усиленное, зло всегда возвращается в самое неподходящее для него время, чтобы ударить его по самому больному месту. Сто раз надо все как следует обдумать и все для себя взвесить, помня о скором неотвратимом возмездии, прежде чем решится породить на земле очередное зло. Но, к сожалению, человек редко когда задумывается о будущем и о той памяти, которую он после себя оставляет на земле, а, чаще всего, живет настоящим, совершенно не тревожась, что ожидает его впереди.
   Еще никому не удавалась видеть всегда в себе уверенного хана Китана таким мрачным и растерянным. Он, грозно сверкая своими колючими глазами, молча смотрел на валяющегося в его ногах кошея Торепу. Хан в одно и тоже время верил и не верил его торопливому прерывающемуся мольбою о помиловании рассказу. Верил, потому что он с женою и раньше замечал, что с их дочкою не все в порядке. Особенно их пугало и тревожило то, что она, еще грудным ребенком, самым неожиданным для них образом могла, вдруг, взять и куда-то исчезнуть. Встревоженная жена хана поднимет на ее поиски всех слуг, и они тут же ее находят, но не там, где она лежала до своего исчезновения, а совершенно в другом месте. И потом уже даже самое тщательное ханское расследование не помогало прояснить, а кто же ее туда положил. Однако самым странным для ханской четы было то, что подобные исчезновения их дочки повторялись из года в год в одно и тоже время. Время шло, дочка подрастала, но все оставалось по-прежнему. В конце концов, смирившиеся хан с женою старались в такое время ни чем свою дочь не занимать, предоставляя ей на эти определенные в году дни полную свободу. Его жена, не понимая, что творится с ее ребенком, обливалась слезами, да и сам хан был удручен. И было отчего. Какой отец смог бы бесстрастно наблюдать за тем, что его ребенок живет не только не зависимой от его воли и желания жизнью, но и даже неподдающейся его пониманию? И как же нелегко ему было понять для себя, что он никогда не сможет до конца узнать свою родную дочь, что она никогда не откроет ему своей тщательно скрываемой даже от своих родителей тайной жизни. Как тяжело было хану смотреть на свою красавицу дочь, которая еще ни разу не поговорив, ни с ним, ни со своей матерью по душам не захотела успокоить их признанием, чем же она в это время занимается. Иногда хан Китан ловил самого себя на мысли, что он даже немного ее побаивается. Хан боится собственной дочери! Да, это уже просто уму непостижимо! Ох, и как же отреагировали бы на все эти ханские страхи подвластные ему половцы, если бы все это выплеснулась наружу! Поэтому хан и запретил жене выказывать свое беспокойство за собственную дочь при посторонних. Много, ох, как немало принесла хану излишних беспокойств и головной боли эта посланная ему всемогущими небесами за какие-то его перед ними провинности красавица дочь. До сегодняшнего дня отчетливо держится в памяти хана Китана, как нелегко было сильному могущественному шаману провести обращение по случаю рождения его дочери. От него не укрылось, что шаман в своих предсказаниях ограничился одними только юными годами его дочери, но при всех он тогда даже и вида не подал, что обеспокоен этим. Но зато потом, после пира, он снова позвал к себе знаменитого на всю степь шамана и обо всем его расспросил. Хан все еще помнит, как он тогда, одарив шамана за услугу богатыми дарами, отпустил его, зная, что его уже дожидаются за аилом верные ханские слуги. Так и не смог тогда добраться шаман Кули до своей юрты, хотя весь аил видел его отъезжающим от пригласившего его хана с богатыми дарами. Шаман Кури, несмотря на свое могущество в общении с бесплодными духами, был старым и немощным, поэтому никто и не заподозрил хана Китана в его исчезновении. С виду приветливая гостеприимная степь всегда жестоко беспощадна ко всем слабым и немощным. Она порою даже молодых и сильных не очень-то милует. Много, ох, как немало, принесла совершенно ненужных хану тревог и забот его доченька. А, ведь, он сейчас, согласившись выдать ее за богатого византийского купца, уже так радовался тому, что его дочка скоро будет от него далеко, и что он, наконец-то, сможет, не ожидая, что она в любое время принесет ему беду, зажить тихо и покойно. Но прискакавший к нему на взмыленном коне кошей Торепа лишил его этой радости и напрасных ожиданий тишины и покоя.
   - Рано я радовался, - смеялся сейчас хан над самим собою, - не захотела доченька оставлять своего папочку без давно уже подготавливаемого ею для него подарочка.
   И даже не сама смерть его дочери сейчас так сильно печалила и тревожила хана Китана. Он уже давно, втайне даже от самого себя, желал ей этого. Его сейчас больше всего волновали и тревожили угрожающие его ханскому положению последствия, если слухи о жизни его дочери и смерти разойдутся по его орде.
   - Этот, поганец Артык, и раньше пытался ухаживать за моей дочерью, - думал и прикидывал про себя обеспокоенный хан, - но ему была нужна не она, он хотел прибрать к своим рукам мое ханство. Как видно, сын пошел в своего отца, только он, пожалуй, будет для меня еще опасней. И надо же, чтобы несчастье с моей дочерью произошло именно в его аиле! Мне сейчас следует поторопиться, чтобы не допустить дальнейшее распространение порочащих мою дочь слухов, не позволить ему хоть что-нибудь узнать о только что произошедшим на морском побережье. Иначе, я могу потерять все. Мне надо действовать смело и решительно. Ты правильно сделал, что привез его ко мне, - проговорил вслух одобривший действие своего слуги хан и распорядился немедленно привести Кулдана к нему, с которым он хотел поговорить наедине.
   Обрадованный, что хан пока что не велел его казнить, Торепа выскочил из ханской юрты быстрее пущенной из лука стрелы и сразу же послал с поражающей его беспечностью дожидающегося определения всемогущим в степи ханом своей участи Кулдана к хану. Он хорошо осознавал, что это пока еще всего лишь отсрочка от вполне возможного в дальнейшем его приговора ханом к смерти, но все же надеялся верной преданной службою добиться для себя полного прощения своей невольной вины.
   Вошедший в ханскую юрту Кулдан опустился перед ханом на колени.
   - Ты хотел видеть меня, великий хан? - тихо проговорил он.
   - Я хочу услышать от тебя, что произошло на морском побережье с моей дочерью, - недовольно бросил ему нахмурившийся хан.
   И Кулдан все тем же ровным тихим голосом начал рассказывать ему обо всем, не щадя чувства хана, как ее отца, и не приукрашивая самого себя в этой неприглядной истории. А облокотившийся на спинку стула хан молча вслушивался в его неторопливые слова и, когда он окончил свой рассказ, уточнил у него.
   - Ты эту историю рассказал только двум привезшим тебя ко мне слугам и проезжающим мимо тебя на морском побережье торговцам, или еще кому-нибудь успел рассказать?
   - Нет, великий хан, я ее успел рассказать только одному кошею Торепе, - возразил ему не захотевший накликать еще большую беду на жителей небольшого приморского селения Кулдан. - А встретившиеся мне торговцы, как известно, люди осторожные и трусливые. Я только начал рассказывать им о происшедшем ночью на побережье, а они, узнав, что речь идет о ханской дочери, тут же от меня и убежали.
   - Но ты узнаешь их, когда этих торговцев мои слуги найдут, чтобы привести их мне? - спросил у него неприятно скривившийся хан.
   - Узнаю, великий хан, - после недолгих раздумий проговорил Кулдан, - непременно узнаю.
   Хан тут же вызвал Торепу и повелел ему во главе десятка воинов отправляться на поиски встретившихся Кулдану торговцев.
   - И смотри мне, чтобы этот полоумный Кулдан больше уже никому не рассказывал свои нелепые выдумки о моей дочери, - предупредил укоризненно покачавший головою хан кошею.
   - Пусть только осмелится хоть с кем-нибудь еще заговорить, и я ему тут же язык отрежу, - коротко проговорил Торепа и, дождавшись разрешающего кивка хана, побежал исполнять его поручение.
   А хан, еще немного подождав, пока Торепа не уедет из аила, повелел позвать к нему кошевого Илтаря.
   - Готовь, кошевой, моих воинов к походу! - коротко повелел он, когда тот появился в его юрте.
   - Воинов в поход? - переспросил ничего не понимающий кошевой. - Что случилось, великий хан?
   - Дочь моя, Титина, исчезла в аиле Артыка, - объяснил ему недовольно поморщившийся хан, - поедем ее искать.
   Тихо ахнувший кошевой тут же развил такую лихорадочную деятельность, что всего через какие-нибудь полчаса из ханского аила помчались с соответствующими распоряжениями по всем остальным родам орды гонцы.
   Словно не зная о бесплодности поисков ханской дочки, Артык продолжал посылать в разных направлениях отряд за отрядом и даже туда, куда своенравной строптивой ханше никогда не вздумалось бы забираться. В другое время он, вполне возможно, не стал бы так рьяно искать даже пропавшего своего родного сына. Но сейчас уверенный в недоверии к нему хана делал все от него зависящее, чтобы тот впоследствии не смог бы к нему придраться и хоть в чем-нибудь его обвинить. Старательно имитируя свое искреннее сочувствие и понимание ханского горя, он в одно и тоже время ясно для себя осознавал, что сейчас ему, как никогда раньше, понадобятся все его способности и его козырная карта осторожность. Слишком многое он мог потерять, чтобы позволить хану его переиграть. Мало того, он разослал гонцов по всем кочевьям своего рода, повелев им перекочевать к его аилу. И используя кибитки новоприбывших, он превратил свой аил в случае внезапного нападения врага в неприступное укрепление. Только успел хан Китан подойти со своими воинами к границе его кочевий, как Артык, разослав гонцов по продолжающим поиски в округе своим отрядам с требованием незаметно для ханских воинов подтягиваться к аилу, с сотнею самых лучших своих воинов поспешил навстречу хану.
   Сурово нахмурившийся хан встретил кошевого Артыка с, мягко говоря, откровенной враждебностью. Окинувшие Артыка насмешливыми взглядами ближайшие советники хана уже, по всей видимости, считая, что тому придется уступить главенство рода кому-либо другому, более покладистому и не такому самолюбивому, чем он, не скрывали по этому поводу своей радости. Им никогда не нравился гордый обходительный Артык. Слишком много силы чувствовалось за его мягкими движениями, и они интуитивно ощущали исходящую от него для них угрозу.
   - Я доверил тебе самое дорогое, что у меня было, свою дочь! - сразу же осыпал упреками хан Артыка. - А ты не уберег мое сокровище! Как ты мог позволять ей прогуливаться по побережью в одиночку безо всякого сопровождения!? Ведь, она еще была совсем девочка!? Она, ведь, еще и не думала об угрожающей ей в связи с моим ханским положением опасности!?
   Однако сам Артык в ответ на укоры хана, сохраняя на своем лице почтительное внимание к ханским словам, отмалчивался. Он уже заранее продумал свой разговор с рассерженным пропажею своей дочери ханом и решил, что ему будет лучше всего ни в чем не оправдываться и ни в чем не признавать своей вины. И сейчас с высоко поднятою головою он молча ехал рядом с ханом, пропустив его жеребца на голову вперед своего, ничем внешне не высказывая, как своей вины, так и своего возмущения ханскими словами. Со строго сумрачным лицом он ехал не на лучшем своем коне, да, и одет он был как простой воин. Он всем своим внешним видом как бы подчеркивал свою печаль, что помимо его воли и желания на его земле произошло несчастье с ханскою дочкою. И он, прекрасно осознавая для себя, что обращенные к нему сейчас ханские слова исходят от убитого горем отца, прощает своему хану его обидные слова. Так он и ехал возле осыпающего его упреками хана, сохраняя свое ничем невозмутимое молчание, пока они не въехали на холм, откуда аил Артыка раскрывался перед продолжающим выказывать ему свое неудовольствие ханом, как на ладони. Пораженный всем, что увидел в аиле, хан замолчал и, натянув поводья своего жеребца, остановился.
   - Мне кажется, что твой аил больше похож на укрепленный лагерь, чем готовящийся встречать своего хана, - окинув Артыка долгим взглядом своих насторожившихся глаз, проговорил хан. - Или твоему роду угрожает хоть какая-нибудь опасность?
   - На меня некому нападать, великий хан, - с достоинством ответил ему Артык, - земля моего рода окружена аилами нашей орды. Но я поднял весь свой род на поиски ханши, а детей и стариков собрал в своем аиле. Великий хан знает, что жизнь половца в степи полна неожиданностей. И только глупец, надеясь на небеса, оставит своих людей без защиты.
   - Ты прав, я на твоем месте тоже поступил бы подобным образом, - одобрил его действия неприятно поморщившийся хан, а про себя подумал. - Совсем не зря я относился к тебе с настороженностью. И ты только что мне доказал, что с тобою шутки шутить опасно.
   Их дальнейшая беседа уже потекла более-менее спокойно. Артык рассказывал своему хану, что уже сделано половцами его рода по поиску пропавшей ханши, и чем они занимаются в настоящее время. Придирчиво уточняя и переспрашивая, хану не за что было уцепиться, чтобы хоть в чем-то обвинить Артыка. Пользуясь, случаем, он бы с удовольствием расправился с непокорным уже давно ставшим ему поперек горло родом, но, увидев его готовым к любым неожиданностям, хан понял, что воины Артыка не так рьяно занимаются поисками его дочери, как внимательно наблюдают за войском своего хана. И словно в подтверждение его догадки к аилу кошевого Артыка подскакал отряд воинов и, не спеша, скрылся за кибитками.
   - Они уже готовы, - со злостью подумал он, - и кто из нас одержит верх еще неизвестно. Так стоит ли мне понапрасну рисковать? Ты сделал все, что мог, кошевой, - проговорил вслух тяжело вздохнувший хан. - Но пусть мои воины еще раз перетрясут это небольшое селение ремесленников и рыбаков. До меня дошли слухи, что кое-кто из них не любил мою дочь и вполне возможно, что они и виноваты в ее исчезновении.
   Артык понял, что хан предлагает ему сделку: его воины перебьют жителей поселка, а он взамен не будет настаивать на ответе рода Артыка за смерть его дочери. В другом случае, не желая обострять свои взаимоотношения с ханом, он, может, и согласился бы на его предложение, но Артык еще не забыл, с каким коварством расправился хан с его отцом, и этот урок не позволил ему дать свое согласие на уничтожение приморского поселка. Для него сейчас пустить воинов хана в поселок было равносильно тому, что самому подставить свою голову под саблю ханского палача. Разгромив опекаемое его родом селение ремесленников и рыбаков, хану не составило бы большого труда отыскать в нем подтверждающие виновность его рода в смерти своей дочери улики, а то и самого Артыка. И тогда уже хан легко расправится с ним.
   - Мои воины уже несколько раз его перетрясали, но ничего помогающего нам выйти на след пропавшей ханши в нем не обнаружили, - тихо проговорил Артык, - но если, великий хан, сомневается в их добросовестности, то они перетрясут это селение еще раз в присутствии великого хана.
   - Умен, - злился про себя хан, - дальше своего отца пойдет. Но и я тоже не простак, нелегко ему будет со мною тягаться.
   И хан Китан, чтобы не отвечать Артыку, поторопился перевести свой разговор с ним на другую тоже немало волнующую его тему.
   - Мне стало известно, что по побережью бродит какой-то сумасшедший и рассказывает всем встречным и поперечным самые невероятные истории? - задал хан невозмутимо ехавшему рядом с ним Артыку свой следующий коварный вопрос.
   - Какой-то там сумасшедший? - переспросил хана притворившийся, что ему об этом ничего не известно Артык и, подозвав к себе одного из слуг, поручил ему разузнать все об интересующем хана бродящем по побережью сумасшедшем.
   - Не знает, или просто притворяется, что не знает, - подумал не спускающий с него глаз хан, сожалея, что он не может допросить его с пристрастием. - Ничего не поделаешь, кошевой не простой половец, за него весь род поднимется, а мне лишние неприятности ни к чему.
   - Этот сумасшедший имеет какое-то отношение к исчезновению ханши? - полюбопытствовал у хана Артык.
   - Не уверен, - увильнул от прямого ответа хан, - но эти сумасшедшие обычно бродят по таким местам, куда нормальному человеку и в голову не придет заглянуть. Вот, я и подумал, а мог ли случайно видеть этот сумасшедший мою Титину. И еще говорят, что вчерашним утром на побережье нашли каких-то двух утопленников.
   - Нашли, великий хан, - подтвердил дошедшие до хана слухи помрачневший Артык. - У нас здесь прошлой ночью земля просто ходуном ходила, разрушив на берегу немало скал. На одной из этих скал, как предполагается, как раз и сидели эти несчастные.
   - У вас здесь тряслась земля! - вскрикнул ухватившийся за подсказку Артыка хан. - Тогда, наверное, твои воины не могут отыскать тело моей дочери только потому, что оно погребено под камнями.
   - Все может быть, великий хан, - охотно согласился догадавшийся, что подобная смерть дочери хана устраивает Артык. - Этим несчастным повезло больше, чем ханше. Их тела прибило к берегу, и их родители сейчас могут хоть похоронить своих детей.
   - Детей! - притворно удивился хан. - Они еще такие юные.
   - Ровесники ханши, великий хан, - подтвердил Артык.
   - Несчастные, и они в прошедшую ночь потеряли детей. Перед смертью все равны: и хан и ремесленник. Я хочу увидеть их, чтобы разделить свое и их горе....
   - Их к тебе доставят, великий хан, - поспешил его опередить, не желающий пускать ханских воинов в поселок Артык, и отдал подскочившему к нему слуге соответствующее распоряжение.
   Молча кивнувший головою слуга, взяв с собою десяток воинов, с места пустил коня в такой бешеный галоп, что через какое-то мгновение он уже замелькал среди домиков поселка. А в это время подскакавший к Артыку посланный им еще раньше слуга доложил, что о бродившем вчера по побережью сумасшедшим никто ничего не знает, но жители селения видели, как вчера в сторону ханского аила ускакали три половца, среди которых был слуга ханши кошей Торепа.
   - Но их должно было быть всего лишь двое, - уже в свою очередь удивился Артык, - мне докладывали, что уезжающий кошей Торепа взял с собою только одного сопровождающего. Тогда вполне возможно, что это он и прихватил, в чем-то заподозрив этого сумасшедшего, с собою.
   - Все сходится на моих слугах, - злился про себя ощущающий, что его обводят вокруг пальца, хан, - их-то этому поганцу Артыку, конечно же, не жалко.
   Однако внешне хан ничем не показал Артыку своего раздражения, а только похвалил расторопность вышколенных им слуг. Польщенный кошевой в ответ, принимая похвалу хана, низко склонил перед ним голову.
   - А вот, и родителей несчастных детей везут, - проговорил Артык, протягивая руку в направлении скачущих к ним всадников.
   Четверо всадников не придерживая своих злобно храпевших коней, на всем скаку развернулись перед ханом, а четверо других спешились, и помогли сидящим за их спинами родителям Бакиса и Марийки спуститься с коней, чтобы предстать перед милостиво взирающим на них ханом. И сам хан тоже, по-стариковски кряхтя и охая, неторопливо сполз со своего жеребца и, с сочувствием дотрагиваясь руками до их понурых плеч, тихо проговорил:
   - Я хан и владею всей этой степью - вы же простые рыбаки. Я богат и могуществен - а вы платите дань моим слугам. Но сегодня мы, потеряв за одну ночь своих детей, стали равными в своем родительском горе. Смерть не щадит ни богатых и ни бедных. От нее ничем не откупишься, перед нею все равны. Я прошу вас простить меня за то, что я оторвал вас от тел оставивших этот мир дорогих вам детей, но я хочу услышать от вас, что вы думаете об их преждевременной смерти.
   Вышедший вперед Филократ, опустившись перед ханом на колени, ответил за всех:
   - Великий хан, мы живем под твоей властью свободно и счастливо, но над небесами нет власти даже такого могущественного хана. И вот вчера по их повелению всех нас постигло большое горе. Мы не знали, что вчера погибла вместе с нашими детьми и дочь нашего хана, а поэтому сейчас, услышав об этом, мы выражаем тебе, великий хан, наше сочувствие и свое понимание твоему горю. И оно такое же искреннее, как искренне наша скорбь по своим преждевременно оставивших нас детям.
   Хан пристально вглядывался в глаза стоящих перед ним стариков и видел в них одну только печаль от обрушившегося на них горя. Ненависти и злости перед несправедливостью земной жизни нет места в переполненных горькими слезами родительских глазах. Взирая на их потемневшие от охватившей их великой скорби лица, хан и сам помрачнел, а по его лицу покатились непрошеные слезы.
   - И ты, старик, прав, - тихо проговорил он подрагивающим от застрявшего в его горле горького комка голосом, - нам незачем злится на небеса. Идите к своим юртам с миром.
   Низко поклонившиеся старики повернулись и, поддерживая друг друга руками, заторопились к оставленным ими в поселке телам своих детей, а снова взобравшийся на своего жеребца хан повернул его в сторону своего аила.
   - Я благодарен тебя, что ты так близко к сердцу принял горе своего хана, - сказал он на прощание вздохнувшему с облегчением Артыку. - Я уже больше не сомневаюсь, что ты, начиная со времени ее исчезновения, делал и делаешь все от тебя зависящее для поисков моей уже безо всякого сомнения погибшей прошлой ночью на побережье дочери. В ее преждевременной смерти я не вижу твоей и твоего рода вины, а поэтому глубоко опечаленный ее уходом в Нижний мир возвращаюсь в свой аил.
   И хлестнувший своего резвого жеребца плеткою хан погнал его по проторенной в густой степной траве дороге, а вслед за ним повернули и все его воины. Артык еще немного постоял, провожая насмешливыми глазами уезжающего хана, а потом, возвратившись в свой аил, разрешил кошеям возвращаться на свои кочевья, но поиски исчезнувшей ханши не прекратил. Он еще две недели подряд посылал слуг на побережье искать ее тело. И так, как, несмотря на то, что они за это время уже успели облазить все прибрежные скалы по несколько раз, тело ханши обнаружено не было, то он, прекратив заведомо бесплодные поиски, послал с соответствующим сообщением к хану гонца. Неприятно поморщившийся хан молча выслушал его и, согласившись с решением Артыка, отпустил гонца с миром. И больше уже не беспокоясь ни за свой род и ни за свое собственное в нем положение, показавший за это время, что он способен на многое, Артык снова окунулся в свою прежнюю разгульную жизнь. И лишь изредка забывался в сладостных мечтаниях о своем вполне возможном в будущем призрачном ханстве.
   Вздохнули с облегчением и обрадованные, что капризный ветер извечно непредсказуемой судьбы развеял нависающие над ними тучи, жители небольшого приморского селения. Односельчане, уже снова взбодрившись духом, начали строить планы на свое будущее, которое у них было, как и всегда, таким неясным и зыбким, что могло в любую минуту рассыпать слепленным из песка домиком. Но человек живет на земле только одною надеждою на лучшее будущее, и только одна эта надежда и помогает ему выжить даже в нечеловеческих условиях, помогает ему не опуститься до уровня безгласного скота, сохранить человеческий облик. В этот же вечер, сразу же после возвращения хана Китана в свой аил, был сложен на морском берегу погребальный костер, на который молодые парни бережно уложили тела намертво вцепившихся друг в друга Бакиса и Марийки. И долго еще бушевало жаркое пламя костра над потемневшим в вечерних сумерках морем, рассказывая притихшей от охватившего ее горя земле трагическую историю любви двух молодых людей. Яростно бившие в хмурые небеса языки взметнувшегося над погребальным костром пламени призывали к мщению за загубленное несправедливостью земной жизни чистое светлое чувство. Собравшиеся возле него жители небольшого приморского селения молча отдавали должное все еще сохраняющемуся на земле мужеству и храбрости, чистоте человеческих отношений. А когда он перегорел, собрали все, что осталось от сожженных тел, в одну большую амфору и похоронили возле пещеры на берегу небольшого заливчика.
   Через неделю Филократ с Агаксием подобрали в степи растерзанные останки казненного Кулдана и, завернув их в белоснежное полотно, похоронили рядом со своими детьми.
  
   Август 1992 год.
  
  
  
  

ЭПИЛОГ.

  
   Вот и вся история о сохранившихся до нынешнего времени возле разрушенной непонятной для местных жителей силою горы двух могильных холмиков. Время летит и согласующее с ним все свои на земле проявления жизнь, торопливо залечивая свои раны, идет все вред и вперед, не вспоминая о прошлом и не оглядываясь на то, что оставляет позади себя. Но сама по себе жизнь не обладает сознанием. Она подчиняется заложенным в ней изначально инстинктам самосохранения и выживания. Поэтому для нее уже прожитое прошлое не имеет большого, а, тем более, хоть какого-нибудь определяющего, значения. Она живет настоящим и все ее желания и устремления находятся в будущем. Анализирующее и во многом определяющее земную жизнь сознание стоит намного выше ее. Сознание, в отличие от жизни, значительно больше нуждается в своем прошлом, чем в настоящем и в будущем. Ему необходимо прошлое, чтобы, осмысливая уже пройденный им жизненный путь, вносить в свое настоящее необходимые коррективы, которые помогают ему, учитывая ошибки и просчеты в прошлом, как можно лучше налаживать свою будущую жизнь. Сознание может и должно оказывать свое самое непосредственное влияние на жизнь, делать ее лучше, чище и привлекательней для каждого живого существа на земле. Не будь сознания даже трудно предположить, какие формы приобрела бы за это время земная жизнь? Да, и вообще смогла бы жизнь существовать сама по себе без своего мозгового центра, который особенно в последнее время не всегда оправдывает ее ожидания и надежды? Так в чем причина?.. Почему жизнь на земле и способствующее ей сознание не могут развиваться в полагающейся для них гармонии, помогать, а не мешать, друг другу? Вполне возможно, что проблема скрывается не в них самих, а в том самом живом организме, в котором они по воле всемогущей природы сведены вместе? Может это человек, обладая не только самым бесценным даром природы - жизнью, но и сознанием, как знак особого расположения к нему Творца, не может правильно этими дарами распорядиться? А может, виновата во всем сама не привыкшая к ограничениям и любящая комфорт и мгновенное удовлетворение всех ее капризов и пожеланий земная жизнь, из-за чего ей постоянно приходится конфликтовать с все время пытающимся ограничить ее в непомерных желаниях сознанием? Может это жизнь, каким-то образом научилась влиять в свою пользу на Высший суд между жизнью и сознанием Человеческую совесть и его исполнительный орган Человеческую волю? Это только она, наша жизнь, постоянно подталкивает человека в омут несправедливости и зла, побуждая нас рубить сук, на котором мы сами и сидим. Это она опускает наше сознание до уровня наших меньших братьев, животных. Может, только и поэтому у всех нас в нынешнее время до того сильно развилась нравственная слепота и глухота ко всему, что лично нас не затрагивает, что лично нас никак не может и не должно тревожить? И вполне возможно, что только и поэтому подталкиваемый своей никчемной жизнью человек бессознательно, а возможно, что и сознательно, в остервенении крушит и разрушает свое прошлое, заставляет свою память видеть и оценивать уже прожитую им жизнь в самом искаженном виде? Вполне возможно, что только и поэтому его в последнее время за редким исключением перестали волновать и тревожить разбросанные по всей земле могильные холмики. Однако после преждевременной смерти Бакиса и Марийки сама жизнь на земле не окончилась, и не остановилось в своем развитии. Скоро подросли младшие дети. И в заскучавших, после смерти наших героев, домах снова зазвенели звонкие детские голосочки. Их состарившиеся к этому времени родители, став дедушками и бабушками, не могут нарадоваться в своей нынешней жизни, наблюдая за играми своих малолетних внуков. И лишь изредка навеянные переменчивым ветерком горестные воспоминание о несчастной судьбе своих старших детей опечалят их укрытые морщинами лица. Но не надолго.... Их непоседливые внуки не могли и не хотели оставлять своих любимых бабушек и дедушек наедине со своими мыслями. Да, и как можно поддаваться грусти, если рядом с ними всегда были освещенные радостью при встрече с людьми, которых они не только любят, но и полностью им во всем доверяют, детские мордашки.
   Поселковая молодежь, избрав пещеру излюбленным местом для тайных свиданий, каждую весну сажали на могильных холмиках красивые цветы, которые только и могли олицетворять собою, по их мнению, крепкую дружбу, любовь и верность.
   Годы шли, рождались новые традиции и умирали старые. И скоро выветрилась из людской памяти разыгравшаяся на этом месте трагедия. В сохраняющуюся все еще историю о любви Бакиса и Марийки уже мало кто верил, и считали ее просто никогда не происходившей в реальной жизни старой красивою легендою. Но люди, даже сами не зная и, тем более, не подозревая о причине подобного своего поведения, по-прежнему тянулись к пещере и к могильным холмикам, сохраняя их для будущих поколений. Однако, наперекор этому всеобщему мнению, в домах прямых потомков Филократа и Агаксия, как очень ценную реликвию, бережно передавали их поколения в поколение историю о чистой и святой любви их предков. В ней так же говорилось и о заключенной в пещере проклятой души виновницы их преждевременной смерти, и о нависшем из-за этого над землею замкнутого круге зла. Передавали, как семейное предание, хотя даже уже и они не очень-то верили в истинности рассказываемых в нем событий.
   Со временем, когда буйный ветер случайностей в изменчивой на земле жизни выдул из поселка последних потомков Бакиса и Марийки, произошедшие в глубокой древности события, и вовсе забылись. Правда, были еще какие-то отрывочные воспоминание из своей юности у стариков, да и те тоже надолго не задержались в уходящей из них жизни.
   Но, несмотря на веру продолжающих жить в поселке людей, или на их неверие, уже много веков подряд в пещере находится проклятая душа шибианки Холиды. Она уже давно свыклась с просто невыносимыми страданиями в то время, когда скрывающиеся от внешнего мира в пещере влюбленные с так сильно привлекающей ее раньше страстью признаются в своей любви, и с нетерпением ждет, когда и ей тоже будет предоставлена возможность отвести в подобных признаниях свою любвеобильную душу. И, если спросить ее сейчас: согласно ли она, чтобы нависшее над землею кольцо зла разомкнулось и сняло проклятие с ее души? Она ни за что не согласится. Она даже готовая драться за свое дальнейшее никчемное существование, несмотря на то, что при подобных ее действиях кольцо нависающего над землею зла будет продолжать закручиваться все туже и туже. Но кольцо зла нельзя закручивать до бесконечности. Никто из живущих на земле смертных и бессмертных существ не знает и даже не догадывается, сколько бед и страданий может принести закрученная до критического состояние кольцо зла, которая при малейшем нарушении равновесия способна раскручиваться самопроизвольно.
   Найдутся ли такие люди, чтобы суметь нейтрализовать последствия этого страшного для самой на земле жизни проклятия, разомкнув, даже ценою непомерных для смертного человека мучительных страданий, этот круг зла? Найдется ли у нас хотя бы одна пара молодых людей, которая способна не только на настоящие чувства, но и способна выдержать тяжелейшие испытание на их прочность и, несмотря ни что, сохранить их в себе в чистоте и непорочности? Найдутся ли подобные молодые люди в этом южном поселке. И будет ли им суждено встретиться в день, когда заключенная в пещере проклятая душа Холиды обретет телесную оболочку, чтобы противостоять находящимся в замкнутом круге зла неисчислимым бедам и несчастиям, которые будут способны не только разрушить до основания первое в мире государство рабочих и крестьян, но и уничтожить само человечество. В противном случае природа пожалеет, что избрала именно человека своим мозговым центром. И в дальнейшем убежденная, что животные инстинкты более надежно сохраняют ее от разрушения, чем наше искаженное сознание, она больше не станет никому довериться и награждать им ни одно проживающее в ней существо. А сама устроенная на несправедливости Человеческая земная жизнь, не обращая должного внимания на раз от раза возникающие у нее проблемы с Человеческим сознанием, все еще не успокаивается. Пытаясь хоть как-то успокоить стоящую на пути скорейшего исполнения самых сокровенных ее желаний Человеческую совесть, она старательно разрушает оставленную нам в наследства предыдущими поколениями Человеческую память. Наступила новая эра в развитии проживающего на земле человечества - эра не созидания, а бездумного и беспамятного разрушения. И этой своей задумке наша проклятущая жизнь тоже, как привыкла делать это всегда, использует нас, обладающих неугодным для нее сознанием людей. Безропотно исполняя все ее желания, мы своим преступным равнодушием предаем забвению и разрушаем все, что заставляет нас меняться и думать об обустройстве для себя лучшей жизни. Мало того, так мы еще науськанные своей на земле жизнью то и дело бездумно ввязываемся в затормаживающее наше развитие стычки с соседними народами и войны. Если так будет продолжаться и дальше, то возможно очень скоро камня на камне не останется от некогда величественных и неприступных храмов и крепостей, выдержавших за свое многовековое существование множество неприятельских приступов, но разрушенным до основания простым человеческим равнодушным забвением. Стираются с лица земли не только могильные холмики, но и высоченные курганы. Ну, а все то, чему не так легко исчезнуть из людской памяти, зарастает бурьяном и крапивою, чтобы не могли докричаться до человека, чтобы не будили его ранимую совесть, чтобы они не учили нас не повторять прошлых ошибок и просчетов. Человек, обладающий острым зрением и слухом, снова и снова будет метаться в своей земной жизни, как слепой котенок, спотыкаясь на одни и те же бугорки, об которые натыкались еще и наши предки. Но сегодняшние падения и ушибы с многократно возросшей разрушительной силою человека будут обходиться для нас несоизмеримо дороже.
   Так, когда же ты остепенишься, человек!? Когда ты действительно, а не на словах, станешь прислушиваться к своей совести, и будешь учиться на ошибках других людей и поколений, а не на своих собственных просчетах!? Когда же ты из разрушителя превратишься в созидателя, оставляющего за собою красоту и гармонию, а не горы никому не нужного мусора и хлама!?
   Закончив рассказывать услышанную в далеком вологодском городке Грязовце старинную легенду, я пил чай с клубничным вареньем. И в свою очередь слушал рассказ Антона Ивановича, раз от раза дополняемый его супругою Валентиной Егоровной, об их непростой переполненной не только непомерными страданиями, но и самым истинным человеческим счастьем прожитой жизни. Слушая этих добрых и милых людей, я думал о нашей такой бестолковой и несуразной земной жизни. Я думал о том, что вряд ли хоть когда-нибудь удастся человеку избавиться от давно уже переполняющей его фальши, лицемерия и зла до тех пор, пока рядом с ним будут существовать возглавляемые коварным и хитроумным Сатаною темные силы. Проводя свою разрушительную деятельность не явно, а исподтишка, скрывая под внешне благозвучными словами свои тайные замыслы, они всегда и в любое время легко смогут опошлить и исказить, наполнить иным содержанием даже самые разумные намерение отдельных гениев по улучшению жизни на земле. Я думал о кажущихся мне в данное время напрасных попытках исправить человеческую природу стоящих у истоков марксизма-ленинизма людей. Я думал, куда мы, в конце концов, придем при такой построенной нами своими собственными руками жизни, и как далеко мы сможем зайти, строя неизвестно кому и какое светлое будущее.
  
   6 сентября 1992 года.
  
  
  
  
  
  
  

ФРАНТИШЕК ПАКУТА

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

КНИГА: ВОЛШЕБНЫЕ КОРАБЛИ.

  
  
  
  
  
  

ФАНТАСТИКА

(по досужим вымыслам демократов)

  
  
  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ:

  
  
  

КОЛДОВСТВО.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1993 год, город Ленинград.

  
  
  
  
  

Глава первая.
ВЫБОР ПРОКЛЯТОЙ ДУШИ.

   Укутавшийся с головою в одеяло Антон еле слышно посапывал в своем кубрике. Кубриком он называл старый прислонившийся к избе хозяйки, у которой Антон снимал угол, с трех сторон обшитый досками сарай. Еще прошлой осенью хозяйка грозилась сломать его на дрова, но Антон уговорил ее оборудовать в сарае для себя летнее жилье. Весь остаток осени и всю зиму провозился возле объявленной им своей ударной комсомольской стройки Антоне, но к приходу весны, поблескивая новыми заплатами, сарай уже больше не пугал хозяйку ужасным скрипом при более-менее сильном ветре. Антон настелил в сарае из досок пол, а под сооруженным из жердей и сухого тростника потолком натянул старую рыбацкую сеть, длинные концы которой свисали по стенам до самого пола. К ее ячейкам Антон привязывал все, что находил интересное и занимательное в своих вечерних прогулках по морскому побережью. Со временем весь обвешанный крабами, раковинами, всевозможной формы и размеров банками и бутылками оборудованный его руками сарай превратился в самое настоящее логово морского волка. Возле двери в левом углу кубрика Антон утроил вешалку для одежды, а в правом углу он оборудовал место для умывания. Под единственным в сарае маленьким окошком в середине сбитой из досок торцевой стены он поставил небольшой столик с двумя приставленными с боков скамейками, а в дальнем углу была поставлена найденная и отремонтированная Антоном на чердаке избы хозяйки старая деревянная кровать с соломенным матрасом. Около кровати он поставил принесенную из избы табуретку, на которой была поставлена картонная коробка с недавно приобретенным Антоном в поселковом магазинчике с ритмично тикающим будильником. Не желая, чтобы тиканье будильника отвлекало его от мыслей или сна, Антон специально не вытаскивал его из коробки, а только аккуратно вырезал в картоне ножом отверстие для циферблата.
   Немало времени и усилий было потрачено Антоном на оборудование летнего жилья вовсе не потому, что он не мог ужиться со своей уже находящейся в солидном возрасте хозяйкою, и которой было даже выгодно заполучить в избу такого сильного работящего парня, как Антон. Просто он в свой кубрик мог входить и выходить из него, когда ему вздумается, не переживая, что он может потревожить хозяйку. И, самое главное, он уже мог все ночи напролет читать при свете керосиновой лампы понравившиеся книги, что делать ему в избе, не вызывая при этом недовольство хозяйки, было практически невозможно. Антону нравилось жить в отремонтированном своими собственными руками сарае. Поэтому он, дождавшись наступления более-менее теплой погоды, сразу же перебрался из избы в свой кубрик. Благодаря южному долгому лету и сравнительно короткой зиме, он рассчитывал находиться в своем кубрике большую часть года.
   В эту ночь Антон долго не мог уснуть. Встреча с красивой девушкою взбудоражила его молодое сильное тело и растревожила подремывающий в его сердце пылающий вулкан, извергающий сейчас на бедного Антона лавины не испытываемых им ранее чувств. С наслаждением, вслушиваясь в их томящееся нетерпение, Антон беспокойно ворочался на мягком набитом свежим сеном матрасе. И, не пытаясь успокаивать самого себе, с удивлением всматривался широко раскрытыми глазами в нарисованные во мраке кубрика его впечатлительной натурою пленительные черты встреченной им на морском побережье девушки. Только перед самым рассветом к нему сумел пробраться отгоняемый до этого каждой клеточкой его взбудораженного тела сон. И он, мгновенно в него провалившись, продолжал и во сне любоваться затуманенным от грусти взглядом своей избранницы. Взошедшее над землею красное солнышко неумолимо поднималось по засверкавшему при его появлении небосклону, отряхивая с просыпающегося земного мира ночную дремоту. Под ласковыми прикосновениями его теплых утренних лучиков все вокруг небольшого приморского поселения оживало и переполнялось нетерпеливым гомоном и неугомонной суетою. Первыми защебетали запрыгавшие по веткам деревьев резвые ранние птички, а за ними застучали подойниками поселковые бабы, наполняя нависающую над поселком тишину недовольным мычанием потревоженных коров.
   Но извечно неугомонное красное солнышко в своем неуемном желании, как можно скорее, добраться до самых укромных и темных закутков освещаемой им земли поднималось все выше и выше. И вот уже захрюкали проголодавшиеся за ночь свинья, с яростью толкая в заходившие ходуном под их дружным напором двери хлевов, заржали кони и пропели свои зычные утренние песни, соскочившие с насестов, петухи. В общем, каждому в отдельности и всем месте, населяющим небольшое рыбацкое приморское поселение людям и животным хотелось не только, как можно громче, заявить о себе, но и по возможности скорее зарядиться до начала нового вступающего на земле в свои права дня хорошей порцией жизненной энергии. По мере удовлетворения своих нетерпеливо урчавших желудков они успокаивались и умолкали. И со временем взбудоражившие все окрестности утренние беспокойные голоса просыпающегося от ночной дремоты мира утихли. И снова над поселком установилась тишина, лишь изредка нарушаемая писком или недовольным ворчанием потревоженной птички или животного, а то и или скрипом колодезного журавля.
   А неугомонное солнышко, все больше раскаляясь от испытываемого им при этом напряжения, поднималось по равнодушному ко всему, что в это время происходило на земле, небосклону все выше и выше. И вот, наконец-то, заглянув сквозь дырки прикрывающей окошко кубрика ветхой мешковины к спящему Антону, весело и радостно заплясало по его щеке. Антон, недовольно поморщившись, поторопился натянуть на голову простыню, но непомерно жаркие сегодня солнечные лучи от него не отставали. Стоило Антону, хотя бы немного расслабившись, раскрыться, как они вновь и вновь напоминали о себе своими жаркими прикосновениями. Уставший с ними бороться Антон, лениво потянувшись всем телом, отрыл глаза и посмотрел на будильник.
   - Боже мой! - вскрикнул он, вскакивая с кровати. - Я проспал!..
   Не поверив будильнику, Антон подскочил к окошку и, приподняв мешковину, выглянул наружу. Уже давно готовое занять свою самую высшую точку на небосклоне солнце с нетерпеливой дрожью возмущалось задерживающим его проспавшим Антоном. Лихорадочно забегавший по кубрику Антон торопливо натянул на себя одежду и, с неудовольствием прислушиваясь к ноющей в похмелье голове, побежал в сторону одиноко возвышающейся над морским побережьем горы.
   - И зачем только эту гадость употребляют русские люди? И чем же эта, по меткому народному выражению, сивуха так привлекает к себе совсем неглупых рассудительных русских людей? - приговаривал про себя с неудовольствием морщившийся Антон, сожалея о своей вчерашней минутной слабости.
   Пришедшая на место встречи Валя присела на невысокий с плоской поверхностью валяющийся неподалеку от горы валун и, раскинув по нему свое белое платьице, откинула свое худенькое тельце назад с небольшим поворотом в сторону моря. Облокотившись на упертую в камень ладошкою левую руку, она, небрежно опустив правую руку себе на колено, молча всматривалась в голубеющие над нею небеса. Ее черные, как смоль, волосы лениво шевелись под напором еле слышного шаловливого ветерка, еще более оттеняя окружающее место встречи влюбленных сердец прелестное очарование. Задумавшись о чем-то своем, она не услышала подбегающего Антона, который пораженный внезапно открывшейся перед ним прекрасной, написанной кистью безо всякого сомнения самого талантливого в мире художника, картиной остановился и замер на месте, как вкопанный. И ему было от чего тушеваться и чем восхищаться. В своем белоснежном платьице на фоне темных скал и синевы моря Валя виделась ему опустившийся в этот райский уголок сказочной феей. Затаивший от восхищения дыхание Антон стоял и, опасаясь нарушить установившуюся в этом уголочке земли гармонию, не смел, даже пошевелиться. Обрадованная предоставленной ей возможностью, с помощью присевшей на камень Вали, поставить свой последний штрих в своем извечном стремлении к совершенству природа тихо нежилось в благоухающей по всему морскому побережью красоте, наслаждаясь мгновением своей редкой удачи.
   Яркое в этот день солнечное освещение показывало Антону окружающий мир таким легким, почти невесомым, что он поневоле все глубже и глубже окунался в иллюзию захватывающего все его естество нереальности. А со временем он уже и сам начал думать, что все, что его в это время окружает, нереально, что он, по какому-то капризу своей неласковой судьбы, вдруг, совершенно для него неожиданно, очутился в сказочно-прекрасном волшебном мире. И не желающий, чтобы этот переполненный сказочным волшебством мир исчез, Антон опасался даже пошевелиться, а не то, чтобы развеять это так сильно привлекающее его к себе очарование своим неосторожным дыханием. Остановившийся сзади Вали Антон не мог видеть выражения лица понравившейся ему девушки. Но окружающее их просто бесподобная красота настоятельно убеждало его, что и Валя так же, как и он, думает только об их зарождающемся чувстве.
   - Посмотри, какая она красавица! - приглашало его полюбоваться освещенной им девушкою солнышко. - Она такая легкая, что мне совсем нетрудно удерживать ее на себе, - тихо нашептывала Антону стелившаяся под ножками Вали травка. - Ты нарушил ее покой и возбудил в ней самое глубокое чувство на земле, - напоминало ему плещущее о берег небольшого заливчика море. - Но она такая робкая и очень ранимая, - предупреждал его забеспокоившийся ветерок. - Ты не имеешь никакого права не ответить на ее любовь! - грозно бросало Антону высоченная гора. - Она достойна самого чистого и светлого чувства на земле, - недовольно ворчал подающий из горы водопад. - Не томи нас и, воспользовавшись так удачно складывающимся для тебя мгновением, признайся этой непревзойденной во всем мире красавице в своих чувствах, - торопили Антона голубеющие над морским побережьем небеса.
   Переполняющие Антона нежные чувства и острое желание любить эту так сильно пленяющую его девушку, уже начали переливаться через край, загоняя на самую глубину восторженной души присущую ему раньше в отношениях с девушками робость и нерешительность. И он, отбросив в сторону мешающие ему условности и больше не сомневаясь в ответных чувствах понравившейся ему девушки, упал перед не ожидающей от него подобного Валею на колени и заговорил о своих чувствах. Напуганная Валя с недоумением смотрела в его пылающие страстью глаза и не понимала, куда могла подеваться его вчерашняя робкая стеснительность.
   - Обычный пошляк, - с грустью подумала она про себя, - а я-то, дура, размечталась....
   Вслушиваясь в его говорящие о любви слова, ошеломленная Валя им не верила и вместо удовлетворения, что ей повезло возбудить у понравившегося ей парня такое сильное чувство, в ее груди зарождалось, пока непонятная ей обидное раздражение. И так продолжалось до тех пор, пока поднимающаяся в ней все сжигающая на своем пути волна разочарования не захлестнула Валю, вызывая на раскрасневшемся от досады ее лице обжигающие щеки слезы. Тогда она, вскочив с валуна и не желая, чтобы он видел ее в подобном состоянии, оттолкнула попытавшего удержать ее Антона и убежала домой.
   Проклятая душа шибианки, корчась от всегда охватывающих ею в такие мгновения просто невыносимых страданий, заметалась под сводами пещеры, с наслаждением вслушиваясь во все еще волнующие ее признания Антона в любви. Она в отличие от неопытной в любви Вали услышала в них искреннее восхищение девичьей красотою и догадалась, что эта худощавая девушка сумела увлечь уже давно приглянувшегося шибианке парня. Раздражение от черной зависти не так уж и редко возникающей у безвременно увядших, но не желающих смириться с утратою своей былой привлекательности, красавиц при виде чужого счастья переполнила ее. И она во время этого своего замешательства до того потемнела, что, если бы хоть кто-нибудь в это время находился в пещере, то он непременно смог бы увидеть ее, невидимую, обычными человеческими глазами. Но саму шибианку подобная возможность не только нисколько не волновала, но и даже не беспокоило. Она в не так уж и редкие такие мгновения о подобной для себя возможности даже не думала. Ее в это время эфирное призрачное тело переполняли совсем иные ощущения и желания. Желая хотя бы немного облегчить засверлившую в ней от непомерной тоски боль, она носилась под сводами пещеры, как угорелая, сжимая воздушными ручками свою раскалывавшуюся голову.
   - Когда же исполнится мое долгожданное девятьсот девяносто девятое заточение в этой проклятой пещере!? - вскричала душа шибианки Холиды на очередном вираже и замерла, повиснув в воздухе.
   Она вспомнила, что время, когда ей будет возвращена утраченное многие столетия назад ею плоть, должно будет наступить ровно через неделю. Не доверяя своей памяти, она, старательно сдерживая охватившее ее при этом торжество, подлетела к задней стене пещеры, на которой она в течение всего этого долгого времени делала отметки. И их, к ее явному удовлетворению, оказалось ровно девятьсот девяносто восемь.
   - Я уже совсем скоро снова обрету плоть, - с какой-то удивляющей даже ее саму грустью, проговорила заточенная в пещере проклятием Творца душа шибианки.
   То, чего она с таким нетерпением дожидалось все это время, уже почти вплотную к ней приблизилось! Сбывалось ее самая заветная, после заточения в пещеру, мечта! Но странное дело, она почему-то, вместо радостного ликования, вдруг, совершенно для себя неожиданно, ощутила в себе переполняющую ее растерянность. Она с немалым для себя удивлением внезапно не только поняла, но и ясно для себя осознала, свою неподготовленность к скорому обретению плоти. Она, оказывается, не знала и не совсем ясно представляла себе, на что ей следует решиться, после обретения плоти.
   Все это время она неустанно изо дня в день повторяла слова проклятия Творца, которое утверждало, что через каждые девятьсот девяносто девять лет у нее будут три попытки загубить чистую и светлую любовь между понравившимся ей парнем и его девушкою, чтобы продлить свое существование еще на такое же время. Если же ей не удастся загубить их любовь и привязанность друг к дружке, то ее душа, разорвавшись с огромною силою, не только разлетится по всему миру, но и уже навсегда прекратит свое существование.
   В канун своего девятьсот девяносто девять летнего заточенная в пещере проклятая Творцом душа Холиды, пересматривая заново свой слишком, по ее мнению, долгий срок эфирного существования, не могла и не хотела лишаться даже такого своего никчемного существования. Да, ей приходилось переносить немало страданий, но разве они соизмеримы с наслаждением ощущение своего существования.
   - К этим моим страданием со временем можно не только привыкнуть, но и даже полюбить свое, пусть и совсем никчемное, существование, - уже не раз думала на досуге проклятая душа шибианки.
   Больше непомерных страданий и больше самых изощренных пыток живое существо боится и опасается именно того мгновения, за которым его дальнейшее существование прекратится, и оно уже больше не сможет ощущать даже боль от своих мучений. Пока оно продолжает жить на нашем белом свете, у него всегда будет надежда, что ее палач устанет, и для него непременно наступят лучшие времена.
   - Что такое плохое в моем нынешнем существовании? - успокаивала подобными вопросами шибианка саму себя. - Оно нисколько не хуже жизни этих презренных людишек. Да, и не буду я постоянно испытывать одно только неудобство от своего нынешнего эфирного существования. Через каждые девятьсот девяносто девять лет для меня будут наступать и продолжительные отдыхи, переполненные многочисленными наслаждениями в любовных ласках с достойными моей неотразимой красоты и привлекательности человеческими мужчинами. Я за это время, растягивая свои попытки при моей внешности и опытности на долгие годы, смогу выпить столько сладкого любовного нектара, что для восстановления у меня страстных пожеланий любви понадобиться ни одно столетие.
   В этом случае можно считать, что самое тяжелое время у меня уже позади. С каждым очередным девятьсот девяносто девятым периодом своего эфирного существования я, набираясь все больше опыта и знаний, стану ощущать саму себя все лучше и лучше.
   И Холида, окончательно решив для себя, что будет делать все возможное для продления своего существования еще не девятьсот девяносто девять лет, задумалась, как бы ей лучше использовать эту предоставляемую ей судьбою возможность. У Холиды за многолетнее существование в эфирном состоянии уже было множество продуманных ею до мельчайших подробностей самых хитроумных, по ее мнению, задумок и что именно ей надобно будет делать в первую очередь сразу же, после того, как она снова обретет свою утраченную плоть. Они использовала для обдумывания своих будущих задумок все время, в течение которого она не ожидала прихода в пещеру нуждающихся в уединении молодых и не очень еще пожилых людей. Приятными для своей любвеобильной натуры мыслями она не только заполняло свое, иногда кажущееся ей просто нескончаемое, время, но и спасалась от преследовавшей и в ее нынешнем эфирном существовании въедливой хандры и скуки. Холида уже была в какой-то мере подготовлена к уже совсем скорому обладанию плоти. Но думать и мечтать о возможном будущем, в котором она и сама, чего грех таить, была не совсем уверена, это одно дело. А вот думать и соображать, что ей надобно делать в первую очередь, когда она уже вплотную подошла к осуществлению своей самой заветной мечты, это уже было совсем другим делом. Если раньше в мыслях и представлениях Холиды все происходило гладко и без малейших затруднений, то уже сейчас она ясно и отчетливо стала ощущать, что у нее для своего возможного через неделю обретения плоти еще нет никакого опыта. А раз так, то она еще пока не знала, какие у нее будут, после обретения плоти, возможности, и на что именно она сможет опереться в своем новом существовании, хотя бы на первое время.
   - Не получится ли так, что мое новое существование мне впрок не пойдет, что я, возможно, очень скоро стану тяготиться своей плотью? - уже начала думать про себя Холида, горестно заламывая над собою свои эфирные ручки.
   Но и путей для отступления у души Холиды не было, она не могла по своему желанию отказываться от приобретения плоти. Проклятие на то и проклятие, что все, что в нем заложено, непременно исполнится в свой срок и обязательно заставит свою жертву в точности исполнять все заложенные в нем предписания без малейшего искажения. Долго думала о разрешении в свою пользу вставшей перед нею трудноразрешимой дилеммы Холида, пока не решила, что ей будет лучше вначале посоветоваться со своим старым знакомым волшебником.
   - Только один немало знающий о жизни на земле волшебник способен наставить меня на путь истинный в моем сегодняшнем непростом положении, - подумала душа Холиды и начала собираться в дорогу.
   Холида извлекла из потайного места свои последние драгоценности, в которых она когда намеревалась щеголять на сборе шибианок и запорхала в сторону далеких от пещеры гор.
   Антон молча смотрел вслед убегающей Вали.
   - Чем я мог ее обидеть? - спрашивал он самого себя, с недоумением оглядываясь на своих примолкших недавних советников.
   Но те уже больше Антона не только не укоряли, но и, тем более, ничего ему не советовали, а только стыдливо отворачивались, оставляя поторопившегося с признанием в чувствах понравившейся ему девушке парня наедине со своею бедою. И даже только что дувший тихий ветерок, и тот сейчас прятался где-то среди скал, не желая больше напоминать ему о себе. А сам Антон продолжал бездумно скользить недоумевающим взглядом по поблекшим краскам окружающей его природы. Но у пленившей его воображение прекрасной картины уже не было того волшебного подсвета, без помощи которого даже голубые небеса при ярком солнечном освещении не только тускнеют, но и теряют свое прелестное очарование. И только тогда, когда возбудившиеся в его груди чувства немного улеглись и успокоились, Антон понял, в чем именно была его вина.
   - Что я наделал, пьяный дурак! - громко обругал он самого себя. - Валя не простит мне такой дикой выходки! Я потерял ее навсегда!
   Не зная, что ему следует еще предпринять, чтобы возвратить доверие все больше нравившейся ему девушки, Антон вошел в зияющий вход пещеры и, медленно переступая со ступеньки на ступеньку вырубленной в скальной породе крутой лесенки, поднялся внутрь пещеры. При виде того, что сейчас происходило в открывшейся его взгляду пещере, Антон не только в замешательстве остановился, но и принялся, желая окончательно убедить самого себя, что все наблюдаемое сейчас в пещере происходит в реальности, а не плод его воображения, лихорадочно ощупывать самого себя. В центре пещеры от пола и до потолка струился перед недоумевающим Антоном ослепительно светлый сноп света неизвестного происхождения. А от его четко обозначенной поверхности брызгал во все стороны, рассеивая не только царивший внутри пещеры полумрак свет, но и высвечивал позади себя бьющие возле глухой стены пещеры мощные струи воды.
   Не менее часа любовался пораженный неожиданно открывшимся ему редким природным явлением Антон, не отводя своего восхищенного взгляда от струившегося прямо перед его глазами снопа света и с интересом наблюдая, как тот, потихонечку меняя свое месторасположение на полу пещеры, уменьшается в своих размерах. Но вот яркий сноп струящегося света, мелькнув перед его глазами своим последним лучиком, исчез, оставляя после себя в потолке светлое пятно просматривающегося из пещеры голубого небосклона. Прятавшийся до этого по углам полумрак тут же поспешил заполнить собою все освободившееся от не очень приятного для него снопа струящегося света пространство. Антон еще немного подождал, пока ослепшие глаза снова не обретут способность все видеть и замечать, а потом начал уже более внимательно осматривать открывшуюся ему пещеру. То, что она, вопреки его ожиданиям, оказалось сравнительно небольшой, не очень-то его впечатлило. Однако, наличие в ее потолке отверстия, при помощи которого солнечные лучи разыгрывали ровно в полдень подобное просто замечательное представление, а так же бьющие из скальной породы возле задней стены пещеры мощные струи воды, не могли оставить его равнодушным. Вода от источников, накапливаясь в углублении в полу пещеры, с глухим недовольным рокотом скатывалась по постепенно сужающемуся проходу внутри скалы и, выскакивая наружу, падала вниз прямо в разлившийся возле горы небольшой заливчик. Заинтересовавшись этим тоже не так и частым явлением в окружающей живущих на земле людей природе, Антон, поднявшись на этот своеобразный водосборник, заглянул в наполненное снаружи солнечным светом отверстие тоннеля в горе. И то, что пробитый в скальной породе тоннель оказалось достаточно длинным, а ширина падающего вниз из горы потока воды была не меньше полутора метров, вдохновили его на попытку оборудовать в этой пещере интересное развлечение не только для детей, но и для поселковой молодежи.
   - Превышение воды от источников над переднею стенкою водосборника на пятнадцать-двадцать сантиметров и плавное сужение водного потока не позволяют намного уменьшать глубину скатывающегося по тоннелю водного потока, - задумчиво пробормотал вспомнивший слава Вали о скольжении детей вниз по воде Антон. - Следовательно, скольжение по такому водному потоку и для нас, уже более взрослых, вполне возможно.
   Слева от водосборника в боковой стене пещеры ясно просматривалось Антоном небольшое углубление. Решивший обследовать подходящую для его задумки пещеру полностью Антон вошел в него и, взобравшись на небольшое возвышение возле неудержимо катившегося по тоннелю потока воды, увидел сбитое из досок и обтянутое прочной прозрачной тканью сооружение.
   - А вот и сам спуск, - пробормотал вслух догадливый Антон, внимательно рассматривая это нехитрое устройство.
   Спуск был оборудован из гладко обструганных и плотно подогнанных друг к дружке досок в виде желоба. А укрывающая их прочная прозрачная ткань была аккуратно загнута за крайние доски желоба и прикреплена прибитыми к его оборотной стороне узкими рейками.
   - Сообразительные ребятишки не пожалели на свою забаву случайно к ним залетевшего парашюта, - усмехнулся узнавший знакомую ему по летной школе парашютную ткань Антон и подумал. - Не рискнуть ли и мне прокатиться хотя бы один разочек по этому слишком уж соблазнительному не только для маленьких детей спуску? И. если мой спуск окажется удачным, то и с осуществлением моей задумки тоже не должно быть никаких неразрешимых сложностей и проблем....
   Промелькнувшая в его голове шальная мысль до того сильно заинтересовала Антона, что он, долго не раздумывая, тут же разделся до трусов и бросился в стремительно катящийся вниз водный поток. Где-то на середине тоннеля, его подбросило на выступающих из воды досках желоба. И он, пролетев некоторое время по воздуху, снова опустился в скатывающуюся по желобу воду. Парение в воздухе было кратковременным, оно длилось не больше нескольких секунд, но полученные во время парения Антоном ощущения были просто потрясающими. Еще через несколько метров Антона снова приподняло над досками желоба, но на этот раз он уже не выскочил из воды, а, еще стремительнее заскользив по еще более крутому спуску, упал вместе с водою в заливчик. Вынырнув в несколько метров от водопада, он немного отдышался и поплыл к ближайшему от него берегу. Выбравшись на твердую поверхность, он подставил к уже наклонившемуся к месту своего заката, но по-прежнему теплому, солнышку свою мокрую спину и окинул изучающим взглядом возвышающуюся над ним гору. Как он и ожидал, вода из хорошо просматривающегося на поверхности горы отверстия тоннеля подала с неопасной даже для детей высоты.
   - Мне еще повезло, что глубина в месте водопада оказалось вполне достаточной и для парня в моем возрасте, - смущенно пробормотал осуждающий себя за безрассудство Антон, - а то неровен час, и я разбил бы себе голову об какой-нибудь подводный камень....
   Высохнув, Антон снова поднялся в пещеру и, опустившись напротив бьющих из пола пещеры мощных струй воды, погрузился в свои невеселые мысли.
   Повисшие под сводами мохнатые уродцы, боязливо хлопая веками по выпученным глазам, опасались даже пошевелить своими острыми мордашками, чтобы не потревожить нависшую над немногими обитателями пещеры гнетущую тишину. В воцарившейся внутри пещеры почти могильной тишине слышалось лишь ритмичное покачивание сидевшего на своем излюбленном кресле-качалке нечистого колдуна, а наполняющая ее кромешная темнота слегка подтаивала у брызжущего изнутри слабым отблеском тусклого света чана.
   Знаменитый волшебник, а на самом-то деле, нечистый колдун, тихо раскачиваясь вместе со своим креслом-качалкою, напряженно всматривался в отсвечивающую ему мрачным блеском светящую поверхность своего волшебного чана.
   Ровно девятьсот девяносто девять лет назад, после успешного завершения его коварного замысла, были сметены с лица земли нашим Творцом совершившие непростительное отступничество от своего предназначения шибианки. В результате чего круг зла, как итог многовекового напряженного и неблагодарного труда подвластной Сатане нечисти, замкнулся, знаменуя собою наступление на земле новой эры - эры триумфального шествия сил зла и тьмы по всей земле. Наконец, извечно гонимая и всеми презираемая нечисть начала одерживать верх над отступающими в панике силами добра и справедливости. Хитроумный Сатана, возможно, даже больше самого Творца, перегруженного в последнее время разбором бесчисленных жалоб от сотворенных Им же всевозможных живых тварей, понимал роль и значение шибианок в жизни населяющих землю людей. Пока они летали над землею уродливыми каракатицами, заниматься нечисти своими черными нечестивыми делами было очень затруднительно. У постоянно наблюдающего за образцом уродства человека вырабатывалось не только презрительное отношение ко всему плохому и недостойному в его земной жизни, но и обостренное восприятие на все, что было в его земной жизни хорошее и достойное. В это время соблазнить имеющего в своей жизни твердые не поддающиеся постороннему влиянию ориентиры человека даже на малюсенький грешок было слишком затруднительно. С подобной задачею справлялись только одни виртуозы, мастера самой высокой квалификации, да, и то с самой неустойчивой частью человеческого рода. А после исчезновения с лица земли шибианок, дела по совращению людей с истинного пути у подчиненной Сатане нечисти пошли намного лучше. Предоставленные сами себе люди с каждым последующим поколением все больше запутывались в понятиях истинной красоты и уродства и, следовательно, становились менее чувствительными к плохому и недостойному в своей жизни. Люди с все с большей охотою соглашались на предложения совращающей их нечисти. И со временем у нечистых слуг Сатаны даже отпала необходимость хоть какой-то внешне кажущейся добродетельностью маскировать свои искушения попадающихся в их сети людей на зло. Да, и зачем им было тратить на такое совершенно для них не нужное дело время тогда, когда и сами люди уже научились прикрывать свои неблаговидные поступки и дела, какой угодно маской добродетели. Так потихонечку и начал Сатана при помощи не только расплодившейся в невероятном количестве на земле нечисти, но и своих многочисленных среди людей сторонников, перекрашивать установившуюся людскую жизнь в угодные ему темные краски. Донельзя запутывая воззрение людей на свою собственную земную жизнь, Сатана с каждым очередным столетием все больше и все успешнее погружал этих, по его мнению, изначально бестолковых недалеких людишек в такие жизненные обстоятельства, из которых они без помощи его нечистых слуг и людских приспешников не могли выбраться. Но помощь и поддержка сил тьмы и зла живущим на земле людям не бывает бескорыстной. Она всегда оборачивается для согласившихся на подобную помощь в безвыходной ситуации народов еще большей их зависимостью от князя тьмы Сатаны. За своими бесчисленными заботами и нечистоплотными делами Сатана не забыл о заключенной в пещере проклятой душе шибианки. И то обстоятельство, что она через неделю должна была обрести плоть, заставило его отложить в сторону все свои даже самые неотложные дела и заняться уже давно ожидаемой им проблемою. Сатана никак не мог и не хотел позволить разомкнуться так хорошо способствующему его человеконенавистнической деятельности на земле в случае возможной неудачи шибианки Холиды в совращении влюбленной друг в друга людской пары кругу зла. Будь его воля, то Сатана, опасаясь появления проклятой самим Господом богом шибианки на земле, уже давно расправился бы с нею, но это уже было не в его власти. Проклятие было наложено самим сотворившим не только шибианок, но и его самого, Творцом. И никому во всем нашем земном мире было не в силах его изменить, или хотя бы немного исказить сущность всего, что было заложено в данном проклятии.
   - Если я не могу ее уничтожить, то могу хотя бы постараться направить все ее устремление, после обретения плоти, в нужную мне сторону, - подумал многоопытный Сатана и сейчас с пристальным интересом наблюдал посредством своего волшебного чана за всем, что в это время происходило в интересующей его пещере.
   Узнав, что все еще не только ничего не знающая, но и даже не подозревающая, о его роли в уничтожении Творцом попытавшихся изменить своему предназначению шибианок Холида собирается лететь к нему за помощью и советом, вздохнувший с облегчением Сатана немного успокоился.
   - Мне еще рано поддаваться отчаянию и сокрушаться о скором забвении на земле бессмертных идей тьмы и зла! - вскричал во всю мощь своей нечистой глотки колдун. - Я, несмотря на обретение плотью этой проклятой шибианки, сохраню все свои в последнее время завоевание! Я сумею использовать эту ветреную, думающую только о немедленном утолении всех своих страстных позывов, шибианку для еще большего закручивания уже порядком истощившегося моего круга зла! И буду его закручивать до тех пор, пока его импульсной отдачи не будет достаточно, чтобы потопить в человеческой крови даже десятки таких планет, как земля! - продолжал выкрикивать ополоумевший от радости колдун и громкий сатанинский голос, прорвав гнетущую тишину, разнесся по всей пещере. - Я уже и сейчас ясно и отчетливо вижу, как закрученный до предела круг зла, начиная раскручиваться, все стремительней набирает свои обороты во имя скорейшего торжества на земле сил тьмы и зла! Я вижу, как освободившееся во время его раскручивания зло наотмашь бьет по всем этим никчемным людишкам, вынуждая их совершать такие преступление против своей жизни на земле, которые обретут способность замыкать, пусть и намного меньшие по своей силе и возможностям, новые круги зла! Я уже и сейчас ясно вижу бесчисленное множество раскручивающихся кругов зла, которых уже будет не по силам остановить никаким силам, как на земле, так и на небесах! Я предвосхищаю это время, потому что именно тогда, с наступлением на всей земле царства зла, темного будущего моей нечисти, и закончиться мой извечный спор с выжившим из ума старцем, присвоившим самому себе высокое звание Творца!
   Осветившееся от одного только ощущения переполнившей чудовищной радостью его лицо с сумрачной дьявольской ухмылкою мгновенно прорвало воцарившуюся в пещере кромешную темноту. И до того сильно напугало испуганно дрожащих уродцев, что те, вскочив со своих насиженных мест, в страхе заметались по всей пещере, приглушая зловещий раскатистый хохот Сатаны.
   Пусть Сатана и не обладал даром предвидения будущего, но его аналитический склад ума и необычайная прозорливость позволяли ему очень многое предугадывать в развитии на земле жизни. И Сатана, несмотря на свою огромную занятость по совращению с истинного пути этого глубоко презираемого им человечества, не упускал для себя ни одной возможности, чтобы еще больше укрепить свое положение на земле. И, если не устранить, то хотя бы уменьшить свои возможные потери от очередных возможных ошибок и просчетов. Только поэтому, а не по какой-нибудь еще другой заставившей князя тьмы причине, Сатана еще несколько лет назад обеспокоился подбором подходящих людей для устранения угрожающей ему в скором времени опасности. Он не привык ждать, пока развивающиеся в человеческом сообществе сами по себе события начнут сваливаться на него наподобие первого снега, внезапно и неожиданно. Сатана всегда старался их предугадать и готовился к их приходу основательно, учитывая в своих планах даже малейшие их изменения по независимым от его воли и желания причинам. Обеспокоившись крайне нежелательной для него даты временного окончания проклятия шибианки Холиды, Сатана забегал по организованным им еще ранее по всей России, так называемым, "Комитетам русских патриотов". Он хотел заранее подготовить с их непосредственной помощью такое хитросплетение, которое поможет ему выйти из ожидаемой опасной ситуации не только безо всякого урона, но и еще больше улучшить свои земные дела. Если с подбором людей по всем направлениям возможной деятельности Сатаны недостатка не было, то с подбором чекистов в интересующих князя тьмы местностях у него возникли некоторые затруднения. И дело здесь было вовсе не в том, что от подобных организаций в любой стране мира слишком многое зависит и очень многое они определяют. Тем более, для совсем недавно образовавшейся в России Советской власти чекисты не только обеспечивали ничем невозмутимое спокойствие населения, но и надежно защищали ее от происков враждебного капиталистического окружения. Правящая коммунистическая партия и Советский народ, осознавая роль и значение чекистов в жизни недавно освободившихся от вампиров-капиталистов советских людей, направляли для работы в их организации только одних проверенных временем честных добросовестных людей. Однако, несмотря на тщательный подбор кадров, у Сатаны все же были и среди чекистов верные люди. И он имел немало возможностей, чтобы при желании перебросить их для работы на него в любое время в интересующую его местность. Но недаром Сатана прославился на весь мир своей хитроумной оборотистостью. Он сумел вовремя для себя осознать, что, выдвигая на подобную роль продавшего ему с потрохами чекиста, он ничего не добьется, кроме расточительной потери очень ценного для него сторонника.
   - Чекисты вовсе не дураки, и им не составит особого труда понять и определить, кто именно виноват в складывающихся для Советской власти в той или иной местности неблагоприятных обстоятельств, - подумал Сатана при определении нужных ему сторонников среди людей. - Так стоит ли мне понапрасну рисковать особенно ценным для меня сторонником-чекистом? Не лучше ли будет мне подготовить на эту роль еще совсем неопытного какого-нибудь подходящего для такого дела молодого парня? Но мне придется, чтобы чекисты не только не разгадали мой в этом деле интерес, но и не догадались о моем существовании, использовать этого парня, как говориться, вслепую. Молодые еще не оперившиеся чекисты, прежде чем набраться достаточного опыта в понимании человеческой на земле жизни, всегда поначалу на любом доверенном им поприще наламывают немало дров. Если этого горе-чекиста скоро поймают на оплошностях его прямые начальники, то лично я от его отстранения от дел ничего не потеряю. Я всегда сумею полностью использовать его неопытность в своих целях....
   Сатана еще некоторое время тщательно обдумывал случайно промелькнувшую в его голове мысль. И только тогда, когда понял и окончательно убедился в ее действенности, направил все свои усилия по ее скорейшему претворению в жизнь. Посетив один из областных комитетов русских патриотов по разъяснению его членам стоящих перед ними целей и задач, он вступил в пререкания с слишком дотошным, по его мнению, руководителем этого комитета.
   - Как долго мы еще будем оставаться в тени, не афишируя вслух свою благородную во славу России деятельность, прежде чем выступим в открытую против этих узурпировавших власть проклятых большевиков!? - с раздражением выкрикнув Сатане эти слова, русский патриот потребовал от него еще большей ясности в понимании ими поставленных целей и задач. - Когда же наши западные друзья опомнятся и помогут нам, как можно скорее, избавиться от этой коммунистической заразы!? Или нам суждено уже вечно терпеть главенство этих бывших голодранцев над нами, истинными патриотами России!?
   - Вот именно, коммунистическая зараза, - повторил без намека на хоть какое-нибудь раздражение его словами Сатана. - И тебе, мой дорогой, прекрасно известно, что эта самая зараза проникла и в страны наших западных друзей. Или ты уже успел позабыть уроки недавней гражданской войны? Ты должен был хорошо для себя усвоить, что поднявшийся на борьбу за свое освобождение от эксплуатации народ победить никому не удастся, даже при помощи западных друзей?
   - Так что же нам тогда делать? - растерянно пробормотал поникший, после отрезвляющих его патриотический порыв слов Сатаны, русский патриот. - Неужели придется смириться и признать, что эти презренные голодранцы тоже люди, и что они со временем могут претендовать на близкое с нами, лучшими русскими людьми, родство? Нет и нет, я уж лучше покончу со своей жизнью, чем соглашусь на подобное непотребство....
   - Покончить со своей жизнью, мой дорогой, ты всегда успеешь. Это дело несложное и не потребует от тебя особых усилий, - с еле заметною ухмылкою проговорил Сатана. - Но, по моему разумению, тебе не надо отчаиваться и заранее посыпать свою голову пеплом, а постараться наглядно доказать всем этим зазнавшимся сегодня голодранцам, что ты, в отличие от них, и на самом деле принадлежишь к лучшим людям своей России.
   - Но как мне этого добиться? - возразил Сатане поникший русский патриот. - Я согласился бы расстаться с остатками моего имущества, лишь хотя бы на время ощутить свое несомненное превосходство над этими бывшими нашими холуями и лакеями....
   - Это дело не такое уж и сложное, мой дорогой, - с презрительной ухмылкою оборвал его излияния Сатана. - Для этого тебе следует, не надеясь на победу в открытой борьбе и на помощь наших западных друзей, просто затаится и добросовестно исполнять все мои указания.
   - Но вы же сами сказали, что борющийся за свою свободу народ победить нельзя, - осмелился на второе возражение не понимающий смысла сатанинских слов русский патриот.
   - Свободный народ победить нельзя, но его можно с легкость охмурить и облапошить, - подсказал Сатана и, после недолгого неловкого молчания, добавил. Это и будет на сегодняшнее время твоей основной целью и задачею. Ибо только тогда, когда опьяневший от недостойной его своей свободы народ перестанет представлять собою единое целое, а, ополоумев от непомерных желаний, не только рассорится друг и с другом, но и разобьется в отдельные группы по интересам, мы сможем снова подмять этих ваших бывших лакеев и холуев под себя. Мы снова заставим их обеспечивать нам прежнюю привольную всем обеспеченную жизнь.
   - Но когда все это будет? - переспросил Сатану немного ободренный русский патриот.
   - Это будет зависеть только от нашей сегодняшней деятельности, - притворившись, что уже начинает злиться, проговорил нахмуренный Сатана. - Да, и вряд ли стоит тебе, мой дорогой, сейчас об этом даже задумываться. Будет намного лучше, если ты направишь все свои усилие на подготовку к этому времени....
   Подумав, что Сатана предлагает ему усилить работу членов его организации во вредительской деятельности против Советской власти, русский патриот неприятно поморщился и с неудовольствием пробормотал:
   - Мы и так все работаем на пределе своих возможностей. Вы сами запрещаете нам привлекать к себе без особой нужды внимание этих вездесущих чекистов.
   Руководитель областного "Комитета русских патриотов" был прекрасно ознакомлен с сегодняшним положением дел в антисоветском подполье. И ему не очень улыбалось жертвовать своей жизнью ради такого заранее обреченного на провал дела. Он только и потому дал свое согласие возглавить этот навязываемый ему Сатаною комитет, что Сатана ему гарантировал, что не будет подталкивать его на безрассудные дела, что ему надобно вредить ненавистной Советской власти исподтишка, не привлекая к своей подрывной деятельности внимание так называемых компетентных органов.
   Неплохо разбирающийся в людях Сатана прекрасно осознавал обуреваемые этим русским патриотом сомнения. И так, как его откровенная трусость не шла вразрез с его инструкциями, то Сатана, позволив себе довольно длинную многозначительную паузу, посчитал для себя за лучшее объяснить этому корыстному идиоту свои мысли более подробно.
   - Я доволен подрывной деятельностью твоего комитета против Советской власти, - решив для начала успокоить разнервничавшегося патриота, тихо проговорил Сатана. - Но должен отметить, что вы не полностью используете все возможности совместной борьбы. В нашей жизни недостаточно думать только о душе, но и следует, как можно чаще, задумываться о хлебе насущном, о своей достойной будущности. Поэтому я и предлагаю вам усилить свою совместную деятельность по умножению принадлежащих лично каждому члену нашей организации состояний. Я хочу видеть вас, после окончательной победы над коммунистической заразою, не бедняками, а вполне состоятельными людьми. Объединив усилия в этом немаловажном, как для нашей борьбы, так и лично для каждого патриота твоего комитета, деле вы, несомненно, добьетесь со временем значительных успехов. Тем более что эти, по твоему образному определению, мой дорогой, бывшие холуи и лакеи очень часто сами просятся, чтобы хоть кто-то попользовался в своих интересах их, так называемым, народным достоянием.
   На этот раз Сатана говорил на вполне понятном для русского патриота языке. И тому уже не требовались дополнительные объяснения и разъяснения. Поэтому он, желая развеять впечатление Сатаны, что он не только труслив, но и глуп, как пивная пробка, начал торопливо, проглатывая слова, убеждать его в своей активной в этом направлении деятельности. Между своими излияниями он и упомянул о проживающей в небольшом рабочем поселке голодранке, сына которой год назад призвали в Красную Армию. Но не на этом факте привлек к своим словам внимание Сатаны русский патриот, а тем, что, после того, как ее сын сделался младшим командиром, эта голодранка до того возгордилась, что начала хвастать своим сыном по всему поселку.
   - Вот мы и решили немного сбить с нее спесь. Это же надо было дожить нам до такого времени, когда дети этих бездельников и смутьянов начинают руководить нашими собственными детьми, - возмущался уловивший заинтересованность Сатаны его словами русский патриот. - А чтобы она, чего доброго, не стала заявлять на всю округу о своем якобы выдающемся сыночке, принялись с особой осторожностью посвящать ее в самые порочащие Советскую власть досужие сплетни и слухи. И, чтобы вы думали, подействовало! Она сейчас, благодаря своей непробиваемой глупости, любит свою родную Советскую власть не меньше, чем мы сами. Это ничтожество уже не только не гордиться своим сыночком, а только просит у нашего Господа бога помощи, чтобы ее сыночек, как можно быстрее, возвратился домой целым и невредимым.
   - Сама судьба помогает мне в скорейшем разрешении всех свих проблем, - подумал про себя схватывающий все на лету Сатана и, попрощавшись с надоедливым русским патриотом, поспешил проделывать свои, как давно уже всем на земле известно, нечестивые дела.
   Время, как утверждают прожившие долгую праведную на земле жизнь мудрые старики, самое лучшее лекарство. И Антон, немного погодя, уже начал думать, что еще не все для него потеряно, что его положение не такое уж и безнадежное, как ему представлялось еще некоторое время назад.
   - Если бы я ей не нравился, - убеждал он самого себя, - то полюбившаяся мне девушка ни за что не согласилась бы встретиться со мною якобы для осмотра и ее саму нисколько не интересующую гору. Я просто поторопился со своими признаниями в любви.... И ей, бедняжке, ничего другого не оставалось, как встать и уйти. И о чем я только думал, когда предположил, что она так сразу поверит в мои к ней нежные чувства? Но это еще ничего не означает.... И, по всей видимости, я зря расстраиваюсь, думая, что она уже больше не захочет со мною встречаться. Моего опрометчивого поступка уже, к сожалению, не вернешь, но его не только можно, но и даже нужно, постараться исправить. Вот именно об этом я и должен сейчас думать.... Под лежачий камень, как давно уже всем известно, вода не течет.
   Много чего интересного и заманчивого рождалось в его голове, но Антон, после недолгого раздумья, решительно отвергал все свои задумки, как не подходящие к его случаю.
   - Такие искренние люди, как моя Валя, - думал и соображал про себя Антон, - не способны на притворство и очень чувствительные к фальши и обману. Если я не хочу все испортить окончательно, то мне придется быть более осторожным не только в своих поступках, но и в словах. А, что, если я, - подумал вслух Антон и, не заканчивая своей мысли, подбежал к спуску и заскользил в бурлящем потоке воды.
   Не удовлетворившись одним разом, он повторил свой спуск еще раз и еще, пока не понял, что осенившая его голову в самом начале осмотра пещеры мысль легко осуществима. Захватившее его при этом радостное ликование заставило Антона от избытка мгновенно переполнивших его чувств, уподобившись сошедшему с ума человеку, запрыгать с дикими воплями по пещере:
   - Получилось! У меня очень скоро будет достаточно серьезный повод для встречи со своей Валюшею!
   Вспомнив, как его приподнимало перед крутым спуском, он надеялся, немного усовершенствовав спуск в том месте, добиться повторения поразительного по своим ощущениям парения в воздухе. Уже зная, что Валя в детстве была самым активным участником забав ее сверстников, Антон не только надеялся, но и был уверен, что она непременно согласиться испытать переделанный им спуск.
   - Идея! - продолжал изливать Антон в громких криках переполнившую его радость. - Если постараться, то можно будет добиться парение в воздухе более продолжительным, а сам спуск из пещеры еще более соблазнительным! А это уже самый лучший повод для приглашения Вали вместе опробовать переделанный мною скользящий спуск по желобу в бурлящем потоке воды!
   Антон был еще в том возрасте, когда решения принимаются мгновенно, а претворение их в жизнь начинается немедленно. И он, больше не утруждая себя мыслями о том, что может ждать его впереди, и не думая, что его задумка может оказаться просто напрасной тратою сил и времени, сбегал за инструментами и принялся за дело.
   Неустанно размахивая эфирными крыльями, Холида с присущим для нее и ранее упорством летела к совсем неблизким для нее в нынешнем положении горам. Пошло ровно девятьсот девяносто девять лет с того дня, когда она, будучи шибианкою, последний раз летела над этими местами. За это долгое время изменилась до неузнаваемости не только мелькающая под нею местность, но и она сама. Раньше, когда она была шибианкою, ей даже в голову не могло придти, что придет время, и ей уже будет не так уж легко преодолевать такие расстояния, которые она прежде даже не хотела принимать в расчет. Холида в то время опускалась на землю только из желания насладиться страхом разбегающихся при виде шибианки людей, или для услаждения своего тщеславия в разговорах с добрыми и милыми своими бывшими друзьями. Так было раньше, а сейчас, когда у нее уже не было мощных шибианских крыльев, ей уже приходилось разрешать для самой себе отдых, после преодоления расстояния, которое она раньше даже и не замечала. Холида летела, выбирая направления своего дальнейшего пути только по почти не поддающимся изменению временем ориентирам. Холида летела, с удивлением всматриваясь в редкие полоски некогда дремучих девственных лесов, и не могла даже себе предположить, что это дело рук глубоко презираемого ею человека. Но не все пугало ее своей неузнаваемостью, отдельные места радовали ее знакомыми очертаниями. И Холида, с удовольствием на них приземляясь, испытывала трогательное волнение от встречи с остатками того времени, когда она, гордая и счастливая, пролетала над ними обуваемая непомерными желаниями, которые и привели ее в нынешнее плачевное состояние.
   Опустилась Холида и на хорошо сохранившееся место сбора своих бывших друзей. Долго сидела она на месте встречи в ожидании прихода хоть кого-нибудь из них, но, так никого не дождавшись, улетела к уже совсем близким горам. Даже сами горы, как и все вокруг, не порадовали ее своей неизменностью. От некогда гордых и величественных с вознесшимися своими высоченными вершинами выше облаков гор остались лишь жалкие остатки с глубокими трещинами скал. Холида с беспокойством всматривалась в сторону пещеры знаменитого волшебника, ожидая увидеть и около нее пугающую душу шибианки картину запустение, но, увидев на прежнем месте шевелящийся под дуновением слабого ветерка темный полог, с облегчением вздохнула. Полетев к пещере, она опустилась на площадку возле входа. Холида уже успела не только успокоить свое участившееся дыхание, но и даже немного поскучать, но внутри пещеры по-прежнему было тихо и ничто ей не подтверждало, что знаменитый волшебник все еще в ней обитает. Расстроенная Холида отодвинула эфирной ручкою полог и заглянула внутрь. Ее самые худшие опасения не оправдались: задумчиво прикрыв глаза, знаменитый волшебник неторопливо раскачивался на знакомом ей по-прежнему посещению его пещеры кресле-качалке и не обращал на ее появление никакого внимания. Еще больше оробевшая Холида вошла внутрь и, пытаясь привлечь к себе внимание о чем-то задумавшегося волшебника, негромко кашлянула. Притворяющийся колдун открыл глаза и, делая вид, что ее не видит, озабоченно осмотрелся возле себя. Недовольно поджавшая свои эфирные губки Холида кашлянула еще раз, но уже намного громче.
   - Кто здесь!? - по-прежнему притворяющийся, что ее не видит, окликнул колдун. - Выйди и покажись мне, если не хочешь, чтобы я применил снимающее с любого живого существа невидимость заклинание!?
   - Это я, волшебник - отозвалась неприятно поморщившаяся Холида, - и я не прячусь.... Я стою сейчас прямо перед тобою....
   - А, это ты, шибианка, - сделав вид, что немного успокоился, негромко проговорил колдун. - Но почему я тебя не вижу?..
   Только сейчас вспомнив о причине своей невидимости волшебником, Холида срывающимся голосом поведала притворяющемуся ничего не знающему колдуну о постигшей, после его нечестивых советов, всех шибианок печальной участи.
   - Не хочешь ли ты, шибианка, обвинить меня в несчастье твоих подруг? - мрачно переспросил Холиду внимательно выслушавший ее колдун.
   - Нет! Ни в коем случае! - поспешила опровергнуть его подозрения Холида. - Во всех своих бедах и несчастиях виновата только я сама и никто другой! Я прилетела к знаменитому волшебнику за советом, а не с обвинениями!..
   - Но мои советы, дорогая шибианка, дорого стоят, - со снисходительной ухмылкою оборвал ее колдун.
   - Я знаю об этом, - недовольно буркнула неприятно поморщившаяся Холида и выложила перед колдуном все свои украшения. - Я готова с ними расстаться всего лишь за один совет, как мне лучше устроится в этой вовсе мне незнакомой жизни, и облегчить свои слишком мучительные для такой слабой и ранимой женщины, как я, страдания в будущем....
   Снисходительно ухмыльнувшийся колдун бережно принял драгоценности Холиды в руки и, подойдя к входу в пещеру, отбросил полог. Драгоценные камни тут же заиграли в солнечном освещении всеми цветами радуги, радуя и лаская глаза истинному ценителю красоты. Вдоволь налюбовавшись, искусной работаю человеческих рук, колдун опустил драгоценности в карман и, повернувшись к оробевшей Холиде, тихо проговорил:
   - Проклятие самого Творца всесильно. С ним справиться или хотя бы немного облегчить его последствия не способно ни одно во всем нашем мире волшебство. Трудно, если не сказать: просто невозможно, мне тебе помочь.... И только ради нашей старой дружбы я постараюсь хоть что-то для тебя сделать.... Помочь тебе, пусть и не действием, то хотя бы советами.
   Проговорив эти немного приободрившие уже было упавшую духом Холиду слова, колдун для пущей важности облачился в свой колдовской наряд и, пригласив шибианку в кабинет, забегал по нему, как сумасшедший. Еще более оробевшая Холида забилась в самый дальний уголочек и оттуда молча наблюдала за его совсем для нее непонятными действиями. Холида робела и тушевалась вовсе не из страха перед могуществом знаменитого волшебника: она просто опасалась, что все ее страдания во время полета в его пещеру окажутся просто бессмысленными, что волшебник не сможет оказать ей в таком важном вопросе хоть какую-то существенную помощь. А сами дикие пляски закружившегося по кабинету колдуна и его не менее устрашающие для живого существа непонятные завывания только внушали ей уверенность, что, если не этот знаменитый волшебник, то уж больше никто не сможет помочь ей в стоящей перед нею дилемме. Долго еще внушал колдун своим представлением Холиде уверенность в своем могуществе, пока, подбежав к установленной в другом углу кабинета могильной плите, не замер на ней, делая вил, что она ему о чем-то шепчет. Закончив свое колдовство, колдун переоделся в свою обычную одежду и передал уважительно слушающей его слова Холиде все, о чем ему нашептала могильная плита:
   - Я все узнал о тебе, шибианка. Могильная плита поведала мне не только о твоем прошлом, но и о твоем настоящем и обо всем, что тебе еще придется пережить. О своем прошлом и настоящем ты уже знаешь и сама.... А сейчас слушай меня очень внимательно, и я приоткрою темную завесу предстоящего тебе будущего, - колдун для пущей важности еще немного помолчал, а потом продолжил своим устрашающим все живое на земле еле слышным могильным шепотом. - В канун своего девятисот девяноста девяти летнего заточения в пещере твоя ныне эфирная оболочка снова обретет ту самую плоть, в которой ты и родилась в последний раз от земной женщины. И ты будешь ею обладать до тех пор, пока не окончится твоя последняя попытка загубить чистую любовь у соблазненного тобою парня с его девушкою, но не более чем три раза по шесть лет. После окончания срока нынешнего заточения в пещере, перед тобою, шибианка, откроются две возможности. Ты можешь не предпринимать попыток соблазнить влюбленного в другую девушку понравившегося тебе парня и, по истечению трех суток, твоя душа исчезнет с лица земли так же, как в свое время исчезли души твоих несчастных подруг. И, наоборот, ты можешь найти подходящих тебе влюбленных и, соблазнив парня, постараться разбить их любовь в первой же попытке, потому что, если тебе не удастся сделать это в течение трех попыток, твоя душа уже окончательно прекратит свое существование.
   Сделав особенный акцент именно на этом предложении, колдун немного помолчал, предоставляя Холиде возможность вдуматься в его слова и принять окончательное решение.
   - И что же ты выбираешь, уважаемая Холида? - вкрадчивым голосом спросил он у недовольно скривившейся шибианки. - Я не могу исполнить твою просьбу, если не буду с уверенностью знать твоего окончательного выбора.
   Холида была разочарованна словами колдуна. Раньше она в своих мечтаниях не могла даже предположить, что эти позволенные ей три попытки могут относиться только к одной выбранной ей изначально влюбленной паре. Это не только сужало ей поле деятельности, но и значительно сокращала срок ее пребывания в телесной оболочке между своими возможными в будущем заточениями. Постигшее ее разочарование больно ударило по ее привыкшему в прошлом к мгновенному исполнению всех своих пожеланий самолюбию. Только одно это ее разочарование и поколебало ее в первоначальной убежденности. Полностью перевернуло все ее прежние мечты и расчеты о своем уже возможно скором привольном существовании на земле. Только и поэтому прошло еще немало времени, прежде чем она хотя бы немного собралась со своими мыслями.
   - Я выбираю жизнь, - еле слышно проговорила Холида вопросительно взирающему на нее колдуну.
   Насмешливо хмыкнувший колдун молча повернулся и, зайдя в кладовую, вышел оттуда с небольшим свертком в руках.
   - В этом узелке, - тихо проговорил он, вручая свою ношу в руки Холиды, - находится одежда, документы и деньги, которые понадобятся тебе, шибианка, на первое время, после обретения плоти.
   - Я вам очень благодарна, - начала его благодарить Холида.
   - Я еще не все сказал, - грубо оборвал ее колдун и продолжил. - В этом узелочке лежат еще два сосуда с жидкостью, кисть и флакончик с мазью. После обретение плоти, ты должна будешь, обмакивая кисть в жидкости, обрызгать три глухие стены пещеры, а остатки вместе с сосудами и кистью выбросить в водопад. Но не молча обрызгивать указанные мною стены пещеры, а под четкое и однозначное произносимое лично тобою записанное вот на этом свитке заклинание.
   Холида, бережно приняв из рук колдуна свиток, внимательно ознакомилось с изображенным на нем текстом.
   - Мне все понятно, - тихо проговорила она окинувшему ее вопросительным взглядом колдуну.
   - Обрызгав стены пещеры и прочитав заклинание, ты сможешь посылать своего избранника по необходимости в уже давно прошедшее время и в другие миры, - продолжил колдун свои объяснения. - С их помощью ты используешь две свои попытки, но, если за это время тебе все же не удастся разбить их глубокое чувство, то свою третью попытку тебе уже придется реализовывать в реальной жизни. И в этом тебе может помочь вложенный мною в узелок флакончик с мазью. Стоит тебе намазать мазью из этого флакончика виски, как ты сразу же станешь невидимой для человеческих глаз.
   Не забыв поблагодарить волшебника за участие и доброту, Холида заторопилась в обратную дорогу.
   Работа по усовершенствованию спуска в бурлящей воде водопада по наклонному тоннелю оказалась не такой уж и простой. И Антону пришлось провозиться возле него все последующие вечера недели, а в субботу, когда все уже было почти готово к испытанию, он прямо с работы прибежал в пещеру и неустанно скользил по спуску, пока не добился скользящей в воде посадки, после волнительного парения по воздуху. Тогда он, окончательно закрепив доски в понравившемся ему положении, остановился вначале спуска и залюбовался результатами своего недельного упорного труда. Скользить в холодной ключевой воде спуска ему уже больше не хотелось, и он, перенося окончательное испытание на воскресение, собрал разбросанные по полу пещеры инструменты. Выйдя из пещеры, он искупался в более теплой воде заливчика и еще долго стоял на берегу моря, наблюдая за разгорающимися на потемневшем небосклоне золотистыми звездочками и думая о своей звезде, к которой так сильно стремилось его юношеское сердце, и которая было к нему намного ближе, чем эти холодные небесные звезды.
   - Старики рассказывают, - думал он, всматриваясь в окончательно осветившиеся на небосклоне далекие от земли прохладные звездочки, - что с рождением на земле человека появляется на небесах и определяющая его судьбу звездочка. Эх, если бы я только знал, которая из этих разгоревшихся сегодня на небесах звездочек определяет судьбу моей Вале!? Тогда мне было бы уже без надобности заманивать ее на свидание каким-то там спуском по водопаду в пещере!? Я просто до самого рассвета смотрел бы на эту звездочку в упор, посылая своей Валюше признание в любви и надежду на наше скорое взаимопонимание. А сама Валя видела бы меня и слышала бы мои признания в любви во сне.... Однако было бы еще лучше, если бы и она тоже могла посылать послания через определяющую мою судьбу звездочку....
   Представив себе, каким бы интересным и приятным мог оказаться для них этот звездный разговор, Антон только тяжело вздохнул, сожалея, что он не только не знает Валиной звездочки, но и даже своей собственной звезды.
   - Где же ты, моя путеводная звезда? - умоляли его тихо шевелящие губы мрак равнодушного ко всему, что в это время происходило на земле, небо - Откликнись, и покажи мне предначертанную тобою мою судьбу?..
   Но небеса безмолвствовали, и ни одна из зажегшихся на них звездочек даже не дрогнула, не захотела подать ему знак.
   - Не хочет, - с горечью подумал Антон и тут же поправился. - Вполне возможно, что она не может, не имеет права открывать человеку раньше времени предстоящую ему судьбу. Тогда будь добра и постарайся обойти все мои горести и беды стороною и, по возможности, дольше задерживайся в выпадающих на мою долю полосах удачи и везения.
   Антон, подняв с земли инструмент, неторопливо зашагал в сторону своего кубрика. А там, не раздеваясь, прилег на кровать и сразу же погрузился в глубокий и беспробудный предназначенный для уставших в течение рабочего дня людей сон. Удовлетворенно засопевшего на кровати в своем кубрике Антона всю сегодняшнюю ночь посещали очень странные и в какой-то своей части непонятные ему сны. Ему снилось, что он с Валею, взявшись за руки, бежали по крутым ступенькам в пещеру в непременном желании еще раз испытать приятно волнующее ощущение полета в воздухе. Притворно испуганная Валя громко ойкала во время спуска в бурлящей воде водопада, и до того ласково смотрела на устроившего только для нее это развлечение Антона, что его сердце уже было готово выпрыгнуть из груди от переполняющего его радостного восторга. Антон в этих снившихся ему снах даже осмеливался хватать раскрасневшуюся от счастья Валю на руки и с легкостью поднимать ее на самую верхнюю ступеньку крутой лесенки. Подобные свои сновидения Антон приветствовал и не противился им. Он страстно желал их продолжения и был готов видеть и ощущать подобные свои сновидения в течение всей ночи. Пусть и очень редко, но его Валя неизвестно зачем и почему совершенно для него неожиданно превращалось в какое-то страшно безобразное чудовище. И тогда смертельно напуганный ее превращением Антон не только не желал видеть в подобном виде понравившуюся ему девушку, но и всякий раз старался, как можно скорее, от нее избавиться.
   - Нет, это уже не моя Валя, а просто похожая на нее какая-то другая девушка! Мая Валя чистая и светлая, как распустившаяся в летней благодати ослепительно белая роза! Она не имеет и не может иметь ничего общего с этим чудовищем! Она у меня просто ангел! - неустанно восклицая подобные слова, убеждал самого себя Антон.
   Но оборотившаяся ужасным чудовищем, похожая на его Валю, девушка не отставала. Она все время приставала к Антону со своими пошлыми ласками и поцелуями. В такие мгновения Антон страстно желал проснуться, но со временем чудовище куда-то испарялось. И он снова, сломя голову, несся навстречу к своей Вале. Так было с ним в ночном сне уже довольно долго, но на этот раз расстояние между ним и его Валей, несмотря на их старание, не уменьшалось. Антон по-прежнему бежал из всех сил, но, как оказалось, он или бежал в какой-то уже начавшей его раздражать пустоте, или просто имитировал свой бег, сам при этом оставаясь на месте. Умоляющая его поторопиться Валя протянула в его сторону руки, но у Антона ничего не получалось. И он, теряя надежду, но с отчаянной решимостью, несмотря ни на что, добежать до своей Вали, еще сильнее замахал руками.
   - Наконец-то! - воскликнул восторжествовавший Антон, когда разделяющие их расстояние начало еле заметно глазу уменьшаться.
   Первые успехи ободрили Антона. И он замахал руками еще сильнее и еще.... Они уже были совсем близко друг от друга, когда Антон, не замедляя своего бега, выбросил в ее сторону руки. Да, и сама Валя, с трудом преодолевая мешающую им соединиться невидимую преграду, немного подалась к нему навстречу. И они все-таки сумели дотронуться друг до друга кончиками своих пальцев. Еще один рывок и они непременно должны были ухватиться друг за друга руками. А потом.... Потом, Антон уже представлял себе, как он бережно прижимает податливое тело влюбленной в него девушки. Так бы оно и было, как вдруг, в это же самое время в приятный для него сон бесцеремонно вломился другой незваный, а поэтому и очень для него неприятный сон. Рассерженный Антон, не отпуская пальцев Валиных рук, кричал ему, чтобы этот другой сон, как можно скорее, убирался ко всем чертям, но наплывающий на них тупой нос огромного старинного судна заставил его отпустить пальцы Вали. Обозленный его вмешательством Антон, бросая гневные взгляды на неуклюжее судно, с борта которого приветливо махали ему руками два похожие на него парни, с досадой от них отмахивался и кричал, что они убирали с его пути заслоняющее его возлюбленную судно. Не понимая, из-за чего он так на них сердится, парни приглашали его подняться к ним на судно, но Антон был неумолим. Потеряв надежду с ним поговорить, парни поставили парус, и ненавистное Антону судно уплыло в открытое море. Уплыло, унося с собою махающих ему на прощание парней. Антону стало неудобно, что он так грубо обошелся с этими не желающими ему ничего плохого парнями, но из-за борта уплывающего в открытое море судна показалось заплаканное лица Вали, и он, мгновенно позабыв обо всем на свете, снова устремился к ней.
   Находясь в эфирном состоянии, Холида уже не раз пожалела о бывших когда-то у нее шибианских крыльях, особенно тогда, когда на обратном пути она попала под сильный встречный ветер. Его резкие порывы до того ее, бедную, закрутили, что, если бы она не наткнулось на дерево, то ее могло бы унести вместе с его дуновением в такую даль, из которой она вряд ли смогла бы возвратиться в пещеру к началу обретения плоти. Но, к ее счастью, она, уцепившись за больно полоснувшую по ее эфирному тельцу ветку, сумела пробраться к стволу и подождать окончание расходившейся непогоды.
   Устроившись на одном из валунов в наклонном тоннеле, Холида с удовольствием наблюдала за работающим Антоном. Ей нравилось его мускулистое тело. Холида уже окончательно решила для себя, что только ему одному отдаст свое первое желание любви, после долгого многовекового воздержания. Вконец измученная оказавшимся для нее непривычно трудным полетом к волшебнику Холида, наслаждаясь царившей в пещере относительной тишиною, предвкушала уже совсем близкое и так желанное для нее мгновение, когда ее вновь обретенная плоть забьется в страстном угаре в крепких объятиях понравившегося ей молодого красивого парня. Сгорая от нетерпения, она всем своим нынешним эфирным тельцем страстно жаждала этого обещающего ей очень скоро низвергнуться на нее ничем неукротимою лавиною уже давно сводящего ее с ума огромного глубокого чувство. Проводив Антона до дверей кубрика, Холида вернулась в пещеру и с нетерпением дожидалась наступления долгожданного часа. Ближе к наступлению полуночи Холида разложила по середине пещеры все необходимое для колдовства, зажгла еще заранее припасенную свечу и с волнением во всем своем эфирном тельце прислушивалась в последние мгновения, определяющие окончание ее девятьсот девяносто девять летнего заточения в пещере. Вот уже до окончания эфирного существования Холиды осталось пять секунд, четыре, три, две, одна.... И, словно по мановению волшебной палочки в середине пещеры уже просматривалась не еле видимая призрачная Холида, а молодая красивая девушка. Счастливая Холида, все еще не веря в свое воскрешение, с истинным удовольствием трогала сама себя за ноги, плечи, руки, груди, волосы, лицо, переполняясь при этом неописуемым блаженством от одного только ощущения уже давно ею не только позабытого, но и показывающегося ей сейчас просто нереальным, тела.
   - Только ради этого одного мгновения мне стоило терпеливо переносить все тяготы и лишения девятьсот девяносто девять летнего заточения! - выкрикнула она, с восхищением вслушиваясь в прогремевший по всей пещере свой голос.
   И только тогда, когда первые возбужденные долгожданным обретением плоти чувства немного улеглись, она вошла в водосборник и заплескалась в нем, омывая свое вновь обретенное тело в холодной ключевой воде. С удовольствием, ощутив на своем теле небольшой озноб, Холида, пожелав согреться, забегала по пещере, наслаждаясь не только одними прикосновениями своих ступней к каменному полу, но и даже и от наполняющей все ее вновь обретенное тело усталости. Холида не вскрикнула и, тем более, не начала паниковать, когда влился в ее ногу непонятно как занесенный в пещере небольшой осколок стекла. Она просто подняла ногу и, вытащив этот осколок из ступни, наслаждалась ощущением уже давно не испытываемой ею боли с удивлением, как великое чудо, рассматривая просочившуюся из ранки капельку красной крови.
   - Это моя кровь, - не удержавшись от испытанного ею при этом восхищения, еле слышно прошептала она, - и моя кровь, как и во всех живущих на земле существ, красная.
   Холида дотрагивалась руками до стен, поднимала с пола и разбрасывала по пещере булыжники, окунала руки в прохладу ключевой воды, с удовольствием ощущая, как, охлаждаясь в холодной воде, гаснут измучившие ее за долгие годы страстные желания плоти.
   Разве может смертный человек в полной мере оценить и осознать, какое это блаженство и огромное счастье быть просто живым, и, как живой, ощущать на себе все ощущения окружающего его мира. Нет! Не сможет! Он никогда не оценивает этот полученный со дня рождения за просто так бесценный дар по достоинству, а в повседневной жизни не обращает на все эти свои ощущение должного внимания. Из глубокой древности нам известна простая истина, что все то, что человек получает за просто так без особого с его стороны труда и усилия, он никогда не ценит и не воздает всему этому заслуженную хвалу и уважение. И только тогда, когда он лишиться всех этих ощущений, он способен в полной мере прочувствовать, как ему всего этого в жизни не достает, на что он раньше не обращал должного внимания, не считал особенно необходимым для себя и ценным. Но лишенная в течение долгих столетий в полной мере ощущать свое существование на земле Холида могла по достоинству оценить этот только сейчас восстановленный для нее бесценный дар. Она вовсю забавлялась этим возвращенным ей даром, как только начавший ощущать свою жизнь маленький ребенок. Наслаждаясь вновь обретенными взаимоотношениями с окружающим миром, она то хохотала, а то плакала навзрыд. В охватившем ее нетерпеливом желании, как можно скорее не только вспомнить, но и прочувствовать все ощущение на живое существо окружающего мира, она даже была готова поранить саму себя только для того, чтобы насладиться острой болью. Но предстоящие ей более срочные дела останавливали Холиду от подобного поступка, вынуждали ее отложить подобное свое испытание для более удобного случая. Утешаясь уверенностью, что она еще будет оставаться живой в полном смысле этого слова не один день, что она еще успеет достаточно прочувствовать и полностью насладиться этим своим ощущением. А пока она удовлетворялась только одними сильными, вызывающими у нее острые ощущения боли, подергиваниями за пальцы и волосы.
   Очень странной и даже немного страшной может показаться нам мысль, что от ощущения боли можно не только получить наслаждение, но и прочувствовать блаженное состояние души. Все это так, но, если и нас лишить на несколько лет всяких ощущений жизни, то вполне возможно, что и мы посмотрели бы на это несколько иначе, под другим углом зрения? Может только и тогда мы научились бы от одного осознания, что мы живы, получать наслаждения и быть безмерно счастливыми? Может только и тогда мы научились бы выделять и правильно оценивать для себя каждое возбуждаемое в нас во время жизни на земле ощущение? Кто знает, может как раз и в этом кроются все наши беды и наши просчеты в обустройстве достойной разумного существа на земле жизни? Может благодаря только этой своей бездушной слепоте, мы не болеем чужой болью, мы не радуемся чужой радостью, а, совсем наоборот, нам чаще всего весело и приятно, когда другому человеку больно, и мы ощущаем самих себя прескверно в то время, когда нашему соседу или знакомому живется на земле даже очень хорошо? Одно ясно, если бы мы научились обостренному ощущению жизни, то безо всякого сомнения было бы намного больше счастливых людей на нашей голубой планете под названием земля.
   Холида неторопливо, внимательно вслушиваясь в каждое свое движение, натянула на себя платье, повязала поверх кос ситцевый платочек и, окунув стройные ножки в босоножки, в порыве охвативших все ее естество чувств закружилась по пещере, вознося хвалу поганому колдуну, который сумел даже угадать размеры ее будущего тела. Тем временем в пещере с каждым очередным мгновением, означая наступление скорого рассвета, становилось все светлее и светлее. Спохватившаяся Холида, заставив себя оторваться от приносящих ей немалое удовлетворения ощущений жизни, окунула кисточку в сосуд с жидкостью. А потом, забрызгав ею на стены пещеры, начала выкрикивать слова нужного ей заклинания:
   - Взываю из этой пещеры, из сегодняшнего времени, к затерявшимся в темном глухом небытие, среди непроходимых топких болот на безмолвном острове, ко всем безо всякого исключения временам! В самой середине этого острова людского забвения лежит горючий камень Алатырь! Под этим камнем находятся времена прошедшие, времена настоящие и времена из далекого необозримого будущего! Они не скованные и несвязанные!.. Данной мне силою темною я не только отмыкаю горючий камень Алатырь, но и призываю в эту пещеру все находящиеся под ним времена! Низко кланяясь до земли, говорю я им слова заветные.... Поклонюсь я богине покровительнице ведьм, поклонюсь я богу покровителю колдунов, чьи силы и возможности не ограничены царством тьмы и сумерек, - раздавался под сводами пещеры звонкий голосок Холиды. - Мне обязаны подчиняться все времена, и всегда они должны быть в моей власти! Прошу я времена сегодняшние, неустойчивые и переменчивые, уступите вы слева и справа прошедшим временам! Пусть пристанут они к стенам этой пещеры, как морские суда к пристани! Слева время Рима великого, справа время древнего царства природы! Вы причалите к стенам этой пещеры не запаздывая, открываясь по первому требованию, но не для всех, а для избранного мною молодца, одного или с девицею! Уж потешьтесь вы над ним, поглумитесь, горькой долею его наделите! Вперед этот молодец пойдет, встретят там его гиблые души вечные странники на сырой земле! А назад пойдет все обычное, пусть гремит там набат неустойчивых и переменчивых времен сегодняшних! Не жалейте своих сил, чтобы намять ему бока! Красному молодцу в синяках ходить! А не будет он, красный молодец, убегать из времен других во время сегодняшнее, то своей волею, вашей силою, погружу его в долю тяжкую! И заглохнет он там, как перышко, и завянет он там, как былиночка! Замыкаю я слова свои замками железными, а ключи бросаю под горючий камень Алатырь! И так как у замков смычки крепкие, так и слова мои меткие! Поэтому никому их ни злой бурею, ни водой родниковою и ни все в себе пережигающим огнем не отомкнуть! Привет тебе богиня моя и бог мой! Привет!
   С последним словом заклинания Холида бросила сосуды с остатками жидкости и кисть в бурлящий поток водопада.
   - На этом все, - с облегчением вздохнув, прошептала Холида. - понравившемуся мне молодцу, если он, конечно же, не хочет накликать на себе излишних в его положении страданий, придется покориться моей полной над ним власти. А сейчас можно заняться и самой собою....
   Холида, подойдя к водосборнику, посмотрела на свое в нем отражение. Из кристально чистой родниковой воды на ее смотрела лицо молодой красивой половчанки. Признав в отражение свое прежнее перед самым проклятием Творца лицо, Холида не удержалась, чтобы не подмигнуть ему левым глазом, и не без удовольствия увидела, как мгновенно отреагировавшее отражение ответило ей тем же.
   - Ну, и как же мне все-таки будет соблазнить этого еще совсем неопытного в любви Антона? - забеспокоилась она, пристально всматриваясь в свое отразившееся в воде лицо. - Я же совсем не похожа на его Валю. Как бы этот невинный ребенок в случае чего не заартачился, наотрез отказываясь терять свою невинность с вовсе незнакомой ему девушкою.... Им, неискушенным в любви парням, всякое может придти в голову.... Их рассудок в отличие от прожженных в любовных ухаживаниях мужчин мною еще недостаточно изучен.
   И только успела она подумать об очередном своем затруднении, как отражение в воде изменилось. И сейчас из воды на нее уже смотрело лицо этой вставшей на пути желаний шибианки Вали.
   - Значит, я могу при желании принимать на себя какую только мне угодно внешность! - вскричала обрадованная этим очень полезным для себя свойством Холида. - А сейчас я хочу выглядеть самим так сильно мне понравившимся Антоном!
   Но, к ее сожалению, ожидаемого превращения не произошло. Из воды на нее снова смотрело лицо красивой юной половчанки.
   - Так вот оказывается в чем дело! - вскрикнула разочарованная Холида. - Я способна принимать облик только той девушки, парня которой я хочу соблазнить!
   Новая с иголочки офицерская форма непривычно морщилась и, поскрипывая ремнями портупеи в унисон с хромовыми сапогами, распространяла вокруг себя еще не успевший выветриться запах нафталина. Не без удовлетворения ощущая на себе пристальное внимание входящих и выходящих из автобуса пассажиров, Лобов Александр Семенович, или просто Саня, трясся в пыльном автобусе, торопясь к месту дальнейшего прохождения службы. Он время от времени окидывал еле заметным косым взглядом свои офицерские знаки отличия, словно опасаясь, как бы любопытствующие взгляды не утащили их с собою. Удостоверившись в их наличии и ощутив на себе их непривычную тяжесть, Саня успокаивался. И снова с головою окунался в размышления о предстоящей ему опасной и непомерно трудной службе, но так необходимой для этих простых советских тружеников. Его будущая жизнь представлялась ему наполненной бесконечными поисками по лесным дебрям и непроходимым болотам прячущихся бандитов. И, конечно же, с ночными перестрелками и смертельными схватками с тайными и явными мешающими советскому народу строить свое светлое будущее врагами.
   - Нет и нет, вам, нелюдям, никогда не удастся затормозить уверенную поступь советского народа на пути к всеобщему счастью и благосостоянию, - раз от раза неслышно нашептывали губы считающего самого себя одним из многих своих нынешних и будущих сослуживцев, которым советская Родина доверила сохранять это народное счастье в безукоризненной чистоте.
   Впечатлительная натура Сани рисовала перед ним приятные для его сердца и души эпизоды из его будущих схваток за это самое народное счастье. Саня видел самого себя в представлениях в застегнутой на все пуговицы гимнастерке, перепоясанным кожаными ремнями портупеи, строгим и беспощадным ко всем желающим улучшить свое благосостояние и продолжать привольно жить за счет простого советского человека. Он видел самого себя вытаскивающим из кобуры пистолет и бесстрашно хватающим за шиворот дрожащего в предчувствии неминуемого возмездия от Советской власти разоблаченного жестокого и коварного врага. Однако, несмотря на время от времени охватывающие еще совсем неопытного в подобном деле Саню робость и сомнения, ему почему-то не хотелось представлять свою будущую борьбу и свое самопожертвование в совершенно безлюдных местах, а непременно на виду у защищаемых им простых советских людей. Он видел самого себя ведущим в сумерках по деревенской улице попавшегося ему в руки отъявленного злодея, и как спасенные от смертельной опасности сознательные колхозники, громко восхищаясь его победою, благодарно хлопают в ладоши. Но особенно ценными для его молодого пылкого сердца были бросаемые на него из-за спин родителей взгляды любующихся его статной фигурой и пышной шевелюрой молоденьких девушек. Из всех приятных для его юношеского сердца ласковых девичьих взглядов его всегда тревожил и волновал немного грустноватый взгляд красавицы, образ которой еще не окончательно выкристаллизовался в его душе, но Саня уже не только ясно ощущает ее присутствие, но и даже видит за мраком пелены ее соблазнительный силуэт. Только и поэтому Саня в своих представлениях видел самого себя идущим по улице со строго нахмуренным лицом, не обращающим внимания на умоляющие взгляды красавиц. Но в тоже время, с явным удовлетворением отмечая про себя, как в богатых домах задвигаются при его приближении шторы, и как исчезают при одном только его мимолетном взгляде из окон злобные откормленные физиономии кулаков. Он видит самого себя привязанным к дереву и стоящим в разорванной гимнастерке, покрытой бурыми пятнами от льющейся из его ран крови, в муравейнике, а рядом с ним возле ярко пылающего костра разместились лохматые с опухшими от пьянства мордами свирепые бандиты. Высокий с перевязанным черной повязкою левым глазом их главарь в огромном вывернутом наизнанку тулупе прыгает возле него и, брызгая провонявшей сивухою слюною, пытается выудить у него важные сведения. Но Саня, стойко выдерживая адскую боль, не только презрительно улыбается пытающему его бандиту, но и плюет в угрожающую щелочку его правого глаза. Обозленный его несговорчивостью бандит молча вытирает рукавом тулупа свой оплеванный глаз и, схватив железную кочергу, нагревает ее в жарком пламени костра. Даже бандиты притихли, с ужасом наблюдая, как раскаляется железная кочерга, а с лица из всех сил старающегося не показать банде своего страха перед скорой пыткою Сани все это время не сходит презрительно насмешливая улыбка. Подобное его бесстрашие еще больше обозлила ожидающего от своей жертвы слез раскаяния и унизительной мольбы о милости главаря банды. И он, вытащив раскаленную кочергу из костра начал с угрожающим оскалом подносить ее к Сане все ближе и ближе.
   - Сейчас я испытаю твой красный дух раскаленным железом, - зло процедил сквозь зубы главарь банды, прижимая раскаленную кочергу к Саниной груди.
   Саня до того вжился в представленный его воображением образ, до того реально представил себе мгновенно пронзившую его острую боль, что не только невольно схватился рукою за грудь, толкнув сидящего рядом с ним мужчину, но и, заскрежетав плотно сжатыми зубами, до смерти напугал остальных своих попутчиков. Опомнившийся Саня попросил прощения у своего соседа и притих, повернув голову к окошку.
   - Бедняжка, - услышал он сзади себя тихий женский голос, - такой еще молодой, а уже сердце прихватывает....
   Смутившийся Саня еще долго не мог возвратиться к своим представлениям, но нескончаемая тряска и въедливая проникающая даже за ворот застегнутой на все пуговицы гимнастерки пыль, скоро ему надоели. И он, уже не первый раз пожалев, что не дождался идущего утром поезда, снова окунулся в свои так хорошо его отвлекающие от несносной дороги представления.
   Саня еще несколько лет назад был обычным босоногим мальчишкою из рабочего поселка и даже не подозревал о своей будущей просто удивительной судьбе. Как и всех других, таких же, как и он, мальчишек, со временем призвали на службу в Красную Армию, но направили не в обычные, а в пограничные войска. Притаившись в секретах на последнем рубеже своей необъятной Родины, он часами наблюдал за шевелящимися на другой стороне людьми и вполне искренне их жалел, будучи уверенным, что они в своей жизни еще не свободны, и что им еще долго придется жить под игом проклятого капитализма. На втором году службы он уже был младшим командиром, а перед демобилизацией он дослужился до помощника командира взвода. Приближался долгожданный день его увольнения из рядов Красной армии в запас. Его переживающая за своего сыночка мама уже давно спрашивала у него в каждом своем письме, когда он возвратится домой. И Саня, понимая, как ей тяжело одной без его помощи и поддержки, купил в военторге на сэкономленное жалование для своей мамы красивый яркий платочек и с нетерпением ожидал приказа о демобилизации. Но неожиданный вызов к начальнику особого отдела их отряда начисто перечеркнул все его планы. Ему, как одному из лучших помощников командира взвода, предложили краткосрочные командирские курсы, и связать свою дальнейшую судьбу с работой советских чекистов. Время, чтобы он мог все обдумать, ему не предоставили, и Саня, поставив на первое место судьбу своей страны, дал свое согласие. И в течение всего последующего года он с раннего утра и до позднего вечера овладевал необходимыми для будущей его службы знаниями. Правда мама..... При одном только воспоминании о своей маме Саня недовольно морщился и думал:
   - Совсем несознательная старушка, крепко засели в ней родимые пятна проклятого капитализма.
   Нет и нет, Саня к своей маме относится неплохо. Он только что вышел из детского возраста, и не успел еще забыть, как нелегко было его маме растить его одной. Сейчас она у него уже постарела и наступила очередь Сани заботиться о своей матери, быть для нее опорой в старости. Саня от своего долга не отказывался и обещал, прощаясь с нею, присылать ей достаточно денег, чтобы его мама ни в чем не нуждалась, а со временем, как только устроится на новом месте, то обязательно заберет свою маму к себе. Он поступал и намеревается поступать и впредь как любящий и заботливый сын. А мама.... Он приехал в новенькой командирской форме, надеясь ее порадовать, а она вместо того, чтобы порадоваться за своего сына, заголосила на весь двор, что эти проклятые большевики отобрали у нее единственного сына, которого она вырастила своими слабыми женскими руками.
   - Как помогать растить детей, их вовек не дождешься! - кричала она на весь двор. - А как только вырастила, рассчитывая, что сын будет мне опорой в жизни, то они тут же взяли и сцапали моего сыночка!
   Сконфузившийся от слов мамы Саня может и немного грубовато, схватив ее за руку, потащил свою маму домой. А что ему еще оставалось делать!? Он по своему долгу был обязан защищать честь и достоинство молодой страны советов, а не слушать, как его родная мать поносит ее перед соседями последними словами. Разве он намеревался сделать своей маме, что-нибудь плохое и недостойное любящего сына!? У него даже и мысли не было обидеться на свою маму. Он просто хотел, чтобы ее обидные для Советской власти слова не слушали посторонние люди. А как она напустилась на него дома!?
   - Как же тебя, сыночек, быстро прибрали к рукам эти христопродавцы, что ты позабыл обо всем, чему я тебя учила все это время!? - орала она на него дома, словно Саня все еще оставался маленьким ребенком, а не командиром. - Я учила тебя почитать свою мать, а ты осмелился поднять на меня руку! Разве я заслужила от тебя подобного к себе отношения!? Или ты уже тоже успел позабыть, как я отдавала тебе последнюю краюху хлеба!? Я почитай всю жизнь горбатилась с утра и до поздней ночи, лишь бы мой ненаглядный сыночек не голодал, лишь бы у него было, что одеть и обуть!
   - Мама! - умолял он ее.- Опомнись! Я перед тобою ни в чем не виноват! Выслушай меня и постарайся понять своего сына, мама, пожалуйста.
   Но не на шутку обидевшаяся мать не успокаивалась, и продолжала обвинять своего ослушавшегося сына во всех смертных грехах. И уже только поздним вечером, когда ее раздражение немного улеглось, Саня начал объяснять своей маме азы политграмоты. Он рассказывал ей, для чего и во имя чего свершилась Великая Октябрьская революция. Он доказывал ей, подбирая из реальной сегодняшней жизни, подтверждающие его слова, события, что революция произошла только ради блага таких вот, как она, темных и забитых несправедливостью жизни людей. И что только благодаря свершившейся революции русские люди были навечно избавлены от эксплуатации отъедавшихся на народных бедствиях тучных вампиров-капиталистов.
   - И сейчас, - говорил своей маме Саня, - освободившись от кровососов-паразитов, мы с каждым очередным годом будем жить все лучше и лучше....
   Но у его мамы было всего два класса церковно-приходской школы. И ей трудно было понять такие невероятно сложные для ее понимания доводы сына, пусть он и старался подбирать для своих объяснений доходчивые слова. Как ни старался убедить маму Саня в неоспоримой пользе для таких бедняков, как она, Советской власти. Доказать ей, что только одна Советская власть способно придти к ней на помощь в случае какой-нибудь нежданной беды или несчастья, до нее никак не доходило в чем же корень сегодняшнего зла и где зарыты его истоки. На каждое его доказательство у нее находилось десятки возражений, из которых еще совсем неопытному Сане было не так уж и просто выпутаться. У немало огорченного подобным обстоятельством Сани опускались руки. Его маме не хотелось даже думать о будущей жизни ее самой и ее сына. Она жила только одним сегодняшним днем, когда еще не были окончательно разоблачены и добиты сторонники прежней власти, и в связи с этим молодая Советская власть все еще была ни в силах обеспечить русским людям более-менее достойную жизнь. Нелегкая до полного истощения сил прежняя жизнь успела убить в его маме все живое. Только и поэтому она не сумела проникнуться той светлою мечтою, которая не только овладела миллионами людей тогдашней России, но и благодаря которой молодая советская республика сумела выстоять и победить в организованной с помощью западных стран реакционными силами гражданской войне. Как Саня ни старался, он не смог оторвать свою маму от голодной и неприглядной сегодняшней реальности и заставить ее принять для себя ожидающее всех русских людей прекрасное будущее, за хвостик которого, возможно, успеет ухватиться и она сама.
   - При этих проклятых большевиках, - был ее неизменный ответ, мы и через сто лет будем голодными.
   - Старики, - подумал неприятно поморщившийся Саня, - доживая остающиеся у них недолгие годы, им трудно мечтать о будущем, в котором они себя уже не представляют. Им просто невозможно оторваться от опыта своей прошлой проклятой жизни и поверить, что уже в совсем недалеком будущем кто-то станет думать и заботиться о благополучии их детей и внуков. Нещадно битые в прошлом их спины не позволяют им поверить в возможность будущего всеобщего благосостояния и в свободную счастливую жизнь. Что ж с этим уже не только ничего не поделаешь, но и ничем не поправишь.... Да, и вряд ли стоит нам обращать серьезное внимания на их вполне оправданные всей их прошлой жизнью сомнения? Вполне возможно, что только и в этом заключается извечная трагедия отцов и детей?
   Саня, окончательно убедившись, что его мать перевоспитывать уже поздно, решил подойти к беспокоящей его проблеме с другой стороны. Он, рассказав ей о продолжающей в стране классовой борьбе, заметил, что она своими необдуманными словами может навредить не только себе, но и ему самому. И, не без удивления увидел, что мать понимает его слова. Нет и нет, он не считал свою мать врагом Советской власти. Да, и кто, находясь в здравом уме и рассудке, мог заподозрить его маму в подобном преступлении? Из таких, как она, простых рабочих людей всю свою жизнь ломавших спины на капиталистов и состоит вся сегодняшняя Россия. Потом пришла Советская власть.... И что они получили взамен утраченного рабства? Они, после долгой разорительной обескровившей всю страну гражданской войны, стали жить намного хуже, чем жили раньше. Им, в своем большинстве неграмотным, нелегко оторваться от реальной сегодняшней жизни и зажить будущем, только поэтому они и не понимают с энтузиазмом воспринявших новые идеи своих детей, которые сейчас работают, как говориться, не покладая рук, ради скорейшего претворения своей мечты в жизнь.
   - Так стоит ли нам сейчас с ними спорить? - задавался нелегкими для себя вопросами по дороге Саня. - Нам надо быть более снисходительным и их капризам? Пусть они спокойно доживают свои остающиеся у них недолгие годы.
   Житейская мудрость помогла его маме ухватиться за подсказанную Санею мысль, что она от своего недалекого ума способна навредить собственному сыну. Анастасия Сергеевна немного успокоилось, протерла подолом свои заплаканные глаза и сама начала просить прощение у сына за свое неразумное поведение. Перестав укорять своего сына в недостаточном почтении к своей родной матери, она, выставив на стол угощение, принялась расспрашивать вздохнувшего с облегчением Саню, как он все это время жил и что намеревается делать дальше. Отпускной месяц промелькнул для Сани, как один день, он и не заметил, как подошла пора отправляться к месту дальнейшей службы.
   В своем бессмертном существовании Сатана из-за своей постоянной занятости наотрез отказывался заниматься соблазнением не выделяющихся из общей массы людей. Их вербовкою занимались его нечистые слуги и сторонники среди людей. Если у него возникала потребность привлечь на свою сторону ту или иную организацию, то он занимался непосредственно с ее руководством, считая, что все остальные ее члены уже будут обязаны проводить в своей дальнейшей деятельности нужную ему политику. Но в отношении зарождающейся в России Чрезвычайной комиссии все оказалось намного сложнее. Слишком долго пришлось Сатане бегать и копаться в грязном белье посланных Советской властью для руководства этой комиссией людей, но, в конце концов, он был вынужден признаться самому себя, что они не по его зубам. И даже тогда, когда он мобилизовать на подобное поганое дела немалую часть своих нечистых слуг, ему не удалось обнаружить в их жизни ни одной зацепки, с помощью которой он смог бы не то, что завербовать, но и заставить перейти на его сторону. Все их помыслы были только о благе впервые в мировой истории освобожденного от эксплуатации Советского народа, а все их повседневные дела были направлены только на защиту простых советских людей от постоянно зарящегося на их свободу мирового капитала.
   Немало озадаченный Сатана продолжал свою суетливую суету около них до тех пор, пока в его сети не попался один из второстепенных генералов этой самой немало попортившей ему крови Чрезвычайной комиссии. И то, только потому, что, находясь в это время в глубокой депрессии, он поддался на окружающую его в жизни всяческие соблазны незначительную мелочь, которая впоследствии при недюжинном сатанинском воображении превратилась для бедолаги в самую настоящую проблему. Опомнившийся генерал пытался договориться с Сатаною, но тот был непреклонным. И ему очень скоро пришлось сделать вид, что согласен на сотрудничество с нечистою силою. Только и поэтому Сатане еще долго пришлось и приходится сейчас сопротивляться его надеждам, в конце концов, освободиться от овладевшей им нечистой силы. Хотя Сатане, особенно после того, как он помог генералу продвинуться по служебной лестнице, уж начало казаться, что он смирился со своим подневольным положением. Оценивающий этого с таким трудом приобретенного им генерала политического управления на вес золота Сатана, не желая его преждевременного разоблачения, обращался к нему да этого времени только с самыми незначительными просьбами. И прямо сейчас, когда у Лобова Сани заканчивался отпуск, он тоже намеревался с ним встретиться, чтобы потребовать от генерала, как и всегда, незначительной при его сегодняшнем положении услуги.
   - Ну, и что вам еще от меня надобно!? - спросил недовольно поморщившийся генерал, когда Сатана, как и всегда, совсем неожиданно появился в его кабинете. - Я уже направил вашего протеже на офицерские курсы, а по их окончанию распорядился, чтобы он был послан служить именно в ту саму местность, которую вы мне указали еще раньше. Вы, наверное, думаете, что мне все это проделать было легко? Чтобы удовлетворить вашу просьбу, мне даже пришлось приблизить к себе чужака.... У меня и без него достаточно верных и преданных Советской власти людей, на которых я мог бы положиться, как на себя самого.
   - Успокойся, генерал, я никогда не требовал и не потребую от тебя невозможного, не заставлю тебя делать то, что может тебя опорочить перед твоей любимой Советской властью, - примирительно буркнул ласково ухмыльнувшийся Сатана. - И сейчас тоже, как мне думается, моя просьба не слишком тебя обременит....
   - Ну, ладно, давайте покончим со всем этим, как можно скорее, - недовольно проговорил неприятно поморщившийся генерал. - Выкладывайте, чего вам еще от меня надобно?
   - Я хотел бы ускорить смену офицеров твоего ведомства в интересующей меня местности, - притворно весело проговорил даже не пытающийся реагировать на недовольство генерала Сатана. - Этот небольшой приморский район ничем таким особым в жизни России не отличается.... И я не сомневаюсь, что при смене каких-то там младших офицеров можно будет обойтись и без излишних формальностей.
   - Вы так считаете, - с язвительностью передразнил его неприятно скривившийся генерал. - Вы уже, наверное, забыли, что Крым был в свое время последним оплотом белогвардейцев, что эта местность даже и сейчас находится под особым контролем Советской власти. В Крыму приходится быть всем нам особенно бдительными и осторожными. Поэтому излишняя торопливость в смене офицеров политического управления в случае чего может дорого обойтись для вашего слуги....
   - Но я, мой друг, вынужден на этом настаивать, - с прежней ласковостью проговорил Сатана.
   - В таком случае мне, по всей видимости, придется без прямого указания на сокращения времени сдачи и приема должностных обязанностей, потребовать срочного прибытия в Москву моего будущего порученца. Сокращать отпуск вашему протеже я считаю нецелесообразным, он и так у него уже заканчивается. Вас удовлетворит такое мое решение? - уточнил у Сатаны мрачный генерал.
   - Вполне, мой друг, - проговорил ласково ему ухмыльнувшийся Сатана и прямо на его глазах исчез из кабинета.
   - Пиши мне, сыночек, - напутствовала Саню на дорогу мама. - Я все хочу знать о твоей жизни.... Не заставляй меня беспокоится о тебе понапрасну.
   - Хорошо, мама, - охотно обещал ей Саня, - но мы скоро увидимся.... Как только я устроюсь на новом месте, то непременно заберу тебя к себе....
   - Не обижайся на меня, сыночек, но я к тебе не поеду, - ошарашила она Саню своим отказом. - Мне нелегко будет смириться с твоей службою, и я на месте твоей службы буду только все время волноваться и переживать за тебя. Обо мне не беспокойся, как-нибудь проживу до конца отпущенных мне судьбою дней. Я же все же живу не в лесу, а среди людей.... Я только прошу тебя, не заставлять свою маму за тебя стыдиться, не ожесточайся в своей будущей жизни сердцем и быть всегда осмотрительным, постарайся, несмотря ни на что, оставаться человеком....
   - Вот, дурочка, - ласково усмехнулся про себя Саня. - Разве я уже не стал человеком? Разве способна послать меня партия и Советская власть на недостойное честного человека дело? Ты еще будешь гордиться мною, мама....
   Этим же вечером он прибыл в областное управление НКВД, а там встретивший его пожилой кадровик выдал ему назначение и, выразив уверенность, что передает судьбы Советской власти на территории одного района в надежные руки, отпустил.
   Придремавшие пассажиры оживленно загалдели. И Саня по их взволнованным лицам догадался, что автобус подъезжает к конечной остановке. Поначалу вдоль дороги замелькали невзрачные деревянные избы, а с поворотом автобуса на центральную улицу появились уже не только одноэтажные кирпичные особняки, но и даже двухэтажные строения. Саня без особого труда нашел указанный в его предписании дом и, поднявшись на второй этаж, постучал в двери нужного ему кабинета, в котором с нетерпением дожидался его приезда старший лейтенант Кравченко. Он не только тепло встретил своего сменщика, но и, не теряя понапрасну драгоценного времени, тут же приступил к передаче должности.
   - Высокое начальство торопит, - объяснил он недоумевающему Сане. - Завтра я должен буду уехать к месту дальнейшего прохождения службы. Так что, времени у меня на раскачку нет.... И ты уж прости меня, друг, но осваиваться со своими обязанностями более подробно тебе придется без меня.
   Срок передачи немаловажной в жизни тогдашней России должности был сокращен до немыслимых пределов. А сдается не только сейф и кабинет главного районного чекиста, сдается целый район с обязанными знать офицера политического отдела в лицо большими и малыми начальниками, сдается хорошо налаженная сеть информаторов. И еще множество интересующих службу безопасности вещей, которые не вызывают никакого интереса у простых советских граждан, но из которых служба безопасности получает надежную информацию об этих самых простых советских гражданах. Только благодаря этому множеству вещей служба безопасности любой уважающей саму себя страны получает возможность контролировать каждый шаг живущих в той или иной местности людей и знать заранее обо всем, о чем сам человек не успел еще даже подумать.
   - Мы не ждем, пока проживающие на территории страны неустойчивые личности окончательно созреют до принятия рокового преступного решения в своей вредительской деятельности, - любят приговаривать эту уже давно набившую всем оскомину фразу, когда разговор касается их непосредственной работы, опытные агенты безопасности. - Мы определяем исходящую от них опасность заранее и берем их всех, бедняжек, под белые ручки прямо в постели. При нашей в последнее время неусыпной бдительности и при нашем глубоком знании человеческой психологи у всех этих отщепенцев нет, и никогда не будет, ни малейшей надежды на успех в преступных намерениях.
   Весь день они колесили на старой полуторке по ближайшим к районному центру окрестностям, в которых опытный чекист знакомил своего молодого сменщика с особенностями района. За это время они успели объездить почти все села и деревни района, в которых входящему в должность Сане прямо указывались дома, за хозяевами которых требовался особый надзор, и Саня был представлен всем, кому надо было его представлять. И уже только ближе к полуночи они возвратились в районный центр. И Кравченко, не скрывая своей радости по поводу своего избавления из глухого захолустья, пригласил Саню к себе.
   - Все равно, ты уже завтра будешь в моей квартире полновластным хозяином, - весело проговорил он притомившемуся Сане.
   И они, поднявшись на третий этаж бывшего купеческого особняка, вошли в просторную прихожую, превышающую по своим размерам в несколько раз ту комнатенку в коммунальной квартире, в которой Саня проживал раньше со своей мамою. Обследовав свои будущие хоромы более внимательно, Саня только покачал своей закружившейся от восхищения головою.
   - Вижу, понравилась тебе моя квартирка, - засмеялся вполне удовлетворенный оказанным его квартирою на сменщика впечатлением Кравченко. - Вырос ты, по всей видимости, в тесной комнатке многолюдной коммуналки....
   - В коммуналке, - подтвердив его догадку, пробормотал смущенный Саня.
   - С мебелью пока трудновато, но тебе, холостому, на первых порах будет достаточно и этой, - проговорил расставляющий на широком дубовом столе закуску Кравченко, - а потом, что-нибудь придумаешь, чем тебе обставить эту квартиру. Родина ценит работников нашего управления и всегда старается не обижать своим невниманием к нашим нуждам.
   Вспомнивший при подобных его словах о своей маме Саня только тяжело вздохнул.
   - Как хорошо было бы нам вдвоем с мамой в этой квартире, если бы ни ее странные капризы, - подумал он про себя.
   Они опорожнили за встречу и за скорое прощание бутылку хорошего вина, легли спать на широкую купеческую кровать и почти мгновенно забылись в сладких снах. Саня проснулся, как и привык он просыпать на офицерских курсах очень рано, но Павел Кравченко уже гремел на кухне посудою.
   - И ты уже встал, - одобрительно буркнул он, заглянув в спальню. - Очень хорошо, как говорится, кто рано встает, тому и бог дает....
   Неприятно вздрогнувший Саня недовольно поморщился. Ему очень не понравилось, что опытный чекист все еще верит во всякие там суеверия.
   - Да, ты не хмурься, - рассмеялся в ответ на его неудовольствие Павел. - Пусть нам верить в бога не полается, но и отказываться от народной мудрости нам тоже не стоит. И не только потому, что именно в ней и заключен многовековой опыт жизни всего человечества....
   Саня умылся, и они еще успели выпить по чашке крепкого кофе, когда за окном запищал призывный гудок подоспевшего автомобиля.
   - Слышишь, точен, как часы, моя наука, - похвастался Павел и заторопил Саню. - Пора, брат, по коням и за работу.
   В этот день они, закрывшись в кабинете, до самого обеда перебирали папки. Саня еле успевал записывать краткие пояснения по каждой из них. Ценных указаний оказалось до того много, что он уже успел полностью исписать ученическую тетрадь.
   - Что, брат, голова от писанины кружится? - посмеялся над вспотевшим Санею Кравченко. - Привыкай, брат, чем скорее ты осилишь всю эту премудрость, чем больше тебе будет нравиться и вся остальная наша проклятая работа.
   - Я сейчас больше переживаю о том, что потом этой писанины будет в десятки раз больше, - в том же духе ответил ему Саня.
   - Не угадал, брат, - не удержался, чтобы не поддеть своего сменщика, Кравченко, - не в десятки, а в не менее сотни раз. От этой злосчастной писанины все наши беды и несчастия. И, если ты не научишься в ней халтурить, и упрощать насколько будет позволять здравый смысл, то не будешь успевать в нашей основной работе. Ты просто утонешь в этом чернильном море....
   - Как это халтурить? - не удержался от вопроса удивившийся Саня.
   - Как и все мы, - со снисходительной ухмылкою объяснил ему Кравченко. - И тебе в этом деле будет намного лучше, чем в свое время мне. Неужели ты не видишь, сколько копий я тебе оставляю? Просто меняй в них фамилию и другие анкетные данные и тут же передавай секретарю на распечатку.
   - Понял, - проговорил осветившийся в ответной благодарной ухмылке Саня, - учту в своей службе твой бесценный опыт.
   - Ну, кажись, все! - с удовольствием буркнул закрывающий последнюю папку Кравченко. - Единственно, что мы не успели еще сделать - это побывать в одном небольшом рыбацком поселении. Но оно на нашу беду слишком далеко отстоит от районного центра.... И мы туда уже не успеваем.
   - Вот незадача, - пробормотал погрустневший Саня.
   - Да, ты не переживай, - успокоил его Павел Кравченко, - поселение небольшое. Я тебе все о нем расскажу. И ты еще сможешь побеседовать с Председателем сельского совета. Сегодня у них в районе какое-то совещание, и я распорядился, чтобы он заглянул к нам.
   Примерно через часик Саня, проводив своего предшественника, возвратился обратно в отдел, где его уже дожидался первый посетитель - Председатель сельского совета приморского поселения рыбаков.
   С наступлением долгожданного дня сияющее на небесах с раннего утра красное солнышко, нетерпеливо подрагивая от охватившего его возбуждения, почти мгновенно заскочило в свой зенит, но на этот раз ему уже не удалось разбудить крепко уснувшего в своем кубрике Антона. Пусть наступивший с раннего утра денек и был по-летнему теплым, но по небу то и дело сновали небольшие стайки облаков. Они-то и впитывали своими серыми тушками солнечные лучи, не позволяли им достичь земли и потревожить все еще спавшего изрядно притомившегося в течение предыдущей недели по усовершенствованию спуска в падающей воде Антона. И в то самое мгновение, когда солнце намеревалось, наконец-то, пробраться к нему в кубрик, небеса нахмурились и прикрыли тихо посапывающего на кровати Антона набежавшею тучкою. Оберегаемый сострадательной природою Антон, съежившись в комочек, досматривал приснившиеся ему сновидения перед тем, как принадлежащая именно ему звездочка заходила в широкую не только не обещающую ему тихой покойной жизни, но и сулившую ему дальнюю дорогу, полосу. Ему в это время снились поля сражений и потерявшиеся своих седоков кони, которые с диким ржанием выбегали навстречу Антону из-за нависающих над землею огромных туч из пыли и дыма. Ему снились страшные всадники с залитыми кровью и перекошенными яростью лицами, и с оголенными саблями в руках. Не обращая на застывшего в ужасе Антона внимания, они, сталкиваясь друг с другом, отчаянно рубились саблями. Вполне возможно, что Антон не так уж и сильно ужасался этим сражением, если бы не заглушающий все вокруг грохот от взрывов артиллерийских снарядов, из-за чего оно разворачивалось перед ним, как в немом кино. Антон видел, как бьющий наотмашь клинок замирал, касаясь клинка противника, видел истекающую на землю из глубоких ран кровь, видел широко раскрытые для дикого вопля пасти коней, видел все новые поднимающиеся над землею клубы дыма и пыли, но не слышал ни звона сабель, ни ржанье лошадей, ни грохота взрывов. Один из страшных всадников, осадив на скаку боевого скакуна, спешился и подошел к насмерть перепуганному Антону.
   - Здравствуй, сынок, - поприветствовал он Антона. - Я так желал нашей встречи.... И вот высшие силы, наконец-то, смилостивившись надо мною, подарили ее мне.
   - Это, по всей видимости, погибший в гражданскую войну мой отец, - подумал Антон, - но какой он страшный.... Мать мне всегда говорила, что он у нас был очень красивым....
   - Я стал таким страшным, сынок, только на этой проклятой войне, - объяснил ему догадавшийся об его мыслях отец. - Никогда и никому не верь, что жажда схватки украшает человека, а, совсем наоборот, она делает его грубым и бесчувственным. Просто у живых людей это их внутреннее опустошение не отображается внешне на лицах, как у нас уже мертвых. Всмотрись в наши лица, сын, они все искореженные яростной злобою, которая навечно овладела нашими душами и заставляет нас продолжать изувечивать друг друга, до окончания жизни на земле.
   - Так остановитесь, отец, - посоветовал ему Антон, - вы же люди и должны быть выше обуревающей вас всех злости и ярости. Со временем овладевшая вами сейчас яростная злоба непременно исчезнет. И вы, может даже, и подружитесь со своими нынешними врагами.
   - К сожалению, мы уже не можем остановиться, сын, - печально проговорил его отец. - Слишком поздно подоспел твой совет.... Да, и вряд ли мы его услышали бы, если б он подоспел к нам вовремя. Человек, всегда глух к добрым советам. Нашим миром правит не радость и созидание, а кровная обида и месть, желание и дальше продолжать вольготно жить за счет живущих рядом людей. Живые люди всегда стараются, как можно скорее, освободиться от возбудившейся в них злобной ярости, которая их податливые тела просто так не оставляет....
   - Так вы, оказывается, осуждены самой земной жизнью, отец, на вечные схватки друг с другом! И в кого только вы со временем превратитесь, если и так уже ужасны! - воскликнул от охватившего его, после слов отца, ужаса Антон.
   - Мы станем еще ужаснее, сын, - тихо проговорил нахмурившийся отец. - Такова судьба всех, кто погибнет в братоубийственной войне, в которой никогда не бывает ни правых и ни виноватых. В такой войне никогда не будет место украшающему человека самопожертвованию ради жизни других людей, ни стойкости и ни воистину героическому подвигу. В ходе нее, как обычно, царствует один только ужас и смерть. Со временем мы к своим непрекращающимся схваткам немного приспособились. И сейчас они уже означают для нас не больше, чем для живых людей дружеская беседа при встрече со старыми знакомыми.
   - Но что же еще может быть хуже вашей участи, отец!?- воскликнул вовсе не согласный со словами отца Антон. - Или вы не ощущаете, что все это время вы существуете в самом настоящем аду!? Вам всем просто необходимо, как можно скорее, прекратить свои нескончаемые сражения, отец! Вы же не животные! Вы же обладаете разумом и сознанием! А разум и сознание человека всегда главенствовали в нашем мире, и впредь должны будут главенствовать даже над самою человеческой жизнью на земле!
   - Страшнее то, сынок, что с каждой очередной схваткою наши души, не только грубеют все больше и больше, но и превращаются в злобные эгоистические существа. Представь себе то время, когда на нашей Родине появится целое поколение людей с такими душами, разве это не будет самым настоящим ужасом для вас, живых?
   - Ужас, отец, - не стал спорить со своим отцом Антон, представив себе рождающихся в России малюток с голодными беспощадными глазами. - Вы не должны снова рождаться на земле, если не хотите превратить для живых людей жизнь в самый настоящий смертный ужас.
   - От нас это не зависит, сын, - тихо ответил ему отец. - Даже всемогущая на земле жизнь и та устает от примерного наказания тех людей, которые восстают против нее на земле. Больше пяти десятков лет нам не продержаться. Через пятьдесят лет на Русь валом повалятся наши искореженные нескончаемыми схватками души.
   - А почему только через пятьдесят лет? - уточнил Антон у примолкшего отца.
   - Потому что только такой предельный срок установлен высшими силами для нас, умерших не своей смертью людей. Большинство наших, не желая подобной судьбы своим потомкам, будут держаться до последнего, но кое-кто уже начинают покидать поля сражений. Немало бед и страданий принесут подобные младенцы с нашими изуродованными душами России. Для них в будущей земной жизни не будет, и не должно будет быть, ничего святого и запретного. Они, если понадобиться, даже с легкостью перешагнут через трупы своих отцов и матерей. Подобных выродков на нашей Святой Руси еще никогда не было.
   - Но подобного ужаса нельзя допускать, отец! - выкрикнул в отчаянии ужаснувшийся Антон. - Такого просто не может быть, чтобы ничего нельзя было поправить! На одной злобной ярости наш земной мир долго не продержится! Он от одного только ее яда непременно прекратит свое существование в этой вселенной!
   - Можно поправить, сынок, - смущенно проговорил виновато опустивший перед ним глаза отец, - но сделать это можете только вы, проживающие сейчас в нашей России живые люди....
   - Но что мы можем сделать, чтобы остановить этот ужас!? - выкрикнул Антон исчезающему из его глаз отцу.
   - Исправить наши ошибки! - услышал Антон удаляющийся крик отца и проснулся.
   - Не так уж и легко это делать, отец, - пробормотал стряхивающий с себя остатки сна Антон. - Кому по силам остановить наше сегодняшнее безумие? Ваши поля сражений в потустороннем мире всего лишь забавные игрушки по сравнению с тем, что в это время происходит в реальной жизни нашей России. Чтобы выкорчевать все накопившееся в русском народе зло потребуются целенаправленные усилия не одного поколения. Зло всегда очень неохотно оставляет насиженное место. Зло слишком хорошо приспосабливается к изменившимся условиям жизни, и оно очень часто для того, чтобы ввести поддавшийся ему народ в очередное заблуждение, натягивает на себя маску добродетели. Обманутый подобной маскировкой источника нечистого зла народ, разочаровавшись в попытке искоренить из своей нынешней жизни все, что мешает ему ощущать самого себя свободным и счастливым, способен впадать в такое глухое отчаяние, что зло уже становится способной вытворить с ним все, что только ему заблагорассудится. Еще больше запутавшиеся в его поганых силках люди уже начинают думать, что зло всеобщее и вовек непобедимое. Для искоренения из людей зла требуется превеликое множество честных и совестливых людей, а их, если верить твоим, отец, словам с каждым очередным годом будет в нашей России все меньше и меньше. Нет и нет, мы вряд ли сможем помочь тебе в этом воистину благородном деле, отец. Спасти нашу Россию от подобного ужаса может только одно чудо.
   Антон лениво потянулся и, соскочив с кровати, поторопился на окончательное испытание своего улучшенного им в предыдущую неделю спуска в сторону пещеры. Ни очень странные сегодняшние сновидения, ни хриплые отголоски еще далекого от поселения приморских рыбаков грома, ни плывущие по голубому небосклону стайки кучерявых облаков - не омрачали Антону хорошего настроения. Он быстро, перескакивая со ступеньки на ступеньку каменной лесенки, пробежал внутрь пещеры и замер в приятной неожиданности: в центре пещеры с букетом скромных полевых ромашек в руках сидела его Валя. Одного только взгляда на понравившуюся ему девушку было достаточно, чтобы Антон снова переполнился уже знакомым ему страстным желанием обнять ее и поцеловать прямо в так сильно притягивающие его сейчас, как магнитом, немного припухлые губки. С затрепетавшим в страстном угаре сердцем он еще некоторое время смотрел, как ее пальчики обрывали нежные лепесточки в тихом гадании.
   - Любит, не любит, - доносился до него тихий шепот ее еле шевелящихся губ.
   Наполняющее Антона сладостное ощущение скорой желанной близости с понравившейся ему девушкою кружило ему голову сладким дурманом. Антон, понимая, что поступает совсем не порядочно, был просто не в силах заставить себя прервать любование полюбившейся ему девушки. Да, и ему сейчас не было никакого дела до какой-то там порядочности или не порядочности. Он просто стоял, наслаждаясь переполняющим его чувством к этой молодой красивой девушке, и не обращал внимания, что на ней сегодня было совсем другое платье, что она сегодня выглядела совсем по-другому. Антон еще ничего не знал о Валиных вкусах и привычках. Да, и была ли, вообще, у него надобность думать обо всем этом именно сегодня. В данный момент Антон не хотел больше ни на что отвлекаться, ничего возле себя видеть и замечать. Он всеми фибрами своей влюбленной души страстно желал сейчас не только ощущать в себе возникшее к этой девушке нежное чувство, но и наслаждаться им.
   - Любит! - радостно выкрикнула Валя, обрывая на цветке последний лепесточек, и, повернув свою прелестную головку к выходу из пещеры, тихо вскрикнула, - Это вы?..
   - Да, это я, счастье мое! - вложив в свои слова все обуревающие его чувства, выкрикнул Антон и, подбежав к ней ближе, упал перед нею на колени. - Я тот, которого вы так сильно поразили своей красотою и так запали в мою душу, что я сейчас, не зная покоя ни ночью и ни днем, все думаю о своей единственной во всем этом мире мечте. Я полностью осознал свою вину и умоляю простить еще совсем неопытного в жизни парня.... Я умоляю тебя поверить в мои чувства и больше в них не сомневаться....
   - Полно вам, не будем вспоминать о прошлом, - тихо запротестовала девушка, - если разобраться, то вы были не так уж и виноваты....
   Их жаждущие уста все ближе и ближе тянулись друг к дружке, и скоро слились в долгом страстном поцелуе. Тихая волна мгновенно переполнившего их обоих счастья, захлестнувшись в удовлетворенном урчании отпущенных на волю страстей, вскружила их бедные головы до умопомрачения. И они оба, забыв обо всем на свете, уже больше не вспоминали не только о девичьей чести, но и о том, что на белом свете рядом с любовью бродят коварство и измена. Забыв о тяжком, а порою даже и смертельном, похмелье, после подобной забывчивости, они, не сговариваясь, одновременно нырнули в кипящее море неукротимых страстей и полностью отдались их дикому манящему несравненными наслаждениями призыву. Горюющей голубкою бросилось в стремительный поток водопада ситцевое в горошину платье и все возле них сразу же притихло в почти мертвой леденящей души живых существ тишине. И в этой громко завопившей о себе на весь мир тишине било, плакало, рыдало и клокотало безмерное счастье двух молодых упругих тел. Счастье не благословенное, счастье тайное и порочное. Сегодняшнее счастья было не выношенное, не выстраданное молодыми людьми. Оно произошло между ними, как бы исподтишка, случайно и совсем неожиданно. Подобное счастье, несмотря на свою правдоподобность, недолговечное, а, после своего истощения, превращается в гнетущее чувство вины и позора. Оно никогда не вдохновляет завладевшим им молодых людей на долгую совместную жизнь, не вызывает у них особого желания и дальше продолжать свои встречи. Наоборот, подобное их сегодняшнее счастье всегда стремится убедить людей, как можно скорее, забыть обо всем и, прекратив свои встречи, больше уже никогда не пытаться даже обладать подобным не своим чужим счастьем. Чайки кричали до хрипоты, грозно загремел подоспевший гром, потемнели взлохмаченные тучи, все ниже опускаясь над взволнованным набежавшим недовольным ветерком морем, солнце укрылось за первое, попавшееся ему на пути, облако, не желая смотреть на происходящее в это время на земле непотребство. Но разве смогут услышать надвигающую грозу счастливые люди!? Разве их глаза и уши в это время будут открыты грозному предупреждению окружающего их мира!? Они в это время способны услышать даже еле слышные шорохи обволакивающего их счастья, но ни за что не услышат предвещающие им беду раскаты грома. Очнувшись, они еще несколько мгновений лежали молча, осмысливая все, что только что с ними произошло, опасаясь спугнуть остатки, вдруг, ставшим почему-то таким легковесным и ненадежным счастья, и прислушиваясь к незатухающим еще в них ощущениям близости тела любимого человека. Их уставшие сердца громко били в груди, рассказывая о только что испытанном ими наслаждении. И они, не желая мешать их болтовне, продолжали лежать молча. А когда от совсем недавно бушующих страстей осталось только тихое спокойствие утомленных тел, они посмотрели друг на друга и, беззаботно рассмеявшись, бросились в бурлящий поток водопада и заскользили по прохладным доскам спуска. Вынырнув из воды примыкающего к горе небольшого заливчика, они еще долго кружились на месте: то, бросаясь друг другу в объятия, а то, убегая и обрызгивая водою, друг друга, пока не устали и не понеслись на перегонки к берегу, к которому прибило платье в горошину. Доплыв до берега, они, прихватив платье с собою, с громким смехом побежали обратно в пещеру под уже посыпавшимися с небес на землю первыми крупными каплями начинающегося дождя. Разразившаяся гроза быстро окончилось. Натянувшая на себя еще влажное платье Валя заторопилось домой.
   - Мне пора, милый, - тихо проговорила она, виновато опуская вниз свои чудные глазки.
   - Подожди немного, я тебя провожу, - отозвался торопливо натягивающий на себя разбросанную по пещеру одежду Антон.
   Обмениваясь вполне обычными для влюбленных, казавшимися сейчас для них такими важными и необходимыми, словами они прошли по знакомой Антону тропинке до Валиного дома, но не до конца. Потому что Валя за несколько крутых поворотов до дома тропинки остановилась и, прижавшись к широкой груди Антона, попросила:
   - Милый, не обижайся, но я не хочу, чтобы нас видели вместе.
   - Валечка, - удивился ее неожиданной просьбе Антон. - Разве ты не хочешь познакомить меня со своими родителями? Нам уже незачем ни от кого скрывать наши отношения.... Нам будет лучше поговорить с твоими родителями о нашей скорой женитьбе.
   - Умоляю тебя, милый.... Я к подобному с разговору еще не готова, - продолжила его уговаривать Валя - Нам просто незачем спешить с нашей свадьбою. Будет разумнее, вначале подготовить моих родителей к подобному сюрпризу....
   - Как знаешь, милая, - не стал настаивать Антон.
   Договорившись о следующем свидании, Валя поцеловала Антона в щечку и, побежав по тропинке, скоро скрылась из его глаз за ближайшим поворотом. Проводивший ее глазами Антон не захотел возвращаться в свой кубрик, а, круто развернувшись, пошел обратно в сторону пещеры. Неторопливо поднявшись па ступенькам каменной лесенки, он, опустившись на влажный пол, еще долго смотрел на то самое место, на котором они совсем недавно обрели друг друга, заново переживая в себе овладевшее ими в то время чувство. И сколько же таких укромных уголочков находится на нашей голубой планете!? Незаметные и ничем не примечательные для других они надолго запоминаются в сердцах тех, кто нашел в них свое первое земное счастье. И сколько уже озаренных только что приобретенным счастьем лиц видели они, сколько слез раскаяния и сожаления пролили они вместе со своими почитателями!? Не счесть.... Но от этого они не становятся желанными и так волнительно привлекающими для проживающих от них неподалеку влюбленных. И все эти разбросанные по земле укромные уголочки, привлекая к себе ожиданием всегда желанного для всех людей счастья, никогда не останутся в гордом одиночестве до тех пор, пока будет продолжать жить и множится на земле сам человек.
   Егору Кузьмичу не привыкать ходить по вызовам к высокому начальству. Но на этот раз он подошел к пугающей все местное населения двери еще задолго до назначенного времени. Там он и стоял в страшных волнениях, пока не возвратился вызвавший его для личной беседы новый хозяин кабинета Саня Лобов. И чего только не подумалось с беспокойством поглядывающему на страшную дверь трусоватому Егору Кузьмичу. Вполне возможно, что он впервые в своей нынешней вольготной жизни был не рад, что именно его, а ни кого еще другого, избрали односельчане Председателем сельского совета. Он думал, что справедливая и страшная не только для противостоящих ей врагов, но и для всех расхитителей народного достояния Советская власть уже узнала о его никчемности и полном несоответствии занимаемой должности. И что, как только откроется эта страшная дверь, то его тут же начнут обличать в желании обеспечить для себя вольготно жить за счет трудового народа. Егор Кузьмич уже видел самого себя в своем разыгравшемся воображении, то отправляющимся в тюрьму, а то на худой конец в ссылку, или, как его расстреливают за обман Советской власти и тунеядство. Ему обо всем этом не хотелось думать, но его насмерть перепуганная неожиданным вызовом голова все рисовала и рисовала перед ним картинки своей уже совсем скорой для него участи все страшнее и страшнее. Ох, и как же ему хотелось оказаться от этой страшно пугающей его двери по возможности дальше, но все та же прирожденная его трусость не позволяла ему отойти от двери хотя бы несколько шагов. Егор Кузьмич, нисколько не сомневаясь, что от гнева Советской власти не только ему, но и никому другому, не скрыться, прямо силой заставлял себя оставаться на месте.
   - Советская власть это тебе не проклятый царизм, при котором никому ни до чего не было дела, и когда всякий мог при желании с легкостью затесаться среди множества равнодушного ко всему народа, - неслышно бубнил про себя расстроенный Егор Кузьмич. - При нашей нынешней Советской власти все люди на виду. И даже самый последний бедняк в своем стремлении как можно дольше продлить народную власть для себя, во время которой у него только и появилась надежда на достойную жизнь, не думая о последствиях, будет яростно изобличать всех неугодных Советской власти людей. Не приведи же, как говориться, Господь и мне попасть под эти мельничьи жернова....
   - Вы ко мне, товарищ? - спросил возвратившийся с вокзала Саня у испуганно съежившегося под его пытливым взглядом стоящего у двери кабинета невзрачного мужика.
   - К вам, товарищ начальник, - суетливо стаскивая с головы кепку, скороговоркой проговорил мужичек. - Прибыл, так сказать, по вашему приглашению.
   - Очень хорошо, что вы пришли ко мне, - проговорил ободряюще улыбнувшийся стушевавшемуся мужику Саня и добавил. - Обождите еще немного, пока я сам вас не приглашу для разговора.
   Саня вошел в кабинет и, разложив на столе для пущей важности несколько первых попавшихся ему под руки бумажек, выкрикнул:
   - Войдите!
   Дверь отворилась, и в нее вошел еще более стушевавшийся Егор Кузьмич. Решивший испытать на первом своем посетителе полученные им на офицерских курсах знания по проведению допросов напустивший на себя строгий вид Саня еще долго молча рассматривал гостя. И тот, еще больше оробев, смущенно затопал ногами.
   - Действует, - самодовольно улыбнулся про себя Саня и начал быстро, не позволяя испуганному Егору Кузьмичу возможности опомниться, задавать своему гостю вопросы:
   - Вы, Тимофеев Егор Кузьмич, работаете Председателем сельского совета?
   - Все правильно, товарищ начальник, - заплетающим от испытываемого при этом волнения языком подтвердил Егор Кузьмич.
   - И как обстоят дела в вашем приморском селении насчет классовой бдительности, дорогой Егор Кузьмич? Не свили ли у вас гнездо затаившиеся враги Советской власти?
   - Не зря вызвал, - подумал про себя заволновавшийся Егор Кузьмич, которого прошибло от вопроса Сани до холодного пота. - У него, по всей видимости, кто-то из наших рыбаков на примете? Но на кого же из наших рыбаков этот чекист намекает?
   Перебирая про себя всех своих односельчан, Егор Кузьмич попытался сам определить, кто из них осмелился занести свою поганую руку на Советскую власть, но, к его сожалению, он никому из них приклеить ярлык "враг народа" не мог.
   Саня, нетерпеливо постукивая карандашом по столу, ждал ответа. И Егору Кузьмичу пришлось поторопиться.
   - Трудно сказать, товарищ начальник, - начал он издалека, - эти враги народа так умеют притворяться и пускать пыль в глаза честным людям, что их трудно отличить от нормальных людей. А у меня и своей работы невпроворот.... Не мудрено и упустить кого-нибудь из вида. Но поверьте, товарищ начальник, если бы я знал, кто из наших рыбаков враг Советской власти или хотя бы подозревал, то немедленно, даже не раздумывая, сообщил бы об этом компетентным органам.
   - Оказывается, совсем не зря я зубрил эти надоедливые до чертиков инструкции, - усмехнулся про себя Саня, с удовольствием наблюдая за насмерть перепуганным Егором Кузьмичом. - И впредь мне тоже следует во всем слушаться старших начальников. И вовсе не потому, что они выше меня по званию и должности, а только потому, что их подсказки и наставления безо всякого сомнения помогут мне в дальнейшей работе.
   А Егор Кузьмич, то, краснея, а то, белея, из всех сил старался выгородить самого себя перед Санею. Он ругал самого себя последними словами, что ничего не знает о своих односельчанах, а поэтому сейчас не может сказать ничего стоящего внимания молодого и строгого начальника. А говорить о своих односельчанах напраслину, хотя подобная мысль и промелькнула во встревоженной голове Егора Кузьмича, он не мог, какая-то чудом сохранившаяся в его пропитанном алкоголем теле струнка порядочности сдерживала его. А поэтому он еще больше на себя злился и обзывал самого себя мягкотелым идиотом.
   - Успокойтесь, товарищ, мы вас ни в чем не подозреваем, - уже более доброжелательно проговорил Саня. - Да, и что вы, как незваный гость, остановились у порога, проходите к столу и присаживайтесь хотя бы вот на этом стуле.
   - Значит, ничего страшного со мною от беседы с этим чекистом не произойдет, - с облегчением подумал про себя Егор Кузьмич. - А я-то, дурак, вообразил самому себе невесть что.... И до чего оказывается сильно избита у нас мужиков во время проклятого царизма задница. Она до сих пор не позволяет нам успокоиться и даже доверять своей родной Советской власти. Из-за этой не раз битой своей задницы мы в любом более-менее высоком начальнике видим в первую очередь покушающегося на нас врага, а не верного друга и надежного товарища. Эх, жизнь, наша проклятущая жизнь, и до чего же ты всех нас довела? Сколько еще времени, ты будешь изводить нас нашими же опасениями и нашей врожденным вместе с молоком матери желанием видеть во всех твоих проявлениях для себя только одни беды и несчастия.
   О возможностях этих немногословных парней Егор Кузьмич уже был наслышан. О них шептались на каждом углу. Это только с их подачи пропадали среди белого дня люди, а их родные не знали, что и подумать о причине их исчезновения. И только потом, когда вслед за ними начинали исчезать и другие их родственники и друзья, они начинали догадываться, где они находятся и каждую ночь тряслись от страха в ожидании своей очереди.
   - Власть, - уважительно отметил про себя Егор Кузьмич, - не то, что было при проклятом царизме. Не думал тогда и совсем не переживал о своем народе царь. Наоборот, как мне сейчас думается, ему даже был выгодный этот страх простых людей перед всякой распущенной его слугами сволочью. Совсем распустились тогда эти, не желающие утруждать самих себя работаю, а только любящие пить и весело проводить время, всяческие казнокрады, воры и разбойники. Сколько крови они тогда попили у простого народа? Не считая подвластный им простой люд за людей, они тогда беззастенчиво вовсю глумились и издевались нал простыми не знающими, кому им пожаловаться на подобное самоуправство, людьми. Сейчас уже совсем другое время. Подобным любителям сладко есть и мягко спать за счет простого народа долго не приходится тешить себя подобными надеждами. Их быстро поставят на место такие же немногословные парни. Оно и понятно не царь сейчас у власти, а народ. А народ шутки шутить с подобными кровопийцами не любит. Ему некогда возиться с перевоспитанием всякой сволочи, народу пришло время строить свое собственное счастливое будущее.
   - Курите? - спросил у Егора Кузьмича Саня, протягивая ему пачку Беломора.
   И тот, не отвечая, вытащил своими трясущимися пальцами сигарету и, прикурив ее от протянутой ему Санею зажженной спички, не без удовольствия затянулся ароматным дымком.
   - А теперь, уважаемый Егор Кузьмич, - тихо проговорил Саня, - давайте без спешки поговорил обо всех проживающих в вашем поселении людях. Поговорим обо всех ваших повседневных делах и заботах....
   Откашлявшись после глубокой затяжки, Егор Кузьмич, всем своим видом показывая свою готовность сотрудничать и оказывать всяческое содействие представителю Советской власти, начал подробно рассказывать Сане обо всех своих односельчанах. Из его путаного рассказа Саня понял, что в рыбацком поселке было всего несколько зажиточных семей, которые до революции эксплуатировали бедноту, но Советскую власть они приняли безо всякого сопротивления и сейчас трудятся в артели наравне со всеми. Конечно, Егор Кузьмич, не забывая об их запятнанном прошлом, все это время держал их под своим неусыпным наблюдением, но в ни чем порочащих их перед Советской властью они пока замечены не были. Рассказал Егор Кузьмич и о принятом год назад в их рыбацкую артель Антоне.
   - А вы не узнавали, откуда он родом, и по какой именно надобности он приехал в ваше селение? - поинтересовался Саня.
   - Документы у него были в порядке, а, чтобы делать запрос, мы до этого не додумались, товарищ начальник, - повинился Егор Кузьмич. - Да, и в армию его скоро должны забрать.... Недолго этому мальцу осталось у нас жить.
   - Нам ни в коем случае не следует успокаиваться, Егор Кузьмич, - назидательным тоном проговорил Саня. - Вдруг, ему только и надо временно у нас отсидеться, а где-то в месте его прежнего проживания наши товарищи с ног сбились, чтобы найти его.
   - Так он же еще совсем молоденький, - засомневался в подозрениях Сани Егор Кузьмич. - Разве в таком возрасте бывают врагами народа? Враг народа, по моим понятиям, это солидный сильный и образованный мужчина.... А этот, еще совсем сопляк, что он в жизни-то еще понимает? Радуется, небось, что родился при Советской власти, которая его на работу приняла.... А при проклятом царизме ходил бы он по деревням и подаяния собирал. Ему молиться на Советскую власть надо, а не воевать с нею. Для таких щенков, как он, только при одной Советской власти открыты в жизни все пути. Только при одной Советской власти он сможет стать всем, кем захочет быть в своей только еще начинающейся жизни.
   - Не могу с вами согласиться, уважаемый Егор Кузьмич, - укоризненно покачал в ответ на его слова Саня. - Подобная самоуверенность может слишком дорого обойтись Советской власти. Наши смертельные враги, как нам подсказывает опыт классовой борьбы, к сожалению, встречаются не только среди взрослых мужчин, но и среди женщин и даже среди детей. Пусть они все это делают, пока неосознанно и по недомыслию, но, если не принять по отношению к ним определенных мер, то со временем из них вырастают отпетые отщепенцы и человеконенавистники. Советская власть требует от всех нас выявлять подобных детей и воспитывать из них будущих активных строителей коммунизма. Газеты надо читать более внимательно, уважаемый Егор Кузьмич. Не сомневаюсь, что в них вы найдете немало подобных примеров. Неопытные и особо восприимчивые детские души - благоприятная нива для недобитых лакеев и холуев капитализма в их смертельной борьбе с рабочим классом. Мы не имеем права терять свою революционную бдительность даже на одно мгновение. Революция, дорогой Егор Кузьмич, все еще не окончено, она продолжается, и будет продолжаться до тех пор, пока трудящихся всех стран не сбросят вампиров-капиталистов со своей шеи и не выкорчуют глубоко укоренившиеся в землю их корни.
   - Вы правы, товарищ начальник, - поспешил с ним согласиться уже ругающий себя за излишнюю болтовню Егор Кузьмич, - не так уж и легко нам, малограмотным, разобраться во всех кознях наших врагов. Хорошо еще, что наша родная коммунистическая партия присылает вас к нам на помощь. Начиная с сегодняшнего дня, я глаз с этого Антона не спущу.
   - Будьте бдительны и смотрите в оба глаза, Егор Кузьмич, - закончил свою ознакомительную беседу Саня, и, если чего-нибудь обнаружите, то дорогу к нам уже знаете.
   - Я все понял, товарищ начальник! - воскликнул обрадовавшийся окончанием пугающего его разговора Егор Кузьмич. - У меня с вами одна в этой жизни цель: беречь и всемерно укреплять нашу родную Советскую власть.
   - Я очень рад, что у меня с вами полное взаимопонимание, - проговорил выпроваживающий из кабинета Егора Кузьмича Саня.
   Выскочивший из кабинета Егор Кузьмич еще долго не мог успокоиться. Подрагивая на ухабах несущегося по разбитой дороге автобуса, он при возвращении домой еще долго перебирал по памяти свой разговор с чекистом и нещадно ругал самого себя за неосмотрительность.
   - Черт меня дернул высказывать свое мнение по этому сорванцу! - укорял он самого себя. - Зачем мне, дураку, вздумалось совать свой нос туда, где его могут откусить!?
   А, когда вспомнил, что недавно жена проговорилась ему, что видела, как этот Антон провожал домой их Валю, то от объявшего его при этом ужаса все его тело мгновенно укрылось холодной испариной.
   - Мне надо срочно прекратить их встречи, - подумал про себя встревоженный Егор Кузьмич. - Как бы этот паршивец не подвел всех нас под монастырь!?
   А Саня, вволю посмеявшись над смертельно напуганным Председателем сельского совета, закрыл свой кабинет и, сдав его под охрану дежурному, отправился для более подробного знакомства со своей новою квартирою.
   - Следует сегодня же написать маме, как я обосновался на новом месте проживания и в особенности какая большая у меня квартира, - подумал он по дороге домой. - Может, мама уже отошла от нашего не очень приятного прощального разговора, и согласиться ко мне приехать? Зачем нам, родным людям, жить так далеко друг от друга?
   Родионова Екатерина Никаноровна, хозяйка дома, у которой Антон снимал угол, в это время решила навестить свою доченьку Юленьку. Уже пошел второй год, как ее дочка, выйдя замуж за следователя Игнатова Сергея, переехала жить к нему в районный центр. Сереге еще не было и двадцати пяти лет и звание у него пока было небольшое, всего лишь старший лейтенант. Но он не был обделен в своем деле способностями, поэтому раз от раза получал вполне заслуженные им благодарности от вышестоящего начальства. Вот и сегодня только успела теща войти в его дом, как он уже отравлялся куда-то к самому черту на кулички для расследования очередного происшествия. Не забыв в завязавшемся между нею и дочерью разговоре перемыть все кости своим односельчанам, они принялись обсуждать и ее постояльца.
   - Хороший парень, - одобрительно отозвалась хозяйка об Антоне, - не то, что наши деревенские лоботрясы. Не пьет, ни курит и за девушками не волочится..... Как только придет с работы, так сразу за книгу и читает. А в прошлое воскресение он установил возле нашего дома перекладину и стал такое на ней вытворять, что все деревенские ребятишки сбежались посмотреть на его выкрутасы.
   - Так уж твой постоялец не смотрит на девушек? - насмешливо скривив свои губки в сомнительной улыбке, игриво проворковала Юля. - Ему, бедняжке, в нашем селе просто смотреть не на кого. Вот я бы тут же вскружила бы этому твоему святоше голову.
   - Не уверена, что даже ты смогла бы увлечь моего постояльца, - посмеялась над словами своей дочери не сомневающаяся в своем постояльце Екатерина Никаноровна. - Но, если хочешь, можешь попробовать.... Завтра воскресение, а твой муж в командировке.... Зачем тебе, доченька, изнывать от безделья в городской квартире? Лучше собирайся навестить свои родные места....
   - Можно и так, - охотно согласилась с предложением матери Юля и рано утром они на первом автобусе приехали в приморское рыбацкое село.
   На остановке они встретились со сгибающейся под тяжестью двух наполненных кошелок соседкою Светланой Николаевной.
   - На рынок с яблоками торопишься, соседка? - полюбопытствовала у нее Екатерина Никаноровна.
   - На рынок, соседка, - подтвердила ее слова Светлана Николаевна. - А к тебе, я вижу, дочка в гости пожаловала....
   - Приехала, доченька, - улыбнулась ей в ответ Екатерина Никаноровна. - Соскучилась по родному дому.... А как там мой постоялец? Не побеспокоил ли он хоть чем-нибудь соседей в мое отсутствие? Парень-то еще совсем молоденький.... А молодым людям, как давно уже известно, всякое может придти в голову, особенно тогда, когда они не ощущают над собою надлежащего надзора со стороны более опытных в жизни людей.
   - Нет, соседка, твой постоялец не относится к особо шумливым парням. Он все это время пропадал в пещере.... Говорят, что он в ней занимается ремонтом спуска.... Устал, наверное, бедняжка.... Только этим и можно объяснить, что я утром его не видела.... Небось, отсыпается.
   - Мой постоялец, если возьмется за какое-нибудь дело, то уже не успокаивается, пока его не закончит. Хороший жених, да, вот беда, подходящей для него невесты у нас нет, - пожалела Антона Екатерина Никаноровна.
   - Как это нет, - не согласилась с нею соседка. - А дочка нашего Председателя сельского совета, чем ему не пара?..
   - Что ж, она девушка неплохая, - одобрила слова своей соседки Екатерина Никаноровна. - Ее мать души в ней чает, и постаралась оградить свою доченьку от влияния своего непутевого мужика. Твои бы слова, соседка, да богу в ушко.... Славная была бы пара....
   - Я и говорю, - проговорила заторопившаяся к автобусу соседка.
   - Ну, вот, - насмешливо фыркнула молча слушающая их разговор Юля. - У меня, оказывается, уже появилась и соперница....
   Они пришли домой, позавтракали, а потом прошли в ухоженный работящими руками Екатерины Никаноровны огород.
   - Наберешь с собою помидоров, огурчиков и другой остро необходимой при приготовлении пищи всячины, - говорила дочке Екатерина Никаноровна, - сама видишь, сколько всего этого добра растет в моем огороде. И нечего тебе, дочка, ходить по базару и деньги зазря переводить....
   В это самое время выскочивший из сарайчика Антон заторопился в сторону пещеры.
   - А вот и он самый, мой постоялец, - проговорила указавшая на него Екатерина Никаноровна.
   Окинувшая Антона оценивающим взглядом Юля осталось довольной его внешностью.
   - Парень, что надо, - тихо проговорила она, проводив удаляющего Антона долгим изучающим взглядом. - Такой, если обнимет, то у понравившейся ему девушки все косточки непременно затрещат....
   - Вот и попытайся его увлечь, дочка, - подзадорила ее рассмеявшаяся мать.
   - Приложу все свои усилия, - проговорила самодовольно усмехнувшаяся Юля. - Но я не думаю, что вскружить твоему постояльцу голову будет для меня слишком сложно. Для этого будет достаточно одного или двух моих поощрительных взглядов, от которых у таких неопытных парней, как твой постоялец, мама, тут же закружится в сладкой истоме голова.
   - Увидим, дочка, что из твоей затеи выйдет, - с сомнением покачав головою, так же тихо проговорила Екатерина Никаноровна.
   Прошел обед, уже начало смеркаться, но Антон в свой сарайчик все еще не возвращался.
   - Неплохие, как видно, романы почитывает в это время твой постоялец, мама, - пошутила немного огорченная Юля и уехала на последнем автобусе в районный центр.
   Не упускающий для себя ни одной возможности лично проследить за всем, что происходит в постоянно угрожающей освободиться из-под его влияния России, Сатана был вполне удовлетворен противодействием Советской власти своих верных слуг. Усердно исполняя все его указания, они добились в своей внешне не видимой подрывной работе впечатлительных успехов. Воспользовавшись последствиями разрушительной и кровавой гражданской войны, они, проявляя при этом просто поразительное упорство и изобретательность, сумели просочиться даже в самые верхние эшелоны власти молодой Советской республики. Занять высшие посты в руководстве страны им, конечно же, не удалось. Для этого в стране Советов было достаточно испытанных временем стойких борцов за освобождения трудящихся масс от эксплуатации пиявок кровососов, но самого Сатану подобное подначальное положение своих верных слуг не слишком расстраивало. Сатана не сомневался, а знал наверняка, что любые здравые мысли этих стремившихся хоть как-то улучшить жизнь простого народа революционеров, намерения и принимаемые по их инициативе законы будут тут же искажаться в нужную ему сторону с помощью продавшихся ему с потрохами проживающими на территории России сторонниками из живых людей. И эта его уверенность наглядно подтверждалась складывающейся на всем протяжении бывшей российской империи обстановкою. Исполняя сатанинские рекомендации, пробравшимся к власти его сторонникам удалось организовать по всей России невиданный доселе произвол. Все свои враждебные подрывные действия они искусно маскировали под якобы строгое и неукоснительное исполнение законов молодой Советской республики, а вполне искреннее возмущение большей части населения они объясняли происками недовольных происходящими в стране переменами представителей бывшего правящего класса. Трудно было не поверить в их подкрепленное словоблудством вполне искреннее возмущение якобы самой несознательной части населения России. В притворную ложную искренность сторонников Сатаны верили даже стоящие у руля страны безукоризненно честные люди. А раз верили, то и настаивали, чтобы действия подобных исполнителей воли Сатаны не только считались разумными, но и неукоснительно соблюдались всем населением страны. Этот чиновничий произвол в дополнение к голодной и холодной разрухе заставил большинство русских людей России немного охладеть к вдохновившей всех поначалу обретенной свободою от презирающих и не считающих их за людей господ. Русские люди уже начали ощущать самих себя обманутыми в надеждах на свое лучшее будущее. За них уже рассуждали и думали не их головы, а их пустые желудки. И в этой воцарившейся по всей России неразберихе сторонникам Сатаны оставалось лишь вовремя подбрасывать в уже дымящиеся от недоумения людские головы сухие трески, состоящие из одних только досужих выдумок и насквозь ложной на Советскую власть напраслины. В чем, в чем, а уж вероломству, лихоимству и предательству сторонников Сатаны можно было не только не учить, но и даже не вдохновлять на подобные поганые дела. Вдохновленные открывающимися перед ними в этом деле просто фантастическими возможностями они безо всякого зазрения совести умножали по всей стране бесчисленные несчастия и беды.
   - Ну, и чего вы, в конце концов, добились, восстав против издавна установленного мною на земле порядка! - злорадно рычал он в ответ на растущее в России недовольство Советской властью. - Или вы, недоумки, все еще не знаете, что без моего благословения, никому на земле не удастся улучшить жизнь простого народа!? Но раз вы посмели восстать против моих верных слуг, то будьте готовы очень скоро получить от этого самого простого народа, за счастье которого вы все это время боролись, сполна за все свои заслуги перед ним! А я уж постараюсь, чтобы эти освобожденные вами от эксплуатации моих верных слуг жалкие людишки, полностью испытав на самих себе все тяготы и лишения свободной жизни, напугали своими жалкими потугами освободиться от моего влияния весь остальной мир! Я им устрою такую свободную жизнь, что они уже навечно зарекутся восставать против меня, их единственного в земной жизни господина и благодетеля! Подобного своеволия я никогда и никому не прощал!
   Сатане было, отчего злиться и негодовать. С установлением в России Советской власти поток продавшихся ему человеческих душ заметно сократился, а его верным слугам на местах стало с каждым последующим годом, вместе с утратою советскими людьми неуемной тяги к личному обогащению, очень даже нелегко их завлекать в привычные для поганой нечисти сети. Попрятавшись в своих укромных укрытиях, слуги Сатаны опасались высовывать оттуда даже своего носа, чтобы не попасть в руки, наконец-то, ощутивших самих себя хозяевами на земле рабочих и крестьян. Да, и ради чего им было рисковать своими шкурами в то время, когда, после знаменитого декрета о национализации заводов, фабрик и земельных угодий, у всей этой поганой мерзости уже была выбита почва из-под ног. Если их основные средства для соблазна неустойчивых в жизни людей деньги и золото уже были обесценены в глазах основной части русского населения. У Сатаны сейчас в России была только одна надежная опора - это продавшиеся ему ранее вместе с потрохами сторонники среди людей. Несмотря на их временные нынешние успехи, он, как мыслящее разумное существо, не мог не понимать, что они будут очень скоро русским народом разоблачены и преданы забвению. Но к тому времени, когда начнет происходить с его сторонниками среди советских людей подобное несчастье, Сатана надеялся придумать такие контрмеры, которые не только помогут ему справиться с сегодняшними трудностями, но и даже камня на камне не оставить от этой взбунтовавшейся против насаждаемых им на земле порядков России.
   Об этом постоянно думал и мечтал в скором времени добиться Сатана, но все то, что происходило сейчас в России, начисто опровергало все его ожидания. Особенно его тревожила и волновала советская молодежь, которой он во все времена придавал особое значение. И ни только потому, что молодым и еще совсем неопытным людям было легче всего привить желательные для Сатаны взгляды на собственную жизнь и привычки. А по большей части только потому, что олицетворяющие собою будущую жизнь молодые люди во многом определяли направление развития всей человеческой на земле жизни. Так вот это советская молодежь наперекор ожиданиям Сатаны начала начисто опровергать все его задумки насчет их будущей жизни. Советская молодежь в отличие от западных молодых людей, уже не намеревалась посвящать свои жизни пропагандированным Сатаною среди них сексу, вредным привычкам и накопительству материальных ценностей, при помощи которых он всегда ощущал себя в молодежной среде, как рыба в воде. Восприняв объявленную партией большевиков идею освобождения от эксплуатации человека человеком, как свою собственную мечту и надежду на будущее счастье, советская молодежь с энтузиазмом принялась помогать коммунистам в скорейшем обустройстве новой и очень желанной им жизни.
   - Как бы эти проклятые мною большевики не докопались до продолжающих свою вредительскую деятельность все еще остающихся в России моих сторонников среди старшего поколения русских людей? - с неудовольствием вспоминая о потерпевших фиаско большей части своих сторонников, когда эта ненавистная ему коммунистическая партия объявила об очищении своих рядов, обеспокоился Сатана. - Еще несколько подобных чисток и я уже останусь с этими намеревающимися построить в России достойную для простых людей жизнь правдолюбцами, как говориться, один на один, - недовольно буркнул Сатана и начал думать, а что еще он может предпринять ради недопущения уже предвиденного им своего будущего возможного краха.
  
   1993 год.
  
  
  
  

Глава вторая.
СЮРПРИЗЫ КОВАРНОЙ СУДЬБЫ.

  
   Снаружи пещеры злобно забил частой дробью проливной ливень. Подоспевший ветер с глухим воем бушевал среди не желающих обращать на его мощные резкие порывы хоть какое-то внимание прибрежных скал. Выместив на скалах всю свою бешеную ярость, немного успокоенный ветер обессилено скатывался по их крутым склонам и, жалобно поскуливая побитою собакою, злобно завывал в каждую встречающуюся ему расщелину в своем непременном желании оторвать от них хотя бы небольшой малюсенький кусочек. Утомленное недавней близостью с молодой красивой девушкою тело Антона переполнилось таким радостным ликованием, что у него не было ни сил и ни желания обращать на это их противоборство хоть какого-нибудь внимания. Поглощенный удивительно приятными ощущениями тела и души, Антон только неприятно ежился от задуваемых не в меру расходившимся сегодня ветром в пещеру холодных капелек дождя. Ему не было никакого дела до бушевавшей снаружи пещеры непогоды, но его уже понемногу успокаивающее от недавнего возбуждения тело начала все сильнее ощущать на себе пришедшую вместе с непогодою на морское побережье прохладу. И Антон в тщетной попытке хотя бы немного согреться вскочил на ноги и, стараясь держаться подальше от отверстия в потолке, через которое проникали вместе с ветром прохладные струйки дождя, заходил по пещере. Разнесшееся по пещере приглушенное шарканье помимо его чьих-то еще ног вывело изо всех сил удерживающего возле себя радужные ощущения Антона из состояния задумчивой мечтательности. Неприятно вздрогнувший Антон остановился и, окинув пещеру недовольным взглядом встревоженных глаз, прислушался к нарушаемой только бушевавшей снаружи непогодою тишине. И снова его уши уловили чье-то еле слышное шарканье и, к немалому удивлению Антона, даже приглушенный девичий смешок. Неприятно вздрогнувший от одной только мысли, что подарившие ему столько радостных наслаждений минуты любви с Валею могли видеть чьи-то любопытные глаза, Антон обернулся и посмотрел в сторону недавнего шарканья чьих-то ног, но ничего, кроме занесенных ветром в пещеру сухих листьев, не увидел.
   - Кто еще прячется в пещере от дождя? - решился Антон на негромкий оклик, но никто даже и не подумал отзываться.
   Уже знающий, что в дальнем углу пещеры есть небольшая впадина, в которой благодаря выступающей вперед скальной породе можно было бы при желании спрятаться, Антон начал потихонечку прокрадываться в ее сторону.
   - Подожди еще немного, и ты, негодник, непременно попадешься в мои руки, - тихо шептали ехидно ухмыляющиеся губы Антона, - и тогда.... Тогда ты непременно пожалеешь о своей привычке подсматривать за прячущимися в пещере от постороннего взгляда людьми....
   Антон, еще не успев продумать до конца свою угрозу любителю подсматривать за уединившимися в пещере влюбленными парами, был тут же ошарашен от уже совсем другого еще более поразительного происшествия. Только успел он подойти к боковой гранитной стене пещеры, как она, вдруг, как бы ни с того и ни с сего, взяла и исчезла. Нет, она не испарилась и, тем более, не растеклась расплавленной скальной породою по пещере, просто исчезла из его недоумевающих глаз, словно ее на этом месте вообще никогда не было. Но, если это совсем неожиданное исчезновение гранитной стены он еще мог хоть как-то для себя понять и объяснить, а вот увиденная вконец растерявшимся Антоном в образовавшемся на ее месте проеме вся залитая солнечным светом поляна уже не укладывалась в его ошеломленной голове ни в какие рамки.
   - Что же это такое со мною происходит!? - невольно воскликнул от неожиданности увидеть подобную небывальщину своими собственными глазами Антон. - Чего-чего, а вот такого на нашем белом свете просто быть не может!? Это, по всей видимости, просто галлюцинации моего больного воображения!? Но до чего они реальные, что, как мне кажется, я и на самом-то деле вижу залитую солнечным светом поляну в действительности!.. Неужели, я начинаю сходить с ума!?
   Недоумевающий Антон только для того, чтобы убедиться, что это не сон, что он по неизвестной ему причине не утратил своего сознания, больно ущипнул самого себя. Но, несмотря на то, что ответная боль убедила его в своем здравом рассудке, Антон все еще, не веря в то, что видит своими глазами, все время ожидал, что вот-вот и эта показывающаяся ему полянка непременно рассеется, уступив место прежней неровной поверхности боковой стене пещеры. Но проход не исчезал, а заглядывающее через него в пещеру ярко светившее на небесах солнышко властно манило его обещанием долгожданного тепла. И это просто поразительное видение не исчезало из глаз Антона даже, несмотря на то, что с другой стороны приютившей Антона пещеры не уставала бушевать расходившаяся снаружи непогода. Подобное несоответствие явлений погоды не только настораживало Антона, но и сдерживало охватившее его желание выйти на залитую солнечным светом полянку. Время шло, а остановившийся перед открывшимся выходом из пещеры Антон все еще не мог для себя решить: стоит ли ему и дальше испытывать этот неожиданный подарок судьбы, или ему следует, проявив благоразумие, остеречься. К этому времени Антон уже успел продрогнуть, но он, все равно, больше из желания, чем от холода, окончательно убедиться в реальности увиденного его собственными глазами все же решился выйти на манившую его к себе полянку. Открывшийся глазам Антона сказочный мир встретил его непривычно жарким летним солнышком и разросшимся по полянке низкорослым до колен травянистым папоротником. Остановившийся возле входа в пещеру Антон молча взирал на возвышающиеся за поляною еще никогда им не виденные высоченные деревья. Он окидывал их настороженным взглядом и все время ожидал, что вот-вот, уже совсем скоро, из этого непонятно как показавшегося ему странного леса на него непременно бросятся, если не свирепые хищники, то уж сказочные существа непременно. Охватившее им ощущение угрожающей ему неведомой опасности не только заставляла его оставаться возле входа в пещеру, но и прислушиваться ко всему происходящему в этом сказочно-волшебном мире. Антон стоял в подобном состоянии уже довольно долго. Но никто со стороны окружающих полянку высоченных деревьев на него не только не набросился, но и даже не пытался нарушать воцарившуюся над этим миром непривычную его ушам тишину. Беспокоящие Антона сомнения и ощущение угрожающей ему опасности начали потихонечку рассеиваться и скоро совсем его оставили. Осмелевший Антон, торопливо пробежав через полянку, вошел в радушно встретивший его воистину сказочный лес. Обитающие в лесу по глубокому убеждению Антона сказочные чудовища пока еще ничем не проявляли своей заинтересованностью вошедшим на их территорию человеком. И еще больше успокоенный Антон с нескрываемым восхищением осматривал окружающие его диковинные растения и деревья. Задирая свою закружившуюся во время лицезрения необычного и волшебного голову, он с изумлением всматривался в пышные кроны древовидных папоротников, ощущая самого себя по сравнению с ними просто маленькою ничтожною букашкою. Прямо сейчас, видя и наблюдая за внезапно открывшимся ему небывалым удивительным миром, Антон уже больше не мог сомневаться в существовании на земле, кроме грубо материалистического, сказочно-волшебного мира. Переполняющее его чувство восхищения с все еще сохраняющейся некоторой долею сомнения, не позволяли ему относиться ко всему, что его в это время окружало, однозначно. Поэтому Антон для еще большей уверенности в реальности всего только что ему привидевшегося не уставал вслух нашептывать:
   - И до чего же они привередливые, эти волшебники? Все никак не могут удовлетворяться простыми и обыденными предметами? Им все время подавай хоть что-нибудь особенное и необычное.... Если деревья, то непременно гигантские, а наши земные травы и цветочки им, по всей видимости, совсем не приглянулись.... Поэтому они и рассадили в принадлежащем лично им мире этот все под собою заглушающий папоротник.
   Немало пораженный открывающимся перед ним воистину сказочно волшебным миром Антон лихорадочно забегал от ствола к стволу в тщетных попытках, если не обхватить их руками, то хотя бы сосчитать, сколько в этих толщенных стволах будет его обхватов. Он кружился до головокружения в тщетных попытках отыскать в кронах этих высоченных деревьев хоть какой-нибудь просвет и не находил его. В этом открывшемся его глазам сказочно волшебном лесу Антону нравилось и абсолютно все восхищало его отзывчивое на все необычное сердце, но все же было в нем, пока им еще неуловимо, что не только не удовлетворяло его взыскательный вкус, но и немного смущало своим отсутствием. Забывшись обо всем на свете, Антон все дальше и дальше углублялся вглубь просто его очаровавшего леса, пока все время подрагивающая под его ногами зыбкая почва не захлюпала противной болотной жижею, а во вдыхаемом им полной грудью чистом воздухе не начали ощущаться зловонные гнилостные испарения. Неприятно поморщившийся Антон остановился и начал уже более внимательно прислушиваться к своим в этом необычном лесу ощущениям.
   Было просто невыносимо жарко. Обливающемуся потом Антону иногда даже казалось, словно по нему непрерывно хлещут обильно смоченными тряпками. Поэтому он, круто развернувшись, пошел в обратную сторону. Однако вместо ожидаемой им полянки он снова уткнулся в непроходимое болото. Встревоженный Антон несколько раз менял направления поисков полянки, пока не понял, до чего легкомысленно он поступил в самом начале осмотра открывшегося его глазам этого просто неповторимого мира. Охватившее им беспокойство еще долго заставляло испуганного Антона суетливо бросаться из стороны в сторону, но он снова и снова утыкался в презрительно булькающую грязными пузырьками непроходимую топь. Смертельно усталый Антон опустился на более-менее сухое место и начал вспоминать, а что же еще предпринимают оказавшиеся в подобном положении для своего спасения люди.
   - Заблудившиеся в лесу люди призывают громкими криками на помощь хоть кого-нибудь из находящихся поблизости людей, - подумал совсем неуверенный в присутствии хоть кого-нибудь из людей в этом лесу Антон и, вскочив на ноги, выкрикнул. - Ау, люди! Я заблудился! Помогите мне отыскать выход из этого мира!
   Но, как и предполагал Антон ранее, в ответ на его крик никто не отозвался. И даже ни одна птичка, испугавшись его громкого крика, не вспорхнула с приютившей ее веточки на этих высоченных деревьях.
   - Но где они, эти птички!? - еще больше обеспокоился встревоженный Антон - Куда они могли подеваться!? А, ведь, их в этих непроходимых джунглях должно быть видимо-невидимо.... Но я почему-то все еще не видел в этом лесу ни одной птички.... Так вот, оказывается, чего мне все это время не доставало! Чего-чего, а вот такого просто быть не может.... В этом же лесу для любящих уединение птичек созданы самые благоприятные для их жизни условия....
   И снова забегавший между стволами Антон внимательно всматривался в кроны деревьев, но ничего, что подтверждало бы наличие птиц в лесу, не находил.
   - Что же это за лес, в который даже птицы не залетают!? - не удержался от недоумевающего крика встревожившийся Антон. - Ау, птички, где вы!? Я очень прошу вас не расстраивать меня сегодня еще больше! Прошу вас убедить меня хоть чем-нибудь, что этот лес не мертвый, что он вовсе не опасен для проживания в нем живых существ!
   Но и снова в ответ на его крик никто не отозвался. Над всем этим первобытно девственным лесом ничто не нарушило воцарившуюся почти мертвую тишину.
   - Мертвая тишина, - проговорил вслух, нарочно медленно выговаривая слова, обеспокоенный Антон. - Да, именно мертвая тишина! Так вот что, оказывается, меня в этом мире все время тревожило и смущало! Как же я об этом сразу не догадался!?
   Сейчас он, наконец-то, вспомнил, что эта мертвая тишина оглушила его сразу, как только он оставил пещеру. И что и на прилегающей к горе полянке он тоже не увидел ни птиц, ни бабочек, ни стрекоз, но почему-то такое важное обстоятельство проскользнуло мимо его внимания.
   - Куда же это я попал!? - ужаснулся Антон. - Как же это возможно, чтобы в лесу, при такой пышной растительности, не было не только птичек, но и даже намека на наличие в этом затерянном мире хоть каких-нибудь животных? Для них же в этом лесу созданы почти райские условия.... Что же такое в этом лесу происходит!?
   Антон, присев на вывороченный из земли ствол папоротника, начал думать и размышлять о своем нынешнем незавидном положении.
   - А вдруг, - неожиданная догадка еще больше огорчила и без того смертельно напуганного Антона, - а вдруг это один из секретных полигонов Красной Армии. И я, простой советский человек совершенно случайно в него проник. Проник туда, куда простым людям даже своего носа совать не следует. Но, если это так, то я совершенно напрасно кричал о помощи. Благодаря моему безрассудству охраняющие его люди уже знают о моем присутствии в этом лесу и сейчас, наверное, заняты поисками злостного нарушителя. Боже мой, что же я натворил! Если меня обнаружат, то уже выпустят из этого мира живым. Вряд ли его охрана будет рисковать из-за какого-то там сына врага народа секретностью этого полигона. А раз так, то мне просто необходимо, как можно скорее, спрятаться.... Но где я смогу спрятаться!? Я и так уже из-за своей непростительной оплошности заблудился!
   Антон не боялся смерти, но не хотел, чтобы его Валя думала, что он, как и любой другой парень, добившись от понравившейся ему девушки желаемого, удрал из их небольшого рыбацкого села, как последний трус.
   - Валя может подумать, что зря мне доверилась, - переживал Антон, - что я не сумел оценить возникшее у нее ко мне чувство, и, воспользовавшись ее доверчивостью, сбежал, как последний подлец. Нет и нет, я ни в коем случае не должен попасть в руки охраняющих этот полигон людей, пока не повидаюсь со своей голубкою и не объяснюсь с нею. Для меня сейчас самое главное убедить доверившуюся мне девушку не сомневаться в моей порядочности, продолжать верить в мою любовь.
   Вскочивший со ствола Антон снова заметался в поисках входа в пещеру, попутно обдумывая про себя возможное предназначение этого секретного полигона.
   - Так вот, оказывается, на что способна современная наука, - высказывал Антон вслух единственное путное объяснения сотворения этого мира. - Наши ученые научились создавать параллельные миры.... И в скором будущем у каждого советского человека будет столько земли: сколько он пожелает, сколько ему будет по силам обработать. Только наличием этих параллельных миров объясняется заявление нашего правительства, что очень скоро в Советском Союзе наступит долгожданное изобилие, что недалек тот час, когда осуществится полное удовлетворение чаяний и нужд трудящегося человека. Но, если наши ученые умудрились создать этот мир, то им, по всей вероятности, не составит особого труда создавать и другие параллельные миры с различными климатическими условиями. Так вот, оказывается, почему наше высшее руководство так уверено в счастливом будущем страны Советов? Так вот почему они в последнее время начали слишком часто собираться на всевозможные закрытые совещания и окружают их такой строгой секретностью? Они просто не желают раньше времени будоражить окружающий страну победившего социализма капиталистический мир.... И правильно делают. С подобной скрытностью до наших секретов никогда не подберется даже самый умелый и ловкий шпион. Теперь мне уже стал более понятным выдвигаемый нашей страною лозунг о всеобщем мире и о непримиримой борьбе с организаторами всяческих войн на земле. Теперь я уже стал лучше понимать неустанно повторяемые каждым советским человеком слова, что мы не нуждаемся ни в пяди земли чужой. И правильно: нам ни в коем случае не следует воевать за чужие земли, раз мы научились создавать для нашего народа такие вот параллельные миры, раз мы и без всяких воин научились пользоваться себе во благо чужими землями. Вот этот мир, в котором я сейчас нахожусь, располагается, по всей видимости, на территории Турции или Ирана, а может даже и в Индии. Но самым смешным и забавным является не сотворенный человеческим гением этот мир, а то, что сами индийцы живут себе тихо и покойно и даже не подозревают, что Советский Союз уже пользуется их землями через параллельный мир. Вот это размах! Сидит в Москве в какой-нибудь замаскированной под мирным названием конторе ответственный советский чиновник и хохочет до упада над уверенным, что на их земли никто не покушается, индийским народом. Смеется только потому, что он, этот важный советский чиновник, как раз в это время составляет план по получению продуктов питания, угля и, возможно, даже золота с их территории. Так потихонечку истощается индийская земля, но сами индийцы никогда не догадаются, что в их нищете виноваты не они сами, а создающие параллельные миры советские ученые. Но почему при создании параллельных миров должны истощаться чужие земли? - раз от раза задавался вопросом вовсе не желающий, чтобы его родина пользовалась для своего благополучия чужим достатком, Антон. - А как же иначе, ведь, должен откуда-то параллельный мир высасывать животворные соки для такой разросшейся на нем бесподобно пышной растительности. Параллельному миру для обеспечения хотя бы одних этих высоченных деревьев животворных соков требуется, ох, как много. Ну а, если еще предположить, что он еще заселен и животными, то уже можно и не удивляться, что в странах третьего мира голодают люди. Совершенно напрасно подшучивают сейчас там, на западе, над нашим социалистическим строем. Ибо над всеми ими смеется прикидывающийся ничего не понимающим простаком ответственный советский работник, который на самом-то деле самый умный и очень даже компетентный человек. Раз он занимается скрытой от посторонних глаз работой, то ему и полагается притворяться ничего не знающим простаком. Вот это мастера! Подобной конспирации позавидовал бы сам товарищ Ленин. Так вот, оказывается, почему наши ответственные работники, несмотря на откровение издевки со стороны западных стран, не только ходят с гордо поднятыми головами, но и презрительно бросают сквозь плотно сжатые зубы, что им загнивающий запад не указ? Загниешь здесь.... Да, они уже давно прогнили и очень скоро так ни о чем, не догадываясь, развалятся окончательно. Да, и как они могут не развалиться в то время, когда даже не подозревают о сотворенных в Советском Союзе параллельных мирах? Вот будет смеху-то, когда эти западные недоумки, наконец-то, прозреют.... Но оказывается, что все параллельные миры, которые только и можно создать на земле, уже колонизированы Советским Союзом. И им, несчастным, останется только одно: перестать корчить из себя непревзойденных умников и сдаться на милость победителя.
   Немало еще всевозможных правдоподобных гипотез выдвигал Антон о цели создания параллельного мира, пока не додумался до того, что такой совершенно не приспособленный для проживания человека параллельный мир, в котором он сейчас и находился, может быть просто резервным миром. Остановившись на этом своем предположении, он немного успокоился и, присев на очередной встреченный им вывороченный из земли ствол, задумался, а что же ему надобно делать дальше, как ему искать выход из этого мира в пещеру одиноко возвышающейся над морским побережьем горы.
   - Единственно, что может угрожать мне в этом мире, то только смерть от голода, - подумал вслух опечаленный безвыходностью своего положения Антон. - Но как же мне отыскать выход из него, если я из-за этих высоченных деревьев ничего вокруг себя не вижу? Высокие деревья, - тихо повторил уже про себя Антон и совсем неожиданно громко выкрикнул. - Я же могу, взобравшись на одно из них, и увидеть, где именно находится гора с входом в пещеру!
   И он, подобрав, по его мнению, самый высокий папоротник, попытался тут же исполнить свою задумку. Но ствол папоротника оказался слишком гладким, а выступающие из него сучья располагались до того высоко, что у расстроенного еще больше Антона ничего не получилось. Не помогла ему и попытка определить свое месторасположение. Он даже не стал ее реализовывать на практике, У него, все равно, не было никакого представления, в какой именно стороне находится нужная ему пещера. Использовав все пришедшие ему на ум попытки отыскать выход из этого параллельного мира, Антон подумал, что ему надобно выбрать одно направление и идти прямо, не сворачивая, надеясь, что со временем он обязательно хоть куда-нибудь, но выйдет. И он пошел.... Натыкаясь на непроходимые топи, он, стараясь выдерживать нужное ему направление, шел по самому краешку болота, пока не находил более-менее сухой участок, чтобы снова идти вперед. Довольно долго пробирался Антон через девственный не тронутый рукою человека лес, оставляя в его заболоченной почве глубокие отметки своих следов. Раз от раза он проваливался в скрытые густо поросшим папоротником наполненные вонючей болотной жижею глубокие ямы. На выбранном им пути попадалось немало непомерно толстых выворотов и, если их было невозможно обойти, то ему приходилось их переползать по скользкой гнилой поверхности, перемазываясь с головы до ног в омерзительно липкую слизь. Поначалу он старался, как можно скорее, от нее избавиться, протирая себя и одежду листьями росшего вокруг в изобилии папоротника, но так, как подобные сюрпризы попадались ему довольно часто, то и он скоро свыкся с неотвратимым злом. Возле одного из подобных сюрпризов он и стоял сейчас, с тоскою осматривая непомерно толстое бревно. Антон подошел к вывороту ближе и, присмотрев торчащий на самом верху ствола довольно крепкий сучок, прыгнул, Он сумел дотянуться до сучка и ухватиться за него обеими руками, но тот вместо того, чтобы удержать схватившегося за него Антона, с легкостью отделился от гниющего ствола. Навалившееся на поваленный папоротник тело Антона, преодолев сопротивления уже успевшего сопреть в труху дерева, плюхнуло прямо в притаившуюся под выворотом болотную яму. Обескураженный Антон пытался удержать себя на поверхности жижи, хватаясь за росшие на краю ямы стебли папоротника, но и они тоже с необычайной легкостью выдергивались вместе с корнями из зыбкой почвы. И он, проваливаясь в болотную жижу с каждым очередным мгновением все глубже и глубже, беспомощно дергался по сторонам, судорожно хватаясь за все, что попадалось ему под руки. Больше уже не надеющийся на спасение Антон, когда засасывающая его болотная жижа начала подбираться до подбородка, неожиданно ощутил, как его левая нога заскользила кончиками пальцев по какому-то твердому предмету. И он, не став упускать этот возвративший ему надежду на спасение твердый предмет, тут же наступил на него обоими ногами. Ему повезло, он не только сумел удержаться на так удачно попавшем ему под ноги твердом предмете, но и удержать в равновесии свое тело, чтобы не соскользнуть с утонувшего в болоте ствола папоротника, который, к счастью уже прощающегося со своей жизнью Антона, оказался достаточно прочным, чтобы выдерживать его на себе. Ухватившись рукою за росший поблизости тонкий росток древесного папоротника для более надежного удержания своего тела на утопшем в болоте скользком стволе древовидного папоротника, Антон в поисках более надежной точки опоры начал внимательно осматриваться возле себя. Присмотрев растущее вблизи молодое деревцо, он, не спеша, наклонился в его сторону и, протянув в направлении деревца правую руку, попытался за него ухватиться. Однако плюхнувшаяся в болотную жижу его рука не дотянулась до заветного тоненького стволика всего на какую-то незначительную малость. Наклоняться еще больше к молодому деревцу из-за опасения соскользнуть с очень ненадежного утопшего ствола Антон побаивался. Тогда он, потихонечку выпрямляясь, возвратился в свое первоначальное положение и, отплевываясь от стекающей по его лицу болотной жижи, еще более внимательно осмотрел непосредственно прилегающую к наполненной болотной жижею яме местность. Но более надежного другого способа выбраться из болотной ямы он так и не увидел.
   - Делать нечего, придется мне снова пытаться дотянуться до этого молодого папоротника, - с тяжелым вздохом буркнул вслух Антон и снова начал потихонечку накланяться в его сторону.
   Подождав, пока болотная жижа не дойдет до уровня его глаз, он снова протянул к нужному ему папоротнику правую руку, а потом закрыл глаза и, упав на болото, подался в его сторону. Его ноги, как он ранее предполагал, тут же соскользнули с утопшего в болоте ствола папоротника, но ухватившаяся за молодое деревцо правая рука удержала Антона на поверхности. Потихонечку подтягиваясь к молодому папоротнику, Антон сумел выбраться из чуть ли не загубившей его болотной жижи. Время уже близилось к полудню, а Антон все еще не мог отыскать выхода из этого болотного царства. Но он, не позволяя себе расслабляться, из последних сил заставлял себя идти все вперед и вперед по этому уже до чертиков надоевшему ему болоту, которому, как иногда ему показывалось, не было ни конца и ни края. Он с вполне оправданной в его положении ненавистью продолжал вытаскивать свои насквозь промокшие ноги из хлюпающей под ними болотной жижи, а когда, наконец-то, ощутил, что почва под его ногами потихонечку становится все более устойчивой, даже не пытаясь сдерживать охватившего его ликования, по примеру своего первобытного пращура разрядимся оглушительным диким воплем. Скоро наступила для него и давно желанное мгновение, когда он, в последний раз хлюпнув выдавившейся из-под его ноги болотной жижею, вышел из болота. Пройдя по поднимающейся все выше и выше местности еще несколько десятков минут, он увидел в сверкающем впереди него просвете небольшой клочок голубого небосклона. И его до этого уже отказывающиеся идти ноги, сами понесли Антона вперед. Пробежав на открывшемся втором дыхании еще несколько сот метров, Антон остановился и, тревожно оглядываясь по сторонам, попятился задом наперед в густые заросли папоротника. Его до смерти напугала широкая полоса кем-то или чем-то изувеченного леса. Притаившись в зарослях папоротника, он до рези в глазах пристально всматривался в торчавшие на ней оголенные от веток и коры стволы.
   - И кому только по силам сотворить подобное опустошение в этом показывающимся мне совершенно безлюдном мире? - гадал про себя ужасающийся Антон. - Кому и для чего могло понадобиться столько веток и коры этих на первый взгляд совершенно несъедобных древовидных папоротников? И только самые мягкие и сочные ветки.... Иначе, зачем им оставлять валяющимися по всей полосе изломанные толстые сучья.
   Голова смертельно напуганного Антона лихорадочно выискивала для себя хоть какое-то объяснение всему этому опустошению, но он не мог остановиться ни на одной своей версии, чтобы признать ее для себя единственно правильной. Из всего увиденного Антон сделал для себя единственный вывод, что он в этом мире не одинок, что в нем, по всей видимости, находятся или обитают, если не люди, то такие огромные животные, в силах которых было сотворить подобное опустошение в этом папоротниковом лесу.
   - Вполне возможно, что эта полоса опустошение образовалась во время испытания какого-то сверхсекретного оружия, - вдруг, совершенно неожиданно подумал и раньше предполагавший о чем-то подобном Антон, а сейчас наглядно убеждающийся в его необычно разрушительной силе. - Так вот, оказывается, почему наше правительство с таким пренебрежением усмехается в ответ на угрозы западных стервятников!? Они нам угрожают, а наши министры только посмеиваются и думают про себя: подождите еще немного, позвольте нам закончить испытание нового оружия, а потом мы так врежем по вашим жирным задницам, что вам уже долго будет не до угроз. Не до смеха вам будет, когда вы все окажетесь в ваших устроенных для индейцев резервациях.
   Время шло и спрятавшийся в густых папоротниковых зарослях Антон начал понимать, что он не сможет долго в них прятаться, и только поэтому, больше не видя на напугавшей его полосе ничего подозрительного, просто заставил себя выйти на ее середину, чтобы осмотреться на ней уже более внимательно. Напугавшая его шириною не менее двухсот метров полоса опустошения, плавно закругляясь своими неровными краями, исчезала за ближайшим от Антона поворотом, который находился на удалении от него в нескольких километров, и в правом углу которого весело подмигивало Антону небольшое пятнышко голубого небосклона. Уже находившийся по чавкающей болотной жиже Антон больше не верил в скорое освобождение из этого кошмарного мира, а поэтому сразу же заторопился к этому сияющему впереди него пятнышку голубой синевы. Мокрый и весь обмазанный в болотной тине Антон из последних все еще остающихся у него сил торопился, как можно скорее, ощутить на себе теплые лучики красного солнышко. Он просто заставлял себя идти вперед, заодно обдумывая свое незавидное в этом не приспособленном для жизни людей мире положение.
   - Если я и дальше буду придерживаться более удобной для ходьбы пешком середине полосы, то меня очень скоро обнаружат, пока еще мне неизвестные, создания, - рассуждал про себя Антон. - Ну, а если я сверну с середины полосы на заваленный изломанными сучьями край полосы, то стану слишком скоро выбиваться из сил. А с другой стороны, если я и дальше буду дрожать от страха и прятаться, то чем же я тогда буду питаться? Я не могу долго продержаться в этом мире без воды и пищи? Хотя этой воды, пусть грязной и вонючей, в только что оставленном мною болоте предостаточно, а вот насчет наличия в этом мире хоть какой-нибудь живности мне еще ничего неизвестно. Пока еще я в этом мире не видел даже поганой лягушки. Если меня ожидает голодная смерть, то почему я тогда должен опасаться, что меня обнаружат? Если меня и расстреляют за незаконное проникновение в секретный мир, то это будет скорая легкая смерть, она избавит меня от излишних страданий....
   Жаркое солнышко быстро высушило его одежду. И она, топорщась на нем иссохшими комками из смеси налипшей гнилой слизи и болотной тины, делала из Антона, если не ужасное чудовище, то огородное пугало непременно. И эти немало ему досаждающие неудобства, уже не говоря, о торчащих во все стороны бесформенными комками прядях его волос, не способствовали поднятию у пригорюнившегося Антона настроения. Просохший и, наконец-то, избавившийся от неприятного ощущения с мерзким запахом мокроты Антон даже сейчас не мог позволить себе вздохнуть с облегчением: по неприкрытым рукам и лицу бегали раскаленными угольками обжигающие его кожу солнечные лучики. И он, не выдерживая их прикосновений, поторопился сойти с тропы и, не теряя полосу разрушений из вида, пошел по густым зарослям папоротника. Повернув вместе с полосою на очередном ее повороте, он сразу же уткнулся в раскинувшееся перед ним во всей своей красе озеро. Ни дуновение ветерка, ни плеск случайно выскочившей на поверхность рыбы не нарушали безмятежного покоя озера. Восхищенный приоткрывшейся для него неземной красотою вышедший на берег озера Антон просто замер на месте, как вкопанный. И было от чего: освещенное косыми лучами склонившегося к закату солнца озеро в обрамлении свисающих к нему густых зарослей папоротника показывалось Антону случайно потерянным сказочной феей в этом огромном море пышной растительности волшебным зеркальцем. Именно так и решил назвать это озеро присмотревшийся к нему более внимательно Антон. Шириною не более двух километров в самой своей широкой части и длиною около десяти километров оно имело почти правильную овальную форму. Пройдя сквозь заросли папоротника, Антон спустился к озерной водной глади и осмотрел в нем свое отражение.
   - Ну, и урод! - не удержался от восклицания Антон. - Кому-кому, а уж мне ни в коем случае нельзя появляться в подобном виде в селении приморских рыбаков. Своим теперешним уродством я не только непременно напугает всех односельчан до смерти, но и, что еще хуже, смогу вызвать нежелательную мне брезгливость у Вали.... Ей будет стыдно не только со мною встречаться, но и даже подходить ко мне близко....
   Грустно улыбнувшийся своим мыслям Антон скорчил своему отражению в воде рожицу. И оно тут же ответила ему подобным образом. Тогда еще более подзадоренный Антон не только скорчил лицо еще ужасней, но и поднес к голове с растопыренными пальцами руки. Отражение в озерной воде среагировало на его шутовство мгновенно. Игра Антону понравилась. И он, желая хотя бы немного отвлечься от своих мрачных мыслей, начал придумывать все более смешные комбинации, забавляясь игрою со своим отражением в воде, как маленький ребенок. Что-то больно кольнуло в руку, и Антон, долго не думая, тут же хлопнул ладошкою по больному месту. Присосавшийся к его руке комар, даже не пискнув, замертво свалился в воду.
   - Комар! - словно увидев, пока еще невиданное чудище, радостно вскрикнул Антон.
   Выловив убитого комара из воды, Антон еще долго рассматривал его на своей ладони. Комар удивил оживившегося при его лицезрении Антона своими более крупными в сравнении с земными насекомыми размерами, но всем остальном только что убитое кровососущее насекомое почти ничем не отличалось от своих земных собратьев.
   - Оказывается, я в этом мире не одинок, - с довольной ухмылкою буркнул вслух Антон и, зажав убитого комара в ладони, пошел по кромке воды, осторожно раздвигая руками свисающий к воде папоротник.
   Озеро и на этот раз не стало его понапрасну огорчать: весь его берег прямо кишел стрекозами, сороконожками, муравьями и жучками.
   - Вот это удача, - радовался позволяющий насекомым использовать самого себя для утоления голода Антон. - Если в этом мире имеются в наличие кровососущие насекомые, то это может означать для меня только одно, что в этом мире живут и плодятся имеющие так необходимую им для пропитания кровь крупные животные. Вот, если бы в этом принесшем мне надежду на выживание озере была еще и рыба, то тогда оно уже, действительно, оправдывало бы мое название.
   Однако наши мечты о привольной достойной жизни редко когда осуществляются для нас в неласковой реальности. И Антон, хорошо для себя все это осознавая, продолжал думать и мечтать о том, что было в его теперешнем положении несбыточном. Тем временем красное солнышко все ниже и ниже опускалось к месту своего ночного отдыха, и Антон поторопился выйти из озера, чтобы успеть еще засветло подготовить для себя ночлег. Выйдя на берег, он подыскал тенистое укромное местечко и, очистив его от папоротника, вышел на полосу за необходимыми ему для постройки небольшого шалаша сухими веточками и сучьями. Соорудив для себя уютное жилье, Антон снял с себя одежду и, очистив ее от спекшейся слизи и болотной тины, развесил для просушки на крыше шалаша.
   - Ну, кажись, все, - тихо пробормотал протирающий рукою все время выступающий на его лбу пот Антон, - теперь можно мне заняться и самим собою.
   Бросившись в кристально чистую прогретую несносно жарким дневным солнышком озерную воду, он долго с наслаждением плескался в ней, пока не почувствовал самого себя, как бы заново рожденным, а потом забрался в шалаш и, зарывшись в кучу сухих листьев, мгновенно забылся в крепком непробудном сне. Проснувшись уже только ближе к вечеру, он не увидел уже успевшее закатиться за вершины высоченных деревьев красное солнышко. Измучившая его днем жара спала. И Антон, торопливо натянув успевшую высохнуть одежду, вышел на берег приютившего его озера. Уже больше не сверкающая, как днем, потемневшая в вечерних сумерках водная озерная гладь смотрелась для окинувшего ее долгим взглядом Антона не менее привлекательно. Строго величавое озеро насмешливо взирала на изучающего его Антона и не торопилась ему открывать свои тщательно скрываемые в глубине тайны. Как и днем, ничто и никто не беспокоил безмятежного покоя озера, и только одни суетливые мошки беспрерывно скользили по его поверхности.
   - Не будь таким равнодушно бессердечным к своему несчастному пленнику. Войди в мое положение и подари мне хотя бы один только всплеск от плавающей внутри твоих чистых вод рыбы, - просил у озера окидывающий водную гладь умоляющим взглядом Антон. - Подари мне хотя бы одну надежду на будущую жизнь и огради меня от поедания этих противных мошек и комаров....
   Но не признающее его право на жизнь в этом мире озеро многозначительно помалкивала. И Антон, закатав повыше штанины брюк, неторопливо зашагал вдоль берега озера по мелководью.
   - Хозяйка уже, наверное, беспокоится, - в мыслях вернулся Антон к оставленному им в земном мире селению рыбаков, - но сегодня меня искать еще не будут. И что только они подумают обо мне, если я не выйду из этого параллельного мира еще и завтра? И что только подумает обо мне моя голубка? И до чего же тяжело будет ей услышать эту принесшую ей беспроводным деревенским телеграфом новость?
   Ясно представляя в своем воображении плачущую навзрыд свою Валю, Антон только тяжело вздыхал от жалости к ней и к себе. Он многое в своей жизни отдал бы.... Он даже добровольно согласился бы заточить себя в этих гиблых болотах на год или на два за одну только весточку о себе своей возлюбленной девушке. Ему было бы намного легче пережить весь этот ужас, зная, что Валя верит ему и ждет его возвращения. Задумавшись о своих невеселых делах, он не заметил упавшего в воду небольшого стволика древовидного папоротника. Зацепившись за торчавший из воды один из его суков каблуком своего ботинка, он, потеряв равновесие, еле удержался на ногах.
   - Балда! - громко обругал он самого себя, растирая ушибленную ногу. - Ворон ловлю вместо того, чтобы смотреть себе под ноги. Так, чего доброго, я в дополнение к своим несчастиям могу сломать себе еще и ногу или руку. Тогда уж точно надежды на спасения у меня больше не будет. Пропаду я здесь, как говориться, ни за грош....
   Отломив от стволика более-менее подходящий для него сук, Антон закинул его на плечо.
   - Я сейчас даже и от вороны не отказался бы, - с тяжелым вздохом проговорил Антон, прислушавшись к недовольному урчанию своего проголодавшего желудка.
   Звучный плеск от вытаскивающих из озерной воды его ног гулко разносился в окружающей Антона почти мертвой тишине. Негостеприимно встретивший его мир не торопился порадовать Антона ни как бы случайным треском или неосторожным шорохом. Своим безразличным отношением к Антону он как бы говорил, что не намерен потакать прихотям каждого забредшего в него лоботряса, и что он, вообще, желает, чтобы Антон, как можно скорее, его оставил.
   - Пора возвращаться к шалашу.... Если уже совсем скорая темнота застанет меня в пути, то мне будет очень затруднительно отыскать в этих папоротниковых зарослях место своего ночлега, - подумал Антон и только намерился повернуть в обратную сторону, как громкий плеск неожиданно выскочившей возле него из воды рыбы заставил его замереть на месте.
   Вслед за рыбою выскочило из воды длинное темное тело гнавшегося за нею хищника, который с необычайной легкостью схватил спасающуюся бегством от него рыбу своей мощной выступающей из головы клешнею. Не сплоховал и Антон. Только успела клешня зажать пойманную рыбу, как обрушившийся на голову хищника скользящий удар суком приподнял его вверх. И хищник, пролетев по воздуху несколько метров, упал на прибрежные заросли папоротника. Не успел еще оглушенный ударом сука хищник коснуться земли, как подоспевший Антон придавил его своей палкою. Очнувшийся хищник, пытаясь не только вырваться из-под сука, но и вернуться обратно в воду озера, в отчаянии забил всем своим мускулистым телом. Но сук под тяжестью навалившегося на него Антона, все больше погружаясь в его тело, очень скоро пронзил его насквозь. Дернувшийся в последний раз уже на суку хищник обмяк и затих, опустив на землю свою ужасную клешню с зажатою в ней рыбою.
   - Вот это улов, так улов! - не удержался от громкого выкрика обрадованный Антон и с дикими воплями закружился возле своей первой в параллельном мире добычи.
   Немного успокоившись, он приподнял сук и с нескрываемым удивлением рассматривал добытого им длиною не менее полутора метров хищника. Напоминающий своей формою весло мощный хвост, угрожающие в раскрытой пасти пилообразные острые зубы, да две длинные как у рака клешни делали этого хищника по глубокому убеждению Антона настоящей грозою для обитателей озера.
   - Не знаю, голубчик, вкусный ты или нет, но я тебя сегодня обязательно попробую, - ласково поглаживая хищника по мясистому хвосту, шептал довольно улыбающийся Антон. - Да, и от твоей добычи я тоже не намерен отказываться.
   Вырвав из его клешни рыбу, Антон закинул сук с хищником на плечо и заторопился к месту ночлега. Дойдя до своего шалаша, Антон опустил свою добычу на землю и пошел на полосу собирать для костра сухие веточки и сучья.
   - А сейчас мне надо только умудриться зажечь намокшую в этом проклятом болоте спичку, - вслух подумал Антон, когда место для будущего костра было очищено и все уже было подготовлено для разведения огня. - Если эта спичка, конечно же, захочет зажечься....
   Антон подошел к шалашу и, сняв с его покатой крыши положенный им еще до отдыха полураскрытый коробок со спичками, встряхнул им. Наполняющие коробок высохшие спички гулко в нем застучали.
   - Высохли, - с удовлетворением буркнул осветившийся удовлетворенной улыбкою Антон и, достав одну спичку, уже только намерился чиркнуть ею по специально приспособленной для такого дела боковой поверхности коробка, как занесенная рука со спичкою остановилась.
   Антон, положив коробок на прежнее место, достал из кармана брюк перочинный ножик. Раскрыв его, он с величайшей предосторожностью расщепил спичку на две ровные половинки.
   - Кто может знать заранее, сколько еще времени мне придется блуждать по этому миру? Если я не буду экономить ставшими для меня просто драгоценными спичками, то очень скоро я стану употреблять мясо животных без предварительного обжаривания на огне, - предостерег он вслух самого себя. - Что ни говори, а этих спичек у меня всего лишь один коробок, да, и тот неполный.
   Положив половинку спички обратно в коробок, Антон осторожно чиркнул другой половинкою по боковой поверхности коробка. Спичка не загорелось. Тогда он чиркнул ею по коробку уже немного сильнее, и она вспыхнула небольшим ярким пламенем. Старательно укрывая пламя ладошкою руки, он поднес горящую половинку спички к сухим листьям. Лизнув своим обжигающим язычком тонкие сухие веточки, вспыхнувшее на листочках папоротника жадное пламя принялось с удовлетворенным потрескиванием их пережигать, при этом с каждым очередным мгновением становясь все больше и все сильнее. Так что, внимательно наблюдающему за разгорающимся костром Антону оставалось только подбрасывать в огонь для удовлетворения расходившегося аппетита пламени сухие веточки. Потом пошли в ход и толстые сучья, и скоро на берегу озера уже пылал первый в этом мире яркий костер.
   - Мне очень повезло, что спичка загорелась, - радовался вслух Антон, любуясь заплясавшим по сухим дровам пламенем. - Трудно даже себе представить, но я, если бы спичка не загорелась, был бы просто вынужден поедать свою добычу в сыром виде, как наши далекие предки. Что ни говори, а пользоваться огнем для приготовления еды является не только для меня сейчас, но и для всего человечества, самым высшим, пока все еще по достоинству неоценимым, благом.
   Антон, выбрав из кучи принесенного им с полосы хвороста несколько подходящих сучков и заострив им концы, насадил на них очищенную рыбы с несколькими вырезанными из хвоста хищника лакомых кусочков мяса. А потом воткнул эти прутья в землю с таким расчетом, чтобы пламя костра, обжаривая их, не пережгла сами прутья. С непривычки ему пришлось изрядно попотеть, пока рыба и куски мяса не прожарились. Зато потом, когда они стали вполне съедобными, он, не сдерживая своего разыгравшегося от распространяемого от костра во все стороны ароматного запаха аппетита, почти мгновенно проглотил их в свой оголодавший желудок. Утолив голод, Антон вышел на уже начавший укрываться в темные ночные покрывала берег и, опустившись на колени, принялся благодарить не только спасшее его от голодной смерти, но и позволяющее ему, в конце концов, отыскать выход из этого мира, озеро.
   - Уважаемое озеро, благодарю тебя за вкусный и сытный ужин. Я надеюсь, что ты и дальше будешь обо мне заботиться, не позволишь мне умереть голодной смертью. Я призываю тебя никогда не отталкивать от себя любого пришедшего к тебе из земного мира странника, быть для нас всех нежной и любящей матерью, а не злою бессердечной мачехою.
   Закончив свое обращение к озеру, Антон поднялся с колени и только намерился посмеяться над своим чудачеством, как совсем неожиданно ощутил, что ему вовсе не до смеха.
   - Я просто был обязан поблагодарить озеро, что оно из своей великой ко мне милости обеспечило мне не только сытный ужин, но и дала мне надежду на будущее, - укорил он самого себя. - Трудно даже представить, что было бы со мною сегодня, и какая нелегкая ожидала бы меня эта ночь, если бы озеро не пожалело меня, если бы оно не послало мне добычу прямо в руки.
   Антон, спрятав в шалаше остатки пищи, еще долго сидел на берегу озера, любуясь отблесками его водной глади при тусклом лунном освещении. Задумчивый взгляд Антона тихо скользил по очаровательно загадочной водной глади озеро и, пусть на короткое время, но он постоянно останавливал свои не менее восторженные глаза на темнеющем с противоположного берега озера папоротниковом лесу. Он молча поражался его, несмотря на удаленность, взметнувшимися почти под самые небеса высоченными кронами папоротниковыми деревьями, но и не мог даже себе предположить, что очень скоро этот папоротниковый лес станет для него самым настоящим исчадием ада. И только потому, что именно над этим лесом начала формироваться немало озадачившая Антона темная до ослепительной черноты полоса, на которую он поначалу даже не обратил особого внимания. Но она независимо от его воли и желания медленно, но уверенно, потихонечку увеличивалась и очень скоро уже достигала не меньше полутораметровой высоты.
   - Что же это такое может быть? - вопрошал сам себя недоумевающий Антон. - Какие еще неприятности могут ожидать меня от этой напасти? Что именно я должен буду безотлагательно предпринять прямо сейчас, чтобы, если не предохранить себя от этой угрозы, то хотя немного уменьшить угрожающие мне от нее последствия?
   Пугающая его темная полоса все время, увеличиваясь, как в высоту, так и по своей длине, уже до того грозно нависла над насмерть перепуганным Антоном, создавая у него впечатление, словно огромный купол опускается над приютившим его озером. И что этот купол угрожает ему не только со временем отгородить Антона от светящейся на небосклоне луны и поблескивающих на небесах прохладных звездочек, но и от самого выхода из этого параллельного мира. Вконец растерявшийся и не знающий, что именно он может предпринять прямо сейчас, чтобы предохранить себя от неведомой беды, Антон только молча оглядывался вокруг себя. Угрожающая ему темная масса надвигалась на него с трех сторон и только сзади у него пока еще оставалась широкая полоса тускло мерцающего в ночи звездного небосклона. Не сводя своих встревоженных глаз с неумолимо сжимающегося над ним страшного кольца, Антон с затаенной тревогою ждал, когда оно начнет хоть как-то проявляться, чтобы он мог, наконец-то, понять для себя, что ему надобно делать, и как он может от него защититься. А темная полоса с каждым очередным мгновением становилась все темнее и зловещее и, заполнив собою большую часть видимого небосклона, только потешалась над насмерть перепуганным Антоном, и не торопилось, не только раскрывать свою возможную мощь и силу, но и даже свои насчет него намерения. Не отводящему своих испуганных глаз от этой ослепительно черной полосы Антону стало до того жутко, что ему нестерпимо захотелось вскочить на ноги и бежать изо всех своих сил в пока еще свободную от этой полосы сторону. Ему нестерпимо хотелось, как можно скорее, выскочить из этого уже нависшего над ним ужасного купола. Но он, ясно осознавая полную бессмысленность возникшего у него желания, сумел побороть в себе страх и остаться на месте.
   - Будь, что будет, - подумал он. - Мне уже, все равно, не удастся убежать из-под этого купола. Мне уже доподлинно известно, как легко будет бежать по этому бескрайнему болоту, тем более, ночью, когда я не смогу видеть все встречающиеся мне на пути препятствия. Я только загублю самого себя в какой-нибудь попавшейся мне под ноги зловонной болотной яме. Так стоит ли себя понапрасну мучить?..
   И только с появлением над озером небольшого ветерка Антон догадался, что нависает над ним не купол, а непомерных размеров туча.
   - Скоро, очень скоро польет из этой каракатицы такой проливной ливень, что не только мне, но и, по всей видимости, даже всему этому миру станет тошно! - воскликнул еще больше оробевший закрутившийся возле своего шалаша Антон.
   Предвидя, что от подобного ливня вода может побежать по земле ручьем, он натаскал с полосы сучьев и прикрыл их сверху сухими листьями. При первых посыпавшихся на землю крупных капелек дождя Антон поторопился забраться в представляющий для него сейчас единственную защиту от дождя свой шалаш. И ждать ожидаемого ненастья долго не пришлось. Проливной ливень даже не сделал хотя бы маленькой паузы после того, как из прохудившейся огромной тучи закапала вода. Прежней воцарившейся над параллельным миром почти мертвой тишины и покоя уже, как ни бывало. Оглушительно загремел непонятно откуда взявшийся гром, яростно забили в сторону непонятно чем провинившейся перед тучею земли быстрые молнии. И даже сильно возбудившийся от так сразу обрушившейся на землю небывалой еще для Антона яростной злобы ураганный ветер не нашел для себя ничего лучшего, как в бешенстве закручивать и без того полившуюся на землю из тучи неудержимым потоком воду. И этим самым ветер вносил свою немалую лепту в поднявшуюся на земле во время проливного ливня сумятицу. Но самому Антону не удалось увидеть последствия вмешательства ветра в расходившуюся стихию. Он все это время провалялся, зарывшись с головою в кучу сухих листьев, в шалаше, больше надеясь на свою удачу, чем на крепость его крыши. Испуганно прислушивающемуся к разразившейся снаружи шалаша самой настоящей свистопляске Антону показывалось, словно мощная полноводная река, прорвав небеса, обрушилась на землю. В шалаше, несмотря на разразившуюся снаружи непогоду, было сухо. И немного успокоенный Антон под монотонный грохот неудержимо падающего на землю потока воды очень скоро забылся в беспробудном сне.
   Холида, забежав за первый поворот тропинки, прижавшись к кусту сирени, проводила взглядом уходящего в сторону пещеры Антона.
   - Шагай, шагай, голубчик, навстречу своей несчастной судьбе. Она тебя уже заждалась, - с ехидной ухмылкой бормотала она в почему-то, вдруг, ставшую ей ненавистную спину Антона. - Вот попадешься ты в один из устроенных мною для тебя, красавчик, в пещере капканов и узнаешь на собственном горьком опыте, как опасно пренебрегать такой красивой девушкою, как я. Тебе, голубчик, надо было руки и ноги мне целовать в благодарность, что я милостиво обратила на тебя внимание, а не заставлять меня принимать вид так тебе неизвестно почему любой деревенской простушки. Что ж, несчастный, раз ты заставил меня решиться на подобное унижение для любой, даже смертной, девушки, то ты вполне заслуживаешь все насланные мною на тебя страдания....
   Стайка безмятежно прыгающих по веткам сирени воробьев с испуганным чириканьем вспорхнули с куста и улетели. И только одна, сидящая на самой верхушке куста черная ворона, с равнодушным спокойствием смотрела, как стоящая возле куста сирени молодая девушка изменяла свой облик.
   - Эка невидаль, я за свою жизнь уже и не такого непотребства навидалась, - красноречиво говорили ее бесстрастные глаза.
   Но, когда Холида, намазав волшебной мазью свои виски, стала невидимой, то и ворона забеспокоилась и, тревожно завертев своей черной головою, на всякий случай тоже слетела с куста сирени. Вместе с обретением плоти к Холиде возвратились и ее прежняя резвость и сила. Поэтому она быстро обогнала торопливо шагающего по тропинке Антона и, ожидая, когда он подойдет, остановилась у входа в пещеру.
   - Как же мне сейчас будет умудриться заманить этого олуха царя небесного в подготовленные для него ловушки? - переживала она, с нетерпением оглядываясь на подходящего Антона.- Эти смертные люди наряду с присущей им безрассудностью в скорейшем удовлетворении своего любопытства иногда становятся слишком осторожными и начинают ожидать для себя смертельной опасности от всего, что их в данное время окружает. Как бы он еще чего доброго не испугался и не захотел подниматься в подготовленную мною для него пещеру? Для меня сейчас самое главное умудриться заставить его подняться в пещеру, а в ней при моих возможностях я уже без особого труда заманю его в какую-нибудь ловушку. Ни в какую-нибудь ловушку, а только во время древнего царства природы, - поправилась Холида. - А то я могу преждевременно напугать его до смерти, и уже потом, когда он вернется в свое время, его в пещеру даже на аркане не затащишь.
   Антон подошел к входу в пещеру и, медленно переступая со ступеньки на ступеньку, поднялся наверх и вошел внутрь.
   - А он у меня, оказывается, послушный, - пошутила довольно ухмыльнувшаяся Холида. - Сам, без дополнительных моих ухищрений вошел в пещеру. Что ж, раз так, то он заслуживает моей благодарности.... И я непременно его отблагодарю, когда он уже полностью будет находиться под моей властью.
   Беззвучно прошмыгнув мимо Антона, Холида, затаившись в нужном ей уголочке, с удовольствием рассматривала его раскрасневшееся от счастья лицо лишний раз, убеждаясь, что женщинам, в особенности таким красивым, как она, в этом земном мире подвластно все. Что они, если захотят, могут со временем стать полновластными госпожами земной жизни.
   - Да, и вряд ли станут сопротивляться нашему владычеству эти бесконечно нами восхищающиеся мужчины? - уже не раз думала забывшаяся в своих мечтаниях Холида. - Да, все они сами добровольно отдадутся нам в вечное рабство. Эти безмозглые, пусть и очень нами желанные, мужчины не имеют никакой ценности в земной жизни. Осуществление их сиюминутных желаний и возможное их счастье зависит только от нас, женщин. Мы, если пожелаем, способны с легкостью возносить их почти под самые небеса или низвергать в самые глубокие бездны ада.
   Она смотрела на Антона, как притаившийся охотник присматривается к своей возможной жертве, наперед зная, что его жизнь, начиная с сегодняшнего дня, наполниться самым настоящим адом. И что он уже долго не найдет для себя покоя на этом свете, если его случайная смерть не оборвет цепь постоянно сваливающихся на его бедную голову бед и страданий. Где-то на глубине своей души, она жалела ни в чем перед нею не виновного Антона. Но хоть что-нибудь подправить и изменить в своей собственной и его судьбе она не могла, это уже было не в ее власти. Антон нравился ей не только, как человек, но в большей степени, что было для нее особенно ценным, как мужчина. Но еще больше она любила и жалела саму себя, а поэтому даже и мысли к себе не подпускала, что ей надобно остановиться и не портить хорошему человеку жизнь. Судьба Антона уже была предрешена, а Холида пока только оттягивала минуту начала его земных мытарств и испытаний. А когда продрогший Антон заходил в тщетных попытках согреться по пещере, она уже больше не стала испытывать свою судьбу и еле слышным негромким смешком заставила Антона идти в нужную ей сторону. Встревоженный ее тихим издевательским смехом Антон пошел прямо на нее, и она торопливо уступила ему дорогу. При виде изумленного лица Антона, она, уже зная о безрассудной любознательности людей, больше не сомневалась в успехе. Так оно и вышло на самом-то деле: поддавшийся на ее уловку Антон прошел в открывшийся перед его глазами проход и вошел в папоротниковый лес. Холида только для того, чтобы окончательно убедиться, что попавшийся в ее ловушку Антон скоро не возвратиться обратно, еще довольно продолжительное время поджидала его в пещере, но его все не было и не было.
   - Ну, все, голубчик, теперь тебе из этого древнего царства природы долго не выбраться. В таком густом девственном лесу можно с легкостью заплутать. Особенно, если пораженная небывалым зрелищем голова хотя бы на короткое время отказала тебе в рассудке. А за время твоего блуждания по его дебрям Валя непременно отыщет для себя другого ухажера. Ни одна земная женщина не любит долго страдать от безответной любви. Она непременно найдет для себя более надежного и близкого утешителя, - язвительно бросила неприятно поморщившаяся Холида в скрывающую от нее проход в древнее царство природы гранитную стену и вышла из пещеры.
   Она знала, что найти подрагивающий в густом тумане настоящего времени проход в пещеру, это почти то же самое, что искать иголку в стоге сена. Весело постукивая каблучками туфелек, Холида прошла через селение приморских рыбаков и остановилась возле автобусной остановки. Было слишком рано, поэтому на остановке еще никого не было. Все еще не перестающая удивляться возвращенным с обретением тела ощущениям жизни Холида присела на скамейку и начала обдумывать свои первые шаги в этой еще смутно ею представляющейся новой жизни. Холида была уверена пока что только в одном: ей было срочно необходимо убираться от этого уже надоевшего ей до чертиков села по возможности дальше. Задумавшись, как ей лучше обустроить свою новую жизнь, Холида не заметила, как к автобусной остановке начали подходить люди. Одни из них встречали приезжающих из районного центра родственников или знакомых, а другие сами собирались уезжать по той или иной надобности из села. Но собравшиеся в одном месте хорошо знающие друг друга односельчане до того громко между собою загалдели, что привыкшая к тишине или к приглушенному сокровенному разговору возлюбленных Холида тут же закрыла своими ручками уши и поторопилась отойти в сторонку. В это время на автобусной остановке было немало мужчин, но странное дело они даже и ухом не повели, когда мимо них проходила красивая Холида. Холида за долгое время своего заточения в пещере не только всех их знала, как облупленных, но и при желании еще могла восстановить в своей памяти их отцов, дедушек и прадедов. Она всех их знала, еще начиная с младенческого возраста, и среди них не было ни одного, кем бы она могла увлечься, чтобы решиться навсегда себя похоронить в этом уже давно порядком ей надоевшем селении рыбаков. Но подобное пренебрежительно равнодушное отношение к ее несомненной прелести и очарованию задело ее за живое. Встревожившаяся Холида тут же внимательно осмотрелась в зеркальце, но не увидела в нем на себе ни одного оправдывающее подобное поведение мужчин изъяна. Из зеркальца на ее смотрела все та же бывшая степная красавица, по которой сходили с ума все более-менее стоящие внимание Холиды мужчины.
   - Но почему же тогда эти деревенские увальни остались равнодушные к моей красоте? - задавалась, не знающая, что ей обо всем этом думать, вопросом Холида. - Почему моя несомненная прелесть не произвела ни них никакого впечатления? Может, они меня плохо осмотрели?
   И Холида, стойко выдерживая поднятый бабами невообразимый шум и гам, начала неторопливо прохаживаться возле по-прежнему не обращающих на нее никакого внимания мужчин. К автобусной остановке, поднимая целые тучи въедливой противной пыли, подкатил автобус и остановился как раз напротив Холиды. Раскрывшаяся дверь больно ударила по Холиде и та, потирая ушибленное место, поторопилась отойти в сторону. Развернувшаяся в обратном направлении дверь ударила по авоське толстой как раз в это время спускавшейся с подножки автобуса женщины. Трехлитровая стеклянная банка разбилась вдребезги, а наполняющая ее темная вонючая жидкость, обрызгав всех, кто в это время находился рядом с женщиною, потекла по ее юбке. Подобной перебранки Холида еще не слышала за все свое многовековое существование. Напуганная до смерти она стояла с низко опущенной головою и ожидала града упреков, но на нее по-прежнему никто не обращал внимания. Столпившиеся неподалеку мужчины не без удовольствия наблюдали за своими распетушившимися супругами. Да, и выкрикиваемые ими, пока еще непонятные для Холиды визгливыми голосами слова, вызывали у мужчин взрывы громкого хохота.
   - Но почему я эти их слова не знаю? - повторяла про себя недоумевающая Холида. - Разгадывая значение произносимых этими недоумками во время уединение в моей пещере слов, я уже надеялась, что их язык мною полностью изучен, что мне, после обретения плоти, не составит особого труда общаться с нынешними людьми. Но, как оказалось, у меня еще имеются некоторые пробелы в знании их самых значимых при общении друг с другом слов. Подобных слов, которыми сейчас обмениваются разъяренные женщины, я еще не слышала. Мне надобно их, как можно скорее, выучить, если они такие смешные.... Однако почему они ругаются друг с другом и не обращают никакого внимания на меня, непосредственную виновницу разбитой этой злополучной стеклянной банки?
   Внезапно озарившая ее догадка так рассмешила Холиду, что она, не сдержавшись, захохотала вместе с мужчинами, вписывая свой звонкий, как серебряный колокольчик голосок, в их раскатистый хохот. Как же она могла быть ими видимой в то время, когда ее виски были намазаны волшебной мазью. Для удаления со своих висков мази у Холиды был припасен флакончик со спиртом, но она не стало торопиться с возвращением видимости.
   Егор Кузьмич не вмешивался в перебранку женщин. Поникший от острого осознания свалившейся на него нежданно-негаданно беды, он терпеливо сидел в салоне и ждал, когда расходившиеся бабы не освободят выход.
   - В районный центр поеду через полчаса! - громко объявил развеселившийся водитель и отъехал от остановки.
   От внимательно осматривающейся вокруг себя Холиды не укрылось, как вышедший из автобуса мрачный мужчина поманил кого-то из присутствующих на остановке мужчин к себе. Заинтересовавшись их разговором, она, соблюдая при этом крайнюю осторожность, подошла к ним по возможности ближе.
   - Что еще могло случиться, Егор Кузьмич? - полюбопытствовал у невзрачного мужика подошедший плотный коренастый мужчина. - На тебе сегодня прямо нет лица....
   - С вами не только без лица останешься, но и голову свою потеряешь, - недовольно буркнул в ответ Егор Кузьмич.
   - Объясни толком, чем мы тебе на этот раз не угодили? - тихо переспросил его коренастый мужчина.
   - Не угодили не мне, а парням из Государственной безопасности, - сердито буркнул неприятно поморщившийся Его Кузьмич.
   - Государственная безопасность заинтересовалось нашим селом! - воскликнул обеспокоившийся его словами мужчина. - Кого из нас они подозревают во вражеской деятельности!? Среди наших рыбаков, насколько мне известно, недовольных Советской властью нет и помине!?
   - Чего они хотят? - передразнил его еще больше обозленный Егор Кузьмич. - Полдня мне мылили голову за твоего студента.... Вспомни, что я не хотел его принимать в артель, но ты настоял.... Все выпрашивал у меня, кто он и зачем к нам приехал.
   - Тебя, Егор Кузьмич, расспрашивал о нашем Антоне Кравченко? - уточнил вздохнувший с облегчением мужчина. - Он, ведь, уже знал, что мы приняли в артель Антона, и не возражал против его проживания в нашем селе....
   - Нет, не он.... Кравченко послали куда-то на повышение, - перебил мужчину Егор Кузьмич, - а на его место прислали другого, еще совсем молоденького офицера. Он-то и потребовал от меня, чтобы мы немедленно послали на прежнее местожительство твоего студента запрос и смотрели за ним, в оба глаза.
   - Все понятно, Егор Кузьмич, - задумчиво буркнул мужчина. - Ничего не поделаешь, раз требуют, то мы непременно пошлем запрос.... А чего нам смотреть за ним? У нас, Егор Кузьмич, все на виду. От соседей не спрячешься и ничего, как ты не старайся, не утаишь....
   - Так-то оно так, - ответил ему заветно повеселевший Егор Кузьмич, - но как бы этот паренек ничего худого не выбросил.... Ну да, ладно, бывай.... И смотри у меня, чтобы все было в порядке....
   - Все сделаем так, Егор Кузьмич, что даже комар под наши дела своего носа не подсунет, - заверил его председатель рыбацкой артели и убежал по своим делам.
   - Это они о моем Антоне разговаривают, - догадалась подслушавшая их Холида. - Оказывается у него и с властью не все в порядке. Тогда он мне еще больше нравится.... Мне почему-то всегда были больше по нраву именно те мужчины, которые обладают достаточным мужеством, чтобы бросить вызов самым сильным и властолюбивым людям. Но что же это такое Государственная безопасность? Если я намерена обустроить свою будущую жизнь по возможности лучше, то мне непременно надо разузнать об этой всесильной Государственной безопасности, как можно, больше.
   Подоспевший водитель громко просигналил, объявляя о начале посадки, и Холида поспешила к автобусу. Она вошла в салон, заняла одно из свободных мест и, не беспокоясь о билете, уехала в районный центр.
   Утром Сане позвонили из политического отдела.
   - Лобов! - загремел в трубке немного сипловатый бас начальника. Это полковник Ненашев тебя беспокоит.... Как устроился!?
   - Спасибо, товарищ полковник, неплохо, - отозвался Саня, - квартира прекрасная. Начинаю понемногу осваиваться и с делами.
   - Давай, давай осваивайся, - добродушно буркнул в трубке начальник. - Передовицу в сегодняшней Правде читал!?
   - Не успел, товарищ полковник, - честно признался Саня. - Только развернул, чтобы ее почитать, а тут вы звоните....
   - Так я, оказывается, тебе мешаю, - рассмеялся в трубке полковник. - Ты ее очень внимательно почитай.... В этой передовице написано немало интересного не только для меня с тобою, но и для каждого сознательного советского человека. В твоем районе намечается партийная конференция. Очень важно, чтобы ты, лейтенант, лично на ней побывал. И не только побывал, но и выступил в духе этой передовицы. Обрати особое внимание партийного актива на безусловное выполнение главного требования сегодняшнего дня в повышении революционной бдительности в борьбе против нашего классового врага. Помни и никогда не забывай, что ключ от нашей успешной работы по обеспечению безопасности молодой страны Советов находится в тесном контакте с партийным активом. И ты, лейтенант, не только должен, но и обязан, постоянно опираться на активистов партии в своей повседневной работе. Запомни эту азбучную истину на всю свою дальнейшую службу. Если мы не будем опираться в своей работе на рабочий класс и беднейшее крестьянство, то мы не сможем в полной мере справиться с возложенными на нас партией и лично товарищем Сталиным задачами. А этого мне с тобою Родина не простит.... Тебе все понятно, Лобов!?
   - Так точно, товарищ полковник! - отрапортовал Саня.
   - Это очень хорошо, что тебе, лейтенант, все понятно, - добродушно буркнул в трубке начальник. - И еще не теряй времени и прямо сейчас приступай к формированию возле себя патриотов первого в мире государства рабочих и крестьян. Они станут твоими ушами и глазами, а, следовательно, ушами и глазами органов безопасности и нашего родного товарища Сталина. Подробности в уже посланной тебе спецпочтой инструкции. Вопросы ко мне будут, лейтенант?
   - Никак нет, товарищ полковник!
   - Ну, тогда успехов тебе, лейтенант!
   Начальник политического отдела отключился, а вздохнувший с облегчением Саня тут же уткнулся в лежащую перед ним на столе газету, делая на ней карандашом необходимые пометки. Проработав подобным образом от начала и до конца передовицу, он еще раз бегло ее просмотрел и, позвонив в приемную районного комитета партии, уточнил у секретарши, когда его сможет принять первый секретарь. После недолгого молчания в трубке, молодой женский голос ему сообщил, что первый секретарь освободится только в шесть часов вечера. Саня недовольно поморщился, но настаивать на немедленном приеме не стал и принялся за отнимающие у советского чиновника большую часть рабочего времени составления донесений и отчетов. Ровно в шесть часов вечера Саня вошел в кабинет первого секретаря райкома партии. И не только обсудил с ним свое выступление на районной конференции, но и наметил совместные мероприятия по активному привлечению коммунистов и сознательных трудящихся к тесному сотрудничеству с органами Государственной безопасности. Беседа затянулась, и Саня освободился только где-то около девяти часов вечера.
   Вечерние сумерки уже успели нависнуть над примолкшим районным поселком. После жаркого дня было так приятно ощущать вечернюю прохладу, что Саня, отпустив машину, направился в сторону своего дома пешком. Он неторопливо шагал по главной улице поселка, носившей имя великого человека, создавшего всемирно известный научный труд под названием "Капитал", и с интересом присматривался к притаившимся за высокими деревьями бывшим купеческим особнякам.
   - Свой скрытный норов они переняли у своих бывших владельцев, - с неудовольствием подумал об особняках Саня. - Этим кровососущим пиявкам в свое время многое приходилось прятать в этих своих крепостях от горбатившего на них с раннего утра и до позднего вечера свои спины трудового люда. Ну, ничего, пройдет еще несколько десятилетий и мы камня на камне не оставим от этих памятников проклятого прошлого. На месте этих особняков мы построим просторные и светлые открытые для всех людей дома. Пусть все смотрят, как живет освобожденный от эксплуатации советский народ. Нам нечего будет скрывать от людей. Мы в отличие от этих кровососущих пиявок будем жить честно и по справедливости, а не по их бесчеловечным законам.
   Чистый весь пропитанный изумительным ароматом созревающих плодов воздух приятно щекотал ноздри Сане. И он вдыхал его в себя полной грудью, не торопясь, как бы смакуя каждый свой глоток. Надвигающаяся на районный поселок ночная темь настоятельно призывала горожан расслабиться и начать думать об извечном для всех людей вопросе, о смысле человеческой на земле жизни. Но Саня не мог и не хотел следовать ее совету. Молодая горячая кровь заставляла его бросать не всегда равнодушные взгляды на заполонивших улицу веселых говорливых девушек. А одна из них, торопясь по своим каким-то неотложным делам, чуть ли не сбила его с ног. Недовольно поморщившийся Саня остановился и окинул смутившуюся девушку сердитым взглядом. И от одного взгляда на чистое изумительной красоты раскосое лицо девушки у него просто перехватило дыхание, а от недавнего раздражения у Сани уже не оставалось и следа. Восхищенный красотою встретившейся ему девушки Саня молча смотрел прямо в ее очаровательные глазки и не мог на нее насмотреться. Девушке, по всей видимости, поначалу не очень-то понравился его пристальный взгляд, Но потом, когда до нее дошло, что она приглянулась красивому парню, ее нахмуренное лицо начало понемногу проясняться и наполняться таким дивным светом, что у Сани до того сладко защемило сердце, что он уже был готов закричать на весь мир:
   - Замри, прекрасная незнакомка! Позволь мне вдоволь налюбоваться на твою небесную красоту! Позволь мне усладить свое тоскующее в серой повседневности разбитое тобою сердце!
   Но девушка уже совсем неожиданно для ошеломленного Сани скорчила ему пренебрежительную рожицу и побежала по улице с негромким поощрительным смешком. Саня еще долго смотрел вслед бегущей по улице девушки, понимая, что с этой минуты, его сердце принадлежит только ей одной. Подождав, пока она не скроется из его глаз, Саня повернулся и уже безо всякого желания поплелся в свою новую квартиру. Он знал, что отыскать понравившуюся ему девушку для него не составит особенного труда.
   Доехавший до своей конечной остановки автобус развернулся на центральной площади поселка и остановился. Столпившиеся у дверей пассажиры торопливо выходили на вымощенную брусчаткою площадь. Вышла вместе с ними из автобуса и предусмотрительно пристроившаяся сзади них Холида. К этому времени уже начали сгущаться над поселком вечерние сумерки. Осмотревшаяся вокруг Холида вошла в ближайший от остановки дом и, свернувшись калачиком на свободном диванчике, скоро забылась в своем первом, после обретения ею плоти, сне. Проснулась поздно.... Хозяева уже успели уйти на работу, так что, не переживающая, что ее могут потревожить, Холида развернула переданный ей колдуном узелочек. В нем, кроме еще одного платья, были две небольшого формата тоненькие книжки и завернутые в старую газету денежные купюры. Холида, торопливо сосчитав денежные купюры, только горестно вздохнула. На такие деньги можно было кое-как прожить несколько месяцев, но не для такой жизни готовила себя Холида за долгие столетия своего вынужденного пребывания в эфирном состоянии. Не для того она страдала целых девятьсот девяносто девять лет, чтобы, обретя плоть, нищенствовать или, что еще намного хуже, пойти в услужение этим никчемным людишкам.
   - Увидели бы меня сейчас мои подружки, то непременно подняли бы на смех, - сокрушалась она. - Последняя на земле шибианка вынуждена, чтобы не умереть с голоду, наниматься в услужение простым смертным людям....
   И Холида не очень-то лестно отозвалась о своем Творце. Пусть она и понимала, что была виновницею гибели всех своих подружек и вполне заслуживала Его наказания, но, во всяком случае, не такого сурового и беспощадного.
   - За что Он меня так сурово наказал? - с раздражением думала она. - Как Он мог себе даже предположить, что я добровольно соглашусь служить этим расплодившимся по всей земле презренным людишкам? Да, и заслуживала ли я, бедная простая шибианка, от Него подобное слишком суровое наказание? Я же ничего слишком уж предосудительного в своем бессмертном существовании не делала. Ну, убила я несколько человек, так они же сами убивают друг друга в своих нескончаемых войнах и распрях намного больше. Да, и убила я их не по злому умыслу, не из-за своей кровожадности, а только из-за крайней необходимости, из-за опасения разоблачения, благодаря которому замысел по нашему сотворению Творца мог бы утратить всякое значение. Но наш не всегда благодарный Творец, не наказывает своих излюбленных чад за их нескончаемые войны и распри, а стоило мне немного перейти дозволенную черту, как Он тут же обрушил на всех шибианок все свою ярость и свое негодование. Стоило ли Творцу так строго судить за убийство нескольких человек измученную безответными чувствами влюбленную женщину в то время, когда эти двуногие животные убивают себе подобных по самым незначительным пустякам? Так вот, что значит быть Его любимым ребенком? Этих презренных людишек Творец понимает и с легкостью прощает все их прегрешения, а стоило мне убить ради предотвращения неминуемого разоблачения, так сразу же наступило возмездие.
   Ощущая саму себя самой несчастною женщиною во всем мире, Холида еще немного повздыхала, но, понимая, что к прошлому у нее больше возврата нет, начала думать и соображать, а как же ей постараться, чтобы, как можно лучше, устроиться в этой своей новой жизни. Ей еще повезло, что у нее такая любознательная душа. В пещере она слушала не только одних возлюбленных, но и спрятавшихся от непогоды местных жителей или случайно обнаруживших пещеру путников. И тогда она, отдыхая от постоянно терзавших ее слов любовных признаний, с невероятной жадностью ловила каждое их слово, поражаясь происходившими на земле изменениями. Ей, отмеряющей свое время не днями, не неделями, не месяцами и даже не годами, а целыми десятилетиями, иногда, казалось, что люди просто сошли с ума, что покой и привольная тихая жизнь им просто невыносимы. Вокруг ее пещеры с невероятной быстротою возникали и исчезали целые государства. Наполняющие души этих недоумков безрассудные идеи то и дело возносились в ранг святынь, но очень скоро через довольно непродолжительное время предавались забвению. И люди снова и снова загорались новыми, еще более скудными и порочными идеями. Холиде иногда даже казалось, что нет, и никогда не будет, конца человеческой глупости и равнодушия к своей собственной судьбе. Что все их как бы гениальные прожекты и псевдонаучные изыскания непременно ведут все человечество к его неизбежному позорному концу. Так она и узнавала историю их безрассудной жизни, почему-то называемую этими презренными людишками бессмертной и героической, а на самом-то деле, по ее глубокому убеждению, просто глупой и бессмысленной. Бессмысленной жизнью, потому что люди, обуреваемые все новыми и еще более разрушительными для их жизни и пагубными для их душ идеями, просто не могли и не хотели учиться на своих собственных ошибках. Время у Холиды было предостаточно. И она, после долгих размышлений, наконец-то, сообразила, почему и отчего у этих презренных людишек так быстро меняется язык.
   - Люди его меняют, чтобы не краснеть от стыда при воспоминаниях о своих недавних заблуждениях, чтобы слова, которые они предавали забвению, не напоминали им об их недостойным прошлом, - думала она, старательно заучивая значения становившихся с каждым очередным десятилетием все больше и больше ей незнакомыми слов.
   А ей так хотелось думать и мечтать известными и понятными ей еще при жизни дочерью могущественного половецкого хана словами.
   - И до чего же приятно эти слова звучат! Даже моя зачерствевшая с годами душа при одном только их звучании до того радостно ликует и трепещет, что мне волей-неволею хочется плясать и прыгать по пещере, как маленькому ребенку! - восклицала она про себя.
   И с просто невыносимой тревогою ощущала, как с каждым очередным десятилетием ей все труднее удерживать эти родные слова возле себя. Ей разрешалось несколько часов в сутки отлучаться из пещеры. Все это время она посвящала посещению открывшейся с приходом Советской власти в поселении рыбаков начальной школы. Даже и сейчас Холида не может без улыбки вспоминать, с каким трудом осваивали ребятишки, а по вечерам и взрослые люди, азбучные знания. Холида не выдерживала и громко выкрикивала за них правильные ответы, но, к сожалению, ее не слышали, и некому было похвалить ее за старание и успехи. А когда в школе начинали проходить то, о чем Холида знала, наверное, лучше самого учителя, то она использовала отпущенное ей время в сельской лавке. Там она не только с удовольствием прислушивалась к разговорам, но и с интересом наблюдала за махинациями вороватой продавщицы. Однажды, наткнувшись на кем-то брошенную газету, она прочитала доклад на каком-то там съезде одного из руководителей страны. Слова прочитанного ею доклада до того поразили ранимое воображение Холиды, что ей нестерпимо захотелось и самой стать активной поборницей справедливости. Только поэтому, а не по какой еще другой причине, она с давно позабытым трепетом в своей тоскующей о плоти душе начала еще внимательней следить за работой вороватой продавщицы. И как только она замечала, что продавщица намеревается обвесить или обсчитать какого-нибудь рыбака или рыбачку, то со всей силою толкала ее под руку. Если при этом просыпались сахар или мука или проливалось какая-нибудь жидкость, то нужная справедливость на территории рыбацкого поселения непременно торжествовала. Но так как обвешивания и обсчеты не прекращались, то ей это безнадежное дело очень скоро наскучило. Холиде уже больше не хотелось тратить на это бесполезное занятие отпущенного ей времени. Так, благодаря своей врожденной любознательности, Холида уже многое знала о жизни современных людей. Но, все же ощущая в себе некоторую неуверенность, она решила и сегодняшний день посвятить изучению их быта и нравов. Прополоскав уже успевшее замараться платье в холодной воде, она повесила его для просушки на растянутую возле дома веревочку, а потом заходила по улицам поселка, внимательно вглядываясь в окружающую ее жизнь. Второе, подаренное ей колдуном, платье, как и первое, плотно облегало ее стройную фигуру, не омрачая настроения Холиде ни одной своей видимой складочкой. Довольно улыбающаяся Холида то и дело заглядывало в приглянувшиеся ей дома и магазины, с интересом вслушиваясь в разговоры горожан. Наслушавшись откровенных задушевных разговоров и ознакомившись с ценами в магазинах, она уже окончательно укрепилась в своем нежелании устраиваться для обеспечения самой себя едой и питьем на работу.
   - Я, пока еще, слава Творцу, не совсем безмозглая дура, - подумала презрительно скривившаяся губки Холида, - чтобы позволить увянуть своей красоте на этой каторжной работе и превратить свою долгожданную жизнь в бессмысленное существование. Моя сегодняшняя жизнь должна быть наполненной развлечениями и красавцами мужчинами, без которых красивая женщина рискует превратиться в просто изящную куклу. Я вовсе не желаю, чтобы мою прелестную головку измучивали заботы, как мне прожить, или свести концы с концами на получаемую мною просто нищенскую заработную плату. Мне подобная жизнь без надобности, - бедовала она про себя, - если я не сумею найти для себя более достойной жизни, то мне лучше всего прекратить свое существование.
   Многоопытная Холида всем свом обострившимся чутьем ощущала, что параллельно этому нищенскому существованию должна быть и другая более достойная для уважающего самого себя человека жизнь. Она ее искала, но, по всей видимости, в таком маленьком поселке ее обнаружить было очень даже затруднительно. Во всем поселке Холида отыскала всего лишь несколько более-менее похожих на достойное человека жилье квартир, но и они ее не удовлетворяли. Так и не обнаружив для себя то, что могло ее не только удовлетворить, но и заставить забиться ее избалованное прежней роскошной жизнью сердечко, Холида с аппетитом полакомилась горячими котлетами на кухне местной столовой. А потом, сбегав за уже успевшим высохнуть платьем и узелком, снова окуналась с головою в тщетных поисках достойной для себя жизни. Невидимая человеческими глазами она с легкостью проникала в самые недоступные для простых смертных людей места и изо всех своих сил пыталась понять для себя и разобраться, чем же все-таки занимаются внешне солидные и умные люди. Красавцы мужчины и подражающие им провонявшие табаком и затянутые в уродующие их кожанки женщины неустанно разряжались зажигающими речами, призывая внимательно слушающих их людей к самопожертвованию во имя будущего счастья. Кабинеты высоких начальников были переполнены строящими планы по организации сегодняшней жизни по-новому людьми, которые до хрипоты спорили между собою о том, что им необходимо делать в первую очередь, чтобы добиться, если не завтра, то хотя бы в ближайшем будущем всеобщего благосостояния. Уже и вечерние сумерки начали опускаться на притихший поселок, а Холида все еще расхаживала по его улицам, так и не находя для себя того, что ей так хотелось, как можно скорее, отыскать.
   - Но я же красавица! - вскрикнула вслух она от озарившей ее прелестную головку неожиданной догадки. - А красивые женщины обязаны жить хорошей обеспеченной жизнью в любой стране! Только поэтому мне для начала просто необходимо дополнить свои стройные ножки и красивую мордашку роскошной одеждою и драгоценными украшениями, а уже потом думать о занятии достойного места в этой не очень мне понятной стране. Но где же я возьму на все эти предметы роскоши достаточно денег? Выманить у состоятельных поклонников.... Но где мне отыскать этих состоятельных мужчин? Заработать? Но я в этой стране и за столетие не заработаю таких денег.... Украсть? Но во всем этом несчастном поселке не найдется столько денег, которые меня удовлетворили бы.... Нет в этом поселке, но зато, наверное, найдутся в больших городах, о которых я уже не однажды читала в газетах.
   Обрадовавшись, что она, в конце концов, все же отыскала для себя выход из затруднительного положения, Холида, укрывшись в одном укромном местечке, протерла свои виски спиртом. Став видимой, Холида снова зашагала по улицам поселка, расспрашивая встречающихся ей прохожих о главном городе страны, в которой они проживают, и где он находится. Подобные ее расспросы, как могла судить по их реакции на ее слова Холида, должны были показываться немало удивленным ее незнанием таких простых вещей горожанам, если не провокационными, то даже очень странными. И они, старательно сдерживая свое недоумение, торопливо ей объясняли, что главным городом в Советском Союзе является Москва, и что ехать до него ей вначале надо на автобусе, а потом на поезде. Что такое автобус, Холида уже знала, а вот, что такое поезд, для нее все еще оставалось неизвестной загадкою, но продолжать и дальше свои расспросы она уже не решалась, а поэтому, укоризненно покачав своей прелестной головкою, молча зашагала в сторону автовокзала.
   - Где, где он? - остановил ее вопрос одной о чем-то оживленно беседующих между собою двух женщин.
   - Да вон, видишь, идет к нам навстречу в военной форме, - тихо ответила ей вторая женщина.
   - Сейчас вижу.... И какой же он молоденький! Встретишь такого на улице и не поверишь, что только благодаря этим молодым парням наша страна не только остается свободной и независимой, но и страшно пугающей для всего капиталистического окружения....
   - И ты, подружка, как всегда права, - подержала ее слова вторая женщина. - Эти парни, пусть и молоденькие, но дело свое знают. С этими парнями долго не забалуешься. Они очень скоро всех вставляющих до этого времени нам палки в колеса тайных врагов не только выловят, но и засадят их на долгие годы за тюремную решетку.
   - И правильно, - поддержала ее первая женщина, - нечего, подружка, этим тайным врагам жить припеваючи за наш счет. Пусть нахлебаются вдосталь тюремной баланды и навечно зарубят себя прямо на носу, что вкусно есть и пить в нашей стране позволяется только рабочему человеку.
   - А он большой начальник в наших органах Государственной безопасности? - поинтересовалась у своей подруги вторая женщина.
   - В нашем районе он самый главный.
   Женщины еще немного поговорили и разошлись по своим делам. А заинтересованная их словами Холида внимательно всматривалась в приближающего к ней Саню Лобова.
   - Вот она, нужная мне зацепка! - радостно вскрикнула про себя Холида. - Через этого самого осведомленного в районе человека я все узнаю о загадочной жизни населяющих эту страну людей! Мне стоит только вначале его приворожить, а потом он уже сам начнет делать для меня все, чего я только не пожелаю!
   Чему-чему, а привлекать к себе внимание понравившихся мужчин Холиду учить была без надобности. И она тут же, притворившись, что очень торопиться по каким-то своим неотложным делам, побежав к нему навстречу, как бы нечаянно, столкнулась с Саней Лобовым. Удержавшийся на ногах Саня недовольно нахмурился и окинул столкнувшуюся с ним девушку укоризненным взглядом. Он уже только намерился высказать ей все, что думает о подобных просто сумасшедших девчонках, но, встретившись с ее несравненно прелестными глазками, прямо застыл на месте от охватившего его при виде прелестной привлекательности Холиды смущения. Саня уже не собирался ее укорять и отчитывать за непозволительную торопливость в общественном месте. Он уже желал, как можно дольше, смотреть и любоваться так нежданно-негаданно встретившейся ему необычно красивой девушкою. С подобной женской красотою он встретился впервые, и только поэтому ему ничем не хотелось омрачать объект своего поклонения. Не имея достаточно сил и мужество произнести хотя бы одно слово, он бережно удерживал в руках не собирающуюся оказывать ему хоть какого-то сопротивления раскрасневшуюся от нескрываемого удовольствия Холиду. Да, и она сама тоже молча всматривалась в его слегка нахмуренное лицо, читая в глазах этого молодого красивого парня, так желанное и особо ею ценимое в мужчинах, восхищение ее красотою. Но преждевременное с ним знакомство еще не входило в ее планы, а поэтому Холида, скорчив Сане смешную рожицу, очень довольная собою убежала.
   - Ну, дружочек! - восклицала обрадованная только что с нею произошедшим Холида. - Теперь ты уже крепко-накрепко посажен на крючок моей несравненной красоты! Теперь ты уже никогда не забудешь нашу сегодняшнюю мимолетную встречу! Теперь тебе уже до самой своей смерти не сорваться с крючка моей очаровательной привлекательности! Теперь ты уже не только должен будешь на мне жениться, но и обеспечить мне достойную моей исключительности жизнь!
   Придя на вокзал, Холида осторожно расспросила скучающих в зале ожидания пассажиров, когда отправляется нужный ей автобус, а потом, отойдя в один из укромных уголочков, намазала свои виски волшебной мазью и уехала в областной город. Приехав в областной город уже только глубокой ночью, она без излишних осложнений перебралась на расположенный неподалеку от автобусной станции железнодорожный вокзал. И с уже становящейся для нее привычной ловкостью проникла в только что отправляющийся поезд дальнего следования.
   Ночь, несмотря на проливной ливень, была теплою, и не потревожила сна не только усталого, но и до смерти напуганного Антона. Зарывшись в кучу сухих листьев папоротника, Антон спал крепко и всю ночь ему снились обычные для только что встретившегося с большим и светлым чувством молодого человека сны. Ему снились Валины глаза, ее приятные ему жаркие объятия, а его губы тихо шептали слова о переполняющем его молодое страстное тело чувстве. И ни одно напоминание о приближении к нему несчастья или неминуемой беды не осмелилось омрачать в эту ночь Антону приподнятого настроения. Проснувшись, Антон прислушался, нет ли снаружи дождя, но в ответ отозвалось все тоже нестерпимое для его ушей безмолвие. Немного успокоенный Антон сладко потянулся и выполз из своего укрытия. Отряхнув прилипшие к одежде кусочки сухих листьев, он прямо в ней бросился в уже успевшую прогреться под жаркими солнечными лучами воду тихого и умиротворенного, после ночной непогоды, озера. Выкупавшись, он развесил для просушки на крыше шалаша одежду и, предусмотрительно расщепив половину спички на две четвертинки, разжег костер, на котором и поджарил вырезанных им еще вчера из хвоста хищника себе на завтрак несколько кусочков мяса. Поднимающееся по небосклону солнце осветило снова ярко засверкавшее в его лучах водную гладь озеро изумительной красоты изумрудом. Антон бросил остатки хвороста в костер и, засмотревшись на начавшее просто с невероятной жадностью его пережигать пламя, задумался о своей дальнейшей жизни в этом папоротниковом лесу.
   - Что я уже успел узнать об этом так нежданно-негаданно открывшемся мне мире? - думал он, даже не замечая, что высказывает свои мысли вслух. - Я уже больше не сомневаюсь, что в этом мире, кроме меня, других людей нет и в помине. Иначе, если бы этот параллельный мир был охраняемым, то меня непременно вчера или сегодняшней ночью схватили бы. И не только схватили бы, но и бросили бы за самовольное проникновение в тюремную камеру. Я не такой уж и глупец, чтобы не понимать, что, если бы этот мир представлял бы для наших секретных служб хоть какую-нибудь ценность, то вход в него обязательно охранялся бы, и что бдительные стражники не могли не заметить моего в этот мир проникновения. Я уже знаю, что в этом мире обитают очень странные и совсем непонятные для проживающих на земле людей животные, с некоторыми из них я уже успел познакомиться. И они, к моему счастью, угрозы для меня пока не представляют. Однако, выйдя на эту опустошенную кем-то полосу, я могу предположить, что меня в дальнейшем могут ожидать очень даже неприятные сюрпризы. Следовательно, мне в этом мире придется быть очень осторожным и постараться изготовить для себя хоть какое-то оружие, с помощью которого я при необходимости сумею за себя постоять.
   Антон, перебрав по памяти все известное ему вооружение пещерного человека, выбрал для себя самое, но его взгляд, подходящее.
   - Решено! - громко выкрикнул принявший окончательное решение Антон. - В моем теперешнем положении мне больше всего подойдет копье! Для этого мне надо будет только подобрать какую-нибудь крепкую палку и заострить один из ее концов!
   Представив самого себя идущим по полосе разрушения с таким грозным оружием, Антон только невольно усмехнулся. Слишком жалкое показывалось ему его оружие, и слишком грозной была сила с легкостью переламывающая высоченные папоротники. Но другого более подходящего для него оружия он не знал, так что ему волей-неволею пришлось остановиться на заостренной палке.
   - А что мне делать с этим несносно жарким солнцем? - проговорил задумавшийся над очередной поставленной перед ним этим вовсе не приспособленным для жизни человека миром проблемою Антон. - В своей летней одежде я в течение одного дня рискую превратиться в обугленную головешку. Но подобная угрожающая мне мучительной смертью беда может со мною произойти только тогда, если я не буду прятаться от слишком жаркого солнца в густых папоротниковых зарослях или не превращусь, наподобие сов, в ночное животное.
   Антон, вспомнив о противных болотных испарениях, вонючей слизи гниющих стволов древовидного папоротника и бездонных ямах в папоротниковых зарослях не только брезгливо поморщился, но и даже содрогнулся от острого ощущения на своем теле всей этой мерзости. Да, и превращаться в ночную сову ему тоже не очень-то подходило: в темноте ему было просто невозможно не только отыскать вход в пещеру, но и добывать для себя пищу. Задумчивый взгляд Антона тихо скользил в поисках выхода из затруднительного положения по папоротниковым зарослям, пока не уткнулся в принесенную им вчера с полосы разрушения для костра кучу сухих листьев.
   - А не воспользоваться ли мне этими листьями? - подумал он вслух. - На вид они крепкие и вполне надежные. Но их надо будет хоть чем-то между собою связывать, а у меня для такого дела нет ни подходящих веревок и, тем более, толстых ниток....
   Антон растерянно осматривался возле себя, но ничего, что могло ему заменить веревки и нитки, он не видел. И тогда он, после недолгих колебаний решил пожертвовать своими трусами, которые, благодаря неприхотливости советских людей, были длинными и широкими.
   И последнее, чем еще был немало озабочен Антон, это отсутствие в лесу пригодных для употребления в пищу животных или растений, плодами которых он мог бы во время поисков входа в пещеру питаться.
   - Я не смогу отходить далеко от озера, пока не уверен, что и в лесу я тоже найду для себя пропитание, - думал и соображал вслух Антон.
   Проблема с обеспечением самого себя пищею была для него самой неразрешимою. Суетливо бегая в первый день своего пребывания в этом мире по папоротниковым зарослям, он не только не видел в них ни одного приносящего вполне пригодные для пищи плоды дерева, но и ни одного животного. Ему даже не попадались характерные следы их наличия в папоротниковом лесу.
   - Во всяком случае, даже и эта проблема не должна слишком уж сильно меня беспокоить, - подумал, после недолгих размышлениях, вслух Антон. - До входа в пещеру, если я, конечно же, буду идти в правильном направлении, не больше половины дня. Делая по разным направлениям от озера достаточные для поиска входа в пещеру короткие переходы, я могу ближе к вечеру снова возвращаться к озеру. Ну, а если мне повезет добыть много пищи, то тогда я могу уходить от озера даже не несколько дней.
   Продумав до конца решение всех стоящих перед ним проблем, Антон, не теряя понапрасну драгоценного времени, тут же занялся изготовлением защищающей его от слишком жаркого солнца одежды. Не обладая достаточным опытом, натаскавшему с опустошенной от растительности полосы подходящих сухих листьев Антону несколько раз приходилось начинать изготовление защитной одежды заново. Но со временем согласно поговорке, если долго мучиться, то хоть что-нибудь получится, он соорудил для себя именно то, что и хотел. Разорванных на длинные узкие полоски трусов Антону не хватило, и ему пришлось пожертвовать еще и своей майкою.
   Названный капюшоном головной убор он соорудил из пяти перекрывающих друг друга слоев папоротниковых листов. К капюшону был приделан для защиты лица от солнечных лучей козырек и свисающие на плечи Антона длинные листья. Немало времени ему пришлось повозиться и с длинною до колен безрукавкою, названною Антоном кольчугою. Прошитая, как и капюшон, из пяти слоев папоротников листьев, кольчуга внушала Антону надежду, что с ее помощью он не только защититься от палящего солнца, но с легкостью будет разгуливать даже по самой середине полосы.
   - А ноги и руки мне будет лучше всего обворачивать сухими листьями, и закреплять их с помощью оставшихся узких полосок, - подумал вслух Антон во время развешивания своей защитной одежды на специально оборудованной им для этой цели вешалке.
   Портом он подобрал толстую, но достаточно крепкую, сухую палку и, очистив ее от коры, обстругал ее тонкий конец перочинным ножиком. Нужное ему копье было готово. Покончив с делами, Антон начал внимательно ощупывать со всех сторон только что изготовленную им защитную одежду.
   - Внешне смотрится неплохо, - буркнул вслух вполне удовлетворенный своей работой Антон и бросил взгляд на сияющие над ним небеса. - А вот сумеет ли она защитить меня от солнца, это еще надо мне проверить....
   До наступления дневной жары было еще немало времени. И Антон решил, что для испытания своей защитной одежды ему будет вполне достаточно хотя бы немного прогуляться по берегу озера. Еще не притертая защитная одежда при одевании гулко зашуршала и затрещала в местах излома, а кое-где даже создавала помехи во время его движения. Но по истечению недолгого времени Антон уже чувствовал в ней себя намного уверенней. Да, и к слову сказать, ее непрерывное шуршание и потрескивание так хорошо отгоняло давящую на его уши уже становящуюся для него просто нестерпимою почти мертвую тишину. Вслушиваясь в гулко разносившиеся над водной гладью озера звуки шуршание папоротников листьев и, тем более, их как бы случайное потрескивание, Антону уже не казалось, что он в этом мире один-одинешенек, что все, что его в данное время окружает, начисто лишено хоть каких-нибудь проявлений жизни.
   - Мне, наверное, не помешает приучать себя обдумывать все свои проблемы и рассуждать только вслух, - решил для себя Антон. - Пусть даже звук моего голоса радует меня, внушает мне надежду на скорое возвращение на землю, чем вводит меня в отчаяния. А то, благодаря удручающему меня безмолвию, я вполне могу сойти с ума....
   В своей испытательной для защитной одежды прогулке по берегу озера Антон разрешал себе частые остановки и долго с какой-то неумирающей в нем до сих пор тайной надеждою прислушивался к окружающей его почти мертвой тишине. Но ничего, даже еле уловимого шороха в прибрежном папоротнике, не было слышно. Не без труда подавляя возникающее в нем желания заорать во всю глотку в это угнетающее его безмолвие, Антон продолжал снова шагал по мелководью, с удовольствием прислушиваясь даже к плеску воды под его ногами. Антон старался использовать все, что было ему доступно в этом мире, по отвлечению себя от становящегося с каждым очередным мгновением все невыносимей безмолвия. Он изо всех сил старался отгонять от себя острое ощущение одиночества, убийственную невозможность поделиться хоть с кем-нибудь своими бедами, на ком или на чем развеяться от охватывающей им несносно жуткой тоски. Не без труда подавляя подкрадывающееся к нему горькое отчаяние, Антон спасался от него только погружением в воспоминание о показывающейся ему уже порою просто нереальною земной жизни.
   Гулко прозвучавший за его спиною всплеск вынырнувшего из воды крупного тела вернул Антона к реальности. И он, схватившись за копье, повернулся в сторону всплеска. Но на поверхности воды уже никого не было. Только одни расплывающиеся во все стороны круги потревоженной воды говорили Антону, что еще мгновение назад на этом самом месте кто-то был, и, по всей видимости, испугавшись Антона, скрылся в глубине озера. Антон не знал и даже не предполагал, кем именно было только вынырнувшее позади него из воды существо: хищником или безобидным для него существом. И самое главное, что его в данное время тревожило больше всего, действительно ли оно его испугалось, а не готовилось, выжидая, когда он успокоиться и потеряет бдительность, напасть на него. Тревожно оглядываясь и не спуская глаз с уже успевшей успокоиться водной глади, он потихонечку попятился ближе к берегу. Но ничто не подтверждало его опасений, и уже немного успокоившийся Антон начал ощущать в себе только чувство досады на озеро, которое на этот раз не пожелало порадовать его добычею.
   - Я помогаю всем пришедшим на мой берег людям, но только в самое отчаянное для них время, - шептало ему в ответ на его немой укор озеро. - Я уже помогла тебе, когда ты охваченный горькой безысходностью утратил надежду вообще выжить в моем мире. А сейчас, когда у тебя уже появились надежда на спасение, ты сам должен о себе заботиться. Я не могу и больше не желаю жертвовать ради твоей привольной жизни обитающими во мне живыми существами.
   Антону больше не хотелось упрекать это пришедшее к нему на помощь в самое критическое для него время озеро. Устыдившись его правильными словами, Антон повернулся, и только было намерился продолжать идти дальше, как его скользящий по прибрежному папоротнику взгляд уловил бегущую в сторону озера тихую волну зашевелившихся листьев папоротниковых зарослей. Приподнявший свое копье Антон не спускал своих разгоревшихся охотничьим азартом глаз с подрагивающего прибрежного папоротника. Увлекшийся поеданием кишевших в прибрежных зарослях насекомых небольшой зверек неосторожно высунулся из папоротника. Притихший Антон, не желая преждевременно его спугнуть, начал заносить над ним острый конец своего копья. Не подозревающий об уже нависающей над ним смертельной опасности зверек продолжал слизывать своим длинным красным языком со стеблей папоротника лакомых для него насекомых и подпрыгивал к Антону все ближе и ближе. Прицелившись острым концом копья в его жирное тело, Антон только намерился врезать по нему своим оружием, как его опередил внезапно выскочивший из папоротника на двух задних лапах другой охотник, внешне напоминающий собою земную птицу. Бедный зверек в отчаянии задергался в его зубастой пасти, в то время как опущенное нерастерявшимся Антоном копье с легкостью вошло в мясистый бок хищника. Но этот его удар по хищнику не был для него смертельным. И хищник, бросившись в сторону, исчез в папоротниковых зарослях.
   - Растяпа, - выругался разозлившийся на самого себя Антон, - вместо того, чтобы ударить в его тонкую шею, я попал в бок. Разве в моих силах пробить своею тупою палкою такую тушу мяса? В этом звере было никак не меньше пяти пудов....
   Раскаяниями горю не поможешь, а упущенную добычу уже не вернуть. И Антон, снова зажав копье подмышкою и засунув руки в специально проделанные отверстие в кольчуге, неторопливо зашлепал по мелководью вдоль берега. Но он уже больше не отвлекался воспоминаниями о земной жизни, а внимательно оглядывался возле себя и не спускал глаз с прибрежного папоротника. Подойдя к резко сужающейся части озера, Антон начал потихонечку входить в ручку "Волшебного зеркальца", именно так он называл принесшее ему в первый день своего попадания в этот мир надежду на спасение озеро. Плотно улегшаяся по мелководью земля вперемежку с мелкой галькой на дне озера окончилась. И ноги продолжающего идти по мелководью Антона начали все глубже и глубже проваливаться в самое настоящее болотное месиво. Продолжать идти вперед с проверкою копьем впереди себя дна озера, уже стало не только труднее, но и опаснее. Ради собственной безопасности Антон был вынужден выйти из озера на укрытый папоротниковыми зарослями берег. Но и на берегу под его ногами зачавкала уже Антону знакомая болотистая местность. С каждым очередным шагом почва под его ногами становилась все зыбче и зыбче, и совсем скоро Антон уткнулся в вовсе непроходимую топь. Сияющее на небосклоне красное солнышко уже было совсем близко от своей наивысшей на небосклоне точки, обещая равнодушно поглядывающему на него миру еще большую жару. И Антон решительно повернул в обратную сторону.
   - Если я из-за этих непроходимый топей не могу продолжать исследования берега озера, - подумал вслух неприятно поморщившийся Антон, - то мне лучше всего возвратиться на место своей стоянки еще до наступления дневной жары.
   Возвратившийся к шалашу Антон снял с себя защитную одежду, подбросил в уже начавший затухать костер хвороста и, спрятавшись в тени, молча наблюдал за сверкающей в дневное время водной гладью озера. Немилосердно жаркое солнышко, заскочив с наступлением полудня в свой зенит, до того обрадовалось появившейся у него возможностью обозревать весь испуганно съежившийся при виде его небывалой резвости мир. И то, что открылось его откровенно недоумевающему взору внизу, вовсе его не радовала, не вдохновляло его и дальше продолжать освещать этот по неизвестным для него причинам не ликующий при встрече с ним, а откровенно его почему-то опасающийся, мир. Но немало озадаченное подобной неласковой встречею солнышко, как можно было от него ожидать, не стало хмуриться, не стало показывать даже вида, что оно очень недовольно освещаемым им миром. А, переполняясь вполне понятным для него яростным раздражением, до того раскалилось, что Антону начало показываться, что посылаемые на землю испепеляющие солнечные лучи намереваются испепелить все проживающие в этом мире живые существа и растения. Озерная вода под их дружным напором быстро нагревалась и, как думал не сводящий с водной глади озера Антон, она не успевала вскипеть только благодаря своей немыслимой глубине. Антону даже и под сооруженным им у самой воды навесом было душно. И ему волей-неволею приходилось раз от раза омывать в озерной воде непрерывно покрывающееся потом свое лицо. Насланная несносной жарою духота не только заставляла потеть лицо Антона, но и навеивала не него дурманящую дремоту. И он, сидя под навесом, все чаще клевал своим непрерывно покрывающимся капельками пота носом. Со стороны озера донесся до придремавшего Антона чей-то просто невероятный для воцарившейся над миром тишины громкий плеск.
   - Далековато от меня, - отметил вслух не раскрывающий сомлевших от несносной духоты глаз Антон.
   Всплеск на озере повторился, потом еще и еще.... Антон раскрыл глаза и посмотрел на озеро. Застывшей в своем величественном спокойствии водной глади озера уже не было и в помине. Везде, куда он только не бросал свой недоумевающий взгляд, кружились всплывающие на поверхность косяки рыбы.
   - Так их же сейчас можно ловить просто руками! - вскрикнул обрадованный Антон и, торопливо натянув на себя защитную одежду, бросился в воду.
   Закружившиеся около него в неподдающейся здравому осмыслению пляске рыбы не обращали на присутствие возле них Антона никакого внимания. И не только потому, что переполняющее рыбьи тела тепло очень сильно их беспокоило, а по большей части только оттого, что они не знали и не понимали, как и чем им можно было добиться для себя так желанного всеми живыми существами покойного умиротворения. Их разогретые в слишком теплой воде тела нуждались в скорейшем охлаждении. И рыбы, изо всех сил пытаясь, как можно скорее, избавиться от излишка тепла, просто сходили с ума. Переполняющее их рыбьи головы граничащее с безнадежностью отчаяние заставляла их решаться на самые немыслимые дела и поступки. Стараясь, как можно скорее, охладить свои тела, они то ныряли в некоторое время назад спасительную для себя воду, но так и не найдя в ней для себя спасения, выныривали обратно. Ополоумевшие рыбы были готовы в это время на любую глупость, даже на самоубийство, лишь бы больше не ощущать в своих телах угрожающего им непомерными мучениями превышения своего внутреннего теплового баланса. Не имеющему ничего против их подобного возбуждения Антону оставалось только хватать их руками за жабры и выбрасывать на берег. Не все попадающие в его руки рыбины долетали до берега, но даже и, упав в воду, они не торопились спасаться бегством от покушающегося на их жизни Антона. Не имея никакого понятия, как и чем им унять свои ополоумевшие головы, рыбы то ныряли в воду, а то снова выскакивали из прогретой слишком жарким солнышком воды, как очумелые. А не сожалеющий о них Антон хватал за жабры других рыб и, не оглядываясь, бросал их в сторону берега. При этом, совершенно не замечая, что у него объявились планирующие с веток росших на берегу озера древовидных папоротников соперники. Ловко подхватывая на лету своей зубастой пастью рыбу, эти зверушки, используя восходящие потоки воздуха, снова возвращались на ветки деревьев. Удобно устроившись на ветках деревьев, эти летучие зверьки, удерживая добычу в острых коготках передних лап, почти мгновенно их съедали и, поднявшись по стволу дерева вверх, снова планировали в воду. И так продолжалось до тех пор, пока самый из них неосторожный не умудрился врезаться на лету в Антона. И тот, тут же забыв о рыбе, схватился за копье и, пробивая их податливые заостренной палке тела насквозь, бросал их на берег. Насланная на землю вконец обозлившимся солнцем за неласковую, по его мнению, встречу, дневная жара потихонечку спала. И немного успокоенные рыбы поторопилась спрятаться в глубине озера. Вместе с ее исчезновением угомонились и охотники. Вышедший на берег из воды Антон с нескрываемым удовольствием осмотрел свою добычу. На берегу в это время валялось не меньше сотни рыбин и до полутора десятка летающих зверьков. Рыбу он, разрезав на две половинки и разложив на расстеленных по земле сухих папоротниковых листьях, оставил сушиться на солнышке. А вот с летучими мышами, именно так назвал Антон убитых им зверьков за натянутую между удлиненным пальцем и туловищем кожистую перепонку, напоминающую ему крыло летучих мышей, хотя во всем остальном между ними не было никакого сходства, ему пришлось повозиться. Сначала он снял с них шкурки и развесил их по крыше своего шалаша для просушки, а потом, разрезав их тела на куски, большую часть из которых разложил сушиться на солнце, а остальные куски обжарил на огне.
   - Вот теперь-то, после оказавшейся для меня такой удачной дневной жары, я обеспечил себя едою не меньше, чем на неделю, - радовался Антон. - С таким запасом еды я уже смогу отходить от озера даже на два, а то и на три, дня.
   Покончив с мясом убитых зверьков, Антон занялся их шкурками. Несколько из них он разрезал на узкие полоски и использовал для дополнительного крепления листьев на своей защитной одежде, а остальные пустил на внутреннюю подкладку капюшона и верхней части кольчуги. Как ни жалко ему было шкурок зверьков, и как не хотелось ему еще больше укрепить ими свою хрупкую защитную одежду, но он все-таки не удержался, чтобы сшить из них для себя небольшую сумочку. Вечером, когда все дела он уже переделал, Антон подбросил в догорающий костер принесенного с полосы хвороста и задумчиво всмотрелся в темнеющийся над ним небосклон. Он уже не сомневался, что в приморском рыбацком селе его хватились, и что его Вале уже известно об его ничем необъяснимом исчезновении.
   - Бедная, и какими только подозрениями и догадками измучивает она себя сейчас? - переживал за оставленную им в неизвестности Валю Антон. - А я не могу даже послать успокаивающую мою голубку весточку.... Но, все равно, я обязательно покину этот ухватившийся за меня мертвою хваткою мир и объяснюсь с ней. Я нисколько не сомневаюсь, что моя Валюша сможет меня понять и простить.
   Еще долго лежал Антон возле костра, думая о своей Вале, пока сгустившаяся над миром непроглядная темнота не загнала его в шалаш. Там он еще немного поворочался на потрескивающих под ним сухих папоротниковых листьях и забылся в непробудном сне уставшего за день человека.
   Любой родившийся на земле человек, как бы он не был уродлив и неприятен, достоин любви и обладает способностью влюбляться в другого человека до самозабвения. Любой, потому что любят не за порядочность и благородство, и уж, по крайней мере, не за доброту и совестливость. Потому что любят за мгновенно разгорающийся между двумя людьми невидимый человеческими глазами, но так сильно притягивающий их друг к другу, огонек самого распространенного между живущими на земле людьми волшебства. И тут уже не помогут никакие отговорки на изначальную непорядочность и порочность человеческой на земле жизни, не помогут и стенание родных и близких людей с мольбою раскрыть глаза на правду жизни. Не помогут потому, что не сможет погасить этот огонь даже самый сильный на земле богатырь, никто не в силах заставить влюбившегося в подлеца человека забыть о своей любви. Никто из нас не знает и, по всей видимости, не должен знать, почему именно так с нами происходит, но ясно одно: любовь, как и сама человеческая на земле жизнь, это великое таинство. Никто из нас не сможет постичь ее, нам позволяется только испытывать на самих себе это самое сильное чувство на земле. Испытывать не только то несравненное наслаждение вместе с ее появлением, но и те самые нестерпимые муки, которые чаще всего она приносит нам вместе с собою. Этот же огонек и заставлял сейчас Лобова Саню отложить в сторону самые неотложные дела и направить все силы Государственной безопасности в районе на поиски так сильно затронувшей его молодое страстное сердце девушки. Услужливые кадровики, словно сговорившись, с радостью убеждали его, что интересующая Государственную безопасность девушка у них не работает. Немало удрученный Саня на всякий случай позвонил в местную гостиницу, но и в ней понравившейся ему девушки не оказалось.
   - Вот тебе и всесильная Государственная безопасность, - грустно улыбнулся, наконец-то, понявший, что намного переоценил свои возможности, Саня. - Оказывается, что даже такую приметную девушку я не в силах отыскать.
   И он, в тщетных попытках отвлечься от мыслей о понравившейся ему девушке, снова попытался заниматься своими текущими делами, но у него сегодня все валилось из рук.
   - Что же я еще могу предпринять в ее поисках? - неустанно задавался неразрешимым для себя вопросом Саня. - У кого еще я могу о ней справиться?
   И он, после долгих колебаний, все же решился позвонить в среднюю школу. Внимательно выслушавшая его просьбу и, уточнив приметы девушки, директорша категорически заявила:
   - В этом поселке я работаю уже давно и почти все, что в нем происходит, знаю. Подобной девушки в нашей школе нет, и никогда не было.
   Озадаченный ее словами Саня, не забыв поблагодарить пожилого человека, положил трубку. Он не мог не верить пожилой женщине, но и в своих глазах он тоже не сомневался.
   - Не могла же мне эта девушка просто привидеться? - подумал он, припоминая, как ясно ощутил он тогда, чуть ли не сбивший его с ног, ее толчок. - Нет и еще раз нет, она не призрак и, тем более, не галлюцинация моего воспаленного воображения.... Может, она приезжая и уже успела оставить этот поселок? Но это мало вероятно.... В этот захолустный поселок заезжие красавицы не рвутся. Да, и одета она была слишком бедно.... А вдруг она приехала в поселок из деревни? Но эта девушка во время столкновения на улице со мною не было не похожа на деревенских простушек....
   Долго не решался нелюбящий использовать свое служебное положение Саня, но незатухающий в нем огонек победил его щепетильность. И Саня подключил к поискам понравившейся ему девушки своих информаторов.
   - Пусть они покажут, на что способны, в этом первом моем поручении, - подумал успокаивающий свою взбунтовавшую совесть Саня. - А я заодно проверю их деловые качества.
   Звонков с докладами от оставленных ему еще Кравченко информаторов Саня ожидал только к вечеру. Возможно, что только и поэтому у переживающего свое первое любовное увлечение Сани промелькнула довольно трезвая мысль, что одною любовью сыт не будешь, и что ему не помешает сходить в столовую и что-нибудь перекусить. Но неожиданный стук в дверь его кабинета помешал его намерению. Саня открыл дверь и увидел стоящего в коридоре взъерошенного Егора Кузьмича.
   - Беда, товарищ начальник! - вскричал тот, едва войдя внутрь кабинета. - Студент исчез!..
   Саня усадил его на стул и, не понимая, о чем он хочет ему сообщить, переспросил:
   - О каком студенте вы говорите, уважаемый Егор Кузьмич?
   - Так вы же сами мне поручили за ним следить!? - окинув недоумевающим взглядом ничего не понимающего Саню, поторопился с объяснениями Егор Кузьмич.
   - Так это вы о том парне, - припоминая их предыдущий разговор, смущенно проговорил Саня. - И куда же он мог исчезнуть из вашего села? Он же человек, а не иголка в стоге. Да, и ваше село не такое и большое, чтобы он мог с легкостью затеряться среди местных жителей.
   - Не знаю, товарищ начальник, - проговорил поникший Егор Кузьмич. - Как ушел в воскресенье утром из дома в свою излюбленную пещеру, так с тех пор его никто не видел. Словно сквозь землю провалился, паршивец. Вполне возможно, что он утонул в море во время купания....
   - Утонул в море, говорите? - переспросил Егора Кузьмича Саня
   - Весь берег обыскали, товарищ начальник, но никаких следов этого студента не обнаружили.
   - А не могло ли унести его тело, куда-нибудь подальше от вашего села, или, вообще, в море? - предположил Саня.
   - Все возможно, товарищ начальник, - не стал его опровергать Егор Кузьмич.
   - Вы уже обратились в милицию об исчезновении вашего рыбака? - поинтересовался Саня.
   - Нет, еще не сообщали, я подумал, что вначале следует об этом происшествии проинформировать вас, товарищ начальник.
   - Тогда, я думаю, что будет более правильным, нам поступить подобным образом, - тихо проговорил, после недолгого раздумья, Егору Кузьмичу Саня. - Вы прямо сейчас, выйдя из моего кабинета, идете в милицию и заявляете об его исчезновении. И, если во время расследования обнаружатся какие-нибудь интересующие Государственную безопасность сведения, то вы немедленно сообщаете их мне. Вы правильно поняли меня, Егор Кузьмич?
   - Все сделаю, товарищ начальник, - проговорил уже немного повеселевший Егор Кузьмич и поторопился выйти из кабинета.
   Саня, сделав отметку о происшествии в своей записной книжке, позвонил начальнику районного отделения милиции.
   - Сейчас к вам придет Тимофеев Егор Кузьмич и заявит о загадочном исчезновении гражданина Козлова, - сказал он, услышав в трубке голос начальника милиции. - Я прошу вас держать меня в курсе о ходе расследования этого происшествия.
   Дождавшись ответа начальника милиции, Саня положил трубку телефона на место и вышел из кабинета.
   Потихонечку притормаживая, поезд неторопливо подкатил к конечной станции и остановился. Столпившиеся у выходных дверей пассажиры начали выходить из вагонов на перрон. Вместе с ними сошла с поезда и невидимая для всех Холида. Вчера в вагоне-ресторане оказалось так много посетителей, что не желающей, чтобы ее обнаружили, Холиде удалось выпить всего лишь чашку безвкусного кофе с черствой булочкою. И только, наверное, поэтому ее оголодавший желудок начал до того громко выказывать свое неудовольствие, что сразу же вспомнившей о своей невидимости шибианке пришлось срочно заняться поисками укромного места, где она могла бы без посторонних любопытствующих глаз протереть свои виски спиртом. Став видимой, она с аппетитом перекусила в вокзальном буфете и вышла в город. Снаружи вокзал оказался намного привлекательнее, чем внутри. И немало пораженная Холида еще долго рассматривала это безо всякого сомнения прекрасное здание.
   - Не стоит так сильно увлекаться разглядыванием одного только этого вокзала, девочка, - вывел ее из состояния глубокой задумчивости шутливый голос проходившей мимо пожилой женщины. - В нашем Ленинграде немало и других еще более красивых и привлекательных для приезжих молоденьких девушек зданий. И они тоже нуждаются в твоем внимании и в твоем искреннем восхищении....
   - Ленинград, - повторила про себя, больше не вслушиваясь в слова рассказывающей ей о красоте города на Неве пожилой женщины, ошеломленная Холида. - И куда же меня занесло? Почему этот город называется не Москвою, а Ленинградом?
   Просто убитая словами пожилой женщины Холида, не зная, что ей надобно делать дальше, ругала саму себя за то, что в спешке даже не поинтересовалась, а куда же едет этот привезший ее в Ленинград поезд.
   - Умные люди всегда по такому поводу приговаривают: поспешишь, то непременно рассмешишь людей, - ругалась она на свою непробиваемую глупость и с тяжелым вздохом добавляла. - Но мне самой сейчас вовсе не до смеха. Это же надо умудриться, чтобы приехать не в главный город страны Москву, а в какой-то там захолустный Ленинград. А то, что он, по словам этой женщины, самый красивый город на земле, мне не очень-то помогает. С красоты, как приговаривают все те же умные люди, воды не напьешься. Раз в этом городе я не смогу добыть достаточно денег для своей будущей привольной жизни, то для меня его красота означает не больше и не меньше, как мертвому слону припарки.
   И так она переживала из-за своей показывающейся ей сейчас просто непростительной ошибки, пока не ощутила на себе обжигающий ее тело страстный нетерпеливый взгляд молодого парня. Недовольно поморщившаяся Холида отвернулась в сторону и, сделав вид, что продолжает рассматривать величественное здание вокзала, искоса поглядывала на восхищенного ее красотою парня. Она видела, как он встал со скамейки и пошел в ее сторону, а через минуту даже ясно ощутила на своей спине его прерывистое дыхание. Опытная в общении с обожающими ее мужчинами Холида не торопилась показывать своему очередному поклоннику, что она заметила его пристальное внимание к себе и не имеет ничего против их знакомства. Остановившейся сзади нее парень не стал дожидаться, когда она соизволит обратить на него внимание, а, выждав, по его мнению, достаточную молчаливую паузу, заговорил первым:
   - Вы что-нибудь потеряли, девушка?
   - Нет, я просто гадаю, в какой это город меня занесла судьба, - с плохо скрытой иронией проговорила Холида.
   - Вы приехали в город Ленинград - бывшую столицу России, - проговорил набивающийся на знакомство парень.
   - А.., - словно что-то припоминая, с насмешкою буркнула Холида. - Этот город напоминает собою большую деревню....
   - Нет, это один из самых больших и красивых городов мира, - поспешил поправить ее слова не оценивший ее шутку парень.
   - Даже больше, чем Москва! - с наигранным испугом воскликнула в ответ Холида.
   - Будем считать, что эти города равновелики, - не стал с нею спорить парень и поинтересовался. - И куда же мы направляемся?
   - В город и как можно скорее! - воскликнула в ответ улыбнувшаяся парню Холида. - Я просто сгораю от нетерпения все в этом красивом городе осмотреть!
   Перебрасываясь шутливыми фразами и играя роль деревенской простушки, она весь день гуляла с молодым веселым парнем, а под вечер снова заторопилась к вокзалу, объяснив своему новому знакомому, что у нее уже взят билет на отправляющийся сегодняшней ночью в Москву поезд. Прилипчивый парень проводил ее до вокзала и, записав придуманный ею для себя московский телефон, пообещал позвонить ей завтрашним утром. Отделавшись от ухажера, Холида присела в зале ожидания на скамейку и, наблюдая за окружающей ее людской суетою, начала обдумывать свои дальнейшие замыслы. Благодаря неожиданному знакомству Холида выведала у очарованного ею парня много интересного об этой все еще до конца ей непонятной стране. Вдохновленный идеей построения нового справедливого общества молодой парень с жаром доказывал ей преимущества нового общественного строя, а Холида из нежелания своего возможного разоблачения даже не пыталось с ним обо всем этом спорить. Кому еще, как ни ей, бессмертной, знать и хорошо для себя представлять, что все их сегодняшние фантазии и мечты в изначально основанные на несправедливости человеческой земной жизни очень трудно осуществимы. Кто еще, как ни она, бессмертная, может помнить и крепко удерживать в своей памяти, что подобные идеи уже не раз возникали в течение многовековой истории людей. Холида не только знала, но и достаточно хорошо представляла, все время обуревающую людьми жадность. И, тем более, их ничем неискоренимое желание подставить друг другу подножку в нескончаемой борьбе за более выгодное место у общественной кормушки, за возможность обогатиться за счет своих близких, за желание построить свое собственное счастье на беде своих соплеменников. Но, несмотря на упорно ведущую проживающих на земле людей по пути к бездонной пропасти жадность и лихоимство, в человеческом сообществе все время рождались вполне искренне желающие оградить человеческое сообщество от подобной опасности неискоренимые фантазеры и правдолюбцы. И пусть им иногда удавалось добиться в своей благородной на земле деятельности кое-каких успехов, но все их прожекты на поверку оказывались недолговечными и с легкостью разрушались изнутри этой же самой неискоренимой в людях жадностью. Бессмертная Холида не могла больше сомневаться, что человеческая жадность в сочетании с черной завистью к более удачливым в жизни людям, всемогуща. И что она не только приведет породившее ее человечество к неизбежному позорному концу, но и смешает с грязью абсолютно все, чтобы ей на этом пути не противостояло. Холиде было глубоко плевать на будущее заоблачное счастье этих глубоко ею презираемых людишек. Она, бессмертная, хорошо знала о быстротечности и невозвратимости времени. И ей это заоблачное счастье нужно было прямо сейчас, а не завтра. Она не желала его так долго ждать, и, тем более, переносить во имя его множество изнуряющих ее тело и душу страданий и невероятных мучений. Но не лишенная острого ощущения справедливости Холида сейчас просто поражалась кажущейся ей беспредельной жертвенности этих никчемных людишек, словно они на самом-то деле были не смертными людьми, а еще больше бессмертными, чем она сама.
   - Вполне возможно, что это просто поразительная одержимость в неодолимом желании добиться, несмотря ни на что, так желанного ими всеобщего счастья, как раз и кроется в их смертности? - промелькнула в ее голове эта довольно неожиданная мысль. - Этим никчемным людишкам намного легче пострадать каких-то там семьдесят- восемьдесят лет, чтобы предстать, после своей смерти, перед Творцом в ореоле пострадавших во имя справедливости жизни мучеников, а не то, что нам бессмертным. Пусть они хотя бы один раз попробуют страдать вечно, тогда им безо всякого сомнения не только жить на земле, но и даже претендовать на какую-нибудь явно ими не залуженную святость не захочется. Так вот, оказывается, в чем именно преимущество смертных людей перед нами, бессмертными. И Творец, не догадываясь об этом их преимуществе, просто умиляется их постоянной готовностью обрекать самих себя на не нужные никому страдания. Это же несправедливо! Это просто нечестно! Разве можно в доказательстве преданности нашему общему Творцу использовать свое преимущество перед нами, бессмертными существами!? Эти никчемные людишки просто бессовестные вруны и подлизы! Теперь-то мне понятно, почему в объявившей о построении всеобщего счастья стране так много врагов! На земле, по всей видимости, кроме этих неискоренимых мечтателей и фантазеров, живут еще и порядочные люди, которые, оказавшись у кормила власти, ведут свою, пусть и непомерно жестокую, игру по-честному. Они не только не хотят, но и не желают, обманывать нашего общего Творца. Лицемерное большинство проживающих на земле людей с этими мечтателями и фантазерами не соглашается. Они прекрасно для себя осознают, что, как только у Творца откроются глаза на их притворство, то Господь бог он непременно отвернется от них, перестанет считать их своим самым любимым творением.
   Но и после озарения у Холиды все еще оставались кое-какие сомнения и неясные для нее вопросы. И она продолжала в мыслях высказываться по ним, не перестающими озарять ей голову правдоподобными догадками, до тех пор, пока рассердившаяся на саму себя Холида не перестала ломать голову над совершенно не нужными для нее проблемами.
   - Зачем мне лесть в дела этих презренных людишек? - с неудовольствием подумала она. - У меня и своих забот предостаточно....
   Сегодня у нее был на редкость удачный день. Она вместе со своим ухажером объездила почти весь город и узнала от него очень много так необходимых для привольно жизни среди людей мелочей. Ей уже было доподлинно известно, о чем она может спрашивать у людей, и на что ей не рекомендуется ни в коем случае отвечать. Она уже знала, как ей следует вести себя в их обществе. Она уже больше их не опасалась, а снова, как и раньше, стала относиться к ним с терпеливым равнодушием, остро ощущая свое над ними превосходство. Она уже побывала почти во всех крупных универмагах города, узнало цены понравившихся ей вещам.... И что было для нее самым главным, она не только узнала, где хранятся так необходимые для нее сейчас деньги, но и приметило одно из этих хранилищ. Довольно заулыбавшаяся Холида выпила чашку кофе с пирожным и, намазав свои виски волшебной мазью, пробралось в пустующий номер ближайшей гостиницы. В номере она улеглась на мягкую постель и очень скоро погрузилась в крепкий непробудный сон.
   Сережа выехал в селение приморских рыбаков с утра пораньше на первом автобусе. Он только вчера вечером возвратился из очередной командировки и имел полное право на предоставление ему выходного дня, но вызвавший его к себе начальник милиции рассказал ему о звонке начальника районного отделения Государственной безопасности и, намекнув, что Козлов Антон до своего очень странного исчезновения проживал в доме его тещи, проговорил:
   - Надеюсь, ты понимаешь, почему я посылаю для расследования загадочного исчезновения этого недоучившегося студента именно тебя?
   И Серега, поблагодарив честного и прямолинейного своего начальника за участие в его судьбе, собрался в дорогу, и сейчас трясся на ухабах в стареньком автобусе. Подпрыгивая на жестком сидении, он, чертыхаясь, поминал недобрыми словами разбитую дорогу, свою собачью работу и пустившую на постой такого квартиранта тещу.
   - В наше время лучше всего быть круглым сиротою без семьи и, тем более, ближайших родственников, со стороны которых ты все время можешь ожидать для себя хоть какой-нибудь каверзы, - раздражался он по дороге. - С этими так называемыми близкими людьми одни только неприятности. Поначалу они показываются вполне обыкновенными простыми людьми, но потом, когда от них ты уже не сможешь отказаться, так и норовят показать свое черное нутро врагов Советской власти. Прежде, чем жениться, я всю Юлькину родню перебрал до третьего поколения, и все было чисто. А эта дура, моя теща, взяла и пустила на свою и мою беду к себе постояльца. Хорошо еще, что у меня начальник понимающий. Если бы поехал для расследования исчезновения этого, будь он неладный, Козлова Антона не я, а другой....
   Что могло быть с ним потом, об этом Сереге было даже страшно подумать. За примерами ходить далеко не надо было.... Ими пестрели все передовицы центральных газет.
   - Доказывай потом, что ты не верблюд, - сердито ворчал про себя Серега. - А кто тебе потом поверит? При моей должности достаточно только одного подозрения, чтобы моя будущая карьера была начисто перечеркнута. После Великой Октябрьской революции до того много затаилось в массе простых советских людей внутренних врагов, что наша родная власть не может себе позволить понапрасну рисковать будущим доверившихся ей людей. Эти съедаемые черной завистью к успехам в построении основанного на честности и справедливости социализма внутренние враги спят и видят, как на далеко еще не окрепшую молодую Советскую республику снова обрушились несметные полчища наймитов капитализма.
   Автобус, громко завизжав тормозами, остановился на конечной остановке. И посмотревший в окошко Серега увидел дожидающегося его приезда председателя сельского совета.
   - Здравствуйте, Егор Кузьмич! - хмуро поздоровался с ним вышедший из автобуса Серега. - Рассказывайте, что здесь у вас произошло?
   Разволновавшийся Егор Кузьмич, сбиваясь с мысли и заикаясь, рассказал приехавшему из района следователю все, что знал, о загадочном исчезновении Козлова Антона. Внимательно выслушавший его сбивчивый рассказ Сережа принялся задавать Егору Кузьмичу уточняющие вопросы, но не с целью помочь самому себе разобраться в исчезновении какого-то там недоучки Козлова. К его судьбе он был равнодушен и, если сказать откровенно, то очень хотел, чтобы этого постояльца его тещи вообще не было на белом свете. Он задавал уточняющие вопросы только для того, чтобы вывести из-под возможного удара свою тещу, а заодно и самого себя. Разговаривая, они и не заметили, как подошли к избе тещи, возле которой Сережа, резко оборвав на полуслове Егора Кузьмича, попросил его пригласить к нему для допроса председателя рыбацкой артели и тещину соседку. Согласно кивнувший головою Егор Кузьмич поторопился выполнить поручение следователя, а неприятно поморщившийся Сережа вошел в избу.
   - Здравствуй, зятюшка! - радостно вскрикнула при виде входящего в избу Сережи теща. - Что же тебе могло заставить приехать в такую рань ко мне в гости? Неужели, что-то могло случиться с моей Юлькою? Я же видела ее еще только вчера.... И с нею все было в порядке. Присаживайся к столу и угостись горячими блинчиками с коровьим маслицем....
   - Не до блинов мне сейчас, мама, - хмуро оборвал ее на полуслове Сережа. - Я приехал не к тебе в гости, а по делу....
   - По какому еще делу, зятюшка? - переспросила его ничего не понимающая теща. - Какая беда заставила тебя приехать к нам на побережье?
   - Беда, мама, идет не от меня с Юлею, а от вас, - с раздражением буркнул Сережа. - Сами же знаете, что ваш постоялец исчез неизвестно куда....
   - Да, зятюшка, совсем пропал, - прослезилась жалостливая теща. - А какой хороший был парень.... Все наши рыбаки не только его уважали, но и любили. Можно сказать, что он был первым парнем во всем нашем селе....
   - Этим твоим хорошим парнем, мама, интересуется Государственная безопасность! - прикрикнул на свою тещу не сдержавшийся Сережа. - Или ты думаешь, что мне просто от нечего делать захотелось расследовать исчезновение какого-то там недоучки!? По всей нашей стране можно сказать, что ежесекундно, пропадают неизвестно куда люди, и никто из властей всерьез не беспокоится насчет их исчезновения!
   - Ах ты, Господи, страсти-то какие! - воскликнула не ожидающая подобного выговора от собственного зятя теща. - А с виду ничего такого про моего постояльца не подумаешь!
   - Не в нем дело, мама, а в тебе, - поразился ее недогадливостью Сережа. - У кого он жил перед своим исчезновением? У тебя, мама....
   - Ну, и что из того, что жил? - с недоумением переспросила Сережу теща. - Надо же человеку, где-то жить.... Я-то здесь при чем....
   - А то, что у вас, мама, год жил возможный враг Советского народа. А вы не только не разгадали в нем возможной вражеской сущности, но и не сообщили куда следует. Недолго сделать и вывод, что вы, мама, были со своим постояльцем в сговоре.
   - Бог с тобою, зятюшка, о чем ты только говоришь!? В каком мы могли быть сговоре!? Да, он мне в сыновья годиться!
   - Мама! - схватившись от бессилия хоть что-то теще доказать за голову, воскликнул Сережа. - Это не я вам говорю! Это вам скажут на допросах ребята из Государственной безопасности! Как вы не хотите понять этого, мама!?
   - Из Государственной безопасности? - переспросила его расстроенная теща. - Но за что, зятюшка?
   - Мама, да вы что совсем газет не читаете! - заорал потерявший терпение Сережа. - Так заглянете в них прямо сейчас, если не знаете, какое множество процессов о вражеской деятельности идет сейчас по стране! В наше время даже судьей не хватает, чтобы осудить всех все время плодящихся, как тараканы, внутренних врагов! Для этого и утвердили особые тройки, которые за короткое время способны определять враг этот человек или нет! Всего несколько минут этим тройкам достаточно, чтобы понять и определить степень опасности каждого вражеского агента, мама! Я уже разговариваю с вами больше определенного этим тройкам времени, но так еще не добился, понимая вами азбучных истин!
   Долго еще не доходил до Екатерины Никаноровны смысл сказанных ее зятем слов. В своей неискоренимой среди простых людей простодушной наивности она никак не могла даже предположить, что подобные перестраховщики, как ее зять, вполне способны осудить и бросить за тюремную решетку ни в чем неповинного человека. Особенно ее поразило упоминание Сережи об особых тройках. Об этих тройках она уже слышала, но почему-то была уверена, что эта временная мера была необходима, чтобы заставить не желающих жить, как полагается, по чести и по совести людей опомниться и перестать вредить своей народной власти.
   - Может, он и прав, мой зять, - ощущая какое-то смутное беспокойство в своей бесхитростной душе, подумала она. - Разве способны эти особые тройки за короткое время правильно определить виновность каждого отдельного человека? На такое дело даже, наверное, и сам Господь бог вряд ли решился бы. Если бы бог так поступал с людьми, то тогда уж наверняка не осталось на земле столько дрянных и бессовестных людей.
   И для нее только сейчас начало потихонечку доходить, что именно может угрожать ее тихой и размеренной жизни, если Антон и на самом деле окажется врагом народа, какие нежелательные последствия могут ожидать ее дочь и зятя.
   - Что же мне теперь делать, зятюшка? - уточнила она у Сережи слегка подрагивающим голосом.
   - Наконец-то, вы хоть что-то поняли, мама! - с облегчением вскрикнул Сережа. - Вы, мама, должны утверждать, что этого Козлова Антона вам на постой навязали. Вы же не могли не выполнять требование местных властей? И больше никому не говорить о своем хорошем отношении к Козлову, а, совсем наоборот, рассказывайте, каким он был скрытным, и что ваш постоялец ни о чем с вами не делился....
   - Я все поняла, зятюшка, - поторопилась закончить разговор заметившая, что к избе приближаются посторонние люди Екатерина Никаноровна.
   В дверь постучали и, после разрешительного оклика тещи, в избу вошел Егор Кузьмич и приглашенными Серегой для допроса односельчанами.
   - Присаживайтесь, гости дорогие! - засуетилась возле около них Екатерина Никаноровна.
   Сережа, достав из портфеля листы бумаги, негромко, но подчеркнуто официальным голосом, проговорил:
   - Я пригласил вас, чтобы провести расследование исчезновение гражданина Козлова Антона. Вначале я должен предупредить вас, что в нашей стране все, кто дает органам дознания ложные показания, преследуются по закону. Поэтому я прошу вас говорить мне только то, что видели и слышали собственными глазами и ушами, ничего от себя не добавляя и не высказывая с целью запутать следствие никаких не подтвержденных фактами предположений. Надеюсь, что мои слова поняты и оценены по достоинству всеми участниками настоящего расследования.
   Оторвавшийся от разложенных на столе бумаг Серега окинул приглашенных для допроса людей вопросительным взглядом. И они все молча закивали ему в ответ головами.
   - Очень хорошо, - с удовлетворением буркнул напустивший на себя важный вид Сережа. - А сейчас вы все должны будете подтвердить своими подписями, что предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний.
   Поочередно подходя к столу, участники допроса молча ставили свои подписи там, где Сережа для исключения с их стороны дополнительных расспросов ставил еле заметные галочки. Потребовав поставить подпись и от своей тещи, Сережа внимательно смотрел листок бумаги и. одобрительно хмыкнув, отложил его в сторону.
   - А сейчас, - проговорил он не сводящим с него настороженных глаз свидетелям происшествия, - каждый из вас расскажет все, что знает по интересующему меня делу. А я запротоколирую ваши слова и при необходимости задам уточняющие вопросы. Потом вы должны будете, прочитав протокол допроса, расписаться, что все записанное мною с ваших слов правильно. Начнем с вас, Егор Кузьмич....
   - Но я уже обо всем вам рассказывал, товарищ следователь, - удивился его словам Егор Кузьмич. - Мне больше добавить к уже сказанному нечего....
   - Егор Кузьмич, тогда вы мне рассказывали неофициально, а не для протокола, - мягко поправил его Сережа. - И могли что-нибудь изменить или добавить от себя. Я предупреждаю, что по закону предусмотрена ответственность не только за дачу ложных показаний, но и за сокрытие необходимых для следствия сведений, а так же за недонесение о преступлении. Теперь вам, Егор Кузьмич, все понятно?
   - Понятно, товарищ следователь, - согласно кивнув головою в ответ, Егор Кузьмич начал свой рассказ.
   Молча, слушающий его Сережа старательно записывал все им сказанное в протокол допроса, а Егор Кузьмич, с опаской поглядывая за бегающей по листу бумаги рукою следователя, старался высказать как можно больше подробностей по исчезновению Козлова Антона, даже таких, которых он мог и не знать. В конце концов, он выдохся и умолк, протирая рукавом пиджака свой вспотевший лоб. Сережа внимательно перечитал написанный им на листке бумаги его рассказ и задал Егору Кузьмичу уточняющий вопрос:
   - Вы утверждаете, что к трудоустройству и определения места проживания Козлова Антона никакого отношения не имеете?
   - Как вам сказать, замялся Егор Кузьмич, - я, как Председатель сельского совета, не возражал против принятия в артель молодого здорового парня, а в отношении определения места его проживания я посоветовал председателю артели поселить этого сорванца, будь он неладен, у Екатерины Никаноровны. Она живет одна, и вполне могла принять на постой квартиранта.
   - Если я вас понял правильно, - уточнил не удовлетворившийся ответом Сережа. - То сама власть в вашем лице потребовала, чтобы Екатерина Никаноровна поселила у себя Козлова Антона?
   - Никто не настаивал, - не совсем согласился с его вопросом Егор Кузьмич, - но просьба, можно сказать, была.
   - Так и запишем, - не стал с ним спорить повеселевший Сережа и передал для ознакомления протокол допроса. - Перечитайте, Егор Кузьмич, что я только что с ваших слов записал.... Если вы согласны с тем, что записано в протоколе допроса, то подтвердите его своей подписью.
   Так по очереди Сережа расспросил всех приглашенных для расследования исчезновения Козлова Антона и, записав их показания, потребовал со всех подписи, что все им записанное во время опроса правильно и полностью соответствует истине.
   - Не замечали ли вы в последнее время чего-нибудь странного или подозрительного в поведении Козлова Антона?- задал в конце своего дознания ко всем приглашенным общий вопрос Сережа.
   И они все участвующие в дознании односельчане наперебой подтвердили, что Антон был очень странным, на их взгляд, человеком. Он не пил, не курил и не волочился за местными девушками, а все свое свободное от ловли рыбы время занимался спортивными упражнениями или чтением книг. По их единодушному мнению подобными совсем не интересными для сельской молодежи делами мог заниматься только очень подозрительный человек.
   - Я сердцем чуял, что этот сорванец не нашей породы, - ответил за всех Егор Кузьмич.
   Сережа, поблагодарив всех участвующих в дознании односельчан за оказанную помощь следствию, отпустил их по домам
   - После обеда я буду ждать вас на морском побережье, - тихо проговорил он участникам дознания. - Там мы проведем осмотр местности и попытаемся обнаружить следы исчезнувшего Козлова.
   - Я не могу понять твоего зятя, - прошептала перед уходом на ухо соседка Екатерины Никаноровны. - Чего он, в конце концов, хочет: искать пропавшего Антона или копаться в его грязном белье?
   - Мой зять, наделенный немалой властью и ответственностью человек, - пробормотала в ответ смущенная Екатерина Никаноровна, - Нам, простым людям, не только сложно понять все эти их премудрости, но и то, чего они от нас хотят. Наша повседневная жизнь намного проще и обыденно.... Нам без надобности сочинять о пропавших людях, какие-то там еще протоколы....
   - Наверное, ты, соседка, права, - не став с ней спорить, буркнула соседка и убежала в свою избу, а закрутившаяся возле своего ученого зятя Екатерина Никаноровна принялась угощать его, как говориться в простонародье, чем бог послал.
   - Ну, мама, на сегодня я еще успел отвести от нас беду, - тихо проговорил, с удовлетворением потирая руками, Сережа, когда они остались в избе одни. - Но смотрите, если он еще, чего доброго, возвратится в ваше село, то вы этого Козлова даже на порог своей избы не пускайте.
   - Все сделаю так, как ты мне скажешь, зятюшка, - вполне искренне заверила она его. - Я же не враг сама себя и своей дочери.
   После обеда Сережа с приглашенными свидетелями приступил к осмотру морского побережья. Они вышли на берег моря возле одиноко возвышающейся над окрестностями горы и там, к немалому их удивлению, обнаружили все еще остающиеся следы от Антоновых ботинок. Тщательно осматривая каждый обнаруженный след, они подошли к горе и поднялись по крутым ступенькам внутрь пещеры. И даже в ней, в самом дальнем углу на усыпанном занесенным ветром внутрь пещеры песку полу, сохранился уже трудно различимый след от его ботинка.
   - Это его след, - проговорил, внимательно осмотрев его, председатель рыбацкой артели. - Я сам подбивал ему каблуки.
   - А чей же еще мог остаться в пещере след от ботинка? - поддержала его Светлана Николаевна. - Никто из нашего села не помогал Антону ремонтировать этот спуск.....
   Они еще немного постояли, укоризненно качая головами, осуждая Антона за бессмысленную трату времени и сил на пустое занятие, а потом, выйдя наружу, внимательно посмотрели на темнеющее в горе отверстие, из которого все еще продолжала неудержимым потоком скатывать в море вода.
   - Вполне возможно, что Антон, упав с такой высоты, разбился о какой-нибудь подводный камень, а его тело могло унести в море, - высказала свое предположение Светлана Николаевна. - Надеюсь, что все еще помнят, какая сильная гроза разразилась в то воскресение?
   - Необходимо обследовать дно этого заливчика, - с сомнением покачав головою, проговорил Сережа и распорядился послать за мальчишками.
   Гордые от порученного им ответственного задания подоспевшие мальчишки дружно нырнули в воду. Глубина в месте падения воды, по их авторитетному мнению, была достаточной, а крупных подводных камней не обнаружили. Отпустивший мальчишек, Сережа составил протокол осмотра предполагаемого места, где произошел несчастный случай и сделал заключение, что, по всей видимости, гражданин Козлов утонул во время спуска по водопаду, а его тело унесло в море. Приглашенные им понятые еще раз расписались в проколе осмотра места, и разошлись по своим делам. А выполнивший свой служебный долг Сережа, нагрузившись овощами и фруктами с тещиного огорода, уехал в район. Завтра утром он подробно доложил начальнику милиции по результатам своего расследования. Тот, получив от Сережи исчерпывающую информацию, позвонил Сане Лобову, и на этом уголовное дело по исчезновению Козлова Антона было закрыто.
   Сумрачный Сатана, тихо раскачиваясь в своем излюбленном кресле качалке, обдумывал свои в последнее время невеселые дела в России.
   - Вот тебе и безбожники, - еле слышно бормотал он вслух. - По всем понятиям они должны быть моими ближайшими помощниками и сподвижниками, а я просто обязан поддерживать их во всех начинаниях, способствовать их успеху в массе этих никчемных людишек, а не ставить вместо всего этого этим несносным большевикам палки в колеса. Так оно и было бы, если бы не их обостренное понятие о чести, совести и долге. Если бы эти большевики не были такими непреклонными в своем непременном желании построить жизнь для проживающих в России людей основанной на принципах истинной справедливости. Истинной справедливости, - с раздражением бросил повторивший это ненавистное ему слово Сатана. - Сколько же времени мне пришлось потратить, чтобы полностью извратить поправками всю суть этого популярного среди людей понятия. Я уже было надеялся, что это глубоко мною презираемое понятие не будет больше угрожать моим замыслам возможно скорым окончательным поражением. Но эти проклятые мною большевики взяли и реанимировали его для себя из забытья, сделали из него самое грозное в борьбе со мною оружие. Победившие в этой изначально стоящей мне колом в горле России большевики с ее помощью сейчас возводят на пьедестал почета и уважения не меня, всемогущего Сатану, и не нашего Творца, с этим то я уж как-нибудь мог бы смириться, а какого-то там рабочего человека. То есть начинают славить и чествовать в своих храмах самих себя, так называемых ими "людей труда". И в этом, как оказалось впоследствии, вся их сила и вся их неподдающаяся для выхолащивания моими слугами жизненная справедливость. С такими союзниками мне и врагов не надо. Уж лучше они были бы наподобие уже давно покорившихся мне лицемерных западных святош. Пусть они на словах и объявляют мне непримиримую борьбу, пусть гордятся перед намного их лучше и чище простыми людьми своей призрачной святостью, но на самом-то деле они служат мне и с готовностью выполняют только мои повеления, а не возлюбленного ими на словах Творца. Они к этому уже давно выжившему из ума старцу совершенно равнодушны, они уважают и с готовностью покоряются только одной моей силе. И в этой своей постоянной готовности предать все, к чему их призывают их непосредственные обязанности, они мне намного ближе и понятнее, чем эти упрямые и твердолобые безбожники большевики. Да, и не верят ли эти проклятые большевики в бога на самом-то деле!? - неожиданно задумался Сатана об этом только что пришедшем к нему на ум вопросом Сатана. - Может статься и так, что их вера в бога намного глубже и чище, чем у моих западных лицемерных притворщиков святош? Эти большевики, по всей видимости, остро ощущая фальшь и притворство во всех безо всякого исключения служителях церквей мира, просто брезгуют быть с ними вместе. Им изначально совестливым и справедливым людям просто противна их показная святость, стремление, несмотря ни на что, обеспечить для самих себе привольную всем обеспеченную жизнь. Подобные люди не могут не верить в нашего общего Творца, просто они сами об этой своей искренней вере, пока не догадывается. Да, и черт меня подери, главное не сама вера или неверие, а то, как люди себя ведут, как они относятся к себе подобным, и чем они оправдывают свои поступки на общей для всех безо всякого исключения проявлений жизни земле. Если судить по этим непреложным принципам земной жизни, то истинной святостью обладают только одни эти проклятые мною за непокорство большевики, а эти западные притворные святоши просто самые, что ни есть, закоренелые безбожники. Как не больно мне признавать, но эти западные лицемеры намного ближе ко мне по духу и своим устремлениям, чем эти заявляющие о себе во всеуслышание, что они безбожники, большевики. Они же все просто одержимы этой вовсе мне не угодною жаждою непременно построить на земле всеобщее счастье. С этими лицемерными западными святошами я быстро найду в случае чего объединяющие нас взаимоотношения, а с этими навечно проклятыми мною большевиками сделать это мне никогда не удастся. Но долгая бесконечная борьба, не обещающая мне хотя бы маленькой надежды на успех, не очень-то подходит повелителю всех темных на земле сил. С подобными успехами я очень скоро не только сам признаюсь в окончательном поражении в борьбе против отвергшего меня Творца, но и могу стать самым настоящим посмешищем в глазах этих извечно мною презираемых ничтожных людишек. Я многим в этой жизни могу пожертвовать и со многим согласиться, но никогда не позволю, чтобы эти возомнившие о себе, будто они цари природы, презренные обезьяны поднимали меня, всемогущего Сатану, на смех. Позволив им решиться по отношению ко мне на подобную дерзость, эти лишенные хвостов обезьяны не только перестанут меня бояться, но и не будут обращать на мои против них каверзы никакого внимания. Со мною лично они, благодаря моей бессмертности, ничего поделать не смогут, а вот моя сила, которая зависит только от боязни меня этих презренных червей, может по истечению определенного времени полностью источиться.
   Представив самого себя, как он полностью обессиленный выпрашивает на коленях у этих извечно презираемых им людишек к себе жалость и сострадание, Сатана только сумрачно усмехался. Чего-чего, а вот этого они от него вовек не дождутся.
   - Но как мне справиться с этими проклятыми большевиками? В чем или с кем я могу их победить? Я во имя своего безоблачного будущего обязан прямо сейчас все, как следует, обдумать, чтобы навсегда покончить со всеми своими вплоть до этого времени мгновенно бросающих всех людей в смертный ужас булавочными уколами. Мне следует прямо сейчас уже начинать вести против этих стоящих на пути к моему благополучию большевиков вполне осмысленную планомерную борьбу, при помощи которой я могу хотя бы в отдаленном будущем одержать над их, так называемыми бессмертными идеями, безоговорочную и окончательную победу. Но, как же мне этого добиться, как мне заставить этот не всегда покорный моим увещеваниям простой народ возненавидеть этих большевиков и своими собственными руками мне в угоду изгнать их из своих отзывчивых на истинную справедливость сердец?
   Всем проживающим в данное время на земле людям было уже давно доподлинно известно, что хитроумный Сатана был непревзойденным мастером на подобные дела. Однако, несмотря на свое признанное всеми людьми мастерство, ему на этот раз пришлась еще долго думать и соображать прежде, чем в его голову посетила очень удачная, по его мнению, мысль.
   - Если сила большевиков в поддержке простым народом их основанных на истинной справедливости идей, то мне в первую очередь следует направить все усилия на попытки их извратить, выхолостить из них все живое, превратить их в мертвые ничего не значащие в жизни людей догмы. Сделать их просто бесполезными в жизни простых людей, или чем-то вроде нереальной прекрасной сказки. Полностью справиться с подобным воистину титаническим делом я даже с помощью верных слуг и сторонников среди людей, конечно же, не смогу. Но мне будет вполне достаточно, чтобы поселить в головы этих недоумков хотя бы малейшие основанные на подозрениях, что за всеми этими прекрасными сказками большевиков кроется чей-то трезвый расчет, сомнения. Я буду должен убедить даже самых упертых людей, что бездумное увлечение этими прекрасными сказками большевиков никогда не проходит безвредно, что в самом недалеком будущем всем этим с легкостью увлекающимся сказками большевиков мечтателем и фантазерам придется за свое не очень-то умное поведение жестоко расплачиваться. При чем мне следует начинать не с их огульного охаивания, а выборочно, вначале по совсем незначительным и кажущимся всем на первый взгляд вовсе не принципиальным положениям бессмертных идей. Это уже совсем другое дело, - одобрил собственные мысли довольно ухмыльнувшийся Сатана. - С такой задумкою мне, пожалуй, будет справиться легче всего. Но кому я поручу реализацию, под моим, конечно же, непосредственным руководством, этой своей новой уточненной задумки? - вопрошал сам себя не желающий и на этот раз потерпеть сокрушительное поражение перед этими неуступчивыми большевиками Сатана.
   Считая борьбу с уже немало досаждающими ему бессмертными большевицкими идеями задачей первостепенной важности, Сатана еще долго перебирал в своей памяти все подвластные ему темные силы, пока его хитроумная голова не подбросила ему, как тогда показалось и ему самому, очень даже неплохое решение.
   - Пожалуй, мне следует запустить на такое гиблое дела продавшихся мне вместе со всеми своими потрохами сторонников среди людей. Больше заботясь о собственном благополучии, чем о благе простых людей, они до того разойдутся в своих заведомо ложных измышлениях красноречивыми соловьями, что непременно убедят всех этих никчемных людишек в тайном замысле против них этих с виду таких безгрешных и вполне искренних в борьбе за народное счастье большевиков. Пожалуй, что мне будет лучше всего продолжать свою борьбу с этими ставшими мне поперек горла большевиками только подобным образом, но не следует забывать, что и у большевиков тоже имеется немало рычагов влияния на мысли и дела простого народа, - продолжал усложнять свои размышления уже не раз битый Сатана. - Эти большевики сейчас у власти, и у них на особый случай имеются тюрьмы, куда они быстро сплавят всех моих земных сторонников. Ну, и пусть сплавляют в тюрьмы моих земных сторонников и чем больше, тем лучше..... А я, не тратя понапрасну времени, тут же раструблю на весь остальной, так называемый, свободный западный мир о непомерной жестокости большевиков к недовольным их властью людям. Мне на такие досадные мелочи не стоит даже обращать внимания. Я должен только знать и постоянно помнить только об одном, что мне просто необходимо восстановить против большевиков их собственный народ, который они все это время любили, и жизнь которого они все это время старались сделать по возможности лучше. Но и это дело не очень-то простое, а невероятно сложное.... Оно потребует от меня не только немало усилий, но и умение концентрировать все возможности подвластных мне темных сил, для более тщательной подготовки и скорейшего исполнения этой имеющей для меня немаловажное значение задачи.
   Определившись в самом для себя главном, Сатана начал обдумывать и прикидывать, что он должен будет делать прямо сейчас во имя скорейшего поражения так ненавистного ему большевизма. И снова к нему на помощь пришла его необычайно изворотливая голова. Вспомнив о Сане Лобове, он не мог не вспомнить и о не пожелавшей уезжать со своим сыном на место службы его матери.
   - Темная забитая беспросветной жизнью мать и только что вступивший на тернистый путь чекиста ее сын, чем не представители простого трудового народа! - воскликнул хлопнувший самого себя по лбу Сатана. - Если я умудрюсь их рассорить, сделать так, чтобы они возненавидели друг друга, то мне уже в этом мире больше никто и ничто не сможет противостоять!
   В это утро Антон долго не просыпался. Моральные и физические перегрузки последних дней обессилили его. Поэтому молодой организм Антона сейчас крепко удерживал его в объятиях сна, изо всех своих сил стараясь, как можно быстрее восстановить его былую бодрость и энергичность. Проснувшись, Антон уже застал красное солнышко довольно высоко приподнявшимся над горизонтом. И он, на ходу пережевывая сушеную рыбу, наполнил сумочку провизией, натянул на себя защитную одежду, обмотал сухими листьями папоротника руки и ноги и вышел на полосу разрушения. Сегодня он намеревался ее исследовать: узнать, куда она заворачивает и как далеко она тянется вглубь этого девственного папоротникового леса.
   - В последствии эта полоса может послужить мне неплохим ориентиром в поисках выхода из этого не очень-то ласкового для зашедшего в него человека мира, - подумал по привычке вслух Антон.
   Он пробрался через горы изломанных стволов деревьев и сучьев на середину полосы, чтобы согласно старинному русскому обычаю, прежде чем отправиться в дальнюю дорогу, немного посидеть у порога родного дома. Но так, как присесть Антону не разрешала защитная одежда, то он, опершись на копье, просто остановился. В такую минуту в головах русских людей витают самые сокровенные мысли. Их размягченные скорым расставанием души с жадностью впитывают в себя сладкую для их сердец тоску по временно оставляемому родному очагу, любящими их близкими людьми. Потом, во время странствий по земле, они бережно будут хранить свой немой разговор со всем, что самое главное в земной жизни для каждого человека, и он, постоянно возникая в их сознании, не позволит им забыть о своей Родине, поддержит их в трудное время и обогреет от холода людской несправедливости. Антону было нечего оставлять позади себя, поэтому он просто стоял в самой середине полосы, вслушиваясь в вопившее возле него безмолвие. Давящее на его уши мертвая тишина совсем неожиданно начало потихонечку ослабевать, и Антон скорее уловил, чем ощутил, какой-то не очень ясный далекий гул.
   - Что же это такое может быть!? - встревожился уже начинающий ощущать этот гул своими собственными ушами.
   Не зная, что может означать для него этот еще далекий гул, Антон на всякий случай решил дожидаться его возле своего шалаша. А не утихающий гул становился все громче и громче, и скоро задрожала под ногами Антона земля и без ветра в ясную погоду зашелестели ветки на раскачивающихся деревьях.
   - Землетрясение! - выкрикнул испугавшийся Антон и побежал в сторону озера.
   Росшие на берегу озера высоченные деревья угрожающе закачали кронами и Антон, долго не раздумывая, бросился в воду.
   - Если они упадут, то непременно расплющат меня по всей земле как малюсенькую букашку, - думал вслух не спускающий с деревьев своих напуганных глаз, пятясь задом наперед от берега в озеро, Антон.
   А деревья, с каждым очередным мгновением раскачиваясь все больше и все сильнее, казались остановившемуся Антону, когда озерная вода уже достигла до подбородка, что еще всего одно мгновение, и все они, переломившись под собственной тяжестью, как спички, повалятся прямо на него. Охвативший Антона животный ужас понуждал его и дальше продолжать свое отступление в озеро, но он усилием все еще остающейся в нем воли заставлял себя оставаться на месте.
   - Боже мой! - вскричал смертельно напуганный Антон. - Помоги мне! Я думаю, что эти деревья вот-вот упадут, но я не знаю, что будет в это время с озером!? Не встанет ли оно на дыбы, не погудит ли оно меня в своей пучине!? Боже, укажи мне безопасное место, где я смог бы, ощущая себя в полной безопасности, переждать взбесившуюся по Твоей воле стихию!
   А пугающий Антона грохот уже был так от него до того близко, что до Антона начали доноситься резкие звуки изламывающихся деревьев. Грозно разрушительная сила потихонечку, не торопясь, подкрадывалось к Антону все ближе и ближе, а он, загнанный в воду, только дико вращал своими очумелыми глазами, обреченно дожидаясь надвигающейся на него смертельной опасности. Не понимая, что она может собою представлять, а поэтому, совершенно не зная, как ему от нее следует оберегаться. Все мускулы его дрожащего от ужаса тела были наряжены до предела, поддерживая в нем постоянную готовность, не только встретиться лицом к лицу с неминуемой опасностью, но и мгновенно принять необходимые для спасения собственной жизни решения. О близкой своей смерти Антон в это время не думал. Он или интуитивно ощущал, что угрожающая ему опасность на самом-то деле не такая и страшная, как ему сейчас представлялось, или в человеке до наступления своего смертного часа всегда существует надежда, которая не позволяет взять в нем верх унынию и безропотному ожиданию своей смерти.
   Антон за свою недолгую жизнь прочитал уже немало книг об удивительных приключениях бесстрашных с несгибаемой волею и с презрением бросающих вызов в лицо своей неминуемой смерти героев. Читая и перечитывая их, Антон нисколько не сомневался, что и сам был бы тоже похожим на них, что и он во время угрожающей ему смертельной опасности не будет добровольно покоряться уготованной ему ужасной участи. Но вот случай подтвердить свою уверенность наступил, но куда же подевались его бесстрашие и мужество. Он в это время больше походил на загнанного в непроходимый тупик зверька, чем на способного не только постоять за себя самого, но и защитить слабых и обиженных людей настоящего мужчину. Все его мысли были заняты только надвигающейся на него опасностью и, если бы ему представился случай трусливо ее избежать, то он, даже не задумываясь, постарался бы, как можно скорее, от нее уклониться и в дальнейшем нисколько об этом не сожалел бы. Да, Антон на поверку оказался ни сверхчеловеком и ни героем. Он очень хотел жить, чтобы так просто, проявляя никому не нужное геройство, умереть. У него был долг - долг перед любимой девушкою. И этот долг не позволял ему бесследно исчезать. Вряд ли Антон в это время думал о своем долге, но он непременно помнил о нем в своем подсознании. И кто знает, вполне возможно в это время этот его долг и владел ополоумевшим сознанием Антона, не позволял ему безропотно отдаваться своей судьбе. Человек, у которого еще на свете есть дела, и у которого имеется долг перед близкими людьми, чаще всего выходит живым и невредимым из, казалось бы, безвыходного положения. И только беспринципный эгоист, не беспокоя самого себя обременяющими его долгами, вполне способен совершить совершенно бессмысленное геройство и бесстрашно идти в самое пекло разбушевавшейся стихии, отдаваясь тем самым на волю слепого случая. В реальной жизни такие горе храбрецы в подобных случаях всегда бесславно погибают. Человеческая смерть - это не игрушка и, тем более, не заводная бессердечная кукла, на суетливых движениях которой можно не только не без удовольствия пощипать свои расходившиеся нервы, но и вволю насмешить окружающих попавшего в сложное положение человека людей. Человеческая смерть не любит возле себя излишней суеты. Она мгновенно бьет по попавшемуся в ее смертельные силки человеку и в заранее определенное для его смерти время. Она окончательная и немилосердная. Ее ни в коем случае невозможно открутить назад и, вернувшись к предсмертному времени, позволить только что умершему человеку еще раз обдумать свои зачастую не очень-то умные решения по ее предотвращению.
   Не отводивший своих перепуганных глаз с росших на берегу озера древовидных папоротников Антон не сразу заметил, как из леса на полосу разрушения вышло огромное животное. Но даже и тогда, когда его судорожный взгляд заскользил по его туше, он не сразу понял, что это такое появились на полосе. А когда понял, то ужаснулся еще больше, чем перед предполагаемым землетрясением.
   - Так вот, оказывается, кто является причиною страшного разрушения этого огромного девственного леса! - воскликнул его больше напуганный Антон. - И этих ужасно огромных чудовищ идет сюда, если судить по нескончаемому и все больше усиливающемуся грохоту никак не менее десятка! Но откуда они пришли в этот мир, и как они до сих пор не утопли во всех этих непроходимых топях!? С такой огромной многотонной тушею они сразу же провалятся в этих таящихся под зарослями папоротника бездонных ямах на самое дно! Но, если даже глубины этих бездонных для человека ям окажется недостаточной для таких высоченных животных, то, все равно, они из этих ям больше не выберутся и очень скоро все перемрут в них от голода! Для такой огромной туши требуется для насыщения ее бездонного желудка непомерное количество еды!
   А огромное чудовище, словно желая продемонстрировать перед ним всю свою ужасающую красоту, не только повернулось к Антону боком, но и приподняла вверх свою маленькую в сравнении с массивным телом расположенную на длинной шее голову. Эта его совсем несоразмерная с огромной тушею и мощными ногами голова не стала слишком долго оглядываться по ближайшей от чудища местности. Она, приподнявшись еще больше вверх, тут же принялась обрывать с кроны росшего поблизости он животного десятиметрового папоротника ветки. Сзади у этого животного тянулся длинный массивный хвост, конец которого скрывался в зарослях папоротника на противоположной стороне полосы разрушения. Что-то до боли знакомое показалось Антону в профиле этого огромного животного, и он, изо всех своих сил напрягая память, старался вспомнить и узнать это так сильно его напугавшее чудище.
   - Так это же динозавр! - вскрикнул, наконец-то, вспомнивший нарисованную в учебнике историю картинку даже сейчас не устыдившийся своего недавнего страха Антон. - Они же, несмотря на свою огромность, травоядные и не опасны для человека.
   Обрадованный Антон, издав победный громкий клич, подался в сторону берега озера, угрожающе размахивая над головою своим грозным оружием. Но его преждевременное ликование оборвал сам оторвавшийся от поедания веток папоротники и посмотревший в его сторону динозавр. Одного взгляда его маленькой головы оказалось достаточно, чтобы встревоженный Антон, заткнувшись, снова попятился от берега озера.
   - Каким бы он не казался мне миролюбивым, мне лучше всего держаться от этого динозавра подальше, - подумал про себя Антон. - Кто из современных людей может быть достаточно уверенным, правы ли написавшие историю мира люди, или они ошибаются в своих выводах и заключениях? И точно ли не использовали при насыщении своих ненасытных желудков динозавры, кроме веток и листьев, еще и мясо? Кто может знать заранее, что этому динозавру придет в голову, тем более что она у него такая маленькая?
   Слова у изначально добровольно отожествляющего самого себя с мировым злом князя тьмы Сатаны никогда не расходятся с делом. Он с присущей ему беспощадностью и непомерной жестокостью избавляется от неугодных ему слуг. Для этого иногда бывает вполне достаточно их хотя бы малейшего неповиновения. А с незащищенными божьей благодатью людьми у него вообще разговор короткий. Стоит ему только обнаружить одного из таких людей, как он тут же хватается за его волосы и носится вместе с ним, как угорелый, над притаившейся в ужасе при виде Сатаны землею. И не отпускает его тело из своих поганых лап до тех пор, пока уже не будет никакой надежды, что этот несчастный все еще продолжает жить. Но Сатана не был бы Сатаною, если бы он удовлетворялся одной только смертью не угодивших ему людей. Он продолжает стучать телом несчастного по всему, что только попадается ему под лапы, помещает его в такие места, где даже покойников мгновенно пробивает дрожь от испытываемого ими при этом ужаса. Подобное издевательство Сатаны над уже умершим человеком продолжается до тех пор, пока притаившаяся от ужаса внутри мертвеца душа не выскакивает, как ей и принято поступать в подобных случаях, из мертвого тела. И все то, что можно ожидать от разъяренного Сатаны впоследствии, обо всем этом не только не желательно рассуждать, но и слишком опасно даже думать. От продолжения подобного ужаса стынет кровь в венах живого человека, и он, тут же перестав дышать, сам становится покойником. Крайне нежелательно для заботящегося о продолжении жизни человека, не только не интересоваться дальнейшими испытаниями души человека, на которого во время его жизни напал сам Сатана, но и даже об этом думать. Сатана всегда заботился и продолжает заботиться о том, чтобы у любого живущего на земле человека при одном только упоминании о нем пробивал от ужаса панический страх. В этом самом животном страхе вся сила Сатаны и вся его ничем непоколебимая уверенность в собственном могуществе и в своей полной свободе в своих нечестивых делах и поступках. Но он в одно и тоже время очень не любит, когда не в меру любопытные люди начинают совать свой нос, куда им вообще его совать не следует. Сатане нравится, что его все боятся. Этот людской ужас и страх поддерживает у него самомнение, что он один из самых могущественных и всесильным правителей на земле, но излишняя его жестокость и беспощадность угрожает ему не больше и не менее, как самим забытьем в людской памяти. Люди не любят и не желают даже вспоминать о том, с кем им никогда не справиться, и у кого им заведомо не удастся упросить для себя милости. И это людское забвение как раз и способно лишить даже такое всесильное существо, как князь тьмы Сатана, сил. Узнавшие о нем слишком много человек, не только перестанет интересоваться Сатаною, но и, тем более, заводить с ним хоть какие отношения. С какой это стати люди должны думать и надеяться получить из лап Сатаны лично для себя привольную земную жизнь, если они будут заранее уверены, что полученное ими нечестным путем богатство, все равно, им впрок не будет. Исходя из таких вот соображений, Сатана не любит излишне любопытных людей и всегда с присущей ему жестокостью с ними расправляется. Но на этот раз все его методы устрашения ему были без надобности. Он впервые за все свое многовековое существование занимался совершенно ему незнакомым делом и никогда до сегодняшнего времени им еще не опробованным. Он должен был сделать сына и мать самыми непримиримыми врагами. Пусть эта его очередная задумка и показывалась абсолютно всем проживающим на земле существам совершенно безнадежным делом, но самого Сатану подобное их заключение не только не волновало, но и даже не задевала. Он изначально занимался еще более безнадежным делом, а преследующие его в ходе реализации его безнадежного дела трудности Сатану не расслабляли, не заставляли его, смирившись с неизбежностью, покориться Творцу. А еще более закаляли его характер, заставляли его находить для продолжения своей борьбы все более, дающие ему хотя бы маленькую надежду на успех, хитроумные ловушки и пути отходов от постоянно отражающих его бесчисленные атаки небесных ангелов. Добиться неприязни матери и сына Сатана на этот раз был должен добиться безо всякого личного вмешательства с его стороны в их жизнь. Их взаимная неприязнь должна была произойти как бы само собою, произойти исходя их нынешних отношений друг к другу. В этом необычайно сложном деле Сатана мог призвать для оказания ему помощи только окружающую избранных им кандидатов для очередного эксперимента жизнь, поэтому он и не стал изолировать пожилую женщину от влияния на нее членов из "Комитета русских патриотов". Но Сатана не стал инструктировать, так называемых, русских патриотов усилить свою подрывную работу с интересующей его пожилой женщиною.
   - Пусть будет так, как и должно было бы быть без моего вмешательства в судьбы этого мальчика и его матери, пусть все идет своим ходом, а, немного погодя, я уже сам решу, как мне следует с ними обоими поступить, - подумал про себя умудренный опытом бесконечного существования хитроумный Сатана. - Во всяком случае, я постараюсь провести именно эту мою задумку по возможности чисто и без излишнего вмешательства, потому что от ее успеха или не успеха во многом будет зависеть дальнейшая деятельность в этом направлении подвластной мне нечистой силы. С этими проклятыми большевиками всегда приходится быть крайне осторожным и осмотрительным. От них в любое время можно ожидать всякое. Они уже смогли доказать не только мне, что в своем стремлении построить это, будь оно вовек проклятое, всенародное счастье, способны на многое. Они в таком деле даже способны потягаться со мною, с князем тьмы Сатаною. И это, несмотря на то, что построить всенародное счастье было не по силам ни одному правящему в России до большевиков правителю. Несмотря, что многие из них вполне искренне желали это счастье для русского народа. Никто из бывших правителей даже не приблизился к его построению хотя бы на иоту, а эти упрямые в своих делах и словах большевики непременно его построили бы, если бы на их несчастье не вмешался в их планы я, могущественный и всесильный Сатана. Поэтому я ни в коем случае не должен позволять себе разрешать эту угрожающую мне самому проблему одним наскоком. В этом противостоянии мне придется бряцать не оружием, а умом и сообразительностью. Я должен настроиться на слишком долгое противостояние с этими посмевшими бросить мне вызов большевиками.
   Уже достаточно опытный в придумывании всяческих каверз и хитроумных ловушек против населяющих землю людей Сатана никогда ничего не делает по наитию или просто от нечего больше делать. Он привык тщательно обдумывать до мелочей все свои намерение, а потом, во время их осуществления, корректирует их в полном согласовании со складывающимися обстоятельствами. И на этот раз от тоже, после долгого обдумывания всего, что ему необходимо будет делать, перенесся в нужный ему рабочий поселок, чтобы на месте во всем разобраться и понять, чем он должен заняться в первую очередь для успешного претворения в жизнь очередной своей задумки.
   Проследив в течение нескольких дней за матерью Сани Лобова, он был приятно удивлен, что члены созданного им "Комитета русских патриотов" все еще продолжали добросовестно исполнять то, что он потребовал от них в свое прошлое посещение. Они не только успели согласно его рекомендациям за короткое время заметно улучшить свое благосостояние, но и сами додумались до тех мыслей, которые и заставили его сейчас срочно переноситься в этот захолустный рабочий поселок. Желая продолжать мстить, не позволяющей им занимать в общественной жизни русских людей высокое положение Советской власти, они мертвой хваткою вцепились в поддавшегося их влиянию пожилого человека. И не только вцепились, но и продолжали ее снабжать любыми, даже заведомо ложными, порочащими народную власть сведениями, за счастье и процветание которой ее собственный сын был готов пожертвовать своей жизнью. С прямо съедающим всех их изнутри желанием непременно доказать хотя бы самим себе, что они по своему развитию и благородству намного выше этих постоянно принижающих их роль и значение в обществе большевиков, они даже начали негласно снабжать ее хорошей прибавкою к пенсии. Эта подачка со стороны жуликов и воров не только позволяла пожилой женщине отказываться от помощи родного человека, но и, на что патриоты надеялись больше всего, в будущем вообще отказаться от собственного, по их единодушному мнению, непутевого сына. Противостояние матери и сына пришлось по вкусу не только для Сатаны, но и для его называющих самих себя русскими патриотами земным сторонникам. И не только понравилась, но со временем она стала для них всех самой настоящею голубою мечтою, в которой эти затаившиеся в массе трудового народа воры и жулики, могли ощущать сами себе вполне приличными людьми. Они видели самих себя в этой мечте честными и свободолюбивыми, не жалеющими ради счастья и процветание своей утраченной по вине этих проклятых большевиков Отчизны даже собственные жизни.
   - Мать отказывается от своего сына-чекиста, - с вполне удовлетворенной ухмылкою пробормотал вслух Сатана и, после недолгого обдумывания заключенного в этих словах смысла, добавил. - Что ж, на некоторое время эти слова будут и моей голубой мечтою. Да, эту глупую старуху я уже могу вполне спокойно оставить на дальнейшую проработку этим русским патриотам. Как я в этом уже имел возможность убедиться, им для такого дела особые инструкции без надобности. Мне сейчас лучше больше уделять внимания ее сыну. Тем более что по моим сведениям им уже успела заинтересоваться это проклятая нашим Творцом шибианка. Я всегда подозревал, что земной мир тесен, но не до такой же степени. Мне не помешает последить за ними обоими, чтобы быть до конца уверенным, что за этими очень даже подозрительными встречами не скрываются интересы противостоящих мне небесных ангелов. От этих моих бывших соратников можно всякое ожидать. А я не намерен раньше времени раскрывать свои тайные задумки и намерения.
   Переложив груз ответственности за район на плечи еще только начинающего нелегкую службу чекиста молодого сменщика, счастливый и окрыленный самыми радужными надеждами Павел вышел на перрон вокзала областного города. Он еще не знал, какую должность ему подготовили в областном управлении Государственной безопасности, но то, что с хлопотливой низовой работою покончено навсегда он не сомневался.
   - Я лучше буду разносить бумажки по кабинетам высоких начальников, - рассуждал по дороге Павел, - чем заживо гнить в этой беспросветной глуши, где все висит на твоей шее и где с тебя за все, в случае даже малейшей промашки, спросится. Мне повезло, что я не задержался, служа родине на самом низу, и успел вовремя выскочить на тернистую дорогу к вершинам власти с еще далеко не растраченной энергией. Я на все готов, лишь бы завоевать доверие и стать для намертво уцепившихся в свои кормушки выживших из ума старых пердунов своим человеком. Цель, как приговаривают умные люди, оправдывает любые средства, а победителей, как давно уде известно, не судят. Пусть я буду унижаться перед ними и заниматься противным моей сущности подхалимством, но зато потом, когда я окажусь на так заманчивой для всех вершине власти, где все позволено и, главное, никому не придет в голову спрашивать с тебя за невинное самоуправство, то уже угодничать будут мне самому. Тогда я мгновенно превращусь из маленькой никчемной букашки в большого и всеми уважаемого человека. Стану уважаемым человеком, потому что в нашем советском обществе достоин всяческого уважения только тот человек, кому по силам заставить себя уважать, в отличие от тех недоумков, которые из-за собственной недоразвитости поверили никогда несбыточным сказкам, что уважение можно добиться только честным и самоотверженным трудом на благо своего народа. Во благо, какого народа, недоумки!? Это еще было возможно только в первые годы, после Великой Октябрьской революции, а в наше время все делается только во благо избранных судьбою счастливчиков. И я сделаю все возможное, чтобы оказаться в их числе.
   Павел нанял такси и примерно через полчаса уже вошел в кабинет начальника по кадрам областного управления Государственной безопасности. Но торопивший его со сдачей должности пожилой кадровик не спешил ему выдавать новое назначение. Посоветовав неприятно поморщившему Павлу воспользоваться подходящим случаем, чтобы хорошо отдохнуть, кадровик заверил, что когда возник надобность, его непременно вызовут.
   - По всему видно, что для меня готовят какое-то непременно очень важное и ответственное дело, - ломал себе голову вышедший из кабинета кадровика Павел. - Такое дело, на котором я могу или сломаться, или, если успешно с ним справлюсь, то оно очень поможет в моей дальней службе. Но, чем я мог заслужить такое особое к себе отношение? Я совсем не уверен, что мог показать себя на прежней своей службе в районе таким уж безупречным и непогрешимым служакою, что мои непосредственные начальники просто не могли оставить меня без своего внимания. Как бы, чего доброго, это мое новое назначение еще больше не осложнила мне и без того нелегкую жизнь? Но вряд ли стоит мне раньше времени переживать и расстраиваться. Все равно в этой жизни от своей судьбы не уйдешь. Поживем и все в свое время узнаем....
   И Павел, воспользовавшись советом пожилого человека, постарался провести этот незапланированный для себя отпуск, как положено любому отпускнику, весело и с пользой для своего здоровья, тем более что свою жену он еще неделю назад отправил, пока не проясниться его судьба в деревню к родителям.
   Тускло освещенный редкими электрическими фонарями город тихо подремывал в укутавшей его ночной мгле. Лишь изредка, то там, а то тут, ярко освещались окна возвышающихся над широкой улицею многоэтажных домов. Укутавшая на ночь город кромешная тьма не излучала из себя приятное для тел, суетливо бегающих по проспектам и улицам, несмотря на позднее время, живых существ тепло, а только одну бодрящую и освежающую их прохладу. И Холида, зябко поеживаясь, неторопливо прогуливалась на противоположной стороне улицы, напротив приглянувшегося ей хранилища с деньгами. Скоро через воцарившуюся над городом ночную тишину начали прорываться первые звуки рано просыпающихся людей. А по тротуарам торопливо зашагали пока еще редкие прохожие. Сонные дворники, лениво переругиваясь между собою, приступили к свом непосредственным обязанностям, гулко шаркая по мостовой своими ободранными метлами, беззлобно ругались с покрикивающими на них из темных окон потревоженными их кипучей деятельностью горожанами. Подпрыгивающая и размаивающая своими изящными ручками Холида пыталась хоть как-то согреть свое зябнувшее в одном платье тело, представляя себе, как она набирает в хранилище полную сумку так необходимых ей сейчас денег. Но Холиде в этом хранилище, кроме дверей и поблескивающей у входа в него таблички с соответствующей надписью, ничего больше не только не видела, но и не знала. И это ее незнание очень мешало ее разыгравшемуся в это утро воображению. Прохожих на тротуаре становилось все больше и больше. И ей, невидимой простым человеческим глазом, приходилось быть, чтобы ненароком не задеть кого-нибудь из них и не напугать до смерти, преждевременно обнаружив свое присутствие, очень осторожной. Наконец, к хранилищу денег начали подходить первые служащие, но, пока радостно ойкнувшая Холида перебегала через улицу, они уже не только вошли внутрь хранилища, но и успели закрыть за собою двери. Первая неудавшаяся попытка проникнуть внутрь хранилища поставила перед не имеющей опыта в ограблении банков Холидою и первую проблему. И она тут же начала про себя соображать и продумывать способы возможного ее проникновения во внутренние помещения хранилища, когда оно откроется для приема посетителей. Теперь она уже не сомневалась, что самопроизвольное не объяснимое внешними факторами открывание дверей непременно насторожит охрану, и что ей, пусть и невидимой, придется, как можно скорее, убираться из хранилища. Но ничего стоящего внимания в ее прелестную головку не приходило.
   - Буду надеяться на счастливый случай, - в конце концов, решила продолжающая терпеливо ожидать начало рабочего дня Холида.
   Тем временем окончательно проснувшийся город заблистал, сияя чистотой и опрятностью, под первыми лучиками восходящего солнышка. С глухим урчанием по городской улице пробежали первые автомобили, изредка недовольно попискивая, если не торопились уступать дорогу их более медлительные собратья. И недовольно поморщившейся Холиде снова пришлось перейти на противоположную сторону улицы и затаиться в небольшом скверике. Возле входных дверей в хранилище уже начали выстраиваться в очередь первые посетители, которые, заглядывая в щелочки занавешенных окон, дожидались, когда подобравшие подолы своих длинных юбок равнодушные к их нетерпению женщины не закончат уборку. Пожилой старшина милиции открыл для скорейшего высыхания только что вымытых полов обе створки двойных дверей и, сердито щурясь под солнечными лучами, подозрительно всматривался во всех проходящих возле хранилища денег прохожих. Холида насторожилась. Именно сейчас ей было легче всего пробраться внутрь хранилища. И ей долго ждать удобного случая не пришлось. Отвлеченный вопросом одного из утренних посетителей банка старшина милиции подался в его сторону, освобождая между своей спиною и открытой настежь дверью достаточный проход для входа не растерявшейся Холиды внутрь хранилища. И она не стала упускать для себя удобного для проникновения в хранилище денег случая. Пробравшись внутрь, Холида сразу же уткнулась в промывающих тряпки в ведерке с водою двух пожилых женщин. Неподготовленная к встрече с уборщицами Холида растерялась. Если она попытается обойти этих женщин по еще мокрому полу, то на нем непременно отпечатаются ее следы, которые не только до смерти перепугают моющих пол женщин, но и заставят их поднять тревогу. А если она останется на месте, то эти же женщины рано или поздно, но непременно вытолкнут ее обратно на улицу. Растерянный взгляд Холиды суетливо заерзал по вымытому полу, пока не уткнулся в стоящие в ряд возле наружной стены вестибюля скамейки. Не долго думая, она тут же вскочила на одну из них. И как раз вовремя. Протирающая в это время под скамейками пол женщина разогнулась и замахала уже другой тряпкой по скамейке, протирая скопившуюся на ее поверхности пыль. До следующей скамейки было не мене двух метров и Холида, не желая понапрасну рисковать, с нетерпением поджидала, когда к ней приблизить светлое пятно высыхающего от недавнего мытья пола. Закончившие убираться женщины расстели у входа в хранилище влажную тряпку и, оправив свои юбки, неторопливо вошли в ведущие во внутренние помещения хранилища двери. Высохшее светлое пятно пола потихонечку подползала к скамейке, на которой устроилась Холида. И она, не заставляя себя долго ждать, тут же сняв со свих ног босоножки, зашлепала босиком вслед за уборщицами. Возле ведущей внутрь хранилища двери начинался длинный узкий коридор, в конце которого просматривалась вторая полураскрытая дверь. Подкравшаяся к ней на цыпочках Холида заглянула в открывшуюся ее глазам комнату. Она оказалась не только заставленной швабрами, щетками, метлами и другими принадлежностями для уборки помещений, но и в ней еще находилось не менее шести пожилых женщин. Только что вошедшие в эту комнату женщины занялись мытьем и развешивание для просушки тряпок, а остальные сидели на деревянных стульях и оживленно между собою о чем-то разговаривали.
   - Срочно понадобившимися мне деньгами в этой комнате, по всей видимости, даже не пахнет, - подумала разочарованная Холида.
   Слева от себя в том же коридоре она увидела еще одну дверь. Подойдя к ней, Холида дернула за ручку: и дверь с недовольным скрипом приоткрылось.
   - Маша!? - послышался раздраженный мужской оклик. - Ты снова не закрыла за собою дверь!?
   Холида не стала дожидаться, когда эту, по всей видимости, нужную ей дверь закроют изнутри. Стараясь ступать своими изящными ножками по возможности тише, она проскочила в открывшееся ее глазам помещение и, затаившись в ближайшем укромном уголочке, осмотрела его уже более внимательным взглядом. Она оказалась в намного меньшем, чем вестибюль, но все же во много раз превышающей своими размерами только что обследованную Холидою комнату помещении. В боковой отделяющей это помещение от вестибюля стене были устроены небольшие деревянные кабинки с занавешенными плотной материей торцевыми сторонами. Материя одной кабинки зашевелилась и из нее вышла полная моложавая женщина. Окинув помещение недовольным настороженным взглядом, она закрыла открытую Холидою дверь на внутреннюю задвижку и снова скрылась в своей кабинке. Пытающаяся, несмотря ни на что, но все же найти место, где находятся срочно понадобившиеся ей деньги, Холида вышла из уголочка и, подойдя к одной кабинке, заглянула через немного отодвинутую в сторону занавеску внутрь нее. Сидящая в кабинке за небольшим столиком молодая симпатичная девушка пересчитывала лежащие возле нее толстые пачки денежных купюр, а в отделяющей эту кабинку от вестибюля стене было проделано на уровне ее лица в сидящем положении небольшое окошечко.
   - Пусть нужные мне денежки уже совсем от меня близко, но пока для меня недоступны, - отметила про себя вспомнившая объяснения увлеченного ею молодого парня о работе банков Холида. - Я лучше подожду, пока их не начнут отвозить обратно в хранилище. Тогда из общей кучи, я смогу безо всяких излишних в моем положении осложнений отобраться этих пачек с денежными купюрами даже намного больше, чем достаточно.
   Окончательно определившись, как ей следует себя вести, и что ей делать дальше, Холида снова забилась в свой укромный уголочек и стала ждать. Тем временем, из внутреннего помещения хранилища вышел невысокий плотный мужчина и забегал по кабинкам, проверяя готовность своих подчиненных к началу рабочего дня. Потом в вестибюле хранилища загалдели озабоченные голоса посетителей, работа банка началась. Опасаясь, как бы ей не уснуть под озабоченный гомон служащих банка и шелест пересчитываемых кредиток, Холида, потихонечку ступая своими босыми ножками по полу, заходила возле кабинок, с неудовольствием оглядываясь на удерживаемые руками босоножки.
   - И зачем только я все это время тоскою их с собою? - подумала неприятно поморщившаяся Холида. - Они же мне только мешают....
   Подойдя к стоящему в помещении шкафу, Холида сунула свои босоножки под него. Но стоило ее пальчикам оторваться от них, как ее босоножки тут же обрели свою видимость. Ведущая во внутреннее помещение хранилища дверь отварилось, и из нее вышел кативший впереди себя небольшую тележку высокий седовласый мужчина. Заглядывая, по очереди во все кабинки он что-то отмечал на небольшом листочке бумаги, а потом сбрасывал передаваемые ему девушками пачки денег в ящик тележки. Насторожившаяся Холида застыла в нетерпеливом ожидании, когда он закончит сбор денег и покатит телегу обратно в хранилище. Обслужив последнюю кабинку, мужчина открыл захлопнувшуюся после того, как он выкатил из хранилища тележку, дверь. И, пока он возвращался за оставленной на небольшом удалении от двери тележкой, шустрая и юркая, как молоденькая козочка, Холида, успело проскользнуть впереди него в пока еще сокрытое от ее глаз помещение хранилища. Так она и следовала за ним, с нетерпением дожидаясь, когда он снова откроет и закроем за собою, казавшимися ей просто нескончаемыми, массивные железные двери, пока они не вошли в заполненную огромными железными шкафами комнату. Мужчина открыл дверь одного из шкафов, и перед еле удержавшейся от ликующего возгласа Холидою показались стопки сложенных в одинаковые по толщине пачки денег. Разложив привезенные им с собою деньги по секциям в зависимости от достоинства купюр, мужчина закрыл шкаф и удалился вместе с пустой тележкою из помещения. А оставшаяся Холида принялась набивать захваченные ею с собою сумки пачками со сто рублевыми ассигнациями. До самого обеда она не отходила от шкафа с деньгами. За это время седовласый мужчина уже несколько раз возвращался с наполненной деньгами тележкою. Не желающая, чтобы преждевременно была обнаружена убыль пачек с деньгами Холида начала их снимать и из других стопок. Добравшись до так желанных для нее денег, Холида оставила хранилище, не забыв прихватить с собою и оставленные под шкафом босоножки, уже только перед самым его закрытием на обед.
   Весь остаток дня она провела в универмагах, скупая все, что ей приглянулось, а вечером подъехала на такси к самой шикарной в городе гостинице.
   - Ваши документы, гражданка, - потребовал у нее администратор.
   - Документы! - с недоумением переспросила его Холида и, вспомнив о переданных ей волшебником в узелке книжечках, предъявили их строгому администратору.
   Администратор раскрыл ее паспорт и, сверив вклеенную в него фотографию с оригиналом, спросил:
   - Вы Шалимова Холида?
   - Да, это я, - торопливо подтвердила Холида.
   Строгий администратор, еще раз окинув ее изучающим взглядом, начал записывать ее паспортные данные в лежащей на столе перед ним книге.
   - На какое время вы намереваетесь у нас поселиться?
   - Не знаю, - растерянно буркнула смутившаяся Холида.
   - Ну, хотя бы несколько дней вы у нас поживете? - поторопил ее с ответом недовольно поморщившийся администратор.
   - Несколько дней я, пожалуй, у вас побуду, - поспешила согласиться с ним Холида.
   Закончив свою писанину, администратор протянул ничего не понимающей Холиде какую-то маленькую бумажку.
   - Заплатите за номер в кассе и можете в него вселяться, - пробормотал он своим обычным скучающим голосом и подозвал к себе пробегающую мимо девушку.
   Холида заплатила в кассе по квитанции и, получив ключи от номера в гостинице, перенесла в него свои тяжелые чемоданы. А потом забралась в поманившую ее к себе мягкую кровать и тут же забылась крепким непробудным сном.
   Через неделю о Павле вспомнили и направили для определения его дальнейшей службы в центральное управление органов Государственной безопасности. Не ощущая под собою ног от неожиданно привалившей ему удачи, Павел этой же ночью улетел на самолете в Москву, а утром он уже переступил порог указанного ему кабинета. Принял его пожилой генерал с необычайным для его возраста молодым и энергичным лицом. Подробно расспросив Павла о его службе в органах, он в конце своей ознакомительной беседы сказал, что назначает его своим адъютантам, и дал ему еще неделю на устройства своих личных дел.
   - Через неделю вы мне понадобитесь для расследования очень щекотливого для органов Государственной безопасности дела, - тихо проговорил неприятно поморщившийся генерал.
   Все еще не веря в подвалившуюся ему нежданно-негаданно удачу, Павел, не обратив особого внимания на сказанные ему генералом последние слова, тут же, побежав на почту, отправил срочную телеграмму жене, чтобы она немедленно приезжала в Москву.
   - Вот обрадуется мая Алена, - мысленно представил себе ее радость Павел, - из такой глуши, словно по мановению волшебной палочки, оказаться в Москве.
  
   1993 год.
  
  
  
  

Глава третья.
ДРЕВНЕЕ ЦАРСТВО ПРИРОДЫ.

  
   Посыпавшийся с самого утра мелкий моросящий дождик портил праздничное настроение съезжающимся на партийную конференцию делегатам.
   - Ничего страшного, - весело проговорил подъехавший представитель из областного комитета партии, - нам, коммунистам, не привыкать к плохой погоде. Да, и ей уже осталось недолго своевольничать. Скоро, очень скоро она нам покориться..... И тогда мы будем планировать на такие дни одну только солнечную погоду....
   И он в сопровождении свиты из лучших людей района прошел мимо красочно оформленных транспарантов с выдержками речей на злобу дня классиков марксизма-ленинизма и лично товарища Сталина к дежурившим возле поселкового дома культуры с красными повязками на рукавах народным дружинникам. Поздоровавшись с каждым из них за руку, он лично поблагодарил народных дружинников по наведению должно порядка в поселке, в котором они сами и живут.
   - Вы будущее нашей Великой страны, - одобрительно похлопав по плечу старшего дружинника, с удовлетворением проговорил представитель обкома партии. - Со временем при вашем активном участии у руководства нашей страны даже отпадет необходимость выделять немалые деньги на содержание милиции. И это будет не только экономно, но и правильно. Будет полностью согласовано с направленной на повышение народного достояния линией нашей партии. Смотреть за строгим соблюдением законов Советской власти и должного правопорядка в местах проживания не только должен, но и будет обязан, взять на себя сам обладающий этой властью Советский народ.
   Прибывающие на партийную конференцию делегаты предъявляли служащим районного комитета партии свои пока еще временные окрашенные в красный цвет мандаты и, долго не задерживаясь возле отмечающих их прибытие молоденьких девушек, проходили внутрь. Сразу же, после входных дверей, избранные первичными партийными организациями района делегаты попадали в просторный вестибюль дома культуры, в котором к этому времени уже были расставлены укрытые красным кумачом столы с разложенными на них стопками рекомендуемых для ознакомления и изучение каждым коммунистом района книг и брошюр. Это настольные книжки предназначалось не только для более глубокого уяснения каждым коммунистом основ марксизма- ленинизма, но и содержали в себя поставленные Коммунистической партией Советского Союза перед каждым гражданином молодой страны Советов задачи по построению нового основанного на принципах истинной справедливости общества. Прежде чем начинать дискуссию по основным принципам построение нового социалистического общества среди народных масс, руководители огромной страны решили, что вначале с ними должна была ознакомиться лучшая и самая передовая часть советского народа, члены Коммунистической партии Советского Союза. Приветливые продавщицы спешили по первому требованию удовлетворить запросы своих знатных покупателей и стопки с книгами и брошюрами быстро уменьшались, наглядно убеждая всех находящихся в это время в вестибюле дома культуры, что авангард и духовный наставник пролетариата твердо намерился вооружаться знаниями, которые помогут ему в дальнейшей борьбе против мирового империализма. Отойдя от столов с книгами и брошюрами, делегаты знакомились с подготовленными специально для них районным комитетом партии плакатами, на которых черным по белому были наглядно отображены успехи трудящихся района в социалистическом строительстве. Отображались на этих плакатах не только одни успехи, но и временные трудности по безусловному искоренению из жизни сознательных рабочих и крестьян родимых пятен капитализма. На этих плакатах отводилось немало место и недостаткам по воспитанию у трудящихся масс района активной жизненной позиции в борьбе против тунеядцев, лодырей, лежебок и в особенности против затаившихся в массе Советского народа классовых врагов. Скорейшее искоренение указанных на плакатах недостатков было не только важнейшей частью работы партийного актива, но и требовало от каждого коммуниста обращать на них в своей дальнейшей деятельности особенное внимание. Ознакомившись с выставленной для их обозрения наглядной агитацией, избранные на районную партийную конференцию делегаты не забывали и про буфет, в котором, кроме чая и бутербродов, продавали еще и пиво. Заняв место в общей очереди, они неторопливо обменивались друг с другом последними новостями по месту их проживания. Однако самым излюбленным местом для поднаторевших на постоянном участии во всевозможных совещаниях и конференциях, не относящихся непосредственно к руководству района должностных лиц, была, конечно же, расположенная перед мужским и женским туалетом курительная комната. Потому что именно в ней, прислонившись к пропахшим въедливыми запахами махры стенам, партийные делегаты предварительно обсуждали друг с другом всевозможные хозяйственные и другие стоящие перед руководимыми ими предприятиями проблемы. И кто только сейчас способен сосчитать, сколько неразрешимых вопросов было разрешено, или было начато их успешное впоследствии разрешение, в этих вовсе не приспособленных для подобных переговоров помещениях? Любой считающий самого себя достаточно опытным человеком хозяйственник никогда не станет пренебрегать подобным помещением. И только поэтому он заранее тренирует свои легкие стойко выдерживать не только махорочные, но и прорывающиеся из соседних помещений не очень приятные запахи. Но почему эти курительные комнаты пользуются особой популярностью у рядовых советских чиновников в отличие от просторных и светлых кабинетов их начальников? Потому что в этих курительных комнатах, как правила, собираются равные по своему положению в обществе люди. Для более высокого начальства оборудуются специальные туалетные помещения, в которые вход простому смертному человеку категорически запрещен. Если и забредет в эти курительные комнаты случайно, то ли из-за утраты ключа от своего персонального туалета, то ли из желания наглядно продемонстрировать, что он помнит и никогда не забывает о своем классовом происхождении, высокий начальник, то он там, все равно, долго не продержится. Подобные поборники демократии в предназначенных для простых смертных людей курительных комнатах в отличие от своих кабинетов, где эти же простые люди смотрят на них с неизменным уважением и постоянной готовностью безропотно исполнять все их распоряжения, вместо ожидаемого понимания сразу же начинают ощущать на себе их неудовольствие. И не только неудовольствие, но и даже очень сильное раздражение в первую очередь от своих собственных подчиненных. Ясно ощутивший на себе их раздражение и уже окончательно убедившийся, что он в этой курительной комнате уже совершенно чужой человек, высокий начальник с неловкой ухмылкою торопится ее покинуть. Торопится, потому что в этой курительной комнате его подчиненные уже смотрят на него не как на олицетворение высшей, пока им недоступной, власти, а как на белых ворон. Потому что с его появлением в этой курительной комнате оживленный разговор его подчиненных тут же обрывается, и все они, повернувшись в его сторону, терпеливо дожидаются, когда он поймет, что ему уже здесь места нет. В подобных случаях даже душа неисправимого подхалима втайне вознегодует на своего забравшегося не в свою обитель патрона, который, пусть и ненамеренно, но все же лишил его нескольких приятных минут, когда он в окружении себя равных без зазрения совести хвастается об особом к нему отношении своего покровителя. Потому что неисправимый подхалим только в этой курительной комнате в окружении с умилением ему улыбающихся просителей ощущает самого себя достойным всяческого уважения человеком. И поделом этому забывшему о своем месте высокому начальнику: нечего ему было покушаться на святое место для своих подчиненных. Богам не рекомендуется спускаться с небес. И опытные выбившиеся в люди из низов чиновники не только хорошо об этом знают, но и никогда не подводят своих подчиненных. Спустившийся на землю в человеческом облике бог всегда вызывает у простых смертных людей сомнения в его божественном происхождении. И слава осмелившегося на подобную свою роковую ошибку чиновника меркнет. Равные по своему общественному положению люди в среде равных им людей всегда держаться намного раскованней, позволяя себе иногда даже поругать свое начальство, а то и по-простому вполне искренне обсудить свои проблемы с нужным ему человеком, рассчитывая в свою очередь на почти такое же к себе с другой стороны переговоров отношение. А тот, не скрывая истинный смысл отказа под высокопарными словами, доходчиво объясняет просителю, что его ведомству от него надобно. И если условия договора подходят для обеих сторон, то заключается соглашение, с легкостью утверждаемое впоследствии в кабинетах высоких начальников. Туалетная дипломатия - одно из самых гениальных изобретений чиновников в целях ускорения и более успешного разрешения возникающих между ними время от времени проблем. С видимой внешней простою она на самом-то деле нетерпима к любым проявлением глупости и невежества. Она не поддается не только хоть какому-то осмысливанию, но и, тем более, изучению. Никто, даже самый умный на земле человек, не сможет заранее предугадать: какие формы она примет на себя уже в самом ближайшем будущем в своем извечном стремлении к совершенству. Ее могут постичь и понять только одни обладающие цепкой деловой хваткою и способные на долгое присутствие в спертом воздухе при ожидании нужного им человека люди. До революции закостенелые в своем ничем неискоренимом консерватизме чиновники не признавали туалетной дипломатии. Оно и понятно, разве могли долго выдерживать их изнеженные тела подобные испытания. А дело страдала, слишком долго не получая своего разрешения во время своих длительных скитаний по светлым и просторным кабинетам. И только с победою Великой Октябрьской пролетарской революции, когда им на смену пришли чиновники с крепким желудком и неприхотливым обаянием, отношение к незаслуженно забытой туалетной дипломатии в корне изменилось. Победивший народ предоставил равные права и потребовал уважительного отношения ко всем видам дипломатии, не взирая на то, нравится ли она кому-либо или нет. Освобожденная от пренебрежительного к ней отношения туалетная дипломатия с установлением нового социалистического строя достигла своего апогея и распространилась, наподобие сорной травы у нерадивого хозяина, на радость с облегчением вздохнувшего чиновничества по всем советским учреждениям. Учитывая особое положение туалетной дипломатии, местное начальство начало поощрять своих подчиненных к длинным и частым перекурам. Это там, на этом загнивающем западе чиновники во время перекуров бездельничают, а вот у наших чиновников, наоборот, во время перекуров только и начинается самая настоящая работа. В этом-то как раз и заключается коренное отличие наших чиновников от западных бездельников, которые думают и переживают только за свой карман, а не за народное благо. Советские чиновники, не требуя от своей горячо любимой Родины высоких окладов, каждой извилиною своих мозгов, каждой клеточкою своих всегда готовых для преодоления всевозможных жизненных обстоятельств тел, днем и ночью думают не только о благе своей Отчизны, но и об укреплении устоев нашей родной Советской власти. Однако если быть до конца честным и придерживаться в своем повествовании одной только правды, то следует отметить, что не все делегаты партийной конференции тут же набрасывались на столики с литературой, занимали очередь в буфете или бежали в курительные помещения. И так как подобных избранных счастливцев было совсем немного, то они, окинув снисходительными взглядами толкающихся в очередях остальных делегатов, тут же проскальзывали в небольшую расположенную в правой стороне вестибюля дверцу, предусмотрительно прикрытую поставленным перед нею стендом с наглядным материалом о росте благосостояния Советского народа. И Саня под тихий шепоток притихших с его появлением депутатов, открыв дверцу, поднялся по крутой лесенке в небольшую комнатку, в левой стороне которой было еще одна небольшая дверь с выходом на сцену. На сцене к этому времени уже были поставлены столы для президиума партийной конференции и стулья для ее предполагаемых членов. Впереди столов по наружному краю сцены были расставлены горшочки с цветами, а по ее верху был вывешен транспарант с нарисованными на нем крупными буквами словами на злобу дня товарища Сталина. В глубине сцены на не просматривающихся на расстоянии толстых белых нитках были развешены для обозрения собравшихся на партийную конференцию депутатов портреты основателей марксизма-ленинизма и самого товарища Сталина.
   В этой комнатке не торговали партийной литературой и брошюрами с рекомендациями, как лучше организовать социалистическое соревнование и обеспечить безусловное выполнение планов партии по неуклонному увеличению сельскохозяйственного производства, которые безо всякого сомнения были здесь без особой надобности. В этой комнате собирались люди, у которых в рабочих кабинетах просто ломились полки от подобной литературы, и им было просто незачем захламлять этими рассчитанные на простого советского читателя книгами еще и свои просторные квартиры. Но зато они в небольшом буфете могли приобрести для себя одну или несколько рюмок коньяка и закусить, после его употребления, бутербродом с черной или красной икрою. И здесь, после подобных своих просто кощунственных слов, я уже начинаю ощущать ясно доносившийся ко мне от сохраняющих верность заветам Ленина и Сталина моих многоуважаемых читателей недовольный ропот. Как оказалось не всех еще советских людей оболванили, несмотря на огромное старание нынешних правителей не только уменьшить роль и значение Ленина и Сталина в построении на земле основанного на истинной справедливости государства рабочих и крестьян, но и смешать эти светлые для людей труда имена с грязью всевозможными фальсификациями. Только и поэтому я потороплюсь опередить их укоряющие меня в подобном святотатстве возгласы, и прояснить мою в этой имеющем для всего мира я бы сказал все определяющем вопросе личную позицию. Я спешу уверить вас, моих дорогих читателей, что и у меня самого нет, и никогда не будет в будущем расхождений с учением Ленина и Сталина. Я верю, что эти их заветы всемогущие и нисколько не сомневаюсь, что они, наподобие птицы Феникса, очень скоро возродятся из пепла на радость и ликование людей труда. Но все это касается только чистых и светлых обликов вождей рабочего класса, а вот, что касается самого понятия Советского народа, то в этом не только надобно, но и непременно следует, внести кое-какие коррективы. Тем более что к этому нас подталкивает сложившаяся в последнее время внутри и около Советского Союза обстановка. Во время, когда осмелевшие внутренние и внешние враги Советской власти, повылазив на белый свет из своих смердящих нор, изо всех сил стараются навести тень на плетень, внедрить в сознание Советского народа свои заведомо ложные на Советскую власть и ее основателей измышления. Сейчас, чтобы правильно понимать многочисленные в годы установления Советской власти чистки в партии и так называемые последовавшие за ними репрессии, очень важно постараться понять, а откуда он взялся, этот самый Советский народ, и чем он руководствовался в жизни на всем протяжении существования Советского Союза.
   Советский народ начал свое формирование с начала победоносного завершения Великой Октябрьской революции. Но так как на первых порах становления Советской власти грамотного населения в бывшей российской империи было всего лишь тридцать процентов, то во властные структуры государства начали активно проникать люди с совершенно чуждой идеологией. Не обошел стороною этот процесс и саму коммунистическую партию. Люди не роботы, и им просто невозможно простым нажатием кнопки внедрять социалистическое сознание. Поэтому подобные партийцы, надежно спрятав свои действительные думы под крепкими запорами, во имя повышения личного благосостояния старательно делали вид, что являются самыми активными носителями новых идей, с которыми внутренне не только не соглашались, но и были в постоянной готовности изменить им в подходящее время. Только подобные обстоятельства, а не какие-нибудь придуманные еще другие причины, подталкивали народных вождей к чисткам рядов партии, основной задачею которых было как можно скорее избавить правящую коммунистическую партию от чуждого ей не только по духу, но зачастую и по убеждениям, балласта. Отталкивая простых людей от партии, эти горе коммунисты принижали ее роль и значение в дальнейшем социалистическом преобразовании страны, чем и наносили ощутимый вред не только самой коммунистической партии, но и всему молодому социалистическому государству. Кстати, следует отметить, что все эти чистки не напоминали собою заговоры испытанных временем и борьбою с кровавым царским режимом старых коммунистов с недавно вступившими в нее новыми членами. Все эти чистки происходили не только на виду у простого народа, но и при самом активном участии трудящихся масс. И ни один коммунист, несмотря на занимаемую им нынешнюю должность, на свои прежние заслуги, не мог уклониться от обсуждения его личного участия в работе партии по повышению благосостояния Советского народа в трудовых коллективах. Но одним только очищением своих рядов коммунистическая партия не решила поставленную перед собою задачу: добиться так необходимого ей в ходе социалистических преобразований безграничного доверия трудящихся масс. Молодой Советской республике для руководства социалистическими преобразованиями требовалось все больше и больше грамотных людей, а участвующей в организованной внутренними врагами при поддержке западных стран Гражданской войне Красной Армии опытных в военном деле руководителей. Среди этих выдвигаемых партией на высокие посты было немало и беспартийных случайных для Советской власти людей. Только ради того, чтобы не погрязнуть, после окончания Гражданской войны, в разрухе народного хозяйства, чтобы направить все усилия трудящихся масс на построение в стране современной экономики, и потребовались так называемые современными открытыми врагами Советской власти репрессии не только в народном хозяйстве, но и особенно в Красной Армии. К тому же так называемые родимые пятна капитализма было не так уж и просто искоренять из сознания пришедших к власти людей. И немало в то время из воспринявших для себя приход Советской власти как объективную реальность людей не только не смогли от этих родимых пятен капитализма избавиться, но и продолжали находиться под их тлетворным для собственного сознания влиянием. Поднимаясь по служебной лестнице все выше и выше, их искривленное этими самыми родимыми пятнами капитализма сознание побуждала их думать и предполагать, что это не они сами призваны служить подначальному им народу. А сам народ в благодарность, что они думают и заботятся о его благе денно и нощно, просто обязан содержать их в полном довольствии и удовлетворении. И так, как подобные мысли и дела самой коммунистической партией не приветствовались, то они начали обеспечивать себе привольную жизнь тайно, вовлекая в потихонечку расширяющее около них общество круговой поруки все больше и больше начинающих руководителей. Так со временем и образовалась в первом в мире государстве рабочих и крестьян элитарная прослойка возомнивших о себе вершителями судеб всего мира людей. Она-то и приводит сейчас бывший в свое время великий и могучий Советский Союз к его неизбежному бесславному концу.
   В президиум по установившейся изначально традиции всех партийных собраний, а, тем более, районных и вышестоящих конференций избирались самые авторитетные люди. И не просто авторитетные, а только те, которые обладали не только безграничной властью в той или иной местности необъятной Советской родины, но и держали в своих цепких руках все, что было создано самоотверженным трудом всего Советского народа. И лишь считанные единицы, да и то из числа самых доверенных и проверенных временем членов партии, избирались в члены президиума из простых коммунистов. Но те уже давно свыклись со своим незначительным положением в партии, и никогда не осмеливались нарушать молчаливое соглашение с руководителями партийных организаций. Да, и поднимались они в президиум партийного форума прямо из зала, и только поэтому им заходить в заветную комнату было не только не по пути, но и не было никакого резона. Голосовали за членов президиума в целях сокращения отпущенного для проведения партийного форума времени всегда в целом, списком и единогласно. И ни одному здраво мыслящему партийному работнику даже в голову не приходило считать нарушением партийной дисциплины, если тот или иной член президиума из числа самых авторитетных людей выпьет перед началом партийного форума одну или несколько рюмок коньяка. Тем более что закуски в заветных для простых коммунистов комнатах всегда было в изобилии. Зато, какое появлялось у этих самых членов президиума вдохновение, как проникновенно они читали с трибуны свои заранее написанные на бумажке и предварительно проверенные членом того или иного комитета партии речи. И все это, уже не считая, каким румянцем горели у подобных членов президиума щеки, после опрокидывания ими одной или нескольких рюмок коньяка, олицетворяя собою здоровье и процветание социалистического общества. Все были заранее уверенными, что подобные члены президиума никакого излишества на подобных мероприятиях себе не позволят. И не только потому, что все они занимали высокие ответственные должности, а по больше части только потому, что им было что терять. Они могли в случае хоть какой-нибудь с их стороны оплошности в одночасье лишиться не только партийного билета, но и потерять все, что было ими заслужено за долгие годы своей безупречной службе социалистической отчизне: свое влияние, свой авторитет, свои посты и, что было для них болезней всего, свои привилегии. А что могло произойти, если бы коньяк отпускали и для остальных избранных на районную партийную конференцию делегатов? Об этом при пресловутом русском менталитете ответственным за проведение партийного форума было даже страшно подумать. Тогда районная партийная конференция могла бы просто не состояться. Чего-чего, а вот такого безобразия ответственные партийные работники допустить не могли. Только, исходя из подобных соображений, обычно принималось удовлетворяющее обе стороны компромиссное решение: в одном буфете продавалась пиво, а в другом коньяк. А что касается дефицитных деликатесов, то их при всем желании местного руководства на всех, все равно, не хватило бы. Вот и было решено отпускать их самым достойным для Советской власти людям, а именно членам президиума партийных форумов. Сами избранные делегатами на районную партийную конференцию коммунисты о существовании специального буфета для избранных, конечно же, знали, но, уважая свое руководство, особых претензий не предъявляли, тем более что и им время от времени преподали такие лакомые кусочки, о которых в то время простой Советский народ не мог даже и мечтать.
   Вот именно в этих негативных по своему проявлению для советских людей и заключался оказавшийся впоследствии смертельным вред для первого в мире государства рабочих и крестьян от этих неискоренимых родимых пятен капитализма. Эти родимые пятна капитализма не обладали слишком уж разрушительным для советских людей оружием, не имели в своем арсенале никаких смертельных ядов и другой всевозможной отравы. Нет и еще раз нет!.. В этих родимых пятнах капитализма нет, и никогда не было ничего такого, что внешне могло показаться всем нам непомерно ужасным и особенно опасным для живого человека. Они оказались непомерно опасными для советских людей ничем неискоренимою своей тайной сущностью, заставляющей всех нас безо всякого исключения путаться в своих истинных желаниях. Скрывать свои тайные пожелания от других людей, начинать думать о самих себе, что нас недостаточно ценят, что мы заслуживаем несоизмеримо больше, чем получаем сейчас за свою якобы верную и преданную службу от родного государства. И это несоответствие наших тайных желаний с получаемыми в настоящее время от государства привилегиями неизменно приводило и приводит сейчас всех находящихся при власти чиновников, заставляя скатываться по наклонной плоскости все ниже и ниже, на путь преступления перед своими еще совсем недавно просто святыми идеалами. Заставляет всех нас окружать самих себя не честными и порядочными людьми, а только теми, кто всегда готов продать не только свои идеи, но и даже свою горячо ими любимую родину, за тридцать иудиных серебряников. Сатана не был бы Сатаною, если бы вовремя не уловил и не взял себе не вооружение это самое опасное в его поганых лапах оружие. С этой точки зрения ни чистки в коммунистической партии, ни так называемые врагами Советской власти репрессии, не помогли молодому советскому государству, укрепившись в своих социалистических преобразованиях, устремиться вперед по пути построения в Советском Союзе коммунистического общества. Если бы в нашем подлунном мире не существовал коварный Сатана с его бесчисленной армией нечестивых прихвостней, то, вполне возможно, что у советских людей еще был бы шанс на успех построить, несмотря ни на что, коммунистическое общество. Но Сатана, несмотря на веру или неверие в его существование советских людей, не только существовал, но и продолжал творить свои направленные против человеческой жизни на земле нечестивые замыслы. Пусть общепризнанные всеми нами вожди трудового народа Ленин и Сталин интуитивно ощущали, с какой это стороны угрожает Советской республике опасность, но они из-за короткой человеческой земной жизни так и не успели оставить нам более-менее ясных указаний, как нам следует бороться с этою поразившей двадцатый век чумою. Но думать и гадать, что могло бы быть, если бы в борьбу простых людей за свое собственное счастье не вмешался хитроумный коварный Сатана, я бы сказал дело неблагодарное. Все равно, в своем прошлом мы уже ничего подправить не в силах. Нам именно сейчас лучше всего подумать, как нам умудриться и попытаться спасти уже стоящий на самом краю пропасти свой бывший Могучий и Великий Советский Союз, как нам навсегда отучить этого неуемного Сатану хотя бы в ближайшем будущем даже не пытаться вмешиваться в наши земные дела. И снова перед нами встают неразрешимые вопросы, и снова все мы оказываемся наподобие той зловредной сказочной старухи у разбитого корыта. А лукаво ухмыляющийся Сатана времени зря не теряет. Он и в то воистину благословенное для всех простых людей время в первой в мире стране победившего пролетариата уже начинал строить свой задуманный на долгие годы основанный на страхе, лицемерии и нетерпимости произвол. Откровенно глумясь над всем, что только и было в нашей земной жизни святым и достойным всяческого подражания, он с завидным упорством насаждал в Советской власти систему блата и знакомства, которая своей круговой порукою со временем развратила и укрыла въедливой ржавчиною все партийные и государственные органы власти. Она не только отвратила простых людей от желания управлять своей собственной жизни, но и отгородила сплошной прочной стеною трудящиеся массы от высших эшелонов власти, не допуская в свой со временем сформировавшийся тесно спаянный ложью и притворством круг ни одного здравомыслящего и желающего народу добра и процветание совестливого человека. Об этом очень болезненном нарыве на светлом облике, призванной думать и заботиться только о благе простых людей труда и безопасности первого в мире государства рабочих и крестьян, Советской власти очень скоро стало известно и всему Советскому народу. Но члены этой сформировавшейся системы блата и знакомства не торопились раскрывать свою тщательно замаскированную под маской добродетели откровенно воровскую сущность. Не желая лишаться доходов от занимаемых ими высоких должностей и опасаясь, как огня, появления в их среде честного человека, они старательно просеивали всех кандидатов на обладание властью через густое сито еще на низовом уровне. И не только просеивали, но и научились мгновенно расправляться путем подлогов и наговоров со всеми претендующими на высокие должности без их личного одобрения честными и с высоким человеческим достоинством людьми. Все еще остающиеся в высших эшелонах власти старые коммунисты, которые в свое время и вдохновили угнетенный трудовой народ на Великую Октябрьскую революцию, всегда тревожились и волновались складывающееся внутри Советского Союза обстановкою. Это они раз от раза объявляли о чистках руководящего состава государства и партии. Но в связи с преклонным возрастом они уже были не в силах хоть что-нибудь изменить и, тем более, догадаться о противодействии Советскому народу самого Сатаны, в которого, как и в Творца, они возмущенные лицемерным лихоимством православной церкви больше не верили. Проводимые коммунистической партией регулярные чистки и так называемые репрессии наносили немалый урон работе сатанинских ставленников по активному внедрению в ее ряды и во властные структуры Советской власти всевозможной мрази и беспринципных приспособленцев, но полностью выкорчевать укоренившееся зло не могли. Смертельно напуганные решительными действиями коммунистической партии по очищения своих рядов эти насквозь лживые алчные приспособленцы временно утихали. Но очень скоро подталкиваемые неугомонным Сатаною они снова восстанавливали свои силы для продолжения ужасной по своим последствиям для правящей коммунистической партии и всего Советского Союза разрушительной работе.
   Только что вошедший в эту самую заветную комнату Саня приобрел в буфете рюмку армянского коньяка с несколькими с черной икрою бутербродами и, присев за стоящий в середине комнаты столик, начал повторять про себя свое первое публичное выступление.
   Оглушительно громко прозвенел приглашающий всех для участия в работе партийной конференции в зал звонок, и заторопившиеся делегаты гулко застучали своими сапогами, поднимаясь по широкой укрытой ковровой дорожкою мраморной лестнице на второй этаж дома культуры. Там они столпились на широкой площадке перед двумя двойными ведущими в зал заседания дверьми, предъявляя стоящим у дверей парням с красными повязками на рукавах свои временные мандаты. Получив на руки несколько листочков с заранее отпечатанной предполагаемой повесткой дня, регламентом, численностью и составом рабочего президиума конференции и проектом решения партийной конференции, она проходили в зал и, неторопливо рассаживаясь на мягких удобных креслах, готовились к уже совсем скорому и, как обычно, скучному и нудному отчетному докладу.
   Один их избранных на партийную конференцию делегатов, с восхищением осмотрев сильных со здоровым румянцем на щеках парней, не сдержавшись, вскрикнул:
   - Мне бы в колхоз таких орлов! Непременно несколько планов за год выполнил бы!
   Находящиеся в это время неподалеку делегаты дружно заулыбались и, окидывая засмущавшихся парней поощрительными взглядами, прошли в зал заседаний. Приближалось указанное в мандатах время начала партийной конференции, и на сцене показался первый секретарь райкома партии. Окинув торопливо рассаживающихся на креслах делегатов одобрительным взглядом, он неторопливо опустился на центральное место будущего президиума партийной конференции. И, требуя от наполняющих зал заседания делегатов полнейшей тишины, решительно постучал карандашом о стоящий возле графина с водою стакан. Пока делегаты, как всегда, единодушным голосованием решали организационные вопросы, будущие члены президиума, дожидаясь своего часа, тихо беседовали друг с другом в заветной комнате за сценой. Но, как только делегаты, тоже единогласно, утвердили персональный состав членов президиума партийной конференции, в комнату заглянул стоящий наготове работник районного комитета партии и объявил:
   - Пора, товарищи!
   Все дружно встали и под бурное рукоплескание делегатов заняли свои места.
   Саня присел на указанное ему место в первом ряду членов президиума по соседству с председательствующим и, разложив перед собою листочки с уже скорым своим выступлением, начал их еще раз перечитывать. Председательствующий, предоставив слово для докладчика, шепотом его предупредил, что он будет выступать сразу же после доклада. Время шло, и погрузивший в тяжелую дремоту значительную часть партийных делегатов докладчик, в конце концов, выдохся, и слова для выступления было предоставлено Сане. Он поднялся с места и, подойдя к трибуне, громким и немного сипловатым от волнения голосом начал:
   - Уважаемые товарищи коммунисты! - его хорошо поставленный командирский голос гулко застучал под потолком зала заседаний районного дома культуры. - Успехи в социалистическом строительстве в нашей стране радуют и вдохновляют на борьбу за освобождения от эксплуатации своих рабочих рук всех трудящихся мира, но не радуют, а еще больше озлобляют остатки разбитого эксплуататорского класса в нашей стране. Как вы думаете, куда подевались частные промышленники и прислуживающая им до революции челядь, частные торговцы и их приспешники, бывшие дворяне и попы, кулаки и подкулачники, бывшие белые офицеры и урядники, бывшие полицейские и жандармы, всякого рода буржуазная интеллигенция и вся прочая антисоветская сволочь!? Они расползлись по нашим заводам и фабрикам, по нашим учреждениям и торговым организациям, но главным образам - по нашим колхозам и совхозам. Расползлись, напустив на себя маски "рабочих" и "крестьян". С чем же они туда пришли!? Конечно же, не с желанием оказать помощь трудовому люду, как можно скорее наладить свою новую жизнь, а с чувством ненависти к Советской власти, с чувством лютой вражды к нашему быту и культуре. Враг понял изменившуюся обстановку, понял силу и могущество нового строя и перестроился, изменив свою тактику - перешел от прямой атаки к тихой подрывной работе. Ищут классового врага вне колхозов, ищут его в виде людей со звериной физиономией, с обрезом в руках. Но это роковое заблуждение, товарищи! Нынешние враги - это люди "тихие" и "сладенькие", почти "святые". Они занимают должности кладовщиков, завхозов, счетоводов, секретарей.... На словах они за колхоз, а на самом деле ведут вредительскую подрывную работу. Чтобы разглядеть такого ловкого врага, надо обладать революционной бдительностью и классовым чутьем. И в этом деле наша партия надеется на всех вас, на коммунистов!
   Живя в самой гуще Советского народа, коммунист должен быть не только примером для беспартийных, не только застрельщиком всего нового, передового, но он еще должен уметь срывать маски с затаившегося врага, обнажать его подлинное контрреволюционное лицо.
   Долго еще читал по заранее приготовленным бумажкам Саня. Давно уже окончилось его время на выступление согласно принятому регламенту партийной конференции, но никто не осмелился ему на этом напомнить. А когда он закончил их читать и, собрав все свои бумажки, направился к своему месту в президиуме партийной конференции, то партийные делегаты не разразились, как обычно, громкими продолжительными аплодисментами. Они продолжали сидеть на своих местах тихими и молчаливыми. И совсем не удивительно.... Среди них было немало этих самых завхозов и кладовщиков, которые вовсе не были застрахованы от подозрений на этот счет со стороны своих завистников.
   Остро ощутивший их замешательство председатель президиума партийной конференции приподнялся со своего места и, окинув засмущавшегося Саню подбадривающим взглядом, громко выкрикнул:
   - Товарищи, давайте дружными аплодисментами подтвердим наше одобрение призыву товарища Лобова и свою готовность всемерно оказывать ему помощь в такой нужной и почетной его деятельности по защите завоеваний Великого Октября!
   Партийные делегаты очнулись от своего временного замешательства. И от их громких продолжительных аплодисментов даже зазвенели стекла в окнах. А самые из них рьяные, выражая свое особое отношение к выступлению Сани Лобова, повскакали со своих мест.... Вслед за ними, не желая отставать, поднялись и остальные делегаты, а потом встал и весь президиум партийной конференции.
   - Мы все ваши чекисты, товарищ Лобов! - выкрикнул Сане первый секретарь районного комитета партии, указывая одной рукою на зал, а другой рукою на президиум партийной конференции.
   И снова еще сильнее загремел грохот от хлопающих в ладони коммунистов, потрясая старое здание и единодушно утверждая слова своего руководителя.
   Антон не стал дожидаться, когда напугавшие его до смерти динозавры подойдут к берегу озера, а, свернув в сторону от предполагаемого их маршрута, торопливо зашагал по мелководью.
   - И откуда только динозавры могли взяться в этом параллельном мире? - уже посмеиваясь над своими недавними страхами, недоумевал Антон. - Если судить по школьным учебникам, то они уже давно должны были исчезнуть на земле. Вполне возможно, что эти напугавшие меня до смерти чудовища вовсе не динозавры, а всего лишь специально выведенные советскими учеными для окончательного разрешения продовольственной программы похожие на них животные? И не только они, но и весь этот мир с его непроходимыми джунглями тоже был специально создан для этой же цели? Конечно, по-другому и быть просто не может.... В Советском Союзе эти так называемые динозавры непременно сожрали бы всю растительность всего за сутки. А в этом параллельном мире они пасутся в свое удовольствие, не требуя за собою ухода. Это не только дешево, но и довольно удобно для всего Советского народа, которому остается лишь время от времени по мере надобности забрасывать в этот мир десант для отстрела нужного количество этих отъевшихся в подобной благодати гигантских животных. Мяса этих названных мною динозаврами животных, по всей видимости, не только вкусно, но и высококалорийно. Одной тушею этого животного можно накормить не одну тысячу человек. Так вот, оказывается, почему мы не боимся возможной скорой войны с окружающим молодую страну советов капиталистическим миром? С таким нескончаемым запасом продовольствия мы способны выдерживать даже многомесячную осаду. Стоит нам только пустить во вражеские страны хотя бы несколько подобных динозавров, то, пока они, разобравшись, что к чему, опомнятся, от их ухоженных полей останется одно лишь воспоминание. А если запустить вместе с ними еще и пару хищников, которых в этом мире должно быть тоже предостаточно, то они всего лишь за одну ночь передушат весь их скот. Потом без еды этих мнящих о себе сейчас, как о всемогущих и непобедимых, врагов уже можно будет брать в плен одними голыми руками.
   Остановившийся у самого края топи Антон с неудовольствием осмотрел сужающуюся в этом месте до не более двухсот пятьдесят метров часть приютившего его озера. С такого небольшого расстояния он отчетливо видел даже растущие на противоположном берегу отдельные деревья. А вот, где именно заканчивается плавно поворачивающийся у лежащего возле самой кромки воды неизвестно как попавшего сюда огромного обломка скалы постепенно становящийся все уже и уже часть озера, он не видел. Да, и вообще он не мог даже с полной достоверностью утверждать, что это сужение и на самом деле является частью озера, а не впадающая или, наоборот, вытекающая из него река. Ему не очень хотелось сворачивать в болотистые папоротниковые заросли, но и возвращаться обратно к динозаврам Антону тоже не было никакого резона. И он, после недолгих раздумий, заставил себя выйти из озера и углубиться, строго придерживаясь края непроходимой топи, в папоротниковый лес. Заблудиться он не боялся: густо поросшая травянистым папоротником топь была для него неплохим ориентиром. Да, и протоптанная им тропинка благодаря увядшим под нестерпимо жарким дневным солнцем стебелькам папоротника должна была быть хорошо приметною для него и на обратном пути. Пытаясь обойти на своем пути все притаившиеся под папоротником бездонные болотистые ямы, Антону все время приходилось ощупывать впереди себя почву палкою, и это нисколько не способствовала увеличению скорости его передвижения. Но у него не было другого выбора, и он упрямо шел все вперед и вперед, не без удовольствия ощущая под собою, как почва под его ногами становилась все плотнее, а густые заросли папоротника потихонечку редели. И так продолжалось до тех пор, пока топь, повинуясь известному только ей одной капризу, не повернула резко влево, но Антон не стал поворачивать вместе с нею, а, сломав росший на самом ее повороте невысокий древовидный папоротник, решил хотя бы еще немного пройти вперед. Ему очень хотелось узнать, как еще долго будет повышаться под его ногами почва, и куда она его, в конце концов, приведет.
   - Может, я еще и на нашу зеленую земную травку набреду? - промелькнула у Антона уже совсем несбыточное в его теперешнем положении желание.
   Ему уже не было необходимости ощупывать впереди себя почву палкою, а поэтому тут же перешедший с неторопливого шага на семенящую трусцу Антон быстро приближался к замелькавшему ему ярким солнечным светом просвету между кронами высоченных деревьев. Пробежав семенящей трусцою еще несколько сот метров, Антон при виде открывшейся его пораженным глазам резко отличающейся от трудно проходимых папоротниковых зарослей местности не только остановился, но и даже замер на месте от охватившего его изумления. Перед ним, радуя его уставшие от изобилия папоротниковых зарослей глаза, поблескивал в ярком солнечном освещении начисто отрицающий наличие под собою глубоких болотистых ям желтый песочек, от одного вида которого у Антона сразу же потеплело на душе. Он уже больше не ощущал на себе омерзительной до тошноты мокроты, а росшие на этой песчаной местности редкие напоминающие собою земные пальмы деревья только добавляли ему уверенности, что этот параллельный мир еще скрывает в себе и не такие сюрпризы.
   - Если бы не эта несносная жара, то о лучшем месте для отдыха можно было и не мечтать! - воскликнул восторженный Антон и, положив возле ближайшего дерева свою сумку с припасами и копье, закружился возле этих вызывающих у него одни только радужные ощущения деревьев.
   Раскаленный песок обжигал ноги, но Антон, не обращая никакого внимания по подобное неудобство, продолжал радоваться, как ребенок, высоко подбрасывая желтый песок и с наслаждением прислушиваясь к его шороху, когда он снова падал на землю. Заигравшись, он даже не заметил валяющиеся на песке растерзанные останки какого-то животного. И только тогда, когда с разбега споткнулся об окровавленную голову животного, Антон, испуганно вздрогнув, начал осматриваться около себя. Кровавое пиршество, если судить по еще влажным кровавым пятнам, было совсем еще свежим. Оно, как определил для себя затрясшийся от ужаса Антон, происходила перед самым его приходом в этот пальмовый лес. Опомнившийся от потрясения Антон тут же бросился к оставленному возле дерева копью и, ухватившись за него, еще долго оглядывался по сторонам в ожидании внезапного нападения. Но все было тихо, и он, немного успокоившись, возвратился к растерзанному телу. От поваленного перед своей смертью на бок бедного животного оставалась еще не растерзанной вся укрытая когтями хищника глубокими ранами только одна голова. Да, еще, если постараться, то можно было вырезать немало так лакомых и для Антона кусочков мяса. Однако, что особенно радовало Антона, так это шкура животного, большая часть которой, в особенности с повернутого к песку бока, все еще сохранялась в целостной сохранности.
   - Пригодятся и ее истерзанные хищником клочки, - подумал по привычке вслух Антон, старательно очищая их от уже начинающих чернеть на солнцепеке кусочков мяса. - Я разрежу их на узкие полоски, и буду использовать вместо веревок.
   Только постоянно живущий в знойной пустыне человек способен себе представить, да, и то не в полной мере, как нелегко было работать Антону в неуклюжей одежде на самом солнцепеке. Раскаленный песок то и дело проникал к его ногам: из-за чего Антону пришлось дополнительно их укутать в очищенные от остатков мяса куски кожи. Желая хотя бы немного защитить от несносной жары свои ничем не прикрытые руки, ему приходилось все время насовывать на опушенную вниз голову большие куски кожи: из-за чего ему приходилось заниматься очисткою остатков мяса почти вслепую. Постоянно выступающий на его лбу пот застилал ему глаза. И даже то, что он из-за своей хрупкой кольчуги не мог сгибать спину, заставляло его работать одною рукою, так как другой в это время было надобно поддерживать на требуемой высоте обрезаемую кость. Нельзя было требовать от Антона, чтобы он в подобных условиях обрезал все пригодные для еды остатки мяса, но, когда он закончил свою работу, то перед ним уже лежала немалая горка мяса, и он весь был обвешен кусками кожи. Антон уложил заготовленные куски мяса в торбочку и, осмотревшись около себя, внимательно вслушался в окружающую его тишину. Его блуждающий взгляд, заскользив по верхушкам пальмовых деревьев, наткнулся на показавшийся ему настоящим великаном среди сравнительно невысоких пальмовых деревьев древовидный папоротник. Но не только одна его высота заставила Антона обратить на это дерево особое внимание. Антона заинтересовало, что у него кем-то или чем-то была сломана верхушка кроны, которая сейчас понуро свисала своими иссушенными солнцем ветками вниз.
   - Это приметное дерево должно видеться со стороны пальмового леса издалека, - подумал вслух быстро соображающий Антон. - Оно может служить мне хорошим ориентиром, указывая, где именно мне надобно свернуть при обратном возвращении к озеру.
   Перегруженный кусками мяса и кожи Антон не стал еще дальше углубляться в не обещающий ему более-менее удобных для отдыха мест пальмовый лес, а, возвратившись обратно к топи, решительно повернул вместе с нею от выбранного им первоначального направления в левую сторону. Но близость пальмового с желтым песочком леса, по всей видимости, уже оказывала свое благотворное влияние на выбранный им путь. По-прежнему зыбкая под его ногами почва, лишь слегка под ним подрагивая, не угрожала ему не только труднопроходимым болотом, но и, тем более, глубокими с вонючей жижею потайными ямами. Больше не отвлекаясь на утомительное ощупывание впереди себя почвы, Антон шел быстро и не очень удивился, когда топь снова резко от него отпрянула в левую сторону. Уставшему Антону не очень-то хотелось возвращаться в надоевшее ему до чертиков болото. И он, еще немного в нерешительности постояв на повороте, не свернул вместе с топью влево, а, обвязывая истерзанными клочками кожи деревья, зашагал прямо, пока не уткнулся в неторопливо несущую в сторону озера реку. Приближалось время дневной жары, и Антон, приметив на берегу реки удобное тенистое местечко, устроил для себя привал. Он развел небольшой костер, и, пока поджаривалось на огне мясо, занялся изготовлением для себя вместо неудобной сумки что-то наподобие рюкзака. Расшив торбу, он, не отрываясь от работы, обдумывал вслух свои дальнейшие поиски места входа в пещеру:
   - Эта река очень удачно оказалась на моем пути, - радовался Антон, окидывая задумчивым взглядом ее противоположный берег, - на нем мне, по всей видимости, искать выход из этого мира без надобности. Моя пещера должна находиться где-то по эту сторону реки. Если я смогу еще связать эту реку с озером, то район моих предполагаемых поисков еще больше сузиться. В таком случае и обширная местность за озером у меня тоже не будет вызывать к себе никакого интереса. И все эти облегчающие мне поиски входа в пещеру подробности я могу выяснить еще сегодня. До наступления вечерних сумерек еще достаточно времени.... Да, и кто с меня спросит, если я немного припозднюсь к своему шалашу....
   Свирепствующая все это время жара немного спала. Антон сложил мясо и успевшую просохнуть кожу в рюкзак и, облачившись в защитную одежду, пошел по берегу реки в сторону озера. Яркие солнечные лучики весело искрились на кажущейся ему совершенно неподвижной водной глади реки и Антон, погрузившись в свои воспоминания о неблизком от этого мира приморском селе рыбаков, неторопливо шагал по низкорослым зарослям папоротника. Его задумчивый рассеянный взгляд тихо скользил по прилегающей к берегу реки местности и, быстро проскользнув по водной глади реки до противоположного берега, снова возвращался в обратной последовательности. Его недюжинное воображение рисовала ему в своих представлениях, как уверенные в его безвременной смерти приморские рыбаки ищут и не находят его застывшее в мертвой неподвижности тело. Он видел горюющую Валю, только украдкой вытирающей скатывающиеся из ее глазок янтарные слезинки, а в то, что она могла о нем даже не вспоминать, Антону не хотелось даже думать. И эти приятные для его тела и души представления до того подействовали на впечатлительного Антона, что буйные слезы жалости к самому себе покатились по его щекам.
   - Тьфу ты, бестолочь! - громко обругал самого себя Антон. - Сам себя жалеть начал. Никто в моей беде не виноват. Это я сам из-за собственной глупости не только причинил немало беспокойств людям, но и огорчил доверившуюся мне девушку.
   Отвлекаясь подобным образом от своих горестных дум, Антон внимательно осматривался в прилегающей к берегу реки местности, но очень скоро до чертиков надоевшее однообразие этого мира его утомляло, и он снова с головою окунался в свои нерадостные представления. В этом параллельном мире по-прежнему царила никем и ничем не нарушаемая почти мертвая тишина. И Антону волей неволею приходилось хоть чем-то занимать свою уже начинающую сходить с ума голову. Так он и отвлекался своими не имеющими ничего общего с окружающей его реальностью представлениями до тех пор, пока его соскальзывающий, как обычно, с берега на водную гладь реки задумчивый взгляд не уткнулся в объявившееся на ней неожиданное препятствие. Это препятствие не только раздражало взгляд Антона, но и мешало ему с прежней уверенностью в безопасности для своего хозяина достичь противоположного берега реки. Оно-то и заставило погруженного в свои представления Антона возвратиться к реальности и оценить для себя степень опасности от появившегося на реке неожиданного препятствия. Очнувшийся Антон уже более внимательно осмотрел водную гладь широкой полноводной реки, по которой неторопливо плыл по течению какой-то яйцевидной формы предмет. Он находился всего в нескольких десятков метров от берега и хорошо просматривался не отводящим с реки своих встревоженных глаз Антоном. Да, и как он мог не обратить внимания на этот странный яйцевидной формы предмет, если он вел себя на водной глади реки даже очень странно. Он не просто плыл по течению речной воды, а время от времени почти полностью погружался в воду и снова выплывал из нее, создавая при этом у Антона впечатление, что это вовсе не бездушный предмет, а какое-то наполненное жизнью очень даже странное животное. В длину не более шести метров, а в ширину около четырех, этот странный предмет на конце своей яйцевидной формы имел начертанный почти вертикальными резко расходящимися при загибании вверх прямыми линиями небольшой узкий нарост.
   - Надо же, похож на огромное яйцо или булыжник, а не тонет в воде, - удивлялся Антон, наблюдая за его погружениями и выныриваниями на поверхность воды. - Он, как живой, все время прячется от донимающей и его жары в воду. Но, если это вовсе не яйцо или булыжник, то, какие только животные или насекомые умудрились соорудить для себя такой прекрасный плавучий домик?
   Антон не допускал к себе даже мысли, что этот похожий на булыжник предмет не был искусственного происхождения. Конечно - природа самый непревзойденный по своему мастерству и творческой фантазии мастер, но произвести несколько похожих на себя, как две капли воды предметы ей не силам. Она в своем извечном стремлении к совершенству непременно в дальнейшем творчестве позволит себе хотя бы самые незначительные отклонения от первоначального проекта. Потому что, как раз в это время, не отводящий от реки глаз Антон увидел, но уже намного к нему ближе, еще один такой же предмет, а потом рассмотрел у противоположного берега неясные контуры третьего предмета.
   - Это, по всей видимости, жилища небольших животных, наподобие наших земных бобров, - продолжать высказывать свои соображения по этому предмету Антон. - Но, как они умудряются, плывя по течению, еще и опускаться в воду для охлаждения своего жилища и всплывать на поверхность? Наверное, все дело в способности их жилища не только пропускать через себя воду, но и удерживать ее внутри себя. Регулируя ее количество в своем доме, эти животные не только защищают самих себя от непомерно жаркого в этом мире климата, но и способны с легкостью преодолевать встречающиеся им на реке препятствия или прятаться от угрожающей им опасности на глубине.
   Извечная пересмешница судьба, вволю посмеявшись над ломающим в догадках свою голову Антоном, наконец-то, решила, что с него достаточно и с беззвучным хохотом приоткрыла ему завесу над тайною булыжника, наглядно убеждая его и саму себя в полном невежестве человеческого мышления при толковании неподвластных его пониманию вещей и явлений природы. То, что Антон считал просто наростом, совсем неожиданно зашевелился, и над водою взметнулась длинная, высотою не менее семи метров, шея животного, заканчивающаяся небольшой продолговатой головкой с трепетавшей в его плотно сжатой пасти рыбою.
   - Дубина! - не удержался, чтобы выругать самого себя немало озадаченный Антон. - Целую теорию развел вместо того, чтобы сразу догадаться, что этот булыжник может быть только туловищем неизвестного мне животного из этого параллельного земле мира! Хорошо еще, что никто не услышал все эти мои бредни, в которых я представлялся самому себе не только мудрым, но и немало знающим человеком! Иначе я уже больше не смог бы показаться на глаза не только своей возлюбленной, но и даже самому недогадливому рыбаку в приморском селении! Да, меня в поселении рыбаков не только подняли бы на смех, но и наградили бы самыми обидными для человека кличками!
   А даже не догадывающееся о переживаниях Антона животное уже не только высунула из воды свои короткие передние лапы, но и, ухватившись ими за свою выловленную из воды добычу, тут же принялась с аппетитом ее поедать. Закончив свою трапезу, оно тут же погрузило все свое тело в воду, оставляя на поверхности воды тревожно оглядывающуюся по сторонам голову. Охладив свое прогревшееся на солнцепеке туловище, оно снова всплыло на поверхность и опустило свою голову в воду за очередной рыбою. Необычный вид и движения этого охотника за рыбою показались не сводящему с него глаз Антону такими забавными и смешными, что он, начисто позабыв о своей недавней оплошности, тут же разразился так хорошо снимающим с любого человека ощущение досады и тревоги громким раскатистым хохотом.
   - Они похожи на наших земных лебедушек, - ласково сравнивая их необычную форму тела с земными красавицами, приговаривал по дороге к шалашу на берегу озера Антон.
   И снова, после подобного недолгого развлечения, потянулись опостылевшие ему папоротниковые заросли. И снова он, отвлекаясь от них, с охотою погружался в свои представления о том, что сейчас могло происходить в оставленном им приморском селе, лишь изредка бросая по сторонам, скорее по привычке, чем по необходимости, тревожные взгляды. Только и поэтому он вовремя заметил, как впереди него тихо зашевелись верхние листья папоротника и показавшееся из него животное начало осматривать водную поверхность реки. До животного от Антона еще было больше двадцати метров. Замерший на месте Антон прекрасно для себя осознавал, что с такого расстояния ему своим допотопным оружием животное не достать. С нетерпением дожидаясь, когда это животное предоставит ему более удобное для нападения положение, Антон с удивлением всматривался в странную до этого времени не встречающуюся ему в этом мире форму его головы. Она была так похожа на головы земных животных, что у успевшего уже о них забыться Антона даже защемила, как при встрече со старыми знакомыми, сердце. А само животное, даже не соизволив посмотреть на замершего в ожидании Антона, неторопливо вышла на двух задних лапах из папоротника и погрузилась в воду.
   - Плосколобик, - ласково обозвал это животное Антон за обладание вполне современным земным лбом, хотя во всем остальном оно было похоже на динозавров.
   Запасов пищи у Антона уже было намного больше, чем достаточно, но охотничий азарт не позволил ему пройти мимо добычи. И он, держа наготове свое копье, начал подкрадываться к с головою окунувшемуся в воду плосколобику, который, не желая так скоро расставаться с долгожданною прохладою, не слышал приближающегося Антона.
   - Никуда ты от меня не денешься, дружочек, - подумал про себя торжествующий Антон, когда до жертвы уже оставалось всего лишь несколько шагов. - Прежде чем окунаться в речную воду, тебе надо было более внимательно осмотреться возле себя. Теперь ты уже полностью находишься в моей власти.... Стоит тебе только высунуться из воды, как ты тут же наткнешься на мое копье.
   Но его желанию не было суждено сбыться. Только успел Антон подкрасться к своей увлекшейся купанием жертве на расстояния удара копьем, как до этого спокойная вода возле берега забурлила и из нее показалась раскрытая пасть речного хищника. Несмотря на свою семиметровую длину, речной хищник оказался намного проворней не только очнувшегося плосколобика, но и успевшего замахнуться копьем Антона. Несчастная жертва не успела даже повернуться к берегу, как уже была утащена под воду более удачливым охотником. Встревоженная водная гладь быстро успокоилось. И нечем невозмутимая река снова лениво и величаво потекла, словно и не было ней только что разыгравшейся трагедии, в пока еще неизвестном для озадаченного Антона направлении. Природа никогда не сожалеет о прошлом - она всегда живет только настоящим, а все ее надежды и чаяния всегда устремлена в будущее.
   - Очень жаль! - выкрикнул вслед скрывшемуся под водой плосколобику расстроенный неудачею Антон. - Очень жаль, что ты выбрал это страшилище, а не мое копье!
   Расстроенный из-за утащенной из-под самого его носа коварным соперником добычи, Антон снова зашагал по папоротниковым зарослям, и с содроганием вспоминая о своем беспечном купании в озере.
   - Лучше умереть от голода, чем быть съеденным этим речным хищником, - с омерзением представляя себе, как его тащит под воду подобное чудовище, вслух бедовал Антон.
   Встреча лицом к лицу со способным напасть и него самого хищником наполняла его сердце вместе с унынием опасениями и за свою собственную жизнь. Напуганного Антона больше не волновали переживающие о нем жители небольшого рыбацкого селения. Он уже думал и переживал только о том, как ему обезопасить самого себя от внезапного нападения подобных и еще ему неизвестных чудовищ этого мира. С этими мыслями он и уткнулся в преградившую ему путь водную преграду. Немного постояв у места впадения в реку неширокого притока, Антон осмотрел прилегающую к нему местность и решительно зашагал по его берегу, пока снова не уткнулся в непроходимую топь.
   - Но та ли это топь, что заставила меня выйти из озера на поросший папоротниковыми зарослями берег? - гадал внимательно осматривающий прилегающую местность Антон.
   Увидев знакомый ему поворот в месте сужения озера с выступающим к воде огромным обломком скалы, он, по примеру своего древнего пращура, не удержался от радостного крика:
   - Я не ошибся! Этот приток реки течет из моего озера! Теперь мне уже будет намного легче искать выход из этого мира на землю!
   Однако, не желая, чтобы у него все еще оставались хоть какие-нибудь сомнения, он повернул в обратную сторону и, надеясь со временем выйти на протоптанную им с утра тропинку, снова зашагал по самому краю непроходимой топи. Этот день, несмотря на не очень-то приятное его начало, оказался для Антона особенно удачным. Порадовавшись на скоро встреченный им приметный высоченный папоротник со сломанной верхушкою, Антон заторопился к своему шалашу.
   Свой четвертый день в параллельном мире Антон встретил еще затемно, а с началом забрызгавшего с проясняющихся небес рассвета он уже шагал по протоптанной динозаврами тропинке в самой середине полосы донельзя изломанного леса. Полоса за последнее посещение ее динозаврами заметно расширилась и на фоне устилающих землю огромных куч обглоданных сучьев показывалась одиноко шагающему по ней Антону не только ужасающей, но и очень даже не привлекательной. Да, и чем только эта полоса разрушения могла понравиться не только Антону, но и любому на его месте здравомыслящему человеку. Пусть он и понимал, что это самое настоящее насилие над природою произошло вовсе не по злому умыслу каких-то там изуверов, не по вожделенному желанию всегда стремящихся все вокруг себя крушить и разрушать вандалов, что она послужило благой цели природы: всемерно поддерживать и ублажать любую зародившуюся в ней жизнь. Понимать-то он понимал, но как ему можно было соизмерять это свое понимания с тем, что его сейчас окружало на этой полосе разрушение, один вид которой не только его угнетал, но и вызывал в нем грустные ощущения.
   - Сколько же времени потребуется природе для восстановления еще только вчера благоухающих своей пышностью папоротниковых джунглей? - думал и размышлял вслух перепрыгивающий через преграждающие ему дорогу сучья Антон. - И сможет ли она восстановить свое былое величие прежде, чем эти твари сожрут абсолютно все в этом мире? Нелегко поверить, что подобное опустошение способно совершить всего одно небольшое стадо динозавров за одни сутки. Пройдет еще не одно десятилетие напряженного труда природы прежде, чем эти твари снова смогут здесь хотя бы немного перекусить. Довольно странная она - это наша природа. Она способно посвятить целые десятилетия неутомимого труда, чтобы всего один раз накормить до отвала этих созданных ею же необычайно прожорливых тварей. Все это слишком сложно для нашего понимания. Да, и как же нам ее понять, если она подчиняется только своим известным ей одной целям. Чтобы понять, к чему именно она стремиться, чего она хочет, в конце концов, добиться, следует наблюдать за нею, во всяком случае, не столетиями, а непременно тысячелетиями. Много воды утечет, немало самого откровенного вранья передастся из поколения в поколение за это время.... И наши далекие потомки, в конце концов, так запутаются в донесшихся до них противоречивых сведениях, что ничего не поймут из того, что наша природа желает сказать, о чем она хочет предупредить своих неразумных детей.
   Ругая и обзывая самыми обидными словами ни в чем не виновных динозавров, самого себя и все человечество в целом. Антон, наслаждаясь утренней прохладою, быстро продвигался по более удобной, чем ходьба по папоротниковым зарослям, полосе разрушения. Утреннее солнышко, неторопливо выкатывая из-за верхушек высоченных деревьев, быстро обогрела немного остывшую за ночь землю. И Антон, остро ощутив на своем теле его прикосновения, недовольно поморщился. А потом потихонечку переключился от проблем чуждого ему параллельного мира на глобальные проблемы проживающих на земле людей, которые, независимо от его желания или не желания, все еще продолжали его волновать, заставляли выискивать всяческие рецепты по их скорейшему разрешению.
   - Легче всего обвинить этих беспокоящихся только о том, как бы им набить свои ненасытные утробы тупых динозавров, - устыдился Антон своих недавних мыслей, сравнивая их воздействие на природу с воздействием на нее человека. - Им, не обладающим сознанием, просто невозможно оценить и осознать свое место в этом мире. Мы, люди, в отличие от этих прожорливых тварей, все для себя прекрасно понимаем и хорошо осознаем, что может последовать за нашими зачастую просто преступными поступками. Так почему же все понимающий человек продолжает гадить в своей собственной среде обитания? Неужели он, обладающий разумам, не понимает, что своим безрассудством обрекает самого себя на такое же вымирание, как, в свое время, вымерли динозавры? Сколько еще он может испытывать терпение многострадальной природы, которая из последних сил всегда старается поддерживать существование своего убийцы?
   Природа всегда так поступала и поступает сейчас за все свое бесконечное существование. Природа всегда, как любящая заботливая мать, все прощает своему неразумному ребенку и, не думая о самой себе, делает все, чтобы насытить его непомерный аппетит, чтобы у него было все для хорошей достойной жизни. Но материнские силы не безграничны и, как только она начинает слабеть и сдавать, выпестованный ею убийца умирает от голода, а она, немного придя в себя, после его смерти, снова буйно расцветает, принимая для себя все более неожиданные формы. И все начиналось заново.... Какая-нибудь самая сильная тварь, порожденная самой природою, снова начинает угрожать ей скорой смертью и она снова, не сопротивляясь своему насильнику, изо всех сил пытается поддержать и прокормить своего тирана. И снова измывающийся над своею кормилицей тиран благодаря своей страшно разрушительной силе вымирает, а оплакивающая своего убийцу бедная природа, не желая повторения для себя прежнего неудачливого опыта, приобретала в своем дальнейшем развитии в надежде на лучшее будущее все новые, неожиданные даже для нее самой, формы. Она снова, как любящая и заботливая мать, начинает нянчиться с каждым своим питомцем, пока кто-нибудь из них не восставал против нее. И так повторялось снова и снова, пока смертельно уставшая от бесконечного разочарования природа не решила для себя, что ей на этот раз надобно воспроизвести в себе обладающее сознанием животное.
   - Сознание поможет ему прочувствовать всю мою любовь и заботу, - тешила она себя надеждою, что, наконец-то, и для нее наступят лучшие времена. - И это обладающее сознанием животное в благодарность за мою любовь и мою заботу о нем непременно станет моим защитником....
   Но не знала природа, на что она тогда решилась. Если бы она могла заранее предугадать все последствия своего опрометчивого поступка, то своими собственными руками впервые за все свое бесконечное существование задушила бы эту новую тварь в самом зародыше. На этот раз природа породила в себе такого монстра, что привычное для нее не сопротивление злу уже может ей не помочь выстоять против своего тирана. За все бесконечное существование земного мира впервые появилась реальная угроза, что человек вначале загубит породившую его природу, а потом, так как невозможно всякое проявление жизни вне природы, вымрет и сам. Последний самый могущественный в своей разрушительной силе ее тиран сумеет, пусть и ненамного, но пережить породившую его самого природу. Это невероятно, это противоречит всем законом сотворения земного мира - но непременно будет так. Человек наподобие сотворившего нашу землю Творца всемогущий в своей разрушительной силе. И он только ради того, чтобы доказать себе это, сумеет попрать все законы создания мира, даже ценою собственной жизни.
   Почему обладающий разумом человек безропотно подчиняется заложенной в нем изначально страшно разрушительной силе? Почему он не хочет об этом задуматься при всей очередности неотвратимых последствий его неразумной на земле деятельности? Почему он не может остановиться и сказать самому себе, что пора зажить человеческой жизнью и начать защищать свою любящую и заботливую мать-природу от самого себя?
   Как видно природа и на этот раз ошиблась в своих ожиданиях. Порожденное природой сознание, как и все ее до этого начинания, оказалось бессильной перед изначально заложенной в ней противоречивостью существования. Из этого очередного просчета нашей природы можно сделать несколько не очень нас обнадеживающих выводов: или человеческое сознание несовершенно, или изначальная противоречивость в природе до того неискоренима, что с нею невозможно справиться никакой силе, как в настоящем времени, так и в самом необозримом будущем. Тем более что сама природа все это время допускала и допустила сейчас все туже роковую для себя ошибку в расчетах. Она, интуитивно ощущая, что вышедшая из-под контроля сознание может оказаться слишком уж разрушительной силою, породило обладающего им человека слишком уж никчемным по сравнению с могущественными и всесильными динозаврами. Она по изначально присущей ей наивности думала и рассчитывала, что с легкостью справиться с этой ставшею сейчас перед нею проблемою. Но она не учла, что обладающий сознанием человек даже при своей внешней никчемности способен стать самым всемогущим и самым всесильным за все бесконечное существование природы животным. Что он никогда не согласиться с тихим и бесславным вымиранием, как в свое время это сделали могучие не обладающие сознанием динозавры. Что он в смертельной борьбе за сохранение своего просто преступного существования не остановится даже перед таким кощунством, как замахнуться на саму породившую и вскормившую его природу.
   Неумолимое солнце, поднимаясь по радостно встретившему его небосклону все выше и выше, очень скоро осыпала землю своими испепеляющими все на своем пути лучами. Добралось оно и до слабо защищенных рук и ног Антона, а вытоптанная динозаврами полоса разрушения, потихонечку закругляясь, все еще не давала ему ни одной возможности увидеть ее окончание. Она не только показывалась Антону нескончаемой, но и ему все это время казалось, что эта полоса разрушения непременно опоясывает собою весь этот параллельный мир. Антону очень не хотелось сворачивать с полосы в папоротниковые заросли и задыхаться в них пропитанным вонью от испарений разлагающейся древесины спертым воздухом. Поэтому Антон, сделав небольшой привал, дополнительно обмотал руки и ноги еще несколькими слоями листьев и перевязал их узкими полосками от добытой им вчера в пальмовом лесу шкуры животного. Принятые меры защитили его ноги и руки от солнца, но крепление оказалось ненадежным и Антону приводилось все время его поправлять. Уже только ближе к полудню Антон справа от себя увидел промелькнувший ему в сопровождающих его всю дорогу густых кронах древовидных папоротников слабый просвет. Не ожидающий его появления Антон поторопился в его сторону и очень скоро оказался на желтом песочке пальмового леса.
   - Вполне возможно, что это все тот же пальмовый лес, на который я вышел еще вчера, - предположил Антон, но, не видя поблизости приметных ориентиров, только пожал в недоумении плечами.
   Выбрав удобное тенистое место, Антон перекусил обжаренными еще вчера кусочками мяса и обшил свою кольчугу изнутри и снаружи шкурою.
   - Теперь мне уже больше не придется осторожничать и опасаться, что я могу случайно зацепиться хрупкими папоротниковыми листочками защитной одежды, - порадовался вслух Антон, пришивая поверх капюшона кусок кожи, а потом, тоже вслух, принялся обдумывать свои дальнейшие намерения. - Пока я не буду окончательно убежден, что этот желтый песочек продолжение обнаруженной мною еще вчера местности, я не смогу определиться в направлении своих дальнейших поисков входа в пещеру. А все мои теперешние сомнения исчезнуть только тогда, если я при дальнейшем исследовании этого участка местности выйду к озеру или к папоротнику со сломанной верхушкою.
   Подождав, пока не спадет дневная жара, Антон, обмотав папоротниковыми листьями ноги и руки, бодро и почти весело зашагал по самому краешку желтого песочка. Отдыхая глазами от надоевших ему до чертиков папоротниковых зарослей, Антон с удовольствием всматривался в росшие на желтом песочке редкие пальмы. Благодаря раздавшимся во все стороны, словно они непременно желали защитить желтый песочек от слишком жаркого солнца, своим кронам, пальмовые деревья парою принимали не только всевозможные, но даже очень забавные, формы. До этого времени Антона в параллельном мире все раздражало и вводило в уныние, а сейчас, пользуясь подвернувшимся моментом, он забавлялся, угадываем по внешнему виду пальмовых деревьев их норова и привычек, как маленький ребенок. Услаждая их разглядыванием самого себя, Антон не заметил появившееся на небосклоне маленькое темное пятнышко. И только тогда, когда надвигающаяся гроза, приблизившись, укрыла огромною тучею палящее солнце, Антон встревожился. Только успел он добежать до росшего неподалеку невысокого с пышною кроною дерева и прижаться к нему спиною, как разразился обычный для этого мира небывалый проливной ливень. Более часа подал с прохудившихся небес на землю сплошной поток воды. Насмерть перепуганному Антону даже казалось, если бы не длинный козырек его капюшона, то он непременно задохнулся бы в этом нескончаемом непрерывном потоке воды.
   - Да, разве это дождь! - кричал он, пытаясь перекричать разбушевавшееся вокруг ненастье. - Это же ни что иное, как самый настоящий водопад! Я не удивлюсь, если во время подобного ненастья все населяющие этот мир животные просто задохнутся от нехватки воздуха!
   Проливной ливень закончился так же внезапно, как и начался. И снова засиявшее на чистых небесах солнце быстро высушила еще не успевшую пропитаться в желтый песок влагу. Но, все равно, в воздухе еще долго ощущалась приятная для Антоновых легких свежесть, что, несомненно, немало способствовало ему быстро дойти до ориентира, высоченного папоротника со сломанной верхушкою. Подойдя к своему ориентиру, Антон в еще более приподнятом настроении пошел по протоптанной им еще вчера тропинке в направлении своего шалаша. До вечера еще было довольно много времени, и Антон решил заняться своей обувью. Раскаленный желтый песок, по которому он сегодня прошел большую часть своего дневного пути, убедил его в острой необходимости подобной работы. И Антон, не жалея ни шкуры и ни папоротниковых листьев, накладывал на свои ботинки все новые слои, делая их, пусть и неуклюже толстыми, но менее восприимчивыми к донимающей его жаре.
   - За эти два дня я успел узнать об этом мире немало для себя полезного, а поэтому наступила пора привести свои знания в систему, чтобы мне уже больше не тыкался в разные стороны, наподобие слепого котенка, - думал и соображал Антон вслух за работою. - Мне желательно составить примерную схему местности. Но на чем я могу ее составить, а главное чем? Карандашом на бумаге, - пробормотал вспомнивший о находящемся в кармане его рубахи огрызке химического карандаша и об плотно свернутом листе бумаги, которую он затолкал в коробок со спичками, чтобы они не бренчали при ходьбе, Антон.
   Закончив с ботинками, Антон вытащил бумагу из коробка и развернул ее. Она оказалось двойным листком из ученической тетради, вполне подходящей для изображения на ней нужной Антону схемы местности. Антон отточил перочинным ножиком карандаш и наклонился к листу бумаги. Немного подумав, он провел в верхней части длинной стороны листа две обозначающие реку жирные линии и обозвал ее Лебединой рекою. Обозначив с правой стороны недалеко от края листа впадающий в реку проток, он очертил контуры названного им "Волшебным зеркальцем" озера. Причертив примыкающую к протоку непроходимую топь, Антон тонкой приближающейся к реке линией обозначил "Болото плосколобика", а потом и место расположения высоченного древовидного папоротника со сломанной верхушкою. Отступив немного вниз, Антон от самой широкой части озера очертил двумя жирными линиями непрерывно закругляющуюся полосу разрушения и назвал ее "Тропою динозавров". Обозначив тонкою линией поверх тропы болотистую местность, доведя ее до "Болота плосколобика", он назвал ее "Притропным болотом". Обозначив небольшом кружочком расположение на берегу озера своего шалаша, Антон написал возле него "Приют". Возвышенность с желтым песочком, расположенную между "Притропным болотом" и "Болотом плосколобика" Антон назвал "Местностью пальм". Обозначив черной жирной точкою на схеме месторасположения обломка скалы на повороте притока, Антон ее назвал "Скалой прозрения". Местность за рекою и за озером, не вызывающей у него к себе особенного интереса, он обозвал "Темным лесом". А всю местность ниже "Тропы динозавров" он обозначил, как "Затропное болото".
   - Ну, кажется все, - с облегчением выдохнул Антон, любуясь только что проделанной работою. - Осталось только начертить на моей схеме полянку с чернеющим при ярком солнечном освещении входом в пещеру. Но где ты поляна моей надежды? По всей видимости, она должна находиться, где-то в еще совсем мною не изученном "Затропном болоте". Но динозавры могли продлить тропу еще вчера, а я в первый день своего попадания в этот мир метался в поисках пещеры из стороны в сторону, как полоумный, поэтому не исключено, что вход в пещеру может находиться и в "Местности пальм", а то и в "Притропным болоте". Прежде чем я стану обследовать местность за тропою, мне надо быть абсолютно уверенным, что в "Местности пальм" нет заболоченных участков и на всякий случай проверить "Притропное болото".
   На пятый день своего пребывания в параллельном мире Антон не торопился просыпаться, а, проснувшись, не стал торопиться покидать свой хорошо защищающий его от палящего солнца шалаш. Антон продолжал валяться на подстилке из сухих листьев папоротника с открытыми глазами, пока накопившаяся за последние дни усталость не оставила его тело. Ближе к полудню он выполз из шалаша и, прополоскав в прозрачной озерной воде свои пропахшие потом брюки и рубаху, сшил из остатков шкуры рукавицы. Непомерно толстые с внешней стороны она хорошо защищали кисти рук от слишком жарких солнечных лучей, а на нижнюю их сторону Антон только для того, чтобы ему было более удобно удерживать в руках копье, пустил всего один слой кожи. Ровно в полдень, когда ополоумевшая от несносной жары рыба запрыгала на поверхности воды, Антон, как и в прошлый раз, выбрасывал ее на берег руками и охотился на летучих мышей. Обеспечив себя запасом пищи, Антон еще немного подождал, пока не спадет жара, и пошел по мелководью озера, а потом и по самому краюшке топи к местности пальм. Немного потоптавшись в нерешительности возле папоротника со сломанной верхушкою, опасаясь без надежного ориентира отдаваться поблескивающему под ярким солнцем желтому песочку. Антон, в конце концов, решился и быстро зашагал между низкими чахлыми пальмами, надеясь, что удача его не оставит, и что он ближе к вечеру, а может и раньше, выйдет на полосу разрушения. Если с окружающим его с первого дня пребывания в этом мире болотом и зарослями папоротника, он уже немного свыкся, то сейчас в окружении пальмовых деревьев и желтого песочка Антону, казалось, что все, что его сейчас окружает, нереально, а просто мираж, плод его не в меру разыгравшегося воображения. Изредка ему на глаза попадали небольшие стада динозавров. Заметив их, Антон тут же бросался в сторону и торопился уйти от них подальше.
   - Осторожного человека и бог бережет, - поговоркою оправдывал Антон свой перед ними страх.
   Если в болотистой местности его измучивала зыбкая под ногами почва и бездонные потайные ямы с нестерпимой вонью разлагающейся древесины, то сейчас он, вдыхая в себя раскаленный воздух, просто изнывал от нестерпимой жажды. Поначалу он отвлекался от нее при помощи своих воспоминаний о казавшейся уже ему сейчас почти нереальной земной жизни, но со временем ему стало совсем невмоготу. Не зная, как еще долго будет удерживать его этот уже начинающий вовсе ему не нравиться желтый песочек, Антон уже начал даже жалеть, что так опрометчиво отдался на волю этой полупустынной местности. Антон понуро шагал в своей неудобной защитной одежде по желтому песку и его больше уже совсем не интересовали, как в начале пути, встречающиеся пальмовые деревья с совершенно фантастическими формами. В другое время Антон непременно использовал бы их говорящий ему о многом и вызывающий в нем самые невероятные ощущения внешний вид для услаждения своей постоянно стремящейся ко всему занимательному и необычному души, а прямо сейчас он только окидывал их понурыми взглядами и проходил мимо. Именно сейчас у Антона уже были совсем иные потребности, а перед его глазами все время искрился в ясном солнечном освещении кристально чистой водицею родник. Если бы Антон знал, что так желанный ему сейчас родник находится где-то от него поблизости, то он, несмотря на сковывающую все его движения усталость, побежал бы в его сторону из последних сил. Но так, как этим знанием Антон не обладал, и у него не было даже надежды отыскать этот так сильно манящий его к себе в мыслях и представлениях родник на этой полупустынной местности пальм, то ему все чаще приходилось делать небольшие остановки для отдыха. Вот и сейчас он тяжело опустился на один из множества разбросанных по песку валунов. Сухие листья его защитной одежды угрожающе затрещали, и Антон только порадовался про себя, что успел обшить ее шкурою, иначе ему пришлось отдыхать стоя, опираясь на копье. Немного передохнув, он уже только намерился продолжить свое движение, как до его обострившегося за время пребывание в этом мире слуха донеслись чьи-то ритмично повторяющиеся удары.
   - С таким ритмично повторяющимся соблюдением ритмом может бить или стучать только одно обладающее сознанием животное, - отметил про себя испугавшийся Антон и тут же отмел это свое предположение, подумав, что эти звуки могли ему просто казаться от уже доводящей его до сумасшествия жары.
   Чтобы уже окончательно убедиться, что эти звуки ему не кажутся, а вполне реальные, Антон, зажмурившись, плотно зажал руками свои уши. Но ритмично повторяющиеся звуки не исчезли, а продолжали с прежней последовательностью отзываться на его ушных перепонках. Уже нисколько не сомневающийся в их реальности Антон, прячась за пальмами, начал осторожно продвигаться в их сторону. Подкравшись насколько было для него возможным ближе к этим становящимся все более сильными и все более явственными ритмично повторяющимся звукам, Антон осторожно выглянул из-за укрывающего его дерева на небольшую полянку, на которой возле лежащего по самой середине валуна сидел на задних лапах динозавр. И не просто сидел, а угрожающе щелкал расположенными в ряд на всем протяжении его длинного хвоста костяными шипами. Посидев на одном месте достаточное, по его мнению, время, животное приподнялось, и немного продвинувшись вперед по кругу, снова уселось на песок. И так еще долго наблюдал Антон за заинтересовавшими его странными действиями динозавра, пока тот не осыпал передними лапами места, где он сидел, песком и не удалился с облюбованной им полянки восвояси. Недоумевающий Антон, выйдя из-за укрывающего его дерева, внимательно осмотрел оставленных на полянке динозавром пять обозначенных насыпанными невысокими горками песка кругов.
   - Невероятно, но, как мне кажется, эта уродина обладает сознание, - отметил про себя испуганно осмотревшийся по сторонам Антон. - Хорошо еще, что оно меня не видело. Вряд ли я с нею сумел бы хоть как-то с ним объясниться? Но почему оно вначале приседала, а потом уже обсыпало эти круги песочком? Что же такое важное эти круги могут обозначать для этого динозавра? Какая информация в этих кругах заложена для сородичей этого динозавра?
   Вопросов было много, но Антон, теряясь в догадках, не мог достоверно ответить ни на один из них. Он молча всматривался в непонятные для него круги, не зная, как разгадать их, и разные мысли лезли в его встревоженную голову.
   - Вполне возможно, что эти чудовища меня уже обнаружили и подобным образом передают своим собратьям информацию о моих передвижениях по их миру? - тревожился не желающий попадать в плен к этим чудищам Антон. - Тогда мне надобно, как можно скорее, разрушить эти круги. Но что мне это даст, это чудище вполне способно оставить обо мне информацию и в другом месте. Не могу же я одновременно побывать во всех доступных для передачи подобной информации местах этой "Местности пальм".
   Но он не мог так просто уйти от этих не только его пугающих, но и тревожащих его, кругов. И только поэтому, опустившись на колени, принялся разгребать песок на невысоких горках кругов руками, пока не наткнулся на какие-то лежащие под песком укрытые правильными рядами невысоких бугорков твердые предметы.
   - Вот еще одно доказательство разума этих уродин, - мрачно отметил про себя не решающий извлекать эти предметы из песка Антон. - Такой гладкой поверхности и таких идеальных по своей форме и расположению бугорков в природе не существует.
   Оставив этот яйцеобразный предмет в покое, Антон продолжил разгребание песка дольше по кругу и в местах, где это чудище приседала, он натыкался на такие же твердые предметы.
   - С какой целью эта уродина уложила все эти предметы именно на этом месте и, вообще, что они могут для меня означать? - недоумевал осторожно дотрагивающийся до них руками Антон.
   Предметы не только не взрывались, но и даже не высказывали при этом по отношению к беспокоящему их Антону никакой агрессии. Немного осмелевший Антон даже решился их немного пошевелить один из них. Ничего такого страшно пугающего не произошло. Тогда он уже окончательно отгреб от предмета песок и взял его в руки.
   - Если бы этот предмет не был таким большим и не имел на своей поверхности этих бугорков,- подумал поворачивающий предмет в руках для лучшего осмотра Антон, - то я мог бы принять его за вполне обычное яйцо. А если этот предмет и есть яйца? Как мне помниться из программы для средней школы, динозавры откладывали для своего размножения яйца....
   Антон поднял с песка небольшой камушек и легонько стукнул им по тупому концу предмета. Предмет остался невредимым. Тогда он стукнул камнем уже намного сильнее, и еле заметная трещина пробежала по всей верхней поверхности предмета. Антон стукнул еще раз, и из предмета потекла тягучая прозрачная жидкость.
   - Ура! Это и есть самое настоящее яйцо! - прокричал обрадованный неожиданной находкою Антон и, отломив небольшой кусочек скорлупы, с наслаждением выпил содержимое яйца динозавра.
   Отбросив в сторону скорлупу, Антон разбил второе яйцо и, уже не торопясь, отпивал из него жидкость небольшими глоточками, с удовлетворением отмечая, как совсем недавно доводившая его сумасшествия жажда потихонечку отступает, а по всему его усталому телу разливается приятное ощущение сытости.
   - Спасибо тебе, доброе животное, - поблагодарил снесшего эти яйца динозавра отбрасывающий в сторону скорлупку второго яйца Антон.
   Положив про запас в рюкзак еще несколько яиц, наконец-то, избавившийся от жажды Антон бодро и весело продолжил свое изыскание по "Местности пальм". Положенные в рюкзак яйца оттягивали ему плечи, но это временное затруднение его нисколько не огорчало, а только радовала и наполняла уверенностью, что ему до окончания сегодняшнего пути уже больше не придется страдать от слишком мучительной для человека жажды. Солнце медленно, словно не хотя, закатывало за верхушки деревьев и на поблекший без его света желтый песочек начали опускаться никогда не опаздывающие со своим приходом вечерние сумерки. Но не допускающий к себе даже мысли об устройстве ночлега Антон упрямо шел все вперед и вперед, надеясь еще до наступления темноты выйти к "Притропному болоту" и на нем заночевать. Но желтый песочек не спешил с ним расставаться и как бы он не всматривался впереди себя, надеясь увидеть знакомое ему папоротниковое изобилие, ничего, кроме укрывающихся в темные покрывала сумерек пальм, не видел. Антон, с беспокойством оглядываясь на темнеющие небеса, уже почти бежал по податливому под его ногами песку, пока чуть ли столкнулся с небольшим стадом плосколобиков. С увлечением бодавшие друг друга своими крепкими лбами самцы не заметили его приближения, а более пугливые самки, на всякий случай, отбежали от него подальше и оттуда молча продолжали свои наблюдения за драчунами. Руки Антона самопроизвольно потянулись к копью, но он, торопясь сегодня оставить красный песочек позади себя, не стал задерживаться и только, окинув тоскливым взглядом, бодавшиеся горы мяса проскользнул мимо. Скоро ему приветливо замерцало впереди знакомое ему изобилие зарослей папоротника, а, после нескольких десятков минут быстрой ходьбы, он уже вышел на "Тропу динозавров".
   Подобрав более-менее удобное для устройства ночлега место, Антон натаскал к нему хвороста и, уже при свете костра, соорудил укрытие для сна.
   - Постель готова, - с удовлетворением буркнул Антон. - А сейчас можно порадовать себя вкусным ужином....
   Достав из рюкзака одно из трех прихваченных им динозавровых яиц, он раскрыл свой перочинный ножик и кончиком лезвия высверлил на остром конце яйца небольшое отверстие, диаметром не более полутора сантиметров.
   - Сегодня я убедился, что в "Местности пальм" входа в мою пещеру нет, - подумал вслух Антон, отдавая должное вкусному и сытному яйцу динозавра. - А завтра утром пораньше я начну проверять "Притропное болото".
   Выпив яйцо, Антон выстругал из веточки подходящую пробку и, оторвав от штанины брюк небольшую тряпочку, заткнул изготовленной им подобным образом пробкою отверстие в яйце.
   - Если бы у меня утром был подобный сосуд, то мне не пришлось мучиться от жажды во время ходьбы по "Местности пальм", - подумал вслух Антон, с удовлетворением осматривая легкую и крепкую скорлупу от яйца динозавра.
   Отметив на схеме пройденный им сегодня маршрут, Антон улегся на устроенное им для себя ложе и скоро забылся в крепком беспробудном сне. Ночь прошла для него спокойно, а утром с первым лучом восходящего солнца Антон вошел в "Притропное болото". До наступления вечерних сумерек, лишь изредка разрешая небольшие привалы для отдыха, он пересекал "Притропное болото", пока не вышел на уже знакомый ему поворот полосы разрушения неподалеку от озера.
   Смертельно усталый он с трудом доковылял до шалаша и, завалившись на мягкую подстилку, тут же погрузился в глубокий сон. Хороший шалаш соорудил для себя Антон. Через его многослойную из сухих листьев папоротника листьев крышу с вбитыми в землю толстыми и плотно подогнанными друг к другу кольями невозможно было пробиться к отдыхающему Антону не только ни бушующему в этом мире ненастью, но и испепеляющим землю солнечным лучам. Но и он заходил ходуном от нетерпеливо дергающего его лапами соблазненного ароматным запахом припасов динозавра. Громкое удовлетворенное чавканье оборвало царившую возле шалаша почти мертвую тишину, но не смогла разбудить спящего Антона. Уложенные Антоном куски высушенной рыбы и обжаренное на костре мясо таяли на глазах. И уже только тогда, когда шарившая под настилом лапа хищника в поисках остатков запасов пищи пошевелила сучок, на котором в это время находилась голова Антона, он проснулся и, почуяв вора, с громким протестующим криком выскочил из шалаша. Если бы Антон, испугавшись, стал убегать от воровавшего его припасы динозавра, то непременно спровоцировал бы его нападение на себя самого. Пусть воровавший у Антона припасы хищник и был в сравнении с опустошающими девственный папоротниковый лес динозаврами всего лишь маленькою козявкой, но он намного превосходил человека как своей массою, а, тем более, силою. И то, что жертва не убегала от хищника, а сама с несвойственными вообще для этого параллельного мира криками напала, не только ввело динозавра в смятение, но и побудило его бежать в лес. Избавившийся от оставившего его бес припасов вора Антон принялся заделывать проделанную в шалаше динозавром дыру. До наступления полудня еще было достаточно времени и Антон, перекусив остатками мяса из рюкзака, достал припрятанные им под настилом шкурки летучих мышей и начал шить прочные и удобные накладки на голени ног. Тщательно уложенные пятислойные листья папоротника Антон обшивал с двух сторон шкурками и приделывал к ним крепкие завязки. Работая, Антон смотрел на разложенную перед собою схему местности и вслух обдумывал направление своих дальнейших поисков входа в возвращающую его в настоящее время пещеру:
   - Я уже знаю, что вход в нужную мне пещеру находится, где-то ниже "Тропы динозавров". Поэтому мне не помешает вначале пройтись по границе между "Топью" и "Затропном болотом". Вполне возможно, что мне по пути встретится хоть что-то знакомое, которое не только подскажет, где именно находится вход в пещеру, но и направит меня к нему по самой короткой дороге. Но в любом случае, зная границы топи, мне потом будет намного легче определить направление поисков пещеры. Но с какой стороны мне будет лучше всего начать обход топи?
   Доделав накладки на голени ног, Антон обозначил на схеме свой вчерашний маршрут и начал готовиться к уже совсем скорой охоте. На этот раз он уже больше охотился на летучих мышей, чем на рыб. Так что к концу дневной жары на берегу озера валялось не мене трех десятков их неподвижных жирных тушек. До наступления вечерних сумерек он занимался обработкою мяса и устройством более надежного хранилища для своих запасов. Из шкурок летучей мышей он не поленился сшить накладки на руки и пришить к кольчуге широкие рукава.
   На восьмой день своего пребывания в этом мире Антон проснулся еще задолго до наступления рассвета. Раскалившееся от уже прямо его сжигающего изнутри нетерпения восходящее солнышко только успело выглянуть самым краешком своего диска из-за верхушек высоченных деревьев, как тут же послало свои испепеляющие лучи к шалашу Антона. Но напрасно оно поджидала Антона у шалаша, он в это время как раз подходил к именно той точке на его схеме, с которой и должен был начинать обход "Топи". Наслаждающийся утренней прохладою Антон шел, как говориться в подобных случаях, бодро и весело. Его в это время меньше всего интересовало окружающее великолепие густых папоротниковых зарослей, он был полностью поглощен думами об оставленной им в далеком земном мире Вале. Он пристально всматривался в преследующие в мыслях укоряющие глаза Вали и тихо просил у нее прощения, заверяя ее в своих глубоких и искренних чувствах. Погруженный с головою в свои видения Антон не сразу заметил пасущихся впереди него динозавров, а когда увидел, то они уже были совсем от него близко. Напуганный Антон поторопился укрыться за ближайшим деревом и, выглядывая оттуда, с ужасом всматривался в показавшихся ему во всей своей красе грозных великанов. Что-то, пока еще совсем непонятное для Антона, в их теперешнем поведении его настораживало и пугало. Чем больше он всматривался в их встревоженные позы, тем больше он погружался в недоумение, что эти сильные и мощные гиганты еще способны в этом мире чего-то опасаться.
   - Что же такое непомерно страшное могло заставить этих великанов оторваться от своего излюбленного занятия? - ужасался про себя не отводивший глаз от выстроившихся в ряд и повернувших головы в сторону "Затропного болота" динозавров Антон. - Так вот, оказывается, почему я не услышал их раньше!? Они же сейчас нисколько не интересуется этими, по всей видимости, любимыми ими нежными и сочными стеблями папоротника. Что-то их, наверное, встревожило? Неужели, и у таких могучих гигантов в этом мире есть враги? Не лучше ли мне будет убраться отсюда, пока не поздно?
   Но любопытство пересилило у Антона страх, и он остался на месте.
   Чем-то напуганные или очень озабоченные динозавры с тревогой всматривались высоко поднятыми головами в окружающий их папоротниковый лес. Заинтересовавшийся их напряженными позами притаившийся за стволом древовидного папоротника Антон тоже с недоумением всматривался в, пока еще безмолвные для него, папоротниковые заросли. Испускаемая многотонными махинами тревога уже начала переполнять воцарившуюся около Антона тишину. И та уже было готова в любое мгновение разразиться страшной пляскою смерти, обильно поливая животворной красной кровью равнодушный ко всему, что в нем происходит и, тем более что должно будет в нем произойти уже совсем скоро, папоротник. Забившийся в своем укрытии от объявшего смешанного со страхом любопытства мелкой противной трусливой дрожью Антон с нетерпением дожидался скорого наступления чего-то необычного для него и непомерно ужасного. Он до боли в глазах всматривался в густые заросли папоротника, ожидая в них появления причины беспокойства динозавров. А когда увидел, то еле удержался, чтобы не выскочить из своего укрытия и не бежать, сломя голову, от этого опасного и для его жизни места. И как же он мог не испугаться, когда в не более десяти метров от него высунулась из папоротника полуметровая голова с огромными выпуклыми глазами?
   Прижавшийся к стволу дерева Антон с ужасом смотрел на поблескивающие в его раскрытой пасти страшные напоминающие ему собою остро отточенные лезвия зубы. То, пряча, а то снова, высовывая из папоротника голову, хищник не сводил своих осветившихся жадным блеском глаз с тревожащихся динозавров. Выждав более подходящее время для нападения переваливающийся с одного бока на другой, как курица, хищник, быстро и бесшумно выскользнув из зарослей, начал, соблюдая при этом безукоризненную осторожность, подкрадываться к ближайшему динозавру. Как бы ни напрягал свой слух, не сводивший с хищника глаз Антон, он не слышал во время его передвижения ни одного, даже еле слышного, шороха. Все, что в это время перед ним происходило, показывалось ему самым настоящим немым кинофильмом. Он отчетливо видел тревогу почувствовавших приближение к ним опасности динозавров, видел подкрадывающегося к ним страшного хищника и недоумевал, как может эта многотонная махина с тащившимся позади его туловища длинным хвостом ступать и передвигаться по земле совершенно бесшумно. Медленно двигающиеся маленькие головки динозавров потихонечку поворачивались в сторону хищника, и тот не стал дожидаться, когда они его обнаружат. Стремительным, еле уловимым глазу Антона, броском он оказался возле мясистой ляжки ближайшего от него динозавра и вонзил в нее свои острые зубы. И не только вонзил, но и уперся в ляжку передними лапами, стараясь оторвать от нее большой кусок мяса. Ощутивший на своем теле зубы хищника динозавр взмахнул хвостом в направлении его головы, но тот, разжав челюсти, успел вывернуться из-под удара и отскочить в сторону. Обнаружившие хищника динозавры уже не сводили с него своих настороженных глаз и, поворачиваясь к нему задом, угрожающе замахали хвостами. А тот, не спеша, на цыпочках обходил встревоженных его близостью животных, терпеливо дожидаясь удобного времени для своего повторного нападения. Динозавры, не нарушая своего строя, потихонечку отходили в сторону притаившегося за деревом Антону, которого в это же самое время обнаружило и полностью приподнявшееся над кронами высоченных древовидных папоротников красное солнышко.
   - Так вот, оказывается, ты где, беглец! - вскрикнуло обрадованное находкою солнце и тут же осыпало Антона своими несносно жаркими лучиками.
   И Антон, не желая еще больше испытывать свою судьбу, тут же юркнул, прячась и от полностью поглощенных нападением хищника динозавров, и от безжалостно палящего по всему его уже давно нервно реагировавшего на солнечные лучи телу небесного светила, в заросли папоротника. Отыскавший край топи Антон, ощупывая впереди себя копьем подозрительные места, торопливо зачавкал хлюпающей у него под ногами болотной жижею.
   - Динозавры почти ничем не отличаются в своем поведении при внезапных нападениях от нас, людей, - думал по дороге Антон, вспоминая об равнодушных, но переполненных любопытством и плохо скрытым злорадством, взглядах остальных динозавров, когда на их товарища напал хищник. - Люди тоже, как и эти динозавры, с тревогой смотрят на все время кружащих около них черными воронами цепных псов сатанинских сторонников, но никогда не спешат на помощь оказавшемуся в их поганых лапах соседу или знакомому, обольщаясь тщетной надеждою, что насытившиеся их кровью вампиры оставят лично их самих в покое. Хотя в глубине своих нечестивых душ мы хорошо для себя осознают, что сытость быстро проходит, а проголодавшие упыри в скором времени доберутся и до нашей сладкой крови. До каких же пор эти сатанинские прихвостни будут безнаказанно измываться над простыми людьми? И как еще долго люди будит терпеливо дожидаться, когда они сами не полопаются от перенасыщения?
   Неумолимое солнце, поднимаясь по голубому небосклону все выше, осыпало освещаемую им землю уже просто испепеляющими все живое невыносимо жаркими лучами. Но, по крайней мере, сегодня они Антону не очень-то досаждали. Скрытый от солнца густыми кронами древовидных папоротников Антон, неустанно поторапливая самого себя, шел по "Затропному болоту" все вперед и вперед, даже не подозревая, что он в данное время находится совсем близко от входа в пещеру. Если бы Антон об этом знал, то уже совсем скоро смог бы возвратиться в свое время. Но он об этом не только не знал, но и даже не догадывался, а раз так, то все больше и больше удалялся от спасительного в его теперешнем положении входа в пещеру.
   - По своей сущности воцарившийся на земле человек намного хуже этих не обладающих сознанием динозавров, - продолжал обдумывать, пока еще неразрешимую для человечества проблему, Антон. - И человек будет продолжать оставаться таким же до тех пор, пока не научиться ценить на самом деле, а не на словах, свою духовность намного выше одолевающих нас необузданных желаниях плоти. Пока мы не научимся контролировать своим сознанием плоть, и не станем больше допускать, чтобы наша плоть манипулировала нашим сознанием. Только тогда человек сможет встать на свой истинный путь, с которого он сошел, когда впервые в своей жизни согрешил, потому что только тогда он сможет совершенствовать в себе человека в самом истинном смысле этого слова. Но все это, конечно же, должно происходить не, как говориться, из-под палки, а только по нашей внутренней убежденности, что по-другому жить нельзя, что, если мы не желаем в скором времени исчезать с лица земли, то просто обязаны начинать жить по совести и по справедливости.
   В полдень Антон подобрал более-менее сухое место и, разведя небольшой костер, устроил для себя привал. Немало отмерил за сегодняшний день Антон ногами чавкающей жижи зыбкого болота. Весь пропитанный вонючими испарениями он с нетерпением поджидал того времени, когда болото, выпустив его из своих объятий, позволит его легким вдыхать в себя чистый, пусть и непомерно жаркий, воздух. Дождавшись, когда между кронами деревьев призывно замелькал ему заветный просвет, Антон, ни на одно мгновение не задумываясь, оставил свернувшую вправо от него топь и, побежав к нему навстречу, очень скоро оказался на желтом песочке. Успокоив свое участившееся дыхание, Антон, пытаясь определиться, где именно он сейчас находится, с удовольствием вдыхал в себя без единой примеси болотных испарений сухой горячий воздух.
   Прямо перед собою он видел похожий на "Местность пальм" желтый песочек с растущими на нем чем-то напоминающими Антону современные пальмы деревьями. С правой стороны и сзади него возвышались папортниковые деревья. Ну, а с левой стороны он увидел обглоданные динозаврами стволы деревьев.
   - Неужели это и есть моя "Тропа динозавров"! - не удержался от громкого ликующего крика Антон, но, подойдя к ней поближе, он увидел, что ошибается в своем предположении.
   Эта полоса разрушения оказалась намного шире и старше его "Тропы динозавров". На ней уже успели вырасти небольшие побеги папоротниковых деревьев.
   - Это уже не тропа, а самая настоящая дорога даже для таких великанов, как динозавры, - с тяжелым вздохом проговорил всматривающийся в изломанные и обглоданные стволы деревьев Антон.
   Антону очень не хотелось возвращаться в опостылевшее ему за сегодняшний день болото. И он, после недолгих колебаний, решил еще немного пройти по краю желтого песочка и, подобрав более-менее подходящее местечко, устроить для себя ночлег. Больше уже не ощущая около себя вонючих болотных испарений, Антон бодро и весело вышагивал возле погружающих его своими таинственными и загадочными формами в нереально сказочные представления пальм, пока не вышел на берег озера.
   - Так это же мое "Волшебное зеркальце"! - выкрикнул одуревший от радости Антон при виде выкатывающейся на его берег "Тропы динозавров" и сужающегося на его другой стороне притока. - Оказывается, я уже совсем близко от своего "Приюта"!
   Возвращаться к шалашу Антон не захотел. И он, оставив на берегу озера свой тяжелый рюкзак, пошел, пока еще было достаточно светло, немного прогуляться по желтому песочку. Уже начавшие опускаться на землю вечерние сумерки укрывали желтый песочек с росшими на нем пальмовыми деревьями в свои темные покрывала. И повернувший в обратную сторону Антон, не желая возвращаться на берег озера прежним путем, немного углубился в пальмовый лес, не упуская из вида потемневших папоротниковых зарослей. Там он и уткнулся в уже знакомые ему круги. Обрадованный находкою Антон, упав на колени, принялся торопливо разгребать укрывающий спрятанные динозавром яйца песок.
   - Вот оно, моя голубушка, - ласково прошептал он, осматривая только что извлеченное из песка яйцо, по все поверхности которого уже было узкая еле заметная трещинка. - По всей видимости, оно разбилось во время кладки и все его содержимое уже могло испортиться, - с сожалением подумал Антон и, отложив яйцо в сторону, начал разгребать песок в другом месте.
   Отложенное в сторону яйцо с громким хлопком треснуло, а выскочивший из его скорлупы крошечный динозаврик резво зашуршал по песку. Не растерявшийся Антон тут же ухватился за лежащее рядом с ним копье и пронзил маленького беглеца насквозь.
   - Ну, и куда же ты убегал от меня, дружочек? - проговорил он, ласково поглаживая убитого динозаврика. - От меня не убежишь.... Сегодня у меня будет праздничный ужин.
   Антон откапал еще одно яйцо и, не разбивая его, отнес на берег озера. Поужинав сладким мясом динозаврика и запив его чистой озерной водою, Антон развернул перед собою схему местности и начал думать о направлении своих дальнейших поисков входа в пещеру. Обозначив на ней пройденный им сегодня путь, Антон дорисовал "Местность динозавриков" и двумя жирными линиями обозначил примерное расположение "Дороги", а все расположенную слова от нее местность назвал "Задорожным болотом".
   - "Дорога" протоптана динозаврами уже давно, - размышлял по привычке вслух Антон, - следовательно "Задорожное болото" меня не интересует. Остается только одно, пока мною не исследованное "Затропное болото". Именно в нем и должен находиться вход в пещеру. И я уже даже могу себе представить, где именно эта пещера находится: оно расположено между первой половиной топи от озера и "Дорогою".
   Антон обвел жирной линией предполагаемый район нахождения входа в пещеру, обозначил внутри него кривой линией очертание "Поляны надежды" и наметил крупной точкою вход в пещеру.
   - Завтра я непременно его найду, - убеждал самого себя Антон. - Только встать надо пораньше, чтобы у меня было больше времени на его поиски.
   Уложив в рюкзак яйцо и остатки от динозаврика, Антон наполнил скорлупы яиц водою и, устроив для себя несложное укрытие на ночь, улегся спать. А утром с первым проблеском рассвета он уже был на "Дороге" в той ее точке, откуда он предполагал начинать поиски входа в пещеру.
   - Но зачем мне носить с собою этот тяжелый рюкзак, если я и так все время буду выходить на "Дорогу", - подумал Антон. - Отнесу я его лучше подальше по "Дороге" к месту предполагаемого возвращения.... Заодно я смогу проверять: не слишком ли часто я прочесываю интересующую меня местность.
   Антон отнес рюкзак немного вперед и, положив его возле приметного оголенного ствола, еще дополнительно для большей уверенности обвязал ствол шкуркою убитого им вчера динозаврика. И снова вонючие болотные испарения, и снова коварные бездонные ямы, и снова омерзительная слизь.... Первый раз Антон возвратился на "Дорогу" довольно скоро, но чем больше он продвигался вглубь "Затропного болота", тем длиннее оказывался путь, и тем коварнее было болото. Но с каждым очередным кругом он всем своим измученным телом ощущал приближение входа в пещеру, и это не позволяло ему расслабиться и перенести свои поиски хотя бы на следующий день. Его желание оставить этот мир именно сегодня было так велико, что он, забывая об усталости, с радостным нетерпением торопился в очередной обход, сгорая от предчувствия, что именно сейчас он непременно отыщет выход в свой земной мир. И не слишком расстраивался, когда его снова встречала вместо знакомой ему поляны "Дорога". Не остановили его и опустившиеся на землю вечерние сумерки, не подумал он об отдыхе даже и тогда, когда над чуждым ему миром опустилась кромешная темнота. Антон, уже ясно предчувствуя свое скорое освобождение от продолжающего удерживать его в своих объятиях параллельного мира, шел все вперед и вперед. Лишь изредка он позволял себе короткие привалы или минутные остановки при выходе на "Дорогу", чтобы сделать несколько глотков чистой озерной воды или вытащить из рюкзака пару кусочков высушенной рыбы, поедаемой им уже во время своего очередного обхода болота. Во время одной из таких остановок он выронил яйцо, которое, ударившись об землю, вдребезги разбилось. Освободившийся от скорлупы динозаврик не стал задерживаться возле Антона, а тут же скрылся в густых зарослях папоротника. Но самого Антона даже подобная опрометчивость нисколько не обескуражило.
   - Пусть себе живет и множится, - с какой-то непривычной в последнее время безразличностью подумал Антон. - Все равно, я уже сегодня непременно оставляю этот мир.
   Но сам параллельный мир по неизвестным для Антона причинам не спешил с ним расставаться. И самое решающее, как казалось Антону, время обрушился на него неукротимым проливным ливнем. Гулко гремел гром, яростно постреливая по затаившейся в ужасе земле молниями. Яркие отблески молний то, всего на одно короткое мгновение, освещали прижавшегося к дереву Антона, а то снова погружали его в кромешную темноту. В одну из подобных ярких вспышек Антон увидел самое омерзительное из всех проявлений жизни в древнем царстве природы. Он увидел с широко раскрытой в немом вопле пастью изо всех своих сил пытающегося пожаловаться не давшей ему голос природе на нестерпимую боль динозавра. Он видел, как воспользовавшийся ненастьем хищник, вскочив и намертво вцепившись в спину передними лапами, ослепленный переполнившим его ничем неодолимым желанием, как можно скорее ублажить свою ненасытную утробу мясом динозавра, с не меньшей яростью полосовал его своими страшными когтями на задних ногах. Пытающийся согнать хищника со своей спины динозавр неустанно хлестал его кончиком мускулистого хвоста с костяными наростами. Впиваясь острыми шипами в тело хищника, эти костяные наросты заставляли и его тоже немо вопить от нестерпимой боли. Истекающая из их израненных тел кровь, расплывалась по их телам ярко красными пятнами, скатывалась вместе с падающей вниз водою на землю. И жертва, и хищник, страдая от невыносимой боли, продолжали бороться: один за свою жизнь, а другой за свою еду, без которой он тоже не сможет выжить в этот древнем царстве природы. Устыдившись неожиданным обнажением всегда тщательно скрываемого уродства ее нынешнего существования, недовольно поморщившаяся природа поторопилась спрятать и жертву, и хищника от Антона во мраке ночи и заглушить их смертельную борьбу еще сильнее разошедшимся ливнем. И даже сама с ослепительным сверканием молния, словно испугавшись случайно ею подсмотренного уродливого до безобразия проявления неведомой для нее жизни, убежала куда-нибудь подальше от места их смертельной схватки. Но в сегодняшнюю ночь она оказалась до того яркой, что один из ее далеких отблесков еще раз осветил для Антона схватку динозавра с хищником.
   Падающий с прохудившихся небес поток воды уже не успевал смывать истекающую из их ран кровь. Обезумевших при одном только ее виде животных уже было невозможно остановить. Истекая кровью, они изо всех все еще остающихся у них сил старались нанести друг другу по возможности больше кровоточащих ран. А, когда отблеск молнии так же мгновенно угас, как бы долго Антон не всматривался в сторону их схватки, он не увидел, и, тем более, не узнал, кто из них одержал окончательную победу, и выиграла ли сама жизнь от итогов их схватки.
   - Непременно выиграет, - после недолгого размышления, подумал вслух Антон, - Даже, если они оба уйдут из жизни, то послужат пищею для других в превеликом множестве расплодившихся в этом мире животных. Сама жизнь не оставляет после себя не нужных никому отходов, естественно, если эти отходы не произошли в результате "разумной" деятельности человека. В природе и на трупах умерших животных обязательно возникает новая жизнь. Но стоит ли сама жизнь подобных жертв? И почему новая жизнь обязательно должна возникать на боли и страданиях? Не здесь ли скрываются истоки изначально вложенной в людях кровожадности? Не здесь ли заложены все противоречия человеческой на земле жизни? Не поэтому ли мы пытаемся найти оправдания нашим кровожадным устремлениям, что ради возникновения новой жизни мы старательно разрушаем и губим старую жизнь? Но может ли быть причиной жестокости наше безразличное отношение к боли и страданиям прежней жизни? Если это так, то человек в своем извечном стремлению к совершенству ни в коем случае не должен позволять, чтобы умирающая жизнь испытывала при своем уходе в небытие боль и страдания. Пусть уходит она из жизни с миром и не пытается отомстить, ожесточая и уродуя до безобразия проявления новой жизни.
   Расходившийся ливень долго не унимался. Усталый Антон, потихонечку опустившись по стволу дерева на корочки, тихо посапывал в тревожном неспокойном сне под его монотонный грохот. Ливень окончился, но Антон не проснулся. Пошевелившись во сне, он свалился на бок и, обогреваемый исходившим от земли теплом, сладко зачмокал губами. Скрытый от восходящего солнца намертво сплетшимися между собою кронами древовидного папоротника Антон долго не просыпался. Ему снилось, будто он плывет по океану, но вполне возможно, что по морю или по реке, а берега, как бы ни сматривался Антон по сторонам, он не видел. Он плыл неведомо куда и зачем уже довольно долго. Переполняющее все его тело усталость с каждым очередным мгновением все более настойчиво требовало от него остановиться и, перестав надеяться на спасительный для него берег, покориться неизбежности. Чем больше он сопротивлялся, отчаянно продолжая барахтаться руками и ногами в воде, тем он больше слабел и утрачивал свое первоначальное желание, несмотря ни на что, продолжать бороться за сохранение своей жизни. Но так не могло продолжаться до бесконечности. И вот, когда силы оставили Антона, он начал с прежней неторопливостью опускаться на дно, с интересом наблюдая за окружающими его подводными жителями и растениями. Они, старательно делая вид, что тонущий Антон их совсем не интересует, с наигранной беспечностью предавались праздному отдыху и веселью. Продолжающий тонуть Антон не только интуитивно ощущал, но и нисколько не сомневался, что это их наигранное веселье и умиротворенность фальшиво, что стоит ему ходя бы немного воспротивиться своей уже совсем скорой ужасной участи, как этот подводный мир тут же измениться до неузнаваемости. И он не ошибся в этом своем предположении. У него еще не умерло желание продолжать, несмотря ни на что, жить, и не только ради себя самого, а только ради доверившейся ему своей Вали. Только успел он ощутить, что начинает задыхаться, а его открытый рот начинает наполняться противной грязной водою, как это же желание продолжать жить снова заставило его заработать ногами и руками, отчаянно пробиваясь на поверхность воды к воздуху, и он проснулся.
   - Тьфу ты, какая это все-таки гадость! - пробормотал выплевывающий из своего рта болотную жижу Антон.
   У него сейчас было только одно желание, как можно скорее избавиться от налипшей на него болотной смеси от гниющей древесины и омерзительной слизи. И только, наверное, поэтому он не захотел даже припоминать, каким ужасно непривлекательным показался ему во время просыпания подводный мир. Весь перемазанный в болотную тину и тягучую, как сопли, слизь Антон выбрался на более-менее сухое место, разделся и только занялся очисткой своей защитной одежды, как услышал приближающееся хлопанье крыльев. Он посмотрел вверх и увидел подлетающее к нему крылатое безобразное чудище. Заметив смотревшего на него Антона, животное громко щелкнула своей похожей на клюв птицы пастью и понеслась на него.
   - Так это же уже давно вымерший на земле летающий ящер! - выкрикнул вспомнивший о нарисованной картинке в учебнике по истории Антон и, выронив из рук брюки, спрятался за дерево.
   Проскочивший мимо ящер не успокоился утратою, по всей видимости, очень лакомой для него добычи. Круто развернувшись в обратную сторону, он, взмыв на своих мощных крыльях в воздух, снова нацелился на Антона. И тот, отбежав в сторону, поспешил укрыться за другим деревом. Привычный к подобным преследованиям добычи летающий ящер все повторял и повторял свои попытки, изо всех своих сил пытаясь добраться до Антона, а насмерть напуганный Антон в поисках надежного укрытия, где бы это крылатое чудище не могло его достать, все бегал и бегал от одного дерева к другому. Но все его попытки избавиться от напавшего на него хищника были тщетными: подвижный и очень ловкий ящер доставал его везде. А когда к преследовавшему Антона ящеру присоединился еще и другой такой же крылатый хищник, то ему уже стало совсем невмоготу. Неутомимые при преследовании добычи ящеры без конца заставляли уставшего в этой безудержной гонке Антона перебегать из оказавшегося слишком ненадежным одного места укрытия в почти такое же другое место.
   Спроси сейчас у Антона, как долго он бегал тогда от ящеров по папоротниковым джунглям, он не сможет ответить. Да, и не было у него тогда возможности вести счет времени. Сколько раз он тогда, остро ощущая над своей головою их острые коготки, почти чудом спасал самого себя, ныряя под подвернувшийся ему укрытый густой и противной слизью выворот. К его перемазанному в липкую слизь телу все время прилипала болотная тина. Перемешиваясь между собою, эта их смесь образовывала на теле Антона прочный слой грязи, который мгновенно затвердевал от жары в редкие мгновения отдыха. И снова гонки, и снова к уже образовавшему слою прилипает тина и слизь. Накопившаяся на его теле с излишком грязь во время стремительных перебежек через густые папоротниковые заросли отваливались от Антона кусками. Но не надолго, так как очистившиеся от грязи участки тела всего через мгновение снова укрывались твердой корочкою спекшейся грязи. Со временем Антон превратился в страшно уродливое чудище, способное напугать любого человека, но не его преследователей. Изнывая от усталости, Антон уже с трудом заставляя самого себя спасаться в стремительных перебежках от клювов хищников.
   - Еще несколько таких перебежек, - подумал втискивающийся между двумя стволами древовидного папоротника Антон. - И уже никакая сила не поможет мне не только встать на ноги, но и даже приподняться с земли.
   Антон уже даже и не надеялся обрести ее в себе, но подобная сила все же подоспела к нему на помощь. И этой ничем неодолимой борьбе за собственную жизнь силою оказался к немалому удивлению уже думающего, что ему на этот раз уже не удастся спастись от этих загнавших его до полусмерти ящеров, Антона - его долг перед любимым человеком.
   - Ты должен жить! Ты не имеешь никакого права оставлять меня одну! - кричала ему в его видениях горестно заламывающая над собою руки Валя.
   А он не мог оставлять умоляющие его ее крики без ответа, не хотел даже делать вид, что перед нею он свободен от всяческих обязательств. И Антон, пусть и через силу, все заставлял и заставлял себя подниматься с земли и перебегать на другое место, еще на один миг, отгоняя от себя смерть.
   Антон понимал, что так долго до бесконечности продолжаться не может, что очень скоро даже имя возлюбленной не поможет ему подняться с земли. Теряя надежду на спасение, Антон уже мысленно с нею прощался и только по привычке, пока еще обволакивающее все его естество усталость не сломило его волю и желание жить, неторопливо, не желая тратить остатки сил на излишнюю суету, уклонялся от их яростных атак. При этом, радуясь, как ребенок, и, заливаясь громким истерическим смехом, протягивал им вслед две скрученные из трех пальцев фиги.
   - Вот вам, а не обед, черт бы вас побрал! - кричал Антон улетающим на очередной вираж ящерам. - Простите, господа, но время вашего обеда еще не наступило!
   Ящеры, ничем не реагируя на его оскорбительные крики, продолжали свои атаки. И настало время, когда его собственное тело отказала Антону в повиновении. Он уже больше не ощущал в себе сил поднять с земли, после своего очередного уклонения от атаки ящеров.
   - Все, - обреченно подумал Антон, с равнодушным безразличием наблюдая, как ящеры готовятся для своего очередного на него нападения. - Я уже отбегался....
   Стараясь не думать о скорой неминуемой смерти, он окинул прощальным взглядом еле просматривающиеся в кронах голубые небеса, а потом заскользил им по верхушкам безучастных к его горю окружающих его папоротников. Задержавшись на мелькнувшем между стволами просвете, он уткнулся на черневшее позади деревьев пятнышко.
   - Такого просто быть не может! - вскричал задрожавший всем своим телом от ярко вспыхнувшей в его душе надежды на скорое освобождение от всего этого ужаса Антон. - Это мне просто, кажется! Но почему не может быть? - возразил сам себе Антон. - Я же и раньше знал, что вход в пещеру уже совсем близко....
   Усталость отступила. Уклонившийся от встречи со стремительно несущимися на него ящерами Антон выскочил на полянку и помчался в сторону тихо раскачивающегося перед ним в черном густом тумане бесконечности входа в пещеру.
  
   1993 год.
  
  
  
  

Глава четвертая.
МИР ТЕСЕН.

   Отпущенная Павлу неделя для обустройства личных дел пролетела для него в нескончаемых хлопотах, как один день. За это время он обставил мебелью полученную квартиру, встретил свою обалдевшую от счастья жену, устроил ее на работу, а дочку в детский сад.
   - Дорожи своим мужем, - неустанно повторял Павел своей половинке. - Сама видишь, как ценит его начальство. С подобным усердием в службе я через десять лет не, наверное, а точно, стану полковником, а там глядишь уже совсем близко и до генерала.
   Пришло время приступать к своим новым обязанностям, и Павел снова оказался в кабинете генерала.
   - Я хочу, чтобы вы, старший лейтенант, твердо уяснили для себя с самого начала, что вас перевели ко мне не для отдыха, что ваша служба у меня будет намного ответственней, чем была раньше.
   Павел, выражая свое полное согласие со словами генерала, только молча кивнул головою.
   - Я всегда придаю особое значение личной благоустроенности подначальных мне офицеров, - продолжал свои наставления генерал. - Семья - это крепкий и самый надежный тыл для советского чекиста. Чем крепче и надежен тыл, когда чекисту не приходится за него волноваться, тем выше результативность его службы на благо своей любимой Родины, тем больше успехов в поручаемых ему делах. Вы уже знаете из опыта вашей предыдущей службы, старший лейтенант, какие воистину титанические задачи поставил Советский народ перед своим политическим управлением и какая тяжелая ноша взвалена на плечи каждого нашего сотрудника. Чтобы успешно справляться с поставленными перед нами задачами, органам Государственной безопасности нужны стойкие и надежные люди. К сожалению, в наши ряды затесались трусы и малодушные люди, и, что особенно нас беспокоит и тревожит, наши идейные враги. С трусами и глупцами бороться легче. Они проявляют себя при первом серьезном испытании. И мы расстаемся с ними без сожаления. Без сожаления, старший лейтенант! - еще раз подчеркнул генерал понравившуюся ему мысль.
   Павел внутренне вздрогнул от генеральского намека, но поезд уже пошел, а на ходу выскакивать из вагона опасно для жизни. И ему больше ничего не оставалось, как только молча кивать головою в знак своего согласия. В противном случае он тут же будет обвинен в трусости или в малодушии, и с ним расстанутся без сожаления.
   - Ничего не поделаешь, - подумал Павел, догадавшись, что генерал намеревается использовать его в таких делах, при выполнении которых очень большая вероятность перегнуть палку в ту или иную сторону, и тогда эта его угроза будет использована немедленно. - В этом мире абсолютно свободен только один Господь бог. Да, и то утверждают, что Он не существует, что Он только основанная на корысти выдумка всяких там лживых попов и недалеких людей. Мне еще рано жить собственным мнением, мое время излагать ничем неопровержимые мнения и мысли еще не наступило.
   - А вот с врагами, - продолжал свои наставления генерал, - намного сложнее. Враг не может быть трусом и малодушным. Он умный и изворотливый. Вы меня поняли, старший лейтенант!?
   - Так точно, товарищ генерал, - поспешил с ним согласиться Павел. - Нам просто необходима высокая революционная бдительность, чтобы успешно разоблачать этих затесавшихся в наши ряды оборотней.
   - Я рад, что вы эти прописные для всех нас истины так хорошо понимаете, старший лейтенант, - с явным удовлетворением буркнул генерал. - Рано или поздно эти враги хоть на чем-то, но споткнуться, хоть чем-то себя проявят. И мы не промедлим воздать им полностью по их, кстати сказать, заслугам. Но мы не имеем права на ошибку. Каждый верный и беззаветно преданный идеям коммунизма наш сотрудник должен быть уверен, что мы его в обиду не дадим и при необходимости защитим. В нашей невероятно сложной и переполненной множеством всевозможных хитросплетений жизни никто из нас не может быть застрахован, что наши ближайшие родственники могут оказаться на стороне врага. Так как же нам поступать в подобных случаях, старший лейтенант?
   - Наша мудрая партия учит, что дети за грехи своих отцов не отвечают, - ответил общепринятыми словами на подобный вопрос генерала не растерявшийся Павел. - Отсюда следует, что и наши сотрудники за своих сбившихся с истинного пути родственников не должны нести ответственности.
   - Все правильно, старший лейтенант, - одобрил его слова удовлетворенно хмыкнувший генерал. - Но как нам в подобных случаях убеждаться, что попавший в затруднительное положение не по своей вине наш сотрудник действительно достойный всяческого доверия честный и достойный человек, а не затесавшийся в наши ряды злобный и коварный враг?
   - Не знаю, товарищ генерал, - честно признался в своей неготовности так сразу отвечать на такой непростой вопрос Павел. - Прежде чем ответить на ваш вопрос, мне необходимо не только знать, но и изучить самым тщательным образом все, что касается самих отступившихся родственников и самого нашего сотрудника. В таком сложном и ответственном деле нет, и не может быть, заранее известного решения. При определении дальнейшей судьбы любого человека следует учитывать множество характеризующих его факторов и не поддающих сомнению доказанных следствием улик.
   - Я очень рад подобному вашему ответу, потому что именно сейчас я посылаю вас для расследования одного из подобных дел. Во время расследования заодно и подумаете над моим вопросом. В приемной у секретаря получите все необходимые документы. Буду ждать от вас не только информации о ходе расследования, но и ваши предложения, как нам следует поступать в подобном случае.
   - Слушаюсь, товарищ генерал, - проговорив установленную уставом фразу, Павел повернулся через левое плечо и вышел из кабинета генерала в приемную.
   Примерно через час он позвонил на работу жене, уже отъезжая от одного из московских вокзалов. Павел, зная, что успешное выполнение данного поручения определит всю его дальнейшую карьеру, готовился приложить все свои усилия и знания, чтобы генерал остался доволен. Павел знал, что отпускать из рук только что словленный им хвост удачи, будет для него не только не умно, но и опасно.
   Проснувшаяся Холида сладко потянулась и открыла глаза. В номере царил приятный для ее глаз полумрак, и только проникающая через открытую форточку утренняя прохлада неприятно пощипывала по пригревшемуся под теплым одеялом ее телу. Неприятно поморщившаяся Холида присела на кровати и, опустив свои стройные ножки в шлепанцы, подошла к окошку. Уже было достаточно светло, но определиться со временем из-за нависающих над городом туч ей не удалось. Опустив штору на место и набросив на себя халатик, она повелела вызванной служащей гостиницы приготовить ей ванну. Недовольная ранним подъемом горничная молча кивнула головою и ушла в туалетную комнату. А устало вздохнувшая Холида, снова опустившись на мягкую кроватку, начала внимательно рассматривать в маленьком зеркальце свое отражение.
   - Ну, и чем же я не невеста? - с удовлетворением буркнула она смотревшей на нее из зеркальца юной красивой половчанке. - С такой красотою я снова буду сводить с ума всех окружающих меня мужчин.... Я снова стану вытворяться с ними все, что мне заблагорассудится....
   Приготовившая ванну горничная убежала, громко хлопнув дверью, а опустившаяся в теплую воду с головою Холида заплескалась в ней, смывая с себя многовековую грязь. Выкупавшись, она распустила свои длинные черные волосы и в ожидании, пока они высохнут, начала подбирать более всего подходящее, по ее мнению, для завтрака в ресторане платье. Громко застучали по окнам гостиницы, посыпавшие с прохудившихся небес струйки дождя, поднимая разоспавшихся постояльцев. И гостиница, потихонечку оживляясь, начала переполняться визгливыми женскими головами и не менее пронзительным детским хныканьем. Хмурые и неразговорчивые, после вчерашней гулянки, мужчины молча выслушивали упреки своих недовольных жен и спешили закрыться от них в туалетных комнатах, где у них были припрятанные на опохмелку заветные бутылки с коньяком. Опохмелившись и намного повеселев, они снова представали перед взыскательными взорами своих недовольно хмурившихся жен, которые старательно делали вид, что не догадываются о причине их внезапного выздоровления. Утреннее оживление потихонечку утихло, и постояльцы поспешили в расположенный на первом этаже гостиницы ресторан. Вышла из своего номера и Холида. Она с гордо приподнятой головкою неторопливо спустилась по усланной ковровой дорожкою лестнице, с удовольствием ощущая на себе восторженные мужские взгляды, и, открыв дверь, вошла в зал ресторана. Окинув пренебрежительным взглядом развешенные по стенам картины, она присела за приглянувшийся ей стол и взяла в руки лежащее на нем меню.
   - Я вам не помешаю? - услышала она рядом с собою приятный женский голос.
   Оторвавшаяся от чтения указанных в меню блюд Холида окинула изучающим взглядом остановившуюся возле нее уже немолодую женщину. Звонкий голосочек так не соответствовал ее возрасту, что немало удивленная Холида рассматривала ее чуточку больше, чем полагалось смотреть на незнакомого человека. Спохватившись, она, торопливо кивнув головою, смущенно проговорила:
   - Да, пожалуйста, вы мне нисколько не мешаете....
   - Ожидали увидеть молодую и красивую девушку? - посмеялась над ее смущением вовсе не обижающаяся на ее оплошность женщина. - Не смущайтесь, во всем виноват мой моложавый голос.... Но я на него не в обиде....
   Еще более смутившаяся Холида попросила подсевшую к ней за столик незнакомку помочь ей в выборе блюд.
   - Просто в глазах рябит от незнакомых названий, - пробормотала она окинувшей ее удивленным взглядом женщине.
   - Передайте мне меню, и я закажу вам, что-нибудь подходящее для легкого завтрака, - охотно согласилась ей помочь быстро справившаяся со своим удивлением женщина и, как бы невзначай, полюбопытствовала. - Надеюсь, что вы в средствах не стеснены?
   - В чем? - переспросила ее Холида.
   - В деньгах, - объяснила ей осветившаяся понятливой улыбкою женщина. - Вы, по всей видимости, совсем недавно приехали в наш город?
   - Да, вы правы, - не стала спорить с ней Холида, - но денег у меня достаточно....
   Женщина сделала заказ подбежавшему к ним официанту и, окинув смутившуюся Холиду вызывающим доверие взглядом, тихо проговорила подбадривающим голосом:
   - Вы только не обижайтесь на мое любопытство, но свое платье вы покупали в нашем универмаге и оно, как мне думается, очень дорогое?
   - Да, ответила снова не ставшая с нею спорить Холида. - но оно мне нравится, и я нисколько не жалею потраченных денег....
   - Я не спорю, - поспешила ее успокоить женщина. - Это платье неплохое.... И для большинства советских женщин такое платье просто несбыточная мечта. Но вы девушка состоятельная, и вполне способны иметь действительно хорошее платье?
   - Но где эти хорошие платья продаются? - смущенно проговорила неожиданно ощутившая себя в новом дорогом платье очень неуютно Холида.
   - Я знакома с хорошими портными и могла бы порекомендовать вас им, но....
   Оно на этом слове немного замялась и, еще раз окинув внимательно слушающую ее Холиду изучающим взглядом, добавила:
   - Но их услуги стоят недешево....
   Убедившись по реакции Холиды на ее намек на возможные, если она согласиться воспользоваться ее рекомендациями, немалые расходы, что они ее нисколько не беспокоят, подсевшая к ней за столик незнакомка начала перечислять их обычные за свои услуги гонорары.
   - О чем вы только говорите? - тихо запротестовала уже сгорающая от нетерпения Холида. - Хорошая работа всегда стоит немалых денег. Я буду очень благодарною, если вы порекомендуете меня этим портным....
   Одобрительно кивнувшая в ответ женщина вытащила из своей сумочки карандаш и, написав на клочке от бумажной салфетки несколько адресов, передала ее Холиде. Обрадованная, что ей, наконец-то, удалось нащупать ниточку от скрытой от нее жизни, Холида, играя роль простодушной провинциалки, осторожно расспрашивала свою новую знакомую. А та, поражаясь ее неосведомленностью, охотно выдавала ей так необходимую для каждой красивой девушки информацию. И еще не одна салфетка перекочевала в карман платья Холиды.
   Холида не знала, что ей в своем желании непременно превратить саму себя в самую красивую и обаятельную женщину придется так много колесить по городу, посещая подчеркнуто бедные квартиры обслуживающих всю элиту советского общества мастеров. Денег она не жалела. И они у нее таяли с невероятной быстротою. Не забыла она и о понравившемся ей молодом офицере из далекого от Ленинграда приморского поселка. Воспользовавшись своим нахождениям в крупном городе, Холида заказала у порекомендованных ей портных несколько костюмов и для него. Ощущая саму себя в этой открывшейся для нее тщательно скрытой от глаз простых советских людей жизни, как рыба в воде, ей очень хотелось остаться жить в Ленинграде или, на худой конец, переехать в Москву. Но она, опасалась оставлять без надзора пещеру с заплутавшим в дремучих лесах древнего царства природы Антоном, все-таки собиралась возвращаться в приморский поселок.
   - Если произойдет самое невероятное и Антону все же удастся вернуться в наше время, - думала строившая планы на будущее Холида, - то мне, находясь рядом с заколдованной пещерою, будет намного легче вмешаться, чтобы снова загнать его в прошедшие времена.
   Чем больше она узнавала о жизни советского общества, тем больше возникало ставящих ее в непроходимый тупик проблем. Особенно ее обеспокоило то обстоятельство, что в этой стране все граждане должны были хоть где-то, но работать.
   - Зачем мне работать, если у меня и так много денег? - спрашивала она саму себя и, посетив уже ей знакомый банк еще раз, начала осторожно выспрашивать об этом своем затруднении новую знакомую.
   И та, вволю повеселившись над наивностью провинциальной простушки, подтвердила, что каждому советскому человеку полагается числиться на работе в какой-нибудь организации, что Советское государство желает знать, где и как именно он зарабатывает на свою жизнь деньги.
   - Но, - подмигнув Холиде, продолжала она свои пояснения, - надо уметь различать тех, кто числится на работе, и тех, кто действительно работает....
   По ее словам выходило, что в этой стране умные люди только числятся на работе, а всякие там недоумки, которых в любом обществе большинство, работают за себя и за них.
   - Желающие верить во всякие бредовые идеи и горбатить во имя их свои спины в любом обществе всегда больше, чем достаточно, - с ехидным смешком закончила ее знакомая свои пояснения. - И умные люди, поддерживая и одобряя в этих простаках несбыточные желания, всегда отыщут для себя способ, чтобы им самим прямо сейчас, а не в каком-то там далеком будущем, была обеспечена богатая и достойная жизнь.
   - Вот бы и мне зачислиться хоть на какую-то работу, - подумала Холида и, вспомнив об врученных ей знаменитым волшебником книжках, тут же перерыла в их поисках свои распухшие в последнее время чемоданы
   Одна из них оказалась ее паспортом, а вот другая было именно тем документом, который и нужен был для обеспокоенной Холиды, ее трудовой книжкою. Она была еще совсем новенькою, и ней пока еще было всего несколько записей, из которых Холида узнала, что она числилась посудомойкою в буфете. Узнав о себе такое, Холиде стало обидно до слез.
   - И надо же было написать знаменитому волшебнику обо мне такое непотребство, - вполне искренне возмутилась про себя Холида. - Хорошо еще, что в действительности я не имею с этим мытьем посуды ничего общего. Иначе, я просто сгорела бы от стыда.... И надо же было волшебнику такое для меня придумать, чтобы дочь могущественного хана мыла за этими ничтожными людишками грязную посуду! Это просто неслыханное оскорбление для бывшей шибианки! Мой отец непременно отрубил бы голову любому только за одно предположение про его возлюбленную доченьку!
   Немного успокоившись, Холида вспомнила, как, пробегая мимо одного из бурлящих по всему городу митингов, она краешком уха услышала, как выступающие с трибуны хвастались слушающим их людям, что они вышли из самых низов эксплуатированного народа.
   - Вот и у меня сейчас самое, что ни есть, пролетарское происхождение, - грустно улыбнулась она и начала читать вторую в ее трудовой книжке запись
   Согласно второй записи она работала актрисой в театре. Кто такая актриса она уже знала и против этой своей новой профессии ничего не имела.
   - Я всю свою земную жизнь играла роли богатых и очень состоятельных невест, поэтому могу считать саму себя очень даже талантливой актрисою, - осветилась Холида вполне удовлетворенной улыбкою, вспоминая о своем многовековом существовании. - И самая любимая моя роль - роль красивой и соблазнительной для всех земных мужчин девушки.
   Перечитав, но уже более внимательно, короткую запись, она заметила, что в ней отсутствует дата увольнения из театра и номер какого-то там приказа. Холида взяла в руку ручку и. обмакнув перо в стоящую на столе чернильницу, только хотела написать недостающие сведения, но, немного подумав, решила, что ей будет лучше сделать это позже.
   - Я же не обладаю видением будущего и не могу знать, что мне будет уготовано в самом ближайшем будущем, - благоразумно подумала она, отложив ручку в сторону.
   Перепрыгивая через ступеньку, Саня спустился с лестницы и, остановившись у почтового ящика, вытащил из него за выглядывающий уголок белый конверт.
   - От мамы, - отметил узнавший ее почерк Саня и, опустив письмо в карман гимнастерки, поспешил к поджидающей его полуторке. Порывистый ветерок хлестнул по лицу Сани начинающимся дождиком. И он, неприятно поежившись, осмотрел небосклон. Над примолкшим поселком нависала огромная черная туча.
   - Вот и закончилось Бабье лето, - с грусть подумал он и заскочил в раскрытую водителем кабину.
   - Скоро врежет, - то ли восхищаясь, то ли огорчаясь, недовольно буркнул водитель.
   - И как мне думается, до весны нам уже хорошей погоды не видать, - ответил ему в тон Саня.
   Водитель нажал на педаль газа и машина, недовольно заурчав, рванулась с места и помчалась по тихим улочкам просыпающегося поселка. А Саня, зябко прислонившись к спинке сидения, задумался о своих непростых отношениях со своей мамою и о запавшей в его сердце исчезнувшей красивой девушке с чудными раскосыми глазами.
   Настоятельно требующие своего немедленного разрешения неотложные дела до того закрутили еще не совсем привыкшего к своей беспокойной службе Саню, что он до самого обеда колесил на полуторке по разбитым дорогам района. Смертельно уставший и весь обрызган грязью, после беспрестанного подталкивания буксовавшего грузовика, Саня, прихватив по дороге у дежурного специальную для органов Государственной безопасности почту, вошел в свой уютный кабинет. Очистившись от грязи и, приняв теплый душ, он опустился в мягкое удобное кресло и, положив ноги на стол, занялся корреспонденцией. Вначале он вскрыл конверт письма мамы и, развернув вложенный в него двойной листок ученической тетради, с ласково снисходительной улыбкою прочитал, что благодаря Господу богу она жива и здорова, что она низко ему кланяется и передает поклоны от всех соседей и знакомых. Мать благодарила своего сына за присланные ей деньги и просила больше не беспокоиться, а всю свою заработную плату тратить на самого себя.
   - Не успел ли ты, сынок, найти для себя невесту? - спрашивала его мама. - Если у тебя еще нет ее, то к моей соседке по квартире приехала погостить племянница, очень хорошая девушка. Я даже ей уже намекнула, что было бы неплохо вас познакомить.
   Мать написала ему о нескольких знакомых, с детьми которых он дружил в детстве, увезенных ночью прямо с постели и спрашивала:
   - Не занимаешься ли ты, сынок, подобными арестами? Очень прошу я тебя уволиться с такой нехорошей службы и возвращаться домой, а я буду тебя ждать. Помни, сынок, что ты дал мне слово оставаться хорошим человеком. Я хочу тобою гордиться, а не стыдиться за тебя.
   Настроение у Сани испортилось: его неграмотная мама, как всегда, не могла видеть за этими арестами ее знакомых развернувшейся по всей стране, особенно в последнее время, ожесточенной борьбы за сохранение и упрочение завоеваний Великого Октября, продолжения борьбы рабочего люда с остатками эксплуататорского класса и их пособниками.
   - Какие слова я должен сказать тебе, мама, чтобы ты поняла простую истину, что в стране победившего пролетариата просто так людей не арестовывают! - с горечью восклицал про себя Саня. - Если арестовали кого-нибудь органы Государственной безопасности, значит они не такие прекрасные люди, как мы раньше о них думали! Почему ты, мама, не можешь поверить, что эти хорошие люди своей подрывной работаю, не только мешают нам жить и строить свое счастливое будущее, но и всеми силами стараются снова загнать всех нас в проклятое прошлое, чтобы, наживаясь на нашей беде, обеспечивать самим себе привольную жизнь? И откуда, мама, у тебя могла взяться эта совсем мне непонятная жалость и сочувствие к тем, кто раньше при навек проклятом царизме не считал тебя за человека, заставлял тебя горбатить на себя спину и держал тебя в черном теле!? И не только эксплуатировал твои слабые женские руки, но и, внушая тебе оболванивающие твою голову мысли, заставлял думать, что они о тебе думают и заботятся, что ты без их сочувствия и понимание могла бы просто умереть голодной смертью. Так это ли их к тебе хорошее отношение, мама!? Нет и еще раз нет! Это не только самая жестокая эксплуатация человека человеком, насилие над его личностью, но и непременное желания выглядеть в глазах своих рабов хорошими и достойными всяческого уважения людьми. Ну, и черт с ними, нашими извечными врагами, помещиками и капиталистами, пусть они продолжают гнить дальше на своем излюбленном Западе! С ними мы уже за все поквитались сразу же после Великой Октябрьской революции, а вот с их бывшими лакеями и холуями, которые все еще остаются в массе Советского народа, дело намного сложнее. Они с одной стороны, как бы ближе к нам, рабочим и крестьянам. А с другой стороны они утратили бывших кормильцев, от которых они получали не только средства на безбедную жизнь, но и немало объедков с их ломившихся от всякой всячины столов. Эти подачки позволяли бывшим холуям и лакеям считать самих себя белой костью и. представляя о самих себе, как о людях высшего сорта, задирать перед нами, людьми труда, нос. Только и поэтому они сейчас ненавидят нас лютой ненавистью, что мы лишили их собачьих должностей, заставили их вспомнить о человеческом достоинстве и начинать думать не только о собственном благополучии, но и о счастье и процветании всего Советского народа. Утратив свою исключительность, они впервые осознали всю свою никчемность и постоянную угодливую готовность, чтобы пресмыкаться за кусок хлеба перед любым ничтожеством. Теперь им приходится самим добывать средства на жизнь. Но они к этому не привыкли и не учились в своей унизительной для любого человека переполненной всяческими просто омерзительными подлостями жизни. Вот только и поэтому они сейчас переполняются лютой ненавистью к тем, кто освободил их от нищеты своих былых устремлений, всеми своими силами пытаются не помочь нам строить свое счастливое будущее, а только по возможности всовывают палки в колеса победившего пролетариата. Как бы нам сейчас хорошо жилось без этих остатков эксплуататорского класса!? Непременно в роскоши купались бы!? Но вместо желаемого благополучия мы сейчас из-за этих жалких отбросов капиталистического мира еле сводим концы с концами. А почему!? Потому, что эти хорошие люди растаскивают народное добро, а то и просто его уничтожают. Каким же это надо быть извергом, чтобы со спокойной совестью губить то, на что можно было бы накормить голодных детей и обеспечить и без того несчастным старикам, всю свою жизнь гнувших спину на проклятых кровососов, спокойную и всем обеспеченную старость. Так что ты, мама, прикажешь с ними делать! Может, мы еще должны молиться на этих таких хороших людей? Нет, этим выродкам человеческого рода, мы спуска не дадим! Одно из двух: или они станут жить, как и весь Советский народ, честно, или мы сошлем их в такие места, где они будут просто вынуждены жить по правилам, которые подобают каждому хорошему человеку, чтобы приносить советским людям пользу, а не вред.
   Не откладывая дела в долгий ящик, он тут же начал писать маме длинное резкое письмо.
   - Вот так, - негромко подумал вслух Саня, запечатывая конверт и подписывая на нем адрес, - хватит, мама, жить иллюзиями. Надо иногда опускаться и в неприглядную действительность.
   Среди служебной корреспонденции он обнаружил и ответ на его запрос из города Ленинграда.
   - Козлов Антон Иванович, - читал Саня, - действительно проживал в городе Ленинграде по указанному адресу, но, после ареста его матери, Козловой Евгении Федоровны, в настоящее время осужденной за вредительскую деятельность против Советской власти на длительный срок, он уехал из города Ленинграда в неизвестном направлении.
   Дальше следовали подписи ответственных товарищей из органа Государственной безопасности, и была поставлена круглая печать.
   - Так вот значит, какой ты, Антон Иванович, - подумал об Антоне сожалеющий, что не сразу установил за ним надежного надзора Саня. - Притаился, чтобы прикинуться самым настоящим ангелом, в глухом месте. А как только тобою занялись органы Государственной безопасности, так ты тут же удрал из пригревшего тебя рыбацкого селения в надежде, что тебя посчитают утопшим. Никуда ты от нас не денешься, голубчик. Мы тебя и из-под земли достанем.
   И, как бы в подтверждение своих слов, Саня тут же позвонил начальнику милиции.
   - Как продвигается следствие по делу исчезновения гражданина Козлова? - услышав в трубке знакомый бас начальника, поинтересовался Саня.
   - Так я же вам уже докладывал об этом, товарищ Лобов, - с удивлением ответил ему начальник милиции. - Дело в связи с исчезновением гражданина Козлова прекращено. Следствие установило, что гражданин Козлов утонул во время купания, а его тело унесло в море.
   - Государственная безопасность, к счастью, не такая наивная, как наши органы внутренних дел, - насмешливо буркнул Саня. - Я не сомневаюсь, что гражданин Козлов, почувствовав, как сгущается над ним опасность, удрал и затаился, где-то в другом месте. Я настоятельно прошу вас прислать ко мне расследовавшего дело об исчезновении гражданина Козлова следователя ко мне.
   - Как прикажете, товарищ Лобов, - ответил немного смутившийся начальник милиции. - Мы с вами делаем одно и тоже дело. Нам положено помогать друг другу и содействовать во всем....
   - Очень рад слышать такие слова, - недовольно буркнул положивший трубку на место Саня.
   Примерно через час в его кабинет постучал молодой и энергичный следователь с материалами расследования в руках.
   - Старший лейтенант милиции Игнатов, - представился он Сане.
   Саня поздоровался с ним за руку и, предложив стул, попросил материалы расследования. Вчитываясь в протоколы допросов, Саня с недоумением отмечал, что следователь уделял нежеланию хозяйки дома, у которой гражданин Козлов снимал угол, поселять в своем доме Козлово Антона намного больше внимания, чем расследовал само его исчезновение. Однако, закрыв последнюю страницу материалов следствия, он был вынужден признать, что Игнатов свое дело знает и, если бы это был просто рядовой случай, то на основании его расследования можно было поставить точку.
   - А кем вам приходится Радионова Екатерина Никаноровна? - как бы невзначай, задал он вопрос смутившемуся под его пристальным взглядом следователю.
   - Она моя теща, - внутренне похолодев от одного только предположения, что его раскусили, смущенно буркнул Сергей.
   - Умный, - отметил про себя Саня, - и напуганный.... Тем лучше для меня. Он будет работать, как вол, добывая самые неопровержимые факты, чтобы выгородить самого себя.
   И Саня, похвалив следователя, добродушно буркнул, что, если бы не его уверенность, что гражданин Козлов пытается убедить органы дознания в своей смерти, то он и сам пришел бы к подобным выводам. Саня попросил старшего лейтенанта не закрывать дело, а незаметно для проживающих в приморском селении рыбаков разузнать, кто именно оказывал Козлову помощь в трудоустройстве и его возможные связи.
   У насмерть перепуганного Сергея, после совсем уж неожиданной для него похвалы, немного отлегло от сердца.
   - Как хорошо, что начальник посоветовал мне самому провести расследование дела по исчезновению этого неизвестно зачем приехавшего в наши края Козлова Антона, - ликовал немного успокоившийся Сергей. - А то сидеть бы мне вместе со своей дорогой тещею в кутузке и готовиться к ударному труду на лесоповале. Это еще в лучшем случае, а в худшем....
   Что с ним было бы в худшем случае, Сергею не хотелось даже думать. Словив на лету мысли офицера из Государственной безопасности, он тут же начал высказывать подготовленные им с самого начала расследования соображения:
   - Я считаю, что надо установить наблюдение за председателем рыбацкой артели и председателем сельского совета, товарищ Лобов.
   - За председателем сельского совета? - переспросил удивившийся его предложению вспомнивший о неказистом Егоре Кузьмиче Саня.
   - Так точно, товарищ Лобов, - не став отказываться от своих слов, Сергей начал аргументировать свое предложение. - За неделю до исчезновения гражданина Козлова видели прогуливающимся с дочкою этого самого Егора Кузьмича....
   - Но почему об этом ничего не сказано в материалах расследования? - переспросил еще больше удивившийся Саня.
   - Об этом я узнал только вчера от своей тещи и не успел еще приобщить его к материалам расследования, - поторопился с заранее продуманными им объяснениями Сережа.
   - Но ведь само дело об исчезновении Козлова уже было прекращено? - с еще большим недоумением уточнил у следователя Саня. - Так почему вы решили продолжить расследование?
   - Я интуитивно ощущал, что нам к расследованию дела по исчезновению Козлова еще придется возвратиться, товарищ Лобов, - отрапортовал не растерявшийся Сергей.
   - Что ж совсем неплохо.... С умным и знающим свое дело человеком работать не только легко, но и приятно, - с похвалою отозвался о проявляющем инициативу следователе Саня - И, как мне думается, что я с вами, товарищ Игнатов, сработаюсь. Продолжайте и дальше в том же духе.... Держите меня в курсе даже малейших изменений в этом очень непростом деле.
   Отпустив понравившегося ему следователя, Саня уселся за составления очередного донесения, о котором ему уже напоминали в недавнем звонке из областного отдела Государственной безопасности. Уже было довольно поздно, когда Саня, дописав последнее предложение донесения, собрал со стола исписанные листы и закрыл их в сейфе.
   - Завтра их отпечатаю и пошлю по назначению, - с удовлетворением буркнул собирающийся идти домой Саня.
   На улице, к еще большему его удовлетворению, было тихо и тепло. И Саня, засунув руки в карманы гимнастерки, неторопливо зашагал по освещенной редкими фонарями улице. Задумавшись о беспокоящих его в последнее время проблемах, Саня даже и не заметил, как оказался возле железнодорожного вокзала. Глухо застучал подходивший к станции пассажирский поезд. И Саня, даже сам не зная, зачем он это делает, прошел на перрон и начал с интересом всматриваться в окружающую его суету людей.
   - Обычные люди живут себе тихой и спокойной жизнью, - подумал, как бы в продолжения своего спора с мамою, присматривающийся к веселым освещенным радостью скорой встречи с близкими или родными людьми лицам дожидающихся подхода поезда горожан Саня. - Они нас, служащих в органах Государственной безопасности людей не только не боятся, но и даже не опасаются. Наоборот, они верят нам и надеются, что мы сможем защитить их свободную созидательную жизнь.
   Но самого Саню, почему не радовали их веселые лица. Его в последнее время не только угнетало, но и даже раздражало, непонимание его собственной матерью жизненных устремлений сына, его службы и веры в окончательное торжество дела победившего пролетариата. И даже воспоминание о понравившейся ему молодой раскосой девушке, которую не смогла отыскать даже его хорошо налаженная сеть информаторов, только навеивали на удрученного размолвкою с мамою Саню какую-то уже совсем ему непонятную печаль и тоску. Саня находился в самой гуще кружившихся около него нескончаемым роем людей. Но вместо того, чтобы признать свою принадлежность ко всем этим людям, он совсем неожиданно ощутил самого себя среди них одиноким и никому не нужным человеком. Ему почему-то до слез было обидно, что с этим поездом к нему никто не приедет, что ни один из выходящих из вагонов на перрон пассажиров, не бросится к нему навстречу, не заключит его в свои крепкие объятия. А как нуждался он, смертельно уставший от ежедневного столкновения с возможными врагами народа, в этом простом человеческом участии.
   - Тяжела наша служба, но и благородная, - подумал он и только для своего окончательного успокоения тихо проговорил вслух. - Нет выше счастья для любого человека, чем быть полезным для окружающих его людей.
   Вспомнив о ласковых материнских глазах, Сане вполне искренне пожалел свою мать, такую же, как и он, одинокую и несчастную. Теперь он уже жалел, что написал ей такое резкое письмо.
   - Ведь у меня, кроме мамы, больше уже никого ближе и роднее нет на всем белом свете, - подумал он, ощущая, как необычное для него нежное чувство к своей маме обволакивает его размягченную воспоминаниями душу. - Кроме своей мамы, я уже больше никому во всем мире не нужен. И она тоже, наверное, что-то подобное испытывает ко мне. Моей маме, как мне сейчас думается, даже намного хуже, чем мне. Я еще могу завести себе семью, а у нее я буду всегда один до самой ее смерти. Тогда почему судьба заставляет нас, таких родных и близких людей, жить далеко друг от друга? Почему мы не можем понять друг друга и простить? Почему мы выбираем страдания от одиночества, а не радость от общения друг с другом? По всей видимости, во всем виновато наше сегодняшнее непростое время. Как я завидую тем, кто будет жить в построенном нами социализме. Им уже будет не нужно понапрасну мучиться и страдать, потому что мы сделает все от нас зависящее, чтобы они не только не узнали, но и, тем более, не испытывали нашей сегодняшней непростой жизни, чтобы у них было все для хорошей человеческой жизни. Только поймут ли они нас, не испытав трудностей нашей невероятно сложной сегодняшней жизни? Сумеют ли они разобраться и правильно оценить для себя в наших мечтах, свершениях и ошибках? И, в конце концов, смогут ли они быть снисходительными к тем, кому выпала судьбою возложить на свои плечи ответственность за построения основанного на принципах истинной справедливости первого в мире государства рабочих и крестьян? Нет, не поймут! - после недолгого раздумья признал для самого себя эту непривычно горькую пилюлю Саня. - Вряд ли они смогут нас понять так же, как и мы сейчас с трудом понимаем своих состарившихся родителей. У них тогда будут свои трудности и свои трудно разрешимые проблемы. Прожитые нами жизни могут показаться им такими смешными и нелепыми, не стоящими даже выеденного яйца. Им уже не надо будет опасаться, что с помощью этого все не унимающегося Запада внутренняя контрреволюция снова их закабалит и, превратив их в безгласных рабов, заставит работать на себя, как говориться, денно и нощно за мизерную заработную плату. Мы своей верной и преданной высшей справедливости службою непременно выкорчуем эту заразу еще в наше сегодняшнее время. Может, они будут осуждать нас за невольно допущенные нами, только ради их хорошего будущего, ошибки? Нет, они этого не сделают! - немного поразмыслив про себя, чуть ли не выкрикнул вслух возмущенный только одним своим предположением подобного непотребства Саня. - Это было бы слишком жестоко по отношению к нам, не жалеющим не только времени, но и даже жизни, во имя всеобщего благосостояния! Пусть мы, может быть, и мечтаем не так и поступаем иногда не так, как нужно, но они должны будет понять, что мы все это делали не из-за собственной прихоти, не из своей якобы кровожадности, а только ради их счастья, ради их будущей свободной жизни. Наши потомки будут, конечно же, намного нас образованней, но хватит ли у них ума, чтобы понять нас так, как требуется понимать и оценивать честным и совестливым людям уже прожитую их отцами и дедами жизнь!? И чтобы, даже осуждая нас за что-то, продолжать нам любить и уважать только потому, что более родных и близким к ним, чем мы, у них уже не будет.
   Представив в своем воображении заплаканное лицо прочитавшей его письмо мамы, Саня твердо решил, что по возвращению домой он сразу начнет писать другое с запоздалыми извинениями и признаниями в своей сыновней любви письмо, что он непременно попросит у нее прощение за каждую пролитую по его вине слезинку.
   - Почему в жизни мы скорее поймем чужих, равнодушных к нам, людей, чем самых дорогих и близких нам родственников? - думал и недоумевал об этом изначально неразрешимым для всех без всякого исключения живущих на земле людей вопросе Саня.
   Заполненное приятными, пусть и утомительными, хлопотами время летело намного быстрее самого резвого в степи скакуна и вот, наконец-то, настала пора собирать Холиде чемоданы, вызывать такси и отправляться на железнодорожный вокзал для покупки билета в далекий приморский поселок. В точно назначенное время поезд тронулся с места и, потихонечку набирая ход, стремительно покатил в нужную ей сторону. Всю дорогу от Ленинграда до приморского поселка красивая и обаятельная Холида очаровывала щедро посылаемых ей судьбою попутчиков мужчин. Ее природная обходительность с мужским полом размягчала им души, притупляла их настороженность и недоверчивость к незнакомым людям. И они в задушевной беседе рассказывали внимательно слушающей их Холиде не только все о своей жизни, но и обо всех установившихся в стране Советов нравах и обычаях. Слушая и старательно запоминая все, о чем они ей рассказывали, Холида все глубже окуналась в окружающую ее жизнь и, готовясь быть в ней повелительницею, а не жертвою, все больше убеждалась в правильности своего решения увлечь и женить на себе молодого офицера Государственной безопасности. Связав свою судьбу с такой могущественной организацией, перед которой тушуется даже сама Советская власть, она, обладая красотою и умом, легко добьется своей цели, а ее будущее представлялось ей не только прекрасной, но и даже очень привлекательной.
   - Я просто обязана занять достойное моей красоты место в этой, пусть и не очень мне подходящей, стране, - думала и рассуждала она по дороге. - Изменить этот полный парадоксов и противоречий мир мне, конечно же, не по силам, но я могу к нему приспособиться. Умные люди, - продолжала она, с благодарностью вспоминая о наставляющей ее в Ленинграде женщине, - к которым, безо всякого сомнения принадлежу и я сама, никогда не уподобятся нищим и слабым в жизни людям, а всегда при любых обстоятельствах непременно добьются полнокровной обеспеченной жизни.
   Подъезжая к своей остановке. Холида с волнением всматривалась в мелькающие перед нею дома, леса и поля, но ничто хотя бы знакомым ей бугорочком или плавным поворотом реки ей не улыбалось. Словно не было здесь некогда грозных и могущественных половцев, словно и она сама тоже никогда не была половецкой ханшею. Здесь все было для нее незнакомым и чуждым. И ей иногда даже казалось, что сама жизнь, отвергая ее, задержавшуюся на этом белом свете, специально изменило до неузнаваемости все вокруг, чтобы лишить ее возможности погреться возле чего-нибудь душою, и облегчить саму себя в сладких воспоминаниях об уже прожитой жизни. На перроне она присела на чемоданы и с головою погрузилась в нелегкое раздумья, что ей надобно предпринять в самое ближайшее время. Уже было довольно поздно и ей в первую очередь надо было подумать о ночлеге.
   - Мне будет лучше всего снять на сегодняшнюю ночь в местной гостинице номер, - подумала она. - Переночую в ней, а утро, как говорится, вечера мудренее.... Утром я и подумаю, что мне надобно делать дальше.
   Принявшая решение Холида подняла тяжелые чемоданы и заторопилась к выходу в поселок. По пути ей встретился прислонившийся спиною к фонарному столбу уже знакомый ей молоденький офицер. Засунув руки в карманы гимнастерки, он с пристальным интересом всматривался в кружившуюся вокруг суету приезжающих в поселок и уезжающих из него людей. От его сутулившейся фигуры повеяла на подходящую Холиду таким тоскливым одиночеством, что она, пожалев понравившегося ей офицера, сама подошла к нему. Подошла и окликнула, выражая при этом притворное недовольство, что ей, еще молоденькой девушке, приходится самой тащить такие тяжелые чемоданы. Вспыхнувшее радостным светом смущения его лицо больше самых витиеватых льстивых слов убедило Холиду, что это их встреча была для молодого офицера желанною.
   - Может, господин офицер поможет бедной девушке нести ее тяжелые чемоданы!? - услышал с головою погрузившийся в свои нерадостные размышления рядом с собою насмешливый голосок молоденькой девушки.
   - Не господин, а товарищ офицер, - недовольно буркнул оборачивающийся в ее сторону Саня.
   - Тем более, если он товарищ, - не осталась в долгу девушка и с некоторой долею язвительности рассмеялась.
   Недовольно поморщившийся Саня окинул откровенно над ним издевающуюся девушку сердитым взглядом, но, узнав в ней потерянную незнакомку, залился краской смущения.
   - Ну, так как, решаемся мы или нет? - с нарочитой нежностью проворковала девушка и, не дожидаясь, когда он избавится от смущения, пошла в сторону выхода из перрона вокзала в поселок.
   Опомнившийся Саня, догнав не оборачивающуюся в его сторону девушку, почти силою отобрал у нее чемоданы.
   - Как вы могли предположить, что я откажу вам в помощи? - укорил он покорившуюся, после недолгого сопротивления, девушку.
   - Я опасалась беспокоить такого большого начальника, - с тем же язвительным смешком подразнила его девушка. - А вдруг он рассердится на меня и арестует.
   - Не такой я и большой начальник, - оправдывался принимающий ее игру Саня, - если уже больше недели не смог отыскать в поселке такую красивую девушку.
   - Не может быть, чтобы я такая заурядная и неброская, смогла в первую же встречу овладеть сердцем советского офицера, - капризно надув свои немного припухлые губки, притворно недоумевала прекрасная незнакомка. - И не только овладела, но и заставила его томиться в ожидании скорой со мною встречи, заставила его вспоминать и думать обо мне днем и ночью.
   - Вспоминал! - с вполне искренним возмущением выкрикнул Саня. - Да, я весь район на ноги поднял в поисках своей пропажи!
   - А птичка взяла и упорхнула, - рассмеялась незнакомка, - и улечу снова. Вам меня даже со всем своим районом не удержать в такой глуши....
   - Нет уж, не выйдет, - шутливо пригрозил ей Саня. - Днем и ночью караулить птичку буду, но уже больше не упущу ее из своих рук.
   - Посмотрим, долго ли продержится у вас такое желание, - подразнила его развеселившаяся Холида. - После таких тяжелых чемоданов, вы не только не заходите со мною встречаться, но и станете обходить меня не меньше, чем на километр.
   - Ничего страшного, - парировал Саня, хвастливо поднимая тяжелые чемоданы на руках вверх. - Советский офицер не белоручка, его подобными тяжестями не напугаешь.
   Весело подшучивая друг над другом, они и не заметили, как дошли до гостиницы.
   - Я пришла, - грустно проговорила Холида. - Спасибо за помощь.... Не смею вас больше задерживать....
   - Не торопитесь прогонять меня, - улыбнулся в ответ Саня. - Вам еще понадобятся мужские руки, чтобы доставить ваши чемоданы в номер.
   Окинувшая его вопрошающим взглядом Холида согласно кивнула Саня своей прелестной головкою.
   - Хорошо, только вам придется подождать с чемоданами на улице, а я схожу к служащему гостиницы и узнаю, есть ли у них на сегодняшнюю ночь свободные номера.
   Сане было приятно доверие малознакомой девушки и он, повинуясь ее словам, терпеливо дожидался ее возвращение. Холиды не было довольно долго.
   - Неужели так долго длится простое оформление приезжего в гостиницу? - удивился обеспокоенный Саня и уже только намерился войти внутрь гостиницы и во всем разобраться самому, как увидел выходящую из дверей расстроенную девушку. - Что с вами могло произойти!? - вскричал бросившийся ей навстречу встревоженный Саня. - Чем я могу вам помочь?
   - Ничего такого страшного со мною не произошло, - успокоила его Холида. - Просто в вашей гостинице нет свободного номера, и мне предложили на сегодня переночевать в фойе. Утром мне пообещали помощь в снятии на какое-то время домика или квартиры....
   - Как это нет свободного номера!? - с возмущением выкрикнул Саня. - Такого просто быть не может! Сейчас не курортный сезон, а наш ничем не примечательный поселок даже и летом не пользуется особенной привлекательностью среди советских людей!? Я прямо сейчас потребую от администратора найти для вас свободный номер!
   - Я не хотела бы, чтобы вы обо мне беспокоились, - тихо проговорила схватившая его за руку Холида. - Мне совершенно излишни осложнения с жителями вашего поселка, в котором я намереваюсь пожить некоторое время в тиши и спокойствии, чтобы поправить свои расшатавшие нервы. А они непременно появятся, если вы устроите сейчас из-за неизвестной девушки ссору со служащими гостиницы. Я очень прошу вас не беспокоиться обо мне, тем более что они не отказывают мне в помощи, не бросают попавшую в трудное положение девушку на произвол судьбы.
   Не знающий, как ему лучше поступить в подобной ситуации, Саня остановился. Он признавал правоту ее слов, но и оставлять понравившуюся ему девушку в подобном незавидном положении хотел.
   - Может, вы согласитесь сегодня переночевать у меня, - робко предложил он, после недолгих колебаний, незнакомке. - У меня не коммунальная, а отдельная квартира.... Место в ней предостаточно, так что вы можете даже не сомневаться, что вы нисколько меня не стесните. Мне будет очень приятно принимать у себя такую прехорошенькую девушку.
   - А что может подумать обо мне ваша жена? - тихо возразила с притворной нерешительностью ему Холида.
   - Да, нет у меня никакой жены! Я живу один и мне еще не перед кем отчитываться, кого я приглашаю к себе домой. В моей квартире несколько комнат, одну из которых я готов с охотою предложить в ваше полное расположение.
   - Как порядочная девушка, я вряд ли смогу согласиться с вашим предложением, - возразила ему совсем не уверенная в своем отказе голосом Холида. - Подумайте сами, как я могу согласиться идти ночевать к незнакомому мужчине, тем более, зная, что он одинокий....
   Но вдохновленный ее нерешительностью Саня продолжал уговаривать понравившуюся ему девушку, утверждая, что он сам не видит ничего страшного в том, что попавшая в беду девушка примет его помощь, пока еще немного поломавшая Холида, не согласилась. Ощутив самого себя прямо на седьмом небе от привалившего ему нежданно-негаданно долгожданного счастья, Саня тут же подхватил ее тяжелые чемоданы и, опасаясь, как бы она не передумала, заторопился к своему дому. Открыв ключом входную в квартиру дверь, Саня напоил прекрасную незнакомку чаем и, уложив спать на собственную кровать, постелил самому себе в соседней комнате. Там он, немного поворочавшись на разосланном по полу одеяле, скоро погрузился в крепкий непробудный сон. Ему уже было нечего больше желать. Понравившаяся ему девушка нашлась и сейчас спала в соседней комнате его квартиры. Саня уже было без надобности мучиться в сомнениях, понравится ли он своей избраннице. То, что молодая красивая девушка приняла его предложение, говорило ему о многом, позволяло ему надеяться, что со временем он сможет добиться ее расположение. Для подобной уверенности у него были все основания: он был не только молодым и красивым, и у него, что всегда особенно нравится всем безо всякого исключения женщинам, огромная, почти никем не подконтрольная, власть в районе.
   А Холида еще долго не могла уснуть, прислушиваясь к долетающему к ней из соседней комнаты прерывистому дыханию Сани. Она очень хотела, чтобы он, оказавшись рядом с нею на кровати, помог ей утолить разыгравшуюся в ее нечестивом теле страсть, найти успокоение возле сильного мужского тела, но, к ее немалому сожалению, ей пока приходилось играть роль скромной порядочной девушки. Она, не собираясь затягивать свою игру надолго, уже не сомневалась, что скоро она овладеет не только его молодым пылким сердцем, но и его сильным так для нее желанным мужским телом.
   Утром Саня, оставив для Холиды на видном месте записку, вышел из дома, как всегда, очень рано. Весь день он, как угорелый, метался по району и только к вечеру вошел в свой рабочий кабинет. В нем он и написал маме второе письмо, но отправлять его не стал, подумав, что будет лучше, если он пошлет в нем и фотографию своей любимой девушки.
   - Пусть мама подивиться на ее красоту, и порадуется за своего сына, - подумал откладывающий незапечатанный конверт Саня.
   Наконец, все неотложные дела были разрешены, и сгорающий от нетерпения Саня помчался в свою квартиру. Стремительно пробежав ступеньки лестницы, он открыл ключом дверь и застыл на пороге, не узнавая своей преобразившейся квартиры.
   Отсыпаясь за всю долгую так ее измучившую дорогу, Холида спала долго. Проснувшись, она тут же позвонила в поселковый универмаг и, представившись женою лейтенанта Государственной безопасности Лобова, попросила оказать ей помощь в приобретении мебели и других, необходимых для создания в просторных комнатах Саниной квартиры уюта и комфорта, вещей. Местные советские торгаши были прекрасно осведомлены о месте проживания первых людей района и, после звонка Холиды, была срочно отправлена на торговую базу машина. И там она долго не задержалась, потому что уже к обеду все необходимое было доставлено на квартиру товарища Лобова. Такому быстрому и качественному обслуживанию непременно позавидовал бы даже избалованный покупатель загнивающего капиталистического мира. И только, наверное, поэтому сейчас застывший у порога Саня не мог узнать свою в одночасье преобразившуюся до неузнаваемости квартиру.
   - Александр, это ты? - услышал он голос Холиды. - Сбрасывай свои сапоги и одевай тапочки. Скоро будем ужинать....
   Саня сбросил с себя сапоги и, окунув ноги в мягкие удобные тапочки, прошел на кухню. Поджидающая его возвращения со службы Холида хозяйничала у плиты. В кастрюлях и на сковородках что-то шипело и бурлило, распространяя по всей квартире вкусные ароматные запахи и возбуждая у проголодавшего Сани молодой здоровый аппетит.
   - Александр, ты не злишься, что я немного похозяйничала в твоей квартире? - робко спросила его Холида.
   - Даже не знаю, что и сказать, - ответил ей восхищенный Саня. - Я словно возвратился не в свою квартиру, а в неизвестно какую совершенно несбыточную для нас простых людей сказку. Вы, прекрасная незнакомка, случайно не волшебница?
   - Нет, я только учусь на нее, - рассмеялась повеселевшая Холида и пригласила Саню к столу.
   А вы неплохая хозяйка, - с похвалою отозвался отведавший ее стряпню Саня. - Меня до сегодняшнего вечера еще никто так вкусно не кормил.
   - Только потому, Александр, что ты до сих пор не женатый, смущенно потупив свои чудные глазки, объяснила ему Холида. - Влюбленная женщина только для того, чтобы понравиться своему милому дружку способно и не на такие чудеса.
   - По всей видимости, пришло время исправить мне непростительную ошибку ранней молодости, - подыграл ей Саня. - Позвольте мне предложить вам свое сердце и руку.... Или вы будете такой ко мне безжалостной, что позволите и дальше оставаться без вашей такой неповторимо вкусной стряпни. Я же без нее очень скоро, как говориться, пропаду ни за грош.
   Но Холида не стала воспринимать его слова за шутку. Притворившись, что поверила в правду его слов, она, к полной неожиданности Сани, расстроилась и с хорошо разыгранной грустью проговорила:
   - Я бы с удовольствием приняла твое предложение, Александр, но не хочу, чтобы ты потом мною тяготился....
   - Я буду вами тяготиться! - воскликнул недоумевающий Саня. - О чем вы только говорите!? Я нисколько не сомневаюсь, что вы своей прелестью и очарованием непременно затмите всех советских девушек! Множество более достойных меня парней и мужчин только мечтают жениться на такой несравненно красивой девушке! Но ты, прекрасная незнакомка, как оказалось не только неподражаемо красивая, но и умелая хозяйка и повариха! Да, я буду только безмерно счастлив, если вы согласитесь выйти за простого лейтенанта замуж!
   И Холида, делая вид, что не без труда преодолевает свою природную застенчивость, рассказала Сане трогательную историю о молодой актрисе, которой с самого начала ее карьеры сопутствовал успех, и окружало множество поклонников, которой все предрекали большое будущее и частые поездки за рубеж. Так оно, по всей видимости, и было бы, но пошатнувшееся здоровье перечеркнула всю ее дальнейшую жизнь. Лишившись своей любимой работы и больше не в силах выдерживать изматывающего ее одиночества и сочувственных взглядов подруг, она решилась уехать из родного города куда-нибудь подальше, где ее никто не знает, чтобы немного отвлечься от горестных воспоминаний. Но поселок, куда ее забросила извечно неласковая людская судьба, ей так понравился, что она решила обосноваться в нем на постоянное местожительство.
   - Пойми, Александр, - убеждала его Холида. - Зачем тебе молодому и здоровому связывать свою судьбу со мною?
   Опытная Холида знала, чем подцепить бесхитростного Саню. Замолчав, она искоса наблюдала за его реакцией на ее слезливую ложь. А влюбившемуся в нее до умопомрачения Сане было море по колено. Узнав, что предмет его увлечения тяжело болен, он еще больше увлекся неподражаемо прекрасной Холидою. Разве способно мужское сердце не пожалеть несчастную девушку, особенно, если она самая настоящая красавица? Горячая волна многократно усиленных искренним состраданием к ее горю чувств в одно мгновение переполнило его. И он, упав перед Холидою на колени, слезно умолял ее не оставлять его, заверяя, что никогда не будет противиться ее желанию возвратиться на сцену. Смущенно утирая платочком свои наполненные притворными слезами глаза, Холида еще некоторое время не соглашалась на уговоры Сани, заверяя его, что она не может принять от него подобную жертву, что он только напрасно загубит с нею свою молодость. Но скоро она позволила себе немного смягчиться и из жалости к влюбленному парню разрешила себе его поцеловать, а потом, когда она уже совсем расчувствовалась, то не стала сопротивляться его домогательствам. И уже только с наступлением скорого рассвета, когда они немного пришли в себя от державшего их всю ночь в своих цепких объятиях безмерного счастья любви, они смогли продолжить свой разговор. У Холиды уже больше не оставалось сил для продолжения сопротивления. Она только умоляла впервые испытавшего счастья в любви Саню не узаконивать официально их отношения.
   - Нам, дорогой, ничто не мешает продолжать нашу любовь безо всяких там штампов в паспортах. Они ничего в наши отношения, в наше взаимное увлечение друг другом не добавят и ничего не в силах отобрать, - говорила она во всем согласного с нею Сане. - Поживем еще хотя бы немного без официальных обязательств, а там будет видно, как нам следует поступить. Если я тебе не надоем и по-прежнему буду тебе нужна, то тогда можно будет и узаконить наши отношения.
   А сам впервые в полной мере осознавший до чего сладкой бывает близость влюбленных друг в друга людей Саня, даже не пытался возражать своей возлюбленной. Ему по большому счету было все равно, лишь бы источник его наслаждения оставался рядом с ним. Узнав, что Саня хочет послать их фото своей маме, Холида сама затащила его к местному фотографу. Ощутив, после такого длительного перерыва, полное утоление от всегда доводящей ее до изнеможения любовной страсти, Холида старалась стать для Сани все понимающей и заботливой женою. И только поэтому, когда он вскоре, после начала их совместной жизни, принес ей свой оклад, то она настояла, чтобы Саня выслал все заработанные им деньги своей мамочке.
   - Ей, старенькой и одинокой, наверное, очень тяжело, - нежно поглаживая Саню по лицу своими пальчиками, проворковала она.
   Семейное счастье помогло Сане обрести душевный покой и поверить, что его отношения с мамою скоро наладятся, что они снова станут близкими и любящими друг друга людьми. Любуясь на свою ласковую жену-красавицу, Саня мечтал, что в первый свой отпуск он непременно покорит сердце мамы своей избранницей, и что они вместе уговорят маму уехать с ними. И заживут они тогда втроем счастливой советской семьею, полностью освобожденной от патриархальных пережитков проклятого прошлого. Во имя их такой будущей счастливой жизни и работает сейчас Саня, находясь на самом переднем рубеже в борьбе за укрепление власти рабочих и крестьян. Советская власть и выражающая интересы трудящихся масс коммунистическая партия обещали уже в скором будущем построить подобную жизнь для каждого советского человека. А он не мог не верить и, тем более, сомневаться подобным их намерениям.
   Отправивший свого новоиспеченного адъютанта Кравченко расследовать контрреволюционную деятельность матери лейтенанта Государственной безопасности Лобова Александра генерал в последнее время находился в самом скверном расположении духа. И было отчего. Он впервые за все годы своей долгой и преданной службы в органах ощутил исходящую для него опасность от выдвиженцев этого уже давным-давно словившего его на самом, казалось бы, незначительном, но очень неприглядном, отступлении от общепринятых правил никчемного и глубоко им презираемого Сатаны. Испугавшись, что его непосредственные начальники и друзья могут плохо о нем подумать, он тогда, пытаясь замять и предать забвению этот свой неприглядный проступок, был вынужден согласиться с некоторыми требованиями этого прилипчивого, как репей, и скользкого Сатаны. Будь на месте этого мальчишки Лобова какой-нибудь другой сотрудник из его ведомства, то генерал даже не стал бы обращать особое внимание на донесение с небольшого заводского поселка о неподобающем поведении матери чекиста. Он просто поручил бы местным товарищам расследовать это дело и принять по нему соответственное решение. Но в данном случае старый опытный чекист поступить подобным образам не мог. Он уже обладал немалым опытом службы в органах и хорошо для себя понимал, что даже поверхностное расследование этого дела непременно выведет следствие на него. Потому, что это он па настоянию Сатаны способствовал направлению этого Лобова на офицерские курсы и все делал для того, что бы его направили на службу в интересующий Сатану район. Для этого ему пришлось даже потребовать назначения на должность своего адъютанта этого ничем не проявившего себя на деле Кравченко Павла.
   - Теперь я уже могу понять в полной мере народное утверждение, что связь с нечистыми никогда не приносит никому желанного удовлетворения. Теперь я уже не сомневаюсь, что эта связь с нечистою силою никогда не проходит для попавшего в их сети бедолаги без последствий, чти эти нехристи никогда не оставят его в покое. Они, изо всех сил пытаясь закабалить его уже на веки вечные, все время требуют от него хотя бы в мелочах поступаться своими убеждениями, своим долгом перед народом, а со временем непременно приведут его на самое дно их адской пропасти. Ну, уж нет, со мною у них ничего не выйдет, пусть они даже не мечтают на мое с ними дальнейшее сотрудничество. Я немедленно прекращу с Сатаною все связи и сделаю все, чтобы избавить самого себя от угрожающих мне разоблачением этих порочащих честного человека связей. Но, неужели я должен опасаться и этого старшего лейтенанта Кравченко? С виду про него ничего такого не подумаешь.... Да, и на словах он тоже вполне надежный и верный Советской власти и коммунистической партии человек, - задавался в последнее время немало удручающими его мыслями генерал. - И все эти совершенно излишние в моем положении волнения и беспокойства из-за этого прилипчивого, как банный лист, поганца Сатаны. Нет, я уже больше не стану плясать под его дудку. Я вполне достаточно расплатился с ним за свою оплошность. Пусть он оставит меня в покое. Я не враг своей любимой сделавшей меня генералом Советской власти и не желаю причинять ей хотя бы малейшего вреда. А этот поганец, как мне думается, спит и видит, чтобы я своими собственными руками ее разрушал. Пришла для меня пора заканчивать с этим человеконенавистником всяческие отношения. Я сумею избавиться не только от всех его выдвиженцев, но и от самого Сатаны. Советский генерал недоступен для воздействия не только изначально покушающегося на него проклятого капитализма, но и от представляющих собою темную сторону человеческой на земле жизни сил тьмы, тем более что на нашей стороне сам Господь бог. Всевышний Творец, как давно уже всем известно, намного ближе к нам, простым людям, чем подверженная влиянию капиталистов это насквозь лживая и лицемерная церковь. А раз так, то истинная справедливость на нашей стороне. И это не может не учитывать в своих дальнейших намерениях всемогущий Господь бог. Однако, как бы там ни было, но мне не следует торопиться с окончательным разрывам с проклятым бывшим серафимом Сатаною. Вначале я должен обезопасить не только Советскую власть, но и самого себя от выдвиженцев Сатаны, а уже потом я непременно пошлю его самого ко всем четям.
   Анастасия Сергеевна получила оба письма от своего сына. Если то, что написал ее сын в своем первом письме, она не воспринимала своим разочаровавшимся в поступках новой власти сердцем, то уже написанное в его втором письме не только ее порадовало, но и заставило забиться в ответном чувстве ее материнское сердце. Она обрадовалась выбором сына такой для нее красавицы невестки. Однако, как бы там ни было, его неожиданное женитьба не была основной причиною ее радости. Сравнивая такие непохожие написанные почти одновременно письма сына, ее чуткое и все понимающее материнское сердце не могло не догадаться, что происходит в душе ее сына. Если в своем первом письме он казался ей не только непонятным, но и совсем от нее отчужденным, то во втором она уже узнавала выращенного и воспитанного ею хорошим человеком своего родного сына, она не могла не почувствовать его чуткое любящее свою мать сердце. А какую мать может не обрадовать известие, что ее сын остается для нее таким же, каким она и мечтала его видеть всю свою уже прожитую жизнь. Пусть она не только не понимает, но и не хочет соглашаться с его взглядами на новую жизнь, но то, что он не соблазняется пороками окружающей во все времена человека жизни, наполняло ее уверенностью, что она совсем не зря растила и воспитывала его. Она уже нисколько не сомневалась, что все то, что она так старательно впитывала в него вместе с материнским молоком, непременно будет побуждать его оставаться преданным наставлением матери на жизнь и счастье человека. И он рано или поздно, но обязательно заживет достойной всяческого уважения жизнью. Во втором письме сына она окончательно убедилась, что ее возмужавший мальчик уже не по зубам всегда старающимся сбить с истинного пути, особенно неокрепшую духом молодежь, сатанинским растлителям, что он непременно сумет перебороть в себе их сладкий соблазнительный дурман и остаться человеком. А что еще будет лучше для матери, что целебным бальзамом облегчит материнское сердце, как безоговорочная уверенность в своем собственном ребенке? Но она, безграмотная, могла вырасти и воспитать хорошего человека, а вот разобраться и правильно понять для себя, что именно происходит вокруг нее, оказалась не в состоянии. И этой ее простотою и малограмотностью поспешили воспользоваться сторонники поганого Сатаны, против которого она и боролась всю свою безукоризненно честную и совестливую жизнь. Науськанные не оставляющим их в покое Сатаною они использовали каждую подвернувшуюся им возможность для прославления на земле его поганого имени. Неустанно снабжая простодушную женщину правдоподобными на первый взгляд лживыми сведениями о Советской власти, они заставляли ее вполне искренне возмущаться заведенными новой властью порядками. Не зная и совершенно не подозревая, что она своими необдуманными словами не борется против противных ее воле и желанию якобы неприглядных проступков Советской власти, а только льет воду на мельницу извечного врага всего человечества Сатаны. Воспитанной в духе истинной справедливости ей нелегко было понять, а главное принять для себя, как может поступать объявившая, что она выражает интересы трудящих масс, Советская власть с, пусть и бывшими эксплуататорами, а то и воевавшими в годы гражданской войны со своим народом, людьми. Ей очень хотелось думать, что они и так уже успели многое в своей жизни перетерпеть, поэтому Советской власти надо было принять их в свое лоно с открытыми объятиями, а не сажать их в тюрьмы и, тем более, не расстреливать. Она очень хотела, чтобы в ее России, наконец-то, наступил мир и благодать. Она начисто отвергала извечную истину, что враг никогда не может угомониться, что он будет продолжать вредить неугодной ему власти даже в поверженном состоянии. Вполне естественно, что ее скромная деятельность была по достоинству оценена местными сотрудниками органов Государственной безопасности. И они непременно тут же прекратили бы ее контрреволюционную деятельность, если бы она не была бы матерью лейтенанта их ведомства. Это очень неприятное для них обстоятельство заставило повременить с ее арестом. Установив за пожилою женщиною слежку, они со временем, когда накопилось немало порочащих ее сведений, добавив к материалам скрытого расследования немало писем от возмущенных ее речами сознательных советских граждан, обратились в вышестоящие органы для разъяснения, как им и следовало в подобных случаях поступать.
   Вышедший из поезда Павел сразу же заметил поджидающих его молодых крепких парней в кожанках.
   - Это вы, товарищ Кравченко? - уточнил у него один из них.
   - Да, это я, - тихо проговорил Павел.
   - Тогда попрошу следовать за нами, - так же тихо проговорил старший оперативник и, подхватив его чемодан, заторопился к выходу из вокзала.
   - Не очень устали, - вежливо поинтересовался он у Павла. - Дорога от Москвы до нашего поселка не близкая....
   - Не очень устал.... Всю дорогу дрыхнул на полке без задних ног, - проговорил понимающе улыбнувшийся Павел. - Во всяком случае, я такой же, как и вы, парни, просто рядовой оперативник, а поэтому всегда готов отправляться на любое порученное мне задание.
   Перебрасываясь незначительными фразами о Москве и об общих знакомых в центральном управлении, они подошли к стоящему в сторонке черному воронку и поехали на нем в поселок. Устроившийся на заднем сидении Павел листал заведенное на гражданку Лобову Анастасию Сергеевну дело и вспоминал о своем изумлении, когда он услышал ее фамилию от секретаря.
   - Она не родственница моего сменщика, младшего лейтенанта Лобова? - спросил он тогда у секретаря.
   - Она его мать, - коротко ответил секретарь и. передав ему документы, снова уткнулся в лежащую перед ним раскрытую папку.
   Ошеломленный Павел еще немного потоптался возле его стола, но, поняв, что тот не настроен на неслужебные разговоры, вышел из приемной. Из разговора с генералом он уже знал, какое именно поручение ожидает его. Но одно дело делать свое заключение в преданности попавшего в сложное положение из-за своих родственников чекиста, которого ты никогда не видел и вряд ли хоть когда-нибудь увидишь. И уже совсем другое дело, когда ты определяешь дальнейшую судьбу человека, которого ты знаешь, с которым вместе пил за его здоровье и успехи в службе.
   Первым его желанием вернуться в кабинет генерала и наотрез отказаться от этого поручения, мотивируя свой отказ тем, что он уже успел подружиться с ее сыном и опасается быть необъективным. Это было естественным желанием честного человека. Но Павел в то же время прекрасно для себя осознавал, что и самому генералу было хорошо известно об его знакомстве с младшим лейтенантом Лобовым, что ему не просто так поручалось это дело, что вместе с его сменщиком решалась и его собственная судьба. А с утратою всех своих надежд на возможное в будущем повышение Павел уже не мог смириться. Он долго колебался. На карту была поставлена его карьера, его московская квартира, да, и покой в семье. Вряд ли его мена сможет простить своему оказавшемуся слишком честному мужу неожиданную утрату всего, что обрела благодаря его неожиданному повышению. Представив себе, как расстроится его жена при известии, что ей снова придется возвращаться из столицы в глухомань, Павел только тяжело вздохнул. Зная о взрывном характере жены, он не мог ожидать в подобном для себя поручении ничего хорошего.
   - Но вполне возможно, что проверка на надежность и преданность органам Государственной безопасности задумана не только для Сани Лобова? - неожиданно промелькнувшая в его встревоженной голове мысль не только его озадачила, но и напугала. - Может это мое вышестоящее начальство проверяет в первую очередь меня самого? Тогда я уже рискую не только своей карьерой, но и своей жизнью....
   Страх - плохой советчик для подверженного им человека. В одно мгновение, приглушив в Павле все угрызения совести и колебания, страх заставил его думать только о том, как ему лучше исполнить порученное ему дело, чтобы его начальство не смогло заподозрить в нем затесавшегося в ряды сотрудников органов Государственной безопасности врага. Ему очень хотелось окончательно развеять у них насчет его преданности и верности все сомнения.
   В деле Анастасии Сергеевны пока были только заявления от доброжелательных соседей, сигналы товарищей по работе и отчеты наблюдавших за нею чекистов.
   - Она еще на свободе? - поинтересовался у сопровождавших его оперативников Павел. - Я не вижу в деле протоколов допросов.
   - Да, пока на свободе, - коротко буркнул старший оперативник. - Мы, в связи с известным вам обстоятельством, решили повременить с ее задержание, но все это время держали под постоянным наблюдением.
   - Вы правильно поступили, - проговорил поостерегшийся их осуждать Павел, - но сегодняшней ночью она должна быть арестована, в ее квартире произвести тщательный обыск. Мы не можем и не должны терпеть еще и дальше это свившееся под самым нашим носом гнезда контрреволюции.
   -Как прикажете, - усмехнулся на его слова один их оперативников. - Такое дело нас не слишком затруднит.... Оно для нас уже давно привычное.
   - После завтрака, я хотел бы сам за нею понаблюдать, - подумал вслух Павел.
   - Мы пришлем к вам все это время наблюдающего за нею нашего сотрудника, - коротко буркнул все понимающий чекист.
   Черный воронок, потихонечку притормаживая, подкатил к краю тротуара и остановился напротив гостиницы. Павел взял у дежурного администратора ключ от забронированного для него номера и, оставив в нем чемодан, спустился в ресторан. Тревожно неопределенное состояние души все еще не отпускала Павла из своих не только угнетающих, но и мешающих ему сконцентрироваться на выполнении порученного задания, тисков. И он, после недолгих колебаний, заказал для себя полный граненый стакан водки. Осушив его залпом до дна, он с мрачным удовлетворенным хмыканьем ощутил, как теплая волна спиртного мгновенно разлилась по всем его внутренностям, а потихонечку набирающее свою силу легкое похмелье отвлекло его от совершенно не нужных ему переживаний.
   - Я маленький человек! - со злостью выкрикнул Павел про себя прямо в показывающийся в его голове с недавних пор укоряющий образ своего сменщика. - Мне еще не позволяется ни о чем думать и ничего предполагать! Я только могу быстро и безукоризненно исполнять приказы вышестоящего начальства и не более того! Я не должен заботиться и переживать обо всех твоих близких и родных, Саня! Я не виноват, что у тебя такая бестолковая мать! Для меня своя рубаха ближе к телу, я должен в первую очередь думать и переживать о самом себе и о своей семье!
   Позавтракав, Павел возвратился в свой номер и принял холодный душ. Скоро в его номер постучали и Павел, внимательно осмотрев себя в зеркале, поправил сбившийся набок галстук и ушел исполнять свои служебные обязанности.
   Анастасия Сергеевна по давно укоренившейся в ней привычке всегда просыпалась по утрам очень рано. Ей нравилось перед началом рабочего дня немного постоять на улице, наблюдая за восходом красного солнышка. Несмотря на ее просьбы, Саня продолжал присылать ей деньги, и она могла, не испытывая особой нужды, прожить на них не работая. Но привыкшая к труду с самого раннего детства, она не могла даже представить саму себя без работы.
   - Перестану работать только тогда, - говорила она непонимающим ее соседям, - когда меня отнесут на кладбище. Там я и отосплюсь в тишине и в покое за всю свою жизнь. А пока меня носят ноги и в руках еще есть силы, я буду работать.
   Где в глубине своей работящей души она не могла не понимать, что при Советской власти, когда уже не висят над нею наподобие Дамоклова меча угроза увольнения и постоянные штрафы даже за самые малейшие провинности, работящий человек ощущает самого себя намного уверенней. И это ее понимание самого главного в жизни каждого человека со временем непременно привело бы ее к пониманию своей потребности и личной заинтересованности в сохранении и укреплении этой своей заботящейся о людях труда Советской власти. Так и было, если бы она не стала объектом мести возненавидевших Советскую власть сатанинских прихлебателей. Этим без совести и чести людям было просто недосуг думать, что они портят и калечат жизни, сбивая подобных неборак с истинного пути, разрушают семьи, делают несчастными близких и знакомых этих недалеких людей. Нечистые постоянно впиваются мертвою хваткою в каждую свою жертву и не отстают от них до тех пор, пока не иссякнет для них надобность в этой жертве, или она, загнанная ими в беспросветный тупик, не решиться покончить счеты со своей уже никому не нужной жизнью. В этом-то как раз и заключается самый главный и самый тяжелый наносимый, пока все еще успешно действующими в любом обществе сатанинскими прихлебателями, вред. Своей нечестивой деятельностью они не только соблазняют на бесчестные дела и неправедные поступки слабых духом завистливых людей, но и, опутывая все общество заведомо ложными измышлениями, прославляют людские пороки вплоть до предания им какой-то святости. И в этом, к нашему большому сожалению, с каждым очередным годом все больше и больше им помогают признанные бороться со всеми их нечестивыми поползновениями священнослужители. Эти называющие самих себя святыми отцами оборотни испокон веков думают и заботятся только о собственной корысти, а не о благе кормящих их и одевающих прихожан.
   Поздно вечером вполне удовлетворенная проведенным сегодня днем Анастасия Сергеевна с присущей ей в последнее время неторопливостью возвращалась домой. Задумавшись о каком-то особенно сильно взволновавшем ее событии, она была неприятно поражена, когда незнакомый ей мужчина заступил ей дорогу.
   - Здравствуйте, Анастасия Сергеевна, - вежливо поздоровался перегородивший ей дорогу мужчина.
   Недоумевая, откуда этот незнакомец может ее знать, она, окинув его изучающим взглядом, стараясь вспомнить, где и когда он мог ее видеть.
   - Не утомляйте себе понапрасну, Анастасия Сергеевна, вы меня не знаете, - улыбнувшись в ответ на ее изучающий взгляд, тихо проговорил Павел. - Я привез вам привет от вашего сына Александра.
   - От Сани! - выкрикнула обрадованная Анастасия Сергеевна. - И где вы его видели!?
   - Мы с ним вместе работаем, - буркнул в ответ Павел.
   - Значит, вы работаете там же, где и мой сын, - пробормотала нахмурившаяся Анастасия Сергеевна.
   - А чем вам наша работа не нравится? - с притворной веселостью переспросил ее Павел. - Работа, как работа.... Правда, не каждому она по плечу, но зато за нее хорошо платят.
   - Платят за убийства и разбои! - не сдерживая себя, зло ответила она Павлу. - Не нужна нам ваша работа.... На нее нет, и никогда не будет божьего благословения!
   - Ну, уважаемая Анастасия Сергеевна, вам не стоит так нас обзывать: мы не воры и не разбойники. И я не думаю, что наш народ вас уполномочил говорить от своего имени. Насколько мне известно, большинства нашего народа, особенно из числа честных и совестливых людей, нас не только поддерживает, но и оказывает нам всяческое содействие. А ваши сегодняшние мысли и слова вряд ли принесут пользу вашему сыну.
   - Большинство народа! - с презрительною усмешкою воскликнула не придающая значения последним словам Павла Анастасия Сергеевна. - Всех этих пьянчужек и завистников вы считаете не только честными и порядочными людьми, но и большинством народа! Да, их-то и людьми называть трудно! Какая же это власть, если она прислушивается ко всякой падали, а не к состоятельным и мудрым людям!? Вы же в угоду этим бездельникам губите тех, кто вас кормил и поил все это время! За кого вы тогда возьметесь, когда всех их передушите! Станете, как шелудивые псы, рвать глотки друг дружке!..
   - Не переживайте за нас, Анастасия Сергеевна, - оборвал ее Павел. - Я думаю, что у нас будет всегда все в изобилии, и мы назло тем, кто так старательно вас науськивает, будем жить, как и подобает честным работящим людям. И мы, в отличие от ваших состоятельных кровопивцев, никогда не будем обзывать рабочих и крестьян сборищем пьяниц и лежебок, а, тем более, падалью. Что мне передать вашему родному сыну?
   Мать Сани Лобова снова не услышала или просто не захотела обратить внимания на его прозвучавший нарочно тихим голосом напоминающий ей о сыне вопрос. Подогретая непониманием Павла, пусть и услышанных от других людей, но уже успевшими так укорениться в сознании, что начали казаться ей своими, ее мыслей, Анастасия Сергеевна завелась еще больше и со злостью крикнула ему прямо в лицо:
   - Передайте, чтобы он немедленно увольнялся с такой работы, пока его руки не испачкались в невинной крови загубленных по воле новой власти людей!
   Павел смотрел на ее раскрасневшееся от непонятной ему ненависти лицо, и в его сердце закипела против подобных горе правдолюбцев раздражение и злость.
   - Вот из-за таких, как она, правдолюбцев, и должны отдавать свои молодые жизни хорошие парни! Им, видите ли, честными хочется быть! Они, видите ли, испачкаться бояться! А другие пусть за них копаются в этом дерьме и принесут им, как барам, счастливое будущее прямо в постель на блюдечке с голубой каемочкой! Да, еще станут нас осуждать и обзывать кровопийцами! Нет и еще раз нет! - воскликнул от возмущения про себя взбешенный Павел. - Мы вас с собою в светлое будущее не возьмем! Мы выбросим вас из нашей жизни, как не нужный и ни на что негодный мусор! Чтобы идти вместе с нами в светлое будущее вам придется прямо сейчас доказывать нам, что вы не только его заслуживаете, но и имеете полное право жить в этом светлом будущем!
   Но ему было жаль ее сына, поэтому он только ради своего сменщика сказал этой глупой женщине то, что не должен был говорить:
   - Эх вы, глупая женщина, что же вы вытворяете не только с собственной жизнью, но и в особенности с жизнью своего сына? И чего только вы хотите добиться своей глупой болтовней? Только неприятностей для самой себе и вконец испорченную жизнь своего сына. На месте Господа бога я лишил бы подобных матерей права иметь детей. Вы уже прожили достаточно долгую жизнь, а все еще не можете отыскать в жизни правильную дорогу. Именно ту самую дорогу, которая не заставляет человека понапрасну страдать и мучиться по собственной глупости, а жить свободной от чуждого враждебного влияния полнокровной жизнью. Неужели вы рассчитываете, что Советская власть, после кровопролитной гражданской войны, станет спокойно смотреть, как вы ее поносите самыми последними словами? Гражданская война многому нас научила. И мы больше не позволим внутренней контрреволюции снова бросить нас во все сжигающий на своем пути огонь. Мы уже слишком многим пожертвовали во имя торжества власти рабочих и крестьян и непременно сметем со своего пути всех, несмотря на их прошлые заслуги, кто будет мешать строить нам свое счастливое будущее.
   Только сейчас примолкшая Анастасия Сергеевна смогла понять и обратить внимание, что этот неприятный ей незнакомец все время говорил о ее сыне. Суровая правда жизни от негромких слов Павла заставила несчастную Анастасию Сергеевну не только затрястись от страха, но и мгновенно укрыться холодной испариной ужаса.
   - Чем же я могу навредить своему сыну? - путаясь в догадках, спрашивала она в мыслях саму себя. - Я же не преступница и не участвую в заговорах. Я просто говорю окружающим меня людям то, что мне не правится в отношении к людям со стороны Советской власти. Разве это преступление? Нет, этот неприятный мне незнакомец неправ. Мой сын должен гордиться своей мамой. Разве можно в наше время оставаться равнодушным ко всем проявлениям несправедливости?
   Бедная, она не знала или просто не хотела догадываться, что науськивающие ее на Советскую власть люди, пуще огня, побаиваются правды слов Павла. Правдивые люди, к которым безо всякого сомнения принадлежит большая часть представителей Советской власти и почти все, за редким исключением, коммунисты, для этих сатанинских прихлебателей самые злейшие враги. Эти нелюди сами никогда не высказывают вслух о распирающей все их нечестивое нутро ненависти к не позволяющей им наживаться за счет трудящихся масс Советской власти. На словах они самые ярые ее сторонники, а на деле делают все от них зависящее, чтобы загубить на корню самые заветные чаяние простого трудового народа. Их ничем и никак невозможно угомонить или остановить. Их можно только, наподобие поганых сорняков, вырвать прямо с корнями из обильно удобренной по их вине потом и кровью борющегося за свою свободу народа земли. Хорошо осознающие для себя последствия своей нечестивой деятельности, они всеми правдами, а чаще всего неправдами, не афишируют вслух свою подрывную враждебную деятельность, а всегда стараются подставить под удар вместо себя таких же, как Анастасия Сергеевна, недалеких правдолюбцев и моралистов. Им всегда глубоко плевать на то, что об них могут подумать, после своего прозрения, эти отданные на расправу во имя своей мести невинные жертвы. В своей непримиримой борьбе с противостоящей им совестью и справедливостью они руководствуются только одним лозунгом, утверждающим, чем хуже для простого народа, тем лучше им, людям состоятельным и, по их ничем непоколебимому мнению, мудрым. Они всегда находятся в постоянной готовности не только загубить противостоящего им хорошего человека, но, если убивать его слишком опасно, то непременно оболгать и оклеветать его достойную подражания жизнь своими нечестивыми языками. Хорошо еще, если они в обществе не имеют никакого веса и авторитета, то тогда они в своей бессильной злобе только пощелкают угрожающе зубами и на этом успокоятся. Ну, а если в их руках находится хоть какая-нибудь, даже совсем незначительная, власть, то тогда они не успокоятся, пока не выместят на попавшемся в их лапы человеке всю свою негодующую ярость и все свое негодование его основанной на совести и справедливости жизнью.
   Уже больше не в силах удерживаться на небосклоне отягощенное наблюдаемыми им в течение дня неблаговидными людскими делами и позорящими людей поступками небесное светило медленно закатывалось за горизонт. Поначалу оно закатилось за него своей нижней частью, потом потихонечку опустилось до половины и вот, наконец-то, отчаянно сверкнув по земле последним лучиком, спряталось совсем. Но и из-за горизонта оно, не успокаиваясь ни на одно мгновение, все продолжало и продолжало из последних сил отсвечивать в месте своего захода часть горизонта, напоминая смотревшим на краснеющее вдали пятнышко людям, что оно все видит и все запоминает, как их хорошие поступки, так и их недостойные дела. Угрожающе почернели попадающие в освещенную часть небосклона небольшие тучки, резко отличающиеся по своему окрасу от серых, еле заметных во время сгущающихся над землею вечерних сумерек, облаков в его неосвещенной части. Освещенное заходящимся солнышком пятно горизонта, потихонечку уменьшаясь, скоро совсем исчезла из видимости людских глаз, как раз в то самое время, когда на погрустневшую землю опустилась непроглядная кромешная тьма, которая только и бывает ночами поздней осенью. Жители небольшого рабочего поселка, где очень незначительное число по сравнению с более крупными городами всякого рода учреждений и работающих в них чиновников и служащих, веселились в вечерние часы недолго. И поселок всегда быстро погружался в сон, лишь изредка нарушаемый то ли от запоя или от великого ума все еще яркими пятнами на фоне потемневших домов светящихся окон.
   - Пора, - тихо проговорил придремавший на переднем сидении парень в кожанке.
   И черный воронок, рванувшись с места, резво помчался по притихшим улицам поселка, заставляя и те редкие все еще освещенные окна угасать и темнеть в какой-то неясной напугавшей их ощущением приближающейся беды. Автомобиль на всем ходу, угрожающе зашипев покрышками, повернул направо, потом налево, и, проскочив в небольшой переулок, подкатил с выключенными фарами к подъезду одного из застывших в тревожном ожидании домов. С еле слышным скрипом отворились двери и четверо мужчин быстро пробежали по лестнице на второй этаж. Остановившись возле двери одной из квартир. Они громко и требовательно застучали.
   - Кто там!? - послышался изнутри недовольный женский голос.
   - Милиция! Откройте! - выкрикнул в ответ один из мужчин.
   Даже сквозь двери было слышно, как торопливо по дереву зашуршала рука и никак не могла отыскать отворяющего двери запора. Стоящий немного в стороне от двери мужчина недовольно поморщился, но промолчал, а другой, толкну локтем третьего, и они, переглянувшись между собою, осветились понимающими ухмылками. Участвующий в аресте Анастасии Сергеевны Павел стоял позади всех и терпеливо ждал, когда откроется дверь нужной им квартиры. Внешне он был, как и подобало быть в такие мгновения чекистам, спокойным и сосредоточенным. Он не ожидал во время задержания матери своего сменщика осложнений, но от всего приобретенного годами его не только нелегкой, но и опасной, службы, избавиться хотя бы на время было просто невозможно. Наконец, дверь отворилось и трое мужчин в одно мгновение оказались в прихожей.
   - Где комната Лобовой Анастасии Сергеевны? - спросил у оцепеневшей от ужаса женщины старший оперативник.
   До продолжающего стоять на площадке Павла ясно донесся невольно вырвавшийся из груди уже немолодой женщины вздох облегчения.
   - И чего она боится? - подумал неприятно поморщившийся Павел. - Она же и сама доносила до сведения органов Государственной безопасности сигналы о неподобающем поведении своей соседки. А раз так, то наш визит не должен был быть для нее тайною.
   Женщина, не говоря ни слова, указала трясущейся рукою на одну из дверей. Сообразительные чекисты тут же подбежали к ней.
   - Кто так громко к нам стучался, соседка? - послышался из комнаты голос Анастасии Сергеевны.
   - Они хотят видеть вас, - сиплым голосом отозвалась соседка.
   - Пусть немного подождут, - недовольно буркнула Анастасия Сергеевна. - Сейчас оденусь и открою дверь.
   Один из чекистов подал знак открывшим им входную дверь женщине, что больше они не нуждаются в ее услугах, и та, не заставляя себя долго упрашивать, тут же скрылась в своей комнате. А стоящие у дверей комнаты матери Сани Лобова чекисты, не отвлекаясь ни на что, внимательно прислушивались к доносившим из комнаты шорохам одевающейся пожилой женщины. Громко щелкнул открывающийся замок, и дверь открылась.
   - Кому и зачем я понадобилась в такую позднюю пору? - спросила вышедшая из комнаты Анастасия Сергеевна.
   Чекисты молча втолкнули ее обратно в комнату и, предъявив ордер на обыск, приступили к своим обязанностям. Ошеломленная не ожидаемым поздним визитом непрошенных гостей Анастасия Сергеевна, присев на кровать, молча смотрела ни их бесцеремонное ощупывание ее личных вещей. Павел, подойдя к поставленной в уголочке этажерке, открыл крышку стоящей на ее полке коробочке, в которой аккуратной стопкою были сложены письма. Вынув их из коробки, Павел прочитал на конвертах адреса отправителя и получателя. Все письма предназначались Анастасие Сергеевне, а отправителем был ее сын, его смерщик. Павла нисколько не интересовали письма Сани из армии, а вот отравленные из знакомого ему поселка письма его не только заинтересовали, но он даже стал их перечитывать. Ему особенно понравилось содержание предпоследнего письма Сани своей матери, в котором его сменщик спорил со своей матерью, убеждая ее, что она неправа и напрасно клевещет на Советскую власть.
   - Пожалуй, это письмо может помочь Сане выпутаться сухим из постигшей его беды по вине своей глупой и ничего не понимающей в жизни матери, - подумал Павел и передал его старшему оперативнику для приобщения к делу.
   А второе письмо Павел положил в свой карман.
   - Я его потом выброшу или лучше сожгу, - подумал про себя Павел, которому очень не хотелось усугублять положение своего сменщика еще больше. - Его содержание полностью отрицает написанное им матери предыдущее письмо и способно только запутать делающего по нему свои предположения местного следователя.
   Единственно, что Павлу понравилось в последнем письме: доверчиво склонившая свою голову на Санино плечо на фотографии красивая девушка.
   - И где он только отыскал такую красавицу? - немного позавидовал он еще не подозревающему о нависшей над его головою беде бедному Александру.
   Опытные чекисты, закончив обыск, покинули квартиру, прихватив с собою Анастасию Сергеевну. И, как только утих приглушенный стук каблуков их ботинок по ступенькам лестницы, из другой комнаты вышла с торжествующим лицом ее соседка. Она закрыла входную дверь и, посмотрев на опечатанную дверь комнаты Анастасии Сергеевны, злобно прошептала:
   - Наконец-то, я избавилась от тебя, старая дура. Если сама помешалась на этой дурацкой работе, то нечего других попрекать легким хлебом. И что ты заслужила под старость за свое трудолюбие и непримиримости к нам, лодырям? А я, не желающая надрываться на этой проклятой работе, стала почетным гражданином этой страны, патриотом, как заверил меня недавно один чекист. Я еще добьюсь, чтобы в твоей комнате поселилась моя племянница, старая ведьма.
   Составив отчет по итогам командировки, Павел скорректировал его с местным начальством их канторы и собрался ехать обратно в Москву для доклада своему непосредственному начальнику. До отправления поезда еще оставалось уйма времени, и он от нечего делать еще раз встретился с посаженной в камере предварительного дознания Анастасией Сергеевной.
   - Как поживаете, Анастасия Сергеевна? - нарочно весело спросил он у нее. - Могу ли я хоть чем-нибудь вам помочь? Я думаю, что в ваши годы не легко привыкать к тюремным порядкам?
   Неприятно поморщившаяся пожилая женщина даже и не подумала ему отвечать, а только еще ниже склонилась над тюремной мискою.
   - И чем же я заслужил такой нелюбезный прием, Анастасия Сергеевна? - поинтересовался у нее нисколько не обидевшийся Павел. - Я же не виноват в том, что участвовал в вашем задержании. Такая уж у меня работа.... Я просто выполнял свои обязанности. Я думаю, что вы уже и сами поняли, что попали в эту камеру только по собственной глупости и за то, что не слушали советов вашего сына. Вы по своей наивности рассчитывали, что Советская власть так преступно безобидна. Думали, что она не станет обращать внимание на возводимую на нее хулу, какой-то там вздорной старухи. Ошиблись, Анастасия Сергеевна.... У Советской власти в годы гражданской войны были хорошие учителя, такие же, как те, кто и науськивал вас все это время на подобное непотребство.
   - Я не нуждаюсь в вашем сочувствии. Все, что делается с человеком - все от бога. Мы не вправе изменить свою судьбу, - глухо пробормотала она и, давая ясно понять Павлу, что ей не только не хочется с ним разговаривать, но и даже неприятно его видеть, отвернулась в сторону.
   - Так это, оказывается, святые отцы учили вас совсем не тому, чему вас надо было учить, Анастасия Сергеевна? - поинтересовался недовольно поморщившийся Павел и, не дождавшись ответа на свой вопрос, продолжил. - Чего-чего, а вот такого непотребства от них можно было ожидать. Эти лицемерные ханжи очень недовольные Советской властью за то, что они утратили с ее приходом обильные подачки от помещиков и капиталистов. Им нет, и никогда не будет никакого дела до бед и страданий простого народа. Они только и умеют напускать на себя показное смирение и благочестие, свою неустанную заботу о бедных и обездоленных. А по большому счету они всегда поддерживали и поддерживают сейчас только тех, кто обеспечивает им привольную обеспеченную жизнь. Но ничего Советская власть воздаст должное и им. Мы не позволим всяким проходимцам обманывать и дурачить Советский народ. И что же дал вам бог в жизни, Анастасия Сергеевна, что вы так за него цепляетесь? Богатство, дружную наполненную детским смехом семью, любимую работу?..
   - Путь каждого на земле человека начертан самим богом. И никому не дано знать, что лучше в этом мире: быть богатым человеком или бедняком....
   - А что вы сами думаете на этот счет? - уточнил у нее Павел.
   - Я думаю, что и богатым, и бедным людям надо жить честно и по совести.
   - О какой совести вы говорите, Анастасия Сергеевна? Мы с вами по-разному о ней думаем. Вот вы еще совсем недавно в разговоре со мною говорили, что Советская власть поступает не по совести с теми, кто нам мешает строить счастливое будущее. А я утверждаю, что никакой совести нет у всяких там казнокрадов и расхитителей народного достояния, ее нет у тех, кто спит и видит, как помещики и капиталисты снова измываются над рабочими людьми. И, в конце концов, нет никакой совести у внушающих вам клеветнические на Советскую власть домыслы священников. Поверьте мне на слова, если в нашей стране произойдет самое невозможное и все богатство снова будет в руках подобных выродков, то эти ваши святые отцы опять будут вас убеждать покорно сносить от них всяческие обиды. И не только убеждать, но и заставлять верить, что их власть от бога, а не от Сатаны, к которому они причисляют нашу родную Советскую власть. И кто же нас рассудит, кто из нас двоих прав, чья совесть будет самая истинная?
   - Совесть бывает только одна.... Она или у человека есть, или ее у него нет, - проговорила, после небольшой заминки, Анастасия Сергеевна.
   - Вот вы, Анастасия Сергеевна, разглагольствуете о чести и совести, но можете ли вы, положа руку на сердце, утверждать, что эта честь и совесть у вас есть. А я хочу вас заверить, что у вас нет никакого морального права претендовать на эти нравственные категории, которыми должен обладать каждый живущий на земле человек. Их не только у вас нет, но вы даже не имеете никакого понятия, о чем только утверждаете другим людям. Для вас, рабочего человека, с раннего детства гнувшего спину для привольной жизни всех этих кровососов, которые на сегодняшний день стали вам намного ближе и дороже собственного сына. То, что вы сейчас делаете со своим сыном, не имеет ничего общего с честью и совестью. Ваш сын, Анастасия Сергеевна, благодаря Советской власти выучился, стал офицером, женился на молодой красивой девушке, а по милости своей родной матери он может в одночасье все потерять. Он не только может лишиться должности, звания, семьи, но и стать изгоем для всех честных и совестливых людей нашей великой Родины. Да, и сам ваш бог на нашей стороне, а не на вашей, в противном случае в этой камере был бы заключен я, а не вы.
   - Без ведомо бога на земле ничего не случается, - упрямо повторяла, Анастасия Сергеевна. - Если я нахожусь в заключении, то это значит, что мне было назначено выдержать это испытание, а вам, по всей видимости, было суждено выдержать испытание властью.
   - Ну, и как я справляюсь со своим испытанием, уважаемая Анастасия Сергеевна? - переспросил ее неприятно поморщившийся Павел.
   - Богу виднее, а я вам не судья.
   - Я понял, какого вы о нас мнения, - с горечью проговорил Павел. - Вы нас ненавидите, а хоть на мгновение представить себя на нашем месте не хотите. Думаете, нам легко копаться в этом дерьме? Да, нас уже давно от него воротит.... Но кто-то должен заниматься нашим делом, чтобы все остальные советские граждане имели возможность спокойно жить и работать? Мы взвалили на свои плечи самую неблагодарную службу нашему обществу, потому что только мы ясно видим и понимаем, как труден путь к всеобщему благосостоянию. Но вам, как я уже успел убедиться, этого никогда не понять. Вас не волнует всеобщее благосостояние, вы думаете о счастье только для самой себе, а не для всех. Так что же, в конце концов, мне передать вашему сыну?
   - Передайте, что я своей материнской властью велю ему как можно скорее уйти их вашей позорной службы, пока он еще не превратился в лютого зверя! Передайте ему, что нет, и никогда не будет, моего благословения на его службу у вас!
   Ошеломленный Павел с изумлением всматривался в эту одурманенную вражескими агентами женщину и только укоризненно покачал головою.
   - Нет, я с этой фанатичкой только напрасно трачу время, - думал он про себя. - Она уже полностью потеряла для советского общества всякую ценность. Вражеская пропаганда довела ее, бедную, до такой степени, что она уже утратила вкус к самой жизни. В ней уже нет и вряд ли хоть когда-нибудь появиться хоть что-нибудь живое. А как мертвая она уже не может и не должна думать о жизни. Так вот почему ее не заботить судьба сына? Она, будучи уже просто бездушным зомби, верит и старательно повторяет все, о чем ей говорят вражеские агенты. Как долго еще это вражеское отребье будет безнаказанно измываться над нашим Советским народом!?
   Глухое бессилие заставить эту пропащую женщину признать его правду переполняло его.
   - Нет! - тихо, чтобы его не услышали другие арестованные, прошипел он ей на ухо. - Не будет, по-вашему, Анастасия Сергеевна! Ваш сын непременно будет одним из нас! Вы, мать, хотите его погубить, а я вам назло сделаю все, чтобы спасти вашего сына!
   - Я буду неустанно молиться Господу богу за него, и бог не позволит ему стать похожим на вас, - пробормотала Анастасия Сергеевна, но махнувший на нее рукою Павел уже выходил из камеры.
   Арест чекистами матери младшего лейтенанта Лобова Александра оказался полнейшей неожиданностью для Сатаны и его приспешников. Мать офицера политического управления была самой лакомой наживкою для не ощущающих, после окончания гражданской войны, заметного улучшения своей жизни простых людей. Простая труженица, начавшая свой трудовой стаж с самого раннего детства, Анастасия Сергеевна быстро находила с этими простыми людьми общий язык и рассказывала им все, что от нее требовали затаившиеся в массе Советского народа вражеские недобитки. Между словами при разговоре с людьми Анастасия Сергеевна никогда не забывала упомянуть, что ее сын чекист, и что ей пока не удается вытащить его из этой, по словам направляющих все ее действия патриотов России, просто преступной организации. И этим своим неизменным добавлением она не только вносила сумятицу в головы так же, как и она, недалеких людей, но и заставляла их сторониться чекистов. Уже довольно продолжительное время проводила Анастасия Сергеевна свою контрреволюционную работу. И Сатана уже начал надеться, что недоступные его влиянию чекисты не осмелятся задерживать мать своего товарища. Уже успевший неплохо изучить человеческую на земле жизнь Сатана хорошо для себя осознавал, что чем больше будет в целости и сохранности на теле человека нарыв, тем больше будет площадь окружающего этот нарыв покраснения. Но его ожидания не оправдались. Пусть и с большим промедлением, но мать Лобова Сани все же была изолирована чекистами от общества. Сатана, как давно уже всем известно, прожженный прагматик, а поэтому никогда понапрасну не переживал и, тем более, надолго не сожалел о безвозвратно потерянном для него человеке. Он поспешил вычеркнуть ее из числа своих земных сторонников и начал думать и соображать, как ему будет лучше использовать ее арест в нечестивых задумках сил подвластной ему тьмы. Он понимал, что сделать задуманное им будет совсем непросто, что ему снова придется обращаться с просьбами и советами к этому все время норовившему избавится от его влияния генералу, но он не привык так сразу сдаваться. Сатана на то и Сатана, чтобы с успехом находить выходы их самых, казалось бы, безвыходных ситуаций. Это ему не только нравилось, но и заставляла ловкий на подобные выдумки его ум изворачиваться еще больше, чтобы, в конце концов, отыскать выгодное для него самого и для генерала решение.
  
   1993 год.
  
  
  
  

Глава пятая.
В ПЛЕНУ У РИМЛЯН.

  
   Человеческая на земле жизнь, несмотря на свою, кажущуюся простоту, на самом деле невероятно сложная и переполнена всяческими все время подстерегающими человека опасностями. В течение жизни каждого конкретного человека всегда имеет значение, что с ним происходит в данное время, а если быть еще больше точнее, то в данный момент. Сиюминутная обстановка иногда загоняет человека в такую ситуацию, от успешного разрешения которой чаще всего зависит, будет ли человек продолжать жить или нет. В такой же опасной для жизни ситуации находился сейчас и Антон. Хорошо осознавая, что от резвости его ног зависит, не только сумет ли он, наконец-то, выбраться из пленившего его параллельного мира, но и, вообще, останется ли в живых, Антон бежал к затемневшему перед ним входу в пещеру из последних сил. Однако и напавшие на него ящеры тоже не собирались отказываться от своей добычи и, после стремительного разворота, снова понеслись на Антона.
   - Вряд ли мне удастся добежать к уже совсем близкому входу в пещере, - пронеслось в голове снова услышавшего за своей спиною их прерывисто дыхание и нетерпеливое щелканье челюстей Антона.
   Представляя, как он уже совсем скоро задергается с дикими воплями в их костистых лапах, а эти уродливые твари, вонзая в него острые клювы, начнут разрывать его тело на куски, не желающего для себя подобной участи Антон сделал уже почти для него невозможное. Отчаяние придало ему силы, и он, преодолев несколькими длинными прыжками разделяющее его от входа в пещеру расстояние, вбежал в него. Предчувствующие скорое обильное пиршество ящеры при виде, что их законная добыча снова от них ускользает, яростно забили своими мощными крыльями. Но сомкнувшая перед их жаждущими клювами-пастями стена пещеры надежно укрыла от них Антона. После залитого ярким солнечным светом параллельного мира царившая в это время в пещере кромешная темнота вынудила вбежавшего Антона машинально прижмуриться. И не желающий врезаться со всего разбега в каменную стену Антон вытянул вперед руки, но поджидаемой им противоположной стороны пещеры все не было и не было. К тому же Антон еще начал ясно слышать какие-то вовсе неожидаемые, а поэтому очень странно непонятные для себя звуки.
   - Я уже начинаю сходить с ума, - подумал обеспокоенный Антон и, желая избавиться от тревожащих его слуховых галлюцинаций, припустил еще больше.
   Но беспокоящие его звуки не утихали, а, наоборот, звучали в его ушах все яснее и громче. Антон уже даже начал различать в них яростные людские вопли и заглушающие их резкие металлические стуки, создающие у недоумевающего Антона впечатление, что он оказался в самой гуще с ожесточением рубящих друг друга клинками воинов.
   - Я не желаю вас слышать! - завопил схватившийся от отчаяния руками за голову Антон. - Отстаньте от меня!
   Но звуки не отставали и каждым очередным мгновением все более настойчиво напоминали ему о себе. Мало того Антон даже начал ясно ощущать грубые прикосновения чьих-то рук, ног и тел. Антон открыл глаза. И то, что происходило сейчас возле него, ему показалось просто невероятным. Разодетые в старинные одежды с искаженными ненавистью и лютой злобою друг к другу лицами окружающие его люди яростно рубились между собою мечами. Обессиленные падали мертвыми под ноги победителей, а те с победными выкриками и, угрожающе размахивая мечами, тут же набрасывались на новую подвернувшуюся им под руки жертву. Дурманящий запах пролитой крови еще больше подзадоривал сражающихся воинов. И они, не обращая внимания на вопли и стоны своих раненых товарищей, продолжали с все большим ожесточением рубить мечами друг друга.
   - Неужели мне этот кошмар видится наяву!? Эта их ожесточенная схватка вовсе не похожа на галлюцинации больного рассудка! И как же эти старинные воины могли оказаться возле самой нашей пещеры!? Что же это такое страшное и поправимое могла произойти на земле за время моего недолгого отсутствия в параллельном мире!? - выкрикнул с недоумением вращающий широко раскрытыми глазами по сторонам ошеломленный Антон.
   В пылу кровавой схватки на него никто не обращал внимания, а он, весь перемазанный в болотной тине со сбившимися в бесформенные комки торчащими во все стороны волосами, стоял в самой ее середине. Его воля была окончательно сломлена. Вспыхнувшая в нем надежда на спасения тут же испарилась перед новым не менее страшным для него испытанием. А все его еще совсем недавно делающее все возможное для спасения тело мгновенно переполнилось убивающей в человеке не только волю, но и силу, безнадежностью от глухого отчаяния. Один из воинов, покончив со своим противником, не только повернулся к Антону своим залитым кровью лицом, но и занес для удара меч. Съежившийся от испуга Антон интуитивно подался от него в сторону.
   - Все, - с каким-то удивляющим даже его самого отрешением подумал Антон, - я уже отбегался на нашем белом свете.
   Но меч, вопреки его ожиданию, не опустился. Смертельно напуганный его видом воин выронил его из рук и, прикрывшись от Антона щитом, дико завопил:
   - Мы все погибнем! Сам грозный Арк, покинув свой Аид, пришел за нами!
   Вопль испуганного воина не остался незамеченным сражающимися в непосредственной близости от Антона людьми. Они все с почти такими же воплями поторопились отхлынуть от ужасно пугающего их Антона в сторону. Им было не только неприятно, но и, по всей видимости, слишком опасно, находиться рядом с ним. Им не хотелось быть забранными в преисподнюю, каким-то там Арком, живыми, они предпочитали умирать, сражаясь друг с другом. Но всех сражающихся между собою воинов было просто невозможно остановить всего лишь за одно мгновение, и только поэтому звуки яростной схватки еще некоторое время долетали до ушей Антона, но и они по мере распространяющейся от Антона паники скоро угасли.
   - Цербер! Цербер! - вопили пятившиеся от Антона воины, а, когда отдалились от него на безопасное, по их мнению, расстояние, то, круто развернувшись, бросились наутек.
   Страх подгонял их хуже кнута, и они бежали, опасаясь даже оглянуться в сторону напугавшего их до смерти Антона. Но не все воины оказались такими пугливыми и малодушными. Более смелые из них и отважные, быстро справившись со своим страхом, остановились и, натянув тугие луки, изготовились для стрельбы по ужасному чудовищу. Безучастно наблюдающий за их приготовлениями, считая, что вся это небывальщина ему просто кажется, Антон дождался, когда одна из стрел впилась в его левое бедро, и уже окончательно убежденный, что это не плод его разыгравшегося воображения, бросился в темнеющие неподалеку кусты. Он бежал, петляя, как заяц, стараясь лишить возможности опомнившихся воинов пускать в него из луков прицельные стрелы, но эта его предосторожность вовсе не гарантировала, что все посланные ему вдогонку стрелы его минуют. Вторая поразившая его стрела нагнали убегающего Антона уже перед самыми кустами, впившись в мякоть его правой руки. Свалившийся от пронзившей его острой боли на землю Антон не прекратил свою попытку в очередной раз спастись от неведомых воинов, а еще с большей резвостью пополз в густой высокой траве. Впившиеся в него стрелы, цепляясь за ветки кустарника, причиняли ему сильную боль, но он все полз и полз, пока не потерял сознание.
   Не так уж и часто выпадает серым разбойникам подобное просто неслыханное везение. Добывая свое пропитание, волки, не уставая, пробегают десятки километров, пока не загонят попавшуюся им на глаза жертву до полусмерти. И даже тогда, когда их загнанная жертва позволит им окружить себя со всех сторон, то им еще долго приходится увертываться от ее острых рогов и тяжелых копыт, пока полностью обессиленная добыча не свалится на землю. Много, ох, как много, переломлено волчьих ребер и лбов в этой не на жизнь, а насмерть, нескончаемой борьбе за выживание. И только, после долгой безудержной гонки и отчаянной всегда очень сильно изматывающей волков борьбы с загнанной жертвою, как в награду за их смелость и выносливость, серые разбойники, наконец-то, получают возможность вдосталь утолить свою жажду сладкой горячей кровью и полакомиться теплым парным мяском. Но это произойдет для них только в случае, если им повезет, если не обойдет стороною их волчье счастье, потому что не всегда неутомимые быстрые ноги и острые зубы в стальных челюстях являются гарантией успеха. Слишком часто в своей, как всегда, неблагодарной волчьей жизни им приходится удовлетворяться прогоркшим мясом и давиться жилистой падшей дохлятиною. И только поэтому волки всегда с особым интересом присматриваются к домашним животным, которых им легче всего догнать. Да, и в обороне эти неженки менее стойки и опасны, но, как говорится, видит око, да зуб неймет. Только совсем изголодавшийся волк решается нападать на эту самую домашнюю стотинку. В этом случае волк уже рискует не только своими ребрами, от перелома которых еще можно очухаться и выжить, он уже рискует своей собственной шкурой. Особенно тогда, когда намеченная им для себя жертва намного раньше, чем рассчитывает волк, почует охотника и поднимет шум. Тогда на ее истошные вопли непременно сбегутся эти гладкокожие двуногие люди с горящими факелами. Пусть эти всегда пылающие страшным для волков огнем факела и приносят им всегда в обороне некоторое неудобство, но сами волки вряд ли были против них в большой претензии. Они в любом случае могли не только хоть как-то увернуться от этих бросаемых в них людьми горящих факелов или, пожертвовав несколькими кусочками обожженной шкуры, достойно ретироваться с поля боя. Но как волкам умудриться увернуться от острых копий или от летящих в них быстрее молний стрел? Подобной сноровкою серые волки никогда не обладали. А это означало попавшим в подобное положение серым разбойникам только одно: никогда не допускать для себя даже мысли, чтобы полакомиться, как говорится, на дармовщинку. В редких случаях волкам удается унести от хлевов с домашними животными свои ноги, ибо в противном случае их шкура уже завтрашним утром будет развешена для всеобщего обозрения возле домов этих двуногих убийц.
   Но в эту ночь! На холме, к которому волки днем даже подойти боялись из-за ржанья взбесившихся от невыносимой боли коней, нестерпимого свиста этих всегда опасных для волков стрел, треска ломающихся о щиты копий, сейчас возвышались целые горы ароматного лошадиного мяса и мертвых двуногих людей. Таких с неподвижно застывшими устами двуногих людей волки уже не боятся. Они проходят мимо них без всякого страха, с презрительным безразличием. Они знают, что этим навечно умокшим двуногим людям уже никогда не выдавить из себя самых обидных и непомерно страшных для волков звуков:
   - Ату! Трави волка!
   Волки и сами не знают, почему они так уверены, что эти звуки относятся к ним. Они их просто остро ощущают всем своим волчьим нутром. Правда, встречаются и среди серых охотников и такие выродки, которые не прочь полакомиться их противным для каждого уважающего самого себя волка мясом. Но, к счастью, подобных волков лишь считанные единицы. И они не пользуются авторитетом в волчьих стаях. Уважающий себя волк лучше будет давиться мертвой дохлятиною, чем позариться на мясо этих уже совсем безопасных своих извечных врагов. Волкам не надо слишком долго объяснять, они и сами уже давно убедились, что всех, кто из них решается на подобное непотребство, непременно поразит ничем непоправимое проклятие. Они нисколько не сомневаются, что пораженные подобным проклятием волки долго не живут, что в совсем скором будущем они непременно увидят их бездыханные трупы на волчьих дорожках.
   В эту ночь им уже было без надобности гоняться за своей добычею. Сегодня эти, так неожиданно раздобрившиеся двуногие люди, сами подготовили волкам обильное пиршество. Вообще, это страшное двуногое существо очень удивляет мудрых и последовательных в своих поступках волков непредсказуемостью своего поведения. То они за какую-то полудохлую овечку готовы разорвать бедного волка на кусочки, а то, пусть и изредка, сами оставляют им столько мяса, что волкам не съесть его и за неделю. Странные и непонятные эти называющие себя людьми двуногие существа. Они недоступны пониманию простой волчьей логике. Волки уже давно махнули на них своими мохнатыми головами и стараются быть от них подальше. Кто из волков может заранее знать, что этим двуногим существам может придти в голову? У этих непонятных волчьему разумению двуногих существ, как любят приговаривать сами люди, семь пятниц на неделю. Волкам с ними лучше не связываться, все равно, от их мяса нормального волка просто воротит.
   Сегодня волки не устали, а предоставленной им двуногими людьми пищи было намного больше, чем достаточно. Поэтому они не рвали в ожесточении, как обычно, прочную шкуру добычи, страстно желая, как можно быстрее, добраться до теплого с легким дымком пара мяса и, наконец-то, усладить, после долгой погони, свой разыгравшийся аппетит. Сегодня они, уже не спеша, отрывают от неподвижных конских тел самые лакомые кусочки и тщательно их пережевывают, с мрачным удовлетворением отмечая, как желанная сытость проникает в каждую клеточку мускулистого волчьего тела. Сегодня при виде валяющихся в изобилии на земле целых гор мяса у волков нет причины для ссор со злобным урчанием друг с другом из-за наиболее лакомых кусочков. Сегодня они с редким для волков спокойным равнодушием позволяют даже еще совсем юным и неопытным в охоте волчатам пировать вместе с ними. Но даже и при подобном изобилии пищи волки не переносят рядом с собою противное чавканье всегда презираемых ими шакалов. Гордого и свободолюбивого волка можно смертельно обидеть одним только намеком, что у него с этими жалкими тварями есть хоть что-то общее, что они внешне похожи друг на друга. Никогда и ни за что не унизиться уважающий себя благородный волк до совместной трапезы с этими жалкими существами. Если хоть один представитель этого презренного племени подойдет к месту пиршества волков слишком близко, то дело чести каждого серого разбойника тут же примерно наказать наглеца, чтобы эта плаксивая тварь до конца своей никчемной жизни знала свое место.
   Одинокий шакал, с грустью посматривая на холм, где в это время пировали волки, терпеливо дожидался, когда они насытятся, чтобы и самому хотя бы немного ублажить свое извечно ненасытное брюхо. Ему было просто невыносимо прислушиваться на оголодавший желудок к их громкому чавканью и удовлетворенному сопению. И это не обнадеживающее трусливого шакала обстоятельство не только заставляло его держаться от холма на достаточном удалении, но и с таким расчетом, чтобы он мог опередить своих возможных соперников на остатки от их пиршества. Шакал уже давно приметил лежащего у ручья человека и был бы совсем не прочь оторвать от его ляжки несколько лакомых кусочков, но какие-то пугающего его смутные предчувствия инстинкта самосохранения его останавливали. Что-то в этом человеке тревожило шакала? И он, давясь истекающей из его пасти слюною, все ходил и ходил вокруг человека кругами с поджатым к задним лапам хвостом, не отводя своего вожделенных глаз и от пирующих волков и от лежащего у ручья человека.
   Антон долго не приходил в сознание, а когда очнулся то тяжелые, словно налитые свинцом, веки никак не желали ему подчиняться. Да, и у самого Антон на такое дело еще не было достаточно сил. Его мучила невыносимая жажда. В его горле пересохло, а толстый, как колода, распухший язык прилип к деснам, высасывая из них остаток слюни.
   - Пить, - только и смог выдавить из себя очнувшийся Антон.
   Но никто не отозвался и только чуткий шакал еще дольше отскочил от ожившего человека. Подождав еще некоторое время, Антон попытался пошевелить своей правой рукою, но та в ответ на его попытку тут же отозвалась резкой мгновенно пронзившей все его тело сильной болью. Пошевелившаяся во время его неудачной попытки торчащая из руки стрела напомнила ему о недавней ожесточенной схватке одетых в старинные доспехи воинов.
   - Я все это время был без сознания, - подумал Антон и уже левой рукою начал ощупываться возле себя, даже сам не понимая, зачем ему понадобилось это делать, и что он хотел во время подобного ощупывания обнаружить для самого себя.
   Не обнаружив с левой стороны от себя ничего примечательного, Антон, вытянув руку вперед, ясно ощутил, как его пальцы окунулись в воду протекающего возле него небольшого ручейка.
   - Слава богу, вода, - обрадовался немного повеселевший Антон и, уцепившись за росший на берегу ручья небольшой кустик, подтянул свое непослушное тело к воде.
   А потом, окунув в прохладную воду свою голову, с мрачным удовлетворением процеживал ее в себя сквозь плотно сжатые зубы. Утолив жажду и почувствовав себя немного лучше, Антон приподнял голову и открыл глаза.
   - Уже ночь!? - то ли огорчаясь, то ли радуясь от ее наступления, воскликнул про себя окидывающий унылым взглядом весь усыпанный золотистыми звездочками небосклон Антон.
   Уткнувшись глазами в свое любимое созвездие Большой медведицы, Антон поприветствовал ее, как единственного друга в этом совершенно чуждом ему мире. Неподалеку от себя Антон увидел уже застывшее в мертвой неподвижности встретившее грудью пронзившую его насквозь стрелу тело воина. Ему было хорошо видно поблескивающее под бледным светом прохладной луны выступающее из спины воина металлическое острие стрелы.
   - Я могу использовать его одежду для перевязки ран, - подумал Антон и, нащупав возле себя обломок копья, поднялся с его помощью с земли.
   Еще немного постояв, опираясь на обломок копья, на месте, Антон решился и неторопливо заковырял к убитому воину. Каждое его движение вызывала острую боль в его раненных конечностях, но Антон, плотно сжав зубы, упрямо шагал вперед. Он не мог рассчитывать и ожидать ни от кого помощи, он был просто обязан, если не хочет скорой смерти, заботиться об излечении своих, пока еще не опасных для его жизни, ран сам. Опустившись перед павшим в недавней кровавой схватке воином на колени, он вытащил из висевших на поясе убитого ножен кинжал и распорол с его помощью одетые на павшем воине короткие штанишки. Потом он с помощью зубов и, придерживая выдернутую из-под мертвого материю, правой рукою, разрезал ее на узкие полоски. Разрезать выбранную Антон для перевязки своих ран материю, зажимая один ее край в зубах и придерживая правой раненной рукою, было не только больно, но и слишком утомительно. С Антона уже успел пролиться не один пот, пока он справился с подобным незначительным для здорового человека делом. Позволив себе небольшой отдых, Антон принялся уже более внимательно осматривать свои раны. Застрявшая в его правой руке стрела, по всей видимости, зацепила его уже на достаточном удалении от выпустившего ее стрелка, когда ее поражающаяся сила уже была совсем незначительная, впилась в мякоть руки под подмышкою, не задевая кости. Верхний конец железного наконечника был полностью скрытый мякотью руки, зато нижняя часть наконечника выглядывала из раны не меньше, чем на треть своей высоты. Подобное свое ранение не вызвала даже у мало знающего о лечении подобных ран Антона никаких опасений. И он надеялся, что ему справиться с нею будет достаточно легко. А вот с торчавшей из его левого бедра стрелою было намного хуже: она глубоко проникла в мякоть бедра, но, к счастью Антона, тоже не задевала кости. Антон грустно смотрел на увенчанный оперением черенок стрелы и от одной только мысли, как он будет вытаскивать ее из своего бедра, ему становилось дурно.
   - Вначале мне будет лучше всего избавиться от торчавшей в правой руке стрелы, - подумал вслух тяжело вздохнувший Антон и начал готовить самого себя к подобной операции.
   Очистив от грязи и омыв в чистой прохладной воде свои раненные конечности, Антон, осторожно опустившись на землю, прилег на живот с таким расчетом, чтобы не потревожить раненное бедро в случае, если он во время вытаскивания из руки стрелы потеряет сознание. Зажав в зубах на всякий случай кусок тряпки, Антон, немного приподнявшись своей передней частью над землею, одним рывком вытащил стрелу из руки. Мгновенно пронзившая по всему его телу острая боль сильно ударила Антона по голове, но сознание, как предполагал ранее, он не утратил, а только с ожесточением пережевал во рту зажатую зубами тряпку. Дождавшись, когда сковавшая все его движения невыносимая боль немного утихнет, Антон схватил обильно смоченную в вине из фляги убитого воина тряпку и, приложив ее к ране, другой узкой полоскою уже без излишней неторопливости перевязал руку.
   - Осталось самое для меня тяжелое и совершенно непонятное для меня дело, - с тяжелым вздохом прошептал не знающий, как ему подступиться и что ему, в конце концов, делать с торчащей из его бедра стрелою, Антон. - Эх, если бы не выступающие в стороны острые концы наконечника, то мне, как и со стрелою в руке, не составило бы большого труда от нее избавиться.
   Антон, облокотившись на здоровую левую руку, повернул голову на бок и с неприязнью посмотрел на торчавший из его бедра черенок стрелы, словно ожидая, что стрела под его негодующим взглядом исчезнет сама по себе. Но стрела не исчезала, а Антону все еще ничего путного не приходило в голову. И он, снова опустившись на землю, рассеянно осматривался возле себя, пока не уткнулся в торчавшее из спины убитого воина острие стрелы.
   - Если и мне проткнуть стрелу в бедре насквозь, - пронеслась в его быстро соображающей голове совсем уж неожиданное решение стоящей перед ним проблемы. - Не могу же я и взаправду вытаскивать стрелу из бедра вместе с кусками своего мяса? То, что стрела способна при подобном способе ее извлечения еще больше увеличить уже проделанное в моем бедре отверстие, не так уж и страшно в сравнении с вырванными из моего тела кусками мяса.
   Приняв окончательное решение, Антон стал на колени и, осторожно ощупывая рукою торчащий из бедра черенок стрелы, прикинул, сколько длины черенка ему следует оставить, и, поддерживая его раненой правой рукою, резким движением левой руки его обломал. Проделав это необходимое при его задумке действие, Антон лег на спину, поджав к себе раненую ногу. А потом, ухватившись левой рукою за обломок черенка стрелы, изо всех оставшихся у него сил подал его впившийся в бедро острый наконечник в правую сторону с таким расчетом, чтобы он, выходя из бедра, причинил ноге Антона, как можно меньше, урона. На этот раз от пронзившей просто невыносимо острой боли у Антона потемнело в глазах, а рука, помимо его воли, самопроизвольно отшатнулась от черенка стрелы, но острие наконечника к этому времени уже успело высунуться из бедра. Справившийся с болью Антон тут же ухватился рукою за еще теплый окровавленный наконечник стрелы и, вытащив ее из ноги, уложил ногу раненым местом на обильно смоченную им в вине тряпку, а сверху раны приложил такую же. Завязав узлом подложенную им под нижнюю тряпочку узкую полоску, Антон опустился на спину и еще долго лежал на земле, дожидаясь, пока не утихнут растревоженные раны. Почувствовав себя немного лучше, Антон сменил пропитавшиеся кровью повязки и, опираясь на обломок копья, заковылял к месту недавней схватки.
   Уже успевшие насытить свои оголодавшие желудки волки угрожающе оскалились, но, решив, что им не стоит связываться этим ожившим вопреки их убеждению двуногим существом, отошли. Отступили, но оставлять без своего надзора такие вкусные горы мяса они явно не собирались. Остановившись неподалеку от холма, они с сытной отрыжкою и ленивым угрожающим урчанием терпеливо дожидались, когда помешавший их трапезе человек снова позволит им возобновить свое пиршество. Антон не стал слишком долго испытывать терпение волков. Переодевшись в одежду одного из павших во время недавней яростной схватки воинов, он перепоясался поясом с подвешенным к нему мечом и, прихватив с собою всю обнаруженную в сумках воинов еду, неторопливо зашагал в сторону темнеющего вдалеке леса. Наткнувшись на удобное для ночлега место, Антон, опустившись по стволу похожего на сосну дерева, мгновенно забылся в беспробудном сне.
   Бледные струйки разгорающегося над землею рассвета, пронзив ночную темь, осветили мохнатые верхушки деревьев. Еще было очень рано. И ни один из лесных жителей даже не пытался нарушить установившуюся в лесу в ночное время тишину. Даже тихий, еле-еле прослушивающийся, ветерок и тот не осмеливался прошуршать опавшими сухими листочками или невзначай пошевелить подвернувшуюся ему веточку. Утренний ветерок позволял в угоду своей неуемной шаловливо-насмешливой натуре лишь только одни осторожные неслышные для обитателей леса проказы в устилающем всю землю густом сером тумане. Огромным кисельно-молочным озером разлился этим утром серый туман по редколесью с обширными полянами, тщательно укрывая от любопытствующего взгляда разросшийся по всему редколесью низкорослый, по сравнению с деревьями, кустарник. Одни только верхушки высоких деревьев темнели на светло-серой поверхности тумана отдельными уродливыми пятнами. Блаженствующий в ласково-игривом дуновении робкого ветерка туман то наплывал, сгущаясь в более низких местах, а то отходил в сторону, приоткрывая спрятанные им участки леса для обозрения проясняющихся с наступлением рассвета небес. И тогда придремавший затаившийся в серой дымящейся массе тумана лесной зверек испуганно вздрагивал и под неслышный хохот шутника торопливо перебегал в другое более надежное место. Время от времени туман, то ли заигравшись с веселым проказником и шутником, то ли от неожиданно охватившего и его самого какого-то испуга, торопливо прятался в более густой части леса. И тогда на небольшой полянке ясно просматривались контуры притаившейся возле густо поросших около нее похожих на сосны деревьев небольшая избушка. Но туману, по всей видимости, не очень нравилось в густом лесу, поэтому, долго в нем не задерживаясь, он снова наплывал на редколесье, где ему было больше простора, и где он мог предстать перед редкими раскрытыми в такую рань глазами во всей своей красоте и привлекательности.
   Проснувшийся Антон отрыл глаза и уперся недоумевающим взглядом в обитый досками потолок избушки.
   - Неужели я все еще сплю? - недовольно буркнул Антон в ответ своим видевшим совсем не то, что он ожидал видеть, глазам и снова их прикрыл.
   Всю сегодняшнюю ночь ему снились очень странные и совсем ему непонятные сны. Ему снилось, как кто-то несет его на руках, раздевает его, моет его в теплой воде. Потом, уложив на мягкую постельку, снимает грубые повязки и, смазав его по-прежнему ноющие раны какой-то целебной мазью, которая согласно ощущениям Антона не только облегчала ему боль, но и непременно должна была способствовать их скорейшему исцелению, перевязывает их тончайшим белоснежным полотном.
   - Чего-чего, а вот такого со мною просто быть не может, - шептал не верующий в снившийся ему сон Антон. - Я же в этой стране, в которой люди продолжат одеваться в старинные одежды и сражаться на мечах, ни кого не знаю. К тому же я, пока еще ничем не заслужил подобного к себе отношения со сторону незнакомых людей. Я еще не сошел с ума и хорошо помню, что поблизости от места кровавой схватки человеческого жилья не было и в помине. Я не должен себя понапрасну тешить несбыточными мечтами.... Они могут только вызвать у меня жалость к себе, побудить перестать бороться за свою жизнь.
   У Антона были все основания не верить своим снившимся ему в сегодняшнюю ночь снам, тем более что, как бы он ни старался, он не видел того, кто за ним ухаживал. Он только ощущал на себе его сильные ласковые руки, ощущал освежающую его тело воду. И видел только сморщенные немалыми летами обматывающие полотном его раны кисти рук. Однако, как бы он не относился к снившимся ему сегодняшней ночью снам, верил он им или не верил, но бедному Антону, после выпавших на его долю тяжеленных испытаний, было приятно ощущать заботу о себе другого человека. Только, наверное, и поэтому ему сейчас так не хотелось просыпаться, чтобы снова не только видеть, но и ощущать на самом себе, окружающую неприглядную реальность. Антон еще долго тешил бы себя в приятном для его исстрадавшейся души сне, если бы не эта вконец его измучившая жажда. Побуждаемый нестерпимою жаждою Антон, пересиливая свое нежелания отрываться от сна, пытался заставить себя очнуться от намертво сковавшего все его тело сна. Антон страстно желал, как можно быстрее, утолить ее проклятую, мешающую ему в полной мере насладиться бескорыстным дружеским участием, хотя бы и во сне. Но уже вконец измучившая его нестерпимая жажда не отставала, и Антону волей-неволей пришлось снова открыть глаза.
   - Обратно все тот же потолок, - с раздражением буркнул Антон и отвернул голову в сторону.
   На приставленной к стене избушки лавке сидел белый, как лунь, старик, одетый в длинную полотняную рубаху, перепоясанной куском веревки, и в плотно обтягивающие ноги, спускающиеся ниже колен, штаны. И не просто сидел, а, скрестив руки на коленях и упершись глазами в потолок, тихо шептал слова неизвестной Антону молитвы:
   - Мама моя, Мария, его сон сладкий и праведен.... Ему молитву себе во сне внимать и при себе ее носить, - доносился до Антона тихий шепот старика. - От полома и от воды, от потопа и от нужды, от печали и от скорби, от болезни и от лихого человека, от напрасной смерти и от зверя лютого, от гада ползучего в пути, в дороге, в злой беседе....
   - Кто он такой, этот старик? Неужели он при своей немощи сумел не только подобрать меня в лесу, но и отнести в эту избушку? - недоумевал, наконец-то, увидевший того, кто сегодняшней ночью подарил ему немало приятных мгновений своей сердечностью и своей ласковой простотою, своей постоянной готовностью в любое время придти на помощь незнакомому человеку, Антон. - Да, и вообще, почему именно он присутствует в моем сне?
   - Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, Аминь, - перекрестился старик и с тяжелым вздохом добавил. - Этот Аминь поминать в веки веков не погибать.
   - Исчезни, дедушка, - тихо попросил его Антон, когда старик, закончив молитву, опустил свою голову. - Я хочу проснуться....
   - Куда ты торопишься, сынок? - с ласковой улыбкою проворчал старик. - Что тебя тревожит во сне? Или ты в нем чего-то опасаешься, ожидая неминуемой беды?
   - Я очень хочу пить, - все тем же тихим шепотом объяснил ему Антон. - А раз я сплю, то, как мне дотянуться до фляжки, которую я во сне даже не вижу....
   - Так я тебя сам попою, касатик, - ласково проговорил погладивший Антона по головке старик и вышел в отчетливо видимую Антоном дверь.
   Пообещавший Антону воды старик долго снаружи не задержался. Не прошло еще и несколько мгновений, как он снова вошел в избушку с кувшином в руке. С все той же ласковой улыбкою он помог Антону приподняться на кровати и приставил к его губам кувшин.
   - Пей, пей, касатик, - ласково проговорил он принюхавшемуся к наполняющей кувшин жидкости Антону. - Это вовсе не вино, что была в твоей фляжке, а специальная настойка, попьешь ее, касатик, и скоро поправишься.
   - Спасибо, дедушка, - поблагодарил старика утоливший жажду Антон. - А сейчас мне уже можно и не просыпаться. Мне лучше побыть в этом чудесном месте, где есть ты и твоя целебная настойка, как можно больше....
   - Ты и не спишь, сынок, - с тихим смешком возразил ему старик. - Если не веришь моим словам, то ты можешь для большей убедительности себя ущипнуть.
   - Прости меня, дедушка, но я не могу поверить твоим словам, - повинился Антон перед старым, по всей видимости, не желающим ему зла человеком. - Я нисколько не сомневаюсь, что именно сейчас должен лежать в лесу, а не в твоей избушке....
   - Ты и лежал в лесу, сынок, пока я ночью тебя не нашел и не перенес вот в эту избушку, - продолжал настаивать на правде своих слов старик, которого недоверие Антона нисколько не задело, а только позабавило.
   Все еще не веря, что все происходящее с ним сейчас ему не сниться, а происходит наяву, Антон последовал совету старика. Ущипнув самого себя здоровой левой рукою и ясно ощутив боль, он нисколько не огорчился, а только порадовался, что ему хотя бы до излечения своих ран обеспечен этим добрым стариком уход и полное удовлетворение его потребностей.
   - Не можешь ли ты, дедушка, объяснить мне, где я сейчас нахожусь, и что, вообще, со мною в последнее время происходит? - попросил уже немного повеселевшим голосом Антон старика. - Вполне возможно, что я просто схожу с ума? Ведь, не может же здравомыслящему человеку все время показываться всякая небывальщина.
   - Нет, сынок, с тобою все в порядке, - поторопился успокоить Антона старик. - Сейчас ты находишься во владениях могучего и непобедимого Рима. Или ты еще ничего не слышал о нем?
   - Слышал, дедушка, и даже знаю его знаменитого полководца и императора Юлия Цезаря.
   - Ну, до императора этому Юлию Цезарю еще жить и жить, но ты сможешь стать свидетелем не менее знаменитого бунта гладиаторов и услышать, что говорят современники об их вожде Спартаке.
   - Это все очень интересно, дедушка, но я предпочел бы снова оказаться в своем времени, - тихо проговорил неприятно поморщившийся Антон. - Ты бы не мог оказать мне в этом помощь?
   - Я сделаю все, что в моих силах, сынок, - ответил окинувший Антона сочувственным взглядом старик, - но тебе еще рано думать о возвращении в свое время. Для начала ты должен немного поправить свое здоровье и стать на ноги.
   - Наверное, ты прав, дедушка, - недовольно буркнул вспомнивший о своих ранах Антон. - И надо же мне было попасть в самую гущу сражающихся воинов? Это, по всей видимости, и бились гладиаторы с римлянами, дедушка?
   - Нет, сынок, это бились не гладиаторы.... Гладиаторы дерутся со своими бывшими господами далеко от здешней границы римской империи.... А в этих местах римский консул Лукулл воюет с царем Митридатом.
   - Я уже слышал и об этой войне тоже, - после недолгого раздумья, отозвался Антон. - Но откуда ты, дедушка, знаешь русский язык? И ты мне еще не объяснил, как это я умудрился попасть в эту уже давно утратившую всякое значение для мировой истории Римскую империю.
   - Все дело в колдовстве, сынок.... Пещера-то была заколдовано одной проклятой самим нашим Творцом шибианкою.... И ты, совершенно об этом не подозревая, попался в ее колдовские сети. Нелегко тебе будет из них выбраться, сынок, но другого пути, кроме, как выстрадать свое освобождение от колдовских чар или умереть, у тебя нет....
   - Я не согласен умирать, дедушка! Я еще не полностью рассчитался с долгами в своей жизни! - воскликнул несогласный со словами старика Антон. - А, впрочем, никакого колдовства в нашей жизни нет, и никогда не было.... Ты, дедушка, по всей видимости, разыгрываешь меня?
   - Жить тебе или умереть зависит только от тебя самого, сынок, - пробормотал не обращающий никого внимания на неверие Антона в колдовство старик.
   - Но ты обещаешь мне, дедушка, оказать помощь, чтобы мое сознание перестало блукать в потемках уже прожитой людьми на земле жизни, а возвратилось в свое время, - напомнил старику о своем самом заветном желании Антон.
   - Я сделаю для тебя, сынок, все, что в моих силах, - смущенно пробормотал опускающий глаза перед умоляющим взглядом Антона старик. - Но я могу не так уж и много. Только ты сам можешь помочь самому себе....
   - Конечно, дедушка, - не стал с ним спорить Антон. - Ты только говори, что мне надо для исполнения своего желания делать..... Помогай мне своими мудрыми советами, за которые я буду тебе, дедушка, до конца своей жизни безмерно благодарен.
   Горестно покачавший головою старик молча вышел из избушки. И, начиная с этого времени, для Антона потянулись долгие, наполненные тягостным ожиданием, дни. Старик все время куда-то исчезал, появляясь в избушке только тогда, когда Антона надо было кормить или перевязывать раны. Хороший уход и целебная мазь способствовали быстрому исцелению раненых конечностей, и Антон с каждым последующим днем ощущал самого себя все лучше. А когда он уже смог, опираясь на подаренный стариком самодельный костыль, доковылять от кровати, на которой он лежал, до окошка и обратно, с этого дня старик, оставляя запас еды, начал позволять себе отсутствовать в избушке даже несколько дней подряд. Молодое полное сил и энергии тело не любит долго болеть. И со временем отказавшийся от костыля Антон, чтобы не скучать в одиночестве, с раннего утра и до позднего вечера гулял по окрестностям, пока не вышел на опушку леса и не увидел знакомый ему холм и возвышающуюся над окрестностями одинокую гору.
   - Так это же моя гора! - воскликнул ощутивший, как сильно забилась при виде нее в его груди сердце, обрадованный Антон. - А в ней должен быть и ведущий в мое время вход в пещеру.
   Гора была от него совсем близко. Уже полностью оправившийся от ран Антон мог добежать до нее за каких-то там пятнадцать-двадцать минут. Но в это время на холме стояли лагерем римские воины, а Антон не хотел понапрасну рисковать. За последнее время он уже успел многое понять в земной жизни, а поэтому ему уже было без надобности рассказывать, что его встреча с римскими легионерами добром не закончится.
   - Мне будет лучше всего придти сюда с наступлением темноты, - подумал Антон и поторопился с возвращением в избушку старика.
   До наступления темноты еще было достаточно времени. И Антон, поужинав, прилег на кровать и прислушался к начинающей ныть, после долгой ходьбы, ране в ноге. Близость скорого освобождения от вцепившихся в него мертвой хваткою прошедших времен приближало его и к думам о своем времени. Отдыхая и набираясь сил для побега из времени великого и могучего Рима, он думал о своей Вале и о том, как и чем ему можно будет объяснить, чтобы ему поверили, свое внезапное исчезновение односельчанам.
   - Рассказать правду, но какой здравомыслящий человек поверит в мою правду? - думал и соображал про себя Антон. - Но я принесу им вещественные доказательства: оружие римских воинов и одежду. Они возьмут и обвинят меня в ограблении какого-нибудь музея, а музейщики из желания оставит у себя такие ценные вещи вполне способны поддержать это абсурдное обвинение. По всей видимости, мне придется бежать в свой кубрик полностью обнаженным.... Но, если меня увидят голым односельчане, то тогда я уже опозорюсь на все приморское село. И не только опозорюсь, но и навсегда потеряю Валю. Она вряд ли захочет связывать свою судьбу с подобным недотепою....
   Долго думал и прикидывал про себя Антон и так и этак, на ничего путного в его голову не приходило. Уже начали сгущаться над землею вечерние сумерки. Для Антона уже наступила пора собираться в дорогу, а старика все еще не было. Антону очень не хотелось оказаться неблагодарным к такому хорошему человеку. Ему хотелось попрощаться с ним по-людски, поблагодарив его за внимание к нему и уважение, за хлеб и за соль, и в особенности за то, что старик проявил к нему сострадание, когда обнаружил его раненым в лесу.
   - И куда он мог так запропаститься? - волновался и переживал за старика Антон. - Я же ждал его возвращения еще и вчера....
   Антон подождал еще немного, с нетерпением поглядывая в темнеющее окошко избушки, но старика все не было и не было. Теряющий терпение Антон вышел из избушки и прислушался к нависшей с приближением ночного времени над лесом тишине. Росшие возле избушки похожие на сосны деревья уже начали укутываться не только в свои ночные покрывала, но и в поднявшийся, к удивлению Антона, густой серый туман.
   - Такой густой туман будет только способствовать моему бегству из времени древнего Рима, - отметил про себя намеревающийся сегодняшней ночью оказаться в своем времени Антон.
   И, не желая больше сомневаться, что именно сегодняшняя ночь ему больше всего подходит для удачного побега, он взял и отошел от избушки. Обернувшись в ее сторону, Антон уже избушку не увидел: вокруг него клубился своими темно-серыми космами густой плотный туман.
   - Вот здорово! - восхитился вполне удовлетворенный результатом своего опыта Антон. - С таким сегодняшним туманом мне будет не так уж и трудно проскочить мимо римлян к входу в пещеру. Но куда подевался мой старик? Нет! Я его больше дожидаться не стану! Он может сегодня и вовсе не придти, а я не могу упускать такую способствующую мне погоду....
   Возвратившийся в избушку Антон перепоясался поясом с подвешенным мечом и, написав на двери углем прощальную записку старику, направился в сторону холма.
   - Прощай избушка, - мысленно попрощался, в последний раз окидывая ее благодарным взглядом, Антон, - твой хозяин помог мне в самое тяжелое время, передай ему от меня слова благодарности.
   Старающийся ступать по возможности тише Антон, выйдя на опушку леса, забрался на дерево и осмотрелся. Было по-прежнему тихо, а впереди до самого темнеющего в ночи контура горы стелился сплошной туман, укрывая собою даже огороженный частоколом расположившийся на холме римский лагерь. Антон, выбрав наиболее безопасное направление, спустился с дерева и, соблюдая предельную осторожность, направился к горе. Густой плотный туман надежно скрывал его от постороннего взгляда, но и видимость в нем была просто паршивая. Поэтому Антону приходилось быть очень предусмотрительным, чтобы случайно не наткнуться на охраняющих лагерь римских воинов. Вначале он прислушивался, пока не убеждался, что впереди него никого нет, и только потом, осторожно ступая, чтобы, не приведи к этому Господь, под его ногою не треснула сухая веточка или сучек, шел вперед. Так он уже шел довольно долго, не зная, сколько еще ему осталось идти, и не сбился ли он со своего направления. Антон уже ругал себя, что так безрассудно доверился туману, но и о возвращении назад, совсем неуверенный, что он хотя бы это еще способен сделать, Антон не думал.
   - Если я пойду в обратную сторону, то в незнакомой местности легко собьюсь с пути и могу по ошибке сам придти в этот полный вооруженных воинов лагерь, - с нескрываемой грустью приговаривал сам себе Антон. - Заполучившие меня римляне уже просто так меня из своего лагеря не выпустят. Они возьмут меня в плен и продадут в рабство какому-нибудь рабовладельцу.
   Изредка до него доносился приглушенный шепот бдительной стражи. И тогда Антон, замирая, начинал пятиться от сторожей в сторону, опуская ноги на землю с такой осторожностью, словно под ним было хрупкое стекло, а не способная с легкостью выдерживать на себе любого человека земля. Стелившийся по земле туман даже и не думал, как рассчитывал совсем неопытный в отношениях с ним Антон, постоянно находиться на одном и том же занятым им участке местности. А все время, отплывая в ту или в иную сторону, не уставал показывать Антону гору. И он, корректируя по ней направления, не без удовольствия отмечал про себя, как гора с каждым очередным разом становится к нему все ближе. А в последний раз она показалось Антону до того близкой, что он еле удержался, чтобы не пуститься к ней бегом. Его сердце радостно забилось от только одного предчувствия скорого избавления от всего нынешнего ужаса. Уже остро ощущая учащенное дыхание своего времени, Антон рвался каждой клеточкою своего взбудораженного тела навстречу родной стихии, но....
   Это не просто досадная случайность, а самое настоящее несчастье, произошло с Антоном тогда, когда он, будучи уверенным, что все уже позади, не думал о пережитом, а грезил об оставленной им в настоящем времени Вале! Несчастье произошло с ним тогда, когда Антон уже находился возле самой горы, в пещере которой его ожидало долгожданное освобождение от плена прошедших и уже давно канувших в небытие времен! Эта загубившая прямо на корню все его надежды несчастье произошло именно в том самом месте, где особенно любит поджидать человека притаившаяся беда! Подобное несчастье произошло с ним именно в тот самый миг, когда попавшийся в беду человек более всего способен в полной мере постичь глубину обрушившейся на него беды!
   Предательский густой туман только на одно мгновение отхлынул в сторону. И этого короткого мгновения оказалось достаточно, чтобы Антона увидела бдительная недремлющая стража. Сидящие возле небольшого костра воины, что-то выкрикнув Антону на незнакомом языке, бросились наперерез. Уже увидевший зачерневший впереди него вход в пещеру спохватившийся Антон, больше не надеясь пробраться к нему скрытно, побежал в его сторону, но не успел. Опередившие его легионеры отрезали его от спасительного входа в пещеру горы. Чего-чего, а вот такое неожиданное крушение всех его надежд привело онемевшего от горького разочарования Антона в бешеную ярость. И он, даже не пытаясь осознать для самого себя, что ему надобно было сейчас делать, выхватил из ножен меч и с душераздирающими воплями бросился на легионеров. Резкие звуки яростно застучавших мечей всполошили весь лагерь. И очень скоро к обнаружившим Антона легионерам подоспела помощь. Не прошло и несколько минут, как отбивающаяся от яростного напора Антона стража уже было окружена плотной толпою с интересом взирающих на поединок своих товарищей легионеров. А уже прямо обезумевший от острого ощущения своей обреченности и безвыходности Антон ничего вокруг себя не видел и не слышал. Он все нападал и нападал на преграждающий ему путь к входу в пещеру четырех легионеров. Предательский, как давно уже всем известно, туман то отплывал, а то снова укрывал своей густой водянистой массой сражающегося Антона со стражею, так что поднятым среди ночи легионерам пришлось, чтобы осветить место яростной схватки, даже зажечь факела. Еле успевающие отражать сыпавшиеся на них удары взбешенного неудачею Антона легионеры отступали. А ничего не желающий думать и соображать Антон, вращаясь перед ними неудержимым ураганом, все поднимал и поднимал свой сверкающий при ярком свете горящих факелов, наподобие молнии, меч. Уже не менее получаса сражался Антон с легионерами не на жизнь, а на смерть, вызывая у знающих в таком деле толк наблюдающих за схваткою римлян бурное восхищение. Только настоящий воин может по достоинству оценить отвагу и мастерство врага, и Антон вполне заслуживал их восхищения. Уставшие легионеры, с беспокойством оглядываясь на своих товарищей, умоляли их взглядами о помощи, но возбужденная поединком толпа только осыпала их едкими насмешками и руганью. А Антон, видя перед собою только вход в пещеру и стоящих на пути осуществления его желания легионеров, не ощущая усталости, не прекращал с дикими воплями на них нападать и теснить к горе. Сколько времени еще продолжалась бы их яростная схватка неизвестно. И вполне может быть, что Антону, в конце концов, удалось бы прижать легионеров к горе, но громкая отрывистая команда оборвала этот просто поразительный поединок потомка со своими внезапно по воле все той же непредсказуемой человеческой судьбы ожившими предками. На Антона набросили сеть. И Антон, запутавшись в ней, позволил себя разоружить и связать. Связанного Антона под восхищенные выкрики легионеров отвели в лагерь и привязали к установленному в центре высокому столбу. Воины разбрелись по палаткам, и скоро над притихшим римским лагерем снова воцарилась тишина.
   Кай Карнелий проснулся еще задолго до рассвета. Сколько он себя помнил, он всегда вставал очень рано. Еще мальчишкою он полюбил утренние прогулки по все еще досматривающему ночные сны окружающему миру. Он даже и сейчас не может понять и объяснить хотя бы самому себе, что именно привлекало его тогда в этих утренник уединенных прогулках? Может то, что все окружающего его в утренние часы показывалось ему тогда таким необычно увлекательным, чем в шумное и суетливое дневное время, а может и то, что в утреннее время вокруг него было столько таинственного и загадочного? А какой мальчишка не встревожился бы и не желал хотя бы соприкоснуться с даже созданной его собственным воображением тайною? Но, скорее всего, ему нравились утренние прогулки только потому, что в это время он был наедине с самим собою и мог обдумывать все свои проблемы, не беспокоясь, что его могут хоть чем-то отвлечь или помешать. Как бы там ни было, но во время утренних прогулок ему всегда было очень хорошо. Время шло: он вырос и возмужал, а старая привычка осталось. Не изменил он ей и во время войны. Только сейчас он уже не бродил по окрестностям, как неприкаянный, тем более что это уже было для него не только опасно, но и трудно осуществимо. Он, продолжая нежиться на своем мягком ложе, посвящал лично ему принадлежащее утреннее время воспоминаниям или, что особенно скрывалось им от посторонних, своим полюбившимся ему еще в детском возрасте мечтам. Он и сегодня, несмотря на прерванный ночью сон, не проспал. Под монотонное шуршание посыпавшегося с прохудившихся небес на землю моросящего дождика мысли центуриона кружились в воспоминаниях об недавних событиях. Он вспоминал сражение под Кабирой, во время которого римские легионы наголову разбили воинов вероломного Митридата. В этом же сражении он впервые был тяжело ранен.
   - Мне еще повезло отлежаться со своими ранами в провинции, - думал центурион. - А то, по всей видимости, мне пришлось бы опоганить свой меч, сражаясь с презренными гладиаторами. И куда только скатывается в последнее время мой великий и могучий Рим!? Ему уже начали угрожать не только всякие трусливые и вероломные Митридаты, но и даже собственные рабы! Подобного просто неслыханного позора для моего возлюбленного Рима еще никогда не было! И во всех этих наших нынешних бедах виноваты только одни, стоящие сейчас у кормила власти бесчестные сенаторы! Это только по их вине устои моего Рима сейчас воочию попираются презренными рабами! Это только они своим ни к чему не обязывающим разглагольствованием допустили, чтобы мечи непобедимых римских воинов были обагрены кровью обнаглевших рабов!
   Еле дождавшись, когда исцелятся его раны, Кай Карнелий, не задерживаясь ни на один день, тут же, возвратившись в свою манипулу, услышал обрадовавшую его весть о своем повышении: он был произведен в центурионы и назначен командовать отрядом конников. Правда, отряд небольшой: всего триста всадников - но, начиная с этой должности, он уже мог мечтать о когорте. Ему было жаль центуриона Диона Марко, командовавшего до него конниками и убитого недавно на этом самом холме в схватке с воинами Митридата. Он был неплохим командиром и хорошим парнем. И это печальное обстоятельства немного смущало знавшего его раньше Кая Карнелия. Заставляла его укорять самого себя, что он, радуясь своему повышению, совершенно не думает о несчастье друга, что он не очень хороший человек, раз способен радоваться своему повышению ценою смерти бывших друзей.
   - Ничего не поделаешь, - оправдывался он перед самим собою, - ни одна война в мире еще не проводилась бескровно, без всегда кажущихся родным и знакомым павших в ходе сражений воинов совершенно излишних и напрасных жертв. И погибают во время столкновений с неприятелями не только рядовые воины, на плечи которых всегда ложится основная нагрузка и тяжесть военных действий вражеских армий, но и их командиры. Мне нечего упрекать самого себя за то, что занял освободившееся место, после смерти друга. Во всем виновата наша всегда не ласковая к людям земная судьба. Так уж, наверное, ему было суждено с самого начала своего рождения на белый свет: погибнуть на поле брани в сражении с воинами вероломного Митридата. И мой друг, слава богам, принял свою смерть, как и подобает каждому римлянину, храбро и достойно, что не скажешь о подчиненных ему конниках....
   На этой фразе центурион смущенно замолчал: позор конников Диона Марка ложился черным несмываемым пятном и на него самого, как на их нового командира. Его все еще смущало, что его конники в той кровавой схватке трусливо сбежали с поля боя, оставив тело своего погибшего командира. За что они и были изгнаны из Ольвии квестором Кассием Гаем, командовавшим двумя когортами легионеров, тремя сотнями велитов, двумя сотнями пращников и его конниками. Ох, и разозлился тогда обычно невозмутимый и неторопливый квестор! Даже не пытаясь выслушать, пытающихся ему хоть что-то объяснить, конников, он тут же отправил их на место боя. Да, и как мог центурион не понять гнева своего командира, а, тем более, осуждать его за такое строгое наказание конников? Скрытно подкравшийся под стены Ольвии римский отряд почти без потерь ворвался в город и вышвырнул из него понтийский гарнизон. Разбитый наголову враг обратился в бегство, и конники его преследовали. На этом самом холме, где сейчас был разбит их лагерь, они их нагнали. Жаркая была схватка. И совсем не удивительно, что погруженному по колено в льющуюся потоком кровь легионеру привиделся посланец Аида Цербер. Подобных случаев на войне центурион знал немало. Но, к сожалению, объявший легионера при подобном видении ужас передался остальным, и охваченные паникой конники убежали с поля боя. Потом этого легионера нашли мертвым, но даже, если бы он и остался среди живых, его примерное наказание уже ничего не изменило бы. Вернувшиеся на поле боя конники нашли своего командира и послали в город гонцов с подобным известием, но суровый квестор, не пожелав видеть возле себя опозорившихся воинов, повелел им разбить на холме лагерь и ждать его дальнейших распоряжений. Полностью осознающие свою вину легионеры не высказывали вслух своего недовольство решением квестора, осудившего их на скучную жизнь в полевом лагере, в то время как их более удачливые товарищи развлекались в харчевнях с девочками.
   - Прискакал гонец от квестора, - оборвал воспоминания центуриона заглянувший в палатку раб.
   - Карнепор, принеси холодной воды! - распорядился недовольно поморщившийся центурион.
   Карнепор, одетый в полотняную тунику с одним правым рукавом высокий средних лет худощавый мужчина, согласно кивнув головою, поспешно удалился, а проводивший его недовольным взглядом Кай Карнелий, сладко потянувшись, встал с ложа.
   - Проклятая бедность, - отметил про себя с горестным вздохом Кай Карнелий. - У других даже прислуживающие им рабы одеты намного лучше, чем я, а мне приходится во всем экономить. И когда же она выпустит меня из своих смертельных объятий? Когда ей, в конце концов, надоест до того сильно надо мною измываться?
   Через мгновение в палатку вбежал Карнепор с наполненным чистой родниковой водою медным тазом в руках, а вслед за ним вошли опцион с гонцом. Центурион, омыв лицо прохладной водицею и вытершись услужливо поданным ему рабом утиральником, молча сорвал печать и прочитал вслух послание квестора.
   - Предупреди дежурного Антиоха, что он будет со своими людьми сопровождать меня! - коротко бросил он опциону и начал собираться в дорогу.
   Подчеркивая позорное положение своих конников и свое непременное желание, как можно скорее, искупить их вину, он, предупредив Карнепора, чтобы на его коне не было ни одного украшения, надел на себя скромные доспехи. Но, понимая, какое большое значение придают его соотечественники внешнему виду, центурион еще долго вращался перед медным зеркалом, пока не добился всегда отличающего его изящества.
   - Как мне кажется, я выгляжу совсем неплохо, - не без удовлетворения прошептал он вслух своему изображению. - Я, пусть и беден, но выгляжу не хуже других более состоятельных офицеров римской армии....
   Оставшийся вполне удовлетворенный своим внешним видом центурион вышел из палатки. Уже поджидающий его там Карнепор подвел к нему вороного с белыми полосками над копытами жеребца. Ласково погладив по ищущей угощение в его руках мордашке своего коня, Карнелий ухватился за гриву и одним рывком, взлетев в воздух, оказался на спине скакуна. Почувствовав на своей спине опытного наездника, жеребец нетерпеливо затанцевал нервно подрагивающими ногами, но центурион, натянув удила, удержал его на месте
   - Антиох, захвати с собою пленника! - выкрикнул он декуриону и, немного ослабив поводья, пустил жеребца мелкой рысью.
   Уже приготовившиеся пуститься прямо с места вскачь конники спешились и, отвязав привязанного к столбу Антона, усадили его на запасную лошадь. Молча наблюдавший за ними суровый декурион подал знак и конники, пустив коней в галоп, поскакали за своим центурионом. Поднимаемое копытами скачущих коней облако пыли скоро скрыла удаляющихся всадников от провожающих их легионеров.
   Одетый в белоснежную тунику и перепоясанный расшитым золотом поясом Кассий Гай, еле слышно ступая веревочными сандалиями, встретил вызванного центуриона во дворе занятого им на постой дома. Он в это время, облокотившись на резные перила, с удовольствием наблюдал за игрою своего выведенного слугами на прогулку резвого скакуна.
   - Это ты?! - негромко выкрикнул обернувшийся на цокот копыт квестор подъезжающему центуриону. - Пока располагайся, а о деле поговорим во время обеда....
   Встретивший его контуберналий провел центуриона в приготовленные лично для него комнаты. Осмотревший их Кай Карнелий вернулся во двор и, проследив, как устроились сопровождающие его всадники, снова поднялся в комнаты, в которых проворный Карнепор уже успел разложить его вещи. Продолжая выдерживать тон, он переоделся в темную тунику, а на ноги натянул такие же, как и у квестора, веревочные сандалии. В назначенное контуберналием время центурион спустился в небольшой благоухающий разноцветьем садик с несколькими фонтанами в середине, где уже начали собираться приглашенные квестором на обед офицеры. Кай Карнелий вежливо их поприветствовал и, присев на самый краешек облицованной мрамором скамейки, включился в неторопкий разговор суровых воинов. С приходом в сад квестора все встали, приветствуя своего командира. Ответив на их приветствие, квестор при виде Кая Карнелия в темной тунике, удовлетворенно хмыкнул и пригласил всех следовать за ним. Они пересекли садик и через скрывающуюся вьющимся по ней плющом дверь вошли в просторное помещение. На вымощенном грубой мозаикой поле были расставлены накрытые пурпурной тканью мраморные скамейки. С помощью поджидавших их рабов приглашенные на обед офицеры разделись. А потом, не задерживаясь, тут же поспешили пройти в следующую дверь, с удовольствием подставляя, свои обнаженные со страшными рубцами тела под огнедышащий от наполненной раскаленными углями жаровни жар. Выступающие на их телах бусинки мелких капелек пота выносили вместе с собою и глубоко въевшиеся в их кожу мельчайшие пылинки во время нескончаемо долгих солдатских дорог и кровавых схваток с неприятелем. Испускаемый жаровнею жар был отменный, но и ему нелегко было пробраться через обвеянную всеми ветрами мира, выстуженную морозами в походах в дальние страны и постоянно обугливающуюся от несносной жары загрубелую солдатскую кожу. И суровые воины, внимательно осматривая друг у друга рубцы - страшные метки, напоминающие им о былых сражениях, не торопились уходить от размягчающего не только их тела, но и суровые солдатские души, огнедышащего жара.
   О чем думали суровые римские воины, когда молча стояли у жаровни, с наслаждением впитывая каждой клеточкой своих тел испускаемое от нее тепло и осторожно поглаживая руками по старым рубцам? Может быть, в эти минуты им виделись разъедающие им глаза тучи въедливой пыли поднимаемой копытами озверевших от грохота битвы и потоков льющейся крови коней? Может быть, они в это время вспоминали, как с громкими победными воплями они вонзали свой острый меч в тело ненавистного врага? Или, как обычно, презирая возможную смерть, врезались они с подначальными им воинами во вражеские ряды и, как слалась в рядах неприятеля позади них широкая прорубленная ударами их мечей дорога? Все может быть, но то, что они в своих видениях сравнивали самих себя с фигурами обнаженных удерживающих своими сильными руками тяжелый карниз сводчатого потолка гигантов, в этом можно было и не сомневаться. Потому что на них, как и этот потолок на терракотовых гигантах, держалась мощь и слава великого и могучего Рима.
   - Пора, - прервал затянувшееся молчание квестор и офицеры следом за ним прошли в кельдарий, самое жаркое помещение римской бани.
   Вымывшись в ванне с горячей водою, они освежились под прохладным душем и вернулись в раздевалку.
   - Кого это ты с собою притащил? - поинтересовался, с удовольствием покрякивая под сильными руками массирующего его тело раба, квестор у центуриона и, опережая его вопрос, поспешил с объяснениями. - Я видел, как твои конники стаскивали его с лошади....
   - Кто его знает? - пожал в ответ плечами недоумевающий центурион. - Я так и не смог его допросить. Ни один из моих конников не понимает языка этого варвара. По всей видимости, он проживает в еще не знающих благ римской цивилизации дальних странах. Но, несмотря на присущую всем варварам дикость и невоспитанность, дерется он, как зверь. И, как мне думается, немногие из наших легионеров в схватке один на один смогли бы с ним справиться....
   - Не может такого быть, - засомневались в правоте слов центуриона выслушавшие его мнение другие офицеры. - Мы, впитавшие в себя опыт всех уже побежденных нами стран и народов, всегда придаем особое значение подготовке каждого легионера. Нам очень трудно поверить, что какой-то так неотесанный дикарь способен выдержать в схватке на мечах с нашими воинами? Подобное твое предположение, центурион, просто немыслимо.
   - Когда мои конники задерживали этого дикаря, пленник с присущей всем варварам безрассудностью вместо сдачи в плен и просьбе о пощаде, не раздумывая, вступил в неравную схватку с четырьмя легионерами. И, если бы к ним не подоспела помощь, то я сомневаюсь, что им удалось бы его задержать, - ответил смутившийся под укоряющими взглядами друзей Гай Карнелий. - Вполне возможно, что с этим дикарем не смог бы справиться даже десяток наших воинов, потому что к этому варвару во время задержания было не так легко и подступиться. Только с помощью наброшенной сети нам удалось обезоружить его и связать.
   - Значит этот твой пленник, центурион, не простой дикарь.... На своей родине он, по всей видимости, принадлежит к знатному роду, - пробубнил вслух погруженный в какие-то одолевающие его голову в настоящее время мысли квестор. - Я хотел бы его видеть.... Приведи его с собою на обед и не забудь переодеться во что-нибудь более подходящее для дружеской пирушки.
   Догадавшись, что провинность его конников прощается, обрадованный центурион согласно кивнул головою.
   Отпрыск древнего латинского рода Кай Карнелий принадлежал к числу высшей римской знати. Его род, несмотря на свою нынешнюю сравнивающую его с плебеями бедность, был знаменитым и пользовался не меньшей популярностью, чем самые богатые и властолюбивые патриции, среди римлян. Его род был знаменит не своим богатством, а тем, что среди простого народа ценилось намного больше несметных сокровищ. Он был знаменитым на весь Рим чистой совестью и безукоризненной честностью своих отпрысков, доходящей иногда до такой щепетильности, что над ними за глаза нередко посмеивались. Высшие сановники Рима, подтрунивая над ними, втайне им завидовали, осознавая их превосходство и понимая, что им самим и их потомкам никогда не развить подобного совершенства человеческой сущности, получая в наследство от своих предков и от них самих отягощенную, испачканную в неблаговидных делах и поступках честность и совесть. Совсем недаром гласит народная поговорка, что яблоко от яблони далеко не падает, означающая по отношению к людям, что грехи отцов в отличие от праведных дел тяжелым бременем ложатся на плечи их детей и внуков. Награбленное, как чаще всего и бывает, неправедным путем богатство не только не помогает, как мы ошибочно предполагаем, но и не способствует развитию в их потомках правильного понимания о роли и предназначении каждого живущего на земле человека. Приобретенное воровством и завуалированным грабежом простых людей богатство не заставляет их распущенных потомков даже задумываться о своей личной ответственности за благосостояние проживающих с ними рядом людей. Для них эти основополагающие для всех нормальных и порядочных людей слова ничего не значат, а стремление их душ и тел направлено только на еще большее накопительство, которое обеспечивает им ничем не оправданное желание ощущать свое призрачное превосходство над окружающими людьми. Это богатство заставляет их еще больше изловчаться в ограблении простого народа, старательно прикрывая свои неблаговидные дела и поступки изобретенной еще их нечестивыми предками бесчеловечной по своей сути моралью и нравственностью. И этих отъявленных ловкачей и мошенников с каждым очередным столетием на земле позорной человеческой истории становится все больше и больше. Так, где же им, бедным, в этой все больше усиливающейся конкуренции отыскать время для совершенствования в себе человека, для осознания никчемности и пагубности для всего человечества своих не стоящих даже выеденного яйца жизненных потребностей и забот.
   Переходящая от отцов и дедов к сыновьям и внукам слава их предков не только льстила самолюбивым потомкам рода Кая Карнелия, но и ложилась на них тяжелым бременем. Понимая, что они сами еще не сделали для приумножения и укрепления заслуженной их предками славы, что народ, воздавая им должное, как представителям сланного рода, как бы выдает им авансы на будущее в надежде, что и они будут достойными продолжателями дела своих отцов, держало их мысленные желания в железных обручах. Заставляла их с самого раннего детства быть очень осторожными в своих делах и поступках, чтобы, не приведи к этому всемогущий Юпитер, не бросить даже тени сомнения на вполне заслуженную славу своих отцов. Громкая слава предков, сопровождая их с самых пеленок, приучала их не только не тяготиться, но и гордиться вполне заслуженной праведной жизни делами и поступками своих дедов и отцов. Жесткие к самим себе требования потихонечку становились несокрушимыми принципами их жизни. И представители славного рода Кая Карнелия впоследствии уже не могли не только по-другому думать, но и даже мечтать.
   Немало римских сановников, испытывая их честность, пытались соблазнить всяческими посулами представителей рода Кая Карнелия. Но внутреннее убеждение и опасения переступить заложенную в них с детства запретную черту, позволяло им благополучно выскальзывать из расставленных вокруг них сетей, оставляя их завистников в недоумении, как может не слишком богатый и отягощенный долгами человек сдерживаться перед подобными соблазнами, позволяющим ему в одно мгновение разрешить все свои проблемы. Как шакал смотрит на тигра, ненавидя его за силу и ловкость, но в то же время, раболепствуя перед ним, так и римские сановники, внутренне ненавидя и презирая их за честность и добропорядочность, преклонялись перед обладателями высших душевных качеств человека, которые уже давно были для них недоступными. Зависть - недостойное для человека чувство. Она очень часто толкает его не на совершенствование самого себя, как человека, не на укрепление своего духа, а только для того, чтобы опорочить и извалять в грязи превосходящего его по уму человека, унизить его до своего уровня. Поступая таким неблаговидным образом, человек не только обкрадывает общество, лишая всех нравственного примера, до уровня которого должны совершенствовать сами себя все живущие на земле люди, но и губит в первую очередь самого себя. Терзаемый пагубными стремлениями и обуреваемый нечистоплотными поступками он все больше скатывается до уровня безгласного скота.
   Честь и слава им, часто осмеянным нашими современниками, но не сдавшимися перед окружающими их соблазнами и передавшим впоследствии своим детям и внукам в наследство свою чистую ничем не запятнанную совесть! Одно присутствие их в земной жизни благотворно влияет на все человеческое сообщество. Они и сами порою не подозревают, каким несметным богатством обладают, а только покорно несут положенный им по воле извечно неласковой людской судьбы крест. Покорно, потому что окружающие их люди из-за извечного неприятия всего, что хотя бы немного отличается от общепринятых правил и условностей, недолюбливая подобное расхождение со своим собственным мнением о жизни на земле, осмеивают их. При этом даже сами не осознавая, как нелегко им жилось самим, если бы рядом с ними не было подобных, по их непоколебимому убеждению, "недалеких" чудаков. Если бы все живущие на земле люди могли одновременно подняться до понимания, как необходимы в их жизни эти, неискоренимые правдолюбцы и правдоискатели, то все сообщество людей мгновенно преобразилось бы. И тогда уже темной силе в таком обществе людей просто нечего было бы делать. Но, к сожалению, подобное внезапное просветление всех людей невозможно. И только поэтому мы все еще долго будем легкой добычею для мерзопакостного Сатаны в его коварных замыслах против добра и справедливости. Охваченный яростным стремлением подчинить темной стороне человеческой жизни всю землю Сатана всегда делал и делает сейчас все от него зависящее ради скорейшего наступления этой своей заветной цели, но пока существуют на земле подобные люди, ему никогда не добиться окончательной победы. Потому что только благодаря этим неискоренимым в жизни на земле мечтателям и правдолюбцам на всем белом свете добро всегда будет главенствовать над злом, любовь над подлостью и достоинство над расчетом. Это основа основ, на которых держится человеческое сообщество, без которых человечество просто не могло бы существовать.
   Это только мои слова и только мое мнение о человеческой на земле жизни. И они, как и все остальное в нашем подлунном мире, не только не должны, но и не могут быть, неоспоримыми. У каждого живущего на земле человека есть свое собственное мнение о человеческой жизни и оно, вполне возможно, может полностью не совпадать с моими на этот счет высказываниями. Так, например, я уже начинаю слышать долетающие до моих ушей недовольные возгласы своих современников, причисляющих себя и истинным поборникам свободы и демократии:
   - О какой совести и честности можно говорить в отношении Кая Карнелия, если у него самого и его родственников имеются рабы!?
   Конечно - рабство это очень позорное явления в жизни человека. Но я нисколько не сомневаюсь, что даже в этом случае о совести и чести Кая Карнелия можно и даже нужно говорить, потому что и саму совесть и честность следует рассматривать, как и все человечество в целом, в их развитии. С каждым очередным поколением людей требования к их носителям все время увеличивается и со временем они, может быть, достигнут своего истинного значения. И тогда все мы, мои современники, оцениваемые по их критериям, будем, вполне возможно, выглядеть просто омерзительными людьми. Мне очень приятно, что ваши возмущенные возгласы начинают потихонечку умолкать, но зато все громче звучат возгласы возмущенных людей однобокостью моего последнего высказывания, утверждающих, что в человеческом обществе возможен, как прогресс, так и регресс, в его развитии. Я на эти вполне справедливые высказывания ничего не могу возразить и просто вынужден без особого желания с ними согласиться. Но все же желаю для лучшего понимания немного поговорить и об этом вашем утверждении. Да, действительно, в отдельных странах, иногда, концентрируя в своих руках огромную власть, небольшая кучка людей активно внедряет в общество свои собственные воззрения на жизнь, к сожалению, не всегда соответствующие передовым носителям морали и нравственности, а совсем наоборот. В подобном случае общество в своем развитии быстро скатывается по наклонной лесенке вниз, вызывая недоумение, а иногда и возмущение своих соседей. Однако, к счастью, регресс никогда не может произойти во всех странах одновременно. Как только рука диктатуры немного ослабнет, народ этой страны быстро возвратиться на прежний уровень своего развития и ускоренными темпами, благодаря благотворному примеру соседей, помчится вперед, догоняя и перегоняя их в своем нравственном развитии.
   Ближе к обеду центурион, вызвав к себе декуриона с пленником, повелел ему дожидаться вызова квестора во дворе, а сам, прихватив с собою Карнепора, направился в триклиний. Встретившие его слуги квестора омыли ему ноги, и надели на голову сплетенный из лавра, плюща и роз венок. Польщенный оказанным ему приемом Кай Карнелий осмотрел самого себя в зеркале, с неудовольствием поглядывая на своего несущего за ним салфетки честного и работящего раба.
   - Другим гостям квестора, по всей видимости, будут прислуживать молодые красавцы в дорогих одеждах, - с тяжелым вздохом отметил про себя центурион, - а мне будет только неловко за своего Карнепора.
   Кай Карнелий оказался одним из последних пришедших на пир к квестору гостей. На расставленных с трех сторон небольшого столика каменных ложах уже полулежали все приглашенные квестором.
   - Привет всем! - громко прокричал положенную для приветствия фразу центурион.
   - Честь и слава тебе, доблестный центурион! - ответил ему за всех приветливо улыбнувшийся квестор и, указав на место рядом с собою, спросил. - А где твоя тень?
   - Пленник ожидает твоего приглашения, - быстро проговорил уже ожидающий от своего начальника подобного вопроса центурион. - Его позвать?
   - Пока не стоит, - тихо проговорил довольно ухмыльнувшийся квестор. - Мы не позволим ему испортить наш аппетит, оставим этого дикаря на закуску....
   Кай Карнелий отдал на хранение остановившемуся за его спиною рабу снятые с ног сандалии. А потом, одернув, чтобы не измять, сшитую из тонкого сукна белоснежную обеденную тунику, устроился на указанном ему ложе рядом с квестором. Сняв со стола расшитую широкими пурпурными полосками и длинной бахромою салфетку и, повязав ее вокруг шеи, он положил на стол принесенную рабом свою собственную салфетку. Отсутствие музыкантов, шутов и актеров подчеркивало деловой характер устраиваемого квестором обеда, но по обилию сменяемых услужливыми рабами блюд он показался отвыкшим по хорошей кухне римских воинам просто превосходным. Отдав должное сладкому ароматному мясу молочного поросенка, увенчанного колбасками с птичьими потрохами и тыквою, гости не обошли своим вниманием и политый горячим медом и обложенный фасолью, горохом, орехами и перчиками холодный сырный пирог. Сочный и хорошо прожаренный кусок медвежатины успевший насытиться Кай Карнелий положил в салфетку в руках раба, в которой уже лежало немало аппетитных кусочков от поданных ранее блюд. Во время небольших пауз между сменами блюд квестор довел до своих подчиненных приказ консула выйти, оставив в городе небольшой гарнизон, на соединение с его легионерами. Обедающие за исключением остающейся в городе начальнике когорты оживились и с увлечением предались воспоминанию о дорогом и славном для сердца каждого римляне великом и могучем Риме.
   - Вполне возможно, что нас не направят в Рим? - высказал свое предположение начальник велитов. - Мы еще можем понадобиться в войне с презренным гладиатором? Если верить доходящим и до нас слухам, то этот гладиатор уже успел поставить наш Рим в очень непростое положение....
   Смущенные офицеры примолкли. Слухи о победах гладиаторов докатились и до их захолустья. Что ни говори, а гладиаторы искусные воины, а победа над ними или смерть от их меча, не сулила отважным рисским воинам ни почести и ни славы.
   - Великий Рим сам знает, куда ему посылать своих сыновей, - прервал затянувшееся молчание квестор. - А мы обязаны защищать его честь в сражениях с любым осмелившимся поднять на него меч врагом. Так было всегда и везде, так же будет и с этими восставшими против Рима презренными гладиаторами.
   - Да, ударит всемогущая молния Юпитера в этого презренного гладиатора, осмелевшего нарушить спокойствие великого Рима! - поддержал квестора Кай Карнелий. - Много видел наш Рим на своем веку, и он никогда не задерживался с ответом любому, кто посмел покуситься на его ни чем не запятнанную честь и не меркнувшую славу! Так стоит ли нам думать прямо сейчас о будущих схватках, если перед нами выставлены такие изысканные блюда, а виночерпий только и ждет, когда наступит пора наполнить чаши отважным римским воинам!?
   - Не стоит, благородный центурион! - поддержали его участники обеда, а было замешкавшиеся рабы, тут же принесли последнюю состоящую из мягкого сыра, улиток, рубленой печенки, своренных в мешочек яиц и репы перемену.
   - Тебе, центурион, поручается сопровождать тело нашего доблестного Диона Марко, - тихо проговорил пережевывающий улитку квестор.
   При упоминании о погибшем в недавней схватке Дионе Марко участвующие в пире офицеры замолчали, но вскоре снова развеселились, тем более что обед заканчивался, и наступала пора опробовать уже налитое в овальных серебряных чашах отменное валернское вино.
   - На добро тебе, Кассий Гай! - выкрикнул узнавший, что число киафов в их чашах соответствует числу букв в имени квестора один из римских офицеров.
   - Будь здоров! - поддержали его все остальные и опрокинули чаши.
   - Прекрасное вино, - восхитился опцион, командир пращников.
   - Лучше и быть не может, - не остались равнодушными к похвальбе только что опробованного ими вина суровые воины. - Да, покровительствуют тебе боги, храбрейший Кассий Гай!
   - Пришла пора полюбоваться на твоего пленника, центурион, - напомнил о своем желании квестор.
   Кай Карнелий посмотрел на своего раба и тот молнией побежал выполнять повеление своего господина. И уже совсем скоро декурион с несколькими легионерами уже вталкивали Антона в обеденную залу.
   Еще не до конца смирившийся со своим положением угрюмый Антон, как загнанный зверек, бросал злобные взгляды на раскрасневшихся от выпитого вина римлян. Готовые в любое время удерживать его возле себя два легионера держали Антона за руки.
   - Да, этот пленник, у тебя, центурион, еще совсем дикий! - воскликнул осоловевший от вина опцион. - Таким дикарям, как он, самое место на арене цирка среди гладиаторов! Если твой пленник не понравится и гладиаторам, то ему уже больше в нашей империи места нет. Вполне возможно, что он и виновен в преждевременной смерти нашего доблестного Диона Марко!
   - Кто теперь разберет, в чем именно этот пленник виноватый, - недовольно буркнул командир остающейся в городе когорты, - С ним никто из наших легионеров не может разговориться.... Но даже, если бы он и говорил, то вряд ли согласился бы признаться в смерти римского центуриона. Ведь, во время последней схватки конников его тоже никто из наших конников не видел....
   Квестор с удовольствием рассматривал крепкую хорошо сложенную фигуру Антона. Не сдержавшись, он даже позволил самому себе вскочить на ноги и, подойдя к Антону, ощупать его мускулатуру.
   - Да, этот воин должен умело драться, - с удовлетворением отметил он. - Сохрани его, центурион, он нам еще пригодиться.
   После удовлетворения любопытства квестора, легионеры вывели Антона из залы, а пирующие поспешили возвратиться к своему прерванному занятию. Они уже успели выпить за здоровье друг друга и с воодушевлением приняли предложение квестора выпить за доблестного и талантливого полководца консула Лукулла. Только ближе к вечеру, поддерживаемые рабами, гости квестора разошлись по выделенным им комнатам.
   На следующее утро с первым отблеском скорого рассвета Кай Карнелий вместе с сопровождающими его легионерами уже скакал по широкой и бескрайней степи, подставляя свою ноющую после вчерашней пирушки голову утренней прохладе, в направлении стоящих лагерем конников. К полудню его отряд присоединился к растянувшейся на километры колонне римских легионеров. Было жарко. Угрюмый Антон, неторопливо переставляя свои отяжелевшие от усталости ноги, понуро плелся в колонне пленников. Унылый перезвон прикованных друг к другу людей гулко разносился по холмистой местности, радуя сердце сурового римского воина. Всегда приятней видеть смертельного врага в цепях, чем с мечом на поле брани. Подобный перезвон цепей убедительней самых зажигательных речей их полководцев уверяет их, что они победители, что они полновластные хозяева на покоренной земле. И чем этот перезвон цепей сильнее, тем веселее на душе солдата. Вполне возможно, что только и поэтому их командиры сковывают пленников в такие непомерно тяжелые цепи, приносящие немало страданий несчастным рабам. Римских офицеров мало волнует бедствие и напрасные страдания своих пленников, но они нисколько не сомневаются, что эти тяжелые неудобные цепи имеют огромное воспитательное значение для их собственных легионеров. Смотря на страдание своих пленников, легионеры твердо уясняют для себя, какая тяжелая ожидает их участь во время возможной сдачи в плен. Они, конечно же, подобной участи для себя не желают, И только поэтому, переполняясь против этих осмелившихся наперекор всему попытаться сохранить свои жизни пленников праведным гневом, легионеры при одном только звоне рабских цепей наполняются так необходимой в сражениях стойкостью и бесстрашием. Сытый человек голодного не понимает, утверждает старинная народная поговорка. Так и легионеры, не позволяя себе даже думать о возможном в будущем пленении, издевались и осыпали насмешками посмевших совершить подобное непотребство, зажечь в них искорку надежды, что и они могут сохранить свои жизни, когда будут уверены, что их дальнейшее сопротивление не принесет славы великому Риму. И все это они делали вовсе не из-за своей злобы или природной жестокости, среди легионеров большинство было примерных семьянинов и любящих отцов, а, скорее всего, от тупой безвыходности, переходящей порою в злобную раздражительность, что они этого себе позволить не могут. Если не позволено им, то, как посмели попытаться сохранить себе жизнь эти жалкие остатки от разбитых наголову вражеских армий. Живущий на земле человек не любит того, кто незаконно присваивает самому себе намного больше прав, чем он этого заслуживает, и старается делать все от него возможное, чтобы дать почувствовать этому наглецу, что так поступать нельзя. Что и ему тоже следует строить свои взаимоотношения с окружающими людьми на основании общепринятых правил и условностей. Ну, а если до провинившегося человека никак не доходит прописная истина, то он будет продолжать старательно отравлять этому наглецу жизнь, пока он тысячу, миллион раз не пожалеет о своем безрассудстве. Пока он не убедиться окончательно, что ему было бы намного легче умереть, как и подобает каждому солдату, в сражении с неприятелем, чем пытаться сохранить свою жалкую никому не нужную жизнь. Эта характерная черта человеческой натуры и с нею надо считаться, если хочешь понять человека, уяснить для себя источник его разрушительной силы и последствия его безрассудной земной жизни.
   Тяжелый грубый металл до крови натирал кожу, поднимаемая идущими впереди пленниками пыль укрывала густым слоем идущих сзади людей, забивая им ноздри и полость рта. Изо всех сил пытаясь, как можно скорее, избавиться от присутствия во рту въедливой пыли пленникам приходилось беспрестанно отплевываться, но слишком жаркое в этот день солнце скоро лишило их и этой возможности. Пленников в дополнение к насмешкам и издевательствам конвоирующих их легионеров начала мучить нестерпимая жажда. До привала еще было далеко, а фляг с водой и вином, как у легионеров у них не было. Но они, понимая, что призывать к жалости и состраданию конвоирующих их конников будет просто напрасной тратой сил, не роптали. Всем им было доподлинно известно, что их жалкий ропот только бы вызвал новый град насмешек и издевательств со стороны бдительной стражи. Пленники шли молча, низко опустив свои головы, чтобы не видели легионеры их плачевного положения и страданий, чтобы не дать им лишнего повода для насмешек и издевательств над их и без того злосчастной судьбою.
   Антону повезло: он шел впереди колонны, а поэтому поднимаемая его ногами пыль не отягощала ему еще больше и без того незавидное положение, но зато по его оголенной спине чаще идущих сзади пленников прогуливалась ременная плеть обозленного за слишком медленное, по их мнению, движение пленников всадника. Ощутивший на своей уже избитой спине очередной удар плетью Антон инстинктивно бросался вперед и тянул за собою идущих сзади него пленников, но их тупое сопротивление пересиливало его рывок и движение колонны пленников снова входило в прежний ритм. Поначалу Антон с пристальным интересом вглядывался в незнакомую жизнь, но в связи с однообразным повторением всего, что он мог видеть и наблюдать около себя, ему подобное занятие скоро наскучило. Поэтому он, как и все шагающие в колонне пленники, продолжал идти вперед, лениво переставляя свои ноги и вздрагивая от очередного удара плетью. Пытаясь, хоть как-то отвлечься от окружающей его неприглядной действительности, он с головою погружался в воспоминания о той своей жизни, в которой его с нетерпением дожидалась самая лучшая и самая красивая девушка на земле. Так, по истечению определенного времени, в его голове все перемешалось: то, что он мог видеть и наблюдать возле себя, потихонечку перешло в самую настоящую нереальность. А его, как бы нереальные воспоминания о жизни в своем настоящем времени, с той же неторопливостью обрели для него какую-то, пусть и не полностью ощущаемую им, но реальность. То, что он шел в колонне пленников скованный цепями, представлялось ему не больше и не меньше, чем страшным сном, а мысли, в которых он ласкал свою возлюбленную, убеждали его в реальности всего, что с ними в это время происходило. Только, наверное, и поэтому он смотрел на отрывающие его от возлюбленной тяжелые цепи с таким неподдельным негодованием, что ему даже начинало казаться, если бы они были реальными, то от одного его взгляда непременно испарились бы, пропали бы в небытие с концами. Так он, запутавшись во всем, и шел, совершенно не понимая, а где именно он сейчас находится: то ли со своей Валею, то ли в плену у римлян. Чей-то резкий толчок не только оборвал его грезы, но и возвратил в действительность. Вздрогнувший от неожиданности Антон обернулся и окинул вопрошающим взгляд стоящего позади него пленника. Презрительно скривившийся мужчина в ответ на его недоумение выразительно покрутил пальцем у виска. Он еще, после своего очень даже горящего о многом знака, добавил еще несколько слов, которые откровенно недоумевающему Антону уже не надо было переводить. Но ему не пришлось слишком долго мучиться в догадках, за что именно его обругали. Погрузившись в свои мысли, Антон не заметил, что колонну пленников остановили. А он, продолжая идти вперед, натягивал сковавшие их друг с другом цепи. Полностью осознавший свою вину Антон виновато улыбнулся и отвернулся.
   Впереди них стремительно несла свои воды небольшая, шириною не более десяти метров, речушка. Охраняющие их конники спешились и с громкими радостными выкриками понеслись к берегу. А пленники, радуясь долгожданному привалу, молча опустились на землю и старались не смотреть в сторону плещущихся в воде легионеров. Осмотревшись вокруг себя, Антон догадался, почему колонне пленников устроили небольшой привал: по перекинутому через реку узкому с высокими перилами мостику тянулся нескончаемый поток пушистых длинношерстных овечек. Если бы не их беспокойное блеяние, то можно было подумать, что сама река, прорвав свое русло, стремительно понеслась мимо отдыхающих пленников. И этих овец было до того много, что у пытающегося прикинуть для себя хотя бы примерное их число Антона просто зарябило в глазах от их неустанно снующих между собою жирных лохматых туш.
   - Раз эти овцы заставляют даже легионеров могущественной Римской империи уступать им дорогу, то они, по всей видимости, имеют для этих римлян немаловажное значение, - отметил про себя не отводящий от беспокойно снующих по дороге возле него жирных овечьих туш Антон. - И как только пастухи справляются с такой огромной отарой? Как и чем они добиваются от этих почти диких овец непоколебимого подчинения?
   Но, когда он присмотрелся к этой показывающейся ему просто нескончаемой отаре внимательней, то увидел, что в ней, несмотря на нескончаемую суету, поддерживается какой-то порядок. Отара шла отдельными не смешивающимися между собою отрядами, словно солдаты на марше. Впереди каждого отряда шел с посохом в руках пастух, а за ним следовал баран с подвешенным на шее звонящим колокольчиком. За бараном, примерно по двенадцать овец в ряд шли сами овцы, охраняемые со всех сторон собаками молочно белой масти. Не отводящий от нескончаемого потока овец глаз Антон ясно видел, как одна, а то другая овца пытается, по какой-то известной только ей одной причине, выскочить из своего ряда, но зорко следящие за соблюдением в отряде должного порядка собаки злобным урчание быстро водворяли ее на место. Антон даже нисколько не удивился, когда увидел возле отары верхом на коне одетого в куртку из овечьей шерсти, короткие штаны и сандалии пожилого мужчину. Одно то, что он ехал возле отары, которую были вынуждены пропускать даже остановившиеся во время марша римские легионеры, ясно говорило Антону, что он вовсе не посторонний человек, что он имеет к этой отаре самое непосредственное отношение.
   - По всей видимости, этот мужчина или старший пастух, а, может быть, и сам присматривающий за своей отарой хозяин, - подумал про него Антон.
   А овцы, наполняя своим блеянием все окрестности, все шли и шли возле отдыхающих пленников и, казалось, что им не будет ни конца, ни края. Но вот, наконец, чинно прошествовал замыкающий отряд отары, сопровождаемый несколькими десятками нагруженных всем необходимым для скота и для пастухов в их кочевой жизни вьючных животных. Потом послышались отрывистые слова команды, и пленники, снова забренчав кандалами, пошли вперед в свое неизвестно какое будущее. Только в одном они все были окончательно уверенными, что в лучшем случае их ожидает жизнь презренного и бесправного раба, а на худой конец, если не смерть на арене на потеху пленивших их римлян, то уж нескорая мучительная смерть непременно. Дорога, небольшой привал и снова дорога, и так весь день. И только поздним вечером, выкопав возле римского лагеря глубокий ров и огородив его частоколом, пленники съели выданные им небольшие порции соленой рыбы с бобовой кашею и мгновенно погрузились в непробудный сон.
   Прошло еще несколько дней и пленники потихонечку втянулись в свою новую жизнь. Их руки и ноги привыкли к позванивающим при ходьбе цепям, и они успели уже начисто позабыть о своей прежней, до плена, свободной жизни. И даже тогда, когда они в редкие минуты отдыха делились со своими товарищами по несчастью воспоминаниями о прежней жизни, то им, казалось, что они рассказывают не о своей собственной жизни, а приснившийся им чудесный, но никогда уже для них несбыточный, сон. Человеческая жизнь устроена таким образом, что все в ней хорошее, к сожалению, и все в ней плохое, к счастью, имеют свое начало и свой конец. Нет, и никогда не может быть, чтобы вся жизнь для человека тянулась сплошным непрекращающимся праздником, но в тоже время нет, и никогда не может быть, чтобы она все время для него оборачивалась только одной своей темной стороною, чтобы она была для человека перенасыщена одними только мучительными страданиями. Конечно, радость и горе богатого человека трудно, да, и просто невозможно сравнивать с горем и радостью бедняка. Но независимо от нашего личного благосостояния каждому из нас полагается справедливым и любящим всех нас Творцом равное количество радостных и горестных ощущений. Если богатому человеку не принесет, как бедняку, много горя совсем незначительная с размером его богатства утрата, то ему не принесет много радости, в отличие от бедного человека, и незначительная удача. Творец мудр и справедлив. И кто только может ответить с достоверной убежденностью на вопрос, кто более счастлив в нашем подлунном мире: обладающий несметными сокровищами скряга или собирающий на паперти подаяние нищий? Никто не сможет правильно ответить на этот вопрос и, тем более, разрешить окончательно эту стоящую перед людьми в жизни дилемму. Потому что никто из нас не сможет вполне искренне поверить в горе страдающего в одиночестве богача и также никто не поверит в безграничное счастье окруженного лаской и любовью своей большой семьи бедняка. Не всегда приносит счастье в жизни богатство, так же, как и не всегда приносит с собою горе беспросветная бедность. Счастье и горе - это переживаемые людьми чувства. Они не только не могут, но и нисколько не зависят от достатка того или иного человека. Они зависят только от способности человека и его желания их переживать. Только сам человек способен превратить свою жизнь в вечные муки ада, и только он сам способен сделать себя самым счастливым человеком на земле. Наш Творец с горькой усмешкою наблюдает с небес за людской суетою и поражается слепоте своих возлюбленных Им детей, которые, как слепые котята, тычутся своими мордашками во все щели в поисках своего счастья, не понимая, что оно не где-то далеко от них, а находится рядом с ними. Что стоит им только захотеть и это их счастье само прольется на их ополоумевшие головы благодатным дождем, превращая всю их дальнейшую жизнь в самый настоящий праздник. Но не видим мы, Его любимые дети, своего счастья, гоняясь по жизни за его призрачным отблеском. Ожесточившись на все время преследующие нас неудачи по его поиску, мы, оплевав свое собственное счастья и втоптав его в пыль и грязь, бежим в поисках своего выдуманного нами счастья в дальние страны. Совершенно не подозревая по своей духовной слепоте, что оно осталось дома, что оно там, где живут наши родители, где находятся могилы наших предков. На чужбине можно найти везение, удачу, но никогда не обрести своего счастья. На земле нет счастья для чужака, потому что счастье любого человека всегда бережно храниться его предками, родным очагом и памятными с детства до боли родными местами. И не их вина, что тот или иной человек не захотел нагнуться и поднять его на своем жизненном пути. Что он по своей воле отказался от своего нелегкого земного счастья в погоне за его легковесным призраком, раз от раза испускаемым им на всех нас нечистой силою. Призрачное легковесное счастье - это всего лишь призрак самого счастья. Но оно своей кажущейся нам доступностью увлекает нас за собою. И мы бежим за ним без оглядки от отчаянно взывающего к нам нашего подлинного и истинного земного счастья. И уже лишь в самом конце жизни с грустью ощущаем в себе, как наши души переполняются изнуряющей нас пустотою и отчаянием от безвыходности и невозможностью хоть что-то в своей жизни поправить и изменить. Горе тому, кто помчится увлекаемый приносящим нам только одни душевные страдания за вовсе не нужным проживающим на земле людям призрачным счастьем!
  
   1993 год.
  
  
  
  

Глава шестая.
ПОХОРОНЫ ДИОНА МАРКО.

  
   Смертельно усталый и телом и душою, после вчерашней очередной порции унижений и долгой ходьбы в кандалах, Антон все еще спал, но пришедшие за ним легионеры не стали с ним долго церемониться. Освободив Антона от цепей, они отвели его к собирающемуся сопровождать тело Диона Марко на виллу его родителей центуриону Каю Карнелию.
   - Привели, - мрачно проговорил поднявшийся в это утро еще затемно центурион и, распорядившись усадить Антона на гнедого жеребца, поторопился к везущей мертвое тело павшего в битве за Рим героя повозке.
   Сопровождающие его всадники окружили повозку с телом их бывшего командира. И та, свернув с вымощенной белым булыжником дороги, неторопливо покатила к уже совсем близкой вилле убитых неожиданно свалившимся на них горем его родителей. Как и полагалась при сопровождении тела убитого в сражении во славу Рима воина, небольшой отряд на протяжении всего пути ехал молча. Поэтому никто и ничто не отвлекало восседающего на жеребце Антона с интересом присматриваться к окружающей его жизни уже давно канувших в небытие жителей Римской империи. При подъезде к богатому дому Диона Марко Антон окинул сочувственным взглядом стоящих у ворот безутешных родителей убитого и сумрачные лица его близких и дальних родственников. У всех встречающих траурную повозку мужчин в знак глубокого траура по ушедшему из жизни родственнику были отпущены бороды. Покрывающая их сумрачные лица торчащая во все стороны неопрятная щетина еще больше подчеркивала их скорбь и глубокое переживание за умершего Диона Марко. При виде встречающих их родственников павшего в сражении доблестного Диона Марко всадники спешились и неторопливо зашагали к стоящим у ворот убитых горем людям.
   Один только Антон восседал на коне, пока траурная повозка не вкатила на широкий двор виллы родителей Диона Марко, а его тело с должным почтением за его заслуги перед Римом не было перенесено в дом. Но потом его довольно грубо стащили с жеребца и, затолкав в какое-то подвальное помещение, посадили на цепь. Укрытое толстым слоем пыли тускло светящееся где-то почти под самым потолком небольшое окошко почти не пропускала света, поэтому в подвальном помещении даже при ярком солнечном дневном свете царил полумрак. Со временем, когда глаза Антона уже немного к нему привыкли и начали различать окружающую его довольно скудную остановку, он увидел, что по всему периметру каменных стен этого подвала свисали длинные и непомерно толстые металлические цепи. Возле входа в подвал на невысокой подставке была установлена вместительная емкость с привязанной к немного отогнанной в сторону ручке кружкою.
   - В ней должна быть налита питьевая вода, - подумал про себя изучающий свое новое место проживание Антон и, пожелав убедиться в правильности своего предположения, направился в сторону емкости.
   Потянувшаяся вслед за ним железная цепь с громким противным скрежетом покатилась по каменному полу. Неприятно поморщившемуся Антону пришлось взять цепь в руки и он, потихонечку отпуская ее, подошел к заинтересовавшей его емкости. Открыв крышку, Антон зачерпнул кружкою наполняющую ее жидкость и, прежде чем поднести кружку ко рту, принюхался. Не обнаружив исходящего от воды неприятного запаха, он с удовольствием утолил уже начинающую напоминать ему о себе жажду. В противоположном угле подвала стояла еще одна прикрытая сверху крышкою емкость, но обследовавший ее Антон ничего в ней не обнаружил.
   - Со временем я узнаю, для чего она здесь поставлена, - подумал Антон и, улегшись на охапку соломы, даже не заметил, как забылся в крепком беспробудном сне.
   Проснувшийся Антон недовольно потянулся и сердито покосился на спустившегося к нему в подвал крепкого телосложения мужчину. А тот, не только не обращая на его недовольство никакого внимания, но и даже не пытаясь с ним заговорить, снял с Антона цепь и легонько подтолкнул к выходу. Не ставший раньше времени с ним конфликтовать Антон поднялся из подвала и подталкиваемый все тот же грубой властной рукою подошел к освещенному терракотовой лампою сбитому из досок навесу, под которым находился сооруженный из необструганных досок длинный стол с приставленными к его боковым сторонам скамейками. Антону было без надобности догадываться о предназначении навеса и стола. Он и так ясно видел, как сидевшие за столом рабы поедают свое выделяемое им на ужин скудное пропитание. Мужчина молча, указав Антону на свободное место, поставил перед ним кружку с какой-то темноватой жидкостью и положил на нее ломоть хлеба. Присевший на указанное ему место Антон, взяв в руки хлеб, отпил из кружки небольшой глоточек. Ощутив во рту слабый винный привкус, проголодавшийся Антон тут же начал с жадностью поедать хлеб и запивать его вином. После скудного ужина, рабов вместе с Антоном загнали в подвал и, посадив на цепи, закрыли дверь снаружи на засов. Дождавшись, пока их не оставят в одиночестве, рабы начали подходить к Антону и пытались с ним поговорить. Но не знающий их языков Антон в ответ только смущенно пожимал плечами. Окончательно убедившись, что с новым товарищем по несчастью не разговоришься, рабы, отстав от Антона, начали устраиваться для ночного отдыха на своих охапках соломы. А уже выспавшийся днем Антон продолжал беспокойно ворочаться на своей жесткой подстилке, и очень скоро узнал, для чего была поставлена в подвале вторая емкость. В нее, по мере необходимости, рабы справляли свою нужду. И каждый раз, когда снималась с емкости прикрывающая ее крышка, подвал наполнялся таким зловонием, что Антон, старательно зажимая свои ноздри, старался не дышать, пока испорченный в подвале воздух немного не проветриться через приоткрытое вверху окошко. Однако со временем невидимо клубящийся над землею и обволакивающий своим сладострастным дурманом все живое сон свалил и его. И в это же самое время над притихшей виллой показалось невидимое человеческими глазами очень похожее на белого, как лунь, знакомого Антону старика видение, которое, еле шевеля воздушными крыльями, плавно облетела усадьбу и, застыв над жилой частью виллы, внимательно осмотрела окружающие ее хозяйственные постройки. Видение уже довольно долго висела в воздухе, но никто не обращал на его очень даже странное поведение никакого внимания. На застывшее в воздухе ведение не стали реагировать даже охраняющие виллу собаки. И так продолжалось до тех пор, пока застывшее в воздухе видение не определило для самого себя, с какой именно целью оно прилетело на эту виллу, и что именно ей было нужно на ней сотворить. Определившееся в своих намерениях видение, еле заметно глазу взмахнув воздушными крыльями, опустилось ниже и влетело в раскрытое окошко стоящего у самых ворот усадьбы небольшого домика, где жил валик. Валик уже давно, негромко посапывая, находился под воздействием намертво сковавшего все его тело сна. И, если судить по его умиротворенному осветившемуся непонятной радостью лицу, то можно было предположить, что валику сегодняшней ночью снился тихий и приятный сон. Подлетевшее к нему видение осветилось понятною только ему одному довольной улыбкой и, больше уже не теряя понапрасну времени, зависло прямо над его головою. Протянувшее к нему воздушные ручки видение начало вращать ими над валиком по окружности в разные стороны, а потом, знаменуя окончание своих непонятных манипуляций, развела ими прямо по голове валика. Застывший в ожидании хоть какого-то, если не чуда, то хотя бы незначительного из ряда вон выходящего действия окружающий мир только неприятно поморщился, а поэтому и не заметил, как все это время светившаяся на лице валика добродушно-снисходительная улыбка мгновенно померкла. А сам валик погрузился в такой глубокий сон, из которого его уже было даже самым ужасным сновидением не достать. Валик погрузился в сон, в который только и способны погрузиться люди с незапятнанной совестью и смертельно уставшие за день от бесчисленно сваливающихся на них забот и дел. Да, и вообще, этот любящий во всем однозначность и хотя бы временную постоянность окружающий мир не мог даже себе предположить, что только в подобном глубоком сне тело человека берет под охрану небесный ангел. А его душа обретает редкую для себя возможность, оставив свое спящее тело, немного порезвиться в эфирном пространстве с другими такими же бестелесными духами. Для человеческой души подобная отлучка сравни с первым увольнением из расположения части солдатом-первогодком. Вволю порезвившись со своими любимыми подружками нимфами и, побывав в гостях у парки, у которых она, ласкаясь к разматывающей нить человеческой судьбы богине, упрашивает ее отнестись, насколько возможно, внимательней к разматыванию нити-судьбы ее хозяина. Она, эта нить-судьба ее хозяина, должна соскакивать с клубка ровно и неторопливо, должна струиться безо всяких ускорений и, тем более, замедлений. За человеческой нитью судьбы требуется постоянный неусыпный контроль, чтобы она ни в коем случае только не утончалась, но и не делалась на своих отдельных отрезках намного толще игольного ушка, которое только и оберегает живущего на земле человека от всяческих бед и несчастий. В особенности все людские души беспокоятся, чтобы нить-судьба их хозяев была без причиняющих им нестерпимые страдания узелков, заусениц и соринок. И, в конце концов, искупавшись в так хорошо смывающей грязь серой повседневности утренней росе, душа снова возвращается в тело человека облегченной и умиротворенной. При виде раскрывшегося позволяющего ей оставить тело своего хозяина небольшого отверстия душа валика только намерилась упорхнуть через раскрытое окошко, но внимательно следившее за нею видение тут же перегородило дорогу. Заметив вставшее на ее пути незнакомого ей видения, душа валика испуганно ойкнула и затрепетала от ужаса, однако, скоро ощутив исходящее на нее со стороны видения добро, мир, покой, и любовь, немного успокоилось.
   - Я не боюсь тебя, добрый дух, - еле слышно пролепетала она видению, - но я ощущаю, что ты намного меня сильнее. Зачем тебе понадобился мой хозяин? Чего ты хочешь от него добиться во время похорон погибшего на войне сына его господина?
   Видение, оставляя ее слова без ответа, молча всматривалась в душу валика, обволакивая призрачное тело души излучениями доверия и согласия, пока та не успокоилось окончательно. И уже только потом тихим ласковым голосом ее попросила:
   - Мне очень необходимо побыть некоторое время в теле твоего хозяина.... Прошу тебя не отказывать моей просьбе, разреши мне по доброму согласию в него проникнуть. Ты же и сама знаешь, что я без твоего согласия сделать это не смогу....
   - Но это же просто невозможно! - с негодованием выкрикнула душа валика. - У моего хозяина так много обязанностей по дому!.. Тем более, сейчас, когда у его господ такое горе!
   - Я и не пытаюсь в одиночку завладеть телом твоего хозяина, - мягко возразило ей видение. - Ты просто на недолгое время немного потеснишься.... Нам обоим будет достаточно место в теле твоего хозяина. Прошу тебя, не отказывай моей просьбе....
   - Но мой хозяин тогда не сможет себя контролировать и правильно определять все свои поступки. Ты же и само хорошо знаешь, что мой хозяин в таком положении будет обязан исполнять не только мои побуждения, но и твои. Человек не приспособлен жить одновременно с двумя душами. Исполняя твои побуждения, мой хозяин будет тут же их забывать, - возражала обеспокоенная просьбою видения душа валика. - Я не имею права вводить своего хозяина в заблуждение и подвергать его возможным от подобной двойной жизни неприятностям....
   Обволакивающее душу валика излучениями добра, доверия и согласия видение продолжало сохранять свое многозначительное молчание.
   - Но для чего тебе надобно заполучить моего хозяина? - не торопилась соглашаться, продолжающая изо всех сил защищать интересы своего хозяина, душа валика.
   - Разве ты сама не знаешь ответа на свой вопрос? Он же с легкостью определяется по моим на тебя излучениям, - укорило душу валика осветившееся добродушной улыбкою видение. - Позволь мне на время поселиться в теле своего хозяина.... И ты окажешь помощь не только мне одной, но и многим другим заблудшим в потемках жизни душам. Своим согласием ты непременно заслужишь с их стороны восхищение и уважение.
   - Хорошо, пусть будет по-твоему, - после долгих колебаний, наконец-то, согласилась на просьбу видения душа валика, - но я твердо намерена еще немного порезвиться со своими подружками в эфире.... С моей стороны было бы просто безответственно не воспользоваться подвернувшейся возможностью. Я всегда стараюсь хотя бы немного облегчить жизнь своему стареющему хозяину.
   - Улетай, - согласно буркнула поторопившее уступить душе валика дорогу видение. - И можешь не торопиться возвращаться.... Я без тебя овладевать телом твоего хозяина не стану.
   Выскользнув через раскрытое окошко наружу, душа валика тут же запорхала по всему эфиру в обнимку с окружившими ее нимфами. Послушавшись совета видения, она не торопилась заканчивать свои излюбленные пляски, а, тем более, отказываться от купания в утренней росе. Возвратившись к телу своего хозяина уже только вместе с утренней зорькою, она вместе с видением проскользнула внутрь валика.
   - Но нам вдвоем в нем слишком тесно! - недовольно выкрикнула душа валика. - При таком стеснении в месте для души мой хозяин не сможет сосредоточиться ни на одном деле.... А у него сегодня столько недоделанной работы! Что же мне теперь делать!? Как мне помочь своему хозяину!?
   - Не переживай понапрасну, мы вполне способны разделиться на две половинки, - примирительно бросило ей видение и, уловив недоумевающий взгляд удивленной его словами души, поспешила с объяснениями. - При таком нашем разделении самочувствие твоего хозяина нисколько не затруднится, а, совсем наоборот, ему в это время будет до того легко и радостно, как никогда раньше.
   - Радостно в такой день, - упрекнула видение душа валика. - Он же у меня не бесчувственный.... Этот недавно погибший в схватке с врагами Рима Дион Марко с самого раннего детства рос на его глазах.... Он в своем детстве был очень сильно привязанным к моему добродушному и сердечному хозяину!? Все время бегал за ним, упрашивая моего хозяина рассказать ему какую-нибудь интересную сказку....
   Высказав все накопившееся негодование, душа валика замолчала, но потом, после недолгого раздумья, тихо пожаловалась смутившемуся от ее исповеди видению:
   - Мы не можем не принять в расчет, что мой хозяин во время нашего разделения на половинки будет способен слышать все разговоры, которыми буду обменивать не только я с тобою, но и с другими душами людей, а я вовсе не желаю, чтобы его признали сумасшедшим....
   - Ничего не бойся, - тихо проговорила, ласково поглаживая душу валика по призрачной головке, видение. - Я не вижу в возможных оплошностях твоего хозяина ничего плохого. Не забывай, что, помогая несчастным душам, твой хозяин будет делать благое дело.... А свои грезы он с легкостью объяснит горем, которое охватила его после смерти сына своего господина. Я не сомневаюсь, что, после оказанных им услуг, господа еще больше к нему привяжутся, а положение твоего хозяина в их доме будет прочным и непоколебимым до самой его смерти. Ты же не хочешь, чтобы его в старости, как привыкли делать со своими бывшими слугами богатые римляне, отвезли на пустынный остров, и он там умер в страшных мучениях?
   - Конечно, не хочу! Как ты, вообще, можешь сомневаться в моем искреннем желании для своего хозяина одного только хорошего!? Или ты думаешь, что душа не страдает вместе со своим хозяином во время бедствий и несчастий!? - с негодованием выкрикнула обидевшееся на упрек видения душа валика.
   Они быстро разделились на две части и в том месте тела валика, где обитает душа человека, снова стало свободно. Спящий валик пошевелился и открыл глаза.
   - Пора вставать, - вслух подумал он. - Слишком много дел предстоит мне переделать до начала похорон. За все, что делается на этой усадьбе, в ответе буду только я один. Господа мне не простят, если в этот очень ответственный для них день хоть что-то будет не так, как нужно....
   И он, еще раз сладко потянувшись на своем мягком ложе, соскочил с кровати. Натянув на себя тунику, он вышел во двор усадьбы и, вдохнув в себя полной грудью утреннюю прохладу, заторопился по своим самым неотложным делам. Сегодня он, несмотря на постигшее его господ горе, ощущал в себе такую необычную для него в последнее время легкость, что от избытка переполняющей его бодрости перешел с неторопливого шага на семенящий бег трусцою.
   Богатство и роскошь не приходят сами по себе. Они создаются трудолюбивыми человеческими руками. И, чтобы этого всегда дефицитного богатства было больше, а у рассчитывающего на него господина было все, что он только пожелает, этим работящим рукам надо работать еще более сноровисто и проворнее. Но раб - не человек, он, как лошадь или мул, просто рабочая скотина. И разве должна скотина думать о том, как ей лучше выполнять свои обязанности и удовлетворить своего господина? Нет! И еще раз нет! Рабочей скотине на все эти совершенно излишние для нее беспокойства просто наплевать! Ее больше заботит собственный желудок и состояние своего тела. Она не думает о будущем. Будущее для нее, в отличие от своего господина, сокрыто в густом сером тумане непредсказуемости поведения ее хозяина. Она полностью зависит от капризов владеющего ею человека и совсем не уверена, что уже завтра, а, может быть, и сегодняшним вечером ее не отправят на бойню или на продажу. Она будет существовать только до тех пор, пока в силах выполнять определенную работу. Только в таком случае у нее имеется права на жизнь и на место у кормушки. Но эту свою способность она может утратить в любое время, и тогда хозяин перестанет ее кормить, а без пищи и воды она будет вынуждено умереть от голодной смерти. Так зачем рабочей скотине думать о таком будущем? Зачем ей саму себя зря расстраивать, если и без того у нее жизнь не сахар? Рабочая скотина живет только в настоящем времени. Привалит ей удача нажраться до отвала или вдоволь отоспаться, пока хозяин ее не видит, она непременно воспользуется подвернувшейся ей возможностью, нисколько не заботясь о возможных последствиях для ее хозяина. Она не сомневается, что пока она не лишилась способности выполнять определенную работу, хозяин будет по отношению к ней снисходительным. Не дурак же он своими собственными руками уничтожать свое имущество. Ну, пожурит немного, поругает или для острастки немного побьет, и на этом все для нее закончится. К битью рабочей скотине не привыкать. Так одним разом меньше или больше, какая, собственно говоря, разница, зато потом будет о чем вспоминать и рассказывать своим товарищам, наслаждаясь их неприкрытой завистью о привалившей рабу удаче. Синяки, после битья, скоро пройдут, а воспоминание о редкой минуте счастья еще долго будет согревать его несчастную душу.
   Но, если рабочая скотина сама, по собственной воле, не хочет думать, как бы ей озолотить своего хозяина, то хозяин сам подумает за нее о собственном благе. И он, чтобы зря не портить нервы, заставляя ее работать интенсивней, возьмет и увеличит продолжительность рабочего дня. Только поэтому в доме хорошего рачительного хозяина встают рано. И вилла родителей покойного Диона Марко не было исключением из этого общего правила. Первыми забегали по двору еще совсем сонные кухарки, приготовляя для торопящихся на работу рабов их нехитрую пищу, а вслед за ними потянулись и все остальные. Несмотря на утреннюю суету на самой вилле по-прежнему было тихо. Господа еще отдыхали, и никто не осмеливался потревожить их сон громкими разговорами или случайным неосторожным шумом. И на самом деле, зачем искать для себя лишние неприятности, если посплетничать можно и шепотком, тем более что подобная форма общения внешне выглядит более интригующей и заманчивей. В тишине, затаившись в укромном уголочке можно немного и подремать, тем более, если тебя и обнаружат за таким непотребным занятием, то взбучка будет вполне терпимой. Отвечающий за работу рабов надсмотрщик тоже не посмеет выходить из дозволенных рамок. Он только в бешенстве помашет перед носом провинившегося раба кулаком или больно хлестнет плеткою.
   Сегодняшним утром валик, к собственному удивлению, ощущал самого себя, как никогда, легко и бодро. В свои шестьдесят с небольшим хвостиком годы он бегал по двору, как двадцатилетний мальчишка, лично интересуясь выполнением каждого своего распоряжения и, не успокаиваясь до тех пор, чтобы все в сегодняшнее утро непременно делалось так, как и должно было делаться. В своем вечном стремлении знать обо всем, что происходило на вилле господина, он не обошел своим вниманием и мрачный глубокий подвал, где в это время сидел на цепи Антон. После скудного завтрака развалившийся на охапке соломы Антон старательно делал вид, что не замечает спускающегося к нему мужчину, а сам валик, осторожно ступая со ступеньки на ступеньку, спустился вниз и остановился возле продолжающего лежать Антона. Потом, видимо по привычке, проверил надежность цепи и, опустившись перед Антоном на карачки, заговорил с ним.
   - Вот чудак, - усмехнулся про себя наблюдающий за ним сквозь щелочку слегка приоткрытых век Антон, - спустился в подвал один и так близко подошел ко мне, словно я для него нисколько не опасен. А, ведь, стоит только мне захотеть, и он останется в этом подвале навсегда. Руки и ноги у меня-то, пока еще свободные....
   Но, понимая, что он на убийство человека никогда не решится, Антон с тяжелым вздохом отогнал от себя кровожадные мысли. Да, и что ему дала бы смерть пожилого человека? Ключи, чтобы Антон мог освободиться от цепи у него, по всей видимости, не было, а, убив его, он сам подписал бы себе смертный приговор.
   Неутомимый валик продолжал ему что-то говорить и Антон, желая как можно скорее избавиться от соблазна, сказал ему то, что уже говорил неоднократно после того, как его пленили:
   - Я вас не понимаю.
   - Как это ты меня не понимаешь? - с удивлением услышал Антон сердитый голос потревожившего его мужчины. - Я же разговариваю с тобою на твоем родном языке.... Неужели и его ты умудрился начисто позабыть, после выпавших на твою долю в последнее время испытаний?
   - Этот мужчина мне только кажется, - устало подумал неприятно поморщившийся Антон. - Это всего лишь очередной показывающийся мне мираж.... Нелегко и свихнуться, после всех этих просто невозможных несуразностей.... Вполне возможно, что я и есть самый настоящий сумасшедший.... А вся эта небывальщина всего лишь плод моего больного воображения. Боже мой, помоги мне! Верни меня, как можно скорее, в свое время! Избавь меня от напрасных страданий в этих уже давно канувших в вечность временах! Разбуди меня из этого непомерно страшного сна! Моя бедная голова может просто не выдержать таких уму непостижимых видений, которые с недавнего времени крепко удерживают меня в своих цепях! И не только удерживают, но и заставляют меня мучиться и переносить такие унижения, что я, Твое творение, уже начинаю думать, что мираж и небывальщина - это вовсе не вся эта дребедень, а я сам! Боже мой, и когда же это все кончится!? Когда же я снова заживу жизнью нормального здорового человека!? Господи, и отчего именно на меня обрушилась вся это напасть!? Почему именно я вырвался из своего времени и стал наяву блуждать по уже давно ушедшим в небытие прошедшим временная!? Почему и отчего я стал переживать все то, что человечество уже давно пережило!?
   Не зная и совсем не понимая, что это такое с ним в последнее время происходит, Антон присел на охапке соломы и, облокотившись об каменную стену подвала, крепко зажал руками свою готовую в любое время разорваться от переполняющих ее разноречивых мыслей на мелкие кусочки голову. Если, находясь во времени древнего царства природы, он хоть как-то более-менее разумно мог объяснить самому себе свое пребывание в этом абсолютно ему чуждом мире, то с попаданием во время Римской империи все для него намного усложнилось. Человек не может слишком долго блуждать в потемках своего замутненного разума, особенно тогда, когда он не ощущает самого себя сумасшедшим, когда его мозг продолжает функционировать и продолжать анализировать все, что вокруг человека происходит. А, анализируя, он настоятельно требует от Антона достоверного объяснения его пребывания в прошедшем времени. Но что мог ответить Антон на это вполне логически оправданное требование своего мозга!? Он уже больше не мог, особенно после разговоров с нашедшим его в лесу стариком, сослаться на свое проникновение в какой-то чуждый ему расположенный параллельно земле мир.
   - Вполне возможно, что не я, а все остальные люди не нормальные? - в попытке оправдаться перед своим мозгом Антон изменил направление своих мыслей. - Не веря в заложенные в них изначально способности, они сами себя ограничивают одним только пребыванием в настоящем времени.... А я наперекор им, как-то умудрился открыть в себе способность путешествовать во времени. Открыть-то я открыл, но начал ими пользоваться, предварительно не подумав, как мне с ними справляться? Как мне с тем же успехом возвращаться в свое настоящее время? Если это так, то я вполне заслуживаю свои нынешние страдания. Нельзя же право уподобляться бросающемуся с дубинкою на трактор дикарю. Обладание подобной способностью дело очень ответственное, оно не терпит не знающих и, тем более, не понимающих, что они творят, людей.... Да, и вообще, я в этих своих способностях не нуждаюсь!
   - Оглох ты, что ли!? - прикрикнул на Антона рассердившийся валик.
   - Нет, здесь, что-то не так, не все сходится с моими предыдущими рассуждениями, - подумал вслух Антон. - Я же ясно слышу русскую речь. Боже мой, неужели измучившие меня прошедшие времена уже начали пересекаться друг с другом!
   С этими словами Антон опустил руки, и с недоумением уставившись на побеспокоившего его пожилого мужчину, спросил:
   - Из какого ты времени, товарищ?
   - Не понимаю, о чем ты говоришь? - удивился его вопросу валик. - Я из времени, когда великий Рим поработил половину жителей земли. И мне очень не хочется быть ни в каком другом времени. Я не хочу знать, что римляне уже овладели всем земным миром....
   - Не так уж страшен черт, как его рисуют досужие сплетники, - равнодушно буркнул Антон в ответ на опасение валика. - Знай и не сомневайся, добрый человек, что этот страшный и ужасный Рим скоро развалится, как гнилой раздувшийся во все стороны арбуз.
   - Я буду очень рад, если все произойдет с этим, как кажется сейчас всем, вечным Римом именно подобным образом, - буркнул укоризненно покачавший головою валик. - Но позволь мне, умудренному годами человеку, усомниться в твоих словах. Кто сможет противостоять этим римлянам? Мне порою кажется, что они просто бессмертны. Но ты произнес слово черт, это что еще за страшилище?
   - Черт? - не без удивления переспросил валика Антон, припоминая в уме, как обстояло дело в Римской империи с расплодившейся ныне по всей земле нечистою силою. - Ах, да, в твоем времени люди еще даже и подозревали о существовании черта.... Но и в твоем времени, как мне помнится, уже был хоть какой-нибудь бог?
   - Какого бога ты имеешь в виду? - переспросил Антона валик и поспешил с объяснениями. - У нас много богов....
   - Много, - протянул еще более удивленный Антон.
   Он уже, что-то об этом слышал, но, не сомневаясь, что религия - это опиум для народа, не интересовался, во что верили раньше отсталые, по мнению подавляющего большинства современных русских людей, различные народы.
   - Я имею в виду создавшего весь этот мир и все живое на земле бога, - совсем неуверенным голосом проговорил Антон.
   - Я не знаю, о каком боге ты говоришь, но хочу тебе уверить, что землю создал не бог, - с прежним ничем невозмутимым спокойствием возразил ему валик. - Земля сама вместе с мрачным тартаром возникла из первоначального хаоса....
   - Но что тогда делал бог, если Земля и этот весь мир возникли сами собою? - со снисходительною ухмылкою переспросил у валика Антон. - Может, бог создал хаос, а Земля и Тартар появились вследствие его творения?
   - Ты ошибаешься, - с прежним невозмутимым спокойствием на его язвительную подколку сказал валик. - Когда создавались Земля и Тартар, никаких богов в нашем мире еще не было и в помине. Но, если ты в этом деле ничего не смыслишь, то узнай тогда от меня самую настоящую правду, а не досужую ложь: Земля сама породила нашего самого главного бога Урана.
   - Вам всем доподлинно известно, что Земля сама родила всех ваших богов, и что вы не обязаны богам своим поселением на земле? - уточнил пораженный подобным его утверждением Антон. - Но, если это так, то мне тогда, вообще, не понятно, зачем эти боги вам нужны? Неужели только для того, чтобы их бояться и пресмыкаться перед ними?
   - Конечно, - не стал с ним спорить валик, - мы должны их бояться, потому что они очень могущественны и, если мы вызовем их недовольство, то боги вполне способны нас сурово наказать. Преклоняясь перед ними и задабривая своих богов, мы обеспечиваем самим себе более-менее спокойную жизнь. Кроме того, боги очень искусны во многих ремеслах. Взяв над нами покровительство, боги не только обучают людей, но и защищают нас от зависящих только от их одних земных владык. Не будь наших богов, нелегко жилось бы на земле простому человеку. А так хоть кому-то можно пожаловаться, и у кого попросить защиты от всесильных нелюдей нашего мира.
   - И боги вас слышат? - уже с явной насмешкою полюбопытствовал у валика Антон.
   - Слышат, ох, как слышат, не сомневайся, - заверил его валик. - И тебе, вместо того, чтобы смеяться над богами, лучше было бы попросить у них помощи и защиты.
   - Но ты же сам сказал, что этих богов у вас слишком много.... Пока я определяюсь, к кому из них мне следует обращаться за помощью, то эта их помощь уже вряд ли мне понадобиться, - не без иронии буркнул Антон и полюбопытствовал. - А не опасаетесь ли вы, что ваши боги могут сами друг с другом разодраться? Так кто из них тогда будет для вас предпочтительней? Чью вы тогда займете сторону? И не обозлятся ли на вас тогда остальные боги? Я не сомневаюсь, что в любом случае тогда всем вам будет очень даже несладко....
   - Нет, чего-чего, а вот такого просто быть не может, - поторопился с возражениями валик. - Раньше, еще до Юпитера, наши боги, как и люди, дрались друг с другом из-за любой, казалось бы, самой незначительной мелочи, но Юпитер сумел призвать их к порядку и теперь между ними мир и благодать.
   - А кто такой Юпитер? Он что, самый главный ваш бог? - спросил заинтересовавшийся Антон.
   - Юпитер - это наш верховный бог. Он значится среди простых людей под титулом - бога неба, дождя и грома. Юпитер царствует над всеми богами и над людьми, над морем царствует его брат Нептун, а подземным царством владеет другой его брат Арк, - охотно пояснил Антону валик.
   - Да, по всему видно, что они все разделили между собою по-братски, - уныло буркнул Антон, - но я лучше попрошу помощи и поддержки у своего бога. Он у нас один и можно не сомневаться, что мое обращение пойдет туда, куда надо. А то здесь у вас, пока разберешься, к кому следует обращаться за помощью, быстрее ноги протянешь.
   - Но ты, чужеземец, все еще не объяснил мне, что такое черт? - напомнил Антону валик.
   - Черт, - после недолгого молчания, проговорил Антон, соображая как бы ему лучше объяснить это известное всем в настоящее время обозначение яркого представителя сил зла и тьмы. - Это такое существо, которое постоянно крутиться возле человека и совращает его на нехорошие дела. И, как только человек поддается его соблазнам, то он тут же овладевает его душою, а после смерти человека забирает ее себе.
   - Но, как он успевает постоянно крутиться возле каждого человека? - немало удивился словам Антона валик. - Ведь, людей на земле много, а он один....
   - Так этих чертей будет на земле в несколько раз больше, чем людей, - не затруднился с ответом Антон.
   - Этих чертей так много? - уточнил валик, по виду которого было видно, что подобное откровение Антона немало его ошарашило. - И вам приходится все время с ним сталкиваться?
   - Нам от них иногда бывает уже просто невмоготу, - подтвердил свои слова Антон.
   - Нет, я ни за что не согласился бы жить в вашей стране, - проговорил укоризненно покачавший головою валик. - Я лучше буду существовать со своими богами. Покаешься, задобришь их какой-нибудь приятной жертвою, и живи себе спокойно. И не надо думать, что какой-то там черт постоянно крутиться возле меня. Как хорошо, что мне выпала честь родиться в Римской империи.
   - Но откуда тебе известен мой язык? - переспросил валика Антон.
   - И в самом деле, откуда он мне может быть известен? - с недоумением проговорил смутившийся валик.
   Валик на короткое время, словно в раздумье, умолк, а потом, озадаченно хлопнув самого себя по лбу, радостно выкрикнул:
   - Вспомнил! Меня научил твоему языку один старик!
   - Какой старик!? Как он выглядит!? - вспомнив о подобравшем его в лесу старике, выкрикнул уже прямо задрожавший от охватившего его нетерпения Антон.
   И валик подробно описал приметы вылечившего Антона от ран старика.
   - И ты знаешь его!? Знаешь, где он сейчас живет!? - выкрикнул обрадованный неожиданным известием Антон. - Он мой хороший знакомый! Ты не можешь передать старику, что я срочно нуждаюсь в его помощи и поддержке!? Передай ему мою просьбу! И он непременно, что-нибудь придумает, как меня выручить из этого рабского положения!
   - Нет, не могу, - опуская глаза перед уставившимся на него в упор Антоном, решительно отказал валик. - Я даже не знаю, где сейчас мне искать этого старика.... Прошло уже не мене двадцати лет, как я видел его в последний раз.... Он и тогда уже был совсем старым.... Теперь я даже и не знаю, живет ли он еще на белом свете, или уже нет.
   - Очень жаль, - тихо проговорил снова упавший духом Антон. - А я так на него рассчитывал.... Этот старик был моей последней надеждою.
   - Расстроил я тебя, сынок, - посочувствовал тяжело вздохнувший валик. - Может и я смогу в память о нашем общем друге хоть чем-то тебе помочь?
   - Что ты делаешь в этом доме? - уточнил у валика Антон.
   - Я, - буркнул смутившийся валик, - Я управляю поместьем....
   - Вот здорово! - снова воскликнул переоценивший возможности валика Антон. - Мне с твоей помощью будет не так уж и трудно убежать из этого подвала! Мне бы только освободиться от цепи и незаметно оставить виллу, а потом я уже больше ни на что, не отвлекаясь, снова попытаюсь проникнуть в нужную мне пещеру.
   Но смущенно замявшийся валик только виновато опустил голову.
   - Так ты поможешь мне сбежать из этого подвала или нет? - переспросил ощутивший нерешительность валика Антон.
   - Сынок, помочь тебе убежать с виллы я не могу, - тихо проговорил валик. - Я и сам человек подневольный и полностью завишу от воли своего господина. Надсмотрщики мне не подчиняются, а выкрасть у них ключи от цепи мне никогда не удастся. Они берегут их пуще глаза своего.... Да, и куда ты сможешь убежать, не зная нашего языка и не имея наших денег? Всего лишь через одни сутки тебя непременно схватят и возвратят обратно. А за побег у нас не милуют. Тогда для тебя эта цепь раем покажется.....
   - Может ты, старик, и прав, но пойми и меня.... Если еще не знаешь, то хотя бы представь для себя, как тяжело мне сидеть на этой цепи и ничего не предпринимать для своего освобождения....
   - Прежде чем решаться на побег, тебе, сынок, придется в первую очередь хотя бы немного изучить страну, из которой ты думаешь убегать, - задумчиво проговорил валик. - И я мог бы помочь тебе в этом, если ты, конечно же, дашь мне слово не убегать с виллы....
   - Если я дам тебе такое слово, то, что тогда со мною будет? - полюбопытствовал заинтересовавшийся его словами Антон.
   - Тебя освободят от цепи, и ты сможешь свободно разгуливать по всему поместью. Наблюдая за окружающей тебя жизнью, ты непременно узнаешь для себя немало поучительного и полезного....
   - Хорошо, старик, - согласно буркнул, после недолгого раздумья, Антон. - Я даю тебе слова не убегать из поместья.
   - Тогда, сынок, запастись терпением, - добродушно буркнул валик. - Подожди, пока я не договорюсь с твоими и своими господами.
   Валик ушел, а Антон, продолжая валяться на охапке соломы, думал, какая она все-таки сложная и недоступная человеческому пониманию его собственная жизнь.
   - Сколько сюрпризов она преподносит человеку на жизненном пути? - спрашивал он самого себя. - Сколько людей она спасла от верной смерти своими неожиданными поворотами, а скольких загубила? И никогда заранее не знаешь, что она еще припасла для тебя впереди? И кто только сможет научить человека, как ему лучше жить? Да, и существует ли для человека подобная возможность? Да, и, вообще, сможем ли мы хотя бы в необозримым будущем разобраться во всем ее многообразии и непредсказуемости? Вполне возможно, что она на самом-то деле не такая уж трудная и сложная, как мы о ней думаем?
   Времени у него было предостаточно. И Антон еще долго обдумывал свои вопросы, но ничего путного в его голову не приходило. Он даже не смог более-менее определить для себя, а что же это такое человеческая земная жизнь и как можно определить границы ее многообразия? Как же он мог докопаться до истины, если и сам смутно представлял для себя предмет исследования? В подобных случаях об истине можно только догадываться, а не предполагать. И кто, кроме злодея, шарлатана и невежды, может выдавать людям готовые рецепты для их правильной жизни? Но сама истина от нас нигде не хорониться и никуда не убегает. Она, бедная, где-то уже валяется совсем готовая и с нетерпением ждет, когда же ее поднимут извечно спешащие неизвестно зачем и куда люди? Всего-то и надо сделать: наклониться и поднять. Так кто же не посчитается с трудом поднять эту, уже успевшую покрыться толстым слоем дорожной пыли, основополагающую в человеческой жизни на земле истину. Кто знает? Но, как же хочется, чтобы ее подняли с земли как можно скорее!
   Одно дело узнать о смерти своего возлюбленного сына и совсем другое дело увидеть его неподвижное набальзамированное тело. Бессердечная смерть начисто выхолащивает у покойника все видимые признаки жизни, по которым мать всегда, даже после многолетней разлуки, узнает своего ребенка. И вот сейчас он с увядшими чертами лица, которое уже никогда не осветится ни одной своей черточкою при виде самых близких и дорогих ему при жизни людей, надежно отгородившись от жизненной суеты тоненькими стенками своего последнего дома, подчеркнуто строго и ненавязчиво мирно покоится, пугая обомлевшую от горя мать своей неузнаваемостью. Она еще даже и не думала и не хотела видеть при своей жизни отчужденного от ее материнской любви и ласки своего сыночка. Горький комок ничем невосполнимой утраты затруднял ей дыхание, но она этого не замечала. Ей уже было, все равно, она уже не хотела ни дышать и ни жить на этом белом свете без своего родного сыночка. И даже могущественная жизнь покорилась горькому материнскому переживанию, остановив возле матери Диона Марко свой нескончаемый бег. Переполнившись материнским горем, его мать ничего возле себя не видела и не замечала. Она видела только своего онемевшего сына. И не переставала удивляться, когда во время ласковых поглаживаний по его лицу ощущала непривычный для себя холодок. Ни о чем больше не думая и движимая только одним материнским чувством, она тихим поглаживанием, словно опасаясь причинить боль своему сыночку, изо всех сил старалась отогреть своим непрерывно вытекающими из ее глаз жгучими материнскими слезами его остывшее неподвижное тело. Если бы она могла, то непременно вдохнула бы в него свою собственную жизнь и с радостью упала бы мертвою к ногам своего ожившего сына. Она простояла бы возле своего умершего сына, наверное, и до самого утра, но ее силой оторвали от него и уложили в постель. Но разве может уснуть мать в то время, когда в соседней комнате лежит ее умерший неподвижный сын, а она уже ничего не может для нее сделать. Нелегко ей примириться с мыслью и осознать, что ее ребенок уже больше не нуждается в ее внимании и заботе.
   Ощущая сегодня на удивление необычный прилив сил и давно уже не испытываемую им бодрость, валик, предупредив прислугу, чтобы его известили, когда проснуться господа, неутомимо бегал по поместью, лично проверяя исполнение всех своих распоряжений. Второй половинке его души скоро наскучило гоняться вслед за ним, как угорелой. И она, увлекаемая своим природным любопытством, раз от раза подолгу задерживалась возле всего, что всегда до того сильно ее интересовала, а она, находясь внутри валика, не могла уделять всему этому достойное внимание, а когда спохватывалась, то ее, как бы заново сегодня родившийся, хозяин уже был от нее далеко. И ей, бедняжке, приходилось немало помахать своим не очень-то ей способствующим в таком деле единственным крылом, пока она снова не оказывалась поблизости от своего хозяина. В одну из таких ее отлучек половинку души валика застала душа покойного Диона Марко. Куда-то бегущий по своим неотложным делам валик остановился и с удивлением прислушался к внезапно объявившимся в его голове голосам.
   - Как хорошо, что я вижу тебя вне тела хозяина! - воскликнула обрадованная неожиданной встречею душа Диона Марко. - Теперь я уже могу надеяться, что ты, в знак нашей прежней дружбы, не откажешь мне в помощи.
   - Но чем я могу помочь тебе, Дион Марко? - спросила ее половинка души валика.
   - Посодействовать скорейшему преданию земле останков моего хозяина, - пояснила ей душа Диона Марко.
   - Но как же я могу тебе в этом посодействовать? - переспросила ее половинка души валика. - Тебе и самой хорошо известно, что твои родители собираются устроить тебе достойные похороны. А достоинство и роскошь никогда не терпели и не потерпят сейчас излишней торопливости. Пусть мой хозяин и считается управляющим поместьем твоих родителей, но когда слова и мнение раба имели в этом доме хоть какое-то значение, тем более, во время похорон их любимого сына?
   - Пойми и ты меня, - взмолилось перед нею душа Диона Марко. - Тебе и самой хорошо известно, что тело моего хозяина уже давно должно быть предано земле, что каждая последующая минута ожидания приносит мне невыносимые страдания! Только ты одна можешь мне помочь! Очень прошу тебя помочь мне быстрее оторваться от уже чуждой для меня земной жизни!
   Валик продолжал стоять на месте, внимательно вслушиваясь в звучавшие в его голове приглушенные голоса, в одном из которых он узнал голос Диона Марко.
   - Вот тебе и резвая бодрость, - сокрушенно проговорил он вслух, - а я еще радовался, что мне сегодня так хорошо, как никогда раньше. По всей видимости, я перегрелся на слишком жарком сегодняшнем солнышке?..
   Подойдя к бассейну, валик смочил в уже успевшей прогреться воде лицо, но звучавшие в его голове голоса не утихли. Тогда он достал из своих коротких штанин салфетку и, намочив ее в воде, обмотал ею себе голову.
   Душа валика, не желая понапрасну волновать своего хозяина, долго сопротивлялась, но душа Диона Марко так настойчиво ее умоляла, что она, в конце концов, согласилась, но только с уговором, чтобы та немного обождала со своими просьбами, пока ее хозяин не придет в себя.
   - Видишь, как его напугали твои домогательства, - сердито бросила она душе Диона Марко, показывая ему на обмотавшего влажной салфеткою голову валика.
   - Слава тебе, непревзойденный Эскулап, кажется, прошло, - тихо прошептал уже больше не слышащий в своей голове голоса валик.
   Но не долго он радовался своему выздоровлению, потому что вскоре в его голове снова зазвучал голос умершего Диона Марко. И на этот раз уже намного громче и настойчивее.
   - Неужели я уже начал сходить сума!? Горе мне! Мой господин и так уже еле терпит мою старость! - восклицал протянувший руки в сторону небес валик.
   И у него были самые веские основания для своей тревоги и переживаний. Ему не надо было долго разжевывать и убеждать, что его, бедного и бесправного раба, может ожидать в данном случае. Его, как и всех остальных в то время состарившихся или смертельно больных рабов Римской империи, ожидало одно: хозяева отказывались от его услуг, и он должен был быть увезенным на пустынный остров, куда свозили всех утративших всякую ценность для великого Рима рабов.
   - Не бойся меня, я не намериваюсь причинить тебе никакого вреда, - умолял валика голос сына господина. - Я только хочу, чтобы ты выслушал меня и передал мою просьбу родителям....
   - Мне уже нечего терять.... Я, все равно, через несколько людей, последую за бедным Дионом Марком, - подумал про себя валик и решился ответить голосу покойника. - Что тебе надобно от бедного старика, Дион Марк? Если тебе нужна моя несчастная жизнь, то бери ее, но больше не мучай и не пугай меня понапрасну. Или ты забыл, как баловал я тебя в детстве? Разве так благодарят порядочные люди за любовь и ласку? Разве они, после своей смерти, уже не способны отличать добро от зла?
   - Валерий, я очень прошу тебя довериться мне и не опасаться меня.... Я не хочу причинять для тебя хоть какой-нибудь обиды. Я помню твое хорошее ко мне отношение и безмерно благодарен тебя за любовь и ласку, которой ты всегда щедро осыпал меня в моем безоблачном детстве, - умолял валика голос покойника. - Сейчас я очень нуждаюсь в твоей помощи.... И мне не к кому больше обратиться с нею, кроме тебя. Неужели ты откажешься помочь своему бывшему любимчику, Валерий? Неужели ты оставишь меня без своей помощи и защиты?
   - Хорошо, - проговорил ощущающий, что покойник от него не отстанет, валик. - Говори, что я должен для тебя сделать?
   - Я хочу, чтобы ты стал посредником между мною и моими родителями, Валерий.
   - Да, ты, парень, просто сошел с ума! - вскрикнул еще больше испугавшийся валик. - Ты хочешь, чтобы мой господин посчитал меня сумасшедшим? Разве ты сам не понимаешь, о чем только ты меня просишь? Я на все готов для тебя, но только не на это....
   Но душа Диона Марко так настойчиво уговаривала валика, выдавая при этом бесчисленное количество своих детских шалостей, чтобы убедить напуганного старика, что все это вовсе не его бредни, что он и на самом деле разговаривает с недавно умершим сыном господина. В конце концов, расчувствовавшийся от воспоминаний валик решился и дал ему свое согласие. Уже больше не думая о возможных для него последствиях, валик вошел в комнату господина и разбудил его.
   - Что еще произошло в моем поместье, Валерий? - с удивлением увидев перед собою стоящего полуживого от страха управляющего, спросил его господин.
   - Пусть гром и молния всемогущего Юпитера накажут меня, если я осмеливаюсь смеяться над горем своего господина! Но я от происходящего со мною с самого раннего утра кошмара уже просто схожу с ума! - воскликнул упавший перед ним на колени валик.
   - Что произошло с тобою, Валерий? Объясни мне, в чем ты себя обвиняешь? - спросил ничего не понимающий господин.
   - Господин! - воскликнул обхвативший руками его ноги и уткнувший в них свое заплаканное лицо валик. - Наверное, я схожу с ума, но мне с утра не дает покоя голос твоего сына.... Он хочет, чтобы я был посредником в его разговоре с тобою, господин!
   - Мой сын? - не без удивления переспросил валика освободившийся от его рук господин. - И ты утверждаешь, что слышишь его голос?..
   - Все утро, господин.....
   - Тогда почему ты об этом мне раньше не сообщил?..
   - Я опасался тебя рассердить, господин! - воскликнул снова упавший перед ним на колени валик. - Ты мог в мой рассказ, что я разговариваю с твоим умершим сыном, не поверить.... Да, и кто, находясь в здравом уме и рассудке, может даже представить для себя, что я действительно слышу голос твоего умершего сына!?.. Ты мог подумать, что я твой верный раб решил посмеяться над твоим горем!.. Но Дион Марк так умолял меня, начиная с самого раннего сегодняшнего утра, что я не смог ему отказать....
   - Ты прав, Валерий, - тихо проговорил, после недолгого раздумья, господин. - В твои слова очень трудно поверить.... Но и отказываться от такой еще небывалой возможности мне тоже не стоит. Может Аид и на самом-то деле, смилостивившись над нашим горем, захотел послать нам весточку от нашего возлюбленного сына? Я согласен считать тебя, Валерий, посредником в разговоре со своим сыном. Но он вполне возможно еще захочет о чем-то поговорить со своей матерью и близкими родственниками? Тебе, Валерий, придется потерпеть еще немного, пока я схожу за своею женою и гостями.
   Прошло несколько минут, и спальня господина наполнилась ошеломленными от неожиданного известия людьми. Отец убитого центуриона бережно приподнял своего валика с колен и, усадив его на табуретку, обратился к присутствующим:
   - Друзья, Валерий уже служит нашей семье более сорока лет, и мы за все это время еще ни разу не усомнились в его здравом уме и рассудке. Но сегодня он прибежал ко мне с невероятным известием. Он утверждает, что мой погибший в сражениях за Рим сын избрал его в посредники для своего разговора с нами. В это невозможно поверить. Да, и сам Валерий, как признался мне, долго не решался придти с подобным известием. Однако мой сын так настойчиво его умолял, что он не смог ему отказать. Конечно, легче всего заподозрить моего управляющего в помешательстве или в желании посмеяться над горем своего господина, не я решил не отказывать ему и не сомневаюсь, что сын, если он действительно будет говорить с нами через Валерия, сумеет нас убедить, что это не розыгрыш, а самая, что ни есть, настоящая правда. Итак, Валерий, ответь нам, чего хочет от нас мой сын?
   - Господин, он приветствует тебя, свою мать и своих боевых товарищей квестора Кассия Гая и центуриона Кая Карнелия.
   - Это невозможно! - вскричал пораженный квестор. - Мы вчера не успели представиться.... Откуда он знает наши имена!?
   - Он мог узнать наши имена у легионеров, - вполне резонно заметил Кай Карнелий. - Управляющему поместьем даже не нужно выпытывать у них, что его интересует, самому, он с легкостью способен обо всем узнать от подчиненных ему слуг.
   - Господин, - продолжал валик, - твой сын утверждает, что он всех вас видит и слышит. И, желая, чтобы вы воспринимали мои слова, как его, хочет привести неоспоримые доказательства....
   - Мы слушаем тебя, Валерий, - отозвался убитый горем отец, который в одно и тоже время и хотел верить своему управляющему и весь его жизненный опыт убеждал его, что подобный разговор с умершим сыном просто невозможен.
   - Господин, твой сын хочет напомнить тебе о своем проступке, за который ты, не сдержавшись, впервые надрал ему уши, но никому не рассказал, что он тогда натворил. Сейчас он понимает и признает всю неприглядностью своего тогдашнего поведения и очень благодарен, что ты не стал ничего рассказывать его матушке, а сохранил его тогдашний проступок в секрете.
   - Было такое, - подтвердил слова валика господин. - Я уже давно забыл обо всем, а мой сын все еще помнит свои детские шалости....
   - Госпожа, твой сын хочет, чтобы ты вспомнила о своем потерянном серебряном колечке, - продолжал высказывать доказательства Диона Марко валик, что именно он разговаривает сейчас через управляющего со своими родителями. - Я его нашел, а отдать побоялся, подумав, что ты можешь заподозрить меня в воровстве. Я засунул его в щель в стене за шкафом с посудой, с правой стороны....
   Господин нетерпеливым взмахом руки подозвал прислуживающих по дому рабов: и те, отодвинув в сторону шкаф с посудою, вытащили из щели серебряное колечко.
   - Это оно! - сразу же признала свое потерянное колечко матушка Диона Марко. - Оно мне очень дорого, как память о своей раньше времени оставившей этот мир мамочке.... Сынок, я верю, что это ты разговариваешь с нами! Сынок, я очень тебя люблю! Я так страдаю от твоей преждевременной смерти!
   - Госпожа, - продолжал передавать слова Диона Марко валик, - твой сын просит тебя не переживать за него. В загробном мире не так уж и плохо, как об этом думают живые люди. Дион Марк просит своего отца отдать за него Каю Карнелию его долг в пятнадцать динаров. Он очень сожалеет, что в связи с ранением центуриона он не смог возвратить долг лично.
   - А вот этого уже Валерий никак не мог знать! - воскликнул пораженный только что им услышанным Кай Карнелий. - Ты убедил меня Дион Марк! Я уже больше не сомневаюсь, что именно ты разговариваешь сейчас с нами через Валерия!
   - Я отдам центуриону твой долг, сын! - не оставил без ответа слова сына и господин. - Вполне возможно, что у тебя есть и еще какие-нибудь ко мне просьбы? Говори о них, не стесняйся.... Ты же, надеюсь, не сомневаешься, что твой отец готов лишиться не только всего имущества, но, если понадобиться, даже продать самого себя в рабство, лишь бы тебе на том свете было хорошо, лишь бы ты в своей загробной жизни ни в чем не нуждался.
   - Твой сын благодарит тебя, господин, - продолжал повторять звучавшие в его голове слова Диона Марко валик, - но он ни в чем не нуждается. Твой сын умоляет тебя только об одном: поторопиться с похоронами его тленных останков. По их законам тело умершего человека должно быть предано земле в течение девяти суток, а у него, по известным причинам, этот срок уже давно вышел. Только поэтому он и умоляет тебя, господин, организовать его похороны, как можно скорее. Ему уже с трудом удается выдерживать нетерпение своих земных останков, как можно скорее, оказаться в породившей их земле. Каждое последующее мгновение без захоронения приносит твоему сыну, господин, все больше невыносимых страданий.
   Молча выслушавшие просьбу сына его родители только тяжело вздохнули. Они не стали тут же заверять сына, как, по всей видимости, ожидал от них Дион Марко, что немедленно предадут его тело земле, а, после недолгого неловкого молчания, господин, окинув свою заплаканную жену беспокойным взглядом, тихо проговорил:
   - Мы не хотели торопиться с твоими похоронами, сын. Ты и сам должен понимать, что мы не можем не устроить для своего возлюбленного сына достойных его светлой для нас памяти богатых похорон. Но, если тебе наше промедление в тягость, то все мы, начиная с этой минуты, не будем ни спать и ни есть, а будем готовиться к твоим похоронам. И уже завтрашним утром мы, согласно обычаю, разожжем костер, а потом все, что останется от тебя, предадим земле. Ты уж прости нас, сын, но раньше нам никак не управиться.
   - Все будет так, как желаешь ты, мой сын, - заверила Диона Марко заплаканная его матушка. - Может тебе еще чего-нибудь от нас надобно?
   - Он благодарит своего отца и тебя, госпожа, и просит, чтобы его похоронили под его любимым деревом, рядом с дедушкою....
   - Я и сам намеревался похоронить тебя именно под этим деревом, сын! - выкрикнул господин.
   - Дион Марк просит у отца, матери и у своих боевых друзей прощения, если он невольно чем-то их обидел. Он так же просит у своих друзей быть благожелательней к пленнику, которого они привезли с собою.
   - Сынок, я выкуплю его или обменяю на всех своих рабов! - выкрикнул расчувствовавшийся господин.
   - Господин, твой сын не согласен с твоим решением. Дион Марко говорит, что никому не позволено вмешиваться в чужую судьбу. Он только просит своих боевых друзей облегчить своему пленнику существование и, если появится у него хоть какая возможность заслужить для себя свободу, не отказывать ему в этом законном праве для любого рожденного на земле человека.
   - Мы согласны исполнить твою просьбу, доблестный Дион Марк! - ответили квестор и центурион. - Мы клянемся тебе в этом!
   - Дион Марко благодарит всех за сочувствие и понимание к его теперешним нуждам и говорит, что он очень устал и должен прекратить разговоры, - закончил передавать звучавший в его голове голос умершего сына своего господина валик.
   - Валерий! - воскликнул бросившийся к нему господин. - Я даже и не знаю, чем я могу отблагодарить тебя за такую услугу! Проси у меня, чего только пожелаешь, я немедленно исполню все твои желания!
   - Господин, не лучше ли подумать о похоронах бедного Диона Марко, а я и так счастлив, что живу в твоем доме....
   - И ты его никогда не оставишь! Я клянусь в этом, Валерий! Но ты прав, нам не стоит терять время на лишние разговоры. Я не могу согласиться, чтобы соседи меня осудили за недостойные похороны моего любимого сына....
   - Могу ли я, Кассий Гай, - обратился валик к квестору взять под свое поручительство себе в помощь, твоего пленника?
   - Конечно, Валерий, - с охотою дал свое согласие квестор и добавил. - Мы, боевые друзья доблестного Диона Марко, готовы оказать любую помощь в подготовке похорон. Располагайте нами по своему усмотрению.
   Тут же состоялся небольшой совет и, через полчаса, все усилие рабов и господ были направлены только на скорейшую подготовку к похоронам Диона Марка, которые должны были состояться не позднее завтрашнего утра.
   Освобожденный от цепи и рабского ошейника Антон долго обливался водою, смывая с себя стойко удерживающийся возле него густой смрадный запах мрачного жилища рабов. И только тогда, когда его обострившееся обаяние уже больше не улавливала его возле себя, он натянул на себя подаренную ему валиком старую, но аккуратно заштопанную, чистую тунику. А потом, как привязанный, весь день ходил вслед за ним, с интересом расспрашивая о незнакомой ему жизни людей во время рассвета Римской империи. Внимательно вслушиваясь в краткие пояснения недовольного, что его отрывают от дела, валика, он только удивлялся благоразумию вовсе не беспокоившихся своей зависимостью от окружающего мира людей. Древние римляне, как и его современники, ясно осознавали свою зависимость от природы, но это обстоятельство, как видел Антон, их нисколько не огорчало. Они не только не злились из-за этого досадного обстоятельства на нее, а, используя в результате пристального за нею наблюдения знания, использовали их в своей жизни. Но при всем этом ее не насилуя, а, стараясь с нею ужиться, как с добрым и приятным соседом. У них не было даже желания, как у современников Антона, подчинить окружающую их природу своим зачастую вовсе не разумным требованиям. Они не бросались на нее с ломами и топорами и, тем более, не проводили усложняющих окружающей их природе жизнь экспериментов. Благодарная за их приятное сожительство природа щедро одаривала древних людей своими милостями, даже не пытаясь преподносить им неприятных сюрпризов.
   - Да, и откуда эти неприятные сюрпризы могут взяться, если у этих древних римлян все заранее тщательно продумано и взвешено, - восторгался пораженный открывающейся перед ним правдой их жизни Антон, - если они даже к выбору места постройки виллы относятся с присущей им неторопливостью и творческим подходам. Они наравне с красотою и привлекательностью подбирают для строительства своего жилья такое место, чтобы оно еще и обеспечивало для удобного и приятного в нем проживания целый ряд отличительных особенностей. Только и поэтому эта вилла построена не на горе, а у подошвы горы и на равнодействующий восток. От этого кажущегося такого простого несложного решения, от которого мои современники просто с досадой отмахнулись бы, все живущие в этом доме люди в течение жаркого лета наслаждаются тенью, а зимою греются под теплым солнышком. Конечно, мелочь, но, сколько она приносит людям облегчения и радости? И для чего же тогда, если не для этого, и должны быть направлены все стремления живущих на земле людей?
   Эти простые, но мудрые, решения древних римлян восхищали Антона. И он уже начинал негодовать на своих современников, растерявших эти знания или просто их игнорирующих в своей повседневной деятельности.
   - Мы сами себе усложняем жизнь, - думал следующий по пятам за неуемным валиком Антон, - а природа, как и любое другое живое существо, мстит нам за насилие над нею и вдребезги разбивает все наши построенные на песке планы и задумки. Обозленные неудачами мы начинаем искать виноватых в крушении всех своих несбывшихся надежд и ожиданий, чем не только утяжеляем, но еще и больше усугубляем, всю свою дальнейшую жизнь. Постепенно привыкая с сознанным нами же для себя адом, мы начинает считать его для себя вполне естественным. Мы все время оправдываем свое никчемное существования изменившимися условиями жизни на нашей земле-матушке, старательно умалчивая о способствующих ухудшения условий земной жизни для человека причинах. Вместо того чтобы честно во всех своих грехах признавшись, повиниться и начать сообща искоренять их из своей жизни, мы засекречиваем все свои просчеты и злонамеренные действия, делая из них строжайшую тайну. При этом, сознательно отгоняя от себя понимание, что все эти неразрешенные нами до конца проблемы сами по себе не рассосутся, что они рано или поздно снова объявят о себе с еще большим ухудшением условий человеческой на земле жизни. А то, что еще намного хуже, лицемерно рассчитывая, что на наш век хватит, что эти изменившиеся по нашей вине условия жизни на земле, пока что не станут угрожать нашим собственным жизням, а после нас пусть будет хоть и потоп.
   Но самое страшное вовсе не то, что на земле человеку стало труднее жить, а то, что условия нашей жизни и дальше будут усугубляться, если мы не умерим свой пыл в притязаниях на место царя природы. Если мы не будем по примеру древних римлян приноравливаться к ней, становиться более чуткими и отзывчивыми к ее воплям о помощи. У нас, людей, с окружающей природою нет и не должно быть ни каких противоречий, есть только наши неразумные к ней претензии и наши амбиции, есть только наш неуживчивый характер и наше нежелание жить в дружбе и согласии со своим соседом по жизни.
   В связи с подготовкою к завтрашним похоронам, все живущие на вилле люди в этот день легли спать очень поздно. И уставший Антон, едва коснувшись головою подушки, почти мгновенно провалился в глубокий непробудный сон. Еще было темно, а неугомонный валик уже был на ногах. Окинув сочувствующим взглядом мирно посапывающего во сне Антона, он не стал его будить, а сам заторопился к громко напоминающим ему о себе своим неотложным делам. И уже только незадолго до начала траурной процессии он растолкал все еще продолжающего спать Антона:
   - Поднимайся, сынок, если не хочешь пропустить похороны знатного римлянина, - тихо проговорил он открывшему глаза Антону.
   Пропускать такое познавательное зрелище Антону не хотелось. И он, вскочив со своего ложа, натянул на себя подготовленную им еще с вечера одежду и выскочил во двор виллы, где уже начала формироваться траурная процессия.
   Дисигнатор орал до хрипоты, отдавая распоряжения ликторам, а те, гордые от оказанного им доверия, старались делать все так, чтобы похороны отдавшего свою жизнь великому Риму доблестного Диона Марко надолго остались в памяти его соседей и боевых друзей. Наконец, лично проверявший выполнение своих указаний дисигнатор остался полностью удовлетворенным. И по его команде голова траурной процессии, тронувшись с места, вышла из украшенных ветками кипариса ворот. Впереди траурной процессии в сопровождении одетых в траурные одежды ликторов шел сам дисигнатор. А вслед за ним, играя траурные мелодии, последовали флейтисты, трубачи и горнисты. Торжественная отрешенная от земной жизни грустная мелодия уносила сбежавшихся к вилле со всей округи вольных землепашцев и рабов, отрывая их восприимчивое сознание от земли в эфирное пространство, наполняя их сердца жгучей до боли тоскою. Наглядно убеждаясь, что и они не вечные, что они тоже могут в любое время оставить этот не очень-то любезно принявший их земной мир, не сдержавшиеся от нахлынувшей на них горечи женщины заплакали навзрыд больше от жалости к самим себе, чем из сочувствия к преждевременно ушедшему из жизни богачу. А бережно их поддерживающие сумрачные мужчины молча стояли возле своих расплакавшихся баб.
   Нет-нет, да и сверкнет выкатившаяся из глаз ветерана слеза, припоминающего свою боевую молодость и горечь от потери боевых товарищей. Смутившись от своей неожидаемой чувствительности, он, осторожно осмотревшись возле себя, украдкой придавит ее пальцем на щеке, как бы стесняясь своей минутной слабости и не желая выставлять напоказ самое сокровенное свое чувство.
   Никто из нас не знает истинного времени наступления своего смертного часа. И только поэтому в своей земной жизни мы все в любое время должны быть готовы к его неожиданному приходу. Одинаково неумолимо страшная, как к богачу, так и к бедняку, смерть примеряет людей, заставляет их забыть все обиды и властно подталкивает воочию видящих ее к всепрощению. Только еще недавно обуреваемые завистью к богатству покойника и его общественному положению, люди уже искренне ему сочувствуют и жалеют его, но не как богача, а как одного из безвременно оставивших этот прекрасный залитый солнечным светом мир себе подобного.
   - Какой молоденький, еще совсем парнишка, - беззвучно шепчут их плотно сомкнутые скорбные губы, - ему бы еще жить и жить....
   И тут же начинают винить эту извечно нескончаемую войну, как бы ее не обзывали в свое оправдание испокон веков известные своей непримиримой жестокостью люди, и какую бы святость ей для успокоения своей совести они не приписывали. Она не только убивает и молодых, и пожилых людей безо всякого разбора, но особенно ей по нраву, когда на алтарь ее жертвенности ложатся еще только-только вступающие на свой жизненный путь молодые люди.
   За музыкантами, еще больше подогревая чувствительность прямодушных сельских тружеников, шли обычно нанимаемые живыми родственниками на время похорон близких людей плакальщицы. Обливаясь притворными слезами и с громкими воплями разрывая на себе одежду, они в не менее громких причитаниях расхваливали достоинства Диона Марко и рассказывали наблюдающей за траурной процессией толпе людей о горе от такой ничем невосполнимой потери его родителей. Для большей наглядности заслуг покойника перед великим Римом вслед за плакальщицами шли танцоры и сатиры, играющие на ходу самые примечательные сцены из жизни Диона Марко. Замыкал это своеобразное шествие виктимарий - хмурый и неразговорчивый человек. Это он должен будет убивать самых любимых покойником жертвенных животных. А дальше мимо глазеющей толпы шли люди в масках, изображая собою встречающих усопшего в подземной обители его предков, после них важно шествовали несшие в руках рассказывающие о подвигах Диона Марко на войне картинки слуги. Впервые в своей жизни облаченный в боевые доспехи и загримированный под покойного Диона Марко важно шествовал следом за несшими картинки слугами валик. Подобной высокой чести во время похорон знатных и богатых людей заслуживали не многие, а только самые доверенные и хорошо знающие при жизни покойника люди. Но валик своим посредничеством между покойником и его родителями был вполне достоин на такую роль, и признающие его заслуги господа сами предложили ему изображать их сына во время похорон. Не забывая об этом, валик изо всех сил старался создать впечатление у толпящейся возле ворот усадьбы толпы, что это идет не он, а сам убитый в сражениях за великий Рим на время восстал из своего гроба, чтобы показаться перед своими земляками во всей своей красе.
   Квестор и Кай Карнелий при помощи сопровождающих их легионеров подняли носилки с телом убитого Диона Марко и понесли его вслед за старательно подражающим походке покойного валиком. И, наконец, вслед за носилками в черных траурных одеждах потянулись многочисленные родственники, друзья детства и любимые слуги. По обычаю мать должна была рвать на себе волосы и одежду, царапать свое лицо, бить саму себя в грудь, но последние события, особенно разговор с умершим сыном, так надломили ее, что у нее для подобного сумасшествия уже не было сил. Сопровождающие траурную процессию ее соседи не осуждали понуро бредущую вслед за носилками мать за подобное отступление от общепринятых правил. Они не могли сомневаться в искренности ее горя и скорби за умершего сына.
   Наполняя горестными выкриками и стенаниями окрестности, траурная процессия медленно приближалась к расположенному неподалеку от усадьбы месту захоронения Диона Марко, возле которого уже был сооружен временный помост и сложен украшенный коврами и дорогими тканями в виде алтаря с натыканными ветками кипариса костер. Носилки с телом покойника с присущей в подобных случаях торжественностью установили на помост, а изображающие предков люди в масках чинно и с подобающим достоинством расселись около носилок. На трибуну поднялся квестор и, под плач и причитание родственников покойного Диона Марко, рассказал об его храбрости и мужестве, об его заслугах перед великим Римом.
   После последнего прощания и предания земле отрезанного от руки покойника пальца, ложе с неподвижно лежащим на нем Дионом Марком поставили поверх костра. С присущей в подобном деле неторопливостью и аккуратностью разложили возле ложа дары от родственников и друзей. И уже только потом отец покойного поднес к костру горящий факел.
   Сложенный из легко воспламеняемых пропитанных смолою дров костер ярко вспыхнул, и взметнувшиеся над ним языки пламени извергли из себя густые клубы благоухающего ароматами дыма. Все больше и больше набирающего сил пламя разгоревшегося в полную свою силу огня с громким нетерпеливым потрескиванием торопливо пережигало все еще преграждающие ему путь до так лакомого человеческого тела сухие поленца. В предвкушении уж совсем скорого так желанного ему лакомства пламя погребального костра уже успело заключить в свои все внутри пережигающие объятия дубовые доски гроба усопшего. Со злобным надрывным урчанием, словно уже кто-то намеревался вырвать прямо из его огнедышащей пасти так желанное для неукротимого пламени лакомство, оно весело заплясало по отчаянно сопротивляющемуся его неудержимому напору гробу и с раздражением постреливало своими длинными языками пламени во все, что осмелилось приблизиться к нему на достаточно близкое расстояние. Но не убоявшиеся его легионеры, которыми при жизни командовал покойный Дион Марко, во главе с квестором и своим новым командиром трижды обошли в полном вооружении возле костра слева направо.
   - Нет! Вам уже не удастся отнять у меня тело своего командира! - грозно выкрикивало смельчакам разбушевавшееся пламя костра.
   Наконец-то, добравшись до притягивающего его все это время неподвижного Диона Марко, пламя костра не стала так уж сразу набрасываться на его тело со всей своей силою и мощью. Почему-то заранее уверенное, что подобного лакомства ему уже больше не только не будет позволено попробовать, но и даже ощутить соблазнительное человеческое тело в пределе досягаемости его огнедышащих языков, пламя погребального костра от избытка предвкушения уже совсем скорого небывалого в его короткой жизни наслаждения приглушило, насколько это было возможно, свой напор. Полностью использовав эти короткие мгновения для обнюхивания и облизывания неподвижного отданного в полное его распоряжение человеческого тело, оно возбудилось до такой степени, что, как бы обретя второе дыхание, с дикой небывалой доселе силою завращалось около него. Не сводившим с него глаз людям даже стало жутко при виде, с какой нескрываемой жадностью пламя погребального костра пожирает плоть умершего человека. Дождавшись окончания этой жуткой свистопляски, родственники покойника, бережно собрав в украшенную серебром бронзовую урну останки только что сожженного на их глазах тело Диона Марко, омыли их в старом вине. А потом, еще раз прополоскав в молоке несгоревшие его косточки, опечатали урну и захоронили в указанном самим покойником месте. На этом завершающем действии обряд похорон знатного патриция считался оконченным. И квестор со своими спутниками, оставив Антона на попечение валика, покинули погруженную в траур виллу.
  
   1993 год.
  
  
  
  

Глава седьмая.
ДЕСАНТ САТАНЫ.

  
   Тихо раскачивающийся в своем излюбленном кресле-качалке сумрачный Сатана был погружен в совсем нерадостные и не способствующие поднятию его настроения думы. Ему было, отчего негодовать и из-за чего расстраиваться. Причиной его сегодняшнего расстройство была, как уже стало для него привычным, все та же проклятая тысячелетие назад самим Творцом шибианка Холида.
   - По всей видимости, меня в то время надоумил сам черт связаться с этой тупой и совершенно безмозглой шибианкою, - громко выругался вслух в ответ своим мыслям Сатана.
   Но он напрасно винил во всех своих сегодняшних затруднениях ни в чем перед ним не виноватого черта. Сатана и сам хорошо осознавал, что он тогда поступил в полном согласии со своими мыслями, намерениями и задумками на будущее. Если бы у него и сейчас была подобная возможность досадить своему презревшего его Творцу, то Сатана ее не упустил бы, а сразу же ухватился бы за нее своими обеими погаными лапами. Сатана, ни на одно мгновение не задумываясь, снова связался бы с еще более тупой и безмозглой, но помогающей ему хоть как-то отомстить Творцу за свое сегодняшнее унижение, любой тварью. И дело здесь было вовсе не в шибианке Холиде. Сатане на нее было просто наплевать. Он подобных, как эта шибианка, за свое бесконечное существование уже успел загубить и растоптать своими погаными ногами многие тысячи, если не миллионы. И она тоже недолго занимала бы его думы, если бы Сатана не был уверен, что, пока не истощиться ее проклятие, на земле для него и его верных слуг все будет по-прежнему. Он не сомневается, что Творец, так же, как и он сам, с нетерпением дожидается конца затеянной ими почти тысячу лет назад игры. А вот, что именно предпримет Творец, после истощения наложенного Им на шибианку проклятия, Сатана не только не знал, но и не мог для себя даже предположить. Это его в настоящее время тревожило и волновало больше всего. К тому же он, опасаясь наступления для себя негативных последствий со стороны обозленного на его строптивость Господа, уже успел слишком много связать в своей нечестивой деятельности на земле с этою, черт бы ее побрал, шибианкою.
   Сатана не только был всесильным и всемогущим, но он еще немало знал и слишком многое умел. Поэтому ему не составило особого труда проследить за попавшимся в сети его колдовства Антоном. И то, как он справлялся с выпавшими на его долю тяжелейшими испытаниями, не раз вызывало у видевшего за свое бессмертное существование многое Сатаны вполне искреннее восхищение. Особенно нравилось Сатане никогда не покидаемая жажда жизни в Антоне, и, несмотря ни на что, никогда не поддаваться то и дело складывающимся для него таким тяжелым испытаниям, что попавший в подобную передрягу вполне обычный человек уже давно покончил бы счеты со своей больше не приносящей ему радости жизнью. У Сатаны уже не раз появлялось желание оставить этого нравившегося ему парня в покое, предоставив его своей собственной судьбе, но он не мог с этим согласиться, а, тем более, позволить для себя подобную просто неслыханную в его положении роскошь. Сатана к этому времени уже был достаточно опытным, чтобы не понимать, что от его желания или нежелания уже ровным счетом ничего не зависит, что все принимаемые им раньше решения имеют не только свои последствия, но и свое уже больше не зависящее от его воли окончание. Только поэтому он сейчас как раз и размышлял, чем и как он еще способен воздействовать на эти последствия от своего колдовства, чтобы они не были направлены против него, а полностью согласовывались с его дальнейшими намерениями. Сатана уже долго думал и прикидывал про себя и так и этак, но всегда выходило, что ему надо задержать этого Антона в Римской империи или убить. Приняв насчет Антона свое окончательное решение, Сатана сразу же переключился на мысли, а как ему эти свои намерения осуществить практически. И снова его изворотливый ум подсказал ему нужное решение.
   - Да, именно так я и должен буду поступить, - проворчал довольно ухмыльнувшийся Сатана, - но для такого необычайно сложного дела мне понадобятся самые изворотливые и сообразительные слуги. Им же придется исполнять мое поручение в сильно затрудняющем мое воздействие на своих слуг уже прожитом на земле людьми времени. А это означает, что посланные во время великого и могучего Рима мои слуги должны быть способными принимать самостоятельные решения. И на самом-то деле, я же не смогу, пользуясь доступными мне способами влияния на своих слуг, все время им подсказывать, как им следует поступать в том или ином случае.
   Это досадное обстоятельство немного обескуражило уже радовавшегося таким неожиданно скорым решением всех своих проблем Сатану. И он, снова погрузившись с головою над решением для себя и этой проблемы, еще долго перебирал по памяти своих самых доверенных и расторопных слуг. Не найдя достойных кандидатур в настоящем времени, Сатана тут же погрузился в собственное небытие, в котором и обнаружил подходящих для его новой задумки пропащие души.
   Растратившее за долгий день непрерывного сияния на небесах весь свой запал красное солнышко неторопливо закатывалось за горизонт, оставляя за собою чистый, без единого пятнышка уродующих его облаков, начинающий потихонечку тускнеть небосклон. Не желающие расставаться со своим ненаглядным дневным светилом ни на одно мгновение небеса недовольно хмурились и со сдержанной грустью во время слишком долгого и тягостного для них расставания с объектом своего поклонения пристально всматривались в его по-прежнему светлый и лучистый взор. Остро ощущающее на себе их непритворную грусть красное солнышко, напрягаясь все больше и все сильнее, изо всех своих сил старалось хотя бы на одно мгновение замедлить свой ежедневный уход с небес и, пусть всего лишь на одну секундочку, продлись их расставание на целую такую показывающуюся ему сейчас просто бесконечную ночь. В нашем, пусть и неповторимо прекрасном, но в тоже время и непомерно жестоком к проживающим в нем живым существам, мире все заранее определено и не подчиняется, пусть даже и очень сильному, желанию без памяти влюбленных друг в друга сердец. И только поэтому, несмотря на отчаянное сопротивление неизбежности красного солнышко, оно вначале опустилось за линию горизонта своим нижним краем, потом медленно опустилось и до самой своей середины и вот, наконец, блеснув напоследок своим последним лучиком, совсем исчезло. Зашло, оставляя в сердце еще больше нахмурившихся небес такую великую печаль и просто невыносимую боль от тут же переполнившей всю их влюбленную душу тоски. И небеса, не желая больше смотреть на не очень-то нравившуюся им без дневного светила землю, принялись торопливо укрывать ее в становящиеся с каждым очередным мгновением все темнее серые покрывала вечерних сумерек. Небеса делали все от них зависящее, чтобы вовсе небезразличная ему земля не смогла напомнить своим привлекательным даже в ночное время видом о недавнем расставании с красным солнышком. Но несомненное прелестное очарование земли все же сумело растопить ожесточившуюся на весь мир душу небес. И раскаявшиеся небеса, желая хотя бы немного подправить, что они успели натворить во время кратковременного потемнения своего рассудка, начали укрываться утешающими их ласковыми холодными звездочками.
   - Завтра у нас должна быть хорошая погода, - авторитетно заявили при виде ярко осветившихся на небесах холодных звездочек старики.
   И они не ошиблись в своем предположении. Проснувшись, как и всегда, рано утром, они застали все тот же ясный небосклон с тихой безветренной погодою. Не так уж и часто выпадают для крестьянина похожие деньки. Поэтому с восходом над землею красного солнышко вся деревня дружно высыпала на окружающие ее со всех сторон поля. Не без удовольствия, ощущая на себе ласковое пощипывание солнечных лучей, крестьяне, поздравляя друг друга с похожим днем, принялись за вовек нескончаемую работу на своих тщательно ухоженных их трудолюбивыми руками полосках. В такие дни свободнорожденные римские пахари работают без отдыха от зари и до зари, пока спохватившийся грозный и беспощадный бог Юпитер не заметит их изнеможенного взгляда и усталой раскачивающейся из стороны в сторону походки. И он в своем великом раздражении от подобной их непростительной забывчивости его на этот счет строжайших указаний тут же раздражается оглушительно громыхающим громом. И чтобы ни у кого при этом не возникало даже сомнения в его крайнем неудовольствии, он не только обрушивает на их головы потоки низвергающейся с заполонивших все небеса облаков воды, но еще и подгоняет их, разбегающихся по своим домам, непрерывно стреляющими молниями.
   Не позволяя своим сыновьям и дочерям не только перенапрягаться, но и работать через силу, он, их мудрый и заботливый бог Юпитер, иногда до того сильно гневается на своих неразумных детей, что не позволяет им высунуть носа из своих ветхих домишек даже в течение нескольких дней. Кто-кто, а он-то доподлинно знает, как истомятся не привыкшие к праздности их трудолюбивые руки долгими часами своего вынужденного безделья. Ох, и истерзается тогда душа бедного крестьянина по оставленной им под проливным дождем работе. До того измотает она его своим непрерывно зудящим нетерпением, что крестьянин только из одного своего желания хотя бы немного успокоить свою душу нет-нет и выглянет из дома с тайным желанием отыскать между заполонившими небеса облаками хотя бы маленький просвет. Но с нескрываемым злорадством посматривающий с небес грозный и всемогущий бог Юпитер только заметит выглядывающего из двери угрюмое лицо своего питомца, так сразу же раздражается таким громыхающим громом. А потом еще до того страшно заполыхает своими ужасными молниями, что дрожащий от ужаса бедный крестьянин не только снова спрячется в своей избушке, но и еще долго боится из нее даже выглянуть.
   - Вот так, дружочек, - язвительно посмеивается над ним Юпитер утихающим хриплым громом. - Впредь будешь знать, как изматывать непосильной работаю дарованное тебе мною тело. Заботясь о неподвластной мне душе, ты должен помнить и знать о потребностях своего тела, которое нуждается в постоянном уходе, регулярном отдыхе и хорошем питании.
   Так было во времена римской империи довольно часто, но сегодня крестьянская душа торжествовала в предвкушении долгожданного облегчения, после хорошей работы в течение благоприятствующего их излюбленному занятию погожего денька. Ничто: даже совсем неожиданно объявившееся на безукоризненно чистых небесах маленькое темное пятнышко, ни заблудившийся, где-то далеко в горах, слабый ветерок, ни сверкающие яркой до синевы голубизною небеса, ни наступившее над землею тревожное затишье - не предвещала совсем уж неожиданно разыгравшегося над землею ненастья.
   Вдруг, как бы ни с того и ни с сего, без темных туч и предваряющего любое буйство природы громыхающего грома, полил с прохудившихся небес на работающих в поле крестьян проливной ливень.
   - И откуда он мог только взяться, этот уже не просто дождь, а самый настоящий ливень! - вскричали прекратившие работу ничего не понимающие крестьяне и с недоумением уставились на ничего им не говорящие небеса.
   Даже сам немало озабоченный внезапно разбушевавшейся стихией вскочивший со своего трона верховный бог Юпитер только начал переполняться вполне оправданном в его нынешнем положении гневом, но от беспричинно задувшего над землею слабого ветерка на него повеяло чем-то таким родным и до боли знакомым. И он, тут же упокоившись, снова опустился на свой золотой трон и под звуки усиливающегося с каждым очередным мгновением ветра погрузился в какую-то удивляющую даже его самого покойную дремоту. Успокоенный Юпитер не стал вмешиваться и выяснять, по какой это надобности задул без его ведома этот напугавший его подданных странный ветер. Но сам внезапно объявившийся в древнем Риме ветер от этого его беспечного благодушия даже и не думал успокаиваться, и со временем он уже дул с такою силою, что опасно затрещали крыши деревенских домов. Яростно поливающий землю потоками воды ливень скоро иссяк, но ветер не только не угомонился, но и с каждым очередным мгновением его метающиеся из стороны в сторону порывы становились все мощнее и ужаснее. До смерти перепуганные мужики и бабы попрятались по своим домам и с ужасом прислушивались к ходившим ходуном крышам. Однако, к их счастью, этот страшно пугающий суеверные крестьянские души ветер начал понемногу утихать. Вздохнувшие с облегчением крестьяне вышли из своих укрытий и начали сообща думать и гадать, что именно могло способствовать этому свалившемуся на их бедные головы странному до непонятности явлению природы. Но этот пронесшийся по их земле ураганом ветер вовсе не утих, как ошибочно думали крестьяне, а, совсем наоборот, закрутившись с огромною скоростью в мощный вихрь, он продолжил свои ужасно пугающие все живое на земле завывание неподалеку от насмерть перепуганной деревни. Но сами крестьяне этого не видели, и только продолжали удивляться очень странному, на их взгляд, все еще продолжающему дуть ветру, который на короткое время то совсем утихал, а то снова совсем для них неожиданно дул, но уже с совсем другой стороны. Такой странный ветер пугал их суеверные души, и они от беды подальше снова разбежались по своим домам. А неумолкающий ни на одно мгновения вихрь, постепенно сжимаясь, уже начал вращался с такой немыслимой скоростью, что мелкий кустарник наподобие легкого лебединого пуха выдергивался из земли вместе с корневищем. Постоянно сжимаясь, как в ширине, так и по высоте, этот до странности непонятный вихрь очень скоро закрутился до не более десяти метров в диаметре. Сопровождающее его непрерывное сжимание увеличение скорости вращение вихря уже было способно выдергивать из земли даже молодые деревья, которые вылетали их земли вместе с корневищем, как камни из баллисты. Но и на этом своем просто невероятном для древнего Рима достижении вихрь не успокоился. Он продолжал сжиматься все больше и больше возле росшего в самой середине поляны высокого чем-то напоминающего нынешние сосны дерева. В своей яростно завывающей круговерти вихрь не успокаивался до тех пор, пока не сжался до полуметрового диаметра, как в ширину, так и в высоту. И уже только тогда он под воздействием противодействующих продолжению его вращения внутренних напряжений взорвался прогремевшим на всю округу оглушительным хлопком, от которого десятиметровое дерево приподняло над землею и слово сухую ветку отбросило далеко в сторону от образовавшейся на месте росшей сосны глубокой воронки.
   Насмерть перепуганные умудренные опытом долгой жизни старики догадались, что не с добром был послан на землю этот страшный ураган и начали обкуривать благодатным ладаном свои дома, отгоняя подальше от себя и своего жилища злую силу.
   - Уходите прочь посланцы страшного Арка, - шептали их старческие губы, - в этом доме вам поживы не будет.
   И они не успокаивались до тех пор, пока вся деревня не пропиталась густым запахом ладана, а воткнутые в землю у ворот ветки кипариса надежно не преградили в их дома злым и нежданным посланцам Арка. Только тогда умудренные опытом долгой жизни полностью удовлетворенные принятыми мерами по ограждению своих семей от неминуемой беды старики успокоились и возвратились к прерванной непогодою работе. Но, если кто-нибудь из домашних в это время отсутствовал в деревне, то они, беспокоясь и переживая о них, терпеливо дожидались их возвращения, чтобы обкурить и их спасительным от злых духов ладаном. Они знали и нисколько не сомневались, что надетая на человека одежда долго сохраняет его запах, так что злые силы, не смея к ним приблизиться, должны были оставить их деревню и возвратиться ни с чем к пославшему их Арку. Так делали и поступали мудрые старики, а молодые жители деревни или безропотно позволяли себя обкуривать благостным ладаном, лишь бы отвязаться скорее от слишком уж докучливых переживающих за них стариков, либо махали на них руками и убегали по более срочным для них делам. Таким же образом убежала от своей бабушки и Метелла, которая больше по своей неопытности в земной человеческой жизни, чем по внутреннему убеждению, не верила в чудотворные свойства ладана. Ее бедная, жалеющая свою внучку и вполне искренне желающая ей в жизни счастья, бабушка побежала за своей неразумной девушкою, пытаясь хотя бы немного обкурить ее ладаном, но ее внучка была молодой и резвою, а она уже слишком старой, чтобы ее догнать. Расстроенная выходкою внучки бабушка присела на скамейку возле дома и, предчувствуя скорую беду, еще долго не могла успокоиться.
   Над встревоженной деревнею снова засверкало ясное солнышко и, подталкиваемые своей неуемной крестьянской душою, люди снова наполнили своим веселым смехом и звуками дружной работы окрестные поля. Только поэтому никто их них не услышал, как из воронки послышался чей-то негромкий стон и совсем уже непонятные вздохи. Но, вскоре, для застывшего в недоумении окружающего мира все прояснилось: из этой самой оставленной вращающимся недавно с бешеной скорости вихрем воронки показалась узкая, похожая на собачью, голова с маленькими рожками на темени. Осмотрев окружающую местность и, не увидев поблизости для себя ничего такого, чего ему следовало опасаться, неизвестное в древнем Риме животное, вцепившись покрытыми редкой длинной шерстью на пальцах лапами за край воронки, начала из нее выползать. Оказавшееся наверху животное еще некоторое время, отдыхая, пролежало пластом на земле. А потом, страдальчески скривив свою узкую мордочку, потихонечку встала на свои задние с острыми козлиными копытцами ноги и, ухватившись лапами за голову, тихо застонало.
   - Что могло произойти с тобою, дружочек? - послышался неподалеку от животного насмешливый женский голос. - Наш повелитель Сатана во время отправки нас в древний Рим не предвещал никаких неприятных осложнений. Что же это такое, неизвестное Сатане, могло не только обессилить, но и довести до такого плачевного состояния, самого ловкого его беса?
   - И не говори, Варвара, - слабым голосом отозвался на ее насмешку бес. - Наш повелитель Сатана, пусть и всемогущ, но даже и он не в силах предохранить своих верных слух от всех неприятных случайностей. И надо же такому случиться, чтобы в месте нашего приземления оказалось это проклятое дерево.... Все мое тело избито от ударов об него, хорошо еще, что мне повезло остаться целым и невредимым....
   - Не повезло тебе, мой милый дружочек, - с еле заметной иронией посочувствовала бесу Варвара, - но ты, ведь, бесовской породы и приучен терпеть. Махни лапою на все свои царапины и скорее забудь о причиняемой тебе боли.... Будь настоящим мужчиною и не скули, как шелудивый пес.
   - Тебе легко рассуждать о терпении, не обладая приносящей с собою подобные неудобства плотью, - глухо заворчал на свою подружку бес. - Я же, когда вращался возле этого проклятого дерева, уже было подумал, что все мое тело разорвут на мелкие кусочки его острые сучки...
   Да, это был наш русский бес, сопровождаемый в прошедшее время черной душою поганой ведьмы Варвары. Вспомнивший об оказанных именно этими нечистыми в свое время заслугах Сатана, придавая особенное значение осуществлении своего коварного замысла, решил включить их в отправляемый в прошлое десант.
   - Успокойся, милый, - мягко без тени хоть какого-то раздражения проворковала Варвара, - как бы ты сейчас ни расстраивался и ни переживал, все равно, уже ничего не изменишь. Нам сейчас, как можно скорее, уносить отсюда ноги.... Нам не следует ждать, пока сбегутся встревоженные перенесшим нас сюда вихрем живущие поблизости римляне. Да, и поручение нашего повелителя тоже не терпит промедление....
   - Знаю, знаю, - сердито оборвал недовольный ее насмешкою бес. - Я еще не забыл о поручении нашего повелителя.... Можешь не сомневаться, что не в моих привычках быть безответственным при выполнении его воли.
   И бес, с трудом переставляя свои избитые ноги, медленно заковылял по опушке леса, прячась за густым кустарником, чтобы его не смог увидеть случайный взгляд работающих в поле крестьян. Выйдя на уютную поляну с хорошим обзором ближайших окрестностей, он собрал валяющийся поблизости хворост и, щелкнув большим и указательным пальцами левой лапы, поджег его. Убедившись, что пережигающее сухие веточки пламя уже не погаснет, удовлетворенно хмыкнувший бес дунул на свою левую лапу, и горящий над нею небольшой огонек угас.
   - Проследи, подруга, чтобы на меня случайно никто из местных жителей не набрел! - крикнул бес Варваре и, улегшись неподалеку от костра, мгновенно погрузился в не только глубокий, но и в положенный всем бесам очень чуткий сон.
   Наполненное впечатлениями от созерцания совершенно незнакомой Антону жизни древних римлян время летело намного быстрее молодой и резвой кобылицы. Поэтому он даже и не заметил, как перевалило на вторую неделю с того дня, когда его привезли в поместье родителей убитого в памятном ему сражении центуриона Диона Марко. Заступничество за него их покойного сына обеспечило Антону хорошее с их стороны отношение и относительную свободу передвижения по поместью. Воспользовавшийся их расположением Антон быстро восстановил силы и ни на шаг не отходил от своего нового друга валика Валерия. За это время он уже многое узнал о жизни древних римлян и, больше уже не ощущая себя в их времени одиноким, начал потихонечку смиряться со своим существованием вместе с ними. Но его по-прежнему не оставляло ощущение какой-то нереальности, что не только мешало Антону в полной мере осознать свое рабское положение, но и хоть как-то определиться в окружающей его реальности. Ужасные впечатления первых дней его рабской бесправной жизни уже успели выветриться из его заполняемой сейчас другими более интересными подробностями о жизни древнего народа головы. Не уставая впитывать в себя новые знания, Антон старательно убеждал самого себя, что все происходящее с ним просто сон, и что он очень скоро обязательно должен будет проснуться в своем собственном настоящем времени. Особенно поразился интересующейся каждой даже самой, казалось бы, незначительной мелочью Антон, что такой простой и несложный крестьянский труд, как оказалось, на самом-то деле требовал от занимающихся им людей немало знаний и навыков и, в первую очередь, по астрономии. Бедному крестьянину во времена владычества великого Рима не приходилось рассчитывать на помощи и подсказку родной коммунистической партии и Советского правительства, и только поэтому он в затруднительных случаях посматривал с надеждою на небеса. Каждый римский крестьянин не только хорошо знал, но и твердо для себя уяснил: как только задует теплый западный ветер, то это уже означает для него, что наступила весна. Приходит пора начинать полевые работы, которые непременно должны были окончиться до дня весеннего равноденствия. Потом до самого восхода созвездия Плеяды они обязаны были заниматься прополкою посевов и огораживанием лугов. А там уже было совсем недалеко до дня летнего солнцестояния, к началу которого они должны были успеть с первым покосом и убрать сухое сено, потому что после него наступала пора жатвы.
   - Хлеба, - неустанно повторял Антону сведущий в подобном деле валик, - в течение пятнадцати дней идут в трубку, пятнадцать дней стоят в цвету, пятнадцать дней подсыхают и их можно убирать.
   Узнаваемые Антоном от валика вовсе не новые, а начисто позабытые в последующих поколениях людей, знания оказались для него очень интересными и содержательными. Но Антон был поражен еще больше, когда узнал, что работа римского хлебопашца зависела, не только с какой именно стороны дует ветер, какие именно созвездия взошли на небосклоне или скрылись, но и в каком именно состоянии находится в данное время луна. Настоящий заботящий о своем будущем урожае крестьянин никогда не станет сеять или подкладывать яйца под курицу при убывающей луне. И, наоборот, он не станет рубить, обрывать хоть что-то и стричь при прибывающей луне. Копать канавы он будет только в полнолунии.
   Одно раздражало Антона в эти дни - неуемное желание валика обучить его боевому искусству римлян.
   - Зачем мне понапрасну тратить время на такое бесполезное занятие? - с недоумением спрашивал у настоятельно требующего от него ежедневных тренировок валика Антон. - Я же не собираюсь быть римским воином....
   - Никто не знает, что ему понабиться в дальнейшей жизни, - с загадочной улыбкою отвечал на его недоумение валик и с каждым последующим днем он все больше отводил времени на тренировки.
   Не сомневающийся, что пожилой валик желает ему одного только добра, Антон даже не пытался с валиком спорить, но и во время тренировок не очень усердствовал. А когда подобранный валиком из рабов учитель загонял его в угол и приставлял к горлу деревянный меч, то Антон охотно поднимал руки вверх и со смехом отвечал ворчавшему на него за разгильдяйство валику:
   - Ничего страшного Валерий, мне известен один прием, который не известен ни одному римскому воину. При необходимости я сумею за себя постоять.
   - Мужчина не хвастает, - укоризненно покачивал своей седой головою в ответ валик. - Мужчина показывает....
   - Хорошо, если хочешь, то я докажу тебе, что я не так уж и беззащитный, - согласно буркнул снова поднимающий деревянный меч Антон.
   На этот раз он отбивался от наступающего на него учителя не понарошку, а по настоящему. Выбрав подходящий момент, он сделал неуловимое глазу движение, и учитель впервые ощутил острие его деревянного меча на своей груди.
   - И где ты успел такому полезному в схватке с противником приему обучиться? - поинтересовался одобрительно хмыкнувший валик.
   - Этот прием мне показал мой тренер по фехтованию в невообразимо далеком от вашего времени будущем, - с победной улыбкою объяснил валику Антон.
   - Держи этот свой прием в тайне, - посоветовал Антону валик, - со временем он сослужить тебе хорошую службу. В жизни всякое может произойти, а порою случается даже, казалось бы, вообще не только невероятное, но и невозможное.... И то, что ты считаешь сейчас для себя просто не нужным бессмысленным делом, уже совсем скоро станет единственным спасением от неминуемой смерти.
   Наглядно убедив беспокоящегося за него валика в своих возможностях при необходимости за себя постоять, Антон намеревался прекратить эти просто бессмысленные, по его мнению, тренировки, но валик с ним не согласился и настоял на их продолжении. Скоро Антон открыл для себя еще одну очень интересную подробность из жизни древних римлян. До этого времени он считал рабами только тех, кто сидел в подвале на цепях, а всех остальных работающих в поместье людей он причислял к свободнорожденным нанятым хозяевами виллы работникам. Но однажды, когда он усталый после очередной тренировки сидел вместе с валиком возле дышащего на них приятною прохладою бассейна, мимо них пробежала одна из служанок, окликнувший ее валик попросил принести вина. Согласно кивнувшая головою девушка не задержалась с выполнением просьбы валика. Скоро они снова ее увидели с кувшином вина и двумя чашами в руках. Окинувший ее благодарным взглядом Антон сразу же уткнулся в висевший на ее шее ошейник с какой-то непонятной для него надписью.
   - Почему эта молоденькая служанка носит на своей шее какой-то ошейник? - поинтересовался Антон у валика. - И что именно на нем изображено?
   - Она носит ошейник потому, что она рабыня, - тихо сказал ему валик, - а изображается на всех рабских ошейниках всегда одна и та же надпить: "Держи меня, чтобы я не убежал".
   - Тогда почему эта рабыня не на цепи, как и все остальные рабы? - продолжал удивляться, не ожидающий услышать от валика подобное, Антон.
   - В этом нет необходимости, - недовольно буркнул задумавшийся о чем-то своем валик. - У моих господ таких рабов немало. Их отцы и деды, а у некоторых даже прадеды были рабами.... Они не только не знают, но и не представляют себе другой, кроме рабской, жизни. Их связь с былой родиною, после смерти своих отцов и матерей, оборвалась, и им уже некуда из этого поместья бежать. И не только потому, что их уже там никто не ждет, а главным образом только потому, что они уже никому на прежней родине их родителей не нужны.... Рожденные в нашем поместье рабы уже считают его своей самой настоящей родиною.
   - А зачем твоим господам понадобилось держать тех рабов на цепи? - продолжал интересоваться с ужасом вспомнивший о зловонном подвале Антон.
   - Те люди стали рабами совсем недавно.... И мой господин не уверен, что они не попытаются снова обрести для себя свободу, - объяснил Антону валик. - Он будет держать их на цепи до тех пор, пока не будет окончательно уверен, что они не станут с его поместья убегать. Только в таком случае он освободит их от цепи и, предоставив домик для жилья, женит на какой-нибудь рабыне.
   - А мне можно посмотреть, как живут эти освобожденные от цепей рабы твоего господина? - попросил Антон у валика.
   - Конечно, - не стал возражать ему в этом желании валик. - Ты можешь приходить в их деревню в любое время.... Если хочешь, то я прямо сейчас отведу тебя в деревню, в которой живут рабы моего хозяина....
   Антон с охотою согласился, и они, выйдя из ворот виллы, прошли в расположившуюся неподалеку небольшую деревушку.
   - Вот здесь и живут рабы моего господина, - тихо проговорил валик в ответ на вопросительный взгляд Антона.
   - Возле их домов я вижу даже небольшие огороды? - уточнил у валика не верующий собственным глазам Антон.
   - И не только огороды, но и куры, свиньи, а у большинства рабских семей имеются даже коровы, - ответил осветившийся удовлетворенной улыбкою валик.
   - Ты еще скажи, что рабам твоего господина разрешается продавать все излишки, которые остаются у них не только от урожая с огорода, но и от выращенных ими домашних животных? - насмешливо буркнул не поверивший валику на слово Антон.
   - Могут, если захотят, - без единого намека на насмешку ответил Антону валик.
   - Чего-чего, а вот такого в рабовладельческом государстве не может быть и в помине! - с негодованием выкрикнул подумавший, что валик его просто разыгрывает, Антон. - Если я поверю твоим словам, друг, то я должен буду и предположить, что римские рабы, разбогатев, вполне способны выкупить себе свободу!?
   - С этого клочка земли не разбогатеешь, Антон, а хороший раб стоит недешево, - возразил ему валик. - К тому же все их хозяйство принадлежит им только номинально. Они им только пользуется, а владеет всем их имуществом, как и ими самими, мой господин....
   - А это означает, что твой господин, друг, вполне способен, если ему так заблагорассудиться, не только отобрать все их имущество, но и снова посадить их на цепь в своем смрадном подвале? - продолжать уточнять Антон.
   - Может, - недовольно буркнул валик, - но он так поступает со своими рабами только тогда, когда те очень уж сильно перед ним провинятся. Господину выгодно, если раб будет обеспечивать самого себя всем необходимым для продолжения жизни сам.
   - А в той деревне тоже живут рабы твоего господина? - спросил Антон на обратной дороге в виллу, указывая валику на замелькавшие вдалеке крыши домов.
   - Нет, в той деревне живут свободнорожденные римские граждане, - буркнул снова погрузившийся в свои мысли валик.
   - Ну, и долго ты еще будешь прохлаждаться? - поторопила беса недовольная его медлительностью Варвара. - И чем только ты прельстил нашего господина Сатану, что он, вытащив тебя из небытия, поручил такое ответственное дело? Но, если немного поразмышлять, то можно легко догадать, что твоей лично заслуги в этом его решении нет и в помине. С такой распорядительностью, как у тебя, милый, тебе бы вечно прозябать в небытие. Ты во всех своих успехах, когда находился на службе у нашего повелителя, обязан только мне одной. Это я всегда подталкивала своего, пусть и милого, но слишком ленивого беса и подсказывала ему самые правильные решения всех стоящих перед нами проблем....
   И кто может заранее, как бы еще долго недовольная ведьма отчитывала лукаво ухмыляющегося беса, если бы тот не поторопился ее успокоить.
   - Сейчас закончу, дорогая, - сердито буркнул скрестивший перед собою свои лохматые лапы бес и негромко забормотал слова нужного ему заклинания.
   Только успел он сказать последнее слово заклинания, а потом три раза повернуться кругом, как беса на лесной полянке уже больше не было. Вместо него на лесной поляне уже был одетый в расшитую узорами с приколотой на правом плече золотой застежкою ярко красную хламиду знатный римлянин. Раздвинув руками густой кустарник, бес внимательно осмотрел открывшуюся его глазам местность. Окончательно убедившись, что поблизости нет ничего для него опасного и подозрительного, он вышел на протоптанную возле опушки леса тропинку.
   - И куда мы направляемся!? - продолжала сердито выспрашивать беса сгорающая от охватившего ее нетерпения душа ведьмы Варвары. - Где мы будем искать этого имевшего несчастье чем-то не угадить нашему повелителю Антона!?
   Ей, как и всякой другой на ее месте настоящей женщине, не очень-то нравилось бездумно порхать вслед за своим милым дружком в неизвестности. Ее внутреннее чисто женская сущность настоятельно требовала от нее все заранее обо всем знать, чтобы выработать по этому всему, как думают об этом все особи женского пола, свое единственно правильное решение.
   - Наш милостивый повелитель заверил меня, что мы найдем этого Антона на ближайшей от места нашего приземления вилле, - недовольно буркнул указывающий рукою на виллу родителей Диона Марко бес, - а ближайшая от нас вилла вон та....
   - А вдруг этого Антона на вилле уже нет? - продолжала беспокоиться и переживать, не желающая больше попадать в давно уже опостылевшее ей до чертиков сатанинское небытие, ведьма Варвара. - Не забывай, что наш повелитель строго-настрого нам повелел, чтобы без удовлетворяющих его известий об этом, будь он трижды проклят, Антоне ему на глаза не попадались. Для этих римских легионеров наш повелитель не указ, у них и своих не менее могущественных богов предостаточно....
   - Такого просто не может быть, дорогая, - беззаботно ответил ей недовольно нахмурившийся бес и свернул с узкой тропинки на ведущую к вилле широкую дорогу. - Ты, подруга, мели своим острым язычком, что хочешь, но насчет нашего повелителя не заговаривайся. Никому, особенно его верным слугам, не следует сомневаться в могуществе нашего повелителя. Будет лучше всегда помнить и знать, что князь тьмы Сатана никогда не ошибается даже в своих собственных предположениях....
   Расстояние между ними и виллой все время сокращалась, и они очень скоро уже стояли возле окружающей виллу ограды.
   - Ты, дорогуша, разведай все, что делается сейчас на вилле, а я, чтобы не вызывать ни у кого излишних подозрений, спрячусь в этих кустах сирени, - тихо проговорил окинувшей его вопросительным взглядом душе Варвары бес.
   - Как скажешь, милый, - не стала ему возражать согласно кивнувшая головою душа Варвары и замахала своими воздушными крылышками в сторону виллы.
   А молча проводивший ее глазами бес забрался в росшие неподалеку густые кусты сирени и. пригревшись на теплом солнышке, скоро забылся в тихом и покойном полудреме.
   - Проснись, лежебока! - злобно зашипела в его ухо возвратившаяся Варвара. - Я его видела.... Полюбуйся и ты, если желаешь, на этого порученного под наш неусыпный надзор драгоценного Антона....
   Бес раскрыл сонные глаза и, немного раздвинув ветки сирени в сторону, посмотрел в сторону виллы. Возле ворот виллы стояли двое мужчин, в одном из которых бес без особого труда узнал описанного ему перед отправкою во время Риской империи Сатаною Антона.
   - Вот видишь, нужный нам Антон на месте, а ты так за него переживала, - со снисходительной ухмылкою выговорил своей подружке бес. - Теперь ты убедилась, что наш повелитель слов на ветер не бросает. Успокойся и больше понапрасну не переживай.... Никуда этот Антон от нас не денется.
   - Но нас, наверное, прислали сюда вовсе не для того, чтобы только им любоваться!? - возмутилась спокойствием своего дружка Варвара. - Мы не можем себе позволить дожидаться в бездействии неприятных сюрпризов от этого ловкача Антона, а просто обязаны немедленно исполнить данное нам нашим повелителем поручение!
   - Тебе трудно в это поверить, дорогая, - с явным удовольствием осматривая искренне возмущенное лицо Варвары, проговорил бес, - но именно только для этого мы сюда и прибыли. Если хочешь, то можешь считать, что наш повелитель в награду за верную службу позволил нам немного отдохнуть от слишком беспокойного двадцатого веки в этом воистину райском уголочке в окружении всегда благодатно действующей на расшатанные нервы старины....
   - Брось притворяться и совершенно напрасно передо мною юродствовать! - прикрикнула на беса не поверившая его словам рассерженная Варвара. - Объясни мне толком, зачем повелитель отправил нас в это царство древних римлян!?
   - Чтобы мы, наблюдая за Антоном, препятствовали его возвращению в свое время, - уже вполне серьезно проговорил бес.
   - Только и всего! - удивилась немало пораженная Варвара. - А раз так, то давай не будем понапрасну тратить драгоценное время для наблюдения за этим пройдохою! Зачем нас дожидаться, когда он, как и все живые люди, начнет преподносить нам неожиданные сюрпризы и всяческие каверзы!? Не лучше ли нам будет избавиться от него прямо сейчас, загубив его самого и его душу!?
   - Это, моя дорогая, не так уж и легко сделать, - недовольно буркнул о чем-то задумавшийся бес. - Этого Антона все время охраняет ангел-хранитель.... До предназначенного срока нам к нему не подступиться.... К тому же наш повелитель мне советовал, если этому Антону будет угрожать хоть какая-то неожиданная опасность, то нам следует его даже защищать. В смысле не позволять ему раньше времени оставлять этот мир....
   - Вот тебе и на, - недовольно буркнула все еще не верующая бесу Варвара. - Мне очень нелегко понять распоряжение нашего повелителя.... Когда это мы защищали не родственных нам по духу живых людей?.. Мы же не ангелы....
   - Дорогая, - терпеливо внушал ей неприятно скривившийся бес, - нас это не касается. Да, мы и не должны об этом даже задумываться.... Повелитель знает, что делает.... И не нам его учить.
   - Но такой отпуск может растянуться для нас на долгие годы, - устало пожаловалась бесу Варвара. - А я так люблю всякие занимательные зрелища и всевозможные развлечения.... Мне долго не выдержать в этой совершенно глухой глухомани.
   - А мне в этом древнем Риме даже очень нравится, - не согласился со своей подружкою бес. - Да, и вообще, дорогая, нам следует прекратить этот бесполезный разговор. Мы не имеем права отказываться от поручения нашего господина и, тем более, самим корректировать его замыслы. Ты же не хочешь вызывать недовольство Сатаны, дорогая?
   - Ты думаешь только о себе, - продолжала злиться Варвара. - Конечно, тебе, обладающему плотью, везде хорошо, особенно, если поблизости имеется кабак с гулящими девками, с которыми ты уже завтра начнешь напропалую бражничать. А что прикажешь делать мне, простой несчастной душе ведьмы, таскаться вслед за тобою, как привязанной, и любоваться на все твои мерзости!?..
   - Вот уж не думал, что ты будешь обо мне так плохо думать, дорогая!? - вскричал искренне возмущенный ее словами бес. - Или это не я упросил повелителя послать со мною в этот древний Рим тебя!? И насчет развлечений в этом древнем мире ты тоже не права! Скоро я обещаю тебе такое зрелище, о котором ты не могла мечтать даже в двадцать восьмом веке. Надеюсь, что ты еще не забыла наше недавнюю прогулку в будущее?
   - Как же я могу о ней забыть? - тяжело вздохнула в ответ Варвара. - Это было моим самым прекрасным времяпровождением.... Как бы я снова хотела оказаться в этом самом будущем!? - с проникновением выдохнула их себя расчувствовавшаяся нахлынувшими воспоминаниями Варвара, а потом, окинув беса лукавым взглядом, с не меньшим апломбом добавила. - Снова увидеть поражающие меня чудеса и насладиться общением с такими красивыми и обходительными в то время мужчинами.
   - Я не сомневаюсь, что тебе, дорогая, понравится и здесь, - с ласковой ухмылкою проговорил сделавший вид, что не заметил подколки, бес. - И чтобы ты уже больше не сомневалась в моих к тебе чувствах, я помогу на немного обрести тебе тело какой-нибудь красивой молодой девочки....
   - Неужели, подобное волшебство не просто интересная сказка для несчастных душ, вроде меня, а вполне возможна на самом-то деле! - вскрикнула от неожиданности услышать такое от беса Варвара. - Ты меня не обманываешь, дорогой!?
   - Снова ты, дорогая, подозреваешь меня в подвохе, - насмешливо буркнул бес и для пущей важности задрал свою песью мордочку. - Клянусь тебе именем нашего повелителя, что, как только мы отыщем подходящее тело, то сразу же откупим его у хозяйки на некоторое время.
   - И я, наконец, смогу тебя обнять!? Мы сможем заняться любовью!? - выкрикивала от охватившего ее возбуждения все еще до конца не верующая бесу Варвара.
   - Конечно, сможем, моя радость! Мы будет в течение нескольких дней упиваться друг другом столько, сколько нам заблагорассудиться! Все так и будет, дорогая!
   - Вот это да! Теперь-то я уже согласна оставаться в этой глуши хоть целую вечность! - сразу сменила свое мнение о времени древнего Рима окрыленная открывающими перед нею такими заманчивыми для ее сладострастной души возможностями Варвара.
   - Я очень рад, что угодил тебе, дорогая, ну, а теперь подлети к Антону и прислушайся, о чем он разговаривает с сопровождающим его римлянам.
   - Я не могу к ним приблизиться, дорогой.
   - Почему не можешь? - удивился ее словам бес. - Кто тебя, бесплотную, увидит?
   - А ты присмотрись к его собеседнику? Разве ты не видишь, как порхает около него половина души? Она-то непременно меня увидит и сразу же начнет тревожить своего хозяина совсем не нужными для нас сейчас ощущениями приближающейся неведомой беды?..
   - Ты права, дорогая, - недовольно буркнул окинувший валика недоумевающим взглядом бес. - Но почему его душа так себя ведет?..
   - Вполне возможно, что пойти на такое непотребство ее заставил наш враг? - предположила всегда быстро соображающая Варвара. - Души людей, насколько мне известно, ничего подобного себе никогда не позволяют.
   - Все может быть, дорогая, нам, по всей видимости, придется при выполнении поручения повелителя быть очень осторожными.... Сатана предупреждал меня, что нам может мешать противная сторона....
   - Что же нам тогда делать? - тихо шепнула испуганная Варвара.
   - Теперь уже проводить разведку придется мне самому, - так же тихо ответил ей бес и, раздвинув ветки кустарника, подкрался к воротам.
   - Осталось всего несколько дней, и мы с тобою расстанемся, - с грустью проговорил стоящий возле Антона валик. - Очень жаль, что сын моего господина не попросил тебя выкупить у квестора. Из тебя со временем мог бы получиться хороший управляющий его поместьем.
   - Спасибо тебе за доброе слово, - посмеялся в ответ представивший самого себя на месте валика Антон. - Но меня самого твоя должность нисколько не привлекает.
   - А я за эти дни сумею устроить все свои личные дела и неплохо отвести душу в праздном веселье перед скорыми возможными хлопотами, - подумал бес и, отскочив от ограды, торопливо зашагал от виллы.
   - Ну что, узнал что-нибудь? - догнал его голос последовавшей за ним Варвары.
   - Узнал все, что и хотел узнать, - благодушно буркнул в ответ бес. - Антон еще несколько дней пробудет на вилле.... Так что, дорогая, нам предоставляется возможность подумать и о самих себе. Мы просто обязаны немного отвести свои души перед скорой ответственной работой во имя прославления нашего могущественного повелителя.
   - Ты не забыл о своем обещании выкупить для меня подходящее тело? - напомнила бесу уже прямо трепетавшая от предчувствия возможного скорого наслаждения Варвара.
   - Не забыл, дорогая, но для этого мне придется вначале раздобыть достаточное количество золота и серебра, - устало отмахнулся от своей подружки бес и, сойдя с дороги, вошел в лес.
   Отыскав среди росших на опушке леса деревьев более-менее подходящее для отдыха местечко, он, снова оборотившись в беса, только успел прикорнуть свою песью голову на кучу сухих листьев, как тут же провалился в крепкий беспробудный сон. Уже давно привыкшая к подобным засыпаниям беса бестелесная душа Варвары не стала понапрасну тратить время на негодование его оскорбительным для любой женщины поведением. Она, удобно устроившись на ветке ближайшего дерева, с головою погрузилась в сладкие мечты о своей новой будущей плоти.
   Внезапно разразившаяся странная гроза напугала и разогнала по домам не только взрослых, но и вездесущих маленьких деревенских мальчишек. Но, стоило ей немного утихнуть, как деревенская улица снова загудела от их звонких голосочков. Ребятишки весело забавлялись возле убегающей из деревни стремительными ручейками воды, но, как только жаркое южное солнышко успело просушить землю, они тут же поспешили на свое излюбленное место для игр - на опушку росшего неподалеку от деревни леса. Дальше вглубь леса дети не то, чтобы в него заходить, но и даже заглядывать, опасались, побаиваясь встречи с ужасными чудовищами, которыми их с самого раннего детства пугали взрослые матери и отцы. Веселой озорной стайкою неслись они наперегонки, с удовольствием вдыхая в себя полной грудью посвежевший после грозы воздух. Никому из них не хотелось отстать и уж, конечно же, оказаться позади всех. Старательно размахивая своими маленькими ручками, мальчишки бежали вслед за своим неоспоримым вожаком Арториксом. Худощавый шустрый сорванец, на вид около семи лет, бежал до того легко и непринужденно, что, если смотреть на него со стороны, то можно было подумать, что он вообще не торопиться, а как бы немного притормаживает свой бег, позволяя своим друзьям по играм не отставать от него. Но это только казалось, потому что на самом деле он все больше и больше увеличивал разрыв между собою и кучкой отстающих от него ребятишек. Он первым вбежал на опушку леса и, заметив вырванный из земли с корнями кустарник, остановился, но только не для того, чтобы испугаться и с громким плачем бежать с этой уже ставшей опасной для людей опушки леса со всех ног. Нет и еще раз нет, Арторикс был совсем не таким плаксой, он остановился и, обернувшись навстречу своим друзьям, попытался их не только предупредить об опасности, но и остановить. Но бегущие за ним мальчишки совсем не так поняли его предупреждение, они с пронзительным визгом, радуясь, что утомивший их бег заканчивается, обежали его стороною и, запутавшись ножками в разбросанном по земле кустарнике, попадали на землю. Еще несколько мгновений они с недоумением осматривались около себя, а потом, в ужасе вскочив на ножки, отбежали в сторону застывшего на месте Арторикса.
   - Эти кусты вырвали бившие по земле молнии? - растирая маленькими кулачками по щекам обильно посыпавшиеся из глазок слезы, захныкал самый из них маленький, со страхом посматривая на своих опростоволосившихся друзей.
   Застывшие на месте мальчики со страхом ожидали, что вот-вот и они начнут оборачиваться в тех самых ужасных чудовищ, о которых все время предупреждали их родители. Напуганные мальчики, беспокойно завертев головками, потихонечку отступали друг от друга, но пока что ничего страшного с ними не происходило. Немного успокоившись, они снова собрались в одну общую кучку.
   - Надо позвать взрослых, - предложил один из них, - они знают, как отогнать от нас беду.... Без их помощи мы скоро можем и взаправду оборотиться в именно тех безобразных чудовищ, от одного вида которых стынет кровь у живых людей.
   - Ну, и попадет же нам от отцов за то, что мы топтались по пораженным молнией кустикам? - захныкал не сдержавшийся второй мальчик.
   Испуганно ойкнувшие мальчики, не зная, как им лучше поступить, смущенно примолкли. Превратятся ли они в безобразных чудовищ, еще было неизвестно, а вот то, что родители непременно побьют их хворостинкою за нарушение запрета даже близко приближаться к пораженным молнией местам, это уже они ясно ощущали своими не раз битыми местами.
   - А мы им скажем, что только слегка дотронулись до веточек, - предложил самый из них сообразительный. - Откуда мы могли знать, почему они валяются по земле?
   - Так и сделаем, - согласился с ним Арторикс. - И я тоже вместе с вами признаюсь, что наступил на какую-нибудь веточку.
   Они еще немного посоветовались друг с дружкою и, когда каждый из них определил для себя веточку кустарника, до которой он дотрагивался, послали в деревню гонцов за взрослыми.
   - Все, они уже поведали о нашей беде всей деревне, - тихо проговорил один из мальчиков, услышав ясно доносившиеся до них озабоченные выкрики их отцов и громкое причитание мам.
   Притихшая деревня снова загудела, как потревоженный пчелиный улей. Вначале на опушку леса прибежали их гонцы, а вслед за ними поспешили встревоженной говорливой толпою и взрослые. Гонцы, подбежав к стоящим с опущенными головами мальчикам, присоединись к ним. Взрослые строго-настрого запретили им приближаться ко всем остальным односельчанам, особенно к тем, кто еще не был заражен прикосновениями к пораженным молнией кустам.
   Подоспевшие взрослые немного потолкались вокруг пораженного молнией места, поражаясь еще никогда невиданными ими размерами поражения, и поочередно, подзывая к себе мальчиков, дотошно расспрашивали, где и как они могли дотронуться до веточек и до каких именно. Мальчики с низко опущенными больше от стыда, чем от страха, глазами врали самым бессовестным образом, а принимающие их слова за самую чистую правду взрослые, опросив очередного мальчишку, тут же подзывали к себе следующего. Опросив детишек, взрослые подошли к веткам кустарника, на которые указывали мальчики, и всмотрелись в них до того пристально, словно надеялись, что этот кустарник вырван из земли не ударами молний, а совсем по другой причине. Малыши понимали о тайном желании своих отцов и матерей, поэтому, не забывая о своем еще большем осквернении, выбрали для показа именно те ветки, которые уже не могли оставить у родителей надежду на возможную ошибку при определении места поражения ударом молнии. Как бы ни тяжело было отцам осознавать, что с их мальчиками, которых они растили и учили непростой земной жизни, возможно уже совсем скоро случиться самое непоправимое, однако, тяжелее всех приходилось мамам этих мальчиков. Они бедные, привыкшие первыми узнавать о горе и радостях собственного ребенка и умевшие быстро находить нужные им слова сочувствия и утешения, сегодня были лишены этой возможности. Сегодня они и сами, несмотря на свою безграничную любовь к своим сыночкам, не смели к ним приблизиться, чтобы прижать их вихрастые головки к своей груди. И это их невозможность убивала их всех больше всего. Каждая из матерей непоколебимо убеждена, что, если она прижмет своего ребеночка к своей груди, то все его несчастья и беды переходят на ее саму. А такое горе матерям не в тягость. Им даже намного веселее жить на этом белом свете, когда они не сомневаются, а ясно ощущают своим необычайно чутким отзывчивым материнским сердцем, что их дети все еще нуждаются в их внимании и заботе. Любая мать готова прожить с таким горем всю свою жизнь, только бы ее ребенок оставался рядом с нею, и чтобы она всегда могла взять на саму себя все его невзгоды и страдания. Только в этом видит любая мать свое материнское счастье, и только этому она безоглядно посвящает всю свою жизнь.
   - Придется ехать в храм за жрецами, - подытожил один из опрашивающих мальчиков односельчанин. - От такого огромного места поражения молниями нам малыми жертвами не откупиться. Не стоит скупиться, соседи, на здоровье и благополучии наших детей.... Как видно, только им, жрецам, знающим и понимающим в подобном деле намного больше нас, по силам вызволить из неминуемой беды наших имеющих несчастья прикоснуться к месту удара молнии сыновей.
   - Из-за чего весь этот сыр и бор? - строго спросил у них только что подошедший вместе с Антоном валик. - Что могло до того сильно возбудить доблестных подданных великого Рима?..
   При виде уважаемого, даже несмотря, что он был просто рабом, на всю округу управляющего поместьем знатного римлянина мужики расступились, пропуская их вперед. Внимательно осмотревший место поражения валик начал задавать уточняющие вопросы окружившим его мужикам. В ожидании его уточняющих расспросов до этого сохраняющие гробовое молчание мужики тут же начали, перебивая друг друга, объяснять ему, что именно произошло на этом самом месте некоторое время назад.
   - Что их могло так сильно обеспокоить? - спросил у валика ничего не понявший Антон.
   И тот безо всякой задней мысли объясним ему причину беспокойства людей в нескольких словах.
   - Они расстраиваются из-за такого пустяка? - переспросил его немало удивившийся Антон. - Передай им, что, если они боятся, то я сам с легкостью очищу это место от кустарника....
   - Но ты, Антон, не знаешь заклинаний, с помощью которых можно не только убрать поврежденный кустарник, но и очистить само это место, - не согласился с ним валик. - Люди тебе не поверят и, если ты наперекор их предубеждению, дотронешься до этого поверженного молнией кустарника, то они и тебя самого будут считать оскверненным.... И не только считать, но и относиться к тебе так же, как и в твое время относятся к прокаженным.
   - Но, Валерий, ты же и сам можешь им объяснить, что их страхи напрасные, - не сдавался Антон, - Что на подобные глупости просто не стоит обращать серьезного внимания....
   - Сынок, ты забываешь, что на подобных, как ты говоришь, глупостях держится вся человеческая земная жизнь. Если я попытаюсь их убеждать, что все, во что они сегодня так верят, и что является для них безо всяких сомнений самым святым и важным в жизни, то ничего, кроме неприятностей, для себя не дождусь. Убеждать их в этом должен не я, а сама жизнь. Но пока они избавятся от этого, как ты говоришь, предрассудка, на земле сменится не одно поколение. Я уверен, что и в твоем, Антон, времени подобных глупостей предостаточно. И они, эти людские глупости, не всегда вредят самим людям или делают их еще хуже, чем они есть на самом-то деле. Чаще всего только ради этих своих глупостей люди и сдерживают в себе звериные инстинкты. Считающими себя свободными от подобных глупостей люди страшные, даже если они сами считают самих себя истинными добряками. Их свобода может слишком дорого обойтись для окружающих людей.
   Принявший на себя обязанности руководителя валик отдал необходимые распоряжения и организовал работу по ограждению пораженного молнией участка. Гулко и сноровисто застучали топоры и к тому времени, когда возвратилась посланная за жрецами повозка, вокруг участка уже было возведена высокая ограда, а возле нее блеяли две жирные овечки. Провожаемые умоляющими взглядами сельчан важные жрецы неторопливо прошли за ограду и, громко выкрикивая слова необходимого заклинания, собрали все вывороченные деревья и вырванный вихрем из земли мелкий кустарник в одну общую кучу. А потом, добавив в нее сухого хвороста, сожгли. Сбросив оставшуюся после костра залу и головешки в образовавшуюся, после вырванного из земли вместе с корневищем дерева, воронку, они, сравняв ее с землею, вышли к поджидающим их унылым крестьянам. Мужики тут же подтащили к ним заранее подготовленных овечек, а опытные в подобных делах жрецы, быстро перерезов им глотки, выпотрошили из них все внутренности. Старый седовласый авгур бережно разложил овечьи потроха возле распростертых на земле туш и, устремив на еще теплые внутренности взгляд, вначале внимательно их рассмотрел. А потом, поднимая отдельные органы, он, как бы в подтверждения известных прибывшим для обезвреживания заряженного места жрецам мыслей, показывал их своим помощникам, которые или так же молчаливо с ним соглашались, или возражали, указывая в подтверждение своего немого несогласия старшему жрецу на другие органы. Этот довольно странный их немой разговор длился недолго и, после бурного немого обсуждения, жрецы пришли к согласию. Выступивший вперед старший жрец объявил дожидающимся их решения крестьянам, что боги, смилостивившись над мальчиками, очистили их всех от скверны. Обрадованные его словами мамы бросились к своим сыночкам, а мужики тут же заделали крепко-накрепко проход внутрь ограды, чтобы уже надолго был прекращен доступ к такому опасному для граждан древнего Рима месту.
   - Наверное, все-таки прав валик, а не я, - подумал с неудовольствием поглядывающий на повеселевших крестьян Антон. - Много таких же глупостей в человеческой на земле жизни, но они не только связывают человека по рукам и ногам, но и заставляют его просто быть человеком в полном смысле этого слова. Бережно сохраняющий обычаи своих предков человек не только оказывает достойное светлой о них памяти уважение, но и старается быть самому нисколько их не хуже, а, совсем наоборот, лучше в надежде, что его наблюдающие за ним с небес пращуры не стыдятся за него, а только гордиться им.
   Так же внезапно, как и уснул, проснувшийся бес открыл глаза и, окинув насмешливым взглядом размечтавшуюся на веточке Варвару, потихонечку, чтобы ее не потревожить, оставил полянку. Бесу на этот раз удалось уйти с полянки до того тихо, что с головой окунувшаяся в свои сладкие мечты о скором обретении плоти душа ведьмы Варвары не только ничего не увидела, но даже и не услышала ни одного треска сучка, ни легкого, почти неслышного, шороха его шагов. А когда потревоженная каким-то зверьком она очнулась и увидела, что ее дружка беса на полянке уже давно и след постыл, то обеспокоилась и начала терпеливо дожидаться его возвращения. За долгое уже порою показывающееся ей почти бесконечным время общения со своим неверным дружком она уже раз и навсегда усвоила для себя извечную истину, что, если бесу вздумается изменить ей с какой-нибудь гулящей девкою, то искать ей его в надежде застукать на месте с поличным совершенно бесполезно. И не только искать, но и изобличать неверного ей беса в измене тоже не стоит. Подобного ловкача и прохиндея было, по всей вероятности, не в силах прошибить даже самому Сатане. Бес не только способен почти мгновенно отыскать выход из тупика, но и уговорить в чем угодно любого, кого ему только заблагорассудиться.
   Вечерние сумерки уже начали укутывать землю в свои пока еще темно-серые покрывала, а беса все еще не было. Обеспокоенная его долгим отсутствием в незнакомом мире Варвара, взлетев на самую верхушку дерева, осмотрела видимую часть леса. Но и там ожидаемого ею беса пока еще не было и в помине.
   - И куда же он мог запропаститься? - подумала обеспокоенная Варвара и начала думать, а что еще она может предпринять для поисков своего дружка.
   Но в ее голову ничего стоящего внимания не приходило, она даже не могла окончательно для себя решить, как ей лучше поступить: оставаться на месте или начинать искать своего дружка по всему лесу. Она уже довольно долго измучивала саму себя всевозможными предположениями, когда, наконец-то, послышались еле слышные бесовские шаги, и на полянке объявился бес.
   - Где ты так долго пропадал!? - сразу же набросилась на него вполне искренне возмущенная Варвара. - Почему ты не соизволил предупредить меня о своем уходе!? Небось, уже присмотрел в ближайшем кабаке для себя какую-нибудь смазливую девчонку!? Почему ты всегда заставляешь меня нервничать и страдать в безызвестности!?
   - Пора отправлять за деньгами на покупку плоти, - даже не соизволив с нею объясниться, коротко бросил не обративший никакого внимания на ее раздражения бес и снова скрылся в лесу.
   Испуганно ойкнувшая Варвара слетела с ветки и торопливо запорхала вслед за ним. Вышедший на опушку леса бес нырнул под какой-то кустик и снова выполз из-под него с каким-то свертком под мышкою.
   - Зачем он тебе понадобился? - спросила у него неприятно поморщившаяся Варвара.
   - Узнаешь, когда придем на место, где можно раздобыть немало так нам сейчас необходимых денег, - буркнул бес и все той же семенящей трусцою поспешил в известном только ему одному направлении.
   Проскочив через заросшее низкорослым овсом поле, они выбежали на поросший молодой сочной травкою лужок, на котором под охраною двух лежащих у костра пастухов паслись стреноженные кони. Бесшумно ступающий по мягкой травке бес подкрался к костру и прислушался. Разморенные теплом от костра оба пастуха сладко посапывали, подложив под головы дорожные плащи, в сморившем их сне. Осветившийся наводящей на все живое ужас дьявольской ухмылкою бес поднял лежащую на земле возле пастухов уздечку с поводком и с прежней семенящей походкою поспешил к пасущемуся неподалеку табуну. Ощутившие приближение нечистого кони недовольно заржали и отскочили в сторону. А по-прежнему ничем невозмутимый бес, внимательно осматривая каждого коня, искал среди них самого выносливого и быстрого жеребца. При виде заигрывающего с кобылицами не спутанного жеребца бес остановился и восхищенно зацокал своим длинным ярко-красным язычком. Темный, как крыло ворона жеребец, часто перебирая своими длинными стройными ногами, со злобным храпом окинул ненавистного ему беса угрожающим взглядом. Проступающие через туго натянутую кожу длинные нитки поджилок нервно подрагивали от охватившего жеребца при этом омерзения и гадливости. Но бес, не обращая внимания на его недовольство, обманным движением ввел в заблуждение насторожившегося жеребца и, приблизившись к нему на расстояние вытянутой руки, набросил на него уздечку. Громко заржавший жеребец, пытаясь вырвать поводок из лап беса, взвился на дыбы, но его надеждам не было суждено сегодня сбыться. Махнувший рукою Варваре бес, крепко ухватившись за его гриву, одним резким взмахом своего необычайно гибкого тела оказался на спине жеребца и забил по конским ребрам своими острыми козлиными копытцами. Варвара еле успела ухватиться бесу за шею, когда завопивший от боли и омерзения жеребец прямо с места пустился в бешеный галоп. Стараясь сбросить с себя неприятного всадника, жеребец от мгновенно переполнившей его ярости в бешенстве закружился на одном месте с высоким подбрасыванием передними ногами. А мрачно ухмыляющийся сидящий на его спине бес все бил и бил жеребца своими острыми копытами, пробивая до крови его шкуру. И жеребец, отзываясь на пронзающую его струю боль дикими воплями, помчался по залитому лунным светом лугу. Проснувшиеся пастухи вскочили на коней и с громкими угрожающими выкриками поскакали вслед за вором, но разве можно догнать быстрого, как ветер, несущего на своей спине мерзкого беса жеребца.
   Пытающийся хотя бы неукротимо бешеной скачкою избавиться от неприятного седока жеребец даже и не намеревался сбавлять скорость. Его сильное мускулистое тело переполняло яростное раздражение, которое, ударяя со всей своей силой прямо по его мозгам, заставляла жеребца скакать все быстрее и быстрее. Но жеребец не только не знал, но и даже не догадывался, что подобной своей скачкою ловкого и необычайного гибкого беса нисколько не испугаешь, а только доставишь ему несказанное удовольствие. Только этим и объясняется отпущенный бесом за ненадобностью поводок уздечки. Ему не надо было притормаживать уже начинающего просто сходить с ума жеребца. Вцепившийся мертвой хваткою в гриву жеребца бес в отличие от Варвары, эфирное тело которой уже начинала при помощи многократно усиленных воздушных потоков растягиваться до опасного предела, просто визжал от испытываемого им наслаждения. Он испытывал в это время в себе самое великое, которое только и доступно в его бесовской жизни, наслаждение, а вот в отчаянии сжимающей свои воздушные ручки на его шее Варваре пришлось даже очень не сладко. Она в это время со сжимающим всю ее душу ужасом ожидала, что вот-вот и ее эфирное оболочка, не выдерживая подобного напряжения, лопнет или, что еще хуже, разорвется на отдельные шматки. Кому-кому, а ей-то уже достаточно опытной в эфирном существовании не знать, как нелегко впоследствии будет отыскать эти ее кусочки, тем более, в незнакомой местности. От перенапряжения она уже была ни в силах сказать хотя бы слово, чтобы упросить своего всегда думающего только о своем удовольствии дружка немного сдержать горячившегося жеребца. Зарекаясь на все свое дальнейшее существование больше не садиться с бесом на коня, она все сильнее и сильнее сжимала свои воздушные ручки на его шее. Но эти ее судорожные сжимания нисколько не ощущались на самочувствии беса, поэтому нисколько не догадывающийся о страданиях своей подружки нечистый очумело, вращая своими осветившимися пронзительным адским огнем глазами, все гнал и гнал, подстегивая конскую резвость острыми копытцами, жеребца. Встречающиеся на его пути запоздалые одинокие всадники в спешке прикрывали свои лица плащом и торопливо сворачивали в сторону, лишь бы больше не испытывать на себе наводящий на все живое ужас и леденящее оцепенение взгляда страшного всадника. А не обращающий на подобные мелочи жизни никакого внимания бес, облегчая в такой бешеной скачке переполненную вечной тоскою и кромешно темным мраком свою черную душу, визжал, как недорезанный поросенок, от испытываемого им при этом удовольствия. Он продолжал неистово колотить своими козлиными копытцами об бока скакуна, обильно рассыпая по мелькающей перед его глазами местности с ужасными отблесками дьявольской ухмылки семена беспросветной тоски и глухого отчаяния, которые нередко доводят поддавшихся им людей до смертоубийства. Подскакав к богатой вилле, бес на ходу, резко осадив взмыленного жеребца, соскочил с его спины на землю. И больше уже даже не думая о загнанном коне и не прислушиваясь к злобному шипению Варвары, он поспешил к уже успевшему погрузиться в кромешную темь строению.
   - В этом богатом доме должно быть немало так остро понадобившихся для нас сейчас золотых и серебряных монет, - тихо шепнул он продолжающей на него злиться Варваре. - Будь добра, дорогая, проберись в комнату со вставленными в окнах железными решетками и проверь, есть ли в ней деньги, или внешнее отображение богатство этого дома простая бутафория. И не торопись возвращать обратно, пока не убедишься, достаточно ли будет этих денег для нас хотя бы на первое время....
   Согласно кивнувшая головою Варвара, взлетев на уровень второго этажа дома и обнаружив в соседней комнате приоткрытое окошко, влетела в него. Поспешно выскользнув из предназначенной совсем для других целей комнаты через замочную скважину в коридор, она подлетела к именно той двери, которая и вела в нужную ей комнату. Подлетела и от охватившего ее огорчения только с досадою ахнула: нужная ей дверь была не только обита железом, но и возле нее стояли двое молодых сильных сторожей с оголенными мечами. Обескураженная Варвара все же не удержалась от любования на этих стройных и красивых мужчин и снова просочилась через замочную скважину внутрь указанной ей комнаты. Небольшое по своим размерам помещение было уставлено окованными железом сундуками и с так плотно подогнанными крышками, что заметавшаяся между ними Варвара не смогла отыскать даже самой малюсенькой щелочки, чтобы увериться, что они действительно наполненные нужными ей с бесом золотыми или серебряными монетами. Наконец, ей все же удалось обнаружить в одном из сундуков нужное ей отверстие, которое позволило заглянуть внутрь сундука хотя бы одним глазом. Сундук оказался, как Варвара и предполагала, доверху наполненный золотыми монетами.
   - В этих сундуках столько золото, что мне с бесом его хватило бы не на одно столетие! - радостно вскрикнула вполне удовлетворенная разведкою Варвара. - Осталась только отыскать ключи от этих сундуков и от двери комнаты! Мой обладающий плотью бес, в отличие от меня, через замочную скважину не просочится....
   Немало пришлось помахать душе Варвары своими воздушными крылышками, пока не обнаружила нужные ей ключи запертыми в железном ящике, возле которого тоже прохаживался вооруженный страж, а сам ключ от ящика она обнаружила на шее у сладко посапывающего на мягком ложе мужчины. Усталая, но вполне удовлетворенная разведкою Варвара, выпорхнув через то же приоткрытое окошко, опустилась к поджидающему ее бесу.
   - Ну, и как, в той комнате имеются деньги? - шепотом уточнил у нее бес.
   - Все нашла и деньги, и ключи, - так же шепотом ответила ему возбужденная Варвара. - Но взять эти деньги нам будет, ох, как непросто: их охраняют бодрствующие вооруженные до зубов стражи....
   - То, что нам и надо! - воскликнул обрадованный ее словами бес, не обращая никакого внимания на ее предостережение. - К утру, мы уже будем в этом мире не бедными родственниками олимпийских богов, а вполне состоятельными чужеземцами!
   Выбросив из свертка сухие щепочки, бес аккуратно сложил их в кучку и при помощи своих воспламеняющихся при щечке пальцев поджег. Подождав, пока зализавшее сухие щепки пламя не разгорится, он принес в жертву огню немного растопленного масла и достал иглы дикобраза.
   - Зачем тебе понадобилась вся эта гадость? - поинтересовалась презрительно скривившая свои немного припухлые губки Варвара.
   - Тихо и спокойно должны спать собаки и все любопытствующие в этом доме. И эта трижды белая игла дикобраза, сотворенная по воле...., - не обратив никакого внимания на вопрос своей подруги, произнес слова заклинания бес
   До обиженно скривившей свои пунцовые губки Варвары дошло, что ее дружок на этот раз замыслил, что-то уже совсем неординарное. Поэтому она не стала больше даже пытаться отрывать, сосредоточившегося на произношении необходимого заклиная, беса и с каким-то непонятным даже для нее самой трепетом вслушивалась в его негромкие слова.
   - Я совершаю это усыпление от границ этой виллы и до начала солнца, привет мой бог и мой повелитель, всемогущий Сатана, - проговорил заключающие слова заклинания бес.
   Застывшая в нетерпеливом ожидании Варвара ожидала, после окончания заклиная беса, что-то наподобие раскатистого грома с особенно любимыми нечистью ярких вспышек молний, или, на худой конец, хотя бы небольшого землетрясения. Но, к ее явному разочарованию, даже и тогда, когда бес закапал под воротами иглу дикобраза, ровным счетом ничего не произошло. Вокруг царила почти мертвая тишина, даже дувший до заклинания небольшой ветерок куда-то, как-то вдруг, запропастился и перестал дуть.
   - И это все? - с удивлением спросила она у, по-прежнему, невозмутимого беса. - Твое заклятие не сработало?..
   - А чего ты еще ожидала? - вопросом на вопрос ответил не понявший ее бес.
   - Всего, но только не этой тишины, - пожав в недоумении своими воздушными плечиками, насмешливо буркнула Варвара.
   - Дурочка, как ты не можешь понять таких простых вещей, - проворчал осветившийся снисходительной ухмылкою бес. - Мое заклинание и устанавливала как раз эту самую тишину.... А что еще, кроме этой почти мертвой тишины, так хорошо способствует нужному мне сейчас засыпанию всех находящихся в этом доме живых существ.
   Еле размахивающая воздушными крыльями Варвара поднялась вверх и застыла возле окошка комнаты, в которой спал мужчина с ключом от железного ящика на шее. Лукаво ухмыльнувшийся бес, поднявшись, как кошка, прямо по стене дома, проник через приоткрытое окошко внутрь комнаты, в которой он тоже долго не стал задерживаться. С присущей только одним бесам ловкостью он снял с крепко уснувшего мужчины серебряную цепочку с ключом. Оттолкнув в сторону спящего сторожа, он открыл железный ящик и, схватив лежащую в нем связку ключей, махнул лапою на, как всегда, замешкавшуюся Варвару.
   - Побежали открывать дверь от набитой золотыми монетами комнаты! - крикнул он порхающей над ним Варваре и побежал по лестнице на второй этаж.
   До этого времени бодрствующая охрана уже самым бессовестным образом храпела на всю Иванушку по всему погруженному, после заклинания беса, в непробудный сон роскошному особняку. Подоспевшему бесу не составило особого труда оттолкнуть здоровых молодцев в сторону и быстро разобраться со всеми висящими на двери замками.
   - В каком ящике золотые монеты!? - уточнил он у Варвары, проникнув внутрь помещения.
   - Вот в этом, - прошептала опустившаяся на крышку одного из ящиков Варвара.
   И бес, подобрав ключ, отбросил крышку в сторону.
   - Какая прелесть! - в восхищении вскрикнула залюбовавшаяся пробежавшим по золоту при скудном лунном освещении тусклым пламенем Варвара.
   Но не обращающий на ее охи и вздохи никакого внимания бес хватал их горстями и швырял в предусмотрительно захваченный кожаный мешок до тех пор, пока в нем не набралось золотых монет чуть больше половины вместимости. Взвалив мешок на спину, он подбежал к первому не закрытому решеткою окну и швырнул его со всего размаха вниз. Возвратившись обратно, он закрыл ящик и дверь на все замки, положил связку ключей в железный ящик и повесил от ящика ключ на шею продолжающего дрыхнуть без задних ног мужчине.
   - Пусть думает, что он сам себя обокрал, - пошутил бес и выпрыгнул в окно.
   Подхватив лежащий на земле мешок, он взвалил его на спину и, сгибаясь под его тяжестью, засеменил к уже успевшему придти в себя жеребцу.
   На девятый день траура возле притихшей виллы Диона Марко снова загомонили съезжающиеся родственники и близкие друзья покойного. А ровно в полдень, переодевшись в траурные одежды, они все собрались возле его могилы.
   - Валерий, не захочет ли наш покойный друг сказать нам на прощание несколько слов? - поинтересовался у валика квестор.
   - Душа нашего доблестного друга уже на небесах, - тихо заметил своему командиру Кай Карнелий. - Соизволит ли она спуститься на землю только ради одного с нами разговора? У нашего друга, наверное, и других более важных для него забот сейчас предостаточно?
   - Попытайся, Валерий, - попросила его и всхлипывающая госпожа. - Может моему бедному сыночку еще кое-чего недостает, но он не хочет нас понапрасну беспокоить....
   Душа Диона Марко весело порхала возле своих гостей. Сегодня, в свой день, когда еще только-только начал разгораться над землею скорый рассвет, она уже была возле своей могилки и с нетерпением посматривала на ведущую к вилле ее родителей дорогу. Она ясно видела, как на виллу съезжаются гости, но к ней на могилку почему-то никто не шел. Она уже даже немного забеспокоилась, не забыли ли за разговорами с гостями о своем сыне ее родители. Но, увидев, как из ворот вышла в траурных одеждах толпа ее родственников, успокоилась, и помчалось в радостном оживлении к ним навстречу. Облетев их всех, проверяя, все ли пришли ее навестить, она была приятно удивлена при виде суровых лиц своих боевых друзей. Нечаянная радость в одно мгновение переполнила ее всю эфирную оболочку, и это сразу же отразилось на ее внешнем виде. Нет и еще раз нет, она не потемнела, как могут подумать об этом отдельные злопыхатели, она стала всего лишь чуточку светлее, стала даже немного прозрачнее воздуха. Душе Марко Диона не имеющей возможности самой принимать гостей, было очень приятно видеть возле своей могилки так много народу, столько дорогих и близкий ей при жизни людей. Впервые, после своей смерти, наполнившее ее душу несказанное счастье сделало ее намного покладистей, заставляло ее не злиться и негодовать, пусть для этого у нее и были причины, а радоваться каждому своему гостью. В это время душу Диона Марко переполняло желание: сделать каждому навестившему ее в такой день гостью хоть что-нибудь приятное, дать своим друзьям и дорогим при жизни людям знать, что она видит их всех и ценит их к себе внимание. Но что может поделать со всеми своими желаниями душа, если она только всего чуточку тяжелее воздуха. Однако, несмотря на это очень досадное обстоятельства душа Диона Марко пыталась хоть как-то добиться для себя желаемого. Она, то еле слышимым живыми людьми, наподобие легкого ветерка, прикосновением подправит им на голове волосы, то смахнет прилипшую соринку к тунике, то тихо подует в их заплаканные глаза. А то уцепится своими воздушными ручками в их руку, отчего на ней должна была непременно появиться, несмотря на жаркий день, приятная прохлада. Да, и мало ли еще чем душа усопшего старается привлечь к себе внимание, но на нее знаки, как обычно, никто в реальной жизни не обращает должного внимания. Если хоть кто-нибудь по какому-то странному совпадению их заметит, то уж никак не сможет связать свое ощущение с душою умершего друга. Хотя эта соринка им до прихода на могилу друга просто мозолила глаза, а упрямая прядь волос все время соскакивала с их головы. И им все время приходилось ее до этого поправлять.
   - Мои гости не понимают моих знаков внимания, - расстраивалась душа Диона Марко, не зная, что она способно сделать еще, чтобы живые люди заметили ее знаки внимания, чтобы показать им как она к ним относится. - Неужели моим родственникам и друзьям трудно сообразить, что соринки в безветренную погоду просто так с одежды не слетают?
   Даже самая близкая для Диона Марка мама и та ничего не видела и не замечала, несмотря на все старания души Диона Марко хоть чем-то обратить ее внимание на себя. Обуреваемая непременным желанием добиться, чтобы ее мама обратила на ее знаки внимание, она ласкала воздушными ручками бесконечно дорогое ей материнское лицо. И с каким наслаждением она потихонечку отпивала от каждой катившейся по материнской щеке слезинки из одного только желания принять на себя хотя бы часть от материнской скорби и страданий, или хотя бы немного отвлечь свою маму от горестных мыслей. Ох, и как же тяжело видеть страдания и боль от невозвратимой утраты самых близких и родных людей, не имея возможности окликнуть, или хотя бы попытаться немного утешить. Но еще гораздо тяжелее, когда родственники и друзья, а душа Марко Диона уже знала о подобных случаях, не догадываясь, что душа усопшего все видит и все слышит, начинают нелестно о нем отзываться или, что еще намного хуже, ругаться во всеуслышание о разделе оставленного им на земле наследстве. Не приведи всемогущий Юпитер и ей тоже услышать подобное от своих родственников и друзей! Ибо тогда бедная душа усопшего, не имея возможности оборвать своих хулителей, как очумелая убегает от своей могилы при одном только их появлении, не желая выслушивать, о чем они будут между собою разговаривать, чтобы не подвергать саму себя излишним страданиям. Так бывает, но, к счастью, душа Диона Марко не сомневалась, что все родственники и друзья ее любят, и она тоже желала искренне любить их всех. Если живые люди вполне способны полностью изменить собственную жизнь и найти для любви и успокоение множество других людей, то душа умершего человека обречена только на любовь и заботу от своих прижизненных родственников и друзей. Она уже ничего не сможет изменить в своей прожитой жизни, но всем им она может, если ее услышат, рассказать об их будущем или уберечь от нежданной беды. Но имеющие глаза и уши, живые люди очень часто бывают просто слепы в своем извечном желании не замечать то, что их пока нисколько не беспокоит. Будь они, живые люди, хотя бы немного внимательней и восприимчивей ко всему, что их в земной жизни окружает, то давно знали бы, как они себя хорошо ощущают, навещая могилки своих умерших близких и родных людей. Как им всегда становится легко и покойно на душе, когда они возвращаются с могилы родственника домой. Люди давно поняли бы, что только благодаря добродушию покоящихся в могилках душ умерших родственников или друзей, которое воздействует на их восприимчивое подсознание, улучшается их настроение, а самопроизвольно протекающая в это время независимо от их воли и желания внутренняя беседа до того хорошо облегчаем им отягощенною заботами серой повседневности души. Живые люди уже давно не сомневались бы во всякий раз обволакивающих их во время встречи с дорогими их сердцам могилками исходящее от душ усопших радостное волнение. Они уже давно научились бы по малейшим изменениям без видимой на то причины, а то и даже иногда вопреки видимым причинам, замечать, что их всегда с нетерпением ждут и хотят, чтобы их поняли. Живущие на земле люди даже и представить себе не могут, как было бы здорово, как было бы интересно, как полезно было бы для них самих, если бы они научились понимать души умерших. Окунаясь в их несомненную мудрость, прислушиваясь к их бескорыстным советам, мы делали бы намного меньше глупостей на породившей всех нас земле, а окружающий всех нас мир был бы намного интереснее и привлекательнее. Тогда бы могилы наших предков не напоминали мусорные свалки, и не было бы тогда извечно страдающих душ годами, а то и десятилетиями, дожидающихся, когда их земные останки будут, как и полагается в любом обществе, преданы земле. Никто из живущих на земле людей не должен даже сомневаться, что их совершенно напрасные мучения и с того света проникают в нашу жизнь, не позволяя нашим бессмертным душам блаженствовать в покое, переполняя их острым ощущением неосознанной вины. И что только из-за их напрасных страданий мы мечемся в своих жизнях, как угорелые, не находя для себя на всем протяжении собственной жизни успокоения и оставляем ее без покаяния.
   Сладким нектаром отозвались в душе Диона Марко слова о возможном посредничестве при разговоре со своими родственниками и друзьями валика, но она, стесняясь обременять и так сделавшую для нее немало душу управляющего поместьем родителей, всего лишь мельком окинула ее полным мольбы и надежды взглядом.
   - Я согласна, - проговорила добродушно улыбнувшаяся ей душа валика. - Пользуйся мною столько, сколько тебе самой заблагорассудиться.
   - Я слышу голос Диона Марко! Он говорит в моей голове! - вскрикнул обрадованный валик.
   - Передай нам, Валерий, о чем говорит в тебе мой сын, - попросила его госпожа. - А потом спроси у него сам, не хочет ли он еще чего-нибудь от нас. Передай моему сыну, что мы с радостью исполним любую его просьбу....
   - Он говорит, что всех видит и всех слышит. И что он очень благодарен всем своим родственникам и друзьям за то, что они его не забыли и пришли на его могилу, чтобы не только его навестить, но и вспомнить об его прижизненных делах.
   - Хорошо ли моему мальчику в загробном мире, не испытывает ли он хоть в чем-нибудь недостатка? - спросила растирающая по щекам слезы госпожа.
   - Он говорит, что у него на том свете все хорошо, только он очень скучает по своим близким и родным. Он просит его не забывать и по возможности навещать его могилу. А он всегда будет ждать вас всех с нетерпением.
   - Мальчик мой, я с твоей мамой буду навещать твою могилу ежедневно до конца отпущенных нам судьбою дней! Знай и никогда не забывай, что и мы тоже очень без тебя скучаем! - вставил свое веское слово и прослезившийся господин.
   - И мы тоже будем навещать тебя, доблестный Дион Марк! - хором подтвердили все остальные родственники и друзья.
   - Он говорит, - продолжал передавать слова умершего Диона Марко валик, - что благодарен всем своим родственникам и друзьям за искреннее желание навещать место его захоронения. Но он хочет, чтобы вы были более внимательными ко всем происходящим с вами во время встреч слишком странным, казалось бы, мелочам. Он хочет, чтобы вы не сомневались в его радости от возможности снова встретиться с близкими и дорогими ему при жизни людьми.... Он говорит, что ему сегодня было немного обидно, что, несмотря на его старание, никто из вас не заметил знаков его внимания.
   - Сынок, - с тяжелым вздохом проговорила госпожа, - ты не мог бы объясни нам, как мы можем заметить твои знаки внимания, если видеть твои знаки внимания нам не позволяется всемогущими богами.
   - Он не согласен с тобою, госпожа, и хочет напомнить тебе о соринке, которая была до прихода на его могилу на твоей тунике. От него не укрылось, что эта соринка слишком тебя раздражает, госпожа, поэтому он и поспешил сдуть ее с тебя. Он нисколько не сомневается, что ты, госпожа, могла бы догадаться об этом и сама: соринка не может упасть сама по себе в безветренную погоду.
   - Ты прав, сынок, - подтвердила его правоту смутившаяся госпожа, - но мы, живые, не привыкли обращать внимание на подобные мелочи.
   - Дион Марк хочет напомнить господину, что он по дороге на его могилу должен был ощутить прохладу на своей правой кисти. Это он держался в это время за твою руку, только поэтому прохлада его души сразу же передалась на твою руку.
   - Да, я ощущал в то время на своей руке непонятную прохладу, - признался, не став отпираться от укора сына, господин, - но я, как и твоя мать, не обратил на эту странность никакого внимания. Я обещаю тебе, сын, что в дальнейшем я уже буду внимательнее ко всем своим странным ощущениям. Сынок, понравились ли тебе организованные нами твои похороны?
   - Господин, твой сын говорит, что мертвые равнодушны к богатым или, наоборот, бедным похоронам, что они оценивают их только по искреннему чувству горечи и сожаления от расставания с близким и родным человеком. Если судить его похороны по улавливаемой его душою исходящей от всех родственников и друзей скорби от его безвременной смерти, то он ими доволен.
   Много еще вопросов задавали Диону Марку его родственники и друзья, но не может душа умершего человека разговаривать с живыми людьми слишком долго. И они даже и не заметили, как наступила пора прощаться.
   - Господин, - в последний раз передал слова Диона Марко валик, - ваш сын прощается со всеми и говорит, что больше уже он не сможет воспользоваться мною для разговора с вами. Но он хочет сказать всем своим сегодняшним гостям, что он всегда будет рад вашему приходу на его могилу и сделает все от него зависящее, чтобы вы догадывались об его радости.
   Пришедшие к нему на могилу родственники и друзья попрощались с Дионом Марком и вернулись на виллу его родителей, где их уже ждал поминальный обед. Траур закончился и все гости сразу же разошлись по своим комнатам, чтобы не только снять с себя траурную одежду, но и больше не омрачать светлую память о Дионе Марко темными цветами.
   Гости полулежали на широких обеденных ложах и с удовольствием принюхивались к истощаемому ароматному запаху принесенного на большом подносе молочного поросенка, нафаршированного густой массой из меда и вина и присыпанного толченым перцем. Для удобства приглашенных гостей он уже был предварительно разрезан на кусочки. И они, выбрав для себя самый лакомый кусочек, с удовольствием вонзили свои зубы в сладкое мясо. Гости, отдавая должное приготовленным блюдам, в негромком неторопливом разговоре предавались воспоминаниям о жизни безвременно оставившего этот мир Диона Марко. Немало интересных подробностей об его детских привычках и шалостях было высказано словоохотными гостями и, в конце концов, их внимание перешло на боевых друзей покойного. Квестор Кассий Гай и центурион Кай Карнелий с удовольствием отвечали на расспросы гостей, красочно расписывая им все участия Диона Марко в сражениях, расхваливая его храбрость и воинскую доблесть.
   - Он у нас всегда был таким, - с грустным вздохом проговорила его мама. - С его лица еще и в самом раннем детстве не сходили синяки и кровоподтеки, которые он приобретал в нескончаемых драках со своими сверстниками. Даже и тогда, когда вырос и возмужал, он не угомонился....
   - Он погиб в сражении с мечом в руке, - сдержанно укорил свою жену господин. - О такой смерти во славу великого Рима мечтает каждый римлянин....
   - Слава подобным вашему сыну воинам! - воскликнул, наконец-то, справившийся с поросенком квестор. - На подобных, как он, воинах и держится слава непобедимых римских легионов!
   За воспоминаниями о прижизненных делах доблестного Диона Марко гости опробовали и третью, и четвертую перемену, а на десерт было подано сыченое вино с фруктами.
   Вино не только сближает людей, делает их смелее и откровеннее в своих высказываниях, но и заставляет собутыльников разговаривать только о том, что у них к этому времени наболело на душе, что затрагивает сегодня их самые чувствительные внутренние струнки. Так уж устроен живущий на земле человек, что он неспособен долго таить в себе все зарождающиеся в его голове мысленные соображения по переустройству своей, как давно уже известно, зачастую бестолковой и бесполезной жизни. Ему непременно хочется поделиться ими с другими людьми в надежде, что те в задушевной дружеской беседе докажут их несостоятельность, или убедят, что он в своем предвзятом мнении о сегодняшней жизни не одинок. Удобно устроившиеся на пурпурных подушках гости, строго выдерживая тон траурного мероприятия, повели разговор о волнующих всех римлян последних событиях в их империи. Немало нелесных слов было сказано о подлом гладиаторе, но еще больше было высказано слов укора в адрес сената.
   - Сколько еще мы будем слушать этих болтунов? - недовольно буркнул один из гостей. - Своими бездарными решениями они только еще больше усугубляют положение нашей империи и губят цвет наших легионов. Давно пора нам освободиться от них, чтобы вручить судьбу Рима в более надежные способные навести порядок в его владениях руки.
   - Ты прав, - поддержал его Кай Карнелий. - Но, к сожалению, у Рима, кроме нашего консула и Помпея, нет больше достойных полководцев.... Только они одни способны защитить честь великого Рима и вернуть славу нашим непобедимым легионам.
   - Но Помпей далеко, а Лукулл занят войною с Митридатом, - продолжал высказывать накопившееся в нем неудовольствие все тот же гость, - а возомнивший себя великим предводителем восставших рабов подлый гладиатор, не встречая должного отпора, наглеет с каждым днем все больше. Он по слухам уже даже начинает замахиваться на сам великий Рим. Как мне думается, нам еще долго не видеть его умирающим на кресте....
   - Поговаривают, что сенат отозвал Помпея с его легионами в Рим, - вставил свое слово протирающий руки и губы салфеткою квестор. - Да, и наголову разбитый римскими легионами Митридат уже больше не представляет для Рима серьезной угрозы.
   - Если отозвали Помпея, то предводителю восставших рабов Спартаку долго не продержаться, - подумал вслух Кай Карнелий.
   - Так и будет, благородный центурион, но Помпею еще надо вернуться в Рим. Легионы по мановению волшебной палочки не переносятся.... А наш консул Лукулл намного ближе к восставшим рабам, - с раздражением буркнул недовольный его похвалою полководческих талантов Помпея квестор. - Но сенат из каких-то своих мягкотелых соображений почему-то не торопиться с вызовом консула в Рим. Во всем виновато это проклятая политика....
   - Рабы валят к этому подлому гладиатору толпами, - подтвердил слова квестора дядя Диона Марко. - Конечно, они не идут ни в какое сравнение с нашими легионерами, но для того, чтобы перебить такое количество рабов потребуется немало времени.... А наш сенат не торопится бросать на них свои основные силы. Так чего доброго мы своим преступным промедлением дождемся необходимости заключать невыгодные соглашения с этими восставшими рабами....
   - Великий Рим никогда не унизиться до такого позора! - с возмущением отверг подобное предположение квестор.
   - Смерть гладиатору! Смерть Спартаку! - громкими выкриками гости поддержали храброго квестора и дружно осушили чаши за будущую несомненную победу над восставшими рабами.
   Старое вино сильно ударило таящимся в нем хмелем по разгоряченным разговорами головам, и оживившиеся гости заговорили о предстоящем празднике в честь победы над вероломным Митридатом.
   - Сенат не утвердил проведение праздника в Риме, - высказал взволновавшую всех присутствующих на обеде последнюю новость один из гостей. - Как отнеслись к его подобному решению наши доблестные легионеры?
   - С пониманием,- отозвался продолжающий недовольно хмуриться квестор. - Наши доблестные легионеры хорошо осознают, что Риму сейчас не до праздников. Но заслужившие славу воины не будут забыты, сенат разрешил консулу использовать часть добычи для устройства праздничного представления....
   - И наш консул непременно постарается, чтобы это праздничное представление было вовек не забываемым, дополнил своего командира Кай Карнелий. - В ближайшем городке уже начали возводить точную копию римского цирка. Пусть эта его копия и будет сооружена из простого дерева, но своему воздействию на наших славных легионеров и их гостей она нисколько не уступит своему подлиннику в Риме.
   - Но этот праздник, в котором имеется немалая доля заслуги и моего сына, состоится совсем от нас близко! - вскрикнул обрадованный подобным известием отец Диона Марко. - Мы все тоже сможем принять в чествовании римских героев участие!
   - Обязательно примем, мой дорогой, - охотно поддержала его госпожа. - Наш сын отдал свою жизнь в войне против вероломного Митридата.... Его душа будет радоваться вместе с нами, наблюдая за ликованием его боевых друзей.
   Долго еще беседовали между собою гости и только с наступлением темноты они, бережно поддерживаемые рабами, разошлись по приготовленным для них комнатам.
   В то время, когда съехавшиеся отметить светлую память доблестного Диона Марка гости приступили к десерту, валик пригласил Антона на прощальный обед. В его скромном домике не было и в помине изысканных яств и терпких напитков, которыми угощались гости господина, но поданный им салат, саленная рыба и вареные яйца, а во вторую перемену каша с полбяной крупы с колбасками, не испортили им аппетита. Да, и на десерт у них было не дорогое сыченое вино, а дешевое сабинское, но и это досадное обстоятельство не омрачало им дружеской беседы.
   - Ох, и не легко быть в ваше время крестьянином, - посочувствовал валику Антон. - Никто им в их проклятущей жизни не помогает, никто им не рассылает директивы, когда им следует начинать пахоту и сев, а когда наступает пора убирать выращенный с таким трудом урожай.... Да всего приходится им, бедным, доходить своим умом.
   - Мне трудно понять тебя, Антон, - окинув его вопросительным взглядом, с недоумением проговорил валик. - Ты употребляешь такие слова, которые мне непонятны.
   - Понимаешь, Валерий, ваш крестьянин предоставлен только самому себе. Никто не вмешивается в его работу, никто его не проверяет и не контролирует, чем именно он в данное время занимается. Все у вас пущено на самотек.... А вдруг он работает на своей земле совсем не так, как нужно было работать? Я нисколько не сомневаюсь, что где-то, неподалеку от него, другие крестьяне уже начали применять лучшие приемы труда, которые обеспечивают большую урожайность выращиваемых злаков и овощей.... Я уже даже не говорю о срочной помощи этому бедному крестьянину во время засухи и в неурожайные годы по другим независимых от него причин.
   - Я, все равно, не понимаю тебя, Антон. Зачем крестьянину нужна чья-то помощь, и почему кто-то должен ему помогать?
   - Ну, а если он обрабатывает свое поле совсем не так, как его следует обрабатывать, - попытался объяснить Антон валику свою мысль более понятливо. - Если ему вовремя об этом не подсказать, то он может получить со своего поля намного хуже урожай, чем у остальных....
   - Если крестьянин обрабатывает свое поле совсем не так, как его надо обрабатывать, то он взялся не за свое дело. Подобному неумехе срочно необходимо, пока еще не поздно, приобретать другую профессию, с которой он будет намного лучше справляться, чем с обработкой поля, - немного подумав над сбивчивыми словами Антона, убежденно ответил валик. - Настоящий крестьянин не умеет плохо работать. Если у человека не лежит душа к крестьянской работе, то я просто ума не приложу, кто и чем ему сможет помочь? Разве сможет крестьянин лучше знать гончарное ремесло, чем сам гончар? И разве будет гончар советовать крестьянину, как ему лучше обрабатывать свое поле? Каждый должен учиться своему делу, начиная с самого раннего детства, а там уже сама жизнь рассудит, кто из нас на что способен. Земля, как и жена, любит заботу о себе и ласку. Если человек не любит землю, на которой он живет и кормится, то и она не будет награждать его хорошими урожаями.
   - Но он всего лишь человек, Валерий, - не сдавался Антон. - И вполне способен хоть что-то позабыть из того, чему его в детстве учили.... Что же ему тогда делать?..
   - Твои слова, Антон просто невозможны в нашей жизни, - с сомнением покачав головою, проговорил валик. - Разве можно забыть то, что впитано в тебя вместе с материнским молоком? Да, и сами крестьяне живут в деревнях не в одиночку.... Рядом с ними всегда находятся более опытные во всех отношениях люди, которые, при необходимости, не только подскажут, но и покажут на своем примере, как лучше обрабатывать свое поле, как растить и заботиться о своей скотине. К тому же в деревнях полным-полно доживающих свои жизни стариков, а они-то уж знают все. Старики будут только рады подсказать забывчивому в крестьянском деле небораке, как ему следует в том или ином случае поступать.
   - Что они могут знать эти ваши старики? - с насмешливой улыбкою возразил валику Антон. -
   Они же у вас поголовно безграмотные, они за всю свою жизни ни одной книги не прочитали....
   - Для них, Антон, книга - это звездное небо и окружающий мир, - не согласился с ним валик. - И в этой своей книге они разбираются намного лучше, чем те, кому взбредет в голову их поучать, кто осмелится упрекнуть их в безграмотности. Совершенно напрасно ты, Антон, предполагаешь, что деревенские старики просто задарма едят свой хлеб, что они уже совершенно бесполезные люди для своих выросших и возмужавших детей. И если ты думаешь о стариках именно так, то я заверяю тебя, что такое твое предвзятое о них мнение ошибочно, старые люди всегда играли и играют сейчас в нашей жизни очень важную роль. Они не только не позволяют молодым людям забываться и совершать непоправимые глупости, но и своей искренней заботою и любовью к своим выросшим детям намного скрашивают нашу и без того не очень-то ласковую жизнь.
   - Что могут понять безграмотные люди в звездном небе? - переспросил валика недоумевающий Антон.
   - Нашим крестьянам вовсе не нужно быть астрономами. Крестьянин увидит на небе знакомую ему звездочку и уже знает, чем ему надо заниматься, и что именно он должен делать, пока она светит ему на небосклоне в положенном месте.
   - Мне даже неловко признаться, Валерий, но мы, ваши потомки, почему-то не сомневаемся, что лучше вас разбираемся во всех этих вопросах, - признавая, что в словах валика немалая доля правды, смущенно проговорил Антон. - А по твоим словам выходит, что мы за все разделяющие нас долгие годы не поумнели, а только поглупели. Помогающая при обработке полей и выращивании скота у наших крестьян техника намного лучше, чем сейчас у вас, в наше время на крестьянина работают институты и академии. У нас за крестьянами организовал постоянный контроль, отвечающий, что бы мужики ничего в своей работе на земле не только ничего не перепутали, но и ничего не забыли, а прокормить мы самих себя не можем. Может в наше время земля уже совсем не так плодородно, как сейчас у вас, или нам еще что-нибудь мешает.... Даже и не знаю, что мне обо всем этом думать.
   - А что там еще думать, Антон, - тихо проговорил осветившийся снисходительной улыбкою валик. - Вы своим недоверием, своим постоянным контролем отучили крестьян работать на земле. Отучили крестьян самим думать, что земле надобно, и что им будет лучше на ней выращивать. Нелегко, небось, вашему крестьянину прокормить такую ораву надсмотрщиков? Вам следует в первую очередь добиваться, чтобы работа на земле приносила крестьянину радость, а не была для него тяжелой повинностью. По моему мнению, Антон, вам на землю кивать нечего. Причину ваших сегодняшних неурядиц следует искать только в самих себе.
   Видение вовремя заметила обугленную от непрерывного грехопадения душу Варвары, когда она еще порхала над бесом по дороге к вилле родителей Диона Марко, и успело спрятаться от нее внутри валика.
   - Мы так с тобою не договаривались! - недовольно вскрикнула в ответ на ее самоуправство душа валика.
   Смущенное видение молча указала ей на душу Варвары.
   - Она меня пугает! - вскрикнула задрожавшая от охватившего ее страха чистая душа валика. - Она такая ужасная.... Я еще никогда не видела подобных уродливо-страшных душ!.. Как бы она не наслала какого-нибудь зла на моего хозяина!?
   - Не переживай и ничего не бойся, - поспешило успокоить душу валика видение. - Или ты не видишь, как эта страшная грешная душа не только не проявляет ожидаемую от нее агрессивность, но и сама от всех прячется?
   - И правда, что это такое с нею происходит? - все еще недовольно буркнула душа валика и поторопилась, чтобы теснота в отделе тела для души не отразилась ухудшением самочувствия на ее хозяине, выйти наружу на четверть.
   Немало удивленное неожидаемой встречею с этой странной парочкой видение, не спуская с них своих насторожившихся глаз, успело вовремя заметить подкрадывающегося к остановившемуся у ворот виллы валику с Антоном беса. Догадываясь, что именно требуется сейчас бесу, видение, воздействуя на сознание валика, заставило его выдать нужные сведения. Подслушав разговор валика с Антоном, бес с довольной ухмылкою поторопился вместе со своей подругой уйти от виллы по дороге в сторону ближайшей деревни. И этим своим поспешным уходом он еще больше убедил проводившее их взглядом видение в правильности своего предположения.
   - В любом противоборстве одерживает победу тот, чье участие в противостоянии остается для противной стороны, как можно дольше незамеченным, - прошептало вслух видение, обдумывая про себя, как ему и впредь оставаться незамеченным поганой нечистью.
   Получившая необходимые сведения нечисть больше на вилле не показывалась. Но завтра, когда Антон должен был оставить виллу родителей Диона Марко, они непременно должны были объявиться, чтобы не только убедиться в присутствии Антона на вилле, но и проследить, куда именно его повезут. Исходя из этих соображений, видение еще ночью, дождавшись, когда валик с Антоном забудутся в непробудных снах, попрощалось с душою валика и выскользнуло из комнаты через приоткрытое окошко.
   Проснувшийся, как всегда, рано валик, с недоумением посмотрев на сопевшего рядом с ним Антона, убежал по своим неотложным делам. Скоро проснулись и гости его господина. Пока квестор и Кай Карнелий собирали в дорогу и прощались с гостеприимными хозяевами, за Антоном прибежал раб, чтобы передать его собравшимся у ворот виллы легионерам. Те усадили Антона на предусмотрительно захваченную с собою лошадь, и по команде вышедшего из дома квестора небольшой отряд тронулся в путь. Выезжал из ворот виллы, Антон обернулся и, увидев пробегающего неподалеку валика, крикнул ему:
   - Прощай, старина!
   Но валик, к недоумению Антона, окинув его равнодушным взглядом, ничем не прореагировал на его прощальные слова.
   - Чем же я мог его обидеть? - проводив убегающего валика укоряющим взглядом, подумал ничего не понимающий Антон.
   Задумавшись о странном поведении друга, Антон проехал мимо стоящего на обочине дороги мужчины, даже его не заметив.
   Осторожно выглядывающее из своего укрытия видение наблюдала за отъездом Антона. Но оно, в отличие от Антона, увидела провожающего его долгим взглядом беса и кружившую над ним темную душу ведьмы Варвары.
   - И мне не помешает, проследив за этой парочкою, постараться узнать ближайшее их намерение, - подумало выскочившее из своего укрытия видение.
   Проводив пронзительным бесовским взглядом проскакавший мимо небольшой отряд, бес махнул рукой: к нему тут же подъехал пожилой раб держащий на поводке запасного коня. Не сказав ему ни слова, бес вскочил на коня и погнал его, стараясь держаться по возможности ближе к скачущим по дороге в город всадникам. Оставившее свое укрытие видение, прячась от беса с Варварою за деревьями, поспешило вслед за преследуемыми и преследователями. Приближающиеся к месту стоянки римских воинов кони призывно заржали и проскакали в открывающиеся перед ними ворота лагеря. При виде пробегающего мимо ланисты квестор осадил жеребца и, подозвав его к себе, поручил ему заботиться об Антоне.
   - Что он должен делать в моей школе? - уточнил у него ланиста.
   - Все, чем приходится заниматься гладиатору, - коротко бросил ему квестор и ушел в свою палатку, а ланиста, положив руку на плечо ничего не понимающего Антона, увел его с собою.
   Подскакавший к лагерю бес бросил поводок коня рабу и, прохаживаясь возле окружающего лагерь глубокого рва, терпеливо дожидался улетевшую вслед за Антоном Варвару.
   - Вот и прекрасно! - воскликнул обрадованный бес, когда Варвара рассказала ему о подслушанном разговоре квестора с ланистою и куда именно поместили Антона. - Пока птичка надежно заперта в клетке, мы можем немного повеселиться в свое удовольствие, но тебе, дорогая, придется каждое утро и поздно вечером проверять его наличие в школе ланисты. Наш повелитель не простит нам, если мы из-за какой-нибудь глупой случайности упустим этого порученного нам под надзор Антона.
   Довольно ухмыльнувшийся бес вскочил на коня и погнал его в расположенный неподалеку от лагеря римских воинов небольшой городок.
   - Оказывается у меня с этой нечистью насчет Антона одинаковые поручения, - подумало провожающее насмешливым взглядом удаляющихся нечистых видение.
   И, как только они скрылись из его глаз, оно, уже не таясь, закружило над школою гладиаторов. Длинное одноэтажное строение, ограждающее со всех сторон просторный внутренний дворик, располагалось на окраине городка в непосредственной близости от расположившихся лагерем римских легионеров. В просторных обращенных окнами в сторону города помещениях гладиаторы, когда испортившаяся погода не позволяла им заниматься во внутреннем дворике, занимались гимнастикой и фехтованием. К фехтовальному залу примыкало небольшое помещение с прочной дубовой дверью и железными решетками на окнах. В нем хранилось боевое оружие, которым ланиста вооружал своих подопечных перед гладиаторскими боями. Ну, а если начать пересекать дворик прямо от гимназического зала, то слева и справа располагались комнаты ланисты, докторов, охраны и обслуживающих гладиаторов рабов. Непосредственно напротив гимнастического зала располагались поблескивающими маленькими окнами с крепкими решетками, обращенных в сторону на лагерь легионеров небольшие клетушки, в которых и отдыхали после утомительных тренировок гладиаторы. В одну из этих клетушек и был помещен Антон. Немного освоившись в своем новом жилище, Антон разложил на полу лежащую в углу охапку соломы и прилег на нее. Но сон к нему не приходил, он молча лежал с открытыми глазами, уткнувшись глазами в низкий потолок, и старался не думать о том, что ожидало его впереди. В полдень за ним пришли и, присоединив к группе обучаемых доктором Клувианом гладиаторов, отвели под устроенный во внутреннем дворике навес, где ланиста кормил своих воспитанников. После сытного и обильного обеда, его снова заперли в той же клетушке.
   Притаившееся на балке навеса видение все видела и, в отличие от Антона, понимало, о чем разговаривали гладиаторы со своим доктором. Из его сдержанных немногословных ответов оно поняло, что Антона зачислили в школу гладиаторов, и что доктор Клувиан будет обучать его.
   - Этот доктор мне и нужен! - воскликнуло обрадованное видение и уже намного внимательнее осмотрело молодого рослого Клувиана, на теле которого просматривалось немало страшных рубцов, кровавых отметин бесчисленных гладиаторских боев.
   Еще год назад он был таким же, как и вопрошающе поглядывающие на него сейчас гладиаторы. Он не был от природы злобным и жестокосердным, но, зная на собственном опыте, как важна подготовка гладиатора для сохранения его жизни, гонял своих подопечных на тренировках до изнеможения. Ближе к вечеру, когда охрана заперла его учеников в клетушки на ночной отдых, доктор Клувиан, насвистывая мотив популярной в то время среди гладиаторов веселой песенки, отправился в город. А затаившееся в густой кроне росшего в середине внутреннего дворика высокого дерева видение с нетерпением дожидалась вечернего прилета души Варвары. Наконец, та объявилась и, сделав несколько проверочных кругов над зданием школы, заглянула через небольшое окошко в клетушку Антона. Увидев его лежащим на охапке соломы, успокоенная Варвара улетела.
   - Вот и все, - выдохнуло из себя вздохнувшее с облегчением видение, - теперь она уже до утра возле школы гладиаторов не появится.
   Выпорхнув их своего укрытия, видение, устроившись под небольшим навесом над входными в школу гладиаторов воротами, с нетерпением дожидалась возвращения из города доктора Клувиана, который, слегка раскачиваясь из стороны в сторону под воздействием выпитого в ближайшей харчевне вина, подошел к школе гладиаторов уже только, где-то около полуночи. Не задерживаясь возле поприветствовавшей его охраны, он прошел через внутренний дворик и поднялся в свою комнату. В ней он, не раздеваясь, опустился на такую же охапку соломы, на которых отдыхали его ученики, и очень скоро его комната переполнилось его тихим умиротворенным сопением.
   Осветившееся удовлетворенной улыбкою видение проскользнуло вслед за Клувианом через оставленную им полураскрытую дверь. И все тем же способом погрузив спящего доктора в глубокий сон, заступило дорогу выскочившей из его тела душе.
   - Я не стану ввергать своего хозяина в совсем не обязательные для него неудобства, - наотрез отказалась оказывать видению помощь душа Клувиана.
   Взмахнув воздушными крыльями, она уже намерилась улететь по своим делам, но видение снова не позволило ей это сделать, продолжая обволакивать, уже начавшую злиться душу излучениями доверия, добра и любви.
   - Что тебе еще от меня надобно? - недовольно буркнула неприятно скривившаяся душа доктора. - Мне излишние неприятности не нужны. Мой хозяин привык жить тихой покойной жизнью. Он никому в этой жизни не мешает и не любит, когда начинают лесть в его дела.
   - И ты долго намереваешься жить такой беззаботной и ничему не обязывающей твоего хозяина жизнью? - не скрывая иронии, спросило ее видение. - Чем ты сможешь помочь своему хозяину, когда он состарится и не сможет больше обучать гладиаторов? Тебе же и самой хорошо известно о быстротечности времени, что отпущенное каждому человеку время для активной жизни пролетает почти мгновенно. Живущий на земле человек, если он, конечно же, не хочет остаться, как говориться, у разбитого корыта, должен еще в самом начале своей юности позаботиться о своей немощной старости.
   - И что ты сможешь предложить моему хозяину взамен моей помощи? - уточнила явно заинтересованная словами видения душа Клувиана.
   - Если у твоего хозяина появятся с моей помощью для обеспечения немощной старости деньги, тогда ты согласишься мне помочь? - тихо шепнуло видение душе.
   - Но, как много этих денег может появиться у моего хозяина, если я соглашусь тебе помочь? - продолжала выпытывать не очень-то верующая в слова видение душа доктора. - Несколько десятков ассов, несколько систерий или аурия?..
   - Если он разживется с моей помощью не менее тысячей аурий, тебя такая сумма устроит? - уточнила в свою очередь у души видение.
   - О такой сумме я не могла и мечтать! - воскликнула обрадованная душа, и сразу же обеспокоилось. - А ты меня не обманываешь....
   - Ты в этом можешь убедиться и сама, - обиженно буркнуло видение.
   - Не обижайся, - попросила у него прощения спохватившаяся душа. - Услышав о такой сумме, я просто одурела от радости.... Хорошо, я согласна....
   Утром, после завтрака, Антона не отвели в клетушку, как он ожидал, а, присоединив к группе гладиаторов, отправили на тренировку. Поначалу они занимались гимнастическими упражнениями. С детства увлекающийся спортом Антон быстро улавливал для себя их нехитрые упражнения и с удовольствием их повторял. Вполне удовлетворенный его успехами в гимнастических упражнениях желающий определить подготовку новичка доктор Клувиан, поставив его в паре с опытным бойцом, с интересом наблюдал за их учебным поединком. Но у Антона, в отличие от гимнастических упражнений, тренировочный бой на деревянных мечах не вызвал никакого интереса, и он с видимой неохотою сопротивлялся нападениям соперника. И когда тот касался мечом его груди, то, как и на вилле, он охотно поднимал свои руки вверх. Разгадавший его Клувиан, незаметно для Антона, подал знак "противнику" бить мечом сильнее, чтобы не желающего обучаться гладиаторскому ремеслу Антона разозлить. Но получивший несколько очень болезненных ударов мечом Антон не обозлился и не ринулся в ответную атаку с намерением отомстить своему "противнику", как рассчитывал Клувиан, а просто бросил свой деревянный меч и, опустившись на землю, с насмешливой улыбкою поглядывал то на своего ошарашенного его поведением "противника", то на Клувиана.
   - У тебя, раб, нет никакого желания обучаться приемам владения боевым оружием, и ты согласен умереть в первой же схватке в настоящем гладиаторском бое? - тихо без единого намека раздражения в голосе на чистейшем русском языке проговорил к полной неожиданности Антона доктор Клувиан. - Но тебе не повезло, парень! Я-то с этим не согласен! Я скорее убью тебя сам во время тренировок, чем позволю тебе позорить мое имя, выставив на суд римлян такого неумелого гладиатора! - убеждая Антона, что шутки с ним шутить никто не намерен, с негодованием выкрикнул доктор Клувиан.
   Ему было просто необходимо убедить Антона, что очень скоро, хочет он этого или не хочет, ему придется защищать свою жизнь в настоящем, а не в учебном, гладиаторском бое. Для большей убедительности своих слов он выхватил из ножен свой настоящий меч, а потом, точным броском подбросив Антону его деревянный, напал на него. Это уже было совсем не похоже на игру. Напуганный совсем для него неожиданным поведением своего учителя на лету поймавший меч и подхвативший с земли щит Антон еле успевал отражать посыпавшиеся на него удары.
   - Откуда ты знаешь русский язык!? - выкрикнул недоумевающий Антон, прикрываясь щитом от мелькающего перед ним, как молния, его меча.
   - В схватке не разговаривают, а защищаются и нападают! - прорычал разъяренный Клувиан и, слегка дотронувшись острием меча до плеча своего ученика, кольнул его.
   Не от боли, ее Антон даже не ощутил, а от неприятного ощущения на своем теле острого меча Антона до того сильно передернуло, что у него на какое-то краткое мгновение потемнело в глазах. А в его душе мгновенно возбудилась против своего настырного учителя такая слепая ярость, что он, не помня себя и начисто позабыв, что в его руках не меч, а деревянная игрушка, сам на него напал. Забывшись в своем страстном желании наказать строптивого предка, который вместо того, чтобы быть давно умершим, заставляет его заниматься тем, чего ему делать не хочется, Антон уже было намерился применить на нем прием, о котором не должны были знать римские легионеры. Но в это самое время доктор Клувиан точным расчетливым ударом выбил из его рук деревянную игрушку и с удовлетворенной ухмылкою проговорил своим обычным негромким голосом:
   - Для новичка очень даже неплохо, но чтобы стать настоящим гладиатором, который сможет не только победить в поединке, но и вызвать восхищение римлян, тебе еще придется немало тренироваться. Но ты заранее не расстраивайся и не унывай, я со временем сделаю из тебя умелого гладиатора. Я непременно сделаю из тебя такого гладиатора, умение и мастерство которого не сможет оставить этих развращенных римлян спокойными и невозмутимыми. Да, они будут просто визжать от восторга от твоей доставившей им неизгладимое впечатление схватки.
   - А я и не унываю, - протирая рукою выступивший на его лбу пот, буркнул недовольно поморщившийся Антон. - Может, вначале ты мне объяснишь, куда это меня занесла судьба, и что может меня ожидать впереди?
   - Попал ты, парень, в школу гладиаторов, - окинув высокого и статного Антона сожалеющим взглядом, ответил Клувиан. - А ожидает тебя в худшем случае, если ты будешь прохлаждаться на тренировках, смерть на арене, а в лучшем случае легкие раны, или, если тебе очень повезет, ты обретешь свободу из рук доблестного консула Лукулла на скором празднике, посвященном его победе над царем Митридатом.
   - Я гладиатор!? - с нескрываемым возмущением выкрикнул вознегодовавший от одного этого известия Антон. - В таком случае я лучше соглашусь на немедленную смерть! Я не желаю превращаться в дикого зверя и участвовать в ваших кровавых развлечениях! Из меня вам никогда не сделать убийцу!
   - Ты не станешь убийцею, парень, - мягко поправил его Клувиан, - гладиаторские схватки, несмотря, что они всегда совершаются по принуждению, честные бои. Они не заставляют стыдиться участвующих в них гладиаторов, а тех, кто в них побеждает, римляне и их хозяева всегда очень ценят и уважают. И, как я тебе уже говорил, в особых случаях даже отпускают их на свободу.
   - Не надо меня уговаривать, - с нескрываемым презрением бросил ему Антон, - потомки непременно осудят эти ваши кровавые игрища. Какими бы красивыми словами вы не маскировали эти так называемые бои - они, все равно, выглядят, как самое настоящее убийство!
   - А почему ты решил, что я тебя уговариваю!? - уже с нескрываемым раздражением прикрикнул на Антона доктор Клувиан. - Твое мнение о гладиаторских боях никого не интересует! Мне поручено сделать из тебя гладиатора, и я его из тебя непременно сделаю, несмотря на то, хочешь ли ты сам стать гладиатором или не хочешь!
   - Тебе поручили, так ты и делай, - с тем же презрением в голосе бросил ему Антон, - а я, начиная с этого мгновения, даже и пальцем не пошевелю, а не то, что еще буду чему-то там обучаться....
   - И кого ты напугаешь, парень? - заметил рассмеявшийся в ответ Клувиан. - Даже и не надейся на сочувствие и понимание нашего ланисты. Он подобных строптивых гладиаторов, как ты, которые не способствуют увеличению его благосостояния, по головке гладить не станет. Ты, парень, своим неразумным поведением, только сможешь не только превратить свое нынешнее положение в самую настоящую пытку, но и заставишь его, как можно скорее, от тебя избавиться. Наш ланиста, окончательно убедившись, что из тебя, парень, гладиатора не будет, продаст тебя, а новый господин, посадив на цепь, очень скоро выбьет хлесткою плеткою всю твою щепетильность. Запомни, парень, и крепко заруби на своем носу, что, если ты для вида смиришься со своим положением, но будешь назло мне прохлаждаться на тренировках, то не меня, а тебя понесут мертвым с арены в первом же гладиаторском бою.
   - Ну, и пусть делают твои римляне со мною все, что им заблагорассудится! - в запальчивости выкрикнул Антон. - Тебе-то, какая до этого нужда!?..
   - Как тебе зовут, парень?
   - Антон.
   - А меня Антон зовут Клувианом, доктором Клувианом. Мне платят деньги за то, что я делаю из таких, как ты, неумех, гладиаторов. Пойдем со мною Антон, я хочу тебе кое-что показать....
   Он взял окинувшего его вопросительным взглядом Антона за руку и подвел его к тяжелому деревянному брусу с набитою по его верху железной полосою, в которую были вставлены на невысоких стержнях кольца.
   - Ты еще не знаком с этою голубушкою, Антон? - притворно ласковым голосом уточнил доктор Клувиан.
   - Для какой надобности ваши слишком изобретательные римляне ее изготовили? - переспросил Антон, с интересом рассматривая это никогда ранее им не встречаемое необычное устройство.
   - Если ты согласен, то я могу познакомить тебя с нею прямо сейчас, - с ласковой улыбкою предложил ему доктор Клувиан, - не сомневаюсь, что ты останешься от знакомства с нею просто без ума. Она непременно оставит о себе в твоей Антон памяти просто неизгладимое впечатление. Для более близкого знакомства с этою голубушкою, ты должен сесть на землю и положить ноги между кольцами.
   Убаюканный ласковым голосом учителя Антон охотно исполнил все, что от него требовалось. Мрачно ухмыльнувшийся доктор Клувиан поднял лежащую возле колодки штангу и, пропустив ее через все кольца, закрыл ее на замок и ушел. Возвратившись обратно примерно через час, он с той же ласковой ухмылкою спросил у недовольно насупившегося Антона:
   - Ну, и как, ты уже достаточно познакомился с нашею голубушкою.... Правду ли утверждают, что эта колодка не только заставляет строптивого человека думать, но и даже менять свои прежние намерения?
   Успевший за этот час многое обдумать в своем нынешнем положении Антон молчал. Больше не проронивший ни одного слова Клувиан снял со штанги замок и, вытащив ее из колец, помог Антону встать на ноги.
   -Запомни, Антон, - сказал он ему по дороге к месту занятий, - для таких строптивых учеников, как ты, у нас еще имеется, кроме уже знакомой тебе колодки, катер и тюрьма. И я очень не советую тебе попадать туда.... Всего один проведенный в картере день, стоит не меньше одного, а то и несколько проведенных тобою лет в школе гладиаторов.
   Проведя всего лишь один час в колодке, Антон уже больше даже не пытался протестовать и безропотно выполнял все, что от него требовалось. С доктором Клувианом в отличие от добродушного валика дружеских отношений у него не сложилось. И только поэтому он до конца своего пребывания в школе гладиаторов так и не догадался, что на самом-то деле доктор Клувиан даже не подозревает о его существовании. Если бы у него было время, чтобы быть более внимательным к окружающим его людям, то Антон непременно заметил бы, что всегда, когда он попадался на глаза доктору Клувиану рано утром или поздно вечером, тот не только его не узнавал, но и даже не проявлял к нему никакого интереса. Его взгляд, равнодушно пробегая по его лицу, а в его глазах загоралось недоумение, что делает этот незнакомый ему парень среди опекаемых им гладиаторов. Опекающее его видение не хотело понапрасну рисковать и на время, когда в школу прилетала с проверкою душа Варвары, оставляло тело Клувиана. Но стоило только воочию убедившейся в наличие в школе Антона нечистой душе Варвары убраться восвояси, как оно тут же возвращалось в тело обучающего его подшефного доктора Клувиана.
   Переполненные нескончаемыми тренировками дни летели с просто немыслимой быстротою. До этого старательно отгоняющие от себя мысли о скором празднике гладиаторы уже начали ощущать на себе его приближающееся морозящее дыхание. В последний день перед праздником занятий в школе гладиаторов не было. Внутренний дворик, фехтовальный и гимнастический залы были заняты прибывающими для участия в показательных выступлениях гладиаторами из другой школы. В этот день гладиаторы готовили самих себя к завтрашним боям больше морально, чем физически. Потому что завтра по неумолимому жребию их противниками могли оказаться не обязательно те, кто им не нравился, а, наоборот, их противниками становились именно те, кто им очень нравился и к кому они относились по-дружески. Жребий должен был состояться сегодня вечером и гладиаторы, томясь в неприятных предчувствиях, весь день провалялись на своих соломенных подстилках. Из всех обучающихся в школе гладиаторов только один уже знавший, что он не будет участвовать в гладиаторских боях, Антон безмятежно отдавался так редко выпадающему в бесправной рабской жизни отдыху. Измученное двухнедельными напряженными тренировками его тело вовсю наслаждалось, наконец-то, наступившим и для него так желанным покоем. Побуждаемый им Антон, не сопротивляясь наступившему безделью, почти весь день провалялся на охапке соломы, разрешая себе с нее подниматься только во время приема пищи, которую в этот день тоже разносили по клетушкам. Двухнедельные тренировки высосали из него все жизненные силы, поэтому ему сейчас не хотелось не только ни о чем думать, но и даже предаваться своим воспоминаниям. Антон продолжал бездумно валяться на соломе, и ни одно так часто охватывающее другими людьми неприятное предчувствия не подсказала ему, что именно в данное мгновение решается его судьба. Антон не только не знал, но и не мог даже догадываться, что промучившийся на своем жестком ложе весь незаполненный тренировками день в самых страшных предчувствиях один из его товарищей по несчастью не смог придумать для себя ничего лучшего, как покончить счеты со своей жизнью. И что совершенно убитый свалившимся на него несчастьем ланиста безжалостно ломал себе сейчас голову в поисках выхода и не находил его.
   - Что же мне делать? - спрашивал он совета у своего лучшего доктора Клувиана. - И надо же было произойти подобному со мною несчастью перед самым праздником..... Консул будет мною очень недоволен.... Где я сейчас отыщу для этого неблагодарного поганца достойную замену?
   - А не поговорить ли тебе с квестором Кассием Гаем, - посоветовал ланисте Клувиан, - его пленник вполне способен заменить эту неблагодарную скотину, которая избрала для себя самоубийство вместо достойной смерти на арене.
   - Ты прав, дорогой Клувиан, - согласился с ним ланиста, - только один пленник квестора сейчас может меня спасти от недовольства консула.
   И он, прихватив с собою перстень, которым очень дорожал и ни за какие деньги с ним не расстался, если бы не боялся прогневить консула, поспешил к квестору.
   - Что привело тебя ко мне, славный ланиста? - спросил принявший его квестор. - Не произошло ли что-нибудь с моим пленником?
   - С ним благодаря всемогущим небесам все в порядке, - выдавив из себя что-то наподобие улыбки, проговорил ланиста и рассказал о постигшей его беде. - Прошу тебя, доблестный квестор, продать мне его. Нельзя допустить, чтобы испортилось в преддверии посвященного победе славного римского воинства над проклятым Митридатом праздника настроение консула. Он же велик и ужасен не только к врагам великого Рима, но и ко всем кто не исполняет в точности и в срок его повелений. Смилуйся, доблестный квестор, над бедным ланистою и помоги ему избавиться от справедливого неудовольствия благородного консула.
   - Я не могу исполнить твою просьбу, ланиста, - решительно отказал ему недовольно нахмуренный квестор. - Я не могу позволить, чтобы моего пленника завтра убили на арене. Ищи для себя другой способ избавления от неудовольствия консула....
   Но не видевший перед собою другого выхода ланиста не успокаивался. Он еще долго упрашивал квестора продать ему Антона, но тот по-прежнему оставался непреклонным, пока ланиста не показал ему принесенный с собою перстень.
   - Я не пожалею за твоего пленника даже этого перстня, хотя он мне и очень дорог! - взмолился перед квестором упавший ему в ноги ланиста.
   Заинтересовавшийся квестор взял перстень в руки и залюбовался его огранкою.
   - Какая чудесная обработка этого перстня! - невольно вырвалась у него.
   - Стоит тебе только пожелать, доблестный квестор, и этот перстень будет твоим, - подогрел его желание ланиста.
   - Я должен немного подумать и посоветоваться с захватившими этого пленника своими подчиненными, прежде чем дам окончательный ответ, - тщательно выговаривая каждое слово, тихо проговорил прячущий перстень в свою шкатулку квестор.
   - Прошу тебя, благородный квестор, думать недолго, - взмолился перед ним ланиста - Иначе, я боюсь, что мое сердце может не выдержать....
   - Не беспокойся, мое раздумье не займет много времени, - успокоил его квестор и послал раба за центурионом Каем Карнелием.
   - Ты не забыл еще о пожелании бедного Диона Марко насчет нашего пленника? - спросил у него по прибытию квестор.
   - Не забыл, - с недоумением проговорил не понимающий причину подобного вопроса центурион и, окинув вопросительным взглядом квестора, спросил. - Разве подходящий для пленника случай его возможного освобождения на волю уже представился?
   - Нашему ланисту срочно требуется подготовленный гладиатор....
   - Гладиатор! - воскликнул немало удивленный центурион
   - Он может им стать и, если ему повезет, то заслужит для себя свободу, - поторопился объяснить свою мысль квестор. - Вот я и подумал, а не о таком ли его освобождении говорил нам тогда Дион Марк? Я не нисколько не сомневаюсь, что с нашим пленником в предстоящих боях гладиаторов ничего непоправимого не произойдет, - добавил квестор, видя нерешительность центуриона. - Если бы нашему пленнику угрожала скорая смерть, то зачем тогда Диону Марко было просить о подобной к нему милости.
   - Наверное, быть гладиатором, и есть предначертанная свыше судьба нашего пленника, - в конце концов, разрешив все свои сомнения, согласился со своим командиром центурион. - И мне вряд ли стоит возражать против желаний наших богов.
   - Так и поступим, - подытожил его слова обрадованный квестор и, обратившись к ланисте, сказал. - Пленник твой, мой друг, он прямо сейчас поступает в полное твое распоряжение.
   Судьба Антона было предрешена, о чем и сообщил ему зашедший в его клетушку доктор Клувиан.
   - Я все сделал, чтобы научить тебя не только нападать и защищаться, но и достойно умереть, - сказал он обескураженному неожиданным известием Антону на прощание. - Завтра твоя судьба, Антон, уже будет находиться только в твоих собственных руках....
   Метелла встала со скамейки и, с неудовольствием оглянувшись на разговаривающую с юным плотником Октавию, вышла из харчевни. Она всем своим насторожившимся женским чутьем ощущала, что Октавия все еще не утратила надежду отбить у нее Клувиана. И вот сегодня она даже перехватила на себе ее несколько насмешливо торжествующих взглядов. Год назад Метелла приманила его почти из-под самого носа Октавии благодаря своему не слишком строгому нраву и некоторым уступкам его притязаний на ее тело, чего более щепетильная в подобных делах Октавия не могла себе позволить.
   - И весь этот год он водит меня за нос, - с тяжелым вздохом переживала про себя Метелла. - стоит только мне намекнуть, что пришла пора подумать о нашей свадьбе, как он тут переключается на другие вовсе меня не интересующие разговоры или, сославшись на спешные дела, уходит.
   Метелла злилась и, желая наказать своего Клувиана, несколько недель подряд не появлялась в харчевне, просиживая все вечера дома. Все это время она измучивала саму себя ревностью, представляя, как Клувиан милуется с ее соперницей Октавией. Но больше двух недель она не выдержала, и вот несколько дней назад ближе к вечеру она одела свою расшитую золотом любимую тунику и побежала в харчевню. Но Клувиан даже не поинтересовался, как она ожидала, почему ее так долго не было в харчевне и, словно ничего между ними не произошло, подсел к ней и начал угощать дешевым вином. И снова все слова, которые она хотела не только ему высказать, но и получить на них недвусмысленный ответ, разбились об его молчаливость и его упорное нежелание замечать очевидное. Так что, ей больше ничего не оставалось, как смириться. А он снова, как и всегда, провожал ее до околицы деревни и, поцеловав на прощание, уходил.
   - Что же мне такое сотворить, чтобы заставить этого недотепу заговорить о нашей свадьбе, - уже не раз ломала она себе голову, но ничего не могла придумать.
   Сегодня она, как и всегда, слишком долго прождала своего Клувиана в харчевне, но его все не было и не было.
   - Какие только неотложные дела могли задержать простого доктора так долго в школе гладиаторов? - возмущалась про себя беспокоящаяся Метелла, сидя за их любимым столиком в одиночку.
   Можно и не говорить, как молодые девушки терпеливо ждут своих возлюбленных на свидании. Стоит только их парням задержаться всего на самую малость, как они тут же начинают накручивать самих себя всякими представляемыми в их прелестных головках непристойностями. И чего они только не придумывают за время ожидания своих возлюбленных. То им кажется, что их любимые на самом-то деле не так уж сильно их любят, раз не торопятся на встречу с объектом своего поклонения. Ну а, если их возлюбленным приходится задерживаться на долгое время, то они уже даже и не сомневаются, что все проходящие мимо них или находящиеся от них поблизости люди, если и не знают, то, во всяком случае, догадываются, об их позоре. Каждая девушка считают для себя позорным слишком долго дожидаться на свидании парня, потому что не сомневается, что парень непременно подумает, что она сама вешаются ему на шею, что она уже больше не будет заслуживать той любви и такого к себе отношения, о которой она мечтала с самого раннего детства.
   Вот и самой Метелле сегодня казалось, что все присутствующие в харчевне втихомолку над нею смеются и непременно злорадствуют над ее неудачными попытками заставить жениться на ней Клувиана. Ей было очень стыдно, как бы ощущать их притворно сочувствующие взгляды, и она, распаляя саму себя все больше и больше, окончательно обозлилась на невнимательность к ее потребностям Клувиана.
   - Нет и нет, больше я к нему не подойду, - мстительно подумала она, выходя из харчевни. - Ну, а если он снова будет набиваться в провожатые, я только презрительно скривлю в ответ свои губки и уйду домой одна.
   - Ты уже здесь, моя несравненная Венера? - услышала она рядом с собою его голос. - Зайдем внутрь и выпьем по чаше хорошего вина.
   И Клувиан даже не оборачиваясь на нее, словно его не очень интересовало: пойдет ли она за ними или нет - вошел в харчевню.
   - Ну, и что ты с ним сделаешь, этим совершенно бесчувственным чурбаном!? - зло зашипела ему вслед Метелла, понимая, что ей снова придется смириться и покорно идти за ним.
   О! И как же она ненавидела Клувиана в эту минуту! Как бы она хотела, чтобы его сейчас, как следует, поколотили! Чтобы он весь в крови, кровоподтеках и синяках валялся в грязи! Только тогда, когда все проходили бы мимо него, не обращая на его страдания никакого внимания, она одна пожалела бы его и, приласкав, утешила.
   - Вот только тогда, только именно в таком случае, ты, Клувиан, в полной мере осознал бы мою о тебе заботу и оценил бы все мои к тебе чувства, - думала она, сожалея, что в этой харчевне у него достойного соперника никогда не было и не будет.
   Притихшая Метелла присела на скамейку рядом с ним и, терпеливо дожидаясь, когда он выпьет свое вино, раздражалась действующей ей на нервы Октавией.
   - Сидела бы себе спокойно и развлекалась со своим плотником, - с раздражением негодовала она, - так нет же, стоит только появиться моему Клувиану, как она тут же начинает по делу и без дела прогуливаться, выставляя на всеобщее обозрение свои девичьи прелести, мимо нашего стола.
   К своему искреннему огорчению Метелла была вынуждена признать, что Октавии было что показывать, недаром все мужики, как завороженные, таращили на нее свои бесстыжие глаза. Хорошо еще, что ее Клувиана не очень волновали ее вызывающие для всех остальных мужчин прогулки. Так они и просидели весь вечер: занятый своим вином Клувиан, и погруженная в свои не очень-то веселые мысли Метелла. Сидели и не знали, что все это время с них не сводит глаз многогрешная душа Варвары, которая еще и раньше заприметила Метеллу. Она только что узнала, что Антон завтра будет участвовать в гладиаторских боях, но своему обыкновению не поторопилась поделиться этим сногсшибательным известием с бесом. Съедаемая другим своим желанием она решила, что ей сейчас будет лучше, проследив за доктором Клувианом, убедиться, что он и сегодня будет провожать свою подружку.
   - Посиди с ним еще немного, голубушка, - ласково приговаривала не сводящая с Метеллы глаз Варвара, - сегодня у тебя будет приятная встреча не только со своим ухажером.
   Вполне удовлетворенная тем, что она только что видела, душа Варвары слетела с подоконники и поторопилась к бесу, который в это время, облокотившись на мягкие пуховые подушки, потихонечку отпивал небольшими глотками из простой деревянной чаши дорогое вино.
   - Прекращай пьянствовать! - со злостью прикрикнула на беса только что подлетевшая Варвара. - Собирайся и беги за мною!.. Я ее нашла!..
   - Кого ты нашла? - проговорил недовольно поморщившийся бес, поставив чашу с недопитым вином на поднос с изысканными яствами и небольшим изящным кувшинчиком.
   - Девушку нашла, - с раздражением буркнула обозленная его медлительностью Варвара.
   - А вдруг она не согласится на наше предложение или от нее несет этим противным до тошноты ладаном? - попытался ее отговорить с тоской посматривающий на кувшин с вином бес.
   Ему очень не хотелось отрываться от своего любимого занятия и стремглав бежать за этой с некоторых пор полоумной Варварою, чтобы в очередной раз убедиться, что понравившаяся ей жертва, ему недоступно. Но Варвара на этот раз оказалась непреклонной, и бесу с недовольным ворчанием пришлась собираться, чтобы безо всякого желания понуро следовать за взволнованной встречею с понравившейся ей девушкою Варварою.
   - Ну, и где она, эта твоя прелестница?.. - спросил раздраженный бес свою неуемную подругу, когда они подошли к росшему на околице деревни раскатистому дубу.
   - Можешь ли ты хотя бы немного потерпеть! - со злостью оборвала его излияния Варвара. - Можно подумать, что я стараюсь только для себя одной....
   Услышав приближающийся к ним чей-то негромкий разговор, бес тут же заскочив за росший неподалеку кустарник, злобно прошипел последовавшей за ним Варваре:
   - Их же двое, зачем ты притащила меня к этой деревне!?
   - Успокойся, - прошипела ему в ответ Варвара, - дальше этого дуба ее поклонник провожать девушку не будет. Я не первый день за этою парочкою наблюдаю....
   Остановившаяся возле дуба Метелла окинула Клувиана выжидательным взглядом.
   - Постоим еще немного, - еле слышно шепнул Клувиан, прижимая к себе девушку.
   - Потише, медведь, ты меня просто раздавишь своими прямо железными руками, - недовольно проговорила Метелла и замолчала, так как в это самое время Клувиан прижался своими губами к ее пунцовым губкам.
   Их нежное приглушенное воркование отчетливо доносилось до притихшей нечисти, и быстро возбуждающийся бес нетерпеливо завертелся за своим кустом.
   - Тише ты, неугомонный! - злобно прошипела ему на ухо и сама уже еле сдерживающаяся от мгновенно переполнившего ее страстного вожделения Варвара. - Потерпи еще немного, они уже скоро должны прощаться....
   В конце концов, их нежное воркование утихло, и до исстрадавшегося беса донесся немного грубоватый голос Клувиана:
   - Завтра мы уже встретимся прямо на празднике, моя несравненная Венера.
   - До завтра, - прошептала торопливо одергивающая тунику Метелла и только было намерилась бежать в деревню, как вышедший из куста бес ее остановил.
   - Не сможешь ли ты, пленительная Диана, уделить мне несколько минуточек своего времени?..
   - Что ты от меня хочешь? - грубо оборвала беса возмущенная Метелла, со страхом всматриваясь в незнакомого ей богато одетого господина.
   - Я решил встретиться с несравненной прелестницею только для того, чтобы предложить ей очень выгодную сделку! - ласково улыбаясь понравившейся ему Метелле, воскликнул бес.
   - Выгодную сделку, - насмешливо бросила бесу Метелла. - Ты предлагаешь мне переспать с тобою?..
   - Ни один живущий на земле мужчина не останется равнодушным к твоей соблазнительной привлекательности, несравненная Диана! - воскликнул вкрадчивым голосочком бес. - Но у меня совсем иные намерения.... Моя сделка принесет тебе, очаровательная Диана, не менее пятьдесят аурий....
   Собравшаяся уже бежать в деревню Метелла, услышав о таких просто неслыханных для нее деньгах, остановилась и, окинув беса изучающим взглядом. Прежний опыт ей подсказывал, что, если этот задержавший ее господин не шутит, то он непременно добивается от нее того, к чему уже давно безуспешно пытаются склонить ее мужчины.
   - Пятьдесят аурий? - недоверчиво переспросила она беса. - Это очень большая сумма для такой бедной девушки, как я. Но что ты потребуешь от меня, бедной девушки, за эти аурии? На что я должна буду решиться за такие деньги?
   - Ровным счетом ничего, прелестная Диана, - проговорил вытаскивающий из туники свернутый в трубочку пергамент бес, - я попрошу тебя только подставить собственною ручкою под этим соглашением свою подпись....
   Метелла взяла протянутый ей пергамент в руки, развернула его и, воспользовавшись необычайно ярким в эту ночь лунным освещением, прочитала по слогам написанное на нем крупными буквами соглашение.
   - Это самая настоящая глупость! - воскликнула рассмеявшаяся Метелла, отдавая свиток недовольно поморщившемуся бесу. - Как это я могу разрешить, чтобы чужая душа несколько дней побыла в моем теле? На такое дело способны только одни могущественные боги, а не простые смертные люди, как я. Я оценила твою шутку, господин....
   - Но за эту шутку я дам тебе сто пятьдесят аурий, - надбавил цену желающий, несмотря ни на какие расходы, но все же усладить себя телом этой красивой девушки бес. - С подобным богатством и с твоей несравненной красотою тебе, прелестная Диана, не составит особого труда соблазнить любого понравившегося парня. Все женихи в округе сами будут бегать за тобою, юная соблазнительница, табунами. Да, и получить от меня эти аурии тебе, красавица, тоже не составит особого труда. Тебе придется только подписаться собственной кровью под этим шутливым, по твоим словам, соглашением....
   - Только и всего? И ты, господин, уже больше от меня ничего не потребуешь делать? - снова переспросила в одно и тоже время и желающая заполучить задарма эти аурии, и нежелающая связываться с незнакомым ей господином Метелла, но при виде подтверждающего кивка беса согласилась. - Только аурии вперед....
   Бес молча отвязал от пояса наполненный золотыми монетами мешочек и отсчитал в подол Метелле ровно сто пятьдесят аурий.
   - Господин, подожди меня возле этого дуба немного.... Я скоро вернусь, - проговорила наглядно убедившаяся, что незнакомый господин не шутит, Метелла и побежала в сторону деревни.
   - Она тебя, дуралея, надула, как последнего лоха, - прошипела бесу на ухо обозленная Варвара. - Эта деревенщина, как мне кажется, совсем не дура. Присвоила за просто так с таким трудом доставшиеся нам аурии и убежала. Она живет в этой деревне, ее здесь знает каждая собака, а ты, обалдуй, здесь совершенно незнакомый прохожий.... А раз так, то попробуй сейчас доказать местным крестьянам, что она вероломная мошенница. Да, они просто не станут тебя слушать, а только в лучшем случае посмеются над таким оболтусом, а то и для порядка так отдубасят своими дубинками, что ты, мой дружек, на не одну сотню лет впредь заречешься с ними связываться.
   - Ты переживай, дорогая, это не мне, а самой девушке теперь от нас никуда не деться, - посмеялся над ее опасениями бес. - Мы не только обеспечили себе право использоваться ее тело в течение несколько суток по собственному усмотрению, но и купили ее приверженность к темной стороне жизни на вечные времена. И здесь не столь важно расписалось ли она под соглашением своей кровью, самое главное, что она не отказалась взять полученные неправедным путем аурии.
   - Что же это такое со мною сегодня происходит? - подумала прячущая в подушку золотые монеты Метелла. - Этот болван осыпал меня с головы до ног золотом, а моя душа так щемит, словно предчувствует приближение какой-то еще неведомой мне беды?
   Трудно, если не сказать, что просто невозможно понять душу поколебавшему в вере своих отцов и прадедов человеку. Обладая острым зрением и чутким слухом, он чаще всего становится немым и глухим к попыткам хоть как-то воздействовать через подвластную ей совесть на поступки и дела своего хозяина души. Очень ранимая к неправедным поступкам своего хозяина душа отзывается в человеке обостренным чувством вины, а стыд от содеянного недостойным хорошего человека поступка тут же ложится тяжелым бременем на его груди. И чем больше человек погружается в засасывающую его пучину болото неверия соблазнов грешной плоти, тем сильнее терзается его душа, отзываясь в самом человеке предчувствиям приближающейся к нему беды. С появлением омрачающих жизнь предчувствий человек всегда пытается по возможности скорее от них избавиться, забыть о них, но чаще всего не в молитвах к всевышнему Господу богу, чтобы он опустил на него свою все очищающую в этом мире благодать. Он даже не пытается, как можно лучше осмыслить свое на земле предназначение, не увлекается поисками истинной истины, а изо всех сил и возможностей старается навсегда забыться обо всех своих неправедных деяниях в еще большем необузданном загуле, стараясь, как можно скорее потратить все полученные им в прошлой греховной жизни блага. Как показывает нам опыт бесконечной человеческой жизни на земле, абсолютно все, во имя чего человек решается загубить свою бессмертную душу, никогда не приносит ни ему самому, а, тем более, его потомкам ни малейшей пользы. Насаждаемые им в обществе заведомо неправедные идеи очень скоро начисто отвергаются опомнившимися от подобного наследства людьми, а добытое неправедным путем богатство еще быстрее протекает между его пальцами, как талая вода. Одна только накопившееся на его бессмертной душе броня из ничем не пробиваемой корочки душевной грязи, через которую ей уже слишком тяжело, если не сказать, что просто невозможно, достучаться до своего хозяина, остается вместе с ним навсегда. Его душа уже просто неспособна хоть чем-то помешать заарканенному необузданными желаниями плоти своему хозяину, который все больше и больше скатываться по наклонной плоскости в своем непрерывном грехопадении. Надежно огражденная от своего действенного рычага воздействия на желания хозяина - совести - толстой корочкою из душевной грязи душа страдает молча и с ужасом дожидается того часа, когда ей придется держать ответ за все содеянное во время земной жизни ее изначально грешной плотью. В нашей непомерно сложной и противоречивой жизни нет действенных рецептов подобным душам, как им следует избавляться от этой накопленной годами зачерствелой корочки из душевной грязи, один только нестерпимый жар гиены огненной способен справиться с подобной задачею, до и то не во всех случаях. Такую черную душу, как душа ведьмы Варвары уже никогда не очистить до бела. Ох, и тяжела участь подобных падших душ. Не сомневающиеся в своей обреченности оставаться до скончания земной жизни закованными в самую прочную броню из душевной грязи, они, съедаемые черной завистью к более счастливым душам праведников, мечутся, как угорелые, в поднебесном пространстве, не зная покоя и удовлетворения от своего просто никчемного вечного существования. Добродетельные души не только не желают с ними общаться, но и с брезгливостью от них отворачиваются. Безмерно страдая от образовавшейся возле них глухой пустоты, подобные гиблые души становятся легкой добычею для извечных врагов всего человечества нечистых существ. Используемые поганой нечистью во вред живущих честной и совестливой жизнью человеческих душ, к которым они принадлежат и сами, гиблые души очень неохотно используют свое исконное право снова переродиться, вселяясь в только что рождающиеся на земле маленькие детские тела. И это несмотря, что в своей великой милости Творец дает и таким пропащим душам надежду избавить самих себя, в конце концов, от мешающего им заставлять своего хозяина жить добропорядочной совестливой жизнью прочного панциря из душевной грязи. Но избавиться от него в силах только самой душе, то есть не лично ею, а живущим добропорядочной жизнью человеком. Для этого ее нынешнему хозяину придется принять на себя все, что веками накапливалось в ее броне из бездушной грязи. Ему придется переболеть всеми страстями, которые способствовали падению его души, придется не только принять на себя, но и перебороть в себе, всю ярость, ненависть и отчаяние, которые копила в себе его душа в своих долгих странствиях, будучи отверженной и раем, и адом. Это воистину титаническая работа рассчитана ни на одну человеческую жизнь. Очень нелегко оказавшейся в подобном, можно сказать, что в просто безвыходном положении, бедной душе умудриться несколько раз попасть в тела честных и совестливых добропорядочных людей. Иначе, немного размягченная корочка душевной грязи в течение праведной предыдущей жизни, если она попадает в тело злодея, очень скоро снова затвердеет. Немногим подобным душам удается очистить самих себя при помощи живущих на земле добропорядочной жизнью людей. Ну, а те, кому из них не повезло, еще больше черствеют и стараются делать все от них зависящее, чтобы отомстить за свою загубленную будущность неблагодарному, с их точки зрения, человеку. Все наши несчастья и следующие за ними страдания происходят не просто так, как говориться, на пустом месте. Они сваливаются на нас нескончаемой чередою только из-за неспособности понять свои души, помочь им в их стремлении сделать всех нас чуткими и отзывчивыми, добрыми и великодушными, верными и надежными сожителями своих бессмертных душ. И самое главное, что только тогда, когда мы будем полностью соответствовать ожиданиям наших душ, мы сможем познать в полной мере свое истинное счастье и блаженство от самой нашей земной жизни. И это вовсе никогда не осуществимая для всех нас несбыточная голубая мечта. Во имя ее скорейшего наступления на земле нам всем придется твердо зарубить себе на носу и ясно осознать для самих себя, что эта голубая мечта всего человечества зависит только от нас самих. Что наш всемилостивый Творец поручил только нам одним, несмотря на слабость нашего духа и физическую немощь, совершить такую важную для всего мира воистину титаническую работу. И что только благодаря этой своей способности мы с самого своего рождения ощущаем самих себя тоже великими и всесильными творцами.
   Метелла ясно ощутила беспокойство своей встревоженной души, но не смогла понять ее намерения заставить ее не идти на гибельное соглашение с бесом, отказаться от уже полученных от него аурий. Силою своей воли, подавив отчаянное сопротивление своей души, Метелла вернулась к оставленному на околице деревни бесу, который тут же, сделав на ее изящном пальчике кончиком острого кинжала небольшой надрез, приложил ее пальчик под соглашение на пергаменте. Сделка была заключена и ее душа была просто вынуждено оставить ее тело, освобождая место для восторжествовавшей гиблой души ведьмы Варвары. И все! Метеллы на эти два дня уже не было. Конечно, ее тело продолжало жить и дышать, но это уже был совсем другой человек. По закону они должны были возвратить тела прежней хозяйке в полной сохранности, не причиняя ему никакого вреда, но никакой закон не ограничивал совершающих такое поганое дело злодеев в их нечестивых желаниях. И осуществившая свою давнюю мечту душа ведьмы Варвары сейчас имела полное право пользоваться им по собственному усмотрению.
   - Любимый мой! - выкрикнула сразу же завладевшая телом Метеллы восхищенная Варвара и бросилась на шею беса. - Ты и представить себе не можешь, как мне приятно снова оказать в живом полном сил и энергии теле молодой красивой девушки! Сколько веков я горела желанием, обняв тебя, снова прижаться к твоей волосатой груди и вот, наконец, это мой желание исполнилось? Я испытываю сейчас такое ощущение, словно я не умирала, и не была вынуждена страдать все это время в полном забвении! Я ощущаю сейчас саму себя снова молодой и резвой, как козочка, все мое тело сейчас переполнено таким страстным желанием, что я просто мечтаю о том мгновении, когда наши тела снова затрепещут от переполняющих их страстных вожделений!
   - Я тоже очень счастлив, дорогая, видеть тебя в теле такой красивой девушки, - не стал притворяться перед своей бывшею подружкою бес и, крепко прижав ее к своей мгновенно переполнившейся страстным желанием груди, еле слышно прошептал ей на ушко. - Не будем терять драгоценного времени, дорогая..., Поспешим в наше уютное гнездышко и в сладостных для наших грешных тел утехах предадим вечному забвению всю еще продолжающуюся отзываться в наших душах острой болью горечь от прежних ошибок и неудач.
   По прибытию в нанятый ими просторный и уютный дом, бес первым делом наполнил из стоящего на подносе кувшина полные чаши вином и предложил Варваре выпить вместе с ним за удачное приобретение такого соблазнительно тела молодой красивой девушки.
   - Как ты можешь думать о вине в то время, когда я, молодая и красивая, нахожусь рядом с тобою? - вполне искренне возмутившись непонятливостью беса, с негодованием выкрикнула Варвара.
   Ей не надо было слишком долго вживаться в свое новое тело. Почти сразу же ощутив себя в нем полновластною хозяйкою, она тут же начала нацеливать свою новую плоть на скорейшее утоление уже начинающих распирать ее душу накопившихся в ней за долгие годы воздержания страстных вожделений. Только поэтому, пусть и совсем незначительное промедление в таком очень важном сейчас для нее деле беса, вызывало в ней яростное негодование.
   - Я виноват, дорогая, - поторопился оправдаться осознавший свою оплошность бес. - Я просто мечтаю заключить ненаглядную голубку в свои объятия.... Я так долго ждал этого мгновения, что сейчас просто сгораю от нетерпения, как можно скорее, упиться этим несравненно прекрасным телом. Ты даже и представить себе не можешь, дорогая, как сильно я желаю не только овладеть этим прекрасным телом, но и всю ночь покрывать его страстными поцелуями....
   У давно позабывшей подобные слова Варвары не только закружилась от избытка мгновенно переполнивших ее чувств голова, но и даже подкосились ноги. Ожидавший от нее подобной реакции бес не позволил заполучившей тело молодой красавицы Варваре упасть на пол. Мгновенно среагировавший бес, подхватив тело Метеллы своими погаными лапами, отнес его на мягко устеленное ложе. Распалившемуся острым желанием, как можно скорее, впиться своими слюнявыми губами в тело красавицы Метеллы, бесу уже было без надобности подготавливать себя к уже совсем скорой давно им желанной близости. Переполненная под самую завязку страстными вожделениями душа Варвары тут же перегнала их в податливое, после недавнего милования с Клувианом, тело девушки, которое сразу же затряслось и забилось в мгновенно овладевшем им неистовом страстном угаре. Погрузившая обоих нечистых до беспамятства неукротимая страсть заставила еще не успокоенную Варвару, уцепившись на шею беса, крепко прижаться к неутомленному в любовных ласках бесу, не без удовольствия ощущая на себе его учащенное дыхание. Она была готова услаждать саму себя даже одним давно ею не испытываемым учащенным дыханием намерившегося заняться с нею любовью своего возлюбленного даже целую вечность, как вдруг, совершенно для нее неожиданно тело беса расслабилось. И он, оттолкнув ее от себя, откатился в сторону.
   - Что же это такое с тобою сегодня происходит, мой милый дружочек? - не без удивления поинтересовалась у беса Варвара.
   - Прости меня, любимая, я совсем забыл, что сегодня мой день, - тихо проговорил, сокрушенно разводя лапами, бес.
   - Какой еще день!? - с негодованием выкрикнула вконец обозленная Варвара. - Перестань юродствовать, мой милый друг! Тебе не стоит изворачиваться и обманывать себя и меня! Я же тебя уже знаю не первый день! За все это время я уже успела изучить тебя, как облупленного! Ты лучше сразу мне скажи, чем тебе не понравилось мое новое тело!?
   - Дело в том, дорогая, - попытался объяснить своей взбешенной подружке причину его внезапного охлаждения бес, - что у беса, по истечению каждых семи лет, наступает такой день, в который он без особого разрешения повелителя не должен вступать в любовную связь с женщинами ни под каким предлогом.
   - Ты все это выдумал, - не поверив его объяснению, процедила сквозь зубы взбешенная его отговорками Варвара, которая, как и любая другая на ее месте женщина, ощущала сейчас саму себя отверженной и обманутой своим заведомо неверным ей дружком.
   - Дело в том, дорогая, - продолжил свои объяснения бес, - что в этот злополучный для всех бесов день я способен оплодотворить свою возлюбленную, а она, по истечению определенного времени, способна родить маленького бесенка.
   - Я же, в отличие от некоторых, не вижу в твоем сегодняшнем исключительном положении ничего для нас страшного, - насмешливо бросила ему более-менее успокоенная Варвара. - Или подписанное девушкою соглашение запрещает тебе оплодотворять ее тело?
   - Нет, не запрещает, но, все равно, необходимо разрешение на подобную любовную связь повелителя, - совсем неуверенным в своей правоте голосом уныло проговорил обескураженный бес. - Я опасаюсь вызвать своим опрометчивым проступком немилость Сатаны....
   Но кто в этом мире способен слишком долго сопротивляться желанию разогретой пылкой страстью женщины, перед обольщением которой не смог устоять даже и наш общий предок Адам. И бес, после градом посыпавшихся на него укоров и уговоров, очень скоро начисто позабыл о возможной немилости Сатаны, опасаясь, что в противном случае он может оказаться в немилости у Варвары, его старой и неизменной любви. Недолго сопротивлялся бес с искушением Варвары и боролся со своими собственными желаниями. Варваре все же удалось настоять на своем желании. И бес, отбросив от себя все свои сомнения и опасения, очертя голову полностью отдался так сильно притягивающим его к себе головокружительным страстям. Сразу же, после проникновение в ее новое тело беса, ощутившая уже давно позабытую ее боль Варвара громко вскрикнула. А все это время ясно ощущающая все, что происходило с телом отвергшей ее хозяйки, до этого чистая душа Метеллы так сильно помутнела, что даже забеспокоилась, как бы ее не заметила поджидающая свою непутевую, но бесконечно ею любимую, внучку бабушка. От мгновенно охватившего ее отчаяния душа Метеллы взмахнула воздушными крыльями и ничего перед собою, не видя и не слыша, помчалась обуреваемая только одним желанием, оказаться, как можно скорее, от своего собственного тела по возможности дальше.
   Самый страшный грех, который только и может преподнести своей бессмертной душе женщина - родить бесенка. Совсем не зря раньше, прежде чем вступить с понравившимся ей мужчиною в любовные отношения, все девушки вначале шли со своим возлюбленным в церковь. И только тогда, когда она проверит своего мужчину у алтаря, когда она уже будет окончательно убеждена, что под его обликом не скрывается мерзкий бес, она безо всяких опасений охотно позволяла ему овладевать ею.
   Полностью оглушенная так нежданно-негаданно постигшей ее бедою душа Метеллы в глубоком отчаянии летела все вперед и вперед, лишь бы хоть что-то делать, лишь бы не оставаться наедине со своим горем. Она все махала и махала воздушными крыльями, пока не уткнулась в уже давно приметившее ее встревоженное ее видом видение, которое, ясно ощущая охватившее душою горе и, тем более, ясно понимая, что эта душа при обычных условиях так бы себя не вела, решительно преградило ей дорогу.
   - Что произошло с тобою, несчастная!? - строго спросило оно убитую горем душу Метеллы. - Как ты посмела оставить без надзора тело своей хозяйки?
   Ощутившая себя немного лучше душа Метеллы с подозрением покосилась на стоящее перед нею видение и, ощутив в его излучениях искреннюю доброту и сочувствие, рассказала ему обо всем происходящим прямо сейчас с телом ее хозяйки.
   - Ах, подлые, да как они посмели нарушить закон путешествий во времени! - с возмущением воскликнуло видение. - Как мог Сатана, посылая своих посланцев в прошлое, не предупредить их о недопущении действий, которые способны изменить будущее земли!
   Обволакивая несчастную от так нежданно-негаданно постигшего ее горя душу Метеллы излучениями сочувствия и доверия, видение убедило ее, что ровно через два дня она снова будут в теле своей хозяйки.
   - Эта нечисть обязательно исполнит в точности заключенное соглашение, - неустанно повторяла она поникшей душе. - Они не сомневаются, что за любую оплошность в таком важном деле их непременно строго накажут.
   - Так-то оно так, - бедовала растирающая по всему воздушному личику градом сыпавшиеся из ее глазок слезы душа Метеллы. - Но что мне делать с этим помутнением моей оболочки? А, ведь, еще только вчера я была такой чистою и так гордилась перед всеми своими подружками своей воистину хрустальной прозрачностью....
   - Ты непременно возвратишь себе свою прежнюю прозрачность, - успокаивало душу Метеллы видение. - Я нисколько не сомневаюсь, что и сами нечистые будут оказывать тебя помощь в скорейшем очищении от помутнения. Они же совсем не глупые и способны понять, что нарушение установленных правил для путешественников во времени произошло по их вине....
   - А что будет с соблазнившейся на их нечестивые посулы моей хозяйкою? - обеспокоилась уже успокоенная за свою собственную судьбу душа Метеллы.
   - Она уже окончательно себя погубила, - грустно пробормотало ей в ответ видение. - В чем - в чем, а уж в этом я тебе помочь не в силах. Но ты сама можешь ее спасти, если смиришься с ее грехом....
   - Нет, и еще раз нет! - наотрез отказалась спасать свою хозяйку душа Метеллы. - От такого греха даже в гиене огненной не очистишься! Пусть моя хозяйка убедится на собственной шкуре, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках. За все содеянное в своей жизни людям приходится платить, а иногда очень даже дорого.
  
   1993 год.
  
  
  
  

Глава восьмая.
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ТРИУМФАТОР.

  
   Беззвучно ступая веревочными сандалиями по белому мрамору, консул Лукулл прогуливался по атриуму. Завтра состоится в его честь праздник, завтра его будут чествовать за победу над Митридатом, но на душе у консула было далеко не празднично. Не все было так, как ему хотелось, как ему мечталось во время, когда он выезжал в провинцию за славою и богатством. Митридат не был захвачен консулом в плен, а его верный пес Диофант все еще угрожает Риму набегами. Лукулл направил к армянскому царю Тиграну Аппию Клавдия с требованием выдать спрятавшегося у него Митридата, но на успех своего посланника не рассчитывал. Этот Тигран, уже зная о восстании гладиатора, и о вынужденном решении сената отозвать из Испании Помпея, понимал, что Риму сейчас не него, а поэтому не согласиться выдать римлянам его не только лучшего друга, но и преграждающего дорогу римским легионам в свое собственное царство Митридата. А без закованного в цепи злейшего врага Рима, или, на худой конец, хотя бы Диофанта, демонстрация кучки презренных рабов не заставит развращенные сердца многочисленными победами сердца римлян ликовать даже в этом паршивом городишке. Но ему ли сетовать на свою судьбу, и стоит ли жаловаться тому, кто в такое непростое для Рима время принес ему победу, поддержал пошатнувшуюся его славу? Одержав победу, он послал донесение в сенат с тайной надеждою, что его отмеченного Фортуною пошлют на гладиатора, но сенат предпочел этого интригана Красса. Консул тяжело вздохнул и присел на мраморную скамейку.
   - О, Ромул и Рем! - со стоном вырвалось из него. - Не для того вы спаслись из вод священного Тибра, не для того вас вскормила посланная богами волчица, не для того ты, Ромул, построил город возле Капитолийского холма, чтобы ваши бездарные потомки отдали его честь и славу на поругание презренному гладиатору!? О, Рим! Когда же, наконец, иссякнет твое терпение, и ты в своем благородном гневе извергнешь из своего сената всех этих глупцов и праздных болтунов, которые своими невежеством и глупыми решениями позорят тебя, посылая твоих лучших сынов на верную смерть или одерживать воистину пирровые победы!? Почему ты не извергнешь их всех из своего чрева и не выбросишь их на топкое болото, а то и на самую зловонную помойку, его им и подобает находиться!?
   Одержавший для Рима победу консул Лукулл не мог рассчитывать на его благодарность. Не до чествований было сегодня Риму, когда к нему подкатывали полчища взбунтовавшихся рабов. Не спеша очищающий города от митридатовских войск, Лукулл надеялся, что Рим все же найдет способ его отблагодарить, на так и не дождавшись, решил сам для себя устроить праздник и запросил соответствующее разрешение сената. Обрадованные, что консул не запросил еще больше, сенаторы охотно разрешили ему использовать на его проведение часть добычи и даже прислали для участия в празднике своих представителей.
   - О могущественный Марс! - еле слышно прошептали губы консула Лукулла. - Ты подарил мне победу и требуешь, чтобы я сам себя за нее вознаградил! Я выполню твое желание! Пусть величие Рима немного и потускнело, благодаря его ни на что негодным сыновьям на Капитолийском холме, но она ярким светом надежды вспыхнет завтра здесь, на самой окраине его владений!..
   Через отверстие в крыше тоненькими струйками потекла вода.
   - Пошел дождь, - отметил очнувшийся от дум Лукулл и, окунув руки в прохладную воду, омыл ею свое разгоряченное лицо.
   Немного успокоившись, он открыл дверь и вошел во внутренние помещения дома. Еще некоторое время, с удовольствием наблюдая за ловкими руками устраивающих на его тогах при помощи тоненьких досок новые складки рабов, он любовался расшитой пальмовыми ветками пурпурной тогой и, все еще не отделавшись от взволновавших его мыслей, ушел в спальню. Беспокоившие с самого раннего утра мысли не оставили консула в покое и в спальне. Он еще долго лежал с открытыми глазами, не отводя своего пытливого взгляда от стоящего возле его ложа небольшого столика. Даже в неподвижно застывших позах несших на курчавых головах сработанного в виде круглой корзины верх столика трех юных сатиров дышало на Лукулла неуемной жаждою обуреваемой страстными нетерпеливыми желаниями жизни.
   - Как им легко и весело нести такую, по всей видимости, очень приятную для них ношу, - подумал позавидовавший беззаботным сатирам консул. - Что значит для них такая легкая ноша по сравнению с тяжестью моей ответственностью перед священным Римом, перед вверившими мне свои жизни и свои судьбы легионерами!? Как они, мои воины, отнесутся к завтрашнему празднику!? Будут ли она завра вполне искренне веселиться и радоваться нашей общей победе над Митридатом!? Но, если мои воины останутся вполне удовлетворенными завтрашним праздником, то не предстану ли я перед не захотевшими праздновать мою победу сенаторами в Риме в виде этих мохнатых чудовищ!?
   Немного поразмыслив над этими очень беспокоившими его в последнее время вопросами, Лукулл так и не смог ответить с полной уверенностью хотя бы на один из них. С тяжелым вздохом, отогнав от себя эти слишком ему неприятные предположения, консул с каким-то непонятным даже для него самого пристальным интересом вглядывался в юное лицо ближайшего от него лесного чудовища. Но, увидев в вытянутой вперед руке сатира властный, немного смягченный светившейся на насмешливо скривившихся губах лукавой ухмылкою, о чем-то его предостерегающий жест, тут же охваченный неприятными предчувствиями консул только неприятно поморщился.
   - Ну и пусть, - неожиданно даже для себя подумал он вслух, - пусть они наслаждаются, посмеиваясь над моим лукавым и веселым норовом, но не забывают о моей хищной с острыми коготками лапе. При необходимости она так погладит насмешника, что ему еще долго придется приходить в себя.
   Задув горящие свечи, консул лег на спину и укрылся с головою толстым сшитым из кротовых шкурок одеялом.
   Оглушительно громко забили барабаны, призывно загремели трубы, а по каменной мостовой глухо застучали копыта с трудом тянувших под ликование сбежавшихся со всего Рима зевак перегруженные богатой добычею повозки вороных коней. Консул Лукулл с деланным равнодушием смотрел на сверкающие медью ощетинившиеся мечами и копьями повозки. Он не позволил своему сердцу хотя бы немного встрепенуться при виде золотого блеска из стоящих не повозках огромных сосудов. Но он, как истинный воин, не остался равнодушным к тянувшимся позади повозок с добычею нескончаемой вереницею пленникам. Изнеможенные от усталости пленники, гремя цепями, испуганно съеживались под градом плевков и насмешливых взглядов римлян и стыдливо опускали свои поверженные головы. В самом конце этой сверлящей острой болью колонны одиноко шел высокий со скованными за спиной руками старик. Свисающая с его рук длинная цепь с противным скрежетом волочилось вслед за ним по каменной мостовой, конец которой для еще большего привлечения внимания римлян именно к этому пленнику нес в руке следовавший за старцем легионер. Не оставшийся равнодушным к этому уже вконец обессиленному пленнику смотревший на все, что пред ним происходило, как бы со стороны консул Лукулл, окинув его своим любопытствующим взглядом, с немалым для себя удивлением узнал в нем царя Митридата.
   - Какой негодяй осмелился перехватить его у меня!? - не удержался от громкого вопля возмущенный вопиющей несправедливостью консул Лукулл. - Это же я его разбил! Только я один имею право показать Риму плененного царя Митридата! Он мой пленник!..
   Но, к его еще большему изумлению, его возмущенные выкрики никто не услышал или просто прикидывались, что не слышат. Глупая толпа римлян назло консулу выкрикивала пленнику оскорбительные слова и забрасывала его гнилыми фруктами. А обескураженный консул со сверкающими от переполнившей его ярости глазами с нетерпением ожидал появления осмелившегося покуситься на его славу наглеца. И вот, наконец-то, показалась почетная охрана их двенадцати ликторов. При виде них, беснующаяся до этого в своих самых изощренных издевательствах над пленниками, толпа римлян в ожидании триумфатора притихла, с нетерпением вслушиваясь в полившиеся на них торжественные звуки идущих за ликторами трубачей.
   - Сейчас я увижу считающего самого себя великим полководцем этого низкого человека, - перебирая в руках гнилые фрукты, злорадно подумал консул. - И я уж не оплошаю, я сделаю все, чтобы омрачить ему торжество.... Будь, что будет, но я его заставлю надолго заречься перехватывать у порядочных людей победы....
   Поначалу из триумфальной арки показалась придерживаемая с двух сторон конюхами четверка резвых белоснежных жеребцов, которые, нетерпеливо перебирая стройными ногами, наконец-то, выкатили из-под арки роскошную колесницу с разодетым в пурпурную тогу триумфатором. Стоящий за ним раб, почтительно поддерживал над его головою золотой венок.
   - Пора преподать этому наглецу хороший урок, - тихо проговорил вслух консул и, схватив из лежащих перед ним фруктов самый гнилой помидор, только замахнулся, намереваясь швырнуть его в своего заклятого врага, как его рука ослабла и выпустила ударившийся об землю рядом с ним гнилой помидор.
   И как же он мог не стушеваться, если, к еще большему своему удивлению, он узнал в только что выехавшем из-под арки триумфаторе самого себя? Хорошо еще, что консул уже давно не был тем впечатлительным юным офицером в самом начале своей военной карьере. К этому времени он уже был опытным воином и умелым командиром многих легионов римских легионеров. Его уже было не по силам запугать, а, тем более, ввести в панику всяким встречающимся во время яростных сражений с врагами священного Рима неожиданностям.
   - Этого просто не может быть! - стараясь перекричать беснующуюся вокруг него толпу римлян, выкрикнул консул Лукулл
   Гул от рукоплесканий не только заглушил его слова, но и прогремел над всем восхищенным Римом. И триумфатор вместе с лошадьми и колесницей был в одно мгновение осыпан букетами из благоухающих непревзойденными ароматами роз.
   - Но почему не может быть? - тут же поправил сам себя консул. - Я вполне заслуживаю подобной почести от всего римского народа....
   Ощутив на себе вопрошающий, но все еще не до конца уверенный в реальности происходящего, взгляд, сидящий в колеснице триумфатор повернул голову в его сторону и, найдя консула Лукулла среди толпы, улыбнулся и приветливо помахал рукою.
   - Проснись, господин, - услышал недовольно поморщившийся консул голос раба.
   Недовольный, что его разбудили на самом интересном месте, Лукулл, открыв глаза, неторопливо сполз с расстеленного на его ложе ковра.
   В полдень узкие улочки города наполнились толпами собравшегося со всей округи народа. Мелкие торговцы пирожками и жареными бобами неутомимо сновали среди собирающихся на праздник людей в поисках покупателей. Для легионеров еще с самого утра были расставлены в лагере ломившиеся от обилия дешевых вин и закусок столы. Состоятельные горожане тоже не торопились с выходом на улицу, Они были заняты подготовкою к более увлекательному зрелищу, чем сценки комиков и мимов, к гладиаторским боям. Только поэтому в наполняющей улицы города толпе, пока преобладали люди в темных не первой свежести туниках, в стоптанных сандалиях, а то и просто босиком. И лишь изредка белыми воронами мелькали между ними щеголи в белоснежных туниках. Но, как было видно, простой народ не слишком печалился от отсутствия среди них состоятельных гостей и горожан и веселился от души. Простые люди десятками и сотнями толпились возле охотно исполняющих заказы своих благодарных им слушателей флейтистов, нелегко было протолкнуться к фокусникам и акробатам..... Но больше всего толпилось простых людей возле сколоченных прямо на улицах театральных сцен, на которых демонстрировали свое искусство мимы. Возле одной из таких сцен стоял белый, как лунь, старичок в подпоясанной простой веревкою белой тунике. Интрига между молодой жены-красавицы старого глупого ревнивца с прекрасным юношей не только не задевала его преклонные годы, но и заставляла не сводившего глаз с играющих мимов старика награждать их своим звонким идущим из самой глубины чистой души смехом. Громкий раскатистый хохот и бурные рукоплескания восхищенных зрителей начисто заглушили цокот копыт по каменной мостовой подъезжающего одинокого всадника, но чуткие уши старика его уловили, и он, оторвавшись от увлекательного зрелища, повернулся в сторону всадника и остановил его коня.
   Кай Карнелий, подумав, что старик просит милостыню, потянулся к висевшему на поясе мешочку, но окинувший его властным взглядом старик остановил его руку.
   Зачем ты меня остановил? - с легкой тенью промелькнувшего на лице раздражения спросил старика Кай Карнелий.
   - Мне стало известно о твоей, благородный центурион, немалой задолженности перед своими соседями, - тихо проговорил старик. - Доставшееся тебе в наследство имение скоро уже будет просто не в состоянии прокормить твоих домашних. Очень редко встречающаяся по нынешним временам честная и добропорядочная твоя жизнь просто обязана не только быть оцененной по достоинству, но и вознагражденной высшими силами, доблестный центурион.... Поэтому я осмелился остановить твоего коня в надежде подсказать тебе достойный выход из сегодняшних затруднений....
   Эти слова старика были не только слишком смелыми, но и оскорбительными даже для простых людей, а, тем более, для потомка знатного рода патрициев. Кая Карнелия никто не осудил бы за примерное наказание забывшего о своем месте в римском обществе старика. Но немалые лета старика и все это время, обволакивающее центуриона ощущение доверия к его словами, не только успокоили Кая Карнелия, но и заставили его быть благодарным к пожелавшему ему помочь человеку.
   - Ну, и чем ты можешь помочь мне, добрый человек?- с еле заметной иронией поинтересовался у старика грустно улыбнувшийся Кай Карнелий. - Ты, не приносящая людям удачу богиня Фортуна, а на недостойное для благородного римлянина дело я никогда не соглашусь....
   - Таким людям, как ты, благородный центурион, не так уж и легко преподнести удачу.... Вы ее не сможете заметить даже тогда, когда она сама будет проситься в ваши руки. Только и поэтому богине Фортуне приходится присылать к вам своих личных посланцев....
   - Я благодарен тебе, старик, за сказанные обо мне добрые слова, - уже с легким еле ощутимым раздражением в голосе ответил Кай Карнелий, - но сегодня день веселья.... И я не хотел бы отвлекаться от него грустными воспоминаниями.
   И он, натянув поводья, слегка ударил плеткою коня, но решительно настроенный старик, ухватившись за уздечку, удержал его на месте.
   - Не спеши, центурион.... Уехать от меня ты всегда успеешь. Я хочу попытаться доказать тебе, что я и есть самый настоящий посланник богини Фортуны....
   - Старик, не гневи богов своими неуместными шутками, - строго проговорил слегка нахмурившийся Кай Карнелий. - Прошу тебя, не задерживать меня.... Позволь мне ехать по своим делам.... Не вынуждай меня применять более действенные средства....
   - Если я, центурион, прямо сейчас исчезну на твоих глазах, - решился на крайнюю меру, понявший, что словами ему не удастся убедить Кая Карнелия, старик. - Тогда ты мне поверишь....
   - Если ты, добрый человек, сможешь сотворить подобное чудо, то мне тогда будет очень трудно не поверить, что ты и на самом деле являешься посланцем богини Фортуны, - недовольно буркнул Кай Карнелий. - Но я, прости меня за сомнение, полностью уверен, что у тебя с этой затеей ничего не выйдет. Ни одному из присутствующих на нашем празднике фокусников не по силам исполнить подобный трюк....
   - Тогда смотри, доблестный центурион, - тихо проговорил старик и тут же, улучив момент, когда все окружающие их люди увлеклись очередным выброшенным мимами фортелем, начал прямо на глазах Кая Карнелия быстро уменьшаться в своих размерах, пока не уменьшился до малюсенькой точки и не исчез совсем.
   - Вот тебе и немощный старик! - не удержался от восхищенного вскрика Кай Карнелий и для большей убедительности, что все это ему не кажется, даже больно ущипнул сам себя за руку.
   - Больше во мне не сомневаешься, доблестный центурион, - уточнил у него снова объявившийся перед его глазами старик.
   - Не сомневаюсь, - с трудом выдавил еще до конца не пришедший в себя от всего только что увиденного своими собственными глазами, Кай Карнелий. - Но хочу заранее предупредить тебя, старик, что я даже по просьбе самой богине Фортуны на недостойные дела никогда не соглашусь....
   - Не беспокойся, доблестный центурион, богине Фортуне известно с кем она имеет дело, - примирительно буркнул старик.
   - Но в благодарность за избавление от всех моих сегодняшних долгов она, все равно, хоть что-то от меня потребует? - совсем неуверенным голосом тихо проговорил охваченный сомнениями Кай Карнелий.
   - Сегодня в цирке ты будешь сидеть рядом с богатым патрицием, а богачи, как известно, очень любят заключать пари на победу того или иного гладиатора. Если ты, доблестный центурион хочешь избавиться от всех своих долгов, то будешь должен заключить с ним пари на победу своего пленника, но не меньше чем на десять тысяч аурий....
   - Но где мне взять для такого пари столько аурий!? - ужаснулся словам старика Кай Карнелий. - Вряд ли мне удастся собрать подобную сумму, даже продав свое оставленное мне в наследство предками имение....
   - А ты, центурион, и поставишь против десяти тысяч аурий богача свое имение, - подсказал ему старик.
   - Я не могу рисковать благополучием своей семьи, - наотрез отказался Кай Карнелий. - Да, и сам богатый патриций вряд ли согласиться на подобное условие пари.... Ценность моего имения слишком хорошо известно для всех состоятельных людей Римской империи.
   - Разве я не убедил тебя, что я личный посланник богини Фортуны, - напомнил ему старик. - Не забывай, что при заключении пари богачи обычно очень азартны.... Желание иметь в своей собственности имение такого знатного рода может показаться для него намного дороже поставленных по условиям пари аурий.
   - Если богиня Фортуна гарантирует мне выигрыш, то я так и сделаю, - дал свое согласие, после недолгих размышлений, Кай Карнелий. - Но мне почему-то очень не хочется заключать такое пари?..
   - Потому, что ты все еще во мне сомневаешься, не доверяешь мне до конца, - с укором объяснил ему старик. - Но это еще не все требования вспомнившей о тебе, Кай Карнелий, богини Фортуны. Ты должен будешь мне пообещать, что отдашь из своего выигрыша тысячу аурий доктору Клувиану....
   - Доктору Клувиану? - переспросил старика Кай Карнелий. - Но кто он такой?
   - Он сделал из твоего пленника гладиатора. Это только он помог ему предстать перед своей судьбою, о которой говорил тебе покойный Дион Марко. Учитель твоего пленника вполне заслуживает подобную награду....
   - Но откуда тебе, старик, известно об Дионе Марко? - переспросил старика немало удивленный его осведомленностью Кай Карнелий.
   - Я, ведь, уже говорил тебе, что я личный посланник богини Фортуны, - еще раз напомнил центуриону старик. - Как ее личному посланнику мне полагается знать об своих подопечных все: и что уже было в их прошлой жизни, и что с ними произойдет, по крайней мере, в самом ближайшем будущем. Так ты, доблестный центурион, согласен принять участие в пари во время гладиаторских боев и отдать доктору Клувиану тысячу аурий?
   - Теперь я уже не могу больше сомневаться в тебе, старик, - проговорил Кай Карнелий. - Я поступлю сегодня в цирке так, как ты мне советуешь....
   Старик молча кивнул головою и исчез прямо на его глазах, а удивляющийся совсем неожиданной встречею с представителем богини Фортуны Кай Карнелий легонько пришпорил коня. И тот, резво засеменив по каменной мостовой мелкой рысью, вынес центуриона на окраину города, где консул то ли оттого, чтобы усладить свое самолюбие, то ли, чтобы посмеяться над Римом, повелел соорудить уменьшенную копию римского цирка.
   В эту ночь, наконец-то, добившаяся так давно ею желаемого Варвара была ненасытна. Пытаясь вознаградить саму себя за долгие годы эфирного существования, она всю ночь наслаждалось долгожданной близостью со своим возлюбленным, и уже только ближе к скорому рассвету перестала донимать притомившегося беса своими ласками. Усталые, но безмерно счастливые, они мгновенно погрузились в крепкий беспробудный сон и проспали, не просыпаясь, до самого полудня. Прислуживающий им пожилой раб уже несколько раз заходил в комнату, но, увидев их спящими, торопливо уходил. Многим знатным римлянам уже успел послужить старый раб. Были среди них и хорошие и плохие люди, а то и просто ни то и ни се. А вот с таким господином, у которого он служит сейчас, Арвиний встретился впервые. Нет, он не хочет утверждать, что новый хозяин был с ним слишком жестоким или несправедливым. Новый господин одел его в красивую белую тунику и мягкие веревочные сандалии, которые и во сне не могли присниться старому рабу. Арвиний ест и пьет все то, чем питается его новый господин. Да, и обращается новый господин с ним не как с рабом, а как со своей ровней. Тут бы ему не гневить понапрасну богов своей старческой брюзгою и, тем более, сетованиями на свою сегодняшнюю жизнь. Но какое-то вообще не понятное Арвинию внутреннее беспокойство все еще не дает ему покоя, заставляет его остерегаться своего нового господина. Особенно боится Арвиний его тяжелого пронзительного взгляда. Стоит только новому господину взглянуть на бедного Арвиния в упор, как у старого раба от мгновенно пронзившего все его тела ужаса даже кровь в жилах леденеет. А новый господин вполне довольный произведенным им на старого раба эффектом только ухмыляется. Потом подойдет к нему и, дружески похлопав по плечу, ласково спросит:
   - Что тебе, дорогой Арвиний, такое страшное померещилось? Отчего ты так сильно напуган? На тебе, как я вижу, уже даже лица нет....
   Спросит и, не дожидаясь ответа, до того громко захохочет.... И без того затрясшемуся от пробившего все его старческое тела страха Арвинию от одного его хохота становится просто жутко. Нет, что ты ни говори, а у Арвиния очень странный новый господин. Ему иногда кажется, что его новый господин и вовсе не человек. А, если не человек, то кто он тогда? От подобных мыслей у бедного Арвиния уже давно вся голова ходуном ходит. Он уже и нещадно себя ругал, обзывая самого себя просто неблагодарной тварью к такому доброму и заботливому своему новому господину.
   - Что тебе еще надобно? - укорял он самого себя. - Живи себе потихоньку и радуйся, что боги послали тебе под старость такого доброго и заботливого господина....
   Но не мог Арвиний заставить себя полюбить своего нового господина, его простая душа не могла и не хотела по-хорошему к нему повернуться. Да, и что его уже полностью истерзанная за долгую рабскую жизнь душа, если даже кони, едва учуют его нового господина, тут же начинают тревожно ржать и изо всех сил стараются оказаться от него по возможности дальше. А коней-то не обманешь, не усыпишь их бдительность притворной о них заботою, они хорошего или плохого человека ощущают еще издалека. Нет, как ты им ни крути, как ты ни рассматривай его с разных сторон, а следует признать ясно и откровенно, что старому рабу Арвинию не повезло с новым господином. Уж лучше он достался бы самому плохому господину. У него он только плетки боялся бы, а у прикидывающегося свойским парнем нового господина он все ночи напролет трясется от наплывающего на него непонятного Арвинию страха.
   - Нет, я этого убивающего во мне все живое страха долго не выдержу, - горько вздыхал про себя Арвиний, не зная кому рассказать о своих страхах и у кого попросить помощи и совета.
   Яркий солнечный луч, проскользнув через небольшую дырочку в плотно зашторенном окне, запрыгал по лицу спящей Варвары. Она недовольно поморщилась и открыла глаза.
   - Ох, и как же долго я спала, - тихо прошептала она.
   Сладко потянувшись на мягко усланной кровати, Варвара с удивлением вслушалась в охватившее ее душу тревожное беспокойство, словно она что-то очень важное упустила из своего внимания. Недовольно поморщившаяся Варвара попыталась отогнать от себя беспокойное ощущение, словно она не сделала какое-то срочное дело, но у нее ничего не получилось. Прикрыв в широком зевке ладонями рук глаза, Варвара напрягла все еще продолжающую кружиться захмелевшую от давно желанного счастья голову. Напрягла и вспомнила, что ее сейчас беспокоило, каким важным делом она должна была сегодня заниматься.
   - Антон! - вскричала она, толкая продолжающего умиротворенно храпеть возле нее беса. - Я же совсем о нем забыла!
   - Что ты еще от меня хочешь? - сердито буркнул проснувшийся бес. - Никуда твой Антон не денется.... Он надежно заперт в одной из клетушек школы гладиаторов. Ему оттуда без посторонней помощи не выбраться....
   - Вставай, лежебока! - прикрикнула на него разозлившаяся Варвара. - Я забыла тебе вчера сказать, что он из-за неожиданного самоубийства одного из учеников школы будет участвовать в сегодняшних гладиаторских боях! Мы не можем позволить себе оставить без надзора такое важное в жизни этого прохиндея Антона событие!
   - Ты, моя дорогая, ничего не путаешь!? Такого просто быть не может! - вскричал мгновенно стряхнувший с себя остатки сна бес. - Ты же раньше утверждала, что Антон не будет гладиатором, что его нынешние господа уготовили ему совсем иную судьбу!.. Откуда у тебя подобные сведения!?
   - Я не могла раньше предположить, что один из учеников школы вчера повесится! - оправдывалась разозленная сомнениями беса Варвара. - И что его нынешние оказавшиеся в безвыходном положении господа решат заменить его Антоном!..
   - Немедленно отправляйся в школу гладиаторов и узнай, что именно сейчас наш Антон делает! - заторопил свою подружку бес и, подбежав к окошку, раскрыл его. - От этого прохиндея Антона можно всего ожидать! Он способен решиться даже на такое, за что нас повелитель по головке уж точно не погладит!..
   Выпорхнувшая из тела Метеллы душа Варвара выскочила в окошко, а встревоженный неожиданным известием бес, подойдя к столику, налил себе полную чашу вина. Он еще даже не успел поднести чашу к своим жаждущим губам, как дверь в спальню открылась, и в нее вошел Арвиний.
   - Господин, - тихо сказал он и от охватившего его испуга замер на месте с открытым ртом.
   - Ну, что тебе надобно? - недовольно буркнул бес.
   - Господин, ты ее убил? - с трудом выдавливая из себя слова, уточнил заикающийся Арвиний.
   - Кого убил? - переспросил раба ничего не понявший бес.
   - Ее, - еле слышно проговорил Арвиний, указывая рукою на кровать.
   Одним глотком осушивший чашу бес, окинув быстрым взглядом неподвижно лежащее на кровать тело, со злостью прикрикнул на испуганно сжавшегося Арвиния:
   - Тебе не должно быть никакого дела, что происходит в моей спальне! Выйди вон и, пока я тебе не позову сам, не смей показываться мне на глаза!
   Напуганный до смерти раб, выскочив из спальни, прикрыл за собою дверь.
   - Ох, и как же болит моя голова! - простонал бес, наливая себе вторую чашу вина. - Да, и этот болван со своими страхами очень скоро меня совсем доконает!
   Обнаружившаяся Антона в клетушке Варвара успокоилась и по возвращению в нанятый ими дом снова забралась в свое новое тело.
   - Ой, и как же мне больно! - застонала она, с трудом слезая с кровати. - Мне кажется, что все мое тело полыхает адским огнем....
   - Так оставь его, - посоветовал ей недовольно поморщившийся бес. - Тебе вряд ли стоит испытывать на себе эти напрасные боли, пусть оно само от них страдает....
   - Нет уж, - наотрез отказалась последовать его совету Варвара. - Я, мой дорогой, уже давно соскучилось даже по этой немало мне сейчас досаждающей изнурительной боли....
   - Как хочешь, - равнодушно буркнул прозвонивший в стоящий на столе небольшой колокольчик бес. - Только прошу тебя, дорогая, наслаждаться своей болью молча...
   Дверь спальни открылась, и в нее вошел раб.
   - Ты звал меня, господин? - дрожащим от всего пережитого им утром голосом проговорил с немалым удивлением уставившийся на Варвару Арвиний.
   - Принеси нам еще вина! - повелел ухватившийся руками за прямо раскалывающуюся свою голову бес. - Да, и не забудь еще чего-нибудь на закуску!
   Но не сходящий с места раб с недоумением уставился на не стесняющуюся своей наготы Варвару.
   - Ну, что ты вылупился на нее, как остолоп!? - заорал на него не сдержавшийся бес. - И до чего же мне надоели твои вечные страхи! И когда же ты только избавишься от подозрений и начнешь доверять своему господину!? Своими беспричинными страхами ты не только сам, но и даже меня самого очень скоро сведешь с ума!
   Арвиний молча повернулся и вышел из спальни.
   - От чего ты так сегодня злишься, дорогой? - спросила беса причесывающая волосы Варвара. - Разве тебе не понравилась наша сегодняшняя ночь?
   - Нет, что ты, дорогая, - поспешил оправдаться спохватившийся бес, - все было просто прекрасно. Просто этот неисправимый дубина, при виде оставленного тобою тела, подумал, что я тебя придушил.
   - Он бедный, наверное, совсем перепугался, - заключила рассмеявшаяся Варвара. - А оно так и продолжало лежать на кровати безо всяких движений?..
   - Лежало на кровати, словно оно было мертвым, - подтвердил ее слова бес. - И совсем не удивительно, после сегодняшней ночи, даже я сам ощущаю самого себя в не своей тарелке....
   - О, милый! Ты сегодняшней ночью был просто неподражаемый! - восторженно вскрикнула ласково прижимающаяся к его волосатой груди Варвара.
   Кто лучше настоящего мастера сможет в полной мере, не ошибаясь, оценить талант артиста и воспринимать все происходящее на сцене не как игру, а как самую настоящую реальную жизнь, сопереживая с предоставленными мимами на его суд судьбами своих смешных и незадачливых героев? Только один настоящий мастер острее других ощущающий красоту во всех ее проявлениях, сможет не только заставить себя забыть, что это просто игра, но и прочувствовать даже малюсенькую фальшь в игре артиста, которая всегда больно режет по его невосприимчивым к любому проявлению уродства глазам и ушам. И тогда, пожалев взявшегося не за свое дело человека, он уходит, не желая портить себе из-за невежества других настроение. Но совсем другое дело, когда он видит талантливую и доброжелательную для зрителя игру. Тогда он, затаив дыхание, чтобы ненароком не спугнуть открывшуюся его глазам красоту, жадно впитывает ее в себя. При этом, нисколько не задумываясь об игре того или иного артиста, так же, как и другие любуются изготовленной его руками вещью, не думая о нем самом и наполняясь хорошим зарядом бодрости и веселья на все остальные серые и неприглядные дни.
   Простые люди, забыв обо всех своих неприятностях и бедах, веселились от души. Но больше их, взрослых, радовались наступившему празднику особенно восприимчивые ко всему необычному и загадочному дети. Они способны часами, затаив свое участившееся дыхание, смотреть, как ловкие канатоходцы, пританцовывая, раздеваются на головокружительной высоте, как ходят на руках и кувыркающихся в воздухе акробаты. А какое мальчишеское сердце не вздрогнет при виде свернутого клубком катающегося по сцене в виде живого шара человека? В первых рядах восхищенных маленьких зрителей были, конечно же, Арторикс и его друзья, которые прибежали в город еще задолго до начала праздничных представлений и уже успели много чего повидать. Они видели, как жонглеры ловили только своим без помощи рук телом мечи. Не сводя с них своих восхищенных их неподражаемым мастерством глаз, мальчики никак не могли для себя понять, а, тем более, сообразить, почему бросаемые в разные стороны мечи всегда натыкались только на их ноги, спину или голову, а не пролетали мимо жонглеров. Маленькие и юркие они с легкостью пробивались через любую толпу вперед и с широко раскрытыми глазами наблюдали за праздничными представлениями. Они вовсе не обязательно смотрели на пленяющие их восприимчивое воображение представления все вместе. Кое-кто из них, подолгу задерживаясь возле особенно поразившего его представления, не торопился бежать за остальными. Вот и сейчас пробравшийся через окружающую фокусника толпу самый маленький из их компании похвастался:
   - Я только что видел ходящего по канату козла и говорящую ворону....
   - Где!? - уточнили мальчики и, всего через мгновение, их возле выдувающего изо рта пламя фокусника уже не было.
   Они, сверкая голыми пятками, уже мчались в указанном им направлении. И не беда, что устанут ноги, главное, чтобы не опоздать и увидеть то, что так сильно привлекало их детские восторженные души. Вволю натешившиеся красочными представлениями мимов и акробатов, толпы народа поспешили в сторону цирка, где должно было уже совсем скоро начаться самое излюбленное римлянами зрелище - гладиаторские бои. И на этот раз радостно бурлящая людская толпа уже была намного многочисленней, чем утром. Между темными туниками простого люда уже поблескивали не только латы легионеров, но и сверкающие ослепительной белизною тоги. В это время все горожане и гости из окрестных деревень, даже самые из них зажиточные, торопились в сторону цирка. Запах пролитой человеческой крови одинаково щекочет ноздри и кружит головы всем, как бедняку, так и богачу. Ко всему можно привыкнуть, всем можно перенасытиться, любые ужасы по истечению определенного времени показываются совсем не страшным и вполне безобидным происшествием, но человека всегда в любые времена ужасает смерть и неодолимо влечет к себе густая темно-красная человеческая кровь. В этом он никогда не насыщается. Только на подобных зрелищах Сатана обретает способность одновременно овладевать целыми толпами людей - всеми, кто равнодушно, а то даже и с немым восхищением смотрит, как льется человеческая кровь. Сатана жадно лакает их глазами льющуюся человеческую кровь, не насыщаясь, а все больше и больше возбуждаясь от вложенной в человеке им самим кровожадности. Поначалу на публичные казни сгоняют людей с благими пожеланиями, желая их устрашить и удержать от пагубного преступного пути. Но очень скоро безраздельно царивший на подобных зрелищах Сатана все больше овладевает смотрящими на кровожадные игрища людьми. И они уже совсем скоро становятся просто безразличными к смерти себе подобного, их уже больше не ужасает напрасно пролитая человеческая кровь, а, совсем наоборот, они уже не только наслаждаются от одного только вида льющейся человеческой крови, но и жадно вдыхают в себя подрагивающими от возбуждения ноздрями ее сладкий дурманящий аромат. Начиная с этого времени, людей уже не надо будет сгонять на публичные казни - они сами будут валить на них толпами, подгоняемые своей, к этому времени, уже становящейся просто нестерпимой кровожадностью. Человеческая смерть никогда не действует благодатно, как рассчитывают недалекие служители власти, на наблюдающих за казнями людей. Пролитая на виду у всех человеческая кровь мстит, она раздражает до этого приглушенную в каждом человека кровожадность. И мы, терзаемые с этого времени все новым и все более настойчивым желанием непременно пролить человеческую кровь, все больше отдаемся во власть Сатаны. Подталкиваемые этой своей ненасытной жаждою, мы, осматриваясь вокруг себя, подбираем очередную жертву по роду занятия, по образу мысли, по цвету кожи.... Да и мало ли что еще способно придумать подогреваемое неуемной кровожадностью разыгравшееся человеческое воображение. Возликовавший Сатана требует все больше и больше очень лакомой для него человеческой крови, а мы, даже не задумываясь, отчего и почему у нас появилось такое кровожадное желание, слепо следуем его указаниям. И прикрывая свое ненасытное желание поливать человеческую кровь более-менее подходящими масками добродетели, изо всех сил стараемся, как можно скорее, ублажить все больше и больше донимающую нас кровожадность, оплевывая и опошляя все, что только и есть у нас воистину святое. Нет и нет! Мы ни в коем случае не должны никому позволять безнаказанно проливать человеческую кровь! Народ, который позволяет себе подобное, не защищает, а, наоборот, губит свое будущее, губит самого себя. Каждый живущий на земле человек просто обязан проникнуться своей личной ответственностью за будущее своего потомства и делать все от него зависящее, чтобы изолировать подобных недалеких людей не только от власти, но и от общества. Он не должен позволять им пагубно влиять на своих детей, а, тем более, самому следовать за ними, прикрывая свои кровожадные инстинкты заведомо ложными словами о счастье своих детей. Человеческая кровь, к какой бы расе она не принадлежала, священна! Она не может быть предметом для увеселения, мести и разжигания в людях ненависти - она может быть только предметом поклонения и почитания! Земля, за которую пролита хотя бы одна капелька человеческой крови, признается во всем мире святою! Но она будет и трижды проклятой, если пролита за нее человеческая кровь будет оплевана неблагодарными потомками и втоптана в грязь, если эта кровь будет пролита понапрасну, если она была пролита рукою насильника! Совсем недаром места, где совершались кровавые злодеяния, еще долго будут мстить людям за пролитую на них неправедной рукою кровь. А сами люди, остро ощущая их недовольство, всегда стараются обойти такие места стороною.
   Многие из нас, людей, особенно те, которые еще не окончательно попали под влияние неуемного Сатаны, не решаются на напрасные убийства и, пытаясь хотя бы немного приглушить беснующуюся внутри себя жажду кровожадности, с головою окунаются во все подаренные нам Творцом для ощущения радости жизни наслаждения, но очень скоро ими перенасыщаются. Пресыщенные радости жизни их больше не интересуют и, наконец-то, освобожденная от их пагубного для нее влияния изначально присутствующая в каждом человеке кровожадность активизируется и представляется подобным людям единственной радостью на земле, но не от Творца, а от Сатаны. Так было с людьми в древнем Риме, так будет с нами и в двадцать первом веке, если человек не остепениться в своих неуемных желаниях и не захочет спасти сам себя от поджидающего его впереди неминуемого позорного конца.
   От окончательного разложения и бесславной гибели древних римлян спасли обрушившиеся на них полчища варваров. А кто спасет нас, когда это самое кровожадное безумие уже охватило почти весь земной мир? Вполне возможно, что древний Рим и был предостережением для всего человечества от его пагубного пути? Может, мы просто не смогли распознать это предостережение в трагической судьбе древнего Рима и неправильно истолковали его предназначение? Все может быть, но ясно одно, если человек не опомнится, если он не сможет остановиться и подумать, а куда же он все-таки идет, то его ожидает более печальный конец, чем у древнего Рима.
   Облокотившаяся на руку беса Варвара, с удовольствием ощущая на себе слабое дуновение ветерка, с веселой улыбкою ловила разгоревшиеся плотским огнем мужские взгляды. Ей очень нравились уже давно забытые ощущения жизни, и то, что сегодня она была не в виде эфирного существа, а такой же, как и все, живущие на земле люди, приводило ее в неистовый восторг. Одетая в белоснежную из тончайшей шерсти столлу, отточенную внизу изящной золотой полосою, и в наброшенную поверх паллу она была просто неотразимой. Перед самым входом в цирк к ним подошла какая-то девушка и, окинув внимательным взглядом ее одежду, поприветствовала с очень не понравившейся Варваре ухмылкою:
   - Привет, Метелла, ты сегодня просто неотразима....
   Варвара, окинув незнакомую девушку высокомерным взглядом, прошла мимо.
   - Что этой замухрышке было от меня нужно? - с легким раздражением спросила она у благоразумно помалкивающего беса.
   - Дорогая, это, по всей видимости, знакомая хозяйки твоего нового тела, - с укором ответил ее сообразительный бес. - И ты поступила очень неблагоразумно, не ответив на ее приветствие.
   Сопровождающий их Арвиний расстелил на деревянной скамейке ковер и, подождав, когда они на нем устроятся, раскрыл над нечистыми существами зонтик. В ожидании долгожданного зрелища римляне оживленно друг с другом беседовали и угощались принесенной из дома ветчиною. По мере прибытия задерживающихся зрителей разговоры становились все громче, и потихонечку наполняющийся амфитеатр загудел, как потревоженный пчелиный улей. Примерно за полчаса до начала гладиаторских боев в цирк вошла когорта легионеров и оцепила арену за сбитым из досок парапетом. Устроители праздника, не надеясь на его прочность, предусмотрительно выставили охрану, чтобы предохранить зрителей от непредвиденных случайностей. На площадку оппидума пропускались только лично приглашенные консулом гости, в число которых, к своему величайшему удивлению, попал и Кай Карнелий.
   Поначалу на арену организаторы праздника выпустили отряд одетых в пурпурные расшитые золотом туники гладиаторов. Шум и разговоры в амфитеатре тут же прекратились. Обойдя в торжественном марше арену, разделившийся на две противостоящие друг другу половинки отряд гладиаторов устроил показательное сражение, наглядно демонстрируя собравшимся на представление римлянам свое мастерство. Притихший амфитеатр снова загудел, как проснувшийся, после долгой спячки, вулкан. Никто из присутствующих в цирке зрителей не хотел оставаться равнодушно безучастным к их показательным схваткам. Каждому из них хотелось высказать свое мнение об участвующих в показательных схватках гладиаторах. И они комментировали их, то с бурным восхищением, а то и с не менее неистовым негодованием. А самые возбудившиеся зрители в яростном негодовании вскакивали со своих мест и, пробравшись на арену, начинами сами показывать не угодившим им гладиаторам, как следует нападать и отражать удары противника. Шум и гам в амфитеатре с каждым очередным мгновением становился все громче и нестерпимее. К мужским выкрикам начали присоединяться еще громче орущие дети и женщины, пытающихся докричаться до выскочивших на арену своих мужей и отцов. Желающих самих поучаствовать в показательных схватках оказалось до того много, что легионерам пришлось ограничить их доступ на арену.
   Появившийся на площадке оппидума квестор подал знак и размахивающие деревянными мечами гладиаторы ушли в темницы, а прорвавшиеся на арену зрители с победными возгласами возвратились на свои места. И снова в амфитеатре установилась почти мертвая тишина. Примолкшие зрители не спускали глаз и Триумфальных ворот, а легионеры еще теснее сомкнули свои ряды вокруг арены. Гром бурных рукоплесканий снова оборвал установившуюся тишину. Зрители, приветствуя победителя Митридата, поскакали с мест, а завизжавшие от восхищения женщины, посылая воздушные поцелуи, бросали на арену букеты цветов. Одетый в пурпурную расшитую золотыми пальмами ветками тогу консул Лукулл раскланивался и посылал им в ответ свои воздушные поцелуи. Пройдя в сопровождении двух прибывших на праздник из Рима сенаторов на арену, он неторопливо поднялся на площадку оппидума.
   После того, как утихли рукоплескания и приветственные возгласы собравшихся на гладиаторские бои римлян, на арену вышли участвующие в сегодняшних боях гладиаторы с хмурыми точно высеченными из камня лицами. Не обращая внимания на приветствия зрителей, они обошли арену и, приблизившись к месту, где в это время восседал консул Лукулл, одновременно подняли головы и дружно выкрикнули:
   - Привет тебе, победитель Митридата!
   - Неплохо смотрятся, - с похвалою отозвался о них консул, которому очень понравилось шествие красочно разодетых гладиаторов. - Не сомневаюсь, что они доставят нам сегодня немалое удовольствие, и мы не пожалеем о затраченных на них тысячах сестерций.
   Сидящий неподалеку от него квестор молча кивнул головою в знак согласия и что-то прошептал консулу на ухо.
   - И ты здесь, благородный Кай Карнелий, - с приветливой улыбкою проговорил повернувшийся в его сторону консул. - Я очень рад, что ты служишь великому Риму в моих легионах.
   - Я тоже очень рад служить под началом такого великого полководца, - с легким поклоном ответил приставший с места центурион.
   - Это же просто неподражаемо! - в восхищении выкрикнула съедающая глазами вышедших на арену гладиаторов Варвара. - Как мне жаль, что все они обречены! Это же настоящие мужчины!..
   - И поделом им, - хмуро буркнул недовольно поморщившийся бес.
   - Не злись, милый, - ласково проворковала прижимающаяся к бесу Варвара. - Тебе же и самому хорошо известно, что я своего милого дружка ни на кого не променяю. Ты для меня один на всем белом свете настоящий мужчина и самый непревзойденный в постели любовник....
   - Я вовсе не поэтому злюсь на этих несчастных гладиаторов...., - сердито оборвал ее бес. - Разве ты уже успела забыть, что мы согласно поручению повелителя обязаны оберегать от них Антона?
   - Что же нам теперь делать? - с легким вздохом пробормотала погрустневшая Варвара. - У этих гладиаторов такие мускулистые тела, что способны отправить нашего Антона в иной мир даже голыми руками....
   - Или он станет свободным римским гражданином, если победит своего противника, - с мрачной ухмылкою дополнил Варвару вполне искренне расстроенный бес. - Но лично нам ни его свобода и, тем более, ни его смерть на арене не нужна. Подождем, пока он выйдет на арену, тогда и определимся, что нам делать, и как его оградить от неминуемой смерти....
   Тем временем на арену вышла первая пара гладиаторов. Один их них был одет в короткие трусы, прихваченные широким кожаным поясом с закрывающими живот и верхнюю часть бедер металлическими полосками. Круглая каска с закрывающим лицо забралом и со спускающимся на плечи гладиатора широким воротником не только придавала ему устрашающий вид, но и, по всей видимости, позволяла ему надеяться, что в ходе смертельного поединка очень чувствительные к ударам противника эти места будут надежно защищены. Поблескивающий в скудном освещении цирка железный нарукавник на правой руке, а так же натянутые на ноги поножи, тоже не показывались оценивающим его возможную силу и ловкость зрителям совершенно не нужным украшением. В руках он держал наготове широкий меч и овальный щит. Вооружение второго гладиатора было, согласно авторитетному мнению большинства зрителей, намного скромнее. На нем был только пояс с металлическими накладками, наплечник на левой руке, а в руках он держал сеть и трезубец.
   - Я убежден, что этот красавец сегодня словит свою рыбку.... Не хочешь ли ты заключить со мною пари! - предложил Каю Карнелию сидящий рядом с ним толстяк.
   - Я хотел бы вначале присмотреться, - вежливо отклонил предложение центурион.
   Поединок начался, и амфитеатр притих. Оба гладиатора отличались ловкостью и выносливостью, которые присущи только умелым хорошо знающим свое дело воинам. Их поединок уже продолжался довольно долго, но зрители не роптали и терпеливо поджидали именно того времени, когда их силы истощаться и перед ними откроется преимущества одного из гладиаторов. Но сами гладиаторы упрямо, даже не помышляя об отдыхе, с ожесточением нападали друг на друга. Делая молниеносные обманные движения, они уже не раз ставили друг друга в затруднительное положение, убеждая не сводящих с них глаз римлян, что исход боя уже предрешен. Но мастерство и мужество брали верх, и их поединок снова под дикие вопли и рукоплескания восхищенных зрителей возобновлялся с прежней яростью. Время шло, но интерес зрителей к поединку не ослабевал. Уставшие гладиаторы больше уже не радовали их стремительными нападениями. Они подолгу кружили друг возле друга, приберегая остатки сил для последнего определяющего исход их поединка прыжка, время которого к ним неумолимо приближалось. Гладиаторы не могли, да, и сами не хотели испытывать терпение зрителей и организаторов боев, когда те начнут от них требовать достойного окончания поединка. И притихшие зрители, интуитивно ощущая по их напряженным телам приближение долгожданного времени, не сводили с гладиаторов своих придирчивых глаз, чтобы ни в коем случае не упустить для себя момент, когда один их них упадет на арену бездыханным. В это время даже неугомонные дети не нарушали установившейся над амфитеатром тревожной тишины. Прижимаясь от неприятного предчувствия уже совсем скорого наступления, чего-то такого страшного и непомерно ужасного, к родителям, и они не сводили своих испуганных глазок с арены. Но ужас, который в любое время мог произойти на арене, до того сильно влиял на их впечатлительные натуры, что дети, не выдерживая нависающего над амфитеатром напряжения, дрожали от пробирающего их до самых костей страха и поспешно утыкали свои лица в родительскую одежду. Достигшее своего апогея напряжение зрителей передалось гладиаторам, и они уже еле себя сдерживали, чтобы не сорваться и не броситься очертя помутневшую от испытываемого ими сейчас страха и ненависти голову прямо под смертоносный удар своего противника. В конце концов, ретиарию удалось ввести своего противника в заблуждение и, молниеносным прыжком оказавшись возле него, набросить на него сеть. Рыбка была поймана. Мирмиллон судорожно задергался в яростном стремлении порвать сеть, но еще больше в ней запутывался. Ретиарий сильным ударом щитом свалил его на арену и, наступив ногою на шею, замер в ожидании решения зрителей. Наконец-то, дождавшиеся своего сладостного мгновения римляне неистово завопили, отдавая дань мужеству и мастерству гладиаторов. Если кто-то из них и заметил щадящий улар ретиария, то они уже не могли повлиять на мнение большинства зрителей.
   - Отпустить! - заорали во всю мощь своих луженых глоток зрители, поднимал большие пальцы своих правых рук вверх. - Победителя "опоясать мечом"!
   - Они оба достойны награды, - заметил один из сидящих возле консула сенаторов. - Давно я не испытывал подобного наслаждения при виде хорошего боя.
   - Пусть будет так! - коротко бросил довольно улыбнувшийся консул.
   На арену вынесли деревянный меч и вручили его ретиарию. Ликующий победитель, высоко подняв принесший ему избавления от гладиаторских боев меч, под бурное рукоплескание благодарных ему зрителей обежал арену.
   - Я тоже выиграл! - как ребенок радовался толстяк, собирая условленные при заключении пари аурии.
   На этот раз, желая немного развлечь притомившихся после первого боя гладиаторов зрителей, устроители праздника выпустили на арену несколько пар андобатов. Они все были вооружены короткими мечами, а на их шлемах были намертво закреплены отпущенные с пробитыми очень маленькими неправильными отверстиями для глаз забрала. Смех и оскорбительные выкрики долго сыпались на головы несчастных постоянно теряющих своих противников гладиаторов, пока лорарины при помощи раскаленных прутьев снова не сталкивали их вплотную друг к другу. На этот раз освобождений не было, и все зрители охотно опускали большие пальцы вниз.
   Наконец, наступило время и для выхода на арену Антона.
   - Один из них, как мне сообщили, твой бывший пленник? - спросил окинувший вышедших на арену гладиаторов изучающим взглядом консул у квестора.
   - Да, это мой пленник, - подтвердил слова консула, с трудом узнавая в стоящем на арене гладиаторе с одетым на голову круглом шлеме с высоким гребнем и скрывающем все лицо забралом Антона, квестор и добавил. - Он держит в руке круглый щит.
   - Его противник намного сильнее, - с неудовольствием проговорил уже успевший оценить возможности именно в этом гладиаторском бое Антона консул. - Твой пленник, доблестный квестор, вряд ли сможет оказать своему противнику хоть какое-нибудь сопротивление....
   Не понимая, о чем разговаривают около него эти древние римляне и даже, не зная, когда именно начнется поединок, Антон искоса посматривал на своего противника, со страхом ощущая его превосходство.
   - Моему противнику и щит выдали длинный, напоминающий собою разрезанный вдоль цилиндр. За таким щитом можно с легкостью спрятаться не то, что мне, - переживал Антон, с неудовольствием оглядывая свой легкий круглый щит.
   - Ты уже успел присмотреться? - спросил повернувшийся к Каю Карнелию толстяк и добавил. - Я утверждаю, что твоего, центурион, пленника сегодня непременно убьют на арене.
   - А я в этом совсем не уверен, - сердито буркнул недовольно поморщившийся Кай Карнелий толстяку.
   - Не уверен! - воскликнул рассмеявшийся в ответ толстяк. - Я согласен поставить тысячу динарий только за то, что твоего пленника унесут сегодня с арены мертвым! Не согласишься ли ты заключить со мною на подобных условиях пари!?
   - Я в детские игры не играю, - с презрением бросил ему Кай Карнелий.
   - В детские?! - переспросил его изумленный толстяк. - Тогда на какую сумму ты согласен заключить со мною пари?!
   - На не менее десяти тысяч аурий, - тихо проговорил, после недолгих колебаний. Кай Карнелий.
   - Десять тысяч аурий!? - снова переспросил не ожидающий подобного предложения толстяк. - И ты, благородный центурион, сможешь сразу расплатиться, если проиграешь пари?..
   - Я ставлю против этих десяти тысяч аурий свое имение, - резко оборвал засомневавшегося толстяка Кай Карнелий.
   Услышав о подобном неслыханном доселе пари, все присутствующие не площадке оппидума, притихнув, прислушались к их разговору.
   - Кай Карнелий, ты в своем уме?! - попытался его остановить не сдержавшийся квестор. - Или не понимаешь, что, проиграв, ты обрекаешь всех своих домашних на нищенское прозябание?
   - Мне жаль тебя, центурион, - присоединился к словам квестора и толстяк. - Смею тебя уверить, что интуиция никогда меня еще не подводила, ты сегодня непременно проиграешь свое имение....
   - Лучше признайся, что боишься заключать на таких условиях пари, - процедил сквозь зубы внешне сохраняющий прежнюю невозмутимость Кай Карнелий. - И хватит болтать о жалости ко мне....
   - Я боюсь! - с негодованием выкрикнул уже вконец обозлившийся толстяк. - Я просто хотел предостеречь тебя от роковой ошибки! Но раз ты в ответ на мою доброту еще смеешь обвинять меня в трусости, тогда я говорю при всех, что согласен на пари, несмотря на то, что твое жалкое имение не стоит моих десяти тысяч аурий!
   - А я буду свидетелем вашего пари, - поддержал своего центуриона уже немного заскучавший консул.
   Резко прозвучал возвещающий о начале поединка сигнал трубы, и противники повернулись друг к другу.
   Арторикс с друзьями, немного подкрепившись взятым из дома хлебом, тоже поспешили в сторону цирка.
   - Полюбуйся на нашу Метеллу, - толкнул Арторикса один из мальчиков. - Посмотри, какая она сегодня красивая.... В такой дорогой одежде ее даже не узнать....
   - Да, это она, - подтвердил его слова окинувший ее внимательным взглядом Арторикс. - Но откуда она могла взять такую роскошную одежду? Ее старая бабушка и так еле сводит концы с концами, ей подобные траты явно не по карману.
   - Вполне возможно, что эту одежду ей подарил господин, которого она держит за руку, - высказал свое предположение другой мальчик.
   - Нас это не касается, - оборвал завязавшийся между ними разговор Арторикс и провел друзей в цирк.
   Непоседливым мальчишкам было просто не силам долго усидеть в ожидании начала гладиаторских боев на скамейках. И они, движимые все тем же неуемным особенно для мальчишек любопытством очень скоро забегали по всему цирку, с интересом осматривая необычное для их местности строение. Они даже сделали попытку проникнуть в "темницы", в которых уже были заперты на наружные засовы гладиаторы, но бдительная стража бесцеремонно прогнала их оттуда. Но разве могли охладить их пыл несколько оплеух и крепкий подзатыльник. Отбежав от особенно бдительной в этот день стражи по возможности дальше, они все-таки умудрились проникнуть в одну из "темниц", но она, к их сожалению, оказалась пустою. Ожидающие встретиться с самым настоящим гладиатором немного разочарованные мальчики окинули ее изучающими взглядами.
   - Как здесь темно, - испуганно поежившись, пролепетал один из мальчиков, - нет даже не единой щелочки, через которую в эту "темницу" проникал бы свет, и с помощью которой томящиеся в ожидании поединка гладиаторы могли друг с другом переговариваться.
   - Эти щелочки самим гладиаторам без надобности, - возразил своему другу Арторикс. - В темноте лучше думается и ничто не мешает отдыху.... Хороший отдых перед боем помогает гладиаторам сохранить во время смертельного поединка свою жизнь.
   - А о чем могут думать гладиаторы перед боем? - спросил Арторикса самый любознательный их мальчиков.
   - Как это о чем? - удивился его непониманию простых житейских истин Арторикс. - Они думают, как им будет лучше победить в битве своего противника и остаться живыми.
   Не удовлетворенные вполне правдоподобными объяснениями Арторикса мальчики, чтобы лучше понять, о чем могут думать и размышлять томящиеся в этих "темницах" гладиаторы, даже прикрыли дверь, но долго выдержать кромешной темноты они не могли. Выбежав из пугающей их "темницы", они возвратились обратно в амфитеатр.
   Первый гладиаторский бой они просмотрели на одном дыхании. Все было так, как они и представляли. Им очень нравились оба участника поединка, и все мальчики обрадовались, когда их бой закончился, и участвующие в нем гладиаторы остались живы. Зато шутливое сражение андобатов их почему-то не рассмешило, а даже немного расстроило. Они с самого раннего детства, привыкшие к мыслям о возможной смерти каждого из окружающих их людей, охотно воспринимали смерть в бою. Но всегда с ужасом закрывали свои напуганные глазки, когда в тела неподвижно лежащих на арене гладиаторов вонзались раскаленные прутья, или, если гладиатор был еще жив, на него опускался тяжелый молот равнодушного к жизни и смерти человека убийцы. И вот, после не очень приятного для мальчиков зрелища на арену вышла очередная пара гладиаторов. Обрадованные ребятишки снова оживленно защебетали, обмениваясь мнениями по исходу боя, в предвкушении очередной поражающей их воображения схватки.
   - Этот громила непременно убьет Антона, - испуганно прошептала Варвара бесу.
   - Но чем мы можем ему помочь? - недоумевал растерявшийся бес. - Он уже стоит на арене перед своим противником, а мы может только смотреть на него с запоздалыми раскаяниями. Эти же просто обезумевшие от пролитой крови древние по нашим понятиям римляне способны разорвать нас на мелкие кусочки, если мы хотя бы попытаемся предотвратить неугодную для нашего повелителя преждевременную смерть Антона....
   - Если бы я только могла, оставить в надежном месте свое тело, - вслух подумала Варвара.
   - Я тебя понял, дорогая, - поспешил оборвать ее бес и предложил. - Нам не помешает немного размять свои ноги в прогулке по цирку.... Дожидающийся нашего возвращения Арвиний заодно и присмотрит за нашими местами.
   Раб согласно кивнул головою, и нечисть с трудом пробиваясь через заполнивших проходы возбужденные толпы зрителей, спустились к парапету и начали пробираться в направлении арок оппидума.
   - Метелла уходит из цирка, - объявил во всеуслышание самый маленький из мальчишек и снисходительно добавил. - Она же девочка.... А девочки все такие слабохарактерные....
   Арторикс обернулся и увидел, как Метелла в сопровождении все того же богатого господина приближается к охраняемому двумя легионерами спуску на арену.
   - Странные эти взрослые, - подумал про себе удивленный Арторикс. - Зачем им туда идти?.. Что они намерены в этих "темницах" делать?
   - Ты уверен, что нас туда пропустят? - прошептала бесу увидевшая легионеров Варвара.
   - Не беспокойся, дорогая, непременно пропустят, - успокоил ее бес. - Никто из людей не способен преградить дорогу бесу....
   Протолкавшись к легионерам, бес легонько толкнул их. И, как только они обернулись в его сторону, посмотрел им прямо в глаза. Околдованные им легионеры, не спрашивая довольно ухмыльнувшегося беса ни о чем, тут же, пропуская их к "темницам", расступились. Бес, подведя Варвару к пустой "темнице", затолкал ее внутрь. И та, все еще заботясь о своем новом теле, прилегла на расстеленную по полу солому и выскочила из тела.
   - Дорогой, я поспешу на помощь Антону! - выкрикнула она бесу и выпорхнула из "темницы".
   Молча кивнувший головою бес, запер дверь "темницы" на наружный засов и, больше уже нисколько не заботясь об откупленном ими теле, возвратился на свое место. Все это видевший Арторикс тихо прошептал на ухо стоящего рядом с ним мальчика:
   - Нам не помешает проверить, что произошло с нашей Метеллой. Сам же видишь, что уведший ее господин возвратился на свое место один....
   Осторожно проползя возле ног увлеченных поединком легионеров, они уже совсем скоро оказались возле двери пустой "темницы". Но не успели еще отодвинуть запирающий дверь тяжелый наружный засов, как были схвачены за шиворот сильными руками доктора Клувиана, который и потребовал от проказников и сорванцов объяснить ему, что они здесь делают.
   - Доктор Клувиан! - вскрикнул обрадованный Арторикс. - Как хорошо, что мы тебя встретили! Помоги нам, за этой дверью находится Метелла!
   - Метелла за этой дверью? - переспросил с недоумением Арторикса открывающий дверь Клувиан.
   И там он, к еще большему своему недоумению, увидел лежащую на соломе Метеллу. Наклонившийся к ней Клувиан затряс лежащую на соломе девушку, но она не отзывалась.
   - Метелла!? - окликнул потерявший терпение Клувиан девушку. - Объясни мне, как ты здесь оказалась, и что с тобою произошло!
   Но та, безучастно хлопая веками, ему не только не ответила, но и, как показалось Клувиану, вообще его не узнавала.
   - Вы-то, мальчики, должны знать, что с нею могло произойти? - спросил Клувиан у стоящих рядом с ним друзей.
   - Нет, не знаем, - ответил Арторикс. - Я только видел, как богато одетый господин завел ее сюда и возвратился на свое место один. Поэтому мы и прибежали узнать, что он с нею сделал....
   - Все понятно, - сквозь зубы процедил доктор Клувиан. - С этим господином я разберусь потом, а ее надо отнести домой в деревню. Подожду, пока Метелла не придет в себя, тогда я все и узнаю, что с нею произошло, и отчего она, показывается мне сейчас скорее мертвою, чем живою?
   Клувиан, с легкостью подняв на руки безвольное тело Метеллы, вынес его из цирка через парадные ворота.
   Антон прозевал начало схватки и, если бы не вовремя подоспевшая ему на помощь Варвара он уже был бы мертв.
   - Ворона! Пусть поразит его молния всемогущего Юпитера! - со злостью выкрикнул заметивший заминку гладиатора толстяк и, повернувшись к Каю Карнелию, с раздражением прокомментировал. - Если бы не оплошность противника твоего пленника, я бы уже владел бы твоим, центурион, имением!
   - Не спеши присваивать то, что пока еще тебе не принадлежит, - с вымученной улыбкою парировал Кай Карнелий.
   - Ну, и крепкие нервы у твоего подчиненного, Лукулл, - с восхищением пробормотал консулу сенатор. - Мне уже давно хорошо об его состоянии. У этого парня, кроме давно заложенного имения, ничего большего за душою нет, но он держит себя сейчас так словно он самый богатый в нашей империи человек.
   - Он солдат, - многозначительно хмыкнув, прошептал в ответ консул.
   - Тогда разреши тебя поздравить, консул, с таким центурионом, - с усмешкою буркнул сенатор.
   - Охотно принимаю твой поздравления, - уже громко, чтобы слышали все приглашенные на площадку оппидума, проговорил горделиво приосанившийся консул Лукулл. - Только благодаря таким вот центурионам я и добился победы над Митридатом.
   Услышав, с каким одобрением зашептались его приглашенные на посвященный ему праздник гости, Лукулл понял, что пущенная им стрела достигла своей цели.
   А попытавшийся оказать сопротивление такому выставленному против него организаторами праздника сильному и умелому противнику Антон уже был на грани отчаяния. Ему хватило сил только на одну отчаянную атаку. И он каким-то чудом сумел немного потеснить наступавшего на него противника, чем и вызвал бурное восхищение, не ожидающих, что он вообще способен оказывать хоть какое-то серьезное сопротивление, зрителей. В этой своей только что окончившейся безумной атаке Антон израсходовал все свои силы, без остатка, в то время, когда его противник был просто неутомимым. Антон уже больше даже не мечтал о повторе такой же атаки, он был просто доволен тем, что пока еще способен хоть на какую-то слабую защиту. Антону очень хотелось жить. Он не имел право умереть до встречи со своей возлюбленной, но его противник был очень силен. И он уже с трудом отбивался от мелькающего перед ним, словно молния, изогнутого меча противника. А тот, не давая ему возможности даже на мгновение перевести свое дыхание, все наступал и наступал, прижимая обессиленного Антона к парапету арены. У прижатого к парапету Антона уже не будет возможности уклоняться от разящих уларов меча противника. Он не мог успокаивать самого себя несбыточными иллюзиями, он прекрасно для себя осознавал, что, оказавшись у парапета, он непременно распрощается со своей жизнью. Сконцентрировавший все свое внимание на мече противника Антон не знал, сколько еще метров осталось до парапета, но по нависшей над амфитеатром цирка угрожающей тишине догадывался, что он уже совсем от него близко, что он скоро упрется в него спиною, и что это уже будет его последнее ощущение в жизни. Но решивший драться за сохранения своей жизни до последнего мгновения Антон с отчаянной решимостью продлевал свою жизнь еще на одно мгновение и еще. Пока он живой, пока в его силах поднять меч, он будет защищаться. Он уже ощутил всем своим телом приближение смертельно опасного для него парапета, когда противник на какую-то долю короткого мгновения ослабил свой натиск. И этого оказалось для Антона достаточно, чтобы, выскочив из-под его меча, выбежать на середину арены. Восхищенные его небывалой доселе ловкостью зрители поскакали с мест и громкими овациями приветствовали мужество этого невзрачного, по римским меркам, гладиатора. Никто из них не увидел, как многогрешная душа ведьмы Варвары сдула со своих эфирных ручек пыль прямо в глаза противника Антона.
   - Прекратить бой! Этот гладиатор уже заслужил свое право на жизнь! - послышались выкрики зрителей, но их было так мало и так великим было желание остальных досмотреть до конца этот до того сильно забирающих всех за живое поединок, что бой наперекор их воле не остановили.
   Даже, наоборот, на арене тут же появились с раскаленными прутьями ларарены с непременным желанием снова столкнуть гладиаторов друг с другом. Опомнившийся противник Антона не стал дожидаться прикосновений к своему телу раскаленного железа и с еще большей яростью атаковал Антона.
   - Твой пленник оказался неплохим воином, - тихо проговорил Каю Карнелию толстяк. - Но он, все равно, не сможет одержать верх над таким сильным противником. Он уже весь выдохся.... Это не шутка противостоять такому верзиле....
   Даже сам консул еще раз нагладил Кая Карнелия ласковой улыбкою. Он, несмотря на то, что его собственное предсказание начет быстрого исхода поединка не сбылось, был очень доволен.
   Убежденный в вероломстве Антона его противник твердо для себя решил, что непременно убьет осмелившегося запылить ему глаза Антона еще раньше, чем он коснется земли. И снова над успокоенным амфитеатром нависла почти мертвая тишина. Антон отчаянно защищался, но зрители, понимая, что ему долго не продержаться, только удивлялись, как ему еще удается отодвигать неминуемую сегодня свою смерть. Они, зная, что Антон уже обречен, даже не пытались его спасать. Да, и зачем им было это нужно, если они пришли в цирк вовсе не для проявления своей жалости, а только для того, чтобы, хотя бы немного, приглушить в себе жажду извечно досаждающей им кровожадности. Чтобы овладевший их мыслями и телами Сатана, налакомившись горячей человеческой кровью, на некоторое время оставил их в покое. Разъяренный противник продолжал теснить Антона к парапету, но переполняющая его злоба ему не помогала, и он все чаще в своей непростительно торопливости, как можно скорее, отомстить Антону за вероломство допускал ошибки. Поэтому очень скоро сумевший воспользоваться его очередной ошибкою Антон применил прием, о котором не знали римские воины. Острый меч, как в масло, вошел в грудь теснившего Антона противника и пронзил его сердце. И тот, даже не поняв, что это такое с ним произошло, вначале опустился на колени, а потом свалился безжизненным на арену. Еще некоторое время над амфитеатром сохранялась мертвая тишина: никто не мог поверить своим собственным глазам. Абсолютно все застыли от охватившего их недоумения, не понимая, как могло такое просто для них немыслимое произойти, чтобы обреченный на смерть гладиатор остался живым. Но на арене ничего не менялось, и пришедшие в себя зрители не только повскакали со своих мест, но и заорали во всю мощь своих голосовых связок.
   - Свободу! Свободу! - кричала многотысячная толпа, рукоплеская своему кумиру.
   - Он вполне ее заслужил! - громко проговорил немало восхищенный только что окончившимся поединком консул. - А за то, что он помог сохранить моему центуриону имение, я дарю ему три тысячи сестерций!
   Антон не догадывался, о чем кричит эта обезумевшая толпа римлян, но с благодарностью принял преподнесенный ему поднос с монетами, и по примеру первого победителя он сделал вокруг арены почетный круг и. провожаемый громкими овациями, повернул в сторону "темниц", в которых содержались, готовясь к своему выходу на арену, гладиаторы. Встретивший его охранник подхватил Антона под руку и вывел его из цирка через парадные ворота. Только тогда, когда за ним с пронзительным визгом закрылись ворота цирка, а охранник, махнув на прощание рукою, остался внутри, ему уже совсем нетрудно было догадаться, что он уже больше не раб и не гладиатор, что он убийством своего противника по поединку заслужил для себя свободу. Но как ему было распорядиться своей вновь обретенной свободою Антон, пока что, представлял для себя с трудом.
   Ну, а в самом цирке все еще продолжались гладиаторские бои. Уже успевшие немногого угомониться, после особенно взбудоражившего их последнего поединка, римляне с нетерпением ожидали выхода на арену очередной пары еще полных сил и готовых ради их удовольствия умереть на арене гладиаторов.
   - Надеюсь, что ты, доблестный центурион, понимаешь, что я с собою не ношу такую прорву аурий? - угрюмо буркнул огорченный крупным проигрышем толстяк. - Вот тебе моя расписка, и ты в любой время сможешь заехать на мою виллу за своими ауриями.
   На этот раз устроители праздника вывели на арену целый отряд гладиаторов. По их замыслу они должны были разыграть перед зрителями небольшое, но настоящее, сражение. Гладиаторы, после традиционного прохода по арене с приветствием консула, разделись на два отряда и по сигналу с яростью бросились друг на друга. Их схватка была, как и предполагалась, короткой и кровопролитной. Всего через полчаса их ряды значительно поредели, а еще через полчаса последние остающиеся живыми двое гладиаторов одновременно, обессилив от многочисленных ран, замертво рухнули на груду уже валяющихся на полу залитой кровью арены мертвых тел.
   Оставшийся очень довольным устроенным в его честь праздником консул встал со своего места и под бурное рукоплескание и восторженные выкрики толпы сопровождаемый сенаторами покинул цирк.
  
   1993 год.
  
  
  
  

Глава девятая.
СУДЬБУ НЕ ОБМАНЕШЬ.

  
   - Отпустить! Свободу победителю! - вскричали повскакавшие со своих мест восхищенные мужеством, отвагою и ловкостью Антона привередливые римляне.
   Не ожидающая от них подобного неистовства насмерть перепуганная Варвара поторопилась возвратиться к бесу.
   - Что же это я, глупая, наделала!? - вскричала она, заметавшись над недовольно насупившимся бесом.
   - Успокойся ради всемогущего Сатаны и перестань мелькать перед моими глазами, как обезумевшая сорока! - прикрикнул на нее расстроенный бес. - Кто же мог заранее знать, что все обернется для нас подобным образом, что твоя вполне оправданная в подобной ситуации помощь Антону поможет ему добиться от этих непредсказуемых в своих сиюминутных желаниях римлян для себя свободы? Да, и что ты еще могла сделать в этой очень непростой ситуации!? Чтобы ты в это время не предприняла, мы, все равно, остались бы в проигрыше. Не переживай, ты сделала все от тебя зависящее, чтобы как можно лучше исполнить поручение нашего повелителя!.. И не твоя вина, что последствия твоих, дорогая, действий, оказались совсем не такими, как мы предполагали! Да, мы потерпели неудачу, но не все еще для нас потеряно. Мы обязательно что-нибудь придумаем, и можешь даже не сомневаться, дорогая, что, в конце концов, окончательная победа будет за нами!.. Мы и в не такие переделки попадали!..
   - Но, раз Антон уже не в клетке, а на свободе, то нам уже будет не до отдыха и развлечений, - грустно пробормотала немного успокоенная Варвара.
   - Дорогая, тебе не в чем винить саму себя, - уже намного мягче проговорил о чем-то задумавшийся бес. - Ты приняла единственно правильное решение, мы не могли позволить Антону умереть сегодня на этой арене.
   - Если бы я не вмешалась в их схватку, то этот недотепа Антон уже непременно был бы мертвым! - вскрикнула обрадованная похвалою беса Варвара.
   У нечистых нет, и не может быть, как долгой нескончаемой радости по поводу достижения ими давно желанного, так и слишком долгих переживаний насчет чаще всего поджидающих их в нечестивых делах неудач. Они быстро, почти мгновенно, забывают обо всех своих поражениях, и так же, почти мгновенно, от них улетучивается нечаянная радость от успеха в задуманном ими каком-нибудь мерзопакостном деле. Что-то подобное и испытывала сейчас многогрешная душа ведьмы Варвары. Вспомнив об оставленном в "темнице" теле Метеллы она нахмурилась и, окинув беса сердитым взглядом, недовольно вскрикнула:
   - Где ты оставил мое новое тело!? Почему ты его не охраняешь!?
   - Да, куда оно может подеваться, бездушное и ничего не соображающее, - глухо проговорил оторвавшийся от своих не очень радостных дум бес. - Я закрыл дверь "темницы" на наружный засов. Лежит себе на расстеленной по полу "темницы" соломе и в ус не дует.... И чего ты, дорогая, так сильно переживаешь за это тело? Сейчас у нас совсем другие заботы, мы обязаны теперь думать, как нам умудриться удержать этого Антона в древнем Риме, а не размениваться по всяким другим незначительным пустякам. При наших возможностях мы этих твоих новых тел можем иметь столько, сколько тебе, моя радость, заблагорассудится....
   Извечно увлекающий бес не заметил, как позволил себе допустить самую непростительную при его хитроумии ошибку. Ему за время своего бесконечного существования уже можно было выработать в себе предусмотрительную осторожность в разговоре с соблазненными человеческими женщинами.
   - Мое новое тело ты, мой дружочек, называешь каким-то там пустяком!? - сразу же взбеленилась ощущающая себя глубоко оскорбленной душа Варвары. - Вполне возможно, что ты все еще считаешь самым незначительным в своем бессмертном существовании пустяком и знакомства со мною!? Может, все твои чувства ко мне, когда ты меня соблазнял, тогда еще такую неопытную и легковерную, на самом-то деле не были настоящими и искренними, а просто твоим, неисправимый бабник, очередным приключением!? Какой же я была тогда непробиваемой дурою, поверив в твои лицемерные слова о любви ко мне, несчастной и одинокой женщине!..
   И кто только может заранее предсказать, до чего дошла бы душа Варвары в самобичеваниях и в укорах своего милого дружка, если бы спохватившийся бес не начал уже и сам ее укорять и заверять в своих искренних чувствах. В своих укорах он не забывал подчеркивать, что она не понимает его доброго к ней отношения, что она всегда неправильно истолковывает его слова.
   - Нам просто необходимо срочно проведать мое новое тело, - заторопилась немного смягчившаяся виноватым видом беса Варвара и направила свои крылышки в сторону "темниц". - Поторопить, мой милый, мне не открыть дверь....
   Недовольно поморщившийся бес встал со скамьи и, повелев Арвинию дожидаться его у выхода из цирка, покорно поплелся вслед за Варварой.
   - Ну, и где оно, мое новое тело!? - зло зашипела на беса Варвара, когда они увидели настежь открытую дверь "темницы". - Немедленно отправляемся на его поиски! Оно же в теперешнем состоянии не сможет само себя защитить.... С моим новым телом сейчас каждый встречный может сотворить все, что только ему заблагорассудиться.... Бездушное и ничего не соображающее, оно вряд ли способно далеко уйти от "темницы"....
   - Нам некогда возиться с твоим новым телом! - резко оборвал свою подружку уже и так порядочно заведенный бес. - Нам, дорогая, сейчас не до игр с ним! Или ты забыла, что порученный нам для надзора Антон уже на свободе!?
   Клувиан сердито толкнул ногою дверь и вошел с Метеллой на руках в дом.
   - Кто там? - услышал он голос ее бабушки.
   - Доктор Клувиан! - громко ответил он. - Я принес твою внучку!
   - Метеллу!? - вскрикнула бабушка, и, выбежал к нему из соседней комнаты, со страхом посмотрела на безжизненно свисающие вниз руки внучки. - Ее убили!?..
   - Нет, она еще живая, - мрачно пробормотал Клувиан. - Куда ее положить?
   - Вот сюда, - засуетилась старушка, открывая дверь в спальню внучки. - Но почему на ней такая богатая одежда?
   - Не знаю, - недовольно буркнул укладывающий Метеллу на ложе Клувиан.
   Продолжающая причитать старушка закружилась возле своей внучки.
   - Моя девочка уже еле дышит! - горестно вскрикнула осматривающая ее старушка. - Как же долго издевались над нею эти поганцы!? Не сможешь ли ты, добрый человек, указать мне место, в котором ты обнаружил мою девочку!?
   - Ее обнаружили мальчики в цирке уже в бессознательном состоянии, - коротко объяснил бабушке Клувиан.
   - Какие мальчики? - переспросила продолжающая осматривать внучку старушка.
   - Из вашей деревни.... Одного из них, как мне кажется, зовут Арториксом.
   - Ее изнасиловали!? - еще громче запричитала снявшая с внучки одежду старушка. - Если ее отец воюет с этим проклятым гладиатором, то за мою девочку уже и заступиться некому! Скажи мне, кто этот проходимец!? И я сама, слабая женщина, выцарапаю этому бесстыднику глаза!
   - Так вот оказывается, откуда у твоей внучки дорогая столла и палла! - с негодованием выкрикнул обо всем догадавшийся Клувиан. - Ее изнасиловали!? Да, она сама продалась за эти тряпки! Ты, старая, лучше расспроси ее подружку Октавию! Она расскажет тебе, как твоя внучка прогуливалась в полдень под ручку с одним господином! Ей, видите ли, госпожой захотелось стать! А он с нею побаловался и бросил!..
   Примолкший Клувиан, махнув на старушку рукою, выбежал из дома. И еще долго, ничего не видя перед собою, бродил около деревни, а потом, с омерзением сплюнув на землю, почти бегам направился в харчевню, чтобы успеть заглушить вином переполняющую его горечь.
   Полетевшая на поиски Антона Варвара долго кружила над ближайшими окрестностями возле цирка, но нигде его не находила. Как и вся прочая нечисть, немало обеспокоенная исчезновением порученного им под надзор самим Сатаною Антона, нечистая душа ведьмы Варвары все время бросалась из одной крайности в другую. Она больше не то, что не переживала за очень непонятное для нее исчезновение и так ей не принадлежащего тела Метеллы, но и даже о нем не думала. Оказавшись перед возможной немилостью своего повелителя, она нещадно ругала саму себя, что сразу не поспешила вслед за отпущенным благодаря ее непосредственной помощи на свободу римлянами Антоном.
   - И куда он мог так быстро уйти? Он же в этом древнем мире не способен даже поговорить хоть с кем-то из проживающих в этом городке людей, - недоумевала обеспокоенная Варвара и, возвратившись к цирку, устроилась на ветке росшего в непосредственной близости от лагеря легионеров дерева. - И кто только может знать, что могло придти в его одуревшую от счастья голову, тем более что об его победе в гладиаторском бою уже, по всей видимости, осведомлены все проживающие в этом городишке римляне?
   Отпущенный на свободу Антон бесцельно бродил по городским улочкам, с тоскою посматривая на подкатывающее к горизонту заходящее солнце. Он понимал, что пришла пора подумать о ночлеге, но его в этом городе никто не понимал. Он никак не мог, несмотря на все свое старания, ни с кем в этом городе объясниться, и вконец разуверившись, что ему хоть когда-нибудь удастся это сделать, повернул обратно в сторону цирка. По пути ему встретилось привлекшее к себе его внимание приземистое одноэтажное строение, возле которого толпились чем-то возбужденные группы римлян, а изнутри до него доносились громкие разговоры и смех.
   - Подобное оживление в вечернее время у нас бывает только возле ресторанов, - подумал заинтересовавшийся этим заведением Антон. - Может, и мне тоже следует войти внутрь этого заведения и попытаться хоть что-нибудь приобрести себе на ужин? Деньги у меня имеются, да, и врученный мне вместе с деньгами поднос тоже, наверное, хоть что-то стоит.... Но как мне объясниться со служащими этого заведения? - продолжал задаваться все той же оказавшейся для него просто неразрешимой проблемою Антон. - Я же, находясь среди множества людей, ощущаю самого себя, как в безлюдной пустыне.... Но почему же, это на городских улицах не понимающие меня люди в ответ только пожимали в недоумении плечами и торопились от меня отделаться, - озарился совсем уж неожиданной для себя догадкою Антон. - А в этом заведении все посещающие его люди обеспокоены всего лишь одной проблемой, как бы им утолить свой голод и, по всей вероятности, сон. Это понимание простых житейских истин может оказаться для меня единственным ключом для разрешения всех стоящих сейчас передо мною проблем. Я вполне смогу хоть как-то объясниться с ними знаками....
   Продолжающая заниматься самобичеваниями душа ведьмы Варвары уже видела саму себя в уже надоевшим ей до чертиков сатанинском небытие. Ее задумчивый ничего перед собою невидящий взгляд бездумно скользил по открывающимся с высоты ветки дерева ближайшим окрестностям, пока не зацепился за что-то уже не только знакомое, но и позарез душе Варвары сейчас необходимое. Зацепившись за объект своего поиска взгляд Варвары, остановился и начал посылать своей задумавшейся о возможном наказании разъяренным скорым на расправу Сатаною своей хозяйке раздражающие ее внимание сигналы. Недовольно поморщившаяся душа Варвары, оторвавшись от своих неприятных представлений, узнала в остановившемся перед харчевнею мужчине потерянного Антона. Обрадовавшись, она тут же вспорхнула с ветки дерева и замахала воздушными крыльями в его сторону.
   Антон подошел к входным дверям и, войдя внутрь, оказался перед широким во всю длину открывшегося перед ним помещения прилавком. Посетителей в харчевне было еще совсем немного, и ему не составило большего труда увидеть сидящего за одним из прислоненных к стене харчевни торцами длинных столов доктора Клувиана.
   - Вот это удача! - вскрикнул обрадованный неожиданной встречею Антон и направился в его сторону.
   Сидевшие за столами посетители харчевни Антона узнавали и, стараясь привлечь к себе внимание отпущенного на свободу гладиатора, протягивали ему чаши с вином. Но он со смущенною улыбкою на лице от них отказывался.
   - Привет, доктор Клувиан! - первым поздоровался он, подсев к угрюмо смотревшему в чашу с вином своему бывшему учителю.
   Но тот, оторвав свою понурую голову от чаши, окинул Антона недоумевающим взглядом.
   - - Это же я, твой ученик Антон! - выкрикнул ему прямо в ухо немало удивленный подобным к нему отношением доктора Антон. - Разве ты меня не узнаешь!?
   Клувиан, с недоумением вслушиваясь в незнакомую ему речь, не понимал, чего этот совершенно ему незнакомый парень от него хочет. Сидящий рядом с ним мужчина подсказал ему, что это и есть тот самый гладиатор, который получил на сегодняшнем празднике для себя свободу. Признавший в нем своего собрата Клувиан, ласково улыбнувшись, усадил Антона рядом с собою и налил ему из стоящего на столе кувшина вина. Не смеющий отказать своему учителю Антон выпил вино и снова попросил у него совета, как ему будет лучше всего распорядиться первыми днями своей свободы. Но ничего не понимающий доктор Клувиан только смущенно пожимал плечами.
   - Вот и доктор Клувиан меня не понимает, а, ведь, еще совсем недавно разговаривал со мною на чистейшем русском языке, словно он родился и вырос, как и я, в России, - с горечью подумал вспоминающий о таком же поведении своего друга валика. - Объяснение всем этим происходящим со мною странностям возможно только одно: или эти римляне страдают провалами памяти, или со мною что-то не в порядке.... Но мне, по всей видимости, вряд ли стоит подобной их забывчивости удивляться? От такой жизни, как у этих древних римлян, можно с легкостью сойти не только с ума....
   Разочарованный Антон, еще немного посидев со своим учителем, улыбнулся ему прощальной улыбкою и подошел к стоящему за прилавком высокому коренастому мужчине. Уже знающий о нем хозяин харчевни, угодливо склонившись перед Антоном, что-то залопотал ему на древнеримском языке. Но даже не пытающийся прислушаться к его словам Антон, сложив ладошками вместе руки, приложил их к своей наклонившейся набок голове, показывая ему, что он просил приютить его у себя на сегодняшнюю ночь. Понятливый хозяин, быстро сообразив, чего Антону от него надобно, согласно кивнул ему в ответ головою. Тогда добившийся желаемого Антон поднес свою руку ко рту и стал показывать мужчине, как он что-то держащее в руке откусывает и старательно это что-то пережевывает. Хозяин снова согласно закивал головою и протянул свою руку к придерживаемому Антоном левой рукою подносу. Он долго внимательно его рассматривал и даже постучал по подносу несколько раз своими длинными с толстым слоем грязи под ногтями пальцами, прислушиваясь к его мелодичному звону. Осмотрев его и убедившись, из какого материала этот поднос изготовлен, мужчина окинул Антона вопросительным взглядом, как бы спрашивая, сколько он хочет за этот поднос получить. Не знающий его настоящей стоимости Антон честно признался в этом мужчине смущенным пожатием плеча. Осветившийся понятливой ухмылкою хозяин еще раз окинул в упор Антона своим пронзительным недобрым взглядом, а потом, по примеру Антона, три раза прислонил руки к наклоненной голове, чередуя их с имитацией приема пищи.
   - За этот поднос он будет три дня предоставлять мне ночлег и кормить, - догадался Антон и согласно закивал головою.
   Заключивший соглашение хозяин громко крикнул, и выскочившая через небольшую дверь в стене за прилавком женщина схватила Антона за руку и увела с собою. Протащив его по длинному узкому коридору, она затолкала безропотно следовавшего за нею Антона в одну из комнат и убежала. Немного освоившийся в полумраке тускло освещенной вечерними сумерками через единственное окошко комнате Антон увидел две стоящие по углам кровати и стоящий между ними небольшой столик с приставленными к нему табуретками.
   - Ничего страшного, - отметил про себя с грустной улыбкою Антон, - все-таки лучше клетушек в школе гладиаторов, а, тем более, подвала, в котором содержались на вилле рабы. Не дворец, а все-таки крыша над головою.
   В коридоре послышались чьи-то гулкие торопливые шаги, и этот кто-то толкнул дверь его комнаты. Обернувшийся на стук Антон снова увидел все ту же женщину. Даже не улыбнувшись вопросительно взглянувшему на нее Антону, она поставила принесенный с собою поднос на столик и молча удалилась. Присевший на табуретку Антон подтянул поднос к себе ближе. В глиняной миске дымилась бобовая каша, а возле нее прямо на подносе еще лежал хороший кусок кровяной колбасы, несколько сморщенных яблок и кисть винограда.
   - Пока жить будем, - невесело пошутил уже успевший проголодаться Антон, принимаясь за свой скудный ужин.
   Все увидевшая и обо всем узнавшая провожающая насмешливым взглядом притаившегося неподалеку видения Варвара заторопилась с докладом к бесу. Стемнело и освободившиеся от дневных забот римляне потянулись на призывный свет в окошках харчевни. Заглянула в нее вместе со своим юным плотником и Октавия. При виде сидящего на своем обычном месте Клувиана она, оставив своего плотника, подошла к нему.
   - Мучаешься и переживаешь? - с участием поинтересовалась она у сегодня совсем непохожего на себя доктора Клувиана.
   - Переживаю, - угрюмо буркнул ей Клувиан.
   - Ну, и зря! - недовольно бросила вконец рассерженная Октавия. - Раз она так с тобою поступила, то это может означать только одно, что она никогда не относилась к тебе всерьез. Она только забавлялась тобою, а все это время подыскивала для себя более подходящую пару в виде встреченного мною сегодня вместе с нею богатого господина, - на этом примолкшая Октавия еще немного подождала, а потом немного подрагивающим от волнения и стыда голосом тихо проговорила. - Как я тебя понимаю и сочувствую твоей утрате, ведь, ты, мой милый, вполне достоин самого искреннего и чистого чувства....
   - Правда? - совсем неуверенным голосом перепросил ее Клувиан. - И кто же сможет полюбить меня по настоящему?.. Полюбить не на время, не для забавы, а на всю жизнь....
   - Я по тебе, сокол ты мой ясный, уже давно схожу с ума, - с трудом выдавила из себя смутившаяся Октавия.
   - А я об этом даже не догадывался, - пробормотал, с удовольствием рассматривая присевшую возле него девушку, Клувиан.
   - А ты никого никогда не замечал возле себя, кроме своей Метеллы, - укорила крепко прижимающая к нему Октавия.
   И так же, как раньше Метелла, она весь вечер просидела возле него, радуясь так нежданно привалившемуся ей уже не ожидаемому счастью. Незадолго до закрытия харчевни в нее вошел Кай Карнелий. Не зная неизвестно ему раньше доктора Клувиана, ему пришлось справиться о его присутствии в харчевне у хозяина, и тот сразу же указал ему на сидевшего за столом учителя гладиаторов.
   - Это ты доктор Клувиан? - спросил Кай Карнелий, подойдя к столу, за которым допивал свое вино Клувиан.
   - Зачем я понадобился тебе, центурион? - недовольно буркнул все еще ощущающий себя очень паршиво Клувиан.
   - Я должен тебе одну тысячу аурий, - коротко проговорил вместо длинного объяснения причины Кай Карнелий.
   - Но я тебе их не одалживал? - окинув центуриона недоумевающим взглядом, словно желая убедиться, что он в здравом уме, проворчал Клувиан. - У меня с роду не было не только тысячи, но даже и одной аурии....
   - Если тебе так будет более удобно, то можешь считать их платою за обучение одного гладиатора, - улыбнувшись доктору понимающей улыбкою, примирительно проговорил Кай Карнелий. - Он мне помог выиграть в пари крупную сумму....
   - Ну, и где же эти заработанные мною аурии? - все еще не веря в реальность происходящего сейчас с ним, проговорил нахмурившийся Клувиан. - Отдай их мне....
   - Я сделаю это с удовольствием, как только получу свое пари. Но, если ты хочешь, то я могу оказать тебе содействие в покупке земли и дома?..
   - Пожалуй, что так будет намного лучше, - проговорил ни на мгновение не задумывающийся Клувиан и, повернувшись к сидящей с ним девушке, спросил. - А ты как думаешь, Октавия? Ты хочешь, чтобы я, женившись на тебе, начал, как и все твои односельчане, обрабатывать поле?
   - Я согласна, - проговорила счастливая и на все согласная девушка.
   - Договорились, - хлопнув по протянутой руке центуриона, буркнул Клувиан. - И я сегодня же бросаю эту свою проклятую службу.... Мне уже больше этих смертников учить будет без надобности.
   - Но, пока еще не приобрел дом и землю, ты будешь жить у меня, - категорично заявила ему счастливая Октавия.
   Утром, когда в харчевню забегали одни лишь горькие пьяницы, да, и только для того, чтобы выпить на опохмелку одну или две чаши вина, в нее вошел богатый, если судить по одежде, римлянин. При виде такого посетителя хозяин, выскочив из-за прилавка, громко окликнул куда-то запропастившуюся свою супругу.
   - Садитесь вот на это место, господин, - торопливо протирая стол и скамейку тряпкою, пригласил его хозяин. - Чем я могу служить господину?
   - Что еще может, кроме чаши хорошего вина, пожелать в такую рань уважающий себя римлянин!? - по приятельски похлопав хозяина по плечу, шутливо проговорил усаживающийся за стол бес.
   - Не пожелает ли хоть чем-нибудь закусить, милостивый господин, чашу хорошего вина!? - уточнял продолжающий суетиться возле беса хозяин.
   Он, ясно ощущая приближение с приходом в его харчевню этого господина какой-то еще ему неизвестной беды, а поэтому изо всех своих сил старался, как можно лучше его обслужить. Его забившееся мелкой трусливой дрожью тело вместе с наваливающейся тяжестью в груди еще больше убеждала хозяина в полной обоснованности своих подозрений.
   - Закусить? - переспросил окидывающий презрительным взглядом подоспевшую не очень опрятную хозяйку бес. - На закуску я хотел бы получить хороший кусок луканской колбасы, - на этом бес как бы нерешительно замялся, но потом, после недолгой многозначительной паузы, повелительно бросил остановившейся прямо перед ним хозяйке. - Не забудь принести еще чашу вина для гостеприимного хозяина, я желаю с ним побеседовать!
   - Это великая для меня честь, - с вымученной ухмылкою тихо проговорил еще больше одолеваемый неприятными предчувствиями хозяин.
   Подоспевшая хозяйка молча поставила поднос на стол и убежала, оставляя беса наедине со своим супругом. Бес, приподняв чашу с вином, отпил из нее несколько глоточков.
   - Прекрасное вино! - притворно восхитился он, окидывая хозяина таким угрожающим взглядом, что тот от пробравшего его до костей страха задрожал еще сильнее. - И где ты только его достаешь?..
   - Издалека привозим, господин, - соврал и глазом не моргнувший хозяин, - только для таких господ, как ты, и держим....
   - Да, ты, друг, присаживайся, - вкрадчиво проговорил потянувший его за руку бес. - В ногах, как давно уже известно, правды нет. Выпьем по чаше хорошего вина и немного поболтаем о том и о сем....
   Хозяин скромно опустился на уголочек скамейки, но к вину не притронулся.
   - Прошу тебя, друг, не стесняйся, - радужно буркнул бес, подталкивая чашу с вином поближе к хозяину. - Пей, я угощаю....
   Убедившийся в его непременном желании угостить его вином хозяин, немного осмелев, позволил себе отпить из чаши несколько глоточков вина. А лукаво ухмыляющийся бес продолжал пить вино, с аппетитом прикусывая его луканской колбасою и не переставая нахваливать харчевню, ее хозяина и хозяйку. Хозяин, поблагодарив беса за добрые слова, просил его приходить в его харчевню по возможности чаще.
   - И рад бы, друг, заглядывать в твою харчевню чаще, - с притворным тяжелым вздохом проговорил бес, - но дела не отпускают. Вот вырвался разок на волю, да, и то по нетерпящему отлагательств делу. Хочу помочь тебе, мой друг, избавиться от уже совсем скорой неминуемой беды....
   - Ты пугаешь меня, господин! - не удержался от невольного вскрика испуганно сжавшийся хозяин. - Перед кем это я провинился по недомыслию!?
   - Вот именно по недомыслию, - подхватил на лету его слова сообразительный бес и, одобрительно похлопав хозяина по плечу, тихо проговорил. - А ты сразу мне понравился. Я, как только вошел в харчевню, так сразу же и подумал, что не мог ты по злому умыслу совершить то, в чем тебя обвиняют все эти завистники и клеветники....
   - Но в чем именно меня обвиняют эти завистники, господин!? - взмолился перед бесом весь взопревший от переживаний хозяин. - Скажи мне, чем я провинился перед Римской империей?
   - И как же я тебя понимаю, мой друг! - не отвечая прямо на просьбу хозяина, воскликнул бес. - Но разве я сказал, что ты виноват!? Нет, я полностью уверен, что ты ни в чем не виновен! Но эти римские законы! Они такие строгие.... Если слепо им следовать, то можно с легкостью наказать даже самого святого на земле человека. Только и поэтому я сам зашел в твою харчевню, мой друг, чтобы не допустить несправедливость, чтобы спасти добропорядочных граждан великого Рима от такого ужасного наказания. Пей вино, мой друг, пей и знай, что слава Юпитеру еще есть на земле и честные люди, что еще не все продали свою совесть и честь за паршивый динар.
   - Благодарю тебя, милостивый господин, за добрые слова и оказанную мне честь, но ради Фортуны, которая привела тебя ко мне, объясни, в чем меня обвиняют, - снова взмолился перед бесом уже совсем добитый хозяин харчевни.
   - Неужели ты думаешь, мой друг, что так легко решиться рассказать честному человеку, что о нем говорят эти презренные насквозь лживые кляузники!? - воскликнул старательно пережевывающий луканскую колбасу бес. - И я тоже никогда не решился даже намекнуть об этом, если бы не несчастье, которое может очень скоро свалиться на голову этого достойного хозяина харчевни.
   - Я еще раз благодарю тебя, господин, за добрые слова и вполне искреннее желание мне помочь. Если бы ты только знал, господин, как нелегко оставаться честным человеком, когда все люди вокруг хотят видеть в тебе только вора или разбойника с большой дороги, - решив выведать у беса, в чем сменно его обвиняют, зайдя с другой стороны, хозяин начал признаваться в совсем незначительных своих преступлениях. - Несколько дней назад один пьянчужка забыл взять у меня сдачу со своего динара, а утром снова приперся ко мне и потребовал сдачу с целой аурии. Если бы я и на самом деле был вором, то я мог бы вообще забыть об этом досадном случае и никто не доказал бы, что я должен ему хоть что-то возвращать. Но я, как честный человек, вернул ему сдачу с динария, а он обозвал меня вором....
   - Как я тебя понимаю, друг мой, - тихо проговорил расчувствовавшийся бес, обнимая и прижимая к себе пережившего такой несправедливый на себя поклеп хозяина харчевни. - Все люди мошенники, но всегда стараются обвинить в воровстве других, а не самих себя.
   - Ты хороший человек, господин, - продолжал хитрить перед бесом не менее ушлый в этом самом мошенничестве хозяин харчевни, - ты меня понимаешь. Я не знаю, в чем именно меня оклеветали, но, если ты меня об этом спросишь, то получишь искренний и единственно правильный ответ.
   - Вот это мне очень нравится! - вскрикнул еще крепче прижавший хозяина к себе притворно обрадованный и расчувствовавшийся бес. - Вот это ответ действительно честного человека. Подобным римлянам, как ты, мой добрый друг, я бы без малейшего раздумья присуждал бы "гражданский венок". Потому что только на таких честных и справедливых гражданах и держится все величие и слава Рима.
   - О, господин, и как же хорошо ты говоришь! У меня от твоих слов даже слезы выступили на глазах, - проговорил в ответ притворно растроганный хозяин, старательно делая вид, что протирает рукою выступившие из его глаз несуществующие слезы умиления.
   - Погоди еще немного, голубчик, - отметил про себя ехидно улыбнувшийся бес. - Подожди, очень скоро у тебя настоящие крокодиловые слезы посыплются, - а вслух выкрикнул. - Хозяюшка, принеси нам еще по чаше вина!
   С самого начала наблюдающая с тревогою за их беседою хозяйка тут же исполнила пожелания беса и молча удалилась.
   - Пей, мой друг, пей, - не уставал угощать бес приунывшего хозяина. - Стоит ли огорчаться из-за доносов этих вообще не имеющих право дышать вместе с нами воздухом презренных гладиаторов. Знаешь, сколько я получаю этих доносов на честных римских граждан всего лишь за одни сутки?
   Хозяин этого не мог знать, а поэтому только с недоумением пожал плесами.
   - Не знаешь, - тихо проговорил не сомневающийся в истинном значении его пожатия плечами бес. - А поэтому я смею тебя, мой добрый и справедливый друг, заверить, что ты самый счастливый человек во всей нашей Римской империи. И что только делает с людьми эта навек проклятая грамотность? Их же, этих доносов, приходит ко мне превеликое множество. Я просто диву даюсь, как выдерживают у доносчиков руки от этой просто титанической работы. Как начну их читать, так прямо голова раскалывается от той глупости, о которой они сообщают властям. Но они не только сообщают, с этим можно было бы хоть как-то мириться, но и требуют, чтобы мы, то есть власть, примерно наказала якобы злобных, по их словам, недоброжелателей Римской империи. И, если к ним прислушаться, то можно будет почти весь Рим заключить в тюрьмы. А кто тогда будет увеличивать немеркнущую славу и величие самого Рима!?
   - Ты прав, господин, - охотно подтвердил слова беса хозяин. - Дай этим доносчикам волю, так они весь Рим со временем уничтожат. Властям следует больше прислушиваться к нам, честным и справедливым гражданам. Слушать тех, у кого нет времени составлять всяческие доносы и возводить напраслину на невиноватых людей. Прислушиваться к тем, кто своими трудолюбивыми руками и своим искренне любящим Римскую империю сердцем не только укрепляет ее основы, но и всемерно увеличивает славу великого Рима. Но, слова Минерве, у нас еще имеются мудрые начальники, которых на мякине, как воробьев, никогда не проведешь.
   - Но и нам, мой все понимающий друг, нелегко, - с тяжелым вздохом прокомментировал пространственную речь хозяина харчевни бес, - спишь не более трех часов в сутки. А куда денешься? Все надо перепроверить и во всем надо лично разобраться. Вашему брату тоже слишком доверять не стоит.... Но ты совсем другое дело.... Я в тебе, мой друг, уверен, как в самом себе.
   - Ты снова прав, господин, люди они всякие бывают.... Однако, как бы там ни было, верить этим поганым доносчикам не стоит. Они же за один только асс на родного отца донос напишут....
   - И такое бывает, - не стал с ним спорить бес. - Но в основном они это делают по незнанию, по своему недомыслию.... Вот сегодня я прочитал один донос.... Ну, просто смех один.... Ты знаешь, мой все понимающий друг, о чем мне сообщал этот доносчик?..
   - Откуда мне знать, господин, - снова пришлось пожать плесами хозяину харчевни. - Я же этот донос не только не читал, но и даже не видел....
   - Ну, тогда слушай, - покровительственно похлопав хозяина по плечу, решил ввести его в курс дела бес. - Доносчик пишет, что хозяин одной харчевни за поднос, который вчера сам консул Лукулл вручил победителю в гладиаторском бою, согласился кормить и предоставлять ночлег этому счастливчику всего только три дня. Подумать только всего три дня, как тебе это нравится, мой друг?
   Хозяин, чтобы скрыть охвативший его при этом испуг, взял чашу в руки и начал маленькими глотками отпивать из нее вино. Неожиданный вопрос беса застал его врасплох, и он, глотнув больше, чем следовала, поперхнулся.
   - Прости, я, кажется, помешал тебе наслаждаться этим чудесным напитком, - извинился перед ним бес и продолжил. - Этот презренный доносчик не стал удовлетворяться одним только сообщением об этом очень даже прискорбном факте. Он представил в своем доносе действие хозяина харчевни, как личное оскорбление великому полководцу победившего Митридата консулу Рима. По его доносу, мой друг, можно сделать вывод или хозяин харчевни мошенник, или римский консул до того скуп, что подарил, пусть и презренному гладиатору, поднос стоимостью всего в несколько динаров. Но кто осмелится подумать такое про победителя Митридата!? Ну, и как ты считаешь, что я решил сделать по этому доносу?
   Не выдержавший хозяин, упав перед бесом на колени, начал умолять его о милости к нему оклеветанному подлыми доносчиками.
   - Господин, ты же справедливый человек и не поверишь в эту клевету. Ты же уже успел убедиться, что я не способен обмануть победителя гладиаторского боя в личном присутствии самого консула Рима.... Не позволяй погибнуть оклеветанному невиновному человеку....
   - Успокойся, друг мой, - ласковым голосом проворковал довольно ухмыльнувшийся, помогая хозяину подняться с колен и усаживая его на скамейку, бес. - Я верю, что тебя оклеветали по недомыслию. Возьми выпей немного вина и не переживай понапрасну.
   - Благодарю тебя, господин, за доверие и понимание, - сквозь градом посыпавшиеся из его глаз слезы проговорил уже на все согласный хозяин. - Прошу тебя забрать этот проклятый поднос, а я этого гладиатора бесплатно буду кормить три дня....
   - Ну, зачем ты хочешь обидеть своего искреннего друга, - укорил его притворно насупившийся бес. - Этот поднос приобретен тобою вполне законно, и я не намереваюсь отбирать его у тебя. Я не могу уподобиться написавшему донос простаку, что ты согласился кормить освобожденного после гладиаторского боя парня и предоставлять ему кров всего лишь в течение трех суток. Я не ошибаюсь, мой друг?
   - Ты прав, господин, - поспешил согласиться с бесом хозяин и для его еще большей убежденности добавил. - Как Геракл знаменит своей непобедимостью, так и ты, господин, не менее знаменит своим обостренным чутьем на правду.
   - Благодарю тебя, друг мой, что ты меня так хорошо понимаешь, - насмешливо бросил ему бес. - Я скажу тебе даже больше, чем ты от меня ожидаешь. Ты согласился держать у себя гладиатора не три недели и даже не три месяца, так как эти ничтожные сроки могут оскорбить римского консула, ты согласился кормить его и представлять кров в течение трех лет.
   - Три года! - с негодованием выкрикнул вполне искренне возмущенный уже начинающий верить, что очередное его мошенничество и на этот раз обойдется для него благополучно хозяин.
   - Не мог же ты договориться с гладиатором, что будешь его кормить и предоставлять ему кров на целых тридцать лет!? - переспросил хозяина недовольно нахмурившийся бес. - Нет! Я с подобным предложением согласиться не смогу! Было всего три наклона головы, а не тридцать. И я не сомневаюсь, что поднос консула не стоит подобных твоих расходов. Не соглашайся, мой друг, ты и так пошел на немалые убытки лишь бы не уронить достоинства римского консула.
   - Ты прав, господин, я с этим гладиатором и на самом-то деле договорился всего на три года, - пришлось подтвердить хозяину слова беса, заливаясь при этом уже настоящими слезами.
   - Я рад, друг мой, что мы так быстро покончили с этим очень неприятным для меня делом. Поверь мне на слово, что не всегда так быстро решаются подобные дела.... Еще очень много недостойных граждан у великого Рима, готовых всего за несколько ассов продать с потрохами не только свою совесть и честь, но и даже саму Римскую империю. Но ты совсем другое дело.... Я не сомневаюсь, что ты будешь кормить этого презренного гладиатора самым лучшим, что у тебя есть, чтобы больше ни у кого не возникло сомнений в твоей добропорядочности. Мне очень понравилась твоя, мой друг, харчевня. И я принимаю твое приглашение. Ровно в полдень я снова загляну к тебе, но уже без всяких омрачающих нашу дружбу дел. Мы просто выпьем по чаше хорошего вина и проведем время в приятной дружеской беседе.
   С этими словами бес, положив на стол две аурии, удалился, оставляя хозяина наедине со своими не очень-то подходящими для добропорядочного рисского гражданина мыслями.
   - О чем ты так долго разговаривал с этим господином? - поинтересовалась у хозяина его встревоженная жена.
   - О чем!? - передразнил ее немало удрученный хозяин. - О том, что на меня написан донос, будто бы я согласился кормить и предоставлять гладиатору кров за подаренный ему самим консулом поднос в течение всего лишь трех дней.
   - И что же теперь с нами будет!? - ужаснулась его супруга.
   - Ничего не будет, - успокоил ее хозяин, - но нам придется кормить этого бездельника три года. Мне пришлось именно так объяснить наш молчаливый договор....
   - И ты с такой легкостью согласился на это!? - переспросила его взбешенная его опрометчивостью хозяйка. - Подумать только мой муженек решил из неисправимого грешника сделаться святым человеком. Целых три года кормить и поить этого никчемного гладиатора.... Да, он проест этот подаренный ему консулом поднос всего за три месяца.
   - Мне было бы лучше соглашаться садиться из-за этого, будь он трижды неладен, гладиатора в тюрьму!? - со злостью прикрикнул на нее хозяин. - Ты этого хочешь!? Уже, наверное, и любовника себе завела мне на замену!?
   - Постыдись, какие могут быть любовники в мои годы, - укорила его присмиревшая жена. - От своей неуемной жадности ты уже, наверное, совсем поглупел.... За этой проклятою работаю в твоей харчевне я не только о любовниках, но и даже об своих родственниках, забываю.
   - Кто тебя знает? - уже более миролюбиво проворчал хозяин. - Вы, прикидывающиеся невинными овечками женщины, способны выкидывать и не такие фортеля. Вас и хлебом кормить не надо, а только позволь вволю поиздеваться над нами, мужчинами.... Ты сходи лучше проведать этого гладиатора, да налей ему хорошего вина. Мне еще не достает, чтобы и он начал на меня жаловаться. Этот господин обещал заглянуть в мою харчевню еще и в полдень.
   - Так мы еще и твоего господина будем бесплатно поить? - снова взбеленилась легко входящая, как и все женщины, в неистовство его супруга.
   - Тише ты, сумасшедшая! - прикрикнул на свою жену хозяин. - Не оскорбляй хорошего человека, который только за то, что ел и пил, да, и меня угощал, заплатил целых две аурии.
   - Две аурии, - повторила удивившаяся его супруга и потребовала. - Докажи, что ты меня не обманываешь!
   - Вот они, можешь сама на них полюбоваться, - проговорил, всовывая в ее ладони золотые монеты, хозяин. - И больше не возводи напраслину на такого хорошего господина.
   Наглядно убедившись, что муж сказал ей чистую правду, хозяйка отнесла Антону завтрак, а потом до наступления полудня она шушукалась со своим муженьком, думая и соображая, как им будет лучше всего избавиться от так некстати свалившегося им на шею гладиатора.
   Ровно в полдень бес подошел к харчевне и не успел еще даже взяться за ручку двери, как она широко растворилась, и перед ним оказался сам хозяин.
   - Заходи, господин, хорошее вино уже ждет тебя, - любезно пригласил он беса.
   - Благодарствую тебя, друг мой, - ответил осветившийся ласковой ухмылкою бес, - благодарю за почет и уважение, которое ты мне оказываешь.
   Вполне удовлетворенный оказанным ему приемом бес вошел внутрь харчевни и присел за стол, на котором уже стояли несколько чаш с вином. Повелительным взмахом руки, пригласив присаживаться скромно остановившемуся у стола хозяину, бес взял в руки ближайшую от него чашу и начал отпивать из нее небольшими глотками вино.
   - На этот раз вино отменное, - отметил про себя бес и спросил у присевшего напротив него хозяина. - Ну, и как поживает наш общий знакомый гладиатор?
   - Отдыхает, господин.... Он вчера во время боя так устал, что сегодня еще не выходил из комнаты. И мы, после твоей, господин, просьбы, ухаживаем за этим сумевшим вчера угодить своим мастерством даже римскому консулу, как за родным человеком. Не желает ли, господин, навестить этого гладиатора?
   - Разве я давал повод, чтобы ты, мой друг, подозревал меня в неискренности? - укорил его недовольно поморщившийся бес.
   - Нет, нет, господин, - поспешил исправить свою оплошность хозяин. - Я просто подумал, что ты хочешь посмотреть на вчерашнего победителя.
   - Я, как и все остальные живущие в этом городе достопочтенные римляне, видел его вчера в цирке, - с притворным равнодушием буркнул бес. - А сейчас мне будет приятней побеседовать с таким умным человеком, как ты, мой друг, мы-то хорошо друг друга понимаем, а вот с ним, я совсем не уверен, что мне удастся найти общий язык....
   - Не найдешь, господин, - подтвердил слова беса хозяин. - Этот гладиатор по-нашему ничего не понимает. С ним даже моей жене не разговориться....
   - На каком языке разговаривает этот навязавшийся нам на шею гладиатор? - спросил бес у примолкшего хозяина.
   - Не знаю, господин, - пожимая в недоумении плечами, тихо проговорил хозяин. - Он все время, что-то лопочет по-своему, а что никто не может понять. А, ведь, ко мне в харчевню приходят всякие люди. Они со всеми поговорят, а вот с ним ни о чем поговорить не могут.... Никто из них не знает не только откуда он родам, но и где именно находится та страна, в которой люди разговаривают на таком странном языке. По всей видимости, его настоящая родина находится в дальних еще не охваченных благом нашей цивилизации странах, где-то на самом краю мира.
   - Вот только и поэтому я в нем очень сомневаюсь, - подумал вслух скорчивший на своем лице многозначительную мину бес, - и не только я....
   - Он враг Рима! - с ужасом воскликнул не ожидающий подобной для себя новости хозяин.
   - Потише, мой друг! Это же государственная тайна! - прикрикнул на хозяина притворно обеспокоившийся бес и, окинув, совершенно пустую в это время харчевню внимательным взглядом добавил. - Мы этого пока не знаем, но подозреваем....
   - Вон оно что! - тихо вскрикнул хозяин и в страхе прикрыл свой рот ладоней руки.
   - Так что, мой друг, с этим гладиатором тебе придется быть очень осторожным, - предупредил хозяина бес, с удовольствием отпивая из чаши отменное вино. - Ты должен будешь соблюдать крайнюю осторожность не только с ним, но и в особенности с теми, кто будет о нем расспрашивать. В подобном очень щекотливом деле тебе, мой друг, будет лучше всего говорить о невозможности с ним общаться из-за незнания языка, на котором он разговаривает, но при этом всегда держать свои глаза и уши наготове, чтобы в любое время быть готовым опознать всех, кто будет им интересоваться.
   - Знать бы мне заранее, что с этим гладиатором будет так много мороки, то ни за какие деньга не стал бы с ним связываться, - невольно вырвалась у поникшего хозяина.
   - Ох, и как же я тебя понимаю, мой друг, - с сочувствием закивал ему головою бес. - И я на твоем месте тоже поспешил бы избавиться от такого неудобного гостя.
   - Что же теперь мне с ним делать-то? - устало проговорил искренне огорченный хозяин. - Но, если этот гладиатор враг Рима, то я вполне могу с помощью лихих людей его убрать.
   И хозяин только для того, чтобы бес ничего не перепутал и понял правильно его слова, провел рукою по шее.
   - Нет, и еще раз нет! Ни в коем случае я не разрешаю тебе, мой друг, подобное лихоимство! - замахал руками бес. - Мы должны за ним следить, чтобы узнать всех его сообщников. Но ты мне очень нравишься, и я хотел бы помочь тебе, как можно скорее, избавиться от этого гладиатора. Однако в этом деле не все зависит только от меня....
   - Помоги мне, господин, избавиться от этого гладиатора, - взмолился перед бесом хозяин харчевни. - Помоги мне, и я до конца отпущенных мне судьбою дней буду считать себя твоим должником. Ты же, господин, все понимаешь, тебе и самому хорошо известно, что я не прирожденный воин и не смогу при необходимости защищать Рим с оружием в руках. Но это вовсе не означает, что я бесполезен для нашей великой и славной Римской империи. Я патриот своего отечества и в тяжелое для Рима время не только поделюсь, но и, если понадобиться, полностью отдам, все накопленные мною за долгие годы благодаря своей прирожденной смекалке и немалому опыту в торговле капиталы. Наши отважные легионы, господин, состоят не из святых, а из обычных смертных людей. Они, как и все живущие на земле люди пить и кушать хотят. Это-то и будет моим бесценным вкладам в возвеличивание Римской империи. Бороться с врагами Рима меня не учили, пусть ими занимаются более опытные специально подготовленные для такого дела люди....
   - Если я, мой друг, заберу этого странного гладиатора у тебя, то нам в дальнейшем будет очень сложно за ним следить, - возражал не подающийся на уговоры хозяина бес. - Вот, если бы ему найти другое удобное место, где он был бы у всех на виду, и у него не было возможности сбежать, чтобы затесаться среди добропорядочных граждан Рима, то тогда, пожалуй, я смог бы тебе, мой друг, помочь.
   - В Римской империи такое место для презренного гладиатора имеется, господин, - зашептал бесу обрадованный хозяин. - Мы поможем ему стать "лесным царем". Будет жить себе на подаяние, да, и от своего "священного" дерева никуда не посмеет отлучаться.
   - Неплохая мысль, - задумчиво проговорил, пока еще ничего не знающий о "лесном царе", бес. - Напомни мне, мой друг, где он тогда будет находиться, и чем тогда он будет заниматься. Ты должен меня понять, друг, что прежде чем я дам согласие не перемещение гладиатора из твоей харчевни, я должен вначале заранее все лично обследовать и убедиться, что это новое место и должность " лесного царя" нам подходит.
   - Если выйти из нашего города в южном направлении, господин, - зашептал бесу хозяин, - то непременно дойдешь до озера, на берегу которого и находится "священная роща". В самой середине рощи на небольшой поляне растет "священное дерево", которое охраняет днем и ночью "лесной царь".
   - Но что этого "лесного царя" может удержать в этой священной роще, если он сам добровольно захочет ее оставить? - уточнил у хозяина заинтересовавшийся его подобным предложением бес.
   - Не уйдет, если хочет жить, - самодовольно ухмыльнулся на возражение беса хозяин. - Вот только, как этому гладиатору объяснить, что его будет в подобном случае ожидать?
   - А вот это я уже возьму на самого себя, мой друг, - добродушно буркнул бес. - Но ты еще не убедил меня, что гладиатора может заставить оставаться у этого "священного дерева"?
   - Пока он сторожит "священное дерево", на него никто не осмелится напасть, - продолжал шептать бесу хозяин, - но стоит только его сопернику сорвать с этого дерева "золотую ветку", то он уже получает права не только на "лесного царя" напасть, но и его убить.
   - Это же, как раз то, что нам и надобно! - воскликнул обрадованный бес. - Но как нам заставить гладиатора напасть на "лесного царя", если сам римский консул подарил ему свободу?
   - Если нельзя заставить силою, то можно попытаться сделать это хитростью, - снова прошептал бесу многоопытный в подобных делах хозяин харчевни, - если ты доверишься мне, то я сделаю для такого хорошего господина все возможное и даже невозможное.
   - Мне не хочется тебя обременять, друг мой, - с легким вздохом отказал хозяину бес. - Ты и так взял на себя слишком много.... Да, и времени потребуется для осуществления твоего, друг, замысла, пожалуй, немало.
   - Не больше пяти дней, господин, - после небольшой заминки, ответил хозяин. - Да, и о каком бремени ты говоришь?.. Или я не гражданин великого Рима!?..
   - Пять дней, - задумчиво проговорил бес. - А пораньше обстряпать наше общее дело никак нельзя?..
   - Господин! - воскликнул тяжело вдохнувший хозяин. - Если бы у меня были хорошие кони, то я и за два дня обернулся бы....
   - Это уже намного лучше, - буркнул повеселевший бес. - Не беспокойся понапрасну, мой друг, кони у тебя будут.... Сегодня вечером мой раб приведет их тебе.
   И бес, снова положив на стол перед хозяином две аурии, ушел.
   - Все взвалил на мои старческие плечи, - бубнил прибирающийся в комнатах снятого бесом дома Арвиний, - а у самого денег куры не клюют. Купил бы еще рабыню, и пусть она наводила порядок в доме.
   Зависнувшая под потолком душа ведьмы Варвары с брезгливостью вслушивалась в его старческое брюзжание.
   - Вот и еще один святоша, - с презрением подумала она об Арвинии. - А что он получил в жизни за свою кристально чистую душу? Чем наградил его за добропорядочную безукоризненную жизнь этот обосновавшийся на небесах выживший из ума дряхлый старец? Рабскую жизнь, побои, унижения и полную зависимость от нас - своих истинных врагов по духу. Кому нужна такая жизнь? От такой жизни для этих лицемерных святош один путь - в петлю. А самоубийцев Творец не жалует и всегда отправляет на перевоспитание к нам. Получается, что все эти святоши и во время своей жизни на земле, и после своей смерти - полностью находятся в зависимости от нас, и мы всегда можем вытворять с ними все, что нам заблагорассудится. Мы всегда являемся для всех этих святош истинными господами. Так чем же они, в конце концов, выигрывают по сравнению с нами своей истинно праведной жизнью. Если, конечно же, такую их жизнь можно называть жизнью....
   Арвиний, собрав мусор в корзину, вышел из комнаты.
   - Слава Сатане, - с облегчением вздохнула Варвара, - а то он уже совсем замучил меня свом старческим брюзжанием....
   - Ты куда собрался, Арвиний? - спросил его только что вошедший в дом бес.
   - Мусор выносить, - проворчал Арвиний.
   - Оставь корзину, - повелел ему бес, - вынести мусор ты всегда успеешь. А прямо сейчас беги на базар и купи пару хороших коней.
   Отсыпав рабу деньги на покупку коней, бес крикнул ему вслед:
   - Коней отведешь хозяину харчевни!
   Долго ходил и торговался Арвиний, внимательно осматривая выставленных на продажу коней, пока не нашел себе подходящих. Ему повезло, и он сумел приобрести на выделенные ему бесом деньги действительно хороших коней. Резвые кони нетерпеливо пританцовывали, пока он их осматривал, ласково поглаживая холки. Долго торговался он с их хозяином, уходя и снова возвращаясь к полюбившимся ему коням, но все-таки сумел сохранить своему нынешнему господину несколько динаров. Уже не раз выговаривал ему господин за его излишнюю прижимистость, но Арвиния переделать уже было просто невозможно. Только что расплатившийся с бывшим хозяином коней Арвиний отвел их в сторону и залюбовался их ни с чем неповторимой грацией и статью.
   - Может, и мне позволишь хотя бы немного полюбоваться на твоих коней, Арвиний? - услышал он сзади себя чей-то глухой старческий голос.
   Арвиний обернулся и, увидев остановившегося позади него белого, как лунь, старика, не удержался от вопроса:
   - Откуда ты меня знаешь, добрый человек? Мы с тобою раньше вроде бы не встречались....
   - Ошибаешься Арвиний, - с ласковой улыбкою возразил ему старик, - мы встречались уже не раз, но ты, постоянно поглощенный своими нескончаемыми делами, меня просто не замечал.
   - Чего-чего, а вот такого просто не может быть, - запротестовал всегда гордившийся своей прирожденной наблюдательностью Арвиний. - Стоит мне хотя бы один раз увидеть какого-нибудь человека, то я уже не забуду его до конца своих отпущенных мне судьбою дней.
   - А меня не запомнил, - тихо проговорил рассмеявшийся в ответ старик и совсем неожиданно для Арвиния предложил. - Если хочешь, то я докажу, что ты меня уже видел раньше.
   - Докажи, если сможешь, - тихо проговорил пожавший в недоумении плесами Арвиний.
   - А не испугаешься моих доказательств? - с лукавой улыбкою спросил его старик.
   - Я за свою жизнь уже много чего навидался, - окинув завязавшего с ним разговор старика снисходительным взглядом, недовольно буркнул Арвиний. - И весь страх из меня уже давно вышел....
   - Не вышел Арвиний, - возразил ему старик. - Не будешь же ты отрицать, что боишься своего нового господина?..
   - А тебе-то, какое до этого дело!? - с негодованием выкрикнул задетый за живое Арвиний. - Мой господин ничем не отличается и от всех прочих, бывают и хуже....
   - Не злись Арвиний, - с прежней ласковостью проговорил старик. - Я сказал эти не понравившиеся тебе слова только потому, что и сам тоже не люблю и боюсь твоего господина. А доказательство я могу предоставить тебе в любое время, ты только не зевай, Арвиний....
   Проговоривший эти непонятные для Арвиния слова старик тут же начал прямо на его глазах уменьшаться, а когда стал совсем маленьким, то, подмигнув не отводящему от него глаз Арвинию, спросил:
   - Ну, а сейчас, Арвиний, ты мне веришь?
   - Верю, - только и смог выдавить из себя насмерть перепуганный раб.
   - Только вот зря ты боишься меня, Арвиний, - укорил его снова возвратившийся в свое прежнее состояние старик. - Меня даже кони не боятся, не то, что твоего господина....
   Старик подошел к коням и начал их гладить, а те, охотно принимая его ласки, тянулись своими мордашками к его рукам.
   - Я вовсе тебе не испугался, - возразил немного обидевшийся на старика Арвиний, - а насчет моего господина ты прав. Он хорошо ко мне относится, всегда со мною ласковый, а я, неблагодарный, почему-то его боюсь и всегда ожидаю от него для себя хоть какой-то неприятности? Сам не знаю, что это со мною происходит под старость. Я должен быть благодарен судьбе, что она послала мне под старость такого хорошего заботливого господина, но внутри себя я не ощущаю этой благодарности к своему новому господину. Неужели я начинаю превращаться в совершенно бесчувственное существо?
   - Успокойся, Арвиний, ничего такого страшного с тобою не происходит, - с неизменной ласковостью проговорил старик, обволакивая раба исходящими из него флюидами умиротворения и доверия. - Ты боишься своего нового господина только потому, что он враг твоей души, а она-то намного лучше ощущает исходящую от него угрозу, чем ты сам. Твою бессмертную душу не обманешь притворной ласковостью и заботою. Человеческая душа до того ясно ощущает приближение исходящей на нее угрозы от нечистого существа, что сразу же начитает наполнять все твое тело ощущениями очень скорой беды. Заставляет и тебя самого опасаться скрывающегося под маскою притворной добродетели человека.
   - Может быть, старик, ты и прав, - поспешил закончить этот ничего ему не дающий неприятный разговор Арвиний. - Но ответь мне честно и откровенно, зачем я тебе понадобился? Только не пытайся меня обмануть, что подошел ко мне просто так, из любопытства....
   - Я хочу попросить у тебя помощи, Арвиний, - проговорил немного смутившийся старик, - надо помочь одному очень хорошему человеку....
   - Какому человеку? - тут же уточнил Арвиний.
   - Человеку, которого преследует твой господин....
   - Но чем я, ничтожный и совершенно бесправный раб, могу помочь тебе в таком недоступном моему пониманию деле? - переспросил его немало удивившийся Арвиний.
   - Ты мне поможешь, если разрешишь мне воспользоваться тобою для разговора с этим человеком, - тихо проговорил старик. - А потом еще возможно тебе придется выполнить кое-какие для его спасения поручения....
   - Как именно ты хочешь мною воспользоваться, добрый человек? - переспросил старика ничего не понимающий Арвиний.
   - Очень просто, Арвиний, - улыбнувшись на его вполне резонный вопрос, проговорил старик. - Я всего лишь немного потесню твою душу, и ты обретешь способность не только понимать наш разговор, но и сам при особой необходимости с ним беседовать....
   - Прости меня, добрый человек...., - решился оборвать старика охваченный сомнениями Арвиний. - Но почему я должен верить тебе и не верить своему господину?
   - А ты прислушайся к своей душе, Арвиний, она тебе и подскажет нужный ответ на свой вопрос, - с добродушной усмешкою проговорил старик.
   Арвиний примолк и начал прислушиваться к своему внутреннему состоянию, как бы спрашивая самого себя, кому ему следует верить: этому соблазняющему его сейчас старику, или своему господину. Когда он думал о старике, то внутри у него было светло и покойно, но когда он вспоминал о своем господине, то все внутри него восставало, не позволяя ему доверяться ему.
   - Мне почему-то хочется верить тебе, добрый человек, - совсем неуверенным голосом проговорил еще не до конца избавившийся от одолевающих его сомнений Арвиний.
   Но это его неопределенное состояние длилось совсем недолго, очень скоро он, уже полностью и окончательно доверил свою дальнейшую судьбу этому очень странному старику.
   И тот, обсудив с Арвинием их будущее сотрудничество, исчез прямо на его глазах.
   Истомившаяся слишком долгим ожиданием, когда ей вновь будет позволено проникнуть в свое тело, душа нетерпеливо металась над совершенно бесчувственной и не отзывающейся на раздражающие воздействия окружающего мира Метеллой. Стояла теплая южная ночь. Слабый ветерок лениво задувал через приоткрытое окошко в комнату, наполняя спальню, где в это время находилось тело Метеллы, освежающей прохладою. Подремывающая на полу рядом с кроватью занедужившей внучки бабушка раз от раза тревожно вздрагивала и, осмотрев лицо все еще не приходящей в сознание внучки, немного успокаивалась и снова проваливалась в неспокойный сон. Независящее ни от чего и ни от кого время уже начала мерно отсчитывать последние секунды. И затрепетавшая от охватившего ее возбуждения душа тут же подлетела к телу, чтобы не опоздать и с последним мгновением, проникнув в свое тело, обосноваться в полагающемся ей месте.
   Очнувшаяся Метелла открыла свои глаза и тут же застонала от острого ощущения в своем теле непонятной ей нестерпимой боли.
   - Но почему все мое тело так сильно болит, словно я всю эту ночь не спала, а ворочала тяжеленные камни? Я же хорошо помню, что вчерашним вечером, когда укладывалась спать, была здоровой и невредимой. Что же это такое могло со мною случиться в течение ночи? - с недоумением подумала Метелла и попыталась сползти со своего ложа, но у нее ничего не получилось.
   Еще больше удивившаяся Метелла начала торопливо осматривать саму себя и с недоумением увидела, что она была связана по рукам и ногам.
   - Бабушка, зачем ты меня связала? - еле слышно прошептала Метелла, но так, как ее бабушка не услышала ее тихих слов, с раздражением выкрикнула. - Бабушка!?
   Очнувшаяся бабушка вскочила с пола и наклонилась над своей внучкой.
   - Девочка моя, ты заговорила!? - вскрикнула она, не зная: то ли ей радоваться тому, что ее внучка пришла в сознание, или ей следует звать соседей на помощь.
   - Зачем ты связала меня, бабушка!? - закричала на нее разозленная Метелла.
   И этот ее осмысленный душою крик не обидел переживающую за свою внучку бабушку, а, наоборот, успокоил ее и обрадовал.
   - Ой! - вскрикнула она. - Прости внученька свою глупую бабушку! Я так обрадовалась твоему выздоровлению, что позабыло обо всем на свете.
   - Разве я в последнее время болела? - переспросила бабушку, вспомнившая о своем плохом самочувствии, Метелла. - Что-то я своего болезненного состояния не помню....
   - Как же ты, внученька, можешь о своей болезни помнить, - ответила ей торопливо развязывающая опутавшие Метеллу веревки бабушка, - если ты во время своей болезни ничего не соображала. Ты или лежала на кровати, как неживая, а то начинала такое вытворять, что я уже думала, что моя девочка сходит с ума. Я долго терпела все твои выкрутасы, но когда ты начала резать ножом свои руки, то я и подумала, что тебя надо от беды подальше связать....
   - Зачем ты, бабушка, выдумываешь про свою внучку всякие небылицы!? - с негодованием выкрикнула Метелла. - Я же хорошо помню, как вчера вечером возвратилась домой....
   - Не приходила ты домой в тот вечер внученька, - оборвала ее уже начавшая снова беспокоиться о здравом уме Метеллы бабушка.
   - Тогда, каким же это образом я оказалась дома? - возразила ей Метелла.
   - Тебя принес твой знакомый доктор Клувиан, - объяснила еле сдерживающая слезы бабушка. - Он сказал, что тебя, внученька, видели в городе с каким-то господином, а потом тебя обнаружили наши деревенские мальчишки полуживою в цирке.
   - В цирке? - переспросила бабушку еще больше удивившаяся Метелла. - Разве праздник уже окончился?
   - Окончился этот праздник, будь он навеки проклят, - расплакалась уже в силах больше сдерживаться бабушка. - Не мучь ты себя, внученька.... Постарайся хотя бы немного отдохнуть.... Завтра тебе обо всем расскажет Октавия с Клувианом. Он ушел из школы гладиаторов и сейчас живет у нее.
   - Клувиан живет у Октавии!.. - вскрикнула вознегодовавшая Метелла. - Это же просто невозможно!.. Да, как она посмела отбить его у меня!..
   - Девочка моя, ты еще много чего не знаешь, - сквозь слезы проговорила жалеющая свою внучку бабушка. - Я сейчас приготовлю тебе, что-нибудь поесть.... За все это время ты уже, наверное, успела сильно проголодаться....
   Согласно кивнув головкою, Метелла слезла с кровати и, пошатываясь, прошла в другую комнату.
   - У меня все тело болит, - пожаловалась она бабушке. - Ты не знаешь почему?..
   - Не знаю, внученька, ничего я не знаю, - не стала еще больше огорчать свою внучку бабушка.
   Метелла немного перекусила и снова прилегла на кровать. Она еще долго лежала на ней с открытыми глазами и неприязнью думала об изменившем ей Клувиане.
   - Все-таки увела его от меня эта змея, - злилась она. - Воспользовалась моим внезапным помутнением рассудка и увела.
   Так она без сна и ворочалась на кровати, пока совсем для нее неожиданно без всякой видимой причины не осветился потолок ее комнаты розовым светом. До смерти напуганная Метелла забилась в уголок кровати и с ужасом смотрела на неожиданно объявившийся ее спальне розовый свет. Она хотела позвать уже давно спящую в соседней комнате свою бабушку, но неведомая ей сила не позволяла Метелле произнести хотя бы одно словечко.
   - Не бойся, дочка, - тихо проговорил непонятно как объявившийся ее комнате белый, как лунь, старик. - С тобою сейчас ничего больше плохого и недостойного не произойдет....
   От одной ласковой улыбки этого странного старика вся ее комната тут же переполнилась таким миролюбием, лаской и добротою, что Метелла и на самом деле немного успокоилась.
   - Ты хочешь знать, что с тобою произошло? - тихо спросил ее старик.
   А все еще немного его опасающаяся Метелла только согласно кивнула своей головкою.
   - Разве ты уже успела забыть о заключенном тобою, после расставания с Клувианом, соглашении? - напомнил о роковой для нее встрече с бесом старик. - Вспомни, как остановивший тебя незнакомый господин, надрезав твой пальчик, выдавил из него капельку крови.
   Воздействующий на Метеллу розовый свет не только ее успокаивал, но и прояснял ей голову. И она, потихонечку освобождаясь от всего до этого волновавшего ее временного и переходящего, начала вспоминать все, что происходило с нею в тот оказавшийся для нее роковым вечер. Она вспомнила задержавшегося ее тогда незнакомого господина и его, показавшееся ей тогда просто нелепым и смешным, предложением о соглашении.
   - Я припоминаю и господина, и его смешное соглашение, - отозвалась на вопрошающий взгляд старика Метелла. - Но какое этот господин имеет отношение ко всему, что со мною произошло?
   - Когда заключается сделка со своей совестью, - не согласился с нею старик, - это уже совсем не глупо и не смешно. Если бы ты знала, что именно заключает в себя это смешное соглашение на самом-то деле, то ты вряд ли согласилась бы на него даже под угрозою смерти.
   - Расскажи мне, если ты знаешь, что происходило со мною, после того, как я подписала своей кровью это соглашение, дедушка, - попросила старика Метелла.
   - А ты уверена в том, о чем просишь? Ты не боишься, что, узнав обо всем, тебе уже больше не захочется жить? Излишние знания редко когда помогают человеку в земной жизни, они чаше всего его губят, - предостерег Метеллу старик.
   - Но я, дедушка, без этого знания не только не смогу понять и разобраться в самой себе, но и в поступках других людей, - возразила старику Метелла и продолжала его упрашивать, пока тот не согласился.
   - Хорошо, путь будет, как ты сама хочешь, - недовольно буркнул старик и уже не ласковым и ободряющим, а строгим повелительным голосом выкрикнул. - Я разрешаю твоему телу и душе рассказать все, что они пережили, после твоего, дочка, легкомысленного поступка!
   И он тут же направил свой пронзительный выворачивающий Метеллу наизнанку взгляд в ее глаза. Однако его взгляд не пугал Метеллу, от его взгляда у Метеллы только сладко закружилась голова.... А потом у нее появилось ощущение, словно она начала проваливаться в какую-то совсем ей не страшную, а даже желанную ей, пропасть. Обстановка ее спальни, потихонечку тускнея, очень скоро, погрузившись в сплошной розовый туман совсем исчезла. Продолжающий стоять напротив Метеллы старик распростер в ее сторону руки. И из его ладоней поначалу посыпались на замершую в ожидании исполнения обещанного знания Метеллу ярко красные искры. Но они не долго ослепляли Метеллу, а по истечению определенного времени переросли в забившие в ее сторону длинные языки пламени все в себе пережигающего огня. Даже эти языки пламени не напугали твердо решившую узнать обо всем, что с нею происходило во время странного забытья, Метеллу. Она не то, что испугалось, а всего лишь только негромко ойкнула от неожиданности, когда из ладоней старика в ее сторону посыпались раскаленные искры. Она же не была слепою и прекрасно видела, что эти языки пламени, как и до этого искры, врезавшись об невидимую преграду, уходили вниз, образуя под ногами Метеллы небольшое ярко красное облако. Облако с каждым очередным мгновением становилось все больше и все плотнее. И очень скоро, когда оно уже могло поднять на себе Метеллу, то, слегка покачиваясь, поплыло вместе с нею куда-то вверх. Окружающий ее розовый туман рассеялся, и Метелла с удивлением увидела себя плывущей на облаке по ослепительно темному утыканному яркими звездочками небосклону.
   - И куда только занесло меня волшебство привидевшегося мне старика! - не удержалась от восхищенного возгласа Метелла и утихла, так как в это самое время перед нею побежали картинки из ее жизни в течение этих начисто вычеркнутых из ее памяти двух суток.
   И не только видела, но, как бы заново проживая их, ей на этот раз было позволено видеть и понимать самое сокровенное, что всегда тщательно скрывается от человеческих глаз. И уже только тогда, когда измученная неприятными воспоминаниями ее душа возвратилось в тело Метеллы, она снова оказалась в своей комнате. Освещающего потолок розового свечения уже не было и в помине, и только стоящая перед нею сгорбленная фигура старика тускло темнела в полумраке комнаты.
   - Это правда, что у меня родиться это существо? - все еще надеясь, что нависшая над нею беда всего лишь досадная ошибка, уточнила она у старика.
   - Правда, дочка....
   - Тогда помоги мне от него избавиться! - вскрикнула ужаснувшаяся Метелла, опускаясь перед стариком на колени и протягивая к нему свои умоляющие о милости к ней, бедной и несчастной, руки.
   - Тебе, дочка, в такой беде уже никто не сможет помочь, - печально ответил ей старик.
   - Тогда посоветуй мне, на что я должна буду решиться, чтобы избавиться от угрожающего не только мне, но и всему миру, неисчислимыми бедствиями существа?! - вскричала заламывающая над собою белые ручки Метелла.
   - Прислушайся к своей несчастной душе, дочка, только она одна может подсказать тебе, как тебе следует поступать, - тихо проговорил старик и, окинув поникшую Метеллу жалостливым взглядом, исчез.
   В эту ночь узнавшая все, как ее тело прожила эти дни, Метелла так и не могла уснуть. Теперь-то она понимала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках, и что за все в этой непростой земной жизни приходится платить свою цену. Она и раньше об этом знала, но, по своей неопытной наивности, не ожидала, что цена может оказаться такой непомерно высокой. Потому что выставленная ей в счет цена даже не предполагала, что она сможет расплатиться за свою оплошность деньгами или своей свободою, она угрожала ей самой, близким и родным людям Метеллы неисчислимыми бедствиями. Она не только перечеркивала всю ее еще совсем юную жизнь, ставила большой жирный крест на всех ее мечтах о будущей счастливой жизни, но и заставляла ее сейчас думать и гадать, на что ей следует решаться в своей дальнейшей судьбе. И, вообще, следует ли ей избавляться от последствий совершенного ею по недомыслию греха. У нее, еще совсем неопытной в жизни, не было большого выбора в средствах, как ей хоть как-то уберечь саму себя от угрожающей многими бедствиями неминуемой беды. Для разрешения своей проблемы у нее было всего лишь два пути. Она должна была или решиться рожать это пугающее ее до дрожи костей ужасное существо, или покончить счеты со своей жизнью, надеясь, что и это зародившееся в ее чреве существо тоже умрет вместе с нею. Знать и понимать, что ей надобно делать и как следует ей поступать, оказавшись в безвыходном положении - это одно дело. Но, как тяжело ей, еще совсем юной, было решиться принять для себя хоть какой-то один из этого небогатого выбора и, тем более, не гарантирующего ей успеха, путь. Она беззвучно плакала в свою девичью подушку и умоляла всех признанных ее предками богов не оставлять ее без защиты и остановить время, чтобы следующая ночь уже не наступила для нее никогда.
   Разоспавшемуся Антону не хотелось оставлять теплую мягкую постель, на которой в отличие от охапки соломы в клетушке школы гладиаторов ему было почти так же, как в уже начавшем выветриваться из его сознания кубрике в небольшом приморском селении на берегу Черного моря. И Антон, твердо намереваясь отоспаться на кровати в трактирном номере за всю свою недолгую гладиаторскую жизнь, не хотел, даже и думать о своем возможном бодрствовании. Утром, когда его разбудила принесшая завтрак хозяйка, Антон, с аппетитом перекусив прямо в постели, снова погрузился во все еще не отпускающий его от себя сон. Проснувшись уже только к подоспевшему обеду, Антон даже и тогда не соизволил встать с постели, а продолжал прохлаждаться на ней, раздумывая и размышляя, как ему будет лучше всего распорядиться своей неожиданной свободою. Нет, он ни на одно мгновение не позволял себе даже предполагать, что может остаться на постоянное проживание в этом вовсе не приспособленном для него древнем Риме. Антон просто терялся в догадках, где именно ему следует искать пещеру, и как он сможет ее отыскать, если не только не знает языка, на котором разговаривали римляне, но и даже старинного названия той местности, в которой находилось эта проклятая для него гора. Вечером он плотно поужинал, выпил принесенную ему неизвестно почему раздобрившейся хозяйкою чашу хорошего вина и, незаметно для себя, снова погрузился не то, что в сон, а какое-то очень даже странное и непонятное ему забытье. Антон знал и нисколько не сомневался, что он в это время не спит. Но овладевшее его телом какое-то странное забытье не только не позволяло ему окончательно очнуться, но и даже оказать хоть какое-то сопротивление зачем-то окружившим его незнакомым людям. Забытье, к счастью, или, наоборот, к несчастью Антона, не было сплошным. Оно позволяло Антону не только ощущать, но и понимать, что его выносят из харчевни, а потом усаживают на коня. И что он сонный и полностью обессиленный все время соскальзывал с него на землю. Тогда неизвестные ему люди, привязав его к спине лошади, повезли в каком-то направлении.
   Бес прискакал к "священной роще" намного раньше хозяина харчевни, но на этот раз его сопровождал один только раб. Все еще не простившая ему утрату откупленного ими у Метеллы тела душа ведьмы Варвары закапризничала и осталась дома.
   - С этими бабами одна только морока, - с неприязнью думал о своей подружке по дороге бес.
   Подскакав к "священной роще", бес соскочил с жеребца и, бросив поводья рабу, знаком повелел ему оставаться на месте, а сам вошел в рощу. Прислонившийся спиною к "священному дереву" Его Нищее Величество, положив правую руку на лежащий рядом с ним обнаженный меч, с трудом справлялся с постоянно накатывающимся на него сладким утренним сном. Предусмотрительно остановившийся на небольшом удалении от "священного дерева" бес внимательно всматривался в его лицо, терпеливо дожидаясь того времени, когда сон сморит великана, позволяя бесу без излишних осложнений сорвать с охраняемого им дерева "золотую ветку". Но даже и такой коварный и опасный утренний сон умудрялся срывать с лица "лесного царя" напряженное выражение всего лишь на одно только мгновение. Мгновение быстро пролетало и Его Нищее Величество, тревожно вздрагивая, уже снова с беспокойством осматривался возле себя.
   - Да, чему-чему, а подобной жизни не позавидуешь, - отметил про себя осветившийся мрачной бесовской ухмылкою бес. - Можно только удивляться, что у этого несчастного человека имеются еще и соперники, что кто-то из живых людей еще способен не только подобному бедняге позавидовать, но и попытаться занять эту намного хуже собачьей должность.
   Подождав, пока веки не выспавшегося "лесного царя" в очередной раз сомкнулись на его глазах, бес неслышной походкою подскочил к "священному дереву" и отломил с него ветку. Разнесшийся по всей священной роще гулкий треск переламывающейся ветки встревожил придремавшего жреца. И тот, ухватившись за рукоятку меча, в одно мгновение оказался на ногах, но к этому времени бес, так же бесшумно, как и подбежал, успел отскочить от "священного дерева" на безопасное расстояние.
   - Трус! - выкрикнул вслед бесу взбешенный великан. - Ты никогда не сможешь стать "лесным царем"! Я уже предупрежден о твоем коварстве и никогда не позволю тебе незаметно подкрасться ко мне! Если ты мужчина, а не жалкий трус, как я о тебе думаю, то выходи к "священному дереву" и попытайся убить меня в открытом честном бою! Я же клянусь всем святым в этом мире, что тебя никогда не удастся меня одолеть! Если ты не хочешь очень скоро распрощаться с жалкой жизнью, то немедленно брось мне уворованную "золотую ветку" и убирайся из "священной рощи" восвояси!
   - Нелегко будет Антону справиться с таким верзилою, - недовольно покачав головою, подумал про себя бес. - Хорошо еще, что он будет не один....
   Поручив рабу передать "золотую ветку" уже показавшемуся на дороге хозяину харчевни, бес вскочил на жеребца и поскакал к виднеющемуся неподалеку от " священной рощи" селению.
   Арвиний молча наблюдал за подъезжающими всадниками и, когда они приблизились к роще, выехал навстречу.
   - Старик был прав, эти проходимцы желают науськать не знающего о нашей империи человека ни бельмеса на "лесного царя", - подумал Арвиний, передовая хозяину харчевни "золотую ветку". - Они все рассчитали. Эти вражьи дети заранее знали, что у бедолаги во время схватки с этим громилою не может быть ни одного шанса.
   - Помоги мне перенести гладиатора в рощу, - попросил Арвиния снимающий с Антона опутавшие его веревки хозяин харчевни.
   Подхватив Антона под мышки, они оттащили его в рощу и прислонили к росшему неподалеку от священного дерева клену.
   - Ты мне уже больше не понадобишься, - отпустил раба вкладывающий Антону в одну руку "золотую ветку", а в другую меч хозяин харчевни. - Я со всем остальным уже справлюсь и сам....
   Согласно кивнувший головою Арвиний, сделав вид, что уезжает обратно в город, а сам, отъехав немного назад, снова свернул с дороги и затаился среди деревьев.
   - Они уже все подготовили, Арвиний? - услышал он рядом с собою голос старика.
   - Подготовили, - хмуро ответил ему раб.- Однако, как мы можем гладиатору помочь, если с этим "лесным царем" не справится даже десятку легионеров. Я начинаю думать, что судьба этого гладиатора уже предрешена. Ему не выдержать напора этого верзилы даже несколько мгновений, а не то, чтобы еще и обезоружить его....
   - Не переживай, Арвиний, как-нибудь справимся, - тихо проговорил старик. - Ты не забыл, что тебе еще придется увести для Антона коня?
   - Не забыл, - недовольно буркнул раб и отправился за ним.
   "Лесной царь" беспокойно прохаживаясь возле "священного дерева", был в полной готовности в любую минуту отразить нападения уже сумевшего сорвать "золотую ветку" коварного соперника. Нервно расхаживая возле охраняемого им дерева, он не забывал подогревать себя так всегда хорошо отгоняющим от человека сон раздражением. Жрец не только не желал думать за своего робеющего вступить с ним в открытый честный бой соперника, но и не намеревался в случае его нападения слишком долго с ним возиться.
   - Небось, прячется неподалеку среди деревьев "священной рощи" и выжидает удобного времени, что бы покончить со мною одним ударом острого меча, - раздражался презрительно фыркавший "лесной царь". - Нет уж, поганец, ты от меня подобного подарка не дождешься. Я не привык уподобляться идущей на заклание овечке, а одним молодецким ударом меча срублю тебе голову, как кочан тухлой негодной капусты.
   Открывший глаза Антон с недоумением осмотрел росшие возле него деревья.
   - По всей видимости, я все еще не проснулся, - тихо прошептал он и начал шевелить руками и ногами, чтобы, как можно скорее, отогнать от себя этот странный сон, но все ощущения окружающего мира оставались прежними, а кровать в комнате харчевни, на которой он должен был проснуться, куда-то самым непонятным образом исчезла. - Нет, это не сон, - был вынужден признать очевидное Антон. - Но как я сюда попал? И почему в моих руках меч и какая-то дурацкая ветка?
   Антон приподнялся и, стряхнув прилипшие к его одежде еще влажные от утренней росы листья, начал внимательно осматриваться вокруг себя. Сквозь росшие вокруг редкие деревья он увидел впереди себя небольшую полянку, по которой расхаживал чем-то очень сильно обеспокоенный высокий мужчина с мечом в руках.
   - Что его могло так сильно встревожить? - подумал Антон и, начисто позабыв из-за мучившей его головной бели, что он не знает древнеримского языка, не только его окликнул, но и пошел в его сторону.
   При виде приближающегося к нему Антона, мужчина вместо того, чтобы ответить на его приветствие, напал на него.
   - Что тебе от меня надобно!? - выкрикнул еле успевающий отбиваться от ударов его меча Антон. - Чем я успел провиниться перед тобою, что ты вознамерился меня убить!? Я же еще не успел подать тебе ни одного повода для нападения!?..
   - А зачем ты сломал "золотую ветку" со "священного дерева"!? - свирепо прорычал мужчина. - Не намереваешься ли ты сохранить свою жизнь сказками о твоем особом желании сохранить эту ветку на память о пребывании в легендарной "священной роще"!? Брось эти свои никому не нужные разглагольствования, и прими смерть, как подобает мужчине! Меня не обманешь, я не сомневаюсь, что ты хочешь меня убить, чтобы самому стать "лесным царем"! Поверь, что я просто так не нападаю беспричинно на проходящих мимо "священной рощи" людей!
   - О какой ветке ты говоришь!? - выкрикнул отступающий под его напором Антон. - Да, и не хочу я быть никаким "лесным царем"!
   - А ветка, что в твоей руке случайно не со "священного дерева"!? - насмешливо бросил прижимающий Антона спиною к дереву мужчина.
   - Не знаю, - чистосердечно признался отбрасывающий веточку в сторону Антон. - Я даже не только не помню, но и не понимаю, как я вообще здесь оказался....
   - Это, по всей видимости, мои коварные завистники снова проверяю мою бдительность и мою готовность сохранить за собою место "лесного царя", - устало буркнул усаживающийся возле "священного дерева" мужчина.
   Попрощавшийся с ним Антон, после недолгого раздумья, пошел в сторону идущей на самом краю "священной рощи" дороги.
   - Господин, - услышал Антон чей-то оклик.
   Обернувшийся в сторону оклика Антон увидел, если судить по ошейнику на шее, придерживающего под уздцы нетерпеливо пританцовывающего стройными тонкими ножками жеребца пожилого раба.
   - Господин, - повторил раб, - садись не него и скачи в ту сторону по дороге. Она приведет тебя к харчевне, в которой ты остановился.
   Услышав русские слова, Антон хотел еще немного поговорить с рабом, но тот его заторопил.
   - Если ты, господин, сейчас не уедешь, - сказал ему раб, - то может произойти самое непоправимое....
   Поверивший словам раба Антон вскочил на коня и погнал его в указанном направлении, сожалея, что поторопившие его обстоятельства снова не позволили ему поговорить с понимающим русскую речь человеком.
   - Что очень странное твориться со мною в этом древнем Риме? - думал и удивлялся Антон по дороге. - То меня никто не понимает, а то даже рабы начинают разговаривать со мною на чистейшем современном русском языке.
   Арвиний, выждав, пока мимо него не проскачет хозяин харчевни, направился в селение на поиски беса.
   Разрывая истощающее головокружительный аромат мягкое мясо руками, бес с наслаждением проглатывал кусок за куском только что поджаренного на огне молочного поросенка, запивая его несравненным валернским вином.
   - Уже все готово, Арвиний!? - окликнул он, заметив вошедшего в харчевню раба.
   - Я сделал все так, как ты и поручил мне господин, - ответил с жадностью принюхавшийся к ароматному запаху мяса поросенка Арвиний, - но в обратную дорогу ускакали не двое, а всего лишь один всадник. И им был, как мне показалось, хозяин харчевни....
   - Один всадник! Это очень хорошо, - с удовлетворением буркнул потирающий руками бес. - А ты, Арвиний, присаживайся за стол.... Это такая вкуснятина, просто невозможно оторваться....
   Только тогда, когда от поросенка остались одни обглоданные косточки, с сожалением осмотревший их бес вышел из харчевни и, вскочив на коня, погнал его в обратную дорогу. По дороге он остановился возле "священной рощи" и, бросив поводок Арвинию, пошел посмотреть на исполняющего обязанности "лесного царя", Антона, чтобы поучить его уму-разуму. Но, к его удивлению, на полянке возле "священного дерева" находился все тот же великан. Волна мгновенно переполнившего все у него внутри злобного раздражения захлестнула беса до того сильно, что он, уже больше не в силах сдерживаться, зарычал на Арвиния:
   - Почему здесь он, а не гладиатор!?
   - Так этот великан еще и утром был здесь, господин, - притворившись удивленным его вопросом, проговорил раб.
   - Знаю, - проворчал уже успевший взять себя в руки бес и, вскочив на коня, гнал его бешеным галопом до самого городка.
   Бешеная скачка немного успокоила разозлившегося очередной неудачею беса. И он, осадив коня возле дома, уже со своей вполне обычной мрачной ухмылкою передал коня с трудом переводящему участившееся дыхание Арвинию и вбежал в дом. Загнанные кони, как маленькие дети, не сводя с Арвиния полных мольбы о помощи глаз, угасали в страшных мучениях, а раб не в силах заставить себя перерезать им глотки, чтобы освободить их от напрасных страданий, ласково поглаживая их переполненные болью мордочки, плакал вместе с ними. Переживание раба и его чувства жалости и сострадания к нечастным животным затронули и какую-то чувствительную струнку в зачерствевшей душе беса. Бес не был самым зловредным среди своих соплеменников, а, совсем наоборот, он числился среди них за свою необычную для бесовской породы мягкость чистоплюем и прослыл непревзойденным любителем вина и женщин.
   - Обабился, - так говорили соплеменники про него за глаза и с тяжелым вздохом добавляли, что излишнее увлечение человеческими женщинами может со временем испортить самого уважаемого и порядочного беса.
   Бес подошел к Арвинию и, положив ему на плечо руку, сказал в утешение:
   - Не переживай, Арвиний, я дам тебе еще денег, чтобы ты купил вместо этой падали других коней.
   - Что за человек, мой новый господин!? - воскликнул про себя с негодованием Арвиний. - Он не смог понять моей боли! Прав был старик, утверждая, что он враг не только мне, но и всему живому на земле!
   И Арвиний, чтобы уже окончательно развеять насчет своего господина все сомнения, решил сделать для него последнее испытание. Подбирая для беса новых коней, он по дороге заглянул в лавку и купил несколько пучков ладана. Отделив от пучка небольшую щепочку, он ее поджег и обкурил дымом ладана самого себе
   - Посмотрим, окажется ли на этот раз старик прав? - подумал Арвиний при возвращении домой.
   Бес подошел к харчевне и снова, как и прошлый раз, хозяин самолично открыл перед ним дверь. Только на этот раз он уже выглядел немного смущенным и растерянным.
   - Ну, и как, мой друг, у нас все получилось, как и было задумано? - спросил бес у застывшего от ужаса хозяина, когда они присели за стол и выпили по чаше вина.
   - Нет, господин, у меня ничего не вышло, - тихо проговорил опустивший глаза хозяин. - И я никак не могу понять причину нашей неудачи. Ведь, все было заранее продумано до мельчайших подробностей. Да, и во время исполнения нашей задумки я тоже не позволил себе не только ни одной оплошности, но и даже самой незначительной ошибки. Наша задумка непременно должна была окончиться успешно, если бы что-то, или кто-то, не вмешался в самое последнее время. Я все это время находился поблизости от "священного дерева", но ничего, что могла бы помешать благоприятному исполнению нашей задумки, не увидел....
   - Твоя неудача, друг мой, меня очень огорчила, - недовольно буркнул притворно нахмурившийся бес. - Надеюсь, что ты хоть самого гладиатора не упустил?
   - Нет, господин, он в своей коморке. Прискакал домой даже раньше меня, что меня не только удивила, но и немало озадачила. Я же привез его до "священной рощи" вообще беспамятным, а до "священного дерева" мне с твоим рабом пришлось тащить волоком, но гладиатор на удивление быстро смог не только сориентироваться в незнакомой местности и определить, где именно были оставлены кони?
   - Вполне возможно, что он их обнаружил по чистой случайности, - предположил не ставший заострять на этом внимания бес. - Запаниковав, он бросился в сторону и наткнулся на оставленных тобою, мой друг, коней.
   - Все возможно, господин, - не стал настаивать на своих подозрениях хозяин и, после недолгого молчания сокрушенно добавил. - Видно так уж мне суждено: три года бесплатно кормить и поить этого бездельника....
   - Я не уверен, что ты правильно понял мое огорчение, - возразил вздохнувший с облегчением при известии, что Антон в харчевне, бес. - Я огорчился только потому, что гладиатор насторожился и вполне способен в любое время удрать из харчевни, а это уже может расцениваться властью, как соучастие или сговором с врагом Рима.
   - Да, оградит меня от подобного несчастья мой добрый гений! - воскликнул насмерть перепуганный хозяин. - Что же мне теперь с ним делать-то? Мне придется еще и охранников для него нанимать....
   - Вовсе не обязательно нанимать для нашего гладиатора охранника, мой друг, - не стал рисковать доводить хозяина до сумасшествия бес. - Его можно увлечь какой-нибудь красоткою.... Ты же и сам знаешь, что я не пожалею аурий, чтобы достойно оплатить твои, мой друг, расходы и твое усердие во славу и могущества великого Рима.
   - А может его приобщить к нашей секте? - вслух подумал быстро соображающий хозяин.
   - К какой секте? - переспросил его насторожившийся бес.
   - Я просто оговорился, господин, - попытался замять свою оплошность хозяин.
   - Друг мой, - уже более строго проговорил недовольно поморщившийся бес. - Я думал, что мы друг другу доверяем, но, если ты со мною неискренен, то я просто зря теряю время....
   Бес резко поднялся со скамейки и, положив перед не только смущенным, но и до смерти напуганным, хозяином аурию, собрался уходить. Притворяясь глубоко разочарованным в своих самых лучших ожиданиях и желая дать посмевшему скрывать от него такую важную информацию хозяину время опомниться и начать его уговаривать его простить, притворно сутулившийся бес не торопился уходить из харчевни. Но, несмотря на свою медлительность, он уже был совсем близко от входной двери, когда не выдержавший хозяин, соскочив со скамейки, подбежал к нему.
   - Останься, господин! - вскричал схвативший его за руку хозяин. - Я все тебе расскажу!..
   Но продолжающий играть роль обиженного человека бес, с брезгливостью оттолкнув его от себя, уже даже ухватился за дверную ручку, но упавший перед ним на колени хозяин не успокаивался и продолжал слезно умолять простить его глупого и еще совсем неопытно в этой такой непростой земной жизни....
   - Хорошо, - позволил себя уговорить снова присаживающийся на скамейку бес. - Я вижу, что ты, мой друг, искренне раскаиваешься.... Я прощаю тебя, но только при условии, что ты впредь не станешь от меня ничего скрывать....
   - Только я очень прошу, господин, пообещать мне, что об этой моей тайне никто не узнает, - взмолился перед ним хозяин.
   - Конечно, мой друг, - охотно пообещал бес. - Настоящие друзья должны поддерживать друг друга во всем и помогать, а не пытаться их еще больше утопить в жизненных неурядицах....
   - Мы поклоняемся богу Вакху, господин, - еле слышно прошептал пугливо осмотревшийся возле себя хозяин.
   - Вакху, - уточнил бес, - богу вина и веселья.
   - Правильно, господин, - подтвердил его слова хозяин, - но за это римские законы не гладят по головке. Я очень прошу тебя, господин, не выдавать меня.
   - Успокойся, мой друг, - ласково погладив съежившегося от страха хозяина по спине, буркнул бес. - Ох, и как же я тебя понимаю! После этой проклятой работы просто необходимо хотя бы немного расслабиться, а там такие приятные вакханалии.... Я и сам, мой друг, страстный поклонник бога Вакха. Однако, после перевода в провинцию, я утратил всякие связи со своими бывшими друзьями.
   - Как хорошо, что мы, господин, единоверцы! - воскликнул обрадованный хозяин и тут же обеспокоился мучившим его и до этого вопросом. - Как мы потом поступим с гладиатором, если он по каким-то своим соображениям откажется принимать нашу веру? У нас, господин, насчет подобных отступников порядки очень даже суровые....
   - Тогда мы его заставим долго страдать во имя возвеличивания нашего кумира, а со временем, когда он нам уже будет больше не нужен, мы принесем его в жертву нашему веселому, но кровавому, божеству! - окончательно развеял все опасения хозяина возликовавший бес.
   - Правильно, господин, мы так с ним и поступим, - не удержался, чтобы не высказать своего одобрения словам беса, хозяин. - И на каждом собрании мы будем отпивать у него немного крови для нашего славного бога.
   - Так и будет, дорогой друг, - уже вполне дружески похлопав хозяина по плечу, одобрительно буркнул бес. - А сейчас я хочу встретиться с гладиатором, чтобы заинтересовать его в нашей вечерней прогулке....
   - Ты его понимаешь, господин! - вскрикнул от изумления хозяин.
   - Конечно, мой друг, поэтому мне и поручили за ним следить, - проговорил сразу же насторожившийся бес и не удержался от вопроса. - Кто еще, кроме меня, способен с нашим гладиатором разговаривать?
   - Так из-за этого все у нас и сорвалось! - с нескрываемой злостью выкрикнул хозяин. - Оказалось, что "лесной царь" понимает разговор гладиатора.... И они сумели между собою договориться. Если бы не это досадное совпадение, то нам уже не пришлось бы о нем больше заботиться.....
   - Оказывается, что с этим гладиатором не все так просто и однозначно, - задумчиво буркнул бес, - в таком случае мне, тем более, следует с ним поговорить....
   Хозяин тут же провел его через дверцу за прилавком в коридор и, остановившись возле одной из выходящих в коридор дверей, тихо шепнул бесу:
   - Он в этой комнате, господин.
   Молча кивнувший головою бес открыл дверь и вошел к Антону.
   - Как тебе здесь живется, Антон? - поинтересовался он у окинувшего его недоброжелательным взглядом Антона.
   - Вы говорите на русском языке! - вскрикнул от неожиданности Антон, окидывая взирающего на него беса уже более приветливым взглядом.
   - Разговариваю, Антон, - добродушно буркнул бес. - Но что тебя в моем знании русского языка так удивляет? Люди испокон веков разговаривали на разных языках, и это обстоятельство никому не показывалось, чем-то таким очень зазорным. Наоборот, это умение способствовало общению людей друг с другом, помогало лучшему пониманию желаний и намерений всех живущих на земле людей....
   - Понимаете, мне очень трудно понять, что происходит со мною в последнее время в этой стране, - грустно проговорил Антон, - то меня абсолютно никто не понимает, а то со мною начинают разговаривать все, кому только не лень. Все эти очень странные, по крайней мере, для меня периоды, то понимание русского языка со стороны близких людей, а то такое же мгновенное их забывание обо всем, что происходило до этого между нами, не только вводили меня в недоумение, но и очень часто сильно меня раздражали. Но теперь, когда появились в этой комнате вы, мне многое стало понятно. Я уже больше не сомневаюсь, что это вы разговаривали со мною через управляющего поместьем и через доктора Клувиана, что это вы помогали мне выйти достойно из самых сложных ситуаций.
   - Конечно, это был я, Антон, - ответил понявший, кто именно оказывал Антону все это время помощь и поддержку, но, по извечной привычке всей нечисти, не преминувши приписать все заслуги на свой счет, бес. - Не мог же я оставить тебя в одиночестве в этом вовсе не приспособленном для современного человека древнем Риме....
   - Как хорошо, что я снова встретил вас! - воскликнул обрадованный Антон. - Теперь я уже, благодаря твоим подсказкам, с легкостью отыщу вход в пещеру....
   - Мне очень не хочется тебя огорчать Антон, - с притворной грустью оборвал его бес. - Пока я не могу тебе ничем помочь.... У меня в этом древнем Риме немало дел.... Но ты не переживай, я тебе обязательно помогу, как только немного разберусь со своими самыми неотложными делами.
   - Жалко, - разочарованно буркнул Антон. - Но ничего не поделаешь.... Придется мне еще немного подождать своего окончательного освобождения от всей этой чертовщины.
   - Однако, сегодня вечером я свободен, и мог бы кое-что интересное показать, если ты, конечно же, не возражаешь, - с многообещающим подмигиванием предложил Антону бес.
   - Конечно, я не возражаю! - воскликнул обрадованный его предложением Антон. - Любая познавательная прогулка по древнему Риму намного лучше бесцельного валяния на кровати.... И куда же мы сегодня с вами пойдем?
   - Об этом ты узнаешь немного позже, - посмеялся над его торопливостью довольный согласием Антона бес. - Вечером, когда я за тобою зайду, заодно и расскажу тебе обо всем.... До вечера, Антон!
   - Я буду с нетерпением дожидаться вашего прихода! - крикнул вслед бесу Антон, а про себя подумал. - Странно, но мне не очень-то хочется ему доверяться.... Почему я не испытываю чувство благодарности за его помощь и поддержку? Вполне возможно, что я в последнее время, особенно, после того, что со мною произошло, просто разучился быть благодарным.... Но со спасшим меня в лесу стариком у меня было совсем по-другому. Во всяком случае, мне не стоит слишком доверяться этому соизволившему меня навестить человеку и быть с ним откровенным.
   Бес вошел в дом и, с неприязнью посмотрев на отвернувшуюся от него Варвару, прикрикнул на нее:
   - Хватит злиться, сейчас не время выяснять личные отношения!
   - А что еще могло произойти в этой глухомани? - недовольно буркнула Варвара.
   - Произошло то, что все мои надежды на сегодняшний день провалились! - выкрикнул разозленный, что ему еще придется объяснять прописные истины этой ничем не пробиваемой дуре, бес.
   - В крушении всех твоих сегодняшних замыслах ты, как и всегда, обвиняешь меня!? - окинув своего дружка презрительным взглядом, парировала Варвара. - Конечно, ты у нас великий труженик и гений, а я просто глупая пустышка....
   - Хватит! - оборвал ее потерявший терпение бес. - Мы оба виноваты! И теперь нам лучше подумать, как исправить положение, а не выяснять между собою отношения!
   - Ты, наконец-то, скажешь, что произошло, или так и будешь продолжать меня пилить неизвестно за что!? - с негодованием бросила бесу рассерженная Варвара.
   - Сегодня я уже окончательно убедился, что в судьбе этого прощелыги Антона заинтересована и другая сторона, - объяснил ей причину своего неудовольствия бес.
   - Этого просто быть не может, - возразила бесу ужаснувшаяся Варвара. - Ты, мой милый дружочек, наверное, еще не успел опохмелиться, после вчерашней гулянки, поэтому тебе и мерещится невесть что.... Сходи в ближайшую харчевню и, после несколько чаш вина, тебе уже будет, вместо всяких ужасов, видеться совсем другое.....
   - К сожалению, это так, - тихо проговорил оборвавший на полуслове свою не желающую ему прощать потерю тела подружку бес. - В таком деле даже превеликое множество выпитых чаш вина не сможет облегчить наше положение. Мы в этом древнем Риме совершенно одиноки, а противостоящие нам силы Творца, как всегда и везде, неисчислимы. Они, если захотят, просто сожрут нас вместе с потрохами и не поперхнутся.
   - Но это очень опасно, милый, - забеспокоилась, наконец-то, поверившая своему дружку душа Варвары. - Антон может от нас ускользнуть....
   - Сегодня вечером я или заставлю его изменить своей девчонке, или погублю.... Другого для нас выхода, чтобы исполнить повеление нашего господина и повелителя, я не вижу....
   - Пусть все будет так, как ты хочешь, - согласно буркнула уже простившая беса Варвара.
   Ничего не сказавший в ответ своей понятливой подружке бес поднял колокольчик и позвонил. В комнату вошел Арвиний и исходящий от него противный для всех нечистых запах ладана до того сильно врезал в чуткие ноздри беса, что тот от неожиданности попятился от раба задом и прижался к преградившей ему путь к отступлению стене комнаты.
   - Ты звал меня, господин? - спросил прикинувшийся ничего не понимающим Арвиний.
   - Чем от тебя сегодня так воняет, паршивец!? - заорал на него взбешенный бес.
   - Не знаю, господин, - пожав в недоумении плечами, проговорил Арвиний, - возможно ладаном. Я сегодня был в храме Великого Януса.
   - Конечно, ладаном! - зашипел на него возмущенный бес. - Я же запретил тебе им пользоваться....
   - Но, господин, - осмелился на возражение Арвиний, - в Риме все им пользуются.... И никто не считает запах благостного ладана для себя зазорным....
   - Мне нет никакого дела до Рима! - зло оборвал раба бес. - Ты мой раб и обязан выполнять мои требования!
   - Хорошо, господин, я больше обкуривать самого себя ладаном не буду, - не стал перечить своему господину Арвиний.
   - А сейчас убирайся прочь из моего дома и, как можно, скорее, негодник! - заорал на своего раба уже еле выдерживающий убивающий в нем все нечистое запах ладана бес. - И не смей появляться в нем, пока не проветришься! Пока от тебя уже больше не буде вонять этим просто невыносимым смрадом!
   Вечером бес, захватив с собою душу Варвары, пошел в харчевню.
   - Осматривай все вокруг себя очень внимательно и не упускай из своего вида ни одной подозрительной мелочи, - наставлял он по дороге свою подружку. - Мы просто обязаны именно сейчас не дать ни одной возможности противостоящему нам недругу снова вмешаться и оказать помощь Антону.
   - Но, может, вы все-таки скажете, куда мы идем? - с немалым удивлением ощущая, как тревожно замирает, предчувствуя надвигающуюся беду, его сердце, спросил у беса Антон.
   Бесов всегда отличает почти мгновенная сообразительность, просто невероятная изворотливость и поразительное знание человеческой психологии. Им никогда не составляет большого труда отличить и определить в интересующем их человеке малейшее изменение в его настроении, понять, чем именно он недоволен в данное время. Только поэтому бес, мгновенно уловив появившуюся в словах Антона еле заметную нотку недоверия и настороженности, встревожился.
   - Не успел ли сообщить мой недруг Антону о моих сегодняшних намерениях? - пронеслась в его голове эта очень ему неприятная мысль, но, всмотревшись в спокойное лицо Антона, успокоился. - Если бы Антону уже было известно о моих сегодняшних намерениях, то вряд ли я уже застал бы его в харчевне, - посмеялся над возникшими у него подозрениями бес.
   Бес не мог оставить без ответа вопрос Антона. Поначалу он намеревался отделаться шутками, на которые он всегда был непревзойденным мастаком, но, немного подумав, решил, что будет совсем не лишним, кое-что приоткрыть для Антона, не раскрывая сути того, что он намеревался в этой секте с ним сделать.
   - Мы идем сейчас на виллу к одному моему хорошему знакомому, - начал, внимательно вглядываясь в лицо Антона, бес. - Он обещал мне сегодняшним вечером участие в одном очень интересном древнеримском обряде. Я не сомневаюсь, что ты не пожалеешь о нашей сегодняшней прогулке. Кстати, там будут и неплохие девочки....
   - Они меня не интересуют, - перебил беса недовольно поморщившийся Антон, - ни одна из них не сможет сравниться с той, которую оставил я в своем времени.
   - Как сказать? - не согласился с ним бес. - А впрочем, это не мое дело.... Смотреть на них или не смотреть, это уже ты решишь для себя сам, никто неволить тебя не собирается....
   Перекидываясь между собою вовсе незначительными фразами, они, еле поспевая за идущим впереди хозяином харчевни, очень скоро оказались на городской окраине. Вымощенная булыжником мостовая закончилось и им пришлось, чтобы не топать по разбитой грунтовой дороге, свернуть на протоптанную в бурьяне узкую тропинку. Тропинка, петляя возле окружающих город лачуг бедняков, все дальше уводила их от дороги. Очень скоро они уткнулись в полуразвалившуюся ограду. Идущий впереди хозяин харчевни уверенно юркнул в один из проемов, и они, быстро проскочив через захламленный мусором двор, вышли на другую дорогу. Перейдя ее, они снова зашагали по тропинке, которая и привела их к открывающейся со страшным скрипом калитке, за которой в опустившихся на землю вечерних сумерках темнел профиль неказистого строения. Хозяин уверенно, толкнув ногою калитку, вошел во двор. И тут же от строения отделился невидимый с улицы человек и направился навстречу к подходившим гостям. Остановившийся возле калитки хозяин подал ему заранее условленный знак, а потом протянул ему правую руку с согнутыми внутрь пальцами. Признавший в них своих, охранник успокоился и, круто развернувшись, возвратился на свое место. Довольно ухмыльнувшийся хозяин харчевни прошел через заросший высоким бурьяном двор и, открыв скрытую от постороннего взгляда густо разросшимся диким виноградом дверь, вошел в тускло освещенное небольшое помещение. Остановившийся Антон, осмотрев облезлые стены этого давно не знающего ремонта помещения, только укоризненно покачал головою посмотревшему на него каким-то то ли лукавым, то ли немного заискивающим, взглядом бесу.
   - И это есть богатая вилла вашего знакомого в древнем Риме? - с сомнением в голосе тихо шепнул он бесу.
   - Не стоит судить о качестве вещи по ее обертке, мой дорогой, - с насмешливой ухмылкою, словно ему было что-то известно такое, пока скрыто от глаз Антона, так же тихо шепнул ему не высказывающий при всем этом убожестве никакого беспокойства бес.
   Тем временем плотно закрывший за ними дверь хозяин харчевни снял с вешалки и передал им длинные темные плащи. Закутавшись в них с головою, бес с Антоном вошли вслед за ним в следующую такого же невзрачного вида дверь. Переступив через невысокий порог, пораженный неожиданно открывшегося перед ним полностью несоответствующего внешнему облику низкого неказистого строения богато обставленного просторного зала с высокими потолками Антон невольно остановился. Выдавая себе, как впервые пришедшего в этот самый настоящий вертеп новичка, он с недоумением всматривался в резко бросающуюся в глаза, несмотря на тусклое освещение, с неприятным привкусом пошлую красоту. Его внимание сразу же привлек к себе установленный в самом конце этого непомерно длинного помещения на невысокой подставке, по всей видимости, только для того, чтобы у всех участников древнего ритуала не возникало даже сомнении, что они собрались здесь только для чествования именно этого божества - идол бога Вакха. Ярко освещенный горящими возне него свечами он не только бросался в глаза, но и хорошо просматривался для каждого, кто входил в это помещение. С веселой пренебрежительной ухмылкою бог Вакх сидел на украшенном драгоценными камнями золотом кресле и, поднося к губам наполненный вином бычий рог, искоса наблюдал за бегущими к нему тремя нагими похотливыми девками. Изготовленные из ослепительного белого мрамора они выглядели так естественно похожими на живых красоток, а возле вырвавшейся вперед девки неизвестный скульптор изобразил для еще большей выразительности старающегося удержать ее возле себя козлоногого фавна. Ухватившись обеими лапами за излучину бедра ее левой ноги, он с умоляющим выражением лица, повернув набок голову, смотрел на убегающую от него красавицу снизу вверх. Но напрасны были его усилия. У него не было ни одного шанса удержать пленившую его красотку возле себя в то время, когда сам бог вина и веселья Вакх поощрительно улыбался ей уголками губ. Удерживая в своих руках символ любви миртовую ветвь, и выпятив вперед свои сочные спелые груди, она застыла в неудержимом полете своих соблазнительно стройных и таких легких на подъем прелестных ножек. Красавица не просто старалась, как можно скорее, оказаться в объятиях бога Вакха, а уже на пути к нему старательно вытягивала в его сторону свои слегка раскрытые алчные губки в нетерпеливом ожидании его божественного сладострастного поцелуя. Разве в силах удержать ее, такую резвую и стремительную, козлоногому фавну, когда красавицу призывает небрежным взмахом приподнятой над поручнем кресла левой руки само божество, которое уже успело приголубить так хорошо разжигающие в живом теле страстные желания вино. И бедному фавну оставалось только бросать свои похотливые взгляды на так сильно притягивающие его глаза к себе девичьи прелести убегающей от него красавицы. А она уже просто сгорала от возбужденной в ней божеством страсти, о которой уже яростно вопил ее забившийся мелкой дрожью круглый, как кратер, немного вздымающийся животик. Не без труда оторвавшийся от лицезрения изготовленного, несомненно, искусной рукою настоящего мастера идола, Антон перевел свой немного восхищенный, а по большей части негодующий, взгляд на остальное убранство помещения, на всем протяжении которого были расставлены вдоль стен мраморные статуи обнаженных мужских и женские тел.
   - Проснись, - легонько толкнув увлекшего осмотром помещения Антона, тихо шепнул бес. - Не привлекай к себе излишнего внимания....
   Смутившийся Антон заторопился за своими спутниками. Предупреждение беса немного запоздало и их заметили. По толпе закутанных в темные плащи мужчин и женщин ленивым ветерком пробежал легкий шепоток. И все находящиеся в помещении сектанты, оборачиваясь в их сторону, с пристальным интересом рассматривали новичков. Хозяин харчевни, обменявшись условленными приветственными знаками со своими знакомыми, сегодня не затесался, как обычно, среди представительниц слабого пола, а, стараясь быть менее заметным, скромно пристроился позади сектантов. Потихонечку любопытство сектантов уменьшалось, и они перестали беспокоить их своими переполненными страстным вожделением взглядами. Но одно выглядывающее из-под темного плаща молодое симпатичное личико не успокаивалось. Все время бросаемые красавицей на Антона пылкие взгляды, не скрываясь, рассказывали ему о возбудившихся в их хозяйке чувствах. И Антон, краснея и смущаясь, отводил от нее глаза в сторону, это и помогло ему увидеть, что не только потолок помещения, но и пол был весь разрисован занимающимися во всевозможных позах любовью с прекрасными нимфами сатирами и фавнами.
   - Красавица! - с восхищением шепнул ему на ухо бес. - Подобной прелести и очаровательного обаяния не так уж много найдется на земле. Но ты, Антон, сегодня в числе избранных очень редко награждаемых людей судьбою подобным ни с чем не сравнимым наслаждением в жизни счастливчиков. Ты ее, Антон, покорил с первого взгляда.
   - Девка, как девка, они все на одно лицо, - недовольно буркнул Антон и переключил на остановившегося возле идола человека, который тут же начал с завидной убежденностью в голосе в чем-то убеждать своих слушателей.
   Полумрак, темные плащи, идол и композиция из трех похотливых девушек - создавали у присутствующих неповторимое ощущение своего прикосновения к чему-то особенно таинственному и загадочно необычному. И сектанты, очарованные близости этого таинственного и необычного, уже просто млели в ожидании долгожданного волшебства, распаляя до предела свое разыгравшееся воображение. Вся окружающая их обстановка способствовала возникновению у сектантов чувственных похотливых желаний. Не было пока только слова, чтобы их страстные вожделения переросли в еще больше сладостное для них утоление своей расходившейся до немыслимого предела похоти. Но с появлением возле идола проповедника появилось и слово. Да, еще какое! О! Это уже был непревзойденный мастер своего дела! В его томном негромком голосе потихонечку рождалась и вырастала страсть. Но это еще было всего лишь начало ожидаемого волшебства, только еще слабый лучик света, освещающий сектантам тропинку к несравненному наслаждению и блаженству. Потихонечку округляясь в свои похотливые формы, страсть билась все сильнее и сильнее в переполненных ею бренных телах сектантах. И только тогда, когда уже прямо пылающий ею на небольшом возвышении проповедник больше не мог удерживать ее возле себя, она, эта порожденная им страстное вожделение и нестерпимая похоть яростно забила, обильно поливая своим обжигающим огнем по всем собравшимся в помещении сектантам. И началось действие.... Совсем неожиданно, когда страсть в телах сектантов достигла своего апогея, чьи-то услужливые руки погасили все свечи, оставив только горящей одну у идола, и начались вакханалии. Сектанты, с наслаждением ощущая учащенное дыхание противоположного пола, потянулись навстречу друг к другу. Сблизили свои задрожавшие мелкой дрожью тела, как животик у стремительно несущейся навстречу своему божеству мраморной девицы. И в охватившем их всех беспамятстве опустились на пол, в исступлении терзая друг друга, упиваясь ощущением своей близости и разряжаясь от переполнивших их всех чувств, то негромкими воплями, то тихим повизгиванием, а то и слабыми томными стонами. Клубки обвившихся друг об друга сектантов до того сильно закачали нависшую над ними темноту, что она, вообще ими не ощущаемая, в такт беснующихся под нею в страстном угаре человеческих тел нетерпеливо забилась об стены этого одновременно и очень богатого и слишком бедного неказистого строения.
   По-прежнему ничего не понимающий, о чем именно говорит остановившийся у идола проповедник, а поэтому не ожидающий подобного завершения обряда, Антон от омерзения разливающейся по всему залу мерзопакостной похоти забился в истерике. А когда он еще почувствовал около себя уже прямо горевшее в огне от переполняющего его страстного вожделения тело своей юной обольстительности, то не сдержался и, оттолкнув его от себя, побежал с дикими воплями к выходу.
   - Я не хочу участвовать в подобных извращениях! - эти неоднократно выкрикиваемые Антоном слова заглушили не только уже лившуюся через край по всему помещению омерзительную похоть, но и заставили задрожать от страха погрязшие в разврате сердца сектантов.
   Кто-то зажег свечи. И их свет осветил разъяренным сектантам не только обхватившего сзади Антона беса, но и десятки еще дрожавших в агонии своих чувственных желаний полуобнаженных тел.
   - Что произошло!? Кто посмел нарушить уединение наших преданных сторонников в посвященном богу вина и веселья старинном ритуале!? - требовательно загремел властный голос снова оказавшего на небольшом возвышении черного проповедника.
   - Это все он! - воскликнул с нескрываемой злобою бес. - Это он отказался от любви рабыни бога Вакха! Он ненадежен и способен в любое время предать вас всех римским властям!
   Сектанты молча посмотрели на забившуюся в неутешных рыданиях оскорбленную отказам ответить на ее страсть свою сестру и обрушились благородным гневом не ее оскорбителя.
   - Ему нет прощения! - закричали разгневанные сектанты. - Этот парень вполне достоин самого сурового наказания!
   - Смерть осквернителю нашей сестры! - заорали уже и сами готовые разорвать бьющегося в лапах беса Антона на куски сектанты.
   - Братья и сестры! - снова прозвучавший властный голос проповедника заставил их всех замолчать. - Позор нашей сестры можно смыть только кровью осквернителя! Принесем его жалкую жизнь в жертву нашего веселого и жизнерадостного бога! Таким, как этот негодник, нет и не должно быть места на земле! Он своим неугодным для нашего господина и повелителя поведением позорит нас, любящих жизнь людей, перед нашим воистину бессмертным божеством! Со своими уже давно атрофированными желаниями он давно мертв, и только поэтому он уже не имеет для всемогущей и всепобеждающей на земле жизни никакой ценности! Этот парень не достоин нашего понимания и прощения! Накормим его телом и его кровью нашего вечно жизнерадостного и веселого бога вина и веселья, братья и сестры! Пусть сгинут с лица земли все, кому жизнь в тягость, а не для нескончаемых наслаждений и безудержного веселья!
   - В жертву! - хором утвердили решение проповедника сектанты и два сильных парня, подхватив упирающегося Антона под руки, потащили его к идолу.
   Вместе с опускающимися на землю вечерними сумерками объявился и неизвестно откуда взявшийся слабый ветерок. И чем больше они сгущались, тем сильнее дул ветер. Поэтому никто из горожан даже не удивился при виде, что скоро весь небосклон был усеян надутыми ветром черными лохматыми тучами. Как хороший пастух, ветер тут же согнал их всех в одну огромную черную тучу. К началу окончательного установления над землею ночной темноты эта огромная туча уже угрожающе нависала над поблескивающей в сумерках золотистым желтым песочком лесной дорогою, по которой крупной рысью гнали коней римские легионеры. Впереди небольшого отряда на лихом скакуне мчался центурион Кай Карнелий. Еще на рассвете он, прихватив с собою конников декуриона Антиоха, отправился на виллу толстого патриция за выигранными в пари ауриями. Получив их у него, он заодно решил раздать и свои долги. Уже не чаявшие взыскать с Кая Карнелия оставленные ему предками долги, кредиторы просто горели переполняющим их желанием хоть чем-нибудь его угостить. Только поэтому Кай Карнелий не успел объездить всех своих заимодавцев еще до начала сгущения вечерних сумерек. Его заметно похудевший, но все еще достаточно весомый, денежный мешок, раскачиваясь на скаку, приятно ощущался его ляжкою. И уже больше не сомневающийся в своем лучшем будущем Кай Карнелий подгонял своего коня, опасаясь, как бы надвигающаяся гроза не застала его в дороге. Центурион снял шлем и подставил свою охмелевшую голову заметно посвежевшему ветру. Блаженная улыбка счастливого человека не сходило с его уст. Он впервые был освобожден от угнетающего человека груза оставленных ему не только отцом, но и даже его дедом, долгов, поэтому сейчас радовался своему новому состоянию, как ребенок.
   - Наконец-то, я с помощью Фортуны освободился от долгов и смогу сделать свое поместье богатым и процветающим, - неустанно в сотый, а может уже и в тысячный раз, повторял Кай Карнелий эти так нравившиеся ему слова.
   С головою погруженный в свои радужные мечтания центурион не сразу увидел, как впереди его небольшого отряда затемнели контуры приближающихся городских построек с освещенными окнами, при виде которых центурион тут же придержал своего горячившегося коня.
   - Мне некуда больше спешить, - подумал про себя Кай Карнелий, - пусть кони хотя бы немного переведут дыхание.
   Притомившиеся кони, безо всякого сопротивления замедлив свою прыть, неторопливым шагом втянулись в городскую окраину. Прислушавшийся к мерному цокоту подкованных копыт коней о булыжную мостовую центурион не увидел появившегося на дороге уже знакомого ему белого, как лунь, старика, который, как и в первый раз, ухватился за уздечку его коня. Удивленный внезапной остановкою Кай Карнелий при виде старика почтительно с ним поздоровался.
   - И тебе привет, благородный центурион! - молодым звонким голосом отозвался на приветствие старик. - Я уже смею надеяться, что ты больше во мне не сомневаешься....
   - Больше не сомневаюсь, дедушка, - подтвердил его слова Кай Карнелий. - С некоторых пор я уже непоколебимо уверен, что ты и есть самый настоящий посланник богини Фортуны....
   - Но богиня Фортуна лично сама чудеса не творит, - заметил ему старик. - Она их делает с помощью чудесных людей.
   - Я не забыл о своем долге доктору Клувиану, - подумав, что старик напоминает ему о нем, поспешил его заверить Кай Карнелий.
   - Я знаю об этом, и никогда не сомневался в твоей порядочности, центурион, - с ласковой улыбкою ответил ему старик. - Но и еще один хороший человек нуждается в услугах богини Фортуны....
   - Скажи мне, кто он, и как ему помочь? Я сделаю все, что в моих силах....
   - Тебя просит о помощи твой бывший пленник, благородный центурион. Он сейчас в плену у сектантов в этом доме.... Если ты, Кай Карнелий, не поторопишься с его освобождением, то его могут принести в жертву богу Вакху.
   Кай Карнелий тут же отправил легионера за городским центурионом, а с остальными бросился к приземистому зданию.
   - Что им от меня надобно? - не понимая их выкриков, недоумевал Антон.
   Но по злым лицам сектантов и провожающим его их ненавидящим взглядам, он понял, что ничего хорошего его не ожидает. Антон с последней надеждою и мольбою о помощи оглядывался на втянувшего его в эту авантюру беса, но тот с окаменевшим лицом оставлял его взгляды безо всякого внимания. Вскочивший на возвышение к идолу проповедник громким хорошо поставленным голосом начал выкрикивать похожие на молитву слова, а удерживаемый сильными руками сектантов Антон с тревогой дожидался продолжения этого пугающего его спектакля. Громкие слова проповедника успокоили возбужденную толпу, и лица сектантов потихонечку светлели. Их взгляды потеплели, они уже смотрели на Антона не с ненавистью, а с какой-то пугающей Антона еще больше непонятной теплотою и любовью. Проповедник в обращенной к своим внимательно слушающим его сектантам речи особенно выделил последнюю фразу. Только и поджидающие подобных слов проповедника удерживающие Антона сектанты, повернув его лицом к идолу, принялись подталкивать его к идолу бога Вакха. Догадавшийся, что его ожидает, Антон яростно сопротивлялся, но к сектантам подоспела помощь. И они общими усилиями, преодолев сопротивление Антона, пусть и медленно, но не только приблизили его к идолу бога Вакха, но и нацелили его грудь на острие бычьего рога. Антон, напрягая свои последние силы, бросался из стороны в сторону в надежде уклониться от угрожающего ему смертью рога изобилия. Но сильные руки сектантов, направляя его тело в нужном им направлении, все ближе и ближе подталкивали его к призывно ухмыляющемуся идолу бога вина и веселья. Антон был уже совсем близко от удерживаемого идолом левой рукой рога изобилия. С ужасом ожидая, что вот-вот и острый конец рога пронзит ему грудь, Антон начал прощаться со всем, что было для него особенно дорого в его еще совсем недолгой жизни, как вдруг совершенно для него неожиданно железная хватка его убийц ослабла, и они, бросив его, куда-то побежали. Интуитивно отпрыгнувший от кровожадного идола Антон снова услышал завопившую благим матом толпу сектантов. Но эти их выкрики уже были совсем не похожими на их прежний злобный вопль. В этих их воплях Антон уже ясно ощущал одно только неизвестно почему-то охватившее сектантов отчаяние от безнадежности. Подобное отчаяние уже не раз приходилось переживать Антону, и он, обернувшись в их сторону, увидел, как вбежавшие в помещение с обнаженными мечами легионеры загоняли сектантов за композицию из трех бегущих навстречу богу Вакху пошлых распутных девиц.
   - С тобою все в порядке, Антон? - спросил у него на современном русском языке Кай Карнелий.
   - Пока что все в порядке, - совсем неуверенным голосом проговорил Антон, - если не считать, что я уже был на пороге смерти. Если бы вы задержались с помощью еще на немного, то этот рог уже успел бы пронзить мне сердце.
   - С ними разберется городской центурион, - небрежно махнув в сторону сектантов рукою, проговорил Кай Карнелий. - Но куда пойдешь ты сам, после избавления от рук этих негодяев и проходимцев? Скажи мне, может, я сумею хоть чем-нибудь тебе еще помочь и оградить от поджидающих в нашей стране всех иностранцев всяческих неприятностей.
   - Мне необходимо возвратиться именно в то самое место, откуда меня привезли твои конники, но я не знаю дороги, и мне, не зная здешнего языка, просто невозможно расспрашивать о ней у местных жителей.
   - Завтрашним утром я отпускаю в те края на побывку несколько легионеров, если хочешь, то можешь отправиться вместе с ним. Я с ними погорю, и они довезут тебя до уже знакомой нам всем горы.
   - Это было бы просто чудесно! - воскликнул с охотой принявший его предложение Антон.
   Подоспевший городской центурион арестовал сектантов и выставил стражу возле низкого неказистого строения со страшной начинкою.
   Заранее знавшее о присутствии среди сектантов беса и души ведьмы Варвары видение полностью проникло в центуриона. И его не посмевшей отказать ему душе поневоле пришлось большей своей частью парить над своим хозяином.
   - И откуда только могла взяться подобная мода у людских душ во время древнего Рима, - недовольно буркнула заметившая такое непотребство Варвара. - Они, еще не зная никаких для себя запретов, с легкостью оставляют порученные им самим Творцом для благоприятного воздействия на живущего на земле человека тела. Я же в свое время не могла даже подумать о подобном своеволии. И когда же этот выживший из ума Творец соизволит призвать всех душ к порядку? Он обязан немедленно прекратить их своеволие и призвать их к строгому исполнению своих непосредственных обязанностей.
   - О чем это ты все время бормочешь? - с раздражением спросил Варвару и так уже заведенный постигшей их очередной неудачею бес.
   - Или ты сам не видишь, как большая часть души центуриона порхает над его головою!? - со злостью огрызнулась тоже немало озадаченная Варвара. - Почему им разрешены подобные вольности, которые в свое время строго-настрого запрещались нам? Разве так должны поступать добропорядочные людские души!?
   - Нет, дорогая, с их стороны подобное поведение совсем не порядочное, - поддакнул своей подружке задумавшийся бес.
   Больше уже не желающая его отвлекать, Варвара хмуро смотрела на уводимых городским центурионом плачущих сектантов, но, когда и Антон уехал вместе с легионерами, она не выдержала и напрямик спросила у беса:
   - Что мы теперь будем с этим Антоном делать?
   - Ты присмотри за ним.... Узнай, где он будет ночевать, и что намеревается делать в дальнейшем.... А я начну собираться в дорогу. Потом мы непременно что-нибудь придумаем, как нам будет лучше всего задержать этого проходимца в древнем Риме....
   Ночные видения и бессонная ночь вконец обессилили Метеллу. И она весь день, работая с бабушкою в поле, была грустной и молчаливой. Изредка бросающая на нее переполненные болью и переживаниями взгляды бабушка только горестно покачивала своей старой головою и вспоминала про себя, какой ее внучка еще несколько дней назад была веселой и жизнерадостной. Бабушка еще долго сдерживала себя, но, когда ей стало совсем невмоготу, она подошла к своей внучке и, ласково погладив по головке, тихо проговорила:
   - Девочка моя, хватит тебе убиваться. Все равно, уже ничего не поправишь, а твоя жизнь еще, слава всемогущим богам, продолжается.
   Еще ниже опустившая свою головку Метелла ничего не ответила бабушке и только сверкающие холодным изумрудом горькие слезинки часто посыпались по ее впалым щечкам.
   - Ты все еще не вспомнила, что с тобою произошла на самом-то деле? - с участием поинтересовалась у своей расплакавшейся внучки бабушка.
   - Нет, мне уже просто невмоготу! - горестно выкрикнула разрыдавшаяся на бабушкином плече Метелла. - И все мое тело ломит, и на душе черные кошки скребутся....
   - Девочка моя, может, ты лучше сходишь домой и немного отдохнешь на мягкой постельке? - предложила ей расчувствовавшаяся бабушка. - А я здесь уже и без тебя справлюсь....
   - Никуда я не пойду! - выкрикнула наотрез отказавшаяся от предложения бабушки Метелла, представ себе, как ей будет невыносимо больно остаться наедине со своими горестными мыслями.
   Бабушка только тяжело вздохнула и решила, что ей будет лучше оставить свою внучку в покое. Однако уже ближе к вечеру мрачные мысли Метеллы изменили свое направление. Она уже начала думать, что ее ночные видения - это просто порожденный неожиданно свалившейся на нее бедой бред.
   - А я терзаю и извожу саму себя из-за этих своих же глупых фантазий, - с горькой усмешкою подумала она про себя.
   Немного успокоившись, она повеселела, и работа снова закипела в ее трудолюбивых умелых ручках.
   - Моя девочка, уже начала понемногу приходить в себя, - обрадовалась наблюдающая за ее прояснившимся лицом бабушка.
   Вечером, после возвращения с полевой работы, Метелла долго плескалась в согревшейся за долгий жаркий день воде и в приподнятом настроении с аппетитом поужинала, а потом ушла в свою комнату. Откинув одеяло, она встряхнула подушку и услышала дребезжание золотых монет.
   - Монеты-то на месте, - с ужасом прошептала ощутившая, как весь день мучившее ее тревожное ожидание чего-то такого страшно непоправимого снова наполняет ее душу, Метелла.
   Она вовсе не обрадовалась перезвону золотых монет. Она сейчас многое отдала бы, на многое согласилась бы в своей жизни, лишь бы их не было, лишь бы ужасные ночные видения так и остались всего лишь бредом ее больного рассудка. Эти немые свидетели ее непростительно проступка перед самой собою, перед своей бессмертной душою оказались на месте, наглядно убеждая замершую от ужаса Метеллу, по крайней мере, в реальности, если не в правдивости, ее ночных видений. Метелле было очень трудно смириться с переполняющим ее ужасом, а поэтому она попыталась еще раз отогнать его от себя.
   - Вот еще! - недовольно вскрикнула разозлившаяся на себя Метелла. - Я должна радоваться, а не переживать.... Было намного хуже, если бы у меня не было этих аурий!..
   Но, все равно, ее настроение уже было испорчено, и Метелла поспешно юркнула в кровать, торопясь забыться обо всем во сне и надеясь, что ее страхи напрасны, а ожидающая ее впереди беда обойдет ее стороною. Грех не добродетель. Он никогда не исчезает для совершившего его человека бесследно и непременно по истечению определенного времени породит зло. И это только что порожденное зло по своей силе и по своим возможностям будет полностью соответствовать породившему его греху. Злу не присуще сострадание, а, совсем наоборот, оно непомерно жестокое и коварное. Злу доставляет особое удовольствие ударить по своей жертве не тогда, когда жертва его ожидает и подготовлена к его приходу, а именно тогда, когда жертва немного успокоится и уже даже начинает потихонечку забывать о своей неминуемой беде. Зло всегда бьет по своей жертве в самый неподходящий для нее момент и обязательно по самому больному месту. Бьет именно тогда, когда оно сможет принести жертве как можно больше горя и отчаяния. Поэтому иногда, если ему повезет, то зло даже от совсем маленького, казалось бы, незначительного греха может обернуться для сотворившей его жертвы огромным несчастьем. Только поэтому в ожидании своего такого везения зло никогда не торопиться разрядиться на своей жертве бедою, оно долго, иногда, даже десятилетиями подкарауливает свою жертву, выбирая для себя самый удобный момент для нападения. И, к нашему великому сожалению, оно никогда не опаздывает и не ошибается. Вполне возможно, что только и в этом заключается великая справедливость жизни. Неотвратимость зла, от которого нельзя ни отмолиться и откупиться - есть самый высший и справедливый суд на земле. Так было и с Метеллой. Ровно в полагающий в таком случае для нее срок, через трое суток, зло дало о себе знать, нетерпеливо зашевелившись в ее чреве. Незнакомое и совершенно не ожидаемое Метеллой ощущение потревожило ее во сне. И она проснулась....
   - Что же это такое со мною происходит!? - мгновенно покрываясь холодной испариной ужаса, вскрикнула Метелла.
   Метелла, где-то в глубине своей онемевшей от постигшего ее несчастья души, хорошо для себя осознавала, что с ней сейчас происходит. Но в то же время она старательно отказывалась от этого своего понимания, ей все еще хотелось не только убедить саму себя, но и весь замерший в немой тревоге окружающий мир, что эти ее ощущения совсем не то, о чем предупреждал ее ночью привидевшийся старик. Метелле было намного легче согласиться с тем, что, пока она спала, какое-то постороннее существо без ее на то ведомо и согласия проникло в нее и сейчас нетерпеливо устраивается в утробе. Она не могла и не хотела соглашаться со всем тем, что сейчас происходило с нею.
   - Такого просто быть не может! - кричала она в ответ с трудом пробивающему через ее нежелание осознать очевидное и правильно оценить все последствия тому, что сейчас с нею происходило. - Что-то подобное может произойти с любым человеком, но только не мною! Я же еще только начинаю жить, я еще совсем молодая и неопытная в жизни!.. Так неужели боги не отнесутся ко мне со снисхождением, не дадут мне второго шанса для исправления допущенной мною оплошности!?
   Она до сих пор не желала понимать, что в нашей земной человеческой жизни все между собою взаимосвязано, что все происходящее с нами в жизни совершается не просто так, как говориться, на пустом месте. Ей, пока что было просто невдомек, что на все в нашей земной жизни имеются свои причины, что все то, что происходит с нами в жизни, как хорошее, или плохое, обусловлено нашими предыдущими поступками, к которым нас подталкивает чаще всего наше же недопонимание простых житейских истин. Из-за недостатка жизненного опыта Метелла не могла даже для себя уяснить, что, если она еще не успела выработать в себе основного правила поведения в жизни, это еще не означает, что для нее будет хоть какое-то снисхождение от всегда неласковой к живущим на земле людям судьбы. Нельзя же взрослеть всю свою жизнь, а она уже совсем взрослая девушка и вполне способна в полной мере отвечать за последствия своего неразумного поведения. Для нее во всем нашем мире никто и ничто не только не собирается, но и не будет, делать никаких исключений, или предоставлять ей второй шанс для заглаживания своего неразумного поведения. Все, что уже сделано, того уже ни за какие сокровища назад не воротишь. Как бы нам не хотелось о нем забыть, оно, это наше зачастую неразумное поведение, всегда будет напоминать о себе. И, самое главное, что не соглашаться или отрицать все происходящее с тобою в жизни не только неразумно, но и очень глупо. Простым отрицанием или несогласием зло не искореняется, а только еще больше усугубляется для притворяющегося слепым и глухим человека. Ему следует сразу же признать зло и, проанализировав все свои возможности, принять для себя единственно правильное решение.
   - Вот и сбылись мои ночные видения! - с горечью вскрикнула, наконец-то, вынуждена смириться со всем, что сейчас с нею происходило, Метелла.
   Она еще немного с ужасом прислушалась к копошившемуся внутри нее существу, а когда оно сделало ей больно, то не сдержалась, и громко завопила.
   - Ты мне не нужен! Я не хочу тебя! - кричала, что есть мочи, Метелла и сильно молотило кулачками по своему животу.
   - Что с тобою происходит, внученька!? - затормошила Метеллу прибежавшая на ее крики бабушка. - Скажи, где у тебя болит!?..
   - Я!.. Я все вспомнила! - вскричала забившаяся в рыданиях Метелла. - Ты мне не сможешь помочь! Я не хочу никого видеть! Оставь меня, бабушка!..
   - Хорошо, хорошо, внученька.... Я уйду.... Ты только успокойся, - согласно буркнула бабушка и вышла из спальни внучки, но скоро возвратилась с пучком ладана и горящею свечою. - Сейчас, внученька, - тихо пробормотал бабушка. - Я обкурю тебя благодатным ладаном, и он отгонит от тебя все злое, что тебя сейчас мучает....
   На этот раз Метелла уже не сопротивлялась, а с затаенной надеждою принюхалась к обволакивающему ее ароматному дыму, глубоко вдыхая его внутрь себя. Но зародившемуся в ней существу этот дым не пришелся по нраву. И оно в раздражении, изо всех сил пытаясь причинить своей допускающей такое непотребство матери боль, так зашевелилось внутри нее, что Метелла с диким воплем вскочила с постели и выбежала из дому.
   - Куда ты, внученька!? - выкрикнула ей вслед бабушка. - Беги, не беги, а от себя не убежишь!
   Но внучка, не останавливаясь, бежала, не разбирая дороги, пока не уткнулась в широкую и глубокую реку. Остановившись на самом краешке обрыва и извиваясь от причиняющей ей задыхающимся от запаха ладана существом невыносимой боли, не отводила умоляющего взгляда от бурлящего внизу водоворота. Боль не утихала, а вода притягивала ее к себе все сильнее.... И Метелла, уже больше не надеясь на избавления от становящихся с каждым очередным мгновением все невыносимее мучений, бросилась с обрыва в водоворот, в котором ее уже поджидал водяной с русалками. Схватив ее за волосы, он вытащил ее из водоворота и раскрыл ей рот. Вода тут же заполнила Метелле легкие, и она перестала дышать.
   - Возьмите тело этой грешницы и привяжите его к нашим волшебным водорослям! - повелел водяной окружающим его русалкам.
   - Но, повелитель, наши волшебные водоросли никогда не отпустят тело этой грешницы, - возразили водяному жалеющие только что утонувшую Метеллу русалки. - И эта несчастная не будет, как полагается всем живущим на земле людям, предана земле.
   - Зато плод, который она носит в себе, затормозит свое развитие, - объяснил им довольный, что он так быстро исполнил повеление Сатаны, водяной. - И вы ошибаетесь, наши волшебные водоросли непременно отпустят ее тело, но не сразу....
   - И когда они отпустят тело этой несчастной девушки? - недовольно загомонили любопытные русалки.
   - Отпустят тогда, когда ее семья избавиться от всего, что она получила взамен своего греха, - недовольно буркнул уже начавший сердиться на своих слишком любопытных подружек водяной.
   Не дождавшись возвращения внучки даже к утру, обеспокоенная бабушка искала ее весь день, заглядывая в самые укромные уголочки, но Метеллы нигде не было. Вечером к поискам подключилась вся деревня, но Метелла, как обычно любят говорить в подобных случаях, как в воду канула. Бабушка поблагодарила всех односельчан за помощь и сочувствие и, сгорбившись от свалившегося на нее несчастья, вернулась в свой опустевший дом. Она вошла в дом и, опустившись на колени возле кровати внучки, поочередно умоляла всех двенадцать небесных владык помочь ей отыскать свою внучку. Долго молилась измученная и телом и душою бабушка, пока, опустив свое заплаканное старческое лицо на мягкое одеяло внучки, не уснула. Но даже и во сне продолжали шевелиться в немой молитве ее губы. Беззвучные слова, слетая с ее губ, потихонечку заструились в поднебесье, образуя из себя еле светящийся во мраке ночи тоненький пучок энергии, по которому и спустился к ней белый, как лунь, старичок. Опустившись возле нее, он увеличился до размеров человека среднего роста и потряс за плечо спящую бабушку.
   - Это ты, внученька!? - выкрикнула ничего не видящая спросонья обрадованная бабушка.
   - Я тот, кого ты так хотела увидеть, и к кому ты посылала слова своей молитвы, - тихо проговорил обволакивающий бабушку излучениями сочувствия ее горю старичок.
   - Значит ты один из наших богов!? - выкрикнула испуганно ойкнувшая бабушка.
   - Нет, я не бог, я всего их посланник, - тихо проговорил старичок.
   Бабушка молча вглядывалась в лицо стоящего перед нею благообразного старика, и в ее груди зарождалось глухое раздражение ко всем этим не только представляющим собою высшую власть во всем мире, но и определяющим судьбу каждого проживающего на земле человека высшим силам.
   - Где ты, божий посланник, был, когда с моей внучкой произошла беда!? Почему ты не уберег мою девочку от несчастья, а позволил ей, еще совсем юной и неопытной в жизни, не только отступиться, но и позволить себе решиться на такое поганое дело!? - напустилась она на старика. - И где сейчас может прятаться от людей, моя девочка!?
   - Твоя девочка согрешила, а порожденное ее грехом зло ее убило, - тихим невозмутимым голосом проговорил старик.
   - Моей внученьки больше нет! - заголосила забившаяся в рыданиях бабушка Метеллы. - Тогда зачем ты пришел ко мне, если я уже лишилась всего, что не только осмысливало мою жизнь, но и предавало мне уверенность, что хоть кто-то в этом непомерно жестоком мире во мне нуждается!? Что тебе в моем доме надобно!? Можешь, если хочешь, забирать уже ставшую совершенно бессмысленной мою жизнь, но только убирайся из моего дома, черный вестник!..
   - Твою девочку уже не воскресишь, но ее бессмертную душу спасти еще можно, - тихо проговорил с прежней невозмутимостью старик.
   - Зачем мне спасать ее душу!? - кричала сквозь рыдание бабушка. - Если она и совершила грех, то он непременно упадет на того, кто ее загубил!..
   - Ты хочешь узнать обо всем, что совершила твоя внучка? - тихо проговорил не отвечающий на укоры старик.
   Бабушка Метеллы замолчала и, утерши свои заплаканные глаза, попросила старика рассказать ей, в чем именно состоит смертный грех ее внучки.
   - Я не вижу вины моей девочки в содеянном грехе, - попыталась она защитить свою внучку. - Этот грех должен был упасть на меня, а не на нее, такую еще юную и неопытную. Это я не сумела внушить своей девочке страх перед коварством злой силы. А она, бедная и нечастная, хотела только заработать на свое приданое. Если бы не наша проклятая бедность, разве она согласилась бы на такое непотребство?
   - Перед искушением греха все равны, - возразил ей старик, - и бедные, и богатые люди. Но ответь мне добрая женщина, в чем именно твоя внучка была несчастной? Разве природа обделила ее красотою и здоровьем? Разве она голодала? У нее все было для счастливой жизни, но она споткнулась о первый подброшенное ей нечистою силою соблазн. А порожденное грехом зло неумолимо. Если бы от него можно было откупиться, то и не было бы на свете высшей справедливости, не было бы тогда в людских сердцах даже слабой надежды на справедливый божественный суд, заполонила бы тогда весь мир лишь одна великая скорбь и отчаяние.
   - Научи ты, божий посланник, меня, глупую, как спасти ее душеньку, - попросила, протянув к старику умоляющие руки, несчастная бабушка. - Я на все готова, лишь бы хоть чем-нибудь помочь своей умершей по моей вине девочке.
   - Кровью греха не искупишь, кровью можно только его многократно усилить, - возразил бабушке наотрез отказавшийся от ее жертвы старик.
   И он уже безо всякой спешки и, не тратя понапрасну сил и время на ненужные споры и пререкания, начал подробно объяснять бабушке Метеллы, как ей еще можно помочь бессмертной душе внучки, а та внимательно его слушала и обещала во всем следовать его советам и поучениям.
   Начиная с завтрашнего раннего утра и до конца последующей недели, потянулись в деревню нескончаемой вереницею нищие попрошайки. Даже древние старики не смогли припомнить такого времени, чтобы их неприметная деревня стала местом паломничества небывалого доселе количества нищих, которых было не так уж много, но и немало, ровно сто пятьдесят человек. И каждому из них с низким поклоном бабушка Метеллы вручила по аурии. На последний день недели в их деревню вошла еще совсем юная нищенка. Долго стояла она у примолкших деревенских домов, но ни один односельчанин не вынес ей даже корочки хлеба.
   - Стыдно побираться такой молодой и здоровой! - кричали ей злорадные женские голоса.
   Оплеванная и обруганная она подошла к дому бабушки Метеллы и с опущенной головою дожидалась полагающего ей подаяния. Бабушка молча смотрела на нее из окошка и не знала, что этой нищенке от нее требовалась. Но она, понимая, что эта посланная к ней богами нищенка пришла не за ее скудными пожитками, растерянно обводила недоумевающим взглядом комнаты своего дома, пока не наткнулась на одежду, в которой была одета ее внучка, когда ее принес домой Клувиан.
   - Так вот, оказывается, зачем пришла в деревню это молодая нищенка! - воскликнула все понявшая бабушка Метеллы и, схватив одежду в охапку, выбежала из дома.
   - Да вознаградит тебя за доброту грозный и могущественный бог Арк, - еле слышно прошептала нищенка и. уже больше не останавливаясь возле остальных домов, ушла из деревни.
   Начиная с этого времени, нищие попрошайки уже снова перестали не только заглядывать в их деревню, но и беспокоить своей убогостью неравнодушных к чужой беде односельчан, которые тоже очень скоро о них забыли. Забыли все, кроме мудрых опытных стариков.
   - Чем-то мы прогневали богов? - тихо шептались они друг с другом. - Но боги, смилостивившись над нами, послали в нашу деревню нищих, чтобы мы подаяниями очистились от скверны.
   Кто быстрее всех подвергается самому глубокому отчаянию при малейшей, казалось бы, незначительной своей провинности? Кто сильнее всех переживает каждую свою оплошность? И кто скорее всех начисто забывает обо всех своих неприятностях? Конечно же, обладать подобными свойствами способны только одни еще не думающие о начале своего жизненного пути маленькие мальчики. Они были дружны и при необходимости всегда горою стояли друг за друга. Но дружба нисколько не мешала их желанию хоть в чем-то быть лучше других своих друзей. Пусть более опытный среди них Арторикс и был для мальчиков что-то вроде непререкаемого авторитета, но после него еще оставались вторые, третьи и так далее по порядку места, на которые все остальные мальчишки претендовали и при каждом удобном случае выясняли свое права их занять. Вот и сегодня мальчики, решив охладить свои изжаренные несносной жарою тела в прохладной воде, побежали наперегонки к протекающей неподалеку от их деревни реке. И никакой силе уже было невозможно их остановить, пока маячила у них впереди спина товарища. Выскочив на крутой берег реки, они только намерились броситься с него в обещающую им свежесть и прохладу речную воду, но их сегодняшним надеждам не суждено было сбыться. Возле берега тихо покачивалось всплывшее на поверхность реки неподвижное тело Метеллы.
   - Вы присмотрите за нею, - проговорил своим товарищам первым пришедший в себя Арторикс, - а я побежал в деревню за взрослыми....
   И долго он в деревне не задержался, так как совсем скоро на берег реки уже высыпали почти все взбудораженные принесенной Арториксом новостью односельчане.
   - Где она!? Где моя внученька!? - послышались причитания подбегающей к реке бабушки Метеллы.
   Односельчане расступились, пропуская ее вперед. И она, подбежав к неподвижному телу Метеллы, упала на колени и, любовно поглаживая свою уже больше не отзывающуюся на ее ласки девочку, сквозь слезы всматривалась, несмотря на долгое пребывание в воде, в почти не изменившееся лицо своей внучки.
   - Просто поразительно, - удивлялись возле нее недоумевающие односельчане, - прошла уже неделя, как она утопла, а Метелла так хорошо сохранилась, словно это несчастье произошло с нею только сейчас....
   Самый старый и мудрый из деревенских старожилов, понимая, что опечаленная бабушка Метеллы сейчас ничего не хочет возле себя видеть и замечать, отдал необходимые распоряжения и, оторвав ее от тела внучки, спросил:
   - Когда ты намерена ее хоронить?
   - Сегодня, - еле слышно ответила ему бабушка.
   - Тогда нам следует поторопиться, - проговорил он и несколько женщин, подхватив бабушку под руки, увели с собою, а назначенные стариком четверо молодых парней, уложив тело Метеллы на темный плащ, понесли его в деревню. Похороны не день рождения и, тем более, не свадьба. К ним заранее никто не готовится, но и долго не мешкают. Каждый из односельчан считал своим долгом внести посильную лепту в организацию похорон. И к началу вечерних сумерек уже было все приготовлено. Тело Метеллы уложили на погребальные носилки и понесли к сложенному на берегу реки костру.
   - Кому понадобилось слаживать такой немыслимо большой костер? - недоумевали расчетливые во всем мужики и бабы. - На таком костре можно сжечь не одного, а почти десяток покойников.... Это же просто напрасная трата сил и дров.
   Однако они были удивлены его больше, когда распорядитель похорон деревенский старожил повелел молодым парням привязать тело Метеллы к костру цепями.
   - Он заставил нас вкопать в землю два толстых бревна и укрепить на них цепи, - объяснили удивляющимся односельчанам подручные деревенского старожила.
   Подобной предосторожности при сжигании на костре тела умершей простой девушки ее односельчане до сегодняшнего вечера еще не видели. Поэтому сейчас они не только недоумевали, но и терялись в догадках, что именно могло заставить видавшего в своей долгой жизни немало странного и непонятного старика заняться такими еще небывалыми предосторожностями при сжигании на погребальном костре вполне обычного, по их мнению, покойника. Однако стариков во время древнего Рима еще почитали и уважали, а их советам и мудрым указаниям подчинялись беспрекословно. И только тяжело вздыхающие в ответ молодые мужчины не смели перечить и безропотно выполняли все, что велел им делать уважаемый в деревне старожил. Мало того, он даже потребовал от них подложить под цепи на вздувшийся живот Метеллы железные накладки, что уже вообще не укладывалось ни в какие рамки воззрения односельчан о степени опасности покойников, но и это, уже казалось совсем безрассудное его требование, покорные его воле мужики исполнили безо всяких лишних рассуждений.
   - Глаза смотрят, а руки делают, - благоразумно приговаривают во все время деревенские мужики и бабы, а поэтому дружная и сноровистая работа односельчан очень скоро все подготовила для сжигания на костре тела Метеллы.
   Принявшая из рук деревенского старожила бабушка Метеллы горящий факел поднесла его к погребальному костру своей безвременно ушедшей из жизни внучки. И еще долго бушевало над окрестностями яркое пламя огня, а внутри него отчаянно билось неведомое односельчанам Метеллы какое-то ужасное существо и, наполняя ближайшие окрестности дикими воплями, все время пыталось из него выпрыгнуть. Но натянутые крепкие цепи не позволяли ему это сделать и. тем более, до смерти напугать и так съежившихся от страха людей, которые в очередной раз наглядно убеждались в мудрой предусмотрительности своих старожилов. И только тогда, когда ужасное существо, задохнувшись в несносной жаре, утихло, из руководившего похоронами старика выскользнуло знакомое нам видение. Оно еще немного полетало над примолкшей толпою односельчан, а потом направила свои крылья в сторону темнеющих небес.
  
   1993 год.
  
  
  
  

Глава десятая.
ОМРАЧЕННАЯ РАДОСТЬ СВОБОДЫ.

  
   Уже потерявший счет переполненных изнурительной скачкою дней преследующий вместе со своим господином сопровождающих бывшего гладиатора несколько легионеров Арвиний только с тоскливой обреченностью вглядывался в спину скакавшего впереди беса. Ему уже пожилому человеку было не по силам тягаться с молодыми легионерами, а, тем более, с неутомимым бесом, его нынешним господином. Да, и несущий на своей спине не только отяжелевшего с годами Арвиния, но и еще и несколько тяжелых мешков с припасами, его жеребец уже тоже начал потихонечку выдыхаться. У жалостливого Арвиния сердце обливалось кровью при виде теряющего свои силы коня.
   - Господин, - уже не раз умолял он с досадой отмахивающегося от него беса, - разреши небольшой привал. Пожалей ни в чем не повинных коней и мою старость....
   Однако бес только недовольно морщился и сердито приговаривал:
   - Ничего страшного не случиться Арвиний: подохнет эта падаль - купим другую. В древнем Риме достаточно коней, чтобы мы не могли тревожиться их состоянием во время долгой изнурительной погони. Брось переживать Арвиний из-за подобных пустяков и, тем более, не изводи своего господина своим старческим брюзжанием.
   И Арвиний, хорошо для себя понимая, что слова господина относятся и к нему самому, уже и не знал, чем же ему еще воздействовать на беса, чтобы тот хотя бы на немного приостановил эту становящуюся с каждым очередным днем просто невыносимой для него и коней гонку. Ему уже даже и посоветоваться было не с кем. Немало способствующим его недовольству своим господином странный старик куда-то запропастился, а все дальше и дальше уезжающий от города Арвиний больше уже не надеялся встретиться с ним.
   - Где же этот странный старик сейчас находиться? - постоянно спрашивал сам себя Арвиний. - Почему он перестал интересоваться судьбою преследуемого моим господином гладиатора?
   Но день сменялся новым днем, а Арвиний снова трясся, стараясь не отставать от своего господина, на спине жеребца. Сегодня, как назло, в дополнения ко всем остальным свалимся на бедную голову Арвиния трудностям, с самого раннего утра полил с прохудившихся небес на землю проливной ливень, но его господин, вопреки надеждам бедного раба, не остановил эту уже казавшуюся ему просто нескончаемой гонку.
   - Этот ливень уже вконец меня доконает, - подумал про себя с неприязнью ощущающий забивший по его телу мелкой дрожью озноб Арвиний. - Завтра я уже больше не смогу подняться с постели.... И мой бесчувственный господин непременно от меня избавиться.
   Но никто не может заранее знать свою дальнейшую судьбу. Арвинию еще рано было думать о собственной смерти. К тому времени, когда ему стало уже совсем плохо, они успели доехать до харчевни, в которой скакавшие впереди легионеры спрятались от настигшего их ненастья. Узнавший об этом бес осадил своего жеребца. И они, передав коней выскочившему им навстречу хозяину харчевни, поспешили занять свободную от постояльцев комнату.
   - Сиди здесь и не высовывайся, - повелел бес еле тащившемуся вслед за ним с тяжелыми мешками Арвинию.
   - Но господин, - возразил Арвиний. - я весь промок и озяб. Что я сделаю плохого, если немного обогреюсь у теплой печки?
   - Переоденься в сухую тунику из моего мешка, - коротко бросил бес и вышел из комнаты.
   Тяжело вздохнувший Арвиний переоделся и, укутавшись с головою в одеяло, попытался хотя бы под ним немного согреть свое озябшее тело. Дверь комнаты отворилось: и кто-то, войдя в нее, остановился возле Арвиния. Высунувшийся из-под одеяла раб увидел протянувшего ему чашу с вином своего господина. Крепкое вино хмельным туманом ударила по его старой голове и понесла по всем кровеносным сосудам его тела желанное тепло.
   - Очухался, - насмешливо бросил снимающий с себя мокрую одежду бес. - Помоги мне переодеться!
   Ощутивший себя немного лучше Арвиний, сбросив с себя одеяло, засуетился около своего господина. Однако прошло еще немало времени, прежде чем не покидающий их комнату бес разрешил ему приступить к исполнению своих лакейских обязанностей. Не без труда справившийся с ними Арвиний в эту ночь еще долго ворочался на своем жестком ложе без сна, вызывая недовольное ворчание всегда чутко спавшего беса.
   - Как мог мой господин узнать, что преследуемые им легионеры уже разошлись по своим комнатам, если он все это время был вместе со мною?- недоумевал Арвиний, вспоминая, что и по дороге его господин тоже все знал о скакавшем впереди них гладиаторе.
   Арвиний еще долго тщательно перебирал и заново осмысливал неподдающееся его пониманию поведение господина. И уже только тогда, когда у него больше не оставалось сомнений, что его новый господин не человек, а злой дух, Арвиний твердо решил сделать все него зависящее, чтобы, как можно скорее, избавиться от его нал ним власти.
   - Будь что будет, но злому духу я не слуга, - подумал выходящий рано утром нагруженный тяжелыми кожаными мешками из харчевни Арвиний.
   Он недолго копошился возле коней, подготавливая их к очередной скачке вслед за увозящими с собою бывшего гладиатора легионерами, а потом согласно отданному ему поручению господина отвел их по дороге немного назад от харчевни и спрятал среди деревьев. Дождавшись, когда выскочит из харчевни и сам бес, он, дернув коней за поводки, выглянул вместе с ними на дорогу. Заметивший его бес кивнул головою и тут же, не желая, чтобы его заметили только что вышедшие из харчевни легионеры, подался от них в сторону
   - Что ты наделал, глупый раб!? - услышал Арвиний негодующий оклик подкравшегося к нему сзади господина.
   - Ничего, господин, - пролепетал затрясшийся от страха Арвиний. - Я только обкурил коней ладаном, чтобы отогнать от них злых духов и предохранить от порчи. Господин, я не хотел сделать тебе ничего плохого.... Я только хотел защитить твоих коней от сглаза....
   - Но я же тебе строго-настрого уже запрещал тебе обкуривать не только коней, но и самого себя этим противным ладаном, мерзавец! - заорал на него не сдержавшийся бес.
   - Господин, ты запрещал мне только посещать храмы, а не пользоваться ладаном, - оправдывался прикидывающийся несмышленым простаком Арвиний и, дернув коней под уздцы, начал подводить их к бесу.
   - Не приближайся ко мне, если не хочешь, чтобы я прямо сейчас порвал тебя на куски! - прокричал бес и, резко повернувшись, пошел по дороге вслед за ускакавшим вместе с легионерами Антоном.
   Дорога.... Как приятно ты ласкаешь бросаемый на тебя из окошка вагона взгляд! Сколько неповторимо прекрасных мест приоткрываешь ты наблюдающему за тобою из окошка автомобиля путешественнику! И сколько навек не забываемых мгновений сохраняются в душах решивших пройтись по тебе пешочком людей! Много услады ты приносишь наблюдающим за твоим прерывистым дыханием широко раскрытыми от изумления глазами путникам! Но еще больше ты приносишь страданий и просто невероятных мучений тем, кто с непростительной беспечностью отдался твоему манящему призыву, не подумав заранее об удобствах во время путешествий по тебе! Тогда ты из ожидаемой заботливой и предупредительной подруги сразу же превращаешься в злую и бессердечную подкарауливающую своего незадачливого путника на каждом своем изгибе и приносящую ему массу неудобств и неприятных сюрпризов фурию.
   Дорога - это не только плотно утрамбованный под тяжестью переносимых и перевозимых по ней грузов участок земли, при помощи которого можно будет относительно легко пересечь определенную местность, или добраться до определенного населенного пункта, а живое трудолюбивое существо. И как живое существо у нее имеется не только свое тело, но и даже душа. Как всякая душа - душа дороги не только помнит добро, но и держит в себе обиду на тех, кто порочит ее доброе имя или отзывается о ней крайне недоброжелательно. И только поэтому она всегда сострадает подверженным в ее владениях преследованию или нападению путникам. Сострадая она не смотрит на все происходящее в это время на ней безучастно и никого не оставляет наедине со своей бедою. Она всегда старается расстилаться перед убегающими от преследования жертвами своими самыми ровными и прямыми участками. Именно такими участками, чтобы, если у жертвы уже даже и в глазах потемнело от страха, она не споткнулась и не потеряла по вине дороги ни одного имеющего в данное время для нее немалое значение мгновения. И, совсем наоборот, дорога всегда старается сделать все от нее зависящее, чтобы не только затруднить движение преследователя, но и, по возможности, не позволить ему нагнать свою жертву. Саму дорогу при этом не надо долго убеждать, кто из доверившихся ей путников кого преследует. Она, обладая острой чувствительностью к намерениям доверившихся ей путников, в любое время вполне способно почти мгновенно определить от кого из них исходят добрые намерения, а от кого коварные и злые. Наши дороги никогда не ошибаются в своем выборе, кому из путников им оказывать покровительство и проявлять свою доброжелательность, а к кому им следует относиться с презрительным равнодушием. Во время непосредственно нападения кровожадных злодеев на добрых и порядочных людей дороги всегда норовят подставить этим злодеям то торчащий из земли сучок, а то и выбоину. Да, и еще много чего, обо что можно споткнуться и, если не сломать ногу, то, растянувшись по земле, расквасить себе до крови нос. Наши дороги вполне способны вводить непонравившихся им людей в такое состояние, что они очень легко запутываются в их неожиданных поворотах и пересечениях. Дороги, как и все живое на земле, бывают по своему отношению к путникам: добродушными и ворчливыми, насмешливыми и капризными, большими любителями не только вволю поиздеваться над доверившимися им людьми, но и вволю повеселиться за чужой счет. А иногда, хотя это бывает очень редко, да, и то в самых глухих местах, очень недоброжелательными к проходящим по ним путникам, если не сказать, откровенно злобными и коварными. Недаром всем отправляющимся на чужбину путникам всего желают во время расставания доброй дороги. Добрых дорог на земле большинство. И вот по одной из такой доброй дороге и скакал сейчас в направлении одиноко возвышающейся над окрестностями горы Антон. Краткосрочный отпуск всегда очень дорог для любого солдата, и он почему-то всегда для них очень быстро оканчивается. Только успеет прибывший на побывку солдат поздороваться с родными и близкими ему людьми, немного полюбоваться взрослеющими без него детьми, а уже, глядишь, пришла ему пора отправляться в обратную дорогу. Не желающие потерять из своего отпуска ни одного мгновения легионеры торопились, а поэтому у Антона просто не было времени осматриваться по сторонам. Он смотрел на убегающую из-под копыт неутомимо скачущих коней дорогу, как на свою последнюю надежду. Он слезно умолял добродушно улыбающуюся сопровождающим его легионерам дорогу сделаться по возможности короче и, как можно скорее, привести его к спасительной в его теперешнем положении пещере. Дороге нравился скачущий по ней Антон, и она делала для него все, что было в ее силах для скорейшего исполнения его самой заветной мечты. Под копыта его коня никогда не попадались выбоины и бугорки, и он скакал по ровной, как стрела, дороге, что не только сохраняла силы его резвого скакуна, но и способствовало повышению настроения самого Антона. Помогающая Антону дорога в тоже время всеми своими силами препятствовала преследовавшему его бесу. Недаром его кони таяли и слабели изо дня в день, что и заставила сердобольного Арвиния, обкурив их ладаном, отправить для продолжения преследования беса пешком. Поэтому можно смело утверждать, что только благодаря доброжелательной к нему дороге Антону удалось, пусть и ненадолго, обогнать своего преследователя. Разгоряченные скачкою кони легко выскочили на очередной взгорок и придерживаемые легионерами остановились. Один из сопровождающих Антона легионеров указал Антону на переброшенный через небольшую речушку мостик, и он, припомнив, как по нему проходила отара овец, соскочил со спину несшего его до этого времени на себе жеребца. Помахав на прощания ускакавшим легионерам рукою, Антон перевел свой взгляд на уже отчетливо видимую им вершину горы. То, что она была от него уже совсем близко, его радовало, но уходящей шаловливою змейкою в степь и прячущейся, где-то далеко в ней, продолжением дороги он был не очень доволен. Она, как ему тогда показалось, уходило от горы в сторону.
   - Мне придется сделать по ней немалый трюк, прежде чем я окажусь возле этой горы, - подумал про себя с тяжелым вздохом Антон.
   Если следовать здравой логике, то он должен был продолжать свое путешествие по дороге, но его сердце отчаянно сопротивлялась и призывала Антона отыскать для себя более короткий путь. Антон еще некоторое время не решался принять окончательное решение, прислушиваясь то к голосу разума, а то к голосу сердца, но, в конце концов, сердце победило. И он свернул на одну из убегающих от дороги тропинок, бегущей, по его мнению, в сторону нужной ему горы. Подобрав достаточно крепкую сухую палку, Антон забросил себе на спину переданный ему легионерами узелок с едою и бодро зашагал по бегущей между невысокими скалами узкой тропинке. Если выбранная им тропинка и не относилась к числу особенно злобных и коварных дорог, то уж насмешливо шаловливой она была наверняка. И Антон очень скоро пожалел, что так опрометчиво отдался ее манящему призыву. Она все время или пересекалась с другими тропинками, или раздваивалась, а то и очень часто совсем пропадала. И немало огорченный подобным ее поведением Антон с трудом находил ее продолжение. В дополнение к своей насмешливости она оказалась и очень до привередливости капризной тропинкою. И это ее насмешливая капризность в первую очередь проявлялось в ее явном нежелании идти прямо на одиноко возвышающуюся над всеми окрестностями гору. Коварная, она подождала, пока Антон не отойдет от дороги на достаточное расстояние, когда у него уже даже не появится мысли повернуть обратно и, закапризничав, начала отклоняться от своего первоначально направления в разные стороны. Разочарованный Антон тщетно искал для себя другую более покладистую пробитую в густой траве тропку, но все еще до конца не удовлетворившая свою насмешливую капризность тропинка не предоставляла своей жертве подобную возможность. Она громко, с нескрываемой издевкою, смеялась над его беспокойством и, резко меняя свое направление, убеждала его на каждом своем повороте, что он напрасно ей доверился, и с нескрываемым наслаждением выслушивала его проклятие в свой адрес. Мало того, так эта коварная и смешливая тропинка для еще большего своего удовольствия даже начала время от времени скрывать от Антона гору. И он, вконец измученный сомнениями в слишком томительной для него неизвестности, еще долго по ней петлял, пока, вволю над ним поиздевавшись, узкая тропинка совсем неожиданно не открывала на каком-то своем очередном бугорочке ее острую вершину. Но Антону еще повезло, что он свернул именно на эту тропинку, а не на какую-нибудь еще другую. Она, несмотря на свою неуемную страсть покуражиться над одиноким путником, все-таки не была особенно злобной. Вволю потешившись его испуганным беспокойством, она выбросила его, как надоедливую игрушку, на весь усыпанный яркими цветами горный луг. Подобного ни с чем не сравнимого прелестного очарования Антону еще не приходилось наблюдать. И он, застыв на месте от мгновенно переполнившего его восхищения, еще долго любовался пасущимися на лугу отарами овец, которые пастухи уже начали заворачивать в загоны, не в силах заставить себя оторваться от открывшейся ему бесподобной красоты. Воцарившееся на этом горном лугу покойное миролюбие ложилось целебным бальзамом на его истомленную душу. Его-то Антону как раз и недоставало в течение последних месяцев жизни.
   - Мне уже пора подумать и об имеющих для путника первостепенное значение насущных проблемах, - недовольно буркнул Антон, заставляя себя оторваться от этой переполненной притягательным волшебством неповторимой в своем прелестном очаровании картины. - Скоро стемнеет, и мне уже пора побеспокоиться о ночлеге....
   Антон спустился со скалы, на которой резко обрывалась его тропинка, и направился к загоняющим отары в загоны пастухам. Только во время обозрения с высокой скалы горный луг показался Антону сравнительно небольшим. На самом-то деле он оказался не таким уж и маленьким, и уставшему Антону пришлось еще долго осторожно, чтобы ненароком не сломать ни одного цветочка, шагать до ближайшего загона. К тому же на самом подходе к временным постройкам пастухов дорогу Антону преградила подгоняемая кружившимися вокруг нее собаками отара овец. Он, терпеливо подождав, пока отара не втянется в загон, подошел к еле тлеющему затухающими угольками костру, возле которого его уже поджидал приметивший чужака пожилой пастух. Поприветствовав окинувшего его вопросительным взглядом пастуха легким поклоном, Антон знаками высказал ему свою просьбу. Понятливый пастух согласно кивнул головою и громким криком кого-то к себе подозвал. Подбежавший к костру молодой парень подхватил Антона за руку и отвел к ближайшему шалашу. В нем он бросил на кучу сухих листьев несколько овечьих шкур и тоже знаками показал Антону, что он уже может устраиваться на ночной отдых. Антон легким кивком головы поблагодарил его и с удовольствием растянулся на мягких овечьих шкурах, а потом под негромкую вечернюю суету пастухов он даже и не заметил, как погрузился в давно уже поджидающий его глубокий сон уставшего за день человека.
   Кто-то легонько затормошил его за плечо и Антон проснулся. Тот же вихрастый юный парнишка знаками поманил его за собою. Нависающая над еще не успевшим окончательно стряхнуть с себя ночную дремоту высокогорным лугом тишина лишь время от времени нарушалась отрывистым лаем чем-то недовольных обегающих порученные им под охрану отары собак. Весело потрескивающий сухими сучьями разведенный пастухами костер, возле которого уже дымилась отварная баранина, белели куски разложенного соленого сыра и расточали вкусный аромат толстые ломти хлеба, настраивал Антона на приятное проведение сегодняшнего утра. Пожилой пастух взмахом руки указал Антону его место. И он, не заставляя себя долго упрашивать, сразу же потянулся к притягивающей его к себе оголодавшим желудком еде. Насытившись, он сбегал в шалаш за всунутой ему легионерами на дорогу флягой вина и начал угощать своих гостеприимных хозяев. Повеселевшие пастухи о чем-то оживленно загомонили, а кое-кто из них даже попытался объясниться с непонимающим их языка Антоном знаками, который, не желая их понапрасну обижать, в свою очередь, изо всех сил пытался разгадать смысл их к нему обращений и отвечать на их вопросительные взгляды своими знаками. И хотя ему чаще всего удавалось правильно разгадать и понять смысл их обращений, но в этой оказавшейся на самом-то деле очень забавной попытке общения друг с другом иногда возникала такая веселая несуразица, что неизменно вызывала не только у пастухов, но и у самого Антона, взрывы хохота. Игра по общению знаками пастухам понравилась. И они, радуясь, как дети, придумывали все новые и более понятные для Антона знаки. Понемногу с ними разговорившийся Антон начал пытаться расспросить их, что в данное время его беспокоило и волновало больше всего, о ведущей по направлению к одиноко возвышающейся над окрестностями горе дороге. Для этого он вытащил из костра обгорелый сучок и, очистив выжженное костром небольшое пятнышко земли от золы, начертил примерную схему местности. Указав на схеме воткнутой в землю палочкою их местоположение, он провел стрелку в сторону обозначенной им на той же схеме высокой горы и окинул вопросительным взглядом пастухов. Те в глубоком раздумье еще некоторое время уточняли у Антона знаками значение обозначенных им на схеме символов, а потом, в конце концов, понявший, чего он хочет узнать от них, один из пастухов, схватив его за руку, потащил за собою. Пробежав по крутой извилистой тропинке на одну из ближайших скал, он протянул руку в направлении нужной их гостю горы и в свою очередь потребовал вопрошающим взглядом от Антона подтверждения, что он понял его правильно. При виде подтверждающего кивка Антона он, осветившись довольной улыбкою, вернулся обратно к костру и начал о чем-то переговариваться со своими товарищами. Ничего не понимающий Антон только в недоумении хлопал веками, но пастухи не собирались слишком долго мучить его своим оживленным друг с другом разговором. Подождав, пока все не выскажутся по обеспокоившей их всех просьбе Антона, пожилой пастух знаками начал показывать ему, что ему добраться туда без провожатого будет очень затруднительно.
   - А за провожатого мне придется заплатить, - уже и сам догадавшийся Антон высыпал перед пастухами полученные им от консула в награду за победу в гладиаторском бою две тысячи сестерций.
   Пастухи неторопливо их пересчитали и согласно закивали окинувшему их вопросительным взглядом Антону головами. И скоро он уже трясся верхом на ослике вслед за своим проводником.
   - Что произошло, дорогой? - зазвучал над бесом голос встревоженной его странным решением продолжать преследование Антона пешком Варвары. - Почему ты не хочешь вскочить на коня, который успел за ночь не только хорошо отдохнуть, но и отъестся отборным овсом?
   - И ты еще спрашиваешь меня, что произошло!? - недовольно буркнул озлобленный бес. - Этот мерзавец снова обкурил самого себя и коней ладаном!
   - Вот, негодяй! - возмутилась рабом Варвара. - И кто же это мог подсказать ему, что у нас сейчас не будет времени попытаться отплатить ему за лихоимство той же монетою? Возвращайся обратно в харчевню и купи себе нового коня!..
   - А на что!? - огрызнулся на ходу бес. - Все мои деньги остались у этого ничем не пробиваемого тупицы, а люди, как тебе хорошо известно, благотворительностью, которая не сулит им в будущем хороших барышей, не очень-то любят заниматься!
   - И надо же было, чтобы этому презренному рабу пришло в голову защитить самого себя и коней от якобы преследующих его злых духов ладаном, - переживала Варвара. - И что же нам теперь с этим Антоном делать?! Пешком мы его не догоним.... Он непременно ускользнет от нас в собственное время....
   - Будем надеяться на счастливый случай, - с тяжелым вздохом буркнул бес, но, как назло, им в течение всего дня не встретился ни один одинокий всадник, с которым бесу было бы не только легко справиться, но и завладеть его конем.
   Смертельно уставший бес, с трудом доковыляв поздним вечером до встретившейся ему на пути харчевни, и сразу же погрузился в овладевший им непробудный сон. Еще не успела заалеть утренняя зорька, как обеспокоенная Варвара затормошила своего разоспавшегося дружка.
   - Тебе больше делать нечего, - заворчал не нее выглянувший в окошко бес. - Еще совсем темно....
   - Поторопись, милый, - прошептала ему не обратившая его недовольство внимания Варвара, - сейчас самое подходящее время, чтобы увести из конюшни хозяина харчевни быстрого, как ветер, скакуна....
   - Молодец, - похвалил ее оценивший сообразительность Варвары бес, - ты, моя дорогая, в отличие от меня быстро сообразила, как нам выйти из этого очень затруднительного положения.
   - Все твои мысли, милый, вчера были направлены только на то, чтобы, как можно скорее, добраться до кровати и забыться обо всем в беспробудном сне, - объяснила ему осветившаяся снисходительною ухмылкою Варвара.
   Бесу на раскачку и обдумывание, как ему лучше в данное время поступить, много времени без надобности. Не прошло еще и несколько мгновений, а он уже скакал на угнанном жеребце по дороге. До глубокой ночи скакал неутомимый пытающийся восполнить утраченное вчерашним днем время бес, но ровно в полночь его загнанный скакун с диким ржанием свалился на обочину дороги.
   - Все, - недовольно прохрипел едва успевший выскочить из-под коня бес, - дальше мне снова придется топать пешком.
   - Не переживай, милый, - успокоила его возвратившая пролетевшая по инерции немного вперед Варвара, - впереди у нас находится харчевня, в которой ты не только восстановишь свои силы, но и сможешь увести из конюшни другого, еще лучше этого, скакуна.
   - Разбуди меня пораньше, - устало прохрипел бес. - Гора уже совсем близко, как бы нам не упустить порученного нам повелителем для надзора Антона....
   Разбудив хозяина харчевни, бес наскоро перекусил остатками пищи и отправился отдыхать в выделенную ему комнату. И долго в ней не задержался, уже совсем скоро он снова скакал по дороге, которая использовала любую подвернувшуюся ей возможность, чтобы задержать стремительный бег скакуна. Но разве хоть кто-нибудь в силах задержать быстрого, как ветер, жеребца, особенно тогда, когда на нем сидит бес? Только поэтому уже ближе к вечеру бес осадил своего взмыленного коня на том самом взгорке, с которого так хорошо просматривалась одиноко возвышающаяся над окрестностями высокая гора. Обладающий необычайно острым зрением бес не стал медлить. Он тут же окинул внимательным и все замечающим на многие версты вперед взглядом простирающуюся до самой горы местность, но направляющегося в сторону горы Антона не увидел.
   - Куда же он мог запропаститься? - недоумевал обеспокоенный его отсутствием бес. - Сейчас еще очень рано устраивать для себя ночлег.... Я на месте Антона, начисто позабыв о сне и об отдыхе, изо всех сил торопился бы, как можно скорее, дойти до горы.
   Посоветовавшись с Варварою, бес решил, что он будет и дальше продолжать движение по дороге к горе, но уже без излишней торопливости, чтобы предоставлять своей подружке возможность, порхая над степью, выискивать притаившегося в густой траве Антона. А что еще мог подумать об этом порученном ему для надзора Антоне бес? Он уже не предполагал, а был доподлинно уверенным, что этому постоянно ускользающему из его ловушек Антону оказывает помощь и поддержку другая сторона человеческой на земле жизни. И пусть он не был уверен, что сам Антон в курсе об особом пристрастии к нему небесных сил, но сам бес не только был обязан учитывать вмешательства в его нечистую деятельность враждебных сил, но и находиться в постоянной готовности встретиться с ними лицом к лицу.
   Если бы хоть кому-нибудь приспела нужда осмотреть внимательным взглядом сияющие небеса, то он непременно увидел при ярком свете разгулявшегося сегодня небесного солнышко стремительно несущийся над землею темный сгусток непонятного происхождения. И этим темным сгустком было, конечно же, видение. Задержавшись на похоронах Метеллы, оно торопилась на помощь ускакавшему вместе с легионерами Кая Карнелия Антону. Оно летело изо всех своих сил, не позволяя себе даже небольшой остановки, чтобы не только хотя бы немного перевести свое учащенное дыхание, но и для умывания в утренней росе. Его могли видеть тянувшиеся бесконечной вереницею по дороге путники, но, к его счастью, во время древнего Рима на небеса еще мало кто обращал внимание. Видение торопилось, но, когда увидело едущего на дороге понурого Арвиния, тут же опустилось к нему. Бедный раб, не зная, что ему следует сейчас делать, и что ему надо было предпринять в первую очередь, безо всякой цели ехал в обратном направлении по дороге и, увидев опустившегося перед ним знакомого старика в запыленной тунике, был очень удивлен.
   - Что случилось с тобою Арвиний? - спросил у него встревоженный его видом старик.
   Арвиний неторопливо сполз с коня и рассказал старику, что он предпринял для избавления от связанного со злыми духами своего нового господина.
   - Ну, и отчего ты так сильно расстраиваешься? - с ободряющей улыбкою спросил у Арвиния старик. - Или ты все это время не мечтал об избавлении от своего нового господина?
   - Мечтать-то я, мечтал, - грустно проговорил Арвиний. - Но что мне делать сейчас? Меня могут заподозрить в убийстве своего господина.... Кто поверит бедному и бесправному рабу?
   - Так вот ты о чем, оказывается, беспокоишься, а я-то подумал, что тебе уже стало жаль своего господина, - невесело посмеялся над Арвинием старик и передал ему свернутый в трубочку свиток.
   - Зачем он мне? - спросил принявший свиток от старика Арвиний.
   - Прочитай и все тебе сразу станет ясно и понятно, как светлый день, - с загадочной улыбкою буркнул Арвинию старик.
   Тот послушно развернул свиток и прочитал его.
   - И ты, Арвиний, не обрадовался своей свободе!? - воскликнул удивленный его по-прежнему хмурым лицом старик.
   - В мои годы уже не радуются свободе, - с грустью ответил ему Арвиний. - А что мне делать с имуществом господина? В этих мешочках еще имеется немало золотых монет....
   - Оставь их себе. Купишь себе дом, возьмешь на воспитание какого-нибудь сироту.... Сделай так, чтобы эти предназначенные для подлости и зла аурии принесли людям добро.
   - И верно, - обрадовался Арвиний подсказке старика. - Может мне еще повезет закончить свою жизнь по-человечески....
   И видение, распрощавшись с Арвинием, еще быстрее замахало своими воздушными крышками.
   Горные тропинки еще долго не выпускали Антона с проводником из своих объятий. Однако ближе к вечеру горы расступились, и ослики весело засеменили по степной доброжелательной к путникам тропинке. Сопровождающий Антона проводник остановился. Указав окинувшему его вопросительным взглядом Антону на вьющуюся посреди высокой почти в человеческий рост травы тропинку и на вершину горы, он, забрав с собою ослика, на котором все это время ехал Антон, повернул в обратную сторону. А все понявший Антон, закинув за плечо палку с узелком, в который при прощании гостеприимные пастухи наложили всякой всячины, зашагал в сторону уже весело ему подмигивающей горы. Рискнувшего пуститься в путешествие по степи пешком Антона скрывала от постороннего взгляда высокая трава. Он, имея возможность видеть и наблюдать все, что происходило он него вокруг на многие версты, уже наученный горьким опытом не спешил, потеряв голову, к горе. Антон продвигался в ее сторону неторопливо, долго пережидая, когда проскачут мимо него встречающиеся ему на пути или догоняющие его всадники. По ночам, побаиваясь, что его могут обнаружить, он не позволял себе разводить костер, а просто с головою закутывался в свой неуклюжий дорожный плащ и, беспокойно вздрагивая и просыпаясь, спал. С каждым очередным днем он становился все ближе к горе, но и его прямая тропинка в тоже время все ближе приближалась к дороге, по которой ехал преследующий его бес. И он уже очень скоро должен был объявиться в поле видимости Антона. Имеющий возможность все отчетливо видеть на всем протяжении степи до самой горы бес тоже не торопил своего скакуна. Он, подолгу поджидая неустанно кружившуюся над степью Варвару, слишком часто устраивал для себя вынужденные привалы. Странное поведение одинокого всадника не осталось незамеченным для приблизившего к дороге Антона. И он не только не сводил с него пытливого взгляда, но и даже, несмотря, что высокая трава надежно скрывала его, всегда приседал, когда взгляд незнакомого всадника поворачивался в его сторону.
   - До пещеры уже совсем близко, а этого прохиндея Антона мы все еще не обнаружили, - с тяжелым вздохом проговорил бес в ответ на понурое молчание подлетевшей к нему Варвары. - И куда только он мог запропаститься? Неужели ему удалось раньше нас добраться до горы и оказаться в своем времени? В это можно легко поверить, особенно, после подлого предательства этого жалкого раба, из-за которого мы и упустили Антона из поля своей видимости. Но все внутри меня не соглашается с подобным моим предположением и настойчиво призывает меня не верить, что Антону удалось нас облапошить. Он непременно, где-то неподалеку от нас прячется в этих густых травяных зарослях....
   - Он не мог обогнать нас, дорогой, - согласно поддакнула ему понурая Варвара. - Этот проныра Антон или все еще бродит по горам, или, обнаружив нас, прячется в этой в человеческий рост степной траве....
   - Бродит по горам, - повторил ее слова задумавшийся бес. - Как это мы раньше не подумали, что он мог свернуть с дороги на какую-нибудь приглянувшуюся ему тропинку!?
   - Но нам известно, куда именно он все это время стремиться, - успокоила своего дружка Варвара. - Антон непременно окажется здесь, какой бы тропинкою он к этой горе не добирался. Не переживай понапрасну, мой милый дружочек, мы его обязательно перехватим возле этой горы....
   - Ты права, моя дорогая, - согласно буркнул бес и, соскочив с коня, пустил его пастись, а сам, разведя небольшой костер, с удовольствие растянулся возле него. - Мы будем ждать Антона здесь, - ответил он на молчаливый вопрос Варвары. - Ехать к самой пещере для нас еще нет никакого резона....
   Антон, увидев, как беспокоящий его ехавший впереди по дороге одинокий всадник остановился, тут же сошел с тропы. Он еще долго всматривался в выглядывающуюся из высокой травы спину коня, дожидаясь, пока справивший заставившую его остановиться острую нужду всадник продолжит свой путь, но тот почему-то не торопился с возобновлением своей поездки.
   - Что еще может заставить этого странного одинокого странника так долго оставаться на одном месте? - гадал про себя недоумевающий Антон. - Да, и вообще, он ведет себя совсем не так, как полается вести себя оказавшемуся в безлюдной степи одинокому всаднику. Не так уж и часто можно увидеть в степи одинокого всадника, но, если, отправляясь по какой-нибудь очень срочной нужде, его и погонит через степь нелегкая судьба, то он, или старается переехать эти всегда опасные места скрытно, или торопиться, как можно быстрее, проскочить это извечно небезопасное для одиноких прогулок место. А этот странный и очень подозрительный всадник все время едет, даже не думая о возможной для себя опасности, не торопясь и ни от кого не скрываясь. А прямо сейчас он взял и непонятно почему остановился на отдых. Нет, что не говори, а он мне не нравится. Не меня ли он дожидается? - озарился неожиданной догадкою еще более насторожившийся Антон. - От этих непонятных мне древних римлян можно всего ожидать.... Они могут выпустить бедного гладиатора на свободу, а очень скоро могут и передумать. Мне не помешает быть еще более осторожным.... Пещера-то уже совсем от меня близко....
   Немало и других сомнений одолевала встревоженную и не раз нещадно битую голову Антона. И он, после недолгих размышлений, решил не рисковать, а, начиная с этого времени, передвигать по степи в сторону пещеры только ночью. Только благодаря такому своему решению он сегодняшней ночью, благополучно миновав остановившегося на дороге всадника, устроился в нескольких верстах впереди него на дневной отдых.
   Ночью Варвара не стала оставлять своего забывшегося в сладком сне дружка, а поэтому у нее не было никакой возможности увидеть проходящего мимо них Антона.
   - Антона не было видно? - поинтересовался у нее проснувшийся бес.
   - Нет, дорогой, я его ночью не видела, - совсем неуверенным голосом проговорила Варвара.
   Недовольно покачавший головою бес принял на себя свой естественный бесовский вид и скрылся в густой степной траве. Но слишком долго в ней не задержался, потому что очень скоро он снова был на месте своей стоянки, удерживая в своей левой лапе отчаянно трепетавшегося зайца. Еще быстрее он, разрывая зайца своими необычайно острыми когтями, выпотрошил его и, насалив на крепкий сучок, как на вертел, начал поджаривать его тушку на костре.
   Антон, после бессонной ночи, спал долго. Хорошо выспавшийся и отдохнувший Антон, наскоро перекусив запасами из узелка, с наступлением темноты снова зашагал под тусклым светом только что взошедшей на небесах луны степной тропинке. К наступлению утренней зорьки одиноко возвышающаяся над окрестностями гора уже была так от него близка, что он еле удержал самого себя, чтобы, забывшись обо всем на свете, не пуститься к ней бегом.
   - Я почти рядом от возвращающей меня в настоящее время пещеры, - радовался укладывающийся на дневной отдых Антон. - Завтра я уже непременно окажусь в небольшом рыбацком поселении на берегу Черного моря....
   Перед тем, как улечься спать, он еще раз украдкой взглянул на продолжающего пасти своего коня странного всадника и, недовольно поморщившись, проворчал:
   - И чем он только там занимается?
   Завернувшийся в свой дорожный плащ Антон очень скоро забылся в давно поджидающем его сне. Но даже и во сне он не мог позабыть от угрожающей ему со стороны одинокого всадника опасности.
   Бес был не в духе. Он всем своим нечистым нутром ясно ощущал, что Антон находится где-то поблизости и возможно, что очень скоро проберется в пещеру, а невозможность хоть что-то предпринять для удержания его в древнем Риме приводило его в бешенство. И бес, начиная с самого раннего утра, гонял Варвару по всей степи, посылая ее то в одно непонравившееся ему место, а то в другое, где по его предположению мог скрываться в это время Антон. Но все его надежды отыскать, в конце концов, Антона не оправдались: исчезнувший, после предательства беса рабом, из его вида Антон, как в воду канул. Переживающий бес молча злился и, проклиная сыгравшего с ним такую поганую шутку раба, не забывал упоминать недобрым словом пославшего его с трудновыполнимым заданием в то время, когда его соратников еще не было на земле и в помине, повелителя. Но запоздалые проклятия и раскаяния никогда не помогают упустившему, несмотря ни на что, возможность добиться поставленной перед собою цели, любому живому существу. Они только отвлекают его от необходимости срочно проанализировать все помешавшие ему в этом деле причины, и принять необходимые меры по их скорейшему устранению. Теряющий терпение бес ближе к полудню, не выдержав уже ясно представляемое им недовольство и гнев Сатаны, вскочил на коня и с пасмурным от одолевающих им неприятных предчувствий лицом принялся обводить взглядом своих дальнозорких глаз степь. Но и он не видел в полуденное время в степи ни одного признака жизни, пока не уткнулся на прыгающее по степи небольшое пятнышко. Уже больше не сводивший с него своих разгоревшихся адским огнем глаз бес, распознав в нем скачущего по степи вороного жеребца, только злобно проскрежетал зубами.
   - Этот жеребец, по всей видимости, только что сбежал от какого-нибудь растяпы, - недовольно буркнул он вслух. - Но он в отличие от Антона не стал прятаться от своего хозяина, а надеется обрести для себя свободу только при помощи своих резвых ног.
   Тяжело вздохнувший бес опустил свою голову и начал думать о скором на расправу своем могущественном и всесильном повелителе Сатане.
   - А, ведь, все поначалу так удачно для меня складывалось! - с горечью восклицал про себя бес. - Нет и нет, мой повелитель и господин никогда мне не простит, если я позволю Антону раньше времени сбежать из древнего Рима!
   Заранее переживая свою возможную в скором времени опалу, бес не отводил своих задумчивых глаз от вовсю резвящегося на воле вороного жеребца. А тот, ясно ощущая на себе его внимание, не торопился убегать куда-нибудь подольше от угрожающей ему возможности снова быть пойманным напоминающим ему бывшего хозяина бесом. Понимая, что в такой густой степной траве его будет не так уж и легко поймать, вороной жеребец, даже и не думал отклоняться в какую-нибудь другую от беса сторону. Наоборот, он, как бы подразнивая не сводившего с него глаз беса, продолжал строго выдерживать заранее принятое для себя направление, и только время от времени останавливался для ощипывания особенно понравившегося ему кустика молодой травки. Увлекшийся переполняющим его радостным ощущением избавления от зависимости владеющего им хозяина жеребец ясно давал понять окружающему миру, что он уже больше никому не позволит безнаказанно им понукать. И в доказательство неизменности своего намерения он не стал уклоняться от встречи с явно заинтересовавшимся им одиноким путником, а поэтому с каждым очередным мгновением становился к не сводящему с него глаз бесу все ближе и ближе. И даже оказавшись в непосредственной близости от беса, жеребец не стушевался, а, громким призывным ржанием поприветствовав своего собрата, не только похвастался обретенною свободою, но и призвал того немедленно последовать его примеру.
   - Пошла вон, жалкая дохлятина! - выкрикнул сбежавшему коню взбешенный бес.
   И тот, сразу же учуяв исходящую от беса опасность, отскочил в сторону. Насмерть перепуганный жеребец то ли потому, что учуял его нечистое нутро, или совсем на другой причине, больше не став испытывать свою судьбу и жертвовать своей свободою, снова поскакал по степи, высоко подпрыгивая над травою своим жирным задом. Погруженный в не очень приятные размышления бес молча проводил его своим задумчивым взглядом. А только что избежавший очередной опасности быть пойманным конь все прыгал и прыгал по степи в неутомимых поисках самой сочной и сладкой для него травки. Ему очень нравилась обретенная им еще совсем недавно свобода и он, очень скоро начисто позабыв про недавнюю не очень приятную для него стычку с бесом, торопился, как можно больше получить он нее для себя приятных ощущений. И так вороной жеребец еще долго привлекал к себе внимание беса, пока совсем неожиданно для него, остановившись, с громким негодующим храпом принюхался к чему-то лежащему на земле. Насторожившийся бес тут же выкрикнул продолжающей летать в поисках Антона над степью Варваре, чтобы она непременно проверила это заинтересовавшее коня место.
   Спящий Антон не услышал конского храпа, но, почувствовав, как кто-то пытается стянуть с него дорожный плащ, проснулся и, увидев опустившуюся к нему конскую морду, сердито прошипел:
   - Уходи от меня прочь!
   Но побуждаемый какими-то непонятными внутренними позывами конь не только не отстал от Антона, но и даже не стал прислушиваться к его доброму совету. Тогда Антон, легонько ударив по опущенной к нему морде жеребца ладошкою, отогнал приставшего к нему коня и, приподнявшись над местом своего дневного отдыха, посмотрел в сторону беспокоившего его в последнее время одинокого всадника, который в это время, восседая на коне, не отводил своего насторожившего взгляда с прячущегося в траве Антона.
   - Все-таки выдал меня, паршивец! - обругал пощипывающего рядом с ним травку вороного коня рассерженный Антон. - А раз так, то и выручай меня, дружочек! Без твоей помощи я не смогу уклониться от следующей за мною по пятам опасности!
   И он, уже больше не скрываясь, подхватил тянувшийся по траве поводок и в мгновение ока оказался на спине жеребца. Недовольно вздрогнувший конь попытался сбросить его с себя, но быстро справившийся с непокорством жеребца Антон погнал его в сторону одиноко возвышающейся над окрестностями горы.
   - Это он!.. Это Антон! - закричала возвращающаяся к бесу Варвара. - Догоняй его!..
   - Нет! - наотрез отказался от ее предложения бес. - У меня старый конь, он не выдержит долгой скачки!.. Я еще успею организовать за ним другую погоню!..
   И бес, оборотившись в декуриона Антиоха, погнал своего коня в сторону города. Ему повезло.... Оставленный командовать когортою легионеров центурион как раз в это время объезжал наружную городскую стену.
   - Господин!? - вскричал остановивший своего взмыленного коня бес. - Я преследую осмелившегося поднять меч на благородного Кая Карнелия раба, но мой конь устал! Дай мне свежего коня и легионеров, чтобы продолжить преследование этого нечестивца!
   Центурион тут же распорядился и десяток легионеров во главе с бесом помчались в сторону горы.
   Обернувшийся в сторону всадника Антон увидел, как тот погнал коня в сторону города.
   - Поехал за подмогою, - догадался заторопивший своего скакуна Антон.
   Время еще работало на него, и Антон продолжал скакать к горе, лишь изредка позволяя своему коню немного перевести дыхание. До горы уже оставалось не более десяти верст, когда Антон увидел выскочивших из города всадников. Резвые кони легионеров быстро сокращали разделяющее их расстояние, но и до заветной для Антона пещеры уже тоже оставалось совсем немного. И он, уже больше не жалея жеребца, все гнал и гнал его вперед, с надеждой поглядывая на приближающуюся гору. Его конь слабел, а за своей спиною Антон уж слышал злобные оклики преследующих его легионеров.
   - Успею или нет!? - только одна эта мысль беспокоила сейчас ополоумевшую от близости пещеры и от настигающих врагов голову Антона
   До замелькавшей темным входом пещеры уже оставалось не больше ста шагов, когда под Антоном пал конь. И еле успевший выскочить из-под коня Антон бросился в сторону входа, но и легионеры уже тоже успели закружить около него своих брызгающих пеною коней. Выхватив из ножен меч и всадив его в бок преградившего ему дорогу коня, Антон прорвался через их строй и вбежал в ведущий в пещеру вход. Однако брошенный в отместку за своего коня разозленным легионером меч догнал и впился Антону в спину. В пещере его встретил белый, как лунь, старик и, подхватив Антона под мышки, перетащил его в свое время. Раскрывшаяся перед Антоном стена мгновенно закрылась, и он уже стал для беса недосягаемым.
   - Это не по правилам! - выкрикнул вдогонку старику взбешенный бес, но так как на его оклик уже никто не отозвался, то ему тоже пришлось возвращаться в свое время и предстать перед своим мрачным повелителем.
   - Ты первым нарушил установленный между добром и злом закон, - укорил его Сатана, - ты предоставил им шанс ответить на твое нарушение пренебрежением общепринятых условностей в самое решающее мгновение.
   Не смеющий перечить Сатане бес молча выслушал его укоры, со страхом ожидая его дальнейших определяющих его судьбу слов.
   Старик, присев возле лежащего без сознания Антона не корточки, начал вытаскивать торчавший из его спины меч. Изогнутое узкое лезвие меча отчаянно сопротивлялось но, поддаваясь воле и желанию старика, потихонечку, еле заметно глазу, поднималось вверх, оставляя, после себя, быстро, почти мгновенно, исцеляющиеся органы, которые не оставляли на себе даже намека, что были хоть когда-нибудь повреждены. Напрягающий все свои исцеляющие силы на спину Антона старик устал. Покатившиеся с его лба крупные капельки пота застилали ему глаза, но он терпеливо продолжал извлекать меч из спины уже находящегося на грани жизни и смерти Антона.
   - Все, пока достаточно! - с облегченным вздохом вырвалось у измученного слишком долгим напряжением исцеляющей воли старика. - Для Антона будет лучше, если меч, когда его обнаружит, будет все еще торчать из его спины. В его возрасте подобная остающаяся в его теле пустяковая рана заживает быстро, как говориться, прямо на глазах.
   Старик устало протер рукавом туники свой вспотевший лоб и начал неторопливо поглаживать ладонями рук по телу Антона. Испускаемое из его ладоней ласковое тепло, ограждало по-летнему одетого Антона от свирепствующего снаружи пещеры мороза. Как старик и предполагал, при таком стремительном продвижении во времени времена немного сдвинулись относительно друг друга, а поэтому сейчас в двадцатом веке на земле вовсю царствовала зима. И прямо сейчас снаружи пещеры стояла звонкая морозная ночь. Только поэтому старик, побаиваясь за лежащего на полу пещеры без сознания Антона, терпеливо дожидался, когда к нему подоспеет от местных рыбаков помощь.
   Зябко съежившееся в окружении укрытых снегом скал поселение рыбаков, пока еще ничего не зная и ни о чем таком не догадываясь, неспокойно подремывало в воцарившейся сегодня над ним тихой морозной ночи. В подобные ночи, несмотря на свирепствующий в течение их трескучий мороз, не только особенно ярко освещаются на темном небосклоне золотистые звездочки, но и каждое малейшее движение живого существа, каждое его неосторожное шевеление, до того громко и отчетливо разносится по окружающему миру, что невольно будоражит все окрестности. И только одна одиноко возвышающаяся над окрестностями высокая гора с пренебрежительным снисхождением осматривает их своей оголенной не только от снега, но и от растительности, вершиною. Ей находящейся на берегу Синего, а потом Черного, моря, начиная со дня сотворения мира, известно об окружающей ее жизни очень многое, но она не торопится делиться этими своим знаниями с проживающими возле нее людьми. Слишком опытной в окружающей жизни умудренной долгим, почти бесконечным, существованием высокой горе просто незачем делиться своими знаниями с этими, как всегда, лживыми и непостоянными в своих нравах и привычках коварными людьми. И пусть в последнее время ее предвзятое мнение о людях начало потихонечку изменяться в лучшую сторону, но она, не желая еще больше разочаровываться в них, продолжала хранить свое упорное многозначное молчание. Разбуженная среди ночи Валя не вскочила с постели, как сделали все ее односельчане, и, тем более, не помчалась, не разбирая дороги, в сторону пещеры. А только с недовольным ворчанием торопливо отвернулась от затормошившей ее мамы и, вовсе не желая, чтобы по тут же осветившемуся радужной надеждою лицу родители смогли догадаться об мгновенно переполнивших ее чувствах, она даже с головою укуталась в одеяло. Она уже думала, что забыла об Антоне, что сумела вычеркнуть навсегда его из своей прелестной головки, что он уже стал для нее совершенно безразличным. Но одна только весть об его неожиданном возвращении в поселок до того сильно взволновала еще совсем неопытную в любви девушку, что возникшее в ней к Антону чувство, воспользовавшись ее минутным замешательством, снова овладело ею.
   - Что же это такое со мною сегодня происходит? - с легким раздражением спрашивала сама себя Валя. - Почему меня так сильно взволновала возвращение в наше село Антона, который покинул его, не спрашивая у меня разрешения, и возвратился в него так же, не спрашивая моего желания, хочу ли я его видеть или нет. Я должна забыть о нем и не только о нем не волноваться, но и даже не переживать за него. Да, и о чем я, собственно говоря, раньше думала.... Разве может такой безответственный парень понравиться такой, как я, девушке?
   Но овладевшее ее телом при известии о возвращении Антона непонятное ей желание и волнение не исчезали сами по себе. И Валя, чтобы, наконец-то, избавить саму себя от совершенно не нужных ей мыслей и вызвать в себе раздражение этим, по ее сегодняшнему мнению, непутевым Антоном, начала припоминать запечатлевшие в ее памяти событие тех дней. Она вспоминала и лишь изредка через небольшую дырочку в одеяле посматривала на торопливо собирающихся своих родителях, с ужасом улавливая бросаемые в ее сторону сочувственные мамины взгляды.
   - Как смеет она меня жалеть!? - злилась она на свою маму. - И как она может думать, что меня с этим Антоном хоть что-то связывает!?
   Еще больше смущаясь и покрываясь густою краскою от переполняющего ее чувства какого-то, еще больше непонятного ей, стыда, Валя тут же отодвинулась от злополучной дырочки в одеяле. Она еще помнила, как прибежала в тот злополучный вечер домой в слезах. Хорошо еще, что мамы не было дома, и никто не увидел ее слез. Еле сдерживая прорывающие из нее рыдания, она забежала тогда в свою комнату и, закрывшись в ней на крючок, отпустила их, уткнувшись лицом в подушку, на волю. И только тогда, когда все уже было позади, когда распирающие ей груди чувства вылились из нее вместе со слезами, когда восстановилось ее душевное спокойствие - она впервые в своей жизни не поняла саму себя.
   - Зачем я убежала от Антона!? - с недоумением спрашивала она саму себя. - Он же не только не желал для меня ничего плохого, но и не собирался меня обижать - а я расплакалась, как последняя дура!
   И как же она тогда жалела, что у нее не было тогда близкой подруги, с которой она могла бы поделиться своими сомнениями и попросить совета.
   - Доченька, почему ты скучаешь, сидя дома в одиночестве? - удивилась возвратившаяся домой мать. - Лучше выйди на улицу и немного погуляй в нашей деревенской вечерней благодати....
   - Я так устала, мамочка, за последнее время, что хочу немного отдохнуть, - пролепетала смутившаяся Валя и за разговором рассказала ей обо всем только с оговоркою, что все это происходило еще в городе с ее подружкою, а не с нею.
   - Такое очень часто случается в жизни особенно с молоденькими девушками, - с притворным равнодушием, стараясь не показывать дочери, что она обо всем догадывается, ответила ей тогда мама. - Но знай, что твоя подружка плакала не от горя, а от переполняющего ее счастья. Так что, доченька, ты можешь больше за нее не волноваться.
   - Так вот оно какое - это наше девичье счастье! - воскликнула про себя тогда Валя и даже немного расстроилась, не зная, что ей делать с подобным своим счастьем. - И кто же теперь расскажет Антону о моем счастье!? Обидевшись на меня, он уже, наверное, больше не посмотрит в мою сторону. А я никогда не решусь самой подойти к нему первой. Почему в нашей жизни все так запутано и все так сложно? Почему живущим на земле людям так трудно понять друг друга? Почему мы вместо радости при встрече друг с другом все норовим воспринять каждое сказанное понравившимся нам парнем словечко, как попытку ударить по самому больному месту?
   Она не находила для себя места. Сгорая от нетерпения, Валя часами бродила поблизости он кубрика Антона, а, когда его видела, то, от мгновенно охватывающего ею смущения и девичьего стыда, вся ее прежняя решимость исчезала. И она в страхе, что он может обо всем догадаться, тут же убегала от него куда-нибудь подальше. Потом она еще долго ругала и давала себе слово, что при следующей с Антоном встрече она непременно сделает то, что задумала, но, когда эта их следующая встреча наступала, она снова пугалась и убегала. А потом.... Потом произошло это страшное и совсем для нее неожиданное его исчезновение. По поводу его внезапного исчезновения в селе рыбаков распространялись самые невероятные и зловещие слухи. Но Валя к этим слухом не прислушивалась: она было уверена, что Антон уехал неизвестно куда только из-за нее, только из одного ее нежелания понять его и попытаться оправдать сказанные им при встрече слова.
   - Дурачок, - ласково укоряло она сбежавшего Антона. - Как ты мог даже предположить себя, что ты мне не нравишься? Зачем ты уехал, не оставляя мне ни одной надежды на встречу с тобою? Зачем ты оставил меня, горемычную и несчастную, страдать и мучиться в этой просто невыносимой для девичьего сердца неизвестности?
   И потянулись для нее долгие переполненные безутешным ожиданием дни, потом недели, месяцы, а нарушившего ее покой Антона все еще не было и не было. Со временем вспыхнувшие в ней неугасимым пламенем чувства к Антону немного улеглись, и она начала свыкаться с мыслью, что потеряла его навсегда.
   Послышался приглушенный стук открываемой и закрываемой двери за уходящими из дома родителями. И в мгновение ока до этого времени удерживающий ее стыд от смущения куда-то исчез, а приглушаемое им до этого времени желание непременно увидеть возвратившегося Антона неодолимо потянуло ее к пещере.
   - Вот еще! - негодующе вскрикнула разозлившаяся на саму себя Валя. - Он бросил меня, а я еще должна о нем думать и переживать!
   Но притягивающая ее к пещере сила оказалась намного сильнее обиды. И Валя, соскочив с постели, торопливо натянула на себя одежду и побежала в сторону одиноко возвышающейся над окрестностями горы. Подбежав к пещере, она спряталась за спины односельчан и с нетерпением ожидала, когда будут выносить лежащего в ней без сознания Антона.
   - Лишь бы только он был еще живым! - как молитву или заклинание все это время повторяла про себя переживающая Валя.
   - Едут! - закричали ребятишки при виде подъезжающего к пещере председателя рыбацкой артели и Егора Кузьмича.
   - Тащите его на сани! - распорядился Егор Кузьмич, окидывая недовольным взглядом набежавшую толпу односельчан.
   Четверо дюжих мужиков, взявшись за концы рогожи, на которой лежал перевязанный чистою холщевой тряпкою Антон, поднесли его к саням и уложили на расстеленной по ним соломе. Председатель рыбацкой артели, набросив на Антона тулуп, погнал жеребца, поворачивая его на ведущую в сторону районного поселка дорогу. Проводивший быстро удаляющиеся сани взглядом Егор Кузьмич, хмуро посмотрев на съежившего от страха сторожа артели, словно это он был виноват, что у Егора Кузьмича в предчувствии крайнего недовольства районного начальства испортилось настроение, недовольно проговорил:
   - Опишешь, как ты обнаружил в пещере этого сорванца на бумаге, и отнесешь ко мне. Да, не задерживайся, мне еще в район надо успеть съездить....
   Окинув сторожа еще одним своим хмурым не обещающим ему ничего хорошего взглядом, он, резко повернувшись, пошел в сторону своего дома, размахивая извлеченным из тела Антона мечом. А вслед за ним, уже не спеша, потянулись и односельчане.
   - Даже возвратиться обратно не смог по-человечески, сопляк! - злился по дороге домой на Антона Егор Кузьмич, с ужасом представляя себе скорую встречу со страшно его пугающим чекистом. - И что он только может сейчас об нас подумать!? Какие еще подозрения со стороны этой могущественной в нашем государстве организации может вызвать на наше тихое до недавних пор село этот недоучившийся студент!? Если бы не он, я и горя в жизни не знал бы, а тут сидишь все время, как вулкане, и не знаешь, что еще надумает выкинуть этот сорванец на мою бедную голову!? И когда же я смогу избавиться от этого ходящего бедствия окончательно!?
   После завтрака, Егор Кузьмич, старательно перечитав написанное сторожем артели объяснение, уехал в район.
   - Он жив, он все еще живет! - радостно восклицало сердечко Вали. - А, если он жив, то и я еще ничего в своей жизни не потеряла!
   Валя стояла позади своих односельчан и со страхом съеживалась от каждого случайно брошенного в ее сторону взгляда. Ей почему-то все время казалось, что все уже знают об ее особенных отношениях с Антоном. И это ясное понимание простой житейской истины не только вводило еще совсем неопытную в любви Валю в смущение, но и заставляло ее стыдиться только что заново возродившихся внутри нее чувств. Антона увезли, и люди начали потихонечку расходиться по своим домам, но сбитая с толку совсем для нее неожиданным обнаружением сегодняшней ночью Антона в пещере, Валя все еще не могла себя заставить сдвинуться с места. Окружающий мир уже больше не казался ей до боли ей родным и близким, каким он был для нее еще только вчера, а каким-то непонятным ей неприятно отчужденным и совершенно незнакомым. Не воспринимая Валю с ее новым чувством, окружающий мир с нескрываемым осуждением дул прямо в ее разгоряченное лицо студеным ветерком. Ощущение совсем неожиданно возникшей возле нее пустоты от одиночества угнетали Валю. И она до начала рабочего дня так и не смогла заставить себя возвратиться в село.
   - Вы меня дожидаетесь, товарищ? - спросил Сеня, не без удивления увидев стоящую возле дверей его кабинета сгорбленную фигуру Егора Кузьмича.
   - Вас, товарищ начальник, - проговорил Егор Кузьмич и добавил. - У меня для вас имеется очень важное сообщение....
   - Хорошо, Егор Кузьмич, вы подождите пока еще немного в коридоре.... Я, когда буду готов вас выслушать, сам позову в кабинет....
   Саня, войдя в кабинет, проверил решетки на окнах и сохранность печати на сейфе, а потом, повесив на вешалку шинель, пригласил Егора Кузьмича в кабинет.
   - Выкладывайте, Егор Кузьмич, что еще случилось в этом вашем селе? - поторопил он смущенно замявшегося у порога Егора Кузьмича.
   - Он возвратился, товарищ начальник, - еле выдавил из себя уже и вовсе растерявшийся Егор Кузьмич.
   - Кто именно возвратился в ваше село? - переспросил его ничего не понимающий Саня.
   - Козлов Антон, будь он вовек не ладен.... Сегодняшней ночью сторож нашей артели обнаружил его без сознания в пещере....
   - Козлов!? - не удержался от удивленного вскрика Саня. - И как он объясняет свое внезапное исчезновение из села?..
   - Пока никак, товарищ начальник.... Его в это же утро увезли в больницу.... Он был без сознания.
   - В нашу районную больницу? - уточнил у Егора Кузьмича поднимающий телефонную трубку Саня.
   Егор Кузьмич утвердительно кивнул головою и Саня, услышав в трубке голос телефониста, выкрикнул ему нужный номер.
   - Алла, это больница!?.. Кто у телефона!? - прокричал ошеломленный неожиданной новостью Саня, услышав ответивший ему незнакомый женский голос.
   - Вам отвечает дежурная сестра, - ровным бесстрастным голосом отозвалась на другом конце телефонного провода ответившая ему женщина.
   - А где главный врач больницы!?
   - На осмотре больных.... Что ему передать?..
   - Передайте ему, срочно позвонить Лобову! - выкрикнул недовольно поморщившийся Саня и положил трубку на место.
   - Вот тебе и утопленник, - мрачно проговорил Саня, с неудовольствием поглядывая на съежившего от пробравшего его до самых костей страха Егора Кузьмича.
   Звонка не было еще долго, и не сдержавшийся Саня еще раз позвонил в больницу. Все тот же женский голос ему объяснил, что главный врач оперирует очередного больного, и что он отлучиться с операции именно сейчас не может.
   - К вам поступил на лечение гражданин Козлов? - спросил у нее Саня.
   - Поступил, - после недолгой паузы, подтвердила сестра, - но он еще не пришел в сознание. Если вы хотите посмотреть на него, то вначале договоритесь с главным врачом.... Он запретил допускать к нему посторонних....
   - Запретил допускать посторонних, - повторил слова дежурной сестры удивленный Саня. - За какие заслуги вы так оберегаете этого Козлова!? Он же не народный депутат, и, тем более, не ударник, а ничего собою не представляющий простой рыбак....
   Дело в том, - продолжила, после небольшой заминки, дежурная сестра, не зная можно ли рассказывать Лобову об Антоне, но, по-видимому, вспомнив, что она обязана рассказывать советским чекистом все без утайки, продолжила. - Дело в том, что он поступил к нам не в совсем обычной одежде....
   - Как мне понимать ваши слова!? Объяснитесь поподробней! - потребовал от нее Саня.
   - Он был обет в одежду римского легионера, - торопливо проговорила насмерть перепуганная его криком женщина, - с прикрепленными к поясу ножнами, но без меча.... Привезший его в больницу рыбак сказал, что меч остался у Председателя сельского совета....
   - Передайте дежурному врачу, что он немедленно снял вас с дежурства! Мне кажется, у вас от переутомления или хронического недосыпания уже начались галлюцинации! - прокричал не поверивший ее словам в телефонную трубку Саня и с нескрываемой досадою швырнул ее на место. - Мистика какая-то, откуда в наше время взяться какому-то там еще римскому легионеру....
   - Товарищ начальник, вам сказали правду, этот Козлов Антон и на самом деле был одет в одежду римского легионера, - осмелился объяснить Сане стоящий у порога Егор Кузьмич, и положил перед ним какой-то завернутый в тряпку предмет.
   Обескураженный Саня развернул тряпку и в ней оказался самый настоящий римский меч.
   - Вот это да! - воскликнул от неожиданности Саня и принялся самым внимательным образом осматривать предоставленную ему Егором Кузьмичом улику. - Клейма завода изготовителя на мече нет, - мрачно констатировал он, - следовательно, это оружие изготовлено кустарным способом.
   Звонко зазвенел телефон: оторвавшийся от меча Саня поднял трубку. Звонил главный врач больницы. Подрагивающим от волнения голосом он объяснил Сане, почему так долго не мог подойти к телефону, а так же причину запрета на посещение гражданина Козлова Антона.
   - Не беспокойтесь, вы поступили правильно, - успокоил врача Саня. - Я только хочу узнать о самочувствии гражданина Козлова, и когда я смогу его от вас забрать?
   Выслушав торопливые объяснения врача, Саня согласился, что будет лучше, пока оставить Антона в больнице.
   - С такой раною Козлов Антон еще долго не сможет вставать с постели, - заверил его главный врач.
   - Хорошо, - согласился с его доводами Саня, - не забудьте выслать мне для проведения экспертизы его римскую одежду. - Неугомонным оказался ваш приемыш, - сказал Саня, обращаясь к Егору Кузьмичу, - никак не хочет оставить нас в покое.
   - Знать бы заранее, что все так нескладно с ним получится, - сокрушенно развел руками поникший Егор Кузьмич, - даже близко его к нашему селу не подпустил бы. Специальных сторожей выставлял бы отгонять этого сопляка от нашего села.
   В дверь Саниного кабинета постучали.
   - Входите! - выкрикнул Саня и в кабинет ввалился раскрасневшийся Игнатов Сергей.
   - Вы слышали новость!? - прямо с порога выкрикнул он, но, увидев Егора Кузьмича, осекся, поняв, что его опередили.
   - Да, я уже все знаю, - подтвердил его догадку Саня. - Но, все равно, очень хорошо, что вы заглянули ко мне сами. Я только что намеревался вас вызывать. Присаживайтесь, старший лейтенант.... Вместе послушаем рассказ Егора Кузьмича о воскрешении вашего утопленника.
   Егор Кузьмич, стараясь не упустить ни одной даже совсем, казалось бы, малюсенькой подробности, рассказал внимательно слушающим его офицерам об утреннем переполохе в приморском рыбацком селе и передал Сане вырванный из ученической тетради листок с объяснениями сторожа артели.
   - Как видите, я оказался прав, товарищ старший лейтенант, - самодовольно проговорил виновато опустившему голову следователю Саня.
   - И кто только мог подумать, что этот совсем еще юнец окажется способным выкидывать подобные выкрутасы? - недовольно покачав головою, пробормотал Сережа. - Следует признать, что гражданин Козлов сотворить подобное непотребство в одиночку никак не мог. Ему кто-то помогал подстроить под утопление в море бегство из приморского рыбацкого села, да, и жить ему все это время тоже надо было на что-то. Не святым же духом он все это время питался.... Но как нам будет лучше его разговорить, заставить его выдать всех своих подельников? Такие люди, как Козлов Антон, не так уж и легко колются....
   - Не будем заранее суетиться и, тем более, спешить с выводами, товарищ старший лейтенант, - сдержанно проговорил нахмурившийся Саня. - Когда этот Козлов поправится, то он сам и выведет на след своих сообщников. А мы, пока будем делать вид, что верим в его россказни.
   Сегодня Саня засиделся на работе допоздна. Собрав разбросанные на столе дела и бумаги, он закрыл их в сейфе и, сдав кабинет под охрану дежурному, пошел домой, где его уже давно дожидалась Холида.
   - Что за общество римских легионеров появилось в моем районе? - размышлял он по дороге - Чего они добиваются, а, главное, зачем им понадобилось покушаться на жизнь этого Козлова? И, вообще, зачем им этот маскарад и допотопное оружие, когда весь район завален спрятанным этими на вид вполне безобидными мужиками оружием еще со времени гражданской войны? Нет, за всей этой мишурою кроется что-то совсем другое, и более опасное для Советской власти. По всей видимости, вражеские агенты хотят ввести меня в заблуждение, хотят, чтобы я, поверив в это мифическое общество, переключил все свое внимание на поиски его членов, а сами исподтишка будут продолжать свою враждебную для Советского государства деятельность. Нет, чего-чего, а вот такого они от меня вовек не дождутся. Я не стану, как они предполагают, арестовывать этого Козлова и даже вида не подам, что им заинтересовался. Я подожду, пока его врачи подлечат и тогда он сам наведет на их след. Не может такого быть, чтобы он не захотел отомстить чуть ли не отправившим его в могилу своим обидчикам? Или они сами, испугавшись, что он их выдаст, постараются расправиться с ним окончательно....
   Слухи о появлении в районе римского легионера уже успели расползтись по всему поселку, поэтому Саня, уже безо всякой утайки, за ужином рассказал обо всем Холиде.
   - А он оказался не таким уж и мямлей, как я предполагала о нем в самом начале, - с неприязнью подумала она про Антона. - Хорошо еще, что я оказалась более предусмотрительной и не уехала далеко от пещеры. Тебе, мой дружочек, еще предстоит объясняться со своей подружкою, а она-то, как я предполагаю, не будет такой легковерной, как мой теперешний муженек.
   Сделав вид, что очень заинтересовалась этой необычной историей, Холида еще долго расспрашивала Саню, о подробностях обнаружения в пещере Антона, и как он намеревается с ним поступить. Не желающий делиться служебными делами даже с таким близким ему человеком, как Холида, смущенный Саня недовольно проговорил, что не придает этой истории большого значения, и что расследованием ранения Антона займется районный отдел народной милиции.
   - Но они не станут арестовывать этого беднягу? - с притворной жалостью спросила она у Сани.
   - За что его арестовывать, - тоже с притворным удивлением возразил своей ненаглядной женушке Саня. - Он же жертва, а не преступник.
   Узнав все, что ей и хотелось выведать о возвращении в свое время отправленного ею в прошлые времена Антона, Холида поторопилась закончить уже начинающий раздражать ее мужа разговор. Перестав сопротивляться становящимся все более настойчивыми его ласкам, она позволила ему не только подхватить себя на руки, но и унести до еще заранее мягко устеленной ею кровати.
   И только поздно вечером переживающая весь день возродившееся у нее чувство к Антону Валя, потихонечку проскользнув в дом, уединилась в своей комнатке. Так и не дождавшись прихода дочери к ужину, ее мама сама занесла в ее комнатку молочка и, ласково поглаживая по ее поникшей головке, тихо проговорила:
   - Успокойся, доченька, у тебя еще все впереди....
   - Ты о чем это, мама!? - сердито бросила ей догадавшаяся, что маме обо всех ее теперешних переживаниях известно, Валя.
   - О твоем испорченном настроении, доченька, - тихо проговорила мама и, поцеловав ее в щечку, вышла из комнаты.
   А Валя, упав на кровать, еще долго, уткнувшись лицом в подушку, заливалась горькими девичьими слезами, но, к сожалению, и обильно пролитые слезы не приносили ей желанного облегчения.
   Уже почти неделю лежал Антон без сознания на больничной койке. Напуганные звонком Сани Лобова врачи, стараясь, как можно скорее избавиться от интересующего Государственную безопасность больного, не отходили от него ни на шаг. А возле его кровати днем и ночью под видом санитаров дежурили молодые здоровые парни. Не забывали об Антоне и жители небольшого приморского селения рыбаков. Как только кому из них выпадала нужда быть в районном центре, то он непременно заходил в больницу проведать Антона. Врачи, наотрез отказывая в посещении, не хотели с ними даже разговаривать, но разве можно было просто так отделаться от всегда притворяющихся ничего не понимающими деревенских жителей, вооруженных как бронею кротостью и просительно глуповатою улыбкою? Измученные их настойчивостью врачи, в конце концов, сдавались и разрешали им посетить больного, но с условием: не шуметь в палате, чтобы не тревожить бессознательного Антона. Благодарный посетитель тут же натягивал на себя белоснежный халат и, войдя в палату, присаживался на стоящий у кровати стул. Немного посидев возле него добровольною сиделкою и вволю налюбовавшись лицом лежащего без сознания парня, он так же тихо вставал и молча уходил, чтобы по возвращению в село рассказать всем односельчанам, что в самочувствии Антона, пока не наступило никаких перемен. Не противились их посещениям и дежурившие у кровати Антона "санитары". С сумрачно настороженными лицами они молча сидели в своем уголочке и, делая вид, что погружены в чтение интересной книги, не сводили глаз с посетителей. А, после их ухода, записывали в своих тетрадках с пунктуальной точностью: время посещение, кто навещал бессознательного Антона и содержание разговора. Поначалу они не рисковали оставлять посетителей с Антоном. Но потом, не надеясь подслушать их немой разговор, стали очень часто отлучаться по своим делам, оставляя их без своего назойливого внимания и надзора. Так что к концу недели в их тетрадках оказались почти все жители небольшого рыбацкого села. И это немало удручало просматривающего записи своих подчиненных старшего лейтенанта Игнатова Сергея, который ясно для себя осознавал, что следить за всеми мужиками и бабами села, а, тем более, подозревать их в сговоре с Антоном, ему будет просто глупо.
   Расползавшиеся по селу слухи о самочувствии Антона тревожили и волновали ранимую душу Вали. И она, устав бороться сама с собою, решила, что и ей пришла пора навестить Антона. Догадавшаяся, по какой надобности дочка собралась ехать в районный поселок ее мама перед уходом Вали на автобусную остановку всучила ей в руку небольшой узелочек.
   - Ему твоя выпечка, мама, еще без надобности, - возразила засмущавшаяся дочка. - Он, как утверждают наши все знающие односельчане, все еще лежит на больничной койке без сознания....
   - Не придется угощаться моими пирожками Антону, тогда их приберет ухаживающая за ним санитарка, - возразила Вале мама и добавила. - Ответов моей стряпни, она в благодарность будут намного лучше ухаживать за нашим воскресшим Антоном....
   Вошедшая в палату Валя потихонечку присела на самый краешек стула и молча всматривалась в осунувшееся лицо Антона.
   - Как он сдал, видно нелегкими оказались для него все эти месяцы, - подумала Валя и от нахлынувшей на нее горячей волны жалости к немало потерпевшему Антону не смогла сдержать посыпавшиеся из ее глаз горькие девичьи слезы.
   Смутившийся молодой санитар, сделав вид, что торопится по своим неотложным делам, вышел из палаты, позволяя немного осмелевшей Вале наклониться к Антону и прикоснуться своими затрепетавшими губками к его побледневшей щеке. И свершилось самое настоящее чудо: веки у Антона дрогнули, и он пусть и не без труда открыл свои глаза.
   - Где я? - еле слышно прошептал он.
   - Ты в больнице, - шепотом ответила ему Валя.
   Повернувший в ее сторону голову Антон при виде своей возлюбленной осветился такой радостью, что не сводящая с него глаз Валя даже и без слов поняла, какой желанной было для него их встреча.
   - Это ты Валюша? - прошептал собравшийся с силами Антон. - Как я рад, что мы снова вместе, и весь ужас прошлого остался позади....
   - Да, это я Антон, - пролепетала смущенная Валя. - Успокойся и забудь обо всем.... Все будет хорошо.
   - Я хочу, чтобы ты знала, - продолжал шептать Антон, - что только твоя любовь помогла мне выдержать все выпавшие на мою долю испытание и возвратиться к жизни. Все эти долгие месяцы я думал только о тебе, любимая....
   - Я тоже часто о тебе вспоминала, - прошептала Валя и устыдившись своего невольного признания густо покраснела.
   - Значит ты, Валюша, не усомнилась во мне и не пожалела о своей доверчивости, когда одарила меня счастьем своей любви? - слабым еле слышным голосом продолжал Антон изливать перед нею свои чувства и все то, что пришлось ему пережить за долгие месяцы разлуки.
   - Бедный, ему все это, наверное, привиделось? О какой нашей близости он говорит? - с горечью думала про себя вслушивающаяся в его бессвязные слова Валя и с удивлением ощущала внутри себя, что их возможная близость ее нисколько не огорчает, и что она была для нее даже желательной.
   - Пора прекратить все его бредни, иначе он в своих галлюцинациях может слишком далеко зайти! Он сможет даже утверждать, что у меня с ним уже есть дети, в то время как мы почти что незнакомы! - рассердившись, резко оборвала она внутри себя не согласные с ее решением чувства, а вслух спросила. - Антон, а почему тебя обнаружили в пещере одетым в такую странную одежду?
   - Странную одежду? - переспросил удивившийся ее вопросу Антон, а потом, догадавшись, что его любимая девушка еще ничего не знает о том, что с ним происходило в течение этих месяцев, начал рассказывать ей о своих удивительных приключениях.
   - Бедный он, после выпавших на его долю страданий, по всей видимости, просто сошел с ума, - предположила Валя, стараясь не слушать его просто немыслимые для каждого здравомыслящего человека бредни. - А я-то еще обижаюсь, что он выдумывает о нас всякие небылицы? Но как он убедительный в своих бреднях: послушаешь его и ни за что не догадаешься, что в его россказнях нет ни капли правды, что это просто бред сошедшего с ума человека. Что же мне делать!? Как мне его отвлечь от всех этих бредовых воспоминаний!? Какая же мне будет радость от его возвращения, если он попадет в сумасшедший дом!? Да, и что могут подумать обо мне односельчане, когда он начнет рассказывать каждому встречному о моих с ним отношениях!?
   Охваченной подобными беспокойствами Вале стало до того нестерпимо слушать его чистой воды бред, что она в ужасе тут же прижала свои ушки ладошками и закрыла свои наполненные слезами глазки. Она не только не хотела видеть, но и даже понимать, что ее Антон, с которым она уже начала связывать все надежды на будущую счастливую жизнь, сходит с ума.
   - Ты мне не веришь, - с грустью проговорил обидевшийся Антон и отвернулся от нее.
   - Я тебе верю, - прошептала в ответ несчастная Валя, - но, если ты начнешь рассказывать обо всех своих приключениях другим, то тебя непременно посчитают сумасшедшим....
   Задумавшийся Антон долго ей не отвечал, а сидящая возле него на стуле Валя со страхом ожидала от него всего, что она уже слышала о поведении сумасшедших. Она ожидала, что ее Антон вот-вот забьется в буйной истерике, невероятных его предположений об их прежних отношениях, что он непременно набросится на нее с упреками, что она не только ему не верит, но и подозревает, что он сошел с ума. Валя в одно и тоже время и желала услышать от него подобное и страшно опасалась подтверждения своих подозрений. Она в это время ощущала себя просто бессильной решиться на что-то и хоть что-то предпринять по отношению к раздражающему ее Антону. Она уже больше не могла хоть как-то воздействовать на саму себя. Что-то внутри Вали не позволяло, не только подняться и уйти от уже начинающего ее пугать Антона, но и даже предположить, что он ей безразличный, что он ей совершенно чужой человек, и, наконец, что она вправе поступить так, как ей хочется с ним поступить. Притихшая Валя с ужасом ожидала для себя самого непоправимого, но Антон, вопреки ее ожиданиям, тихо проговорил вполне разумные слова:
   - Ты права, Валюша, я никому не должен рассказывать о своих приключениях,... Но ты, совсем другое дело.... Ты должна знать обо мне всю правду.
   - Все будет так, как ты хочешь, Антон, - поторопилась согласиться обрадованная, что о его бреднях никто не узнает, Валя. - Мне уже пора.... Поговорим обо всем этом в другой раз.
   Попрощавшись с Антоном, она вышла из палаты. Предупредив дежурную медсестру, что Антон уже пришел в сознание, Валя заторопилась на автобусную остановку.
   - И как же нелегко быть девушкой, - с тяжелым вздохом подумала она уже на подъезде к родному селу. - Быть парнем в этой жизни намного проще и легче....
   Получивший сообщение, что Антон пошел на поправку, следователь Игнатов Сергей начал готовиться к его допросу. Он с самого начала решил играть роль доброго и чуткого следователя и, играя на чувствах обиженного своими дружками Антона, докопаться до ядра контрреволюционной организации.
   - Я не сомневаюсь, что в нашем районе свила свое гнездо тщательно замаскированная банда контрреволюционеров, - думал и рассуждал про себя Сергей. - Но вот, зачем им понадобились эти странные переодевания, ума не приложу?
   Сложив все необходимое для завтрашнего допроса в портфель, он в самом радужном настроении отправился домой, где его уже дожидалась приехавшая погостить теща.
   - И каким только счастливым ветерком занесло тебя к нам, мама? - пошутил с удовольствием принюхавшийся к долетающим из кухни вкусным запахам Сережа.
   - Сереженька, - смущенно пролепетала теща, - я приехала навестить своего постояльца. Почти все односельчане навещали Антона в больнице.... И мне уже просто неудобно встречаться со своими соседями.... Как ни как, а он все-таки жил в моем доме. Я привезла ему кое-что из одежды, да, и домашними порожками немного побалую....
   - Кому-кому, а тебе, мама, навещать этого проходимца не стоит! - воскликнул рассердившийся Сережа. - Я с тобою уже обсуждал поведение с этим Козловым, так неужели мне придется все начинать заново!?
   - Пойми, Сереженька, - сквозь слезы возражала ему теща, - мне сейчас и с людьми встречать стыдно.... Да, и как я ему в глаза посмотрю, когда он возвратиться в село?
   Как ни уговаривал Сергей свою тещу, называя ее душевные муки старорежимными переживаниями, как ни убеждал ее, что такие враги народа, как ее бывший постоялец, не могут вызывать к себе жалость от сознательных граждан, что всех их необходимо уничтожать, как взбесившийся псов, ничего не помогало. Его теща в ответ только еще больше заливалась слезами.
   - Дай волю этим простым советским людям,- со злостью подумал про себя Сережа, - так они этой своей жалостью способны полностью загубить на корню и окончательно разрушить все кровью облитые нашими безвременно ушедшими из жизни товарищами завоевания.
   Однако, после вкусного ужина, он немного подобрел и решил завтра взять ее с собою на допрос Антона.
   - А то моя теща без меня еще наломает немало дров, - подумал принимающий это нелегкое решение Сережа. - В случае чего, я потом смогу объяснить посещение Антона моей тещею, как предварительной обработкою Антона перед допросом.
   - А мы пришли к тебе в гости Антон, - дружелюбно кивнув головою в знак приветствия, заявил вломившийся в палату Сережа и отрекомендовался. - Я твой следователь старший лейтенант милиции Игнатов Сергей.... Назначен проводить расследование по твоему ранению.
   - Но я еще не подавал заявления в милицию? - проговорил немало удивившийся его приходу Антон. - У меня нет желания вспоминать все, что со мною происходило в течение этих месяцев....
   - Извини Антон, - насмешливо буркнул Сережа, - но ты живешь не в капиталистической стране, в которой полиции наплевать на простой народ, который она призвана защищать. Наша милиция не может оставить такое вопиющее нарушение прав советского гражданина и обязательно отыщет всех твоих обидчиков. Мы же не хотим, Антон, чтобы от этих преступников пострадали еще и другие ни в чем не повинные люди. Они вряд ли успокоятся только на одном неудавшемся покушении на тебя.... Я еще успею выслушать обо всех твоих в последнее время злоключениях, а сейчас с тобою хочет поговорить моя теща.
   И Сережа, добродушно улыбнувшись насторожившемуся Антону, вышел из палаты. Екатерина Никаноровна присела на стоящий возле кровати Антона стул и расплакалась.
   - Ну, что вы, Екатерина Никаноровна, - начал успокаивать ее Антон. - Вы же и сами видите, что я живой и невредимый....
   - Я переживаю вовсе не об этом, Антон, - с трудом выдавила сквозь рыдания пожилая женщина. - Пусть будет навек проклятой эта жизнь, которая заставляет человека краснеть перед людьми и поступать не по правде и по совести....
   - В чем вы себя обвиняете, Екатерина Никаноровна? - удивился ее словам Антон.
   И хозяйка рассказала Антону обо всем, что происходило в селе, после его внезапного исчезновения,
   - Совсем запугал меня зять газетными статьями, Антон, - каялась перед ним Екатерина Никаноровна. - Только из-за переживаний за свою доченьку, я и говорила на тебя всякую напраслину.
   - Местные власти уже узнали о моей маме, - догадался Антон. - Иначе, чтобы еще могло привлечь их внимание к моей скромной особе. Все, теперь мне и здесь тоже жизни не будет....
   Антон с жалостью смотрел на свою продолжающую переживать о своем непозволительном для простого человека проступке хозяйку. Он не только понимал ее теперешнее состояние, но и сочувствовал ей.
   - По крайней мере, она поступила намного честнее, чем мои бывшие питерские друзья, - думал Антон и, продолжая успокаивать хозяйку, говорил, что он все понимает и нисколько на нее не обижается.
   - Ты и на самом деле не осуждаешь меня, Антон? - переспросила немного успокоившаяся хозяйка.
   - Я вот лежу на кровати и думаю, что и я сам в подобной ситуации вряд ли смог бы поступить иначе, - с грустной улыбкою проговорил Антон.
   Убедившись, что она прощена, хозяйка поцеловала Антона на прощание в щечку и выбежала из палаты.
   - Вы у него слишком долго были, мама! - упрекнул поджидающий ее за дверью Сережа.
   Он еще немного подождал, провожая не ответившую ему тещу укоризненным взглядом, а потом, осветившись притворной доброжелательной ухмылкою, вошел к хмуро встретившему его Антону.
  
   1993 год.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ФРАНТИШЕК ПАКУТА

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

КНИГА: ВОЛШЕБНЫЕ КОРАБЛИ.

  
  
  
  

ФАНТАСТИКА

(по досужим вымыслам демократов)

  
  
  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ:

  
  

ЦВЕТОК АДА.

  
  
  
  
  
  
  
  
  

1993 год город Ленинград.

  
  
  

Глава первая.
ГИБЛЫЕ ДУШИ.

  
   Прорвавшийся к морскому побережью северный ветер не только глухо завывал своим морозящим дыханием в прибрежных скалах, но и торопился по возможности скорее укрыть белоснежными покрывалами неприглядные следы обитания человека. Воодушевленный исполнением своего самого заветного желания он без устали продул не только весь вчерашний день, но и сегодняшнюю ночь, поэтому местным властям пришлось из-за снежных заносов отменить автобусное сообщение между районным центром и небольшим приморским селением.
   Съежившийся от пробирающего прямо до костей холода укутанный с головою в старую попону Антон мчался в сторону этого приморского селения на санях. Мчался туда, где он намеревался отогреться и, раздобыв для себя теплую одежду, скрыться в неизвестном направлении от измучивших его в последнее время сочувственно-боязливых взглядов односельчан. Резвая лошадка быстро семенила по проторенной в снежных сугробах колее, оставляя позади себя выдыхаемое из промерзлых ноздрей небольшое облачко клубящегося пара, и неустанно вращала, вслушиваясь в окружающую звонкую тишину, длинными ушами. Укутанный в теплый сшитый из овечьих шкур тулуп возница всю дорогу подремывал, сладко похрапывая под монотонное поскрипывание полозьев саней о промерзшую корочку снега. Просыпаясь, он слегка похлестывал шлеею вожжей то по одному, а то по другому, боку округлого зада лошади, напоминая, что она все еще находится под его неусыпным надзором. Недовольная лошадка сердито фыркала в ответ и возница, успокоившись, снова погружался в не отпускающую его от себя дремоту. Укрываясь за его широкою спиною от колючего встречного ветра, Антон сидел молча и смотрел на сверкающую под ярким утренним солнышком белизну еще не успевшего потемнеть снега. Время от времени он выскакивал из саней и, удерживаясь одной рукою за сани, а другою, придерживая то и дело сползающую с него попону, бежал, пока его промерзлое тело не наполнялось так желанной для него в это время теплотою. Внезапно обеспокоившаяся лошадка вынесла сани на очередной взгорок, открывая Антону долгожданные разбросанные по побережью избы в окружении густо укрытых морозным инеем деревьев.
   - Скоро уже, - с облегчением проговорил вслух Антон.
   И на время приглушенная борьбою с холодом неопределенность в дальнейшей судьбе снова с болью отозвалась в его тревожно защемившем сердце. Сегодняшним утром его выписали из больницы, и он, надеясь, что его призовут на службу в армию, сразу же отправился в военкомат. Но уже немолодой с буденовскими усами и с шашкою на боку капитан, повертев в руках полученной Антоном при выписке из больницы справкою, сказал:
   - Красной Армии нужны здоровые парни, а вам, молодой человек, еще не помешает ходя бы немного поправить, после своего недавнего ранения, здоровье.
   Не зная, что ему надобно делать дальше, Антон еще немного потолкался в военкомате, но, ощутив на себя косые взгляды служащих, заставил себя выйти из теплого помещения и запрыгать в своей летней одежде, хватаясь руками то за правое, а то за левое, ухо.
   - Тпру! - услышал он рядом с собою придерживающего коня возглас проезжающего возницы. - Тебя, Антон, уже выписали из больницы!?
   Обернувшийся на оклик Антон с радостью узнал в вознице рыбака из приморского селения.
   - А почему ты так легко одетый!? - продолжал выпытывать у онемевшего от неожиданности Антона возница и, осветившись понятливой ухмылкой, сам же ответил на свой вопрос. - Видно наши сердобольные селянки еще не успели обеспечить тебя, парень, зимнею одеждою....
   И он, вытащив из саней старую попону, бросил ее Антону...
   - Укутайся в нее и садись в сани позади меня! Другой оказии тебе, парень, по нынешним временам может и не представиться....
   - И то, правда, - подумал про себя Антон. - Съезжу в приморское селение.... И там хотя бы более подходящую для зимы одежду себе раздобуду. Не могут же все это время навещающие в больнице селянки оставить меня в подобном состоянии без помощи и поддержки?..
   Ощутившая запахи теплой конюшни лошадка пустилась вскачь и уже совсем скоро остановилась возле дома Екатерины Никаноровны.
   - Ты живой еще, парень? - окликнул его обернувшийся возница - Беги скорее в теплый дом, а то снова попадешь в больницу....
   И немало смущенному Антону ничего больше не оставалось, как сбросить с себя попону и, поблагодарив рыбака за помощь, бежать к посматривающему на него с неприязнью замерзшими окнами дому своей хозяйки.
   Екатерина Никаноровна с изумлением посмотрела на ворвавшегося к ней Антона, недоумевая, откуда он так неожиданно свалился на ее бедную голову в таком виде, но, скоро опомнившись, схватила его за руку и потащила к столу, на котором уже дымились румяные только что испеченные блинчики.
   - Угостись вначале теплыми блинчиками, - смущенно пробормотала она. - У тебя, наверное, еще с утра не было во рту даже маковой росинки....
   У успевшего проголодаться Антона до того сильно защемило в желудке, что у него просто не хватило сил отказаться от предложения хозяйки. Усевшись за стол, он, не без интереса вслушиваясь в слова засуетившейся возле него пожилой женщины, с аппетитом поглощал теплые блинчики вместе с просто таявшими в его рту кусочками холодного сало. От нее он и узнал, что рыбаки сообща отремонтировали ему заброшенную баньку и что все принадлежащие ему вещи уже находились в ней. Насытившийся Антон поблагодарил гостеприимную хозяйку и, отказавшись от предложенного ему полушубка, побежал в баньку. По дороге он успел не раз пожалеть о своей излишней стеснительности. Подготовленная для него банька оказалась не такой уж и близкой, а поджидающий его за порогом дома мороз немилосердно прихватывал его за уши, лицо и руки. Из торчавшей над банькою трубы уже валом валил густой дым, но гнавший Антона мороз не позволял даже задумываться об его происхождении. И он, даже не пытаясь ни на одну секундочку задерживаться на морозе, тут же открыл входную дверь и вбежал внутрь баньки.
   - Явился,- беззлобно буркнула подбрасывающая поленца в печку рыбачка. - И как же тебя Екатерина Никаноровна отправила без полушубка!?
   - Я сам от него отказался, - тихо проговорил протягивающий руки к печке озябший Антон. - Я и так у нее дома напросился на блины....
   - Так она тебя уже и накормила, - с одобрением буркнула уступающая у печки место Антону женщина. - Ты на нее не обижайся.... Она женщина неплохая....
   - А я на нее не обижаюсь, - поторопился с объяснениями неприятно поморщившийся Антон. - После того, что успел пережить, я уже стал более понятливым....
   - Вот и хорошо, - с все той же добродушной ухмылкою буркнула женщина. - А сейчас садись поближе и подбрасывай дрова в печку сам.... Я побегу кормить своего мужа.... Как приехал из района, так сразу же послал меня в баньку топить к твоему приходу печку....
   - Спасибо вам за сочувствие и заботу, - успел еще поблагодарить закрывающий за женщиною дверь Антон.
   Оставшись один, он закутался в одеяло и с непривычной для него в последнее время теплотою подумал об своих не оставивших его в беде односельчанах. Они для него уже были и на самом-то деле своими. Антон уже не мог даже в мыслях отказываться от протянувших ему руки своей помощи людей. Он с нежностью вспоминал о смущенном лице своей бывшей хозяйки Екатерины Никаноровны, которую непривычная и недоступная ее пониманию жизнь очень часто ставила в тупик и заставляла ее пересматривать свои прежние воззрения на окружающий мир.
   - Хорошие люди живут в моем селе,- размышлял про себя отогревающийся у дышащей на него приятным теплом печки Антон. - Они не только приняли и обогрели меня возле себя, но и не отказывают в своей помощи и поддержке даже сейчас, когда, после недавнего со мною приключения, я оказался не только выбитым из седла, но и без всякой надежды хотя бы на полуголодное существование.
   Вечером его навестил, как всегда, немногословный председатель рыбацкой артели и, поинтересовавшись, как Антон устроился в баньке, сказал, что селене собрали для него немного продуктов, и чтобы он получил в правлении причитающиеся ему за работу деньги. Отогревшись и телом и душою возле простых деревенских людей, Антон быстро пошел на поправку. А его частые встречи с Валею помогали ему потихонечку забывать, что он в своей родной любимой России все еще не только не числится полноправным гражданином, но и не может даже надеяться на свое лучшее будущее. Однако хорошо налаженная в России Сатаною система доносов и всеобщей подозрительности не собиралась отпускать уже начавшего немного приходить в себя Антона из своих силков. Верные прислужники Сатаны, а то и просто оболваненные нечистью люди, не спускали с Антона настороженных глаз и с нетерпением выжидали, когда же он в очередной раз отступится. Приезжающий к нему время от времени из районного поселка следователь Игнатов, с явным неудовольствием отмечая для себя здоровый румянец на щеках Антона, выражал ему свое сожаление, что покушавшиеся на его жизнь бандиты все еще не найдены органами правопорядка. Жалеющая его Валя еще некоторое время не заводила с ним разговор об его якобы путешествиях во времени. Но когда до нее докатились деревенские сплетни, что ее односельчане уже начинают видеть в их частых встречах не просто сочувствие попавшему в беду человеку, она, забеспокоившись, начала потихонечку подготавливать Антона к продолжению их разговора в больнице.
   Короткие зимние дни, как обычно, заканчиваются вместе с заходом красного солнышка. В один из таких зимних вечеров они, сидя на скамейке возле Валиного дома, лениво перебрасывались вовсе им не интересными последними деревенскими новостями. Лениво перебрасывались не потому, что они уже были друг другу чужими людьми, что им уже было просто не о чем разговаривать, что они уже начали друг другом тяготиться. Нет! И еще раз нет! В их нынешних отношениях все было совсем наоборот! Какая-то, еще совсем непонятная им, сила неодолимо притягивала их друг к другу. Антону и Вале очень хотелось высказать все, что уже наболело в их влюбленных друг в друга душах, но они, опасаясь, как бы своими откровениями не навредить сегодняшним отношениям, как бы своими неосторожными высказываниями не оттолкнуть любимого человека, постоянно откладывали на потом этот пугающий их обоих разговор. И так между ними продолжалось до тех пор, пока желающая окончательно убедить саму себя, что продолжающий ей нравится Антон, уже не только выздоровел, но больше уже не будет ее огорчать своими никогда небывалыми, по ее мнению, бреднями, Валя не решила, что пришла пора им окончательно определиться в этом вопросе. Поэтому она во время одной из их вечерних встреч, призвав на помощь все свое мужество, еле слышно пролепетала:
   - Ну, и напугал ты меня тогда в больнице, Антон, своими рассказами о путешествиях во времени.... Но, слава богу, все эти навеянные твоим в то время больным рассудком бредни прошли.... Все уже позади.... И сейчас я уже могу вспоминать о них только со снисходительной улыбкою....
   - И мне тоже, Валя, очень хочется забыть обо всех этих ужасах,- грустно буркнул ей в ответ Антон. - Мне даже и самому, перетерпевшему весь этот ужас, иногда кажется, что ничего подобного со мною не было и в помине.... Несмотря на то, что все эти названные тобою мои бредни показывалось мне тогда до того явственно и зримо, что не верить в существование подобного непотребства было просто невозможно....
   Недовольно поморщившаяся Валя промолчала, а так и не дождавшийся от нее ответа Антон тихо проговорил:
   - Я очень благодарен тебе за своевременное предубеждение.... Иначе, вместо встреч с тобою я бы сейчас встречался в сумасшедшем доме с врачами.... Кто поверил бы в мои просто поразительные путешествия во времени? Сейчас я уже не жалею, что не только побывал, но и прочувствовал на самом себе уже прожитую нашими предками жизнь, в течение которой меня постоянно убивала неуверенность, что не в моих слабых человеческих силах снова возвратиться в свое время....
   - Антон, ты был больным, и все эти ужасы прошлого могли тебе просто привидеться, - с раздражением возразила ему Валя. - Кто может знать, как долго ты тогда лежал в пещере без сознания? И все, что показывалось в твоем больном воображении, ты и принял за чистую правду, внушил самому себе, что все это происходит с тобою в действительности....
   - Долго лежать в пещере без сознания я не мог, - продолжал настаивать на правде своих слов не понимающий ее беспокойство Антон. - На таком морозе, который свирепствовал в ту ночь, я очень быстро превратился бы в самую настоящую ледышку. Да, и найден я был не в современной, а в одежду римского воина.... И кто мне сейчас объяснит, почему меня ранили не пулей, не простым ножам, а римским мечом?
   С горечью, вслушиваясь в его слова, Валя успокаивалась только тем, что она сейчас разговаривает с психически ненормальным человеком. Ей было до слез обидно, что подобное несчастье произошло именно с понравившимся ей парнем. Ее любящее сердце не позволяло соглашаться с подобным диагнозом.... И она, что бы уже окончательно убедиться в своих подозрениях, задала ему тот вопрос, который она не хотела ему задавать, но который в последнее время вконец измучил ее бедное страдающее сердце.
   - А как мне понять намеки о нашей близости? - еле сумела она проговорить эти слова и вся сжалась в ожидании его ответа.
   Если она и была хоть в чем-то абсолютно уверенна, то только в этом. Валя знала, что пока еще у нее с Антоном ничего не было. И от его ответа на этот вопрос зависела сейчас вся ее дальнейшая судьба.
   - Валя, - с нескрываемой грустью в голосе тихо проговорил Антон, - мне очень трудно понять заставляющую тебя причину отказываться от нашей любви. Мне очень грустно думать, что ты не только предала забвению те воистину незабываемые мгновения нашей любви, но и даже постаралась вычеркнуть из своей памяти о них все воспоминания. Мне иногда кажется, что тогда в пещере была со мною вовсе не ты, а какая-то другая, похожая на тебя, девушка. Ты очень изменилась после нашей той встречи в пещере. Ты так меня тогда любила, а сейчас ты отказываешься от наших самых прекрасных и вовек не забываемых мгновений любви. Отказываешься именно от тех мгновений, которые помогли мне выдержать ужас прошлого, ради продолжения которых я всегда был готов даже, если понадобиться, свернуть горы. Валя, если я тебе хотя бы немного нравлюсь, то почему ты ведешь себя так, словно мы до этого никогда не были вместе, словно мы никогда не были близки!?..
   Еле сдерживающая распирающее ее раздражение Валя просто заставляла себя слушать эти ненавистные для нее слова Антона. Теперь она уже больше не сомневалась в его невменяемости. И пусть внешне его поведение не вызывает особых опасений у односельчан, но его упорное нежелание отказываться от своих якобы путешествий во времени и, тем более, придуманной близости с нею не позволяли Вале даже сомневаться в его больном рассудке. А раз так, то ей будет лучше всего прямо сейчас навсегда прекратить их дальнейшие встречи. Сумасшедшие люди, не отличаясь постоянностью мышления, всегда и везде говорят все, что только не придет в их сумбурную голову. Они не только путают показывающие им галлюцинации с действительностью, но и очень часто, смешивая их между собою, живут в своем особом иллюзорном мире. Несмотря на свое продолжающее бунтовать сердце, Валя, дождавшись, когда Антон умолкнет, заговорила с ним резко, даже тоном своего голоса подчеркивая, что она больше не нуждается в его ухаживаниях....
   - О какой нашей близости ты смеешь утверждать!? - уже нисколько не жалея его, с негодованием выкрикнула она Антону. - Я встречалась с тобою в то время всего один раз, да, и то убежала со свидания вся в слезах!..
   - Но как ты можешь не помнить о нашей встрече в следующее воскресение!? - поторопился ее оборвать ее уже тоже начинающий злиться Антон. - Вспомни, как я застал тебя в пещере с ромашками в руках!..
   - Меня в пещере именно в то воскресение не было! - безжалостно отвергала его слова Валя. - Я в то воскресение даже близко к этой пещере не подходила!
   Антон понимал и прощал ей неверие в его путешествие во времени, но то, что она забыла их самые прекрасные мгновения любви - это уже показывалось ему не только просто невероятным, но и тем, чего он никак не мог даже своей любимой девушке простить. Но он и на этот раз сумеем себя сдержать и, не желая переходить на крик, тихо проговорил:
   - Ты можешь не верить в мои путешествия во времени, но предать забвению те счастливые мгновения нашей любви ты не имеешь права.... Они у нас были, и ты меня тогда любила....
   - Ничего между нами не было, - резко оборвала его рассердившаяся Валя. - Если наша возможная близость не твоя выдумка, то всего лишь плод твоего больного воображения....
   - Тогда кто-то из нас и на самом деле сходит с ума, - с горечью проговорил схватившийся за голову Антон.
   Понимая полную бесполезность их спора, Антон не стал набрасываться на Валю с упреками и обвинять ее в самых смертных грехах по отношению к их любви. Антон оказался не только разочарованный, но и полностью опустошенный в своих самых радужных надеждах. Он в течение всего последнего времени старался делать все от него зависящее, чтобы его Вале не было за него стыдно, чтобы она им гордилась и, тем более, не сомневалась в его чувствах. А встретился с ее непониманием не только его слов, но и, как ему сейчас казалось, его жизненных устремлений.
   Подобное его поведение оказалось полной неожиданностью и для уже намерившейся уйти домой Вали. Последние его слава показались ей разумными, и она не смогла их для себя проигнорировать.
   - Что же нам теперь делать? Как нам во всем этом разобраться? - высказала она вслух свое самое заветное желание. - Мы уже больше не сможем доверяться друг другу, пока окончательно не разберемся во всей этой путанице....
   - А почему бы нам не сходить в пещеру и для начала убедиться в правоте моих слов на месте? - озвучил только что пришедшую в его голову мысль Антон.
   - Как хочешь, - насмешливо бросила ему Валя, - но только не сегодня. Встретимся завтра вечером у входа в пещеру. И я на всякий случай прихвачу с собою карандаш с блокнотом. Вдруг, ты окажешься прав.... И мы, зарисовав все, что увидим, прославимся на весь мир.
   В назначенное время Антон нетерпеливо прохаживался возле входа в пещере, поджидая опаздывающую Валю.
   - Ты не передумала подниматься вместе со мною в пещеру? - спросил дождавшийся подхода девушки Антон.
   - Нет, не передумала, - подтвердила свое желание Валя.
   Поднявшись по выбитым в скальной породе ступенькам, они вошли внутрь пещеры и остановились под отверстием в потолке.
   - Ну, и где твои обещанные чудеса? - насмешливо бросила ему Валя.
   Не ответивший на ее насмешку Антон окинул внимательным взглядом стены пещеры. Тускло отсвечивающаяся в вечерних сумерках скальная порода наглядно подтверждала ожидания здравомыслящих людей, что она еще очень долго способна сохранять свою твердость и несокрушимую прочность для не вооруженных специальными техническими средствами человеческих рук. Заскучавшая Валя окинула задумавшегося Антона раздраженным взглядом, а он вспоминал, что именно происходило с ним тогда, после не признаваемой Валею, но так памятной для него самого, их второй встречи.
   - Я услышал шорох и пошел в ту сторону, - вслух подумал он и потянул ее за собою.
   Испуганно вскрикнувшая Валя поторопилась прижаться к Антону. Чего-чего, а уж такого она никак не ожидала. Возвышающаяся перед нею каменная стена исчезла, а в образовавшемся проеме показалась залитая солнечным светом папоротниковая поляна. Но на этот раз она уже не была пустою: на открывшейся взору Вали полянке паслись огромные великаны с несколькими маленькими динозавриками. Как и все беззаботные малыши, они, заигравшись, все дальше и дальше отбегали от своих не спускавших с них глаз родителей, которые одним только прикосновением своих непомерно длинных хвостов тут же возвращали их на место. Встревоженные динозавры, не отпуская своих детишек далеко от себя, с тревогой поглядывали на летевших в их сторону ящеров. И их торчавшие на длинных шеях маленькие головки выглядели при этом до того забавно, что успевшая придти в себя Валя, забыв об опасности, потянулась в их сторону, пока предостерегающий возглас Антона ее не остановил.
   - Антон? - окликнула его выглядывающая из проема на полянку Валя. - Принеси мне брошенный возле тебя блокнот с карандашом.... Я постараюсь все это зарисовать....
   - Стоит ли понапрасну рисковать своей жизнью, - возразил ей Антон. - Нам, все равно, никто из так называемых здравомыслящих людей не поверит...
   Но Валя, с досадою отмахнувшись от его слов рукою, сама подбежала к лежащему на полу пещеры блокноту с карандашом и вернулась обратно к проему.
   Приближаясь, ящеры все время увеличивались в своих размерах. И очень скоро уже были отчетливо видны их омерзительные хвостатые тела с противными напоминающими клювы хищных птиц пастями. Оказавшись на полянке, они уродливыми каракатицами закружились над динозаврами, стараясь пробиться к их детенышам. А те, спрятавшись под своими матерями, с ужасом выглядывали из-под них, готовые при первом сигнале опасности бежать в темнеющий за полянкою папоротниковый лес. Опасающиеся за своих детей динозавры не спускали глаз с крылатых хищников. Уже неплохо знающие о повадках охочих до нежного мяса их детей ящеров динозавры успевали стремительным броском мощных хвостов преградить им дорогу к своим детенышам. Увлекшаяся зарисовками Валя, чтобы лучше видеть схватку динозавров с ящерами, все больше и больше высовывалась из проема. Заинтересовавшееся более легкой добычею одно из крылатых чудовищ, тут же развернувшись, стремительно помчалось на не замечающую угрожающую ей опасность Валю. Испуганно вскрикнувший Антон еле успел, схватив Валю за руку, оттащить ее от проема. Подоспевший ящер свирепо щелкнул челюстями, но восстановившаяся в проеме стена закрыла вход в пещеру.
   - Вот тебе фига с маслом, а не моя Валя! - выкрикнул не сдержавшийся Антон.
   А сама не успевшая даже испугаться Валя с недоумением шелестела листами своего блокнота: все ее недавние зарисовки бесследно исчезли.
   - Какая жалость, - пробормотала искренне огорченная Валя и, растерянно поглядывая на чистые без единого следа карандаша листы блокнота, пошла в сторону противоположной стены пещеры.
   Но, как только она переступила невидимую отделяющую настоящее время от времени великого Рима черту, рисунки в блокноте снова восстановились.
   - Антон, мои рисунки снова появились! - вскрикнула от неожиданности Валя, а он, не отвечая, схватил ее за руку и потащил назад.
   Стена пещеры исчезла, и перед испуганно ойкнувшей Валею показалась скачущая через холм римская конница.
   - Так вот оказывается в чем дело! - вскрикнул озарившийся догадкою Антон. - Стены этой пещеры исчезают только тогда, когда к ним подойдешь почти вплотную, а в самом центре пещеры находится как бы нейтральная полоса. Эх, если бы я знал об этом раньше....
   - А мои зарисовки снова исчезли, - жалобно проговорила не отводящая глаз от своего блокнота Валя. - Давай испытаем и заднюю стену пещеры.... Может, она способна их хоть как-то закрепить....
   - Не торопись! - выкрикнул обеспокоенный за нее Антон.
   Но уже было поздно: как и две другие, задняя стена пещеры при приближении Вали исчезла, обнажив проход в слабо освященный вставленными в стены зажженными факелами коридор с темнеющими проемами боковых ответвлений. Еще некоторое время перед застывшими на месте от неожиданности молодыми людьми царила почти мертвая тишина, но ненадолго. Очень скоро из открывшегося коридора донесся чей-то гулкий топот и в пещеру вбежал высокий худощавый мужчина в коротких до колен штанах и в надетой на голое тело куртке-безрукавке. Окинув пещеру пустым равнодушным взглядом, он посмотрел на онемевшую от страха Валю. Еще немного, как бы в нерешительности или что-то про себя обдумывая, постояв, он подхватил не оказывающую ему никакого сопротивления Валю на руки и понес ее внутрь открывшегося в стене прохода. Ошеломленный всем только что произошедшим на его глазах Антон молча смотрел на удаляющуюся спину мужчины и был не в силах заставить себя даже сдвинуться с места.
   - Зомби, - пробормотал он вслух, вспоминая пустой взгляд мертвых глаз мужчины.
   - Антон, спасай меня! - донесся до него крик, по всей видимости, пришедшей в себя Вали.
   И он, опомнившись, сорвался с места и побежал за нею по коридору. Нагнав похитителя, Антон бросил на прислоненный к торцевой стене коридора низкий столик блокнот с карандашом и вцепился мертвой хваткою в зомби. Но тому удалось вырваться из его объятий и, сильным ударом ноги свалив Антона на пол, побежал по коридору в обратную сторону. Зомби с Валею на руках быстро бежать не мог и пустившийся за ним вскочивший на ноги Антон уже начал его нагонять. Но тот, ясно ощутив на своей спине учащенное дыхание Антона, тут же свернул в ближайшее боковое ответвление коридора и закрыл за собою заблаговременно вставленную в проем дверь. Подоспевший Антон яростно заколотил по двери кулаками, но она не открывалась.
   - Чтобы ты всю свою жизнь бегал только по слепым дорожкам! - со злостью выругался взбешенный Антон, замахиваясь на преградившую ему дорогу дверь ногою, но ударить со всей силой по двери ногою помешал ему лежащий возле проема увесистый булыжник. - И ты еще путаешься у меня под ногами! - вскричал еще больше осерчавший Антон и, подхватив его в руки, забил им по двери.
   Увесистый булыжник в отличие от кулаков Антона быстро справлялся с сопротивлением крепкой дубовой двери. И она очень скоро с жалобным треском рухнула на пол, освобождая Антону вход в просторное ярко освещенное помещение. Вбежавший в него Антон сразу же увидел темнеющий в левом углу помещения узкий невысокий проход, напротив которого стоял непонятной марки легковой автомобиль с ободранным от краски и отшлифованным до блеска металлом переднего конца капота, верхней части крыльев и торца кабины. Возле открытой задней двери стояла одетая в длинное старинное платье женщина и о чем-то говорила с удерживающим за руку зовущую на помощь Валю зомби. Обернувшаяся на вбежавшего в помещение Антона недовольно поморщившаяся женщина что-то сунула в руку зомби и, затолкав упирающуюся Валю на заднее сидение, села за руль. Подобное дело было для женщины явно не в новинку, потому что Антон не успел еще даже опомниться и оценить складывающуюся для него обстановку, как легковушка, глухо заурчав, уже въехала в неосвященный узкий проход. Антон, не раздумывая, тут же бросился в проход и побежал по нему в кромешной темноте. Опасаясь за свою любимую девушку, Антон, совершенно не думая о том, что он может, натолкнувшись на невидимую преграду, не только пораниться, но и даже сломать себе голову, все бежал и бежал на шум ясно доносившегося до него работающего двигателя автомобиля. Он бежал уже довольно долго, выступающий на его лбу пот застилал глаза, но Антон даже и не думал возвращаться обратно в пещеру без своей Вали. Без нее он уже не мыслил для себя своего земного счастья, и ради нее он с недавних пор был готов перетерпеть самые не мысленные на земле тяготы и лишения. Уехавший вперед автомобиль, наткнувшись на какое-то препятствие, надрывно заурчал. Обрадованный Антон еще сильнее замахал руками и скоро увидел увозивший его Валю автомобиль, который и на самом деле был остановлен невидимым препятствием, несмотря на огромное желание сидевшей за рулем женщины его преодолеть. Бегущему Антону не было видно задержавшее автомобиль препятствие даже, несмотря на то, что кромешной темноты в проходе уже не было и в помине. Проход уже каким-то самым непонятным образом освещался прорывающимся от пола под автомобилем узкой полосою яркого света. Антону некогда было задумываться обо всех этих странностей, он все свои мысленные пожелания направил, чтобы, воспользовавшись остановкой автомобиля, как можно скорее, нагнать выкупившую у зомби его Валю женщину. Антон уже был совсем близко от автомобиля.... Еще один рывок, и он, ухватившись за задний бампер, уже начал выносить свое тело вперед, чтобы ухватиться за ручку задней дверцы, но неожиданный удар по голове свалил его с ног. Антон еле успел схватиться рукою за передний сваренный их труб бампер, а другой рукою упершись в крыло, оттолкнуться от бешено вращающегося колеса автомобиля.
   - Но, если возле меня никого не было, то обо что я мог так сильно удариться головою!? - недоумевал Антон, не без труда удерживая свое тело на безопасном расстоянии от вращающегося колеса.
   Осмотревшемуся возле себя Антону не составило большого труда понять, что он сам ударился головою об наклонившуюся перегораживающую проход в соседнее помещение плиту, которую в настоящее время и пытался приподнять работающий на пределе своих сил и возможностей автомобиль.
   - В таком неудобном положении мне не то, чтобы освободить Валю, даже дверь автомобиля не открыть, - размышлял, обдумывая свои дальнейшие действия, Антон. - Мне сейчас лучше всего подождать, пока водитель автомобиля, стравившись с плитою, вывезет меня в соседнее помещение.
   Как бы повинуясь его мысленным пожеланиям, автомобиль заурчал еще сильнее и полоса пробивающегося в проход из соседнего помещения света начала потихонечку увеличиваться. Антон, продолжая левой рукою удерживаться за бампер автомобиля, правой рукою из всех сил нажал на плиту, пытаясь помочь водителю легкового автомобиля ее приподнять. Но, несмотря на их совместное старание, приподнять плиту, чтобы под нею мог проехать автомобиль, им не удалось. Усталый Антон, оставив плиту в покое и снова упершись рукою в крыло, чтобы его не затянуло под вращающееся колесо, с трудом перевел свое учащенное дыхание.
   - Но как могут при стоящем на месте автомобиле вращаться его колеса? - только сейчас обратил внимание Антон на такое важное обстоятельство, догадываясь, что его специально обессиливают и что вполне возможно, даже пытаются убить. - Вот дурак! - обругал он самого себя. - А я еще так старался, думая, что помогаю автомобилю выскочить из-под плиты....
   Но разобраться в причине вращения колес при стоящем автомобиле Антону уже не успел. Словно почувствовав, что он уже начал обо всем догадываться, водитель автомобиля сбавил обороты, а выскочившие из легковушки мужчина с женщиною подхватили обессиленного Антона под мышки и затолкали его на заднее сидение к уже успокоенной Вале. Она уже больше не кричала, зовя его к себе на помощь, и даже не вырывалась из автомобиля, а сидела тихо в уголочке, никак не реагируя на появление рядом с нею Антона.
   - Валя, - не без труда прохрипел легонько коснувшийся ее плеча Антон.
   Она, неторопливо повернув голову, посмотрела на него пустым равнодушным, как у зомби, взглядом и отвернулась.
   - Что эти изверги сотворила с моею голубушкою!? - воскликнул про себя ужаснувшийся Антон, ясно ощущая, как вместе с переполнившей его яростью и злостью, к нему возвращаются силы.
   Но он все же сумел сдержать в себе охватившее желание броситься на похитителей Вали и бешенстве разорвать их засиявшие снисходительными ухмылками лица на маленькие кусочки. Не подавая даже вида, что он уже начал приходить в себя, Антон, запрокинув голову на спинку сидения, выжидал удобного времени для нападения. Хорошо для себя осознавая, что у него будет лишь одна попытка вырваться вместе с Валею из поганых рук похитителей, он не мог позволить себе хотя бы малейшей оплошности.
   Опустившая руки на рулевое колесо женщина повернула голову в его сторону и, с интересом рассматривая Антона, победно ухмылялась ему торжествующей ухмылкою. А сидящий возле нее на переднем сидении сумрачный мужчина, открыв лежащую у него на коленях медицинскую сумочку, перебирал наполняющие ее флакончики. Наконец, он извлек из нее какую-то ампулу и, отломив небольшими кусачками ей кончик, сунул внутрь иголку шприца. Неторопливо втянув жидкость в шприц, он взял правой рукою небольшой кусочек ваты и, смочив ее в стоящем на крышке сумки флакончике со спиртом, потянулся к руке внимательно наблюдающего за ним сквозь щелочки приоткрытых век Антона.
   - Так вот, оказывается, как им удалось опоить Валю, - отметил про себя все понявший Антон. - Но со мною у них этот фокус не пройдет.... Я не стану безропотно соглашаться на заклания, как жертвенная овечка.
   Обманутый нарочным тяжелым дыханием Антона и притворным равнодушием ко всему, что его в данное время окружало, мужчина неторопливо нащупал на его кажущейся безвольной руке вену и поднес шприц. Но только стоило игле шприца коснуться руки Антона, как от его напускного смирения уже не осталось и следа. Резко подтянув под себя ноги, он со всей силою выбросил их вперед прямо в головы победно ухмыляющихся мужчине и женщины. А потом, не желая терять ни одного очень многое определяющее в его положении мгновения, Антон правой рукою открыл дверцу, а левой ухватившись за безвольную Валю, вместе с нею выскочил из салона автомобиля. Прижавшись к стене прохода, он ногою прикрыл дверь и, подхватив Валю на руки, понес ее в сторону бокового ответвления, в котором он еще совсем недавно выбил увесистым булыжником дверь. Очнувшаяся после удара его ноги об голову женщина, выскочив из автомобиля, выкрикнула им вслед:
   - Ваша судьба уже предрешена. Вы все равно скоро погибните! Стать зомби - это еще не самый худший для вас выход!
   Но не желающий ни на что отвлекаться во время спасения себя и Вали от уготовленной ужасной участи Антон, пробежав по коридору на одном дыхании, остановился на спасительной для них середине пещеры. Закутов безучастную все это время ко всему, что происходило возле нее, Валю в старое пальто, Антон в ожидании, когда она придет в себя, присел рядом с нею на корточки. Он молча сидел возле нее и не сводил глаз с недавних пор такого любимого для него и бесконечно дорогого Валиного лица. Ему очень хотелось приласкать только что избавившуюся с его помощью от ужасной участи любимую девушку. Его так и порывала покрыть ее лицо и тело страстными поцелуями. Но он не мог воспользоваться ее бессознательностью, не хотел, чтобы у Вали впоследствии был повод хоть в чем-то его упрекнуть. Она ему была нужна не на время, а на всю жизнь. Подобное ответное желание в людях не возникает само собой. И уж, тем более, не поцелуями и крепкими прижиманиями, которыми можно лишь возбудить в человеке ответную страсть, или побудить его на пусть и желанную, но так мало значащую в реальной жизни, близость. Подобное согласие от понравившегося парня или девушки можно добиться одними только нежными ухаживаниями, ежедневными доказательствами, что именно ты, а никто еще другой, имеешь право претендовать на своего любимого человека, и быть его в полном смысле этого слова судьбою. Размышляя обо всем этом и борясь с то и дела возникающими у него чувственными желаниями, Антон ждал пробуждения Вали и дождался.
   - Где мои зарисовки? - тихо проговорила пошевелившаяся Валя.
   - Сейчас, милая, я принесу тебе их, - прошептал расчувствовавшийся Антон и, проскочив открывшийся в задней стене пещеры проем, побежал по коридору к прислоненному к стене низкому столику за блокнотом и карандашом.
   Стемнело, а Валя все еще домой не возвращалась. Ее матушка знала, что она по вечерам встречается с Антоном, но, как всякая мать, постоянно тревожилась за свою девочку.
   - Почему ее так долго нет? - с тревогою думала она и напряженно прислушивалась, ожидая, что вот-вот и она услышит знакомое ей шарканье ее валенок по снегу. - Она же так долго еще никогда не задерживалась....
   Но дочки не было и все падало из ее рук.... Сегодня у нее было не просто беспокойство за свою девочку. Сегодня у нее уже все сердце изболелось от неприятных предчувствий.... И ее голову постоянно лезли всякие еще больше ее расстраивающие мысли.
   - Что-то случилось с моей девочкою? - не переставая, нашептывала ей ее материнское сердце, не позволяя успокаиваться.
   Она уже не раз, не выдерживая, выскакивала из дома и, нетерпеливо расхаживая возле него, ожидала возвращение своей возлюбленной доченьки. Но как бы она не вслушивалась в установившуюся около ее дома в такое позднее время тишину, она не слышала похожего на шаги человека шороха. Несколько раз она уже порывалась рассказать о своем беспокойстве мужу, но, после недолгих колебаний, отказывалась от своего намерения. Для нее не было большим секретом, что ее мужа дочь не интересовала. Она рвалась из дома на ее поиски, но опасение ославить свою дочь среди односельчан ее удерживало.
   - Как же мне лучше поступить, чтобы помочь, а не навредить, своей девочке? - неустанно повторяла она про себя, но ни на что не могла решиться.
   Так и не осмелившись хоть с кем-то поделиться своей тревогою, она, терзаемая ужасными предчувствиями, промучилась весь вечер. Но, когда миновала полночь, а Валя все еще не возвращалась со встречи с Антоном, она разъяренною тигрицею ворвалась к мужу и, подняв его с постели, со слезами стала его отчитывать, укоряя своего благоверного в бесчувствии и не в заботе о судьбе своей родной дочери. Ошарашенный Егор Кузьмич, с недоумением поглядывая на свою обычно кроткую и послушную жену, торопливо оделся и пошел по домам приморского рыбацкого селения искать свою задерживающуюся во время вечернего гуляния дочь. Он уже успел побывать почти во всех домах, но Вали нигде не было. Навязавшаяся к нему в помощь Светлана Николаевна посоветовала ему заглянуть в баньку, в которой, после возвращения из больницы, жил Антон.
   - А что ей в этой баньке могло понадобиться? - с недоумением спросил у нее Егор Кузьмич.
   - Да, вы что, Егор Кузьмич, с луны свались, что ли!? - удивилась его вопросу она. - В последнее время они проводят вместе все свое свободное время....
   Рассердившийся Егор Кузьмич в ответ только пожал плечами, но к баньке пошел. По дороге его нагнал председатель рыбацкой артели.
   - Что случилось, Егор Кузьмич!? Говорят, что пропала твоя дочка?
   - Не пропала, а пока что не возвратилась домой, - поправил его недовольно поморщившийся Егор Кузьмич. - А тебе-то, какая беда до моей дочери?
   - Так я, Егор Кузьмич, подумал об Антоне, - тихо проговорил необидчивый председатель артели. - Он у нас большой любитель совсем неожиданно пропадать с концами.... Если он и сейчас пропадет, то будет нам от Лобова на орехи....
   - Да, попадет, - только и смог выдавить из себя упавший духом Егор Кузьмич, и они вместе заторопились к баньке.
   Света в окне баньки не было. Егор Кузьмич постучал дверь, но никто не ответил. Тогда он толкнул ногою дверь и вошел внутрь баньки.
   - Кто-нибудь дома есть!? - выкрикнул он, но никто не отозвался.
   Председатель артели зажег спичку. Ярко вспыхнувшее пламя осветила небольшую баньку, но в ней никого не оказалось.
   - Что же нам теперь делать? - спросил у него нахмурившийся Егор Кузьмич. - Где мы можем найти этого Антона с моей дочерью?
   - Я пойду поднимать людей на поиски, - ответил принявший решение председатель и исчез в темноте.
   Притихшее рыбацкое поселение ожило. Мужчины, собравшись возле баньки Антона, разделились на группы и разошлись осматриваться порученные им участки. Но их поиски молодых людей оказались безуспешными, и они снова собрались возле баньки, чтобы совместно определить направление своих дальнейших поисков. Плачущая матушка Вали умоляла односельчан продолжить поиски ее дочери.
   - Зима во дворе, - сквозь слезы приговаривала она, - Валечка может замерзнуть....
   Мужики большей своей частью сочувственно, а иные и с плохо скрытым злорадством поглядывали в ее сторону, но выслушивающий их предложение председатель артели только сокрушенно разводил руками. По его личному распоряжению почти вся ближайшая от поселения местность уже была проверена рыбаками. И он, как и все остальные односельчане, сейчас просто терялся в догадках, не зная, где именно могли прятаться в такую позднюю пору молодые люди.
   - Морское побережье тянется в обе стороны от нашего селения на многие версты, - благоразумно рассуждал он про себя. - И кто только может знать, что могло придти в голову этим молокососам? Им же в их возрасте и море по колено, тем более, если они нравятся друг другу.... Не могу же я рисковать людьми, посылая их зимою ночью обшаривать побережье.... Придется ждать утра.
   - В последний раз мы нашли Антона в пещере, - неуверенно проговорил ночной сторож. - Нам не помешает искать наших детей возле нее....
   - Дело говоришь, - поддержал его председатель, и согласные с ним рыбаки пошли в ее сторону.
   Подойдя к ней, они зажгли факел и поднялись внутрь пещеры. Там и обнаружили бессознательную укутанную в старое пальто Антона Валю.
   - Доченька моя! - запричитала бросившаяся ей на грудь мать, но, услышав, как бьется ее сердце, успокоилась.
   - Жива твоя дочка, - тихо проговорил осмотревший ее председатель артели. - Только очень крепко спит.... По всей видимости, ее чем-то опоили.
   Протолкавшийся через толпу односельчан Егор Кузьмич поднял дочку на руки и понес домой.
   - Надо искать и Антона, - распорядился председатель артели, - в одном костюмчике он далеко не уйдет....
   Долго еще обыскивали местность возле горы мужики, но следов непонятно куда подевавшегося Антона так и не нашли.
   - Пора заканчивать поиски, - сказали председателю уставшие рыбаки. - Если он и лежит, где-нибудь поблизости, то уже давно не живой.
   - Расходитесь по домам мужики, - тихо проговорил согласный с ними председатель. - Утром проснется дочка Егора Кузьмича, и мы от нее все узнаем, что в этой пещере сегодняшним вечером произошло.
   Добежавший до прислоненного к стене коридора низкого столика Антон схватил лежащий на нем блокнот с карандашом, и только намерился возвратиться к оставленной в пещере Вале, как из облицованного светлою плиткою бокового прохода выскочил огромный лохматый мужик и заступил ему дорогу. Антон бросался из стороны в сторону, пытаясь его обежать, но мужик, играя с ним, как кошка с мышкою, всегда успевал оказаться на его пути. Не сомневаясь, что ему с этим оказавшимся очень ловким и подвижным мужиком в одиночку не справиться, Антон, надеясь только на быстроту ног, продолжал, уклоняясь от его объятий, все дальше и дальше отступать вглубь открывшегося в задней стене пещеры коридора. Во время отступления по ровному и прямому, как стрела, коридору ему попадалось немало боковых ответвлений, но не знающий, куда они его приведут, Антон не решался им доверяться. Он продолжал метаться по коридору, делая обманные движения и стремительные прыжки по сторонам, но насмешливо взирающий на него мужик всегда успевал перегородить ему дорогу. Наблюдая за его непритворно ленивыми неспешными передвижениями, у Антона начало потихонечку формироваться убеждение, что этот мужик не просто сильный и огромный мужчина, что он еще и обладает другими несвойственными для обычного смертного человека способностями. Иначе, как он мог предугадывать направление прыжка пытающегося его обежать Антона.
   - Нет и нет, этот мужчина не может быть человеком! - восклицал уже начинающий испытывать перед ним панический страх Антон. - И сколько же еще подобных тварей находится в этом подземном логове!? Мне лучше не дожидаться, пока они явятся по мою душу!..
   Мало того, так Антон к своему ужасу увидел, как освещенное мрачной торжествующей ухмылкой лицо мужчины, словно в подтверждение его опасений, начало приобретать какое-то зловещее выражение, а бросаемый на него взгляд его оголодавших глаз начал разгораться еще больше пугающим его огнем. И вскоре зловещий взгляд мужика уже и вовсе запылал брызжущим во все стороны ярким пронзительным пламенем адского огня.
   - Кто же он такой!? - воскликнул со страхом взирающий, как лицо мужчины начало самопроизвольно вытягиваться, а из его рта высунулись подрагивающие от возбуждения огромные клыки, и даже волосы на голове, как наэлектризованные, стали дыбом. - Это же самый настоящий вампир! И он сейчас на меня нападет! Мне лучше, как можно быстрее, от этого кровососущего существа бежать!
   Но пылающие адским огнем глаза вампира не только завораживали, сковывая волю объятого ужасом Антона, но и властно притягивали Антона к себе. Он уже был не в силах не только убегать от вампира, но и даже пошевелить пальцами рук, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление. Наигравшийся им возбужденный вампир, уже не торопясь, подошел к Антону и, крепко охватив его сильными руками, потянулся дрожащими от возбуждения клыками к его шее. Антон смотрел на приближающееся к нему с закрытыми в предчувствии скорого наслаждения долгожданной сытости глазами лицо вампира и раздирающий его вопль ужаса, наконец-то, смог преодолеть чары нечистых глаз. Прорвавшийся наружу крик отчаяния мгновенно освободил члены Антона от навеянных чар. И Антон не стал медлить, выбросив вверх руки, он, со всей силой нажав ими на подбородок вампира, отодвинул от себя подальше его страшные клыки и одновременно каленою ноги врезал ему промеж ног. Завизжавший от нестерпимой боли вампир отпустил Антона. И он, отпрыгнув от него в сторону, побежал по коридору в сторону пещеры. Быстро оправившийся от удара вампир одним прыжком обогнал Антона и снова перегородил ему дорогу. Не желающий снова попадать в его ужасные объятия Антон тут же, свернув в засветивший ему розовым светом проем, побежал по отходившему от основного под небольшим острым углом облицованному бледной розовой плиткою коридору. Убегающий от вампира Антон смотрел только на отсвечивающие ему бледно розовым светом плитки пола. Хотя его мечущийся взгляд то и дело натыкался своим боковым зрением на сбитые из досок двери с левой стороны и низко опущенные к полу окна с правой стороны коридора. Они-то ясно и недвусмысленно ему подтверждали, что в этом подземелья, кроме преследовавшего его вампира и похитивших Валю зомби, немало и других, по всей видимости, не менее ужасных существ. И он, переполняясь ужасающим предчувствием скорой неминуемой беды, умолял все высшие силы, чтобы эти окна и двери, пока он бежит по коридору, не открывались. Однако, как приговаривают в подобных случаях опытные в подобных передрягах русские люди: раз пришла к тебе беда, то открывай шире ворота. И Антон, кроме опасения, что из окон и дверей могут выскочить и перегородить ему дорогу другие существа, вдруг, совершенно для себя неожиданно, ощутил под своими ногами какую-то плотную и упругую воздушную среду. Чем дальше он бежал по казавшемуся ему нескончаемым коридору, чем толще становился ее слой. Так что, очень скоро его погружающиеся в эту плотную упругую воздушную среду ноги, вообще, перестали касаться пола. Поэтому Антону для сохранения прежней скорости бега пришлось, помогая своему телу, еще сильнее замахать руками. В это время одна из боковых дверей приоткрылась и выскочившее из нее похожее на человека полуголое существо, что-то выкрикнуло вслед бегущему Антону. Еще больше перепугавшийся Антон упал в уже достигающую его плеч упругую среду и поплыл по ней, как по воде. Он плыл, со страхом поглядывая на плотно прикрытые выходящие в коридор боковые двери,
   - Только бы никто из них не выскочил и попытался преградить мне дорогу, - как заклинание, неустанно повторял он про себя, но и на этот раз высшие силы его не услышали.
   Из бесшумно раскрывшейся впереди боковой двери вышло трое одетых в короткие плотно обтягивающие мускулистые ноги штаны мужчин. Последовав его примеру, они тут же опустились на хорошо удерживающую их тела воздушную массу и с развевающимися во все стороны длинными черными волосами поплыли навстречу Антону. Не зная и не понимая, на что ему в подобном случае следует решиться, лениво шевелящий руками и ногами Антон потихонечку становился к ним все ближе и ближе. Двое из плывущих к нему навстречу мужчин, даже не взглянув на умирающего от страха Антона, проплыли мимо, а вот третий с сильным волевым лицом мужчина, неторопливо развернувшись, поплыл с ним рядом. От плотно сбитого мускулистого тела мужчины повеяло на дрожащего от страха Антона такой леденящей с въедливым привкусом смерти прохладою, что он, уже прямо в ней задыхаясь, в отчаянии забил руками и ногами, но обогнать лениво шевелящего своими окоченевшими конечностями мужчину не смог. Оглядываясь на плывущее рядом с ним полумертвое тело, неприятно морщившийся Антон пристально всматривался в боковые стены коридора и был готов использовать любую подвернувшуюся ему возможность, чтобы избавиться от неприятного соседства. Ощутивший какой-то, по всей видимости, присущей мужчине особенностью появившееся у Антона желание, мужчина несколькими резкими движениями рук вырвался вперед и, остановившись, начал медленно поворачивать в его сторону лицо. Онемевший от мгновенно охватившего его смешанного с брезгливостью ужаса Антон еще сильнее забил руками и ногами, но, как только поравнялся с мужчиною, тот тут же зашевелив своими окоченевшими конечностями, поплыл рядом с ним. Но на этот раз он уже пугал Антона не только своей близостью, но и своим лишенным всяких признаков жизни лицом и развивающимися во все стороны прядями густых черных волос.
   - Похож на утопленника, - отметил про себя посмотревший в его широко раскрытые неподвижные глаза Антон.
   - Как зовут тебя? - не без труда вываривая каждое слово, спросил мужчина.
   Но содрогнувшийся от ужаса Антон торопливо свернул в показавшуюся справа от него в стене коридора полураскрытую дверь и закрыл ее на внутреннюю задвижку.
   - Вернись! - услышал Антон громкий крик с той стороны двери. - Даже и не надейся, что впереди тебя ожидает лучшая жизнь, чем у нас!
   Не без удовольствия, ощущая, как его ноги снова опускаются на твердый пол, Антон с вытянутыми вперед руками, чтобы не врезаться в какую-нибудь преграду, побежал во встретившую его кромешную темноту. Не желая попадать в руки напугавших его до смерти полумертвых людей, Антон поторопился отбежать от заходившей ходуном под сильными ударами с другой стороны двери по возможности дальше, но, не услышав за собою погони, скоро остановился.
   - Если я не хочу в этом подземелье заблудиться и умереть, то мне вряд ли стоит, даже в таком положении, излишне суетиться и терять голову, - подумал ощущающий себя в положении человека с завязанными глазами Антон. - Прежде, чем бежать дальше, мне надо вначале сориентироваться в этой темноте, понять, как и каким путем, мне следует возвращаться в пещеру. Иначе, не ровен час, и я снова попаду к утопленникам, которые уже больше вряд ли станут медлить с присоединением меня к их когорте....
   И он, снова вытянув вперед руки, пошел прямо, но впереди оказалась только одна ничего ему не говорящая пустота. Тогда он повернул направо и его руки уткнулись в гранитную стену. Развернувшись кругом, он пошел в обратную сторону и очень скоро снова нащупал руками гранит.
   - Теперь мне все понятно, где именно я сейчас нахожусь, - пробормотал вслух Антон и, повернув направо, пошел вперед, придерживаясь гранитной стены.
   Уже несколько раз усталый Антон присаживался на отдых возле стены, но впереди него было все та же ничем непробиваемая темнота. Потеряв ориентацию во времени и в пространстве, Антон опасался оставить даже на мгновение стену - свою единственную связывающую его с внешним миром ниточку.
   - В крайнем случая я могу, придерживаясь этой стены, возвратиться обратно и попытаться прорваться через розовый коридор в пещеру, - тешил себя иногда казавшейся ему просто несбыточной надеждою подобной возможностью Антон.
   Незнание, сколько еще ему осталось идти, и сколько он уже прошагал возле этой нескончаемой стены, убивало у Антона всякое желание торопиться, как можно быстрее оставить это не приспособленное для пребывания людей подземелье. Нескончаемая беготня и стычки с обосновавшимися в подземелье нечистыми существами вконец его истощили. Смертельно усталый Антон, начиная с этого времени, уже шел в окружающей его кромешной темноте не торопясь, разрешая себе частые остановки для отдыха. Однако он не мог находиться в подобном неопределенном состоянии слишком долго. И очень скоро он уже не смог заставить себя подняться с пола. Опасаясь, как бы ему не запутаться в направлениях поиска выхода из подземелья, он прилег возле стены головою вперед выбранного направления и уснул.
   Валя спала до того крепко, что до нее не добудились и даже утром следующего дня. Посоветовавшись с женою, Егор Кузьмич решил вести свою не просыпающуюся дочь в больницу. После завтрака он, укутав ее в тулуп, вместе с председателем артели повез на санях в городской поселок. По приезде в район они разделились: Егор Кузьмич повез дочку в сторону больницы, а председатель артели побежал с докладом к Лобову Сане.
   После того, как Холида согласилась осчастливить его своим вниманием, жизнь Сани Лобова изменилось до неузнаваемости. Раньше он даже предположить себе не мог о существовании рядом с ним такой наполненной ласковой теплотою и трепетным желанием любви жизни. Раньше ему и голову не приходило, что можно ощущать себя счастливым не только каждый день, но и каждый час. Что рядом с ним, кроме его мамы, может появиться такой родной и близкий человек, что ему будет приятно его забота и внимание, а самое главное, что он своим появлением заполнит все его мысленные желания. Сейчас даже все, что его окружало, обрело для ощущающего себя самым счастливым человеком Сани совсем иной смысл и иное значение. Он смотрел или, если быть немного точнее, хотел смотреть на окружающий его мир влюбленными счастливыми глазами и очень огорчался, когда обнажалась рядом с ним во всем своем уродстве бесстыдная реальность.
   Счастливые люди на земле - это неиссякаемый источник душевного тепла для всех живущих рядом с ними людей. Но возмужавший в совсем непростое время для своей страны и воспитанный на аскетических воззрениях Саня стыдился переполняющего его счастья. Он никогда не забывал о своем месте в новой жизни. И, внутренне огорчаясь и страдая, не позволял себе быть снисходительным к любой, даже к самой незначительной или неосознанной, вражеской деятельности против Советской власти, обделяя самого себя и окружающих его людей испускаемым от него, как от истинно счастливого человека, душевным теплом. Холида оказалась на редкость заботливой и верной женою. У нее были кое-какие сбережение, и Саня весь свой оклад, по ее настоянию, отсылал своей маме.
   - Эти артисты в отличие от простых советских людей неплохо зарабатывают. Им в жизни не приходится страдать от голода и холода, - с неудовольствием думал вспоминающий о своем голодном и холодном детстве Саня.
   Пусть у них еще не были узаконенные официально отношения, но они считали себя мужем и женою. Уверенный, что у них с началом совместной жизни все должно быть общим, Саня не считал для себя зазорным жить за счет своей жены. Со временем Холида обзавелась толстой некрасивой служанкою, но та обычно уходила домой еще до возвращения Сани со службы. Если смотреть на незначительные досадные мелочи сквозь пальцы, то Саня вполне мог считать самого себя самым счастливым человеком на земле, но его счастье постоянно омрачали воспоминание о маме. Поэтому он и торопил время, чтобы, получив очередной отпуск, навестить маму со своей красавицей женою.
   - Не может такого быть, чтобы моя жена не понравилась маме? - все это время тешил Саня самого себя надеждою и надеялся, что они сумеют уговорить его маму уехать вместе с ними.
   Он уже и рапорт о предоставлении ему очередного отпуска послал специальной почтою в область, но вот только что ему позвонили и предупредили, что связи с перегруженностью сотрудников их управления он об отпуске до осени может даже и не мечтать. Расстроенный Саня сидел в своем кабинете и крыл последними словами этих проклятых врагов народа, мешающих ему уладить свои личные дела и полностью ощутить себя счастливым человеком. И как раз в это время, под его так сказать плохое настроение, подоспел председатель рыбацкой артели небольшого приморского селения.
   - Упустили! - вскричал искренне возмущенный Саня. - Я же лично вас предупреждал, что за этим Козловым нужен глаз да глаз! Что он в любое время способен отмочить какую-нибудь пакость!
   Виновато опустив свою повинную голову, председатель артели, опасаясь проронить в запальчивости лишнее слово, молчал.
   - Подождите у дежурного! - недовольно бросил ему немного остывший Саня. - Когда понадобитесь, я вас позову....
   Подождав, пока за председателем артели не закроется дверь его кабинета, Саня тут же соединился с главным врачом районной больницы.
   - Сегодня утром к вам на лечение поступила девушка, - недовольно буркнул услышавший голос врача Саня. - Проинформируйте о состоянии этой девушки и когда я смогу с нею поговорить?
   - Девушка? - замялся голос врача в трубке. - Вас интересует Тимофеева Валентина Егоровна?
   - Да, меня интересует именно она! - отрывисто буркнул Саня.
   - Ей было введено сильное наркотическое средство, - бесстрастным раздражающим разозлившегося Саню голосом проговорил главный врач. - Но сейчас она чувствует себя намного лучше.... И я не собираюсь задерживать ее в больнице....
   - Задержите ее еще на пору часов, - распорядился Саня, - пока не придет к ней следователь и не возьмет с нее показания обо всем, что с нею вчера произошло.
   Отключившись от главного врача, Саня соединился со следователем Игнатовым и, проинформировав его о происшествии, поручил ему допросить девушку, ее отца и председателя артели. Понятливый Сережа не стал зря терять времени и, после обеда, постучал в дверь Саниного кабинета.
   - Докладывайте, что им известно об исчезновении Козлова Антона! - потребовал у него Саня.
   - По их словам выходит, что им об этом ничего не известно....
   - А девушка? - нетерпеливо перебил его Саня. - Должна же хотя бы она хоть как-то объяснить исчезновение своего друга?
   - Она утверждает, что на них напала трое мужиков в масках....
   - А дальше, - подогнал следователя Саня.
   - Ее усыпили, а Козлова Антона связали и утащили с собою....
   - И что вы сами думаете обо всем этом происшествии?
   - Я уверен, что все они что-то недоговаривают.....
   - С кем еще из жителей поселения рыбаков был связан гражданин Козлов? - нетерпеливо выспрашивал следователя Саня.
   - Установлено за ним наблюдение не установило его связь ни с кем-либо еще, кроме указанных лиц, - смущенно проговорил внутренне похолодевший Сережа.
   - А тещу свою покрывает, стервец, - со злостью подумал про следователя Саня и поинтересовался. - Что вы мне посоветуете?
   - Я думаю, что их всех следует задержать, товарищ начальник, - не задумываясь, предложил Сережа. - Оказавшись за тюремной решеткою, она многое поймут и станут более разговорчивыми....
   - Что именно они поймут? - переспросил не ожидающий от следователя подобного ответа Саня.
   - Они наглядно убедятся, что Советская власть шутки шутить с ними не намерена, что она спросит с них сполна за все притворство перед компетентными органами, товарищ начальник.
   - Товарищ, - с раздражением повторил про себя Саня и спросил. - Где они сейчас находятся?
   - В комнате дежурного....
   - Хорошо, я согласен. Через трое суток снова доложите мне обо всем, что сможете от них узнать.... На сегодня вы свободны....
   Обрадованный Сережа пулей выскочил из кабинета, а тяжело вздохнувший Саня занялся своей обычной текучкою, так до конца неуверенный правильно ли он сегодня поступил. Внутренние терзания не оставили его и вечером. И он в поисках сочувствия и утешения от любимого человека тихо проговорил закрутившейся возле него Холиде:
   - Ты еще не забыла, как я тебе рассказывал о молодом парне, которого нашли в пещере одетым римским легионером?
   - Как я могла о таком интересном случае забыть? Конечно, я помню, милый, - ласково проворковала Холида. - И чем этот парнишка еще умудрился заинтересовать твое ведомство?
   Холида и на самом деле любила Саню любовью впервые вышедшей замуж в тысячелетнем возрасте женщины. И, как без памяти влюбленная женщина, она со страхом ожидала их возможно скорое расставание. Впервые в почти бесконечном своем существовании испытывая и наслаждаясь истинным блаженством от любви с мужчиною, Холиде не хотелось становиться невидимой для живых людей и, тем более, снова поселяться в этой до чертиков ей надоевшей пещере.
   - Этот парень снова исчез неизвестно куда, оставив свою подружку под воздействием наркотика в той же самой пещере, в которой его обнаружили в одежде рисского легионера некоторое время назад.
   - Трудная твоя служба, - ласково поглаживая Саню по волосам, тихо проговорила обрадованная Холида. - Столько сложных и запутанных историй тебе приходится расследовать. И совсем неудивительно, потому что за все, что происходит в нашем районе, отвечаешь только ты один....
   Сане было приятно слушать ее хвалу, а поэтому он не стал ее разубеждать в преувеличении его сил и возможностей. Он не стал рассказывать ей, что одному человеку, как бы он не был умен и какими только властными полномочиями не обладал, в Советском Союзе не позволяется все делать и за все решать в одиночку. Для этого в советской стране есть коммунистическая партия, выше которой только всецело ей доверяющий Советский народ. И правильно сделал, иначе сегодняшней ночью он не испытал бы просто сводящих его с ума ее особенных ласок. Угроза утраты тела миновала, и она полностью отдавалась, как в последний раз, пожеланиям своего молодого и сильного любовника.
   В подземелье было тепло и Антон, наверное, спал бы еще долго, если бы его не разбудил нетерпеливо защемивший оголодавший желудок. Проснувшийся Антон немного его утихомирил оказавшейся в кармане корочкой хлеба и, поднявшись с пола, снова пошел вперед.
   - Если я еще до первого привала не найду выхода из этого подземелья, то непременно поверну в обратную сторону, - твердо решил он для себя.
   Время шло, а впереди идущего Антона все еще не было даже малюсенькой надежды, что этот вконец измучивший его тоннель, наконец-то, окончится. Но Антон, не смотря на валившуюся его с ног усталость, упрямо шел все вперед и вперед, надеясь, что еще чуть-чуть, и он увидит долгожданный просвет в этой непроглядной кромешной тьме. Однако, даже и долгое терпение, в конце концов, лопается. И только он уже начал подумывать о повороте в обратную сторону, как скорее почувствовал, чем увидел, слабое еле-еле просвечивающееся впереди свечение, или какой-то, пока еще еле заметный, разрыв в этой ничем не пробиваемой кромешной темноте. И он до того ясно и отчетливо ощутил свое скорое избавление от этой измучившей его тьмы, что еле удержался, чтобы не пуститься бегом навстречу этой на настоящее время его самой заветной мечте. Он торопливо шагал к этой сумевшей прорваться в непробиваемый мрак тоннеля тонюсенькой полоске белого, так сказать, света, которая уже даже начала видеться в этой кромешной тьме его заработавшими глазами. Для обрадованного Антона не было большой тайною, что это еле-еле мерцающее свечение, по всей видимости, смогла пробиться в тоннель из примыкающего к нему бокового прохода. Поэтому он нисколько не удивился, когда свернул в узкий коридор, свет в который проникал из проделанного в торцевой стене отверстия. Вместе с охватившим все его естество чувством облегчения в его душу закралось и тревожное беспокойство. Однако у него не было другого выхода, и он, стараясь ступать по возможности тише, подошел к торцевой стене коридора и осторожно заглянул в открывшийся его глазам проход. Освещенный проникающим в него светом из хорошо просматривающегося Антоном расположенного сразу же за ним ярко освещенного помещения проход был сравнительно небольшим. Мышью проскользнувший возле его правой стороны Антон еще с большей осторожностью заглянул в открывшуюся перед ним обширную пещеру.
   - И откуда только могла взяться среди всего этого убожества такая просто бесподобная роскошь и красота! - не удержался, чтобы не вскрикнуть про себя восхищенный открывшейся перед ним пещерою Антон.
   Ярко освещенная горевшими на подсвечниках длинными толстыми свечами просторная пещера и на самом деле выглядела просто великолепно. В самой середине пещеры под ослепительным сиянием свисающих с потолка светильников был установлен стол. Одного взгляда на этот стол было достаточно, чтобы у успевшего проголодаться Антона от обилия расставленных по укрывающей его белоснежной расшитой золотом и серебром скатерти изысканных яств и терпких напитков нетерпеливо защемило в желудке. И его до того сильно потянуло в нестерпимом желании хотя бы немного опробовать выставленных на столе деликатесов, что он еле удержал себя от подобного опрометчивого шага. Стены и пол пещеры были укрыты пушистыми мягкими коврами. А возле дальней от Антона стены были установлены три ложа, на двух из которых лежали, по всей видимости, мертвые мужские тела.
   - Бандиты или разбойники готовятся к похоронам своих убитых дружков, - вслух высказал единственное объяснение всему увиденному в пещере Антон.
   Окинув внимательным взглядом пещеру еще раз и, никого в ней не увидев, Антон подбежал к столу и, отобрав для себя в тарелку хлеба, ветчины, колбаски и подвернувшийся под его руку маленький изящный кувшин с вином, вернулся в свое укрытие.
   Прошло три долгих месяца. И Павел уже начал потихонечку забывать о неприятной для него командировке в небольшой рабочий поселок, но неожиданный вызов к начальству заставил его вспомнить о прошедших событиях.
   - Как вам служится под моим началом, товарищ старший лейтенант? - встретил его вопросом восседающий на старинном стуле, как на троне, генерал. - Да, вы присаживайтесь. В ногах, как говорят у нас на Руси, правды нет.
   Павел без излишней торопливости подробно рассказал генералу о ходе выполнения им сейчас его поручений.
   - Так, так, - задумчиво проговорил постукивающий карандашом по столу генерал. - Вы неплохо справляетесь со своими обязанностями. Я рад, что в вас не ошибся. Но я вызвал вас по другому вопросу. Вы еще не забыли, как ездили по делу матери нашего сотрудника Лобова Александра?
   - Не забыл, товарищ генерал.
   - Сделанные вами выводы в отчете по вашей командировке мне понравились. И они, как мне кажется, нашли понимание и в более высоких инстанциях. Но пока еще не все утрясено.... Но все равно, чтобы я с вами не попал впросак, старший лейтенант, мы должны быть окончательно уверены в своей правоте. А для этого вам необходимо еще раз съездить в этот поселок и обо всем договориться с местными товарищами.
   - Слушаюсь, товарищ генерал! - выкрикнул уставную фразу вскакивающий с места Павел.
   - Но не торопитесь, товарищ старший лейтенант, время терпит. Сегодня, после службы, попрощайтесь с женою и дочкою, а завтра утром отправляйтесь в дорогу, - сказал ему на прощание милостиво ему улыбнувшийся генерал.
   Павел сделал все так, как ему советовал генерал, и рано утром отправился в далекий захолустный городок. Но, оказалось, что арестованную Анастасию Лобову уже успели перевести в областное управление, и Павлу поневоле пришлось ехать в область. Его встретили на вокзале и по его просьбе отвезли к месту заключения Анастасии Сергеевны.
   - Как вам здесь живется, Анастасия Сергеевна? - не без иронии поинтересовался у нее Павел. - Не обижает ли хоть кто-нибудь вас здесь понапрасну? Может, вы хотите, чтобы я переговорил с местными начальниками об облегчении вашего содержания? Надеюсь, что у вас уже было время подумать о своем поведении, вспомнить о своей классовой принадлежности? Не хотите ли покаяться и попросить Советскую власть простить вас за прошлое заблуждение? Вы должны знать, что думающая о простых людях гуманная Советская власть охотно прощает заблуждения запутавшимся в жизни людям....
   Недовольно поморщившаяся Анастасия Сергеевна не только не соизволила ответить Павлу, но даже и не удостоила его своим взглядом. Всем своим видом показывая, что не нуждается в его утешении, она с раздраженным хмыканьем сама задала вопрос:
   - Вы сказали моему сыну, что я арестована?
   - Нет, не сказал, - не стал ее обманывать Павел. - Я не смог ему об этом сказать.... А вы, как я вижу, совсем не изменились....
   - Мне уже поздно меняться, - с прежним неудовольствием буркнула она в ответ. - Значит это правда, что мой сын не знает о моем аресте. Следователь показывал от него денежные переводы, а я плохо думала о своем сыне.... Передайте ему, чтобы хоть денег не присылал.... Мне они больше ни к чему.... И передайте, если он хочет получить мое благословение, то пусть вначале исполнит мою просьбу.
   - Какую просьбу, Анастасия Сергеевна? - переспросил ее Павел.
   - Он знает, - резко ответила она и отвернулась.
   - Ну что ж, тогда как знаете, Анастасия Сергеевна, - недовольно буркнул Павел, - но я не сомневаюсь, что вы со своим сыном еще увидитесь и сами ему все скажете.
   - Когда я с ним увижусь!? - вскрикнула обеспокоенная Анастасия Сергеевна, но уже выходящий из камеры Павел не обернулся на ее оклик.
   Он уже ругал самого себя за свою непонятную слабость и свое решение с нею встретиться.
   - Для таких старух уже нет, и никогда не будет в нашей жизни ничего святого, - с непонятной ему горечью и злостью думал он. - Их больше, чем собственные дети, волнует судьба бывших эксплуататоров. Они все еще переживают и беспокоятся за тех, кто при проклятом царизме не считал их за людей, кто безжалостно растаптывал их человеческое достоинство, обеспечивал им ради своей проклятой прибыли полуголодное существование. Отчего и почему во всем остальном вполне порядочных некоторых русских людях вырабатывается такая рабская психология? Почему им так трудно понять, что Советская власть им не враг, что она хочет и делает все от нее зависящее, чтобы все простые русские люди жили свободной полнокровной жизнью?
   Встретившись в управлении с нужными ему местными руководителями, Павел передал им мнение по этому щекотливому делу высокого начальства и уехал в Москву.
   Не успел еще Саня войти в кабинет, как на его столе призывно зазвенел телефон.
   - Да, слушаю, - подняв трубку, ответил Саня.
   - Это я, следователь Игнатов, - послышался в трубке встревоженный голос Сережи. - Звонили из райкома партии и из районного Совета народных депутатов.... Интересовались, куда мог подеваться Председатель сельского совета Тимофеев Егор Кузьмич.
   - И что вы им ответили? - поинтересовался Саня.
   - Пока ничего, сказал, что им перезвоню.
   - Дал ли он уже хоть какие-нибудь показания?
   - Нет, все упорствует.... Я намереваюсь применить к нему особые методы.
   - А вдруг наши предположения не подтвердятся, - осторожно предположил Саня.
   - Это после наших особых методов! - услышал Саня в трубке удивленный возглас следователя. - Еще не было такого случая, чтобы они потом не начинали признаваться во всех своих грехах....
   И от его слов повеяло на Саню таким ни чем не прикрытым цинизмом, что он, недовольно поморщившись, задумался, как ему сейчас лучше поступить, что ему предпринять в этом непростом случае. Применение особых методов при допросах подследственных можно было разрешать, по глубокому убеждению Сани, только в исключительных случаях. Так же было сказано и в разрешающем применение этих особых методов документе. Но кто проведет черту между исключительным и не исключительным случаем, и был ли сейчас этот самый исключительный случай - Саня этого не знал. Но он знал, что при желании можно было допустить и то и другое. Но он, несмотря, что представляемая им организация, и была всесильной, не хотел ссориться с местными властями и, тем более, с районным комитетом коммунистической партии.
   - Я не могу с вами согласиться, - после недолгого раздумья недовольно буркнул в трубку Саня. - Нас никто в шею не гонит, а об особых методах допроса пока еще говорить рано. Егора Кузьмича придется отпустить и приставить к нему более надежное наблюдение, чем за гражданином Козловым. Вы меня поняли?
   - Понял, товарищ начальник, - послышался в трубке недовольный голос следователя. - Только мне не очень понятно, почему мы так миндальничаем с явными преступниками? Зачем нам с ними так церемониться? Они, по моему глубокому убеждению, не имеют никакого права на свою недостойную жизнь. Они это право потеряли, когда, соблазнившись на посулы врагов, стали на путь измены и предательства....
   - Они имеют такое право! - резко оборвал его начинающий раздражаться Саня. - Они имеют такое право, потому что они советские люди, потому что в нашей стране никому не разрешается безосновательно обвинять людей во вражеской деятельности и, тем более, навешивать на них оскорбительные для каждого честного человека ярлыки! И потеряют они это свое право, когда будет полностью доказана их вина, когда справедливый народный суд вычеркнет их из числа советских граждан! С подобным подходом и вас тоже можно заподозрить в сговоре с врагами!
   Сережа понял намек Сани и поторопился с ним согласиться.
   - Наверное, прав не я, а вы, товарищ начальник. На нашей службе легко ожесточиться сердцем и начинать подозревать во вражеской деятельности любого оступившегося с истинного пути человека. Очень хорошо, что наша мудрая и прозорливая партия посылает нам на помощь более подготовленных в этом отношении товарищей. А то мы без постоянного контроля и одергивания способны не только наломать немало дров, но и отвергнуть сердца людей от своей родной Советской власти. Я благодарен вам за своевременную подсказку и товарищескую помощь. Можете не сомневаться, что я сделаю все так, как вы мне только что посоветовали.
   Злорадно ухмыльнувшийся Саня положил на телефонный аппарат трубку.
   - Понял сукин сын, на что я намекаю. Я поступил очень мудро, не арестовав его по материалам первого исчезновения Козлова Антона, в которых он не столь расследовал его исчезновение, как выгораживал от подозрений свою тещу, а это значит, что и самого себя. Такой прирученный мною следователь стучать на меня в высшие инстанции не будет. Он не осмелится рубить сук, на котором сидит и сам. Я не только обеспечил самому себе более-менее спокойную службу, но и под моим неусыпным надзором и вреда от такого прохиндея будет мало....
   Окончательно сформировав для себя подобную утешительную мысль, Саня уже не стал задумываться о том, что подобных сукиных сынов по всему Советскому Союзу наберется немала. И что за каждым из них может не стоять честный и добросовестный чекист, к числу которых он в первую очередь причислял самого себя. Но он, безгранично веря в мудрость и прозорливость коммунистической партии, очень скоро отогнал от себя эти недостойные офицера Государственной безопасности мысли. Он пока еще не был причислен к руководству Советским Союзом, а поэтому вполне обоснованно возлагал ответственность за подобных прохиндеев на более высокие инстанции.
   - Нельзя требовать с маленьких людей то, что им не только не по силам исполнить, но и даже осмыслить, - пробормотал он вслух. - Я, прежде всего, отвечаю за спокойную тихую жизнь людей в порученном мне районе. Мне и с этой задачею не так уж и легко справляться.
   При всей своей честности и твердого намерения служить верой и правдою трудовому народу Саня из-за своей молодости и недостатка опыта не учитывал в своих размышлениях очень важного обстоятельства. Он при всем этом не удосужился даже предположить, что, позволяя подобному сукину сыну продолжать свою службу, он, тем самым, наносит немалый урон не только для Советской власти в своем районе, но и наносит ничем не поправимый вред этому самому трудовому народу. Подобные всегда легко подстраивающиеся под любые веяния, под любые идеологии прохиндеи не способны объединять возле себя народ, а только отталкивают его от предоставляемой ими власти, разлагающе воздействуют на умы и поступки простых людей.
   В дверь кабинета постучали и, после разрешительно оклика в него вошел Егор Кузьмич.
   - Небольшое задержание тебе пошло на пользу, старый болван, - с удовлетворением отметил про себя внимательно его осмотревший Саня. - Ну и как, Егор Кузьмич, у вас было время для раздумий? - с вежливой улыбкою поинтересовался Саня.
   - Да, товарищ начальник, время было достаточно, - поторопился заверить его Егор Кузьмич, - полностью признаю свою вину перед Советской властью. Закрутился в делах и понадеялся на председателя артели, а он, паршивец, подвел меня под монастырь.
   Но Саня уже знающий о его бесчисленных делах только недовольно скривился.
   - Вы этого своего председателя рыбацкой артели в чем-то незаконном подозреваете? - спросил Саня.
   Ничего о нем плохого не знающий Егор Кузьмич немного замялся, но быстро сообразил пуститься по давно уже протоптанной подобными деятелями дорожке:
   - Он мужик толковый и в работе смыслящий, но, по всей видимости, его кулацкое нутро все еще не дает ему покоя.
   - Он из бывших богачей? - переспросил Егора Кузьмича сомневающийся в его словах Саня.
   И спохватившийся Егор Кузьмич принялся красочно расписывать Сане о зажиточной дореволюционной жизни председателя артели и о том, как он гнул на него свою трудовую спину.
   - Но почему тогда вы оставили его председателем артели? - удивился Саня.
   - Поступил так, как учит нас партия, - не растерялся Егор Кузьмич. - Использовал его опыт для пользы Советской власти, но, как оказалась, он своим кротким поведением притупил сою бдительность.
   Саня задумался. Это уже было хоть какое-то подтверждение его подозрениям. Но сильные сомнения в словах Егора Кузьмича побудили его взять на всякий случай у него на председателя артели соответствующее заявление.
   - Вы можете, чтобы все эти ваши обвинения не оказались впоследствии пустой говорильней, подтвердить письменно все, о чем вы только что мне рассказывали?
   - Конечно, могу, - охотно согласился повеселевший Егор Кузьмич, принимая от Сани листок бумаги. Дождавшись, пока малограмотный Егор Кузьмич не закончит расписывать позорное кулацкое прошлое председателя артели, Саня внимательно прочитал исписанный корявым подчерком листок и заставил его подписаться под своими обвинениями.
   - Ну что ж, Егор Кузьмич, учитывая, что вы полностью осознали свою вину и ваше активное участие в борьбе за свержение царизма в Петрограде....
   Саня, желая узнать о произведенном его словами впечатлением на Егора Кузьмича, в этом месте сделал небольшую паузу.
   - Какая там революционная работа, - устало махнул рукою Егор Кузьмич, - просто походил по улицам в демонстрациях....
   - Не прибедняйтесь, Егор Кузьмич, - поправил его Саня. - В то время даже маленькая поддержка партии большевиков имела свой вес и свое значение. Без участия таких вот, как вы, миллионов простых людей, революция не свершилась бы. Так вот, Егор Кузьмич, учитывая ваше революционное прошлое, мы решили простить вашу небольшую вину перед Советской властью. Но вы должны понять, что мы ждем и от вас активности, как можно скорее, загладить свою вину и помочь нам в разоблачении злейших врагов Советской власти.
   - Приложу все усилия, товарищ начальник, - заверил его Егор Кузьмич,- за последние дни я хорошо усвоил, как важно сохранять высокую революционную бдительность....
   - Тем более, - перебил его Саня, - что ваша дочь, подозреваемая в сговоре с исчезнувшим гражданином Козловым, будет и дальше до окончания расследования содержаться под арестом.
   - Дочь, - недовольно буркнул Егор Кузьмич, - Да, какой она враг.... У нее в голове только одна любовь и украшение.
   - В нашем Советском обществе, - строго заметил ему Саня, - мужчины и женщины одинаково ответственны перед законом. Газеты надо читать, Егор Кузьмич.... В них много говорится о сегодняшнем равноправии мужчин и женщин, и какими они сейчас стали после освобождения от мужского рабства. Но и сами женщины, к сожалению, не все приняли нашу власть и многие из них оказались на стороне наших заклятых врагов.
   - Так-то оно так, - угрюмо буркнул неприятно поморщившийся Егор Кузьмич, - но эту свою свободу пока осознали из наших женщин всего лишь считанные единицы. Немало нам еще придется работать, чтобы их перевоспитать, поднять, так сказать, до нашего уровня. А пока что от этих женщин нам, мужчинам, одни только неприятности....
   - Но в принципе вы со мною согласны, Егор Кузьмич, - подытожил их дискуссию Саня и, предупредив на все согласного Егора Кузьмича, что о том, где он в это время находился и о чем с ним разговаривали, не подлежит разглашению, отпустил.
   Вначале он намеревался приобщить заявление Егора Кузьмича к расследуемому следователем Игнатовым делу, но, после недолгих размышлений, передумал и положил в свой сейф.
   Забывшийся в ощущении блаженного состояния сытости в желудке Антон еле успел спрятаться в углублении в проходе перед тем, как мимо него пронеслось с сиплым учащенным сопением чем-то внешне напоминающее собаку или обезьяну с бережно удерживаемым на передних лапах телом молодой девушки уродливое существо. Прижавшийся к стенкам небольшого углубления Антон еще немного выждал, а потом, заглянув в пещеру, увидел, что старый облезлый бес, положив принесенную красавицу на свободное ложе, закрутился около нее, громко причмокивая от восхищения длинным красным языком.
   - Вот влопался, так влопался, - с горечью подумал про себя Антон. - Удрал от вампира и утопленников, чтобы попасть прямо в лапы мерзкого беса.
   Не сводивший своих настороженных глаз с суетившегося около молодой девушки беса Антон при виде, как над столом прямо из воздуха материализовалась небольшое темное облачко, испуганно ойкнул. Все больше густеющее и опускающееся вниз непонятно откуда взявшееся облако привлекало внимание Антона к себе. И Антон не без труда удержал себя в укрытии, когда это облако, окончательно сформировавшись в укутанного в длинный темный плащ красивого темноволосого мужчину, спрыгнуло со стола на устеленный коврами пол.
   - Что-что, а вот подобное непотребство мне раньше видеть не проходилось, - смущенно пробормотал немного успокоившийся Антон.
   Антон не только не знал, но и даже представить себе не мог, зачем понадобилось этому страшно пугающему его мужчине объявляться в пещере, и какую, собственно говоря, он может представлять для него угрозу. Одно только это его незнание, а не врожденное в людях любопытство, и заставляло сейчас Антона не спускать с этого очень ему непонятного мужчины глаз. А тот, совершенно не подозревая о наблюдении за ним спрятавшимся в проходе Антоном, осветился мрачной лукавой ухмылкою и уперся насмешливым взглядом в кружившего возле красавицы беса.
   - Ваше!.. - вскрикнул заметивший его бес, но мужчина недовольным блеском глаз тут же заставил его замолчать.
   - Я простой волшебник, - ласковым вкрадчивым голосом проговорил мужчина. - У тебя, как я вижу, уже все готово.
   - Да, господин, - пролепетал продолжающий стоять на коленях бес. - Я постарался сделать все так, как ты мне велел....
   Мужчина подошел к лежащим на ложах неподвижным телам и, по всей видимости, оставшись вполне удовлетворенным их внешним осмотром, поднял кверху руки.
   - Для чего эти мертвые тела ему понадобились? - гадал осторожно выглядывающий из своего укрытия Антон. - Что этот назвавшийся волшебником мужчина намеревается с ними сотворить?
   Но мужчина не стал слишком долго томить его в неизвестности. Не прошло и мгновение, как под сводами пещеры глухо зазвучали негромкие слова заклинания. Внимательно вслушивающийся в них из своего укрытия Антон всем свом встревоженным естеством ясно ощущал, как с каждым словам этого волшебника все больше и больше напрягается окружающее его пространство в нетерпеливом ожидании чего-нибудь такого из ряда вон выходящего.
   - Да, он вовсе не волшебник, а самый, что ни есть, настоящий поганый колдун, - отметил про себя уже прямо задыхающийся от мощного воздействия колдовского заклинания Антон.
   - Я заклинаю вас властью и могуществом своим и призываю вас к себе: души ведьмы Варвары, вампира Игната и оборотня Демьяна явитесь передо мною незамедлительно! - закончил мужчина произносить слова своего заклинания.
   И невидимые Антоном души ответили на призыв волшебника из эфира:
   - Мы уже здесь, повелитель!
   Мрачно-торжествующая ухмылка на какое-то мгновение осветило непроницаемое лицо мужчины. И он, обмазав глаза и виски мертвецов какой-то мазью, начал творить уже совсем другое заклинание, повелевая вызванным душам занять тела умерших людей. Души, охотно выполнив его требование, ответили ему мертвыми устами своих новых тел, что они уже на месте. Мужчина устал. По его сумрачному лицу буйно покатились капельки пота, но он не прекращал своего колдовства, концентрируя всю свою волю на мертвом лице девушки. Не сводящему с нее глаз Антону было хорошо видно, как дрогнули ее ресницы, как появился на ее бледных щечках слабый румянец, а потом, словно она проверяла свои утраченные возможности, зашевелились пальцы ее ног и рук. И вот она уже присела на ложе и открыла свои чудные глазки.
   - Встань! - повелел ожившей девушке колдун. - Встань, и подойди ко мне!
   Послушно кивнувшая головою девушка спустилась с ложа и неуверенной походкою подошла к колдуну. Тот, осмотрев ее и передав ее бесу, повелительно выкрикнул:
   - Хозяин, воду, мыло и полотенце!
   И еще больше пораженный Антон с изумлением наблюдал, как к колдуну подлетел прямо по воздуху кувшин с водою и, самопроизвольно наклонившись, полил на подставленные колдуном руки. Как взявшееся, как бы ниоткуда, мыло плавно опустилась на руки колдуна, и так же плавно с них упорхнуло, а, когда колдун умылся, к нему тут же подлетело белоснежное полотенце. Освежившийся колдун, уже не отдыхая, поочередно оживил и двух лежащих на ложах мужчин.
   - Прошу к столу, - окинув оживленных людей довольным взглядом, устало проговорил колдун. - После сегодняшнего слишком для меня утомительного волшебства нам всем не помешает хотя бы немного подкрепиться....
   Не отказавшиеся от угощения оживленные люди вместе с бесом уселись на расставленные возле стола стулья и, через мгновение, пещера наполнилась их громким чавканьем и нетерпеливым сопением. А сам сотворивший все это непотребство колдун, снисходительно поглядывая на уплетающих угощение в обе руки гостей, не спеша, отрезал от ломтя ветчины изящным кинжалом небольшой кусочек и, тщательно пережевав, запил из стоящего перед ним золотого кувшина с вином. Дождавшись, пока от изысканных яств не останутся одни только кости и грязные тарелки, он снова повелительно выкрикнул:
   - Хозяин, убери со стола и подай десерт!
   Скатерть вместе с остатками блюд свернулась и унеслась по воздуху, а вместо нее на стол опустилась такая же свежая белоснежная скатерть и, как из рога изобилия, посыпались на расписных блюдах разнообразные фрукты и кувшины. Один из кувшинов снова взмыл в воздух только для того, чтобы наполнить перед пирующими существами чаши. Колдун, подняв стоящую перед ним чашу и, обращаясь к своим гостям, проговорил чистым приятным голосом:
   - Друзья мои, я хочу выпить эту чашу с вином за очередное рождение нашей непревзойденной в своем прелестном очаровании ведьмы Варвары.
   Бес с оживленными недавно Сатаною мужчинами поскакали со своих мест и, после мелодичного звона прикоснувшихся друг к дружке хрустальных чаш, осушили их до дна. Вздохнувший с облегчением колдун еще немного подождал, пока они снова не присядут, продолжил своим негромким вкрадчивым голосом:
   - Вам уже известно о складывающихся для наших верных друзей и слуг в нынешней России неблагоприятных обстоятельствах. Благодаря своевременному моему вмешательству положение наших верных последователей в этой изначально строптивой стране начало потихонечку улучшаться. Однако она все еще остается для нас необычайно сложною и угрожает в любую минуту все наши дальнейшие замыслы по возвращению ее в первоначальное состояние, которое и было у нее до наступления этой, так сказать, Великой Октябрьской социалистической революции, загубить на корню. Мы еще должны благодарить тьму, что их вожди еще и сами смутно для себя представляют, как им следует обустраивать жизнь освобожденного от эксплуатации наших верных друзей и преданных сторонников русского народа. И только поэтому мы непременно должны, воспользовавшись этим обстоятельством, для внушения в головы этих выскочек и простолюдинов такие подсказки, при реализации которых будет для этого свободного русского народа вместо ожидаемых чаяний и надежд одно только зло. Но эти наши подсказки ни в коем случае не должны противоречить их сегодняшним благородным устремлениям. Они должны сообразно складывающимся в России обстоятельствам понемногу отклонять их в сторону от заранее поставленной цели, чтобы, в конце концов, разбить все их надежды на возможное исполнение задуманного вдребезги. Для опробования действенности этих подсказок я и решил создать в этой прекрасной долине небольшое поселение. И вам поручается преобразить сегодняшний уклад жизни поселенцев в соответствии с моими рекомендациями. Я желаю проверить на практике все свои задумки прежде, чем начинать их внушать вождям русского народа. Надеюсь, что вы ясно для себя осознаете значение для сил зла и тьмы порученного вам для претворения в жизнь поселенцев эксперимента, - мрачно буркнул колдун в конце своей речи и добавил. - Знайте, что в случае его успеха я на награды скупиться не буду. Ответственность за чистоту проведения эксперимента возлагается на беса, а для лучшего исполнения своих обязанностей ему на время эксперимента разрешается принять на себя человеческий облик.
   С последними словами колдуна на месте уродливого беса объявился немного полноватый с небольшой лысиною на голове мужчина, которому на вид можно было дать около сорока лет, и он имел вполне интеллигентный вид. Приветствуя превращение беса в человека, все присутствующие дружно захлопали в ладоши, а довольно ухмыляющийся бес бросил полный страстного огня взгляд на Варвару, получившей благодаря нему тело только вчера умершей юной грешницы.
   - Желаю всем вам успехов, а мне уже пора! До свидания, друзья! - выкрикнул прощальные слова колдун и исчез.
   Проводивший умиленными глазами исчезнувшего колдуна, бес перебрался на его место, и оголодавшая нечисть продолжила свое пиршество с громкими тостами и со льстивой похвальбою получившего ответственное поручение от самого повелителя беса.
   Узнав, что ее Валю арестовали, Софья Николаевна несколько дней проплакала, а в воскресение, ничего не сказав своему мужу, поехала ее навестить.
   - Вот и еще одна напасть на мою голову, - недовольно буркнул обнаруживший, что его жены нет дома, Егор Кузьмич. - Мало мне беды, что дочь сидит в тюрьме, так еще и другую потянуло туда же.
   Долго отказывался недовольный ее приездом Сережа предоставлять ей встречу с дочерью, ссылаясь на строгие советские законы, но Софья Николаевна даже и не думала от него отставать. И ему больше из нежелания оставлять ее у себя еще и на ночь пришлось, в конце концов, согласиться.
   - Если я выгоню ее из квартиры, - подумал сообразительный Сережа, - то дорога в приморское селение к теще мне уже будет заказана.
   Воспользовавшись своим служебным удостоверением, он провел ее в комнату для допросов и попросил дежурного привести к нему Тимофееву Валентину Егоровну для очной ставки со свидетелем. Не успела еще Софья Николаевна немного освоиться в небольшой комнатке, как в дверь постучали и, после разрешительного оклика следователя Игнатова, ввели ее Валю. При виде своей дочери Софья Николаевна вскочила с места, намереваясь, как делала она всегда, прижать ее к груди, но сердитый оклик Сережи ее остановил.
   - Свидетельница, вы должны молчать и отвечать только на мои вопросы! - сурово отчитал он забывшуюся Софью Николаевну и, обратившись к конвойному, сказал. - Вы можете быть свободным! Когда понадобитесь, я вас вызову....
   Софья Николаевна окинула Сережу умоляющим взглядом, но тот только развел руками.
   - И не просите, Софья Николаевна, я и так рискую, - опередил он ее просьбу. - Не могу я оставить вас одних в комнате допросов. Садитесь вот в этом уголочке и шепчитесь, сколько вам будет угодно.
   Софья Николаевна развернула принесенный ею с собою узелочек и принялась угощать свою доченьку домашними пирожками.
   - Ну, и как ты здесь, доченька? - спросила она у нее.
   - Ничего, мамочка, - так же шепотом ответила Валя, - меня на допросы почти не водят.... Пока терпеть можно.....
   - И в чем они тебя обвиняют?
   - Они утверждают, что я способствовала побегу Антона из нашего поселения. Он, оказывается, все это время был у них на подозрении из-за своей матери, которая была арестована в Ленинграде по обвинению во вражеской деятельности. Не зная, куда он мог так внезапно и неожиданно для всех подеваться, они надеются отыскать его с моей помощью.
   - Да, как они могут думать про тебя такое непотребство, доченька! - возмутилась Софья Николаевна. - Это же все неправда! Ты же с ним встречалась только из одного сочувствия к попавшему в беду человеку! Что же нам сейчас делать, доченька? Как мне тебе помочь?
   - Даже и не пытайся, мамочка. Ты только себе навредишь, а мне не поможешь. Они тут все помешаны на врагах народа. Мне иногда кажется, что я попала в самый настоящий сумасшедший дом....
   Софья Николаевна смотрела на свою дочь, и ее сердце разрывалась от жалости к ней. Сострадание и боль переживаний за свою ни в чем не повинную девочку затуманили ей рассудок, и она принялась упрекать Антона, что он втянул ее дочь в эту темную историю. Валя, не сомневаясь в искренности переживаний своей горячо ею любимой мамочки, и сама заплакала от жалости к ней, а сквозь слезы тихо прошептала:
   - Не надо, мамочка, ругать Антона..... В пещере мы оказались не по его инициативе, а по моей. Он спас меня, а сам, наверное, погиб....
   И она начала рассказывать своей маме все, что с ними происходило в тот вечер. Софья Николаевна слушала ее молча, старательно подавляя в себе смешанный с жалостью испуг за свою девочку. Да, и кто другой на ее месте поверил бы в слова ее дочери. Все, о чем она ей шептала, убеждала ее, что ее девочка сходит с ума, что она, столкнувшись в своем еще совсем юном возрасте с несправедливостью и людским непониманием, уже начала не только терять связь с реальностью, но и рассудок.
   - Что же вы, изверги, сотворили с моей девочкою в этих стенах!? - в отчаянии выкрикивала про себя Софья Николаевна.
   Ей до того сильно хотелось выкрикнуть эти слова ее отчаяния и переживаний за свою дочь вслух, или хотя бы вцепиться руками в глотку любому встретившемуся ей тюремщику, но она, пусть и с трудом, сдержала себя и только еле слышно шепнула своей ожидающей от нее ответа девочке:
   - Что же они такое непотребное с тобою сотворили, доченька?
   - Мама вот и ты мне сейчас не веришь так же, как и я раньше не верила в рассказ Антона, - мягко укорила хорошо понимающая свою маму Валя и начала, уже ничего не скрывая, посвящать в историю ее взаимоотношений с Антоном.
   Софья Николаевна вслушивалась в рассудительные слова своей дочери и, потихонечку успокоившись, уже даже начала ей верить. Если не верить, то, как тогда можно выжить честному и трудолюбивому человеку в этой взбесившейся, после кровопролитной гражданской войны, до сумасшествия стране! Понасмотришься на творимые руками людей невозможные дела и поневоле поверишь в самое, казалось бы, немыслимое на земле. Ибо уже трудно заставить себя сомневаться, что на этом свете есть хоть что-то невозможное для человека. Время шло, а они никак не могли наговориться, пока потерявший терпение Сережа, многозначительно хмыкнув, не посмотрел на часы. Софья Николаевна обняла свою дочь и со слезами на глазах смотрела, как ее уводит вооруженный конвойный.
   - Не берите близко к сердцу, Софья Николаевна, - успокаивал ее Сережа. - Я не сомневаюсь, что ваша дочь ни в чем не виновата, и что ее очень скоро выпустят.
   Но она ему не верила. Нелегко поверить даже в самые ожидаемые и желанные для простого человека заявления и намерения властей людям в то время, когда в стране глубоко укоренили свои хищные щупальца сатанинские ставленники, когда множество приспособленцев и любителей пожить припеваючи за чужой счет, наподобие Егора Кузьмича, занимают, пусть и малозначительные, но руководящие должности. Эти человеческие трутни всегда и везде с успехом справляются не только с опошливанием любых исходящих от центральной власти здравых идей, но и внушают окружающим людям стойкое неверие в успех ее начинаний. А без веры и поддержки большинства народа никому и никогда еще не удавалось добиваться улучшения жизни для честных трудолюбивых людей. Ими всегда будут помыкать паразитирующие в любом обществе насквозь лживые бесчестные люди, они всегда будут, если не осмеянные, то уж обобранными до нитки непременно.
   Еще долго пила, ела и веселилась возвращенная из сатанинского небытия оголодавшая нечисть, но, к счастью, прятавшегося в проходе непосредственно перед пещерою Антона все в нашем мире имеет, как свое начало, так и свой конец. И бес в очередной раз, заставив своих соратников наполнить чаши вином, чинно проговорил:
   - А сейчас, мои дорогие друзья, выпьем это прекрасное вина за успех нашего дела и немного поговорим, как нам будет лучше всего приступить к его выполнению, а заодно и вспомним о нашем славном прошлом.
   Оживленные покойники встретили предложение беса бурными овациями, и началась обычная для нечисти похвальба. Слушая их, можно было подумать, что это только они добились в этой изначально омрачающей настроение Сатаны России просто поразительных успехов.
   - Мы старая испытанная гвардия нашего повелителя, - подвел итог их разглагольствованию оборотень. - Недаром всегда, когда назревало хоть какое-нибудь ответственное дело, Сатана вспоминал о нас, о своих самых умных и преданных ему слугах.
   Откровения нечистых помогли притаившемуся Антону узнать в бесе своего знакомого по древнему Риму, который чуть ли не загубил его тогда, заманив в секту ярых поклонников языческого бога Вакха.
   - Я думаю, - проворковала своим звонким голосочком Варвара, - что нам надо заранее договориться, как мы будем в поселке друг друга называть. Не станем же мы шокировать их далеко еще неокрепшие души своими именами по роду нашей благородной во славу тьмы деятельностью?
   Нечистые, обдумывая ее слова, примолкли.
   - Ты, дорогая, очень своевременно обратила наше внимание на подобное упущение, - поддержал свою подругу бес. - Раз повелитель разрешил мне принять человеческий облик, то будет правильно, что я с этого времени буду для вас не бесом, а Иваном Ивановичем Бесовским. Ну и как, друзья мои, мне кажется, что звучит неплохо?
   Наперебой расхваливая так удачно выбранное имя бесом, оживленные нечестивым колдовством мертвецы тоже выбрали для себя подходящие их положению среди нечисти имена. Вампир назвался Игнатом Михайловичем Зубковским, оборотень Демьяном Давыдовичем Перевертышем, а ведьма Варварой Анатольевной Ведьмарской.
   - Ну, что ж, друзья, пора идти в поселок, - поторопил нечистых бес. - Сегодня нам предстоит очень трудный день....
   - Среди поселенцев будут и несогласные с нашими рекомендациями по изменению уклада их жизни? - спросил немало удивленный его словами вампир.
   - Будут, - уверенно ответил бес, - у них все, как и во время жизни на земле: и богачи, и бедняки, и даже церковь строят. На легкую жизнь нам рассчитывать не стоит. Ее не будет. Сегодня нам еще понадобится все наше умение и вся наша изворотливость.
   Осмотрев сожалеющими взглядами недопитое в кувшинах вино, нечистые вышли из-за стола, и пошли за бесом.
   - Хозяин! - повелительно выкрикнул бес. - Убери со стола и открой нам выход из пещеры!
   Торцевая стена, после повелительных слов беса, подалась немного вперед и, развернувшись, выпуская нечистых из пещеры. Вздохнувший с облегчением Антон подбежал к столу и, налив полную чашу вина, стал потихонечку его пить, прикусывая спелым яблочком.
   - Вот навязался на мою и без того несчастную голову бывший покойник, - услышал Антон над собою ворчливый старческий голос. - Мало того, что он перед самым появлением Сатаны умудрился стащить со стола кувшин с его любимым вином, так еще зарится на мое угощение. Я не собираюсь обслуживать всякую дохлятину. Как же мне теперь умудриться выпроводить его отсюда?
   Напуганный голосом Антон окинул внимательным взглядом пещеру, но никого в ней не было.
   - Ну, и чего ты разворочался своей глупой головою, - продолжал выказывать свое неудовольствие все тот же ворчливый голос, - пей уж быстрее, раз пришел незваным к столу. Долго ли еще прикажешь мне тебя ждать.... Да, и что я разоряюсь зря, все равно, этот глупый пень меня не слышит....
   - Я слышу тебя, - продолжая в поисках говорящего вращать головою, смущенно пробормотал Антон. - Где ты? Я тебя не вижу....
   - Как ты можешь меня слышать!? - воскликнул немало удивившийся его словам ворчливый голос. - Мой голос могут слышать только Сатана, бес и живой человек, а оживленным покойникам не дано меня слышать.
   - Но я пока еще не умирал! - с негодованием выкрикнул рассердившийся на невидимого собеседника Антон. - Почему ты меня раньше времени хоронишь!?
   - Живой человек! - воскликнул пораженный его словами голос, словно ему довелось увидеть совсем уж необычное диво. - Но как тебе угораздило попасть в это нечистое логова!? В этом подземелье живым людям быть не полагается!
   Антон, рассказав невидимому голосу о своих приключениях, попросил у него совета, как ему лучше снова выбраться на землю.
   - Похоже, что ты говоришь правду, - уже намного дружелюбней ответил голос. - И твое теперешнее затруднение не так уж и страшное, как тебе самому обо всем этом думается. Утешься, незнакомец, твоему горю можно легко помочь.
   - Тогда не посчитай себе за труд мне помочь, добрый голос, - попросил его Антон. - Избавь меня, пожалуйста, от этого кошмара. Я всю оставшуюся жизнь буду тебе за это благодарен....
   - Что мне от твоей благодарности? - ворчливо ответил голос. - От нее мне будет ни холодно и ни жарко.... Твою благодарность в карман не положишь и за пазуху не засунешь. Она для меня, как мертвому припарки.... А кто поможет мне?
   - Но кто ты и как именно тебе можно помочь?
   - Я дух этой пещеры, а кем я был раньше тебе об этом знать не обязательно. Освободиться от пещеры я могу только тогда, когда сегодняшняя затея Сатаны лопнет, как мыльный пузырь. Только в этом случае я снова стану свободным и независимым, а до тех пор я должен буду прислуживать в пещере всякой поганой нечисти.
   - Значит, если я тебя правильно понял, то я возвращусь в свои края только тогда, когда нарушу планы Сатаны?
   - Только тогда ты сможешь оставить этот гиблый мир, - подтвердил его слова дух. - Другого пути для обретения тобою свободы нет, и никогда не будет.
   - Но могу ли я верить тебе, слуге Сатаны? - спросил у голоса засомневавшийся Антон.
   - У тебя, друг, другой возможности возвратиться на землю уже нет, и никогда не будет, - не отвечая прямо на его вопрос, тихо проговорил дух.
   - Тогда ответь мне, что я должен буду сделать, чтобы погубить на корню все замыслы против моей России Сатаны?
   - Но ты же еще совсем недавно оказался в этом подземелье, - удивился его вопросу дух. - В России уже существуют подобные коммуны, и ты должен знать, как можно их развалить изнутри.
   - Но зачем мне разваливать коммуну, когда одной из ее задач, как раз и является облегчить жизнь трудолюбивому крестьянину? - удивился его словам не желающий участвовать в таком поганом, по его мнению, деле Антон.
   - Так я же тебе говорю не о тех коммунах, которые организовываются на Руси, а о будущей сатанинской коммуне, которую будут организовывать эти нечестивцы, - объяснил Антону не принимающий его возражения дух. - Ты не должен сомневаться, что Сатана ее организовывает не для облегчения жизни крестьянам, а только для того, чтобы самому понять, каким образом ему можно отвратить сердца крестьян от такого благого дела. Он хочет вначале самому разобраться, что именно должен он делать и на что нацеливать в России своих сторонников, чтобы любую здравую мысль нынешних руководителей в России опошлить до неприличия, чтобы во время ее реализации в жизнь она обернулась для простых людей еще большим злом и излишними тяготами.
   - Тогда я согласен! Выпускай меня из пещеры! - выкрикнул недовольный, что его поставили перед подобной дилеммою, Антон.
   Стена раскрылась, и Антон вышел наружу.
   Наблюдающий за слишком уж старательными во славу тьмы своими верными сторонниками и почитателями из ада Сатана освещался удовлетворенной ухмылкою и многозначительно хмыкал. И ему было, отчего радоваться и внутренне ликовать. Наконец-то, сбылась его вековая мечта отомстить извечно непокорной его воле Руси не только за своих осмеянных и оплеванных слуг, но и за долгие годы своего унижения. Сатана был полностью удовлетворен упорным и настойчивым внедрением своими верными слугами в повседневную жизнь этих глубоко ему ненавистным русским людям смертного ужаса. Он не жалел осмелившегося встать на пути его далеко идущих замыслов дерзкого русского народа. По его твердому убеждению эти русские вполне заслуживают, чтобы не было им покоя ни днем и ни ночью от насылаемого на них сейчас животного страха. Сатана с присущей только для него одного злорадной радостью пристально вглядывался в озабоченные собственным выживанием перепуганные лица русских людей. И с невероятным наслаждением жадно лакал своими погаными губами полившиеся на Руси в его честь потоки животворной человеческой крови под приятные для его ушей вопли и жалобные стенания во время испытывающих этими неисправимыми глупцами невыносимых страданий.
   - Вы изначально стремились к этой своей свободе и независимой от моей воле жизни! - злорадно орал в сторону Руси обезумевший Сатана. - Вот и ешьте сейчас, пейте свою свободу, сколько вам будет угодно, пока не захлебнетесь от нее в собственной блевотине! И поделом вам, глупым русским людишкам, осмелившимся возомнить себя всемогущими богами! Наперед будете знать, что вы, несмотря на ваше желание или нежелание, всегда были и всегда будете покорными моей воле жалкими рабами! Ибо нет, и никогда не будет, во всем этом проклятом мною мире другой могущественной и всесильной силы, которая осмелится бросить мне, повелителю тьмы, вызов! Да, скроется это всегда мне ненавистное солнце! И пусть вовеки воцарится над землею угодная мне и моим верным слугам тьма!
   Долго еще Сатана на радость своим земным сторонникам выкрикивал угрозы и проклятие в сторону недавно образованного Советского Союза, пока полностью не освободился от переполняющего его изнутри зла. Ощутив самого себя намного лучше, Сатана не стал сдерживать охватившее его ликование и с нескрываемым удовольствием разразился своим наводящим на все живое смертный ужас громким раскатистым хохотом. И все, кому довелось слышать этот сатанинский хохот, тут же от мгновенно переполняющего их тленные тела отчаяния замертво падали на землю.
  
   Июнь 1994 год.
  
  
  
  

Глава вторая.
КОММУНА "ЦВЕТОК АДА".

  
   Вся залитая ярким солнечным светом долина, не скрываясь, горделиво хвасталась своей несомненной притягательностью. Вглядываясь во встретившее его снаружи пещеры благоухание пышной растительности и буйное цветение цветов, Антону трудно было себе представить, что среди всего этого прелестного очарования может обосновать логово мерзопакостная нечисть и совершать свои нечестивые дела. От всей этой внушающей любому заглянувшему в долину живому существу восторженный трепет прелести повеяло на восхищенного Антона уже давно им не испытываемым умиротворенным спокойствием и уютом. Проглядывающие в нескольких верстах от горы утопающие в зелени крыши домов небольшого поселка приветливо замигали осматривающему поражающую его воображение долину Антону и властно потянули его к себе. Прочитав развешенный между двумя соснами напротив входа в пещеру транспарант, на котором белой краскою большими буквами было изображено: "Добро пожаловать в поселок Цветок Ада" - тяжело вздохнувший Антон, с неудовольствием осмотрев свой помятый видавший виды старенький костюм, неторопливо зашагал по бегущей в сторону поселка узкой тропинке. Хорошо для себя осознавая, что в этом поселке его уже не ждет так необходимая ему сейчас тишина и покой, он, вдыхая в себя полной грудью чистый пропитанный медом и смолою соснового леса воздух, даже и не думал ускорять своего неторопливого шага. Увлекшая его за собою тропинка, то падала с крутых скал вниз, а то снова поднималась на почти какую же крутизну, открывая перед Антоном все новые и новые несравненные по своей очаровательной привлекательности уголочки этой, безо всякого сомнения, прекрасной долины. Особенно понравился Антону низвергающий с головокружительной высоты бурные потоки воды водопад в северной стороне долины. Очарованный мгновенно переполнившим все его тело умилением он остановился и еще долго не мог отвести с водопада своих восхищенных глаз.
   - По всей видимости, от этого водопада и берет начало пересекающая долину небольшая речушка, - подумал окидывающий взглядом долину Антон, - а это примыкающее к околице поселка озеро устроили для себя сами перегородившие речушку небольшой дамбою жители.
   С того места, на котором сейчас остановился Антон, вся раскинувшаяся между высоких отвесных скал долина было видна ему, как на ладони.
   - Пусть это долина и несравненная в своем прелестном очаровании, но проживающие в ней люди должны ощущать самих себя наподобие птиц в золотой клетке, - думал окидывающий взглядом окружающие долину высокие горы Антон. - Несмотря на то, что удерживающая человека в этой долине клетка и золотая, но изначально любящие свободу больше своей жизни люди непременно должны постоянно думать и мечтать, как бы им из этой золотой клетки ускользнуть.
   Поросшие лесом склоны скал потихонечку переходили в сады и виноградники. Большая часть земли в долине была распахана под поля и огороды. А в остальной ее части благоухали разноцветьем луга и лишь кое-где, прижимаясь к берегу речушки, виднелись поросшие мелким кустарником небольшие болотца. Антон вышел из леса, и выбежавшая на равнину тропинка подвела его к работающей на одном из участком распаханной части долины семье.
   - Помоги вам бог! - выкрикнул подошедший к ним ближе Антон общепринятое в тогдашней России приветствие.
   - Еще один новорожденный, - насмешливо буркнула, не отвечая на его приветствие, молодая стройная женщина.
   А стоящий рядом с нею мужчина добавил:
   - С днем рождения, брат!
   - Если оживление колдовством можно назвать рождением, то спасибо за поздравление, добрые люди, - ответил остановившийся Антон.
   - Давно из России? - полюбопытствовал у него крестьянин. - Не мог бы ты рассказать нам, что новенького в ней сейчас происходит?
   - Зима с морозами, - уклонился от прямого ответа Антон, - а у вас, как я вижу, благодатное лето. Можно, я немного вам помогу?..
   - Мы помощи всегда рады, - с приветливой улыбкою проговорила женщина и подвела Антона к густо заросшей лебедою грядке с белеющими между нею листочками капустной рассады. - Надеюсь, что ты не перепутаешь капусту с сорняками?
   - Не перепутаю, мне это дело уже знакомое, - ответил не обижающийся на подколку Антон, вырывая сорняки из земли.
   Непослушное солнышко слишком медленно, чем хотелось Антону, поднималось по небосклону. От непривычной работы у Антона заныла спина, а обильно выступающий, после выпитого вина, на его лбу пот растекался по щекам грязными ручейками, отчего Антону время от времени приходилось протирать его своими испачканными в земле руками. Он уже сожалел, что сам напросился на такую нелегкую работу, но, зная, что все это время за ним наблюдают внимательные крестьянские глаза, не сдавался. Он прямо заставлял самого себя не думать о так желанном для него сейчас отдыхе и не забрасывал умоляющими взглядами работающую вместе с ним крестьянскую пару.
   Ровно в полдень к нему подбежал мальчик и позвал на обед. Антон охотно разогнул ноющую от усталости спину и пошел за ним. Мужчина в ожидании обеда полулежал, прислонившись спиной к росшей возле ограды огорода груше, а женщина неторопливо расставляла по расстеленной на мягкой травке скатерти принесенную из дома еду.
   - Дядечка, иди ко мне, - окликнула Антона маленькая девочка, держащая в своих руках кувшин с водою и полотенце. - Я полью тебе водичкою на руки.
   Антон подошел к ней и с удовольствием подставил свою вспотевшую голову под тоненькую струйку студеной водицы. Вымывшись, он принял из ее рук полотенце и шутливо поблагодарил:
   - Дай тебе бог хорошего жениха, красавица.
   - Какой жених, дядечка, - пролепетала засмущавшаяся девочка.- Ты же и сам знаешь, что в нашем поселке дети не рождаются.... Да, и не выросту я никогда.
   От ее негромких слов повеяло на Антона такой страшной безысходностью и тоскою, что он и сам, засмущавшись, поторопился поправиться:
   - Прости меня, девочка, я все еще не могу отвыкнуть от своей недавней земной жизни. Вот и попадаю впросак со своими неуместными высказываниями во время разговора.... Спасибо, малышка, мне очень было приятно твое за мною ухаживание.
   - Идите к столу! - выкрикнула хозяйка.
   И они поторопились занять места возле расстеленной по траве скатерти. Проголодавшийся во время прополки капусты Антон, не стесняясь, плотно отобедал сытной крестьянской едою и запил ее теплым парным молоком.
   - Спасибо за вкусное угощение, - поблагодарил Антон гостеприимных хозяев, - но, как говориться, пора и честь знать. Пойду я потихонечку в поселок, а там и решу, куда и к кому мне будет лучше пристроиться на первое время.
   - Стоит ли тебе, друг, торопиться в поселок! - остановил его окликом хозяин. - Ты же и сам видишь, что мне лишние рабочие руки не помешают. На первое время ты можешь остановиться у меня, а потом я тебе помогу обзавестись собственным хозяйством.
   - Если я не буду в тягость твоей семье, добрый человек, то я согласен, - поспешил высказать свое согласие на подобное предложение Антон.
   - О чем ты только говоришь, друг? - удивился его словам мужчина и добавил. - Ты уже доказал мне, что не бездельник и, тем более, не инвалид, а лишние рабочие руки в хозяйстве всегда пригодятся....
   Собирающийся уходить Антон снова опустился на траву возле скатерти и в завязавшемся разговоре осторожно выпрашивал у хозяина об истории возникновения поселка и кем были его жители в своих прошлых жизнях на земле.
   - Ты задаешь мне очень странные вопросы, - недовольно буркнул нахмурившийся хозяин. - Надеюсь, ты понимаешь, что мы все в прошлой жизни не были праведниками, и не отличались примерным поведением.... Если бы это было не так, то ожививший нас Сатана не только не посмел бы к нам приблизиться, но и даже сам не стал бы предлагать нам подобное сотрудничество. Поэтому мы не любим никому рассказывать и, тем более, распространяться о своей прошлой жизни. Тридцать лет назад я первым, согласившись на предложение Сатаны, поселился в этой долине. Я и свой огород специально устроил возле ведущей в поселок из пещеры тропинки, чтобы первым видеть всех оживляемых впоследствии мертвецов Сатаною. И могу тебя уверить, что никто из них мне подобные вопросы не задавал.
   - Нам нелегко будет понять друг друга, - огорчился про себя Антон. - Прожитые на земле жизни все еще продолжает крепко удерживать их в своих тисках, отравляя им подаренное Сатаною новое существование. Не помогли им новые тела избавиться от неподъемного груза прошлой жизни, от груза сотворенных ими в свое время грехов.... Чтобы их понять, чтобы завоевать их доверие, мне надо быть им подобным, но не могу же я ради выполнения своей миссии решиться на самоубийство. Да, и чем мое самоубийство сможет мне помочь справиться с этой трудновыполнимой задачею? Меня-то Сатана, в отличие от них, не станет оживлять.... Мне еще не раз придется попадать впросак, пока эти бывшие покойники меня не раскусят. И что со мною будет, когда они поймут, что я не оживленный Сатаною бывший покойник, как они, а самый, что ни есть, настоящий живой человек? Вряд ли они тогда меня примут и признают своим? Но, если все будет так, то как я тогда смогу исполнить поручение духа пещеры? Как же я тогда буду убеждать духа пещеры помочь мне возвратиться на землю к своей Вале? Что же мне делать? Неужели мне и здесь, как и на земле, придется быть белою вороною?
   Наступившее, после слов хозяина, неловкое молчание затягивалось. Хорошо еще, что нетерпеливо поглядывающие на него хозяева не торопили его с ответом. И незнающий, как им ответить, чтобы не навредить самому себя, Антон молчал. Он не решался сказать им правду, но и врать им ему тоже почему-то не хотелось.
   - Если я вам признаюсь, кто я такой на самом деле, - осторожно начал он, - то вы, наверное, передумаете представлять мне приют в вашем доме?..
   - Мы здесь все не святые и не примерного поведения, - равнодушно буркнул хозяин, - если ты не хочешь говорить о своей прошлой жизни, то можешь не отвечать на мой вопрос.
   - В том-то и дело, что у меня еще нет прошлой жизни, как у вас, - решился открыться им Антон. - Я все еще живу своей жизнью.... И, если вы примете меня к себе, то и дальше буду жить.....
   - Так ты живой человек! - испуганно вскрикнули ошарашенные его словами хозяева. - Но как ты смог пробраться в нашу долину!? Это же просто невозможно!
   И Антон, стараясь, чтобы его не услышали играющие неподалеку дети, рассказал хозяевам о своих приключениях в подземелье, умолчав только о том, что он видел и слышал в пещере, из которой еще совсем недавно перед ним прошли в поселок с сатанинским поручением нечистые.
   - А я-то думаю, почему ты так быстро устаешь и много потеешь.... Живому человеку сработаться с нами трудно, а ты, молодец, выдержал.
   - Может, он послан к нам самим, - не желающая произносить запретное, по всей видимости, в поселке имя женщина многозначительно кивнула головою вверх, - чтобы нам помочь....
   - Поживем, увидим, - резко оборвал ее хозяин и добавил. - Ты, Антон, останешься у нас. Но больше не рассказывай никому, что ты, в отличие от нас, не оживленный колдовством Сатаны поселенец, а живой человек. Поселенцы в нашем поселке разные.... Кто знает, чем это твое от нас отличие может в дальнейшем для тебя самого обернуться?..
   Справившись со своими грядками еще до обеда, хозяева помогали Антону пропалывать капусту. Время за разговорами летело быстро. И внимательно слушающий приютивших его крестьян Антон немало узнал не только о своих хозяевах, но и об остальных жителях небольшого поселка. Его хозяина при жизни звали Тимофеем Фроловичем Михайловым. Жил он несколько веков назад в городе Москве. После неожиданной скоропостижной жизни отца, он отказал брату в его доле наследства и выгнал из дома. В наказание за допущенную при жизни несправедливость, его душа, после смерти тела, долго блукала между Раем и Адом, не находя для себя пристанища. Слишком долго, по ее мнению, блуждая в одиночестве в окружающих ее потемках, она переполнялась злобной раздражительностью от своего неприкаянного существования, и от черной зависти к более удачливым, по ее мнению, другим человеческим душам. Она завидовала не только попадающим, после смерти тел, в Рай душам, но и даже помещенным за свои земные грехи в Ад для очищения от ничем не пробиваемой душевной черствости в гиене огненной. Рано или поздно их страдания заканчивались, и они снова возвращались к жизни, проходя очередное испытание на праведность среди многочисленных земных соблазнов. А душа Тимофея Фроловича все носилась и носилась под дуновением слишком часто меняющего свои направления ветерка между Раем и Адом, выстаивая длинную очередь к высшему небесному суду для определения своей дальнейшей участи. Тут-то ей и подвернулся лукавый Сатана с предложением не только занять место в теле недавно умершего человека, но и поселиться в его собственной долине. Душа Тимофея Фроловича окинула тоскливым взглядом нескончаемую очередь и с охотою согласилась на сделанное неисправимым соблазнителем предложение. Новая жизнь в этой воистину прекрасной долине ему понравилась. И он, чтобы уже окончательно избавиться от не покидающего его и в долине одиночества, упросил Сатану оживить подобным образом и свою жену Настасью. Получив новую жизнь или, если сказать точнее, продолжение старой жизни, они начали потихонечку обживаться в долине. Не ставший бросать их на произвол неласковой к поселенцам и в этой долине судьбы Сатана на первое время выдал им безвозмездно по паре необходимых в крестьянской жизни животных и хозяйственный инвентарь. Они построили среди этой бесподобной красоты небольшой уютный домик, распахали участок земли и никому неподвластные и ни от кого не зависимые, жили в свое удовольствие. Излишки труда они обменивали на одежду и другие предметы домашнего обихода, которые сами изготовить были не в состоянии. Обмен товарами производился через пещеру по понедельникам. И только поэтому в поселке "Цветок Ада" выходным днем считался понедельник, в не воскресение, как было принято до их смерти в России. Все, что подлежало обмену, сносили к пещере и мелом писали на стене, что хотели получить за своей товар взамен. Если в пещере соглашались с предложенным обменом, то из нее вылетало требуемое, а предложенный на обмен товар уносился. Но, если в пещере не были согласны, то на стене появлялась надпись с предлагаемыми пещерою условиями обмена. С каждым очередным годом не забывающий о проживающих в долине поселенцах Сатана присылал из пещеры для неизвестных хозяевам Антона далеко идущих своих целей все новых и новых оживленных мертвецов. Но Тимофей Фролович с женою не только не хотели, но и даже не пытались, задумываться, а зачем, собственно говоря, все это Сатане надо. Они приветливо встречали делающих их привольную в этой прекрасной долине жизнь намного веселее своих новых сожителей и не отказывали им на первых порах в помощи, делая все от них зависящее, чтобы новые поселенцы, по возможности скорее, обзаводились всем необходимым для налаживания своей дальнейшей безбедной жизни в долине. Из пещеры в долину выходили оживленные Сатаною покойники не только взрослые покойники, но и даже еще самые несмышленые детишки. Испуганными зверьками бегали они по поселку, пока чья-либо сердобольная душа не брала их за руку и не уводила в свой дом. Так и появились у хозяина Антона сын Юра и дочь Любушка. Пока еще земли в долине было достаточно для всех, и жители поселка жили мирно, решая иногда возникающие между ними спорные вопросы полюбовно на общих собраниях. Рядом с их уютным домиком построил для себя мельницу бывший мельник, не брезгавший в своей прошлой жизни приторговывать краденым. Он взял к себе оживленную вскоре после него малоразговорчивую работящую женщину. И живут они сейчас вместе, не торопясь раскрывать перед поселком, как прошлую, так и свою нынешнюю жизнь.
   Как и во всяком другом уважающим себя земном поселении, у них уже были и свои богачи, и свои бедняки. Но сам Тимофей Фролович, не забывая о своей неприглядной истории с наследством, даже и слушать о расширении обработанного им участка не хотел, за что любящая жена уже не раз ему выговаривала. В поселке проживали восемнадцать семей бывших горьких пьяниц и проституток. Получив новые тела, они ни только не переменились, но и не захотели изменять своему пагубному пристрастию в прошлой жизни, не обращая никакого внимания на постоянно выговаривающих им за это односельчан. Охотно принимая в свои семьи маленьких детей, они, немного поиграв с ними, как с забавными игрушками, очень скоро к ним охлаждались. Их зачастую пьяные головы напрочь забывали, что за маленькими детьми требуется постоянная забота, что их надо не только кормить и поить, но и постоянно наставлять основам правильной достойной всяческого уважения жизни. И утратившие к себе всякий интерес со стороны приемных родителей дети бегали беспризорными по всему поселку. Частые запои мешали пьяницам и проституткам обрабатывать свои маленькие полоски вспаханной земли. И те, зарастая из года в год буйными сорняками, не давали лодырям и лежебокам ни одной надежды прокормить свои семьи собранным с этих клочков скудным урожаем. Только поэтому, а не по какой-нибудь еще причине, им чаще всего приходилось наниматься, то к одному, а то к другому состоятельному поселенцу. Работали они из рук вон плохо, но и требовали за свою работу немного: стопку самогонки на опохмелку и накормить себя и своих вечно голодных детей. Тимофей Фролович не захотел с ними возиться, а вот два других крепких работящих мужика, используя их услуги, намного улучшили свое благосостояние. От соседей ничего не скроешь и, со временем, уже весь поселок знал, что один из них при жизни до смерти избил свою жену, а другой убил пастуха за потраву. От земного суда они откупились, но суд небесный неподкупен, и они оказались соблазненные Сатаною в долине. В поселке они живут тихо, и за все это время на них еще никто не обижался. Переженившись на здоровых полных бабах, они и детей себе завели сильных и работящих. А то, что они подкармливали вечно голодную пьяную ораву, то это для остальных поселковых жителей было только на пользу. Иначе добропорядочным мужикам пришлось бы все от них прятать и закрывать на замки. Были в поселке оживленных Сатаною покойников две семьи, представляющие собою так называемую на земле воровскую касту. От этих немало досаждающих им в нынешней жизни воров они, если бы это было в их власти, избавились бы в первую очередь. Правда, в поселке они воровали только то, что можно было сразу съесть или выпить. Украденные вещи или скот некому было продать и практически негде спрятать. Однако, как бы там ни было, но и этими своими мелкими пакостями, они доставляли немало излишних хлопот остальным жителям поселка. Не очень-то удовлетворяли поселенцев и две семьи бывших во время земной жизни разбойников. Одного из них, добродушного и веселого бывшего разбойника, они не только не боялись, но и считали даже очень забавным, помогающим им скрашивать в поселке, как и везде, серую повседневность. А вот с другим разбойником их отношения складывались не так уж и просто. Вечно злой и угрюмый он одним только своим разбойничьим взглядом доводил до истерики не только пугливых впечатлительных баб, но и самих мужиков. Пока он за свое разбойничье ремесло не принимался, но кто может знать, какие мысли рождаются в его лихой голове, не захочет ли он, насмерть перепугав весь поселок, зажить припеваючи за их счет. Большинство из считающих самих себя добропорядочными поселенцев не были уверены, на что способен решиться Сатана в случае убийства мешающего им радоваться подаренной князем тьмы жизнью бывшего разбойника. Для них не было такой большой тайною, что покушающийся на их проклятые жизни и пожитки разбойничий душегуб будет намного ближе и роднее Сатане, чем они, образно говоря, по сравнению с ним просто мелкие пакостники.
   Сатана не забыл наградить поселок и человеком, над которым можно было всегда беззлобно подшучивать и сочинять всякие небылицы, который еще при своей земной жизни заразился поисками кладов и не захотел изменять обуревающей его страсти и после обретения при помощи Сатаны нового тела. Будучи добродушным и безвредным человеком он не причинял поселенцам никакого неудобства, а от его чудачества страдал только он и его семья.
   - Что ни говори, - подытожил свое описание поселковых жителей Тимофей Фролович, - а без него скучно было бы жить в нашем поселении. Местным сплетницам хоть есть о чем посудачить в свободные вечера, а, сколько радости он приносит разыгрывающим добродушного и незлобивого неудачника ребятишкам.... Да, и сами мужики и более взрослая поселковая молодежь никогда не упустят подвернувшегося случая, чтобы немного себя повеселить, посмеявшись над общепризнанным чудаком. И очень жаль, что он своей пагубной страстью губит свою добрую и отзывчивую душу.
   Остальные тридцать шесть семей поселка были людьми среднего достатка, но благодаря своему неустанному труду на земле, они жили безбедно и ни в чем не нуждались. Все поселенцы радовались своей вновь обретенной жизнью, пусть и не в полном смысле этого слова, но все же лучше ходить по земле на своих ногах, чем бессмысленно порхать в неизвестности по эфиру. Но вот только на своих ли ногах? Этот вопрос в последнее время встревожил большинство жителей поселка. Возвративший поселенцев к жизни Сатана поселил их души в тела только что умерших перед воскрешением грешников, прегрешение которых было столь великим, что ангелы-хранители еще при жизни от них отступили, предоставляя их души и тела в полное распоряжение нечисти. Тела покойников для воскрешения подбирались слугами Сатаны без омрачающих жизнь изъянов, здоровые и сильные. О таких телах можно было только мечтать. Но они не были для вселившихся в них душ родными, не были теми телами, которые души получают при рождении, а потом заботятся о них в течение всей долгой или короткой жизни того или иного человека. Что знали души о подаренных им Сатаною телах? Что знал Тимофей Фролович о своих руках? Что они вытворяли во время жизни на земле, когда ими владела чужая и, как доподлинно известно, душа грешника? После первого ощущения счастья от вновь обретенной жизни этот вопрос, наподобие огромного булыжника на узкой тропинке, вставал перед каждым оживленным Сатаною покойником. И начиналась мучительная для поселенцев двойная жизнь: жизнь души и тела не как единого целого симбиоза, а как бы отдельных соединенных насильно вместе Сатаною живых существ. Душа мучилась сомнениями, достойным ли она обладает телом, а тело ей ехидно намекала об ее недостойном прошлом.
   - И ты тоже не святая, - с едкой насмешкою бросало оно неуемной душе. - А раз так, то почему ты так хочешь покопаться в моем прошлом? Почему ты стыдишься меня - такого сильного и здорового? Не забывай, что ты без меня в повседневной жизни ровным счетом ничего не стоишь.... Ты не сможешь без меня не только самостоятельно передвигаться по принадлежащей моему повелителю долине, но и даже прокормить саму себя. Ты у меня на положении трутня, ты мне ничем не помогаешь, не облегчаешь мое существование, а только вносишь совершенно мне нужные осложнения во взаимоотношениях с другими телами. Я и само еще не решило, достойна ли ты для меня или нет? И поверь мне на слово, что тебе со мною лучше не ерепениться, не подталкивать меня к скорейшему принятию насчет твоего поселения в меня решению....
   Конечно, этот диалог говорила за тело и за себя сама душа. Но кто знает, не влияет каким-то образом тело на свою душу? Нет ли в их сожительстве обратной связи? Не загубит ли окончательно споткнувшуюся в жизни душу тело грешника? Тем более что по поселку поползли слухи один другого страшнее. То у одного, а то у другого, поселенца это отрицание души своего тела доходило до того, что руки и ноги начинали делать совсем не то, чего хотела душа.
   - Только я намерилась вытаскивать горшок из печки, - рассказывала до смерти напуганная женщина своим соседкам, - а руки вместо ухвата подхватили ведро с водою и залили печь. Да, еще обругали меня, что я из нелюбви к своему новому телу намерилась их обжечь. Не меньше получаса я с ними спорила, но так ничего не доказала. И теперь мне уже, бедной и горемычной, ничего больше не остается: только успею проснуться, так тут же начинаю ублажать свое тело. Опасаюсь, как бы мое тело снова не заподозрила меня в нелюбви к нему. Еще хорошо, что я от него отделалась только погасшей печью, а что может произойти со мною в другой раз, мне даже подумать об этом страшно....
   Пока случаи подобного недомогания были очень редкими, то в поселке только посмеивались над бабскими выдумками, но в этом году этой болезнью уже начали заражаться и мужчины. Долго думали и советовались друг с другом мужики о причине подобного бедствия, пока, в конце концов, все пришли к единому мнению, что подобную рассогласованность души и тела можно объяснить одним только божьим наказанием.
   - Наши души вселись в грешные тела не по Его позволению, а по колдовству Сатаны, - заметил поселковым мужикам рассудительный Тимофей Фролович. - Мы же с самого первого дня своего рождения на земле знали и постоянно помнили, что Сатана не творец, что он способен на подобное непотребство лишь при помощи своего коварного колдовства. Нам уже давно было известно: к чему бы этот нечестивец не прикоснулся, все тут же начисто лишается прежнего мира и покоя. После его даже кратковременного вмешательства, во всем начинается разлад, несогласованность и ни к чему не приводящие свары. Не божье это дело, мужики, вселять души в чужие тела....
   Слова Тимофея Фроловича показались поселковым мужикам слишком смелыми. Они все хорошо для себя осознавали, что, согласившись на вселение в чужие тела, попали в полную зависимость от Сатаны, и, как такое бывает очень часто и на земле, старательно делали вид, что им об этом ничего не известно. Но на этот раз у мужиков не было другого выхода. У них уже не было не только путей для отступления, но и для продолжения замалчивания совершенного ими непотребства. Согласно божьим законам, которых они придерживались на словах и в сегодняшнем положении, им строго-настрого запрещалось губить свои новые тела. Самоубийство - один из самых смертных грехов. И даже сейчас никто из них не был до конца уверен, что он в праве покуситься на дарованную Сатаною новую жизнь. Долго думали мужики, как им выйти из этого очень затруднительного положения, пока по подсказке Тимофея Фроловича не решили строить в поселке церковь, в которой можно было, отмаливая свои грехи, дожидаться указывающего им путь к спасению божьего знака.
   - И помогло, - вмешалась в их разговор Настасья. - Как только начали строить церковь, так сразу же и наступило согласие между нашими телами и душами.
   - На днях мы церковь закончим, - продолжил Тимофей Фролович, - но вот беда, что никто из поселенцев не соглашается стать священником. Грешные мы, а поэтому недостойны такой чести.
   - А почему бы не стать нашим священником Антону? - предположила Настасья. - У него и тело свое, и ему, пока еще неизвестно насколько он грешен....
   - Не знаю, должен ли я соглашаться быть вашим священником, - неуверенно буркнул окинувшим его вопросительными взглядами своим хозяевам Антон. - В сегодняшней России отрицается существование на небесах бога, да, сами попы, поддерживая бывшую антинародную власть, показали себя далеко не с лучшей стороны.... Попов относящаяся к ним с пренебрежением нынешняя народная власть только терпит, угрожая в скором времени от этих не только пережитков прошлой жизни, но и кровососущих пиявок, окончательно избавиться. Да, я не одной молитвы не знаю....
   - Бог с ними, с этими попами, - возразила ему Настасья. - Они и в наше время были жадными и непомерно развращенными. Их никогда не интересовал кормящий и поивший их простой русский человек. Они всегда желали для себя только одного: урвать для себя кусок пожирнее, и считать самих себя намного выше простого лапотного мужика. Подобных ловкачей и прохиндеев никогда не переделаешь.... А ты, Антон, должен быть выше этого, ты будешь обязан всем сердцем желать нам, как можно скорее, избавиться от зависимости от Сатаны. И все, пока от тебя большего ничего не требуется....
   - Можешь не беспокоиться насчет незнания молитв, Антон, мы тебя всему научим, - подхватил на лету предложение жены Тимофей Фролович. - Я не сомневаюсь, что из такого честного и порядочного человека, как ты, Антон, со временем получится хороший священник.
   - Как знать, может только в этом качестве мне будет легче всего разрушить зловещие сатанинские планы, - подумал про себя Антон, а вслух уточнил. - В вашем поселке проживает всего шестьдесят три семьи оживленных Сатаною покойников?
   - Жило до сегодняшнего дня, - поправил его хозяин. - Местные остряки еще и раньше предрекали, что всего семей должно быть согласно любимому числу Сатаны непременно шестьдесят шесть. Сегодняшним утром из пещеры вышло трое мужчин и одна женщина. Поэтому мы и подумали при виде тебя, что их пророчеству было не суждено сбыться. Но, так как ты живой человек, то в число семей в нашем поселке входить не должен....
   Склонившееся к закату красное солнышко уже угрожающе нависло над верхушками сосен, когда маленькая Любушка, вырвав последний сорняк, объявила об окончании рабочего дня. Усталые, но вполне удовлетворенные проделанной работой, они омыли руки ключевою водою и, не торопясь, зашагали в поселок. Совместная работа их сблизила, и они, начисто позабыв о своем существенном различии, думали и помнили только о том, что их объединяло, а не разъединяло.
   - Я должен забыть, что поселенцы в долине не совсем люди, - думал по дороге Антон, - иначе, мне будет очень трудно выполнить свою миссию. Да, и люди они, только очень несчастные и нуждаются в моей помощи. Я очень хочу сблизиться с ними и направить все их усилия в нужном направлении. Я не хочу причинять им еще большего зла....
   Красный солнечный диск уже начал медленно, словно нехотя, закатываться за верхушки высоких скал и на долину опустились вечерние сумерки. Все, что в это время окружало Антона, напоминала ему землю. И мычание возвращающихся с пастбища коров, и лай поселковых собак, и даже доносившийся до него с полей, огородов и садов своеобразный запах выращиваемых поселенцами злаков, фруктов и овощей - говорили ему о жизни, а не о смерти.
   - А вот и наше гнездышко, - тихо проговорил Тимофей Фролович, указывая Антону на стоящий возле берега озера небольшой домик.
   Гнездышко - это не только дом, но и весь огороженный около него оградою участок земли. На невысокий плетень нависали сучьями сливы и вишни, а позади домика темнели посаженные в ряд ели.
   - Не прошло еще и четверти века, как я их посалил еще совсем маленькими, - уловив брошенный Антоном в их сторону взгляд, похвастался хозяин. - Но как они за это время выросли.... Я думаю, что с их бревен уже можно и новый дом сложить.
   Сразу же от калитки к дому вела выложенная булыжником узкая тропинка, а напротив окон был разбит цветник, в середине которого виднелась обвитая плющом беседка. Но все же стержнем, на котором держалось ощущение притягивающей к себе красоты и уюта, был, конечно же, дом. И он, словно понимая свою главенствующую роль и свое особое в жизни построивших его поселенцев предназначение, горделиво возвышался в вполне оправданной уверенности, что без него вся навеиваемая сейчас на Антона очаровательная прелесть непременно померкла бы.
   - Все это сделано вот этими воистину золотыми руками, - не удержался от хвастовства хозяин. - Вполне возможно, что только и поэтому я раздвоенностью между телом и душою, как у некоторых, не страдаю. Я не думаю, что нам надо больше уделять своему телу внимания, чтобы оно не ощущало самого себя обездоленною сиротою. Мне в нынешней, пусть и подаренной Сатаною, жизни требуется только одно: всемерно способствовать вечному стремлению души и тела создавать возле себя истинную красоту. Душа ее обдумывает, в тело претворяет в жизнь все ее замыслы, чтобы потом уже вместе любоваться сотворенной ими совместно красотою. Разве могут они, создавая для удобства жизни подобные творения, оставаться недовольными друг дружкою.
   - В этих твоих словах, хозяин, заложен не только великий смысл, но и, что вполне возможно, вся мудрость нашей жизни, - тихо проговорил раздумывающий над его словами Антон.
   - Папа! - вскрикнула убежавшая вперед Любушка. - У нас на двери висит какая-то бумажка!
   - Пойдем, посмотрим, что они еще задумали, - недовольно буркнул хозяин.
   - Кто они?- переспросил его Антон.
   - А кто их знает? - пожал плечами хозяин. - Соберется несколько мужиков из числа сейчас и твоих тоже односельчан и начинают обдумывать все, что их в настоящее время больше всего волнуют, а потом выносят пришедшие в их голову мысли на всеобщее обсуждение....
   - Но разве у вас нет занимающейся подобными делами власти? - удивился Антон.
   - А зачем она нам? - посмеялся над его словами хозяин. - Мы не привыкли усложнять сами себе жизнь.... Мы все решаем миром, полюбовно....
   - Сегодня в девять часов вечера в недостроенной церкви состоится собрание всех жителей поселка "Цветок Ада" для обсуждения доклада Ивана Ивановича Бесовского по организации в поселке коммуны, - медленно по слогам прочитал хозяин и удивился. - Зачем нам какая-то там еще коммуна, если мы и так живем неплохо? Придется сходить и послушать этих умников....
   Время до начала собрания было достаточно. И они в ожидании, пока справится с домашними делами Настасья, присев в беседке на скамейку, наслаждались вечернею прохладою и дружеской беседою.
   Не так уж часто собирались поселенцы вместе, поэтому хозяева, после недолгого обсуждения, решили идти на собрание всей семьею. Переодевшись за исключением Антона в праздничную одежду, они незадолго до назначенного времени вышли из дома и чинно зашагали в сторону церкви.
   - Могли бы и пораньше подойти, - недовольно буркнул встретивший их у входа мужчина с красной повязкою на руке и, что-то отметив в своей бумажке, сказал. - Проходите и рассаживайтесь на свободных местах....
   - Ты только посмотри на этого прощелыгу, - удивился Тимофей Фролович. - Самая последняя пьянь в поселке, еще ничего своими руками путного не сделал, а пытается распоряжаться достойными уважения поселенцами.... И откуда у него только взялась эта сегодняшняя спесь?
   Приподнятого настроения, как ни бывало, и они, уже сожалея, что пришли на это собрание, вошли внутрь церкви и потихонечку уселись на задних сколоченных из необструганных досок скамейках. Все передние места уже были заняты насмешливо поглядывающими на сидящих сзади, где обычно сидели они, работящих мужиков пьяницами и проститутками. Ошеломленные неуважением к своим работящим рукам пасмурные и притихшие мужики с недоумением посматривали друг на друга, словно спрашивая, кому понадобилось выставлять их сегодня на посмешище, и кому горький пьяница милее рабочего человека. Впереди у алтаря на сколоченном из досок помосте стоял укрытый красным кумачом стол, а вверху во всю ширину просторного помещения был вывешен из красного ситца плакат с надписью: "Мы наш, мы новый мир построим.... Кто был никем, тот станет всем".
   - Так вот, оказывается, почему сегодня пьяница почувствовал себя человеком, - с грустною улыбкою, прочитав надпить на плакате, проговорил хозяин. - Интересно, а будет ли он и завтра этим "всем", не найдя на опохмелку стопку самогонки?
   Из алтаря вышел оборотень и окинул вопросительным взглядом пьяницу с красной повязкою на руке.
   - По моим записям пришли все, даже один лишний, - бойко отрапортовал тот.
   - У нас нет, и никогда не будет лишних поселенцев. У нас каждый будет достоин счастливой жизни, если он нам поверит и примет рекомендации нашего мудрого предводителя!- вполне удовлетворенно улыбнулся оборотень и выкрикнул в сторону алтаря. - Товарищи, все уже собрались!..
   После его призывных слов, из алтаря вышли и поднялись на помост еще трое мужчин и одна молоденькая красивая девушка.
   - Затея с организацией в поселке коммуны исходит от сегодня оживленных Сатаною бывших покойников, - прошептал сидящему рядом с ним Антону хозяин. - Мы видели, как они утром веселые и шумные выходили из пещеры.... Их там, наверное, сам Сатана угощал....
   - И наш разбойник тоже с ними, - добавила испуганно прижавшаяся к мужу Настасья.
   - Раз они взяли его в свою компанию, то нам от них уже ничего хорошего ждать не приходится, - прошептал хозяин. - По всему видно, что наши счастливые дни в этой долине заканчиваются.
   - А когда Сатана хоть что-нибудь делал для людей, не требуя ничего взамен? - недовольно прошептала Настасья. - Он выждал некоторое время, чтобы мы не могли обвинить его в обмане, а прямо сейчас он уже не успокоится, пока полностью не овладеет нашими душами.
   Посланцы Сатаны расселись на принесенных из ближайшего дома табуретках и с интересом вглядывались в лица сидевших напротив них поселенцев.
   - Пора, - буркнул бес и приподнявшийся с табуретки оборотень громко объявил, что они пришли в поселок по поручению самого Сатаны помочь им лучше организовать свою жизнь во имя будущего счастья и процветания всех проживающих в его долине поселенцев. - Но не думайте, что наш мудрый и предусмотрительный повелитель хочет навязать вам свою волю, - сказал притихшим бабам и мужикам оборотень. - Он поручил нам ознакомить вас со своими рекомендациями, а подходят ли они вас, или вы заходите жить по-прежнему - это уже решать вам самим. Как вашему истинному другу и поборнику высшей справедливости Сатана даже и не думает прибегать к любому принуждению, навязыванию нежелательной для вас жизни. Он хочет, чтобы вы сами добровольно приняли его рекомендации, согласно которым в созданном им поселке под названием "Цветок Ада" больше уже не будет никаких проявлений несправедливости.
   Предоставив всех сидящих за столом, включая и жителя их поселка уважаемого Михаила Никодимовича Разгуляева, представляющих, по его словам, руководящий орган их собрания, оборотень предложил поселенцам проголосовать за состав президиума.
   - Как будем голосовать, товарищи, списком или персонально за каждого члена президиума в отдельности? - спросил он у сохраняющих молчание поселенцев и, так и не дождавшись от них ответа, предложил сам. - Будем голосовать списком, товарищи, так намного быстрее, тем более что поставленный перед вами Сатаною вопрос очень сложный и займет для его подробного обсуждения, по всей видимости, немало времени.
   - Что может означать для нас слово "голосовать"? - послышался из толпы в недоумении пожимающих плечами поселенцев чей-то неуверенный голос.
   Макар Никодимович окинул осмелившегося спрашивать небораку таким испепеляющим взглядом, что тот, съежившись, поспешил спрятаться за спины сидящих впереди поселенцев и уже больше оттуда не высовывался. Но несмутившийся оборотень принял его вопрос доброжелательно.
   - Заданный вопрос нашим товарищам по существу, и мы не должны пенять на него, что он якобы затягивает наше собрания. Мы, посланцы Сатаны, даже и подумать не могли, что вам могут быть неизвестны такие азбучные истины. Голосовать - это означает, если вы согласны с моими предложениями, то должны поднять руку. И, если мое предложение наберет большее число ваших поднятых рук, то оно будет считаться вполне приемливым и для всех вас. Это будет так сказать ваше общее мнение, с которым будут обязаны согласиться даже и те, кто думает по данному вопросу несколько иначе, или вообще с ним не согласен. Прошу голосовать, товарищи. Кто за предложенный мною состав президиума нашего собрания прошу поднять руки?
   Так до конца не поняв, за что они сейчас голосуют, поселенцы на всякий случай подняли руки.
   - Единогласно! - подвел итоги голосования оборотень. - Хочу поздравить вас, товарищи, за правильное решение.... И от имени членов президиума не только поблагодарить вас за оказанное доверие, но и заверить, что вы вручили свою судьбу в надежные руки.
   Догадавшиеся, что их обдурили, поселенцы недовольно загомонили.
   - Мы согласны, чтобы вы считали самих себя каким-то там президиумом, но свою судьбу мы вам не доверяли! - послышались недовольные выкрики с мест.
   Не ожидающая подобной реакции нечисть насторожилась и, не зная, что еще можно предпринять для успокоения поселенцев, в растерянности переглядывалась друг с другом. И кто знает, чем бы это их возмущение окончилось, если бы заметавший по лицам возбужденных поселенцев свои разгоревшиеся пронзительным адским огнем глаза бывший разбойник Разгуляев не заставил их всех замолчать. Потускневшее лицо оборотня снова прояснилась. И он со зловещей ухмылкою тихо проговорил:
   - Я думаю, что вы уже все поняли, товарищи, а сейчас разрешите мне предоставить слова для доклада Ивану Ивановичу Бесовскому.
   Бес встал из-за стола и подошел к поставленной на помосте вверх дном бочке.
   Приветствующие его выступление члены президиума дружно захлопали в ладоши, приглашая хлопать с ними и поселенцев, но оттуда раздались лишь редкие хлопки проституток и пьяниц. Встревоженным неприятными предчувствиями поселенцам было не до оваций.
   - Еще недостаточно тренировки, - с извиняющей ухмылкою проговорил схватывающий все на лету бес. - Но ничего страшного, со временем у вас будет получаться намного лучше.
   Разложив исписанные листки бумаги по дну бочки, он, несколько раз громко откашлявшись в кулак, начал свой доклад:
   - Уважаемые товарищи, разрешите мне передать вам исходящий от чистого сердца пламенный привет вашего друга и покровителя Сатаны!
   На этом слове бес сделал небольшую паузу. Ожидающие от него подобного знака члены президиума снова дружно захлопали в ладоши. На этот раз у них уже получилось намного лучше: их хлопки горячо поддержали подогретые брошенными на них недовольными взглядами Макара сидящие впереди пьяницы и проститутки. И это их активное участие в овациях поторопился отметить удовлетворенно ухмыльнувшийся бес.
   - Благодарю вас, дорогие друзья, за столь горячие чувства при одном только упоминании имени нашего общего повелителя, - благосклонно буркнул продолживший свой доклад бес.
   Красочно расписывая мучительные терзания наблюдающего с болью в сердце за бедственным положением поселенцев повелителя тьмы, бес передал страстное желание Сатаны видеть их всех счастливыми и полностью обеспеченными всем необходимым для достойной жизни.
   - Но, - отметил бес, - к великому сожалению, наш повелитель Сатана не может помочь поселенцам в обретении собственного счастья так же, как и не смог бы помочь вам в этом и сам Господь бог. Бог и Сатана могут только создавать условия для хорошей всем обеспеченной жизни, а сделать ее счастливой - задача самих живущих в его долине поселенцев.
   С подрагивающим от притворного негодования голосом бес долго говорил о несправедливости Творца к заблудшим в этой невероятно сложной и запутанной земной жизни душам. В своей долгой пространственной речи он спускал на Господа бога всех собак, утверждая, что подобное наплевательское отношения к плохо или хорошо прожившим свою земную жизнь душам просто не допустимо.
   - Да, вы виновны! - вопил бес с возвышения помоста. - Виноваты в своей прошлой неправедной жизни и достойны за это самого сурового наказания! Но отвернуться от ваших страданий, не услышать вашей мольбы о милости, держать в течение многих веков в неизвестности о вашей дальнейшей участи - это самая большая Его несправедливость по отношению к вам.
   И снова полились потоки слов о доброжелательности к подобным душам так много исстрадавшегося при наблюдениях за их мытарствами Сатаны.
   - Сатана долго терпел и все надеялся, что Господь бог, в конце концов, сам увидит несправедливость к вам и постарается исправить свою ошибку, - вкрадчивым завораживающим поселенцев голосом продолжал бес. - Но, так и не дождавшись, решил, что пришла пора самому исправлять идущую от Господа бога такую просто вопиющую несправедливость. Сатана отдал вам самые красивые и здоровые тела умерших грешников и поселил вас в этой прекрасной долине, в месте своего излюбленного отдыха, в месте, где и природа, и земля, и даже погода благоприятствует не только для приятного отдыха, но и для нормальной человеческой жизни. Он поселил всех вас в этой долине в надежде, что вы заживете в ней достойной и праведной жизнью, что вы хотя бы немного отдохнете от истерзавших вас долгих почти бесконечных бесцельных порханий по всему этому пустому и ничего не дающему никому эфиру. Уже и так много сделавший для вас Сатана предполагал, что, наконец-то, вспомнивший и о вас Творец тут же начнет внушать вам, как будет правильно и по справедливости организовать в этой долине свою жизнь. Как вы не должны в ходе нее допускать по отношению друг к другу ни одной извечно омрачающей проживающим на земле людям жизнь несправедливости, чтобы впоследствии вам за свою жизнь не было стыдно, чтобы, наконец-то, ощущать удовлетворение от своей жизни и непременно отыскать в ней каждому поселенцу свое собственное счастье. А сделавшему свое дело Сатане уже больше не придется беспокоиться о вашей дальнейшей злосчастной судьбе. Но Господь бог даже и такой малости не захотел для вас сделать. А разве было Ему слишком сложно сделать для вас такую совсем незначительную малость!? Ему, при Его ничем неограниченной творческой силе, стоило только пожелать об этом и вы бы уже сами знали, что вам в этой долине надобно делать и чем вам заниматься. Но Господу богу, как видно, все это время было не до вас, Он, уже давно махнув на всех вас рукою, больше не хочет о вашей судьбе даже думать. Вы Ему уже без надобности. Но, слава тьме, в этом мире, кроме Господа бога, есть еще и Сатана! И пусть он не обладает могуществом Господа бога, но у него есть отзывчивое на любую несправедливость сердце! Искренне полюбив всех вас, как самых любимых своих детей, он послал к вам на помощь нас - своих верных и испытанных слуг. Сатана послал нас к вам не потому, что возле нашего повелителя нам нечего делать, а потому, что понял, вам без его помощи и поддержки никогда не зажить достойной человеческой жизнью! Потому, что без нашей помощи и подсказки вы сами никогда не научитесь понимать друг друга, не сможете, искренне полюбив друг друга, протянуть всем проживающей в этой долине поселенцам руку братской помощи! Потому что без нашей помощи вам никогда не построить в принадлежащей Сатане долине хорошую основанную на истинной справедливости жизнь! А другой жизни он для своих возлюбленных детей не представляет! Но разве вы сейчас живете угодной нашему повелителю Сатане жизнью!? Нет и еще раз нет, ваше сегодняшнее жалкое прозябание вовсе не справедливая жизнь! То, что вы сейчас называете жизнью, это просто нелепая на нее пародия, просто бессмысленная трата ваших сил и времени! Оглянитесь возле себя, и вы увидите рядом с собою одно только убожество и ханжеское отношение друг к другу! А разве так должен жить уважающий самого себя человек!? Разве он может быть равнодушным, когда рядом с ним умирает от постоянного недоедания человек, когда на его глазах оскорбляют и унижают в чем не повинного человека!? Разве хорошему человеку полезет кусок в горло, когда рядом с ним голодные дети!? Увидев и осмыслив для себя все эти вопиющие безобразия, я уже не сомневаюсь, что и вы все согласны со мною, что так, как вы жили до сегодняшнего времени, больше жить нельзя! Я призываю вас подумать еще и о том, почему в вашей сегодняшней жизни все так нескладно получается: одни из вас купаются в богатстве и роскоши в то время, когда другие поселенцы еле-еле сводит концы с концами. А кое у кого даже куска хлеба нет для голодных детей. И этот загнанный жизнью в безвыходное положение бедолага вынужден, унижаясь, обращаться к забывшим, что и они люди, с протянутой рукою. Подобное пренебрежительное отношение друг к другу, товарищи, происходит только от несправедливости вашей сегодняшней жизни. Это она толкает вас на панель, это она бросает вас в пьяные загулы, это она уродует в вас все человеческое! Я не буду сейчас говорить, что испытывает человек с протянутой в ожидании подаяния рукою, как он, унижаясь, теряет свое человеческое достоинство! Я не стану останавливаться и на том, сколько проклятий прозвучало из уст этого нищего человека в сторону подарившим ему эту жизнь высших сил, потому что лично для него этот их подарок превратился не в наслаждение и довольствие, как было первоначально задумана, а в самую настоящую изнурительную каторгу! Я лучше напомню вам о том, что ответил этому бедному человеку тот, у кого полки ломятся от запасов хлеба, и у которого даже собака живет лучше, чем тот, кто просит у него милостыню.... Вы думаете, он дал ему хлеба, чтобы голодный поел сам и накормил своих голодных детей!? Нет, и еще раз нет! Он больного и голодного человека послал работать и только тогда, когда этот кровопийца высосал из него все силы, дал ему самую малость, достаточную только для того, чтобы бедолага не умер голодной смертью. Но бедного человека ждет дома голодная жена и дети. Как же ему разделить эту заработанную краюху хлеба, чтобы накормить их всех, если ему и самому мало!? И все эти неприглядные дела творились не где-нибудь, не в далеком от нас тридесятом царстве, а в принадлежащей нашему повелителю Сатане долине. Правильно ли я говорю, товарищи!? Может, все это я выдумал и сейчас только клевещу с этой высокой трибуны на поселенцев!?
   Сделавший на этом месте в своей пространственной речи небольшую паузу бес окинул выжидательным взглядом притихших поселенцев.
   - Правильно! В твоих словах, Иван Иванович, одна только, правда, и ни капли лжи! Ты до того правдиво отобразил в своем докладе всю нашу жизнь, что нам даже не верится, что все это время тебя с нами в этой долине не было! - завопили воодушевленные его словами пьяницы и проститутки. - От этих жлобов не только хлеба, но и стопки самогонки на опохмелку не выпросишь! Подобной жизни, какой мы все это время жили в долине, никому даже самому злейшему врагу не пожелаешь! В доводящей нас до подобных унижений проклятой жизни виноваты только они, эти привыкшие и в своих прошлых жизнях наживаться на чужом горбу, проклятые куркули! Теперь вы сами будете добывать себе излюбленную вами роскошь и богатство! Мы больше на вас горбатить свои спины не будем!
   Изобразивший на своем человеческом лице искреннее к ним сочувствие и сострадание бес, указывая на них рукою, выкрикнул:
   - Вот яркое свидетельство моих правдивых слов, моего знания жизни в поселке! Разве о таком счастье мечтал Сатана для своих любимых детей!? Он многое желал вам всем, но только ни того, чтобы у одних избранных этой изменчивой судьбою было все, а у остальных, гнувших на них за небольшой кусок хлеба свои спины, ничего, даже самого необходимого для хотя бы более-менее сносной жизни. И, что самое главное, Сатана никогда не согласится, чтобы в его собственной долине одним более удачливым поселенцам было позволено оплевывать и презирать других, словно не каждый рожденный человеком достоин всяческого уважения. Трудно и даже невозможно возразить на справедливость моих слов, но я знаю, что некоторым сидящим в этом зале мои слова будут не по нраву. Они могут мне возразить, что эти бедные люди просто лодыри, что земли в долине достаточно, и, если они хотят нормально жить, то пусть идут и поливают ее своим потом. Трудно, а порою просто невозможно спорить и с этими возражениями. И мне лучше в самом начале признать, что и во всех этих высказываниях тоже есть своя доля правды. Но, товарищи, вы же все братья по несчастью! Почему вы не испытываете чувство солидарности друг к другу!? Почему каждый из вас норовит затаиться в своей норе и упорно не хочет замечать, что твориться рядом с ним!? Почему бы вам, как более умным и рассудительным, не протянуть руку помощи отступившему в жизни вашему соседу и, позволив ему опереться на ваше плечо, дать небольшую передышку!? И я не сомневаюсь, я даже уверен, что этот отогретый вашим к нему вниманием неисправимый лодырь и пьяница найдет силы изменить свое отношение к жизни. Изменив свою жизнь, он тут займется поисками своего собственного счастья. И будет тогда в нашей прекрасной долине еще на одного счастливого человека больше. А это означает, что намного больше счастья будет и у вас самих, потому что настоящий человек не может ощущать самого себя счастливым в то время, когда рядом с ним прожигают свою жизнь голодные и униженные поселенцы. Не достаток для каждого из вас лично должен стать основной и все определяющей целью вашей жизни, а достаток и хорошая жизнь для всех: как для тебя, так для твоего соседа. Но справедливый Сатана не обвиняет вас, как вы можете подумать, в расплодившейся по всей его долине вопиющей несправедливости жизни. Он понимает, что вы, поселившись в его долине, продолжали жить именно той жизнью, которой вы в свое время жили на земле. Но больше он уже с этим неискоренимым расплодившимся в принадлежащей ему долине равнодушным отношением поселенцев к оказавшимся в бедственном положении товарищам мириться не станет! Он хочет счастья не для избранных, а для всех проживающих в его долине поселенцев. Для него вы все самые любимые дети, а поэтому продолжение отдельными поселенцами оскорблений и унижений самых из вас обездоленных Сатана не позволит. Сатана хочет, чтобы в его долине всегда царил мир, покой и согласие. Что мешало вам до сегодняшнего времени быть до конца добродетельными и узнать счастье истинной дружбы, испив чашу братской солидарности заблудших в непомерно сложной и запутанной земной жизни душ!? Причина одна и та же. Это перенесенная вами в долину из своей прежней земной жизни неуемная тяга к собственности и к наживе. Но стоит ли она, эта никчемная собственность, чтобы вы из-за нее так себя уродовали, превращаясь в самых настоящих диких зверей в отношениях с другими поселенцами!? Эта проклятая собственность отягощает вашу душу, делает ее менее восприимчивой к чужому горю. Поэтому, прежде чем начать жить по-новому, вам придется вначале избавиться от затягивающей вас в болото душевной скудости и отрицания всего, что не способствует умножению вашего благосостояния, собственности. Тем самым не только облегчить свою душу, но и направить ее самые лучшие устремления на умножение благосостояния всех поселенцев, стараться не оскорблениями и угрозами, как вы это делали до сегодняшнего времени, а убедительной ласкою, возвращать бывших, так вами до этого пренебрежительно обозванными, пьяниц и проституток к достойной человеческой жизни. И вы не должны сомневаться, что первый их шаг в познании истины, первая искорка их возвращающихся к жизни душ принесет вам самое истинное счастья, возвысит ваши обрекшие благостную бескорыстность души.
   Призвав поселенцев решительно отказаться от своих прежних представлений о жизни, бес долго и нудно разжевывал им мысли Сатаны о перестройке жизни.
   - Вы уже сделали первый шаг в нужную сторону, - похвально отозвался он о поселенцах в конце своего доклада. - Вы уже показали образец свободного коллективного труда при возведении церкви. Но, прежде чем ее заканчивать, вам придется построить в принадлежащей нашему повелителю долине новую справедливую жизнь. Потому что только тогда почитаемый вами до сих пор Господь бог сможет вас услышать и принять в свое лоно. А успокоенный насчет вашего дальнейшего будущего Сатана, наконец-то, вздохнет с облегчением и займется другими не менее для него важными делами. В мире еще немало оскорбленных и обиженных людей и душ, в нашем таком огромном мире еще много нуждающихся в его помощи и поддержке. Дорогие товарищи, я искренне советую вам согласиться с рекомендациями по перестройке вашей жизни нашего мудрого и с обостренным чутьем на любую несправедливость повелителя! Я вам советую не потому, что я его верный слуга и преданный почитатель, а потому, что я и сам не желал бы для себя другой жизни! Я призываю вас долго не раздумывать и сегодня же проголосовать за свою новую жизнь! Я призываю вас поверить своему искреннему другу Сатане и широко открываю вам дверь в его мудрость!
   Закончивший свои разглагольствования бес собрал разбросанные по дну бочки листочки и под бурное рукоплескание возвратился на свое место в президиуме собрания. Подождав, пока не утихнут одобрительные выкрики с мест воодушевленных словами беса пьяниц и проституток, приподнявшийся со своего места оборотень, окинув приунывших поселенцев насмешливой ухмылкою, сказал:
   - Уважаемые товарищи, братья и сестры, простые и доходчивые слова нашего дорогого Ивана Ивановича затронули каждое оскорбленное и униженное сердце, заставили их радостно встрепенуться и осветиться надеждою на свое уже совсем скорое лучшее будущее. Для многих из вас эти его простые слова оказались именно той спасительной соломинкою, за которую и хватается тонущий в воде человек. Однако, несмотря на свою кажущуюся внешнюю простоту и доходчивость в словах Ивана Ивановича заложена великая мудрость и глубокий смысл. Они не только способны перевернуть вверх тормашками всю вашу прежнюю проклятую жизнь, но и привести вас к долгожданному счастью и процветанию. Мы здесь в президиуме, посоветовавшись, подумали, что, вполне может быть, не все еще поняли все преимущества новой основанной на требовании истинной справедливости жизни перед той, которой вы все жили до настоящего времени. Поэтому и решили дать вам всем возможность высказать свои соображения по данной очень важной для всех поселенцев проблеме. Высказаться, не с целью завуалировать некоторые особенно не нравившиеся отдельным поселенцам рекомендации нашего повелителя, а с целью более глубокого уяснения каждым поселенцем глубины его мудрости и непременного желания видеть в принадлежащей ему долине достойную человеческую жизнь. Прежде чем начать голосование за новую жизнь, у вас не должно оставаться ни одного сомнения в ее правильности, что вы добровольно идете на некоторые с вашей стороны жертвы не только ради окончательного разрыва со своим позорным прошлым, но и для открытия перед собою широкой столбовой дороги к будущему счастью. Дорогие товарищи, обсуждение доклада нашего многоуважаемого Ивана Ивановича Бесовского мы организуем следующим образом: каждый, кто хочет выступить поднимет руку, а я в порядке очередности буду предоставлять вам слово. Все согласны с моим предложением?
   Оборотень окинул притихших поселенцев вопрошающим взглядом, но никто из них не стал его предложение оспаривать и предлагать свое.
   - Все согласны, - с удовлетворением констатировал оборотень и задал поселенцам свой очередной вполне резонный вопрос. - Кто из вас желает высказать свои соображения, товарищи, прошу поднимать руки?
   На этот раз, к его удивлению, недостатка в желающих высказаться не было. Почти все поселенцы подняли свои руки. Каждому из них не терпелось, как можно скорее, выплеснуть из себя все то, что накипело у них на душе за время доклада беса. Но обведший оживившихся поселенцев взглядом оборотень поторопился предоставить слово уже заранее подготовленному товарищу Завороткину. К бочке выскочил уже знакомый Антону мужик с красной повязкою на руке, но прямо сейчас он уже выглядел намного веселее, успев, по всей видимости, за время доклада беса опохмелиться.
   - Товарищи! - звонким петушиным голосом выкрикнул он. - В своей прошлой земной жизни я был горьким пьяницей и остался верным своим пагубным земным привычкам и после подаренной мне милостивым Сатаною навой жизни. Почему я не смог побороть эту свою проклятую зависимость от спиртного, товарищи!? Почему, вступив по милости оживившего меня Сатаны в продолжение своей прежней жизни, я снова вернулся к своему пагубному пристрастию!? В своей прежней земной жизни я пил от горечи окружающей меня несправедливости и от собственного бессилия хоть что-нибудь изменить в своей беспросветной жизни. Я пил из-за бытующих в моей прошлой земной жизни волчьих нравов, когда человек человеку не друг, товарищ и брат, а лютый дикий зверь. С этим еще можно было хоть как-то смириться и перетерпеть, но как нелегко выдержать любому чувствительному человеку, когда каждый встречный так и норовит плюнуть в твою исстрадавшуюся душу. Я, товарищи, не смог в своей прежней земной жизни удержаться, чтобы очищаться от этих незаслуженных плевков чем-нибудь крепеньким. И что же я увидел в нашем поселке, когда пришел в него из пещеры!? Все ту же проклятую жизнь и все те же бесчеловечные нравы.... И я снова, не выдержав, рукою своего нового тела начал губить свою новую жизнь. Но сейчас, вступая в подсказанную нам Сатаною справедливую жизнь, я надеюсь, живя среди своих братьев и сестер, заживу, наконец-то, как человек. Сегодня слова Ивана Ивановича перевернули во мне всю остывшую в людском бессердечии душу и мое многострадальное сердце, открывшись, признало их великую мудрость и правду. Я понял, что пришло и мое время, что и я, наконец-то, заживу достойной человеческой жизнью. В новую жизнь надо входить с чистой душою и открытым сердцем. И я хочу пообещать всем вам, что, начиная с сегодняшнего дня, я буду уменьшать свою ежедневную дозу спиртного на одну рюмку и, вскоре, вообще брошу пить.
   - Вот, эти слова простого человека, униженного и оскорбленного вашей прежней жизней, как я надеюсь, убедят всех еще сомневающихся в преимуществе новой жизни, - ласково проговорил смущенно заулыбавшемуся Заворотникову оборотень и предоставил слово товарищу Мазурику.
   - Эх, и какая бы жизнь уже была у нас сейчас, если бы мудрые мысли нашего истинного друга и повелителя Сатаны прозвучали намного раньше!? Но, согласно народной поговорке, лучше поздно, чем никогда. И я с этой высокой трибуны призываю всех своих братьев и сестер по несчастью отбросить в сторону все свои сомнения и немедленно начинать жить по-новому. Заставить самих себя, как можно скорее, выбравшись из болота прежних представлений о жизни, покинуть пробитую жившими до нас и живущими сейчас на земле людьми привычную колею прежних привычек и повернуться к засиявшим сегодня для всех нас ярким светом надежды мыслям Сатаны. Честные поселенцы нашего поселка всегда выражали свой протест против царившей до сегодняшнего дня вопиющей несправедливости. Одни, как товарищ Завороткин с горя заглядывали в рюмку, а я все это время восстанавливал попранную справедливость, изымая награбленное у бессовестных богачей. Ежедневно набивая до отвала свои ненасытные брюха вкусной едою, они с презрительной усмешкою смотрели на наши, большей частью по их вине, невыносимые страдания и муки, на наших вечно голодных детей, у которых иногда даже не было завалявшейся черствой корочки хлеба. И им все это время не было никакого дела до наших мучительных страданий, они даже палец об палец не ударили, чтобы избавить наших детишек от нищенского прозябания. Им было просто неинтересно знать, как мы живем, следует ли нам хоть чем-то помочь, как своим соседям по жизни в нашей прекрасной долине. Они всегда требовали от нас только одно: понапрасну не беспокоить их своим роптанием на несчастную жизнь и продолжать горбатить во имя обеспечения их всем необходимым для привольной жизни свои спины. Подобные звери не должны больше иметь права на свое существование среди честных и совестливых поселенцев. Такие, как они, и в нашей новой жизни умудрятся изготовить лично для себя большие ложки и, как можно больше, оторвать от нашего общего пирога. Но и их, так же, как и всех нас, благословил на новую жизнь Сатана. И только он один может быть для этих зверей судьею. Но сегодня я их предупреждаю, что их время ушло в прошлое безвозвратно, что мы уже больше им не позволим издеваться над нами. Мы, начиная с сегодняшнего дня, возьмем их всех под строгий надзор и не станем признавать их своими братьями и сестрами, пока их черное нутро не посветлеет и не заискрится в благости мудрого Сатаны.
   - Что мне особенно понравилось в словах уважаемого Ивана Ивановича? - спросил у уже прямо кипевших от возмущения и негодования поселенцев вышедший к бочке бывший разбойник Макар и сам же ответил на свой вопрос. - Так это его мудрое замечание о вредном влиянии собственности на душу человека. Эта проклятая собственность не только начисто опустошает человека от всего заложено при рождении человеческого тепла и душевной приятности, но и порабощает его свободолюбивую личность. Человек, не имеющий рубахи, мечтает и грезит только одной рубахой, а, заполучив ее, он уже начинает думать и об второй рубахе, человек, имеющий одну лошадь, страстно желает обзавестись еще и второй лошадью. И так до бесконечности.... Весь свой ум, талант и жизненные силы он посвящает этой своей одной жажде накопительство. И я тоже боролся по мере своих сил и возможностей с этим ничем неискоренимым пороком человека. Но, к сожалению, забитые беспросветной нуждою люди меня не поняли, не оценили моего доброго к ним отношения, а, обозвав лихим разбойником, всю прошлую земную жизнь меня преследовали, как серого волка. И только сейчас крик моей истерзанной вопиющей людской несправедливостью души стал, как я надеюсь, близким и понятным всем, кто проникся этими простыми и понятными для каждого несчастного человека словами Ивана Ивановича. Только сейчас я стал понятым и оправданным каждым честным трудолюбивым человеком. И я, как самый ярый противник этой навек проклятой собственности, предлагаю добровольно поделиться своими попрятанными в сундуках запасами со всеми нуждающимися. Поделиться с теми, кто ходит по долине рядом с вами нагими и босыми. У всех нас, начиная с сегодняшнего вечера, должен быть только один лозунг: "Все вокруг коммунальное, все вокруг мое". Я во имя претворения этого лозунга в жизнь, не жалея своих сил и времени, повернусь, а, если мне еще и помогут, заставлю повернуться всех сомневающихся и полюбить нашу новую жизнь - долгожданную мечту и надежду всех честных людей на земле!
   Возмущенные его неприкрытой угрозою поселенцы недовольно загалдели, а кое-кто в знак протеста даже попытались уйти из церкви, но их остановила предусмотрительно выставленная у дверей охрана. Встревоженный оборотень поторопился предоставить слова товарищу Запонельной в надежде, что она своим женским обаянием сгладит у поселенцев неприятное впечатление после выступления Разгуляева.
   Товарищ Запонельная или просто лапушка, как любовно называли ее поселковые холостяки, неторопливо, выпячивая на всеобщее обозрение свои неоспоримые женские прелести, поднялось на помост к бочке и, внимательно осмотрев себя в зеркальце, начала свою речь:
   - Товарищи! Я вот обращаюсь при помощи этого слова ко всем вам, а сама думаю, какое же это прекрасное слова - товарищи! Подобным словом могут обращаться друг к другу только близкие и равные между собою люди. И раз мы решили, что с этого дня станем между собою общаться только при помощи этого слова, то это означает, что в нашем поселке больше не будет так называемых презренных и отверженных поселенцев. Мы все, начиная с сегодняшнего дня, будем равными, и больше никто не осмелится хоть чем-то возвыситься над нами. А раз так, то я хочу предупредить каждого из поселковых мужчин и в особенности Толстосумого, что я, как равная ему, больше не намерена терпеть его косых презрительных взглядов и, тем более, оскорбительных высказываний в свой адрес. Я слишком долго терпела и, одергивая саму себя, от переполняющего меня возмущения и только еле слышно приговаривала: если на рты зарвавшихся от безнаказанности мужчин мне платка не набросить, то и не стоит уж слишком сильно расстраиваться от непробиваемой мужской тупости. Но сейчас, как я успела убедиться, в поселке появилась реальная власть и мне есть к кому и на кого жаловаться, за свои будущие обиды. Я предлагаю поручить строительство новой жизни в нашем поселке товарищу Разгуляеву. Он человек решительный и быстро приведет в порядок таких наших поселенцев, как Толстосумов, чтобы они не мешали нам идти в ногу со временем. За его с виду мрачным лицом скрывается ранимое трепетное сердце. Его кандидатуру предлагаю вам я, несчастная женщина, которая очень часто находила тепло и ласку на его широкой груди. Я бедная несчастная женщина и единственным, чем я сейчас обладаю - это мое прекрасное женское тело. Раньше, когда мне нужно было одевать и кормить себя, я им торговала, но сейчас, когда в нашем поселке все станет общим, я добровольно отдаю свое женское тело обществу и готова, если вы так решите, бесплатно любить и ласкать даже самого Толстосумого. Товарищи! Я призываю вас долго не раздумывать и не мучиться ничем не оправданными сомнениями, а прямо сейчас, после окончания нашего собрания, войти в обеспеченную наполненную беззаботным весельем жизнь! Давайте же все вместе, взявшись за руки, бросимся в этот так сильно манящий всех нас водоворот воистину волшебной сказки! Бросимся в тот водоворот, в котором уже не будет и не должно быть ни бедных, ни богатых, ни отверженных и презираемых, а будут только равные друг другу с родственными душами люди, свободные граждане нашей такой просто необыкновенно прекрасной долины! Потому что, только освободившись от непомерно тяжелого груза собственности, мы, наконец-то, сможем в полной мере ощутить, как мы привязаны друг к другу, как мы друг другу нужны! Потому что только тогда мы уже больше не будем одинокими людьми, только тогда мы уже научимся думать и мечтать не об унижающих нас земных заботах, а о возвышенных непреходящих чувствах!
   - Правильно! Давай и дальше крой всю эту нашу поганую прошлую жизнь, лапушка! - послышались одобрительные выкрики с мест развеселившихся пьяниц и проституток. - Немедленно приступить к изъятию собственности! Отобрать у Толстосумого бидон с самогонкою и позволить народу перед вступлением в новую жизнь вволю повеселиться! Не забудьте и про закусь! У этого куркуля полная бочка солонины!
   Желающих попить и погулять за чужой счет нашлось немало. С разгоревшимися от переполняющей их жадности глазами они настоятельно требовали не дожидаться и, чтобы не позволять более состоятельным поселенцам попрятать свои пожитки, прервать собрание и приступить к изъятию и дележу избытков. Страсти разгорались. Разъяренные поселенцы повскакали со своих мест и громко заспорили, обвиняя друг друга в нежелании делиться с остальными. Охрипший от крика оборотень в ответ на недовольные взгляды беса только разводил руками.
   - Слава Сатане! - громко выкрикнула вмешавшаяся Варвара, и шум потихонечку утих. - Слава пославшему нас в поселок навести порядок Сатане! Направляясь к вам, мы и не подозревали, что несправедливость уже до того глубоко укоренилась в этой прекрасной долине. Нам близок и понятен неукротимо вырывающийся у восприявших духом сразу же, после нашего прихода, забитых несправедливостью и хищной эксплуатацией поселенцев крик. Но мы не разбойники и не воры. Мы не имеем права поступать, как поступали до этого времени они. Мы можем действовать только по совести и по справедливости. Мы выслушали вашу правду и поняли ее всеми своими отзывчивым и сочувствующим вашему горю сердцами. Но прежде, чем на что-то решиться, нам следует выслушать и других поселенцев. Давайте послушаем, что скажут в свое оправдание, по-вашему, бывшие рвачи и эксплуататоры, а по-нашему заблудшие в потемках несправедливой жизни поселенцы. Вполне возможно, что и они так себя вели и жили в долине, потому что не видели перед собою другой жизни, не знали про ее существование. А сейчас, когда и они прикоснулись к мудрости правды сатанинских мыслей, может, чистосердечно раскаявшись, сами попросятся к нам на перевоспитание. Я призываю поселенцев не держать на них зла, быть гуманными по отношению к бывшим эксплуататорам. Я не сомневаюсь, что не пройдет еще и года, как и они сами, убедившись в преимуществе новой жизни, уже будут со стыдом вспоминать о своих прошлых заблуждениях. Но руководство строительством новой жизни мы им, конечно же, не позволим. Дождемся, пока они нам не докажут, что уже полностью избавились от пережитков прошлого и достойны активно участвовать в строительстве своего счастливого будущего. А пока обо всем этом за них будем думать мы.
   После ее выступления у многих поселенцев отлегло от сердца. Расправа и изъятие излишков будет не немедленною, а за это время все может потихонечку повернуться для них в лучшую сторону, и ожидаемая беда на поверку может оказаться не такой уж и страшною, как они думали и предполагали вначале. И они потихонечку угомонились. Одни только пьяницы и проститутки продолжали недовольно ворчать, но и те, интуитивно ощущая исходящую от ведьмы угрозу, спорить с Варварою поостереглись.
   Антон знал, что все происходящее сейчас на собрании поселенцев в какой-то мере копируется с того, что недавно происходило в России. Но, обладая знанием, во имя чего все это происходило, он с ужасом наблюдал за лицами поселенцев, во благо которых, как с самого начала заявили посланные Сатаною нечистые, и устраивалась коммуна. Ибо только сейчас он в полной мере понял и осознал для себя, как могут вот такие дорвавшиеся до власти Разгуляевы, Мазурики, Завороткины и Запонельные полностью исказить и выхолостить все живое из, казалось бы, действительно несущих блага людям мыслей и идей. Антон уже начал понимать, откуда это сваливаются на русских людей и в настоящее время неисчислимые беды и несчастия. Он уже на собственном опыте жизни знал, какими бывают жестокими и бессердечными слуги Сатаны. Он уже начал ощущать, как потихонечку избавляется от завораживающего грохота словесной шелухи нечистоплотных людей, заглушающего в его голове все разумное и вечное. И, что было для него самым главным и все определяющим, как его ум уже пытается ухватить за хвост, пока еще трудноуловимое им понимание истины, которая со временем непременно перевернет в нем вверх тормашками все его бывшие представления о жизни человека на земле. Припоминая все им прочитанное в газетах о происходящей в стране коллективизации, он только сейчас мог ясно понять и осознать для себя, почему и зачем эти статьи писались, а, главное, что именно скрывалось между их строками.
   - Да, что-то подобное происходило во время коллективизации и в России, - подумал про себя ужаснувшийся только од одной подобной мысли Антон. - Хорошо еще, что наша мудрая коммунистическая партия и лично товарищ Сталин не побоялись потери авторитета в народе и возглавили борьбу с происходившими в то время перегибами на селе.
   Ибо только сейчас, находясь на устроенном посланцами Сатаны собрании поселенцев, он уже не только ясно понимал, но и мог даже представить весь тот происходивший и в свое время по всей России ужас. И он уже не только знал, но и был безоговорочно уверенным, что все это зло и все перегибы творили не коммунисты и, тем более, желающие русскому народу только одного добра, вожди революции и партии. Антон уже не сомневался, что происходивший тогда в России ужас творился только под руководством вот таких верно служащих ни стране, ни народу и даже ни партии, а уже давно с потрохами продавшихся олицетворяющему собою во все времена кошмарное зло Сатане, нелюдей.
   - Подобное дерьмо, как уже давно известно, в воде не тонет, - проговорил про себя поторопившийся покончить со своими размышлениями Антон. - Вопрос только в одном, как долго оно, приспособляясь к изменившимся условиям, будет продолжать плавать на поверхности воды?.. Не сможет ли оно, дождавшись благоприятного времени, не только замутить всю воду, но и заполнить собою всю поверхность?..
   Он уже знал, что будет в поселке с поселенцами, после окончания этого устроенного слугами тьмы представления. И понимая всю бесполезность хоть что-то доказать этим интриганам, удержал руку уже рвавшегося к бочке, чтобы дать отпор зарвавшимся лодырям и пьяницам, Тимофея Фроловича. От Антона не укрылось, как уже было остановивший на нем взгляд оборотень, недовольно поморщился и посмотрел на сидящего рядом с ними Толстосумова. Но на этот раз он уже предоставил слова не товарищу, а просто Толстосумову, ясно подчеркивая остальным поселенцем, что с ним еще надо будет разбираться: товарищ ли он или вовсе не товарищ.
   Не заставивший себя долго ожидать Толстосумов подбежал к бочке и, окинув поселенцев негодующим взглядом, выкрикнул:
   - Соседи! Что же это такое творится в нашем поселке!? Разве этим лодырям и пьяницам мало земли!? Если они так горят желанием проливать пот на земле, то пусть и обработают незанятые участки, а не зарятся на чужое!? Соседи, разве можно допускать, чтобы я работал под началом пьяницы, для которого земля не мать родная, а мачеха!? Разве можно доверять руководить нашей жизнью этим бездельникам, которым даже свой огород лишний раз прополоть лень, а не то, чтобы его еще и обработать по-человечески!? Соседи, я хочу спросить вас, кто нас будет кормить и одевать, когда эта голодная орава все, что заберет сейчас у нас, проест и пропьет!? Да, и как можно допустить, чтобы эта развратная баба руководила моими дочерьми!? Чему хорошему они у нее научатся!? Чего-чего, а вот подобного бардака допускать в нашем поселке нельзя! Если нас по какой-то совершенно нам непонятной цели вернули к жизни, то пусть даже не пытаются в нее вмешиваться! Мы сами способны решать для самих себя, как нам строить свою жизнь и чем в ходе нее нам заниматься! Соседи, вы, как хотите, а я за свою землю буду драться не на жизнь, а насмерть! Я никому не позволю ею завладеть, пока буду жить! Вся эта пьянь войдет хозяевами на мое подворье только через мой труп!
   Окончание его выступление потонуло в истерических воплях и громкой ругани. Поскакавшие с мест пьяницы и проститутки подошли к помосту, на котором стоял стол с восседающими за ним членами президиума плотной вопящей отборным матом стеною. Растерянный бес беспомощно оглядывался по сторонам, словно по своей старой привычке собираясь в виду осложнившейся для него ситуации незаметно улизнуть, а насмерть перепуганный вампир потерял всякий контроль над своим телом. При виде аппетитного полнокровного тела Толстосумова оно помимо его воли и желания, потихонечку возбуждаясь, разоблачала перед возбужденными поселенцами нечистую породу посланца Сатаны. И это его неожиданное превращение в уродливо страшного кровососа до того напугало поселенцев, что те, завизжав от пробравшего их до костей ужаса, тут же отхлынули от помоста. Не сдержавший искушения вампир подскочил к замершей возле бочки жертве и, обхватив его затрясшееся, как осиновый листочек, тело, впился кровососущими клыками в подрагивающую на шее Толстосумова прожилку. Нет, никогда и никому не удастся рассказать простыми понятными словами весь тот ужас, который испытали поселенцы при виде сосущего из человека кровь вампира. Даже прикрыв глаза, им не удавалось забыться обо всем, что происходило в это время на возвышении недостроенной ими церкви у алтаря. Громкое аппетитное чавканье наслаждающегося теплой человеческой кровью вампира не давала им ни одной возможности ничего возле себя не видеть и не замечать в своей притворной слепоте. Излишняя в подобных случаях память тут же начинала показывать еще более страшные для них картины сосущего человеческую кровь вампира. Только вместе с насыщением поганого нечистого тело вампир, избавляясь от возбуждения, начал возвращать себе человеческий облик. Слишком часто попадающая в непростые положения нечисть приучила себя никогда не терять во время осложнений головы и быстро находить для своего спасения решение. Поэтому опомнившийся вампир, не долго думая, поднял обмякшее тело Толстосумова на руки и громко выкрикнул:
   - Он хотел нам помешать строить новую жизнь!
   Окинув намертво перепуганных поселенцев злорадным презрительным взглядом, вампир для еще большего внушения, что несогласия с задумкою Сатаны их не спасет, а только еще больше осложнит им жизнь, выбросил уже больше не интересной для него тело своей жертвы в окошко.
   - Есть ли еще желающие помешать в строительстве вашего счастливого будущего!? - грозно обведя озверелыми глазами притихших поселенцев, со зловещей ухмылкою спросил оборотень.
   Испуганно съежившиеся на своих местах поселенцы опасались даже пошевелиться, чтобы не привлечь к себе внимание ужасного вампира. А тот, как ни в чем не бывало, возвратился на свое место в президиуме собрания. Больше уже желающих выступать среди поселенцев не оказалось. И тогда ехидно ухмыльнувшийся оборотень предоставил заключительное слово бесу:
   - Товарищи! Я с глубоким одобрением вижу ваше единодушное согласие с предложением мудрого и дальновидного Сатаны о полной перестройке вашей жизни. Да, и развернувшаяся на нашем собрании дискуссия еще раз наглядно убедила меня, как своевременно мы пришли в поселок принадлежащей нашему повелителю долины с предложением о помощи. Настигшее возмездие поселенца Толстосумова послужит предупреждением для тех, кто все еще сомневается в истинности стремлений Сатаны видеть всех вас в своей долине счастливыми и процветающими людьми. Сатана требует от вас скорейшего согласования своих жизненных устремлений и своих взглядов на жизнь в его долине с желаниями и интересами большинства поселенцев. А что хочет большинство поселенцев, и о чем оно мечтает, мы определим в последующем голосовании всех обсуждаемых на этом собрании жизненно важных и все определяющих вопросов. Я призываю вас голосовать за коммуну. Ибо только в этом случае мы гарантируем вам свою помощь и поддержку. Если вы проголосуете за образование в вашем поселке коммуны, то мы, верные слуги Сатаны, будем жить вместе с вами и указывать вам путь к благосостоянию и счастью.
   Закончивший свое заключительное слово бес вернулся на свое место в президиуме собрания, а заметно повеселевший оборотень тут же объявил:
   - Пора приступать к голосованию, товарищи! Кто из вас за организацию в поселке коммуны прошу поднять руки!?
   Дружно подняли руки одни только пьяницы и проститутки.
   - Кто из вас против предложения нашего повелителя Сатаны организовать среди поселенцев его долины коммуну!? - угрожающе прорычал нахмурившийся оборотень, окидывая съеживающихся под его зловещим взглядом поселенцев.
   Ни один поселенец не рискнул повторить печальную участь Толстосумова.
   - Никто из поселенцев не против организации в поселке коммуны! - констатировал вздохнувший с облегчением оборотень. - А это означает, что решение принимается единогласно! Поздравляю всех с организацией в поселке коммуны! А сейчас разрешите мне перейти ко второму вопросу нашего собрания: К выбору правления коммуной! Слово по количественному и персональному составу правления коммуной предоставляется нашему уважаемому товарищу Игнату Михайловичу Зубковскому!
   Вышедший к бочке вампир предложил избрать состав правления коммуной в количестве семи человек....
   - Товарищи, - перебил его бес, - нечетное число членов правления коммуной необходимо, чтобы в ходе его заседаний всегда принималось хоть какое-то решение. Если мы изберем, к примеру, шесть человек, то в ходе заседания правления мнения по отдельным вопросам могут разделиться подобным образом, что трое его членов за принятие данного поставленного на голосование вопроса, а трое против него. Я предлагаю согласиться с количественным составом членов правления коммуны.
   - Предлагаю персонально, - продолжил, после такого же единогласного голосования, вампир. - Я предлагаю избрать в состав правления коммуны товарищей Бесовского, Ведьмарскую, Зубковского, Перевертыша, Разгуляева, Мазурика и Завороткина.
   Услышав от уже показавшего свой звериный норов ужасного вампира, кого им предлагают в начальники поселенцы только в недоумении пожали плечами, однако высказывать вслух свое возмущение поостереглись. Слишком свежим был еще в их головах наглядно преподанный урок вампиром. Никто из поселенцев не захотел последовать примеру Толстосумого. В настоящее время их меньше всего беспокоило, что с ними будет завтра. Они сейчас все думали только о собственной безопасности: как бы им уйти из недостроенной церкви живыми и невредимыми и укрыться от уже ставшего для них опасного внешнего мира за плотно закрытыми дверями домов. Поэтому победно ухмыляющаяся нечисть поторопилось использовать их пугливое замешательство в собственных интересах.
   - Товарищи, будут ли отводы и самоотводы! - угрюмо поинтересовался окинувший погрустневшие лица поселенцев угрожающим взглядом оборотень.
   И так, как поселенцы промолчали, то заметно подобревший оборотень приступил к голосованию, поручив подсчет голосов товарищу Разгуляеву. Как и предполагалось еще ранее, правление коммуны "Цветок Ада" было избрано единогласно.
  
   Июнь 1994 года.
  
  
  
  

Глава третья.
ТОРЖЕСТВО САТАНИНСКОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ.

  
   Недовольные собою и принятыми за них решениями общего собрания пасмурные поселенцы сразу же, после выборов правления коммуны и окончания собрания, торопливо разошлись по домам. Густо посеянные в их сердцах слугами Сатаны зернышка раздора, быстро разрастаясь, уже начали терзать сомнениями и интуитивными страхами их восприимчивыми души. Поселенцы уже не улыбались при случайных встречах друг с другом взглядами, а только неприятно вздрагивали и, словно их застали за чем-то недостойным, поспешно отводили глаза в сторону. В этот вечер поселенцам было, отчего стыдиться и ощущать неловкость друг перед другом. Их пугали уже начавшие роиться в их одуревших от жадности и страха головах недостойные доброго человека мысли. Они уже начали видеть в своем соседе ни друга и ни доброго советчика, как было до сегодняшнего вечера, а соперника в их претензиях на обладание какой-нибудь вещью более зажиточного поселенца, а то и зарящегося на его собственное имущество заклятого врага. Из этих одолевающих поселенцев неловкостей друг перед другом следовало, что нечисть в борьбе за умы поселенцев и внедрение в их повседневную жизнь своих бесчеловечных нравов и отношений свой первый бой выиграла с успехом. Слуги Сатаны, используя, изначально присущую в каждом живущем на земле человеке жадность и желание, несмотря ни на что, обладать тем, что ему не принадлежит, сумели разобщить поселенцев, посеять между ними вражду, лишить их согласия и взаимной поддержки. Ибо только в таких невыносимых для живого человека условиях силы тьмы ощущают себя, как рыбы в воде, и, с легкостью одерживая над разобщенными людьми победу, безо всякого зазрения совести пользуются результатами их труда. Однако это их временное торжество над обманутыми их лукавым коварством людьми никогда не бывает длительным и постоянным. Следуя народной мудрости, которая утверждает, что захватить власть над людьми легко, но очень трудно ее потом удержать, люди быстро учатся распознавать их козни и всегда отыщут для себя способ избавиться от намертво присосавшихся к ним кровососущих пиявок. И не поможет тогда подобным доброжелателям спастись от людского гнева привычное разглагольствование, что они, ничего собою не представляя, на самом-то деле всегда действовали и действуют сейчас в интересах простого человека, что люди, избавившись от их покровительства, просто пропадут, как говориться, ни за грош. Эти ничтожные козявки, мнящие о себе невесть что, по истечению совсем недолгого времени начинают видеться простому народу живущими за его счет бесполезными трутнями. И только поэтому, чтобы, по возможности дольше, удержаться у власти, силы тьмы всегда стараются держать подвластный им народ в постоянной тревоге, в страхе, разжигают в нем бредовые желания, слепую веру в отупляющие простых людей суеверия и несбыточные чудеса. Они не любят мужественных и умных людей, способных разобраться в их хитросплетениях и понять всю их никчемность и все их ничтожество. Им больше подходят безумные фанатики и нравственно разложившиеся подлецы. Им на руку эпидемии, войны и голод. Если их нет, то они прилагают все свои усилия, чтобы вызвать их искусственно и все время суетятся, превознося свои личные заслуги и убеждая всех, что только, после их личного участия, отступают то и дело сваливающиеся на простых людей несчастья и беды. Потому что только тогда, когда лучшие сыновья народа насмерть сражаются с болезнями, умирают в боях и от голода, они ощущают себя в безопасности и не терзаются, размышляя о неизвестности их судьбы в завтрашнем дне. Они в своих поступках и делах не отличаются особой щепетильностью, и у них нет, и никогда не будет, никакого понятия о чувстве долга, чести или верности хоть каким-нибудь идеалам. Они всегда готовы в мгновение ока переметнуться на сторону более сильного человека и предать ради удержания места у общественной кормушки в любое время что угодно и кого угодно.
   Эти мысли пришли к Антону еще во время собрания, а прямо сейчас он, как и все поселенцы, молча шел рядом со своими хозяевами, додумывая свои догадки и свои планы по разрушению сатанинского замысла, в сторону их стоящего на берегу озера дома. Именно сейчас, побывав на устроенном слугами тьмы собрании, он уже начал кое-что понимать в зловещих замыслах против его России Сатаны. Его уже не надо было слишком долго убеждать, что Сатане понадобился этот эксперимент для еще большего ухудшения жизни русского народа. Он уже не мог тешить самого себя несбыточными надеждами, он знал наверняка, что Сатане этот эксперимент понадобился, чтобы возбудить у впервые добившихся реальной, а не фиктивной, свободы простых русских людей недовольство против Советского государства. И что это организованное его слугами на местах недовольство простых людей Сатана сумеет направить в первую очередь на вождей свершившейся в России революции и мирового пролетариата. Именно на тех людей, которые, несмотря на ожесточенное сопротивление слуг Сатаны, строят в России для простого народа свободную от всякой эксплуатации достойную высокого знания Человека жизнь.
   - Я обязан сделать все от меня зависящее, чтобы этот эксперимент Сатаны провалился, - думал по обратной дороге с собрания поселенцев Антон, - Его успешное завершение непременно принесет моей любимой Родине неисчислимые бедствия.
   Сейчас ему уже казались просто смешными и нелепыми его собственный страдания, когда он по вине этих же сатанинских слуг был выброшен из общественной жизни и не мог употребить все свои способности для пользы своей России, которой он всегда гордился. Сейчас он уже понимал, что никакой силе не удастся выбросить ни одного человека на обочину жизни, отстранить его от служения своему народу. Антон уже успел в этом убедиться на своем собственном примере. Он тоже поначалу думал, что его силы и способности уже никогда не будут востребованы русским народом. Но его судьба не согласилась с его мнением, и он сейчас находится в самой гуще борьбы за счастье и процветание русского народа. Сейчас он уже знал, как ему исправить ошибку отца, чтобы его душа, наконец-то, нашла успокоение и покинула поля нескончаемых сражений. Антон понимал, что выбранный им путь не принесет ему желанного покоя, но, как человек ответственный за свои дела и поступки, он не мог поступать иначе.
   - Кто-то должен открывать людям глаза на все, что происходит рядом с ними? - думал возвращающийся с собрания поселенцев Антон.
   - Ты сегодня спас меня от ужасной смерти, - тихо проговорил хозяин, когда они подошли к его дому, и не без сожаления добавил. - А я еще разозлился на тебе, когда ты удерживал меня от выступления.....
   - Кончились наши счастливые деньки, - грустно проговорила Настасья и не удержалась, чтобы не упрекнуть своего мужа. - Говорила я тебе и раньше, что мы зря связались с этим Сатаною.... Только напрасно испоганили свои души.
   - Нам уже поздно жалеть, - недовольно буркнул ей хозяин, - что уже сделано, как говорится в известной народной мудрости, не воротишь обратно ни за какие деньги.... А вот, что мы должны делать дальше, об этом нам сейчас не только стоит, но и непременно надо, как следует, подумать. Как же эти алкаши не понимают, что они сегодня накликали беду не только для нас, состоятельных поселенцев, но и в первую очередь на самих себя....
   - Соблазну слуг Сатаны поддались не только одни пьяницы и проститутки, - возразил ему не совсем согласный Антон. - Ты же и сам видел глаза своих соседей....
   - Ты прав, - не став опровергать очевидное, согласился с ним хозяин. - Мне тоже кое-что в их поведении на собрании не понравилось.... Мне не очень хочется, но, по всей видимости, придется объяснять им стоящую перед нами нерадостную перспективу....
   - Рано еще, - задумчиво проговорил Антон. - Пока с них не спадет опьянение от беспредела, пока интересы навязанной им сатанинской коммуны не заденут их лично, они ничего из того, что ты хочешь им сказать, не поймут и не услышат.
   - Скажите, пожалуйста! - воскликнула недовольно покосившаяся на Антона Настасья. - А он у нас оказывается, все уже знает заранее! На нас страшная беда надвигается!.. У нас земля под ногами горит!.. И дело вовсе не в нашей собственности. Мы опасаемся за свои бессмертные души.... Загубить их легко, а очистить их от скверны впоследствии нам будет не так уж и просто!
   - Я все знаю заранее только потому, что мы в России уже все это проходили, - объяснил ей Антон и рассказал своим заинтересовавшимся хозяевам, что вытворяли и продолжают вытворить эти слуги Сатаны на земле с их потомками.
   - Нерадостную ты нарисовал картину, Антон, - грустно отозвался выслушавший его исповедь хозяин. - Неужели эти паршивцы на земле уже совсем озверели? С такими успехами можно и весь русский народ под корень извести.... Нет, я никогда не стану слугой у дьявола в таком поганом деле. Если ты уже знаешь, как с ними можно бороться, то я ради этого даже согласен быть твоим, Антон, слугою.
   - Ты будешь не моим слугою, а другом и союзником, - поправил хозяина пожимающий протянутую ему руку Антон.
   - А про меня забыли, - проговорила шутливо погрузившая пальчиком Настасья и положила свою ручку на их сжатые в крепком пожатии руки.
   - И я! И я! - выкрикнули положившие свои маленькие ручки поверх руки Настасьи дети.
   - А нас, оказывается, не так уж и мало, - пошутил Антон, - но, друзья мои, если мы не хотим, чтобы с нами поступили, как с Толстосумовым, я убедительно прошу вас на первых порах ничего не предпринимать. Хорошо еще, что он только умер, а то мог бы и сам превратиться в чудовищного вампира.
   - Боже мой, разве подобное непотребство возможно!? - вскрикнула в страхе прижавшаяся к мужу Настасья. - Если это так, то мы уже можем не горевать об участи Толстосумова, а считать его самым настоящим счастливчиком, которому, наконец-то, повезло избавить себя от коварного Сатаны. В любом случае я лучше выберу для себя немедленную смерть, чем превратиться в поганую вампирицу....
   - Может, Настасья, - подтвердил слова Антона хозяин. - Я тоже слышал, что вампиры вполне способны вытворять с людьми подобное непотребство.
   - Поверьте мне на слово, друзья, что от нашего желания бороться не на жизнь, а насмерть, со слугами Сатаны не будет для остальных поселенцев, а, тем более, для всего русского народа, никакого проку, если мы в самом начале борьбы примем от них, пусть и героическую, смерть. Для разрушения замысла поганого Сатаны, нам, прежде всего, придется возбуждать подобное желание у всех поселенцев долины....
   - Ну, все, на сегодня разговоров хватит, - тихо проговорила Настасья. - Пора отдыхать, завтра нам предстоит трудный день.
   Сатану в отличие от подвластной ему нечисти дневной свет не пугал. Он не боялся рассвета, и его не очень-то радовали вечерние сумерки. Но природа брала свое, и он, интуитивно побаиваясь и недолюбливая свет, старался обходиться, если в этом не было для него крайней нужды, даже без искусственного освещения. Вот и сейчас он тихо раскачивался, сидя в своем излюбленном кресле-качалке, укутавшись в сплошную кромешную темноту. У него не было ни одной причины хотя бы чему-нибудь радоваться и отчего ликовать. Погруженный в свои нерадостные думы, он не отводил глаз от колдовского чана, наблюдая за всем, что происходило сейчас на собрании поселенцев его долины. Идея проведения подобного эксперимента родилась у него еще задолго до этой так сильно его напугавшей революции в России. Поэтому сейчас этот поселок в его долине оказался для Сатаны, как нельзя кстати. Он хотел с помощью задуманного им эксперимента лучше понять и разобраться в выходящих из-под его контроля событиях в этой изначально противоречившей ему России. Вспоминая, как радовался он, узнав, что некоторым его верным в России сторонникам, после победоносной русской революции, удалось пробиться к вершинам власти, Сатана сейчас в ответ своим мыслям лишь грустно ухмылялся. Изощренные мастера на любые самые изощренные каверзы и авантюры его слуги на поверку оказались, просто профанами и бездарями в своих неуклюжих попытках навести хотя бы видимость порядка на порученном им участке работы. Равнодушному к жизни и смертям этих короткоживущих людишек бессмертному Сатане были глубоко безразличны личные успехи и провалы своих слуг, но ему было жаль затраченных на них и этих поселенцев собственных усилий.
   - Бьешься годами над их воспитанием и обучением, как рыба об лед, - злился про себя прознавший об очередном обвиненном в некомпетентности своем верном слуге Сатана. - А они, эти ничем не пробиваемые болваны, сводят на нет все мои усилия, и все мои гениальные задумки рубят прямо на корню. Нет, что ни говори, а на этих бывших в прошлом поганых людишек мне больше полагаться не стоит. От них только одна морока и чуть что не доглядишь, так приходится мне тогда в лучшем случае все после них переделывать заново.
   Решительно сбросив со своей шеи все навязываемые ему Сатаною марионеточные правительства, русский народ установил выражающую его коренные чаяния и интересы Советскую власть и занялся коренной ломкою бытующих раньше отношений между людьми. Эти его успешные преобразования не только непосредственно затрагивали обеспокоенного всем происходящим в современной России Сатану, но и требовали от него немедленного переосмысливания форм и методов работы своих сторонников и слуг, а так же изменения своего личного отношения к этому извечно игнорирующему его желания строптивому народу. Сатану уже давно не удовлетворяли продавшиеся ему вместе со всеми своими потрохами сторонники среди людей. Они, несмотря на клятвенные обещания служить ему верой и правдою, всегда больше переживали за накопленные неправедным путем свои состояния, чем за интересы их господина, и которых он, за неимением лучших, был вынужден до поры до времени терпеть. Он уже давно подумывал о возможности внедрения в людское сообщество своих самых преданных расторопных слуг. Поэтому сейчас, наряду с другими причинами в этом эксперименте он желал, как можно лучше, уяснить для себя не только, как ему работать дальше по развращению представителей этой неугодной ему Советской власти, но и заодно проверить, как будут ощущать его слуги в качестве руководителей людей. Желая застраховать себя от непредвиденных случайностей, Сатана еще хотел понять для себя, какие силы ему в сегодняшней России следует поддерживать и какие методы обработки населения будут найболее эффективны. Задумавшего этот просто чудовищный эксперимент среди прижившихся в его долине поселенцев Сатану происходившее сейчас на собрании не только не радовало, но и не убеждало, что он хоть когда-нибудь сможет овладеть самым возлюбленным Творцом творением.
   - Даже у этих возвращенных к жизни с помощью моего колдовства грешников все еще сохраняется связь со своим Творцом, - с неудовольствием был вынужден признавать для себя Сатана. - В моих ли силах разорвать эту навечно соединяющую их связь?
   Он не винил своих не посмевших открыто ругать и во всем обвинять Творца слуг. И, понимая, как им сейчас приходится несладко, как им сейчас приходиться изворачиваются наизнанку только для того, чтобы исполнить данное им его поручение, с сочувствием смотрел на их старание, несмотря ни что, добиться для себя нужного результата. Встревоженный предоставлением слова для выступления Толстосумову Сатана с явным удовлетворением наблюдал, как вампир расправляется с ним и запугивает наблюдающих за его кровавым пиршеством поселенцев.
   - Хорошо действуют мои ребятки, молодцы! - воскликнул про себя не сдержавшийся Сатана. - Пусть эти забывшие о благодарности за свою сегодняшнюю жалкую жизнь грешники знают, что со мною шутки шутить опасно! Что им сейчас, находящимся в моей долине, не смогут придти на помощь небесные силы и даже сам Господь бог не станет торопиться этим неблагодарным скотам на выручку! Эти неисправимые грешники должны знать и никогда не сомневаться, что, после их соглашения со мною на продолжение жизни, они полностью находятся в моей власти! И что, самое главное, я с ними могу в любое время поступать так, как мне заблагорассудится!
   Немного порадовавшись одержанной, в конце концов, его слугами победою тяжело вздохнувший Сатана отвел свои уставшие глаза от чана и откинул свою закружившуюся от перенапряжения голову на спинку кресла. Расслабившись, он, потихонечку на нем раскачиваясь, полностью погрузился в не оставляющие его в покое закружившиеся в его голове беспокойные мысли. Даже среди специально подобранных им грешных душ он не смог добиться того, о чем он так мечтал все свое неприкаянное бессмертное существование. Сатана не смог добиться, чтобы его власть над людьми не основывалась на страхе перед ним, а основывалась на добровольно принятых ими самими внушенных в их головы Сатаною законах и воззрений на свою земную жизнь. Обманывая и околпачивая целые народы, он не мог обманывать самого себя и поэтому сейчас понимал, что, если бы не страх перед вампиром, то поселенцы никогда не проголосовали бы за организацию порекомендованной им его слугами коммуны.
   - Но отчего и почему такие же коммуны сейчас действуют и успешно развиваются по всей сегодняшней России? - не позволял Сатане хоть на чем-то остановиться в своих мыслях этот сильно беспокоивший его вопрос. - Несмотря на все мое и моих верных слуг старание я, наверное, все еще чего-то не понимаю, что-то очень важное и такое существенное от меня все время ускользает? Что ж, по всей видимости, мне придется ждать продолжение этого эксперимента.... Но, если и ходе него я должен буду сделать вывод, что моя власть над людьми может основываться только на страхе, - с горечью подумал про себя Сатана и, после недолгого раздумья, добавил. - Что ж, если этим жалким людишкам будет нужен страх, то я им предоставлю его в достаточном количестве! На то я и Сатана, чтобы наводить на людей смертельный ужас! Я поселю рядом с ними такой ужас, который этим презренным людишкам еще не снился, и который непременно заставит этих жалких козявок в страхе трепетать только от одной мысли: оказывать проводникам моих идей хотя бы малейшее сопротивление.
   Провожаемые насмешливыми взглядами торжествующих свою неоспоримую победу нечистых поселенцы разошлись по домам, а члены только что избранного правления коммуны прошли в выбранную бесом для своего кабинета небольшую комнату за алтарем церкви, где уже было все подготовлено для их первого заседания. Занимающий половину комнаты стол к этому времени уже ломился от расставленных на нем бутылок и блюд с вкусной ароматною закусью. Не ожидающие подобного приема избранные из поселенцев члены правления коммуны остановились у порога и изо всех сил отводили глаза в сторону от соблазнительного зрелища.
   - Товарищи, проходите вперед и присаживайтесь к столу, - любезно пригласил их, открывая стоящую возле стола тумбочку и извлекая из нее семь граненых стаканов, бес. - Мы с вами сегодня неплохо поработали и заслужили небольшое вознаграждение.
   Принявшая из его рук стаканы Варвара расставила их перед каждым членом правления, а оборотень с вампиром поспешно откупорили бутылки. Важно насупившийся бес подождал, пока они не наполнят стаканы, предложил выпить за только что организованную коммуну.
   - Да! - откашлявшись, после крепкой водки, только и смог выдавить из себя восхищенный Завороткин, а потом, пережевывая аппетитный кусочек копченой колбасы, добавил. - Такую водку приятно пить, не то, что местную сивуху. И где вы ее только достаете?..
   Снисходительно ухмыльнувшийся бес не стал уточнять, откуда они достают такую крепкую водку, зато раскрасневшаяся Варвара, подмигнув Завороткину, тихо проговорила:
   - Не беспокоиться.... Там, где мы эту водку достаем, ее будет достаточно для нашего употребления еще очень долго.
   Так за угощением и дружеской беседою они и не заметили, как решили все вопросы первого заседания правления коммуны. Председателем правления коммуны был, как и ожидалось, единогласно избран бес, расправившегося с Толстосумовым вампира назначили бригадиром, оборотню было поручено стать животноводом, ну, а подружка беса ведьма Варвара сама вызвалась быть счетоводом. Не были забыты при раздаче должностей и избранные в правление коммуны поселенцы. Бывший лихой разбойник Разгуляев был назначен, после недолгого сопротивления с его стороны, полеводом. Бывший вор и неисправимый лжец Мазурик был назначен сторожем общего достояния коммуны, а бывший горький пьяница Завороткин помощником бригадира. Правда, у них возникли некоторые разногласия по уставу коммуны. Непримиримому ко всякой собственности Разгуляеву не понравилось, что рядовым членам коммуны разрешается оставлять у себя по одной корове, а так же всю птицу и мелкий скот. Но получивший на этот счет инструкции от самого Сатаны бес не согласился с его возражениями, утверждая, что и в современной России подобная коллективизация не получила одобрения высшего руководства страны, что подобное обобществление собственности на селе признаны просто преступными перегибами в осуществлении рекомендаций Советской власти.
   - Мы не имеем никакого права делать то, что способно в недалеком будущем восстановить против нас всех поселенцев долины, - неизменно повторял он на возражения поддержавших Разгуляева других членов правления коммуны. - Мы не будем окончательно убивать веру в преимущество ведения общего хозяйства у коммунаров. Нам с предложениями товарища Разгуляева следует обождать до тех пор, пока коммуна не окрепнет и не убедит рядовых коммунаров, что дальнейшее улучшение жизни зависит только от результатов их совместной работы.
   После недолгих подобных дебатов устав коммуны был принят в том виде, каким он и предлагался для принятия самим Сатаною.
   Утром, еще задолго до назначенного времени на площадке перед церковью начали собираться поселенцы. Мало кто из них смог уснуть в эту ночь и измученные утомительным ожиданием уготованной лично для них судьбы коммунары, не разговаривая друг с другом, нервно расхаживали по площадке. Скоро объявились и опухшие, после вчерашней пьянки, бывшие пьяницы и проститутки, а с этого дня равноправные члены коммуны. Презираемые за свою праздную аморальную жизнь пьяницы и проститутки вчера впервые в жизни ощутили себя уважаемыми и нужными тем, кто еще только позавчера даже посмотреть в их сторону стеснялся. Вчера вечером, после окончания собрания, их наперебой приглашали к себе те, кого раньше они презрительно обзывали жлобами, как самых дорогих гостей в надежде, что они их поддержат, когда будет решаться вопрос об изъятии имущества и свалившаяся на поселок беда коснется их меньше, чем остальных поселенцев. Гостеприимные хозяева долго поддакивали их хвастливому разглагольствованию и утоляли их ненасытную жажду к спиртному и уже далеко за полночь, провожая их до ворот, напоминали им об обещанной поддержке. А прямо сейчас они окидывали своих вчерашних гостей вопросительными взглядами, требуя подтверждения, что вчерашнее обещание не забыто, что они непременно замолвят за них свое словечко. Но измученные головной болью не похмелившиеся вчерашние гости молча проходили мимо них, подходя только к самым предусмотрительным коммунарам, захватившим с собою пару заветных бутылочек. Группируясь возле счастливых обладателей спиртного, они, называя их благодетелями и спасителями, с той же легкостью обещали им всяческую поддержку. Незадачливые хитрецы, догадавшись, что они вчера зря терпели эту погань в своем доме, с ненавистью косились на своих отбивших у них защитников соседей.
   Только что подошедший к месту развода на общественные работы Тимофей Фролович с удивлением вглядывался в их злые недовольные лица, с трудом узнавая в них еще только вчера приятных и доброжелательных поселенцев.
   - Кто же это всего лишь за одну ночь сумел так рассорить всех моих бывших друзей и хороших знакомых? - в недоумении спрашивал он у стоящего рядом с ним Антона. - Как они могли так быстро перемениться? Что с ними произошло? Или я их раньше плохо знал?..
   Смущенно пожимающий в ответ плечами Антон и сам, ощущая переполняющий его неприятный осадок возбуждающейся ярости против творившей свой произвол нечисти, с неприязнью рассматривал хмурые лица поселенцев. Он догадывался об обуревающих их всех в это время чувствах, но ни одной нотки сочувствия в беде не промелькнула в его обычно добром и отзывчивым на любую человеческую боль сердце. Да, и разве можно не только жалеть, но и выражать хоть какое-то сочувствие людям, скованные страхом сердца которых уже не могли и не хотели оказывать хоть какое-нибудь сопротивление посягающей на их души, на их ум и рассудок, нечисти!? Человек, по непоколебимому мнению Антона, в любой ситуации должен оставаться человеком и никоим образом не оставаться равнодушным, а, тем более, не потворствовать закабалению самого себя, своей семьи, своих друзей и знакомых ненавистными врагами. А здесь на площади перед церковью он не видел ни одного проблеска здравого рассудка у поселенцев. Куда только он не бросал свой ищущий взгляд, он везде натыкался на съедающий у человека остатки достоинства страх, на съедающее их всех опасение потерять придающее им уверенность в завтрашнем дне имущество.
   - Разве можно проводить подобные бесчеловечные эксперименты над людьми!? - негодовал Антон про себя. - Разве можно так изламывать живого человека!? Да, и останутся ли поселенцы, после подобной ломки, людьми!?
   - У меня такое ощущение, словно я попал в совсем другой поселок, - пожаловался Тимофей Фролович. - Нет, Антон, что теперь ни говори, а эти бывшие мои односельчане сейчас показываются мне такими чужими и незнакомыми, что я никак не могу согласиться признавать их своими друзьями и знакомыми. Мне не только неприятно видеть их такими, но и уже вряд ли я смогу в ближайшем будущем хоть кому-нибудь из них довериться....
   - Пока еще ничего страшного не произошло, - попытался его успокоить Антон. - Жители поселка сейчас сильно возбуждены неизвестностью и неприятными предчувствиями, а когда их обберут до нитки, они успокоятся и начнут думать и размышлять более-менее здраво.
   - Но как низко может пасть человек!? - продолжал возмущаться Тимофей Фролович. - Все мы должны злиться на ввергших нас в эту беду нечистых, а не друг на друга!
   - Поселенцы ни в чем не виноваты, - не соглашался с ним уже начавший понемногу приходить в себя Антон. - Кто-кто, а уж Сатана самый непревзойденный мастер вносить раздор между людьми. На его коварное лукавство попадались целые народы, а наши поселенцы просто слабые и нерешительные люди. Для нечисти во всем мире не существует ничего недозволенного. И они умело пользуются своей вседозволенностью, чтобы разбудить в человеке дремлющего до поры до времени зверя. Но торжество нечисти над попавшими в их силки людьми всегда недолговечное.... Как только люди поймут, что окончательно потеряли все, за что сейчас готовы перегрызть друг другу глотки, то, снова вспомнив, что они люди, повернуться против бросающей их в омут бесчеловечной жизни нечисти.
   - Да поможет им в этом бог, - грустно проговорил хозяин. - Кажется, уже начинается.... У меня больше нет сил, смотреть на своих собратьев.
   Поселенцы гулко загомонили и подались к сколоченному возле церкви помосту. Важно прошествовала мимо приумолкших коммунаров пухлая фигура беса. Избранные вчерашним вечером члены правления коммуны поднялись вслед за ним по шаткой скрипучей лесенке и остановились на середине помоста. Удовлетворенно ухмыльнувшийся бес окинул приунывших коммунаров ободряющим взглядом и, достав из кармана двойной листок из ученической тетради, неторопливо его развернул.
   - Товарищи! - громко выкрикнул он. - Я еще раз поздравляю всех вас со вступлением в новую жизнь и хочу ознакомить с утвержденным на вчерашнем заседании правления уставом коммуны! В нем подробно расписаны ваши права и ваши обязанности перед коммуной, основной целью которой является не только ведения всеми вами общего хозяйство, но и всемерное улучшение жизни каждого коммунара!
   И тщательно выговаривающий слова бес прочитал все, что было написано на листке.
   - А сейчас, товарищи! - выкрикнул выступивший вперед вампир, когда бес снова свернул листок бумаги. - Кто из вас желает выступить с пожеланиями коммунарам, прошу записаться у товарища Завороткина!
   Всего ожидали поселенцы от явившихся в их поселок слуг Сатаны, но только ни того, о чем только что прочитал им бес. О таком узаконенном правлением коммуны самым настоящим грабеже они вчера даже и подумать не могли. И прямо сейчас все казавшиеся им еще несколько десятков минут назад такими важными и трудноразрешимыми проблемы и разборки с соседями в одно мгновение не только потускнели, но и стали для них вовсе незначительными в сравнении с разыгравшимся аппетитом нечисти. После слов вампира, они все одновременно бросились к шаткой лестнице специально сбитого вчера для проведения подобных мероприятий помоста, но там их встретил поторопившийся на помощь Завороткину новоиспеченный бригадир. Увидев перед собою осветившиеся адским огнем глаза вампира, толпа поселенцев в ужасе отхлынула назад, сбивая с ног нетерпеливо пробивающихся вперед находящихся позади толпы поселенцев.
   - Не смогут, товарищи коммунары,- с лукавой усмешкою оглядывая стушевавшихся перед ним поселенцев, притворно ласково проговорил вампир, - все выступить одновременно. Те, кто желает высказать свое напутствие нашей коммуне, должны вначале записаться у товарища Завороткина.
   Отхлынувшая от помоста толпа окинула Завороткина умоляющими взглядами, но тот своими затуманенными, после вчерашнего заседания правления коммуны, глазами, видел и отмечал в своем списке только своих друзей.
   - Сколько выступающих коммунаров ты уже записал!? - окликнул его с трибуны бес.
   - Пятнадцать человек, - перечитав вслух записанные в его бумажке фамилии поселенцев, выкрикнул Завороткин.
   - Я считаю, что записанных для выступления коммунаров вполне достаточно, - не обращая внимания на долетающие к нему из толпы поселенцев выкрики протеста, проговорил бес. - Не можем же мы митинговать до вечера.... Надо же и дело делать.... Попрошу всех записавшихся для выступления коммунаров подойти к помосту. А сейчас разрешите мне предоставить слово Варваре Анатольевне Ведьмарской.
   Потеряв надежду записаться для выступления у Завороткина, толпа поселенцев, отхлынув от помоста, потихонечку, теша себя надеждою, что угощавшиеся у них вчера пьяницы вспомнят о своем обещании и расскажут об их бедственном положении, успокоились. Вышедшая вперед Варвара, дождавшись, пока поселенцы не угомоняться, поздравила их со вступлением в новую жизнь и призвала коммунаров не жалеть о своих временных потерях.
   - Я понимаю ваши сегодняшние чувства! - с наигранным сочувствием в голосе кричала она с помоста. - Я понимаю вашу боль расставания с полюбившимися вам животными, которые на протяжении долгого времени, не только помогали вам обрабатывать землю, но и поили, кормили вас! Но вы должны не только осознавать, но и хорошо для себя понимать, что такие принятые вчерашним заседанием правления коммуны меры необходимы для более эффективной организации вашего совместного труда во имя будущей счастливой жизни! А с другой стороны эти все ваши любимые животные никуда не исчезнут, их никуда не угонят - они станут общей собственностью коммунаров, а значит и вашей тоже. И вы всегда сможете проконтролировать, как о ваших любимцах будут заботиться назначенные из вас же для такого дела коммунары! Я нисколько не сомневаюсь, что в дальнейшем, когда общественная собственность умножится, и вы начнете получать все для вашей достойной жизни с общественного двора, то вы тогда и свою последнюю коровку приведете на общее подворье, желая избавить себя от излишних хлопот по хозяйству.
   Красочно расписав хмуро слушающим ее поселенцам их будущую всем обеспеченную жизнь, она заверила коммунаров, что правление коммуны будет терпимым к тем, кто еще не до конца поверил в новую жизнь.
   - Они очень скоро убедятся в преимуществе новой жизни, и будут только смеяться над своими сегодняшними страхами и переживаниями, - проговорила Варвара и, указав рукою на заплаканных дочек Толстосумого, добавила. - В принадлежащей нашему повелителю долине дети не должны отвечать за грехи своих отцов! Правление коммуны не допустит несправедливости к ним - детям воспротивившегося, наперекор желания большинства жителей поселка, новой жизни человека. Правление коммуны даже позаботилась об их будущем, решив выдать их замуж за самых уважаемых и авторитетных членов коммуны товарищей Зубковского и Перевертыша. Забота о детях злейшего врага новой жизни должна окончательно убедить всех еще сомневающихся коммунаров, что мы и дальше будем проявлять заботу и относиться с должным уважением к каждому, безо всякого исключения, члену коммуны!
   - Не нужна нам ваша забота! - завопили в отчаянии некрасивые дочери Толстосумова. - Соседи, что же вы молчите!? Посему вы не вступаетесь за детей безвинно загубленного человека!? Соседи, разве вы не видели, как расправились на вчерашнем собрании с нашим батюшкою эти кровососы!? Не позволяйте им отдать нас на растерзание этим кровопийцам! Если вы отдадите им нас сейчас, то в скором времени дойдет очередь и до вас самих! Или вы не знаете, что эти кровопийцы никогда не удовлетворятся выпитой кровью у нашего батюшки и его несчастных дочерей!?
   Но стоящие на помосте члены правления коммуны делали вид, будто не слышат их воплей, а сочувственно поглядывающие в их сторону поселенцы только тяжело вздыхали. Они, помня о своих дочерях и женах, хорошо для себя осознавали, если оборотень и вампир не женятся на этих девках, то вполне будут способны претендовать и на них. Поэтому в ответ на упрашивающих у них защиты и сочувствия дочерей Толстосумова смущенно отворачивали глаза и торопливо отходили от них в сторону. А, когда те в отчаянии хватали их за руки, то оправдывали свое недостойное поведение недовольным ворчанием:
   - Ну, что разревелись понапрасну, дурехи. Радоваться должны, что вас согласны взять в жены такие видные мужчины. Подобной очень выгодной партии в дальнейшем вам может и не подвернуться. В нашем поселке вряд ли вы еще найдете охотников взять вас в жены.
   Не найдя заступничества у оглохших к чужому горю поселенцев, опечаленные девушки прижались друг к дружке и продолжали потихонечку всхлипывать в подолы. А в это время в пасмурную толпу новоиспеченных коммунаров забили сверкающими метеоритами ободряющие слова выступающих пьяниц и проституток. По их словам выходило, что все поселенцы уже давно мечтали о новой жизни, только не знали с какой стороны к ней подступиться. Немало было высказано слов благодарности Сатане за его постоянную заботу к бедным и заблудшим в несправедливости жизни людям и много было напутственных пожеланий успехов только еще вчера организованной слугами тьмы коммуне. И так продолжалось до тех пор, пока из примолкшей толпы не вырвался возмущенный крик одного из вчерашних гостеприимных хозяев, который утверждал, что вчера потратил на оратора немало закуси и самогонки, а тот не только не торопиться выполнять обещанного ему заступничество, но и даже позорит его сейчас перед односельчанами. Гордо приподнявшего свою взлохмаченную голову пьяницу подобный упрек не застал врасплох и не заставил его растеряться. Он, после недолгой заминки, громко выкрикнул в упершуюся в него ненавидящими глазами толпу, что его бедняцкая совесть за чарку кулацкой самогонки не продается, и что он вчера ел и пил нажитое на эксплуатации его трудолюбивых рук. Умиленные его словами члены правления коммуны и часть коммунаров из числа бывших пьяниц и проституток разразились бурными овациями, приветствуя его бедняцкую совесть и неподкупность.
   - Вот это уже ответ нового человека, избавившегося от гнета предрассудков вашей прошлой преступной жизни! Вдохнувшего в себя хотя бы один глоток свободы человека уже больше никому не запугать и не запутать в заведомо пустых и никчемных разглагольствованиях! Его уже никому не удастся сбить с выбранного пути и не заставить возвратиться в прежнюю несправедливую жизнь! Только на таких решительно порвавших с прошлым и в полной мере ощутивших свое человеческое достоинство коммунарах мы будем строить всю вашу будущую деятельность во имя всеобщего благосостояния! - выкрикнул восхищенный его речью бес и объявил об окончании митинга.
   Еще больше озадаченные поселенцы молча разошлись по домам. И очень скоро поочередно почти от каждого дома послышались женские причитания и хмурые взгляды провожающих уводимое и уносимое от них накопленное их трудолюбивыми руками добро мужчин. К полудню все излишки были изъяты и члены правления коммуны приступили к более веселой части запланированной ими на сегодня программы: раздачей вещей и предметов первой необходимости, собранных по специальному налогу у состоятельных поселенцев нуждающимся членам коммуны. Ошалелые от радости бывшие пьяницы и проститутки, получившие за просто так, не только не пролив ни капли своего пота, но и даже не пошевелив ни одной извилиною своего пропитанного сивухою мозга, тут же принялись обмывать свою обнову. И в этом своем позорном для считающего себя коммунаром человека деле они до того поднабрались, что к полуночи уже почти у каждого плетня храпело пугающее местных сторожевых собак яркое декоративное чучело.
   Пьяные оргии заглушали тихий плач обобранных до нитки поселенцев, создавая иллюзию веселья и счастье в этом богом забытом поселке. Яркий солнечный день тихо угас вместе с закатившимся за вершины высоченных скал солнцем.
   - Какая благодать! - воскликнул открывающий окошко и, вдыхая полной грудью прохладный вечерний воздух, восхищенный бес.
   И, действительно, в этот вечер на поганую нечисть и их союзников опустилась воистину сатанинская благодать. Честные и трудолюбивые поселенцы с их невосприимчивой нечестью человеческой моралью были загнаны в свои дома, в которых они, побаиваясь очередного нашествия разгулявшихся лодырей, пьяниц и проституток, опасались даже зажигать свечи. Поэтому уже не останавливаемая презрительными взглядами добропорядочных людей разгулявшаяся нечисть безбоязненно с каким-то пошлым шиком прямо на улицах поселка предавалась своему необузданному похотливому греху. С шумом втягивающий в себя воздух, умиротворенный бес неожиданно поперхнулся и закашлялся. Его чуткое веками натренированное обаяние ощутила притаившуюся в просматривающихся за раскатистыми яблонями занавешенных окнах чуждую нечисти мораль.
   - Что случилось, дорогой? - нежно проворковала ласково постучавшая по его спине кулачком ведьма Варвара. - Какая печаль тебя все еще гложет в этот воистину благостный вечер? Прошу тебя забыться хотя бы сейчас обо всех проблемах и обратить внимание на умирающую от любви к тебе несчастную ведьму. Мы, ко всему привыкшие слуги Сатаны, тоже хотя бы иногда нуждаемся в развлечении....
   - Мы сумели заставить своего извечного врага только в панике отступить перед нашим натиском, но еще не уничтожали его в душах этих недочеловеков, - сердито буркнул недовольно скривившийся бес. - Сколько еще понадобиться сил и времени, пока мы не превратим их всех в своих послушных слуг и надежных союзников?.. Если мы не сумеем добиться подобного результата от этих презренных недочеловеков хотя бы в этой долине, то уже о создании на земле нашего темного царства можно будет даже и не мечтать....
   - Сможем ли мы довести их уже почти полностью принадлежащие нам души и тела до такого состояния? - тихо прошептала обуреваемая сомнениями Варвара. - Сегодня на митинге меня охватили такие неприятные предчувствия, что мне стало даже не по себе....
   - Должно получиться! - воскликнул резко оборвавший свою подружку бес. - Мы на этот раз не можем позволить себе неудачи!.. У нас нет другого выхода, и уже больше никогда не будет!.. Мы просто обязаны лишить всех этих грешников иллюзий и окончательно загубить все еще остающуюся в их душах веру в Творца! Ты же и сама знаешь, что наш повелитель не любит неудачников....
   Хорошо понимающая своего возлюбленного Варвара прижалась к его волосатой груди. И они еще долго стояли у раскрытого окна, любуясь борьбою наступающей на долину темноты с отступающим перед нею в панике светом и наблюдая, как на убаюканный сладкой дремотою поселок опускаются темные покрывала ночи. Подобное зрелище не только всегда желанное для обугленной от непрерывного грехопадения души нечистого, но и, избавляя от одолевающих его время от времени сомнений, укрепляет веру в неоспоримую победу над светом тьмы. Повеселевший бес поцеловал Варвару в ее немного припухлые губы и еле слышно шепнул ей на ухо:
   - Как ночь побеждает день, так и идеи тьмы уже совсем скоро овладеют их развращенные грехом души. Не пройдет и несколько месяцев, как от их мягкотелой морали в нашей долине не останется и следа, предоставляя нам, верным слугам Сатаны, не так уж и частую возможность посеять в их освобожденных душах зернышки всеобщего страстного и бездумного греха. Именно того греха, который покажется нам не только несравненно сладким и желанным, но и будет наполнять наши извечно гонимые и проклинаемые на земле тела таким блаженным состоянием, что мы не сможем оторваться от него хотя бы на одно мгновение. Ты, моя радость, можешь даже не сомневаться, что в этой долине все будет именно так, а не иначе, потому что уже больше эти жалкие никчемные поселенцы не только не осмелиться осуждать нас за грех, но и брезговать им.
   Сладким дурманом обволокли проникновенные слова беса погрязшую в грехах черную души Варвары. И она, зажмурившись от мгновенно переполнившего ее счастья, потянулась к его жаждущим губам.
   - Вечно вы, женщины, пугаете нас своими неприятными предчувствиями, - добродушно буркнул шутливо отталкивающий ее от себя бес. - И кто только сможет понять и определить причину, которая лишает наших подруг веры и непоколебимой убежденности в окончательную победу тьмы?
   - Наша природная слабость и постоянное беспокойство за своих возлюбленных, - еле слышно шепнула обнимающая и страстно целующая беса Варвара.
   Так они и стояли, омывая свои горячившиеся тела в прорывающемся через открытое окошко прохладном ночном воздухе и представляя в своих кружившихся в несбыточных мечтах головах то время, когда развращенные ими поселенцы станут так же, как и они сейчас, искать высшее наслаждение в грехе. Наблюдать за жалкими потугами этих ничтожных козявок творить всеобщий грех, нечисти всегда было, и всегда будет впредь, очень забавно, потому что по-настоящему красиво грешить, способны лишь такие непревзойденные во всем мире мастера, как они. Подражающие им неуклюжие в совершении грехов поселенцы будут способны вызывать у нечистых один только громкий истерический смех. И тогда нечисть на зависть этим жалких ничтожных созданий станет предаваться сладкому греху, не скрываясь, на виду у всего поселка. Всеобщее признание их превосходство этими никчемными поселенцами придаст нечистым новый импульс в творчестве. И нечистые, со временем превратившись в непревзойденных художников греха, наконец-то, смогут ощутить самих себя самыми счастливыми существами во всем созданном Творцом мире.
   - Неужели, хоть что-то подобное будет возможно для нас? - срывающимся от предвкушения уже совсем скорого неописуемого наслаждения голосом прошептала Варвара. - И мы, наконец, сможем хоть когда-нибудь испытать истинное счастье от наслаждения своей близости? Как же мне хочется, что бы это время наступило для нас по возможности быстрее....
   - Оно обязательно придет, дорогая.... Мы сами кузнецы своего собственного счастья, - шептал ей в ответ возбужденный сладостными видениями бес, целуя Варвару в ее слегка подрагивающие от переполнившего желания губы.
   Было уже далеко за полночь, когда они, задув в страстном нетерпении подсвечники, свалились на конфискованную сегодня у одного из местных богатеев мягкую кровать. А давно уже поджидавшая от них доводящего до беспамятства неукротимого буйства страстей ночь тут же поторопилась укрыть их в свои темные покрывала, чтобы ни один отблеск восходящей луны не потревожил уже бьющего через край их горького бесплодного счастья. Однако, было бы еще лучше, если бы ночь, уступив место начинающемуся разгораться над землею рассвету, показала им еще больше непримиримую борьбу света с тьмой. Может, только тогда они кое-что поняли бы, может, только тогда они стали бы намного скромнее в своих мечтах и желаниях. Вполне возможно, что только и поэтому дочери и сыновья греха не любят рассеивающего над землею ночную тьму рассвета, с первыми проблесками которого они со злобным шипением торопятся укрыться от беды подольше в самых укромных и надежных укрытиях.
   Не спалось в эту ночь и Тимофею Фроловичу с Антоном. Они проспорили и проговорили почти до самого рассвета. Хозяин, признавая одну только немедленную борьбу с закабалившей поселенцев нечистью, злился, а Антон терпеливо объяснял ему, что в одиночку они ничего не смогут добиться. Он убеждал его, что запуганным нечистью поселенцам необходимо вначале опомниться от свалившейся на них нежданно-негаданно беды. Что только тогда, когда поселенцы не будут больше сомневаться, что нечисть никогда не угомониться, что им с этими человеконенавистниками никогда не договориться, и что им, в конце концов, с нечистью не по пути, они, наконец-то, сумеют освободиться от претензий слуг Сатаны на их бессмертные души. Антон неустанно повторял готовому ради освобождения от нечисти даже на смерть хозяину, что своей никому не нужной жертвенностью он не только не сможет освободить самого себя, свою семью, а только навредит или навсегда загубит в самом зародыше дело по освобождению от этой позорной зависимости всех поселенцев.
   - Овладевшая умами и рассудком поселенцев нечисть, надеясь в случае осложнения в поселке обстановки на помощь Сатаны, будет стараться всеми правдами и неправдами не допускать всегда опасного для них единства в мыслях и делах поселенцев, - объяснял хозяину азбучные истины Антон. - И только тогда, когда большинство поселенцев ополчить против нечисти, ей уже можно будет не только нанести смертельный удар, но и навсегда освободиться от их угнетающего человека своей развратной пошлостью греха.
   - Так-то оно так, - вынужден был соглашаться с ним хозяин. - Но как же мне сейчас больно и стыдно ощущать свою беззащитность перед этой поганой нечистью!?
   Как бы долго не засиживался крестьянин, принимая гостей или за интересным разговором, впитанная в него вместе с материнским молоком привычка непременно поднимет его с теплой постели в самую рань, с первым звучанием нетерпеливых голосов просыпающегося мира. Не успеют еще неугомонные ласточки накормить своих проголодавшихся за ночь птенцов, а крестьянин уже бегает по своему подворью, ублажая нетерпеливо требующих от него к себе внимание домашних животных. И только потом, прислушиваясь к нетерпеливому сверлению собственного желудка, начинает думать и о самом себе. Но на самого себя он не привык тратить слишком много времени, а, наскоро проглотив свой нехитрый завтрак, берет заранее подготовленные необходимые для работы орудия труда и пешком, или беззлобно подгоняя свою впряженную в телегу еще не совсем проснувшуюся лошадку, отправляется в поле или на луга.
   Вот и сегодня проснувшийся вместе с хозяином Антон поел отваренной картошки с салом и заторопился к церкви, возле которой был назначен сбор поселенцев для развода на общественные работы. Как бы они не торопились, но возле церкви уже находились почти все взрослые мужчины и женщины поселка, кроме членов правления коммуны и еще не отошедших после вчерашней попойки пьяниц и проституток. Привыкшие к работе руки нетерпеливо зудели. Выброшенные новой жизнью из привычной колеи поселенцы, нервно прогуливаясь по площадке перед церковью, не знали, чем бы им занять свои руки, чтобы немного утихомирить их беспокойно сверлящий зуд. Но еще тошнее было поселенцам от своих нетерпеливо гудевших голов. Приученные заранее обдумывать все стоящие перед их хозяевами проблемные заботы, они, не получая остро необходимой для такого дела информации, переполнялись неприятными предчувствиями скорого прихода еще не совсем осознанной беды, настоятельно требовали от поселенцев исходных данных. Поначалу немало озадаченные поселенцы терпели этот беспокоящий их зуд в руках и нетерпеливое гудение в головах, но с каждым очередным мгновением этот зуд и гудение становились все несносней и все нестерпимей. И так продолжалось до тех пор, пока не любящие праздное проведение времени руки и головы поселенцев не всполошились и не забили в телах своих хозяев во все колокола, взывая к самому высшему в человеке судье - к его совести. А та в свою очередь, сама не понимая, что же такое в это утро могло так неожиданно произойти с телом человека, тут же принялась накачивать его ощущениями неосознанной вины, надеясь при помощи встревоженного неприятными ощущениями его догадок, получить нужную для себя информацию и принять свое решение.
   Терзаемые неуемным зудом рук и гудением обеспокоенных голов поселенцы, переполняясь подталкивающими их на хоть какое-то решение неосознанными ощущениями вины, с раздражением поглядывали на играющих в карты лодырей. Они и раньше не отличались особым рвением к работе на самих себя, поэтому и сегодня тоже не слишком огорчались ее задержкою.
   - Работа, мужики, не волк, она от нас в лес не убежит, - весело отшучивались они в ответ на раздражение поселенцев и продолжали свою игру.
   - Отдохните хотя бы немного, - добродушно подшучивал над измучившимися в ожидании поселенцами какой-нибудь оторвавшийся от игры остряк, - Бог создал нас людьми, а не лошадьми, чтобы пахать землю, - заканчивал он под громкий хохот играющих в карты и снова с азартом включался в игру.
   Измученные ожиданием поселенцы поначалу только из одного желания, чтобы хоть чем-то себя занять, начали присматриваться к играющим в карты лодырям, а потом, потихонечку заинтересовавшись, уже и сами потребовали высадки проигравших. Игра в карты предоставила для голов считающих себя добропорядочными поселенцев необходимую пищу, а удерживающие карты руки тоже, к их немалому удивлению, начали потихонечку успокаиваться. Наконец-то, избавившиеся от измучившего их вынужденного безделья поселенцы, разделившись на группы по числу колод карт, с увлечением присоединились к этому, как они раньше думали, просто бесполезному проведению времени. Больше уже ни о чем не переживая и не беспокоясь, они сейчас смеялись, торжествовали, обижались и негодовали, но все обходилось мирно, без излишних во время игры в карты конфликтов. Никто из поселенцев даже и не думал обижаться на безобидные в случае проигрыша шуточки. Они с увлечением продолжали играть в карты даже тогда, когда показался возле церкви заспанный с помятым, после вчерашнего заседания правления коммуны, лицом помощник бригадира Завороткин. Окинув мутным взглядом собравшихся у церкви поселенцев, он приказал всем оставаться на месте, а сам снова убежал в неизвестном направлении. Довольно ухмыльнувшиеся лодыри, окинув притворно негодующими взглядами ранее укоряющих их за праздное проведение времени поселенцев, не удержались от нравоучительных подшучиваний:
   - Теперь вы и сами знаете, что мы все это время занимались и продолжаем заниматься сейчас самым нужным и, без всякого сомнения, полезным для нашей коммуны делом. Вы же слышали собственными ушами, как сам помощник бригадира товарищ Завороткин не только одобрил наше занятие, но и повелел продолжать играть в карты. А раз так, то вы уже не имеете никакого права нас упрекать и просто обязаны в дальнейшем во всем с нами соглашаться. Поверьте нам на слово, что мы лучше вас приспособлены для новых условий, что вы сами в этой новой жизни, кроме привычной для вас проклятой работы, ничего не смыслите. Молите бога, что мы, пожалев вас, взяли с собою в новую жизнь, а то вы уже совсем скоро загубили бы дарованные вам самим Сатаною тела на этой еще неизвестно для кого и во имя чего работе. Новая жизнь не только освободила вас от оков проклятой собственности, но и непременно полностью изменит ваше прежнее просто преступное отношение к собственным телам. Для свободного и независимого в своих поступках человека работа не должна быть в тягость или какой-нибудь еще тяжелой повинностью: она должна быть во имя нашего будущего счастья сравнительно легкой и приносить людям вместо прежнего истощения всех его сил и неудовлетворения одну только радость. Мы в коммуне хотя бы немного научим вас жить по-человечески, постараемся излечить от вашей омрачающей всем поселенцам в этой долине жизнь непомерной жадности и неуемной тяги к накопительству. И не только приучим к свободному общественному труду, но для вашей же пользы заставим относиться к подаренным Сатаною телам бережно и с должным почтением.
   Озадаченные поселенцы, которые еще совсем недавно на подобные слова просто рассмеялись бы и, не удостоив лодыря даже презрительным взглядом, прошли бы мимо, сейчас только смущенно почесывали головы и в недоумении пожимали плечами. Неуверенные в конечных итогах своего труда они и сами не рвались на работу, но разве легко перестроиться в один день отдавшему нелегкому крестьянскому труду большую часть своей жизни поселенцу. Нелегко, ох, как тяжело, было им в отличие от лодырей менять свои прежние привычки и взгляды на свою жизнь. Поэтому все, кому взбредет в головы устраивать в обществе свои, по их непоколебимому мнению, величайшие преобразования, просто обязаны вначале обо всем заранее подумать и постараться не ломать привыкшего к своей прежней неторопливо бегущей жизни человека. В подобных случаях им будет лучше всего внедрять свои не дающие им покоя бредовые идеи в жизнь на безлюдных островах. Пусть собираются на них все вместе, кто решил и согласен жить по-новому, и проверяют на самих себе гениальность идей своего кумира. Подобное опробование новых идей будет не только справедливым, но и принесет несоизмеримо меньше вреда для простого народа, во имя которого и задумываются все эти преобразования. Надо всегда и везде следовать известной народной мудрости: тот, кто заваривает подобную кашу, должен сам же ее и расхлебывать. И не выпускать их оттуда до тех пор, пока они не закончат свой эксперимент. Да и то, после его окончания, всех этих, так называемых, передовых людей непременно пропустить через дома сумасшедших, чтобы обследовавшие их там врачи окончательно убедились, что больше эти одержимые бредовыми идеями больные люди для общества неопасны. Таким образом, благодаря неисправимым лодырям, новоиспеченные коммунары получили первый урок освобожденного от всякой эксплуатации труда на всеобщее благо.
   Утреннее солнышко уже успело выглянуть своим верхним краешком из-за верхушек окружающих поселок высоких гор, когда подошедший к собравшимся возле церкви коммунарам вампир вместе со своим помощником распределил поселенцев на работу и поспешил с докладом о начале первого рабочего дня в коммуне бесу.
   Раскрывший свои заспанные глаза пасмурный бес только намерился поправить свою голову предусмотрительно налитой им еще вчера в стакан водкою, как в дверь его кабинета постучали. Недовольно поморщившийся бес поставил стакан на стол и сердито выкрикнул:
   - Войдите!
   Дверь открылась, и в кабинет вошел вампир со своим помощником Завороткиным.
   - А, это вы, ребята, - при виде родных лиц бес скорчил любезную ухмылку и спросил. - Ну, и как начался у наших коммунаров первый рабочий день? Надеюсь, что все вышли для участия в труде на блага всего поселка бодрыми и вдохновленными на еще небывалые трудовые свершения? Общий труд свободных от эксплуатации людей - это вам не непосильная пахота на своих полосках в одиночку! Он радует сердца свободных людей, для которых уже нет, и никогда не будет, непреодолимых препятствии при достижении своей самой заветной цели - борьбе за всеобщее счастье! Да, вы, товарищи, проходите и присаживайтесь к столу! Что же вы застыли у двери, как неродные!?
   Но товарищи, несмотря на радушное приглашение, к столу не торопились, а продолжили смущенно мяться у двери.
   - Произошло что-то непредвиденное! - воскликнул встревоженный бес и, увидев подтверждающий кивок вампира, распорядился. - Немедленно пригласите ко мне всех членов правления коммуны!
   Ушлому Завороткину не надо было повторять дважды: не прошло еще и получаса, как все члены правления коммуны уже были в кабинете у беса.
   - Доброе утро, товарищи! - поздоровался с ними оторвавший голову от какой-то лежащей у него на столе бумажки бес. - Если оно, конечно же, доброе.... Некоторые наши товарищи в этом сомневаются. Докладывайте, что произошло утром при разводе коммунаров на общественные работы, товарищ Зубковский.
   Тяжело приподнявшийся со своего места вампир рассказал окинувшим его хмурым взглядам членов правления о не выходе на работу поголовно всех пьяниц и проституток.
   - Подобным своим саботажем эти пьяницы и проститутки способны загубить на корню все наши достижения!? - не удержался от негодующего возгласа оборотень. - После их просто недопустимо безобразной выходки, бывшие богатей уже вправе потребовать обратно все свое имущество! Да, и для нас самих в поселке может тоже осложниться жизнь.... Эти же голодранцы, пока еще наша единственная опора и поддержка!
   - Они на собрании и на митинге с таким жаром агитировали за создание в поселке коммуны, что мне не очень-то верится в их саботаж, - совсем неуверенным голосом проговорила Варвара.
   Неплохо знающий всю эту компанию и никогда на них не рассчитывающий Разгуляев только что-то недовольно буркнул себе под нос, а осторожный в своих высказываниях Мазурик предложил вызнать их всех на заседание правление и, как следует, пропесочить. Ожидающий, что саботировать работы в коммуне будут только одни бывшие состоятельные поселенцы, бес заранее уже продумал, как ему с ними поступать, но сейчас он не только терялся в догадках, но и не знал, что ему с этими пьяницами и проститутками теперь делать. Не мог же он повелеть рубить сук, на котором сидит и сам. На подобное сумасбродство способны решаться одни только люди, а изначально приученная к гонениям и проклятиям нечисть никогда себе этого не позволяет. Она, прежде чем решаться на что-то подобное, не менее семи раз все тщательно обдумает и определит для себя все возможные последствия. Кто-кто, а уж многоопытный при общении с людьми бес не считал самого себя самоубийцею. Он хорошо для себя осознавал, если оттолкнет пьяниц и проституток, то ему уже больше будет не на кого опираться в поселке.
   - Кто был сегодня ответственным за развод коммунаров на работу? - проговорил прервавший затянувшееся молчание бес.
   - Я был ответственным, - отозвался поникший Завороткин.
   - Доложите нам, как все проходило на самом деле безо всяких излишних дополнений и приукрашивания! - потребовал от него правды бес.
   - Зная, что я отвечаю за развод на общественные работы, я встал очень рано и тут же побежал по домам этих саботажников.... Но они, ощущая себя, после вчерашнего гуляния, очень плохо, ни за что не соглашались вставать с постелей....
   У беса немного отлегло от сердца: значит, саботажа не было.... Люди просто не рассчитали вчера от радости своей меры. Однако, как бы там ни было, такого грубейшего нарушения трудовой дисциплины не должно пройти безнаказанно. Если сегодня простить пьяницам и проституткам, то уже завтра придется прощать и прикрывающим подобным способом свой саботаж бывшим богатеям.
   - Как ты считаешь, товарищ Завороткин, они и на самом деле плохо себя ощущали или просто притворялись больными? Вполне возможно, что они, прикрываясь головной болью, саботировали общественные работы?
   - Да, какой там саботаж, Иван Иванович, - хмуро возразил бесу Завороткин, - если бы я не знал, что я ответственный за развод на общественные работы, то и сам вряд ли смог бы заставить себя подняться с постели....
   - Что-то подобное с ними происходит уже не в первый раз? - продолжал уточнять бес.
   Завороткин, не зная, как ему лучше ответить на прямо поставленный вопрос, замялся, а не сдержавший в себя негодование Разгуляев сам ответил за него:
   - Да, у них подобная головная боль почти каждый день! Только одно это тяжелое похмелье и заставляла их проситься на работу, чтобы немного поправить свои больные по утрам от тяжелого похмелья головы!
   - Раньше они напивались от своей беспросветной жизни, а сейчас мы их уровняли не только в правах, но и в достатке, со всеми остальными поселенцами.... Надо бы вызвать их всех на правление коммуны и призвать к их сознательности, - высказала свое мнение Варвара. - Должны же они понимать, что им без нас не только не выбиться из нищеты, но и не будет уже никакой жизни, если мы будем вынуждены уйти из поселка по их вине.
   - Горбатого, как давно уже всем известно, исправит только одна могила, - недовольно буркнул Разгуляев и умолк.
   - Мои друзья от работы не отказывались и обещали, как только почувствуют себя немного лучше, то непременно займутся порученными им делами, - поспешил с возражением пасмурный Завороткин.
   - Чтобы они почувствовали себя лучше, - не унимался в обличении пьяниц и проституток Разгуляев, - их нам придется проветривать на свежем воздухе не менее года....
   - Не надо быть слишком категоричным в таком непростом деле, уважаемый Макар Никодимович, - слегка упрекнул его бес. - Людей губили веками, а вы хотите, чтобы мы их перевоспитали за одни сутки.... Дело мы начали новое и очень ответственное.... Так что, будем считать, что первый блин у нас прошел комом. Я не сомневаюсь, что ничего такого страшного с нами еще не произошло, что все еще можно будет поправить. Человеческая жизнь на земле еще далеко не исследована, товарищи! И она чаще всего оборачивается к проживающему ее на земле человеку, как предполагается, не светлой своей стороною, а именно той, где и находятся выпадающие для него неисчислимые беды и несчастья. Мы тоже не можем быть застрахованы от досадных промахов и ошибок в своей благородной деятельности, поэтому нам ни в коем случае не следует слишком уж огорчаться при их наступлении и обращать на них так много своего внимания. Мы просто обязаны мгновенно на них реагировать и стараться, чтобы больше их не повторять в своей практической деятельности. Мы, как и все остальные коммунары поселка, не должны уповать на лавры, заявляя о своем непременном желании строить для всех основанную на истинной справедливости новую жизнь, а обязаны все время учиться ее построению и при необходимости вносить в свои намерения соответственные изменения. Поэтому, товарищи, я предлагаю, начиная с завтрашнего дня, во время разводов на общественные работы обязаны присутствовать все члены правления коммуны, кроме, конечно же, товарища Мазурика....
   - Я не смогу так рано вставать, - перебила своего дружка недовольно поморщившаяся Варвара.
   - Придется, моя дорогая! - резко ответил ей бес и уже немного мягче добавил. - У тебя, моя радость, не так уж и много работы. Ты всегда можешь восполнить свою потребность во сне и днем. Нам необходимо срочно разработать систему моральных и материальных поощрений за хорошую работу, - продолжил выдавать свои указания бес. - Следует постоянно объяснить каждому коммунару, что только тот, кто хорошо работает, будет жить в нашей коммуне достойной человеческой жизнью. Нам надо будет установить единый порядок освобождения коммунаров от общественной работы и утвердить нормы выработки коммунара за трудовой день. Можно еще организовать между коммунарами соревнование за безусловное выполнение и перевыполнение дневной нормы. Я предлагаю каждому члену правления коммуны продумать свои соображения по всем этим назревшим проблемам.... На вечернем заседании мы их обсудим и примем соответствующее решение. А товарищу Завороткину я предлагаю к обеду вызвать всех заболевших товарищей ко мне на беседу. Я постараюсь им доходчиво объяснить, что только от их дальнейшего поведения и от их не равнодушного отношения к делам коммуны и будет зависеть - построим ли мы для них в поселке счастливую жизнь или нет.
   Мудрые и рассудительные слова беса до того сильно воздействовали на упавших духом его соратников по бесчестному делу, что они не удержались от бурных рукоплесканий. Довольно ухмыльнувшийся бес обласкал членов правления коммуны своей покровительственной ухмылкой и отпустил.
   Добровольно отданная Сатаною для проживания в ней оживленных с помощью поганого колдовства поселенцев долина была специально подобрана, не только для приятного отдыха повелителя тьмы, но и для удовлетворения чаяний и надежд русских землепашцев. В течение всего года в этой с просто восхитительными ландшафтами долине не было ни слишком жаркого лета и ни студеной зимы. Да, и укрывающую равнинную часть долины из чистого чернозема почву не надо было еще хоть чем-то дополнительно удобрять. Так что, обосновавшимся на ней поселенцам приходилось вывозить на свои участки из хлевов навоз только потому, что им некуда было больше его девать. Но люди редко когда удовлетворяются только тем, чем они сейчас обладают, тем более, если они родились и выросли в совершенно иных условиях. Так и бывшие русские поселенцы, не обижаясь понапрасну на гостеприимно принявшую их долину, в глубине души немного тосковали по белоснежным сугробам и трескучим морозом. Нелегко не родившимся в России людям понять, чем студеная зима и трескучие морозы так сильно привлекают к себе с виду немного мрачноватого и задумчивого русского человека, но только по ним и болит истинно русская душа во время долгой разлуки с Россией. Может только потому, что уже давно свыкшийся со своими извечными страданиями русский человек, как бы ни странно звучало, вполне искренне полюбил и своих извечных мучителей? Смирившийся со своей не позволяющей ему расслабляться ни на одно мгновение горькой долею русский человек уже ни мог не полюбить и источник, откуда на него исходили неисчислимые беды и несчастия! Очень странное до полного непонимания это спорное утверждение.... Но в какой еще стране, кроме России, так слепо до самозабвения любили своих жестоких владык! И какой еще народ, кроме русского, способен пройти через тяжелейшие испытания и остаться, несмотря ни на что, верными своей не очень-то ласковой к нему Отчизне! Ну, а русский мороз никогда не щадил вечно голодного, босого и раздетого русского мужика. И, по всей видимости, только поэтому у русского человека к морозным зимам любовь особенная, сравни его любви к всемилостивейшему и благому Господу богу!? Если верить существующему на земле поверью, что и в страданиях можно найти успокоение и блаженство, то русский люди самые счастливые во всем белом свете! Ну, а если судить по всему, что сегодня происходит в России, то русскому народу этого извечного счастья будет предостаточно еще на долгие годы! И он еще долго будет пребывать в непонятном для западного человека блаженстве, и поражать воображение всего мира жертвенностью и отвагою своих сыновей и дочерей! Ни одна страна в мире не сможет воспитать в своих гражданах подобного презрения к своей собственной жизни и безусловное неоспоримое преклонение перед любыми все время выдвигаемыми его зачастую невежественными руководителями идеями по полной перестройке сегодняшней жизни русского народа. Слепая вера во все, что не только трудно осуществима в реальной жизни, но и давно уже исчерпала все свои возможности по улучшению жизни простых людей, наполняясь очаровательным волшебством и несомненной привлекательностью, определяет загадочный русский характер. Как и во всех остальных людей на земле, у русского человека переполненные счастьем короткие дни тоже чередуются вперемежку с долгими годами разочарования. Уже можно даже и не сомневаться, что во всем мире не будет более стабильного государства с законопослушными гражданами, пока русский человек с плохо скрытым превосходством посматривает на живущие рядом с ним по соседству народы. Но и ни один народ во всем мире не станет так озлобленно крушить и ломать все устои, когда его настигнет вместе с прозрением разочарование, когда он убеждается, что все - во что он совсем недавно так слепо верил и чем он так гордился - не стоит и выеденного яйца. Русский человек без своей святой веры страшен и жесток! Только русский человек может одновременно быть и Великим Святым и Великим Грешником! Только одни русские люди могут одновременно быть олицетворением благородства и ханжества, отличаться кристальной честностью и повальным воровством! Но жестокость русского человека никогда не опускается до садизма, и из него никогда не получиться приличный лицемер! Добро и зло, насилие и благородство, жестокость и жертвенность - все у русского человека идет от его искренней души и чистого в своей откровенности сердца! Трудно, да, и просто невозможно понять русского человека тому, кто не прожил вместе с ним бок о бок долгую жизнь. Ну, а те, кто прожил вместе с ним долгие годы, независимо от цвета кожи и склада характера становятся и сами русскими людьми.
   В конце июня и весь июль в долине начиналось незначительное похолодание. Трава в это время желтела и непонятно почему становилась совершенно непригодною для кормления домашних животных. Только поэтому, а не по какой-нибудь еще другой причине живущим в долине поселенцам приходилось ежегодно заниматься сенокосом. Показавшееся из-за верхушек скал солнышко еще не успело обогреть землю, а хорошо отбитые косы уже с легкостью скашивали густо поросшую на ближайшем к поселку лугу траву, смахивая ее в тянувшиеся за косцами аккуратные покосы. Выбивающийся из общего ритма, после очередного начинания новых покосов косцами, еле слышный свист врезающихся в траву остриями кос скоро снова сливался в единый протяжный звук. Но не надолго, он время от времени нарушался то одним, а то другим косцом, в ожидании, пока ополоумевшая от страха лягушка не отскочит на безопасное от острой косы расстояние или не убежит еще совсем глупый только что вылупившийся из яйца птенец. Вдыхающие в себя медовый запах луговой травы поселенцы, не обращая внимания на беспокойно жужжавших пчел и потревоженных ос, неторопливо врезались в благоухающий разноцветьем лужок. Но недолго они наслаждались дружной работой. Затесавшиеся между косцами несколько лодырей то и дело, бросая косы в покосы, бежали к протекающей неподалеку речушке. Поначалу хорошо их знающие поселенцы не обращали на их отлынивание от работы особого внимания, а, только немного поворчав, переходили на их места, и над притихшим лужком снова звучал шипящий с небольшим присвистом звук. Но потом, когда и остальные косцы тоже немного притомились, то сбегающие, чтобы немного охладить свои разгоряченные во время косьбы тела в прохладной речной воде, лодыри уже начали действовать им на нервы. Косцам становилось все несносней представлять, как кто-то из них сейчас прохлаждается в речной воде, в то время как им, приходиться, обливаясь потом, продолжать косить
   - А почему я должен продолжать косить, когда эти неисправимые лодыри бездельничают? Или мне нужно несоизмеримо больше сухого сена, чем этим лоботрясам? Разве в конце рабочего дня нам всем не поставят одни и те же трудодни? - непременно начинали задаваться подобными вопросами уставшие косцы.
   Эти закружившиеся без их желания в головах вопросы, уже не оставляли продолжающих косить поселенцам ни на одно мгновение, мешали косцам, забывшись о желанной и для них прохладе, сосредоточиться на работе.
   - А работу-то им и мне зачтут одинаково, несмотря на то, что они бездельничают, а я неизвестно для кого и во имя чего пашу, как ломовая лошадь, - услужливо подсказывала косцам переполняющее их легкое раздражение.
   Легкое раздражение потихонечку переходило в глухую ярость. Ощущающие самих себя просто ничтожными маленькими козявками, которым не по силам хоть что-то изменить в своем нынешнем бесправном положении, косцы переполнялись бессильной злобою, которая вместо помощи и поддержки все еще остающихся у них сил, начала выбивать из их уставших рук косы. И те, с не меньшей яростью врезаясь вместо травы в кочки, быстро тупились. Поэтому тяжело вздыхающим косцам не только перед началом каждого покоса, как в начале косьбы, а уже и в его середине приходилось поднимать косы и, тщательно очистив от грязи пучком травы, еще долго править их оселком. Режим работы сбивался: косцы в ожидании, когда косивший впереди них косец поправит свою косу, глухо ворчали. И, в конце концов, не выдерживая подобного насилия над работой, они аккуратно укладывали вниз острием косы на покосы и торопились в стону реки, чтобы не только охладить свои разгоряченные головы, но и потные тела. Через каждые последующие два часа косьбы мужики устраивали для себя десятиминутный перерыв, который, как уже стало для них привычно, продолжался не меньше часа. Не привыкшие к подобной работе мужики глухо высказывали лодырям свое возмущение, но те просто отмахивались от них руками. В ответ на вполне заслуженный ими упрек, они с ласковой ухмылкою рассматривали раскрасневшегося от переполняющего его негодования мужика и притворно усталым голосом приговаривали:
   - Ох, и нелегко же нам будет таких правильных и трудолюбивых перевоспитывать и подгонять под требования новой счастливой жизни.... Сколько же нам, бедным, еще придется портить свои нервы, пока не приучим вас к свободному труду?..
   - И за какие только грехи на нас возложили такой тяжелый крест? - с притворным тяжелым вздохом неизменно добавлял второй лодырь.
   И мужик от бессилия хоть что-то доказать этим неисправимым лодырям махал рукою и садился отдыхать вместе с ними. Антон, не вмешиваясь в их перебранку, с интересом наблюдал, как новая по рецепту Сатаны жизнь требует от поселенцев пересматривать все свои прежние привычки и ломает их прежнее отношение к труду.
   - Нет, из этой сатанинской затеи вряд ли получиться хоть что-нибудь хорошее, - подумал про себя тяжело вздыхающий Антон. - Эта новая жизнь только развращает поселенцев, делает из них не кузнецов собственного счастья, а бесполезных для продолжения жизни трутней-нахлебников. Я не могу себе даже предположить, что и сам Сатана не только не понимает, но и не предполагает скорый позорный конец организованной его слугами в поселке коммуны. Тогда зачем ему, собственно говоря, понадобилось это делать? И чего он вообще хочет добиться от этих имевших несчастье попасть в его силки и без того несчастных поселенцев? Как же я могу узнать в этом устроенном его слугами в поселке самом настоящем бедламе об его сокровенных планах и намерениях? Да, и стоит ли мне, вообще, заниматься подобными поисками? Мне надо будет только помочь этим поселенцам выстоять перед натиском зарящегося на их бессмертные души Сатаны, а потом будь, что будет. Я всего лишь слабый смертный человек, который не только не может, но и не должен вмешиваться в противостояние таких могущественных сил. Во всяком случае, я хоть выполню свой человеческий долг. И мне не придется впоследствии стыдиться, что я оставил этих бедолаг наедине со своею бедою.
   Развеселившиеся лодыри не унимались в подшучивании над погрустневшими косарями:
   - Как бы вы мужики ни старались ломать свои спины на этой проклятой работе, все равно, мы получим за нее намного больше, чем вы. Мы лучше вас приспособлены к этой новой жизни. Да, и правление коммуны, зная, что мы в отличие от вас их надежные союзники, не станет понапрасну нас обижать. Иначе, кто еще, кроме нас, поддержит их, когда вы доведенные новой жизнью до крайности начнете возмущаться ее устроителями?
   Немало озадаченные их откровениями поселенцы молча почесывали свои затылки и не могли не признать правду слов лодырей.
   - Прежним умом нам при новых порядках не прожить, - с горечью признавались они себе. - Наша освещенная многовековым трудом на земле предков прежняя жизнь теперь, по всей видимости, станет только помехою в отношениях с новой властью. Вряд ли хоть когда-нибудь мы примем эту новую жизнь своим сердцем, но, если хотим выжить, то приспосабливаться к ней обязаны.
   Получив, таким образом, очередной урок свободного коллективного труда, так и не скосившие траву на лужке поселенцы со спокойной совестью разошлись по домам.
   Ближе к обеду в сторону недостроенной церкви потянулась еще не конца отошедшая от вчерашней гулянки унылая толпа бывших пьяниц и проституток. Бес молча сидел за стоящим на помосте столом и, уткнувшись в разбросанные перед ним бумажки, ничем не реагировал на их негромкие приветствия. Не получившие ни одного благосклонного знака от своего рассерженного кумира смущенные пьяницы и проститутки торопливо рассаживались на скамейках и в ожидании, когда объяснят причину срочности их вызова, забрасывали вопрошающими взглядами то проверяющего их Завороткина, а то и беса.
   - Иван Иванович, все саботажники в сборе, - хмуро доложил бесу Завороткин и примостился рядом с ним на самом краешке поставленного на помосте стола.
   Продолжающий перебирать на столе бумажки бес молча кивнул головою, а потом, не спеша, собрал их в стопку и окинул недовольным взглядом приглашенных для беседы с ним коммунаров. Те, кто сидел на передних скамейках, при встрече с его укоряющим взглядом смущенно отводили в сторону глаза, ну, а сидящие позади них старательно в тщетных попытках спрятаться за спинами товарищей сжимались.
   - Должно быть, вам очень стыдно раз боитесь посмотреть мне в глаза? - мрачно проговорил не отводящий от них своих пронзительных выворачивающих их всех наизнанку глаз бес. - И как мне сейчас оценивать ваше дружное саботирование решений правления коммуны? Какими наградами мне надобно вас награждать за ваше активное участие в общественных работах?
   Пьяницы и проститутки, конечно же, не ожидали, что их погладят по головам за сегодняшний не выход на общественную работу, но такие ничего хорошего им не обещающие слова беса ввели их в такое уныние, что они еще ниже опустили свои повинные головы. Так что, до ожидающего ответа беса доносилось одно только их прерывистое сопение.
   - Ну, и долго мы будем играть в молчанку, друзья? - выждав доставившую ему немало удовольствия довольно продолжительную паузу, продолжил их укорять бес. - Или это не вы так ратовали на собрании поселенцев и на митинге за новую жизнь? А может, вы думаете, что эта новая жизнь, нужна мне, а не вам? Или вы рассчитывали, что уже достаточно расплатились со мною своей поддержкою новой жизни за полученную вами немалую часть реквизированного у состоятельных поселенцев добра? А если расплатились, то и не должны больше подчиняться ничьим указаниям и можете поступать так, как вам самим заблагорассудится....
   - Товарищ председатель правления коммуны, - перебил его чей-то робкий голос из задних рядов, - все эти дни мы так много вам помогали по утверждению в нашем поселке коммуны, поэтому и подумали, что нам уже можно немного расслабиться....
   - Так вот в чем дело! - мрачно усмехнулся на подобное возражение бес. - Оказывается, что это вы мне помогали, а я-то, грешный, думал, что это вам нужна была моя помощь и поддержка. Как же я, оказывается, ошибался, думая, что вас в поселке обижают и не позволяют вам зажить по-человечески? Значит, я зря давал согласие Сатане помочь в вашей беде? Но эту мою ошибку совсем не трудно исправить.... Если вам моя помощь не нужна, то и мне самому в вашем поселке уже нечего делать. Мне сейчас будет лучше, чтобы вам не мешать устраивать свою дальнейшую жизнь по собственному разумению, оставить вас, как можно скорее. Прошу извинить меня, друзья мои, что вас напрасно потревожил, и не поминайте лихом.
   Вскочивший со своего места бес свернул лежащую на столе стопку бумаг в трубочку и, делая вид, что намеревается уходить из церкви, с показной торопливостью принялся засовывать ее во внутренний карман пиджака. Сидящие на скамейках пьяницы и проститутки тревожно зашевелились и, испуганно завертев головами, окидывали требовательными взглядами друг друга. Однако никто из них не решался остановить, не желающего больше покровительствовать им, беса. И только тогда, когда бесу удалось, наконец-то, справиться со стопкою бумаг и направиться к двери, кто-то из них не выдержал и выкрикнул бесу в спину:
   - Вместе с тобою, товарищ председатель правления коммуны, уйдут и остальные слуги Сатаны!?..
   Остановившийся бес, окинув замерших в ожидании его ответа пьяниц и проституток насмешливым взглядом, презрительно бросил:
   - А вы думали, что с легкостью брошу на растерзания этих жестокосердных поселенцев своих друзей и ближайших помощников!?
   Снова повернувшийся в направлении двери бес пошел к ней еще более решительным шагом. Не оставляющие пьяницам и проституткам ни одной надежды на свою дальнейшую вольготную жизнь слова беса помогли им понять и осознать, что с ними будет потом, когда их защитники и покровители уйдут из поселка. Они уже так далеко зашли в своем желании поживиться за чужой счет, чтобы уже даже и не надеяться, что односельчане их пощадят. Охвативший всех их ужас перед неминуемой местью со стороны состоятельных поселенцев помог им стать более смелыми и решительными. Подталкиваемые нежеланием отвечать за содеянное с их активной помощью слугами Сатаны насилие над состоятельными поселенцами они, поскакав со своих мест, с отчаянием выкрикнули:
   - А как же мы!?.. Что будет с нами после вашего ухода из поселка!?..
   - Вы уже давно не малые дети, которых беспокоящимся за них родителям приходится водить за руку и учить уму-разуму! Вы уже не только вполне взрослые, но и прожили, по земным меркам, слишком долгую жизнь! А это означает, что вы уже должны отвечать за собственные поступки и уметь за себя постоять! - с той же насмешливой иронией бросил им остановившийся возле двери бес. - Наш повелитель Сатана поручил нам организовать в вашем поселке коммуну. И мы, успешно справившись с его поручением, теперь можем оставить ваш поселок с ощущением полностью исполненного своего долга перед силами тьмы. Нам больше в вашем поселке делать нечего. И мы не бросаем вас, как вы можете подумать, на произвол этой известной своей непостоянность судьбы. С вами в поселке останутся товарищи Завороткин, Мазурик и Разгуляев, которым мы вполне доверяем продолжить начатое нами дело. Так что, дорогие и многоуважаемые мною друзья, прощайте, а нам....
   Закончить прощальную фразу бесу не позволили бросившиеся к нему пьяницы и проститутки. Подгоняемые мгновенно переполнившим их трусливые души животным страхом они, упав перед бесом на колени, принялись слезно его умолять не бросать их бедных на скорый суд и расправу поселенцев.
   - Мы готовы на все! Начиная с сегодняшнего дня, мы будем безропотно исполним все, что ты от нас не потребуешь, но ради милостивого Сатаны продолжай и дальше быть нашим верным другом и защитником! - в отчаянии вопили у его ног внешне похожие на людей жалкие ничтожества.
   - Но какой смысл мне оставаться в вашем жалком поселке!? - наотрез отказывал им затеявший подобную игру бес. - Оставаться в поселке, в котором даже вы, недавно клявшиеся служить мне верой и правдою, вдруг, совсем для меня неожиданно, начинаете не только самовольничать, но и игнорировать все мои распоряжения. Как вы можете думать, что я, после всех ваших безобразий, еще буду обязан защищать вас от бывших состоятельных поселенцев! Нет уж, дорогие мои друзья, увольте меня от этой обязанности! Мне с такими неслухами, как вы, не по пути
   - Не оставляй нас в поселке без своей защиты! - продолжали уговаривать беса хватающие его за руки и целующие его пыльные ботинки смертельно напуганные пьяницы и проститутки. - Будь и дальше нашим благодетелем! А мы уж постараемся, чтобы впоследствии не предоставлять повода хоть в чем-нибудь нас упрекать!
   Бес для вида еще немного поломался, но так, как их покорный вид и непрекращающиеся заверения в послушании, немного смягчили его как бы отходчивое сердце, с притворно ласковой ухмылкою тихо проговорил провинившимся перед ним коммунарам:
   - Ну, хорошо.... Я попрошу всех вас успокоиться.... Прямо сейчас мы из поселка, конечно же, не уйдем. Вечером я соберу своих друзей, и мы обсудим вашу просьбу.... Уверяю вас, что лично я буду на вашей стороне и постараюсь уговорить своих друзей остаться в поселке. Прошу вас возвратиться на свои места, и мы еще успеем подробно обсудить все ваши проблемы. Только уговор, чтобы без огорчающего меня вранья. Знайте и навсегда зарубите на своем носу, если я еще хоть раз почувствую в ваших обещаниях хотя бы немного фальши, то тут же изменю свое решение.... Договорись?
   - Договорились! - охотно выкрикнули немного успокоенные пьяницы и проститутки и торопливо расселись на скамейках.
   Возвратившийся на свое место за столом бес повел с ними дружеский доверительный разговор. Успокоенные насчет своего ближайшего будущего пьяницы и проститутки больше не отводили своих глаз и не сутулились, пытаясь спрятаться за спинами сидящих впереди товарищей. А совсем наоборот, если он мимолетом останавливал на ком-нибудь из них свой взгляд, улыбались в ответ понимающей улыбкою, всем своим видом показывая бесу, что они перед ним открыты, и что они постараются больше его ни в чем не подводить. В конце уже почти дружеской беседы они клятвенно заверили беса, что впредь будут в поселке его ушами и глазами, и что они, как цепные псы, растерзают любого, кто будет недоволен их защитником и покровителем. Довольно ухмыляющийся бес в свою очередь тоже клятвенно заверил своих ближайших в поселке союзников, что, учитывая их лояльность к идеям тьмы, он будет распределять их на более ответственные и менее трудоемкие работы и не обижать при распределении материальных благ.
   - Своих верных и надежных союзников, - сказал в заключении бес, - мы в обиду не дадим и в беде не оставим.
   В это время в церковь вошел возвращающийся с контроля за исполнения общественных работ вампир с оборотнем.
   - Я хочу прямо сейчас передать товарищам Зубковскому и Перевертышу просьбу наших друзей! - выкрикнул при виде своих соратников взмахом руки их остановивший бес. - Они просят вас не уходить из поселка и обещают впредь безоговорочно исполнять все ваши распоряжение! Я надеюсь, что вы, простив им сегодняшнее своеволие, удовлетворите просьбу новоиспеченных коммунаров!
   Вскочившие со своих мест пьяницы и проститутки дружно прокричали:
   - Мы все просим не оставлять нас и продолжать вести по пути строительства новой счастливой жизни!
   Обменявшиеся понимающими взглядами с бесом вампир и оборотень не стали заставлять их слишком долго себя упрашивать. Осветившись в ответ на просьбу пьяниц и проституток доброжелательными ухмылками, они заверили их, что согласны и дальше покровительствовать своим дорогим друзьям в их стремлении к лучшей жизни.
   Поздно вечером, когда уже были подбиты итого первого рабочего дня, члены правления коммуны вошли в кабинет беса, в котором уже было все подготовлено для их плодотворного заседания. Пусть накрытый сегодня стол и выглядел намного скромнее, но расставленные на нем бутылки с крепкой водкой безо всякого сомнения радовали разгоревшиеся глаза членов правления коммуны.
   - Присаживайтесь, дорогие друзья, - проговорил встретивший их приветливой ухмылкою бес, - мы не имеем права не отметить начала работы организованной нами в поселке коммуны и не залить горечь первых в этом воистину благородном деле неудач этим целебным напитком. Попрошу членов правления коммуны наполнить свои стаканы.
   На этот раз их заседание затянулась далеко за полночь. Неутешительные итоги первого рабочего дня заставили слуг Сатаны немало обеспокоиться, и они спорили до хрипоты, пока все это время внимательно слушающий их бес не высказал свои соображение, которые они, после внесение в них небольших поправок, единогласно утвердили.
   Неторопливо подтягивающиеся к месту развода на общественные работы поселенцы с недоумением протирали свои глаза, не веря тому, что они видели на площадке возле церкви, где уже находились все поселковые пьяницы и проститутки. Сгруппировавшись плотной возбужденной толпою, они в ответ на удивление своих односельчан только смеялись и угрожали показать сегодня всем настоящую работу.
   - И кто только смог их уговорить выйти на работу!? - еле слышно воскликнул на ухо Антону немало озадаченный хозяин. - Неужели они и взаправду намереваются сегодня работать?
   - Я думаю, что подобного их запала надолго не хватит, - проговорил пожавший в недоумении руками Антон.
   Учитывая вчерашний опыт, они подошли к начинающим извлекать из карманов карты лодырям, но показавшиеся на площадке члены правления коммуны помешали их намерению присоединиться к игре. Поднявшийся на помост бес с неудовольствием смотрел, как вампир с Завороткиным подгоняли к нему коммунаров.
   - Товарищи! - громко выкрикнул он, когда большинство поселенцев уже столпились возле помоста. - К началу развода на общественные работы вы уже должны находиться у этого помоста, а не ждать, когда вас попросят. Надо учиться ценить каждую рабочую минуту, а не тратить понапрасну время на бесполезное занятие и пустую говорильню.
   Подогнав последних опаздывающих коммунаров, вампир с Завороткиным поднялись на помост. И окинувший стоящих перед ним коммунаров недовольным взглядом бес начал доводить до примолкших поселенцев решение вчерашнего заседания правления коммуны. Многие с облегчением, а кое-кто и с плохо скрытым раздражением, узнали, что первые уроки освобожденного от эксплуатации труда необходимо забыть, потому что они правлением коммуны поощряться не будут.
   - Начиная с сегодняшнего дня, - разглагольствовал с помоста бес, - каждый коммунар должен выполнить за рабочий день определенную работу, которая будет определяться согласно утвержденными правлением коммуны нормами для трудодня. В конце каждого месяца коммунары будут получать на заработанные трудодни определенное количество продовольствия и предметов первой необходимости. Для стимулирования лучшей и качественной работы коммунаров за каждый выполненный сверх месячной нормы трудодень передовиками будем начислять продовольствие по двойной норме. Начиная с сегодняшнего дня, мы будем замечать хорошую работу коммунаров и будем делать все от нас зависящее, чтобы их имена были окружены достойным их работе почетом и уважением. О каждом проявлении коммунарами ударного труда мы будем оповещать в специальных листках, которые будут вывешиваться на видном и всем доступном месте. Ежемесячно мы будем определять на заседаниях правления лучших коммунаров и поручим местному художнику вывешивать их портреты в церкви для всеобщего обозрения. У всех наших коммунаров будет возможность не только видеть и любоваться будущими передовиками, но и стараться достигать их показателей в труде! Люди есть люди, они в любое время подвергаются всяческим заболеваниям и недомоганиям. Больной человек не может работать, но есть, и пить ему и в это время для скорейшего выздоровления просто необходимо. Поэтому правление коммуны решило, что будет засчитывать больным коммунарам за каждый день недомогания по половине трудодня. Но, конечно же, не сам коммунар будет решать для себя: больной он или нет, Давать освобождение от работы правление коммуны поручает местной знахарке. Только по ее рекомендации бригадир будет освобождать вас на необходимое для выздоровления количество дней. Пора, товарищи, заканчивать с недобросовестным отношением к общественным работам! Надо всем хорошо для себя уяснить и постоянно помнить, что в коммуне сладко есть и мягко спать будет только тот, кто хорошо работает! Только с безусловным добросовестным отношением к общественным работам мы намного больше сможем выращивать зерна, овощей и фруктов, а потом, обменяв излишки через пещеру, мы будем приобретать такие ценные улучшающие наш быт вещи, о которых вы еще даже и не подозреваете! Товарищи, я с этого помоста призываю вас сделать все возможное и даже невозможное, чтобы наша долина не через десятилетие, а уже через год, превратилась в цветущий сад, а в домах ее жителей было все необходимое для достойной жизни! Товарищи, отметим второй рабочий день коммуны ударным трудом, непременным условием нашего будущего благосостояния!
   - Больно уж сильно закручивает гайки, начальник! - выкрикнул в сердцах один из не сдержавшихся лодырей. - Неужели и нам тоже придется работать, как и эти бывшие состоятельные поселенцы!?
   - Работать будут только одни дураки, - насмешливо бросил ему второй лодырь, - а умный человек всегда отыщет способ, как ему от нее отвертеться, или сделать ее лично для себя не слишком утомительной.
   Слушающие их разговор стоящие поблизости поселенцы только в недоумении пожали плечами. Еще только позавчера они твердо знали для себя, что такое умно и что такое неумно. И не было еще в поселке до вчерашнего дня случая, чтобы хоть кто-то усомнился в этих передаваемых из поколения в поколение основополагающих для живущих на земле людей понятиях. А на глупое разглагольствование лодырей уважающий самого себя человек даже внимания не обратил бы, а не то, чтобы к ним еще прислушиваться и обдумывать их скудные мысли. Но тогда еще была совсем другая жизнь, а сейчас все в их жизни перевернулось вверх тормашками. Пришли посланцы Сатаны и объявили им, что жизнь их прадедов и отцов оказалась на поверку неправильной и преступной. В предложенной им взамен старой посланцами Сатаны новой жизни почему-то честно трудившийся на земле человек называется грабителем и эксплуататором, а лодырь и вор честным тружеником. В их бедных головах за эти два дня все перемешалось. Уже и вчера многие из них засомневались, а правы ли они, что так упорно держатся за устаревшие, по мнению лодырей, понятия, что такое в их жизни на земле умно, а что такое неумно. Новая жизнь властно потребовала от поселенцев и нового подхода к этим понятиям. Вчера их наглядно убедили, что при новой жизни можно и даже нужно не слишком усердствовать на общественных работах, что им в дальнейшем ради своей достойной жизни в изменившихся условиях придется ловчить и изворачиваться. До считающих себя добропорядочными поселенцев уже начало доходить, что изменившиеся условия жизни властно требует от них коренной ломки всех прежних устоев старой жизни, в том числе и изменения отношений между односельчанами, переоценке ценности каждого в отдельности коммунара. Поэтому они сейчас, не желая оставаться в дураках, не только внимательно вслушивались, но и мотали себе на ус все, о чем говорили между собою лодыри.
  
   Август 1994 года.
  
  
  

Глава четвертая.
ВЖИВАНИЕ В НОВУЮ ЖИЗНЬ.

  
   Человек не так уж легко привыкает к постоянно меняющимся на земле условиям жизни, особенно к тем, которые не согласуются с его собственными воззрениями на свою жизнь. Так и выбитые из колеи прежних привычек поселенцы очень скоро потеряли покой и сон. Да, и как же им было не потерять покой и сон, если требование новой жизни они не воспринимали ни умом, ни сердцем и ни душою. Попробуй наладить свою жизнь, когда работаешь непонятно за что и на кого, когда заведомо знаешь, что все плоды твоего труда непременно попадут в нечистоплотные руки бессовестных проходимцев? Попробуй принять сердцем и полюбить эту необходимую для продолжения жизни на земле работу, если она подневольная, если она уже больше не радует человека, не внушает ему уверенности в завтрашнем дне, а только вызывает в нем глухое раздражение? Попробуй смириться с изменившимися условиями жизни в то время, когда тобою понукает человек не стоящий даже твоего мизинца? И не только понукает, но и ежедневно напоминает тебе, что ты из бывших состоятельных поселенцев, что тебя держат в коммуне только из сострадания, как будто твоя прежняя жизнь была сплошным праздником, а его безделье, воровство и пьянства примером для подражания? Попробуй не разочароваться в этой новой жизни, если ты наперед знаешь, что, как бы ты ни старался, ты, все равно, останешься изгоем, нелюбимым и даже опасным для новой власти человеком? Попробуй принять сердцем и полюбить эту новую жизнь, когда в почете не твои трудолюбивые руки, а руки всяких ловкачей и проходимцев? Попробуй выжить в этой новой жизни и остаться с незапятнанной совестью?
   Трудно, если просто невозможно, ответить на эти во многом основополагающие для продолжения жизни человека на земле вопросы. Поселенцы отчаянно сопротивлялись, они внутренне восставали против навязываемой им новой морали, но жить хоть как-то было надо. Их желудок постоянно требовал еды, одежда изнашивалась и требовала замены, плач полуголодных детей разрывал им сердца. Поэтому им, скрепя сердцем и с болью в душе, все время приходилось опускаться до греха притворства и, пусть не принять, то хотя бы приспособиться к требованиям этой нелюбимой новой жизни. Да, и грех ли это был, когда поселенцы из-за сложившихся для них неблаговидных обстоятельств были вынуждены его совершать? Грех при любых оправдывающих его обстоятельствах всегда остается грехом. Стремление поселенцев не заработать, что при новой жизни было абсолютно исключено, а изловчиться и обеспечить самому себе достойную жизнь, стало все определяющей нормою в их отношениях друг с другом. Но это их приспособленчество не было, как бы им при этом не хотелось думать, только их личным делом. Оно, наподобие гриппа, распространяясь по всему поселку, впитывалась, как в губки, подрастающими детьми, которым уже было просто невозможно доказать, что честность и порядочность являются ничем непоколебимою основою всей их дальнейшей жизни. Только такие моральные устои должны быть для всех живущих на земле людей жизненными устремлениями, а раз этого уже нельзя было от подрастающего поколения добиться, то подобное приспособленчество не могло не быть грехом. При такой новой жизни воспитывался не производитель, а потребитель. И о какой справедливости можно было говорить, когда эта новая жизнь заставляет человека ловчить и обманывать даже самого себя, когда эта новая жизнь принуждает человека не лучше работать, не совершенствовать орудия своего труда, а искать во имя своей достойной жизни обходные пути и возможности. Так потихонечку загнанные новой жизнью в непроходимый тупик души вовлеченных в такую поганую жизнь людей в своем непрерывном грехопадении темнели все больше и больше. Своей нелюбовью к проживаемой жизни, своим преступным безразличным отношением ко всему, что только и делает человека человеком, люди начали выращивать возле себя Великий Грех. Повинуясь властному требованию новой жизни, люди ласкали и лелеяли этот Великий Грех - в виде собственных детей с изуродованными представлениями о своей будущей земной жизни, границы дозволенного непотребства в которой для них раздвигались до немыслимых пределов. Изо всех сил пытающихся выжить даже в этих тяжелейших условиях люди не только не хотели задумываться, но и даже знать, об ужасающих уже в самом недалеком будущем для них самих последствиях греха. Закрученным беспощадно изламывающими людские судьбы условиями новой жизни в поисках выхода для выживания у них не было времени не то, чтобы осмыслить, но и даже начать подозревать, что порожденный их руками Великий Грех уже совсем скоро начнет омрачать им и без того поганую жизнь. Что он, по мере взросления выращенных в Великом Грехе детей, начнет лишать их надежды, что их же дети будут более терпимыми в оценках их прошлой недостойной жизни и не станут обрекать их на одинокую неухоженную старость. Для избавления от подобной незавидной будущности люди обязаны не только знать, но и хорошо для себя осознавать, что в нашем неповторимо прекрасном мире ничто не может служить оправданием для совершаемого ими на земле греха, что за каждым совершаемым на земле грехом непременно следуют ужасающие последствия. Оказавшийся в любых, даже самых неблагоприятных для жизни условиях, человек всегда должен оставаться человеком! Он не должен позволять себе своими руками выращивать Великий Грех в собственном доме! Знал Сатана, какую предложить жизнь людям, чтобы насильно их заставить выращивать на земле Великий Грех, с помощью которого он и рассчитывает овладеть созданным нашими общим Творцом миром.
   Вампир с Завороткиным, проверяя работу коммунаров, неустанно бегали по долине, не позволяя лодырям учить ничем не пробиваемых, по их мнению, бывших состоятельных поселенцев, как им надо работать, если они, конечно же, желают в полной мере осознать все преимущества коллективного труда. Но эти тупоумные мужики оказались на редкость сообразительными и быстро брали на вооружение все их повадки. Они тоже были не против слишком уж сильно утруждать себя общественной работой, а поэтому безо всякого зазрения совести напропалую бездельничали вместе с ними. Изобретательные лодыри быстро приспособились к изменившейся обстановке и очень скоро научились создавать лишь видимость работы, сокращая ее для себя больше чем на половину. Заинтересовавшиеся, почему в последнее время лодыри стали проситься только на те работы, где приобретенный ими навык давал больший эффект, мужики быстро их раскусили. Но так, как бывшие состоятельные поселенцы не могли переступить через порог своего консерватизма, считая подобную негодную работу просто святотатством, то их уловка на первое время не нашла много последователей. Неисправимые лодыри могли бы еще долго без особого труда выполнять и перевыполнять дневные задания и числиться передовиками коммуны, если бы время, как утверждают прожившие на земле долгую жизнь мудрые старики, не было самым лучшим лекарем и учителем. Исходя их этой изначальной аксиомы, число последователей нового отношения к общественной работе с каждым очередным днем становилось все больше. Особенно легко приживались их новаторские формы коллективного труда у пьяниц и проституток, которые еще быстрее бывших состоятельных поселенцев соображали, что к чему. Не способные из-за своих затуманенных алкоголем голов заглядывать так далеко, чтобы задуматься, а что же вырастет на поле, после подобной их работы, они, побаиваясь прогневить беса, думали только о сегодняшнем дне. Они и сами уже втихомолку тяготились новой жизнью. Но, после активной поддержки во время организации коммуны слуг Сатаны, пути к отступлению у них не было. Ничто так крепко не связывает разумные существа друг с другом, как совместное участие в недостойном деле, к числу которого принадлежит и открытый грабеж. Они уже крепко-накрепко связали свою судьбу с нечистью и уже больше не рассчитывали на снисхождение своих односельчан.
   - Бес попутал, - мысленно проклинали они свою минутную слабость и, ничем не показывая своего неудовольствия, старались делать все, чтобы убедить нечистых, что они всем довольны и ощущают самих себя вполне счастливыми людьми.
   Из-за сваливающихся на них в последнее время нескончаемой чередою бед и огорчений поселенцы даже и не заметили, как пролетел мимо них самый жаркий в долине февраль месяц, во время которого, понемногу свыкшись с новыми порядками, они начали старательно выискивать обходные пути для обеспечения самих себя более-менее сносной жизнью. Если не считать избранных в члены правления коммуны поселенцев, на которых милости новой власти посыпались, как из рога изобилия, то лучше всех приспособилась к новым порядкам бабка Лукерья, единственная в поселке знахарка. Как и подобает знахарке, Сатана поселил ее в теле умершей пожилой женщины, но в таком сильном и здоровом, что она носилась по долине в поисках лечебных трав, как угорелая. Толстую кривую палку она носила с собою скорее по привычке, чем по надобности. Оставшись круглой сиротою еще в детстве, она воспитывалась у известной на всю округу своим умением заговаривать и исцелять людские недуги бабушки. Девочка оказалась на редкость способною и к тому времени, когда ее бабушка оставила земной мир, она уже ни в чем ей не уступала. Успокоиться бы ей на уже обретенном мастерстве и продолжать жить тихой всем обеспеченной жизнью. Но обуревающая ее с детства жажда познания привела ее к колдовству, и она заглянула туда, куда смертному человеку заглядывать не положено. Опомнившись, она сумела не только отречься, но и забыть о поганом колдовстве, но свою соприкоснувшуюся с нечестивым делом душу ей спасти не удалось. Оказавшись по общей для всех остальных поселенцев причине в поселке, она так же, как и в своей прошлой жизни, занималась привычным для нее делом: избавлять тела своих односельчан от постоянно поражающих их недугов и недомоганий. Она все время, когда у поселенцев не было надобности в ее услугах, бродила по долине в поисках ей одной известной травки, корешка, или еще чего-нибудь остро необходимого для изготовления целебных мазей и настоек. Даже последние события в поселке ничем не повлияли на ее тихую неторопливую жизнь. Изымать у не слишком заботящейся об устройстве своего быта бабки Лукерьи излишков не было, а единственного умеющего исцелять людские недуги поселенца членам правления коммуны даже в голову не пришло привлекать к общественным работам. Как и всякий другой талантливый в своем деле человек, она всегда привлекала к себе пристальное внимание поселенцев, а ее необычные способности порождали в суеверных крестьянских душах суеверный страх. Сколько уже было придумано в поселке про бабку Лукерью басней? Поселенцы между собою даже поговаривали, будто бы видели, как она в самую полночь вылетала из печной трубы на метле. И многие в поселке всерьез верили, что она самая настоящая ведьма. Бабке Лукерье было, конечно же, хорошо известно обо всех разговорах про нее в поселке, но она не держала зла на темных невежественных людей. Перевидав столько горя и людских страданий, поневоле научишься не только исцелять тела, но и разбираться в людских душах. Поэтому, наверное, только благодаря ее незлобивости к ней никогда надолго не приставали даже, казалось бы, самые правдоподобные сплетни. Посудачат, немного поговорят местные сплетницы, смакуя очередную про бабку Лукерью выдумку, и на этом успокаиваются. А сама не обижающаяся на людские разговоры бабка Лукерья только добродушно улыбалась на любую сплетню и беззлобно приговаривала:
   - Язык, как давно уже всем известно, без костей.... Вместо того, чтобы понапрасну трепаться по всему поселку, этим досужим сплетникам лучше заняться каким-нибудь благим делом. Для них самих и для нашего поселка было бы намного больше пользы....
   У бабки Лукерьи, несмотря на ее внешнюю нелюдимость, было чуткое и отзывчивое сердце. Она никогда никому не отказывала в помощи. Сколько уже раз поднимали ее обеспокоенные свалившимся на них, как всегда, неожиданно недомоганием поселенцы по ночам, но никто не слышал от нее ни одного упрека. Наоборот, они так ласково осматривала больные места, что занедужившим поселенцам становилось легче от одного ее прикосновения. Ее побаивались, но ее и любили. С введением правлением коммуны ей в обязанность, осматривать и давать рекомендации по освобождению коммунаров от общественной работы на требуемое для исцеления количество дней, ее авторитет в поселке несоизмеримо вырос. С ней даже члены правления коммуны при встрече раскланивались первыми. И у них тоже иногда возникала необходимость освободить от работы своих любимчиков, но они не желали по каким-то известным только им одним причинам напрямую обращаться к вампиру. Бабка Лукерья была единственной в поселке, кого новая жизнь не заставила пересматривать свои прежние взгляды и привычки. Она, не обращая особого внимания на происходящие в поселке перемены, продолжала вести себя и жить, как жила раньше. Она по-прежнему была ласковой и заботливой со всеми заболевшими поселенцами, а когда ее, особенно в последнее время, начали досаждать симулянты, то она, всего лишь мельком осмотрев их, тут же, ничего не говоря, уходила по своим делам. Правда, ей приходилось немного отступать от своего обычного поведения, когда приводили к ней для осмотра своих любимчиков члены правления коммуны. В таком случае она, осмотрев симулянта, только укоризненно покачивала головою.
   - С этим коммунаром, пока еще ничего такого опасного для его жизни и здоровья не происходит.... Ты уж, милок, сам разбирайся и, если надо освобождать от работы, то освобождай, - неизменно добавляла она.
   А членам правления коммуны этих ее слов было вполне достаточно.... Потом они уже смело шли к вампиру и освобождали от работы необходимого им по какой-то надобности поселенца.
   Не были в обиде на новую власть и две представительницы самой древней профессии в мире две миловидные подружки Люба и Надежда. С остальными поселковыми проститутками они не общались и, к немалому удивлению поселенцев, даже не злоупотребляли алкоголем. Лишь изредка, если позвавшие их кавалеры были очень настойчивыми, то позволяли себе один или два глоточка спиртного для поддержания компании. Они жили вместе в небольшом домике, и местные остряки окрестили их небольшую коммуну "Надеждой любви". Многие поселенцы бросали свои похотливые взгляды на освещенные по вечерам окна их домика, но немногие из них осмеливались переступить его порог. И дело здесь было вовсе не в робости или излишней застенчивости мужской половины поселка. Привередливые девочки принимали у себя только избранных и самых достойных мужчин поселка. Но они никогда не прислушивались к укоренившемуся мнению насчет достоинства того или иного мужчины поселковых сплетниц. У них были свои пристрастия и мнения на этот счет, о которых они, как и любят поступать все более-менее привлекательные женщины мира, предпочитали не распространяться. Строго сохраняемая ими тайна не отпугивала желающих провести с ними ночь поселковых мужчин. А, совсем наоборот, она придавала им надежду, что они и сами хоть когда-нибудь будут достойными внимания этих прекрасных соблазнительниц. Это их ничем в реальной жизни не подтверждаемая уверенность, что очаровательные прелестницы, в конце концов, еще обратят и на них свое внимание, заставляла их следить за своим внешним видом, чтобы казаться не только себя, но и для других поселенцев, намного лучше, чем они были на самом деле. Только благодаря своему незнанию, за что именно избирают эти прелестницы для себя мужчин, позволяла им надеяться, что и им еще будет предоставлена хотя бы одна возможность переступить порог этого так сильно притягивающие к себе мужские сердца дома "Надежды любви". Люба и Надежда, несмотря на свою несомненную привлекательность, с одной стороны как бы относились к гулящим девкам и падали во мнении о них поселковых баб на самое дно бездонной пропасти. А с другой стороны исходящее от них благодаря страстно желающим провести с ними хотя бы одну ночь поселковых мужчин соблазнительное волшебство возвышало их до недосягаемых для многих женщин поселка вершин. Эти знающие себе цену девушки и, после образования в поселке коммуны, тоже не продешевили. Своими тонкими талиями и стройными ножками они привлекли к себе внимание вампира и оборотня. Знакомство с самыми влиятельными в поселке мужчинами давала им немало преимуществ перед остальными поселенцами. По наряду их направляли на самые легкие работы, и они, постоянно перевыполняя дневные нормы, числились в передовиках. Их имеющие через беса доступ к заключенному в пещере духу ухажеры на подарки не скупились, поэтому в их маленьком домике уже наступило обещанное жителям поселка изобилие.
   Поселенцы знали и втайне многие из них негодовали распустившимся на их подневольном труде притоном, но свои мысли и догадки прятали в самых укромных уголках душ. При случайных встречах, они и вида не подавали о своем раздражении и с заискивающими улыбками старались не вызвать у возгордившихся красавиц даже малейшего неудовольствия.
   И еще в одном доме освещенные окна притягивали к себе мужскую часть населения поселка. Но не красивым женским телом притягивала к себе мужчин тетка Маня. Хозяйка этого дома никогда не обладала именно теми обусловленными женскими прелестями чарами, которые способны при одном только их лицезрении доводить слабых в отношении с женщинами мужчин до сумасшествия. С помощью своих прелестей женщины не только соблазняют, но до того сильно воспламеняют все внутри похотливых мужчин, что поневоле заставляют их слетаться, если не для опробования, то хотя бы для любования, этими все еще находящимися в самую пору цветения просто изумительными цветами, как мухи на мед. Тетка Меня и в своей прошлой земной жизни тоже была некрасивою. Из-за этой своей отталкивающей мужчин внешности она не только не сумела выйти замуж, с чем она по истечению определенного времени еще могла бы смириться, но и иметь детей. А она так мечтала о маленьком человечке, который был бы не от нее родственницы и, тем более, не ее соседки, а ее собственным ребеночком! Как же ей все это время хотелось излить свою нерастраченную любовь и нежность на принадлежащем лично ей маленьком человечке! Она все ночи напролет умоляла Господа бога о подобной для себя милости! Но дни шли за днями, месяц за месяцем, год за годом, а у нее все оставалось по-прежнему. Даже сам всемилостивейший Господь бог оказался неспособным помочь ей в беде. Она на свою беду жила в глухой деревеньке, в которой заезжие мужчины бывали очень редко, да и то проездом. А местные мужики, пугаясь беспощадной деревенской молвы, ни за какие посулы не соглашались остаться с нею наедине. Вполне возможно, что только эта ее навязчивая страсть захватить хотя бы на время в свое распоряжение чужого мужчину и привела ее в поселок? Кто может обо всем этом, кроме ее самой и нашего Господа бога, с полной достоверностью знать? Тетка Маня и в своей прошлой земной жизни не очень-то любила распространяться о своей жизни и, тем более, хоть с кем-нибудь делиться. Получив от Сатаны новое, но все такое же некрасивое тело, она приняла и одна воспитывала трех маленьких детей. На поселковых мужчин она, следуя выработанной ею еще в течение земной жизни привычке, не обращала никакого внимания. Местные остряки так объясняли другим поселенцам ее холодность, что она, обиженная на мужчин за свою прежнюю жизнь, до сих пор не способна простить им свое равнодушие к ней, как к женщине. Может, это было и так, а, может, ее равнодушие к мужскому полу было у нее совсем по другой причине, но настоящая правда обо всем этом было надежно укрыто плотным завесам ее молчания. Соседи не очень-то любят, когда от них хоть что-нибудь пытаются скрыть, и в своем извечном стремлении знать об поселившихся рядом с ними людях все, безо всякого омрачающего им самомнение о себе исключения, не успокаиваются, пока не вывернут попавшегося им на язык небораку наизнанку. Они будут при любом подходящем случае изводить его своими расспросами, пока он не сдастся и не облегчит перед ними свою душу, или, по крайней мере, не расскажет какую-нибудь правдоподобную о себе историю. Тетка Маня умело, не обижая соседей, обходила их попытки, не пуская никого из поселенцев в свою душу. Но разве могла людская молва стерпеть подобное пренебрежение!? И тогда ее соседи, как говорится, не мудрствуя лукаво, сами начала придумывать о ней всевозможные истории. Ее соседки, с неприкрытым злорадством посматривая в сторону ее дома, в разговорах между собою с величайшей охотою омывали ей косточки, не испытывая при этом для себя никакого удовлетворения. Не испытывали только потому, что они сами хорошо понимая, что все эти их истории чистой воды наговор. Посудачат они между собою, как всю свою прошлую и сегодняшнюю жизнь привыкли омывать кости другим, и перестанут, а к тетке Мане их грязные выдумки не приставали. Некрасивая тетка Маня с такой изящной ловкостью выполняла любую самую тяжелую работу, что было просто приятно наблюдать за ее умелыми руками. До организации в поселке коммуны она не испытывала особой нужды. О самой себе она почти не думала, но ее дети были самыми ухоженными детьми в поселке. А вот с введениями в поселке новых порядков ей уже стало намного труднее обеспечивать своих детей всем необходимым. Ее любящее сердце просто разрывалось на части, когда она должна была хоть в чем-то их ограничивать. Ее запасы таяли на глазах, и она вместе с ними теряла и свой покой. Из равнодушной до людской молвы уверенной в самой себе женщины она превращалась в раздраженную сварливую бабу. Промучившись в подобном состоянии несколько недель, она на удивление соседей снова обрела свой прежний покой и уверенность в себе. Они удивились еще больше, когда узнали, что тетка Маня занялась самогоноварением, чем до этого времени она никогда не занималась. Поселенцев самогонкою не удивишь, ее варили почти в каждом доме, но у нее она получалось такой чистою и приятною на вкус, что оставляла у хотя бы однажды угостившихся ее сивухою поселенцев непременное желание и дальше услаждать себя этим просто восхитительным напитком. Встревоженные поселковые бабы не спускали со своих особенно охочих до самогонки тетки Мани благоверных глаз, но разве было в их силах за ними уследить. Их мужья, дождавшись удобного времени и прихватив с собою что-нибудь, по их мнению, лишнее, бежали к тетке Мани. Но она не собиралась обдирать и так бедневших с каждым очередным днем мужиков, а, угостив их стопкою бесплатной самогонки, выпроваживала их дома, предупредив, чтобы они к ней больше не стучались. Свой товар она отпускала только для членов правления коммуны. Они могли предложить взамен самогонки для нее, что-то более существенное.... Да, и тесное, почти дружеское, общение с ними давало ей некоторое послабление во время общественных работ. Она при необходимости всегда могла отпросить уйти пораньше или отлучиться с работы. Успокоившиеся за своих мужей поселковые бабы перестали на нее коситься, а за то, что она иногда уходила с работы раньше положенного времени, тетку Маню никто не осуждал. Все понимали, как ей тяжело справляться с тремя маленькими детьми, от которых они в свое время сами же и отказались.
   Спивая, пусть уже и затронутые грехом души поселенцев, тетка Маня совершала грех. Но можно ли судить мать за грех, который совершался во имя ее детей!? Да, и вообще, на какой только грех может решиться мать в своем страстном желании обеспечивать своих детей всем необходимом для выживания в нашем непомерно жестоком мире!? И кто только вправе утвердительно или отрицательно ответить на этот непростой вопрос!? Кто в нашем мире не только способен, но и имеет право, осудит или оправдает заботящуюся о благополучии своих детей мать!? Никто, кроме нашего Господа бога, который во всем разберется и каждому из нас воздаст по заслугам.
   Мазурик с Завороткиным были постоянными гостями у тетки Мани и всегда щедро расплачивались с нею за гостеприимство из общественного достояния коммуны.
   Не последним человеком в поселке был и конюх Себастьян. Заполучивший такую выгодную при новой жизни должность Себастьян очень скоро разобрался во всех ее преимуществах и, поняв, что на его самоуправство рядовым коммунарам будет некому жаловаться, начал считать отобранных у поселенцев коней принадлежащих только ему одному. Он уже с гордым презрением посматривал на приходивших к нему на поклон их бывших собственников и, если они не смогли ублажить его подношениями, то всеми правдами, а чаще всего неправдами, отправлял их ни с чем. И те, понуро опустив свои бедовые головы, уходили и снова возвращались, но уже не с пустыми руками. Только тогда вдоволь покуражившийся над ними хитрый и ловкий при новой жизни Себастьян выдавал им во временное пользование какую-нибудь захудалую лошадку. Да, и кому при новых порядках мог пожаловаться рядовой коммунар и у кого найти защиту от подобных нечистых на руку вымогателей? Бес принимал по личным вопросам только один раз в месяц, а всех желающих встретить с ним предварительно записывал бригадир вампир. И он, конечно же, не допускал неугодного ему жалобщика до председателя правления коммуны. Нет, он никому не отказывал записать жалобщика в очередь на прием к бесу. Он, не спрашивая даже причины побудившей поселенца встречаться с бесом, тут же заносил его в свой блокнот. Но по его записям, почему всегда выходило, что желающих поговорить с бесом до того много, что эта очередь могла затянуться для рядового ничем не примечательного коммунара на долгие годы. Да, и уже больше не сомневающиеся, что ворон ворону глаз не выклюет, поселенцы очень скоро перестали обращаться к вампиру с подобными просьбами. Они уже больше не верили, что председатель правления коммуны сможет хоть чем-то облегчить им жизнь, но знали, что своими жалобами, они только вызовут неудовольствие таких влиятельных в их коммуне членов правления, как вампир и оборотень. Слишком поучительный им был преподан на собрании по утверждению в их поселке коммуны урок. Тогда этот же кровожадный вампир вместо наказания за загубленного возвращенного к жизни самим Сатаною поселенца во всеуслышание был объявлен героем, защитником униженных и оскорбленных проклятой земной жизнью бывших людей. Зная, что при новых порядках они могут и должны надеяться только на самих себе, поселенцы научились изворачиваться и находить окольные пути для удовлетворения всех своих нужд.
   - Хочешь хорошо жить - умей вертеться, - не сходила с уст коммунаров крылатая фраза.
   А кое-кто из них уже начал в этом деле даже преуспевать. Для успеха в таком довольно несложном и не слишком утомительном деле у коммунаров было много путей и немало возможностей. Они не упускали ни одной подвернувшейся им возможности, чтобы добиваться расположение у любимчиков высокого начальства, в расчете, что те, в свою очередь, при удобном случае замолвили за бедного и заведомо несчастного коммунара словечко. Коммунары учились встречать и провожать больших и малых начальников заискивающими взглядами, говорить о них одно только хорошее с расчетом, чтобы они эти слова или сами слышали, или кто-то другой должен был непременно передать все сказанные о них слова добивающимся особого положения в коммуне поселенцем. Это и постоянное преследования начальства с унизительными просьбами о милости к тебе, недостойному даже их внимания, непременно жалуясь при этом на свою разнесчастную судьбу. Да, и мало ли еще чего могла придумать изобретательная голова поселенца!? Можно было даже воровать или подбирать то, что плохо лежало и на что не претендовали остальные коммунары. Все равно, все в поселке считалось общим, а это утверждение предполагало, что и ничьим. Все способы решать окольными путями свои насущные проблемы описать просто невозможно. Каждый из поселенцев стремился их решать по-своему, в полном соответствии со своими возможностями, складом своего характера и наклонностями. Складывающиеся при новых порядках взаимоотношения между коммунарами потихонечку переворачивали с ног на голову все бытующие ранее в поселке представления о ценности того или иного поселенца. С каждым очередным днем в поселке все меньше ценились такие немаловажные для продолжения жизни человека на земле качества, как трудолюбие, честность и совестливость. Эти пережитки заклейменной нечистью прошлой жизни сейчас мешали коммунарам устраиваться в этой оказавшейся на самом-то деле непростой и невероятно сложной новой жизни. Как же могла цениться в коммуне честность и совестливость, когда в ее руководстве были бессовестные проходимцы и прохиндеи, если у нынешней власти были в почете только одни воры, пьяницы, проститутки и просто аморальные личности. Извечно презираемые нормальными со здоровой психикою и не с извращенными потребностями людьми они сейчас требовали к себе одного только уважительного отношения и не только не воспринимали, но и даже не признавали, любых, даже вполне ими залуженных, упреков в лихоимстве. Уверовавшая в своей искренней заботе о благе подначальных им поселенцев нечисть не могла и не хотела признавать истинного положения в поселке. А в ответ на упреки, что это только по их вине распоясались от безнаказанности бывшие лодыри, пьяницы и проститутки, они, призвав на помощь всегда в подобных случаях выручающее их демагогическое разглагольствование, с не меньшим пылом и жаром утверждали обратное. Как ни за что не ответственные существа, они с легкостью признавали нынешние затруднения, и, обзывая их временными и незначительными, с еще большей легкостью привычно сваливали все посыпавшиеся на коммунаров в последнее время беды и несчастия на прежнюю преступную жизнь и на сложности переходного периода.
   - Вы, размечтавшись о скором наступлении счастливой жизни, уже начали готовить для себя мягкие постели и большие ложки? - с презрительными ухмылками переспрашивали они у жаловавшихся на ухудшение жизни поселенцев. - Нет уж, дорогие товарищи, вы так желанного вами счастья с такой негодной общественной работою дождетесь не скоро....
   Находящиеся в руководстве коммуны существа без совести и чести сейчас жестоко мстили своим бывшим обидчикам, приписывая им то, на что они заведомо были не способны. Они не верили в жалобы бывших состоятельных поселенцев, но доверяли и безоглядно верили творившим все эти беззакония в поселке своим распоясавшимся молодчикам. Потому что у бессовестного начальства вера было только к близким им по духу и образу жизни бессовестным поселенцам. Попробуй тогда попавшимся в новые условия жизни поселенцам не принять и не уважать бессовестность!? Всех их во имя призрачного будущего счастья призвали к стадной жизни: идти в ногу со всеми и делать, как все - иначе ты уже противопоставил себя коллективу и будешь заведомо не прав, потому что всегда прав только один коллектив.
   Поселенцы, глубоко запрятав в душе все человеческое, старались, как можно веселее, с вымученными ухмылками реагировать на выворачивающее наизнанку все нутро у честного человека пошлые над ними подшучивания и молчать, когда рядом с ними страдает безвинный человек.
   - Свою совесть я уже привык оставлять дома, она не для повседневного использования, - так метко охарактеризовали местные остряки, происходящие в последнее время перемены в их поселке и изменение в душах и поступках поселенцев.
   Заметно повысились при определении ценности того или иного поселенца не его честность и щепетильность в делах и поступках, а изворотливость, подхалимство, лицемерие и ложь. Только эти качества поселенцев позволяли им намного лучше утраиваться в условиях новой жизни.
   - Кому нужна твоя, правда, и твои золотые руки? - все чаще стали слышать в поселке мужики от своих порою даже не знающих, чем их сегодня накормить, жен. - Ты бы лучше брал пример с нашего соседа. Лодырь, ничего путного своими руками не умеет делать, а ежедневно пьет и его семья не голодает.
   Особенно ценилось завести дружбу с начальством. Стать для начальников нужным человеком - это уже было самой заветной и чаще всего заведомо несбыточной мечтою для рядового коммунара. Но мечта на то и есть мечта. Оттого, что она становилась трудно осуществимой и несбыточной, еще вовсе не означала, что сами поселенцы отказывались от ее манящего призыва своей несомненной привлекательностью. Совсем наоборот, она еще больше подстегивала пораженных ею поселенцев, принуждая их переставать гнушаться тем, что еще только вчера было для них не приемливым, что унижало и оскорбляло их человеческое достоинство. Да, и разве можно было обращать на подобные перемены в нравах и привычках поселенцев хоть какое-то внимание в то время, когда сама их жизнь в подобных условиях была самым величайшим оскорблением? Разве думает об оскорблении голодный пес, когда он униженно просит у жестокосердного хозяина кусок хлеба? Не желающие даже задумываться, каким путем их соседи добывали для себя и для своей семьи необходимые для продолжения жизни продукты питания, через какие унижения приходилось проходить их соседям, пока они добивались этого очень неустойчивого благосостояния, поселенцы уже начали восхищаться самыми из них ловкими и пронырливыми.
   Да, и разве можно было, после всех этих унизительных оскорблений, претендовать на право называть себя достойным всяческого уважения человеком? Конечно, нельзя.... Но не стоит и утверждать, что на подобное унижение добровольно шли поголовно все поселенцы. Все это, если можно так сказать, стало главным и все определяющим в их новой жизни сразу же, после утверждения в поселке по рекомендациям Сатаны коммуны. Подобную просто нестерпимую обстановку для уважающего в самом себе порядочного человека и старались насаждать сейчас слуги Сатаны безжалостно изламывая и лишая поставленных перед таким выбором поселенцев остатков человеческого достоинства. Завистливо мстительной нечисти очень хотелось внедрить подобные бесчеловечные отношения среди поселенцев. Это, если можно так сказать, тоже была их самой заветной голубою мечтою. Нечисть не меньше, чем Сатана, хорошо для себя осознавала: если им удастся внедрить все свои задумки хотя бы среди поселенцев, то уже потом она может больше не сомневается, а надеяться и верить, что подобное непотребство можно сотворить и с извечно сопротивляющимся устремлением тьмы русским народом. У подавляющего большинства коммунаров все внутри восставало против подобного унижения их человеческого достоинства, но они, не видя перед собою достойного выхода из устраиваемой для них слугами Сатаны поганой жизни, до поры до времени терпели, старательно делая вид, что их в новой жизни ничего не смущает и не вызывает никакого отторжения. Интуитивно ощущая свою неразрывную связь с Россией, они не желали подобной ужасной участи и для русского народа. Где-то в самых дальних уголочках своих грешных душ поселенцы, предугадывая подобное несчастье для своих потомков, не сомневались: если поганой нечисти удастся претворить все свои задумки в России, то русский народ уже может и не оправиться, после такого удара, что русские люди уже больше не смогут оказывать нечисти хоть какое-то сопротивление. Поселенцы не были дураками и могли заранее предположить: если подобное несчастье с русским народом произойдет, то единственно правильным решением для извечно зарящихся на Русь соседних народов будет: изъять сохранивших в себе человеческое достоинство немногих русских людей, а остальных или уничтожить, или подождать, пока они сами не поубивать друг друга. Об затаившихся до поры до времени в своих домах поселенцев можно сказать только одно, что им приходилось приноравливаться к новым веяниям, и что эта напичканная ужасом и мерзостью атмосфера в любом случае пагубно воздействовала на их души. Эта насаждаемая нечистью в поселке бесчеловечная атмосфера больше всего вреда должна была принести своим разлагающим воздействием, как предполагал задумавший это нечестивое дело Сатана, на только что вступающих в жизнь молодых людей. Принести тем, кому сейчас приходилось делать свои первые осторожные шаги по этой полной всяческих неожиданностей и бесчисленных соблазнов жизни в поисках предназначенной судьбою своей дороги. Она была одинаково страшной для всех молодых людей, но особенно разрушительной она оказалась бы для тех молодых людей, у которых не было моральной поддержки. В первую очередь для тех молодых людей, которым родители не успели внушить нравственных ориентиров, при помощи которых они смогли бы свернуть на нужную тропу в безграничном лабиринте судьбы. Замахиваясь на будущее всего человечества, эта насаждаемая нечистью в поселке атмосфера не имеет права на долгое существование. Живущим на земле людям нельзя ни в коем случае допускать, чтобы это разлагающе действующая на людей атмосфера просуществовало больше двух поколений людей. Если предположить, что к жизни на земле пришли дети выросших в условиях господства этой атмосферы отцов, то связь поколений может разорвать и человеческое сообщество будет обречено. Потому что подаренные людям нашим любящих нас Творцом бережно сохраняемые и передаваемые, как бесценный дар, из поколения в поколение нравственные ориентиры вполне способны наполниться совершенно иным смыслом и содержанием.
   Еще до утверждения Себастьяна на должность конюха на правлении коммуны с ним встретился для предварительного разговора вампир.
   - Я намереваюсь назначить тебя, товарищ Себастьян, на должность конюха, - сказал зашедший вечером к нему домой вампир. - Но, прежде чем вносить твою кандидатуру для утверждения на правлении коммуны, я хочу поговорить о твоих будущих обязанностях и убедиться, что у меня с тобою будет полное взаимопонимание, что ты будешь для меня хорошим помощником.
   Предложение вампира застало Себастьяна врасплох, и первой его мыслью была отказаться от такой хлопотливой должности.
   - Зачем мне нужна это не сулящая мне ничего хорошего должность конюха? Мне лучше и дальше продолжать бездельничать на общественных работах, чем надрываться, ухаживая у всех на виду за конями коммуны, - подумал он про себя, а вслух сказал. - Я не уверен достаточно ли у меня опыта для такого ответственного дела. Да, и этих лошадей у меня сроду не было....
   - Ты отказываешься от такого выгодного предложения!? Может, ты неправильно понял, что я тебе предлагаю!? - воскликнул вспоминающий нелестным словом поручившегося за Себастьяна Завороткина удивленный вампир.
   Себастьян забеспокоился. Его хитрый изворотливый ум, что-то ухватывал из слов вампира, но добраться до сути сделанного ему предложения не мог. Он не понимал, какую выгоду он получит, денно и нощно ухаживая за лошадьми в то время, когда его друзья будут прохлаждаться на общественных работах, заставляя работать на себя бывших состоятельных поселенцев.
   -Потом они будут приходить на конюшню и, не говоря мне даже спасибо за работу, забирать коней и пользоваться ими по собственному усмотрению. А, вдруг, с порученными под мою ответственность конями хоть что-то случится.... Они же в отличие от нас, поселенцев, не оживленные, а такие же, как и на земле, самые настоящие живые кони.... То за все эти несчастья непременно спросят с меня одного. Но почему бригадир удивился моему нежеланию становиться конюхом? Что-то здесь совсем не то, чего-то я по своей недостаточной осведомленно в этой новой жизни не понимаю! - уже и сам воскликнул про себя Себастьян, а вслух, не желая прогадать, задал вампиру уточняющий вопрос, который должен был непременно ему помочь досконально во всем разобраться. - Я бедный человек и вполне могу из-за недостатка опыта не досмотреть за какой-нибудь лошадкою? Кони, ведь, безгласные и сами не скажут, где и что у них болит.... Чем я потом буду рассчитаться с коммуною, если я, как говорится, гол, как церковная мышь?
   - Так вот, оказывается, в чем дело!? - воскликнул заметно подобревший вампир. - Ты, мой дорогой товарищ, можешь об этом больше не только не думать, но и не переживать. Я ежедневно буду посылать к тебе на конюшню опытного помощника, который тебе не только научит обращению с лошадьми, но и подскажет, что с ними надобно делась в случае какого-нибудь с ними осложнения....
   - Тогда зачем я буду числиться конюхом, если за меня будут работать другие мужики!? - воскликнул еще больше удивившийся и запутавшийся в своих мыслях Себастьян и подумал, что ему больше не стоит разыгрывать из себя дурака, а поговорить с вампиром понятными русскими словами. - Не обижайся на мою тупость, товарищ начальник, а лучше подскажи мне, чем я буду заниматься на должности конюха. Я работы не боюсь, но опасаюсь не оправдать твоего доверия....
   - Все еще не доходит до этого олуха царя небесного, что я ему предлагаю, - со злостью подумал про себя вампир. - Не могу же я рассказать ему все без утайки. Тогда он и меня самого опасаться не будет, а, если перегнет палку, то непременно скажет, что это я его надоумил.
   Не подавая вида, что Себастьян его разозлил, вампир негромким вкрадчивым голосом попытался кое-что ему объяснить:
   - Пойми, Себастьян, я не могу поставить на такую должность кого-нибудь из бывших, так называемых, состоятельных поселенцев. Завладев коммунальными лошадьми, они сами будут без всяких ограничений ими пользоваться, а с вас бедняков будут за одно только разрешения взять по какой-то надобности коня драть по три шкуры. И вам снова, как и раньше, придется идти к ним на поклон с нижайшими просьбами и с непременным угощением. А у меня, перегруженному другими заботами, не будет достаточно времени проследить за всеми их ухищрениями, чтобы не позволить им и дальше перегибать палку в отношениях с бывшими бедными поселенцами. Пойми, друг, что я хочу поставить на эту должность своего человека, в котором уверен, как в самом себе. Я не хочу, чтобы в нашей коммуне снова возродилась под каким-нибудь предлогом для всех наших друзей прежняя проклятая жизнь.
   Этих слов вампира оказалось вполне достаточно, чтобы ушлый Себастьян смог, наконец-то, понять и оценить всю выгодность сделанного ему предложения. И он, сделав вид, что ни о чем не догадывается, задал вампиру последний проверяющий его догадку вопрос:
   - Но, бригадир, распределять коней будет не конюх, а ты, так как же эти бывшие состоятельные поселенцы посмеют ослушаться твоих распоряжений?
   - Себастьян, - с нескрываемым укором проговорил уже начавший сердиться вампир, - эти бывшие богачи хитрые и коварные люди.... У меня много обязанностей.... И я не всегда смогу проверить правильно ли распределятся лошади среди нуждающихся в них коммунаров. Я разрешу тебя, например, взять лошадь, а конюх не даст, сказав, что свободных коней нет или они все заболели.... Да, и мало ли чего еще смогут придумать их изощренные на наживу головы. Нет, я рисковать не имею права и хочу иметь на такой должности своего человека. Но, если ты не хочешь, то я насильно заставлять тебя не буду, найду другого поселенца....
   - Прости меня, дурака, товарищ бригадир! - взмолился перед вампиром напуганный, что потеряет такую выгодную должность, Себастьян. - Я поначалу не понял тебя.... А когда ты мне все объяснил, то я уже не могу отказываться от такой должности.... Кто же еще будет помогать нашей власти, если не мы, бывшие бедняки?
   - Что ж, я буду только рад иметь такого помощника, - сменив гнев на милость, добродушно буркнул вампир. - Но мне нужно с тобою договориться....
   - Все твои указания, товарищ бригадир, я буду исполнять незамедлительно! - оборвал его на слове уже и так на все согласный Себастьян.
   - Знаешь, Себастьян, - продолжил, после небольшой заминки, вампир, - ко мне многие будут обращаться с подобными просьбами.... И мне иногда будет неудобно им отказывать.... А лошади уже будут все распределены.....
   - Если неудобно, то можно обещать лошадь, - сразу же нашелся, что ответить, Себастьян. - Обещанному коню в зубы не смотрят и ждут не менее трех лет, товарищ бригадир.... А я как-нибудь выкручусь и объясню просителю, что, к великому моему сожалению, в конюшне свободных коней нет.
   - Догадливый, - уже с одобрением подумал о конюхе вампир, - Такой схватывающий все на лету помощник мне подойдет, - и он продолжил выдавать ему ценные указания. - Таким просителям я буду выдавать записки, написанные не карандашом, а ручкою. Тебе все понятно, Себастьян?
   - Я все понял, товарищ бригадир, - поспешил с ответом Себастьян, и они расстались вполне удовлетворенные друг другом.
   С тех пор бывший бедняк Себастьян зажил барином. При встречах поселенцы здоровались с ним первыми, а он или молча проходил мимо, или ворчал в ответ что-то несуразное, если был недоволен. А когда у коммунара появлялась острая необходимость в лошади, которую он сам отвел, после организации коммуны, в конюшню, то для него начинались хождения по мукам. Вначале ему надо было упросить несговорчивого вампира, потом ублажить подношением конюха и его жену.... Нередко бывали и такие немало портившие нервов рядовым коммунарам просто возмутительные случаи. Только успеет Себастьян выдать отбившему свои ноги коммунару коня, как выбегала из дома разъяренной тигрицею его жена и, вырвав поводок из его рук, кричала:
   - Пока не приведешь в порядок свою стерву, пока не научишь ее уважительно относиться к порядочным людям, коня не получишь!
   Обозленные крушением всех своих на сегодняшний день дел мужики тут же начинали приводить своих жен в порядок. Зареванные коммунарки бежали просить прощение и извиняться перед строгой и взыскательной женой конюха. Так потихонечку и вбивалось в сознание поселенцев, что при новой жизни будет всегда прав только тот, у кого больше прав на свою правду. После громкой трескотни и заверений, что в новой жизни все безо всякого исключения равны, поселенцы и не заметили, как на месте бывших собственников начали множиться аристократы новой формации. Но им в отличие от бывших состоятельных поселенцев не приходилось, чтобы обеспечить себе почет, уважение окружающих людей и хорошую жизнь, гнуть спину и проливать пот на земле-кормилице. Этим новым аристократам надо было только ухитриться, чтобы их заметило предоставляющее место у общественной кормушки начальство. И не беда, что они ровным счетом ничего не смыслили в тех делах, которые им поручались, они знали более важное и нужное для них в настоящее время. Им было хорошо известно, как извлечь из своего положения пользу для себя и для своих благодетелей.
   Разгуляев Макар Никодимович в своей прошлой земной жизни был разбойником, но вовсе не тупым огромным верзилою с топором или с увесистой дубинкою в руках. И, тем более, он не был отчаявшимся и обозленным на весь мир неудачником. Макар был не просто разбойником, он был разбойником по призванию. Сколько леденящих кровь у богобоязненных мужиков ходило под их соломенными крышами рассказов и легенд об его разбойничьих похождениях. Полиция сбилась с ног в тщетных попытках отыскать и схватить его, но он, оберегаемый нечистой силою, был для них неуловимым. Ему везло не только обходить все устроенные полицией засады, но и не попадаться в расставленные ими ловушки. Он не только ради добычи выходил на большую разбойничью дорогу и рисковал своей жизнью. Ему приносил несоизмеримо больше радостного удовлетворения не сама добыча, а страстно им любимый и особенно для него привлекательный сам процесс разбойничьего нападения на предварительно доведенного до состояния животного ужаса человека. К каждому своему выходу на большую дорогу Макар Никодимович готовился, наверное, намного тщательней, чем готовиться артист к выходу на сцену. Понимая, что любая заранее непродуманная им при нападении мелочь способна привести к нежелательным последствиям, он во время каждой очередной подготовки к разбойничьему нападению тщательно продумывал все, включая возможные даже совсем уж незначительные случайности. Он не сразу появлялся во всей своей разбойничьей красе с пылающими от возбуждения глазами перед жертвою, а еще довольно продолжительное время подготавливал ее к уже совсем скорому нападению. Позволяя несчастному одинокому путнику полностью осознать свою оплошность, что он так опрометчиво решился на продолжение своего пути в такое позднее время, Макар терпеливо дожидался, когда трусливая душа небораки не переполниться остро необходимым для него отчаянием. Пугая путника громкими неожиданными тресками, все время приближающимися до него громкого топота ног и частым мельканием впереди закутанной в темный плащ фигуры, Макар доводил свою жертву до такого состояния животного ужаса, что та уже переставала думать о хоть каком-нибудь сопротивлении домогательствам разбойника. Стоило потом Макару объявиться перед насмерть перепуганным путником: и тот безропотно отдавал ему все свое имущество, думая и надеясь только на то, что известный своей свирепостью разбойник, удовлетворившись поживою, его отпустит. Но не тут-то было.... Макар Никодимович, или просто Макарушка, как ласково называли его дружки, не торопился отпускать от себя попавшегося ему в руки несчастного путника. Он еще долго с ним играл, как кошка с мышкою, то, отпуская, а то, снова вставая из мрака ночи перед уже благодарившим небеса за избавления путником, то, снимая с него все вплоть до исподней одежды, а то, снова возвращая ему отобранное имущество. Несколько раз сменялась у несчастной жертвы надежда отчаянием, пока Макар, вволю не наигравшись своей властью над человеком, не отставлял его в покое.
   Макар Никодимович и сам не знал, за что он так не любит людей. Да, и вряд ли хоть когда-нибудь приходило в его голову подобная мысль. Ему просто нравилось ощущать самого себя охотником, он постоянно нуждался в дрожащей перед ним от страха живой двуногой дичи, чтобы утолить разрывающую ему душу свою неуемную страсть. В отличие от большинства разбойников Макар Никодимович никогда не стремился убить или хоть как-то изувечить свою жертву, но люди почему-то всегда боялись встречи с ним больше, чем с теми, кому убить человека было, что раз плюнуть. Где-то в глубине своей обугленной от непрерывного грехопадения душе он понимал, что на большую дорогу его привела только одна эта с детства мучившая его неуемная страсть насладиться исходящим от человека животным страхом неуемная страсть. Иначе, зачем ему потомку знатного рода становится разбойником, и позорить своих почтенных состоятельных родителей. Он еще и тогда, перед самым выбором своего жизненного пути понимал, что никто, даже за большие деньги, не согласится освобождать его душу от терзавших ее садистских желаний, поэтому, не видя для себя другого выхода, отказался от всего и пошел туда, куда звала его изнуряющей страстью судьба. Короткий век у разбойников.... Даже самые из них удачливые редко доживают до преклонного возраста. Погубила Макара все та же его неумная страсть. Однажды вечером, заметив на дороге одинокого путника, он повелел дружкам оставаться в лесу, а сам легонько пришпорил своего застоявшегося коня. Натренированное им животное неслышно приблизилась к беспечному путнику. Выехав на дорогу немного впереди путника, Макар в ожидании, когда он к нему приблизиться, придержал коня, а потом с диким воплем рванул за поводок, намереваясь, выскочив навстречу, отвести свою душу ужасом и отчаянием жертвы. Но обернувшийся в его сторону путник не испугался, а посмотрел в глаза разбойничьего коня таким взглядом, что тот, задрожав от охватившего его ужаса, бросился в сторону и, споткнувшись, растянулся на земле, подмяв под себя седока. Ударившись головою об лежащий в месте падения на дороге камень, Макар, даже не ощутив в полной мере мгновенно переполнившей его боли, тут же испустил дух. Выскочившая из тела его обугленная в непрерывном грехопадении душа в страхе заметалась над дорогой. Ей было хорошо видно, как вскочивший на ноги конь, стоял над его неподвижным телом, понуро опустив голову, как к нему подоспели встревоженные его долгим отсутствием дружки, и, убедившись, что он мертв, закапали его тело на опушке леса под высоким раскатистым деревом.
   Сатана подарил ему новое тело, но Макар Никодимович не был рад такому его щедрому подарку. Его неуемная страсть постоянно требовала от него своего удовлетворения животным страхом смертельно напуганного человека, но разве он мог в этой долине заниматься своим прежним излюбленным разбоем. Долина была слишком маленькою для того, чтобы Макар, после своего разбойничьего приключения, с легкостью мог бы спрятаться от гнева взбудораженных поселенцев. Предвидя последствия своего срыва, он старательно себя сдерживал и только тогда, когда становилась совсем уж невмоготу, Макар позволял себе немного спустить пар, пугая поселенцев своим угрюмым видом и шальным блеском разбойничьих глаз. Не зная и даже не предполагая, как ему в этой долине будет справляться со своей неуемною страстью, он с ужасом ждал того времени, когда он больше не сможет удерживать ее в себе и совершит непоправимое. Тогда он впервые за все время своего существования мог оказаться не в роли охотника, быть которым он всегда страстно для себя желал, а в положении загоняемой другими в непроходимый тупик двуногой дичи. И те, кого он до этого времени презирал, станут травить его, как волка, пока не уничтожат. Он метался в поисках хоть какого-нибудь для себя выхода и не находил его, пока Сатана не послал ему надежду на скорое избавление от уже становящихся просто невыносимых мучений с приходом в поселок очередных возвращенных им к жизни поселенцев. Они сразу же привлекли к себе его внимание. Да, и как же он мог их не заметить, если его опытные глаза разбойника глаза сразу же отметили, что они пришли в поселок в отличие от регулярно выходящих из пещеры до этого поселенцев не робкими зверьками в ожидании, что в этой долине, несмотря на заверение Сатаны, их никто не ждет. Он сразу же понял по их уверенным в себе лицам, что они пришли в долину не жалкими просителями милостыни, что они пришли в поселок с особым поручением от самого Сатаны. Услышав, как их предводитель заявил, что они пришли в поселок по поручению Сатаны для построения долине новой основанной на истинной справедливости жизни, он со всей раздирающей его душу неуемной страстью доверился извечно коварному и во всем лживому бесу. Ему уже было нечего терять. Доводящая его до полного изнеможения страсть угрожала в любое мгновение прорваться наружу. И Макар только для того, чтобы хоть что-то изменить в этой совсем неподходящей для его устремлений долине, сразу же признал в этих поселенцах своих союзников и больше ни о чем, не раздумывая, с величайшей охотою принялся им помогать. Макар Никодимович не ошибся в своих ожиданиях: при новых порядках он всего лишь за один час, притворяясь рачительным хозяином и добросовестным исполнителем порученного ему дела, выплескивал на неповинных поселенцев всю накопившуюся у него за ночь неуемную человеконенавистническую страсть.
   Слугам Сатаны не удалось добиться в поселке социального равенства и обеспечить, чтобы поселенцы в коммуне жили в мире и в согласии. Заявляя на словах, что Сатана вполне искренне желает этого мира и спокойствия для возвращенных к жизни бывших русских людей, но ни сами нечистые и, тем более поселенцы всерьез не верили в эти заверения. Какая корысть была бы Сатане, если бы возвращенные с помощью его колдовства к жизни поселенцы, вдруг, совсем неожиданно ощутили в себе братскую привязанность друг к другу и зажили в поселке в мире и согласии!? Разве они тогда стали бы терпеть на своей шее его посланцев!? И когда же это было, чтобы в головы довольных своей жизнью людей начинали стучать греховные мысли!? Разве подобная в поселке обстановка способствовало бы усилению его влияния на грешные души поселенцев!? Если отбросить в сторону словесную шелуху, то следует признать, что вся их сегодняшняя жизнь и была задумана Сатаною, чтобы не только посеять раздор между поселенцами, но и, обозлив друг против друга, крепко удерживать их под своим непосредственным влиянием в прочных цепях животного страха. Одних поселенцев в предчувствии скорого возмездия со стороны Сатаны в случае их бунта, а других, погрязших в грехе от союзничества с нечистью, от возмездия со стороны поселенцев, если нечистым придется уйти из поселка. Переполняющиеся к новой жизни вполне оправданным недовольством поселенцы, опасаясь друг друга, предоставляли нечистым право не только властвовать над всеми ими, но и, удерживая их от столкновения, представляться для той и другой стороны в роли спасителей. Кто-кто, а уж нечистые за все свое никчемное бесконечное существование хорошо усвоили старый испытанный веками способ удержание власти над темными и забитыми людьми и пользовались им сейчас в совершенстве.
   Еще совсем недавно копошившейся в грязи из плевков и прочей мерзости новой аристократии было нелегко сдерживать себя по отношению к презирающим их, как раньше, так и сейчас, образ жизни бывшим состоятельным поселенцам. И они исподтишка, а, иногда, и открыто, мстили своим бывшим обидчикам. Подобное их поведение не способствовало разряжению напряженной обстановки в поселке и, пока что приглушенные страхом страсти начали потихонечку переливаться через край. Многих из поселенцев уже могли бы заслужить для себя ужасную участь Толстосумого, если бы не скрытая от нечисти деятельность Антона и Тимофея Фроловича, если бы не их ободряющие и успокаивающие доведенных до крайности коммунаров слова.
   Интуитивно ощущающий усиления в поселке негативного отношения к руководству недавно организованной коммуны бес ожидал и внутренне был готов к попыткам саботажа общественных работ и активному сопротивлению со стороны бывших состоятельных коммунаров. Но день проходил за днем, а в поселке по-прежнему было все тихо и, как ему казалось, пока еще никто и ничто не нарушает покой затаившихся в домах насмерть запуганных поселенцев. Эта немало озадачивающая опытного в отношениях с людьми беса тишина и спокойствие в поселке поначалу вводило его в недоумение. Но потом, даже и мысли не подпуская, что бывшие грешники способны действовать против руководства коммуны тайно, приписал все еще сохраняющийся в отношениях между поселенцами мир и покой своей гениальности и успокоился.
   Избранная по настойчивому требованию Антона тактика борьбы против распоясавшейся в поселке нечисти на первоначальном этапе помогла избежать стычек со слугами Сатаны и их союзниками, не раскрыть правлению коммуны организованный им вместе со своими хозяевами "Союз борьбы". Но, как бы не хотелось Антону расширять число своей маленькой организации, ему все же пришлось привлечь в нее самых отчаявшихся из поселенцев: Демидыча, мельника и еще трех мужчин с более скромным бывшим состоянием. В последнее время им особенно доставалось от прислужников нечисти. Если бы они не состояли в "Союзе борьбы" и у них еще не было надежды хотя бы в отдаленном будущем отомстить за все свои сегодняшние обиды, то, наломав в бессильной злобе немало дров, они могли бы раньше времени нарушить шаткое спокойствие в поселке. Антон, несмотря на постоянное подталкивание его другими членами "Союза борьбы" на активные действия, был непоколебимо убежден, что пока еще рано раскрывать свои намерения перед слугами тьмы, что нельзя позволять насторожившимся нечистым перестраиваться и, немного ослабив свои тиски, удерживать коммунаров от неминуемого бунта.
   - Пусть все идет своим чередом, - неустанно повторял он членам союза. - Нам до поры до времени не стоит понапрасну суетиться, пытаться ценою своей жизни останавливать нечистых в их алчных поползновениях на души поселенцев. Время работает на нас и очень скоро эти новоиспеченные горе руководители непременно обозлят против себя всех поселенцев. Только при таких условиях мы уже станем способными открыто выказывать свое неудовольствие устроенной нам жизнью, только тогда у всех поселенцев появится возможность освободиться от их тлетворного влияния на наши души навсегда.
   Уже достаточно опытные в общении с людьми слуги Сатаны тоже не желали понапрасну тратить драгоценное и в их положении время. Активно используя все находящиеся в их распоряжении рычаги воздействия, они по любому поводу и без повода старательно склоняли неустойчивые души коммунаров к греху, пытались всеми правдами и неправдами привлечь на свою сторону по возможности больше поселенцев. Они со свойственным им в любые времена яростным негодованием нападали именно на тех, кто не желал подстраиваться под новые веяния, кто до организации коммуны жил более-менее обеспеченной жизнью. На этих неборак нескончаемым градом сыпались издевательские насмешки, их использовали на побегушках.... Да, и вообще узурпировавшая в поселке власть нечисть старалась опустить их до уровня новой аристократии, выбить из них остатки гордости и человеческого достоинства.
   - Если бы не наш союз, - признался, когда они собрались в лесу на свое первое совещание, Демидыч, - то мне при новых порядках хоть вешайся на первом подходящем для такого поганого дела суку. С вами я могу хотя бы поделиться своим горем.... И мне уже становится намного легче сдерживаться от всей этой устраиваемой нам в последнее время мерзости.
   - Откуда только берется у этих неисправимых лодырей, пьяниц и проституток подобная нестерпимая озлобленность к порядочным и работящим людям? - окинув Антона вопросительным взглядом, тихо проговорил Тимофей Фролович. - Раньше, когда они еще были не коммунарами, а всего лишь поселковою голытьбою, хоть на людей походили. А сейчас, как свирепые звери, они зачем-то мстят всем, кто раньше их кормил и поил, чьим трудом они живут и поныне....
   - Вряд ли они могли хоть как-то измениться за столь короткое время? - засомневался в правильности его слов Антон. - Я думаю, что и раньше они было такими же обозленными на весь мир ни на что не годными людьми. Но тогда, ради выживания, им приходилось свою кровожадность скрывать. Кто бы в прежнее время относился снисходительно к их аморальному образу жизни и подавал милостыни, при их подобном поведении? Никто.... Все бы от них отвернулись.... И эти пьяницы и проститутки при своей нынешней фанаберии просто умерли бы с голоду. А сейчас с приходом в поселок слуг Сатаны наступила их время. От них сейчас не требуется притворяться и скрывать от поселенцев съедающую их изнутри зависть и озлобленность, и они, уже не скрываясь, полностью раскрыли свой поганый норов.
   - Но я не хочу гнуть свою спину на эту мразь! - со злостью выкрикнул не сдержавший в себе негодование один из бывших середняков. Я буду работать так же, как и они сейчас халтурят и бьют баклуши.... Пусть я и моя семья будет голодать, но и этой погани тоже будет не сладко жить.
   - Пока эти бездельники начнут голодать, - строго заметил ему Антон, - то мы к этому времени уже все помрем с голоду.
   - Не то страшно, что эти пьяницы и проститутки кормятся нашим трудом, - подержал слова Антона до этого молчавший мельник. - Страшно то, что мы и сами начинаем перенимать для себя их образ жизни. Вы только задумайтесь о нашей сегодняшней жизни.... Как в ней все изменилось до неузнаваемости за столь короткое время! И, к сожалению, далеко не в лучшую сторону.... То, что еще вчера было для нас дико, о чем мы еще только вчера, даже подумать боялись, сегодня уже становится для нас вполне обычным и естественным. Мы не только смиряемся со своим сегодняшним положением, но и эта наша сегодняшняя поганая жизнь уже перестает нас пугать. Как же мы можем не только соглашаться, но и безропотно принимать навязываемую нам слугами Сатаны жизнь!? Вот о чем мы сейчас должны думать и о чем беспокоиться. У нас сейчас нет другой более важной задачи, кроме, как постараться понять самих себя, почему мы поступаем именно так, а не иначе, как нам спасаться в первую очередь от самих себя, как нам сохранить в себе человека....
   Еще долго рассуждали и спорили между собою члены союза, высказывая друг другу свое видение о способах борьбы с испоганившей их жизнь нечистью. Немало было дельных предложений, которые тут же брал на вооружение их негласный руководитель Антон, но много было и таких, которые они сами, после недолго обсуждение начисто отметали. Не терпящий никакого демагогического словоблудия порывистый Демидыч предложил сегодняшней ночью убить всех посланцев Сатаны и возвратить себе прежнюю спокойную и ничем таким особым не омрачаемую жизнь.
   - Ты думаешь, что Сатана будет равнодушно смотреть, как мы убиваем его верных слуг? - охладил его пыл Антон - Даже, если нам и удастся их убить, то, что может помешать Сатане, прислать на их место других своих слуг? Их же у него, как давно уже всем известно, превеликое множество.
   - Тогда зачем нужны эти наши тайные встречи в лесу, если мы, все равно, ничего изменить в своем нынешнем положении не сможем! - с раздражением выкрикнула Настасья. - По мне, нам лучше умереть, чем быть безгласным прислужником у всей этой мрази!
   - Кто-кто, а уж нечистые с нетерпением дожидаются от нас подобного поступка, и от нашего преждевременного ухода из жизни горевать не станут, - усмехнулся на ее наивную горячность Антон. - Или вы уже успели забыть, что самоубийство - это именно тот самый смертный грех, который передает души самоубийц в полное распоряжение нечисти? Да, и самому Сатане будет не так уж и трудно восполнить в поселке урон. В грешниках, как на земле, так и на небесах, недостатка нет, и никогда не будет.
   - А какое нам дело до других душ!? - выкрикнула, даже не вслушиваясь в слова Антона, Настасья. - Пусть они поступают, как сами пожелают!.. Но мы-то уже будем свободными.....
   - Свободными, - перебил ее не согласный с нею Антон. - Ты же еще даже не знаешь, какой грех приняла твоя душа, после соглашения с Сатаною....
   - Но, чем дольше мы будем прислужниками нечисти, тем хуже будет нашим душам, - возразил Антону мрачный Демидыч.
   - Все это так, но помочь своим душам мы можем только живыми. После смерти, мы все будем лишены не только покаяния, но и хоть какой-то возможности помочь своим душам очиститься от греха. Просто умереть - легче всего.... А вот наперекор ожиданиям нечисти оставаться людьми и оказывать своим заблудшим братьям помощь в поисках пути спасения от зарящегося на наши души Сатаны.... Это, как я думаю, нам на небесах непременно зачтется, - заметил рассудительный Тимофей Фролович.
   - Лучше не скажешь, - одобрил его слова Антон. - Поэтому молча сидеть и бесстрастно наблюдать за разгулом получившей право помыкать нами нечисти нам не следует. Нам сейчас будет лучше всего, проанализировав складывающуюся в поселке обстановку, уяснить для себя все ожидающие поселенцев уже в скором будущем негативные последствия. Мы должны прямо сейчас готовиться к надвигающему на поселок голоду и к еще большему разгулу ощущающей неминуемой конец власти над нами нечисти. Не помешает нам заранее подготовиться и к возможному в скором будущем массовому вступлению коммунаров в наш "Союз борьбы". Будет лучше, если мы уже прямо сейчас будем знать, чем мы их встретим, чем мы их поддержим, и какой выход мы им предложим?
   - Уже и сейчас поселенцев нелегко сводить концы с концами, а в дальнейшем при этой поганой новой жизни будет его хуже, - с тяжелым вздохом поддакнул Антону Тимофей Фролович. - Я уже присмотрел для себя небольшой кусочек земли и намереваюсь его обработать.... Хоть какая-то поддержка будет для семьи. Но, если все со мною согласны, то мы можем обрабатывать его совместно.... Создав в тайне от слуг Сатаны запас уже ставшего дефицитным продовольствия, мы не только поможем своим семьям, но и, при необходимости, поддержим своих соседей.
   Предложение Тимофея Фроловича членам союза понравилось. И они еще долго с жаром обсуждали, как им будет лучше справиться не только с обработкою участка, но и сохранить его в тайне от руководства коммуны. Наконец-то у них появилось хоть какое-то дающее им надежду на будущее дело. Люди повеселели, и завязавшемся между ними разговоре кто-то вспомнил о прежнем желании поселенцев иметь в поселке священника.
   - Стоит нашим коммунарам узнать, что мы, несмотря ни на что, а все же добились желаемого, то их уже возле нечисти будет не удержать! - не удержался от восклицания с легкостью поддающийся эйфории посмотревший на Антона Демидыч.
   - Что ж, если это поможет делу борьбы с нечистью, то можно попробовать, - ответил на его немой вопрос совсем неуверенным голосом Антон. - Только вот, кому вы предложите стать священником, который, по моему мнению, должен быть не только хорошо известным всем поселенцам, но и, что самое главное, не вызывать ни у кого из них ни одного сомнения, что он принять на себя сан священника?
   - Тебе, Антон, - тихо проговорил, после минутного замешательства, мельник.
   - Не знаю, смогу ли я возложить на себя подобный сан, - засомневался в правильности его предложения Антон. - На земле я был безбожником.... Да, и вообще, я в церковных делах ничего не смыслю....
   - Ну, это уже не беда, - с подбадривающей усмешкою возразил ему Тимофей Фролович. - Тебе же прислал к нам на помощь сам Господь бог.... Только так мы и объясняем твой приход в наш поселок.
   Бабка Лукерья, не спеша, расхаживала по долине и, внимательно осматриваясь возле себя, отыскивала нужную ей для исцеления людских недугов травку и корешки. При обнаружении хоть чего-нибудь стоящего ее внимания, она тут же накланялась к земле и, сорвав или вытащив из земли приглянувшийся корешок, складывала свою добычу в перекинутую через плечо полотняную торбочку. В последнее время ее редко беспокоили по понедельникам. Истощенные на подневольных общественных работах поселенцы в этот день или отдыхали, или занимались накопленными за неделю домашними делами, или, как пьяницы и проститутки, предавались своему пороку. В этот выходной день в долине ни у кого не было желания болеть. Поэтому раздумывающая, по обыкновению, вслух о новой в поселке жизни знахарка была немало удивлена, когда увидела входящего в соседний лесок Тимофея Фроловича со всей своей семьею. Она уважала этого всегда спокойного и рассудительного состоятельного поселенца, но прямо сейчас она буркнула ему вслед несколько нелесных слов:
   - Как они еще могут отдыхать и веселиться в то время, когда в нашем поселке творятся такие непотребные дела? Господи, спаси и помилуй нас, грешных, от этих присосавшихся к нам, как пиявки, аспидов.
   Потом она удивилась еще больше, когда увидела пробирающегося в том же направлении Демидыча.
   - И этот туда же, - уже с нескрываемым раздражением проворчала она. - Видно еще мало ему достается на общественных работах.... Сидел бы дома, да, сил набирался.
   Внимательно всматриваясь себе под ноги, она раз от раза нагибалась к земле за нужным ей корешком или травкою. Увлекшись сбором лекарственных растений, она столкнулась лицом к лицу с идущим в лес мельником.
   - Доброе утро, бабушка, - вежливо поздоровался с нею мельник. - Для тебя, как я вижу, выходных дней не бывает.... Не слишком ли ты устаешь на этой такой нужной для всех нас работе.
   - Пока не жалуюсь, милок, - сердито буркнула окинувшая мельника недовольным взглядом бабка.
   Согласно кивнувший головою мельник, обойдя ее, пошел в лес. А наклонившаяся к земле знахарка, вырывая уже совсем не нужную ей травку, искоса провожала удаляющуюся от нее спину мельника, который, как и все остальные еще ранее увиденные бабкою, шел в одном и том же направлении.
   - Чем же они там занимаются? - забеспокоилась бабка Лукерья. - Делающие благое дело люди не прячутся от своих соседей в лесу, а эти даже детей с собою привели. Вот и верь в добропорядочность живущих с тобою рядом людей.... Недаром в народе приговаривают, что человеческие души - потемки....
   Обеспокоенная очень странным, по ее мнению, поведением уважаемых ею ранее односельчан бабка Лукерья, проклиная испортившую таких хороших людей новую жизнь, решила проследить за ними, чтобы сомой убедиться: каким это делом они могут заниматься в лесу. Делая вид, что увлечена сбором лекарственных трав, она потихонечку приближалась к лесу, на опушке которого сразу же заметила играющих в прядки детей Тимофея Фроловича. Но от ее опытных глаз не укрылось, что Юра и Любушка больше наблюдают за подходами к лесу, чем прячутся друг от дружки.
   - Заставили детей охранять свое сборище, - пробормотала еще больше обозлившаяся бабка и, подождав, когда не заинтересовавшиеся ею дети отвернулись в другую сторону, вошла в лес.
   Стараясь ступать, как она уже давно привыкла делать, неслышными шагами, ей не составило особого труда подкрасться незамеченной к небольшой уютной лесной полянке, на которой в это время с увлечением спорили члены "Союза борьбы".
   - Ну, попались, голубчики, - с непривычным для себя злорадством подумало она. - Можете даже и не надеяться, что вам удастся скрыться от глаз и ушей старой бабки.
   Притаившись за одним из окружающих ленную полянку кустиков лозы, бабка прислушалась к разговору встревоживших ее сегодняшним утром поселенцев. Но так, как они обсуждали последние в поселке события, то подслушивающая их бабка Лукерья все еще не могла понять для чего они все здесь собрались. Она уже намеревалась оставить собравшихся на полянке поселенцев в покое, когда гулко треснула под неосторожной ногою сухая ветка и на полянку вышли еще трое поселковых мужчин.
   - Все уже в сборе, - услышала бабка голос Антона.
   - Собравшимися на полянке мужиками руководит этот поселившийся у Тимофея Фроловича поселенец, - подумала, с неприязнью посмотрев на Антона, бабка. - По всей видимости, тоже посланец Сатаны, но уже тайный.... Чего они еще хотят от нас?
   Заинтересовавшаяся бабка внимательно, стараясь ничего не упустить, вслушивалась в их разговор. Но все, о чем они сейчас говорили, не пугало ее, а даже, совсем наоборот, полностью согласовывалась с ее собственными мыслями и желаниями. Окончательно убедившись, что она может и дальше уважать этих собравшихся на полянке поселенцев, бабка немного успокоилась, и ей уже стало стыдно, что она так, по-воровски, подслушивает их разговор. Ей захотелось выйти на полянку и открыться этим достойным похвалы поселенцам, но она, вспомнив о своей в поселке репутации, не решилась и, отойдя от полянки все теми же неслышными шагами, снова занялась своим привычным делом. Обрадованная, что ее мнение об устроенной в поселке слугами Сатаны новой жизни разделяют найболее уважаемые поселенцы, она до самого вечера бродила по долине и не уставала.
   - Надо бы и мне самой хоть чем-то помочь в таком праведном их деле, - думала она, намеренно возвращаясь неподалеку от того места, на которое указывал в подслушанном ею разговоре на полянке Тимофей Фролович.
   Но, увидев уже стоящего настороже Юру с Любушкою, она поняла, что на указанном месте уже вовсю кипит работа, обошла его стороною.
   - Молодцы, - с похвалою подумала об своих односельчанах, - только что задумали доброе дело и сразу же начали работать.
   Возвратившаяся домой бабка Лукерья, положив наполненную лекарственными травами и корешками торбу на лавку, прилегла на полати. Прислушиваясь к зудевшим от усталости своим старым косточкам, она перебирала по памяти подслушанный ею сегодня разговор и, заново его для себя осмысливая, только радовалась, что, несмотря на огромное желание слуг Сатаны, им так и не удалось подмять под себя или перекрестить в свою веру всех поселенцев. Возникающее в ней теплое чувство благодарности к самым уважаемым односельчанам согрела и ее измученную за последнее время горестными терзаниями душу. Потому что только те, кто не боится взять на себя ответственность за все, что происходит рядом с ними, и полностью отдающие самих себя ради свободы и достойной жизни других людей, имеют право не только на уважительное к себе отношение, но и называться высоким званием Человека. Святая обязанность окружающих их людей не только соизмерять по ним все свои дела и поступки, но и передавать из поколения в поколение о них светлую память. Старая Лукерья еще долго думала и размышляла об их делах и сохраненная неожиданно подкравшимся до нее сном светлая улыбка светилась на ее сморщенном лице до самого утра.
   Уже давно не испытывающие наслаждение от работы, когда руки и голова не спорят и не противоречат друг дружке, а объединены одной общей целью, члены союза работали на приглянувшемся им участке долины с удовольствием и разошлись только тогда, когда на долину начали опускаться темные ночные покрывала. Но к утру охватившее их возбуждение улеглось, а усталые от вчерашнего перенапряжения тела напоминали о себе острым приступом боли при каждом их шевелении. Кое-как расшевелившись, они, не завтракая, вышли из домов и заковыляли к месту развода на общественные работы.
   - Мы сегодня не работники, - недовольно буркнул по дороге Тимофей Фролович. - И кто только нас вчера гнал в шею?..
   - Будем брать пример с лодырей, - невесело отшутился Антон. - Не все же время им одним отлынивать от работы....
   Встретившаяся им по дороге бабка Лукерья остановилась и окинула вчерашних заговорщиков внимательным взглядом. Подумав, что она хочет им что-то сказать, Тимофей Фролович с Антоном в свою очередь посмотрели на нее вопрошающими взглядами, но знахарка, не проронив ни слова, отвернулась и ушла.
   - Чем же мы могли привлечь к себе такое пристальное внимание бабки Лукерьи? - не удержался от вопроса удивленный ее сегодняшним поведением Антон.
   - Мы, после вчерашнего ударного труда, вызываем у нее вполне оправданные подозрения насчет нашего самочувствия, - с невеселой ухмылкою предположил укоризненно покачавший головою хозяин.
   Тем временем собравшиеся возле церкви коммунары уже начали расходиться по назначенным им на сегодня общественным работам, и не желающие получать выговор от слишком строгого бригадира они поторопились к стоящему немного в сторонке вампиру.
   - Наконец-то, удостоили нас своим приходом, - насмешливо буркнул вампир и поинтересовался. - Вы сегодня встречались с бабкой Лукерьей?
   - Виделись, начальник, - понуро буркнул упрямо не желающий называть вампира товарищем Антон.
   - Балда, - сердито буркнул недовольно нахмуренный вампир. - Сколько раз я должен тебе повторять, что я не просто начальник, а товарищ бригадир? Твой товарищ, и заруби это на своем носу, если не хочешь уже окончательно меня разозлить. Я и сам могу определить по вашему виду, что вы заболели, а поэтому освобождаю вас от общественных работ. И смотрите у меня: лечитесь, как следует - чтобы ровно через трое суток вы уже были у меня здоровыми, как огурчики.
   - Поняли, товарищ бригадир, - проговорила опередившая Антона Настасья.
   - А раз поняли, то идите и лечитесь. И не сомневайтесь, что я лично проверю, чтобы вы дома ничем другим не занимались....
   Не ожидающие подобного подарка члены союза, вспоминая пожалевшую их бабку Лукерью добрым словом, разошлись по домам и, последовав пожеланиям вампира, завались на манящие их к себе полати. Перед обедом вампир прошел с проверкою по их домам и, убедившись, что они исполняют предписанный постельный режим, ушел с недовольным ворчанием:
   - Работы в коммуне невпроворот, а эти бездельники болеть вздумали.
   Дождавшиеся проверки члены союза поскакали с полатей и уже совсем скоро продолжали работу на облюбованном Тимофеем Фроловичем участке земли.
   - А я уже думал, что пришла ко мне моя смертушка, - не уставал раз от раза повторять развеселившийся Демидыч. - Загоняли бы меня сегодня на работе эти изверги....
   - В добрых делах человеку помогает сам Господь бог, - неизменно вторил ему мельник.
   Отпущенные с помощью бабка Лукерьей три дня пролетели быстро, но и работа на участке уже близилась к завершению. И снова для них потянулись долгие дни подневольного нерадостного труда. К тому же Антону еще приходилось под руководством хозяина овладевать нелегким ремеслом священнослужителя.
   В последний мартовский понедельник даже ни о чем не подозревающий рядовой коммунар непременно заинтересовался бы, куда это направились их соседи вместе со своими семьями, что им понадобилось делать в такую не грибную и, тем более, не ягодную пору в лесу. Но, к счастью членов союза, поселенцам в это время было не до слежки за своими соседями, у них и своих наболевших забот было выше горло. Что же заставило членов союза идти в лес на свое тайное собрание вместе со своими семьями? Почему они напрочь забыли о неукоснительном соблюдении в таком деле предусмотрительной осторожности? Вчера строгая комиссия под руководством Тимофея Фроловича решила, что Антон полностью подготовлен к выполнению обязанностей священника и на сегодня была назначена его первая служба. Не желающий вызывать в поселке излишних подозрений к этому мероприятию Антон строго-настрого предупредил своих соратников по борьбе с узурпировавшей власть над поселенцами нечистью, чтобы приходили на тайную службу в своем повседневном одеянии. Те притворно согласились, но даже и мысли к себе, не подпуская, что они способны придти для долгожданного разговора с Господом богом в грязной неопрятной одежде, члены союза начали думать и соображать, как бы им половчее обойти его запрет.
   Задыхаясь под невыносимым прессом лжи и насилия, пошлости и лицемерия, когда совесть, честность и добропорядочность стали объектом насмешек и издевательства, поселенцы не отказывались от определяющих нормы и правила человеческого существования понятий. Эти всегда и при любых условиях осмысливающие жизнь людей понятия не только исцеляли всех, кто бережно хранил их в свом сердце, но и переполняли так остро необходимою в нашей непростой и невероятно сложной жизни надеждой и любовью. И чем сильнее было наступление лжи и лицемерия, тем выше ценились способные не только им противостоять, но и нейтрализовать их пагубное воздействие на неустойчивые грешные души, люди. Острые ощущения превосходство над ними большинства коммунаров, доводило в последнее время слуг Сатаны просто до бешенства. А их верных прислужников из поселенцев прямо звереть в своих тщетных попытках, несмотря ни на что, а все же добиться невозможного: начисто выкорчевать из душ отчаянно сопротивляющихся поселенцев эти впитанные ими вместе с молоком матери понятия. Человек изначально связывал, и продолжает связывать, все происходящие в нем и около него перемены с именем Господа бога, поэтому члены союза не могли позволить себя придти в этот день на свое тайное заседание грязными и оборванными. Еще было совсем темно, а у них уже задымились баньки. Вымывшись, они надели на себя чистое белье и с нетерпением дожидались назначенного часа. А потом не в силах отказать своим уже давно бывшим в курсе всех их дел домочадцам они семьями, спрятав в заплечные мешки или корзины свою праздничную одежду, потихонечку потянулись в лес. По дороге к облюбованной в лесу полянке они переодевались и с приглушенным смешком и безобидными шуточками подходили к своей лесной церкви. Торопливо поздоровавшись со встречающим их хмурым Антоном, они подходили к уже присутствующим на полянке своим товарищам и сразу же подключались к их веселому дружескому разговору. Когда на лесной полянке уже были со своими семьями все члены союза, то оказалось, что единственным, кто пришел на службу в рабочей повседневной одежде, был сам священник.
   - Ничего страшного, - примирительно проговорил рассудительный Тимофей Фролович, - ему, все равно, придется облачаться в ризы.
   Поселенцы уже успели отвыкнуть от праздников, от наполненных беззаботным весельем и приподнятым настроением дней. В последнее время они безвылазно сидели, притаившись, в своих домах и в страхе гадали, какие еще неприятности им принесет очередной день. Они не ждали для себя от новой жизни ничего хорошего. Да, и откуда только оно могла к ним прийти это хорошее? Раньше поселенец, после нелегкой для его тела, но радостной для его души, работы, полностью отдавался наступившему празднику и гулял, хвастаясь своим благосостоянием на весь поселок, пока хмельное пиво и крепкая медовуха не лишало его удалую голову сознания. Сейчас же они, ежедневно выслушивая призывы к хорошей и ударной работе, во время работы убеждались, что те, кто их призывает, с кого им предлагается брать во всем пример, халтурили или самым бессовестным образом били в баклуши. Раньше каждый более-менее состоятельный поселенец с уверенностью смотрел в свое будущее, он не сомневался в своих силах преодолеть все стоящие у него на пути препятствия, чтобы обеспечить самого себя и свою семью всем необходимым для достойной жизни. А сильный человек добрый и снисходительный к чужим слабостям. Поэтому во время праздников он не только сам радовался и предавался разгульному гулянию, но и с удовольствием угощал тех, кто вовремя не позаботился, чтобы и них тоже было чем повеселить свою извечно тоскующую в серой повседневности душу. Сейчас же у сбитых с толку униженных поганой нечистью поселенцев просто опускались руки. Они не могли и не хотели полюбить ни сердцем и ни душою подневольный труд. А какая работа - такой и праздник! Поэтому и приходилось им все последнее время обходиться без приносящих им много радостного веселья и переполняющих их души уверенностью в завтрашнем дне праздников. Но сегодня, каждый приходящий на лесную полянку, ощущая возле себя веселую суету прибывших раньше его, и сами заряжались праздничным настроением. Празднично одетые люди с удовольствием осматривали помолодевшие лица своих друзей, радуясь приятной встречею не в рабочее время, и от души поздравляли друг друга с праздником.
   С удовольствием наблюдающий за их оживленными веселыми лицами Антон не мог долго сердиться на своих ослушавшихся его указаний товарищей. И они тут же, уловив эту долгожданную перемену в его настроении, бросились к Антону с заверениями, что ручаются за своих домочадцев, и с настоятельными требованиями начинать позволяющую им обраться к Господу богу с просьбами службу. Так что, Антону уже больше ничего не оставалось, как, махнув рукою, простить их самовольство. Он поторопился скрыться за устроенной принесенной из дома мешковиною перегородкою для облачения в полагающие ему, как священнику, одеяния, а расположившиеся слева и справа от предполагаемого амвона поселенцы вполголоса запели песнопения.
   Их лесная церковь почти ничем не напоминала ту, которую поселенцы намеревались построить в своем поселке, но неприхотливые члены союза были несказанно рады и такой. В восточной части поляны была огорожена растянутой между двумя соснами веревкою и наброшенной на ней мешковиной небольшая площадка. В середине перегородки поверх мешковины висела сложенная на достаточную длину и ширину белоснежная скатерть, к которой были прикреплены несколько принесенных из дома икон. Внизу под иконами на сбитой из жердей невысокой подставке стояли подсвечники с горящими свечами. В западной части поляны был оборудован своеобразный вход в лесную церковь с привязанным к веткам деревьям деревянным крестом. Второй такой же деревянный крест висел над изображающей собою разделяющий внутреннюю часть лесной церкви от алтаря иконостас перегородкою. Справа от подставки с подсвечниками к мешковине был прикреплен кусок полотна с вышитым на нем изображением Иисуса Христа, возле которого пришедшие на службу поселенцы намеривались исповедоваться, после окончания службы, в своих грехах. За перегородкою были поставлены две сбитые их досок лавки, возле одной из которых и находился сейчас Антон. Сбросив с себя верхнюю одежду и аккуратно разложив ее на лавке, он с той же неторопливостью начал облачаться в полагающее ему изготовленное еще раньше, до образования коммуны, женской половиною поселка одеяние священника. На второй лавке стояло изготовленное искусными руками поселенцев уже дымящееся зажженным в ней ладаном кадило, и находился вырезанный из дерева с прикрепленной к нему медной цепочкою крест, который вешают поверх своего одеяния настоящие священники. Переодевшийся Антон еще немного полистал, освежая в своей памяти все необходимое при проведении службы, лежащие на второй лавке две тетради, в одной из которых были записаны под диктовку Тимофея Фроловича молитвы, а другая была чем-то наподобие используемого священниками во время принятия исповеди требника. Ему было бы намного легче провести свою первую службу в присутствии уже хорошо ему известных членов союза, а то, что они пришли вместе со своими семьями, не только застало его врасплох, но и наполняло вполне объяснимой робостью. Антон уже не мог надеяться на снисхождение со стороны слушающих его наставления поселенцев и прежняя уверенность, что его первая служба в роли священника не станет для него, как говориться, комом в горле, а обойдется вполне благополучно, мгновенно улетучилась. Но тянуть до бесконечности время он тоже не мог, и, наконец-то, решившийся Антон взял в руку кадило и с тяжелым вздохом вышел к терпеливо ожидающей его пастве.
   Песнопение оборвалось.... Вздохнувшие с облегчением верующие тут же принялись с нескрываемым удовольствием вдыхать полной грудью исходящий на них из сжигаемого в кадиле ладана ароматный дым. Размахивающий во все стороны кадилом Антон обошел полянку, обкуривая благодатным ладаном деревья и поселенцев, чтобы отогнать от места моления постоянно пытающуюся вмешаться в разговор верующих с Господом богом нечистую силу. Закончив обход, он, поставив кадило на подставку для подсвечников, повернулся лицом к иконостасу. Немного справившись с охватившим его в это время волнением, он проговорил первые слова нужной молитвы. Присутствующие на службе поселенцы, упав на колени, принялись хором повторять все произносимые Антоном слова вслух. Немного подрагивающий от волнения голос Антона иногда сбивался с ритма, но хорошо его понимающие поселенцы не роптали, а терпеливо дожидались, когда он вспомнит продолжение святых для них слов. И, после нескольких коротких мгновений, негромкие слова молитвы снова разносились по всей примолкшей от неожиданности долине, тревожа и наполняя неприятными предчувствиями приближающейся пока еще неведомой ими беды разгулявшуюся в поселке нечисть. Что и заставило нечистых, оторвавшись на это время от своего излюбленного занятия, тревожно принюхаться к долетающему и до них звучанию святых слов. Но определить и, тем более, узнать, откуда эти святые слова исходят, они, конечно же, не могли. Так и не добившись никакой определенности в этом очень неприятном для них звучании, нечистые брезгливо кривились и с еще большей ненавистью смотрели на притихшие окна домов неподдающихся их тлетворному влиянию поселенцев. Если они не могли определить, откуда до них доходит звучание святой молитвы, то они уже могли с полной достоверностью знать, кто именно пытается испортить им сегодняшний понедельник.
   Закончив читать молитву, Антон прошел за перегородку и, просунув конец лавки через мешковину возле изображения вышитого на холсте Христа, начал прием от верующих исповеди. Вслушиваясь в признание совершаемых верующими больших и совсем незначительных грехов, он назначал им положенные по требнику молитвы, которые они были должны, чтобы получить отпущение совершенных грехов, проговорить до следующей исповеди. После принятия исповеди, он выступил перед пришедшими на лесную церковь поселенцами с напутственной проповедью, после окончания которой, верующие, переодевшись в повседневную одежду, разошлись разными тропинками по своим домам.
   Не успели еще фигуры уходящих из лесной церкви поселенцев замаячить возле поселка, как вышла из леса и бабка Лукерья. Еще утром, увидев заклубившиеся над банями дымы, она обо всем догадалась и поспешила на свое прежнее место наблюдения. Вместе со всеми она молилась и слушала напутственную проповедь Антона, и единственным, что ее в этот понедельник огорчала, было то, что она не могла, как все присутствующие в лесной церкви поселенцы, исповедоваться и покаяться в грехах. Это немного омрачало ее радость, но все же ей в сегодняшний вечер так легко и свободно дышалось, словно их сегодняшняя совместная молитва оказалась способной очистить в долине воздух, который особенно в последнее время был весь заряжен одними только ощущениями боли и разочарования, безвыходности и душевной глухоты. Может, так оно и было на самом-то деле, но вполне возможно, что свободно и легко ей дышалось совсем по другой причине, кто знает? Но одно несомненно, что, начиная с этого дня, в поселке уже стало меньше несчастных коммунаров, меньше злобной ненависти и чуточку больше любви и душевной теплоты. Всякое воспоминание о Господе боге и всякое к Нему обращение сладким нектаром ложиться на человеческую душу. И она еще долго нежится в испускаемой в это время от мыслей приблизившегося к богу человека приятно ласкающей ее теплоте божественной благодати. Одним только кратким своим прикосновением к определяющей все в отношениях между людьми божественной благодати душа человека мгновенно переполняется радующими ее, а не огорчающими, помыслами и устремлениями. Она уже больше не позволит человеку успокаиваться и совершать хоть что-нибудь противнее и недостойное истинной красоте человеческой на земле жизни. Благодатное для бессмертных душ покаяние в грехах помогает многим из нас намного легче переносить жизненные неурядицы. И побывавшие в лесной церкви поселенцы, духовно исцеляясь, стали более сдержанными и мягкими в отношениях со своими собратьями по несчастью. А те, удивляясь их недюжинной выдержкой и рассудительностью, пытались отогревать возле подобных счастливчиков свои надломленные и исковерканные неправедной жизнью души.
   После этого понедельника даже постоянно ощущающий в Демидыче своего непримиримого врага вампир с недоумением всматривался в его посветлевшее лицо и освободившуюся от унижающей человека сутулости походку,
   - Видно этому жлобу идет только на пользу мое исключительное к нему отношение, - недовольно ворчал он, не забывая посылать его на самую тяжелую работу, надеясь, что ему, в конце концов, все же удастся, довести непосильной работаю Демидыча до смерти.
   Сильные духом и морально уравновешенные члены союза притягивали к себе желающих отогреться в испускаемом ими душевном спокойствии других коммунаров. Непререкаемый авторитет и уважительное отношение к знающим и понимающим к чему следует стремиться, и за что надо бороться, поселенцам рос, как на дрожжах, с каждым последующими днем. Поэтому очень скоро наступило и то время, когда члены союза начали настойчиво требовать у Антона разрешение привлечь в союз того или иного поселенца. Но Антон удерживал их, он ждал, когда подведут первые итоги работы коммунаров с выдачей продуктов питания и предметов первой необходимости. Антон нисколько не сомневался, что именно тогда у большинства коммунаров раскроются глаза на воцарившуюся в их поселке несправедливость, что и подтолкнет их к еще большему возмущению новыми порядками.
   В воскресенье, после окончания общественных работ, к Антону подошел мельник и передал, что бабка Лукерья просила его зайти к ней. Недоумевая, зачем он ей понадобился, Антон, войдя в ее неказистую избушку, застыл у порога в ожидании, когда та соизволит объяснить ему причину его вызова.
   - Как твое здоровье, милок, ты уже больше не нуждаешься в освобождении от работы? - ласково проговорила внимательно его осмотревшая бабка.
   Только сейчас вспомнивший Антон, что они, закрутившись в тайных и совсем не в тайных делах, еще не успели ее поблагодарить за прошлое оказавшееся очень даже своевременное освобождение от общественных работ, начал извиняться и благодарить, но она нетерпеливо его оборвала.
   - Не за что меня благодарить, милок, я помогла не вам, а вашему богоугодному делу. И если надо, то я готова и в дальнейшем оказывать вам свою поддержку. Только вот очень жаль, что я в таком старом немощном теле не способна на более существенную помощь....
   - Кто же это нас предал!? - заметался в догадках онемевший от ее прозрачного намека Антон. - И кому еще известно о существовании нашего "Союза борьбы!?
   - Не переживай, милок, - поспешила его успокоить заметившая, как, после ее слов, Антон стушевался, знахарка. - Кроме меня одной еще никто не знает о ваших тайных делах, а я выдавать вас этой творящей самый настоящий беспредел в поселке поганой нечисти не собираюсь.
   И бабка Лукерья подробно рассказала внимательно слушающему ее Антону, как она обнаружила их собрание в лесу, и, ничего не требуя взамен ее молчания, попросили ее исповедать. Антон молча всматривался в ее застывшее в тревожном ожидании его ответа лицо и, наверное, только сейчас осознал для себя в полной мере, как он нужен им всем, и как важна для поселенцев его скромная направленная на освобождение их от зависимости от нечисти деятельность. И все измучившие его в последнее время сомнения, что принял сан священника не по праву, что он совершает своим вероломством самое величайшее на земле святотатство, тут же испарились.
   - Кому позволяется предоставлять право человеку быть для простых людей духовным учителем и помощником в их извечном стремлении оставаться людьми в самом истинном значении этого слова!? - задавался он вопросом и сам же на него отвечал. - Только самим простым людям. Разве я был бы лучшим священником, если бы меня подготовила и возвела в сан московская патриархия? Разве у меня было бы больше жалости и сочувствия к своим братьям и сестрам по вере, если бы меня осветил церковный синод, в числе которого немало агентов Сатаны, а не сами простые люди? Разве я лучше любил бы и понимал поселенцев, если бы меня подготовили в семинарии, а не сами простые люди? Разве поселенцы так верили бы в меня и надеялись на мою помощь, если бы я не был избран духовным учителем ими самими, а был бы прислан по направлению церкви? Нет и нет! Сейчас я уже не сомневаюсь, что только я один являюсь для поселенцев тем истинным и желанным духовным учителем, потому что они сами вылепили из меня то, чего они хотели от меня. Разве может не верить настоящий мастер в творение рук своих?
   Горячая волна жалости к запутавшимся не только в потемках земной жизни, но и в небесном эфирном существовании, поселенцам захлестнула Антона. Его, наконец-то, переполнило страстное бескорыстное желание помочь им выпутаться из всех их бывших и сегодняшних заблуждений, чтобы уже окончательно и навсегда освободиться от страшной для бессмертных душ зависимости от поганой нечисти. И не только потому, что заключенный в пещере дух обещал в случае его подобного успеха вернуть его в селение рыбаков на берегу Черного моря, а только потому, что освобождение поселенцев от зарящегося на их души Сатаны уже стало и его собственным делом. Потому что он уже и сам искренне хотел подобного освобождения для принявших и обогревших его возле себя поселенцев, потому что он вкладывал в это дело все свою душу и все свое искренне полюбившее их сердце.
   - Наверное, я действительно попал в эту долину не из-за происков Сатаны, как мне казалось раньше, а по божьему желанию, - уже начал думать про себя Антон. - Я прибыл к загнанным в безвыходный тупик слугами Сатаны поселенцам только для того, чтобы оказать помочь им выбраться из засасывающего в непроглядную темь болота неверия и осветить их страдающие души благодатным и целительным светом молитвы.
   Антон не мог отказать бабке Лукерье в ее просьбе, а, совсем наоборот, он, после разговора с нею, уже начал считать подобную деятельность своим непреложным долгом. Смущенный всем, что она сейчас ему говорила Антон даже начал испытывать, пока еще не понятное и им еще до конца не осознанное ощущение перед нею своей вины. В ответ на ее просьбу Антон не только согласно закивал головою, но и даже намерился бежать за одеянием священника, но все понимающая бабка его остановила:
   - Ни к чему все это, милок.... Разве на искренность моей исповеди и покаяния способна хоть как-то повлиять одежда священника?
   Антон не мог не согласиться с такими ее убедительными словами и тут же приступил к исполнению несложного, но так необходимого для верующего человека, обряда.
   - Вот тебе и ведьма! - восхищался бабкой Лукерьей Антон по дороге к дому Тимофея Фроловича. - Да, и какая она ведьма! Настоящую ведьму и на цепях на исповедь не затащишь!
  
   Сентябрь 1994 года.
  
  
  
  

Глава пятая.
ОСВОБОЖДЕНИЕ АРКАДИЯ БЕЗУМНОГО.

  
   Уставленный бутылками и распространяющими по всему кабинету ароматно вкусный запах закусок стол ласкал разгоревшиеся при виде подобного изобилия глаза членам правления коммуны. Но собравший их всех на очередное заседание бес не приглашал их наполнить стоящие перед ними граненые стаканы. Поэтому не смевшие проявлять самостоятельность в таком щепетильном деле члены правления недовольно хмурились и с нетерпением поглядывали на своего предводителя.
   - Ну, что ты там тянешь, - красноречиво говорили бесу переполненные охватившим всех их желанием взгляды, как можно скорее, утолить свою жажду выставленными на стол разносолами. - Почему ты, как обычно, не приглашаешь нас начинать пиршество? Чем мы так тебе не угодили, что ты решил помучить нас одним только созерцанием подобного изобилия?
   Не без удовольствия посматривая на их вытянутые в нетерпеливом ожидании лица, бес задал вопрос сумрачному вампиру:
   - Игнат Михайлович, кто будет выступать по итогам работы коммунаров?
   - Товарищ Завороткин, - буркнул недовольно поморщившийся вампир, - Он вчера весь день занимался подсчетами.
   Бес посмотрел на Завороткина и тот, догадавшись, что пока угощения не будет, раскрыл лежащую перед ним тетрадь. Из его немногословного выступления, недовольно скривившиеся слуги Сатаны, узнали, что, несмотря на их уловки и махинации, на их бесчисленные приписки своим любимчикам больше остальных коммунаров было трудодней у Демидыча, Тимофея Фроловича и мельника. Закончивший свое выступление товарищ Завороткин закрыл свою тетрадь и окинул вопрошающим взглядом продолжающих угрюмое молчание остальных членов правления коммуны.
   - Я ошибся, доверяя тебе во всем, - угрюмо проговорил окинувший его неприязненным взглядом вампир. - Но, оказывается, тебе даже простой подсчет трудодней доверить нельзя....
   - Но в моих подсчетах все правильно, - возразил бригадиру перебивший его Завороткин. - Я вчера несколько раз перепроверял самого себя, и могу с полной уверенностью утверждать, что в моих подсчетах итогов общественных работ нет ни одной ошибки.
   - Правильно по математике, - возразил недоумевающему, в чем его вина, Завороткину оборотень, - но неправильно с классовой точки зрения. Ты, по всей видимости, все еще не понял, для чего мы перевернули в вашем несчастном поселке все вверх тормашками!? Ты, наверное, считаешь, что мы это сделали для блага бывших богатеев!? С кем ты, товарищ Завороткин!?.. Чем они тебя подкупили!?..
   - А я считаю, что мы не должны обвинять в подобных итогах одного только товарища Завороткина, - вступилась за покрасневшего от обиды помощника бригадира Варвара. - Следует проверить, не повлияли ли на результаты итогов частые отрывы наших активистов на общественные поручения? Да, и вообще, я считаю, что большая часть вины на не радующие нас итоги участия коммунаров в ходе общественных работ лежит на тебе, товарищ Зубковский. Ты не имел права уклоняться от такого важного в жизни нашей коммуны вопроса. Тебе надо было вчера, как более опытному в подобном деле товарищу, поработать вместе со своим помощником Завороткиным....
   - О каких только общественных поручениях ты говоришь!? - перебил Варвару задетый за живое вампир. - На общественные поручения отрывалась от работы за все это время всего лишь одна коммунарка Запонельная! И мы ей за каждую молнию ставили по половине трудодня в то время, когда для написания готового текста на листе бумаги требуется не более получаса.
   - Все равно, - не сдавалась Варвара, - нашим ближайшим союзникам можно было бы и немного приписывать этих, так называемых, трудодней. Мы не можем и не должны забывать, что они, в отличие от этих жлобов, бывших состоятельных поселенцев, еще далеко не излечились от своей прежней проклятой жизни и не способны к долгой изнуряющей их тела работе....
   - Приписывали и еще как! - на этот раз осмелился ее оборвать не сдержавшийся Завороткин. - Мы им даже ставили по трудодню за ту работу, которую потом, после них, приходилось переделывать!
   - Может, еще можно эти итоги, как-нибудь подкорректировать, привести их, так сказать, а божеский вид - проговорил попытавшийся всех примирить сторож Мазурик.
   - Менять в предлагаемых мною итогах общественной работы уже не только невозможно, но и даже опасно, - не согласился с ним Завороткин. - Я и так опасаюсь, что наши мужики могут воспринять их для себя не очень-то одобрительно.... Они же совсем не глупые, и хорошо осведомлены, как работали все это время те или иные коммунары.
   - Не надо было меня останавливать, когда я брался за этих лодырей, - недовольно буркнул Разгуляев, которому уже становилось мало издевательств над привыкшими к его постоянным придиркам бывшими состоятельными поселенцами. - Я быстро сделал бы из них самых настоящих, а не липовых, передовиков. И сейчас нам не надо было бы друг с другом ругаться и теряться в догадках, как воспримут предложенные нам товарищем Завороткиным итоги общественных работ бывшие богачи.
   - Так что же нам теперь делать? - тихо проговорила вконец растерявшаяся Варвара. - Не можем же мы и на самом деле признать этих бывших богатеев лучшими людьми коммуны? Тогда зачем мы ее организовывали? Они, ведь, и до коммуны были лучшими в поселке....
   Понуро опустившие головы члены правления угрюмо молчали и только раз от разу поглядывали на не вмешивающегося в их спор беса. Они надеялись, что он, всегда такой ловкий и хитроумный, непременно отыщет выход и из этого слишком затруднительного для них положения. И бес не обманул их ожиданий. Поднаторевшему во всевозможных каверзах и ухищрениях ему и эта проблема не показалась слишком уж трудною.
   - Друзья мои, не будем ссориться из-за пустяков, - примирительно бросил он, насмешливо осматривая их раскрасневшиеся от переполняющей злобы лица. - И не надо искать козлов отпущения. Дело мы затеяли новое, и это еще не последние наши затруднения. Все выступающие на сегодняшнем заседании правления коммуны говорили правильно и со многими вашими выступлениями я полностью согласен. Не могу я согласиться лишь со словами товарища Разгуляева: нельзя рубить сук, на котором сам и сидишь. Стоит его перерубить, как мы все вместе с ним свалимся в бездонную пропасть. Насчет недостаточной трудовой активности наших ближайших друзей и союзников мы можем поговорить и немного позже. А сейчас я предлагаю оставить итоги выполнения общественных работ коммунарами такими, какими нам предложил товарищ Завороткин. Но завтра на митинге не уделять им особого внимания. При определении наших передовиков мы должны руководствоваться не только трудовыми успехами коммунаров. В этом вопросе для нас должно быть главным и все определяющим только то, как поселенец воспринимает наши идеи, как он участвует в пропаганде нашего образа жизни. Вот и давайте сейчас обсудим кандидатуры товарищей, которые на завтрашнем митинге вызовут меньше всего сомнений у коммунаров, но которые фанатично преданы новой жизни и никогда от нее не отступятся.
   - Это уже совсем другое дело! - воскликнул широко улыбнувшийся вампир. - Действительно, разве можно сравнивать работоспособность Демидыча и, скажем для примера, нашего Завороткина. При соревновании с этим жлобом ему никогда этого паразита не победить. Да, ты не обижайся, друг, - покровительственно хлопнув по плечу, дружески проговорил заметивший, как при этих его словах Завороткин недовольно насупился, вампир. - Я тебя и на двух Демидычев не променяю. Ты мне больше нравишься таким, каким ты и есть сейчас: умным пронырливым поселенцам.
   Разговор между членами правления оживился, и они, после недолгого обсуждения, остановились на следующих для утверждения на завтрашнем митинге кандидатурах в передовики коммуны: коммунаров Себастьяна, тетки Мани, Разгуляева и подружке вампира Любы. После их единодушного утверждения, они откупорили бутылки и осушили до дна налитые по края водкою гранение стаканы за успешное разрешение очень даже затруднительного для них сегодняшнего вопроса. Крепкая водка сильно ударила им по головам, и только, наверное, поэтому второй вопрос сегодняшнего заседания правления прошел для них уже без особых затруднений. Все члены правления единогласно согласились с предложением полевода Разгуляева, что впредь запрещается коммунарам работать на своих приусадебных участках, пока не будут закончены работы на общественном поле.
   - Молодец, товарищ Разгуляев, - похвалил его вампир. - Теперь они у нас, голубчики, будут стараться работать на поле коммуны безо всякого с нашей стороны принуждения. А-то привыкли: больше уделять внимания своим крохотным приусадебным участкам, чем общему полю коммуны. С принятием этого запрета мы уже окончательно отучим наших коммунаров от не дающей им покоя ни ночью и ни днем неукротимой тяги к наращиванию своей собственности и накопительству. У них теперь будет хороший стимул для ударной работы.
   - Ты просто гений, - проворковала обжигающая разбойника Разгуляева обворожительной улыбкою красавица Варвара. - Где же ты был раньше с этим очень ценным для нашего общего дела предложением? Приди оно в твою лихую голову в самом начале образования коммуны, мы уже точно не столкнулись бы сейчас с такими трудноразрешимыми проблемами....
   - Лучше поздно, чем никогда, моя дорогая, - оборвал ее излияния бес и, после недолгой многозначительной паузы, с явным одобрением добавил. - Только такому бесконечно преданному нашему делу поселенцу, как товарищ Разгуляев, могла придти в голову эта просто замечательная мысль.
   Возвращающийся с заседания правления коммуны домой Разгуляев медленно шел по пустынной улице поселка и широко улыбался своим вечно нахмуренным мрачным лицом. Предчувствуя скорое наслаждение от страха и трепета перед ним поселенцев, когда он будет проверять их приусадебные участки, все его нечестивое нутро ликовало. А в том, что эти неисправимые собственники всегда будут делать на своих участках раньше, чем это будет сделано на общественном поле, он нисколько не сомневался. Его уверенность придавала ему сейчас надежду на дальнейшее свое успешное избавления от немало досаждающей ему своей неуемной страсти.
   - Я гений! - громко выкрикнул он в ответ своим мыслям уже на подходе к собственному дому. - Когда эти забавы перестанут меня удовлетворять, то мне не составит особого труда придумать что-нибудь еще более действенное и намного интереснее.
   Ему нравилась новая жизнь. И он, сравнивая ее со своей прошлой земной жизнью, всегда отдавал ей предпочтение, приговаривая:
   - Это же не жизнь, а голубая мечта всех на земле разбойников! Никто из нас раньше даже подумать не мог, что наступит на земле такое время, когда можно будет грабить и обирать людей на вполне законных основаниях!
   Набежавший с гор сильный порывистый ветер подогнал к поселку темные тучи. Огромными черными каракатицами они нависли над придремавшим в ночной мгле поселком, навеивая в чуткие к изменению погоды души спящих поселенцев самые кошмарные не обещающие ничего хорошего сны. Вволю поиздевавшись и излив на спящих поселенцев все накопившееся внутри них негодование занесшим их в такое глухое захолустье ветром, тучи не заставили раздражающую их долину долго ждать и других связанных с их приходом неприятных последствий. И ко времени просыпания проживающих на ней живых существ от ночной дремоты они обрушились на поселок таким проливным ливнем, что разбуженные поселенцы, поторопившись справиться с самыми неотложными делами по своим нехитрым хозяйствам, снова попрятались в своих домах. Им, уже не ожидавшим в новой жизни для себя ничего хорошего, не очень-то хотелось идти в выходной день на какой-то там еще митинг и лишний раз убеждаться, что их снова обвели вокруг пальца. Но неугомонный Завороткин, обежав поселок, строго-настрого повелел коммунарам в полдень быть в церкви.
   - Мы сегодня будем чествовать победителей соревнования, лучших, так сказать, людей нашей коммуны - говорил он в каждом доме. - Все коммунары обязаны знать на кого им в дальнейшем следует равняться, и с кого брать пример.
   Поселенцы, не посмев ослушаться, ближе к полудню начали потихонечку потягиваться к церкви, возле которой уже была установлена доска почета с портретами лучших людей поселка. Не желая, чтобы недовольные коммунары могли сотворить с портретами что-нибудь такое, что могло бы повредить высокому авторитету утвержденных на вчерашнем заседании правления коммуны передовиков, бес лично поручил Завороткину следить за порядком около церкви и не отходить от доски почета коммуны. Большинство коммунаров проходили мимо доски почета молча, стараясь, не желая для себя лишних неприятностей, даже не смотреть в ее сторону. Но с подходом к церкви шумной толпы пьяниц и проституток эта доска почета сразу же превратилась для них объектом пристально внимания. Они, с удовольствием рассматривая своих новых кумиров, еще долго от нее не отходили. Особенно их восхитил портрет подружки вампира Любы, которую поселковый художник то ли не нарочно, или преднамеренно, изобразил со всеми присущими ей в жизни пороками. То, что у порядочного человека вызывает вполне оправданное чувство брезгливого отвращения, пьяниц и проституток не только привлекало, но и особенно им нравилось.
   - Наши впереди! - гордо заявляли они, снисходительно посматривая на проходивших мимо бывших состоятельных поселенцев. - Берите с них пример, если хотите, чтобы работа в нашем поселке, как можно скорее, превратилась из тяжелой повинности в самый настоящий праздник!
   Уставшие за долгую неделю подневольного труда коммунары скоро уснули под монотонное бурчание рассказывающего им о достигнутых успехах в строительстве новой жизни в поселке беса. Ему даже не было нужды маскировать бытующие в коммуне, мешающие поселенцам не только радоваться жизни, но и работать, вопиющие недостатки чем-нибудь совсем незначительным, на которое вряд ли стоит даже обращать внимание. Недовольно посматривая на похрапывающих поселенцев, бес уже окончательно убедился в правильности своего вчерашнего заявления на заседании правления коммуны, что не стоит понапрасну беспокоиться за сфабрикованные приписками итоги общественных работы. Бывшие состоятельные поселенцы их просто не слышали, а пьяниц и проституток они вообще не интересовали. Закончив свой доклад, бес пригласил на помост победителей соревнования и предложил бурными аплодисментами выразить им благодарность за честный и добросовестный труд во имя всеобщего блага.
   Разбуженные рукоплесканиями пьяниц и проституток дремлющие поселенцы, лениво поеживаясь, с неприкрытым равнодушием смотрели на выставленных для всеобщего обозрения улыбающихся передовиков и не торопились их приветствовать. Сделав вид, что не видят равнодушного отношения большинства коммунаров к чествованию лучших людей коммуны, члены правления поторопились предоставить слово полеводу Разгуляеву.
   Присутствующие на подведении итогов общественных работ коммунары насторожились.... Только что презрительного отношения их ко всему, что происходило в это время в церкви, уже не было и в помине. Если бес с высоты своего положения не мог и не хотел напрямую общаться с рядовым членом коммуны, то садистские наклонности бывшего разбойника Разгуляева уже успел испытать на себе почти каждый коммунар.
   - В последнее время, - сказал в заключение своей краткой речи Разгуляев, - многие коммунары начали уделять больше внимания своим приусадебным участкам, чем работе на общем поле. Поэтому я еще раз хочу напомнить подобным коммунарам, что они совершенно напрасно забывают, что основные доходы для своего дальнейшего безбедного проживания они получат не со своих крошечных участков, а с нашего общего поля. Подробно проанализировав подобное просто безответственное поведение некоторых коммунаров, члены правления коммуны на вчерашнем заседании решили не позволять коммунарам заниматься своими приусадебными участками до тех пор, пока не закончатся работы на общественном поле. Пора, товарищи, избавляться от глубоко укоренившихся во всех нас частнособственнических пережитков, пора начинать думать и заботиться не только о самих себе, но и об живущих рядом с вами поселенцах. Я глубоко убежден, что правление коммуны ошиблась, оставив клочки земли и часть скота в распоряжении коммунаров. Следовало с самого начала организации коммуны решительно перерубить все связывающие нас с проклятым прошлым нити. Только тогда каждый из вас уже связывал бы свою судьбу и свою будущую достойную жизнь не с этими жалкими клочками земли, от которых вы, все равно, не прокормитесь, а с крепким общественным хозяйством. Только тогда вы уже старались бы не растаскивать по домам, как делаете сейчас, когда уверены, что вас никто не видит, общественное имущество, а приумножать наше общественное достояние. Не выводили бы раньше времени помогающие нам обрабатывать поле, строить дома и заготавливать в холодное время года дрова устройства и инструменты из строя, а относились бы ко всему, что у нас уже есть, не как к чужому, принадлежащее неизвестно кому, а как к своему собственному имуществу. Надо, товарищи, чтобы каждый коммунар твердо уяснил для себя, что в общественной собственности есть и его доля, и что общественное достояние залог его будущей достойной жизни. И, что самое для всех нас главное, это наше всеобщее общественное состояние следует не только беречь, но и приумножать.
   Сообщение Разгуляева о решении правления запретить все работы на приусадебных участках до окончания работ на общественном поле ударило тяжелым обухом по каждому коммунару. Им уже не надо было подробно объяснять, что к чему, все они и так ясно ощутили на своих шеях сжимающуюся петлю замаячившего на горизонте их жизни голода.
   - Последнюю опору в жизни выбивают, подлецы! - недовольно буркнул не сдержавшийся один из поселенцев.
   - И не говори, сосед, - поддержал его второй поселенец. - На их общественное богатство надежды мало. Они еще и до его раздачи коммунарам пропьют и прогуляют, оставив нам одни лишь крохи. Если они лишат нас еще приусадебных участков и последней коровы, то тогда хоть в петлю лезь, все равно, уже совсем скоро мы все помрем от голода.
   - Все сильнее сжимают свои нечистые руки на наших глотках, - послышался со всех сторон недовольный ропот поселенцев. - Скоро даже дышать нам не будут позволять без специального разрешения правления коммуны....
   Поселенцев уже мало интересовали выступление призывающих их поддержать решение правления коммуны, так называемых, активистов. Они уже обдумывали, как бы им спрятать все еще остающиеся у них кое-какие сбережения, чтобы не добрались и до них загребущие руки членов правления коммуны. После окончания подведения итогов общественной работы, хмурые и неразговорчивые поселенцы поторопились разойтись по своим домам. Взрыва негодования на ужесточение требований правления коммуны еще не было. Не так легко было истребить годами создаваемые запасы, и поселенцам еще было что терять. Но в тревожном молчании расходившихся коммунаров уже остро ощущалось приближение грозы, и члены союза были готовы делать все необходимое для ее скорейшего наступления. Растворившись в общей массе поселенцев, они скупыми немногословными фразами, недовольным хмыканьем и удачными своевременными подсказками разжигали в коммунарах еще больше это уже начинающее испепелять их изнутри неугасимое пламя недовольства устроенной новой жизнью. Сегодня немало встревоженных коммунаров даже не радовали раздаваемые помощником бригадира Завороткиным на выходе из церкви бумажки, в которых было указано, какое количество продуктов они смогут получить из общественных амбаров, после уборки урожая. Поселенцы в глубоком сомнении рассматривали эти бумажки и тяжело вздыхали, не зная, получат ли они указанное в них количество продуктов или нет. Для них, пока еще единственным спасением от угрожающего им в самом ближайшем будущем голода была корова и приусадебный участок, но и на них уже начала замахиваться разбойничья рука полевода Разгуляева. А в том, что Макар Никодимович не пожалеет сил, чтобы добиться неукоснительного исполнения решения правления коммуны никто из них не сомневался. Каждый уже успел не только хорошо узнать, но и испытать на самом себе, его садистские наклонности.
   Эти обуревающие всеми поселенцами сомнения были, тем более, удивительными, если не забывать, что приютившая их всех долина была самым настоящем раем для землепашца. Лучшей земли и более благоприятствующих для роста и вызревания злаков ржи, разнообразных фруктов и овощей погодных условий уже было невозможно отыскать во всем остальном мире. Укрывающий большую часть долины жирный, как масло, чернозем не требовал от них ни удобрений и ни навоза. Погода в долине отличалась не только своим постоянством, но и никогда не озадачивала мужика своими неожиданными сюрпризами. Сменяющие бесконечной чередою друг друга дни были теплыми, но не жаркими. Ночью температура в долине немного понижалась, но без омрачающих поселенцев заморозков. Просто разгоряченные днем тела поселенцев приятно обволакивала еле ощущаемая прохлада. Дожди, тем более, в нашем понимании проливные бушевали над долиною крайне редко. Несколько раз в течение недели моросил мелкий дождик, который, как обычно, начинался к вечеру, а к началу скорого, как и на земле, рассвета его уже не было и в помине. Хотя иногда эти моросящие дожди могли задержаться и на весь день. Первый урожай всего, что было у них посажено и засеяно, поселенцы собирали в мае месяце, в конце которого начиналось похолодание. Привыкшие к теплу поселенцы начинали мерзнуть, поэтому они весь июнь и начало июля были вынуждены ходить в теплых одеждах и начинать топить печи. Но, начиная с середины июля, снова начиналось потепление и к началу августа над долиной снова устанавливались теплые солнечные дни. Уборка второго урожая начиналась в декабре месяце, в конце которого на долину наплывали тучи, и начиналась для снова прятавшихся в домах поселенцев несносная слякоть и дождливая погода. Слишком сильно увлажняющийся в эту пору укрывающий долину чернозем вместо радующей глаза живым существам хорошо удобренной почвы превращался, пусть и на короткое время, в заставляющее поселенцев по возможности реже выходить из дома самое настоящее непролазное месиво.
   В облюбованной Сатаною долине были идеальные условия для землепашца. Поэтому все проживающие в долине поселенцы были просто обязаны купаться в производимых ими для собственного потребления продуктах питания. Так бы оно и было, если бы в поселке не взяла верх с помощью слуг Сатаны орава лодырей, проституток и пьяниц, которые постоянно старались всеми правдами, а чаще всего неправдами, отлынивать от заставляющей их проливать пот работы на земле-матушке. Им больше всего нравилось не только заливать свое постоянно у них горящее нутро выгоняемой из этих выращиваемых другими поселенцами злаков, овощей и фруктов мутною сивухою, но и по возможности дольше понежить себя, особенно в утренние часы, в теплых постелях. С подобным отношением к жизни они напрочь отбивали у других коммунаров всякое желание работать в ходе общественных работ с полной отдачей всех своих сил и умений и, пользуясь попустительством руководства коммуны, разбазаривали общественное достояние, которого с каждым последующим днем становилось все меньше и меньше.
   - У подобных нерадивых хозяев, - как любят приговаривать в последнее время в России, - доже корова-рекордсменка очень скоро перестанет доиться. И что подобные люди, как космические черные дыры, с легкостью способны поглотить внутрь себя самое необъятное и невообразимое, не снеся при этом даже маленького куриного яйца.
   Что ты здесь ни говори, как ты не изощряйся ничего не изменяющим в реальной жизни словоблудом, а у коммунаров были все основания, чтобы беспокоиться и переживать о своем уже совсем скором для них незавидном будущем.
   Апрель для поселенцев был относительно спокойным месяцем. Все, что было ими посажено или посеяно, вырастало и созревало, а сами поселенцы в это время или заготавливали на период похолодание сено, или рубили в ближайшем лесу деревья и кустарник на дрова. Так было всегда, поэтому и сейчас, в пока еще погожие мартовские дни, мужики с нетерпением дожидались скорого наступления апреля месяца, чтобы, наконец-то, вплотную заняться своими копящимися изо дня в день домашними делами, которые они уже планировали по вечерам в кругу семьи. Так оно, по всей видимости, было бы и этом году тоже, если бы подружке беса Варваре не надоело кататься в карете по вечерам только по улицам сравнительно небольшого поселка поселенцев. Ее не удовлетворяла ни развиваемая по поселку скорость, ни уже успевшие надоесть ей до чертиков деревянные дома этих недочеловеков. Она, как истинно русская женщина, страстно мечтала, как впряженные в карету резвые кони увозят ее в неведомую даль, как от их неудержимо стремительной скачки у нее просто захватывает дыхание. Да, и мало ли еще о чем способно мечтать внезапно ощутившая саму себя на самой верхней ступени власти над людьми русская ведьма. В такое время ее уже было просто ничем урезонить или умерить все время увеличивающие аппетиты любыми доводами. Варвара уже не только не желала слушать ничьих возражений, но и старалась поступать и делать все от нее зависящее, чтобы по возможности скорее получить желаемое. И пусть ее минутные увлечения очень скоро для нее наскучивали, но то, что она сумела добиться для себя почти невозможного, непременно подхлестнет ее на еще более утомительные для всего подвластного ей народа забавы. Но для исполнения самой заветной в настоящее время мечты Варваре была необходима хорошая дорога, по которой можно было не только прокатиться с ветерком, но и вволю насладиться ездою в запряженной тройкою резвых коней карете. Конечно, если от поселка не отходила внутрь долины ровная и хорошо утрамбованная дорога, то это говорила, если не о захолустье, то уж об отсталости проживающих в нем поселенцев непременно. Чванливую Варвару это досадное обстоятельство не только задевало, но и мешало ей ощущать саму себя самой могущественной в этой долине единственной ведьмою.
   - Если бы поселенцы уважали самих себя и заботились о своем престиже, - уже не раз думала Варвара, - то они непременно обзавелись бы хорошей дорогою, позволяющей им заглядывать в самые удаленные участки долины.
   Но упрямо безразличного к тому, что могут подумать о нем приезжие щеголи, русского мужика было просто невозможно заставить заняться совсем ненужной для него самого работой. Если у него и возникала какая-нибудь надобность привести дровишек или сено из того или иного участка долины, то его нисколько не интересовала скорость движения. Он полностью удовлетворялся неторопливым шагом своего сильного и выносливого коня. Но все то, что удовлетворяло местных поселенцев, не удовлетворяла ощущающую саму себя запертою в клетке птичкою Варвару. Она уже не раз ставила вопрос о строительстве дороги на заседании правления коммуны, но, пока у коммунаров было много и других неотложных дел по выращиванию урожая, члены правления откладывали рассмотрения ее предложение до более свободного времени. И вот, наконец-то, это самое свободное время подоспело, поэтому с облегчением вздохнувшие новая власть, не желая надолго оставлять поселенцев без своего заботливого внимания, начала сама думать и заботиться о престиже доверивших ей свои жизни коммунаров.
   - Теперь вы уже не сами по себя, когда строительства дороги от поселка было непосильным для одиночек делом. Теперь вы все коммунары, а коммуна очень нуждается в дороге, по которой можно будут в любое время с легкостью проехать даже в самую отдаленную местность долины. С вашей позорной прошлой жизнью уже покончено навсегда, а в свою будущую счастливую жизнь вы по этому бездорожью не проедете. Я очень вам, товарищи коммунары, не советую противиться решению правления коммуны. Вам лучше поверить и зарубить на своих не в меру любопытных носах, что правления коммуны не станет вас напрасно мучить на не нужных коммуне работах, оно лучше знает, что может понадобиться вам всего через несколько лет. Да, и где это видано, чтобы в поселке, а, тем более, в коммуне не было удовлетворяющей русскую душу быстрой ездою дороги!? - объяснил недоумевающим поселенцам вампир необходимость запланированного на эти более свободные месяцы правлением коммуны работ и уже в конце марта месяца обозначил колышками трассу будущей дороги.
   А началом апреля месяца на ней закипела работа. С раннего утра до позднего вечера коммунары возили графий и делали мосты через петляющую по всей долине речушку. Все мужское население поселка было мобилизовано на строительство дороги, а самыми неотложными домашними делами занимались их жены и маленькие дети. На ненужной для поселка работе изнурялись не только мужики, но и кони, поэтому вампир строго-настрого повелел конюху Себастьяну коней на нужды рядовым коммунаров не давать. Приказ приказом, но как его выполнить, если Себастьяну было трудно устоять перед подношением, особенно в виде всегда для него лакомой бутылки самогонки.
   - Иди и бери лошадку, - говорил в таком случае просителю сладко ухмыляющийся Себастьян, - но помни, если попадешься на глаза бригадиру, то я тебе ее не давал.
   Или он уже заранее договаривался обо всем этом с вампиром, или конюх Себастьян сам учитывал для бедного просителя подобную возможность, но на обратной дороге незадачливый коммунар непременно попадался на глаза вампиру и строгий несговорчивый бригадир поворачивал его на общественный двор коммуны. Лошадь со строгим внушением изымалась, а дрова реквизировались на нужды правления коммуны. Как бы там на самом-то деле не было, но неблагодарные коммунары, почему-то всегда были уверенны, что предварительный сговор у конюха с бригадиром все-таки был. И так, как выступать с претензиями против занимающих такие выгодные должности членов коммуны никто не решался, то поселенцы только хмуро поглядывали на старательно делающего вид, что он здесь ни причем, конюха Себастьяна и уже больше к нему с подобными просьбами не обращались. Причина для подобных подозрений у них все-таки была и очень веская: почему-то бригадиру попадались на глаза только одни бывшие состоятельные поселенцы в то время, когда пьяницы и проститутки ездили и продолжали ездить по своей надобности в лес, ни от кого не скрываясь. Но в это же самое время на строго неподкупного вампира почему-то всегда нападала куриная слепота. Так потихонечку доходило и до самых упертых в своем консерватизме поселенцев, что при новой жизни надо уметь все видеть и при этом как бы ничего не замечать. Подобное умение дается не каждому, поэтому заслуживают счастье при новой жизни, как и при прежней, не все, а только умеющие приспособиться к новым требованиям избранные поселенцы.
   Но жизнь есть жизнь. Она, ни на одно мгновение не останавливаясь и не думая о только что пережитом, вся устремлена в будущее. Ей просто недосуг задумываться о всяких там обиженных ею неудачниках. Она упрямо заставляет расплачиваться за все нарушения своих извечных требований самых обездоленных и униженных в бытующих в данное время условиях жизни существ.
   - Выживают и имеют право на продолжение жизни одни только найболее приспособленные к условиям жизни существа! - гласит ее неизменяемый с самого начало зарождения жизни на земле основополагающий лозунг.
   Ну, а, как и чем будут бороться между собою живые существа за это исконное для них право, ее не только не интересует, но и нисколько не заботит. Только, наверное, и поэтому сейчас в сторону поселка потянулась нескончаемая вереница баб с туго увязанными за спиною кипами сена, а маленькие ребятишки взяли на себя заготовку дров. Так вместе с впряженной в карету тройкой резвых коней, на которой так любила кататься подруга беса Варвара, по поселку покатились и тройки впряженных в специально сделанные для них родителями колесики детей. Видя совершенно ненужные в обычное время страдания своих жен и детей, бывшие состоятельные поселенцы, уже не таясь, ругали заставляющее их мучиться правление коммуны и новые порядки. Встревоженные их недовольным ропотом лодыри, пьяницы и проститутки, как и обещали еще раньше бесу, тут же набрасывались в ответ на недовольный выкрик или ворчание вслух бывших состоятельных поселенцев разъяренной волчьей стаей. И те, не желая тратить на подобную мразь силы и время, умолкали и, с досадой махнув рукою, уходили куда-нибудь от беды подальше. Особых стычек между ними еще не было, но поселок потихонечку день за днем разделялся на два непримиримые лагеря. Их диаметральные воззрения по новую жизнь еще очень сильно смягчались, преломляясь через все существующую между ними довольно значительную прослойку колеблющихся поселенцев, к числу которых относился и Аркадий Безумный. Слишком восприимчивый и постоянно увлекающийся новыми веяниями он, как маятник, проскальзывал через именно ту золотую серединку, в которой обычно находятся все нормальные люди, радовался или возмущался той или другой стороною жизни в зависимости от обстоятельств. Чужую боль он воспринимал, как свою собственную и, не задумываясь о последствиях, тут же вступал в борьбу с любым, по его мнению, проявлением зла. Быстро возбудимый он даже не пытался разобраться в том, что именно происходит на его глазах, а всегда слепо доверялся охватывающим его в данное время чувствам. От человека с подобным характером всегда исходит некоторая опасность для окружающих его людей и чаще всего не по его вине, а только потому, что он становится игрушкою в руках нечистоплотных людей. Это-то и привело его в прошлой земной жизни к самоубийству. Поселенцы знали об особенностях его характера, поэтому тем, кто хотел использовать его в своих интересах, коллективно внушали, что им этого делать не только не рекомендуется, но и даже нельзя. На его частые вспышки гнева и раздражительности никто не обращал внимания, а кое-кто из местных шутников или просто, чтобы успокоить беднягу, даже извинялись перед ним за несуществующую вину. Как и следовало ожидать, новую жизнь он принял с энтузиазмом и выступал за нее почти на всех митингах и собраниях. Такому человеку, как Аркадий Безумный, очень нравилась пропагандированная хитроумной нечистью сказка о социальном равенстве и о всеобщем счастье. Все, о чем говорили при организации коммуны слуги Сатаны, он воспринял за чистую монету, а какой честный человек будет против того, чтобы всем жилось хорошо, и чтобы все было по справедливости. Поначалу он даже числился в активе у вампира, он ставил его всем в пример, но чуткая на несправедливость натура Аркадия Безумного скоро вывела его из лагеря союзников нечисти. Но он по-прежнему верил в справедливость новой жизни, и был непоколебимо убежден, что только она обеспечит всем живущим в долине поселенцам счастье. Только поэтому он со всей страстностью своей совестливой души обрушивался на каждого, кто пытался очернить новую жизнь в глазах других или опошлить овладевшую им новую идею. Немало неприятных минут пережили из него члены правления коммуны и их ближайшие союзники. Доставалось от него и подружкам вампира и оборотня. Обозленная его упорным не желанием признавать то, что была очевидным для остальных коммунаров, нечисть злобно огрызалась и выжидала для себя удобного повода, чтобы расправиться с неугомонным правдоискателем окончательно. Нечисть обычно нисколько не волнует, что могут о ней подумать эти извечно ею презираемые ничтожные людишки. Думай о них все, что только тебе заблагорассудиться, и они не будут иметь к тебе за это никаких претензий. Но только попробуй прилюдно раскрыть их внутреннюю сущность, показать всем насколько они мелочны и ничтожны, как ты сразу же становишься их личным врагом, и они начинают тебе за это мстить. Кто-кто, а уж мстительная нечисть никогда не забывает о своих обидах и, как обычно, в награду за долготерпение она всегда добивается того, чего так страстно желают и к чему стремятся. Для слуг Сатаны Аркадий Безумный был намного хуже Демидыча. Того хоть можно было запугать, а если бы он заартачился, то его можно было легко обвинить во вражеской деятельности и уничтожить. А что им было делать с Аркадием Безумным, убежденным сторонником новой жизни, который обвинял их ни в чем-либо другом, а именно в том, что они сами выхолащивают из идеи новой жизни все живое? Обзывая их нечистыми на руку коммунарами, он кричал на весь поселок, что они своей неправедной жизнью и своими бессовестными поступками только отталкивают от новой жизни честных и порядочных поселенцев. И в чем можно было обвинить самого Аркадия Безумного, если он указывал нечистым на все творимое ими хорошо известное для каждого поселенца зло? Тут уж лучше не оправдываться и, тем более, не обвинять Аркадия перед всеми поселенцами в клевете, а, стерпев, отложить с ним разговор на более удобное время.
   - Дайте время, и я его, паршивца, в порошок сотру! - уже не раз и не два успокаивал вампир плачущих подружек из "Дома любви". - Не может такого быть, чтобы этот простак ни на чем уже более серьезном не споткнулся! Как только он на чем-нибудь споткнется, то можете даже не сомневаться, что я этому поганцу припомню все ваши пролитые из-за него слезинки!
   Поселенцы, понимая, что безобразные выходки Аркадия добром для него не окончатся, пытались его урезонить. Но разве можно было внушить осторожную рассудительность в сердце и душу никогда не беспокоившегося о последствиях своих несуразных поступков болвана?
   - Их простота намного хуже воровства, - приговаривают об Аркадиях Безумных окружающие их в жизни люди и всегда стараются по возможности меньше с ними связываться.
   Подобные Аркадии Безумные и в нормальном обществе причиняют живущим с ними рядом людям немало беспокойства, а в обществах, где правит не Господь бог, а Сатана, они уже становятся для окружающих людей просто опасными. Обеспокоенные поселенцы поговорили с ним и отстали, но по негласному молчаливому уговору всегда старались смягчить его высказывания и оградить от гнева начальства. Всегда остро ощущающая эту молчаливую поддержку поселенцев отдельных своих собратьев останавливала нечисть, и слуги тьмы не торопились с ним расправляться.
   Новая жизнь потребовала и новых отношений между коммунарами. Особенно между просто рядовыми коммунарами и теми, кому повезло, и их поставили в коммуне на какую-нибудь должность, и к которым, пусть и изредка, приходится обращаться остальным поселенцам с просьбами. Порою им очень трудно бывает договориться и понять друг друга, особенно тогда, если проситель пришел без подношения или, как говориться, с пустыми руками. Оскорбленное в своих самых лучших чувствах должностное лицо тут же становилось рьяным защитником интересов коммуны. Они уже ни за какие блага на свете не соглашались, подыскивая для этого самые неправдоподобные мотивы, исполнить просьбу рядового коммунара, даже если начальство уже выдала для него соответственное распоряжение. И совсем другое дело, когда проситель показывал ему заветную бутылочку, тогда должностное лицо мгновенно преображалось, и их разговор уже становился доброжелательным и приятным для обоих. Их лица освещались понимающими ухмылками, и догадливый проситель тут же получал все, что ему было надо, и даже с избытком. Возникшие между коммунарами новые отношения потребовали увеличение самогоноварения. Поэтому в поселке уже не только перед праздниками и выходными днями начали клубиться над баньками дымы. Ничто так быстро не доводит человека до скотского состояния, как спиртное, поэтому правление коммуны поначалу с доброжелательностью отнеслось к самогоноварению. Но очень скоро, спохватившись, особенно тогда, когда руководство коммуны поняло, что на варку самогона используются уже потихонечку становящиеся дефицитными продукты питания, попыталась запретить в поселке самогоноварение. Но разве можно запретить коммунарам то, что настоятельно требовала от них новая жизнь, без чего они не смогут разрешить для себя любого, а, тем более, самого неотложного, дела? И кто это будет проводить в жизнь подобное решение правления коммуны, если дежурившие по вечерам пьяницы и проститутки и сами были рады выпить на дармовщину накапанной из-под своеобразного холодильника одну или две стопки так лакомой для них мутной сивухи? Немного пожурив хозяина, они вволю угощались первачком и, пообещав заглянуть к нему еще и завтрашним утром, уходили, поощрительно похлопывая бедолагу по плечу. Нет, запретить самогоноварение при новой жизни среди поселенцев было просто невозможно. Правлению коммуны, если бы оно и на самом деле было заинтересованно в сохранении продуктов питания, надо было, прежде чем принимать подобное решение, вначале соизмерить его с требованиями навязанной ими поселенцам новой жизни. Иначе это их решение, как и множество других рожденных в их воспаленных от беспробудного пьянства головах, просто окажется очередной пустышкою, и никогда не будет принято всерьез рядовыми коммунарами. Оно только способно вызвать недоверие к пытающим ими руководить ни на что ни годным начальникам, вызвать глухое недовольства в массе коммунаров, которые безо всякого на то сомнения попадут в еще большую зависимость от всевозможного рода ловкачей и проходимцев. Почти то же самое можно сказать и о действенности подобных зачастую в лучшем случае до конца не продуманных, а в худшем случае выражающих собою интересы отдельных кланов и классов, решений в масштабе всего какого-нибудь конкретного народа или страны. Обществу, прежде чем избавляться от какого-нибудь особенно ему неприятного порока, прежде всего, следует пересмотреть навязываемую простым людям жизнь и постараться устранить из нее именно те причины, которые способствуют возникновению у людей подобного порока. Надо всегда помнить и хорошо для себя осознавать, что только одно внимательное изучение существующей в данное время жизни, способно подсказать заинтересованным в искоренении из повседневной жизни этого порока руководителям, что им будет необходимо делать в первую очередь. Только при таких условиях борьба с каждым досаждающим всему народу пороком будет успешною, только тогда избавляющие от них люди будут становиться все более чистыми и свободными, а, следовательно, и более нужными для самого общества.
   Сладко потянувшийся Антон открыл глаза. Еще было темно. Он осторожно спустился с кровати и потихонечку, чтобы не потревожить хозяев оделся и вышел из дома. Во дворе было тихо, а ночная прохлада приятно защекотала по всему его разогретому в теплой постели телу. Справившись со всеми своими неотложными делами, Антон вернулся в дом.
   - Присаживайся к столу, - заторопил его уже успевший собраться на работу хозяин. Нам еще надо до начала работы на этой проклятой дороге немного покосить....
   Проглотивший свою порцию Антон попил холодного молока и вышел из дома, где его уже дожидался хозяин с косами. Вся усыпанная буйными капельками росы трава легко скашивалась остро оточенной косою и безропотно складывалась в темнеющий под уже начавшими проникать сквозь темные покрова ночи светлыми тоненькими струйками начинающего рассвета толстый покос. Мерные взмахи косы быстро разогрели Антону его побаливающие, после вчерашней работы, мышцы, и он, глубоко вдыхая в себя чистый прохладный воздух, встречал наступление нового дня в хорошем настроении. Только успело утреннее солнышко показаться из-за высоких гор, а они уже подъехали к наблюдающему за участием поселенцев в строительстве дороги помощнику бригадира Завороткину.
   - Молодцы, - одобрительно буркнул отмечающий привезенную ими телегу графия в своем списке Завороткин, - успели еще до восхода солнца сделать свою первую ходку.
   - Кто рано встает, тому и бог дает, - хмуро отозвался Тимофей Фролович.
   Выбросив гравий в указанном месте, они снова вернулись к карьеру, возле которого уже стояло несколько повозок.
   - Доброе утро, соседи, - поприветствовал возниц Тимофей Фролович. - Обогнали мы вас сегодня....
   - Надоела до чертиков, эта работа, - хмуро буркнул один из набрасывающих на телегу гравий поселенец. - Если бы от нее был бы хоть какой-нибудь толк, а так....
   Недоговорив, он молча махнул рукою и со злостью врезал лопатою по гравию. Тимофей Фролович подогнал повозку к свободному месту и, подбросив коню охапку травы, тоже с мрачным ожесточением заработал лопатою.
   - А ты хотел, чтобы правление коммуны нас оставила без работы? - насмешливо бросил он мужику. - Говорят, что от безделья ненужные для нашего правления коммуны мысли лезут в голову....
   - Скорее они меня без еды оставят, чем без работы, - отшутился мужик и, после недолгого молчания, добавил. - Но я тебе, сосед, этого не говорил. Опасно сегодня стало вести подобные разговоры....
   - В беде люди еще теснее сплачиваются друг возле друга, а не толкают соседа в пропасть, - примирительно буркнул не сдержавшемуся мужику Тимофей Фролович.
   - Если черт не выдаст, то и свинья не съест, - отозвался с грустной улыбкою поселенец.
   Загрузив телеги, поселенцы погнали впряженных в них коней в сторону дороги.
   - Бог в помощь, соседи, - поприветствовал их только что подъехавший к карьеру коммунар.
   - Говорил бог, чтобы ты нам помог, - ответил шуткою на его приветствие Тимофей Фролович.
   - Мне сегодня за вами не угнаться, - посмеялся в ответ коммунар и поинтересовался. - Вы уже, наверное, во второй раз оборачиваетесь?..
   - Сегодня мы рано начали, - подтвердил его догадку Тимофей Фролович. - А ты чего припозднился?..
   - Так наш чудак снова в поселке концерт устроил.... Весь поселок сбежался его послушать. Поэтому и мне пришлось задержаться, чтобы увидеть своими собственными глазами первый в нашем поселке арест.
   - Его арестовали? - переспросил коммунара немало удивленный его словами Антон. - Что же он такое натворил, чтобы заслужить для себя еще невиданную в поселке честь?
   - Говорят, что выехавший в карете на утреннюю прогулку председатель коммуны чуть ли не наехал на детей. Находившийся поблизости от места столкновения Аркадий Безумный, схватив за грудки, долго его отчитывал, припоминая ему и устроенную в коммуне новую жизнь и эту дорогу тоже...
   - Жаль парня, - искренне пожалел его Антон. - Однако и председателю правления коммуны не помешает лишний раз узнать не только из уст подхалимов, что думают о заведенных в коммуне порядках рядовые коммунары.
   - Детей! - вскликнул вспомнивший о своих детях Тимофей Фролович. - На чьих детей чуть ли не наехал председатель коммуны!?
   - Не знаю, - угрюмо бросил уже набрасывающий гравер на повозку коммунар. - Их уже на месте столкновения не было, а я торопился на работу.... Неохота лишний раз выслушивать нотации....
   Позже Тимофей Фролович узнал, что это были его Юра и Любушка. Поэтому он, еле дождавшись обеда, поспешил домой, чтобы узнать об их самочувствии.
   Дети всегда любят сладкий утренний сон, и отправляющаяся по своим делам Настасья не стала их будить.
   - Пусть еще хотя бы немного поспят, - с жалостью окинув их еле просматривающиеся под одеялом фигурки, подумала она, - им и так в последнее время слишком много достается.
   Но они проснулись сами. Вчера они весь день стаскивали в кучки хворост, а сегодня им не терпелось свозить его домой. Увязав на колесиках хорошую охапку хвороста, они, навалившись на ручку, сдвинули колесики с места. Тащить колесики с охапкой хвороста по густой траве детям было очень нелегко. Но дети старались и, пока дотащили их до утоптанной тропинки, сильно устали. Позволив себе небольшой отдых, дети снова впряглись колесики и, обсуждая по дороге свои нехитрые детские проблемы, даже не заметили, как дотащили свои колесики до поселка. Дорогу на въезде в поселок только что начали расширять, поэтому насыпанный на ее сторонам гравий еще не успел, как следует, утрамбоваться. Подкатившие свои колесики дети, старательно объезжая недавно обсыпанные места, не увидели, как к ним приблизилась тройка впряженных в карету коней. Вовремя увидевший их кучер попридержал коней и в ожидании, пока дети не протащат колесики по укатанной середине дороги, остановился.
   - Что случилось!? - с раздражением выкрикнула из кареты Варвара. - Почему ты остановился!?
   - Сейчас поедем, товарищ счетовод, - поспешил успокоить подружку беса восседающий на козлах кучер. - Вот только дети стащат на обочину дороги свои колесики с хворостом....
   - Так мы еще и этих детей должны ждать! - с негодованием выкрикнула уже прямо взбеленившаяся Варвара. - Или они не видит, что едет карета с самим председателем коммуны!? Немедленно прогоняй их с дороги!
   - Но их маленькие колесики просто утонут в недавно насыпанном гравии, - попытался ей возражать кучер. - Впоследствии детям уже будет очень трудно вытащить из него свои колесики....
   - Кого-кого, а тебя эти дети не должны волновать! - со злостью прикрикнула на кучера расходившаяся Варвара. - У председателя коммуны не так уж и много времени, чтобы транжирить его на детей бывших кулаков! Поторопись, если не хочешь для себя неприятностей!
   Не смеющий ослушаться всемогущую в коммуне подружку беса кучер выкрикнул детям, чтобы они немедленно сворачивали в сторону, и отпустил вожжи. Больше не удерживаемые кони пустились прямо с места в бешеный галоп и Юра с Любушкою еле успели отскочить от них в сторону. В свою очередь тоже испугавшиеся кони бросились в другую сторону, и карета, въехав задним колесом на колесики с хворостом, скатилась с них, сильно тряхнув сидящих внутри нее беса с ведьмою. И они, ударившись головами об крышу кареты, завопили:
   - Остановить, негодник! Ты же не дрова везешь, а самого председателя правления коммуны! Что ты себе позволяешь!?
   Справившийся с лошадьми кучер спрыгнул с козлов и поторопился открыть дверь кареты. Выскочившая из нее разгневанная Варвара, вырвав из его рук плетку, несколько раз хлестнула ею по низко опущенной перед нею голове кучера, а потом разъяренной тигрицею набросилась на насмерть перепуганных детей. Как раз в это время выскочил из ближайшего переулка к месту столкновения Аркадий Безумный, который не уподобился бесстрастным наблюдателем, как обозленная ведьма расправляется с не угодившими ей поселковыми детьми. Его переживающая за всех сострадательная натура не выдержала такого просто ужасающего зрелища. Переполнившись мгновенно овладевшим всем его участливым к чужой беде телом яростным негодованием, он в свою очередь, выхватив из рук Варвары плетку, захлестал ею на онемевшей от неожиданности нападения Варваре.
   - Вот тебе! Вот тебе, возомнившая о себе невесть что, сука! Теперь ты, дрянь такая, будешь наперед знать, как издеваться над маленькими детьми! - приговаривал продолжающий хлестать ополоумевшую от боли ведьму по мягкому месту Аркадий. - Теперь тебе будет неповадно выказывать свое пренебрежение простыми поселенцами! Теперь ты уже будешь знать, что им очень больно выносить издевательства со стороны твоих холуев!
   Боль привела ведьму в чувство. И она, завизжав, как недорезанная свинья, бросилась в поисках помощи и защиты к продолжающему восседать в карете бесу. А не ставший ее удерживать Аркадий, еще несколько раз хлестнув плеткою по ее округлому заду, вскочил на подножку кареты, и, тыча рукояткою плетки бесу в лицо, завопил:
   - Как можешь ты, проповедник равенства и справедливости, позволять своей суке подобное непотребство!? Зачем ты изматываешь поселенцев на этой никому не нужной работе!?
   И кто только может знать, чем бы эта его перепалка с руководителями коммуны закончилось. Но, к счастью для Аркадия, спешащие на строительство дороги мужики не стали дожидаться, когда сбежится на помощь своему предводителю местная нечисть, и. оттащив Аркадия от кареты, бросились успокаивать насмерть перепуганного беса.
   - Не стоит обращать на нашего поселкового дурачка внимания, - умоляли они беса забыть о недавней стычке с разъяренным Аркадием Безумным. - Он пусть иногда бывает и вспыльчивым, но совсем безобидный поселенец. В нашем поселке уже давно знают обо всех его странностях и все стараются ему ни в чем не перечить, а только немного за глаза над ним посмеются и на этом считают, что конфликт с ним исчерпанный. Подобных поселенцев, как наш Аркадий, нельзя принимать всерьез, он же просто не в своем уме, он и сам не понимает, что творит....
   Вполне возможно, что все для Аркадия Безумного обошлось благополучно, если бы к месту происшествия не подскакал на взмыленном жеребце вампир.
   - Что прикажете с ним делать, товарищ председатель правления коммуны? - уточнил он у уже начавшего приходить в себя беса.
   - Арестовать и запереть в подвале церкви! - коротко бросил бес и махнул рукою кучеру, чтобы тот продолжил его утреннюю прогулку. - У нас достаточно времени, чтобы с этим грубияном разобраться, как следует.
   Карета уехала, а вампир, схватив все еще негодующего Аркадия за шиворот, потащил его к церкви.
   - Теперь ты у меня не отвертишься, правдоискатель, - злобно шипел он по дороге, - я тебе все припомню, и за все с тобою поквитаюсь сполна.
   Мужики, вытащив колесики с хворостом на середину дороги, отправили детей домой. В этот день Настасья их в лес больше не отпустила.
   - Как бы эти кровососы не попытались на нас отыграться? - забеспокоился осматривающий своих перепуганных детей Тимофей Фролович.
   - Не думаю, - категорически опроверг его предложение Антон. - Руководство коммуны уже и само догадалось, что перегнула палку. Я на их месте постарался бы, как можно скорее, забыть об этом очень неприятном в первую очередь для них самих происшествии.
   - Дай бог, чтобы все было так, как ты сказал, - отозвалась тревожившаяся за своих детей Настасья.
   Приподнятого настроения, как ни бывало. Мрачный бес хмуро смотрел на забившуюся в угол кареты плачущую Варвару.
   - Успокойся, - недовольно буркнул он в ответ на ее завывания, - с нами, пока еще, ничего страшного и непоправимого не произошло. Судьба этого распоясавшегося хулигана еще раз должна наглядно подтвердить всем этим недочеловекам, что с нами связываться опасно....
   Притихшая Варвара протерла платочком свои заплаканные глаза и уже до конца утренней прогулки не проронила ни слова. По возвращению в церковь она так же молча прошла в свою комнату и закрылась в ней изнутри на крючок. Бес еще долго ходил по кабинету, обдумывая, как ему поступить с этим, почему-то считающимся в поселке сумасшедшим, Аркадием Безумным. Какие только изощренные пытки и ужасные казни не подсказывала ему его уязвленное самолюбие!? Но он все еще неудовлетворенный продолжал придумывать еще более страшные по своим для этого сумасшедшего Аркадия последствиям издевательства. Бес уже видел в своих представлениях, как соучастники в его нечестивом деле сдирают с живого Аркадия кожу, а потом малюсенькими острыми щипцами разрывают его тело на маленькие кусочки. Вместе со своими представлениями просто ужасной расправы над посмевшим поднять на него руку безумцем проходило и охватившее его негодование. Освобождаясь от заглушающего в нем осторожную предусмотрительность первоначального возбуждения, он уже начал думать и размышлять более-менее здраво.
   - В чем я могу этого Аркадия Безумного обвинить? - задал сам себе вполне резонный вопрос бес и сам же начал на него отвечать. - Если было можно обвинить его врагом новой жизни, то мне, не затрудняя самого себя объяснениями перед коммунарами, не составили бы особого труда расправиться с этим зарвавшимся наглецом, каким мне угодным способом. Но этот паршивец от новой жизни никогда не отказывался, а, совсем наоборот, он яростно ее защищает даже от тех, кто и принес эту новую жизнь в поселок. Он понимает ее буквально слово в слово при этом, не желая себе признавать, что у меня с ним на эту новую жизнь разные взгляды. Для него новая жизнь - это образец честности и справедливости, для меня она просто словесная шелуха и пустая демагогия.
   Но, несмотря, что Аркадий был ярым сторонником новой жизни, бес еще мог бы хоть как-то изловчиться и добиться желаемого, а вот что ему делать с сумасшествием Аркадия. Разве можно злиться на сумасшедшего и принимать его поступки и слова всерьез?
   - Да, какой же он сумасшедший, - злился про себя бес, - он же для всех нас самый злейший враг. Подобные поселенцы, как Аркадий, для нас намного опаснее бывших богатеев. Но как это доказать коммунарам, если все они уже давно принимают его за сумасшедшего? Они и судить будут о нашей над ним расправе, как о расправе над сумасшедшим, не отвечающим за свои дела и поступки.
   Чем больше он думал, тем ближе склонялся к мысли, что, как это ни жаль, но Аркадия придется отпускать, делая вид, что новая власть на глупых сумасшедших не обижается. Только так бес сможет сохранить свое достоинство. Только так он сможет и дальше властвовать над поселенцами и разыгрывать из себя крупного начальника. И уже потом, когда эта очень неприятная для беса история немного забудется, можно будет убрать этого осмелившегося прилюдно напасть на него паршивца с дороги. Мало ли чего может произойти с поселенцем, тем более, сумасшедшим? Примерно так объясним бес свое видение решения проблемы с Аркадием Безумным на вечернем заседании правления коммуны. Но сами уже втихомолку радующие, что с надоевшим им до чертиков правдолюбцем будет покончено навсегда, члены правление впервые не согласились со своим предводителем.
   - Ты уж меня извини, Иван Иванович, - прорычал взбешенный его словами вампир, - но на этот раз я с тобою согласиться не могу. Сегодня этот негодник посмел избить товарища Варвару и на тебя самого замахнуться, а нас он уже давно за начальство не считает. Если мы и сегодня отпустим этого недотепу с миром, то он тогда, вообще, заходит по поселку гоголем, подбивая остальных поселенцев нам не подчиняться. Не стоит нам рисковать спокойствием в поселке, надо еще раз ясно показать всем поселенцам, что тот, кто не уважает новую жизнь, не достоин подаренной ему Сатаною жизни. Прежде, чем принимать подобное решение, ты бы вначале спросил у нас, сколько мы уже натерпелись всевозможных неприятностей по милости этого ублюдка?
   - Но в чем именно мы можем его обвинять? - слабо возразил бес. - Может, нам будет лучше еще раз попытаться приблизить его к нам, поговорить с ним по-человечески, поручить ему какое-нибудь конкретное дело, которое непременно заставит его оказаться на нашей стороне?
   - Не о чем нам больше разговаривать с этим ничем не пробиваемым тупицею, Иван Иванович! - воскликнул до этого молчавший оборотень. - Мы понимаем, что у тебя чуткое и отзывчивое сердце, что ты вполне искренне хочешь всем коммунарам счастья, но ты должен понять и нас, твоих ближайших соратников и помощников. Мы не первый день знаем этого Аркадия и уже успели его хорошо изучить. Все, о чем он сегодня утром прилюдно болтал - это чистейшей воды демагогия. Он только на словах радеет о чистоте идей новой жизни, а на самом деле точит исподтишка на всех нас нож. Иначе, зачем ему надобно с нами ругаться, копаться в наших ошибках, и кричать обо всем этом на весь поселок. Так поступает не друг, а самой настоящий злейший враг. Настоящий друг сам пришел бы к нам на правления и открыто высказал бы все свои сомнения. Нет, Иван Иванович, подобная недальновидная гуманность может слишком дорого нам обойтись.
   Немало попил кровушки Аркадий и у бывшего разбойника Разгуляева. Поэтому сегодня он, вспомнив, как мешал ему этот прощелыга изливать неуемную страсть своей души на коммунарах, принял сторону вампира и оборотня.
   - Иван Иванович, - степенно начал он, - ты в поселке человек новый, а мы, - указал он на Мазурика и Завороткина, - его знаем уже давно. Этому Аркадию никогда ничто не нравилось. Ему хоть самую золотую власть дай, так он и в ней пятнышки найдет. А кто в этой нашей жизни не ошибается? Даже конь на четырех ногах и то, иногда, спотыкается. Нет, и не должно быть этому негоднику от нас никакого прощения. Мы все вступили в новую основанную на требованиях истинной справедливости жизнь еще совсем недавно. Будет даже полезно напомнить коммунарам, что новая власть не потерпит от всяких там смутьянов оскорблений и шельмования ее руководителей. А то им еще может придти в голову, что наша власть не умеет защищаться, что нашу жизнь еще можно повернуть вспять и восстановить в поселке прежние человеконенавистнические порядки.
   - Ну, хорошо, - недовольно буркнул сдавшийся бес, - если вы так настаиваете, то делайте с этим безумным Аркадием, что желаете. Я только хочу попросить Игната Михайловича постараться не перегнуть палку. Не хотелось бы, чтобы ползли по поселку ненужные нам разговоры.
   - Иван Иванович, все будет в ажуре, - поторопился заверить беса торжествующий вампир.
   - Но она же ведьма! - с негодованием выкрикнул Демидыч, когда Антон предложил принять в члены союза бабку Лукерью.
   - И на самом деле, Антон, - поддержал Демидыча мельник. - Как же бабка Лукерья может к нам присоединиться, если все ведьмы от одного только запаха ладана бегут, как очумелые? У нас же, пусть и тайная, но все-таки церковь....
   - Можем ли мы ей доверять, Антон? - совсем неуверенным голосом спросил и обычно сдержанный в своих оценках Тимофей Фролович. - Она, конечно же, женщина хорошая и незлобивая, но все же нечистой породы.... Ей по духу ближе слуги тьмы, чем мы....
   - Какая же она ведьма.... Это просто переламывающие всем на досуге косточки поселковые сплетники из-за нечего делать приписали ей эту заведомо человеконенавистническую сущность, - проговорил улыбнувшийся в ответ на их возражения Антон и рассказал своим друзьям, зачем и с какой целью его просила недавно придти к ней бабка Лукерья. - Она честная и порядочная женщина. Она уже давно была с нами, если бы не знала, как вы о ней плохо думаете. Если бы она не опасалась, что в ответ на ее просьбу, вы ей, все равно, откажете. Вы называете ее ведьмою только на основании выдумок о ней досужих сплетников. Но кто из вас может прямо сейчас припомнить хотя бы один случай, когда бабка Лукерья забывшись в приписываемой вами сущности творила в поселке зло? - спрашивал Антон своих виновато опустивших головы друзей и сам ответил. - Никто из вас не может.... Она только лечила преследующие в течение всей жизни любого человека ваши недомогания, а в благодарность за скорейшее избавление от них вы не нашли для себя ничего лучшего, как обозвать ее ведьмою. Надеюсь, что вы еще не забыли, что только благодаря бабке Лукерье мы сумели более-менее благополучно перенести переутомление, когда совместно обрабатывали приглянувшийся нам участок долины. И все еще помните, что это бабка Лукерья по своей собственной инициативе, даже несмотря, что мы не обращались к ней за помощью, порекомендовала вампиру освободить нас на трое суток от общественных работ. Она и сейчас не набивается к нам в друзья не потому, что не хочет быть вместе с нами. А только потому, что хотела бы придти к нам равной, быть, как все, но убеждена, что вы в своей душевной слепоте не сможете перешагнуть через предрассудки, через свои ничем не подкрепленные обижающие старую и несчастную женщину подозрения. Поэтому я и предлагаю вам самим первыми сделать шаг к сближению с нею. И я, дорогие мои друзья, нисколько не сомневаюсь, что она оценит его по достоинству.
   - И, правда, мужики, - с виноватой улыбкою поддержал слова Антона Демидыч, - бабка Лукерья в своем деле просто кудесница. А мы из-за собственного невежества сделали из нее ведьму. Предлагаю переговоры об ее вступлении в наш союз поручить мне. Я не только сумею перед нею извиниться за всех поселенцев, но и уговорить ее вступить в наш союз. Мы не имеем права отгораживаться от людей, которые хотят и делают нам только одно добро.
   Немало было споров и еще по пяти предлагаемых для вступления в союз кандидатурам, но, в конце концов, все они были утверждены. Вполне удовлетворенные принятыми на сегодняшнем заседании решениями члены союза разошлись по домам, чтобы в следующий понедельник уже собраться на своей излюбленной полянке в еще большей компании.
   В этот день облюбованная членами союза лесная полянка блистало безукоризненной чистотою. Одетый в одежду священника Антон встречал подходивших членов союза у входа в свою лесную церковь. Сегодня у них был праздник. Сегодня их союз увеличивался вдвое, и ветераны радушно встречали своих новых братьев и сестер. Их всех объединила одна общая цель и, начиная с этого дня, они будут решать все свои проблемы совместно. Они вместе будут обращаться к вновь обретенному Господу богу, чтобы Он вразумил их заблудших и грешных, чтобы Он указал им путь для освобождения от поганой нечисти. Поселенцы чинно прошли на полянку и столпились напротив алтаря. Выступивший на амвон Антон благословил собравшихся на службу и поздравил только что вступивших в союз поселенцев с началом их личной борьбы с зарившейся на их бессмертные души нечистью.
   - Нас было мало и нам трудно было влиять на повседневную жизнь в поселке, в которой сейчас безраздельно властвует несправедливость, - сказал в заключение своей небольшой проповеди Антон, - но сегодня нас уже вдвое больше и мы знаем, что еще много в поселке близких нам по духу людей. Сейчас мы стали намного сильнее не только потому, что нас стало больше, а только потому, что мы глотнули несколько глотков чистого свежего воздуха и, хотя бы немного, вкусили нормальной человеческой жизни. Потому что мы, пусть и на одно краткое мгновение, ощутили себя свободными и достойными всяческого уважения людьми. Мы можем и должны сейчас радоваться, потому что, несмотря на огромное желание нечисти, выхолостить свободу из наших душ, сделать из нас покорных прислужников тьмы, мы все еще думаем о самих себе, как о свободных в своем окончательном выборе людях. Потому что мы все еще сохраняем в себе эту ничем неодолимую тягу к свету, который, в конце концов, приведет всех нас в лоно нашего всемилостивейшего и благого Господа бога. Свободные в своем окончательном выборе люди, отличаясь несгибаемым духам, никому не позволят загонять себя в смрадную вонь нечестивой жизни, делать из себя безгласных прислужников слуг Сатаны. Начиная с этого дня, мы уже будем более активно влиять на все, что нас окружает в повседневной жизни. Мы уже не будем так безропотно позволять сумевшей узурпировать власть в поселке нечисти развращать наших близких и превращать их души в злобные эгоистические существа. Но, даже ощущая в себе прилив новых сил, мы не должны забывать об осторожности и обязаны не только всегда помнить, но и твердо для себя уяснить, что пока враг ничего о нас не знает, нам будет намного легче с ним бороться и, в конце концов, победить.
   Новым членам союза и в особенности их семьям все происходящее сейчас на поляне было в новинку. И они с нескрываемым удовлетворением участвовали в совместной молитве. Взирая с величайшим почтением на Антона, как на настоящего священника, они уже без малейшего сомнения во время исповеди обнажали перед ним свои души. А потом с непонятным даже для них самих тревожным волнением ожидали: согласится ли он, вообще, облегчить их души от грехов и, что именно он им присудит за их отпущение. Уже окончательно убежденные, что в этой лесной церкви все было согласно их земным воспоминаниям, они прикладывались губами к его протянутой руке и отходили в сторону. После молитвы и исповеди их семьи разошлись по домам, а члены союза, рассевшись около разведенного на середине поляны костра, принялись обсуждать свою сегодняшнюю жизнь и строить планы на будущее. Немало было высказано беспокойства о падении нравов среди жителей поселка, но больше всего они сетовали на участившиеся случаи махинации нечисти.
   - Обдирают они нашего брата, как липку, со всех сторон, - с горечью проговорил мельник, - и ничего с ними не поделаешь, и никому на их беззаконие не пожалуешься. Даже возмущаться их злодейством вслух не рекомендуется. Стоит только какому-то забывшемуся мужику брякнуть вслух о новой власти хоть что-нибудь нелестное, как они тут же на него нападают, как стая взбесившихся псов.
   - После недавнего подведения итогов общественных работ, эти христопродавцы, окончательно убедившись в своей безнаказанности, уже совсем обнаглели и делают все, что им только вздумается, - недовольно буркнул один из только что вступивших в союз поселенцев.
   - А зачем нам еще кому-то на этих живоглотов жаловаться? Или мы сами не способны за себя постоять? - удивился их жалобному тону Тимофей Фролович.
   - Это, каким же образом? - переспросил его Антон.
   - А почему бы нам, если мы уверены, что эти новые начальники нас надувают, не вести свой учет? - вопросом на вопрос ответил Тимофей Фролович. - С неопровержимыми фактами в руках мы всех этих махинаторов быстро припрем к стенке.
   - Тимофей Фролович дело говорит, - подхватив на лету его мысль, одобрительно буркнул Демидыч. - Если подпоить Завороткина и заглянуть в его тетрадку, то выполнить его задумку будет совсем нетрудно....
   Предложение Тимофея Фроловича пришлось по душе всем членам союза. И они, уже заранее предвкушая удовольствие от лицезрения припертой к стенке нечисти, еще долго обсуждали подробности претворения ее в жизнь. Особенно радовался больше всех страдающий от приписок нечистых на руку новых руководителей Демидыч.
   - Уверен, что по-нашему подсчету я, наконец-то, стану передовиком, лучшим поселенцам всего нашего поселка, - по делу и без дела неустанно повторял он
   - Наш учет хода выполнения коммунарами общественной работы не только охладит их закружившиеся в последнее время от безнаказанности головы, но и хотя бы немного урезонит их желание откусить от нашего общего пирога лично для себя кусок по возможности больше, - тихо проговорил Антон, когда все уже было обговорено. - Нам следует подсчитать не только количество трудодней, но и сравнить, за какие именно работы они получены.... Я нисколько не сомневаюсь, что и здесь мы тоже найдем немало лжи и несправедливости.
   Прежде, чем разойтись по домам, члены союза не удержались, чтобы немного не повеселить себя воспоминаниями о вчерашнем происшествии. Одни из них восхищались поступком Аркадия, а другие, наоборот, ругали его за безрассудство.
   - Ну, и чего он добился своей несдержанностью, - хмуро буркнул мельник. - Только себя загубил....
   - Но почему он непременно должен погибнуть! - возмутился уже заранее хоронившими бедного Аркадия членами союза Антон. - А мы на что!? Вместо того чтобы петь похоронные песни, давайте подумаем, как нам вызволить из рук слуг Сатаны нашего Аркадия!
   Мужики озадаченно зачесали свои затылки, но так сразу ничего путного и обнадеживающего для Аркадия придумать не могли.
   - Это дело совсем непростое, как может показаться с первого взгляда, - с тяжелым вздохом проговорил Тимофей Фролович. - У нашего Аркадия характер тоже не сахар: он вполне способен заупрямится, когда мы будем его освобождать, и, что самое главное, где мы его потом спрячем. Вступать в открытую борьбу со слугами Сатаны мы, пока еще не в силах.... Так что, освобождать Аркадия нам придется при помощи каких-нибудь уловок или хитростью.
   - Предлагаю подумать об освобождении Аркадия дома и, если хоть кому из нас придет в голову хоть что-то стоящее, то пусть немедленно сообщит об этом Антону, а он уже сам решит, что надо делать и кого из нас привлекать на помощь, - предложил мельник.
   Члены союза согласно закивали головами и, по одиночке выходя из леса, разошлись по домам. Уже несколько раз встречались они вечерами, но так ничего не придумали, как им спасти Аркадия от неминуемой смерти. Выкрасть его из подвала церкви не составляло особого труда, но сразу же вставал вопрос, а куда его девать. В поселке его не спрячешь, да, и лесу он со своим неуемным характером не усидел бы. И членам союза оставалось только поочередно посылать к запертому в подвале Аркадию своих жен с передачами. Считающие его уже покойником слуги Сатаны кормить его не собирались, но и не запрещали, когда хоть кто-нибудь из поселка приходил к нему с передачами. Время торопило членов союза с принятием решения. Расследование по проступку Аркадия Безумного было поручено вампиру и тот уже начал обрабатывать свидетелей к показательному суду. Осудив Аркадия показательным судом, слуги Сатаны рассчитывали убить одним ударом сразу же двух зайцев: расправиться с неугодным им Аркадием и, создав видимость законности, запугать остальных поселенцев. Слугам Сатаны очень не хотелось, чтобы и другим приходило в голову повторять от отчаяния подвиг Аркадия Безумного с кем-нибудь из них. Они ясно для себя осознавали, что недовольных их властью в поселке намного больше, чем их союзников. Что рано или поздно может наступить в поселке и такое время, когда поселенцев уже будет нисколько не волновать дарованные им Сатаною жизни, и тогда они пойдут на измывающуюся над ними сейчас нечисть в рукопашную. Вечером члены союза снова собрались со своими предложениями в беседке на подворье Тимофея Фроловича. Внимательно выслушавший Антон категорически отверг все их предложения, считая их в настоящее время слишком рискованными. Так бы они, наверное, и разошлись ни с чем по своим домам, если бы проходящая мимо Настасья не посоветовала переговорить с дочерьми Толстосумого.
   - Жена всегда найдет способ, как повлиять на собственного мужа, - авторитетно заявила она.
   - Можно попробовать подойти к освобождению Аркадия и с этой стороны, - совсем неуверенным голосом пробормотал мельник, - все равно, ничего путного в наши головы не приходит.
   - Раз другого выхода нет, то придется идти к ним на поклон, - поддакнул ему Тимофей Фролович, - но не все - это будет слишком заметно. Со мною пойдут только Антон и Демидыч.
   Члены союза попрощались и, поочередно выходя на улицу, очень скоро разошлись по своим домам. А Тимофей Фролович с Антоном и Демидычем еще немного посидели в беседке, поджидая, пока уходящие не отойдут подальше, зашагали в сторону дома Толстосумого.
   - Какую смерть принял, бедняга, - проговорил вспомнивший о покойном Демидыч, - и все из-за своей излишней горячности.
   - Да, решительным он был человеком, - поддакнул ему задумавшийся о чем-то своем Тимофей Фролович.
   Освещенный косыми лучами заходящегося солнышка дом Толстосумого мрачно отблескивал глазницами оконных проемов на подходящих к нему мужиков. С подворья доносились голоса его торопящихся по возможности скорее покончить с делами по хозяйству хозяек. Тимофей Фролович растворил заскрипевшую на всю околицу калитку, и они, как и полагалось гостям, чинно и степенно вошли во двор.
   - Добрый вечер, - вежливо поздоровались с сестрами мужчины и рассказали о своей просьбе.
   - А почему мы должны вам помогать пусть и в таком богоугодном деле!? - сердито буркнула продолжающая доить корову Катерина. - Разве вы помогли нам, когда мы умоляли вас спасти нас от убийц отца!?.. Тогда вы все, притворившись глухими к нашим воплям о помощи и, отворачивая в сторону глаза, не захотели увидеть наших слез!
   Трудно было хоть что-то возразить на ее правдивые слова и примолкшие мужики только смущенно между собою переглянулись.
   - Да, мы все виноваты перед вами, - проговорил прервавший затянувшееся молчание Антон, - но вы поймите и нас. Тогда мы все были смертельно напуганы.... И они сумели, посеяв между нами семена сомнения и недоверия, нас разобщить. Нам всем понадобилось какое-то время, чтобы успокоиться и вспомнить, что мы люди, что нам без поддержки друг друга не обойтись. Прошлого уже не вернешь и ничего в нем переделать нельзя, но настоящее и будущее еще пока в нашей власти. Готовиться расправа над хорошим человеком. Поэтому мы, если все еще продолжаем считать самих себя людьми, просто не можем этого допустить. Иначе, почувствовав свою безнаказанность, они и со всеми нами расправятся по одному. Я очень прошу вас забыть прошлые обиды и помочь в этом святом деле.
   - Бог мой, и о чем ты только говоришь!?- насмешливо бросила ему Света. - Не перевернется же этот мир, когда ваш Аркадий Безумный умрет!? Если, после смерти отца, в нашей долине все осталось по-прежнему, то и, после смерти Аркадия, она тоже никуда не исчезнет и не пропадет, а останется на месте! И чем, скажите мне, вы лучше нас, что не должны больше покорно сносить издевательств посланцев Сатаны!? Мы-то не только все от них сносим, но и даже с ними спим!?
   Антон искоса посмотрел на своих сопровождающих, приглашая их уйти и больше не играть на нервах обозленных дочерей Толстосумого.
   - Значит, вы нам не поможете? - уточнил уже повернувшийся к выходу со двора Тимофей Фролович.
   - И не подумаем! - со злостью выкрикнула Катерина. - Мы не желаем еще больше усугублять свое положение. А в том, что вы нам не поможете, мы уже убедились еще и раньше! Так что, ступайте, дорогие наши соседи, со двора и не поминайте нас лихом! Научитесь решать свои дела так, как и мы в свое время научились!
   - Прощайте, гости незваные, - потопила их и Света, - у нас много работы, а вы отвлекаете нас от нее своей пустой говорильней.... К тому же неровен час, и наши всесильные в поселке мужья возвратятся с работы домой. Чем мы тогда перед ними оправдаемся, как мы им объясним присутствие посторонних мужчин на нашем дворе?
   - Бог вам судья, сестры, - пробормотал в ответ на неласковый прием Демидыч и понуро поплелся вслед за уходящим Антоном и Тимофеем Фроловичем.
   - В одном они правы, - проговорил по дороге вслух Антон. - Мы предали их в самом начале организации в поселке коммуны, отдали на растерзание нечисти, хотя при этом прекрасно понимали, чем это может им угрожать....
   - Слабыми мы тогда были, - с тяжелым вздохом ответил Тимофей Фролович, - но ничего наберем силушки и так врежем по продолжающей измываться над нами и заставляющей переносить совсем ненужные для нас лишения и страдания нечисти, что им мало не покажется. Мы тогда за все с них спросим и за все посчитаемся....
   - Быстрее бы это время наступило, - невольно вырвалась у вспомнившего о приморском рыбацком селе, об оставленной в пещере Вале Антона.
   Незнание, что с нею тогда произошло, постоянно его мучило, а прямо сейчас у него тревожно заныло в самых неприятных предчувствиях сердце.
   - Не замерзла ли она тогда в пещере? Не предъявили ли ей органы Государственной безопасности счет за его внезапное, как и в первый раз, исчезновение?- все время мучился он этими немало волнующими его вопросами, понимая, что ответить на них он сможет только после возвращения на землю.
   А в том, что органы КГБ и многие, всплывшие наверх жизни благодаря Великой Социалистической Октябрьской революции, люди всегда готовы во имя упрочения своей власти над людьми на любую пакость, Антон не сомневался.
   Прошло еще несколько дней. Все ближе становился понедельник, во время которого должен был состояться показательный суд над Аркадием Безумным. Обеспокоенные члены союза требовали немедленно организовать, раз по-другому его освободить не представлялось возможности, побег из подвала церкви. И Антону все труднее было их сдерживать, он все надеялся, что они все же сумеют придумать более надежный способ освобождения Аркадия.
   - Организовать побег Аркадия из подвала мы сможем и в ночь перед судом, - убеждал Антон своих друзей, - пока еще рано ворошить осиное гнездо. Обозленные осы не так быстро, как нам хочется, успокаиваются, да и жалят они всех встречных и поперечных в отместку очень больно. Время еще терпит, а пока пусть Аркадий Безумный он еще немного посидит взаперти.... Вполне возможно, что за оставшееся время в наши головы придет и другая более стоящая мысль.
   - Сегодня ночью будет темно, - тихо проговорил осматривающий нахмурившиеся небеса хозяин. - Может еще и дождик заморосит.... Погода будет как раз для побега.
   - Да, - хмуро отозвался Антон. - Другого способа освобождение Аркадия мы так и не придумали.
   Они, еще немного посмотрев на небеса, пошли на коммунальный двор за повозкою. Шли молча. Обо всем уже было переговорено еще вчера, пришла пора действовать. Их догнали чьи-то торопливые шаги, потом этот кто-то, нагнавший их, легонько потянул Антона за рукав. Антон, обернувшись, увидел одну из дочек Толстосумого.
   - Я хочу поговорить, - негромко проговорила она.
   Антон согласно кивнул головою и, махнув рукою обернувшемуся к ним хозяину, окинул девушку выжидательным взглядом.
   - Мы вчера долго думали о вашей просьбе и решили попытаться вам помочь, если, конечно же, и вы сами тоже не откажете нам в просьбе.
   - Для вас мы сделаем все, что будет в наших силах, - охотно заверил ее обрадованный Антон.
   - Получиться у нас или не получиться, но вы должны пообещать принять нас в свой союз.
   - В какой союз? - прикинувшись ничего не понимающим, переспросил девушку Антон. - Я не знаю, о чем ты говоришь, девушка?
   - Перестань придуриваться! - недовольно прикрикнула на него рассердившаяся Катерина. - О ваших встречах в лесу уже знает почти весь поселок! Неужели вы всерьез рассчитывали скрыть свои тайные собрания в таком маленьком поселке!?
   - Тогда знает и нечисть, - с тревогою подумал про себя Антон. - И уже, наверное, готовится с нами расправиться. Надо срочно предупредить всех членов союза.
   - Да, не бойся ты, - угадав его мысли, успокоила она Антона. - Знают только те, кому надо о вас знать.... А лодырям и пьяницам не до вас. Они при новых порядках от пьянства не просыхают.
   - Ну, что ж, раз вы уже все о нас знаете, то можете считать себя членами союза.... И как вы намереваетесь нам помочь в деле освобождения Аркадия Безумного?
   - Вы только предупредите нас, когда мужья зайдут в дом "Надежда любви", а все остальное мы уже сделаем сами.
   - Только и всего, - удивился Антон.
   - И этого будет достаточно, - пробормотала подмигнувшая Антону Катерина и убежала домой.
   Антон догнал хозяина уже возле конюшни. Они запрягли выданного им коня в повозку и поехали в сторону карьера.
   - Как прошло свидание? - полюбопытствовал по дороге хозяин.
   - О, эта замечательная девушка сообщила мне много интересного и обещающего, - весело проговорил Антон и рассказал хозяину содержание их разговора.
   - Если о нашем союзе уже все знают, и до сих еще никто не выдал нас нечисти, то на следующем подведении итогов общественных работ мы уже можем рассчитывать на победу, - проворчал осветившийся довольной усмешкою Тимофей Фролович.
   - Быстрей бы пришло это время, - высказал вслух Антон свое самое заветное желание. - Мне так хочется сбить с их самоуверенных лиц снисходительные ухмылки.
   - Всему свое время, Антон, а сегодня мы просто обязаны помочь Аркадию Безумному: хотел он этого или не хотел, но он защищал моих детей. Я перед ним в долгу.
   - Обязательно освободим. Не отдадим его вампиру на расправу. После всего, что я сегодня узнал, мне уже начинает казаться, что для нас в этой долине уже нет ничего невозможного.
   - Добрые дела всегда умножают силы человека, в то время как плохие отбирают их у него, - нравоучительно заметил Антону хозяин.
   Предупрежденные отцом Юра и Любушка незадолго до окончания рабочего дня, собрав поселковую ребятню, затеяли с ними возле домка "Надежда любви" веселые и увлекательные детские игры. Не прошло и несколько мгновений, как громкие выкрики детей и смех наполнил притихшую улицу. Но терпеливые поселенцы из ближайших домов не обращали на них особого внимания. И только изредка, выходя из домов по какой-то надобности, они не из-за раздражения, а только для порядка, покрикивали на расшумевшихся детей:
   - Тише вы, неугомонные!
   Дети на некоторое время умолкали, но вскоре, начисто позабыв о сделанном им предупреждении, снова, стараясь друг друга перекричать или доказать свою правоту, а то и поддевая своего неуклюжего соперника, восстанавливали свойственный им шум и гам. Тихое примерное поведение для собравшихся вместе детей просто несвойственно. Они всегда и везде долго не выдерживают тихого примерного поведения и постоянно устраивают на месте их сборища такое невообразимый бедлам, что, по меткому выражению русского человека, даже чертям в аду становится тошно. Первой увидела идущего по улице вампира с оборотнем Любушка.
   - Юра, - негромко окликнула она своего брата. - Смотри, они уже идут.
   - Где они? - переспросил не видевший возле указанного им дома никого Юра.
   - Да, обернись ты и посмотри назад, - недовольно буркнула Любушка.
   Юра обернулся и увидел, как, о чем оживленно между собою разговаривая, вампир с оборотнем торопливо шли в их сторону по улице.
   - Подождем, когда они войдут в дом, чтобы уже было наверняка, - тихо шепнул он сестре и снова включился в прерванную игру, искоса наблюдая за идущими по улице слугами Сатаны.
   Вот они поравнялись с домом "Надежда любви", открыли калитку и вошли на подворье. Выскочившая им навстречу Надежда тут же захлопотала возле дорогих и желанных гостей. И, как только за ними захлопнулось дверь, Юра, покосившись на своих увлеченных игрою друзей, незаметно для них отошел в сторону и заторопился к дому Толстосумого.
   - Долго ты еще будешь копошиться!? Тебя только за смертью посылать, а не за водою! - послышался из хлева недовольный оклик Светы.
   - Иду, иду, - отозвалась несшая налитые водою ведра Катерина.
   - Тетя Катя! - выкрикнул только что подоспевший Юра. - Папа просил передать, что они уже там!
   - Кто это к нам пожаловал!? - выкрикнула из хлева Света.
   - Мальчишка Тимофея Фроловича прибежал, - объяснила ей Катя и спросила у Юры. - Наши благоверные уже давно в гостях у своих любовниц?
   - Только что вошли, тетя Катя....
   - Тогда и нам еще некуда торопиться.... Пусть у птичек глубже увязнут коготки, чтобы потом наши ушлые мужья не смогли отговориться, что зашли просто по делу. Спасибо тебе, мальчик, - поблагодарила она, поднимая с земли ведра, Юру.
   Юра вернулся к дому "Надежда любви" и снова с головою окунулся в увлекательную детскую игру.
   С потемневших, после захода красного солнышка, небес на поселок начали потихонечку наплывать вечерние сумерки. Поначалу они, легко обволакивая воздушный эфир своими тоненькими темными струйками, потихонечку преобразовывали для еще не думающих о ночном сне живых существ окружающий мир из знакомого и уже давно ими обследованного в нечто совершенно иное необычайно привлекательное, таинственное и загадочное. Окна поселковых домов начали потихонечку освещаться зажигающимися в них свечами, напоминая заигравшимся мальчишкам, что пришла пора разбегаться по домам.
   - Давайте еще хотя бы немного поиграем в прядки, - предложил друзьям заметивший приближающихся к дому "Надежда любви" дочек Толстосумого Юра. - Ночью намного легче спрятаться, чем днем.
   Собравшиеся расходиться по домам детишки заколебались, но соблазн оказался намного сильнее опасения вызвать недовольства родителей. И они снова загалдели, определяя условия игры. Но не надолго, через мгновение Юра уже стоял, уткнувшись лицом в плетень, и громко отсчитывал остающееся время до начала поисков.
   Подойдя к дому "Надежда любви", Катя и Света открыли калитку и подкрались к окошку.
   - В самое время пришли, - прошептала весело подмигивающая сестре Света. - Застанем голубчиков прямо в постелях.
   - Войдя в дом, мы сразу же хватаем одежду наших благоверных и выбрасываем ее на улицу, - еще раз напомнила ей прежние договоренности Катя, - пусть весь поселок воочию увидит их распутство.... Ну, что пойдем?..
   - Пошли, - прошептала Света, и они, отворив входную дверь, вбежали в дом.
   Наступившая, после окончания отсчета Юры, тишина тут же взорвалась от грохота разбиваемой посуды, криков о помощи и угроз, а из выбитых вместе с рамами окон полетела женская и мужская одежда.
   - Я не позволю каждой проститутке прохлаждаться с моим мужем! - орала во всю мощь луженой глотки деревенской бабы Катерина, вытаскивая из дома упирающуюся Надежду. - Я не хочу, чтобы он уносил из дома последние вещи тебе на подарки, распутница! Я до самого председателя коммуны дойду, но ваш бордель прикрою!
   Вслед за нею показалась и тащившая за волосы отбивающуюся Любу и Света. Вытащив из дома любвеобильных проституток, сестры швырнули их на землю и пинками начали выгонять на улицу. Замелькавшие в окнах оборотень с вампиром с угрозою требовали от своих жен оставить их в покое и не устраивать скандал. Но обозленные супружеской неверностью сестры, не слушая их, продолжали пинать зареванных подружек и призывать в свидетели своего позора соседей. Но сбегающиеся на их свару поселенцы, узнав, в чем дело и не желая быть в случае чего козлами отпущения, быстро расходились. Но не по домам, а, отойдя от дома "Надежда любви" на безопасное, по их мнению, расстояние, они приживались в первое показавшееся им надежным укрытие и, осторожно оттуда выглядывая, с удовольствием наблюдали за перекошенными от бессильной ярости лицами слуг Сатаны. И им было в этот вечер, на что посмотреть и чем утешить свои затосковавшие в последнее время души. Катерина и Света вкладывали в расправе над особо привередливыми в последнее время красотками не только свои обозленные против них души, но и все накопившееся в поселке против них гневное раздражение. Поэтому каждый их крик от боли и каждое их мольба о помощи ложились сладким нектаром не только на души дочерей Толстосумого, и на души не сводящих с них глаз поселенцев. Разъяренный вампир и оборотень орали из окон да хрипоты, осыпая самыми страшными угрозами своих расходившихся жен. Но, когда до них дошло, что угрозами жен не запугать, выскочили голышом из дома и освободили своих побитых подружек. И те с громкими причитаниями поторопись скрыться в доме. Прекрасно все это увидевшие поселенцы уже думали, что бесплатный для них концерт на этом заканчивается, но не тут-то было. Вошедшие в раж дочери Толстосумого не только не испугались вампира и оборотня, но и сами с не меньшим ожесточением напустились на торопливо одевающихся в валяющуюся под окнами одежду своих мужей.
   - Как вы могли увлечься этими распутницами и забыть о нас, своих верных и любящих женах! - с укором выкрикивали они, вырывая из их рук одежду.
   Слуги Скатаны, злобно отталкивая их от себя, торопливо застегивали то и дело выскакивающие из их рук пуговицы и, наконец, справившись с ними, схватили своих жен в охапки и потащили со двора. А те, цепляясь за все, что попадало им под руки, не успокаивались, осыпая своих неверных мужей громкими упреками.
   - Вы только посмотрите на них, люди добрые! - вопила отталкивающая от себя вампира Света. - Только что лежал в постели с этой распутницею, а на свою законную жену поднимает руку!
   - Хватит! Натерпелись мы с этими навязанными нам правление коммуны мужьями! - орала вытолкнутая оборотнем на улицу Катерина. - Больше уже мы спускать таким мужьям ничего не намерены! Пойдем сестра к самому председателю правления коммуны! Пусть он узнает всю правду об этих бабниках! Пусть он порадуется на своих помощников!
   - И то правда, - отозвалась согласившаяся с ее предложением Света. - Зачем нам понапрасну терять время с этими ветрениками! Слова богу у нас в поселке есть власть! Она должна не только защищать нас, но и наказывать всех наших обидчиков!
   И сестры, махнув руками на своих беспутных мужиков, пошли в сторону церкви. Сконфуженный вампир переглянулся с оборотнем недоумевающими взглядами и, не сговариваясь, побежали за ними.
   - А еще начальники, - разорялась по дороге к церкви Света. - Нет! Я не буду больше жить с таким распутником! Я лучше умру, чем вернусь к этому ветренику!
   - Я лучше буду подаяние возле церкви у людей просить! - вторила ей Катерина. - Пусть знает правление коммуны, какого мужа мне просватали!
   Нагнав сестер уже только возле входа в церковь, оборотень с вампиром потащили их в обратную сторону.
   - Какая муха тебя сегодня укусила!? - набросился на свою жену вампир. - Разве ты любишь своего мужа!? Разве ты радуешься, когда я прихожу домой!? Ты же с самого начала нашей совместной жизни смотришь на меня, как на неведомое чудище, и не позволяешь мне даже к тебе прикоснуться!
   - А откуда ты знаешь, рада я или нет твоему возвращению домой, если ты со мною даже не пытаешься заговорить, сказать мне ласковое словечко? - со злостью бросала ему в ответ Света. - Это все она, распутница, обворожила тебя! Это она разбивает нашу созданную самим правлением коммуны семью! Вот пусть правление коммуны и разбирается, кто из нас виновен, а кто прав!
   - Только попробуй еще хоть раз заглянуть к этим вертихвосткам! - орала вырывающаяся из рук оборотня Катерина. - Я тогда этой поганой суке все волосы повыдергиваю! Или я уже не имею никого права на собственного мужа! Я найду на нее и на тебя управу, изверг ты этакий! Я на все готова, даже на смерть, но никому не позволю втаптывать мое честное имя в грязь! Я, в отличие от этих распутниц, всегда готовилась быть честной и любящей женою, но разве тебе нужна моя честность и любовь!? Ты, как и все кобели-мужики, соблазнился первой встреченной юбкою и начисто забыл о своей работящей жене!
   - Да, замочите вы, дуры! - выкрикнул потерявший терпение оборотень. - Зачем нам беспокоить Ивана Ивановича своими семейными проблемами!? В семейной жизни всякое бывает, и с возникающими в семье проблемами, прежде всего, разбираются между собою муж и жена....
   - Даже не пытайтесь нас отговаривать! - закричала не желающая его слушать Света. - Или вы забыли, как при всем поселке клялись не только нас любить, но и вся жизнь носить на руках!?
   - Что вам от нас, в конце концов, надо!? - вскричал не выдержавший вампир. - Что вы здесь перед нами Ваньку ломаете!? Думаете, что мы уже совсем олухи и не сможем понять вашего притворства! А ну, если не хотите для себя еще хуже, признавайтесь, что вам от нас могло понадобиться!
   - Доказательств вашей любви, - уже намного тише пробормотала Катерина.
   - Какой еще любви, дуры!? - переспросил разразившийся громким издевательским смехом вампир. - Разве вы ее достойны!?..
   - Вот видите, как вас настроили против своих законных жен эти распутницы! - с негодованием выкрикнула вырвавшаяся из рук вампира Света. - И не отговаривайте меня, я, все равно, пойду к председателю правления коммуны. Мне не нужен муж, который меня не любит.
   - Утихни, паскудница! - прорычал на нее взбешенный оборотень. - Да, и ты, Игнат Михайлович, тоже не горячись.... Пусть вначале расскажут нам, какие доказательства любви им нужны. А там посмотрим, стоит ли нам с этими паскудницами еще о чем-то там договариваться.... Ну, выкладывайте все, как на духу, да скорее....
   -Разве на свою любимую женушку так орут!? - не сдержалась искренне возмущенная его словами Катерина. - С ней надобно обращаться ласково и нежно....
   - Ну, хорошо, - недовольно буркнул уже еле сдерживающий себя вампир. - А сейчас наши любимые женушки нам расскажут, что им еще не достает для счастья, чем еще мы их не обеспечили?
   - Вот это уже совсем другой разговор, - через силу улыбнулась, протерев свои заплаканные глаза ладошкой, Света. - А то ни одного ласкового словечка от них никогда не услышишь. Нам не нужны ни драгоценные украшения и ни роскошные уборы, нам нужна только одна ваша забота и внимание. Мы хотели бы гордиться своими мужьями, а не краснеть за них перед своими соседями....
   Прорывающийся из нее плач не позволил ей больше говорить. И она, прислонившись к плечу сестры, забилась в неутешных рыданиях.
   - Так все же, чем мы вам не угодили, - оборвал ее всхлипывания вампир.
   - Вы в последнее время стали уж слишком раздражительными и грубыми, а нам нужно, чтобы наши мужья были добрыми к людям и отзывчивыми к чужому горю....
   - Ну, хорошо, считайте, что мы с вами договорись, - примирительно буркнул скрививший свои губы в презрительной ухмылке оборотень. - Вы сейчас идете домой, а мы, начиная с этого времени, будем добрыми и участливыми.
   - Нет! - категорически отвергла его предложение Катя. - Мы вам не верим!
   - Но что тогда, черт вас подери, мы должны будем сделать, чтобы вы нам поверили!? - уточнил у нее раздраженный бессмысленной перепалкою вампир.
   - И то, правда! - воскликнула притворившаяся обрадованной его словами Света. - Сделайте прямо сейчас, что-нибудь хорошее, и мы вам поверим. Правда, сестра?..
   - Прямо сейчас? - переспросил немало удивленный ее словами оборотень. - Но что мы сможем сделать сейчас хоть кому-нибудь хорошее, когда уже ночь и все нормальные поселенцы уже давно спят?
   - Они даже не знают, как делается такое простое хорошее дело, - жалобно проговорила снова залившаяся горькими слезами Катерина. - Вот и верь им, они уже никогда не смогут стать хорошими уважаемыми поселенцами. Боже мой, и кто нас в этой жизни пожалеет, бедных и несчастных. Пойдем сестричка к председателю правления коммуны. Он нам навязал таких мужей, так пусть он их от нас и забирает. Не нужны нам черствые и бездушные мужья....
   И вырвавшиеся из рук слуг Сатаны сестры побежали в сторону церкви. Вампир с оборотнем их с легкостью нагнали и перегородили им дорогу.
   - Ну, ладно, мы не способны на хорошие дела, тогда возможно вы сами нам подскажете, что делать, - прохрипел взбешенный вампир.
   И его можно было понять. Теперь вампир и сам был не рад, что повелитель навязал ему быть одним из создателей этой чертовской коммуны. В привычное для него время эти безмозглые дуры уже давно тряслись бы перед ним, как осиновые листья. А теперь, пользуясь его положением в коммуне, она, навязанная ему правлением супруга, делает из него, могущественного вампира, самого настоящего дурака. И он был вынужден терпеть ее нелепые, с его точки зрения, капризы.... Ему сейчас не хотелось даже думать, как отнесутся к просьбе этих дур бес с ведьмою. А по-другому замять скандал уже было невозможно: весь поселок видел и слышал, как эти дуры подняли их еще тепленькими из постелей любовниц. Если сейчас с ними хоть что-нибудь произойдет, то уже завтра весь поселок прямо укажет на него с оборотнем, как на их убийц.
   - Подскажем, - недовольно буркнула потихонечку от него отступающая Света, - если вы не будете к нам приближаться.
   Переглянувшись между собою, вампир с оборотнем остановились. И Света, отойдя от них еще дольше, тихо проговорила:
   - Выберете в поселке самого несчастного человека и сделайте его самым счастливым поселенцем в нашей долине.
   - По-вашему мы обязаны прямо сейчас обойти этот поселок и выбрать самого несчастного поселенца, - зло рассмеялся оборотень, - А вы подумали, что эти поселенцы могут подумать о нас, своих руководителей!? Они посчитают нас непременно сумасшедшими! И как завтра вы нам прикажете этими поселенцами руководить!? Такое могли придумать только одни вы, ничем непробиваемые дуры, если....
   - Нет, с вами просто невозможно разговаривать по-хорошему, - поторопилась оборвать его Света. - Вы только способны обзывать нас, своих жен, самыми последними словами.... Все, мы идем к председателю правления коммуны.... Пусть он сам разбирается со своими ближайшими помощниками.... Пусть узнает правду о тех, кого он нам навязал в мужья....
   - Подожди, Света, - окликнула уходящую в стороны церкви сестру Катерина. - Я вспомнила, кто в нашем поселке самый несчастный и обездоленный.
   - Ну, и кто же он? - процедил сквозь зубы вампир.
   - Тот, кого вы завтра намереваетесь осудить на смерть? - вопросом на вопрос ответила Катя.
   - Бедненький, я же совсем про него забыла, - заголосила заламывающая над собою руки Света. - Его завтра, наверное, убьют так же, как и нашего несчастного отца.
   - Так вот, молодчики, - решительно заявила нечистым Катерина. - Спасите его, и вы докажете нам, что уже начали исправляться.
   - Но это же невозможно! - прорычал уже прямо весь затрясшийся от охватившего его возмущения вампир.
   - Но мы даем вам слово, что завтра сделаем все от нас зависящее, чтобы хотя бы немного облегчить его положение, - поспешил поправить слова вампира оборотень.
   - Не завтра, а прямо сейчас, - не сдавалась сердито затопавшая ногами Света. - Вы нас всегда только одними завтраками и кормите, а потом начисто забываете о своих обещаниях. Пойдем сестра, нам с ними больше разговаривать не о чем.
   Сестры взялись за руки и забегали глазами по сторонам в поисках позволяющей им прорваться в сторону церкви лазейки, минуя преграждающих им туда дорогу вампира и оборотня.
   - Подождите вы, сороки! - прикрикнул на них вампир. - Демьян Давыдович надо бы отойти в сторону и немного посоветоваться.
   Успокоенные сестры с негромким всхлипыванием с нетерпением дожидались их решения.
   - Что нам делать с этими мерзавками, Демьян Давыдович? - спросил у оборотня вампир. - Как нам сегодня избавиться от этих взбалмошных дур? Мне так и хочется вонзить им прямо в шеи свои кровососущие зубы.
   - Это еще намного глупее,- не согласился с ним оборотень. - Чем мы тогда оправдаемся перед этими недочеловеками? И как мы потом объясним их смерть бесу? Придется отпускать этого идиота.... Тем более что сам Иван Иванович советовал нам именно так с ним поступить....
   - Жаль упускать такую редкую возможность расправиться с этим правдоискателем, - со злостью буркнул вампир. - Сколько кровушки этот стервец нам перепортил?.. Но, как видно, другого выхода у нас нет, придется идти к Ивану Ивановичу....
   - Пошли, - не стал спорить оборотень и крикнул притихшим сестрам. - Идите домой, а мы пойдем уговаривать Ивана Ивановича, чтобы он разрешил отпустить вашего идиота!
   - А мы вам не верим! - выкрикнула в ответ Света.
   - Так какого вам еще рожна надо! - зарычал вампир. - Мы же вам русским языком говорим, что идем вашего пакостника освобождать!
   - Пока он не будет на свободе, мы домой не пойдем, - решительно заявила Катя.
   - Хорошо, пусть будет по-вашему, ждите нашего возвращения от Ивана Ивановича здесь, - согласился оборотень и сказал вампиру. - Пойдем, Игнат Михайлович.
   Все заранее продумавшие до самых незначительных мелочей дочери Толстосумого не пожелали оставить уходящим в сторону церкви слугам Сатана ни одного пути для отступления.
   - Сестра, - нарочно громко выкрикнула Катя, - пробеги по поселку и собери всех еще не спящих поселенцев! Скажи им, что сейчас будут освобождать Аркадия, и что сам бригадир желает перед ними по этому поводу выступить....
   - Я уже бегу, сестра, - отозвалась бегущая Света.
   - Вот ухватились мертвой хваткою прямо за наши шеи, дуры, - проворчал входящий в церковь вампир. - Теперь придется еще за этого паршивца уговаривать Ивана Ивановича.... Иначе их больше уже ничем не успокоить.
   Закончивший свой счет Юра не успел еще даже найти первого спрятавшегося мальчика, как в доме "Надежда любви" разразился скандал. Ребятишки повыскакивали из своих укромных мест и, не дожидаясь, пока их прогонят взрослые, разбежались по домам, разнося по всему поселку весть о расправе, которую учиняют дочки Толстосумого переманившим их мужей Надежде и Любе.
   - Так они уже бушуют? - весело переспросил Юру Тимофей Фролович. - Молодцы, девушки! Сегодня уже можно нашему бригадиру не завидовать. Разбушевавшаяся русская баба для мужика намного страшнее самого Сатаны.
   - Пойдемте, понаблюдаем за этим бесплатным концертом, Тимофей Фролович, - поторопил хозяина Антон. - Вполне возможно, что этим боевым девушкам понадобится наша помощь?
   - Пойдем, - согласился с ним хозяин.
   Они вышли из дома и торопливо зашагали на звук разнесшейся по всему поселку брани. К самому дому "Надежда любви" она подходить не стали, а, прижавшись, не доходя несколько домов, к плетню, с интересом прислушивались к долетающим до них крикам.
   - Дают жару своим нелюбым мужьям девочки! - воскликнул восхищенный Тимофей Фролович. - И кто бы мог подумать, что у дочерей Толстосумого сокрытый такой талант! Интересно, добьются ли они в конце этой заварушки для нас желаемого!?
   - Начало у них неплохое, - с одобрением высказался Антон. - Может, и с окончанием этой свары нам тоже повезет?
   - Ну, и умница моя Настасья, - прошептал хозяин, услышав согласия вампира отпустить Аркадия, - как она хорошо нам посоветовала....
   - Возвращайся к сестре, - окликнул Антон бегущую в их направлении Свету. - Мы сами поднимем весь поселок на ноги.
   Примерно через полчаса уже все поселенцы находились возле церкви. Заранее предубежденнее члены союза прихватили с собою свечи и сейчас ждали только выхода из церкви вампира с Аркадием, чтобы осветить помост. Делясь между собою подробностями недавнего скандала, поселенцы с нетерпением дожидались объявленного акта милосердия. Ждали, как чудо, потому что дождаться или добиться милосердия от слуг Сатаны, природа которых полностью отрицала доброту и справедливость, можно было только волшебством. До этого времени незаметные в поселке дочки Толстосумого еще никогда не привлекали к себе столько внимания. Каждый поселенец считал своим долгом к ним подойти и выразить свое восхищение их отвагою и жертвенностью ради убогого Аркадия Безумного. И они, смущенные оказываемой им чести, впервые в жизни ощущали себя самыми счастливыми женщинами. Переполняющее их в это время счастье свершило еще одно чудо: и они - некрасивые - стали показываться окружающим их поселенцам привлекательными и достойными настоящей любви женщинами.
   Лаково улыбающаяся Варвара подкладывала своему возлюбленному дружку из стоящего на столе блюда самые лакомые кусочки. А довольно ухмыляющийся бес, не торопясь, поддевал их вилкою и, закрыв глаза от испытывающего им при этом наслаждения, тщательно их пережевывал, а потом запивал со вкусом приготовленное жаркое из стоящей перед ним чаши с белым вином. Так бы он и продолжал лакомиться пищею еще довольно продолжительное время, если бы его не оторвал от этого занятия внезапно послышавшийся стук в дверь. Недовольно нахмурившийся бес сорвал со своей шеи салфетку и, с сожалением осмотрев продолжающие лежать на его тарелке ароматные кусочки, повелительно выкрикнул:
   - Войдите!
   Дверь отворилась, и в комнату вошел вампир с оборотнем.
   - Приятного аппетита, Иван Иванович, - сладким голосом проговорил оборотень.
   - Что-то случилось, Игнат Михайлович? - спросил удивленный их поздним приходом бес.
   - Иван Иванович, - негромко откашлявшись, начал говорить вампир. - Вы меня предупреждали, чтобы я не перегнул палку при расследовании проступка этого сумасшедшего Аркадия Безумного. Вы знаете мое мнение насчет этого зарвавшегося поселенца, но вся эта история порождает в поселке немало домыслов, и мы, посовещавшись, пришли к мнению, что тогда на заседании правления коммуны были правы вы, а не мы. Нам не стоит лишний раз будоражить народ, который по-своему любит этого сумасшедшего Аркадия, и время от времени развлекается его выходками. Мы подумали, если вы, конечно же, согласны, проявить к нему милосердие. А потом, когда все успокоятся, мы всегда можем найти какой-нибудь способ, чтобы от него избавиться, не вызывая при этом подозрений, что мы к его будущей смерти имеем хоть какое-то отношение.
   - Лишний раз проявить милосердие нам не помешает, - задумчиво проворил бес. - Но к чему такая спешка? Это можно сделать и завтра. Соберем коммунаров....
   - Иван Иванович, они уже собраны, - поспешил перебить беса оборотень.
   - Как это собраны, они что взбунтовались!? - воскликнул встревоженный бес. - Поселенцы требуют немедленного освобождения своего любимца!?
   - Нет, не бунтуют.... Иван Иванович, ты не так нас понял, - поторопился вмешаться вампир. - Когда до нас дошли слухи о недовольстве этих недочеловеков нашей как бы расправой над всеобщим любимцем, мы решили сами собрать поселенцев и предупредить, чтобы они не прислушивались к вражеским домыслам. Наша власть, - сказали мы им, - не желает зла даже таким закоренелым преступникам, как Аркадий Безумный. Если он принародно покается и даст слово в дальнейшем вести себя пристойно, то мы простим ему все преступления. Поселенцы успокоились и сейчас ждут твоего, Иван Иванович, решения.
   - А он покается? - с сомнением переспросил бес вампира.
   - Если не покается, то ему будет хуже, - мрачно проговорил оборотень. - Тогда мы завтра его осудим, а поселенцы лишний раз убедятся, что новая власть - справедливая власть.
   - Неплохо придумано, - одобрил действие своих помощников бес. - Можете его забирать и действуйте по обстановке.
   Пожелав спокойной ночи своему предводителю, вампир с оборотнем спустились в подвал к Аркадию.
   Аркадий сидел на земле, облокотившись об каменную стену подвала, и, положив руки на колени, молча всматривался в единственное в месте его заточения окошко вверху противоположной стены. В нем он днем видел кусочек ярко освещенного неба, а прямо сейчас на темном фоне ночи поблескивала каким-то чудом заглядывающая к нему в подвал одинокая звездочка.
   - Может, это моя путеводная звезда пришла со мною попрощаться перед моей уже совсем скорой смертью? - подумалось не отводящему с нее взгляда Аркадию.
   И он, еще внимательнее в нее вглядываясь, то ли от перенапряжения, то ли это было на самом деле, но ему показалось, как она еле заметно его глазам несколько раз дрогнула.
   - Дает знать, что видит меня и слышит, - подумал Аркадий и повел с нею молчаливый разговор.
   Им было легко и приятно беседовать вдвоем и Аркадий, говоря за себя и отвечая за нее, только удивлялся, как они друг друга понимают, и какие у них обоих правильные взгляды на окружающую жизнь.
   - Но почему мне легче объясниться с этой далекой звездою, чем с живущими рядом со мною поселенцами? - с тоскою спрашивал неизвестно кого Аркадий, рассказывая звездочке всю свою жизнь и свои самые заветные мысли. - Почему у меня с этими поселенцами вечные недомолвки и недопонимания? Почему я никак не могу получить от них такое же взаимопонимание на свои откровения, как с этой далекой звездою? Почему среди поселенцев говорить то, о чем я думаю, считается правилом дурного тона? Нелегко мне с ними, - тяжело вдыхал он, - да, и им самим со мною тоже, наверное, несладко. Я и остальные поселенцы до того сильно друг от друга отличаемся, словно мы живем не рядом, а на разных планетах. Разговаривая друг с другом на одном и том же русском языке, нам суждено вечное непонимание друг друга. Я среди подобных мне поселенцев обречен каким-то неведомым мне проклятием на полное одиночество. Мне никогда не понять их жизнь, а им никогда не понять меня самого, мои мысли и устремление в жизни. Я слышал, что на земле живые люди мечтают взлететь в небеса для поиска другого неземного разума. Зачем им это? Разве они смогут понять и договориться при встрече с инопланетянами в то время, когда они, к сожалению, все еще не могут понять и объясниться со своими земными такими, как я, собратьями? Не лучше ли будет вначале наладить контакт и взаимопонимание с нами, чем рваться в бескрайнюю неизвестность? Разве можно понять другой разум в то время, когда имеешь лишь смутное представление о своем собственном разуме? Нет и нет, вряд ли из их затеи выйдет хоть что-нибудь стоящее, кроме совершенно излишних неприятностей для самого человека? Но кто их остановит? Кто направит их неукротимую энергию на взаимопонимание с нами - с их истинными и ближайшими братьями по разуму? Потому что только тогда, когда люди найдут с нами, так называемыми, белыми воронами, взаимопонимание и наладят взаимовыгодное сотрудничество - наше общее знание станет истинным и всемогущественным. Потому что только тогда мы сможем осуществить все наши общие мечты. Но мы никогда друг друга не поймем и ничем неукротимая энергия остальных живущих на земле людей, в конце концов, или окажется бесплодной, или породит на земле одно только зло.
   В подвал с зажженною свечою в руках спустился его сторож, а за ним сумрачно замаячили фигуры бригадира и животновода. Вампир подошел к не пожелавшему даже обернуться, чтобы хотя бы кивком головы поприветствовать могущественных людей коммуны, Аркадию и, легонько толкнув его носком сапога, спросил:
   - Ну, и как твои дела Безумный? Может, ты хотя бы немного поумнел за это время?
   Аркадий, не отвечая, продолжал всматриваться в свою путеводную звездочку.
   - Ну, что ты молчишь? - не без ехидства спросил его оборотень. - А, ведь, еще совсем недавно тебя было просто невозможно заставить замолчать. Мне даже не верится, что твоя пустая башка начала хоть что-то в этой жизни понимать и соображать.
   Но Аркадий уже уверенный, что им никогда не понять друг друга, продолжал молчать.
   - Какой смысл сотрясать воздух пустыми ничего не значащими словами, если я, все равно, им ничего не докажу, а они меня не поймут? - думал все это время про себя Аркадий.
   - Пойдем с нами, - с интересом рассматривая непривычно молчаливого Аркадия, тихо проговорил вампир. - Если ты покаешься перед народом в своем преступлении и дашь слово, что в дальнейшем будешь себя сдерживать, то наш милостивый председатель правления коммуны постарается забыть о нанесенной ему и особенно его супруге красавице Варваре обиде.
   Не веря словам вампира и непоколебимо уверенный, что его уже осудили, а сейчас ведут на казнь, Аркадий встал и, не торопясь, пошел к выходу из подвала.
   - Вот и заканчивается дарованная мне Сатаною моя новая жизнь, но я в ходе нее так и не понял, зачем она мне было нужна, и что я смог получить от нее лично для себя, - подумал про себя уже смирившийся со своей смертью Аркадий.
   - Может, ты пойдешь немного быстрее, - недовольно бросил подтолкнувший его оборотень. - Не на казнь идешь, а на свое освобождение.... Эх, будь моя воля....
   Но вспыхнувший свет от зажженных свечей оборвал его на полуслове, и они, молчаливые и сосредоточенные, направились к помосту.
   - Идут, - пронесся над толпою негромкий шепоток, и притихшие поселенцы повернулись к только что показавшимся на выходе из церкви трем мужчинам.
   Ненавидящими глазами смотрел на стоящую перед ним толпу поселенцев вампир. Эх, и как же много он не только дал бы, но и согласился бы с самым для него невыгодным предложением, лишь бы у него сейчас появилась хотя бы самая малюсенькая возможность показаться перед этим недочеловеками во всей своей ужасающей все живое красоте. Он сейчас даже не стал бы применять на них все свои немалые возможности. Ему уже было хорошо известно, что при одном только упоминании о возможностях вампира у этих жалких тварей не только начинает стыть в жилах кровь, но и все они трясутся от пробирающего их до самых костей ужаса, как осиновые листочки. Ему сейчас его возможности были не нужны, он вполне удовлетворился бы одним своим ужасающим видом. Тогда бы эта прячущая сейчас от него глаза мерзкая падаль не радовалась бы и не ликовала по поводу крушения всех его чаяний и желаний. Но ему с самого начала выхода в долину из пещеры разрешалось применение всех своих устрашающих возможностей только в самых исключительных случаях. Поэтому он сейчас мог только негодовать и молча про себя злиться в надежде, что придет и его время, когда он уже безо всякой оглядки сможет расплатиться со всеми своими обидчиками сполна. Вампир и рад был ошибаться насчет их истинных к нему чувств живущих в поселке бывших грешников. Но по их насмешливым лицам и плохо скрытым ехидным улыбкам он не мог не понять, что собравшиеся в такое позднее время поселенцы уже обо всем знают.
   - И не боятся, сволочи, - со злостью подумал он, неторопливо переводя свой тяжелый испепеляющий взгляд с одного поселенца на другого, - но не рано ли вы торжествуете. Я, ведь, еще могу вить из вас веревки, а, если понадобиться, то и скрутить в бараний рог.
   - С выходом на помост главных героев сегодняшнего представления толпа притихла, и в наступившей тревожной тишине громко зазвучал неторопливый голос вампира:
   - Коммунары! Вы все знаете этого стоящего сейчас перед вами с низко опушенной головою Аркадия Безумного. Но он только сейчас стал молчаливым и немногословным, когда понял, что шутки шутить, а, тем более, устраивать никому из вас не нужные дебаты, никто не собирается, что он должен отвечать сполна за все свои безумные поступки. Вы уже все хорошо знаете, что натворил этот человек, и какую он нанес обиду супруге нашего уважаемого председателя правления коммуны, с которым он тоже осмелился разговаривать без должного уважения. Правлению коммуны стали известны ходящие по поселку слухи, бут-то мы собираемся расправиться с поселковым дурачком Аркадием Безумным. Но разве это так!? Разве мы и до этого случая не возились с ним, как с ребенком, терпеливо разжевывая, что так поступать нельзя, что надо, если и не любить, то ходя бы относиться с должным уважением к живущим рядом коммунарам!? И что же!? Разве он внял нашим уговорам и стал вести себя, как подобает каждому честному и трудолюбивому коммунару!? Он наши уговоры расценил, как нашу слабость, и еще больше распоясался. Сейчас перед всеми вами встает вопрос: кто в этой неприглядной истории более виновен: сам Аркадий Безумный или все мы, жившие до сих пор с ним бок о бок, коммунары!? Да, мы все виновны! Мы все виноваты в том, что желали ему добра, что не всегда одергивали его так, как нужно было его одергивать! Мы виноваты, что без всяких оснований поверили в его мнимое сумасшествие! Что махали на его неразумные поступки рукою и забывали о нанесенных им нам самим обидах! А он, пользуясь своей безнаказанностью, распоясывался в своих как бы вполне справедливых ко всем нам требованиях! Он страстно хотел перестроить нашу, только что начавшую налаживаться, жизнь на свой лад. Ему не было никакого дела до нашего уже совсем скорого всеобщего счастья! Он желал только одного, чтобы мы все слепо исполняли только его требование, словно это он, а не все мы, лучше понимает пути построения всем обеспеченной жизни в нашей долине. И, как итог нашей беспечности и всепрощенчество, он со временем докатился из словесного разглагольствования до совершения самого настоящего преступления, надругавшись над кроткою, как овечка, супругою председателя правления коммуны. Я вас, товарищи коммунары, уверяю, что правление коммуны впредь никому не позволит понапрасну обижать и наносить оскорбления всем, безо всякого исключения, поселенцам! Вы уже и сами, по всей видимости, нисколько не сомневаетесь, что Аркадий Безумный за свой проступок достоин самого сурового наказания. Но наш непомерно милосердный Иван Иванович и его сердобольная супруга уговорили правление коммуны поверить этому безответственному поселенцу еще раз, дать ему, так сказать, последний шанс, чтобы одуматься и зажить по-человечески. Поэтому сейчас я перед всеми вами спрашиваю его, Аркадий Безумный, ты каешься в совершенном проступке, даешь ли ты всем нам слово, что уже больше такого себе не позволишь, что будешь жить, как и все остальные поселенцы.
   Аркадий молчал. Конечно, он, убежденный в своей правоте, не думал ни в чем раскаиваться, но бессмысленно тратить понапрасну слова ему тоже не хотелось.
   - Ну, что там его пытать, и так видно, что он во всем раскаивается! - выкрикнул не выдержавший затянувшегося молчания Демидыч.
   - Хорошо, - поспешил утвердить выкрик из толпы вампир. - На всю свою оставшуюся жизнь запомни, Аркадий, свое сегодняшнее покаяние. И вы тоже, коммунары, запомните его сегодняшнее покаяние, чтобы потом, если он сейчас нам солгал, воздать ему по заслугам без снисхождения. Но мы, твои руководители, искренне желаем тебе одуматься и в дальнейшем снова стать нашим другом и товарищем. На этом все, Аркадий, ты уже больше не арестант, а свободный член нашей коммуны.
   Но Аркадий даже не пошевельнулся. Он, подняв вверх голову, все это время пытался отыскать на небесах свою звездочку, но ее не находил.
   - Да, иди же ты, в конце концов! - выкрикнул не сдержавшийся мельник и, вбежав на помост, увел его с собою.
   - Может, Аркадий, уже и на самом деле сошел с ума от радости, - пошутил провожающий его насмешливым взглядом оборотень.
   Тем временем не желающий больше терять понапрасну времени вампир закрыл стихийное собрание поселенцев и пожелал удовлетворенным, что с Аркадием Безумным все обошлось благополучно, коммунарам спокойной ночи. Подождав, пока поселенцы не разойдутся по домам, вампир с оборотнем подошли к своим женам.
   - Ну что, убедились в нашем хорошем отношении к вам, своим законным женам? - спросил недовольно нахмуренный вампир.
   - Убедились, - с готовностью подтвердили его слова дочки Толстосумого. - Теперь мы уже больше не сомневаемся, что этим мерзавкам хоть когда-нибудь удастся сбить вас, наших мужей, с истинно правильного пути. Сейчас мы уже знаем, что наши мужья по-прежнему остаются такими, какими они были и до нашей свадьбы.
   - У нас с вами все будет по-прежнему? - уточнил оборотень.
   - Главное для нас не то, что вы нам изменяете, а то, что вас могут испортить гулящие девки. Мы хотим гордиться своими мужьями, а не стыдиться за них, - делая вид, что вытирает несуществующие слезы, проговорила Катерина.
   - Но сегодня мы уже окончательно убедились, - поспешила добавить Света, - что наши мужья не поддаются плохому влиянию, и что мы можем им по-прежнему доверять. После сегодняшних доказательств, мы уже больше не сомневаемся, что нам за наших мужей никогда не будет стыдно перед соседями.
   - Об этом вы уже можете больше не беспокоиться, - недовольно буркнул удовлетворенный их ответом вампир и, ощутив торопящий его толчок оборотня, добавил. - Раз между нами уже снова мир и согласие то вы, наши дорогие женушки, идете домой и ни о чем не тревожьтесь, а у меня с Демьяном Давыдовичем еще много работы в поселке.
   Согласно кивнувшие головами сестры пошли в направлении своего дома, а оборотень с вампиром возвратились к продолжающим втихомолку плакать вконец расстроенным подружкам. Антон с хозяином прошли вслед за сестрами до самого их дома и, уже больше за них не переживая, повернули к своему подворью. Проходя мимо дома "Надежда любви" они снова услышали ясно донесшийся до них громкий смех уже успокоенных подружек и хвастливое разглагольствование захмелевших оборотня и вампира.
   - А они уже снова веселятся!? - с изумлением выкрикнул удивленный хозяин. - Я бы на их месте не меньше года опасался посмотреть соседям в глаза.
   - Нечистые глаза дыма не боятся, - поговоркою ответил Антон. - И эти бесчестные и бессовестные нелюди хотят еще навязать нам свою скотскую мораль....
   - Слава богу, что мы еще до такого позора не докатились, - мрачно буркнул хозяин. - После сегодняшнего вечера им уже при всем желании этого от нас никогда не добиться.
  
   Октябрь 1994 года.
  
  
  
  

Глава шестая.
НАЧАЛО АКТИВНОЙ БОРЬБЫ.

  
   Злоба, ненависть, зависть, подлость и коварство не только являются благоприятной средою для порождения несправедливости в земной человеческой жизни, но и являются основными виновниками возникновения на земле всяческого рода омрачающих людям и без того невероятно сложную жизнь бед и несчастий. Эти мешающие радоваться жизни появившиеся на земле вместе с началом расселения на ней первых людей порождения темных сил за многие тысячелетия успели до того глубоко укорениться в человеческом сообществе, что выкорчевать их из наших душ уже не по силам даже всемогущим небесам. Намертво опутав своими коварными уловками и хитросплетениями всех живущих на земле людей, они во многом способствуют воцарению на земле по злой воле Сатаны и его приспешников великой несправедливости, которая уже становится всемогущей и все определяющей силою не только во взаимоотношениях между людьми, но и в их делах и поступках. Эта самая великая несправедливость, непосредственно влияя на наше сознание, на наши обычаи и нравы, в конце концов, уже давно определяет всю нашу земную жизнь. Только, наверное, и поэтому ничто больше так сильно не окрыляет человека, как одержанная им, пусть и совсем незначительная, победа над угнетающими его душу неблаговидными обстоятельствами.
   После удачного освобождения Аркадия Безумного немного воодушевившиеся поселенцы уже начали думать, что не так уж и сильно довлеет над ними власть нечисти, как они об этом думали поначалу. Избавившиеся от унижающего их животного страха поселенцы перестали по вечерам, сразу после возвращения с работы, запираться в своих домах и уже без всякой опаски останавливались для разговоров на улице или переброситься шутками через плетень со своими соседями. Да, и сама всегда остро ощущающая перед нею людской страх нечисть в недоумении притихла, встречаясь, с пусть пока еще не вызывающими, но уже лишенными прежнего страха, взглядами поселенцев. Кто-кто, а уж нечисть всегда ощущает боязливого человека не меньше, чем за версту. Поэтому и сбегаются к нему со всей округи, как мухи на мед, чтобы не только с жадностью впитывать в себя особенно сладкий для них человеческий страх, но и утолять от мнимой убежденности своего всесилия извечно страждущие подобного ощущения свои обугленные в нескончаемом грехопадении черные души. И только при встрече с бесстрашным человеком эта же самая нечисть в ужасе разбегается, не смея, даже обернутся в его сторону. Но в наше время очень редко встречаются воистину бесстрашные и сильные духом люди, с презрением относящиеся не только к смертельной опасности, но и, тем более, к этой поганой нечисти, которая привыкла наводить на нас смертный ужас, встречаясь в, как обычно, темных безлюдных местах. Нечисть страшная для людей вовсе не потому, что человек как бы одновременно верит и не верит в ее существование на земле, а только потому, что перед ним внезапно объявляется то, чего в природе, по мнению большинства из нас, вообще, не должно существовать. Своими внезапными появлениями нечисть всегда приводит даже самого смелого человека в ужасный трепет. И объятый мгновенно переполняющим все его естество страхом человек всегда старается хоть что-нибудь сделать, чтобы, как можно скорее, избавить самого себя от лицезрения очень ему неприятного видения. Хорошо для себя осознавая, что даже малейший контакт с нечистою силою всегда заканчивается для людей плачевно, человек в этом своем похвальном стремлении вполне искренен, если не считать, что он при этом никогда не задумывается об одной прописной истине. Ему в наше время даже не приходит на ум, что мы сами позволяем этой особенно страшной для нас поганой нечисти существовать на белом, так сказать, свете рядом с нами и внушаем ей уверенность, что она способно овладевать нашим сознанием, нашими делами и поступками в любое угодное ей время. Живущий на земле человек должен твердо уяснить для самого себя: если он в процессе жизни не будет допускать к себе никого, кроме Господа бога, то всегда пугающая его поганая нечисть уже равно развеялась бы за ненадобностью в необозримом космическом пространстве, как дым. Но, пока в человеке будет властвовать наряду с добром и зло, нечисть бессмертна и всегда будет брать верх над людьми умело, играя на человеческих слабостях, а слабость в человеке всегда сильнее силы его духа. И только одни избранные, посланные в наш мир высшими силами для примера, как надо и следует всем нам жить, люди способны побороть эту человеческую слабость силою своего духа.
   Противоборствующие в поселке стороны, накапливая силы, все еще не решались нарушать установившегося между ними перемирия. На сегодняшний день слуги Сатаны вместе со своими пособниками и сторонниками обладали неоспоримым преимуществом, но они не только ничего не знали, но и даже не подозревали, о противостоящем им "Союзе борьбы". И это их незнание в какой-то мере уравнивала шансы надеявшихся, в конце концов, одержать над ними верх членов союза. Бурлящие в последнее время среди поселенцев страсти уже угрожали в любое время разорвать установившийся в поселке мир и согласие. Остро ощущающие их накал противоборствующие стороны готовились к своей очередной, но далеко не последней, схватке. Готовились ко дню подведения итогов общественных работ за апрель месяц. И эта их непримиримая схватка уже была неизбежно обязательной, почти что роковой. Если кипящие в поселке страсти можно было при желании хоть как-то приглушить, если еще можно было членам союза оставить своего исконного врага и дальше в незнании и покое, то саму жизнь в поселке было просто невозможно остановить или хоть как-то ее законсервировать. А она, не думая об уже прожитом времени и не останавливаясь на только что проживаемом, уверенно катилась для большинства коммунаров по наклонной плоскости вниз. Получившее, после образования в поселке поселенцев коммуны, свое наибольшее развитие самогоноварение уже успело уничтожить последнее запасы продовольствия, и их голодные взоры потянулись в сторону дозревающих полей. Первыми приступили к неофициальной уборке урожая пьяницы и проститутки, а вслед за ними потянулись на общественные поля и остальные поселенцы. Голодные и бесправные люди не занимаются милосердием и благотворительностью, наоборот, они с раздражением косятся на своего ближнего и, видя в нем соперника на остающиеся крохи, со злобным урчанием отгоняют его от остатков еды по возможности дальше. Стадные инстинкты все глубже укоренялись в повседневную жизнь поселенцев.
   Тимофей Фролович попросил у бригадира с конюхом лошадку и, намереваясь съездить в лес за дровами, еще с вечера поставил ее в своем дворе. Юра и Любушка, которым до чертиков надоело таскать хворост из леса на колесиках, запрыгали от радости и, пока взрослые завтракали, наперебой подбрасывали буланой кобылке только что скошенную дядей Антоном траву. Был выходной день, и поселенцы еще спали, кроме одной решившей развеять свои хмельные головы в утренней прогулке веселой компании.
   - Запряжем нашу буланую кобылку в телегу и прокатимся по окрестностям нашего поселка с ветерком, - предложил своим дружкам самый из них сообразительный.
   - Идет! - громкими одобрительными возгласами поддержали его предложение собутыльники и шумной веселой толпою поспешили на конюшню, но нужной им буланой кобылы в конюшне уже не было.
   - Где ты, пережиток прошлого, прячешь от трудящихся своих лучших коней!? - дружно насели они на разбуженного конюха Себастьяна. - Или ты не видишь, кто это пришел на твою конюшню!? Просыпайся, мерзавец, и немедленно подавай нам буланую кобылку!
   - Люди добрые, - взмолился перед ночными гуляками Себастьян, зная, если они сейчас его и побьют, то, все равно, руководство коммуны даже слово им не скажет, в лучшем случае только немного пожурит своих ближайших в поселке союзников. - Разве вам мало в конюшне коней!? Берите их всех и отдыхайте себе на здоровье....
   - Сам езди на этих дохлятинах! - заорали на него возмущенные участники ночной попойки. - Мы не для того завоевывали новую жизнь, чтобы ты нам сейчас вешал лапшу на уши! Говори, куда ты дел нашу буланую кобылу, а то будет худо!
   - Дорогие товарищи, - взмолился перед ними не на шутку испугавшийся их угроз конюх Себастьян, - не обижайте понапрасну ни в чем не повинного человека. Не могу я вам дать буланую кобылу.... Она по распоряжению бригадира уже отдана коммунару Михайлову....
   - Этому бывшему эксплуататору взбрело в голову кататься на нашей кобыле! - воскликнули еще больше возмущенные ночные гуляки. - Чего-чего, а вот кататься по долине с ветерком на нашей буланой кобыле мы ему не позволим! Он еще и раньше вполне достаточно над нами издевался.... Это он и ему подобные в прошлом не только нами понукали, но и заставляли нас горбатить на их поживу свои спины! Айда, ребята, к нему на подворья для восстановления нашей коммунарской справедливости.
   И шумная ватага ночных гуляк с все той же разухабистой бранью заторопилась от конюшни в направлении дома Тимофея Фроловича.
   - Этому скупердяю так и надо, - злорадствовал им вслед Себастьян, - даже стопки самогонки мне утром на похмелье не предложил. Даже он не осмелится отказать этим задиристым пропойцам. А другого коня я ему уже не дам. Не могу же я решать подобное дело без разрешения бригадира. Никто не виноват, что он не смог удержать в руках отданную ему на весь день кобылу.
   Хмельная ватага ночных гуляк, осыпая встречающиеся на пути дома бывших состоятельных поселенцев отборной бранью и угрозами, продолжающих, по их мнению, привольно жить и при новых порядках, бывших эксплуататоров, уже подходила к дому Тимофея Фроловича. Переполненные ничем неодолимым желание непременно восстановить коммунарскую справедливость они, наверное, если бы их в это время хоть кто-то спросил, а чем же коммунарская справедливость отличается от просто справедливости, не смогли бы толком ответить на этот вопрос. Вполне возможно, что они свою коммунарскую справедливость в первую очередь связывали с тем, что желание их, как бывших эксплуатированных поселенцев, должны были удовлетворяться в первую очередь? А может они были вполне уверенными, что бывшие состоятельные поселенцы вместе с утратою своих состояний еще и должны были не только знать свое место в коммуне, но и постоянно помнить о своей проклятой прошлой жизни? Кто их знает? Но эти слова им очень нравились. И они всегда прикрывались ими, как щитом, при решении всех своих правых и неправых дел.
   Ворвавшись во двор, они, оттеснив выбежавшего из дома Антона с Тимофеем Фроловичем в сторону, запрягли буланую кобылу в телегу и, не забыв забрать с собою скошенную Антоном траву, со злорадным смехом выехали на улицу.
   - Не ругайся, дядя! - прокричала на прощание пьяная проститутка. - Эта кобыла нужна для удовлетворения нужд лучших людей коммуны! А ты, пережиток прошлого, свои дровишки вполне способен принести из леса на своем собственном кулацком горбу!
   Державший в руках вожжи ночной гуляка хлестнул по округлому заду буланую кобылку лозинкою. И она, перейдя прямо с места в бешеный галоп, понеслась по улице, унося шумную компанию пьяниц и проституток за поселок.
   - Немного порадовались и достаточно, - недовольно буркнул нахмурившийся хозяин. - А сейчас берем веревки и последуем совету проститутки. Так будет для нас более надежно....
   Важно насупившийся бес подошел к перевернутой вверх дном бочке и посыпал на притихших коммунаров свои вдохновленные верою в окончательную победу новых идей над всеми пережитками проклятого прошлого коварные насквозь лживые слова. Из его слов коммунары узнали, что дела в руководимой им коммуне идут неплохо, несмотря на некоторые трудности и недостатки, которые будут легко преодолены в самом ближайшем будущем.
   - Май месяц, - говорил в своей речи бес, - имеет для всех нас особое значение. В мае месяце мы уберем свой первый, выращенный благодаря общим усилиям всех проживающих в поселке коммунаров, урожай и из него испечем общий огромный каравай. Этот наш общий каравай будет сытным и вкусным не только потому, что он будет огромный и отменного качества, но и потому, что его изготовили руки свободных от эксплуатации поселенцев. Наш каравай никому не станет комом в горле, потому что каждый из вас вложил в его приготовление все свою энергию, свой пролитый на общественном поле пот и свою душу.
   Последние его слова потонули в грохоте аплодисментов. Зная об особом пристрастии беса к овациям, вампир еще вчера провел тренировку со всеми сторонниками нечисти и его труды не пропали даром. Провожающие возвращающегося довольно ухмыляющегося беса от бочки на свое место в президиуме собрания их бурные продолжительные овации заглушали пролетевший среди большинства поселенцев недовольный шепоток. Рядовые коммунары, в отличие от лодырей, пьяниц и проституток, не могли радоваться и ликовать по поводу только что услышанной ими вдохновленной речи беса. Они уже свыклись с мыслью, что при новых порядках те, кто работал на общественном поле, как говориться, не покладая рук своих, оставался в тени, а те, кто в это время бездельничал и любыми способами отлынивал от общественной работы, выходил в передовики. Да, и как они могли радоваться, когда и на этот раз из слов беса выходило, что их снова причисляют к дуракам, которые в новой жизни не только ничего не смыслят, но и не желают подчиняться ее требованиям. Им просто претило равняться на самых отъявленных, с их тоски зрения, лоботрясов, а не то, чтобы еще брать с них пример.
   - А чего вы еще ждали? - отвечал своим возбужденным соседям Демидыч. - Кого еще должна поддерживать власть пьяниц и лодырей? Конечно, она всегда будет поддерживать тех, на кого она опирается....
   Овации и громкие одобряющие доклад беса из зала выкрики потихонечку утихли. И вампир поспешил предоставить слово передовику труда знатному коммунару Себастьяну. Тот, неторопливо поднявшись с места, молча подошел к ведущей на помост лесенке, снисходительно ухмыляясь в ответ провожающих его поощрительным ухмылкам пьяниц и проституток. Он уже поднял свою левую ногу, чтобы подняться на первую ступеньку лесенки, но стоящие возле помоста члены союза оттолкнули его обратно в сторону зала. Недовольно поморщившийся Себастьян попытался еще раз прорваться на помост, но сильные мужские руки снова отшвырнули его от лесенки.
   - Что там происходит, товарищ Себастьян? - окликнул его вампир.
   - Они меня не пропускают, Игнат Михайлович, - пробормотал смутившийся конюх.
   - Что вы себе позволяете!? - прикрикнул на стоящих у лесенки поселенцев вампир. - Немедленно пропустите товарища Себастьяна для выступления перед коммунарами! Пусть он поделиться опытом своей ударной работы и подскажет всем коммунарам, как следует относиться к порученному правлением коммуны делу!
   Но члены союза не оробели под его испепеляющим взглядом, а один их них, не скрывая насмешливой улыбки, нарочно тихим спокойным голосом проговорил:
   - Что, товарищ Себастьян, может нового и достаточно для нас полезного сказать?.. Мы его уже наслушались, когда приходили на конюшню за лошадьми....
   Почувствовав всем своим нечистым нутром исходящую от этих столпившихся у лесенки мужиков на него опасность, обычно наглый и самоуверенный вампир смутился и, не желая понапрасну рисковать, обратился за помощью к своим союзникам:
   - Товарищи, я прошу убрать этих хулиганов от лесенки и вывести на улицу. Пусть дождь немного охладить им хмельные головы....
   Ловившие его слова прямо на лету лодыри и пьяницы повскакали со своих мест и бросились к лесенке, но, уткнувшись в крепкие мускулистые тела подоспевших членов союза, остановились.
   - Рассаживайтесь, товарищи коммунары, на свои места, - с ласковой улыбкою попросил их Демидыч. - Не надо устраивать из собрания свалку. Поберегите свое драгоценное для нашей коммуны здоровье. Ваши силы и ваше упорное желание проучить не угадивших нашему бригадиру коммунаров еще понадобятся во время общественных работ для ударного труда.
   Растерянные члены правления, не понимая, что происходит со всегда покорными поселенцами, тревожно переглянулись. Весь багровый от переполнившей его бешеной ярости вампир, ощущая свое бессилие, только злобно заскрежетал зубами.
   - Чего вы добиваетесь? - прервал затянувшееся молчание опомнившийся бес
   - Мы добиваемся справедливости, - тихо проговорил Демидыч. - Мы хотим, чтобы на собрании были слышны голоса не только одних ваших прихлебателей и холуев, но и униженных вашей новой жизнью бесправных поселенцев. Нам уже просто осточертела устроенная вами в поселке не дающая нам ни одной надежды на возможное хотя бы в отдаленном будущем счастье пропащая жизнь. Поэтому мы сегодня с полной ответственностью заявляем, что больше не желаем быть бессловесными игрушками в нечистоплотных руках.
   - И такие, униженные и оскорбленные коммунары, в нашей коммуне имеются? - со снисходительной ухмылкою перепросил его почти мгновенно находящий помогающие ему в затруднительных случаях выходить без особых для себя затруднений слова бес. - Разве мы строим будущую счастливую жизнь не для всех, а только для избранных? Разве мы не приверженцы демократии и все, кто хочет высказаться по существу обсуждаемого вопроса, не получают на наших собраниях такую возможность? Но, если вы считаете, что вас обошли во время предыдущих собраний, то я прошу вас....
   До этого молчаливо сидевший рядом с Антоном Тимофей Фролович поднялся с места и пошел в сторону помоста. Остановившись около бочки, он разложил по ее днищу исписанные убористым подчерком листы и начал свое выступление, стараясь говорить тихим бесстрастным голосом:
   - Выступающий до меня, многоуважаемый Иван Иванович Бесовский, нарисовал перед нами слишком уж радужную картину положение дел в нашей коммуне, сознательно или просто по неведению умолчав о трудностях, с которыми мы столкнулись впервые за все наше многолетнее проживание в этой долине. И все эти наши трудности, к сожалению, порождены страстным желанием некоторых членов правления коммуны внедрить в нашу повседневную жизнь трудно поддающиеся простой человеческой логике порядки, которые не помогают нам в жизни, а, совсем наоборот, усложняют нашу жизнь. Я в своем выступлении не буду говорить о навязанной нам в апреле месяце бесполезной и совершенно не нужной простым коммунарам работе, из-за которой ни одна семья в поселке еще толком не подготовилось к скорому похолоданию. Я не стану говорить и о том, как нелегко простому коммунару получить телегу с лошадью, когда у него возникает необходимость хоть что-нибудь увести или привести в дом. Сданные нами на коммунальное подворье кони стали для нас недоступными, в то время как для тех, кто ничего не принес в коммуну, кроме своих воровских рук и прожорливых ртов, они выдаются безо всяких проволочек, даже для утренних прогулок, после ночного пьяного загула. Я в своем выступлении не стану заострять внимание и на недоумении коммунаров, почему правление коммуны в повседневной работе опирается не на хорошо знающих и понимающих нашу землю-кормилицу поселенцев, а на тех, кто в работе на земле не только ничего не смыслит, но и даже учиться ее понимать не желает. Я в своем выступлении хочу остановиться только на том, что этим лодырям и бездельникам оказывается мало, что они живут припеваючи за счет нашего труда. Только этим я могу понять и объяснить, что они, используя всяческие махинации и подлоги, изо всех своих сил пытаются, думая, что мы ничего возле себя не видим и не замечаем, показать самих себя с лучшей стороны. Убедить всех, что они на самом-то деле намного нас лучше, что мы без них очень скоро пропадем ни за грош.
   В дальнейшем своем выступлении Тимофей Фролович на конкретных примерах не только раскрыл перед внимательно его слушающими коммунарами механизм выращивания в коммуне липовых передовиков, но и показал несоизмеримость трудоемкости трудодня между различными группами коммунаров.
   - О каком нашем процветании можно говорить в то время, когда эти липовые передовики начисто отбивают у рядовых коммунаров желание хорошо работать, - продолжал он все тем же тихим и притворно бесстрастным голосом. - Если мы уже разучились думать, чтобы от нашей работы был бы хоть какой-нибудь толк, а только с нетерпением смотрим на небеса в ожидании, когда это наша подневольная и совсем для нас неинтересная работа окончится. Я, как и большинство рядовых коммунаров, склонен думать, что из-за нашей в последнее время плохой работы, испеченный в мыслях Ивана Ивановича каравай будет намного меньшим, чем мы пекли еще до образования в поселке коммуны. Но, как оказывается, ожидание скорого голода среди поселенцев никого из правления коммуны не тревожит? Никто из них даже не пытается, чтобы сохранить этот скудный каравай в целости и сохранности, от которого по ночам уже отламываются большие ломти и пускаются на самогоноварение? Если самовольная уборка еще не дозревшего окончательно урожая будет продолжаться и дальше в сегодняшних размерах, то я могу уже прямо сейчас заверить всех коммунаров, что на бумажки, которые вам выдала правление коммуны за участие в общественном труде, вы ничего не получите.
   Долго еще раскрывал Тимофей Фролович перед притихшими поселенцами все махинации и изощрения, узурпировавших в поселке власть слуг Сатаны. Они уже и сами давно обо всем этом подозревающие не могли не соглашаться со справедливостью его слов. Совсем по иному они воздействовали на кусающих от переполняющей их яростной ненависти губы членов правления коммуны, которые мысленно себя ругали, что допустили бывшего состоятельно поселенца к бочке и с надеждою поглядывали на внешне невозмутимого беса.
   - Если не принять срочных мер, - тихим бесстрастным голосом проговорил заканчивающий свое выступление Тимофей Фролович, - то в нашем поселке, несмотря на благоприятную для землепашца погоду и укрывающий нашу долину чернозем, может наступить голод. Голод, который на этот раз не будет посланным нам с небес за наши грехи, а порожденный нашим больным умом и нашими преступными в отношениях к нашей земле-кормилице руками. Я надеюсь, что слова моего сегодняшнего выступления не пройдут мимо ушей руководства коммуны, и оно примет самые срочные меры для сохранения еще не разграбленных остатков урожая, чтобы у нас еще было из чего спечь, пусть и скудный, каравай.
   - Ну, и что нового ты, дорогой товарищ, открыл нам в своей страстной, переполненной переливающимися через край эмоциями речи!? - с насмешливой иронией выдавил из себя бес. - Ты думаешь, что правление коммуны не знает обо всех этих вопиющих безобразиях!? Тогда я хочу уверить тебя и всех коммунаров, что правление коммуны знает обо всем, что сейчас происходит в поселке. Нам хорошо известно, что еще недозревший урожай воруют с полей по ночам, мы знаем, что так необходимые нам сейчас продукты питания отсталая часть поселенцев пускает на самогоноварение. Мы знаем все.... Но, какие у тебя именно к нам, слугам Сатаны, претензии!? Разве это мы принесли с собою в поселок воровство и придумали самогоноварение!? Это пережитки от вашей прежней бесчеловечной жизни, а мы не в силах за столь короткое время перевоспитать всех поселенцев, сделать так, чтобы все в поселке были честными и добросовестными коммунарами. Да, сегодня у нас этих продуктов питания недостает и в ближайшем будущем у нас тоже не предвидеться желаемого изобилия. Но ты, уважаемый коммунар, просто вводишь всех нас в заблуждение, если не сказать еще хуже, рассказывая нам, что раньше, до образования в поселке коммуны, собираемый с полей урожай был несоизмеримо большим. В то время продуктов питания было больше только у вас и у еще нескольких семей поселенцев, а все остальные ваши собратья пухли с голода. Сегодня, когда всегда дефицитные продукты питания распределяются среди коммунаров примерно одинаково, вполне естественно, что для вас лично их будет недостаточно. Да, у нас еще имеются некоторые стремящиеся нажиться за чужой счет коммунары. Но, ответьте мне, положа руку на сердце, откуда они взялись!? Разве это мы, слуги Сатаны, привели их с собою!? Нет, дорогой товарищ, они все это время жили вместе с вами, а вы такие правильные и целеустремленные, почему-то за такой долгий срок не сумели их перевоспитать, сделать из них достойных для проживания с вами поселенцев. Из всей твоей пространственной речи я так и не понял, что ты предлагаешь нам с подобными недостойными коммунарами делать!? Может, по-твоему, раз они такие нехорошие, то их следует как можно скорее уничтожить, стереть, так сказать, с лица подаренной вам всем Сатаною долины!? Нет! И еще раз нет! Лично ты, исходя из своей частнособственнической правды, вполне возможно с ними так и поступил бы, но мы не способны решиться на подобное непотребство. Мы будем продолжать их воспитывать, доказывать им на примере нашей жизни, что жить честно намного лучше, чем жить той жизнью, которою они жили до прихода в поселок слуг нашего милостивого к вам, поселенцам, Сатаны. Дорогой наш товарищ, в нашем мире ничто не происходит мгновенно, как говориться, по мановению волшебной палочки, поэтому нельзя и от нас требовать пока еще просто невыполнимых решений. Но, если ты, дорогой товарищ, специально затеял весь этот сыр-бор, чтобы подтолкнуть нас к подобным просто бесчеловечным действиям, то я хочу заверить, что у тебя с нами этот номер не пройдет. Слава Сатане, у нас еще и свои головы на плечах имеются. Мы, в отличие от вас ничего не предлагающих критиканов, видим свои недостатки и постоянно работаем над их устранением, а не носимся с ними по всему поселку, как с писаной торбою. В своей зажигательной речи ты обрушился на нас, новую власть в вашем поселке и на установленные нами новые порядки, но справедливы ли эти твои нападки? Почему ты тайком занимался все это время учетом, скрупулезно выискивал недостатки, которых всегда будут предостаточно в любом новом деле, особенно в таком, которое задумали мы? Почему бы тебе сразу не придти на заседание правление коммуны, и открыто высказать все свои сомнения? Разве мы обиделись бы на тебя? Разве мы не поняли бы правду твоих слов!? Конечно же, нет! Мы были бы только благодарны за помощь, за своевременную подсказку обо всех наших недочетах, и непременно воспользовались бы вашей неукротимой энергией по их искоренению и наведению порядка в нашем общем деле. Я сказал вашей энергией только потому, что далек от мысли поверить, что ты всем этим занимался в одиночку. Но все вы, как я предполагаю, преднамеренно хотели сделать это именно так, а не иначе, поэтому и вся ваша энергия не принесла рядовому коммунару той пользы, которую она могла бы всем нам принести. Мы, слуги Сатаны, еще и раньше говорили вам, а прямо сейчас я еще раз обращаюсь ко всем сидящим в этом зале поселенцам: дорогие товарищи коммунары, не забывайте, что вы в коммуне не гости, а хозяева. Если вы сами не захотите навести в своем доме порядок, то и мы, несмотря на наше огромное желания, его тоже не наведем. Поэтому я призываю вас не уподобляться подобным, как мне думается, желающим повернуть время вспять и возродить в долине прежнюю проклятую бесчеловечную жизни, критиканам и, тем более, стыдливо умалчивать обо всех, мешающим вам жить и работать, недостатках. Вам следует научиться прямо в лицо говорить любому руководителю в коммуне обо всем, что вам не нравится в новой жизни и от чего вам хочется по возможности скорее избавиться. Надо перестать бояться, что вы этими своими откровенными словами сможете хоть чем-нибудь нас обидеть или ввести в нежелательную для вас неловкость. Поверьте мне на слово, что мы будем вам только благодарны за своевременную подсказку, за своевременное товарищеское предупреждение или просьбу о содействии. Что именно, по твоему мнению, мы сможем прямо сейчас сделать по приведенным тобою просто вопиющим к справедливости фактам!? - воскликнул бес, обращаясь уже непосредственно к Тимофею Фроловичу. - На основании твоих, еще неизвестно правдивых ли, фактов мы должны осудить товарищей, которые до этого, не жалея ни своих сил и ни самих себя, работали на общее дело!? Нет, так с ними поступать мы не можем! Подобное к ним отношение уже будет с нашей стороны не только самым вопиющим безобразием, но и огромной несправедливостью. Я предлагаю назначить расследование по всем приведенным коммунаром Михайловым негативным в нашей коммуне фактам, а до конца расследования временно назначить его на должность помощника бригадира. Из его выступления видно, что считать трудодни и оценивать их по трудоемкости он уже умеет. Кстати о лошадях.... Чтобы уже больше не было по этому вопросу никаких кривотолков, я предлагаю назначить на должность конюха того борца за справедливость.... Игнат Михайлович, как его фамилия?.. Мне подсказывают, что его зовут Демидычем. Расследование дело не скорое, оно может затянуться на месяц или несколько недель. Поэтому я и предлагаю на сегодняшнем собрании согласиться с уже одобренными правлением коммуны итогами общественных работ. Кто за мое предложение, прошу поднять руки? Прошу опустить. Кто против моего предложения? Слишком мало. Решение принято, а собрание считается закрытым. Членов правления коммуны прошу зайти в мой кабинет.
   И снова на лицах расходящихся по домам поселенцев царила ночь. Союзники нечисти встревожились за свое дальнейшее положение в поселке, а члены союза остались недовольными уступками беса, которые не придавали им ни одной уверенности в своем завтрашнем дне.
   - Не вешайте нос, друзья, - успокаивал их Антон, - наша борьба с узурпировавшей власть в поселке нечистью еще только начинается. И нам, как истинным борцам за святое дело, следует и дальше держать порох в своих пороховницах сухим.
   Сумрачно молчаливые члены правления коммуны прошли в кабинет и, испуганно поглядывая на своего предводителя, тихонько расселись на своих местах. Бес тоже молча прошел на свое место и, откинувшись на спинку стула, на некоторое время забылся в нелегких раздумьях. Потом медленно, словно нехотя, открыл глаза и, окинув своих съеживающихся под его испепеляющим взглядом помощников, тихо проговорил:
   - Проспали, пируя на лаврах победы, появление в нашем поселке врага. Как могли мы не ощутить, что эти бывшие состоятельные поселенцы уже вьют вокруг нас свою удушающую сеть? А сейчас, когда они уже организовались и крепко держатся друг за друга, попробуй с ними справиться. И они, эти неисправимые собственники, уже ощутившие наше бессилие будут наглеть с каждым очередным днем, пока не осмелятся попросить нас уйти из поселка. Вам, как я думаю, не очень-то нравится такое бесславное крушение всех надежд возложившего на нас эту миссию нашего повелителя? Вы же не думаете, что он нас за подобную работу еще и наградит?
   Опустившие свои повинные головы члены правления коммуны продолжали хранить упорное молчание. Бес еще раз обвел их всех своим пристальным тяжелым взглядом и, тщательно выговаривая слова, продолжил:
   - Нам еще рано сдаваться, друзья! Мы еще сильны и могущественны! Можете даже не сомневаться, что мы непременно с ними стравимся! Но уже больше почивать на лаврах успевший уйти в историю нашей победы в этом забытом богом поселке я вам не позволю!
   Услышав его ободряющие слова, члены правления коммуны оживились, и уже больше не отводили глаз при встрече с его укоряющим взглядом. И бес, читая в них готовность ко всему, чего он только от них не потребовал, им верил. Верил им, как соучастникам в богопротивном деле, которое намертво связала их всех одной необычайно прочною веревкою. Верил, потому что все пути к их отступлению уже были перерезаны, и разлучить их могла одна только смерть. Бессмертного беса она не волновала, но остальным членам правления очень хотелось продолжать жить, тем более, в подобных почти райских условиях. Во имя собственной жизни они и продолжали крепко держаться за своего благодетеля.
   - Я вас на некоторое время покидаю, оставляя вместо себя товарища Ведьмарскую, - тихо проговорил немного смягчившийся бес. - К моему возвращению вы должны будете знать о противостоящих нам врагах все: сколько их, какие цели они ставят перед собою, где они собираются - и по возможности внедрить в их ряды своего поселенца. Если мы хотим одержать над нашими врагами верх, то впредь обязаны знать о каждом их шаге. На сегодняшнем собрании я был вынужден пожертвовать некоторыми нашими товарищами, но это еще не должно означать, что они стали для нас бесполезными, что мы их от себя отталкиваем и, тем более, лишаем их нашей поддержки. Пусть они воспользуются преподанным нам всем сегодня уроком и начинают собирать компромат на самих этих правдоискателей. Не может такого быть, чтобы эти критиканы сами были такими честными, что не допускали в своей жизни в поселке ни одного компрометирующего их перед поселенцами проступка. Но, если это так, то нам вовсе необязательно, чтобы ставящиеся им в упрек факты, были истинной правдою, нам сгодиться и подобие на правду. Для нас главное не само их обличение в несправедливости, а чтобы лишить их поддержки и доверия со стороны большинства проживающих в поселке коммунаров. В одном наши враги сегодня были правы, утверждая, что с каждым последующим днем жить в поселке будет труднее. Поэтому я и позволил им сегодня войти во власть, чтобы при любом нежеланном для нас в поселке осложнении мы могли свалить все возникающие у коммунаров трудности на наших врагов. И это, как я уже убедился на сегодняшнем собрании, при нашей ловкости будет сделать совсем нетрудно. Проголодавшиеся поселенцы уже будут сами нас упрашивать, чтобы мы снова приняли их под свою опеку. Поверьте мне на слово, что наши позиции в поселке при любом раскладе дел в коммуне еще больше укрепятся. Я уверяю вас, друзья мои, что наши враги проявили себя сегодня даже очень вовремя. Играя с нашими врагами в кошки и мышки, мы не только сумеем отвертеться от всяких подозрений в некомпетентности, но и будем выглядеть в глазах поселенцев спасителями от голодной смерти, их благодетелями. Будьте, друзья мои, бдительными и не ждите, когда наши враги споткнуться на ровном, как говориться, месте. Вам придется все время их к этому подталкивать. Только в подобных условиях они непременно хоть на чем-нибудь, но споткнутся. У меня все, вы все поняли, о чем я только что вам говорил?
   Бес окинул вопросительным взглядом сидящих перед ним членов правления коммуны, но они, погруженные в свои совсем не радостные размышления, безмолвствовали.
   - Тогда все свободны, - милостиво разрешил им всем удалиться бес и начал собираться в дорогу.
   Мрачный Сатана равнодушно посматривал на сверкающую поверхность своего волшебного чана, наблюдая за собранием в коммуне "Цветок ада", и лишь зловещая ухмылка изредка освещала его сумрачное лицо. Не желая зря отрываться от непрерывно требующих его вмешательства земных забот и не упускать из-под своего контроля состояние дел в имеющей для него немалое значение экспериментальной коммуне, Сатана сконструировал несложный прибор, состоящий из датчика и указателя. Установив датчик в месте, откуда струилась тоненькою струйкою в необозримый космос энергия мыслей всех проживающих в долине поселенцев, Сатана настроил носимый на шее в виде кулона указатель на их постоянный повседневный фон. Как только исходящий из долины в космос поток энергии мыслей поселенцев начинам превышать это обычное значение фона, стрелка указателя зашкаливала и включала негромкий похожий на пчелиное жужжание звук. Услышав беспокоящий его сигнал, он тут же возвращался в пещеру и через свой волшебный чан наблюдал за источником возмущения. Начала зарождения в поселке "Союза борьбы" Сатана прозевал, но последующая деятельность членов союза недолго оставалось для него тайною. Немало встревоженный возникновением среди поселенцев противодействующим его слугам "Союза борьбы" Сатана с пристальным вниманием наблюдал за собраниями в лесу по понедельникам входящих в союз поселенцев. Поначалу, когда членов союза было еще совсем немного, мудрый и дальновидный Сатана не очень-то верил, что они будут способны на хоть какие активные действия. Но, к его крайнему разочарованию, в последнее время в число членов союза уже угрожало попасть большая часть проживающих в долине поселенцев. Конечно, он мог в любое время вмешаться и уничтожить этих расплодившихся в его долине и угрожающих его планам членов союза. Получившие вторую возможность радоваться ощущениями жизни поселенцы были обязаны его поганому колдовству, поэтому Сатана был вправе поступать с ними в любое время так, как ему было угодно. Но он не для этого затевал свой эксперимент, а поэтому был до поры до времени вынужден терпеть присутствие в своей долине враждебного духа. Сатана с пристальным интересом наблюдал за их борьбою с навязываемой его слугами в поселке угодной ему самому моралью и за ответными действиями своих оказавшихся для него на удивление пронырливыми слуг. Сатана и сейчас, наблюдая за загнанным в угол неопровержимыми словами одного из поселенцев бесом, отдавал должное его умению выкручиваться из такой, казало бы, заведомо проигранной ситуации.
   - Если бы у меня было побольше таких умеющих с легкостью выбираться победителями из любой ситуации, как этот бес, помощников на земле, - думал поражающийся ловкостью и коварным хитроумием беса, Сатана. - То у меня было бы намного больше времени для отдыха и меньше забот.
   А потом, после закрытия собрания поселенцев, он с не меньшим одобрением послушал выступление беса перед поникшими членами правления коммуны. Умение беса почти мгновенно ориентироваться в сложившейся для нечисти в поселке опасной ситуации, делать из нее для себя и своих помощников правильные выводы восхищали подслушивающего Сатану. Каждое сказанное на заседании правления коммуны бесом слово не только мысленно одобрялось Сатаною, но и наглядно убеждало его в правильности сделанного им выбора.
   - Если бы этот бес меньше увлекался людскими женщинами и не так часто заглядывал в рюмку, то по своей хитроумной изворотливости ему не было среди всех остальных моих слуг равных, - подумал Сатана, вполне искренне сожалея, что пропагандированные его слугами среди людей пороки поражают и их самих.
   Указатель успокоился и Сатана, прикрыв чан темным покрывалом, с тяжелым вздохом облокотился на спинку кресла-качалки. Прикрыв в глубокой задумчивости глаза, он начал осмысливать все им только что увиденное и услышанное, сопоставляя свои новые знания с тем, о чем он узнал еще раньше. Сатану не радовали и сделанные им сразу же после первого организационного собрания по организации в поселке коммуны выводы, которые не позволяли ему даже надеяться на добровольное подчинение его власти на земле всего человечества. Но все же тогда в его душе еще теплилась маленькая искорка надежды, что со временем все утрясется и он увидит в организованной его слугами коммуне не противоречащую ему мораль, а полностью соответствующее его устремлениям поведение этих извечно им презираемых никчемных людишек. Сатана тогда еще надеялся, что его слугам удастся развратить души этих грешников и сделать их рассадником его воззрений на человеческую земную жизнь. Тогда он еще надеялся, что ему удастся хотя бы в этой маленькой коммуне открыто говорить и пропагандировать свои убеждения, а не стыдливо прикрывать их зловещий смысл так ненавистными ему десятью заповедями Творца. Но Сатана не имел права и не хотел обманывать самого себя, он уже знал, что его грандиозные планы и на этот раз терпят поражение. Это его огорчало, но не расстраивало. Кому-кому, а ему не привыкать начинать все заново, тем более что прежняя его деятельность в старых замыслах полностью укладывалась в его новые планы. Сатана не видел в крушении своих прежних замыслах лично для себя ничего такого слишком уж страшного и угрожающего. Он видел всего лишь малюсенькую трещинку в своих прежних задумках и не думал от них полностью отказываться. В его предусмотрительной и никогда не поддающейся унынию голове уже зрели новые еще более грандиозные замыслы. Сатана задумал для извечно им презираемого человечества такое непотребство, которое еще никогда не появлялось в его хитроумной и гораздой на всяческие человеконенавистнические каверзы голове. Даже у него самого, когда он обдумывал свои новые задумки, просто захватывал дух от веявшего от его мыслей леденящего ужаса.
   -Если мне не суждено подчинить человечество своей власти, - думал про себя Сатана, - то мне уже не остается ничего больше, как смести этих глубоко мне ненавистных людей с лица земли. И не просто смести, но и уничтожить на земле всяческую память об их существовании. Я не буду возбуждать против себя этого выжившего из ума, но по-прежнему всесильного и всемогущего, дряхлого Старца. Я сделаю так, что эти никчемные людишки сами себя уничтожат. Для этого мне будет просто подсказать через своих сторонников среди людей, как изготовить такое грозное оружие, которое, достигнув своей критической массы, будет способно мгновенно уничтожить по всей земле все живое.
   Ясно для себя осознавая, что достижение поставленной им перед собою цели будет равносильно его ничем не ограниченной власти на земле, Сатана не сомневался, что доказать его вину на небесах в гибели всего человечества будет просто невозможно. Любимое творение Творца убьет себе своими собственными руками. Но он не сомневался и в том, что для небесных жителей не останется тайною за семью печатями, что это его рук дело, и что все они непременно убедятся, что и он в своем могуществе не уступает Творцу, раз сумел погубить его любимое детище и остаться безнаказанным.
   - Это будет моим несомненным триумфом! - радовался он в ответ своим мыслям в редкие мгновения отдыха. - Потому что только тогда я смогу, наконец-то, ощущать самого себя самым всемогущим и недоступным для гнева этого помешанного на справедливости дряхлого Старца существом во всем мире. Чем не достойный будет для меня выход из этого кажущегося мне сейчас просто безвыходным тупика!? Но пока еще рано мне отказываться и от своих прежних замыслов. Мне придется работать над ними обоими одновременно, а будущее покажет, какая из моих задумок окажется для меня лучшей и найболее подходящей для мести этому отвергшему меня от себя Творцу.
   Особенно огорчил Сатану Аркадий Безумный. Сколько времени он потратил на поиски так быстро воспринимающей взгляды Сатаны на всеобщее братство и социальное равенство его души. Сатана считал Аркадия Безумного своим самым удачным открытием. Именно таких людей он и хотел видеть в своем будущем темном царстве. Но сейчас он уже понял, какую роковую ошибку он допускал в своих прежних расчетах. Ему еще повезло, что события на земле развивались намного медленней, чем в его долине. Среди его сторонников в России было немало людей с натурою Аркадия Безумного. Некоторые из них даже занимали высокие посты, и с которыми он связывал все свои планы по скорейшему возвращению этого извечно непокорного его воле русского народа в угодный ему капитализм. Сатане даже думать не хотелось, чтобы уже произошло в России, если бы события на земле происходили с той же стремительностью, как и в принадлежащей ему долине. Разочарованный Сатана тут же выдал соответствующую информацию всем своим сторонникам в России, повелев им, как можно скорее, или избавляться, или прервать всякие связи с такими, как Аркадий Безумный, людьми.
   - Нет, - твердо решил он про себя, - мне больше при реализации своих дальнейших задумок ставить на людей-фанатиков нельзя. Они наподобие палки о двух концах, никто во всем мире не сможет предугадать заранее, по кому она ударит, в конце концов, сильнее. Подобных крайне ненадежных личностей можно использовать лишь на короткое время и только в самых критических ситуациях. А для постоянной повседневной деятельности по претворению в жизнь моих далеко идущих планов надобно подбирать сторонников среди людей с холодным умом и трезвым рассудком, которые способны глубже разбираться в складывающейся на земле обстановке, и которые идут на контакт со мною вполне осмысленно. Они, заранее зная, что от них требуется, будут исполнить не только все мои указания без огорчающих меня срывов, но и меньше всего приносить мне, как их повелителю, неприятных сюрпризов.
   Прерывистое громкое сопение взбирающегося по ведущей к пещере Сатаны крутой тропинке живого существа вывело его из состояния глубокой задумчивости. Сатана открыл глаза и, отбросив в сторону покрывало, посмотрел на серебристую поверхность своего волшебного чана, которое недолго мучило его неизвестностью, и скоро показала ему приводящего себя в порядок, после нелегкого подъема, на площадке перед входом в пещеру беса. Успокоенный Сатана задернул покрывало и, облокотившись на спинку своего излюбленного кресла, снова прикрыл глаза. Он, наверное, и сам не смог бы себе объяснить, почему ему так нравилось время от времени показывать себя своим слугам застигнутым врасплох.
   - Можно мне потревожить тебя, повелитель? - робко спросил Сатану остановившийся у порога бес. - Я никогда не осмелился бы потревожить тебя, повелитель, если бы не острая необходимость выслушать твои указания, как мне следует себя вести в осложнившемся для нашего общего дела в порученном мне поселке положении. Покорно прошу у тебя прощение за беспокойство и надеюсь, что ты осчастливишь меня несколькими мгновениями своего внимания.
   Сатана открыл свои глаза и, повернув голову в его сторону, тихо проговорил:
   - А это ты, мой дружочек, проходи и присаживайся. Небось, устал после долгой дороги, а в ногах, как любят приговаривать эти ничтожные людишки, правды нет.
   Подошедший к продолжающему раскачиваться в кресле-качалке Сатане бес еще некоторое время не решался начинать неприятный для него разговор.
   - Что могло заставить тебя, мой слуга, оставить свой пост? - спросил у него потерявший терпение Сатана.
   - Пришел за твоим мудрым советом, повелитель, - промямлил в ответ бес.
   - Зачем тебе понадобился мой совет? - продолжал выпытывать дрожащего от страха беса Сатана. - В твоем захолустье мир и благодать. Многие бесы завидуют тебе, назначенному мною на такое теплое местечко. Или ты умудрился и в заселенной мною долине одними только грешниками упустить их всех из-под своего контроля? Неужели и в принадлежащей лично мне долине могло что-нибудь такое непотребное для нашего общего дела произойти?
   - Уже произошло, повелитель, - через силу выдавил из себя бес.
   И начал рассказывать Сатане, стараясь не упускать ни одной даже мало значимой подробности, все, что произошло на общем собрании поселенцев.
   - Ну, и как ты собираешься успокаивать этих бунтовщиков? - поинтересовался неприятно скривившийся Сатана.
   - Пришел просить разрешения применить к ним исключительные меры, - промямлил упавший духом бес.
   От недавнего восхищения своим слугою у Сатаны уже больше не осталось и следа. Он, как и все остальные бесы на земле просил, при возникновении в отношениях с людьми недопонимая, одного - физического избавления от всех недовольных. Пусть Сатана иногда и разрешал своим бесам это делать, но, вообще, Сатана никогда не был сторонником ничем не прикрытой ликвидации недовольных распространяемыми его слугами на земле жизненными устремлениями людей. Он требовал от своих бесов в отношениях с людьми большей гибкости, стремления находить более действенных методов и способов воздействия на людскую психику в процессе их обработки в нужном Сатане направлении. Неплохо для себя осознавая, что о напрасно загубленных жертвах рано или поздно люди все равно узнают и могут усомниться в искренности устремлений его слуг построить им счастливое будущее, Сатана не рекомендовал своим слугам увлекаться подобными слишком явными устранениями недовольных или трудно поддающихся нужному воздействии людей. И лишь в самых исключительных случаях он рекомендовал своим слугам избавляться от недовольных, используя искусственно организованный голод, массовые эпидемии, как бы неожиданное буйство стихии.... Использовать именно те средства, при применении которых было просто невозможно отыскать настоящего убийцу. В поселке возвращенных им к жизни с помощью колдовства поселенцев он проводил эксперимент. Если он позволит бесу расправляться при помощи показного убийства недовольных действиями его слуг поселенцев, то саму коммуну он, может быть, и спасет, но, как эксперимент, она утратить для него всякое значение.
   - А зачем мне нужно за просто так предоставлять свою долину этим ничтожным поселенцам? - с раздражением думал Сатана. - Нет уж, пусть все идет в этом поселке своим чередом.... Если эти неисправимые грешники, разодравшись, перегрызут другу глотки, то для меня это будет вовсе не потерей. Я снова верну себя место для отдыха. Правда, они в моей долине уже порядочно нагадили, но ничего не все же они подохнут одновременно.... Оставшиеся в живых приведут ее в первоначальное состояние....
   Приняв для себя окончательное решение, Сатана окинул стоящего перед ним беса пренебрежительным взглядом и, тщательно выговаривая слова, спросил:
   - Как ты думаешь, для чего я создал этот поселок? Зачем он мне понадобился?
   - Для эксперимента, повелитель, - без запинки пробормотал бес.
   - Но я опасаюсь, что ты не понимаешь значение этого слова. Ты, наверное, очень часто ругаешь меня за то, что я оставил тебя наедине с этой беспокойною толпою вознамерившихся стать святыми грешников? Было такое?.. Признайся своему повелителю, мой верный слуга....
   - Было, повелитель, - признался задрожавший от охватившего его ужаса бес.
   - Я хочу, чтобы события в поселке развивались так, как они и должны были бы развиваться без постороннего вмешательства. Ибо только тогда результаты задуманного мною эксперимента будут для меня ценными. Ибо только тогда я смогу сделать по ним нужные мне выводы и продумать самые оптимальные формы и методы работы для всех своих земных сторонников. Ты понял меня, бес? - властно проговорил не позволяющим бесу никаких возражений голосом Сатана.
   - Понял повелитель, - поспешил с ним согласиться бес. - Покорно прошу не гневаться на своего верного слугу за недомыслие.....
   - Я охотно тебе прощаю, мой верный и преданный друг, - проговорил сменивший гнев на милость Сатана. - И вообще, я считаю, что ты неплохо справляешься с возложенными на тебя обязанностями. Ты, мой друг, прирожденный руководитель.
   - Я благодарен, повелитель, за столь высокое мнение о моих скромных заслугах, - пролаял низко склонившийся перед ним бес. - Для меня нет большей радости, чем служить тебе, мой повелитель, верою и правдою.
   Сатана обогрел его одной из своих очень редких ласковых ухмылок и, одобрительно похлопав по плечу, сказал:
   - Я даю тебе, мой друг, полную свободу по наведению порядка в поселке, кроме физического устранения поселенцев.
   - И даже наши испытанные временем способы борьбы, - уточнил бес.
   - Да, мой друг, можешь тряхнуть стариной со своими бравыми помощниками.
   - Не смею больше беспокоить тебя, мой повелитель, - попрощался, пятясь задом к выходу из пещеры, бес.
   - Хочу еще предупредить тебя ни в коем случае не позволять проведения в церкви службы, - остановил его уже на выходе Сатана. - Не позволять, чтобы в церкви одновременно молилось больше половины поселенцев.
   - Не беспокойся, повелитель, - поспешил заверить его бес. - Для недопущения этого я избрал с самого начала построенную ими церковь своим домом.
   Выползший из пещеры бес повернул в обратную дорогу, а оставшийся в одиночестве Сатана продолжал раскачиваться на своем кресле-качалке в такт обуревающим его беспокойным мыслям.
   Новый урожай - подводит итог нелегкому крестьянскому труду. Начала его уборки в деревнях всегда сопровождается веселыми праздниками. Золотистые снопы сжатой ржи, горы извлеченного из земли картофеля и других овощей и фруктов - всегда были и будут самой высокой наградою для сельских тружеников. Только таким образом расплачивается с крестьянами земля за пролитый ими в течение весны и лета на полях пот и за кровавые мозоли на руках. Да, и после уборки заложенный в закрома хлебушек не только радует крестьянское сердце, но и вселяет в деревенских мужиков и баб веру в свое безоблачное будущее. Но на этот раз поселенцы вышли на уборку выращенного ими урожая не с праздничным настроением. А чему им было радоваться и по какому поводу ликовать? Если выращенный благодаря новому коллективному труду урожай вызывал у впечатлительных баб одни только слезы. Да, и к тому же, мало кто из поселенцев верил, что и то, что выросло на полях при таком их уходе, попадет им в руки. Недовольными были не только уже прямо сейчас ощущающие на своих шеях холодную удавку скорого голода бывшие состоятельные поселенцы, хмурыми и молчаливыми были и недовольные последними изменениями в руководстве коммуною лодыри, пьяницы и проститутки. Таким образом, в самом подавленном настроении коммунары и приступили к уборке нового урожая.
   Понимая, что прислужники нечисти только и дожидаются, чтобы подловить его на хоть каком-нибудь промахе, чтобы обвинить в самоуправстве, Тимофей Фролович делал все от него зависящее, чтобы уборка началась организованно и осуществлять доставку в общественные амбары только что убранного урожая в целости и сохранности. Итоги уборки нового урожая ежедневно вывешивались на видном месте. И каждый коммунар всегда имел возможность знать, как работает он сам, и как работают другие поселенцы. Эта честная и бесстрастная наглядное отображение итогов уборки нового урожая и вызвала яростную неприязнь к Тимофею Фроловичу любителей во время работы прятаться за чужие спины. Не привыкшие к подобному к себе отношению от руководства коммуны они забегали с жалобами к вампиру, но тот только сокрушенно разводил руками.
   - А я-то здесь при чем? - недовольно выговаривал он им. - Вы же сами голосовали на собрании за этого помощника бригадира, вот и пеняйте сейчас на самих себя.
   Подогреваемые слугами Сатаны пьяницы и проститутки воспылали лютой ненавистью к будоражащим умы поселенцам и ломающим им так хорошо налаженную в последнее время их жизнь членам союза. И они при первой же возможности набрасывались на них, как стая озверевших собак. Их прежние снисходительно насмешливые издевательства друг над другом сменились между противостоящими группировками на откровенную вражду. Немало масла в огонь вражды подливал и новый конюх Демидыч. Он в отличие от постоянно контролирующего себя, чтобы не выделять незаслуженно своих и не ущемлять союзников нечисти, со времени назначения его конюхом принялся вспоминать союзникам нечисти свои прошлые обиды. И иногда, заупрямившись, он наотрез отказывался выдавать им коня, даже если их надобность в какой-нибудь поездке и была очевидной. Немало пришлось говорить с ним Антону и Тимофею Фроловичу, пока они его не убедили, что, перенимая нравы нечисти, он тем самым ставит на их уровень и "Союз борьбы".
   - Голь на выдумки хитра, - гласит по этому поводу извечная народная поговорка.
   И приунывшие поначалу лодыри и пьяницы скоро приспособились к изменившимся условиям. Если нельзя было своровать в поле, то поживиться только что убранном новым урожаем можно было и через сторожа Мазурика. И они, не стесняясь, брали из амбаров столько общественного достояния - сколько им было нужно.
   -Спасибо нашему благодетелю помощнику бригадира товарищу Михайлову за то, что освободил нас от излишнего труда, - приговаривали они, посмеиваясь над бесполезными стараниями Тимофея Фроловича сохранить выращенный урожай, и нагружали на повозки мешки.
   Не отставали от них и остальные коммунары. Не желая оставаться у разбитого корыта в конце уборки урожая, они закапывали часть урожая в поле, примечая для себя места, где было захоронено припрятанное ими лично для себя продовольствия неприметными для остальных коммунаров знаками.
   - Подождем, пока не закончится уборка нового урожая, - приговаривали они своим окидывающих их вопросительными взглядами домашним. - Тогда уже никто нам не запретит заходить на общественное поле...
   Узнав о проделках сторожа, Тимофей Фролович сразу же, после окончания работы, направился к вампиру и оборотню.
   - Добрый вечер, Игнат Михайлович, - поздоровался заставший вампира и оборотня в доме "Надежда любви" Тимофей Фролович, - я пришел к тебе за помощью и содействием.
   - Что за нужда у тебя ко мне в такое неурочное время? - недовольно буркнул вампир.
   - Я узнал, что сторож Мазурик разбазаривает все, что мы с таким трудом собираем на поле. Надо срочно проверить охраняемые им амбары.
   - Вечно ты со своими подозрениями, Тимофей Фролович, - сердито бросил ему вампир. - Не умеешь ты верить людям. И своим недоверием настраиваешь поселенцев против себя. Сколько жалоб мне приходится выслушивать от простых коммунаров на тебя, а ты еще задумал устроить внеплановую проверку. Послушайся моего доброго совета и иди домой, где тебя ждет жена и двое маленьких детишек. И они тоже нуждаются в твоем внимании и заботе. Да, и тебе самому, после такой собачьей работы, не мешает отдохнуть. Товарищ Мазурик - человек проверенный. Я не сомневаюсь, что у него будет все в порядке....
   - Если ты со мною не пойдешь, Игнат Михайлович, то я тут же пойду к исполняющему обязанности председателя правления коммуна товарищу Ведьмарской и попрошу ее принять участие в проверке сохранности нового урожая.
   Брезгливо скривившийся от переполняющего его раздражения вампир молчал. Обращение навязанного ему помощника к ведьме Варваре его не устраивало. Он предполагал, что Варвара может все еще на него злиться из-за его участия в освобождении Аркадия Безумного.
   - Ивана Ивановича еще нет, - подумал он, - а что стукнет в голову мстительной Варваре еще неизвестно. По всей видимости, мне придется соглашаться на участие в этой никому не нужной проверке.
   И он с досадою, окинув жаждущим взглядом накрытый всевозможными деликатесами стол, процедил сквозь зубы:
   - Хорошо, Тимофей Фролович, если ты так настаиваешь, то мы пойдем. Ты согласен, Демьян Давыдович?
   - Придется идти, - недовольно буркнул тот.
   И они, выйдя из дома "Надежда любви", заторопились в сторону общественных амбаров. А там их уже ждали трое членов союза и сторож Мазурик.
   - И это весь картофель, что числиться у тебя!? - с возмущением вскрикнул осмотревший жалкие остатки картофеля Тимофей Фролович. - Куда та его подевал, товарищ Мазурик!?
   - В этом амбаре находится весь картофель, что вы привезли ко мне на хранения с поля, - без тени смущения недовольно буркнул Мазурик.
   - Но, товарищ Мазурик, - удивился его невозмутимости Тимофей Фролович, - вот же ваша подпить в приемке на хранение картофеля. Не будешь ли ты утверждать, что это не ты расписывался!?
   - Конечно, не буду, - с достоинством ответил ему сторож, - это моя подпись.
   - Тогда сосчитайте, сколько вы приняли на хранения картофеля?
   - Зачем мне заниматься еще какими-то там подсчетами, если я безграмотный! - с негодованием выкрикнул уже по-настоящему разозлившийся Мазурик. - Я верил тебе, как честному человеку, и подписывал не глядя. А ты, пользуясь моей доверчивостью, меня обманывал. И сейчас наводишь тень на плетень. Сам признавайся мне, как члену правления коммуны, куда ты дел картофель! Небось, еще на поле разбазарил среди своих правдолюбцев!
   - И это ответственное лицо!? - возмутился его словами Тимофей Фролович.- И вы такого активиста еще держите в своем правлении!?
   - Ты, Тимофей Фролович правление коммуны не трогай! - строго заметил ему вампир. - Правление коммуны избиралось на общем собрании всеми коммунарами, а они недостойному поселенцу доверия не окажут. Тебя-то они не избрали в правление коммуны. Тогда почему я должен верить тебе, а не ему? Ты, наверное, сам что-то перепутал в своих подсчетах, или, что еще хуже, сам и растратил картофель, а вину хочешь свалить на достойного товарища Мазурика? Я сам займусь этой недостачею и непременно отыщу виновного. На этом все, пора заканчивать эту комедию. Я с Демьяном Давыдовичем знаем товарища Мазурика не первый день и верим ему.
   - А я настаиваю, чтобы мы осмотрели все амбары, - не менее решительно проговорил Тимофей Фролович. - После проверки, причастность честного вора Мазурика к хищениям доказать, как я думаю, будет совсем не сложно.
   - Ты еще ничего не доказал, а уже приклеиваешь ярлык! - со злостью прикрикнул на него вампир. - Я требую, чтобы ты немедленно прекратил свои оскорбительные намеки на воровство нашего товарища Мазурика! Он в коммуне не первый день исполняет обязанности сторожа, и до сегодняшнего дня у него все было в порядке. И только с твоим приходом в коммуне начало всего недоставать и все, самым непонятным образам, куда-то начало исчезать.
   Смолчавший Тимофей Фролович вышел из амбара, закрыл его на замок и, положив ключ в свой карман, пошел к следующему амбару. Но и в них к явному неудовольствию вампира и оборотня состояние с сохранностью нового урожая было в таком же состоянии. Недостача собранных с полей злаков и овощей была столь заметною, что они не нашли даже слов, чтобы хотя бы попытаться опровергнуть очевидное. К концу осмотра к амбару подъехала нагруженная мешками с картофелем повозка.
   - Вот и доказательства прибыли, - со злой усмешкою проворчал Тимофей Фролович. - Где ты тетка Маня накопала столько картофеля? Неужели у тебя такой большой огород, что ты, несмотря на неурожай на общественном поле коммуны, вырастила и накопала на нем полную телегу картофеля?
   - Я этот картофель не капала, - не стала выкручиваться тетка Маня, - мне разрешил его взять из общественного амбара за пару бутылок самогонки товарищ Мазурик.
   - Товарищ Мазурик в самом начале осмотра с пеной у рта убеждал нас, что весь выкопанный на общественном поле картофель находится в амбаре, - окинув презрительным взглядом поникшего Мазурика, с едкой иронией проговорил Тимофей Фролович и потребовал от смутившихся слуг Сатаны оформить выявленную кражу проколом.
   - Кому нужна эта бумажная волокита? - недовольно буркнул нахмурившийся оборотень. - Вполне достаточно, что мы все слышали признание тетки Мани, что сторож Мазурик продал ей картофель за самогонку. Неужели ты и нам уже не веришь? Мы же не несем ответственности, что сторож обманул наше доверие....
   - Не верю, товарищ животновод. Я только что выслушал от тебя обвинение в растрате общественного достояния, и не сомневаюсь, что завтра, выгораживая своего Мазурика, ты постараешься обвинить во всем меня. Прошу тебя подписаться под этим проколом, - проговорил Тимофей Фролович, протягивая листок бумаги, на котором задержавшие тетку Маню члены союза уже описали обстоятельстве кражи картофеля, и добавил, окидывая вампира и оборотня вопрошающим взглядом. - Надеюсь, что вы, в отличие от товарища Мазурика, грамотные?..
   - Не юродствуйте, Тимофей Фролович, - огрызнулся вампир и, внимательно перечитав написанные на листе бумаги обстоятельства кражи картофеля, с явной неохотою подставил свою подпись, а за ним, уже не читая, расписался и оборотень.
   - Вот теперь уже порядок, - довольно буркнул рассматривающий их подписи Тимофей Фролович и спросил. - Игнат Михайлович, как ты отнесешься к тому, чтобы раздать часть собранного нового урожая коммунарам в обмен на выданные еще ранее правлением коммуны бумажки? Так оно в любом случае, будет надежней: коммунары сами будут их сторожить, как говориться, пуще своего глаза.
   - Делай, как хочешь, - сердито буркнул вампир, только не забудь про семена.... Если их окажется недостаточно, то за все спроситься с тебя.
   - Не забуду, Игнат Михайлович, - заверил его, пряча бумажку во внутренний карман пиджака, Тимофей Фролович и, не прощаясь, пошел домой.
   И с завтрашнего дня он к не отстраненному от своих обязанностей сторожу Мазурику для охраны амбаров, куда свозился семенной фонд, начал выделять по одному члену союза. Прикрывая обходные пути для любителей легкой наживы, он восстановил против себя ближайших союзников нечисти. Не имея на что опохмелиться, они, измученные несмолкаемыми головными болями, воспылали к нему лютой ненавистью и использовали малейшую его оплошность, чтобы излить на нем всю свою злобу и засыпать жалобами охотно их выслушивающего вампира.
   - Сколько я еще буду терпеть этих ни на что негодных пьяниц и проституток!? Мне надоело выслушивать оскорбления от этой озверелой толпы!? - кричал он Антону, заявляя о своем уходе с этой собачьей должности. - До каких пор они будут меня изводить, словно я не свободный поселенец, а нахожусь в кабальной от них зависимости!? Раз Сатана возвратил их к жизни, то пусть сам с ними и возится! Пусть эти неисправимые бездельники высказывают лично ему претензии за свою никчемную жизнь, а меня оставят в покое! Я им не брат и не сват, а они, тем более, не мои дети!
   - Своим уходом ты только развяжешь всей этой нечисти руки, и нам от нового урожая ничего не останется, - возражал ему Антон. - И как долго мы сможем протянуть в этой благословенной долине без еды?
   - Но почему я один должен огрызаться от этих нападающих на меня по делу и без дела воров и бездельников!? Раз я забочусь не ради себя одного, то почему я не ощущаю помощи и поддержки проживающих в нашем поселке поселенцев!? Почему они не защищают меня от этих бездельников так же дружно, как обозленные не имением на что похмелиться пьяницы и проститутки нападают на меня!? Почему наши сторонники, уподобляясь сторонними наблюдателями, предпочитают тихо отсиживаться в стороне!?
   - Потерпи еще немного, - успокаивал хорошо его понимающий Антон. - Вот соберемся в понедельник на свое очередное собрания и вместе подумаем, как тебе облегчить жизнь.
   Излив на терпеливом Антоне все свое раздражение, хозяин успокаивался и соглашался еще немного подождать.
   О том, что члены союза собираются по понедельникам в лесу на свои собрания, в поселке уже было известно даже союзникам нечисти. Поэтому они, уже ни от кого не скрываясь, переодевались в праздничные одежды и в обычное время уходили вместе со своими семьями в лес. Наблюдая за ними со стороны, трудно было представить себе, что еще месяц назад, они старались предусмотреть все возможное, чтобы никто в поселке не догадался, куда именно они сейчас направляются и тряслись от одной только мысли, что нечисть узнает, чем они занимаются в лесу. Поэтому сейчас, когда вынудили нечисть пойти на уступки, они поверили в свои силы и, уже больше не желая скрываться, шли в лес на виду у всего поселка. И кто только сможет их сейчас убедить, что еще рано праздновать победу, что их борьба еще не окончена, что все испытания и трудности у них еще впереди, что им еще не помешает проявлять предусмотрительную осторожность? Люди всегда слишком быстро поддаются эйфории и очень часто принимают желаемое за действительность. Одетый в одежду священника Антон встречал их у входа в лесную церковь и с неудовольствием смотрел на расхрабрившихся членов союза, не зная, какими словами он сможет предупредить их обо всем, что их ждет, и как он должен их готовить к предстоящим уже совсем скорым испытаниям. А в том, что опасность уже подкарауливает поселенцев за ближайшим поворотом, Антон не сомневался. Антон только не знал, когда она на них обрушиться, и на что именно осмелится сама нечисть в борьбе с ними. Можно было подумать, что из того, что их подстерегает опасность. Поселенцы не малые дети и знали, на что шли, что им может угрожать в случае раскрытия их "Союза борьбы" нечистью. Тем более что поселенцы уже прожили на земле немало времени и обладали большим опытом в жизни, чем сам Антон. Все это так, но у Антона было слишком многое поставлено на победу. Он не имел никакого права на поражение. А чтобы победить было недостаточно одного его желания, он в первую очередь должен был уверенным в окружающих его поселенцах. Но быть уверенным в человеке можно было только тогда, когда он прошел вместе с тобою немало трудных дорог, да, и то сплошь и рядом происходят приводящие вместо победы к поражению досадные ошибки и просчеты. А Антон о своих членах союза не знал практически ничего. Он знал о них только то, что они сами решили рассказать ему о своей земной жизни. Только из-за своего незнания, как поведут себя члены союза во время опасности, Антон не знал покоя ни ночью и ни днем. Он все это время думал и прикидывал про себя, как ему выкрутиться и победить, если члены союза от него отвернуться, если они уже не в первый раз забудут о своей душе в угоду подаренным им Сатаною телам грешников. Он не сомневался, а уже знал наверняка, что в опасную минуту крик души в человеке приглушается воплем его смертельно перепуганного тленного тела, что попадающий в подобные ситуации человек очень часто, забывая о своей бессмертной сущности, идет навстречу желаний смертного тела, как можно скорее избавить себя от пугающей его опасности.
   Немного посплетничав о последних новостях в поселке, и покрасовавшись друг перед другом своими нарядами, члены союза и их семьи, сгруппировавшись у амвона, запели.
   Если хочешь знать, чем именно человек так сильно сейчас озабочен, что он думает об окружающей его жизни, и о чем мечтает в данное время, то попроси его спеть какую-нибудь песню, а потом послушай, как он ее поет. И его песня расскажет тебе обо всем без утайки, но не словами, а своей мелодией и напевностью. Какую бы не запел песню тот или иной человек, грустную или веселую, все равно, в ней будут преобладать именно те нотки, которые больше всего созвучны с состоянием его души, с переполняющими его мысли беспокойными заботами. А ее напевность всегда будет соизмеряться со сжимающей ему сердце болью или распирающей ему грудь радостью. Если не станешь в это время сопротивляться ее манящему призыву, ты и сам, закрыв глаза, не только с головою окунешься в ее головокружительный дурман, но ясно и недвусмысленно ощутишь внутри себя всю переполняющую того или иного человека в это время боль или радость. И в тебе самом загорятся все те же страстные желания, которые в данное время не только его волнуют, но и беспокойно тревожат его ранимую, как и во всех людей в подобном состоянии, душу.
   Возвышенная и немного торжественная мелодия духовных песен, переполняясь безмерной тоскою поселенцев о нормальной человеческой жизни и страстным желанием, наконец-то, разорвать намертво сковавшую их цепь случайностей с нечистью, отчаянно билась по внимательно слушающему ее Антону, возбуждая в нем ответные пожелания. Освобожденная от груза повседневных забот его голова с легкостью навеивала ему нужные мысленные решения, и Антон, опасаясь их утратить, поторопился выйти на амвон.
   - Друзья! - звонко разнесся по примолкшей лесной поляне его голос. - Еще совсем недавно мы, испуганно оглядываясь, со страхом в сердце пробирались на нашу полянку. Что же заставила нас преодолевать сковывающий наши души страх и больше не пробираться в лес тайком!? Только одна никогда не оставляющая наши души надежда. Надежда, что мы все, в конце концов, избавим себя от не только унижающей нас, но и заставляющей нас губить свои бессмертные души, зависимости от воли поганого Сатаны. Этот бесценный изначально подаренный человеку нашим Творцом дар никогда внутри нас не умолкает, не позволяет нам поддаваться насылаемому слугами тьмы горькому отчаянию. Надежда на наше возможное в будущем счастье, надежда на нашу лучшую жизнь, надежда, что непременно в каждом живущем на земле человеке победит хорошее над плохим и недостойным, всегда поддерживает нас во время тяжелейших испытаний, не позволяя нам утрачивать в себе гордое звание человека. Надежда помогает нам претерпевать в своей земной жизни такие нестерпимые мытарства, что тогда, когда они остаются позади, даже нам самим непонятно, как же мы сумели подобное издевательство над собою выдержать и не поддаться искушению, облегчить свои страдания, заключив союз с нечистью или, что еще намного хуже, стать ее прислужниками. Однако нашли ли мы то, что желали и что надеялись отыскать на этой лесной поляне? Если сказать, что мы на этой лесной поляне нашли друг друга и стали близкими по духу и по воззрению на жизнь людьми, если говорить о том, что мы вновь обрели в себя Творца и прикоснулись к Его укрепляющей нас духовно благодати - то наши надежды оправдались. Но, если говорить о том, что мы, наконец-то, обрели покой в своих душах, что мы твердо стоим в жизни на своих ногах, что все наши страхи и испытания остались позади - то в этом смысле мы желаемого не добились. Слишком короткий прошел еще срок, чтобы наши желания исполнились, слишком велики наши грехи, чтобы мы уже были недоступными для зарящихся на наши бессмертные души слуг Сатаны.
   В сегодняшней проповеди я хочу с вами поговорить о том, чего мы уже успели добиться, и что может нас ожидать в самом ближайшем будущем. Наш первый открытый бой напугал нечисть. И она была вынуждена пойти на уступки, назначив наших друзей на должность помощника бригадира и конюха. Достойна похвалы и подражания их благородная во имя благо всех поселенцев деятельность. Но силы у человека не беспредельны, а мы, взвалив на их плечи тяжелую ношу, оставили их наедине с нахрапистыми союзниками нечисти, которые не только отравляют им своими непомерными претензиями и угрозами жизнь, но и ежечасно их провоцируют, надеясь, что они, не выдержав их глумлений, непременно споткнутся. И тогда они, навалившись на наших друзей озверелою толпою, постараются очернить их добрые имена, представить их перед поселенцами в самом неприглядном виде, чтобы снова восстановить свою прежнюю безграничную над нами власть. Наши друзья еще пока, пусть и через силу, держаться. Но, если мы не сможем организовать им помощь, не сумеем защитить от жаждущих их крови союзников нечисти, то они, не выдержав, сами добровольно откажутся от завоеванных всеми нами уступок нечисти. Поэтому я призываю всех вас сегодня вместе подумать и решить, как и чем мы можем облегчить их тяжелую ношу, взвалив какую-то часть тяжести их за всех нас испытаний на самих себя. Если хоть кто-то из нас решил, что самое страшное уже позади, что всей этой поганой нечисти с нами уже никогда не справиться, то я хочу предостеречь вас, друзья мои, от этого очень опасного заблуждения. Я призываю вас подумать обо всем этом на досуге и попытаться, как и полагается, честно и откровенно ответить ходя бы на один простой вопрос. Разве способна нечисть надолго оставить дела в поселке в таком виде, какими они существуют на сегодняшний день? Нет, друзья мои, не может! И в первую очередь потому, что уже привыкшие получать все необходимое для хорошей жизни за просто так, ничего не делая, их ближайшие союзники от них отвернуться и не станут больше с такой яростью их поддерживать. Эти неисправимые бездельники будут служить им верными псами только до тех пор, пока слуги Сатаны будут способны обеспечивать их всем необходимым для привольной жизни. Но стоит этому основанному на нашем труде животворному роднику хотя бы немного истощиться, как они сразу же потеряют к своим сегодняшним благодетелям всякий интерес. И кто тогда будет поддерживать слуг Сатаны, на кого они будут тогда опираться в нашем поселке? Нечисть сегодня растерянна и в панике отступила, но не сдалась. Как вы думаете, куда так неожиданно исчез их предводитель Бесовский? - задал вопрос внимательно слушающим его членам союза Антон и сам на него ответил. - Он не, наверное, а совершенно точно, отправился к своему повелителю Сатане за дополнительными инструкциями. Он, не ожидая, что мы окажем сопротивление навязанной слугами Сатаны в поселке жизни, поспешил к своему повелителю за советом, что ему делать, и как ему надобно поступать, чтобы и дальше обеспечивать безусловною власть своего повелителя над всеми нами. До его возвращения нечисть не станет предпринимать против нас ничего такого, с чем бы мы сегодня не смогли справиться, но с его возвращением они все на нас обрушаться неумолимою толпою и постараются, если мы не сможем оказать им достойное сопротивление, нас уничтожить. Поэтому я и призываю вас быть бдительными и не отсиживаться в сторонке, когда на нашего друга нападет стая диких собак. Я призываю вас прямо сейчас начинать готовиться к неизбежным в самом ближайшем будущем схваткам не на жизнь, а на смерть, с получившей благословение Сатаны на более кровавое возмездие нечистью. Наш лозунг в этой борьбе должен быть только один: "Защити своего друга, тогда и ты сам можешь надеяться на защиту со стороны своих товарищей по борьбе". Навязанное нам правление коммуны, как бы оно ни казалась нам сильной и могущественной, не способно сделать с нами хоть что-нибудь ужасное и непоправимое, если мы не испугаемся ее угроз и сохраним единство, если мы не будем позволять ей обижать своих друзей.
   Друзья, мы еще с нечистью даже не начинали бороться, мы только показали ей свои коготки. Вся борьба впереди. И я призываю всех вас начинать к ней готовиться прямо сейчас!
   - Правильно! - послышали выкрики оценивших проповедь Антона членов союза, когда тот замолчал. - Что мы еще способны противопоставить поганой нечисти, кроме нашего единства, кроме нашего желания бороться с нею за свои бессмертные души, за право самим распоряжаться не только своими жизнями, но и продолжать жить так, как хочется нам, а не им. Если мы не сумеем сохранить свое единства, то нам уже больше с ними никогда не справиться. Они, если мы им позволим, на вполне законном основании станут нашими господами, а мы их безгласными рабами.
   - Но, если хоть что-то подобное с нами произойдет, то я лучше выберу для себя немедленную смерть! - с негодованием выкрикнул возмущенный прозвучавшими в словах членов союза нотками обреченности Демидыч. - Смерть от руки нечистого, конечно без излишних для наших душ осложнений, в последнее время является моим самым сокровенным желанием. Нас, уже умирающих в свое время на земле, смерть не должна пугать и выглядеть такой непоправимо ужасной. Мы уже знаем, что со смертью наших тленных тел наша бессмертная душа продолжает функционировать и существовать, а не проваливается в небытие, в котором глохнет не только все живое, но и даже бессмертные духи способны растворяться в глубоком забвении и начисто терять свою индивидуальность.
   - Все это так, но не следует забывать, что мы сами добровольно лишили самих себя божественной защиты. Согласившись на предложение Сатаны и самовольно, приняв жизнь, из его поганых рук, мы, по всей видимости, уже совершили такое еще невиданное на земле святотатство, которое не позволит нам больше даже оказаться во имя очищения своих грешных душ в аду, - возразили Демидычу более осмотрительные члены союза.
   - Не стоит понапрасну терять время, чтобы придумывать для самих себя всевозможные ужасы! Продумывать и стараться предугадать всевозможные последствия нашей опрометчивой связи с коварным и насквозь лживым Сатаною занятие не только пустое, но и не имеет под собою никакого смысла! Что мы заслужили своими поступками в последнее время, то и будет с нами, после нашего окончательно разрыва с Сатаною! А этот наш разрыв с Сатаною рано или поздно, но обязательно произойдет! Нам сейчас лучше всего подумать, как нам еще больше не отяготить свое положение, как нам одолеть без надежды на помощь божественных сил эту стремящуюся овладеть нашими бессмертными душами темную силу! - прикрикнули на них более решительные и смелые члены союза. - Мы не только должны, но и обязаны, продолжать бороться с нечистью за наши бессмертные души. Только одна наша борьба с поганой нечистью способна возродить внутри нас, как сказал в проповеди священник, надежду на искупления грехов, на возвращения наших бессмертных душ в лоно нашего всемилостивейшего Творца! Сейчас нам лучше всего начать думать, как нам помочь Тимофею Фроловичу и Демидычу, как нам не упустить с таким трудом завоеванные уступки нечисти! Они радеют не только о самих себе, но и обо всех честных и совестливых поселенцев. А мы, видя, как на них набрасываются пьяницы и лодыри, делаем вид, словно ничего страшного не происходит....
   Долго спорили члены союза и упрекали друг друга в желании остаться в стороне, пока не решили создать комитет по разрешению трудовых споров.
   - Теперь вам уже будет намного лучше отбиваться от этой озверелой своры, - заверил Тимофея Фроловича и Демидыча мельник. - Теперь вы уже можете не доказывать им свою правоту: всех, кто будет вами недоволен, отправляйте в наш комитет.
   После совместной молитвы и принятие исповеди Антон благословляя расходившихся членов союза, приговаривая:
   - Ваша дорога - это дорога по возвращению в лона нашего Творца.
   Рано утром, еще до начала развода на общественные работы, Тимофей Фролович вошел в дом "Надежда любви".
   - Хорошо, что ты зашел, - обрадовался его приходу вампир. - Мне что-то сегодня нездоровится.... Так что, развод на общественную работу проводи без меня.
   - Не беспокойся, Игнат Михайлович, все будет в порядке, - заверил бригадира Тимофей Фролович и, пожелав ему скорейшего выздоровление, рассказал о своем желании создать комитет по разрешению трудовых споров и о своем решении пересмотреть комплектование рабочих групп.
   - Вечно вы, Тимофей Фролович, со своими новшествами, - недовольно буркнул просматривавший список предложенных в комитет коммунаров, но заболел он, по всей видимости, всерьез, а поэтому, возвращая обратно бумажку, равнодушно проговорил. - Поступай, как знаешь.... Попроси зайти ко мне бабку Лукерью.
   - Так мы же все больные! - с негодованием выкрикнул назначенный Тимофеем Фроловичем старший группы пьяниц и проституток. - Нас лучше всего распределить по другим группам и использовать на более легких работах!
   - Вас освободила от тяжелых работ бабка Лукерья? - переспросил его притворившийся удивленным Тимофей Фролович. - А мне она об ваших болезнях почему-то ничего не сказала.
   - В отличие от некоторых бывших собственников, - гордо заявила лапушка, - мы и больными выходим на работу.
   - Это ваше дело, - проговорил не ставший с нею спорить Тимофей Фролович. - Но, если вы вышли на работу, то работайте, а не ищите лазеек, как бы вам от нее увильнуть. Вечером я сам проверю, что вы успели сделать в течение рабочего дня.
   Восприняв его слова, как личное оскорбление, пьяницы и проститутки с угрозами бросились на него, но Тимофей Фролович, не обращая на их возмущение особого внимания, повернулся к ним спиною и ушел по другим своим делам. Растратив свой запал впустую, союзники нечисти в самом подавленном настроении направились к месту работы, рассказывая по дороге друг другу об одолевающих их болячках. Но на этот раз им уже пришлось бороться за менее утомительную работу с непревзойденными мастерами выбивать у сердобольных поселенцев слезу и сочувствие к их болезненному состоянию. Не жалея своего красноречия, они распелись сладкозвучными соловушками, но, когда поняли, что им друг друга обмануть не удастся, принялись осыпать своих друзей упреками в черствости и непонимании их нежной немощной натуры. Каждый из них старался убедить остальных, что уж кому, а ему-то, просто противопоказана тяжелая работа, что его насквозь пропитое сивухою тело будет неспособна выдержать на ней даже до окончания рабочего дня. И так они, пытаясь хоть что-то для себя выторговать, ухищрялись друг перед дружкою до тех пор, пока одному из них не пришла в голову шальная мысль, что они, слабые и немощные, просто обязаны постараться и показать этим бывшим эксплуататорам настоящую работу.
   - Правильно, пусть они узнают, какие мы хорошие работники и больше над нами не подшучивают, - похвалила его впечатлительная лапушка.
   Пьяницы и проститутки, уже больше не вспоминая о своих болячках, направили всю свою кипучую энергию на работу. Но со временем усталость начала потихонечку обессиливать их, не приученные себя перенапрягать, тела. И их, несмотря ни на что, но непременно опередить бывших состоятельных поселенцев, желание начало понемногу ослабевать. Их занывшие от непривычки спины все чаще требовали отдыха, отчего взятый ими вначале темп работы начал потихонечку снижаться. Ощущение предвзятого к ним отношения наполняло их пропитые души непонятной злобою и глухой раздражительностью. И они, недовольные собою, работали молча, лишь изредка между собою переругиваясь, пока самые из них умные не сообразили, как им, не слишком утруждая свою притомившую плоть, идти наравне со своими товарищами. Они, стараясь делать незаметно для других, сбивали тяпками с морковки ботву и осыпали ее землею. С легкостью, обогнав своих товарищей, они блаженствовали в приятном для их тел отдыхе, пока их не догоняли остальные. Так бы они и халтурили одни до конца рабочего дня, если бы их бесценный опыт не переняли вначале их соседи, а потом и все остальные пьяницы и проститутки.
   - Ну, и как? - с торжествующей ухмылкою спросил старший пьяница у пришедшего с проверкою Тимофея Фроловича. - Дали мы сегодня вам всем жару, показали, как следует работать на благо коммуны?..
   - Даже и не верится, что вы, немощные и больные, сегодня так много сделали, - пробормотал один из членов комитета по разрешению трудовых споров.
   - Мы всегда так работаем! - с гордостью выкрикнула вслед расходящимся по полю для проверки качества уборки членам комитета лапушка.
   - А одну морковь вы все же пропустили, - пробормотал один из членов комитета, обнаруживая одну из присыпанных землею морковок, - а вот и вторая....
   Вслед за ним и другие члены комитета начали находить спрятанные в земле морковки, а, когда их набралось несколько десятков, взбешенный Тимофей Фролович потребовал от понурых пьяниц и проституток переделать всю их дневную работу. Поникшие передовики послушно заняли свои ряды и принялись извлекать из земли то, что совсем недавно тщательно скрывали от постороннего взгляда. Недоверчивые члены комитета шли вслед за ними, перепроверяя их работу. Так они, молча, и проработали до наступления темноты.
   - Вот сейчас можно считать вашу работу оконченной, - с одобрением буркнул Тимофей Фролович. - Ставлю вам за нее по полтора трудодня.
   Но смертельно усталых передовиков не обрадовала его похвала. С непривычки у них все тело ломило от переутомления. С облегчением вздохнувшие пьяницы и проститутки торопливо разошлись по своим домам и, напрочь позабыв об ужине, тут же завались на полати.
  
   Декабрь 1994 года.
  
  
  
  

Глава седьмая.
РАЗГУЛ НЕЧИСТИ.

  
   После быстро, почти мгновенно, промелькнувших вечерних сумерек на землю неслышно опустилась ночная мгла. Заполонившие все поднебесье черные лохматые тучи старательно не пропускали на землю свет не только уже восходящей по небосклону сладко томящей живые существа томной луны, но и ни одной искорки от замерцавших на небесах холодных звездочек. В нависшей над землею ничем непробиваемой кромешной темноте все еще не было ни одного просвета и ни одной даже малюсенькой надежды на его появление в эту пасмурно угрюмую темную ночь. В подобные ночи можно беспрепятственно разгуливать по земле и заглядывать в самые укромные уголочки, оставаясь при этом не замеченными придремавшим в ночной мгле окружающим миром. Именно в такие кромешно темные ночи и начинают блукать по всей земле, как неприкаянные, пугающие всех проживающих на ней живых существ ночные страхи и безобразные по своему обличию всевозможные пугала из пока еще неизвестного людям, но так тесно соприкасающегося с нашим миром, призрачного мира. С неслышными живыми существами отчаянными дикими воплями они мечутся по всей нависающей над землею кромешной темноте, не находя в ней для себя успокоения и угрожающе воздействуя на погруженных в сон живых существ леденящим души ужасом. Кромешная ничем не пробиваемая ночная мгла, как обычно, не терпит даже незначительно сопротивления своему победоносному наступлению на земной мир со стороны проживающих в той или иной местности людей. Поэтому она еще в самом начале своего сгущения тут же с яростным нетерпением набрасывается на все еще освещенные окна изб сел и деревень. И те, торопливо подчиняясь ее молчаливому призыву, быстро угасали. В подобные ночи бесу уже не надо было из опасения, что его может хоть кто-то увидеть в естественном виде, постоянно оглядываться по сторонам. Поэтому он, наподобие ломовой лошади, стремительно мчался все вперед и вперед, не разбирая дороги, мимо мелькающих перед его осветившимися адским огнем глазами верстовых столбов. Нечисть не любит и всегда ужасно пугается, предполагая, что за нею может наблюдать со стороны хоть чей-то любопытствующий взгляд. Среди нечисти издавна существует поверие, что увидевшие их без специально напускаемых ужасающих живые сердца масок люди вполне способны перестать их бояться. И тогда вместо ласкающего самолюбие нечисти ужаса на лицах лицезревших их людей может появляться только одна брезгливая гримаса от омерзения при виде их уродливого до безобразия внешнего вида. Только ради недопущения подобного пренебрежительного к себе отношения нечисть никогда не показывается перед любопытствующими взглядами в своем естественном виде, а только в сопровождении многократно усиливающими, особенно у впечатлительных людей, перед ними пугающий ужас шумовых или световых эффектов. Время от времени, когда однообразие бега утомляло беса, он позволял себе немного расслабиться и с приятным для себя блаженством порхал по поднебесью, сожалея, что им не позволено летать по воздуху на большие расстояния. Ощущая приятно щекотавшую его разгоряченное тело прохладу лунного света, он жадно впитывал каждою клеточкою своего мускулистого тела, истощившиеся во время бега страстные желания, и с удовольствием любовался причудливыми формами нависающих над землею темных облаков. Немного переведя свое дыхание, он снова мчался по бездорожью, стараясь, как можно скорее, оказаться в поселке поселенцев, унося с собою, после встречи с Сатаною, ощущение постоянно его беспокоившей неудовлетворенности. Бес не был уверен, что ему удастся добиться от поселенцев покорности с помощью разрешенных ему малоэффективных средств без применения излюбленного нечистью насилия и исключительных мер. Но с повелителем не поспоришь, а он уже привык к привольной жизни в поселке. Сатана высоко оценил его действия в поселке по организации и руководству коммуною, но сам бес, исходя из опыта своего бессмертного существования, не очень-то обольщался его похвалою. Ему уже давно была хорошо известна цена похвалы Сатаны. Его богатый опыт в общении со своим грозным и беспощадным повелителем Сатаною не позволял ему, забывшись обо всем, с закружившейся от ликования головою продолжать свое не слишком утомительное существование в поселке. Бес уже слишком хорошо знал, каким изменчивым бывает настроение у Сатаны. Он уже не понаслышке знал, как быстро, почти мгновенно Сатана способен переходить из умиротворенного состояния в не обещающий для всех, кто его в это время окружает, ничего хорошего гнев и ярость.
   - Кто знает, как эта похвала Сатаны потом может обернуться для меня, - недовольно бубнил себе под нос на бегу бес. - Настроение у моего повелителя, сравни погоде на земле, изменчиво. Только засветит на небесах красное солнышко, а там, глядишь, уже и частый дождик посыпал на людские головы. Нет, я не стану и дальше полагаться на свое везение, я постараюсь, кок можно дольше, задержаться на этом тепленьком слишком уж сильно меня не утомляющем месте. Подобная удача нам, ко всему приученным бесам, выпадает не чаще, чем через одно тысячелетия. Это в лучшем случае, ну, а, если мне не повезет, и я вместо благодарности вызову у своего повелителя неудовольствие, то уже через какие-то там двести или триста лет растворюсь в его небытие.
   С этими словами бес юркнул в тщательно скрываемую зарослями колючего шиповника нору в земле и, опустившись в темный коридор, примерно через полчаса уже был в пещере. Повелев духу пещеры его накормить, бес смыл с себя дорожную пыль и, пожелав немного передохнуть с дороги, прилег на одно из лож. В полдень уже успевший хорошо отдохнуть бес вышел из пещеры в долину. И в это же время из поселка выскочила запряженная в карету тройка быстрых, как ветер, коммунарских коней. Ему даже не пришлось слишком долго мучиться сомнениями, кого именно встречает эта впряженная в карету тройка резвых откормленных коней, так как уже через мгновение бес прижимал к своей волосатой груди прослезившуюся от счастья красавицу Варвару.
   - Как ты сумела угадать, что я именно сейчас выйду из пещеры? - спросил немало удивленный догадливостью Варвары бес.
   - Тебя, дорогой, уже с самого утра ждали запряженные в карету кони, - прошептала крепко прижимающаяся к его груди Варвара. - А, когда ты вышел их пещеры, отсюда был послан в поселок условный сигнал.
   У растревоженного встречею беса потеплело на душе: как оказалось, он всем был нужен в поселке, его в нем с нетерпением ждали.
   - Вот, что значит иметь свой дом и считать хоть какой-нибудь участок на этой необъятной земле своей родиною, - с завистью подумал он об испытывающих подобное чувство на протяжении всей жизни людях. - Она не идет ни в какое сравнение с воистину самой настоящей собачьей жизнью у нас, бесов. Да, и служба у нас самая, что ни есть, неблагодарная. И никто тебя не вспомнит хорошим словом, уже не говоря о простой благодарности.
   Прокатившийся с ветерком до поселка бес ощутил самого себя возвращающимся в свое поместье барином. Вспоминая по дороге, как он мчался раньше за такими вот каретами, задыхаясь в поднимаемых колесами клубах пыли, ему страшно не хотелось возвращаться в это свое прежнее существование. Направляемые опытной рукою кучера кони на всем скаку обогнули площадь и остановились, как вкопанные, перед самым входом в церковь, в которой его ждали члены правления коммуны.
   - А где же Игнат Михайлович? - спросил не увидевший вампира среди встречающих бес.
   - Занедужил он, Иван Иванович, - с тяжелым вздохом проговорил оборотень. - Сегодня он уже даже привстать на постели не смог, до того плохо себя чувствует....
   - Вот, оно и начинается, - подумал вспомнивший свой разговор с Сатаною догадливый бес. - Только вряд ли его смерть мне хоть чем-нибудь поможет. Эти же возвращенные к жизни моим повелителем поселенцы все поголовно из России. Уж кто-кто, а они-то знают, как следует им уберечь самих себя от ожившего недавно умершего вампира. Тем более что искать его могилу, им долго не придется. Во всей этой долине похоронен только один бывший кулак Толстосумов. Мне следует не только хорошо все продумать, но и заранее позаботиться, чтобы у наших врагов не было даже надежды избавиться от непомерно страшного для них оживающего по ночам упыря.
   Войдя в кабинет, бес выставил на стол прихваченные из пещеры две заветные бутылки крепкой водки и попросил суетившуюся около него Варвару нарезать им для закуси копченую колбаску.
   - Должен же я отметить с друзьями свое возвращение, - нарочно весело проговорил довольно ухмыльнувшийся бес.
   Члены правления коммуны не заставили себя долго упрашивать и одним махом осушили до дна наполненные по края граненые стаканы за здоровье председателя коммуны. Удовлетворенно крякнувший бес, не торопясь, прикусил разлившуюся по его поганому нутру теплой волною крепкую водку несколькими кусочками колбасы и приготовился выслушивать доклад членов правления о делах в поселке.
   - Мда, широко они размахнулись, - негромко буркнул вслух нахмурившийся бес. - Вот и не верь в справедливость народной поговорки, что только позволь врагу просунуть в твои дела хотя бы мизинец, так он очень скоро и всю руку тебе оттяпает. Так вы утверждаете, что у этих членов союза уже даже и свой поп объявился? Грешник, а не побоялся принять на себя сам священника....
   - По поселку ходят слухи, что он живой человек, поэтому поселенцы и попросили его стать их попом, - совсем неуверенным голосом проговорил оборотень.
   - Нет, такого просто быть не может. Это уже самые настоящие придуманные для привлечения к борьбе с нами по возможности больше поселенцев враки, - не согласился с его словами бес. - Как может попасть в нашу долину живой человек? Да это же просто немыслимо....
   - И у меня, насчет этих заведомо неправдоподобных слухов, такое же мнение, - поддакнул бесу Разгуляев. - Эта утка специально придумана для заманивания легковерных коммунаров.
   - Ну что ж, друзья, обстановку в поселке вы изучили, как мне думается, довольно неплохо, - похвалил членов правления бес. - А теперь давайте вместе и подумаем, как нам будет лучше с этой заразою бороться, что мы можем им противопоставить?
   - Иван Иванович, если мы не отстраним бывших собственников от власти, то рискуем потерять в поселке всех своих сторонников, - вставила свое слово недовольно скривившаяся Варвара.
   - Этот назначенный мною помощник бригадира и конюх уже довели наших друзей до крайности? - уточнил у оборотня всполошившийся бес.
   - Уже доводят, - подтвердил слова Варвары оборотень и рассказал бесу о происшествии со сторожем Мазуриком и других нововведениях Тимофея Фроловича.
   - То, что новый помощник бригадира начал отоваривать выданные правлением коммуны прежде листочки, нам будет только на руку, - пробормотал осветившийся мстительной ухмылкою бес. - Он начал раздавать новый урожай без разрешения правления коммуны, поэтому и отвечать тоже будет за все, особенно, если этих продуктов будет в поселке не доставать. Ну, а то, что он составил на сторожа коммуны какую-то там бумажку, то и мы сами при необходимости можем составить такую же бумажку и на него самого. Да, и свидетелей его воровства у нас тоже будет не меньше.... В этом поселке пока что хозяева мы и никому не подсудны. Как скажем, так и будет. Нам придется только постараться, чтобы все эти обвинение хотя бы внешне были немного похожие на правду.... Снять этих неисправимых правдолюбцев с должностей мы всегда успеем. Пусть они, пока еще идет уборка, поработают, а мы за это время постараемся собрать на них, как можно больше, компрометирующих фактов. Основательно подготовившись, нам уже будет намного легче прижать их всех к стенке кажущимися неопровержимыми фактами и убедить простых коммунаров в их полной неспособности выполнять порученные им обязанности. Все наши собственные просчеты и промахи мы тоже без особого труда спишем на них. И что самое для нас главное, мы окончательно убедим простых коммунаров, что без нас они просто не смогут дальше существовать. Что только благодаря нашим внешне выглядевшим совершенно бескорыстными стараниям, они все еще могут, пусть и впроголодь, жить в подаренной им Сатаною долине. А чтобы подрезать новому помощнику бригадира крылья и лишить его возможности и дальше третировать наших союзников мы назначим вместо заболевшего Игната Михайловича нового энергичного бригадира.
   И бес, окинув присутствующих нечистых внимательным взглядом, предложил утвердить на эту должность товарища Разгуляева.
   - Я не сомневаюсь, что товарищ Разгуляев не только оправдает наше доверие, но и с успехом справиться с таким ответственным заданием, - вкрадчивым голосом проговорил окинувший Макара внимательным взглядом бес.
   И по радостному блеску в его глазах понял, что он очень доволен своим новым назначением. Довольно ухмыльнувшийся бес поставил его кандидатуру на голосование, и бывший разбойник Макар был утвержден остальными членами правления коммуны на должность бригадира единогласно.
   - Ну, а на твою должность Макар Никодимович, я предлагаю назначить товарища Завороткина, тем более что он у нас остался временно как бы ни у дел, - продолжил выдвигать свои предложения по распределению должностей в коммуне бес.
   - Я полностью тебя поддерживаю, Иван Иванович, - степенно проговорил раскрасневшийся Разгуляев. - Товарищ Завороткин неплохо работал помощником бригадира. Вырос, можно сказать, на наших глазах. Уверен, что он справиться с новыми обязанностями, и будет работать на новом месте с присущей ему добросовестностью.
   - Вот и хорошо, - довольно бросил ухмыльнувшийся бес, - на этом все, товарищи. Идите отдыхать, а завтра, как и всегда, встретимся утром во время развода на общественные работы.
   Оживившиеся члены правления коммуны, продолжая перебрасываться между собою безобидными шуточками, вышли из кабинета беса.
   - Демьян Давыдович, - окликнул уходившего оборотня бес, - я прошу тебя остаться.
   Оборотень возвратился на свое место и с недовольным сопением молча ожидал, что еще ему скажет задержавший его бес. Подождав, пока за уходящими членами правления коммуны не закроется дверь, весело подмигнувший оборотню бес достал из тумбочки еще несколько бутылок водки.
   - А сейчас мы можем вспомнить и потолковать о наших прежних делах, - добродушно буркнул разливающий по стаканам водку бес.
   Смышленая Варвара занялась нарезкою копченой колбаски, а молча сидевший оборотень даже не попытался хоть что-нибудь ответить бесу в благодарность за предложенное угощение. Покосившийся на него бес поначалу не понял причину недовольства обиженного оборотня, а когда понял, то, не удержавшись, разразился громким раскатистым смехом. Ничего не понимающая Варвара окинула своего развеселившегося любовника недовольным взглядом.
   - Как же мы все изменились, - прохрипел ей в ответ сквозь смех бес. - Нас уже начало волновать продвижение по службе, на что нам прежде было глубоко плевать. И мой лучший друг, Демьян Давыдович, сейчас злиться на меня, что я не сделал его бригадиром. Неужели вы уже успели забыть, какими мы были еще несколько столетий назад? Разве мы тогда могли даже подумать, что нас в недалеком будущем станут волновать подобные совсем неинтересные проблемы?..
   - И какие мы все тогда были счастливые? - добавила с мечтательной ухмылкою Варвара.
   - Да, я обиделся, - не став притворяться, недовольно буркнул оборотень. - Сколько времени мы друг друга уже знаем, а ты, Иван Иванович, доверил бригадирство случайному поселенцу?
   - Зачем тебе это бригадирство надобно, Демьян Давыдович? - прохрипел давящийся от смеха бес. - Зачем нам все эти ничего не значащие по большому счету для нас должности в то время, когда мы должны заниматься именно тем делом, для чего мы и предназначены?
   - Каким это образом, дорогой? - переспросила беса ничего не понимающая Варвара.
   - Мы все будем заниматься своими прежними увлечениями, - объяснил ей более доходчиво бес. - И возможно скоро проведем даже первый в истории поселка шабаш. Ну, и как вам, коллеги, понравилась подобная для всех нас перспектива? Мы явно соскучились по прежним увлечениям. И сейчас будем только радоваться возможности тряхнуть, так сказать, стариною.
   - Так вот, оказывается, в чем дело? - засмеялся в ответ, наконец-то, все понявший оборотень. - А я-то думал, что ты, Иван Иванович, мне не доверяешь?
   - Наконец-то, сообразил, Демьян Давыдович, - насмешливо буркнул осмотревший своих повеселевших друзей бес. - Мы все заждались настоящего дела.
   - И когда мы начнем озоровать и выбрасывать пусть, пока еще совсем безобидные, шуточки над этими недочеловеками? - уточнила Варвара.
   - Сразу же после уборки урожая, моя дорогая, - не стал скрываться и навеивать на себя, как обычно, привлекательную таинственность бес. - Прямо сейчас нельзя..... Этих недочеловеков потом, после нашего озорства, на поле не выгонишь. А честь первой открыть наши представления будет предоставлена тебе, моя ласточка. Твой первый полет над поселком и будет сигналом для всех нас, что настала пора для веселья, что настала пора внедрять в души этих презренных поселенцев трепетный ужас от нашего озорства.
   - К этому времени и Игнат Михайлович должен будет поправиться, - подумал вслух оборотень.
   - Нет, друзья, он уже не поправится, - тихо проговорил бес.
   - Это значит, - невольно вырвалось у Варвары.
   И она, ужаснувшись своей догадке, в страхе прикрыла ладошкою руки свой прелестный ротик.
   - Он умрет и станет упырем, - подтвердил ее догадку бес. - Таким он будет более страшным для этих нелюдей. Только я прошу вас ему об этом ничего не говорить. Придет время, и я сам с ним обо всем поговорю....
   Погрустневшие слуги Сатаны молча разлили вторую бутылку и, залпом осушив до дна налитые стаканы, так же молча разошлись.
   - И чем же ты, милок, мог так сильно занедужить? - недовольно буркнула себе под нос осматривающая вампира бабка Лукерья.
   - Из-за этой все время наваливающейся на мое тело какой-то непонятной слабости мне порою трудно даже пошевелить ногой или рукою, - еле выдавил из себя постанывающий вампир. - Дай мне попить хоть какую-нибудь отраву, чтобы ко мне возвратилась прежняя сила....
   Бабка, с недоумением покачивая головою, давала ему выпить какого-то известного только ей одной снадобья, и вампиру становилось лучше, но не надолго. Поздно вечером его пришел проведать только что возвратившийся в поселок бес.
   - Приветствую тебя, Игнат Михайлович, - поздоровался присевший на стоящий возле кровати табурет бес. - Как ты себя ощущаешь?
   - Тяжело, Иван Иванович, - слабым голосом проговорил вампир. - А чем я заболел, даже бабка Лукерья не знает....
   - А где же ваши красавицы? - поинтересовался осмотревшийся в доме бес.
   - Получают продукты по листочкам, а Демьян Давыдович им помогает....
   - Значит, ты сейчас в доме один, - с удовлетворением отметил бес и спросил у вампира. - Как ты считаешь, Игнат Михайлович, может ли с нами хоть что-нибудь произойти без согласия нашего повелителя?
   - Так значит....
   - Я вижу, что ты и сам все понял, дорогой Игнат Михайлович, - поспешил оборвать вампира бес. - И нечего мне с тобою больше рассуждать, если такова воля нашего повелителя Сатаны.
   - Но это же несправедливо! - невольно вырвалось у охваченного ужасом вампира. - Все остаются в поселке, а я один ухожу....
   - Что несправедливо? - оборвал его нахмурившийся бес. - Ты считаешь, что наш повелитель несправедливый?..
   - Нет! Нет! - поспешил оправдаться вампир. - Я имел в виду, что несправедливо оставлять вас одних в такое трудное время....
   - Не переживайте, Игнат Михайлович, - с ласковой ухмылкою поторопился его успокоить бес. - Нам еще рано прощаться навеки. Наоборот, я даже очень рассчитываю на наше будущее сотрудничество....
   - О чем ты говоришь, Иван Иванович!? - с недоумением перепросил беса расстроенный вампир. - Как я могу быть вам полезен, лежа мертвым в могиле?
   - Да, мы уже совсем очеловечились, Игнат Михайлович, - с легким укором проговорил бес, - если ты даже позабыл, что вампиры и в могиле не до конца мертвые....
   - Так вот, оказывается, в чем дело! - уже намного бодрее воскликнул вампир. - И это значит, что ты, мой друг, даже и не думал от меня избавляться!? Что я еще не окончательно тебе надоел!?
   - Как только ты мог об этом подумать, Игнат Михайлович? - с легким укором проговорил бес. - Я же тебя, старого друга, и на дюжину новых друзей не променяю. Мы такие испытанные временем друзья, про которых говорят на Руси, что их и водою не разольешь.
   - И когда я умру? - с затаенной надеждою, что умирать ему придется еще не скоро, переспросил вампир, но бес не стал его напрасно обнадеживать.
   -Сегодня ночью, Игнат Михайлович. И не забывай, что ровно через девять дней ты вновь поднимешься из могилы для того, чтобы не только устрашать этих недочеловеков, но и все ночи проводить с нами, своими верными и надежными друзьями.
   - Главное, чтобы быть вместе с вами, а все остальное не имеет для меня особенного значения, - проговорил прикинувшийся равнодушным к уготованной ему участи вампир и поинтересовался. - И что ты мне порекомендуешь делать по ночам? Такого просто не может быть, чтобы наш не закончивший свой эксперимент повелитель разрешил мне полностью упиваться животворной кровушкою этих нелюдей?
   - Как и все упыри, дорогой Игнат Михайлович с некоторыми только что высказанными тобою ограничениями. Ты будешь приходить по ночам к своей жене, и спать с нею, наведываться к своим старым знакомым и стучать в их окна....
   - Это хорошо, что Любушка останется вместе со мною и после моей смерти, - еле слышно прошептал вампир. - Я к ней так привык, что мне порою кажется, что я с ней был знаком и жил с нею уже целую вечность.
   Невесело покачавший головою бес, окинув вампира сочувственным взглядом, тихо проговорил:
   - Я должен огорчить тебя, Игнат Михайлович, но закон разрешает упырям приходить только к своим законным женам, а не к любовницам. В чем-чем, а уж в этом тебе уже не сможет помочь даже сам наш повелитель Сатана. Ты же и сам должен знать и хорошо для себя осознавать, чем именно угрожают ослушникам установленных высшими силами норм и правил поведения наши строгие законы.
   - И мне придется навещать по ночам эту безобразно уродливую стерву!? - с негодованием выкрикнул скривившийся от охватившего его при этом омерзения вампир, но, сумев взять себя в руки, с обреченной покорностью добавил. - По всей видимости, придется, не могу же я и в самом деле нарушать одобренные нашим повелителям законы.
   - Я рад, что ты все понимаешь, Игнат Михайлович, - тихо проговорил ласково похлопавший его по руке бес. - Ну, а мне уже пора.... Встретимся через девять дней.
   Бес только успел протянуть на прощание вампиру руку, как на подворье въехала повозка, и в дом вбежала Люба с Надеждою.
   - У нас гости! - вскрикнули от неожиданности обрадованные проститутки. - Демьян Давыдович, ты даже и предположить себе не сможешь, кто это к нам пришел!
   Заглянувший в дом оборотень при виде беса приветливо ухмыльнулся.
   - Ты пришел навестить нашего больного, Иван Иванович. А вы чего стоите, как вкопанные! - прикрикнул он на проституток. - Быстро накрывайте для угощения нашего дорогого гостя стол!
   - Не стоит беспокоиться, друзья, - остановил их бес. - Я с Игнатом Михайловичем уже обо всем поговорил, а теперь мне пора уходить.... С радостью погостил бы я у вас, но дела не позволяют мне надолго задерживаться.
   - Но так же не годиться, Иван Иванович, - запротестовали подружки, но догадливый оборотень взмахом руки их остановил.
   - До встречи, Игнат Михайлович, - попрощался бес с вампиром и попросил оборотня его проводить.
   - Демьян Давыдович, пригласи сегодня к себе Разгуляева и познакомь с Любой, - сказал он оборотню, как только они отошли от дома "Надежда любви". - Хватит ему уже бегать по поселковым бабам.... Да, чуть ли не забыл, Завтра на работу не выходи и прямо сейчас начинай готовиться к похоронам нашего друга Игната Михайловича.
   - Он умрет сегодняшней ночью, - пробормотал догадливый оборотень.
   - Да, именно сегодня ночью, а завтра в полдень мы устроим его проводы, - подтвердил его слова бес.
   - Хорошо, Иван Иванович, сделаю все, что и полагается делать в подобных случаях.
   - Только я попрошу тебя, Демьян Давыдович, взять подготовку к похоронам Игната Михайловича под свой личный контроль. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы нашего друга проткнули осиновым колом. И после похорон тоже не помешает взять его могилу под бдительную охрану. Эти поселенцы немало знают, а я не хочу, чтобы с Игнатом Михайловичем хоть что-нибудь произошло по нашему недогляду.
   - Понял, Иван Иванович, я не позволю этим недочеловекам даже близко подойти к телу нашего общего друга с желанием не позволить ему снова возвратиться к жизни.
   Попрощавшись с торопящимся к своей красавице Варваре бесом, оборотень еще немного повздыхал, соображая, как ему лучше приступить к выполнению его деликатного поручения, и вошел в дом.
   - Надежда! - громко окликнул он свою подругу. - Сбегай к сегодня назначенному бригадиром Разгуляеву и пригласи его к нам.
   Не проронившая в ответ ни слова догадливая Надежда, согласно кивнув головою, тут же выбежала их дома.
   - Я еще живой, - недовольно буркнул своему другу и соратнику вампир, - а мою подружку уже передают по наследству другому....
   - Игнат Михайлович, - с укором оборвал его оборотень, - это не моя прихоть. Ты уже знаешь меня не первый день, а этот Разгуляев не нашего круга человек....
   - Прости, друг, - повинился смутившийся вампир. - Я не хотел тебя обижать....
   Присевший на табурет оборотень, положив ладонь на его руку, спросил:
   - Я могу попросить тебя об одном одолжении?
   - Конечно, но вот только смогу ли я его выполнить? - криво усмехнулся в ответ вампир.
   - Во имя нашей дружбы сделай, пожалуйста, это очень неприятное мне поручение сам.
   - Я их познакомлю сам, - после недолгого размышления, с нескрываемой грустью пробормотал вампир, - Так оно, пожалуй, будет намного честнее....
   - Спасибо, друг, я буду твоим должником....
   - У тебя будет хорошая возможность уже завтра со мною рассчитаться, - невесело поддакнул ему вампир.
   - Не понимаю, каким это образом? - переспросил его оборотень.
   - Похоронив меня в сухой и просторной могиле, - объяснил ему вампир, - чтобы мне было удобно вставать из нее по ночам.
   - А ты об этом.... Не беспокойся, друг, ты останешься довольным своими похоронами.
   - Добрый вечер, - поздоровался вошедший в дом в это самое время Разгуляев. - Чем я могу услужить самим посланникам в наш поселок Сатаны?
   - Это я позвал тебя к себе, Макар Никодимович, - отозвался лежащий на кровати вампир. - Прошу тебя подойти ко мне ближе.
   - Как твое самочувствие, Игнат Михайлович? - поинтересовался приземлившийся на стоящий возле его кровати табурет Разгуляев. - Скорее бы ты поправился.... Мы все с нетерпением ожидаем, когда ты снова станешь нашим бригадиром.
   - Мне очень жаль, Макар Никодимович, но я уже отработал....
   - Ну, и о чем ты только говоришь, Игнат Михайлович? - смущенно пробормотал Разгуляев. - Ты еще молод и полон сил.... Тебе еще рано уходить от нас....
   - Спасибо за твое желание меня успокоить, но мы, мужчины, не должны пугаться неизбежного. Люба, подойди, пожалуйста, ко мне....
   Заплаканная Люба подошла к вампиру и, погладив по его мокрым от непрерывно выступающего на его тела пота волосам, ласково проворковала:
   - Я слушаю тебя, сокол мой ясный.
   Вампир, не без труда напрягая все остающиеся у него силы, приподнялся и, взявшись за руки Любы и Разгуляева, соединил их.
   - Чтобы я на том свете не переживал за тебя, друг мой, я хоту передать тебя еще при жизни в надежные руки, которые никому не позволят тебя обижать. Очень прошу тебя, Макар Никодимович, позаботься о моей подруге, а ты Люба слушайся его, как слушалась меня.
   Не без труда закончив такую уже не по его силам длинную фразу, вампир, снова опустившись на подушку, устало прикрыл свои глаза. А не смеющие мешать его отдыху уже ничего не дающие вампиру словами сочувствия, Разгуляев с вздохнувшей от облегчения проституткою отошли от него.
   - Демьян Давыдович, я могу еще хоть что-нибудь для вас сделать? - тихо спросил перед уходом у оборотня Разгуляев.
   - Я попрошу прислать к нам прямо сейчас хорошего столяра, чтобы уже к утру сделать для бывшего бригадира хороший гроб, а утром понадобятся люди для рытья могилы.
   Согласно кивнувший в ответ головою Разгуляев вышел из дома.
   - А вы, девочки, подумайте насчет угощения на поминки по нашему дорогому Игнату Михайловичу, - продолжал отдавать распоряжения оборотень. - Сегодняшней ночью нам спать будет некогда.
   Всего лишь через мгновение в доме "Надежда любви" все завертелось волчком. Вампир молча лежал на кровати и не вмешивался в кружившуюся около него суету. Что думал он, наблюдая за подготовкою к своим похоронам? Был ли он в это время доволен своими друзьями, или их суета вызывала у него только одно глухое раздражение? И, вообще, что умирающий человек думает о своих родных, когда всем своим обостренным чутьем улавливает, что они уже начинают готовиться к его скорому уходу в иной мир? О чем человек думает в свои последние часы жизни, когда обременяющие его раньше земные заботы уже не представляют никакого значения? Как он оценивает всю свою жизнь? Извиняется ли он в это время перед всеми обиженными им во время жизни на земле людьми? Прощает ли он всех кто вольно или невольно обижал его самого? Но вполне возможно, что его, вступившего на более высокую ступень в понимании окружающего мира, уже волнует и беспокоит совсем иное, о чем мы, продолжающие жить на земле, еще никогда не задумываемся? Трудно, если не сказать просто невозможно, решиться отвечать на подобные вопросы. Еще никто не вернулся с того света, чтобы рассказать нам, о чем он думал и переживал в предсмертном времени. Ясно одно, что умирающий человек в предсмертные мгновения уже совсем по-другому оценивает всю свою жизнь. Если бы ему было позволено проживать ее заново, то он безо всякого сомнения очень многое в своей жизни изменил. Но всемогущая природа никогда и никому не предоставляет подобной возможности. Поэтому те, кто в течение земной жизни никогда не совершал и не желал окружающим его людям добра, а творил одно лишь зло, уходят в иной мир в смятении от отчаяния. Они уже ничего не могут в своей прожитой жизни поправить или изменить. Им уже не удастся изменить или поправить даже то, что особенно сильно обеспокоило их в предсмертные мгновения. Вполне возможно, что только в подобное время умирающего человека осеняет извечная истина, к которой он стремился всю свою жизнь? Но приятно ли ему это прозрение тогда, когда его силы уже на исходе, и, вообще, нужна ли она ему тогда, когда все о чем он думал и хотел совершить, остаются позади? Не проклинает ли он это свое прозрение за то, что оно не пришло к нему немного раньше, когда он был еще в силах более правильно построить и прожить дарованную ему Высшими силами в наказание или в насмешку свою земную жизнь? Все может быть?.. Но вампира подобные проблемы не волновали. Он знал, что, после своей смерти, будет делать только то, что требуют от него установленные Высшими силами и одобренные его повелителем суровые законы для оживших упырей и чем дольше он будет этим кровожадным чудовищем, тем сильнее они будут на него воздействовать и управлять. Вполне возможно, что и у него, где-то на самой глубине своей обугленной от непрерывного грехопадения душе, и возникала тоска по своему человеческому прошлому, по своему безоблачному детству или по своим вечно горевшим за своего сына-вампира в огненной гиене родителям. Но он, чтобы зря не мучиться все время обуревающий нечисть отчаяниям старался не вспоминать о прошлом, к которому ему уже, все равно, возврата не было. Старательно отгоняя от себя все время прорывающиеся даже через закостенелую броню грехов искорки прошлого, он забывался от них в буйстве пьяных загулов и в еще большем грехопадении своей неприкаянной души.
   Во двор въехала повозка и остановилась возле входной в дом двери.
   - Кого там еще нелегкая принесла? - сердито буркнул выскочивший во двор оборотень.
   - Добрый вечер, Демьян Давыдович, - поздоровался с ним соскочивший с повозки поселенец. - Меня прислал бригадир.... Сказал, что у тебя имеется для меня срочное дело.
   - Так ты столяр? - уточнил у поселенца оборотень.
   - Всегда им был, даже в своей прошлой земной жизни, - подтвердил его слова поселенец. - Вот досок вам привез и передачу от председателя коммуны.
   И он, не без труда стащив с телеги мешок, понес его в дом, а оборотень подхватил второй.
   - Ставь его прямо на пол! - выкрикнул оборотень не знающему, куда ему опустить мешок, столяру. - Заодно и проверим, почему эти мешки такие тяжелые.
   Один их мешков был полностью набит всевозможными сортами сыра, ветчины и колбасами, а из другого в чуткое обаяние оборотня вдарил аромат свежеиспеченного хлеба, внизу под которым оказалось немало бутылок с чистой, как утренняя роса, водкою.
   - Ай да, Иван Иванович! - с восхищением воскликнул оборотень, осматривая радующие ему глаза своей пышной свежестью продукты. - Игнат Михайлович, посмотри, сколько всякой всячины прислал на твои проводы председатель коммуны!?
   Оборотень отрезал хороший кусок ветчины, сыра и, отломив в сторону несколько палок колбасы с бутылкою водки, все остальное передал подбежавшим подружкам.
   - Как ты себя ощущаешь, друг? - спросил у вампира наполняющий тарелку закускою и выставляющий из буфета стаканы оборотень. - Может, еще выпьешь со мною на прощание по стопочке?
   - Тяжело мне, Демьян Давыдович, - слабым голосом отозвался вампир, - но свою последнюю стопку в этой жизни я еще одолею.
   - Девочки, идите к нам, - позвал оборотень Любу и Надю. - Давайте выпьем с нашим другом на прощание по стопке водки.
   Подложив под спину вампира подушек, он разлил водку по стаканам и пригласил застывшего от неожиданности услышать от оборотня подобные слова в сторонке столяра.
   - Кто это? - спросил у оборотня при виде мало знакомого ему поселенца вампир.
   - Он столяр.... Его прислал сменивший тебя на должности бригадира Макар Разгуляев. Он будет делать гроб....
   - Но для кого я буду делать гроб? - уточнил все еще ничего не понимающий столяр. - Как я вижу, в вашем доме, пока еще, слава богу, все живы.
   - Будешь делать гроб для меня, - проворчал недовольно скривившийся от упоминания в его присутствии Господа бога вампир.
   - Но разве так можно!? - воскликнул опешивший столяр. - Ты, Игнат Михайлович, еще живой и, что вполне возможно, можешь еще поправиться....
   - Слабый наш бывший бригадир уже совсем, - буркнул не ожидавший подобной реакции от столяра оборотень. - Осматривающая его сегодня бабка Лукерья заверила нас, что он до завтрашнего утра не доживет. Вот мы и хотим, воспользовавшись тем, что наш друг еще в сознании, попрощаться с ним навеки с пожеланиями ему мягкой, как пух, земли в нашей долине.
   - Ну, если бабка Лукерья сказала, то она, конечно же, в этом деле все знает, - смущенно пробормотал принимающий из рук оборотня стакан столяр.
   - Спасибо, друзья, - поблагодарил всех выпивший налитую в стакан водку вампир, - мне даже немного легче стало. Я буду вечно вам благодарен за такое одолжение....
   - Может, еще по одной? - предложил, ловя вампира на слове, оборотень.
   - Нет, - с сожалением отказался вампир, - второй стакан такой крепкой водки мне уже не осилить.
   - Тогда возвращаемся к работе, - поторопил всех оборотень. - К утру уже все должно быть готово к похоронам нашего друга.
   - Ты уж, братец, постарайся сделать мне гроб просторным и уютным, чтобы мне в нем было тепло и комфортно, - попросил у столяра вампир. - Можешь не переживать.... За мною твоя оплата не пропадет, я на твое добро - добром и отвечу.
   - Не беспокойся, Игнат Михайлович, - заверил его набожно перекрестившийся столяр. - Как для себя самого делать буду. Если еще будешь живым, то и сам сможешь оценить мою работу....
   Всю ночь провозился столяр с гробом, который получился у него просторным и без единой щелочки в стыках между досками, как и просил вампир. Он еще был живым, когда ему показали изготовленный гроб, но он уже только слабым кивком головы смог высказать свое одобрение работаю столяра. А на рассвете, когда в дом вошли посланные Разгуляевым для рытья могилы поселенцы, вампир испустил дух.
   - Свят, свят, - торопливо забормотал перекрестившийся столяр, - еще живому сделал гроб.... Грех-то какой....
   Последовавшие его примеру выделенные для рытья могилы поселенцы отнесли умершего вампира с кровати на две составленные бок о бок вместе лавки.
   Негромко перебрасываясь вполне обычными, после раннего вставания, фразами, Антон с хозяином подходили к месту развода на общественные работы.
   - Вы уже слышали!? - прокричал догнавший их Демидыч. - Сегодня рано утром умер Зубковский!
   - Такого просто быть не может, - буркнул не поверивший его словам Тимофей Фролович. - Но, если он и на самом деле умер, то мы, все равно, горевать о его смерти не собираемся.
   - На самом деле умер, - подтвердил свои слова Демидыч. - Я только что встретил столяра.... Так он еще ночью ему гроб сколотил.
   - Туда ему и дорога, - проворчал Тимофей Фролович. - Он уже достаточно набедокурил в нашем поселке. Вот и обожрался поганец нашей кровушкою.... Как видно, она ему впрок не пошла. Пусть эти слуги Сатаны хоть все перемрут нам на радость.
   - Странно, - задумчиво проговорил Антон. - Почему умер ни я, ни кто-нибудь другой из членов союза, а Игнат Михайлович - ближайший друг и соратник председателя правления коммуны? И это довольно странная смерть произошла не где-нибудь на земле, а в поселке, который создал сам Сатана. Что-то здесь совсем не так, как может нам показаться на первый взгляд? Под этой скоропостижной смертью Зубковского скрывается от нас, что-то такое непомерно ужасное и устрашающее....
   - Что ты не только загадочное, но и страшно угрожающее всем нам, видишь в смерти этого кровопийцы, Антон? - посмеялся над его сомнениями Демидыч. - Ему в последнее время было запрещено лакомиться нашей кровушкою. Вот он с голодухи и нападал на все, что попадалось ему под руки без разбора. Его и скорчило, по всей видимости, только оттого, что опился плохой крови.
   - А я сомневаюсь, что причиной его смерти стало употребление крови населяющих долину животных, - с прежним сомнением возразил Антон.
   - Да, брось ты все это, Антон! - прикрикнул на Антона и Тимофей Фролович. - Не порти своим сомнениями поселенцам праздник! Не каждый день подыхают подобные нечестивцы!
   На площадке перед церковью уже гудели встревоженными стайками поселенцы.
   - Слышали, - отвечал Антон на бросаемые на них вопросительные взгляды членов союза.
   Из церкви вышли во главе с бесом члены правления коммуны с траурными повязками на рукавах. С напущенными на себя масками печали и глубокой скорби, они медленно прошли под пристальными взглядами рядовых коммунаров и поднялись на помост.
   - Дорогие мои товарищи, братья и сестры! - прокричал срывающимся от прорывающихся из него притворных рыданий голосом бес. - Сегодня ночью мы навсегда потеряли нашего дорогого Игната Михайловича Зубковского. Умер тот, кто стоял у самых истоков нашей новой жизни и кто, не жалея самого себя, делал все от него зависящее, чтобы дела в коммуне процветали, а коммунары жили достойной человеческой жизнью. Самая жестокая и несправедливая, с чем сталкиваются все без исключения люди - это смерть. Ее никоим образом нельзя умолить, ее еще никому не удавалась упросить. Вот и сегодня она выбрала для себя самого лучшего и найболее достойного среди нас дорогого и всеми уважаемого Игната Михайловича, наполнив наши сердца тоскою и печалью. Сегодня утром, узнав о скоропостижной смерти Игната Михайловича Зубковского, мы, правление коммуны, собравшись на траурное совещание, решили достойно проводить в последний путь нашего лучшего коммунара и верного друга. Сегодня все коммунары будут отпущены перед обедом на час раньше, в течение которого вы сможете не только попрощаться со своим бывшим бригадиром, но и проводить его в последний путь. Поэтому я и прошу вас всех ровно в полдень собраться возле дома, в котором лежит сейчас в мертвой неподвижности тело нашего дорогого Игната Михайловича. Собраться, чтобы вспомнить в молчаливом размышлении об его благородной судьбе, ради чего он, не жалея ни сил своих и ни времени, подорвав свое здоровье, преждевременно оставил этот воистину прекрасный мир. Пройти потом за его гробом к месту, в котором он найдет для себя вечный покой и благодарной за все его прижизненные деяния рукою просыпать на могилку нашего верного друга и надежного товарища горсточку земли.
   Сегодня Антон вместе с Демидычем свозил отобранный на семена картофель. Обрадованный смертью своего самого ненавистного врага Демидыч всю дорогу без умолку высказывал самые невероятные предположения скоропостижной смерти вампира. Забывшись в своих радостных переживаниях обо всем на свете, он высказывал рассеянно слушающему его Антону все новые и новые свои навеянные его буйной фантазией предположения его кончины. А сам постоянно думающий о беспокоящей и его самого странной и совсем для него непонятной смерти вампира Антон, не желая обижать легко ранимого Демидыча, отделывался в ответ на его восклицания односложными ответами.
   - Что происходит с тобою сегодня, Антон!? - не сдержался потерявший терпение Демидыч. - Неужели ты не рад его смерти!?
   - Понимаешь Демидыч, из моей головы все это время не выходит эта странная и очень непонятная его смерть, - пробормотал в ответ смутившийся Антон. - Мне почему-то все время кажется, что его смерть вовсе не скоропостижная, как можно было нам подумать на первый взгляд, что она кем-то уже некоторое время назад запланирована, что она несет в себе, пока еще мне непонятную, нам всем угрозу.
   - Ну, и мнительный же ты, - посмеялся нал ним Демидыч, - даже в смерти врага ищешь его коварный замысел. А по мне, пусть бы они и дальше пугают нас и тревожат своими нежданными смертями.
   - Вампиры, после смерти, становятся упырями? - спросил у Демидыча Антон.
   - Что-то я об этом слышал, но не верю во все эти бабьи выдумки, - беспечно проговорил продолжающий радоваться Демидыч.
   - Если я и про вас расскажу живым людям, то и они мне так же ответят, - не согласился с его словами недовольно поморщившийся Антон.
   Антон не собирался поддаваться охватившей в это время большей частью поселенцев эйфории, а поэтому старательно выискивал выгоду нечисти от этой совсем неожиданной смерти вампира. Уже немало перетерпевший в жизни Антон хорошо для себя осознавал, что все в окружающем мире происходит не просто так, что все в нем происходящее имеет не только свою причину, но и выражает чьи-то интересы. И самое главное, что тот, кто не желает понять и осознать для себя все это, непременно накликает на свою беспечную голову все неприятные последствия от этих кажущихся на первый взгляд вполне безобидных перемен.
   - Все наши односельчане видели лежащим его, как обычный покойник, на лавках - не уставал возражать против сомнений Антона Демидыч.
   - Сегодня твой злейший враг покойник, а ровно через девять дней он оживет и станет по ночам выходить из могилы. Я думаю, что Сатана специально устроил его смерть, чтобы потом, науськивая его на наших членов союза, запугивать поселенцев и заставлять их отказываться от борьбы за свое освобождение от зарящейся на их бессмертные души нечисти.
   - Что же нам тогда делать? - забеспокоился, наконец-то, понявший исходящую от смерти вампира на поселенцев опасность Демидыч. - Как нам уберечься от неминуемой беды?
   - Следует воткнуть в его грудь осиновый кол: с ним он не сможет, согласно все еще сохраняющихся рассказов об упырях среди поселенцев, вставать по ночам из могилы.
   - Но эти христопродавцы непременно станут охранять его могилу, - предположил Демидыч.
   - Наверное, - не стал с ним спорить Антон, - но и у нас тоже есть голова на плечах, что-нибудь непременно придумаем.
   В самый полдень почти все поселенцы собрались возле дома "Надежда любви". Стоящий возле калитки Разгуляев пропускал во двор только самых проверенных коммунаров.
   - Посторонись! - послышался громкий окрик.
   Стоящие возле дома поселенцы еле успели отскочить перед проскакавшей мимо них тройкою быстрых, как ветер, впряженных в карету коней председателя коммуны. Попридержавший коней кучер, соскочив на землю, открыл дверцу кареты. Первым из кареты вышел бес, а вслед за ним показалась и одетая в длинное темное платье Варвара. Окинув недовольным взглядом собравшихся поселенцев, она взяла беса под руку и прошла вместе с ним в дом. Выразив соболезнование заплаканной Любе, они еще немного постояли перед лежащим на лавках телом вампира и дали знак оборотню, что пора приступать к похоронам. Члены правления коммуны уложили тело вампира в гроб и понесли из дома, как и полагается, ногами вперед. Стоящие во дворе музыканты заиграли траурные мелодии, и похоронная процессия тронулась к месту захоронения. Впереди раскачивающегося на плечах самых доверенных союзников нечисти гроба с телом вампира шли одетые в темные платья две проститутки. Они несли в руках сделанный из еловых веток венок и прикрепленной к нему черной лентою надписью: "Дорогому Игнату Михайловичу Зубковскому от благодарных коммунаров". А за гробом шествовали со скорбными лицами члены правления коммуны во главе с бережно поддерживающим за локоть заплаканную Любу бесом. А дальше уже безо всякого разбора шли остальные решившие принять участие в похоронах поселенцы. Немало было среди них вполне искренне переживающих скоропостижную смерть бывшего бригадира, но на лицах большинства поселенцев не просматривалось даже тени намека на хоть какую-нибудь скорбь или приличествующую во время похорон угрюмость. В них читалось лишь плохо скрытое равнодушие к смерти вампира, а в глазах искрилось непременное желание позлорадствовать по поводу скоропостижной смерти одного из слуг Сатаны.
   Место для захоронения было выбрано возле пещеры рядом с могилой Толстосумого. Так судьба и Сатана распорядились, чтобы на поселковом кладбище было всего лишь две могилы, в одной из которых был похоронен умерший насильственной смертью поселенец, а во второй сейчас хоронили его убийцу. Судьба часто преподносит нам подобные сюрпризы с непременным желанием подсказать живущим на земле людям, что-то нужное и остро необходимое для нас, без чего нам будет почти невозможно понять и осознать во имя чего мы пришли в этот мир. Но мы, закрученные в жизненной суете, проходим мимо ее намеков, не замечая и не обращая на них никакого внимания. Познавая истину только перед своим уходом в иной мир, человек зря обижается и сетует на свою якобы обманувшую его ожидания судьбу. Вполне возможно, что не судьба виновата в наших трагедиях, а мы сами? Может, мы просто излишне суетимся в этом мире и впопыхах пробегаем по жизни, так и не находя на своем жизненном пути желаемую всеми людьми истину? Но вполне возможно, что мы в своей жизни на земле не сами закручиваемся до головокружения, а нас нарочно закручивает та сила, которой выгодно, чтобы мы вечно блукали в потемках, чтобы мы в своей жизни вечно уподоблялись слепым котятам? Кто его знает, но, если мы без спешки осмыслим всю нашу уже прожитою жизнь, то поймем, что большую часть отпущенного нам времени, мы потратили на ненужную нам самим суету, или, что еще намного хуже, мы способствовали закручиванию возле себя и многих других людей. Не совершаем ли мы своей никому не нужной суетою против самих себя преступление? Не по этой ли причине мы друг друга не только не слушаем, а, тем более, не стараемся даже понять? Не поэтому ли мы на радость Сатане не можем остановиться в своем грехопадении? И кто только сможет нас остепенить? Кто же, научив входить в незавидное положение окружающих нас людей, поможет нам ощутить в полной мере безграничную радость от прощения наших невольных проступков в отношении близких нам и родных людей?
   Гроб с телом вампира поставили за заранее сбитую их досок подставку. И перед пришедшими к месту захоронения поселенцами выступил с напутственной речью бес. В своем кратком выступлении он рассказал поселенцам, каким примерным коммунаром был усопший, как он заботился и отстаивал на заседаниях правления коммуны интересы рядовых коммунаров. Из его сладкозвучных уст поселенцы узнали об его нескончаемой к ним любви, и, что он при жизни, совершенно не заботясь о самом себе, делал все от него зависящее, чтобы коммунары в переходный период к новой жизни имели возможность прокормить свои семьи. Бес выразил надежду, что светлая память об умершем Игнате Михайловиче Зубковском останется в сердце каждого коммунара, что его трудовой подвиг вдохновит всех поселенцев на ударный труд, ради построения в поселке той жизни, о которой все это время мечтал усопший. И уже в самом конце бес пожелал, чтобы принявшая в свое лоно земля оказалась для вампира мягким пухом.
   - И какого только хорошего человека мы сейчас хороним!? - не сдержавшись, язвительно выкрикнул один их поселенцев. - А мы-то, дураки, об этом даже не догадывались!
   - Замолчи, изверг! - зло прошипела его жена. - Не буди лихо, пока оно тихо. Не накличь еще неприятностей на нас!
   Члены правления по одному подходили к могиле и просыпали на крышку гроба горсть земли, а вслед за ними потянулись и остальные рядовые коммунары.
   - Не могила для покойника, а самый настоящий жилой дом, - прошептал Антону Тимофей Фролович.
   - Постарались обустроить ее так, чтобы упырю было удобной вставать из могилы по ночам, - поддакнул ему Антон.
   - В эти хоромы нам будет намного легче пробраться к упырю с осиновым колом, - подытожил Тимофей Фролович. - Они словно специально старались весь божий день для нас....
   Подождав, пока мимо могилы не пройдет последний коммунар, могильщики начали торопливо устанавливать поверх вырытой ямы прочную деревянную крышку. Было видно, что правление коммуны больше заботили удобство для ожившего в могиле упыря, чем сами похороны. Поселковая нечисть с только что похороненным вампиром не прощалась, как говориться, навек, а с нетерпением готовились скоро с ним встретиться, но уже совсем в ином качестве. Встретиться, что было для них сейчас самым главным и все определяющим в этой разыгранной перед поселенцами комедии, с особенно страшным для живых людей кровожадным упырем.
   С наступлением темноты Антон с хозяином подкрались к могиле похороненного вампира. Увидев неторопливо прогуливающих возле нее сторожей, они, уже окончательно убедившись в своих подозрениях, подождали, пока те, по всей видимости, притомившись в бесцельных блужданиях около могилы, не уселись прямо на прикрывающую могилу крышку. Но так, как продолжать сидеть без дела на могиле им тоже не хотелось, то очень скоро до Антона с хозяином донесся звук разливаемой по стаканам жидкости.
   - Серьезная охрана, - с насмешливой улыбкою шепнул хозяин Антону, - мы ночью легко проникнем в могилу упыря с осиновым колом....
   - Особенно, если заранее принесем к могиле несколько бутылок крепкой самогонки, - дополнил хозяина Антон. - Да, и осиновый кол нам тоже не помешает заранее подготовить и спрятать, где-нибудь поблизости от могилы.
   - Так и сделаем, - прошептал одобривший его план хозяин. - Завтрашней ночью мы непременно лишим упыря возможности вставать по носам из могилы для нашего устрашения.
   Осторожно, чтобы не услышали занятые распитием самогонки сторожа, они отползли от могилы и пошли в поселок. Проходя мимо дома "Надежда любви", они, к немалому своему удивлению, услышали доносившееся до них из ярко освещенных окон женское повизгивание и пьяные голоса членов правления коммуны.
   - А эти христопродавцы все еще не угомоняться, - проговорил Антону презрительно скривившийся хозяин. - Этих гуляк не заставило остепениться даже то, что они только что похоронили своего соратника по нечестивым делам.
   - Просто у них совсем иная мораль, - попытался объяснить хозяину странное поведение нечисти Антон. - Они привыкли именно так справлять по своим друзьям поминки.
   Завтра во время развода на общественные работы уже никто не вспоминал об умершем Игнате Михайловиче Зубковском. Одни только помятые лица членов правления напоминали поселенцам о вчерашних похоронах. Развод прошел быстро, а до обеда, когда члены правления коммуны снова встретились с поселенцами, они уже, успев опохмелиться, приняли свой обычный начальственный вид.
   Вечером к накладывающему на свои штаны очередную заплатку Антону подошел хозяин.
   - Собирайся, Антон, пришла пора нам заняться обезвреживание упыря. Я по такому поводу уже и осинку присмотрел в лесу подходящую....
   - Надо еще и самогонку отнести к могиле для сторожей, - напомнил хозяину Антон.
   - Поздно ты спохватился, - добродушно буркнул хозяин. - Дети еще днем отнесли к могиле несколько бутылок самогонки, в которую я, выпросив у бабки Лукерьи, еще и сонной травки подмешал.
   - Ну, раз у тебя уже все готово, тогда пойдем, - отозвался торопливо натягивающий на себя штаны Антон.
   - Вон она, красавица, - указав Антону на молодую стройную осинку, негромко проговорил хозяин. - Мы из нее такой кол высечем, что он войдет в грудь вампира, как в масло.
   И он, поплевав на руки, с размаха всадил свой острый топор в молодое деревцо.
   - Бери его и пошли к могиле, - шепнул закончивший возиться с колом хозяин Антону.
   Антон схватил кол в руку и заторопился за уже направляющимся в сторону могилы хозяином. Подойдя к месту захоронения, они с мрачным удовлетворением увидели, что охраняющие мертвого вампира сторожа уже дружно похрапывают возле пустых бутылок.
   - Приманка сработала, - шепнул Антону хозяин и, уже не таясь, подошел к могиле и потянулся к дверце в крышке.
   Но, к его немалому удивлению, он так и не смог до нее дотянуться. Что-то невидимое не позволяло ему хотя бы дотронуться рукою до ручки дверцы. Не понимая в чем дело, недовольно чертыхающийся хозяин зашарил руками по невидимой преграде.
   - Чего ты там замешкался? - нетерпеливо шепнул хозяину Антон. - Открывай скорее дверцу, пока охраняющие могилу сторожа еще спят.
   - Да, не могу я до нее, проклятой, дотянуться, - прошептал раздраженный хозяин, - мне что-то к этой дверце не допускает.
   - Не выдумывай.... Я не вижу никакой мешающей нам проникнуть в могилу преграды, - недовольно буркнул Антон и, опустив кол на землю, сам попытался открыть специально устроенную для удобства встающего из могилы упыря в крышке дверцу.
   Но и его руки уперлись в невидимую преграду.
   - Что за чертовщина!? - в сердцах тихонько выругался не понимающий, какая сила не допускает их внутрь могилы вампира, Антон.
   - Антон, - услышал он знакомый голос духа пещеры, - даже не пытайся открыть эту дверцу. Я не допущу вас к мертвому вампиру.
   - Но почему? - переспросил Антон. - Это же в наших общих интересах.... Мы оба заинтересованы в нейтрализации угрожающего нашим планам упыря.
   - Мне поручено охранять его могилу, - после недолгого молчания отозвался дух пещеры. - Я не могу не выполнять свои обязанности. Одно скажу тебе, в этой могиле таится для вас опасность, но в ней нет выхода из тупика, в который загнали сами себя поселенцы. Ищи его в другом месте....
   - Но, где мне искать этот выход? - взмолился перед духом пещеры Антон. - Сколько я уже не ломаю свою голову, но так ничего не придумал, как мне помочь поселенцам освободиться от нечисти....
   - Значит, они еще не готовы освобождаться от поработившей их души нечисти, - не задумываясь ни на одно мгновение, ответил дух пещеры. - Имей терпение.... В свое время ты узнаешь, что надобно делать для окончательно разрыва поселенцев с нечистью.
   - На этом все, - мрачно бросил Антон хозяину, - пошли домой. Мы потерпели неудачу.... Они оказались намного предусмотрительней.
   - С кем это ты только что разговаривал? - уточнил у Антона ничего не понимающий хозяин.
   - С духом пещеры, которому поручено охранять тело вампира.
   - Но почему я не слышал его голоса? - продолжал уточнять не удовлетворившийся ответом Антона хозяин.
   - А ты и не мог его слышать, - поторопился с объяснениями Антон. - Голос духа пещеры слышит только нечисть и живые люди.
   - Так вот, оказывается, почему во время обмена товарами с пещерою мы видим только одни появляющиеся на стене надписи, - проговорил уже начавший хоть что-то понимать хозяин и забеспокоился. - А этот дух пещеры нас не выдаст?
   - Не выдаст, - заверил его Антон. - Дух пещеры тоже страстно желает освободиться от поработившей и его самого нечисти.... И его освобождение тоже каким-то образом зависит от успеха нашей борьбы.
   - Очень жаль, что нам не повезло всадить в грудь вампира осиновый кол, - с грустью проговорил хозяин. - С его помощью нечисти удастся отпугнуть от продолжения нашей борьбы многих поселенцев.
   - Но ты-то останешься со мною? - уточнил у него Антон. - Не побоишься упыря?
   - Я буду с тобою до конца, - заверил Антона хозяин, - а там будь, что будет. Да, и не только я один....
   -Мы обязательно победим, - продолжал уверять Антон хозяина на обратной дороге в поселок. - В противном случае разрушатся все основы, на которых и держится наш мир. А этого уже сотворивший нашу землю Творец никогда не допустит.
   - Мы не сможем рассчитаться с коммунарами за работу в мае месяце, - озабоченно проговорил осматривающий остатки нового урожая, после закладки семенного фонда, Тимофей Фролович.
   - А нам, какое до этого дело, - недовольно буркнул Разгуляев, - все это время они работали не на нас, а на самих себя. Вот и получат то, что сами и вырастили на общественном поле. Если хотят хорошо жить, то надо и хорошо работать, а не ждать, когда к ним подойдет бригадир и начнет их подгонять. Эти жалкие крохи мы раздадим особо нуждающимся и передовикам.
   Получив все, что им полагалось по выданным еще ранее правлением коммуны листочкам, поселенцы, осматривая свои скудные запасы, только горестно покачивали головами. Запасов продовольствия в поселке было явно недостаточно, чтобы они смогли прожить до очередного урожая, поэтому коммунары с нетерпением дожидались подведения итогов общественной работы, рассчитывая кое-что получить и за май месяц. Но их ожидало очередное разочарование. Не имеющее возможности рассчитаться с поселенцами за работу в мае месяце правление коммуны схитрило и, чтобы избежать взрыва недовольства коммунаров, организовало подведение итогов за весь период.
   - Если бы не Тимофей Фролович, - вздыхали с раздражением вслушивающиеся в лживые слова беса поселенцы, - то мы не получили бы и того, что имеем.
   - Коммунары еще не привыкли считать наше совместное имущество своим, а не какого-то там пришедшего со стороны незнакомого дяди, - выкручивался бес перед обозленными поселенцами. - Слишком долго мы перестраивались на новую жизнь, поэтому большинство коммунаров еще только к началу уборки нового урожая ощутили себя в коммуне хозяевами, а не гостями. Начиная с этого дня, каждый коммунар должен хорошо для себя осознавать, что в этой жизни все между собою связано прочными неразрывными путами, что ко всем происходящим в нашей жизни переменам следует относиться очень ответственно и к каждому своему делу надо относиться по-хозяйски. Иначе из всех наших внешне кажущихся хороших задумок ничего хорошего не получиться: мы и дальше будем сетовать на всех, кроме самих себя, что вырастили плохой урожай и задаваться горестными размышлениями, как нам умудриться дожить до следующего урожая. Да, товарищи, к сожаленью, я вынужден признать, что сейчас каждому из нас придется потуже затянуть пояса и постараться сберечь, а не пускать на самогоноварение, каждую картофелину, каждое зернышко, потому что семенной фонд должен быть для нас неприкосновенным. Он - залог нашего будущего изобилия.
   - Если бы вы с таким умом работали, как умеете изворачиваться, то цены вам не было бы! - в сердцах выкрикнул один из поселенцев.
   Но не так просто сбить прожженного на всевозможных ухищрениях беса. И он, делая вид, что не замечает недовольства поселенцев, продолжал кормить их своими баснями.
   - Что мы должны считать для себя самым главным в дальнейшей работе? - продолжал заливаться сладкозвучным соловьем на перевернутой вверх дном бочке бес. - Это продолжать воспитывать у рядовых коммунаров самых настоящих собственников всего коммунарского имущества и ответственность за конечные результаты. Это и замечать хорошую работу коммунаров и по достоинству их за это награждать. Мы будем делать все от нас зависящее, чтобы каждый коммунар имел возможность полностью реализовать все свои знания и способности во благо и процветания нашей коммуны. В успешном решении этой триединой задачи мы видим залог наших дальнейших успехов, нашей сытной жизни в недалеком будущем. А для этого правление коммуны решило изъять с началом посевной из подворья коммунаров весь крупный рогатый скот и не выделять в дальнейшем на общественном поле вам участки для огородов. Мы без жалости пережжем все нити, которые все еще связывают вас с прошлой жизнью. Пусть каждый из коммунаров начинает связывать свою будущую безбедную жизнь с состояниями дел в коммуне, а не с этими жалкими клочками земли.
   - И мы снова будем обманутыми! - прокричал кто-то из поселенцев. - Разве можно вам верить!?
   Но бес, притворившись, что не слышит обидного для него выкрика, продолжал показывать хмурым поселенцам свое красноречие:
   - И чтобы никто из вас не сомневался, что наши слова не расходятся с делом, правление коммуны, несмотря на определенные трудности, изыскала возможность отметить наших лучших коммунаров.
   К бочке подошел Разгуляев и начал выкрикивать фамилии награждаемых коммунаров за ударную в течение всего периода существования коммуны работу. Улыбающиеся передовики степенно выходили на помост и под громкие аплодисменты союзников нечисти получали от беса листки, по которым они могли получить дополнительное количество овощей и зерна.
   - Ну, и ловкачи! - возмущался, после подведения итогов, Демидыч. - Подобным хитрецам палец в рот не клади, они его сразу же вместе с рукою откусят. Нас обвинили, что весь месяц май мы работали бесплатно, а своих приспешников лишний раз отметили и наградили нашим же трудом.
   - Мы-то, грешники, заслужили своей ничем не пробиваемой глупостью, чтобы нечисть над нами измывалась, но неужели и живущие на земле люди все еще попадаются на уловки Сатаны и, покоряясь его нечистой воле, добровольно превращаются в моральных уродцев? - спросил Тимофей Фролович у идущего рядом с ним Антона.
   - Попадаются и еще как, - не стал скрывать от хозяина неутешительной для современных людей правды Антон. - И не только потому, что живущие сейчас на земле люди стали намного хуже или лучше своих предков. В наше время у Сатаны намного больше возможностей оболванивать людей, чем было тогда, когда вы еще жили на земле.
   - Но откуда эти возможности для обмана людей могли у Сатаны взяться, если не от неправедной жизни наших потомков? - в сомнении покачав головою, высказал по этому поводу свое мнение Тимофей Фролович. - Сатана, как убеждает прожитая мною жизнь, даже близко подойти к честному и совестливому человеку не может. И раз ему в ваше время стало легче воздействовать на человека, то это означает только одно, что живущие на земле в ваше время люди по своей духовности, по своим нравственным ориентирам в жизни уже успели опуститься до опасной черты. С подобными успехами вы сможете очень скоро ожидать наступление вполне заслуженного вами Ссудного дня....
   - Нет, Тимофей Фролович, дело совсем в другом, а не в нашем нравственном развитии и не в нашем сегодняшнем поведении, - возразил хозяину Антон. - Все это очень сложно даже для меня самого, но, как мне думается, основная причина, что современные люди с легкостью поддаются влиянию на них Сатаны, кроется в нашем неверии. И добро бы мы не верили только в Господа бога, что легко объяснятся занятой церковниками позиции в годы Гражданской войны, когда они почти все встали на сторону кровососущих пиявок белогвардейцев. Тогда вконец обозленный на них за напрасно пролитую кровь русский народ предал забвению не только пропагандируемую православной церковью веру в Господа бога, но и начал с ожесточением разрушать монастыри и свои же молитвенные дома. Благодаря предавшим простой народ в то время попам русские люди сейчас в своем подавляющем большинстве не верят ни в Господа бога и, тем более, в олицетворяющую собою мировое зло всю эту мерзопакостную нечисть. А раз не верят, то Сатана со своими подручными уже давно утратил возможность влиять на неверующих людей через их сознание. Поначалу такое незавидное свое положение очень обескуражило Сатану, но он не зря числится князем и повелителем тьмы. Сатана не долго мучился и страдал от своего вынужденного бездействия, он очень скоро научился воздействовать на русских людей не через их сознание, а посредством воздействия на их мозговую деятельность. До него дошло, что всемогущий человеческий мозг, если в нем искрит нетленная божья искорка, способен совершать благородные дела, просто поразительные открытия и воистину титанические дела во имя блага своего народа, близких и родных людей. Обильно рассеивая и вдохновляя, словно маленькое солнышко, испускаемыми из его головы лучами окружающим людей, он побуждает их к доброжелательному вниманию друг к другу, не позволяет им опускаться до лжи, коварному обману и, тем более, к предательству всего того, что испокон веков бережно сохраняется в сердце каждого человека. В тоже время тот же, но одурманенный сатанинской коварной ложью, человеческий мозг уже начинает выхолащивать из порожденных им мыслей и суждений все живое и созидательное, намертво опутывает случайно соприкоснувшихся с ним людей прочной сетью мертвых догм, насилующих людской интеллект и принижающий людей до уровня безгласного скота. Одурманенный человеческий мозг уже способствует бурному развитию у большинства из подверженных сатанинскому влиянию людей, особенно, если они освобождаются от контроля высшего судьи в человеке - своей совести, лицемерия, пошлости и тунеядства. В мое время благодаря стараниям Сатаны идет ускоренными темпами духовная деградация людей. Как далеко мы зайдем в этом своем пагубном развитии, и смогут ли неудержимо попадающие под влияние Сатаны живые люди избавиться от своих низвергающих их в адскую пропасть заблуждений в некоторой степени зависит сейчас и от вас, поселенцев, зависит от того сумет ли нечисть одержать над вами верх или нет. Разрушив одну из цепочек в выстроенном прочном заборе замыслов Сатаны, мы, обнажив в нем небольшую щелочку, через которую сможет задуть на растерявшихся людей ветер перемен, полить косой дождик и проникнуть очищающие весь наш мир от скверны лучи красного солнышко. Постепенно расширяющаяся проделанная нами щелочка все больше будет способствовать ветру и дождику разрушать этот внешне кажущийся неподвластным разрушительному времени забор сатанинских против нас, людей, преступных намерений. И так будет продолжаться на земле до тех пор, пока этот выстроенный Сатаною забор, в конце концов, под дружным напором всех живущих на земле людей не рухнет, навечно похоронив извечную надежду Сатаны рано или поздно, но непременно овладеть всем человечеством. Только в таком случае и при подобных условиях с живых людей упадут вылитые из коварства, лжи и страха кандалы, разрушаться опутавшие сладкозвучным дурманом омерзительно пошлых догм человеческие мозги сатанинские сети. Только тогда и при таких условиях проветрившие свои головы в слабом дуновении благостного ветра люди, вспомнив о своей совести, начнут разгребать, умоляя Господа бога ниспослать им свое благословение, горы сплетшихся между собою над их бедовыми головами грехов. Начнут снимать со своих лиц отгораживающие людей друг от друга решетки эгоизма и сами сбрасывать с себя одежды неверия и подозрительности, подставляя свои провонявшие от затхлого пота лжи тела под полившийся на них с небес очищающий проливной дождик. А потом, просохнув под теплыми лучами красного солнышка, они сомкнутся в страстно неодолимом желании, по возможности быстрее, отогреть свои скованные во льду ожесточенной ненависти сердца.
   - Да, это все очень сложно и для нас, ваших предков, - задумчиво буркнул внимательно выслушавший объяснение Антона хозяин. - Но нам очень больно осознавать, что наши потомки будут способны отвергнуть нашу веру и стать неисправимыми безбожниками....
   Антон не стал вникать в причины, заставившие современных людей отвергать от себя и бога, и черта. И не только потому, что он растерялся от горьких слов хозяина или не знал, что ему ответить, он интуитивно ощущал, что его слова не помогут ему убедить поселенцев продолжать бороться с нечистью, а только способны внести нежелательную отчужденность в отношениях с ними. В охватившем его желании, если не заставить их позабыть о его опрометчивых откровениях, то хотя бы перевести разговор на что-то другое, он решил подыграть их самолюбию, хотя бы немного повысить им самооценку:
   - Но откуда только взялось у вас ни на чем не основанное убеждение, что вы самые отъявленные грешники и достойны, чтобы над вами измывалась поганая нечисть? Вы ошибаетесь, думая, что Господь, позабыв о ваших освобожденных, после смерти тленных тел, бессмертных душах позволил коварному Сатане так легко вас облапошить. Господь бог, в отличие от Сатаны, все наперед знает и все заранее предвидит. Творец не мог без особой на то надобности так жестоко с вами поступить. Подобное поведения Господа совершенно не вписывается в Его духовный облик и устремления. Поэтому вам, если не хотите совершить еще больший грех, ни в коем случае нельзя считать самих себя несчастными отверженными Господом богом существами. Вам лучше считать себя избранными самим Господом богом для разрушения очередного замысла человеконенавистника Сатаны. Конечно, вы, как и все живые люди, имеете право на выбор своего участие в этом воистину благородном деле. Господь бог не будет и не хочет вас ни в чем неволить. Вы можете, испугавшись трудностей и предстоящих страданий, поддаться нечистым и стать их безгласными рабами, но вы в то же самое время можете вступить с ними в неравную борьбу за свое человеческое достоинство, за свое непременное желание продолжать жить на этом белом свете не по сатанинскому, а по божьему, закону. Это будет ваш выбор, но, ради бога, не жалейте самих себя и, тем более, не пеняйте на невозможность изменить свое сегодняшнее никчемное существования своей слабостью и могуществом сатанинских сил. Вы должны знать и постоянно помнить, что Господь бог ждет вашего окончательного выбора и надеяться на вашу помощь живым людям в сохранении своей угодной Ему самобытности и непременного желания и дальше оставаться людьми в полном смысле этого слова. Поверьте и осознайте, какую ценность вы сейчас представляете для своих потомков, которые, пусть даже и не догадаются, но с нетерпением ждут вашей сегодняшней помощи и поддержки. Вам сейчас лучше не измучивать самих себя никому не нужными обличениями, а твердо и окончательно решить: следует ли продолжать бороться с нечистью ради счастливой жизни ваших будущих неблагодарных, как и всегда, потомков и обрекать тем самым себя и свои семьи на невыносимые муки.
   - Уж кто-кто, а моя семья больше уже никогда этой поганой нечисти не поддаться, - заверил без малейшего в своих словах колебания хозяин Антона. - Но как мы можем объяснить остальным поселенцам, что они сейчас молятся не тому, кому нужно молиться, как нам их вывести на правильную дорогу? К сожалению, не все поселенцы нам поверят, а союзники нечисти тут же поднимут нас на смех, называя наши слова самым настоящим бредом и обвиняя нас в озлобленности на весь мир. Они и так уже лицемерно утверждают, что мы из-за своей озлобленности не видим лучшие качества возвращенных к жизни Сатаною поселенцев, которые сейчас в условиях их демократии расцветают, как никогда раньше. Направленные к нам в поселок слуги Сатаны тоже не будут долго отсиживаться в сторонке. Они непременно направят против одурманенных их пустословием поселенцев все свое извращенное ложью и коварством красноречие и потребуют, чтобы те не только заклеймили нас позором, но и сделали нас в лучшем случае самыми настоящими сумасшедшими.
   - Так и будет, - подтвердил слова хозяина Антон. - Нечистые в искусстве демагогии самые непревзойденные мастера. Они с легкостью все в человеческой жизни на земле переворачивают не только вверх тормашками, но и делают черное белым или наоборот. Раз они сейчас находятся у власти, то они будут продолжать и впредь обзывать нас клеветниками и завистниками.
   С наступлением в долине похолодания коммунары перешли на сокращенный рабочий день. В связи с этим у них появилась возможность хотя бы немного позволить передохнуть и своим вконец измученным за последний месяц детям.
   - Пойдем к дяде Васе! - выкрикнула маленькая Любушка своему брату.
   - Его сейчас нет дома, - проговорил отмахнувшийся от нее Юра. - Ты уже и сама должна знать, что все взрослые с утра ходят на работу....
   - Ты не знаешь!.. А я знаю! - закричала обрадованная Люба. - У дяди Васи нога болит!.. Его освободили от работы!..
   - Тогда побежали, - согласно буркнул Юра.
   И они, взявшись за руки, устремились в сторону его дома.
   Вчера вечером терзаемый своей неугомонной страстью Василий Золотников решил сразу же, после окончания работы, обойти приютившую поселенцев долину. Он ходил по окружающей поселок местности и до этого вечера уже ни один раз в поисках хорошо известных ему примет, говорящих о наличие закопанных в земле кладов. И так, как самые интересные для кладоискателей укромные уголочки долины уже были тщательно обследованы им раньше, то он лишь мельком осматривал интересующие его места и шел дальше. Но сегодня судьба кладоискателя была к нему благосклонной и не позволила ему возвратиться домой, как говориться, ни с чем. Не надеясь отыскать хоть какое-то отдаленно напоминающее ему на зарытое в земле сокровище место, Василии при виде того, что открылось его ищущему взгляду, до того сильно разволновался, что его отчаянно забившееся от радости сердце уже было даже готово выскочить из груди. По всем наблюдаемым сейчас Василием приметам в этом месте непременно должен был находиться зарытый в земле клад. Из-за опасения вспугнуть так неожиданно привалившую ему удачу Василий, осторожно переступая ногами, продолжил осматривать сулившее ему несметное сокровище место. Обнаруживая поблизости все больше подтверждающих его догадку верных примет о закопанном на этом месте сокровище, Василий Золотников не заметил выступающего из земли корешка. Неудачно зацепившись за него ногою, он не только распластался на земле, но и вывихнул себе ногу. Прибежавшая вызванная соседями бабка Лукерья вставила вывих на место и, намазав ногу какой-то вонючей мазью, туго перевязала домотканым полотном.
   - Если не хочешь для себя еще больших осложнений, милок, - сказала она Василию на прощания, - три дня не смей беспокоить свою ногу.
   Предупрежденный знахаркою Разгуляев сам пришел к Василию и, с неудовольствием посмотрев на перевязанную ногу, сердито проворчал:
   - Нечего тебе, старому пню, бродить по лесу в неурочное время и искать клады. Заруби себе на носу, что в этой долине до нас еще никто никогда не жил, поэтому никаких закопанных кладов в ней тоже не должно быть и в помине. А тебе, старому хрычу, все неймется. Одна жена от тебя ушла еще при прошлой жизни, а вторая уже здесь в поселке сбежала от твоего нескончаемого поиска несуществующих кладов....
   Виновато опустивший голову Василий промолчал, а бригадир, с досадою махнув на этого безнадежного идиота рукою, ушел.
   Юра с маленькою Любушкою уже были рядом с домом Василия Золотникова, когда все вокруг них совершенно неожиданно укрылось непроглядной темнотой, и среди белого дня наступила кромешная ночь. Насмерть перепуганные дети вбежали с громкими криками в дом:
   - Дядя Вася, кто-то наше солнышко украл!
   - И какое оно сейчас, наше солнце? - спросил у них из темноты озабоченный голос дяди Васи. - Оно черное или рыжее?
   - Его совсем нет, - пролепетала захныкавшая Любушка.
   И дядя Вася, схватив сковороду и кружку, запрыгал на одной ноге из дома. Выскочив во двор, он с громкими криками забил кружкою по сковороде.
   - Черная сука иди ко мне! Иди ко мне! - кричал во всю мочь дядя Вася, пока кромешная тьма не рассеялась, и на голубых небесах снова не засияло ясное солнышко.
   Только тогда успокоенный Василий, стараясь не потревожить свою больную ногу, устало опустился на землю и протер рукавом рубахи свой вспотевший лоб.
   - Дядя Вася вернул солнце на небо! - закричала запрыгавшая на месте от счастья Любушка, а потом, прижавшись к его плечу, прошептала. - Дядя Вася, и как же тебе удалось возвратить наше солнышко на небо?
   - Присаживайтесь, ребятки, со мною рядом и я вам все расскажу, - тихо проговорил никогда им ни в чем не отказывающий дядя Вася.
   Присевшие дети притихли в ожидании, когда дядя Вася придет в себя и начнет им рассказывать, как надо возвращать на небо пропавшее солнышко.
   - Дело в том, ребятки, что на нашем солнце живет огромная сука. Еды для нее там вдоволь. И она круглый год ничего не делает, только ест да спит. Выдержал бы ты, Юра, подобную собачью жизнь?
   Юра немного додумал, представляя самому себя, как он ест и спит, и ответил совсем неуверенным голосом:
   - Я, наверное, просто с ума сошел бы от такой жизни.
   - Вот и эта сука время от времени сходит с ума от подобной жизни и в безумной ярости начинает грызть солнце. Поэтому мне и пришлось бить кружкой по сковородке и звать ее к себе, чтобы отвлечь ее от своего безумия. Обернувшаяся на мой зов, сука приходит в себя и продолжает свою прежнюю ни на что не годную жизнь.
   - Она такая огромная и черная, что совсем спрятала своей тушею от нас красное солнышко? - уточнила не сводящая своих глаз с солнца Любушка, надеясь отыскать на нем эту огромную суку.
   - Время от времени она меняет свою окраску, - объяснил ей Василий. - Она бывает черной, рыжею или белой. Сегодня она была черною.... И я, зная, что сука отзывается только на соответствующую окраски ее шерсти кличку, кричал ей: черная сука, иди ко мне.
   Задумавшийся о чем-то своем Юра устремил свой рассеянный взгляд на небеса, а охватившая своего любимого дядю Васю ручками за шею Любушка прошептала ему на ушко:
   - Дядя Вася, в поселке все говорит, что твою ногу сломали демоны....
   - Тысс, - испуганно прошептал прижавший палец к ее ротику Василий, - Об этом нельзя громко говорить.... Юра подай мне мою палку, а ты Любушка отнеси в дом кружку со сковородкою. Я приглашаю вас с собою в сад, где мы сможем, без помех, обо всем поговорить.
   Дети, быстро справившись с порученными им делами, поспешили вслед за ковыляющим на одной ноге Василием в сад. В саду они присели на лежащие у самой кромке воды небольшого озера белые камни и Василий, достав из кармана несколько яблок, угостил ими Юру и Любушку. Дети, вонзив свои острые зубки в сочную сладко-кислую мякоть, негромко зачмокали губками в ожидании, когда дядя Вася начнет рассказывать им обо всем, что с ним происходило в лесу. Но тот, машинально вращая в руках небольшой ножик с кривым блестящим лезвием, был с головою погружен в известные только ему одному думы.
   - Какой ножичек у тебя красивый, дядя Вася? - прервала затянувшееся молчание потерявшая терпение Любушка.
   - Это не просто ножик, девочка, - ответил ей оторвавшийся от своих дум Василий. - С помощью такого вот ножика все кладоискатели ищут закопанное в землю сокровище.
   - Вот и давай поищем это сокровище, раз у нас имеется такой ножик! - вскрикнула всплеснувшая от нетерпения ручками Любушка.
   - Вчера я не сломал себе ногу, а только ее вывихнул во время осмотра места, где зарыт клад, - продолжил не прекращающий вращать своим ножиком дядя Вася.
   - Ой, как интересно! - вскрикнула пугливо прижимающаяся к брату Любушка.
   Окинувший ее доброжелательным взглядом Василий тихо проговорил:
   - Если Любушка согласиться нам помочь, то мы с помощью этого ножика сможем узнать прямо сейчас, есть ли в том месте зарытый в землю клад, или его там нет.
   - Я согласна, - даже не задумываясь ни на одно мгновение, проговорила еще больше заинтересовавшаяся Любушка.
   - Но для этого мне придется немного порезать тебе пальчик, - предупредил ее Василий. - Ты не испугаешься?
   Девочка немного замялась, но охватившее ее при этом любопытство оказалось намного сильнее опасения режущего ее пальчик ножа. И она, после недолгих колебаний, собралась силами и протянула дяде Василию свою руку.
   - Режь ее, дядя Вася, раз уж так нужно.
   Василий, притянув храбрую девочку к себе, усадил ее у самой кромки воды и, негромко прошептав какие-то непонятные для детей слова, взял Любушку за мизинчик и быстрым еле уловимым движением сделал на нем небольшой надрез. Потом, выдавив на кончик острия ножа несколько капелек крови, воткнул его в землю с правой стороны от Любушки.
   - А теперь, Любушка, посмотри в воду, в которой ты, если я не ошибся в своих предположениях, должна увидеть то место, в котором сейчас и находится закопанный в земле клад, - шепнул он ей на ушко.
   Согласно кивнувшая головкою Любушка посмотрела на неподвижную водную гладь и увидела на ее чистой поверхности какие-то неясные смутные черточки, которые, соединяясь между собою, образовывали смутные очертания каких-то растений. А когда на неподвижной озерной воде уже окончательно проявился уголок леса, то она, не сдержавшись, обрадовано выкрикнула:
   - Дядя Вася, я все вижу!
   - Расскажи мне, девочка, обо всем, что ты увидела в воде! - нетерпеливо прошептал засверкавший возбужденными глазами Василий.
   - Я вижу груду камней, рядом с ними растет высокое дерево, а вокруг лес....
   Не сдержавший переполнившись его радостных эмоции, Василий, схватив Любушку на руки, начал подбрасывать ее вверх с истошными воплями:
   - Получилось! Получилось!..
   Немного успокоившись, он, снова усадив Любушку рядом с собою, вытащил нож из земли и засунул его за голенище.
   - Так вот, Любушка, - проговорил погладивший храбрую девочку по головке Василий. - Ты сейчас увидела в воде именно то самое место, которое осматривал я вчерашним вечером. Теперь у меня уже больше нет сомнений, что в этом месте закопан клад.
   - Вот здорово! - воскликнул легко возбудимый Юра и предложил.- Давайте сходим в лес и откопаем зарытое сокровище.
   - Какой ты шустрый, - улыбнулся его наивности Василий. - Ты думаешь, что мне будет легко туда заковылять на одной ноге? Да, и опасное это дело откапывать зарытое в землю сокровище....
   - Почему эти сокровище опасно откапывать!? - выкрикнули недоумевающие дети. - Наши родители два раза в год пашут землю и ничего страшного с ними не происходит.
   - А вот почему, ребятки, - начал Василий и спросил у примолкшего Юры. - Как ты думаешь, откуда эти зарытые в земле клады берутся?
   - По всей видимости, их зарывают в землю те, у кого много денег, - ответил, после недолгого размышления, Юра.
   - Нет, Юра, ты ошибаешься, - не согласился с ним Василий. - Обычно клады зарывают в землю злые и беспощадные разбойники. Зарыв клад, они убивают на этом же самом месте человека и заклинают его душу стереть их сокровище. Со временем душа охраняющего клад убитого человека превращается в ужасного демона, который уже так привязан к закопанному в земле кладу, что никому не позволяет его откапывать без выкупа. А выкуп он берет только одной человеческой кровью. Прежде чем начинать откапывать клад, следует убить ребенка, которому в этот день исполняется ровно один годик, и слить всю кровь в углубление в земле возле клада. Пока демон будет с жадность лакать кровь убитого ребенка, можно откапывать и забирать охраняемое им сокровище.
   - А без убийства маленьких детей у него сокровище не отобрать? - уточнила у Василия подрагивающим от прорывающихся из нее рыданий голосом Любушка.
   - Можно применить и другие уловки.... Но, все равно, ребятки, откапывание кладов очень опасное дело. Я лучше пойду за сокровищем один.
   - Но, дядя Вася, я же не побоялась помочь тебе убедиться, что в том месте имеется сокровище, - обиженно поджав губки, захныкала Любушка.
   - Любушка, - взмолился не переносящий детских слез Василий, - я же тебе уже объяснил, что откапывание кладов слишком опасное дело.
   - А мы, дядя Вася, ничего не боимся! - с негодованием вскрикнули дети.
   Долго сопротивлялся Василий, но, в конце концов, не выдержав детских слез, позволили им себя уговорить. Уж кто-кто, а он-то понимал их желание и их неукротимую страсть к приключениям.
   - Хорошо, я возьму вас с собою, - тихо проговорил сдавшийся Василий. - Но и вы тоже должны дать мне слово, что будете меня слушаться и никому в поселке о кладе не расскажете.
   - Обещаем, дядя Вася! - дружно выкрикнули обрадованные дети и убежали домой.
   Варвара не была самой зловредной среди ведьм, но обиды помнила долго. Не забывая, что ее обидчик Аркадий Безумные все еще остается ненаказанным, она уже не раз напоминала об этом бесу. Но тот все время просил ее немного обождать с местью.
   - В поселке и так неспокойно, - недовольно ворчал бес. - А ты еще хочешь подлить масла в огонь недовольства этих недочеловеков. Эти поселенцы за время образования коммуны изменились до неузнаваемости. Вспомни, как еще совсем недавно они дружно выступили в его защиту. Нам пока еще не стоит еще больше нагнетать в поселке обстановку.
   Варвара была непоколебимо уверена в своем милом дружке и знала, если он ей хоть в чем-нибудь отказывает, то на это у него были очень веские причины. Но это понимание нисколько не успокаивала мстительную, как и вся остальная нечисть, Варвару. Ее постоянно преследовало ощущение, что эти, внешне почтительные с нею поселенцы, вспоминая о нанесенном ей Аркадием Безумным оскорблении, смеются ей вслед. Это не только ее огорчало, но и она, переполняясь глухим раздражением, с трудом переносила присутствие рядом с собою поселенцев. В последние дни сразу же, после возвращения беса от Сатаны, она повеселела и, уже больше не надеясь ни на кого, сама готовилась отомстить за свой позор.
   - Ох, и задрожат эти недочеловеки у меня от страха, как осиновые листочки, - мстительно думала она, представляя их перекошенные от ужаса лица и теплая волна давно уже не испытываемого Варварой удовлетворения наполняла ее ожесточившуюся против поселенцев душу.
   Это же овладевшее Варварою неодолимое желание мести подняла ее сегодня еще задолго до наступления рассвета. Выбежав на ближайшую от поселка лужайку, она намочила специального вытканную ведьминую ткань в обильно выпавшей в это утро буйной росе. А потом еще долго выдаивала ее за концы, пока не надоила достаточно молока для сегодняшнего ночного веселья. Присланные рано утром бригадиром Разгуляевым коммунары очистили до зеркального блеска камин и принесли ей из леса березовых веточек, их которых она уже сама, придирчиво осматривая каждую веточку, изготовила для себя метлу.
   - И как же устала ты, наверное, от всех этих свалившихся на тебя нескончаемых забот, голубушка ты моя сизокрылая? - ласково проговорил вернувшийся от духа пещеры с банкою ведьминой мази бес. - Ты у меня сегодня, начиная с раннего утра, крутишься весь день, как заведенная. Не желаешь ли немного развеяться, прокатившись вместе со мною в карете по окрестностям поселка. Я нисколько не сомневаюсь, что ты вполне заслужила это небольшое развлечение....
   - С удовольствием дорогой, - охотно дала свое согласие проверяющая ведьминую мазь Варвара. - Тем более что мне необходимо заодно уже более внимательно присмотреться к местности, на которой я сегодняшней ночью буду внушать этим недочеловекам смертный ужас.
   - Хлопотунья ты моя, - тихо шепнул Варваре на ушко растроганный бес и повелел подогнать карету к входу в церковь.
   Оживившаяся Варвара торопливо переоделась в одежду для дневной прогулки по окрестностям поселка. А непритворно восхитившийся ее сегодняшним прелестным очарованием бес, подхватив свою подружку на руки, усадил ее на обитое шкурами животных сидение в карете.
   - Гони этих быстрых, как ветер, коней, мой герой! - вскрикнула доверчиво опустившая свою голову на плечо беса Варвара.
   И взявшая с места бешеный галоп тройка коней стремительно понесла карету по улице поселка, разгоняя по сторонам в страхе прижимающихся к заборам встретившихся им на пути поселенцев.
   - Какая прелесть! - вскрикнула от восхищения Варвара, когда кони вынесли карету на околицу поселка. - Милый, можно мы остановимся у озера и вволю насладимся этой несравненной привлекательностью с высоты дамбы. По ней мы сможем заодно и немного прогуляться.
   - Все будет так, как пожелает моя повелительница! - шепнул ее на ушко довольно ухмыляющийся бес и отдал соответствующее указание кучеру.
   Придержанные кучером кони остановились у самой кромки воды. Развеселившаяся Варвара выпорхнула из кареты и, сняв с себя туфельки, босиком зашлепала по мелководью озера, наполняя окрестности своим звонким игривым хохотком.
   - Простудишься, стрекоза! - по-стариковски ворчливо крикнул ей бес.
   Бес еще немного подождал в надежде, что Варвара одумается и вернется, а потом пошел вслед за нею по протоптанной вокруг озера тропинке. Вышедшая из воды Варвара снова натянула на свои ножки туфельки и, подождав беса, подхватила его под ручку. Подойдя к стоящей на противоположной стороне озера мельнице, Варвара, шутливо оттолкнув от себя беса, запрыгала, как маленькая девочка, по ведущим наверх дамбы ступенькам.
   - Сегодня мне, моя душка, не так уж и легко за тобою угнаться, - с добродушной ухмылкою упрекнул ее бес, - резвишься, словно ты уже не взрослая женщина, а совсем маленькая девочка.
   - Привет, друзья, - окликнул их из озера до боли знакомый голос. - Давненько я с вами не встречался....
   - Кто ты!? - испуганно вскрикнула Варвара. - Мы тебя не видим, но твой голос мне, кажется, знакомым! Если не хочешь неприятной, то выйди и покажись нам....
   - Я не прячусь от вас, - проворчал в ответ обиженный голос его владельца. - Посмотрите вниз на озеро, я только что начал осматривать свои новые владения.
   Бес с Варварою посмотрели вниз и увидели торчавшую их воды усатую морду водяного.
   - Чего-чего, а встретить в долине нашего давнего друга и соратника мы не ожидали! - воскликнул немало удивившийся бес. - Откуда ты только взялся в наших краях, приятель?
   - По распоряжению самого Сатаны отправлен в это маленькое озеро на помощь своим бывшим друзьям, - важно ответил водяной. - У вас здесь, как я слышал, намечается небольшая заварушка?..
   - Один прибыл или со всем своим семейством? - поинтересовалась Варвара.
   - Со всеми, - улыбаясь своим старым друзьям, проворчал водяной. - Куда я без своих русалочек.... Здешних-то баб и девок Сатана мне топить запретил....
   - Еще бы лихо и привидение! - мечтательно вскрикнула Варвара. - Тогда бы наша прежняя дружная компания снова была бы вместе!
   - Встречался я с ними недавно, - улыбнулся ей из воды водяной. - В больших начальниках среди людей ходят. Им сейчас не до нас....
   - Когда-то в нашей глуши все это и затевалось, - с затаенной тоскою буркнул вспомнивший о прошлых делах бес. - Тогда и заметил наше исключительно добросовестное исполнение своих непосредственных обязанностей наш повелитель. С тех пор мы его самые ближайшие помощники во всех его делах и задумок. Редко кто из нашего брата дослуживается до такой чести....
   - Нам повезло, что нас заметили, - не стал с ним спорить водяной. - А многие, которые были совсем нас не хуже, так и продолжают до сих пор прозябать в глуши. Так, когда же мне будет разрешено подшучивать над этими имеющими несчастье разозлить нашего повелителя поселенцами?
   - Ровно в полночь Варвара проверит нашу готовность к непримиримой борьбе с забывшими, кому они обязаны продолжением своей жизни, поселенцами в пробном полете над поселком. С этого времени ты можешь считать себя приступившим к своим непосредственным обязанностям.
   - Тогда мне следует поспешить, - поторопился попрощаться водяной. - У меня еще много недоделанных в этом озере дел.
   - Заодно присмотри и место для шабаша! - выкрикнул ему вслед бес - Скоро мы снова соберемся все вместе в нашей прежней компании....
   На застывшую в тревожном ожидании намеченных нечистью на сегодня развлечений долину потихонечку опускалась светлая лунная ночь. Яркие холодные звездочки весело поблескивали на небосклоне, посылая для обосновавшихся в долине поселенцев пожелания сладких и чудесных снов. И все живое послушно торопилась, как можно скорее, забыться в сладких снах, чтобы рано утром, как и всегда, бодро и весело встретить наступление очередного светлого дня. Вместе с, наконец-то, угомонившимися птичками воцарившаяся над долиною ночная тишина задышала на поселок покоем и уютом, навеивая на все еще не успевших лечь в кровать или забраться на полати полуночников дремоту. И они, сладко позевывая, тут же торопились уходить на ночной отдых. Но не все, заблаговременно выспавшаяся еще днем ведьма Варвара даже и не подумала, что пришла пора и для нее отправляться на ночной отдых. Вместо благочестивой молитвы на сон грядущий она, раздевшись догола, намазала свое соблазнительное для мужчин женское тело ведьминой мазью и, натянув на себя заранее подготовленное старое одеяние, присела перед камином на корточки. Вцепившись обеими руками в черенок метлы, она торопливо пробормотала слова необходимого в этом случае заклинания и с диким оглушительным воплем влетела в камин, превращаясь по пути в старую уродливую ведьму с выступающими из белозубого рта двумя огромными кровососущими клыками. Вылетев из камина, она еще немного зависла над ним, проверяя летательные возможности своей метлы, а потом с громким истошным воплем понеслась над примолкшим поселком.
   - Пора, наступило время нашего веселья! - кричала она замогильным голосом, предупреждая дожидающуюся его сигнала нечисть.
   Кто из поселенцев успел уснуть, те мгновенно проснулись от ее истошного вопля и, не зажигая свечи, молча крестились в темноте, изредка выглядывая из плотно занавешенных окон на летающую на метле старую уродливую ведьму.
   - Вот и дождались мы ответных действий поганой нечисти, - прошептал Антону вскочивший с кровати хозяин. - Запугают они наших членов "Союза борьбы", как пить дать. А мы ничего не сможем им противопоставить....
   - Не следует заранее петь для нас заупокойную молитву, - возразил хозяину не согласный с его словами Антон. - На каждую их отраву мы, я думаю, сумеем сообща придумать свое противоядие. Пусть нечисть убеждает сейчас поселенцев в своих устрашающих пугливые сердца возможностях, когда ее припирают к стенке, а мы завтра вместе подумаем, как ее нам, хотя бы немного угомонить. Не может такого быть, чтобы мы не справились с вылазками этой поганой нечисти? Да, и поддавшиеся ужасу поселенцы тоже не смогут долго жить в страхе. Страх способен убить в более слабых и нерешительных поселенцах стремление к борьбе с нечистью за свое освобождение только на первых порах. Но уже совсем скоро, когда их сегодняшние фокусы перестанут нас пугать, этот же страх станет вызывать у поселенцев еще большее раздражение захватившими в поселке власть слугами Сатаны.
   - Может и права народная поговорка, утверждая, что не так страшен черт, как его малюют? - пробормотал почесавший свой затылок хозяин. - Но, как бы там ни было, нам пора спать.... Завтра рано утром нам, как и всегда, придется вставать и идти к месту развода на общественные работы.
   И они, уже больше не обращая на истошные вопли ведьмы никакого внимания, постарались, как можно скорее, забыться в тревожных снах. Покружившая над поселком Варвара направила свою метлу к могиле вампира.
   Ближе к полуночи неподвижное тело умершего вампира утратила свою мертвую бледность, а на его лице появился слабый румянец. Гладко причесанные перед похоронами его нечистого тела волосы, словно наэлектризованные, встали торчком, сбиваясь в бесформенные пучки, а изо рта полезли наружу длинные кровососущие клыки. Застывшее в мертвой неподвижности тело вампира зашевелилось, и он открыл свои глаза. Но и ярко осветившийся в них воистину дьявольский огонь не помог воскресшему к жизни упырю осветить окружающую его кромешную темноту. Лежащий на спине упырь повернулся на правый бок, но и продолжать спать ему уже не хотелось
   - Странно, еще ночь, а мне почему-то спать совсем не хочется? - недовольно буркнул упырь и протянул руку к лежавшей рядом с ним с правой стороны Любе, но желанной ему в постели проститутки не оказалась. Его рука вместо ее мягкого нежного тела уткнулась в какую-то доску.
   - Кому и зачем понадобилось вкладывать в мою кровать эту непонятного назначения доску? - тихо пробормотал уже начавший злиться упырь и попытался приподняться, чтобы не только все, как следует, возле себя осмотреть, но и понять, кто этот несчастный, который осмелился так с ним пошутить. - Я этому шутнику непременно покажу кузькину мать....
   И только ударившись головою об крышку гроба, он догадался, в какой именно постели он сейчас находится. Вспомнив все, что предшествовало его просыпанию в гробу, оживший упырь не стал сдерживать в себе переполняющие его эмоции. Несмотря на девятидневное пребывание в мертвой неподвижности переполняющее его тело обида никуда не исчезла и, тем более, не испарилась в загробном забвении. Упырь по-прежнему считал, что его повелитель, которому он долгие годы служил, как говориться, не щадя своего живота, поступил с ним слишком несправедливо. И даже то, что ему предварительно никто не удосужился объяснить необходимость его скоропостижной смерти и превращение в кровожадного упыря, не могло его хоть как-то ободрить и представлять самому себя свою жертвенность во славу Тьмы, пусть и совершенно никчемным, но геройством. Только сейчас вампир уже начал вполне ясно и осмысленно осознавать, что он просто пустое место, что он простая безгласная пешка в игре своего всемогущественного и безжалостного повелителя. Не желающее его оставлять неудовольствие своим повелителем и сбившими его в свое время с правильного пути остальными нечистыми друзьями многократно усиленное зародившейся в его теле чудовищной сущностью с каждым очередным мгновением распаляла и озлобляла только что очнувшегося от мертвого сна упыря все сильнее и сильнее. Ни одно живое существо в подлунном мире не может слишком долго находиться в подобном состоянии без неприятных для себя последствий. И вампир, больше не в силах сдерживать в себе мгновенно переполнившее его яростное негодованием всем, что его в это время окружало, не только в сердцах отбросил крышку гроба в сторону, но и разразился диким воплем оголодавшего упыря. Излив с помощью дикого пронзительного вопля уже начинающее переливаться в нем через край не поддающееся контролю нестерпимо горькое отчаяние, при начале которого не только охраняющие могилу сторожа, но и вся лесная живность постарались, как можно скорее, оставить это опасное место, немного успокоенный упырь лихорадочно зашарил по гробу руками. Обнаружив среди наполняющей гроб мягкой постилки свечу, он тут же поднес к ней зажженную спичку. Вспыхнувшее пламя осветило могилу, и пораженный всем увиденным упырь только с нескрываемым изумлением осматривался по сторонам. Ему очень понравилась специально оборудованная для него могила, а поэтому от недавнего озлобления на весь мир уже совсем скоро внутри упыря не оставалось ни одного намека.
   - Молодец, Демьян Давыдович, - с давно уже не испытываемой теплотою подумал он о своем друге оборотне, - не могилу, а самый настоящий дворец мне устроил.
   Облокотившись на подушку, он ясно ощутил лежащий под нею какой-то твердый предмет. Упырь, приподняв ее, увидел лежащую под нею бутылку крепкой водки и несколько сухариков.
   - Вот это да! - с восхищением воскликнул уже смирившийся со своей новой сущностью вампир. - Ай да, Демьян Давыдович! Какой же он все-таки молодец!
   Недолго думая, он откупорил бутылку и с жадностью осушил все ее содержимое.
   - Пора! Поднимайся упырь из могилы! - выкрикнула подоспевшая Варвара своему соратнику.
   - Даже закусить не даст по-человечески, эта вертихвостка, - недовольно буркнул упырь и, приподнявшись по ступенькам, открыл в крышке дверцу.
   - Встал я уже! Встал! - крикнул он закружившейся над его могилой ведьме.
   Поприветствовав воскресшего упыря, ведьма направила свою метлу в сторону озера, на берегу которого уже кружилась веселая стайка резвых русалок, а из воды помахал ей рукою-плавником водяной. Не задерживаясь над озером, она полетела в ближайший от поселка лес, в котором увидела уже завывающего на луну оборотня.
   - Вижу тебя! Я вижу тебя, оборотень! - выкрикнула она оборотню и, еще немного покружив над затаившимся от страха поселком, возвратилась в церковь.
   - Ну, и как там сейчас ощущают себя наши друзья? - нетерпеливо спросил ее дождавшийся, пока она не выскочит из камина и не возвратит себе облик красавицы, бес.
   - Они все уже были на своих местах, - устало прошептала она, тороплива втыкая в заранее поставленную возле камина соху нож.
   Подрагивающий в сухой древесине нож тут же покрылся белой пленкою молока, и оно, стекая по нему тоненькую струйкою, быстро наполнила подставленную Варварою кружку. Насытив охватившую ее, после полета на метле, нестерпимую жажду, Варвара вымыла свое потное тело в теплой воде и пошла в спальню, где ее уже с нетерпением дожидался бес.
   Спустившийся обратно в могилу упырь дожевал сухарики, а потом, погасив свечу, вышел из могилы. Тусклый свет луны осветил ему находящийся возле его могилы еще один холмик.
   - Кого они еще могли похоронить? - подумал с неприязнью покосившийся на неприятный ему православный крест упырь, а когда вспомнил, то с мрачным удовлетворением буркнул. - А это ты, брат Толстосумов, лежишь рядом со мною, но тебе, в отличие от меня, из своей могилы уже вовек не подняться. Ты сейчас, по всей видимости, даже не подозреваешь, что я иду в поселок навестить твою дочку, а заодно исполню и свой супружеский долг.
   Еще немного поразмыслив над превратностями судьбы, он вышел на ведущую в поселок тропинку и, не спеша, зашагал по ней, распространяя вокруг себя отпугивающий от него все живое леденящий ужас смерти. Притаившиеся в сладкой полудреме учуявшие приближение упыря лесные животные тут же выскакивали из своих укрытий и, не пытаясь даже разобраться, а в чем, собственно говоря, дело, в ужасе разбегались. На входе в поселок упырю попался хмельной поселенец. При виде наполненного так ему сейчас желанной кровью поселенца упырь со зловещей ухмылкою раскрыл свои объятия и, осыпав полумертвого от страха мужика дьявольским огнем своих остекленных глаз, медленно подтягивал его к своим дрожащим от возбуждения клыкам.
   - Так ты хочешь расплатиться со мною за сделанный гроб!? - прохрипел не в силах отвести глаз от приближающихся к его шее кровососущих клыков поселенец.
   Упырь ослабил свою хватку и, медленно повернув еще плохо подчиняющуюся его воле голову, уставил свои мертвые глаза на лицо поселенца. Узнав в нем делавшего ему гроб столяра, он его отпустил и, круто развернувшись, зашагал в направлении бывшего дома поселенца Толстосумова.
   Оборотню указывающие время часы были без надобности. По зародившемуся в его сердце тревожному смутному сигналу он сразу же понял, что пришла пора для обещанного бесом веселья. Сползя с кровати, он потихонечку, чтобы не потревожить уже спящую Надежду, начал одеваться.
   - Куда это ты собираешься? - недовольно буркнула не открывающая глаз Надежда.
   - По делам, - тихо шепнул срывающимся от переполнивших его желаний голосом оборотень. - Ты меня до утра не жди. Спи себе спокойно....
   Справившись с одеждою, он вышел из дома и нещадно подгоняемый осветившейся в эту ночь особенно ярко на небесах луною побежал напрямик в ближайший лесок. Добежав до первой полянки, он, раздевшись, завертелся на ней волчком, пожирая светившую на небесах луну своими переполнившимися все еще до конца ему непонятными желаниями безумными глазами. По ходу этого уже давно ставшего для оборотня привычным беснования его тело покрывалось густой волчьей шерсткою. А когда вместо обычных человеческих рук у него появились мускулистые волчьи лапы, он уже больше не в силах сдерживаться не только выпустил наружу острые коготки, но и ослепленный мучившей его до этих пор слепой яростью заерзал ими по земле. Росшая на месте его беснования вырываемая с корнями из земли лесная трава, разлетаясь во все стороны поляны, не помогала ему освобождаться от нестерпимого желания тут же наброситься на любое подвернувшееся ему живое существо и в бешенстве разрывать его податливое тело когтями и зубами. А, совсем наоборот, это переполняющее оборотня желание становилось с каждым очередным мгновением все несносней и нестерпимей, поэтому он с вполне понятным озлоблением угрожающе завыл на продолжающую его беспокоить и волновать луну. В это время его и обнаружила пролетающая над лесом Варвара
   Подойдя к дому Толстосумова, упырь одним ударом ноги сломал засов двери и вошел внутрь дома. Проснувшиеся сестры зажгли свечи и, увидев стоящего около стола мертвого бригадира, завизжали от страха. Упырь еще немного наслаждался приятным для него и льстившим его самолюбию их страхом, а потом, схватив свою бывшую жену на руки, потащил ее на кровать. Всю ночь он издевался над нею, насильно заставляя свою бывшую жену исполнять все его немыслимые для живых людей прихоти, а с первым петушиным криком возвратился к могиле и лег в гроб. И снова в могиле лежал застывший в мертвой неподвижности покойник, а не злой и ужасный упырь, а что в это время думал и как относился к подобному своему соседству Толстосумов, об этом можно было лишь догадываться.
   Первое затуманившее голову оборотню возбуждение потихонечку улеглось, но зародившаяся в его сердце неуемная страсть продолжала разрывать ему грудь. И тогда он в непременном желании успокоить ее, как можно скорее, стремительно, не разбирая дороги, помчался по лесу. Но он не побежал в самую чащу леса, его ноги сами принесли его к поселку. Заметавшийся в поисках так желанной им сейчас добычи между домами оборотень, придушив несколько напавших на него собак, снова умчался в лес. Очнувшись с первым петушиным криком на полянке, оборотень натянул на себя одежду и, уже не торопясь, возвратился в поселок.
   Опасающиеся ночью даже высунуть нос из своих домов поселенцы с наступлением рассвета все, как один, высыпали на улицу. Если летающую на метле страшную ведьму видели и слышали все, то рассказ все еще дрожащего от страха столяра оказался для них особенно неприятной неожиданностью, и они бурно обсуждали подобное со столяром приключение по всем углам.
   - Как же он тебя отпустил живым и невредимым? - поражаясь необычному везению столяра, донимали его расспросами поселенцы.
   - Когда он умирал, я делал для него еще живого гроб. Бригадир попросил меня постараться сделать его просторным и прочным, - не переставал объяснять слушающим его с затаенным дыханием поселенцам. - Видно понравилась ему моя работа.... В благодарность за изготовленный мною на совесть гроб он и отпустил меня ночью подобру-поздорову.
   - Ты, сосед, в своем предположении избавления от ужасной участи совершенно прав, - соглашались с ним поселенцы. - Надо всегда относиться к любой работе с душою. И тогда высшие силы тебя непременно хоть как-то, но наградят. А такого мастера, как ты, днем и с огнем не найдешь. Только одно твое добросовестное отношение к порученному делу и спасло тебя вчера от верной смерти.
   - Интересно, а кого наш бывший бригадир навещает в поселке? - не обошли своим вниманием этот немаловажный вопрос извечно любопытные бабы.
   - Упыри по ночам посещают своих жен, - объяснили им недоумевающие, как можно не знать подобных простых и очевидных истин, более опытные в жизни поселенцы.
   - Так бывший бригадир всю сегодняшнюю ночь провел в постели с Любой!? - ужасались и втайне завидовавшие ей за пережитые сегодняшней ночью недоступные для них самих ощущения деревенские бабы.
   - Да, нет же, - уже с раздражением объясняли им более опытные поселенцы. - С его бывшей полюбовницею Любой по ночам спит наш нынешний бригадир. Говорят, что ныне покойный Игнат Михайлович сам благословил их перед своей смертью на совместное проживание....
   - Тогда к кому же он все-таки сегодняшней ночью приходил!? - восклицали уже не знающие, как им понять поведение ожившего бригадира, деревенские бабы.
   - По всей видимости, он ночью приходил к дочерям Толстосумого? - предположили признанные в поселке знатоки после смертной жизни упырей. - Он же еще раньше был официально объявлен женатым на одной из них....
   - Смотри ты! - воскликнула больше сгорающая от зависти, чем от любопытства, одна из деревенских баб. - А они такие скрытные, что ни за что не с кем не поделятся, как своей радостью, так и свалившейся на них нежданной бедою. Вы случайно еще с ними не встречались, подружки?
   - Нет, они еще из дома на улицу не выходили, - недовольно буркнули остальные и, окинув завистливыми взглядами их дом, добавили. - Всю сегодняшнюю ноченька, наверное, радовались, что, в конце концов, заполучили для себя одного их своих подаренных им правлением коммуны мужей. При жизни-то он их не очень-то миловал. Помните, подружки, какую сцену ревности они тогда устроили их любовницам. Почитай весь поселок тогда разбудили, стервы....
   И так они омывали косточки ни в чем невиновным дочкам Толстосумого, пока более порядочные поселенцы, не сдержавшись, вмешались в их разговор.
   -Грешно вам, бабоньки, упрекать их, - недовольно отчитали они расходившихся в своих домыслах сплетниц. - Не для себя они устроили тогда для всего поселка бесплатный концерт, а ради освобождения Аркадия Безумного старались.
   Немало было слухов и мнений о загубленных сегодняшней ночью собаках. Пусть их хозяева и клялись своим соседям, что сами видели бегающего ночью по поселку огромного волка, но им никто не поверил.
   - Откуда такие огромные волки могли взяться в нашей долине? - недоверчиво покачивая головами, спрашивали друг у друга поселенцы. - Сколько мы уже здесь живем, но еще не разу не встречали ни одного волка?
   - Так вы мне не верите!? - с обидой выкрикнул один из пострадавших этой ночью поселенцев. - У меня под плетнем еще сохранились его следы. Сходите и убедитесь в правоте моих слов.
   Делать было нечего, и толпа продолжающих переругиваться между собою поселенцев направилась в сторону его дома.
   - Вот они, смотрите и больше никогда не сомневайтесь в моих словах! - воскликнул торжествующий хозяин, указывая поселенцам на оставленные неведомым зверем под его плетнем огромные следы.
   - Таких огромных волков не бывает, - решительно отверг его предположение один из внимательно рассматривающих следы поселенцев. - Просто ума не приложу, какому зверю эти следы могут принадлежать, разве только....
   Испугавшийся от одной только озарившей его догадки поселенец еще пристальней всмотрелся в оставленный сегодняшней ночью неведомым зверем отпечаток следа.
   - Что только?.. - переспросили его недоумевающие поселенцы.
   - Возможно, этот след был оставлен оборотнем, - наконец-то, решился высказать озарившую его догадку вслух поселенец.
   И на этот раз ему уже никто не стал возражать.
   - Это чудище, по всей видимости, тоже из числа пришедших в последнее время в наш поселок слуг Сатаны, - единодушно предположили беспокойно переглянувшиеся между собою поселенцы.
   После обеда весь поселок облетела еще одна ошеломительная новость. Отоспавшаяся, после бессонной ночи жена мельника рассказала ойкающим от пробирающего их до самых костей ужаса деревенским бабам, что всю сегодняшнюю ночь под окнами мельницы кружился хоровод вышедших из озера русалок.
   - И откуда только эти русалки могли взяться в нашем озере? - поражались уже ничего не понимающие поселенцы. - Это озеро сотворили мы в самом начале своей жизни в этой долине, и за все время нашего проживания в поселке в нем не тонула ни одна баба или девка.... А раз так, то откуда они могли свалиться на наши и без того бедные головы?
   - Это разозлившийся на вас за то, что вы не принимаете рекомендованной им новой жизни, Сатана наслал всю эту нечисть на наш поселок, - объяснили им только под вечер проснувшиеся, после вчерашнего излияния пьяницы и проститутки. - А дальше, если вы не опомнитесь и не возьметесь за ум, будет еще хуже. Они такие страсти покажут, что вы уже больше не сможете даже думать о сопротивлении нашему общему благодетелю. Наш вам добрый совет, скорее кланяйтесь председателю правления коммуны в ноги и уверяйте его в своей благосклонности, что вы навечно клянетесь находиться под защитою милостивого к нам, поселенцам, Сатаны. Сейчас только одно ваше чистосердечное покаяние еще способно спасти от ожидаемого в скором времени еще никогда вами не испытывающего смертного ужаса и животного страха. Мы очень просим вас не накликать на наши и без того несчастные головы еще большей беды.
   Пусть поселенцы не верили предупреждениям этих ничего не значащих в их жизни пьяниц и проституток, но, пусть и краешком уха, все же прислушивались к их откровениям.
   - И то, правда, - уже начали думать под воздействием обуревающего их всех ужаса поселенцы. - Это, по всей видимости, сам Сатана мстит нам за своих посрамленных и уличенных во лжи слуг.
   Легковерные и легко возбудимые бабы в этот вечер еще долго пилили свои хмурых мужей.
   - Больше не возитесь с этими смутьянами и с так называемыми правдолюбцами, - грозно предупреждали они своих благоверных. - Нам лучше оставаться в стороне от этой их совершенно безнадежной борьбы.... Помните, что мы, слабые и немощные козявки, никогда не сможем ничего противопоставить всесильному и могущественному Сатане. Он в любое время способен скрутит всех нас не только в бараний рог, но и с такой силою растоптать по земле, что от нашего пребывания здесь даже мокрого места не останется. Смотрите, не накличьте на самих себя и на свои семьи еще большей беды!..
   Только поэтому, а ни по какой-нибудь другой еще причине, уже завтра многие члены союза опускали перед своими вожаками глаза и, побормотав в знак приветствия, что-то невнятное, торопились отойти от них в сторону.
   - Что же такое могло с ними произойти всего за одни сутки, - недоумевал ничего не понимающий Тимофей Фролович. - Разве могут так резко меняться до этого времени вполне достойные и уважаемые поселенцы? Какое заразное поветрие могло так их всех подкосить и сделать из храбрых и готовых на все ради освобождения своих бессмертных душ от нечисти самых последних трусов?
   - Их гонит от нас страх, - с горькой усмешкою объяснил ему Антон. - Они бояться не за самих себя, а за свои семьи. Мы слишком рано начали подталкивать их к активной борьбе с нечистью. Они к непримиримой борьбе с закабалившими нас слугами Сатаны еще не были готовы. Поэтому сейчас, ясно осознавая, что нас предают, им стыдно и страшно неудобно не только с нами встречаться, но и даже посмотреть в глаза. Нам не следует отчаиваться и считать наших бывших друзей совсем уж потерянными для продолжения борьбы с поганой нечистью. Теперь нам придется немного подождать, пока они не придут в себя и снова не захотят к нам присоединиться. Что же такое в нашей жизни способно заставлять хорошего человека решаться на такие поступки, о которых он раньше и даже подумать про себя постеснялся бы? - задавал вопросы объясняющий хозяину складывающуюся для них сейчас обстановку в поселке Антон и сам на них отвечал. - Только один овладевший человеческим телом страх способен помутить его разум и, затмив ему голову, бросить на самое дно бездонного омута беспамятства. Впоследствии даже сам опомнившийся от беспамятства человек недоумевает, что же это такое на него нашло и заставило решиться на подобное непотребство. А иные, которые еще мгновение назад тряслись от страха за свою жалкую жизнь, уже просто сгорают от насланного совестью стыда и, безжалостно осуждая самого себя за минутную слабость, решаются даже на самоубийство. При всей своей трагичности панический страх, который просто невозможно проконтролировать, не так опасен для человека, как страх, который овладевает тленным человеческим телом ни на час и ни на два часа, а на дни, недели, месяцы и даже годы, так называемый животный страх. Он особенно опасен для всех, без всякого исключения, живых людей. Если, после панического страха, человек, пусть даже и переживая о только что им содеянным, очень быстро возвращается в свое прежнее состояние. В зависимости от тяжести совершенно под давлением овладевшего его рассудком панического страха проступка человек уже начинает думать, как ему лучше всего нейтрализовать совершенное им зло, как ему облегчить свое и других людей положение, но при всем этом он всегда старается сохранить в себе присущие ему лучшие качества человека. В то время, когда справляться с овладевшим человеком животным страхом живым людям уже будет намного труднее. И не только потому, что он заставляет человека пересматривать всю свою прежнюю и будущую жизнь, а только потому, что человек, привыкая к изменившимся условиям, одновременно изменяться и сам далеко не в лучшую сторону. Поддавшийся животному страху человек уже начинает не доверять окружающим его людям, подозревать их во всех смертных грехах, в заговорах против него и в совершении против него самых неблаговидных поступках. И, что еще намного хуже, он все чаще и чаще заставляет себя не только примиряться с окружающей его неправдою, но и даже решаться на позорящие человека недостойные поступки. Поддавшиеся животному страху люди принижают свой интеллект до уровня лишенных разума животных, приобретают привычки и нравы безгласного скота. Но овладевший людьми животный страх, несмотря на подобные их жертвы, не проходит и никуда не исчезает, а сам человек, деградируя в своем развитии, все больше скатывается по наклонной плоскости вниз. Так и прямо сейчас большая часть поселенцев, у которых от былой смелости не осталось и следа, начали думать: лучше мне и дальше жить впроголодь и работать, как проклятому, лишь бы, наконец-то, избавиться от не дающего мне и моей семье покоя ни ночью и ни днем страха.
   - Мда, - недовольно буркнул вслух еще больше помрачневший хозяин. - Во всей этой неразберихе, как я сейчас думаю, даже самый хитроумный во всем мире Сатана непременно сломает себе обе ноги. Ну да, бог с ними, со всеми этими страхами.... У нас, Антон, другого выхода, кроме продолжения борьбы за свое человеческое достоинство, больше нет, и не будет.
   Овладевший поселенцами животный страх лишил их надежды и непременного желания, несмотря ни на что, но уже больше не позволять поганой нечисти решать за них все жизненные проблемы в долине. Они сейчас начали под воздействием овладевшего ими животного страха не только ругать вслух и возмущаться противопоставившими себя слугам Сатаны членами союза, но и даже льстить прислужникам нечисти. Отчего присланные Сатаною в поселок его слуги возликовали.
   - Наконец-то, мы нашли действенное средство, чтобы заставить этих недочеловеков проникнуться к нам с должным уважением, - заявила на ближайшем заседании правлении коммуны довольная Варвара. - Если бы мы догадались напугать их до дрожи в коленках еще и раньше, то их "Союза борьбы" в поселке не было бы и в помине.
   - Да, эти трусливые поселенцы, наглядно убедившись, что мы шутки с ними не шутим, начали нас уважать еще больше, чем при организации коммуны, - со смехом отметил потирающий от удовлетворения руки оборотень. - Вы уже знаете, что сегодня ночью отмочили русалки водяного?
   - Нет, я еще ничего об этом не слышала, - пробормотала пожавшая своими изящными плечиками Варвара и попросила оборотня рассказать ей обо всем.
   И оборотень, смакуя каждое свое слово, рассказал о вчерашнем происшествии с новым конюхом Демидычем, который, после поисков сбежавшего из конюшни коня, возвращался поздно вечером в поселок мимо мельницы. Было тихо, даже слабый ветерок не шелестел уже начинающей желтеть травою, и напуганный, как и весь поселок, ночными событиями Демидыч, тревожно оглядываясь, молча умолял небеса позволить ему возвратиться домой без нежелательной встречи с расшалившейся в последнее время нечистью. Но всемогущие небеса в эту только что вступающую в свои права ночь были явно не на его стороне. Близость поселка внушала с облегчением вздохнувшему Демидычу, что и этот раз все для него обойдется без нежелательных встреч со всегда страшными живым людям потусторонними существами. Этой его совершенно напрасной успокоенностью и поспешили воспользоваться поджидавшие свою добычу русалки, которые, неслышно подкравшись, тут же лишили его возможности хоть что-нибудь предпринять для своего спасения от их щекоток. Сильный и здоровый конюх Демидыч отчаянно сопротивлялся, но знающие свое излюбленное занятие русалки отпустили защекотанного до полусмерти конюха уже только с первым петушиным криком. Как все это было на самом-то деле, оборотень, конечно же, не знал, но он, как и любой другой на его месте нечистый, знал и умел преподносить для слушателей даже самые незначительные происшествия с людьми при подобных встречах с нечистью. Оборотень долго нисколько при этом, не смущаясь, своими явными преувеличениями страданий попавших в лапы нечисти людей, красочно расписывал перед внимательно слушающими его членами правления коммуны свою версию происшествия с ненавистным и для него самого бывшим состоятельным поселенцем Демидычем. Он, смакуя каждое свое насквозь лживое слово, с явным одобрением беса выставлял Демидыча перед членами правления коммуны жалким и безвольным поселенцем, с которого в минуту опасности сразу же слетает вся его напускная гордость и бесстрашие.
   - Так ему и надо этому поборнику справедливости, - подумала Варвара, а вслух спросила. - В поселке говорят, что и мельнику сегодня тоже немало досталось от наших друзей?
   - Ну, это уже была самая, что ни есть, настоящая комедия, - с трудом справившись с распирающим его изнутри хохотом, проговорил оборотень. - Только подошел он в полдень по какой-то своей надобности к озеру, как поджидающий свою добычу водяной тут же схватил его за бороду и давай шутки ради за нее дергать. Совсем измучил беднягу водяной своей излюбленной забавою. Только раскроет намеревающийся позвать хоть кого-нибудь на помощь мельник рот, как водяной тут же окунает его голову в воду. Так он в течение разрешенного водяным полуденного часа и пускал пузыри....
   Громкий смех беса и Варвары заглушили последние слова оборотня. Нечистым было очень смешно представлять себе беспомощно барахтающегося в воде ненавистного мельника.
   Нелегко, ох, как трудно, сохранять человеку в подобной атмосфере свое достоинство и, несмотря ни на что, продолжать оставаться человеком. Только одна глубокая убежденность в своей правде, бесстрашие или просто внезапно зародившаяся в нем к чему или к кому-нибудь неодолимая страсть, когда человек не видит и не замечет возле себя ничего, кроме объекта своего поклонения, помогают ему, возвысившись над животным страхом, не поддаваться его тлетворному влиянию на свою душу. Именно таким человеком и был Василий Золотников, к которому прямо сейчас бежали Юра и Любушка.
   - Добрый день, дядя Вася! - выкрикнули увидевшие его на подворье дети. - Твоя нога еще не выздоровела!?..
   - Присаживайтесь, ребятки, - добродушно буркнул не отрывающий своего задумчивого взгляда от какой-то потрепанной бумажки Василий. - Бабка Лукерья обещала снять с нее повязку уже завтра....
   - Значит, мы сегодня не пойдем откапывать клад? - проговорила разочарованная Любушка.
   - Откапывать клад - дело не только серьезное, но и очень опасное. К откапыванию кладов всегда готовятся самым тщательным образом.... Иначе беды не миновать. Настоящий кладоискатель должен иметь терпение.... А сегодня, если вы мне поможете, то мы можем еще раз убедиться в наличие в увиденном вчера Любушкою месте закопанного в нашей долине клада....
   - Конечно, поможем, дядя Вася! - прокричали радостно запрыгавшие около него дети.
   - Тогда, Юра, ты понесешь эту табуретку, чтобы я мог, когда устану ковылять на одной ноге, немного на ней передохнуть, - распорядился уже и сам сгорающий от нетерпения Василий, - а ты Любушка понесешь вот этот свиток.
   - Дядя Вася, а что это за карта такая непонятная? - спросила у него по дороге Любушка, рассматривая изображенные на свитке пересекающие окружности линии с непонятными обозначениями в местах пересечений.
   - Это не карта, Любушка, а планетная таблица, - объяснил Василий и, опережая ее дальнейшие расспросы, добавил. - А как ею пользоваться, ты сама увидишь, когда мы дойдем до места зарытого в земле клада.
   Примолкшие дети, которые до сегодняшнего дня еще так далеко не отходили от поселка, испуганно оглядывались на окружающий их лес.
   - Скоро будем на месте, - ободряюще буркнул присевший в очередной раз отдохнуть на табуретку Василий. - Немного посидим и, уже не отдыхая, дойдем до места, где зарыт клад.
   Только успели дети опуститься рядом с ним прямо на землю, как донесшийся до них из чащи леса нестерпимо громкий крик младенца заставил их не только вскочить на ноги, но и в страхе прижаться к дяде Васе.
   - Кто это кричит!? - выкрикнул Василию на ухо подумавший, что это не иначе, как сам дух охраняющего клад убитого человека пытается их напугать, Юра.
   А захныкавшая Любушка, зажав ладошками рук свои ушки, уткнулась дяде Васе в живот. Василию не надо было объяснять, кто это в лесу способен так пронзительно громко кричать, а поэтому он и сам, стараясь, как можно скорее избавить свои уже еле выдерживающие барабанные перепонки от пронзительного крика, крепко прижал к себе насмерть напуганных детей и крикнул:
   - Твой отец - злой дух в чаще леса, твоя мать - ольховая женщина, ты от капающего сока ольхи родился!
   Понявший, что он разоблачен, что ему, по крайней мере, сегодня не удастся напугать до смерти людей, крик, потихонечку удаляясь в самую чащу леса, скоро совсем утих.
   - Дядя Вася, кто это так громко кричал? - спросила растирающая по своему личику все еще капающие из глаз слезинки Любушка.
   - Ты не сильно напугалась Любушка? - посадив ее к себе на колени, уточнил тяжело вздохнувший Василий.
   - Нет, дядя Вася, я совсем не испугалась, - храбро ответила, все еще пугливо оглядываясь по сторонам, Любушка. - Я просто подумала, что моя головка может не выдержать этого несносного крика.
   - Это, ребятки, кричал ольховый ребенок, - тихо проговорил, после недолгой молчаливой паузы, Василий. - Он рождается из вытекающего из коры ольхи сока. Он похож на только что родившегося в человеческой семье младенца и отличается от него черными до половины на ногах и руках ногтями. Для нас, людей, он страшен своим нестерпимо громким криком.... Если бы я не знал позволяющего от него избавляться заклинания, то мы вполне могли, потеряв рассудок, заблудиться в лесу.
   При приближении к месту предполагаемого клада Василий даже вида не подал, что они к нему подходят, а только вопросительно посматривал на шагающую возле него Любушку. И она не обманула его ожиданий. Брошенный ею взгляд на груду камней заставил ее остановиться и выкрикнуть:
   - Дядя Вася, я вчера видела в воде вот это место!
   - И ты не ошиблась, девочка, - подтвердил ее слова довольно улыбнувшийся Василий. - Я рад, что ты сама узнала именно то самое место, где по моим предположениям должен находиться закопанный в землю клад.
   Остановившийся Василий начертил поднятым с земли прутиком на месте предполагаемого клада треугольник и, положив на него планетарную таблицу, торопливо зашептал слова незнакомого детям заклинания.
   - Ахим, Рухим, - доносился до слушающих дядю Васю детей его шептание, - и демоны четырех вращений земли Востока и Запада, Севера и Юга обнаружьте и покажите скрытый в этом месте клад.
   Любушка пугливо оглядывалась то на окружающие кусты, то на дядю Васю, но прервать его заклинание не решалась.
   - На этом все, ребятишки, - с удовлетворением буркнул закончивший свое заклинание Василий. - Завтра утром снова придем на это самое место.... Если клад существует, то эта планетарная таблица будет перенесена охраняющим клад духом прямо на место его захоронения.
   - И мы его сразу же откопаем!? - воскликнула всплеснувшая ручками Любушка.
   - Нет, моя девочка, - возразил ласково погладивший ее по головке Василий. - Мы будем только знать место его захоронения.... А прежде чем начинать его откапывать, я вначале должен подготовиться к спору с охраняющим клад демоном.
   Придя завтра утром на место предполагаемого клада, они увидели, что оставленная ими на ночь планетарная таблица уже переместилась под ближайшее от места своего прежнего расположения дерево.
   Обрадованные очередной удачной проверкою места зарытого клада дети запрыгали вокруг указанного планетарной таблицею дерева, а Василий даже не стал удивляться ее такому ночному перемещению.
   - Я так и думал, что клад будет зарыт именно под этим деревом, - объяснил он детям свое ничем невозмутимое спокойствие. - Разбойники, ограбив прохожего или путешественника, зарыли добычу возле груды камней. А потом, подумав, что камни могут со временем перемещаться, для большей уверенности посадили на месте зарытого клада еще и это дерево. Видите, какое оно огромное, а вокруг него растет один кустарник.... Следовательно, оно не само выросло на этом месте, его специально посадили зарывшие клад разбойники.
  
   Январь 1995 года.
  
  
  
  

Глава восьмая.
НЕ ТАК СТРАШН ЧЕРТ, КАК ЕГО МАЛЮЮТ.

  
   Заканчивалась очередная трудовая неделя. Вконец измученные складывающейся в последнее время не в их пользу обстановкою в поселке поселенцев Антон с Тимофеем Фроловичем обошли всех членов "Союза борьбы", напоминая, что завтра они ждут их на лесной полянке для серьезного разговора. Как и предполагалось, многие из них, отвечая на приветствие неопределенным кивком головы, стыдливо отводили глаза в сторону, а кое-кто наотрез отказывался приходить на собрание.
   - Мы не уверены, что "Союз борьбы" может оказать хоть какое-то сопротивление слугам всемогущего Сатаны, - с неудовольствием говорили они окидывающему их укоряющими взглядами Тимофею Фроловичу. - С этим пройдохою Сатаною даже сам Господь бог не в силах справиться и призвать к порядку. Так, где уж тогда нам, ничтожным грешникам, противостоять его слугам....
   - Вполне возможно, что больше никто из наших прежних друзей и соратников не придет на место сбора, - тихо проговорил пришедший рано утром вместе с хозяином на лесную полянку измученный сомнениями Антон.
   - Непременно придут, в чем-чем, а уж в этом ты можешь даже и не сомневаться - успокаивал его хозяин, а у самого скреблись на душе от неизвестности кошки.
   Они еще немного подождали и скоро, к их немалому облегчению, услышали приглушенный разговор подходящего к полянке мельника с Демидычем
   - Не всех еще запугала расходившаяся нечисть, - мрачно пошутил протягивающий руку своим самым верным и испытанным друзьям Тимофей Фролович.
   - Бойся не бойся, а искать у нечисти защиты нам не резон, - добродушно буркнул Демидыч.
   Вслед за ними на место сбора подошли дочки Толстосумого, Аркадий Безумный и остальные опаздывающие. Всего их в этот понедельник собралось на лесной полянке пятнадцать человек, представляющих собою двенадцать семей поселенцев.
   - Давайте начнем наше сегодняшнее собрание с молитвы, - предложил предполагающий, что за время молитвы к ним могут присоединиться и еще кто-нибудь из прежних членов союза, мельник.
   После окончания молитвы, члены союза выстроились в очередь на исповедь. Покаялась в своих грехах и необычно мрачная в это утро бывшая жена вампира Света.
   - Грешна я, батюшка, - еле слышно проговорила она Антону. - Не своими словами или поступками, а измучившими меня в последнее время сомнениями: существует ли вообще на нашем белом свете Господь бог, а, если Он и есть, то слышит ли Он наши молитвенные к Нему обращения?
   - Чем же так провинился перед тобою Отец наш, дочь моя? - уточнил удивленный ее словами Антон. - Отчего в твоей голове родились такие недостойные смиренного христианина мысли? Поведай мне всю свою правду и все свое неудовольствие Господом богом нашим, а мы потом, после окончания исповеди, вместе и подумаем, чем тебе помочь, чтобы снова в тебе укрепилась пошатнувшаяся вера в нашего небесного Творца.
   - Батюшка, я всегда верила в Господа бога, - еле сдерживая рвущиеся из нее рыдания, печально проговорила несчастная женщина, - но эта моя вера в Него не помогла мне защититься от проклятого упыря. Зачем Господь бог позволяет упырю глумиться надо мною?
   Нахмурившийся Антон сразу же ощутил, какое отчаяние и великая скорбь переполняли ее негромкие слова. Ему очень хотелось помочь ей избавиться от посягавшего на ее тело и душу поганого упыря, но он, к великому своему сожалению, не знал, как и чем ему этого добиться. Растерянная и жалкая молодая женщина, молча стояла перед ним на коленях и смиренно дожидалась его приговора. Своим обостренным чутьем Антон понимал, что она уже довела саму себя до опасного предела, что свалившаяся на эту несчастную женщину беда уже властно подталкивает ее решиться на самое ужасное для христианина, что она уже готова в любое время даже покончить счеты со своей жизнью.
   - Кто же ее поддержит, кроме меня? На кого она сейчас сможет опереться и получить так необходимую ей помощь и поддержку, кроме меня? - задавался трудноразрешимыми вопросами не сводящий глаз с поникшей от свалившегося на нее несчастья женщины Антон.
   Ощущая самого себя самозванцам и опасаясь совершить своими необдуманными действиями хоть какое-то святотатство, Антон до этого времени никогда не позволял себе разговаривать с избравшими его своим священником поселенцами от имени небесного Творца, но сейчас был именно тот случай, когда без имени Господа бога он уже не мог обойтись.
   - Какой будет из меня священник, если я откажу в помощи и поддержки этой несчастной женщине?- подумал про себя Антон. - Я совершу еще больший грех, если допущу, чтобы ее уже ставшая на путь очищения от грехов душа ушла из жизни без покаяния.
   И Антон решился.
   - Дочь моя, - прервал затянувшееся молчание Антон, - то, что ты усомнилась в нашем Господе боге, в истинном своем Отце, убеждает меня, что твоя душа еще достаточно не окрепла в обретении веры в Него. Не задумывалась ли ты, дочь моя, что это беда послано тебе для испытания крепости веры в нашего истинного Отца? Поэтому я, твой священник, сейчас буду говорить с тобою не от своего имени, я буду говорить с тобою от имени нашего Господа бога. Дочь моя, ты обязана справиться со всеми возникшими в тебе сомнениями в Моем истинном существовании в этом мире. Ибо только тогда, когда буду твердо уверенным в твоей непоколебимой вере в Меня, Я приду к тебе на помощь. Только тогда через людей или через внушение тебе самой Я укажу средство для избавления от причиняющего тебя сейчас немыслимые страдания зла.
   Проговорив эти слова твердым внушающим людям уверенность голосом, Антон с радостью увидел, как вновь обретенная надежда осветила бывшей жене вампира глаза и с какой охотою она прильнула к протянутому ей Антоном кресту. Поцеловав изображенное на кресте распятие, она уже заговорила с Антоном не как со своим священником, а как с самим Господом богом.
   - Господи, - проговорила она окрепшим духом человека голосом, - прости меня грешную за то, что я усомнилась в вере в Твое несомненное существование в нашем мире. Я глубоко раскаиваюсь в своем грехе и буду в ежедневных молитвах просить у тебя прощения, но только не оставляй свою заблудшую дочь без своего покровительства и защиты.
   - Иди с миром, дочь мая, - закончил исповедовать несчастную женщину Антон. - И больше не сомневайся, что все с тобою будет так, что ты и заслужила у нашего Господа бога.
   Света поднялась с колен и ушла к обсуждающим в середине поляны последние в поселке происшествия членам союза.
   - Я тебя на сегодня успокоил, - думал все еще переживающий за несчастную женщину снимающий с себя рясу священника Антон. - Но чем я могу тебе помочь, если я ничего не знаю ни о вампирах и, тем более, об упырях? Как мне оправдаться перед самим собою, если ты, не выдержав свалившихся на твои слабые женские плечи страданий, все-таки решишься на непоправимое? Эти мои самовольные от имени Господа бога слова, по всей видимости, обойдутся для меня слишком дорого.
   Переодевшийся в свою повседневную одежду Антон присоединился к членам союза.
   - Друзья, - сказал он притихшим с его появлениям поселенцам, - вы уже все успели обговорить, а сейчас давайте вместе подумаем, что мы можем этим нечестивцам противопоставить. Как нам хотя бы немного их утихомирить? Вы же все из России и должны знать, как наши предки защищали самих себя и соседей от нападок этой поганой нечисти. Говорите сейчас все, даже самое, казалось бы, невероятное, а потом мы вместе решим, какими вашими воспоминаниями мы воспользуемся, и от чего нам во имя наших бессмертных душ следует наотрез отказываться.
   - Чтобы ведьма не смогла больше летать над поселком, надо лишить ее молока, - первым предложил Тимофей Фролович. - Помню, как моя мать, когда я был еще ребенком, ругала мою старшую сестру за то, что она не переворачивает вверх дном подойник, приговаривая, что ведьма, воспользовавшись ее оплошностью, может оставить нас без молока. Я не могу с полной достоверностью утверждать, подействует ли подобная мера защиты на наших коров или нет, но, как говориться, попытка не пытка, давайте попробуем, может и поможет.
   - Скажи, молодка, - обратилась бабка Лукерья к Свете. - Приходящий по ночам упырь молчит, не говорит вам ни одного словечка?
   - Молчит, бабушка, - подтвердила ее слова Света, - хотя бы одно словечко сказал, то, наверное, мне было с ним не так уж и страшно. Это его упорное молчание намного хуже побоев и угроз. Оно до того сильно воздействует на меня, что я уже готова согласиться на многое лишь бы, как можно скорее, избавить саму себя от лицезрения подобного чудища. Может, тогда и его мертвое лицо не было бы таким устрашающе неподвижным?..
   Нахлынувшие на Свету воспоминания об ужасающих ее ночных встречах с упырем до того разбередили ей душу, что она против обыкновения тут же забилась в неутешных рыданиях.
   - Ну, полно, полно, девонька ты моя, - проговорила желающая успокоить Свету бабка Лукерья и, ласково погладив ее по головке, добавила. - Он молчит, потому что знает, если скажет хотя бы одно слово, то ему уже больше в ваш дом не зайти. Этим очень сильным средством для отваживания упырей от домов живых людей русские люди пользовались издавна, и оно их никогда не подводило. Не помешает и тебе, девонька, как-нибудь разговорить своего ночного гостя.
   - Попытаюсь, бабушка, - тихо проговорила вытершая свои мокрые от слез глаза Света. - Ты даже и представить себе не можешь, как мне хочется избавить себя от этого нечестивца. Ведь, этот поганец за короткое время уже успел превратить мою и без того нелегкую жизнь в самый настоящий ад. Я теперь, даже самому злейшему врагу не пожелаю принимать в своем доме по ночам нечестивого покойника.
   - В детстве я прочитал в одной книжке, - вставил свое слово и Антон, - что, если начертить на земле крест и обвести его кругом, то русалки уже не смогут переступить через начертанную на земле окружность. В этой же книжке рассказывалось, как один парень, когда на него напали русалки, втащил одну русалку в круг и набросил ей на шею крест. Она тут же присмирела и покорно позволила ему с наступлением рассвета отвести себя в его дом.
   - Чтобы опробовать твое средство, надо не побояться встретиться ночью с этими русалками, - возразил словам Антона Демидыч. - А я к ним больше не ходок. Я, уже побывавший в их нежных ласковых ручках, теперь намереваюсь обходить это, будь оно навек проклятое, озеро не меньше, чем за версту.
   - Зато пойду я, - отозвался до этого времени молчавший Аркадий Безумный.
   Поздно вечером, заранее распределив между собою дома, присутствующие на собрании члены союза обошли поселок и в непринужденном разговоре подсказали поселенцам как им надобно не позволять проклятой ведьме выдаивать их коровы. Многие из них так и поступили, но кое-кто, посмеявшись над их глупой выдумкою, не стали переворачивать, после дойки своих кормилец, подойники. За что и были уже завтрашним утром наказаны. Проснувшиеся бабы, схватив подойники, побежали к своим буренкам за молоком, но, как оказалось, они опоздали. Пробравшийся ночью никем незамеченный в их коровники неизвестный любитель молока уже успел опустошить вымя их коров до последней капли. Обрадованные первым успехом члены союза решили, что в дальнейшем будут переворачивать подойники и на скотном дворе коммуны.
   - Пусть эта не дающая нам по ночам покой ведьма немного поголодает, - не без злорадства пробормотал вслух принимающий в таком благостном деле самое непосредственное участие Демидыч. - Глядишь, у нее немного поубавиться прыти без нашего молочка. А то взяла себе в моду носиться все ночи над поселком, как угорелая....
   Вставший в свое обычное время из могилы упырь неторопливо зашагал в сторону поселка и, подойдя к дому Толстосумого, тем же ленивым ударом ноги открыл входную дверь. Потом он, остановившись у порога, окинул своими оказавшимися на удивление подвижными глазами дом и, не обнаружив ничего, что могло ему угрожать, с прежней неторопливостью уселся на свое ставшее для него уже привычным место за столом. Все еще хлопотавшая возле печи Света не соизволила даже обернуться, всем своим видом показывая упырю, что она больше не придает его ночному приходу к живой жене особого значения.
   - Уже не боится, - с неудовольствием отметил про себя упырь. - Быстро же она ко мне привыкла. Да, что я еще мог ожидать от оживленной моим повелителем женщины? Ей смерть не в новинку, она уже умирала на земле, поэтому и ко мне, встающему из могилы упырю, относится без всякого предубеждения. Глядишь, пройдет еще немного времени, и ей, как и любой другой женщине, захочется мною помыкать. Уж чего-чего, а этот фокус у нее не пройдет. Я ей быстро рога пообломаю....
   Закончившая хлопотать возле печи Света вымыла в наполненном ведерке с водою руки и толкнула лежащую на кровати сестру.
   - Чего тебе от меня надобно? - недовольно буркнула та. - Дай мне хотя бы немного поспать, полуночница....
   - Вставай, лежебока! - прикрикнула на сестру Света. - Или ты забыла, что наши односельчане поручили нам заботиться о попавшей в интересное положение бабке Лукерье. Она же, если не сегодня, так непременно завтрашним утром, должна разродиться первым в нашем поселке ребеночком.
   - Что ты плетешь, дуреха! - пристыдил ее не сдержавшийся упырь. - Разве вы, недочеловеки, способны рожать!? А ты, глупая дура, еще утверждаешь, что бабка Лукерья забеременела, словно ей уже не восемьдесят годочков, а всего лишь восемнадцать!..
   - А почему она не способно родить ребеночка в то время, когда умершие мужья по ночам навещают своих жен? - с притворным удивлением переспросила его Света.
   - И кто же это только тебя, дуру, надоумил, как избавиться от меня!? - со злостью выкрикнул только сейчас сообразивший, что попался на ее уловку разъяренный упырь. - Пусть тебе, негодная, и удалось на некоторое время от меня избавиться, но это еще не означает, что ты сможешь оградить саму себя от моей мести! Можешь не сомневаться, что ты непременно рано или поздно попадешься мои руки! И тогда ты уже будешь жалеть, что когда-то встретилась с моим повелителем, который, выслушав твою притворную жалостливую историю, возвратил тебя к жизни, надеясь, что ты в благодарность за подаренную тебе новую жизнь станешь его верной и преданной поклонницей!
   Но, как говориться, после драки руками не машут, и упырь, сплюнув на пол, с бешеной яростью растоптал свой плевок. Проделав это нехитрое, но довольно угрожающее занятие, он, сверкнув напоследок своими осветившимися адским огнем глазами, ушел.
   - Слава богу, мы, наконец, избавились от этой мрази, - прошептала вздохнувшая с облегчением Света и, намочив половую тряпку, принялась затирать все оставленные упырем на полу следы.
   Сестры в короткой молитве поблагодарили Господа бога за свое избавление от нечестивого упыря и скоро забылись в сладких снах.
   Аркадий Безумный пусть и считался в поселке чем-то вроде местного дурачка, но свое слово всегда держал крепко. Вот и сегодня он, дождавшись темноты, вышел из дома и направился в сторону озера. На улицах притихшего с наступлением темноты поселка из-за боязни поселенцев встретиться с расходившейся в последнее время нечисти никого не было. Но ему, все равно, пройти к озеру незаметно для поселенцев не удалось. На околице поселка его уже поджидал Антон с Тимофеем Фроловичем.
   - Мы решили идти к озеру вместе с тобою, - тихо проговорил остановивший Аркадия Антон. - Мало ли что может произойти во время проверки моего предложения, как нам следует оберегаться от русалок.... Оно может и не сработать. И ты тогда окажешься в полной власти от этих проказниц, а нам, втроем, будет намного легче от них отбиться.
   - Если мы все выйдем на берег озера, то русалки могут не выйти из воды. Водяной не такой уж и дурак, как мы о нем думаем, а хитрый и расчетливый нечестивец. Он не станет понапрасну рисковать своими русалками, которых собирал для своего гарема долгие годы, если не столетия, - решительно отверг их помощь Аркадий. - Да, и что они могут со мною поделать? Топить нас им, по всей видимости, не разрешает Сатана. А эти их щекотки мне, не избалованному женской лаской, будут даже приятны. К тому же я твердо решил привести в свой дом русалку, так что вы должны понять, что лишние соперники мне не нужны.
   - Сумасшедший! - выкрикнул ему вслед Тимофей Фролович. - Идет на такое опасное дело, а еще шутки шутит! Все надеяться на свою удачу, но она, проклятая, чаще всего отворачивается от человека в самую все решающую для него минуту! Но этот паршивец по-своему прав, - буркнул, после недолгого раздумья, Тимофей Фролович. - Если твое средство подействует, то с ним ничего не случиться. А если нет, то нам и троим, вряд ли удастся справиться с этими русалками. Во всяком случае, с ним сегодняшней ночью ничего не должно произойди, а небольшая встряска для этого упертого придурка может пойти только на пользу.
   Завалившись в остывшую за долгий холодный день постель, Антон поторопился натянуть укрывающее его одеяло на голову. Теплое дыхание Антона прогрела воздух под одеялом, и он, незаметно для себя, погрузился в почти мгновенно овладевший его утомленным за день телом беспокойный сон. То, что овладевший им сон был беспокойным, еще не означало, что Антон в течение всей сегодняшней ночи был обязан просыпаться и не видеть постоянно беспокоивших спящих людей сновидений. Они вполне могли на него во время беспокойного сна опуститься, но в отличие от глубоких снов в них все было для видящих их людей неясно и неопределенно. Такие беспокойные сны чаще всего не давали видевшим их людям ясный и четкий ответ на измучившие их в реальной жизни вопросы. Люди еще долго должны были, если сны при просыпании не забывались, перебирать в своей памяти каждое свое сновидение, чтобы сделать по ним для себя хоть какие-нибудь выводы. Но, как любят приговаривать живущие на земле люди: в любом правиле есть и непременно должны быть исключения. Вот и сегодня Антон сразу же, после своего засыпания, оказался в уже знакомом ему светло розовом тумане, который приятно щекотал еле ощущаемой прохладою его обнаженное до пояса тело. Обволакиваемый клубящимися около него клубами тумана, не желая провалиться в невидимую яму или удариться во что-нибудь лицом, он шел по нему как слепой, осторожно ощупываясь впереди себя руками и ногами. Он шел уже долго, но неторопливо дышащему на Антона вкусными запахами детства туману, казалось, не была ни конца и ни края. Он шел, напряженно вслушиваясь в окружающее его безмолвие, с тревогой ощущая каждой клеточкой своего настороженного тела, что этот светло розовый туман вовсе не безлюден, как ему кажется. Антон знал, он по неизвестной для него причине был непоколебимо уверен, что в этом тумане находится тот, в ком он сейчас так сильно нуждается, и что от его с ним разговора может очень многое в жизни Антона проясниться. Только, наверное, и поэтому Антон, рискуя собственной жизнью, все шел и шел направляемый только одними своими, пока еще слишком неясными, ощущениями, вместо того, чтобы присесть прямо на землю и дожидаться, когда этот обволакивающий его туман рассеется.
   - Антон, ты слышишь меня!? - постоянно ощущал он этот повторяющийся зов в окружающем его тумане и никак не мог определить для себя направление его звучания.
   - Но почему я его слышу, если меня окружает почти могильное безмолвие? - задавался Антон вполне оправданным в его положении вопросом, пока не догадался, что этот постоянно повторяющийся зов исходит не из тумана, а из его собственной головы. - Что же это такое со мною сегодня происходит!? - воскликнул ничего не понимающий Антон. - Не заболел ли я!? Не схожу ли я, еще чего доброго, с ума!?
   Крайне недовольный своим сегодняшним состоянием Антон остановился и прислушался к этому немало его огорчающему зову в тщетной надежде, что он пропадет и не будет его больше тревожить. Но его ожидания не оправдались, этот очень сильно его обеспокоивший зов, как бы к нему приближаясь, все время становился еще громче и отчетливей. Подобное свое состояние Антона не только не устраивало, но и пугало. И он, в конце концов, решившись, выкрикнул:
   - Я слышу тебя! Говори, что тебе от меня надобно или пропадай навсегда!
   Но странное дело его отчаянный крик мгновенно поглощался окружающим Антона туманом, не позволяя ему слышать даже собственного голоса. Его крик не был услышан не только самим Антоном, но даже и тем, кто все это время непонятно куда и зачем его звал. И этот уже порядком надоевший зов не прекращался до тех пор, пока Антону не пришла в голову довольно нелепая мысль: раз ему не получается откликнуться на зов при помощи голоса, то почему ему не попробовать заговорить с этим окликающим его незнакомцем мысленно. И он, не видя перед собою другого более разумного выхода, подумал про себя.
   - Я слышу тебя, чего тебе от меня надобно?
   - Наконец-то, ты с нами связался! - воскликнул обрадованный голос в его голове. - А мы уже даже и не надеялись, что ты сможешь догадаться о возможности поговорить с нами. Здравствуй, Антон, ты только нас не бойся.... Мы не намерены причинить тебе хоть что-нибудь плохое, мы только хотим помочь тебе в твоем затруднительном положении....
   - Я вас не боюсь, - недовольно оборвал их задетый за живое Антон. - Но кто вы такие!? И почему вам понадобилось так срочно со мною говорить!? Чего вы от меня, собственно говоря, хотите!?
   - Мы твои предшественники.... Мы жили на земле до тебя.... И у нас с тобою одна общая душа. Все это очень долго объяснять, а у нас для разговора с тобою очень мало времени.... Ты знай для себя главное, что мы это ты, а ты сам включаешь в себе и всех нас. Мы с тобою, Антон, одно неразрывное целое, - пытаясь хоть как-то сократить объяснение, звучавшие в голове Антона голоса уже совсем его запутали.
   - Это, по всей видимости, что-то насчет переселения душ, - проговорил единственно, что он понял из их сбивчивых объяснений, Антон.
   - Мы хотим тебя успокоить и уверить, что ты поступил правильно, заговорив с женою вампира от имени Господа бога, - не став настаивать на его лучшем понимании их объяснений, перешли к самой сути причины его вызова звучащие в голове Антона голоса. - Понимаешь Антон, священник, как и все проживающие на земле люди - просто человек и ничего больше до тех пор, пока он не облачается в ризы, собою не представляет. Но, как только он облачиться в ризы, то он уже не просто человек, а представитель того, кого мы называем в своем мире Высшею силою, и начинает говорить только от его имени, только по его в это время внушению. Но и здесь тоже не все так просто, Антон, иной священник, даже находясь у алтаря, не может или не имеет права разговаривать от имени Господа бога. И только потому, что у него не преобладает искреннее желание помочь обращающимся к нему за помощью и поддержкою людям, наставить их на путь истинный, а только одна корысть и другие не приемливые для Высшей силы побуждения. Такой священник не только по своей форме, но и по своей сути, не является представителем Господа бога, и Он не станет разговаривать через него со своей пастою. Но ты, Антон, стал для поселенцев истинным священником, поэтому через тебя Господь услышал молитву обманутых Сатаною грешников. Он не только их услышал, но и понял. В свое время, когда эти грешники будут готовы принять Его благодать, Господь укажет им через тебя путь к спасению. Но ты должен знать, что должен будешь оставаться вместе с ними до их освобождения от нечисти, и что ты не имеешь никакого права отказывать самому пропащему, по твоему мнению, грешнику найти через тебя путь к спасению своей бессмертной души. Антон, ты достойно продолжаешь наши жизни..... Мы тобою гордимся.... Прощай!..
   Попрощавшийся со своими невидимыми собеседниками Анион увидел впереди себя в тумане разрыв и больше уже ни о чем, не думая, заторопился в его сторону. Подойдя к дому Тимофея Фроловича, он открыл входную дверь и уже на пороге обернулся в сторону бледно розового тумана, из которого выглядывали два похожих друг на друга молодых парня и махали ему руками.
   - Где-то я этих парней уже видел, - успел еще подумать Антон, прежде чем проснулся.
   Сумрачный свет луны разбрасывал свои тусклые отблески по потемневшей водной глади озера в страстном нетерпеливом желании привлечь к себе рассеянный взгляд бродившего по берегу озера Аркадия Безумного. Прохладная темная ночь веяла на задумавшегося о невозможности построения между людьми основанных на истинной справедливости отношений Аркадия безмятежностью и покоем. Она настойчиво призывала его мятежную душу забыться обо всем на свете и прожить остаток дарованной ему Сатаною жизни нормальной человеческой жизнью. Но эта нормальная жизнь как раз и была ненавистною для мятежных душ людей, подобных Аркадию, постоянно горевшим нестерпимым желанием перекроить, как дешевую ткать, неумелыми руками ученика человеческие отношения. Им больше подходила слякотная непогода и сильный порывистый ветер. Они, слывшие в народе чудаками и безумцами, пока их было на квадратную версту всего лишь считанные единицы, были не опасны в повседневной жизни для окружающих людей, которые всегда с насмешливой снисходительностью относятся к их странностям. Но горе тому народу, когда их кажущиеся по своей форме идеальными и справедливыми бредовые идеи вскружат головы подавляющего большинства людей. Заполучив на какое-то время в свои руки власть, они, мотаясь из стороны в сторону, до того сильно запутают все в жизни людей, что умнику, если на благо народа он еще найдется, понадобиться не одно десятилетие, чтобы все распутать и расставить по своим местам. Услышав позади себя еле слышный шорох Аркадий, обернувшись, увидел мчавшуюся к нему стайку резвых русалок. Опустившись на колени, он ножом начертил в траве крест и, обведя его кругом, поторопился занять место в его середине. Подсказанное Антоном средство против русалок не подвело. Только намерились подбежавшие русалки наброситься на бесстрашно ожидающего своей участи Аркадия, как окружающая его невидимая прочная стена их остановила. Невидящие вставшую на их пути защитную преграду, а поэтому недоумевающие, что это такое не подпускает их к так желанному для них молодому мужчине, ошеломленные русалки остановились. И растерянно замахав своими белыми без единой кровиночки ручками, забегали вдоль защищающей Аркадия от них окружности. Тщетно пытаясь отыскать в остановившей их стене хоть какой-нибудь проход к бесстрашно улыбающемуся Аркадию, русалки с перекошенными от злобы и отчаяния лицами носились, как угорелые. Они в это время вовсе не были, как можно было ожидать, бесстрастно равнодушными к наблюдающей за их напрасными потугами жертве. Совсем наоборот, они всем своим пренебрежительным видом старались показать ему свое презрение и постоянно окидывали Аркадия не обещающими ничего хорошего угрожающими взглядами своих осветившихся пронзительным адским огнем глаз. Стремясь, до смерти запугав Аркадия, заставить его в панике выскочить из защитного круга, они все время меняли с истошными воплями направление своего бега. То они бежали по окружности слева направо, о то, вдруг, совершенно для него неожиданно уже побежали справа налево. Если бы в середине круга находился боязливый человек, то русалки этими своими изменениями направления бега непременно закружили бы ему до беспамятства голову. Но бесстрашный Аркадий не собирался вращать вслед за ними свою голову, а только внимательно всматривался в мелькающих перед его глазами русалок. Их мертвые с бесстрастно остекленными глазами лица его не привлекали, поэтому он с таким же, как и у русалок, презренным равнодушием окидывал их ничего не выражающими взглядами. И так он продолжал смотреть на них до тех пор, пока ему не показалась вытолкнутая вперед грустно печальная русалка. В ее глазах Аркадий увидел столько затаенной тоски и такое нежелания заниматься вполне обычным для русалок занятием, что он не мог не обратить на нее внимание. Аркадий, сразу же почувствовав в ней родственную натуру, уже начал искать среди толпящихся около него русалок только одно ее лицо. Утратившие всякую надежду добраться до оказавшейся для них недоступной жертвы русалки, потихонечку успокаиваясь, начали отходить от круга. Нужная Аркадию русалка по этой же причине уже начала намного чаще появляться перед его глазами. И тогда он, улучив для себя подходящий момент, схватил ее за руку и, втащив внутрь круга, набросил на ней крестик. Затрепетавшая от объявшего ее при этом страха русалка притихла и, низко опустив свою понурую головку, молча стояла возле него, а ласково поглаживающий ее по худеньким прикрытым белым из домотканого полотна платьицем изящным плечикам Аркадий не мог налюбоваться ее красотою.
   - Я так долго искал тебя по всему белому свету, - лаково нашептывал он ей на ушко, - а ты вот где оказалась....
   Уже прямо завороженная его приятными для любой девушки словами признания в любви пойманная им русалка все ближе и ближе накланялась к оказавшемуся и для нее небезразличному Аркадию, пока не прижалась своим холодным плечиком к его груди. Так они и простояли до первого петушиного крика. Оглушительно громкий крик петуха немного отрезвил захмелевшего от счастья Аркадия. И он, подхватив свою русалочку под руку, осипшим от охватившего его волнения голосам тихо проговорил:
   - Пойдем, я покажу тебе наш дом.
   И она, тихая и покорная, молча зашагала рядом с ним в поселок.
   Пролетавшая всю ночь над поселком ведьма Варвара подлетела к торчавшей из крыши церкви трубе и, разрядившись напоследок доставляющим ей немалое удовольствие угрожающим воплем, проскользнула по камину внутрь церкви. Поставив в угол свою летательную метлу, она, желая, как можно скорее избавиться от доводящей ее до безумия липкой и вонючей ведьминой мази, поторопилась окунуться в еще заранее подготовленную теплую воду. Вымывшись, она обтерлась чистой простынею и, подбежав к стоящей возле камина сохе, воткнула в нее нож, но так сильно желанного для нее, после ночного летания над поселком, молочка из сохи не вылилось ни одной капли.
   - Что происходит сегодня с моей до этого всегда безотказной сохою!? - недовольно вскрикнула уже прямо изнывающая от нестерпимой жажды Варвара.
   Ничего не понимающая встревоженная Варвара все втыкала и втыкала свой острый, как бритва, нож в соху, но та сегодня была полностью пустой. Сдерживаемая до поры до времени ведьмою жажда, требуя своего немедленного удовлетворения, уже до того сильно и настойчиво заныла в ее груди, что разъяренная Варвара подняла с кровати еще не проснувшегося беса и потребовала немедленно обеспечить ее молоком. Бесу не надо было объяснять, что именно доставляет его подруге сегодня нестерпимые страдания, поэтому он, срочно вызвав к себе оборотня, повелел, доставить к нему весь утренний надой от общественного стада. К счастью корчившейся на кровати от невыносимой жажды Варвары утренняя дойка только что началась. И к церкви понеслись поднятые по тревоге члены правления коммуны с наполненными молоком ведрами в руках. Принимающий от них ведра у входа в церковь оборотень уже сам относил их Варваре, а та с невероятной жадностью хваталась за каждое ведро и тут же выпивала наполняющее их молоко до последней капли.
   - Сколько же еще в нее влезет молока? - думал про себя переживающий, что ему может не хватить сегодняшнего утреннего надоя, оборотень. - Чем же мне тогда будет насыщать эту бездонную бочку?
   Но его опасения не оправдались: оголодавшая ведьма, скоро насытившись, ощутила саму себя намного лучше.
   - Остатки надоя, Демьян Давыдович, раздай коммунарам, - распорядился бес и предупредил. - Проследи, чтобы в поселке о случившемся сегодня с Варварой никто не узнал.
   - Все будет в порядке, Иван Иванович, - заверил его оборотень. - Если молоко еще понадобиться, то можно и внеплановую дойку устроить....
   - В этом, мой друг, нет никакой необходимости, - успокоил его бес, - но вечером непременно ко мне зайди. Я хочу кое-что с тобою срочно обсудить. Как ты ощущаешь себя, дорогая? - спросил бес Варвару, после ухода оборотня.
   - Немного лучше, - слабым голосом отозвалась Варвара и, злобно заскрежетав зубами от переполняющей ее ненависти к подловившим ее строптивым поселенцам, добавили. - Кто-то научил этих недочеловеков перевертывать вверх дном подойники, поэтому молоко из сохи не полилось?
   - Мы непременно отомстим за все твои сегодняшние мучения, дорогая, - ласково поглаживая свою голубку, проворковал вкрадчивым голосом бес. - Сегодняшней ночью соберемся на совещание возле озера и подумаем, как отучить этих негодных поселенцев нам пакостить, как нам добиться, чтобы все поселенцы покорно и безропотно воспринимали наши, пусть не всегда и безобидные, шутки с ними. И чтобы ни один их них под угрозою немедленной расправы даже и не думал о возможном сопротивлении нашим домогательствам на их, так называемые, бессмертные души, а не только с готовностью, но и с превеликим удовольствием, преподносили по первому требованию нам на подносе все еще находящее в их пользовании свое сокровище.
   Весть о поимке Аркадием Безумным русалки быстро разнеслась по всему поселку. По дороге к месту развода на общественные работы Антон с хозяином только и слышали, как коммунары шептались об этом между собою.
   - Молодец, Аркадий, он больше всех нас убедил односельчан, что не так страшен черт, как его малюют, - с похвалою отозвался о поселковом чудаке Тимофей Фролович. - Теперь все мужики в поселке непременно побегут ночью на берег озера ловить русалок. Я не сомневаюсь, что сейчас многие из них просто мечтают заполучить для себя бесплатную работницу, с которой можно и немного развлечься по ночам. Они же, в отличие от наших поселковых женщин, уже давно приучены соглашаться на любое требование желающих их любви мужчин....
   - Все это так, но чем они будут их кормить? - напомнил хозяину о нынешнем бедственном положении поселенцев Антон.
   - Только одно это их и остановит, - рассмеялся в ответ хозяин, - а то завтра же у водяного уже не было бы ни одной русалки. Теперь этот поганец будет остерегаться выпускать по ночам на берег озера своих подружек.
   Повеселили и без того бурлящую толпу поселенцев и возвращающиеся с утренней дойки доярки своими рассказами, как жена председателя коммуны только что выпила почти половину надоенного ими молока.
   - Это уже твоя заслуга, Тимофей Фролович, - проговорил весело толкнувший хозяина Антон. - Заставил ты сегодня жену председателя помучиться некоторое время без молока. Вполне возможно, что полученный ею сегодня урок заставить ведьму отказаться от ночных виражей над поселком.
   - Хорошо, если бы все было именно так, - неуверенно пробормотал хозяин. - Мы немного отоспались бы, после бессонных последних ночей. Но я боюсь, что они еще далеко не полностью раскрыли перед нами все свои возможности. Нечистые на такое поганое дело самые непревзойденные мастера....
   Подоспевший Разгуляев распределил коммунаров на работы, но расходящиеся поселенцы не торопились уходить к указанному им бригадиром месту, а выбирали для себя именно ту дорогу, которая вела их мимо дома Аркадия Безумного, надеясь хотя бы краешком глаза посмотреть на пойманную им ночью русалку.
   - Какая она справная и работящая, - расхваливали ее заглядывающие в окошко бабы, воочию видя, как русалка приводит в порядок холостяцкое жилье Аркадия. - Даже и не вериться, что такая смирная и покладистая русалка способна ночью защекотать человека до смерти. Да, и сам Аркадий тоже уже совсем переменился..... Может, за ум возьмется?.. Он все-таки уже не один.... У него семья.
   Поселенцы не торопились на вконец опостылевшую им работу, и толпа возле дома Аркадия потихонечку увеличивалась. И, по всей видимости, очень скоро, если бы не прибежавший предупрежденный союзниками нечисти Разгуляев, возле дома Аркадия уже собрались бы почти все поселенцы.
   - Беда, Иван Иванович! - вскричал ворвавшийся в кабинет беса оборотень.
   - Что же еще могло произойти в этом забытом богом поселке, Демьян Давыдович? - уточнил встревоженный бес. - Я хотел видеть тебя только сегодняшним вечером....
   - Беда, - еще раз повторил немного отдышавшийся оборотень и рассказал бесу о последних поселковых новостях.
   - Да, обстановка в поселке слишком опасная, чтобы мы могли не обращать на все эти происшествия с нашими друзьями должного внимания, - вынужден был с ним согласиться бес. - Если мы не примем срочных мер, то эти выходящие из-под нашего контроля недочеловеки смогут не только загнать нас в угол, но и прижать к стенке. Предупреди всех наших, что в ровно полночь мы собираемся на берегу озера и вместе подумаем, как нам с этими неугомонными поселенцами справляться, как нам заставить их с должной покорностью воспринимать наше над ними подшучивание....
   Ближе к полуночи исполняющий поручения беса оборотень спустился в могилу упыря, который в это время еще лежал застывшим в мертвой неподвижности в гробу. В ожидании времени его пробуждения оборотень, присев на валяющуюся рядом с гробом крышку, окинул внимательным взглядом новое жилье своего друга и соратника па нечистым делам. Если судить по разбросанным на полу могилы пустым бутылкам, то оборотень без труда предположил, что у его друга перед тем, как укладываться на день в гроб, уже не было достаточно сил, чтобы укрыться крышкою.
   - Переживает, что эта уродина Света все-таки умудрилась отвадить его от своего дома, - догадался окинувший мертвое тело упыря сочувствующим взглядом оборотень.
   Ровно в полночь неподвижное тело упыря зашевелилось. Приподнявшийся над мягкой постилкой в гробу упырь схватился одной рукою за уже прямо раскалывающуюся у него, после тяжелого похмелья, голову, а другою рукою потянулся к стоящей возле гроба бутылке. Отпив из нее почти что половину, он удовлетворенно крякнул и, поставив ее на место, недовольно проворчал вслух:
   - Хорошо еще, что я на весь день умираю, все меньше приходится мучиться от этого проклятого похмелья.
   - Похмелился, Игнат Михайлович, - негромко окликнул его оборотень.
   - Кто это осмелился меня потревожить!? - с угрозою выкрикнул обеспокоенный упырь, но, увидев находящегося в его могиле оборотня, приветливо улыбнулся. - А, это ты, Демьян Давыдович, пришел навестить своего старого друга.... И что же ты хочешь мне сказать? Чем ты обрадуешь своего опозоренного бывшею женою, черт бы ее побрал, друга?
   - Собирайся, Игнат Михайлович, все наши уже собрались на совещание возле озера. Ждут, пока ты не встанешь из могилы.
   - Однако скоро узнал, Иван Иванович, о постигшей меня беде, - уныло пробормотал поникший упырь. - Теперь он, наверное, мечет в мою сторону громы и молнии....
   - Беда не у тебя одного, Игнат Михайлович, - успокоил его рассказавший обо всех провалов в поселке нечисти оборотень.
   - Представляю физиономию водяного, - уже намного веселее пробормотал упырь, - потеряв одну из своих красоток. Он теперь, наверное, и места себе не находит от распирающей его изнутри злобы.
   Друзья допили остатки самогонки и, выйдя из могилы, поспешили к месту сбора.
   В эту ночь не потревоженные нечистью поселенцы спали, как убитые, но возвращающейся с совещания мстительной Варваре их мирный покой показался слишком уж незаслуженным этими недочеловеками. И она в страстном желании хоть как-то им досадить обернулась белою кошкою и выдоила у особенно ненавистных ей баб коров. Проснувшиеся рано утром бабы поспешили к своим кормилицам с подойниками, но не тут-то было: в их вымени уже не было ни капли молока.
   - И как только эта проклятая ведьма умудрилась выдоить ночью мою корову? - недовольно ворчали разочарованные в своих буренках бабы. - Я же вчера вечером не забыла перевернуть свой подойник вверх дном.
   Но на одних выдоенных ночью ведьмою коровах их несчастье не окончились. Оказалось, что к ручью им тоже стало опасно подходить. Только наклониться баба к воде, чтобы прополоскать белье или омыть руки, как водяной хватает ее за волосы и раз за разом окунает ее насмерть перепуганную голову в воду, пока незадачливая жертва полностью не обессиливала.
   - Этот поганый водяной так сильно обозлился на нас только из-за уведенной недавно этим придурком русалки, - шептались между собою озабоченные бабы и недовольно косились в сторону дома Аркадия Безумного.
   Побывав хотя бы однажды в поганых лапах водяного, бабы начали опасаться подходить к ручью, а при острой необходимости просили им услужить поселковых пьяниц и проституток. Получив от смертельно напуганных баб подношение, пьяницы и проститутки смело шли к ручью за водою. Считающий их своими соратниками водяной даже не пытался их хоть чем-то напугать.
   - Надо вам, бабоньки, меньше слушать всяких смутьянов, а больше верить советам наших начальников, - назидательно приговаривали союзники нечисти умоляющим оказать им услугу поселенкам, - и тогда вам никто досаждать не будет. Только одни наши начальники сумеют вас уберечь от всех поджидающих вас еще впереди неприятностей.
   Выскочившая из печной трубы Варвара молча пролетела над поселком и, зависнув над озером, потихонечку опустилась к его водной глади и со зловещею ухмылкою хлестала по воде хворостинкою до тех пор, пока из нее не начали исходить густые клубы серого тумана. Сгущающиеся при охлаждении в поднебесье эти туманные клубы сбивались в черные лохматые тучи. А когда их набралось в поднебесье даже больше, чем достаточно, уже порядком уставшая Варвара перестала избивать хлесткой хворостинкой озерную воду и, оседлав самую большую тучу, с громким выкрикиванием слов вызывающего сильный порывистый ветер заклинания направила ее на поселок. Поливший из тучи самый настоящий проливной ливень быстро ее истощил от наполняющей влаги. И тогда слетевшая с нее Варвара направила свою метлу к дому, хозяин которого подозревался в связях с "Союзом борьбы". Обернувшись белою кошкою, она мышью проскользнула в дом и со злорадным мяуканьем вскочила на грудь забывшегося в сладком сне на полатях мужика. До наступления скорого рассвета она мучила беспомощного и бессильного перед ее чарами хозяина дома, который, изнемогая от навалившейся на него не позволяющей ему сказать хотя бы слово непомерной тяжести, был не в силах сбросить ее с себя. С первым петушиным криком она, оставив бедного мужика в покое, возвратилась в церковь.
   Сопровождающий упыря оборотень всю ночь бродил вместе с ним по поселку в поисках изб, хозяева которых уже забылись в сладких снах, как говориться, без задних ног.
   - Кто здесь живет? - глухо спросил у оборотня упырь, когда тот подвел его к одному из подобных домов.
   - Один из бывших состоятельных поселенцев, - тихо шепнул ему оборотень.
   Удовлетворенно кивнувший головою упырь подошел к окошку и начал в него дуть. Отчего лежащая на полатях хозяйка громко чихнула.
   - Что это с тобою произошло? - недовольно буркнул проснувшийся от ее чиха хозяин. - Не заболела ли ты часом?.. Может, сбегать за бабкою Лукерьей?..
   Но ответить мужу подавшаяся дутью в окошко упыря женщина уже не успела: ворвавшийся в дом упырь, вонзив в ее шею кровососущие клыки, начал, захлебываясь, с удовлетворенным урчанием высасывать из нее лакомую кровь.
   - Эта женщина, прежде чем восстановить свои силы, непременно проваляется в постели не меньше месяца, - буркнул в ответ на вопросительный взгляд поджидающему его оборотню повеселевший упырь.
   - Тебе, дружище, надо быть во время своего насыщения немного осмотрительным, - буркнул недовольно нахмурившийся оборотень. - Если они, после твоего угощения, заболеют на столь длительное время, то кто тогда будет на нас работать?
   - К началу посевной она должна, после сегодняшнего слишком близкого со мною знакомства, очухаться, - беззаботно буркнул упырь и, сытно рыгнув, добавил, - У нее была такая сладкая кровь, что я не мог заставить себя остановиться.....
   В это время разразилась над поселком вызванная ведьмою Варварою гроза.
   - На сегодня все, - осмотрев с мрачным удовлетворением прохудившиеся небеса, проворчал сытый упырь, - пора и нам расходится по своим домам.
   Друзья попрощались: упырь зашагал в сторону своей могилы, а оборотень заторопился на скотный двор.
   К утру насланный ведьмою не поселок ливень успокоился, но сильный порывистый ветер не унимался и продолжал злобно гудеть в каминах поселенцев. Вставшие рано утром со своих постелей коммунары тепло оделись и направились к месту развода на общественные работы с надеждою, что на сегодня им работать при таком сильном ветре не придется. Но строгий бригадир был непреклонным, и они с явной неохотою разошлись по местам работы. Донимавший и без того раздраженных поселенцев весь день ветер не успокоился ни к вечеру и ни даже в последующие дни. Как бы не топили поселенцы печи, но этот очень им досаждающий все время меняющий свое направление порывистый ветер быстро их остужал. И они, закутавшись во все, что могли отыскать в чуланах, прижимаясь к своим быстро остужающимся печам, тревожно между собою шептали, что этот ветер им послан в наказание Сатаною только за то, что они осмеливались ослушаться его слуг. Уже совсем измученные свалившейся на них очередной напастью поселенцы при случайных встречах с нечистью низко им кланялись и умоляли, посодействовать за них перед Сатаною, чтобы он простил своих неразумных детей. А сами окидывающие снисходительными взглядами унижающихся перед ними поселенцев нечистые, покровительственно хлопая по их плечам, охотно обещали свою помощь и содействие.
   Василия Золотникова не волновали ни переживание своих односельчан, ни уже выходящий из общепринятых рамок приличия разгул нечисти. После окончания общественной работы, он всего лишь на одну минуту забегал домой, чтобы немного утолить донимающий в последнее время и его голод, торопился в лес к предполагаемому месту зарытого в земле сокровища. Там он уже дотемна рубил небольшие осинки и высекал из них острые колья. Возвращаясь из леса, он сразу же взбирался на полати и мгновенно погружался в такой крепкий сон смертельно уставшего за день человека, что потревожить его уже не мог ни этот сильный порывистый ветер и уж, тем более, забавы не в меру расходившейся нечисти. К спящему человеку нечисть не подпускает приставленный к нему Высшими силами, начиная с первого дня его рождения, ангел-хранитель. Только, наверное, и поэтому нечисть по привычке, потому что у оживленных с помощью колдовства Сатаны поселенцев ангелов-хранителей не должно было быть и в помине, к мирно сопевшему на полотях Василию не приближались. Походы Василия Золотникова, после окончания общественной работы, в лес не остались незамеченными поселенцами, но они, немного посудачив об его очередных странностях, скоро из-за обеспокоивших их последних событий в поселке начисто о нем забывали. Так он и выпал из поля зрения, как поселковых сплетников, так и нечисти. Но самого и до этого не обращающего особого внимания на людскую молву Василия подобное свое положение в поселке не только не волновало, но и даже не беспокоило. Продолжающий свое очень странное для всего поселка занятие Василий изготовил и сложил неподалеку от груды камней понадобившиеся ему для торговли с охраняющим сокровище демоном ровно сто осиновых колов. Однако, как оказалось, в поселке о нем забыли не все. С нетерпение ожидающие, когда их любимый дядя Вася изготовит колья Юра и Любушка встретили возвращающегося из леса Василия на околице.
   - Это вы, мои друзья, - проговорил при виде встречающих его детей приветливо улыбнувшийся Василий. - Идите домой, и отогревайтесь на теплой печке. При таком сильном порывистым ветре об откапывании сокровища не может быть и речи. Это дело не спешное, подождем, пока не наладиться погода.
   - Мы не согласны, дядечка, - проговорили немало огорченные дети. - Этот ветер может еще дуть долго, так стоит ли нам обращать на него внимание?
   - Сегодня я с вами никуда не пойду, - строго проговорил Василий поникшим детям. - Идите домой, и залезайте, пока родители вас не хватились, на теплую печь. Мы пойдем в лес за сокровищем только тогда, когда утихнет этот никому не дающий покоя ветер. Вы же не думаете, что при таком сильном ветре мне будет легко уговаривать охраняющего клад демона отдать свое сокровище. Для этого мне нужна тихая безветренная погода.
   - А если этот нехороший ветер никогда не утихнет? - еле сдерживая прорывающие из ее глаз от огорчения слезы, спросила у несговорчивого сегодня дяди Васи Любушка.
   - Я думаю, что этому ветру уже пришла пора угомониться, - недовольно буркнул Василий и прикрикнул на детей. - Долго ли мне еще придется вас ждать! Немедленно бегите домой, пока обеспокоенные вашим отсутствием родители не начали искать вас по всему поселку!
   Разочарованные разговором с дядей Васею дети побежали домой, а продолжающий ворчать себе под нос, что-то невнятное, Василий отправился к себе. Дома он перекусил своренной еще утром холодной картошкою с молоком и, продолжая сердито бубнить себе под нос, начал собираться сводить счеты с этим мешающим ему откапывать сокровище ветром:
   - Я непременно должен убить этот мешающий моим задумкам ветер. Я не могу сейчас, когда уже все подготовлено, позволить хоть кому-то из поселенцев меня опередить. Все, сейчас я выйду из дома и убью этот ветер, чтобы ему было ни дна и ни покрышки.
   Василий, достав из потайного места лук, вынул из висевшего на стене его дома колчана стрелу с расщепленным наконечником и вставил в нее трут. Выйдя на улицу, он, после недолгих колебаний, решительно зашагал в направлении дома Тимофея Фроловича.
   - Позови Антона, - попросил он хлопотавшую во дворе Настасью. - Я хочу попросить его о помощи в одном деле.
   Согласно кивнувшая головою Настасья вошла в дом, а Василий, нервничая, с нетерпением расхаживая возле забора, пока не увидел вышедшего к нему Антона.
   - Пойдем со мною, ты мне поможешь убить этот проклятый ветер, - заторопил он Антона.
   - Разве способен человек убить ветер? - переспросил усомнившийся в его словах уже наслышанный о странностях Василия Антон.
   - Так мне еще надо тебя уговаривать!? - с возмущением выкрикнул недовольно поморщившийся Василий. - Ну что ж, раз тебе этот ветер нравится, то тогда я, наверное,.....
   - А какой именно ты ожидаешь от меня помощи? - перебил его и сам желающий, как можно скорее избавиться от ветра Антон, но которому в одно и тоже время не хотелось оказаться вовлеченным Василием в какую-нибудь авантюру стать посмешищем и притчей на языках всего поселка.
   - Ты должен будешь идти сзади меня и, хватая меня за плечи и одежду, кричать: Не стреляй! Не убивай! - объяснил его обязанности Василий и нетерпеливо спросил. - Так ты пойдешь со мною убивать ветер, или мне поискать для помощи какого-нибудь другого поселенца?
   - Пойду, - после недолгих колебаний, согласился Антон, которому не очень-то хотелось участвовать в этой комедии, но, как говориться, чем черт не шутит, а вдруг им и на самом деле удастся освободить измученный поселок от слишком затянувшегося ветра.
   Выйдя вместе с Антоном на околицу поселка, Василий поджег трут и, положив на лук стрелу, занялся поискать источника ветра - закружившийся с невероятной скоростью вихрь. Не отстающий от него ни на шаг Антон, хватая его за плечи и за одежду, выкрикивал заранее сказанные ему Василием Золотниковым слова. Ощущающий самого себя в положении обманутого в своих надеждах человека Антон уже не раз хотел перестать участвовать в этой комедии, но охватившее его в самом начале желание непременно покончить с доставляющим поселенцам одни только неприятности ветром заставляло его еще немного потерпеть. Но у любого терпения имеется не только свое начало, но и свой конец. Только уже намерился прокричавший в очередной раз оговоренные слова Антон отказаться от своей не только смешной, но, как ему тогда казалось, просто нелепой роли, как остановившийся Василий увидел впереди себя кружившийся в нетерпеливом жужжании вихрь. Больше не желающий тратить понапрасну ни одного мгновения Василий, натянув лук, пустил в него стрелу.
   - Убил! - громко выкрикнул он и, повернувшись в противоположную от вихря сторону, торопливо зашагал обратно в поселок.
   - Кого ты убил? - уточнил уже ругающий самого себя за то, что доверился этому, по всей видимости, сумасшедшему поселенцу, Антон.
   - Ветер убил! - ответил Василий и предупредил. - Если не хочешь навлечь на себя беду, то не оборачивайся и не смотри в ту сторону, куда улетела моя стрела.
   - Но ты убил не поселенца? - продолжал выпытывать у него Антон.
   - Конечно же, нет! - с возмущением выкрикнул обиженно засопевший Василий. - И как только такое непотребство могло придти в твою голову! Я нашел вихрь - сердце ветра - и пустил в него стрелу.... Только и всего.
   И как бы в подтверждение его слов ветер, потихонечку теряя свою силу, начал утихать.
   - Вот теперь ты уже и сам можешь убедиться в правоте моих слов, - с мрачным удовлетворением буркнул Василий и, не прощаясь с Антоном, отправился к себе домой.
   Только успела выпущенная Василием стрела насквозь пронзить вихрь, как сидящая возле беса Варвара с истошным воплем схватилась за грудь, из которой через ее ладони начала просачиваться кровь.
   - Что с тобою происходит, дорогая!? - вскричал встревоженный бес.
   - Кто-то из этих недочеловеков убил ветер, - с трудом выдавила она из себя.
   - Слишком уж сильно не расстраивайся, дорогая, - беззаботно буркнул успокоенный бес. - Сотворенный тобою ветер уже и нам тоже порядком надоел.
   Пронзившая нечестивую Варвару боль скоро прошла, а выступившая на груди кровь бесследно исчезла, словно ее там никогда не бывало.
   - Где ты так долго пропадал? - поинтересовался хозяин у возвратившегося в дом Антона.
   - Убивал вместе с Василием Золотниковым ветер, - прошептал замершими губами Антон.
   - Ну, и как вы справились со своей грандиозной задачею? - принимая слова Антона за шутку, усмехнулся хозяин.
   - Василий утверждает, что этот надоедливый ветер уже к утру совсем утихнет, - проговорил прижавшийся к теплой печке Антон. - Да, и прямо сейчас он уже начал потихонечку утихать.
   - Дай нам бог, что это было так, - недовольно буркнул окинувший Антона недоверчивым взглядом хозяин. - Пора спать, завтра рано подниматься.
   Проснувшись, как и всегда, рано утром, они уже не застали во дворе вчерашний ветер. Только что выглянувшее из-за гор красное солнышко торопливо осыпала своими теплыми лучиками промерзлый поселок. Повеселевшие поселенцы начали собираться на работу. И никто из них не только не видел, но и даже не догадывался, что вскочивший раньше их с теплой постели Василий прибежал к месту, где он вчера убил вместе с Антоном ветер. Обнаружив на месте нахождения вчерашнего вихря окровавленную стрелу, он забросал ее камнями и землею, чтобы никто из его односельчан не смог ее поднять и тем самым накликать на себя беду. Только успел Василий переделать всю порученную ему бригадиром на сегодня работу, как сгорающий от нетерпения Юра с Любушкой уже вышли на околицу поселка его встречать.
   - Не рано ли вы, друзья, беспокоите пожилого человека? - отчитал детей напустивший на себя суровый вид Василий. - Я только что возвращаюсь с работы.... Может, вы мне позволите хотя бы немного отдохнуть....
   - Дядя Вася, но ветер-то перестал..... И мы подумали, что ты сразу же, после работы, отправишься в лес, - прощебетали смутившиеся дети.
   - Вы думали, - передразнил их недовольно нахмурившийся Василий. - Ну да ладно, давайте навестим предполагаемое место нахождение клада. Я ему еще одну проверку устрою.....
   Повеселевшие дети бодро и весело зашагали за повернувшим в сторону леса дядею Васею.
   - И как мы сегодня будем проверять наличие закопанного в земле клада? - выпытывала по дороге у Василия любознательная Любушка.
   - Придем на место и ты, моя девочка, сама все увидишь, - не стал поддерживать разговор, задумавшийся о чем-то своем Василий.
   К этому времени его нога уже полностью прошла от недавнего вывиха, а не забывающий о своем недавнем посрамлении ольховый ребенок больше даже не пытался их беспокоить своим нестерпимым криком. Еле успевающие за дядею Васею дети даже и не заметили, как подошли к знакомой груде камней. Василий подобрал себе небольшой гладкий плоский камень и, достав из кармана нож с черной рукояткою, принялся царапать на камне какие-то слова.
   - Зуав, Гоил, - по слогам прочитал Юра и поинтересовался. - Зачем ты их пишешь, дядя Вася?
   - Так надо, - тихо проговорил Василий.
   Дописав последнее слово, он тем же ножом слегка надрезал себе мизинец и, измазав выступившей кровью камень, положил его на то самое место, где они обнаружили передвинутую планетную таблицу.
   - На этом все, ребятки, - с удовлетворением осмотрев свою работу, тихо проговорил Василий, - а сейчас можно сходить домой и немного перекусить. С началом вечерних сумерек я снова приду на это место.... Если я увижу объявившуюся над этим камнем горящую лампаду, то уже не буду больше сомневаться, что клад зарыт именно здесь.
   - А мы, дядя Вася, что будем в это время делать!? - воскликнули недовольные, что в словах дяди Васи не было даже намека, что они тоже будут участвовать в откапывании из земли клада, дети. - Разве ты не хочешь взять нас собою!?
   - Так поздно вас не отпустят родители, - уже более строго проговорил Василий, - но не переживайте это сокровище никуда не денется. Вы сможете на него полюбоваться и завтрашним утром.
   - Дядя Вася, если нас родители отпустят, то тогда нам можно будет пойти в лес вместе с тобою, - пролепетала размазывающая по мокрому личику слезы Любушка.
   - Не упрашивай, Любушка, - наотрез отказал ей ласково погладивший по ее головке Василий. - Сегодняшней ночью мне придется бороться с охраняющим клад демоном, а это занятие не только опасное, но и угрожает кладоискателю самыми неприятными для него последствиями.... Будет лучше, если вы подождете меня дома....
   - Дядя Вася, - не сдавалась Любушка, - но ты нам обещал, что не будешь откапывать сокровище без нас....
   - Но, Любушка, - возражал ей Василий, - этот ужасный демон вполне способен напугать тебя до смерти.... Как мне потом оправдаться перед твоими родителями?.. Да, и мне самому тоже будет очень невесело продолжать в случае твоей безвременной смерти жить без тебя в нашем поселке....
   - Но я же, дядя Вася, не побоялась осиного мальчика, - продолжала возражать Любушка, и добродушному Василию ничего больше не оставалось, как согласиться взять детей с собою.
   - Ну, хорошо, если вас отпустят родители, то с началом вечерних сумерек я буду вас ждать на околице поселка, - в конце концов, дал свое согласие Василий. - Только мне ночью не пищать и не говорить, что вам страшно! - выкрикнул он уже вслед побежавшим в сторону своего дома детям.
   - Юра!? - окликнул их находившийся в это время во дворе Тимофей Фролович. - Где это вы так долго шляетесь!? Мать уже с ног сбилась в поисках вас!
   Предчувствующие ожидающие их неприятности дети вошли в дом, а там их поджидала разозленная Настасья.
   - Юра! - сразу же напустилась она на мальчика. - Ты старший, а ведешь себя, как еще совсем маленький несмышленыш. Сам болтаешься непонятно где, да еще и Любушку с собою прихватил. Или ты не знаешь, что твориться в последнее время в нашем поселке!?
   - Мамочка, - захныкала Любушка, - на улице еще совсем светло. Зачем ты ругаешь Юру?
   - Ну, вот еще нашлась защитница, - рассмеялась, шутливо погрозив Любушке пальцам, Настасья - А я, ведь, еще до тебя не добралась.... А ну марш на кровать, и чтобы я больше оттуда даже вашего шороха не слышала!
   Дети, не раздеваясь, вскочили на кровать и накрылись с головою одеялом.
   - Юра, - зашептала на ухо брату Любушка, - не отпустят нас родители с дядей Васею.
   - Нечего не поделаешь, нам придется смириться с их волею, - грустно ответил ей Юра. - С родителями не поспоришь....
   Любушка недовольно засопела и беспокойно заворочалась на кровати. Она не хотела еще больше сердить свою маму, но ей очень хотелось пойти с дядею Васею в лес откапывать сокровище. Ей было просто невыносимо представлять себе, как дядя Вася один без нее откапывает сокровище и рассматривает драгоценные украшения, о которых она в поселке не могла даже мечтать.
   - А ему одному в лесу будет страшно, - тихо прошептала она в надежде, что Юра предложит сам ей то, что только что пришло в ее сообразительную головку.
   - Он взрослый, - недовольно буркнул Юра, - а взрослые ничего не боятся.
   - Вот какой он у меня оказывается непонятливый, - подумала про своего брата рассердившаяся Любушка и предложила сама. - Юра, давай убежим.... Мы не можем оставить дядю Васю на съедение этому ужасному охраняющему клад демону.
   - Как это убежим? - переспросил ее Юра. - Обнаружившие наше исчезновение родители снова начнут нас искать, и тогда нам попадет от них еще больше.
   - А мы уйдем потихонечку, - продолжала объяснять свою задумку Любушка. - Вместо нас мы под одеяло что-нибудь подложим.... Родители будут думать, что мы спим, и не станут нас искать....
   - Не выдумывай! - недовольно прикрикнул на свою сестру Юра. - Мне за все и попадет, а ты, как и всегда, останешься в стороне....
   - Сегодня ночью дядя Вася откапает несметные сокровища, - вслух размышляла соблазняющая своего брата Любушка, - а мы так и не увидим, как их закапывают злые разбойники.
   Но притворившийся спящим Юра молчал.
   - Хорошо ей, маленькой, - с раздражением думал он про себя. - С нее взятки гладки.... Она всегда мною прикроется.
   Ему и самому хотелось убежать в эту ночь к дяде Васе, но он знал, что Люба одна не останется, что она непременно последует за ним.
   - А как было бы хорошо, если бы Люба согласилась остаться дома, - думал он. - Спросят их родители, а она за них двоих и ответит....
   Любушка, не умолкая, красочно расписывала сокровище и угрожающие дяде Васе сегодняшней ночью опасности, как он в одиночку сражается с охраняющим сокровище ужасным демоном.
   - Непременно погибнет он без нас, - жалостливым голосом приговаривала Любушка. - Ему может понадобиться помощь, а нас рядом с ним не будет. И все из-за твоего упрямства, Юра.....
   - И чего ты только пристаешь ко мне, как репей!? - прикрикнул на сестру не сдержавшийся Юра. - Ты думаешь, что мне дядю Васю не жалко!? Ты считаешь, что я желаю ему скорой смерти!? Так уж быть, пойдем.... Только уговор, перед родителями больше за меня не прятаться!..
   - Не переживай, Юра, - успокоила его повеселевшая Любушка. - Мы подложим под одеяло старую одежду,... И все будут думать, что мы спим.... Наша мамочка будет очень довольною, что мы ведем себя сегодня на удивление тихо....
   - Хорошо, а сейчас начинай собираться, - недовольно буркнул Юра.
   Дети уложили под одеяло старую одежду, и отошли в сторону, проверяя, как их задумка будет выглядеть со стороны.
   - Похоже, - прошептала осмотревшая просматривающиеся под одеялом две детские фигурки, одна из которых было немного побольше, Любушка. - А ты, Юра, боялся.... Побежали быстрее, а то дядя Вася уйдет в лес без нас.
   Приоткрыв дверь, они выглянули наружу. Мама в хлеву покрикивала на корову, а папа вместе с дядей Антоном кололи дрова.
   - Пошли, - прошептал не увидевший никого, кто смог бы их задержать, Юра.
   И дети, выскользнув из дома на улицу, побежали на условленное место.
   - Где вы так долго пропадали? - недовольно буркнул поджидавший их Василий. - Я уже намеревался идти в лес один.
   - Нас мама долго не отпускала, - проговорила в оправдание Любушка.
   Василий передал Юре мешок, доверил Любушке нести графинчик с узким горлом и широким туловом, а сам, забросив на плечо лопату, пошел в направлении леса. Было темно, и в окружающем тропинку кустарнике уже начало видеться или показываться бесчисленное множество не только таинственных, но и пугающих робкую детскую душу, страхов. И дети, пугливо оглядываясь по сторонам, вприпрыжку бежали за дядей Васей. Им почему-то все время казалось, что кто-то с непременно угрожающей ухмылкою не только поглядывает из-за кустов, но и ждет подходящего времени, чтобы на них наброситься. Разыгравшееся детское воображение постоянно рисовала все более страшные картины скрывающихся за кустами ночных пугал. И дети, ясно и вполне отчетливо ощущая на себя их взгляды, изо всех сил старались не отставать от торопливо шагающего впереди дяди Васи.
   - Небось, устали, ребятки? - спросил у запыхавшихся детей Василий, когда они подошли к предполагаемому месту зарытого в земле клада.
   - Нет! Нет, дядя Вася, мы нисколько не устали! - хором ответили ему дети.
   - Тогда, сразу же и начнем, - тихо проговорил внимательно осмотревшийся вокруг Василий.
   Только одних этих его долгожданных слов оказалось достаточно, чтобы притихшие дети тут же начисто забыли обо всех своих недавних страхах и о своей недавней усталости. Они снова были готовы с головою окунуться в обещающее им невиданное доселе увлекательное приключение во время выкапывания из земли зарытого ужасными и беспощадными разбойниками сокровища. Их сердца уже бились вовсе не от страха, а от ожидания неминуемой схватки дяди Васи с охраняющим клад ужасным демоном. И никакая сила, а, тем более, опасность уже не смогли бы их уговорить, если не уйти, то хотя бы уклониться от этой угрожающей их жизням скорой схватки с охраняющим клад демоном.
   Подобрав хорошее, по его мнению, место для наблюдения, Василий расстелил по земле мешок и предложил детям присаживаться на него.
   - И что мы, дядя Вася, должны будем делать? - полюбопытствовала неугомонная Любушка.
   - Вы должны будете только сидеть на этом мешке, и смотреть, а в случае хоть какой-нибудь опасности убегать от этого места со всех ног, - ответил ей дядя Вася.
   - Дядя Вася, а что мы должны будем увидеть? - переспросил его Юра.
   - Не отводи своих глаз с места, где зарыт, как мы думаем, клад и все увидишь сам, - посоветовал ему дядя Вася.
   Неприятно поежившиеся дети примолкли и три пары глаз, не отрываясь ни на одно мгновение, смотрели на место предполагаемого клада. Время шло, но там ничего интересного не появлялось.
   - Может оно и не появится вовсе? - предположила потерявшая терпение Любушка.
   - Если хочешь стать кладоискателем, то должна быть терпеливой, - насмешливо буркнул Василий.
   Смущенная Любушка примолкла. И снова потянулись минуты томительного ожидания. Наконец, на месте предполагаемого клада появилась еле заметная сверкающая изумительной красоты светом точка. Кладоискатели насторожились, От их еще совсем недавней хандры и скуки уже не осталось ни следа. Сверкающая точка потихонечку увеличивалась в своих размерах и вскоре они уже увидели горящую над местом предполагаемого клада лампаду.
   - Дядя Вася, она горит, - пробормотала не сдержавшаяся Любушка.
   - Горит Любушка, - согласился с нею подрагивающим от охватившего его возбуждения голосом Василий. - И это значит, что клад зарыт именно в этом месте, и что мы его сейчас откопаем.
   Схвативший лопату Юра побежал к месту зарытого клада, но более опытный Василий его остановил.
   - Не спеши Юра, - тихо проговорил он, - до лопаты еще время не пришло.
   Подойдя к горящей лампаде, Василий откупорил горлышко взятого им с собою кувшина и начал уговаривать демона покинуть охраняемый клад.
   - Человек-дух! - громко выкрикивал Василий. - Над тобою посмеялись злые люди и заставили тебя стереть их клад! Ты с тех пор влачишь жалкое существование в окружении угнетающего тебя мрака! Откажись от такой недостойной жизни и, выйдя из земли, поселись в этом очень удобном кувшине! И не сомневайся, что я потом отнесу его в такое место, где ты не только отдохнешь от измучившего тебя зла, но и научишься творить добро! Я заклинаю тебя, человек-дух! Тотчас выйди, как ветер, из земли и разместись в тулове этого кувшина! Поторопись, человек-дух! Знай, что я не буду тебя слишком долго дожидаться и уговаривать тебя быть к проходящим возле этого места людям немного добрее! Не испытывай мою доброту и, как можно скорее, поместись в этом предлагаемом тебе для постоянного проживания удобном кувшине!
   - Поищи себе, жалкий человечек, другого дурака, который согласиться променять свое несметное сокровище на этот дрянной и, по всей видимости, дырявый сосуд! - прокричал невидимый поселенцам демон и залился злорадным наполняющим все окрестности леденящим ужасом смехом.
   Испуганно вскрикнувшая Любушка поспешила прижаться к своему изо всех сил бодрившемуся старшему брату.
   - Ты, жалкий человек, никогда не дождешься от меня подобной глупости! - продолжал звучать откуда-то из-под земли могильный глухой голос демона. - Я никогда и ни за что не соглашусь променять свою сегодняшнюю свободную жизнь на вечное прозябание в твоем жалком сосуде! Я почти всем в своей сегодняшней жизни обеспечен! Мне не достает одной только человеческой крови! Предоставь ее мне, и я подумаю, сколько я смогу заплатить за нее из своих сокровищ!
   - Я пришел тебе помочь, а ты, неблагодарный, отказываешься от моей помощи! - ответил демону не менее громким криком дядя Вася. - Ну, так уж и быть, продолжай жить в этой вонючей яме! Я и без твоей помощи сумею откопать сокровище и унести с собою! Последний раз предлагаю тебе выйти, как ветер, и поселиться в брюшке моего кувшина!
   - Эта ноша не твоим силам, паршивый кладоискатель! - продолжал с еще большим ехидством выкрикивать обидные для дяди Васи слова демон. - Тебе не овладеть моим сокровищем без уговора! Я думаю, что пришла пора поговорить о нашей сделке! Сколько ты можешь предложить мне в обмен за мое несметное сокровище человеческих голов!? Я же намерен потребовать от тебя, жалкого человечка, не менее ста человеческих голов!
   - Черта лысого ты от меня получишь за свое жалкое и никому не нужное сокровище, а не человеческие головы! - с негодованием выкрикнул обозлившийся на несговорчивость демона Василий. - Мне не нужно твое уже давно превратившееся в пыль и прах сокровище, но я, чтобы, как можно больше, тебе, неблагодарному, досадить, непременно это твое сокровище прямо сейчас откапаю.
   И Василий, схватив лопату, начал копать землю в месте горения лампады. Тесно прижавшиеся друг к другу дети со страхом смотрели на Василия, ожидая, что вот-вот демон его схватит и унесет живым под землю. Но видимо и сам испугавшийся охраняющий клад демон молчал, а не на шутку рассердившийся Василии махал лопатою все быстрее и быстрее, изо всех сил стараясь, как можно скорее, добраться до закопанного в земле сокровища.
   - Все-таки откопал! - наконец, услышали дети торжествующий возглас Василия и, подбежав поближе, увидели на дне выкопанной ямы при свете незатухающей лампады драгоценные украшения.
   - Какая красота! - вскричала всплеснувшая ручками восхищенная Любушка и попросила. - Юра, достань мне вон те сережки....
   Наклонившийся над ямою Юра только протянул руку к указанным золотым сережкам, как все откопанное дядею Васей сокровище прямо на его глазах бесследно исчезла.
   - Ну и как, паршивый кладоискатель, получил мои несметные сокровища!? - оглушительно громко загрохотал голос демона, а потом послышался и не менее тихий его издевательский хохот.
   - Что я наделал!? - вскричал виновато посмотревший на по-прежнему невозмутимого дядю Васю смутившийся Юра.
   - Не переживай, Юра, это все проделки охраняющего клад демона, но я, все равно, отберу у него сокровище! - выкрикнул неприятно поморщившийся Василий.
   - Попробуй! - послышался злорадный голос демона. - Помаши еще лопатою, может, что-либо и откопаешь, только не мое несметное сокровище. Чтобы его откопать, нужно хоть что-нибудь намного сильнее и могущественней жалкого никчемного человека! А тебе, ничтожному кладоискателю, вовек до моего сокровища не добраться! Я показал его тебе не только для того, чтобы ты уже больше не обзывал мое сокровище никому не нужным и просто никчемным, но и чтобы распались всегда присущую людям непомерную жадность, чтобы подогреть у тебя желание непременно овладеть моим несметным сокровищем!
   Еще два раза откапывал Василий клад, и два раза этот клад по желанию охраняющего его демона еще ниже опускался в землю.
   - Отдай мне сто голов, только тогда ты сможешь заполучить мое сокровище! - не переставал повторять ужасным голосом демон и заливался громким раскатистым хохотом.
   - Я не согласен с назначенной тобою за клад ценою! - выкрикнул демону уже порядком уставший дядя Вася. - Я его уже видел, твое сокровище не стоит и пятидесяти голов!
   И пошла бойкая торговля Василя с демоном. Василий понемножку увеличивал свою ставку, а охраняющий клад демон был непреклонным.
   - Подавай мне сто голов и все!.. На меньшее количество голов я не согласен! Я и так отдаю свое сокровище просто за бесценок! - неизменным был его ответ.
   Дрожащие от страха дети с ужасом вслушивались в слова их доброго дяди Васи.
   - Вот и верь, после всего этого, взрослым, - прошептал Юра прижавшейся к нему Любушке. - Мы верили и любили дядю Васю, а он торгуется с охраняющим клад демоном на людские головы.
   - Нас он первыми отдаст этому демону, - захныкала Любушка.
   - А наши дети уже спят, - с удивлением осмотрев лежащие на кровати, накрытые с головою одеялом, детские фигуры, тихо проговорил недоумевающий Тимофей Фролович. - Что же с ними такого могло сегодня произойти? Раньше мы с трудом дожидались, пока они не угомоняться, а сегодня стоило им оказаться в кровати, как их тут же сморил сон.
   - Не трогай детей! - прикрикнула на него Настасья. - Пусть спят. Ужин от них не убежит....
   - Как знаешь, - недовольно буркнул не ставший с нею спорить Тимофей Фролович и возвратился к накрытому столу.
   Поужинав, они отправились на ночной отдых. Так никто не узнал бы о бегстве детей из дома, если бы не обуреваемая ненавистью к домам главных в поселке смутьянов ведьма не остановилась у окна, возле которого внутри дома стояло кровать, на которой обычно спали дети, и, уткнувшись в него своим сморщенным уродливым лицом, завопила диким воплем. Проснувшаяся Настасья испугавшись, что ведьма нечеловеческим воплем и безобразным видом способна до смерти напугать Юру и Любушку, вскочила с постели и обуреваемая желанием, несмотря ни на что, но оградить детей от беды, побежала в сторону их кровати.
   - Любушка, не бойся этой старой карги! - выкрикнула она по дороге. - Мы ее в дом не пустим!..
   Подбежав к кровати, она не удержалась от удивленного вскрика: как оказалось, громкий истошный вопль ведьмы ее детей не потревожил. Они продолжали, как ни в чем не бывало, лежать на своих местах в кровати.
   - Может они уже не живые, может они, не выдержав ее ужасного вопля, уже померли, - совсем неожиданно пронзила все ее тело ужасная догадка, и она в отчаянии выкрикнула. - Будь ты навек проклята, поганая ведьма!
   - Что случилось, дорогая!? - затормошил ее подбежавший Тимофей Фролович.
   Она молча показала ему на кровать. Тимофей Фролович одернул одеяло, и Настасья, увидев вместо детей старые вещи, забилась в неутешных рыданиях.
   - Это она, старая карга, украла наших детей! Этой мерзкой воровке уже недостаточно вкусно есть и сладко спать на всем готовом! Ее уже на сладкое мяса детей потянула! И когда же она, поганая людоедка, подохнет от обжорства!? Пусть же мои дети станут в ее нечестивой глотке комом! - выкрикивала сквозь распирающие ей грудь рыдания неутешная Настасья.
   - Опомнись, хозяйка, не ведьма виновата в отсутствии дома твоих детей! - попытался ее урезонить прибежавший на крики переживающих за детей хозяев Антон. - Или ты не видишь, что окно на месте, и в ней нет никакого отверстия, через которое поганая ведьма могла утащить твоих детей!? Нам сейчас будет лучше подумать и о других возможных причинах их отсутствия дома.
   - Откуда я знаю, как эта ведьма умудрилась схватить моих детей!? - с негодованием выкрикнула сквозь слезы Настасья. - Куда же они могли еще подеваться!?
   - Успокойся, дорогая, - ласково погладив по поникшей головке свою жену, негромко проговорил хозяин. - Антон прав. Я тоже думаю, что ведьма, несмотря на всю свою злобность и непременное желание принести соприкасающимся с нею людям одно только расстройства, сделать их по возможности еще более несчастными, к пропаже наших детей не имеет никакого отношения.
   Больше не в силах возражать Настасья опустилась на кровать и, окинув мужа вопрошающим взглядом, тихо проговорила:
   - Но почему они так внезапно исчезли со своей кровати неизвестно куда и зачем?
   - Когда я хотел разбудить детей на ужин, - подумал вслух Тимофей Фролович, - они лежали на кровати в точно таком же положении, в каком сейчас и расположена старая одежда. Не может такого быть, чтобы они не повернулись за все это время ни разу, пусть даже и во сне? Я думаю, что наших сорванцов и тогда уже не было в кровати, вместо них была подложено под одеяло старая одежда.
   - Наш Юра всегда неспокойно спит ночью, он всегда не только ворочается во сне, но и передвигается по кровати из стороны в сторону, - подтвердила его слова все еще всхлипывающая Настасья. - Но куда они могли тайком убежать из дома!? Боже мой, только бы с ними ничего не случилось, только бы они нашлись живыми и невредимыми!
   - Где они были перед возвращением домой вчера вечером? - продолжал раздумывать вслух Тимофей Фролович.
   - Я слышал, как ваши дети, после возвращения домой, говорили о каком-то кладе, - подсказал Антон.
   - О кладе? - переспросил хозяин. - Теперь мне понятно, почему Василий Золотников так сильно разлился на ветер, что решился его убить. Хотя до этого он, зная, как избавиться от этого проклятого ветра, безропотно его терпел.
   - Но почему он разозлился? - переспросил хозяина ничего не понявший Антон.
   - Потому, что этот ветер мешал ему откапывать клад, - объяснил ему хозяин. - Не зря же он всю эту неделю заготавливал осиновые колья.
   - Зачем эти осиновые колья могли понадобиться Василию? - уточнила у мужа уже немного успокоенная Настасья.
   - Для торговли с охраняющим клад демоном, - пояснил уже кое-что знающий про откапывание зарытых в земле кладов хозяин. - Не мог же известный на весь поселок добряк Василий торговаться с ним на человеческие головы?
   - И ваши дети, очевидно, убежали вслед за ним в лес, - предположил Антон и поинтересовался у хозяина. - Тимофей Фролович ты должен знать, где Василий обнаружил этот клад?
   - Конечно, знаю, - не стал отпираться озадаченно хлопнувший себе по лбу хозяин. - Собирай Антон, надо идти на поиски моих детей...
   - Я тоже пойду вместе с вами, - решительно проговорила Настасья. - Пока не увижу своих детей, я не успокоюсь.
   Торг продолжался. Василий с ожесточением спорил с демоном о количестве голов за клад, но так как демон был неуступчив, то ему все время приходилось добавлять.
   - Мамочка! - выкрикнула первая увидевшая подходивших к месту зарытого в земле клада родителей Любушка. - Спаси нас, а то дядя Вася отдаст нас демону.
   С эти словами девочка подбежала к Настасье и уткнулась своим заплаканным личиком в подол ее платья.
   - Не беспокойся, родная, - успокоила ее обрадованная, что ее дети живые и невредимые, Настасья. - Твоя мамочка не отдаст вас никому.
   - Ну, что герой, наделал ты сегодня шума? - упрекнул Тимофей Фролович понурого Юру.
   - Вы, все равно, нас не отпустили бы, - тихо пробормотал не поднимающий головы Юра.
   - Ну, да ладно, не переживай за то, что вы убежали без спроса из дома, - примирительно буркнул погладивший сына но голове Тимофей Фролович. - Но почему ты не успокоил свою маленькую сестру? Неужели ты и на самом деле думаешь, что дядя Вася отдаст вас демону в обмен за сокровище?
   - Так он же с этим демоном торгуется, и все время прибавляет, - тихо проговорил поникший Юра. - Где он еще возьмет человеческие головы, как ни в нашем поселке?
   - Плохо, Юра, что ты не веришь своим друзьям, - укорил сына недовольно покачавший головою Тимофей Фролович. - К окончанию его торговли с охраняющим клад демоном ты убедишься, что в своих подозрениях насчет дяди Васи ты был не прав. Человеческая земная жизнь, Юра, невероятно сложная и вся опутана всевозможными хитросплетениями. Если потерять веру в окружающих людей, то можно с легкостью угодить в ловушку, которая и затянет тебя на самое дно адской пропасти.
   - Мамочка, - прошептала обнявшая Настасью за шею Любушка, - ты не ругай Юру. Он не хотел убегать из дома.... Это я его упросила.
   - Ну, ладно успокойся, беглянка ты моя, - посмеялось над ее словами Настасья. - Я сегодня не буду никого ругать. Договорились....
   - Договорились! - радостно вскрикнула чмокнувшая свою понятливую мамочку в щечку Любушка.
   Торгующийся с охраняющим клад демоном Василий уже предлагал ему девяносто голов, но не желающий уступать ни одной человеческой головы уже совсем запутавшийся демон, наконец-то, прокричал то, чего все это время и добивался от него кладоискатель.
   - Только за сто колов! Иначе ты мой клад не получишь!
   - За сто колов? - переспросил его Василий и сразу же согласился. - Я согласен, бери их.... Вон, они лежат в куче...
   Переваривающий про себя только что окончившийся его торг с Василием демон примолк. А когда понял, что он, как и все остальные его собраться, попался на обычную уловку кладоискателей, то заорал благим матом и, выбросив охраняемое им сокровище к ногам торжествующего Василия, поднялся из ямы огромным, как туча, и весь черным от усыпавшей все его нечестивое тело проказы. Немного покрасовавшись перед ужаснувшимися от одного только его вида поселенцами, демон в отчаянии с диким воплем врезался в кучу осиновых кольев. Он в ярости расшвырял осиновые колья по ближайшим кустам и с диким оглушительным воплем исчез в глубине леса.
   - Вот и все, - устало проговорил протирающий свой вспотевший лоб рукавом пиджака Василий и крикнул детям. - Любушка, ищи понравившиеся тебе сережки!
   - Дядя Вася, прости нас! - выкрикнули подбежавшие к нему дети.
   - За что я должен вас прощать? - спросил их ничего не понимающий Василий.
   - Мы подумали, что ты хочешь нас отдать демону для выкупа сокровища, - объяснила ему потупившие свои виноватые глазки Любушка.
   - Ну, и напрасно, разве я могу променять своих верных друзей на какое-то там паршивое золото!? - укорил детей вовсе не обидевшийся Василий и добавил. - Только вы, ребятки, не переживайте.... Это я, старый дурак, должен был заранее предупредить, что буду притворно торговаться с охраняющим клад демоном на человеческие головы.
   - Ты не дурак, дядя Вася, - не согласилась снова смотревшая на него влюбленными глазками Любушка. - Ты очень хороший, и мы тебя любим.
   - Я благодарен тебе, Любушка, за хорошие обо мне слова, - тихо проговорил погладивший ее по головке растроганный Василий и, при виде ее родителей, с удивлением спросил. - А вы, как здесь оказались? Неужели эти сорванцы меня обманули и удрали из дома без разрешения?
   Настасья, не желая подводить окинувших ее умоляющими взглядами детей, поторопилась его успокоить:
   - Они пошли в лес с нашего разрешения.... Но мы так сильно беспокоились за детей, что не выдержали и решили проверить их самочувствие в незнакомой местности.
   - Это очень хорошо, что вы пришли порадоваться вместе со мною привалившей мне за долгие годы просто неслыханной удаче. Подходите, друзья, и берите из этой кучи драгоценностей все, что захотите.
   - Благодарствую, Василий, за желание доставить нам удовольствие, но нам ничего не надо, - наотрез отказался Тимофей Фролович. - В нашей долине эти дорогие безделушки вряд ли будут иметь хоть какое-то применение для поселенцев.
   - А я нашла свою сережку, а вот и вторая, - объявила уже копошившаяся в куче драгоценностей Любушка.
   - Возьми их себе, девочка, и носи на здоровье, - великодушно предложил ей ощущающий сейчас самого себя самым счастливым во всем белом свете человеком Василий.
   - Я не для себя, дядя Вася, - прощебетала девочка, - я хочу их подарить дяде Антону. Пусть он подарит эти сережки своей девушке, когда возвратиться в поселок на берегу моря.... Можно, я отдам ему эти красивые сережки?
   - Конечно, Любушка, - охотно согласился с ее желанием Василий. - Мы вместе добывали эти сокровища.... Ты имеешь полное право распоряжаться по собственному усмотрению третьей частью всех этих драгоценностей.
   Девочка подошла к Антону и протянула руку, на ладошке которой поблескивали вставленными в золотую оправу изумрудами две сережки.
   - Бери, - недовольно толкнула замешкавшего Антона Настасья. - Ребенок не может предлагать плохой подарок. Чистые ручки Любушке очистили эти сережки от всякой приставшей к ним скверны....
   Антон принял из рук невинной девочки подарок и, завернув сережки в носовой платок, положил их во внутренний карман пиджака.
   Утром о добытом Василием Золотниковом сокровище заговорил весь поселок. И к нему еще до развода на общественные работы нескончаемой вереницею потянулись посетители.
   - Вот повезло бы тебе, Василий, найти это сокровище еще при жизни на земле, - перебирая в руках давно забытые ими украшения, приговаривали с затаенной тоскою поселенцы. - Жил бы ты тогда на них припеваючи, а в нашей долине они не имеют никакой ценности....
   Ощущающий самого себя сегодня именинником Василий охотно принимал поздравления и каждому односельчанину предлагал выбрать из добытого им вчера сокровища хоть что-нибудь себе на память. Но уже хорошо знающие об особом пристрастии к этим золотым безделушкам нечисти поселенцы, не желая для себя излишних неприятностей, вежливо отказывались.
   Долго ждал бригадир Разгуляев на площади возле церкви коммунаров для развода их на общественные работы, но, так и не дождавшись, оставил вместо себя Тимофея Фроловича, а сам поспешил с докладом к бесу.
   - Вот и охраняющий сокровище демон тоже не оправдал надежды Сатаны, - с горечью отметил про себя вслушивающийся в доклад Разгуляева бес и постарался успокоить недовольного бригадира:
   - Ничего страшного, Макар Никодимович, не произошло. Народ соскучился по развлечениям, а тут такое необычное, я бы сказал, просто неординарное событие. Я не сомневаюсь, что они, несмотря на задержку, свою работу сделают, а кладоискателю Золотникову следует дать отгул, но предупредить, чтобы он еще до обеда принес все драгоценности в правление коммуны. Все, что находится в этой долине, принадлежит нашему всемогущему повелителю Сатане.
   - Не беспокойся, Иван Иванович, Золотников сдаст все драгоценности в целости и сохранности. В нашей долине эти безделушки никому не нужны.
   - Ну, и как у нас дела? - спросил у Тимофея Фроловича возвратившийся от беса Разгуляев.
   - Только одна партия экскурсантов пока еще задерживается, - весело проговорил Тимофей Фролович.
   - Займись ими сам, я пойду к Золотникову. Председатель потребовал, чтобы он сдал все добытые им вчера сокровища в правление коммуны.
   Разгуляев вошел в дом Золотникова и, подождав, пока оставшиеся поселенцы не удовлетворят свое любопытство, поздравил Василия с не так уж и частою для кладоискателей удачею.
   - Пойми и меня, Василий, - сказал он ему перед своим уходом. - Но я должен потребовать от тебя сдать все драгоценности в правление коммуны. А на сегодня я тебя освобождаю от работы.
   Василий, на лице которого не отразилась ни одного ощущения хоть какой-нибудь досады, без возражений сгреб со стола драгоценности в мешок и понес их в церковь. Внимательно осмотревший их бес задал ему только один вопрос:
   - Ты уверен, что принес все добытые тобою вчера драгоценные украшения?
   Конечно, - без тени смущения проговорил напрочь забывший о подаренных Любушкою Антону сережках Василий. - Мне эти безделушки ни к чему, да, и все, кому я только не предлагал сегодняшним утром взять хоть что-нибудь из этих сокровищ себе на память, отказывались.
   - По всей видимости, не врет, - подумал окинувший изучающим взглядом переполненное счастьем лицо Василия бес. - Но куда подевались еще две сережки? Может, эти сережки присвоил кто-либо из его утренних посетителей, но разве теперь угадаешь, кто из поселенцев покусился до добро Сатаны? Для поиска этих сережек мне придется обыскать весь поселок, но излишние волнения среди поселенцев мне сейчас ни к чему. Да, и не мое это дело, пусть сам оплошавший демон отчитывается перед Сатаною не только за свою неудачу, но и за утраченные по его недосмотру сережки.
   Бес поздравил Василия с удачею и с пожеланиями дальнейших успехов в поисках зарытых в землю сокровищ отпустил с миром. Возвратившийся от беса домой Василий забрался на теплую печку и еще долго отсыпался на ней за всю оказавшуюся для него слишком уж беспокойной предыдущую неделю.
   Оборачиваясь белою кошкою, Варвара выдаивала по ночам у активно поддерживающих членов союза поселенцев коровы и, вытворяя с ними самые изощренные непотребства, заставляла не только их отказываться от борьбы, но и искать помощи и защиты у самой творившей все это непотребство нечисти.
   - Таково наша разнесчастная судьба, - с горечью оправдывались они перед Тимофеем Фроловичем. - Бороться с Сатаною нам не по силам, а Господь бог от нас отвернулся. В этом устроенным Сатаною жалком существовании нам остается или лесть в петлю, или зависеть от закабалившей нас нечисти. В любом случае у нас впереди нет и не должно быть ничего хорошего. Мы уже окончательно обрекли самих себя на вечное прозябание прислужниками у поганой нечисти. Нам уже никогда не избавиться от уготованной неласковой людской судьбою жалкой участи.
   Убедившись, что намеченные нечистью для перевоспитания пробирающим до костей суеверных коммунаров ужасом жертвы уже достаточно ею запуганы, Варвара оставляла бедолаг в покое и переходила к другим заподозренным в связях с членами "Союза борьбы" поселенцам. Так она потихонечку и подбиралась к самым устойчивым и самым активным в борьбе с узурпировавшими власть в поселке слугами Сатаны поселенцам, оставляя их для себя напоследок. Оставляя их именно на то время, когда власть слуг Сатаны в поселке снова станет непоколебимой, когда она, больше не опасаясь за возможные негативные последствия, сможет полностью насладиться местью за все причиненные ей за время существования в поселке коммуны унижения. Она, как и вся прочая нечисть, ничего не могла и не хотела забывать, поэтому и провинности перед нею этих презренных недочеловеков с каждым последующим днем росли, как на дрожжах.
   - Ох, и попляшут эти недочеловеки тогда у меня! - злорадствовала уже заранее предвкушающая удовольствие от своей будущей мести Варвара, однако самого для нее ненавистного поселенца Демидыча она уже и сейчас по ночам доводила до изнеможения.
   У каждого нечистого были свои счеты с нежелающими подаваться их пугающему воздействию поселенцами, но они не шли ни в какое сравнение с обидами водяного. Преследуемые им, даже наперекор строгих законов нечисти и указаний Сатаны, бабы шли к ручью за водою толпами или просили пьяниц и проституток им услужить. Складывающаяся в последнее время обстановка в поселке не способствовала поднятию настроения у поселенцев. Остающиеся верными борьбе за полное освобождение своих бессмертных душ от постоянно зарившейся на них нечисти хмурые и неразговорчивые члены союза собрались в лесу на своем обычном месте. Помолившись господу богу о прощении всех их вольных и невольных прегрешений, они расселись возле горящего в середине поляны костра, и повели негромкие разговор о продолжающей бесчинствовать в поселке нечисти.
   - Куда же подевался наш Аркадий? - поинтересовался Антон. - Я уже начал думать, что он окончательно принял нашу сторону. Неужели и его бесстрашное сердце запугали нечистые?
   - Сидит дома и любуется на свою несравненную русалочку, - пошутил Демидыч и добавил. - Боится он за нее. Все соседи на них волками смотрят. Они думают, что водяной так сильно на них разозлился только из-за уведенной Аркадием у него русалки.
   - Это водяной у всех нас в печенке сидит, - недовольно буркнул Тимофей Фролович. - Никого, кроме пьяниц и проституток, к воде не подпускает. А те и рады, что у них объявился легкий заработок, и без зазрения совести выманивают у боязливых баб остатки продуктов. Бьет водяная крыса наши семьи по самому больному месту.
   - С этим негодником нам придется хоть что-то, но срочно решать, - поддержал его слова Демидыч. - Иначе, когда нам уже будет нечем расплатиться с этой пьянью за услуги, то мы рискуем остаться не только без еды, но и без воды.
   - Не знаю, помогут ли нам рассказы моего дедушки, как в старину русские люди ублажали слишком уж расшалившихся водяных, - задумчиво проговорил не отводящий взгляда от полыхающего перед ним пламени огня мельник.
   Заинтересовавшиеся члены союза окинули его вопрошающими взглядами, но он не торопился делиться с ними своими воспоминаниями.
   - Да, не томи ты нас! - выкрикнул не сдержавшийся Демидыч - Поделись с нами, о чем именно рассказывал тебе дедушка....
   - Просыпающийся от земней спячки водяной хватает и тащит в воду все без всякого разбора, что способен переваривать его оголодавший за зиму желудок, - начал делиться своими воспоминаниями с друзьями мельник. - Больше всего опасающиеся его шалостей именно в это время наши желающие хотя бы немного его утихомирить предки покупали на торгах какую-нибудь уже ни на что негодную лошадь и, поставив ее в стойло, кормили ее до отвала до третьего дня апреля месяца. В день просыпания водяного от зимней спячки они выводили ее из конюшни и, привязав к ее шее тяжелые мельничьи жернова, топили в реке или в озере. Утоливший мясом жертвенной лошади голод водяной успокаивался и вплоть до наступления зимы не трогал позаботившихся о нем людей.
   - Вот и не верь в самое, что ни есть, невероятное, - посмеялся над воспоминаниями мельника Тимофей Фролович, - оказывается, что и у нечисти тоже имеется совесть.
   - Вряд ли мы можем воспользоваться твоими воспоминаниями об ублажении слишком уж сильно досаждающего нам в последнее время водяного, - не без сожаления проговорил Антон. - Нам негде купить для такого благого дела лошадь....
   - Помогите мне избавиться от невзлюбившей меня ведьмы, и я предоставлю вам такое удовольствие, - совсем уж неожиданно объявил приунывшим членам союза Демидыч. - Она, проклятая, уже до того меня измучился, что я готов отдать даже свою последнюю рубаху тому, кто отвадит ее от меня.
   - Не выдумывай, друг, - не согласился с его предложением Тимофей Фролович. - Утопив принадлежащую коммуне лошадь, мы предоставим слугам Сатаны хороший повод для расправы со всеми нами....
   - Зачем мне топить лошадь из конюшни, если у меня еще и свой конь имеется, - гордо ответил на его возражение Демидыч и рассказал членам союза, как он умудрился спрятать своего годовалого жеребенка в старом доме, который уже много лет стоит заброшенным в лесу.
   - Так это же мой первый в долине дом! - воскликнул Тимофей Фролович. - Помнишь, Настасья, как мы в нем жили, а потом ты заставила меня построить новый дом, который был бы ближе к пещере.
   - Как не помнить, даже очень хорошо помню, - недовольно буркнула Настасья и с лукавой улыбкою добавила. - Такое неудобное для жилья место может выбрать только мужчина.
   - Будем считать, что твой жеребенок уже наш, - проговорила, обращаясь к Демидычу, бабка Лукерья. - В следующий раз, как только обернувшаяся белою кошкою ведьма вскочит тебе не грудь, ты скажи ей: приходи завтра, я дам тебе огня. Ведьма тут же соскочит с тебя, а завтра утром прибежит за обещанными раскаленными углями, но уже не кошкою, а в присущем ей со дня рождения человеческом облике....
   - Я ей насыплю полную пригоршню с пылом и жаром углей, - перебив бобку Лукерью, проговорил повеселевший Демидыч. - Надолго она, проклятая, запомнит мое угощение.
   - И посоветуйте своим соседям преградить ведьме доступ к коровам терновником, - продолжила давать наставления членам союза довольно улыбнувшаяся бабка Лукерья. - Через терновник ведьме к коровам не пробраться. Она не только его опасается, но и с трудом переносит его запах.
   - Так и сделаем, пусть она лучше лакомиться молочком от общественного стада, - загомонили охотно поддержавшие ее совет члены союза. - Все равно, нам от общественного молока достаются лишь одни жалкие крохи.
   Намного повеселевшие члены союза уже заговорили не о собственных горестях, а о бессильной злобе еще не знающей, что над ними уже нависает очередное крушения надежд, нечисти. Больше не сомневающийся в своем окончательном избавлении от измучившей его своими приставаниями ведьмы Демидыч, красочно расписывал членам союза, как он завтра утром будет насыпать ведьме в подол раскаленные угольки.
   - А про похождения вампира мы забыли, - напомнила уже собирающимся расходиться членам союза Настасья. - Сколько он еще будет упиваться нашей кровушкой?
   - Следует, милочка, желать при чихании своим людям здоровья, приговаривая извечную на Руси фразу: будь здоров, - недовольно буркнула бабка Лукерья. - И тогда вампир уже не сможет без приглашения вбежать в ваш дом и насильно пить кровь.
   - Очень жаль, что нас, после известных в поселке событий, стало так мало, - посетовал по дороге домой Антон хозяину. - Нам будет не так уж и просто рассказать всем односельчанам, как им следует оберегаться от свалившихся в последнее время на их бедовые головы напастей.
   - Да, нам было бы нелегко оповещать всех односельчан о наших рекомендациях по нейтрализации пытающейся запугать нас до смерти нечисти, - поддержал опасения Антона погруженный в известные только ему одному думы хозяин. - Но сейчас в свободное от полевых работ время наша желающая хотя бы немного развлечься молодежь устраивает по вечерам свои посиделки. Они нам и помогут со срочным оповещением поселенцев, как им будет лучше защититься, по нашему мнению, от проделок возомнившей о себе в последнее время невесть что нечисти. Молодые парни и девушки у нас смекалистые.... Нам не придется слишком долго разжевывать очевидное, они быстро соображают, что к чему.
   Деревенские посиделки! Сколько ожидания простой человеческой радости и разгульного веселья заключено в этом простом, но таком емком, слове! Ведь, не зря русские люди никогда не отказываются в своих очарованных бесшабашной молодостью душах до конца дней от их неодолимо манящего призыва! Присядут древние старики в окружении своих малолетних внуков на завалинки, и давай предаваться воспоминаниям о незабываемых днях своей бурной и, как принято считать на Руси, бесшабашной молодости. А их внуки с раскрытыми от изумления ртами внимательно вслушиваются в дедушкины или бабушкины сказки о своей былой молодости, перенимая от них бесценный опыт многих поколений людей, с нетерпением ожидают наступления того времени, когда и они сами смогут внести свою крупицу в сокровищницу вековой мудрости русского народа. На то они и посиделки, чтобы не только помнить о них все жизнь, но и от одного только воспоминания можно было мгновенно переноситься в то время, когда и ты еще был молод, когда и в твоих жилах еще нестерпимо била и клокотало доводящая до сумасшествия молодая кровь! Когда окружающий тебя мир еще казался таким восхитительно таинственным и волшебно загадочным, что у тебя даже дух захватывало от одного только осознания, что тебе предстоит весь этот мир еще обойти и постараться разгадать все спрятанные в нем от постороннего взгляда загадки! Даже и сейчас, когда от былого безоблачного счастья уже остается почти совсем ничего, воспоминания о днях бесшабашной молодости благотворно влияют на русское сердце! Они наполняют истинно русскую душу уверенностью, что еще не все для тебя утрачено и, что вполне возможно, ты еще сможешь испытать для себя хотя бы один разочек почти прежнее из своей молодости ощущение жизни! Прелесть и очарование деревенских посиделок трудно и даже невозможно передать на словах. Их можно только самому прочувствовать и переживать, да, еще бережно сохранять всю их привлекательность и несомненное волшебство в своей памяти. После окончания уборки нового урожая, поселковая молодежь, перекочевывая из дома в дом, не только хорошо отвлекала поселенцев от мрачных о своем совсем нерадостном ближайшем будущем дум, но и скрашивала их жалкое существование. Сегодня поселковая молодежь должна была собраться на посиделки в доме Тимофея Фроловича. Только поэтому, после ужина, в его дом начали приходить первые посетители. Они чинно входили в дом, здоровались и, по-хозяйски усаживаясь на расставленных возле стен лавках, заводили неторопливые разговоры. С наступлением вечерних сумерек в дом вошли сразу несколько групп парней и девчат, с появлением которых разговоры в доме Тимофея Фроловича уже стали намного раскованней. Они с каждым очередным мгновением становились все громче, и все чаще прорывался из дома на улицу их молодой задорный смех. Опаздывающие на посиделки молодые люди привели с собою музыкантов, и никогда не отказывающаяся от разгульного веселья поселковая молодежь тут же пустилась в пляс. В доме из-за большого скопления молодых людей становилось душно, и хозяева очень скоро были вынуждены, несмотря на прохладную погоду, отворить в доме все окна. Простые, но так сильно волнующие душу русского человека мелодии, вырываясь из дома наружу, приманивали к себе и более пожилых поселенцев. Они чинно присаживались на освобожденные молодежью лавки и, с удовольствием поглядывая на кружившиеся перед ними пары, предавались в разговорах между собою воспоминаниям о своих молодых годах. Предавались воспоминанию о том времени, когда все, что их тогда окружало, показывалось им намного лучше и интереснее, чем сейчас, когда их затуманенный манящим волшебством девичьих глаз головы, просто млели в ожидании уже совсем скорого еще ими не испытанного, но такого желанного, блаженства. Ближе к полуночи, когда усталые музыканты ушли домой, начали расходиться по своим домам и более пожилые поселенцы, а предоставленная самой себе поселковая молодежь продолжала развлекаться своей излюбленной игрою в фанты. Но, когда игра им всем наскучила, они начали рассказывать страшные истории, от которых у впечатлительных девушек захватывал дух, и они, от пробирающего их до самых костей страха еще крепче прижимались к сидевшим возле них парням. В это время к ним и подошел Антон с Тимофеем Фроловичем. Умело, направляя их разговор по нужному руслу, они подсказывали парням и девушкам, как следует предохраняться от зарившейся на их бессмертные души нечисти. Молодежь с жадностью впитывали в себя вновь обретенные знания, но особенно их заинтересовал красочно описанный Тимофеем Фроловичем ритуал ублажения водяного.
   - А почему бы и нам не провести подобный ритуал по ублажению нашего водяного? - послышались предложение от самых ловких и бесшабашных парней, которым, как любят приговаривать русские люди, и море по колено. - Он же, проклятый, в последнее время уже совсем распоясался в издевательствах над всеми нами. Тем более что время для его ублажения еще не упущено.... Давайте, парни, хотя бы попытаемся приструнить эту болотную жабу. Давайте покажем ему, что и мы тоже не лыком шиты, что ему вряд ли стоит так уж сильно над нами измываться, что мы не грязь под его ногами и достойны уважительного к себе отношения. Мы сами от проведения этого ритуала ничего не потеряем.... Если у нас ничего не получиться с усмирением не в меру расшалившегося водяного, то хотя бы вволю повеселимся и немного над этим проклятым водяным покуражимся....
   - Но кто нам позволит утопить в озере лошадь? - возражали им голоса более практичных и осмотрительных молодых людей.
   - Насчет этого вы можете не беспокоиться, - успокоил их Тимофей Фролович. - Готовьтесь к уже совсем скорому празднику, а я с Антоном обязуюсь ко дню третьего апреля изготовить такое чучело, что его будет трудно отличить от настоящего коня. Да, и мельник уже обещал выделить вам на время проведения праздника старые жернова.
   Обсудив подробности задуманного ими праздника, поселковая молодежь в самом приподнятом настроении начала расходиться по домам. Наслушавшиеся страшных историй боязливые девушки упрашивали парней проводить их до самого дома. Те охотно соглашались, и уже притихшие поселковые улицы снова переполнились пронзительным девичьим визгом и солеными шуточками парней. После того, как были благополучно проведены до дома все поселковые девушки, улицы снова утихали, но не надолго. Выходящая с недавних пор еженощно на тропу объявленной своим кормильцам войны за то, что те осмелились выразить неудовольствие своим благодетелям, нечисть еще долго не позволяла поселенцам забыться в тревожных снах. Вволю натешившись испуганно застывшим с ее появлением поселком, Варвара направила свою метлу к дому Демидыча. Обернувшись белою кошкою, она мышкой прошмыгнула внутрь дома и сразу вспрыгнула к нему на кровать.
   - Ты уже соскучился по мне, милый? - шепнула она на ухо своей жертве вкрадчивым голосом. - Можешь напрасно не переживать: твоя кошечка никогда о тебя не забывает. Она не только постоянно думает о тебе, но и с трудом переносит слишком тягостные для нее минуты вынужденного расставания.
   - Ну, и чего ты еще ждешь!? - недовольно прикрикнул на ведьму уже давно с нетерпением дожидающийся ее прихода Демидыч. - Делай свое черное дело и убирайся из моего дома подобру-поздорову!
   - Разве ты меня не боишься? - окинув бывшего собственника изумленным взглядом, поинтересовалась ошарашенная Варвара. - Разве ты не будешь умолять меня о пощаде?
   - Вот еще, - с нескрываемым презрением буркнул недовольно поморщившийся Демидыч, - стану я унижаться перед поганой нечистью....
   - Ну, тогда держись, голубочек, - злобно промяукала обернувшаяся белой кошкою ведьма. - Я сегодня намерена вселить в твое бесстрашное сердце самый настоящий ужас.... И он тебя не оставит даже тогда, когда я уберусь из твоего дома восвояси.
   И она, выпустив свои острые коготки, прыгнула на грудь Демидыча и так надавила, что он с трудом прохрипел свои заветные слова:
   - Приди завтра, я дам тебе огня.
   Не ожидающая от Демидыча подобных слов ведьма, завизжав, как недорезанная свинья, и начисто позабыв о своей мести, на всех четырех кошачьих лапах побежала обратно в церковь.
   - Что случилось, дорогая!? Что в этом забытом богом поселке могло тебя так сильно напугать!? - воскликнул удивившийся при виде вбегающей к нему в виде белой кошки Варвару бес.
   - Прости, дорогой, - с трудом прохрипела принимающая на себя человеческий облик запыхавшаяся Варвара, - Я просто потеряла рассудок от всего, что со мною приключилась в доме этого неисправимого смутьяна и бунтаря Демидыча.
   - Пусть всемогущий Сатана оградит нас от бед и несчастий! - воскликнул всплеснувший руками бес. - Надеюсь, что ничего непоправимого?..
   Немного отдышавшаяся Варвара начала рассказывать бесу о своей неудачной ночной встрече с бывшим собственником Демидычем.
   - Я уже в течение недели возмещаю на этом паршивце все свое раздражение непокорностью этих презренных недочеловеков и до сегодняшней ночи все мои над ним измывательства проходили без неприятных последствий. Но сегодня он, по всей видимости, уже и сам с нетерпением меня поджидал. Не ожидая подвоха, я, как всегда, прыгнула на его грудь и начала наваливать на него непосильную тяжесть. А этот презренный Демидыч, вместо того, чтобы продолжать покорно терпеть вполне им заслуженные страдания, вдруг, совершенно для меня неожиданно, произнес известные тебе слова, - рассказывала растирающая по лицу соленые слезы несчастная Варвара бесу - Если этот бывший собственник знал эти слова прежде, то почему он их не произнес в первую ночь? Почему он в течение недели продолжал безропотно терпеть невыносимую боль в груди? Нет, я не сомневаюсь, я просто убеждена, что этого паршивца кто-то из поселенцев надоумил специально для того, чтобы меня унизить, чтобы сделать мое пребывание в этом поселке просто невыносимым. Ты, моя защита и опора, обязан провести расследования, чтобы разоблачить плетущего против меня заговор негодяя....
   - И ты завтра утром пойдешь к нему за огнем? - уточнил оборвавший ее излияния бес.
   - Конечно, - подтвердила заплаканная Варвара. - Завтра утром я должна буду терпеть насмешки и издевательства от этого негодяя.
   - Не переживай, дорогая, я что-нибудь придумаю, как избавить тебя от объяснения с этим Демидычем, - проворчал недовольно нахмурившийся бес. - Ты пока побудь дома, я скоро вернусь....
   В эту ночь упырь с оборотнем решили, что пришла пора им вплотную заняться главными в поселке смутьянами.
   - У этих борцов за справедливость уже почти совсем не осталось поддержки среди поселенцев, - говорил оборотень по дороге упырю. - Поэтому мы, начиная с этой ночи, уже не только должны, но и обязаны добить эту злокачественную опухоль в нашем поселке, как говориться, в самом зародыше. Мы не должны предоставлять им ни минуты покоя. Поверь мне, друг, на слово, что, после нашего к ним внимания, у них уже будет гореть земля под ногами, и каждый шорох непременно заставит трястись их жалкие душонки от пробирающего до костей животного страха. Мы навсегда отобьем у них охоту выступать против нас, верных и преданных слуг Сатаны.
   Они немного обождали, когда заполонившая улицы поселка молодежь не разойдется по домам и подошли к дому Тимофея Фроловича.
   - Сюда, Игнат Михайлович, - тихо подозвал оборотень упыря, - возле этого окна спят их дети. Жена этого смутьяна Настасья очень к ним привязана.... Если ты отопьешь у детей хотя бы немного крови, то испугавшаяся Настасья непременно заставить своего упрямого муженька нам покориться.
   - Хорошо, Демьян Давыдович, - согласно буркнул упырь и, уткнув лицо в оконную раму, начал дуть.
   Первой не выдержала его дутья спящая около окошка Любушка. Она присела на кровати и, протирая заспанное личико кулачками, громко чихнула.
   - Что с тобою, девочка? - окликнула ее еще не уснувшая Настасья.
   - Не знаю, мамочка, но мне почему-то чихается, - отозвалась Любушка.
   - Боже мой, не вампир ли стоит под нашим окном!? - вскричала испугавшаяся Настасья и побежала к детям с пожеланием. - Будь здорова, Любушка!
   Любушка успокоилась и снова опустилась на подушку, но вслед за нею зачихал и Юра.
   - И ты, Юра, будь здоров, - проговорила проверенную веками в народе защитную фразу Настасья и, приоткрыв занавеску на окне, увидела ужасную физиономию стоящего снаружи дома возле окна упыря. - Уходи от нашего дома, упырь, в нем нет для тебя поживы! - со злостью выкрикнула Настасья.
   - С чего это ты раскричалась? - недовольно буркнул проснувшийся Тимофей Фролович.
   - Под нашим окном стоит упырь и дует, - объяснила Настасья.
   - Ты успела сказать детям, чтобы они были здоровы? - переспросил ее обеспокоенный Тимофей Фролович.
   - Успела, - отозвалась еле живая от страха и пережитых волнений Настасья.
   - Слава богу, - тихо проговорил набожно перекрестившийся Тимофей Фролович, - а сейчас ложись спать. Он уже больше к нам не придет....
   Не повезло упырю утолить свой голод и в других домах. Оказалось, что в поселке уже всем известно, как избавляться от нежданного гостя.
   - Сегодня у нас ничего не получиться, Демьян Давыдович, - проговорил оборотню расстроенный упырь.
   - Демьян Давыдович, где это ты все время болтаешься!? - напустился на него подоспевший бес.
   - По твоему повелению, Иван Иванович, охраняю Игната Михайловича, - напомнил ему обиженно засопевший оборотень.
   - Ах, да, - хлопнул себя по лбу припомнивший свое собственное распоряжение оборотню бес. - Но что ты стоите на месте, как в воду опущенный!? Неужели и у вас сегодняшней ночью могло произойти, что-нибудь неприятное!?
   - Поселенцы узнали, как уберечься от дутья Игната Михайловича, - тихо проговорил понурый оборотень.
   - И теперь эти недочеловеки уже стали для дутья Игната Михайловича недоступными, - недовольно подумал бес, а вслух сказал. - Не переживай Игнат Михайлович, у тебя еще немало возможностей держать их всех в страхе. На сегодня все, так что можешь идти отдыхать, а ты, Демьян Давыдович, проводи меня. Я хочу поручить тебе еще одно очень важное для меня дело.
   Демидычу, когда внутренний будильник разбудил его еще до рассвета, очень не хотелось вставать с кровати. Ему очень хотелось еще хотя бы немного поваляться в теплой постели, но он был слишком сильно обозлен на измучившую его ведьму, чтобы позволить себе не подготовиться к встрече с долгожданной гостьей, чтобы не принять ее, как и подобает принимать гостей радушному гостеприимному хозяину. Сегодня он дров не жалел и к рассвету в его печи уже весело искрились поблескивающие то и дело вспыхивающим по них пламенем раскаленные угольки. А с первыми проблесками скорого рассвета, он принес в дом из сарая самую большую лопату и, присев на табурет, начал ждать в одно и тоже время нежеланную и долгожданную гостью. Отчаянно сопротивляющаяся темнота изо всех своих сил старалась удержаться по возможности дольше на укрывающих долину деревьях и домах в поселке, но под неудержимым напором всепобеждающего рассвета она, потихонечку отступая, скоро забилась по самым глухим и темным закуткам. Снаружи дома послышался шорох чьих-то торопливых шагов, и в дом вошла красивая жена председателя правления коммуны.
   - Приветствую тебя, Демидыч, я пришла за обещанным, - с трудом выдавила она из себя, окидывая уже поджидающего ее хозяина таким угрожающим взглядом, что все его тело мгновенно покрылось холодными мурашками подбирающегося к нему ужаса.
   - Сейчас, гостья дорогая, - засуетился хватающийся за лопату Демидыч. - Для жены самого председателя правления коммуны я постараюсь набрать, как можно больше, угольков. Ты только не думай, что я осмелюсь предложить тебе совсем негодные угли, они все у меня еще свеженькие, как говориться, с пыла и жара....
   Демидыч, сбросив сверху уже начавшие покрываться серым налетом золы угли, набрал полную лопату искрящихся угольков и протянул их ведьме. Но ему не было суждено насладиться в это утро страданиями подбирающей с лопаты голыми руками раскаленные угли ведьмы: выскочивший из сеней огромный волк прижал передними лапами Демидыча к печке. Лопата выпала из его рук, а подготовленные им специально для ведьмы раскаленные угли раскатились по всему полу.
   - Только пикни еще хоть что-нибудь обо мне в поселке, фигляр несчастный! - зло прикрикнула на него Варвара и, осторожно подняв с пола затухающий уголек, вышла из дома, громко хлопнув за собою дверью.
   Вслед за нею выполз задом наперед с угрожающим оскалом и волк.
   - Проклятый оборотень, - в сердцах выругался Демидыч, - не позволили мне хотя бы немного проучить эту уже давно сидящую у меня в печенках поганую ведьму. Да, и я, дурак, мог бы и сам догадаться, что слуги Сатаны вряд ли мне позволят хотя бы на одно мгновение ощутить свое несомненное превосходство над ними. Мне не следовало забывать, что я, с того времени, как согласился с Сатаною принять для себя эту недостойную хорошего человека жизнь, уже нахожусь в полной от них зависимости. Как бы не звучало для меня все это неприятно, но я уже окончательно лишился не только собственного достоинства, но и свободы распоряжаться самим собою. Эх, жизнь, наша пропащая жизнь.... Как же невероятно трудно исправлять в ходе нее допущенные от недостатка опыта ошибки и просчеты, а в моем случае это уже, наверное, просто невозможно....
   Подобрав с пола и забросив угольки обратно в печь, он высверлил в пороге дырку и заткнул ее свиной щетиной.
   - Все, ведьма, теперь уже тебе ко мне вовек не добраться, - проворчал крайне недовольный собою Демидыч и начал собираться на работу.
   Пришедшие сегодня к месту развода на общественные работы парни и девушки начали приглашать поселенцев придти вечером на берег озера для участия в обряде ублажения водяного.
   - Мы сегодня попытаемся уговорить его не пакостить нам, преподнеся ему необходимое в таком случае жертвоприношение, - говорили они воспринимающим их затею без особого энтузиазма поселенцам.
   - Распустило вас правление коммуна, не заставляя вас, бездельников, полностью выкладываться на общественной работе, - негодовал воспринявший их затею в штыки Разгуляев. - В такое позднее время добрые люди спать должны, а не устраивать гуляние.
   - А недобрые люди в это время наш семенной фонд разбазаривают! - выкрикнул ему кто-то из толпы поселенцев.
   - Цыц, негодники! - прикрикнул на поселенцев Разгуляев. - Не баламутьте народ!.. Все общественные амбары находятся под охраною сторожа!
   - Так все это делается с ведомо самого сторожа! - выкрикнули с другой стороны толпы поселенцев.
   Обозленный Разгуляев, метая по возбужденной толпе громы и молнии, заставил поселенцев пронзительным взглядом своих разбойничьих глаз не только замолчать, но и опустить перед ним свои повинные головы.
   - Эти шуточки могут кое-кому слишком дорого обойтись, - мрачно пригрозил притихшей толпе Разгуляев.
   - Они вполне способны разграбить весь семенной фонд еще до начала посевной, - недовольно буркнул стоящий возле Тимофея Фроловича Антон. - Если не предпринять прямо сейчас надлежащих мер, то нам совсем скоро уже не будет надобности подготавливать землю к очередному урожаю.
   - А что мы можем сделать? - со злостью буркнул в ответ пасмурный хозяин. - Мало нас осталось.... И им обо всем этом тоже хорошо известно.....
   - Тяжелые нас ждут времена, - вслух подумал Антон.
   - И не говори, - согласился с его словами хозяин, - к этому временя нам лучше не дожить вовсе....
   - Иван Иванович, а эти неугомонные поселенцы снова затевают очередной непотребство! - вскричал ворвавшийся к бесу оборотень.
   - Что еще происходит в этом поганом поселке, Демьян Давыдович!? - потребовал более подробного отчета встревоженный бес.
   - Сегодняшним вечером они намереваются обезвредить водяного, - проговорил отдышавшийся оборотень.
   - И каким образом? - продолжал допытываться не поверивший оборотню бес. - Утихомирить обозленного водяного по силам только одному нашему повелителю. Уже давно продавшиеся нам со всеми своими потрохами поселенцы ничего с нашим другом водяным поделать не могут....
   - Сегодняшним вечером поселковая молодежь устраивает на берегу озера гуляние с жертвоприношением водяному, - объяснил не слишком успокоившийся от слов беса оборотень.
   - И что тебе сказал по этому намечающемуся сегодня вечернему гулянию сам водяной? - допытывался нахмуренный бес.
   - Если поселковая молодежь принесет ему в жертву живого коня, то он будет вынужден оставить поселенцев в покое, а если, как они, по их словам, намереваются сделать, принесут в жертву просто чучело, то оно водяного ни к чему не обяжет.
   - Где находятся все кони в нашем поселке, Демьян Давыдович?
   - В конюшне, Иван Иванович, мы же их всех, после организации в поселке коммуны, изъяли у поселенцев на общественные нужды.
   - Так вот, Демьян Давыдович, лично убедись в наличие всех коней в конюшне и до утра от них не отходи! - повелел бес. - И помни, что ты за сохранностей коней отвечаешь своей головою!
   - Понял, Иван Иванович, - согласно буркнул оборотень и уточнил. - А когда мне тогда доставить молоко для Варвары....
   - Сегодняшней ночью она будет отдыхать, - сердито буркнул бес и отпустил оборотня.
   Во время обеденного перерыва к Тимофею Фроловичу подошло несколько парней.
   - У нас уже все готово для сегодняшнего праздника, кроме обещанного чучела коня. Ты нас, дядечка, не подведешь?
   - Не беспокойтесь, ребята, это чучело коня у нас уже почти готово, остались лишь небольшие недоделки - успокоил парней Тимофей Фролович. - Не забудьте выделить ближе к вечеру четырех парней для Демидыча, чтобы помочь ему перенести это наше чучело к озеру.
   - А он уже знает о чучеле? - переспросили Тимофея Фроловича не желающие для себя никаких неприятных сюрпризов парни.
   - Знает, я ему еще утром говорил ему о чучеле. Можете напрасно не переживать.... Поверьте, что у вас сегодня все будет на самом высоком уровне.
   После окончания общественных работ молодежь разделилась на еще заранее определенные ими группы и на месте проведения обряда ублажения водяного закипела подготовительная работа. С наступлением вечерних сумерек молодежь разожгла костры и с веселыми песнями и плясками встречала подходящих на праздник поселенцев.
   Антон, пора уже и нам идти к озеру, - окликнул его хозяин, и они, захватив с собою туесок меда и разноцветные ленточки, поспешили на место проведения сегодняшнего обряда.
   На подходе к месту праздника они встретились с поджидающими их парнями.
   - Тимофей Фролович, но где же обещанное чучело коня? Уже пора начинать праздник, а посланных к Демидычу за чучелом коня парней все еще нет....
   - Не беспокойтесь, друзья, - начал было успокаивать парней Тимофей Фролович, но послышавшиеся с места проведения обряда ликующие возгласы поселенцев заставили его замолчать.
   - Чучело! Чучело ведут! - послышались голоса обрадованных парней и девушек, и они поторопились к озеру.
   Четверо сильных парней еле удерживали в руках молодого еще не укрощенного жеребчика. Изо всех своих сил упирающийся стройными тонкими ногами жеребчик ни за что не хотел приближаться к пугающему его озеру. Привыкший к уединению он пугался доносившемуся до него со стороны озера шуму. К парням подоспела помощь и жеребчик, пусть и с неохотою, потихонечку приближался к пылающим на берегу озера кострам.
   - Вот так чучело! - восхищались окружившие его парни и девушки. - Да, это же самый настоящий жеребец! Очень жаль, что ему уготовлена подобная участь, но ничего не поделаешь, нам, все равно, придется его утопить ради освобождения от этого неизвестно за что и почему осерчавшего на весь наш поселок водяного!
   Пока девушки вплетали в гриву и хвост разноцветные ленточки и цветы, мазали его голову медом, парни, крепко-накрепко связав жеребчику ноги, повесили на шею старые мельничьи жернова. А потом уже все вместе потащили его под восхищенные крики собравшихся на праздник поселенцев к озеру. Успешно утопив жеребчика в озерной воде, молодежь продолжила веселиться на берегу озера, а более пожилые поселенцы разошлись по домам.
   - Наконец-то, я сумел отплатить с лихвой за все свои в последнее время мучения, - ликовал еле успевающий отвечать на вопросы, где он откапал такого жеребчика Демидыч.
   Утром поселенцы толпою высыпали на берег протекающего по долине ручья и, вначале с опаскою, а потом уже и намного смелее, черпали ведрами воду. Ублаженный вчерашним вечером водяной даже не пытался хоть как-то их напугать или хоть как-нибудь препятствовать пользоваться водою из своих владений. Все поселенцы за исключением сумрачных пьяниц и проституток ликовали и благодарили вчерашних освободивших их от расшалившегося не в меру водяного героев. Да, и откуда могло взяться у пьяниц и проституток хорошее настроение, если заработанные ими на общественной работе продукты питания уже давно были пущены на самогонку. Больше не надеясь на подношение со стороны состоятельных поселенцев, они были в отчаянии и с ужасом ожидали неумолимо надвигающегося на их бедные головы голода. Но не долго они были в отчаянии. Их сообразительные головы быстро отыскали выход из создавшегося для них в последнее время положения, подсказали, как им надо поступить, чтобы обеспечить не только самих себя, но и свои семьи, хотя бы сносным пропитанием.
   - Раз сейчас власть наша, - вполне резонно подумали они, - то пусть она и заботить о нас, своих самых верных и преданных союзников.
   Подумали и сообщили через Завороткина о своем бедственном положении правлению коммуны.
  
   Февраль 1995 гола.
  
  
  

Глава девятая.
ПРИМЕТЫ НОВОЙ ЖИЗНИ.

  
   Так ты говоришь, что наши союзники требуют позаботиться об их безбедном существовании? - переспросил Завороткина недовольно скривившийся бес.
   - У моих друзей уже давно истощились все запасы продовольствия, - растерянно буркнул увильнувший от прямого ответа Завороткин. - Если не оказать им срочную поддержку и помощь, то они уже совсем скоро будут голодать....
   - Но мы выдавали им продуктов питания во время уборки урожая намного больше, чем остальным коммунарам! - с удивлением воскликнула окинувшая присутствующих на заседании правления коммуны недоумевающим взглядом Варвара. - Так почему у остальных коммунаров еще имеются запасы продовольствия, а у наших друзей уже ничего не осталось!?
   - Эти лодыри и бездельники не хотят и не никогда не думают о своем ближайшем будущем, а живут только одним сегодняшним днем, - с раздражением буркнул недовольный, что ему все еще запрещалось брать этих пьяниц и проституток в оборот, Разгуляев. - Ежедневное тяжелое похмелье не позволяет им думать, что и завтра для поддержания собственной жизни им тоже придется хоть чем-то питаться.... Просто невыносимая по утрам головная боль вынудила их пустить все выданные нами для безбедной жизни продукты питания на самогоноварение.
   Слишком резкое высказывание об отношении неисправимых пьяниц и проституток к своей пропащей жизни Разгуляева на этот раз не вызвало ни у одного члена правления коммуны желание его оборвать или хоть как-то смягчить его категоричность. Бес сидел молча и в глубокой задумчивости нервно постукивал пальцами по столу. Молчали и остальные члены правления коммуны. Отказав в помощи пьяницам и проституткам, они рисковали вызвать неудовольствие в лагере своих ближайших сторонников, которых у них в поселке и так было немного. Как можно было без ощутимых потерь выкрутиться из загоняющей их в глухой непроходимый тупик теперешней сложной ситуации, нечисть не только не знала, но и никогда до этого не задумывалась. Они всегда были сообразительными и хитроумными только тогда, когда надо было кого-нибудь в жизни запугать или обобрать попавшегося им в лапы какого-нибудь бедолагу до нитки, когда можно было поживиться за чужой счет, а на конкретное дело у них не было ни желания и ни способностей. Ограниченные в своих действиях при проведении остро необходимого в поселке поселенцев Сатане эксперимента строгими инструкциями повелителя они сейчас с надеждой поглядывали на своего никогда не подводившего их предводителя. Нечистые, не сомневаясь, что бес непременно отыщет способ решения немало их всех озадачившей проблемы, ждали от него сейчас конкретных распоряжений.
   - У меня есть только два пути для оказания помощи своим ближайшим в поселке союзникам, - соображал про себя даже не надеявшийся на помощь своих соратников по нечистому делу бес, - начать их кормить с помощью заключенного в пещере духа, или заставить остальных поселенцев поделиться своими запасами с нуждающимися пьяницами и проститутками....
   Второй путь решения проблемы пугал беса своей непредсказуемостью и возможными неприятными последствиями. И он и тоже время был далеко не уверен, что у заключенного в пещере духа достаточно продовольствия, чтобы прокормить оглодавшую прожорливую ораву пьяниц и проституток.
   - Я вряд ли смогу принять прямо сейчас хоть какое по этим оказавшимся на самом-то деле слишком ненадежными ближайшим в поселке союзникам решение, - подумал не знающий, как ему лучше поступить, бес. - Я вначале должен продумать все угрожающие мне в любом случае неприятностями последствия решение этой проблемы....
   Так ничего для себя не решивший бес тихо проговорил поглядывающим на него членам правления коммуны:
   - Мы не можем допустить, чтобы коммунары голодали. Но этот непростой вопрос еще требует хорошей проработки.... Перенесем его на следующее заседание правления коммуны.
   Наподобие поселковых пьяниц и проституток нечисть тоже редко когда задумывается о завтрашнем дне. И повеселевшие члены правления коммуны тут же заговорили о других уже менее для них болезненных делах. Один только Завороткин на сегодняшнем заседании сидел хмурым и задумчивым. Оказавшись в затруднительном положении, он сейчас обдумывал про себя, что ему уже завтра сказать своим товарищам и как ему уговорить их еще немного потерпеть.
   - Хозяин! - властно выкрикнул вошедший в пещеру бес. - Отзовись! Мне надо с тобою кое о чем посоветоваться!
   - Я слушаю тебя, бес, - отозвался недовольный голос духа пещеры. - Что прикажешь мне для тебя сделать?
   - Возникла острая надобность помочь нашим союзникам в поселке с продовольствием. И я хочу узнать у тебя, как нам будет лучше эту помощь организовать....
   - Никак, - сразу же отказал бесу дух пещеры. - Я не выдам для этих бездельников и лежебок даже завалящего сухарика.
   - Но почему?.. - переспросил его немало удивившийся бес. - Ты же обязан выполнять все мои повеления, а я лучше знаю, что мне в данное время надо для сохранения в порученном мне Сатаною поселке мира и согласия....
   - Я вовсе не обязан так уж беспрекословно исполнять все твои просьбы, бес, - с раздражением оборвал его дух пещеры. - Я действую только согласно указаниям Сатаны....
   - Но наш повелитель слишком далеко от этой пещеры, - возразил духу в замешательстве бес. - Он не может знать, что в это время происходит в поселке.... Я, как его представитель, требую от тебя подчинения.
   - Ты так считаешь, бес? - насмешливо буркнул дух пещеры. - Тогда знай, что Сатане известно о положении дел в твоей коммуне намного больше, чем знаешь о ней ты сам. Если ты и дальше будешь требовать от меня подчинения всем твоим повелениям, то я могу тебя легко в этом переубедить?
   - И чем ты можешь меня переубедить? - недовольно буркнул не поверивший его словам бес. - Это просто твои отговорки. Тебя, простого исполнителя воли повелителя не волнует, что организованная в поселке по его повелению мною коммуна способна в любое время развалиться, а я рискую своей будущей карьерою.... С меня спросит Сатана, а не с тебя, если в коммуне будет хоть что-нибудь не так, как он задумал.
   - Не трать понапрасну свое красноречие, - с прежней насмешливостью отозвался дух пещеры, - а лучше загляни в эту тайную комнату.... И у тебя уже навсегда пропадет желание требовать от меня невозможного.
   Осмотревшийся в пещере бес увидел, как один из укрывающих стены пещеры ковров самопроизвольно приоткрылся, обнажая скрытый под ним темный проход. Немало заинтригованный бес не стал больше противиться настойчивому требованию духа пещеры и безо всякого желания пошел в направлении открывшегося прохода.
   - Смелее, - поторопил его голос духа пещеры. - Тебе ли бояться кромешной темноты....
   Войдя в проход, бес остановился в ожидании, когда его бесовские глаза привыкнут к окружившему его мраку. Восстановив свое острое бесовское зрение, он увидел, что стоит в небольшом помещении с установленным посередине каким-то чаном и с поставленным возле него креслом.
   - Садись в кресло и смотри в чан! - недовольно буркнул торопящий беса дух.
   Бес опустился на кресло и заглянул в наполненный какой-то серебристой маслянистой жидкостью чан.
   - Напряги на поверхности этой жидкости все свое внимание, - подсказал не знающему, что ему делать, бесу дух пещеры.
   Бес мрачно всмотрелся в жидкость и не без удивления увидел, как на ее поверхности начали проявляться какие-то смутные неясные очертания, в которых он со временем начал узнавать знакомую ему пещеру повелителя.
   - Я не должен смотреть в этот чан! - вскричал от мгновенно переполнившего его ужаса бес. - Я не имею права подсматривать за своим повелителем!
   - Успокойся, - послышался из чана знакомый властный голос Сатаны, - дух позволили тебе соединиться со мною с моего разрешения. Я заранее предположил, что у тебя могут возникнуть в поселке требующие срочного решения проблемы, поэтому и посоветовал ему в случае, хоть какого с тобою разногласия, сослаться на мои указания. Не беспокойся и не переживай понапрасну, ты пока что предо мною ни в чем не провинился....
   У полуживого от страха беса немного отлегло от сердца. И он уже с присущим всем нечистым благоверным трепетом смотрел на все яснее проявляющийся на поверхности серебристой жидкости облик повелителя.
   - Докладывай! - коротко повелел бесу полностью проявившийся Сатана. - Зачем я тебе понадобился!? О чем ты хочешь меня попросить?!
   И бесу поневоле пришлось рассказать повелителю о возникшей перед ним в поселке трудноразрешимой проблеме.
   - Ты, мой дружочек, уже успел начисто позабыть о моих первоначальных указаниях! - сердито выговорил ему раздраженный повелитель. - Я тебя еще раньше предупреждал, что ты можешь надеяться при руководстве доверенной тебе коммуны только на свои силы и возможности! Изыскивай внутренние в поселке резервы, а не жди от меня помощи! Я не для того задумывал этот эксперимент, чтобы ты, оказавшись полностью неспособным к подобной деятельности, обесценил для меня его итоги, по которым я уже вряд ли смогу сделать для себя хоть какие необходимые мне выводы для земной деятельности моих сторонников и слуг! Ты понял меня, бес!?
   - Понял, повелитель, - пролепетал предчувствующий уже совсем скорое его неудовольствие бес. - Я постараюсь, как ты мне и советуешь, изыскать внутренние резервы....
   - Ну и как, убедился в моей правоте! - с неприкрытым злорадством поинтересовался у беса дух.
   - Убедился! - со злобою выкрикнул выскочивший из пещеры бес. - Как же я сам не догадался, что моему повелителю известно все, что происходит в этом навек проклятом поселке, до мельчайших подробностей!? - ругал самого себя на обратной дороге в поселок бес. - Зачем мне понадобилась спорить и хоть в чем-то убеждать духа пещеры!? Или я и раньше не знал, что подобным созданиям моего могущественного повелителя просто невозможно ничего доказать! Они же всегда ни на иоту не отступают от первоначально вложенных в них Сатаною указаний! Нет, что там ни говори, а подобное очеловечивание слишком опасное для нас, бесов! Начисто позабыв о своем первоначальном предназначении, я осмелился вызвать неудовольствие мною повелителя! Нам, бесам, просто противопоказано слишком долго изображать из себя людей! Мы способны до того сильно увлекаться этой ролью, что уже начинаем не только влезать в их никчемные, недостойные нашего внимания, дела, но и даже их жалеть, пытаться сделать для них хоть что-нибудь полезное, совершенно при этом забывая о своем истинном предназначении. Пришла пора окончательно рвать с последствиями своего очеловечивания, пришла пора мне опомниться и вспомнить о своей истинной сущности. Я больше не стану жалеть этих недочеловеков.... Заботясь о дальнейшем сохранении своей сущности, я не только обдеру этих презренных поселенцев до последней нитки, но и непременно доведу их до голодной смерти.
   Решившиеся на непопулярные меры узурпирующие власть в поселке нечистые не стали собирать общее собрание коммунаров. Но, желая придать вопиющему беззаконию более-менее приличный вид, объявили о созыве по данной проблеме расширенного правления коммуны с приглашением объявленных на разводе бригадиром Разгуляевым во время развода на общественные работы активистов, в число которых попал и Тимофей Фролович с Демидычем.
   Вечером, после окончания рабочего дня, в кабинете беса начали собираться члены правления коммуны с приглашенными на расширенное заседание правления активистами. Сегодня из-за присутствия на заседании рядовых коммунаров стол уже не ломился от обилия спиртного и закусок. Да, и встречающий их хмурый малоразговорчивый бес не способствовал, как обычно, к дружеской непринужденной беседе. С приходом постоянно задерживающегося на своей хлопотливой должности бригадира Разгуляева бес, неторопливо откашлявшись, начал читать по бумажке заранее подготовленную речь:
   - Товарищи, к сожалению, в то время, когда мы только начали делать свои робкие первые шаги в налаживании в поселке новой жизни, самые несознательные и отсталые коммунары, воспользовавшись нашими первоначальными трудностями, отхватили из общего пирога лично для себя большую часть выращенного свободным коллективным трудом урожая. Подобная допущенная нами в то время, когда мы, еще до конца не осознавая все трудности в построении новой жизни, осторожно ощупывали к ней подходы, вопиющее беззаконие не прошла, как рассчитывали, по всей видимости, бесчестные проходимцы, бесследно. Она по истечению короткого времени со всей силою ударила по самым сознательным и активным коммунарам. Больно ударила по тем, кто все это время искренне верил в новую жизнь, в изначально вложенную в нее справедливость, кто, понадеявшись на нас, своих руководителей, все это время работал, как говорится, от зари и до зари во имя общественного блага на общественной работе. Им, начисто лишенным подталкивающей в прошлой жизни людей на неблаговидные дела жажды накопительство, было просто некогда задумываться о собственном благосостоянии. Они все свои силы и весь свой творческий энтузиазм полностью отдавали скорейшему построению в нашей коммуне достойной человеческой жизни. И что же они получили взамен своего на всем протяжении существования нашей коммуны ударного труда!? Они снова, к нашему стыду, ощущают себя обделенными и униженными коммунарами, а их семьи голодают. Они снова вынуждены идти с поклоном к тем же рвачам, которые и в прежней жизни не стеснялись наживаться на их горе и беде. Идти на поклон к проходимцам, которые, воспользовавшись нашими временными трудностями, снова оказались на высоте, и снова со злорадством дожидаются, что наши оголодавшие коммунары станут с протянутой рукою просить у них милости. Но разве для этого мы организовывали коммуну, чтобы эти проходимцы снова ощущали самих себя господами и снова измывались над голодными и униженными жизнью поселенцами? Я, товарищи, сегодня посетил несколько таких семей. Кровь стынет, товарищи, когда смотришь в забывшие о невинных шалостях глаза голодных детей. Немым молчаливым укором светили мне в ответ на вопросы их оголодавшие глаза. Зная о наших временных трудностях, они держались до сегодняшнего дня. И только теперь, когда уже стало совсем невмоготу, они не пошли ни воровать и ни грабить, а, как люди новой формации, пришли к нам, своим руководителям, и попросили помощи. Даже и сейчас они слишком много для себя не требуют. Они просят нас не дать им умереть голодной смертью, оказать им помощь более-менее достойно продержаться до нового урожая. Способны ли мы, товарищи, отказать своим верным и надежным испытанным временем друзьям? Можем ли мы считать самих себя людьми, если не протянем им руку братской помощи и поддержки!? Нет! Мы, товарищи, просто не имеем права отмалчиваться и не ответить на их просьбу. Наша новая жизнь не для тех, кто сегодня набивает свое брюхо до отвала, в то время, когда голодают маленькие беззащитные дети. И кто же им сейчас поможет, кроме нас? Разве у этих бывших собственников хоть когда-нибудь проснется совесть!? Разве они уже не помогли бы им, если бы это совесть у них была!? Нет, они так просто бедным голодным поселенцам помогать не собираются. Им просто необходимо утолять свою вековую кровожадность унижениями этих простых трудолюбивых поселенцев. И только потом они с презрением бросят им обглоданные кости, как дворовым псам. Но мы, товарищи, не можем допустить подобное унижение членов нашей коммуны! Тех, кто все еще не осознал, что в нашей коммуне все поселенцы братья и сестры, и что надо помогать друг другу в беде с открытым сердцем по-товарищески, мы силой заставим вспомнить о своем человеколюбии и о своей воистину святой обязанности делиться едою с голодающими! Мы в этом направлении уже кое-что сделали: получающие паек от нашего милостивого Сатаны члены правления коммуны отдали нашим голодающим товарищам сегодня большую часть причитающего им продовольствия....
   Прервавший самого себя на этом слове бес сделал довольно продолжительную паузу и хорошо понявшие его намек члены правления коммуны громкими рукоплесканиями одобрили подобную их гуманность и человеколюбие.
   - Но, товарищи, одной нашей жертвенности явно недостаточно! - с апломбом выкрикнул в ответ на их рукоплескание бес. - Это всего лишь капля в море по сравнению с тем, что необходимо для недопущения в нашей коммуне голода. Но где же нам взять этих остро необходимых продуктов для поддержания наших голодающих членов коммуны!? В семенном фонде!? Его трогать нельзя.... Он основа нашей будущей счастливой жизни. Остается одно.... Изъять излишек продовольствия у тех несознательных поселенцев, у кого его имеется в излишестве, и кто не торопиться поделиться им с голодающими членами нашей коммуны. Изъять у тех, у кого алчность заглушает голос совести, кто с непритворным равнодушием наблюдает за страданиями своих односельчан! Поэтому я и предлагаю, товарищи, обложить этих несознательных членов нашей коммуны продовольственным налогом и передать изымаемые у них излишки продовольствия голодающим.
   - Что же это такое в последнее время происходит!? - толкнув в бок сидящего рядом с ним Тимофея Фроловича, воскликнул негодующий Демидыч. - Почему мы должны спокойно выслушивать от навязанного нам Сатаною руководителя подобный бред!? Он же нас, безо всякого зазрения совести, и обвиняет, что эти навязанные нам в наказание за грехи пьяницы, проститутки и тунеядцы перевели все свои запасы на самогон!
   Тимофей Фролович, слушая полную лицемерного пафоса речь председателя правления коммуны, еле сдерживался, чтобы не выкрикнуть прямо в его бесстыжие глаза все, что он думает о заведенных в коммуне порядках, и не уйти из этого провонявшего ложью и коварством кабинета, громко хлопнув за собою дверью. Многое он ожидал от этих посланных самим Сатаною в поселок выродков, но, по всей видимости, он никак не ожидал, что они даже способны на подобное совсем уж непростительное изуверство.
   - Нет! И еще раз нет! - восклицал он про себя. - Как бы не был порочен живущий на земле человек, он никогда не опуститься до подобной степени ханжеского лицемерия! Подобные дела и мысли по плечу только одним истинным врагам на земле человеку - нечисти!
   - А сейчас, я попрошу, товарищей, высказать по данному вопросу свои соображения, - тихо проговорил заканчивающий свою речь бес. - Начнем с тебя, Тимофей Фролович.
   - Чем вы тут все занимаетесь? - еле сдерживая охватившее его возмущение и стараясь говорить, как можно, спокойней, спросил посмотревших на него членов правления коммуны Тимофей Фролович и сам ответил на свой вопрос. - Вы во всем потакаете лодырям и пьяницам и убиваете всякое желания работать у всех, кто еще не утратил свою совесть и честь. Зачем вы разыгрываете на своих никому не нужных заседаниях из себя героев и защитников справедливости!? Или вам не дано понять, что вы, и есть самая величайшая на земле несправедливость!? Как хорошо нам жилось в этой благодатной для крестьянина долине без ваших "мудрых" советов и без вашего покровительства. В то воистину благословенное время даже самые последние пьяницы в поселке не голодали, а сейчас, когда вы сами довели всех нас до голода, вы еще смеете в чем-то нас упрекать. Но позвольте спросить вас, что вы будете делать тогда, когда мы все перестанем работать по совести и по-божески, когда мы все станем похожими на ваших любимых пьяниц и проституток!? У кого вы тогда будете изымать излишки продовольствия!?
   - Вот она - ваша частнособственническая психология, - насмешливо бросил своему ненавистному врагу оборотень. - Пусть другие умирают от голода, лишь бы я был сыт и в полном довольствии. Неужели вам голодных детишек не жалко!? Если их отцы в чем-то и виноваты, то хоть детишек пожалейте. Они-то в их беспробудном пьянстве нисколько не виноваты. А ты еще считаешь самого себя борцом за справедливость. Так, где же она твоя справедливость и твоя человечность!? Нет ее у тебя, и никогда не было! Ты просто сейчас блефуешь перед правлением коммуны, Тимофей Фролович!
   - Сытый человек никогда голодного не поймет, - язвительно добавила Варвара. - Теперь-то, Тимофей Фролович, я окончательно убедилась, что ты на предыдущем подведении итогов общественной работы специально задурил головы коммунарам о якобы существующей в поселке несправедливости только для того, чтобы пробраться во власть. Заполучив ее, ты, воспользовавшись болезнью нашего несчастного друга Игната Михайловича, сумел обеспечить себя и всех своих сторонников необходимым для продолжения своей безбедной жизни запасом продовольствия. Что ж, мы прошлое тебе вспоминать не будем, но сейчас и ты должен понять своей сообразительной на всякие ухищрения головою, что пришла пора начинать делиться продовольствием с особо нуждающимися поселенцами, делиться с теми, кто прямо сейчас страдает от ежедневного недоедания. Так будет и по-божески, и по-людски. В жизни надо думать не только о самом себе, но и о благополучии своих односельчан.
   - Когда же это мы брали для самих себе больше, чем выдавали вашим возлюбленным пьяницам и проституткам!? - вскричал вскочивший с места вконец разозлившийся Демидыч. - Или вы уже успели начисто позабыть, что, если бы не Тимофей Фролович, то эти ваши голодающие уже давно перегнали бы весь урожай на самогонку! Сколько уже продуктов загубили сволочи, а им все мало! Эта прожорливая прорва наподобие бездонной бочки: сколько им не давай этого продовольствия, все равно, через неделю от их запасов ничего не остается!
   - Все еще никак не угомоняться, паразиты проклятые! - завизжал со своего места взбешенный его словами Завороткин. - Это они, подлые, весь наш урожай разбазарили, а на честного товарища Мазурика хотели спихнуть свое воровство. Подобные прохиндеи никогда не пожалеют наших голодных детишек! У них эту жалость можно только вбить силою! А мы, поверив в их добропорядочность, еще и должности им доверили, предоставили так сказать все условия и дальше измываться над бедными и несчастными рядовыми коммунарами.
   - Сколько еще мы будем терпеть этих горе работников!? - с наигранным возмущением выкрикнул воспользовавшийся ситуацией Разгуляев, которому Тимофей Фролович и Демидыч уже давно стояли поперек горла. - Сколько еще мы будем им потакать и возиться, как с писаными торбами!? Этих жлобов уже не перевоспитаешь! Они безнадежны!.. Не лучше ли нам поставить на их место честных и ответственных поселенцев! А то возимся со всякой бездарью, которая, вместо благодарности за наше доверие, только и ждет подходящего случая, чтобы не только смешать нас с грязью, но и настроить против нас рядовых коммунаров!
   - Да, пошли вы все вместе с вашими должностями и со своим доверием туда, куда Макар коров не гонит пастись! - процедил сквозь зубы взбешенный возводимой напраслиной Тимофей Фролович и, окинув презрительным взглядом возбужденных членов правления коммуны, добавил. - Делайте все, что пожелаете, но не забывайте, что все ваше теперешнее лихоимство непременно выйдет вам боком. Нельзя до бесконечности обманывать и глумиться без зазрения совести над поселенцами. Они же все русские люди.... Им можно только на короткое время задурить всякими сказками головы. Но потом, когда до их дойдет, в какую жизнь вы их тянете, когда их головы хотя бы немного проясняться, то от их мести вас уже не спасет даже сам, как вам думается, всемогущий Сатана.
   Он еще немного многозначительно помолчал, а потом, махнув рукою, вышел вместе с Демидычем из кабинета.
   - Наконец-то, эти бывшие собственники сами попросились в отставку. Макар Никодимович, ты так и объяви во время завтрашнего развода на общественные работы, - устало проговорил бес и, достав из тумбочки водку, колбасу и буханку хлеба, со сладкою ухмылкою проговорил. - Угощайтесь, друзья мои.... Ох, и трудно же с этими чистоплюями разговаривать....
   Бутылка пошла по кругу и каждый из них, примериваясь, чтобы хватило на всех, понемножку отливал из нее в свой стакан водки и залпом выпивал.
   - Эти жлобы вряд ли сумели бы поделить бутылку водки между всеми поровну, - пошутил Завороткин, когда бутылка снова оказалась у беса. - Последнему из нас у них наверняка не хватило бы....
   Громкий раскатистый хохот развеселившейся нечисти потряс стены расположенного за алтарем недостроенной церкви кабинета беса.
   - Однако кое в чем эти бывшие собственники правы, - вынужден был признать протирающий выступившие у него от смеха из глаз слезы бес. - Собранные с поселенцев продукты надо свести в одно место и выдавать нашим голодающим союзникам по мере надобности. А то наши друзья, по всей видимости, беречь их так и не научились.
   - Так и сделаем, Иван Иванович, - поспешил его заверить осветившийся мстительной ухмылкою Разгуляев.
   Подробно обсудив у кого, и как будут изыматься излишки продовольствия, полностью удовлетворенная принятым на заседании правления коммуны решением нечисть разошлась по своим домам. За ночь бес передумал и решил не доверяться Разгуляеву, а самому вместе со всеми членами правления коммуны сделать необходимые объявления перед коммунарами во время развода на общественные работы.
   - Неужели еще кто-нибудь из этих нечестивцев умер? - переспрашивали друг друга немало удивленные появлением на месте развода во главе с бесом всех членов правления коммуны поселенцы.
   - Да, нет, пока еще никто из них даже не думает оставлять нас в покое - объяснили им только подошедшие к месту развода Тимофей Фролович с Демидычем. - Они сегодня намереваются изымать излишки для своих голодающих союзников продовольствия.
   - У кого изымать? - переспросили их полуголодные поселенцы.
   - У вас, - коротко бросил им хмурый Тимофей Фролович.
   - Откуда эти излишки у нас могут взяться, - не поверили ему поселенцы. - Мы и так в последнее время живем впроголодь....
   - Такие мастера, как наши изобретательные на всякие каверзы члены правления коммуны их непременно у вас отыщут, - посмеялся над наивностью своих односельчан Тимофей Фролович. - Они и с голого человека сдерут все, что им будет необходимо.
   - Попрошу внимания, товарищи коммунары! - зычным окликом оборвал их тревожное перешептывание Разгуляев. - С сообщением о принятых решениях вчерашним заседанием расширенного правления коммуны выступит перед вами Иван Иванович Бесовский!
   - Товарищи! - громко выкрикнул выступивший вперед бес. - На вчерашнем заседании правления коммуны была удовлетворена просьба Михайлова Тимофея Фроловича и конюха Демидыча по освобождению их от занимаемых в коммуне должностей!
   Хитроумный бес сделал, после этого сообщения небольшую, но многозначительную, паузу, позволяя обрадованным подобным известием пьяницам и проституткам бурными рукоплесканиями заглушить прокатившийся по толпе поселенцев недовольный ропот.
   - Я понимаю радость при подобном сообщении рядовых коммунаров и признаю свою непростительную ошибку, что долго терпел, надеясь на их благоразумие, этих бездельников и не освободил их от должностей несколько раньше, - продолжал заливаться сладкозвучным соловьем бес. - Тогда возможно и не было бы необходимости у правления коммуны принимать такое неприятное для нас, ваших руководителей, затрагивающего интересы большинства трудолюбивых и ни в чем не виновных коммунаров решение. Только недальновидное поведение уже бывшего помощника бригадира Михайлова Тимофея Фроловича, не создавшего запас продовольствия на непредвиденные случаи и разбазарившего со своими дружками большую часть собранного урожая, подтолкнула нас объявить в поселке об обложении большей части поселенцев продовольственным налогом. На вчерашнем заседании правления коммуны была создана и утверждена комиссия во главе с известным вам честным и неподкупным товарищем Завороткиным, которому и поручено реквизировать сегодня в поселке все излишки продовольствия. Товарищи, я хорошо понимаю все ваше недоумение от принятого нами вчера совсем уж неожиданного решения! - продолжал кричать с помоста внимательно вглядывающийся в нахмуренные лица поселенцев бес. - Я заранее согласен с вашими возможными возражениями, что именно вы в том, что у некоторых коммунары в последнее время закончились запасы продовольствия, не виноваты! Вы, доверившись в определении путей построения новой жизни нам, вашим руководителям, все это время честно и добросовестно исполняли свой долг, работали во имя ее скорейшего наступления в поселке денно и нощно, не покладая своих натруженных рук! Вы не можете и не должны отвечать за плохую работу не только коммунаров Михайлова и Демидыча, но и за доверившее такие высокие должности безответственным поселенцам правление коммуны! Да, я признаю, что вы имеете на подобные свои возражения все основание. Но вы не должны забывать, что уже отказались от подобной в кавычках справедливости своей прошлой навек проклятой жизни, что вы уже начали жить по совсем новым понятиям. Принимая каждое конкретное решения о наказании провинившихся перед коммуной поселенцев, мы не имеем морального права наказывать вместе с ними и их тоже ни в чем не виноватые семьи. Исходя из требований высшего проявления гуманизма, я призываю вас не требовать от нас обрекать и их семьи на голодную смерть, проявить нужное сочувствие и сострадание и, если не простить, то ходя бы войти в положение семей этих недостойных коммунаров. Товарищи! Я еще раз хочу повторить, что мы приняли решение о продовольственном налоге вовсе не от хорошей жизни! Вам и самим уже должно хорошо известно, что некоторые наши братья и сестры находятся на грани голодной смерти, что им срочно необходима наша помощь и поддержка. Вы должны понять, что правлению коммуны негде, кроме вас, изъять для прокормления голодающих продукты, чтобы хотя бы впроголодь продержать их до нового урожая. Я хочу вам признаться и в том, что мы не сразу решились принимать подобное очень спорное для многих из вас решение, надеясь, что у вас, в конце концов, проснется совесть и заставит хотя бы пригреть и накормить голодных детей. Но, к нашему великому сожалению, мы так не дождались от вас проявления гуманизма и актов милосердия. Мы опечалены подобным не очень-то понятным нам положением в коммуне и непременно придадим делу воспитания у вас, как показывает наша теперешняя жизнь, остро необходимого человеколюбия и сострадания к попавшим в беду коммунарам в дальнейшей воспитательной работе. Товарищи, я умоляю вас безропотно подчиниться решению правления коммуны, несмотря на то, как бы несправедливым оно для вас не казалось. Я заверяю вас, что изъятые излишки продовольствия пойдут только на оказание помощи вашим голодающим односельчанам.
   Закончивший свое выступления бес не стал настаивать, чтобы сами поселенцы высказали в выступлениях свое отношения к только что объявленному продовольственному налогу. Угрюмые лица большинства поселенцев предостерегли его от желания еще больше накалять страсти доведенных и без того до отчаяния коммунаров организованными выступлениями в поддержку принятого вчера вечером правлением коммуны решения союзниками нечисти. Наглядно убедившись, что ему будет лучше всего не усугублять еще больше и без того шаткого и неопределенного положения нечисти в поселке распевшимися сладкозвучными соловьями пьяниц и проституток, он умолк и, вместе с остальными членами правления коммуны, сошел с помоста. Да, и самим поселенцам в это утро тоже было не резон выслушивать хвалебные речи заранее подготовленных союзников нечисти, они тут же окружили гордого от важности порученного ему дела Завороткина, уточняя, имеются ли в списке подлежащих изъятию продуктов питания их фамилии.
   - Тише, товарищи коммунары, тише! - притворно недовольно покрикивал на них Завороткин. - В этом просто невообразимом гомоне я вряд ли смогу удовлетворить ваше любопытство! Не спешите раньше своих отцов в пекло! Скажу только одно: все, у кого назначено правлением коммуны изъятие излишков продовольствия для голодающих, узнают об этом только тогда, когда я подъеду к их дому. Что ж, пора уже приступать к изъятию излишков.... Начнем, пожалуй, с тебя, тетка Маня.....
   И веселая компания погнала повозку в сторону ее дома.
   - Откуда у бедной вдовы с тремя детьми могут быть, еще какие-то там излишки!? - заголосила не поверившая своим ушам тетка Маня. - Что же это такое твориться в нашем поселке!? Что же это вы более состоятельных поселенцев найти не смогли!?
   - Тетка Маня успокойся, - попытался ее урезонить Завороткин. - Добровольно отдай нам все, что с тебя причитается, и мы оставим тебя в покое....
   - Да, что я могу вам отдать, если у меня лишнего продовольствия уже нет и в помине, - продолжала голосить тетка Маня.
   - А мы проверим, - недовольно буркнул укоризненно покачавший головою Завороткин и крикнул сопровождающим повозку членам комиссии. - Эй, ребята, посмотрите у тетки Мани!.. Она утверждает, что излишек продовольствия у нее нет, и никогда не было!.. Что она, как и вы, сейчас тоже не знает чем ей накормить сегодняшним вечером голодных детей.... Может и правда, что ей вместо изъятия излишек продовольствия необходима срочная помощь....
   Члены комиссии обменялись понимающими взглядами и, отбросив в сторону стоящую в дверях тетку Маню, ворвались в дом. Неплохо осведомленные, где и что искать, они в мгновение ока загрузили на повозку все, что с нее причиталось, не забывая при этом наполнить и свои бездонные карманы.
   - Черт бы вас всех побрал! - обругала их опечаленная тетка Маня. - Вы же отобрали у меня даже намного больше, чем полагалось! Люди добрые заступитесь за бедную несчастную вдову!..
   - Не возводи напраслину на честных порядочных коммунаров, тетка Маня, - попытался ее урезонить Завороткин. - Все, что мы у тебя изъяли, находится в повозке. Не веришь, можешь сама все заново перепроверить.... Я не сомневаюсь, что мы у тебя ничего лишнего не взяли....
   - А сколько эти пьяницы унесли с собою? - вопрошала не желающая успокаиваться тетка Маня. - Или ты не видел, как они передавали наворованные у меня продукты своим ребятишкам? Чем же мне сейчас кормить своих собственных детей?..
   - Зря ты, тетка Маня, оскорбляешь честных людей, - издевался над нею развеселившийся Завороткин. - Сама же только что утверждала, что у тебя ничего нет....
   А добрые люди, хмуро посматривая на узаконенный грабеж, наглядно убеждались, что самим добровольно отдать требуемое будет менее накладно, чем допускать в свой дом эту оголодавшую ораву. Только поэтому остальные поселенцы, когда повозка комиссии по изъятию излишков продовольствия в пользу голодающих останавливалась возле их дома, сами молча выносили все, что от них требовалось и, не отвечая на насмешливые ухмылки Завороткина, молча возвращались в дом.
   То, что изъятие излишек продовольствия не вызвала бунта в поселке, ободрила приунывшую нечисть.
   - Наконец-то, мы их убедили, что оказывать нам хоть какое-то сопротивление, а, тем более, бунтовать, заведомо бесполезное занятие! - восклицали они, освещаясь самодовольными ухмылками. - И теперь мы уже можем из них хоть веревки вить.
   Так и сказал своим ближайшим соратникам собравший на берегу озера очередное совещание подвластной ему нечисти бес:
   - Я поздравляю вас, друзья, с одержанной над этими недочеловеками окончательной неоспоримой победою! Своим самоотверженным трудом во имя тьмы мы уже навечно овладели их трусливыми душами! Побежденные нами поселенцы больше уже не смогут освободиться от нашей ничем не ограниченной власти! Наполняя ужасом дома этих пародий на людей, мы посеяли в их жалких сердцах такой убивающий все живое животный страх за себя и за свои семьи, что сумели не только намертво сковать их волю, но и убить в них всякое стремление к сопротивлению! Как бы ни был силен и коварен смущающий их скудные головы противник, какие бы потери мы в борьбе с ними ни понесли, все равно, им уже никогда не удастся нас победить! Этим недочеловекам никогда не удастся нас победить только потому, что мы сверяем каждый свой шаг и руководствуемся в своей пугающей деятельности во славу тьмы всепобеждающими идеями нашего мудрого учителя и повелителя! А там, где не побеждают наши идеи, там победит внушенный нами в их трусливые души страх перед нашим неминуемым возмездием. Страх - был, есть и будет всегда нашим самым грозным оружием. И не беда, что кое-кому из нас из-за их ответных ударов время от времени приходится ограничивать свое пугающее воздействие на этих изначально жалких и ничтожных людишек! У нас еще имеется в запасе немало неиспользованных резервов, которыми мы при необходимости сумеем не только воспользоваться, но и снова заставить трепетать от пробирающего их трусливые тела до костей нам на радость животного ужаса! Дорогие мои друзья, уважаемые мною коллеги, позвольте мне поздравить вас с приближающимся днем летнего солнцестояния! В преддверии этого дня каждый слуга тьмы собирается на шабаш! Он надеется, что в ходе шабаша не только вволю повеселит свою тоскующую в неприглядной серой повседневности душу, но и, забывшись обо всем на свете, постараться избавить самого себя от груза повседневных забот в приятной беседе с друзьями! Так возрадуйтесь, друзья мои, мы тоже решили провести первый в истории этой долины шабаш! И я надеюсь, что вы придете на наш праздник с новыми мыслями, с новыми позволяющими нам вечно держать в оковах обильно посеянного нами в поселке животного страха этих недочеловеков замыслами! Мне очень хочется, друзья мои, чтобы вы в скором праздничном веселье не только полностью освободились от извечно угнетающего всех нас отчаяния, но и поделились друг с другом своим немалым опытом в своей прежней пугающей деятельности во славу тьмы!
   Высказавший своим соратникам по нечистому делу благие пожелания бес умолк, а воспрянувшая духом нечисть от избытка мгновенно переполнивших их мерзкие души чувств тут же пустилась в просто немыслимый для здравомыслящего человека пляс. При этом, не забывая в ходе своего безумства, не только наполнять все окрестности оглушительными воплями, но и насыщать все, что их в это время окружало, мерзким с приторным запахом застоялого пота отчаянием. Потихонечку расползаясь по долине, оно было способно возбуждать у живых существ нестерпимую похоть и подталкивающую их на немыслимые дела глухую злобную раздражительность. Так бы оно и было и на этот раз, если бы веками выработанное у живых существ опасение при приближении к ним нечисти еще раньше не отогнала их на безопасное расстояние от места сборища нечистых. И на самом-то деле, кто сможет без омерзения и содрогания смотреть, как вместе пляшут весь усыпанный струпьями от проказы огромный демон и недавно народившийся ольховый ребенок, как с тоскливым завыванием кружится в стае русалок притягивающий к себе с луны постоянно копящееся на ней отчаяние оборотень. И уже просто невозможно было не отвести в ужасе глаза от прижимающегося в пляске к лебединой шейке русалки упыря, не находящего для себя в ней так ему в это время желанного утоления от нестерпимой жажды. Его оглушительно громкий вопль разносился по всей долине, возбуждая у слушающих его хищников кровожадные инстинкты. Переполняясь нестерпимым желанием, как можно скорее, вонзить свои клыки в живое, трепещущееся от страха, тело, они тут же набрасывались на первую попавшуюся им в лапы жертву и в бешеной ярости разрывали ее на малюсенькие кусочки. Если услышавшие этот жуткий вой хищники не обнаружат возле себя подходящей им для подобного безумия жертвы, то они непременно заболевали бешенством или чумою. Бес и Варвара с вполне понятным для них умилением смотрели на своих беснующихся друзей. Испытывая при этом истинное наслаждение от встречи пусть и с давно позабытыми в ходе непрерывных поручений Сатаны, но с такими родными для них и желанными вакханалиями.
   - Как хорошо, что мы снова все вместе, - страстно шептала прижимающаяся к волосатому телу беса Варвара. - Только в окружении своих давних и испытанных временем друзей я могу полностью отдаться переполняющей меня в это время страсти и нестерпимому желанию забыться обо всем на свете в твоих, мой милый, объятиях.
   Не оставшийся равнодушным к словам Варвары бес, затрепетав от мгновенно переполняющих все его поганое тело сладострастных чувств, еще крепче прижался к своей любвеобильной подружке. И они, повинуясь охватившему их обоих нестерпимому желанию, потихонечку опустились на мягкую луговую травку.
   О скором наступлении в поселке голода больше думали и вздыхали одни только пожилые поселенцы. А всегда отличающиеся неискоренимым в молодости легкомыслием парни и девушки, несмотря ни на что, предавались неудержимо влекущему их всех к себе веселью. И никто в поселке не мог остепенить их жадное нетерпение по возможности скорее встретиться со своим неземным заведомо несбыточным счастьем.
   - Какой смысл заранее предаваться унынию и переживать о том, чего вполне возможно с ними не произойдет? Пусть все в нашей жизни идет своим чередом, - беззаботно отвечали они на укоры пожилых поселенцев. - В нашей жизни все заранее предопределено, и мы вряд ли сможем в своей будущей судьбе хоть что-нибудь изменить. А раз так, то пока мы живы, нам лучше всего не предаваться напрасным переживаниям, а продолжать веселиться!
   В это время деревенские девушки собирались на девичники и на свои собрания парней не допускали. А те, изнывая от отсутствия своих возлюбленных, топтались где-нибудь поблизости, делясь друг с другом о своих не очень-то веселых делах или играя в несложные игры, в ожидании, когда их подруги наговорятся и соизволят уделить им хотя бы немного внимания. Вот и сегодня парни тоже исподтишка наблюдали за прокрадывающимися на ближайший перекресток девушками. Доподлинно зная об их ничем непоколебимой уверенности в поверие, что, с какой стороны они, остановившись на самой середине перекрестка, услышат хоть какой-то шум или лай собаки, туда их непременно и отдадут замуж, они с нетерпением дожидались от сидевшего в засаде парня условного знака. Им очень не хотелось разочаровывать своих подружек, а поэтому они всегда старались заранее узнать, чья именно девушка вышла для гадания на перекресток, чтобы пошуметь ей с нужной стороны.
   - Твоя Марина только что направилась к перекрестку, - прошептал возвратившийся из засады разведчик парню, и тот, уже больше ничем не интересуясь, побежал в нужном ему направлении.
   Девушка, вслушиваясь в нависшую в это довольно позднее время над поселком тишину, с надеждой поглядывала в сторону, где жил ее сердечный друг. Предупрежденный парень уже был на месте и с усмешкой поглядывал на свою застывшую в середине перекрестка подругу. Но он не успел подать ей нужный сигнал: совсем уж неожиданно прогремевший над поселком дикий вопль какого-то животного его опередил. Услышавшая вместо сигнала своего друга дикий вопль животного, испуганная девушка в отчаянии схватилась руками за голову и, как подкошенная, упала на землю. Обеспокоенный парень, выскочив из своего укрытия, подбежал к своей подружке.
   - Мариночка, успокойся, все уже позади, - тихо проговорил он своей уже немного отошедшей от испуга девушке.
   - Как же я могу успокоиться!? - проговорила срывающимся голосом сквозь слезы несчастная девушка. - Если я услышала вначале этот ужасный вопль и уже только потом твой стук....
   - Ну, этому шутнику сегодня мало не покажется! - угрожающе буркнул парень и вместе с друзьями поспешил в сторону вопля.
   Выбежав на околицу поселка, они увидели терзающего коровью тушу огромного волка.
   - Ату, волка! Ату! - закричали подоспевшие парни и принялись отгонять его от коровьей туши камнями.
   Одному из них удалось в него попасть. И волк, заскулив от мгновенно пронзившей его острой боли, со злобным угрожающим рычанием поспешил скрыться из глаз разозленных парней.
   - Проклятый оборотень, - выругался парень, когда они подошли к растерзанной туше, - уже и до коров наших добрался.
   - Но чья эта корова? - спросил у друзей один из парней.
   - Похожа на корову Демидыча, - предположил другой, - нам следует его предупредить. Пусть он хотя бы подберет остатки мяса, а то этот оборотень до утра не оставит от нее ни одного кусочка.
   - Кому я мог в такую позднюю пору понадобиться!? - недовольно буркнул уже лежащий в постели Демидыч в ответ на стук парней в его окошко.
   - Дядька! - услышал он их оклик. - Вашу корову волк зарезал!
   Демидыч, вскочив с кровати, выбежал во двор в надежде, что разбудившие его парни ошиблись, но его кормилицы в хлеву уже не было.
   - Чтоб этому оборотню все жизнь было пусто, чтобы он все время бегал только по слепым дорожкам, - не удержался, чтобы не обругать оставившего его без молока оборотня Демидыч и уточнил у дожидающихся, пока он не придет в себя, парней. - И где моя корова сейчас находится?
   - Пойдем с нами, и мы приведем тебя, дядька, к ней, - предложили парни и заторопились к лежащей возле околицы поселка коровьей туше, возле которой уже орудовали подоспевшие раньше его вездесущие пьяницы и проститутки.
   Отрезая от туши коровы самые лакомые кусочки, они не только не смутились, но и даже не обратили никакого внимания на подходивших парней с хозяином зарезанной оборотнем коровы.
   - Что вы делаете, паскуды!? - заорал взбешенный Демидыч на не подумавших даже убегать при их приближении пьяниц и проституток. - Разве это ваша корова!?
   - Откуда нам знать, кому эта валяющаяся туша коровы может принадлежать!?- недовольно буркнула пытающаяся отрубить от туши топором заднюю ногу проститутка.
   - Лучше тебе, бывший эксплуататор, не путаться у нас под ногами! - с угрозой проговорили обернувшиеся к нему пьяницы. - Мы не самовольно разделываем эту бесхозную тушу! Мы все это делаем по разрешению стоящих возле нее поселенцев и намереваемся отрезать от нее каждому по кусочку мяса для своих голодных детей!..
   - Ну, что ты еще от нас хочешь!? - недовольно загудели обступающие Демидыча проститутки, - Сказали же тебе, что нам разрешили отрезать от этой туши понемногу мяса! Откуда мы могли знать, что это твоя корова! У нас дома дети голодные плачут!
   Обозленная возможной утратою желанного мяса толпа пьяниц и проституток потихонечку окружала онемевшего от такой их беспардонной наглости хозяина коровы. И Демидыч, схватив брошенный проституткою на землю топор, злобно выкрикнул:
   - Уходите, гады, а то всех вас порублю!..
   - Расходитесь, мужики, а то и мы вмешаемся! - с угрозою выкрикнули остановившиеся в сторонке парни.
   И оробевшая толпа союзников нечисти с недовольным ворчанием поторопилась уйти обратно в поселок.
   - Благодарствую, парни, за помощь и поддержку, - проговорил зло сплюнувший Демидыч. - До смертоубийства могли довести, сволочи! Не поможете ли вы мне перенести тушу коровы домой?
   - Конечно, дядечка, - с охотою согласились парни и добавили. - Если бы мы знали, что эти пьяницы так быстро обнаружат тушу коровы, то оставили бы возле нее кого-либо из нас....
   Перенеся при помощи парней остатки туши коровы, Демидыч уже вплоть до наступления рассвета занимался их разделыванием.
   - Хорошо еще, что уже похолодало, - успокаивал он свою горюющую жену, - мясо подольше сохраниться.
   Узнавшие о постигшей сегодня ночью беде Демидыча поселенцы проведали своих буренок и, убедившись, что они никуда не исчезли, еще долго не могли забыться в тревожных снах, прислушиваясь и вздрагивая от каждого шороха во дворе. Шутка ли в преддверии скорого голода лишиться своей последней кормилицы. В эту ночь долго не могли найти дорогу домой и парень со своей опечаленной неудавшимся сегодняшним гаданием Мариночкой. Плачущая девушка умоляла своего возлюбленного не отдавать ее оборотню, а тот с превеликой охотою клялся ей и божился, что только одна смерть способна их разлучить. И уже только перед самым рассветом успокоенная и снова сияющая счастьем Марина мышкою, чтобы не побеспокоить спящих домашних, проскользнула в дом.
   Ночное происшествие оказалось именно той самою каплею, когда чаши народного гнева и терпения переполнилась, и полилось через край. Уже ясно ощутившие приближение голода поселенцы начисто позабыли о своем страхе перед по-прежнему помыкающей ими нечистью. Только поэтому в это утро к месту развода на общественные работы подошли лишь считанные единицы, а подавляющее большинство поселенцев не решились оставить без охраны своих буренок, придумывая, как им лучше защитить своих кормилиц от покушавшегося на них оборотня. При этом многие из них были до того напуганы, что даже решили перегнать из-за желания всегда держать их под своим неусыпным надзором в собственные дома. На уговоры или угрозы забегавшего по домам коммунаров Разгуляева они или отмалчивались, или прямо ему заявляли:
   - Мы не можем уйти на эту проклятую работу, оставляя свою единственную кормилицу без надзора, чтобы ее тут же придушил бегающий по долине прожорливый волк. Вы уж лучше нас сразу убейте....
   Немало озадаченный подобной их неустрашимостью Разгуляев побежал за помощью в правление коммуны. Внимательно выслушавший его бес послал за оборотнем.
   - Вчера ты, Демьян Давыдович, немного перегнул в желании запугать этих недочеловеков палку, - недовольно буркнул бес, когда оборотень вошел в его кабинет. - И каким образам сейчас ты мне прикажешь их успокаивать?
   Обиженно засопевший оборотень, опустив свою повинную голову, молчал.
   - Надо же хотя бы немного и головою соображать, Демьян Давыдович, - добавил немного смягчившийся бес и коротко бросил. - Иди и постарайся к вечеру исправить свою вчерашнюю оплошность!
   - Будет сделано, Иван Иванович, - заверил его оборотень и, выйдя из церкви, направился к своим уговорившим его на такое дело вчерашним друзьям.
   Напуганные реакцией поселенцев на их вчерашнее озорство пьяницы и проститутки, собравшись в одном из своих неказистых домиков, угрюмо обсуждали ходившие с самого утра по поселки слухи. Здесь и нашел их не меньше озабоченный оборотень.
   - Что приуныли, друзья!? Разве можно предаваться грусти в то время, когда на столе стоит несколько бутылок самогонки и вкусная закуска!? - пошутил оборотень и, подойдя к столу, налил себе полный стакан мутной сивухи и залпом его осушил.
   Его наигранная беззаботная веселость не успокоила пьяниц и проституток, а только еще больше обозлила. Но они, не решаясь высказывать свои мысли вслух, продолжали свое угрюмое молчание. А внешне невозмутимый оборотень, делая вид, что не замечает их недовольства, уселся за стол и, закусив выпитую самогонку корочкою хлеба, потянулся за отварным куском говядины.
   - Ох, и до чего же хороша наша сегодняшняя закуска? - притворно весело подмигнув собутыльникам, восхитился вонзающий свои острые зубы в сочное мясо оборотень.
   - Закусь неплохая, - согласно поддакнул ему один из собутыльников, - но как бы она нам боком не вышла....
   - А разве ее хозяин уже угрожает вам местью? - полюбопытствовал прикинувшийся, что ему еще ничего неизвестно, оборотень. - Или он надеется хоть что-нибудь от вас получить в уплату за эту хорошую закуску?
   - Демьян Давыдович ты же все знаешь, что сейчас происходит в нашем поселке, - не удержался от укора другой собутыльник.
   - Да, друзья, - проворчал укоризненно покачавший головою оборотень. - По всему видно, что слишком много боли и издевательств было у вас со стороны этих бывших собственников, если вы все еще не можете ощущать самих себя в собственном поселке хозяевами....
   - Но их же намного больше, чем нас, - совсем неуверенным в своей правоте голосом попытался ему возразить один из пьяниц.
   - Ну, и что из этого следует? - с пренебрежением усмехнулся в ответ на его слова оборотень. - Пусть себя возмущаются вчерашним происшествием, сколько им заблагорассудиться. Но это их возмущение на вашем сегодняшнем положении никак не скажется. Пошумят немного и успокоятся, и все в поселке останется по-прежнему....
   - Твои слова, да...., - не договорив известную поговорку, пьяница только устало махнул рукою.
   - Сатане в ушко, - проговорил за него переиначивший весь ее смысл оборотень и со смехом добавил. - А он уже вас услышал и велел мне передать вам его совет.
   - Какой еще совет!? - с нетерпением воскликнули пьяницы. - Демьян Давыдович, ты только расскажи, что нам советует Сатана, а мы непременно постараемся сделать все так, чтобы полностью удовлетворить нашего самого могущественного во всем мире повелителя.
   - Исполнить его совет вам, друзья мои, будет совсем нетрудно, - тихо проговорил окинувший их возбужденные лица насмешливым взглядом оборотень, наливая самому себя другой стакан самогонки. - Вы должны пройти по домам своих односельчан и в разговоре с ними намекнуть, что Сатана подобным образом наказывает только одних своих врагов. Если они не только не состоят, но и не поддерживают так называемых членов союза, то им за своих коров можно не беспокоиться. Не сомневаюсь, что эти трусливые твари до того обрадуются вашими словами, что не оставят вас без угощения.
   - Премного благодарны мы тебе, Демьян Давыдович за совет и за науку, - уже намного веселее загалдели собутыльники. - Выручил ты всех нас.... Мы, пока ты не пришел, думали, что нам в поселке уже больше житья не будет, что эти навек проклятые собственники съедят нас вместе с костями и даже не поперхнуться....
   - Не надо, друзья, меня так уж сильно благодарить, - с благодушной усмешкою возразил им оборотень. - Мы, что там ни говори, а все же свои люди, и обязаны не только во всем поддерживать, но и заботиться друг о друге.
   Успокоенный оборотень выпил стакан самогонки и, попрощавшись, ушел по другим своим делам. Ободренные его советом пьяницы недолго задержались в месте своего постоянного сборища. Бодро и весело зашагав по улицам поселка, они вламывались в дома односельчан непрошенными гостями и, не обращая внимания на недовольство хозяев, заводили с ними доверительные разговоры. Оборотень не ошибся в своем предположении. Только успевали пьяницы сообщать односельчанам, зачем им понадобилось вламываться в их дома, как вздохнувшие с облегчением поселенцы прямо на глазах меняли свое отношение к непрошенным гостям. Вместо своей крайней нелюбезности они мгновенно превращались в самых гостеприимных хозяев. Заверив очередного коммунара, что ему уже больше нечего беспокоиться и переживать о своей буренке, пьяницы чинно осушали предложенные им стопки самогонки и заходили в следующий дом.
   Нечисть использовала любую подвернувшуюся ей возможность, чтобы отпугнуть коммунаров от поддержки членов "Союза борьбы". Их мертвая хватка медленно сжималась на шеях остающихся верными объявленной борьбе с пытающимися овладеть бессмертными душами поселенцев слугами Сатаны. И поползли в затаившихся домах членов союза слухи все страшнее и все ужаснее. Кое-кто по своей простоте, а иные и с плохо скрытым злорадством, передавали членам союза о нависшей над их бедовыми головами уже совсем скорой беде. С трудом подавляющие страх и опасение за свои семьи члены союза, ясно ощущая на своих спинах глухое раздражение нечисти, упорно шли по понедельникам на свои собрания.
   - Если не я, то кто тогда будет бороться с этой испоганившей наши души нечистью, - приговаривали они, успокаивая самих себя.
   - Они только и дожидаются подходящего повода, чтобы добить нас окончательно, - предупреждал своих друзей Тимофей Фролович и неизменно добавлял. - Нам надо быть очень осторожными, чтобы не давать им ни малейшего повода для нападения.
   - Знать бы, где упаду, заранее соломки подослал, - приговаривали в подобных затруднительных случаях поселенцы.
   И действительно было просто невозможно предугадать очередной ход жестокого и коварного врага. Так, например, в одну ночь у коров членов союза пропало молока.
   - Наших коров испортила ведьма, - единодушно признали собравшиеся в лесу члены союза.
   - Она нам мстит в отместку, что мы не позволили ей пользоваться дармовым мужицким молоком, которые по нашему совету своих буренок обкладывают терновником, - уверяла их немало об этих ведьмах знающая бабка Лукерья
   - До нового урожая еще далеко.... Да, и вообще, будет ли он у нас, еще неизвестно. И мы вряд ли сможем прожить без молока это нелегкое время, - с грустью отозвался на слова бабки Лукерьи Тимофей Фролович. - Придется хоть как-то отбивать у ведьмы желание портить наших коров....
   - Но как это делать? - на этот вопрос члены союза только сокрушенно разводили руками.
   - Меня и вовсе освободил от забот о корове проклятый оборотень, - хмуро буркнул расстроенный Демидыч. - До этого хоть вы мне понемногу помогали, а теперь даже не знаю, чем я буду кормить своих детей.
   - А почему бы тебе не сходить с просьбой о срочной помощи к председателю правления коммуны, - посоветовал ему Антон, - Попытка не пытка, может хоть что-нибудь тебе обломиться от его щедрот? Не все же время ему думать и сочувствовать детям пьяниц и проституток, пусть хотя бы вспомнит о своей ответственности и перед другими коммунарами....
   - Не верю я в его жалость и сочувствие, - с сомнением покачал головою Демидыч, - но попробовать можно.... Своей просьбой я еще раз заставлю убедиться односельчан, что все его заявления насчет голодных детей самая настоящая ложь и лицемерие.
   - Я слышала еще от своей бабушки, если испорченное молоко начать рубить серпом, то виновная в его порче ведьма будет испытывать просто нестерпимую боль. Но поможет ли нам подобная процедура, я не уверенна, - проговорила хлопнувшая саму себя по лбу бабка Лукерья.
   - Попробуем, может и поможет.... В любом случае лично мы от такой процедуры ничего не теряем, - мрачно отозвался со своего места Тимофей Фролович.
   Они еще немного повздыхали, сетуя на предстоящее впереди нелегкое время, и разошлись по своим домам. Приятная дружеская беседа сняла с их душ накопившуюся боль, но беспокойство осталось. Поэтому они возвратились в свои дома не окрыленными, как раньше, верою в свои силы и возможности, а переполненные измучившими их сомнениями и тревожными ожиданиями скорой неминуемой беды. Переодевшаяся Настасья схватила подойник и убежала к своей корове. Не меньше часа она мучила бедное животное, но сумела выдоить из ее иссохшего вымени немного молока. Прихватив на обратной дороге из сарая серп, они слила молоко в небольшой горшочек и протянула его своему мужу.
   - Все готово, дорогой, пора приниматься за наказание испортившей нашу корову ведьмы, - тихо проговорила она.
   Согласно кивнувший головою Тимофей Фролович присел на лавку и, зажав между ног горшочек с молоком, принялся рубить кончиком остро отточенного серпа испорченное молоко.
   - Это наше экзекуция, по всей видимости, самая настоящая ерунда, - устало проговорил он, протирая утиральником свой вспотевший лоб.
   - Ты так считаешь, - проворчала в ответ на его сетования Настасья, но досказать все, что хотела, она не успела.
   Распахнулась входная дверь, пропуская в дом взопревшего Демьяна Давыдовича.
   - Что ты вытворяешь, негодник!? - заорал обозленный полевод на Тимофея Фроловича, выхватывая из горшка злополучный серп. - Нам пришлось обежать не менее полпоселка, пока не обнаружили тебя, паршивец!
   - Я же не делаю ничего предосудительного, - проговорил прикинувшийся ничего не понимающим Тимофей Фролович.
   - Не прикидывайся дурачком, умник! - прохрипела вбежавшая в дом вслед за оборотнем Варвара и добавила с нескрываемой угрозою. - Знай и никогда не забывай, что я непременно тебя заставлю облизать каждую мою рану твоим поганым языком!
   - Постарайся впредь быть более благоразумным! - погрозил ему кулаком уже на пороге дома оборотень. - А насчет своей коровы больше не беспокойся.... Уже завтра у нее будет молоко.
   - Подействовала наша экзекуция, а ты еще не верил, - проворчала им вслед довольно улыбнувшаяся Настасья. - Теперь уже, после твоей, мой дорогой, науки, поганая ведьма портить наших коров больше не осмелиться....
   В это утро Демидыч поднялся с теплой постели рано, намереваясь сходить еще до развода на общественные рабаты к председателю правления коммуны и рассказать ему о своем бедственном положении.
   - Черт его знает, - думал он по дороге к церкви, - может и выделит мне хотя бы немного молока. Все легче будет моим деткам пережить это ожидаемые очень непростое время.
   Принявший его в своем кабинете бес недовольно буркнул, что сегодня не приемный день, что всем коммунарам просто необходимо придерживаться установленного порядка, и очень неохотно выслушал его рассказ о недавно зарезанной волком корове с просьбою выделить для голодных детей немного молока.
   - Ты уже обращался в созданную правлением коммуны комиссию по оказанию помощи голодающим? - с легким зевком спросил, после недолгого молчания, у Демидыча бес.
   - Нет, я даже и не слышал о существовании подобной комиссии, - смущенно пробормотал Демидыч.
   - Тебе, дорогой мой товарищ, не стоило в целях благополучного разрешения своей проблемы прыгать через голову, - укорил его недовольно поморщившийся бес, - если бы ты поступал так, как надо было делать, то Макар Никодимович объяснил бы тебе, куда следует обращаться с подобной просьбою. А я не только не могу, но и даже не в состоянии вникать в каждую мелочь. Советую обратиться с просьбою к председателю комиссии товарищу Завороткину....
   Делать было нечего, и решившему пройти это выпавшее на его долю испытания до конца Демидычу пришлось искать Завороткина, а, когда он его нашел, то тот с ним насчет его просьбы даже разговаривать не стал.
   - Наша комиссия решает подобные вопросы не в рабочее время, а по вечерам. Приходи вечером в церковь и обратись к дежурному по нашей комиссии, который и примет по твоей просьбе свое решение, недовольно буркнул старательно делающий вид, что он сейчас очень занят, Завороткин.
   Поблагодаривший Завороткина за разъяснения Демидыч отправился к месту развода на общественные работы, а вечером снова пришел в церковь. Дежурного по нужной ему комиссии все еще не было, и он, присев на скамейку, терпеливо дожидался его прихода. Уже стемнело, но никто не приходил. Наконец, в церковь вломилась шумная компания уже успевших опохмелиться пьяниц.
   - Ребята, кто из вас дежурит сегодня в комиссии по оказанию помощи голодающим!? - окликнул их уже теряющий терпение Демидыч.
   - Ну, я, - грубо ответил один из них. - Что тебе от нас надобно?
   - Я пришел с просьбою выделить для моих детей немного молока, - тихо проговорил еле себя сдерживающий Демидыч.- Вы же и сами знаете, что я остался по милости орудующего в долине волка без коровы.
   - Для детей, - с презрением процедил сквозь зубы участвующий в воровстве мяса от туши его коровы пьяница. - Да, пусть твои дети и подохнут, эксплуататор проклятый! Общественного молока нам и для своих детей не хватает....
   Демидыч, опасаясь сорваться и наделать глупостей, круто повернулся и под злорадный смех веселой компании вышел из церкви. Благодаря царившей над долиною обычной в эту пору темной безлунной ночи он, не сдерживая своих слез, кружил по улицам поселка. Во время своего хождения он и наткнулся на мельника, изнуренный вид которого без слов ему говорил, что с его другом только что произошло что-то такое ужасное и непотребное.
   - Что случилось с тобою, друг? - затормошил он его.
   - Это ты. Демидыч, - с трудом прохрипел приподнявший голову мельник. - Сделай одолжение, пригони мою корову, если она еще жива.
   - Пригоню, друг, - не стал отказывать в подобной мелочи другу хорошо его понимающий Демидыч. - Только подскажи мне, где ты ее оставил?
   - На ближайшем к нашему поселку лужку, - прохрипел в ответ мельник.
   - Я сбегаю за твоей коровою! - крикнул уже бегущий в направлении указанного мельником лужка Демидыч. - А ты сиди здесь и отдыхай....
   Выбежав на околицу, он при виде мирно пощипывающей траву коровы мельника, уже не торопясь, дошел до лужка и погнал корову в поселок.
   - Ну и как, друг, тебе все еще не стало лучше? - спросил он и продолжающего сидеть на том же самом месте мельника. - Вот твоя корова в целости и сохранности....
   - Благодарствую тебя, Демидыч, - поблагодарил уже более окрепшим голосом друга мельник. - Я уже успел немного придти в себя....
   Демидыч помог другу встать на ноги, и они вместе погнали корову к его дому.
   - Что же он с тобою сотворил, этот проклятый оборотень!? - заголосила встретившая их у ворот жена мельника. - На тебя же, мой защитник и кормилец, просто нет лица!..
   - Ничего непоправимого со мною не произошло, - с вымученной ласковой улыбкою оборвал ее причитания мельник. - Ты лучше займись нашей коровою, а с Демидычем еще немного посижу здесь на скамейке.
   Мельник присел на скамейку, и устало, облокотившись на плетень, принялся рассказывать своему другу обо всем, что с ним только что произошло.
   Уже было довольно поздно. Успешно справившийся со всеми делами мельник с женою начал готовиться к ночному отдыху. Опустив уставшие в течение рабочего дня головы на подушки, они только начали проваливаться в остро необходимый для скорейшего восстановления сил крепкий сон, как услышавшая сквозь обволакивающую дремоту его жена скрип открываемых ворот встревожилась и, в предчувствии беды вскочив с постели, выбежала во двор. Корова уже была во дворе, а показавшийся из хлева животновод прямо на ее глазах оборотился в огромного волка. Но он, к счастью смертельно напуганной женщины, не стал на нее нападать. Оборотень сегодняшней ночью вовсе не желал ей смерти, он пришел всего лишь за ее коровой. Окинув свидетельницу его воровства угрожающим взглядом своих пылающих адским огнем глаз, он не стал с нею связываться, а со злобным рычанием погнал корову со двора.
   - Он намеривается избавить нас от кормилицы! - промелькнула у онемевшей от ужаса голове женщины страшная догадка. - Он не желает нам скорой смерти, он хочет, чтобы мы еще долго мучились в тисках скорого неминуемого голода!
   Уготованная для ее семьи ужасная будущность помогла женщине справиться со своим первоначальным замешательством. И она уже больше ни о чем, не раздумывая, заорала на всю околицу, как оглашенная.
   - Я, схватив свою увесистую дубину, выбежал во двор, - рассказывал своему другу мельник.
   - Какую именно дубину? - переспросил у мельника любящий во всем точность Демидыч.
   - Ты ее у меня уже видел, Демидыч, - недовольный, что его друг вместо сочувствия и понимания еще его и перебивает, буркнул мельник. - Помнишь, она всегда стояла у меня возле двери....
   - Такой дубиною, друг, можно при желании пришибить насмерть любого стоящего на твоем пути - примирительно буркнул вспомнивший дубину мельника Демидыч и попросил его продолжать рассказывать о своем недавнем приключении.
   - Так вот, я схватил свою увесистую дубину и побежал за угоняющим мою корову оборотнем, - продолжил свой рассказ необидчивый мельник. - Пусть оборотню и приходилось все время подгонять мою корову, но мне все равно было не так уж и легко за ним угнаться. Нагнал я его уже только на ближайшем к поселку лужку.... На нем, в отличие от узкой улицы, у моей коровы уже появилось значительно больше возможностей уклоняться от его ужасных клыков. И она, бросаясь из стороны в сторону, не позволяла оборотню вцепиться ей в глотку. В своей последней надежде спастись от угрожающего ей смертью проклятого оборотня моя корова при виде меня бросилась в мою сторону. Я приготовился и, как только увлеченный преследованием оборотень поравнялся со мною, врезал своей дубиною прямо в его раскрытую в злобном оскале пасть. Завизжавший от боли оборотень бросился наутек, а я, не переставая сыпать в его сторону самые страшные проклятия, погнал отбитую у волка корову домой. На этом и окончились бы все мои сегодняшние приключения, если бы как раз в это время не закружила надо мною появившаяся неизвестно откуда летящая на метле ведьма. Покружив надо мною с диким сводящим меня с ума воплем несколько кругов, она к еще большему моему ужасу опустилась на землю.
   - И ты тоже не оплошал врезать ей, как следует, своей дубиною? - спросил у друга уже прямо дрожащий от нетерпения услышать так желанную для него новость Демидыч.
   - Я даже и сейчас не могу толком объяснить и, тем более, понять, что же это такое со мною при виде упершей на меня свои немигающие глазища ведьмы произошло, - глухо пробормотал мельник. - Я в это время не то, что своей дубиной, не мог пошевелить, несмотря на огромное желание, даже своим пальцем.
   - И что проклятая ведьма с тобою делала? - нетерпеливо подгонял друга Демидыч.
   - А потом произошло со мною то, о чем мне даже сейчас стыдно вспоминать, - с тяжелым вздохом проговорил грустно улыбнувшийся в ответ мельник. - Я не только позволил этой проклятой ведьме с диким издевательским хохотом вцепиться в мою шею, но и подгоняемый гибкой хворостинкою запрыгать с нею на спине, наподобие резвого рысака, по всему лужку.
   - Но это же просто невозможно! - воскликнул недоверчиво покачавший головою Демидыч. - Я еще никогда раньше не слышал, что эти поганые ведьмы способны на подобное издевательство над человеком....
   - И я тоже не поверил бы, если подобный ужас не произошел со мною, - с нескрываемой в голосе грустью возразил на недоумение друга мельник.
   Ему очень не хотелось говорить о своем недавнем унижении, он очень желал, как можно скорее, забыть обо всем, что заставляла его вытворять ведьма, но ему в одно и тоже время не хотелось обижать своего, желающего узнать все о только что испытанном им ужасе, друга. И только поэтому он через силу заставил себя продолжать свой рассказ.
   - С какой-то вовсе непонятной мне до сих пор готовностью повинуясь ее желанию, я прыгал по лужку все быстрее и быстрее до тех пор, пока мои ноги, к еще большему моему удивлению, не начали отрываться от земли. И я влетел под самые небеса....
   - С ведьмою на спине? - с еще большим недоумением уточнил у друга Демидыч.
   - Вместе с нею, - подтвердил не желающий врать своему старому другу мельник. - А она, гадюка, все хлещет меня хворостинкою и с особенно неприятной мне ласковостью приговаривает: лети мой резвый рысак все выше и выше. Я не сомневался, что на этот раз проклятая ведьма меня живого уже не отпустит, а поэтому, поднимаясь все выше и выше, потихонечку начал прощаться со всеми в моей нынешней и прошлой жизни близкими и родными людьми. Перебирая в своей памяти всех своих родственников, я, к своему счастью, вспомнил о своей бабушке, царство ей небесное. Вспомнив о ее прижизненных наставлениях своего непутевого внука, я стащил с себя кепку и набожно перекрестился....
   - Воспоминание о бабушке тебя спасли? - переспросил мельника перебивший его Демидыч.
   - Я припомнил постоянно повторяемое лично для меня бабушкою заклинание, которое, по ее мнению, должно было защитить человека от посягающей на его душу нечисти, - объяснил другу вытащивший из кармана кисет и скручивающий из махры самокрутку мельник. - Вспомнив о заклинании, я тут же начал выкрикивать вслух его слова. И сразу же ощутил, как с каждым очередным его словом власть надо мною ведьмы начинает потихонечку слабеть. Она уже не могла больше заставить меня подниматься в небеса все выше и выше, а, совсем наоборот, мы начали потихонечку опускать на землю. Только успели мои ноги коснуться земли, как я тут же сбросил с себя визжащую от бабушкиного заклинания, как недорезанная свинья, нечистую наездницу и, схватив лежащий неподалеку увесистый булыжник, только намерился попотчевать им ведьму, но она уже успела улететь от меня в сторону церкви. Первоначальное возбуждение быстро улетучилось, и я, ощутив себя совершенно разбитым и смертельно усталым человеком, потихонечку заковырял в направлении своего дома, начисто позабыв о своей кормилице.
   - До нее ли было тебе, после такого тяжелого испытания, - оправдывал его забывчивость с восхищением вглядывающийся в своего закадычного друга Демидыч. - Из всех мужиков в нашем поселке один только ты оказался способным выдержать подобное испытание и не поддаться нечисти. Я бы на твоем месте вполне возможно, что дал бы отпор оборотню, но при подобном глумлении поганой ведьмы непременно отдал бы богу или черту свою бессмертную душу. Ты же и сам все это время уже был почти не живым.
   -Я благодарен тебе, Демидыч, за помощь в спасении моей кормилицы, - еще раз поблагодарил своего друга мельник. - Если бы ты вовремя не подоспел, то я уже был без коровы, без ее спасающего в нелегкие времена наши жизни молока.
   - О чем ты только говоришь, друг? - возразил мельнику смущенно улыбнувшийся Демидыч. - Я же с тобою уже ни один пуд соли съел и был просто обязан броситься тебе на помощь. Хотя, кто знает, не подвернись я тебе под руку, то эти стервятники могли запросто загубить твою корову. Для этих же сволочей закон не писан....
   - А что ты сам делал в такое позднее время? - полюбопытствовал мельник. - Твой дом от нашего озера находится совсем в другой стороне....
   Демидыч немного помялся, а потом рассказал другу о своих неудавшихся хождениях по правлению коммуны.
   - Они любят думать, и заботься о малых детках, - не без иронии отозвался на его слова понурый мельник. - Они и о своих детях вспоминают только тогда, когда надо хоть кого-то разжалобить и выпросить себе на опохмелку. Для них ничего святого в этой жизни, кроме убивающей в них все человеческое пагубной страсти, нет, и никогда не было.
   - Тем хуже жить под руководством таких не помнящих о своей чести безжалостных людей, - тяжело вздохнул Демидыч и, попрощавшись с мельником, направился в сторону своего дома.
   Демьян Давыдович не показался коммунарам утром во время развода на общественные работы, не показался он на работе и после обеда.
   - Говорят, что этого поганца сегодня ночью кто-то избил, - шептались между собою коммунары. - Говорят, что он половины своих зубов не досчитался, когда приполз весь окровавленный домой....
   - Но кто же мог осмелиться поднять на этого нечестивца руку? - гадали трясущиеся от страха и любопытства бабы. - Эти стервятники теперь его, бедолагу, прямо живьем съедят и не поперхнутся.
   - Говорят, что это мельник стукнул его своей дубиною, когда он намеревался, обернувшись волком, разорвать его корову, - тихо нашептывали на ухо коммунарам самые осведомленные поселенцы.
   - Так ему и надо, живодеру проклятому, - возмущались потихоньку испуганно ойкающие поселенцы и с жалостью добавляли. - Теперь нашему мельнику уж точно житься от этой нечисти не будет. Они же страсть, как не любят тех, кто осмеливается им противостоять.
   Только перед самым окончанием работы показался оборотень коммунарам с перевязанным чистой полотняной тряпкою лицом.
   - Как твое здоровье, Демьян Давыдович? - спросил его с плохо скрытой насмешкою Демидыч. - Все в поселке говорят, что ты сегодня ночью сильно занедужил?
   - Не твое дело печалиться и переживать о моем здоровье! - рявкнул на него с нескрываемой злобою оборотень. - Чего ты на меня уставился, как поп в воскресный день на медовуху, жалкий ублюдок!?
   Первой, к кому вплотную приблизился костлявый оскал голода, оказалась тетка Маня. Постоянным ее клиентам Завороткину и Мазурику уже была не по карману ее самогонка. И они, перейдя на обычную сивуху, начисто лишили ее доходов. Снова утратившая покой тетка Маня ходила со своими детьми к председателю коммуны, обошла все членов комиссии по помощи голодающим, но так ничего от них не добилась. Почему-то на этот раз у высокого начальства не стыла кровь от грустных мордашек ее голодных детей. Не услышав горя и отчаяния тетки Мани, они не собирались ограничивать самих себя только для того, чтобы оказать тетке Мане так ей сейчас необходимую помощь и поддержку. Ее горе, не подрывая основы их ничем не ограниченной в поселке власти, была только ее личным горем. И она, честная и работящая женщина, оказалась оставленной ими со своим горем наедине. И только одни члены союза, которые всегда и везде своими отзывчивыми сердцами остро ощущали отчаяние каждого живущего с ними рядом поселенца, решили оказать ей помощь из созданного ими еще ранее резерва. Поздно вечером к ней постучался Тимофей Фролович с Антоном с тяжелыми мешками на плечах. Не знавшая ни в прошлой и ни своей нынешней жизни человеческого участия тетка Маня упала перед ними на колени и принялась целовать им ноги.
   - Мы, тетка Маня, ничем не заслуживаем от тебя подобной благодарности!? - тихо проговорил поднявший ее с колен Антон. - Не нас надо благодарить, а Господа бога, который своим воздействием на наше сознание оказывает остро необходимую тебе сейчас помощь и поддержку. Никогда не унижайся, тетка Маня, перед живыми людьми. Люди, как и все живущие в нашем поселке поселенцы, вовсе не святые, а грешники. Они не достойны, чтобы им при жизни оказывали подобную честь.
   - Дай же бог, чтобы и я могла отблагодарить вас за вашу ко мне доброту и участие, - проговорила сквозь градом посыпавшиеся из ее глаз слезы провожающая до дверей тетка Маня.
   И ей скоро представилась подобная возможность. Увидев, как огромный волк гонит корову Тимофея Фроловича по улице поселка, она послала детей предупредить хозяина о возможной беде, а сама, схватив стоящую на ее подворье палку, побежала вслед за ним. Испуганные дети, подбежав к дому Тимофея Фроловича, передали об угрожающей корове опасности только что вышедшей в это время во двор Настасьи. И та, не долго думая, схватив оставленный мужем на поленнице топор, побежала на околицу поселка. Она подоспела очень даже вовремя: загнанная корова из последних сил отбивалась рогами от прыгающего на нее волка, а на вооруженную палкою тетку Маню, оборотень не обращал никакого внимания. И лишь время от времени он только одним своим злобным угрожающим рычанием отгонял ее подальше от коровы. При виде бегущей с топором разъяренной Настасьи оборотень, решив, что ему сегодня больше уже не стоит испытывать судьбу, бросился наутек. Подбежавшая Настасья обняла свою кормилицу за все еще дрожащую от страха шею и, поглаживая рукою по рогатой голове, тихо зашептала смертельно напуганному животному успокаивающие слова.
   Даже не подозревающий о покушении оборотня на свою корову Тимофей Фролович в это время сидел на прислоненном к теплой печке табурете. Скрипнула входная дверь. И он ясно услышал, как чьи-то осторожные шаги зашлепали к нему по деревянному полу. Оглянувшись, он увидел подкрадывающуюся к нему Настасью.
   - Зачем тебе понадобилось подкрадываться ко мне? - с недоумением поинтересовался у нее Тимофей Фролович.
   Остановившаяся Настасья с загадочной многообещающей улыбкой поманила его пальчиком своей изящной ручки.
   - Куда ты меня зовешь? - уже намного тише переспросил свою жену Тимофей Фролович.
   - В постель, милый, - томно проговорила прижимающаяся к нему Настасья.
   - Что же это такое с тобою сегодня происходит? - удивился ее вовсе ему непонятной игривости Тимофей Фролович. - Или тебе сейчас не надо обрабатываться по хозяйству?
   - Успею, - тихо прошептала расстегивающая на нем пуговицы Настасья, - А прямо сейчас я просто мечтаю о любви с тобою....
   - Но еще очень рано.... Да, и дети с Антоном могут вот-вот возвратиться, - слабо сопротивлялся он домогательством своей жены.
   Но его сегодня чем-то особенно возбужденная Настасья, не слушая его возражений, стащила с него одежду и, подтолкнув к кровати, начала сама торопливо сбрасывать с себя одежду. Недоумевающий Тимофей Фролович пристально вглядывался в показывающуюся ему сейчас какой-то чужой и вовсе ему незнакомой жену, но это ощущение почему-то его не только не тревожило, но и даже не пугало. Именно сейчас было для него главным и все определяющим его собственное тело. А оно в предчувствии уже совсем скорого еще непознанного им ранее блаженства возбудило в нем такое нестерпимое желание, что он, начисто позабыв обо всем на свете, тут же, прижав к себе ее стройное гибкое тело, начал покрывать его своими поцелуями.
   - Что же это такое с нами сегодня могло произойти? - продолжал про себя недоумевать Тимофей Фролович. - Что помогло нам вспомнить о своей молодости и переполниться уже, казалось бы, навек утраченным страстным желанием любви?
   Но сегодня его Настасья была просто ненасытной. В своем сегодняшнем нестерпимом желании его ласок и его любви она не позволяла ему даже на одно мгновение оторваться от своего кипящими неугасимыми страстями тела. И уже только тогда, когда он, вконец обессилив, сдался, она с непонятной ему лукавой усмешкою поцеловала своего притомившегося сокола и поторопилась к дожидающимся ее детям.
   - Подожди, - попытался ее остановить Тимофей Фролович. - Я хочу с тобою кое о чем поговорить.
   Но она, сославшись на занятость, даже и не подумала удовлетворять его любопытство. Окинув мужчину, с которым только что занималась любовью, презрительно насмешливым взглядом, она вышла на отгороженную от остальной части дома занавескою кухню и, ясно показывая, что она непонятно почему очень недовольная своим мужем, громко загремела чугунками.
   - Почему она так на меня посмотрела? - недоумевал ощутивший внутри себя, после взгляда жены, неприятный осадок Тимофей Фролович. - Ох, уж эти женщины. И кто только из живущих на земле мужчин сможет их понять и более понятно объяснить нам: почему им не легко угодить, почему и отчего они слишком часто меняют свое настроение?
   Но прямо сейчас ему было лень не только ее окрикивать, но и заниматься совсем не нужными расспросами. Продолжая валяться, раскинув по постели свои сильные работящие руки, на кровати, он предавался воспоминаниям о днях своей молодости, когда с почти таким же нетерпением дожидался под заветным дубом свою еще тогда совсем юную красавицу Настасью.
   Обладающее, пока еще никем неоспоримым, постоянством время не застыла на одном из своих показаний только от того, что он с головой окунулся в воспоминание о днях своей безмятежной и показывающейся ему сейчас просто небывалой в его жизни молодости. Оно, как и всегда, мерно отсчитывая каждое свое мгновения, поторапливала окружающую жизнь двигаться вперед с такой же скоростью. Из кухни послышалось, прервавшее его воспоминание, недовольное кошачье мяуканье и громко хлопнула зарывающаяся входная дверь.
   - Тимоша, ты дома? - услышал он оклик своей жены.
   - Работящая она у меня. Мне очень повезло, что я встретил свою судьбу еще в ранней молодости, - порадовался своей женою Тимофей Фролович и отозвался. - Настасья, я все еще не встал с кровати!
   Настасья заглянула в их уголок и от охватившего ее изумления только всплеснула руками.
   - Ты чего это разлегся среди дня на кровати, не заболел ли часом? И почему в такое холодное время ты оставляешь входную дверь настежь открытою? - напустилась она на ничего не понимающего мужа.
   А он смотрел на свою Настасью и не знал, что ей ответить. Как бы старательно он в нее не сматривался, на ее лице не было даже намека от недавней доводящей его прямо до сумасшествия страсти.
   - Чего это ты на меня уставился? - спросила у него ничего не понимающая Настасья. - Ты бездельничаешь на нашей кровати и не знаешь, что мы сегодня чуть ли без коровы не остались. Хорошо еще, что тетка Маня вовремя предупредила. И я успела отбить ее у покушавшегося на нашу корову оборотня.
   - Какая еще корова!? - вскричал ничего не понимающий Тимофей Фролович. - О чем ты только сейчас мне плетешь!? Когда это ты успела отбивать нашу корову у оборотня, если только что ты лежала рядом со мною на этой кровати!?
   - Вот и еще одна беда свалилась на мою бедную голову! - воскликнула всплеснувшая руками Настасья и, подбежав к кровати, положила ему на голову свою прохладную ладонь. - Боже мой, да ты весь потный! Что же это такое сегодня с тобою происходит, дорогой мой!? Ты лежи, мой ненаглядный, а я сбегаю за бабкой Лукерьей!..
   - Настасья, о чем ты только говоришь!? - прокричал уже начинающий раздражаться Тимофей Фролович. - Я здоровый, перестань меня разыгрывать!
   - Какой же это розыгрыш, милый, - сокрушенно проговорила расплакавшаяся Настасья. - Ты же сам утверждаешь, что до своего возвращения я лежала вместе с тобою в кровати.... А у меня свидетелей половина поселка, что я в это время отбивала нашу корову у оборотня. Бедненький ты мой, ты только не переживай. Лежи и отдыхай себе спокойно, а я сбегаю за помощью к бабке Лукерье. Кто-кто, а она-то во всем разберется, поможет тебе вернуться к своему прежнему состоянию.
   Обеспокоенная Настасья торопливо засеменила в сторону входной двери. Продолжающий ничего не понимать вскочивший с кровати Тимофей Фролович вскричал от невозможности хоть что ей доказать.- Настасья, вернись! Иначе, я выбегу вслед за тобою на улицу голышом! Вернись, и мы обязательно разберемся во всех этих недоразумениях!
   Остановившаяся Настасья окинула удивленным взглядом своего сегодня не в меру возбужденного мужа.
   - Чего ты так кипятишься? Я же не собираюсь делать хоть что-нибудь плохое или предосудительное. И почему ты все еще не одетый? В дом в любую минуту могут войти дети с Антоном.... Что они могут о тебе подумать....
   - Хорошо, я оденусь, но только и ты не уходи ни за способной излечить мое якобы заболевание знахаркой.
   - Я сделаю все так, как хочешь ты, - согласно буркнула не ставшая с ним спорить Настасья.
   Тимофей Фролович натянул штаны и, освежившись холодной водою, подошел к Настасье.
   - Ну, а теперь проверь, - недовольно буркнул он, - болен я или нет.
   Настасья прижала ладонь к его лбу и в недоумении только пожала плечами.
   - Теперь я уже и сама ничего не понимаю. Объясни мне толком, зачем тебе понадобилось валяться голым в постели, и чем ты занимался, пока меня не было дома?
   - Настасья, а ты сама не обманываешь меня, утверждая, что тебя все это время не было дома? - задал ей очень его обеспокоивший вопрос Тимофей Фролович.
   - Конечно, не было, - еще раз подтвердила свои слова Настасья. - Если не веришь мне, то спроси об этом у Антона или у наших детей. Они мне помогали гнать угнанную оборотнем корову домой.
   - Нет, я тебе верю, но, как ты могла быть одновременно в двух местах, ума не приложу....
   - Обратно ты повторяешь свои бредни! - воскликнула вконец рассердившаяся Настасья. - Нет, я уже не сомневаюсь, что кто-то, мой дорогой, навел на тебя порчу. Тебе непременно надо показаться бабке Лукерье. А я-то, дура, еще думаю, почему в нашем доме все двери были нараспашку и какая-то белая кошка по кухне расхаживает.
   - Белая кошка! - с негодование выкрикнул только сейчас догадавшийся, что это с ним было на самом-то деле, Тимофей Фролович. - Как же я сразу обо всем не догадался, дурень старый!
   - Что с тобою происходит!? - вскричала и предчувствующая беду Настасья. - Объясни мне, о чем ты должен был догадаться!?
   Тимофей Фролович, взяв ее за руки и глядя прямо в ее глаза, тихо проговорил:
   - Настасья, мы уже далеко не молодые люди. Ты же сама знаешь, как сильно я тебя всегда любил и люблю сейчас....
   - Я не сомневаюсь в твоей любви, но ты сегодня ведешь себя очень странно. Ты словно оправдываешься передо мной, за какую-то провинность.... Расскажи мне все, что с тобою только что произошло....
   - Я виноват, Настасья, - не без труда выдавил он из себя признание. - Я виноват, что не мог догадаться, ощутить своим сердцем, что это была не ты....
   - Но кто же тогда была в нашем доме, пока я спасала от оборотня корову!? - выкрикнула отобравшая от него свои руки Настасья. - И чем же это ты в нашем доме с нею занимался!?
   - Ведьма была здесь, - прошептал виновато опустивший голову Тимофей Фролович. - Она приняла твой облик, и мы с нею занимались любовью. Ты же и сама видела, как она уходила из дома, обернувшись белою кошкою....
   Настасья молчала с опушенной вниз головою. Переживающий за нее Тимофей Фролович поднял ей голову и посмотрел в ее ничего невидящие глаза.
   - Опомнись, Настасья! - выкрикнул затрясший ее за плечи Тимофей Фролович. - Мы уже знаем друг друга не первый год! Неужели ты поставишь мне в вину, что я обнимал и целовал принявшую твой облик ведьму!? Разве мог я тогда подумать, что она, подлая, будет способна на такое непотребство!?
   Охватившее при этом Тимофеем Фроловичем отчаяние не могло не подействовать на отходчивую Настасью. Ее взгляд потихонечку теплел, и вскоре она, обняв своего мужа за шею, уже прижимала его повинную голову к своей груди.
   - Я ни в чем тебя не обвиняю, - тихо проговорила она. - Но этой, паскуде, я никогда не прощу вероломства.
   Резко оттолкнув от себя мужа, она, прихватив с собою оставленный ею на кухне топор, выбежала из дома.
   - Настасья! - выкрикнул ей вслед Тимофей Фролович. - Что ты делаешь!? Опомнись, и вернись в дом!
   Но она, словно не желая слышать его окриков, уже успела выскочить на улицу. И Тимофею Фроловичу больше ничего не оставалось, как пуститься вслед за нею. Выбегая из ворот, он столкнулся с Антоном.
   - Что произошло с твоей женою, хозяин!? - уточнил у него встревоженный Антон. - Бежит по улице, как сумасшедшая, не обращая на наши окрики никакого внимания!
   - Ее надо остановить, пока не наделала беды! - выкрикнул на ходу Тимофей Фролович.
   Настасья бежала очень быстро. И к тому времени, когда они выскочили на улицу и осмотрелись, ее уже не было видно.
   - Она должна бежать в сторону церкви! - выкрикнул Антону Тимофей Фролович.
   Пробежав по примыкающей к ее дому улице поселка, Настасья свернула в переулок и, как сумасшедшая, побежала в сторону уже хорошо ей видевшейся церкви. Охвативший ее гнев и жажда мести придавали ей сил. И она, не ощущая под собою ног, бежала, словно уже была не пожилой женщиною, а все еще оставалась маленькою резвою девочкою. Возле церкви ее уже поджидали союзники нечисти, которые схватили ее и, отобрав топор, начали выкручивать ей руки. А она, как загнанный зверек, с не присущей ей в обычное время яростью впилась зубами в удерживающие ее руки.
   - Вот, сука! - злобно выругался оборотень, когда Мазурик с Завороткиным выкрутили руки яростно сопротивляющейся разъяренной женщине. - Чуть руку мне не прокусила, гадина! Бросьте ее в подвал моего дома, пусть она там немного остынет.
   Согласно кивнувшие головами Мазурик с Завороткиным потащили упирающуюся женщину в сторону дома "Надежда любви".
   Несколько раз уже обежал Тимофей Фролович с Антоном поселок, но побежавшей в сторону церкви Настасьи так и не увидели.
   - Не могла же она провалиться сквозь землю, - недоумевал Тимофей Фролович.
   - Ничего не поделаешь, придется нам обходить в поселке все дома и расспрашивать о ней поселенцев, - посоветовал ему еле сдерживающий свое учащенное дыхание Антон.
   Так они и поступили. И в одном доме им под большим секретом подсказали, что видели, как ее тащили к дому "Надежда любви".
   - Эти аспиды там ее, бедняжку, замучают! - вскричал уже прямо ополоумевший от переживаний за свою жену Тимофей Фролович и, сорвавшись с места, уже собирался бежать к дому "Надежда любви" ей на выручку.
   Но более благоразумный Антон сумел схватить его за руку и удержать.
   - Успокойся! - крикнул он вырывающему из его рук хозяину. - В подобном состоянии ты только дашь им повод и тебя самого бросить в подвал!..
   - Наверное, ты прав, - вынужден был с ним согласиться Тимофей Фролович.
   И они уже без всякой спешки подошли к дому "Надежда любви" и вошли в него.
   - Что привело тебя к нам? - с нескрываемой насмешкою спросил у него оборотень.
   - Мне сказали, Демьян Давыдович, что ты задержал мою жену.
   Да, задержал, - не стал выкручивать и обманывать его оборотень. - Мы же не можем спокойно смотреть, как в нашем поселке нарушается общественный порядок. Объясни мне, Тимофей Фролович, куда неслась твоя жена с топором в руках?
   - Не знаю, Демьян Давыдович, - недовольно буркнул Тимофей Фролович. - Поверь мне, что я и сам хотел бы знать об ее временном помутнении в голове. Ее помешательство произошло совсем для меня неожиданно, что я не успел ничего предпринять, чтобы оградить свою голубку от возможной беды. Хорошо еще, что ты, оказавшись у нее на пути, не позволил ей осуществить задуманное....
   Осветившийся ехидной ухмылкою оборотень внимательно всмотрелся в лицо изо всех сил старающегося сохранять свое спокойствие строптивого члена союза Михайлова. Для него не было секретом, каким авторитетом обладает этот первым поселившийся в долине поселенец в поселке, а поэтому, решив, что ему не стоит еще больше дразнить уже и так находящегося на взводе бывшего собственника, примирительно бросил:
   - Ты, Тимофей Фролович, всегда отличаешься среди поселенцев своей предусмотрительной рассудительностью, вот и постарайся утихомирить свою женушку. А то она у тебя больно уж агрессивная, чуть, что не по ней, так сразу же хватается за топор. Мы от беды подальше закрыли ее сегодня в подвале, Так что, если считаешь, что ты в силах ее успокоить, то спускайся в подвал и забирай ее под свою ответственность. Да, и о топоре не забудь! - выкрикнул оборотень уже ему в спину. - Он в сенцах поставлен в углу!
   Тимофей Фролович, открыв ведущую в подвал дверь, окликнул сидящую в дальнем углу смутно проглядывающуюся в темноте женскую фигуру:
   - Настасья, ты здесь!?
   - Здесь я, - отозвалась выходящая из подвала Настасья.
   - Уже совсем замерзла, - с участием проговорил бережно прижимающий ее к себе Тимофей Фролович. - Пойдем домой, дорогая....
  
   Март 1995 года.
  
  
  
  

Глава десятая.
КРАХ САТАНИНСКОГО ЭКСПЕРИМЕНТА.

  
   Возвратившаяся домой Настасья весь вечер не разговаривала с Тимофеем Фроловичем, а на обращения Антона и детей отвечала скупыми односложными фразами. Это было так непохоже на ее прежний открытый и общительный характер, что не знающий причины размолвки своих хозяев Антон, теряясь в догадках, только в недоумении пожимал плечами. Раз Настасья и Тимофей Фролович не пожелали ему ничего говорить, то и хорошо осознающий, что в некоторых случаях любопытство излишне, Антон не требовал от них объяснений. Понимая, чтобы вывести таких спокойных и рассудительных поселенцев из себя, как его хозяева, нужны очень серьезные основания, он вспоминал все, что происходило в их доме за последнее время, и не мог ничего связать с неожиданным срывом Настасьи. Одно он понимал, что размолвка его хозяев касается только их одних, и что они не желают обо всем этом ни с кем делиться. Хозяева все так же молча улеглись на ночной отдых и скоро погрузились в овладевшие ими сны. Переживающий за них Антон еще немного повздыхал в своем уголочке, но терпеливо дожидающийся окончания его бодрствования ночной сон, в конце концов, сумел подловить и его. Антон всю ночь спал без сновидений и только под утро ему приснился очень странный необычный сон.
   Человеческая на земле жизнь.... Несмотря на свою кажущуюся простоту, она порою бывает такой невероятно сложною и до невозможности запутанной в своих неизвестно кем и непонятно для чего сплетенных на нашем жизненном пути просто невообразимых хитросплетениях. Мы в течение ее бьемся головою об лед в тщетных попытках по возможности скорее выбраться от безжалостно впивающихся в наши тела узелков повседневных случайностей, и только под самый конец своей жизни с неизменным тяжелым вздохом приговариваем:
   - Человек в своей жизни предполагает, а судьба располагает.
   В этих емких и метких словах заключается вся наша переполненная неожиданными сюрпризами земная жизнь. Ибо, как уже давно нам всем известно, быть довольными своей жизнью и прожить ее, как говориться, без сучка и задоринки, способны в нашем мире только одни идиоты или начисто лишенные мечты и воображения люди. Они, начиная с первого дня рождения на наш, так сказать, белый свет, привыкли удовлетворяться только тем, что у них уже есть. Поэтому переменчивой людской судьбе очень трудно, если не сказать, что просто невозможно, подобраться к ним со своими чаще всего далеко не приятными неожиданными сюрпризами. У них все размеренно и распланировано на долгие годы. Они не только с уверенностью скажут, что будет с ними происходить через год, но даже безо всякого сомнения способны предугадать, что станет с их уютным гнездышком после их смерти. Именно на подобных людях основывается мир и покой в любой стране, им все завидуют и ставят в пример остальным, как образец жизни добропорядочных граждан. Именно подобные люди в каждой стране более приспособлены к общепринятым особенностям жизни. С успехом, пользуясь этой своей приспособленностью к окружающей жизни, они живут в благоприятствующих их благосостоянию условиях. И не только потому, что с ними, как обычно, намного меньше происходит всевозможных зачастую слишком уж разорительных неприятных неожиданностей, а по большей части только благодаря своим бережно сохраняемым состояниям. Подобных людей на земле подавляющее большинство. Но не они самые возлюбленные дети у нашей земной жизни. Они ее пасынки. И только потому, что подобные люди за всю свою долгую и относительно тихую жизнь никогда ею по-настоящему не восхитятся, никогда в ней глубоко не разочаруются, а продолжают жить, как и жили на протяжении множества тысячелетий, своей размеренной ничем особенно невозмутимой жизнью их предки! Избранные самой жизнью счастливчики, в отличие от большинства людей, все время бесстрашно бьются с серой повседневностью ради скорейшего наступления своей голубой и заведомо несбыточной мечты. Сама жизнь не привыкла потакать и баловать своих самых любимых детей и очень редко позволяет им достичь в своей жизни желаемого. Но зато только те из них, кому она позволяет, испытав при этом самое глубокое истинное счастье в жизни, достичь своей голубой несбыточной мечты уже становятся способными рассказать о нем остальным людям, заразить своей любовью к жизни весь мир. И человек, промучившись всю свою жизнь, только из-за одних этих мечтателей и фантазеров все же любит свою проклятущую жизнь, даже не пытаясь хоть как-то для себя осознать, а за что она так ему нравится, что он видит в своей жизни на земле такого особенного и привлекательного!? Редко кто из людей задумывается о своей земной жизни! Большинство из нас даже затруднится ответить, зачем и с какой именно целью мы пришли в этот мир? Почему мы обязаны, промучившись в ходе нее определенное каждому из нас судьбою количество годов, снова уходить в ничего нам не говорящее небытие!? Нас все это, по мнению неизвестных нам высших сил, не только не должно волновать, но и мы обо всем этом не должны ничего знать. Мы просто обязаны покорно смиряться со своим появлением в земном мире, которое уже, без нашего на то ведомо и желания, свершилось. За всех нас уже заранее подумали отдельные одарившие нас счастьем беззаветно и бездумно любить свою жизнь счастливчики. И мы всегда принимаем этот их дар, это зачастую оказывающееся для нас слишком горьким счастье, как должное, как по праву нам принадлежащее. Однако наша земная жизнь далеко не такая простая и безобидная, как нам хочется представлять ее для себя, как мы хотим о нашей жизни думать, в ходе которой, даже те, кого жизнь не избирала своими избранными счастливчиками, не считают себя обойденными ею. Вступая в непримиримую борьбу с Господином Случаем для достижения поставленной ими перед собою цели и в избытке получая от жестокой и коварной ко всем серой повседневности бесчисленные кровоподтеки и синяки, они постепенно вникают в мудрость окружающей нас жизни. Получая подобным образом самые глубокие и истинные о ней знания, они уже начинают искать свое счастье не от самой жизни, а от разъяснений окружающим, что такое их жизнь и как им будет легче ее прожить. Многие из них получают в благодарность за науку людей свое истинное счастье. И оно нисколько не меньше и не хуже того счастья, которое получают одни только избранники самой жизни, а, совсем наоборот, как убеждает нас опыт жизни, оно отличается большей устойчивостью и постоянством. Этих людей нашей изменчивой нелегкой судьбе уже очень трудно выбивать из колеи, в то время как счастливые избранники жизни не долго тешатся своим везением и удачею.
   Серая унылая повседневность вертит людьми, как хочет, заставляя их без нужды суетиться и лишая их так необходимого для каждого человека тишины и покоя. Находящемуся под ее постоянным воздействием человеку иногда бывает даже некогда вздохнуть, а не то, чтобы хотя бы немного забыться в бесплодных мечтаниях. Но это еще вовсе не означает, что беспокоящая его с самого детства голубая мечта навсегда оставила его душу. Нет, и нет, она продолжает, терпеливо дожидаясь своего часа, в нем существовать и всегда готова напомнить о себе человеку, наваливаясь на него уже просто невыносимой грустью. Но замученный сваливающимися на него нескончаемыми проблемами человек часто не может определить для себя, отчего и почему он совершенно неожиданно переполняется безысходностью и меланхолией, не может понять причины своей тоски. Тоски о чем-то, пока для него не только непонятного, но и неведомого им. И тогда она приходит для него зримо, в образах беспокоивших его по ночам сновидений. Так и находящийся сейчас, где-то у черта на куличках, совсем позабывший о городе своего детства, но продолжающий любить его до самозабвения, Антон увидел самого себя в нем во сне. Неожиданная встреча с объектом своего поклонения взволновала его чувствительную натуру. Поэтому он, как и другие люди при встрече, после долгой разлуки с детства знакомыми местами, тут же зашагал по своим самым любимым улицам и переулкам, радуясь, что и погода способствует ему увидеть свой город таким, каким он всегда бережно хранил свой город в памяти. Ленинград всегда был, есть и будет найболее красивым и привлекательным только в пасмурную погоду. Только тогда, когда нависающие темные тучи надежно прячут его от небес, а на застывшей в безмятежном сне Неве клубится серый жидкий туман, он начинает открывать свою тщательно скрываемую от посторонних людей душу тем, кто его безмерно любит и почитает. Антон стоял возле Кировского моста, и любовался гордым и величественным бегом по уснувшей Неве килем Васильевской стрелки. Окружающая его необычная для такого громадного города тишина не подпускала к Антону ни одного всегда стремившегося помешать мимолетному счастью неожиданно встретившихся друг с другом родных и близких по духу существ ночного страха. Он стоял, наслаждаясь тихой беседою со своим родным городом, который всегда был в его памяти, и с которым он расстался не по своему желанию. Кто-то, остановившийся сзади него, предупреждая Антона, что он стоит на своем самом излюбленном в Ленинграде месте не один, негромко кашлянул. Недовольно поморщившийся Антон обернулся и увидел стоящего на тротуаре обычного ленинградского старика с тросточкой, с головы которого свисали в дополнение к его роскошной бороде длинные седые волосы.
   - Здравствуй, Антон, - вежливо поздоровался немного наклонивший голову старик. - Рад тебя видеть на своем в городе любимом месте. И какая просто чудесная установилась в это позднее время для любования городом погода?..
   - Разве мы знакомы? - от охватившего его удивления, даже позабыв ответить на приветствие, спросил старика Антон.
   Окинувший Антона со снисходительной улыбкою изучающим взглядом старик так же, не отвечая на вопрос, тихо проговорил:
   - Любишь ты этот город, Антон, но не судьба тебе в нем жить. И так будет с тобою всегда: только намеришься ты в него возвратиться, как совсем неожиданно обострившиеся сложности в твоей жизни помешают твоему, Антон, благому желанию.
   - Очень странно вы говорите, дедушка, - с такой же ответной улыбкой проговорил старику принимающий его слова за неудачную шутку Антон. - Кто из живых людей может заранее знать, что именно его ждет впереди? Подобное знание не только надежно сокрыто плотным покровом вечности, но и замкнуто от любопытствующих глаз людей, как говориться, семью замками и семью печатями.
   - Из живых людей никто, - согласно буркнул старик, - но поверь мне, Антон, на слово, что я хорошо осведомлен не только о твоей уже прожитой жизни, но и могу даже предположить, что тебе предназначено в дальнейшей жизни.
   - Разгуливает по ночному городу разыгрывающий из себя пророка чудак, - насмешливо буркнул про себя Антон, но, не желая обижать пожилого человека, поддержал разговор. - Если вы знаете о нашей жизни все, то вам не составит большого труда объяснить мне: почему живущие на одной земле люди верят разным богом? И чей именно бог сотворил землю и самого человека?
   - Не простой вопрос ты мне задал, Антон, - с грустной улыбкою ответил старик, - на него легче ответить, чем потом убедить всех живущих на земле людей в правдивости моего ответа. Я очень опасаюсь, что многие из живущих ныне на земле людей не только возмутятся моим ответом, но и посчитают его самым настоящим святотатством над всем, как им думается, самым святым для любого человека. Но кто же определяет в вашей жизни содержание этого самого святого? Кто именно вкладывает в ваши с искривленным сознанием головы знание об этом самом святом? Сами люди из числа так называемых лжепророков, а в жизни самых настоящих проходимцев, которые в этой жизни чаще думают о личном благополучии, чем о самом святом для людей. И их уже было и есть на земле такое превеликое множество, что в знании об этом самом святом для человека уже совсем мало святости, а больше от наущения дьявола. Одно я скажу тебе, Антон, что бог в этом мире один, и что самое святое для любого живущего на земле человека это искренняя вера в Него. Не так уж и важно, какому богу человек молится, главное, чтобы он жил по-божески и поступал с окружающими его людьми по-человечески. А то в нынешней вашей жизни очень часто бывает, что даже тот, кому по его положению в обществе положено верить в бога - сущий дьявол. Многобожие это не от бога, а от дьявола. С помощью активной пропаганды ложных богов и всемерного извращения божеского учения ему намного легче отворачивать людей от истинной веры, сталкивать их лбами друг с другом, заставлять их творить самые немыслимые дела и поступки.
   - Можно сказать, что этот старик ответил на мой оказавшийся очень даже непростым вопрос. Подобная встреча возможна только в моем Ленинграде, в котором каждый из его жителей непременно мнит себя, если не практиком, то уж теоретиком во всем, что его окружает, - посмеялся про себя над много знающим стариком Антон, а вслух задал ему очередной вопрос. - Не могли бы вы мне объяснить, почему русские люди перестали понимать друг друга, разучились разговаривать друг с другом на человеческом языке:
   - Я думаю, что ты и сам можешь легко ответить на свой вопрос, Антон, если бы вспомнил теорему о вращении диагонали прямоугольника, - не задумываясь ни на одно мгновение, проговорил старик.
   - Теорему о вращении диагонали прямоугольника? - переспросил старика Антон. - Я о такой теореме еще никогда не слышал....
   - Ах, да! - воскликнул с досадой хлопнувший себя по лбу рукою старик. - Я упустил вида, что на земле эта теорема еще незнакома. Но это дело поправимое.... Я объясню тебе ее суть в двух словах.
   - Уж сделайте, пожалуйста, для меня это одолжение, - насмешливо бросил старику Антон. - Просветите так сказать темного человека.
   - Понимаешь, Антон, добро и зло находятся в одной плоскости человеческого бытия, - тихо проговорил не обращающий на прозвучавшую в словах Антона насмешку внимания старик. - В круговерти жизненной обыденности диагональ, стремясь занять вертикальное положение, отклоняется от первоначального положения в ту или в иную сторону. Отклоняясь, она выдавливает или, если сказать точнее, заставляет людей проявлять в отношениях между собою добро или зло в зависимости от того, чего из этих основных понятий в жизни человека в данное время у людей в избытке.
   - Ну, что из того, что эта ваша диагональ отклоняется в прямоугольнике в ту или в другую сторону!? - воскликнул уже не сдерживающий своей насмешки Антон. - Как бы она не отклонялось, все равно, количество вытесненного ею зла или добра в самом прямоугольнике всегда будет одинаковым! Добро и зло по-прежнему будут друг друга уравновешивать....
   - Все это так, - примирительно буркнул не пожелавший с ним спорить старик. - Если бы диагональ прямоугольника не была первоначально смещена в сторону добра, иначе о никакой жизни на земле уже не было бы смысла говорить.
   - Все-таки не совсем диагональ, - с явным удовлетворением буркнул осветившийся снисходительной усмешкою Антон. - Но, все равно, она, эта ваша диагональ, очень странная, если не сказать, что она противоречит всякой логике. Если судить на основании этой вашей диагонали о проживающих на земле людях, то и они тоже должны распределяться около нее соответственно: там, где избыток добра, то только одни хорошие честные и справедливые люди, ну, а там, где избыток зла, одни только злые и коварные люди.
   - Не надо слишком уж так все упрощать, Антон, - возразил ему сквозь распирающий его изнутри смех старик. - Жизнь всегда ставит во всем свои коррективы. Она, показываясь нам со стороны совсем простой и несложной, на самом деле довольно сложная и очень запутана постоянно вмешивающимися в нее силами добра и зла. Ее так сразу, как говорится, наскоком не поймешь. Для того чтобы иметь о ней хотя бы какое-то представление, настоятельно требуется постоянно уделять ей самое пристальное внимание, тщательно анализировать даже малейшие ее проявления. Я хочу напомнить тебе, Антон, что и вы, люди, очень часто абстрагируетесь от частностей для того, чтобы по возможности намного глубже понять какую-нибудь очень вас интересующую проблему.
   - Допустим, что вы правы, - не сдавался Антон в своих попытках подловить на невежестве всезнайку старика. - Но почему тогда все, что происходит сейчас у нас, не распространяется по всей земле?
   - Если бы ты знал теорему вращения в прямоугольнике диагонали, то вряд ли задал бы мне такой глупый вопрос, - с насмешкой буркнул старик. - Все дело в том, что она действует только на ограниченном участке местности.... И там, где крутизна закругления земли достигает своей критической отметки, диагональ уже перестает действовать.
   - Совсем неубедительно, - возразил недоверчиво покачавший головою Антон. - Если предположить, что вытесняющая избыток зла страна завоюет участок земли из другого прямоугольника, то несмотря, что в нем избыток добра, на этом участке будут установлены порядки порочной страны.
   - Так и будет, - поддакнул Антону внешне невозмутимый старик. - И чем больше эта страна присоединит к себе подобных участков земли, тем будет лучше для населяющего эту страну народа. Зарождающееся в данном прямоугольнике зло будет распространяться до самых, как любите приговаривать вы, люди, ее окраин, и это обстоятельство непременно будет способствовать быстрейшему возвращению диагонали в первоначальное состояние....
   - А проживающие на этих участках люди будут страдать не по своей вине, а из-за глупостей проживающего в этой порочной стране народа! - с негодованием выкрикнул оборвавший старика Антон и поинтересовался. - Что же такое должно произойти в стране, что бы заставить диагональ начинать выдавливать избыток зла, если она еще заранее смещена в сторону добра?
   - Сильные социальные потрясения, - не задумываясь ни на одно мгновение, ответил старик. - Сопровождающий их всплеск насилия и разгул преступности вполне способны сместить диагональ в сторону выдавливания зла.
   - Но во время социальных потрясений принимают участие, как зло, так и добро, - возразил вовсе не согласный с утверждением старика Антон. - И если, в конце концов, победит добро, то живущий в данном прямоугольнике народ будет обязан довольно скоро возвратиться в свое первоначальное состояние.
   - Добро может быть только добрым, а участники социальных потрясений, пусть они и выступают на стороне добра, не всегда поддерживаются своих добрых устремлений. Они чаще всего, как показывает нам жизнь, только еще больше усиливают зло, а не уменьшают его количество в данном прямоугольнике.
   - И долго ли придется жить людям в странах, в которых диагональ смешена в сторону выдавливания зла, а не добра? - спросил у старика имеющий в виду окружающие его Россию страны капитала Антон.
   - Это сложно прогнозировать. Все будет зависеть от стремления населяющих эту страну людей избавиться от угнетающего их зла. Но и само зло так просто сдавать свои позиции никогда не согласиться. Оно будет всеми правдами и неправдами представляться людям с самой соблазнительной своей стороны, будет делать все от нее зависящее, чтобы не позволить честным и совестливым людям объединяться под флагом непримиримой с ним борьбы. Да, и вообще, его коварному притворству предела нет, и никогда не будет. Зло способно, если от него потребуется, даже выворачиваться наизнанку, лишь бы только облапошить и обдурить уже обманутый им народ. Могут пройти даже тысячелетие, прежде чем подобные неустойчивые системы возвратятся в свое первоначальное состояние.
   - Грустно мне обо всем этом не только слышать, но и знать, что люди еще очень долго не найдут в своей жизни так желанного всеми покоя, - подытожил их небольшую, но очень познавательную, дискуссию Антон и задал старику свой следующий вопрос. - Если вы все обо мне знаете, то вам должно быть известно, где именно я сейчас нахожусь?
   - Конечно, знаю, - с уверенностью проговорил не ставший опровергать свои слова старик.
   - Тогда посоветуйте мне, как мне избавить доверяющих мне поселенцев от сетей зарящейся на их бессмертные души коварной нечисти? Оказавшиеся в загребущих руках слуг Сатаны поселенцы сейчас не знают, как им следует избавляться от тлетворного влияния его слуг, как им сохранить в себе остатки своей былой добропорядочности.
   -Запомни Антон, никто, кроме самих поселенцев, не сможет им помочь. Каждый из проживающих сейчас в принадлежащей Сатане долине поселенцев должен подумать о своей дальнейшей судьбе сам и получить то, что он и заслужил во время всех своих жизней.
   - Я не могу согласиться с вашими словами, - возразил старику недовольно поморщившийся Антон. - По-вашему выходит, что живой человек всегда должен думать и заботиться только о собственном благополучии, что его не должны беспокоить заботы близких и родных людей?
   - Ты меня не так понял, Антон, - с легкою в голосе укоризною возразил Антону старик. - Заботясь о самом себе человек, прежде всего, должен думать, чтобы от его дел и поступков было больше добра, чем зла. Делая добро, он не может не помогать своим близким и родным людям. Это же так все просто и понятно....
   - Если смотреть на эту проблему с вашей точки зрения, - недовольно буркнул Антон.
   - А как еще надо нам смотреть на делающих добро людей? - переспросил его немало удивившийся его словами старик. - Если мы начнем подозревать в каждом человеке коварство и ложь, то тем самым мы сами активизируем, не желая того, в людях злое начало. При достижении критической для каждого человека точки, это спровоцированное нами злое начала начнет подталкивать его на такие поступки и дела, которые мы от него и ожидали.
   - Но этих несчастных созданий Сатаны можно, если не оправдать, то, во всяком случае, понять, - напомнил Антон старику о поселенцах.
   - В постигших их несчастьях виновата их же собственная суетливость и нетерпение. Стремясь, как можно скорее, выйти из первого встретившегося им на пути в загробной жизни затруднения, поселенцы, не понимая, что эту проблему они создали для себя сами, просто растерялись в охватившей их всех в разное время безнадежности. Вместо того чтобы остановиться и все для себя хорошо обдумать, в спешке делали свои первые шаги совсем не в нужном им направлении. Этим душам, после своего освобождения из умерших тел, представлялась многовековая очередь к чашам правосудия Высшей Справедливости, но на самом-то деле этой очереди не существует. Каждая выпорхнувшая из мертвого тела душа обязана вначале обдумать всю свою жизнь на земле, осознать и осудить все свои прегрешения. И уже только потом, пройдя через весы Высшей Справедливости и положенное ей чистилище, она снова может получить для себя новую, но уже более осмысленную и добропорядочную, жизнь. Ибо только чистилище, через которую проходят все освободившиеся из мертвых тел людей души, обеспечивает необходимое смещение диагонали прямоугольника в сторону добра.
   Примолкший старик окинул внимательно слушающего его Антона вопросительным взглядом, но тот все еще не удовлетворенный его ответом молчал. И так не дождавшийся его понимания стоящей перед поселенцами трудноразрешимой проблемы старик с тяжелым вздохом продолжил свои объяснения:
   - И о чем же думали их души сразу же после окончания своей земной жизни? Может они проводили все дни в покаяниях о своих земных грехах? Может они строили планы на будущую жизнь и думали, как им постараться ее прожить более достойно? Нет! Их тогда заботило и волновало только одно: как бы им скорее проскочить через весы Высшей Справедливости и получить более легкое чистилище, чем они заслужили своей уже прожитой жизнью. Но обеспокоенные подобными мыслями души к весам Высшей Справедливости не подпускаются. Отсюда и выдуманная ими многовековая очередь и переполнившее их всех раздражение от долгого ожидания....
   - Но, может, надо было бы как-то подсказывать душам, как им себя вести перед весами Высшей Справедливости? - подумал вслух Антон.
   - Вам подарены самим Господом богом для лучшего обустройство своей земной жизни десять заповедей, - с той же грустной улыбкою проговорил Ему старик. - Ответь мне, Антон, только честно, как часто вы прислушиваетесь к их требованиям, как вы всегда пытаетесь искромсать, исказить их смысл в земной жизни?
   Признающий правоту его укора Антон молчал.
   - Вот то-то, - назидательно буркнул старик. - Человеку, чтобы добиться своего совершенства, уже надо начинать потихонечку взрослеть, а то он слишком долго задерживается в своем младенческом возрасте.
   - Не жалко было вам времени на придумывание этих бесчеловечных теорем о вращении диагонали в прямоугольнике, - недовольно буркнул уже совсем добитый словами старика Антон. - И просто незачем было создавать на земле еще какое-то там зло....
   - Зло сотворил сам живущий на земле человек, - подправил Антона старик. - Оно возникло под воздействием на него темных сил....
   - А почему бы вам не оградить человека от воздействия на него этих темных сил? - спросил перебивший старика Антон.
   - Подарив человеку сознание, Господь бог передал ему и ответственность за свою жизнь и судьбу, - возразил старик.
   - Но можно было бы немного подумать и о будущем своего творения! - в негодовании воскликнул не согласный с его словами Антон. - Разве всезнающий Господь бог не способен заранее предугадать, что человек в своем Великом Невежестве может со временем превратиться в такого монстра, что ему уже будет неспособно помочь даже ваше чистилище!
   - Это, Антон, исключено.... Из человека никогда не получиться монстра даже, если предположить самое невероятное: что количество вытесняемого диагональю на землю зла превысить критическую отметку. Человек просто не доживет до наступления этого события. Все живущие на земле люди уже на подходе к этому своему критическому существованию непременно исчезнут с лица земли. Но мне почему-то думается, что подобное бесславное окончание человеческой на земле жизни не произойдет еще долгое годы....
   - Как это не произойдет!? Непременно произойдет, и уже довольно скоро! - возмутился Антон заверениями старика Антон. - Я же собственными глазами видел, что творит эта ваша проклятая диагональ на земле, как она пагубно сказывается на положении дел в моей России!
   - Я боюсь, Антон, что ты все еще не разобрался с этой диагональю, - тихо проговорил снисходительно улыбнувшийся старик. - Она, как прямая линия, в природе не существует. Она состоит из живущих на земле людей и проходит прямо через их души. Душа человека способно к восприятию и накапливанию в себя зла, а во время благоприятных для накопления зла в человеческих душах условиях, этот процесс в них активизируется еще больше. Однако, как бы много не впитала бессмертная человеческая душа в себя зла, оно не способно вытеснить из нее заложенное самим Господом богом добро. Даже загнанное злом в угол человеческая душа не перестает оказывать ему сопротивление и, в конце концов, его побеждает. Накопить в себе зло любая душа может быстро и легко, а вот избавиться от него намного труднее. Иногда, от души требуется даже несколько праведных на земле жизней, чтобы окончательно избавиться от так неосторожно впущенного ею в себя зла.
   - А зачем тогда люди строят на земле храмы и молитвенные дома!? - с негодованием выкрикнул в ответ старику раздраженный Антон. - Значит, они ошибаются, предполагая, что Господь бог им за это отпустит грехи, что они смогут очиститься от грехов еще при своей земной жизни!? Значит, они зря потратили на их возведения свои силы и свои средства!?
   - Наоборот, - возразил ему не скрывающий своей насмешки старик. - Строя храмы и молитвенные дома, люди поступают очень даже мудро и правильно. Они получают в своих молитвах возможность обращаться не по одиночке, а совместно, именно к тому началу добра, к именно тому первоначальному смещению в сторону добра диагонали, которым обладает каждый живущий на земле человек, начиная с первого дня своего рождения.
   Антон слушал старика, ощущая, как его негромкий голосок отображается внутри него голосистым очищающим его голову от не нужной суетливости колокольчиком.
   - Во время обращения к высшим небесным силам с просьбою помочь им окончательно изгнать из своих душ накопившееся зло, они не только помогают добру одерживать победу над злом, но и побуждают добро их совершенствовать, как осмысленных божественным сознанием существ. Надо всегда помнить и хорошо для себя осознавать, что подавляющее большинство из населяющих землю людей имеют в своих душах избыток зла. Постоянные молитвы с обращением к олицетворяющему добро Господу богу помогают им, несмотря на это очень досадное обстоятельство, оставаться людьми и прожить добропорядочные жизни, а кое-кто из них даже становятся в вашем понимании истинно святыми людьми.
   - К своему началу добра вовсе не обязательно обращаться в храмах и молитвенных домах, - возразил старику не совсем с ним согласный Антон.
   - Любое обращение к началу добра полезно для человека, - после недолгого молчания тихо проговорил старик, - но когда люди начинают делать свои обращения к началу добра вместе, то польза от такого их обращения усиливается многократно. Человек, после подобного совместного обращения, получает для себя пользы от него намного больше, чем тогда, когда он обращается к началу добра в одиночку. А, иногда, когда собравшиеся вместе люди вполне искренне умоляют Господа бога об одной и той же к ним милости, то вполне возможно сотворения ими самого настоящего чудо.
   - Но люди не боги, они не способны сами по себе без помощи высших сил совершать чудеса, - возразил старику Антон.
   - Ты не прав, Антон, - не согласился с его утверждением старик. - Раз человек способен на самые великие в жизни злодеяния, то он в тоже время не может быть неспособным творить самые настоящие чудеса. В этой их способности все будет зависеть от собравшихся вместе людей, от их ничем непоколебимой искренности в своем общем желании, чтобы это чудо непременно для них произошло.
   - Я понял! - вскричал озарившийся догадкою Антон. - Теперь, я уже знаю, как мне помочь поселенцам освободиться от зависимости слуг Сатаны!
   - Ты все понял правильно, - похвалил его догадливость старик. - Но ты уже определился для себя, кто именно из поселенцев нуждается в твоей помощи?
   - Ну, уж с этим мне определиться будет легче всего, - посмеялся над вопросом старика Антон, а потом, резко оборвал свой смех, проговорил уже с меньшей уверенностью. - И, действительно, поселенцев в поселке не так уж и мало....
   - И не все захотят воспользоваться твоим предложением, чтобы спасти свои души от зарящейся на них нечисти, - закончил за него старик.
   Антон, не зная, что ответить этому оказавшемуся очень даже предусмотрительному старику, молчал, пока окинувший его насмешливым взглядом старик не продолжил свои поучения:
   - Ты уж постарайся, милок, чтобы все, кто нуждается в твоей помощи, смогли в одно и тоже время собраться в церкви. Ты не должен, если хочешь, чтобы это чудо произошло на самом-то деле, отказывать любому обратившему к тебе с подобной просьбою поселенцу. Ты не должен отказывать в этом неоспоримом праве даже самым неисправимым грешникам....
   - Но это же будет несправедливо! - невольно вырвалось у Антона. - По-вашему выходит, что даже те, кто все это время боролись на стороне нечисти против нас, смогут воспользоваться этим чудом наравне со всеми! Что и они тоже спасут свои души!
   - А я тебя уверяю, Антон, что у этой спасительной общей молитвы нет и не должно быть никакой несправедливости, - с ласковой улыбкой заверил его старик. - Несправедливо было бы с твоей стороны не позволять им такой редко выпадающей в жизни каждого живого существа возможности попытаться спасти свою бессмертную душу от происков нечисти. У каждого из участников общей молитвы свершившееся чудо уничтожит одинаковое количество накопленного в душах зла. Твои поселенцы, после свершившегося чуда, не будут одинаковыми только потому, что количество накопленного в их душах зла разное. Так в чем же ты тогда, Антон, видишь несправедливость?
   - А он прав, этот старик, - подумал про себя схватывающий его подсказки на лету Антон. - Но как же мы сможем провести эту совместную молитву поселенцев, если нечисть все время неотлучно находится в церкви?
   - Вы сможете провести ее вечером девятого июня, - подсказал отгадавший его мысли старик.
   - Но как вы узнали, о чем я сейчас думаю? - переспросил его немало удивившийся Антон.
   - Я же тебя предупредил еще в самом начале нашего разговора, что мне известно обо всем, - добродушно буркнул начавший как бы от него удаляться старик.
   Удаляясь, он становился все меньше и меньше, пока не превратился в маленькую светящуюся точку, которая тоже со временем совсем угасла. С удовольствием ощущая, как прохлада родного города приятно обволакивает все его тело, Антон еще долго всматривался в место окончательного исчезновения старика.
   - Запомни, Антон, - еще раз услышал он голос старика, - вечером девятого июня.
   В это время кто-то легонько дотронулся до его плеча, и он проснулся.
   - Вставай, - тихо, чтобы не потревожить спящих детей, сказал Тимофей Фролович, - пора собираться на работу. Ты, о чем-то бормотал во сне.... Наверное, тебе снились кошмары.
   - Наоборот, приснившийся мне сегодня сон был просто прекрасным, - весело ответил широко потянувшийся руками Антон, - и как жаль, что это был только сон.
   - И что ты в нем хорошего увидел? - полюбопытствовал Тимофей Фролович.
   - Я встретил во сне одного очень занятного старика, который посоветовал мне, как вам помочь.
   - И что же он нам посоветовал? - уточнила уже гремящая сковородками Настасья.
   Неторопливо натягивающий на себе одежду Антон рассказал своим хозяевам об увлекательной беседе со встретившимся ему во сне занятным стариком.
   - Даже и время указал, - удивилась его сну Настасья и уже на полном серьезе добавила. - До девятого июня остается уже совсем немного времени, нам надо бы поторопиться....
   - Да, это же все несерьезно, - отмахнулся от нее Антон. - Я много думал обо всем этом в последнее время,... Вот и приснилась мне подобная ерунда.... Одною только молитвою люди свободы никогда не добьются. Долгожданная свобода потребует от нас слишком долгой изнурительной борьбы и напряжения всех наших сил....
   - Не стоит так легкомысленно относиться к своему вещему сну, Антон, - возразил ему хозяин. - Я так мыслю, что это сам Господь бог подсказал через тебя нам, как освободиться от овладевшей нами нечистой силы. По крайней мере, этот приснившийся тебе старик рассказал о нас самую, что ни есть, настоящую правду. Вот что, Антон, перекуси, и иди на развод один..... А я побегу....
   - Куда это ты!? - крикнула ему вслед Настасья.
   - К бабке Лукерье! - крикнул уже на бегу Тимофей Фролович. - Надо всех нас освободить от работы!.. Антон, не забудь прикинуться больным!..
   На разводе все остающиеся в "Союзе борьбы" поселенцы были освобождены от общественных работ на три дня.
   - Надо меньше шляться по ночам в поисках на общественном поле своих захоронений, - недовольно буркнул отпускающий их по домам Разгуляев.
   - Собираемся в лесу на прежнем месте с инструментом, - предупредил членов союза Тимофей Фролович.
   Примерно через час они уже сидели на полянке возле ярко пылающего костра.
   - Я еще раз предупреждаю всех, - проговорил закончивший рассказывать о своем сне Антон, - что это был только сон и ничего более....
   - Но он у тебя, Антон, слишком необычный, - подумал вслух Демидыч. - Да, и как же хорошо сказал этот приснившийся тебе старик про нас.... И, действительно, что нам скрываться друг от друга, именно так с нами и было в то время, когда мы поддались на уговоры коварного и насквозь лживого Сатаны.
   - Поможет нам, Антон, твой сон, иди не поможет, но мы не должны упускать для себя подобную возможность освободиться от темных сил, - отозвалась со своего места бабка Лукерья. - Другого выхода у нас нет....
   - Тогда не будем терять время на разговоры, - предложил выказывающий общее желание мельник. - Лучше подумаем о том, что нам необходимо будет к этому времени сделать. До прихода в поселок слуг Сатаны мы не успели сделать для церкви крест и колокол. Крест я изготовлю сам, а вот для колокола вам придется собрать в поселке всю бронзу, какую только отыщите.
   - Я с Настасьей займусь сбором икон и свечей, - предложила свою помощь бабка Лукерья.
   - Нам не помешает заранее заготовить крепкие щиты, чтобы защитить от нечисти все входы и выходы из церкви, если она попытается помешать нашей общей молитве, - дополнил список работы Тимофей Фролович.
   Распределив между собою подготовительную работу, члены союза уже намерились заняться порученной им работою, как спохватившийся Антон задержал их еще на недолгое время.
   - Не спешите, друзья, - тихо проговорил он. - Мы еще не решили, кого и как будем предупреждать об общей молитве в церкви.
   - А что там думать, - проворчал в ответ Демидыч. - Самых надежных поселенцев предупредим заранее, а всех остальных за час до начала службы, обходя дома самых ярых сторонников власти слуг Сатаны.
   - Так и сделаем, - поддакнул ему Тимофей Фролович, - а сейчас, друзья, время не терпит, пора приниматься за дело.
   В этот день они разошлись по своим домам только с наступлением темноты, а завтра утром еще задолго до рассвета они снова были на ногах. И уже только ближе к вечеру они усталые, но довольные, снова собрались все на лесной полянке.
   - Неплохая работа, - восхитился Демидыч, рассматривая изготовленный его другом мельником крест. - Колокол он тоже уже успел изготовить?
   - Колокол у нас будет отменный, - проговорил весело улыбнувшийся Антон, и рассказал заинтересовавшимся членам союза о чуде, которое совершили руки мельника в его небольшой кузнечной мастерской.
   - А почему его самого с нами нет? - забеспокоился Демидыч.
   - Отдыхает, - успокоил его Антон, - он всю ночь не спал.... Все с колоколом возился.
   - Как идут дела, труженики? - спросила только что подошедшая на лесную полянку бабка Лукерья - Как я вижу и вас уже почти все подготовлено.... Да, и я сама тоже пришла с хорошей новостью.
   - У вас тоже все готово к началу общей молитвы в церкви? - попытался отгадать ее новость Демидыч.
   - Конечно, уже все готово, - подтвердила готовность за себя и за Настасью бабка Лукерья, - но я не о порученном нам деле. Разгуляев мне проговорился, что завтрашним вечером он остается один за всех начальников нашей коммуны.
   - И куда же они все так дружно убывают? - невольно вырвалось от неожиданности подобного известия у Демидыча. - Не к своему ли Сатане за помощью?
   - Да, пусть они идут хоть к черту на кулички, - недовольно буркнул Тимофей Фролович. - Главное, что они не будут для нас помехою. Нам уже не придется ничего придумывать, чтобы избавиться на время общей молитвы от проживающего в церкви председателя коммуны с его нечистой женою.
   - Завтра будет летнее солнцестояние, - напомнила членам союза бабка Лукерья. - В этот день вся нечисть слетается на свои шабаши...
   - И эти их шабаши для нас очень кстати, - заметил обрадованный подобным известием Антон. - Завтра им будет явно не до нас.... Поэтому я и предлагаю свести все, что мы подготовили за эти два дня, во двор тетки Мани.
   - Ее дом рядом с церковью, - сразу же уловил ценность предложения Антона Демидыч. - С ее двора мы всего лишь за полчаса не только все перенесем в церковь, но и расставим на свои места.
   - Вот видишь, Антон, а ты еще сомневался в своем вещем сне, - укоряла по дороге домой Антона Настасья. - Приснившийся тебе ночью старик не только знал о нас всю правду, но и выбрал время для нашего спасения самое, что ни есть, подходящее.
   - Зайди к Ивану Ивановичу, - сказал Разгуляев на утреннем разводе Мазурику. - Он хочет тебя видеть.
   - Ты не знаешь, зачем я ему понадобился? - ощутив, как всему его телу забегали холодные мурашки пробирающего его до самых костей страха, уточнил Мазурик.
   И ему было, отчего бояться даже такого лояльного к недостаткам других председателя коммуны. Кто-кто, а он-то хорошо знал, как с каждым очередным днем тает переданный под его охрану семенной фонд. Однако больше, чем катастрофическое уменьшение семенного фонда, его тревожило и волновало то обстоятельство, что по нынешним временам, после снятия с должностей Демидыча и Тимофея Фроловича, ему уже будет не на кого сваливать свое собственное воровство.
   - Не знаю, - недовольно буркнул Разгуляев.
   И он, терзаемый неприятными предчувствиями, торопливо зашагал к церкви. Бес сидел в своем кабинете и неторопливо перебирал лежащие перед ним на столе какие-то бумажки.
   - Доброе утро, Иван Иванович, - поздоровался вошедший в открытые двери кабинета Мазурик. - Ты хотел меня видеть?
   - А, это ты!? - воскликнул приветливо улыбнувшийся бес. - Присаживайся, я скоро освобожусь....
   У вздохнувшего с облегчением Мазурика немного отлегло от сердца.
   - Раз Иван Иванович улыбается, - подумал он про себя, - то пока проверки семенного фонда не намечается.
   Закончивший перебирать бумажки бес сложил их в аккуратную стопку и положил в тумбочку.
   - Я хочу поручить тебе одно очень ответственное поручение, - негромко проговорил обращающийся к Мазурику бес, - только об этом никто в поселке не должен знать.
   - Не беспокойся, Иван Иванович, я буду нем, как рыба, - поспешил заверить его Мазурик.
   - Тебе, я надеюсь, известно место, откуда берет начало протекающий по долине ручей? - спросил его бес.
   Мазурик молча кивнул своей головою.
   - Я поручаю тебе, отвести на это место к обеду четыре воза дров и вот эти мешки.
   - Будет сделано, Иван Иванович, - согласно буркнул Мазурик и вышел из кабинета.
   Дорога была неблизкою, и Мазурик еле справился к обеду с перевозкою заготовленных специально выделенными на утреннем разводе четырьмя коммунарами дров. На последней ходке он захватил с собою и два увесистых мешка из кабинета беса. Всю дорогу промучился принюхивающийся к густому ароматному запаху Мазурик, но опасения прогневать самого председателя коммуны удержали его от соблазна. Соблазнительный запах наполняющей мешки вкуснятины и особенно округлые формы заветных бутылок с водкою не оставляли его обострившееся обаяние и на обратной дороге в поселок. Предаваясь тоскливым воспоминанием об упущенной возможности вдоволь полакомиться дефицитными деликатесами, его недовольный своим хозяином желудок громко урчал в ответ его мысленным представлениям. Тут-то и встретился ему выходящий из леса Тимофей Фролович с Антоном.
   - Как отдохнули, заболевшие!? - радуясь, что, наконец-то, он сможет отвлечься от неприятных воспоминаний, окликнул их Мазурик. - Садитесь на повозку, и я подвезу вас до самого дома.
   - Тебе эта повозка больше без надобности? - поинтересовался обернувшийся на его оклик Тимофей Фролович и, как бы невзначай, приоткрыл выглядывающее из кармана его брюк горлышко бутылки с самогонкою.
   Заметивший ее Мазурик, судорожно проглотив мгновенно переполнившую весь его рот жаждущую слюну, уточнил:
   - У вас появилось желание немного поработать?
   - Мы хотели бы привести домой немного дров, - ответил Тимофей Фролович и, достав из кармана бутылку, протянул ее Мазурику. - Может, договоримся?
   - Берите и ездите на ней на здоровье - охотно согласился Мазурик и, спрятав бутылку в карман своего пиджака, соскочил с повозки. - Потом сами отгоните ее на конюшню.
   - Не беспокойся, все будет в порядке! - выкрикнул ему вслед заворачивающий коня в лес Тимофей Фролович.
   Потихонечку опускающееся на небесах красное солнышко закатилось за острые верхушки высоких гор и непомерно долго тянувшийся для противоборствующих сторон день начал подходить к своему окончанию, позволяя никогда не опаздывающим вечерним сумеркам не спеша опускаться на притихший поселок.
   - Пора, дорогой, и нам лететь на место ночного шабаша, - при виде только что начавшей сгущаться над притихшей долиной ночной мглы напомнила своему возлюбленному дружку Варвара.
   Раздевшись до гола, они натерлись жиром и, выскочив из камина, стремительно помчались по поднебесью в сторону намеченного на сегодня шабаша.
   - Как же здесь красиво! - воскликнула закружившаяся над местом шабаша восхищенная Варвара.
   - Это все водяной! - прокричал сидевший на метле позади нее бес. - Кто-кто, а он-то умеет подбирать для нашего излюбленного времяпровождения такие вот прекрасные места! Спускайся вниз.... Скоро начнут подходить и все остальные приглашенные на наш праздник....
   Варвара, опустив рукоятку метлы вниз, заставила ее плавно опуститься на берегу небольшого озерца.
   - А сейчас, дорогая, я проверю у тебя печать Сатаны, - прошептал целующий свою подружку бес, ощупывая у нее за ухом небольшое уплотнение.
   - Да, ты, милый, каждую ночь ее у меня проверяешь, - игриво прошептала прижимающаяся к его волосатой груди Варвара.
   - Закон такой у нас, дорогая.... Мы все обязаны его неукоснительно соблюдать.
   - Какой же ты все-таки нехороший, - притворно сердито буркнула Варвара и, отстранившись от беса, занялась костром.
   Сухие дрова, деловито затрещав, быстро разгорелись и взметнувшиеся ввысь языки пламени осветили перед прибывающей нечистью прелесть и очарование выбранного для проведения шабаша место. Это была просторная поляна, окруженная с трех сторон высокими вековыми деревьями, а со стороны небольшого озера густо усыпанная белеющими в темноте камнями. На них-то и рассаживалась прибывающая на шабаш нечисть. Подоспевшие оборотень с упырем подключились на помощь хозяйке шабаша Варваре и, вскоре, на расстеленных прямо по земле скатертях были расставлены блюда с изысканными закусками и переливающимися в ярком пламени костра бутылками с кристально чистою, как утренняя роса, водкою.
   - Все в сборе, - объявил бес при виде всплывшей из озера тюленьей мордашки водяного.
   - Начнем свой шабаш, - нетерпеливо загомонила собравшаяся у костра нечисть.
   - Можно начинать, - разрешил загадочно подмигнувший демону бес.
   А тому не надо было долго разжевывать, что ему надобно было в подобном случае делать. Вскочив с облюбованного им для себя камня, он тут же скрылся в зарослях кустарника. Насторожившаяся нечисть в предвкушении скорого веселья не сводила своих разгоревшихся глаз с кустарника, терпеливо дожидаясь его возвращения. И вот они уже с нескрываемым восхищением смотрят на осторожно несущего в своих огромных лапах и с гадливою миною на лице распятие демона. А он, ясно ощущая их внимание на свою скромную особу, изо всех сил старался показать своим дружкам все свое отвращение к ненавистному нечистью распятию Спасителя. Он весь изгибался от его просто невыносимой мнимой тяжести и с показным невероятным усилием вынес его на середину поляны. Юродствуя и кривляясь, он с силой вонзил его в землю и, с громким визгом облегчения, подбежал к озеру, в воде которого он с показной брезгливостью принялся оттирать песком свои изуродованные проказою лапы. Заряженная талантливой пантомимой демона восприимчивая нечисть, потихонечку входя в раж, принялась изощряться друг перед дружкою в глумлении над крестом. В него летели плевки, градом сыпались оскорбления, нечисть забрасывала крест камнями и била по нему палками до тех пор, пока он не сломался. И тогда, торжествуя свою несомненную победу над силами добра и справедливости, нечисть под восторженные ликующие крики своих приспешников швырнула его на кучу мусора в углу поляны.
   - Последователей! - дико заорала разъяренная расправой над крестом нечисть. - Пора начинать искоренять эту заразу в нашем поселке! Последователей сюда!
   Улыбающийся оборотень с упырем вынести на суд и расправу нечистых сплетенных ольховым младенцем чучела самых непримиримых их врагов в поселке.
   - Вот они, подлые, посмевшие поднять свои поганые руки на слуг самого Сатаны и оскверняющие имя нашего повелителя! - угрожающе загалдела окружающая так зримо напоминающие им Тимофея Фроловича и Антона чучела нечисть.
   - Кто это такой!? - испуганно вскрикнула Варвара, указывая бесу рукою на чучело Антона. - Мне кажется, что я уже видела его раньше....
   - Ты права, дорогая, - пробормотал напряженно вглядывающийся в чучело бес. - Он и мне кого-то напоминает. Но не стоит сегодня думать об этом очень неприятным для нас чучеле.... Завтра, когда мы отоспимся после ночного праздника, я им займусь. И мы непременно вспомнил, где этот несчастный уже успел перейти нам дорогу.
   Нечисть с охотою оплевывала выставленные им на показ чучела самых непримиримых в поселке врагов и, выражая им свое глубокое презрение, злобно тыкала в их изображения палками. Уже успевшие хорошо просохнуть чучела угрожающе потрескивали своими изламывающимися от подобного с ними обращения прутиками. Подобная легкая расправа над изображениями самых непримиримых в поселке врагов наглядно убеждала расходившуюся нечисть, что они и в реальной жизни с такой же легкостью расправится с их прототипами. Поэтому они во время подобных глумлений, нисколько не сомневаясь в своей вседозволенности, разряжались громким истерическим хохотом. Ольховый младенец поднес к донельзя истерзанным чучелам горящую головешку, и они, вспыхнув ярким пламенем, под бурное ликование нечисти сгорели.
   - Друзья!? - разнесшийся по всей поляне зычный голос беса немного утихомирил расходившуюся нечисть. - Так будет со всеми, кто осмелится стать у нас на пути! Кто не согласен с идеями нашего великого и всемогущественного повелителя, ведущего нас за собою к торжеству сил тьмы, к окончательной победе всепобеждающего зла над мягкотелым добром! А прямо сейчас разрешите мне объявить нашу уважаемую Варвару Анатольевну Ведьмарскую королевой нашего шабаша и пригласить вас к долгожданному в такие дни разгульному бесшабашному веселью!
   Последние слова беса утонули в оглушительно громком ликовании всех приглашенных на первый в истории долины шабаш. Не дожидающаяся для себя особого приглашения нечисть, взявшись за руки, закружилась в просто невообразимой дикой пляске. Немного полюбовавшись пляскою друзей и соратников по нечистому делу, бес поднял истомившуюся в ожидании Варвару на руки и понес ее к расстеленным возле костра коровьим шкурам. Давая тем самым сигнал к началу с нетерпением ожидаемых вакханалий. И уже только тогда, когда взбунтовавшаяся в нечисти похоть немного поутихла, бес поздравил всех с первым шабашем и, выразив надежду, что подобные праздники станут доброй традицией для их небольшого, но дружного, коллектива, пригласил их к столу.
   - Сам видел, как председатель правления коммуны вместе со счетоводом улетели на метле в лес! - вскричал вбегающий во двор тетки Мани Демидыч.
   - И оборотень тоже пошел в том же направлении! - воскликнул подоспевший вслед за Демидычем Тимофей Фролович
   - Пора начинать готовиться к общей молитве в церкви, - негромко проговорил Антон.
   Сидевшая в ожидании сигнала в доме тетки Мани поселковая молодежь тут же высыпала во двор. Каждому из них было заранее известно, чем он должен будет, после разрешительного сигнала Антона, заниматься. Только, наверное, и поэтому им не понадобилось много времени на раскачку. Прошло всего лишь несколько коротких мгновений, а возле церкви уже кипела дружная работа. Заранее предупрежденная тетка Маня с Настасьей побежали по домам поселенцев, приглашая поучаствовать в общей молитве с обращением к Господу богу о милости к ним, недостойным. Даже и те, кого члены союза не собирались приглашать на общую молитву, встревоженные неожиданно ярко осветившимися окнами своих соседей и разорвавшим опустившую вместе с началом вечерних сумерек на поселок тишину дружным перестуком молотков, повыскакивали на улицу.
   - Что могла сегодня до того сильно взбудоражить наших односельчан? - в недоумении спрашивали друг у друга непосвященные поселенцы.
   - Председатель коммуны разрешил всем желающим сегодня помолиться в церкви, - объясняли им пробегающие мимо тетка Маня и Настасья.
   - В церкви собирают всех или только желающих участвовать в общей молитве? - переспрашивали их тугодумы.
   - Только по желанию, - насмешливо бросали торопящиеся в церковь поселенцы. - Только те, кто не боится вызвать у новой власти неудовольствие....
   - Но, если председатель коммуны разрешил, то почему понадобилось заколачивать в церкви окна, - задумывались самые осторожные из числа пьяниц и проституток.
   Подбежали к церкви и успевшие похмелиться ближайшие союзники нечисти с Разгуляевым, но смущенные молчаливо наблюдающими за ними крепкими мужиками, остановились и, успокаивая самих себя, что раз на это имеется разрешение Ивана Ивановича, то ничего такого страшного сейчас возле церкви не происходит, вернулись к своим недопитым бутылкам. Правда, Разгуляев, считая самого себя в этот вечер большим начальником, попытался вмешаться в незаконную, по его мнению, их деятельность. Но Тимофей Фролович с присущей ему убедительностью начал рассказывать слишком уж настырному бригадиру, что они и на самом деле обращались с подобною просьбою к председателю правления коммуны, и, как он, пусть и очень неохотно, но все же разрешил им помолиться в этот вечер в церкви. Не знающий на что ему сейчас следует решиться Разгуляев, видя перед собою не обычные боязливые лица поселенцев, а уверенных в своей силе крепких мужиков, махнул рукою и, решив для себя, что утро вечера мудрее, пошел домой.
   - Веревку отвязывать? - спросил Демидыч у мельника, когда они закрепили втянутый с ее помощью колокол на колокольню.
   - Некогда с нею возиться, - отмахнулся от него мельник. - Спускайся вниз, служба уже скоро должна начаться.
   - Может, хотя бы немного позвоним, - предложил взявшийся за привязанную к языку колокола короткую веревку Демидыч.
   - Ты что, совсем с ума сошел! - прикрикнул на друга остановивший его руку мельник. - Услышит нечисть звон колокола и всю нам обедню испортит.
   - Дядечка!? - крикнул мельнику один из устанавливающих на куполе крест парней. - Куда нам положить вашу веревку, что бы она потом не затерялась!?
   - Бросай ее мне! - крикнул мельник и, подхватив ее еще на лету, бросил на пол колокольни.
   Юра с маленькой Любушкою стояли у входа в церковь и вели учет прибывающим на общую молитву поселенцам.
   - Ну, и много ли односельчан уже собралось в церкви? - уточнил Тимофей Фролович, когда окна и двери за исключением входной двери уже были заколочены прочными щитами.
   - Еще один поселенец, папа, и будет ровно половина от всех живущих в нашем поселке людей, - отрапортовал заглянувший в свой листок Юра.
   - Подойдут ли еще или нет? - подумал вслух прислушавшийся к погрузившемуся во тьму поселку Тимофей Фролович и попросил Любушку пробежать на всякий случай по поселку и посмотреть, нет ли еще кого-нибудь на подходе.
   Согласно кивнувшая головкою Любушка убежала и скоро вернулась обратно.
   - Я никого не видела, - прощебетала она в ответ на его вопросительный взгляд. - Все, кто хотел участвовать в общей молитве уже, наверное, в церкви....
   - И я тоже так думаю, - согласился с нею Тимофей Фролович. - Все, ребята, больше ждать не будем. Проходите в церковь, а эту дверь мы сейчас заколотим....
   Закрыв за собою двери на засов, он махнул рукою стоящим наготове парням, и те сразу же подтащили к ней заранее подготовленный щит. И только начали пристраивать его к двери с внутренней стороны, как снаружи кто-то по ней забарабанил.
   - Кого там еще желает принять участие в нашей общей молитве? - окликнул стучавшего Тимофей Фролович.
   - Это я с лапушкой! - услышал он голос Завороткина. - Пустите нас в церковь!..
   - Нечего вам в церкви делать! - с негодованием отверг его просьбу Демидыч. - Идите лучше к своей любимой нечисти на шабаш!
   - Не имеете права! - визгливым голосом прокричала лапушка. - Перед Господом богом мы все равны....
   - Что у вас происходит? - уточнил у Тимофея Фроловича проходящий мимо Антон.
   - Да, вот Завороткин с лапушкой, наверное, с сильного перепоя желают к нам присоединиться, - объяснил ему хозяин.
   - Откройте двери и впустите их в церковь, - распорядился Антон.
   - Да, ты что, Антон!? - с негодованием выкрикнул окинувший его удивленным взглядом Демидыч. - Разве этим прощелыгам среди нас место!?
   - Тимофей Фролович, как мне кажется, ты уже успел позабыть, что сказал мне во сне старик? - с укором выговорил хозяину Антон. - Открой двери и впусти их в церковь. Все, даже самые неискоренимые грешники имеет право просить у Господа бога нашего милости....
   - Впустите их, парни, - недовольно буркнул хозяин и отошел в сторону.
   Укутавшая долину в свои темные покрывала ночь недовольно дышала прохладой на застывший в тревожном ожидании поселок. И лишь одним продолжающим предаваться своему пагубному занятию пьяницам и проституткам было все, как любят говорить в подобных случаях русские люди, нипочем.
   - Нам будет даже на руку, если они все снова между собою перегрызутся, - имея в виду и бывших состоятельных поселенцев и узурпировавшую в поселке власть нечисть, пошутил один из них. - Нас еще больше будет уважать начальство. Мы их, так сказать, главная опора и поддержка в поселке.
   Возвратившись от немало их озадачивших возле церкви бывших состоятельных поселенцев, они прикрыли настежь отворенные двери и окна в своих домах и снова уселись за накрытые столы. И пусть весь мир перевернется вверх тормашками их, пока в бутылках все еще будет плескаться мутная сивуха, насколько не встревожит и не огорчит. Но так было не во всех принадлежащих ближайшим союзникам нечисти домах. В одном таком доме, несмотря на позднее время, окна все еще оставались раскрытыми. Из них и прорывался на притихшую улицу негромкий храп и тихое сопение спящего Мазурика. Он лежал, завалившись вместе с обувью на одеяло, и густой смрад тяжелого перепоя разносился по всему дому через его раскрытый во сне рот. Обрадованная выпавшей ей редкостной удачею ночная прохлада быстро выдула из дома остатки тепла и, расположившись в доме по-хозяйски, начало потихонечку подбиралась до спящего Мазурика. Ясно ощутив на своем разгоряченном самогонкою теле неприятный озноб, недовольно поежившийся во сне, Мазурик повернулся на правый бок и проснулся. Напомнившая о себя головная боль заставила его схватиться за стоящую возле кровати бутылку с остатками самогонки.
   - И как только эту гадость пьют рядовые коммунары? - мрачно пошутил встающий с кровати Мазурик.
   Окунув голову в ведерко с водою, он утерся не первой свежести утиральником и, одевшись теплее, вышел на улицу. Немного потоптавшись возле окон продолжающих веселиться своих приятелей, он, так и не осмелившись к ним заглянуть, направился в сторону порученных ему под охрану амбаров с семенным фондом.
   - Прислала бы нечистая сила клиента с бутылкой самогонки и небольшим кусочком сало, - мечтал по дороге жадно вдыхающий в себя прохладный ночной воздух Мазурик.
   Не доверяющий ему Разгуляев отобрал ключи от амбаров с семенным фондом, но голь, как говориться, на выдумки хитра. Опытный в подобном деле сторож Мазурик уже давно просверлил в нужных местах деревянных стен амбаров дырки и забил их деревянными пробками. При необходимости удовлетворить просьбу подошедшего к нему с бутылкою самогонки клиента он их выбивал, и самопроизвольно вытекающая из просверленной дырки отложенная на семена рожь быстро наполняла мешок пришедшего к нему на поклон того или иного поселенца. Он был уже рядом с порученными ему под охрану амбарами, когда его внимание привлек громкий стук и крик Завороткина возле церкви.
   - И чего только Завороткин до того сильно сегодня разоряется? - с недоумением подумал повернувший в сторону церкви Мазурик. - Да, не один, он еще и свою подружку прихватил? - еще больше удивился он, ясно услышав визгливый голос лапушки.
   Его просто потрясло от охватившего негодования, когда услышал от лапушки запретное в коммуне обращение к Господу богу. Но это было не последним его потрясением в сегодняшний вечер, он удивился еще больше, когда в открывшейся ярко освещенной двери церкви увидел облаченного в одежду попа Антона. Неясность разыгрываемого перед ним представления заставило осторожного Мазурика остановиться, не доходя до церкви, и попытаться понять для себя, что именно сейчас в ней происходит.
   - Что этому смутьяну могло понадобиться в церкви? Что он сейчас делает там, где все это время жил мой благодетель Иван Иванович со своей красавицею женою? Не замыслил ли он со своими дружками что-нибудь непотребное против председателя правления коммуны? - обеспокоился Мазурик и, подождав, пока входные двери в церковь не закроются, подкрался поближе.- Так вот оказывается, почему я не видел горевших внутри церкви свечей, - тихо прошептал он, заглядывая в забитые изнутри щитами окна. - Вот, подлые, воспользовались отсутствием Ивана Ивановича.... Совсем недаром говорят: сколько волка ни корми, он, все равно, в лес смотрит. Даже Завороткин нас предал, а еще другом назывался, гад.
   - Друзья! - выкрикнул Антон, и его голос гулко зазвучал под потолком церкви.
   Притихшие поселенцы подошли поближе к алтарю.
   - Мы сегодня собрались в построенной вашими трудолюбивыми руками церкви, - продолжал Антон, - чтобы помолиться нашему небесному Отцу и попросить Его быть снисходительным к нашим заблуждениям и ошибкам, защитить наши души от покушающихся на них сил зла и тьмы. Господь бог всегда милостиво прислушивается к покаянию всех заблудших в потемках жизни и в лабиринтах изменчивой человеческой судьбы грешников. Особенно тогда, если это наше покаяние искренне, если оно исходит от наших не желающих больше жить в грехе сердец. Мы должны не только надеяться, но и верить, что Господь бог нас услышит, что Он непременно поможет нам возвратиться в Его лоно. Поэтому я и призываю вас сейчас, чтобы во время нашей сегодняшней общей молитвы, во время нашего общего обращения к Господу богу о милости к нам, недостойным, не было в наших сердцах ни одного сомнения в искренности этого нашего общего желания. Мы должны отрешиться от позора сегодняшней жизни и, как можно скорее, возвратиться к той жизни, которая больше не будет омрачать наши отношения черной завистью, а только одною любовью, искренним желанием друг другу счастья. Мы должны прямо сейчас переполниться мыслями о боге, непременным желанием понять Его устремления и искренне поверить, что Он желает нам всем только одного добра. Потому что только такое наше желание дойдет до Его небесных чертогов, потому что только таким оно будет Им воспринято. Поэтому я и даю вам сейчас еще одну минуту, чтобы вы в течение ее сделали свой окончательный выбор и уже без омрачающих ваши души сомнений присоединились к нашей общей молитве. Мы будем молиться, чтобы Господь бог не оставил нас, заблудших и запутавшихся в коварных хитросплетениях нечисти, чтобы Он снова принял нас, своих неразумных детей, под свое покровительство.
   Антон умолк и ровно через минуту начал говорить еще заранее продуманную им молитву. Его неторопливые уверенные слова многократно усиленные гулом повторяющих их стоящими на коленях перед алтарем поселенцами очень скоро заполонили собою всю церковь. Вместе с вполне искренне произносимыми словами молитвы испускалась от молящихся поселенцев невидимое их глазами и неслышимое их ушами желание снова стать свободными и добропорядочными людьми. Они изо всех сил искренне желали сбросить с себя оковы рабства и зависимости от сил тьмы. Подталкиваемая выдыхаемыми из душ молящихся поселенцев словами молитвы энергия их искренних желаний взлетала под самый потолок церкви. И там, соединяясь в один общий силовой поток, потихонечку пробиралась через купол церкви, а потом по кресту в атмосферу. И уже оттуда устремлялась прямо на молчаливые небеса.
   В последнее время поселок сильно лихорадило. И Сатана, желая меньше на него отвлекаться от других более срочных дел, перестроил указатель на более высокий тон. Он уже мог предвидеть, что получит в итоге от своего эксперимента, поэтому потихонечку терял к делам в поселке поселенцев интерес. Но в этот вечер в поселке источник возмущения уже был особенно сильным, и Сатана, услышав нетерпеливое жужжание указателя, подошел к чану. Проявившиеся на поверхности серебристой жидкости неясные очертания становились все отчетливей. И он скоро увидел пляски своих слуг на шабаше. Немного полюбовавшись их, как и всегда, разгульным бесшабашным весельем, он только намерился отойти от чана, но продолжающий свое нетерпеливое жужжание указатель показал ему, что в поселке имеется и второй источник возмущения, который с каждым очередным мгновением становился все сильнее и сильнее.
   - Что в этом забытом богом поселке еще может происходить? - недовольно буркнул отводящий от чана свой пронзительный сатанинский взгляд князь тьмы.
   Подождав, пока не исчезнет с поверхности серебристой жидкости изображение плясок его слуг, вызывающий изображения второго источника возмущения Сатана снова сконцентрировал все свое внимание на ней.
   - Вот здесь, пожалуй, уже будет намного интересней, - недовольно буркнул вслух Сатана, рассматривая нетерпеливо расхаживающих по церкви поселенцев. - А я-то уже думал, что мои слуги с этими смутьянами справились, что они уже навсегда отбили у этих недоумков желание восставать против моей воли.
   Прозвучали первые слова общей молитвы. И Сатана с вполне понятным возмущением смотрел, как исходящие от его поселенцев желания устремляются в сторону невозмутимо поглядывающих на землю небес.
   - Я рискую сегодня потерять немало человеческих душ, - недовольно буркнул обеспокоенный Сатана. - И, к своему великому сожалению, я должен винить своего найболее умного и изворотливого беса за то, что он не оставил никого в поселке для наблюдения за этими недоумками.
   Раздражаясь все больше и больше, он до того напряг свое внимание на серебристой жидкости чана, что она уже начала показывать ему и ближайшие к церкви дома. Там он и обнаружил притаившегося Мазурика.
   Вслушивающийся в слова Антона Мазурик поначалу намеревался бежать к бригадиру Разгуляеву, но, немного подумав, решил, что ему делать это не стоит.
   - Разгуляеву в одиночку с бывшими собственниками не справиться, - подумал он, - А где находятся остальные наши руководители, в поселке знаю только я один.... Мне будет лучше сразу бежать к месту шабаша, чтобы предупредить о недостойном поведении этих неисправимых смутьянов самого Ивана Ивановича. Только ему одному по силам привести этих смущающих поселенцев ублюдков в повиновение.
   Приняв для себя окончательное решение, Мазурик тут же поспешил к месту проведения сегодняшнего шабаша нечисти по самой прямой от поселка тропинке. Цепляясь ногами за выступающие на тропинке корни, он с громкой руганью падал на землю и, проклиная все на свете, снова поднимался и бежал. Стекающий с его головы ручьями пот заливал ему глаза. Участившая одышка заставляла его делать короткие остановки. Но он, немного переведя свое участившееся дыхания, снова устремлялся по тропинке, изо всех сил стараясь добежать до места шабаша, как можно скорее. Когда весь перемазанный в грязи Мазурик выбежал на ярко освещенную пламенем пылающего костра полянку, то застигнутая врасплох пирующая нечисть, в отчаянии завизжав, бросилась в рассыпную по окружающим поляну кустам. Не ожидающий подобной их реакции растерянный Мазурик остановился на середине поляны и, схватившись за грудь, пытался хоть как-то успокоить свое бешено колотившееся от перенапряжения сердце.
   Сатана видел, как Мазурик, подкравшись к церкви, пытается заглянуть в окна, и как побежал к месту проведения его слугами шабаша.
   - Зря я подумал плохо о своих слугах, - мысленно повинился перед ними Сатана. - Они скоро вернутся в поселок и разгонят к чертям собачьим эту вконец обезумившую толпу поселенцев. Я ни в коем случае не должен позволять уже почти продавшимся мне со всеми своими потрохами человеческим душам ускользать от моей над ними власти. Потому что, чего доброго, а подобные со мною игры могут понравиться этим настырным ангелам выжившего последнее время из ума так называемого Творца. И они, окрыленные своим первым несомненным успехом, начнут мне досаждать подобными способами в непрекращающейся испокон веков борьбе за эти никчемные человеческие души повсеместно.
   Тем временем истекающий от участвующих в общей молитве поселенцев поток желаний в небеса все время усиливался и обеспокоенный складывающейся для него неблагоприятной ситуацией Сатана все время с нетерпением подгонял этого оказавшегося, к его крайнему неудовольствию, неуклюжего Мазурика.
   - Отчего мы так испугались появлением этого никчемного поселенца, дорогой, - недовольно прошептала недоумевающая Варвара. - Или ты, дорогой, не признаешь в этом возмутителе нашего уединения самого верного и надежного друга Мазурика?
   - И, действительно, это и есть наш Мазурик, - угрожающе буркнул выглянувший из кустов бес. - Но как он осмелился нарушить наше уединение!? Или до этого олуха все еще не дошло, какое доверие оказал я ему, поручив доставить на место нашего шабаша дрова и угощение!? Сейчас я все этому балбесу выскажу, где зимуют раки, сейчас я его так вздую, что он надолго запомнит, что ради собственного спокойствия не следует заглядывать туда, куда, по меткому высказыванию русских людей, даже Макар своих коров пастись не гонит!
   Выскочивший из кустов взбешенный бес тут же набросился на съежившегося от страха Мазурика с самой отборной бранью.
   - Иван Иванович, беда! - закричал в свое оправдание немного оклемавшийся Мазурик. - Они все собрались в церкви на молитву! Я сам видел переодетого попом этого неисправимого смутьяна Антона!
   Услышавшая его слова нечисть, начисто позабыв о своей природной осторожности во время неожиданных встреч с живыми людьми, выскочила из кустов и окружила схватившегося за голову от подобного известия беса, который, помня о предостережении Сатаны, уже предчувствовал свою неминуемую скорую немилость.
   - Друзья, нам срочно необходимо бежать в поселок, чтобы эти смутьяны не смогли загубить надежды на благоприятный исход задуманного нашим повелителем эксперимента! - выкрикнул спохватившийся бес и, схватив Варвару за руку, потащил ее к метле.
   Не успело пройти еще и несколько мгновений, после обращения беса к нечисти, а на месте шабаша уже никого не было. Сатана уже давно не испытывал такого охватившее все его нечестивое тело радостного ликования. При виде стремительно мчавшейся в сторону мятежного поселка подвластной ему нечисти он снова начисто позабыл о своих в последнее время горестях и неудачах, он снова ощущал самого себя всесильным и всемогущим существом.
   - Обождите еще немного! - не сдерживаясь, заорал Сатана в чан. - Очень скоро мои слуги не только выбросят всех вас, оболтусов, из церкви, как нашкодивших котят, но и уже навсегда отобьют у вас охоту восставать против моей воли!
   Увидев на лицах участвующих в общей молитве поселенцев страх, Сатана с нескрываемым удовлетворением смотрел, как уже сумевший достичь Всевидящего ока Творца импульс их желаний начинает резко терять свою былую силу и мощь. И он, как маленький ребенок запрыгал от переполняющей его при этом радости в кресле.
   - Боитесь! - не сдерживая своих эмоций, Сатана снова выкрикнул в чан. - То-то, но это еще только цветочки! Через мгновение вы все не только узнаете, но и испытаете на самих себе настоящий страх перед выполняющими мою волю слугами тьмы!
   Смертельно напуганный Мазурик, вслушиваясь в истошные вопли помчавшейся в сторону поселка нечисти, еще сильнее трясся от пробирающего его до самых костей ужаса. Он уже больше не мог уверять самого себя, что не знал, с кем свела его коварная и непредсказуемая человеческая судьба. Он хорошо знал, на что эта овладевшая его думами и помыслами нечисть способно особенно тогда, когда ее загоняют в непроходимый тупик. Но то, что довелось ему испытать прямо сейчас не шло ни в какое сравнение с самыми ужасными его представлениями. Овладевающий время от времени человеком страх не может продолжиться слишком долго. Немного успокоившийся и на всякий случай набожно перекрестившийся Мазурик тут же занялся недопитыми бутылками, закусывая крепкую водку ароматной ветчиной и копчеными колбасками. Не оставляющий его тело страх подгонял Мазурика в этом даже очень полезным сейчас для его тела занятии. Только поэтому он очень скоро свалился в беспамятстве мертвецки пьяным на блюдо с квашеной капустой, чтобы увидеть последний в подаренной ему Сатаною жизни сон.
   Пока еще никто и ничто не нарушало покоя молящихся поселенцев. Поэтому исходящий от них мощный силовой поток желаний, прорвавшись через плотные слои окружающей землю атмосферы, проник на небеса и зазвонил там во все колокола с просьбой о помощи, оглашая на все небеса о бедах и страданиях человеческих душ попавшихся в силки охочей до них нечисти. Только успел звон небесного колокола добраться до Всевидящего ока и Всеслышащего уха Творца и изо всех сил попытался заставить обратить внимание на себя, как непрерывно поступающие в него импульсные желания истощились, и колокола извещающие небеса о беде и несчастью людей на земле примолкли. Нахмурившиеся небеса внимательно вглядывались вниз, недоумевая, что же такое могло произойти со звонившими во все колокола людьми? Неужели их желание освободиться от греха было, как очень часто бывает с людьми, недостаточно искренним или недостаточно сильным? С трудом, но, отыскав среди неприступных гор небольшую церквушку, они, наконец-то, поняли, почему взволновавший их поток желаний несчастных людей так внезапно иссяк. Стены деревянной церкви гудели и дрожали под яростным напором разъяренной нечисти. Смелые и решительные в отсутствии своих угнетателей поселенцы испугались. Их смертельно напуганные уже не однажды поротые спины начали заявлять о себе намного сильнее, чем их желание освободиться от рабства над ними нечисти, пока не заглушили их окончательно.
   - Так вот оказывается в чем дело, - рассмеялись при виде таких напрасных их потуг небеса. - Они умоляют нас о милости и в то же время не желают восставать против закабалившей их нечисти. Нет! Они еще не готовы освобождаться от нечисти. Эти поселенцы, по всей видимости, еще не сделали для себя окончательного выбора. Они все еще готовы пойти на соглашение с этой внушающей им трепетный страх нечистью.
   Ослабленный поток желаний участвующих в общей молитве поселенцев до того быстро терял свою силу и свою мощь, что наблюдающему за всем происходящим в поселке через свой чан Сатане уже даже начала казаться, что еще немного, и он угаснет совсем.
   - Все, ваша песенка уже спета! Вам уже никогда не добраться до Всеслышащего уха Творца! - злобно прошипел немного успокоенный Сатана и перевел свой взгляд с церкви на темнеющие в ночи дома поселка.
   Осматривая их своим ненавидящим поселенцев и все, что было с ними связано, взглядом, он заставлял дома в поселке испуганно сжиматься и торопливо прятаться от него за росшие возле них деревья.
   Положение вконец растерянных при одном только появлении нечисти поселенцев снова стало безвыходным. Они не убеждали уже готовые придти к ним на помощь небеса в искренности своего желания, в конце концов, окончательно порвать с крепко удерживающей всех их возле себя нечистью. Но недаром Антон принял на себя такую тяжелую и ответственную ношу. Совсем недаром он по настоянию поселенцев принял на себя сан священника. И Антон в самое решающее для своей пасты время сумел переменить ситуацию в пользу поселенцев. Прервавший молитву Антон в своем обращении к поникшей пастве тихо проговорил:
   - Друзья, если вы искренне желаете стать свободными, то сейчас просто обязаны побороть в себе страх. Пусть каждый из вас спросит у самого себя: смогу ли я обратно возвратиться в поселок и зажить в нем своей прежней достойной только одного порицания греховной жизней? Если вы готовы снова попасть под власть нечисти, то вы напрасно сюда пришли и подвергли самих себя и свои семьи смертельной опасности. Но, если вы больше не желаете жить в грехе, то должны высказать в обращенной к нашему Творцу общей молитве свое искреннее желание снова стать свободными от покушающихся на ваши души сил зла и тьмы. И это ваше искреннее желание должно быть намного сильнее, чем ваш страх за то, что мы решили, не испрашивая на то позволения у нечисти, самовольно занять церковь для нашего общего обращения к Творцу с просьбою о милости, о нашем непомерном желании снова оказаться в его лоне. Вы должны ухватиться за нашу молитву наподобие хватающего за спасительную соломинку тонущего в воде человека. Хватайтесь за нее, друзья, и не обращайте никакого внимания на неистовство нечисти. Они поэтому и бесятся, что почувствовали, как вы в своей непоколебимой решимости начинаете ускользать от их власти, что они уже больше не смогут не только диктовать вам свою волю, но и внушать вам правильность своего поведения и своей просто ненавистной для каждого уважающего в себе человека морали.
   Приглушив у собравшихся в церкви поселенцев страх перед нечистью, Антон снова разбудил у них желание и надежду на спасение. И она, под грохотом ломившейся в церковь нечисти оказалось настолько сильной, что возбужденный от нее поток желаний с такой силой врезал по небесам, заставляя с помощью колоколов беды заглушать их звоном все другие испускаемые с земли звуки. На этот раз силы его давления на Всевидящее око и Всеслышащее ухо оказалось достаточным, чтобы сидящий на небесном троне Творец обратил на поселенцев свой милостивый взгляд.
   Окинувший поселок угрожающим взглядом Сатана, пожелав вдоволь насладиться своей окончательной победою над жалкими поселенцами, снова перевел свой взгляд в церковь, но то, что в это время происходило внутри церкви, заставило его злобно заскрежетать зубами и крепко до боли в запястьях сжать поручни кресла. И ему было, отчего так сильно расстраиваться и злиться. Поселенцы продолжали свое молитвенное обращение к высшим небесным силам, а возобновившийся импульс их общих желаний уже так сильно бил по небесам, что Сатана уже мог даже не сомневаться: посылаемая поселенцами на небеса просьба о срочной помощи уже достигла своей цели. И он не ошибся в своем последнем предположении, потому что очень скоро в затерянной в горах небольшой церкви зазвучали пусть поначалу и совсем слабые звуки небесного органа.
   - Но что же могло измениться в этой жалкой церквушке за время, пока я осматривал этот никчемный поселок!? - с недоумением выкрикнул осматривающийся в церкви Сатана. - Кто из этих ничтожных козявок сумел вырвать из моих рук победу!?
   Ценой огромных усилий он, сфокусировав все свое внимание в тоненький лучик, заставил серебристую поверхность жидкости промотаться в обратную сторону уже свершившиеся события. Сдерживая сжатое до предела время, Сатана, заново просмотрев все проходящее в церкви, узнал, кто именно из простых смертных осмелился нанести ему, Сатане, сокрушительное поражение.
   Звучащие в церкви звуки небесного органа по мере окончания молитвы поселенцами заметно усиливались. А с последним сказанным словом молитвы и громко повторенным стоящими на коленях поселенцами ложившиеся сладостным нектаром на их души звуки небесного органа уже заполнили своими звучанием всю церковь. Прекрасная небесная музыка ласкала слух и облегчала страдания истомившимся в непрерывном грехопадении человеческим бессмертным душам. Учащенно задышавшие поселенцы изо всех сил старались по возможности больше вдохнуть в себя этих спасительных для них мелодий. Стоящий на амвоне Антон с удовлетворением смотрел на блаженствующую в божьей благодати пасту и не узнавал своих односельчан. Их в последние время обычно хмурые и малопривлекательные лица оживали прямо на глазах. В переполненных неизвестно откуда взявшимся счастьем лицах поселенцев уже было столько блаженной радости, которое заставляло Антона больше не сомневаться, что желаемое все время поселенцами чудо, наконец-то, свершилось.
   С появлением первых звуках небесного органа ломившуюся в церковь нечисть тут же отбросило от ее стен на десятки метров. С искривленными от бессильной злобы лицами они яростно бросались не невидимую ограду, но пробить ее не могли. Такой непомерной силой обладали наполняющие маленькую церковь звуки небесного органа. А с последним словом молитвы, когда звуки небесного органа уже достигли необходимой громкости и ощутившие целебную силу их звучания участвующие в общей молитве поселенцы принялись с огромным желанием поглощать ее низкие отпускающие грешникам грехи октавы. Превышенное содержание более высоких нот не стало слишком долго задерживаться внутри церкви. Вытесняемые постоянно направляемого в церковь небесами звучанием небесного органа наружу они быстро, почти мгновенно, распространились по всему поселку, выгоняя из домов продолжающих свое разгульное веселье ближайших сторонников нечисти. Высокие ноты в отличие от низких октав никому не отпускали грехов, но они не терпели поблизости от себя зло и насилие, что и заставило нечисть, визжа от нестерпимой боли и злобно огрызаясь, бежать в направлении места своего шабаша. Они все при этом испытывали просто невыносимые боли, но в приобретенных неправедным путем телах Варвары и беса по дороге начались такие ужасные корчи, что даже привычные ко многому нечистые старались держаться от них по возможности дальше. Подобные боли начали испытывать и остающиеся в поселке поселенцы. Повыскакивав из своих домов, они в поисках желаемого облегчения побежали в сторону церкви, но так, как божья милость на них не распространялась, то ревущие благим матом поселенцы, как и нечистые, скоро уткнулись в непроходимый и для них самих барьер. Пронзающая их полученные неправедным путем тела все время боль не утихала, и их души, нарушая все установленные высшими силами правила, попытались трусливо удрать из неродных им тел, но не тут-то было. Перекрывшие им все выходы и входы из себя тела набросились на предававшие их души с бранью:
   - Вспомните, что мы не просили, чтобы вы в нас вселялись! - с негодованием кричали пытающимся их оставить душам вполне искренно возмущенные тела. - Это вы со своими греховными помыслами довели нас до подобного состояния! А теперь, когда мы стали для вас неудобными и совершенно ненужными, вы хотите нас оставить, несмотря на то, что у нас в грудях все еще бьются сердца, а в наших венах все еще продолжает клокотать и горячиться кровь! Нет, и еще раз нет! Мы вас просто так из себя не выпустим! Если вы сами не хотите, то мы сумеем заставить вас разделить с нами всю выпавшую сейчас не по нашей вине горькую чашу страданий!
   В это время внутри церкви получившие отпущение грехов поселенцы веселились и радовались своим новым ощущениям. Не зная, что может произойти с ними в дальнейшем, они не только друг с другом прощались, но и поздравляли друг друга с успешным освобождением от покушающейся на их бессмертные души нечисти.
   На этот раз Сатане не пришлось слишком долго мучиться догадками, кто это осмелился встать на пути осуществления его самого грандиозного замысла. При виде осмелившегося не только самовольно принять на себя сан священника, но и настроить против него поселенцев, Антона он сразу признал в нем именно того уже успевшего надоесть ему до чертиков парня, на которого обратила внимание проклятая Творцом душа шибианки Холиды.
   - Так вот кто виноват в потерянных мною сегодня человеческих душах! - с угрозою прорычал взбешенный Сатана. - Мало того, что он постоянно сводит на нет все мои связанные с этой доводящей меня порою до истерики шибианкою надежды, так он еще, окончательно свихнувшись от безнаказанности, решил объявить мне непримиримую войну. Ну, это уже ему даром не пройдет! Я натравлю на него всех своих слуг, которые непременно превратят всю его жизнь в один сплошной нескончаемый ад. Мне давно уже было известно, что с этими извечно строптивыми русскими людьми не так уж и просто иметь дело. Среди них всегда имеются в избытке наподобие этого Антона вздорные и ничем не пробиваемые правдоискатели. Их просто невозможно не только уговорить, но и, тем более, подкупить за самые соблазнительные на земле сокровища. Они просто ослеплены сжигающей их всех изнутри никогда несбыточной мечтою, несмотря ни что, но непременно освободить из-под моего влияния весь мир. Во имя скорейшего достижения этой своей цели они иногда с просто поражающей меня готовностью даже жертвуют своими жизнями. Мало того, что эти русские люди и раньше причиняли мне слишком ощутимые невосполнимые потери, так, после этой их навек проклятой мною Великой Октябрьской социалистической революции, они стали размножаться в своей поганой России наподобие грибов в дождливые осенние дни. Хорошо еще, что организованное мною в России сопротивление постоянно уменьшает их численность, а то мне от них уже не было бы никакой возможности спокойно существовать и постоянно заботиться по умножению своих сил и возможностей.
   Ох, и как же увлекающийся не только в своей любви, но и чаще всего в своей ненависти ко всем, безо всякого исключения, населяющим землю людям, Сатана возненавидел этого вставшего на его пути Антона. Он был готов прямо сейчас не только смешать его с грязью, но и даже, вопреки своей привычке, испепелить или стереть Антона в порошок. Но, к счастью Антона, даже всемогущий Сатана не мог одолеть звуки небесного органа. Он только мог злобно скрежетать зубами и пытаться, несмотря ни на что, пробиться в церковь к ненавистному Антону, но все его попытки были напрасными. Ибо нет, и никогда не будет в мире такой силы, которая смогла бы одолеть эти непомерно сладостные для добродетели и губительные для греха звуки небесного органа! Сатана устал, пот градам катился по его изнеможенному лицу, но ничего поделать с неподдающимися ему звуками небесного органа не мог. Сатана был вынужден прекратить свои дальнейшие попытки загубить Антона прямо сейчас и сдаться, продолжая с сумрачным лицом наблюдать за стремительно развивающимися в поселке событиями.
   - Братцы! - выкрикнул один из поселенцев. - Пока мы еще живы, пока мы все еще способны воспринимать и оценивать окружающих людей такими, какими они и были для нас все это время, мы просто обязаны попрощаться и поблагодарить того, кто помог нам не только победить свой страх, но и добиться для себя свободы от нечистой силы!
   Спохватившиеся поселенцы бросились к Антону. Каждый из них, выражая ему свою искреннюю благодарность, не только крепко пожимал руку, но и желал счастливого возвращения в свое время. Особенно тепло попрощался Антон со своими хозяевами.
   - Дядя Антон, - шепнула на ухо во время прощания маленькая Любушка, - ты можешь выполнить мою последнюю просьбу?
   - Конечно, Любушка, - заверил даже не мысливший огорчать ее отказом Антон.
   - Постарайся выбраться из этого нехорошего места живым и обязательно женись на своей Вале, - шепнула ему на ухо маленькая девочка. - Передай ей, что я полюбила ее так же сильно, как люблю тебя.... Ты обещаешь мне, дядя Антон?
   - Я клянусь исполнить твою просьбу вот на этом кресте, - тихо проговорил поцеловавший висевший у него на шее крест Антон.
   - Я верю тебе, дядя Антон, - прошептала вполне удовлетворенная его словами Любушка и, выскользнув из его рук, убежала к своим родителям.
   Звуки небесного органа потихонечку утихали, а вместе с ними и страдания не участвующих в общей молитве поселенцев. Грешные тела, ощутив наступившее облегчение, немного расслабились, а совсем не думающие, что они лишают еще даже не думающих умирать поселенцев осмысленной жизни неверные души, поторопились от них избавиться. Лишенные всякой осмысленной деятельности зомби бессмысленно слонялись по улицам, окидывая ничего не выражающими взглядами возвращающуюся в поселок нечисть.
   С последним звуком небесного органа исчезла и отгоняющая нечисть от поселка сила. Остановившаяся нечисть быстро оправилась от беспрерывно избивающих их до этого времени высоких октав небесного органа, и, уже не торопясь, повернула обратно в поселок.
   - Все поселенцы погибли, Иван Иванович, - проинформировал беса встретивший его возле церкви упырь.
   - И как же ты, Игнат Михайлович, умудрился уцелеть от этой просто немыслимой игре небесного органа? - спросил удивившийся при виде невредимого упыря бес.
   - Так я же, Иван Иванович, уже мертвый, - проговорил осветившийся понятливой ухмылкою упырь.
   - Нелегко тебе будет в этой долине одному, - посочувствовал ему бес.
   - А я не один, Иван Иванович, - посмеялся нал его словами упырь и, указав ему на бродивших по поселку зомби, добавил. - Видишь, какое у меня стадо....
   - С этих зомби никакого толку, - пренебрежительно бросил подошедший к ним демон. - Их даже напугать, как следует, никому не удастся.....
   - Зато у меня с ними будет намного меньше хлопот и забот, - возразил демону ухмыльнувшийся упырь.
   - Ну, тогда удачи тебе, друг. А вы ребята, ломайте двери церкви! - повелел бес окружающей его нечисти.
   - Зачем?- переспросил беса ольховый младенец. - Души этих неисправимых святош призваны на небеса. Добровольно расставшиеся с ними тела в отличие от этих зомби, не могут оставаться живыми.... Все находящиеся внутри церкви поселенцы должны были умереть.
   - В этом еще надо убедиться, - со злорадной ухмылкою возразил ему бес. - Я же рассчитываю обнаружить внутри церкви своего старого знакомого....
   - Это кого же? - переспросил его упырь.
   - Их так называемого священника, - злобно буркнул бес. - Ему еще повезет, если я увижу внутри церкви его холодный труп, но, если он все еще живой, то я....
   - Чего-чего, а уж оставаться живым он просто не может, Иван Иванович, - осмелился возразить своему предводителю упырь. - Он же не упырь, чтобы выдержать весь этот свалившийся на всех нас сегодня самый настоящий ад....
   - Но он и не поселенец, а самый настоящий живой человек! - с нескрываемой злобою воскликнул бес. - На него этот наш сегодняшний ад ни чем не мог подействовать! Если бы он его опасался, то не стал бы заваривать всю эту кашу!
   С первым ударом демона в двери повалил на блаженствующих внутри церкви поселенцев с ароматным привкусом свежеиспеченного хлеба розовый туман. И их души, как и предполагал ольховый младенец, тут же оставили свои мгновенно умершие тела. В просторном помещении церкви живым оставался только один Антон. Он медленно прошелся по залу, закрывая глаза своим умершим друзьям. Подойдя к неподвижным телам своих хозяев, он наклонился, чтобы подправить растрепанные волосы на голове Юры и прикоснуться в прощальном поцелуе к холодному лобику маленькой Любушки.
   Напряженно вглядывающийся в серебристую жидкость Сатана не отходил он чана до тех пор, пока в нем уже все окончательно не прояснилось. И у Сатаны хватило еще сил только на то, чтобы внушить бесу свое намерение непременно расправиться с Антоном.
   - Он его не упустит, - тешил себя надеждою с похвалой подумавший о нравившемся ему бесе Сатана. - Этот мой бес, если в кого-нибудь вцепится, то тому уже никому не удастся от него отвертеться.
   Выбитые демоном двери вместе со щитом упали на пол. И разъяренная нечисть ворвалась внутрь церкви, Бес при виде прощающегося со своими хозяевами Антона, указав на него нечистым, выкрикнул:
   - Вон он главный виновник свалившихся на наши сегодня головы невыносимых страданий! Хватайте его!
   Окинувший прощальным взглядом неподвижное тельце Любушки Антон побежал по ведущей на колокольню лесенке, а нечисть с громкими угрожающими воплями бросилась вслед за ним. Антон вбежал на колокольню и, заметавшись по ней в поисках спасения, совершенно случайно зацепил за привязанную к языку колокола веревку. Молчавший до этого колокол отозвался на его неловкость недовольным звоном, который и вышвырнул с колокольни преследовавшую Антона нечисть.
   - Оказывается, вам не нравится колокольный звон! - воскликнул забивший по колоколу языком Антон. - Вот вам еще и еще!.. Чтобы вы от звона, изготовленного святыми руками моего друга мельника колокола, все подохли, нелюди проклятые!
   - Бей в свой противный колокол, бей! - насмешливо выкрикнул ему снизу бес. - Но не забывай, что ты не сможешь отгонять с его помощью нас от себя слишком долго!.. Если тебя не прогонит с колокольни голод, то сон непременно очень скоро свалит тебя с ног! И ты тогда пожалеешь, что вообще родился на этот свой возлюбленный белый свет, потому, что легкой скорой смерти я тебе не обещаю! Я рассчитаюсь с тобою не только за все мои сегодняшние страдание, но и припомню тебе еще и Рим! Надеюсь, что ты еще не забыл о нашем совместном туда путешествии!?
   Нечисть, разобрав плетень возле дома тетки Мани, разожгла костер и веселилась до утра, подтрунивая над наблюдающим за их пиршеством с колокольни Антоном.
   - Не томи меня с завтраком! - кричал выставляющий напоказ свои кровососущие клыки упырь. - Я уже давно не пробовал красной крови живого человека!
   С первым петушиным криком нечисть исчезла, но обращенный Сатаною в человека бес остался на страже и не спускал с Антона своих настороженных глаз. Он уже не понаслышке знал о недюжинной изворотливости во время спасения своей жизни Антона, а поэтому на этот раз он не хотел давать ему ни одного шанса, чтобы оставить самого себя, как приговаривают русские люди, в дураках. Стоило Антону хотя бы на одно мгновение забыться и прикрыть свои отяжелевшие от неотстающего от него сна веки, как он тут же начиная осторожно подкрадываться к церкви. Так что, спохватившемуся Антону все время приходилось бить в колокол, отгоняя неутомимого беса обратно к костру. Ночные события утомили Антона, и он, сберегая остатки своих сил, прилег на пол колокольни и, лениво дергая за привязанную к языку колокола веревку, давал знать бесу, что он все еще на страже.
   - Как же мне умудриться, сбежав с колокольни, добежать до пещеры еще днем? - понимая, что следующей ночи ему не выдержать, измучивал себя догадками Антон.
   Его ищущий взгляд остановился на свисающей с перекладины веревке, к которой был прикреплен колокол. Она была достаточно крепкой, чтобы выдержать спускающегося по ней человека. Заинтересовавшийся Антон выглянул с колокольни и с удовлетворением увидел, что конец веревки качается земли.
   Придремавший у костра бес вздрогнул и, не услышав предупреждающего звона колокола, торопливо осмотрелся около себя, но, увидев выглядывающего с колокольни Антона, только злобно погрозил ему кулаком.
   - По этой веревке я смогу легко спуститься на землю, - соображал про себя Антон. - Но что мне делать с сидящим у костра бесом? Как мне отвлечь его внимание от себя? Обнаружив, что меня на колокольне нет, ему не составит особого труда меня нагнать. Вряд ли я смогу сравниться с бесом в силе и в ловкости, а в скорости бега и подавно?
   Размышляя о кажущейся ему просто неразрешимой дилемме, Антон изучающим взглядом медленно обводил колокольню, пока не уткнулся на брошенную кем-то на пол колокольни веревку.
   - Если я привяжу ее к языку колокола и все время при спуске на землю буду за нее дергать, то смогу не только ввести в заблуждение беса, но и выиграть для себя так мне необходимое время для побега, - подумал Антон.
   Только что пришедший в его голову план побега был слишком ненадежным и рискованным, но у Антона не было другого пути для осуществления задуманного. И он, после недолгих колебаний решился. Привязав веревку к языку колокола, он спустил ее на землю. И то, что она оказалась намного длиннее привязанной к самому колоколу веревки, еще больше его убедило, что попытаться стоит, тем более что успокоенный непрерывным звоном тоже не спавший ночью бес уже тихо подремывал у костра.
   - Правильно делаешь, - мысленно похвалил его Антон. - Отдыхай и дальше, а я постараюсь тебя не тревожить.
   И он, продолжая дергать за веревку, спустился на землю и, добежав до первого, насколько ему позволяла длина веревки, убежища, оглянулся на беса. Тот уже не дремал, а, бросая в сторону колокольни настороженные взгляды, прислушивался к долетающему до него звону колокола. Антон еще немного подождал, пока сидящий у костра бес снова не заклюет носом, а потом, выпустив из рук веревку, побежал в сторону пещеры. Придремавший бес еще некоторое время сидел у костра, пока беспокойство от уже больше не досаждающего звона колокола его не встревожило. С отчаянно забившимся в груди сердцем он быстро поднялся на колокольню, но Антона там уже не было.
   - Куда же он мог подеваться!? - недоумевал забегавший по колокольне бес. - Не мог же он улететь с этой колокольни по воздуху!?
   Бес осмотрел хорошо просматривающиеся с колокольни окрестности, но Антона не обнаружил. Наткнувшись встревоженным взглядом на спускающиеся к земле веревки, бес догадался, как Антон незаметно для него мог спуститься с колокольни. И с еще большим желанием не позволить Антону еще и дальше водить его за нос, бес выскочил из церкви и, не зная, куда именно мог отправиться сбежавший Антон, лихорадочно забегал в поисках его следов по ближайшим окрестностям. Но и тут его ожидала очередное разочарование. Бес, не зная, в какой именно обуви убегал Антон, не мог их отличить от других оставленных бесцельно ходящими по окрестностям следов зомби. И так он продолжал свою ничего ему не дающую беготню, пока ему на глаза не попала мелькнувшая на взгорке фигура бегущего в сторону пещеры Антона.
   - Ну, все, Антон! - вскричал заранее торжествующий свою окончательную победу над заведомо слабым по сравнению с ним человеком бес. - Выполняющий все мои повеления пещерный дух тебя в пещеру не пустит! А другого выхода в твой мир из этой долину не существует!
   Антон понимал, что бес скоро обнаружит его побег, поэтому, стараясь не терять понапрасну ни одного мгновения, бежал по ведущей к пещере тропинке из последних сил. Но эти силы у него уже были на исходе. Когда он в очередной раз остановился, чтобы немного перевести свое участившееся дыхание, то увидел бегущего вдогонку за ним беса. Пещера к этому времени уже была от него совсем близка, но и пустившийся вслед за ним бес тоже быстро сокращал между ними расстояние. Больше уже не позволяя себе даже короткого мгновения для отдыха, Антон еще сильнее замахал руками, пока споткнувшись об какой-то оказавшийся под его ногами булыжник, не растянулся по земле. До пещеры уже оставалось всего несколько десятков метров, но у тяжело дышащего Антона уже не было сил, чтобы подняться на ноги. И тогда он в отчаянии пополз, цепляясь руками за выступающие на тропинке корни деревьев и вросшие в землю камни. Торжествующие вопли подбегающего беса уже были от него совсем близко, когда что-то острое впилось в его грудь напротив сердца. Мгновенно пронзившее все его тела острая боль помогла ему вскочить на ноги и добежать до пещеры. Бессильно опустившийся по гранитной стене Антон глухо прохрипел:
   - Хозяин, открой!
   Пещера открылась, и дух втащил его внутрь. Уложив Антона на одно из лож, дух разжал ножом ему непослушные зубы и влил в его рот несколько глотков крепкого вина.
   - Все-таки я убежал от беса, - подумал Антон, с удовлетворением ощущая быстро разливающуюся по всему его телу восстанавливающую силы теплую волну.
   - Ты оказался молодцом, - похвалил Антона ухаживающий за ним дух. - А я уже даже и не надеялся, что ты сможешь преодолеть эти остающиеся до пещеры несколько метров.
   - Но ты выполнишь данное мне в самом начале обещание? - спросил у него Антон.
   - Конечно, выполню.... Договор, как давно уже известно, дороже денег, - успокоил его дух пещеры. - Но тебе, Антон, вначале не помешает немного подкрепиться.
   И дух пещеры, приподняв Антона на ложе, принялся кормить его, как маленького, с ложки. А снаружи не переставали доноситься до Антона громкие удары беса об гранитную стену и его истошные вопли:
   - Хозяин, открой пещеру!
   - Перебьешься, - ворчал в ответ дух пещеры. - Я тебе больше не слуга. Ну, и как, ты уже немного оклемался? - спросил дух, когда Антон самостоятельно выпил налитый по края стакан вина.
   - Уже намного стало легче, - отозвался Антон.
   - Тогда я понесу тебя в твою пещеру, - поторопился дух, - нам не стоит долго задерживать в этом поганом месте.
   Схватив его в охапку, дух пещеры стремительно понесся по уже знакомым для Антона проходам и коридорам. Он мчался до того быстро, что Антон еле успевал отмечать для себя, где именно они сейчас находятся. Пробежав весь показавшийся ранее Антону слишком долгий путь без остановки на отдых, они, наконец-то, оказались в нужной Антону пещере.
   - Вот ты и дома, Антон, - с коротким смешком проговорил дух пещеры, - передохни еще немного и отправляйся в свое приморское селение. Знай, я очень благодарен, что ты помог мне освободиться от службы поганому Сатане.
   - Можно мне задать тебе вопрос? - спросил Антон.
   - Конечно Антон, спрашивай меня, о чем только хочешь, - с охотою согласился дух пещеры.
   - Неужели ты, если бы я не смог доползти до пещеры, не стал бы мне помогать спастись от преследовавшего меня беса?
   - К сожалению, Антон, я не смог бы тебе помочь, - тихо проговорил дух пещеры, - но поверь мне, что я все это время за тебя переживал.
   - Я тебе верю.... Возможно, что только твое беспокойство и помогло мне добраться до пещеры, - с некоторой долею иронии проговорил недовольно поморщившийся Антон.
   Несмотря, что во всем остальном дух пещеры выполнил заключенный ими ранее договор, ему было очень неприятно знать, что тот не поспешил бы на помощь в самое критическое для Антона время.
   - Нет, Антон, тебе тогда помогло что-то другое, - не согласился с его словами дух пещеры. - Но какое это сейчас имеет значение? Главное, что ты сумел выбраться из принадлежащей Сатане долины. Тебе, Антон, лучше помнить, что у постигшего тебя колдовства еще осталось одна из сторон этой пещеры, которую тебе уже никак не удастся обойти, и которая ведет в твою же собственную реальную жизнь....
   - Почему не удастся? - возразил внезапно ощутивший, как противные холодные мурашки страха забегали по всему его задрожавшему вовсе не от холода телу. - Меня это проклятое колдовство многому научило... Я уже больше не приду в эту угрожающую мне еще большими неприятностями пещеру даже под угрозой расстрела....
   - Ты не сможешь уклониться, Антон, от уготованного тебе очередного испытания, - не стал понапрасну его обнадеживать дух пещеры. - Направленное против тебя колдовство непременно сбудется, несмотря хочешь ли ты его наступления или не хочешь. Ты же не сможешь слишком долго находиться в пещере.... Да, и хождение по все еще доступному тебе прошлому времени тоже не прельщает. Ты уже успел им насытиться по самое горло. На этот раз, Антон, уже больше ничто от тебя самого не зависит. Стоит тебе выйти из этой пещеры, как ты сразу же окажешься под воздействием направленного против тебя колдовства.
   - Что ж, раз у меня нет другого выхода, то мне придется смириться с очередным выпавшим на мою долю испытанием, - с грустной улыбкою проговорил Антон. - Прощай мой добрый дух!
   - Прощай! - откликнулся дух пещеры и по задувшему по пещере ветерку и закрывающейся стене Антон понял, что его уже с ним рядом больше нет.
   Антон лежал, прислонившись к стене пещеры, и не спешил ее оставлять. Он не торопился вовсе не потому, что не знал или боялся того, что его ожидает в реальной жизни. Не зная, как у него сложатся дальнейшие отношения с Валею, он одновременно и страстно желал и опасался своей уже совсем скорой с нею встречи. Он опасался их встречи не только потому, что дал клятву маленькой Любушке, а потому, что при одном только воспоминании о ней, его любящее сердце до того сильно билось, что, казалась, была готово в любую минуту выпрыгнуть из его груди, чтобы бежать к объекту своего поклонения. Антон не торопился вовсе не потому, что опасался упреков и угроз глупых людей. Он к этому времени уже успел слишком хорошо изучить их породу, чтобы всерьез верить их словам, пытаться понять и осмыслить их дела и поступки. Антон не спешил покидать пещеру только потому, что был, как и все живущие на земле люди, слабым человеком. Он уже не боялся прошлых времен, потому что был надежно защищен от них прочными каменными стенами, он в тоже время еще не боялся и своего будущего, потому что оно еще не подозревало о его возвращении в свой мир и в свое время. Антон сейчас лежал, где-то в середине между прошлым и будущем, и ощущал себя так, как ощущает самого себя измученный нескончаемой войною солдат на нейтральной полосе в редкие мгновения перемирия. Он был в давно желанном настоящим времени, и только в нем он ощущал самого себя, как ему все это время думалось, по настоящему свободным и независимым. Антон продолжал лежать, наслаждаясь иллюзией своей свободы, стараясь забыть об уже пережитых им испытаниях и не думать о том, что ожидает его в будущем. Ощущение этой своей полной свободы и независимости ни от чего и ни от кого, наполняла его исстрадавшуюся душу покоем. И Антон, испытывая при всем этом уже давно покинувшее его счастье, не имел сил заставить себя выйти из пещеры, чтобы снова окунуться в неискоренимое на земле зло и насилие. Антон, как обычный слабый человек, очень опасался лишиться вновь обретенного им покоя, потому что не сомневался, что стоит ему решиться оставить пещеру, как этот, обретенный им, после долгого ожидания, покой, бесследно исчезнет. И на его бедную голову снова посыплются нескончаемым пчелиным роем заботы, страдания, обязанности, долги.... Один только Господь бог знает, когда ему снова придется испытать и пережить эту воистину блаженную минуту ощущения покоя на своей исковерканной жизнью душе. Антон лежал, понимая, что от своего незавидного будущего ему ничем не откупиться и не отвертеться, что ему, все равно, придется хоть когда-нибудь покинуть эту непомерно к нему жестокую, но и в одно и то же самое время спасительную, пещеру. И знание всего этого мешало ему полностью насладиться ощущением своей иллюзорной свободы в настоящем времени.
   - Пора! - наконец-то, приказал он сам себе, и резко поднявшись с жесткого гранитного пола, направился к выходу из пещеры.
   Снаружи пещеры его встретило теплое летнее солнышко. И обогревшийся в его благодати Антон еще долго стоял на берегу небольшого заливчика, любуясь тихим умиротворенным морем и вдыхая в себя полной грудью перенасыщенный терпкими запахами воздух. Но стоять на берегу моря до бесконечности долго Антон тоже не мог, а поэтому, повернувшись, он неторопливо зашагал в сторону уже начинающих ему показываться за вершинами усыпанных побережье скал домов небольшого приморского селения. На подходе к бегущей напрямик к рыбацкому поселению через прибрежные скалы тропинке ему встретилась бегущая по мелководью в том же направлении стайка поселковых ребятишек. Все время вырывающийся вперед то один, а то другой, мальчишка останавливался и начинал брызгал водою на подбегающих к нему друзей. А те, наполняя своими притворно негодующими возгласами прибрежные скалы, быстро рассыпались веером по мелководью и свою очередь нападали на осмелившегося бросить им вызов мальчишку, который, долго не выдерживая их атаки, разворачивался и убегал. И снова начиналась их безудержная веселая гонка, и снова кто-то из них вырывался вперед. Антон уже был совсем от них близко, когда отчаянно сопротивляющийся дружному напору друзей мальчишка сдался и, ничего перед собою не видя, наткнулся в остановившегося перед ним взрослого человека. Уткнувшийся в препятствие мальчик остановился и, протерев кулачками глаза, с удивлением уставился на одетого в зимнюю одежду незнакомого ему дядю. Пытающийся его успокоить Антон с ласковой улыбкою попытался погладить ему белобрысую головку, но мальчик с нескрываемым ужасом отскочил в сторону и убежал с громким отчаянным криком:
   - Привидение! Утопленник возвращается в наше село!
   Предупрежденные его криком мальчишки остановились и, разглядев в стоящем перед ними дяде исчезнувшего Антона, не желая для себя излишних неприятностей, стремительно умчались по тропинке в сторону села.
   Расстроенный, что он, не желая того, так сильно напугал поселковых мальчишек, Антон заторопился к своей баньке. Сбросив покрытое толстым слоем пыли одеяло, он повернул на другой бок подушку и, не раздеваясь, завалился на кровать вместе с обувью. После бессонной ночи и пережитых волнений, его ослабленный организм настоятельно требовал покоя и тишины. И он почти мгновенно провалился в непробудный сон смертельно уставшего в течение выпавшего на его долю трудного дня человека. Его разбудила случайно кем-то уроненная алюминиевая кружка, которая с таким грохотом покатилась по сбитому из досок полу баньки, что не, наверное, а совершенно точно, смогла бы разбудить даже и умершего человека. Антон открыл глаза и с нескрываемым удивлением осмотрел приютившую его баньку, в которой, пока он спал, уже кто-то успел убраться, а в раскрытое настежь маленькое окошко прорывался с освежающей прохладою воздух.
   - Кто здесь!? - окликнул незнакомого ему благодетеля Антон.
   - Ты уже проснулся, Антон? - услышал он показавшийся ему знакомым женский голос. - Не пугайся, это я - Валина мама.
   - Вы приходитесь Вале матерью? - переспросил немало удивленный Антон. - Разве вы не злитесь на меня за свою дочь?
   - О моей дочери мы поговорим немного позже, а сейчас поднимайся с постели и уди в предбанник.... Я приготовила там тебе для умывания теплую воду.
   Соскочивший с постели Антон начал снимать с себя верхнюю одежду.
   - Почему ты в летнюю пору так тепло одетый? - спросила у него Софья Николаевна. - Да, и одежда у тебя какая-то странная.... Не стал ли ты там, где все это время находился, попом?
   - Это очень длинная история, Софья Николаевна, - проворчал испытывающий в присутствии мамы своей Вали неловкость Антон. - Вот приведу себя в божеский вид, тогда мы обо всем и поговорим.
   Вымывшись, Антон натянул поверх чистого белья спортивный костюм и вошел в баньку. Софья Николаевна уже успела перестелить его кровать и приготовить ему ужин.
   - А твою поповскую одежду надо сжечь в печке, - предложила Софья Николаевна. - Ты же и сам знаешь, как нынешняя власть относится к вашему брату.....
   - Делайте с нею все, что считаете нужным, Софья Николаевна, - не стал спорить с желающей ему добра женщиною Антон и, после недолгого смущенного молчания, добавил. - Но как мне хочется ее сохранить.... Сколько труда хороших людей было затрачено на ее изготовление....
   - В наше непростое время подобную память следует уничтожать без всякого сожаления, - недовольно буркнула бросающая в огонь одежду Антона Софья Николаевна.
   - Начнем с вас, Софья Николаевна, - тихо проговорил подтягивающий к себе миску с жареной картошкою Антон. - Расскажите мне, что у вас происходило, после моего исчезновения.
   - Что хорошего может у нас происходить!? - воскликнула расплакавшаяся Софья Николаевна. - Сразу, после твоего исчезновения, Валю, председателя артели и моего мужа арестовали. Правда, моего мужа скоро отпустили, а они все еще сидят в районном поселке под арестом.
   - Их уже осудили? - переспросил плачущую женщину Антон.
   - Нет, суда над ними еще не было.... Власти, наверное, дожидаются твоего возвращения, - тихо проговорила протирающая платочком слезы Софья Николаевна.
   - Вот я и возвратился, - с грустной улыбкою проговорил Антон. - Вырвался так сказать из огня, чтобы снова попасть прямо в полымя. Вы, наверное, злитесь на меня, что я втянул Валю в эту очень неприглядную историю?
   - Ругала поначалу, - не стала скрывать свое прошлое настроение Софья Николаевна. - Но после встречи со своей дочерью я поняла, что твоей вины в ее аресте нет. Она мне все рассказала.... Хотя я все еще не уверена: верить ли мне ее рассказу или нет....
   - Как я вас понимаю, - тихо проговорил, после довольно продолжительной паузы, Антон. - Я и сам, только что возвратившийся из этого ужаса, и то начинаю сомневаться в действительности происходившего все это время со мною.
   - Но ты, Антон, слишком уж долго не возвращался, - напомнила ему об этом важном обстоятельстве мать любимой девушки. - Ты же должен был все это время где-то находиться и хоть чем-то там заниматься.
   - Только одно ясное понимание этого обстоятельства и заставляет меня верить в действительности всего того, что со мною в это время происходило, - грустно проговорил Антон и начал рассказывать внимательно слушающей его пожилой женщине обо всех своих недавних приключениях.
   - Сказка, да, и только, - недовольно буркнула в конце его рассказа Софья Николаевна, - но тебе Антон лучше придумать более подходящее объяснение своего исчезновения. Вряд ли хоть кто-нибудь в наше время поверит этому твоему рассказу.
   - Я так и сделаю, - согласно буркнул Антон и поинтересовался. - Могу ли я попросить вас об одном одолжении?
   - Ты, Антон, можешь положиться на меня во всем, - с охотою подтвердив свое хорошее к нему отношение, проговорила мать Вали.
   Антон, достав из внутреннего кармана пиджака завернутые в носовой платок сережки, молча протянул их смотревшей на него женщине.
   - Ой, и до чего же они красивые! - невольно воскликнула залюбовавшаяся игрою вставленных в сережки камней Софья Николаевна. - И где же ты раздобыл подобную прелесть!
   - Мне их подарила маленькая Любушка, - с грустной улыбкою объяснил ей Антон. - Она сказала, что эти сережки сделают меня самым счастливым на земле человеком.
   - Жаль девочку, - смущенно проговорила Софья Николаевна. - Ей, бедняжке, пришлось умирать дважды.... Но что я должна буду с ними делать?
   Я хочу, чтобы вы передали их Вале, - тихо проговорил смутившийся Антон.
   - Но почему ты сам не хочешь передать эти сережки моей дочери? - переспросила Софья Николаевна.
   - Я сделать ей такой подарок уже не успею, - тихо проговорил нахмурившийся Антон. - Завтра утром я уеду в район сдаваться органам Государственной безопасности.
   - Отдохнул бы еще хотя бы несколько деньков, - неуверенно проговорила Софья Николаевна.
   - Все равно они завтра приедут и заберут меня, - не согласился с нею Антон. - Опасаясь, что я могу снова бесследно исчезнуть, они не станут медлить с моим арестом. Будет лучше, если я приеду к ним сам. Может, тогда и Валю отпустят?.. Она же ни в чем не виновата....
   - Поступай, как знаешь, - тихо проговорила не ставшая его отговаривать Софья Николаевна. - Чем еще я могу тебе помочь?
   - Спасибо и за это, а с завтрашнего дня я уже перейду на полное государственное обеспечение, - тихо проговорил во время прощания с матерью Вали Антон.
   С наступлением темноты упырь с помощью своих нечистых дружков согнал зомби в одну кучу и до наступления рассвета наводил с ними в поселке порядок. За час до рассвета он с бесом вошел в дом "Надежда любви", где все это время мирно посапывали тела оборотня и Варвары.
   - Что ты намереваешься с нею делать? - спросил у беса упырь.
   - Умертвить и предать земле. Она было моей возлюбленной и мне не хочется оставлять ее в подобном плачевном положении....
   - Ты намереваешься оставить долину? - продолжал выпытывать у беса упырь.
   - Да, дружище, повелитель потребовал всех нас к себе.
   - И меня тоже!? - переспросил не ожидающий для себя от Сатаны ничего хорошего упырь.
   - Нет, друг, ты остаешься, - успокоил его бес. - Будешь приводить с этим сбродом в порядок долину. Сатана хочет, чтобы здесь все было по-прежнему.
   Перед самым наступлением рассвета вся нечисть собралась возле двух могильных холмиков и, отдав последние почести своим товарищам, покинула долину. Перед уходом бес остановился возле открытого входа в пещеру и окинул прощальным взглядом трепетавший под слабым дуновением ветра красный кумач с надписью "Коммуна Цветок ада". Горькое ощущение разочарования острой болью пронзила его нечистое сердце.
   - Превеликое множество неудач за такое слишком долгое существование на земле, - с непонятной для себя горечью тихо прошептал вслух перебирающий свое нескончаемое существование на земле бес. - Так стоило ли тратить столько энергии на это заведомо безнадежное дело? Разве это наше дело управлять людьми и учить их, как надо жить на земле?
   Однако, спохватившись, он подавил недостойные слуги Сатаны сомнения и решительно вошел в пещеру.
  
   Март 1995 года.
  
  
  
  
  

ФРАНТИШЕК ПАКУТА

  
  
  
  
  
  
  
  
  

Книга ВОЛШЕБНЫЕ КОРАБЛИ.

  
  
  
  
  

ФАНТАСТИКА

(по досужим вымыслам демократов)

  
  
  
  

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ:

  
  
  

ТЕРНИИ РАЯ.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1995 год город Ленинград.

  
  
  
  

Глава первая.
УБИЙЦА ДЛЯ САМОУБИЙЦЫ.

  
   Антон судорожно проглотил подкативший к его горлу горький комок и решительно постучал в указанную ему немногословным дежурным дверь.
   - Входите! - услышал он откликнувшийся изнутри кабинета на его стук голос.
   Тяжело вздохнувший Антон открыл дверь и вошел в кабинет.
   -Я пришел, товарищ начальник, - глухо проговорил окинувший неприязненным взглядом сидевшего за письменным столом молодого офицера Антон.
   - Гражданин начальник, - поправил его неприятно поморщившийся Саня, - я, гражданин Козлов, не уверен, что могу считать вас своим товарищем.
   - То же самое я могу сказать и о вас, гражданин начальник, - поправился с промелькнувшей еле заметной на лице презрительною усмешкою Антон и тут же принял подобающее при посещении подобного высокого учреждения ни о чем не говорящее выражение.
   - А он не из робкого десятка, - с невольным восхищением подумал с интересом всматривающийся в стоящего перед ним Антона Саня. - Подобные люди, как этот Антон, никогда не станут на первом же допросе с торопливой готовностью посвящать следователя во все подробности преступления. Их вначале следует хоть чем-то заинтересовать.... Но, как говорится, старание и труд все перетрут. Мне торопиться некуда, да, и незачем....
   Саня, несмотря на свою неопытность, уже знал о действии на людей суровой руки беспощадно карающего врагов Советской власти в сегодняшней России закона. Только поэтому он сейчас, представляя, как этот невозмутимо стоящий перед ним Козлов очень скоро начнет под воздействием охватившего его животного страха, захлебываясь словами, выдавать имена своих сообщников, только снисходительно ухмыльнулся на прозвучавшую во фразе Антона колкость.
   - Хочу предупредить вас, гражданин Козлов, - строго проговорил Саня, - что вы сможете рассчитывать на снисхождение Советской власти только в случае чистосердечного раскаяния и полного признания своей вины.
   - Но в чем вы меня обвиняете, гражданин начальник? - переспросил пожавший в недоумении плечами Антон. - Я не убийца и не вор....
   - Мне очень жаль, что вы не осознаете всей тяжести своего преступления, - с сожалением проговорил с осуждением покачавший головою Саня. - А я уже намеревался оформлять вам явку с повинною....
   - Я ни в чем не виновен, - упрямо повторил Антон. - Я пришел к вам не виниться в своих несуществующих преступлениях, а потребовать освобождения арестованных вами за мое якобы исчезновение ни в чем не повинных людей.
   - Даже так, - сквозь зубы процедил пораженный его наглостью Саня. - Вы требуете от меня освободить ваших сообщников в преступлениях против Советской власти председателя рыбацкой артели и Тимофееву Валю?
   - Да, я имею в виду именно их, - подтвердил Антон.
   - Поздно вы спохватились, гражданин Козлов! - с нескрываемой издевкой бросил ему Саня. - Эти ваши сообщники уже во всем признались.... Они подробно рассказали следствию не только о своей вредительской деятельности против Советской власти, но и о вашей главенствующей роли...
   - Ни в чем неповинный человек может сознаться только в своей невиновности! - с негодованием выкрикнул перебивший Саню на полуслове Антон.
   - Как знать, гражданин Козлов? Как знать? - с удовлетворением буркнул довольный, что ему удалось вывести Антона из себя, Саня. - К нам невинные люди не поступают.... Как бы ни были осторожными враги Советской власти, они, все равно, рано или поздно позволяют себе ошибаться и допускать некоторые оплошности....
   - Вся эта ваша говорильня означает, что вы от меня уже не отступитесь, что вы, все равно, сделаете из невиновного человека врага народа, - устало проговорил перебивший Саню Антон. - Что ж, пусть будет по-вашему.... Раз ваше кровожадное начальство требует открытия громкого дела, то давайте договоримся: я пойду вам навстречу и приму на себя все, что вы только захотите, в обмен на освобождения председателя рыбацкой артели и Тимофеевой Вали. Вам же и самому прекрасно известно, что эти люди не имеют к моему исчезновению из села никакого отношения, что они всего лишь были добрыми и отзывчивыми на чужое горе людьми.
   - Вы глубоко ошибаетесь, гражданин Козлов, предполагая, что я способен заключать с вами хоть какую-то сделку! Я не намерен просто так делать не из кого бы там ни было врагов Советского народа! Я вовсе не для этого поставлен Советской властью на такую ответственную должность! Я должен подкреплять все насчет вас и ваших сообщников подозрения истинно правдивыми, а не высосанными из пальца, фактами! - вскричал уже и сам потерявший терпение Саня. - Можете даже не сомневаться: если вы не хотите раскрывать свою вражескую деятельность прямо сейчас, то мне станет все о ней известно немного позже. При нашей нынешней, выражающей подлинные интересы победившего во время Великой Октябрьской революции простого народа, Советской власти утаить, как говориться, шила в мешке уже никому не удастся! Вы забываете, гражданин Козлов, что живете в Советской стране, а не своем капиталистическом рае, где, как уже доподлинно всем известно, все покупается и продается!
   - Правда как раз и состоит в том, что я ни в чем невиновен, - возразил не верящий в искренность слов молодого офицера Антон. - Но, если вы не знаете, в каком дерьме находитесь, то это еще не только не может, но и не должно быть, оправданием для ваших сегодняшних бесчестных дел.
   - Бесчестными делами занимаюсь не я, а вы, гражданин Козлов, - поправил Антона успевший взять себя в руки Саня. - Это только вы и вам подобные враги Советской власти не дают нам возможности спокойно жить и строить наше счастливое будущее. Объясните мне, где именно вы так долго пропадали, и чем вы все это время занимались?
   - Сидел на цепи в темном подвале, - хмуро буркнул Антон. - Вам уже, наверное, известно, что тогда на нас напали люди в масках....
   - Мне это уже известно по показаниям Тимофеевой Валентины, но мне все еще непонятно почему эти напавшие на вас люди утащили с собою только вас одного? Неужели их не заинтересовала молодая красивая девушка? - не без иронии полюбопытствовал Саня.
   - К сожалению, они забыли об этом мне доложить, - с нескрываемым презрением пробормотал Антон, - но, все равно, верите вы мне или не верите, то, что я у них находился, не преступление....
   - Уехать из села, конечно, не преступление, а вот отсутствовать на работе полгода и оставлять на морозе напичканную наркотиками девушку - этого советский человек не должен себе позволять....
   - И вы эту девушку почему-то арестовали, - насмешливо бросил ухватившийся за слова Сани Антон. - Если она жертва, то, на каком основании, вы держите ее в тюрьме? И, вообще, какое вы имеете право меня хоть в чем-то обвинять, если эта девушка не предъявляет мне претензий?
   - Это право мне дал Советский народ, - проговорил тихим спокойным голосом Саня.
   - Какой народ!?.. Я, Валя и еще множество других честных людей вам этого права не давали! - выкрикнул возмущенный Антон.
   - Мы не нуждаемся в разрешении на наведение в стране социалистической законности и на борьбу со злейшими врагами Советского народа! Мы, гражданин Козлов, поставлены Советским народом на ответственные должности, чтобы ограждать советских людей от вашего пагубного влияния и дать ему возможность спокойно жить и работать во имя своего счастливого будущего, - с привычным для него в последнее время пафосом объяснил Саня свои особые полномочия по отношению чуждым Советской власти личностям. - И с каких это пор употребление наркотиков не считается особенно тяжелым преступлением!?..
   - Вам бы лучше подумать, как сделать Советский народ счастливым именно сейчас! - с раздражением выкрикнул не сдержавшийся Антон. - А то я боюсь, что до своего заоблачного счастья большинство советских людей не доживет!..
   - Вот вы и раскрыли свое вражеское нутро, гражданин Козлов, - подытожил их беседу Саня. - Давно бы так, а то прикидываетесь здесь передо мною невинною овечкою.... Не вам судить о наших делах, не вам думать о моем народе.... Да, мой народ сегодня терпит тяготы и лишения, но во имя кого и чего!? И вам, его самым злейшим врагам, не удастся сбить советских людей с этого праведного пути! Вы, гражданин Козлов, обречены на историческое поражение!
   - Для того, чтобы потерпеть поражение, гражданин начальник, надо для начала хоть с кем-то начать бороться, - устало проговорил убедившийся в полной безнадежности хоть что-то доказать этому молодому офицеру Антон. - Мне думается, что вы совсем не там ищете врагов Советской власти. Самые настоящие враги, окопавших во вполне безопасных руководящих структурах, с нескрываемым торжеством не только науськивают этих освободившихся от рабства советских людей друг на друга, но и заставляют их всяческими ухищрениями бросаться на окружающих людей взбесившимися псами.
   Ох, и до чего же нелегкая служба у советского чекиста. Идет он, бедный, на свою службу с самого раннего утра и не знает, что его ожидает в течение дня, какие еще не очень-то приятные сюрпризы подготовит ему нелегкая судьба. Его хлопотливые обязанности и его непреложный долг быть в курсе всего, что происходит в порученном ему районе, не позволяют ему расслабляться ни на одну минуту, не дают ему возможности, хотя бы по возвращению домой, забыться о своей почетной, но такой неблагодарной, службе. Саня уходил на службу с первыми проблесками утренней зорьки, а возвращался к своей тоскующей женушке только тогда, когда все добрые люди уже мирно посапывали в своих постелях. Сваливающиеся на него неудержимым потоком бесчисленные заботы до того утомляли его молодое тело и издергивали душу, что ему уже было не до своей несчастной подружки. Подобные издержки службы советских чекистов до того огорчали сладострастную Холиду, которая ни на одно мгновение не хотела мириться с такой просто вопиющей несправедливостью по отношению к ее женскому очарованию. Только успевал возвращающийся домой поздно вечером Саня переступать порог своей квартиры, как она, нарядная и вся сияющая от счастья снова видеть своего мужчину, тут же окружала его женской заботою и теплотой. Не оставляя Саню в одиночестве ни на одно мгновение, она вертелась перед ним четырнадцатилетней девочкою в самых выгодных для нее ракурсах. Холида с такой нежностью касалась его тела своими ласковыми ручками, а ее чистый бархатный голосок был в это время до того игривым, что у Сани к концу ожидающего его отлично приготовленного вкусного ужина мгновенно улетучивались все мысли о своей ответственной и такой нужной сейчас для советских людей службе. Освободившийся от омрачающих ему настроение мыслей Саня сразу же переполнялся нестерпимым желанием ласкать и обнимать свою становящуюся с каждым последующим днем все ненасытней в любовных утешениях ненаглядную женушку. Подобная ненасытность в страстной мужской любви и ласки у Холиды было вовсе не из-за ее желания вознаградить саму себя за слишком долгое заточение в пещере. Ее в это время тревожила и очень сильно расстраивала слишком долгое невозвращения отправленного ее колдовством к гиблым душам Антона. Сам Антон, несмотря, что он ей очень нравился, вряд ли сумел бы заставить так сильно биться в тревоге за него сердце ветреной привыкшей к мужскому поклонению шибианки. Она в привычном для себя существовании даже не стала бы переживать, что Антон, оказавшись в непростой ситуации, мог загубить свою молодую жизнь. Ей на преждевременную смерть какого-то там смертного человека, если бы ее собственное существование не зависело от его жизни, было просто наплевать. Один только страх за свое собственное существование в теле молодой юной половчанки заставлял ее считать каждую проведенную ночь с мужчиною последней. Слишком свежи еще были в ее памяти долгие столетия заточения в пещере, поэтому она старалась выжать из своего Сани ночью все, на что он только был способен. Подобные женщины, как бы они не были соблазнительно красивыми, очень скоро теряют свою привлекательность для пресытившихся их ласками мужчин. Но многоопытная в любви Холида умела себя сдерживать и заставлять саму себя вовремя остановиться. Неутоленные страстные пожелания никогда не способствуют укреплению чувств женщины к своему любовнику, поэтому она, переполняясь глухим раздражением, начала потихонечку пересматривать свое отношение к обожаемому супругу. Но вот сегодня как раз и был тот редкий случай, когда, после успешного завершения очередного дела, советский чекист возвращается домой не отягощенным думами о своих неподдающихся разрешению делах, а веселым и жизнерадостным. Услышав скрип отрываемой двери, обрадованная Холида выскочила из кухни навстречу своему возлюбленному.
   - Наконец-то, ты вспомнил и о своей изнывающей от тоски женушке, - ласково упрекнула Саню стягивающая с его усталых ног сапоги Холида.
   Еще не родился на земле мужчина, который был способен оставаться равнодушным к искренней радости встречающей его любимой женщины. Поэтому Саня не без удовольствия позволял Холиде заботиться о нем, как о малом ребенке.
   - Да, ты сегодня сам на себя не похожий! - вскрикнула, шутливо всплеснув ручками, сразу же ощутившая перемену в его настроении Холида. - Не провел ли ты, муженек, весь сегодняшний день с какой-нибудь юной красоткою!?
   - Разве можно найти другую женщину, которая превосходила бы тебя, моя радость, красотою и привлекательностью!? - с тем же шутливым возражением отверг все ее подозрения прижимающий ее к своей груди Саня и поторопился с объяснениями. - У меня сегодня на редкость удачный день.... Наконец-то, отыскался пропавший Козлов Антон.
   - И на этот раз ты уже должен будешь принять все меры, чтобы он больше не омрачал моего муженька своими исчезновениями! - жалобным голосом потребовала от него вздохнувшая с облегчением Холида. - Я не желаю снова встречать тебя дома угрюмым и раздражительным....
   - Из тюремной камеры он не убежит, - посмеялся над ее беспокойством Саня. - Теперь ему долго придется, сидя в ней, размышлять о смысле в жизни.
   Саня окунул ноги в мягкие тапочки и, расцеловав ее насторожившиеся глазки, зашлепал на кухню. На этот раз ошеломленная неожиданно свалившейся на нее новостью Холида не стала его обгонять в страстном желании угодить своему обожаемому супругу.
   - Жена! - нетерпеливо выкрикнул из кухни Саня. - Ты собираешься кормить своего оголодавшего мужа! Где твоя скатерть-самобранка!?
   Погруженная в свои думы Холида тихо вскрикнула и поспешила на кухню.
   - И что этому парню за свои побеги из приморского рыбацкого поселения будет, - поинтересовалась она, расставляя перед Санею тарелки.
   - Это уже решаю не я, а наш народный суд, - равнодушно буркнул, догадавшийся о ком она спрашивает, Саня.
   - Жалко парня, - посочувствовала она Антону. - Он же еще такой молоденький....
   - Мы не имеем никакого права на жалость, - недовольно буркнул Саня. - Это жалость может слишком дорого нам обойтись....
   - Наверное, ты прав, - не стала с ним спорить Холида, - но я женщина, я всех жалею....
   Пусть и очень редко, но иногда выпадают в жизни человека такие дни, когда у него все не ладится, когда у него весь день все падает из рук. Примерно через неделю, после ареста Антона, такой день наступил и для Сани. Мало того, что он впервые умудрился проспать, и водителю пришлось долго стучать в дверь его квартиры, так ему еще пришлось отложить в сторону все свои дела, которыми он планировал заниматься на сегодняшний день. Ему срочно понадобилось отправляться в самое дальнее селение района, куда Советская власть все еще не удосужилось провести хотя бы более-менее приличную дорогу. Только поэтому сейчас смертельно усталый Саня, гулко топая своими грязными сапогами по ступенькам лестницы, с раздражением прислушивался к неутомимо звонившему в его кабинете телефону. Открыв дверь кабинета, он подошел к столу и снял с аппарата трубку.
   - Алло, алло, - услышал он в трубке голос своего начальника. - Это ты Лобов!?
   - Младший лейтенант государственной безопасности вас слушает, - представился Саня.
   - Где ты пропадаешь!? - набросился на него чем-то сегодня особенно раздраженный начальник. - Я с самого утра все звоню тебе и звоню!..
   - Вы считаете, что я все время должен сидеть в кабинете? - переспросил обиженный укорами начальника Саня.
   - Ну ладно, не кипятись! - примирительно буркнул начальник и распорядился. - Садись в свою полуторку и жми на всех порах ко мне!..
   - Какие из расследуемых мною сейчас дел я должен буду с собою захватить? - уточнил Саня, с удивлением ощущая, как все у него внутри прямо замерло в тревожном ожидании уже совсем скорой неожиданной беды.
   - Причину своего срочного вызова узнаешь по прибытию в областной комитет Государственной безопасности! - коротко отрезал нежелающий посвящать Саню в подробности его срочного вызова по телефону начальник и отключился.
   Приказы не обсуждаются, и ошарашенный Саня заметался по кабинету, собираясь в дорогу. В его беспокойной службе срочные вызовы не всегда означают, что, получив от недовольного им начальника строгое внушение, он сможет в этот же день возвратиться домой. После подобных срочных вызовов к начальству, офицер Государственной безопасности иногда не имеет возможности возвратиться к месту своей постоянной службы не только несколько недель, но и даже месяцы. Именно поэтому у Сани в кабинете всегда находился так называемый тревожный чемоданчик, в котором у него на всякий непредвиденный случай хранилось несколько банок тушенки с печеньем, запасное нательное белье и прочие необходимые в жизни человека мелочи. Переодевшись в предназначенную для визитов к начальству форму и надраив до зеркального блеска сапоги, Саня окинул себя последним придирчивым взглядом и заторопился к поджидающей его полуторке.
   Терпение и умение вовремя остановиться, чтобы еще раз тщательно продумать все возможные последствия своего дальнейшего намерения, одно из основных так необходимых человеку во время жизни на земле качеств. Только благодаря терпению мы, после сваливающихся нескончаемой чередою на наши бедные головы всевозможных бед и несчастий, способны более-менее здраво продумать все облегчающие нашу земную жизнь дальнейшие действия. Только благодаря своему терпению мы часто спасаем самих себя и близких нам людей от еще больших бед и несчастий, но, к своему сожалению, нам чаще всего этого терпения не хватает. Мы не всегда способны вовремя взять себя в руки и заставить себя остановиться, чтобы тщательно продумать и наметить для себя свои дальнейшие действия. Если этого терпения не хватает у нас, людей, то, что тогда можно сказать об особенно восприимчивой к любым проявлениям жизни в своем бесконечном существовании нечисти. Не ожидающий, что уже попавшемуся в западню Антону удастся так легко ускользнуть из лап его нечестивых слуг, Сатана был вне себя от ярости. Переполнившее все его поганое тело возмущение неблагодарной и для него самого судьбою до того сильно ударило по его голове, что он, начисто позабыв о своем хитроумии, тут же помчался в неблизкое приморское селение, чтобы немедленно разобраться с сильно досадившим ему Антоном. Распалившееся воображение уже рисовала привычные для его безжалостного сердца способы скорой расправы над вставшим на пути осуществления им своих нечестивых замыслов Антоном, но взбешенного Сатану не мог удовлетворить ни один из них. Осмелившийся встать на его пути Антон был слишком жалким и ничтожным. И то, что этой ничтожной козявке удалось не только досадить, но ввергнуть в отчаяние, самого могущественного в земном мире Сатану, больно ударяло по его самолюбию. Сатана не собирался позволять Антону умереть слишком легкой, по его мнению, смертью, а поэтому с нетерпеливым неудовольствием отбрасывал в сторону все время подсказываемые его возбужденной памятью способы расправы с ослушником его поганой воли. Сатана торопился, но и на этот раз впрочем, как и всегда, он не успел излить всю переполняющую его ярость и злость на голову дерзкого Антона. К тому времени, когда он с бешено забившимся сердцем закружил над приморским селением, Антон уже направлялся в автобусе в сторону районного центра. Не имея привычки нападать на свою жертву в присутствии других людей, проследовавший за Антоном вплоть до дверей тюремной камеры Сатана уже успел привести свои мысли в относительный порядок.
   - Ну, и чего хорошего я добьюсь немедленной расправой над этим дерзким Антоном!? Его скорая легкая смерть нисколько не приблизит меня в осуществлении самых сокровенных своих замыслов, - уже укорял самого себя Сатана. - В подобном деле излишняя торопливость ни к чему. Мне сейчас будет лучше всего немного подождать, пока Антона не посадят в тюрьму, в которой у меня уже имеется немало земных сторонников. С их помощью я смогу не только долго над Антоном измываться, но и даже, если мне будет так угодно, даже свести этого осмелившегося бросить мне вызов стервеца с ума. Антон - тертый орешек, он в своей короткой жизни уже успел испытать и пройти через многое. Его одними только кратковременными, пусть и очень болезненными, воздействиями не проймешь. Своим преждевременным вмешательством в судьбу этого дерзкого Антона я только могу насторожить тесно связанного с моими дальнейшими задумками по этой взбалмошной России не менее строптивого своего протеже Саню Лобова. Как мне ни жаль, но я вынужден отложить свою расправу над этим возомнившим о себе неизвестно что Антоном на более удобное время. Мне вначале лучше поторопиться со своими замыслами по этому молодому чекисту, к которому я, как, впрочем, и ко всем остальным до гроба верным своей Советской власти чекистам, все еще не нахожу действенного подхода, чтобы привлечь на свою сторону. Пусть этот мой замысел и не станет слишком действенным в оказании мне помощи при склонении начинающих службу в органах Государственной безопасности молодых чекистов к предательству своей родной Советской власти. Но одно то, что я все же сумел наклонить заложенный в них стальной стержень в мою сторону, будет для меня несомненным успехом. Этот на первый взгляд совершенно бессмысленный мой успех поможет не только вдохновить на дальнейшие свершения во славу тьмы всех моих верных слуг, но и заставить немало побеспокоиться так сейчас уверенных в своей окончательной победе над силами тьмы русских людей. Он непременно заставит так называемый Советский народ засомневаться в своей непоколебимой защищенности от происков темных сил, что непременно будет способствовать моим верным слугам и земным сторонникам еще более активно внедряться в его ряды. Да, и сама пронесшаяся над всей Россией при помощи моих сторонников весть о расстреле чекистом за предательство идеям коммунизма своей матери, непременно заставит всех простых русских людей усомниться в непогрешимости так сильно мне ненавистных коммунистов.
   Принявший окончательное решение Сатана возвратился в пещеру и начал уже более тщательно обдумывать свои дальнейшие действия. Ох, и как же Сатане сейчас не доставало продавшихся ему вместе с потрохами земных сторонников в этой самой могущественной в Советском Союзе организации, с помощью которых осуществить задуманное ему не составило бы особого труда.
   - Но, где же мне их взять? - с неудовольствием буркнул вслух Сатана. - Я с начала создания этой организации не только все время безуспешно пытался внедрить в нее своих сторонников, но и соблазнить или подкупить хотя бы одного из них. Однако все мои потуги по заведению в органах Государственной безопасности хотя бы одного преданного мне сторонника оказались на поверку тщетными. Эти неподкупные фанатики коммунисты не только направили служить в эту организацию своих самых проверенных и верных идеалам марксизма-ленинизма членов, но и в дальнейшем уделяют подбору кандидатов для службы в Государственной безопасности самое пристальное внимание. Если через эти сети даже я, Сатана, не смог протащить хотя бы одного своего сторонника, то теперь можно и не удивляться их успешной бескомпромиссной борьбе со всеми внутренними и внешними врагами Советской власти. Правда есть у меня в этой организации один занимающий сейчас немалое в ней положение генерал, - недовольно буркнул неприятно скривившийся при одном только о нем воспоминании Сатана.
   Да, и как он мог радоваться этой своей единственной в тщетных попытках заиметь в Государственной безопасности этого глубоко ему ненавистного Советского Союза своих сторонников удаче. Сатана еще не забыл, как ему удалось словить этого в ту пору еще совсем молодого и неопытного оперативника на незначительном отступлении от правил этой самой могущественной во всем мире организации. Если бы это его, пусть и совсем незначительное, отступление получило огласку, то молодой оперативник уже мог даже и мечтать о продолжении службы в органах Государственной безопасности. Но Сатана в надежде со временем затянуть его в свои сети не стал его выдавать и строго-настрого запретил своим попавшимся сторонником упоминать об этой его оплошности органам дознания. Однако и на этот раз все его надежды оказались тщетными. Провинившийся оперативник оказался достойным членом защищающей безопасность Советского Союза организации. Как бы Сатана не запугивал его, как бы он не изощрялся перед ним в своем хитроумном красноречии, этот попавшийся ему на крючок оперативник соглашался всего лишь на незначительные поручения, не только не затрагивающие коренных интересов безопасности страны Советов, но и не имеющие возможности навредить ей хотя бы в отдаленном будущем. Негодующий Сатана злился, но, как говорится, что на безрыбье и рак рыба, не прерывал с ним отношений. Во все еще теплящейся в Сатане надежда со временем непременно затянуть этого оперативника в свои сети он продолжал создавать для него комфортные условия для продвижения по службе даже ценою провала своих земных сторонников. Так при помощи мерзопакостного Сатаны оперативник рос, как на дрожжах, и скоро ему было присвоено звание генерала. Но в их отношениях все оставалось по-прежнему. Бывший оперативник все еще не соглашался на более тесное с Сатаною сотрудничество, и все время пытался окончательно избавиться от своего благодетеля. Сатане иногда даже казалось, что это не он сам, а генерал использует его в целях защиты своей по-прежнему родной Советской власти. Вполне резонно предполагая, что генерал сразу не согласиться с исполнением его задумки насчет Сани Лобова, Сатана поначалу поручил пробравшимся к вершинам власти в Советском Союзе своим земным сторонникам, посвятив их в необходимые для надавливания на самолюбивого генерала сведения, провести с ним подготовительную работу. И те, не желая понапрасну огорчать своего могущественного покровителя, тут же закружились возле немало удивленного их вниманием генерала, набиваясь к нему для уединенной задушевной беседы. Недовольный их надоедливым приставанием генерал поначалу вежливо отказывался от их сомнительного для него знакомства, но сторонники Сатаны оказались не слишком обидчивыми. Постоянно попадаясь ему на глаза, они не уставали упрекать генерала в бездушии, в нежелании помочь попавшему в беду по вине своей корыстной матери молодому чекисту.
   - Подобные матери не имеют никакого права на свою жизнь в нашей свободной от эксплуатации человека человеком стране! - с апломбом выкрикивали они, всем своим видам выражая свое крайнее негодование. - Эти матери способны всего лишь за незначительную добавку к своей пенсии даже продать будущность собственных детей! Но, если вы по-прежнему будете упорствовать в своем нежелании помочь несчастному парню, то мы непременно поставим вопрос о вашем соответствии занимаемой должности! Можете даже не сомневаться, что мы имеем на это, учитывая ваши пошлые просчеты, полное право!
   Неприятно кривившийся генерал молча выслушивал их, как бы справедливые укоры, и его мысли потихонечку направлялись в нужную для Сатаны сторону. Для самого генерала не было такой уж неразрешимой загадкою, откуда дует ветер, но, к своему великому сожалению, он не мог послать этих добившихся от Советской власти немалого доверия личностей к черту на кулички. При всей их настырности генерал хорошо для себя осознавал, что эти ставленники Сатаны не желают брать на себя никакой ответственности за все то, к чему они сейчас подталкивали его самого. Генерал не сомневался, что в случае хоть какого-то осложнения, эти возлюбившие молодого чекиста, как своего собственного сына, деятели не только от него отвернутся, но и станут упорно отрицать любое с ним знакомство.
   - Стоит ли мне и дальше дразнить этих поганых ворон, которые в любое время способны не только загубить все достижения Советской власти, но и поставить большой крест на всей моей карьере? Во всем Советском Союзе ни один человек не знает, сколько уже успел внедрить Сатана своих сторонников во властные структуры. Не только не знает, но и не подозревает о вражеской деятельности Сатаны, - поправил самого себя вспомнивший, что Советская власть отрицает существование темной силы, генерал. - Один только я, еще раньше познакомившийся с этой поганью, могу не только учитывать исходящую для молодой республики Советов от них опасность, но и в случае начала их подрывной работы смогу поголовно их ликвидировать. Но об этом мне еще рано утверждать, мне многое еще неизвестно о деятельности Сатаны и его приспешников в Советском Союзе. Сейчас, несмотря, что подобная акция не очень-то согласуется с политикой нашей партии и государства, мне будет лучше всего пойти им навстречу. Тем более что эта женщина враг народа и вполне заслужила это ужасное для любой матери наказание. А я уж постараюсь все сделать так, чтобы проверка лояльности офицера Государственной безопасности не получила широкой огласки. Если даже и просочатся о подобной акции кое-какие сведения, то кто в них поверит. Мои ребятки с легкостью переведут их в разряд пропаганды злейших врагов Советской власти, от которых можно и нужно ожидать всякую, даже совсем уж несвойственную для Советской власти, клевету.
   Приняв окончательное по судьбе неизвестного ему, но очень даже подозрительного, Саню Лобова решение генерал начал с нетерпением поджидать, пусть и очень для него неприятную, очередную встречу с Сатаною. А в том, что тот непременно захочет с ним встретиться, чтобы в очередной раз попытаться склонить его к сотрудничеству для разрешения этого оказавшегося для него, по всей видимости, очень важного дела с расстрелом матери Сани Лобова, генерал не сомневался. Иначе, зачем ему было настраивать на него всех своих приспешников во властных структурах Советского Союза.
   Только что приподнявшийся над горизонтом раскаленный от переполняющего его жара солнечный диск еще не успел обжечь своим огнедышащим дыханием землю. И раздражающий Сатану в это раннее летнее утро окружающий мир начал обволакивать его поганое тело своим успокаивающим всех живых существ умиротворенным воздействием. Однако на душе самого Сатаны в отличие от нисколько не поражающего его сегодня своим непревзойденным великолепием окружающего мира было далеко не весело. Сатана понимал и хорошо для себя осознавая, что его неожиданное появление перед генералом не принесет тому радости и не вызовет в нем ответного желания оказывать своему благодетелю всемерную помощь. Поэтому он сейчас, вместо любования окружающего его великолепия, был вынужден перепроверять самого себя, как ему будет лучше доказывать этому твердолобому коммунисту необходимость расстрела молодым чекистом своей связавшейся с врагами народа матери. Немало приходило в его голову убедительных способных сломить заупрямившегося генерала словесных доводов, однако придающего сегодняшнему посещению генерала немалое значение Сатану они не удовлетворяли. После недолгого раздумья, Сатана, понимая, если они оказывались для него бесполезными еще и раньше, то эти его доводы не помогут ему сломить сопротивление упрямого генерала и сейчас, решительно от них отказывался.
   - Ох, и как же нелегко иметь дело с этими неисправимыми коммуняками!? - уже не раз восклицал Сатана про себя. - Их же, слепо верующих в идеи этого проклятого мною коммунизма, никак нельзя не только хоть чем-нибудь подкупить, но и, тем более, соблазнить их хоть какими-то посулами просто невозможно. Они, как мне иногда кажется, просто равнодушны к так почетной на этом загнивающем, по их меткому выражению, западе роскоши и привольной во всех отношениях жизни. Они нуждаются только в подтверждении правильности бессмертных идей марксизма-ленинизма и не жалеют ради их торжества над всем миром даже своих жизней. Трудно с ними находить хоть какое-то понимание, но ничего не поделаешь раз такой созданный этим выжившим из ума старцем мир. Это надо же умудриться позволить своим собственным творениям такую просто бесподобную самостоятельность, что они уже начинают спорить и не соглашаться даже с нами, самыми сильными и могущественными существами на земле.
   Сатана еще немного потоптался напротив дома, в котором находилось генеральская квартира, а потом, когда ее окна осветились включенными электрическими лампочками, в одно мгновение оказался перед только что вставшим с кровати генералом.
   - Тьфу ты, нечистый! - раздраженно буркнул при виде объявившегося перед ним Сатаны генерал. - Никак не избавишься от своих вредных привычек. Так можно и до смерти напугать непривычного к подобным твоим посещениям человека.
   - Приветствую тебя, генерал! - мрачно процедил сквозь зубы недовольный его панибратством Сатана. - Я пришел навестить своего старого друга, а заодно узнать не требуется ему хоть какой-нибудь помощи в разрешении стоящих перед ним проблем.
   - Я еще не совсем сошел с ума, чтобы просить помощи и поддержки у такого ловкача, которому только сунь в пасть палец, так он и всю руку вместе с ним оторвет, - хмуро буркнул всем своим видом показывающий, что он не желает с ним разговаривать, генерал.
   - И эта вся твоя благодарность за мои благодеяния? - с плохо скрытой иронией переспросил генерала Сатана.
   - Мне было бы намного лучше даже не догадываться о существовании на земле подобного ловкача и прохиндея, - ответил недовольно поморщившийся генерал.
   - Без меня ты ничто, - возразил генералу не лезший за словами в карман Сатана. - Без моей помощи и поддержки тебе генеральского звания не видать, как своих собственных ушей. Ты даже в органах Государственной безопасности уже давно не числился, а влачил бы вместе со своим излюбленным Советским народом жалкое существование в каком-нибудь глухом захолустье.
   Генерал не сомневался, с какой именно целью прибыл к нему Сатана. Но он и до этого никогда сразу не соглашался с его домогательствами, а только, после долгих уговоров и прозрачных угроз с разоблачением, соглашался исполнить только такие просьбы, которые не принесли бы, по его мнению, ощутимого вреда Советской власти. Вот и сегодня он тоже намеревался не показывать Сатане, что уже почти согласен с его предложениями по проверке лояльности его протеже. Генерал был далеко не дураком. Он хорошо осознавал, что могущественному Сатане совсем не трудно расправится с ним в любое время. И то, что Сатана так долго его терпел, убеждало генерала, что он очень ему нужен, что он все еще не может без помощи своего человека в органах Государственной безопасности обойтись. Только поэтому он осмеливался возражать могущественному Сатане и пытаться не только понять его интересы в своей молодой стране Советов, но и примечать для будущей расправы всех его приспешников во властных структурах Советского Союза.
   - Но я пришел вовсе не для того, чтобы продолжать с тобою пререкаться, а с конкретными предложениями, как тебе лучше выкрутиться из только что образовавшегося в твоей организации очень опасного претендента, - с осветившей его мрачное лицо милостиво-ехидною ухмылкою проговорил Сатана.
   - Какого именно претендента? - переспросил Сатану притворившийся, что ничего не понимает, генерал, - В моей организации этих опасных претендентов происходит до того много, что я уже перестал обращать на них свое внимание. Со всеми этими опасными по твоим словам претендентами с легкостью справляются подчиненные мне сотрудники.
   Пристально вглядывающийся в непроницаемое для него лицо генерала Сатана видел в нем одну только готовность и дальше продолжать убеждать всех в свою верность идеалам марксизма-ленинизма и свою постоянную готовность всеми своим поступками и делами укреплять и защищать свою родную Советскую власть.
   - Нет, мне и на этот раз не удастся его ни в чем убедить без помощи своего дьявольского внушения, - подумал про себя немало огорченный Сатана.
   На подобное дьявольское внушение из всей несметной армии тьмы и зла были способны кроме самого князя тьмы Сатаны еще и его бесы. Бесы способны внушать любому попавшему в их силки человеку или другому живому существу все, что им надобно от них в данное время, но только на короткое время и только в случае угрожающей им опасности. В то время, когда сам Сатана способен пользовать изначально присущим ему дьявольским внушением в любое время, чтобы добиваться от людей немедленного исполнения всех своих желаний. Но он избегал слишком частого пользования этим внушением только из-за его кратковременности и полной концентрации всех своих сил и энергии. Во время активизации этого своего дьявольского внушения он уже терял всякую способность обращать внимание хоть на что-нибудь другое, из-за чего с ним все время происходили всякие очень даже неприятные приключения. Но в квартире генерала он мог не опасаться за последствия, а поэтому сразу упер в него свои немигающие глаза. Генерал, которому уже не раз приходилось испытывать на себе это дьявольское внушение, замер на месте и с помощью уже обретенных во время подобных контактов с Сатаною знаний принялся оказывать активное сопротивление направленному на него сатанинскому внушению. Генерал уже был даже способен полностью с направленном на него дьявольском внушением справиться, но, после недолгого сопротивления, сам заставил себя остановиться.
   - Вот то-то, - удовлетворенно буркнул уже полностью овладевший его сознанием Сатана и начал внушать генералу свои рекомендации по проверки лояльности Сани Лобова новой власти.
   К знакомому подъезду здания областного управления Саня подъехал уже только вместе с опустившимися на город вечерними сумерками.
   - А, Лобов!.. Молодец!.. Я не ждал, что ты так быстро подъедешь на своей полуторке! - оживился при виде его начальник и, указав на стул, сказал. - Ты пока посиди.... Я скоро освобожусь....
   Начальник, подписав лежащие перед ним какие-то бумажки, сложил их в стопку и отдал по телефону кому-то короткое распоряжение.
   - Тебе необходимо срочно уехать в командировку, - передовая Сане в конверте командировочное предписание, тихо проговорил начальник. - Самолет отправляется через три часа, а машина уже ждет тебя у подъезда....
   Вскочивший со стула Саня засунул конверт во внутренний карман гимнастерки и приложил руку к козырьку.
   - Выполняйте, младший лейтенант! - опередил его начальник.
   Саня четко, по-военному, повернувшись через левое плечо, вышел из кабинета. Понимая, как нелегко приходится его коллегам в областном управлении, Саня не встревожился от промелькнувшей в глазах его начальника грусти, и ни одно предчувствие приближающей беды не закралась в его буйную голову. Он верил своим начальникам, и не сомневался, что, если его куда-то откомандировывают, это значит, что Родина сейчас больше нуждается в нем там, чем в относительно спокойном захолустном районе. До отправления самолета еще было достаточно времени. И Саня, не надеясь поужинать по прибытию в родные места, заскочил в ближайший ресторан и немного подкрепился. Объявивший, что самолет идет на посадку, громкий голос стюардессы разбудил Саню, и уже совсем скоро он мчался в машине встретивших его в аэропорту товарищей по еще сонным городским улочкам.
   - Младший лейтенант государственной безопасности Лобов по вашему приказанию прибыл! - проговорил Саня положенную уставную фразу моложавому мужчине в генеральской форме.
   Генерал окинул вопрошающим взглядом сидевшего в стороне пожилого чекиста и, увидев его подтверждающий кивок, еще долго рассматривал съежившегося под его пристальным взглядом Саню.
   - Так вот какой ты, Александр Лобов, о котором так радеет этот противный Сатана, - думал пристально вглядывающийся в простое и бесхитростное лицо Сани генерал. - И зачем только ему мог понадобиться этот юнец? По виду он простой русский парень и совсем еще мальчишка. Неужели он намеревается проникнуть с его помощью в мою организацию? Нет уж, поганый пакостник, такой радости я тебе никогда не предоставлю! Я с этого твоего молокососа не спущу глаз! Он всегда будет под моим самым пристальным надзором! И, если я замечу в нем хоть что-нибудь противное Советской власти, я тут же его отправлю туда, куда, как говорится, даже Макар не гонит своих коров пастись!
   А сам оробевший Саня от охватившего его при этом недоумения не мог отвести в сторону от пристанного взгляда генерала глаз.
   - Что этому генералу во мне так не нравится? - с раздражением думал он, терпеливо ожидая, когда высокое начальство соизволит с ним заговорить.
   -Я надеюсь, лейтенант, - тихо проговорил удовлетворивший свое любопытство генерал, - что вы поступили на службу в органы по велению своего сердца....
   - Так точно, товарищ генерал! - подтвердил его слова Саня.
   - Я хочу еще раз напомнить вам слова присяги на верность нашей партии и правительству, в которой вы при поступлении на службу в органы клялись быть беспощадным к врагам Советского народа.
   - А разве может быть иначе, товарищ генерал? - переспросил не понимающий, зачем ему задают подобные вопросы, Саня.
   Генералу, по всей видимости, ответ Сани понравился, так как он в ответ на его вопрошающий взгляд одобрительно усмехнулся. Но ненадолго, через мгновение его лицо снова застыло в начальственной окаменелости, и он, тщательно выговаривая каждое свое слово, сказал:
   - Мы, лейтенант, люди военные и должны стойко переносить утрату своих близких и друзей....
   - Мама умерла! - в ужасе воскликнул Саня, не замечая, что он осмелился перебить генерала, и замер в тревожном ожидании утвердительного ответа.
   - Намного хуже, лейтенант! - не счел нужным его успокаивать генерал. - Она предала вас, своего сына, свою страну, оказавшись в стане злейших врагов Советской власти!
   - Чего-чего, а вот этого, товарищ генерал, не может быть! - с возмущением запротестовал Саня. - Какой смысл ей становится врагом Советской власти, если она все свою жизнь только и делала, что гнула свою спину на бывших эксплуататоров!?.. Что она, безграмотная, может понимать в политике!?..
   - Может, лейтенант! - оборвал его суровый генерал. - Полковник, покажите лейтенанту заведенное на его мать уголовно-политическое дело!
   Ошеломленный неожиданно свалившимся на его юные плечи несчастьем Саня с трудом перелистывал непослушными руками страницы и долго вчитывался в сухие строчки протоколов допросов, рассказывающих о контрреволюционной деятельности Лобовой Анастасии Сергеевны - его матери. Зная свою маму, он верил и в то же самое время не верил в эти сухие строчки. Он впервые засомневался в справедливость этих сухих строчек. Он впервые в своей жизни задумался в справедливости народной поговорки, что нельзя построить собственное счастье на несчастье других людей. Он задумался и засомневался, но в это время ему еще было не до их глубокого осмысливания, было не то того, чтобы делать по этому своему внезапному озарению хоть какие-то выводы. Перевернув последнюю страницу, Саня молча положил дело матери на стол перед пожилым пасмурным полковником.
   Считающие самих себя честными и добропорядочными люди не имеют никакого права и не должны соглашаться на сотрудничество с олицетворяющим собою темную сторону человеческой жизни Сатаною. Они, руководствуясь в жизни народной поговоркою, утверждающей, что с кем поведешься от того и наберешься, просто обязаны держаться от подобной мерзопакостной нечисти не ближе, чем на пушечный выстрел. И вовсе не от опасности испачкаться до неузнаваемости, а только потому, что любая заключенная с этой тварью сделка никогда не приносит ничего хорошего, как для самого согласившегося на сделку с нечистью человека, так и всему позволяющему себе подобное народу. Несмотря на всю кажущуюся необходимость и актуальность этих сделок, опытные люди не сомневаются, что сами нечистые никогда не станут участвовать в сделках, которые приносят всем ее участникам только одно добро. Они твердо уверены, что рано или поздно в этой очень выгодной на первый взгляд сделке непременно проявится весь изначально заложенный в ней вред, что очень скоро заключивший сделку с нечистью человек будет еще несчастнее, чем был раньше. И в этой очень многое определяющей в человеческой на земле жизни аксиоме никогда не будет и не должно быть никаких исключений. От всего, к чему прикасалась рука нечистого, думающему и заботящемуся о собственном счастье человеку лучше немедленно избавиться только ради того, чтобы отразившаяся и никуда не исчезающая темная сторона человеческой жизни не стала портить и уродовать его и без того неласковую земную судьбу. И эта же начинающая проявляться, после соглашения генерала с Сатаною, темная сторона жизни уже начала разъединять объединенных общей целью чекистов, пугать их, не позволять им посмотреть другу в глаза и наслаждаться сладким взаимопониманием участвующих в разрешении стоящих перед ними нелегких задач людей.
   - Ну что, лейтенант, надеюсь, вы не сомневаетесь в компетентности наших следователей, твоих, так сказать, друзей и товарищей?
   Только по одной интонации голоса генерала Саня понял, что тень арестованной мамы касается и его - ее сына.
   - Меня увольняют из органов Государственной безопасности: - глухо выдавил он из себя.
   - Нет, лейтенант, увольнять тебя из органов никто не собирается! - громко выкрикнул генерал. - Ты живешь не в зверином капиталистическом обществе, а в свободной демократической стране! У нас дети за грехи своих родителей не отвечают! Но тебе, лейтенант, придется еще доказать всем сомневающимся, что у тебя нет ничего общего с этими отщепенцами, присосавшимися к трудовому народу вампирами! И мы не потребуем от тебя, лейтенант, ничего такого, к чему бы ты не готовился раньше и в чем ты клялся своему народу и нашей родной Коммунистической партии! Тебе придется только исполнить данную тобою при поступлении на службу клятву! Надеюсь, ты еще не забыл, как клялся при поступлении на службу в органы Государственной безопасности безжалостно уничтожать всех врагов Советской власти, что не дрогнет твоя карающая рука, если даже среди них окажутся твой отец, мать, брат или сестра!
   Онемевшего от ужаса Саню при подобных словах генерала просто забило в истерике. Он хотел что-то сказать дожидающимся от него ответа чекистам, но губы ему не повиновались. Хотя, если рассуждать здраво, то ничего такого особенного в словах генерала не было. Он просто напомнил Сане слова уже данной им присяги. Да, и потом эти же слова присяги Саня слышал и повторял сам бесчисленное количество раз. Как же легко было ему раньше повторять вслух для большей убедительности своих высказываний эти слова, и как тяжело ему было сейчас вспоминать о своей клятве. Люди всегда так, не думая и не подозревая, что человеческая жизнь на земле совсем не простая, как нам иногда кажется, а невероятно сложная и переполненная всяческими чаще всего неприятными сюрпризами, с легкостью произносят слова подобных клятв. Люди, как обычно, произносят эти слова твердо уверенными, что с ними ничего подобного в жизни не произойдет, что им никогда не придется стыдиться за только что произнесенные слова клятвенной присяги. Да, разве одни только клятвы! Мы очень часто с холодной решимостью повторяем кажущиеся нам истинно справедливыми и верными утверждения, совершенно не задумываясь, а сможем ли мы сами слепо ими руководствоваться до конца отпущенных нам дней? И только тогда, когда большая любительница ставить излишне самоуверенных людей в непроходимый тупик жизнь вплотную подведет нас к этой самой незримой черте, мы начинаем понимать весь тот ужас, на который осудили себя мы сами, и к которому подтолкнул наш холодный ум и наша трезвая расчетливость. Но уже слишком поздно пенять на свое прежнее недопонимание прописных истин. Мы сами обрекаем себя на весь этот ужас и не имеем никакого права от него уклоняться. Мы превращаемся в рабов своих собственных суждений. И они во всей нашей дальнейшей жизни не оставляют нам ни одной возможности для отступления. Потому что слишком многое зависит от наших дальнейших слов и поступков, потому что мы рискуем в одно мгновение потерять все, выбить почву из-под своих ног. И мы уверенные, что не найдем сочувствия и понимания у своих учителей и учеников, вынуждены переступать эту незримую черту или пускать самому себе пулю в висок. Но мало кто способен на самоубийство, поэтому мы вынуждены, чтобы, как можно скорее, выйти из этого жизненного тупика, продолжать, несмотря ни на что, слепо исполнять все требования этого оказавшегося не только негодным, но и несправедливым, своего утверждения. Сохранять верность данной ранее нами клятвы, даже ясно понимая, что, если переступим эту незримую черту, мы уже никогда не сможет возвратиться в свою прежнюю жизнь. Потому что этот вынужденный поступок сравни самоубийству, потому что, переступив эту незримую черту, человек полностью перерождается. Он до конца своих проклятых прежней жизнью дней никогда не сможет даже в своих представлениях без содроганий окунуться в свое детство, в свою, как обычно, безоблачную юность. Ибо всякий раз при подобных попытках приглушенное им в своей душе отчаяние будет отзываться резкой нестерпимой болью в его загрубелом сердце. Отвергнутая им прошлая жизнь всегда жестоко мстит отступнику и никогда больше ему не поверит и не простить его.
   - Ну, что молчишь, лейтенант!? - требовательно гремел генеральский голос.
   - Когда?.. - только и смог выдавить Саня это короткое слово.
   - Сегодняшней ночью, лейтенант! Машина уже дожидается тебя у подъезда!
   Разум отказывал Сане верить во все происходящее в этом кабинете. И он, все еще надеясь, что его разыгрывают, продолжал оставаться на месте. При виде вполне искренней полной отрешенности молодого офицера от всего, что только что произошло с ним в этом кабинете, на угрюмом лице генерала промелькнула что-то наподобие сочувственной ухмылки. И он, подойдя к Сане, схватил его за плечи и развернул лицом к двери.
   - Держись, сынок, у тебя уже нет больше выбора. Свою мать тебе уже не спасти, а себя..., - тихо проговорил генерал и, резко оборвав себя, повелительно выкрикнул. - Выполняй приказ, лейтенант!
   - Слушаюсь, - через силу выдавил уставное слово Саня и зашагал шарахающей походкою к выходу из кабинета.
   Поджидающий его у машины Павел схватил Саню за руку и втащил на заднее сидение. И в то же время глухо заурчавший комфортабельный автомобиль стремительно понесся по освещенным редкими фонарями городским улицам. Офицеры молчали. С жалостью посматривающему на поникшего Саню Павлу очень хотелось хоть чем его приободрить, но необходимые в подобных случаях слова участия и поддержки, наотрез отказывая в повиновении своему хозяину, в ужасе застревали в его глотке. Саня с болью смотрел на замелькавшие впереди деревянные домики пригорода, тщетно пытаясь заставить себя хоть чем-нибудь отвлечься от приближающегося к нему страшного мгновения. Ох, и как же ему сейчас хотелось, чтобы несший его на последнюю встречу с мамою автомобиль все мчался и мчался по этой показывающейся ему бесконечной дороге без остановки. Саня всем своим сжавшимся от переполнившей его жалости сердцем к своей маме страстно желал, что этот несший его навстречу роковой судьбе автомобиль, не приближая его, а, наоборот, отдалял его от этого воистину рокового мгновения, когда вся его молодая жизнь уже навсегда утратить для него всякое значение и смысл. Но, к сожалению, в земной жизни все имеет свое начало и свой конец. Плавно притормозивший автомобиль свернул на лесную дорогу и вскоре остановился на поляне.
   - Выходи и иди за мною! - коротко повелел Павел и подвел последовавшего за ним Саню к глубокой яме.
   Подъехавшие вслед за ними чекисты осветили ближний край ямы электрическими фонарями и, столпившись неподалеку, принялись бурно обсуждать результаты каких-то спортивных состязаний. Послышался гулкий рокот подъезжающего грузового автомобиля, и громкая команда оборвала их оживленный разговор. Время для подготовки к поджидающей их всех акции оставалось немного, и они с пистолетами в руках быстро заняли предназначенные для каждого из них места на освещенном краю ямы. Тем временем конвоиры подогнали первую партию осужденных и члены расстрельной команды, бесцеремонно хватая за шиворот, ставили их перед собою на колени лицом к яме. Торопливые слова приговора уже заранее подготовленные к подобной своей участи осужденные выслушали безо всякого недовольного ропота.
   - Огонь! - просипел простуженный голос руководителя акцией и через мгновение подталкиваемые ногами мертвые тела мягко свалились на дно ямы.
   Тем временем подоспела очередная партия осужденных. И они, беспрекословно повинуясь властным рукам расстрельной команды, опустились на колени перед своей могилою. Видевшая все это бесхитростная душа Сани восставала против подобной самой настоящей бойни.
   - Они же люди и достойны более приличной смерти! - кричала она, но старательно сдерживающий себя Саня не выпускал ее крик наружу.
   - Пора, - тихо шепнул ему вкладывающий Сане в руку заряженный пистолет. - Твою мать приведут в следующей партии.
   Одно только ощущение прохладно металла пистолета с невыносимой болью отозвалось на Саниной руке. Словно понимая, какую незаживающую рану он, возможно скоро, принесет этому молодому человеку, пистолет с жадным нетерпением не только оттягивал, но и охлаждал руку Сане. И тот, машинально перекладывая его из одной руки в другую, обводил невидящими глазами окружающую его местность. Саня и сам не понимал, отчего у него возникло такое странное желание. То ли ему хотелось запомнить место захоронение своей мамы, то ли он хотел запечатлеть ее в свой памяти, чтобы окружающий его сейчас лес служил ему вечным напоминанием о никчемности человеческой на земле жизни. Но у него с исполнением этого охватившего сейчас все его естество желания ничего не получалось. Нависающие над землею темные уродливые тучи надежно укрывали небеса, не позволяя пробиться к ней даже тусклому свету одинокой звездочки. В тусклом мерцании электрических фонарей Саня видел только покачивающиеся около ямы фигуры людей и нависающие над поляною высокие темные деревья. И ему, казалась, что даже сама природа старалась надежно скрыть от любопытствующего стороннего взгляда весь ужас, который только что происходил на поляне. Природа делала все от нее зависящее, чтобы выращенное стараниями слуг Сатаны обнаженное в своем бесстыдстве зло не портили настроения всемогущим и, как всегда, бесстрастно равнодушным небесам. К яме подогнали нужную Сане партию осужденных людей.
   - Пора! - уже намного громче напомнил Сане Павел и подтолкнул его к яме.
   Один из членов расстрельной команды отошел в сторону и Саня, догадавшись, что перед ним была посажена на колени его мама, остановился за спиною пожилой женщины. Приговоренные люди, воспользовавшись затянувшейся паузою, обменивались прощальными фразами. При этом они даже не пытались обернуться, чтобы посмотреть в глаза своим убийцам им уже это было просто без надобности. Они не хотели тратить на это бесполезное для них занятие свои последние секунды в этой жизни. Еле слышно шепча слова прощальной молитвы, в которой упрашивала прощения у всех обиженных ею при жизни людей и прощала сама всех своих должников, Анастасия Сергеевна с непонятной для себя тревогою вслушивалась в приближающиеся к ней чьи-то до боли знакомые шаги. Наконец, они утихли, и на Анастасию Сергеевну подул вместе с разгулявшимся над поляною легким ветерком такой знакомый для нее запах, что она не выдержала и обернулась.
   - Вот и палач мой пришел, - с горечью проговорила она при виде остановившегося за ее спиною своего сына.
   - Мама, - только и мог сказать такое самое главное и любимое для любого ребенка на земле ей уже не ощущающий в себе не одного признака жизни Саня.
   Он, несмотря на охватившую его, после убийственных слов генерала, отрешенность от окружающей его пока жизни, не мог не понимать, кем он выглядит сейчас в глазах своей мамы. Уверенный, что ему никогда не будет от своей матери прошения, Саня не осмелился сказать в свое оправдания уже ничего для нее не значащие слова. Он уже не мог, как часто бывало с ним в детстве, громко расплакаться на ее плече от горькой до слез обиды на заставившую его участвовать в таком постыдном деле не знающую сослагательных наклонений жизнь. Любимые им громкие трескучие фразы сейчас при столкновении с суровою правдою жизни лишь с грохотом разбивались на мелкие кусочки. Они не оставляя для Сани ни одной зацепки, за которую он мог бы ухватиться, чтобы приглушить свою взбунтовавшуюся совесть. А сама Анастасия Сергеевна с тихим уже давно забытым ею блаженством вслушалась в сказанное ее сыном слово и даже мысленно повторила его для себя, пытаясь уловить в нем самые мельчайшие оттенки, вложенные ее сыном в такое короткое, но о многом ей говорящее слово - мама. Ей сейчас не надо было много слов. Ей было достаточно от своего взрослого ребенка только одно слово, чтобы понять и оценить его состояние. Анастасия Сергеевна поняла своего сына, как привыкла понимать его в детстве, когда он еще не мог проговорить ни одного слова. Если она еще и тогда научилась понимать его немого, то, как она не могла понять его сейчас, услышав от него слово - мама. Анастасия Сергеевна поняла состояние своего сына и испугалась за него. Испугавшись, она уже о себе не думала, она забыла, что пройдет еще несколько мгновений и ее уже не будет среди живых. Она уже думала только о том, как ей помочь оказавшемуся в непростом положении своему мальчику. И ее материнское чутье подсказала, как ей сейчас лучше всего вести себя с сыном, какие слова она должна сказать ему, чтобы успокоить его, уберечь сына от угрожающей ей опасности.
   - Сыночек, - тихо проговорила она, - ты ни в чем передо мною не виноват. Это я сама не послушала тебя и заставила тебя страдать. Прости ты свою непутевую маму и не переживай из-за меня. Меня ты уже не спасешь, а себя загубишь.... Стреляй, сынок! Это я, твоя мама, приказываю тебе стрелять! Твой невольный грех я беру на себя!.. Я имею на это право!.. Потому что я родила и вырастила тебя вовсе не для того, чтобы ты умер таким молодым! Стреляй, сынок!
   И Саня, медленно поднимая руку с пистолетом, направил его ствол в голову мамы. Выравнивая пляшущую в затуманенных глазах мушку, он смотрел на разбросанные по плечам седые волосы мамы и не мог заставить себя исполнить требование принятой им когда-то присяги. Да, и как он мог решиться спустить курок пистолета, когда каждая седая волосинка мамы рассказывала ему, как было маме нелегко с младенческих лет кормить и одевать своего сыночка. Эти просто кошмарные для него мгновения были наполнены вовсе не желанием отомстить маме за какие-то ее перед ним провинности. А одними только воспоминаниями о заботливых и ласковых материнских руках, которые при одном только прикосновении к Сане почти мгновенно освобождали его от горьких обид на несправедливость жизни и наполняли его надеждою на лучшее будущее. Прямо сейчас в его омраченной нелепым положением голове проносились не тягостные для них обоих воспоминания о размолвках и обидах в последнее время, а одни только радужные мгновения в их прошлой совместной жизни.
   - Будьте вы все прокляты, звери! - прокричал один из не выдержавших осужденных.
   - Младший лейтенант Лобов! - услышал рядом с собою повелительный окрик Саня и нажал на спусковой крючок.
   Стоящий рядом с ним Павел выхватил из рук еще дымящийся пистолет и потащил к легковому автомобилю.
   - Так для чего же родила меня мама? - задавался на обратной дороге этим нелегким для него вопросом Саня, но прямо раскалывающая от его теперешних дум голова не давала ему ответа.
   А дальше все было для впавшего в равнодушную ни на что особо не реагирующую прострацию Сани, как во сне. Полностью удовлетворенный генерал поздравил его с присвоением внеочередного звания "лейтенант" и разрешил навестить родной заводской поселок. Потом его увели в забронированный специально для него номер в гостинице и уложили на кровать. Там он и провалялся почти до обеда, так и не поняв, спал ли он все это время или не спал. Какой-то странный и вовсе непонятный сон перемешался с не позволяющей ему забыться обо всем во сне явью. А не дающая так желанного сейчас для Сани хотя бы минутного успокоения явь, как бы в наказание за совершенное ночью святотатство, все время норовила напомнить ему о расстрелянной ночью маме в самое неподходящее время. Только он начинал расслабляться и потихонечку проваливаться в спасительный сон, как его не желающее оставлять Саню в покое бодрствующее воображение тут же начинала показывать ему маму. Утратившая надежду отгородиться от тяжелых ночных воспоминаний глубоким сном голова все время заставляла смотреть Саню прямо в знакомые ему до боли материнские глаза. Уже давно успевший изучить глаза своей матери до мельчайших оттенков, он сейчас был способен воспроизводить их в своей памяти с достоверной точностью. Саня видел глаза матери счастливыми, когда мама провожала его в детстве в школу, и ласково укоряющими, когда мама вытирала ему заплаканные глаза или чинила ему разорванную в драке рубаху. Он помнил глаза мамы печально грустными во время провода его на службу в армию, но, как бы Саня ни старался, он никак не мог представить себе вчерашние глаза мамы. Даже сон и явь все это время щадили его от подобных воспоминаний. Но недаром умные люди приговариваю, что запретный плод всегда сладкий и желанный. Поэтому Саня назло всему и всем доведшим его до теперешнего подобного состояния людям, просто обуревал нестерпимым желанием снова посмотреть в именно те материнские глаза, когда она давала ему свои последние в своей жизни наставления, но был не в силах пробить этот щадящий его занавес. Видно нельзя было живому человеку смотреть в такие материнские глаза. Эта начинающая доводить Саню до остервенения борьба с собственной памятью еще больше осложнялось от невозможности в закрытом номере гостиницы поделиться своим горем с другими живыми людьми. Поэтому Саня, ясно ощущая, что ему уже становится просто невмоготу, заставил себя встать с постели и, одев принесенную ему в номер, пока он спал, новую с иголочки соответствующую лейтенантскому званию форму, вышел из гостиницы. Но и на переполненных смеющимися и радующимися чему-то людьми городских улицах ему тоже не становилось легче. Вокруг него кипела и бурлила нескончаемая человеческая жизнь, а он отрешенный от всего земного только пугал встречающихся ему прохожих своим сумрачным до черноты лицом. При одном только взгляде на него только что перетерпевшего сбивающего с ног любого, даже самого сильного на земле человека, нежданную беду, смутившиеся люди умолкали и, обойдя Саню стороною, старались, как можно скорее, отойти от него хоть куда-нибудь дальше. Им не надо было долго объяснять, они и так, ясно представляя себя, что могло произойти с этим молодым офицером, интуитивно ощущали, что эта заразная и очень опасная для живых людей болезнь Сани способна в любое время наброситься и на них самих.
   - Не буди лихо, пока оно тихо, - предупреждает с давних пор живых людей эта испытанная временем на свою истинность народная поговорка, и постоянно учитывающие ее в своей жизни люди не спешили делиться с Санею его горем.
   - Саня! Оглох ты, что ли!? - прорвался до его полумертвого сознания оклик живого человека.
   Обернувшись с видимой неохотою в сторону окрика, Саня увидел подходившего к нему приятеля по офицерским курсам.
   - Коля, это ты!? - выкрикнул обрадованный, что бывший друг непременно поможет ему хотя бы немного отвлечься от ночного кошмара, Саня.
   - Что же это такое с тобою сегодня происходит, друг!? - воскликнул подошедший к нему Коля. - Спишь ты на ходу, что ли!? Я своими окриками уже почти всю улицу всполошил, а ты все не отзываешься и не отзываешься....
   - Извини, друг, - повинился перед ним Саня, - я так глубоко ушел в свои мысли, что меня оттуда уже, наверное, даже пушкою было не достать.
   - И что же могло заставить тебя покинуть свои благодатные южные края? - полюбопытствовал Коля.
   - Как всегда, в командировку, - уклонился от прямого ответа Саня.
   - А ты уже успел стать полным лейтенантом, - удивился заметивший новое звание друга Коля. - А я все еще младший лейтенант.... Завидую и поздравляю.... И это, как мне кажется, достаточно уважительная причина, что отметить твое повышение, если ты сам, конечно, не возражаешь.
   Саня, которому очень не хотелось оставаться в одиночестве наедине со своими убивающими в нем все живое мыслями, не возражал. И увидевший его подтверждающий кивок Коля, свернув в проходной двор, уверенно повел его к ближайшему от места его встречи ресторану. Поднявшись по крутой деревянной лесенке, они вошли в небольшой уютный зал.
   - Анюта! - окликнул бегающую по залу между столами обслуживающую посетителей официантку Коля. - Нам необходимо немного посекретничать.... Быстро организуй нам отдельный столик, хорошую закуску и мою любимую.
   Согласно кивнувшая головою Анюта со всех ног побежала исполнять поручение заглянувших в ресторан чекистов.
   - Тебя, друг, оказывается, здесь не только уважают, но и ценят, - пошутил удивившийся безукоризненному обслуживанию из стола Саня.
   - А по-другому и быть не может, Санек, - подмигнул ему разливающий водку по рюмкам Коля. - С нами шутки шутить опасно... Мы же и обидеться можем в отличие от простого советского человека. Ну, давай, обмоем твое новое звание. Поверь, что я искренне желаю, чтобы ты с таким же успехом, как можно скорее, дослужился до полковника.
   За первой выпитой рюмкой, последовала и вторая, а потом и третья.... Так что придавивший Санину душу тяжелый камень беды уже совсем скоро заметно полегчал. Его сумрачное лица потихонечку прояснилось, и он уже чаще, чем до ресторана, мог улыбаться своему другу.
   - Ну, как, немного полегчало, - с понимающей улыбкою поинтересовался все понимающий Коля. - Водка, брат, в нашем деле, самое лучшее лекарство.
   - Ну, а ты, друг, чем в этих краях занимаешься?- переменил становящуюся для него неприятной тему их разговора закусывающий выпитую очередную рюмку водки мясным салатом Саня.
   - Служу в областном управлении, - с явной неохотою проговорил Коля. - Служба, как говорится, не пыльная, но зато очень нервная....
   И он, достав из кармана гимнастерки портсигар, протянул его Сане.
   - Спасибо, я не курю, - отказался от папиросы Саня.
   - Видно легко тебе служиться в теплых краях, - беззлобно проворчал разминающий в пальцах папиросу Коля. - А у нас, если бы не водка и не курево....
   Оборвавший сам себя с досадою махнувший рукою Коля, прикурил папиросу от горящей на столике свечи и глубоко затянулся ароматным дымом.
   - Враги народа так достают, - посочувствовал своему другу Саня.
   - Не завидная у нас служба, друг, - ставя точку в неприятной для них обоих теме, проговорил Коля. - Но не мы виноваты в этих своих сегодняшних осложнениях. Кто-то же должен заниматься и этой работою, раз она так необходимо Советскому народу.
   После ночного кошмара Саня уже намного поумнел, а поэтому не стал выпытывать у друга подробности его службы.
   - Но нам надобно хоть как-то разбираться с этими врагами народа,- тихо проговорил обдумывающий его слова Саня. - Не может такого быть, чтобы эти враги народа не были хоть в чем виноватыми....
   - Путь они сами разбираются между собою, - со злостью отмахнулся он него поднимающий очередную рюмку Коля. - Мы для этого и сажаем их, родимых, в одну камеру.... А попробуй выпустить хоть кого-нибудь из них на волю, так они вместо благодарности на тебя самого донос напишут.
   - На тебя уже писали? - спросил у друга недоверчиво покачавший головою Саня.
   - Писали двое из наших сослуживцев, поганцы проклятые! - с ненавистью вырвалась у Коли. - Но они уже обезврежены. Как приговаривает мой непосредственный начальник: лучшая в наше время для человека защита - это нападение.
   - Что ты хочешь этим словами твоего начальника мне сказать? - переспросил друга ничего не понявший Саня.
   - Если перевести на понятный для простого смертного человека язык, они означают: не дожидайся, когда на тебя напишут в органы Государственной безопасности близкие люди и самые закадычные друзья, а пиши сам, - пробормотал уже порядочно охмелевший Коля. - Но мы-то писать друг на друга не будем, не так ли, лейтенант?..
   - О чем ты только говоришь!? - с нескрываемой обидою запротестовал Саня. - Мы же с тобою спали в одной казарме на соседних койках...
   - Ты свой парень не то, что некоторые, - с похвалой отозвался о нем Коля, - ты под своего друга свинью подкладывать не станешь. А вот с этим, старшим лейтенантом Кравченко, я пить водку ни за что не стал бы.
   - С Павлом? - не без удивления переспросил его Саня. - Ты узнал о нем, что-то плохое и недостойное офицерскому званию?
   - А ты сам, как с ним познакомился? - уточнил у него насторожившийся Коля.
   - Он служил до меня в моем районе, - объяснил не ставший скрывать правду от своего друга Саня.
   - Карьерист и хорошая сволочь этот твой Павел! - от души выругался не сдержавшийся Коля. - Наши органы недавно арестовали мать одного из наших офицеров.... Как же ее фамилия, совсем голова дырявая стала?.. Кажется, Лобова.... Ну да, Лобова. Но, Саня, и ты ведь тоже Лобов.... Не родственница ли она твоя?
   - Нет! Нет! - поторопился опровергнуть его Саня.
   - Так вот эта сволочь, - продолжил Коля, - уже не меньше года как от нас не вылезает. Ребята поговаривает, что он готовит ее расстрел собственным сыном. Это надо же до такого додуматься, чтобы заставлять сына застрелить свою мать.... Даже великие и не превзойденные мастера на пытки инквизиторы, не додумались до того, чтобы заставить попавших в их лапы грешников убивать своих вырастивших отвергающих веру отцов еретиков матерей.
   Осушив налитые стопки и рассчитавшись с Анютою, они вышли из ресторана.
   - И куда ты теперь направишься? - поинтересовался Коля.
   - Пожалуй, мне будет лучше вернуться в гостиничный номер, - ответил ему пожавший в недоумении плечами Саня.
   - А мне еще в управление надо заглянуть, - с сожалением, что им снова приходится расставаться, проворчал Коля и, протянув Сане руку, попрощался с привычной для людей в форме в любые времена известной поговоркою. - Быть может, встретимся в бою друг друга, защищая, но лучше встретиться в пивной, друг друга угощая.
   - Прощай, друг, - тепло попрощался обнимающий и целующий своего друга Саня. - Как хорошо, что мы продолжаем верить друг другу, что мы сумели сохранить свою дружбу.
   - Это, особенно в наше время, очень здорово,- согласился с ним одобрительно хмыкнувший Коля. - Но разговор у меня с тобою получился не очень веселый, и все из-за нашей проклятой службы.
   Помахав друг другу руками, они разошлись в разные стороны по уже тихой и покойной улице провинциального города.
   - Он так и не смог мне признаться, что это была его мама, - пробормотал вслух на ходу Коля. - Неужели этот изверг сумел заставить его застрелить свою собственную мать? Эх, и какая же наша жизнь на земле дерьмо, и какие же все живущие на земле люди сволочи....
   Утром Саня уже мчался в автобусе в направлении своего родного рабочего поселка. Он ехал на свою родину не для отдыха, не для того, чтобы порадоваться встречею с родными местами. Он ехал только для того, чтобы уже навсегда с ними попрощаться и хотя бы попытаться умалить прощения у вскормившей его родной земли за то, что он не сумел остаться для нее хорошим сыном и оплатил за ее хлеб и соль такой просто вопиющей черной неблагодарностью. И как бы согласные с его собственным мнением о самом себе родные места встретили Саню очень даже неприветливо. Прячущиеся, укрываясь вечерними сумерками, дома родного поселка с неприязнью смотрели на него своими поблескивающими от возмущения темными окнами. И он, съеживаясь под их презрительными взглядами, чуть ли не бежал всю дорогу к почерневшему от свалившегося на него позора родному дому.
   - Это вы, Александр Семенович!? - вскрикнула в изумлении всплеснувшая руками уже не чаявшая его видеть соседка. - Ваша комната уже занята. Я, чтобы, после несчастья с вашей матушкою, в квартиру не поселили постороннего человека, отдала ее своей племяннице. Но вы не беспокойтесь, я сберегла все вещи вашей матушки, ничего не пропало. Да, вы проходите в квартиру, я постелю вам в коридоре на раскладушке....
   Саня в упор смотрел в глаза писавшей доносы на его мать женщине в ожидании, когда ей станет стыдно, когда она опустит перед сыном загубленной ею соседки глаза, но не дождался. Как бы он пристально не вглядывался в лицо немало обеспокоенной его приездом соседки, он не видел в ее глазах стыда и раскаяния, в них он видел только одно изумление от неожиданной встречи и животный страх перед возможным возмездием.
   - Так вот какие они эти радеющие за укрепления устоев Советской власти патриоты в кавычках родины, - с переполняющей все его совестливую душу брезгливостью подумал Саня о подобных людях. - Для них же в жизни нет, и никогда не будет, ничего святого. Они же, если будет им позволено, в любое время продадут не только ничего для них незначащую Советскую власть, но и даже свою родину, всего за одну медную полушку. И что же только будет с моей Россией, когда эти ничтожества искоренят своими лживыми доносами в ней всех совестливых и честных людей?
   - А вы уже лейтенант, Александр Семенович, - пугаясь его упорному молчанию, она изо всех сил старалась спрятать за словесной шелухою свой страх. - Поздравляю вас и очень рада....
   - Не обижайтесь, - оборвал ее излияния так и не дождавшийся от своей соседки даже намека на хоть какое-то раскаяние Саня. - Но я ночевать у вас не буду.
   И он, громко хлопнув дверью, пошел к своему бывшему школьному товарищу. Тот не отказал постучавшему в его дверь Сане в ночлеге. И они просидели всю ночь за воспоминаниями о своем безоблачном детстве. С первыми проблесками скорого рассвета перенесли в квартиру друга все ценное из вещей мамы, а всю оставшуюся мелочь Саня сгреб в простыню и, забросив за спину, направился к выходу из квартиры.
   - Я читал ваши доносы на мою маму, - тихо без единого намека на хоть какое-то раздражение в голосе сказал Саня закрывающей за ним двери соседке. - Если совесть позволяет вам жить еще и дальше, то ни о чем не беспокойтесь. Я не собираюсь вам за все то, что вы сотворили с моей мамою, мстить.
   Саня вынес мамино наследство на пустырь, разжег костер и, подолгу перебирая в руках каждую бумажку и фотографию, без сожаления бросал в огонь, не зная и даже не догадываясь, что в это время его бывшая соседка уже пишет донос на его самого. После той самой страшной в его жизни ночи, Саня уже не мог позволять себе задерживаться на уровне несмышленого подростка и продолжать тешить себя успокоительными иллюзиями. Он уже начал смотреть на окружающую жизнь более трезвыми глазами, не удивляясь и, тем более, не поражаясь, как она в присущем ей изначально бесстыдстве обнажается перед ним во всей своей неприглядности. И он, даже сам до конца не осознавая, а, только смутно еще представляя, что он намеревается делать со всем этим дальше, подчинял все свои теперешние поступки только одному своему будущему решению.
   - Так для чего и во имя чего родила меня мама? - промучился он ответом на этот немаловажный в жизни каждого человека вопрос всю обратную дорогу к месту своей службы.
   Саня при всем своем старании не мог с достоверной точностью угадать, что его мама думала по этому оказавшемуся для него такому трудноразрешимому вопросу, но, во всяком случае, не для того, чтобы он ее убил своими собственными руками. Поэтому, прежде чем успела посланная им пуля пробить седую материнскую голову, она поразила его собственное сердце. Не может и не должен продолжать румяниться и наливаться соком плод на иссохшем по его вине дереве.
   - Я уже самый, что ни есть, настоящий мертвец, - без излишней к себе жалости и без бесполезных укоров к продолжающим жить доведшим его до такого состояния людям признавал Саня свою собственную душевную смерть. - Мне уже нечего делать среди живых людей. Но мне еще рано сводить счеты с жизнью.... Я должен воспользоваться предоставленной мне редкой возможностью, чтобы исправить все, что я уже успел натворить, в своей просто никчемной и бестолковой жизни.
   Первый шаг для своего ухода в потусторонний мир, где и полагается быть всем мертвецам, он уже сделал, сжигая мамины письма и фотографии. Только уверенный в своей скорой кончине человек способен на такое решиться.
   - Что мне еще надо будет сделать, чтобы с чистой совестью оставить этот оказавшийся на самом деле таким жестоким мир? - думал, валяясь по дороге к месту службы на мягкой вагонной полке, Саня.
   За безвременно уходящим из земного мира человеком тянутся долги перед семьею и связанные с его службою или работою долги перед людьми.
   - Как же хорошо, что у меня еще нет детей, которых я еще должен был бы вырастить и поставить на ноги, - радовался Саня, вспоминая о Холиде. - Моя красивая и молодая ненаглядная женушка еще найдет свое счастье и очень скоро обо мне забудет.
   Намного хуже было у Сани с долгами перед людьми. Он еще не успел наломать много дров, но были у него дела, вспоминая о которых, он сейчас внутренне содрогался, недоумевая, как он мог видеть в этих простых и бесхитростных людях врагов народа. Как благодарил он сейчас свою судьбу, что из-за нехватки времени он не успел передать дела этих людей в народный суд. Тогда ему уже было бы намного труднее исправлять свою ошибку.
   - Как бы ни было тяжело мне находиться среди живых людей, но я не имею права уходить из жизни, пока не исправлю все свои ошибки. Пока не сделаю все от меня зависящее, чтобы никто не страдал по моей вине, - подумал Саня и прямо с вокзала, не заезжая домой, поспешил на службу.
   Вызвав к себе следователя Игнатова, он открыл сейф и начал перебирать все его содержимое, откладывая в сторону каждую бумажку, которые могли бросить хотя бы тень подозрения на невиновных людей. Не заставил его долго ждать и следователь Игнатов.
   - Дела арестованных у вас с собою? - уточнил Саня, как только тот переступил порог его кабинета.
   - Так точно, товарищ начальник! - отрапортовал Сережа, доставал из портфеля пухлые папки и, заметив на изменение в звании Сани, добавил. - Разрешите поздравить с присвоением вам очередного звания....
   - Благодарю вас, - оборвал его неприятно поморщившийся Саня и начал заново просматривать аккуратно подшитые бумажки в деле Козлова Антона.
   - Насчет этого Козлова, пока еще нет никакой ясности, Александр Семенович, - пробубнил упавшим голосом Сережа. - Арестованные по его делу сельчане ни в чем не сознаются, а мне все еще не удается ни за что уцепиться, чтобы припереть их всех к стенке неопровержимыми фактами. К сожалению, мне уже стало ясно, что от этих упертых артельщиков просто невозможно хоть что-нибудь добиться обычными следственными мероприятиями. Я убежден, что без применения разрешенных нам в особых случаях методов воздействия, мы вперед в этом деле не продвинемся....
   - А раз так, то следует ли нам, уподобляясь этим сельчанам, так упорно стараться довести это дело до суда? - проговорил в глубокой задумчивости Саня. - Эта палка, как говорится, о двух концах. Если они и на суде не согласятся с нашими обвинениями, то может в район нагрянуть комиссия по проверке законности их ареста. В подобные комиссии, как обычно, включаются далеко не новички, а очень опытные сотрудники, которые с легкостью докопаются и до вашей, старший лейтенант, тещи. Тогда нам уже обоим может не поздороваться....
   - Вот и дождался! - выкрикнул про себя задрожавший от страха Сережа. - Не хочет отпускать меня эта злосчастная судьба! Эх, знать бы обо всем этом раньше, на всю жизнь зарекся бы в это рыбацкое село заглядывать, а не то, чтобы еще выбирать в нем для себя невесту!
   - Не молчите, товарищ следователь, - поторопил Саня переживающегося за свою, как ему сейчас представлялось, нерадостную будущность Сергея. - Я жду ваших предложений....
   - Даже не знаю, Александр Семенович, что вам и сказать, - грустно проговорил поникший Сергей. - Как мне думается, это заведенное нами против Козлова Антона дело из разряда самых настоящих глухарей. Вряд ли хоть кому удастся в установленные сроки хоть чем-либо доказать подозрения в его вражеской деятельности. Мы, по моему мнению, с самого начала слишком поторопились завести на него дело, нам было бы лучше хотя бы немного за ним понаблюдать с целью получения реальных фактов его контрреволюционной деятельности и определения круга его соучастников. Теперь же этих окопавшихся в нашем районе контрреволюционеров находящийся у нас под колпаком Козлов Антон уже, по всей видимости, нисколько не интересует. Он стал для них опасным, они из опасения разоблачить самих себя уже станут обходить его от беды подальше не меньше, чем на милю.
   - Заведенное нами дело на Козлова Антона не только глухое, но и бесперспективное, - подытожил его слова Саня. - Если это так, то не будет ли нам лучше его, вообще, уничтожить, сделать вид, что мы на этого Козлова никаких порочащих его сигналов не получали?.. Тем более что никто из-за него, кроме самого Козлова, не пострадал....
   - Я полностью с вами согласен, товарищ лейтенант, - не стал спорить повеселевший Сережа.
   - Тогда сам и сжигай его дело, - равнодушно буркнул подтолкнувший к нему предназначенное для сжигания секретных материалов ведерко. - И не забудь переписать книги учета в камерах предварительного задержания....
   - Все сделаю, Александр Семенович, - отозвался без сожаления бросающий папку с делом Козлова Антона в ведро довольный, что все для него обошлось, как нельзя лучше, Сережа. - Лично сам перепишу книги учета заключенных и уничтожу старые, Сделаю все так, чтобы о загадочных исчезновениях этого попортившего нам немало нервов Козлова больше уже не оставалось ни одного следа.
   - Вот и прекрасно, а заодно сожги и эти дела,- отобрав большую часть из принесенных Сергеем папок, проговорил Саня. - Мне с тобою будет лучше лишний раз перестраховаться, а не ждать, чтобы они обвинили на суде нас в укрывательстве проступков Козлова. Сам же знаешь, как опасны сегодня подобные заявления....
   Сережа не спорил. Он был готов выпустить на свободу всех подследственных, лишь бы фамилия его тещи не фигурировала в таком опасном деле, как дело Козлова Антона. Вечером, когда все следы пребывания под арестом невинных людей были уничтожены, Саня, присев на скамейку возле ворот тюрьмы, с явным удовлетворением наблюдал за выходящими из нее на свободу бывших арестантов.
   - Гражданин Козлов, - окликнул он выходящего из тюрьмы Антона, - подойдите ко мне.
   - Здравствуйте, гражданин начальник, - проговорил, окидывая неприязненным взглядом не оставляющего его в покое чекиста, Антон. - Вы желаете сказать мне на прощание напутственное слово?
   - Хочу вернуть ваши трофеи, - тихо проговорил Саня, протягивая Антону лежащий на скамейке рядом с ним сверток. - Советую вам, как можно скорее, от них избавиться.
   - Спасибо, товарищ начальник, - поблагодарил его догадавшийся, что в этом свертке находится, Антон.
   - Кажись все, - проговорил про себя проводивший глазами последнего освобожденного арестанта Саня.
   Приподнявшись со скамейки, он уж не торопясь, делая частые остановки и подолгу всматриваясь в кружившуюся около него людскую суету, вернулся в свой кабинет. Присев за письменный стол, он достал чистый лист бумаги, старательно выводя на нем каждую букву, написал:
   - Дорогая моя женушка! Прости меня, что я делаю тебе больно, но по-другому я поступить не могу. Я не могу больше жить в обмане и лицемерии. Прощай навсегда и помни, что я тебя очень люблю. Твой Александр.
   - Ну, вот я уже сделал все, что надо было мне сделать перед своим уходом из жизни, - прошептал вздохнувший с облегчением Саня, но упорно молчавший до этого времени телефон не позволил ему так сразу отрешиться от жизни.
   Неприятно вздрогнувший Саня недовольно нахмурился. Ему, уже готовому отойти в иной мир, было крайне неприятно общение с живыми людьми, но и умереть под его несносное дребезжание он тоже позволить себе не мог. Саня поднял трубку и, услышав в ней голос своего начальника, представился:
   - Лейтенант Лобов слушает вас, товарищ полковник!
   - Лобов!.. Здравствуй!.. С прибытием тебя из командировки! Я так и подумал, что ты прямо с поезда отправишься на службу.... Поздравляю тебя, дорогой, с присвоением тебе досрочно очередного звания.... Желаю дальнейших успехов по службе и в личной жизни....
   - Спасибо, товарищ полковник, - через силу поблагодарил его Саня, которого людская похвала и пожелания уже мало трогали.
   - А что так невесело, наверное, устал во время командировки? - переспросил недоумевающий начальник. - Давай выкладывай, что там у тебя стряслось.
   - Так прямо с дороги пришлось идти на службу, а тут оказалось, что накопившихся дел невпроворот, - отделался общими словами Саня.
   - Понятно.... Ну, давай отдыхай.... На днях приеду и лично пожму тебе руку.
   Начальник отключился, а Саня еще несколько мгновений прислушивался к коротким гудкам, а потом положил трубку на место. Пришло его время. Саня достал из кобуры пистолет и, вспомнив нехорошим словом его прежнего хозяина, снял с предохранителя и передернул затвор.
   - Эх, Павел, Павел, - грустно покачав головою, прошептал Саня. - Я так тебе верил, а ты меня загубил....
   Загнанная им на самое дно своей бессмертной души глухая злобная раздражительность, вырвавшись наружу, еще сумела ослепить ему рассудок в последнее мгновение своей жизни.
   - Будь ты проклят! - выкрикнул со слезами на глазах Саня и нажал на спусковой крючок.
   Князя тьмы Сатану можно и нужно обвинять во всех смертных грехах, присуждать ему самые позорные клички и обзывать самыми похабными нехорошими словами, но кто из населяющих землю людей осмелится утверждать, что он закоренелый лентяй и лежебока. Этим очень желательным для людей качеством Сатана, конечно же, не обладает. Он с самого начала времен крутиться и вертится среди людей, как угорелый. Ему порою даже бывает некогда думать об исполнении своих, как и у любого другого живого существа, насущных потребностей. Он ежечасно, ежеминутно и даже ежесекундно занят разрешением постоянно требующих разрешения своих многочисленных обязанностей. Его хитроумную голову постоянно обуревают все новые и новые самые грандиозные мысленные задумки. И он, прежде чем начать принимать их для себя и претворять свои новые замыслы в жизнь людей, должен был не только их все самым тщательным образом обдумать, но и предусмотреть заранее все их негативные, после их претворения жизнь, для себя и своего темного дела последствия. А иначе нельзя. Очень нелегко ему одному бороться с все знающим и все для себя заранее определяющим воистину всемогущим небесным Творцом. Да, и к тому же, к слову сказать, его армия тьмы, в отличие от небесных ангелов, не так уж сильно ему помогает, как отрывает его от скорейшего улаживания очень часто возникающих между ними споров и разногласий. Нет, и еще раз нет! Руководить такой огромной армией нечистых существ очень даже хлопотное дело. И все эти нескончаемые хлопоты, уже не говоря о том, что сама деятельность по отвержению от небесного Творца его самых любимых детей совсем не простая и пагубно воздействует на все, что или кто соприкоснулся с нею даже на самое короткое мгновение. Она уже никогда не отставит бедолагу от своего тлетворного влияния на его слишком ранимую душу, и будет делать все от нее зависящее, чтобы не только окончательно испортить, но и сильно отяготить его вечное или короткое, как у смертных людей, существование. Вполне возможно, что только и поэтому бывший серафим и любимец Господа бога Сатана так сильно ожесточился сердцем, что его уже перестали тревожить не только людские по его вине страдания, но и своих испытывающих перед ним смертельный страх верных слуг и преданных сторонников. Сатана в своей нечестивой деятельности вездесущ и постоянно старается не упустить для себя ни одной возможности для склонения живого человека к греху, для внушения ему своих богопротивных мыслей и нечистых замыслов. Только поэтому он никак не мог позволить себе упустить такую благоприятную открывающуюся перед ним возможность заполучить в свои сети Саню Лобова. Он надеялся, наконец-то, заполучить для себя в самой могущественной в молодой стране Советов организации Государственной безопасности своего продавшегося ему с потрохами сторонника. На меньшую отдачу в своих ожиданиях, а, тем более, на полумеры, как в случае с генералом, он уже не был согласен. Он хотел сделать из Лобова Сани покорного исполнителя всех его повелений земного сторонника. Сатана, как и все его остальные нечистые слуги, был очень восприимчивым ранимым существом. Поэтому он сразу, как ему удалось уговорить генерала заставить Саню Лобова собственноручно расстрелять свою оказавшуюся по его вине врагом народа мать, уже начал рисовать в своей голове радужные для его нечистой души картины уже совсем скорой своей будущности. Он уже видел, как эта стоящая на страже трудового народа Государственная безопасность Советского Союза полностью находиться под его влиянием, что он находится не только в курсе ее деятельности, но и с легкостью склоняет к исполнению всеми ее членами одних только его пожеланий. А в том, что будет все так, а не иначе, он при условии, что Саня Лобов непременно попадет в его сети, уже не сомневался. Ему, при его неограниченных возможностях, не составит особого труда обеспечить быстрое продвижение своего сторонника в этой могущественной организации на вершину власти в Советском Союзе. Честолюбивого Сатану при этом нисколько не смущало, что он во имя будущего возвышения Сани Лобова должен был потерять многие тысячи, если не миллионы, своих в России сторонников. Нечувствительный к чужому горю и страданию уже давно утративший чувство сострадание Сатана потерями этих продавшихся при жизни ему вместе с потрохами сторонников из смертных людей не слишком огорчался. Он дорожил ими только тогда, когда они были ему необходимы и могли оказать существенную помощь по скорейшему претворению в повседневную жизнь людей своих великих и самых гениальных, по его мнению, задумок. Несказанно обрадованный вынужденным согласием генерала заставить Саню Лобова во имя своего спасения расстрелять свою оказавшуюся врагом народа мать, Сатана тут же невидимым обычными людьми закрутился около Сани Лобова, изо всех сил стараясь по возможности лучше его подготовить к уже совсем скорому тяжелому испытанию. При этом его главной и основной целью было вовсе не оказание хоть какой-нибудь помощи и поддержки попавшему в очень непростое положение Сане, а, прежде всего, его сломать и, подчинив своему влиянию, вынудить молодого парня согласиться на сотрудничество с извечным врагом всего человечества - Сатаною. Для достижения своего просто немыслимого желания у Сатаны были все основания. Кому-кому, а уж ему-то, было хорошо известно, какое значение придают живущие на земле люди своим матерям, как они берегут их во время жизни на земле и чтят. Он знал, что кроме матери, у человека уже нет, и никогда не будет, ничего более святого и ценного. И он нисколько не сомневался, что расстрелявший мать Саня Лобов непременно сломается, и что в тщетных попытках ухватиться в этой жизни хоть за что-то для удержания себя от рокового шага он непременно заключит с ним требуемое для Сатаны соглашения. Сатана во имя скорейшего исполнения своего заветного желания был готов на любое самопожертвование. Сатана не жалел ни своих немалых сил и чаще всего совершенно напрасных усилий, ни своего драгоценного, как и во всех нас, времени, ни своего насквозь лживого красноречия, и, тем более, всевозможных клятв и обещаний, которые он, впрочем, никогда не выполнял. Сатана в это время, если внушаемый им ужас на людей уже не действовал, с легкостью соглашался на любое унижение, он готов был даже пресмыкаться перед даже самым ничтожным человеком, но впоследствии всегда мстил вынудившему его пойти на подобное унижение обидчику самым жестоким образом. Сатана денно и нощно внушал Сане нужные ему для дальнейшего с ним сотрудничества мысли, которые Саня с охотою или с явным нежеланием, но воспринимал для себя как руководство к своим дальнейшим действиям. И так все в отношениях с Саней у него шло с переменным успехом более-менее благополучно вплоть до того времени, когда вконец растерявшийся свалившейся на его молодые плечи бедою Саня выстрелил из пистолета в седую материнскую голову. Хотя, если быть до конца правдивым, то следует отметить, что вряд ли в то время Саня смог бы нажать на спусковой крючок, если бы вконец обозлившийся на него за нерешительность Сатана не толкнул в нужном направлении его руку. Однако сам факт убийства Саней Лобовым своей мамы нисколько ни только не приблизил Сатану до безусловного исполнения своего желания, но и не придал ему уверенность, что он непременно завладеет его бессмертной душою. И вовсе не потому, что переполненные горестными переживаниями мысли Сани стали на некоторое время недоступными для влияния на них Сатаны. А только потому, что, пусть убитое материнское тело и свалилась в выкопанную для его захоронения глубокую яму, но отделившаяся от него бессмертная душа не убежала в ужасе от кружившегося около Сани нечестивого Сатаны, как он на это рассчитывался, а с вовсе непонятной для него решительностью принялась защищать своего сына-убийцу. И эта старая хрычовка, как уже успел обозвать маму Сани Сатана, на самом-то деле оказалось слишком упертой в противоборстве с поганым нечистым за влияние на сына. Она не только не устрашилась Сатаны, от одного ужасного вида которого разбегаются при одном его приближении даже самые смелые и отважные в этом мире существа, но и была готов драться с ним, как говориться, не на жизнь, а на смерть.
   - Уйди с дороги, несчастная! - злобно шипел ей Сатана. - Этот человек осмелился переступить запретную черту! Он сейчас находится в полной моей власти! После убийства своей матери, я уже могу с ним делать все, что мне заблагорассудится!
   - Это мой сын, а не твой, - гордо ответила Сатане бесстрашная душа мамы Сани. - Материнское право над своим дитем еще никогда и ни кем не оспаривалась. Даже не пытайся овладеть его душою, князь тьмы, я этого тебе никогда не позволю.
   - Я не советую тебе быть такой уж непочтительно дерзкою, несчастная, когда разговариваешь с самим князем тьмы! - злобно прошипел взбешенный ее смелостью Сатана. - Немедленно отойди от этого неисправимого грешника! Не смей мне мешать восстанавливать на земле истинную справедливость, наказывать возомнивших о себе вершителями человеческих судеб людей!
   - Никуда я не уйду от своего мальчика, князь тьмы, - тихо проговорила в ответ мама Сани. - Я не позволю всяким там нечестивцам соблазнять моего сына на еще большее грехопадение....
   - Ну, тогда держись, паскуда! - с негодованием выкрикнул уже вконец взбешенный Сатана. - Как ты смеешь отказывать в повиновении самому повелителю нечисти!
   Разъяренный ее неустрашимостью Сатана только намерился напасть на слабую по сравнению с ним душу, чтобы в бешенстве разорвать на маленькие кусочки ее призрачное тельце, как подувший от нее прямо в глотку дух его остановил.
   - Так эта душа оказывается из числа особо приближенных к небесному Творцу святош! - вскричал прямо затрясшийся от мгновенно пронзившей все его поганое тело нестерпимой боли Сатана.
   Мгновенно оценивающий все угрожающие ему неприятные последствия в случае, если он не оставит своих попыток запугать вставшую на пути осуществления заветного желания ничтожную человеческую душу, Сатана тут изменил свое поведение.
   - Пойми, несчастная, - проговорил вкрадчивым вызывающим доверия у живых существ голосом сделавший вид, что меняет гнев на милость, Сатана. - Я на этого человека не так просто напал, я обвиняю его в убийстве твоего тленного тела. Это по его милости ты преждевременно оставила земной мир. Он непременно должен быть примерно наказан по всем земным и небесным законам. Совершавший подобное просто неслыханное святотатство, человек уже лишается помощи и поддержки....
   - Даже и не пытайся запутать меня в своем коварном и насквозь лживом красноречии Сатана! - оборвала его излияния душа мамы Сани. - Мой сын не совершил никакого святотатства, он сделал это по моему настоянию, я сама просила его убить мое уже состарившееся тело.... Если во всем, как следует, разобраться, то в преступлении, в котором ты обвиняешь моего сына, больше вины твоей, а не его....
   Недовольно поморщившемуся после такого слишком прозрачного намека души мамы Сани Сатане пришлось отступить. Но он не привык так уж сразу отступаться от выбранной им для своей той или иной задумки жертвы на полпути при встрече хоть с любым неодолимым препятствием. Он все кружил и кружил возле охраняемого от его воздействия душою мамы Сани, в тщетной надежде, что ему все еще удастся подцепить молодого парня на какой-то свой крючок. А прямо сейчас, когда с самоубийством Сани его надежды окончательно рухнули, он только с досадою махнул своей поганою лапою и умчался по другим своим неотложным делам.
   Выстрела Саня уже не слышал. Его обмякшее тело наклонилось и свалилось на пол возле стола, а в дверь кабинета забарабанили встревоженные сотрудники, умоляя Саню открыть дверь. Но сам Саня уже не мог реагировать на их окрики. Его освобожденное мгновенно умершим телом душа, потихонечку раскачиваясь, уже висела под потолком над своим распростертым на полу телом.
   - И чего только они расшумелись и засуетились? - с явным неудовольствием подумала она. - Неужели до них не доходит простая житейская истина, что все эти их телодвижения совершенно излишки в то время, когда над миром установилась блаженная тишина и покой?
   Очумелый дежурный, наконец-то, отыскал запасные кличи, позволяющие обеспокоенным сотрудникам ворваться в кабинет Сани. Еще несколько мгновений в кабине царила почти мертвая тишина. Вбежавшие в кабинет сотрудники с ужасом вглядывались в лежащее на полу мертвое тело Сани Лобова. А потом все завертелось и закружилось в просто невыносимой для душ умерших людей нескончаемой суете. Душа Сани уже обрела способность видеть в людях все их самое сокровенное и самое скрываемое в реальной жизни. Только поэтому она сейчас с вполне понятной брезгливой неприязнью смотрела на окруживших ее тело сотрудников, которым она так необоснованно доверяла при жизни.
   - И это надежда и опора современной России!? - восклицала, с грустью покачивая своей воздушной головкою, душа Сани.
   Но в особенности ее не столько возмутила, как рассмешила, разыгрывающая роль безутешной вдовы Холида. Зная все в мельчайших подробностях о ее земной жизни, душа Сани попыталась уничтожить написанную еще при жизни свою записку, но у нее ничего не получилось. Душа ушедшего в иной мир человека не имеет права вмешиваться в жизнь продолжающих свое земное существование людей так же, как и живой человек не должен позволять себе вмешиваться в дела умерших. Душа может только осмысливать свою уже прожитую жизнь, но ей строго-настрого не позволяется ничего добавлять или поправлять в своей прошлой жизни. При виде замахавшей ей своими воздушными ручками за окошком души мамы Санина душа, безо всякого сожаления оставив свой бывший кабинет, помчалась к ней.
   - Мама! - кричала она, как оглашенная. - Я лечу к тебе! Как хорошо, что ты решила встретить меня сразу после моей неожиданной даже для меня самого смерти!
   Подлетев к своей мамочке, душа Сани одновременно и плача от горя и смеясь от радости встречи, опустилась на колени и принялась умолять маму простить своего непутевого сына. А та, с любовью всматриваясь в сохраненные смертью до боли родные ей черты Саниного лица, ласково прижимала к себе своего сыночка тихо шептала душе сына на ушко:
   - Не переживай, сыночек. Ты ни в чем и ни перед кем не виноват. Тебе на роду было суждено пережить весь этом ужас, иначе, ты никогда не смог бы освободиться от влияния внедрившихся в Советский народ слуг Сатаны, ты никогда не смог бы совершить то, что было тебе предназначено высшими силами в своей жизни. Своим поступком ты, сам об этом не подозревая, активизировал у людей приглушенное в последнее время доброе начало. Это их доброе начало, пересилив овладевшее в последнее время многими людьми ожесточение, злобное недоверие друг к другу, не растает, как снежная лавина, а превратиться и очень скоро в ту именно грозную ничем неодолимую силу, которая способна стать на пути размыкающегося круга зла. Только одно это доброе в душах живущих на земле людей начало способно не позволить этому, когда-то закрученному до предела князем тьмы, истощившемуся кругу распространять по Святой Русской Земле зло. Оно, сфокусировав исходящее от истощенного круга зло в плотный тоненький луч, направит его в свое время в нужное место к одной, уже заранее подготовленной и готовой к восприятию зла, обладающей в избытке уничтожающей зло высокой истинно нравственной добротою супружеской паре....
   - Разве подобные люди еще живут на земле, тем более, в нашей современной России!? - перебил свою мать засомневавшийся в ее словах Саня.
   - В нашей России, сынок, всегда было и будет даже в самом отдаленном будущем, несоизмеримо больше добрых и отзывчивых на чужое горе людей, чем плохих в любое время готовых пуститься во все тяжкое ради малейшей выгоды людей, - мягко поправила своего сына мать. - Но этот раз уже требуется не просто доброта людей, а именно та доброта, которая исходит от соединенных между собою огромным светлым чувством ничем неугасимой любви людей. Потому что только подобная доброта обладает достаточной силою и способно мгновенно уничтожать все встречающееся ей на пути зло....
   - Зло будет уничтожено и потихонечку отогревающиеся возле восторжествовавшего добра люди избавляться от господства над ними тьмы, - с некоторой долею сомнения закончил перебивший маму Саня и уже на полном серьезе добавил. - Я уже больше не верю в сказки, мама. Прошу тебя не поднимать мне настроения несбыточными мечтами. Нам сейчас лучше обсудить свое дальнейшее существование в этом подлунном мире, а все то, что должно в скором времени произойти на земле, нам лучше оставить живым людям. Им же, а не нам, продолжать жить на земле....
   - Не сомневайся, сынок, все будет именно так, а не иначе. К моему великому сожалению, зло будет уничтожено только в одном этом размыкающимся круге, а все, что будет происходить на земле дальше, находится в полной зависимости от проживающих сейчас на земле людей. Только одни люди смогут решить для себя, куда им направить в дальнейшем все усилия, и чем именно руководствоваться в своей дальнейшей жизни. Нечисть хорошо осведомлена о размыкающемся круге и не в ее интересах лишаться всегда так хорошо их поддерживающей и вдохновляющей на нечестивые дела этой подпитки. Предстоит беспощадная борьба между добром и злом. Но на этот раз темные силы уже будут лишены поддержки и помощи истощившегося круга зла. Но это для нас сейчас не самое главное, ты, сын, должен знать только одно: раз ты выполнил свое предназначение в жизни, то будешь непременно избавлен Творцом от невольно содеянного тобою зла. Ибо в этой жизни не будет никогда прощения только тому, кто не прожил до конца все, что было ему предназначено судьбою. Я очень рада, сынок, что мы снова обрели и полюбили друг друга.
   Отогревшаяся возле мамы душа Сани потихонечку светлела. Ее прохладная сумрачность осветилось светло-розовым сиянием, которая обогревала ласковой теплотою всех, кому посчастливилось в это время приблизиться к ней. Но не только испускающейся от нее ласковой теплотою отличалась чистая безгрешная душа Сани от окружающего ее множества других призрачных душ, она приобрела способность наполнять заблудшие души покоем и ценящимся ими на вес золота забвением.
   Сатана был вне себя от ярости. Ему и на этот раз не удалось пробиться в эту закрытую даже от него Государственную безопасность Советского Союза.
   - И откуда эти несносные большевики берут таких людей, которые с легкостью соглашаются на уход из жизни, вместо того, чтобы соглашаться на взаимовыгодное сотрудничество со мною, с князем тьмы Сатаною! - процедил сквозь плотно сжатые зубы взбешенный Сатана.
   Понимая, что соблазненного на подобный просто невозможный в Советском Союзе проступок генерала по головке не погладят, что высшее руководство вполне способно, как принято в России поступать с подобными авантюристами, сослать его куда-нибудь к черту на кулички, Сатана забеспокоился. Не желая, чтобы из-за не принесшей ему ничего, кроме напрасных беспокойств, авантюры лишаться, пусть строптивого и не очень послушного, агента в органах Комитета Государственной Безопасности Сатана тут же мобилизовал своих сторонников на его защиту. А потом уже и сам, поторопившись в свою излюбленную пещеру, начал с помощью волшебного чана отслеживать скрадывающуюся около генерала обстановку. Однако, как оказалось, этот с генеральскими погонами пройдоха не без помощи прорвавшихся в высшие структуры власти сторонников Сатаны ощущал самого себя довольно неплохо. Он еще и раньше обезопасил самого себя раскрывающими истинную сущность занимающих в руководстве страны высокие должности сатанинских сторонников протоколами наблюдений и доносами, а поэтому сейчас наотрез отрицал, что расстрел оказавшейся врагом народа матери руками ее собственного сына происходил вовсе не по его инициативе. Генерал, проявляя при этом всегда свойственную ему осторожность, утверждал, что подобным экспериментом он проверял надежность одного из своих подчиненных по поручению высшего руководства страны и коммунистической партии. Генерал до того умело состряпал свои неопровержимые доказательства, что у участвующих в его подталкивании к подобному решению сторонников Сатаны от страха даже сама земля затряслась под ногами. Обеспокоившись своей личной безопасностью они сделали все от них зависящее, чтобы эта неприглядная история не получила огласки. Засекретив все сведения по проведению подобной акции на долгие годы, они взяли с каждого участника этого не вписывающегося в политику Советского государства эксперимента подписку о неразглашении. Мгновенно сработавший инстинкт самосохранения заставил всех прорвавшихся в высшие структуры власти сатанинских приспешников не только открещиваться от хоть какого-то участия в подобном неприглядном эксперименте, но оборвать всякие связи с продолжающим внимательно за ними наблюдать генералом. И сделали это, по мнению тоже наблюдающего за ними посредством своего чана Сатаны, очень даже своевременно. Дело в том, что Сатана вместе со своими нечистыми слугами в последнее время внедрил во всевозможные властные структуры Советского Союза до того много продавшихся ему вместе с потрохами своих сторонников, что те уже начали безо всякого стеснения творить самый настоящий беспредел. Они не только не позволяли обращающимся к ним за помощью простым советским людям добиться хоть какой-нибудь правды, но и установили надежный заслон для продвижения в эти властные структуры честных и совестливых людей. Не пытающийся их останавливать Сатана с удовольствием наблюдал, как эти считающие самих себя людьми высшего сорта самой настоящей элитой общества жалкие презренные ничтожества с яростной пеной у рта нападали на любого, в ком видели своего соперника на достойное место у общественной кормушки. Сатану и его ставленников не надо было учить, как им избавляться от случайных людей, особенно от таких с помощью которых Советская власть могла бы со временем очиститься от паразитирующих на самоотверженном труде Советского народа сатанинских прилипал. Они с легкостью могли оболгать угрожающего их положению человека, возвести на него напраслину или с помощью как бы вполне законных мер отправить его в сумасшедший дом, а то и в самые, что ни есть, отдаленные места. Сатана смотрел на творимые ими повсеместно бесчинства и от охватывающего его при этом ликования вопил в свой ни на что не реагирующий колдовской чан.
   - Наконец-то, я понял, как мне снова закабалить этот необычайно строптивый русский народ! И пусть эти русские людишки больше даже не надеяться на мое снисхождение! Я их опутаю такими прочными силками своих хитросплетений, что они, бросаясь из стороны в сторону, уже совсем скоро начнут жалеть, что вообще родились на этот белый свет!
   Так оно, по всей видимости, и было бы, если на его беду в России еще не оставалась старая гвардия большевиков. Стойкие искренние коммунисты, осознавая опасность от складывающейся в последнее время в Советском Союзе обстановки, повели решительную борьбу с пробравшимися в органы Государственной власти сатанинскими приспешниками. И те один за другим детками и сотнями начали отправляться в места не столь отдаленные, в которых для таких подобных умников было организовано трудовое перевоспитание. Участившиеся аресты его ставленников не напугали Сатану.
   - Какой бы частою не была заброшена Советской властью сеть, ей, все равно, вовек не избавиться от моих сторонников во властных структурах. Для моих нелюдей в земном мире нет, и никогда не будет, ничего не дозволенного, они непременно выживут в любых даже в самых невыносимых условиях, - думал освещающийся своей мрачной дьявольской ухмылкою Сатана.- Но что мне делать с этим готовым в любое время разомкнуться истощающимся кругом зла? - перенаправил свои мысли на более насущную для него проблему Сатана. - Как мне умудриться сохранить его для уже приученных получать от него в осложняющихся ситуациях подпитку своих слуг?
   Чем больше думал о круге зла Сатана, тем больше склонялся к мысли, что ему вряд ли стоит так уж немедленно расправляться с немало досадившим ему Козловым Антоном, с которым он намеревался вплотную заняться, после разрешения вставшей перед ним проблемы с Саней Лобовым.
   - Эх, Антон, Антон, - не без сожаления нашептывал вслух немало обескураженный Сатана, - как же и с чьей помощью тебе удается восставать против самого могущественного существа в этом мире, прозванного людьми Сатаною, и оставаться при этом безнаказанным. Но вряд ли стоит тебе и дальше обольщаться своим просто невероятным для простого смертного человека везением. Тебе лучше поверить, что у меня, Сатаны, еще имеется в запасе немало возможностей, чтобы сделать твою дальнейшую жизнь в этой ненавистной мне России просто немыслимой для живого человека. Знай и никогда не забывай, что у меня, несмотря на организованные Советской властью репрессии против моих ставленников, все еще достаточно обладающих высокими полномочиями продавшихся мне вместе со всеми своими потрохами сторонников, которые сразу же, после моей отмашки, начнут портить и усложнять твою несчастную жизнь.
   Обеспокоенной уже совсем другой ставшей перед ним проблемою Сатана тут же, не откладывая решения этого вопроса, как говорится, в долгий ящик, принялся обдумывать и тщательно анализировать все, что происходило с Антоном в данное время, и как он намеревался с ним поступить в дальнейшем. Не забывая, что Антон, пусть и сам обо всем этом не зная, принес ему немало напрасных беспокойств и огорчений, Сатана не намеревался щадить бедного парня, поэтому сейчас он не останавливался на более легких путях достижения желаемого. А с каким-то несвойственным ему ранее упорством придумывал для себя все новые ходы, которые не только в известной степени гарантировали ему успех, но и немало усложняли и без того жалкое существование Антона.
   Успешно завершив не очень приятное поручение своего шефа, Павел расслабился и, не желая больше терзаться измучившими его в последнее время сомнениями, полностью отдался ощущениям наслаждения жизнью. Судьба была к нему благосклонной. И он все дорогу заливался голосистым соловьем в обществе трех ехавших вместе с ним в купе симпатичных подружек. Услужливый проводник не уставал обслуживать щедрого пассажира шампанским, а дамы были просто в восторге от его мужского обаяния. Веселье было в самом разгаре. Подоспевший с очередной бутылкою шампанского проводник наполнил выделяемые им только для самых почетных пассажиров бокалы вином и только намерился вернуться к своим непосредственным обязанностям, как прямо на его глазах произошло самое невероятное, произошло то, чего вообще не должно было происходить на территории атеистического Советского Союза. При виде подобного непотребства разогретые шампанским дамы истошно завопили и забились в истерике от объявшего их впечатлительные натуры ужаса. Бокалы перевернулись и стекающие со столика на пол вагона ручейки шампанского потекли по подолам их платьев. Выскользнувшая из рук опешившего проводника бутылка с остатками шампанского загремела по полу в такт мерно раскачивающегося на ходу вагона. Произошло такое просто невероятное для здравомыслящих советских граждан, что даже опытный следователь из линейной уголовной милиции, не поверил сбивчивому рассказу насмерть перепуганных пассажирок.
   - Не может этого быть! - воскликнул он в ответ. - Не может советский человек взять и просто так без видимой причины исчезнуть! Что-то вы не договариваете, гражданки!? Я не советую вам скрывать произошедшее прямо на ваших глазах преступление подобной несусветной чепухою! Вам лучше во всем признаться и рассказать все, что в этом купе только что происходило!
   - Мы и сами не поверили бы в случившееся, если бы совсем неожиданное для нас исчезновение пассажира не произошло прямо на наших глазах, - возражали следователю испуганно ойкавшие дамы.
   - Вы подтверждаете показание этих гражданок? - спросил следователь у проводника.
   - Подтверждаю, товарищ начальник, - подрагивающим голосом проговорил все еще не пришедший в себя проводник. - В это трудно поверить, но все было именно так.... И надо же было подобному непотребству произойти в моем вагоне....
   - Не в вашем, а в государственном вагоне, - поправил его незнающий, как ему отобразить их показания в протоколе, следователь.
   Допросив свидетелей, следователь приступил к осмотру вещей исчезнувшего прямо из купе пассажира. Открыв небольшой чемоданчик, и не обнаружив в нем ничего стоящего его внимания, следователь потянулся к висевшему на крючке пиджаку поднявшего весь этот сыр-бор пассажира. Внимательно осмотрев пиджак со всех сторон, он вытащил из внутреннего кармана бумажник, в котором обнаружил, кроме нескольких денежных купюр, фотографию молодого парня с девушкою и удостоверение личности. Опытному следователю было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что изображенный на фото парень был совсем не похож на того, который смотрелся на вклеенной в удостоверение личности фотографии.
   - Который из них ваш попутчик? - уточнил он у не спускающих с него любопытствующих глаз уже начавших понемногу приходить в себя попутчиц.
   - Это он, - дружно проговорили они, указывая на вклеенную в удостоверение личности фотографию.
   - Как бы мне и самому не исчезнуть вместе с этим офицером, - с неудовольствием подумал про себя узнавший из удостоверения личности, что пропавший самым непонятным образом пассажир служит в Политическом управлении, следователь
   Составив протокол опроса свидетелей, следователь приказал сопровождающему его милиционеру собрать вещи исчезнувшего гражданина и на следующей остановке сошел с поезда.
   - Хотел бы я знать, чья это шутка, - злобно прошипел взбешенный Павел и сам не понимающий, как это он так вдруг ни с того и ни сего оказался в тамбуре вагона.
   Мимо него, не обращая никакого внимания на ошеломленного Павла, проходили пассажиры, а один из них до того бесцеремонно его толкнул, что не ожидающий подобного с ним обращения Павел со всего размаха врезался в открывшуюся перед ним дверь.
   - Товарищ!? - окликнул по-прежнему не обращающего на него внимания пассажира Павел. - Нельзя ли быть немного осторожнее!? Или вы не видите, что в тамбуре находятся люди!?
   - Успокойся, - насмешливо буркнул стоящий рядом с Павлом в тамбуре вагона старик. - Тебе лучше самому быть более внимательным.... И перестань напрасно злиться и угрожать людям, которые тебя не только не видят, но и не слышат....
   - О чем ты только бормочешь, дед!? - с раздражением огрызнулся задетый его словами Павел. - Как они могут меня не видеть и не слышать!? Я же тебе не какой-то там человек-невидимка, а офицер Политического управления!..
   - Своего нынешнего положения тебя, мой друг, пока не понять, - недовольно буркнул осветившийся пренебрежительной ухмылкою старик. - Ты лучше подготовься выпрыгивать из этого вагона.... Мне в отличие от неисправимых курильщиков очень не нравятся пропахшие табаком тамбуры.
   - Мне с вами, дедушка, не по пути, - проговорил ухватившийся за дверную ручку Павел. - Вы можете идти, куда вам хочется, а я вернусь в свое купе.
   Ничем не прореагировавший на возражение Павла старик открыл дверь вагона и соскочил с поезда. Но то, что пожилой человек соскочил с мчавшегося в сторону Москвы поезда, не напугала Павла. У него в это время не было не только желания, но и возможности, обо всем этом даже подумать из-за потянувшей его вслед за стариком невидимой и совсем непонятной для обескураженного Павла силы. Он отчаянно сопротивлялся, не желая выпускать из рук схваченную еще до слов стрика ручку двери, но с легкостью преодолевшая сопротивление Павла сила выдернула его из вагона, как нашкодившего котенка. Приземлившийся возле железнодорожного полотна Павел, подталкиваемый все той же неодолимой для него силою, поспешил за уходящим по бегущей вглубь леса тропинке стариком.
   - Куда вы меня тянете!? - завопил подбежавший к старику возмущенный Павел. - Немедленно отпустите меня, если не хотите для себя неприятностей! Я вам не какой-то так простой советский гражданин, а офицер Политического управления!
   Остановившийся старик с раздражением оттолкнул от себя Павла и, сойдя с тропинки, уселся на торчавшем из травы невысоком трухлявом пне.
   - Вот, гадина, - беззлобно выругался, недовольно вращая вытаращенными глазами, старик, - совсем замучил меня своими проклятыми смертными людьми. Только я успел освободиться от предыдущего проклятого, как он мне уже нового подсунул.... Я только намерился побродить в приятном и давно мною желанном одиночестве по земле, чтобы познакомиться с незнакомыми мне раньше странами и континентами, а он взял и подсунул мне этого проклятого офицера. Ох, горе ты мое луковое.... И когда же я, наконец-то, избавлюсь от всех этих насильно навязанных мне в попутчики проклятых смертных людей, когда же я смогу зажить так, как хочу сам?..
   - Ничего не понимаю, - проговорил в недоумении пожимающий плесами Павел.
   - А тебе уже поздно понимать, милок, - недовольно проворчал старик, - иди за мною и не рыпайся, а то без ужина оставлю. Я, пусть добродушный леший, но иногда бываю даже очень строгим с переданными мне под опеку проклятыми людьми....
   Антон приобрел в кассе билет и сейчас уже второй час подряд беспокойно прохаживался по автобусной остановке. Ему так и не удалось узнать: освободили ли вместе с ним Валю. Стоило ему только спросить об этом у следователя Игнатова, как тот, не отрываясь от книги учета содержащихся в камерах подследственных, заорал на него:
   - Освободили тебя, так и беги на свободу радовать жизни! Нечего тебе задавать глупые вопросы! Здесь тебе не справочное бюро!
   Ни на одно мгновение не желающая успокаиваться жизнь, от которой он уже успел отвыкнуть, постоянно отвлекая его задумчивое внимание на себя, не оставляла Антона наедине с беспокойными думами о своей любимой. Вглядываясь в показывающиеся ему сейчас глупые и несуразные проявления окружающего мира, раздражающийся Антон с неудовольствием хмыкал вовсе не из-за того, что все вокруг приобретала для него уже совсем иной, чем для остальных людей, смысл и значение. Все происходящее в данное время около Антона представлялось ему каким-то нереальным и сказочно волшебным. После пережитых им ужасов в поселке "Цветок ада" и угнетающе действующих на любого человека днях в камере предварительного заключения, Антону уже было трудно представить, что на земле еще может быть нормальная не отягощенная излишними тяготами и лишениями жизнь. Всматриваясь в не перестающие удивлять проявления окружающей его жизни, Антон не верил, что и для него, начиная с сегодняшнего дня, наступила относительно спокойная и размеренная жизнь, что все происходящее с ним раньше уже можно было забыть, как кошмарный сон.
   - Наш автобус скоро должен отправиться, - услышал он рядом с собою чей-то звонкий до боли знакомый голос, - я сама видела, как водитель автобуса входил к диспетчеру.
   Обернувшийся Антон увидел остановившуюся возле него Валю. Она стояла, повернувшись к нему спиною, и разговаривала с председателем рыбацкой артели. Вздрогнувший от неожиданности Антон попытался ее окликнуть, но их неожиданная встреча до того сильно на него подействовало, что отказывающиеся ему повиноваться губы промычали что-то совсем несуразное. Услышавшая его всхлип Валя обернулась и бросилась ему на шею.
   - Антон, родной мой! - вскричала расцеловавшая ему обе щеки Валя. - Ты уже вернулся из того ужаса живым и невредимым!?
   Антон ласково гладил прижимающуюся к нему Валю, и слезы радости покатили по его сияющему от счастья лицу.
   - Нашелся, - не стесняясь посторонних, шептала ему Валя, - а я уже даже и не надеялась снова тебя увидеть....
   - Как же я мог не вернуться к той, - прошептал в ответ Антон, - которая, несмотря ни на что, продолжает мне верить и ждать....
   - Ждала, родной мой, ждала, - еле слышно шептала Валя. - Ох, и как же я тебя ждала!..
   Только тогда, когда охватившее их при неожиданной встрече волнение немного улеглось, они, наконец-то, вспомнили и о скромно стоящем в сторонке председателе рыбацкой артели.
   - Простите меня, - поспешил повиниться перед ним Антон, - я принес вам столько неприятностей....
   - Ты ни в чем не виноват, Антон, - добродушно буркнул в ответ председатель. - Во всем виновата наша разнесчастная жизнь. Она, проклятая, иногда так закрутит ни в чем не повинного человека, что тот уже и не знает, как ему от нее отделаться.
   Тем временем подкатил к автобусной остановке нужный им автобус. И они, усевшись рядышком на задних сидениях, всю дорогу промолчали. Им, снова обрекшим друг друга, слова были не нужны. Они сидели тихо, побаиваясь даже неосторожного вздоха, чтобы не спугнуть свое еще не окрепшее счастье. Так они и просидели, пока автобус не привез их в приморское поселение. Вышедшая из автобуса Валя тихо прошептала Антону:
   - Отправляйся в баньку, а я заскачу на минуту проведать маму.... Потом приду к тебе сама....
   - Валя, - попытался образумить ее Антон. - Стоит ли нам торопиться с совместным проживанием?.. Что могут подумать о нас люди?..
   - Молчи, мне нет никакого дела до мнения других людей, - недовольно буркнула Валя. - Я боюсь снова тебя потерять, поэтому и не хочу оставлять тебя в одиночестве.... Ты, мой дорогой, начиная с сегодняшнего вечера, уже будешь постоянно находиться под моим пристальным надзором.
   И она, чмокнув Антона в щечку, побежала обрадовать своим освобождением мамочку.
   - Не забудь завтра утром выйти на работу, Антон, - предупредил его председатель артели. - Отдых закончился, пора принимать за дело. За нас никто не будет ловить в море рыбу.
   Окинувший председателя артели благодарным взглядом Антон в ответ только согласно кивнул головою.
   Возвратившийся из командировки генерал ощущал самого себя именинником. Затеянный им по подсказке Сатаны эксперимент удался. И он сейчас, представляя в своем воображении, как станет хвастаться безграничной преданностью партии и правительству подчиненных ему офицеров.
   - Вот каких орлов я воспитываю, - неустанно повторял он про себя.
   Насвистывая мотив одной модной в последнее время песни, генерал поднялся по широкой лестнице особняка в свой кабинет, в обширной приемной которого его уже с нетерпением поджидал расстроенный секретарь.
   - Ну, что там у тебя, докладывай! - с раздражением выкрикнул недовольно поморщившийся генерал.
   - Исчез старший лейтенант Кравченко, товарищ генерал! - доложил немногословный секретарь.
   - Куда он мог исчезнуть? - недовольно буркнул генерал. - Он же офицер Государственной безопасности, а не иголка в стоге сена! Отыщем! Потом зайдешь ко мне с более подробным докладом об этом просто неслыханным происшествии!
   Приподнятого настроения как не бывало. Генерал, громко хлопнув дверью, вошел в кабинет, а перепуганный секретарь нервно перебирал, проверяя все на месте, полученные им сегодня бумаги. Через десять минут он, робко постучав в дверь, заглянул в кабинет генерала.
   - Разрешите, товарищ генерал!
   - Входите! - не предвещающим ничего хорошего голосом буркнул генерал.
   Бесшумно проскользнув по натертому до зеркального блеска паркету, секретарь подошел к генеральскому столу и протянул ему бумаги. Молча принявший их генерал, положив бумаги перед собою на стол, протер запотевшие стекла очков и, подчеркивая самые интересные места химическим карандашом, просмотрел протоколы предварительного дознания.
   - Что это за галиматья!? - потребовал он ответа у замершего перед ним секретаря.
   - Это протоколы допроса следователем свидетелей исчезновения старшего лейтенанта Кравченко, - пояснил оробевший секретарь.
   - Это не протоколы допроса, а чушь собачья! - отшвырнув бумаги в сторону, вскричал взбешенный генерал. - Мистика, какая-та, они в этой линейной милиции, по всей видимости, уже все с ума сошли!? Если мы заведем дело по этим дурацким протоколам, то все просто поднимут наше ведомство на смех! Это все!?..
   - Нет, товарищ генерал, - смущенно пробормотал секретарь. - Вместе с этими бумагами еще передали личные вещи старшего лейтенанта Кравченко и вот этот бумажник....
   Рассерженный генерал выхватил бумажник из рук секретаря и, раскрыв его, вытащил вложенную в него фотографию. Изображенная на ней очаровательная молодая женщина привлекла его внимание. И он, приглядевшись к ней уже более внимательно, узнал в обнимавшим эту женщину того офицера, которого он был вынужден по требованию Сатаны и его прихвостней заставить застрелить оказавшуюся врагом народа мать.
   - Ну, и красавица! - не удержался от восхищенного возгласа генерал. - И где только этот еще не оперившийся птенец ее откопал! Подобная красота не так уж часто встречается в нашей жизни. Ей место не в том захолустье, а в Москве.
   Всматриваясь в застывшие на фотографии черты понравившейся ему женщины, он словил себя на мысли, что не пожалел бы в своей жизни ничего, что согласился бы на самое настоящее безумство только для того, чтобы заполучить эту красавицу себе.
   - Теперь я уже могу понять, почему этот сорванец так безропотно согласился на расстрел своей матери. И я тоже, наверное, только для того, чтобы удержать эту красавицу возле себя согласился бы на многое. Такие, к слову сказать, красавицы просто обязаны знать свою ценность для нас, мужчин. К сожалению, она уже замужем за этим молодым и еще совсем не опытным в жизни лейтенантом, - с еще большим неудовольствием отметил про себя генерал. - Вряд ли он сможет ее оценить, а, тем более, понять для себя, каким сокровищем он обладает.
   Еще немного полюбовавшийся ее ни с чем несравненной красотою генерал отложил фотографию в сторону, а бумажник отдал секретарю.
   - Составь приказ с объявлением выговора этому горе-следователю, чтобы он больше не занимался подобной ерундою и не пытался опорочить офицеров Политического управления! Пошли по указанным адресам нашего офицера и пусть он снимет нормальные показания с этих олухов царя небесного! Да, объявите во всесоюзный розыск старшего лейтенанта Кравченко! На этом пока, как я думаю, будет вполне достаточно....
   Записавший все указания генерала в блокнот секретарь молча удалился. Но на этом сегодняшние неприятности для генерала не закончились. После обеда его снова встретил хмурый секретарь и передал генералу для ознакомления книгу с телефонограммами.
   - Кого ты еще ознакомил с этим происшествием? - уточнил прочитавший телефонограмму генерал у секретаря.
   - Никого, я только что получил ее по телефону....
   - Тогда знай, что об этой телефонограмме ты еще не только ничего не слышал, но и ничего о ней не знаешь! - со злостью вырывая злополучный листок из книги, распорядился генерал. - Немедленно соедини меня с начальником областного управления....
   И он в ожидании, пока секретарь соединится по телефону с областью, вошел в кабинет и, запрокинув голову на спинку кресла, пробормотал вслух:
   - Решил подложить мне свинью, гаденыш.... Недаром народная мудрость утверждает, что яблоко от яблони далеко не падает....
   Зазвенел телефон. Генерал поднял трубку и, после недолгого выслушивания оправданий начальника областного управления Государственной безопасности, с раздражением выкрикнул:
   - Да, я приказывал проследить за лейтенантом Лобовым и докладывать мне обо всем, что с ним происходит, но я не приказывал вам поднимать из-за всяких пустяков излишнего шума! По всей видимости, лейтенант Лобов, после известных событий, просто неосторожно обращался с оружием, а вы раскричались на весь Советский Союз о его якобы самоубийстве!
   Потом он снова вслушивался в сбивчивые объяснения начальника областного управления и в конце заметно подобревшим голосом тихо проговорил:
   - Это очень хорошо, что об этом еще никто ничего не знает. Ждите меня.... И до моего приезда ничего не предпринимайте.
   Положив телефонную трубку на место, генерал взял в руки фотографию и, всмотревшись в лицо красавицы, еще тише прошептал:
   - Может мне просто повезло, что этот оболтус сам застрелился.... Эта красавица очень вовремя освободилась от своего непутевого мужа. Теперь мне с превеликим удовольствием придется успокаивать несчастную вдову.
   Засунув фотографию с понравившейся ему женщиною во внутренний карман, уже немного приободрившийся генерал вызвал секретаря.
   - Подготовь командировочные документы и билет на ближайший самолет. Мне надо срочно улететь в область, чтобы самому разобраться в этом происшествии.
   - Слушаюсь! - отрапортовал даже вида не подавший свое удивление на решение генерала самому заняться расследованием такого незначительного происшествия секретарь и вышел из кабинета.
   - Едем в управление? - уточнил у генерала встретивший его в аэропорту офицер.
   - Нет, прямо в район! - отрывисто бросил ему нахмурившийся генерал.
   - Но мой начальник хочет встретиться с вами, товарищ генерал...., - попытался возразить тот, но генерал остался в своем решении непреклонным.
   - Подождет! Я к нему заеду на обратном пути!
   Пожавший в недоумении плечами встречающий офицер был вынужден подчиниться. И машина, потихонечку набирая обороты, стремительно понеслась по ведущей в район дороге, оставляя за собою длинный шлейф пыли. В районном поселке их встретил приехавший туда заранее полковник Ненашев.
   - Тело лейтенанта у родных!? - спросил у него вышедший из машины генерал.
   - Никак нет, товарищ генерал! - отрапортовал полковник. - Я распорядился оставить покойника в кабинете из-за сильно переживающей за его преждевременную смерть жены.
   - Понятно, - недовольно буркнул генерал. - Тогда пойдем, посмотрим на нашего героя....
   Поднявшиеся в кабинет офицеры безмолвно постояли возле уложенного на двух приставленных друг к другу лавках тела лейтенанта Лобова.
   - Когда состоятся похороны? - прервал затянувшееся молчание генерал.
   - Сегодня вечером, - услужливо подсказал полковник Ненашев.
   - Надо бы их ускорить! Я не могу так долго ждать! - сумрачно бросил генерал и распорядился прислать к нему следователя.
   И офицеры, оставив генерала наедине с покойным, вышли из кабинета.
   - Старший лейтенант Игнатов прибыл по вашему приказанию, товарищ генерал! - отрапортовал вбегающий в кабинет запыхавшийся Сережа.
   - Вы расследуете дело об убийстве затаившимися в вашем районе врагами Советской власти лейтенанта Государственной безопасности!? - уточнил у него всем своим видом показывая, что об ни каком самоубийстве не может быть и речи.
   - Так точно, товарищ генерал!
   - Доложите мне, что здесь произошло на самом-то деле!
   - Лейтенант Лобов, товарищ генерал, после возвращения из командировки, при неосторожном обращении с оружием прострелил себе голову в области виска, отчего и скончался.
   - Понятно, - задумчиво побарабанив пальцами по столу, пробасил генерал. - Но мне говорили, о какой-то там предсмертной записке, где она сейчас находится?
   - Она у меня, товарищ генерал.
   Сергей открыл принесенную им с собою папку и, вытащив из нее листок бумаги, передал ее генералу. А тот, после внимательного прочтения, достал из кармана кителя зажигалку и поджег этот злополучный листок. Наблюдая, как пламя уничтожает единственную улику его преступления, генерал думал о своей нелегкой службе и о том, сколько еще правды на роду своей деятельности ему придется исказить, сколько еще смертных приговоров будет приведено по его указаниям и с его молчаливого согласия. И он будет вынужден все это делать не во имя спасения самого себя от возможных неприятностей, а во имя той счастливой жизни, которой скоро заживет весь Советский народ, дорогу к которой он сейчас так усердно расчищает.
   - И как же жаль, - думал генерал, - что народ так никогда не узнает наших жертв, никогда не узнает, на что мы сейчас должны решаться, в какой грязи нам сейчас приходится копаться только ради того, чтобы ему никто не мешал строить свое счастливое будущее. Но, вполне может, что я зря сейчас сетую на свою, пусть и так необходимую для Советского народа, но чаще всего неблагодарную для нас службу. Возможно в будущем, когда необходимость в такой нашей службе народу отпадет, советские люди все-таки оценят нашу сегодняшнюю жертвенность, воздав нам по нашим заслугам во имя их будущей счастливой жизни. Все может быть, но в любом случае мы будем и дальше продолжать служить верою и правдою во имя нашей высокой цели.
   - Товарищ генерал, - доложил вошедший в кабинет полковник Ненашев, - к похоронам лейтенанта Лобова все подготовлено.
   - Не забыли послать за его женою? - уточнил генерал.
   - Никак нет, товарищ генерал, за нею уже послана машина.
   - Тогда вы распоряжайтесь здесь, а я пойду ее встретить.... Мне надо выразить ей соболезнование от имени нашего ведомства и заверить, что мы в постигшем несчастье не оставим ее в одиночестве....
   Торопливо сбежавший по лестнице генерал еще успел не только открыть дверь у остановившейся возле подъезда машины, но и подать руку заплаканной Холиде.
   - Вдова выглядит в жизни намного лучше, чем на фотографии! - не удержался от тихого восхищенного возгласа окинувший Холиду оценивающим взглядом генерал.
   И он, с трудом справившись с охватившим его волнением, поторопился скорчить скорбное лицо и охрипшим от возбуждения голосом проговорить:
   - Мы сочувствуем вашему горю и готовы сделать все, чтобы вы, несмотря на свою тяжелую утрату, не ощущали себя одинокой и несчастной.
   - Спасибо за добрые слова и сочувствие, - с еле заметной ноткой кокетства грустно проговорила уловившая похотливый взгляд генерала Холида. - Вряд ли хоть кто-нибудь способен утешить только что потерявшую своего защитника и кормильца несчастную вдову.
   - Вы не должны даже сомневаться в наших возможностях, - тихо прошептал целующий ей руку генерал, - но об этом, если вы не возражаете, мы поговорим уже после похорон вашего супруга.
   Холида в знак своего согласия кивнула головою и поспешила к телу Сани. Еще немного подождавший генерал махнул рукою, и траурная процессия под грустную мелодию заигравшего оркестра неторопливо выехала на прилегающую к районному отделу внутренних дел улицу. Не позволяющий себе расслабляться генерал все время во время похорон играл роль утешителя убитой горем вдовы. Поэтому никто не заподозрил ничего оскорбительного по отношению к покойному, когда он предложил ей отвести ее домой на машине. Холида, охотно опершись локотком об его сильную мужскую ладонь, благодарно кивнула в ответ учтивому генералу.
   - И что вы намереваетесь делать дальше? - поинтересовался генерал, когда они вошли в ее богато обставленную просторную квартиру.
   - Я об этом еще не думала, - с легким вздохом проговорила своим бархатным голосочком Холида. - Наверное, снова вернусь в театр.....
   - Я не хотел бы, чтобы вы поняли меня превратно, но я человек военный и буду говорить с вами прямо, - тихо проговорил хриплым от охватившего его волнения голосом генерал. - Как вы отнесетесь к моему предложению вам сердца и руки?.. Москва - город большой. Если вы заходите продолжить работу в театре, то я смогу с легкостью вас в Москве устроить. Чего-чего, а уж этих театров в Москве предостаточно....
   - Но согласятся ли они взять провинциальную актрису? Принять участие в игре столичных трупп всегда много желающих.... У них, наверное, очень строгие критерии для отбора артистов, а я, проведя свои лучшие годы с мужем в этой глуши, уже, наверное, растеряла все свои навыки....
   - Но не свою красоту, не свою ни с чем несравненную прелесть и очарование, - горячо возразил ей еще больше распалившийся желанием непременно заполучить для себя эту сейчас такую несчастную и растерянную вдову генерал. - Поверьте, что мне не составит особого труда устроить вас в любой из столичных театров. Но я все же предпочел бы видеть вас хозяйкою в моей холостяцкой квартире.
   - Вы меня так соблазняете, - притворно зарыдала Холида. - А я только что потеряла своего обожаемого мужа.... И не должна думать о повторном замужестве.
   - Я виноват перед вами! - взмолился опускающийся перед нею на колени генерал. - Но поймите и вы меня! Если я сейчас с вами не договорюсь, то уже больше вряд ли смогу с вами встретиться! Я занимаю в структуре Советской власти немалый пост. Мои обязанности по службе расписаны не по дням и даже не по часам, а по минутам. Я могу понять, что вам нелегко сейчас решиться оставить поселок с дорогой могилою, но я вас не тороплю. Поживите еще здесь немного, а когда немного успокоитесь, приезжайте ко мне в Москву.
   - Боюсь, что мой отъезд в Москву произойдет совсем нескоро, - не без сожаления прошептала в ответ на предложение генерала Холида.
   - Почему? - невольно вырвалось у недоумевающего, что еще может держать молодую красивую женщину в таком захолустье, генерала.
   Холида осушила платочком свои мокрые глазки и твердым голосом проговорила.
   - Я не смогу уехать из поселка до тех пор, пока не отомщу человеку, который, как я думаю, подтолкнул моего мужа к самоубийству.
   - Но кто он, этот спрятавшийся среди советских людей враг? Как он сумел это сделать? - потребовал у нее объяснений понявший, что у него появляется на случай, если это неприглядная история всплывет в верхах, более правдоподобная версия для объяснения смерти лейтенанта Государственной безопасности Лобова генерал.
   И разрыдавшаяся на его груди Холида поведала все, что только могла придумать ее красивая головка, о закоренелом преступнике Козлове, о его роли в трагичной смерти своего еще совсем не опытного в жизни мужа.
   - Этот Козлов был освобожден из-под ареста в день смерти вашего мужа? - уточнил ухватившийся в эту так удачно подсказанную ему вдовой Сани Лобова версию генерал.
   - Он был освобожден из тюрьмы в день смерти мужа, - подтвердила Холида. - О подробностях его освобождения вам может рассказать следователь Игнатов.
   - Но этот обозлившийся за свой арест Козлов вполне мог убить вашего мужа, - подсказал несчастной вдове свое собственное предположение генерал.
   - Вполне возможно, что он убил моего мужа, - согласно пролепетала не ставшая с ним спорить Холида. - И даже посмертную записку не поленился подделать, негодник. Мой муж при жизни носил меня на руках.... А разве может любящий человек согласиться добровольно уйти из жизни?
   И она, упав на генеральскую грудь, снова начала заливаться горькими вдовьими слезами. Генерал, прижав к себе вздрагивающее от неутешных рыданий тело вдовы, ласково погладил по уткнувшейся в его плечо ее головке.
   - Если вы, моя прекрасная принцесса, не желаете уезжать из поселка только ради своей мести, - еле слышно прошептал поднимающий ее горюющую головку и целующий в мокрые от слез щечки генерал, - то можете считать этого Козлова уже покойником. Вы уже можете даже не сомневаться, что его вина в убийстве вашего мужа уже доказана, и что ему от нашего справедливого народного суда уже не отвертеться. Мы не можем позволить детям бывших врагов народа мешать созидательному труду Советского народа, особенно, если его некоторые представители такие прекрасные, как ты, моя душечка.
   Услышав о скорой возможной смерти Антона, означающей, что и она сама становится обычным смертным человеком, затрясшая от охватившего ее ужаса Холида вырвалась из объятий генерала.
   - Что с вами, моя чаровница!? - вскричал не ожидающий подобной ее реакции на его слова генерал. - Чем я мог обидеть свою ненаглядную голубку, что она начала отталкивать меня от себя!?
   - Я не хочу, чтобы этого Козлова расстреляли! Не хочу для него такой легкой скорой смерти! Человек, который загубил все мои надежды на возможную в будущем счастливую жизнь, вполне достоин, чтобы вся его жизнь превратилась в одну большую незаживающую рану, чтобы он в отместку за убийство моего мужа еще долго мучился и страдал....
   - Это уже сделать будет намного труднее, но я обещаю своей несравненной голубке, что сделаю все возможное, чтобы исполнить ее желание.
   - Подобное наказания для Козлова возможно? - уже намного тише переспросила генерала Холида. - Вы не обманываете бедную несчастную вдову?
   - Дорогая, - с самодовольной ухмылкою проговорил генерал. - В Советском Союзе, кроме высшего руководства партии и государства, мне не составит особого труда стереть в порошок любого или засадить его в места, как говорится в народе, не столь отдаленные на долгие годы. Политическое управление всемогуще, оно в связи со сложной международной обстановкою не подвергается слишком частыми проверками и контролем. От нас требуется только одно: обеспечить внутреннюю и внешнюю безопасность первого в мире государства рабочих и крестьян. И мы его обеспечиваем....
   - Я принимаю ваше предложение, - тихо прошептала успокоенная насчет своего будущего Холида. - Я обязательно к вам приеду, но только немного попозже....
   - А я буду с нетерпением вас ждать! - воскликнул обрадованный ее решением генерал. - И, не желая, чтобы вы затягивали свой приезд, я сам назначу день вашего приезда Москву. Вы оставите свой поселок для участия в суде над вашим обидчиком.....
   - Я сама буду на нем присутствовать!? - уточнила у генерала засомневавшаяся Холида.
   - Конечно, моя дорогая, я сделаю все, что вы только от меня не пожелаете!
   Благодарная Холида уже сама поцеловала его в губы, и окрыленный успехом генерал, как мальчишка, перепрыгивая через ступеньку лестницы, спустился к поджидающей его у подъезда машине.
   - Ваш следователь поторопился с выводами, - недовольно бросил он полковнику Ненашеву. - Жена лейтенанта Лобова рассказала мне, что ее мужа убили. Хорошо еще, что я успел уничтожить вашу паникерскую телефонограмму. Пришлите ко мне сменщика Лобова, я хочу его лично проинструктировать....
   - Он уже дожидается вас в областном управлении, товарищ генерал! - доложил закрывающий за генералом дверь полковник Ненашев.
   Опытный начальник областного управления знал, чем можно смягчить генеральское сердце. Перепробовавший все выставленные для его угощения блюда с деликатесами заметно подобревший генерал подошел к его кабинету, возле которого его уже дожидался младший лейтенант Иволгин.
   - Вольно, лейтенант, - добродушно буркнул он вскочившему с места Иволгину и, предложив ему следовать за ним, вошел в кабинет.
   - Вы, лейтенант, только что окончили курс по подготовке младших офицеров для нашего ведомства, - уточнил усаживающийся в кресло начальника областного управления генерал.
   - Так точно, товарищ генерал! - доложил вскочивший со стула Иволгин.
   - Да, вы сидите, - добродушно буркнул махнувший рукою генерал. - Нечего вам вскакивать при каждом моем обращении.... Мы не на параде. Я намереваюсь вам поручить одно очень важное дело....
   И он, подробно ознакомив молодого офицера со своей точкой зрения на смерть лейтенанта Лобова, сказал в конце своего инструктажа:
   - Я не сомневаюсь, что произошло убийство, и что убийца нашего офицера этот обозлившийся за свой арест Козлов.
   - Не извольте беспокоиться, товарищ генерал, - проговорил смекнувший, что от него требуется, в ответ на вопрошающий генеральский взгляд Иволгин. - Мы не можем и не должны прощать убийцам наших офицеров. Этот Козлов непременно понесет вполне заслуженное наказание.
   - Смышленый, - то ли с восхищением, то ли с укоризною отметил про себя внимательно рассматривающий молодого офицера генерал, - этот, пройдоха, не станет, в отличие от простака Лобова, стреляться сам, а непременно доберется, ступая безо всякого сожаления по головам своих сослуживцев, до генеральской должности.
   Он еще немного подумал, стоит ли ему доверяться такому офицеру, но потом, выражая свое удовлетворение его понятливость, негромко проговорил;
   - По тому, как вы быстро сориентировались в создавшейся в районе непростой обстановке, я уверен, что вы с возложенными на вас обязанностями справитесь. Но в отношении этого Козлова я хочу вас предупредить, что это особый случай. Убит наш сотрудник.... Поэтому вам не нужно возбуждать вокруг его смерти излишних кривотолков среди местного населения. Вам лучше всего поторопиться с расследование этого дела и, не придавая ему широкой огласки, обеспечить доставку Козлова в Москву. Там я уже сам проконтролирую, чтобы убийца нашего товарища получил по заслугам.
   Генерал умолк. Понятливый Иволгин, догадавшись, что генерал сказал ему все, что хотел сказать, вскочил со стула и негромка выкрикнул:
   - Товарищ генерал, я все понял и приложу все усилия, чтобы оправдать возложенное на меня высокое доверие!
   Благосклонно кивнувший головою генерал его отпустил.
   Иволгин Петр добирался до районного центра на том же самом автобусе, но котором ехал к нему в свое время и Саня Лобов. Но он, в отличие от Сани, не погружался в отвлекающие человека от реальности пустые мечты и фантазии. Неплохо ориентируясь в окружающей его жизни, он не только не думал, но и не мечтал о проявлении совсем ненужного ему героизма в борьбе с истинными, а не надуманными или высосанными из пальца, врагами Советского народа. Слова генерала, подкрепленные инструкциями начальника областного управления, он воспринимал для себя, как приказ и уже связывал с их успешным выполнением всю свою дальнейшую карьеру. Чертыхаясь на ухабах в пыльном автобусе, он не только не обдумывал, но и даже не представлял себе, как будет лучше уличать злейшего врага народа Козлова в убийстве лейтенанта Лобова. Да, и зачем ему было это, собственно говоря, делать. Он еще в областном управлении Государственной безопасности понял, что у этого парня уже не было ни одного шанса сохранить свою жизнь, что никого уже больше не волнует его виновность или невиновность. Козлов уже, по его твердому убеждению, был обречен. Ему было поручено только, создать видимость законности его осуждения, а для этого у служащих его ведомства было немало возможностей. Поэтому Петр, не обременяя себя излишними заботами, с интересом всматривался в смазливые лица и стройные фигуры своих будущих подруг. Автобус, потихонечку притормаживая, плавно подкатил к конечной остановке. Вышедший из него Петр окинул насмешливым взглядом невесело встречающий его нахмуренный поселок и, без труда отыскав нужный ему дом, поднялся в сопровождении дежурного на второй этаж к своему кабинету.
   - Где вы будете сегодня ночевать, - спросил его дежурный. - Может мне заказать для вас номер в гостинице. Вашу квартиру жена лейтенанта Лобова еще не освободила.
   - Она еще в поселке? - переспросил дежурного немало удивившийся Петр и, увидев его подтверждающий кивок, добавил. - Надо будет сходить, чтобы выразить ей свое соболезнование.... Заодно и свои будущие хоромы осмотрю.
   Дежурный ушел к себе, а Петр, открыв сейф, перерыл все его содержимое, пытаясь обнаружить заведенное на гражданина Козлова дело, но его в сейфе уже не было. Тщательно обшарив в его поисках все ящики стола, он закрыл кабинет и спустился к дежурному.
   - Не забудьте насчет гостиницы и вызовите ко мне утром следователя Игнатова, - распорядился Петр, получая от него бумажку с адресом его будущей квартиры.
   - Вы к кому? - спросила Петра поднимающаяся вслед за ним по лестнице молодая женщина, когда он остановился возле дверей своей будущей квартиры.
   - Вы жена лейтенанта Лобова? - полюбопытствовал Петр, интуитивно ощущая в ней что-то ему непонятно особенное, что-то вовсе его не пугающее, но чем-то таким неуловимым отличающим эту молодую женщину от других людей.
   - Да, это я, - подтвердила Холида, с интересом рассматривая молодого офицера.
   - Видите, - смущенно пробормотал Петр, - меня прислали на место вашего мужа. И я посчитал своим долгом выразить вам свое соболезнование, а заодно, если вы, конечно, не возражаете, то и посмотреть на свое будущее жилье.
   - Я рада вас видеть, - с ласковой поощрительной улыбкою проговорила, открывая дверь, Холида и пригласила молодого офицера в квартиру.
   - У моего предшественника была губа не дура, - отметил про себя не в силах отвести глаза от красивой жены Сани Лобова Петр.
   Войдя в квартиру, он, выискивая причину, чтобы задержаться в ней по возможности дольше, не торопился ее осматривать.
   - Как только продала мебель, так в квартире стало до того просторно, что хоть на велосипеде катайся, - с тихим еле слышным смешком проговорила Холида, когда Петр вошел в кухню - Из моих вещей осталась только одна кровать. Я ее тоже уже продала, но отдам только перед отъездом.... Не люблю спать на диване.... А вот этот столик со стульями передается вам по наследству.
   - Для начала вполне достаточно, - беззаботно буркнул Петр и, не придумав с задержкою в квартире ничего путного, заторопился. - Я уже, пожалуй, пойду, извините, если вам помешал....
   - А куда вы пойдете? - остановила уже направившегося к выходу Петра Холида. - У вас в поселке имеются родственники или знакомые?..
   - Нет, у меня пока еще в этом поселке никого нет, - смущенно пробормотал Петр. - Я заказал номер в местной гостинице. Еще раз примите мои соболезнования и не торопитесь с отъездом из поселка. Время терпит....
   - Спасибо за сочувствие моему горю, - грустно отозвалась из кухни Холида. - Но, может, вы позволите мне хотя бы вас накормить?..
   - Мне очень неудобно, - тихо проговорил уже открывший дверь квартиры Петр, - но я и на самом деле проголодался, а в буфете гостиницы к этому времени, наверное, уже ничего вкусного не осталось....
   - Тогда не торопитесь с уходом, а идете на кухню и позвольте мне поухаживать за вами, - проворковала застучавшая чашками и тарелками Холида. - Поверьте, что для любой женщины нет большего счастья, чем ухаживать за настоящим мужчиной, тем более, таким, как вы, молоденьким.
   Возвратившийся на кухню Петр, с изумлением осмотрев уже накрытый стол, воскликнул:
   - Но это уже не ужин, а самый настоящий пир!
   Подобное изобилие редкостных деликатесов, о существовании которых простой советский человек не мог даже предполагать по причине их полного отсутствия в торговых точках, не так и часто бывало на столе у занимавших немалые посты родителей Петра.
   - И все это вы достали в поселке? - не без удивления спросил Петр у довольной произведенным ее угощением на молодого офицера эффектом Холиды.
   - С деньгами можно жить и в провинции не хуже, чем в Москве, - проговорила усаживающая его за стол Холида.
   За непринужденной с хорошим вином и прекрасной закускою беседою они и не заметили, как прошло время.
   - Мне уже пора! - спохватился посмотревший на часы Петр. - А то эти служащие гостиницы могут закрыться на ночь в не пустить меня в номер....
   - А зачем вам идти еще в какую-то так гостиницу? - остановила его ухватившая за руку Холида. - Постелю вам на диване.... Выспитесь на нем не хуже чем в номере гостиницы.....
   - Что вы, - смущенно пробормотал Петр. - Мне и так неудобно.... Разорил вас на такой вкусный ужин.
   - О чем вы только говорите! - воскликнула притворно возмутившаяся Холида. - Оставайтесь.... Зная, что вы рядом, и я сама быстрее усну....
   Петру очень хотелось остаться наедине с такой красавицею, и он, еще немного поломавшись, сдался. Они еще выпила немного вина. И неожиданно покачнувшаяся Холида доверчиво прижалась к его груди, а разгоряченный вином и ее близостью Петр тут же прижал ее к себе и поцеловал в ее трепетные губки. Понимая, что ему уже больше ничего не остается, как утешать горюющую вдову о своем оставившем преждевременно этот мир муже, Петр старался. Петр, до рассвета утешая вдову своими ласками и поцелуями, помогал ей забыться о своей невосполнимой утрате, пока неумолимое время не заставила его оторваться от распаленной неудержимыми страстями Холиды. Торопливо выпив чашку крепкого кофе, он поцеловал провожающую его до дверей Холиду и, пообещав заглянуть к ней вечером, убежал на службу.
   После смерти Сани, когда освободившиеся из тюрьмы Антон с Валею решили жить вместе, Холида остро ощущала на себе каждое их ласковое прикосновение друг к другу, а каждый их поцелуй тут же отзывался в ее несчастном сердце острой болью. В сегодняшнюю ночь она впервые в своей бесконечной жизни не думала о лежащем с нею в пастели мужчине. Не думала о том, что она своей неутолимой страстью может отпугнуть его от себя. Она в сегодняшнюю ночь до того страстно возбуждала желание обладать ею у Петра вовсе не потому, что ей так сильно хотелось его близости, а чтобы хоть на мгновение приглушить в себе пронизывающую все ее плоть нестерпимую боль. Утром, когда Валя с Антоном уходили на работу, боли утихали. И она снова становилась бодрой и жизнерадостной.
   - Знал проклятый колдун, - с раздражением думала раскаивающаяся во всем, что с нею произошло из-за своего неразумного поведения, Холида, - как заставить меня разлучать этого выбранного мною изначально Антона с его подружкой. Это только он, проклятый колдун, а не проклявший меня Творец, превратил меня из счастливой и независимой шибианки в безропотную рабыню. Я помимо своей воли стала соучастником его нечестивых по отношению к проживающим на земле людям дел. Вместо того чтобы приносить людям пользу наглядным отображением уродства от истинной красоты, я должна сейчас мучиться и старательно портить жизнь этому, так мне понравившемуся, Антону жизнь.
   Эх, и с каким удовольствием она сбросила бы с себя свою нынешнюю зависимость от колдуна, если бы могла снова вернуться в то, несомненно, прекрасное для всего шибианского сообщества время. Она уже не стала бы подталкивать своих подружек на нарушение ограничений Творца, а, наоборот, не только отговаривала бы их от своих пагубных заблуждений, но и яростно защищала их прежнее, казавшееся ей тогда таким смешным и несуразным, существование. Теперь она понимала, если бы не ее тогдашние амбиции, то она вместе со своими подружками до сих пор летала бы над умолкающим при одном ее появлении миром в свое удовольствие и на пользу этим всегда суетливым и во всем сомневающимся людям. Она все еще радовалась бы своему высокому предназначению приносить в этот известный своей непостоянностью земной мир гармонию и красоту.
   - И как же мне жаль, что вернутся в прошлое невозможно! - кричала ее вконец измученная тоской и отчаянием, все сильнее запутываясь в сетях коварного и насквозь лживого повелителя тьмы Сатаны, душа. - Как же мне жаль, что я только сейчас начинаю понимать, что каждая моя ошибка, каждое мое очередное преступлении против установившейся на земле жизни, слишком болезненным бумерангом снова возвращается ко мне, чтобы превратись все мое дальнейшее существование в одну огромную незаживающую рану!
   В земной жизни мало одного понимания, надо еще и ничем непоколебимого осознания, что жить по-прежнему невозможно, что надо решительно порвать с тем, что вынуждало ее на недостойные поступки и дела. Но Холида, несмотря на свою силу, ловкость и бессмертность, была по своей сути намного слабее и ранимее самого слабого на земле человека. Она в большей мере, чем проживающие на земле люди, зависела от своей плоти, которая, не считаясь ни с чем, настоятельно требовала от своей хозяйки все большего удовлетворения своих ненасытных желаний. Этим-то она и подталкивала несчастную Холиду все ближе к ведущей во мрак и пустоту бездонной пропасти.
   Возле кабинета Петр застал поджидающего его следователя Игнатова.
   - Вы закончили расследование по убийству гражданином Козловым лейтенанта Лобова? - спросил Сергея открывающий дверь и приглашающий войти в кабинет Петр.
   - Да, товарищ начальник, но не об убийстве, а о самоубийстве лейтенанта Лобова, - поправил его следователь.
   Неприятно поморщившийся Петр молча схватил переданные ему материалы расследования и сердито начал листать листами, подчеркивая непонравившиеся ему места красным карандашом.
   - Я недоволен сделанными вами в ходе расследования выводами! - с раздражением бросил притихшему Сергею Петр. - При подобном вашем расследовании вы и, после моих похорон, тоже с успехом докажете мое самоубийство. Я еще не решил для себя, как мне классифицировать ваше отношение к порученному делу: как простое разгильдяйство или, что намного страшнее, подрывную вражескую работу. Но я уже твердо убедился, что вы, следователь, занимаете не свое место. В то время, когда озверевшие враги Советского народа убивают его лучших представителей, вы помогаете замести следы их преступлений и уйти от возмездия.
   Это был сильный удар. Петр рассчитывал с его помощью раз и навсегда поставить все точки в их дальнейших отношениях, сделать из Сережи игрушку в своих играх. Но Сережа не стушевался. У Петра не было той зацепки, которой обладал Саня Лобов. Зная об этом, уверенный, что Петру никогда не удастся докопаться до его тещи, Сережа не испугался бравшего его на испуг офицера Государственной безопасности. Но, понимая, что с этой организацией лучше быть в хороших отношениях, осторожно возразил:
   - Это было самоубийство, товарищ начальник. Лейтенант Лобов оставил предсмертную записку, в которой выказывал свое желание уйти из жизни. Кстати сказать, эту записку видело и читало немало людей....
   - Но, где же она, эта пресловутая предсмертная записка!? Почему она не подшита к делу!? И почему в вашем расследовании какие-то очень даже странные противоречащие друг другу выводы!? Вы то основываетесь на этой предсмертной записке, утверждая, что лейтенант Лобов добровольно ушел из жизни, а то, вдруг, уже безо всякой связи с нею утверждаете о неосторожном обращении с оружием!? - с унизительной категоричностью Петр принялся задавать Сереже вполне резонные, если придерживаться материалов расследуемого дела, вопросы.
   Сережа не стал припоминать Петру, что возможность неосторожного обращения оружия он выдвинул как предположение и, тем более, понимая, что на просьбы высокого начальства ему ссылаться тоже не стоит, выбрал для себя, как меньшее зло, возможный выговор за излишнюю торопливость при расследовании дела о смерти лейтенанта Лобова. Поэтому на этот раз он не стал бросаться из одной крайности в другую, а тихим уверенным голосом ответил этому, как он уже окрестил про себя нового начальника, пронырливому молокососу:
   - Предсмертная записка лейтенанта Лобова, к сожалению, была утеряна, но при необходимости ее наличие могут подтвердить десятки людей. Да, и само намерение уйти из жизни, еще не означает, что лейтенант Лобов действительно совершил самоубийство. По положению оружия и тела на полу я сделал вывод, что лейтенант Лобов не успел или передумал совершать самоубийство, что он погиб от случайного выстрела при неосторожном обращении с оружием.
   - Что в лоб, что по лбу - ни один ли хрен!? - с возмущением выкрикнул Петр, поражаясь такой беспардонной демагогией следователя.
   Но Сережа воспринял для себя его возмущение с поразительным спокойствием и сдержанностью.
   - Нет, - подумал не отводящий от следователя возмущенного взгляда Петр, - он не похож на безнадежного тупицу и, тем более, его нельзя заподозрить в неопытности. Здесь, что-то совсем другое....
   Петр еще немного подумал и пришел к выводу, что у следователя для такого поведения должны быть очень веские основания, а именно: негласное указание начальства.
   - С этой стороны к нему не подберешься, - подумал Петр, - а ломать его мне, все равно, придется. Два медведя в одной берлоге не уживутся. А, впрочем, мне незачем торопиться.... Может, он и сам окажется умнее и постарается под меня подстроиться.
   Взвесив про себя все за и против, Петр попытался ухватиться за следователя с другой стороны.
   - Что вы знаете по исчезнувшему делу ареста некого гражданина Козлова? - спросил отложивший дело с расследованием смерти лейтенанта Лобова в сторону Петр у следователя.
   Не ожидающий подобного вопроса Сергей немного стушевался, но быстро взял себя в руки.
   - Всякие слухи ходят по району об этом парне. Живет он уединенно, - Сергей особенно подчеркнул последнее слово, - и имеет привычку, вдруг, как бы безо всякой на то причины, бесследно исчезать. В последний раз он исчез из села больше чем на полгода. Где он во время своих исчезновений пропадает, и чем он там занимается, никто ничего не знает. Сам он объясняет свои исчезновения похищениями его неизвестными людьми в масках. Если бы он просто пропадал, то мы могли бы им не заинтересоваться, но после своего первого исчезновения он вернулся в село в одежде римского легионера.... Естественно, что лейтенант Лобов заинтересовался его довольно странными исчезновениями и провел свое расследование....
   - Он лично проводил расследование? - уточнил Петр.
   - В основном, - не стал утаивать свое непосредственное участие в этом деле Сережа. - Я провел только предварительный допрос гражданина Козлова и опросил несколько свидетелей.
   - Кого именно вы опрашивали? - уточнял желающий узнать по возможности больше об этом Козлове Петр следователя.
   - Председателя сельского совета, председателя рыбацкой артели и его подружку.
   - Вы их задерживали?
   - Задерживали, но не надолго, - не стал отрицать очевидный факт Сережа. - Возможно, что только поэтому лейтенант Лобов приказал мне не отображать их задержание документально.
   - Но куда же могло запропаститься это дело? - уже даже не зная, за что ему следует зацепиться, подумал вслух Петр.
   Воспользовавшийся подаренной ему судьбою паузою Сережа начал про себя сопоставлять эти два не связанные между собою дела, чтобы понять, зачем они могли понадобиться новому начальнику Государственной безопасности района.
   - Ему почему-то очень хочется представить смерть Лобова не самоубийством, а самым настоящим убийством, - лихорадочно соображал обеспокоенный подобным вниманием Петра к сожженному им делу Серега про себя, - а раз так, то ему срочно понадобился убийца. Убийца?.. А почему бы этому Козлову Антону не стать убийцею лейтенанта Лобова? И он будет убийцею, потому что так нужно не только этому сосунку, но и мне самому. Мне моя собственная судьба намного дороже, чем уже пропащая жизнь этого объявившегося в моем районе неизвестно откуда Козлова.
   И Сережа, продумав все свои дальнейшие действия, озадаченно выкрикнул:
   - Я все понял, товарищ начальник! Вы убедили меня, что я самый, что ни есть, безнадежный тупица!
   - Это уже теплее, - подумал с удовольствием прислушавшийся к самобичеванию следователя Петр.
   - Этого дела нет, потому что оно сожжено! - огласил вслух озарившее его откровение Сережа.
   - Как сожжено? - удивился его словам Петр. - Это же самое настоящее должностное преступление....
   - Вот именно преступление! - воскликнул Сережа.
   И в доказательство рассказал про обнаруженную им в кабинете кучу пепла.
   - Во всем виноват я, товарищ начальник! Я ошибочно подумал, что Лобов сжег перед смертью свою личную переписку, и эта моя ошибка привела меня к ложным выводам о его смерти. Теперь я уже не сомневаюсь, что этот Козлов заставил лейтенанта Лобова написать предсмертную записку и, после сожжения своего дела, мог убить немало знающего о его преступлениях лейтенанта Лобова.
   - А он смышленый, - с одобрением подумал Петр о сидевшем напротив него следователе. - Кажется, я с ним сработаюсь....
   И он, немного поразмыслив над последней версией следователя, обратил внимание на ее самое слабое, по его мнению, место.
   - Зачем лейтенанту Лобову понадобилось освобождать этого гражданина Козлова? - спросил он у вспомнившего о такой важной мелочи Сережи.
   - Убедившись, что от этого Козлова ничего большего допросами не добиться, лейтенант Лобов решил его отпустить, чтобы, наблюдая за ним, выявить все его связи и возможных соучастников, - подсказал Сережа и, вспомнив о своей теще, осекся, подумав, как бы эти подсказанные им связи Козлова Антона не обошлись для него самого боком.
   - Что ж, неплохая мысль, - похвалил его Петр. - Напрасно вы себя так бичевали до этого, товарищ старший лейтенант. Вы, как я успел в этом уже убедиться, опытный и хорошо знающий свое дело следователь. А об ошибке.... Так у кого их нет, тем более, в таком очень непростом деле. Поехали в село арестовывать преступника.
   - Но зачем вам тратить на подобные пустяки свое драгоценное время, - попытался отговорить Петра не желающий пускать его так глубоко в дело расследования по убийству лейтенанта Лобова Сережа. - Поручите арест этого Козлова мне. У вас и так немало работы по приему своей необычайно хлопотливой должности.
   - И действительно, - согласился с ним Петр, - поезжайте в село за этим Козловым. Заодно не забудьте прихватить председателя сельского совета и его подружку.
   Радуясь, что беда, возможно, обойдет его стороною, Сережа уселся в полуторку и поехал в приморское поселение. Погрузившись в мысли, как ему умудриться заставить Антона признаться в убийстве лейтенанта Лобова, он и не заметил, как полуторка въехала на деревенскую улицу.
   - Жми прямо к сельсовету, - сердито бросил он, с неудовольствием оглядывая неприветливо встречающие его деревенский домики, водителю.
   Как он и рассчитывал, они застали в сельсовете истомленного вынужденным бездельем Егора Кузьмича.
   - Здравствуй, Сережа, решил тещу свою навестить, - поздоровался с ним приветливо улыбнувшийся Егор Кузьмич.
   Но Сергей, сделав вид, что не замечает протянутой ему руки, недовольно буркнул:
   - На государственном транспорте я, гражданин Тимофеев, езжу только по служебным делам. Мне поручено арестовать вас, вашу дочь и гражданина Козлова.
   - Но за что меня арестовывать? - спросил его недоумевающий Егор Кузьмич. - Прошлое дело за неимением состава преступления было закрыто, а других глупостей этот Козлов Антон еще не успел натворить.
   - Прошлое дело закрыл старый начальник Государственной безопасности, - объяснил ему неприятно скривившийся Сережа, - а новый начальник его снова открыл. Советую поторопиться, через десять минут вы все должны быть возле машины.
   Поникший Егор Кузьмич побежал за Валею и Антоном, а пасмурный Сережа нетерпеливо прохаживался возле полуторки.
   - Что же вы, изверги, вытворяете!? - набросилась на него подбежавшая Софья Николаевна. - Сколько можно мучить несчастных детей!? Неужели у вас в поселке нет других более важном для простых людей!?
   - Мы занимаемся своими прямыми обязанностями: охранять Советскую власть от грязных нечистоплотных рук ее врагов! - с достоинством проговорил неприступный Сережа. - Дальнейшая судьба вашей дочери и мужа полностью находится в руках Козлова Антона, если он не станет тянуть их за собою, то они сегодня же возвратятся домой.
   Появившаяся, пусть и совсем маленькая надежда, снова видеть свою дочь в родном селе на мгновение ослепила рассудок несчастной женщине. И она, обернувшись к подбежавшему Антону, бросила на него свой умоляющий взгляд, но, уткнувшись в переполненные болью глаза своей дочери, тут же отвела его. Ей не надо было долго объяснять простые истины. Она не сомневалась, что ее Вале не будет счастья без Антона и на свободе. Ее материнское сердце, не зная кого и о чем умолять, разрывалось на части. И Софья Николаевна, заломив в отчаянии руки, упала на землю и забилась в беззвучных рыданиях от бессилия помочь своим попавшим в беду детям. Антон с Валею бросились к ней, но преградивший им дорогу Сережа с водителем затолкал их в кузов.
   - Вашей матерью займутся соседи, - недовольно буркнул в ответ на возмущенные выкрики Сергей, - а нам уже пора ехать в район.
   Полуторка, надрывно заурчав, рванулась с места и помчалась к околице села. Вцепившаяся руками в ее борта Валя молча смотрела на лежащую мать, и катившиеся по ее щекам горькие слезы беззвучно падали в поднимаемые вслед за собою полуторкою густые клубы пыли.
   - Уже привык находиться в наших кабинетах, - негодуя невозмутимым спокойствием стоящего перед ним Антона, злился про себя Сережа. - Такого уже не запугаешь, с ним можно разговаривать только по-хорошему. Так сказать, заинтересовать его в признании преступления, на которое он заведомо никогда не был способен.
   Покончив с оформлением очередной бумажки, Сережа окинул Антона строгим взглядом и, медленно выговаривая каждое слово, посочувствовал ему:
   - Видно под несчастливой звездою ты родился, Антон. Не успел я с лейтенантом Лобовым тебя освободить, как новый начальник Государственной безопасности снова распорядился тебя арестовать.
   - Меня одного и арестовали бы, - недовольно буркнул хмурый Антон. - Незачем было еще хватать ни чем неповинных людей....
   - Но ты же можешь отказаться от выдвигаемых против тебя обвинений, - возразил ему Сережа. - Вот тогда нам и придется прижимать тебя помогающими тебе в твоих тайных делах свидетелями
   - Я никогда не отрицал своих исчезновений из села. Об этом уже не только в нашем селе известно многим. Спросили бы у меня.... Я еще и в селе подписал бы ваш протокол.
   - Наивный ты человек, Козлов.... Кто поверит, что ты все это время действовал в одиночку? От нас требуют, чтобы мы докопались и до твоих соучастников. Но никто и не собирается вспоминать твои прошлые ничем необъяснимые исчезновения из села. В настоящее время ты, гражданин Козлов, уже обвиняешься в другом более страшном преступлении....
   - Вряд ли вам удастся повесить на меня, что-нибудь еще, - недовольно буркнул окинувший следователя неприязненным взглядом Антон. - В селе, после моего освобождение, ничего не происходило, а я из него все это время никуда не отлучался. Об этом тоже знает немало людей....
   - Как сказать, Антон, - возразил не согласный с его словами следователь. - Мне очень интересно знать, чем ты занимался сразу же, после своего освобождения?
   - Как это чем? - удивился его вопросу Антон. - Я сразу же отправился на автовокзал, купил билет на ближайший автобус и поехал в село....
   - Ты сразу же, после своего освобождения, уехал на автобусе в село, или тебе пришлось еще некоторое время дожидаться его отправления?
   - Уехал ровно через два часа после освобождения....
   - Через два часа, гражданин Козлов, это немалый промежуток времени. Вот за эти два часа ты и должен будешь сейчас передо мною отчитаться.
   - Все это время я провел на автобусной остановке в ожидании отправления автобуса, - буркнул недовольно поморщившийся Антон.
   - Как мне думается, ты на этой остановке был не один, - задумчиво проговорил Сережа. - Твои знакомые могут подтвердить, что ты все это время был на автобусной остановке и никуда с нее не отлучался?
   Антон задумался. Погруженный в свои думы он тогда и Валю не заметил, пока не услышал ее голос.
   - Ну, и что же ты молчишь, Козлов? - поторопил его Сережа.
   - Перед самым отъездом автобуса я встретил на остановке Тимофееву Валю с председателем рыбацкой артели.
   - А где вы были до отправления автобуса? - переспросил его Сережа.
   - Я уже вам говорил, что все это время находился на автобусной остановке, - с раздражением проговорил Антон.
   - Значит, у тебя нет алиби на это время, гражданин Козлов, - констатировал Сережа. - Но ты же не иголка в сене, в это время на автобусной остановке всегда находится немало народу. Я очень тебе советую вспомнить, кто именно мог видеть тебя в это время на остановке.
   - На остановке в это время были незнакомые мне люди. Я не знаю, где они живут, и чем занимаются....
   - Но это же глупо, гражданин Козлов. Кто тебе поверит, что в это время отправление автобуса не дожидался ни один из твоих односельчан? Вот ты и разоблачил самого себя, Козлов.... Как раз в это время и был убит лейтенант Лобов.
   - Все это наглая ложь! - с негодованием выкрикнул не сдержавшийся Антон. - За что мне было убивать лейтенанта Лобова!?
   - Не юродствуйте, Козлов, в ваших интересах честно признаться в содеянном преступлении. Но я должен признать, что ты подстроил это убийство довольно ловко. Ты даже заставил лейтенанта Лобова написать предсмертную записку. И я, опытный следователь, клюнул на твою удочку. Одно ты не учел, что заведенное на тебя дело будут искать и обнаружат в кабинете оставшийся, после его сожжения, пепел. Захотел стать чистеньким, после своих очень даже подозрительных исчезновениями из села, гражданин Козлов? Но тогда тебе нужно было бы убить и меня, твоего следователя, и еще дюжину других помнивших о твоих нечистоплотных делишках людей. Ты проиграл, Козлов....
   - Но я никого не убивал! Я никогда не приму на себя такое обвинение!
   - Значит, я был прав, когда говорил, что ты будешь все отрицать, - с укором закивал головою Сережа. - Мне, как следователю, совершенно ясно, что ты совершил это убийство в одиночку, но новый начальник с этим моим утверждением не хочет соглашаться. И мы, после подробного обсуждения всех твоих в селе знакомых, остановились на Тимофееве Валентине, как одной из самых вероятных твоих соучастников....
   - Моя Валя сообщница в убийстве! - в негодовании выкрикнул Антон. - Да, как вам такое могло придти в голову!?
   - А почему бы и нет? Она твоя подружка.... И пусть я не согласен с участием в убийстве лейтенанта Лобова твоей подружки, но кто знает, что еще может показать следствие? Какие еще имена могут всплыть в ходе расследования на поверхность?
   Антон, не понимая за какие только грехи сваливаются на его голову одна беда за другою, с тревогой подумал о своей Вале.
   - И она из-за меня страдает, - думал он про себя. - Моя несчастливая судьба без жалости губит всех, кто мне дорог и близок, кто относится ко мне, несмотря ни на что, с участием и по-человечески. Я не могу позволить ей загубить свою молодость в тюрьме! Я должен отгородить ее от этого несчастья!..
   Не мешающий Антону обдумывать сказанные им предположения Сережа неторопливо раскладывал перед собою листы протокола допроса.
   - И что меня ожидает за это убийство? - не без труда выдавил Антон этот свой страшно его пугающий вопрос.
   - Тебя присудят к высшей мере наказания, - не стал скрывать от него правду Сережа.
   - Если я возьму на себя это убийство, то вы отпустите Валю и не будете ее больше трогать?..
   - Не возьмешь, а признаешься в совершенном тобою убийстве, - поправил его недовольно поморщившийся Сережа. - А я только могу тебе обещать, что приложу все свои усилия, чтобы снять с нее это обвинение....
   - И что я должен буду для этого делать? - спросил следователя уже принявший для себя решение Антон.
   - На сегодняшний день только подписать протокол допроса с признанием в убийстве лейтенанта Лобова, - с легким вздохом облегчения проговорил Сережа.
   Антон взял в руки поданную ему следователем ручку, и, ничего в проколе не читая, расписался в указанном ему месте. Зазвонил телефон, Сережа, внимательно осмотрев подпись Антона, вложил протокол допроса в папку и поднял трубку.
   - В чем дело, товарищ Игнатов, почему так долго нет арестованных!? - услышал он сердитый голос Петра.
   - Они у меня, товарищ начальник, - ответил в трубку Сережа. - Прямо сейчас я только что закончил оформлять протокол допроса. Козлов сознался в убийстве лейтенанта Лобова.....
   - Уже!? - услышал Сережа в трубке удовлетворенный возглас Петра. - Вы неплохо справляетесь со своими обязанностями! Я вас раньше недооценил.... А девушка с председателем сельского совета?
   - Они рядом, но я думаю, что их уже можно отпустить домой. Это честные люди. Все их в селе уважают, особенно дочь председателя Тимофееву Валентину. Они не могли помогать Козлову в его гнусном преступлении.
   - Подружка Козлова дочь председателя сельского совета? - переспросил следователя немало удивленный Петр.
   - Так точно, товарищ начальник! - отрапортовал Сережа и попросил прощения, что не сказал ему об этом раньше.
   - Это уже не так уж и важно, - примирительно буркнул Петр и распорядился. - Когда закончите снимать показание, доставьте их всех ко мне.
   - Новый начальник сомневается, что ты смог убить лейтенанта Лобова в одиночку, - тихо проговорил Сережа, положив телефонную трубку на место, - но ты, Антон, не унывай, я постараюсь его убедить в невиновности твоей подруги. А сейчас, если ты хочешь поговорить напоследок с Валею, я могу предоставить тебе эту возможность. Другого случая для встречи с Валею у тебя уже не будет.
   Сережа вышел из кабинета, а Антон, терзаясь в догадках, как ему лучше объяснить свое невольное признание в убийстве лейтенанта Лобова Вале, со страхом ожидал ее прихода. Тихонько скрипнула дверь и бросившаяся на шею Антона Валя требовательно посмотрела ему в глаза.
   - Валя, ты веришь, что я могу убить человека? - спросил Антон.
   - Откуда в твоей голове взялись подобные глупые мысли!? - воскликнула недоумевающая Валя.
   - От следователя, - печально проговорил Антон. - Это в его голову, а не в мою, пришла эта несусветная чепуха.
   - И кого же ты убил? - в отчаянии простонала Валя.
   - Он утверждает, что я убил лейтенанта Лобова.....
   - Лобова! - вскричала обрадованная Валя. - Но ты его убить не мог! После нашего освобождения, я была рядом с тобою и днем и ночью!..
   - Он говорит, что я убил лейтенанта Лобова за первые два часа, после своего освобождения.... Помнишь, я тогда стоял на автобусной остановке....
   - Все так и было, Антон! И ты тогда был не одни, этот автобус ожидало много народу. Пусть он отыщет наших в тот день наших попутчиков, и убедиться в твоей невиновности....
   - Валя, - с горечью оборвал ее Антон. - Они уже все решили, что убийца я. Незачем привлекать к этому делу еще и других ни в чем невиновных людей. Подумай сама, кто осмелится утверждать им, что они совершают очередную ошибку? Вали, ты же и сама была задержанной из-за моего исчезновения. Вспомни, как эти следователи еще и тогда не хотели верить в твою невиновность. Тебе ли не знать, на что они способны. Как они готовы в любое время возвести напраслину на каждого имевшего несчастье попасть им руки человека, чтобы лишний раз заручиться уверенностью в сохранности своего сегодняшнего положения.
   - И за что только они на нас нападают? - тихо прошептала, уткнувшаяся в его грудь, заплаканная Валя.
   - Не знаю, Валюша, - шептал ей в ответ Антон. - Но причина, наверное, существует. Успокойся родная, следователь обещал, если я добровольно сознаюсь в этом преступлении, то тебя отпустят.
   - А зачем мне без тебя свобода!? Что я с нею буду без тебя делать!? Пусть уж лучше и меня с тобою сажают! Будем сидеть вместе в одной камере! - громко заголосила на его плече рыдающая Валя.
   - Валя, не говори глупостей! - прикрикнул пытающийся ее урезонить Антон. - Тебе же и самой должно быть хорошо известно, что в тюрьме отдельных камер для семейных пар не выделяют! Именно сейчас ты намного больше меня нуждаешься в свободе! Иначе, кто еще будет заботиться о твоей маме! Пойми, дорогая, что эти изверги меня, все равно, не оставят в покое, что они будут вешать на меня всех собак до тех пор, пока не сживут меня с белого света. Но это еще не означает, что твоя жизнь вместе со мною закончилась.... У тебя, Валюша, в отличие от меня, еще есть о ком заботиться, кому отдавать свои долги. Пойми, я очень благодарен тебе за те чувства, которыми ты меня наградила, и прошу тебя вспомнить о своих обязанностях перед теми, кто все эти годы растил и заботился о тебе.
   - Но я не хочу без тебя жить! - шептала забившаяся на его груди Валя.
   - Прошу тебя, любовь моя, не мучить меня больше, - взмолился перед нею еле сдерживающий прорывающиеся из его глаз слезы Антон. - Поверь и пойми, что мне будет намного легче выдержать долгие годы тюремных испытаний, если мне не придется беспокоиться о тебе, если я буду знать, что хоть у тебя, моя возлюбленная, все будет хорошо и в порядке.
   - А если тебя приговорят к...., - так и не договорив, оборвала саму себя Валя, но Антон понял, что она хотела ему сказать.
   - Нет, чего-чего, а вот такого просто не может быть, - только для того, чтобы успокоить свою возлюбленную, запротестовал от вполне вероятного для себя исхода Антон. - Но даже, если что-то подобное со мною и произойдет, то ты, моя любовь, не имеешь право на отчаяние. Ты просто обязана родить и вырастить нашего ребенка. Или ты уже забыла о нем?..
   - Не отзывающая Валя молча плакала у него на груди, а он, ласково поглаживая свою возлюбленную, успокаивал ее, как маленького ребенка.
   - Все будет хорошо, любимая, - тихо нашептывал он ей. - Всевышние силы не оставит нас без защиты, помогут нам выдержать и это испытания. Сейчас самое для нас главное оставаться людьми. Продолжать жить так, чтобы в ее конце нам не было бы стыдно за свою жизнь, чтобы мы могли гордиться своей прожитою жизнью, а не заставляли нашего будущего ребенка стыдиться за нас. Со временем все перемелется и правда, как ты ее не скрывай, непременно выйдет наружу. Надо только не отчаиваться и верить, что и на нашей улице хоть когда-нибудь, но обязательно наступит праздник, что мы еще заживем с тобою, как и полагается в подобных случаях, весело и дружно в полном удовлетворении.
   - Только одна надежда на лучшее будущее заставляет меня продолжать жить и верить, что все в этом мире перемениться, что мы, в конце концов, сможем избавиться от лживых и коварных людей, - с тоской проговорила Валя и, оторвавшись от груди возлюбленного, начала приглаживать свои взлохмаченные волосы.
   - Антон!? - окликнул заглянувший в кабинет Сережа. - Пора прощаться, начальник ждет....
   - Сейчас вы уже убедились, гражданин Козлов, что от органов Государственной безопасности в Советском Союзе ничего не скрыть, что мы вполне способны достать даже из-под земли, если понадобиться мешающего созидательному труду Советского народа преступника! - окидывая понуро стоящего перед ним Антона строгим взглядом, с апломбом проговорил Петр.
   - Убедился, гражданин начальник.
   - Расскажите мне поподробнее, как вы организовали убийство лейтенанта Лобова?
   И Антон, не торопясь, ровным спокойным голосом повторил все, о чем говорил ему следователь Игнатов.
   - Что ж, - с удовлетворением заметил Петр, - ваш рассказ выглядит довольно убедительно. Но я очень сомневаюсь, что вы убили лейтенанта Лобова в одиночку без оказывающего вам поддержку и помощь сообщника.
   - На подобные дела, гражданин начальник, лишних свидетелей с собою не берут, - поторопился возразить Антон.
   - Хорошо, я об этом еще подумаю.... Посмотрим, сможем ли выявить этих ваших предполагаемых сообщников в ходе дальнейшего следствия, - пробормотал в ответ на возражения Антона Петр и, вызвав конвоира, приказал. - Выведите этого гражданина в коридор, и пригласить на допрос девушку!
   Валя вошла в кабинет и остановилась у двери.
   - Присаживайтесь, - буркнул не отрывающийся от составленного следователем протокола допроса Петр.
   Валя присела на краешек стула и со страхом посмотрела на строгого начальника.
   - Вы не желаете признаться, что помогали своему другу в убийстве лейтенанта Лобова, - тихо проговорил собирающий листы протокола Петр и посмотрел на сидящую перед ним девушку.
   Даже свалившееся на нее, как всегда, нежданно-негаданно горе и заплаканные глаза не смогли обезобразить красивое лицо Валя. Перед молодым чекистом сидела самая красивая девушка из всех, которые встречались ему раньше на его еще относительно коротком жизненном пути. И чем дольше он смотрел оценивающим взглядом на девушку, тем больше она ему нравилось. Пауза затягивалась, и Валя, уловив в глазах позвавшего ее на допрос начальника что-то очень для нее неприятное, решилась сама прервать это слишком тягостное для нее молчание.
   - Что вам от меня надобно? - прямо спросила она смутившегося под ее взглядом Петра.
   - Я хочу убедиться, что вы не помогали гражданину Козлову в убийстве лейтенанта Лобова, - поторопился ответить спохватившийся Петр.
   - Но вы уже и сами знаете, что мы к убийству лейтенанта Лобова не имеем никакого отношения.
   - Вы совершенно правы, гражданка Тимофеевна, - поторопился ее успокоить Петр. - Я нисколько не сомневаюсь, что такая девушка, как вы, неспособна на убийство человека.
   - Что его ожидает? - осмелилась спросить Петра призвавшая на помощь все свое мужество Валя.
   - Это вы о гражданине Козлове?.. Его за подобное преступление непременно расстреляют, - равнодушно буркнул Петр, но, увидев, как, после его слов, потемнело лицо понравившейся ему девушки, решил не только немного приободрить упавшую духом девушку, но и добиться ее расположение. - Сейчас все в его дальнейшей судьбе зависит только от вас....
   - Это, каким же образом? - переспросила ничего не понявшая Валя.
   - Если я смогу рассчитывать на вашу благодарность, то я все сделаю, чтобы этому счастливчику Козлову сохранить жизнь, - тихо проговорил Петр.
   - Я согласна на все, лишь бы только Антон остался живым, - прошептала не думающая в это время ни о чем, кроме как о своем любимом, Валя.
   - Ловлю вас на слове, - тихо проговорил обрадованный ее согласием Петр. - Подождем, пока вы не получите от Козлова из мест заключения первое письмо.... Тогда мы встретимся и вместе порадуемся, что судьба сберегла его для вас. А сейчас вы свободны, у меня вопросов к вам больше нет.... Попросите зайти ко мне вашего отца.
   Измученная неприятными предчувствиями Валя, забыв поблагодарить Петра за обещание помощи, молча встала со стула и вышла из кабинета.
   - Можно к вам, товарищ начальник? - уточнил заглянувший в кабинет Егор Кузьмич.
   - Проходите, Егор Кузьмич, у меня к вам будет несколько вопросов, - задумчиво проговорил Петр и, обернувшись к Сереже, сказал. - Я согласен со сделанными вами в ходе расследования выводами. Арестованного Козлова пусть отведут в камеру предварительного заключения, а девушка пусть подождет отца. Они еще успеют на вечерний автобус.
   Кивнув головою в знак согласия, Сережа вышел из кабинета.
   - Радуйся, - тихо проговорил он Антону. - Твоя Валя свободна, а тебя самого, я отведу в уже знакомую тебе по прошлой отсидке камеру.
   - Я рад нашему знакомству, Егор Кузьмич, - окинув приунывшего председателя сельского совета ободряющим взглядом, проговорил дождавшийся, пока не закроется дверь за уходящим Сергеем, Петр. - Я давно хотел познакомиться с вами и, в особенности, с вашей дочерью. Да, кстати сказать, какие у нее отношения с арестованным Козловым.
   - Да, так, - недовольно буркнул Егор Кузьмич, - иногда встречаются по вечерам.
   - Значит, их отношения еще не успели зайти далеко, - обрадовался его словами Петр. - Как вы думаете, Егор Кузьмич, будет ли она дожидаться возвращения этого Козлова из тюрьмы?
   - Будет, - недовольно буркнул не ставший обманывать молодого офицера Егор Кузьмич. - И чем он только ее приворожил, поганец?..
   - Вам, Егор Кузьмич, придется убедить свою дочь, что связывать свою судьбу с этим Козловым очень опасно, что она не должна напрасно губить свою молодую жизнь, - не предвещающим ничего хорошего голосом потребовал от него Петр. - Иначе, я могу изменить свое мнение о неучастии вас и вашей дочери в убийстве лейтенанта Лобова.
   - Будь он проклят, этот Козлов! - в сердцах вырвалось у Егора Кузьмича. - От него только одни неприятности....
   - Оказывается, Егор Кузьмич, что у меня с вами одинаковое мнение об этом Козлове. Теперь я уже не сомневаюсь, что мы поладим, - проговорил на прощание Петр и крепко пожал ему руку.
   Приняв окончательное решение по имеющим потенциальную возможность оказывать влияние на размыкающийся круг зла людям, Сатана уже больше не выпускал их из-под своего надзора. Приученный за свое бесконечное существования к осторожности он не торопился вмешиваться в естественный ход развития окружающего круг зла мира. Внимательно наблюдая за всем, что происходило в непосредственной от круга зла близости, он в целях долгосрочного основанного на его логическом мышлении прогнозирования пытался предугадать, какие именно его могут ждать в прилегающей к кругу зла местности изменения. Сатана не Творец, ему не дано обо всем знать и все заранее предвидеть. Но он, используя свое особенно развитое в нем логическое мышление, имел возможность просчитать практически безо всяких погрешностей все, что будет происходить на интересующем его участке местности, даже в самом отдаленном будущем. Сатана, используя это свое умение уже не раз, прослыл среди населяющих землю смертных людей, если не великим непревзойденным всезнайкою, то уж непогрешимым пророком непременно. На этот раз для обеспокоенного состоянием истощающегося круга зла Сатаны на карту было поставлено слишком многое. Поэтому ему в своем логическом мышлении приходилось учитывать не только самые значимые изменения возле круга зла, и даже самые маленькие, на которые он раньше не обратил бы никого внимания, происшествия в данной местности. Тщательно анализируя даже самые мелкие и незначительные случайности, он с еще большей осторожностью позволял себе вмешиваться в происходящее возле круга зла с надеждой добиться, чтобы развитие всех изменений происходили только в нужном ему одному направлении. Сатана, наблюдая за происходящим посредством своего волшебного чана, с явным удовлетворением отмечал, каким действенным и очень для него сейчас полезным оказалось, после обращения к нему за помощью и разъяснениями души Холиды, его же собственное колдовство. Помощь Сатаны и его так называемые добрые советы, как чаще всего и бывает в этом мире, вовсе не приносят живым существам хоть какого-то облегчения, а только заставляют их страдать и переносить совершенно излишние тяготы и лишения. То же самое было и с порекомендованным Сатаною шибианке колдовством, которое, несмотря на обещанные им блага, сейчас не только заставляло Холиду бросаться, ради избавления от ужасной угрожающей ей беды во все тяжкое. Ради отдаления от себя неминуемого исхода она даже согласилась выйти замуж за уже пожилого и не отличающегося привлекающей капризную степную красавицу мужской красотою генерала. Сатана и сам был немало поражен, узнав, что его колдовство заставляла эту вздорную ханшу с острой болью ощущать все любовные игры изначально избранной ею влюбленной пары.
   - Чего-чего, а уж такого, я не пожелал бы даже своему злейшему врагу, - тихо прошептал вслух недоумевающий Сатана. - Эти ее временные затруднения, по всей видимости, не от моего колдовства, они каким-то образом связаны с проклятием Творца.
   Однако, как бы там не было, он был рад, что тесно связаны своими судьбами между собою: генерал, Холида и Саня Лобов - сами с увлечением выполняли его работу. Он, со злорадной ухмылкою наблюдая за их участившейся бестолковой суетою, только радовался, что у него сейчас не было никакой необходимости, чтобы встречаться с ними для подталкивания в нужном ему направлении. Особенно ему не нравилось встречаться с этим никогда не скрывающим, что он всегда старается по возможности скорее от князя тьмы отделаться, генералом. У Сатаны уже давно чесались лапы, чтобы со свойственным ему бессердечием стереть этого неподдающегося на его уловки генерала в порошок, но всякий раз он почему-то, даже непонятно для самого себя, откладывал свою с ним расправу на следующий раз.
   - Видно самую истинную правду говорят эти презренные людишки, утверждая, что с кем поведешься от того и наберешься, - с тяжелым вздохом приговаривал сам себе Сатана. - Вот и я сам, как видно, слишком очеловечился. Я так привык к его нескончаемым капризам и нытью, что мне без этого генерала уже будет не так уж и приятно ощущать самого себя самым могущественным существом в земном мире. Я уже больше не мыслю для себя дальнейшего существования без его нескончаемой брюзги. Я уже буду страдать и мучиться, если никто не осмелится мне отказать, если меня больше не станут заставлять хитрить и придумывать всевозможные уловки только ради того, чтобы уговорить это ничтожество исполнить мое поручение. Пусть все остается по-прежнему, или, как говорят смертные люди, чем бы дите не тешилось, лишь оно не плакало.
   Сатану не только повеселили, но и немало порадовали проделки в самом начале своей службы в органах Государственной безопасности пронырливого Петра Иволгина. Сатане очень нравились подобные Петру люди, и он уже начал в них видеть свою единственную надежду, что ему все же удастся хоть когда-нибудь сломить упрямство этого упорно не поддающегося на его уловки русского народа.
   - С такими способными ради привольной жизни переступить через многое орлами, я непременно добьюсь давно желанной мне победы над этим выжившим из ума небесным Творцом, - восклицал от переполняющего его плоть радостного ликования Сатана. - Пусть все пока идет своим чередом. Мое сегодняшнее вмешательство в жизнь этих недоумков будет совершенно излишним. Уж кому-кому, а этим бестолковым людям не надо долго объяснять, как им портить свою же собственную на земле жизнь. Они и без моих внушений всегда справляются с подобным делом довольно успешно. Мне будет лучше сейчас подумать, как устроить для этого прощелыги Антона достойное по его заслугам передо мною существование в местах заключения.
  
   Сентябрь 1995 года.
  
  
  
  

Глава вторая.
ОБОРОТНИ.

  
   И кто только с пренебрежительным равнодушием способен относиться к ласковому летнему солнышку!? Переполненное теплотою ослепительно сияющее на чистом голубом небосклоне в это время летнее солнышко сразу же, после своего восхода, в одно мгновение преображает землю, наполняя удивительным волшебством и радостным ожиданием каждого из проживающих на ней живых существ чего-нибудь из ряда вон выходящего. Красное летнее солнышко насыщает радостно затрепетавшую с его восходом землю животворной энергией, стимулирует появление на земле бесподобное дышащее во все стороны густым приятным ароматом буйного цветения всевозможных цветов, которое всегда властно притягивает к себе наше внимание и поражают наши извечно стремящиеся к совершенству и красоте души. Это непревзойденное по своему колориту цветение летних цветов не только услаждает наши души, но и превращает, пусть и на короткое время, всю нашу землю в воистину райский уголок.
   - Сколько жизненных сил дарит летом твой свет!? Сколько пылких сердец обожгло страстью ты!? Пишет оду тебе вдохновленный поэт, поражаясь полетом дерзновенной мечты! - невольно вырывается из груди каждого наблюдающего за тобою в летнюю пору живого существа.
   Как и все в нашем мире, долгожданное и очень сильно желаемое нами лето проносится мимо нас со скоростью света, причиняя всем нам грусть и тоску своим быстрым увяданием в длинную сырую и слякотную осень. И мы, не без труда пережив морозную зиму, немного оживляемся уже только в дни весеннего пробуждения окружающего мира в радостном предчувствии уже совсем скорого твоего прихода. О, лето! Ты всегда для нас желанно! Но, как и все земные красавицы, ты слишком часто, вместо ожидаемого блаженства, приносишь в наши сердца боль от разочарования, подвергая своих восторженных поклонников нелегкому испытанию под изнуряющим бренные тела нестерпимым зноем. Ибо тогда уже все живое на земле при восходе летнего солнышка прячется от его лучей и не находит для себя спасения даже в манящей ожиданием долгожданной прохладою тени, а пересохшая под испепеляющими лучами летнего солнца земля больше не радует нас сухими стебельками чахлых цветов.
   И вот в один из подобных несносно жарких летних дней перед входом в пещеру Сатаны столпилась на самом солнцепеке толпа нечисти. Еле живые от пробирающего их до костей ужаса они, в ожидании неминуемого возмездия от своего грозного беспощадного повелителя за развал коммуны "Цветок ада", долго и терпеливо ожидали, когда Сатана соизволит пригласить их к себе. Не ожидая от скорой встречи со своим грозным и беспощадным повелителем для себя ничего хорошего, они не осмеливались даже подумать, что могут укрыться от изнуряющей и их тела несносной жары в ближайшей тени. Столпившаяся у входа в пещеру нечисть нарочно подвергала себя испытанию несносной жары в надежде своим страдающим видом хотя бы немного смягчить жестокое сердце Сатаны. Обливаясь потом и нетерпеливо подергивая обожженными плечами, они стояли и, безропотно склонив свои повинные головы, со страхом вглядывались в укрытый темным пологом вход в пещеру.
   Неторопливо раскачиваясь в своем излюбленном кресле-качалке, Сатана внимательно вглядывался в отображаемые волшебным чаном их скорбно поникшие фигуры, и мрачная ухмылка освещала затухающим огоньком его сумрачное лицо. Кому еще, как не ему, знать их рабски покорные погрязшие во славу тьмы в непрерывном грехопадении души!? И он, по-своему их любя, старался не держать на них зла за промахи и упущения при выполнении его поручений. Сатана не торопился с приемом своих, как он уже давно привык называть про себя, детей не только потому, что ему так уж сильно хотелось подольше их помучить в неизвестности, а, совсем наоборот, ему хотелось принести в их унылые сейчас души, как можно больше радости. Ибо для любого проживающего на земле существа нет, и никогда не будет, ничего более сладкого того мгновения, когда оно мгновенно освобождается от терзавшего его до этого душу животного страха за свое дальнейшее существование. Безошибочно угадав по известным ему приметам, что время его появления перед своими верными слугами уже наступило, Сатана, покрыв чан темным покрывалом, зажег одним только щелчком рук свечи и, с удовлетворением принюхавшись к распространяющемуся по всей пещеру аромату накрытого стола, вышел к заждавшейся его нечисти.
   Упавшая при виде него на колени нечисть, тут же принялась не только покрывать своими поцелуями полы его длинного темного плаща, но и слезно умолять простить своих неразумных детей. Но строго насупившийся Сатана был непреступен к их унизительным просьбам. Сатана, ничем не отвечая на мольбу своих детей, только с лукавым отблеском своих притворно строгих глаз сердито бросал на них колючие взгляды. И только тогда, когда дрожащие от страха нечистые распростерлись перед ним на земле, он, окинув их веселым доброжелательным взглядом, тихо проговорил:
   - Я счастлив, друзья мои, видеть вас возле своей пещеры. Я не стану скрывать, что все это время с искренним восхищением наблюдал за вашей мужественной борьбою с силами добра и справедливости на еще мало изученном нами поприще. Вы помогли мне найти решения для казавшихся мне ранее просто неразрешимых проблем. Я не стану вас упрекать, что организованная вами в моей долине коммуна просуществовала не так, как вам хотелось, долго. Я не сомневаюсь, что вы, выполняя мое поручение, сделали все, что было в ваших силах. Я приветствую вас, мои друзья, и не сомневаюсь, что вы и дальше будете мне служить с присущим вам усердием!
   Растерявшаяся от неожиданности похвалы повелителя нечисть, пытаясь осмыслить для себя сказанные князем тьмы слова, еще некоторое время в недоумении вращала своими выпученными глазами. Но уже совсем скоро вспыхнувшая в их освобожденных от страха поганых душах радость, требуя своего выхода, заставила их закружиться в такой дикой пляске, что всполошила всех непривычных к их громким воплям висящих под сводами пещеры повелителя уродливые туши летучих мышей. Не обижающийся на подобную забывчивость в его присутствии своих верных слуг Сатана только со снисходительной ухмылкою наблюдал за их беснованием. Но они не остались неблагодарными к его похвале.... И, как только, переполняющее их поганые тела ликование немного улеглось, они бросились к нему со словами благодарности, восхваляя его доброту к своим ничтожным рабам.
   - Возлюбленные, дети мои! - выкрикнул, когда они снова оказались способными воспринимать его слова, Сатана. - Смойте с себя дорожную пыль и входите в пещеру! Я приглашаю всех вас на пир!
   Завизжавшие от удовлетворения нечистые, толкаясь у бившего из скалы студеного до ломоты в костях ключа, омыли свои потные тела, и расселись за уставленным бутылками и вкусно приготовленными закусками столом. Только одни не обремененные земными заботами нечистые слуги Сатаны способны с таким шиком и с таким удовлетворением полностью отдаваться подвернувшейся для них совсем неожиданно гулянке. Тем более что немало способствовал их веселью со снисходительной щедростью прощающий им все их промахи и все их упущения Сатана. Ласково подтрунивая над своими детьми, он с легкостью простил демону злополучные сережки из клада, а бесу побег Антона из долины.
   - Не переживайте, друзья мои, - успокаивал он их. - Мы должны не только уметь радоваться своим победам, но и стойко переносить горечь от неудач.
   Когда все было выпито и съедено, Сатана, наградив их всех за верную службу теплыми местами дальней ему службы, отпустил с миром. И не желающая еще больше испытывать терпение своего повелителя нечисть поспешила оставить его гостеприимную пещеру.
   - Ты, мой дорогой, уже привык к своему человеческому облику или он тебя немного стесняет? - спросил у беса Сатана, когда они остались наедине.
   И не смеющий врать своему повелителю бес честно признался, что в человеческом облике ему быть намного удобнее, чем в своем бесовском виде.
   - Что ж, это, может быть, и к лучшему, - не осудил сжавшего от страха беса Сатана. - В человеческом облике тебе, мой дорогой, будет намного лучше исполнять мое следующее поручение....
   - И я буду продолжать жить среди людей?- не удержался от вопроса сгорающий от нетерпения бес.
   - Да, мой друг, теперь тебе надолго уготовлена подобная судьба, - задумчиво буркнул Сатана. - У меня в сегодняшней России появись кое-какие трудности. Враждебно настроенное к продавшимся мне с потрохами земным сторонникам Советское правительство организовала по всей стране их преследование и направляет их, родимых, в специально построенные лагеря для перевоспитания. Надеюсь, что ты еще не забыл, с каким трудом добываются души моих земных сторонников, тем более что в Советском Союзе, вышедший из моего влияния дерзкий русский народ уже успел выкорчевать из своей жизни большинство из этих устраиваемых мною для этой цели соблазнительных ловушек. Ты должен понимать, что мне не очень хочется за просто так терять такое множество уже склоненных мною на грех человеческих душ, если усилия по их перевоспитанию у Советского народа окажутся успешными. Отсюда и назревшая для меня острая необходимость внедрять в охрану этих лагерей и в ряды воспитателей по возможности больше своих призванных еще сильнее затягивать на шеях этих презренных людишек мои силки и исключать освобождение этих грешников из-под моей власти слуг. К тому же, как давно уже известно, любое большое начинание никогда не обходится без досадных оплошностей и неизбежных ошибок. В эти трудовые лагеря по моим самым достоверным сведениям сгоняется еще и немало ни в чем неповинных перед Советской властью людей. Попадая в подобные лагеря, они неизбежно попадут под влияние моих заключенных сторонников и станут легкими жертвами для внедренных в руководство этими лагерями моих верных слуг и преданных земных сторонников в борьбе против сил добра и справедливости. Вот я и намереваюсь направить тебя, мой верный бес, в один из таких лагерей для организации нужной нам работы во имя скорейшего торжества над землею угодной для нас тьмы.
   - Мой повелитель! - выкрикнул безмерно ему благодарный за такое предложение бес. - Для меня нет большего счастья, чем работать под твоим личным руководством!
   - Я и не ждал от тебя, друг мой, других слов, - ласково буркнул в ответ Сатана. - Но на этот раз ты уже будешь работать под контролем этих презренных людишек и без контакта с преданными нашему делу земными сторонниками....
   - Я приложу все свои усилия, чтобы оправдать твое высокое доверие, повелитель! - с угодливой готовностью выкрикнул не желающий отказываться от такого выгодного предложения Сатаны бес.
   Прижавшийся к оконному стеклу Петр еще долго смотрел вслед уходящей в сторону остановки автобуса Вали, и все это время, забившееся в сладкой истоме сердце, побуждало его только на одни добрые и хорошие дела.
   - Вот и я сам стал похож на этого подписавшего себе смертный приговор болвана ради этой смазливой девчонки, - с неудовольствием подумал про себя Петр. - А я-то до этого времени считал, что быть без памяти влюбленным удел только умственно неполноценных людей. Неужели и мне суждено превратиться в такого же идиота? Нет, я непременно заставлю себя выбросить из головы эту проклятую любовь.... Я не имею права рисковать своей карьерою.
   Но опаленное смазливым личиком Вали сердце не слушалось его холодного трезвого рассудка. Оно впервые, не соглашалась со своим хозяином, не позволяло ему успокаиваться. Озабоченный своим состоянием Петр изо всех своих сил старался забыть об этой случайной встрече с такой опасною для него девушкою, но его совсем уж неожиданно заупрямившееся сердце не уставало напоминать Петру о данном ей обещании.
   - Но я же не самоубийца!? - со злостью восклицал про себя Петр. - Зачем мне из-за этой девчонки рисковать своей карьерою!?
   Его раздражительность только подогревало в нем желание, несмотря ни на что, но сделать все от него зависящее, чтобы исполнить донное им Вале обещание. И он, промучившись еще несколько часов, решился вызвать к себе следователя Игнатова.
   - Вызывали, товарищ начальник? - уточнил вбежавший в кабинет обеспокоенный Сережа.
   - Да, вызывал, - сердито буркнул недовольный собою Петр. - Я согласился с вашим утренним расследованием, но это еще не означает, что я нахожу сделанные вами выводы по протоколу допроса гражданина Козлова правильными.
   - Что еще этому сосунку от меня понадобилось? - с неудовольствием подумал о новом начальнике районного отделения Государственной безопасности Сережа.
   - Понимая, что у вас было недостаточно времени, я не стану обвинять вас в односторонности ваших выводов и в преднамеренном умалчивании, что и сама жертва вела себя не очень последовательно. Отдельные факты из материалов дела наводит меня на мысль, что лейтенант Лобов сам спровоцировал собственное убийство, - мысленно обзывая самого себя самыми обидными славами, тихо проговорил Петр. - Я не намерен предоставлять нашему советскому суду искаженную информацию о преступлении гражданина Козлова. Я попрошу вас учесть высказанное мною замечание и к утру предоставить мне уже законченные материалы расследования, чтобы отослать их вместе с гражданином Козловым в областное управление.
   - И чего только эти офицеры из Государственной безопасности возятся с гражданином Козловым, как с писаной торбою? - недовольно буркнул в недоумении пожавший плечами про себя Сережа.
   - Вам, товарищ Игнатов, что-то непонятно! - окликнул его Петр.
   - Вы, товарищ начальник, как всегда правы! - ругая себя за забывчивость, поторопился отозваться Сережа. - Я во время расследования любого дела способен слишком увлекаться, и упускать существенные детали. Я исправлю свою оплошность....
   - Наконец-то, я добился от этого слишком умного следователя понимания, что в этой жизни прав только тот, у кого больше прав на эту самую правду, - с удовлетворением отметил про себя Петр.
   Выскочившая из остановившегося на остановке ее села автобуса Валя поторопилась домой.
   - Мамочка, ты заболела!? - выкрикнула она, застав свою маму лежащую в постели.
   - Мне сегодня что-то нездоровиться, доченька, - слабым голосом отозвалась с постели мать. - Тебе уже отпустили?
   - Да, мамочка, - поторопилась ее успокоить поправившая на ней одеяло Валя.
   Радость, что ее доченька на свободе, на мгновение осветила усталое лицо мамы, но тут же снова угасло. Софья Николаевна, не решаясь задавать больной для ее дочери вопрос, еще немного помолчала, а потом, собравшись с силами, с трудом выдавила из себя:
   - А Антон?..
   - Антон остался в тюрьме, - пряча от мамы свои заплаканные глаза, торопливо проговорила Валя.
   Но разве может хоть что-нибудь скрыть от мамы ее взрослый ребенок? Понимая, что ее дочь не хочет ее огорчать еще больше, мать не обижалась на свою немногословную Валю. Неожиданно нагрянувшая беда, лишив ее остатков жизненных сил, свалила мать Вали с ног. И она больше уже не в силах подняться на своих ногах не отводила от дочери виноватых глаз, на хрупкие плечи которой свалилась не только ее собственная беда, но и заботы о своей больной мамочке.
   - Что же я наделала, старая дура? - мысленно ругала она саму себя. - Я не только не смогла помочь своей доченьке, но и взвалила на ее плечи еще такую обузу.... Хоть бы быстрее прибрал меня к себе Господь бог....
   Утром Валя поднялась с постели еще затемно. Обработавшись по хозяйству, она накормила свою мамочку и, попросив соседку присмотреть за нею, побежала на остановку автобуса.
   - Что еще тебе понадобилась, Тимофеева? - с удивлением спросил ее еще раз на свежую голову перечитывающий переписанный им протокол допроса Сережа. - Мы же тебя отпустили еще вчера.... Вот и сидела бы от беды подальше в своей избушке на берегу моря, а не искала бы для себя еще больших неприятностей....
   - Я хочу встретиться с Антоном, - тихо проговорила Валя. - Мне подсказывает сердце, что его сегодня увезут....
   - Твое сердце тебя не обманывает, - добродушно буркнул дочитавший переписанный протокол допроса Сережа. - Сегодня твоего Антона отправляют в областное управление Государственной безопасности, а куда его отправят потом, я уже знать не могу.... Тебе, Тимофеева, очень повезло. Я как раз собираюсь сам встретиться с Антоном.... Могу устроить вам короткое свидание....
   Выйдя из кабинета, они неторопливо зашагали в сторону тюрьмы. Сережа провел Валю в комнату для допросов и распорядился привести к нему гражданина Козлова. При виде входящего в комнату допросов Антона радостно вскрикнувшая Валя только намерилась броситься ему на шею, но недовольно нахмурившийся Сережа ее остановил.
   - Не торопись Тимофеева, у вас еще будет время для прощания, - строго заметил ей Сережа. - У меня еще есть к гражданину Козлову кое-какое дело....
   И он, вытащив из папки переписанный протокол допроса, протянул его Антону. Ознакомившийся с ним Антон с недоумением покосился на следователя.
   - Что все это может для меня означать? - глухо выдавил он из себя.
   - Это означает, гражданин Козлов, что у тебя появилась надежда на жизнь. Подпиши его, а прежний протокол допроса я уже уничтожил.
   Антон, приняв из рук следователя ручку, окунул перо в чернильницу и подставил под сухими строчками допроса свою подпись. Одобрительно хмыкнувший Сережа тут же просушил ее промокашкою и вложил переписанный протокол допроса Антона в папку.
   - Что говорят обо мне сельчане? Отошла ли от вчерашнего обморока твоя мама? - расспрашивал Антон прильнувшую к нему Валю.
   - Дома все в порядке, - соврала ему не желающая его еще больше тревожить Валя. - Лишь бы у тебя было все хорошо....
   - Надо верить, что и у меня тоже все образуется, - тихо проговорил Антон и шепнул своей любимой на ушко. - И как же я рад, что ты не побоялась приехать ко мне сегодня....
   - Я буду ждать тебя, милый, - с трудом сдерживая набегающие в глаза слезы, прошептали Валя. - Дай мне слова, что ты больше не будешь понапрасну рисковать собою, что ты вернешься ко мне живым и невредимым....
   - Я обещаю тебе, моя любовь, - еле слышно прошептал ей в ответ Антон.
   - Пора прощаться, - негромко проговорил нажавший на кнопку Сережа.
   Вошедший конвоир равнодушным возгласом потребовал от Антона выхода из комнаты для допросов подследственных. Не желающая отдавать своего возлюбленного в руки жестоких бессердечных людей Валя с отчаянной решимостью, бросившись на шею, беззвучно зарыдала на груди у Антона.
   - Успокойся, родная, - шепнул, осторожно освобождаясь из ее ручек, Антон.- Мне уже пора возвращаться в камеру....
   И Антон, взяв ее голову в свои руки, поцеловал на прощание прямо в ее подрагивающие от рыданий губки.
   - Прощай.... Я тебя никогда не забуду, - беззвучно прошептали его губы. - Не томи меня понапрасну.... При первой возможности пришли мне весточку, - умолял Антона прощальный взгляд Вали.
   Петр и Холида оказались достойными друг друга. И эта их подобие, несмотря на отсутствие притягивающих любовников друг к другу взаимных чувств, сблизила их. Их связь помогла Холиде отвлечься от беспокойных мыслей, после ареста Антона, а Петр забывался с нею от совсем неожиданно свалившегося на него любовного наваждения. Им, прирожденным игрокам, не останавливающимся при достижении своей цели перед попранием не только каких-то норм морали, но и всего, что только и есть в нашей земной жизни святого, появившаяся возможность не разыгрывать из себя добропорядочность, а оставаться самими собою, была эта их кратковременная связь даже очень кстати. Опытный в отношениях с женщинами Петр нравился Холиде намного больше, чем стеснительный и совестливый Саня. С ним ей не надо было играть роль целомудренной и добропорядочной женщины. С ним она просто отдыхала, забываясь обо всем.... Холида с Петром не играла в любовь, а трепетно и страстно отдавалась ей.... Молодость и без взаимных чувств и привязанностей способно притягивать людей друг к другу. Только поэтому они, после бурных и утомительных первых ночей любви, не только не успели друг другу наскучить, но и бросающая их раз от раза в омут бесплодной любви близость ничем их не тяготила.
   - Ты хороший парень и настоящий мужчина, - тихо шептала утомленная Холида. - Мне очень хорошо с тобою.... Я впервые ощущаю возле тебя саму себя именно той женщиною, которой позволено полностью отдаваться все время одолевающим ею страстным желаниям.
   - Я всегда поражаюсь твоим умением вызывать во мне сильные страстные желания, - высоко отзывался об ее умении возбуждать лежащего вместе с нею в постели мужчину безо всякого намека на лицемерие ласково ухмыляющийся Петр.
   - Мне будет недоставать тебя в Москве, - грустно шептала поглаживающая его темные густые волосы Холида.
   - Ты переезжаешь в Москву? - не без удивления спросил ее Петр. - Чем же ты там, в столице, будешь заниматься?
   - Выйду замуж, - с тихим смешком ответила Холида. - Мне один московский генерал предложил сердце и руку.
   - Он тебе так понравился? - полюбопытствовал догадавшийся, о каком генерале она говорит, Петр.
   - Дурачок! Разве может мне понравиться старый генерал!? - шутливо толкнув кулачком в бок Петра, засмеялась в ответ Холида и уже совсем неожиданно для него предложила. - Если я, используя своего генерала, перетащу тебя в Москву, ты не станешь противиться?..
   - Я подобному изменению места своей службы буду только рад, - шепнул ей на ухо довольно ухмыльнувшийся Петр. - Мне тоже не хочется терять такую умелую любовницу, после того, как ты уедешь из поселка....
   - Товарищ генерал, я только что получил адресованную вам срочную телеграмму! - вскричал вбегающий в кабинет секретарь и, передав генералу в руки телеграфный бланк, удалился приемную.
   Увидевший в руках секретаря этот кусок бумаги генерал догадался, от кого именно послана ему телеграмма. А сейчас, прочитав напечатанное на нем короткое сообщение, окончательно убедился в правильности своего предположения. Завтра в полдень он должен был встретить приезжающую в Москву так сильно ему понравившуюся вдову из приморского поселка.
   - Я могу потерять ее из-за этого страдающего отдышкою толстяка, - с неприязнью подумал он о полковнике Ветрогонове.
   - Не уговаривайте меня, товарищ генерал! - завопил тот, когда генерал обратился к нему с просьбою сохранить убийце Козлову жизнь. - Мы и за меньшее присуждаем к вышке, а здесь убийство офицера Государственной безопасности.
   - Как же мне умудриться уломать этого пройдоху? - недовольно буркнул вслух раскрывающий валяющееся на его столе уже неделю дело гражданина Козлова генерал.
   Уже более внимательно вчитываясь в написанный аккуратным подчерком следователя протокол допроса подозреваемого в убийстве лейтенанта Лобова гражданина Козлова, генерал от неожиданности встретить в нем просто невероятные вскрытые следователем факты не удержался от возмущенного возгласа.
   - Это что еще за чертовщина!? Какой только с позволения сказать идиот состряпал эту, галиматью!? - громко выругался он, вчитываясь в один из абзацев прокола допроса.
   Рассерженный, что кто-то осмелился сочинить предназначенную для него несуразицу, генерал снова и снова возвращался к началу описания этого просто возмутительного для поведения офицера Государственной безопасности факта. Но по мере того, как он все более внимательно прокручивал его в своей хитроумной и необычайно ловкой голове, его пасмурно-недовольное лица потихонечку светлело, а в самом конце прочтения этого несуразного, по его мнению, протокола он уже не удержался от возгласа восхищения:
   - Ну, и молодец этот Иволгин! Я непременно поблагодарю его за разумную инициативу! Теперь, если я к этому делу еще приложу дело о расстреле матери лейтенанта Лобова, то наш закоренелый враг народа Козлов уже непременно предстанет перед полковником Ветрогоновым в образе идейного защитника Советской власти.
   Повеселевший генерал уже с нетерпением дожидался прихода Ветрогонова с протоколами вчерашнего заседания для утверждения.
   - Сегодня я его возьму в оборот, - самодовольно ухмылялся про себя генерал. - Сегодня он у меня попотеет.... Пусть только скорее покажется мне на глаза.
   Примерно через полчаса на столе у генерала зазвенел телефон.
   - К вам полковник Ветрогонов, товарищ генерал! - доложил секретарь.
   - Пусть входит, я его жду, - добродушно буркнул поднимающийся с кресла для встречи с гостем генерал.
   - Ну, что у вас сегодня? - спросил поздоровавшийся с ним за руку генерал.
   - Все, как всегда, - равнодушно буркнул полковник и протянул генералу стопку проколов.
   - Мда, неплохо поработали, - проворчал подписывающий протоколы генерал. - Присаживайтесь, мне еще надобно обсудить с вами одно дело....
   Полковник опустил свой жирный зад на стул, а генерал вместе с подписанными проколами протянул ему и заведенное дело на гражданина Козлова.
   - Зачем оно мне, - удивился полковник, - я успею с ним ознакомиться и во время суда.
   - Как вы думаете, полковник, почему мы, не жалея себя, вынуждены столько времени выделять для расследования этих дел? - не без ехидства поинтересовался у него генерал.
   - Как это почему? - переспросил его еще больше удивившийся полковник.- Во имя защиты завоеваний во время Великой Октябрьской революции рабочих и крестьян. Об этом в нашей стране известно каждому школьнику, товарищ генерал....
   - Правильно, для защиты нашей родной Советской власти, - подтвердил его слова генерал. - Но не забываем ли мы, что за каждым этим делом находится конкретный человек? Не перестали ли мы для себя осознавать, что не имеем права, особенно в таких щекотливых делах, которыми по долгу своей службы мы и занимаемся, на ошибку, что за каждым нашим действием или бездействием находится авторитет Советской власти, доверие всего Советского народа? Представьте себе, что обвиненным во вражеской деятельности может оказаться любой советский человек, даже ваш сослуживец или ближайший родственник....
   - О чем вы говорите, товарищ генерал!? Зачем мне такие сослуживцы, а, тем более, родственники!? - не удержался от возмущенного выкрика полковник.
   - Я хочу, чтобы вы, полковник, научились распознавать преступников, к которым не должно быть никакого снисхождения, от преступников, которые просто запутались в сваливающихся на них, как всегда, неожиданно неблаговидных жизненных обстоятельствах, - нравоучительно заметил генерал. - К ним-то Советская власть должна быть снисходительной.... Надеюсь, что вы со мною в этом непреложном нашем принципе согласны?
   - Ну, и что может послужить оправданием для убийцы офицера Государственной безопасности? - не без иронии полюбопытствовал у генерала полковник.
   - Прочитайте внимательно материалы расследования и все поймете сами, - с насмешливой ухмылкою предложил полковнику Ветрогонову генерал. - Я опасаюсь, что вы во время суда не сможете так сразу вникнуть в смысл написанного в протоколе допроса следователем....
   - Обижаете, товарищ генерал, - сердито буркнул недовольно поморщившийся полковник, - я еще не давал вам повода сомневаться в своей компетентности.
   - Читайте, полковник, - добродушно буркнул генерал.
   - Что ж, аргумент даже очень убедительный, - пробубнил прочитавший протокол допроса полковник. - Однако, как бы там ни было на самом деле, мы не можем и не должны поощрять убийство офицеров Государственной безопасности. Мы не можем допускать, чтобы каждый оскорбленный в своих, пусть и в самых святых, чувствах советский человек занимался самосудом. Для этого в Советском Союзе имеются народные суды, которые каждому воздадут сполна за все, что противоречит законам первого в мире государства рабочих и крестьян.
   - Вы даже не хотите учесть, что у этого офицера застрелена по обвинению во враждебной деятельности мать, - тихо проговорил генерал, передовая полковнику извещение из областного управления о приведении в исполнение приговора матери лейтенанта Лобова.
   - Лично застрелил свою мать! - воскликнул от неожиданности ужаснувшийся полковник. - Ну, и фрукт этот ваш лейтенант! Согласен заменить его убийце вышку на пятнадцать лет тюрьмы....
   - Можно и больше, - добродушно буркнул обрадованный его согласием генерал. - Завтра я лично буду присутствовать на суде этого гражданина Козлова.
   - Можно узнать, кем этот Козлов вам приходится? - поинтересовался у генерала полковник. - Надеюсь, не каким-то дальним родственником?.. Почему вы за него так переживаете?..
   - Этот Козлов мне такой же родственник, как и вам, - посмеялся над его предположением генерал. - Вы и сами знаете, что согласно утверждению библии всех нас породил один мужчина под названием Адам.
   - Тогда во всем виновата женщина, - с тяжелым вздохом проговорил полковник. - И чего только они не вытворяют с нашим братом?..
   - Лучше сказать, что я забочусь только об одной истине, - поправил его генерал. - В наших руках, полковник, судьбы людей, а в конечном итоге и судьба Советской власти. Мы не имеем права на ошибку.... Любая наша сегодняшняя оплошность непременно слишком болезненным бумерангом отзовется в нашем будущем.
   - Ну, что вы нам предвещаете в будущем всяческие беды, товарищ генерал? - в свою очередь ехидно ухмыльнулся полковник. - Мы же далеко уже не школьники....
   - И куда мы сейчас поедем? - ласково проворковала прижимающаяся к встретившему ее на вокзале генералу Холида. - К вам на квартиру?..
   - Нет, дорогая, - с некоторою долею превосходства ответил ей генерал. - Мы прямо сейчас отправляемся в суд.
   - В суд!? - с удивлением переспросила она генерала. - Не вознамерился ли ты вместо обещанного рая заточить меня в темницу?
   - Ни в коем случае, моя радость, - посмеялся в ответ на ее слова генерал. - Я только хочу сдержать данное мною ранее слово. На сегодня намечен суд виновного в убийстве твоего бывшего мужа Козлова....
   - Тогда нам не помешает поторопиться, - заторопила генерала Холида. - Как бы эти судьи не осудили его без нас?..
   Поднявшись по лестнице на третий этаж, они вошли в длинный узкий коридор. Придерживающий Холиду под руку генерал подвел ее к одной двери. И они вошли в окрашенную в серый цвет комнату, в которой на невысоком помосте стоял стол с восседающими строго нахмуренными судьями. Вошедшие в зал заседаний суда генерал с Холидою присели на специально поставленных для них жестких стульях и внимательно прислушались как суровый и грузный полковник Ветрогонов громко объявляет очередному обвиняемому в преступлении против Советской власти приговор.
   - Сейчас должны привести твоего Козлова, - тихо шепнул на ухо Холиде генерал.
   И действительно Холида уже совсем скоро с пристальным интересом всматривалась в осунувшегося Антона, на лице у которого уже не было даже намека на ту юношескую мечтательность, которая в свое время так сильно привлекла к себе заточенную в пещеру душу Холиды. Выпавшие на его долю тяжелые испытания многому научили Антона, поэтому опытной в общении с людьми Холиде сейчас было совсем не трудно увидеть на его еще совсем молодом лице не только мужество храброго сердцем человека, но и мудрость. Антон все еще ей нравился, но наученная горьким опытом Холида больше не позволяла своему сердцу ни одного трепета при встрече с бывшим возлюбленным. Холида сейчас, если бы ее собственное бессмертное существование не было тесно связанно с жизнью Антона, с удовольствием расправилась бы с ним без всякого сожаления. Подобное ее зависимость от смертного человека оскорбляло гордую Холиду. И она сейчас с двойственным чувством смотрела на невозмутимо стоящего Антона и не могла им не восхищаться.
   Суд, вопреки ожиданиям Холиды, оказался недолгим.
   - Вы приговариваетесь за убийство офицера Государственной безопасности к пятнадцати годам тюремного заключения! - громко выкрикнул полковник Ветрогонов. - Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
   Наглядно убедившись, что ее бессмертию пока еще ничто не угрожает, Холида повеселела и, рассказывая о своей жизни в приморском поселке генералу, с теплотою отзывалась о сменщике ее бывшего мужа молодом офицере Иволгине.
   - Этот сменивший моего мужа офицер оказался на удивление таким чутким и заботливым, - всю дорогу к квартире жужжал ее прелестный голосок в генеральских ушах. - Как же мне жаль, что его достоинства в этом захолустье никогда не будут в полной мере оценены.
   - Ты не права, дорогая, - снисходительно ухмыльнулся на нее сетование генерал. - Мы способных людей замечаем. Я уже распорядился, чтобы этого твоего хваленого Иволгина немедленно отравили в мое распоряжение.
   Резкий порывистый ветер гнал навстречу стремительно мчавшему по поднебесью бесу от показавшегося на горизонте огромного города клубы едкой гари и дыма.
   - Фу, какая просто нестерпимая вонь! - с брезгливой гримасою пробубнил вслух опускающийся на берег засверкавшего перед ним в лучах утреннего солнышка озера бес.
   Обернувшись в невысокого средних лет полноватого мужчину, он открыл переданный ему перед самым отлетом Сатаною чемодан и начал перебирать находящиеся в нем вещи. В чемодане оказалась новая, как говориться, с иголочки офицерская форма и множество других так необходимых в жизни командировочного человека мелочей. Прихватив нижнее белье с мылом и мочалкою, бес с наслаждением окунулся в приветливо засверкавшую прохладную озерную воду. Охладив свое разгоряченное по время парения по поднебесью тело, бес, после недолгого мытья, выбрил до синевы свою жесткую густую щетину на лице и уже только потом натянул на себя с густым нафталиновым запахом офицерскую форму. Обнаружив в гимнастерке распухший от множества вложенных бумаг бумажник, бес поспешно извлек его из кармана и принялся осматривать его содержимое. Кроме денежных купюр в бумажнике находились все необходимые для откомандированного в отдел кадров офицера документы с еще совсем новеньким удостоверением личности. Заинтригованный бес тут же его развернул и, медленно выговаривая слова, прочитал о себе следующие анкетные данные: Бесовский Иван Иванович, подполковник, русский, холост, последняя занимаемая должность заместитель начальника лагеря. Осветившийся довольной ухмылкою бес снова засунул бумажник на прежнее место и по протоптанной от озера тропинке вышел на гудевшее от множества стремительно мчавшихся по ней автомашин шоссе. Он за последние столетие в своем бесовском существовании не так уж и редко сталкивался с офицерами русской, а последнее время и с офицерами Красной армии. Неизвестно почему, но офицерская служба до того сильно затронула его восприимчивую ко всему новому и необычному душу, что он, как завороженный, подолгу ходил вслед за ними, с превеликою охотою воспринимая для себя все их повадки. Особенно ему нравился их чеканный шаг, и именно те воинские ритуалы, которые наглядно отличали посвятившего самого себя военной службе человека от всех прочих совсем неинтересных бесу людей. И вот сейчас, благодаря поручению Сатаны, его самая заветная мечта, наконец-то, исполнилось. Бес подъехал на попутке к отделу кадров и, уже немало зная о службе офицера, с легкостью сыграл роль бравого солдата, чем мгновенно покорил сердце пожилого начальника отдела кадров.
   - У вас отличный послужной список, подполковник, - с похвалою отозвался ознакомившийся с его делом пожилой кадровик. - К сожалению, у меня пока нет для вас достойной вакантной должности. Но вы не переживайте.... Я предоставлю вам еще не использованный в этом году очередной отпуск. Пока вы будете поправлять в санатории свое здоровье или греться под теплым южным солнцем, я постараюсь подобрать для вас что-нибудь подходящее вашей отличной характеристике с прежнего места службы.
   Но внимательно выслушавший его бес наотрез отказался от лесного для него предложения, а, высказав желания провести отпуск в Москве, попросил пожилого кадровика посодействовать в получении им разрешения посещать московские тюрьмы.
   - У меня, товарищ полковник, крепкое здоровье, и мне очень хочется изучить передовой опыт московских товарищей, - с наигранной скромностью объяснил бес недоумевающему пожилому кадровику причину своего подобного желания. - Кто может знать заранее, когда еще у меня появится подобной возможность осмотреть нашу прекрасную столицу и, тем более, проникнуться службою моих московских коллег. Да и вообще, мне никогда не нравилось проводить время попусту, все свое свободное от службы время я использую только для совершенствования служебных навыков.
   Одобрительно хмыкнувший старый служака лично обошел вместе с бесом нужные кабинеты и, передовая ему готовое разрешение, сказал:
   - Как жаль, что таких офицеров, как вы, подполковник, не так уж и много в нынешней Красной Армии. Но одно только понимание, что такие офицеры, как вы, в Красной армии есть, благотворно влияет не только на ее дух, но и на стойкость рядовых красноармейцев.
   Начиная с этого дня, бес с самого раннего утра и до позднего вечера пропадал в камерах временного содержания заподозренных в противоправных действиях советских людей. Только в них он ощущал себя, как рыба в воде, только там он ощущал родную для своей бесовской породы стихию. Особенно ему нравилось принимать личное участие в допросах для выбивания из задержанных нужных органам дознания сведений. При этом он проявлял такое завидное для московских товарищей хладнокровие и изобретательность, что те, уже не скупясь, отсылали в отдел кадров самые похвальные о перспективном подполковнике отзывы. За приносящей ему одно только удовлетворение работой время летело незаметно. И как бы удовлетворенно хмыкающему бесу не хотелось его хотя бы немного притормозить, оно, неумолимо отсчитывая день за днем, приближало его к окончанию своего первого за все свое бессмертное существование отпуска. В свой последний отпускной день бес закончил свою излюбленную возню с арестованными раньше обычного для него времени и по пути в гостиницу заглянул на огонек в один из московских ресторанов. Сделав заказ подбежавшему к нему официанту, он в ожидании угощения неторопливо обводил равнодушным взглядом полупустой небольшой уютный зал. Его усталые глаза равнодушно соскакивали с одного посетителя на другого, пока не зацепились за молодую красивую женщину сидевшую за одним столиком вместе с моложавым генералом. Неизвестно почему, но все его нечистое тело при виде этой красивой женщины самопроизвольно затрепетала как бы при приятной неожиданной встрече с каким-то своим давним знакомым.
   - Что же это такое со мною сегодня происходит!? - вопрошал самого себя немало обеспокоенный бес.
   В своем бессмертном существовании обобрав, оболгав и погубив бесчисленное множество людей, он не льстил себя надеждою на особое внимание к его скромной особе подобной красавицы. Но он не мог просто так отмахнуться от своего веками натренированного взгляда, который по его желанию мог с легкостью вспомнить каждого, кому повезло или не посчастливилось встретиться на пути выискивающего свою очередную жертву беса.
   - Если взгляд меня предупреждает о нашей в прошлом встрече, то я, где-то с этой женщиною непременно встречался, и что-то с нею вытворял, - подумал про себя бес и начал подстегивать свою интуицию, чтобы хотя бы определить: это молодая женщина опасна для него или нет.
   Интуиция ему подсказала, что их прошлые встречи не были для беса неприятными. Доверяющий своей интуиции бес успокоился и направил все усилия для скорейшего воспоминания: кто эта молодая женщина и как можно ее использовать в его теперешней во славу тьмы деятельности. Подоспевший проворный официант быстро заставил его стол заказанными напитками и едою. И бес потихонечку выпивал рюмку за рюмкою, пока не вспомнил, где именно он встречал эту красавицу.
   - Так это же шибианка Холида! - еле сдержал он в себе охватившее все его тело волнение, чтобы не выкрикнуть вслух. - Не диво, что я признал ее не сразу, после такой долгой разлуки! Но как же ей удалось уцелеть, после того, когда Всевышний Творец проклял всех шибианок за какие-то там их провинности перед Ним.
   Бес встречался и видел на месте сборища местной нечисти шибианку только в ее естественном уродливом виде. Так что, вполне естественно, можно было предположить, что он никак не мог признать свою старую знакомую шибианку в образе молодой красивой половчанки. Так оно и было, если бы у беса были обычные человеческие глаза. Но благодаря своему бесовскому зрению, которое было просто невозможно обмануть или ввести в заблуждение никакому колдовскому превращению, он безо всяких сомнений признал в этой смутившей его взгляд молодой женщине свою прежнюю старую знакомую шибианку. Взволнованный неожиданной встречею, после такой долгой разлуки, бес, улучив удобный момент, даже решился пригласить ее на танец.
   - Вам не кажется, что мы уже встречались раньше? - спросил закружившийся вместе с нею в медленном вальсе на площадке у оркестра бес.
   - Сомневаюсь, - ответила окидывающая игривым взглядом незнакомого офицера Холида, - я домоседка и не так уж часто выхожу с мужем в общество....
   - Не могу с вами согласиться, - возразил ей бес. - Мне припоминается одно место, где мы не только видели друг друга, но и мило беседовали.
   И бес начал описывать внимательно слушающей его спутнице генерала место шабаша. И когда он дошел в своих описаниях до парящей по поднебесью шибианки, то смутившаяся Холида его перебила.
   - Но откуда вы все это знаете!? Это же было так давно!..
   - Я был одним из тех, кто встречал вас тогда у горящего костра, - признался не ставший скрывать свою истинную сущность бес.
   - Боже мой! - вскрикнула изумленная Холида. - Так вы....
   - Да, уважаемая, я бес, - подтвердил ее догадку подполковник.
   - Но ведь вы....
   - Вы хотите сказать, что я не похож на самого себя, - со снисходительной ухмылкою проговорил ей бес. - Времена, уважаемая Холида, изменились. И мы, оставив свои прежние темные сырые места, сейчас живем среди людей. За последнее время мы немного поумнели и кое-чего добились в этой жизни.
   - Я это вижу, - все еще смущенно проговорила осматривающая его форму и офицерские знаки различия Холида. - Мне очень приятно снова видеть своего старого знакомого.... Давайте возвратимся к моему столику, чтобы я могла познакомить вас со своим мужем.
   - Меня зовут Бесовский Иван Иванович, - подсказал бес по дороге к столику, за которым сегодня расположились генерал с Холидою.
   - Дорогой, - проворковала подведшая беса к генералу Холида, - позволь представить тебе моего дальнего родственника.
   - Неожиданная встреча в ресторане, - через силу изобразил на своем лице приветливую ухмылку сгорающий от ревности генерал. - Но, все равно, мне очень приятно, дорогая, знать, что у тебя все еще имеются хотя бы дальние родственники, - и он, уже обращаясь прямо к бесу, спросил. - Как же вас звать-величать, подполковник?
   - Бесовский Иван Иванович, - представился бес.
   - Присаживайтесь, Иван Иванович, - пригласил его к столу разливающий по рюмкам водку генерал, - выпьем за наше знакомство.
   Не желающий отказывать в просьбе генералу бес залпам опрокинул в свое нутро рюмку водки и прикусил кусочком ветчины.
   - Где вы служите? - полюбопытствовал у беса генерал.
   - Служил заместителем начальника лагеря, а прямо сейчас, как говориться, не у дел. Жду от отдела кадров нового назначения, - отрапортовал бес и, перебросившись с генералом еще несколькими незначительными фразами, заторопился. - Извините, но мне уже пора.... Прошу прощения, если я хоть в чем-то вам сегодня помешал.
   - Надеюсь, что мы с вами еще увидимся, - сказал на прощание генерал и крепко пожал протянутую бесом руку.
   - Откуда этот дальний родственник у тебя взялся? - спросил генерал Холиду по возвращению домой. - Ты же уверяла меня, что все твои родные погибли за годы Гражданской войны.
   - Да, дорогой, они все тогда погибли, - с грустью проговорила вспомнившая о своих подружках Холида. - А про Ивана я напрочь позабыла и не пыталась его искать. Да, и чем мог мне помочь дальний родственник, у которого тоже вероятно были тогда невосполнимые потери, и который вряд ли помнил в то время обо мне? Он же приходится мне не близким родственником, у которого я могла бы надеяться найти приют и поддержку, а дальним родственником, почти чужим человеком. Но вот наша сегодняшняя случайная встреча показала, что и он еще не позабыл о моем существовании, что все эти годы он обо мне думал, но не мог меня в этой огромной России отыскать.
   - Прости меня, - повинился смутившийся свой дотошности генерал. - Я не хотел причинять тебе боль, возвращая своими расспросами, в нелегкие для тебя воспоминания о своем детстве.
   - Дорогой, а ты мог бы его назначить начальником лагеря, в котором будет отбывать свой срок Антон, - решилась снова напомнить генералу об осужденном Козлове Холида. - Он бы там заодно и за этим Козловым присмотрел бы.... Пойми, что я не хочу, чтобы нелегкое лагерное существование слишком быстро отправила бы убийцу моего первого мужа в иной мир.
   - Я подумаю об этом, моя душечка, - ласково проговорил страстно прижимающий к себе Холиду генерал.
   Как бы не был развращен человек облегчающим его жизнь на основе современного прогресса бытом, попадая в корне изменяющие условия его проживания места, он довольно быстро с ними свыкается. И уже совсем скоро, вспоминая о своей прошлой жизни, думает о ней, как о нереальности, как о своих кошмарных или приятных для души и тела видениях или снах. Так уж изначально устроена всемогущая природа, чтобы человек оценивал и предполагал продолжение своей жизни только на основании сегодняшнего дня в настоящем времени. А все остальное, что будоражит его в воспоминаниях о прошлом или в грезах о возможном будущем, относится к числу его бесплодных мечтаний или, как обычно, к никогда не сбывающимся надеждам. То же самое происходило сейчас и с уже больше месяца безропотно следовавшим за своим поводырем Павлом. Ему, приученному с самого раннего детства к вольготным условиям города, было совсем непросто привыкнуть к кочевому образу жизни состарившегося лешего, который не имел привычки думать наперед, а где они будут сегодня ночевать, и чем они будут в течение дня питаться. Поэтому и приходилось ему употреблять в пищу все, что могли переварить в себе их постоянно голодные желудки, а для сна опытный в подобном деле леший быстро отыскивал в лесу удобное для ночлега место. За этот с просто невероятной быстротой промелькнувший месяц Павел не только заметно окреп физически и стал ощущать себя в лесу более-менее привольно, но и внешне изменился до неузнаваемости. Трудно, если не сказать, что уже было просто невозможно, признать в оборванном и обросшем Павле прежнего стройного и опрятного офицера. Окружающая человека жизнь властно вносит свои коррективы не только в его внешний облик, но и в его характер, и в его привычки. Павел уже не был самоуверенным и решительным в своих поступках и суждениях. Первоначальная растерянность и ощущение обреченности не только быстро его покинули, но и окончательно испарились, после нескольких дней его нынешнего скажем прямо незавидного существования. Павел весь этот оказавшийся для него нелегким месяц учился под руководством старого лешего основам выживания в изменившихся для него условиях жизни. За этот месяц Павел успел не только свыкнуться со своим положением, но и понять, что его знания об окружающем мире не только ничтожно малы, но и явно недостаточны для проживания в лесу. Пополнением этого досадного пробела в его образованности сейчас и занимался не думающий ни о еде и ни о сне леший. С охотой впитывающий в себя эти новые знания Павел не выносил, когда леший начинал читать ему нравоучения или, пользуясь их невидимостью живыми людьми, показывать ему неприглядные сценки из окружающей реальной жизни. Проживающий на земле человек способен с непоколебимым спокойствием выслушивать самые странные и неприглядные истории, которые происходят с его соседями, знакомыми и даже с родственниками. Но стоит только ему намекнуть, что подобное может происходить в земной жизни и с ним самим, как он тут же выходит из себя и начинает с жаром утверждать, что все эти россказни просто сплетни завистливых нечистоплотных людей. Понимая, что леший не просто так демонстрирует ему все неприглядное, что привыкли делать в тайне от других люди, а старается убедить его в порочной никчемности человеческой на земле жизни, возмущенный Павел всегда отводил глаза в сторону от происходящего перед ним и зажимал ладонями свои уши.
   - Сам же знаешь, что мне эта тайная жизнь советских людей неприятна, - уже не раз укорял лешего Павел. - Тогда почему ты не прекратишь пытаться переделать меня на свой лад?
   Но так, как ничем невозмутимый леший не обращал на его недовольство никакого внимания, то Павлу, даже против своей воли, приходилось выслушивать его ворчливые поучения и через силу наблюдать за творимыми безобразиями вполне порядочными и уважаемыми людьми. Подобная, пусть и шокирующая, развращенность некоторой части советских людей для служащего в органах Государственной безопасности Павла не была таким уж большим откровением. Павел уже не раз пускался в долгие и нудные споры со своим поводырем, с жаром доказывая, что все эти отклонения в жизни людей являются ничем иным, как пережитками их прежней порочной жизни. Он был непоколебимо убежден, что Советская власть все это время усиленно борется с этими несмываемыми родимыми пятнами на светлом лике гордого и свободолюбивого русского народа, а поэтому изо всех своих сил пытался довести эту свою уверенность и до сознания своего поводыря. Но, скоро поняв, что все его слова пропадают впустую, махнул на старого лешего рукою и старался больше не подогревать его своими возражениями. А во всем остальном леший был для него непререкаемым авторитетом. И Павел, слушая его, просто умилялся от уже давно позабытой людьми мудрости в отношениях с окружающим миром, позволяющей им по отношению друг к другу быть не врагами, а союзниками и добрыми друзьями. Если бы не неудобства лесной жизни и не подступающая вплотную сырая и слякотная осень, то Павел мог бы принять для себя постигшее его проклятие, как самое удивительное и незабываемое приключение. Он, уже начавший даже сейчас по ночам мерзнуть, с ужасом представлял себе свою жизнь в лесу студеной зимою. Обеспокоенный Павел начал жаловаться на ночной холод лешему, но тот только с досадою от него отмахивался и беззаботно приговаривал для уже начинающего терять свое терпение Павла:
   - Здесь тебе, парень, не курорт.... Ничего страшного, еще немного потерпишь. Нам его рано думать об осени....
   Сегодня они, как и всегда, встали вместе с утренней зорькою и поспешили на ближайший лесок утолить жажду росою. Совсем непростое это дело пить утреннюю луговую росу. Непривычный к подобному занятию Павел поначалу никак не желал, считая это занятие для себя слишком затруднительным, слизывать высунутым изо рта языком с травы росу. Но не желающий прислушиваться к его капризам леший, наотрез отказался провожать его в эту пору до ближайшего родника.
   - От луговой утренней росы вреда не будет, а только одна польза, - неизменно повторял леший в ответ на сетования Павла.
   Но так было с ним только в первые дни своего проклятия, потому что очень скоро Павел пристрастился к утреннему питью росы, как горький пьяница к утреннему похмелью. Утолив жажду кристально чистою утренней луговой росою, Павел весь день ощущал самого себя бодро и весело, как только что народившийся на наш белый свет маленький ребенок. Его хозяин леший Ираклий то ли от глубокой старости или от смертельной усталости в почти бесконечном земном существовании не любил часами торчать, как это делали другие лешие, на перекрестках лесных тропинок в ожидании собеседника. А, уединившись в каком-нибудь укромном уголочке, тут же заводил душевный разговор со своим, к его явному огорчению, оказавшимся таким неумелым проклятым офицером Государственной безопасности Павлом. Не сомневающийся, что и у других леших тоже должны быть проклятые, Павел часто высказывал своему поводырю по этому поводу свое неудовольствие, но леший Ираклий, как всегда, был непреклонным и поступал только согласно своим привычкам. Но сегодня, к немалому изумлению Павла, леший сам подошел к вышедшему одновременно с ними на водопой лешему.
   - Здоров будь, старина! - окликнул он лешего. - Где же это ты все это время пропадал? Я уже давно с тобою не встречался на перекрестках наших в лесу тропинок.....
   - А, это ты, Ираклий, - отозвался о чем-то оживленно разговаривающий с семенившей возле него девочкой леший. - И не удивительно.... Страстным путешественникам не так уж и легко встретиться на перекрестках лесных тропинок. И ты тоже, как я вижу, с проклятым человеком.... Не удалось тебе на этот раз отвертеться от нашего предводителя.
   - Кого-кого, а уж меня-то, он никогда не забывает, - хмуро буркнул Ираклий. - И куда я только от нашего предводителя ни прятался, а он, все равно, умудрился подсунуть мне этого красавца. Теперь возись с ним, неблагодарным, и денно и нощно. Да, и ты сам, как я помню, тоже был не большим любителем водить за собою проклятых людей, а взял и отхватил сразу двоих грешников.
   - И не говори, Ираклий, эти ничтожные людишки в последнее время прямо взбесились. Подобное множества проклятых людей не помнит даже сам наш предводитель. В нашем лесу уже не осталось ни одного свободного от проклятого человека лешего, а у кое-кого уже имеется даже по трое проклятых людей.... Ты можешь, Ираклий, припомнить ходя бы один случай в течение всего нашего земного существования, чтобы леший водил за собою девочку?
   - Девочек и женщин обычно водят лесовихи, им более сподручно с ними управляться, - ворчливо пробормотал Ираклий.
   - А наш предводитель непонятно почему решил меня наградить этой стрекозою незадолго до знаменитого запрета, - с тяжелым вздохом пожаловался Ираклию леший. - Сейчас он, наверное, и сам догадался о допущенной им ошибке, но исправить свою оплошность уже не в состоянии. Но я, друг, на него не в обиде.... В то время он так закрутился в нескончаемом потоке непрерывно сваливающихся на наши шеи проклятых людей, что начал награждать ими всех подчиненных ему леших безо всякого разбора. От моего понимания тогдашнего состояние нашего предводителя, мне, друг, нисколько не легче. Чему могу я эту девочку научить, если до этого времени водил одних только мальчиков? И, что еще для меня намного хуже, эти переданные мне для вождения проклятые дети разнополые.... Я, друг, предпочел бы, чтобы они были девочками или мальчиками. А так попробуй удержать их от греха. С такой задачею, по всей видимости, даже сам наш грозный повелитель Сатана вряд ли справится. Укладываюсь на ночной отдых, не забывая размещать своих проклятых детей по разные от себя стороны. Да, и вообще, друг, я уже начисто забыл, что это такое нормальный покойный сон.... Как я могу забыться в сладком сне, если эти дети все время норовят переползти друг к дружке? Если я допущу их до греха, то все спросится с меня, а не с допустившего такую роковую оплошность нашего предводителя. Вот так, не без помощи этих сорванцов, мое нынешнее существование превратилось в нескончаемый ад.
   - Да, нелегкая у тебя, мой друг, служба, - посочувствовал лешему Ираклий и поинтересовался. - На сколько лет твоя девочка проклята?
   - На три года....
   - Тебе еще повезло, что на самый маленький срок, могло быть и намного хуже.... А о каком это ты запрете говорил в самом начале нашего разговора?
   - Ты и на самом деле еще ничего не слышал о знаменитом запрете!? - воскликнул окидывающий Ираклия удивленным взглядом леший.
   - Тебе же и самому известно, какой я любитель часами толкаться на перекрестках лесных тропинок и выслушивать досужие сплетни, - пробормотал смутившийся Ираклий.
   - Ну, друг, на этот раз ты уже даже превзошел самого себя, - посмеялся над хозяином Павла леший и объяснил, что на всем протяжении их прямоугольника прием лешими для перевоспитания проклятых людей временно прекращен.
   - Смотри ты, как далеко зашел в своем распутстве этот взбалмошный народ, - удивился непонятному ему нововведению Ираклий. - Чего-чего, а вот такого я от русских людей никак не ожидал. Вот и верь теперь в их притворную рассудительность и в показную скромность....
   - О какой рассудительности и скромности ты говоришь, друг? - оборвал хозяина Павла не сдержавшийся леший. - На примере одной этой сумасбродной девочки, я с полным основанием утверждаю, что уже больше о никакой рассудительности, а, тем более, скромности нынешних русских людей говорить не приходится. Подобного запрета с самого начала сотворение Всевышним Творцом земли ни в одном прямоугольнике еще не было.
   Воспользовавшийся их разговором Павел подошел к слизывающим с травы росу детям.
   - И что ты умудрился набедокурить, что тебе оказали подобную честь? - полюбопытствовал Павел у мальчика.
   - Бабушка не дала денег на мороженое, - мрачно буркнул мальчик, - вот я и стукнул ее топором по голове.
   - Но она же твоя бабушка, она, можно сказать, подарила тебе жизнь, - укорил мальчика Павел.
   - Такую жизнь она могла мне и не дарить, - со злостью огрызнулся мальчик. - Во всяком случае, я ее об этом не просил....
   - Ну, а ты, что натворила, - поинтересовался Павел у девочки.
   - Ничего я не творила, - проворчала презрительно скривившая губы девочка. - Я только написала донос на папу и маму....
   - Но ты же, негодница, загубила свою семью, загубила людей, которые тебя растили и могли бы помогать тебе в дальнейшей жизни! - прикрикнул на девочку не сдержавшийся Павел.
   - А зачем они мне запрещали встречаться с мальчиками? - захныкала, размазывая грязными пальцами по лицу слезы, девочка.
   - Ну и как, тебе сейчас без них лучше? - спросил окинувший юную развратницу презрительным взглядом Павел.
   - Один черт, - злобно выругалась девочка. - Этот старый хрыч и сам ничего уже не может и до Коленьки не допускает. Пыталась его убить, но у меня ничего не получается....
   - Да, мои юные товарищи по несчастью, - с грустью пробормотал Павел, - вам место не у леших, а в самом настоящем аду....
   И он, потеряв к ним всякий интерес, отошел в сторонку и принялся с наслаждением слизывать с травы выпавшую сегодня на удивление буйную росу.
   - Наговорился? - не без ехидства поинтересовался у него Ираклий, когда они уходили с лужка в лес.
   - Да, ну их всех к черту, - по примеру девочки выругался Павел. - Все эти их россказни до того противны, что мои уши просто вянут....
   - Поэтому и я старательно обхожу сборища своих с наслаждением обсуждающих каждый грех своих проклятых людей, - добродушно буркнул Ираклий. - Мне еще повезло, что ты, пока еще не совсем безнадежный, но вот только с завихрениями от взбаламученной на земле нашим повелителем жизни. И сколько же хороших людей еще собьются с толку, пока не появятся у вас хоть какие-то духовные устремления, пока вы меньше будете думать о собственном благополучии, чем о счастье проживающих рядом с вами живых существ. Вы уже давно начисто забыли о бытующей среди русских людей в старину поговорке, что надо не только самому хорошо жить на земле, но и позволять жить такой же жизнью и окружающим тебя людям.
   - Посмотрим, что ты, мой старый друг, запоешь через всего лишь каких-то там десять лет. Подожди того времени, когда все у нас более-менее образуется, когда мы уже больше не будем цепляться друг другу в глотки за кусок хлеба, когда в нашем обществе наступит долгожданное изобилие, - мысленно возражал лешему Павел. - Тогда у тебя уже вряд ли пошевелиться язык, что бы сказать о нас подобную напраслину. Скоро, очень скоро, мы покажем всему миру, на что способен освобожденный от эксплуатации Советский народ. Тогда уже в моей стране не только поганому Сатане, но и любым другим вражеским темным силам делать будет нечего.
   До протоптанной ими в лесу тропинки было еще идти и идти, поэтому идущий сзади лешего Павел очень удивился, когда погруженный в известные только ему одному думы Ираклий совсем неожиданно для него сошел на другую тропинку.
   - Ты не ошибся, дружища!? - окликнул его уже знающий, что лешим в лесу разрешается ходить только по своим тропинкам, Павел.
   - Мне надобно перед уходом из леса обновить свою запасную тропу, - объяснил ему леший. - Если я этого не сделаю, то моей тропинкою сможет с легкостью завладеть другой леший.
   - Мы куда-то из леса уходим? - переспросил Ираклия еще более удивившийся Павел.
   - В город отправляемся, - сердито буркнул леший. - Уйдем туда, где много теплых подъездов и подвалов.... Опасаюсь, что тебе не выдержать зимою в лесу.
   - Слава богу, что мой поводырь, наконец-то, удосужился подумать и обо мне, - отметил про себя вздохнувший с облегчением Павел.
   По этой тропинке они еще не ходили, и Павел с интересом осматривался по сторонам. Лес потихонечку становился все реже и реже и скоро они вышли на опушку. В самой середине обширной поляны расположилось около десятка приземистых деревенских домиков, а с ближайшего лужка доносился до Павла веселый детский гомон. Ираклий, не останавливаясь, зашагал по ведущей к деревне тропинке, а повеселевший в предчувствии вкусной домашней еды Павел поспешил вслед за ним. Приблизившись к деревенской ребятне, Павел не мог не увидеть, как несколько маленьких лешиков не только стоят рядом с ними, но и интересом наблюдают за их весельем через какие-то красные раз от раза испускающие ослепительное сияние стеклышки.
   - Ираклий, оказывается, что у вас есть дети или мои глаза меня обманывают? - спросил он у идущего впереди него лешего.
   - Конечно, есть, - утвердительно буркнул Ираклий. - Ты и сам мог об этом догадаться, если бы все это время не переживал о своем проклятии. Только до самого глупого не могло придти в голову извечная на земле истина, которая недвусмысленно утверждает: раз есть лесовихи, то непременно должны быть и дети.
   - И это означает, что вы, как и люди, просто обязаны со временем умирать? - продолжал выспрашивать у лешего заинтересовавшийся Павел.
   - Если наше мгновенное исчезновение с земли можно назвать смертью, то мы умираем, - проворчал посмотревший на деревенскую ребятню леший. - Количество леших на земле регулируется нашим повелителем Сатаною в зависимости от их необходимости в данное время. Примерно один раз в три года проводится переаттестация всех леших. Если Сатана придет к выводу, что кто-то из нас не соответствует своему предназначению, то этот неборака тут же исчезает.
   - И скоро будет очередная проверка всех леших Сатаною? - полюбопытствовал Павел.
   - Надеешься, что в случае моего исчезновения тебя освободят от проклятия досрочно? - переспросил Павла догадавшийся о его тайных мыслях леший. - Можешь даже и не мечтать об этом, парень. Мы, лешие, исчезаем только тогда, когда у водимых нами проклятых людей, заканчивается срок проклятия. А я так надеялся на свое скорое исчезновение.... Только из своего неуемного желания исчезнуть с этой уже порядком мне надоевшей земли, я в последнее время наотрез отказывался от исполнения своих непосредственных обязанностей. Однако, как видно, сейчас на земле большая надобность в леших, если я все еще не провалился в сатанинское небытие.
   - Что это за красные стеклышки держат в лапах ваши дети? - спросил у Ираклия не отводящий глаз от маленьких лешиков Павел. - Зачем и с какой целью они наблюдают через них за игрою детей?
   - Это не стеклышка, а возбиты, - поправил его Ираклий.
   - Мне это название ни о чем не говорит, если можно, то объясни более доходчиво предназначение этих красных стеклышек, - попросил пожавший в недоумении плечами Павел.
   - Возбит - это возбудитель в подверженном его влиянию человеке биологических тонов. Он выдается всем лешим в день рождения, - проговорил доставший из кармана такое же красное стеклышко Ираклий и протянул его Павлу.
   Павел молча взял в руки толщиною не более трех сантиметров красное стеклышко с рифленой поверхностью и, приложив его к своим глазам, направил на играющих детей. Но, как бы он при этом не старался, возбит не вспыхивал у него тем ослепительным сиянием, которым он все время вспыхивал у маленьких лешиков.
   - Ничего у тебя с возбитом не получиться, - проворчал заметивший его потуги Ираклий и отобрал возбит у Павла. - Для приведения его в действие необходимо иметь глаза лешего, а не человека.
   - Для чего они лешим надобны? - поинтересовался немного расстроенный Павел.
   - Возбит - самая необходимая для лешего вещь. С помощью возбита мы воздействуем на сознание человека и подталкиваем его к принятию нужного нам решения. В добрые старые времена, когда нам было очень трудно заполучить для себя проклятого, мы его получали с помощью возбита. Мы с его помощью заставляли присмотренного нами заранее человека творить всевозможные пакости своим близким и родным людям до тех пор, пока кто-нибудь из них не выдерживал и не проклинал его. Только успеет проклинающий проговорить слова проклятия, как тот тут же исчезал прямо на его глазах. Ошарашенный его исчезновением человек уж берет слова своего проклятия обратно, но они уже не действуют. Немало тогда приходилось ему пролить слез и делать нам приношений, пока мы не возвращали проклятого им человека обратно.
   - Твои слова означают, что и меня самого тоже смогут избавить от проклятия! - радостно выкрикнул ухватившийся за его слова Павел.
   - Могут, Павел, но, к твоему несчастью, тебя проклял не родной, а совершенно чужой для тебя человек, который уже и думать о тебе позабыл.
   - Да, это для меня очень печально, - грустно проговорил Павел. - Но я никогда не поверил бы, Ираклий, что вы лешие способны были с такой подлостью подыскивать для себя проклятых людей. Вы же все прикидываетесь такими правильными и даже осмеливаетесь нас поучать, как следует жить на земле людям....
   - Дорогой мой, в своих о нас, леших, суждениях ты забываешь об одной очень даже существенной мелочи, - с грустной ухмылкою возразил ему Ираклий. - Мы же, как должно быть тебе известно, приписаны к аду, а не к раю. Поэтому просто обязаны согласно своей внутренней сути пакостить людям, а своими поучениями мы доказываем попавшемуся в наши лапы проклятому человеку, что он попал к нам на вполне законных основаниях.
   - Однако, в настоящее время, когда нравы у людей заметно упали, эти возбиты вам, лешим, уже без особой надобности, - не без иронии поинтересовался у лешего Павел.
   - Сам же видишь, что ими сейчас балуются только одни несмышленые ребятишки, - добродушно буркнул необидчивый леший.
   - Тем временем пасущееся на лужку небольшое стадо коров повернула в сторону еще не убранного участка поля. Погруженные с головами в свою очередную игру дети не заметили вовсе нежелательного для них поворота стада.
   - Может, ты все-таки соизволишь убедить меня в возможностях твоего возбита! - выкрикнул указывающий лешему на все ближе подходящих к полю коров Павел. - Внуши мальчикам, что пришла им пора вспомнить и о своих непосредственных обязанностях!
   Согласно кивнувший головою Ираклий поднес возбит к своим глазам и направил его на играющих мальчиков. Один из мальчиков обернулся в нужную сторону и, увидев уже находящихся возле поля коров, с громкими криками побежал отгонять их от поля.
   - Неплохая штучка, - с похвалою отозвался о возбите Павел, сожалея, что он сам им воспользоваться не может. - И ты с его помощью сможешь заставить любого человека делать все, что только пожелаешь?
   - Нет, Павел, этот наш возбит действует не на всех людей, - не без сожаления возразил ему леший. - Он не способен ничего внушать людям с сильной волею и наотрез отказывается воздействовать на сопровождаемых крылатыми ангелами людей....
   Подойдя к околице небольшой деревушки, они вошли в узкую кривую улочку и сразу же завернули в первое подворье. Отворив ведущую в сени дверь, они прошли внутрь избы, в которой на изголодавшегося Павла сразу же повеяло вкусным ароматом свежеиспеченного хлеба.
   - Мда, - буркнул вслух не удержавшийся Павел, - мы подоспели в эту избу очень даже вовремя. Мне даже не вериться, что сегодня я полакомлюсь только что испеченным хлебушком....
   Но на его беду неприятно скривившийся леший не стал долго задерживаться в этой избе. Окинув брезгливым взглядом заставленный немытою посудою с остатками еды обеденный стол, он торопливо из нее вышел, а за ним следом уже безо всякого желания потянулся и Павел. Ему уже было известно, что в этом случае спорить и уговаривать лешего просто бесполезно, что тот никогда не станет опробовать пищу и брать хлеб у неряшливой хозяйки. Они вошли во вторую избу, но и в ней у слишком привередливого лешего нашлись свои претензии к ответственной за поддержание должной чистоты и порядка хозяйке. Голодный Павел окидывал лешего умоляющим взглядом, но Ираклий был непреклонным до тех пор, пока они не вошли в содержащуюся в безукоризненной чистоте избу с уже стоящим на столе горшочком наваристого борща. Только тогда принюхавшийся к распространяемому от горшка по всей избе ароматному запаху леший Ираклий, удовлетворенно крякнув, тихо проговорил:
   - Хорошая хозяйка у мужика, такой борщ не грех и опробовать.
   Налив в блистающие чистотою миски понемногу борща, леший отрезал от прикрытого белоснежным полотенцем каравая по хорошему ломтю хлеба и, пригласив к столу Павла, приступил к трапезе. Насытившись деревенскими деликатесами, они вымыли миски и, протерев со стола, ушли из избы никем не замеченными.
   - Да, это я, - тихо проворковала услышавшая в телефонной трубке голос мужа Холида.
   - Готовь угощение, дорогая! - прокричал ей в трубке генерал. - Вечером я приведу к нам в гости твоего родственника!
   Радостно взвизгнувшая Холида, положив телефонную трубку на место, окликнула служанку.
   - Иду! - откликнулась та и, через мгновение, в комнате показалась сонная физиономия толстой неуклюжей девки.
   Холида привезла ее с собою из далекого приморского поселка, а поэтому даже не чаявшая хоть когда-нибудь оказаться в самой столице благодарная девушка служила ей верою и правдою. Знающая об этом Холида во всем ей доверяла, а в последнее время даже использовала ее для прикрытия своих амурных похождений.
   - Приготовь все необходимое для вечернего пира! - коротко бросила она служанке. - Я хочу, чтобы мой вечерний гость остался доволен моим угощением!
   Всплеснувшая руками служанка поспешила на кухню и загремела там посудою.
   Пришедший рано утром к начальнику отдела кадров бес доложил о своем прибытии из очередного отпуска. Лично принявший от беса отпускные документы начальник отдела кадров негромко проговорил:
   - Мне не пришлось подыскивать для вас, подполковник, подходящую должность.... Она сама вас нашла. Вчера вечером позвонили мне из Государственной безопасности и просили направить вас к ним на собеседование. По всей видимости, в этой организации у вас имеются влиятельные знакомые?
   - В органах Государственной безопасности у меня знакомых нет, - успокоил старого служаку бес. - Меня, по всей видимости, порекомендовали московские товарищи.
   - Я всегда утверждаю, что усердие по службе рано или поздно непременно заметят! - воскликнул обрадованный, что его подозрение не оправдались, пожилой начальник кадров и, выписав бесу нужное направление, отпустил.
   Бес без труда отыскал нужное ему в центре Москвы здание. Встретивший его подтянутый офицер молча провел его в кабинет высокого начальства, в котором бес, с немалым для себя удивлением узнал мужа шибианки Холиды.
   - Не ожидали! - вместо приветствия весело выкрикнул генерал, от внимательного взгляда которого не укрылась замешательство вошедшего в его кабинет беса.
   - Не ожидал, товарищ генерал, - честно признался уже успевший позабыть об их случайной встрече в ресторане бес.
   - У меня как раз освободилась должность начальника лагеря, - поторопился объяснить бесу причину его вызова генерал. - И я сразу же вспомнил о дальнем родственнике своей супруги. Вы, подполковник, уже были заместителем начальника лагеря, теперь пришла пора подняться на следующую ступень в своей службе нашей Советской Родине.
   - Приложу все усилия, чтобы оправдать ваше доверие, товарищ генерал! - не став даже уточнять, а где именно находится этот лагерь, дал свое согласие бес.
   - Но этот лагерь находится далеко от Москвы, на севере, - указал немало удручающее многих офицеров месторасположение лагеря окинувший беса вопросительным взглядом генерал. - К сожалению, ближних лагерей у нашего ведомства нет.
   - Ничего страшного, товарищ генерал, - равнодушно буркнул бес. - Я служил своей Родине на юге, послужу ей и на севере....
   - У меня будет, подполковник, к вам одна личная просьба, - приступил к изложению новоиспеченному начальнику лагеря указаний по службе убедившийся в его согласии генерал. - Хочу поручить под вашу опеку одного заключенного. Крайне необходимо, чтобы он дожил до своего освобождения, а в лагерях, подполковник, сами знаете, всякое бывает....
   - О чем разговор, товарищ генерал. Создадим этому вашему заключенному соответствующие исключающие его контакты не только со всякой заразою, но и с непосильной работою, условия.... И он до окончания срока заключения будет ощущать самого себя намного лучше, чем ему жилось бы на воле.
   - Вот и прекрасно, - подытожил их разговор генерал и, подняв телефонную трубку, распорядился соединить его с отделом кадров. - Отдел кадров, оформляйте подполковника Бесовского на должность начальника лагеря. Да, да, как договорись.... Все, решение принято.
   - И еще, подполковник, - проговорил он вскочившему со своего места бесу. - Отдыхать некогда.... Завтра отправитесь принимать лагерь.... Но не в мягком вагоне, а вместе с конвоем. Боюсь отпускать этого заключенного по этапу одного. У нас в конвое ребята решительные... Могут и не довести.
   - Ничего страшного, товарищ генерал, - тихо проговорил не ставший противиться его указаниям бес. - Я советский офицер, а не барин.... Доеду до места своей дальнейшей службы и в арестантском вагоне.
   - Я рад, Иван Иванович, что мы понимаем друг друга с полуслова. Уверен, что и в дальнейшем между нами тоже не будет никаких недоразумений. А сейчас позвольте мне пригласить вас к себе домой.... Жена не простит, если вы уедете на север, не простившись с нею.
   Генерал позвонил домой жене. И они уже скоро сидели за накрытым всевозможными деликатесами столом. Раскрасневшаяся от удовольствия Холида лично сама прислуживала своему дорогому гостю. Она не отходила от него в этот вечер ни на шаг, пока не добилась от беса клятвы именем своего повелителя, что он непременно сохранит жизнь порученному ему под опеку заключенного. Не желающий ни в чем отказывать своей старой знакомой шибианке, которая так удачно выскочила замуж за его непосредственного начальника, бес, даже не думая, что потом он может пожалеть о своем опрометчивом поступке, безо всякого сопротивления со своей стороны произнес слова требуемой клятвы.
   - Теперь я уже могу больше не беспокоиться за продолжения своего бессмертного существования, - подумала, после ухода гостя, вздохнувшая с облегчением Холида. - Мой знакомый бес этой клятвы уже не осмелиться нарушить никогда. Он скорее самого себя порвет на маленькие кусочки....
   - Москва! - прокричал обрадованный приездом в город, где жила его семья, Павел, и вприпрыжку побежал вслед за уходящим по перрону Ираклием.
   - Город, как город, ничего особенного я в нем не вижу, - недовольно буркнул леший, - а вот воздух в нем ни к черту не годиться. Если бы не приближающаяся зима с ее студеными метелями, я тебя в эту душегубку ни за что не привез бы.
   - Темнота, - со снисходительной ухмылкою буркнул Павел. - Разве ты можешь оценить всю прелесть и очарование городской жизни, медведь дремучий?
   Немного потолкавшись по оживленным городским улицам, они вышли к небольшой деревянной церквушке.
   - А этот опиум для народа все еще действует! - выкрикнул от неожиданности видеть выходящих из церкви верующих людей Павел. Оказывается, мы еще очень мало уделяем внимания борьбе на антирелигиозном фронте....
   - Давай войдем внутрь этой церквушки и узнаем, что в ней сейчас происходит, - предложил остановившийся Ираклий Павлу.
   - И ты способен в эту церковь войти? - недоверчиво спросил Павел лешего. - Это же все-таки храм божий, а ты нечистый....
   - Тебе, парень, уже давно следовало бы знать простую житейскую истину, что никогда не следует судить о содержании хоть чего-нибудь по внешнему виду, - недовольно буркнул Ираклий и без всяких затруднений вошел внутрь церкви.
   Ошеломленный Павел окинул вопрошающим взглядом установленное над входом в церковь изображение бога и восьмиконечный крест, словно ожидая, что они вот-вот обрушат на входящего в церковь лешего весь свой гнев от его неслыханной наглости. Но они не соизволили при этом даже шелохнуться, а не то, чтобы нахмуриться и высказать все, что они сейчас думают о поступке лешего.
   - Ну, и долго ли мне тебя еще ждать! - выкрикнул Павлу из церкви леший, и тот зразу же заторопился вслед за ним.
   Служба уже подходила к концу. Верующие люди, добровольно отбив положенные земные поклоны набожно перекрестились и разошлись. Священник, подождав, пока самые неторопливые не уйдут из церкви, закрыл входную дверь на задвижку и, погасив в церкви все горящие свечи, открыл ведущую за алтарь маленькую дверцу. Последовавшие за ним Ираклий с Павлом оказались в небольшом квадратном помещении. Насвистывающий себе под нос мотив одной из модных в последнее время песен священник, неторопливо стащив с себя одеяние попа, зашлепал мягкими тапочками в сторону выглядывающейся из противоположной стены дверцы старинного шкафа. Слегка нажав на ручку дверцы, поп ее открыл и, вытащив из-под рубахи висевший у него на шее вместо нательного креста на сплетенной из тонких шелковых ниток веревочке ключ, открыл им спрятанный за деревянною дверцею внутри шкафа сейф.
   - Ну, все, - набожно перекрестившись, негромко буркнул он. - Моя служба на нашего Господа бога оканчивается, а я начинаю служить дьяволу.
   Священник, вытащив из шкафа новую с иголочки офицерскую форму, надел ее на себя и с нарочной аккуратностью поправил на голове фуражку. Подойдя к висевшему в помещении зеркалу, он, громко стукнув друг о друга каблуками, лихо отдал своему отражению в зеркале честь.
   - Здравия желаю, товарищ майор Государственной безопасности! - поздоровался он сам с собою и, снова возвратившись к сейфу, снял с верхней полки небольшой блокнотик.
   Раскрыв блокнот по еще заранее вложенной закладке, он присел за стоящий в середине помещения небольшой столик и начал торопливо записать на раскрытой странице блокнота какие-то фамилии. Закончив свою писанину, он, еще раз внимательно перечитав записанные фамилии, удовлетворенно крякнул:
   - На этом, кажется, все, что я смог извлечь на сегодняшней исповеди из всех этих придурков.
   - Вот это уже поп новой формации! - воскликнул догадавшийся, чем именно священник занимается, Павел. - Ай да, и молодец, священник!.. С подобным его рвением в нашей стране скоро не останется ни одного врага народа. Мы их всех под руководством нашей мудрой и предусмотрительной Коммунистической партии выкорчуем из советского общества, как поганые сорняки.
   - Служащий двум господам этот священник вряд ли станет хорошим слугою хотя бы для одного из них, - возразил Павлу недовольно поморщившийся леший.
   - Этот священник служит только одному господину - Его Величеству русскому народу! - воскликнул с досадою отмахнувшийся от лешего Павел. - Служит верою и правдою во имя счастья простых людей! Мне ли, офицеру Государственной безопасности, не знать, что для скорейшего построения простым людям счастья этот священник не пожалеет не только сил, но и даже собственной жизни!
   - Тем, кто желает строить подобное счастья для людей, вначале следует понять извечную истину, что оно строится только чистыми руками и с самыми благородными устремлениями. Любая допущенная в ходе его строительства несправедливость не приближает, а, наоборот, отдаляет от народа это всегда им желанное счастье, - нравоучительно заметил леший и, после недолгой паузы, добавил. - Запомни, парень, на все свою дальнейшую жизнь, что на чужом несчастье своего счастье никогда не построить....
   - Ну что ж, кажется, все правильно, - проговорил вслух закончивший перечитывать написанные в блокноте фамилии священник. - Пора идти с докладом к высокому начальству.
   Вспомнив о высоком начальстве, священник недовольно поморщился и снова взял в руку ручку.
   - Правильно, но явно недостаточно, - пробормотал вслух священник.
   Он вспомнил, что ему вчера под большим секретом намекнули о превалирующем на самом верху мнении, что он из своей пасты уже выжал все, что мог, что уже больше ничего существенного от его прихода никто не ожидает.
   - А раз так, то мою тайную должность в этом приходе могут сократить, - продолжал размышлять вслух о своей возможной незавидной будущности священник. - Не только сократят, но и сошлют в какую-нибудь глухомань, в которой грамотному человеку даже поговорить будет не с кем. Непременно сошлют, я же не такой глупый, чтобы не знать, что все вакантные должности на моем поприще в Москве уже давно заняты нашими сотрудниками. И чем же я буду тогда в этой глуши заниматься? - спрашивал самого себя опечаленный священник и сам отвечал на свой вопрос. - Буду продолжать, как и здесь, выискивать на исповедях своей будущей пасты врагов народа и недовольных Советской властью. Но, если и в месте моей будущей ссылки, посчитают, что мои возможности в этом направлении полностью истощились, тогда меня непременно сократят из числа сотрудников Государственной безопасности, лишат, так сказать, двойного оклада. Ну, это еще не беда, я на должности священнослужителя, благодаря своей не скупящейся на подношения пастве, всегда обеспечу себя и свою семью безбедной привольной жизнью. К тому же я не всегда буду рядовым священником. При моих способностях и при поддержке органов Государственной безопасности я буду расти, как на дрожжах, и со временем могу даже стать самим патриархом. Семья, - повторил вспомнивший о своей красавице жене священник. - Как моя жена отнесется к моему возможному скорому переезду в провинцию?
   Священник задумался.... Чем больше он сопоставлял между собою известные ему о своей жене сведения, тем больше он убеждался, что она непременно с ним разведется.
   - Она же уже давно привыкла вращаться в избранном обществе, к привольной не по средствам жизни.... Так что, мой неожиданный перевод в провинцию непременно заставит ее возненавидеть своего неудачника мужа. Жена у меня вовсе не дура, а поэтому ее впоследствии будет не так легко успокоить возможным в скором будущем моим возвышением и, тем более, уговорить отправиться вместе со мною наподобие декабристки в ссылку, - вынужден был признавать для себя священник.
   Он тоже не был дураком и хорошо для себя осознавал, что брошенному своей женою священнику быстрая карьера не светит.
   - Похоже, что мне самому ради своей будущности, ради сохранения своей семьи придется подумать, как предотвратить возможное сокращение моей должности в столичном отделе Государственной безопасности, - подумал вслух обеспокоенный возможно скорыми неприятностями священник. - Но как мне этого добиться, если мои прихожане не торопятся меня снабжать интересующими Государственную безопасность сведениями? Может они, догадываясь о моей тайной жизни, упорно не желают посвящать меня в действительное положении дел в моем приходе? Быть такого не может, чтобы в то время, когда в стране раскрывается превеликое множество заговоров против Советской власти, в моем столичном приходе ничего не происходило?
   Погрузившийся в глубокое раздумье священник начал еще раз перебирать в своей памяти все сказанное на исповеди верующими людьми. Припоминая их ответы на его провокационные вопросы, он, в конце концов, был вынужден придти к единственно правильному выводу, что его подобное предположение не имеет под собою никакой основы. Опасающиеся гнева Господа бога прихожане были во время исповеди не только искренне правдивыми, но и охотно рассказывали своему священнику о любых проявлениях якобы враждебной деятельности со стороны их знакомых и близких людей. Так что он, перебирая их всех в своей памяти, не мог заподозрить никого из них в недостаточной правдивости.
   - Но раз в моем приходе имеются недовольные Советской властью, то, что мне мешает составить из них ради своей безоблачной будущности, ради сохранения своей семьи, пусть совсем маленький и незначительный, заговор, - подумал вслух священник.
   И тут же начал упрекать самого себя, что он, как офицер и коммунист, не может возводить на людей напраслину, что подобное его поведение уже может рассматриваться не только как самоуправство, но и как должностное преступление, как предательство интересов горячо им любимой Родины.
   - Но в чем именно я предам свою Родину, обвиняя отдельных ничего не значащих для Советской власти людей во враждебной деятельности? - принялся возражать самому себе не ощущающий в подобной подтасовке фактов особой своей вины священник. - Эти люди по сообщению прихожан недовольны Советской властью, а от недовольства до предательства всего лишь один маленький шаг. Поэтому я со спокойной совестью могу считать, что не возвожу на них напраслину, а просто занимаюсь профилактической работой, предупреждаю их возможное предательство в самом недалеком будущем. Все же знают, что недовольные своей жизнью люди питательная среда для всевозможных врагов Советского народа....
   Успокоив свою бунтующую совесть, священник снова уткнулся в блокнот, чтобы подобрать наиболее вероятные фамилии для придуманного его обеспокоенной за свою будущность головою заговора против Советской власти.
   - Вот эта фамилия Иванов уже не раз встречалась в моих донесениях высокому начальству, - пробормотал вслух священник. - Этот негодник вполне мог успеть сколотить вокруг себя группу заговорщиков. Он больше всех подходит на идейного врага Советской власти, а для большей убедительности я, пожалуй, зачислю в члены его банды несколько узнанных мною во время сегодняшней исповеди новых фамилий.
   Закончив формирование вымышленной группы заговорщиков, тяжело вздохнувший священник оделся в не первой свежести костюм и. закрыв на ключ сейф, вышел из церкви.
   - Зачем нам продолжать следить за этим насквозь лживым попом? - недовольно буркнул догоняющий ушедшего вслед за священником лешего Павел. - Ты лучше посмотри, какой сегодня на удивление солнечный день. В такой прекрасный день нам лучше всего прогуляться вместе с горожанами по парку....
   Но не обращающий внимания на его недовольное ворчание леший прыгнул вслед за священником в остановившийся трамвай, в который, повинуясь все той же неодолимой силе, был вынужден заскочить и обиженно сопевший Павел.
   - Парень, когда же ты начнешь хотя бы немного шевелись своей бестолковой головою, - недовольно буркнул вконец осерчавший Ираклий. - Ты своим бестолковым безрассудством уже начинаешь меня злить.... Ты все время заставляешь своего поводыря тратить намного больше дефицитной в последнее время энергии, чем полагается....
   Продолжающий свое обиженное сопение Павел, повернувшись к окошку, сделал вид, что не слышит нареканий лешего. Преследуя священника, они пересели вместе с ним на автобус, потом снова на трамвай, пока, в конце концов, они не остановились перед дверью одного невзрачного современной постройки дома.
   - Проходите, Николай Тимофеевич вас уже ждет, - тихо проговорила открывшая священнику дверь молодая женщина.
   Пока священник старательно протирал о лежащую на площадке перед дверью мокрую тряпку ноги, Ираклий вместе с Павлом проскользнули внутрь квартиры.
   - Что же вы, святой отец, опаздываете? - недовольно буркнул встретивший священника Николай Тимофеевич.
   - Дела, все наши неотложные дела задерживают, - грустно пробормотал поп. - Вы думаете, что мне легко отделываться от ищущих во мне утешения от мирских невзгод прихожан?..
   Расторопная хозяйка квартира накрыла стол и, извинившись, вышла из квартиры, оставляя их наедине для тайного разговора.
   - Присаживайтесь, товарищ майор Государственной безопасности, - пригласил священника Николай Тимофеевич. - Перекусим, чем бог послал....
   - Я смотрю, что Господь бог кормит вас намного лучше, чем меня, своего верного слугу, товарищ полковник, - проговорил окинувший удовлетворенным взглядом уставленный всевозможными деликатесами стол священник.
   Они выпили, закусили, потом снова выпили, и потекла между ними в полушутливом тоне оживленная беседа.
   - Позвольте мне полюбопытствовать, святой отец, вы записываете признание бедных старушек сразу после исповеди или немного погодя? - с ноткой иронии поинтересовался полковник.
   - Напрасно, товарищ полковник, вы подозреваете меня в лицемерии, - без тени обиды в голосе парировал майор. - Я стараюсь честно служить и кормящему меня Господу богу и Политическому управлению.
   - Это, каким же образом, святой отец? - переспросил задыхающийся от распирающего его смеха полковник. - Объясните мне, пожалуйста, как вы справляетесь с такой трудноразрешимой задачею?
   - Очень просто, - тихо проговорил священник. - Я делю свой рабочий день на две половины. В первой половине дня я добросовестно исполняю обязанности священника, а, после окончания церковной службы, у меня начинается вторая половина рабочего дня. Свою вторую половину рабочего дня я начинаю, как и принято всеми носящими на своих плечах погоны, с прихода на службе в полной офицерской форме....
   - Вы осмеливаетесь показываться в церкви в подобном виде? - с возмущением выкрикнул перебивший священника полковник. - Вы доиграетесь, майор!..
   - Не беспокойтесь, товарищ полковник, я надеваю свою форму только тогда, когда полностью уверен, что в церкви к этому времени уже никого нет. Моя форма висит в железном шкафу, ключ от которого висит у меня на шее вместо нательного креста.
   - Ну, и шутник же вы, товарищ майор, - недовольно покачав головою, буркнул немного успокоенный полковник. - С такими шутками вы меня очень скоро сделаете заикою.... Давайте выпьем еще по одной рюмке....
   Офицеры дружно опрокинули налитые рюмки и, оказавшийся слишком разговорчивым, майор продолжил свой рассказ.
   - Надев на себя форму, я подхожу к зеркалу и здороваюсь сам с собою. Начиная с этого мгновения, я уже не священник, а офицер Государственной безопасности и обязан изобличать врагов Советской власти. Достав из шкафа блокнот, я приступаю к записи в него всего, что узнал о вражеской деятельности на территории своего прихода от прихожан. Если судить по моим донесениям, то прихожане знают не так уж и мало.... От их любопытствующих глаз не ускользнет ни одна интересующая органы Государственной безопасности мелочь.
   - Поэтому мы и направили тебя в семинарию учиться на попа, святой отец, - добродушно буркнул полковник. - Ну, а ночью в постели ты, святой отец, кто?..
   - Ночь, товарищ полковник, я посвящаю своей жене, - ответил намазывающий на кусок булки толстым слоем черную икру майор. - В это время я вместе с нею рассуждаю о смысле жизни.
   - Надеюсь, эти ваши рассуждения не заходят за грань дозволенного советским людям, - усмехнулся в ответ на его слова полковник и не удержался от очередной подколки. - Ну, а как реагирует Господь бог на то, что твоя паства все время уменьшается?
   - На все Его воля, - смиренно ответил майор, - без Его высочайшего позволения на земле ничего не происходит....
   - Ну, ты и артист, - поощрительно похлопав по плечу священника, буркнул полковник. - Давай сюда свой блокнот.... Посмотрим, много ли ты грешников взял сегодня на пометку....
   Ознакомившийся с записями полковник вырвал из блокнота нужные ему листки и, вернув блокнот майору, тихо проговорил:
   - Продолжай и дальше действовать в том же духе.... Нам уже пора расходиться....
   - Вот это уже настоящая работа! - воскликнул охваченный радостным ликованием Павел. - Теперь ты понял, старик, как наши парни работают. Перед такими профессионалами никому не устоять.... Можно и не сомневаться, что они очень скоро расправятся со всеми внутренними и внешними врагами Советского Союза.
   - Не понимаю, почему ваш бог так долго терпит таких насквозь лживых слуг? - буркнул недовольно поморщившийся Ираклий. - Я даже представлять не хочу, что было, если бы хоть кто-либо из нас осмелился на такое неуважение к повелителю тьмы Сатане.....
   - Но это же разведка, старик, - насмешливо бросил лешему Павел. - Неужели тебе так трудно понять, что для добывания нужных нашей Государственной безопасности сведений хороши все средства? И не стоит тебе огорчаться, что этот обеспокоенный возможной утратою своего места у кормушки фальшивый священник позволяет себе возводить напраслину на кажущихся невиновными людей. Поверь мне, что дальнейшее следствие во всем разберется и каждому от имени Советской власти воздаст по заслугам. Абсолютно все в нашем мире разведки не стесняются добывать нужную информацию даже еще намного больше изощренными способами. Познакомишься с творимыми их агентами делами, так уже не только волосы встают дыбом на голове, но и даже жить больше не хочется. Но что поделаешь, если мы живем в таком поганом мире, если понимаем, кто же тогда, если не ты, возьмет на себя ответственность за мирный созидательный труд простого народа. Ты думаешь, что на твоем возлюбленном Западе не используют таких вот священников для этих целей!? Еще как используют и уже давно.... Ты же бессмертный и должен знать, как в свое время эта же святая церковь выискивала и предавала сожжению еретиков. Да, и плюнь ты на сказки о неразглашении священниками исповеди.... Стоит только этих лицемеров немного прижать, как они тут же, начисто позабыв о тайне исповеди, прокукарекают намного лучше самых голосистых деревенских петухов....
   - При чем здесь какой-то там Запад!? - оборвал не в меру расходившегося Павла со злостью леший. - Откуда взялась у вас такая вредная привычка все время на кого-то ссылаться!? Разве вы сами не обладаете подаренным всем людям Всевышним Творцом разумом!? Неужели вам не понятно, что, позволяя подобное святотатство над самым святым, вы губите, в первую очередь, самих себя!? Если вы желаете и дальше оставаться людьми, то никогда и никому не позволяйте смеяться над собственными святынями!?
   - И зачем я только начал спорить с таким опытным в нашей жизни и до противности правильным существом, - с раздражением отмахнулся от лешего Павел. - Вы все, старики, одинаковые.... Вы всегда, как утопающий хватается за соломинку, слепо держитесь своей уже прожитой жизни, которая не, наверное, а совершенно точно, была намного хуже нынешней. Мы, нынешнее поколение, не желаем принимать от вас тяжелый груз прежней жизни. Вам никогда не удастся свернуть наше поколение с избранного пути. Пусть мы, иногда, поступаем, по вашему мнению, нечестно, пусть от наших поступков, иногда, дурно попахивает - но во имя чего мы жертвуем своей незапятнанной совестью!? Разве мы все это делаем только для самих себя, а не для будущего счастья, извечно эксплуатированного всеми, кому только не лень, простого народа!? Вот от чего тебе следует отталкиваться, чтобы понять наши устремления, старик!
   - От ваших нынешних поступков не только попахивает, но и уже воняет до того нестерпимо, что хоть нос вороти, - проворчал в ответ на его тираду Ираклий. - Мне трудно предположить, что именно могло произойти с вашим обаянием, если вы все еще не ощущаете от всех ваших поганых на земле дел вони. Я опасаюсь, что вы уже успели с нею свыкнуться, и эта нестерпимое зловоние уже больше не причиняет вам прежнего неудобства. Я очень сомневаюсь, что тот народ, который вычеркнул из своей памяти жизнь своих предков, способен хоть когда-нибудь добиться счастья. Не стоит плевать в свое прошлое, парень, если ты не хочешь, чтобы было оплевано твое будущее. Еще никому во всем мире не удавалось построить свое счастье на несчастье других. Счастье в жизни способны построить только одни добрые и отзывчивые на чужую беду люди. Добрые и отзывчивые люди не только к своим друзьям и родным, но и, в первую очередь, к своим врагам. Потому что только добром можно обратить врагов в друзей.
   - Вряд ли стоит тебе еще больше запутывать нашу земную жизнь, Ираклий, - посмеялся над простотою лешего Павел. - Она у нас и без тебя, если не донельзя запутанная, то уж невероятно сложная наверняка.
   Наблюдающий за развитием в России в последнее время событий посредством своего волшебного чана Сатана только радовался, что на этот раз его личного участия в направлении всего, что в ней сейчас происходило, в нужном ему направлении не требовалось. Главные герои всего стоящего его внимания еще заранее заинтересованные им, пусть даже и совсем незначительными, собственными проблемами, с успехом делали за него всю работу. Особенно ему нравилось, что у него не только не было надобности, но и не предвиделось в ближайшем будущем, встречаться с этим давно стоящим поперек горла строптивым генералом. Да, Сатана продолжал цепляться за него, как за свою хоть как-то связывающего его с самой могущественной в России организацией последнюю ниточку. Сатана все еще не стремился свести с неподдающимся ему генералом счеты, несмотря на свои все больше участившиеся, особенно в последнее время, ощущения, что этот пройдоха сам использует всемогущего Сатану в собственных интересах. С презрением смотревшему с высоты своего могущества на этих копающихся в грязи ничтожных людишек Сатане было очень обидно даже за такие свои, пака еще совсем неясные, ощущения. Сатана вряд ли стерпел бы любой даже косвенный намек на подобную свою зависимость от какого-то ничтожного смертного, пусть он будет и генералом. Но, что поделаешь, если в этом мире и у бессмертных существ тоже имеются свои привязанности и увлечения, без которых их дальнейшее существование утратила бы всякий смысл, и которые, несмотря на их беспощадное могущество, слишком часто делает их не только слабыми, но и нерешительными.
   Изо всех своих сил пытающиеся избавиться от всех своих проблем основные герои сатанинской задумки делали все от них зависящее, но это еще не означало, что Сатана должен был успокоиться, полностью положившись на свою, наконец-то, начавшую ему улыбаться переменчивую, как и у смертных людей, судьбу. Сатана уже был слишком опытным, чтобы в очередной раз допускать подобную непростительную оплошность. Сатана только потому, что придавал всему, что происходит сейчас в России, особое значение, всю остальную часть суши земли передал на попечение своих верных слуг, чтобы самому сконцентрировать все свое внимание за происходящим в России. Сатана внимательно следил за всем, что в ней сегодня происходило, и был готов в любое время принять в том, что могло хоть как повлиять на его задумку, свое непосредственное участие. Так не без его помощи бес встретился как бы случайно с шибианкой Холидою, а через нее познакомился с генералом. Подобным своим хитроумным ходом Сатана не только избавлял самого себя от встречи с генералом, но и заинтересовал его в принятии остро необходимого для князя тьмы решения назначить беса начальником именно того лагеря, куда должен был отправиться осужденный Антон для отбытия своего срока заключения. Пусть Сатана и неприятно поморщился, когда размягченный неожиданной встречею бес клялся его именем Холиде непременно сохранить Антону жизнь, но все же, после недолгих раздумий, решил, что эта оплошность беса не будет иметь для него большого значения.
   Сконцентрировав все свое внимание на России, Сатана при помощи своих слуг и сторонников до того сильно взбаламутил, доводя до крайности, жизнь слабых и безвольных советских людей, что те начали творить доселе просто неслыханные поступки. Не понимая, откуда сваливаются на их и без того бедовые головы подобные несчастья, более сильные духом несчастные жертвы, начисто утратив свое прежнее самообладание, проклинали покушавшихся ни их свободу и честь нечестивых клеветников. Глупые и безрассудные люди всегда проклинали друг друга и до этого времени. Но лешие с легкостью справлялись с перевоспитанием проклятых людей. Для них подобное дело никогда не было в тягость, они скорее считали эту навязанную им Сатаною воспитательную работу каким-то особенно забавным и веселым времяпровождением. Представляясь извечно презираемым смертным людям, чем-то наподобие высших существ, они удовлетворяли свое самомнение о себе вовсе ни запугиваниями проклятых людей до животного ужаса и, тем более, ни угрозами довести их до смерти нестерпимыми пытками. Охотно соглашаясь на уважительное опасение, им вовсе не хотелось, чтобы люди их боялись, как чертей, или, тем более, как адских демонов. Для более развитых в духовном состоянии леших подобные ужасы были явно недостаточными. Они желали для себя духовного превосходства над людьми, поэтому с нескрываемым наслаждением не уставали укорять проклятых людей за изначально присущий людям грех, с превеликим удовольствием заставляли их выслушивать свои по делу и без дела наставления и нарекания. Сатане уже давно хотелось прекратить эту их ничего ему не дающую воспитательную деятельность, или хотя бы немного подправить в свою сторону их непомерное желание, несмотря ни на что, но непременно доказать проклятым людям, что лешие по сравнению с ними высшие духовные существа. Сатана уже давно намекал их руководителям, что подначальные им лешие занимаются совершенно не тем делом, что им никогда не удастся убедить Всевышнего Творца, что они остро необходимы Его возлюбленным детям, что без их воспитательной деятельности эти, как всегда, взбалмошные люди, непременно пропадут ни за грош. Но руководители леших до этих пор упорно сопротивлялись домогательствам Сатана на прекращение их подобной деятельности. И вовсе не потому, что им так сильно хотелось презираемым ими смертным людям добра, а только потому, что они уже не мыслили самих себя без этой, как они привыкли думать, возложенной на них небесами обязанности. Одна только мысль, что они могут лишиться этой так хорошо им скрашивающей бессмертное существование обязанности, приводила леших в ужас и уныние. Так и не добившись от леших послушание своей воли, Сатана не сдался и не смирился с их непокорством. Он никогда не останавливался при осуществлении своих желаний на полпути, а поэтому терпеливо выжидал удобного времени, чтобы заставить этих непокорных леших самим попросить у него отменить этот уже давно тяготивший Сатану закон о перевоспитании лешими проклятых людей. Создав на территории России просто невыносимые для продолжения лешими деятельности по перевоспитанию проклятых людей условия, Сатана с язвительной ухмылкою наблюдал посредством своего чана за их напрасными потугами справиться с этим повалившим к ним валом потоком проклятых людей.
   - Сейчас-то эти строптивые лешие непременно должны поумнеть и обратиться ко мне с нижайшей просьбою, наконец-то, отменить этот неугодный мне изначально закон об их праве перевоспитывать проклятых людей, - со злорадной ухмылкою рассуждал вслух Сатана.
   Сатана ждал от леших униженных просьб и покаяния, а они не пошли к нему на поклон даже тогда, когда их ничем непоколебимое упорство уже начало угрожать князю тьмы крушением его собственной задумки. Тогда немало обеспокоенный их упрямством Сатана сам пошел к лешим, но те снова не пожелали соглашаться на полную отмену уже ставшего просто невыносимым и для них самих закона. Предводители леших, несмотря на сегодняшние трудности с его безукоризненным, как и полагалось, исполнением, по-прежнему упорно стояли на своем праве перевоспитывать проклятых людей. И только, после долгих угроз и нареканий со стороны Сатаны, согласились на временную отмену на территории России этого неугодного князю тьмы, но хоть как-то помогающего им осмысливать свое бессмертное существование закона.
   - Что ж это временная отмена права леших самим перевоспитывать проклятых людей может при моем непосредственном участии протянуться на долгие столетия, - утешал самого себя возвращающийся в пещеру Сатана. - А пока сломавшиеся под тяжестью проклятия люди немало поспособствуют в претворении в жизнь всех моих замыслов насчет этой проклятой Россией.
   Закрутившийся в благополучном разрешении всех своих бесчисленных земных проблем Сатана не забыл о мести уже немало ему досадившему Антону. Несмотря на то, что он тоже не был заинтересован в немедленной смерти Антона, Сатана не намеревался устраивать ему воистину райские условия в месте заключения. Для этого Сатана и направил все усилия имеющих хоть какой-то вес в структурах Советской власти сторонников на формирование особенно жесткого и требовательного конвоя для сопровождения по этапу партии заключенных, среди которых должен был быть и Антон. Намереваясь всемерно подталкивать зачисленных в конвой красноармейцев на противоправные действия по отношению к опекаемым ими заключенным, Сатана распорядился снабжать их по пути всем необходимым для приятного времяпровождения. Особенно тем, что могло, по его мнению, вызывать у заключенных крайнее неудовольствие во время вынужденного отрыва для всегда особенно желанного людям отдыха от выполнения своих прямых обязанностей конвоя.
   - Пусть бес и не осмелится разрешать им особенно жестко воздействовать на самого Антона, - с мстительной ухмылкою рассуждал про себя Сатана. - Но попрание прав и излишние страдания других заключенных иногда воздействуют на таких сильных волевых людей, как Антон, намного сильнее, чем в это же время мучился и страдал бы от беспредела конвоя он один.
   - Нет, мне никогда не осилить этой чертовой начерталки! - с раздражением оттолкнув от себя оказавшуюся слишком сложною по своему содержанию книгу, воскликнул Олег.
   Он встал со стула и, потянувшись с громким зевком всем телом, завалился на кровать. Олег лежал, бесцельно уставив глаза в потолок, и старался ни о чем не думать. Освобожденная от насильно вталкиваемых в нее неинтересных знаний его голова тут же начала показывать расстроенному Олегу приятный для него образ юной красавицы.
   - Соня!? - простонал в ответ своим представлением не выдержавший Олег. - Ох, Соня, Соня, Незнакомая Соня, как же мне признаться тебе в своих чувствах!?
   С овладевшей все его воображение Соней он дружил с детства, но у них был еще один общий друг, о котором ему сейчас было неохота вспоминать. Они вместе посещали один и тоже детский садик, вместе ходили в школу и вместе поступили в строительный институт. Первая сессия у них прошла без особых затруднений, а вот во время второй сессии Олег споткнулся на этой чертовой начертательной геометрии. Он уже сделал две неудачные попытки ее сдать, и завтра ему предстояло пересдавать ее в последний раз. От этой его последней попытки будет зависеть, останется ли Олег и дальше учиться в институте или нет. Олега не так сильно волновало его учеба в институте, как волновала Соня. Он еще в средней школе начал ревновать ее к своему другу Виктору и вскоре тайно его возненавидел. Но, пока Соня не сделала своего выбора, Олег был вынужден, пересиливая себя, сохранять видимость дружеского отношения к своему сопернику. Поэтому сейчас одна только мысль, что Соня будет продолжать ходить с Виктором в институт без него, приводила Олега в бешенство. Съедающая его изнутри глухая ревность мешала ему сосредоточиться на книге, поэтому Олег за последние дни больше позабыл, чем выучил.
   - Нет, мне этой проклятой начертательной геометрии завтра не сдать, - думал он, с раздражением припоминая сказанные слова, после его второй попытки, пожилого профессора.
   - Смотри, Смирнов, - сказал ему во время предыдущей попытки сдачи экзамена профессор, - если вы и третий раз придете с такими же знаниями по моему предмету, то двойка вам будет обеспечена.
   Пытаясь хоть как-то отвлечься от своих нерадостных мыслей, Олег включил радиоприемник, но и оттуда вместо хорошей музыки скучный голос диктора нудно рассказывал о каком-то судебном процессе по делу активизировавших в последнее время свою подрывную деятельность врагов Советского народа.
   - И чего этот профессор всегда придирается только ко мне одному? - с тяжелым вздохом прошептал вслух Олег. - Как будто я должен знать эту начертательную геометрию, словно я уже не студент, а самый настоящий кандидата наук. Вредитель он самый настоящий, а не профессор. Он же уже не маленький мальчик и должен думать своей старой головою, что не окончившие институт студенты не могут и, пока еще не должны, знать все об этой чертовой начертательной геометрии. Студенты не могут и не должны обладать именно тем багажом знаний по этому предмету, какой имеется у посвятившего всю свою жизнь этой науке профессора. Где уж нам, бедным и нечастным студентам, ходя бы попытаться превзойти профессора по уровню его знаний. Он же с легкостью посадит любого, образно говоря, в колошу, кто из нас осмелится на подобное безрассудство.
   Олег снова попытался хоть чем-то отвлечься от своих не дающих ему покоя мрачных мыслей, но его взбудораженная голова все время возвращала его к завтрашней попытке сдать пожилому профессору экзамен по начертательной геометрии и к тому, о чем все еще продолжал ему говорить радиодиктор.
   - А может и наш профессор тоже враг народа? - промелькнула в его голове уже совсем неожиданная мысль. - Вполне возможно, что он, догадываясь о моих способностях, специально меня заваливает, опасаясь, чтобы у Советской власти не появился еще один талантливый инженер. И о чем это я, - резко оборвал себя Олег, - несу какую-то самую настоящую несусветную чушь....
   Олег снова попытался подумать о чем-либо более приятном для него, но зародившаяся в его голове мысль о возможной вражеской деятельности пожилого профессора никак не желала отпускать его от себя. Олег попытался опровергнуть ее, доказать самому себе всю ее несостоятельность, но достаточно убедительных доводов не находил. Наоборот, услужливая память подсказывала ему все больше фактов неосторожных высказываний профессора, на которые он раньше почему-то не обращал серьезного внимания. И чем больше он сопоставлял в своей памяти их между собою, тем меньше у него оставалось сомнений. Когда он окончательно убедил самого себя, что Дмитрий Семенович - враг народа, то ему уже стало намного легче. Ибо то, что Олег собирался делать, уже не ложилось тяжким грузом на его робко сопротивляющуюся совесть. Олег уже был просто обязан поступить с невзлюбившим его профессором именно так, а не иначе. К этому его призывал гражданский долг советского патриота.
   - Враг он нам или не враг, пусть с этим определением разбираются компетентные органы, а я не имею права молчать о своих подозрениях, - пробормотал принявший окончательное решение Олег и снова уселся за письменный стол.
   На этот раз он особых затруднений не испытывал. Его не воспринимающая начертательную геометрию голова услужливо подсказывала, какие факты ему следует отразить в своем доносе, на какие необдуманные слова профессора ему следует обратить особое внимание компетентных органов. Запечатав конверт, Олег вложил его в книгу, а сам вышел на улицу, чтобы больше не думать ни о профессоре и ни о злосчастном доносе, который его заставила сочинить собственная голова. Он долго бродил по вечернему городу, пока сгущающиеся вечерние сумерки не заставили его возвратиться в свою квартиру.
   - Где ты все это время шлялся!? - недовольно буркнула открывшая ему дверь мама. - Или ты уже успел начисто позабыть, что завтра у тебя в институте экзамен!? Но об этом, как мне думается, больше, чем ты сам, переживает и беспокоится твой друг Виктор, который уже больше часа дожидается твоего возвращения....
   Не отвечая на упреки мамы, Олег молча проскользнул мимо нее и вошел в свою комнату.
   - Здравствуй, Витек, - поздоровался он с сидящим за его письменным столом своим другом и соперником. - Ты зря обо мне беспокоишься. Мне, все равно, не сдать этому врагу народа завтрашний экзамен. Придется, как видно, мне распрощаться со студенческой жизнью.
   - О чем это ты? - переспросил в недоумении пожавший плечами Виктор. - Откуда ты взял, что Дмитрий Семенович тебе враг. Брось молоть чепуху, давай лучше еще раз проверим твои знания.... И так, на чем ты сегодня остановился?..
   Виктор взял в руки лежащую на столе книгу и раскрыл ее.
   - Политическое управление, - прочел он надпись на конверте и, окинув смутившегося друга удивленным взглядом, поинтересовался. - Ты что, Олежек, с Государственной безопасностью переписываешься?
   - Ни с кем я не переписываюсь! - зло выкрикнул Олег и, вырвав из рук друга злополучный конверт, порвал его на мелкие кусочки.
   - Успокойся, лично я не вижу в этой твоей переписке ничего плохого, - с удивлением рассматривая покрасневшего друга, примирительно буркнул Виктор. - Итак, с чего мы начнем?..
   - Извини, Витек, но мне надо хотя бы немного отдохнуть, - устало пробормотал Олег. - Иначе завтра на экзамене, я ничего не смогу вспомнить.... Снова буду, как баран, смотреть на выпавший мне билет и ничего в нем не соображать.
   - Ну, как знаешь, - недовольно покачав головою, проговорил Виктор. - Отдыхай себе на здоровье.... Ни пуха тебе и ни пера на завтрашнем экзамене.
   - К черту! - выкрикнул вслед уходящему другу Олег.
   Подождав, пока за уходящим Виктором не захлопнется дверь, он взял чистый листок бумаги и заново переписал свое письмо. Внимательно прочитав написанный на листке бумаги донос на профессора, он вложил лист в конверт и засунул во внутренний карман пиджака.
   - Неплохо было бы в этом письме вспомнить вместе с профессором и о Викторе, - промелькнула в его голове шальная мысль, но он даже не стал ее обдумывать. - Про Виктора писать мне никак нельзя, он все-таки друг детства и все это время не отказывал мне в помощи и поддержке, - тихо прошептал проваливающийся в глубокий непробудный сон Олег.
   Подошедший к двери собственной квартиры Павел нажал на кнопку звонка и, просто умирая от охватившего его в предчувствии скорой встречи с женою волнения, замер на площадке лестницы. Ему уже было доподлинно известно, что его жена увидеть своего проклятого мужа не сможет. Но он ухватившийся за никогда не умирающую в людях надежду, что один только взгляд его возлюбленной был способен не только рассеять нависшее над ним проклятия, но и совершить самое настоящее чудо, с каким-то удивляющим его умилением дожидался, когда жена соизволит открыть дверь. Дверь отворилась и выглянувшая жена Павла, окинув недоумевающим взглядом площадку, тут же ее захлопнула.
   - Ну, и как тебе понравилась встреча с женою? - не удержался от подколки опечаленного Павла леший Ираклий. - Можно было вначале и хотя бы немного подумать своей бестолковой головою....
   Не отвечая на подколку, грустный Павел неторопливо спустился по лестнице и вышел из дома.
   - Какие из этих окон выходят из твоей квартиры?- спросил, окидывая неприветливо смотревшие на них окна дома, Ираклий.
   - Вон те, - недовольно буркнул Павел, показывая лешему два угловых окна на втором этаже дома, одно из которых в это время было слегка приоткрыто.
   Больше не сказав ни слова, Ираклий обхватил Павла руками и, поднявшись прямо по воздуху вместе с ним на уровень второго этажа, втолкнул его в раскрытое окно.
   - Мама!? - выкрикнула заглянувшая в комнату жена Павла. - Зачем тебе понадобилось открывать окно!?
   - Окно я только немножко приоткрыла для проветривания квартиры, и уже больше к нему не подходила, - отозвалась гремевшая на кухне посудою теща.
   Прикрыв окно, Алена опустилась на колени и начала собирать разбросанные по полу игрушки.
   - Юлечка, и когда ты станешь аккуратной девочкою, чтобы не заставлять свою маму убираться за тобою? - недовольно заворчала она на играющую с куклою девочку.
   Оторвавшаяся от игрушки девочка, плаксиво сморщив свое детское личико, окинула жалобным взглядом недовольную ее поведением маму.
   - Ну, хорошо, хорошо, - поторопилась успокоить, уже готовую заплакать, дочь Алена. - Ты только не плачь, твоя мама все за тобою уберет.
   Девочка успокоилась и снова потянулась ручонками к кукле. В комнату вошла теща и, погладив внучку по головке, присела в стоящее возле окна кресло.
   - Алена, я хотела бы с тобою очень серьезно поговорить, - проворчала не обещающим ничего хорошего голосом теща.
   - Я слушаю тебя, мама, - отозвалась складывающая игрушки в одну кучу Алена.
   - Пора тебе уже понять, дочка, что твоего Павле нет среди живых людей, а ты, молодая и красивая, не должна хоронить себя, оплакивая своего безвременно ушедшего из жизни мужа, в этих стенах.
   - Что ты от меня хочешь, мама? - устало проворчала Алена. - Ты можешь разговаривать со мною без загадок?
   - Я хочу сказать тебе, дочка, что ты снова должна выйти замуж. Такой человек к тебе сватается.... Я на твоем месте зубами в него вцепилась бы и держала возле себя, а ты нос воротишь.... Да, и Юлечке отец нужен, не легко тебе будет растить ее одной.
   - О чем ты говоришь, старая вешалка! - выкрикнул набрасывающийся на свою тещу с кулаками взбешенный Павел.
   Но его попытка вразумить переживающую за дочь тещу не удалась. Павел только и смог пошевелить складками ее юбки и вызвать, в бешенстве забив по теще кулаками, всего лишь резкий порыв ветра, который сердито обдул ей нахмуренное лицо.
   - И откуда только поднялся такой сильный ветер? - недовольно буркнула оправляющая юбку теща. - А, ведь, с утра была такая прекрасная погода....
   - Тебе этот человек нравится, мама, вот и выходи замуж сама, - резко отрезала выходящая из комнаты Алена.
   Проводив дочку неодобрительным взглядом, теща что-то невнятное буркнула себе под нос и вышла вслед за нею из комнаты.
   - Видел, какая верная и любящая своего проклятого мужа у меня жена!? - похвастался весело подмигнувший лешему Павел, а потом, после недолгих раздумий, для еще большей убедительности добавил. - Если бы она меня не любила, то так не убивалась бы по поводу моего внезапного исчезновения....
   Но сегодня не расположенный к долгим разговорам Ираклий, устроившись в мягком кресле, скоро захрапел на всю Ивановскую, а махнувший на него рукою Павел закрутился возле своей дочери. Но девочка кроме неизвестно откуда взявшего ласково обдувающего ее ветерка ничего не ощущала. Не видя перед собою папу, она только с досадою отмахивалась от мешающего ее играм ветра. Тогда пытаясь хоть как-то привлечь внимание дочери к себе, Павел начал шевелить игрушками. Девочке его выдумка понравилась. И она, охотно включившись в предложенную Павлом игру, ловила ручками отшатывающиеся от нее игрушки. Не все попытки девочки удержать возле себя выскальзывающие из ее ручек игрушки были удачливыми, но зато, когда ей это сделать удавалось, то она тут же от охватившего ею при этом ликования заливалась веселым смехом.
   - Юлечка, с чего это ты так развеселилась? - послышался приближающийся к комнате голос встревоженной Алены.
   Павел отскочил от девочки, игрушки перестали шевелиться. Связавшая нежелание невидимого друга с нею играть с приходом мамы, насупившаяся девочка окинула входящую в комнату Алену недовольным взглядом.
   - И как я могла родить такого ребенка!? - с раздражением выкрикнула Алена. - Без мамы ей весело, а стоит мне только к ней подойти, как она тут же начинает плакать. Словно я ей не мама, о самое ужасное земное чудовище!
   - Твои проблемы с собственной дочерью только от неустроенности в жизни, - объяснила ей из кухни теща. - В последнее время ты вся издерганная, а дети всегда остро ощущают твое внутреннее недовольство жизнью на себе....
   - Ладно, мама, не стоит нам друг дружке портить нервы, - устало отмахнулась от матери Алена, - собирайся. Сегодня твоя очередь гулять с внучкою.
   Алена возвратилась на кухню, а продолжающая ворчать что-то себе нос теща, схватив девочку на руки, выскочила из квартиры.
   - Нам тоже уже пора уходить, - с грустью проговорил Павел продолжающему сидеть в мягком кресле лешему. - Невеселое у меня сегодня получилось свидание с женою и дочерью.
   - А куда нам торопиться? - недовольно буркнул сладко потянувшийся Ираклий. - У нас не то, что у твоих родных, время не ограничено.... Продолжай наслаждаться домашней обстановкою.
   Павел взобрался на диван и, уткнув голову в колени, тихо раскачивался в такт своим невеселым думам. В дверь квартиры громко застучали....
   - Открыто! - выкрикнула из кухни Алена.
   - Это, наверное, теща решила раньше времени возвратиться с прогулки с новыми надуманными ею на улице наставлениями моей Алене? - прошептал насторожившийся Павел и прислушался к долетающим к нему из прихожей звукам.
   Ему было хорошо слышно, как кто-то вошел в прихожую, снял с себя верхнюю одежду и обувь, а потом зашлепал в мягких тапочках на кухню к Алене.
   - Это вы мне!? - послышался с кухни восхищенный возглас Алены.
   - Да, дорогая, - ответил мужской голос и Павел, к еще большему своему неудовольствию, ясно услышал звук их поцелуя.
   - Моя Анюта целует какого-то постороннего мужчину! - вскричал взбешенный Павел и, соскочив с дивана, бросился к двери, но притягивающая его к лешему сила удержала его от необдуманного поступка.
   Расстроенный Павел оглянулся на продолжающего подремывать в кресле Ираклия, но тот только развел руками и укоризненно закачал головою.
   - Но почему голос навестившего мою жену мужчины показывается мне таким знакомым? - недоумевал старательно прислушивающийся к доносившемуся к нему из кухни разговору Павел.
   - Милая, - шептал в промежутках между поцелуями ненавистный Павлу голос мужчины. - Давай займемся любовью, у меня сегодня не так и много свободного времени.
   - Какой еще любовью! - вскричал в яростном негодовании Павел. - Моя Алена должна любить только меня одного! Я не хочу ни с кем делиться ее любовью! Я не желаю, чтобы кто-то еще, кроме меня, ее целовал и наслаждался ее женскими прелестями!
   Дверь отворилась, и Павел увидел ухлестывающего за его женою мужчину - это был молчаливый секретарь его прямого начальника.
   - Вот, гадина! - заорал оскорбленный в своих самых лучших чувствах взбешенный Павел. - А еще прикидывался кристально чистым и честным человеком!
   Но любовники, не слыша его гневных слов, начали торопливо снимать с себя одежду. И Павлу уже ничего не оставалось делать, как прикрыть ладонями уши, чтобы не слышать раздирающего ему сердце поскрипывание дивана.
   - Милый мой, как же мне не хочется отпускать тебя от себя, как бы мне хотелось постоянно ощущать возле себя твое присутствие, твою ласку и твою заботу обо мне, - ласково ворковала прижимающаяся к секретарю Алена.
   - Милая, ты же и сама знаешь, как сильно я тебя люблю, - с еле заметною ноткою раздражения выговаривал ей секретарь. - Я с первой встречи уже больше не могу ни о чем думать и мечтать кроме, как о своей ненаглядной девочке. Твоя красота не только овладела всеми моими помыслами, но и разожгла в моем сердце такое неугасимое пламя, что мне без тебя уже и белый свет не мил. Поверь, что каждое мгновение без тебя уже начинает мне показывается длинной до бесконечности вечностью, что и мне хочется заверить тебя, что мы будет жить вместе, как говориться, и в радости и в горе, пока смерть нас не разлучит. Это моя самая заветная, но несбыточная мечта. Любимая, ты должна войти и в мое положение, ты же уже была замужем за офицером Государственной безопасности. А раз так, то тебе уже должно быть известно, что разводы в нашей организации не поощряются. Мы, как самая передовая часть Советского народа, просто обязаны быть примером для советских людей не только в исполнении своих служебных обязанностей, но и личной жизни. Ты же и сама прекрасно знаешь, если я решусь на подобное сумасбродство, то тут же буду осужден своими товарищами и начальниками, что меня немедленно выгонят из органов, как паршивую овцу.
   - Мама уже совсем меня замучила, - уткнувшись мокрым от слез лицом в его грудь, горестно проговорила Алена. - Все замуж выдает.... Сватается ко мне один из ее знакомых....
   Об этом тебе, дорогая, можно больше не беспокоиться, - заметил ей лукаво ухмыльнувшийся секретарь. - Ты только скажи мне его фамилию, и я обещаю тебе, что этот твой воздыхатель очень скоро отправится в лагерь на лесоповал.
   - Не сердись, милый, - чмокнув секретарю в нахмуренный лоб, ласково прощебетала Алена. - Я уже больше не смогу полюбить другого мужчину. Я полюбила тебя при первой нашей встрече, и с каждым последующим днем люблю все сильней и сильней.... Ты именно тот мужчина, о котором я мечтала с самого детства. Знай, что я в твоих объятиях забываюсь обо всем, я уже перестаю думать не только о своем несчастном муже, но и даже о собственной дочери. Я даже не знаю, что сделаю с самой собою, если ты хоть когда-нибудь решишься меня оставить.
   - Подобного несчастья с тобою, моя любовь, никогда не случиться. Мы будем вечно не только нежными любовниками, но и самыми закадычными друзьями. Чего-чего, а уж это я могу тебе обещать, - поспешил ее успокоить секретарь. - Как мне повезло встретить тебя, после загадочного и необъяснимого исчезновения твоего мужа. Павел был моим сослуживцем, поэтому я вряд ли осмелился бы по уже известной тебе причине обратить внимание на его жену.
   - Это не ты ли, милый, помог ему пропасть из-за любви ко мне? - поинтересовалась прижимающаяся всем телом к своему возлюбленному Алена.
   - Из-за любви к тебе я способен на все, солнышко ты мое ненаглядное, но в этом случае я был просто бессилен, - поторопился отказаться от подобного лестного мнения о нем своей возлюбленной секретарь. - Твой Павел был особо приближенный к нашему генералу.
   - Как бы там ни было, - ласково шепнула секретарю Алена, - но мне приятно думать, что ты устроил его исчезновение ради меня.
   - Кому еще в этом мире можно верить? - мрачно проговорил Павел лешему уже на улице. - Неужели все люди на земле такие же, как и эти уроды?
   - В этом ты и сам со временем разберешься, - задумчиво проговорил леший.
   Их нагнали о чем-то оживленно между собою разговаривающие молодые парни. Вовремя не заменивший их приближение Павел был резким взмахом руки одного их них наподобие воздушного шарика отброшен в сторону.
   - Эй, вы! - с возмущением окликнул парней Павел. - Что вы себе позволяете?.. Надо же и по сторонам хотя бы изредка посматривать!..
   - Не надрывайся, - с улыбкой остановил его леший, - они тебя ни только не видят, но и ни слышат. Нам лучше всего последить за ними, чтобы узнать, чем именно они сейчас так возбуждены, что оказались перед необходимостью дополнить свои слова для большей убедительности взмахами рук.
   - Где я могу найти Дмитрия Семеновича? - спросил пришедший в деканат Виктор сидящую за столом девушку.
   Окинувшая его удивленным взглядом девушка, проверив у него зачетную книжку, тихо проговорила:
   - Дмитрий Семенович больше в нашем институте не работает.
   - Но он же еще только вчера принимал у студентов экзамены, - возразил ей Виктор. - Вполне возможно, что он заболел?..
   - Он не заболел, - с раздражением буркнула девушка. - Его арестовали....
   - Арестовали? - переспросил девушку изумленный Виктор. - Но за что?..
   - Об этом вы спросите у других? - с неожиданной злобою буркнула девушка и уткнулась в лежащие на столе бумаги.
   Недоумевающий Виктор еще немного постоял возле нее и вышел из института. На улице у него и всплыло в памяти обнаруженное им вчерашним вечером в книге письмо, которое вызвала у его друга такое сильное негодование и раздражение.
   - Чушь какая-то, - выругался про себя Виктор, - что я Олега не знаю. Не мог он такое совершить?.. Он же не последняя сволочь?..
   Однако подтачивающий его уверенность в друге нестерпимый червь сомнения не позволял ему успокоиться. И Виктор, желая окончательно развеять все свои сомнения, решил заехать на квартиру к Олегу. Обрадованная его приходу мать Олега сразу же ему прошептали:
   - Олег со вчерашнего вечера сам не свой.... Наверное, он так и не сдал экзамен.... Зайди и поговори с ним.... Виктор, я очень боюсь за своего сына. Как бы он не сотворил чего-нибудь с самим собою....
   Виктор постучал в комнату Олега, но ему никто не ответил....
   - Он там, - прошептала ему мама Олега, - я только что обед ему в комнату приносила.
   Виктор легонько толкнул дверь и вошел в комнату. Лежащий в одежде на не заправленной, после сна, кровати Олег даже не повернулся в его сторону.
   - Олег, - тихо окликнул друга Виктор. - Неужели ты так сильно расстроился из-за несданного экзамена?
   - Тебе-то до этого, какое дело!? - сердито буркнул, поворачивая к нему свое опухшее от бессонницы лицо, Олег.
   Виктор заглянул в усталые с непонятным для него тревожным блеском глаза друга и жестким исключающим всякие отговорки голосом задал ему прямой вопрос:
   - Это из-за тебя арестовали Дмитрия Семеновича?
   Застигнутый врасплох Олег своим смущением дал ясно понять не отводящему от него взгляда Виктору, что Дмитрия Сергеевича арестовали по его доносу.
   - Ну, и сволочь же ты! - с презрением бросил ему Виктор и выскочил из квартиры.
   Олег догнал Виктора уже на улице. Не решаясь с ним заговорить, он молча шел с другом рядом.
   - Виктор, ты не имеешь права подозревать меня в виновности ареста Дмитрия Семеновича, - наконец, глухо выдавил он из себя.
   - Пошел ты к черту! - огрызнулся Виктор и резким взмахом руки толкнул невидимого для него Павла.
   - Виктор, но почему ты подозреваешь именно меня в доносе на Дмитрия Семеновича!? - схватив друга за руку, выкрикнул Олег.
   - И ты еще спрашиваешь меня об этом? - с негодованием оттолкнув друга от себя, выкрикнул Виктор. - Твое вчерашнее письма в Политическое управление и твое сегодняшнее, после моего вопроса, смущение.... Разве все это не доказывает твой подлый поступок?
   - Да, я писал письмо в Политическое управление, но совсем по другому вопросу. А ты, не разобравшись, сразу обвинил меня в доносе на Дмитрия Семеновиче....
   - Посвети меня в содержание твоего письма, и я, возможно, тебе поверю, - уже намного тише проговорил Виктор.
   - Я не могу рассказать тебе о содержании моего письма именно сейчас, - заикаясь от охватившего его страха разоблачения, негромко проговорил Олег, - но даю тебе слово, что ты скоро обо всем узнаешь....
   - Вот тогда и поговорил, - оборвал его Виктор, - а прямо сейчас нам лучше расстаться.
   - Но ты не должен говорить о своих подозрениях, - попросил его Олег. - Иначе, что может подумать обо мне Соня.
   - Хорошо, я пока буду молчать, а сейчас прощай....
   - Досвидания, Виктор, - попрощался Олег и направился в сторону своего дома.
   - Я не вижу в ссоре этих парней ничего особенного? - недовольно буркнул Ираклию Павел. - У них просто временные недоразумения.... Скоро они выяснят свои отношения и снова будут закадычными друзьями.
   - Ты, парень, как всегда торопишься с выводами и упускаешь самое главное, - сердито буркнул заторопившийся за уходящим Олегом леший.
   Олег не торопился, и Павел с лешим быстро его нагнали. Тяжело переступая непослушными ногами, Олег думал о своем друге Викторе и о своем доносе на Дмитрия Семеновича. Многое отдал бы сейчас Олег, чтобы вернуть свое злополучное письма, но это уже было не в его власти. Конечно, он еще мог во всем чистосердечно признаться и покаяться, но подобное покаяние могло слишком дорого обойтись для него самого. Как не ответственному за свои поступки трусливому человеку, Олегу уже было просто невозможно найти нужный для честного человека выход из создавшегося положения. Он даже мысли не подпускал к себе, что ему будет лучше всего чистосердечно покаяться в содеянном проступке. Олег выбрал для себя более легкий и, как ему тогда думалось, более верный путь.
   - Ты сам выбрал свою судьбу, Витек, - еле слышно прошептал принимающий окончательное решение Олег. - Ты сам вынудил меня писать и на тебя тоже в Политическое управление донос.
   Он с той же неторопливостью поднялся по лестнице, открыл ключом дверь квартиры и, сердито хлопнув дверью, прошел в свою комнату.
   - Нам повезло, - шепнул возбужденный леший Павлу, - этот вконец испорченный мальчик не закрыл за собою дверь ключом. Ты согласен зайти к нему в гости?..
   Ираклий нажал плечом дверь, и она с недовольным визгом открылась. Дверь в комнату Олега уже была полураскрытой. И они, не дожидаясь для себя особого приглашения, подошли к сидящему за письменным столом Олегу. Увлеченный сочинением доноса на Виктора Олег даже не ощутил ворвавшегося в его комнату какого-то очень странного ветерка. Заглядывающие через его плечо в лежащий перед Олегом лист бумаги, леший с Павлом с интересом прочитали донос от начала и до конца.
   - Хороший мальчик, - насмешливо бросил леший Павлу, - доносы на друзей пишет.
   - И правильно делает, - заступился за Олега Павел. - У каждого советского человека дружба, семья и всякие другие интеллигентские штучки должны стоять на втором месте после благополучия Родины, Советской власти и нашей родной Коммунистической партии. Если этот мальчик заподозрил в своем друге врага народа, то он уже обязан сообщить об этом компетентным органам.
   - Но, если он об этом еще не знает, а только догадывается? - переспросил Павла леший.
   - И в этом случае он тоже обязан сообщить о своих подозрениях компетентным органам, - твердым не вызывающим сомнение голосом проговорил Павел. - Органы Государственной безопасности во всем разберутся и, если человек невиновен перед Советской властью, его отпустят. Только тогда, когда в их взаимоотношениях не останется даже тени сомнения, их прежняя дружба окрепнет еще больше.
   - У тебя, парень, оказывается очень интересный взгляд на дружбу между людьми, - проворчал укоризненно покачавший головою леший. - Я непременно на досуге об этом подумаю....
   - Можешь не думать, - недовольно буркнул уловивший в его словах иронию Павел. - Об этом уже подумали мои непосредственные начальники и выдали нам соответствующие рекомендации.
   - Они подумали только за тебя, - возразил ему Ираклий. - А за меня, пока еще никто не потрудился подумать. По всему видно, что мне, к сожалению, придется думать о дружбе между людьми самому.
   - Как знаешь, - равнодушно буркнул Павел. - Если у тебя, старик, в наличие много свободного времени, то можешь и подумать. Только постарайся не запутаться в этих сложных понятиях. В нашей, старик, земной жизни не каждому дано одолеть такие высокие вершины.
   - Придется мне осваивать и эту сложную науку, - проворчал выходящий из комнаты Олега леший. - Я, парень, изначально вынужден полагаться только на самого себя.
   Заинтересовавшийся Ираклий, не обращая внимания на недовольное ворчание Павла, проследил за письмом Олега. И они сейчас, удобно устроившись на мягких стульях в приемной высокого начальства, с интересом поглядывали на сидевшую за низким столом встревоженную женщину. Перебирая поступавшие на подпись к ее начальнику бумаги, Елена Константиновна заинтересовалась исписанным знакомым ей подчерком листком бумаги.
   - Кто же это может быть? - подумала она вслух и, перевернув злополучный листок бумаги, прочитала на обратной его стороне фамилию заявителя.
   Глаза ее не обманули, это был друг ее Сони Смирнов Олег.
   - Зачем ему понадобилось писать в Политическое управление? - с тревогой подумала она про себя и начала вчитываться в запрыгавшиеся перед ее глазами строчки.
   - И как только этот подонок смог оболгать собственного друга!? - кричала ее негодующая душа. - Каким же надо быть подлецом, чтобы написать о своем друге такое письмо!?
   О! И как же ей сейчас хотелось, чтобы это обжигающее ей руки письмо, воспламенившись, сгорела бы, не оставляя, после себя, ни одного следа! Она даже прошелестела этим листом бумаги в своих руках, словно не веря в его реальность или недоумевая, как оно вообще способно существовать, если носящая на себе подобных подонков земля еще не перевернулась вверх тормашками, если еще не наступил для сошедшего с ума человечества Ссудный день. Она даже на мгновение прикрыла свои глаза, в слабой надежде уверяя себя, что это письма на самом-то деле не реально, а всего лишь оптический обман, что, когда она снова раскроет глаза, то этого письма она уже больше не увидит. Но ожидаемого ею чудо не произошло: это ненавистное для нее письма продолжало оставаться на том же самом месте. Припоминая, что такой же подчерк ей уже встречался несколько дней назад, она сходила в отдел регистрации писем и узнала, что по такому же доносу уже арестовали профессора из института, в котором училась ее Соня. Первым пришедшим в ее голову желанием было разорвать это письмо на маленькие кусочки и выбросить в стоящую возле ее стола урну, но оточенный долгими годами службы в Государственной безопасности холодный рассудок услужливо подсказал ей, что это письмо уже зарегистрировано, и что его исчезновение непременно обнаружится. Тогда ей пришло в голову, что она еще может успеть это письмо переписать, чтобы подставить под карающие руки органов Государственной безопасности совсем другого, безразличного ей человека. Она еще могла спасти Виктора, в котором уже видела своего будущего зятя.
   - Этот вынужденный грех стоит счастья твоей ненаглядной дочери, - нашептывала ей материнское сердце.
   Но у нее, кроме сердца, была еще и душа. А она, протестуя, настоятельно ее убеждала:
   - Ничего ты не добьешься, переписывая это письмо. Олег, все равно, не успокоится и продолжит писать на Виктора клеветнические доносы.... Сможешь ли ты и дальше подвергать смертельной опасности ни в чем не виновных людей?
   -Встреться с Олегом и убеди его не писать доносы на Виктора, - настаивало ее материнское сердце. - Он же считается другом не только твоей Сони, но и Виктора.
   - Дурочка, - насмешливо возражала многоопытная душа, - даже и не пытайся это делать. Виктора ты уже не спасешь, а себя и свою дочь непременно загубишь. Бесчестные люди, как этот Олег, очень не любят, когда их уличают в подлости. Он пойдет на все, лишь бы скорее избавиться от свидетелей своего позора. Он не сможет продолжать жить в вечном страхе возможного скорого разоблачения, как подлого доносчика и клеветника.
   - Нет! - решительно отказалась Елена Константиновна и от этого способа спасения жениха дочери.
   Как же нелегко людям видеть, что погибает близкий им человек, а они ни в силах оказать ему хоть какую-нибудь помощь! Но несравненно им труднее, когда судьба и жизнь близкого человека находится в их руках, когда они знают, что стоит им вмешаться и близкий человек будет спасен. Пусть ненадолго, но хотя бы на этот раз разразившаяся над его бедной головою буря обойдет стороною. Намного труднее, потому что для его спасения они должны поступиться своей совестью, совершить подлог и подставить под удар другого ни в чем невиновного человека. Кто сможет выдать им готовые рекомендации, как надо и следует поступать в подобном случае!? И как смеет человеческая судьба ставить людей перед подобным выбором!? Почему эта человеческая судьба иногда бывает к нам такой безжалостной и при любом нашем решении в подобном случае обрекает нас на вечные страдания и сомнения!? И кто только осмелится советовать людям, как именно им нужно поступать, что им будет нужно делать, кем им в подобных случаях жертвовать для спасения близкого человека!? Не этим ли определяется высшая ответственность за наше право на обладание самым дорогим, что только и есть в нашей жизни, своим сознанием!? Но вполне возможно, что человеческая судьба здесь совсем ни при чем. Может, подобные бесчеловечные случаи возникают только от нашей несправедливой земной жизни!? Может, это все следствие или наказание, что мы за все свое многовековое существование так и не сумели победить в себе корыстолюбивого и кровожадного животного!? В любом случае эти порой возникающие перед нами сложные выборы не от бога, а от дьявола. И тем, кто толкает нас на подобную жизнь, никогда не будет покоя на земле, им никогда не будет и не вымолить для себя не только каких-то там грехов, но и прощения. И на этот раз коварная и жестокая человеческая судьба не позволила себе смилостивиться над несчастной женщиною: неожиданно быстрое возвращение ее начальника с совещания оборвало ее тревожное раздумье.
   - Это корреспонденция адресована мне? - добродушно буркнул он своей приунывшей секретарше.
   - Да, это все вам, - слабым упавшим голосом подтвердила Елена Константиновна.
   - Не заболели ли вы, Елена Константиновна? - предположил внимательно ее осмотревший начальник. - Вы сегодня плохо выглядите?
   - Нет, нет, я совершенно здорова.... Просто я ночью плохо спала.... У меня заболела дочь.
   - У вас заболела дочь? - с сочувствием переспросил ее начальник. - Может, вам для ухода за нею требуется выходной или уйти пораньше домой?
   - Спасибо, но в этом нет никакой необходимости, - отказалась Елена Константиновна, - ей под утро стало намного лучше.
   - Ну, тогда, как знаете, - добродушно буркнул начальник и, забрав с собою бумаги, вошел в кабинет.
   В этот день Елена Константиновна уже стала смотреть на все, что ее в этой жизни окружало, совсем другими глазами. Вплотную приблизившаяся к ее дому беда помогла ей сбросить с себя обычно прикрывающую глаза человека порожденную серой повседневностью пелену. Без этой застилающей глаза у людей пелены и заставляющей их смотреть на все, что окружает в жизни, поверхностным торопливым взглядом, не откладывая в своей памяти даже тех явлений и событий, на которые им настоятельно было нужно обращать особое внимание. Без этой пелены ей уже стало намного легче смотреть в самую суть дел и поступков людей и принимать для себя более здравые продуманные решения.
   - Пусть я возьму грех на свою душу, пусть я буду потом в глазах своей Сонечки предательницей! - кричала она про себя, обдумывая промелькнувшую в своей голове мысль. - Но я не отдам свою дочь в руки изуверов-тюремщиков! Не для того я выносила ее в себе и родила на этот белый свет!..
   - Молодец, - похвально отозвался о Елене Константиновне Павел, - она самый настоящий советский человек. Долг службы для этой женщины превыше счастья ее родной дочери. Вот именно на таких людях, как она, и держится вся наша народная власть.
   В этот вечер Елена Константиновна долго гуляла возле своего дома, не решаясь подняться в квартиру. Но время шло, и она, в конце концов, просто заставила себя это сделать. Как она и предполагала, ее Соня уже обо всем знала.
   - Мама! - вскрикнула она, бросаясь к ней на шею. - За что они арестовали Виктора!? Разве он может быть врагом народа!?..
   - Соня, ты уже давно не маленькая девочка и должна кое-что в этой жизни понимать, - ласково поглаживая свою дочь по голове, тихо шептала ей Елена Константиновна. - Поверь мне, что твоя и жизнь Виктора еще далеко не заканчивается. Время все расставит по своим местам....
   Кто-то громко застучал в дверь.
   - Кому еще понадобилось в такое позднее время приходить к нам!? - с раздражением буркнула Елена Константиновна и, бережно оторвав от себя рыдающую дочь, отвела ее в комнату, а сама поспешила к двери. - Это ты! - вскрикнула она при виде стоящего на площадке Олега - Как ты.....
   Она хотела выкрикнуть Олегу, как он осмелился придти к ним, но вовремя оборвала свой длинный, как и у любой другой женщины, язык. С такими людьми, как Олег, ей надо было быть очень осторожной.
   - Я все уже знаю, Елена Константиновна, - пробормотал не поднимающий на нее глаз Олег. - Я пришел помочь Соне пережить свалившееся на нее горе....
   - Ты хороший друг, - с трудом выдавила она из себя, пропуская Олега в квартиру.
   Закрыв дверь, Елена Константиновна прошла на кухню и оттуда беспокойно вслушивалась в его разговор с Сонею.
   - Это ты Олежка? - негромким голосом проговорила выскочившая к нему навстречу в прихожую Соня. - Ты уже, наверное, все знаешь?
   - Да, знаю, - подтвердил его догадку Олег. - Я только что был у его мамы.... Не понимаю, как он мог скрывать от нас свою тайную жизнь....
   - Ты что такое говоришь! - с возмущением оборвала его Соня. - Неужели ты всему этому веришь!? Ты веришь, что Виктор враг народа, враг нам!..
   - Соня, мне так же, как и тебе, очень трудно поверить во вражескую деятельность Виктора, - с легким укором смущенно пробормотал Олег. - Но мне еще труднее поверить, что наши органы могут ошибаться. Можешь ли ты мне объяснить, кому я должен сейчас верить?
   - Не знаю, - чистосердечно призналась Соня. - Я сегодня вообще перестала в этой жизни хоть что-то понимать....
   - Вот видишь, - упрекнул ее Олег, - а от меня требуешь....
   - Но ты же мужчина, ты в жизни должен быть более понятливым, чем я, - слабо оправдывалась сквозь градом посыпавшиеся из ее глаз слезы Соня.
   - Соня, ты не принимай близко к сердцу все то, что сегодня произошла с Витей. Он сам виноват во всех своих сегодняшних бедах.... Ты не должна из-за него портить свою жизнь....
   - Что тебе за беда до моей жизни, - с непривычной для нее злостью оборвала его Соня. - Жизнь моя.... Я ее хозяйка.
   - Не обижай меня, Соня, - примирительно буркнул Олег. - Как же я могу равнодушно смотреть на все твои сегодняшние страдания?.. Разве ты не знаешь, как я к тебе отношусь? Я сегодня потерял своего лучшего друга, но это еще не конец света. Жизнь-то продолжается....
   - Разве может иметь в нашей жизни, хоть какой-то смысл, после того, что произошло сегодня с нами, - сквозь распирающее ей грудь рыдание простонала Соня.
   - Ты не права Соня, - негромко ей возразил прижимающий ее к себе Олег. - Жизнь всегда в любом случае и при любых обстоятельствах имеет для каждого человека свой смысл. Ты не забывай, что у тебя, кроме Виктора, есть и еще друг. А я сделаю для тебя все, чтобы не только ты смогла, как можно скорее, забыть об не оправдавшем наше доверие и своей страны Викторе, но и полностью его заменить. Я сделаю все возможное, чтобы сделать тебя самой счастливою женщиною в мире....
   Это уже было признанием в любви. Так и понявшая его слова Соня, резко оттолкнув от себя Олега, с возмущением выкрикнула:
   - Ты!.. Ты никогда не сможешь заменить мне Виктора!
   Олег по одному только отталкиванию его своей любимой девушки понял истинное ее к нему чувства, и жгучая ревность к своему поверженному сопернику обожгла его сердце. Он уже не жалел, что написал на друга детства донос. После подобных слов от любимой девушки, он написал бы ни один, а тысячу на него доносов. Но, не желая окончательно испортить свои отношения с Соней, Олег постарался сдержать переполнившую его ярость и притворно тихим голосом проговорил:
   - За что ты меня так не любишь Соня? Разве я сделал для тебя больно или хоть чем-то тебя обидел?
   Соне уже и самой стало стыдно о своей нелепой вспышке. И она, пожалев поникшего Олега, поторопилась перед ним извиниться.
   - Прости меня Олежек, я и сама не знаю, что сегодня говорю. Понимаешь меня все, что произошло сегодня с Виктором, не только подкосило, но и прямо заставляет меня говорить всякие пакости всем окружающим людям.
   - Все в порядке, Соня, я на тебя не обижаюсь - поспешил ее успокоить Олег. - Я понимаю, что ты расстроена арестом нашего общего друга, и тебе требуется некоторое время, чтобы привести свои мысли в порядок. Мне лучше поговорить с тобою обо всем произошедшим с нами сегодня в другой раз, а сейчас тебе следует улечься в мягкую кроватку и хорошо выспаться. Досвидания Соня....
   Олег открыл дверь и вышел из квартиры.
   - Не забывай меня, Олежка! - крикнула ему вдогонку Соня. - Я буду тебя ждать....
   - Профессора за оказавшийся для него слишком сложным экзамен, а Виктора за то, что его любит моя Соня, - догадалась, что заставила этого подлеца писать доносы Елена Константиновна. - Ну, и мразь! Как же мне уберечься от такого зятя!?
   Всю сегодняшнюю ночь она провалялась на своей широкой кровати с открытыми глазами. Да, и как ею мог овладеть сон в то время, когда через перегородку до нее все время доносились приглушенные рыдания дочери. Разве способно материнское сердце долго выдерживать эту нестерпимую пытку!? И она, переполняясь жалостью к своей ненаглядной девочке, решилась. Потихонечку встав с кровати, она зажгла свет и от вымышленного имени написала донос на Олега.
   - Пусть я буду мерзавкой и великой грешницей, пусть я буду вечно гореть в аду, но мне моя девочка дороже жизни, - тихо шептали ее губы, тщательно надписывая на конверте левой рукой адрес отдела Государственной безопасности.
   - Теперь я уже совсем ничего не понимаю, - проворчал отдыхающий на диване Павел.
   - Как же тебе понять, что ощущает в это время эта теряющая надежду на возможное в жизни счастье своей любимой дочери женщина, если ты сам не только не привык, но и отказываешься понимать живого человека, - равнодушно буркнул в ответ Ираклий. - Ты, парень, привык больше верить бумажке, чем человеку....
   - Кто заходил в мой кабинет!?- выкрикнул взбешенный генерал стоящему перед ним по стойке смирно секретарю.
   - Никто, товарищ генерал, - пролепетал смертельно напуганный секретарь. - При мне в ваш кабинет никто не заходил....
   - Тогда каким образом, черт вас всех подери, у меня на столе появилась вот эта бумажка, - возмущался генерал, потрясая перед носом секретаря клочком бумаги.
   - Не могу знать, товарищ генерал, - выдавил из себя опускающий под сверлящим взглядом генерала свою повинную голову дрожащий от страха секретарь.
   - Конечно, это не его работа, - подумал окинувший своего секретаря внимательным взглядом генерал и недовольно бросил. - Вы свободны, я сам лично во всем разберусь.
   Немного успокоившись, генерал присел за стол и еще раз прочитал все, что было написано на этом клочке бумаги. Неизвестный ему доброжелатель сообщал генералу, что в то время, когда генерал пропадает на службе, младший лейтенант Иволгин встречается с его красавицей женою.
   - А этот подонок только что отправился домой после своего ночного бдения, - отметил про себя схватывающий все на лету генерал, - и я примерно через час смогу застать их уже в постели.
   Подписав самые срочные бумаги, генерал вызвал машину и поехал к младшему лейтенанту Иволгину на квартиру.
   - Какому только идиоту вздумалось сегодня стучать в дверь моей квартиры? - недовольно буркнул лежащий возле Холиды Петр. - Неужели этому дураку непонятно: если никто не подходит к дверям, то это может означать для него только одно, в данное время в квартире никого нет.
   - Не обращай внимания, милый, - томно прошептала ласково прижимающаяся к нему всем телом Холида. - Этот идиот не может стучать до бесконечности. Рано или поздно ему надоест, и так не дождавшийся ответа он уйдет, как говорится, не солоно щи хлебавши.
   - Мне не мешает на всякий случай с ним поговорить, - не согласился с ней Петр. - Этот идиот уже до того долго стучит, что можно подумать: меня срочно вызывают на службу.
   - Только не вздумай открывать дверь, - предупредила забеспокоившаяся Холида.
   - А зачем мне это делать? - усмехнулся догадавшийся, что она имеет в виду, Петр. - Для такого случая я поставил на двери своей квартиры цепочку.
   И Петр, босиком пробравшись к двери, заглянул в специально проделанную им щелочку, из которой хорошо просматривалась перед дверью площадка лестницы. Возле его двери стоял генерал и с перекошенным от распирающей ярости лицом стучал по двери его квартиры кулаками.
   - Мы пропали, - прошептал Холиде возвратившийся полумертвый от страха Петр. - Возле двери стоит твой муж.... Кто-то нас выдал?
   - Возьми себя в руки, ты же мужчина! - прикрикнула на растерявшегося любовника торопливо натягивающая на себя одежду Холида. - Успокойся, мы еще заставим этого старого идиота перед нами извиняться! А теперь слушай меня внимательно: я выйду на кухню и, когда приготовлюсь, махну тебе рукою. Тогда ты, сделав вид, что только проснулся, откроешь этому дураку дверь. Только ни о чем не беспокойся, любимый. Мой старый муж меня в твоей квартире не найдет.
   Не забыв прихватить с собою сумочку, Холида, войдя на кухню, через минуту махнула оттуда нетерпеливо дожидающемуся ее сигнала Петру рукою.
   - Иду! Иду! - выкрикнул он стучавшему в дверь генералу. - Подождите еще немного, я сейчас вам открою дверь!
   Нарочно громко шлепая мягкими тапочками по полу, Петр подошел к двери и открыл ее.
   - Товарищ генерал, это вы! - выкрикнул в притворном ужасе отшатывающийся от двери Петр.
   - Да, это я, негодник! - злобно прошипел подскочивший к нему генерал. - Где она!?..
   В это время невидимая ими обоими его жена выскочила из квартиры в раскрытую дверь.
   - Кто она, товарищ генерал?! В моей квартире в настоящее время никого нет, - заикаясь от охватившего его ужаса, пробубнил вконец растерявшийся Петр. - Я один в квартире.... Я отсыпаюсь, после ночного дежурства....
   - Один! - в бешенстве прикрикнул на Петра закрывающий входную дверь на замок генерал. - Это я сейчас проверю! Если я отыщу в твоей квартире хоть кого-нибудь постороннего, то уже можешь не сомневаться, что я превращу всю твою поганую жизнь в самый настоящий ад!..
   - Но кого вы хотите отыскать в моей квартире? - чтобы хоть как-то заполнить эту просто невыносимую паузу, с трудом выдавил из себя Петр.
   - Змею, которую я пригрел на своей груди! - зло прошипел генерал Петру прямо в лицо. - Отвечай, где ты прячешь мою жену!? Где она, эта сука!?..
   - Но почему ваша жена должна находиться в моей квартире? - разыграл свое крайнее недоумение уже успевший немного придти в себя Петр.
   - Почему!? - прорычал генерал. - А вот это ты почитай! Сегодня утром эту записку подбросили на стол моего кабинета!
   Петр принял из генеральских рук записку и, развернув ее, уткнулся своими невидящими глазами в написанные на ней размашистым неровным подчерком строчки.
   - - Это подлая клевета, товарищ генерал! - воскликнул изображающий на своем лице негодующее возмущение Петр. - Неужели вы верите этим решившим очернить меня в ваших глазах коварным интриганам!?
   - А мы эту их клевету сейчас проверим, - огрызнулся все еще вне себя от злости генерал и забегал по комнатам квартиры.
   Выбежавшая из квартиры Холида, вбежав в соседний подъезд, протерла спиртом свои виски. Снова став видимой человеческими глазами, она достала из сумочки записную книжку и карандаш. Вырвав из записной книжки чистый листок, она написала на нем своим размашистым подчерком: "Твой муж развлекается со своей любовницею на квартире своего любимца младшего лейтенанта Иволгина".
   - Вот так, дорогой, - мстительно прошептала она, добавляя адрес Петра и сжимая записку в своем кулаке. - Я отучу тебя, старого болвана, следить за своей молодой женою.
   Она вошла во двор и, подойдя к протирающему тряпкою ветровое стекло водителю, уточнила:
   - Мой муж входил в этот подъезд?
   - Да, он вошел туда, - подтвердил узнавший супругу генерала водитель.
   Не забыв поблагодарить водителя, Холида поднялась пешком по лестнице до квартиры Петра и застучала в дверь.
   - Вы кого-то поджидаете в гости!? - спросил генерал у понуро ходившего вслед за ним Петра.
   - Никого я не ожидаю, товарищ генерал, - тихо проговорил пожавший в недоумении плечами Петр. - Я сейчас должен был отсыпаться после ночного дежурства....
   - Я уже наслышан о ваших оргиях после ночных дежурств, - сердито буркнул открывающий дверь генерал и, увидев стоящую на площадке Холиду, от мгновенно переполнившего его возмущения почти радостно выкрикнул. - А вот и та, кого мы все это время искали!
   - Можете меня уже больше не искать! - сквозь притворные рыдания выкрикнула Холида. - Я пришла на место ваших свиданий с любовницами только для того, чтобы окончательно убедиться в вашей измене и попрощаться с вами навсегда!
   - О какой моей измене ты еще смеешь утверждать, негодница!? - вскричал вознегодовавший генерал. - Это я сам утверждаю, что ты мне изменяешь! Откуда тебе, моя верная жена, известен адрес младшего лейтенанта Иволгина!?
   Но Холида, не обращая внимания на своего рассерженного супруга, обернулась к Петру и начала его осыпать упреками.
   - Я не ожидала от вас, что вы станете потворствовать этому низкому человеку и предоставлять ему свою квартиру для любовных утех. Вы утратили все мое доверие, а я так все это время вам верила....
   - О чем ты только говоришь!? - кипел негодованием генерал. - Зачем мне могла понадобиться его паршивая квартирка!? Как ты смеешь обвинять меня в какой-то там измене, если я сам застал тебя в квартире этого извращенца!?
   - Смею, потому что я обманутая тобою женщина! Вот полюбуйся, о чем меня предупреждают добрые люди! - выкрикнула бросающая в лицо генералу смятую записку Холида.
   Не ожидающий от нее подобного поступка генерал поднял с пола записку и, развернув ее, прочитал все, что было в ней написано.
   - Чушь какая-то, - уже более спокойным голосом протянул в недоумении генерал. - И кто же этот наглец, что осмелился так над нами посмеяться?
   - Мне пора, - прошептала протирающая свои заплаканные глаза Холида. - Я уже все сказала, и делать мне здесь больше нечего. Прощай мой неверный супруг....
   - Подожди! - воскликнул схвативший Холиду за руку генерал. - Вначале нам надо во всем досконально разобраться. Ответь мне, откуда ты сейчас пришла сюда?
   - Как откуда!? - с хорошо разыгранным недоумением переспросила Холида. - Конечно из нашей квартиры.... Как только я обнаружила эту записку, так сразу же и поехала по этому адресу, с желанием застать тебя прямо в постели с потаскушкой. Но, по всей видимости, я немного поторопилась....
   Вырвавшаяся из рук генерала притворно обозленная Холида решительно направилась в сторону выхода из квартиры.
   - Да, подожди ты, не кипятись, - тихо проговорил перегородивший дорогу генерал, - дело в том, что и я сам тоже приехал сюда по записке. Вот возьми ее и читай, что в ней написано....
   - Тем более, я уже не могу больше продолжать жить с тобою! - гневно выкрикнула разрывающая обе записки на мелкие кусочки Холида. - Ты, дорогой, мне не доверяешь! Ты быстрее поверишь очередной такой бумажке, чем своей сохраняющей тебе верность жене! Нет, меня до этого еще никто так не оскорблял!..
   - Не забывай, что и ты тоже помчалась по этому адресу, чтобы уличить меня самого в измене, - напомнил ей генерал.
   Остановившаяся Холида при виде виноватого лица супруга бросилась ему на шею.
   - Ты прав, дорогой, мы оба ослепли от ревности! - вскрикнула целующая генерала Холида.
   - Конечно, моя радость, - согласился обрадованный, что его подозрения не оправдались, генерал. - Теперь нам остается только извиниться перед ставшим невинной жертвою нашего неведомого врага младшим лейтенантом....
   - Но одного извинения недостаточно, дорогой, - недовольно буркнула Холида, - он достоин большего....
   - Извинение - это только признание моей вины, - улыбнувшись с облегчением вздохнувшему Иволгину, проговорил генерал. - А за честность и верную службу я представлю вас, товарищ Иволгин, к досрочному присвоению звания "лейтенанта".
   - Вот сейчас я узнаю своего супруга! - вскрикнула обрадованная Холида.
   Умиротворенный генерал снова уехал на службу, а возвратившаяся к дому Петра Холида снова постучала в дверь его квартиры. Бросившись к нему на шею, она, страстно целуя своего любовника, шептала:
   - Наконец, мы снова вместе.... Как же мне надоел этот старый болван.... Надеюсь, ты не обиде на меня за сегодняшнее беспокойство?..
   - О чем ты говоришь, любовь моя! - восклицал целующий ее раскосые глазки Петр - С сегодняшнего дня я полюбил в тебе не только женщину, но и великую актрису!
   - Неси меня в постель, мой лейтенант, - еле слышно прошептала Холида. - Я желаю прямо сейчас прочувствовать это возникшее в тебе новое ко мне чувство.
   Петр с охотою, подхватив ее на свои руки, понес к кровати.
   Наблюдающий за ходом разыгравшейся перед ними комедии леший, хохотал до посинения.
   - Что ни говори, а эта Холида стреляный воробей, ее на мякине уже не проведешь, - подначивал он понурого Павла. - Сам же видел, как она мастерски избавилась от подозрений твоего шефа.
   - Все женщины одинаковые, - недовольно буркнул отмахивающийся от него Павел.
   - Не все, - не соглашался с ним Ираклий. - Я тебя непременно познакомлю и с вполне порядочными женщинами. И их, к слову сказать, не так уж и мало, чтобы ты, парень, мог поддаваться унынию.
   - Ну, и что ты узнала!? - воскликнула, нетерпеливо выхватывая из маминых рук тяжелые сумки, Соня.
   - Им всем присудили по десять лет пребывания в местах заключения.
   - По десять лет! - воскликнула ужаснувшаяся Соня. - Я же успею за это время совсем состариться....
   - Ну, и беги на улицу наверстывать упущенное время! - со злостью оборвала сетования своей дочери Елена Константиновна. - Но только больше не изводи меня своими вопросами!..
   Разрыдавшаяся Соня, прикрыв свое лицо ладошками рук, убежала в свою комнату, а тяжело вздохнувшая Елена Константиновна сердито загремела на кухне сковородками.
   - Соня! - крикнула она своей дочери, когда все, что она намеревалась готовить на вечернюю трапезу, уже было приготовлено. - Иди на кухню!.. Будем ужинать!..
   Но вконец расстроенная Соня не отозвалась и из своей комнаты не вышла. Тогда Елена Константиновна сама вошла к ней и недовольно ее толкнула. Но и на этот раз уткнувшаяся лицом в подушку Соня упорно молчала.
   - Обиделась, - с горечью проговорила, усаживаясь возле нее, Елена Константиновна. - На свою маму обиделась.... Я то в чем перед тобою провинилась?..
   - А кто тогда виноват, мама!? - воскликнула сквозь рыдания Соня.
   - Подумай сама, дочка. Ты у меня уже совсем взрослая, а не маленькая девочка.... Пришла пора тебе самой начинать разбираться в том, что в нашей жизни хорошо, а что плохо. Ты, дочка, слишком долго задержалась в детском возрасте. Это для нашего времени совсем недопустимая роскошь.... Избаловала я тебя своей излишней заботою.
   - Вот и ты, мама, говоришь мне о времени! - громко выкрикнула ей обозленная Соня. - А я убеждена, что время у нас хорошее, что мы живем в свободной социалистической стране, что у нас самое мудрое и передовое во всем мире руководство!..
   - Да, ты у меня уже все знаешь, - то ли с одобрением, то ли с осуждением, проговорила Елена Константиновна. - Но ты, дочка, все это только знаешь, или ты во всем, что происходит сейчас в нашей стране, убеждена?..
   - Прямо сейчас я уже во всем происходящим в нашей стране начинаю сомневаться, - жалобным голосом проговорила, робко заглядывая в глаза своей маме, Соня.
   - Значит, еще совсем не уверенна, - подытожила их разговор Елена Константиновна. - Пойдем, доченька, ужинать....
   - Мама, а эти десять лет, протянуться для меня слишком долго, - спросила уже во время ужина Соня у своей мамы. - Я только что подумала, если я в это время буду учиться и работать, то эти годы пролетят для меня быстро....
   - Если твой избранник еще сможет вернуться через эти десять лет, - с тяжелым вздохом проговорила пасмурная Елена Константиновна.
   - А разве может быть иначе? - с недоумением переспросила маму Соня. - Ты же сама мне сказала, что их всех осудили на десять лет....
   - Бывает, что и во время нахождения в лагере добавляют к сроку заключения....
   - А за что могут добавить, мама?
   - За красивые глазки, - недовольно буркнула Елена Константиновна. - Ты, дочка, сначала должна ответить сама себе на вопрос, а за что в эти лагеря сажают людей? За что именно посадили твоего Виктора!?..
   - Мама, а почему ты говоришь только о Викторе, а Олега ты вообще не вспоминаешь? - спросила только сейчас обратившая внимание на подобную странность своей мамы Соня. - Разве тебе его не жалко?..
   - А ты не жалей его, доченька, кто-кто, а он-то, получил свое наказание по заслугам, - со злостью оборвала свою дочь Елена Константиновна.
   - Мама, почему ты так не любишь Олега!?.. Чем он успел тебе насолить!? - вскричала требующая от мамы объяснения Соня.
   - Я не должна любить врага народа! - коротко отрезала мать и ушла к себе.
   И снова в еще совсем недавно веселой и шумной квартире Незнакомовой Сони наступила мертвая тишина. Им обоим было о чем подумать в этой так сильно угнетающей их тишине. Мать и дочь вплотную приблизились к той неизбежной для каждой человеческой семьи черте, когда дочка уже не может быть полностью откровенной со своей мамою, и когда мама уже тоже не может все объяснить и успокоить свою взрослую дочь. Это уже был для них первый сигнал наступившего вполне оправданного человеческой жизнью на земле отчуждения. Но он нагрянул к ним неожиданно, свалился, как снег на голову. Пришел тогда, когда мать и дочь были еще совсем неподготовлены, чтобы принять его безболезненно. И им сейчас приходилось в ненужной суете и спешке с болью обрывать сложившиеся между ними любовные доверительные отношения. Если на их беду у них не окажется достаточного запаса любви и доброты, то наступившее отчуждение может окончиться для них разрывом с полным непониманием и отрицанием друг дружки. Это очень опасный по своим последствиям период в любой семье. Однако, несмотря на все это, извечно отличающееся своим безрассудством человечество за всю свою многовековую историю все еще не удосужилось разработать рекомендации, позволяющие нам более-менее успешно переживать эти периоды во время жизни на земле. Поэтому каждой человеческой семье приходится самой определяться, как именно ей переживать это испытание взаимной любви, крепости влечение друг к другу родительских и сыновних сердец.
   - Мама, а мне можно навестить Виктора в тюрьме? - спросила утром собирающаяся в институт Соня.
   - Ни в коем случае, девочка, нам не стоит привлекать к себе внимание компетентных органов, - предостерегла свою дочь Елена Константиновна. - Можешь напрасно не беспокоиться.... Я не сомневаюсь, что Виктор тебя поймет и простит, если, конечно же, ты его дождешься.
   Павел с Ираклием не без интереса наблюдали за разыгрывающейся прямо на их глазах трагедией. Но, когда наблюдаемые ими события получили какое-то логическое завершение, Павел закапризничал.
   - Это трагедия, старик, потихонечку становится для меня, пусть и совсем плохонькой, но комедией, - твердо заявил он Ираклию. - У меня больше нет никакого желания следить за их непрекращающимися стремлениями построить на чужой беде лично для себя хоть какое-то счастье.
   - Тогда ты, наверное, сможешь мне объяснить, что можно подчеркнуть из всей этой только увиденной нами людской трагедии? - спросил у Павла с лукавой ухмылкою леший.
   - Что я подчеркнул для себя из всей этой неприглядной истории? - повторил Павел вопрос лешего. - Я еще раз убедился, как был прав раньше, считая живущих на земле рядом со мною людей недостойных уважения и чистой искренней любви. Из всех этих воистину комедийных персонажей для меня, пока что является темной лошадкою только один Виктор. Но я не сомневаюсь, что в зоне и он скурвится, что от его показного благородства и чувства собственного достоинства не останется и следа. Олег самый настоящий подонок. И мать этой девочки тоже не далеко от него откатилась. Не обманывают меня и девичьи слезы Сони. Мне уже доподлинно известна цена этим ее слезам. Всего через несколько лет она забудет о своем Викторе и повиснет на шее первого позвавшего ее к себе идиота. Вся наша земная жизнь, Ираклий, самое настоящее дерьмо. И чем дольше мы копаемся в чужом грязном белье, тем больше я не только всех людей, но и самого себя, ненавижу. Прямо сейчас я ощущаю самого себя таким грязным, что уже не сумею отмыться до конца дней своих.
   - Мы разными глазами смотрели на разыгравшуюся перед нами трагедию, а поэтому и пришли в корне отличающимися друг от друга выводам, - задумчиво проговорил погрустневший Ираклий. - Попробуем понаблюдать за их жизнью еще некоторое время. Вполне возможно, что сама жизнь сможет выправить наши глаза, которые и позволят нам больше не противоречить друг другу в своем видении чего-то самого главного и все определяющего в этих событиях.
   И Павлу ничего больше не оставалось, как склонить перед его окончательным решением свою повинную голову. Он уже не сомневался, что на все его возражения Ираклий, как и всегда, не обратит никакого внимания, что все с ними будет именно так, как захочет водивший его за собою леший.
  
   Май 1995 года.
  
  
  
  

Глава третья.
ЗЭКИ.

  
   Сатана, придавая происходящим в России событиям первостепенное значение, выделял для наблюдения за развернувшейся по всей стране бескомпромиссной борьбою добра со злом большую часть своего времени. Он принял брошенный ему вызов закаленной в борьбе с царизмом старой гвардией большевиков. Сатана всеми правдами, а чаще всего неправдами, втягивал в эту борьбу не только всех проповедников угодных тьме волчьих законов, но и все еще стоящих от их схватки в стороне большую часть советских людей. То, что ему так и не удалось внедрить в органы Государственной безопасности советской страны своих продавшихся ему вместе со всеми потрохами земных сторонников, не только смущало, но и немало озадачивало Сатану. Но он, необычайно ловкий на придумывании всяческих хитроумных ловушек и хитросплетений, воспользовавшись тем, что число сторонников у него уже было в превеликом множестве в других советских организациях, с легкостью устраивал для возомнившей о себе, что она в силах справиться и с самим Сатаною, старой гвардии большевиков всевозможные пакостные каверзы.
   - Подождите еще немного, - мстительно нашептывали его скривившиеся в угрожающей ухмылке губы. - Покусившись с помощью своих верных слуг на права и интересы простых людей как бы от вашего имени, я очень скоро вызову крайнее недовольство вашей властью у возможного большего числа советских людей. Не мешайте моим земным сторонникам посадить и замордовать в организованных вами же, по моей подсказке, в трудовых лагерях по перевоспитанию так называемых врагов народа многие тысячи ни в чем не виновных людей. А я уже постараюсь представить все это непотребство их детям и внукам, словно это вы, а не князь тьмы Сатана, были организаторами и вдохновителями всех этих бессмысленных репрессий. И тогда в памяти советских людей не я, а вы предстанете перед своим излюбленным простым народом убийцами и мучителями ни в чем не виновных людей. Будущие советские люди уже вам, а не мне, предъявят счет за их безвременные смерти, за пережитые в лагерях страдания по вине слишком усердно выполняемых моими верными сторонниками указаний всемогущего и беспощадного князя тьмы. Будущему поколению советских людей уже будет не самым главным и все определяющим, сколько именно было уничтожено ни в чем не виновных человек в этих лагерях. Да и, вообще, были ли они виновными или нет. Будет вполне достаточно одних только слухов о массовости подобного непотребства. И что вы тогда скажете своему разъяренному против вас Советскому народу, о благе которого вы сейчас так печетесь, не жалея ни своих сил и здоровья? Какими только словами вы сможете заглушить в них жажду мести за своих замученных мною сейчас в лагерях их ни в чем не виновных родственников? Чем вы сможете тогда вдохновить советских людей на новые схватки со мною, истинным повелителям всех живущих на земле людей, их неизменным кумиром и владеющим их еще далеко незрелыми умами и вовсе несовершенными рассудками. Вы, находящиеся сейчас в самом зените славы, осмелились бросить мне, князю тьмы Сатане, дерзкий вызов, тогда знайте и никогда не забывайте, что вы уже больше не сможете обольщаться напрасными надеждами в расчете на гордость и достоинство впервые ощутивших себя раскрепощенными и свободными ничтожных людишек. Они уже не станут прислушиваться к вашим оставленным им в назидание словам правды и к вашим поучениям о необходимости хранить и защищать свою добытою вашей кровью их свободу и независимость. В благодарность за ваше нынешнее радение об их счастливой будущности они, по моей подсказке, оплюют и изгадят ваши уже успевшие зарасти сорняками и бурьяном могилы. Только тогда вы, наверное, сможете для себя понять и окончательно убедиться в правоте извечной на земле истины, что этим жалким и ничтожным людишкам вовсе не нужна подлинная свобода и независимость. Живущие на земле люди никогда в этих понятиях особенно не нуждались, а в последнее время это свобода и независимость уже стала для них даже смертельно опасной. Ибо живущим во все времена на земле людям не так уж сильно хочется ощущать самих себя свободными и независимыми. Эти презренные людишки не могут даже понять и правильно оценить эти основополагающие для каждого существа на земле условия жизни по достоинству. Они в своей ничем неискоренимой глупости с каждым очередным годом все больше мечтают, как им, по возможности скорее, продаться со всеми своими потрохами моим верным слугам и сторонникам, способным полностью удовлетворить их неуемные страсти и желания зажить хорошей в их понимании жизнью. Я, князь тьмы Сатана, буду и впредь с огромным удовольствием оказывать им подобные услуги. Именно так я поступал с этими алчными людьми еще и в глубокой древности, так было бы для меня в нынешней России и сейчас, если бы не ваша дерзость и непослушание моей воле. Но я, князь тьмы Сатана, смею вас заверить, что я все сумею поставить на свои места в самом ближайшем будущем. В чем-чем, а уж в этом вы можете не сомневаться. Я сделаю все так, чтобы через эти созданные по моей подсказке вами трудовые лагеря пройдут и освободятся живыми и здоровыми только нужные мне для будущего торжества над вами верные мне земные сторонники. Я непременно их сохраню, чтобы они, олицетворяя собою сотни и тысячи невинно загубленных мною человеческих душ, были не только вечным укором к вам перед будущими поколениями, но и старательно оплевывали и извращали суть вашей борьбы со мною, извечным врагом и проклятием человеческого на земле рода. Это они, а не вы, в будущем предстанут перед советскими людьми истинными героями и примерами для подражания. А они уж постараются исполнять мою волю с похвальной точностью и непрекословным послушанием. Ибо они всегда больше опасаются моего гнева, чем людского суда.
   Проговорив эти переполненные угрозою к молодой Советской республике слова, Сатана разразился раскатистым сатанинским хохотом, отзывающийся громким эхом по всей России плачем и страданиями, как обычно, ни в чем невиновных людей.
   Антону уже просто осточертело находиться в душной тюремной камере, поэтому он с нетерпением ожидал, когда его отправят по этапу в лагерь. Молча, выслушав вынесенный ему знаменитой в то время "тройкой" приговор, он уже успел проводить в неизвестность последнего находившегося в камере до него старожила, а за ним все еще по неизвестным ему причинам не приходили.
   - Зря ты, парень, торопишься оказаться на зоне, - приговаривали подшучивающие над ним более опытные уголовники. - Время нахождения в камере предварительного заключения для нашего брата особенно, когда ты ни в чем не противоречишь следствию, самый настоящий курорт. Еще успеешь наработаться во имя процветания любимой родины.
   Но сам Антон не мог последовать их совету: с полнейшим ко всему равнодушием наслаждаться относительным временным бездельем. Его особо восприимчивая на чужую боль и страдания душа уже давно переполнилась негодованием к бьющемуся через его камеру полноводным потоком людскому горю и страданию. Но дни шли за днями, а выкрикивающие фамилии отправляемых по этапу заключенных суровые надзиратели Антона не вызывали. Немало людей прошло за это время мимо Антона, но ни с одним из арестованных он не сблизился. Подавленные совсем неожиданно, как показывается в подобных случаях всем живущим на земле людям, свалившейся на их головы бедою и открывшимися перед ними теневыми сторонами действительности они походили на загнанных зверьков и не очень-то желали откровенничать со своими друзьями по несчастью. А многие из них, особенно из упорно не признающих свою вину, после допросов с пристрастием, были физически неспособны к общению. И так было до тех пор, пока в их переполненную коммуналку не втолкнули старого профессора, который по причине своей физической слабости и старческого не сопротивления злу раскололся, то есть во всем сознался, на первом же допросе. Поэтому его и не таскали, как многих из сокамерников Антона, на ежедневные свидания со следователями. Старый педагог не мог жить без аудитории, без внимающих его словам слушателей. Обладая талантом интересного рассказчика, он все время будоражил умы сокамерников своими немалыми познаниями о человеческой жизни на земле. Чем и привлек к себе внимание не только особо падких на интересные рассказы уголовников, но и всегда отличающегося природной любознательностью Антона. Он с нескрываемым удовольствием позволял пожилому профессору втягивать себя в споры по тем или иным аспектам окружающего мира, начисто забывая при этом на время о своей тоске по оставленной в далеком приморском поселении любимой девушке и о неприглядности окружающей его тюремной жизни. Их подняли среди ночи. Подгоняемые надзирателями полусонные осужденные быстро похватали свои нехитрые пожитки и всего лишь через каких-то полчаса они уже ехали в будоражащих задремавший в тревожном сне город машинах.
   - Дмитрий Семенович! - услышал через возбужденный гомон набитых битком в кузов осужденных Антон оклик молодого парня.
   - Профессор, - толкнул Антон стоящего рядом с ним старика, - у вас, как мне кажется, объявился знакомый....
   О чем-то задумавшийся профессор повернул голову в сторону оклика и, увидев махающего ему рукою Виктора, радостно заулыбался.
   - Макаров! - выкрикнул он парню. - И тебя забрали!..
   - Через день после вашего ареста, Дмитрий Семенович! - выкрикнул парень и, после небольшой паузы, добавил. - Смирнов Олег, тоже едет с нами....
   - И его тоже арестовали!.. - воскликнул в изумлении профессор. - Что же это такое твориться сейчас в нашей России!?..
   Дико завизжавшая тормозами полуторка, недовольно кивнув передком, остановилась. Дверь распахнулась и подгоняемые злобными возгласами выстроенного конвоя и лаем удерживаемых на поводках собак осужденные выскочили из машины и начали выстраиваться в колонну по четыре человека в ряд. Деловито пересчитавший осужденных начальник конвоя выкрикнул зычным голосом:
   - Марш!
   Колонна осужденных, тронувшись с места, неторопливо потянулась к виднеющемуся сквозь посыпавшуюся с небес снежную пелену впереди перрону вокзала. По утрам еще не подмораживало.... И снежинки, пролетев через еще относительно теплую атмосферу, становились рыхлыми и водянистыми. Упав на еще не промерзлую землю, они тут же таяли, превращая обширную площадку возле железнодорожных путей в грязное месиво. На этой площадке прямо в грязи уже сидели охраняемые невозмутимо прохаживающимися конвоирами заключенные. Удерживаемые охранниками на поводках злобно урчавшие псы вводили в жуткий трепет каждого, кто хоть чем-то осмеливался нарушать установленный конвоем порядок среди заключенных. Колонна остановилась и вновь прибывшие заключенные по команде начальника конвоя безропотно плюхнули в грязь на задние места. Обнаруживший возле себя небольшой с плоским верхом камень жалостливый Антон подсунул его под медленно опускающегося на землю профессора.
   - Нечего рассаживаться на камне!.. Опускайся, как и все остальные заключенные в лужу! - услышал сзади себя Антон чей-то злобный шепот, а еще не отнятая с камня рука ясно ощутила, как кто-то пытается выдернуть его из-под профессора.
   Тогда он, не оборачиваясь, схватил обозленного заключенного за руку и со всей силою повернул ее в сторону от камня. Громкий протестующий крик привлек внимание конвоя и к месту происшествия подбежал охранник с собакою. Ощутивший за спиною злобное урчание свирепого пса заключенный успокоился и поторопился принять подобающее всем остальным арестантам положение.
   - Тебе наши порядки не нравятся, падаль!? - зарычал на заключенного взбешенный конвоир. - Вечером мы непременно тебе объясним, что наши команды строго и безропотно исполняются всеми заключенными, скотина!
   Ничем не реагирующий на слова охранника заключенный сидел тихо. Немного успокоившийся конвоир вернулся на свое место.
   - Ты чего, Олежка, так разошелся? - долетел до Антона недовольный голос окликнувшего еще в машине пожилого профессора Макарова. - Дмитрий Семенович тебе в отцы годится!..
   Набросив на себя старые овчинные полушубки, Ираклий с Павлом неторопливо прогуливались неподалеку от заключенных, старательно избегая столкновений с деловито нахмуренными конвоирами.
   - Ну, и сволочь же этот Олег! - возмущался Павел. - Позавидовал, что старый человек, опустившись на камень, не намочил себе зад.
   - Он, конечно же, порядочная скотина, - согласился с ним Ираклий. - Но что ты думаешь о заставивших заключенных садиться прямо в лужу людях?
   - А конвой-то здесь причем? - переспросил лешего пожавший в недоумении плечами Павел - Конвой отвечает за своевременную доставку заключенных к месту наказания. Он просто обязан действовать согласно утвержденной для него инструкции....
   - А кто она такая, эта инструкция? - переспросил Павла леший. - Почему она заставляет одних людей издеваться над другими такими же, как и они, людьми?
   - Инструкция никто, а что, - с насмешкою поправил лешего Павел. - В этой инструкции подробно описаны все действия конвоя в каждом конкретном случае.
   - В этой вашей инструкции написано, что надо сажать при перевозке осужденных людей прямо в грязь? - усомнился в его словах Ираклий.
   - В инструкции написано, что в ожидании посадки в вагоны заключенные должны быть усажены на землю, - объяснил требования инструкции Павел лешему.
   - Тогда почему их заставили сидеть в грязи, а не усадили, предположим, на корточки? Или подобрали бы для них более-менее сухое место? - продолжал высказывать Павлу свое недоумение Ираклий.
   - Потому что сидеть человек может только на своей заднице! Потому что рядом с вокзалом нет сегодня более удобного для охраны заключенных места! - выкрикнул уже начинающий раздражаться Павел. - И, вообще, чего ты сегодня ко мне пристаешь со своими расспросами!? Не я же составляю для конвоя эти инструкции!
   - А кто их составляет? - продолжал допытываться Ираклий
   - Их разрабатывает министерство внутренних дел на основе уже имеющего богатого опыта по охране заключенных во время их перевозки к месту заключения....
   - Если я спрошу у этого министерства, почему оно составляет для конвоя заключенных к месту отбытия наказания такие глупые инструкции? - продолжал допытываться у Павла леший. - Чем оно тогда сможет передо мною оправдаться? Какие доводы оно сможет привести в оправдание своей неразумной, с моей точки зрения, инструкции?
   - Министерство ответит, что не рассчитывает на плохую погоду! - сердито буркнул уже порядочно заведенный Павел и, после недолгого молчания, добавил. - Рекомендованная конвою для сопровождения арестованных к месту отбытия наказания инструкция обеспечивает не только надежную охрану заключенных, но и безопасность самого конвоя. Во время разработки подобной инструкции учитывались не только факторы поведения самих осужденных, но и возможные негативные последствия для самого конвоя. Несмотря на наблюдаемые нами сейчас негативные стороны своего применения инструкция в основном придает и заключенным и конвою необходимую уверенность, что во время сопровождения все для них обойдется без излишних неприятностей. Подумай сам, старик, что может произойти, если хотя бы один из этих арестантов по вине недоглядевшего за ним конвоя потеряет рассудок, и тебе уже больше не надо будет задавать мне такие глупые вопросы. Живущие на земле люди, в отличие от вас леших, не могут выделять для сопровождения каждого преступника отдельного человека. Ни одна из ныне существующих на земле стран долго не выдержит подобного расточительства....
   - Твои слова означают, что министерство своей вины в сегодняшнем безобразии не признает? - уточнил у Павла не желающий понимать правды его слов леший.
   - Конечно, старик, - подтвердил посмеявшийся над его наивностью Павел, - в этом сегодняшнем, как ты утверждаешь, безобразии вины разработавшего для конвоя подобную инструкцию министерства нет.
   - Я за все свое многовековое существование впервые встречаюсь с подобной головоломкою, - озадаченно буркнул почесавший затылок Ираклий. - Безобразие есть, а виновных в его проявлении для оступившихся в жизни людей нет. Но ведь это противоречит понятию истины, которая утверждает, что в нашем мире ничего не происходит беспричинно. Ты, парень, сможешь объяснить мне вполне понятными словами подобное в вашей жизни противоречие?
   - Отстань от меня, - отмахнулся от загоняющего его своей простотою в беспросветный тупик лешего Павел. - Мне и без твоих приставаний сегодня тошно....
   И немало удрученному лешему оставалось только укоризненно покачать своей мохнатой головою. Нелегко ему было и раньше возиться с прожженными грешниками, но, как оказалось, ему стало еще труднее, хоть что-то в этой жизни доказывать, не желающему даже задумываться о том, а что же такое возле него в жизни происходит считающему самого себя вполне порядочным человеком. Может только и поэтому многие лешие, не сумевшие перестроиться на перевоспитание участившихся к ним в последнее время проклятых грешников, более охотно соглашались на уход в сатанинское небытие, чем на возню с ними. Погрузившись в свои невеселые размышления, Ираклий медленно переводил свой взгляд с одного заключенного на другого, пока не уткнулся в Антона.
   - Павел, - окликнул он сидящего в сторонке своего проклятого. - Посмотри на сидящего рядом с профессором молодого парня. Он, как раз из тех людей, на которого ни один леший не смог бы воздействовать возбитом....
   - Но почему? - переспросил лешего окинувший Антона внимательным взглядом Павел. - У этого парня обычное русское лицо.... Он, как мне думается, почти ничем не отличается от остальных заключенных....
   - Очень жаль, что ты неспособен увидеть, что у этого парня имеется ангел хранитель, - не без сожаления проворчал недовольно поморщившийся Ираклий.
   - Хороший у него ангел хранитель, - не удержался от подколки лешего Павел, - если он допустил, чтобы его хозяина посадили за тюремную решетку....
   - В этой жизни у каждого человека своя дорога, - возразил ему рассудительный Ираклий. - И она у этого парня, по всей видимости, проходит через тюрьму.
   Тем временем подогнали состав и заключенных загнали в вагоны. Поезд несколько раз, словно проверяя свои возможности, дернулся и, потихонечку набирая ход, помчался по известному только ему и конвою направлению. Под вечер по вагонам забегали озабоченные конвоиры, заставляя заключенных выдраивать до блеска свое временное жилье.
   - Падлом буду, - предположил один из уголовников, - но сегодня нас непременно посетит высокое начальство.
   И, действительно, не успели еще конвоиры утихомириться, как в вагон вошел плотного телосложения моложавый подполковник. Сопровождающий его начальник конвоя, сверившись со своими списками, подошел к их купе и выкрикнул зычным командирским голосом:
   - Заключенный Козлов, выйди вперед!
   Недоумевая, чем он заслужил особое к себе расположение начальства, Антон, подойдя к металлической сетке, окинул внимательным взглядом презрительно ухмыльнувшегося подполковника и просто обомлел от неожиданности.
   - Это вы...., - растерянно пробормотал он, узнавая в подполковнике знакомого ему по древнему Риму и исполняющего обязанности председателя коммуны "Цветок ада" беса.
   - Ты не ошибся, Антон, это все я, - процедил сквозь зубы подполковник. - Как видишь, мир тесен, и я очень рад, что ты не позабыл наш совместный отдых в одной тихой долине. Ты, наверное, не можешь себе и представить, как я переживал, когда ты оставил долину, не попрощавшись со мною. Но, по всей видимости, в нашем мире все-таки есть высшая справедливость, которая не позволила тебе раствориться среди множества населяющих Советских Союз людей и устроила мне уже давно желанную встречу с тобою. Теперь ты уже должен будешь даже не сомневаться, что я непременно заставлю тебя пожалеть, что ты уже тогда не попал прямиком в ад....
   Не договоривший до конца свою угрозу бес резко повернулся и пошел к выходу из вагона.
   - Все то, о чем мы раньше с вами говорили, остается в силе!? - забеспокоился обескураженный начальник конвоя.
   - О чем это вы!? А, я совсем забыл о нашей договоренности, - с трудом выдавил из себя бес и, еще раз окинув ненавидящим взглядом ошеломленного Антона, поспешно добавил. - Конечно, остается.... Придет время, и я за все с тобою рассчитаюсь, Антон.... А прямо сейчас можешь считать, что тебе несказанно повезло.
   - Поздравляю, парень, ты уже можно считать живой покойник, - подмигнув Антону левым глазам, пошутил уголовник. - И угораздило тебя на свою беду обзавестись подобным знакомством....
   - Ничего, в своей жизни я уже и не такое знакомство благополучно пережил, - не без труда справляясь с мгновенно охватившим все его тело ужасом, тихо проговорил Антон. - Как говорится в известной поговорке, если и сам черт меня не выдаст, то и ни одна свинья меня тоже не съест.
   - Не повезло парню, - тихо шепнул Ираклию с интересом наблюдающий за волнующей встречею двух старых знакомых Павел. - А ты еще говорил, что у него за плечами находится ангел хранитель....
   - А тебе известно, с кем именно этот парень только что разговаривал!? Знаешь ли ты, кто этот начальник такой на самом-то деле!? - переспросил Павла обладающий способностью видеть все в истинном свете леший.
   - Конечно, знаю, - со снисходительной ухмылкою буркнул Павел. - Этот неборака только что разговаривал, если судить по нашивкам на форме, с подполковником внутренних войск. Они оба, как можно заключить из их короткого разговора, неплохо знали друг друга еще и раньше. Их сегодняшняя неожиданная встреча не сулит недоступному тебе, старик, парню ничего хорошего. Ты же и сам видел офицерские знаки различия на его форме....
   - Я не только видел офицерские знаки различия, но и узнал в этом начальнике своего старого знакомого, - задумчиво пробормотал леший. - Но как он умудрился принять на себя человеческий облик? Как мне кажется, здесь без участия вездесущего Сатаны не обошлось....
   - И кто же он, этот начальник, по-твоему? - нетерпеливо переспросил лешего Павел.
   - Он самый настоящий бес, - без единого намека на насмешку ответил леший.
   - Бес - подполковник внутренних войск! - со смехом выкрикнул не поверивший словам лешего Павел. - Более остроумной шутки ты, старик, уже придумать не мог!
   - Иди сюда! - небрежно поманил пальцем Олега конвоир в расстегнутой до пупа гимнастерке.
   - Я вам зачем-то понадобился? - переспросил конвоира немало удивленный Олег.
   - Понадобился, родимый, и еще как понадобился, - посмеялся над его удивлением снимающий с двери замок второй конвоир. - Забыл что ли, что ты наш должник....
   Пожавший в недоумении плечами Олег вышел из клетушки в проход вагона. Первый конвоир пошел вперед, а второй, закрыв за ним дверь на замок, прикрикнул на Олега:
   - Пошел, собака!
   - Куда вы меня ведете? - забеспокоился чувствующий угрожающую ему опасность Олег.
   - На кудыкину гору, - насмешливо бросил ему конвоир. - Иди вперед и не оглядывайся! Ерепениться и заявлять о своих правах ты мог на воле.... А раз попал в тюрьму, то лучше делай то, что тебя велят!
   Подтолкнутый небрежным толчком в плечо Олег безропотно зашагал за идущим впереди него конвоиром. В караульном помещении его уже дожидались затосковавшие от безделья рядовые охранники.
   - Привели на воспитательную беседу! - весело доложил конвоир притихшим с их приходом солдатам.
   - Лицо у него умное.... Наверное, из образованных людей, - тихо проговорил, вволю насмотревшись на понуро стоящего перед ними Олега, один из солдат. - Сколько у тебя классов, птенчик?
   - Я студент, - глухо пробормотал Олег.
   - Слышали! - воскликнул к жадно прислушивающимся к их разговору своим сослуживцам солдат. - Он студент, не то, что мы со своим неполным начальным образованием. Мы в сравнении с ним просто серость необразованная....
   Раскатистый взрыв хохота здоровых молодых парней потряс весь вагон.
   - Ну, и как же ты, бедненький, попал в такую беду? - с наигранным сочувствием в голосе продолжал выспрашивать Олега солдат. - Как же ты решился оставить свою мамку одну дома без твоей помощи и поддержки?
   Понявший, что над ним сейчас просто издеваются, Олег решил молчать. Он продолжал стоять перед насмешливыми взглядами солдат, изо всех сил стараясь не подавать вида, что его трогают их насмешки.
   - Наверное, от большого ума, - предположил один из солдат. - Эти знания не всем людям идут впрок. Они, как бывает особенно в последнее время часто, до того много накапливаются в головах жадных до них людей, что те не выдерживают и начинают молоть все, что попало им на язык. Вполне возможно, что и ты, бедняжка, заучился и немножко того, - при этом солдат для еще большей выразительности покрутил пальцем у виска. - Немного не рассчитал свои силы.... И эти излишние знания начали показывать тебе, что наша родная Советская власть не слишком демократическая. А то, что еще намного хуже, начал и в самом товарище Сталине сомневаться.... Так ты не робей, дружочек, покайся во всех своих заблуждениях перед нами. Поверь, что тебе сразу же станет легче. Сбрось со своей шеи этот просто неудержимый груз своих заблуждений.... Ты же и сам знаешь, что мы тебе не враги, а самые настоящие друзья, что мы, являясь по своей сути, передовым отрядом рабочих и крестьян не только тебя поймем и пожалеем, но и подскажем, как снова стать уважаемым советским человеком....
   Громкий смех сослуживцев заглушил последние слова солдата. Недовольно поморщившемуся солдату пришлось выдержать довольно продолжительную паузу, прежде чем он смог продолжить свою воспитательную беседу с заблудшим в сложностях современной жизни бедным студентом.
   - Мне очень жаль, что ты такой упрямый в своих заблуждениях, - окинув неодобрительным взглядом молчаливого Олега, проговорил с сожалением покачавший головою солдат. - Повинился бы, а мы люди отзывчивые на чистосердечное раскаяние.... Взяли бы и простили твою просто безобразную выходку. Мы же не звери, мы понимаем, что от большого ума можно слегка помутиться головою. В нашей непростой жизни всякое с человеком случается, только не надо так упорно упорствовать в своих заблуждениях. Повинную голову, как приговаривают умные люди, и меч не сечет. Я очень прошу тебя, друг, не упорствовать и не заставлять нас применять к тебе для твоего же блага исключительные меры.
   Но Олег, считая ниже своего достоинства разговаривать с этими тупыми солдафонами, продолжал молчать. Пауза затягивалась, и веселые лица солдат начали потихонечку хмуриться.
   - А он даже и не думает раскаиваться. Этот студент уже самый закоренелый враг народа! Он не достоин нашего снисхождения к его заблуждениям! - послышались недовольные выкрики участвующих в воспитательной беседе солдат.
   Один из подскочивших к Олегу солдат, с презрительной ухмылкою ощупав его жидкую мускулатуру и с нескрываемым отвращением осмотрев его еще не успевшие огрубеть руки, принялся упрашивать своих товарищей не так строго судить этого и без того несчастного бедолагу.
   - Ребята, он же интеллигент.... С ним нельзя грубо разговаривать. Наши вполне справедливые укоры способны не только повредить его психику, но и глубоко ранить его ранимую душу. Ребята, мы не имеем права губить его бесценную для нашего советского общества жизнь. Я прошу у вас снисхождения к его якобы заблуждениям. Поверьте, что он творит их вовсе не со зла, что он только желал для нас, простых советских людей, одного только добра....
   Подыгрывающие своему товарищу солдаты заметно подобрели и уже больше не требовали для Олега исключительной меры наказания.
   - Пусть он еще немного поживет, - высказали они свое окончательное решение.
   Обрадованный, что его товарищи уже больше не требуют исключительной меры наказания для запутавшегося в жизни несчастного студента, жалостливый солдат повернулся к насмерть напуганному Олегу и начал его успокаивать.
   - Ты не бойся, мальчик, мы будем тебя учить уму-разуму не слишком больно....
   Посчитавший, что он уже вполне достаточно потратил слов на этого жалкого врага народа, солдат застегнул гимнастерку на все пуговицы и, приняв стойку смирно, выкрикнул:
   - Подвесить осужденного!
   Несколько добровольцев, подбежав к Олегу с заранее подготовленной веревкою, тут же его подвесили к багажной полке.
   - А он не станет брыкаться? - забеспокоился один из солдат.
   - Свяжите этому закоренелому врагу народа еще и ноги! - выкрикнул солдат и первым ударил Олега.
   Били Олега, как и обещал солдат, не больно. Били не кулаками, а резкими ударами ребром ладони. Били не по лицу, ни в живот, а по спине. В купе Олега приволокли уже без сознания.
   - Что они с тобой делали, Олежка!? - выкрикнул Виктор, когда он пришел в сознание.
   - Били ребром ладони по спине, - простонал в ответ Виктор.
   - Плохи твои дела, парень, - проворчал осмотревший Олега уголовник. - Они же тебе, по всей видимости, все почки отбили....
   - И что теперь с ним будет? - уточнил у него Антон.
   - Лучше бы эти сволочи его пристрелили, - угрюмо буркнул в ответ уголовник. - А так он и сам намучается, пока подохнет, и нас всех измотает.
   - Ну, и что ты теперь скажешь? - поинтересовался у Павла леший.
   - Эти солдаты самые настоящие преступники! По ним, как говориться, уже давно тюрьма плачет! - с раздражением выкрикнул лешему Павел.
   - Но вместо них за решеткою сидят другие ни в чем не повинные люди, - не удержался от подколки леший.
   - Это всего лишь досадное исключение из общего правила, - тихо проговорил уже успевший взять себя в руки Павел. - Наша Красная Армия в основном состоит из сознательных верных идее построения в Советском Союзе коммунизма бойцов.
   - Эти твои идейные бойцы бьют не согласного с их идеей парня до смерти, - недовольно буркнул Ираклий. - И откуда только берутся у вас всех эти идеи?
   Велика и непостижимо огромная ты, Россия! Ты всегда вводишь в недоумение не понимающих тебя иностранцев долготерпением своего народа и его ничем неудержимой разрушительной яростью во время буйства, когда его терпение истощается! Ты просто невообразимо поразительна своей несравненно притягательной привлекательностью, прелестью и красотою своих просто необозримых просторов! В этих никем и никогда неоспоримых твоих достоинствах сейчас наглядно убеждались потряхиваемые на нескончаемых железнодорожных путях в насквозь пропитанных запахом соленой селедки вагонах заключенные. Однако больше воцарившейся в вагонах удушающей вони из букета провонявшей селедки и испражнений мучила и заставляла заключенных страдать нестерпимая жажда. Первыми не выдержали обвиненные во вражеской деятельности заключенные. Воспользовавшись, что к ним в вагон заглянул начальник конвоя, они засыпали его жалобами на бесчеловечное содержание. Выслушавший их жалобы начальник конвоя, пообещав навести порядок, тут же отдал необходимые распоряжения обслуживающим их вагон солдатам.
   - Заключенные больше не будут жаловаться на условия их содержания, - заверили удовлетворенно хмыкнувшего начальника конвоя солдаты.
   Но только успело высокое начальство оставить их вагон, как два крепких молодца выволокли из купе самого недовольного арестанта и, повалив на пол, натянули на него густо посыпанную изнутри солью смирительную рубаху. Разъедающая кожу соль вызвала у недовольного порядками при сопровождении заключенных к месту отбытия наказания арестанта такой нестерпимый зуд, что он тут же завопил на весь вагон благим матом.
   - Вот тебе и интеллигент, - смеялись сбежавшие на его крики конвоиры. - Кроет таким отборным матом, как простой сапожник.
   Видавшие виды уголовники, наблюдая за невинными шуточками конвоиров, только сумрачно ухмылялись. А признанные врагами народа заключенные отворачивались и затыкали свои уши ладонями, не желая видеть и слышать, как измывается над безвинной жертвою распоясавшаяся солдатня.
   - Сволочи вы, а не люди! Вы самые, что ни есть, настоящие садисты! - выкрикнул первым не выдержавший этого ужаса Виктор. - Вы позорите красные звездочки на своих пилотках!
   - Ты хочешь подменить его, собака!? - выкрикнул ему недовольный прерванным весельем старший конвоир. - Ребята, с этого недовольного нашими порядками бедолаги достаточно! В этом купе объявился еще один борец за справедливость!
   Отпустив несчастного, солдаты затолкали его в купе и вытащили в проход Виктора.
   - Мы заставим тебя одуматься и взять обратно брошенные тобою, врагом народа, слова доблестным представителям Красной Армии! - злобно выкрикнул заламывающий Виктору руки старший конвоир.
   - Да, какие вы красноармейцы! - кричал отчаянно сопротивляющийся насилию Виктор. - Вы же самые настоящие бандиты!..
   - Пора прекращать его безответную болтовню! Ребята, вяжите ему ноги!.. Мы поучим этого молокососа, как любить свою Родину, нашим знаменитым "коромыслом"!
   Набросившие на ноги Виктора ремни солдаты начали неторопливо подтягивать его пятки к затылку. Не желающий просить у палачей пощады Виктор стойко переносил адскую боль в позвоночнике. И лишь изредка из его груди прорывался наружу слабый стон. Столпившиеся у сеток арестанты с невольным восхищением наблюдали за страшной выдержкою Виктора, пока он не потерял сознания. Вылив на неподвижного заключенного несколько ведер воды, солдаты привели его в сознания. И только намерились, в конце концов, сломить волю воспротивившегося их беспределу смельчака, как под сильными ударами Антона затрещала сетчатая перегородка.
   - Немедленно прекратите издеваться над парнем! - кричал изо всех сил дергающий за металлические ячейки перегородки Антон.
   - Еще один слабонервный оказался в этом купе, - угрожающе буркнул старший конвоир. - Что ж, будем продолжать учить уму-разуму и этого нарывающегося на грубость арестанта....
   Отпустив Виктора, палач повернулся к очередной забывшей, где он сейчас находится, жертве, но, признав в ней Антона, нахмурился и крикнул охотно помогающим ему в пытках заключенных своим подчиненным:
   - На сегодня, ребята, хватит! Мы с этим возмутителем спокойствия в порученном нам под надзор вагоне поговорим немного позже!
   - Зато я не прекращу ломать эту вашу перегородку до тех пор, пока вы не обеспечите все наше купе водою! - выкрикнул уже не на шутку обозлившийся Антон, а про себя подумал. - Что ж, если мне суждено умереть от рук этих палачей, то пусть она наступит по возможности скорее. Я не желаю больше жить в подобном беспределе....
   - Рядовой Кондаков, обеспечь это купе водою! - распорядился старший конвоир и вышел из вагона.
   Через сутки, когда боли в позвоночнике немного утихли, Виктор подошел к погруженному в свои невеселые думы Антону и, положив ему на плечо свою руку, тихо проговорил:
   - Спасибо друг, но ты напрасно подвергал себя риску из-за меня.
   - Не за что, - с грустной улыбкою проговорил Антон. - И больше понапрасну за меня не беспокойся. Вспомни о словах посетившего меня недавно подполковника.... В любом случае моя жизнь уже не стоит и ломаного гроша.
   Виктор еще раз поблагодарил Антона за готовность придти на помощь попавшему в беду товарищу и поторопился к таявшему с каждым очередным днем прямо на глазах Олегу. Проводивший его доброжелательным взглядом Антон, из-за невозможности хотя бы на короткое время отвлечься каким-нибудь другим занятием от воцарившейся в вагоне угнетающей живого человека атмосферы, снова с головою погрузился в свои невеселые думы. Догадавшись обострившимся чутьем заключенного, что солдатам не позволяется его трогать, он перестал опасаться скорого осуществления высказанной старшим конвоиром ему угрозы. Но он и не забывал, что ему сохраняют жизнь вовсе не для того, чтобы он мог спокойно отбывать срок своего заключения. С каждым промелькнувшем в маленьком вагонном окошке полустанком он все ближе приближался к поджидающей его в лагере нелегкой судьбе арестанта, на которого ополчилась подозревающая в нем врага народа не только Советская власть, но и вся мощь по-прежнему всемогущей на земле темной силы. Сгущающаяся над его бедовою головою неминуемая опасность не придавала Антону ни одной надежды, что он, после отбытия назначенного ему срока заключения, сможет вернуться к оставленной в далеком приморском селении своей возлюбленной. Он уже был обречен на скорый уход из земной жизни. Не сомневающийся в своей обреченности Антон уже даже не представлял себе возможную в будущем встречу со своей единственной радостью в жизни, с овладевшей не только его сердцем, но и душою, Валюшею. Не имея возможности даже предугадывать, а каким именно будет этот его уход из жизни, его голову в последнее время все чаще посещали мысли, а не лучше ли будет ему самому подстроить для себя несчастный случай.
   - Зачем тебе продолжать мучиться и страдать, если ты уже заранее знаешь о своей неминуемой скорой смерти? - настойчиво убеждал изо всех сил старающегося сохранять свое внешнее спокойствие Антона его внутренний голос. - Почему ты должен в преддверии своей скорой смерти терпеть и молчаливо наблюдать за садистскими играми этой вовсю распоясавшейся солдатни? Ты не имеешь никакого права уподобляться, наподобие всех остальных заключенных, малодушным и трусливым созерцателем мучений и страданий своих товарищей по несчастью. Ты и в этих бесчеловечных условиях обязан думать и поступать только так, чтобы нынешнее бесчеловечное существование никоим образом тебя не испачкало, чтобы ты и дальше мог гордиться своим высоким званием доброго и мужественного человека. А этого, в чем ты уже и сам не сомневаешься, просто невозможно добиться в окружении переполненной самым оголтелым беспределом жизни заключенного. Тебе надобно постоянно помнить и никогда не забывать, что в бурьяне розы не расцветают.
   Эта недостойная для каждого христианина мысль неустанно его преследовала. И Антон, пытаясь хоть как-то отогнать ее от себя, думал только о самом близком и дорогом для него человеке, думал о своей бесконечно для него любимой Вале. Думал о той, которая все это время удерживала его в нашем земном мире, которая всегда спасала его своей любовью от сваливающихся на его бедовую голову бесчисленных бед и смертельных опасностей. Ради своей возлюбленной у Антона никогда не иссекало желание выжить несмотря ни на что. Выжить даже в этих нечеловеческих условиях, в которые его загнала не отвечающая ему взаимностью все та же неблагодарная человеческая судьба. Вспоминая о своей любимой, он ясно ощутил в себе потребностью высказать в письме все волнующие его в последнее время мысли. Достав каким-то чудом оказавшийся в его кармане листок бумаги и огрызок карандаша, он, не зная с чего ему надобно начать свое письмо, еще долго сидел в нелегких раздумьях. Его рука наотрез отказывалась писать Валюше о своей скорой смерти, а все понимающая голова отказывалась формировать для письма говорящие о смерти фразы. Немного подумав, Антон решил оставить вопрос о смерти в стороне и начал писать о любви и тоске по своей любимой. О любви и своей безмерной тоске по возлюбленной его истосковавшееся голова легко и свободно формировала нужные Антону фразы и словесные обороты. Войдя в раж, обрадованная вполне желанными мыслями его голова уже даже начала опережать его руки, которые еле поспевали записывать на листе бумаги все, о чем только хотел рассказать в письме Антон своей единственной во всем мире любимой женщине. Любовь не совместимо со смертью, она, вытесняя из Антона нежеланные мысли о смерти, тут же наполняла освобожденное пространство надеждою. На короткое время он начисто забыл и о вагоне для арестованных, и о бессердечном конвое. Какое-то ничтожно малое время он дышал свободным воздухом и все это время он был не бесправным и обездоленным, а человеком с высоким чувством собственного достоинства и пылким возлюбленным. Всего лишь на короткое время он перестал быть презираемым и никому не нужным в этом непомерно жестоком мире, а ощущал самого себя любимым и так необходимым для своей оставленной в далеком приморском селении Вали. Совершенно ничего не значащее для всех остальных людей короткое время он окружал себя ее любовью и ее тревогою за него. И этого короткого времени оказалось достаточно, чтобы ему снова вернуться к мыслям о продолжающей для него жизни. Возвратившись в реальную жизнь, он уже не всё видел в ней для себя таким безнадежно мрачным и угрожающим. В его памяти начали всплывать в укор его мрачным мыслям немало случаев из уже прожитой жизни, когда сложившиеся неблагоприятные обстоятельства не давали ему ни одной надежды на жизнь, но проходило время и охватившее Антона уныние сменялось надеждою на их благополучное для него разрешение. И он, благополучно миновав все угрожающие ему смертью опасности, продолжал жить. Сейчас он уже мог прислушаться к голосу своего рассудка и поверить в извечную истину, что тот, кто, поддавшись унынию, заранее предвещает себе смерть, непременно погибнет, а тот, кто будет до конца бороться за свое право на жизнь, благополучно преодолеет все угрожающие ему смертельные опасности. Перечитав все написанное на бумаге, Антон с грустною улыбкою засунул письмо во внутренний карман пиджака.
   - Немного полегчало тебе, сынок? - поинтересовался с интересом наблюдающий за ним профессор.
   - Да, Дмитрий Семенович, - улыбнувшись своему понятливому другу, подтвердил его слова Антон.
   - И правильно, - подержал его профессор. - В нашей земной жизни всякое бывает, но никогда не следует под ее немилосердными ударами поддаваться отчаянию. Отчаяние ослепляет человека. Поддавшийся отчаянию человек не сможет правильно оценивать все свои дальнейшие поступки и дела, свои физические и моральные возможности по преодолению непременно появляющихся в это время перед ним жизненных трудностей и неурядиц. Отчаяние чаще всего приводит человека, если не к гибели, то доведению его до скотского состояния непременно.
   Проснувшийся утром Антон не обнаружил своего письма в кармане пиджака. Оно самым загадочным образом бесследно исчезло. В то, что письмо могли взять его сокамерники, Антон не верил. В сегодняшнем положении заключенным было не до его любовных писем. По его мнению, произошло самое настоящее чудо, а Антон с недавних пор уже начал верить в чудеса.
   - Жаль только, - тихо проговорил опускающий конверт в почтовый ящик Павел лешему, - что и Антона поджидает моя судьба. Пятнадцать лет, это тебе не пятнадцать дней.... Любимая женщина Антона вряд ли его дождется. Сама наша жизнь непременно заставит ее обратить внимание на другого достойного ее мужчину....
   - Не спеши предрекать для этого парня несчастливую судьбу, - хмуро буркнул в ответ Ираклий. - Поживем и, как говориться в известной поговорке, все узнаем....
   Олег слабел с каждым очередным днем. Заключенным уже осточертели его непрекращающиеся стоны и, если бы не Виктор с профессором, да крепкие кулаки Антона, уголовники уже давно прекратили бы его жалкое существование. Но сегодня утром ему стало немного легче. Собравшийся с силами Олег обвел недобрым взглядом склонившегося над ним Виктора с Дмитрием Семеновичем и, не скрывая охватившей его ненависти, злобно прошептал:
   - До чего же я вас всех ненавижу! Даже в заключении вы оказались намного меня счастливее! Знайте, что вы попали за решетку по моим доносам!
   Душившая его изнутри злоба истощила его силы. И он, снова забывшись в беспамятстве, скоро испустил дух.
   - Поганому псу - собачья смерть, - злобно выругался один из уголовников и, подтащив его обмякшее тело к двери купе, начал подзывать обслуживающего их вагон конвойного.
   Обезумевшая от пробирающего ее до костей страха Соня с ужасом смотрела на приближающегося к ней во сне принявшего на себя безжизненный вид покойника Олега. Соня кричала, требуя от приснившегося ей Олега остановиться и больше ее не пугать. Но Олег, злобно поблескивая осветившимися адским огнем глазами, все шел и шел прямо на нее. А она, не зная, что еще может подействовать, кроме ее крика, на приснившегося ей такого страшного друга своего детства, нетерпеливо перебирала в своей памяти все известные ей способы защиты от покойников. Но она, к сожалению, слишком мало знала об отношениях живых людей с покойниками, а поэтому продолжала надеяться только на свой ничем ей пока не помогающий крик. Тем временем неторопливо переступающий своими одеревенелыми ногами Олег становился к ней все ближе и ближе. И только тогда, когда ему до Сони уже не оставалось не более двух шагов, ее отчаянный крик сумел прорваться сквозь плотную завесу кошмарного сна.
   - Мама! Мамочка, разбуди меня! Я его боюсь! - выкрикнула сквозь сон Соня, и ее крик разбудил спящую в соседней комнате Елену Константиновну.
   - Что с тобою доченька!? - вскричала затрясшая Соню перепуганная мама. - Что именно напугала тебя в приснившемся сне!?
   - Мама, - только и смогла выдавить из себя Соня, и, уткнувшись лицом в материнские колени, забилась в неутешных рыданиях.
   - Доченька, я прошу тебя успокоиться.... Все уже позади, - поглаживая дочь по головке, ласково шептала ей встревоженная Елена Константиновна.
   - Мама, я видела во сне Олега, - объяснила маме причину своего ночного переполоха немного успокоенная Соня.
   - Ну, и чего ты, дурочка, его испугалась? - ласково укорила дочь, вздохнувшая с облегчением Елена Константиновна. - Он же твой друг....
   - Поначалу он был совсем не страшным, но рассказывал мне ужасные вещи. Он сказал, что арестовали Дмитрия Семеновича и Виктора по его доносу, а насчет его ареста я должна спросить у своей матери, - упавшим голосом проговорила Соня.
   - И все, - мрачно проговорила Елена Константиновна. - Ну, и что в его россказнях показалось для тебя таким уж просто невыносимо страшным?
   - Потом он рассказал мне о своей смерти, и прямо на моих глазах превратился в ужасного покойника, - продолжила рассказывать матери свой кошмарный сон Соня. - И я его испугалось.... Мамочка, это же так страшно, когда умерший человек вместо того, чтобы валяться в неподвижности на земле или лежать в гробу, идет прямо на тебя, не говоря при этом ни одного словечка. Если бы я знала, что он не намеревается на меня нападать, то я, наверное, не стала его так сильно бояться. Но он все это время упорно молчал, а его глаза, вдруг, взяли и разгорелись каким-то очень страшным адским пламенем....
   - Значит, Олег умер и пришел к тебе, дочка, во сне покаяться, - с непонятным для Сони равнодушием тихо проговорила мать. - Что ж, может, его запоздалое признание послужит тебе, дочка, хорошим уроком. Олег, пусть уже и мертвый, признался тебе в своих чувствах....
   - О чем ты говоришь, мама!? - с негодованием запротестовала дочь. - Я никогда не давала Олегу для подобных признаний ни одного повода.... Но, как ты думаешь, мама, Олег сказал мне сегодня во сне правду? Мне трудно поверить, что ты обо всем этом знала еще до его ареста?..
   - Конечно, доченька, ты же знаешь, где я работаю, - не стала отговариваться своим незнанием Елена Константиновна.
   - Мама, но почему ты мне обо всем этом не говорила раньше? - уточнила протершая свои заплаканные глазки Соня.
   - И ты сразу же устроила бы этому подлецу скандал, - укорила свою дочь Елена Константиновна. - Словленный за руку вор не любит тех, кто придает его воровство огласке.... Только для того, чтобы обелить самого себя он тут же на следующий день написал бы донос и на нас. И мы загремели бы вместе с Виктором по этапу в места не столь отдаленные.
   - За что, мама, мы же ни в чем не виноваты!?
   - А за что арестовали Виктора? - вопросом на вопрос ответила Елена Константиновна.
   - Я не знаю, - замялась Соня. - Вполне возможно, что он с Олегом что-то замышлял....
   - Как же ты можешь, дочка, сомневаться в своем друге, с которым вместе росла и училась? - укорила Соню недовольно покачавшая головою Елена Константиновна. - Если наши компетентные органы не стали разбираться с Виктором, то они вряд ли поверили бы и нам, после доноса Олега. Я правильно с ним поступила, доченька. Я спасла нас от лагеря, а тебя от Олега. Ты никогда с этим выродком не была бы счастливой....
   Обо всем догадавшаяся Соня не стала уточнять у матери, что же она должна была рассказать ей об аресте Олега. Она доверчиво прижалась к своей мамочке, и они обе еще долго сидели на кровати молча.
   - Как много еще зла в нашем мире, - прошептала вслух уже снова засыпающаяся Соня. - И как же нелегко простому человеку от него уберечься?
   - Ты права, доченька, - поддержала ее опасение укутывающая Соню в одеяло Елена Константиновна. - Поверь, что я всегда делала и делаю сейчас все от меня зависящее, чтобы ты, в отличие от своей мамы, могла сохранить свою душу и саму себя в непорочной чистоте....
   Не только по оживившемуся конвою, но и по другим известным только им незначительным приметам, заключенные догадались, что их утомительное путешествие подходит к концу. Поезд, потихонечку замедляя ход, остановился, и по вагонам пробежал предупреждающий всех о скорой высадке конвоир. Однако прошло еще не менее часа, пока очередь дошла до их вагона. Конвоиры поочередно открывали купе, и находящиеся в нем заключенные бегом устремлялись на выход из вагона. А снаружи уже сплошным живым коридором между вагоном и машиною стоял конвой. Только успевал заключенный ступить на землю и посмотреть на нахмурившийся в этот день небеса, как удар прикладом винтовки под зад или в спину придавал ему нужное конвою ускорение. И он уже больше не останавливался ни на одно мгновения, пока не оказывался в кузове автомобиля. Ближе к вечеру заключенные уже остриженные наголо, как бараны, и переодетые в арестантскую робу разлились животворными струями по поредевшим к этому времени рабочим бригадам. Виктор, Дмитрий Семенович и Антон попали при распределении заключенных в одну и туже бригаду. Бригадир, высокий сильный мужчина, указал им места на нарах и еще долго объяснял им основные правила поведения заключенных в зоне, делая при этом особое ударение, как им оберегаться от обильно сыпавшихся на заключенных наказаний за их нарушения от больших и малых начальников. Нелегкими оказались для благополучно прибывших по этапу заключенных первые дни вживания в очень сложную и непомерно запутанную лагерную жизнь. Но постепенно, в основном через синяки и кровавые мозоли, они потихонечку втягивались в общий ритм и, загоняя свои личные индивидуальности на самое дно униженных и оскорбленных душ, старательно подгоняли себя под общий стандарт простого и бесправного зэка. Нелегко было на этой каторге молодым и сильным, но неизмеримо труднее она оказалась для уже пожилого профессора. Суровое лагерное начальство слезам своих подопечных не верила, а поэтому не собиралась делать снисхождение числящемуся врагом народа старому человеку. Для сравнительно молодых со здоровыми желудками и крепкими нервами лагерных начальников выполнение плановых заданий было превыше всего. Они не собирались уменьшать бригаде рассчитанную на среднего заключенного норму выработки. Обеспокоенный Антон с Виктором в первый же день бросились к бригадиру и принялись его умолять посодействовать переводу профессора на более легкую работу, но тот, окинув их насмешливым взглядом, наотрез отказался.
   - В отличие от некоторых, только что вылупившихся из яиц цыплят, - назидательно заметил он, - я не считаю лагерных начальников тупоумными до такой степени, что они не знают возраста заключенных.
   - Но профессор на такой тяжелой работе долго не выдержит, - возразил ему Антон.
   - Такая видно у него судьба, - отмахнулся от них бригадир. - Не забывайте, что здесь не детский сад и, тем более, не дом престарелых людей - здесь зона.
   Антону с Виктором ничего не оставалось больше делать, как взять на себя часть работы старика. Но и эта их опека над пожилым человеком вряд ли ему помогла, если бы сам профессор не заворожил своим талантом интересного рассказчика всю по большей части состоящую из уголовников бригаду. Рассказы профессора, воздействуя на их мысли и воображение, отвлекали заключенных от мрачной повседневности, поэтому с каждым очередным днем число сторонников в борьбе за его жизнь становилось все больше. К концу первого месяца их пребывания на зоне профессор уже был полностью освобожден бригадою от тяжелой работы и использовался только, как временная подсобная сила. Зато в то время, когда для заключенных их бригады выпадали редкие свободные минуты, он уже был загружен до предела. И не было еще во всей его педагогической практике более внимательных и усердных учеников. Благополучно обойдя страшные подводные рифы лагерного ада, новые узники все уверенней ощущали себя в непривычных для свободного человека условиях.
   Человек - самое неприхотливое существо в природе. Только одним этим известным на земле изначально изречением можно объяснить не только многое из всего, что происходит по воле нашего "великого" ума на земле, но и что люди хоть как-то умудряются существовать даже в этих вообще не приспособленных для жизни людей лагерных условиях. Немного обвыкнув и смирившись с изменившимися условиями, заключенный потихонечку отвыкает от своей прежней вольной жизни. Нет, он, конечно же, будет о ней вспоминать на всем протяжении своего срока заключения, но эти его воспоминания с каждым очередным днем заключения будут становиться для него все более призрачными, постепенно превращаясь в интересную волшебную сказку. Со временем, когда его прежняя свободная жизнь уже окончательно утратит для него реальность, он уже станет считать ее, если не прекрасным сном, то уж несбыточною мечтою непременно. На зоне, как и в любой другой среде своего обитания, у человека бывают и свои маленькие радости, и свои маленькие огорчения. И слава небесам, потому что без этих маленьких радостей и огорчений он вряд ли сумел бы дожить до окончания срока заключения, а, сломавшись под тяжестью каторжных условий лагерной жизни, тихо и незаметно навсегда оставил бы этот проявивший к нему подобную жестокость мир. Подобный уход человека из жизни для окружающей нас природы просто немыслимый. Конечно, если подобным образом умирает один или несколько человек, то они на окружающую нас природу не оказывают слишком большого влияния. Но, если подобное умирание грозит множеству людей, то все эти незапланированные природою смерти не проходят бесследно для самого человеческого общества. Пронизывая на огромные расстояния все пространство вокруг лагерей воплями отчаяния умирающих в ужасных корчах людей, они не стимулируют уже существующую жизнь на постоянное восстановление своих неизбежных потерь, а, совсем наоборот, заставляя все живое в этих пространствах съеживаться от ужаса, начисто отбивают у живых существ охоту плодиться и размножаться. То есть нарушается непреложный принцип земной жизни: жизнь не должна останавливается в своем развитии хотя бы на одно мгновение, иначе никогда не опаздывающая в подобных случаях смерть тут же укроет своим темным плащом образовавшуюся пустоту.
   Жизнь не земле, к великому сожалению всех живых существ, еще далеко несовершенна. На земле просто невозможно не только создать идеальные условия жизни, но и добиться, чтобы земная жизнь полностью соответствовала внутренней сути всех проживающих на ней живых существ. Земная жизнь еще никогда не пыталась, и вряд ли будет пытаться хотя бы в отдаленном будущем, подстраиваться к воззрениям на нее каждого живого существа. Поэтому перед всеми рождающими на белый так сказать свет живыми существами уже в самом начале своего жизненного пути встает роковой выбор. Они должны решить для себя: стоит ли им начинать приспосабливаться к этим, как обычно, невероятно сложным и донельзя запутанным условиям земной жизни, или делать все от них зависящее, чтобы уклониться от неизбежности проживания чаще всего вовсе несчастливой земной жизни. Просуществовавший бесконечно долгую, почти бессмертную, в земных условиях жизнь бес, наконец-то, оказался сейчас именно в той жизни, к которой уже давно стремились в бесплодных мечтаниях множество поколений всех живых существ. Основное предназначение земной нечисти, о чем всем нам уже давно доподлинно известно, соблазнять падкие на поживу мнимой выгодою людские души и, усиливая на земле сатанинскую власть, подталкивать нас на недостойные дела. Новая должность беса никоим образом не входило в противоречие с его нечистой сущностью. Окунувшись с головою в хлопотливые обязанности начальника лагеря, он очень скоро ощутил самого себя в знакомой ему родной стихии. Его новая должность открывала бесу такие еще невиданные им перспективы для бесовской деятельности, о которых он раньше, скрываясь светлым днем в самых укромных закутках или пробираясь по ночам, как вор, к человеческому жилью, не мог даже и мечтать. Правильно люди говорят, что черного кобеля никогда не отмоешь до бела. Внимательно ознакомившийся с обязанностями начальника лагеря бес освоил их только в той части, которая не противоречила его обычному образу жизни. Ознакомившись с состоянием дел в управлении лагерем, он тут же принялся активно перестраивать работу подчиненных ему людей. Захиревшая было при старом утратившим перед выходом на пенсию интерес к делам начальнике лагеря система доносов и стукачества, приобрела под непосредственным руководством беса второе дыхание. Узнав через своих тайных информаторов всю подноготную о своих подчиненных, бес умело использовал полученные о них сведения в собственных интересах. Принимая, как что-то изначально разумеющее, свою неограниченную власть над бесправными заключенными, он не был заинтересован в их скоропостижных смертях. Он не мог позволить находимся в его полной власти заключенным, чтобы они так просто, без борьбы за свое дальнейшее существование взяли и отдали небесному Творцу свои чаще всего безгрешные души. Только поэтому, а не вовсе потому, что он был справедливым великим гуманистом, бес с первого дня своего вступления в должность начальника лагеря, тщательно проанализировав все смерти до него заключенных, принял все необходимые меры для предотвращения подобных смертельных происшествий впредь. Повинуясь все тем же своим нечистым желаниям собрать как можно больше душ для своего повелителя, бес независимо от пола и убеждения разделил всех заключенных на три группы. Первую группу он составил из одних только окончательно погрязших в мутном омуте нескончаемых грехопадений заключенных, во вторую группу он причислил тех заключенных, кто был способен за незначительные послабления в их скотском существовании, склоняться к греху. И, наконец, в свою третью группу он причислил тех заключенных, которые, по его основанному на многовековом опыте мнению, были вообще не способны подаваться греху, которые изо всех сил стремились сохранить в своих душах кристальную чистоту, уберечь их от возможного греха. Осыпая милостями заключенных из первой группы и раздражая аппетит небольшими подачками у заключенных из второй группы, бес безжалостно урезал с тайной надеждою, что ему все-таки повезет подтолкнуть их на сделку со своей совестью, остатки куцых прав заключенным третьей группы. Урезал, но так, чтобы этим не поддающимся греху заключенным было доподлинно известно, чем они так не угадили доброму и отзывчивому новому начальнику лагеря. Чтобы у них не было даже сомнения, что его такое пристрастное к ним отношение может в зависимости от их поведения в любое время перемениться на такое же доброжелательное, как и к заключенным из первых двух групп. Радея об интересах своего грозного и по-прежнему беспощадного повелителя, бес не забывал и о собственных пристрастиях. Не поленившись лично просмотреть дела всех отбывающих в его лагере срок заключения женщин, он, подобрав самых симпатичных и молодых, начал поочередно приглашать их в кабинет и склонять к сожительству. Поначалу девочки наотрез отказывались, но предлагаемая им бесом вольготная жизнь и, наблюдая примеры безнравственности от своих более взрослых подруг, которые в своем женском нетерпении сами соблазняли конвоиров, помогали им принять угодное бесу решение. После недолгого сопротивления его домогательствам соблазненные обещаниями вольготной жизни девочки сдавались на милость удовлетворенно хмыкавшего беса.
   - Все равно наша молодость уже окончательно загублена в зоне, - приговаривали они в свое оправдание. - Кому будет нужна при выходе на волю наша порядочность и наше сохраненное в тюремных застенках девичье достоинство? Уж лучше нам использовать свое молодое соблазнительное тело для облегчения участи в этом лагерном аду....
   Совратив девочку, бес тут же переводил ее из женской половины лагеря в отдельный барак, где они уже числились воспитательницами рожденных во время отбытия наказания зэчками детей или медицинскими сестрами в тюремной больнице. Наглядно убедившиеся в выполнении начальником лагеря своих обещаний другие присмотренные бесом девочки уже были более покладистыми. Бес ликовал. Ему уже начало показываться, что в подвластном ему лагере уже не найдется ни одной способной отказать его похотливым вожделениям на соблазнительное женское тело зэчки. Но одна такая среди заключенных в лагерь женщин все-таки нашлась. Она не только наотрез отказалась сожительствовать с бесом, но и не захотело обсуждать с ним подобное соглашение. Рассвирепевший бес намеревался тут же спустить на нее всех своих оголтелых псов, чтобы те сделали ее дальнейшее пребывание в лагере просто невыносимым. Но девочка ему очень нравилась. И он, после того, когда уже начал думать и соображать более здраво, решил немного подождать с окончательной расправою над посмевшей ему отказать строптивой девчонкой.
   - Счастье подруг непременно заставит со временем эту строптивую девочку броситься мне в ноги и умолять, чтобы я снова обратил на нее внимание, - с мстительной ухмылкою подумал бес, когда вызванный конвой увел ее из кабинета.
   Оксана уткнулась головкою в стену барака и горько зарыдала. Ей, дочери лихого конника Чапаева, было отчего лить слезы, после торжества в ее стране тех идей, за которые в Гражданскую войну не жалел ни своей и ни чужой крови ее отец. Гражданская война для еще молодого в то время Ивана Павловича Горячева закончилась, после окончания войны с белополяками, на Украине. Оттуда он и привез с собою красавицу жену Жанну. Возвратившийся с войны Иван Павлович устроился лесником и, спрятавшись в дремучем лесу от пронзительно задувшего по всей России сатанинского ветра злобы и насилия, жил в мире и согласии с окружающей его природою. Его жена Жанна не стала долго мучить его в ожидании плодов их любви. И в определенный природою срок в избе лесника Горячева родилась маленькая девочка. Время шло, и Иван Павлович отвез свою дочь в районный поселок к своему фронтовому товарищу, чтобы его Оксаночка, как и все дети, могла учиться в школе. И сейчас Оксана, изливая в горячих слезах свою боль, вспоминала о той уже давно позабытой ею своей радости, когда ее отец, наконец-то, оторвавшись от своих обязанностей по охране леса, навещал ее в районном поселке. Она все еще помнила, и эти ее воспоминания не, наверное, а совершенно точно, не сотрутся из ее памяти до конца отпущенных ей судьбою дней. Она помнила, как с громким радостным криком бежала к своему отцу навстречу и, повиснув на его шее, вынуждала отца нести ее, как маленькую, на руках.
   - Красавица ты моя, - приговаривал Иван Павлович, ласково поглаживая свою доченьку по головке, - с каждым очередным моим приездом ты становишься все тяжелее. Наверное, скоро мне придется отдавать тебя замуж? Вряд ли будет мне по силам и дальше поднимать на своих руках такую взрослую дочь. Пусть уж лучше носит тебя на руках твой будущий муж....
   Смущенная словами отца Оксана краснела и, торопливо выскользнув из отцовских рук, убегала с недовольным ворчанием:
   - Папа! Ну, что ты все про меня выдумываешь!?
   Безмятежно счастливая жизнь у Оксаны закончилась, как и у большинства заключенных, внезапно и совсем неожиданно. Тот роковой для нее день начинался для Оксаны совсем, как она тогда думала, неплохо. Она хорошей учебою и примерным поведением добилась высокой чести - нести на первомайской демонстрации портрет уверенно ведущего Советский народ по пути строительства коммунизма товарища Сталина. И она так же уверенно держала в своих полудетских ручках тоненькое древко, к которому и был прикреплен портрет вождя. Несчастье произошло с нею тогда, когда она, гордая от оказанной ей чести, поравнялась с трибуною. Неожиданно прорвавшийся на площадь из ближайшего переулка ветер поддел своим дуновением плохо укрепленный на древке портрет и, оторвав его, швырнул в ближайшую лужу. Очнулась она уже в тюрьме. Никто не захотел отвечать за плохо укрепленный портрет, и вся ответственность за неприятный казус во время демонстрации ложилось на ее худенькие плечи. Жизнь властно потребовала от нее срочно повзрослеть. Мечты и романтика безмятежной юности растаяли, как дым, при первом прикосновении с суровой действительностью. Сколько же тогда беды свалилось на ее еще детские плечи? Сколько разочарований разрывало тогда ее душу? Она даже сейчас не может понять, как же она не покончила с собою еще в то время, когда это несчастье с нею произошло? Как она тогда умудрилась разрешить себе оставаться жить? Время хороший лекарь. И только она начала понемногу свыкаться со своей новой жизнью, как на нее свалились еще и эти очень для нее неприятные притязание на ее тело человека, которому она годилась в дочери? Оксана была в том возрасте, когда уже можно было хотя бы немного понимать проживаемую на земле жизнь. Нет, она по большому счету никогда не винила в своем несчастье ни победившую в России народную власть и ни, тем более, идеи, за которые воевал в Гражданскую войну ее отец. Она даже сейчас не стала ее проклинать и ни на одно мгновение не подумала, что ее отец воевал за неправое дело, что ей было намного лучше, если бы в России все еще сохранялся прежний, как уже давно привыкли образно называть, проклятый царизм. Вполне возможно, что у нее и возникали подобные мысли в самом начале ее осуждения, но они надолго в ней не задержались. Да, и как она могла обвинять в своем несчастье верховную народную власть, если все еще жили в месте ее проживания люди, которые помнили и могли рассказать любому желающему о тех просто бесчеловечных временах. Несмотря на демагогическую словесную шелуху, на громкие трескучие фразы о благе царской власти для России, простые русские людям до нынешней народной власти еще никогда не ощущали сами себя людьми, как говориться, с заглавной буквы. Не ощущали самих себя свободными и независимыми от любого наживающегося на их труде нечистоплотного проходимца. Слушая рассказы пожилых людей о бытовавших тогда в России нравах, о бесчинствах царских жандармов, о мытарствах простых людей под гнетом называющих самих себя землевладельцами, хозяевами фабрик и заводов, а на самом деле просто самых настоящих воров, грабителей и бандитов, Оксане очень не хотелось оказаться именно в том времени. Кровь стыло в венах у Оксаны, когда она слушала рассказы пожилых людей об их жизни в царской России. Нет, она никогда не желала восстановления в России прежних порядков.
   - Кем бы я могла быть в то время, родившись в семье бедного русского человека? - уже не раз спрашивала она себя и понимала, что ничего хорошего ее в то время не ожидало.
   Понимала, что во время царской России она, как и многие миллионы других бесправные перед капиталами бывших богачей русских людей, была бы вынуждена всю жизнь горбатить свою спину во имя их вольготной жизни и процветания, да еще, что уже было для нее намного хуже, благодарить за свое воистину рабское положение. Она не сомневалась, что эти сладкозвучные соловьи, с которыми даже и сейчас нещадно борется Советская власть, непременно заставили бы ее, несмотря на ее желание или нежелание, безропотно ублажать их в самых извращенных пожеланиях. И не только потому, что они считали самих себя хозяевами жизни, а по большей части только потому, что они, благодаря своим накопленным на эксплуатации простых людей богатствам, с легкостью могли подкупить не только суд и их хваленую полицию, но и даже утверждающих, что они неподкупны, православных священников. Эти бывшие хозяева жизни, если бы она начала доказывать, что и она человек, с легкостью очернили бы ее в глазах всех остальных русских людей, обвиняя в каких угодно им преступлениях. Нет, она не могла обвинять во всех своих несчастьях Советскую власть. Она винила все еще носящих в своих душах пережитки прошлой проклятой жизни при царизме живших рядом с нею людей. Она обвиняла в своей исковерканной судьбе именно тех, кто не взял на себя ответственность за некачественно сделанную работу, а потом, испугавшись, обвинили во вражеской деятельности ее саму. Теперь она уже знала не понаслышке цену известной народной поговорке: лес рубят - щепки летят. Теперь она уже могла не только понимать и догадываться, почему так поспешно расследовали ее поступок на первомайской демонстрации, но ей самой от этого понимания и от этих догадок почему-то не становилось легче....
   - И когда же все это закончится!? - беззвучно кричали ее еле шевелящиеся губки. - Неужели вся моя жизнь будет одной сплошной незаживающей раною!? Неужели я уже никогда не избавлюсь от преследующих меня в последнее время неприятностей и страданий!?
   Выплакавшись, она привела себя в порядок и вошла в барак.
   - Девочки! - вскрикнули возвратившиеся с работы ее подружки. - А наша красавица все еще здесь! Ну-ка, рассказывай, чем же ты не понравилась начальнику лагеря, что он решил за лучшее отказаться от подобной красоты!?..
   - Пошел он к черту, старый козел! - грубо оборвала засуетившихся возле нее подружек Оксана и отошла в сторону.
   - Вконец испортила тебя, девонька, зона, - недовольно покивав головами, укоризненно буркнули зэчки. - И ничего в тебе женского уже не осталось.... Одна только красивая наружность и больше ничего....
   - Кому ты нужна со своей красотою, если от тебя даже отказался пожилой начальник лагеря, - ехидно захихикала ей вслед незадачливая соперница.
   Оксана прилегла на нары и, не желая слушать беззлобное подшучивание своих подружек, зажала уши ладонями. Она, понимая, что начальник лагеря так просто от нее не отступиться, умоляла небесные силы послать ей стойкость и мужество, помочь ей выдержать это испытание. Нелегко сохранить в зоне добродетель красивой девушке.... Но продолжать ей сохранять свою девичью честь уже становится просто невозможно, если на ее девичье тело покушается сам начальник лагеря. Никто не сможет ограничить самоуправство начальника лагеря в погруженной по воле Сатаны в хаос беззакония стране. В подобной обстановке одни только его немалые упущения перед высшими начальниками смогут заставить их вспомнить о законе и милосердии, приструнить зарвавшегося подчиненного. Эта извечная с древних веков моральная и правовая категория вспоминалась ставленниками Сатаны только тогда, когда у них появлялась необходимость устранить соперника, а в остальных случаях они были глухими и слепыми к страданиям простого народа, тем более, к страданиям совершенно бесправного заключенного, обвиненного ими самими во вражеской деятельности.
   - Народ - это быдло, чтобы держать его в повиновении нужен хороший кнут, - приговаривали они в кругу самых доверенных и близким им по духу людей.
   И кнут в руках соблазненных нечистью нелюдей старательно морально и физически исхлестывал посмевшую показывать неудовольствие своим рабским положением лучшую часть общества.
   - Поделись своей радостью, дочка, - попросила Валю Софья Николаевна. - Зачем ты ее от меня скрываешь?
   - Как же ты догадалась о моей радости, мамочка? - спросила Валя.
   - Так ты же с самого утра вся светишься, доченька, - тихо проговорила уже давно не видевшая у своей Валюши таких счастливых глаз Софья Николаевна.
   Валя вернулась в свою комнату и снова пришла к мамочке с конвертом в руках.
   - От Антона, дочка?..
   - Да, мамочка, - подтвердила Валя и, вытащив из конверта листок бумаги, начала читать все, о чем сообщал в своем письме Антон, вслух.
   - Слава богу, у него пока что все в порядке, - с облегчением вздохнула вспоминающая, как встревожило ее дочку первое письмо Антона, Софья Николаевна.
   Она молча смотрела в счастливые глаза дочери, и ей не хотелось ее тревожить своими тревожными предчувствиями. В последнее время ей было особенно плохо, поэтому наступившее для нее сегодняшним утром облегчение убеждало ее, что уже совсем скоро, а, может быть, даже и сегодня она должна со всеми попрощаться и навсегда оставить этот принесший ей не только немало горя, но и радости, мир. Она уже давно была подготовлена к своей неизбежной смерти.
   - Мне уже, все равно, не подняться с постели, - думала она, дожидаясь возвращения с работы своей доченьки. - Я только понапрасну мучаю свою доченьку....
   Понимая, что нежданная гостья может к ней нагрянуть совсем неожиданно, ей очень хотелось заранее попрощаться со своей дочерью, поблагодарить свою Валюшу за любовь и за заботу о ней. А сейчас, внимательно вглядываясь в счастливые глаза своей дочери, она не хотела омрачать ее радость своими предчувствиями. Прочитав письмо, Валя поцеловала свою мамочку и закружилась по их нехитрому хозяйству.
   - Хорошую дочку я родила и воспитала, - радовалась с любовью поглядывающая на свою дочь Софья Николаевна и тут же тяжело вздыхала. - Только вот счастье ей бог не дал.... Да и вообще, что это такое наше земное счастье? - тут же поправила сама себя Софья Николаевна. - Что оно собою представляет? И как его добиваются живущие на земле люди? Разве я была счастливою все эти годы со своим лоботрясом? Валя и Антон у меня еще совсем молоденькие.... Годы их вынужденной разлуки пролетят незаметно. Их счастье еще впереди....
   Ее ослабленный организм направил против своего недомогания все свои последние резервы. Но запасов жизненных сил у него уже оставалось совсем немного. И отступившая от Софьи Николаевны сегодняшним утром боль снова возвратилась в ее измученное тело. Изо всех своих сил пытающаяся продлить на возможно большее время радость своей дочери Софья Николаевна еще долго терпела. Но, когда она ощутила, как неведомая до этого времени ею сила властно поманила ее в небытие, она, еле сдерживаясь от соблазна отдаться этой силе и. наконец-то, избавиться от ставшей для нее уже просто невыносимой боли, слабым упавшим голосом окликнула пробежавшую возле нее Валю.
   - Тебе хоть что-то надобно, мама? - спросила подбежавшая к ней дочь.
   - Присядь рядом со мною, доченька, я хочу с тобою попрощаться, - уже еле выдавила из себя Софья Николаевна.
   - Мамочка, что же это с тобою сегодня происходит!? - вскрикнула прислушавшаяся к ее тяжелому дыханию Валя. - Тебе плохо!? Я сбегаю за врачом, он непременно тебе поможет.... Ты только не умирай, мамочка....
   - Успокойся, доченька, мне уже ни один на земле врач не поможет. Приближение своей смерти я ощутила еще и раньше, но не хотела омрачать твою сегодняшнюю радость. Не сумела я, доченька, дать тебе счастья в жизни.... Да, и откуда я могла его взять?.. Ты же у меня понятливая, сама знаешь, как мы с тобою жили все эти годы.
   - И о чем ты только говоришь, мама!? - возразила ей Валя. - Мы все это время жили очень хорошо. Я была с тобою все эти годы очень счастливой, мама.
   - Ты любишь своего Антона, доченька? - спросила немного отдышавшаяся Софья Николаевна.
   - Люблю, мама, - тихо проговорила протирающая платочком выступающий на мамином лбу пот Валя.
   - Дождись его, доченька.... Только нелегко будет тебе ждать в одиночестве своего Антона.... От своего отца ты помощи и поддержки не дождешься.
   - Я не буду одинокой, мама.... У меня...., - пробормотала смутившаяся Валя, но не в силах перебороть девичий стыд оборвала саму себя.
   - Что ты скрываешь от меня, доченька? - забеспокоилась Софья Николаевна.
   - Мама.... У меня от Антона родится ребенок, - торопливо прошептала не смеющая врать своей матери смущенная своим вынужденным признанием Валя.
   - Ребенок, это просто замечательно, - еле заметною улыбкою показывая свое дочери, что она не только ее не осуждает, а очень за нее рада, прошептала Софья Николаевна. - И как же мне жаль, что я уже не успею побаловаться со своим внуком или внучкою.... Ребенок, дочка, непременно скрасит твое одиночество, поможет тебе не только сохранить свою любовь, но и дождаться выхода из тюрьмы Антона. Больше ничто на свете не может так сильно связывать мужчину с женщиною, как их общие дети....
   Софья Николаевна устала. Она, не сводя наполненных материнской добротою глаз со своей дочери, уже с трудом вдыхала и выдыхала из себя воздух. Небесный Творец не отвернулся от немало исстрадавшейся на земле женщины. Он наградил ее не так уж и частым на земле счастьем насладиться в свои последние мгновения жизни ощущением любовной о ней заботы самого дорогого и близкого ей человека. Но неумолимая тень смерти наотрез отказывалась хотя бы немного подождать, позволить, наконец-то, ощутившей себя счастливой женщине хотя бы осознать, понять это свое несказанное счастье.
   - Прощай, доченька, я и том свете буду умолять на коленях всемогущие небесные силы, чтобы они, как можно скорее, соединили тебя с Антоном, - срывающим сиплым голосом прошептала свои последние слова Софья Николаевна. - Я буду постоянно следить за всеми вами с того света, и буду делать все от меня зависящее, чтобы помочь вам по возможности скорее обрести свое счастье....
   - Мама! Я не хочу, чтобы ты меня покидала! - запротестовала не согласная с ее словами дочь, но Софья Николаевна ее уже не слышала.
   А может, и слышала, но ответить ей уже не позволялось.
   - Мама! - еще громче выкрикнула ухватившаяся обеими руками за мамины плечи Валя. - Не уходи от меня! Не лишай меня своей материнской поддержки, мама! Тебе же и самой хорошо известно, как нужна ты мне даже в таком состоянии!.. Я же только ради тебя выдержала все эти сваливающиеся бесчисленным пчелиным роем на мою бедную голову в последнее время несчастья и беды!..
   Она, не понимая, что простому смертному человеку возвращать умирающего человека к жизни явно не по силам, пыталась вырвать маму из рук безжалостной смерти, заставить маму, пусть и силою, еще немного пожить хотя бы до рождения своего первенца. Но безжалостная начисто лишенная понимающего сочувствия к умирающим и продолжающим жить людям смерть была непреклонною. Ухватившись за сдавшуюся ее настойчивым призывам Валину маму, смерть не отпускала ее от себя до тех пор, пока тело умершей женщины уже не начала вместе с остановившейся животворной кровью остывать. Не находящая больше возле своей мамы для себя успокоения, Валя, не обращая внимания на сбежавших на ее крики соседей, забилась в неутешных рыданиях на материнской груди. Забилась, возможно, не столько от жалости к уже отмучившейся и пережившей все положенные ей судьбою страдания мамочке, сколько от жалости к самой себе. Потому, что с этого времени ей уже придется думать самой о будущей жизни, не оглядываясь на готовую всегда придти к ней на помощь маму. Потому, что она, начиная с этого времени, уже будет делить всю свою жизни на две неравные части: до смерти мамы и после ее смерти. Потому, что она только сейчас начала понимать для себя извечную истину: как бы немощной и больною не была ее мама - она ощущала себя возле нее намного уверенней в этой ставшей в последнее время такой непростой и донельзя запутанной жизни. Потому, что только возле своей мамочки она всегда находила для себя облегчение от всех выпадающих для нее раньше неприятностей и душевный покой.
   Бес старательно делал вид, что он больше не интересуется отвергшей его предложение на близость с ним Оксаною. Но сама Оксана по тому, как ее лишили всех маленьких радостей заключенного, ясно для себя осознавала, что начальник лагеря даже не думает от нее отказываться, что он выжидает, когда она, не выдержав ужесточившихся для нее условий лагерного существования, согласится на его предложение. Она уже не мечтала о свиданиях со своими родителями. Этот всегда поддерживающий ее в заключении ручеек искреннего к ней участия и доброты уже, по всей видимости, иссяк для нее навсегда. Одно ее сейчас радовало, что самые трудные для заключенных зимние дни подходили к концу, что по утрам ее радостно встречало веселое весеннее солнышко. Заключенные ее лагеря уже больше даже не пытались задержаться по возможности дольше в насквозь пропитанных их горькими солеными слезами бараках. Они, отогреваясь в его ласковых прикосновениях, с удовольствием подставляли теплым солнечным лучам свои промерзлые за зиму худощавые тела. То же самое с ними было и в это утро. Колонна женщин заключенных остановилась за воротами зоны в ожидании, когда неторопливый начальник конвоя их пересчитает. Молодой сержант, слегка касаясь каждой заключенной рукою, громко выкрикивал номера пятерок.
   - Двадцать пятая! - выкрикнул он возле задумавшейся Оксаны и вложил в ладонь ее руки свернутую в шарик бумажку.
   Растерявшаяся от неожиданности Оксана вздрогнула и машинально прижала ее большим пальцем.
   - И чего только ты так сильно перепугалась!? - поинтересовалась с игривой ухмылкою у нее стоящая рядом зэчка. - Неужели нашей недотроге так сильно приглянулся молоденький сержант!?
   - Не выдумывай про меня всякие небылицы, - недовольно бросила ей не знающая, как ей следует поступить с этою бумажкою Оксана. - Вполне возможно, что эта бумажка тщательно продуманная начальником лагеря провокация. Обнаружив у меня подобную улику, у него уже будут законные основания, заточив меня в карцер, продолжать свои похабные на меня притязания. Мне, пожалуй, будет лучше всего от этой бумажки, как можно скорее, избавиться.
   Но что-то удерживало ее от уничтожения обжигающей ей руку скомканной в шарик бумажки. Что-то внутри подсказывало Оксане, что от этой бумажки ей опасность не угрожает. И она, промучившись в одолевающих ее сомнениях, успокоилась только тогда, когда, после зычной команды начальника конвоя, колонна заключенных тронулась с места и запылила по успевшей хорошо просохнуть дороге. Перед началом работы, пока пожилая бригадирша получала наряд на работу, она, отвернувшись на мгновение от подруг, развернула записку. Интуиция ее не подвела. Видя и не понимая значения написанных на бумажке слов, она впилась глазами в знакомый материнский подчерк.
   - Все-таки нашли способ, как со мною связаться, - подумала представляющая склонившихся над бумажкою своих родителей Оксана.
   Этот посланный ее родителями клочок бумажки до того сильно подействовал на впечатлительную Оксану, что она, мгновенно переполнившись жалостью к своим переживающим за нее самым родным и близким людям, забилась в беззвучных рыданиях.
   - А наша красавица плачет, - послышался возле нее игривый голосок подруги. - Вот что вытворяет с нами, девоньки, весна. Признайся нам, красотка, кто именно сумел растопить твое холодное неуступчивое сердечко?
   Оксана торопливо сжала в кулачке принесший ей вместо сомнений и огорчений несказанную радость клочок бумажки и, весело улыбнувшись подруге, отшутилась:
   - И на старуху иногда бывает проруха, подружка, а еще совсем молоденькая.
   - Пора, давно пора тебе перестать ерепениться, девонька, - одобрительно буркнула одна из зэчек. - Значит, оставляешь нашу бригаду и перебираешься в гарем начальника лагеря....
   - О чем ты только говоришь!? - с ужасом отмахнувшись от нее, вскричала Оксана. - Типун тебе на язык.... Все настроение мне испортила.
   - Тогда нелегко тебе придется, девонька, с этой своей навеянной весною любовью, - укоризненно покачала головою пожилая зэчка. - Щепетильность в выборе объекта для любовных ухаживаний слишком дорого обходится нам, заключенным.... Ты бы лучше ее дома оставила.
   - Я во время своего ареста еще была слишком маленькою, чтобы подумать о твоих словах, подруга, - со злостью бросила ей Оксана и отошла в сторону.
   К окончанию работы она уже не только выучила записку родителей наизусть, но и даже умудрилась написать ответ, который и передала прикоснувшемуся к ее руке сержанту при возвращении в зону. Переписка с родителями помогла Оксане снова обрести душевный покой и уверенность в себе. Неугомонному бесу только и оставалось от переполняющей его злобы яростно скрежетать зубами, когда он выслушивал доклады стукачей о ее самочувствии.
   Иван Павлович, как и всегда, вышел, для обхода порученного ему под охрану участка леса, из дома рано. Он, погрузившись в свои нелегкие размышления, уверенно шагал по еле заметным лесным тропинкам. И ему было о чем задумываться и о чем вспоминать. Вся его бурная молодость пролетела для него не по шумным разгульным гулянкам с закадычными друзьями и молодыми девушками, а на фронтах Гражданской войны. Он воевал за власть, которая посадила в тюрьму его малолетнюю дочь. Немало человеческой крови пролил он во время Гражданской войны. У него и тогда стыла кровь от вытворяемого обоими участниками войны в то время ужаса. Иван Павлович уже и тогда недоумевал, как могут люди вытворять такое непотребство с простыми людьми? Почему он тоже участвует вместе со всеми в этом кровавом побоище? Он вполне возможно и решился бы хотя бы для самого себя оборвать окружающий его тогда ужас и скрыться от него в глухой тайге, если бы еще большее зверство не было со стороны называющей себя белой гвардией. А уж, что будет с его родиной, когда эти беляки одержат верх, Иван Павлович уже знал не понаслышке. Он уже успел прочувствовать всю их доброту на своей спине еще при проклятом царизме, а поэтому тогда он мог для себя представить, что будет с русскими людьми, после их победы, после того, когда они снова убедятся в своей ничем неограниченной власти над простым человеком.
   - Война никогда не бывает без жертв. Привыкшие к крови люди непременно звереют и начинают совершать просто немыслимые для них ранее преступления, на которые подталкивала их сама война. Эта проклятая война, все равно, рано или поздно окончится. И какая прекрасная тогда будет у нас и наших детей жизнь, - подобными рассуждениями он успокаивал тогда свою бунтующую совесть и оставался красноармейцем.
   - Не понимаю, откуда только берется столько злости в обычно спокойном и рассудительном русском человеке? - недоумевал прогуливающий вместе с Ираклием по лесу Павел.
   - А разве это не ты ее породил, организовывая убийство матери сыном? - подначивал его леший.
   - Я спасал ее сына от этой забывшейся о своем происхождении бестолковой матери, - возражал ему недовольно морщившийся Павел. - Эта старуха сама во всем виновата.... Это она, а не я, своей труднообъяснимой жалостью к бывшим кровопийцам старательно портила жизнь своему родному сыну.
   - И ты думаешь, что все это время творил только одно добро? - не соглашался с его возражениями укоризненно качавший головою Ираклий. - Ты уже не маленький несмышленый ребенок.... Тебе уже давно пора знать, что добро совершается только одними добрыми делами, а зло, какими бы добрыми побуждениями оно не совершалось, всегда порождает одно только зло.
   - Я не верю в справедливость твоих, старик, суждений, - сердито буркнул в ответ на тираду лешего Павел. - По моему мнению, всегда гуманнее совершить небольшое зло, чем ждать наступления для людей еще большего зла.
   - Но твое желание добра не принесла радости ни тебе и ни Александру, - напомнил ему с мрачной ухмылкою леший.
   - Значит, это он меня проклял! - с негодованием выкрикнул догадавшийся о причине его проклятия Павел. - А я еще колья ломал за него, считая этого зеленого сосунка своим другом!.. Ну, и стервец же он!
   Ираклий в ответ на возмущение Павла только недовольно многозначительно хмыкнул. Павел тоже не испытывал особого желания продолжать разговор, и они шли молча, пока блуждающий по деревьям взгляд Павла не уткнулся в подвешенную за сучья ольхи сплетенную из ивовых прутиков люльку.
   - Ираклий! - не сдержавшись, выкрикнул он. - Какой-то шутник повесил только что сплетенную им люльку на дерево!
   - Не шутник, а сама жена хозяина этого леса лесовиха, - поправил Павла снисходительно ухмыльнувшийся Ираклий. - Лесовихи используют деревья для подвешивания на них люлек со своими еще совсем беспомощными младенцами.
   - Ты утверждаешь, что и в этой люльке находиться маленький леший? - переспросил не поверивший словам Ираклия Павел.
   - В этой люльке лежит младенец и дожидается возвращения своей отлучившейся по какой-то надобности мамочки, - еще раз повтори свои прежние слова леший.
   - Но в этом лесу, по всей видимости, видимо-невидимо диких зверей! - воскликнул немало удивленный подобной безалаберностью матерью младенца Павел.
   - Дикие звери детей лесових не трогают, - успокоил Павла леший, - а вот люди часто уносят их из леса с собою....
   - Люди принимают их за человеческих детей, - предположил Павел.
   - Не всегда, - не согласился с ним Ираклий, - иные люди хорошо осведомлены, чьи это дети.... А впрочем, ты и сам скоро сможешь все узнать. Видишь, что к этому дереву приближается какой-то человек.... Я нисколько не сомневаюсь, что он тоже должен увидеть висящую на дереве люльку.
   - И ты станешь спокойно смотреть и ждать, что будет делать мужчина с детенышем лесовихи? - возмутился невозмутимостью лешего Павел. - А, вдруг, он задумал сотворить с этим вашим ребеночком, что-нибудь плохое!?..
   - Успокойся и ни о чем не беспокойся, - оборвал его леший, - с нашими младенцами в лесу никогда ничего плохого не происходит.
   Продолжающий обход своего участка леса Иван Павлович, вспоминая о томившейся в лагеря своей доченьке, только тяжело вздыхал.
   - Не плачу ли я, подобным образом, за пролитую мною в Гражданскую войну человеческую кровь? Неужели, за все мои в то время неправедные дела теперь должна расплачиваться моя дочь? - преследовала его нелегкое осознание собственной вины в несчастной судьбе дочери. - Нет! По всем людским и божеским законам моя дочь не должна мучиться и страдать за грехи отца! Но, если это и есть заслуженная мною кара, то, Господи, мне было бы намного легче находиться самому в лагерных застенках вместо своей девочки! Так вот, оказывается, как мстит судьба человеку за содеянное в жизни зло. Бьет его по самому больному месту, проклятая....
   И раньше Ивану Павловичу трудно было видеть свою девочку в арестантской робе, а в последнее время, когда ему, несмотря на полученные в Гражданскую войну ордена, не разрешали встречаться с Оксаною, уже стало совсем невмоготу. Неизвестность о своем ребенке для родителей иногда бывает намного хуже самого плохого о нем известия. Однако он все-таки нашел способ связаться с Оксаною. Нынешней зимою, несмотря на свирепствующие морозы и метели, несколько отчаявшихся заключенных решились на побег. Один из преследующей заключенных погони сержант так бы, наверное, и замерз в лесу, если бы не набрел на него Иван Павлович. Спас он парня. За это ему даже грамоту выдало лагерное начальство, но встречаться с осужденной дочерью не разрешило. Обида разрывала отцовское сердце Ивана Павловича, но он ни разу не пожалел, что помог парню. Он понимал, что солдаты люди подчиненные и обязаны исполнять все, чтобы им не поручалось делать. Да, и сам парнишка оказался неплохим. Он регулярно навещает спасшего его от неминуемой смерти лесника. Иван Павлович с женою уже даже начали считать его своим сыном. Как только подходит выходной, так его жена уже начинает готовиться к приходу Петеньки. И всегда очень огорчается, когда у него не бывает возможности заглянуть в их гостеприимный дом. Много чего рассказал Петенька им о жизни заключенных в лагере, а однажды, не зная о том, что они родители Оксаны, поведал им о мужественной девочке, о которой по зоне уже начали ходить легенды.
   - Так это же моя доченька! - вскричала расплакавшаяся жена Ивана Павловича. - Что же эти изверги вытворяют в лагере с моей девочкою!?
   - Оксана ваша дочь? - не без удивления переспросил ее Петя
   Делать было нечего, и им пришлось рассказать молодому сержанту о постигшем их горе.
   - Почему вы раньше не рассказали мне о своей дочке? - упрекнул смущенных родителей Оксаны Петя. - Я помог бы вам с нею связаться....
   - Что ты, сыночек, бог с тобою, - запротестовала жена Ивана Павловича. - Нам ты помочь не сможешь, а свою молодую жизнь загубишь.....
   - У меня немало возможностей передавать вашей дочери записки незаметно, - успокоил начавших беспокоиться за него самого родителей Оксаны Петя. - Да, и все наши ребята очень уважают вашу не поддавшуюся на соблазны начальника лагеря дочь. Он, по нашему мнению, очень плохой человек. Поверьте, что мне не составит большого труда стать посредником в вашей переписке с дочерью.
   Так и началась их подпольная переписка со своей доченькою. Погруженный в свои невеселые думы Иван Павлович пересек небольшую полянку и прошел мимо ольхи с висевшей на ней люлькою. Потревоженный его неосторожными шагами младенец зашевелился и, не обнаружив возле себя мамы, испуганно запищал. Услышавший его писк Иван Павлович остановился и посмотрел в сторону непонятного ему писка или плача какого-то живого существа.
   - Ну, и дела! - воскликнул не сдержавшийся Иван Павлович при виде висящей на ветках ольхи люльки.
   Встревоженный Иван Павлович еще немного прислушался и окончательно убедившись, что послышавшийся плач младенца исходит именно из этой люльки, тут же, подбежав ольхе, обрезал острым, как бритва, ножом веревки.
   - Еще бы немного и этот мальчик непременно замерз бы, - пробормотал вслух Иван Павлович, бережно опуская люльку с младенцем на землю. - Тебе еще повезло, малыш, что я в это время проходил возле ольхи. Я не только тебя спасу от мороза, но и выращу из тебя настоящего богатыря, - тихо приговаривал он вслух, бережно укутывая младенца в фуфайку. - И что же это за стерва, которой понадобилось избавиться от собственного дитяти?
   Иван Павлович подхватив пригревшегося в его фуфайке младенца на руки, заторопился домой.
   - Этот мужчина уносит вашего младенца! - выкрикнул Павел продолжающему невозмутимо наблюдать за всем происходящим Ираклию.
   - Не успеет, равнодушно буркнул леший, - но понаблюдать за ним нам не помешает....
   Бережно прижимающий к груди снова расплакавшегося младенца Иван Павлович шел до того быстро, что Павел с Ираклием еле за ним успевали. На самой опушке ему преградила дорогу выбежавшая из леса встревоженная женщина.
   - Чего тебе от меня надобно? - недовольно буркнул остановившийся Иван Павлович, покачивая на руках продолжающего недовольно попискивать младенца.
   - Отдай мне сына, - робко проговорила женщина.
   - Нет у тебя больше сына! - гневно выкрикнул ей Иван Павлович. - Ты потеряла его, когда решила оставить его зимою в лесу на растерзание диких зверей!
   - Отдай мне сына, - запричитала бросившаяся перед ним на колени женщина. - Я за своего сыночка отдам тебе, добрый человек, все свои драгоценности....
   И женщина, торопливо сняв с себя сережки, ожерелье и кольца, протянула их Ивану Павловичу.
   - Мне твои побрякушки ни к чему! - с презрением оттолкнув ее руку, с негодованием выкрикнул Иван Павлович. - Как я могу отдать тебе ребеночка, если не уверен, что ты снова не попытаешься от него избавиться!? Я сам выращу из него хорошего человека!
   - Мой сыночек никогда не станет человеком, - возразила ему с грустной улыбкою женщина. - Из него со временем вырастет леший. Неужели ты об этом до сегодняшнего дня ничего не знал?
   Возмущенный словами женщины до глубины своей участливой души Иван Павлович даже не стал хоть что-то отвечать этой, по всей вероятности, просто сошедшей с ума женщине, а, обойдя ее стороною, заторопился домой. Но упрямая женщина его обогнала и снова заступила леснику дорогу.
   - Уйди прочь! - выкрикнул ей уже начинающий злиться Иван Павлович. - Ты сумасшедшая!.. Ты не в состоянии воспитывать ребенка!.. Забудь о своем сыне!.. Он в тебе больше не нуждается!..
   - Если я докажу, что я не человек, а лесовиха, - продолжала его упрашивать женщина, - то тогда ты мне отдашь сына....
   Окинув насмешливым взглядом стоящую перед ним на коленях женщину, с возмущением хмыкнувший Иван Павлович согласно кивнул головою. И в это же самое время женщина исчезла. Она только что стояла на протоптанной в снегу тропинке и, вдруг, самым не понятным образом для опешившего лесника исчезла с его глаз. Не ожидающий подобного Иван Павлович в недоумении осматривался по сторонам, но этой странной женщины нигде не было.
   - Теперь ты убедился в правде моих слов, - услышал он голос снова показавшейся ему женщины.
   - Убедился, - глухо пробормотал Иван Павлович, - твоему ребенку и на самом деле нет места среди людей.... Забирай своего сына.
   Снова объявившаяся перед ним женщина протянула к свертку руки.
   - Бери его прямо с фуфайкою, - смущенно проговорил Иван Павлович, - а то еще, чего доброго, и твой малыш замерзнет....
   - Благодарю тебе, добрый человек, - с низким поклоном поблагодарила Ивана Павловича лесовиха. - Раз ты не захотел взять в награду мои драгоценности, то позволь тогда мне немного приоткрыть будущее твоей дочери. Ты можешь не сомневаться, что с нею на зоне ничего страшного не произойдет, и что она очень скоро возвратиться домой здоровой и счастливой. Знай, добрый человек, что только на зоне твоей дочери суждено найти свое счастье.
   - Благодарю и я тебя за добрые вести о моей доченьке, - тихо проговорил Иван Павлович и, попрощавшись с лесовихой, желая поделиться радостью с женою, поспешил в сторону своей избы.
   - Как могла лесовиха пообещать мужику то, что заведомо не исполнится!? - с негодованием выкрикнул возмущенный Павел. - Разве это гуманно внушать человеку напрасную надежду!?
   - Но почему ты так уверен, что обещание лесовихи не выполнимо. Она же не пообещала ему немедленное освобождение его дочери из лагеря.... А мы, лешие, способны при желании уменьшать количество зла в судьбе любого человека.
   - В таком случае этот мужик получил сегодня самый дорогой подарок в жизни, - порадовался за лесника Павел.
   - Он сам, не польстившись на предлагаемые драгоценности, сумел его выбрать, - с лукавой ухмылкою заметил Ираклий. - Ты же не станешь со мною спорить, что немногие люди сделали бы для себя подобный выбор?
   - Не смогли бы отказаться в особенности от ожерелья лесовихи, - подтвердил слова лешего Павел. - И где вы только достаете подобные драгоценные украшения? От украшающих ее ожерелье драгоценных камней я не мог отвести глаз.
   - Самая настоящее труха ее ожерелье, а не драгоценность, - недовольно бросил неприятно скривившийся леший. - Это ее как бы украшенное драгоценными камнями ожерелье было только приманкою для жадных людей.
   Только насильно вырванный из нормальной жизни человек может по настоящему оценить и вполне искренне радоваться весеннему пробуждению от зимней спячки природы. В это время, когда его перестают волновать даже маленькие радости жизни, когда он проживает свои уже давно ставшими для него постылыми дни в окружении хамства, душевной пошлости, нравственного опустошения и убожества, все приходящее к нему из окружающего мира для облегчения его участи не может пройти мимо его внимания. И не только потому, что у заключенного так же, как и в природе, до окончания срока заключения умирает все, что раньше в нем цвело и кипело страстями, наполняя его жизненными силами и стремлениями, по возможности полнее усладить самого себе неповторимыми ощущениями своего существования на этом белом свете. А только потому, что в душе заключенного, так же, как и в природе, после недолгой осени в следственном изоляторе, наступает долгая студеная зима. Потому, что и у него, как и с приходом в природе весны, все оживает вновь, когда его остывшее сердце начинает обогреваться надеждою при одном только приближении освобождения от окружающего его ужаса. Но при всем этом нельзя забывать и о коренном отличии между бесправным заключенным и природою. Если природа, после осенней раздачи благодарному животному миру плодов своего буйного летнего цветения, отмирает, чтобы, отдохнув и набравшись сил за долгую зиму, весною снова распуститься, то у бедного заключенного его долгая суровая зима вконец его изнуряет, высасывая из его жил все жизненные соки. Поэтому он при встрече со своей весною уже никогда не сможет зацвести и закипеть страстями так, как было с ним в свою осень. Но человеку свойственно самозабвение и самообман. Он не любит и не хочет мечтать о своем неприглядном будущем. Придумывая для себя всякие небылицы, он хочет надеяться и верить, что все самое лучшее в его жизни ждет его в самом скором времени, после освобождения, что у него все еще есть возможность показать такие страсти, о которых живущие на воле люди не могут даже и не мечтать. Возможно, что только поэтому все помещенные в так называемые трудовые лагеря заключенные никогда не любят наступление в природе осени и всегда радуются наступлению весны. Только с одной весною заключенный привык связывать свою единственную и так для него желанную мечту о своем освобождении. Одного только Виктора не радовала наступление весны. Ему еще рано было задумываться об освобождении из места заключения, и в нахлынувшей вместе с восходом весеннего солнышка на лагерь волшебной красоте он видел только тоскующее лицо своей любимой девушки. Сколько раз он уже порывался написать Соне письмо, но страх за нее все время мешал осуществлению его желания. И вот однажды он вконец измученный своими душевными переживаниями столкнулся лицом к лицу с сияющим от счастья Антоном.
   - Что случилось с тобою, Антон? - с недоумением осмотрев своего непонятно почему радующегося друга, спросил Виктор. - С тобою все в порядке?.. Ты же сейчас сияешь так, словно тебя уже освободили?..
   - Как же дождешься от нынешних властей не только пересмотра сфабрикованного дела, но и, тем более, досрочного освобождения, - с досадою отмахнулся от него Антон. - Что-то подобное с нашими властями произойдет только тогда, когда по известной тебе, Виктор, поговорке, на горе рак свиснет. Наше лагерное начальство скорее добавит, чем будет снижать нам сроки заключения. Ты, дружища, попробуй сам угадать, отчего я сегодня такой радостный....
   - Получил письмо от Вали? - попытался отгадать причину радости Антона Виктор.
   - Ты, мой друг, стоишь на правильном пути, но до причины моего счастья тебе еще далеко, - посмеялся над ним Антон.
   - Тогда я уже знаю причину твоей сегодняшней радости, - тихо проговорил тяжело вздохнувший Виктор. - Твоя Валя призналась, что любит тебя и ждет.
   - А вот и не угадал! Не угадал! - закричал радостно закружившийся возле друга Антон.
   - Я уже даже не знаю, что и сказать, - сдался Виктор. - Я больше не могу ничего предположить, что могло с тобою произойти, чтобы ты из обычно сдержанного серьезного человека превратился в самого настоящего сумасшедшего....
   - Темнота! - выкрикнул положивший свои руки на плечи друга Антон. - Как же ты не мог догадаться, что я сегодня стал отцом! Понимаешь, Виктор, у меня родился сын!..
   - От души поздравляю, Антон.... И я тоже на твоем месте сошел бы с ума от радости.... Счастливый ты, - порадовался за друга Виктор и с грустью добавил. - А я-то, дурак, даже не знаю, как мне лучше распорядиться своими чувствами....
   - Все мучаешься и переживаешь, - посочувствовал другу понимающий его состояние Антон. - Тебе лучше не держать свою боль при себе.... Напиши ей письмо....
   Разговаривая друг с другом, они подошли к молчаливо лежащему на нарах профессору, но тот, сделав вид, что их не заметил, повернулся на другую сторону.
   - Ты видел, какое у Дмитрия Семеновича лицо, - прошептал обеспокоенный Виктор Антону. - Сейчас он даже сам на себя не похож.... Может, ему нужна наша помощь?..
   - Я не уверен, что мы можем нарушать его уединение, тем более, в подобном состоянии, - попытался остановить друга Антон, но тот, не слушая его, бросился к профессору и, затормошив за плечи, выкрикнул. - Дмитрий Семенович, чем мы можем вам помочь!?
   Повернувшийся к ним профессор молча указал глазами на лежащий рядом с ним конверт. Виктор, вытащив из конверта стандартный лист бумаги, развернул его и прочитал вслух. В письме сообщалось, что жена, два сына и дочь профессора отказываются от него, обвиненного во вражеской деятельности, и больше не считают его своим мужем и отцом. Прочитавший письмо Виктор окинул недоумевающим взглядом Антона, а выпавший из его рук листок бумаги медленно, словно нехотя, начал падать на пол.
   - Радоваться надо, а не переживать, Дмитрий Семенович, - тихо проговорил подхвативший бумажку на лету Антон. - Ваши дети и внуки уже вне подозрений слишком рьяных в приклеивании вражеских ярлыков местных властей.... Теперь вы уже можете о них больше не беспокоиться....
   - О чем ты говоришь, Антон!? - оборвал его вполне искренне возмущенный содержанием письма профессора Виктор. - Чему надо Дмитрию Семеновичу радоваться!? Как можно радоваться, что дети уже начинают отказываться от своих недостойных, с их точки зрения, родителей....
   - Виктор, у тебя на свободе осталась только одна мать? - поинтересовался у друга Антон.
   - Только одна мать, - подтвердил Виктор. - Мой отец погиб еще в Гражданскую войну.... Я его совсем не помню....
   - Твоя мама, Виктор, уже прожила свои лучшие годы.... Она ничего не потеряет, не отказываясь от своего обвиненного во вражеской деятельности сына, а вот у Дмитрия Семеновича есть дети и внуки.... У них вся жизнь впереди. Если бы они сейчас не оказались от отца, то можно уже даже и не гадать, какая тяжелая судьба их ожидала бы в дальнейшем в нашей свихнувшейся на врагах народа стране. В этом случае даже самый захудалый писарь в какой-нибудь конторе и тот постарается упрекнуть их во вражеской деятельности отца. Я не сомневаюсь, что близкие и родные люди по-прежнему любят Дмитрия Семеновича, но наша сегодняшняя действительность не дает им другого выхода для продолжения жизни.... Они еще совсем молодые, чтобы губить свои жизни в лагерях....
   - И то, правда! - воскликнул, наконец-то, понявший друга Виктор. - Дмитрий Семенович, вы же все слышали! Не переживайте!.. Ваши родные и не думали от вас отказываться! Они только отвели от себя излишние подозрения! Вас они по-прежнему любят и ждут....
   Теряющий под своими ногами почву человек хватается за любую подвернувшуюся ему спасительную соломинку. Не был исключением из этого общего правила и профессор. Он, несмотря на свой богатый опыт и свои немалые знания законов развития человеческой жизни, тут же клюнул на подброшенную ему Антоном наживку. Ему, как и всем остальным в то время людям, было намного легче понять, что дети не совсем от него отказываются, а только застраховали себя от преследования власти. И он уже, после убедительных слов Антона, уверенный, что, если бы был в это время рядом с детьми и женой, то лично сам непременно настаивал бы на подобном их решении, немного пришел в себя. Счастье любого из них было для него всегда дороже собственной жизни.
   - А я-то, дурак, еще переживал, - посмеялся над собою смущенный профессор. - Но, все равно, как же обидно терять, пусть и для вида, дорогих сердцу людей.
   - А что поделаешь, - развел в ответ руками Антон, - нам, как видно, еще ко многому в жизни придется привыкать.
   - Трудно со всем этим непотребством соглашаться моей старой голове, - уныло проговорил профессор. - Что же это такое твориться со всеми нами в сегодняшнее время? И куда мы, в конце концов, придем с подобным отношением к людям?
   - Люди! - с презрением выкрикнул все еще негодующий Виктор. - Эти люди от нас отказались и загнали в эту переполненную смрадным дерьмом яму! Мы им совершенно не нужны! У них сейчас есть совсем другие кумиры, по которым они сами себя равняют и кому старательно подражают!
   - Ты не прав Виктор, - не согласился с ним Антон, - не все советские люди нас сюда загнали, а всего лишь жалкая кучка нравственно опустившихся отщепенцев, которые очень не желают лишаться своих мест у общественной кормушки, которые спят и видят себя на самой вершине власти. Я не сомневаюсь, что со временем Советский народ во всем разберется и каждому из этих самых настоящих врагов народа воздаст по заслугам.
   - Народ разберется, - с иронией передразнил друга Виктор, - разберется тогда, когда нас уже не будет в живых. Если уже совсем не запутается в их заведомо ложных наветах на честных и совестливых людей. Эти же по твоим словам, Антон, отщепенцы добровольно сдаваться простому народу не станут. Они не успокоятся, пока не доведут легковерный Советский народ до нищеты, пока не лишат его завоеванных прав и свобод.
   - Не надо раньше времени унывать, друзья, - остановил их спор вмешавшийся профессор. - Да, нам сейчас нелегко, но жизнь все равно прекрасна и намного приятнее, чем смерть. Лучше скажите мне, чему вы, идя по бараку, так только что радовались?
   - Антон стал отцом.... У его подруги на воле родился сын, - объяснил ему Виктор.
   - Прости меня, дружочек, за уныние, - смущенно проговорил сразу же оценивший радостное известие для Антона профессор и, соскочив с нар, прижал Антона к себе и трижды поцеловал. - У тебя сегодня такая радость....
   - Радость заключенного всегда граничит с унынием, - простительно улыбнувшись пожилому человеку, заметил Антон. - Я сегодня самый счастливый на свете человек....
   - Вот еще одно доказательство, что жизнь продолжается, - тихо проговорил обнимающий своих друзей профессор. - Сегодня в нашем запутанном мире стало на одного отца меньше, но в тоже время объявился другой счастливый отец. Поэтому сейчас, если вы мне позволите, друзья мои, я расскажу новоиспеченному отцу одну очень даже поучительную историю.
   Не желающие упускать возможность послушать интересную историю друзья тут же опустились на нары, а профессор, после негромкого откашливания, начал свой рассказ:
   - Эти события происходили еще в самом начале сотворения небесным Творцом нашего мира. На берегу непомерно глубокого Синего моря росло высокое дерево, верхушку которого облюбовал для устройства своего гнезда гроза всех обитающих в расположившейся возле моря огромной пустыне мелкой живности сильный гордый орел. Было у этого орла трое маленьких, не успевших еще опериться, орлят. Еды для прокормления семьи орла в пустыне было вдосталь. И орлята, радуя отцовское сердце, быстро подрастали. Уже недалек был тот день, когда они смогли бы самостоятельно вылетать вместе с отцом на охоту. Но однажды пронесшийся над пустыней разрушительный ураган мощным вихрем закружил возле старого дерева и, переломив его, как соломинку, швырнул в набежавшие морские волны. Долго кружился над побережьем орел, выискивая своих орлят и собрав их всех в одном месте, начал думать, а что ему делать дальше, куда ему следует перенести своих лишившихся родного гнезда детей. На морском побережье с этой стороны моря другого такого высокого дерева не было, и он, после недолгих раздумий, решил переселиться на другой берег моря. Переселиться туда, где темнели взметнувшиеся под самые небеса вершины отвесных гор. Решил и, размахивая своими сильными крыльями над разбушевавшимся морем, уверенно полетел вместе с вцепившимся в его спину когтями дрожащим от страха орленком.
   - Сынок!? - выкрикнул орел по дороге на другой берег моря орленку. - Хорошо ли ты себя ощущаешь, сидя на отцовской спине!?
   - Хорошо, папа, - жалобно пропищал в ответ орленок.
   - Будешь ли ты, сын, носить меня на своей спине, когда я состарюсь!? - продолжал расспрашивать своего птенца орел.
   - Буду, папа! - выкрикнул ему полумертвый от страха орленок.
   - Ты меня обманываешь! - с негодованием выкрикнул возмущенный его неискренностью орел и сбросил птенца со своей спины прямо в бушующее море.
   Всего лишь на одно мгновение донесся до повернувшего обратно к берегу орла его пронзительный крик, как жадные к любой добыче высоченные морские волны тут же подхватили отчаянно махавшего слабыми крыльями орленка и потащили его в морскую пучину. Орел, посадив на свою спину второго орленка, снова замахал крыльями над требующим от отца повторной жертвы уже прямо взбесившимся морем.
   - Сынок!? - снова крикнул птенцу орел, когда они подлетели к месту гибели первого орленка. - Будешь ли ты носить меня на своей спине, когда я состарюсь, когда силы оставят мое тело!?
   - Буду, папочка! - пропищал в ответ полумертвый от страха орленок.
   - И ты тоже нагло врешь своему отцу! - вскрикнул от негодования взбешенный орел и бросил птенца в подножье взметнувшейся над морем огромной волны.
   Жалость к своим безвременно оставившим этот мир детям не позволила ему тут же улететь за своим остающимся на берегу моря третьим орленком. И он еще долго кружил над местом гибели своих орлят с горестными выкриками. Но принявшее его вторую жертву море вместо того, чтобы, испив сладкую кровушку орленка, успокоиться и утихнуть, до того сильно самого себя растравило, что, не в силах сдержать мгновенно переполнивших его нестерпимых желаний, утратило над собою всякий контроль. Оно уже не просто с прежней злобою билось оглушительными прибоями в своих берегах, а с неумолкаемым ужасным громыханием с каждым очередным мгновением все сильнее и все страшнее омерзительно плевалась по пустынным пляжам и прибрежным скалам высоченными волнами. Растекающаяся по всему побережью поднятая из самой глубины соленая до ломоты в зубах вода еще не успевало отхлынуть обратно в море, как очередные разбушевавшиеся сегодня до сумасшествия огромные волны уже замахивались на пляжные пески и прибрежные отвесные скалы. Подобного яростного нетерпение очередной жертвы орлу еще видеть не доводилось. И он, опасаясь, как бы очумелое от крови его двух детей море не затащила в свою ненасытную утробу и его самого, вынужден был подниматься все выше и выше.
   - Сынок!? - выкрикнул орел, подлетая к месту гибели двух своих орлят. - Будешь ли ты носить меня на своей спине, когда я состарюсь!?
   Долго молчал спокойно сидящий на его спине орленок, а отец опасающийся, что и третий орленок захочет его обмануть, не торопил с ответом. Но это долгое молчание еще больше бесило нетерпеливо ожидающее третью жертву море. Несший на своей спине орленка отец уже был вынужден лететь на предельной для него высоте, но и там его уже начали доставать брызги от торопящих его жадных языков волн.
   - Что же ты молчишь, сынок!? - не выдержав угнетающего напряжения, прокричал орел. - Или ты не захочешь носить тогда на спине своего папочку!?
   Орленок, окинув взглядом разбушевавшуюся внизу стихию, храбро пропищал:
   - Я не буду носить тебя на своей спине, отец! У меня к этому времени уже будут свои дети!
   Онемевшее от храбрых слов орленка море притихло. И уже совсем скоро только мелкая рябь на его поверхности напоминала летящему орлу с орленком на спине об его недавнем бесновании.
   Бес беззаботно порхал по своему цветнику и был вполне доволен своим нынешним положением. Его гарему, наверное, позавидовал бы любой восточный султан. Особенно, если бы тот узнал, что он приносит бесу намного меньше хлопот, чем ему. Держа своих красоток в постоянном страхе снова оказать в зоне, куда он немедленно выдворял провинившуюся или слишком строптивую красавицу, бесу с легкостью удавалось поддерживать в гареме безукоризненное послушание и покорность его воле и желаниям. К тому же за содержание его гарема расплачивалось благодарное за его нелегкую службу государство. Купающийся в ласках лагерных красавиц бес уже мог и не желать для себя еще лучшей жизни, если бы немало его огорчающая неуступчивость Оксаны. Девушка постоянно отвергала все его знаки внимания и даже наотрез отказалась от еще неслыханного для заключенного обещанного им в обмен за удовлетворение похотливых вожделений беса права жить вне зоны в отдельном домике.
   - Что ты еще от меня хочешь!? - с раздражением выкрикнул встретивший Оксану в зоне бес.
   - Я вполне удовлетворена тем, чем сейчас обладаю, - тихо проговорила Оксана. - Я хочу только одного: добросовестно отбывать свое наказание за совершенный проступок.
   - Но я в силах помочь тебе быстрее загладить свою вину перед властью, если ты не откажешь мне в маленькой просьбе, - вкрадчиво проговорил бес.
   - Я благодарю вас за желание мне помочь, но не считаю для себя возможным очиститься перед властью раньше назначенного мне срока, - отклонила его предложение Оксана.
   Прозвучавшая в ее словах откровенная насмешка до того сильно ударила по самолюбивому бесу, что он, всегда отличающийся среди лагерного начальства своей леденящей кровь притворной вежливостью, на этот раз не сдержался и злобно зашипел:
   - Если бы я не опасался за твою красоту и не был уверен, что тебе, все равно, от меня не отвертеться, то сгноил бы тебя в забое....
   Взбешенный бес, не отвечая на приветствие охранников, выскочил, как ошпаренный, из проходной. А бедная Оксана присоединилась к уже начавшей выстраиваться в колонну для следования на работу своей бригаде. Сегодня она получила очередное послание от своих родителей и, омыв дорогой клочок бумаги горькими слезами, с теплой улыбкою читала об удивительной встрече ее отца с лесовихой, которая предрекла ей счастье в заключении.
   - Где я найду это свое желанное счастье в зоне? - подумала она, разрывая записку на маленькие кусочки. - Если оно исходит от начальника лагеря, то я в таком своем счастье не нуждаюсь.
   - Мама! Мамочка! - прокричала вбегающая в квартиру Соня.
   - Что случилось, доченька!? - забеспокоилась выскочившая ей навстречу Елена Константиновна.
   - Он мне написал! Я получила от него письмо! - поделилась с мамою своей радостью размахивающая конвертом ликующая Соня.
   - Успокойся, доченька, - прижимая свою зареванную от счастья взрослую девочку к груди, ласково прошептала Елена Константиновна. - Вскрывай конверт, и мы вместе почитаем письмо.... Я просто сгораю от нетерпения как можно скорее узнать о судьбе нашего Виктора.
   Они присели на диван, и Соня, оторвав от конверта верхний краешек, извлекла из него двойной лист из обычной ученической тетради. В этот день они уже больше ничем не занимались. Перечитывая вслух написанное Виктором письмо, они еще долго обсуждали каждое написанное в нем слово.
   - Я такая счастливая, мамочка, - тихо нашептывала уткнувшаяся в материнское плечо Соня. - Наконец-то, все стало на свои места.... Я снова обрекла своего Виктора.
   - Будь очень осторожной, дочка, при написании Виктору ответа, - с болью всматриваясь в светившееся счастьем лицо дочери, наставляла забывшую обо всем на свете Соню Елена Константиновна.
   - Почему, мамочка? - переспросила не понимающая ее слов Соня
   - Потому, дочка, что письма к заключенным проверяются, и любое твое неосторожное слово может повредить мне и тебе, - объяснила ей Елена Константиновна.
   Недовольно покусывая свои пунцовые губки, Соня просидела над ответным письмом Виктору до самой полуночи. Нелегко воспитанной девушке самой признаваться в своих чувствах к парню, но еще намного труднее писать о них, когда заранее знаешь, что твое письмо будет читать посторонний человек. Представляя себе его снисходительную ухмылку, Соня просто бесилась бессильной яростью и краснела, как рак. Мысли ее путались, и письмо у нее получилось совсем не таким, каким она хотела его написать.
   - Ничего страшного, - с грустной улыбкою прошептала она, запечатывая конверт, - если Виктор меня любит по-настоящему, то все поймет.
   И утром, весело постукивая по тротуару каблуками модных туфелек, она подбежала к почтовому ящику и опустила в него письмо.
   - Лети моя весточка к милому дружку! Пусть он, как можно скорее, узнает о моих к нему чувствах и моем решении непременно дождаться его освобождения, - весело прощебетала она вслух и заторопилась к уже виднеющемуся зданию института, недовольно оглядываясь на упрямо шагающегося вслед за нею смущенного молодого парня. - Вот навязался на мою голову, - недовольно буркнула сердито поджимающая свои немного припухлые губки Соня. - Неужели до этого приставалы все еще не доходит, что он мне просто безразличен....
   Соня, зная, что ее прилипчивый поклонник был сыном начальника мамы, поначалу, не желая обострять с ним отношения, заставляла себя терпеть его навязчивые ухаживания. Но сегодня, когда она снова обрела для себя Виктора, ей подумалось, раз она твердо решила дожидаться освобождения нравившегося ей друга детства, то она уже больше не должна терпеть возле себя другого прилипчивого ухажера. Принявшая для себя окончательное решение Соня не только не поощрила покорно следовавшего за нею парня ни одним своим взглядом, но и, после окончания лекции, демонстративно пересела на другое свободное место.
   - Если он даже теперь не поймет, что ему со мною ничего не светит, то мне уже придется придумывать, как от него отделываться, более действенными средствами, но в разумных пределах, - подумало она, с мрачным удовлетворением посматривая на обиженно сопевшего Сисина Виктора. - Мне в дополнение к нынешним проблемам еще не хватает разборок мамы с его отцом.
   А в том, что Виктор Сисин способен пожаловаться своему отцу на ее недостаточное к нему внимание. Саня почему-то не сомневалась. Весь его приниженный вид ясно ей говорил, что он еще тот маменькин сынок, а из того, что никто из студентов не набивался к нему в друзья, можно было предположить, что с ним никто не только не хотел связываться, но и даже вряд ли воспринимали его всерьез. На курсе он ни для кого не был авторитетом, и все, даже зная о занимаемой его папашею должности, относились к нему, как к пустому месту. Сисин Виктор, числясь студентом их курса, имел полное право находиться среди них, но это еще не означало, что остальные студенты считали его достойным собеседником и хорошим товарищем. С ним не только никто не советовался, но и даже у него никто не просил помощи и поддержки. Студенты просто не обращали на его присутствия среди них никакого внимания и никакие увещевания со стороны руководства института не могли на них повлиять, чтобы изменить к сыну могущественного папаши свое отношение. Но ожидания Сони не оправдались. После окончаний занятий в институте, Виктор Сисин снова, не обращая внимания на ее уничтожающие взгляды, покорно шел следом за нею.
   - Вот видишь, - придерживая уже намерившего последовать за Соней Ираклия, недовольно буркнул Павел, - одному пишет письмо, а другой ее домой провожает. Мне это уже совсем не интересно.... Пойдем лучше ко мне, я там хоть со своей Юленькою поиграю.
   Елена Константиновна вложила в черную папку поступившие к ней на подпись к начальнику документы и, внимательно осмотрев себя в зеркале, постучала в дверь.
   - Если вы никуда не торопитесь, то я попрошу вас немного задержаться, - любезно указав ей на стул, проговорил просматривающий документы начальник.
   - Что ему могло еще от меня понадобиться? - с тревогой перебирая про себя события последних дней, подумала присаживающаяся на краешек стула Елена Константиновна.
   - У вас красивая дочь, Елена Константиновна, - тихо проговорил, отрываясь от бумаг, начальник.
   - Он узнал о переписке Сони с Виктором, - с ужасом подумала она и, еле сдерживая вырывающийся из нее крик отчаяния, глухо из себя выдавила. - Мне трудно судить о своей Соне, Владислав Борисович. Мы, мамы, редко бываем довольными своими дочерьми....
   - Не скромничайте, Елена Константиновна, - перебил ее начальник, - мой олух уже все уши прожужжал мне с женой о вашей дочери. Они, оказывается, учатся не только в одном институте, но и даже на одном курсе.
   - Я ничего об этом, Владимир Борисович, не знала, - с вполне искренним удивлением проговорила не знающая, что ей думать о новой свалившейся на бедную голову ее дочери беде, Елена Константиновна.
   - Мы уже так долго работаем вместе, а друг о друге не знаем практически ничего, - не без сожаления проговорил начальник. - Все дела и дела.... Эти нескончаемые дела до того нас закручивают, что мы ни о чем подобном не думая и не подозревая, могли бы стать близкими родственниками.
   - Не беспокойтесь, Владислав Борисович, - поторопилась заверить его Елена Константиновна. - Я поговорю с Соней.... Она будет знать свое место....
   - Я совсем не об этом, Елена Константиновна, - оборвал ее недовольно поморщившийся начальник. - Я хочу сказать, что нам не стоит вмешиваться в дела современной молодежи. Пусть они сами выясняют между собою отношения.... Мы же живем сейчас не в мрачном средневековье, а вполне современные люди. Мы не можем и не должны поддерживаться бытующих раньше в России предрассудков.
   Уже прямо умирающая от мгновенно переполнившего ее ужаса Елена Константиновна не помнила, как схватила протянутую ей папку и поторопилась выскочить из кабинета начальника. В этот день работа у нее не ладилась. Она, тщательно продумывая свой разговор с Сонею, подыскивала для себя самые понятные и убедительные слова и с нетерпение дожидалась окончание рабочего дня. Нет, не может оставаться материнское сердце спокойным в то время, когда над ее единственной дочерью сгущаются темные тучи приближающейся беды. Это же встревоженное материнское сердце и подгоняло сейчас обеспокоенную Елену Константиновну до самого ее дома.
   - Что с тобою, мама!? - вскричала Соня, когда она вся в расстроенных чувствах вбежала в квартиру. - На тебе уже прямо нет лица!..
   Но с трудом переводящая свое дыхание Елена Константиновна молчала, не зная с чего ей начать разговор с собственной дочерью. Все ее заранее приготовленные переполненные материнским гневом и отчаянием слова тут же испарились при виде сжавшейся в неприятных предчувствиях дочери. Любовь и жалость к своему самому близкому и родному человеку переполнили ее и, став комом в горле, не позволяли ей говорить ни одного слова.
   - Мама, почему ты молчишь!? - выкрикнула растирающая кулачками полившиеся из ее глаз слезинки Соня. - Мама, какая еще беда нам угрожает!? Расскажи мне, что могло тебя так сильно встревожить!?
   - Ты сама ответь мне дочка, какие у тебя отношения с сыном моего начальника!? - наконец, выдавила справившаяся с собою мать.
   - А ты откуда узнала о моих с ним отношениях, мама!? - переспросила не ожидающая подобного вопроса матери Соня.
   - Значит все, о чем мне сегодня рассказал мой начальник, правда, - устало буркнула Елена Константиновна и, отвернувшись от ничего не понимающей дочери, прошла на кухню. - А я-то, дура, еще думала, что ты любишь Виктора, а ты, оказывается.....
   - Мама, замолчи! - с негодованием оборвала ее Соня. - О чем ты только говоришь!? У меня нет, и никогда не было с сыном твоего начальника никаких отношений!
   - Не бывает дыма без огня, доченька, - возразила ей из кухни мать. - Зачем ты меня обманываешь? Разве я против твоих встреч с понравившимися тебе парнями? Я только хочу, чтобы ты была честной девочкою и не тешила напрасными надеждами Виктора. Ему в зоне и так нелегко приходится. Или ты думаешь, что родители твоего нынешнего ухажера не узнают о твоей переписке с обвиненным во вражеской деятельности заключенным?
   - Мама, зачем ты меня обижаешь!? - выкрикнула сквозь рыдания Соня. - Как ты можешь обвинять свою дочь, даже не выслушав ее!?
   - Я слушаю тебя, дочка, - недовольно буркнула из кухни мама. - Только на этот раз ты мне расскажешь обо всем, ничего не утаивая.... Ты еще и сама, наверное, не понимаешь, в какую беду ты можешь попасть. С сыновьями офицеров Политического управления шутки, дочка, не шутят.
   Продолжающая всхлипывать Соня рассказала матери о преследовании ее с самого начала учебы в институте сыном ее начальника.
   - Но ты же знала, кем и где работает его отец? - не удержалась от упрека немного смягчившаяся Елена Константиновна. - Неужели несчастье с Виктором тебе ничему не научила? Ты поступаешь очень неосторожно, дочка? Так ты говоришь, несмотря на то, что ты всегда показываешь ему свое нежелание иметь с ним хоть какие-то отношения, он от тебя, все равно, не отстает.
   - Ходит за мною, как привязанный, - пожаловалась Соня. - Уже все подружки приписывают мне его в ухажеры.....
   - Очень плохо, что все увидели, как этот сынок моего начальника за тобою бегает, - задумчиво проговорила Елена Константиновна. - Так, чего доброго, можно будет и обозлить самого Владимира Борисовича, а нам ссоры с ним ни к чему.... Тебе, дочка, не следует показывать своим подружкам, что он тебе неприятен. Делай вид, что ты сама ни о чем таком с его стороны не догадываешься. Постарайся при разговоре с ними даже не упоминать его имени.
   - Но тогда я от него никогда не избавлюсь, - возразила ей Соня.
   - Это, дочка, будет зависеть только от тебя самой, - строго заметила ей Елена Константиновна. - Тебе все время придется быть очень осторожной, и делать все от тебя зависящее, чтобы никогда не оставаться с ним наедине.
   - Может, мне перевестись в другой институт? - подумала вслух Соня.
   - Ни в коем случае, дочка, твой неожиданный перевод в другой институт может нам только навредить, - не согласилась с нею Елена Константиновна, - но ты можешь попробовать менять дорогу в институт. Ты, например, можешь, пройдя через двор, выйти к трамвайной остановке и доехать на трамвае до института. Если он будет и там тебя подкарауливать, ты можешь ходить в институт прежним путем. Не помешает тебе время от времени вслух делиться с подружками о своих встречах с парнями.
   - С какими парнями, мама? - переспросила ее Соня. - Ты же и сама знаешь, что мне нужен только один Виктор. Ни с какими другими парнями я не собираюсь встречаться....
   - С парнями, рожденными в твоем воображении, - терпеливо объяснила ей Елена Константиновна. - Разве это важно? Главное, чтобы он убедился в твоей ветрености, что ты не можешь быть девушкою сына такого могущественного отца.
   - Смогу ли я пойти на подобное притворство, мама, - засомневалась Соня. - Подобное поведение мне очень не нравится....
   - Не можешь, тогда выходи за этого слизняка замуж! - сердито буркнула недовольная щепетильностью дочери мать. - А не хочешь выходить за него замуж, тогда делай то, о чем я тебя сейчас говорю. Ты, дочка, не сможешь задерживаться в институте, после окончания занятий?
   - Конечно, могу.... Всегда можно напроситься на дополнительные консультации, а то и в какой-нибудь кружок записаться....
   - Лучше набиваться на консультации, - одобрительно буркнула Елена Константиновна. - В кружок он и сам вслед за тобою потянется.... После работы я сама буду забирать тебя из института. Не осмелится же он набиваться тебе попутчиком в моем присутствии. Не переживай, дочка, мы, объединив усилия, сумеем убедить этого слизняка от тебя отказаться.
   - И зачем я только родилась в такое непростое время? - еле слышно прошептала прижавшаяся к теплому материнскому плечу Соня.
   - Мы, доченька, не можем подбирать время для своего рождения, - грустно проговорила Елена Константиновна и, поцеловав дочку в щечку, ушла в свою комнату.
   - Из-за чего только страдает эта еще совсем невинная девочка, - с тяжелым вздохом проговорил Ираклий хмурому Павлу. - Раньше ей избавиться от нелюбого ухажера было проще пареной репы. Послала бы она его тогда к чертовой бабушке и все ее сегодняшние проблемы тут же были бы разрешены. Что же они вытворяют с людьми эти сукины дети?.. Ведь эти изверги тоже совсем недавно ощутили самих себя людьми, до этого они были, как и все русские люди, просто голь перекатная. Недаром люди никогда не доверяются тем, кто из грязи сразу же попал в князи. Люди не сомневаются, что и новые князья тоже будут все время норовить, по возможности скорее, стать такими же барами, против которых они раньше боролись.
   - Ты сейчас сказал очень правильные слова, старик, - поддержал его ворчливое сетование Павел. - И откуда только это серое ничтожество так глубоко укоренило в нашей жизни корни? Я и представить себе раньше не мог, что наше Политическое управление вместо того, чтобы защищать Советский народ, превратится в такое уродливое страшилище. Что оно в своем зверином ожесточении против так называемых врагов народа начнет давить и третировать среди русских людей все самое лучшее и передовое. Эх, если бы жил еще товарищ Держинский, и если бы товарища Сталина не окружали самые настоящие враги и предатели, то всем этим извергам уже давно не было в наших органах места. Но не долго им издеваться над простыми советскими людьми. Придет время, и наш мудрый товарищ Сталин непременно обнажит советским людям их уродливые лица.
   - Так, - задумчиво проговорил леший, - ты, парень, не склонен приписывать все эти безобразия высшему руководству сегодняшней России, ты все еще не сомневаешься в правильности избранного ими направления развития Советского народа.
   - Конечно, нет! - с негодованием отверг все подозрения лешего на этот счет Павел. - Я ни на одно мгновение не сомневаюсь в правильности бессмертных идеях товарища Ленина и его верного последователя товарища Сталина. Наши вожди не виноваты, что в сегодняшней России все еще существует бесчисленное множество хитрых и изворотливых врагов, что эти злейшие враги народа уже успели проникнуть даже в высшие эшелоны Советской власти. С бессмертными идеями Ленина и Сталина связывает все прогрессивное человечество свое будущее, свою извечную мечту о свободе и процветанию простого человека.
   - И ты все эти безобразия еще называешь свободою? - переспросил его с лукавой ухмылкою леший.
   - Нет, Ираклий, я все эти безобразия свободой не считаю. С тобою Ираклий разговаривать о серьезных вещах просто невозможно, - с раздражением буркнул недовольно поморщившийся Павел. - И в этом ты сам виноват. Сколько раз я предлагал тебе ознакомиться с основами марксизма-ленинизма? Мы еще не доросли до настоящей свободы. Нас все еще душат неискоренимые в наших душах родимые пятна прежней навек проклятой прошлой жизни русского народа. Возьми любую советскую газету и в ней ты найдешь уже давно набившую многим людям оскомину фразу, которая недвусмысленно утверждает, что революция продолжается. Ты, старик, хотя бы немного вникаешь в глубокий смысл этого утверждения?
   - Нет, я смысл этой фразы не понимаю, - честно признался леший. - Как может продолжаться то, что уже давно свершилось? Объясни мне, если можно, заложенный в этом утверждении, по твоему мнению, глубокий смысл простыми словами....
   - Эта фраза говорит о том, дорогой мой Ираклий, - со снисходительной улыбкою проговорил Павел, - что в семнадцатом году нынешнего столетия мы только сбросили со своей шеи ярмо империализма, а его корни из себя мы сейчас и выкорчевываем. Мы сейчас старательно выкорчевываем из нашего советского общества все то, что мешает нам строить счастливое будущее для всех людей. Это дела, как ты уже и сам понимаешь, очень непростое. На этом невероятно трудном, но и очень благородном, пути нас могут поджидать неизбежные просчеты, ошибки и самые неприятные сюрпризы. Но раз мы выдвинули лозунг непременно построить для всех людей счастливое будущее, то мы уже не имеем никакого права сворачивать с этого пути. Теперь ты уже, наверное, можешь и сам понять, почему советские газеты утверждают, что революция продолжается. Извини Ираклий, но проще я тебе уже объяснить не могу....
   - И незачем.... Я и так уже все понял, - с еле заметной лукавой ухмылкою недовольно буркнул Ираклий. - Одно мне непонятно: как вы увидели эти корни в Антоне, в Викторе и в других ни в чем не виноватых людях, с которыми мы встречались в лагере заключенных?
   - Эти несчастные люди, если можно так выразиться, издержки производства, - ответил долго подыскивающий нужные слова Павел. - Пойми Ираклий, если рубят лес, то непременно разлетаются по всем сторонам и щепки. Когда идет борьба не на жизнь, а насмерть, то вполне возможно, что пострадают и невиновные люди. Здесь уже ничего не поделаешь.... Такова уж наша земная жизнь, в которой просто невозможно все переделать и перестроить по одному только нашему желанию. Люди, старик, не роботы, перевоспитывая их для будущей счастливой жизни, всегда требуется не только немало знаний и способностей, но и еще много-много времени.
   - Значит, студентка Соня и ее мама просто издержки производство, - возразил Павлу насмешливо хмыкнувший Ираклий. - Но во имя чего будут загублены их судьбы, а может и жизни? Во имя чего вы плодите такую жестокую несправедливость на своей родной земле?
   - Во имя всеобщего счастья трудящихся людей! - с неожиданной злостью проговорил Павел. - А счастье без борьбы и без жертв, как уже давно всем известно, не бывает!..
   - Я, парень, никак не пойму, что ты хочешь доказать мне этими своими трескучими фразами!? - парировал неприятно скривившийся леший. - Из твоих слов можно сделать вывод, что во имя будущего всеобщего счастья уже живущие на земле люди должны расплачиваться собственным счастьем сегодня? И кто же так за них решил? Кто дает вам право без спроса распоряжаться счастьем нынешнего поколения? Не лучше ли оставить заботу о собственном счастье будущими поколением? Так, по моему мнению, было бы намного справедливей?
   - Вот из-за таких, как ты, Ираклий наша революция и продолжается, - с ноткой превосходства проговорил Павел, забывая, что Ираклий не человек, а леший. - Если бы все честные русские люди были немного ответственнее и, не взирая на прежние заслуги и должности, передали в руки правосудия всех, кто нам мешает жить, то это счастливое будущее уже наступило бы для них прямо сегодня.
   - Интересно было бы посмотреть, сколько вас, достойных всеобщего счастья, тогда осталось бы в России? - не упустил для себя возможность, чтобы съязвить Ираклий. - Сто, двести, или, вполне может быть, что всего лишь один человек?..
   - Нас, простых людей, миллионы! - с презрительной усмешкою отрезал лешему Павел. - Я не позволял тебе, старик, издеваться над нашими святынями!
   - Много ли ты Павел видел честных людей в органах, в которых я с тобою уже успел побывать? - спросил его, после продолжительной паузы, Ираклий.
   - А как им сохранить свою честность в то время, если ими руководят бесчестные люди? - вопросом на вопрос ответил Павел.
   - Вам бы, парень, вместо поисков врагов народа, поискать среди себя достойных будущего всеобщего счастья, - посоветовал Павлу осветившийся торжествующей ухмылкою леший. - Поместите их на необитаемом острове и наглядно показывайте всем, как надо жить и работать во имя окончательного торжества вашей справедливости. Только вот, к сожалению, нам среди ваших органов честные люди еще не попадались. И куда же только они могли так сразу из ваших могущественных органов разбежаться?
   - Не попадались, потому что ты специально мне подсовывал самые настоящие отбросы общества! - с негодованием выкрикнул возмущенный словами лешего Павел. - Можешь даже не стараться.... Тебе никогда не удастся поколебать во мне верность нашей святой веры во всепобеждающий марксизм-ленинизм!
   - Если генералы и полковники отбросы общества, то я уже даже и не знаю, как мне обозвать всех остальных людей в твоих органах, - продолжал подначивать Павла Ираклий, как вдруг, оборвав самого себе, предложил. - А не отомстить ли нам, Павел, твоему вероломному другу, а заодно очистить твои любимые органы хотя бы от одного подлого человека?
   - С удовольствием, - с охотою согласился с лешим Павел, - только учти, старик, что я хочу проучить его вовсе не за то, что он спит с моей женою, а только потому, что он позорит высокое звание советского чекиста.
   Проводив утром Соню в институт, они, пользуясь своей невидимостью человеческими глазами, с легкостью пробрались в приемную генерала.
   - Что мы должны будем в этом кабинете узнать или услышать для примерного наказания секретаря моего бывшего начальника? - поинтересовался Павел у лешего.
   - Подожди еще немного и сам все поймешь, - проворчал удобно устраивающийся на мягких стульях Ираклий.
   Вокруг них суетились очумелые от сваливающихся на их бедные головы бесчисленных дел люди. Наблюдая за ними, Ираклий не уставал рассуждать с Павлом, как служащие Политического управления любят придавать немалую важность и значение для совершенно бесполезного дела. Бесчисленные звонки и сухие казенные ответы секретаря, казалось, ничем не привлекали к нему внимание лешего, но ближе к полдню, услышав в голосе секретаря игривые нотки, Ираклий насторожился.
   - Думаю, что к половине первого часа дня я освобожусь, - проговорил невидимому собеседнику секретарь и положил телефонную трубку на место.
   - У нас еще два с половиною часа в запасе! - выкрикнул уже на ходу Ираклий Павлу. - Но будет лучше, если мы поторопимся!..
   Бежать им долго не пришлось. Секретарь жил в доме, который располагался всего в нескольких кварталах от здания Политического управления.
   - Какие окна выходят из его квартиры? - спросил не без труда переводящий свое участившееся дыхание леший у Павла.
   - Да, вон они, - указал Павел на поблескивающие под ярким солнечным освещением безукоризненной чистотою окна и недовольно буркнул. - Отсюда не видно: открыты они или нет.
   - Разберемся на месте, - беззаботно буркнул леший и, схватив Павла под руки, поднялся вместе с ним на уровень пятого этажа.
   Им повезло, одно из окон квартиры секретаря генерала было немного приоткрыто, и они без особого труда проникли в квартиру. Ираклий присел за стол и, не торопясь, написал на стандартном листе бумаги крупными буквами: "Ваш муж в половине первого встречается со своей любовницею".
   - Ну, и как неплохо у меня получилось? - спросил у Павла леший, перечитывая записку вслух и указывая в ней адрес встречи возлюбленных.
   - Просто замечательно, - похвалил его Павел. - На что другое доброе и похвальное, а уж на пакости у тебя, старик, рука набита.
   Не обратив внимания на добавление Павла, леший аккуратно свернул записку и пошел на кухню, откуда до них доносился разгневанный голос хозяйки.
   - Сколько еще я должна делать тебе замечаний!? - возмущалась хозяйка понуро стоящей перед ней служанкою. - Или ты, вознамерившись довести меня своей нерасторопностью до сердечного приступа!? Ты, негодная, все это делаешь нарочно, только для того, чтобы мне досадить!?..
   Леший подбросил записку под ноги хозяйки и, прислонившись к дверному косяку, с интересом вслушивался к вылетающей изо рта жены секретаря отборной брани.
   - И это ты называешь мытьем полов! - указывая рукою на пол, визгливо выкрикнула хозяйка. - Да, ты его еще даже не подметала, мерзавка!
   - Я его подметала, - оправдывалась перед нею поникшая служанка. - Или вы видите на полу хотя бы одну соринку?
   - А это, что!? - злорадно указала хозяйка на подброшенную лешим бумажку. - Или ты, лентяйка, уже совсем ослепла!?
   - Эту бумажку вы сами, наверное, только что обронили, - возражала заливающаяся слезами служанка. - Она даже не измята, а аккуратно сложена. Разве это мусор!?..
   - А я сейчас узнаю, что это за бумажка, - злобно буркнула поднимающая ее с пола хозяйка. - Это, наверное, одна из твоих любовных записок, потаскуха?
   - Какая еще любовная записка? - возразила хозяйке понурая служанка. - Зачем вы наговариваете на меня напраслину?
   - Сейчас я тебе все объясню, - злобно буркнула хозяйка и, развернув листок, начала читать записку вслух. - Ваш муж.... Что это все значит!? Отвечай, негодница! Откуда эта бумажка появилась на моей кухне!? Кому захотелось оклеветать моего мужа!?
   - Не знаю, - выдавила из себя сквозь слезы насмерть перепуганная служанка. - Клянусь вам, что я не знаю, как это бумажка попала на вашу кухню!
   - Дождешься ты у меня, милочка! - пригрозила торопливо натягивающая на ноги туфли хозяйка. - Я съезжу по этому адресу и проверю! Если все в этой записке не подтвердиться, тог ты тогда у меня попомнишь! В тюрьме сгною за клевету на моего мужа!
   - Ну, чем тебе не барыня? - подтолкнув стоящего рядом с ним Павла, спросил Ираклий.
   - Да, какая из нее барыня, - огрызнулся Павел. - Просто набитая дура.
   - У мужа этой дуры огромная власть в руках, - назидательно заметил ему леший.
   Разозленная хозяйка, схватив лежащую на комоде сумочку, выбежала из квартиры, а Павел с Ираклием спустились на землю через окошко.
   - Все, заваренная нами каша скоро закипит! - выкрикнул весь горевший от охватившего его возбуждения леший.
   - А ты и рад, - недовольно буркнул непонятно почему пожалевший секретаря, над которым уже с его помощью начали сгущаться тучи, Павел.
   Подбежав к нужному им дому, они проникли через приоткрытое окошко в квартиру Павла. Павел тут же бросился к Юленьке, а леший поторопился открыть входную дверь.
   - Пусть поймает их прямо в постели, - прошептал с удовольствием потирающий лапами леший Павлу. - Так будет нам намного веселее....
   Поджидаемый ими концерт не заставил себя долго ждать. После стука громко хлопнувшей входной двери, голос жены секретаря загремел в спальне, в которой ее муж лежал на кровати в обнимку с женою Павла.
   Вопль разъяренной изменою своего супруга всполошил весь дом. Выскочившие из квартир соседи с недоумением заглядывали в раскрытые настежь двери квартиры Павла. Кое-кто из них даже осмелился заглянуть внутрь, но при виде кителя с офицерскими погонами выскакивали из квартиры, как ошпаренные. Никто не хотел быть свидетелем в этом деле и разделить негодование добропорядочной супруги секретаря. Площадки на лестнице опустели. И только изредка из приоткрытых дверей выглядывали испуганные женские лица. Они, не желая упускать подобный благоприятный момент разузнать о своей соседке по возможности больше, старательно прислушивались к разносившимся по всему дому крикам. Алена молча отбивалась от напавшей на нее разъяренной жены любовника, пока справившийся с пуговицами формы секретарь не схватил свою жену в охапку и не выволок ее из квартиры.
   Возвратившийся в этот день генерал не обнял, как обычно, выскочившую ему навстречу жену, а лишь, осмотрев ее внимательным взглядом, загадочно ухмыльнулся.
   - Что-то случилось, дорогой!? - воскликнула закрутившаяся около него встревоженная Холида.
   -Случилось не со мною, а с моим секретарем, - объяснил целующий ее в щечку генерал.
   - Неужели и у этого мерина тоже бывают неприятности!? - усомнилась в его словах недолюбливающая его секретаря Холида. - Он же живая инструкция и устав, а не человек.
   - Напрасно ты так непочтительно отзываешься о моем секретаре, - затрясся от распирающего его смеха генерал. - Сегодня он показал себя не мерином, а молодым резвым жеребчиком.
   - Не может этого быть!? - с неподдельным изумлением воскликнула Холида. - Да, он и обнять женщину, как следует, не сможет, так куда же ему, такому увальню, увлечь ее. Хотела бы я посмотреть на ту дуру, согласившуюся стать его любовницею.
   - Ты ее уже видела, дорогая.... Эта дура жена исчезнувшего при загадочных обстоятельствах старшего лейтенанта Кравченко.
   - Какую порядочную женщину разыгрывала из себя эта дрянь!? - вполне искренне возмутилась подобным известием Холида. - Вот и верь, после подобной ее связи с этим болванам, людям....
   - Ты зря судишь об этой несчастной женщине так строго, дорогая, - попытался возразить своей жене генерал.
   - А как еще я должна о ней думать!? - с притворным раздражением выкрикнула Холида. - Она же, подлая, соблазнила товарища мужа по службе!.. Разве может так поступать порядочная женщина!?
   За ужином подобревший генерал выдал жене и свою самую секретную информацию.
   - Ты еще больше удивишься, дорогая, - тихо проговорил посмотревшей своей жене прямо в ее очаровательные глазки генерал. - В этой неприглядной истории сыграла свою роль все та же немало портившая в свое время нервов и нам записка. Я поручил экспертам сличить написанные в записке сведения с подчерками всех своих сотрудников, но они ни к кому не подходят. Мистика, да и только....
   - Но за твоих сотрудников могли написать записку их знакомые, - не согласилась Холида с утверждением генерала. - Несхожесть подчерков не оправдывает вину твоих сотрудников в этом деле.
   - Ты, как всегда, права, моя дорогая, - прошептал целующий свою женушку в благодарность за вкусный ужин генерал. - Но и я сам не такой уж легковерный, чтобы меня можно было так легко обмануть....
   - Ты у меня еще тот орел, сокол мой ненаглядный, - нежно проворковала ласково к нему прижимающаяся Холида.
   - Дура жена моего секретаря, - проворчал укладывающийся в мягко постеленную кровать генерал. - Сама же себя и наказала....
   - Почему, дорогой, - поинтересовалась Холида.
   - Потому, что после подобного посмешища, я смогу доверить секретарю только район, да и то, как можно дальше от Москвы.
   - Туда ей и дорога, - равнодушно буркнула Холида. - Я вот о чем думаю, дорогой, не замешен ли твой секретарь в исчезновении старшего лейтенанта Кравченко? Любовь к его жене уважительная причина для устранения мужа. Он легко мог запрятать его куда-нибудь подальше, чтобы тот не мешал ему в любовных забавах с его женою.
   - Нет, - решительно отверг ее предположение генерал. - Офицер Политического управления ему не по зубам. Это не какой-то там профессор, чтобы взять и так просто без следа исчезнуть. Исчезновение старшего лейтенанта Кравченко очень загадочное и порою нам, кажется, вообще необъяснимое, но я нисколько не сомневаюсь, что со временем и оно раскроется. Мы не можем соглашаться с бесследным исчезновением наших людей. Наши люди должны быть уверены, что они надежно защищены законом, и что за них всегда найдется, кому постоять.
   - А кого ты назначишь на его место? - спросила Холида.
   - Не знаю, я еще об этом еще не думал, - равнодушно буркнул с широким зевком генерал.
   - А почему бы тебе не поставить на его место лейтенанта Иволгина? - предложила напоминающая генералу об их недавней размолвке Холида. - Мы его так тогда обидели....
   - Толковый офицер, - пробормотал уже засыпающий генерал. - Пожалуй, лучшей кандидатуры, чем он, мне не найти....
   - Ну, и мы тоже больше не будем вмешиваться в работу твоего Политического управления, - проговорил Ираклий Павлу, когда они вернулись в его квартиру, и не удержался, чтобы набиться на похвалу. - Очень даже поучительное было наше сегодняшнее приключение....
   - Какая там наука, - устало отмахнулся от него Павел. - Место одного прохвоста занял другой прохвост.... Еще неизвестно, какой из них на поверку окажется хуже. Как говориться: шила на мыло менять, только время понапрасну терять.
   - Да, твоему бывшему начальнику не везет на честных людей, - притворно посочувствовал Ираклий генералу.
   - А ему честные люди не нужны! - со злостью выкрикнул лешему Павел. - Эти пробравшие на самый верх генералы опасаются честных людей, как черти ладана! Они уже начали считать занимаемые ими места у общественной кормушки своими собственными, принадлежащими только им одним. Поэтому всеми правдами, а чаще всего неправдами, окружают себя полностью от них зависимыми людьми. Ум и честность они приписывают только себе, а все остальные люди для них только способ сохранить свою власть в неприкосновенности на долгие годы.
   - Наконец, и до тебя дошло, что вашей хваленой системе честные люди не нужны, - не преминул воспользоваться словами Павла в собственных целях по перевоспитанию порученного ему проклятого в нужном ему направлении леший.
   - Нет, ты меня не так понял! - решительно возразил ему Павел. - Я не сомневаюсь в честности и искренности товарища Сталина и многих других, находящихся в руководстве нашей Коммунистической партии людей, особенно из числа старой гвардии большевиков. И сколько еще работает внизу наших честнейших товарищей?..
   - Честные люди работают на бесчестных руководителей, - продолжал подначивать Павла не оставляющий надежды, в конце концов, перекрестить его в свою веру леший. - Они своей честностью не менее усердно играют под дудку этих лицемеров. Так что, я очень опасаюсь, что это их игра любого честного человека перемелет в своих жерновах и перекрасит на свой лад. А сейчас, пора отдыхать, - перебил леший уже готового вступить с ним в перепалку Павла. - Завтра мы снова отправляемся на Север.
  
   Июнь 1995 года.
  
  
  

Глава четвертая.
СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА.

  
   Смешна и нелепа ты - воистину позорная человеческая земная жизнь. В ходе нашей земной жизни не только неизвестно как, но и непонятно каким же это образом, мирно уживаются по соседству зло и ханжеская справедливость, беспардонная обдираловка и насквозь лживая благотворительность, холодное безразличие и навязчивая до тошноты опека, подлость и лицемерная человеколюбие. Мало того, что мы, люди, взяли себе на вооружение эти присущие во всем земном животном мире только одному человеку негативные качества, но мы еще и начали объединять их в таком емком понятии, как человеческая духовность. Но никакими красивыми словами нам, людям, никогда не удастся прикрыть свою извечную ненависть друг к другу, свою постоянную готовность к любой подлости в нашей непрекращающейся борьбе за жизненное пространство, за лучшее место у общественной кормушки.
   Человеческая земная жизнь нелепа - потому что в этой жизни хорошо живут только те люди, которым повезло не опутать самих себя не только совершенно чуждыми нормами морали и нравственности, но и без которых сама наша земная жизнь существовать не может. Эта уже просто немыслимая двойственность нашей земной жизни неизбежно налагает свой ничем неизгладимый отпечаток не только на наш характер, на наш образ жизни, на наше отношение друг к другу, на наши дела и поступки, но и на все, что нас окружает в этом мире.
   Человеческая на земле жизнь не только нелепа, но и смешная - потому что мы все, прекрасно для себя осознавая, в каком жестоком и несправедливом мире живем, изощряемся в восхвалении всего того, чего мы сами в своей реальной жизни для себя не признаем. Побуждаемые все тем же нашим насквозь лживым человеколюбием, мы для оправдания собственного головотяпства всегда возводим оболваненных нашим изощренным лицемерием в ранг "святых" тех чудаков, которые все время не устают создавать в своих оторванных от реальной жизни представлениях какой-то воистину иллюзорно-сказочный миф о нашем существовании в этом сумрачном мире. При этом воистину "святые" люди или вожди совсем недолго задерживаются в памяти восславившегося их того или иного народа, а при первом удобном случае, если не уходят в небытие, то уж с завидным постоянством старательно оплевываются уже не одно тысячелетие нашей позорной истории их прежними поклонниками.
   Человеческая на земле жизнь позорная - потому что за свою многовековую историю человек совершил не так уж много способствующих его духовному росту и физическому совершенству славных дел, как нам иногда представляется, или как нам ее преподносят. Человеческая земная жизнь позорная - потому что все мы в течение всего этого долгого времени только вырождаемся, потихонечку превращаясь в моральных уродцев. И кто знает, что сказал бы о нас далекий пращур, если по воле какого-то чуда он смог бы подняться из своей оплеванной неблагодарными потомками могилы!? В одном мы можем не сомневаться, что хороших слов о нас мы никогда от него не дождемся.
   Человеческая история - это нескончаемая цепь роковых ведущих всех живущих на земле людей к нравственному опустошению, к Страшному суду нашего искривленного сознания над погубившим его тленным телом, ошибок. Мы во время всей этой человеческой истории мечемся по своей несуразной жизни, как угорелые, и, получая от нее одни только синяки и кровоподтеки, вслух (почему-то?) восхваляем свою никчемную жизнь. И отчего это мы никак не можем остановиться в своей совершенно бесполезной суете и задуматься о никчемности нашего дальнейшего существования!? Продолжать жить только для того, чтобы породить на белый свет новую плеяду нравственных уродцев, способных идти на разрушение собственной среды обитания - природу и духовность - намного дальше своих еще не так сильно опустившихся отцов, это не только бессмысленно, но и даже преступно! Однако на это наша искаженная умалчиваниями и чрезмерными восхвалениями история ответа не дает. Она для нас в этом смысле уже давно не помощница. Кому же еще могло понадобиться лишить всех нас правдивой истории и окончательно нас запутать в своих заблуждениях, если не нашему искривленному неправедной жизнью сознанию? В нашей нынешней земной жизни все может быть.... Поэтому мы в преддверии с каждым очередным днем все ближе и ближе приближающегося к нам позорного окончания человеческой на земле жизни должны твердо уяснить для себя только одно: что будущее всего человечества все еще зависит только от нас одних. Только мы сами еще можем хоть что-нибудь в нем подправить, заставить себя остановиться, пусть и на самом краю бездонной пропасти нашего окончательного нравственного опустошения. Но осознание нами близости окончания позорного человеческого существования на земле, к сожалению, вряд ли хоть когда-нибудь произойдет. Мы всегда были и всегда будем рабами собственных тленных тел. А они уж постараются сделать все от них зависящее, чтобы мы, по возможности скорее, прекратили свое позорное земное существование. Но что же все еще удерживает в этой жизни человека в то время, когда ему становиться продолжать жить на земле уже просто невмоготу, когда, словно сговорившись, обложившие его со всех сторон, как затравленного волка, неблагоприятные обстоятельства бьют его по самому больному месту!? Особенно тогда, когда нависающие над ним огромные черные тучи не показывают ему ни одного просвета!? Чем же будет жить в то время человек, когда удача и везение от него отвернутся!? Только одною никогда его не оставляющею надеждою на возможное скорое лучшее будущее. Если бы человек знал все о своей жизни до конца дней, то многие люди распрощались бы с нею добровольно еще в младенческом возрасте. Но надежда и неизвестность о своей жизни пусть даже и в недалеком будущем не позволяют человеку отчаяться и удерживают его день за днем от попытки решиться покончить со своей злосчастной судьбою. Только на одной надежде и прожили эти два года со страхом ожидающие наступление каждого очередного дня Елена Константиновна и ее дочь Соня.
   - Домой торопитесь, Елена Константиновна? - окликнул ее в конце рабочего дня вышедший из кабинета начальник.
   - Да, Владислав Борисович, - ответила опускающая тяжелые сумки на пол Елена Константиновна. - Мне еще надобно встретить возвращающуюся с института дочь....
   - Вы все еще бегаете за дочерью, как за маленькою девочкою, - проворчал неодобрительно кивнувший головою начальник, - и не замечаете, что она у вас уже давно выросла.
   - С девочками всегда морока, Владислав Борисович, - с тяжелым вздохом проговорила Елена Константиновна. - Вот выйдет замуж, тогда пусть за нею смотрит муж.... А пока мать за все в ответе. За нынешней молодежью глаз до глаз нужен.
   - Зря вы себя так мучаете, Елена Константиновна. Да, и дочь ваша вся издергалась, не зная, какую ей дорогу выбрать при возвращении домой из института. Не внушили вы ей, Елена Константиновна, что в советский институт можно и нужно ходить только прямой дорогою. Обходной путь не всегда приводит человека туда, куда ему надобно.
   - Вы меня пугаете, Владислав Борисович! - в ужасе ощущая, как все ее тело покрылось холодной испариной, воскликнула Елена Константиновна. - Вы мою дочь в чем-то подозреваете!?
   - Пока, Елена Константиновна, ни в чем, если закрыть глаза на то, что она переписывается с обвиненным во вражеской деятельности человеком....
   - Вы имеете в виду Виктора, - призвав на помощь все свое мужество, подчеркнуто спокойным голосом проговорила Елена Константиновна. - Они дружат с самого раннего детства. Мне нелегко ей запретить переписываться с ним. Мне остается только надеяться, что со временем она забудет об этом своем увлечении. В подобных делах, Владислав Борисович, одними только запретами успеха не дождешься.
   - Вы умная женщина, но, все равно, в нынешней жизни нашей молодежи ничего не понимаете, - с легким укором проговорил начальник. - Я вам советую не только постараться, чтобы из головы вашей дочери, как можно скорее, выветрилась эта блажь, но и ни в коем случае вы не должны везде ходить за нею следом, как привязанная. Тем более, не пытаться контролировать каждый ее шаг, а предоставить дочери полную свободу. Только тогда у нее непременно появится возможность выбора и других спутников для своей будущей жизни.... Клин, как приговаривает в подобных случаях наш народ, клином вышибают.
   - Боюсь я, Владислав Борисович, как бы моя доченька снова не попала в беду. Выросшая в условиях социализма современная молодежь слишком ненадежная, она не прошла необходимого для каждого вступающего в жизнь человека именно того опыта, который пришлось в свое время проходить нам, их родителям. Нынешней молодежи сейчас нет никакого дела до того, как нелегко бывает родителям воспитывать и растить своих детей.
   - Я могу дать вам, Елена Константиновна, один хороший совет, если вы, конечно же, не подозреваете меня в неискренности....
   - О чем вы только говорите, Владислав Борисович!? Мы, ваши сотрудники, очень вас ценим.... Мы уверены, что вы никогда и никому не позволите нас беспричинно обижать. Как же я могу вам не доверять?..
   - Спасибо вам, Елена Константиновна, за очень лестные обо мне слова, - проговорил немного смущенный начальник. - Я всегда буду стараться их оправдать и, в первую очередь, по отношению к вам.... Я советую вам доверить свою дочь моему сыну. Вы же сами, Елена Константиновна, знаете, какие непростые ныне времена. В наше время все может произойти, в особенности с молодым еще совсем неопытным в жизни человеком. А так ваша дочь всегда будет под надежной защитой и вне всяких подозрений.
   О! И как же ей в это время хотелось выкрикнуть прямо в самоуверенное лицо своего начальника, что-нибудь обидное, или плюнуть в его бесстыжие глаза! Но она, понимая, что ее торжество продлиться всего несколько мгновений, и зная, что с нею и с Сонею будет потом, постаралась взять себя в руки и с притворной заискивающей благодарностью сказать этому так ей сейчас ненавистному человеку:
   - Я буду вечно вам благодарною за такое ваше предложение, Владислав Борисович....
   - Вот и прекрасно, Елена Константиновна.... Я надеюсь, что вы сегодня посоветуете своей дочери больше не сторониться моего сына, - насмешливо бросил ей начальник и, вежливо с нею попрощавшись, вернулся в кабинет.
   А бедная Елена Константиновна, проводив его спину ненавистным взглядом, подняла свои тяжелые сумки и направилась к институту встречать дочь.
   - Что же нам теперь делать, дочка? - спросила она с тяжелым вздохом у Сони, рассказывая ей о сегодняшнем разговоре с отцом Виктора Сисина.
   - От своей судьбы, мама, нигде не спрячешься и никуда не убежишь, - с неприятным для Елены Константиновны равнодушием тихо проговорила Соня. - По всему видно, что мне придется терпеть этого слизняка....
   Неприятно вздрогнувшая Елена Константиновна окинула внимательным взглядом почему-то вдруг ставшую для нее незнакомую свою дочь и только с молчаливым укором покачала головою. Войдя в квартиру, они так же молча поужинали и разошлись по своим комнатам. Елена Константиновна накрылась с головою и до самого рассвета не могла уснуть. Перебирая про себя все то, что произошло с ними за последнее время, она пыталась объяснить самой себе, почему они охладели друг к другу, почему в отношениях со своей дочерью, куда-то исчезла прежняя трепетная теплота и взаимная любовь.
   - Вполне возможно, что это трещина в наших отношениях образовалась уже давно, - подумала она, проваливаясь в глубокий сон, - а я погруженная с головою в заботы и переживание о счастье своей дочери просто не обращала на это наше охлаждение друг к другу должного внимания.
   Не спала в эту ночь и Соня. Она уже не помнила тот день, когда ясно ощутила внутри себя, что связь с Виктором ее тяготить, что ей уже больше не хочется, как было в самом начале, удовлетворяться одной только их перепискою и льстить самой себе уверенностью, что она все-таки сумеет дождаться окончания срока его заключения. Наблюдая за романтическими приключениями своих подружек, Соня потихонечку переполнялась ко всему, что ее в последнее время окружало, какой-то непонятной для нее поначалу раздражительностью и в особенности к требующей от нее продолжение переписки с Виктором маме. Нет, Соня не могла утверждать, что мама требовала от нее продолжения верности своего бывшего чувства к Виктору, но она ясно ощущала это ее желание во всем, что происходило с ними обоими в последнее время. Это было в их отношениях как бы само по себе разумеющее, было именно тем, через которое Соня даже при своем желании не могла себе позволить не только перешагнуть, но и даже подвергнуть сомнению. И так в их отношениях продолжалось до тех пор, пока она, переполняясь завистью к своим более счастливым, по ее мнению, подружкам, не словила саму себя на недостойной ее чувства мысли.
   - Почему я должна губить из-за своего чувства к находящемуся в заключении Виктору всю свою молодость? - неожиданно даже для самой себе подумала она. - Почему я должна лишать саму себя тех маленьких радостей, которыми переполнена сейчас вся жизнь играющих в любовь моих подружек? Почему и я не могу наслаждаться вниманием покоренных моей несомненной красотою парней? Ведь девичье привлекательность так быстротечно, что мне полностью поглощенной на своем чувстве к Виктору под старость уже будет не о чем вспоминать.
   Конечно, она поначалу за такие свои мысли очень на себя злилась, и тут же начинала их от себя отгонять. Соня не желала, чтобы они еще больше омрачали ей жизнь и, тем более, вводили ее в смущение. Но эти смущающие Соню мысли от нее не отставали. Соня с непонятной для нее ранее завистью смотрела на счастливые лица своих уже успевших выйти замуж подруг, и уже зародившееся в ее душе раздражение с каждым последующим днем становилось все сильнее.
   - Виктор далеко и вернется в Москву еще не скоро, - больно жалило ее своей жалостью к ней неприятная мысль. - Я ко времени его освобождения уже могу стать сварливой недовольной всем, что меня окружает в жизни, бабою.
   Ей уже не показывалось такой бесспорной невиновность Виктора. Она уже начала раздражаться своей мамою за то, что та слишком рьяно сохраняла ее для него. Время от времени охватывающее ее раздражение проходило. И она, уже ругая саму себя за неблагодарность, старалась быть особенно внимательной к своей желающей ей только одного добра мамочке, но в последнее время это раздражение наплывало на нее, как туман, все чаще и чаще.
   - Может и хорошо, что все так для меня обернулась, - подумала она, уже засыпая. - В любом случае Сисин Виктор меня любит и постарается сделать меня счастливою. Не зря же он все это время за мною бегает....
   Проснулись они уже довольно поздно. Елена Константиновна молча закружилась у плиты, а Соня, пытаясь хоть как-то отвлечься от угнетающей ее тишины, включила радиоприемник. Тот поначалу недовольно затрещал, а потом отозвавшийся в нем диктор усталым голосом проговорил, что через несколько минут будет объявлено важное правительственное сообщение.
   - Что еще может произойти в этой навек проклятой стране!? - в сердцах выкрикнула Елена Константиновна.
   Соня промолчала, и скоро в радиоприемнике зазвучало это самое важное правительственное сообщение. И то, что они из него узнали, заставило их забыть обо всех своих бедах и переживаниях. Такими мелкими и ничтожными показались они сейчас им по сравнению с той непомерно огромною нависшей над их страною бедою.
   - Сегодня, без объявления войны, - еле слышно повторила первоначальную фразу правительственного сообщения Соня.
   - Доченька, что же сейчас будет со всеми нами!? - воскликнула обнимающая и прижимающая к себе свою взрослую дочь Елена Константиновна.
   Сегодня был выходной день, но они, не сговариваясь, выскочили из дома и побежали: Соня в институт, а Елена Константиновна на свое рабочее место. Актовый зал был переполнен. Поднявшийся на возвышение ректор повторил все, о чем только что сообщили по радио. После его выступления, трибуною овладели студенты. Выражая свой решительный протест нападению на Советский Союз фашисткой Германии, они призывали своих товарищей отправляться в военкоматы и требовать своей немедленной отправки на защиту чести и достоинства своей любимой Родины.
   - Когда на нашу отчизну напал враг! - кричали они звонкими юношескими голосами. - Ни о какой учебе не может быть и речи! Сегодня долг каждого честного человека с оружием в руках выступить на защиту своей Родины!
   На доске объявлений вывесили ближайшие адреса медицинских курсов и военкоматов.
   - И куда ты сейчас направляешься? - спросил Сисин Виктор у Сони, когда митинг был объявлен закрытым, а возбужденные призывами ораторов студенты повалили из актового зала.
   - На курсы медицинских сестер, - насмешливо бросила Соня. - А ты, как я вижу, никуда не торопишься....
   - Я с ребятами вначале съездил в военкомат и уже оттуда пришел в институт, - тихо проговорил обиженно засопевший Виктор и призвал в свидетели стоящих рядом с ним студентов.
   - Да, мы уже записались добровольцами на фронт, - подтвердил его слова один из студентов.
   - Прости меня, я не хотела тебя обижать,- повинилась смутившаяся Соня.
   - Ничего страшного, мы сегодня все немного не в себе, - успокоил ее Виктор и предложил. - Хочешь, я провожу тебя до ближайших курсов. Там уже, наверное, длинная очередь, тебе может понадобиться моя помощь...
   - Проводи, - согласно буркнула не ставшая отказываться от помощи Соня, и они торопливо зашагали по залитому ярким солнечным светом тротуару.
   Возле пункта записи на курсы медицинских сестер, как и предполагал Виктор, уже тянулась, по мнению Сони, просто нескончаемая очередь.
   - Ты пока здесь постой, - тихо проговорил Виктор, когда они отыскали последнюю стоящую в очереди девушку, - а я немного осмотрюсь. Может встречу кого-нибудь из своих знакомых?..
   Сегодня на все согласная Соня молча кивнула головою. И не ставший больше возле нее задерживаться Виктор семенящей трусцою побежал около выстроившихся в очереди девушек.
   - Пойдем со мною, - заторопил ее скоро вернувшийся Виктор. - Я уже все устроил....
   - Куда мы идем? - спросила еле успевающая за почти бегущим Виктором Соня.
   - Я встретил одного моего знакомого.... И он пообещал нам помощь, - объяснил ей на ходу Виктор.
   Обойдя здание курсов, они вошли внутрь него с обратной стороны. Потом, еще пройдя несколько коридоров, Виктор открыл дверь и, втащив Соню за руку в комнату, подвел ее к сидящему за столом еще не старому мужчине.
   - Вот та девушка, о которой мы с вами только что договаривались, - пробормотал Виктор в ответ на вопросительный взгляд мужчины.
   - Незнакомова Соня, - проговорил озадаченно хлопнувший себя по лбу мужчина, - давайте ваше заявление...
   Бегло прочитав написанное на листке бумаги, он положил заявление Сони на стопку лежащих на столе таких же заявлений и, снова наклонившись над какой-то книгой учета, недовольно буркнул:
   - На сегодня вы свободны.... Вызовем, когда понадобитесь....
   - Я очень тебе благодарна за помощь и поддержку, Виктор, - окинув Сисина благодарным взглядом, проговорила Соня. - Я без тебя сегодня ничего не смогла бы сделать....
   - Не за что меня благодарить, - отмахнулся от нее засмущавшийся Виктор, - я же помог тебе попасть не на курорт, а на фронт...
   Они вернулись в институт, и Соня с удовольствием ловила на себе завистливые взгляды еще не успевших подать заявления подруг. Потом Виктор проводил ее до дома, и она, еще раз поблагодарив его за помощь, поднялась в свою квартиру. Радостное оживление после подачи заявления на курсы медицинских сестер у нее скоро прошло, а вместо него Соню охватило беспокойство и неуверенность в правильности принятого решения. Она уже начала сомневаться, что ей надо было так спешить на фронт, куда дорого до окончания войны еще долго будет открыто для всех желающих.
   - Ну, все, пора кончать с этим патриотизмом, - пробормотал вслух дождавшийся, пока Соня не скроется в подъезде, Виктор, - а то чего доброго еще могут, и на самом деле замести на фронт.
   Еще немного понаблюдав за окнами Сониной квартиры, он решительно повернулся и торопливо зашагал к месту службы отца.
   - Добрый день, Елена Константиновна, - вежливо поздоровался он с Сониной мамою, войдя в приемную. - Я пройду к отцу?
   - Нет, Виктор, он сейчас занят, - остановила его непрерывно стучавшая по клавиатуре печатной машинки Елена Константиновна. - У него сейчас важное заседание....
   - Хорошо, я подожду, пока он освободится, - не стал настаивать на немедленном приеме Виктор и, присев на один из стульев, достал из сумки конспект.
   - Виктор, ты уже был в институте? - поинтересовалась у него Елена Константиновна.
   - Да, был, - подтвердил не отрывающийся от конспекта Виктор. - Ваша Соня подала заявление на курсы медицинских сестер.
   - Медицинских сестер! - то ли от возмущения, то ли от удивления, вскрикнула не подготовленная к подобному поступку дочери Елена Константиновна. - И как же сейчас быть с ее учебою в институте!?
   - Она считает, что быть медицинской сестрою сейчас намного важнее учебы, - объяснил ей не отрывающийся от конспекта Виктор.
   - Она считает! - с возмущением повторила его слова Елена Константиновна. - Соня именно так объяснила тебе свое решение?
   - Так и объяснила, - подтвердил Виктор и, с удовлетворением осмотрев возмущенную Елену Константиновну, снова уткнулся головою в конспект.
   Ждать пришлось долго и только под вечер из кабинета начали выходить участники совещания.
   - Владислав Борисович, ваш сын хочет с вами встретиться, - негромко проговорила в приоткрывшую дверь кабинета Елена Константиновна.
   - Пусть еще подождет, - услышал Виктор голос отца, - когда освобожусь, сам позову.
   Виктор, показывая обернувшейся к нему Елене Константиновне, что все слышал, молча кивнул головою и снова занялся конспектами. И только с началом вечерних сумерек из кабинета показался усталый Владислав Борисович и, махнув Виктору рукою, пригласил его к себе.
   - Ну, и зачем я тебе так срочно понадобился? - спросил он у молчаливо стоящего напротив него сына. - Не мог подождать, когда я вернусь домой....
   - Пришел предупредить тебя, папа, что я сегодня был в военкомате и записался добровольцем на фронт.
   - Что ты сделал!? - переспросил его нахмурившийся отец и тут же обрушился на него с укорами. - Романтики захотелось тебе, сын!?.. А ты знаешь, что на фронте стреляют и, случается, даже убивают!?..
   - Я не мог поступить иначе, папа, - не обращая внимания на его неудовольствие, тихо проговорил Виктор, - так решил весь наш курс. Не мог же я отмолчаться.... Мое молчание было бы слишком заметным....
   - Это уже меняет дело, - так же тихо проговорил хорошо понимающий своего сына Владислав Борисович, - ты поступил очень мудро и дальновидно.... Молодец, что вовремя меня предупредил. Завтра же я изыму твое заявление из военкомата.... А теперь успокойся и иди домой.
   - Я еще хочу попросить тебя, папа, оставить в институте и Соню....
   - И она тоже записалась добровольцем на фронт? - с удивлением спросил сына Владислав Борисович.
   - Нет, папа, она подала заявление на курсы медицинских сестер.
   - Ну, эту проблему мне уже будет решить проще пареной репы, - успокоил сына Владислав Борисович. - На эти курсы сегодня записалось столько девушек, что этими будущими медицинскими сестрами можно будет обеспечить не только нашу Красную Армию, но и даже немецкую.
   - Я хочу застраховаться от случайностей, папа, - тихо проговорил настаивающий на его немедленном вмешательстве Виктор. - Кто может знать заранее, кому и когда эти наши заявления могут попасть в руки, папа? В таком случае мы даже не успеем моргнуть глазом, как окажемся на фронте....
   - Хорошо, я только выясню, куда следует в сегодняшнее время звонить. А ты, сын, отправляйся домой и ни о чем больше не беспокойся, - недовольно буркнул делающий для себя пометку на настольном календаре Владислав Борисович.
   - Папа, я хочу, чтобы ты позвонил именно сейчас, - недовольно буркнул Павел.
   - Но куда я сейчас могу позвонить, если даже номера телефона этих курсов медицинских сестер не знаю, - недовольно буркнул Владислав Борисович. - На все, сын, сегодня нужно время....
   - У меня есть телефон этих курсов, папа, - возразил протягивающий отцу кусок бумажки Виктор.
   Сдавшийся настоянию своего умного не по годам сына Владислав Борисович поднял с аппарата телефонную трубку. Примерно через полчаса в его кабинет вбежали посыльные с военкомата и курсов медицинских сестер.
   - Вот возьми свои бумажки и при мне их порви, - сказал протягивающий сыну заявления Владислав Борисович.
   Виктор, как и потребовал от него отец, тут же порвал свое заявление на мелкие кусочки, а заявление с курсов медицинских сестер Сони положил на стол.
   - Ну, чего еще ты ждешь, рви, - поторопил его Владислав Борисович.
   - Папа, я хочу, чтобы ты написал на нем отказ, - попросил его Виктор. - Иначе Соня мне не поверит и может снова отправиться на эти курсы интересоваться, долго ли ей ждать ответа на свое заявление....
   Владислав Борисович недовольно поморщился и, подняв лежащую на столе ручку, размашистым подчерком написал, что заявительнице отказано в зачислении на курсы без указания причины.
   - Спасибо, папа, - поблагодарил его Виктор и, положив заявление Сони в портфель, вышел из кабинета.
   - Вы уже направляетесь домой? - спросил он у собирающей на своем столе бумаги Елены Константиновны. - Можно я вас провожу?
   - Как хочешь, Виктор, - равнодушно буркнула Елена Константиновна и с тяжелым вздохом добавила. - Надо собирать дочку в дорогу....
   - Зачем вам ее куда-то собирать? - переспросил ее немало озадаченный ее словами Виктор.
   - Но ее же могут забрать на эти курсы в любое время, - объяснила ему Елена Константиновна и, не сдержав в себе измучившего ее беспокойства, пожаловалась. - Поторопилась, доченька, со своим решением поступать на курсы медицинских сестер. Могла бы поначалу и со мною посоветоваться. Ох, уж наша современная молодежь. Они у нас в последнее время стали слишком самостоятельными. Им все время хочется поступить по-своему без оглядки на своих проживших намного больше их своих родителей. Они почему-то уже начали считать, что мы, их родители, отстаем от жизни и не понимаем их сегодняшних запросов и устремлений....
   - Подобное решение приняли все девушки нашего курса, - заступился за принявшую опрометчивое решение, по мнению Елены Константиновны, Соню Виктор. - Но и вы сами тоже зря раньше времени беспокоитесь: курсы медицинских сестер находятся в Москве и, прежде чем вашу дочь пошлют на фронт, она должна будет их закончить. Да, и, к слову сказать, руководители этих курсов вряд ли смогут зачислить всех желающих стать медицинскими сестрами девушек..... Записаться на курсы медицинских сестер сегодня пожелало столько молодых девушек, что, пока дойдет очередь до вашей Сони, война может окончиться.
   - Знать бы заранее примут ли мою Соню на эти курсы или нет? - тихо проговорила немного успокоенная словами Виктора Елена Константиновна. - Постоянное ожидание в неизвестности, что мою Соню могут в любое время призвать на эти курсы, а потом отправить на фронт, будет для меня и моей девочки слишком тяжелым испытанием. И как же мне не переживать за свою девочку, если она у меня единственный родной человек на всем нашем белом свете.
   - Я могу вам помочь, Елена Константиновна, - поспешил, воспользовавшись ее словами, с предложением своей помощи Виктор. - На этих курсах, куда ваша Соня отдала свое заявление, работает мой хороший знакомый.... Поэтому, если вы согласны, то я могу у него все разузнать....
   - Узнай, пожалуйста, если можешь, - взмолилась перед ним Елена Константиновна. - Узнай и, как можно скорее, а то я совсем измучу себя переживаниями за свою единственную доченьку.
   Проводив мать Сони до самого дома, Виктор попрощался с нею и пошел домой. А завтра рано утром Виктор уже стучал в дверь Сониной квартиры.
   - Это ты, Виктор, проходи, - пригласила его в квартиру открывшая дверь Елена Константиновна. - Извини, но тебе придется немного подождать, моя Соня только что встала...
   Виктор тщательно вытер ноги об расстеленную у порога влажную тряпочку и, присев на стоящий в прихожей стул, тихо проговорил:
   - Я все узнал, Елена Константиновна, только не знаю, обрадую ли я вас своим известием или огорчу.
   - Говори, Виктор, - взмолилась Елена Константиновна, - не томи мою исстрадавшуюся за свою дочь душу....
   - Вашу Соню на курсы медицинских сестер не зачислили, - печальным голосом проговорил притворно неприятно поморщившийся Виктор. - Они говорят, что нашей стране, после окончания войны, тоже будут нужны инженеры. И раз о вашей дочке все преподаватели института отозвались как о примерной способной студентке, то она просто обязана продолжить обучение в институте....
   - Слава богу, что моей Сони отказали в зачислении на курсы медицинских сестер! - с легким вздохом облегчения вскрикнула Елена Константиновна. - А я уже так за нее переживала, что почти всю сегодняшнюю ночь не спала.
   - Я рад, что не огорчил вас своим известием, - проговорил довольно ухмыльнувшийся Виктор. - Всю дорогу к вам, я только и думал, как мне сообщить эту новость, какие мне подобрать слова, чтобы не только вас не обидеть, но и даже не огорчить....
   - А что будет с тобою, Виктор? - поинтересовалась Елена Константиновна, у которой, после сообщения Виктора, словно свалилась гора с плеч. - Мне Соня рассказывала, что и ты записался добровольцем на фронт....
   - Не знаю, Елена Константиновна, - проговорил немного замявшийся Виктор. - Пока молчат....
   Неторопливо попивая на кухне чай с бутербродом, Соня внимательно вслушивалась в разговор матери с Виктором. Она уже жалела о своем, по ее теперешнему мнению, опрометчивом поступке, а поэтому сейчас была очень довольна, что ее затея с курсами медицинских сестер не удалась.
   - По крайней мере, меня уже никто не посмеет упрекнуть, что я ничего не предприняла, чтобы помочь своей Советской Родине в трудное время, - рассуждала она, недовольно морщась от явно прозвучавшей в словах мамы радости.
   Но и бросаться со словами благодарности на шею Виктора, подозревая, что ее не зачисление на курсы медицинских сестер не обошлось без участия его отца, она не хотела. Обдумывая, как ей будет лучше сейчас поступить, она решила разыграть перед Виктором свое возмущение.
   - Мама, ну, как ты можешь ему верить!? - набросилась на свою маму с укорами выскочившая из кухни Соня. - Откуда он может знать, приняли меня на курсы или не приняли!? И, вообще, почему меня не могут зачислить на какие-то там курсы медицинских сестер!? Разве я инвалид или мое здоровье не позволяет мне быть на фронте медицинской сестрою!?
   - Я так и знал, Соня, что ты мне не поверишь, - обиженно проговорил вытаскивающий из портфеля ее заявления Виктор. - Только и поэтому я упросил своего знакомого отдать мне на время твое заявление....
   Соня взяла его в руки и долго изучала написанную размашистым подчерком резолюцию.
   - Ты прав, Витя, - уже мастерски разыгрывая перед ним свое крайнее разочарование, тихо проговорила Соня. - Я, наверное, тебя обидела.... Прости меня, пожалуйста....
   - Все уже забыто, Соня, - охотно простил отбирающий у нее заявление Виктор. - Я понимаю, что тебя очень огорчил этот отказ.... Но ничего не поделаешь.... Руководители курсов говорят, что хорошие инженеры будут нужны и во время войты, и уж, тем более, после нее....
   - Соня, ты очень меня огорчаешь, - укорила свою дочь Елена Константиновна. - И когда ты только у меня повзрослеешь? Когда ты привыкнешь вначале во всем разбираться, и уже только потом набрасываться на людей? Молодым девушкам, Соня, надо быть в отношениях с окружающими людьми более снисходительными, стараться сдерживать свои эмоции.
   - Мама, я уже извинилась и получила прощение, - проговорила в свое оправдание Соня и, схватив портфель, выскочила из квартиры.
   - Виктор, - услышала Соня уже на лестнице голос мамы, - не забывай нас, приходи к нам по возможности чаще.
   Война - это грозное слово острой болью наполнила истерзанное сердце заключенных. За нависшей над Родиной страшной бедою поникли все их изломанные судьбы. И уже к вечеру руководство лагеря была завалена заявлениями заключенных с требованиями немедленно направить их на фронт. Их выстроили возле наспех сбитой трибуны на митинг. Его открыл начальник политического отдела охраняющей заключенных дивизии. Громким хорошо поставленным голосом он долго распинался перед заключенными, высказывая возмущение всех советских людей вероломным нападение фашисткой Германии.
   - Наша доблестная Красная Армия оказывает яростное сопротивление жестокому и коварному врагу! - кричал он с трибуны, информируя заключенных о ходе первых боев на границе Советского Союза. - И недалек тот день, когда получивший мощный ответный удар враг будет, не только изгнан с нашей территории, но и разбит в собственном логове!
   Но выступающие после него заключенные не разделили с ним уверенность в скорой победе. Они требовали предоставить и им возможность защищать свою Родину с оружием в руках. Особенно рьяно добивались для себя этого права обвиненные судами во вражеской деятельности заключенные. Их напор был таким сильным, что обеспокоенная порядком в зоне лагерная администрация пообещала немедленно доложить в Москву об их желании попасть на фронт.
   - Но, пока не придет из Москвы соответствующий приказ, мы будем и дальше работать над выполнением и перевыполнением плановых заданий! - прокричал с трибуны закрывающий митинг бес. - Администрация лагеря не уполномочена отправлять на фронт всех желающих защищать свою любимую Родину с оружием в руках заключенных!
   Громко выказывая свое неудовольствие, заключенные разошлись по своим баракам.
   - Мне не верится, что нам будет разрешено отправиться на фронт, - поделился с друзьями своими сомнениями Антон. - Нас скорее сгноят в этом лагере, чем разрешат умереть, защищая свою Родину.
   - К сожалению, твои сомнения, друг, вполне могут оправдаться, - со злостью поддержал его слова Виктор. - У этих бравых вояк нет никакого резона отправлять нас на фронт. Они же понимают, если они лишатся возможности хоть кого-то охранять, то их и самих могут отправить на фронт, где они уже будут иметь дело не с бесправными заключенными, а с вооруженными до зубов фашистами.
   Дни шли, а Москва не торопилась услышать голос своих узников. Обеспокоенное настойчивыми требованиями заключенных лагерное начальство только с сожалением разводило руками.
   - Пока не будет соответствующего распоряжения из Москвы, я ничего не могу для вас сделать, - неустанно повторял бес.
   С этого дня Сисин Виктор уже стал своим человеком в квартире, где жила Незнакомова Соня. Ряды их сокурсников и сокурсниц все время редели, а у Виктора с Соней все оставалось по-прежнему. Они, как и раньше, посещали лекции, выполняли лабораторные работы, сдавали зачеты и экзамены. Испепеляющее пламя продолжающей войны не смогла дотянуться до них своим горячим дыханием. Вот только с продуктами стало трудновато. Но предупредительный и всегда готовый услужить Виктор с лихвою возмещал им эти потери. Родина, как и раньше, заботилась о своих верных и преданных ей сыновьях и продовольствием даже в нелегкие годы войны обеспечивала их с избытком. Дело шло к свадьбе, но Соня, не отказываясь от удобств обеспеченной жизни, упорно продолжала свою переписку с сидящим в заключении Виктором. Долго не решалась завести со своей дочерью об этом разговор Елена Константиновна, но, когда о свадьбе заговорил сам Владислав Борисович, она решила поговорить со своей дочерью серьезно.
   - Соня, мне необходимо с тобою срочно поговорить, - тихо проговорила возвратившаяся с работы Елена Константиновна.
   - О чем, мамочка? - уточнила окинувшая мать недовольным взглядом Соня.
   - Я хочу поговорить с тобою о Викторе, - твердым голосом проговорила Елена Константиновна.
   - О каком Викторе, мамочка? - неловко пошутила Соня. - У меня их два....
   - И о том, и о другом, - резко одернула свою дочь Елена Константиновна. - Пора тебе, доченька, определяться, за кого ты собираешься выходить замуж.
   - Вот ты, мама, и посоветуй мне, кого выбрать из них в мужья, - недовольно буркнула обиженно надувшая губки Соня.
   - Нет уж, доченька, в таком деле советники без надобности, - криво усмехнулась на слова дочери Елена Константиновна. - Ты сама должна выбрать для себя мужа, чтобы потом не обижаться, что это я навязала тебе такого негодного человека в мужья. Тебе с ним придется жить, как говориться, до самой смерти, а не мне.... Так что, доченька, уволь меня от подобных советов....
   - Я не знаю, мама, - жалобно проговорила Соня. - Мне их обоих жалко....
   - Жалость, дочка, плохой советчик, - недовольно проговорила Елена Константиновна. - Ты не у жалости, а у своего сердца спрашивай. Не забывай, что от того: любишь или не любишь своего будущего мужа - будет зависеть вся твоя дальнейшая жизнь, обретешь ли ты с ним свое счастье.... Нелюбый муж никогда не сделает тебя, дочка, счастливой, а с милым дружком, как говориться в известной поговорке, ты обретешь рай даже в шалаше.
   - Мне, мама, ближе по сердцу тот Виктор, - уныло ответила Соня, - но пока он выйдет на волю, я превращусь в старуху.
   - Подумай еще доченька, но уже завтра ты должна определиться за кого ты намереваешься выходить замуж окончательно. Твои отношения с другим Виктором уже слишком далеко заходят.
   - А чего мне еще думать, мама! - с горечью выкрикнула матери Соня. - За меня уже подумала сама наша жизнь! Она с каждым последующим днем все больше меня убеждает, что только один Виктор Сисин способен обеспечить мне хорошую жизнь!
   - Ты сама выбрала себе в мужья другого Виктора, - закончила их разговор Елена Константиновна.
   - Выбрала, мама, - подтвердила свои слова Соня - Так и передай своему начальнику, а мне больше душу не трави.
   - А твоя переписка с обвиненным во вражеской деятельности Виктором, - напомнила ей Елена Константиновна. - Ты, дочка, больше не должна его обнадеживать. Ты просто обязана написать ему правду о только что принятом тобою решении....
   - Моя переписка с Виктором, - тихо повторила забившаяся в горьких рыданиях Соня.
   Елена Константиновна прижала свою зареванную дочь к груди и, ласково поглаживая ее по головке, тихо проговорила:
   - Успокойся, милая.... После своего окончательного решения ты просто обязана прекратить с ним переписку. Тебе и самой уже хорошо известно, что от отца Виктора твою переписку будет просто невозможно скрыть. Ты же не хочешь его заставлять еще больше переживать за своего оказавшегося на поверку не таким уж и плохим сына?..
   - Но почему так устроена наша жизнь, мама!? - выкрикнула сквозь рыдания Соня. - Почему она заставляет нас делать то, чего мы не хотим делать!? Это же одно издевательство над человеком, а не жизнь!..
   - Не нами она выдумана, доченька, - тихо шептала ей Елена Константиновна, - и ни нам ее переделывать на свой лад. Это, доченька, не по нашим слабым женским силам....
   - Хорошо, мама, - согласилась с его слова немного успокоенная Соня, - только я вряд ли смогу написать Виктору такое письмо. Это выше моих сил.... Может, ты сама напишешь ему, что я решила выйти замуж за другого парня?..
   - Напишу, доченька, - согласилась не ставшая настаивать, чтобы она писала это письмо сама, Елена Константиновна.
   Соня обняла свою понимающую ее маму за шею и, поцеловав ее в щечку, убежала в свою комнату. А Елена Константиновна, с болью прислушиваясь к доносившимся до нее приглушенным рыданиям своей дочери, наклонилась над чистым листом бумаги.
   Подполковник Смирнов, с трудом удерживая вырывающийся из его груди стон, молча смотрел через раздвинутые ветки густого куста, как немецкие солдаты добивают короткими очередями его раненых солдат. Сегодня утром они отсекли его с замыкающим колонну отступающей по побережью дивизии взводом стрелковой роты и загнали на этот скалистый берег. Сзади у попавшихся в окружение бойцов было море, а со всех остальных сторон находился жестокий и смертельный враг. Попавшие в безвыходное положение бойцы дались, защищая этот клочок земли, насмерть. И только тогда, когда они все были убиты или ранены, фашисты сумели пробиться к этим неизвестно откуда взявшимся на побережье скалам. Победители не церемонились: легкими покалываниями штыками они вынуждали притворяющихся мертвыми раненых бойцов себя выдавать и тут же вбивали в их еще живые тела смертельную дозу свинца. Подполковник, вытащив из кобуры пистолет, положил его рядом с собою. В обойме еще оставалось несколько патронов, и он намеревался, когда будет обнаружен, пристрелить еще хотя бы одного немецкого солдата.
   - Только бы не потерять сознание, - молча умолял он небесные силы, в которые никогда не верил, но на всякий случай сейчас вспомнил и о них. - Только бы мне продержаться в сознании до тех пор, когда я встречусь лицом к лицу со своим убийцею....
   Он не желал, чтобы его расстреливали, он хотел умереть в бою, а поэтому сейчас с особой тщательностью готовился к своему последнему сражению. Он уже с трудом вспоминал то мгновение, когда очередью немецкого автоматчика он был ранен в обе ноги. Свалившись на землю, как подкошенный, он в горячке еще сумел заползти в эти густые кусты, в которых он сейчас не только поглядывал за фашистами, но и, повинуясь инстинкту выживания, вылил на раны весь находившийся в его полевой сумке спирт, а потом перевязал их бинтом.
   Лениво перебрасываясь негромкими короткими фразами, немецкие солдаты усердно обшаривали недавнее место боя. Подполковник, с ненавистью всматривался в молодые здоровые лица убийц, терпеливо дожидаясь своей очереди. Один из них, что-то крикнул своему товарищу, и под громкий хохот остальных, вприпрыжку побежал к кустарнику, в котором все это время укрывался подполковник Смирнов.
   - Ну, Геннадий Петрович, пришла и твоя очередь отправляться на тот свет, - еле слышно прошептал называющий самого себя по имени отчеству подполковник.
   И, схватив пистолет правой рукою, заставил себя, чтобы легче было прицелиться в бегущего навстречу своей смерти врага, приподняться, опираясь на левую руку. Устраивающийся, как можно удобнее для прицельного выстрела, подполковник, неосторожно пошевелив ранеными ногами, провалился от мгновенно пронзившей его резкой боли в беспамятное состояние. Обмякшее тело подполковника с еле слышным шлепком опустилась на землю, а сжимающие пистолет пальцы его правой руки, спасая жизнь остановившемуся у куста молодому немецкому парню, расслабились, даже не успев нажать на спусковой крючок. И тот, совершенно не подозревая, что мгновение назад он уже был на волосок от смерти, насвистывая популярный среди немецких солдат мотив военного марша, расстегнул ширинку и справил малую нужду прямо на фуражку подполковника. Пришедший снова в сознание подполковник уже увидел только удаляющую от него спину немецкого солдата. Беззвучно выругавшийся, он отшвырнул намокшую фуражку в сторону, и, с остервенением вырвав густо поросшую травою землю, присыпал бившую ему прямо в нос свежей мочою влажное пятно. А потом для него потянулись долгие часы тревожного ожидания, пока не устающие обшаривать побережье немцы все-таки отыщут его укрытие. Раненые ноги, лишая подполковника остатка сил, ныли с каждым последующим часом все сильнее. И он, пережевывая зубами носовой платок, еле сдерживал вырывающийся из его груди стон, чтобы не привлечь к себе внимание деловито покрикивающих на пригнанных из деревни мужиков, немецких солдат. Со временем, когда все его ноющее тело превратилось в одну сплошную рану, в его глазах потемнело. Снующие перед ним фигуры фашистов и мужиков тускнели и расплывались за застилающим ему глаза туманом, и он снова забылся в беспамятстве. Он так и не понял, когда очнулся: спал он или просто потерял сознание - но, к его немалой радости, на морском побережье уже было тихо, а на окружающий его безмолвный мир неторопливо опускались вечерние сумерки.
   - Мне надо срочно отсюда выбираться, - подумал про себя подполковник. - Если меня не приютит кто-либо из местных жителей, то я уже могу даже не радоваться своему чудесному спасению. Мне с моими ранеными ногами долго на этом морском побережье не продержаться....
   Поставив валяющийся подле него пистолет на предохранитель, он засунул его в кобуру, потом, натянув на голову уже успевшую высохнуть фуражку, с помощью рук попытался выползти из укрывающего его кустарника. Недовольные, что их потревожили, раненые ноги тут же отозвались в ответ на его потуги резкой острой болью. И он снова потерял сознание. Уже и темная южная ночь овладела притихшими, после гремевшего днем на побережье ожесточенного боя, скалами, а подполковник все еще продолжал неподвижно лежать в густом кустарнике. И лишь изредка, словно в полудреме, он схватывал искорки проблеска своего сознания, осознавая, что его куда-то тащат волоком на плащ-палатке.
   С первыми звуками отрывистого лая автоматных очередей Валя схватила Алешку на руку и до вечера просидела вместе с ним в подвале. Она просидела бы в подвале, наверное, и всю последующую ночь, но проголодавшийся Алешка закапризничал, и ей пришлось подняться вместе с ним в избу. Покормив своего сына, Валя осторожно выглянула на улицу. К этому времени на морском побережье уже снова установилась почти мертвая тишина. Дневное беспокойство не только разогнала подальше от их небольшого селения всех птиц, но и всех обитающих в скалах диких зверушек. Если кто-нибудь из них все еще оставался на ближайшем от селения приморских рыбаков морском побережье, то они, забившись в свои укрытия, не смели даже неосторожным шорохом привлекать к себе внимания. Немного успокоенная Валя вышла из избы на свое подворье. Услышав шаги своей хозяйки, домашние животные нетерпеливо заголосили, напоминая ей, что и они тоже уже давно проголодались. И Валя, не замечая возле своей избы ничего подозрительного, закружилась по своему нехитрому хозяйству.
   - Добрый вечер, - услышала она окликнувший ее голос своей соседки. - Немцы к тебе сегодня не заглядывали?
   - Кто их знает, - отозвалась протирающая ладошкою вспотевший лоб Валя. - Я весь сегодняшний день просидела в подвале....
   - Так ты, оказывается, еще ничего не знаешь!? - вскрикнула удивившаяся ее неосведомленности соседка. - А мы сегодня такого страха натерпелись. Только успела немного утихнуть стрельба, как в наше село нагрянули немцы. Всех мужиков с подводами забрали.... Поначалу они перевозили на кладбище наших убитых солдат, а потом погрузили на повозки убитых немцев и повезли их в районный поселок. Так они все еще из поселка домой не возвращались. Наши бабы, уже не надеясь, что их мужья вернуться домой, переживают и плачут, как белуги.
   - Хорошо, что я успела спрятаться в подвале, - порадовалась за себя Валя. - Эти немцы, наверное, тоже заскакивали в мою избу, но, увидев, что дома никого нет, убрались восвояси. Им сегодня, соседка, наверное, тоже было не до поисков попрятавшихся жителей села.
   - Нет, подруга, этих немцев сегодня в твоей избе не было и в помине, - авторитетно заявила поглядывающая на голосивших возле Вали кур соседка. - Если бы немцы побывали на твоем подворье, то ты, поднявшись из своего подвала, этих своих кур уже не нашла. Во всем нашем селе уже, кроме твоего подворья, не осталось ни одной более-менее приличной курицы и петухов....
   Еще немного поговорив о разоренных курятниках, соседка занялась собственными делами, а Валя направилась в сарай, чтобы подбросить сухого сена нетерпеливо мычащей корове. С приближением к селу фронта они опасались выгонять своих кормилиц на пастбище. Вот и приходилось всем ее односельчанам кормить их заготовленным на зиму сеном. Задумавшись, чем может угрожать селу и ей самой приход в ее родное поселение рыбаков фашистов, Валя, ухватившись за ручку, открыла дверь сарая. Мелькнувший перед ее глазами темный мужской силуэт и топот удаляющихся в глубь сарая чьих-то шагов, заставили ее, отскочив в сторону, ухватиться за прислоненные к стене вилы.
   - Кто здесь!? - окликнула она прятавшегося в ее сарае незнакомца.
   - Не бойтесь, я свой, - услышала она чей-то приглушенный голос.
   - Что вам в моем сарае понадобилась!? - уже намного громче выкрикнула Валя.
   - Я один из тех, кто сегодня воевал с фашистами на берегу моря, - объяснил ей тихий мужской голос. - Я ранен.... Мне нужна ваша помощь и сочувствие....
   - Так бы сразу и сказали, - недовольно буркнула немного успокоенная Валя, - Вам надо было хоть как-то предупредить меня заранее, что вы находитесь в сарае, а не пытаться напугать меня до смерти....
   Стоящий в дальнем углу сарая красноармеец даже не попытался хоть чем-то возразить в ответ на ее ворчание. Вале не видела его лицо, но она и без лишних в таком положении слов скоро поняла, что все ее недовольство раненым парням просто беспочвенно, что он не мог знать, кто это открывает дверь сарая. Ясное понимание своей несправедливости немного смягчило ее ожесточившееся в последнее время сердце. И она тут же сменила свое раздражение на сочувствующий тон.
   - Как тебя зовут? - уже более доброжелательно спросила она своего неожиданного гостя, набирая полную охапку сухого сена.
   - Слава, - отозвался стоящий в углу красноармеец.
   - Ты обожди меня здесь, Слава.... Как только я буду убеждена, что в селе немцев нет, я приду за тобою, - тихо проговорила выходящая из сарая Валя.
   Но только с наступлением темноты она рискнула привести красноармейца в дом, чтобы заняться его раненой рукою. Пропитанная кровью повязка уже успела присохнуть к ране, и ей пришлось долго отмачивать ее теплой водою. Благодарный ей за заботу Слава рассказал Вале обо всем, что происходило сегодня в скалах неподалеку от их села.
   - И кто же вами сегодня командовал? - уточнила накладывающая на его руку свежую повязку Валя.
   - Подполковник Смирнов Геннадий Петрович, - с тяжелым вздохом проговорил Слава. - Пал, наверное, смертью храбрых воинов, как и многие другие наши бойцы.
   - А мне соседка говорила, что среди убитых наших солдат офицеров не было, - подумала вслух Валя и предположила. - Может, и он тоже лежит где-то и истекает кровью....
   - Это просто невозможно, - не согласился с нею Слава, - я сам видел, как немцы добивали наших раненых солдат.
   - Но ты же остался живым, - возразила Славе Валя. - Может, и подполковник тоже сумел отползти в сторону и спрятаться от немцев? Не мешает сходить на побережье и проверить.....
   - И я тоже с вами пойду, - заявил закидывающий на плечо свою винтовку Слава, но Валя его остановила.
   - С одною рукою ты мне не поможешь, а только покажешься другим из нашего села людям. Сейчас время тревожное: никто заранее не знает, как поведет себя в отношениях с немцами тот или другой человек. Лучше, если о тебе в нашем селе никто не будет знать, - тихо проговорила усаживающая Славу за накрытый стол Валя. - Сиди ты лучше от беды подальше дома....
   Валя надела на себя фуфайку, повязалась теплым шерстяным платком и вышла из избы. С приходом на место недавнего боя выглянувший из-за туч месяц осветил ей неподвижно лежащего в кустарнике подполковника Смирнова.
   - Раз! Раз, два, три! Раз! Раз, два, три! - громко подсчитывал сам себе осуществляющий бег на месте подполковник Смирнов.
   Яркое летнее солнышко пощипывала своими теплыми лучиками его покрытые мелкими капельками пота плечи. И ему уже показалось явно недостаточно осуществлять, высоко побрасывая голыми коленками, бег на месте. Ему уже нестерпимо захотелось пробежаться с ветерком вокруг недавно скошенного лужка.
   - Прямо! - скомандовал сам себе подполковник Смирнов и, выбросив левую ногу вперед, стремительно помчался по утоптанной среди торчавших торчком остатков скошенной травы по краю лужка тропинке.
   Хоть какого-то дуновения ветра он не ощущал, но дышащая на него от реки прохлада приятно освежало его разгоряченное бегом тело. С удовольствием, вдыхая полной грудью в себя забивший по его ноздрям ароматный запах сухого сена, он с разбега вскочил на одну из уставленных по лужку коп и с не меньшим удовлетворением развалился по недовольно прошелестевшему под ним сену.
   - Какая просто ни с чем не сравненная благодать! - восклицал он каждой клеточкой своего взбудораженного тела от испытываемого им при этом удовлетворения, наслаждаясь исходящим от копны ароматным запахом луговых трав. - Какая благодать, - прошептал уже вслух открывающий глаза подполковник и с недоумением осмотрелся возле себя.
   Его убежище хорошо освещалось проникающими через щели в гнилых бревнах сарая солнечными лучами. И он уже не только ощущал, но и видел лежащего рядом с ним на боку человека в военной форме и с белеющей на руке повязкой.
   - Где же это я сейчас нахожусь? - прошептал пытающий вспомнить, как он в этот сарай попал, подполковник Смирнов.
   Он хорошо помнил недавний бой на морском побережье, помнил, как он прятался от немцев в кустарнике, но, как он попал в этот сарай, вспомнить не мог. Пошарив на себе рукою, он обнаружил кобуру с пистолетом.
   - Ну, если оружие при мне, - с облегчением подумал подполковник, - то я, по всей видимости, нахожусь у друзей, а не у врагов.
   Он протянул руку к спящему возле него человеку и потихонечку потряс его за плечо.
   - Вы уже пришли в сознание, товарищ подполковник? - услышал он знакомый голос.
   - Кто ты такой? - спросил его, изо всех сил пытающийся вспомнить, кому может принадлежать знакомый ему голос, подполковник.
   - Так это я, Слава! - тихонько вскрикнул повернувший к нему голову мужчина.
   - Слава!? - переспросил уже не чаявший с ним увидеться подполковник Смирнов. - Но как ты умудрился выжить? Я же сам видел, как фашисты добивали наших раненых бойцов....
   - Тише, товарищ подполковник, - прошептал приложивший палец к губам Слава. - Нас могут услышать....
   Смирнов все понял: они находятся во вражеском тылу. И пусть радости у него, что, несмотря на принятый им вчера вместе с бойцами смертельный бой, он все-таки остался живой, немного поубавилось, внешне подполковник Смирнов постарался ничем не показать охватившего его разочарования. Окинув смущенного молодого красноармейца благодарным взглядом, он только подивился, как же ему удалось дотащить тяжелого мускулистого подполковника до этого сеновала.
   - Нет, вас притащил в этот сарай вовсе не я, товарищ подполковник, - виноватым голосом прошептал еще более смутившийся Слава. - Я так же, как и вы, видел, как немцы добивают наших раненых бойцов, и был уверен, что и вас тоже уже нет в живых. Вас в этот сарай притащила с поля боя наша хозяйка. Она славная и душевная женщина....
   Скрипнула дверь: рука Смирнова машинально потянулась к пистолету.
   - Это наша хозяйка, - прошептал удержавший его руку Слава.
   Им было хорошо слышно, как закрылась за вошедшим в сарай человеком на защелку дверь и, как кто-то начал подниматься по лесенке на сеновал.
   - Это я, - скоро они услышали приглушенный женский голос. - Я принесла вам завтрак....
   - У нас сегодня праздник, - шепотом ответил принимающий протянутую корзинку Слава. - Товарищ подполковник, наконец-то, пришел в сознание.
   - Это очень хорошо, - проговорил рядом с ним женский голос. - Теперь можно не переживать, что, по всей видимости, и Геннадий Петрович скоро пойдет на поправку.
   Смирнов открыл глаза и увидел склонившееся над ним красивое лицо женщины.
   - Даже и не знаю, как мне вас благодарить, - тихо прошептал он. - Если бы не ваше ко мне участия, то я, наверное, уже распрощался бы с жизнью.
   - О какой благодарности вы говорите, - недовольно покачав головою, прошептала Валя. - В это тяжелое время каждый человек должен делать все от него зависящее, чтобы эта проклятая война закончилась по возможности скорее.
   - Ваш муж тоже, наверное, на фронте, - с понимающей улыбкою спросил Валю Смирнов.
   - Нет, он до начала этой войны сидел в тюрьме, - не стала Валя говорить подполковнику Смирнову неправду, - но вы можете не беспокоиться, я вас не выдам....
   - Как мы можем сомневаться в вас после того, что вы уже для нас сделали, - прошептал виновато посмотревший на нее, словно извиняясь за свой бестактный вопрос, смущенными глазами подполковник Смирнов.
   - Ничего страшного, - поспешила его успокоить Валя. - Я со своей бедою уже давно смирилась.... Моего мужа обвинили в убийстве офицера Государственной безопасности....
   - После убийства офицера Государственной безопасности вашему мужу сохранили жизнь - переспросил Валю удивленный Слава.
   - Мой муж не убивал этого офицера.... Он сам по какой-то все еще не выясненной причине застрелился. Он даже перед своим самоубийством оставил предсмертную записку, - с затаенной грустью проговорила Валя и рассказала обо всем, что тогда происходило в их районе. - Но это записка по недосмотру расследующего это дело следователя, куда-то самым непостижимым образом исчезла.... Но вполне возможно, что по желанию представить самоубийство офицера в убийство некоторых, как поговаривают, высоких начальников, она была просто уничтожена.
   Закончив свой рассказ, Валя пожелала приятного аппетита и ушла к нетерпеливо дожидающимся ее внимания своим хлопотливым обязанностям по хозяйству.
   - Разве подобная несправедливость возможна в нашей стране? - шепотом спросил Слава у Смирнова, когда дверь за уходящей Валею захлопнулось.
   - В нашей земной жизни все возможно, Слава, - уклончиво ответил Смирнов и сам у него спросил. - А как звать-величать нашу спасительницу?
   - Она мне представилась Валею, товарищ подполковник, - ответил помогающий Смирнову справиться с завтраком Слава.
   - Валя, а партизаны в вашей местности водятся? - спросил Смирнов, когда она принесла им ужин.
   - Партизаны, - с явной неохотою проговорила Валя, - где-то должны быть. Мой отец еще до прихода немцев ушел с ними.
   - И вам они не нравятся? - переспросил удивленный прозвучавшему в словах Вали негативному отношению к партизанам подполковник Смирнов.
   - А за что мне их любить!? - с неожиданной злостью выкрикнула Валя. - О хороших людях не ходит худая слава по всему побережью!
   - Худая слава, - повторил ее слова Смирнов. - Ты, пожалуйста, расскажи нам об этих партизанах более подробно. Мне со Славою, после поправки, придется идти к ним.... Не к фашистам же нам идти проситься на службу?
   И Вале поневоле пришлось рассказать внимательно ее слушающему Смирнову обо всем, что она уже слышала о действиях местного партизанского отряда.
   К тому времени, когда фронт начал стремительно приближаться к их селу, о партизанах было уже написано немало хвалебных слов. Поэтому, когда в районе заговорили об организации партизанского отряда, все местные жители с радостной надеждою смотрели на замелькавших с винтовками на плечах своих будущих народных защитников. Фронт, если не считать небольших стычек отступающих частей Красной Армии с передовыми отрядами немцев прокатился мимо их села без особого урона. Но только успели наступающие немецкие части оставить район, как вышли на свою боевую тропу все это время отсиживающиеся на своей базе партизаны. Вышли и в первый же день показали всему местному населению, на что они способны, что должны были ожидать в дальнейшем от действий народных мстителей сельчане. Командир партизанского отряда, бывший второй секретарь комитета Коммунистической партии района товарищ Забегайла, решил начать боевую биографию порученного ему партизанского отряда с налаживания связей с местным населением. И с марширующими под развернутым красным флагом, как на параде, партизанами он зачастил в ближайшие от базы деревни. Но вовсе не для того, чтобы информировать сельчан о положении на фронте, чтобы вселять в них веру на скорое освобождение от коричневой чумы, и, в конце концов, чтобы вдохновлять их на борьбу с немецкими захватчиками, а только для того, чтобы творить над ними свой собственный суд и расправу. В захваченной его отрядом деревне он сразу начинал делить по собственному усмотрению сельчан на своих друзей, товарищей и братьев и на злейших непримиримых врагов. У врагов народные защитники забирали даже то, что им в партизанской жизни вряд ли могло понадобиться, а от друзей он требовал безропотно снабжать его отряд продовольствием и одеждою. С этим его самоуправством привычные ко всему сельчане еще могли бы хоть как-то смириться. Но распоясавшийся от осознания собственной безнаказанности командир партизанского отряда начал требовать от местного населения, чтобы в награду за его во имя их жертвенности любая приглянувшаяся женщина становилась его любовницею. Согласия на подобную с ним связь соблазнительных женщин он, конечно же, не спрашивал, а тех, кому из них вздумалось сопротивляться его домогательствам, он просто насиловал. Разъяренный отец одной из изнасилованной им девушки, не найдя лучшего способа отмстить обидчику, навел на партизан немцев. Немало тогда погибло еще не очухавшихся от беспробудного пьянства партизан, но самому Забегайле все же удалось каким-то чудом ускользнуть из окруженной немцами деревни. Скоро он снова нагрянул с остатками отряда на ту деревню и в назидание всем остальным сельчанам расстрелял изнасилованную им девушку вместе с наведшим немцев на отряд партизан отцом. Этот печальный случай кое-чему научил бравого командира партизанского отряда. Поэтому сейчас, прежде чем войти в какую-нибудь деревню, он выставлял посты с приказом стрелять в каждого, кто попытается выйти из деревни в то время, когда в ней находится партизаны. Так в одной из деревни и были убиты партизанами не знающие о страшном приказе командира народных защитников двое мальчиков.
   - Ну, а с немцами эти партизаны воюют? - уточнил у Вали нахмурившийся Смирнов.
   - Воюют и еще как, - с иронией проговорила Валя. - Вот только вчера организовали диверсию на железной дороге. Прихватив из ближайшей деревни несколько стариков, они заставили их выйти на дорогу и постучать по рельсам камнем. Только тогда воочию убедившиеся, что немцев поблизости нет, храбрые партизаны вышли на дорогу и поставили мину.
   - Когда поправлюсь, они мне за все свои бесчинства ответят, - пообещал ей нахмуренный подполковник Смирнов.
   И снова потянулись для него наполненные тягостными ожиданиями, когда задерживающие его в сарае раненые ноги окончательно поправятся, дни. Рука красноармейца Славы скоро зажила, но он, не желая уходить без своего командира, старался во всем помогать своей гостеприимной хозяйке. Человек с воистину золотыми руками всегда найдет для себя хоть какое-то занятие. И Слава с раннего утра и до позднего вечера, что-то пилил и строгал, занимаясь ремонтом пришедших в негодность вещей. Поэтому очень скоро, как любила подшучивать над ним Валя, он с лихвою покрыл все ее расходы на содержание двух раненых в сражении с немцами советских солдат. Поправлялся и сам подполковник Смирнов. За это время он уже начал свободно передвигаться на своих раненых ногах без посторонней помощи. В отличие от Славы он мог быть у него только подмастерьем, а поэтому не намеревался долго задерживаться у своей спасшей его от неминуемой смерти хозяйки. Проснулись они от громкого крика еще задолго до рассвета. Встревоженный криками о помощи своей хозяйки подполковник Смирнов спустился с сеновала и, выскочив из сарая, подбежал к избе. Убедившись, что крики хозяйки доносятся из избы, он потихонечку приоткрыл дверь и заглянул внутрь дома. На прижатой к полу его хозяйке сидел мужчина и молча срывал с нее одежду. Чего-чего, а вот подобного насилия над своей спасительницею подполковник Смирнов, конечно же, долго выдержать не мог. Не помня себя от мгновенно переполнившего его гнева, он вбежал в избу и, схватив подлого насильника за шиворот, отбросил его к дверям.
   - Кто ты такой, черт тебя подери!? - с возмущением выкрикнул взбешенный мужчина.
   - Я подполковник Красной Армии! - со злостью выкрикнул Смирнов. - Я просто обязан заставлять подобных негодяев с уважением относиться к порядочным людям!..
   - А я командир партизанского отряда, собака! - зарычал от мгновенно переполнившей его злобы хватающийся за автомат мужчина.
   Но выстрелить из него он уже не успел. Две остающиеся в обойме пистолета Смирнова пули намертво пригвоздили его к полу.
   - Что вы наделали! - вскрикнула ужаснувшаяся Валя. - В селе полно партизан! Они нас всех перестреляют за смерть своего командира!
   - Ничего, Валюша.... Не будем раньше времени переживать смерть этого негодяя и ожидать скорого возмездия от партизан. Если черт, как говориться в известной на Руси поговорке, нас не выдаст, то и свинья не съест, - тихо проговорил засовывающий в кобуру пистолет Смирнов и выкрикнул. - Слава!?
   - Я здесь, товарищ подполковник! - отрапортовал вбегающий в избу Слава.
   - Прими пост у дверей и никого в избу не впускай!
   - Слушаюсь, товарищ подполковник! - выкрикнул уставную фразу Слава и, выскочив из избы, начал неторопливо прохаживаться по подворью.
   Удовлетворенно хмыкнувший Смирнов застегнул на гимнастерке пуговицы и, поправив фуражку, попросил не знающую, что ей в этом случае надобно делать, Валю:
   - Пойдем Валюша.... Вы мне покажете, где эти партизаны сейчас гуляют.
   Молча кивнувшая головою Валя повернулась в сторону выхода из избы. Они молча прошли мимо отдавшего честь подполковнику Смирнову Славы и с той же неторопливостью пошли по узкой и извилистой деревенской улице. Впереди шла в разорванном платье заплаканная Валя, а сзади нее с угрюмой молчаливостью вышагивал упругой походкою строевого военного стройный и подтянутый подполковник Красной Армии.
   Гулянка была в самом разгаре. Столы ломились от уставленных на них графинов с мутной сивухою и домашними разносолами. Сидящие за столами в разношерстных одеждах славные воины не ленились отдавать должное выставленному для них питью и закускам. Если судить по их раскрасневшимся лицам, то они уже успели приголубить в себя не только несколько стопок мутной сивухи, но и намеревались и дальше продолжать пиршество, после своего невероятно трудного во имя защиты сельчан от фашистов ратного труда. Если не считать выставленного у избы часового, то за столами сидело не меньше сорока человек, а если судить по одежде, то большую часть из них составляли бывшие красноармейцы. Растерявшийся часовой на всякий случай отдал незнакомому подполковнику честь и не стал у него выяснять, кто он такой и зачем ему понадобилось входить в избу, в которой в это время отдыхали его товарищи. Вошедший в избу Смирнов, приложив руку к козырьку фуражки, громко выкрикнул:
   - Здравствуйте, товарищи бойцы!
   Еще не успевшие забыть службу бывшие красноармейцы повскакали с мест и, повернувшись к нему лицом, ответили на приветствие:
   - Здравие желаем, товарищ подполковник!
   - Вольно! - скомандовал Смирнов и отпустил руку от козырька фуражки.
   Бывшие красноармейцы, встречаясь с его гневным взглядом, виновато опускали глаза, но принятые в партизанский отряд прямо с гражданки мужики продолжали, сидя за столами, угрюмо поглядывать на неизвестно откуда взявшегося подполковника.
   - Как же вы докатились до такого позора, товарищи красноармейцы!? - осыпал их упреками подполковник Смирнов. - Разве для такого глумления над временно оказавшимися в оккупации советскими людьми все это время кормил и одевал вас наш народ!? Почему вы при первых встреченных вами трудностях в борьбе с жестоким вероломным врагом начисто позабыли о данной вами клятве, о своем долге перед этими простыми советскими людьми!? Кто дал вам право самолично утверждать, что все они подлые предатели, что над ними не только можно, но и даже нужно, вовсю измываться, лишать их человеческого достоинства, насиловать жен и дочерей своих товарищей по оружию!? Наш Советский народ, выделяя на ваше содержание немалые средства, рассчитывал, что вы при необходимости грудью станете на его защиту, а вы превратились в самых последних подлых грабителей и насильников!? Если бы рядом была воинская часть, я всех вас тут же отдал бы под трибунал! Но так как наших войск поблизости нет, то я предлагаю вам искупить свою вину перед народом своей кровью в беспощадной борьбе с иноземными захватчиками!
   - А кто вы, собственно говоря, такой!? Какое вы имеете право обвинять нас в том, что мы на самом-то деле не делаем!? Мы, к вашему сведению, тоже давали клятву служить трудовому народу и не жалеть не только своей крови, но и свои жизни, в борьбе с врагами! - забрызгал слюною уже изрядно подвыпивший мужик.
   - Кто я такой, вы можете при желании определить по моей форме, а вот кто вы такой я по вашему внешнему виду не только не могу, но и не хочу, определять! - с презрением бросил подполковник Смирнов.
   - Я заместитель командира отряда, - представился мужик и потребовал. - Предъявите ваши документы. В военную форму может переодеться и враг....
   - Вот мои документы, - громко, чтобы слышали все, проговорил передающий мужику свое удостоверение личности Смирнов. - А самые главные мои документы - это мои погибшие в бою возле этого села товарищи и мои раны.
   И он, слегка наклонившись, указал на оставленные пулями отметины на брюках.
   - Все правильно, вы офицер Красной Армии, - тихо проговорил внимательно осмотревший удостоверение личности Смирнова мужик. - Надо доложить о вас командиру отряда...
   - Нет у вас больше командира отряда! - выкрикнул забирающий обратно свое удостоверение личности подполковник Смирнов. - Я его расстрелял при попытке изнасиловать вот эту женщину! Между прочим, она дочь вашего товарища по оружию! Как же вы, партизаны, могли допустить, чтобы этот изверг насиловал ваших жен и дочерей!?
   - Он не изверг, - с раздражением поправил его заместитель командира партизанского отряда. - Он второй секретарь районного комитета партии.... Как не стыдно вам, товарищ, говорить такое о коммунистах.
   - Тогда он оборотень, потому что в партии должны быть кристально честные справедливые люди, а не насильники и убийцы, - поправился подполковник Смирнов и зычным командирским голосом объявил. - С этой минуты я принимаю командование над вашим отрядом! Всем выйти из избы и построиться!
   Через час, похоронив своего прежнего командира, партизанский отряд вышел из приморского рыбачьего поселения. С облегчением вздохнувшая Валя еще долго смотрела вслед уходящим партизанам, а они становились от нее все дальше и дальше, пока вместо них лишь облако пыли не замелькало над горизонтом.
   - Ты одобряешь произошедшие в руководстве партизанского отряда перемены? - спросил Ираклий у Павла, когда они пристроились к одному отправляющемуся в нужном им направлении по железной дороге военному эшелону.
   - Повезло партизанам, что они избавились от этого тянувшего их за собою прямо в ад бандита, - хмуро бросил Павел. - Еще немного времени, и он непременно сделал бы из них самых настоящих головорезов.
   - Но какой же он бандит? - не согласился с его словами леший. - Ты же и сам слышал, что он был не простым коммунистом, а вторым секретарем районного комитета партии.
   - Немало грязи прилипает и к нашей партии, - с горечью был вынужден согласиться с лешим Павел. - Партия, как и многое другое в этом мире, не абстрактное понятие, она состоит из людей. А люди, к сожалению, разные, их под одну гребенку не причешешь....
   - Прилипчивыми могут быть только рядовые коммунисты, в которых еще не успели до конца разобраться остальные члены Коммунистической партии, - со снисходительной ухмылкою возразил ему леший. - А этот, по твоему мнению, бандит сам руководил партийными организациями. Его, по всей видимости, ни один год растили и пестовали.... Он был по жизни эталоном для всех вас....
   - Да, какой он к чертям собачим эталон! - выругался не сдержавшийся Павел. - Ты же сам мне показывал, как эти проникшие в нашу партию самые настоящие враги Советского народа поддерживают и тянут за собою друг друга. Язык же у них, как и во всех людей, без костей.... Эти прохвосты только ради того, чтобы удержаться у власти, всегда будут говорить о самих себе одно только хорошее, а других честных и совестливых люди всегда будут стараться вымазать в грязи. Они постоянно держат свой очень чувствительный нос по ветру и очень трудно, если не сказать, что просто невозможно, их уличить хоть в чем-нибудь недостойном высокого звания коммуниста. Зато им оболгать или задурить головы слушающим их коммунистам, что раз плюнуть. Поди, попробуй просочиться между ними к вершинам власти честному и совестливому человеку. Да, и что я совершенно напрасно перед тобою распинаюсь!? Ты же, старик, не человек.... Ты никогда не сможешь поставить самого себя на наше место, понять нас людей....
   - Да, невеселые у вас дела, - посочувствовал Павлу леший. - Этому партизанскому отряду еще повезло, а ты, Павел, подумай, сколько их еще бродит по оккупированной немцами земле? Сколько горя и страданий они еще принесут простым людям?
   - Не надо возводить напраслину на наших героических партизан, Ираклий! - с негодованием выкрикнул Павел. - Подобного руководства в других партизанских отрядах ни в коем случае быть не может. Руководства партизанскими отрядами доверяться только самым проверенным опытным в подобном деле людям. К тому же не следует забывать, что многие партизанские отряды в тылу врага организовались самостоятельно, без подсказки наших партийных органов. Советские люди никогда не доверят свою судьбу подобным проходимцам. Как бы они не скрывали свою вражескую сущность, как бы они не маскировались под вполне порядочных людей, но, как нам показывает опыт жизни, простых людей не так уж и просто обмануть. Если в мирное время подобные проходимцы еще способны в подтасовках и могут с легкостью оболгать хороших людей, то в сложное трудное время они непременно обнажат свою внутреннюю сущность, покажут свою полную неспособность думать и заботиться о простых людях. Теперь ты понимаешь, Ираклий, что твое сочувствие к нам людям, совершенно напрасно. Сложные нелегкие времена не только помогают нам сбросить со своей шеи весь этот ни на что не способный балласт, но и в одночасье избавиться от всех прилипал к светлым идеям строителей коммунистического общества....
   - Неужели этот Забегайла был еще и войны самым худшим партийным работником? - позволил себе усомниться в словах Павла Ираклий. - Если партия подозревала, что он такой плохой, то почему она поручила ему такую ответственную работу?
   - Я бы назвал его назначение командиром партизанского отряда просто исключением из общего правила, дорогой Ираклий, - примирительно буркнул Павел. - Все живущие на земле люди имеют право на ошибку. Безгрешных людей на этом свете в реальности просто не существует. И, вообще, Ираклий с тобою иногда очень трудно разговаривать. Мне эти твои, почему, уже давно в печенке сидят....
   - Но без этих моих, почему, мы никогда не доберемся до истины, - возразил недовольно поморщившемуся Павлу леший. - А без истины мы не сможем друг друга понять. И я лишусь возможности исполнить свое предназначение: всемерно помогать проклятым людям, как можно лучше осознать свои заблуждения в земной жизни. По моему мнению, парень, даже это трудное время не поможет вам очиститься от присутствия в вашей партии нечистых на руку людей. Большая часть честных и совестливых людей непременно отдаст свою жизнь за свободу и независимость своей любимой отчизны. К тому же не следует забывать, что сыновья этих пробившихся к вершинам власти приспособленцев всеми правдами, а чаше всего неправдами, окопались в тылу. И что они никогда не упустят для себя такой благоприятной возможности, чтобы с помощью своих высокопоставленных отцов добиться для себя возможно лучшего, насколько им будет позволено, положения....
   - А кому она нужна эта твоя истина!? - в сердцах бросил ему раздраженный Павел, который сразу же понял, о чем говорит ему леший, и который даже в самом кошмарном сне не желал для своей Родины такого незавидного будущего.
   - Как это кому? - удивился его вспышке леший. - Истина просто необходима мне, тебе и твоему трудовому народу....
   - Народу! - насмешливо выкрикнул перебивший лешего Павел. - Ты рассуждаешь, Ираклий, как маленький ребенок. Нашему народу нужен ведущий его вперед по пути построения коммунизма вождь - и наша партия дает вождя ему. Нашему народу нужны цели, следуя по которым, мы совершенствуем сами себя и готовимся к будущей безбедной жизни - и партия ставит их перед ним. Нашему народу нужна партия, которая заботилась бы о нем, а иногда, если он того заслуживает, то и наказывала его - и такая партия у нашего народа есть. А истина нашему современному народу без надобности. От иной истины ему и жить на нашем белом свете не хочется. Я не сомневаюсь, Ираклий, что больше чем какая-то там абстрактная истина нашему народу нужен кнут и пряник. Только постоянное ощущение висячего над его спиною кнута заставляет народ жить в мире и согласии, а ароматно соблазнительный запах пряника заставляет людей всеми правдами и неправдами увеличивать общественное достояние. Кнут и пряник - вот самая извечная истина для нашего народа. Ты способен, Ираклий, хотя бы на одно мгновение представить себе, что случилось бы с нашим обществом, если бы у всех людей совершенно для них неожиданно раскрылись глаза, и они познали истину. Да, они только от одного запаха вони окружающего их дерьма, больше не захотели бы жить на белом свете. Нет, Ираклий, что ты мне ни говори, а эта твоя истина величайшее зло для нашего народа, а вот кнут и пряник самое великое для него благо. Недаром даже сам Господь бог запрограммировал познание человеком истины только в Ссудный день. Знаешь, Ираклий, в чем главный недостаток твоих нравоучений?..
   - Я буду только благодарным тебе, парень, если ты укажешь мне на мой недостаток, - отозвался осветившийся лукавой ухмылкою леший.
   - Ты всегда судишь о нашей социалистической системе по каким-то частным негативным ее проявлениям для простых людей. И в тоже время не видишь в ней самого главного, не хочешь замечать все ее преимущества перед всевластием капитала. Тебе следует судить о нашей системе только по тем целям и задачам, которые ставит перед собою Советская власть. Именно на этом тебе, Ираклий, и следует в дальнейшем обращать свое особое внимание. Помни и никогда не забывай, что в любом новом деле всегда будут и имеются, как свои недостатки, так и свои издержки, - с нескрываемой насмешкой объяснил лешему Павел.
   - Ну, если говорить об издержках, то вся ваша система состоит из одних только них, - возразил не оставшийся в долгу Ираклий.
   - Ну вот, ты снова взялся за свое нравоучение, - с раздражением отмахнулся от него Павел.
   - Я не могу принять твоего укора, парень, - тихо проговорил, после недолгого молчания, леший. - Я привык думать, если хорошему работящему человеку становится тяжело жить на этом свете, то властвующая над ним система порочна. Осмотрись около себя, парень, и попытайся ответить самому себя на извечный вопрос: кому при вашей власти хорошо живется? Никому! Даже самим вашим руководителям при вашей системе живется, если говорить откровенно, очень затруднительно. Они все время трепещут перед вышестоящей властью, которое способно в любое время не только стереть их в порошок, но и снова забросить их в то самое дерьмо, из которого они и выползли наверх. И не только вашим руководителям, но и вашим вождям живется при вашей системе, скажем прямо, несладко. Ты только представь себе, парень, что их может ожидать, когда народ перестанет признавать их гениальность и начнет сбрасывать с пьедесталов. Только поэтому, чтобы отдалить от себя подобную участь, они все время развязывают кровопролитные воины, которые не позволяют участвующим в этой вселенской бойне людям даже задумываться о своей действительной на земле жизни. Как ты уже можешь и сам догадаться, что все это они вытворяют вовсе не от хорошей жизни. А раз вам всем - жертвам и палачам - живется плохо, то кому нужны все эти ваши системы? Я не сомневаюсь, что со временем это поймут и ваши теперешние вожди. И тогда они будут делать все от них зависящее, прикрывая свое истинно разбойничье лицо первой попавшейся им под руки тряпкою, чтобы при любых последствиях непременно сохранить свое господствующее положение в обществе. Ты, парень, можешь даже не сомневаться, что ради сохранения своего призрачного величия они станут примерять на себя даже тот облик, против которого они сейчас проливают реки человеческой крови.
   - Наша социалистическая система нацелена на будущее поколение! И не надо судить о ней по нынешнему состоянию общества! - с яростью возразил ему Павел. - Пусть мы сегодня страдаем, но во имя чего, во имя собственных детей! А ради их счастья мы сегодня готовы на любые страдания и лишения....
   - Я не сомневаюсь, что и вашим детям тоже не будет позволено узнать, что это такое - свободная и счастливая жизнь, - перебил Павла леший. - Вы, осудившие самих себя во имя их на страдания и лишения, просто будете не в состоянии сделать их счастливыми. Ибо нельзя передать хоть кому-то то, чем вы сами в данное время не обладаете.
   С началом войны работы и забот у генерала заметно прибавилось. И он был вынужден часто уезжать из Москвы по служебным делам в длительные командировки, оставляя свою красавицу жену скучать дома в одиночестве.
   - Было бы моя воля, моя прелестная птичка, - ласково нашептывал он жене на ушко при расставании, - я все время находился бы возле тебя и не отходил от своей красавицы ни на один шаг.
   - Ты, старый пень, лучше бы оставлял в Москве Петра, - с презрением бросала ему в ответ про себя целующая своего ненаглядного супруга Холида, - а сам ты можешь отправляться в любое время хоть к самому черту на кулички.
   Но генерал, не понимая ее желаний, то ли от ревности, а может и по служебной необходимости, постоянно увозил ее милого дружка с собою. Измученная вынужденным одиночеством Холида зачастила в располагающийся неподалеку от управления, где царствовал ее супруг, небольшой уютный скверик. Здесь она и столкнулась в буквальном смысле этого слова с сержантом Каратаевым. Только приподнялась она со скамейки, как сильный толчок бегущего, сломя голову, по дорожке мужчины, сбил ее с ног.
   - Вот к чему приводят частые прогулки по городским скверам, - с возмущением буркнула она вслух. - Что же тогда вытворяют с бедными женщинами на улице?
   Услышавший ее возглас мужчина остановился и повернул в ее сторону чем-то сегодня особенно раздраженное лицо. Но, увидев перед собою красивую женщину, он раскрыл от изумления рот и растерянно заморгал глазами.
   - Ну, что уставились, как истукан! - с презрением бросила ему Холида. - Прикажете мне самой исправлять вашу оплошность!?
   - Я сам, я все сделаю сам, - засуетился мужчина и, присев на корточки, начал торопливо собирать выпавшую из ее сумочки бижутерию. - Простите меня, пожалуйста, - глухо выдавил мужчина из себя, - я был так неосторожен.
   - И куда вы так торопились? Наверное, к своей зазнобушке? - игриво поинтересовалась внимательно вглядывающаяся в его красное от напряжение лицо Холида.
   - Я спешил на автобус, - объяснил мужчина, - он как раз подходил к остановке.
   - Поразительно! И вы так мчались, сломя голову, на какой-то там автобус!? - с изумлением вскрикнула отмечающая про себя Холида. - А он, кажется, ничего.... Немного худощав, но все дело в питании, можно немного и подкормить. Мужская сила в нем ощущается.... Вот только лицо, так с него воду не пить.... Да, и где найдешь лучшего по нынешним временам.
   Не желая упускать подвернувшуюся возможность заполучить себе в постель молодого мужика, Холида забросала его поощрительными улыбками, но мужчина от них только краснел и еще больше тушевался.
   - По всей видимости, придется брать инициативу на себя, - недовольно подумала Холида и, окинув мужика одним из своих неотразимо действующих на мужчин томным взглядом, тихо проворковала. - Не могли бы вы в наказание за свою оплошность уделить немного внимания потерявшейся в таком огромном городе несчастной женщине. Я впервые в Москве и, закружившись среди всего этого великолепия, не могу вспомнить обратной дороги в гостиницу, в которой я остановилась.
   Мужчина с охотою согласился, и продолжающая с ним заигрывать Холида выведала по дороге о нем все, что ее интересовало. Названному Михаилом мужчине недавно исполнилось двадцать восемь лет. Служил он охранником в управлении ее мужа. Его небольшое сержантское звание, опытную Холиду мало волновало. Для Холиды было самым главным, чтобы он был в полном смысле этого слова мужчиною, чтобы он мог удовлетворять все ее сладострастные пожелания в постели. Поэтому сейчас, держась за руку Михаила, она с удовольствием отмечала, как ее новый знакомый возбуждается при одном только прикосновении к ней, красивой и соблазнительной женщины. Михаил ей подходил даже и тем, что он был все еще холост. Ей никогда не нравилось делить своих партнеров по любви с другими женщинами. Удовлетворив до конца свое любопытство, Холида пожаловалась своему новому знакомому на невозможность снятия в Москве небольшой уютной квартиры. Обрадованный представившейся ему возможности и дальше общаться с понравившейся ему женщиною Михаил сам вызвался оказать ей и в этом всяческую помощь и содействие. С этого дня Холида уже больше не злилась на своего незадачливого супруга, когда тот уезжал из Москвы в свои длительные служебные командировки.
   Пронзительный звонок заставил ее оторваться от Миши и. набросив на себя халатик, подбежать к телефону.
   - Что случилась!? - крикнула она в трубку, услышав встревоженный голос своей служанки.
   - Позвонивший с вокзала ваш муж велел передать, что он уже едет домой, - проговорила приглушенным голосом служанка.
   - Хорошо, я скоро буду на месте, - ответила Холида и, обернувшись к ожидающему ее Михаилу, сокрушенно развела руками. - Извини Миша, но меня вызывают на службу.
   - Служба есть служба, - с пониманием кивнул ей головою Миша. - Но где ты служишь? Ты мне об этом еще ничего не рассказывала?..
   - Разве ты сам не догадался о моей службе, миленький? - проворковала целующая своего возлюбленного Холида. - Я служу в этом же управлении, которое ты охраняешь. Но больше знать тебе обо мне не полагается....
   - Ничего не поделаешь, - с сожалением проговорил обнимающий ее на прощание Михаил. - Для меня важна не твоя служба, а ты сама....
   - Умненький ты мой, - прошептала она и, поцеловав Михаила в щечку, упорхнула за дверь.
   - Он уже дома? - спросила она у открывшей ей дверь служанки.
   - Нет, генерал еще не подъехал, - ответила служанка и попросила разрешить ей выйти в город.
   - Да, на сегодня ты можешь быть свободною, - ответила ей окидывающая внимательным взглядом квартиру Холида.
   Убедившись, что все в порядке, она присела на мягкое кресло и, опрокинув голову на его спинку, терпеливо дожидалась своего супруга.
   - Добрый вечер, уважаемая Холида, - услышала она рядом с собою знакомый голос.
   - Кто здесь!?- вскрикнула испугавшаяся Холида.
   - Не пугайся, дорогая Холида, это я, твой старый друг, - ответил голос, и из раскрывшейся двери спальни показался колдун.
   - Это вы!? - еще больше удивилась Холида. - Но как вы попали в мою квартиру!? Немедленно уходите! С минуту на минуту должен возвратиться мой супруг!
   - Успокойся Холида, твой супруг сегодня к тебе не приедет, - с негромким ехидным смешком проговорил колдун. - Это я звонил твоей служанке.... Мне было неудобно беспокоить тебя в постели с любовником....
   - Вы уже и о моем последнем увлечении знаете!? - переспросила немало удивленная подобной осведомленностью волшебника Холида.
   - Я знаю все, - коротко бросил ей колдун и, после недолгого неловкого молчания, снизошел до объяснения. - На то я и волшебник, уважаемая Холида.
   - Но я вам ничего не должна и на этот раз встречи с вами я не просила, - недовольно буркнула Холида. - Что вам от меня понадобилась?
   - Только одна забота о благополучии моей прекрасной клиентки привела меня в эту квартиру, - уклончиво проговорил целующий Холиде ручку колдун. - Иначе, разве я осмелился бы нарушить твой покой, уважаемая Холида....
   Понимая, что ей уже будет не так легко избавиться от порекомендованного ей в давнее время нечистыми друзьями так называемого волшебника, благодаря советам которого она загубила не только всех своих подруг, но и собственную свободную всем обеспеченную жизнь, Холида молча указала ему на стул. А сама, брезгливо поджав свои немного припухлые губки, нелюбезно проговорила:
   - Я слушаю вас?
   Неласковый прием не смутил колдуна. Он присел на стул и, окинув Холиду надменным взглядом, проговорил вкрадчивым голосом:
   - Я хотел бы напомнить любезной для моего сердца Холиде, что ей пора подумать о своем будущем....
   - Я помню об угрожающей мне опасности, - оборвала колдуна неприятно поморщившаяся Холида. - С вашей стороны было не очень корректно напоминать мне, о чем я изо всех сил пытаюсь не только забыть, но и даже никогда не вспоминать....
   - Поэтому я и хочу напомнить тебе, уважаемая Холида, - продолжил не обращающий на ее раздражение внимания колдун, - что любовь известных ей молодых людей все еще не иссякла. Организованная общими усилиями их разлука не оправдала наших ожиданий. За это время их нежная привязанность друг к другу не только не ослабла, но и многократно усилилась. По моим сведениям у них уже подрастает плод их любви сын. Прекрасной и очаровательной Холиде должно быть известно, как сильно привязывают друг к другу родителей их совместные дети. Однако если ей уже успела надоесть привольная и беззаботная земная жизнь, если она готова скоро исчезнуть с лица земли, то тогда....
   - Это не должно произойти ни в коем случае! - вскричала возмущенная словами колдуна Холида. - Я держу отношение этих молодых людей под собственным негласным контролем! Я всегда делала, делаю сейчас, и буду делать впредь все для того, чтобы, после очередного заточения в пещере, у меня снова появлялась возможность обрести плоть!
   - Ты уж постарайся, уважаемая Холида, - буркнул осветившийся насмешливой ухмылкою колдун и, встав со стула, направился к дверям спальни. - Мне бы не хотелось потерять такую интересную собеседницу.
   И он с тихим противным хихиканьем, войдя в спальню, плотно закрыл за собою дверь.
   - Облезлая обезьяна, - негромко выругалась обозленная словами колдуна Холида, - даже выйти из квартиры не может, как все порядочные существа в земном мире....
   Снова оставшись в одиночестве, она только для того, чтобы привести свои взбудораженные посещением колдуна мысли в относительный порядок, соскочила кресла и лихорадочно забегала по квартире. Перебегая из комнаты в комнату огромной генеральской квартиры, она в зависимости от направления своих мыслей, то разбрасывала все находившиеся в них вещи, а то старательно наводила в них нужный порядок. Не понимая и даже не замечая, что ее теперешние действия просто бессмысленны, не имеют под собою никакой практической осмысленности, она продолжала свои беснования до тех пор, пока не начала снова думать и соображать более-менее здраво.
   - И этот мерзкий колдун совершенно прав! Это проклятое время неумолимо приближается к той роковой минуте, когда все разрешиться для меня раз и навсегда. Тогда я или совсем исчезну из земного мира, или, набравшись опыта, уже буду более умно распоряжаться своими согласно проклятию Творца возможностями! - была вынуждена признать правоту колдуна Холида. - Но откуда ему все обо мне известно!? Неужели и он приложил свою руку к моей разнесчастной судьбе!?
   Сатане уже давно осточертела возня с этой не желающей не только подчиняться его воле, но и организовывать свою жизнь по прописанным им законам, Россией. Поэтому он, решив примерно наказать за это непомерно строптивый русский народ, и подготовил специально для него вторую мировую войну. Немало ему пришлось побегать по всему миру в поисках нужного ему для этой цели человека, а потом и помочь ему захватить власть в своей стране. Однако более всего тяжелее ему пришлось повозиться с обеспечением своего протеже на мировое господство безнаказанностью при порабощении окружающих Германию соседних народов. Внушенные им при помощи своих земных сторонников в головы руководителей западных стран нужные Сатане мысли помогли им осознать, что с помощью этого выпестованного Сатаною садиста они смогут легко справиться с угрожающими их положению в своих странах идеями марксизма-ленинизма. Уверенные что проводимая этим человеконенавистником политика непременно опорочит в глазах простого народа эти разрушительные и выбивающие почку из-под их ног идеи, они с той легкостью согласились пожертвовать во имя этой цели народами каких-то там не имеющих для них слишком большого значения стран. И уже потом, наблюдая, как растут аппетиты у этого тупоголового людоеда, они и подтолкнули его на давно ставшую бельмом в их глазах коммунистическую Россию. Вовсю распоясавшийся от их преступного попустительства взбесившийся Адольф Гитлер не обманул их ожиданий. Вволю поиздевавшись над их, так называемой, западной демократией и поработивший уже немало зараженных ею народов, он, в конце концов, осмелился повернуть подготовленные им к этому времени бесчисленные полчища хладнокровных убийц на Россию. О! И как же возликовали они в начале его вторжения на русскую землю в своих роскошных дворцах! С каким воодушевлением они переставляли на своих картах флажки, отмечая его почти триумфальное шествие по бескрайним русским простором!
   - Этот извечно пугающий нас русский колосс оказался на глиняных ногах! - восклицали они, с удовлетворением потирая свои опоганенные сделкою с Сатаною руки. - Мы не зря пожертвовали многими своими интересами во имя лучшей готовности этого бандита к нападению на большевицкую Россию!
   Охмелевший от своих первоначальных успехов, после вероломного нападения на Советский Союз, Адольф Гитлер не прекращал радовать западных политиканов, все дальше и дальше продвигаясь в глубь молодой советской России.
   - Этот человеконенавистник оправдывает все возлагаемые нами на него надежды! - ликовали в предчувствии уже совсем скорого своего торжества западные мудрецы. - Он непременно освободит нас от коммунистической угрозы! И эта так сильно нас обеспокоившая Россия больше не будет будоражить своим заразительным примером головы наших народов!
   Радовался успехами своего питомца и Сатана. Да, и как ему было не радоваться, если с начала организованной им войны Сатана уже успел с лихвою возместить все свои потери, после выхода России из его воли.
   - То ли еще будет, когда мой питомец, наконец-то, овладеет этой извечно строптивой Россией! - радостно восклицал он, наблюдая с помощью волшебного чана за творимыми на оккупированной территории немецкими войсками зверствами и бесчинствами. - Немецкий сапог уже надолго утихомирит этот вздорный русский народ! Он непременно заставит русских людей не только больше не мечтать о выходе из моей воли, но и навсегда отобьет у них охоту не то, чтобы восставать против заведенных мною на земле порядков, а даже хотя бы о малейшем сопротивлении моему выкормышу!
   И у Сатаны было немало причин для радостного ликования. Он просто захлебывался от переполняющего его счастья, наблюдая, как некоторые русские люди с охотою начали сотрудничать с напавшими на их страну фашистами. Он с умилением наблюдал, как эти предатели под трехцветными знаменами творят не меньшее злодейство, бесчинствуя над такими же, как и они, русскими людьми. Как эти выродки, стараясь выслужиться перед руководителями фашисткой Германии, заслужить их доверие, без зазрения совести сжигают советские деревни вместе с жителями. Перед подобной не свойственной русским людям кровожадностью стыла кровь не только у честных и совестливых людей, но и даже у самих сатанинских прихлебателей. Но самого Сатаны эти поганые кровососы только радовали, внушали ему надежду, что он еще сможет убедить русских людей остепениться, перейти на его сторону. Он уже размечтался, что с подобными русскими людьми, ему уже удастся не только выкорчевать из сознания людей этот глубоко ему ненавистный марксизм- ленинизм, но и держать в повиновении весь остальной противостоящий ему мир. Сатана уже больше не требовал от Адольфа Гитлера поголовное истребление всех русских людей. Переход каждого отдельного русского предателя на сторону сил зла и тьмы Сатана не только приветствовал, но и воспринимал для себя, как уже совсем скорое торжество насаждаемых им на земле идей тьмы, над оказавшимися и на самом деле бессильными силами добра и справедливости.
   Не радовался и не ликовал один только русский народ. Он наперекор чаяниям и надеждам своих тайных доброжелателей все еще не думал покоряться воле нечистого Сатаны и верным сатанинским наймитам. Немного очухавшиеся, после неожиданного нападения коварного врага, советские люди тут же начали собирать все свои силы и готовить достойное угощение для вероломных гостей.
  
   Июль 1995 года.
  
  
  
  

Глава пятая.
УМЕРЕТЬ МОЖНО И В ОДИНОЧКУ.

  
   Советские танки, беспощадно разбивая добротные дороги, разгуливали по затаившемуся в тревоге Германскому рейху. Это известие несказанно обрадовало исстрадавшихся за долгие годы войны простых русских людей. Радовало, но не помогало им жить. Им, босым и голодным, не так и легко было ощутить себя победителями. Да, и никакой надежды у них на лучшую долю в ближайшем будущем не было. Но все же, несмотря ни на что, это была только их победа. Их победа - потому что они в полной мере ее выстрадали, потому что только их глухая ненависть и отчаяние перед иноземными захватчиками прогнала фашистов с родной земли. И все они ждали свою победу с нетерпением. Трудно было всем. Трудно было солдату в окопе, трудно было крестьянину и рабочему, но гораздо труднее было самому бесправному в стране советов заключенному. Немало их погибло в штрафных батальонах, но больше всего от недоедания и каторжной работы. По мере того как начала освобождаться от фашистов временно оккупированная русская земля в лагеря потек широкий полноводный поток из предателей Родины. Несколько бывших полицаев попали в бригаду, где работали отбывающие свой срок наказания Антон, Виктор и Дмитрий Семенович. Недоброжелательно приняли своих новых товарищей заключенные. Особенно возмущались их соседством обвиненные во вражеской деятельности заключенные.
   - За сколько иудиных серебряников вы предали свою Родину!? - глухо ворчали они на бывших фашистских прихвостней.
   Но те оказались толстокожими и, окидывая горячившихся заключенных снисходительными ухмылками, тихо им объясняли:
   - Раз у нас одинаковые сроки заключения, то мы с вами одинаково виновны в преступлениях против своей Родины. А раз так, то лучше заткнитесь и больше не укоряйте нас вынужденною службою полицаями у фашистов.
   В ответ на подобные их слова заключенные злились и пытались им доказать ту огромную разницу между ними и предателями, которые подобно не помнившим родства Иванам помогали немецкому сапогу топтать русскую землю.
   - Нет, это вы заблуждаетесь насчет нас, - с невозмутимым спокойствием возражали им бывшие полицаи, - мы просто запутавшиеся в неблагоприятных обстоятельствах советские люди, а вы, как были врагами народа, так и останетесь ими до самой своей смерти.
   Так ничего предателям Родины не доказавшие заключенные с досадою махали на бывших полицаев руками и, окинув их презрительными ухмылками, уходили, как говориться, не солоно хлебавши.
   - Эх, вы, горе патриоты! - издевались над политическими заключенными бывшие полицаи. - Мы хоть пожили всласть перед лагерем, а что хорошего видели вы в своей прежней пропащей жизни!?
   И как раз в это время, то ли в преддверие скорой победы, то ли по другой какой-нибудь причине, Дмитрий Семенович завел с заключенными своей бригады разговор о событиях в предвоенной Германии.
   - Но как могла Коммунистическая партия допустить к власти таких откровенных садистов, как оголтелые нацисты? - с недоумением спрашивали его внимательно слушающие его рассказ о предшествующих войне в Германии событиях заключенные.
   - Допускает к власти не партии, а народ, - поправил своих слушателей со снисходительной усмешкой профессор. - Немецкий народ был обманут утверждениями нацистов о бесчисленных обидах нанесенных Германии со стороны стран победительниц в первую мировую войну. Немецкий народ захотел реванша и отдал нацистам свои голоса....
   - Тем самым засунули свои дурные головы в петлю, - недовольно буркнул один из заключенных.
   - Не стоит слишком уж сильно обвинять простой немецкий народ, - с простительной усмешкою проговорил профессор. - В то время на Германию обрушился экономический кризис. Оставшиеся без работы простые люди голодали, а нацисты обещали им обеспечить всех всем необходимым для хорошей жизни.... Вот они и соблазнились на их лживые обещания....
   - Понятно, с голодухи и черту лысому служить будешь, - согласился со словами профессора все тот же голос.
   - Я долго размышлял, друзья мои, над этим очень поучительным уроком не только для оказавшегося в лапах кровожадных нацистов немецкого народа, но и для людей всего остального земного мира. Поэтому хочу поделиться с вами своими некоторыми по этому поводу соображениями, - задумчиво проговорил всматривающийся в насторожившиеся мордашки своих прилежных учеников профессор. - Я хочу поговорить с вами о человеческом сознании. Глубоко ошибаются те, кто полагает, что сознание всего человеческого сообщества состоит из суммы сознаний составляющих его индивидуумов. Сознание индивидуума, конечно, оказывает существенное влияние на сознание всего человеческого сообщество, но оно отнюдь не является для него определяющим. Сознание всего человеческого сообщество витает над всеми живущими на данном участке местности людьми огромным силовым полем и одновременно не только зависит от сознания каждого составляющего его индивидуума, но и в тоже время активно влияет на сознание каждого человека в зоне своего виляния. Этим своим влиянием на каждого из составляющих его индивидуумом сознание всего человеческого сообщество во многом определяет дела и поступки людей в каждый конкретный исторический момент. Сознание всего общества - точно море широкое. Ему никогда не присуще тихое покойное состояние. Оно постоянно бурлит и пенится, а иногда даже штормит под воздействием всевозможных затрагивающих честь и достоинство нации или жизнь большинства населения страны факторов. Горе тому народу, у которого своими недальновидными действиями политики уже успели разрушить построенные предыдущими поколениями успокаивающие общественное сознание и направляющие взрывы народного негодования в безопасное для общества русло дамбы. Разрушить именно те преграды, которые не позволяют вырвавшемуся из-под контроля слепому народному гневу разрушать жизненные устои, на которых извечно покоятся в обществе мир и согласие людей. В этом случае возмущенное до опасного предела сознание общества, не встречая на своем пути охлаждающих ее преград, становится способным в одно мгновение исказить понятие о жизни во всех составляющих его индивидуумах. Подвергшийся подобному возмущению общественного сознания живущий на данной территории народ уже станет совсем неузнаваемым ближайшими от него соседями. Мгновенно изменится не только сам народ, но и даже вся страна. Проживающие в этой стране люди уже станут совсем неузнаваемыми для тех, кто их еще только вчера хорошо знал и уважал. До каждого составляющего этот народ индивидуума уже больше не будет доходить голос рассудка. Проживающие в этой стране люди, подталкиваемые навеянным на них возмущенным общественным сознанием дурманом, уже станут направлять все свои знания и умения не на созидание, а на разрушение. Взрывы возмущений общественного сознания несоизмеримо больше опасны для людей, чем самые разрушительные стихийные бедствия. Неосторожно обращающиеся с общественным сознанием люди должны ставиться обществом вне закона и наказываться как самые отъявленные преступники. Не слишком ли заумно я сказал вам, друзья мои?
   - Не беспокойтесь, Дмитрий Семенович, нам все понятно, - ответил за всех заключенных Виктор. - Из ваших слов мы поняли, если правительство ставит свой народ в положение безвыходности и отчаяния - то оно преступно. Доведенный до отчаяния человек не способен помочь ни себе и ни государству....
   - Или, как говориться, если наверху власть тьмы - то внизу тьма власти, - насмешливо буркнул сидящий с ним рядом заключенный.
   Вполне удовлетворенный понятливостью своих учеников профессор только грустно усмехнулся. Ему, как и поставившему правильный диагноз врачу, было грустно от одного понимания, что больной не захочет воспользоваться его рекомендациями. Общественное сознание, как давно уже известно, не любит слишком умных одиночек, ему больше по душе посредственность, которое легче всего поддается его влиянию.
   Заключенные привычно месили ногами грязь по разбитой дороге. Окружающие их колонну конвоиры, лениво на них покрикивая, время от времени записали номера наиболее им досаждающих строптивых заключенных, чтобы по прибытию в зону наказать их бараком усиленного режима или карцером. Смертельно усталые заключенные, опустив свои головы вниз, не сразу заметили взметнувшуюся почти под самые небеса над их зоною зарницу из осветительных и сигнальных ракет. Первыми их увидели конвоиры. Оживление конвоя передалось заключенным и скоро уже вся колонна любовалось давно позабытым зрелищем.
   - Война закончилась, - легким ветерком пронеслось над колонной заключенных кем-то высказанное озаряющее непонятною надеждою их искореженные души предположение.
   - Не может этого быть, - возражали охваченные сомнениями заключенные и старательно отгоняли от себя эту долгожданную надежду, чтобы потом, когда это известие по прибытию в зону не подтвердиться, зря не расстраиваться.
   - До того долго длившаяся эта проклятая война не может так внезапно закончиться, - зашептал на уши заключенным никогда не позволяющий им радоваться вполне обычными проявлениями жизни противный до омерзения червь сомнений. - Великая Отечественная война еще долго будет продолжать отравлять нам и без того жалкое существование.
   - А, вдруг, правда, - не соглашались с червем сомнений сердца заключенных, напоминая о себе буйной дрожью в туго обтянутой кожею арестантской груди. - И эта уже становящаяся колом в наших глотках война, наконец-то, закончилась.
   - Что могло произойти за наше отсутствие в зоне такое неординарное, что администрация лагеря не пожалела даже годового запаса сигнальных и осветительных ракет? - спрашивал недоумевающий конвой у контролеров, но те, быстро пересчитав заключенных, с загадочными улыбками пропустили их колонну в зону.
   А за воротами на срочно сбитом из досок помосте уже стоял надзиратель с громкоговорителем в руках.
   - Администрация лагеря поздравляет вас с полной и окончательной победою Советского народа над фашисткой Германией! - дождавшись, пока колонна заключенных не пройдет в раскрытые ворота зоны, громко выкрикнул он.
   Дружное раскатистое "ура" вырвалась из глоток заждавшихся объяснений заключенных, отзываясь громким эхом где-то далеко за лагерем. Строй распался. Обрадованные долгожданной вестью заключенные принялись поздравлять друг друга с долгожданной победою, обнимать и целовать друг друга. Все они верили, что с победою измениться и вся их жизнь. Что их будут лучше кормить и меньше изнурять на каторжных работах, что им разрешат переписку с родными, а может даже и свидание с родителями и женами. Прошел первый после Победы месяц. Праздничное настроение и слепая вера в улучшение своего существования сменилось глухим разочарованием. Не дождались восстановления своих куцых прав заключенные и через полгода. По лагерю поползли слухи, что приказ из Москвы о восстановлении их в прежних правах уже поступил, но лагерное начальство не торопится объявлять его заключенным. Бригады волновались, заключенные все настойчивее требовали от администрации лагеря справедливости, а она отвечала им бараками усиленного режима и картерами. Отдельные вспышки неудовольствия заключенных уже угрожали перерасти в самый настоящий взрыв, вынуждая лагерное начальство во имя предотвращение возможно скорого бунта потребовать от своих "стукачей", посулив им хорошие подачки, выявить зачинщиков для их примерного наказания.
   Победа Советского народа над фашисткой Германией не принесла облегчения и последней на земле шибианки. Она только усложнила ей жизнь. Ее высокопоставленный супруг уже не отлучался, как в дни войны, в длительные командировки. От этого ей уже стало слишком затруднительно разрываться между любящими ее мужчинами. Во встревоженной посещением знаменитого волшебника ее прелестной головке все перевернулось вверх тормашками. И Холида, как бы ее не напрягала, все еще не могла придумать ничего путного для решения своих проблем. Но однажды в ее голову пришла, по ее мнению, очень даже неплохая мысль.
   - Почему бы мне не использовать для скорейшего разрешения всех своих проблем Михаила? - с трудом удерживая за хвост ускользающую от нее мысль, подумала она. - Я уже довольно долго услаждала его похоть своими любовными ласками, и теперь с полным на то основанием могу потребовать от него ответной услуги. Пусть он пока еще ничего существенного для меня сделать не может, но я же не просто красивая женщина и, используя своего старого генерала, могу сделать из него нужного мне человека. Поначалу мне необходимо добиться присвоение Михаилу офицерского звания, а потом с помощью своего недалекого мужа я его отправлю продолжать службу в тот самый приморский поселок. Поступив со своим любовником подобным образом, я не только избавлюсь от его приставаний, но и заставлю его вплотную заняться строптивой возлюбленной Антона. Убедившись на личном опыте в моих немалых возможностях, он уже не только из благодарности, но и из опасения мне не угодить, будет делать все, что я только от него не потребую.
   Еще раз все для себя, тщательно обдумав, и сопоставив все возможные для себя последствия, она решила, что ей вначале будет лучше всего обратиться за помощью к Петру.
   - Петенька, - ласково проговорила она при очередной с ним встрече, - я совершенно неожиданно оказалась в очень даже затруднительном положении.... Я хочу тебя кое о чем попросить....
   - Я с нетерпением жду твоих указаний, радость моя, - прошептал целующий ее очаровательные глазки Петр. - Ты для меня всегда будешь самой любимой начальницею.... Я с превеликим удовольствием окажу тебе любую услугу....
   - Но ты вначале пообещай мне, что непременно исполнишь все, что я от тебя потребую, - притворно строгим голосом проговорила нажимающая мизинчиком на кончик его носа Холида. - Что ты не будешь искать никаких отговорок от помощи бесконечно любящей тебя Холиды....
   - И как только подобные мысли могли придти в твою прелестную головку, любовь моя? - упрекнул прижимающий к себе любвеобильную жену генерала Петр. - Я же не идиот, и вполне способен понять, что всем, чем я сегодня обладаю, я обязан только тебе одной, своей самой любимой на земле женщине. Меня в этой жизни расстраивает только одно, что я не могу по полному праву назвать тебя своею половинкою, что я вынужден делить твое внимание со своим непосредственным могущественным начальником.
   - Хорошо, тогда слушай, что мне от тебя надобно, - ласково проворковала, поцеловав своего послушного мальчика, Холида. - Понимаешь, Петенька, мне очень не хочется обращаться с подобною просьбою к своему слишком уж подозрительному супругу, но меня уже совсем замучила одна моя дальняя родственница. Ей почему-то взбрела в голову сделать из своего мужа офицера, и она не нашла для себя ничего лучшего как досаждать мне подобной просьбою. Не мог бы ты включить его в какой-нибудь приказ или послать на курсы?..
   - Пошлем, раз твоей дальней родственнице так хочется видеть своего мужа офицером, - равнодушно буркнул прижимающий ее к себе Петр. - Напомни мне, кого именно я должен буду включить в списки на офицерские курсы в следующем году....
   - Разве в этом году уже ничего нельзя сделать? - разочарованно пробормотала искренне огорченная Холида. - Она же меня за этот год уже совсем замучает.... Я начинаю побаиваться, что эта очень настырная в своих желаниях моя родственница может без приглашения заявиться ко мне в квартиру и сама попросить сделать своего любимого супруга офицером у мужа.
   - Слишком беспокойная у тебя родственница, - посочувствовал Холиде понятливо ухмыльнувшийся Петр. - Подобным людям надобно или сразу же наотрез во всем отказывать, или тут же исполнять все их пожелания.
   - На что только не способна бедная женщина, если она любит своего возлюбленного по-настоящему, - нежно проворковала прижимающаяся к нему всем телом Холида.
   - Я даже и не знаю, как мне помочь твоему затруднению, - неуверенно проговорил Петр. - Занятие на офицерских курсах уже начались.... Твоему протеже будет нелегко нагонять своих будущих товарищей....
   - Я не сомневаюсь, что он ради своей любимой женушки будет способен не только нагнать, но и даже перегнать своих товарищей на офицерских курсах, - прошептала на ухо Петру Холида.
   - А впрочем, ты же собираешься в ближайшем будущем делать из него генерала, - пробормотал решившийся дать ей свое согласие Петр. - И кто же он этот счастливый избранник твоей дольней родственницы?..
   - Все его данные записаны вот на этой бумажке, - еле слышно проворковала, передовая Петру написанную заранее бумажку, Холида. - Это старший сержант Каратаев и, если мне не изменяет память, то он имеет честь служить в вашем же управлении....
   - В нашем управлении? - переспросил ее вчитывающийся в написанные на бумажке слова Петр. - Это очень хорошо.... У наших людей хорошая подготовка. Завтра же твой протеже будет откомандирован на офицерские курсы....
   - Спаситель ты мой, - нежно проворковала Холида.
   - На что только не пойдет мужчина ради своей любимой женщины, - немного переиначив ее же слова, ответил Петр. - Особенно, если ей угрожает смертельная опасность со стороны задумавшей сделать своего мужа офицером ближайшей родственницы.
   - Дальней родственницы, - поправила Петра вполне удовлетворенная его словами Холида.
   - Тем более, эти дальние родственники всегда очень опасные, - прошептал целующий жаждущую его любви свою возлюбленную.
   Уже знающий, что приморское селение рыбаков было оккупировано немцами, Антон беспокоился за Валю и своего сына. Чего только не представлялось ему об их судьбе, а на весточку из-за запрещенной в последнее время заключенным переписки он не мог даже надеяться.
   - Зачем они так издеваются над нами в такое непростое время!? Кому нужна это просто бессмысленное жестокость!? Разве так уж трудно понять, что и заключенных тоже беспокоит судьба близких и родных людей!? Что и мы не находим для себя место в постоянном беспокойстве за их благополучие в сегодняшнее непростое время!? - подогревал он переполняющее его раздражение порядками в лагере. - Неужели администрация лагеря все еще не понимает, что и заключенные тоже переживают, после обрушившегося на нашу страну подобного несчастья, в неизвестности о своих проживающих на воле семьях!?
   Недовольство от еще не отмененных ограничений в куцых правах заключенных уже начало у него переливаться через край. И Антон уже просто не в силах себя контролировать нелестно отозвался вслух о тюремной администрации перед собравшимися в ожидании беседы с Дмитрием Семеновичем заключенными. Те, с неудовольствием покосившись на обычно сдержанного и рассудительного Антона, старательно делали вид, что не только не слышали его опасных слов, но и не придают им никакого значения. А некоторые из них, не став дожидаться интересной беседы с профессором, поторопились от беды подальше разойтись.
   - Отчего же вас сегодня так мало, друзья мои? - спросил не ожидающий увидеть на месте сбора только одного Антона и несколько только что подошедших заключенных профессор. - Что же вы хотите от меня сегодня услышать?..
   - Мы хотели бы услышать от тебя сегодня, профессор, во что нам верить и откуда нам черпать силы для дальнейшей жизни! - выкрикнул присутствующий среди заключенных "стукач".
   - Всегда следует, друзья мои, верить только в самих себя и надеяться на помощь Господа бога, - ни на одно мгновение не задумываясь, ответил профессор.
   - Мы не можем и не должны надеяться в своей дальнейшей жизни ни на какого-то там Господа бога, - насмешливо загалдели считающие самих себя атеистами заключенные. - Этого вымышленного попами Господа бога никто еще не видел и никто не в силах доказать нам Его существование. Только попробуй связаться с говорящими от его имени на земле так называемыми святыми отцами, так они, прознав, что мы еще беднее, чем церковные мыши, тут же от нас отвернутся....
   - Правильно, от этих корыстных попов в жизни только одна морока, - поддержал мнение заключенных только что подошедший к ним надзиратель. - Мало того, что они обеспечивают себе привольную жизнь на народной беде, так они еще требуют к себе особого отношения. Им недостаточно обзывать самих себя святыми в кавычках отцами, так они еще требуют, чтобы все верующие ради пропагандируемого ими на земле существующего только в их воображении Господа бога с почтением целовали им руки и отбивали перед иконами земные поклоны. Сходи в любую церковь и послушай забавы ради их насквозь лицемерные проповеди, от которых у любого здравомыслящего человека уже не может быть никаких сомнений, что только дай им волю, как они тут же устроят на земле новую инквизицию. По моему мнению, если бы Советская власть их понемногу не укрощала, то эти ничего стоящего не производящие поповские трутни уже давно заполонили собою всю Россию.
   - От нашей православной церкви нам помощи вовек не дождаться, - поддержали авторитетное мнение надзирателя и все остальные принимающие участие в беседе заключенные. - Этим хитрым и ловким попам только покажи палец, так они тут вместе с ним и всю руку у тебя отгрызут. Так что, думай не думай, бедный заключенный, а ему нет никакого резона надеяться на помощь поповского Господа бога. И чего только наша строгая, но справедливая, Советская власть так долго возиться с этим опиум для народа. Давно пора лишить этих дармоедов права наживаться на народной беде.
   - Говоря о Господе боге, я вовсе не имел в виду насаждаемых по всей земле всякими так называемыми невежественными священнослужителями божеств, - тихо проговорил внимательно выслушавший возражение своих слушателей профессор. - Я полностью согласен со всеми вашими критическими оценками нашей православной церкви. Но, друзья мои, христианская церковь образовалась в нашем мире уже давно. И она за все это время уже успела заразить своей ложной верою подавляющую часть проживающих ныне на земле людей. Она наподобие злокачественной раковой опухоли опутала своими ложными измышлениями многие ныне существующие государства, как говориться, сверху донизу. Учитывая искреннюю веру множества прихожан в пропагандированные этими так называемыми святыми отцами ложные измышления руководство христианских стран не только не в состоянии преграждать дорогу корыстным интересам церковников, но и не собирается ставить никаких преград на пути их лицемерного словоблудия. Да, и зачем им, собственно говоря, нужно это делать? Если эти церкви, проповедуя смирение нынешним властям, не сопротивление злу и насилию, распространяя среди членов своей пасты ложную уверенность в справедливой неотвратимости божественного суда, только укрепляют основы этих основанных на эксплуатации человека человеком государств. В настоящее время, когда число разочаровавшихся в религии людей все время увеличивается, руководство капиталистических стран по примеру этих насквозь лживых лицемерных церковников уже начинают говорить об отделении церкви от государства, и что верить или не верить в каких угодно богов - непреложное право каждого сознательного гражданина своих стран. Но это, друзья мои, только голословные слова, а на самом-то деле они не предпринимают никаких действий по приведению к порядку оголтелых священнослужителей.
   - И не только ничего не предпринимают, но и даже всеми возможными мерами способствуют втягиванию людей во всевозможные секты, в которых этих бедолаг не только обдирают до нитки, но и совершают насилие над их сознанием. Так само руководство капиталистических стран учится превращать разумных ответственных людей в покорных исполнителей воли всяких проходимцев, - добавил внимательно вслушивающийся в объяснения профессора надзиратель.
   - Что ж и подобные просто кошмарные связанные с церковью явления тоже имеют место в политике ведущих мировых стран, - согласился с добавлением надзирателя профессор. - Эти размножающиеся в странах капитала с просто невероятной скоростью религиозные секты наглядно подтверждают все ваши претензии к расплодившимся на нашей земле всякого рода лживым пророкам. Они ни в коем случае не оправдывают, а еще больше подтверждают, все свое корыстолюбие, все свое лицемерие и насквозь лживую пропаганду. Поэтому я считаю совершенно излишним напоминать вам о том ничем не поправимом вреде, которые принесли подобные церкви в истории развития всего человечества. Все сведения о преступной деятельности в мировой истории так называемых церковников вы могли почерпнуть еще и раньше из школьных программ по истории, из рассказов о прошлой жизни наших отцов, дедушек и прадедов. Хочу подчеркнуть одно, что только с победою Великой Октябрьской революции молодая Советская власть впервые за всю мировую историю не только заявила об отделении церкви и государства, но и начала проводить конкретные меры по разъяснению Советскою народу всю реакционную сущность церкви. Но и она, дорогие мои друзья, никогда не заявляла, что будет насильно отлучать верующих людей от веры в поповского бога. Это процесс длительный, его просто невозможно решить одним кавалерийским наскоком. Но, что же все-таки я имел в виду, говоря вам, что надо надеяться об улучшении вашей жизни хотя бы в отдаленном будущем на Господа бога? И я заверяю вас, что мой бог, в отличие от пропагандируемого так называемыми " святыми отцами" Господа бога очень часто ясно ощущается всеми живущими на земле людьми. А его помощь, если тот или иной человек ее заслуживает, непременно материализуется в той или иной для каждого конкретного человека вещественной наглядности. Нет, дорогие мои друзья, я не утверждаю, что мой бог способен творить прямо из воздуха хоть какие-нибудь материальные блага. И в этом смысле он просто не способен совершать чудеса и всякие другие, просто невообразимые, вещи. Мой бог глубоко рационален во всех своих проявлениях, он помогает в жизни бедствующим людям только созданием соответствующих для их спасения от угнетающей нищеты условий. Мой бог в отличие от поповского бога никогда не дожидается, когда овладевшее человеком зло его окончательно загубит, он мгновенно реагирует на все наши, как добрые достойные дела и поступки, так и на наше неуважение к своему ближнему, желанию окружающим нас людям всяческого зла и бесчисленных несчастий и бед. Однако, что именно я подразумеваю под своим Господом богом, и почему я считаю его только своим, а не общим для всех живущих на земле людей? Почему я не хочу делиться своим богом хоть с кем-нибудь из вас, дорогие мои друзья?
   - Рассказать нам о своем понимании Господа бога, профессор, - насмешливо буркнул теряющий свое терпение надзиратель.
   - Разочаровавшись в официальной религии, я долго не мог признать себя в полном значении этого слова атеистом, - продолжал рассказывать о своем Господе боге заключенным профессор. - Опутавшая всеми моими помыслами прежняя вера еще долго не позволяла мне успокоиться и постоянно требовала от меня более убедительного доказательства своей ложности. Погружаясь в раздумья о человеческой земной жизни, я долго не мог окончательно утвердиться в своем неверии и по-прежнему выискивал божественное начало на нашей земле-матушке. Вчитываясь в беспристрастные листы мировой человеческой истории, я не мог не только объяснить, но и даже сопоставить между собою, основополагающие исторические события, многие из которых не подавались никакому логическому объяснению. И тогда я стал подходить к разгадке необходимости этих нелогичных происшествий в данный исторический момент с другой стороны. Я начал предполагать, что влияющие на поведение того или иного народа известные из мировой истории факты сами по себе не способны полностью объяснить подобное изменение в сознании обладающих разумом людей. Я не согласился с подобным упрошенным толкованием происходящих в прошлом исторических событий и начал выискивать еще более существенные до этого упускаемые историками причины их возникновения. Как бы я не хотел объяснить все эти несуразные парадоксы истории вполне понятным рациональным языком, но мне сделать это не удавалось до тех пор, пока я не начал задумываться, а что же представляет собою сам творящий свою мировую историю человек?..
   - Ну, и как же мы, люди, способны влиять на ход и развитие мировой истории? - зашептались между собою заинтригованные необычной постановкой вопроса слушатели. - От нас, простых людей, ничего не зависит в этом мире.... Историю творят облаченные властью личности, а мы, простые люди, как были, так и остаемся, обладающими разумом хищные животные?
   - Вот именно то, что человек в отличие от всех других земных тварей обладает разумом, и заинтересовало меня тогда, - подхватил на лету догадку своих прилежных учеников профессор. - Сконцентрировав все свое внимание на разуме человека, я начал думать над очередной вставшей передо мною трудноразрешимой проблемой, а именно почему и зачем был подарен человеку этот немало способствующий нашей окончательной победой над более крупными животными разум? Неужели у породившей всех нас природы не было других более достойных кандидатов на этот ко многому нас обязывающий подарок? Но, так и не додумав до конца вполне удовлетворительного ответа на эти вопросы, я в первую очередь заинтересовался человеческим сознанием, которое по предыдущим моим рассуждениям слишком сильно влияет на дела и поступки проживающих на земле людей.
   - И это означает, что ваш Господь бог чем-то похожий на человеческое сознание!? - подсказали профессору догадливые слушатели.
   - В основном вы уже разобрались, что именно я считаю для себя Господом богом, - с одобрительной улыбкою проговорил профессор. - Но с этим моим утверждением нам всем еще следует разобраться более подробно.
   - Мы слушаем тебя, профессор, - загалдели оживившиеся слушатели. - Продолжай и дальше учить нас, неотесанных болванов, уму-разуму.
   - Раз от сознания человека зависят, как плохие, так и хорошие, дела и поступки каждого конкретного человека, то мне уже было совсем нетрудно принять для себя, а не означает ли это наше свойство нечто гораздо большее для человека. И так еще долго я продолжал метаться во всевозможных предположениях о роли сознания в жизни человека, пока не пришел к единственно правильному предположению, что человек и есть самый настоящий творец всего необходимого ему для жизни на земле. Что обладающему разумом человеку свойственна не только разумная осмысленная деятельность, но и творческое начало....
   - Из ваших слов выходит, что мы тоже при желании способны творить на земле всевозможные чудеса, - со смехом проговорили подумавшие, что профессор с ними просто шутит, озадаченные заключенные.
   - Не все так просто в нашем подлунном мире, друзья мои, - назидательно проговорил сохраняющий свою серьезность профессор. - Человек в одиночку никогда не сможет сотворить даже самого незначительного чудо. Для подобного своего действия у него никогда не будет достаточно находящегося в его личном распоряжении творческого начала.
   - Но на чем тогда основывается ваше утверждение, что человек способен творить, то есть он, пусть и совсем маленький, но бог? - переспросили профессора немало озадаченные слушатели.
   - На том, друзья мои, что, если одновременно достаточное множество людей-богов придумают для себя какое-нибудь остро необходимое им в данный момент времени желание и захотят его непременное исполнение, то оно рано или поздно осуществиться. Но только в случае, если в это их желание не станут вмешиваться противодействующие этому их желанию сторонние силы.
   Притихшие, после объяснения профессора, слушатели, представив себе, что именно им может понадобиться для осуществления самой заветной мечты, только сокрушенно покачали головами.
   - Не вешайте носы, друзья! - ободряюще выкрикнул им профессор. - Пусть вы и знаете, что исполнение заветной мечты вы со своим творческим началом никогда не добьетесь, но не забывайте, что в реальной человеческой жизни на земле еще имеется превеликое множество незначительных радостей. Из этих малюсеньких радостей, собственно говоря, и состоит вся наша жизнь, и которых вы при особом желании все же сможете добиться.
   - Но какие из наших сегодняшних маленьких радостей мы можем считать незначительными? И как нам добиться их осуществление? - озадаченно проговорили вовсе не убежденные в правоте слов профессора заключенные, а скорее воспринимающие их для себя никогда несбыточной, но так ими желанною, сказкою.
   - Очень просто, друзья мои, - быстро нашелся, что ответить своим товарищам по несчастью, профессор. - Начиная с сегодняшнего дня, вы все будете должны в корне пересмотреть все свои отношения друг с другом. Для скорейшего осуществления этих своих маленьких радостей вы в первую очередь должны будете выбрать для самих себя действительно правильную в жизни дорогу, избавиться от дурных привычек и наклонностей. Только тогда во время обращений к своему Господу богу вы почувствуете, как с каждым прожитым вами совместно с ним днем у вас будет все светлее и радостней на душе. Только тогда вы все наполнитесь желанием творить в жизни только одно добро, жить в мире и согласии с окружающим вас миром.
   На этот раз слишком долго сидели обдумывающие слова профессора заключение в глубоком молчании, пока подрагивающий от нетерпения "стукач" не задал Дмитрию Семеновичу следующий провокационный вопрос:
   - Профессор, вы не могли бы научить нас молитве, с которой можно будет нам обращаться к своему Господу богу для скорейшего осуществления этих до того сильно всеми нами желаемых маленьких незначительных радостей?
   Дмитрий Семенович растерялся. К его стыду, он уже успел позабыть все молитвы, которыми научила его в детстве мать.
   - Да, и вряд ли эти молитвы подошли бы моим друзьям по заключению, - с тяжелым вздохом подумал про себя профессор. - Моим теперешним ученикам нужна особая молитва, которую им не пришлось бы долго заучивать, и которая подходила бы под все случаи в жизни заключенного.
   - И он, нарочно медленно выговаривая слова, чтобы заключенные могли повторять их за ним, начал произносить вслух уже давно выношенные им в душе слова молитвы:
   - Господи, Ты дал мне жизнь, Ты дал мне среду обитания, Ты дал мне все для счастливой безбедной жизни. Но Ты не дал мне, считая, что до этого человек уже должен будет додуматься сам, иначе, он не будет Твоим самым возлюбленным сыном, а просто биологическим роботом-животным, хотя бы небольшого набора ограничивающих мою врожденную кровожадность инстинктов. Ты не дал мне умение правильно организовать собственную жизнь.... Конечно, Ты не обошел всех живущих на земле людей своими милостями и наградил всех нас своим самым дорогим и просто бесценным для нас, людей, даром - сознанием. С его помощью человек уже успел претворить в жизнь не только свои величайшие деяния, но и даже то, что заставляет содрогаться все нынешнее поколение людей от ужаса. Ты, Господи, во имя предотвращения подобного ужаса предусмотрительно оставил нам нравственные ориентиры в жизни в виде десяти Своих заповедей. Но Ты, то ли от большой любви к нам, людям, или от великого к нам доверия, не сделал так, чтобы мы мучились и страдали при одной только попытке их переступить. Если бы Ты не забыл сотворить с нами подобное, то мы были спасены от непрекращающихся попыток лицемерных демагогов и авантюристов с ангельским ликом сбить все человечество с предначертанного тобою пути. Господи, возлагая на нас Свою великую надежду, ты преднамеренно оставил в наших душах змея-искусителя. И вовсе не потому, что Ты, Господи, намеревался подобным Своим решением нанести нам хоть какой-то вред, а только потому, что Ты еще и тогда хорошо для себя осознавал, что только он, этот змей-искуситель, не позволит человеческому уму застояться на одном месте. Ты был бесконечно уверен, что этот змей-искуситель будет постоянно подталкивать человека на изучение окружающего мира, чтобы мы могли по возможности полнее реализовать для себя дарованные Тобою нам материальные и духовные блага. Но Ты в самом начале творения нашего мира даже и представить себе не мог, что сотворенное Тобою мыслящее существо будет действовать себе не во благо, а во вред! Что неблагодарное человечество станет усердно рубить сук, на котором само и сидит! Господи, мы любящие Тебя неблагодарные дети не оправдали Твоих надежд. Терзаемые змеем-искусителем, мы в своих попытках опередить всех и постараться откусить жирный кусок от кажущегося нам особенно сладким и желанным запретного плода, развиваем в себя с самого нашего рождения на белый свет не честность и благородство, как подобает порядочным людям, а изворотливость и лицемерие. Только поэтому мы так настойчивы в искажении истинного смысла оставленных нам Тобою для неукоснительного исполнения заповедей. Мы выхолости из них Твой дух, Твою любовь к нам и Твою боль за нас.... Мы оставили от них только одну ни к чему нас не обязывающую пустую оболочку. Мы сделали их удобными для наших преступных вожделений.... Мы прикрываемся ими, как щитом, обманывая окружающих нас людей и самого Тебя, Господи. Прости нас, Господи, за то, что мы в своей земной жизни так и не поняли, что, обманывая Тебя, мы, в первую очередь, обманываем самих себя. Ибо ты, Господи, это каждый из нас и все мы вместе. Обман, Господи, это уже не Твое творение. Обман - это следствие непрекращающейся борьбы между человеком и сидящим в нем змеем-искусителем. Обман миллионами нитей опутал наши друг с другом отношения. Он вместо того, чтобы объединять всех живущих на земле людей, все больше нас разъединяет и все дальше нас друг от друга отдаляет. Обман научил нас не доверять друг другу, подозревать друг в друге врага. Порожденный великим Гением человека обман уже не удовольствуется только тем, что испортил отношения между людьми, он уже замахнулся на самого человека, учит нас обманывать самих себя. Обман мешает нам видеть то большое, что мы теряем, выигрывая с помощью его в мелочах. Обман заставляет нас оставаться глухими и незримыми в то время, когда мы уверенно шагаем навстречу собственной гибели. Обман - вот что только и смог сотворить ум человека за свою многовековую историю. Человечество мечтало найти с помощью ума истину, а получила самый простой и пошлый обман. Ожидание истины и порожденный обман - это ли не самое яркое подтверждение, что от великого до смешного в жизни человека на земле всего лишь один только шаг. Это ли не яркое подтверждение бесплодности нашего ума, это ли не доказательство, что человеческий ум никогда не являлся созидательным, что он нацелен только на разрушение, только на одну нашу смерть. Как же мы могли, Господи, сделать из самой великой Твоей к нам милости - орудие для собственного самоубийства! Помилуй и прости нас за это, Господи! Господи! Ты учишь нам неприятию самоубийства! Ты учишь нас, что каждый человек должен до конца пройти предначертанный ему на земле путь! Но Ты же и сам видишь, Господи, как мы упорно разрушаем среду своего обитания, обрекая тем самым самих себя на вымирание. Господи! Ты дал нам глаза, и мы все это видим. Господи! Ты дал нам слух, и мы слышим, как стонет под нашим дружным напором земная природа. Господи! Ты дал нам ум, и мы осознаем свою обреченность. Так почему ты, Господи, отнял разум у своих детей! Почему ты позволяешь, чтобы мы, наблюдая, слыша и понимая свою обреченность, не желали остановиться в своей разрушительной деятельности даже в преддверии самого страшного на земле греха - самоубийства всего человечества! Мы знаем, мы верим, мы убеждены, Господи, в Твоей безмерной любви к нам, неразумным детям Своим. Мы не сомневаемся, что Ты и сейчас все еще продолжаешь нам верить и надеешься, что мы все еще сможем остановиться у роковой черты, что человеческий ум все же сможет осветить огнем рожденного Разума мглу, в которой мы все это время бродим в поисках выхода. И, указав путь из засасывающего всех нас болота злобы и клеветы, выведет человечество из тьмы невежества на залитую солнечным светом общую для всех народов мира землю, в которой будет безраздельно царствовать только одна любовь и справедливость. Господи! Спаси и помилуй нас, грешных!
   - Господи! Помилуй и спаси нас, грешных! - повторили вслед за ним все участвующие в молитве заключенные.
   Не повторил эти слова только убежавший в конце молитвы к начальству с докладом "стукач". Он, опасаясь, что его могут опередить, не позволил себе лишний раз покаяться в своих грехах.
   - Простите, друзья, за слишком долгую молитву, но я не мог заставить себя остановиться до тех пор, пока не высказал все, что давно уже накопилось на душе, - извинился профессор и продолжил свои объяснения, что именно он понимает под таким емким и очень значимым для человека словом, как Господь бог. - Исходя их этих предположений, я пришел к выводу, что общественное человеческое сознание как раз и является общим Господом богом для всего данного общества.
   - Но в нашем земном мире, профессор, существует бесчисленное множество всяких так обществ, наций и народностей, - вполне резонно заметили ему слушатели. - Не означает ли это, что определяемый все тем же всемирным человеческим сознанием Господь бог для всех проживающих на земле людей один? И что мы люди уподобляемся неискоренимыми еретиками, утверждая, что все разделяющие нас между собою всевозможные верования ложные, кроме той, которой мы сами поклоняемся?
   - Вы совершенно правы, мои дорогие друзья, и в этом своем предположении. Определяемый всемирным человеческим сознанием Господь бог не может делиться на отдельные нации и народности, он непременно должен быть общим и единым для всех населяющих нашу землю людей независимо от избранного ими для себя пути развития и цвета кожи. Но его в нашей реальной жизни, к великому сожалению, пока не существует. Процесс его обретения всеми проживающими на земле людьми непомерно сложный и трудный. За обретение своего общего для всех людей Господа бога человечеству еще придется долго бороться. И я совсем не уверен, что людям хоть когда-нибудь удастся добиться этой своей самой заветной цели развития всего человечества....
   - Обретение человечеством своего всемирного единого и общего для всех Господа бога станет возможным только тогда, когда все народы мира постоят в своих странах коммунизм, - задумчиво проговорил один из заключенных. - Эх, и какая же распрекрасная тогда будет у наших потомков жизнь! Я бы многое сейчас отдал, чтобы хотя бы одним глазком на нее посмотреть!
   - Святую истину ты, мой добрый друг, сейчас сказал, - поддержал слова заключенного ласково ему улыбнувшийся профессор. - Когда наступит это время, то, по моему мнению, уже будет на всей земле не просто коммунизм.... Только в таком случае и при этом условии люди сумеют построить истинный земной рай для каждого отдельно человека....
   Шла война, и бесу было не до расширения своего гарема из достойных его внимание еще не обольщенных молоденьких заключенных в лагерь девушек. На время избавленная от его похотливых притязаний Оксана с каждым очередным погожим днем расцветала, как созревшее наливное яблочко. Взирающие на ее красоту арестантки только укоризненно покачивали своими немало уже испытавшими в этой жизни головами.
   - Не к добру ты, девка, цветешь, - приговаривали они, накаркивая ей скорую беду. - Девушке в твоем положении следует быть немного скромнее и осмотрительнее. Тюремный лагерь вовсе не приспособлен для приманивания к себе подходящих женихов. Мы тебе советуем от чистого сердца по возможности скорее забыть о свойственной молодости ничем неудержимого желания показываться всем окружающим людям непременно самой обаятельной и привлекательной, выставляя напоказ присущую многим в твоем возрасте свою неотразимую красоту.
   Оксана и сама понимала, что ее девичья красота ничего хорошего, кроме излишних для заключенной в лагерь молоденькой девушки неприятностей, не принесет, поэтому делала все от нее зависящее, чтобы скрыть ее от любопытствующего мужского взгляда. Но извечное девичье желание все время быть красивой и привлекательной постоянно ее соблазняла. Поэтому она, когда была уверенной, что ее никто не увидит, позволяла себе немного расслабиться и покрасоваться перед небольшим осколком зеркала. Молодым полным энергией и сил людям не очень-то нравится слишком долго думать о том, что их не только печалит, но и раздражает. И Оксана, любуясь своим отражением в зеркале, забывала об окружающем ее в реальной жизни убожестве, а ее девичье восприимчивое воображение мгновенно переносила ее в волшебно сказочную страну, где нет, и не должно было быть заключенных и тюремщиков, а обитают одни только хорошие доброжелательные люди. И где для каждой земной девушки всегда отыщется без памяти в нее влюбленный прекрасный принц. Вот и сегодня уединившаяся в своем укромном уголочке Оксана до того забылась в своих мечтаниях, что даже не услышала, как к ней подошел совсем неожиданно посетивший ее барак начальник лагеря.
   - Чем это ты здесь занимаешься, Горячева!? - окликнул ее, с трудом узнавая в попавшейся ему на глаза заключенной немало помотавшей ему нервы строптивую девочку, начальник лагеря.
   Опомнившаяся Оксана быстро возвратила себе облик простодушной дурнушки, но уже было поздно.
   - Как же я могла так опростоволоситься! Как же я могла до того забыться в своих мечтаниях о достойной хорошей жизни, что совсем забыла об осмотрительной осторожности!? Все, теперь мне уже больше спокойной жизни не видать! Этот неудержимый в своих похотливых вожделениях пакостник снова начнет меня добиваться и требовать, чтобы я за какие-то там его мелкие подачки загубила свою девичью честь! - провожая ненавистным взглядам ненавистную ей спину удаляющегося начальника лагеря, укоряла она саму себя.
   Последствие их случайной встречи не заставили ее долго ждать. Утром два красноармейца вывели ее из отправляющейся на работу колонны зэчков, и повели в кабинет начальника лагеря.
   - Проходи, проходи, Горячева, - залебезил засуетившийся возле нее бес. - Проходи и присаживайся вот на этот стульчик. У меня сегодня с тобою будет долгий разговор....
   Оксана, присев на краешек стула, молча дожидалась, когда начальник лагеря соизволит заговорить с нею по существу неожиданного вызова. Не ожидая от внезапного вызова к начальству лично для себя ничего хорошего, она изо всех своих сил пыталась сохранить свое внешнее спокойствие. Она, не намереваясь давать свое согласие на связь с похотливым начальником лагеря, внутренне была готова в случае хоть какого-нибудь осложнения защищать свое достоинство и честь даже ценою своей молодой жизни. Однако бес вовсе не собирать овладевать Оксану силою. Не прекращая окидывать угрюмую Оксану ласковыми взглядами, он с прежней предупредительной суетою поставил перед нею на стол укрытый белоснежною салфеткою поднос. Ничем не выдавшая своей заинтересованности его действиями Оксана только недовольно поморщилась, когда бес с загадочной ухмылкою сдернул с подноса салфетку. И чего только на этом подносе не было! От обилия невиданных ею до этого времени деликатесов у выросшей на скудном тюремном пайке Оксаны просто закружилась голова.
   - Неужели такое богатство еще существует в только что пережившем такую разрушительную войну Советском Союзе!? - с тоскою воскликнула она про себя, осматривая открывшееся перед ее глазами изобилие.
   От внимательного беса не укрылся промелькнувший в глазах Оксаны голодный блеск. И он, внутренне торжествуя, налил в бокал шампанского и протянул его своей гостье.
   - Выпей немного, красавица, это благородное вино улучшит твой аппетит, - с удовольствием осматривая смущенную девушку, вкрадчиво проговорил бес.
   - Спасибо, но я не голодна, - отказалась от угощения оттолкнувшая руку беса Оксана.
   - Дура! - зло бросил ей не сдержавшийся бес. - Такой еды у тебя не будет даже и тогда, когда ты освободишься из лагеря!
   - Мне от вас ничего не надобно, - недовольно буркнула нахмурившаяся Оксана. - Я никогда не соглашусь на ваши притязания.... Я хочу честно и добросовестно отбыть в этом лагере свой срок заключения. Вы со мною только зря теряете время. Лучше отправьте меня на работу....
   - Из-за тебя одной я снаряжать конвой не собираюсь, - сердито буркнул неприятно скривившийся бес. - Чистенькой хочешь остаться!.. Но я тебе такой роскоши не предоставлю!.. Начиная с сегодняшнего дня, ты уже будешь работать в больнице санитаркою!..
   - От работы мне позора не будет, - насмешливо бросила бесу вздохнувшая с облегчением Оксана.
   - А кто тебе поверит, что ты просто так за красивые глазки была переведена в привилегированный барак!? - зло прошипел бес и, вызвав конвой, распорядился отвести заключенную к месту ее будущей работы.
   Заведующая тюремной больницею пожилая заключенная, покрутив в руках записку от начальника лагеря, с удивлением поинтересовалась:
   - Чем же ты, девонька, не угодила своему начальнику лагеря, что он для такой красавицы не нашел более чистой работы?
   - Он такой же мой начальник лагеря, как и ваш! - поняв, на что она намекает, огрызнулась Оксана.
   - Так оно и есть, - добродушно буркнула посмотревшая на Оксану уже более теплыми глазами заведующая. - Пойдемте.... Я познакомлю вас с новыми обязанностями.
   - Вот стерва, - обругал уведенную конвоем Оксану бес, снимая с подноса бутылку шампанского.
   - Не торопись, бес, - услышал он за своею спиною знакомый голос. - Или ты не собираешься меня угощать подобной вкуснятиной? Хочешь в одиночку опустошить все эти деликатесы?
   Вздрогнувший от неожиданности бес обернулся и прямо обомлел. За столом сидел насмешливо щуривший свои мрачные глаза Сатана.
   - Или я незваный гость? - язвительно уточнил он у беса.
   - О чем ты, повелитель!? - завопил бросающийся перед ним на колени бес. - Как ты мог даже подумать такое о своем верном слуге!?
   - Ну, ладно, успокойся, - недовольно буркнул немного смягчившийся Сатана. - Присаживайся к столу и выпей немного этого шампанского.... Мне надо срочно кое-что с тобою обсудить....
   Не заставляющий себя долго упрашивать бес осторожно опустился на краешек стула и окинул продолжающего недовольно хмуриться Сатану выжидательным взглядом.
   - Не соблазнилась девочка на твое угощение, - мрачно проговорил с удовольствием расправляющийся с черной икрою Сатана.
   - Не соблазнилась, повелитель, - хмуро подтвердил бес. - Но еще не вечер.... У меня еще достаточно времени, чтобы сделать ее более покладистой.
   - Оставь ее, - проговорил запивающий черную икру шампанским Сатана. - Сколько с нею не возись, а результат для тебя, мой дорогой, будет все тот же. Эта девочка не твоим зубам....
   - Как прикажешь, повелитель, - покорно проговорил склонивший перед Сатаною голову бес. - Сегодня же верну ее из привилегированного барака в зону.
   - Не стоит, - возразил не согласный с бесом Сатана. - Пусть эта строптивица еще немного останется там, куда ты ее сегодня определил. Мы, используя ее, как наживку, попытаемся соблазнить ею другого интересующего меня лично заключенного. Они оба жертвы и оба уверены, что ты их преследуешь.... Такие люди быстро сближаются и, возможно, полюбят друг друга.
   - И кто же он, этот счастливец? - с неприкрытой завистью полюбопытствовал бес.
   - Ревнуешь? - окинув беса презрительным взглядом, хмуро буркнул Сатана. - Ты это брось, приятель.... Любовные чувства не должны нас волновать. Мы призваны сотворившей нас тьмой вовсе не для подобных переживаний.
   - Я просто хотел узнать, повелитель, кого ты осчастливил своим вниманием? - поспешил поправиться бес. - На кого это ты милостиво обрил свой взор?
   - Запомни, дружок, одну простую истину, я ни к кому, кроме своих верных слуг, никогда не бываю милостивым, - назидательно проговорил Сатана. - Этого счастливчика ты и сам хорошо знаешь. Он твой старый знакомый Козлов Антон....
   - Козлов Антон!? - с удивлением выкрикнул бес. - Повелитель, ты, наверное, не знаешь....
   - Я все знаю об этом Козлове Антоне, - оборвал беса рассерженный Сатана. - Я знаю даже то, что ты имел смелость поклясться моим именем супруге одного известного нам обоим генерала не только беречь его, как зеницу ока, но и непременно сохранить ему жизнь!
   - И я продолжаю строго исполнять эту свою клятву, - смущенно проговорил задрожавший от страха бес. - Я делаю все от меня возможное, чтобы этот Козлов в подчиненном мне тюремном лагере не подвергался никакой смертельной опасности. Я никому не позволяю даже пальцем до него дотрагиваться. Но этот Козлов вместо благодарности мне за заботу о нем сам на себе затягивает петлю.... Не могу же я отвечать еще за его нежелание продолжать жить....
   - Успокойся, - примирительно буркнул Сатана. - Ты, мой дорогой, по-своему прав, но, все равно, если с ним в твоем лагере хоть что-нибудь произойдет, мне придется тебя примерно наказать. Я не желаю, чтобы эта Холида подумала, что мои слуги не держат своего слова, даже поклявшись моим именем. Чего-чего, а вот этого я не могу допустить никоим образом....
   - Повелитель! - в отчаянии выкрикнул бросившийся покрывать его пыльные ботинки своими поцелуями бес. - Но ты же сам только что признал, что я прав!.. Как же ты тогда сможешь меня наказывать, после признание моей правоты!?
   - Это тебе, мой друг, урок на будущее, - проворчал поднимающий беса с земли Сатана. - Никто во всем мире не должен подвергать мое имя сомнению, даже, если он и прав. Ну, а с этим Козловым у меня связаны кое-какие задумки.... О них тебе знать не обязательно, но ты должен будешь твердо уяснить для себя одно: если он захочет переспать со всем твоим гаремом, то ты обязан будешь ему предоставить всех своих подружек безропотно и незамедлительно. Ибо, заставив его переспать со своими девками, ты окажешь мне такую услугу, что уже будешь вправе рассчитывать на любую мою награду.
   - Прости меня, повелитель, за дерзость и недогадливость, - поспешил повиниться перед Сатаною бес. - Во всем виновата эта вконец испортившая меня человеческая жизнь....
   - Не переживай, - уже благосклонно похлопав беса по плечу, проговорил Сатана и исчез. - Ты у меня ни один в таком положении! - еще успел услышать смертельно напуганный нечистый удаляющийся крик своего повелителя.
   Подождав, пока не утихнет голос исчезнувшего с его глаз Сатаны, бес тут же сбросил с себя маску рабской покорности и, снова напустив на себя вид грозного начальника, вызвал начальника особого отдела с материалами расследования очередного происшествия в порученном ему под надзор тюремном лагере. Внимательно ознакомившийся с донесением информаторов, бес недовольно буркнул ожидающему оценки его расследования офицеру:
   - Если мы станем наказывать заключенного Козлова Антона только за то, что он слушал преступные высказывания этого так называемого бывшего профессора, то ради элементарной справедливости мы должны будем предать суду и всех остальных помещенных в тот барак осужденных не только за враждебную деятельность против Советской власти, но и даже уголовников. Не думаете ли вы, что все это будет выглядеть, если не притянуто за уши, то уж немного подозрительно непременно? Заставьте информатора переписать свой донос....
   - Это уже сделать невозможно, товарищ полковник, - пробормотал виновато опустивший глаза вниз начальник особого отдела.
   - Почему? - окинув сконфуженного офицера удивленным взглядом, уточнил бес.
   - Этого информатора уже нет среди живых, - еле слышно пробормотал тот. - Заключенные его разоблачили....
   - Туда ему и дорога, раз он был таким недотепой, - равнодушно буркнул бес. - Заставьте переписать донос другого информатора.
   - Слушаюсь! - отрапортовал пулей выскочивший из кабинета обрадованный начальник особого отдела.
   - Ну, и холодище, - недовольно буркнул поежившийся Павел, выскакивая вслед за Ираклием из дома через приоткрытое окно, когда к хозяевам совсем неожиданно для них нагрянули гости. - У нас в Москве уже должно быть тепло.
   Старый леший не любил слушать хвастливые пьяные разговоры людей, поэтому всегда с появлением в доме гостей уходил вплоть до их ухода из дома на прогулку.
   - Рановато ты, парень, нацелился на Москву, - буркнул догадавшийся об истинной причине его неудовольствия Ираклий. - У нас еще и на этом севере имеются кое-какие дела....
   - Не понимаю, чем тебя, Ираклий, привлекают эти скучные северные ландшафты? Или вы, лешие, просто млеете перед этим однообразием и убожеством? - поинтересовался у лешего недовольно хмыкнувший Павел.
   - Напрасно ты, парень, думаешь, что мы лешие можем делать все, что пожелаем, - проворчал не обижающийся на прозвучавшую в словах Павла откровенную подколку Ираклий. - Была бы моя воля, я к вам, людям, ближе, чем на версту, не подходил. Но так как мне подучено тебя, парень, перевоспитывать, то я просто вынужден копаться во всей этой давно мне опротивевшей вашей подлости, пошлости и безрассудстве. Ты можешь мне, парень, не верить, но я скажу вполне откровенно, как только я начал копаться, чтобы составить о тебе хоть какое-то мнение, в твоем окружении, то меня уже от вас, людей, просто воротит.
   - Поэтому мы все это время и ходим по пятам за теми, с кем меня намертво связало проклятие, - криво ухмыльнулся окончательно убедившийся в уже приходивших ему раньше на ум подозрениях Павел.
   - Только поэтому, Павел, - подтвердил его догадку леший, - так что хочешь ты этого или не хочешь, но тебе придется еще немного потерпеть.
   - А не лучше ли будет мне с тобою, Ираклий, договориться, - предложил лешему Павел. - Ты подробно рассказываешь все, что именно я должен под твоим непосредственным началом делать, а я, уяснив, что от меня требуется, тут же перевоспитываюсь. И больше не будем зря друг друга мучить.
   - Подобное соглашение ты мог бы заключить только со своим генералом, - насмешливо буркнул Ираклий. - А мы, лешие, халтурить при перевоспитании проклятых людей не приучены. За такие соглашения наш грозный и беспощадный повелитель Сатана не только, как говориться, с меня спустит не менее семи шкур, но и заставить довольно долгое время жариться в аду на сковородке.
   Недовольно скривившийся Павел махнул на лешего рукою, и они молча зашагали по пустынной улице поселка. Усыпавшие небеса яркие звездочки, словно юные старающиеся привлечь к себе внимание объекта своего поклонения девицы, изо всех своих сил пытались разгореться на темном фоне небес по возможности ярче. Засмотревшийся на них Павел чуть не упал на землю, споткнувшись об лежащего прямо на середине улицы пьянчужку.
   - Ираклий! - окликнул он ушедшего вперед лешего. - Не мог бы ты помочь этому человеку. На улице сегодня такая холодина, что он легко может не только простудиться, но и замерзнуть.
   - А мне какое до него дело, - легонько толкнув ногою пьяного, равнодушно буркнул леший. - Я же не скорая помощь и не милиция. Какой мне прок возиться с этим пьяницею?.. Только свое драгоценное время потрачу на него зря....
   - Но этот человек замерзнет, если мы ему не поможем! - закричал на лешего от непонятно почему нахлынувшей на него злости Павел.
   - Ну, и чего ты так раскудахтался? - проворчал окинувший Павла недовольным взглядом леший. - Мы, лешие, не предназначены для спасения замерзающего человека. Или ты уже забыл, что лешие относятся к темным силам? Мы способны совершать над попадающими в наши лапы людьми только одни всевозможные пакости, пытаясь меньшим злом уберечь их от еще больших неприятностей.
   - Ну, так начинай творить эти свои пакости! - выкрикнул твердо решивший настоять на необходимости спасения пьяницы Павел.
   - Что же такое мне с ним сотворить? - подумал вслух внимательно осмотревшийся леший. - А не загнать ли мне его в зону? Вот будет потеха, когда его там обнаружат....
   - Тогда лучше в женскую половину лагеря, - поспешил подсказать лешему вовсе не желающий, чтобы спасаемый ими пьяница попал в руки уголовников, Павел
   Лешему до того понравилась подсказка Павла, что он, чуть ли не завопив от охватившего все его нечистое тело возбуждения, тут же направил на пьяницу свой возбит. Побуждаемый властным воздействием лешего на затуманенное спиртом сознание пьяница пошевелился и, раскачиваясь во все стороны, встал на ноги. Еще несколько мгновений он стоял на одном месте, словно о чем-то раздумывая, а потом все той же нетрезвой походкою зашагал в нужную лешему сторону. С помощью своего нехитрого приспособления лешему удалось не только вывести пьяницу за поселок, но и заставить его подойти к заграждению. И здесь уже от лешего потребовалась вся его ловкость и умение, чтобы не только заставить пьяницу перелезть через заграждение, но и заставить мерзнувших на вышках часовых не смотреть в его сторону. Возбит в его лапах прямо горел, ударяя невидимыми живыми людьми лучами то по часовым, а то по безропотно исполняющему все пожелания лешего пьянице. Подойдя к женскому бараку, пьяница открыл дверь и замертво свалился на пол.
   - Девочки, к нам пришел мужчина, - тихо прошептала не верующая своим собственным глазам одна из трех все еще бодрствующих зэчек.
   - Нам так хочется увидеть хотя бы самого захудалого мужика, что он тебе, подруга, просто мерещится, - засомневалась в реальности происходящего вторая зэчка.
   - Но мы, девоньки, ясно ощущаем задувающий в наш барак холод из открытой настежь двери, - возразила ей третья зэчка.
   Соскочив с нар, зэчки подбежали к лежащему на полу без сознания мужику.
   - И что нам теперь с этим пьянчужкою делать? - убедившись, что это и есть настоящий мужик, спросила у своих подруг третья зэчка. - Может нам разбудить бригадира?..
   - Вот дура набитая, - обругала ее первая зэчка. - Сама судьба привела этого мужчину к нам, а ты хочешь отдать его другой истосковавшейся по мужикам женщине. Нет уж на сегодняшнюю ночь, он принадлежит только нам одним.
   - Но этот мужик совсем пьяный, - возразила ей вторая зэчка. - Я совсем не уверена, что мы добьемся от него сейчас хоть какого-нибудь толка. Нам ни в жизнь не удастся, не только возбудить в нем хоть какую-нибудь страсть, но и даже привести его в чувство....
   - Ничего страшного, - недовольно буркнула первая зэчка, - если ты, подруга, сильно захочешь, то непременно сумеешь раскачать и бревно.
   Они оттащили пьяного мужика к себе на нары и терпеливо отогревали его замершее тело своими жаркими женскими ласками в надежде, что он скоро очухается и сможет хоть как-то утолить их женское нетерпение.
   Наблюдающий за их тщетными попытками леший просто катался по полу барака от распирающего его изнутри хохота, а Павлу почему-то было вовсе не до смеха. Ему было стыдно за людей, которые были вынуждены принижать возникающее между мужчиной и женщиною высокое чувство любви до уровня пошлой собачьей свадьбы. Однако у него не было ни зла, ни раздражения этими несчастными женщинами. Он думал о человеческом обществе и недоумевал, почему оно бывает иногда таким жестоким и бесчеловечным, почему оно всегда так безжалостно бьет по отступившему в жизни человеку, почему оно даже не пытается поддерживать в своих несчастных узников высокое человеческое достоинство, а, совсем наоборот, старается опустить их до уровня безгласного скота. И не будет ли в праве этот освободившийся из мест заключения скот жестоко отомстить обществу за все свои унижения. Даже не подозревающие, что за ними все это время наблюдают невидимые разумные существа зэчки, почти до самой утренней побудки наслаждались одним только ощущением лежащего рядом с ними заветного мужского тела. Отогревающимся возле напившегося до беспамятства мужика своими искореженными в неволе душами зэчкам очень не хотелось от него отрываться, но перед самой утренней побудкою страх прогневить своими безрассудными действиями строгое тюремное начальство заставил их сообщить о своей находке бригадиру.
   - Так вы, негодницы, уже совсем его замучили! - со злостью отчитала сияющих от только что испытанного ими счастья зэчков бригадирша.
   - Не мы его замучили, а он нас, - тихо проговорила в свое оправдание первая зэчка. - Или ты, подруга, не видишь, что он все еще не отошел от вчерашней пьянки?
   - Смотрите мне, - пригрозила им бережно оттаскивающая храпевшего мужика в свой уголок бригадирша, - чтобы об этом мужике вы не проронили никому ни слова.
   - Не переживай понапрасну, мы будем немы, как рыбы, - заверила ее третья зэчка.
   - Ну, и что я вам говорила!? - с довольной ухмылкою проговорила первая зэчка, когда они остались одни. - Она забрала нашего мужика.... И теперь нам его больше не видать, как свои собственные уши....
   - Ты у нас молодец, - похвалила ее вторая зэчка и, сладко потянувшись, добавила. - Ой, девоньки, и как же давно у меня не было подобной легкости на душе! Ну, прямо несколько десятков годов упала с моих плеч....
   - И не говори, подружка, - согласно поддакнула ей третья зэчка. - И как же жаль, что мужиков мы начинаем ценить только в зоне, когда до них, родимых, еще столько предстоит нам прожить лет. Вот выйду на волюшку и, если мой лежебока меня дождется, на руках стану носить своего горького пьяницу.
   - Нам, бабам, намного тяжелее в зоне, чем мужикам,- с тоскою проговорила первая зэчка. - Мы привыкли к ласке и любим, когда нами восхищаются.... А здесь, в зоне, кому мы нужны? Кто оценит нашу красоту и доброту? Я думаю, что при выходе на волю нам будет очень нелегко почувствовать самих себя настоящими женщинами.... Нет, что ни говори, девоньки, а эта тюремная зона нам, женщинам, просто противопоказана.
   Глухо заскрежетал снаружи засов и, после удаляющихся шагов конвоя, наступила мертвая тишина. Схваченные почти сразу после окончания лекции Антон с Дмитрием Семеновичем, не сомневаясь, что в эту ночь они не только не захотят, но даже и не будут пытаться уснуть, упорно сохраняли свое молчание. Им сейчас было просто необходимо побыть наедине с самим собою, и только поэтому они не тревожили друг друга уже совсем не нужными расспросами. В нашей суетливой земной жизни не только им, бесправным постоянно находящимся под неусыпным надзорам заключенным, но и даже живущим за забором зоны вольным людям, редко удается хотя бы некоторое время побыть наедине с самими собою. Нам постоянно не достает времени, чтобы понять и попытаться осмыслить происходящее с нами и хотя бы на время отрешиться от постоянно сваливающихся на наши бедовые головы волнений и забот. А без подобных уединенных бесед с самими собою просто невозможно понять устраивает ли тебя собственная жизнь, и все ли ты делаешь в ней так, как надо, как следует тебе поступать и делать в своей жизни. Наша взбалмошная жизнь до того сильно закручивает нас в своей головокружительной круговерти, что мы, забывая обо всем на свете и не замечая стремительно текущего времени, даже не пытаемся остановить или хотя бы немного притормозить ее свистопляску. Изнемогая от забот серой повседневности, и увлекаясь ценностями иллюзорных миражей, мы самое для себя главное и важное, как обычно, запихиваем подальше от себя на самое донышко наших душ. А потом, убаюкивая себя оправданиями, что вся наша жизнь еще впереди, и что мы еще успеем все сделать, покорно подставляем свои самые болезненные места под вовсе ненужные нам удары немилосердной судьбы и мечемся в ее нескончаемых лабиринтах, как угорелые. И только с приходом старости, когда сопровождающая человека со дня рождения жестокосердная судьба, наконец-то, уверившись в своей окончательной победе, отстает от людей, мы уже начинаем ясно осознавать, что от нас самих в нашей жизни уже ничего не зависит, что мы уже ни над чем в своей дальнейшей жизни не властны. Мало того, мы только тогда начинаем с ужасом осознавать, что мы еще в своей жизни по большому счету не успели сделать даже одного шага, что мы все прожитое время просто метались из стороны в сторону в самом начале предназначенного нам жизненного пути. Мы начинаем горько сожалеть о своей безответственной несобранность, но время уже упущена и никакой земной или небесной силе уже просто невозможно возвратить нам его. Мы тогда можем только догадываться, каким интересным и привлекательным должен был быть предначертанный нам жизненный путь. Прожив на земле долгие годы, мы умираем, согласно прожитой нами жизни, еще в самом младенческом возрасте. Полностью осознав, что наша собственная жизнь на поверку оказалась бессмысленной и пустой, мы, переполняясь вполне оправданным раздражением от разочарования, начинаем выискивать виновных в своей загубленной жизни людей. И не только ищем, но и начинаем выливать всю накопившуюся в нас желчь и негодование на головы несчастных близких и родных нам людей, отравляя им и без того нерадостное существование. Трудно, да, и просто невозможно заставить людей признаться самим себе, что в своей загубленной жизни они виноваты сами, что во всем виновата их собственная леность и нерасторопность, их внутреннее нежелание и даже боязнь сделать этот первый шаг в своей жизни. Трудно, потому что так нелегко решиться на этот свой шаг в то время, когда все окружающие тебя люди еще только ползают в самом начале своего жизненного пути. Трудно, потому что мы редко бываем уверенными, что этот наш первый шаг будет сделан в нужном направлении, пока, как убеждает нас жизненный опыт, эти первые шаги чаще всего приносят людям одни только неприятности. Трудно, потому что никому из нас не хочется еще больше усложнять свою жизнь, становиться для своих близких и родных людей, как говориться, белою вороною.... Так, когда же ты, человек, поднимешься с неодолимо притягивающей тебя к себе земли на ноги в полный рост!? Когда же ты, полностью пройдя свой жизненный путь, испытаешь еще никогда непознанное тобою наслаждение от еще не испытанного тобою счастья в достойной истинной жизни!? Или ты, так и не осмелившийся сделать по своему жизненному пути хотя бы один шаг, будешь продолжать бессмысленно ползать в самом его начале и продолжать преступные детские шалости со своей судьбою.
   Только в предчувствии своего скорого ухода в иной мир, мы в преддверии суда Великой Справедливости, уже не пытаясь вводить самих себя в заблуждения всевозможными уловками и отговорками, начинаем откровенный разговор с самим собою. И к своему величайшему удивлению мы только сейчас начинаем осознавать, как этот наш откровенный разговор с самими собою опоздал, что мы зря не нашли для себя времени, чтобы задуматься обо всем этом раньше, что мы зря в своей жизни все так старательно запутывали и усложняли. И с еще большим сожалением начинаем понимать, что это осознание нас уже больше не радует и не успокаивает. Не радует, потому что мы уже не в силах ничего изменить в своей жизни. Не успокаивает, потому что свое в преддверии смерти озарение мы не сможет передать детям. Они не поймут и не примут наше предсмертное озарение только потому, что для детей всегда жизнь своих отцов и дедов священна и достойна подражания. Мы сами своей загубленной жизнью лишили себя успокоения. И нам уже больше ничего не остается, как примириться со своей прожитой жизнью и со смущенной улыбкою просить прощение у собравшихся на последний поклон у смертного одра своих родных и близких людей.
   Только далеко за полночь, когда они закончили осмысление своих прожитых жизней, а переполнившее их осмысление настоятельно потребовало своего выхода наружу, они разорвали разъединяющую их друг с другом гробовую тишину.
   - Вы еще не спите, Дмитрий Семенович? - окликнул профессора Антон.
   - Я еще не сплю, Антон, - отозвался с громким зевком профессор. - Какие-то беспокойные мысли все время будоражат мою голову, а для ответа на них у меня уже осталось не так много времени. Приходится жертвовать своим сном.
   - Вы думаете, что они нас?.. - спросил не в силах себя заставить произнести это роковое слово Антон.
   - Трудно сказать.... Их поступки не поддаются никакой человеческой логике, - уклонился от ответа профессор, - но, в конце концов, я уже прожил долгую жизнь.... А ты, Антон, боишься смерти?..
   - Не знаю, - честно признался Антон. - Когда я о ней думаю, то она мне кажется какой-то нереальною.... Не могу я убедить самого себя поверить в собственную смерть....
   - Это все, Антон, от твоей молодости. Молодость отрицает смерть, а мы, старики, уже начинаем относиться к своей скорой смерти, как к неизбежной реальности. Мы под старость начинает свыкаться с мыслью о приближении собственной смерти.... Не было на земле еще человека обманувшего свою собственную смерть.
   - Одно только утешает, что дважды умирать не придется, - мрачно пошутил Антон и замолчал.
   Так они и не смогли сказать друг другу то, что они считали для себя особенно важным. Или они оба не решались отравлять друг другу последние часы в их жизни, или они просто знали, что они оба подумали об одном и том же, но до прихода за ними конвоя они уже больше не сказали друг другу ни одного слова.
   Их провели по мощеному тюремному двору и, прогнав по крутой лестнице, затолкали в комнату, в которой уже находилась группа заключенных из их барака, а за столом возвышались строго на них посмотревшие члены трибунала.
   - Неужели и их тоже будут сейчас судить? - шепотом поделился с профессором своими опасениями Антон.
   - Не похоже, - так же тихо ответил профессор. - Для ожидания над ними скорого суда наши товарищи слишком спокойны.
   - Не разговаривать! - рявкнул на них открывший заседание председатель трибунала.
   Называя заключенных свидетелями, он поочередно подзывал их к столу и забрасывал вопросами, требующих от них показаний в обвинении профессора во вражеской пропаганде.
   - Свидетель Козлов, подойдите к столу! - совсем неожиданно для Антона выкрикнул председатель трибунала.
   - Какой же я ему свидетель! - с возмущением прошептал Антон профессору.
   - Не упрямься, иди к столу, - легонько подтолкнув Антона, прошептал профессор. - Может все для тебя еще и обойдется?.. Я буду брать всю вину только на себя одного....
   - Как вы можете предлагать мне вас предать!? - прошептал в ответ возмущенный Антон. - Я в своей жизни не привык прятаться за спины своих товарищей и друзей!
   - Ты еще совсем молод и должен жить, - настаивал профессор. - Иди, сынок, нам незачем умирать вместе. Я с этим поганым делом неплохо справлюсь и в одиночку....
   - Свидетель Козлов, вы заставляете нас ждать, - недовольно повторил строго оглядевший стоящих в комнате заключенных председатель трибунала. - Кто из вас Козлов!?
   - Я! - выкрикнул Антон.
   - Безобразие! - возмутился председатель трибунала. - Почему свидетель стоит рядом с обвиняемым!? Немедленно присоедините его к остальным свидетелям!
   - Не имеете права! Я такой же обвиняемый, как и профессор, Дмитрий Семенович! - громко выкрикнул Антон.
   - Заткните ему глотку! - услышал Антон сзади голос начальника лагеря.
   Два дюжих красноармейца, подхватив Антона под руки, подтащили его к остальным заключенным-свидетелям.
   - Не ерепенься, балда! - прошипел возле него голос одного из заключенных. - Радуйся, что остался жить....
   Опрос свидетелей окончился довольно быстро. Не успел еще ошарашенный неожиданным поворотом в своей судьбе Антон придти в себя, как председатель трибунала проговорил только что вынесенный приговор Дмитрию Семеновичу.
   - Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! - страшно громко прогремели для Антона слова председателя трибунала.
   - Дмитрий Семенович! - еще успел выкрикнуть Антон уводимому профессору. - Если я останусь жить, то обязательно встречусь с вашими детьми и расскажу им о вас все!
   Окинувший Антона благодарным взглядом профессор осветился прощальной улыбкою и, подталкиваемый конвоирами, вышел из зала суда, а вслед за ним увели в зону и участвующих в суде заключенных-свидетелей.
   - Куда вы меня ведете? - недовольно буркнул Антон, когда его на проходной отдели от остальных заключенных.
   - Когда приведем, узнаешь, - хмуро буркнул сержант, недовольно пиная ему в спину прикладом.
   - Что происходит сержант!? - услышал Антон сзади себя недовольный бас начальника лагеря. - Заключенный оказывает вам сопротивление!?
   - Никак нет, товарищ полковник! - отрапортовал принявший строевую стойку сержант. - Заключенный уточняет, куда мы его ведем.
   - В одно очень хорошее место Антон, - вкрадчиво проговорил осветившийся насмешливой ухмылкою бес. - Тебя эти парни отведут в самое прекрасное место в этом захолустье. В окружении молодых красивых девушек ты будешь, как сыр в масле купаться. Надеюсь, ты понимаешь, что очень огорчил меня своей очередной выходкою и вынудил меня опасаться за твое дальнейшее пребывание в зоне. Антон, я не могу допустить, чтобы мой старый знакомый снова вляпался еще в какую-нибудь переделку, а поэтому решил, от беды подальше, перевести тебя в более тихое и вполне безопасное место. Можешь не благодарить меня, Антон, но я очень переживаю за сохранность вовсе безразличной для тебя самого твоей драгоценной жизни. И я это делаю, несмотря на то, что ты в прошлом принес мне немало огорчений и неприятных мгновений. Мне остается только надеется, что ты хоть со временем сможешь оценить мою о тебе заботу и доброе отношение. Поверь, Антон, что я искренне желаю тебе на новом месте удачи и веселого времяпровождения. Обживись немного в привилегированном бараке, Антон, и, если тебя на новом месте хоть что-то не понравится, то можешь смело обращаться ко мне со своими претензиями. Я буду только рад оказать тебе, Антон, во всем помощь и поддержку, чтобы твое тюремное содержание не было слишком тягостным.
   Произошло самое невероятное. Случилось то, о чем Сатана с западными политиканами не видели даже в своих самых кошмарных снах. Вдохновленная всенародной поддержкою Красная Армия не только наголову разбила фашистскую армаду, но и принудила немецко-фашистские войска к капитуляции. В это трудно было поверить. Однако, несмотря на их веру и неверие, в самом центре Берлина над рейхстагом гордо вознеслось Красное Знамя победившего во второй мировой войне Советского Союза. Обескураженные неожиданным для себя поворотом событий западные политиканы с присущим для них всегда лицемерием и коварством поспешили с открытием второго фронта, но уже было слишком поздно. Победоносная Красная Армия не только вырвала у них Величайшую в истории человечества Победу, но и заодно освободила от пагубного влияния Сатаны почти половину Европы, в которой со дня Великой Победы уже задул только один благоприятствующий для духовного роста людей и их процветание в будущем ветер. Обескураженным западным политиканам больше уже ничего не оставалось, как немного присмиреть и, поджав свои вездесущие хвосты, поторопиться со смиренным поклоном к гордым и по-прежнему независимым победителям. Однако хуже всего было удрученному потерпевшим сокрушительное поражение своим любимцем Сатане. Только он один в сложившейся, после окончания второй мировой войны, в мире ситуации терял больше всего. На этот раз уже не только огромная и величайшая по своим размерам Россия оказалась вне зоны его влияния. С этого времени его верным слугам и земным сторонникам уже был заказан вход на половину обильно политою с помощью Сатаны человеческой кровью Европы. Подобное обстоятельство очень не нравилось встревоженному Сатане. Поторопившись с переносом своих руководящих центров в самую благоприятную, с его точки зрения, страну под названием Соединенные Штаты Америки, Сатана стал уделять особое внимание странам восточной Европы. При этом он не только в этих только что освободившихся от взлелеянного Сатаною жестокого деспота вел активную подрывную деятельность, но и способствовал приходу к власти своих принявших на себя человеческий облик верных слуг, сторонников и почитателей. Однако, к явному сожалению Сатаны, на этот раз у него уже не было тех головокружительных успехов, как когда-то после свершившейся в России Великой Октябрьской революции. Мизерные на этом поприще подвижки Сатану не только не радовали, но и не вдохновляли его обугленную от беспрерывных грехопадений душу на продолжение своей извечной борьбы. Прокатившаяся два раза через эти страны со своим испепеляющим все живое огненным дыханием вторая мировая война способствовала выявлению и продвижению к власти только одних высоко идейных с обостренным чувством на любую несправедливость вождей и лидеров. У них за время войны уже было немало проверенных в жесточайших схватках с врагами друзей и знакомых. Сатана так и не смог ничего противопоставить желанию населения этих стран непременно построить для себя воистину свободную и независимую жизнь. В очередной раз, потерпев сокрушительное фиаско, Сатана в самом мрачном настроении вернулся обратно в Россию, в которой тоже, к великому своему сожалению, увидел все ту же немало удручающую его в последние годы картину. Выпавшие на долю России по злой воле Сатаны тяжелейшие испытание способствовали очищению советского общества. Вдохновленные только что одержанной Великой Победою русские люди еще теснее сплотились вокруг проверенных за годы тяжелейших испытаний лидеров и вождей. Они больше чем когда-нибудь были охвачены страстным желанием и дальше продолжать беречь и защищать, как зеницу ока, свою раз и навсегда завоеванную ими свободу и независимость не только от вожделенных посягательств западных политиканов, но и от коварных замыслов насчет них князя тьмы Сатаны. В только что окончившейся войне погибло немало честных и верных своей социалистической Родине людей, однако больше всего в ней пало заметавшихся в ходе борьбы в поисках, кому им будет наиболее выгодно продаться, сторонников Сатаны и легко идущих на соглашение с сатанинскими слугами жадных и жестокосердных людей. Заметавшись в поисках спасительного выхода между воюющих между собою Красной Армии и фашисткой армадой, они с легкостью находили для себя пули от глубоко презирающих их обеих сторон. А прямо сейчас их жалкие остатки полноводной рекою потекли в поредевшие за годы войны трудовые лагеря в качестве уже истинных врагов Советского народа. Основные силы Сатаны в России были на некоторое время исключены из борьбы и отодвинуты властной рукой победившего Советского народа в тень, где и затаилась в терпеливом ожидании очередного наступления в России для себя лучшего времени. Однако, несмотря на огромные потери продавшихся ему вместе с потрохами людей, у Сатаны еще оставалось немало сохраняющих ему верность сторонников в верхних эшелонах Советской власти, с помощью которых он сейчас и надеялся восстановить в России свое прежнее довоенное могущество и власть. Опытному в подобных делах князю тьмы не надо было много времени на раздумья и составления своих мерзопакостных замыслов по скорейшему восстановлению своей былой наброшенной на Россию сети и по вдохновению своих оставшихся сторонников на новые свершения во славу тьмы. Увидев в личном окружении глубоко ему ненавистного представителя старой гвардии большевиков Сталина одного своего верного сторонника, который с его помощью уже давно мог бы занять место главы первого в мире социалистического государства, Сатана тут же направился на встречу с ним для восстановления между ними прежнего доверительного отношения.
   - На этот раз вы, русские люди, уже разозлили меня окончательно, - злобно шипел вслух собирающийся на встречу со своим высокопоставленным земным сторонником Сатана. - И я уже не удовлетворюсь своими прежними против вас булавочными уколами. Начиная с этого времени, я уже стану заниматься вашим перевоспитанием всерьез и надолго.... И буду продолжать свою борьбу вплоть до моей полной и окончательной победы над вами, нынешними победителями....
   Сталин в последнее время обосновался на своей подмосковной даче и сопровождающий его повсюду Хрящ только что очухался, после вчерашней гулянки, в своей комнате. Вчерашним вечером к генералиссимусу Сталину нагрянули с неожиданным визитом его грузинские друзья. И он, погрузившись в приятные воспоминания о днях своей молодости, еще долго не мог успокоиться. Навеянные приятной встречею воспоминание все время требовали от признанного вождя Советского народа очередной порции горячительного и поднимающего ему настроение кавказского вина. И признанный вождь Советского народа, после очередного осушения наполненного вином рога, постоянно требовал от своего любимчика Хряща исполнение полюбившихся вождю задорных и веселых плясок.
   - По всей видимости, я вчера уж слишком перестарался в развлечении этого глубоко мне ненавистного грузина, - подумал про себя Хрящ и, неприятно поморщившись, неторопливо засунул свои слегка подрагивающие от похмелья руки в рукава халата.
   Потом он с сердитым кряхтением опустил ноги на пол и, окунув их в мягкие тапочки, поспешил выйти в разбитый вокруг дачи тенистый парк подышать свежим воздухом. Там его и застал неожиданно проявившийся перед ним прямо из воздуха Сатана.
   - Кто вы такой, черт вас подери!? - недовольно вскрикнул попятившийся от него от пробравшего его прямо до костей животного ужаса Хрящ. - Как вы осмелились проникнуть на дачу самого Сталина!?
   - Успокойся, Никита Абрамович, - насмешливо бросил ему Сатана. - Или ты не узнаешь во мне своего старого знакомого, который в свое время немало способствовал твоему сегодняшнему возвышению!?
   - Нет! Чего-чего, а вот этого просто быть не может! Так это вы, повелитель, сами решили навестить своего верного почитателя! - подобострастно выкрикнул, чуть ли не бросившийся перед поганым Сатаною на колени, опешивший Хрящ.
   Но вовремя заметивший его намерение князь тьмы успел предотвратить его не только опрометчивый, но и опасный для дальнейших планов Сатаны, поступок.
   - Ты не должен выставлять публично напоказ свою готовность быть верным и преданным моим слугою, Никита Абрамович, - окидывая съежившегося перед ним Хряща укоряющим взглядом, строго заметил Сатана. - Впредь я попрошу тебя вести в моем присутствии немного раскованней, а лучше как равный с равным человеком. Ты обязан и дальше сохранять присущее тебе раньше хладнокровие и трезвую расчетливость.
   - Слушаюсь и повинуюсь, повелитель, - еле выдавил из себя насмерть перепуганный Хрящ.
   - Ну, полно, голубчик, - уже намного любезней вкрадчиво проговорил ласково потрепавший Хряща по плечу Сатана. - Мы же старые добрые друзья.... Нам ли бояться или опасаться друг друга.... Я пришел к тебе, мой любезный друг, вовсе не с намерением тебе наказать за возможные в прошлом твои передо мною провинности. А только для того, чтобы поздравить тебя с вполне тобою заслуженным возвышением над этими еще не конца оценившим твои способности людишками и помочь тебе со временем стать у кормила власти в этой презревшей своего бога и предков стране.
   - А это возможно, повелитель? - недоверчиво поинтересовался у Сатаны Хрящ.
   - Пока еще нет, мой верный слуга, - не стал его обманывать Сатана, - но ты же и сам знаешь, что этот глубоко мною презираемый Сталин уже совсем старый. А со старыми людьми в любое время может всякое случиться.... Тебе, мой дорогой, уже надо прямо сейчас подготавливать почву для очередного возвышения....
   - По всей видимости, я сейчас очень ценен для этого прожженного интригана, - отметил про себя немного приободрившийся Хрящ. - Мне следует воспользоваться этим подходящим моментом, чтобы поторговаться с Сатаною о своем после смертном существовании. Я уже далеко не новичок в общении с этим облезлым козлом, и хорошо знаю, как только я стану для него бесполезным, то он о нашей теперешней дружбе не только мгновенно забудет, но и не захочет даже слышать моих к нему стенаний. Кто-кто, а я уж небесного рая своей пропащей жизнью вовсе не заслужил. Поэтому я не должен полагаться только на одно слово этого прожженного хитреца, я просто обязан потребовать от него за дальнейшее с ним сотрудничество клятвенно заверения, что он обеспечит мне после смерти достойное людям моего положение существование. А стать вождем русского народа, после смерти Сталина, я уже смогу и без его помощи.
   Но он не стал сразу же говорить Сатане о своих требованиях, решив, что ему вначале будет лучше всего поиграть с Сатаною в ничего не смыслящего простака.
   - Я вовсе не уверен, что из вашего намерения по моему дальнейшему возвышению хоть что-нибудь получится, - осмелился он на возражение внимательно слушающему его Сатане. - Наш высокочтимый вождь товарищ Сталин, после одержанной победою над фашисткой Германией, имеет сейчас по всему Советскому Союзу непререкаемый авторитет. С ним не может и не должно ничего случаться. К тому же, каждое брошенное в его адрес лживое обвинение окажется на проверку просто напрасным сотрясением воздуха. А тот, кто осмелится навести на товарища Сталина клевету, уже заранее должен готовиться к собственной политической и физической смерти.
   - И откуда только у этого Сталина такая популярность среди простых русских людей!? - недоумевал про себя внимательно вслушивающийся в вполне справедливые слова Хряща Сатана. - Он же грузин, а не русский человек. И это его популярность, несмотря на то, что мои слуги все эти годы старательно лишали всякой надежды русский народ на дальнейшее улучшение жизни. И не только лишали, но и совершали бесчисленные убийства от его имени ни в чем не повинных людей. Кто же мне сможет объяснить, откуда у простых, чаще всего совершенно безграмотных, людей такое обостренное чутье на правду и справедливость. Неужели этим старым большевикам свойственно что-то такое, которое не только в корне отличает их от остальных людей, но и не позволяет нам возводить на них клевету и вводить подначальных им людей в обман об их истинной добродетели. Нет, что ты сейчас ни говори, а я в этой их вовсе не утешительной для меня особенности все еще до конца не разобрался....
   Кому-кому, а ему-то было доподлинно известно, сколько уже грязи пролили его верные слуги и почитатели на имя этого самого для него ненавистного коммуниста Сталина, который в свою очередь уже тоже немало потрепал нервов самому могущественному существу в земном мире - Сатане.
   - Сколько уже невиновных людей загублено моими слугами от имени этого несгибаемого коммуниста Сталина, а они эти безмозглые русские люди продолжают верить в него, как в бога, и не перестают носиться со своим кумиром, как с писаною торбою. Что же мне еще такое сотворить от его имени, чтобы уже пущенная мною по всей России очередная насчет Сталина клевета достигла бы своей цели?
   - К имени Сталина даже самая прилипчивая грязь не прилипнет, - продолжал, словно догадываясь о мыслях Сатаны, Хрящ. - Он в жизни не прихотлив, безукоризненно честен и подкупает всех людей своей обходительной простотой и искренностью. Сталин выходец из старой гвардии большевиков и не знает для себя другой цели, кроме, как построение в Советском Союзе остро необходимого простым людям истинно справедливого социалистического строя.
   - Если нельзя опорочить его имя сейчас, то в самом недалеком будущем я это сделаю для своего заклятого врага с превеликим удовольствием. Я вылью на его труп столько прилипчивой грязи, что он прослывет на все грядущие века самым отъявленным убийцею. Что ж, если его невозможно очернить или обвинить при нынешней власти, то можно попытаться укоротить его владычество над душами и судьбами русского народа, - с ехидной ухмылкою бросил он в лицо опешившего от неожиданности предложения князя тьмы Хряща.
   - Но кто осмелится пойти на подобное?.. - святотатство хотел сказать Хрящ, но, уловив брошенный на него предостерегающий взгляд Сатаны, запнулся.
   - Я думаю, что мне этому учить тебя уже без надобности, - злорадно буркнул насмешливо хмыкнувший Сатана. - Советую тебе не слишком затягивать с именно этим моим поручением. Пришла пора возвращать долги, мой друг....
   И Сатана, окинув опешившего от ужаса Хряща еще одним своим леденящим кровь взглядом, поторопился распрощаться.
  
   Август 1995 года.
  
  
  
  

Глава шестая.
НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ.

  
   В нашем прекрасном и неповторимом земном мире есть одна страна, в которой большую часть года длиться студеная зима и, после краткого весеннего пробуждения, почти мгновенно пролетает благостное теплое лето. И над этой очень странной страною снова сгущаются темные уродливые тучи слякотной и противной до омерзения осени. Эта страна называется Россией и в ней живет взбалмошный не привыкший задумываться не только о своем дальнем, но даже и о своем ближнем, будущем русский народ. Этот безалаберный народ уже до того свыкся со своей недолей и своим злосчастьем, что давно перестал обращать на их приход к нему хотя бы маломальского внимания. Недоля со злосчастьем ко всему приученный русский народ не только сильно не беспокоят, но и каждый их приход на Русь воспринимается им, как неизбежное зло, как свой уже давно ставший для него привычный образ жизни. Постоянно сваливающиеся вместе с недолей и злосчастьем нескончаемой чередою беды и несчастья закалили русских людей и выработали у них стойкую невозмутимость ко всему, что их в нашем далеко неласковом земном мире окружает.
   - Господи!? И за что Ты так не любишь русскую землю!? Почему ты не устаешь подвергать русский народ самым тяжелым испытаниям!? - издавна доносится стон со стороны России до бесстрастно наблюдающих за нею ничем невозмутимых небес.
   И на самом-то деле ни один другой народ нашего мира еще не удосужился такого пристального Его внимания. Вполне возможно, что именно при таком пристальном Господа бога к русским людям отношении и развилась у них не только особо восприимчивая натура, но и особо восторженный склад характера!? И. действительно, разве способна так быстро вскружить хоть какую-нибудь другую голову, кроме русской, любая, даже доведенная до абсурда, идея!? И кто еще, кроме русского человека, может так фанатично верить в Тебя, Господи, и в тоже время за короткий срок в яростном ослеплении способен выкорчевать Тебя из своего сердца!? Нет и нет! Подобное непотребство возможно только в одной России! Подобное поведение по плечу только одному русскому человеку! Ни один другой народ нашего неповторимо прекрасного мира еще не удосужился так много раз быть игрушкою в руках проходимцев всех мастей и просто нечистых на руку прохвостов, как русский народ! Русские люди и до сегодняшнего времени продолжают с пристальным интересом вслушиваться в слова продолжающих вешать им, по образному выражению, лапшу на уши всяких лицемерных краснобаев и проходимцев. Русский народ - воистину самый Великий Народ во всем нашем земном мире! Он Велик не только в своей доброте, но и в своей ничем непримиримой беспощадности! Он Велик не только в своей безграничной доверчивости, но и в своем просто немилосердном отрицании всего, даже самого, казалось бы, очевидного! Он Велик, как и в своей безмерной ни на чем не основанной успокоенности, так и в своей порой доведенной до абсурда подозрительности! Он Великий величием своего светлого ума, но не менее он Великий в погубившем его своем безрассудстве и неосмотрительной расточительности! Он Велик только потому - что ни один другой народ в мире не выдержал бы столько выпавших на его долю бесчисленных испытаний! Русский человек не может удовлетворяться так называемой золотой серединкою и незаметным прозябанием среди окружающих его народов. Он, если и падает, то непременно в самую глубокую пропасть. Ну, а если, что бывает очень редко в жизни русского человека, взлетает на самую верхушку изредка выпадающего и ему самому безмерного счастья, то обязательно на самый огромный величественный ее гребень. Взлетает так, чтобы голова кружилась не только от испытываемого русским человеком в это время счастья, но и от страха оказаться на такой просто немыслимой для любого другого живого существа высоте. Не поэтому ли еще не было на нашей земле такой напасти, которая миновала бы тебя, русский народ!? Только ты один смог выдержать их и в борьбе с ними с честью и со славою выйти победителем! Что же помогло все это время Великому Русскому Народу выстоять и победить все выпавшие на его долю беды и несчастия!? Только ничем непоколебимая вера в Тебя, Господи, и безграничная любовь к своему не всегда ласковому к нему Отечеству! Но и эти вдохновляющие испокон веков русских людей на Великие дела нравственные категории уже окончательно загублены нами из-за своей такой же, как и все остальное на Руси, Великой Глупости! Так выдержишь ли ты, Русский Народ, свое последнее твоими руками созданное для себя самое Великое Испытание в мире или, наконец, ты оправдаешь безнадежные до этого времени ожидания своих не очень искренних соседей и величественно загубишь сам себя им на радость! Окажется ли достаточно крепким твой знаменитый на весь мир русский дух, который по твоей же милости уже давно лишен Веры, Царя и Отечества, который уже давно истоптан и исплеван твоими неблагодарными доброжелателями! Господи! Ты всегда хотел видеть русский народ Великим и Доброжелательным!.. Так почему же ты сейчас позволяешь всяким вознамерившихся на словах стать спасителями русского Отечества проходимцам так бессовестно использовать в этих своих притязаниях самые лучшие черты русского характера!? Почему ты не откроешь русскому народу глаза на их убожество и лицемерие, на их нравственную нечистоплотность!? Почему ты разрешаешь своим неразумным со светлыми головами русским людям так покорно восхищаться невежественными проходимцами, возносить им незаслуженные почести!?
   Господи! Ты наградил русский народ долготерпением, но зачем ты лишил его рассудка и ума во время смут и неурядиц!? Господи! Почему ты не внушишь русскому народу отказаться от своего слишком обременительного величия и стать просто счастливыми людьми!? Я не сомневаюсь, что и на этот раз русский народ устроил сам для себя последнее испытание! Ибо только Великий и Могучий народ может сам себе устраивать подобное испытание на свое величие!
   После долгой утомительно работы по разрешению накопившихся в Советском Союзе неотложных дел Сталин уже далеко за полночь с тяжелым вздохом встал со стула и старческой шаркающей походкою направился в сторону спальни.
   - Ох, дела, дела, наши невеселые дела, - грустно проговорил он, открывая дверь спальни. - И когда же вы оставите меня, старика, в покое? Когда же я от вас смогу не только отделаться, но и с радостным удовлетворением смотреть, как бедствующие сегодня простые русские люди заживут достойной живого человека жизнью, когда их разрушенные только что окончившееся войною дома снова приобретут для себя первоначальный смысл и значение? Эх, жизнь наша жизнь и, когда ты только перестанешь быть такой жестоко немилосердной к проживающему тебя простому человеку?.. Когда же эта убивающая сейчас в советских людях все живое поголовная нищета уйдет в полагающее ей небытие, а хорошие трудолюбивые люди снова станут, как и полагается свободным от эксплуатации гражданам, наслаждаться всем обеспеченной жизнью?.. Когда, когда, - недовольно буркнул укладывающийся в свою мягко постеленную постель Сталин. - Когда я вообще избавлюсь от этой вконец меня изматывающей работы? Когда я передам правление страною в надежные полные сил и энергии молодые руки? Но где же эти достойные руки мне сейчас отыскать?..
   Еще немного позволив себе пожаловаться на нынешнее непростое положение советских людей, Сталин опустил голову на подушку и тут же провалился в уже давно поджидавший его глубокий для смертельно уставшего за день человека беспробудный сон. Но даже и в глубоком сне его не оставляла в покое послевоенная неустроенность Советского Союза. Пока шла война все силы народа были направлены только на поддержание для советских людей хотя бы сносной жизни и полное удовлетворение воющей с ненавистным врагом Красной Армии. В годы войны все советские люди даже не думали роптать на временные, как им тогда казалось, трудности и полностью отдавали себя делу изгнания фашистских войск с родной земли. Но вот война окончилась и немного расслабившиеся советские люди не долго радовались своей вполне ими заслуженной Победе. Да, и как они могли ощущать самих себя победителями, видя перед собою почти полностью разрушенные села и города, когда наиболее развитые в экономическом положении в довоенное время западные республики Советского Союза сейчас лежали в руинах. Когда их плодородные земли больше не радовали глаза созревающими тучными хлебами, а были сплошь напичканы неразорвавшимися снарядами и минами. И вот в такой, скажем прямо, очень непростой обстановке руководимому Сталиным Советскому правительству предстояло перестроить всю промышленность на мирный лад, постараться по возможности скорее сделать ее такой, чтобы она уже больше не работала на долгую изнуряющую войну, а только на улучшение жизни Советского народа. Это было воистину титаническое дело. И Сталин, как он уже давно привык справляться со всеми встречаемыми на пути развития Советского Союза трудностями, тут же принялся железной рукою наводить в стране советов порядок.
   - Сейчас одной железной руки явно недостаточно, - размышлял и во сне про себя Сталин. - Победившие фашизм люди достойны более-менее сносной жизни. Но где мне взять на эту их сносную жизнь средства, а главное ставшие в последнее время дефицитные материальные блага? - проговорил, как заклинание, Сталин уже давно набившие ему оскомину слова, не зная, как он сможет добиться этого своего самого заветного желания хотя бы в самом ближайшем будущем. - Во имя этой благой цели я, если понадобиться, буду работать днем и ночью, как проклятый. Я больше своих ближайших соратников знаю и хорошо для себя осознаю, что даже само чудо из чудес возможно только при правильном руководстве страною. Что от положения в верхних эшелонах Государственной власти, от согласованности этой власти в достижение единой цели, во многом зависит благосостояние народа.
   Для Сталина не было большим секретом, что в высших эшелонах партии и правительства уже началась не на жизнь, а на смерть, отчаянная грызня за оставляемое им в скором будущем наследство в виде могучей экономически развитой советской страны. Он, конечно же, нисколько не обижался на предрекающих ему скорую смерть своих ближайших сподвижников. Сталин всегда был до мозга своих костей закоренелым материалистом и нисколько не сомневался, что он непременно умрет. Но не это его сейчас беспокоило и волновало. Он всегда думал и заботился в первую очередь не о самом себе, а о выдвинувших его на такую высокую ответственную должность простых советских людях. Он всегда думал и заботился только о благе советских людей и делал все от него зависящее, чтобы оправдать их доверие. Сталин никогда не позволял себе лебезить перед людьми и давать им невыполнимые обещания, он всегда говорил им одну только правду, не думая о последствиях для самого себя, что доверивший ему простой народ может отказать ему в доверии. Наверное, только и поэтому он всегда пользовался среди доверяющих ему во всем советских людей огромным авторитетом и ни одна посланная его врагами клевета не прилипала к его истинно святому для Советского народа имени. Если верить секретным службам, то слишком много было кандидатов на его место. Но и это самого Сталина не слишком волновала. Он уже давно был готов передать свои слишком хлопотливые для состарившегося человека обязанности в молодые энергичные руки. Его в последнее время беспокоило только то, что Сталин не видел среди своих ближайших соратников достойного на его место претендента. Сталин знал и ценил своих ближайших сподвижников, как умелых исполнителей его воли. Но, как бы ни старался, Сталин не видел в них именно того творческого начала, который только и способен вывести Советский Союз из сегодняшнего развала во время перестройки всей экономики на мирные рельсы. И, что было сейчас самым главным и все определяющим, это направить дальнейшее устремление всех советских людей на укрепление народовластие, на защиту и всемерное развитие основополагающих устоев первого в мире социалистического государства. Годы становление в жесточайшей борьбе с внутренними и внешними врагами Советской власти и опустошенные резервы Советского Союза во время второй мировой войны наложили свой ничем неизгладимый след на стиль работы его сподвижников. Им уже стало трудно налаживать доверительные отношения не только со своими подчиненными, но и даже общаться с доверяющим своей родной Коммунистической партии простым Советским народом. Поэтому сейчас Сталин и переживал, что они, пока еще не готовы принять в свои руки правление таким огромным государством, что они по инерции будут и дальше продолжать эту уже ставшую совершенно бессмысленную борьбу со своим собственным народом. Сталин, к великому своему сожалению, все еще не верил, что его ближайшие сподвижники смогут перестроиться в нужном направлении, чтобы не углублять пропасть между простым народом и Советским правительством, а, совсем наоборот, вообще ее ликвидировать при помощи дальнейшего усовершенствования Советской власти. Он все еще сомневался, что им уже по плечу активизировать советских людей на дальнейшее улучшение своей жизни, на полное обеспечение их духовными и материальными потребностями. Поэтому Сталин вместо того, чтобы с помощью доверенных ему советскими людьми властных полномочий призвать кое-кого из забывшихся своих ближайших сподвижников к порядку, напомнить им, что и в их карманах партийные билеты, что они, как коммунисты, должны вести себя по партийному честно и открыто. Вместо того чтобы призвать их указывать на ошибки и заблуждения своих товарищей напрямую, а не создавать в верхних эшелонах партии группы по интересам, принялся сталкивать их между собою лбами в тщетной надежде отыскать в этой своеобразной дискуссии надежного кандидата на свое место. Он уже бесконечно устал и с радостью передал бы руководство Советским Союзом в достойные руки, но все еще не мог для себя решить, кто из его ближайших сподвижников будет достойно с честью нести поднятое им на небывалую высоту увенчанное серпом и молотом Красное Знамя Советского Союза.
   - Да, доверишь страну недостойному человеку, и все наши завоевания непременно пропадут прахом, - с горечью был вынужден признать извечную истину Сталин и осекся.
   Да, и как ему было не стушеваться в то время, когда все вокруг начало окунаться в какой-то очень даже странный туман. Подобного густого тумана Сталину еще не приходилось видеть ни разу за свою уже им прожитую жизнь. Он не пугался окутавшего его с головы до ног тумана, но одно то, что он был ему непонятен, несколько его раздражала.
   - И куда могла подеваться моя охрана!? - задался он вполне резонным в таком непростом положении вопросом. - Почему она не торопится ко мне на помощь!? Неужели и на самом деле кто-либо из моих ближайших сподвижников решил ускорить мою смерть таким неподобающим для коммуниста способом!?
   Но не внушающий ему никакого опасения или страха туман скоро рассеялся. И Сталин, к еще большему своему удивлению, увидел подходившего к нему признанного вождя мирового пролетариата товарища Ленина.
   - Ты ли это, Владимир Ильич!? - воскликнул от неожиданности Сталин - Как ты смог мне привидится живым в то время, когда твое тело уже давно покоится в специально построенном мною для тебя мавзолее!? Это же совсем не согласуется с нашей идеологией! Прошу тебя, Владимир Ильич, в точности следовать нашим общепринятым установкам! Не вынуждай меня раскаиваться, что я вместо того, чтобы стать священником, увлекся революционной борьбою!
   - Не ты ли, Иосиф Виссарионович, все это время убеждал русских людей, что я бессмертен, - с ласковой улыбкою возразил своему старому товарищу Владимир Ильич. - Ты, мой дорогой горец, ошибаешься, говоря, что можно верить этим поповским россказням. На самом-то деле наш земной мир никогда не был доступным их пониманию. Ибо все в нем устроено более сложно, чем невежественные попы утверждают обо всем этом в своих проповедях. Но зачем мне тратить отпущенное время на то, о чем ты и сам очень скоро узнаешь все до мельчайших подробностей. Ты лучше просвети меня обо всем, что происходит сейчас в нашей России. Не загубил ли ты своей излишней горячностью с таким трудом добытые кровью наших товарищей по борьбе завоевания?
   И Сталин, справившись со своим первоначальным замешательством, начал рассказывать Владимиру Ильичу обо всем, что происходило в России, после его смерти. И не только рассказывал, но и заверял признанного вождя всех трудящихся Владимира Ильича Ленина, что оставленные им заветы не только твердо исполняются Советским народом, но и надежно им защищаются от происков врагов Советской власти и мирового империализма.
   - Иосиф Виссарионович, я благодарю тебя, что ты не оставил наш народ без своей помощи и защиты. Что ты не только сохранил все наши завоевания в целости и сохранности, но и наделил этим бесценным сокровищем страны восточной Европы, - проговорил пожимающий Сталину руку внимательно его выслушавший Владимир Ильич Ленин. - Я не сомневаюсь, что тебе все это непременно зачтется в нашем по образному выражению этих дремучих в своем невежестве попов загробном мире. И, пожалуйста, прости меня за критические высказывания о тебе перед своей смертью....
   Владимир Ильич Ленин хотел еще что-то сказать Сталину, но тот перебил его на полуслове:
   - Какие могут быть счеты перед старыми друзьями, Владимир Ильич, я же понимаю, в каком вы были тогда состоянии....
   Время их встречи окончилось. И Ленин, после недолгого сопротивления, начал потихонечку растворяться в воздухе.
   - Мы еще встретимся, Иосиф Виссарионович, - услышал Сталин, прежде чем проснуться, удаляющийся от него голос Ильича.
   - Ну, вот теперь мне не только перед Советским народом, но и перед Владимиром Ильичем Лениным придется отчитываться за состояние дел в Советском Союзе, - недовольно буркнул встающий с постели Сталин.
   Ох, и как же ты порою бываешь для человека просто невыносимою неизвестность! С каким завидным упрямством ты изводишь его, выворачивая всю его душу наизнанку и переполняя ее неясной тревогою, своим нетерпением! Нет, что ни говори, а ты, неизвестность, чаще всего бываешь для человека намного хуже, любой, даже самой въедливой и труднопереносимой, тоски-кручинушки! Крутишь и вертишь ты попавшимся в твои сети, бедолагою, как заведенным, и не позволяешь ему ни одной минуточки для передыха, не позволяешь ему вновь собраться с силою, чтобы и дальше продолжать противостоять тебе с прежним ничем невозмутимым спокойствием! Да, и где же ему взять для себя это невозмутимое спокойствие, если ты, неизвестность, своим беспокойством до того сильно изматываешь охваченного тобою человека и, начисто лишая его возможности собраться с силами, почти мгновенно наполняешь убивающим в человеке все живое нестерпимым нетерпением! По степени своего воздействия на человека неизвестность может быть кратковременным и длительным. Если к своей длительной неизвестности человек очень скоро привыкает и переносит ее на себе вполне терпимо, то уже с кратковременной неизвестностью обстоят для него дела намного хуже. И вот этой самой страшной для человека нетерпеливой неизвестностью сейчас и болела Холида, которая нетерпеливо вздрагивала при звуке каждой проехавшей мимо дома машины, а в случаях, когда та притормаживала, она тут же, подбегая к окошку, проверяла, не ее ли это Миша подъехал сейчас на такси к подъезду. Еще вчера она получила от него условленную ранее телеграмму. А поэтому, предупредив своего ревнивого супруга, что будет гостить у своей подруги, сейчас с нетерпением дожидалась, когда он приедет с вокзала на их все еще сохраняемую Холидою за собою квартиру. Однако, как ей сейчас думалось, его поезд, по всей видимости, опаздывал. И ей ничего больше не оставалось делать, как продолжать томиться в нетерпеливом ожидании своего Мишу в одиночестве. Холида до этого времени еще никогда так не волновалась перед встречею с влюбленными в нее мужчинами. Да, и вряд ли она думала сейчас о любви. Сегодня она намеревалась заключить с Каратаевым Михаилом выгодную для них обоих сделку: она позволит ему надеяться на ее ответное чувство и внимание, а он должен будет взять на себя обязательство помочь ей разрешить одну очень ее сейчас беспокоившую проблему. Холида, уже заранее продумав до мелочей свой с ним разговор, сейчас нисколько не сомневалась в успехе задуманного.
   - Он у меня только с виду робкий и застенчивый, - с теплотою вспоминала она о Михаиле, - мой Миша непременно заставит эту недотрогу изменить своему любимому Антону.
   Погрузившись в воспоминание о притягивающих ее к себе уже давно канувших в небытие временах, Холида даже не услышала остановившуюся возле дома машину. И нетерпеливый звонок в дверь застал ее врасплох.
   - Кто же это может быть? - беспокоилась она, притаившись у двери. - Неужели мой ревнивый генерал узнал о нашей сегодняшней встрече?..
   - Это я, любовь моя, - послышался негромкий оклик догадавшегося Михаила, и успокоенная Холида с радостью открыла ему дверь.
   - Где ты так долго был, родной мой? - пожаловалась расплакавшаяся у него на груди Холида. - Зачем ты заставил меня беспокоиться о тебе?
   - Прости меня, дорогая, - растрогался, не догадываясь об истинной причине ее беспокойства, Михаил. - Но мне пришлось срочно заскочить в управление....
   - Но ты же знал, что я тебя здесь дожидаюсь?.. Мог бы вначале на минуту заскочить сюда или позвонить, - недовольно выговаривала своему любовнику Холида. - Тогда мне не пришлось бы так долго беспокоиться о тебе в неизвестности.... Я с нетерпением тебя жду, жду, а тебя все нет и нет, чтобы ты сам, мой любимый, подумал на моем месте....
   - Мне нет прощения, радость моя, - повинился перед ней искренне огорченный своей невольной оплошностью Михаил. - Я так поступил вовсе не из желания хоть как-то тебе досадить. Отдаю себя полностью на твой суд и расправу.... Я готов на любое наказание лишь бы заслужить твое прощение, единственная моя любовь....
   - Значит, я могу быть уверена, что ты все еще меня любишь? - тихо прошептала впивающаяся в его обветренные сухие губы своими жаркими устами Холида. - Неужели ты все еще так и не нашел для себя девушку, которая смогла бы вытеснить меня из твоего сердца?..
   - О чем ты только говоришь, любовь моя!? - притворно возмутился в ответ не ее слова Михаил. - Разве можно отыскать на всей земле хотя бы еще одну девушку, которая могла бы сравняться с тобою красотой и привлекательностью, уже не говоря о других твоих несомненных достоинствах!? Нет и нет, я был бы в этой жизни самым последним глупцом, если позволил себе, после знакомства с тобою, даже посмотреть на другую девушку!
   - Ну, хорошо, так уж и быть, я тебя прощаю, - примирительно шепнула Холида и, шутливо оттолкнув Михаила от себя, залюбовалась одетым в новенькую офицерскую форму своим возлюбленным.
   - Ну, и как я смотрюсь в глазах своей любимой женщины? - немного покрасовавшись перед нею, уточнил Михаил. - Достоин ли я в своем новом качестве твоего внимания и любви, или меня следует прогнать взашей, чтобы не разевал рот на просто бесподобную твою красоту?
   - Ты всегда прекрасно смотрелся.... Ну, а сегодня ты у меня уже самый настоящий орел! - воскликнула, переполняясь нестерпимым желанием сильного мужского тела, Холида и больше не стала сопротивляться его настойчивым домогательствам.
   И только к полуночи, когда кружившие им головы страстные желание немного поутихли, Холида, наконец-то, смогла приступить к своему главному разговору с любовником.
   - Ты очень...., очень меня любишь? - кокетливо поинтересовалась удобно устроившаяся на его груди Холида.
   - Даже больше чем очень, - пробормотал в ответ рассмеявшийся Михаил и, обхватив ее руками, крепко прижал свою ненаглядную красавицу к себе. - Я тебя до того сильно люблю, что больше не хочу расставаться с тобою ни на одно мгновение. Сейчас, когда моя будущая жизнь с твоей помощью, любовь моя, уже стала намного привлекательней, я намереваюсь забрать тебя с собою на новое место службы и начать жить, как говориться, в любви и счастье до самой нашей смерти.
   - Но не забывай, милый, что я сама себя не принадлежу, что я все еще нахожусь на секретной службе, а поэтому даже сама не знаю, где именно понадобятся мои знания и опыт, и, тем более, куда пошлет меня уже завтра начальство, - с притворной грустью проговорила Холида.
   - Но и твое начальство тоже не может тебя удерживать на секретной службе до бесконечности, - возразил Холиде не желающий ее терять Михаил. - Я готов и буду ждать тебя до твоей отставки со службы, лишь бы знать и надеяться, что ты меня никогда не перестанешь любить.
   - Так и будет, милый.... Даю тебе слово, что наша любовь никогда не угаснет, - тихо прошептала вырывающаяся из его крепких объятий Холида. - И ты, любовь моя, готов исполнить без всяких возражений и отговорок все, о чем бы я тебя не попросила?..
   - Я готов на все, - с готовностью подтвердил не позволяющий ей вырваться из своих рук Михаил. - Приказывай, моя повелительница!
   - Рыцарь мой, - тихо прошептала вдыхающая слетающие с ее губок слова в его полураскрытый рот Холида. - Я хочу тебя попросить....
   - О чем ты хочешь меня попросить? - так же тихо прошептал Михаил.
   - Я не могу так сразу, родной мой, - прошептала Холида. - Мне нелегко решиться посвятить тебя в свои проблемы....
   - Ты думаешь, что мне твоя просьба будет неприятною? - нетерпеливо прошептал Михаил.
   - Может быть, дорогой? - после легкого вздоха с притворной неохотою шепнула она. - Но все это уже было так давно....
   - Он тебя преследует!? - с негодованием выкрикнул приревновавший Михаил. - Скажи мне, кто он!? И я с ним разберусь, как мужчина с мужчиною!
   - Успокойся, милый, - ласково проворковала поглаживающая его по волосам Холида. - Мне и самой неприятно вспоминать об этом, но ты должен знать все о моей прошлой жизни....
   И она рассказала Михаилу трогательную историю о любви еще совсем юной девочки к молодому парню. Из глаз Холиды посыпались сверкающими изумрудами буйные слезинки, когда она стала рассказывать Михаилу о переживаниях девочки из-за надругавшегося над ее чистым и искренним чувством коварного возлюбленного.
   - И что эта юная девочка получила взамен своего искреннего чувства к молодому парню!? - уже даже и сама, веря в то, о чем она сейчас говорила Михаилу, гневно выкрикнула Холида. - Черную измену! Этот неблагодарный паршивец начал изменять еще совсем неопытной в жизни девочке с ее близкой подругою!
   Запинаясь и краснея от смущения, она рассказывала внимательно слушающему Михаилу о горе узнавшей, об измене своего возлюбленного юной девушки, и как она от отчаяния отдала себя в руки предложившего ей свою помощь и сочувствие пожилому человеку.
   - Я была уверена, что мое сердце больше не откроется для любви, что мне уже больше не суждено испытать это чувство, - заливаясь у Михаила на груди слезами, шептала Холида. - Но время, как приговаривают умные люди, не только калечит, но и лечит.... Я снова полюбила....
   - И кто он, этот счастливчик? - нетерпеливо оборвал ее Михаил.
   - А ты разве не догадываешься, о ком я говорю? - прошептала окинувшая Михаила укоряющим взглядом Холида. - Неужели я похожа на распутную девку, и ты веришь, что я могу заниматься любовью с нелюбимым человеком?
   - Прости меня за сомнения, дорогая, - прошептал сияющий от счастья Михаил.
   - Вот я и объяснилась с тобою, мой родной, - томно проворковала уже сама себя убедившаяся в своей любви к Михаилу, полностью отдаваясь внушенному ее же впечатлительной натурой трепетному ощущению легкого счастья, Холида.
   Захлестнувшее их искреннее желание хотя бы сейчас любить друг друга лишила их реального ощущения собственных тел, которые совершенно неожиданно поняли, что уже больше нет ни Михаила и ни Холиды, а ест лишь одно целое - их любовь друг к другу. И они, мгновенно позабыв обо всех своих бедах, неприятностях и заботах, с наслаждением вслушивались в обволакивающее их блаженным теплом соединяющее их чувство. Они даже на некоторое время затаили свое дыхание, чтобы не потревожить и не спугнуть приносящее им обоим доселе еще не ощущаемое наслаждение удивительное ощущение, навеивающее в их души покой и умиротворение.
   - Что же это такое со мною происходит!? - забеспокоилась первая очнувшаяся Холида и поспешила выйти из этого напугавшего ее состояния.
   - Любимая, да он просто преступник! - воскликнул негодующий Михаил - Как он мог не оценить твою любовь и променять тебя на другую девушку!?
   - Ты угадал, милый, - тихо проговорила протирающая платочком свои мокрые глазки Холида. - Мой неверный возлюбленный очень скоро попал в тюрьму.....
   - Тюрьма - самое подходящее место для подобных негодяев! - прорычал негодующий Михаил. - Ты, любовь моя, вправе отомстить этой за свои растоптанные чувства неверной подруге! Я согласен стать орудием твоей мести!.. Приказывай мне, повелительница!..
   - Я никогда не была кровожадною и не требую ее смерти, - тихо проговорила Холида. - Я хочу, чтобы мой неверный возлюбленный испытал на себе те чувства разочарования, которые в свое время испытала я. Постарайся, милый, сделать все так, чтобы она ему изменила....
   - Считай, что она уже это сделала! - выкрикнул впивающийся в ее подрагивающие от волнения и страсти губки Михаил.
   Только ничего не мыслящий в жизни человек может рассмеяться в ответ на утверждение, что небольшой клочок бумажки способен прогреметь раскатистым громом и взбудоражит все население небольшого рыбацкого селения. Конечно, простой листок бумажки на такое действие не способен, но если это вызывающая ни какого там простого рыбака, а самого председателя артели Перова Максима Вениаминовича, к младшему лейтенанту Государственной безопасности Каратаеву повестка - то здесь уже есть о чем задуматься всем обитателям разбросанных по побережью приземистых деревянных домиков.
   Герой-фронтовик, потерявший в боях с фашистами правую руку, окинул тяжелым взглядом съежившихся в неприятных предчувствиях рыбаков и, угрожающе помазав им левой рукою, поехал в район.
   - Зачем его вызывают? - спрашивали сами себя рыбаки про себя и умоляли все небесные силы отвести надвигающуюся на их село грозу.
   Они, уже успев ощутить для себя опасность от возглавляемой Каратаевым организации, теперь, после отъезда председателя в район, торопливо закрылись в своих неказистых домиках и тихо шушукались за плотно завешенными шторами окон, теряясь в обеспокоивших их всех догадках, за какие еще неизвестные ими самими преступления они удостоились внимания Государственной безопасности. Так они мучились и страдали в не отпускающих их от себя переживаниях вплоть до возвращения из района строго нахмуренного председателя артели. Только тогда они осмелились выйти из своих домов, чтобы забросить своего председателя требующими немедленного объяснения вопросительными взглядами. Но тот не стал им ничего объяснять, а сразу же объявил о созыве общего собрания всех жителей села.
   - Видно наше преступление перед властями совсем не шуточное, - проговорили с тяжелым вздохом рыбаки и заторопились к сельсовету.
   Боязливо, на цыпочках проскользнув внутрь, они молча, старясь занять подальше расположенные от накрытого красных кумачом стола места, рассаживались. А одна бабка до того растерялась, что от охватившей ее робости даже перекрестилась на висевший в углу портрет Сталина. Перекрестилась и замерла от испуга от брошенного на нее взгляда хмурого председателя взгляда на месте. И кто знает, сколько бы она еще стояла с раскрытым до неприличия ртом, если вошедший вслед за нею в сельсовет рыбак не подхватил ее под руку и не усадил на ближайшее место. Немного успокоившаяся бабка еще раз, но уже украткою, осенила себя крестным знамением и, сделав вид, что ничего страшного с нею не произошло, молча созерцала восседающего за столом грозного председателя. Уже все жители небольшого рыбацкого селения пришли для участия в общем собрании, но угрюмый Максим Вениаминович не объявлял об открытии собрания. Надувшись, как индюк, он молча наливал из графина в стакан воду и залпом ее выпивал. Рыбаки уже знали, что он так делает всегда, когда сердится, но, не зная причины его неудовольствия, только с недоумением переглядывались между собою. Так и не дождавшийся, что его поймут, Максим Вениаминович обвел их всех ненавидящим взглядом и, со всего размаха стукнув по столу кулаком, отчего бедный графин запрыгал на месте, а свалившийся на бок стакан покатился по столу и, упав с него, разбился, рявкнул:
   - Боитесь! Своей родной Советской власти боитесь, сукины дети! А ну, двум задним рядам немедленно пересесть на передние места!
   - Напуганные рыбаки, повскакав со своих мест, с виновато опущенными головами быстро перебежали с задних рядов вперед.
   - Ну, вот, - пробормотал громко выдохнувший из себя воздух Максим Вениаминович, - так оно уже будет намного лучше.
   Открыв с его помощью собрание, рыбаки избрали президиум и, согласившись с предложенным им регламентом, перешли к самому главному - к обсуждению повестки дня.
   - Предлагается вынести на повестку нашего собрания всего один вопрос! - выкрикнул председательствующий на собрании Максим Вениаминович и, выждав небольшую паузу, желая подольше насладиться бьющим неукротимым ключом к столу, где в это время восседал президиум собрания, страхом, продолжил. - Обсуждение персонального дела члена рыбацкой артели Тимофеевой Валентины Егоровной.
   Невольно вырвавшийся из смертельно напуганных людей вздох облегчения до того слышно пронесся над притихшими рыбаками, что сидевшим в президиуме фронтовикам стало неловко. И они, смущенно затеребив орденами, уткнули свои глаза в стол.
   - Ну, и чего вы нюни распустили, как бабы! - грубо обозвал их Максим Вениаминович. - Валентина Егоровна собрание просит, чтобы вы подошли к столу!
   Недоумевая, за что ее будут сейчас обсуждать, Валя подошла к столу и обернулась к виновато опускающим перед нею глаза рыбакам.
   - Я сегодня встречался с лейтенантом Государственной безопасности Каратаевым, товарищи, - тщательно выговаривая каждое слово, проговорил Максим Вениаминович. - Надеюсь, вы все знаете, какие важные для нашего района и для всей страны в целом решает этот офицер? Мне никому не надо объяснять об этом более подробно?
   Окинув строгим взглядом опускающих перед ним головы рыбаков, он убедился, что все присутствующие на собрании жители села осознают всю тяжесть обвинений, которые он сейчас выдвинет стоящей перед ними женщине, продолжил:
   - Офицер Каратаев задал мне только один вопрос: долго ли ваша артель будет терпеть в своих рядах пособника врага народа? Я, товарищи, в вашей артели человек новый, не успел еще ознакомиться с вашей жизнью в прошлом. Зная Тимофееву Валентину, как старательную рыбачку, и уже много наслышанный о революционной и партизанской деятельности ее отца я высказал ему свое крайнее недоумение. Но он, товарищи, в доказательство своих слов показал мне эти письма! - вскочивший со стула Максим Вениаминович начал с непонятным ожесточением выбрасывать их карманов на стол написанные Валею Антону письма. - Только благодаря бдительности наших чекистов все эти написанные членом нашей рыбацкой артели письма не дошли до осужденного за вражескую деятельность врага народа! Стыдно и больно, товарищи, видеть такое наше, я бы сказал просто преступное, благодушие и нашу непростительную терпимость к идейным врагам! Разве нас ничему не научила только что окончившая кровопролитная война!? Разве она не заставляет нас быть особо бдительными и требовательными друг к другу!? Тимофеева Валентина Егоровна - член нашей дружной и сплоченной артели. И мы сейчас должны потребовать от нее окончательного ответа: кто ей ближе и роднее, с кем она надеться продолжать свою жизнь - с посаженным за решетку врагом народа или с желающими ей только одного добра соседями и друзьями. Мы должны будем сегодня от нее потребовать официального отказа от так называемого ее мужа. И только в том случае, если она чистосердечно раскается во всех своих заблуждениях и поклянется нам, что она отказывается от своей преступной связи с врагом народа, я могу от вашего имени поручиться за нее перед Государственной безопасностью. Родина дает тебе, Тимофеева, последний шанс опомниться и постараться стать для нее хорошей дочерью. Я и все твои односельчане очень советуем тебе воспользоваться этим шансом. Теперь мне уже понятно, товарищи, почему наша артель в последнее время не выполняет спущенные ей партией и Советским правительством планы по вылову и сдаче государству рыбы. Да, и как она могла их выполнять, если вашей артелью до меня руководил отец этой Тимофеевой. Я не хочу его сравнивать с презренными врагами народа, но то, что его дочь связалась с осужденным за убийство офицера Государственной безопасности врагом народа, не могло самым негативным образом подействовать, как на него самого, так и на всю нашу артель. Я, товарищи, осуществляя ваше сегодняшнее руководство, не хочу и больше не потерплю в нашей артели подобного просто вопиющего положения. Я, несмотря на все ваши заслуги в прошлом, стану решительно наводить железной рукою в нашей артели должный порядок. Я непременно заставлю всех членов артели, без всякого исключения, забыть о своей прежней расхлябанности и начинать выполнять и перевыполнять спущенные нам родной Советской властью плановые задания. Ну, что ты молчишь, Тимофеева!? Скажи своим односельчанам: кого ты выбираешь!?
   - Я ни в чем не виновата, - тихо проговорила Валя. - Мне не в чем перед своими односельчанами оправдываться.
   - Вы только посмотрите на нее, люди добрые! - с негодованием выкрикнула вскочившая со своего места толстая с красным, как свекла, лицом бабу. - Сколько она уже будоражит со своим хахалем все наше село, а виновной себя не считает!? Невиновными людьми наше Политическое управление не интересуется!..
   - А кто мне заплатит за разбитый горшок!? - со злостью выкрикнула подбежавшая к Вале другая женщина. - Сколько я сегодня страху натерпелась из-за этой вражеской подстилки! Исключить ее из нашей артели!
   - Ты о деле говори, - заворчал на нее обвешанный орденами из президиума фронтовик, - нас твой горшок не интересует.
   - А я и говорю о деле, - со злостью огрызнулась баба. - Я хочу продолжать жить тихо и покойно, а не трястись от страха за чужие грехи....
   - Президиуму собрания все ясно, - подвел итог прениям Максим Вениаминович. - Гражданка Тимофеева общее собрание рыбаков нашей артели требует от тебя прекратить всякую связь с врагом народа и лишить его отцовство. Мы все станем отцами твоему сыну и постараемся вырастить из него хорошего человека.
   - А если я откажусь? - еле сдерживая свое негодование, уточнила Валя.
   - Тогда мы будем вынуждены исключить тебя из нашей артели и выразить тебе наше всеобщее презрение. Строя свое счастливое будущее, мы в таких попутчиках не нуждаемся.
   - Нет! - с ненавистью выкрикнула Валя, прямо в глаза опускающих перед нею свои взгляды рыбаков. - Я никогда не откажусь от своего мужа! Я никогда не разрешу вам воспитывать своего сына! Я не хочу, чтобы он был похож на вас!
   - Вот ты и показала сейчас всем нам, какая ты мать! - прорычал из президиума Максим Вениаминович. - Тебя нисколько не волнует его будущность!.. Тебя не волнует, что с ним никто не захочет дружить, что он может оказаться в нашем обществе лишним человеком!..
   - Какая я мать, об этом мне скажет сам мой сын, когда вырастет, - гордо заявила Валя. - И не тебе, старому развратнику, судить об этом....
   - Ну, что ж, - с угрозой буркнул Максим Вениаминович. - Ты, Тимофеева, сама выбрала свою судьбу.... Голосуем, товарищи!..
   Рыбаки торопливо подняли свои руки и еще быстрее разошлись. Нет, они вовсе не выглядели счастливыми, что угрожающая им беда на этот раз обошла их стороною. Они, испачканы с головы до ног в необычайно липкую вонючую грязь, спешили разойтись по домам, чтобы попытаться избавиться от этого не позволяющей им ощущать самих себя свободными и независимыми гражданами своей страны загрязнения при помощи мыла или других известных им очистительных средств. Рыбаки надеялись, что хоть когда-нибудь, но им все-таки удастся от этой грязи очиститься, но до конца неуверенные в исполнении самого заветного желания только тяжело вздыхали в ответ не дающим им покоя мыслям.
   - Я могу забрать свои письма? - спросила Валя у Максима Вениаминовича.
   - Можешь забирать свои любовные романы, - брезгливо сбросив их со стола, хмуро буркнул председатель артели.
   В эту ночь Валя так и не смогла уснуть. Она до наступления скорого рассвета, тихо всхлипывая, перечитывала отправленные ранее, но так и не дошедшие до адресата, письма к Антону, пока неотложные хозяйские дела не заставили Валю от них оторваться. Но даже и тогда сумрачная Валя молча кружилась по двору, успокаивая своих пробудившихся животных, и не обратила никакого внимания на забежавшую к ней на минуту соседку. Упорно не замечающая неласкового приема соседка сама говорила за двоих, рассказывая Вале о последних происшествиях в их селе. Валя, сердито загремев ведрами, поспешила вернуться в дом, а не отстающая в это утро от нее соседка, продолжая беспрерывно тараторить, вошла вслед за нею и в избу. Недовольно поджавшая губы Валя всем своим видом давала понять соседке, что она для нее нежеланный гость, но не обидчивая сегодня соседка, положив на стол принесенные с собою свертки, подсела к надувшейся Вале и тихо проговорила:
   - Зря ты обижаешься на людей. Ты думаешь, если бы мы вчера не проголосовали против твоего исключения из артели, то ты не оказалась бы сегодня в таком безвыходном положении. Поверь мне, что так было бы для тебя еще хуже. Пусть сходящее с ума районное начальство радуется, что ему удалось добиться своего, лишь бы больше оно не трогало ни тебя и ни нас. Ты должна, соседка, понять и простить своих односельчан. Что мы только вчера не передумали, пока председатель артели находился по вызову этой Государственной безопасности в районе. Никто из нас, соседка, не уверен, что завтра беда не нагрянет и в его дом. Это не бабы кричали на тебя вчера, соседка, это кричала их боль от переживаний и их страх за своих родных людей. А так, слава богу, все обошлось благополучно. Главное, что никого из нашего села не забрали, а то, что тебя исключили из артели, то ты плюнь на это и растопчи ногою. Мы, соседка, переживали и худшие времена.
   - Прости меня, - признавая ее правоту, повинилась Валя. - Мне вчера на собрании было до того горько и обидно за себя и за всех своих односельчан, а вот сейчас, после твоих слов, соседка, словно камень у меня свалился с души.
   Удовлетворенно хмыкнувшая соседка убежала в свою избу, но на ее приходе паломничества к Вале не прекратилось. За нею потянулись потихоньку и все остальные односельчане. И все приходили к ней не с пустыми руками. А, когда на берегу возле ее дома рыбаки привязали небольшую лодку, то Валя уже и сама поверила, что сможет справиться и с этой своей очередною бедою.
   - Тебе, молодка, сейчас эта лодка намного нужнее, чем нам, - тихо проговорил принесший ей старую сеть пожилой рыбак.
   Благодарная за заботу Валя молча смотрела на своих односельчан широко раскрытыми глазами и не узнавала в них тех, какими она видела их на вчерашнем собрании. Только сейчас до нее начала доходить извечная на Руси истина: как бы ни пыталась, старательно все в нашей жизни запутывая, нечисть, ей никогда не удастся сделать из русских людей безгласных подручных в своих преступных замыслах. Им никогда не выбить из простых людей совестливость и сострадания к окружающим людям.
   - Но наших детей, - вслух проговорила она, вспомнив об угрозе председателя артели стать отцом для ее сына. - Эти изверги намереваются отобрать у меня сына.... Я ни за что не позволю им забрать своего Алешку. Я уже хорошо осознаю, что каждый огражденный от их тлетворного внимания ребенок - это еще одна надежда, что им не удастся даже в самом отдаленном будущем загубить русский народ, превратить всех нас в безмозглое стадо болванов.
   Человек, как давно уже известно, самое неприхотливое животное. Другие представители животного мира уже давно исчезли бы с лица земли, если их поставить в такие же условия, в которые загоняет сам себя иногда человек. Так и Валя очень скоро приспособилась к своему особому положению среди односельчан. В ее, кажущимся, поначалу таком беспросветном будущем уже начали проявляться почти незаметные просветы. Ну а, если ей удавалась продать пойманную отцом рыбу, то в ее дом приходил уже и самый настоящий маленький праздник. Жизнь всегда старается безжалостно бить нас по самому больному месту за малейшую оплошность, но надо и признать, что она никогда не довивает уже сломленного человека. У нее всегда найдется для него спасительная веревочка, ухватившись за которую он еще может некоторое время продержаться на плаву, пока не утихнет боль от отчаяния и безвыходности. Но эта веревочка никогда не висит прямо над упавшим на колени человеком, она, обычно, где-то маячит неподалеку, подсвечивая нуждающемуся в ней человеку еле заметным во мраке жизни огоньком. Первейшая задача споткнувшегося в жизни или упавшего наземь человека не опускать руки от отчаяния, не помутить свой разум бесплодным гневом и жаждой мести, а, сохранив в трезвости свой рассудок, постараться найти эту спасительную веревочку. И, ухватившись за нее обеими руками, постараться, как можно скорее, выйти из этого очень не очень удобного для себя положения. Немного успокоившись от первоначальной растерянности, он уже сможет найти для себя еще другую веревочку итак до бесконечности, пока судьба не смилостивиться над ним и не вырвет его из неблагоприятных жизненных обстоятельств. Так и Валя, ухватившись за предоставленную ей односельчанами спасительную веревочку, использовала любую подвернувшуюся ей возможность, чтобы прокормить свою семью. Но, как говорится, где коротко, там постоянно и рвется. Начиная с этого времени, вся ее жизнь превратилась в одни остро впивающиеся в ее молодое тело узелки. А на развязывание каждого узелка требуется и время, и деньги. Имущество ее небогатого дома потихонечку таяло.... Пришло время, когда у нее, кроме коровы, уже больше ничего не оставалось. Правда, у нее еще были подаренные Антоном сережки, но с ними Валя не могла и не хотела расставаться. Человек и в подобном положении способен еще долго держаться на плаву, если его жизнь будет застрахована от дальнейших ударов судьбы. Но сама жизнь подобной страховки человеку не выдает. Поэтому в жизни подобного бедолаги и дальше возможны превращающие его существование в самый настоящий ужас болезненные удары судьбы. Так и у Вали со временем появились проблемы с дежурившими на рынке постовыми милиционерами, которые не стали долго с нею церемониться и потребовали от нее расплачиваться с ними за свою незаконную торговлю своим вниманием.
   - Как мне прожить по закону, если меня не берут на работу? - отбивалась от них Валя.
   - Нас это не касается, - отвечали отводившие ее в районное отделение милиции постовые.
   - Вот что, гражданка, - окинув Валю пренебрежительным взглядом, насмешливо буркнул молоденький лейтенант. - У меня нет права отменять принятые Советской властью законы, а вот следить за строгим их исполнением всеми проживающими на территории нашего отдела советскими людьми я обязан. Делаю вам последнее официальное предупреждение.... В следующий раз вы будете привлечены к уголовной ответственности.
   - Тогда, пока не устроите меня на работу, я никуда из вашего отделения не уйду. И не только не уйду, но завтра еще и своего сына приведу. Кормите и одевайте нас, а, если так уж необходимо, то сажайте меня в тюрьму. Все равно нам придется умирать с голода....
   Опершись об разделяющий ее от дежурного милиционера барьер, она долго стояла, не обращая внимания на его недовольное бурчание.
   - Гражданка Тимофеева я в последний раз требую от вас добровольно оставить помещение отделение милиции! - рявкнул теряющий свое терпение лейтенант. - В противном случае я буду вынужден отдать приказ милиционерам вывести вас силою!
   - Делайте все, что считаете нужным, но я буду сопротивляться, - тихо проговорила Валя. - Мне уже больше терять нечего.... Я уже готова на все....
   - Уберите эту гражданку с моих глаз! - выкрикнул лейтенант приведшим Валю милиционерам.
   Ухмыляющиеся постовые подскочили к Вале и, ухватив ее под руки, попытались вывести ее из помещения районного отделения милиции, но уцепившаяся своими слабыми женскими ручками за барьер Валя не позволила им так легко с собою справиться. Барьер, угрожающе затрещав, угрожал развалиться прежде, чем ее оторвут от нее.
   - Достаточно! - остановил их потерявший терпение дежурный лейтенант и, подняв телефонную трубку, позвонил младшему лейтенанту Государственной безопасности Каратаеву.
   Вцепившаяся в барьер Валя была так близко от телефонной трубки, что поневоле услышала весь их разговор.
   - Гражданка Тимофеева утверждает, что ей нечем кормить семью, - мрачно проговорил дежурный лейтенант.
   - Пусть устроится на работу. И тогда семья этой гражданки Тимофеевой будет обеспечена всем необходимом, - раздражался в трубке незнакомый Вале голос.
   - Она утверждает, что ее нигде не принимают на работу, - возражал незнакомому в трубке голосу дежурный лейтенант.
   - Гражданка Тимофеева не маленькая девочка. Она должна была понимать, что ее может ожидать в нашей стране, когда она решила связать свою судьбу с врагом народа, - недовольно буркнул в трубке голос. - В сегодняшнее трудное время мы в первую очередь должны думать и оказывать всяческое содействие тем, кто в кровопролитных сражениях защищал нашу родину от фашистской армады, а не о всяких там отщепенцах и предателях.
   - Но она не уходит из отдела, - возразил голосу дежурный лейтенант. - Она требует, чтобы ее посадили в тюрьму.
   - Мы сами решим, когда ее надо будет арестовывать, а не она будет диктовать, что нам с нею делать! - зло выкрикнул в трубке голос. - Приведите ее ко мне! Я сам выправлю этой Тимофеевой мозги!
   - Вы все слышали сами, - недовольно буркнул дежурный лейтенант и распорядился отвести ее к младшему лейтенанту Каратаеву.
   - Вот глупая баба, - злился разминающий пальцами сигарету Михаил, - переспала бы хоть с кем-нибудь, и я оставил бы ее в покое. Я даже заставил бы этого однорукого идиота фронтовика бесплатно ее кормить и одевать. А она еще норов свой показывает, паскуда. И почему она так держится за свою совершенно глупую честность и чистоту. Обожди, вот приведут тебя ко мне, я быстро обломаю тебе рога.... Я не стану выслушивать твои жалостливые сказки, как этот дежурный лейтенант милиции....
   Раздумывая о Тимофеевой Валентине Егоровной, в его памяти всплыл услышанный им еще на офицерских курсах анекдот.
   - В самом начале развития человечества, когда человек еще бегал по вскормившей его земле с каменным топором, в лидеры выбивались только одни самые сильные и мужественные люди, - захлебываясь от распирающего его смеха, рассказывал Михаилу его сокурсник. - Потом по мере развития производительных сил в лидеры выбивались только одни умные и смекалистые люди и только с началом построения в нашей стране социализма в лидеры начали пробиваться хитрые и изворотливые люди.
   Михаил даже и сейчас не понимает, что может быть смешного в этом анекдоте, но его смысл понял и удивился, как люди умудряются всего в нескольких словах отобразить все, что происходит сейчас в их жизни.
   - И на самом-то деле сегодня в нашей жизни главенствует хитрость и изворотливость, - подумал про себя Михаил, - эти моральные и этические категории с честностью и особой щепетильностью живущих в наше время людей не имеют ничего общего.
   В дверь кабинета постучали.
   - Входите! - выкрикнул гасящий в пепельнице недокуренную сигарету Михаил.
   Товарищ лейтенант, мне приказано доставить к вам эту гражданку! - доложил постовой милиционер.
   - Вы можете быть свободным, - отпустил Михаил постового милиционера и строго посмотрел на остановившуюся у дверей Валю.
   - А она ничего.... Если бы она не была бывшей подругою Холиды, то я и сам был не против немного побаловаться этой райской птичкой, - отметил про себя Михаил и, напустив на себя маску неумолимого радетеля народного интереса, недовольно проворчал. - И долго вы, гражданка Тимофеева, будете испытывать наше терпение? Наши деды и отцы проливали свою кровь вовсе не для того, чтобы такие, как вы, наживались на народной беде, чтобы вы безнаказанно обворовывали принадлежащие народу природные ресурсы.
   - Я не воровка, - возразила еле сдерживающая прорывающиеся из ее груди рыдания Валя. - Почему и по какому праву вы меня оскорбляете!?
   - Как же тогда вы прикажете мне назвать вашу подпольную торговлю рыбою? - насмешливо буркнул Михаил. - Как же вы можете присваивать себе то, что принадлежит всему нашему народу?
   - Тогда посоветуйте мне, чем еще я могу заниматься в своей стране, чтобы прокормить себя, сына и старого отца.... Наставьте меня на истинный путь, и тогда мне будет просто незачем торговать выловленной рыбою. К кому еще мне нужно обратиться, чтобы получить так остро сейчас необходимую для моей семьи помощь и поддержку?
   - Я представляю власть рабочих и крестьян, а не всяких там воров и спекулянтов! - выкрикнул припертый ее словами к стенке Каратаев.
   - А я тогда кто, по-вашему? - с ироний переспросила Михаила Валя. - Буржуй, что ли?
   - Вы связали свою судьбу с врагом народа! Подобные вам люди только путаются у нас под ногами и вставляют палки в колеса в нашем ничем неудержимым стремлении, как можно скорее, построить для всего Советского народа хорошую жизнь! - выкрикнул уже еле себя сдерживающий от переполнившего его раздражения Михаил. - Вы, гражданка Тимофеева, можете даже не надеяться на нашу жалость или хоть какое-то сочувствие вашему сегодняшнему трудному положению!.. Мы всегда будем непримиримыми с подобными вам отщепенцами и предателями!
   - Но и мы тоже должны хоть чем-то питаться, - с горькой усмешкою возражала Валя, - или вы предлагаете нам безропотно умирать с голоду. Тогда нечего разыгрывать из себя добряков и стоящих на страже народных интересов блюстителей порядка. Только вот вопрос, какого именно народа вы защищаете интересы? Если вы считаете отдельных советских людей не своим народом, то не лучше ли будет вам согнать нас в одно места и безжалостно расстрелять, как делали это в свое время фашисты.
   - И вы смеете нас сравнивать с фашистами! - вскричал вне себя от гнева вскочивший со стула Михаил.
   - А с кем еще мне сравнивать равнодушного к чужой беде человека, который не хочет не только его понять, но и сделать все от него зависящее, чтобы человек мог сам обеспечить себе хотя бы сносную жизнь? - тихо проговорила не испугавшаяся его гнева Валя.
   Нервно заходивший по кабинету Михаил украдкой поглядывал на не тушующуюся перед ним женщину.
   - Простая деревенская баба, - с раздражением думал он про себя. - А ставит себя, словно она любимая жена турецкого султана. Да, и я-то сам, дурачок, кручусь все вокруг и около. Какие еще могут с этой деревенщиной церемонии?
   Немного успокоившись, он снова присел на стул и вкрадчивым лилейным голосом предложил ей сделку:
   - Если вы будете послушной девочкою и не откажете мне в своем внимании, то я могу поручиться за вас перед властями....
   - Если я с вами пересплю! - с возмущением оборвала его Валя. - И вы еще смеете называть себя защитником народных интересов! Да, вы, пошляк, за приглянувшуюся бабскую юбку все свое государство променяете! Если и есть воры в нашем государстве, то они только среди вас!
   - Вот вы и раскрыли свое вражеское нутро, - медленно проговорил смакующий каждое слово Михаил, - за одни только эти слова вы достойны самого сурового наказания.... Но Советская власть не только суровая и беспощадная к врагам народа, она и терпеливая к запутавшимся в их сетях людям. Считайте, что вам повезло. Я не стану расценивать ваши слова, как слова закостенелого врага народа. Я склонен думать, что вы просто повторили в запальчивости слова своего уже отбывающего за вражескую деятельность срок в лагере мужа. За это вам уже дадут намного меньший срок заключения и, если вам повезет, то вы сможете вместе выйти на свободу, которая тоже для вас не станет намного лучше, чем сейчас.... Вам уже будет навечно обеспечено клеймо врагов народа.
   - Ну, и сажайте! - с вызовом выкрикнула Валя. - Сажайте вместе с моим сыном.... В тюрьме нас хотя бы будут кормить и одевать.
   - Ну, если вы так хотите, - с издевательской насмешкою буркнул Михаил, - то я могу вашему желанию подсобить. Только не надейтесь, что вы будете сидеть вместе с сыном. Мы отберем у вас сына и вырастим из него достойного гражданина.
   - Сына они отдадут в детский дом, - вскрикнула в отчаянии про себя Валя. - И эти изверги способны на такую подлость. Кого же они тогда вырастят из моего Алешки!? Нет! Я должна смириться! Я не могу допустить, чтобы мой Алешка стал на них похожим!
   Страх за своего сына пересилил в ней решимость и уверенность в себе, острое осознание своей правоты. Перед Михаилом уже не стояла непримиримая в поисках правды женщина, а слабая растерянная, которой при особой необходимости уже можно было легко управлять. Но женщины всегда непредсказуемы в своем поведении. Никто заранее не знает, что может придти им в голову в следующее мгновение. И уже успевший испытать эту их особенность на самом себе Михаил не торопился делать из своей временной победы хоть какие-нибудь выводы. Он, зная, что, пока время терпит, решил отпустить ее сегодня подобру-поздорову, чтобы потом, когда он полностью убедиться в ее покладистости, вдоволь наградить себя за долгое воздержание таким соблазнительно желанным для него прекрасным женским телом.
   - То-то, - с удовлетворением подумал Каратаев про себя, - куда тебе, необразованной деревенской бабе, восставать в одиночку против нашей системы. Наша хорошо отлаженная система ломала и не таких борцов за справедливость, как ты, Тимофеева Валентина Григорьевна. И ты тоже еще немного побьешься лбом о выстроенную нами стенку и непременно сломаешься. А когда твой сын станет подыхать от голода, то ты только ради его спасения согласишься переспать даже с этим одноруким болваном.
   Вволю насладившись смирением укрощенной строптивой женщины, Михаил благосклонно кивнул ей головою и с язвительной доброжелательностью в голосе проговорил:
   - Пока вы свободны, но больше не смейте прикасаться к общенародной собственности своими грязными руками.
   Алешка, не догадываясь о жизненных трудностях своей мамы, и не задумываясь, куда так надолго уехал его папа, смотрел на окружающий его мир широко раскрытыми глазами и безмятежно радовался приходу каждого очередного дня в своей, пока еще совсем недолгой, жизни. В школу он должен был пойти только на следующий год, но он уже знал все буквы алфавита и без труда читал написанное крупным шрифтом в разукрашенных всевозможными увлекающими его в сказочно-волшебный мир картинками детских книжках. В детстве все видится и показывается маленьким детям совсем по-иному, чем живущим вместе с ними взрослым людям. Маленькие дети даже в совсем незначительной вещи способны увидеть то, что не только захватывает все их детское воображение, но и мгновенно переносит их в какой-то сказочно-волшебный мир, в который их всегда притягивает, и в котором им всегда хочется хотя бы на короткое время оказаться. В этом своем представляемом ими мире дети начисто забывают о своей неустроенности в реальном мире, что им постоянно приходится жить в ужасающей нищете и о своем вечно голодном желудке. Им в этом представляемом мире всегда было очень хорошо, и все дети никогда не торопятся возвращаться их него в удручающую их реальность. Если была хорошая погода и дома в его помощи не нуждались, то он неутомимо бегал со своими ровесниками по побережью, на протяжении которого было превеликое множество волнующих их детские впечатлительные головы мест. Им еще было невдомек, что они легко могут избавляться от своих соперников, обвиняя их во вражеской деятельности, и поэтому им приходилось, в отличие от взрослых людей, выяснять свои отношения в драках, в которых нередко попадало и самому Алешке. В таком случае он старался возвратиться домой по возможности позже и, не дотрагиваясь до ожидающего его ужина, спрятаться в кровати. Маленький Алешка всегда так поступал вовсе не из боязни наказания. Ему было стыдно показывать маме свое заплаканное лицо или, что было еще хуже, синяк, а то и кровоподтек. В последнее время мальчишки, по примеру более взрослых ребят, пристрастились к ловле засыпающих под соломенными крышами крестьянских домов воробьев. Не обладая достаточными для подобного занятия навыками и самым главным орудием лова - фонариком, им редко выпадала удача. Но сегодня Алешке повезло, и он с гордостью нес за пазухою двух сердито поклевывающих его детское тело пойманных им самим воробьев. Уже было поздно, и Алешка, стараясь ступать по возможности тише, подсунул пойманных воробьев под решето и с чувством до конца исполненного долга прилег на свою кроватку и скоро уснул. Его разбудил громкий топот чужих сапог и чьи-то недовольные выкрики. Проснувшийся Алешка протер кулачками свои заспанные глаза и с недоумением смотрел, как чужие люди переворачивают в их доме все, что попадала им под руки. Один из ночных гостей подошел к его кровати и начал шарить по ней руками. Испугавшийся Алешка, вскочив с нее, побежал к молча стоящей возле печки маме.
   - Мама, что эти люди делают в нашем доме!? Зачем ты впустила их к нам!? - выкрикнул теребящий свою маму за подол Алешка.
   - Молчи, сынок, - тихо проговорила мама. - Молчи и смотри.... Постарайся запомнить этих людей на всю свою жизнь.
   Алешке стало не по себе. Ему еще никогда не приходилось видеть свою добрую ласковую маму такой сердитой. Сегодня она показалась ему такой незнакомою, что он, от испуга прижавшись к ее ноге, смотрел снизу вверх на ее сумрачное лицо.
   - Мама, а почему эти чужие дяди такие злые? - наконец, решился он у нее спросить. - Эти злые дяди тебя обидели, мама!..
   - Ты все поймешь, сынок, потом, когда вырастешь, - прошептала Валя своему сыну и, подхватив его на руки, бережно прижала своего драгоценного сыночка к себе, словно желая защитить его от ворвавшейся в их дом нечисти. - Сейчас ты только смотри и запоминай....
   Подслушавший их негромкий разговор Каратаев подошел к ним и, приподняв Алешке голову, посмотрел в его светившиеся ненавистью детские глаза.
   - Ну, ты и змееныш! - сквозь зубы процедил он и отошел в сторонку.
   А Алешка, уткнув заплаканное лицо в грудь мамы, украдкой посматривал на решето с воробьями.
   - Эти злые дяди могут забрать этих словленных мною воробышек у меня, - со страхом подумал Алешка, когда обыскивающие дом чекисты приблизились к укрывающему его воробышек решету.
   Хмурый чекист приподнял решето и, увидев под ним птичек, опустил его на место.
   - Пронесло, - с облегчением вздохнул Алешка. - Эти злые дяди не станут арестовывать моих птичек.
   Только с приходом рассвета, забрав с собою все запасы еды и две снятые дедушкой с дохлых собак шкуры, чужие дяди ушли из их дома. Мама, вытирая катившиеся из глаз слезы, наводила в доме порядок, а такой же хмурый и тихий дедушка ей помогал.
   Алешка вытащил из-под решета воробышек и, выйдя во двор, отпустил их на волю.
   - Улетайте! - выкрикнул он весело зачирикавшим птичкам. - Улетайте туда, где вас не смогут словить эти злые дяди! Улетайте от них, куда глядят ваши глаза, и по возможности дальше, чтобы больше уже им не попадаться! Я не хочу, чтобы эти злые дяди вас арестовали и посадили в тюрьму.
   Что такое тюрьма и почему все его односельчане опасаются ее, как огня, Алешка, несмотря на то, что об этом слове в его доме никто до этого не осмеливался говорить, уже знал. Он не только знал, но и мог себе даже представить всю заключающуюся в этом слове опасность и почему ее так опасаются окружающие его люди. Проводив глазами улетающих от него воробьев, Алешка горько сожалел, что у него не было воробьиных крыльев, и что он не может, как делали сейчас они, улететь от ставшей, после сегодняшней ночи, своей нерадостной жизни. Его душу переполняла жгучая обида то ли за свое преждевременное взросление, то ли за то, что в его сердце с этой ночи навсегда поселилась месть. Его сердце разрывалось от жалости к своей униженной мамочке и к своему оскорбленному дедушке. Как он жалел в это время, что он еще совсем маленький и не смог защитить их от злых дядей.
   - И куда же ты, папа, так далеко уехал, оставив меня одного с мамою и с совсем стареньким дедушкою, - глотая то и дело подкатывающие к его горлу горькие комки, впервые в своей недолгой жизни Алешка мысленно обратился к своему отцу. - Если был бы ты сегодня с нами, папочка, то мы вдвоем не пустили этих злых дядей даже на порог нашего дома. Мы не позволили бы им обижать мою маму и старого дедушку.... Мы с ними долго не разговаривали, а так наподдавали бы им взашей, что этим злым дядям мало не показалось бы. До чего ж мне жаль, что тебя все нет и нет в нашем доме, а я еще совсем маленький. Мама говорит, что ты оставил меня вместо себя для защиты мамы от лихих людей.... Прости меня, папочка, что я не осмелился в одиночку броситься на этих злых дядей, но даю тебе слово, что, как только я подрасту, я непременно отомщу им за каждую пролитой мамою по их вине слезинку.
   Алеша представил себе, как он с папою выбрасывает этих злых дядей на улицу, и мстительная ухмылка осветила его хмурое детское лицо.
   Пережившая и это очередное унижение ее достоинства Валя даже за уборкою, после незаконного неожиданного обыска, в доме не могла отогнать от себя преследующую ее похабную ухмылку Михаила Каратаева и отойти от объявшего ее ужаса, после его прощальных слов.
   - Пока тебе, гражданка Тимофеева, везет, но я настоятельно советую тебе подумать о моем недавнем предложении. В следующий раз мы может отыскать в твоем доме и то, что ищем, - сказал ей перед уходом Каратаев. - Дорогу ко мне ты уже знаешь, тебе от беды подальше следует поторопиться. Подумай о своем сыне и ответь сама себе на вопрос, где ему будет лучше в детском доме, или около своей мамочки....
   Закончив прибираться, Валя, не зная к чему еще ей приложить свои руки, присела на скамейку возле своего старого отца. И так они вместе и сидели, пока в их дом не вбежала встревоженная соседка.
   - Слава богу, что они хоть вас самих с собою не забрали, - не ожидая, пока примолкшие хозяева сами не обратят на нее внимания, затараторила соседка. - А я вот увидела твоего парнишку во дворе и гостинца ему принесла....
   Положив сверток на стол, соседка подсела поближе к Вале и обняла ее за плечи.
   - Я заплачу тебе, - слабым упавшим голосом проговорила Валя.
   - Дурочка и чем же ты сможешь мне заплатить? - проговорила не выдержавшая и сама расплакавшаяся соседка. - Я тебе и денег в долг принесла, когда разбогатеешь - отдашь. Не переживай понапрасну соседка, ты же живешь не в лесу, а среди людей. Помни и никогда не забывай, что твои односельчане тебе верят и при необходимости окажут тебя всяческую помощь и поддержку.
   - Я могу тебе заплатить, - тихо повторила доставшая спрятанные в лифчике сережки Валя.
   - Что ты!.. Что ты мне предлагаешь! - замахала не нее руками соседка. - Это же его подарок!.. Я могу подождать с долгом и до возвращения Антона!..
   В этот день в доме Тимофеевых побывала почти все село. Войдя в дом и, немного поговорив с хозяевами о последних происшествиях в селе, потихонечку, словно стесняясь своей доброты, клали на стол свертки и уходили. Односельчане не просто уходили, но и уносили с собою какую-то часть их беды, освобождали в их ожесточившихся душах место для веры и надежды - без чего человек в этом взбесившимся от безмерной злобы мире пропадет, как говориться, ни за грош.
   Россия! Только одна ты во всем мире способна выдержать и пережить все напасти, которыми так щедро одаряет тебя твоя неласковая судьба! И только твой русский народ способен стойко переносить все выпадающие на твою долю тяготы и лишения, не ропща и не обвиняя свою страну в нелюбви к нему! Своей неброской красотою и просто божественной привлекательностью ты до того сильно приворожила к себе восторженные сердца, что проживающий в тебе народ согласен вечно, мучиться и страдать ради тебя, ну, а, если придется умирать, то только ради тебя одной. Знай и никогда не сомневайся, что мы никогда не осмелимся променять твою с горьковатым привкусом грусти материнскую кротость и доброту, на хоть какие-то там бесчисленные драгоценные сокровища и даже на самые соблазнительные посулы твоих иноземных хулителей.
   И откуда только ты черпаешь свои силы, Россия! Ведь, из века в век ты всегда теряла и продолжаешь преждевременно терять безвременно уходящих в самом расцвете сил беспредельно преданных тебе сыновей, что порою уже начинает казаться, что больше некому будет воспевать твою несравненную красоту и восславлять твой веселый разгульный норов. Но не тут-то было! Только успеет немного утихнуть скорбь о безвременно усопших твоих восторженных почитателей, как ты под восхищенные охи и вздохи онемевшего от неожиданности остального мира, снова выбрасываешь на место уже сгоревших от любви к тебе десятки других восхищенных твоей молодецкой удалью певцов и сказителей. Под протяжные напевы соловьиных трелей, под весеннее звонкое журчание ручейков и под веселое щебетание неугомонных птичек они, еще больше распаленные несравненной красотою твоих необъятных просторов, тут же начинают восславлять тебя в своих, как обычно, бессмертных творениях.
   Ни одному мудрецу в мире не по силам разгадать и, тем более, понять хотя бы только для себя одного, каким это образом ты так сильно влияешь на свой русский народ, что, несмотря на непрекращающиеся тяжелые удары судьбы, он не грубеет сердцем и не ожесточается душою. И чем больше его бьют, тем милосерднее и отзывчивей русский человек становится. Как бы его не били и не ломали претендующие в своем невежестве на роль отцов русского народа корыстолюбивые вожди и кормчие, они добивались от русских людей только одной видимости покорности и смирения. Никакой там темной силе на протяжении веков было не по плечу выбить из истинно русского человека все, что только и есть у живущих на земле людей, человеческое, не опустошить его добрую и всегда отзывчивую на чужую боль и страдание душу.
   Однако главное твое достоинство, Россия, состоит в том, что истинно русским человеком способен быть не только русский человек. Любой, кто хотя бы на одно мгновение прикоснулся к твоей материнской любви, Россия, уже на всю жизнь остается твоим сыном, но не пасынком. В этом-то как раз и состоит самое удивительное и загадочное в тебе, Россия, что ты так сильно воздействуешь не только на душу русского человека, но и с еще большею силою воздействуешь на каждого объявившего о желании связать с тобою свою судьбу нерусского человека. Стоит ему хотя бы немного пожить вместе с русскими людьми, как он уже и сам очень скоро становится истинно русским человеком. Никто из всех живущих на земле людей не в силах отказаться от предложения доброжелательной дружбы и сотрудничества с каждым, которому повезло поселиться среди русских людей. Они никогда не ощущают самих себя в тебе, Россия, людьми второго сорта. А всегда были и будут не только равноправными твоими гражданами, но и полюбят тебя рано или поздно всем своим отчаявшимся сердцем. Ты всегда была и будешь хорошей матерью для всех населяющих тебя вне зависимости от цвета кожи и расовой принадлежности людей, Россия!
   Только, возможно, и поэтому твой народ был и будет всегда недосягаемым разрушительной и развращающей силе зла. Где бы ни находился русский человек, и как бы далеко от России его не забросила судьба, он всегда и везде ощущает свою тесную неразрывную связь с самой лучшей, с самой требовательной и с самой отзывчивой матерью в мире - с Россией! Она всегда его манит к себе и привлекает белизною березовой рощи и свежевыпавшего снега, несравненными соловьиными трелями и закаляющими души трескучими морозами истинно русских людей, не позволяя им забыться и растерять ни с чем несравненный русский характер. Твоя материнская любовь безгранична, твои силы никогда не иссякнут, а души твоих сыновей всегда будут свободно порхать над тобою и бесконечно черпать в твоей материнской доброте свое высокое человеческое достоинство, милосердие и любовь.
   Многие пытались отгадать и понять для себя твое высокое предназначение, Россия! Однако мало кому из них приходило в голову, что твое истинное предназначение спасти этот бушующий страстями и непомерными желаниями мир. Но в чем же, прежде всего, мы все видим твое спасительное для всех нас начало, Россия!? Мы все его видим только в том, что ты на примере жизни своего многострадального русского народа наглядно показываешь всему человечеству, что живущий на земле человек в любом положении и при любых обстоятельствах должен и просто обязан оставаться человекам в самом истинном смысле этого слова! Именно только в этом и заключается вся суть твоего высокого предназначения, Россия, в такой непростой нашей земной жизни!
   Главным и основным достоинством Сатаны перед прислуживающей ему мерзопакостной нечистью как раз и состоит, что он способен почти мгновенно вникнуть в самую суть земной жизни человека и всегда с похвальной дотошностью относится к подготовке по претворению в людскую жизнь все своих ужасающих по своим последствиям задумок. В отличие от непредсказуемой легко возбудимой нечисти Сатана никогда не позволяет себе увлекаться так, хотя бы и самым интересным увлекательным делом, чтобы от возбуждения, потеряв рассудок, начинать допускать непростительные для него глупые оплошности. Сатану еще никому не удавалось поймать на досадных мелочах вовсе не потому, что он обладает какими-то там необычными способностями, а только благодаря его дотошности и умения при подготовке к любой из своих нечестивых задумок продумывать все до мелочей. Сатана способен потерпеть поражение только в крупных масштабных своих задумках, а в мелочах он всегда непобедимый. Вот и сейчас, задумав свою очередную пакость, Сатана не успокоился, пока не прозондировал и не переправил в нужное ему русло мысли и настроение всех членов Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. И только тогда, когда полностью уверился, что после смерти Сталина будет избран на его место его сторонник Хрящев, решил снова с ним встретиться лично. Подловив его на все той же подмосковной даче Сталина, он с прежней неожиданностью проявился перед опешившим Хрящом прямо из воздуха.
   - Ну, и как обстоят у нас дела? - окидывая своего сторонника изучающим взглядом, поинтересовался Сатана.
   - Дела у прокурора, а у нас так просто какие-то там совсем незначительные делишки, - поправил его недовольно поморщившийся Хрящев.
   - Ты хочешь сказать мне, что за все это время ты не предпринял ничего для выполнения данного мною тебе поручения!? - не предвещающим ничего Хрящу хорошего голосом прошипел строго нахмурившийся Сатана.
   - Почему ничего!? - поторопился исправиться задрожавший от ужаса Хрящ. - За это время я уже продумал неплохой план по устранению Сталина от руководства Советского Союза в связи с его смертью, и кое-что предпринял в этом направлении....
   - Что ж я вынужден признать, что ты на этот раз неплохо придумал, - уже с явным удовлетворением проговорил выслушавший подробное объяснение Хряща Сатана. - К тому же хочу тебя обрадовать, что я и сам за это время уже успел доброжелательно настроить на твое уже совсем скорое избрание первым секретарем Коммунистической партии Советского Союза вместо Сталина подавляющее большинство членов Центрального Комитета. Я надеюсь скоро увидеть тебя у кормила власти в этой строптивой и извечно отказывающей мне в должном уважении стране.
   - Все возможно, повелитель, - совсем неуверенно проговорил Хрящ.
   - Как это возможно? - переспросил его уже считающий, что вопрос с избранием Хряща руководителем Советского Союза проработан полностью, насторожившийся Сатана
   - Просто я не привык, повелитель, делить шкуру еще не убитого медведя, - тихо проговорил все тем же неуверенным голосом Хрящ. - Смена руководителя страны всегда чревата множеством неблаговидных случайностей.... В таком деле не может быть никаких особенно досадных мелочей. Поэтому на самый крайний случай я хочу попросить тебя, повелитель, о милости ко мне, недостойному слуге.
   - Чего ему еще не достает в этой своей жалкой жизни!? - воскликнул про себя недовольно поморщившийся Сатана, а вслух спросил. - О какой милости ты просишь меня, раб!?
   - Задуманное нами устранение горячо любимого всем Советским народом Сталина может окончиться в случае неуспеха для меня очень плохо, - подвел Сатану Хрящ к сути своей просьбы. - Мы, люди, в преддверии ужасной неизбежности начинаем больше беспокоиться, не о несметных сокровищах и гор, как говориться, злата, а о своем загробном существовании....
   - И ты хочешь еще при жизни обеспечить для себя в моем аду теплое местечко, - перебил Хряща догадавшийся о его просьбе Сатана.
   - Конечно, не в прямом смысле этого слова, - недовольно буркнул Хрящ. - Мне не очень-то нравится грозящая мне перспектива, после своей смерти жалиться в кипящей смоле....
   - Эту смолу ты уже вполне заслужил своей неправедной земной жизнью, - со злорадством подумал про себя Сатана, а вслух начал рассказывать с понимающей ухмылкою Хрящу о привольной жизни в аду тартара детей Земли титанов.
   - Вот бы и мне тоже попасть, после своей смерти, к этим страдающим в тартаре титанам! - воскликнул увлеченный красочным рассказом Сатаны Хрящ.
   - Если ты, Никита Абрамович, будешь добросовестно исполнять в России все мои поручения, то я клянусь тебе, что ты, после смерти, непременно попадешь в ад тартара! - охотно пообещал с язвительной ухмылкою Сатана.
   Добившись друг от друга всего, что хотели, они на этот раз расстались вполне доброжелательно.
   - Дав этому глупому человеку свою клятву, я должен буду ее непременно исполнить, - не без злорадства думал на обратной дороге Сатана. - Но это ему на пользу не пойдет.... Я же не клялся ему, что он обязательно будет находиться в тартаре вместе с титанами....
   После победоносного завершения Красной Армии второй мировой воины в объединенном штабе западных политиканов царили смятие и хаос. Они никак не ожидали, что Красная Армия докажет свою самостоятельность, и что с нею в будущем им придется считаться. От их еще недавнего пренебрежения этой организованной победившими в России большевиками Красной Армии уже не оставалось и следа. Эта доказавшая всем, что с нею надо считаться Красная Армия заставила их, несмотря на существующие среди них очень существенные разногласия, объединиться, чтобы совместно противостоять стоящей на пути их мирового господства России. Страх за возможную утрату своих неправедно нажитых капиталов заставил их заботиться и о своем ограбленном ими, как говориться, до нитки народе, что до этого им было вообще не свойственно, что противоречило самой природе сохраняемого ими, как зеницу ока, капитализма. Они не могли и не хотели допускать, чтобы и их народы тоже встали на социалистический путь развития, выбросив их, как никому не нужный балласт, на свалку мировой истории. Применяя уже давно ими опробованный способ оглупления простого народа под названием: разделяй и властвуй - им в теперешнем положении уже приходилось тщательно следить, чтобы подавляющему большинству так называемых могильщиков капитала - рабочему классу - в их странах сейчас жилось немного лучше, чем могла позволить своему народу победившая фашизм Советская власть в России. Только при таких условиях они могли по-прежнему врать своему народу и возводить напраслину на эту ставшую в последнее время бельмом в их глазах Россию. Обеспечение подобного для себя преимущества, после только что окончившейся страшно разрушительной второй мировой войны, они, пока еще, с легкостью могли себе позволить. Но вот, что будет с этим непреложным условием потом, в совсем уже близком для них будущем, они не только не знали, но и очень сильно сейчас обо всем этом тревожились. И не только тревожились, но и заранее продумывали для себя замыслы, как им будет продолжать добиваться подобного своего преимущества, как им будет и дальше обескровливать эту навек проклятую ими Россию. Появление на их сборищах вездесущего Сатаны с уверениями, что власть в Росси скоро измениться, что им просто необходимо поддержать ее нового руководителя, поначалу только вызвал среди западных политиканов волне понятное раздражение и, тем более, вполне законное подозрение.
   - Сначала вам следует доказать, что вы действуете в интересах угодного нам капитализма, а не для этой проклятой нами социалистической России, - глухо ворчали многие из них.
   И так продолжалось до тех пор, пока командующий объединенными силами недавно образованного блока НАТО не вспомнил, что Сатана и есть тот самый незнакомец, который поторопил их с открытием второго фронта.
   - Нам придется выслушать рекомендации этого господина, - сказал он недовольно морщившимся западным политиканам. - По моему мнению, он сейчас подсказывает нам самые действенные способы борьбы с этой проклятой Россией. Вспомните, мои друзья, как вовремя он в свое время нам подсказал немедленно открыть второй фронт.... Если бы мы тогда не послушались его мудрого совета, то уже могли бы навек распрощаться со всей спасенной нами Западной Европою. Я даже и представлять себе не хочу, что стало бы с нашей Западной Европою, если бы мы тогда не поторопились с открытием второго фронта: вряд ли смогли остановить экспансию большевиков уже склонившие свои головы перед Гитлером ее страны?
   Прислушавшиеся к его мудрому совету западные политиканы уже более внимательно выслушали рекомендации Сатаны. А тот не скупясь на самые яркие краски, в самой доступной форму объясним им свои замыслы по отношению к этой не угодной и для него самого строптивой России.
   - Но откуда у вас подобные сведения о скорой возможной смерти этого ненавистного для всего цивилизованного мира Сталина? - вполне резонно возразили они Сатане. - По сведениям наших разведок у этого большевицкого идола со здоровьем, пока еще все в порядке.... Если он и дальше будет руководить большевицкой Россией, то все ваши нынешние рекомендации не будут стоить даже ломаного гроша. Этот слишком опытный в отношении с нами Сталин камня на камне не оставит на всех рекомендованных вами замыслах. Он, как приговаривают в подобных случаях сами русские люди, стреляный петух, его на мякине не проведешь.
   - Я уверяю вас, господа, что эти сведения добыты только что моими личными источниками. И смею вас заверить, что они более правдиво отображают сегодняшнюю реальность в России, чем все ваши разведки, - в свою очередь возразил им насмешливо хмыкнувший Сатана. - И я не вижу в ваших возможных действиях по моим рекомендациям ничего такого предосудительного, с чем вы могли бы не согласиться и сами. Само время покажет нам, кто из нас был сегодня прав....
   После подобных убедительных слов Сатаны западным политиканам уже больше не осталось ничего, как единогласно утвердить все его насчет советской России рекомендации.
   В нашей земной жизни всегда имело, и всегда будет иметь огромное значение для каждого человека, чувство меры. Нарушение или пренебрежение этим понятием всегда приводит человека к самым неприятным последствиям. Только поэтому, а также из опасения прослыть среди знакомых и друзей своим особым пристрастием к чему-либо, что уже начинает быть не только заметным, но и осуждаемым в разной степени другими, большинство их проживающих земле людей пытаются придерживаться этого принятого в обществе чувство меры. Большинство, но не все.... Иначе, откуда было взяться среди нас, нормальных людей, располневших до неприличия толстяков, рьяных приверженцев спиртного, наркотиков и других, приносящих немало вреда, как самому человеку, так и окружающим его людям, вредным привычкам, а так же пагубным страстям и разнузданным желаниям. Эти немало беспокоящие всех вредные привычки отдельных людей слишком огорчительны для никогда не одобряющих подобные их крайности окружающих людей. Они неприятны не только оттого, что приносят нам немало неприятных мгновений от одного только их лицезрения, но ясным осознанием, что их пагубному примеру могут последовать и вовсе не безразличные нам люди. Поэтому мы, если еще не свыклись с этими нарушителями чувства меры возле себя, то уж, по крайней мере, хоть как-то пытаемся смириться с этим неизбежным для окружающих людей злом. Однако, несмотря на наше понимание, что все эти излишества являются ничем другим, как нарушением чувства меры, но и на них у человеческого сообщества уже давно определены ограничения и границы дозволенного, попытки нарушить которых всегда вызывает у окружающих людей упорное неприятие и внутреннее беспокойство. Так и Антон, после того, как его перевили из зоны в тюремную больницу санитаром, ощутил самого себя перенесенным из уже ставшего для него привычным лагерного ужаса в какую-то, сейчас кажущуюся ему, самую настоящую нереальную волшебную сказку. И совсем не удивительно.... Ибо плотность нахождения в тюремной больнице молодых красивых девушек было искусственно завышено в десятки, а то и сотни раз, от обычной земной нормы. Подобное изобилие красивых женских лиц не только показывалось ему просто невероятно, но и вызывало у опешившего Антона ощущение нереальности, непостоянства и временности всего здесь происходящего. Нереальность его нынешнего положения в первую очередь было обусловлено тем, что простому заключенному оказаться в таком состоящем из несравненных по своему прелестному очарованию прекрасных роз цветнике было просто невозможно. И Антон вместо ожидаемого бесом удовлетворения начал переполняться немало тревожащим его ожиданием, что все это обманчивое волшебство очень скоро развеется, как дым, и он снова окажется в неприглядной арестантской жизни.
   Многоопытный в человеческой на земле жизни хитроумный бес рассчитал все, по его глубокому убеждению, правильно. Он знал, что подобное состояние нереальности всегда кружит попавшему в подобные условия человеку голову, заставляет его жадно глотать посыпавшееся на него, после долгого воздержания, изобилие. В больницу бес специально подобрал непривлекательных для женского взгляда пожилых врачей, поэтому появление молодого красивого санитара не осталась незамеченным для юных соблазнительниц. Уже познавшие мужское внимание и ласку девицы не стали слишком долго разыгрывать перед Антоном свою неуступчивость, а тут его забросали своими многообещающими поощрительными взглядами, без стеснения выставляя перед ним напоказ все свои женские прелести. Тем более что и сам бес, пообещав особо отметить овладевшую неприступным Антоновым сердцем девушку, еще больше подогрел в их между собою соревновании непременное желание, как можно скорее, увлечь и непременно соблазнить Антона. И в этой своей бескомпромиссной борьбе они использовали любую подвернувшую возможность, чтобы своей притворной ласковостью, своими томными взглядами и присущим в ранней юности всем девушкам прелестным очарованием увлечь и соблазнить Антона. Знал хитрый и коварный бес, чем ему заинтересовать юных обитательниц своего гарема. Поэтому поначалу Антону в тюремной больнице пришлось не очень-то сладко, пока он не убедил натравленных на него бесом красоток в своем полном к их девичьим прелестям безразличии.
   Женщины многое способны забыть и простить мужчине, но только не его пренебрежение к их несомненным прелестям, не его мужское равнодушие к их несомненному женскому очарованию. Если бы соблазненный Антон выбрал бы себе в любовницы хотя бы одну из них, то остальные потерпевшие полное фиаско красотки могли хоть как-то смириться со своей неудачей и, приписав свое личное поражение его особыми неизвестными им пристрастиями к женскому телу, скоро о нем забыть. Но Антон, к их немалому удивлению, оказался равнодушным ко всем, без всякого исключения, обитательницам гарема. Чего-чего, а вот такого к себе безразличия юные соблазнительницы, конечно же, стерпеть не могли.
   - Какого же еще рожна этому привереде Антону еще надо! - с негодованием вскрикнули задетые за живое оскорбленные красотки и начали старательно выискивать между собою достаточные причины подобного его к ним равнодушия.
   И чего только обиженные невниманием Антона к их несомненной привлекательности не приписывали обитательницы гаремы, пока не пришли к общему мнению, что этот Антон как раз и относится к именно тем мужчинам, которые вообще не нуждаются в женском внимании.
   - Иначе, зачем понадобилась владеющему всеми нами начальнику лагеря поощрять нас посулами на соблазнение этого женоненавистника? - приговаривали они друг дружке. - Начальник лагеря, по всей видимости, с кем-то поспорил, что мы непременно справимся с этой вообще в реальной жизни неразрешимой задачею. Мы, девоньки, не оправдали надежд начальника лагеря, и теперь вполне способны лишиться всех его милостей.
   Разочарованные в своих способностях привлечь к себе внимание Антона, юные соблазнительности, в конце концов, не только смирились со своим поражением, но и даже в отместку за нанесенное их женскому самолюбию оскорбление его возненавидели. Поэтому в редкие минуты отдыха Антон, желая хотя бы немного избавить себя от их косых взглядов, убегал на прогулку возле отделяющего тюремную больницу от мужской зоны проволочного заграждения. Там он и увидел случайно оказавшегося возле заграждения Виктора. Забывшись в своих безрадостных воспоминаниях, он с равнодушием посмотрел на идущего по ту сторону заграждения заключенного. И, пока до его затуманенного сознания дошло, что это был Виктор, тот уже подходил к ближайшему от заграждения бараку.
   - Виктор! - вскрикнул Антон. - Виктор, это я, Антон!
   И он с радостью увидел, как остановившийся Виктор с недоумением оглядывается, не видя того, кто его окликнул.
   - Виктор, я здесь! - еще громче выкрикнул Антон. - Я стою у проволочного заграждения!
   Увидевший Антона Виктор приветливо махнул рукою и, сорвавшись с места, побежал в его сторону.
   - Антон, даже и не верится, что это ты! - воскликнул подбежавший к заграждению Виктор, с удивлением всматриваясь в своего живого здорового друга - А я уже не надеялся встретить тебя.... Как ты устроился на новом месте?
   - Неплохо, - ласково улыбкою ответил другу Антон. - Работаю санитаром.... Только вот трудно здесь найти друга по душе.... Живу, как в дремучем лесу, даже не с кем словом обмолвиться.
   - Зато девочки у тебя в больнице просто пальчики оближешь, - с шутливой завистью подковырнул его Виктор. - Ну, и повезло тебе, друг, попасть в такой цветник.
   - Девочки хороши, но не мои, - отшутился Антон.
   За дружеским разговором время пролетело быстро и они, договорившись о следующей встрече, разошлись.
   - Друга встретили? - услышал Антон рядом с собою звонкий девичий голосок.
   - Да, друга, - проговорил, с интересом рассматривая окликнувшую его девушку, Антон.
   Она, как и все девушки в больнице, была молодой и красивою, но в ее лице и в движениях, не было той отталкивающей его пошлой раскованности и плохо скрываемого за девичьей стыдливость похотливого желания. Девушка то ли от удивления или от неожиданности подобной встречи ему понравилась. И Антон, забывшись, задержал на ней свой любопытствующий взгляд намного дальше, чем было положено при случайном знакомстве. За что тут же был наказан. Нахмурившаяся девушка, сердито поджав свои губки, недовольно буркнула:
   - И что же вы нашли такого интересного в моем лице?
   - Простите меня, ради бога, - повинился смутившийся Антон. - Но мне удивительно, что вы так не похожи на здешних девушек.
   - И вы это заметили? - переспросила его обрадованная девушка.
   Антон ясно ощутил, как уже было оборвавшаяся между ними нить доверия, снова восстановилась, соединяя их родственные души. И он снова окинул своим изучающим взглядом девушку, а та, засмущавшись своей радости, еще немного, собираясь с мыслями, помолчала и тихо добавила:
   - Я в этой тюремной больнице случайный человек....
   Нелегко приходится заблудившемуся в безлюдной пустыне или в густом дремучем лесу человеку без всегда готовых придти к нему на помощь дружеских участливых глаз. Угнетающее его ощущение одиночества только усиливает испытываемые им при этом страдания. Но еще труднее человеку выдерживать свалившиеся на его бедную голову испытания судьбы, если он ощущает себя одиноким среди неустанно кружившейся возле него толпы, когда он, окруженный равнодушными к его судьбе глазами, лишается даже надежды хоть когда-нибудь встретить дружеский участливый взгляд. Антону повезло. Его неожиданная встреча с Виктором и случайное знакомство с Оксаною дало ему то, в чем особенно нуждается человек в его положении - позволило ему надеяться на их дружескую поддержку и участие.
   Впитывая, как губка, сердечную доброту своих друзей, Антон ожил и перестал обращать внимание на все еще косые взгляды подружек беса. Если еще только вчера эти бросаемые ими исподтишка взгляды больно прожигали Антону спину, то сегодня он на себе этих их косых взглядов уже не ощущал. Близкие по взглядам на земную жизнь и по духу люди всегда тянутся друг к другу, чтобы хотя бы лишний раз убедиться в правоте своих суждений и стать более стойкими к окружающей их недостойной порядочного человека жизни среди аморальных людей. Антон полюбил их короткие встречи и старался, пока не заметил, как тянутся друг к другу его друзья, их не пропускать. Но и догадавшись о взаимном чувстве своих друзей, Антон не очень огорчился, что ему приходится под любыми предлогами оставлять их наедине. Наоборот, наблюдая за своими друзьями со стороны, он радовался за понравившуюся ему Оксану и еще больше радовался за своего до этого времени переживающего свой разрыв с Сонею друга.
   - Права была твоя лесовиха, - говорил, припоминая недавнюю встречу ее с лесником в лесу, Павел, рассматривая счастливое лицо Оксаны, после сделанного ей Виктором признания в своих чувствах. - Эта девочка нашла и на зоне свое счастье. Подобных парней, как этот Виктор, и на воле трудно отыскать даже со свечкою в руках.
   - Из этих молодых людей получиться хорошая семейная пара, - равнодушно поддакнул ему Ираклий, - но нам, лешим, счастливые люди неинтересны. Они не позволяют нам не только над ними подшучивать, но и вытворять с ними всякие безобидные шалости....
   - Достаточно с тебя и того пьяницы, неугомонный шутник, - с добродушной улыбкою выговорил лешему Павел.
   - Неплохая была шутка, - согласился с ним Ираклий. - Только какая мне от нее радость, если это приключение для него закончилось более-менее благополучно. И этот пьянчужка вместо того, чтобы совсем окочуриться, даже пить бросил. Он, видите ли, в себе настоящего мужика ощутил.... Хотя до этого бегал от своей бабы, как черт от ладана.
   - Так эта его баба сама во всем и виновата.... Разве может мужик ощутить в себе силы в то время, когда его обзывают облезлым петухом!? - насмешливо буркнул лешему Павел. - И мы правильно сделали, что направили его прямо к изголодавшим по мужскому вниманию зэчкам. Только подобным женщинам по силам возбудить в поставившем на себе крест мужике ответную страсть. Он же почти месяц ощущал самого себя среди зэчков не горьким пьяницей, а самым настоящим персидским шахом.
   - Только поэтому эта дура, узнав о геройских подвигах своего непутевого мужа, всполошилась - поддакнул Павлу вспомнивший ее истошные вопли в кабинете начальника лагеря леший. - Она же, стерва, весь этот месяц о своем муже даже не вспоминала, а стоила ему прославиться на весь поселок своим гаремом, как она тут же поспешила к бесу заявлять на него свои права....
   - Я и говорю, - поддакнул ему о чем-то задумавшийся Павел. - При хорошей женщине и даже самый никудышный мужчина орел. Жаль только, что они не все это понимают.
   - Мало кто из людских женщин осмелится признать свое невежество в интимном деле, Павел! - рассмеялся укоризненно покачавший головою Ираклий.
   Антон больше уставал душою, чем телом, добросовестно исполняя обязанности санитара при тюремной больнице. Ему было нетяжело переворачивать худощавые тела и перетаскивать трупы своих товарищей по несчастью. Только одни невыносимые страдания беспомощных людей острой болью отзывались в восприимчивом сердце Антона. И он старался из всех своих сил, чтобы еще больше не отяготить их и без того тяжелую нынешнюю жизнь. Он не был брезгливым и никогда не отказывал в помощи не только порученным ему, но и находящимся в ведении других санитарок больным заключенным, особенно тогда, когда молодые санитарки надолго исчезали из больничного барака по своим, как было доподлинно известно всем, неотложным делам. Антон не сомневался, что помещенные в тюремную больницу заключенные уже не смогут возвратиться обратно в зону. Но даже, если это их возвращение и произойдет, то, все равно, дожить этим бедолагам до своего освобождения уже не удастся. Заключенный в лагере живет только до тех пор, пока его здоровье выдерживает эту бесчеловечную жизнь, но, если оно у него забарахлило, то он уже не тешит самого себя бесплодными иллюзиями. Он уже думает только о том, как бы ему достойно встретить свою скорую смерть. Зная об этом, Антон больше всего опасался встретить среди больных в тюремной больнице своего знакомого. Но редко обманывающая заключенного предчувствие все время ему нашептывала, что именно так с ним и будет. И оно Антона не обмануло. Однажды он в больничном бараке столкнулся с санитарами, которые несли на носилках тихо постанывающую женщину. Окинув ее исхудалое лицо участливым взглядом, Антон от неожиданности просто замер на месте: таким до боли знакомым показалось оно ему.
   - Но кто же она? - подумал перебирающий в своей памяти всех встречаемых на воле женщин Антон, но ни одну из них он не мог признать в принесенной санитарами женщине. - Кто же она такая? - как заклинание, повторял не отстающий от санитаров Антон, ощущая, как все внутри у него прямо холодеет от беспокойства за эту больную женщину.
   И он продолжал идти вслед за санитарами до тех пор, пока они не остановились и не передали подошедшему врачу заполненный на эту так сильно обеспокоившую Антона больную женщину медицинский листок.
   - Заключенная Б010576 Козлова Евгения Федоровна, - громко прочитал врач и показал санитарам рукою на свободное место.
   - Так это же моя мама! - прошептал вслух Антон и, ухватившись за перегородку, медленно опустился на своих, вдруг, ставших ему непослушными ногах на пол.
   Он уже и думать о своей маме забыл, а тут такая неожиданная встреча. Нахлынувшие на него воспоминания сразу же возвратили Антона в именно то самое время. Когда он впервые оказался в роли человека, которому окружающие его люди не верят и не доверяют, когда он впервые в своей жизни осознал в полной мере, как может вся его жизнь в одночасье измениться до неузнаваемости. И как те, кто еще вчера безоглядно в него верил и ценил, способны сегодня не только от него отвернуться, но и даже перестать считать его своим другом и товарищем. Пусть его первая обида на свою жизнь уже немало поутихла под толстым слоем других не менее чувствительных для Антона обид и разочарований, но она всегда была и всегда будет для него самой горькой и самой болезненной.
   Принесшие мать Антона санитары, уложив ее на указанное врачом место, ушли из больничного барака. Мельком осмотревший больную врач тоже вышел вслед за ними по своим делам. А Антон все продолжал сидеть на полу, опершись спиною об перегородку, и был не в силах не только остановить в своей взбудораженной неожиданной встречею груди волнение, но и остановить посыпавшиеся градом из его глаз слезы. И только тогда, когда вместе со слезами из него вылилась вся накопившаяся горечь, Антон, почувствовав себя немного лучше, встал и подошел к маме.
   - Как она, бедная, в этом проклятом лагере исхудала? - подумал он, с жалостью осматривая ее бледное с впалыми щеками лицо.
   Сравнивая лежащую перед ним маму с бережно сохраняемым в своей душе ее прежним обликом, Антон с трудом находил между ними сходство. Дотронувшись рукою до ее седых волос, он повернул ее склонившуюся на бок голову и с трудом выдавил из сжавшейся от горя груди одно только слово:
   - Мама....
   Евгения Федоровна уже давно ясно ощущала приближающуюся к ней костлявую старуху и не очень огорчалась ее соседством. Прирожденное упрямство и нежелание показывать свою слабость тюремщикам не позволяли ей признаваться в своей немощи. И она продолжала ходить на работу до тех пор, пока ее обессиленный организм не отказался больше подчиняться ее воле. Очнулась она уже на подходе к больнице, к которой ее несли на носилках санитары.
   - Скоро, уже совсем скоро я оставлю этот мир, - подумала она, читая на лице осматривающего ее врача свой приговор.
   Желающий оставить поступившую в больничный барак безнадежную больную наедине со своими мыслями так и не прописавший ей никакого лечения врач молча удалился по своим делам, а ей-то и думать было не о чем.
   - Такому одинокому человеку, как я, смерть не страшна, - подумала она, улыбаясь самой себе своей опустошенной душою. - Она только избавит меня от оказавшегося на самом деле слишком тяжелым одиночества и от беспощадной безвыходности.
   И, действительно, что ее могло еще удерживать в этой жизни? Идеи - так они же ее и привели к одиночеству и безвыходности, семья - ее муж погиб на фронте, а ее сын не отвечал на ее письма. Друзья и родственники - так, если от нее отказался родной сын, то она уже даже и не надеялась, что ее еще помнят, уже почти чужие для нее люди. Нет, и нет! Ее уже ничто больше не удерживало на этом свете, и она со спокойной решимостью ожидала своей смерти.
   - Мама, - услышала она рядом с собою чей-то негромкий голос.
   И вся сжилась в ожидании его дальнейших слов, но голос молчал. А как он был для нее приятным! Как обласкал он ее своим уже давно позабытым звучанием!
   - Может, это мой сын пришел навестить меня перед смертью? - непонятно почему пронеслось в ее встревоженной голове.
   А ее сердечко до того сильно застучало в уже давно заглохшей в ней надежде.
   - Нет! Этот голос мне просто послышался! - сердито одернула она себя, не желая напрасно тешить саму себя напрасными иллюзиями. - Я своей жизнью не заслужила подобной милости от всемогущих небесных сил. Им не за что награждать меня перед смертью таким несказанным для простой зэчки счастьем.
   Она уже даже и не пыталась отвлечься обеспокоившей ее мыслей от своего уже совсем скорого неизбежного конца. В ее голове уже давно было пусто и тихо. Вот только сердце-дуреха все никак не успокоится и продолжает тревожить ее ожиданием неожиданной радости, смущает свою хозяйку, не позволяя ей успокоиться в свои последние часы перед скорой смертью.
   Лицо мамы на мгновение осветилось знакомым ему с детства светом, позволяя Антону признать в лежащей перед ним женщине свою родную мать. Антон уже больше не сомневался, что это была его мама, которая не по его вине так надолго была вытеснена из его памяти, но ее светлый образ он всегда носил в своей душе. Волна жалости к ней такой беспомощно несчастной своей матери захлестнула его, а подкативший к его горлу горький комок не позволял ему снова окликнуть, наконец-то, снова обретенную им свою маму.
   А она, продолжая удивляться своему непонятно почему так сильно взволновавшемуся телу, тщетно пыталась его успокоить.
   - Мама, - уже громче повторил справившийся с комком Антон.
   Евгения Федоровна открыла глаза и, увидев склонившего над нею незнакомого парня, рассердилась, но бешено заколотившееся ее сердце не позволила ей излить на нем все свое разочарование от жестокой шутки над бедной зэчкою.
   - Но у кого еще могут быть такие глаза? - еле слышно пошептала она вслух, а про себя добавила. - Кроме, как у моего сыночка....
   Она продолжала рассматривать лицо наклонившего над нею парня и все больше находила в нем знакомых ей родных черточек.
   - Сынок, ты ли это? - умирая от страха, что этот парень может быть вовсе не ее сыном, тихо прошептала Евгения Федоровна.
   - Да, это я, мама.... Это я, твой сын, - прошептал смахивающий рукою с ее щеки выкатившуюся из глаз непрошенную слезинку Антон.
   - Сынок, - тихо проговорила Евгения Федоровна, вкладывая в это слово всю свою боль и всю свою любовь к нему, прежде чем полностью обессиленная неожиданной, но такой желанной для нее, встречею замолчать, положив свои руки на его руку.
   Терпеливо ожидая, когда силы снова к ней возвратятся, она неотрывно смотрела на своего взрослого сына и наслаждалась одной только близостью родного ей человека. Ей уже было не о чем больше мечтать и выпрашивать у всемогущих небесных сил: она уже больше не ощущала саму себя одинокою и несчастною. Ощутить перед своею совсем скорою смертью сильную заботливую руку взрослого сына - это ли не самое заветное желание и не самое большое материнское счастье. Она уже не осознавала себя заключенной: скорая смерть освободила ее от людского суда. Она только от одного поглаживания руки своего сына испытывала такое материнское счастье, что иногда ей казалось, что на всей остальной земле не было больше счастливее человека, чем она. Она уже больше не стеснялась своих слез, потому что эти ее слезы уже больше не несли горечь от разочарования, а успокоение и радость.
   - Я уже даже и не надеялась увидеть тебя, Антошка, - прошептала она, когда почувствовала себя лучше. - Я писала тебе, но ты мне не ответил.... Но ты не думай, что я тебя за это осуждаю.... Ты имел полное права от меня отказаться. Тебе, наверное, нелегко пришлось, после моего ареста, сынок?..
   - Мама, тебе не надо передо мной ни в чем оправдываться, - возражал пожимающий материнскую руку Антон. - Ты ни в чем не виновата. Да, я никогда от тебя не отказывался, мама.... Я не отвечал тебе только потому, что не получал твоих писем. Меня тогда уже, наверное, не было в Ленинграде.
   - Спасибо тебе, сыночек, - шептала ему благодарная мать. - Если бы только знал, какую большую радость ты мне доставил своими словами, какую просто невероятную тяжесть ты снял перед смертью с моих плеч? Я всегда тебя любила, а сейчас и горжусь, что у меня такой все понимающий сын....
   - И я тоже всегда любил тебя, мама, - ласково шептал своей маме Антон.
   С давно позабытой радостью вслушивалась Евгения Федоровна в слова своего сына и неоднократно повторяла их про себя. Ох, и как же ей хотелось слышать их еще и еще, но она, уже не сомневаясь, что до своей смерти она еще их услышит, не стала его просить об этом своем самом сокровенном желании сына. Она, вновь ощущая себя слабой женщиною, просто упивалась заботою и любовью своего сына.
   Удивительно, как же легко переносит сознание человека из одного состояния его души в другое. Еще только мгновение назад она ощущала саму себя самым несчастным человеком на земле, а ее душа просто разрывалась от переполняющих ее горестных мыслей и стенаний. И вот мгновение прошло.... И Евгения Федоровна уже начала ощущать себя самым счастливым человеком на свете, а окружающий ее мир уже больше не пугает ее своей пустотою и одиночеством. У нее уже есть, кого любить и о ком заботиться. И она снова ощущает себя любящей и любимою женщиною.
   Она с материнской нежностью смотрела на склонившего к ней голову взрослого парня и не могла на него насмотреться.
   - Это мой сынок, - пела ее душа. - И он никогда не отказывался от своей матери, а я, дура, только измучила себя напрасными переживаниями....
   Лучшего подарка от своей несладкой судьбы она уже не ожидала. Да, и разве могла ее судьба предложить в это время, что-нибудь лучше, способного затмить ее радостное ликование не только от давно желанной встречи, но и от заново обретенного ею сына. Нет, и еще раз нет! Потому что в этом мире нет ничего для матери дороже, чем ее дети! Потому что нет для нее большего счастья, чем видеть у своего смертного одра своих детей! И если она заслужила такой дорогой подарок у могущественных небесных сил, то ее уже нельзя считать плохой матерью, думать, что она свою жизнь прожила зря! Такой матери много проститься из земной жизни! Только такие мамы способны оставить своим детям в наследство любовь и доброту - самое большое во всем мире и ценное наследство, которое может и должна оставлять свом детям любая мать!
   Им было хорошо вдвоем. И они дорожили каждым проведенным вместе мгновением. Мать жадно выпытывала у своего сына о каждом прожитом им без нее дне и с радостью узнала, что ее сын женат, и что у нее на воле уже растет внук. Подобное известие ее не только обрадовало, но и придала ей уверенность, что она прожила свою жизнь вовсе не напрасно, как еще совсем недавно она пыталась сама себя в этом убедить. Она уже думала, раз сама ее неласковая судьба решила преподнести ей в преддверии смерти такой дорогой подарок, то это уже означает для нее не больше и не меньше, что и ее жизнь чего-то стоит. Она уже начала даже надеяться, что и все ее перенесенные ради счастья большинства живущих на земле простых людей жертвы тоже не будут напрасными. Что они непременно заставят хоть кого-нибудь задуматься и сделать на будущее не только для самого себя, но и для всей страны в целом правильные выводы. Теперь она уже могла не корить саму себя, что не поддалась на уговоры тюремщиков и не стала клеветать на невиновных людей, а гордиться тем, что не сдалась, и выдержала до конца с гордо поднятою головою все выпавшие на ее долю испытания.
   Беда, пусть даже и ожидаемая, всегда приходит внезапно и неожиданно. Прибежавший в очередной раз к своей маме Антон только и успел поймать ее последний выдох, в котором ясно послышалось ему мамино слово: сынок. Мама умерла, а несогласный со смертью родного человека Антон упорно не отводил взгляда от ее навек успокоенного лица. Он все надеялся, что она все еще сможет очнуться хотя бы на одно мгновение, чтобы он смог сказать ей уже давно подготовленные им прощальные слова. И он продолжал возле нее стоять до тех пор, пока проходящий мимо пожилой врач не оторвал его от мамы.
   - Не мучай ты ее, сынок, - недовольно проговорил он окинувшему его возмущенным взглядом Антону. - Пусть она уже спокойно отдыхает.... Эта женщина уже отстрадала и отмучилась по всем предъявленным ей при жизни обвинениям.
   Тяжело заболел Алешкин дедушка. И ему приходилось все вечера просиживать у его кровати. А, иногда, когда маме было нужно отлучиться из дома, то и пропускать занятия в школе. Но вот сегодня дедушке Алешки стало особенно плохо.... Вызвавшая скорую медицинскую помощь мама отпустила его немного погулять с ребятишками. Больше часа бегал Алешка с друзьями наперегонки по побережью и за это время успел не только устать, но и основательно проголодаться. На подходе к своему дому он увидел машину с нарисованным на ней красным крестом. Вошедший в дом Алешка подошел к маме и, желая, чтобы она обратила на него свое внимание, дернул за ее юбку.
   - Что тебе надобно? - спросила у него разговаривающая с врачами мама.
   - Мама, я есть хочу, - жалобно проговорил Алешка.
   - Потерпи, или ты не видишь, что мне теперь не до тебя, - с досадою отмахнулась от него мама.
   Обиженно засопевший Алешка отошел в сторону и молча вытирал рукою капавшие из его глаз слезы. Услышавшая его всхлипывание мама принесла небольшой кусочек сала с хлебом и молча положила перед ним. Обиженно надувшийся Алешка, делая вид, что сало с хлебом его нисколько не интересует, отвернулся в сторону, но исходящий от сала с хлебом вкусный аромат до того сильно вдарил по его заходившимся ходуном ноздрям, что он не выдержал. Нащупав рукою так желанный ему сейчас кусок сала, он поднес его к своему рту и с удовольствием вонзил в него свои молодые крепкие зубы. Сладкое сало прямо таяло в его рту, но Алешка, желая продлить для себя удовольствия от употребления редко бывавшей в их доме подобной вкуснятины, еще долго пережевывал его в своем рту, пока сало само не втянулась его всегда голодный детский желудок.
   - Приморил немного червячка, - по-стариковски подумал расправившийся с салом Алешка, все еще не ощущая так всегда желанной для него сытости.
   Да, и вряд ли он еще мог представить для себя в полной мере, что такое сытость. Чтобы он ощутил полное удовлетворение предоставляемой ему для питания пищею, для его изголодавшегося постоянным недоеданием желудка потребовался бы не такой маленький кусочек сала, а целый килограмм сала и не меньше буханки хлеба.
   - Килограмм, - повторил вслух Алешка и, словно осуждая себя за пустое желание, недовольно покачал головою.
   Он и представить себе не мог так много сала. О таком богатстве он даже не осмеливался мечтать. Тем временем, врач закончил осматривать дедушку и заговорил с мамою. Встревоженный долетающими до него словами Алешка, забыв о сале, прислушался к их разговору.
   - Положите его в больницу, - упрашивала врача мама. - В ней за моим отцом будут постоянно ухаживать, и он быстрее поправится. У меня не всегда есть время быть возле него.... Я еще должна думать, чем мне накормить своих мужчин. У меня их двое: только один из них старый, а другой еще совсем малый. Помощи от них никакой, мне с ними только одна морока....
   - Ничем не могу вам помочь, Тимофеева, - наотрез отказывал маме врач. - В больнице свободных мест нет, и не предвидится в скором времени.... А вашему папе особого ухода не требуется. Он нуждается только в усиленном питании.... Кормите его лучше, и он поправится.
   - Усиленное питание, - недовольно буркнула закрывающая за врачами двери мама. - И где мне взять это усиленное питание?..
   Притихший Алешка вспомнил о только что съеденном им кусочке сала, и ему стало стыдно. Он, оказывается, только что съел сало, предназначенное для усиленного питания его дедушки.
   - Если дедушка умрет, - с ужасом подумал он, хорошо для себя осознавая, что только он один будет виноватым в его безвременной смерти.
   Ох, если бы это понимание пришло ему еще некоторое время назад, а сейчас он даже при сильном желании не сможет вернуть этот злополучный кусочек сала из своего желудка. Остро переживающий эту непростительную для себя оплошность Алешка уже мог понять, что съеденный им кусочек сала для его дедушки уже безвозвратно утерян. Чем бы только он сейчас не пожертвовал, чтобы возвратить этот кусочек сала из своего вечно голодного желудка?
   - И почему я только не задержался на побережье подальше?.. - сожалел про себя Алешка. - Тогда дедушка сам съел бы этот кусочек сала и поправился....
   И переживающий за съеденный им предназначенный для дедушки кусок сала Алешка, стараясь ступать по возможности тише, чтобы не привлечь к себе внимание сердито гремевшей возле печи горшками матери, подошел к лежащему на кровати Егору Кузьмичу. Услышавший его тихие шаги дедушка, не поворачивая в его сторону головы, окликнул:
   - Это ты, Алешка?
   - Это я, дедушка, - смущенно пролепетал уже готовый от переполнившего его сожаления и стыда провалиться сквозь землю Алешка. - Как ты себя, ощущаешь, что я могу сделать сейчас для тебя?.. Говори не стесняйся, я всегда готов сделать для своего дедушки...
   - Было тяжело, внучек, - слабым голосом отозвался дедушка, - но вот ты ко мне подошел, и мне сразу же стало легче....
   - Дедушка, я хочу тебя кое о чем попросить? - с трудом выдавил из себя оробевший Алешка.
   - Трудно мне уже будет хоть что-нибудь для тебя сделать, внучек, - уныло проговорил дед, - но ты говори, что ты от меня хочешь....
   - Дедушка, я хочу попросить тебя не умирать, - скороговоркою проговорил Алешка и, виновато опустив свою повинную голову, замер в ожидании ответа.
   - Я постараюсь, внучек, тебя не огорчать, - тихо проговорил окидывающий Алешку ласковым взглядом дедушка.
   - Ты уж постарайся, дедушка! - вскрикнул от радости немного приободрившийся Алешка и попросил у дедушки прощения, что он съел предназначенное для его лечения сало.
   - Так вот, оказывается, в чем дело, - притворно строго проговорил дедушка и, ласково улыбнувшись своему насторожившемуся внуку, поправился. - А я то думаю, от чего это ты так обо мне обеспокоился. Не переживай, внучек, твой дедушка уже свою жизнь прожил, а ты ее только начинаешь.... Тебе сало намного нужнее, чем мне. Ты очень правильно сделал, что съел это сало сам.
   - Но я же здоровый, а ты, дедушка, больной, - в отчаянии возразил Алешка. - Я без этого сала проживу, а ты, дедушка, без него не поправишься. Я слышал, как смотревший тебя врач, говорил об этом маме....
   - Много они понимают эти врачи, - не согласился с внуком Егор Кузьмич. - Если бы я их слушал, то давно уже умер....
   - И правильно, дедушка, что ты их не слушаешь, - проговорил обрадованный Алешка. - Зато ты у меня живой....
   И он, поправив на дедушке одеяло, подбежал к маме.
   - Ну, что ты еще от меня хочешь? - недовольно буркнула обернувшаяся к нему мама.
   - Мама, меня дедушка уже простил за то, что я съел его сало, - проговорил готовый в любую минуту расплакаться Алешка.
   - Не переживай, сынок, - ласково погладив его по вихрастой голове, тихо проговорила мама. - Я с тобою, что-нибудь придумаю для усиленного питания нашего дедушки....
   Кто-то громко застучал в дверь.
   - Кого там еще нелегкая принесла? - устало проговорила мама и ушла открывать дверь, а Алешка на всякий случай возвратился к дедушке.
   Услышав обрадованный вскрик мамы и громкие мужские голоса, он, решив, что это возвратился домой его папа, пулей сорвался с места и побежал навстречу вошедшим в дом двум военным.
   - Папа? - тихо проговорил он, поглядывая то на одного, а то на другого военного, не догадываясь, кто из них может быть его отцом.
   - Ты ошибся, мальчик! - громко пробасил подхвативший его на руки высокий военный. - Но ты не переживай, и твой папа тоже очень скоро вернется домой.
   Подбросив несколько раз Алешку к потолку, военный опустил его на пол.
   - Алешка, - укорила своего сына раскрасневшаяся Валя. - Разве ты не помнишь этого дядю?
   - Вспомнил, - недовольно буркнул расстроенный Алешка и отошел в сторону.
   Но куда ты, герой, - рассмеялся высокий военный, - я тебе с фронта подарок привез в виде куска сахара....
   И он, расстегнув командирскую сумку, достал из нее кусок сахара и протянул его Алешке.
   - Спасибо, - еле слышно пробормотал смущенный Алешка и, зажав в кулачке сахар, побежал к дедушке.
   - И почему мне сегодня так не везет? - с тяжелым вздохом подумал про себя Алешка, почти силою заставляя дедушку принять от него сахар.
   Военные сняли шинели и, одернув гимнастерки с густо увешенными на груди орденами и медалями, прошли в комнату, где лежал больной Егор Кузьмич. Высокий военный с пылающей на груди золотой звездочкою "Героя Советского Союза" остановился на середине комнаты, и, окинув ее обстановку внимательным взглядом, с недоумением спросил у Вали:
   - Что-то бедновато у тебя, хозяюшка?
   - И не говорите, Геннадий Петрович, - грустно проговорила Валя. - Мне даже в войну жилось лучше, чем сейчас.
   - И почему вам сейчас так трудно живется? - не удержался от любопытства высокий военный.
   - Садитесь за стол, Геннадий Петрович, - пригласила протирающая тряпкою скамейки Валя, - только извините, у меня, кроме хлеба и молока, больше ничего нет....
   - Ну, это дела поправимое, - весело проговорил Геннадий Петрович и выкрикнул. - Слава, неси сюда весь наш неприкосновенный запас!
   Слава поставил на лавку два доверху набитые вещмешка и начал выкладывать на стол все их содержимое. И чего только в этих вещмешках не было!? Подобное изобилие продуктов питания Алешке еще не приходилось видеть за всю его прожитою жизнь! Слава не уставал выставлять из вещмешков на стол и большие банки с красивыми этикетками, и огромные куски сахара, и так много сала, что у остолбеневшего Алешки даже дыхание сперло. Он себе даже и представить не мог, что в этих обычных вещмешках может находиться так много вкусной еды.
   - Забирай, хозяюшка, - распорядился Геннадий Петрович. - И готовь из всего этого изобилия для нас сегодня самый настоящий пир.
   -Но мне не нужно так много еды, - запротестовала Валя, - вы себе хотя бы немного оставьте.
   - О нас, хозяюшка, не переживай, - забрасывая банки в подставленный Валею подол, весело проговорил Геннадий Петрович. - Я завтра стану таким большим начальникам, что не кормить меня со Славою уже никто не осмелится.
   В этот вечер в доме Тимофеевых долго горел огонек. Много пережили за эти годы и Слава со своим товарищем полковником Смирновым Геннадием Петровичем, немало пришлось рассказать своим знакомым и Вале. Быстро сказываются и воспринимаются с полслова слушателями только одни веселые и радостные дела, а на рассказ горя и несчастья требуется немало времени.
   - С этими органами Государственной безопасности нелегко тягаться, - задумчиво проговорил выслушавший исповедь Вали Смирнов, - но ничего, думаю, что я со Славою сумеем тебе помочь. Время-то у нас уже не прежнее, а послевоенное и победное.
   - Вы уж лучше с ними не связывайтесь, Геннадий Петрович, - предостерегла его Валя, - я уже привыкла терпеть, и потерплю еще, сколько понадобиться. Вы меня от них не спасете, а свою жизнь осложнить можете.... Это же, я вам скажу, не люди, а самые настоящие лютые звери....
   - Ничего, хозяюшка, - решительно отверг ее совет Смирнов. - Мне со Славою и на фронте тоже было нелегко. Но мы должны будем отказаться от всех своих наград, если откажем в защите своей спасительнице. Двум смертям не бывать, а одной никому не миновать.... Ты согласен со мною, Слава?
   - Согласен, товарищ полковник, - охотно поддержал слова своего командира Слава.
   - Ну, это дело уже решенное.... Можешь больше не беспокоиться о своей дальнейшей жизни, хозяюшка. С этого времени я со Славою грудью встанем на твою защиту. Могу ли я сейчас полюбопытствовать, как себя ощущает мой старый партизан?
   - Он, Геннадий Петрович, в последнее время занедужил, - с грустью проговорила Валя. - Только сегодня вызывала скорую медицинскую помощь, но врачи отказались брать его в больницу. Говорят, что в районной больнице нет мест....
   Недовольно нахмурившийся Смирнов подошел к Егору Кузьмичу и, немного с ним поговорив, вернулся к столу.
   - Не переживай понапрасну, хозяюшка, - тихо проговорил опускающийся на свое место за столом Смирнов. - Завтра ваши врачи сами приедут за твоим отцом. Я своих солдат и на фронте не давал в обиду, и на гражданке тоже сумею защитить.
   Только далеко за полночь угомонились Валины гости, а с наступлением скорого рассвета позавтракали и уехали в район. Не успела Валя обработаться по хозяйству, как у ворот ее дома остановилась скорая медицинская помощь.
   - Где тут у вас больной партизан!? - выкрикнул ей один из бегущих к дому с носилками санитаров. - Приказано срочно его доставить в больницу.
   Легко подняв Егора Кузьмича с постели, они уложили его на носилки и понесли к машине.
   - Поторопитесь! - выкрикнул на ходу санитар. - Наш новый секретарь районного комитета партии бывший полковник, он не любит опозданий.
   Уже успевшая переодеться Валя забросала в сумку все, что могло понадобиться ее отцу в больнице, и присела в салоне автомобиля возле лежащего на носилках Егора Кузьмича. Там ей и передали санитары записку с приглашением к первому секретарю районного комитета партии. Видавшая виды санитарная машина, не сбавляя скорости, завернула во двор районной больницы. Подождав, пока выскочившие из машины санитары не извлекут Егора Кузьмича из машины, водитель тут же развернулся и повез Валю по улицам поселка к зданию районного комитета партии.
   - Куда вы идете, гражданка? - уточнил у нее стоящий у входа в здание еще совсем молоденький строгий сержант милиции.
   - Меня пригласили на беседу к первому секретарю партии, - тихо проговорила показывающая ему записку Валя.
   - Я уже предупрежден о вашем приходе, - даже не посмотрев на записку, проговорил пропускающий Валю сержант. - Подниметесь на второй этаж, а там по коридору вторая дверь налево.
   Валя, как и советовал ей сержант, поднялась по широкой лестнице на второй этаж, и остановилась возле нужной ей двери. Справившись с охватившей ее робостью, она легонько костяшками пальцев постучала в широкую массивную дверь.
   - Проходите. Валентина Егоровна! - выкрикнул выскочивший ей навстречу из-за стола Смирнов. - Ваш отец уже в больнице?..
   - Да, Геннадий Петрович, - подтвердила Валя и принялась его благодарить за помощь и сочувствие ее непростому положению.
   - Не за что меня благодарить, Валентина Егоровна, - оборвал ее Смирнов. - Но я попросил вас приехать ко мне не поэтому поводу.... Сегодня, Валентина Егоровна, я со Славою сделали переворот в вашем районе и захватили власть.
   - Так это вы и есть наш новый секретарь? - с удивлением уточнила у него не верующая собственным глазам Валя.
   - А что вас так удивляет, Валентина Егоровна? - переспросил не понявший ее недоумения полковник Смирнов.
   - Да, как-то непривычно видеть на такой должности честного порядочного человека, - смущенно пробормотала Валя.
   - Да, немало грязи в этом кабинете, - задумчиво проговорил Смирнов и, махнув рукою, словно отметая всю эту грязь от себя, проговорил твердым решительным голосом. - Но с этого дня у нас, Валентина Егоровна, все будет по-другому.
   - Позволят ли вам быть хорошим начальником для простого народа, Геннадий Петрович? - с сомнением покачала головою Валя.
   - А вы сами мне в этом и поможете, Валентина Егоровна. Для этого я и предлагаю вам стать моим секретарем.
   - Вашим секретарем! - воскликну не верующая его словам Валя. - Да, вы просто с ума сошли, предлагая мне такую должность, Геннадий Петрович! Я не хочу еще больше усложнять вашу жизнь....
   - Ничего, Валентина Егоровна, продержимся, - весело подмигнул ей улыбнувшийся Смирнов. - Давайте лучше обсудим ваши обязанности.
   - Справлюсь ли я с ними? - засомневалась Валя.
   - Справитесь, - заверил ее Смирнов, - у вас же среднее образование. Вот только умеете ли вы печатать на машинке?
   - Когда-то умела, - совсем неуверенным голосом проговорила Валя. - Но уже так много прошла времени с тех пор, когда я на ней в последний раз печатала....
   - Вот и хорошо.... Это означает, что я с вами обо всем договорился, - не допускающим никаких возражений голосом проговорил Смирнов. - С завтрашнего дня вы приступаете к своим новым обязанностям.
   Крепкий мороз с ожесточением хватал за щеки, идущего по протоптанной в снегу тропинке солдата в старой потертой шинели с обугленными полами. Но солдат не обращал на трескучий мороз никакого внимания. Он медленно, словно нехотя, переставлял свои ноги, и с волнением всматривался в усыпанный толстым слоем снега лес. Зима и время изменила до неузнаваемости знакомые ему с детства места. И он уже не мог с точностью сказать, за каким именно поворотом тропинки покажется его дом. За свою немалую жизнь солдату дважды пришлось испытывать подобное волнение. Первый раз - после Гражданской войны, а теперь вот и после Великой Отечественной войны. Давно уже отгремели победные залпы, и многие, стараясь, чтобы, как можно скорее, зарубцевались оставленные в их душах жестокой кровавой именуемой Отечественной войной бойней раны, начали о ней забывать, внушать себе, что это был только всего лишь кошмарный сон. А захлебывающихся вокруг них в помпезном марше ничего не смыслящих в войне людей следует всем воспринимать, как шутов, в придуманном в лучшем случае недалеким человеком карнавале, и которых вряд ли хоть кому следует воспринимать всерьез. Получившему в самом конце войны тяжелое ранение солдату поневоле пришлось надолго задержаться со своим возвращением домой. Он долго лежал без сознания, а когда пошел на поправку, то уже и сам не захотел писать домой.
   - Мое неожиданное появления в то время, когда жена уже утратить всякую надежду, что ее ушедший на войну муж непременно возвратиться домой, принесет моей Жанночке намного больше радости, - оправдывался он перед собою за свое молчание, но в глубине своей души он понимал, что причина подобного его поведения была совсем в другом.
   Ему снова, как и в гражданскую войну, пришлось делать то, что он глубоко ненавидел и больше не намеревался делать. Однако, несмотря на его нежелание убивать себе подобных людей, вероломно напавший на его Отчизну коварный и жестокий враг с ожесточением топтал его родную землю своими удушающими на ней все живое и святое для солдата сапогами. И ему волей неволей пришлось честно исполнять солдатский долг перед Россией. И снова, как было с ним еще и в Гражданскую войну, он поневоле свыкся с льющейся вокруг него полноводной рекою человеческой кровью. Мало того, так у него очень скоро напрочь исчезли все сомнения: стрелять ли ему в этих забывших, что они люди, фашистов или нет. С каждой очередной схваткой с врагом, с каждой освобожденной при его помощи деревней или селом, пожилой русский солдат все больше убеждался, что во имя сохранения жизни на земле этих настоящих зверей фашистов не только надо, но и даже необходимо, уничтожать, как бешеных псов. Он уже не только знал, но и видел воочию, что они не имеет никакого права существовать рядом с честными нормальными людьми, что наш земной мир без них будет намного чище и безопаснее. Но от понимания этой прописной истины солдату, к сожалению, легче не становилось.
   Над верхушками осыпанных снегом сосен заструился поднимающийся столбом вверх дым. И солдат поняв, что его дом уже совсем близко, остановился и, расстегнув шинель, снял со своей гимнастерки все ордена и медали.
   - Не гоже мне возвращаться домой обвешанным этими цацками, - прошептал он вслух. - Я больше не стану ими хвастаться перед людьми, пока моя девочка томится совершенно безвинною в тюрьме.
   Запрятав их в вещмешок, он забросил его на плечо и вышел из леса. Выстроенный еще его отцом дом приветливо поманил к себе вздохнувшего с облегчением солдата обещанием вполне им заслуженного отдыха и домашнего уюта. И солдат, уже больше не терзаясь никакими сомнениями и, тем более, напрасными переживаниями, поторопился к приветливо замигавшим ему окнам. Окинувший взыскательным хозяйским взглядом двор с покошенным плетнем солдат, с трудом удерживая затрепетавшее в груди сердце, тихо отворил дверь. Его Жанночка с мрачным ожесточением выгребала кочергою из печи золу. Не ставший ее окликать солдат, опустив вещмешок на пол у порога, с удовольствием наблюдал за своей, несмотря на немалые годы, по-прежнему шустрой работящей женою. Ему и раньше нравилось так исподтишка за нею наблюдать, а она, обнаружив его за подобным занятием, всегда злилась и набрасывалась на него с руганью. Солдат молча смотрел за ее отработанными до автоматизма движениями рук, а его память уносила его в то, уже казалось, для него просто небывалое время, когда они впервые случайно встретились на Украине. Первая их встреча оказалась для них обоих и самой решающей. При одном только взгляде друг на друга они до того ясно ощутили связывающие их родственные души, что уже больше не расставались вплоть до сегодняшнего времени. Закончившая выгребать из печки золу Жанна поставила кочергу в угол и, протерев своей вспотевший лоб рукою, обернулась.
   - Ванька, это ты! - тихо вскрикнула она. - А я уже и не надеялась дождаться своего сокола ясного!..
   Торопливо протерев свои испачканные руки в залу руки о передник, она подбежала к нему и, повиснув на его шее, громко зарыдала.
   - Ну, полно, полно! - грубоватым сиплым голосом покрикивал он, ласково поглаживая по спине свою Жанну. - Вернулся я живым и здоровым, с руками и ногами, как и положено....
   - Ты-то вернулся, - простонала на его груди Жанна. - А вот доченьку нашу в больницу перевели, как же ей, бедняжке, там сейчас, наверное, нелегко приходится....
   - Вот тебе и встреча, - с грустью подумал про себя Иван Павлович. - Возвратился домой, а жена мне, как будто, и не рада....
   Жанна и сама догадалась о своей оплошности, а поэтому поторопилась исправиться.
   - Ой, и что же это я, дура, тебе наплела! - вскричала она и, схватив Ивана Павловича за руку, потащила к столу. - Муж с войны возвратился, а я его не привечаю....
   - У меня и самого все сердце изболелась по нашей доченьке, - примирительно буркнул он. - Я даже все свои ордена и медали снял: стыдно мне было хвастаться ими перед тобой.
   - И правильно сделал, герой ты мой, - прошептала обнимающая своего понятливого мужа Жанна. - Только ты их еще не выбрасывай.... Они еще могут пригодиться для защиты нашей семьи от этих извергов.
   Выпив полагающую рюмочку за благополучное возвращение домой, и немного перекусив с дороги, Иван Павлович принялся выпрашивать у жены, что ей еще известно о судьбе их дочери.
   - Наш Петенька тоже недавно демобилизовался из армии, - рассказывала сквозь слезы Жанна. - Он мне и рассказал, что ее перевели санитаркой в больницу....
   - Ну, и чего ты переживаешь, - недовольно буркнул Иван Павлович. - В больнице нашей доченьке должно быть намного легче, чем в зоне....
   - Ты уже, наверное, успел забыть, что рассказывал нам Петенька о медсестрах и санитарках в больнице, - укорила его Жанна.
   - Так вот ты о чем беспокоишься!? - воскликнул догадавшийся о переживаниях жены Иван Павлович. - Не переживай понапрасну.... Наша дочь уже не маленькая девочка.... Ее нелегко будет свернуть с избранного пути этому пакостнику....
   - Да, поможет ей в этом бог, - грустно проговорила ухаживающая за своим мужем Жанна, - ей уже осталось досиживать в этом проклятом всего лишь один годик.
   Недолго гостил Иван Павлович в собственном доме. Вечером он уже был в лесничестве, в котором и выделили ему для охраны участок леса. Из-за нехватки лесников выделенный ему участок леса оказался вдвое больше прежнего, но зато ему дали старую с раздутым животом кобылу. И он уже завтрашним утором сразу, после завтрака, прихватив с собою старый дробовик, взобрался на кобылу и поехал знакомиться со своими новыми владениями. Лес встретил его тихим безмолвием. Свирепствующий еще вчерашним вечером мороз спал, но промерзлая за ночь верхняя корочка снега с громким хрустом проламывалась под копытами его кобылы. В этом знакомым ему с детства лесу не было и не могло быть не только тяжело переносимого грохота только что прошедшей войны, но и, тем более, жалобного стенания изувеченных в кровавых схватках с врагом людей. Поэтому Иван Павлович, с удовольствием окунаясь в обволакивающее его тихое блаженство мира и покоя, с нескрываемым удовлетворением вслушивался в безмятежное спокойствие окружающего леса. Вслушивался, и его разыгравшееся воображение тут же перенесла Ивана Павловича в именно ту волшебно-сказочную страну, в которой все население жило в таком же безмятежным спокойствии, не омрачая себе настроение несчастной судьбою близких и родных людей. Не ожидая в этот день, омрачающую ему настроение излишнюю жестокость к попавшимся в лапы лесных зверей и хищных птиц жертвам, он с благоговением всматривался в знакомые ему с детства места и не спешил покидать навеянные ему сегодня окружающим безмятежным покоем мечтания. Но зимний день так короток и быстротечен, что замечтавшийся Иван Павлович даже и не заметил, как потемнели небеса, предвещая скорое наступление на земле тусклых вечерних сумерек.
   - Пора возвращаться домой, - проговорил он вслух и, соскочив со своей лошади, присел на сваленную нередко бушующим над лесом ветром ель и развернул приготовленный ему женою в дорогу узелок.
   Перекусив, он скрутил самокрутку и глубоко затянулся раздирающим глотку дымом крепкого домашнего табака.
   - Тьфу ты, пакость какая! - с раздражением сплюнул сидевший на той же ели вместе с Павлом и Ираклием местный леший.
   И они, соскочив со своих мест, поторопились отойти подальше от дымящего своей самокруткою Ивана Павловича.
   - Так вот, оказывается, чего так боятся лешие! - воскликнул посмеявшийся над ними Павел. - Впредь буду знать, как отгонять вас от себя, после того, как освобожусь от проклятия.
   - Мы не боимся табачного дыма, а просто, в отличие от вас, людей, не хотим вдыхать в себя всякую гадость, - поправил его Ираклий и, окинув Ивана Павловича недовольным взглядом, проговорил с мстительной ухмылкою. - Придется и нам сегодня испортить в отместку этому бедолаге настроение. Будет наперед знать, как следует вести себя в лесу....
   - Что вам еще надобно от этого бедного старика? - примирительно бросил пожалевший Ивана Павловича Павел. - У него и без вас судьба не сладкая....
   - Ничего страшного с этим стариком не произойдет, - проворчал принимающий от местного лешего длинный на короткой ручке кнут Ираклий. - Мы лешие в отличие от вас, людей, рассердившись, вначале побьем мужика, а потом и пожалеем....
   Докурив самокрутку, Иван Павлович взобрался на отдохнувшую кобылу и дернул за поводья. Уловив своим особым лошадиным чутьем, что хозяин собрался ехать домой, кобыла повеселела и резво засеменила в обратную сторону по своему утреннему следу. Мерно раскачивающийся в седле Иван Павлович с головою погрузился в свои нерадостные думы и был немало удивлен, когда его кобыла остановилась возле знакомой поваленной на землю ветром ели. Обозлившийся на невиноватое животное Иван Павлович резко ударил по ее бокам пятками своих тяжелых солдатских сапог. Недовольно взвизгнувшая кобыла прибавила шаг, но умирающие при этом от хохота лешие, продолжая с помощью своих кнутов сбивать ее с пути, неизменно возвращали кобылу к этой злополучной ели.
   - Никак лешие меня путают, - недовольно буркнул Иван Павлович и, соскочив с кобылы, вывернул наизнанку свой старенький овечий кожушок.
   Набожно перекрестившись, он трижды обошел слева направо дрожащую от объявшего ее ужаса кобылу, читая вслух воскресную молитву. Потом, надев задом наперед вывернутую наизнанку шапку и снова вскочив на кобылу, погнал ее от облюбованного нечистью места. Недовольно заурчавшие лешие яростно хлестали кнутами, но попасть по защищенной молитвою кобыле они уже не могли. Их по-прежнему хлесткие удары уже сыпались не на кобылу, а на вывернутый наизнанку сшитый из овечьих шкур кожушок. Однако, Иван Павлович, в отличие от безгласного животного, их ударов кнутом на себе не ощущал. Подобная беспомощность во время наказания насолившего им мужика очень не понравилось лешим. И они вне себя от распирающей их изнутри злобы попытались громкими щечками своих кнутов согнать кобылу в сторону с проторенной ею еще утром тропы. Но вводимые в заблуждение перевернутой задом наперед шапкою Ивана Павловича они только еще больше подгоняли кобылу в сторону дома лесника. Тем временем вместе с начавшими сгущаться вечерними сумерками на землю с прохудившихся небес валом повалил густой снег. Закружившиеся вокруг Ивана Павловича крупные снежинки ослепили его, но он, надеясь на прирожденное чутье своей кобылы, упрямо ехал вперед. Поднявшийся ветерок глухо завывал в высоченных кронах вековых деревьев, сбрасывая на Ивана Павловича огромные охапки мягкого снега. Но и это явное напоминание, что припозднившемуся леснику следует не гневить понапрасну обозленных на него леших, а начинать подыскивать для себя удобное место для ночлега, не остановило твердо намерившегося возвратиться домой именно сегодня Ивана Павловича. И кто знает, может, кобыле и удалось вывести его из леса, если бы не забивший прямо по ее особо чувствительным ноздрям густой запах приближающихся волков. Испуганно захрапевшая кобыла в страхе попятилась назад, а встревоженный ее поведением Иван Павлович, соскочив с нее, начал внимательно осматриваться возле себя. Но разве можно было хоть что-нибудь рассмотреть сквозь кружившуюся перед его глазами сплошную пелену снега.
   - Мне в дополнение к этим играющим со мною, как кошки с мышью, лешим, еще и волков недостает, - недовольно буркнул вслух Иван Павлович и, ухватившись рукою за уздцы, попытался провести кобылу через пугающее ее место.
   Но и это ему сделать не удалось: не желающая ему подчиняться кобыла в ответ на его ласковые поглаживания и уговоры только злобно фыркала, продолжая пятиться назад.
   - Что же это такое может ее так пугать? - недоумевал теряющийся в догадках Иван Павлович. - Что, кроме волков, еще может находиться впереди такое страшное для моей кобылы?
   Перебирающему про себя всех лесных хищников Ивану Павловичу оставалось только в недоумении пожимать плечами, потому что, если бы это были волки, то они вряд ли заставили бы себя так долго ждать перед нападением на такую легкую добычу. И он, не зная, как ему будет лучше всего в подобном случае поступить, продолжал удерживать кобылу на месте. И кто знает, как бы долго он еще стоял, если бы очень даже странный прорвавшийся к низу с верха ветерок не сдул впереди Ивана Павловича снежинки в сторону, предоставляя леснику возможность увидеть остановившегося впереди него белого волка с глухо урчавшей волчьей стаей.
   - Боже мой, так это же сам предводитель леших со своей свитою заступил мне дорогу! - вскрикнул, наконец-то, догадавшийся, кто это так сильно пугает его кобылу Иван Павлович.
   Но он не растерялся.... И, отбыв земной поклон белому волку, обратился к злобно урчавшей стае волков со словами приветствия.
   - Здорово, лесные молодцы! - громко выкрикнул Иван Павлович. - Мы не хотим и не станем друг на друга набрасываться! Идите вы, молодцы, своей дорогою, а я пойду в сторону своего дома!
   Недовольно заурчавший белый волк был вынужден сойти с тропинки и провести свою стаю в несколько шагах от шарахающейся от них смертельно напуганной кобылы. Волки оскаливали свои зубастые пасти, злобно урчали, но покорно шли вслед за своим вожаком. Иван Павлович дернул немного успокоенную кобылу за поводок и пошел впереди нее. Ветер усиливался, а и не думающий переставать снег все падал и падал. Иван Павлович уже давно понял, что сбился с дороги, но, понимая, что, если он остановится, то он уже больше не заставит себя подняться, не решался делать привал. Он до боли в глазах всматривался в кружившуюся вокруг него снежную пелену, выискивая еле заметные известные только ему одному приметы, чтобы отыскать дорогу домой, но все вокруг только пугала его своей неузнаваемостью. Он шел уже довольно долго. Силы его оставляли, а надежды на спасение не было. И только тогда, когда охватившее его отчаяния уже угрожало парализовать и его волю, он увидел впереди себя еле заметный отблеск далекого огонька.
   - Я спасен! - не сдержавшись, громко выкрикнул обрадованный Иван Павлович. - Я, наконец-то, вышел к человеческому жилью!
   Надежда прибавила ему силы, и он, утопая по пояс в рыхлом мягком снеге, заторопился в направлении огня. Так он шел, пока яркие языка высоко поднимающегося пламени не замелькали перед ним всего в нескольких десятков метров. И здесь уже в отличие от рвавшегося к костру Ивана Павловича его кобыла снова заупрямилось. И чем ближе было до костра, тем труднее было ему заставить свою кобылу идти вперед.
   - Добрый вечер! - выкрикнул отряхивающийся от прилипшего к нему снега сидящим у костра людям, но никто из них даже не соизволил ответить на его приветствие.
   Отряхнувшийся от снега Иван Павлович обернулся к негостеприимно встречающим его товарищам по несчастью и остолбенел. Возле костра в белоснежном полушубке и меховой шапке важно восседал старик, а по обе стороны от него сидели разморенные дышащим на них жаром костра серые волки. При виде подобного ужаса любой бы из людей непременно бросился бы наутек от этого необычайно опасного для живых людей места. Но Иван Павлович был, конечно же, не из тех людей, кто не только с легкостью подаются ужасу, но и паникуют при малейшей опасности. Не видя для себя другого выхода для спасения, он терпеливо ожидал решения своих странных попутчиков.
   - Милости просим путник, проходи поближе и присаживайся к костру, - любезно пригласил его выдержавший довольно продолжительную паузу старик и взмахом руки, указывая Ивану Павловичу на свободное места у костра, продолжил все тем же бесстрастно тихим голосом. - И отпусти свою кобылу.... Мои друзья о ней позаботятся.
   Догадавшийся, кто именно его приглашает, Иван Павлович покорно отпустил уздечка и присел на указанное ему место. Два тут же вскочившие с места волка, ухватившись зубами за поводок, отвели кобылу к стоящему неподалеку стожку сено. Не зная, что ему следует предпринять дальше, Иван Павлович машинально потянулся к карману за махрой, но догадавшийся о его намерении старик властным взмахом руки его остановил.
   - Мои друзья не переносят запах табака, - объяснил он смущенному леснику.
   Потихонечку между ними завязался неторопкий разговор, и седой старик выпытал у Ивана Павловича обо всех его горестях и несчастьях.
   - Не стоит тебе, уважаемый путник, заранее переживать о своей дочери понапрасну, - окинув ободряющим взглядом Ивана Павловича, тихо проговорил внимательно выслушавший его исповедь старик. - Этот год пробежит для тебя незаметно, и ты обнимешь возвратившуюся к тебе живой и здоровой свою дочь. Только вернется она к тебе не одна, а своим верным и надежным другом. И жене своей накажи больше о своей дочери не убиваться. Все ваши беды и несчастия уже позади.
   - Спасибо тебе, дедушка, на добром слове, - сердечно поблагодарил его немного успокоенный Иван Павлович и, устроившись на принесенной им от стожка охапке сена, скоро забылся в глубоком сне.
   А с рассветом он уже был на ногах. Попоив у ручья отдохнувшую за ночь кобылу, он выгреб из карманов все бывшие при нем деньги и, протянув их старику, тихо проговорил:
   - Я благодарен тебе, дедушка, за приют и слова утешения.... Прими мою плату - это все, что сейчас у меня есть....
   - Ты, путник, мне ничего не должен, - недовольно буркнул старик. - А вот с моими друзьями ты должен расплатиться....
   - За твои слова утешения я не пожалел бы для твоих друзей и коровы, но трудно будет мне со своей старухою без нее жить. Вот, если бы твои друзья согласились на телушку, то я с удовольствием предложил бы ее им....
   - Твой дар принимается, - с прежним неудовольствием буркнул согласно кивнувший головою старик. - Поезжай с миром... Скоро ты увидишь свою жену.
   Иван Павлович, поклонившись на прощание всей честной компании, вскочил на кобылу и погнал ее в направлении своего дома.
   - Где это ты пропадал всю сегодняшнюю ночь!? - тихо вскрикнула встретившая его возле дома встревоженная жена.
   - Потерпи немного, позволь мне хотя бы немного очухаться от всего, что произошло со мною ночью, - мрачно буркнул снимающий с кобылы седло Иван Павлович. - Дома-то у нас все в порядке?..
   - Если не считать, что волки сегодняшним утром куда-то угнали нашу телушку, то все в порядке, - отозвалась расстроенная жена. - Сколько уже лет я не видела этих волков возле дома, а сегодня они, как снег на голову, свалились и угнали ее бедную в лес.
   - Не переживай, - ласково погладив жену, тихо проговорил Иван Павлович. - Это я пожертвовал волкам нашу телушку за добрые вести о нашей Оксане.
   Они вошли в дом и, угощающийся горячими блинчиками со сметаною, Иван Павлович рассказал Жанне о своих ночных приключениях.
   - Правильно сделал, что отдал им телушку, - одобрила его выбор жена. - Мне ее совсем не жалко, вот только бы у нашей доченьки было все хорошо....
   Наблюдая за стремительным сближением Оксаны с Антоном, бес торжествовал, но со временем понял, что его радость была преждевременной. Их дружба окрепла, но на близость между ними не было даже намека. А их простая дружба беса совсем не устраивало. Немало встревоженный приближающимся освобождением Оксаны никогда не забывающий о словах Сатаны бес тщетно выискивал способ заставить их сблизиться друг с другом так, чтобы у него не было даже сомнения на их взаимную любовь и привязанность. И так он всеми возможными способами продолжал подталкивать сопротивляющегося Антона на близость с девушкою до тех пор, пока ему не подвернулась способствующая ему в достижении желаемого совсем уж неожиданная болезнь Оксаны. И пусть ее болезнь не была такой уж и опасною, но без помощи врачей и лекарств ей с каждым очередным днем становилось все хуже и хуже. Антон упрашивал врачей проявить милосердие и уделить Оксане хотя бы немного своего исцеляющего внимания. Но те были глухи к его горю и, отговариваясь неимением времени, опасались даже близко подходить к тому месту, где лежала Оксана, чтобы, не приведи Господь, хоть кто-нибудь их там заметил и не донес строго их проинструктировавшему начальнику лагеря. Антон просиживал возле заболевшей Оксаны все свое свободное время и, с болью вслушиваясь в ее беспамятный бред, в котором она неустанно звала к себе его друга Виктора и признавалась ему в своей любви. Здесь его и обругала потерявшая терпение жалостливая санитарка. Погруженный в свои жалостливые думы Антон не сразу понял смысла сказанных ею в запальчивости слов. Оторвавшись от переживаний за Оксану, он окинул за что-то обозлившуюся на него девушку недоумевающим взглядом.
   - Простите меня, но я не расслышал, о чем вы только что мне говорили? - вежливо переспросил он ее.
   Сердито хмыкнувшая девушка прошипела Антону прямо ухо:
   - Неужели до тебя, олух царя небесного, все еще не доходит, что Оксана умирает по твоей вине?
   - Вы ошибаетесь! - воскликнул искренне возмущенный ее словами Антон. - Я готов многим пожертвовать в жизни, лишь бы она поправилась! Но, если вы лучше знаете, что я должен сделать для ее спасения, то скажите мне об этом?..
   - И ты, действительно, готов ради Оксаны на все?- недоверчиво переспросила Антона санитарка.
   - Девушка не теряйте понапрасну время на глупые вопросы. Вы лучше научите меня, недогадливого, как мне спасти Оксану, как мне заставить наших врачей обратить и на нее внимание? - поторопил ее с ответом недоумевающий, как можно его обвинять в таком бесчувствии, Антон. - И вы сами увидите, что я не пожалею и своей жизни, ради спасения своей подруги.
   - Я имею в виду не твою жизнь, Антон, - снисходительно буркнула заметно подобревшая санитарка, - я говорю о твоей верности жене.
   - Что вы имеете в виду? Причем здесь моя жена? - с недоумением переспросил все еще не догадывающийся Антон. - Вам самим не кажется, что вы мне ничего не советуете, а просто городите какую-то чепуху?
   - Это не я горожу чепуху, а ты сам, олух царя небесного! - с нескрываемым презрением бросила ему санитарка. - Всему лагерю уже доподлинно известно, что начальник лагеря специально свел вас вместе, чтобы лишить тебя ореола верного супруга. Ему твоя слава режет глаза, он хочет доказать всем, что все мужчины такие же скоты, как и он.
   - Ну, и что из этого следует? - уточнил все еще ничего не понимающий Антон. - Я, возможно, и сам обо всем этом догадывался, но она же не виновата, что наш начальник лагеря просто помешен на молодых красивых девушках.... Она в отличие от многих наотрез отказалась потакать его похотливым желаниям.... Значит, она сейчас умирает по его, а не по моей, вине. Я, простой заключенный, вряд ли хоть как-то смогу призвать к милосердию самого начальника лагеря.
   - И ты вместо того, чтобы помочь девушке, только напрасно убеждаешь нас о своей к ней жалости! - с презрением бросила ему санитарка.
   - Но я не могу поступать так подло, - наконец-то, догадавшийся о происходящем вокруг него ужасе смущенно пробормотал Антон. - Да, и сама Оксана любит другого человека....
   - Этого никто не знает, - возразила санитарка и решительно поставила ему условие. - Если ты не решаешься помочь Оксане, то больше к ней не приходи. Пусть она спокойно уходит от нас в иной мир без твоей дурацкой жалости....
   Антон молчал. Он искренне хотел помочь Оксане, но изменить своей любви и предстать в глазах друга подлецом - это уже было выше его сил.
   - А по-другому ей помочь никак нельзя? - с робкой надеждою посмотрев на наблюдающую за ним девушку, спросил Антон.
   - Ты и на самом деле такой идиот, или просто им прикидываешься, - ехидно поинтересовалась недовольно покачавшая головою санитарка. - Ну, морока с вами моралистами. Это же надо придумать такое, что переспать с женщиною - преступление. Если уж ты умудрился попасть в зону, то зачем взял с собою свою щепетильность?.. Какая тут уж к черту мораль, если мы живем хуже скота. Нет, таким моралистам среди нас никогда не будет места....
   Антон молчал, а презрительно ухмыляющаяся санитарка с интересом наблюдала за его переживаниями. Его моральная стойкость не только не вызывала у нее восхищение, но и даже ее не забавляла, а скорее раздражала и возмущала. Они, воспитанные на разных воззрениях на жизнь, были просто обречены на непонимание. Но ей было жаль девушку. Оксана уже давно вызывала у всех чувство восхищение за свою неприступность похотливым вожделениям на ее тело начальником лагеря. Ей нравилось, как она вертит и крутит этим самовлюбленным самцом. И то, что Оксана посмела позволить себе издеваться над самим начальником лагеря - не могло не вызвать в ее рабской душе восхищения. Ей и в голову не приходило, что Оксана отказывалась спать с начальником лагеря из-за своей моральной чистоты и щепетильности. Поэтому она и винила во всех ее сегодняшних страданиях только одного Антона. Она даже и представить себе не могла, что Оксана не захочет полюбить такого красивого мужчину. Ну, и что ж, каждый из нас судит о других только по мере своей испорченности.
   - Только ради выздоровления Оксаны я попытаюсь тебе помочь, - с презрением отвергнув его благодарность, недовольно буркнула санитарка. - Надеюсь, что ты сможешь ради ее спасения хотя бы ее поцеловать? Или даже этот пустяк тоже является для тебя вопросом жизни и смерти?..
   Но даже и на этот пустяк Антон не мог решиться. Разве легко порядочному человеку заставить себя перейти ту незримую черту, за которой начинается его незримое падение. Только одна она, эта незримая черта, помогает человеку оставаться человеком. Порядочные люди, как и все остальные, тоже раз от раза воспламеняются греховными помыслами и желаниями, но решающим успехом в их борьбе с самими собою является все та же незримая черта, от которой они всегда стараются держаться на безопасном расстоянии для их нравственности. И пока она является для них самым страшным пугалом, когда люди будут скорее соглашаться на собственную смерть, чем позволят себе к ней приблизиться, или, что еще хуже, ее переступить - они будут оставаться порядочными людьми. Только благодаря этой незримой черте духовность человека всегда будет одерживать верх над его животными страстями и желаниями. В жизни, иногда, случается и так, когда человек под влиянием складывающихся для него неблаговидных обстоятельств решается переступить эту незримую черту, но это еще не означает, что он тут же превращается в отъявленного негодяя. Многие и очень многие люди находят в себе силы возвратиться в свое прежнее состояние, но этот позорный в их жизни случай, когда их духовность была побеждена животной страстью или недостойным порядочного человека желанием, станет отравлять им жизнь до самой смерти. И чем выше нравственность общества, чем строже люди относятся к подобным своим отступлениям, чем больше малодушных людей будут способны возвратиться к порядочной жизни. Ну, а если в обществе восторжествуют всякие не способствующие укреплению духовности в человеке идеи и ценности, с помощью которых осмеивается и попирается все, что раньше считалось образцом порядочности? То малодушные и безвольные люди, не находя достаточной опоры в обществе для сохранения своей порядочности неудержимо покатятся вниз по наклонной плоскости, потихонечку превращаясь в самых настоящих скотов. При этом если они не смогут закрепиться на каком-то определенном уровне своего падения, то, в конце концов, превратятся в свирепых озлобленных на весь свет и на самих себя монстров. Из всех остальных представителей животного мира один только лишенный тормозящей его животные инстинкты духовности человек способен превратиться на протяжении довольно короткого времени в самого настоящего монстра. В монстра, потому что его уже начинает переставать трогать и волновать, как собственное будущее, так и будущее его детей и потомков. Стоит только подобным монстрам достигнуть на определенном участке местности своего критического числа, как само допустившее подобное падение человека общество уже будет обречено на вымирание.
   - Но ты же целовал в своей жизни свою мать или своих детей? - с последней попыткою уговорить Антона в необходимости поцеловать Оксану уточнила санитарка.
   - Конечно, - не стал отказываться от подтверждения ее слов удивленный ее вопросом Антон. - Но это же совсем другое дело....
   - Ты сможешь поцеловать Оксану дружеским поцелуем? - спросила нетерпеливо оборвавшая его санитарка.
   - Разве подобного поцелуя будет достаточно? - неуверенно проговорил Антон.
   - А разве начальнику лагеря обязательно знать, каким именно поцелуем, ты поцеловал Оксану? - вопросом на вопрос ответила санитарка.
   - Тогда я, пожалуй, на такой поцелуй согласен, - все еще неуверенно проговорил наклонившийся над Оксаной Антон.
   - Что ты намереваешься делать? - спросила не понявшая его движения санитарка.
   - Как что? - удивился ее вопросу Антон. - Буду ее целовать.....
   - Вот дурачок, - посмеялась над его наивностью санитарка. - Прямо сейчас от твоего поцелуя никакого толка не будет. Ты должен будешь поцеловать ее тогда, когда придет ее наведать начальник лагеря....
   - А когда он обычно к ней приходит?..
   - Он всегда приходит проверить ее состояние ровно в восемь вечера, - проговорила санитарка. - Вот именно в это время, когда он придет в больничный барак, ты и должен будешь поцеловать Оксану.
   - Я все понял, - уже намного веселее проговорил отравляющийся к своим больным Антон.
   В половине восьмого он уже был снова возле Оксаны. И когда наблюдающая за дверью больничного барака санитарка подала ему знак, Антон тут же наклонился над Оксаной и громко чмокнул ей в щечку.
   - Милый, наконец-то, я тебя дождалась! - вскрикнула ощутившая его поцелуй даже в беспамятстве Оксана и, обхватив Антона за шею, сама принялась страстно его целовать.
   Антон слышал, как бес неслышно подкрался к ним, и ему стало невыносимо стыдно. Ему до того сильно хотелось вырваться из страстных объятий Оксаны, но понимание, что этим своим поступком он только все испортит, останавливало его. Да, и сам получивший наглядное доказательство их любви бес тоже не стал долго возле них задерживаться. Скоро Антон ясно услышал его удовлетворительное хмыканье, а потом и удаляющиеся тихие шаги.
   - Он уже ушел, - прошептала подоспевшая санитарка. - И, как мне кажется, вполне довольным увиденным вашим поцелуем.
   Антон осторожно освободился из объятий Оксаны и, благодарно улыбнувшись торжествующей санитарке, вышел из больничного барака. С этого дня, благодаря уходу начавших ее лечить врачей, Оксана быстро пошла на поправку. Встречая с приветливой улыбкою Антона, она, расспрашивая его о Викторе, всегда пыталась узнать от него, а был ли Виктор в тот день с нею, или он просто ей привиделся. Смущенный ее расспросами Антон только неопределенно кивал головою и уходил, оставляя ее неудовлетворенною его молчаливостью.
   Два дня не решался Антон придти на встречу с Виктором, однако, понимая, что тянуть с объяснениями бессмысленно, решился и на третий день подошел в условленное время к проволочному заграждению.
   - Рассказывай, не томи меня! - сразу же выкрикнул Виктор при виде подходившего к месту встречи Антона. - Что с Оксаною!? Я тебя уже два дня не видел!..
   Антон молча всматривался в измученное долгим ожиданием лицо друга. И все заранее заготовленные им слова объяснения куда-то мгновенно исчезли.
   - Нет, я никогда не смогу с ним объясниться, - с горечью должен был признаться самому себя Антон, а вслух проговорил. - С Оксаною все в порядке.... Она быстро поправляется, и вот сегодня просила меня передать тебе привет.
   - Правда! - вскричал осветившийся радостью Виктор. - Ты меня не обманываешь!?
   - Правда, Виктор, - еще раз подтвердил свои слова Антон, отводя в сторону от его вопросительного взгляда свои смущенные глаза.
   - Антон, ты сегодня почему-то сам на себя не похож? - с недоумением осмотрев поникшего друга, спросил Виктор. - Может, ты скрываешь от меня то самое страшное, что могло случиться с моей Оксаною!?..
   - Успокойся, Виктор, - тихо проговорил Антон. - Оксана поправляется, а мне невесело, потому что я должен признаться тебе о своем недостойным нашей дружбы поведении.... Только я не знаю, как ты это мое признание для себя воспримешь....
   Антону было очень неловко перед своим другом, но он, собрав в кулак все свое мужество, рассказал Виктору обо всем, ничего от него не утаивая.
   - Так вот, оказывается, почему ты не приходил на встречу в течение этих двух дней!?- воскликнул, наконец-то, все понявший Виктор. - Но ты, Антон, не терзайся понапрасну! Я не только тебя ни в чем не виню, но и даже не осуждаю! Ты не можешь быть ответственным за бесчеловечные дела этого садиста, нашего начальника лагеря. Я верю нашей дружбе и верю своей Оксане! Я не собираюсь дарить этому кровожадному зверю такой дорогой подарок! Однако самой Оксане об ее оплошности лучше не рассказывать.... Нам не стоит лишний раз ее расстраивать.
   Вздохнувший с облегчением Антон уже больше не отводил своих глаз от прямо сегодня сияющего счастьем Виктора. Покаявшись и получив от своего друга так необходимое ему прощение, Антон снова смотрел на окружающий его мир с прежним невозмутимым спокойствием.
   - Знаешь, Виктор, - сказал Антон на прощание. - Я всегда знал, что ты хороший человек, но не догадывался, что ты еще и настоящий друг.
   - И ты тоже настоящий друг, Антон! - выкрикнул ему вслед Виктор.
  
   Сентябрь 1995 года.
  
  
  
  

Глава седьмая.
ОСВОБОЖДЕНИЕ.

  
   Последний месяц оказался слишком непростым для уже немолодого Сталина. Необычайно сложная складывающая в Советском Союзе внутренняя обстановка потребовала от него крайней сосредоточенности и полного напряжения его в последнее время, к сожалению, с каждым очередным днем уменьшающихся сил. Вот и сегодня смертельно усталый Сталин, не без труда добравшись до кровати, только успел положить свою еще не отошедшую от государственных дел голову на подушку, как с ним произошло что-то уж совсем невероятное. Ощущая собственное тело продолжающим лежать на кровати, он в тоже время начал как бы проваливаться в какую-то бездонную пропасть.
   - Что же это такое со мною сегодня происходит!? - вскрикнул не знающий, как ему избавиться от этого очень даже странного наваждения, Сталин.
   До сегодняшней ночи Сталин думал о себе, как об умном и рассудительном человеке. Да, и как он мог считать самого себе не ответственным за все принимаемые им на государственном уровне решения, если он постоянно был окружен людьми и до этого времени еще никто не сомневался в его умственной состоятельности. Однако все происходившее с ним сейчас убеждало ошарашенного Сталина, если он сам еще не тронулся рассудком, то уж, кто-то проводит сейчас над ним какой-то непонятный эксперимент, непременно. Обеспокоенный своим состоянием Сталин кричал и требовал, чтобы творившие с ним подобное шутники немедленно прекратили свое безобразие. Но его продолжающее лежать на кровати тело никак не хотело реагировать на крики души и все это время продолжало оставаться немым и глухим к подобной не имеющей право на существование его раздвоенности. Его тело вопреки убеждению Сталина, что он не спит, а все еще продолжает бодрствовать, продолжало лежать на мягко устеленной кровати тихо и покойно.
   - Нет, криками и призывами о помощи мне, пожалуй, не добиться возвращения в обычное для нормального живого человека состояние, - вынужден был признаться самому себе Сталин и начал думать, что ему надобно в подобном очень даже странном своем положении делать дальше.
   Тем временем его стремительно падение в пропасть потихонечку замедлялась, и уже совсем скоро Сталин плавно опустился на какую-то незнакомую ему лесную поляну. Вскочивший на ноги Сталин окинул взглядом возвышающийся над поляною девственный лес. Нет, он, конечно же, не мог с полной уверенностью утверждать, что это был и на самом деле девственный лес. Но то, что этот лес был совсем непохожим на встречаемые ранее Сталиным земные леса, в этом он нисколько не сомневался. Оказавшись в совершенно незнакомой местности, Сталин перестал звать на помощь охрану. Да, и как он мог сейчас это делать, если связь с остающимся лежать в спальне на кровати собственным телом уже тоже было, по всей видимости, утрачено. Сталин уже больше, в отличие от начала проводимого кем-то над ним непонятно какого эксперимента, свое остающееся на кровати тело не ощущал. Сталин к этому времени уже был, как бы разделен на две половины, одна из которых продолжала лежать в спальне, а вторая половина, которая изначально осмысливала его жизнь, делала из него обладающего разумом человека, находилась сейчас с ним на этой лесной поляне.
   - Чудеса, да и только, - уже намного тише проговорил прислушавшийся к своему внутреннему ощущению Сталин.
   Как оказалось, проводимый над ним неизвестными людьми эксперимент его нисколько не пугал. Сталин уже был в том возрасте, когда человека уже было слишком затруднительно испугать даже самым, казалось бы, невероятным, когда человек уже внутренне готов к своему скорому уходу, как говориться, в иной мир. Если никто из людей еще не знает, несмотря на словоблудие церковников, каким именно для него будет этот переход, то Сталина его совсем неожиданное появление на этой лесной полянке нисколько не только не напугало, но и даже не обескуражило. Сталин, как обладающий мужеством и достаточной храбростью человек, не стал понапрасну тратить свое время на совершенно напрасные, в подобном случае, сетования и переживания, а начал пристально вглядываться в окружающую его сейчас на этой лесной полянке просто неземную красоту.
   - Неужели это несравненное прелестное очарование мне не кажется, а реально существует!? - только и смог этим восторженным восклицанием высказать свое отношением к окружающим его диковинным деревьям и растениям Сталин.
   Пусть растущие в этом лесу деревья и растения ничем не напоминали Сталину своих земных сородичей, но, как бы пристально он в них не всматривался, они омрачали его только своей неузнаваемостью. Во всем остальном они полностью удовлетворяли его взыскательный вкус.
   - Нет, что ни говори, а в этом воистину райском очаровании вряд ли найдется хотя бы один способный омрачить меня своей неприглядностью стебелек, - в очередной раз признал восхищенный Сталин и подумал. - Если в этом лесу обитают такие же удивительные звери и птицы, то я мог бы даже согласиться остаться в этом мире навсегда. Но, если звери по каким-то соображениям еще могут меня опасаются, то почему я не слышу пения птиц, которых в этом просто великолепном лесу должно было быть превеликое множество?
   Сталин еще не успел до конца сформулировать это свое неудовольствие, как из чащи послышался мелодичный голосок птицы.
   - А вот одна из птиц, приветствуя мое появление в этом воистину волшебном мире, запела - тихо прошептал не в силах оторваться от ее тревожащего его ранимую душу пения Сталин.
   Но так созвучный с сердцем Сталина голос поющей птицы недолго задерживал все его внимание на себе. Немного погодя уже просто очарованный Сталин услышал не менее приятный голосочек другой птахи, а потом и трели третьей птицы. С замирающим от дивного пения лесных птах сердцем Сталин еще долго выслушивал в пение каждой из них по отдельности. И был не менее приятно удивлен, когда неизвестные певуньи уже вместе не устроили такой ложившийся на уставшую за последнее время душу Сталина благостным ладаном концерт, от которого его восторженная душа пела и плясала в такт невыразимых простыми человеческими словами их трелей. Мало того, что он был просто зачарован их сладкозвучными голосами, так из леса на полянку начали выскакивать тоже поочередно дикие звери и лесные животные. Сталин с нежностью ласкал глазами их упругие стройные тела и никак не мог признать хоть одно из них самым красивым и обаятельным. Прекрасные животные и маленькие зверушки вопреки его ожиданиям его не боялись, а только все время старались показаться восторженному Сталину в самых выгодных для себя положениях.
   - Нет, все, что меня здесь окружает, как будто сознано по моему личному желанию! - воскликнул от избытка переполняющего его восторга Сталин.
   Только намерился оказавшийся в подобном просто восхитительном окружении Сталин пожелать самому себе остаться в этой прелести навсегда, но, вспомнив об оставленных незавершенных делах в Советском Союзе, сам себя остановил:
   - А что будет с Россией!? Как будет жить без меня Советский народ!? Да, они же пропадут без меня ни за грош! Нет, неужели эта просто бесподобная красота стоит того, чтобы я решился пожертвовать счастливым будущим всего Советского народа!? Я не должен разрушать собственными руками добытые в борьбе с реакционными силами бесчисленными жертвами наших товарищей завоевания простого народа! Мне надо, как можно скорее, возвратиться обратно в Советский Союз! Но я, стоя здесь на поляне, вряд ли узнаю, что мне надобно для возвращения к своим непосредственным обязанностям в московском кремле делать!?
   Смущенный стоящей перед ним необычайно сложной проблемой Сталин еще некоторое время задумчиво всматривался в окружающее его очарование, а потом неторопливо пошел в сторону выхода из лесной поляны. Нет, он, конечно же, не знал, что может его ожидать в той части лесной поляны, и найдет ли он, после выхода из лесной поляны, хоть какое-то человеческое жилье, но почему-то был уверен, что идет в правильном направлении. Да и вообще, у Сталина в это время, благодаря безукоризненному великолепию окружающего мира, было не только уже давно не испытываемое им спокойствие, но и уверенность в собственных силах во всем разобраться и принять правильное для себя решение. Выйдя из лесной поляны, Сталин оказался в еще более впечатляющей его с детства родной гористой местности. Но и оказавшись в окружении невысоких скал, он тоже, к немалому удивлению, не ходил в них ни одного изъяна. Их укрытые мелким кустарникам пологие склоны и острые вершины полностью соответствовали его представлениям, какими эти скалы и должны были быть, чтобы понравится осматривающим эту гористую местность людям.
   - И как же мне хочется остаться здесь навсегда! - выдохнул из себя Сталин при виде возвышающегося перед ним в разместившейся между скалами небольшой долине великолепного здания. - Это же моя самая заветная мечта! Такое же здание я всегда намеревался построить в самом центре столицы Советского Союза городе Москве. По моему глубокому убеждению, подобное здание было бы лучшим памятником впервые в мире завоевавшему власть в союзе с беднейшим крестьянством русскому, а теперь и советскому, пролетариату. Или я не заслужил подобное для себя забвение, всей своей прежней направленной во благо простого народа деятельностью?..
   - Незаслуженные люди не находятся в подобной воистину райской благодати, - с гордостью проговорил его же внутренний голос.
   Его внутренний голос, по всей видимости, хотел и еще что-то очень лестное для Сталина сказать, то тот только с неудовольствием от него отмахнулся.
   - Мне не помешает быть немного скромнее, - сердито буркнул в ответ своему внутреннему голосу Сталин. - Давно известно, что слишком высокое о себе самомнение не только лишает человека творческого мышления, но и отвлекает его от своевременного разрешения текущих дел.
   Подойдя к зданию, Сталин не стал в него заходить, а, решив вначале осмотреть его со всех сторон, ступил на протоптанную в густой мягкой траве тропинку, которая и привела его к построенной позади здания небольшой уютной беседке. Поначалу обнаруженная Сталиным беседка показалось ему просто игрушечной. До того легкой и невесомой показалась ему эта сделанная, по всей видимости, из белоснежного мрамора беседка на фоне виднеющихся позади нее крутых отвесных скал. Но не это ее отличие привлекло внимание Сталина. Беседка снизу доверху была укрыта рельефными изображениями диковинных животных и не менее занимательными картинками из давно уже ушедшей в небытие прошлой человеческой жизни. Подойдя поближе и окончательно убедившись, что эта беседка вполне может вместить в себе не менее дюжины взрослых людей, Сталин решительно открыл ее узорчатую дверь и вошел внутрь. За стоящим в самой середине беседки письменным столом сидел Владимир Ильич Ленин и просматривал один из томиков последнего издания в Советском Союзе своих сочинений.
   - Это вы, Иосиф Виссарионович, - с приветливой улыбкою проговорил при виде входящего в беседку Сталина Владимир Ильич. - Проходите и присаживайтесь вот на этом диване. Я вас уже почти час поджидаю.... А вас все нет и нет....
   - И чем вы здесь занимаетесь, Владимир Ильич? - спросил присевший на диване Сталин у своего давнего соратника по борьбе с мировым империализмом.
   - Да вот, Иосиф Виссарионович, мне было разрешено ознакомиться с положением дел в нынешней России.... И я заодно решил перечитать все свои старые записи, тем более что вы уже и сами привели их в порядок и начали издавать в виде сборников моих сочинений.
   - И что вы думаете, как поработали наши историки с твоим, Владимир Ильич, творческим наследием? - не преминул уточнить, воспользовавшись подобной редкой возможностью, Сталин.
   - Хочу сказать, что они очень даже скрупулезно отнеслись к моим прежним записям на, так сказать, злобу дня, - не стал жаловаться Ленин. - Мои замечания в основном относятся к собственным в то время моим выступлениям и записям. Пусть они в основном правильно отображают складывающееся в то время в России положение, но сейчас я ясно вижу их ограниченность и двусмысленность в формировании мировоззрения будущих строителей коммунистического общества. Мне с тобою следовало, еще и тогда уделять этим основополагающим вопросам намного больше внимания....
   - Все это так, Владимир Ильич, - нетерпеливо перебил его Сталин. - Вполне возможно, что мы в свое время и допустили в построении в России истинно справедливого общества кое-какие ошибки и недочеты?.. Но не следует и забывать, что в то время наша Россия слишком часто стояла на грани возможности своего возвращения в мрачное капиталистическое прошлое, что мы тогда были вынуждены действовать по известной народной присказке: сейчас всем нам не до жиру, лишь бы остаться живыми.
   - Что касается этого твоего замечания, то я, твой старый единомышленник и товарищ, должен выразить тебе, Иосиф Виссарионович, от имени всех наших погибших за правое дело товарищей особую благодарность. Я и сам лично благодарю тебя, что ты благодаря своему гению и своей осторожной предусмотрительностью сумел провести тонущий корабль России через все стоящие у нее на пути опасные рифы и подводные угрожающие ее государственности препятствия....
   - Я просто выполнял свой долг, как и подобает большевику, честно и добросовестно, Владимир Ильич, - прервал своего старого товарища не очень любивший, когда его начинают хвалить, Сталин. - Ты просто подскажи мне, что мы в свое время недоделали, на что мы в самом начале организации в России Советской власти не то, что упустили, а не уделили достаточного внимания?..
   - Вначале ты мне сам ответь на вопрос, Иосиф Виссарионович, - в свою очередь прервал Сталина Ленин. - Зачем нам надо было создавать коммунистическую партию, и чего мы хотели с ее помощью добиться в России?
   - Только для того, чтобы сделать простой народ счастливым? - ни на одно мгновение не задумываясь, проговорил Сталин. - Мы, Владимир Ильич, в отличие от этих ничтожных западных политиканов, никогда не помышляли, ни о какой там карьере, ни о славе и ни, тем более, о личном обогащении.
   - Вот именно видеть простых людей счастливыми, - повторил слова Сталина Ленин. - Пусть мы еще и тогда понимали, что сделать проживающих в России простых людей всех сразу, как по мановению волшебной палочки, нам не удастся, что на обеспечение счастьем простых людей требуется время и порою, как в нашем случае, довольно продолжительное. Но все же, что именно тогда мы, мой старый товарищ, понимали под счастьем простого рабочего человека?
   - Мы все, Владимир Ильич, тогда понимали под счастье рабочего человека, чтобы у него всегда была возможность устроиться на работу, чтобы у него был твердо нормированный рабочий день, чтобы он имел возможность прокормить свою семью и подготовить своих детей к трудовой деятельности. И вообще, чтобы простой человек работал на самого себя, а не на чужого дядю, тем более, кровососа капиталиста. И я сейчас с гордостью могу заявить, что большинство из этих понятий о счастье рабочего человека в руководимом мною Советском Союзе уже не только существуют, но и стали нормами советского образа жизни.
   - Мне об этом тоже хорошо известно, Иосиф Виссарионович, - тихо проговорил осветившийся ласковой улыбкою Ленин. - Но достаточны ли наши тогдашние понятия о счастье рабочего человека на современном этапе? По моему мнению, мы сейчас всего лишь подвели рабочего человека к самому началу построения уже им самим собственного счастья. Счастье свободного человека, а не раба, слишком емкое понятие, чтобы его можно было охарактеризовать в тех нескольких словах, которые вы только что высказали, Иосиф Виссарионович.
   - Но, Владимир Ильич, счастье человека - это ничто иное, как состояние его души, - возразил Ленину, после недолгого раздумья над его словами, Сталин. - Недаром русский народ утверждает в своей известной присказке, если хочешь быть счастливым, то будь им, а не ожидай, когда оно свалится к тебе, как снег на голову. К тому же не следует и забывать, что счастье в жизни одного индивидуума, непременно оборачивается для другого человека самым настоящем злосчастьем.... Все это тоже неоспоримо так же, как и круговорот воды в природе.
   - И это твое, Иосиф Виссарионович, замечание совершенно правильное, но только в случае, если человек живет и продолжает жить в основанном на эксплуатации обществе, - не согласился с его высказыванием, по всей видимости, уже подготовившийся к подобному их разговору Ленин. - При нынешнем капитализме даже порядочному человеку просто не возможно думать о собственном счастье, не ограничив в нем своего соседа. В подобном обществе личного успеха и счастья в жизни просто невозможно добиться другим путем. Но мы-то объявили на весь мир о построении социализма. А одно это слово подразумевает для каждого человека, что у него появляется возможность добиться собственного счастья другим путем, построить свою собственную счастливую жизнь без обирания других людей. Без того, чтобы делать своих знакомых, соседей и друзей совершенно несчастными людьми. И вообще - чтобы даже не помышлять о собственном счастье, если вокруг тебя люди несчастные, когда у окружающих тебя людей не достает самого основного для достойной человеческой жизни....
   - Но подобное воззрение на счастье человека, Владимир Ильич, будет возможно только после тогда, как мы построим коммунистическое общество, светлое, по нашим понятиям, будущее всего человечества, - возразил на слова Ленина Сталин. - Без этого основополагающего в человеческой земной жизни фактора, просто невозможно добиться от людей подобного понятия о собственном счастье.
   - Все это так, Иосиф Виссарионович, - не стал с ним спорить Ленин. - Но и подобного воззрения на свое счастье тоже нельзя будет добиться в одночасье, как говорится, по мановению волшебной палочки. Следует постоянно для себя помнить и знать, что люди не роботы, что никому в земном мире не удастся переключить их с капиталистического сознания на социалистические между собою отношения и наоборот. Это дело требует немало времени и наглядных подталкивающих людей к подобной жизни убедительных доказательств. Иначе светлое будущее всего человечества - построение коммунистического общества - так и останется для людей, пусть и увлекательной, но никогда несбыточною сказкою. Счастье для каждого живущего на земле человека нельзя построить без его непосредственного участия и просто так подарить его людям. Счастье может быть только выстраданным всем объявившим о его построении народом и вполне им заслужено. Счастье человека, как и все остальное в земном мире, постоянно развивается и требование к собственному счастью у людей постоянно меняется. Оно даже и сейчас в нашей России не состоит только в одних требованиях рабочего класса нормальных условий работы и возможности прокормить и одеть семью, как мы думали об этом и мечтали для простых людей раньше.
   - Но я же все время, не щадя своих сил и здоровья, постоянно думаю и делаю все от меня зависящее, чтобы советские люди ощущали себя самыми счастливыми на земле людьми, - возразил Ленину, подумав, что тот упрекает его в ничего неделании в этом направлении Сталин.
   - Поэтому вам, Иосиф Виссарионович, и уготовлена роль: повторить своей посвященной счастью простых людей жизнью подвиг Христа, - тихо проговорил в ответ на беспокойство своего соратника и верного друга Ленин. - Надеюсь, ты его не позабыл этот мифический персонаж из поповских сказок?
   - В каком же это смысле, Владимир Ильич! - с негодованием выкрикнул Сталин.
   - А что вам, Иосиф Виссарионович, известно о замкнутом вокруг земли много лет тому назад силами тьмы круге зла? - вопросом на вопрос ответил Ленин.
   - Это все поповские сказки! - с презрением бросил недовольно поморщившийся Сталин. - Никакого круга зла вокруг нашей земли никогда не было, и нет его сейчас ни в помине....
   - Не совсем так, Иосиф Виссарионович, - не согласился с ним Ленин. - Князь тьмы Сатана действительно существует.... Я скажу тебе даже больше, пусть даже ты мне и не поверишь, что некоторые из твоих ныне здравствующих ближайших сподвижников с ним постоянно связываются.
   - Но раз я Христос, то кто же тогда претендует на роль Иуды? - с прежней недоверчивостью спросил насмешливо хмыкнувший Сталин.
   - Он, как и в свое время у Христа, будет одним из твоих любимчиков, - без намека на шутку проговорил Ленин. - И этот новый Иуда постарается возложить хулу на все твои похвальные дела во блага Советского народа, после твоей смерти.
   - Я всю свою жизнь железной рукою выкорчевывал из доверившего мне власть Советского народа предательство, а под конец своей жизни узнаю, что сам же пригрел на своей груди самую настоящую змею! - с негодованием выкрикнул вскакивающий с дивана Сталин.
   - Вот в этом-то как раз и заключается твоя, мой старый товарищ, ошибка, - тихо проговорил Ленин. - Ты в своем страстном нетерпении построить, как можно быстрее, для советских людей счастливую жизнь, слишком мало уделял внимания на человеческую природу. Ты позволил себе забыть об извечной на земле истине, что человек не только самое страшное, но и самое трусливое на земле животное. Ты забыл, что люди всегда были склонны к предательству, и будут продолжать предавать даже самое для них святое и в необозримом будущем.
   - Пусть все, что мне предстоит испытать, после своей смерти, и будет так, но как же мне самому будет нелегко, когда я уже не смогу оправдаться перед людьми, разочаровываться в своих ближайших сподвижников и соратников в борьбе за счастье простого народа? - грустно проговорил снова присевший на диван Сталин.
   - У каждого свой крест, Иосиф Виссарионович, тут уже ничего не поделаешь, - примирительно буркнул Ленин. - А ты, мой старый товарищ, слишком многими обзавелся на земле врагами, слишком многим мировым организациям ты успел за свою праведную жизнь до того насолить, что одно твое имя всегда будет вызывать у них бешеную злобу и яростное неприятие еще долгие годы.
   Они еще немного поговорили, но уже о менее важных для бесконечно любимой и дорогой им России проблемах, и начали прощаться.
   - Вы, Владимир Ильич, заполнился советским людям своей скромностью и неприхотливостью в жизни, - проговорил на прощание Сталин. - Так неужели все люди, после своей смерти, до того сильно меняются в своих привычках?..
   - Что вы имеете в виду, Иосиф Виссарионович?- переспросил окинувший Сталина недоумевающим взглядом Ленин.
   - Я имею в виду хотя бы роскошь отделки вот этой беседки, - проговорил укоризненно покачавший головою Сталин.
   - Нет, Иосиф Виссарионович, я своих земных привычек и после смерти не менял, - рассмеялся озадаченно хлопнувший себя ладошкой по лбу Ленин. - Особенность моего нынешнего, по вашему образному выражению, загробного мира ввело вас в заблуждение. В нем каждому попавшему с земли человеку всегда видится и показывается все так, что ему особенно нравится, куда он подсознательно стремился во время жизни на земле.
   Они пожали друг другу руки, и Сталин мгновенно перенесся в свою спальню на мягко устеленную кровать. На земле в это время уже было позднее утро. И Сталин по-старчески, кряхтя и тяжело вздыхая, встал с кровати, чтобы снова с головою окунуться в неотложные государственные дела.
   Взволнованная завтрашним освобождением Оксаны из лагеря Жанна всю сегодняшнюю ночь так и не удосужилось прикорнуть хотя бы одним глазком. Еще с вечера она захлопотала по избе в страстном желании подготовить для своей доченьки вкусное угощение, а чуть заалела на небесах утренняя зорька она, подняв с постели мужа, заставила его запрягать кобылу и ехать к воротам лагеря встречать свою доченьку.
   - Куда ты все торопишься, неугомонная!? - беззлобно ворчал на нее недовольный ранней побудкою Иван Павлович. - Неужели ты рассчитываешь, что лагерное начальство может освободить нашу Оксану в такую рань?..
   - Я не хочу, чтобы моя девочка сразу же, после своего освобождения из этой каторги, встретила не чужих ей, а родных любящих ее, людей.... Сколько же ей, бедной, пришлось хлебнуть в этом лагере горя и пролить слез, - ворчала в ответ недовольная его словами Жанна. - Лучше мы сами подождем у ворот лагеря ее освобождения....
   Догадавшись, что ему свою жену не переубедить, тяжело вздохнувший Иван Павлович поторопился исполнить ее повеление. Иван Павлович и сам не слишком сопротивлялся, а всем своим изболевшим за эти годы отцовским сердцем впервые в жизни так сильно рвался к этим всегда ему ненавистным воротам лагеря, где все эти годы томилась его Оксана. Доставив свою жену на место, Иван Павлович выпряг кобылу и, подбросив ей предусмотрительно захваченную охапку сена, подошел вместе с женою к воротам лагеря.
   - Почему же нашей доченьки так долго нет? - жалобно вопрошала переживающая жена Ивана Павловича. - Неужели с нею могло случиться, что-нибудь еще?
   - Отпустят! - притворно беззаботно ворчал не желающий еще больше расстраивать свою жену Иван Павлович. - Ты только, прежде чем бросаться к каждой выходящей из лагеря молодой девушке, вначале посмотри, в чем она одета.... Надеюсь, что ты еще не забыла переданную нами для нашей дочери еще вчера одежду?
   - Не забыла, - угрюмо проговорила Жанна и, после глубоко тяжелого вздоха, со злостью добавила. - Будь навек проклято то время, когда мать боится не узнать своей родной дочери!
   Согласно поддакнувший ей Иван Павлович так и не решился надеть на себя заслуженные ордена и медали. А ему так хотелось покрасоваться ими перед своей Оксаною.
   - Да, вот же наша Оксана, - прошептала Жанна, указывая Ивану Павловичу на только что вышедшую из ворот лагеря девушку.
   На молодой красивой девушке было одето купленное ими вчера платье в горошинку.
   - Это платье немного великовато для нашей дочери, - прошептал в ответ, окинувший свою дочь изучающим взглядом, Иван Павлович.
   - Нет, оно не великовато, - возразила ему Жанна, - просто купленное нами платье немного широковата для нашей дочери. Но это дело поправимое, мы ее немного откормим, после скудного лагерного питания, и оно будет для нашей Оксаны как раз.
   При виде встречающих ее родителей Оксана подхватила идущего с нею парня под руку и побежала к ним.
   - Доченька моя, ласково шептала прижимающая ее к своей груди счастливая Жанна. - И какая же, оказывается, ты у меня уже большая?
   - Ну, полно, полно, мать, - успокаивал жену Иван Павлович. - Позволь и мне полюбоваться на свою уже совсем взрослую дочь
   И он, прижав бросившуюся ему объятие дочь, неловко протер рукавом стыдливо выкатившуюся из его глаз слезу.
   - Какая же ты у нас красавица?.. Ну, вылитая в молодости мать, - смущенно пробормотал Иван Павлович и поинтересовался. - А этот молодой парень имеет к тебе какое-то отношение, дочка?
   Оксана взяла Виктора за руку и, покраснев от смущения, сбивчиво объяснила:
   - Это Виктор.... Мы с ним решили пожениться.
   - Здравствуй зять, - поздоровался крепко пожимающий протянутую ему Виктором руку Иван Павлович и, обернувшись к жене, тихо проворчал. - А ты, старая, еще мне не верила....
   - Пора ехать домой, - поторопила их Жанна. - У нас, доченька, уже все приготовлено для вашей свадьбы.
   - Но как вы об этом узнали, мама? - удивилась ее словам Оксана.
   - Садитесь в повозку, - подбирая остатки брошенного им кобыле сена, отозвался Иван Павлович. - Не гоже в таком поганом месте затевать долгие рассказы. Дорога домой не близкая.... Мы еще успеем не один раз все рассказать друг другу в мельчайших подробностях.
   - Чудеса, да, и только, - тихо проговорил выслушавший его рассказ о встрече в лесу с женой лешего Виктор и, не желая обижать родителей невесты своим неверием, добавил. - Как мало мы еще знаем об окружающем нас мире....
   - Старики были намного нас умнее, - сказал уловивший в его голосе сомнения Иван Павлович, - а мы, к сожалению, утратили всю их мудрость.
   - Папа, надо заехать на почту, чтобы отправить письма одного очень хорошего человека, - попросила Ивана Павловича Оксана.
   - Письма Антона! - воскликнул догадавшийся Виктор. - Но как ты умудрилась вынести их из зоны!?
   - Десять лет в этом аду даром не проходят, - с грустью объяснила Оксана, - они многому меня научили.
   На почте Иван Павлович купил два конверта. И Оксана, вложив в них два исписанные мелким Антоновым подчерком листка, опустила их в почтовый ящик.
   - И где вы собираетесь жить? - поинтересовался у молодоженов Иван Павлович.
   - О нас уже позаботились, - невесело проговорил Виктор, - и определили по пять лет поселения.
   - Тогда будете жить у меня, - тихо проговорил Иван Павлович. - После такой кровопролитной войны без работы нигде не останетесь.
   И кто только сможет убедить избитого выпавшей на его долю нелегкой судьбою и изломанной непробиваемой стеною лицемерного равнодушия жестоких и алчных людей к его страданиям человека, что случайно выпавший ему счастливый билет принесет ему счастье и все его беды останутся позади? Никто! Синяки и кровоподтеки от ударов судьбы не проходят бесследно. И он, окруженный любовью и предупредительным вниманием родных и близких людей, уже никогда не поверит в бесконечность своего счастья и до конца дней своих проживет в вечном ожидании коварного удара из-за угла. Так и Валя, радуясь, что ее отец и сын смогут хотя бы немного оправиться от загонявшей их живыми в могилу беспросветной жизни, стараясь не обольщаться наступившим в ее жизни благополучием и, по мере возможности, старательно запасалась на черный день. Она хотела быть уверенной, что ей будет легче выдержать очередной удар, уже где-то поджидающего удобного времени для нападения на нее коварной судьбы.
   - Видишь, как хорошо, что ты меня послушалась и не продала сережки, - радуясь, что у подруги все налаживается, приговаривала соседка.
   - Но кто мог знать заранее, что в наш район вернется Геннадий Петрович и мне поможет, - возражала ей Валя, - а без его помощи и поддержки вряд ли мне удалось бы эти сережки сохранить.
   - Ты права, подружка, - соглашалась тяжело вздыхающая соседка. - В нашей жизни бывает, что и на родных людей мало надежды, а он-то тебе чужой. Недаром приговаривают умные люди, что наша земная жизнь это сплошная лотерея....
   И она была права. Не так уж и часто балует жизнь человека выпавшими ему удачными номерами. А для того, что следующий номер будет для нее не обязательно удачным, у Вали было достаточно оснований. На время смирившийся, что жертва ускользает из его рук, Каратаев сдаваться не собирался и готовился для разговора с первым секретарем районного комитета партии. Собрав в папку подготовленные им документы, он подъехал к зданию районного комитета партии и, поднявшись в приемную, попросил онемевшую от страха Валю сообщить Смирнову, что он желает с ним встретиться.
   - Пусть заходит, - буркнул в телефонной трубке Смирнов, и Валя предложила посмотревшему на нее с неприязнью офицеру войти в кабинет ее начальника.
   - Разрешите, Геннадий Петрович, - проговорил вошедший в кабинет Михаил Каратаев.
   - Присаживайтесь, лейтенант, - хмуро буркнул оторвавшийся от бумаг Смирнов, - мне с вами есть о чем поговорить.
   Нелюбезность первого секретаря районного комитета партии обескуражила Михаила. Но он, не подавая вида, что недоволен оказанным ему приемом, присел на стул и раскрыл папку.
   - Я слушаю вас, - нетерпеливо подогнал его Смирнов.
   - Геннадий Петрович, - негромко проговорил Михаил, - я пришел вас проинформировать, что вы сделали не очень удачный выбор, приняв на такую ответственную должность Тимофееву Валентину.
   - В чем именно я в ней ошибся? - поинтересовался еле сдерживающий себя Смирнов.
   - Принимая гражданку Тимофееву на работу, вы могли и не знать о ее связях с осужденным за вражескую деятельность и убийство офицера Политического управления Козлова Антона....
   - Вы ошибаетесь, - оборвал его Смирнов, - я знал обо всем этом еще и тогда, когда командовал местным партизанским отрядом.
   - Тогда мне трудно понять, Геннадий Петрович, чем вы руководствовались, принимая такое ответственное решение?
   - Чем я руководствовался? - с мрачной улыбкой переспросил Смирнов. - Я руководствовался своим доверием к гражданке Тимофеевой, которая в годы войны, рискуя своей собственной жизнью, спасла меня и моего водителя от неминуемой смерти или попадания в плен к фашистам.... Да, и ее отец не служил полицаем, а воевал в моем партизанском отряде.
   - Вы очень доверчивый человек. Геннадий Петрович, - со снисходительной ухмылкою укорил его Михаил. - Вы, наверное, не знаете, на что только способен враг, чтобы втереться в доверие Советской власти....
   - Ну, вот здесь вы, лейтенант, уже перебарщиваете, - возразил недовольно покачавший головою Смирнов. - Это уже с вашей стороны никакая ни бдительность, а просто болезненная мания подозрительности. Если следовать вашим рекомендациям, то и мы тоже не должны друг другу доверять. Но с таким подходом к живым людям, нашим советским гражданам, мы не только никакого коммунизма не построим, но и даже не обеспечим хорошей жизни для победившего в этой проклятой войне Советского народа. А Тимофеева Валентина, к слову сказать, если бы она была нашим врагом, то непременно скрыла бы порочащую ее связь с осужденным Козловым. И тогда никаких подозрений у вас против нее не было бы и в помине. Я объясняю переписку Валентины Тимофеевой с осужденным за вражескую деятельность Козловым только ее к нему чувствами и желанием, чтобы у ребенка был отец.
   - Я могу вас понять, Геннадий Петрович, но не могу с вами согласиться. Вы ни в чем меня не убедили, а поэтому я и дальше буду продолжать настаивать на отмене вашего решения принять на должность секретаря районного комитета партии гражданку Тимофееву Валентину, - старательно сдерживая свое раздражение, негромко проговорил Михаил.
   Решив, что на этом его разговор со Смирновым окончен, он встал со стула и пошел к выходу из кабинета.
   - А не добьетесь, то и меня причислите к врагам народа! - насмешливо бросил ему в спину остановивший его Смирнов. - И той же легкостью объясните все полученные мною на фронте награды! Да, вы присаживайтесь.... Разговор у нас еще далеко не окончен. Я выслушал вас, а теперь извольте выслушать и вы меня.
   Недоумевая, чем еще сможет возразить ему, этот бог знает, что о себе вообразивший бывший полковник Михаил, после недолгих колебаний, снова присел на стул.
   - Я очень ценю работу Государственной безопасности Советского Союза и очень надеюсь на наше дальнейшее тесное сотрудничество, - строго проговорил Смирнов насторожившемуся Михаилу, - но кое-что из вашей нынешней деятельности заставляет меня сомневаться в вашей непредвзятости. Мне иногда кажется, что за всеми этими разговорами о продолжающих действовать на территории нашего района врагов народа кроется какой-то, пока мне еще не понятный, ваш собственный интерес. Что вы этими страшилками добиваетесь в первую очередь от намеченных вами жертв чего-то лично для себя. Я, как советский человек и коммунист, не могу согласиться с вашими некоторыми попытками выступать для проживающих в нашем районе советских людей единственным непогрешимым представителем линии партии и правительства, что только вы один имеете право решать, кто из наших людей нам друг, а кто враг. Я хочу, чтобы на территории доверенного партией мне района верховенствовал не один какой-то там конкретный человек, а закон. Я очень сомневаюсь, что вы можете ограничивать граждан нашей страны в их законных правах: для этого существуют народные суды. Если подобные факты будут иметь место в доверенном мне партией районе, то я буду вынужден не только проинформировать об этом высшие партийные органы, но и ваше руководство.
   - Ну, и что же в моих действиях на территории района вызывает у вас, Геннадий Петрович, сомнение? - с насмешкой спросил его с трудом сохраняющий свое внешнее спокойствие Михаил. - Расскажите мне о них.... Я весь во внимании.
   - Я надеюсь, что вы не только меня выслушаете, но и сделаете для себя определенные выводы, - продолжал не реагирующий на прозвучавшую в его словах иронию Смирнов. - Меня очень тревожат ваши некоторые действия по отношению к гражданке Тимофеевой Валентине. Конечно, подозревать ее в чем-то это ваше право, но как вы посмели лишить ее семью всех средств существования. В этой семье, кроме самой Тимофеевой, имеется еще и ребенок и старый партизан, устанавливающий в селе Советскую власть еще тогда, когда вы сами еще пешком под стол ходили. Но вы, несмотря на то, что вместе с гражданкой Тимофеевой будут мучиться и страдать другие советские люди, лишили ее не только всех средств существования, но и своими необдуманными действиями уменьшили рыболовецкую артель на одного полноценного работника. Может нам следует подсчитать, сколько государство не дополучило рыбы из-за вашего непонятного решения? А это, особенно в нынешнее нелегкое с продовольствием в стране время, можно расценивать, как настоящее вредительство.
   - Но и вы, Геннадий Петрович, не восстановили ее в артели, а взяли ее к себе секретарем, - поддел Смирнова Михаил.
   - Вы считаете, что должность секретаря менее важная, чем рыбака? - переспросил окидывающий сконфуженного Михаила ехидным взглядом Смирнов.
   - Ни в коем случае, Геннадий Петрович, - поспешил исправиться понявший свою оплошность Михаил.
   - Хорошо, что вы хоть это понимаете, - недовольно буркнул Смирнов. - Я думаю, что вам будет совсем не трудно запомнить на будущее, что обвинить советского человека во вражеской деятельности может только суд, а ваши подозрения до суда остаются только вашими подозрениями. А теперь я хочу поговорить с вами о ваших противоправных поступках....
   - Даже так! - невольно вырвалась у не ожидающего для себя такого поворота в их беседе Михаила.
   - Именно так, - подтвердил свои слова передавший Михаилу лежащую на его столе папку Смирнов.
   Михаил ее раскрыл и вчитался во вложенные в папку листы с объяснениями постовых милиционеров, оправдывающие свои домогательства к гражданке Тимофеевой личным распоряжением лейтенанта Государственной безопасности Каратаевым.
   - Это подлая клевета! - с возмущением выкрикнул Михаил.
   - Может и клевета, - не стал с ним спорить Смирнов, - но у меня еще есть заявление самой гражданки Тимофеевой, которая утверждает, что вы лично предлагали ей сожительство.
   Михаил встал со стула и, не прощаясь, молча вышел из кабинета.
   - Было бы неплохо дать этому делу ход, - подумал провожающий Михаила ненавидящими глазами Смирнов, - но еще неизвестно, как на мою попытку обвинения офицера Государственной безопасности посмотрят наверху. Мне лучше держать его на крючке в своем районе, так будет вернее.
   Три года копал Михаил яму под первого секретаря районного комитета партии, но так и не смог докопаться хоть для чего-либо существенного. Порученный Смирнову район из года в год улучшал свои показатели и уже даже начал наступать на пятки самым передовым районам области. Успешное выполнение районом плановых заданий не помогали мстительному Михаилу подмять под себя строптивого Смирнова. Он предпочел бы, чтобы их район плелся бы где-нибудь в самом хвосте. Тогда ему было бы намного легче обвинить Смирнова не только в некомпетентности, но и даже при особом везении завести на него дело о вредительстве. Долго не решался Михаил сделать то, что считал для себя неизбежным, но звонок Холиды его поторопил и он позвонил в область своему непосредственному начальнику.
   - Что там у тебя еще стряслось!? - недовольно буркнул в трубке начальник.
   - Я хочу поговорить с вами насчет своего секретаря районного комитета партии, - ответил Михаил.
   - А в чем, собственно говоря, дело? - удивился его словам начальник. - С виду бывший полковник Смирнов решительный человек, да, и районом он тоже руководит неплохо?..
   - У меня появились насчет него кое-какие сомнения, - сказал Михаил и, после недолгих колебаний, поделился со своим начальником своими со Смирновым в последнее время взаимоотношениями.
   - Он собирает на тебя досье? - переспросил его недоумевающий начальник.
   - Так я же сам читал эти собранные им со всех, кто оказался в поле зрения Государственной безопасности, клеветнические на мои якобы противоправные действия объяснительные, - с нескрываемым в голосе раздражением буркнул Михаил. - А в последнее время он вообще не дает мне и шагу ступить, чтобы не взять с нечаянно задетых мною людей клеветнические измышления. Он обложил меня этими своими объяснительными, как волка, красными флажками. В подобной обстановке, как вы и сами знаете, просто невозможно добиваться особой результативности в нашей работе. Зная про его особое пристрастие собирать на наших работников компромат, подозреваемые нами во вражеской деятельности всевозможные отщепенцы тут же, ощутив на себя нашу явную заинтересованность ими, бегут к первому секретарю районного комитета партии со своими клеветническими домыслами.
   - Так, так, - задумчиво пробормотал в трубке голос начальника, - я советую тебе еще раз все хорошо обдумать прежде, чем мне принимать по твоей информации окончательное решение. Может, как-нибудь и наладятся у тебя с ним отношения. Этот народ особый.... Они победители. И ты уже не один плачешь от общения с ними.... С этими людьми нам надо быть очень осторожными: тронешь его, а у него не только друзья в высшем военном командовании, но и куча медалей и орденов в придачу....
   - Даже и не знаю, что мне с ним делать, - мялся Михаил. - Боюсь, как бы все эти наши негативные отношения друг к другу не зашли слишком далеко....
   - Ну, если ты так считаешь, то собирай компромат и присылай к нам! - наконец-то, решился на другом конце телефонной трубки голос начальника. - Но не забывай, что Смирнов Геннадий Петрович нам не зубам. С ним, как с "Героем Советского Союза", будет разговаривать Москва.
   Без дружеского участия и бесед с близкими по духу людьми время для заключенного в тюремный лагерь бедолаги показывается необычайно долгим и тоскливым. И уже больше даже не надеявшийся найти себе вплоть до освобождения интересного собеседника Антон в полной мере ощутил на себе тоскливое одиночество окруженного толпою равнодушных к его чувствам и к его судьбе людей человека. В тюрьме очень трудно, если не сказать, что просто невозможно, сохранить свою индивидуальность и не сломаться под яростным напором доминирующих в отношении к заключенным животных инстинктов. Бытующая система перевоспитания в лагерях не оставляла ни одному заключенному надежды благополучно миновать ее мельничьи жернова. Она продолжают изламывать бедного заключенного и перевоспитывать на свой лад до тех пор, пока не становится ясно, что он уже не сумеет выбраться из засосавшего его болота неверия и страха, так всегда хорошо убивающего в нем остатки человеческого достоинства и мужества. Только тогда, когда у заключенного уже не будет ни одной надежды, для возвращения в свое прежнее состояние, груз невыносимого для него пресса немного смягчался. И администрация лагеря тут же переносила этот тяжеленный пресс на других более непокорных заключенных, оставляя беднягу не только вариться в собственном соку, но и с нескрываемым для себя удовольствием наблюдая за его непрерывным скатыванием до уровня безгласного скота. Заразить убивающими в человеке все живое бациллами страха, растоптать в нем чувство собственного достоинства, принизить его до уровня бездушных роботов-исполнителей - вот тот страшный бесчеловечный принцип, рекомендованный самим Сатаною своим верным слугам и земным сторонникам при организации жизни в трудовых лагерях. За время их существования только всего считанные единицы смогли пройти через их жернова, не позволив им выдавить из себя человека и сохранив свое высокое человеческое достоинство.
   Как бы долго и нудно не тянулись для уставшего человека в заключении дни, время не замедляла свой ход, И Антон, не зная, что до его освобождения остались считанные дни, уже начал отсчет остающимся для своего выхода на волю месяцам. В нашем непомерно сложном и донельзя запутанном земном мире все тайное и тщательно скрываемое от заинтересованных в этих сведениях людей, по истечению определенного времени непременно становится явным. И Антона в положенный срок вызвали в канцелярию лагеря и довели до его сведения, что наверху учли его просьбу засчитать ему в срок заключения время нахождения под следствием.
   - Поздравляю вас, Козлов, - с доброжелательной улыбкой крепко пожал ему руку пожилой офицер, - очередную годовщину образования Союза Советских Социалистических Республик вы уже отпразднуете на свободе в кругу своей семьи.
   Всю ночь громко храпевший на мягко постеленной кровати бес пошевелился и, не открывая глаз, потянулся рукою к оставленной им еще вчера на стуле недопитой бутылке.
   - Хорошо-то как, - с удовлетворением крякнул он, когда тяжелое похмелье ослабило свои тиски на его висках.
   Поставив бутылку на место, он, сбросив с себя одеяло, опустил ноги на пол. Присев на кровати, он недовольно похлопал по голой ляжке лежащей рядом с ним на кровати девицы.
   - Пара, милая моя, пора тебе приступать к своим непосредственным обязанностям, - сиплым голосом пробормотал бес.
   Испуганно ойкнувшая девица натянула на себя арестантскую робу и пулей выскочила из кабинета. Проводивший ее хмурым взглядом бес, широко зевая и потягиваясь, подошел к умывальнику и еще долго плескался под струей холодной воды, освежая свою хмельную голову. Когда он, протирая полотенцем влажную голову, возвратился к поставленной в кабинете кровати, то там уже было все прибрано, а на подносе дожидался его с ароматным дымком завтрак. Осветившийся довольной ухмылкою бес наклонился над подносом и с шумом втянул в себя приятно щекотавший его ноздри вкусный запах.
   - А меня не хочешь пригласить позавтракать вместе с тобою? - услышал он возле себя знакомый насмешливый голос.
   Обернувшийся бес при виде стоящего позади него повелителя упал на колени.
   - Успокойся, я не голодный.... Да, и заглянул я к тебе всего на минуту, - оборвал Сатана уже готового разрядиться словами умиления беса. - Назрела острая необходимость сделать тебе, мой друг, маленькое внушение.
   - За что, повелитель!? - воскликнул ничего не понимающий бес. - Я денно и нощно работал, как вол, только для того, чтобы исполнить все твои повеления!..
   - И ты ни одно мое поручение не выполнил? - с прежней насмешливостью поправил беса Сатана. - Насколько мне известно, то ты просто загубил мое последнее незначительное поручение....
   - Повелитель, я же собственными глазами наблюдал, как Антон целовался и обнимался с этой строптивой Оксаною!
   - Мне известно об этом, - негромко буркнул нахмурившийся Сатана, - но должен огорчить тебя, мой друг: тебя тогда эти прохиндеи провели как самого несмышленого беса. Ты забыл о моем золотом правиле, что всегда следует трижды проверять даже то, что видишь собственными глазами.... А ты, увидев их невинный дружеский поцелуй, успокойся, считая данное мною поручение исполненным. Нет, мой друг, подобное головотяпство не пристало моему самому опытному в совращении людей бесу.
   - Повелитель! - взмолился задрожавший от пробравшего его до самых костей ужаса бес. - Пощади своего верного слугу!.. Я исклюю свою вину!
   - Как себя ощущает порученный тебе под надзор Антон? - уточнил не обративший никакого внимания на вопли беса Сатана.
   - Готовиться к освобождению из зоны, повелитель, - пролепетал обрадованный, что Сатана заговорил с ним на другую тему бес.
   - Что ж, пусть освобождается, - задумчиво буркнул Сатана. - Но домой ему торопиться незачем.... Задержи его поблизости от себя еще на несколько лет....
   - Будет сделано, повелитель, - охотно согласился с Сатаною бес. - Я оставлю его еще лет на пять на поселении....
   - Договорились, - проговорил Сатана окинувшему его вопросительным взглядом бесу и, кивнув на прощание головою, исчез.
   А вздохнувший с облегчением бес проглотил уже успевший остыть свой завтрак.
   Телефон звонил долго и нудно, пока рассерженная Холида не выскочила в халате из ванны и не сняла трубку.
   - Да, я слушаю! - выкрикнула она, услышав в трубке голос полковника Бесовского.
   - Хочу тебя предупредить, что заключенный Козлов освобождается 30 декабря! - прогремел для нее, как гром в ясный день, его голос.
   - Но почему так быстро? - замирая от охватившего ее ужаса, с недоумением переспросила Холида. - Если верить моим подсчетам, то до его освобождения остается еще немало времени....
   - Заключенному Козлову зачли в скок заключения время его нахождения под следствием, - услышала она в трубке мало успокаивающее Холиду объяснение.
   - Его можно задержать от возвращения в свое приморское селение рыбаков еще на некоторое время!? - в отчаянии выкрикнула она в трубку.
   - Почему нельзя, - рассмеялся в трубке голос полковника Бесовского. - Еще как можно.... Я уже обеспечил ему пять лет поселения....
   - Спасибо, - поблагодарила беса вздохнувшая с облегчением Холида.
   - Не за что, нам старым друзьям в этой жизни без взаимопомощи не обойтись, - услышала она еще прежде, чем аппарат отключился, бодрый голос полковника Бесовского.
   - Ожидаемая мною все это время беда приблизилась ко мне вплотную, - выдавила из себя в предчувствии скорого неизбежного конца Холида.
   И Холида, как и все оказавшиеся в ее положении люди, тут же занялась самобичеваниями, начала корить и ругать саму себя за то, что бесцельно провела отпущенные ей судьбою годы и, пока еще ничего не смогла сделать, чтобы продлить для себя хотя бы надежду на свое будущее возможное сосуществование. Ее снова, как и во время бестелесного пребывания в пещере, охватила такая просто невыносимая горечь и обида на свою разнесчастную судьбу, что Холида уже была готова не только разразиться проклятиями в сторону могущественных небесных сил, но и тут же залиться солеными горькими слезами.
   - Достаточно! - резко оборвала она саму себя. - Прошедшего мне уже не вернуть, а беду сожалениями не остановишь. Мне сейчас лучше всего подумать и решить для себя, чем еще я смогу предотвратить надвигающуюся на меня ничем непоправимую беду.
   Если бы ей только угрожало еще одно 999-летнее прозябание в пещере, то Холида, возможно, так сейчас не переживала. Но на этот раз она уже может навсегда исчезнуть с лица земли, не оставляя на ней ни одного намека о своем былом существовании. Взорвавшись согласно проклятию Творца с огромною силою, она по примеру своих подружек была обязана прекратить свое существование на земле. От одного понимания подобной для себя неизбежности у Холиды внутри все восставало против подобного исхода. Ей, еще не успевшей перенасытиться наслаждениями жизни, представлять свое скорое возможное небытие было выше сил. Холиду в это время обуревала только одно желанием: сделать все от нее зависящее, чтобы ни в коем случае не допустить своего согласно проклятию Творца бесследного исчезновения с лица земли. Прямо сейчас она уже была готова снова перенести необычайно трудное 999-летнее заточение в бестелесном состоянии, лишь бы только у нее оставалось надежда на возможность хотя бы в отдаленном будущем испытать безоглядное наслаждения всеми радостями жизни.
   - Но, как я могу помешать встрече совращенного мною сразу же, после обретения плоти, Антона с его оказавшейся слишком верною спутницей жизни? - задавалась, нетерпеливо расхаживая по квартире, трудноразрешимым вопросом Холида. - Антон благодаря стараниям моего старого друга полковника Бесовского будет еще в течение пяти лет находиться на поселении. Ему без соответственного позволения надзирающих за строгим соблюдением им правил в месте поселения людей не будет позволено самому приехать в приморское поселение рыбаков, а вот сама Валя может. И она непременно воспользуется этим своим правом, чтобы встретиться, после долгой разлуки со своим возлюбленным. Следовательно, мне надо сделать так, чтобы она не могла ни под каким предлогом оставлять свое село. Но, как мне этого добиться?..
   Вспоминая нехорошим словом, не сдержавшего своего обещания Михаила, она подумала, что ей следует еще раз ему позвонить и поторопить....
   - Нет, нельзя, - возразила она своим мыслям. - Сейчас я могу надеяться только на саму себя.... Эти смертные люди не только не расторопны, но и на них никогда нельзя полагаться и воспринимать всерьез, особенно, когда решаются вопросы между жизнью и смертью. Сейчас на карту поставлено мое собственное существование.
   - Не заболела ли ты, моя душечка? - с тревогою осмотрев свою сегодня непривычно пасмурную благоверную, спросил возвратившийся со службы генерал.
   - Не знаю, дорогой, - отозвалась слабым голосом лежащая в постели Холида. - Непонятно почему, но сегодня все мое тело ломит, а голова - ну, прямо раскалывается от боли.
   Встревоженный состоянием своей благоверной супруги генерал вызвал скорую помощь, но порекомендованные врачами таблетки ей не помогли. Занедужившая Холида с каждым очередным часом ощущала себя все хуже и хуже. Тогда по совету врачей генерал достал ей путевку в один из лучших санаторий на черноморском побережье.
   - Находись в нем, дорогая, пока окончательно не поправишься, - проговорил на прощение обнимающий и целующий свою жену-красавицу генерал.
   В санатории Холида одарила врачей и обслуживающий персонал дорогими подарками и те с легким сердцем отпустили ее погостить у знакомых.
   - Можете ни о чем больше не беспокоиться, - наперебой заверили они ее. - Если вами будут интересоваться, то мы скажем, что порекомендовали вам горный воздух и отправили в туристический поход.
   Недовольный собою Михаил валялся на диване и, бессмысленно уставившись в потолок, раздражался при одном только воспоминании о строптивой Тимофеевой Валентине. Сейчас он только со снисходительной ухмылкою вспоминал о своей былой уверенности, что это поручение своей возлюбленной не стоит даже скорлупы съеденного яйца, что он с легкостью справится с ним, не испытывая при этом лично для себя никаких затруднений. Но, как оказалось, этот орешек был не по его зубам.
   - И как же правы были наши преподаватели на офицерских курсах, утверждая, что в нашем деле нет и не должно быть никаких мелочей, как и нет простых решений по все время возникающим перед нами проблемам, - думал не знающий, чем может закончиться его последняя авантюра, Михаил. - И вот яркий подтверждающий их правоту пример. Я не смог справиться с простой деревенскою женщиною. И чем дольше я пытаюсь подчинить ее своей воле, добиться от нее желаемого для моей возлюбленной, тем больше я подвергаю опасности самого себя.
   Чей-то громкий стук в дверь его квартиры, оборвал его мысли.
   - Кого еще там нелегкая несет? - недовольно буркнул Михаил и, окунув ноги в мягкие шлепанцы, неторопливо зашлепал ими к двери.
   - Не ожидал, - заливаясь звонким хохотком, проворковала Холида. - Но, может быть, я тебе мешаю?.. И ты вовсе не рад моему неожиданному приезду?..
   - Ради бога, только ничего не выдумывай, - оборвал изо всех старающуюся показаться своему любовнику веселой и беззаботной возлюбленную закрутившийся возле нее Михаил. - Чем же может мне помешать самая любимая моя женщина!? Я несказанно рад видеть свою единственную любовь в своем скромном жилище!
   Подхватив ее чемоданы, он с трудом втащил их в квартиру.
   - Зачем ты себя так изводишь! - с укором бросил он Холиде. - Разве можно такой красавице таскать на себе подобные тяжести!?..
   - Поэтому что только эти тяжести делают меня стройной и привлекательной, дорогой, - тихо прошептала ласково прижимающаяся к своему любовнику Холида. - Хочу еще больше нравиться своему ненаглядному тигренку.
   - Дурочка моя, - шептал нежно поглаживающий ее по головке Михаил, - ты и без этих тяжестей всегда выглядишь прелестной и очаровательной. Не любоваться тобою просто невозможно.... Можешь мне поверить, что ты всегда будешь самой соблазнительной для всех мужчин женщиной. Ни один мужчина не сможет остаться равнодушным к такому лакомому источнику небывалых на земле наслаждений....
   - Бедный мой мальчик, - пожалела обнимающая и целующая своего верного рыцаря Холида. - Как же ты со мною измучился? И откуда ты только берешь силы для любви ко мне?
   Остатки переполненного любовными ласками, охами и вздохами вечера пролетели незаметно. И только ночью, когда они усталые и вполне удовлетворенные друг дружкою лежали рядышком на широкой кровати, Холида направила их разговор в нужное ей русло.
   - Милая, я уже был так близок к выполнению твоей просьбы, - с искренним огорчением прошептал Михаил. - Но неожиданное назначение в район спасенного в годы войны твоей бывшей неверной подругой полковника Смирнова полностью перечеркнул все мои надежды на успех задуманного нами мщения.
   - Неужели с этим Смирновым так тяжело справиться? - недоверчиво переспросила Холида. - А я-то все это время думала, что органы Государственной безопасности всесильны....
   - Они были такими раньше, - недовольно буркнул Михаил. - Но, после войны, все изменилось.... Возвратившиеся с фронтов победители не соглашаются с нашим всевластием. Попробуй только их тронуть, и они тут же завопят на весь Советский Союз, что мы не уважаем их заслуги перед Родиной и ордена. А мой Смирнов к тому же "Герой Советского Союза".... Если он хоть что-то натворит, то будет подсуден только высшему руководству партии и Советскому правительству.
   - Что же нам теперь делать? - прошептала упавшая духом Холида.
   - Только ради тебя, любовь моя, я, рискуя своим благополучием, собрал на этого Смирнова компромат и отправил его по нашим структурам прямо в Москву. Теперь нам нужно только набраться терпения и ждать, когда его вызовут для расследования подготовленного мною обвинения, что он, пользуясь своей безнаказанностью, защищает в доверенном ему партией районе врагов Советской власти в Москву. Только в этом случае мы сможем без помех вплотную заняться этой твоей Тимофеевой Валентиной. А пока он находится в районе, благодарный ей за спасение в годы войны Смирнов никого даже близко к ней не подпустит.
   - Придется ждать, - с тяжелым вздохом согласилась с доводами Михаила Холида, тревожа своими страстными губками его волнующееся тело.
   И Михаил, теряя свой рассудок, с охотою отдался ее страстному желанию.
   Завтра заканчивается назначенный Антону срок заключения, и он станет, наконец-то, свободным человеком. Завтра он уже сам будет решать для себя, как ему жить и чем ему следует заниматься. Завтра им уже не будет понукать тюремная администрация и везде сопровождать конвоиры с собаками. Какой заключенный не мечтает о скорейшем для него наступлении это самого долгожданного дня!? Этот последний перед своим освобождением день все время освещает заключенному унылое лагерное существование и, поблескивая ему заветной надеждою, помогает ему безропотно переносить издевательства, бараки усиленного режима и картера. Пусть ему сегодня невыносимо тяжело, пусть вся его нынешняя жизнь представляет собою самый настоящий ад - но впереди ждет его заветный день. И он, пройдя через все мытарства зоны, снимет с себя опротивевшую ему арестантскую робу. А потом, одевшись в свой извалявшийся в кладовых в течение стольких лет старый гражданский костюм, выйдет из ворот этого проклятого людьми и забытого богом лагеря. Человек живет на земле только одною надеждою. И пока она путеводной звездою ярко подсвечивает ему впереди, заключенному намного легче переносить выпавшие на его долю страдания, но по мере приближения к нему заветного дня он становился все более нетерпеливым. Поэтому эти последние перед освобождением заключенного дни и являются для него не только самыми тяжелыми, но и таят в себе немало опасностей и неприятных сюрпризов. Он, бедолага, уже грезит своею скорою свободою, а его вызывают в канцелярию лагеря и сообщают, что ему, как особо опасному не перевоспитавшему в лагере социальному элементу очередным заседанием трибунала добавлено к сроку еще несколько годов. И как же ему тогда не впасть в отчаяние при подобном известии!? Как ему не помутиться умом от подобной заботы о нем, недостойном, слуг Сатаны на радость и торжество своих тюремщиков!? Нет и нет, что ни говори, а лишь немногие из заключенных имеют возможность радоваться в свои последние дни перед освобождением. Ибо большая их часть, не желая себя понапрасну расстраивать, не слишком обольщаются своим скорым освобождением. И только поэтому это их освобождение из-за тюремной решетки, приходя к ним неожиданно и нежданно, всегда сваливается на их вконец измученные души, как снег на голову! И только поэтому они никогда не поверят в свое освобождение от намертво вцепившихся в них тюремщиков до самой последней минуты! И даже, уже находясь за воротами лагеря, они еще долго будут тревожно оглядываться назад, словно недоумевая, почему тюремщики медлят и не торопятся возвратить их обратно в зону. И только поэтому они в свой последний день обычно погружаются в непонятную только для начинающих в заключении свой тернистый путь грусть. Но о чем они в это время так грустят и тоскуют? Конечно же, только не о постылевших им бараках и о не считающих их за людей надменных в своем самомнении о себе тюремщиках. Может они грустят о своих безвозвратно утраченных среди этого убожества годах, или об оставленных ими здесь не доживших до дня освобождения друзьях и товарищей по несчастью? Все может быть, но вот в то, что их в этот день одолевает внешне совсем беспричинный страх и беспокойство, словно их в этот день подкарауливает пока еще им неведомая беда, в этом никто не должен сомневаться. Но все же, чего они так опасаются в свой последний день заключения? Они опасаются равнодушия и непонимания со стороны самых близких и родных людей, они боятся.... Да, и мало ли чего еще могут опасаться заключенные, возвращаясь в давно ими забытый, а поэтому уже ставший для них чужим мир свободных людей?
   В свой последний день перед освобождением Антон был особенно осторожным и к явному неудовольствию надзирателей строго исполнял предписанный для заключенных распорядок дня. К этому времени он уже хорошо знал, как любит лагерное начальство освобождающихся из-под их власти заключенных напоследок награждать карцером или бараком усиленного режима. Но уже вплотную приблизившееся к нему освобождение, несмотря на то, что внешне он ничем не высказывал своей радости, волновало и тревожило Антона. И только поэтому он в ночь перед своим освобождением долго беспокойно ворочался на нарах прежде, чем окунуться в какой-то воистину сказочно-волшебный сон.
   На темном небосклоне, как стыдливые девушки, весело хихикали, наслаждаясь в нахлынувшей к ним с земли тишине, прохладные звездочки.... Полная луна, неторопливо передвигаясь по небесному небосклону, осыпала нахмурившийся в ночной прохладе земной мир своей очаровывающей всех живых существ неотразимой загадочностью и привлекательной таинственностью. Всем бодрствующим в это позднее время в лесу зверям и птицам так же, как и самому погруженному в этот сон Антону, стало ясно и понятно, как дважды два, что это была именно та самая ночь, в течение которой сбываются даже самые, казалось бы, несбыточные мечты и желания. Не преминули воспользоваться чарами этой воистину волшебной ночи и возлюбленные непревзойденной в любви и ласке Селеной счастливые обладатели всех семи женских пороков нимфы. Переполняясь тревожащим их бессмертно юные тела томным светом луны ничем неудержимыми страстями, они вовсю заигрывали со сходящими просто с ума от их воистину прелестного очарования сатирами.
   Антон, снисходительно поглядывая на их невинные шалости, неторопливо шагал по вьющейся между высокими деревьями лесной тропинке. Вдыхая полной грудью кипящую продрогшим ночным покоем прохладу, он, наполняясь удивительной с терпким привкусом еще не до конца им осознанного желания легкостью, вышел на опушку леса и, как оглушенный, замер, залюбовавшись открывшейся перед ним сказочной красотою цветущего луга. Да, и как он мог не обратить на эту просто бесподобную красоту внимание в то время, когда от этого с нетерпеливо подрагивающим легким дымящимся парком волшебства изобилующего разноцветьем луга повеяло на Антона каким-то незабываемым ощущением, который еще больше оттенял непревзойденное творение природы в самых выгодных ракурсах. И не только он, но и даже все это время продолжающая за ним следить с небесной высоты луна остановилась и залила поляну искрившимся томным желанием сумрачным светом. Обволакивая завороженного Антона, лунный свет еще больше подогрел зародившееся в нем желание. И он, подталкиваемый охватившим его возбуждением, напрягал все свои силы, пытаясь взлететь над этим сотканным из множества распущенных в непрерывном цветении лепестков ковром. И его желание непременно достичь, чего ему до того нестерпимо хотелось в это время сделать, оказалось до того сильным и огромным, что Антон сумел пересилить впитанное им вместе с материнским молоком неверие в возможность смертного человека летать в небесах, как птица. Он наперекор этому общепризнанному на земле мнению, вдруг, совсем неожиданно для себя подумал:
   - А почему нельзя?.. Зачем мне продолжать поддерживаться этого бытующего на земле мнения о невозможности живого человека летать по поднебесью, как птица, в то время, когда меня окружает это воистину сказочное волшебство? Ну, и пусть остальные люди так и остаются намертво прикованные к земле, а я сам, наперекор всем, все же постараюсь взлететь над этим прекрасным лугом. И вовсе не потому, что мне так хочется, а потому, что я не должен нарушать установившееся над ним сказочное волшебство, не могу позволить себя помять или сломать на этом прекрасном лугу хотя бы один цветочек.
   Нетерпеливо вслушиваясь в состояние своего тела, он совершенно для себя неожиданно, вдруг, ощутил, как оно начало каждой своей взбудораженной охватившим его просто немыслимым желанием клеточкой жадно впитывать в себя воздух. И этот немало удививший его процесс с каждым очередным мгновением становился все активнее и активнее. А со временем он у Антона уже достиг такой степени активности, что вокруг него в безветренную погоду задул приятно ласкающий его тело легкий ветерок. Перенасыщенные воздухом клетки тела Антона неудержимо рвались в высь, но одного их порыва еще было явно недостаточно. И Антон, призвав на помощь все резервы своих сил, продолжал напрягать свою волю, решительно отгоняя от себя все сомнения и убеждая самого себя в том, что непременно взлетит, что осуществление полета находится только в одном его желании.
   - Я взлечу, взлечу, - мысленно повторял он про себя, продолжая все больше усиливать это свое желание.
   И свершилось самое настоящее чудо. В конце концов, его желание летать стало таким искренним и таким огромным, что оно превратилось в реальную силу и помогло рвавшимся в высь клеткам Антонова тела. Его ноги медленно, словно нехотя, оторвались от земли. И Антон, вдохнув в себя полную грудь воздуха, приподнялся над красочным в буйном цветении лугом. Еще одно мгновение, и Антон уже взлетел над лугом, а потом, нырнув в первый восходящий поток воздуха, круто взмыл к равнодушно смотрящим на это небывалое доселе событие небесам. Вознесшись, по его мнению, на достаточную высоту, он, забавляясь, как ребенок, стремительно мчался на перегонки с неповоротливыми темными облаками, пока не столкнулся с сидящим на небольшом облаке стариком. Радующийся своему первому на земле полету Антон поприветствовал старика и, обогнув его облако, понесся дальше.
   - Куда ты так торопишься, Антон!? - окликнул его старик.
   - Откуда он меня знает? - удивился Антон, хотя еще несколько мгновений назад его нисколько не удивило, что этот старик при своей старческой немощи еще способен так запросто кататься по поднебесью на небольшом облаке.
   Заинтересовавшийся Антон повернул в обратную сторону и, быстро нагнав облако, присел возле приветливо улыбающегося старика. Он только намерился узнать, откуда тот его знает, как положивший руку на плечи Антона старик, сам начал его выспрашивать:
   - Чем ты так взволнован, сынок?.. Что именно тебя так тревожит и не дает покоя?.. Поделись со мною своими заботами....
   Антону вместо ответа старику и на этот раз пришлось поневоле прислушаться к самому себе, к своим ощущениям от обнявшей его руки старика. Опущенная ему на плечи рука старика не доставляла ему неприятных ощущений, а, совсем наоборот, Антон ясно ощутил, как из нее начало исходить такое благодатное тепло, что очень скоро от нестерпимо его терзающего возбужденного желания продолжать парить по поднебесью не осталось и следа. Исходящий от руки старика на него доброжелательный покой усмирил ожесточенное годами унижений сердце, изгоняя накопившееся в Антоне зло и ненависть к тюремщикам, оставляя в его сердце только одну жалость, сострадание к окружающим людям и любовь. Освобожденная от совершенно не нужных ей изматывающих человека мыслей голова Антона просветлела. И Антон, так и не сказав обладателю этой руки ни слова, понял, о чем ему следует спросить у этого старика, чтобы, наконец-то, обрести для себя долгожданное всеми живущими на земле людьми забвение.
   - Я слышу тебя, Антон, - тихо проговорил угадавший еще им не высказанный вслух вопрос старик. - Ты хочешь узнать, отчего русские люди разучились отличать белое от черного цвета? И что именно ждет их всех в ближайшем будущем?..
   - Именно это я и хочу узнать, отец, - подтвердил догадку старика Антон. - Потому что без этого знания, мне очень трудно найти в своем сердце желанного для каждого человека успокоение и понять свое предназначение в жизни.
   - Все беды и несчастия русского народа исходят, Антон, только от него самого, - грустно проговорил старик. - Трудно, да, и просто невозможно, найти во всем земном мире более отзывчивых к чужому горю, более справедливых и совестливых людей, чем русский человек. Но то, что ценится в каждом конкретном человеке, не всегда оборачивается благом для всего народа в целом. Совсем недаром я еще твоим предкам советовал поискать для себя князя в других странах. Понимаешь, Антон, русскому человеку трудно, да, и просто невозможно, управлять своим собственным народом. Русский человек просто не способен останавливаться, где-то в золотой для него серединке: его все время тянет в крайности. Ему просто претит покой и нормальная человеческая жизнь. Ему все время требуется преодолевать самые тяжелые трудноразрешимые препятствия, его все время тянет туда, куда благоразумному человеку совать свой нос не рекомендуется. Русский человек всегда готов пожертвовать даже своей жизнью ради скорейшего достижения всего, что он наметил для себя в течение жизни, и он очертя голову, ни одной минуты не раздумывая, бесстрашно бросается в огонь и в воду только для того, чтобы восторжествовала все время будоражащая его безрассудную голову самая абсурдная идея. Если русский человек скуп, то он скорее уморит голодом все свою семью, чем потратит на родных ему людей хотя бы лишнюю полушку. Ну, а если он щедр, то готов за один только вечер прогулять и пропить, угощая всех попадающихся ему на глаза людей, все свое состояние. Почти тоже самое происходит и с его неограниченной никакими рамками дозволенного добротою. Русский человек в любое время готов не только облагодетельствовать даже в ущерб самому себя всех нуждающихся в крове и еде, но и даже расцеловать самого паршивого нищего на паперти. Но особенно страшен и ужасен русский человек в своем, как всегда, праведном и справедливом гневе. Стоит его только довести до крайнего исступления, то он уже, ради присущей всем русским людям справедливости, не пожалеет даже и своего кровного родственника. Подобные черты его характера при его особой восприимчивости к очень часто будоражащим ему голову бредовым идеям и при его, сравни детской, наивной доверчивости к издавна красноречиво разглагольствующим в России проходимцам и нечистоплотным людям очень часто загоняют русский народ в непроходимые нравственные тупики. А для того, чтобы выйти ему из этих созданных не его вине тупиков иногда требуются не годы и даже не десятилетия, а целые столетия. Теперь ты уже и сам можешь представить для себя, Антон, сколько вреда и сколько совершенно излишних страданий приносят русскому народу эти его возлюбленные бросания в крайности. Необузданность в гневе, в терпении и доверии - вот те самые три смертных греха, не дающих твоему народу покоя и нормальной человеческой жизни. Твой народ, Антон, в своем неистовом долготерпении очень скоро усыпляет бдительность своих поработителей. И они, уже даже не пытаясь замаскировать благовидными намерениями свое противозаконное над ним всевластие, начинают, нисколько не стесняясь, открыто показывать свое пренебрежение к его нуждам и свое к русским людям презрение. Накапливаемый гнев у русского человека, в отличие от других народов мира, не выходит из него потихонечку, заставляя поработителей под угрозою скорой расправы хотя бы немного ослаблять свою хватку на народной глотке, принимать расширяющие права простого народа законы, по возможности ставить у власти честных и совестливых людей. Накопленный гнев у русских людей разряжается в одно мгновение, приводя в смятение обычно рассудительные и спокойные их головы. И русские люди, потеряв рассудок, и обуреваемые переполняющий их слепой яростью к своим угнетателям начинаю все, что их в это время окружает, в бешенстве крушить и изламывать в щепки. И не успокаиваются до тех пор, пока, по их теперешнему мнению, не очистят все возле себя кровью загубленных ими виновных, а нередко, и совсем не виновных людей. Только тогда опомнившиеся русские люди начинают успокаиваться и заниматься поздними раскаяниями в самобичевании за зазря загубленные невиданными доселе злодеяниями души. И вот как раз в это самое время и начинают прилипать к русским людям всякие там готовые поживиться на их беде прощелыги и проходимцы, которые с умным выражением лица тут же начинают с пеной у рта принимать на себе право разъяснять народу, кто именно виноват во временном затмении их рассудка. Расправляясь подобным образом со всеми возможными соперниками, они ясно намекают русским людям, что готовы взять их под свое покровительство и разделить вместе с ними все горести и несчастия бедного русского народа. Обеспокоенные только что содеянными злодеяниями прислушавшиеся к их внешне разумным словам русские люди безропотно удовлетворяют все их притязания на власть над ними. Больше заботясь о спасении своих бессмертных душ, русские люди даже закрывают глаза, как эти проходимцы растаскивают по кускам все их и без того скудное достояние. Так они в своем слепом доверии и узаконивают право этих прощелыг грабить и обирать самих себя.
   - Мы преступники, и обязаны искупить своими страданиями содеянное нашими руками зло, - вот неизменный ответ в такое время русских людей взывающим к их благоразумию их искренним доброжелателям.
   - Убаюканные их неистовым долготерпением грабители, уже не стесняясь, с руганью и драками разделяют в свою пользу народное достояние, оставляя русским людям лишь малые крохи только для того, чтобы они раньше времени не помирали с голоду, - продолжал посвящать Антона обо всех трудностях русского народа окончательно стать на истинно праведный путь старик. - Обогатившись, новые грабители тут же забывают о своей добровольно принятой ими на себя роли защитников и радетелей русских людей и начинают понукать простым народом даже намного хуже уже сброшенных ими с шеи прежних угнетателей. А теперь поверь мне и пойми, Антон, как легко мне было все это время приводить к власти над твоим, скажем прямо, просто безалаберным народом достойных людей, способных обеспечить ему достойную жизнь и нацелить все силы и способности русских людей не на разрушение, а на благие дела. После великой Октябрьской революции мне удалось поставить у кормила власти над Россией более-менее достойного человека. И он непременно привел доверившихся ему простых людей к давно желанному процветанию, если бы не противоборство темных сил, которые никак не хотели смиряться и допускать извечно нарушающих все их нечестивые замыслы русских людей к хорошей жизни. Кто-кто, а уж этот нечестивый князь тьмы Сатана хорошо осознает, что стоит ему позволить русским людям построить для себя счастливую жизнь, как на их путь тут же свернут и все остальные народы. Поэтому он все это время делал и продолжает делать все от него возможное, чтобы насылать на возлюбленную мною Русь одну беду за другою. И князь тьмы не удовлетвориться даже, после окончания такой невиданной еще ранее кровопролитной войны. Сатана далеко не дурак и неплохо осознает, что этот поставленный мною руководитель нынешней России способен за сравнительно короткое время излечить все нанесенные войною болезненные раны и повести народы Советского Союза по пути строительства прерванной войною достойной жизни. Но беда в том, что мой протеже уже совсем старый и очень скоро навсегда оставит земной мир.
   - Не уверен, что я, после подобных твоих слов, отец, смогу найти для себя успокоение, - с нескрываемой грустью проговорил Антон. - Но, что все-таки ожидает мой народ в будущем? Долго ли ему еще придется терпеть совершенно ему не нужные несчастья и беды?
   Впереди его ожидает такая же вспышка гнева, как и во время Великого Октября, - с виноватой улыбкою тихо проговорил старик. - Конечно, я постараюсь сделать так, чтобы выброс его гнева ни в коем случае не был мгновенным, но, Антон, я тоже не всесилен. Если сказать чистую правду, то я не могу применять всю свою власть в отношениях между людьми в полной мере. В любом случае, что я смогу оставить у кормила власти над Россией порядочных людей маловероятно. Такому человеку при будущем состоянии российского общества будет просто неоткуда взяться. А предлагать твоему народу руководителя с другой страны, на данном этапе развития русского народа будет просто глупо и нерезультативно.
   - Если следовать твоей логике, отец, - задумчиво проговорил Антон. - То к власти в моей России скоро придут не слишком честные люди?
   - А по-другому, Антон, и быть не может, - подтвердил его догадку старик. - Неужели можно думать, что ловкий и самый в земном мире хитроумный князь тьмы Сатана, получив сокрушительное поражение в октябре 1917 года в России от восставших против бездарного царя большевиков, все это время находился в бездействии и не делал никаких попыток, чтобы вернуть обратно утерянное? Нет и нет, он все это время кружился в вашей России волчком, организовывая подпольное направленное против Советского народа сопротивление. Он не только стремился, насколько это было возможно, ослабить могущество истинно народной Советской власти, но и окружал признанных вождей простого народа своими нечестивыми сторонниками. Это только с его личной подачи в России произошли две самые разрушительные и кровопролитные Гражданская война и совсем недавняя Отечественная война. Я не сомневаюсь, что Сатана и сейчас, как поступал и после революции, организует против Советского Союза всю подвластную ему западную реакцию. И он не заставит советских людей слишком долго ждать от объединенных контрреволюционных сил запада самых неприятных последствий. Ты уже и сам можешь ответить, Антон, на вопрос, разве в силах алчному человеку устоять против соблазна откусить от общественного пирога кусок побольше? Нет, не сможет! Так и находящиеся в окружении вождя Советского народа сторонники Сатаны будут и дальше не только делать все от них зависящее, чтобы их не оставили без награды, при дележе вашего общественного достояния. Но Сатана испокон веков не делал ни для одного своего сторонника за просто так подобных дорогих подарков. Он всегда требовал от них ответной услуги. Поэтому, Антон, в случае нынешней России этой ответной их услугой будет дальнейшее искажение мыслей и намерений вождей по отношению к простому народу, организация по всей советской стране актов саботажа и всемерное создание вопиющей беззаконной незащищенности для собственного народа. Сторонники Сатаны и при нынешней системе в России уже привыкли к роскошной жизни, на другую жизнь они уже не согласятся.
   - Не думаю, что будущее моего народа такое мрачное, - засомневался в словах старика Антон. - Когда руководимая нечистоплотными людьми власть в России окончательно обанкротится, то на их места придут уже заранее подобранные народом честные и совестливые люди. Русский люди ныне, не то, что при проклятом царизме, все поголовно грамотные....
   - Дурачек, - окинув Антона ласковым взглядом, посмеялся над ним старик. - Но ты прав.... Именно так и должны будут думать в очередной раз обманутые русские люди. Антон, ко времени очередной вспышки гнева русских людей количество сторонников Сатаны в высших эшелонах власти в Советском Союзе во много раз увеличится. А они уж никогда не допустит к власти ни одного честного порядочного человека даже на пушечный выстрел. Неужели ты можешь думать, что они просто так отдадут свою власть? Власть как была, так и будет, оставаться в тех же руках, которые ее держали до времени очередной вспышки гнева русских людей. Они, что вполне ожидается, просто возьмут и перекрасятся в какой-нибудь самый для них в то время удобный цвет. Этим пиявкам, все равно, как их будут тогда называть, потому что главное для них вовсе не в названии и, тем более, какая к этому времени будет превалировать в России система, а сама власть над русским народом.
   - Печально, что моему народу снова предстоит быть обманутым и снова пережить горькое разочарование, - грустно проговорил Антон. - Но хоть чем-то, пусть и в самом далеком будущем, ты сможешь меня порадовать, отец? Пусть уже не я, то хотя бы мой сын немного поживет в нормальном человеческом обществе....
   - Трудно сказать, как будут развиваться события в твоей, Антон, России дальше, - уклончиво проговорил старик, - но в том, что будущие грабители непременно вызовут гнев твоего народа, в этом можно даже не сомневаться. О последствиях его гнева я тебе, Антон, уже рассказывал. Понимаешь, Антон, никогда не сможет твой народ разделить принадлежащее ему благосостояние по чести и по справедливости. А любая несправедливость непременно порождает насилие и зло. Стоит ли тогда ему делить это свое достояние, если эта дележка приносит русскому народу только одни страдания? Жизнь, Антон, есть жизнь.... И ваши прилипалы-прихлебатели никогда не откажут твоему народу в своем праве завладеть его собственностью.
   - Нелегко бороться русскому народу за свое счастье, если его нелегкая судьба уже заранее определена даже высшими небесными силами, отец, - с тяжелым вздохом уныло проговорил Антон. - Тогда зачем ему продолжать слепо держаться за свои святыни, которые ему нисколько в жизни не помогают, и за которые он уже пролил немало своей крови?
   - Антон, ты напрасно хочешь обвинить небеса, что они сами определяют твоему народу такую несчастную судьбу, - возразил старик. - Свою судьбу определяет только сам народ, а небесам остается оказывать ему помощь в исправлении собственных ошибок, предостерегать его от еще большей беды. Пока живущие в России сами люди не осознают для себя, что они люди и должны жить достойно, как говорится, по-людски, ни одной сверхъестественной силе не помочь им в налаживании жизни. Большего вреда, чем делает для себя твой народ, не сделает ему ни одна даже самая могущественная в земном мире сила. Ну, а если говорить о святынях русского народа, то я думаю, что ты, Антон, неправильно понимаешь их назначение. Эти святыни твоему народу никто не навязывает, он сам для себя решает, что он должен сохранять для своих потомков, чтобы они лучше знали на примере своих предков, как правильно им обустроить свою жизнь и какие ценности в жизни считать для себя определяющими. Немало из ваших нынешних святынь, по моему мнению, не будет служить потомкам хорошим примером для подражания, но никакая, даже самая могущественная, земная сила не может изменить содержание этих ваших святынь. Да, и вряд ли стоит ей это делать.... Со временем, когда сам народ дорастет до понимания вреда той или иной святыни, ее ценность для народа или забывается, или она приобретает для него совсем иной смысл и значение. Но никто не имеет право проливать кровь за, казалось бы, самую ценную и так необходимую для народа святыню. Любой проживающий на земле народ должен твердо для себя уяснить и постоянно помнить, что самым святым для человека является его же собственная несущая с собою жизнь кровь. Проливая священную человеческую кровь за так называемую им для себя святыню, человек не возвышает ее, а только способствует поселению в этой святыне лакомого до человеческой крови дьявола. И этот поселившийся в той или иной святыне дьявол в своей ненасытной кровожадности станет все больше подталкивать поклонников этой, так сказать, святыни к пролитию во имя ее человеческой крови. Так куда же заведет людей подобная их святыня? Только в гиену огненную, только в непробиваемый мрак и глухую пустоту, но не к народному счастью, к любви и свету. Нет, Антон, твоему народу следует быть более разборчивым при выборе своих святынь. Святыни должны объединять народ, а не разобщать его, нести ему с собою мир и покой. Люди обязаны защищать свои святыни от любой покушающейся на них нечисти, а не способствовать живущему бок о бок с человеком дьяволу овладевать их душою.
   - Но, если человеческая кровь священна, то, как тогда нам относиться к крови животных? - спросил задумавшийся о словах старика Антон. - Она ведь тоже несет с собою жизнь.... Да, и цвета она, сравни крови человека, красная....
   - Кровь животного, Антон, несет с собою одну только жизнь, но не вдыхает в животное сознание, как это делает человеческая кровь. Поэтому она не может быть для человека священной, хотя и к ней человек должен относиться с подобающим уважением так же, как и ко всему, что способствует сохранению на земле жизни.
   - Означает ли это, отец, если бы жило на земле другое обладающее разумом животное, то и его кровь было для человека священной?
   - Безо всякого на то сомнение, кровь подобного животного тоже должна быть для человека священной наряду со своей собственной кровью, - ответил ласково улыбнувшийся старик. - Любая несущая с собою не только жизнь, но и сознание, кровь священна. Люди не должны постоянно помнить и не забывать, что священная кровь обладает еще и способностью жестоко мстить своим обидчикам.
   - Уже наперед зная о нерадостной для моего народа будущности, я задаюсь сейчас вопросом, а есть ли хоть какой-нибудь смысл в моей на земле жизни? Чем именно я могу сейчас поддерживать в себе желание продолжать жить на земле? И чем именно я могу оправдываться перед самим собою за переносимые моим телом страдания из-за того, что я хочу жить по-людски, жить в согласии со своими представлениями о жизни?
   - Рассказывая тебе о безрадостной будущности твоего народа, Антон, я нисколько не утверждаю, что она обязана быть именно такой. Такая будущность у твоего народа будет только в том случае, если он не образумится и захочет самому подумать о своей будущей жизни, а не перепоручать, как было до этого времени, своим неискренним прилипалам-доброхотам. К тому же жизнь и сама по себе приносит человеку наряду со страданиями немало мгновений блаженства и радости. Жить стоит даже ради того, чтобы обеспечить продолжение рода, чтобы внушать своим детям уверенность, что их жизни находятся только в их же собственных руках, что только от них самих в основном зависит, какая жизнь у них будет. Жизнь - это благо, а добропорядочная жизнь для человека еще более ценная. Уверяю тебя, Антон, что безнравственный человек просто неспособен жить добропорядочной жизнью, несмотря на то, что это его ущербность всегда тревожит и беспокоит самого человека, что он никогда не расстается с мечтою, в конце концов, хотя бы немного пожить этой недоступной ему добропорядочной жизнью. И не только потому, что добропорядочная жизнь его самая заветная мечта, а большей частью только потому, что на его беду без этой добропорядочной жизни ему недоступны высшие наслаждения и радости человека во время своей жизни. Если бы он сумел ощутить их в себе хотя бы на одно мгновение, то уже никто никогда не смог бы его отвратить от добропорядочной жизни.
   - Отец, но ты можешь творить на земле самые настоящие чудеса! - воскликнул от охватившего его отчаяния Антон, когда его половина облака отделилось от другой половинки с восседающим на ней стариком. - Так сотвори чудо для русского народа!
   Половина облака со стариком остановилось. И он, повернув к Антону свое доброе грустное лица, тихо проговорил:
   - Чудеса творить, Антон, несложно.... Вот только поймут ли правильно эти чудеса сами люди? Они, как и всегда, никогда не ценят того, что им легко дается....
   - Я понял тебя, отец! - выкрикнул Антон удаляющемуся от него старику. - По всей видимости, ты прав, но у меня, все равно, болит сердце о своем русском народе!
   - А отцовское сердце болит еще сильнее!.. - еще успел услышать Антон и проснулся.
   Только в одном преуспело тюремное чиновничество за долгие годы своего существования. Оно научилось до того метко плевать в человеческую душу и с такой легкостью омрачать самый светлый для заключенного праздничный день, что не, наверное, а совершенно точно их в этом деле уже никто и никогда не сможет перещеголять. Если предположить, что в день освобождения из мест заключения с лица уже почти бывшего арестанта не сходит веселая радостная улыбка, то на самом-то деле это вовсе не так. В этот день он будет переживать намного больше, чем в день своего ареста. Потому что во время ареста у работников правопорядка намного больше порядка и организованности. Не обрадовали Антона и лично добавленные ему бесом пять лет поселения. Переодевшись в свой старенький костюм, уже больше никому не нужный Антон вышел из ворот лагеря и остановился в растерянности, не зная, чем он будет заниматься в месте назначенного ему поселения и куда ему податься. Ему определили здесь жить, а что ему здесь делать и как ему себя прокормить - об этом Антону никто ничего не сказал.
   - Антон!? - услышал он окликающий его голос.
   Антон обернулся и увидел, как с остановившихся возле ворот лагеря саней соскакивают Оксана с Виктором.
   - Здравствуйте, друзья, - поздоровался с ними обрадованный неожиданной встречею Антон. - Но как вы узнали о моем сегодняшнем освобождении?
   - Не только плохими слухами полниться земля, но и хорошими, - весело проговорил Виктор и поинтересовался - И тебя тоже определили на поселение?
   - Так же, как и тебя, - с грустью проговорил Антон. - Вот стою у ворот и думаю, куда мне теперь идти и чем мне заниматься?
   - Не грусти, старина, - весело проговорил набрасывающий на своего друга тулуп Виктор. - Иван Павлович уже поручился за тебя в лесничестве.... Вместе будем лес сторожить.
   - Спасибо, друзья, за заботу, - от всей души поблагодарил Виктора растроганный Антон. - Мне теперь для полного счастья остается только подобрать более-менее сносное жилье....
   - Будешь жить у нас, - заявила перебившая Антона Оксана.
   - Но я не хочу вас стеснять, друзья мои, - возразил Антон. - Мне не очень хочется ощущать себя в вашем доме третьим лишним....
   - Антон, у нас нет достаточно полномочий, соглашаться с твоими извинениями, - пошутил Виктор. - У нас строгий приказ от родителей моей жены доставить тебя к ним в целости и сохранности.
   Они уселись в сани, и старая кобыла резво понесла их по утрамбованной дороге к дому лесника. Там за угощением Антон договорился с Виктором обратиться в Москву с просьбою отменить им поселение.
   - С одной просьбою мне уже повезло, - тихо проговорил Антон. - Вполне возможно, что и вторую мою просьбу Москва удовлетворит. Но в любом случае мы сами от обращения с просьбою отменить нам поселение ничего не потеряем.
   Несчастная Холида прямо разрывалась между своим супругом, курортом и небольшим приморским поселком, пока не услышала от своего мужа долгожданную весть.
   - Обратно мне не дает покоя твой поселок, - пошутил с аппетитом обгладывающий куриную ножку генерал.
   - Что могло заставить моего драгоценного супруга снова обратить на этот ничего собою не представляющий поселок внимание? - с притворным равнодушием поинтересовалась Холида.
   - Тамошнему первому секретарю районного комитета партии захотелось потягаться с нашими органами, - с ехидным смешком объяснил ей генерал. - Он уже даже начал собирать компромат на нашего работника....
   - Но тебя, мой дорогой, я в этот поселок больше не отпущу, - шутливо запротестовала Холида. - А то найдешь в нем себе молодую и интересную девушку и позабудешь о своей жене....
   - Не беспокойся, - добродушно буркнул оценивший ее шутку генерал, - этого наглеца самого вызывают в Москву.
   - Наконец-то, защитник этой надоевшей мне до чертиков Тимофеевой Вали на короткое время уедет из поселка, - возликовала про себя Холида. - Теперь-то я непременно заставлю ее изменить своему Антону. Я ни за что не упущу свою последнюю попытку продлить свое земное существование.
   Утром она попрощалась с генералом и первым самолетом улетела на юг. Ее здоровью снова угрожала серьезная опасность.
   - Первый секретарь занят.... Принимать сегодня никого не будет, - устало проговорила Валя и положила трубку на раскалившийся от звонков телефон.
   Нелегко уединиться человеку, от воли и желания которого зависит очень многое в порученном ему районе. Отчаянно пульсирующие изнемогающие от неразрешенности срочные вопросы нетерпеливо прорывались грозно громыхающей волною в приемную и, требуя своего немедленного разрешения, бились о стоящую на их пути Валю. Валя знала, почему Геннадий Петрович закрылся в своем кабинете. Она сама сегодня утром отнесла ему ту злополучную бумажку и молча положила ему на стол. Ох, и как же ей хотелось разорвать эту бумажку на мелкие кусочки, растоптать эти ненавистные ей клочки своими ногами. Но Валя понимала, что, если она ее уничтожить, то нисколько не облегчит положение Геннадия Петровича, а сделает ему и себе только хуже. Вместо этой бумажки придет вторая и к тому же начнут разбираться, почему посланная Смирнову телеграмма с вызовом в Москву не была получена им вовремя. Эту бумажку можно было уничтожить, но ее уничтожение не могло заставить пославших ее людей отступиться от Геннадия Петровича.
   А сам закрывшийся в кабинете Геннадий Петрович, перебирая присланную ему телеграмму о срочном вызове в Москву пальцами, пытался вникнуть в смысл напечатанных на нее скупых фраз. Для него не было большим секретом, откуда подул ветер и кого он должен благодарить за вызов в Центральный Комитет партии для собеседования. Смирнов не обольщался возникшей в его голове мыслей, что заскучавшие от безделья партийные чиновника начали интересоваться жизнью первых секретарей районных комитетов партии.
   - Звездочка моя помогла, - тихо шептал он вслух. - Не по зубам я оказался областному Политическому управлению.
   Смирнов отнесся к этой телеграмме пусть и не с олимпийским спокойствием, но и не стал слишком уж драматизировать это событие.
   - Это не область и даже не республика, - успокаивал он самого себя, - в Центральном Комитете партии работают умные люди.... Они сумеют принять правильное решение.
   Геннадий Петрович в это время больше переживал за Валю, чем за себя самого. Он знал, что Каратаева в последнее время очень часто посещала бывшая жена погибшего при довольно странных обстоятельствах офицера Государственной безопасности Лобова, а сейчас, по слухам, жена очень высокого и влиятельного московского начальника. Да, и сама Валя уже не раз ему говорила, что видела эту странную парочку возле своего дома.
   - Но почему они так упорно хотят загубить никому не делавшую зла и ни на что в своей жизни не претендующую простую рыбачку? - уже не раз задавался Геннадий Петрович для себя вопросом и только в недоумении пожимал плечами. - Чем же моя спасительница так уж сильно им насолила, что они готовы решиться на многое лишь от нее избавиться?
   Их поведение выглядело не только странным, но и очень даже непонятным. Поэтому он сейчас и беспокоился, не замышляют ли они чего-нибудь еще против его спасительницы, удаляя из района его - ее единственного защитника.
   - Конечно, им будет намного легче расправиться с нею без меня! - воскликнул про себя все больше убеждающийся в угрожающей его спасительнице опасности Смирнов. - Но пока я жив, я не дам ее им на расправу. Иначе, как я могу убеждать жить по чести и совести других, если не смогу защитить человека, в невинности которого не сомневаюсь. Но что же мне делать? Отказаться ехать в Москву, но это просто невозможно. Мне не к лицу выглядеть в роли нашкодившего мальчишки.
   Долго думал Смирнов, как ему выйти из этого очень даже щекотливого для него положения, пока его голову не осенила неплохая мысль. Ухватившись за нее, он начал прокручивать про себя все возможные последствия не только для него самого, но и для Вали, но ни что не предвещало ему несчастье. Продумав все до мелочей, он, не забывая, что осторожного человека и бог бережет, тщательно проверил в своем кабинете каждую бумажку и только потом вызвал к себе Валю.
   - Я подумал Валентина Григорьевна, что вы можете, пока меня не будет в районе, использовать свое право на отдых.
   - Какой отдых Геннадий Петрович? - с недоумения переспросила ничего не понимающая Валя.
   - Вы можете взять отпуск, - объяснил ей Смирнов.
   - Отпуск?.. Зачем он мне? - продолжала его переспрашивать по-прежнему ничего не понимающая Валя.
   - Как зачем? Разве вы не соскучились по мужу и не желаете показать ему сына? Я уже и билет заказал вам на самолет. Вот вам листок бумаги, Валентина Григорьевна, присаживайтесь на стул и пишите на мое имя заявление с просьбою предоставить вам положенный вам согласно трудовому законодательству отпуск.
   Валя присела на стол и написала под его диктовку все, что от нее требовалось.
   - Вот и хорошо, Валентина Григорьевна, - тихо проговорил подписывающий ее заявление Смирнов.
   - А как же вы? - спросила, не знающая радоваться ли ей своему неожидаемому отпуску или нет, Валя.
   - Я, Валентина Григорьевна, уезжаю в Москву и пока могу обойтись без секретаря. Разрешите поздравить вас с законным отпуском и пожелать вам хорошего отдыха. До отлета самолета уже осталось совсем немного времени, так что прошу поторопиться. Слова уже ждет вас внизу. Он довезет вас домой, а оттуда в аэропорт.
   Смущенная Валя поблагодарила своего начальника, и скоро уже летела вместе с сыном в самолете, все еще не веря, что уже завтра она увидит Антона. Трудно поверить в скорую встречу со своим сердечным другом, если люди так долго и упорно старались их разлучить.
   Уже начавшая сомневаться в могущество Комитета Государственной Безопасности Холида больше не была уверена, что ее мужу удастся справиться с оказавшимся не по зубам ее Михаилу героем Советского Союза Смирновым, а поэтому торопилась воспользоваться отсутствием вызванного в Москву первого секретаря районного комитета партии.
   - Если мне не удастся справиться с этой Тимофеевой Валей, пока ее защитника нет в районе, - переживала Холида по дороге, - то уже больше мне никто и ничто не поможет.
   - Дорогая, завтра Смирнов уезжает в Москву, - шепнул ей встретивший ее Михаил.
   - Я знаю об этом, - тихо проговорила одаряющая своего любовника одной из своих обворожительных улыбок Холида, - как видишь, я сумела обогнать даже ваши самые срочные телеграммы.
   - Долго еще они шептались в этот вечер, обсуждая свои задумки на завтрашний день, а утром, проследив за отлетом Смирнова в Москву, возвратились к зданию районного комитета партии за его секретаршей. Михаил, оставив Холиду в полуторке, вбежал на второй этаж и схватился за ручку двери приемной Смирнова. Но дверь ему не поддалась. Взбешенный Михаил дернул за ручку сильнее, но дверь не открылась.
   - Не ломайте дверь, - услышал он сзади себя чей-то насмешливый голос, - она ни в чем перед вами не провинилась.
   - Но почему она не открывается!? - со злостью выкрикнул Михаил.
   - Потому что она закрыта на замок, - ответил ему с иронией голос.
   Михаил обернулся и увидел стоящего за ним второго секретаря районного комитета партии.
   - И куда же подевались хозяева этого комитета? - уточнил у него притворившийся, что ему об отъезде Смирнова в Москву ничего не известно, Михаил.
   - Товарища Смирнова вызвали в Москву, а его секретарша ушла в отпуск, - с той же насмешливо-ироничной усмешкою объяснил ему второй секретарь районного комитета партии.
   - В отпуск! - воскликнул уже по настоящему удивившийся Михаил. - Да, когда она успела оформить для себя отпуск, если еще вчера была на своем рабочем месте?
   - Геннадий Петрович вчера и подписал ей заявление с просьбою предоставить ей очередной отпуск, - проинформировал Михаила второй секретарь районного комитета партии.
   - Понятно.... Прошу меня извинить за поднятый небольшой шум, - недовольно буркнул Михаил, а про себя подумал. - Теперь нам придется ехать за этой Тимофеевой Валентиной на побережье моря в село.
   - Ничего страшного, мы к шуму привычные, - проворчал провожающий Михаила насмешливым взглядом второй секретарь районного комитета партии.
   В этот день Каратаев с Холидою еще долго колесили по району в поисках пропавшей Тимофеевой Вали, но никто не знал, куда она могла так внезапно подеваться.
   - Я ничего не знаю, - сердито буркнул пожавший в недоумении плечами Егор Кузьмич. - Моя дочь вчера приехала домой на райкомовской машине и, забрав сына, уехала. А когда вернется, она об этом мне ничего не сказала.
   Вышедшая из самолета Валя схватила Алешку за руку и поторопилась к аэровокзалу.
   - Дочка, это ты Тимофеева Валя? - уточнил подошедший к ней пожилой мужчина.
   - Да, это я, - подтвердила его догадку Валя. - Но кто вы, и зачем я вам понадобилась?
   - Так я же вас встречаю, - объяснил подхватывающий ее чемодан мужчина
   - Но как вы узнали о моем прилете на самолете? - спросила еле поспевающая за идущим впереди пожилым мужчиною Валя.
   - Из телеграммы, - бросил ей на ходу мужчина, - вы же сами отправляли ее Антону.
   - Я ее не отправляла, это мой начальник, наверное, постарался, - с благодарностью вспоминая о Смирнове, который не только предложил ей уйти в отпуск, но и позаботился, чтобы ее встретили, проговорила Валя. - А почему Антон сам меня не встретил?
   - Он встретит вас, когда мы будем выходить из поезда. Ему нельзя так далеко уезжать с места поселения, - проговорил заскакивающий в вагон готового к отправке поезда мужчина.
   - Мы опоздали, - смирившись со своим проигрышем, тихо проговорила окинувшему ее вопросительным взглядом Михаилу Холида. - Этот Смирнов оказался намного умнее, чем мы о нем думали. Он отправил ее на север к освободившемуся из мест заключения Антону.
   - Дорогая, не стоит тебе так уж сильно огорчаться из этой досадной мелочи! Еще не все потеряно! У нас есть еще возможность задержать и вернуть назад эту оказавшуюся на самом деле слишком шуструю и изворотливую Тимофееву! Мы просто обязаны доказать на примере этой стервы всем остальным подобным ловкачам, что связываться с Государственной безопасностью Советского Союза заведомо проигрышное дело! Надо срочно возвращаться в поселок, чтобы я мог дать нужные указания нашим северным товарищам! - выкрикнул даже не помышлявший о поражении Михаил и, схватив Холиду за руку, потащил ее к машине.
   - Уже слишком поздно, мой друг, - тихо прошептала освободившаяся от его руки поникшая Холида, - я уже ясно ощущаю, как они приближаются друг к другу. Теперь уже ничего невозможно исправить.... Это конец, мне надо срочно возвращаться в пещеру....
   - В какую еще пещеру!? - переспросил ее немало удивленный Михаил.
   - Она находится здесь на побережье, совсем рядом, - устало пробормотала Холида и свернула на бегущую от селения рыбаков в сторону моря тропинку.
   Такой подавленной и, как ему сейчас казалось, полностью отрешенной от жизни, свою возлюбленную Михаил еще не видел ни разу. Поэтому сейчас, не решаясь ей ни в чем перечить, он покорно поплелся вслед за нею. Пройдя уверенными шагами несколько поворотов тропинки, Холида остановилась и, показав Михаилу рукою на одиноко возвышающуюся над окрестностями гору, тихо проговорила:
   - В этой горе и находится нужная мне пещера.... Только ты меня извини, дорогой, но в нее должна идти я одна.
   Она достала из сумочки записную книжку и, написав на одной ее странице несколько фраз, вырвала листок и, свернув его пополам, сунула его в карман Михаилу.
   - Прочитаешь мою записку, когда все произойдет, - прошептала она.
   Прижившись на мгновение к его груди, она крепко поцеловала недоумевающего Михаила в губы, а потом, резко от него оттолкнулась, побежала к горе.
   - Что ты намереваешься в этой пещере делать!? - выкрикнул ей вслед Михаил. - Возьми с собою меня!..
   - Ни в коем случае! - прокричала Холида. - Жди меня в машине!..
   - Приготовься, дочка, - толкнул придремавшую Валю Иван Павлович, - следующая остановка поезда наша....
   Поезд, потихонечку притормаживая, остановился и столпившиеся в тамбуре пассажиры высыпали на перрон.
   - Валя! - услышала она знакомый ей оклик и, увидев бегущего к ней Антона, сама побежала ему навстречу по перрону.
   Неумолимое время тут же начала громко отчитывать секунды до их долгожданной встречи. Прошло одно мгновение, потом второе, третье.... И вот они, остановившись, внимательно всмотрелись друг в друга. Годы не омолаживают человека, а горе людей не красит, но бережно сохраняемая ими в кристальной чистоте их всегда, начиная с первой встречи, неодолимо притягивающая друг к другу любовь оставалось прежнею. И эта их любовь и взаимное привязанность друг к другу все еще продолжала оставаться для них обоих такой желанною и такой огромною, что сумела, несмотря на долгие годы разлуки, осветить их лица таким всегда желанным для людей несказанным счастьем при первом же прикосновении рук. А потом на какое-то мгновение даже показала им в первоначальной красоте бережно хранимые в своих сердцах родные черты. Узнав и снова поверив в свою любовь, они бросились друг другу в объятия и еще долго стояли, не замечая и не слыша ничего вокруг себя, кроме биения собственных сердец. И эта сформировавшаяся около них неслышимая окружающими их людьми глухая тишина, сжалась в плотно сбитый небольшого размера клубок. А потом, отделившись от встретившегося Антона с Валею, с просто немыслимой скоростью понеслась над землею, пока не достигла одиноко возвышающейся над окрестностями далеко на юге горы. Неслышимая для населяющих землю живых существ эта глухая тишина все время показывалась для присевшей в пещере Холиды громко грохотавшим оглушительным громом, пока не разразилась по мере своего достижения пещеры потрясшим всю округу взрывом. От чего верхушку этой горы, словно она была воздушным шариком, высоко подбросило вверх, а потом с невероятным грохотом упала поблизости от горы. На месте прежней пещеры яростно забило своими огнедышащими языками почти под самые небеса разбушевавшееся пламя. Около часа сбежавшиеся к месту взрыва люди не могли даже близко подойти к горе. Но потом, когда пламя так же внезапно, как и воспламенилось, угасло, многие из них назло все это видевшим своим собственным глазам, даже засомневались, что это так их напугавшее пламя и на самом-то деле было в действительности. Да, и как же они могли поверить в то, что видели собственными глазами, если потом на месте этого пламени не обнаружили никакой питающий его все это время золы. Даже скальная порода наперекор их ожиданиям было вовсе не раскаленной, а холодной, как лед. Подгоняемые обеспокоенным произошедшим на его глазах лейтенантам Государственной безопасности Каратаевым они тщательно обысками гору, но не обнаружили тела погибшей Холиды. Если от нее к этому времени еще хоть что-нибудь оставалось, то уже было надежно припрятано под намертво спекшимися обломками горы. Так встревоженные доселе невиданным зрелищем односельчане и бродили по горе, пока до Михаила не дошло, что он требует от людей невозможного. Отказавшись от дальнейших поисков, он, вскочив в свою полуторку, уехал в район. По дороге он вспомнил об оставленной ему Холидою записке. Вытащив ее из кармана, он с нетерпением вчитался в написанные ее размашистым подчерком строчки.
   - Милый, - писала она ему, - когда ты прочитаешь мою записку, то меня уже больше среди живых на земле не будет. Я не держу на тебя зла и подтверждаю, что ты в моей смерти не виноват. Даже не пытайся отыскать мое тело. Оно так же, как и я сама, тоже мгновенно исчезнет с лица земли навсегда, не оставляя, после себя, на земле ни одного следа.
   - Она, подлая, уже все заранее знала, - нехорошо подумал Михаил о своей единственной в жизни любви, - но все же втянула меня в эту скверную историю. Боже мой, что же сейчас со мной будет!
   - Мама, я тоже хочу поздороваться со своим папою, - недовольно дернул ее за юбку напоминающий о себе Алешка. - Позволь мне хотя бы посмотреть на него....
   - И какая я все-таки бестолковая! - вскрикнула очнувшаяся Валя. - Я же привезла показать тебе нашего сына.
   - Алешка! - вложив в одно это слово всю свою еще не вылитую на своего сына любовь и тоску от разлуки с ним, выкрикнул Антон и, подхватив его на руки, прижал к себе его маленькое тело. - Ты уже совсем вырос без меня, сын.
   - Конечно, папа, ты же так долго к нам не приезжал, - тихо пожаловался Алешка и уже совсем не к месту проговорил. - На вокзале все говорят, что умер товарищ Сталин.
   - Умер? - переспросил вопрошающе оглядывающий своих друзей Антон.
   - Да, Антон, умер, - подтвердил слова Алешки Виктор, - на вокзале уже даже траурные флаги успели вывесить.
   - Умер, - еще раз повторил даже не знающий, что ему делать, как ему следует реагировать на подобное неожиданное известие.
   Плакать ли ему при известии о смерти вождя всех трудящихся мира или, наоборот, неизвестно почему и зачем радоваться.
   - Умер, - хором повторили вслед за ним все его друзья.
   С каким-то недоумением и беспокоящей их всех тоскою ощущая для себя, как, после осознания только что услышанного, они так остро ощутили в себе страшную и вовсе им непонятную горечь утраты, словно со смертью товарища Сталина они прощались и с чем-то для себя таким родным и близким их исстрадавшимся душам. Словно со смертью во многом определяющего не только их нынешнюю жизнь, но и для многих советских людей немалый отрезок их прошлой жизни признанного вождя русского народа Сталина, они уже начали терять почву под своими ногами. Словно они уже больше не были уверены в дальнейшем укреплении родной, для подавляющего большинства русских людей, Советской власти, но и начали предчувствовать уже ясно ощущаемой всем Советским народом надвигающейся на Советский Союз, пока еще им неведомой опасности.
   Бывший полковник Смирнов храбрился и неустанно уверял самого себя, что все для него обойдется, что не так страшен черт, как его малюют досужие художники, но, когда он начал подниматься по ступенькам лесенки здания Центрального Комитета партии, то сердце не раз смотревшего на фронте смерти в глаза его подвело. Он всего лишь на одно мгновение оставил свое сердце без присмотра, и оно, воспользовавшись этим мгновением, до того сильно забилось в его груди, побуждая его убегать от этого сильно его беспокоившего здания. Признавший в нем новичка дежуривший у дверей Центрального Комитета партии старшина милиции ободряюще ему улыбнулся и с участием поинтересовался:
   - Первый раз идете к нам, товарищ?
   - До этого времени я еще не удосуживался вызова в Центральный Комитет партии, - не без труда выдавил из себя смущенный Смирнов.
   Старшина милиции, проверив его документы, куда-то позвонил, а потом подробно объяснил Смирнову, как ему пройти до нужного кабинета.
   - Вам придется подождать, пока не окончится совещание, - тихо проговорила вся издерганная непрерывно бренчавшим телефоном секретарша.
   И Смирнов, осторожно опустившись на один из расставленных возле стен приемной стульев, развернул взятую им в дорогу газету. Он успел ее несколько раз просмотреть от начала и до конца, делая по ходу чтения нужные ему пометки, пока из дверей нужного ему кабинета не повалили молчаливые сосредоточенные немало обеспокоившей их всех, по всей видимости, проблемою люди. Секретарша, захватив его документы с собою, скрылась за дверью, а по возвращению объяснила Смирнову, что его направили на проходной не туда, куда нужно было направлять. Так и гоняли его до вечера от одного начальника к другому, пока, наконец-то, судьба не смилостивилась над ним, и он оказался возле дверей нужного ему кабинета. Пожилой мужчина внимательно прочитал полученную Смирновым телеграмму и еще долго куда-то звонил, интересуясь насчет его вызова в Центральный Комитет партии.
   - Извините, товарищ Смирнов, - тихо проговорил положивший телефонную трубку мужчина. - Вызвавший вас товарищ не сможет вас сегодня принять.... Вас примут завтра утром вот по этому адресу.
   Смирнов взял в руки протянутую ему бумажку с адресом и, положив ее в карман, вышел из кабинета.
   - Все свои вопросы решили, товарищ? - поинтересовался у него на выходе из Центрального Комитета партии старшина милиции.
   - Весь день пробегал по кабинет, но так и не понял, зачем меня вызывали, - уже не сдерживая тяжелого вздоха, проговорил Смирнов.
   - Не вовремя вы к нам подъехали, - посочувствовал ему старшина милиции. - Сейчас никому до ничего нет дела.
   - А что такое могло произойти, чтобы так сразу лишить настроения всех членов самого Центрального Комитета партии? - спросил милиционера насторожившийся Смирнов.
   - А вы не знаете, что произошло в нашей стране? - с удивлением переспросил его постовой милиционер.
   - Не знаю, - с недоумением пожимая плечами, смущенно проговорил Смирнов. - Прямо с самолета я приехал сюда и вот уже целый день бегал по кабинетам.
   - Умер, товарищ Сталин, - тихо проговорил укоризненно покачавший головою милиционер.
   - Умер Сталин!.. Такого просто не может быть! - невольно вырвалась от неожиданности подобного известия у Смирнова.
   - Сегодня весь день передают по радио это горестное для всех советских людей сообщение, - хмуро буркнул милиционер.
   - Так вот, оказывается, почему им было сегодня не до меня, - подумал про себя Смирнов. - И правильно, наверное, очень трудно близким помощникам и соратникам нашего Сталина смириться с его смертью. И как они, вообще, сегодня могли работать? Мне они о смерти горячо любимого Советским народом товарища Сталина не говорили, потому что не хотели лишний раз расстраивать самих себя. Оно понятно, как можно говорить с незнакомым человеком об утрате самого близкого и дорогого человека.
   Пораженный неотвратимой утратою он по примеру подавляющего большинства советских людей даже начисто позабыл, что у него с утра не было рту даже маковой росинки. Он долго бродил по застывшим в глубокой скорби московским улицам и беззвучно задавался одним и тем же вопросом.
   - Что же теперь со всеми нами будет? - неустанно спрашивал он у себя самого и не находил ответа.
   До этого терзающие его неприятности по сравнению с постигшей всю его страну бедою показались ему сейчас просто незначительными, не стоящими даже его внимания. Всю сегодняшнюю ночь он так и смог себя заставить спать. Он лежал с открытыми глазами и думал о потерявшей человека стране, с которым она уже привыкла связывать все свои победы, достижения и надежды на будущую счастливую жизнь. Утром он освежился холодным душем и отправился по указанному ему вчера адресу.
   - Я был прав, подозревая о своем срочном вызове в Москву с этим мерзавцем Каратаевым, - подумал Смирнов при виде восседавшего за широким столом генерала.
   - Присаживайтесь, - хмуро буркнул отрывающийся от разбросанных по всему столу бумаг генерал, - наш разговор предполагает быть очень долгим.
   Оробевший Смирнов присел на стул, а генерал, открыв лежащую на краю стола папку и нетороплива перелистывая подшитые в ней листы, просматривал все, что в них было напечатано.
   - Это, по всей видимости, собранный Каратаевым на меня компромат, - подумал про себя Смирнов.
   Одна из вложенных в папку бумажек привлекла внимание генерала. И он, взяв толстый красный карандаш, заново ее перечитал, подчеркивая карандашом самые интересные в ней места.
   - А вот и донос на меня, - отметил про себя Смирнов. - Пришла пора генералу проинформировать меня, зачем меня вызвали в Москву.
   И, действительно, оторвавшийся от папки генерал окинул Смирнова сожалеющим взглядом.
   - Геннадий Петрович, у вас отличный послужной список. Вы показали себя в боях с фашистами на фронте храбрым и способным офицером. Но вы, к величайшему сожалению, - на этом месте генерал выдержал довольно продолжительную паузу прежде, чем заговорить о главном, - оказались совершенно неспособным к правильной оценке обстановки в стране, после выпавшей на долю нашего народа разрушительно кровавой войны. Мало того, что вы уподобились политическим слепцом, так вы еще, выступив на защиту ярого врага Советской власти, объявили войну. Объявили войну не врагам Советского народа, как вы это делали на фронте, а Комитету Государственной Безопасности.
   - Вы преувеличиваете мои заслуги, товарищ генерал, - возразил уже успевший взять себя в руки Смирнов. - С какой стати мне объявлять вам войну, если мы единомышленники, если мы вместе все это время на фронте и в тылу воевали не щадя своих сил и самой жизни за нашу родную Советскую власть.
   - И как же тогда мне объяснить, что вы начали собирать компромат на наших работников в доверенном вам нашей родной коммунистической партией районе? - с не обещающей ничего для Смирнова хорошего ухмылкою полюбопытствовал генерал. - Да, кстати вы не захватили прихватить это собранное вами досье с собою?..
   Смирнов молча передал папку с собранными материалами против лейтенанта Государственной безопасности Каратаева. Неприятно поморщившийся генерал перечитал вложенные в папку листы с подробным анализом о противоправных действиях в районе представителем этой самой Государственной безопасностью младшим лейтенантом Каратаевым и окинул замершего в ожидании его ответа Смирнова вопросительным взглядом.
   - Ну, и как мне понимать всю эту вашу галиматью? - с явно прозвучавшей в голосе угрозой полюбопытствовал он у Смирнова.
   - Я решительно отвергаю от себя ваши обвинения, что я защищаю в районе врагов Советской власти, - тихо проговорил Смирнов.
   - И кто же тогда она, эта Тимофеева Валентина Григорьевна? - насмешливо бросил ему генерал.
   - Честный советский человек, товарищ генерал, - ни на одно мгновения не думал о самом себе, отреагировал на его вопрос Смирнов.
   - Но этот честный советский человек имеет ребенка и поддерживает связь с осужденным за вражескую деятельность нашим народным судом.... Этого вы, я надеюсь, не станете отрицать.
   - Я ничего не знаю про ее мужа, товарищ генерал, но в честности и верности Советской власти гражданки Тимофеевой Валентины я убедился еще тогда, когда руководил местным партизанским отрядом.
   - Это уже очень интересно, - со снисходительной ухмылкою осматривая раскрасневшееся от возбуждения лицо Смирнова, проворчал генерал. - Вы не можете рассказать мне о том времени, чем таким особым и особенно важным для вас проявила себя в годы войны гражданка Тимофеева?
   Смирнов начал рассказывать историю своего знакомства с гражданкой Тимофеевой Валентиной Григорьевной. Генерал его не перебивал, а только насмешливо хмыкал, когда Смирнов с увлечением расписывал про ее геройское поведение в годы войны. Слишком много ему за долгую службу в органах приходилось выслушивать подобные истории, но советские чекисты не были впечатлительными людьми и, по своему обыкновению, не верили подобным излияниям имевших несчастье попасть в поле их зрения людей. Обладая трезвым рассудком, холодным сердцем, болезненной мнительностью и манией подозрительности, они в простых человеческих поступках с успехом раскрывали вражеский замысел.
   - Спешит обелить свое черное нутро, - с презрением говорили они о подобных горе моралистах и со знанием дела добавляли. - Черного кобеля никогда не удастся отмыть до бела.
   Смирнов ясно видел негативную реакцию генерала на его слова. Это ему мешало и путало ему мысли.... Но, когда он перешел к причине заставившей его собирать компромат на лейтенанта Государственной безопасности Каратаева, то к своему ужасу увидел его откровенно презрительную ухмылку. Но он не остановился, а, наоборот, еще быстрее засыпал словами, стараясь полностью выговориться, пока его не лишили этой возможности. И, своему крайнему удивлению, он заметил промелькнувший в глазах генерала живой заинтересованный огонек.
   - Что же в моих словах могло его так заинтересовать? - подумал про себя не прерывающий своего рассказа Смирнов, но генерал сам решил придти к нему на помощь и, оборвав его на, как говориться, полуслове, задал ему уточняющий вопрос. - Опишите мне по возможности подробней навещающую офицера Каратаева женщину?
   - Так вот отчего генерал так насторожился!? По всей видимости, эта навещающая Каратаева женщина не случайный для генерала человек!? Вполне возможно, что он и есть тем самым ее высокопоставленным мужем!? - воскликнул про себя обругавший самого себя Смирнов, что так непростительно мало уделил ей в свое время внимание.
   Дальнейшие расспросы генерала подтвердили его догадку. Тимофеева Валентина и он сам генерала уже не интересовали. Генерал расспрашивал Смирнова только о навещающей лейтенанта Каратаева женщине, словно она и была самой главной виновницей его вызова в Москву.
   Вытянув из Смирнова все, что он знал о похождениях его жены, генерал задумался. Он уже не знал, как ему поступить с этим первым секретарем районного комитета партии уже давно беспокоившего его южного приморского района.
   - Кажется, этому донкихоту повезет, - с неудовольствием подумал принимающий решение использовать собранный Смирновым компромат для расправы с любовником его жены Каратаевым генерал.
   Он до того сильно жаждал мести, что решил отпустить с миром Смирнова, которого уже считал своей законной жертвой. Генерал взял в руку телефонную трубку и, дождавшись ответа на другом конце провода,
   тихим спокойным голосом проговорил:
   - Николай Иванович, я разобрался с делом Смирнова Геннадия Петровича. Он, по моему твердому убеждению, ни в чем не виноват. Виноват превысивший свои полномочия наш офицер, а Смирнов, как честный и порядочный коммунист, не мог на допускаемые им безобразия спокойно реагировать. Если у вас не будет к нему вопросов, то, как я думаю, его уже можно отпускать домой.
   Выслушав ответ, генерал опустил трубку на место и, крепко пожав Смирнову руку, пожелал ему дальнейших успехов в его благородной и почетной службе Советскому народу.
   - Старею, - недовольно буркнул выпроводивший Смирнова из кабинета генерал, - надо мною уже может посмеяться и слабая женщина.
   Перебирая по памяти уже прожитые с коварной изменщицей годы, он вспомнил и о непонятной для него истории с той злосчастной запискою. Сейчас она ему уже представилась в совсем ином свете. Он уже снова засомневался в тогдашней невиновности Иволгина.
   - И этот наглый мальчишка тоже смеялся надо мною все эти годы, - злился выискивающий способ как бы ему примерно наказать этого Иволгина генерал. - Но, как дело Смирнова могло дойти до Центрального Комитета партии, минуя меня? - неожиданно подумал генерал и решительно нажал на кнопку вызова к себе секретаря.
   - Вызывали, товарищ генерал!? - уточнил вбегающий в кабинет Петр.
   - Как это дело могло попасть в Центральный Комитет партии через мою голову!? - прорычал взбешенный генерал, швыряя в него делом Смирнова.
   Словивший его на лету Петр посмотрел на обложку и заплетающим от ужаса голосом пролепетал:
   - Вас тогда, товарищ генерал, не было на месте, и я думал....
   - Вы не имели право принимать подобное решение! - рявкнул на него генерал. - По этому просто вопиющему случаю будет назначено служебное расследование, а пока я отстраняю вас от выполнения служебных обязанностей!
   Петр молча козырнул и, повернувшись через левое плечо, вышел из кабинета.
   - Ну, вот с этим наглецом уже вопрос решен, - с удовлетворением подумал генерал, озадачивая дежурного подготовить для него командировочные документы. - А теперь мне просто необходимо снова лететь в этот до чертиков надоевший мне поселок, чтобы расправиться с остальными шутниками.
   Долго стоял генерал на монолите из спекшихся между собою обломков взорванной горы, подставляя влажному морскому ветерку свою облысевшую голову. Мысленно попрощавшись со своей неверной ему красавицей женою и, где-то в глубине своей души сожалея об ее утрате, он неторопливо, по-старчески переступая своими отказывающими ему в повиновении ногами, спустился к поджидающим ему внизу офицерам.
   - Вы виноваты в смерти моей жены! - сурово бросил он поникшему Каратаеву.
   - Я ни в чем не виноват! - выкрикнул не согласный с обвинением Михаил. - Вот вашей жены предсмертная записка, в которой она подтверждает мою невиновность!
   Неприятно поморщившийся генерал с нарочитой брезгливостью взял ее в руки и тут же разорвал ее на мелкие клочки.
   - Я уже давно знаком с вашими играми во всевозможные записки! - со злостью выкрикнул прямо в лицо офицера Каратаева. - Может, вы еще посмеете утверждать, что моя жена сама заложила в эту гору такую мощную взрывчатку, от взрыва которой она не только почти полностью развалилась на куски, но и стала в несколько раз меньшей!? Арестовать этого террориста-подрывника!
   Два крепких сотрудника Государственной безопасности подхватили упирающего Каратаева под руки и потащили его к черному воронку.
   - Не торопитесь назначать на его место офицера! - сердито буркнул он начальнику областного управления Государственной безопасности. - Я пришлю на замену этому прохвосту уполномоченного из Москвы.
   - Штабные работники мало смыслят в оперативной работе, - недовольно заметил начальник областного управления.
   - Можешь не беспокоиться, - с ехидной ухмылкою оборвал его генерал, - тот офицер, которого я к вам пришлю, непременно справится с возложенными на него обязанностями. Он уже раньше работал в этом районе.
   - Вы пришлете к нам Иволгина? - уточнил догадавшийся начальник областного управления.
   - Да, я пришлю именно его, - подтвердил, с удовольствием представляя про себя расстроенную физиономию этого обычно самоуверенного офицера, генерал.
   Наблюдая за всем происходящим в России через свой волшебный чан, Сатана только многозначительно хмыкал. Он уже был подготовлен, что его уже порядком истощившийся круг зла очень скоро будет разомкнутым. И ему бесстрастно взирающему на гибель миллионов по его злой воле людей было вовсе не жаль исчезнувшей вместе с размыканием замкнутого тысячу лет назад над землею круга зла последней шибианки. Сатана уже полностью использовал ее в собственных интересах и больше в ее услугах не нуждался. Он только согласно своей зловредной привычке не преминул возможностью самому увидеть воочию исчезновение последней на земле шибианки, чтобы еще раз съехидничать по поводу в очередной раз оставшегося в дураках всесильного Творца.
   - Куда Ему за мною угнаться, - самодовольно думал, любуясь взметнувшимся почти под небеса над взорвавшейся согласно проклятию горою пламенем. - Этому уже совсем дряхлому выжившему от бесконечности своего существования из ума Старику лучше всего, наконец-то, угомониться и сдаться на милость победителя, а понапрасну не пыжиться в своих тщетных попытках поставить меня, Сатану, на место.
   Однако привыкшему не оглядываться на уже пережитое Сатане больше всего нравилось наблюдать за уловками при выполнении выгодного им обоим поручения Хряща. Его изворотливость и полнейшая беспринципность при достижении своей цели раз от раза вызывали у Сатаны не только восхищение, но и даже поощрительную ухмылку.
   - Мое воспитание, - тихо бубнил Сатана себе под нос, - такой, как говорить, ради красного словца не пожалеет и своего родного отца. Подобного проныру уже давно не носила на себя земля. Похоже, что я сделал для себя, заманив этого Хряща на сторону тьмы, неплохое приобретение.
   Сатана с нескрываемым удовольствием наблюдал, как Хрящ готовится к устранению стоящего на его пути к возвышению над Советским Союзом Сталина чужими руками, а когда это у Хряща получилось, то не выдержал и забегал по всей пещере с дикими воплями.
   - Я, наконец-то, избавился от этого притворяющегося святым безбожника! Этот мертвый Сталин больше не сможет мешать вращать мне этим самовлюбленным русским народом, как мне заблагорассудится! Я совсем скоро снова восстановлю свою ничем неограниченную власть над всем миром! - орал от избытка переполнивших его в это время чувств Сатана как полоумный, пугая своим громыхающим под сводами пещеры воплем обосновавшихся там нетопырей и злыдней.
   Немного успокоившись, Сатана снова уселся в стоящее возле волшебного чана кресло и, уже в самом прекрасном расположении духа, начал наблюдать за реакцией самого Советского народа на смерть своего признанного вождя, с которым они привыкли связывать все свои достижения и надежды на будущее. Сталин правил ими уже ни один десяток лет, и все советские люди, несмотря на вытворяющие как бы от его имени невиданные доселе на земле преступления и злодейства слуг Сатаны, безоглядно в него верили. И то, что он видел в своем волшебном чане, не радовало Сатану, не внушало ему уверенности в уже совсем скорую окончательную победу над этим извечно непокорным его воле народом. Сатана, к своему величайшему неудовольствию, видел погруженную в глубокую скорбь Россию, видел мрачные растерянные лица ошеломленных свалившейся на их бедовые головы нежданной бедою русских людей. И даже в так называемых трудовых лагерях, в которых слуги Сатаны особенно зверствовали от имени Сталина, он не видел, чтобы заключенные выражали по поводу смерти вождя буйное ликование. Как бы пристально не всматривался Сатана в их хмурые с заострившимися скулами лица, он не видел в них ни одного намека на злорадство или затаенную радость по поводу смерти бессменного до этого времени руководителя советской страны.
   - Чем же все-таки Сталин привлекал к себе сердца простых русских людей!? - выкрикнул в недоумении ничего не понимающий Сатана, с явным неудовольствием вспоминая свой последний разговор со своим земным сторонником в России Хрящом. - Воистину прав был этот прохиндей, утверждая, что к имени Сталина грязь не пристает! Так что же все-таки я еще не понял, после общения с этими никчемными живущими на земле людишками!? Что они умудрились от меня скрыть за это долгое время!? Неужели кристальная честность Сталина, его подкупающая простых людей искренность и огромное желание творить вокруг себя одно только добро все это время особенно остро ощущалось всем Советским народом!? И даже, несмотря на огромное желания моих слуг очернить его имя, эти глупые бестолковые люди сейчас до того сильно переживают его смерть!
   Немного порадовало Сатану скорое переизбрание на место умершего Сталина Хряща. Нечисть не любит долго печалиться о своих ошибках и недочетах во славу тьмы, поэтому Сатана, снова переполнившись ничем непоколебимою верою в свою конечную победу над силами добра и справедливости, уже с явной насмешкою наблюдал на тщетные попытки Хряща подрожать во всем Сталину и претендовать на роль отца Советского народа.
   - Нет, мой дружочек, из твоих сегодняшних потуг ничего не выйдет, - не без сожаления приговаривал Сатана. - Ты родился на земле вовсе не для такой роли. Но не переживай, я непременно заставлю тебя ославить и унизить ненавистное мне имя Сталина. Сделать так, чтобы имя Сталина прослыла на все века не радетелем о народном благе, а как самым жестоким тираном сейчас благотворящего его русского народа. Люди всегда с охотою проглатывают в себя все то, что им преподносят готовым на блюдечке с голубой каемочкой. А пока ты можешь немного порезвиться на воле, изображая из себя этого всегда мне глубоко ненавистного Сталина, на которого ты похож еще меньше, чем мокрая курица на льва.
  
   Октябрь 1995 года.
  
  
  
  

Глава восьмая.
В БУРЬЯНЕ РОЗЫ НЕ РАСЦВЕТАЮТ.

  
   - Король умер! Да здравствует король! - с мрачным удовлетворением вскрикнули присосавшиеся к Советской власти сторонники Сатаны и с громкими овациями встретили воцарение Хряща Никиту Абрамовича.
   Пока еще не опомнившиеся, после смерти любимца простого народа Сталина, честные партийцы с подозрением присматривались к новому руководителю, интуитивно ощущая в нем чуждый им дух, молчаливо осуждали его за не совсем честные уловки, которые и привели его на столь высокий пост. Однако самого Никиту Обрамовича их негативное к нему отношение нисколько не только ни волновало, но и даже не заботило. Всеми правдами, а чаще всего неправдами, добившись своей самой заветной цели, Никита Обрамович уже смотрел на окружающих его людей свысока и ощущал самого себя, чуть ли не самим Господом богом. Не обладая ни опытом и ни авторитетом признанного вождя всех трудящихся Советского Союза, Хрящ старательно копировал манеры умершего не без его участия Сталина. И в своем страстном желании походить во всем на него выглядел со стороны больше на кривляющегося клоуна, чем на ответственного государственного деятеля. После долгих лет унизительного заискивание перед величием гения Сталина, избрание его на высокий в советской стране пост способствовало возрастанию его самомнения о себе во сто крат. Никита Обрамович уже ощущал самого себя, наподобие ушедшего в иной мир Сталина, непогрешимым. И это его ничем не подкрепленная уверенность в себе непременно должно было привести в ближайшем будущем руководство такой великой страною к самым серьезным ошибкам и просчетам.
   - Вот и закончилось твое проклятие, - тихо проговорил добродушно похлопавший Павла по плечу леший Ираклий, после проводов получившего разрешение возвратиться в место проживания своей семьи Антона. - Содеянное тобою зло рассеялось, а потерпевшие от него люди снова обрели счастье продолжать жить одной семьею.
   Окинувший лешего вопрошающим взглядом Павел, так и не смог понять, радуется ли Ираклий освобождением от слишком утомительного для него, по его словам, вождением проклятого человека или нет. Лицо лешего по-прежнему выглядело бесстрастным и лишенным всяких переживаний и чувств по поводу их расставания. И пусть не показное безразличие Ираклия к его дальнейшей судьбе немного и задевало уже успевшего к нему привыкнуть Павла, но и он сам тоже не испытывал никакого особенного чувство к водившему его на протяжении длительного времени за собою лешему.
   - Самое главное, что я вынес из наших совместных приключений: справедливость, в конце концов, всегда торжествует, - с апломбом заключил не нашедший других слов Павел.
   - Ты в этом уверен? - не без ехидства поинтересовался не изменяющий своей привычке в общении с ним леший. - В чем именно ты видишь победу своей возлюбленной справедливости?..
   - Если судить по итогам наших совместных странствий по земле, - начал со снисходительной ухмылкою объяснять и до этого редко соглашающемуся с его мнением лешему Павел, - то во имя своей карьеры отправивший за решетку невиновного человека Иволгин остался, как и старушка в известной русской сказке, с разбитым корытом. Все ставящая на свои места человеческая судьба повернула так, что и он вместе с освобождением из мест заключения Антона возвратился к тому с чего и начинал свою службу в органах Государственной безопасности. Временно занявший его место Каратаев изводил бедную женщину, требуя от нее измены своему супругу. Его тоже жестоко наказала все та же ничего не забывающая и всегда награждающая любого человека по его заслугам перед всевластной на земле жизнью судьба. Да, и я сам проходил все эти годы по земле с тобою вполне заслуженно.... Так что, мой дорогой Ираклий, ты просто обязан согласиться со мною, что справедливость восторжествовала.
   - Ты не прав, Павел, - возразил ему Ираклий. - Ты не прав только потому, что мы, лешие, существует на земле вовсе не для того, чтобы торжествовала справедливость. Если бы это было так, то наш повелитель Сатана уже давно стер бы нас всех в порошок. Ты не прав, потому что лучшие годы пострадавших от проклятия людей и твои тоже безвозвратно утеряны. И надо быть просто наивным ничего в этой жизни не понимающим человеком, чтобы поверить, что, начиная с этого дня, жизнь к пострадавшим от проклятия людей повернулась своей светлой стороною, что все их беды и несчастья уже безвозвратно остались позади....
   - Ты всегда все усложняешь, Ираклий, - с раздражением отмахнулся от него Павел. - Ты все время хочешь видеть в нашей жизни на земле одни только черные краски. Но, к счастью, у нас имеются и такие честные принципиальные люди, как Смирнов. И таких людей в сегодняшней России немало. Я не сомневаюсь, что на замену умершему вдохновителю и организатору всех наших побед и достижений товарищу Сталину придут еще тысячи и тысячи советских людей. И поэтому мы, Ираклий, с каждым последующим днем будем жить все лучше и лучше.
   - Я вынужден признать, Павел, что за время наших хождений по земле ты поумнел, но совсем немного, - тихо проговорил укоризненно покачавший головою леший. - А для того, чтобы ты стал мудрым, с тобою надо еще долго работать и работать. Но, к твоему несчастью, а, к моему сожалению, я держать тебя возле себя больше не имею права. По предписанному нам, лешим, закону я должен отпустить тебя в том же поезде и на том же месте, но тебя такого оборванного и обросшего проводник тут же спровадит в милицию. Отпущу я тебя, пожалуй, возле твоего дома, где ты сможешь хотя бы немного привести себя в порядок.
   - Так будет лучше, - согласился с лешим Павел и они поехали в совместное последнее путешествие.
   Трудно полюбить даже за долгие годы хождений по земле насильно удерживающего возле себя человека, а, тем более, чуждое человеческой породе существо. Но в отношениях между Павлом и лешим за эти долгие годы было и немало хорошего, способствующих сближению таких разных по своим воззрениям на земную жизнь существ. И они, как можно было подумать, вовсе не торопились приблизить свою прощальную минуту. Они молча, погруженные в одни и те же думы, неторопливым прогулочным шагом прошлись по московским улицам и, подойдя к дому Павла, Ираклий скорее по привычке, чем по необходимости, втолкнул его в квартиру через окно.
   - Я готов, - шепнул Павел лешему.
   - Прямо перед твоей женою? - с удивлением переспросил леший, указывая Павлу на сидевшую в кресле Алену.
   - Ей, все равно, придется мое неожиданное возвращение пережить, - хмуро буркнул отмахнувшийся от него Павел. - Давай, мой друг, прощаться....
   Они обнялись и, пожелав друг другу удачи, начали медленно расходиться. Павел с грустью смотрел на затягивающегося серою дымкою лешего, а, когда тот окончательно исчез из его глаз, помахал ему на прощание рукою. Громкий пронзительный вопль насмерть напуганной его внезапным появлением прямо из воздуха жены убедил Павла в своем возвращении к живым людям. Забившись в угол дивана, прикрывающая свое лицо руками Алена с ужасом смотрела по появившееся перед нею страшное существо. Павел намерился к ней подойти, но она завопила еще громче.
   - Да, не ори ты, как оглашенная! - недовольно прикрикнул на нее не видевший другого способа, чтобы ее утихомирить, Павел. - Или ты не узнаешь своего собственного мужа!?
   - Но как ты оказался в моей квартире!? - воскликнула с трудом узнающая по голосу своего уже давно исчезнувшего мужа Алена. - И почему ты такой неухоженный, что мне даже жутко смотреть на тебя!?
   - Это долгий разговор, но обо всем этом мы поговорим позже, а прямо сейчас я хочу привести себя в относительный порядок, - хмуро буркнул открывающий шкаф Павел.
   Машинка для стрижки волос была на месте. Павел снял ее с полки и молча протянул Алене. Подстриженный и до синевы выбритый Павел разделся и с удовольствием окунулся в наполненную теплой водою ванну. Вымывшись, он уже, не торопясь, натянул на себя выходной костюм и, надушившись духами жены, вышел из ванны. В квартире его уже ждали.
   - Вы старший лейтенант Кравченко? - уточнил у него мрачный неразговорчивый парень.
   - Да, это я, - тихо проговорил бросающий на свою жену презрительный взгляд Павел
   - Вам придется пройти с нами, - тихо проговорил второй парень и решительно подтолкнул его к выходу из квартиры.
   Молчаливо стоящий на столе телефон, словно обрадовавшийся, что, наконец-то, наступил и его черед, до того оглушительно громко прозвенел прямо в уши глубоко задумавшегося о чем-то своем генерала, что тот от неожиданности вздрогнул и, недовольно поморщившись, поднял трубку.
   - Ну, что там у тебя еще стряслось? - сердито буркнул услышавший в трубке голос секретаря генерал.
   - Товарищ генерал, с вами хочет поговорить следователь! - доложил секретарь.
   - Какой еще следователь!? - выкрикнул в трубку уже начавший сердиться генерал.
   - Который расследует дело вашего бывшего порученца Кравченко, - объяснил генералу секретарь.
   - Ну, хорошо, - буркнул немного смягчившийся генерал. - Свяжи меня с ним, пусть скажет по телефону все, что ему от меня понадобилось....
   - Какие еще могут сомнения по этому дезертиру Кравченко!? - заорал в трубку, когда его соединили со следователем, генерал. - Он дезертировал с места своей службы в самое трудное для Советского Союза время! И все это время неизвестно где пропадал!.. Вот пусть и отвечает сейчас за все свои грехи по нашим строгим к подобным отщепенцам законам!
   - Товарищ генерал, - с неудовольствием вслушался в возражающий ему в трубке голос следователя, - этот Кравченко в свое оправдание городит такую чепуху, что я не уверен, что нам стоит доводить дело не только до народного суда и уж, тем более, до трибунала.
   - Тогда направляете его к психам, пусть они вправляют ему мозги, - порекомендовал следователю недовольно фыркнувший генерал.
   - И еще, товарищ генерал, - не успокаивался следователь. - Кравченко утверждает, что виновником его проклятия является один из высокопоставленных чиновников вашего управления, но его фамилию называть отказывается. Вот я и подумал, что это информация может вас заинтересовать....
   - Он так и говорит? - переспросил следователя насторожившийся генерал.
   - Именно так и говорит, товарищ генерал, - подтвердил свои слова следователь.
   - Хорошо, я с ним побеседую, - согласился генерал с просьбой следователя, - но предварительно пусть его осмотрит врач.
   - Все понял, товарищ генерал, - прозвучал в трубке голос следователя. - Может, мне заодно подготовить на него направление в психическую больницу?..
   - Его нынешнее состояние опасно для окружающих людей? - уточнил у следователя недовольно поморщившийся генерал.
   - Никак нет, товарищ генерал, если бы старший лейтенант Кравченко не молол всей этой чепухи, то его вполне можно было признать нормальным человеком.
   - Тогда незачем тратить на этого олуха царя небесного народные деньги, - сердито буркнул в трубку генерал. - Еще немного подержим его у себя для порядка и отпустим на все четыре стороны. Путь сама дальнейшая жизнь убеждает его, что молоть всякие несуразности в объявившем непримиримую борьбу с всякими суевериями Советском Союзе не вполне уместно.
   Генерал не хотел даже вспоминать о неизвестно куда запропастившемся на долгие годы своем бывшем порученце старшем лейтенанте Кравченко. Но слова следователя, что Кравченко ясно намекает, что в его дезертирстве виноват высокопоставленный чиновник из Государственной безопасности, не только его насторожили, но и заставили изменить свое решение не вмешиваться в следствие по данному случаю.
   - Ну, и времена пошли, - с тоской вздыхал в ожидании, когда к нему приведут Павла, генерал. - Кто бы раньше возился с этим придурком?.. А сейчас ради того, чтобы избавить себя от излишних неприятностей приходиться только напрасно тратить время на всяких бездельников и прощелыг. Распустили народ, сволочи, своей выдуманной недалекими людьми демократией.
   - Товарищ генерал, привели бывшего вашего порученца старшего лейтенанта Кравченко, - прервал его размышления заглянувший в кабинет секретарь.
   - Хорошо, пусть войдет, - хмуро буркнул генерал и крикнул ему вслед. - Только один без конвоя!
   Через некоторое время дверь кабинета снова отворилась, и генерал окинул недовольным взглядом остановившегося перед ним Павла.
   - Здравствуй, Павел, - первым поздоровался с интересом рассматривающий своего бывшего порученца генерал, - а я уже не надеялся снова с тобою встретиться....
   - Здравия желаю, товарищ генерал, - поздоровался Павел. - Я понимаю, что очень виноват перед вами, но так уж распорядилась наша проклятая судьба....
   - Ну, и что ты прикажешь с тобою мне сейчас делать? - нетерпеливо оборвал его генерал. - По закону ты дезертир и должен предстать перед военным трибуналом.
   - Но я же не по своей воле дезертировал, товарищ генерал, - возразил Павел.
   - Павел, я могу допустить, что все, о чем ты рассказывал следователю, правда, но как мне убедить в этом остальных умных и рассудительных людей? Надеюсь, что ты понимаешь, что никто из здравомыслящих людей не поверит в твои россказни?
   - Наверное, вы правы, товарищ генерал, - не стал спорить Павел, - но и мне тоже не хочется изо всей этой так называемой чепухи надолго садиться за решетку.
   - Тогда сам посоветуй мне, как я должен с тобою поступить? - окидывая Павла недовольным взглядом, с раздражением буркнул генерал.
   - Не знаю, товарищ генерал, - еле слышно выдавил из себя Павел.
   - А я знаю, - коротко отрезал генерал. - Только не знаю, как ты сам отнесешься к тому, что я тебе предлагаю. Я разговаривал с осматривающим тебя врачом. Он готов определить для тебя легкую степень шизофрении. Если ты согласен с таким своим диагнозом, то мы через неделю отпустим тебя на все четыре стороны. Ты сможешь обосноваться в Советском Союзе везде, где тебе понравится, но только не в Москве. Выбирай, Павел, сам, я тебя ни к чему не принуждаю.
   - Согласен на шизофрению, товарищ генерал, - после недолгого размышления, согласился с предложением своего бывшего прямого начальника Павел.
   - Вот и прекрасно, - панибратски похлопав его по плечу, тихо проговорил повеселевший генерал, - а сейчас, Павел, извини, у меня много работы.
   Генерал сдержал свое слово и через неделю Павел был освобожден из-под стражи.
   - Я не одна, - заявила ему открывшая дверь Алена, - и, вообще, я не желаю, чтобы ты проживал в моей квартире.
   - У тебя короткая память, - огрызнулся Павел. - Если бы ни я, то тебе этой московской квартиры не видать, как собственных ушей.
   - Ты потерял всякое право на эту квартиру, когда пропал на долгие годы, оставив меня одну с маленькою дочкою на руках! выкрикнула ему в ответ не отставшая в долгу жена.
   - Ты не одна оставалась в это тяжелое время для нашей страны с ребенком на руках, - с брезгливостью отмахнулся от нее Павел, - но остальные матери, в отличие от тебя, не бегают за чужими мужьями, а заботятся и оберегают своих детей. Покажи мне нашу дочь.... Я очень хочу видеть свою маленькую девочку.
   - Она у моей мамы! - выкрикнула визгливым голосом Алена.
   - Правильно, твоя мать увезла ее от тебя из-за опасения, что ее внучка вырастет похожей на свою распутную дочку! - выкрикнул уже еле сдерживающийся от переполняющего его возмущения Павел.
   - Это клевета! - с негодованием выкрикнула расплакавшаяся Елена. - Все эти гадости ты говоришь только для того, чтобы досадить мне, слабой и несчастной женщине!
   - Всю эту клевету я видел собственными глазами от начала и до конца, - устало буркнул Павел и, с брезгливостью оттолкнув свою жену в сторону, вошел в квартиру. - Можешь напрасно не переживать, у меня и самого нет никакого желания жить с тобою в одной квартире. Я пришел за своими вещами....
   Он стащил со шкафа два чемодана и начал укладывать в них свои пожитки.
   - А где мой приемник и часы? - спросил он у молчаливо наблюдающей за его сборами Алены.
   - Я, не зная, что ты еще вернешься, их продала, - размазывая по щекам катившие по ее щекам слезы, объяснила Алена.
   - Тогда возвращай обратно полученные за мои вещи деньги, - потребовал от нее Павел, - или мне придется изъять у тебя взамен кое-какие из твоих украшений.
   Алена отсчитала Павлу деньги, и он, не прощаясь, поднял тяжелые чемоданы и вышел из квартиры. Павел, еще сидя в тюрьме, решил, что переедет жить к своей теще, с которой жила его дочь Юля. Приехав на вокзал, он приобрел в кассе билет. Но до отправления его поезда еще было уйма времени. Поэтому он, оставив свои вещи в камере хранения, неторопливо прогуливался по московским улицам. Забывшись в воспоминаниях о своей дочери, он бессознательно сворачивал с одной улицы на другую, пока его ноги, по привычке, сами не принесли его к небольшой московской церкви, в которой уже готовился к службе поп-оборотень. Павел вошел внутрь и, пристроившись позади верующих людей, с болью в сердце смотрел, как пожилые люди с благоговением припадают к заветному окошку в надежде очистить свои души от вольных или невольных грехов, покаявшись в своих недостойных поступках у святого алтаря. Он смотрел, а все внутри Павла кипело от злости и ненависти к этому двуличному попу. Отпустив грехи последнему прильнувшему к окошку старику, поп, лениво позевывая, направился в сторону алтаря, возле которого и был остановлен взбешенным от распирающей его ярости Павлом.
   - Сколько же ты, иуда, отправил своих прихожан за тюремную решетку! - со злостью бросил в его откормленное на людских слезах и крови лицо попа Павел.
   - О чем ты говоришь, сын мой? - укорил прикинувшийся ничего не понимающим Павла священник, а у самого от испуга забегали в страхе глаза по сторонам. - Я слуга Господа бога нашего, а не доносчик.
   - Ты слуга Сатаны, а не божий! - выкрикнул в остервенении Павел. - Я же сам видел, как ты доносил на своих прихожан! Мундир майора Государственной безопасности тебе больше идет, чем ряса священника!
   Всего ожидал поп, но только не подобного обвинения. И он, не зная, что сказать в свое оправдание, решил сам обвинить Павла в святотатстве. Поп неистово перекрестил хватающего его грудки Павла и торопливо забормотал:
   - Чур, меня!.. Чур, меня, Сатана!.. Изыди, дьявол, из святой церкви!..
   Встревоженные неожиданным поступком Павла верующие окружили их сплошной стеною.
   - Ты чего это, парень, возводишь напраслину на нашего батюшку!? - с угрозою проговорил один из мужиков.
   - Я говорю напраслину!? - с возмущением выкрикнул Павел. - Если я докажу, что я прав, что ты потом про меня скажешь!?
   -Если можешь, докажи, - со злостью прошипел мужчина, - а, если не докажешь, то лучше, как можно скорее, убирайся отсюда подобру-поздорову. Наше терпение тоже не бесконечно.... Не доводи нас, добрых христиан, до греха.
   - Пусть ваш поп вначале снимет со своей шеи шелковую цепочку с ключом, - потребовал от мужчины Павел.
   - Нет у меня на этой цепочке никакого ключа! - запротестовал уже даже не знающий, как ему отделаться от незнакомого ему парня, поп.
   - Не бойся, батюшка, мы тебя в обиду не дадим, - успокаивал его мужчина, - но цепочку вам придется снять. Надо же нам хоть как-то убедить этого неверующего Хому в вашей невиновности в предъявленных им обвинениях....
   Поп трясущимися от страха и растерянности руками сдернул с шеи цепочку и молча протянул ее Павлу.
   - Все видите этот висящий на цепочке ключ! - выкрикнул торжествующий Павел. - А ваш поп только что утверждал, что на его цепочке не должно быть никакого ключа!
   - Но ключ еще ничего не доказывает, - возразил Павлу один из верующих. - Мало ли для какой надобности цепляют люди себе на шею различные украшения.... Хотя на такой цепочке у верующего человека должен быть не ключ, а нательный крестик, - добавил он уже совсем неуверенным голосом.
   - Пойдемте со мною, и я открою этим ключом свои доказательства, - с лукавой ухмылкою буркнул Павел и повел прихожан в заветную комнату.
   Открыв дверь металлического шкафа ключом с цепочки, он предъявил последовавшим за ним верующим мундир с погонами подполковника.
   - Я ошибся, святой отец, - насмешливо бросил он онемевшему от ужаса попу. - Оказывается, вы уже подполковник.... А вот и ваше удостоверение личности.
   - Павел передал удостоверение личности для ознакомления верующим, а сам, сняв с верхней полки шкафа блокнот, начал громко читать преданных иудою в рясе прихожан.
   - Вам не знакомы эти фамилии, - с иронией бросал в изумленную вероломством своего священника толпу верующих.
   Блокнот пошел по рукам, а Павел, воспользовавшись поднявшейся сумятицей, покинул церковь и заторопился к вокзалу.
   - Зачем мне только понадобилось ввязываться в эту историю? - ругал он самого себя по дороге. - Теперь меня уж точно надолго засадят за решетку. Кому еще, как не мне, бывшему офицеру Политического управления, не знать, что моим бывшим коллегам по описанию прихожан не составит большого труда узнать, кто это им подсунул подобную свинью.
   Трезвый расчет и холодный рассудок может сделать человека богатым и могущественным, но никогда не сделает его счастливым. Счастливым человеком не на словах, а в самом истинном понимании этого слова. Так и вышедшая замуж за Сисина Виктора Соня получила для себя обеспеченную жизнь, но не счастье, о котором мечтает каждая молодая девушка в ожидании своего замужества. Добившийся желанной для него близости с Соней Виктор очень скоро понял, что она ничем не отличается от его прежних подружек, быстро охладел к своей еще некоторое время назад горячей и страстной любви. Одно лишь не окрашенное волшебством любви физическое влечение друг к другу никогда не сможет возбудить в сердцах супругов то безумство страстей, без которых им не забыться в так желанных для всех людей сладостных мгновениях. Родители Виктора догадывались, что у их сына не все ладно в семейной жизни, но предпочитали не вмешиваться в их отношения.
   - Он мужик, - говорил своей жене Владислав Борисович, - если ему наскучит семейная жизнь, то он всегда может развестись и подобрать себе более подходящую женщину.
   Больше всех страдала мама Сони. Ей, женщине, было хорошо известно, как легко разведенной женщине найти в жизни на земле свое счастье. Найти красивой женщине мужика для постели, что плюнуть, а вот своего женского счастья у нее уже никогда не будет. Многие не согласны с подобным утверждением люди, тут же приводят множество примеров, когда женщины ощущали самих себя счастливыми не только в повторном браке, но и даже в третьем. Они верят в это, даже не подозревая, что счастье - это такое свойство человеческой души, когда обладающие его хотя бы маленьким кусочком люди уже начинает непременно ощущать самих себя самыми счастливыми на свете. Их потом уже будет просто невозможно убедить, что они обладают все лишь незначительным кусочком того огромного счастья, которым обладают в нашем мире лишь считанные единицы из тех людей, кому повезло встретить друг друга в самом начале своего жизненного пути. Что только половиною того огромного человеческого счастья способны обладать уже испытавшие до того времени, когда они встретят своего избранника, разочарование в любви женщины, что с каждою сменой своего возлюбленного их женское счастье соответственно уменьшается ровно наполовину. И не только потому, что они сами не желают для себя того огромного женского счастья, а большей частью потому, что их прежние увлечения не исчезают, как мы привыкли говорить, в небытие, что они уже будут постоянно находиться и ощущаться телом человека до самых его последних в жизни дней. В этом случае человек всегда будет сравнивать свои новые ощущения в любви со своей прежней любовью. И эти его постоянные сравнения никогда ему не позволят полностью испытать это так сильно всеми желанное человеческое счастье. Подобные сравнения в любовных ощущениях со всеми своими уже бывшими возлюбленными свойственны для всех живущих на земле людей. Однако больше всего они омрачают это счастье и жизнь для подверженных в большей степени к подобным сравнениям особо восприимчивым ко всем проявлениям жизни впечатлительных женщин. Женщинам, которым, как обычно, не все равно, кого они награждают счастьем считаться отцами их детей. Они не могут и не должны сомневаться в правильности выбора своих возлюбленных, они непременно желают быть уверенными, что они рожают своих детей от достойных их любви мужчин, в порядочности которых они нисколько не сомневаются, и с которыми они согласны прожить в любви вся отпущенные им судьбою дни. Только из одного понимания роли женщины-матери в семье Творец и наградил ее обладанием таким огромным и непомерно сладостным женским счастьем. Понимая и ясно для себя осознавая, что только одной женщине в силах сделать своего мужчину, как самым несчастным на земле человеком, так и самым счастливым, Творец одарил ее таким стимулом, чтобы она, стараясь сохранить свое женское счастье на долгие годы, вместе с тем и боролась за сохранение своей семьи.
   Елена Константиновна с болью в сердце наблюдала за страданиями своей не показывающей ей своего разочарования в замужестве дочери. Но еще больше страдала от понимания, что она уже не в силах помочь своей Соне. Если бы ее дочь голодала - она с радостью отдала бы ей свой последний кусок хлеба. Если бы ее дочери было не во что одеться - она с радостью распродала бы все свои пожитки и одела бы ее. Но женского счастья в любви не купишь и не подаришь - оно у женщины или есть, или его нет, да, и вряд ли будет хоть когда-нибудь. Елена Константиновна страдала намного больше своей смотревшей на этот мир более бесстрастными глазами, чем ее мама, дочери. Соне, как и всем ее ровесницам, все время казалось, что она знает об окружающей ее жизни и разбирается в ней намного лучше, чем ее мама. Да, она знала намного лучше своей мамы свою испорченную жизнь, но она не понимала, что эта ее жизнь недостойна высокого звания обладающего сознанием человека. Соня еще не могла понять для себя, что жить так, как она живет сейчас, не только ее недостойно, но и даже преступно. Преступно не в смысле уголовной ответственности, а в том, что она в нынешней жизни не сможет вырастить своих будущих детей, как и полается любым родителям, в любви и ласке, не сможет их научить заботиться друг о друге, любить и защищать от всяческих напастей. Она еще не понимала, что ей самой еще надобно учиться жизни у умудренных жизненным опытом людей.
   Елена Константиновна страдала еще и потому, что она не только знала, но и понимала, причину несчастья дочери. Она в запоздалом раскаянии уже проклинала свою слабость, когда, спасая, как ей тогда думалось, свою дочь, написала то злосчастное письмо. Она тогда спасала свою дочь от недостойного любви ее дочери Олега, но не могла спасти свою дочь от, как всегда, подстерегающего пытающегося обмануть судьбу человека несчастья. Судьба для каждого из нас уже заранее предопределена со времени нашего рождения на, так сказать, белый свет, но в тоже время она не устанавливает для человека жесткие рамки поведения в жизни, а позволяет ему время от времени немного видоизменять, а то и стараться подправлять, свою будущую судьбу. Складывающиеся вокруг человека обстоятельства все время заставляют принимать хоть какие-то влекущие за собою полное, или частичное, изменение его земной жизни решения. Этими своими решениями человек, как бы сам выбирает свою дальнейшую судьбу, которая и несет его по своему руслу до тех пор, пока ему снова не захочется хоть что-то изменить в своей жизни, немного подправить собственную судьбу. Судьба каждого конкретного человека тесно связано с окружающей средою обитания, с его отношениями с окружающими людьми. И в этом смысле человек как бы является творцом своей судьбы, собственного счастья. Если окружающая человека среда его не устраивает, если он не удовлетворен отношениями к нему со стороны окружающих людей - то он вправе поменять эту среду и людей и подыскать себе более подходящее место для жизни. Но ни один живущий на земле человек не имеет права строить свое счастье на несчастье других людей. В этом случае насильно измененная судьба другого человека жестоко мстит своему обидчику, подкарауливая его в самом неподходящем месте и в самое неподходящее время. Она бьет расчетливо и сильно.... Бьет так, что неборака ощущает последствие этого удара до конца дней своих.
   Елена Константиновна немного пришла в себя, когда узнала о возвращении в Москву из мест заключения Виктора.
   - Может между ними еще не до конца все окончено, может они еще смогут между собою поладить.... И моя дочь, наконец-то, обретет свое счастье, - подумала она и, ничего не говоря о его приезде дочери, тайком встретила Виктора на вокзале.
   Но он приехал не один, а на лице идущей с ним рядом девушки светилось такое огромное женское счастье, которого она и хотела для своей дочери. Но не зря говорят, что мир тесен, и Виктор с Сонею встретились там, где обычно встречается друг с другом почти все москвичи. Столкнувшись лицом к лицу на одной из станций метрополитена, они перекинулись друг с другом ничего не значащими фразами и разошлись. Ох, и трудные эти встречи отдалившихся друг от друга бывших близких людей. Слишком много сокрыто боли за внешне кажущимися вполне безобидными словами. Да, и забываются они совсем не скоро, как хотелось бы случайно встретившимся людям. Пусть и очень редко, но все же покалывают их сердца, напоминая им о прежних отношениях. И вовсе не потому, что они продолжают любить друг друга! Их чувства уже давно остыли. Просто им горько осознавать, что связывающих их раньше чувств уже нет, а может им в это время и очень удивительно, что больше никакой привязанности между ними уже нет, а их прежние чувства все еще их беспокоят. Жизнь всегда жестоко мстит и не прощает нам за попранные нами самими чувства и привязанности друг к другу. Соединяющие людей чувства никоим образом нельзя обрывать торопливо и резко: они не выносят грубого к ним прикосновения. И тот, кто осмелится на них замахнуться, не найдет себе покоя даже на смертном одре.
   Разоблачение лжесвященника в небольшой московской церкви неожиданно приняло самый неблагоприятный оборот для руководимого генералом ведомства. Об оборотне священнике прознали иностранные журналисты и раструбили о нем на весь мир. Однако опытный генерал не растерялся и начал активно заметать следы, наглядно показывающие, что его ведомство протянуло свои щупальца во все сферы жизни советских людей. Ему повезло, что вовремя подоспевшие чекисты успели вовремя отделить увидевших офицерскую форму и удостоверение личности лживого попа прихожан от остальной толпы и доставить на машинах в управление. После почти дружеской с ними беседы прихожане с охотою дали подписку о неразглашении важной государственной тайны, и с них было взято обязательство, что они непременно выступят с опровержениями этих слухов, как в самой церкви, так и по радиовещанию. Все было свалено на подлую вражескую провокацию. Незадачливого попа отвезли в больницу, и он оттуда больше в небольшую московскую церковь не возвратился. Желая, чтобы во встревоженном обществе уже не было никаких сомнений, что это была всего лишь подлая провокация вражеских спецслужб, во всех центральных газетах было опубликована в нужном освещении подробная информация о недавнем событии в московской церкви. А под этой информацией советские журналисты не скупились опубликовывать оклики передовых искренне возмущенных очередной подлой вылазкой врагов Советской власти трудовых коллективов. Кто-кто, а уж поднаторевшие над коварными измышлениями слуги Сатаны хорошо знали, как и чем им взбудоражить рабочий класс. И искренне возмущенные рабочие, не подозревая о подвохе, громко выказывали свое неудовольствие очередной наглой выходкою мирового империализма.
   - Они думают, что столица страны Советов их собственная вотчина!? - гневно кричали рабочие со страниц газет. - Что они могут вытворять в нашей столице все, что им заблагорассудится!? Они рассчитывают, что Советский народ такой глупый, что поверит в их провокационную клевету!? Нет и нет! Наш Советский народ, как один, встанет на защиту чести и достоинство советского священника!
   Вдохновив, подобным образом, трудящиеся массы на повышение своей революционной бдительности и убедив советских людей в беспринципности и лицемерии вражеских агентов, генерал и его подчиненные устроили для иностранных журналистов пресс-конференцию. На ней были продемонстрированы произведенные лучшими специалистами из Комитета Государственной Безопасности фальшивки. Выдавая их за настоящие фотографии, они постоянно обращались за подтверждением этих сфабрикованных фальшивок к бывшим в то время в церкви прихожанам. И те в один голос заверяли всех присутствующих на пресс-конференции журналистов, что на этих фотографиях изображено все происходящее в то время в церкви и ничего более.
   - Нас голыми руками не возьмешь! - с удовлетворением потирая руками, не уставал восклицать генерал, вслушиваясь в убедительные выступления своих сотрудников.
   Генерал уже знал, кто подложил ему эту свинью, но, после того, когда узнал, что в Центральном Комитете партии создана комиссия по проверке написанной на него осужденным Каратаевым жалобы, решил не трогать Павла. Он только послал вслед ему своего порученца, чтобы проверить, где именно Павел устроится и предупредить местных товарищей, чтобы они не спускали с него глаз.
   - Товарищ генерал, члены комиссии уже находятся в приемной, - услышал он в трубке встревоженный голос секретаря.
   - Пусто входят, - буркнул недовольно поморщившийся генерал и вышел из-за стола встречать не очень-то желательных для него гостей.
   Но строгие члены комиссии, старательно делая вид, что не замечают протянутой им генералом руки, молча проследовали в кабинет и расселись по расставленным возле стен стульям. Генерал не стал особенно расстраиваться из-за их ясно подчеркнутой беспристрастности, а, возвратившись на свое место за столом, тихо проговорил со сладкой ухмылкою:
   - Я готов оказать вам, товарищи, всякое содействие в вашем расследовании состояния дел в моем ведомстве. Слушаю вас....
   - Нет, это мы вас слушаем, товарищ генерал, - строго проговорил председатель комиссии и вытащил из принесенной с собою папки копию жалобы бывшего офицера Государственной безопасности Каратаева.
   - Ставят меня на место, - насмешливо буркнул про себя решивший на этот раз немного подыграть членам комиссии Центрального Комитета партии генерал. - Пусть потешатся, что сумели напугать органы Государственной безопасности.
   - Мы хотели бы узнать от вас, генерал, - продолжил председатель комиссии, - соответствует эта написанная вашим бывшим сотрудником жалоба истине? И чем вы объясните такое просто вопиющее нарушения советского законодательства.
   - Я, товарищи, не хотел бы обсуждать прямо сейчас этот очень болезненный для меня вопрос, - с притворным тяжелым вздохом и немного подрагивающим от еще не пережитого им горя голосом тихо проговорил генерал. - Я еще даже и тогда, сразу же после тяжелой для меня утраты, не желая давать злым языкам повода для пересудов, распорядился, чтобы следствие провели хорошо знающие опытные следователи. И сейчас готов по первому вашему требованию организовать с ними встречу. Но, если вы настаиваете, чтобы я высказал свое мнение по этому делу, то ради торжества справедливости я готов для разговора с вами.
   Вслушиваясь в скорбные слова убитого горечью потери своей любимой жены генерала, лица членов комиссии Центрального Комитета партии потихонечку светлели. И они уже с большим дружелюбным сочувствием поглядывали на пережившего смерть своей супруги генерала. На их лицах генерал уже не видел их прежней при входе в кабинет непримиримости и откровенного желания хотя бы вволю поиздеваться над этой все еще страшно пугающей их и сейчас могущественной организацией. Опытный в отношениях с людьми генерал выбрал для себя самый действенный способ защиты.
   - Вы совершенно правы, генерал, что нам лучше всего для расследования этой жалобы встретиться со следователем, - смущенно проговорил председатель комиссии, - но нам было бы интересно узнать и ваше мнение....
   - Как прикажете, - с не свойственной до этого времени покорностью проговорил протягивающий председателю комиссии лежащую перед ним на столе папку с материалами расследования первого секретаря далекого от Москвы приморского районного комитета партии генерал. - Вот прошу вас ознакомиться с материалами расследования на этого бывшего нашего сотрудника. И она, кстати сказать, поступило ко мне еще задолго до связанного с трагической смертью моей жены происшествия.
   Председатель комиссии раскрыл подготовленную еще Смирновым папку с объяснительными записками, в которых офицер Государственной безопасности Каратаев прямо обвинялся в противоправных действиях на территории порученного ему для надзора района и, внимательно с ними ознакомившись, передал папку остальным членам комиссии.
   - Вот видите, товарищи, - грустно проговорил дождавшийся, пока все члены комиссии не ознакомятся с собранными в папке материалами, генерал. - К бывшему офицеру Каратаеву уже и тогда предъявлялись претензии за несоблюдение социалистической законности. Он даже осмелился обвинить первого секретаря районного комитета партии во вражеской деятельности, который из благодарности за свое спасение в годы войны гражданкой Тимофеевой решительно выступил на ее защиту. Он, как честный принципиальный коммунист, не мог мириться с таким противозаконным отношениям со стороны органов Государственной безопасности к простому советскому человеку. Кстати сказать, этот первый секретарь районного комитета партии в годы войны заслужил от нашего правительства звание "Героя Советского Союза". Я думаю товарищи, что вопросы по делу бывшего нашего сотрудника Каратаева совершенно излишни.
   - Вы правы, - уже совсем дружелюбно проговорил председатель комиссии, - эта папка на многое раскрыла нам глаза. Мы уже больше не сомневаемся в законности его ареста. Но, чтобы провести проверку этой жалобы до логического конца, мы вынуждены настаивать на встрече с расследующим это дело следователем.
   - Все мое ведомство в вашем, уважаемые члены комиссии, распоряжении, - с доброжелательной готовностью проговорил генерал и, попрощавшись с каждым членом комиссии за руку, тихо проговорил. - Мой секретарь прямо сейчас проводит вас к нему.
   Через полчаса генерала проинформировали, что комиссия уже закончила свою работу, согласившись во всем с выводами следствия.
   - Вот и вся ваша комиссия и все ваши поиски истины, - насмешливо буркнул генерал. - Истина - это мы.... Если мы скажем про черное, что оно белое, то так оно и будет. И никто из таких вот правдоискателей не осмелится нам возражать....
   Теща приняла своего вновь объявившегося зятя пусть и не с распростертыми руками, но и не стала противиться его проживанию в собственном доме. Ей уже было не по силам поддерживаться в хорошем состоянии дом и растить свою внучку. Теща его ни в чем не упрекала, а Павел нашел в ее доме то, в чем он нуждался в последнее время больше всего на свете: тихую спокойную жизнь радом со своей доченькою Юлею. После долгих поисков работы, ему, наконец-то, удалось устроиться сторожем на консервном заводе. Заработную плату ему определили небольшую, но он, пользуясь тем, что заступал не дежурство через двое суток на третьи, подрабатывал еще и грузчиком в универмаге.
   Юлечка в отличие от бабушки очень обрадовалась своему папочке, а, когда узнала, какой он у нее добрый и веселый, то и полюбила его. Особенно ей нравилось слушать его рассказы о приключениях с лешим Ираклием. Но самой бабушке не очень-то нравились его россказни и она, с неодобрением поглядывая на внучку и на Павла, беззлобно ворчала:
   - Ты, зятюшка, поменьше болтал бы своим языком всякую чепуху, может, тогда и на более приличную работу для себя устроился бы.... А так и себя позоришь и ребенку забиваешь голову всякой чепухою.
   - Ну, что ты, бабушка, все ворчишь на моего папочку, - вступалась за Павла Юля. - Его рассказы до того мне интересные, что я, слушая своего папочку, словно попадаю в самую настоящую сказочную страну.
   Юля, зная, что ее папочка всегда обижается, когда она не верила в его рассказы, сказала не просто так, а намеренно, с умыслом. Она уже давно не верила в то, что ее папа все эти долгие годы бродил вместе с лешим по земле. Юле, конечно же, было очень интересно представлять про себя, как и она тоже, ни кем не видимая гуляет вместе с лешим по лесам и по долам, попадая при этом в самые интересные занимательные истории. Ей нравились эти навеянные рассказами папочки свои представления, но и только. А на самом деле ей было до слез обидно, что такой умный и образованный ее папочка вбил себе в голову подобную несуразицу. Юле было очень непросто представить не только своего папочку, но и саму себя, в виде снующих возле людей невидимых существ. Когда она пыталась представить себе все это не понарошку, то всегда страшно пугалась и старалась, как можно скорее, забыть про эти постоянно ее преследующие в последние время глупые мысли. Юлечка скрывала от отца свое неверие, но ее неверие не долго оставалось для него тайною за семью печатями. Иначе, зачем ему было, после одной из подобных бесед с ней, с затаенной грустью тихо проговорить:
   - Юля, я знаю, что ты не веришь в то, о чем я тебе рассказываю....
   - Нет!.. Нет, папочка, я тебе верю! - запротестовала Юля.
   - Может, и веришь, дочка, - поправился ласково ей улыбнувшийся Павел, - но не совсем....
   На этот раз Юля промолчала. Ей трудно было возразить на эти отцовские слова.
   - А хочешь, дочка, я расскажу тебе о том времени, когда ты была еще совсем маленькою и несмышленою девочкою, - с улыбкою, потому что эти воспоминание доставляли ему огромное удовольствие, предложил Павел. - Я расскажу тебе, как я упрашивал своего поводыря позволить мне побыть вместе со своей дочерью по возможности дольше.... И как я играл с тобою в детские игры, пока мой поводырь безбожно храпел, где-нибудь неподалеку от нас....
   - Хочу, папочка, - тихо прошептала прижимающаяся к нему Юля. - Ты же знаешь, как я люблю слушать твои рассказы.
   И Павел начал рассказывать, а когда он дошел в своем рассказе внимательно слушающей его дочери о шевелящихся игрушках, то она не выдержала и оборвала его на полуслове.
   - Откуда ты узнал об этих шевелящихся игрушках, папа!? - в недоумении выкрикнула Юля. - Это же моя самая страшная тайна! После того, как меня напугал вызванный мамою врач, я об этих своих игрушках никому не рассказывала!..
   - Так это же я с тобою тогда играл этими игрушками, доченька, - объяснил причину шевеления игрушек ласково погладивший свою дочь по головке Павел. - Ну, и как же ты тогда объяснила причину их непонятного никому шевеления врачу?
   - Я, папочка, испугалась, что он прогонит моего друга, а поэтому солгала, - прошептала Юля Павлу на ухо. - Я сказала врачу, что все это выдумала, чтобы привлечь к себе внимание матери.
   - Вот видишь, доченька, - посмеялся над ее догадливостью Павел. - Оказывается, что нами обоими уже интересовались врачи. Но ты не обращай на них внимание. Разве они смогут поверить в то, чем мы жили все эти долгие годы? Сейчас-то, ты уже веришь мне, доченька, что все эти годы я был рядом с тобою?
   - Верю, папочка, - грустно прошептала Юля. - Шевелящимися без видимой причины моими игрушками в детстве ты уже развеял все мои сомнения навсегда. Теперь меня уже никто не сможет убедить, что ты, папочка, сумасшедший.
   - Верь, доченька, - прошептал ей в ответ Павел. - Эта вера поможет нам обоим выжить в этом совсем непростом мире.
   - Хорошо, папочка, - согласно шепнула Юля, - но и ты тоже мне пообещай, что больше не будешь рассказывать о своих приключениях посторонним. Пусть все твои приключения будут нашей самой страшной тайной.
   - Пора, - по привычке подумал Сатана и объявился перед гордо вышагивающим по аллеям парка Хрящом.
   - А, это вы, - недовольно буркнул неприятно поморщившийся Никита Абрамович. - И не надоела вам пугать взрослых людей, объявляясь перед ними таким вот необычным способом. Неужели вам так трудно научиться у людей правилам приличия? Ведь, вы уже до того долго с нами общаетесь....
   - Обожди, дружочек, вот попадешь ко мне в ад, и я обучу тебя таким правилам приличия, что ты не обрадуешься, - со злостью подумал Сатана, а вслух поздравил Никиту Абрамовича с благополучным избранием на столь высокий пост.
   - Да, я добился в жизни кое-какого положения, - с прежним неудовольствием буркнул Хрящ, - поэтому больше вас уже не должно интересовать....
   - Не должно интересовать! - угрожающе зарычал оборвавший Хряща Сатана.
   - Что вы хотите этим своим рыком мне сказать? - в свою очередь полюбопытствовал Никита Абрамович у нахмурившегося Сатаны.
   - Я хочу сказать некоторым не помнящим о сделанном им добре неблагодарным проходимцам, что пришла пора рассчитываться по своим долгам!
   - Позвольте узнать у вас за какие именно долги? - с прежней невозмутимостью переспросил у Сатаны Хрящ. - Насколько я помню, я ни у кого ничего не занимал.
   - А кто тебя все это время поддерживал и продвигал вперед? - со злостью напомнил ему разъяренный Сатана.
   - Так вы говорите о моем долге перед вами, - пробормотал смутившийся Хрящ. - И что вам еще понадобилось от меня?
   - Я хочу, чтобы ты не только предал забвению имя Сталина, но и предал его всенародному проклятию на века! - со злостью бросил ему Сатана. - И я нисколько не сомневаюсь, что теперь-то это мое поручение не вызовет у тебя, мой дружочек, никаких особых затруднений!
   Сатана еще раз окинул испуганно съежившегося Никиту Абрамовича свирепым взглядом и исчез из его глаз.
   - Ему-то, нечистому, хорошо: озадачил продавшего ему вместе с потрохами раба и испарился, - проворчал вслух тяжело опустившийся на первую встреченную им в парке скамейку Хрящ. - А мне вот сиди здесь и ломай свою голову до облысения....
   Нелегкую задачу поставил перед ним Сатана. Он Сталина еще и при его жизни боялся, как огня, а, после его смерти, насмотревшись на народную давку во время его похорон, Никита Абрамович уже и вовсе заболел бессонницей. Он до сих пор все еще трясется от страха, переживая, как бы, не приведи к этому его повелитель Сатана, хоть кто-нибудь узнал о его причастности к скоропостижной смерти Сталина. Конечно, Сталин уже был далеко немолодым человеком, а его люди знали свое дело и что с ними будет в случае разоблачения. Поэтому еще никто даже из личного окружения Сталина не заподозрил, что вождь русского народа умер не своей смертью. Но сам Никита Абрамович прекрасно знал обо всем, что происходило во время смерти Сталина. И сейчас он боялся мертвого Сталина намного больше, чем тогда, когда он был еще живым. Боялся и ненавидел даже наперекор острого осознание его смерти, и что Сталин уже никогда не сможет подняться из своей могилы. Боялся только потому, что Сталин стоял перед его глазами вечным укором в содеянном им преступлении, потому что Сталин мешал ему полностью насладиться своим новым положением.
   - Вполне возможно, что подсказавший мне подобную мысль Сатана прав, - совсем неожиданно подумал про себя Никита Абрамович. - Может только тогда, когда я уже окончательно расправлюсь с ненавистным и мне самому именем Сталина и втопчу его в грязь, память о загубленном мною раньше времени Сталина оставит меня в покое....
   И Хрящ наподобие утопающего, который в последней надежде спастись хватается на соломинку, мертвой хваткою уцепился за внезапно озарившую ему голову мысль и тут же начал судорожно обсасывать ее до конца, соображая про себя, как ему будет лучше обстряпать для себя эту свою очередную проблему. Хитроумная на всякие каверзы и уловки голова не подвела Хряща и на этот раз.
   - Нет, я не стану понапрасну жертвовать своей жизнью и своим нынешним высоким положением, сообщая Советскому народу о желании очернить и втоптать в грязь имя его любимого Сталина, - думал про себя, все еще не веря, что он хоть когда-нибудь осмелится решиться на подобное святотатство Никита Абрамович. - Мне будет лучше всего высказать все эти свои откровение на закрытом съезде партии, подготовку которого я поручу самым верным сторонникам со строгим наказом подготовить мне на этом съезде покладистых слушателей. Подобной предусмотрительностью мне не только удастся сохранить спокойствие в стране и полностью удовлетворить обозленного на меня Сатану. А для большей убедительности в успехе задуманного мною непотребства я прикажу этим мордоворотам из Комитета Государственной Безопасности в одну ночь убрать по всей стране воздвигнутые моему любимому предшественнику памятники. Он уже достаточно намозолил советским людям глаза, теперь пришла им пора любоваться на своего нынешнего правителя.
   Принявший для себя окончательное решение Никита Абрамович встал со скамейки и поспешил в Центральный Комитет партии инструктировать своих сторонников о созыве внеочередного съезда партии даже не подозревая, что его, наперекор собственному о себе мнению, несчастная судьба уже мрачно ухмыляется ему в спину.
   - Ты еще ничего не слышал, что произошло сегодняшней ночью в нашем районном поселке? - шепнула поливающая водой на руки только что возвратившемуся с работы Антону встревоженная Валя.
   - И что же такое интересное могло случиться в тихой и размеренной жизни поселка? - добродушно буркнул принимающий от нее полотенце Антон.
   - Люди говорят, что сегодняшней ночью куда-то исчез с площади нашего районного поселка памятник Сталину, - еще тише шепнула Валя.
   - Это уж, действительно, что-то совсем из ряда вон выходящее, - мрачно проговорил встревоженный Антон. - Уже, наверное, и вся милиция поднята на ноги.... Как бы они снова не заподозрили меня в пропаже памятника нашему Сталину?..
   - Можешь даже и не переживать, - поспешила его успокоить Валя, - ночной пропажей памятника Сталину никто не интересуется.... Даже само начальство, говорят, проходя мимо пустого постамента, отворачивается в другую сторону.
   - Тогда уж точно, что-то такое непонятное произошло в самых верхних эшелонах власти, - с тяжелым вздохом предположил Антон. - Хотелось бы надеяться, что это новая беда не затронет простой народ, который и так натерпелся в годы недавней войны.
   - Будем надеяться, - поддакнула согласная с опасениями Антона Валя.
   Прошла неделя, другая, но ничего страшного ни с кем не происходило. И уже было затаившиеся в тревожном ожидании, люди начали потихонечку оживляться и интересоваться, чем же так не угодил покойный Сталин новому руководству страны. И то, что они услышали, оказалось для советских людей еще большим потрясением. Они просто не желали верить в то, о чем их со злорадством информировали сторонники Сатаны. Не верили, но и не выступали с протестами, требуя немедленно прекратить подлое глумление над воистину святой для всего Советского народа памятью Великого Сталина. Не протестовали, потому что все еще продолжали верить своей родной Коммунистической партии Советского Союза, потому что ожидали от тех коммунистов, которые в тяжелые годы войны вдохновляли и поднимали их на защиту Советской власти от нападения фашисткой коричневой чумы, более веских доказательств в невиновности любимого всем народом Сталина. Ожидали, что те снова начнут их организовывать против этих зарвавшихся чинушей в верхних эшелонах власти, но они по непонятной для остального народа причине молчали. Только по одной этой, а не по какой-нибудь еще причине молчал деморализованный и никем не организованный Советский народ. Руководимые самым талантливым в подобных делах Сатаною, его земные сторонники все рассчитали правильно. То, что Советский народ смирился с плеванием на святого для него имени Сталина, уже никогда не пройдет для России и для самого русского народа бесследно. Это сегодняшнее плевание на имя честного ни в чем перед ними не виноватого Сталина непременно рано или поздно будет иметь самые негативные последствия. Принявшие с радостью для себя завоевание Великой Октябрьской революции советские люди, которых заставили подобным образом пережить несравненное с любой войною потрясение уже больше не смогут оставаться прежними. Не смогут не только потому, что новые правители тут же начали насильно разрушать все, что сделал для советских людей товарищ Сталин. Для подобного непотребства еще понадобятся долгие годы и еще невиданное доселе оболванивание простого народа. Руководимые Сатаною земные сторонники темных сил прекрасно для себя осознавали, что подобные дела одним кавалерийским наскоком не решаются. Но они и не сомневались, что, начиная с опошливания имени товарища Сталина, уже начинается новый этап во взаимоотношениях между советскими людьми и Коммунистической партией советского Союза, которая больше уже не будет представляться у большей части советских людей прежней святой и в непорочной чистоте, какой им и хотелось ее видеть. Что уже, как бы ни старались предавшие товарища Сталина коммунисты возвратить ей первоначальную кристальную чистоту, им уже вряд ли хоть когда-нибудь удастся смыть с нее позорное пятно сегодняшнего предательства. Люди, как уже очень скоро поймут для себя опомнившиеся коммунисты, вовсе не роботы. Их сознание и их мозг так просто не переключается бесчисленное количество раз одним движением рычажка или нажатием кнопки на удобные для претендующих на роль вождей народных масс людей программы. Они способны уверовать в какого-нибудь вождя всего один раз, а, после первой попытки обмануть их ожидания или, тем более, предательства, они не только надолго запомнят все его непотребства, но и передадут о нем плохую память своим потомкам.
   Этой наступившей в стране неопределенностью и решил воспользоваться Антон.
   - Может, повезет еще и мне доказать свою невиновность, - высказал он свое заветное желание Вале. - Мне очень хочется избавиться от позорящего меня пятна убийцы.
   И он, взяв отпуск, начал собираться в дорогу.
   - Придется ехать в Москву, - проговорил он мягко, но решительно, отговаривающей его от этой затеи Вале. - В Москве заодно встречусь с Виктором и Оксаною и выполню данное мною обещание Дмитрию Семеновичу повидаться с его детьми.
   Поезд прибыл в Москву рано утром, но застать своих друзей дома Антону уже не удалось. Открывшая ему дверь мама Виктора начала хлопотать насчет угощения ожидаемому гостю, но Антон, сославшись на занятость, оставил в прихожей чемодан и отправился на поиски квартиры профессора.
   - Кто там!? - послышался за дверью женский голос.
   - Я хочу повидаться с родственниками Дмитрия Семеновича, - отозвался остановившийся на лестничной площадке Антон.
   Дверь отворилась, и пожилая седовласая женщина пригласила его войти в квартиру.
   - Я всегда знала, что кто-то обязательно от него придет, - тихо проговорила протирающая платочком глаза женщина. - Только не знала когда....
   В прихожую вбежала девочка лет шести, а вслед за нею и маленький не больше четырех лет карапузик. Остановившись возле впустившей Антона в квартиру женщины, они выжидательно уставились своими любопытствующими глазками на незнакомого дядю.
   - Это мой детский сад, - со смущенной улыбкою объяснила Антону женщина. - Дети с утра уходят на работу, а я остаюсь с ними.
   - Здравствуйте, ребята, - поздоровался с ними Антон. - Я привез вам привет от вашего дедушки.
   - От дедушки? - загалдели обрадованные малыши. - И вы, дядя, расскажете нам о нем?
   - Вы присаживайтесь, - предложила Антону засуетившаяся женщина. - А я побегу на кухню поставить на плиту чайник.
   Женщина убежала на кухню, а Антон, подхватив малышей на колени, начал им рассказывать об их замечательном дедушке.
   - Вот видишь, какой хороший был у нас дедушка, - с укором бросила малышу девочка. - А ты говорил, что твоя мама плакала и ругала его, приговаривая, что он испортил ей жизнь.
   И дети попросили дядю Антона оставить им адрес дедушкиной могилы.
   - Мы еще немного подрастем и съездим проведать нашего дедушку, - смущенно проговорила девочка.
   Антон написал крупными буквами на бумажке адрес, где находится дедушкина могила, и отдал ее девочке.
   - Надо нам эту бумажку спрятать, чтобы наши мамы и папы о ней не узнали, - благоразумно заметил карапуз.
   И дети, соскочив с колен дяди Антона, умчались в другие комнаты квартиры.
   - Мне так не хотелось прерывать ваш рассказ, что я уже несколько раз подогревала чайник, - оправдывалась перед Антоном заглянувшая в комнату женщина. - Теперь я уже верю, что вы и на самом деле были его другом....
   Они прошли на кухню. И Антон, попивая крепкий ароматный чай, продолжил свой рассказ об удивительном человеке и его лучшем друге Дмитрие Семеновича. Об отказе от него семьи они не вспоминали, да, и был ли им резон сейчас это делать. Человеческая земная жизнь - всегда очень сложная и до невероятности запутана. Редко кому из людей удается ее прожить так, как ему хочется, чтобы не было в ней, как говориться, ни сучка и ни задоринки. А раз так, то нечего больше и огород городить. То, что уже сделано, обратно не воротишь, а сама наша жизнь, нисколько не сожалея об уже прожитой жизни, постоянно нацелена на будущее. Только одно наше будущее, должно иметь для всех нас свой смысл и свое значение.
   Попрощавшись с семьею Дмитрия Семеновича, Антон, желая успокоить нахлынувшие на него воспоминания, еще немного погулял по московским улицам, а потом вернулся в квартиру Макаровых, в которой уже все было готово для встречи старых друзей. И они за воспоминаниями о нелегких годах заключения засиделись допоздна. Прежде чем разойтись на ночной отдых, Антон уговорил и своих друзей написать прошение о реабилитации.
   - Это нужно не так нам самим, как нашим детям, - объяснил Антон свое решение друзьям. - Мы просто обязаны оставить им в наследство свои честные имена.
   Примерно через месяц, после возвращения Антона из Москвы, его вызвал к себе повесткой капитан Иволгин и довел до сведения, что по его прошению назначена проверка законности осуждения за убийство лейтенанта Государственной безопасности Лобова. Петр со снисходительной ухмылкою наблюдал за разволновавшимся Антоном, а тот обрадованный, что его дело подлежит пересмотру, не обратил особого внимания на подобное поведение прожженного чекиста. И совершенно напрасно, как показало дальнейшее расследование, его радость была преждевременной, а затеянная им игра просто не стоило потраченных на нее свеч. Майор Игнатов был более откровенным, чем Петр, и в первой же беседе охладил пыл Антона, заставив его посмотреть на все, что происходило сейчас в Советском Союзе, более трезвыми глазами. Осмотрев обрадованного Антона широко раскрытыми от удивления глазами, он с плохо скрытым раздражением проговорил:
   - Антон, ты немало в своей жизни перетерпел, а поэтому просто обязан уже хоть что-нибудь в ней понимать. Неужели ты и вправду веришь, что мы будем копаться в нашем совместном прошлом только для того, чтобы обелить твое имя!?
   - Нельзя же все время жить во лжи, - устало возразил ему Антон, - времена-то изменились....
   - Времена изменились, Антон, но люди остались прежними. И ты на меня не дуйся, я ничем не хочу тебя обидеть. Я просто хочу избавить себя от пустой работы, а тебя от излишней нервотрепки. Я же не совсем бесчувственный человек и могу понять, как тяжело тебе сейчас вспоминать о потерянной за тюремной решеткою своей молодости.
   - Неужели так сложно доказать мою невиновность? - с недоумением осмотрев насмешливо поглядывающего на него следователя, спросил Антон.
   - Антон, мы уже давно знакомы, а поэтому нам лучше всего будет поговорить начистоту, - примирительно буркнул Сергей. - Поверь, что я хочу тебе только добра, несмотря, что ты в свое время принес мне немало неприятностей, что ты в свое время заставлял меня беспокоиться о собственном будущем и чуть ли не утащил меня вместе с собою за тюремную решетку.
   - Это я приносил вам неприятности!? - переспросил Сергея ничего не понимающий Антон.
   - А разве ты забыл, как жил у моей тещи? - напомнил Антону Сережа.
   - Почему забыл, конечно же, помню, - все еще не понимая, при чем здесь теща следователя, не стал отрицать очевидное Антон.
   - Так вот, Антон, если бы я тогда не крутился, как угорь на сковородке, то могли запросто арестовать вместе с тобою мою тещу, как пособника врага народа, а через нее выйти и на меня, - без особого удовольствия объяснил Антону прописную истину Сергей. - По тем суровым временам вполне могло статься, что мы с тобою сидели бы в одной камере.
   - Наверное, вы правы, - тихо проговорил Антону, к которому только сейчас начала доходить вся правда тогдашней и нынешней жизни Антон. - А я обо всем этом, как-то не удосужился даже подумать....
   - Ты, Антон, даже и сейчас не хочешь думать! - с укором бросил ему уже начавший злиться Сергей. - Ты, думая, что я ничего не знаю, решил снова доказывать мне свою невиновность, свою непричастность к убийству лейтенанта Государственной безопасности Лобова! А что ты скажешь на мои слова: я еще и тогда не сомневался в твоей невиновности!?
   - Если знали, то почему меня посадили за решетку? - потребовал у следователя отчета Антон.
   - Потому что так было нужно! Потому что иначе, я в то время поступить не мог! - со злостью бросил ему Сережа. - И не смотри на меня диким зверем, я не такой уж и плохой человек, как ты подумал сейчас обо мне! Моего желания или нежелания тебя сажать тогда никто не спрашивал! Тогда, чтобы ты был непременно посажен в тюрьму, нужно было не мне, а таким влиятельным людям, к которым не только тебя, но и даже меня, для доказательства твоей невинности даже близко не подпустят....
   - Может, и в ноги вам поклониться за то, что вы меня посадили за тюремную решетку? - с горькой иронией заметил Антон.
   - Тебе, Антон, сейчас и следует поступить подобным образом, - не принимая его насмешку, сердито буркнул Сережа. - Любой оказавшийся на твоем месте человек обязательно это сделал бы, потому что все зло в нашей жизни только от вас - ни в чем непогрешимых чистоплюев! Ты все это время, по моему глубокому убеждению, просто валял дурака, козыряя перед нами своей безукоризненной честностью и щепетильностью! И сколько тогда было бы посажено за решетку вместе с тобою невинных людей, если не было нас, всегда готовых немного замараться, лишь бы только уменьшить исходящее от всех вас зло!
   Антон, не зная, что ему ответить на такую бурную реакцию следователя, только в недоумении пожал плечами.
   - Ты только представь себе, Антон, - продолжил немного успокоившийся Сережа, - что могло произойти в рыбацком селении, прояви я тогда твою честность и щепетильность? Вместе с тобою арестовали бы мою тещу, меня, твою Валю и еще много других имевших несчастье общаться с тобою людей. И чтобы с нами насильно загнанными из теплого южного климата в этот известный своими морозами Север стало? Смогли бы мы в этом не свойственном нам с детства холоде выжить? Ты, благодаря своей молодости и силе сумел вернуться из этого ада живым и здоровым, а вот вернулась бы твоя Валя, моя теща.... Кого ты, Антон, встретил бы, вернувшись из мест заключения, домой? И не от меня тогда зависело сажать тебе в тюрьму или не сажать. Я сам тогда ходил по самому лезвию обоюдоострого ножа. И веришь, Антон, как я тебе тогда завидовал! Ты, гордый и уверенный в своей правоте, сидишь по моей вине в застенках и безвинно страдаешь, а я, коварный злодей, цепляюсь за свою жалкую жизнь и в любое время готов составить тебе компанию. Но ты бы сидел чистым, а я вроде, как бы замаранным.... Тебе понравилась моя исповедь, Антон?
   - Вы убедили меня, что я должен быть вам благодарным, - задумчиво проговорил Антон. - Но я все же никак не могу понять, как может все, что мы уже пережили, влиять на сегодняшний день....
   - А тебя, Антон, ничего не говорит, что законность твоего осуждения поручено проверить мне, человеку, который в свое время немало способствовал твоей аресту и преданию суду? - насмешливо буркнул удивленный его непонятливостью Сергей.
   - Но вы же юрист, - неуверенно пробормотал Антон, - и должны служить истине....
   - По-твоему я должен сам своей рукою подписать себе приговор? - с иронией полюбопытствовал Сергей. - Расписаться в своей некомпетентности и осыпать в знак покаяния свою голову пеплом?
   - Я вашу ошибку в моем былом деле понимаю именно так, - недовольно поморщившись на прозвучавшую в словах Сергея откровенную издевку, проговорил Антон. - Человек должен не только сам исправлять свои ошибки, но и отвечать за них в полной мере.
   - Но тогда никакой ошибки с моей стороны не было, - проговорил ухмыльнувшийся его наивности Сережа. - Ты, Антон, просто жаждешь моей крови.
   - Я жажду не вашей крови, а истины, - поправил его Антон.
   - Истина, Антон, в наше время очень дорого стоит, - с укоризною проговорил недовольно покачавший головою Сережа. - Я, возможно, и согласился на подобную жертву, если бы в твоем незаконном осуждении виноват был только я один, если бы в твоем деле не были замешены обладающие и сейчас огромной властью люди. Они не позволят мне пойти на подобную жертву, ибо, после твоей реабилитации, Антон, непременно пострадают и они. А им, в отличие от меня, районного следователя, есть, что терять в этой жизни. Им будет намного легче снова заставить меня сделать тебя виноватым. И ты, Антон, можешь не сомневаться, что я это сделаю. И на этот раз страдать уже будешь не только ты один, но и твой сын, и твоя жена. Так во имя чего тебе сейчас жертвовать своим сегодняшним благополучием, Антон! Твоя жизнь уже наладилась, вот и живи себе в долгожданной тиши и спокойствии! Зачем тебе надобно шевелить этот ядовитый муравейник!? Неужели ты думаешь, что эти могущественные люди ради тебя пожертвуют своим сегодняшним положением!? Я глубоко, Антон, уверен, что эта твоя истина не принесет тебе добра! Да, и не добьешься ты своей правды вовек! Но если ты, Антон, настаиваешь на дальнейшем расследовании своего незаконного осуждения, то я сделаю официальный отказ от участия в этом деле, как заинтересованное лицо. Пусть тобою займется молодой полный сил и энергии следователь, который, в отличие от меня, еще думает о своей карьере. Но только не обижайся, Антон, тогда на меня, что я на этот раз отказываюсь тебе помогать.
   Тяжело поднявшийся с места Антон, не прощаясь с Серегою, направился к выходу из кабинета.
   - Так что ты, Антон, решил? - догнал его голос следователя.
   - А что здесь решать? - отмахнулся от него Антон. - Пусть все идет своим чередом....
   - Тогда распишись вот в этом месте, - доброжелательно буркнул Сережа. - Надеюсь, что ты, как и прежде, не сомневаешься, что я все оформлю, как надо.
   Возвратившийся к столу Антон расписался в указанном месте и вышел из кабинета.
   - Вот тебе и другие времена, - мрачно подумал Антон по дороге домой, - вот тебе, дураку, и органы другие, открытые и честные, только со старой подкладкой.
   Антон возвратился домой мрачным и неразговорчивым. Валя догадалась о причине подавленного настроения мужа и не приставала к нему с расспросами. Антон присел на стоящую возле дома скамейку и, погрузившись в воспоминание об уже прожитой жизни, не услышал, как к нему подошел Алешка.
   - Не переживай, папа, - тихо проговорил он своему горюющему отцу. - Я никогда не поверю в то, за что тебя посадили.
   Антон молча прижал сына к своей груди, и непрошенные слезы градом посыпали из его глаз. Но он уже плакал от радости, и с каждой очередным мгновением на его душе становилось все светлее и светлее. Антон добился своей реабилитации. Он добился ее от своего сына, а это для Антона было важнее всего. Раз его сын не отказался от него, то, как бы его не называли власти, он уже был честным и незапятнанным. Если его сын поверил в невиновность отца, то он уже и не откажется принять в наследство от него кристально чистое и достойное самой долгой светлой памяти его имя.
   - Чем ты намерен заниматься в своей жизни, сын? - спросил Антон, когда Алешка принес домой аттестат о среднем образовании.
   - Поеду в Москву, папа, - тихо проговорил сын, - попытаюсь поступить в институт.
   - Правильно, сын, - одобрил его выбор Антон, - а жить будешь у дяди Виктора. Я с ним о тебе уже давно договорился.
   Антон, по уже давно укоренившейся в нем привычке, опустился на любимую скамейку. И еще долго вглядывался в необозримое его глазам морское пространство, словно надеясь увидеть в нем ответ на сильно его обеспокоивший вопрос.
   - Эх, жизнь, наша жизнь, - беззвучно нашептывали его еле шевелящиеся губы.
   А само море, притворяясь, что ничего не знает о том, чего он хочет он него добиться, с недовольным ворчанием билось о скалистые берега. И не только море, даже беспокойно суетившаяся вокруг него людская жизнь, не останавливаясь ни на одно мгновение, все мчалась и мчалась в какую-то только одной ей известную даль, к какой-то своей известной только ей одной цели, нисколько ни сожаления об уже ею прожитом, даже не собиралась оглядываться назад. Живя настоящим, она была вся устремлена в будущее, словно там, за горизонтом, с нетерпением ждала ее самая заветная мечта.
   - Какое ты имеешь право выгонять из квартиры моих друзей!? - выкрикнула с негодованием Алена, когда Юля вместе с Алешкою вытолкнула ее собутыльников из квартиры и закрыла дверь на замок, ключ от которого был только у Юли. - Чем они хуже твоего хахаля! Открой дверь, я, все равно, уйду с ними, даже, если мне придется спускаться из окна на веревке!
   - Вот и спускайся! - с презрением бросила Юля и уже немного тише добавила. - Я желаю тебе разбиться при спуске из окна насмерть....
   С негодованием отвернувшаяся от своей дочери Алена ушла на кухню. А Юля, с трудом сдерживая прорывающиеся из нее рыдания, заскочила в свою комнату и еще долго сидела там, уткнувшись головкою в колени, от горькой обиды на свою непутевую мать.
   Уже пошел третий год, как она, после поступления в институт, приехала жить и учиться в Москву. С этого времени для нее и закончилась тихая спокойная жизнь. Поначалу она просто не обращала внимания, что уже давно ставшая для нее чужою мама, часто возвращалась домой пьяною, а то и устраивала на квартире шумные попойки. Юля только старалась, после ее авансов и получек, возвращаться домой позже, а именно к тому времени, когда мамины гости уже успевали напиваться до беспамятства. Она потихонечку открывала дверь и, брезгливо переступая через вонявшие густым перегаром тела, пробиралась в свою комнату. Утром, когда ей было надобно снова собирать в институт на занятия, она уже не заставала маминых гостей в квартире. Тяжелое похмелье поднимало их еще до рассвета и вынуждало отправляться на поиски так необходимого им сейчас спиртного. Но тогда еще эти мамины загулы для Юли еще были более-менее терпимы. Тогда они еще происходили у нее не так уж и часто, да, и собутыльники у нее были одни и те же люди. Редко, когда к этой спивающейся маминой компании присоединился кто-либо другой, из ранее не видимых Юлею людей. Но в последнее время к спившейся до белой горячки маме уже начали заходить в гости почти все алкаши округи. Не уверенная в своей безопасности даже и за вставленной отцом в ее комнату крепкой дубовой дверью с тремя надежными замками, Юля теперь уже не успокаивалась, пока не выпроваживала разгулявшуюся компанию из квартиры. Хорошо еще, что во всем предусмотрительный папа провел телефон в ее комнату, поэтому она при осложнении с выпроваживанием из квартиры гостей могла обратиться за помощью в милицию. В теплое время Юлечка просиживала до наступления темноты на скамейках возле дома, а зимою - она сразу же, после окончания занятий, шла в читальный зал. В нем она и познакомилась с Алешкою. Чем ей приглянулся серьезный не по годам молчаливый парень, она не знала, но какое-то присущее только женщинам седьмое чувство подсказывало ей, что она не ошибается в своем выборе. И теперь ей было так стыдно перед ним за мамины слова, что она уже была не в силах оторвать свое лицо от коленей и посмотреть ему в глаза.
   - Успокойся, - тихо ей шепнул присевший рядом Алешка, - все уже позади..... Не принимай слова пьяного человека близко к сердцу.
   - Но ты можешь подумать, что и я стану такой же, как и моя мама! - сквозь рыдание выкрикнула не успокаивающая Юля.
   - Не горюй, - ласково прижимая Юлю к себе, тихо шепнул ей на ушко Алеша. - Я тебе никогда не позволю стать такой, как твоя мама. Я днем и ночью стану тебя сторожить и следить за тобою, пока ты сама не прогонишь меня от себя.
   - Я и сама не собираюсь становиться такою, - сердито буркнула немного обиженная Юля. - И я не собираюсь прогонять тебя от себя....
   Они еще немного посидели, и Юлечка отправила сопротивляющегося Алешу домой.
   - Не беспокойся и не переживай за меня, - тихо шепнула она ему у дверей, - Мамины гости больше в квартиру не вернуться.
   Закрыв за Алешкою дверь, она заглянула на кухню. Мама, уткнувшись лицом в тарелку с остатками закуски, уже тихо посапывала в беспокойном сне. Юля разложила раскладушку и, уложив на нее свою непутевую маму, закрылась в своей комнате.
   Смирнов работал с начала восхода на небесах утренней зорьки и, заканчивая свою работу, только с наступлением кромешной темноты, уверенно проталкивая свой район на первые места в области. Его работу ставили в пример, а его передовой опыт изучали и пропагандировали. Но чем лучше шли в районе дела, тем меньше оставалось времени у первого секретаря районного комитета партии.
   - Не знаю даже: замужем я или нет, - жаловалась его жена соседкам, - за последний месяц ни разу мужика в доме не видела. Я уже даже начала забывать, как эти мужики сейчас пахнут.
   - Зато секретарша у твоего мужа молодая и красивая, - намекали соседки на давно уже ходившие по поселку слухи.
   - И ей от моего мужа мало проку, - смеялась в ответ хорошо знающая об отношениях Вали с ее мужем жена. - После такой просто каторжной работы, моего благоверного уже не по силам ни одной красотке мира раскачать на любовное ухаживание.
   Но раздражение на своего забывшего о супружеском долге мужа накапливалась и скоро, когда оно в нее уже полилось через край, доведенная до отчаяния несчастная женщина написала мужи записку и вывесила ее на видном месте с таким расчетом, чтобы ее супруг ни смог ее не заметить.
   - Прямо ультиматум, - недовольно буркнул укладывающийся спать возле своей спящей жены Смирнов. - Это же надо своему мужу встречу на завтра назначает с угрозой, что, если я на нее не приду, то следующая наша встреча уже будет в народном суде на бракоразводном процессе.
   Смирнов погасил свет и закрыл глаза, но сон не приходил. Как ни старался он отогнать от себя глупую выходку жены, она его не оставляла.
   - А моя жена права, - неожиданно подумал он. - Я за эти нескончаемыми делами совсем забыл, что она женщина и нуждается в моем внимании. Пожалуй, мне стоит завтра устроить ей и себе выходной....
   И он осторожно, чтобы не потревожить ее сон, встал с кровати и. позвонив второму секретарю районного комитета партии, попросил подменить его на завтрашний день.
   - Как скажете, Геннадий Петрович, - отозвался на втором конце телефонной трубки голос его заместителя.
   И Смирнов, успокоившись, тут же провалился в глубокий сон смертельно уставшего за день человека.
   - Ультиматум подействовал, - съехидничала утром обнаружившая своего мужа в постели жена.
   - Приказ, есть приказ, - отшутился поцеловавший свою жену в щечку Геннадий Петрович.
   Но жену не смягчила ни его сегодняшнее смирение и ни его уже давно ожидаемая ласка. Она в течение нескольких показавшихся Геннадию Петровичу очень долгими часов неустанно его пилила, изливая на его бедную голову все, что накопилось у нее за последние годы их совместной жизни. Называя его балбесом и идиотом, она приводила в доказательство его недалекого ума примеры из жизни его соседей.
   - Жены у них выглядят, как королевы, - укоряла она своего непутевого мужа. - А я, как была у тебя домработницей, так и осталась. Мало еще, что на всю семью горбачу, так еще и своего законного мужа месяцами дома не вижу. Твоя работа вот уже где у меня сидит! - выразительно проводя рукою по шее, кричала вконец разъяренная жена. - Выходя за тебя замуж, я ожидала от тебя совсем других рекордов! Ты самый настоящий преступник! Таким, как ты, я запретила бы приближаться к порядочной женщине ближе, чем на версту!
   Смирнов терпеливо выслушивал ее вполне справедливые укоры и только согласно кивал головою. Чем не успокаивал, а еще больше заводил свою жену. В конце концов, освободившись от измучившего ее раздражения своим непутевым мужем, торжествующая жена, растирая по лицу градом катившиеся из ее глаз слезы жалости по загубленной в себе женщине, убежала на кухню.
   - Вот и устроил себе выходной, - посмеялся над собою Смирнов. - За этой проклятой работаю, мы и отдыхать по-человечески разучились.
   Раздумывающий над словами жены Смирнов был вынужден признать, что она во многом права. Не очень хорошо для него складывались отношения с такими, как и он, фронтовиками соседями. А как им хорошо было раньше, когда они еще только начинали налаживать послевоенную жизнь в порученных им районах! Тогда они, пусть и редко, но все же раз от раза собирались для обсуждения кое-каких накопившихся друг к другу вопросов. И сколько они строили тогда совместных планов, что даже дух захватывала от их гвардейской смелости. Но жизнь потихонечку отдаляла их друг от друга. И их дружная компания, недолго просуществовав, развалилась совсем. Его соседи обзавелись усадьбами, машинами, ездили по санаториям и в заграничные командировки, несмотря на то, что дела в их районах с каждым очередным годом шли все хуже и хуже. Но их за это головотяпство почему-то никто не ругал, а, совсем наоборот, регулярно отмечали в приказах и выдвигали на вышестоящие должности. Геннадий Петрович не был карьеристом, ему было достаточно и его сегодняшней должности. Но и ему, где-то в глубине души было обидно, что его район передовой, что он с утра и до ночи пропадает на работе - а ему никто даже не намекает, что, если он, конечно же, согласен, может выдвинуться на вышестоящую должность. И еще одного никак не мог для себя понять Геннадий Петрович: как его бывшие соседи фронтовики умудряются покупать дорогие машины, держать в доме домработницу в то время, когда он на свой оклад еле сводит концы с концами. Как-то, по случаю, он поинтересовался об этом у своего бывшего приятеля, но тот лишь загадочно ухмыльнулся и отделался рассказом анекдота.
   - Приехал наш уважаемый Никита Абрамович в один из отстающих колхозов и спрашивает у председателя: отчего у тебя, председатель, такие худые коровы? - еле сдерживая прорывающийся из него смех, рассказывал приятель. - А тот отвечает: луга в моем колхозе плохие, Никита Абрамович, вот и приходится мне содержать своих коров на полуголодном пайке. Наш дорогой и многоуважаемый Хрящ немного с глубокомысленным выражением лица обдумал слова председателя колхоза и посоветовал ему заасфальтировать луга.
   - Зачем мне их асфальтировать? - спросил у Никиты Абрамовича немало удивившийся подобному совету первого секретаря Коммунистической партии Советского Союза председатель колхоза.
   - Как это зачем? - недовольно буркнул недогадливому председателю товарищ Хрящ. - У меня в Москве по заасфальтированным улицам ходит милиция вот с такими откормленными лицами.
   И еще долго хохотал над своим анекдотом и непонимающим его Смирновым приятель. Смирнов возможно и понял бы о многом говорящий смысл рассказанного ему приятелем анекдота, но ему было нелегко оторваться от придуманной им самим мечты и погрузиться в окружающее его зловонное болото реальности. Вполне возможно, что только поэтому он старался загрузить себя работой, чтобы не лезли в его голову дурные мысли, от которых у него падали руки и ему даже не хотелось больше жить на этом свете. Геннадий Петрович подошел к суетившейся на кухне жене и, крепко прижав ее к своей груди, тихо шепнул ей на ухо:
   - Успокойся, старушка, нам уже поздно расставаться друг с другом и, тем более, менять свою жизнь.
   - А ну тебя, - сердито отмахнулась от него жена, - иди к себе и не мешай мне заниматься делами.
   У Виктора не было, как у Антона, доброжелательного следователя. И он, после получения очередного подтверждения законности его ареста, тут же написал жалобу в более высокую инстанцию.
   - Выбрось из головы все эти свои пустые фантазии, - ругала его мать, - они не кончатся для тебя добром. Освободился, так и живи себе тихо и спокойно, если не хочешь снова накликать на себя беду....
   - Успокойся, мама, - посмеиваясь над ее страхами, неизменно отвечал ей Виктор. - Больше уже ничего со мною не случиться. Сейчас не те времена....
   - А что могло у нас измениться, сын? - спрашивала его с укоризною мать. - Люди-то у власти остались все те же, что и раньше были. Взбрело им от скуки ради побаловать себя демократией, а, как надоест, то они снова за прежнее примутся.... И так закрутят гайки, что уже даже и само небо вряд ли покажется тебе, мой сын, в овчинку. Кто им сможет в этом помешать?..
   - Нет, мама, прежние времена к нам уже больше не возвратятся никогда, - не соглашался с нею Виктор. - Мы уже все изменились и стали совсем другими....
   Мать с горечью махала рукою и тайно плакала, а упрямый Виктор продолжал штурмовать своими жалобами непробиваемую стену непонимания сатанинской бюрократии. Неожиданно громко прозвучавший ночной звонок разбудил его раньше времени.
   - Алло, алло, я слушаю вас, - приглушенно, чтобы не разбудить домашних, проговорил Виктор в трубку телефона.
   - Виктор, это ты? - услышал он голос своего приятеля по лагерю. - Извини, что звоню так рано, но у меня больше уже не будет возможности тебе позвонить....
   - Не умирать же ты собрался, друг, - пошутил в ответ Виктор, - а будем живы, где-нибудь непременно встретимся.
   - Намного хуже, Виктор, - прогремел в трубке хвастливый голос приятеля. - Начиная с сегодняшнего дня, я уже иностранец. Примерно через час самолет улетит вместе со мною за кордон, и я стану недоступным для наших умников в их экспериментах над людьми. Пусть теперь они уже сами над собою проводят всякие эксперименты.
   - Я рад за тебя, друг, - порадовался за приятеля Виктор. - Эти наши умники и меня самого скоро могут заставить подумать о подобной возможности. Никак не могу добиться от нынешних властей своей реабилитации.
   - Нелегкое ты задумал дело, - посочувствовал ему приятель и заторопился окончить их разговор. - Ну, успехов тебе.... Мне уже пора.... Желаю удачи.
   - И тебе тоже! - выкрикнул на прощание Виктор и, услышав в телефонной трубке короткие гудки, положил ее на место.
   Закрутившись по работе, он начисто позабыл о ночном телефонном звонке. И, как обычно, выйдя, после окончания рабочего дня, из проходной, неторопливо зашагал по притихшей московской улице. Погруженный в свои невеселые думы он не услышал, как его обогнала одинокая машина и, медленно притормаживая, остановилось впереди него. Виктор, вполне возможно, и не обратил бы на нее никакого внимания, если бы не установлен на ней непривычный для глаз советского человека иностранный номер.
   - Что понадобилось делать в такое позднее время возле нашего не имеющего для иностранных разведок большого значения завода? - подумал подходивший к ней недоумевающий Виктор.
   Водитель, открыв переднюю дверь, вышел из машины и начал усердно протирать тряпкою фары и передний номер легкового автомобиля.
   - Более удобного для протирки фар места он, конечно же, найти не мог, - с неудовольствием подумал Виктор о водителе.
   Ощущая в себе какое-то неясное беспокойство, Виктор по старой привычке бывалого заключенного, как можно скорее убираться с беспокоящего его места, свернул в проходной двор и заторопился к ближайшей трамвайной остановке.
   Уже в трамвае, вспомнив о ночном звонке и связав его с так навязчиво подсунутым ему иностранным легковым автомобилем, ему не составило большого труда догадаться, кем именно была подстроена для него сегодня ловушка.
   - Значит, они прослушивают мой телефон, - убежденный, что еще ни кому рассказывал о ночном звонке, прошептал Виктор.
   Другой на его месте человек, испугавшись, начал бы вести себя тише воды и ниже травы, а простодушный бесхитростный Виктор на следующий день побежал в прокуратуру. Скоро он был вызван повесткою к принявшему его заявление для рассмотрения следователю.
   - Гражданин Макаров, занимаясь вашим вопросом, я позвонил в органы Государственной безопасности и мне ответили, что они к вам претензий не имеют, а поэтому прослушиванием вашего телефона не занимаются, - ровным официальным голосом проинформировал он Виктора. - Это как бы незаконное прослушивание вашего телефона просто придумано вашей неуемной фантазией. И, как мне думается, во многом является следствием вашей все еще взбалмошной жизни, которую вы еще больше усугубляете своими бесконечными жалобами. Если вы не угомонитесь и не возьметесь за ум, то со временем можете заболеть манией преследования. Вам будут неоднократно показываться наяву все ваши самые сокрытые затаенные страхи. Вы очень скоро станете похожими на загнанного зверька, от которого все окружающие люди непременно страстно желают, по возможности скорее, избавиться, причинить вам, если не телесную, то моральную боль, непременно. Мой вам совет, гражданин Макаров, попытайтесь привести свою жизнь в относительный порядок и старайтесь в дальнейшем не усложнять еще больше свою жизнь.
   - Вы просто позвонили в органы Государственной безопасности и все!? - воскликнул, с изумлением осматривая человека с высшим юридическим образованием, Виктор.
   - А что я должен был еще делать по вашему заявлению? - с легким раздражением переспросил его следователь. - Поймите, гражданин Макаров, что ваше заявление просто плод вашего буйного воображения. Прослушивание телефонов слишком дорогостоящее дело. Оно требует специальной аппаратуры и специалистов с высокой квалификацией. Наше государство не столь богато, чтобы транжирить такие деньги на ничего собою не представляющих людей....
   Но Виктор уже больше не хотел слушать такого, призванного защищать права советских людей, следователя. Он вскочил со стула и, не прощаясь, выскочил из кабинета.
   - Я болею манией преследования, - с возмущением бормотал он вслух по дороге, - с таким подходом к делу они уже совсем скоро отправят меня на лечение в психушку.
   Разговор со следователем глубоко запал в его впечатлительную душу. Виктор в эту ночь еще долго ворочался в постели без сна. А когда уснул, то ему приснились бегущие по улице свиньи. Он попытался загнать их в какой-то сарай, но они, убежав от него, скрылись за соседними домами. Проснувшийся Виктор освежился в прохладном душе. А за завтраком рассказал своим домашним обо всем, что ему ночью снилось.
   - А сколько этих свиней было, сын? - уточнила у него мама.
   - Я видел во сне две свиньи, - с трудом вспомнил уже начавший рассеиваться из его памяти сон Виктор. - Одна покрупнее была, как мне кажется кабаном, а другая поменьше просто свинья....
   - Остерегайся сегодня мужчину в годах и молодую женщину, - предупредила Виктора обеспокоенная мама. Знай, они сегодня будут пытаться тебе навредить....
   - Мама, - с укором оборвал свою мать Виктор. - Ну, как ты можешь продолжать верить в подобные суеверия?..
   После работы, он, опасаясь очередной провокации, не пошел домой, как делал это всегда, пешком, а с трудом втиснулся в переполненный вагон трамвая. На следующей остановке часть пассажиров вышла, и в салоне вагона стало немного свободней. Погруженный в свои нерадостные думы Виктор молча смотрел на мелькающие в окошке вагона пятиэтажные дома.
   - Уступи ему место! - чей-то громкий недовольный выкрик привлек внимание Виктора.
   Обернувшись, он увидел злобно смотревшего на сидевшего возле него мальчика пожилого мужчину.
   - Это рабочий человек, - с возмущением выговаривал мужчина мальчику. - Он кормит и одевает тебя.
   - И кто только этого мужчину об этом просит? - подумал недовольно поморщившийся Виктор, но вмешиваться не стал.
   - Чего ты пристаешь к мальчику!? - уже совсем неожиданно послышался сзади Виктора визгливый женский голос.
   Насторожившийся Виктор явно ощутил в их словах какую-то неискренность и наигранность. В завязавшейся между мужчиной и женщиной перебранке не было даже намека того азарта, с которым обычно спорят или ругаются русские люди. А они, не переставая, все громче ругались между собою, пытаясь втянуть в свой спор Виктора.
   - Если они меня втянут, - сообразил Виктор, - то непременно возникнет потасовка, а потом доказывай и без того недовольным мною внутренним органам, что я не верблюд. У них уже, наверное, и куча свидетелей имеется в запасе.
   И Виктор, легонько оттолкнув преградившего ему путь мужчину, прорвался к передней двери и, спустившись на одну ступеньку вниз, прижался своим встревоженным лицом к прохладному стеклу. Потеряв объект своего вдохновения, мужчина и женщина быстро успокоились и вышли вместе с Виктором на ближайшей остановке. Следующий подъехавший к остановке трамвай оказался того номера маршрута, и он, с опаской покосившись на мужчину и женщину, запрыгнул в него.
   - Вот и не верь снам, - подумал вспомнивший о предупреждении мамы Виктор, - свиньи-то оказались самыми настоящими.
   С вполне понятным изумлением оглядывающаяся возле себя Юля видела только одно бескрайнее море густо укрывающих землю васильков, которые весело подмигивали своими ярко-синими головками обжигающему своими жаркими лучами обнаженные руки Юли красному летнему солнышку. Трудно было оставаться бесстрастно равнодушной при виде подобной бесподобной красоты. И Юля, не сдерживая своих обуревающих ее при этом чувств, с громким веселым хохотом помчалась по поросшему васильками полю. Она рвала их целыми охапками и, высоко подбрасывая вверх, с удовольствием ощущала, как они, словно струи студеной воды, приятно щекотали ее разгоряченную голову. Просто визжавшая от охватывающего ее в это время восторга Юля уже могла бы ощущать саму себя на самой вершине блаженства, если бы все это время омрачающие ей настроение какие-то очень для нее неприятные ощущения. И она с досадою, не понимая, что именно ей может угрожать на этом несравненном по своей привлекательности васильковом поле, осмотрелось возле себя уже более внимательно. Но, кроме окружающего ее со всех сторон необозримого моря васильков, она ничего не видела. Но омрачающие ей настроение ощущение приближающейся беды не исчезали. Они, с каждым очередным мгновением еще больше и больше усиливаясь, до противности нетерпеливо зажужжали в ее голове.
   - Однако, это не дающая мне покоя нестерпимое жужжание идет вовсе не из моей головы, - подумала она, когда это жужжание усилилось до такой степени, что она уже начала ощущать его своими ушами.
   Беспокоящее ее жужжание становилось все сильнее и сильнее, отчего уже больше не выдерживающие его нетерпения бедные васильки, склоняя к долу свои синие головки, сохли на корню. Юля с ужасом смотрела, как они, иссыхая, блекли и с гулким шелестом рассыпались в прах под ее ногами.
   - Нет! - протестуя против подобного безжалостного уничтожения красоты, громко выкрикнула Юля и проснулась.
   Стоящий на небольшом столике возле ее диванчика телефон разражался таким громко-пронзительным звоном, нетерпеливо требуя от Юли обратить на себя внимание. Юля сняла трубку и негромко проговорила в нее своим еще сонным голосом:
   - Да, я вас слушаю....
   Еще некоторое время она совсем не понимала, что требовал он нее прозвучавший в телефонной трубке мужской голос, а когда поняла, то, торопливо натянув на себе одежду, побежала в отделение милиции. Там ее уже ждали и, пригласив в стоящий возле отделения воронок, повезли по улицам просыпающейся от ночного сна Москвы.
   - Мама, - только и смогла она выдавить из себя, когда ей показали для опознания убитую женщину.
   А что было потом.... Сейчас в ее памяти всплывали лишь смутные воспоминания. Она хорошо помнила, как взяла из рук милиционера адрес морга и как писала мокрую от града катившихся из ее глаз слез срочную телеграмму папе. Сейчас она, свернувшись в комочек на своем диване, лежала и думала о своей только что умершей маме. До этой ночи у нее даже мысли не возникала, как она относится к собственной маме, которая ее выносила, родила и обеспечила более-менее сносное детство. Она всегда была уверенна, что свою маму просто ненавидит. Но вот мамы не стало, и уже привычное для Юли раздражение своей непутевою мамою в ее груди больше не возникало. Она с приглушенными рыданиями перебирала в своей памяти все, что ей было известно о своей маме по рассказам бабушки и отца, и ей сейчас, непонятно почему, вовсе не хотелось радоваться, что ее мама больше уже не сможет портить ей жизнь, а только пыталась свою маму понять и оправдать. Она сейчас с радостью согласилась бы терпеть страдания и испытывать прежнее неудобство жизни, лишь бы ее мама продолжала жить. Здесь и застал ее обеспокоенный ее отсутствием на занятиях в институте Алеша.
   Понимающий, каким черным вестником он оказался этой ночью для своей хозяйки, телефон весь день старался не привлекать внимание Юли к себе. Но к вечеру он, не выдержав своей пугливой неловкости, снова забился в нетерпеливом дребезжании. Отозвавшийся в телефонной трубке папин голос сообщил ей, что он с бабушкою уже вылетает на самолете в Москву. На похоронах Юля познакомила их с Алешею, который им очень понравился, но улетающая домой, сразу после похорон, бабушка строго-настрого наказала своей внучке, что она, после смерти своей матери, должна ходить в трауре не меньше года.
   - Не гневи бога, - строго предупредила она Юлю, - воздержись от всякого рода удовольствий до окончания траура. Иначе, и тебе не будет счастья на земле....
   - Не беспокойся ни о чем, бабушка, - тихо шепнула ей на ухо Юля. - Мне с Алешкою еще год учиться в институте.
   - Приветствую тебя, Геннадий Петрович, - услышал Смирнов в трубке голос первого секретаря областного комитета партии. - Как там у тебя мой сорванец поживает?
   - Старается, Петр Максимович, - проговорил покрививший душою недолюбливающий присланного в его район на стажировку из высшей партийной школы сына начальника Смирнов.
   - Я очень рад услышать такое лестное для меня высказывание о моем сыне именно от тебя, - прогудел в трубке удовлетворенный голос секретаря обкома. - Зная, что стажировка под твоим началом пойдет моему сыну только на пользу, я лично ходатайствовал, чтобы его послали именно в твой район. Ну, а как идут дела в твоем районе? Теперь я твой должник, проси у меня все, что хочешь....
   Смирнов начал докладывать о делах в доверенном ему районе, но, как оказалось, этот вопрос секретаря обкома мало интересовал. Он скоро оборвал его на полуслове, даже не дослушав до конца.
   - Достаточно, Геннадий Петрович. Я не сомневаюсь, что твоя работа достойна только одной похвалы. Я сегодня хочу поговорить насчет твоего второго секретаря.... Он у тебя уже совсем не молодой, не пора ли нам опустить человека на заслуженный отдых?
   Смирнову и до этого не раз намекали из обкома, что ему пора сменить своего испытанного годами заместителя, обещая прислать ему на замену достойного человека. Но Геннадий Петрович, зная по опыту соседних районов, каких людей присылает областной комитет партии, яростно сопротивлялся. Ему нравился его второй секретарь, на которого он в любое время мог со спокойной совестью оставить район. Поэтому и сейчас, когда ему об этом уже намекнул сам секретарь обкома, он, как и раньше, прикинувшись, что не понимает его прозрачного намека, горячо запротестовал:
   - Старый конь борозды не портит, Петр Максимович. У моего второго секретаря еще достаточно сухого пороха в пороховнице. Таких людей по нынешним временам днем и с огнем не отыщешь.
   - Похвально, что ты ценишь и так горячо заступаешься за своих работников, Геннадий Петрович, - уже без прежнего энтузиазма прогудел в трубке бас начальника. - Очень жаль.... А я хотел к тебе пристроить своего Федора, чтобы ты довел его до ума.... Нелегко мне решиться выпускать его на самостоятельную дорогу. Молод он еще совсем....
   - Молодость не порок, Петр Максимович, - возразил начальнику страстно желающий, чтобы его Федор был по возможности дальше от его района, Смирнов. - Да, и ваш сын будут работать ни один, его всегда будут окружать опытные люди....
   - Интересная мысль, - уже намного бодрее прогремел в трубке голос начальника, - я бы сказал даже несколько неожиданная..... Но, все равно, на первых порах ему будет очень нелегко работать первым секретарем района. Да, и завистники заголосят, что делаю протекцию своему сыну.
   - Завистники всегда будут недовольными, - продолжал уговаривать своего начальника Смирнов. - Так стоит ли обращать на них хоть какое-то внимание. Если ваш сын докажет делом свою пригодность к такой должности, то кто осмелится хоть в чем-нибудь вас упрекнуть....
   - Наверное, вы правы, - наконец, позволил себя уговорить начальник. - Тогда может и порекомендуем его на ваш район, тем более что у него будет такой опытный заместитель. Ну, а вам мы подберем хорошую должность в области. Подберем такую должность, чтобы у вас было больше времени быть возле своей любимой супруги. Мне уже рассказывали про ее знаменитый ультиматум.... Ну, и как вам это нравится, Геннадий Петрович?..
   - Даже и не знаю, что вам сказать, - замялся не ожидающий подобного поворота в их беседе Смирнов. - Ваше предложение такое неожиданное.....
   - Я, Геннадий Петрович, вас с ответом не тороплю. Вы обдумайте мое предложение, посоветуйтесь со своей супругою, а потом позвоните мне.... Ну, скажем так, недельки через две....
   - Итак, - глухо проговорил услышавший в трубке короткие гудки Смирнов, - мне сейчас придется кем-то жертвовать: или своим вторым секретарем районного комитета партии, или самим собою. Но, если я пожертвую своим заместителем, то, сколько дополнительной работы упадет еще на мою бедную голову из-за этого балбеса. Разве можно этому немогузнайке хоть что-то в моем районе доверить? И чему их только учат в этой высшей партийной школе?..
   Крепко задумался Смирнов, как бы ему половчее выкрутиться из этого очень даже щекотливого положения, но так и не смог придумать для себя ничего путного.
   - Идти против начальства, почти то же самое, что по малой нужде ходить против ветра, - вынужден был признать справедливость народной поговорки Геннадий Петрович, - все равно брызги на меня полетят. А в моем случае это уже будут не брызги, а целая полноводная река угрожает обрушиться на мой район, если я срочно не приму для себя хоть какого-нибудь решения.
   - Геннадий Петрович, - оборвала его размышления вбежавшая в кабинет Валя, - вас спрашивает какой-то Ветрогонов.
   - Ветрогонов!? - выкрикнул обрадованный хоть одной сегодня приятной новостью Смирнов и, не дожидаясь, пока его соединят, сам выскочил в приемную. - Это ты, Митек! - выкрикнул он в телефонную трубку. - Каким же счастливым ветром занесло тебя в наши края!?
   - Южным ветром, Геннадий Петрович! - послышался в трубке, как всегда, неунывающий голос его фронтового друга. - Если ты хочешь меня увидеть, то я могу заскочить к тебе на сегодняшний вечер в гости!?
   - И не вздумай обмануть меня, Митек! - выкрикнул в трубку Смирнов. - Если не заедешь, то даже на краю света тебя отыщу и отругаю!
   - Вот теперь-то я узнаю своего командира, - посмеялся в трубке Ветрогонов. - Сегодня вечером я буду у тебя! Готовь закуску!.. До встречи!..
   - До встречи! - успел выкрикнуть Смирнов прежде, чем в трубке послышались короткие гудки.
   Геннадий Петрович положил трубку на место и вернулся в кабинет.
   - Вечно он куда-то спешит этот сорвиголова, - беззлобно буркнул он, сообщая жене о нежданном госте. - Даже поговорить, как следует, не успели.
   В этот вечер он долго на работе не стал задерживаться, но ему так и не удалось обогнать Ветрогонова, которого он уже застал в своей квартире.
   - Зря ты не сообщил мне, когда прилетаешь, - укорил он своего друга. - Я выслал бы за тобою в аэропорт машину.
   - Не успел, Геннадий Петрович, - со смехом оправдывался Ветрогонов. - Как раз в это время объявили посадку на самолет.
   Хозяйка пригласила друзей за стол. И они с удовольствием выпили свою первую рюмку за встречу, вторую - за Победу, ну, а третью рюмку осушили до дна за своих погибших товарищей. Водка развязала язык, и Смирнов даже не заметил, как выложил своему другу все, что накипело у него на душе.
   - И что ты решил? - полюбопытствовал у него друг.
   - Еще ничего не решил, - с раздражением буркнул Смирнов. - Понимаешь, Митек, мне сейчас и стыдно, и противно. На фронте не боялся смотреть смерти в глаза, а здесь начал осторожничать и даже кривить душою научился.
   - На фронте нам было намного легче, Геннадий Петрович, - возразил ему Ветрогонов. - В случае твоей или моей смерти в наши семьи прислали бы похоронки, в которых было бы написано, что мы погибли смертью храбрых в бою. И нашим семьям был бы законный почет и уважение. А в тылу мы не только можем самих себя загубить, но и своих близких людей под удар поставить. В тылу, Геннадий Петрович, намного опасней, чем на фронте. Я не советую тебе лесть на рожон.
   - Ты предлагаешь мне сдаться! - окинув своего фронтового товарища недоумевающим взглядом, возмутился Смирнов. - Разве мы воевали за то, чтобы эта сволочь нами помыкала!?
   - Геннадий Петрович, ты же и сам знаешь, что я на фронте не прятался за спины солдат? - с обидою заметил ему Ветрогонов.
   - Извини меня, - положив свою руку на руку друга, повинился Смирнов. - Я все время пытаюсь спрятаться от их поганых дел в своем районе, но они и здесь сумели меня достать. Я не могу и не хочу перенимать их правила игры, но и то же время я понимаю свое бессилие и полную невозможность хоть что-нибудь изменить. И это убивает меня больше всего....
   - Геннадий Петрович, вся эта сволочь сегодня расплодилось по всей стране. Она правила нами еще и до войны. Но в войну и они тоже понесли значительные потери, а поэтому были вынуждены поделиться властью с нами - с фронтовиками. Они не ожидали, что нас будет так много, а когда это понимание до них дошло, то испугались и отступили. Или, если сказать точнее, отступили, но не сдались. Отступив на запасные позиции, они повели на нас массированное наступление. Многих из нас они подкупили посулами, многим они связали руки взятками, а самых не сдающихся или сломали, или отстранили от дел. Таких, как ты, честных совестливых людей, в нашей стране уже осталось совсем немного. Они уже перестали вас опасаться. Поэтому твой секретарь обкома и разговаривал с тобою откровенно. Он уже не сомневается, что ты полностью находишься в его власти, что тебе на него управы не найти. Если ты, Геннадий Петрович, сейчас заартачишься, то они в лучшем случае всего лишь снимут тебя с должности и оставят ни у дел.
   - А в худшем, - глухо пробормотал Смирнов, - они втянут меня в какую-то махинацию и посадят. На что-что, а вот на эти штуки они непревзойденные мастера. И как же тогда нам быть со своей мечтою?.. Как же нам тогда быть с нашим коммунизмом?..
   - Ты все еще продолжаешь верить во все эти никогда не сбыточные, особенно в нашей стране, сказки, - сочувственно похлопав своего фронтового друга по плечу, грустно проговорил Ветрогонов. - В эту мечту, мой дорогой фронтовой друг, уже даже наши дети не верят.
   - Но, если это так, то как можно продолжать жить и дальше работать? - задумчиво проговори Смирнов. - Мы ведь пашем, как лошади, вовсе не на те гроши, с которыми мы еле сводим свои концы с концами, а только во имя своей мечты, во имя своей веры, что потом нам всем будет жить намного лучше....
   - А куда мы денемся, Геннадий Петрович, - с усмешкой возразил ему Ветрогонов. - Будем и дальше вкалывать за те же гроши, как ломовые лошади. Не забывай, что у нас находятся на иждивении жены и дети. Если ты им сейчас уступишь, то взамен получишь от них хорошую должность. А честный человек на высокой должности способен немало предотвратить умножаемое эти сволочами по всему Советскому Союзу зло.
   - По-твоему, мне будет лучше отказаться от борьбы, - подытожил их дискуссию Смирнов.
   - Нет, почему же борись в меру своих сил и возможностей, но не зарывайся, - возразил ему Ветрогонов. - Для открытой борьбы со всеми этими сволочами еще не пришло время....
   - Давай, друг, выпьем, чтобы это время пришло, как можно скорее, - предложил наполняющий рюмки Смирнов.
   Они подняли рюмки и, не чокаясь, молча осушили до дна. Утром Смирнов поручил Славе отвести своего друга в аэропорт, а сам пошел на работу пешком.
   - Павел Борисович, - заглянув ко второму секретарю районного комитета партии, тихо проговорил он, - зайдите ко мне в кабинет.
   Усадив своего заместителя на стул, он еще долго перекладывала на столе какие-то бумажки, пока не решился с ним заговорить.
   - Павел Борисович, мы уже работаем вместе ни один год и за это время, я надеюсь, мы уже успели неплохо друг друга изучить. Поэтому я подумал, что нам не стоит прятаться друг от друга, что мы можем говорить друг с другом откровенно....
   - Вы хотите предложить мне уйти на пенсию? - решив помочь своему начальнику, тихо проговорил второй секретарь районного комитета партии.
   - От кого вы об этом узнали? - не без удивления переспросил его Смирнов.
   - Геннадий Петрович, как будто в первый раз вас к подобному моему увольнению принуждают из области, - с улыбкой объяснил второй секретарь. - А вчера вам звонил сам секретарь обкома.... И так вы долго сопротивлялись их дружному нажиму....
   - Ну, раз вы уже в курсе, то мне будет намного легче с вами разговаривать, - проговорил немного повеселевший Смирнов и рассказал своему заместителю о вчерашнем разговоре с секретарем обкома.
   - Трудно будет вам сработаться с его сыночком, - посочувствовал Смирнову заместитель. - Он, скажу я вам, далеко не подарок....
   - Не мне, а вам, Павел Борисович, - поправил его Смирнов. - Я сам решил уступить этому подонку место. Все равно они очень скоро потребуют от меня это сделать.... Я принял такое решение с надеждой, что вы не позволите этому папину сыночку развалить все, что мы с вами все эти годы строили.
   - Вы хотите, чтобы я дал этому блатнику хороший толчок для взлета вверх? - сухо поинтересовался недовольно поморщившийся второй секретарь.
   - Не о нем моя печаль, Павел Борисович, а о людях живущих в нашем районе. Этот балбес и без вашего толчка влетит высоко, насколько будут достаточно влиятелен его отец. И мне, как бы вместе с вами ни хотелось, его не удержать. Я беспокоюсь о деле, ради которого мы работали все эти годы, не покладая своих рук. Но, если вы не согласны с подобной своей ролью, то придется оставаться мне. Только, вы и сами понимаете, трудно мне будет сдержаться, чтобы не послать этого сыночка к чертовой матери на перевоспитание.
   - Простите меня за непонятливость, Геннадий Петрович, - проговорил смутившийся второй секретарь. - Так уж и быть, я согласен поработать с этим щенком еще некоторое время. Пусть, как говориться, ему не будет ни дна и ни покрышки.
   - Я очень вам благодарен, Павел Борисович! - воскликнул обрадованный Смирнов и, сорвавшись с места, крепко пожал своему заместителю руку. - Если бы вы только знали, как вы меня выручили.....
   Выпроводив своего заместителя, Смирнов попросил Валю соединить его с обкомом.
   - Это я, Петр Максимович, - представился Смирнов, услышав в трубке голос своего начальника. - Я все уже обдумал и хочу вам сказать, что принимаю ваше предложение.
   - Я так и знал, что вы согласитесь, Геннадий Петрович, - добродушно буркнул удовлетворенный в трубке голос секретаря обкома. - Поэтому не стал медлить, и уже успел подыскать для вас хорошую должность. Не сомневаюсь, что ваша супруга останется довольной вашей новой должностью.
   Проживающее на земле население в своем подавляющем большинстве состоит из благоразумных людей, которые с легкостью управляются государством и легко приспосабливаются к пульсирующей около них непостоянной быстротечной жизни. Только благодаря подобным людям общество без особых потрясений совершает плавный переход к более высокой стадии развития или уверенно катится в неминуемую пропасть. Благоразумные люди редко выходят из состояния покоя безразличия, и их консервативные взгляды на окружающую жизнь отличаются завидным постоянством. Но, к всеобщему нашему сожалению, в земном мире существуют и другие типы людей, которые с тем же завидным постоянством способны делать не только самих себя, но и близких им родных людей, самыми несчастливыми на всем белом свете. У этих людей в отличие от нормального человека непомерно развито чувство собственного достоинство и обостренное восприимчивость к проявлению такого вполне естественного и, как обычно, не слишком строго осуждаемого в любом порядочном обществе желания некоторых людей поживиться за чужой счет или вдоволь насладиться болью и страданиями окружающих их людей. Эти одержимые в своей бескомпромиссной борьбе люди за свою добропорядочность нередко жертвуют ради торжества справедливости своим здоровьем, а иногда и даже жизнями. Они из-за своей умственной неполноценности не способны понять, что их объявленная всему остальному человеческому сообществу борьба бесплодна, что она не представляет для нормальных людей никакой ценности, если не сказать, что просто даже вредна и опасна. Из-за своей чрезмерной одержимости этим людям нелегко понять, что в любом человеческом обществе, как и во всем остальном животном мире, отношения строятся только на несправедливости. Что право на лучшую и достойную жизнь в человеческом сообществе имеют только одни сильные, ловкие, коварные и неразборчивые в применении средств во имя достижения своей заветной цели люди.
   Но у обладающих подаренным нам Творцом сознанием, в отличие от безгласного скота, людей намного больше возможностей в осуществлении этих своих самых сокровенных желаний. Люди, начиная с первого дня своего нарождения на земле, начисто забывают, во имя чего Творец их наградил подобным своим просто бесценным даром. Творец одарил нас сознанием вовсе не для того, чтобы мы обманывали, вводили в заблуждение самих себя и окружающих людей, а только для того, чтобы мы с его помощью имели возможность правильно оценивать свои дела и поступки на земле. И, что самое главное и все определяющее, чтобы мы не деградировали, как делаем это в настоящем времени, а постоянно совершенствовались в своем духовном и нравственном развитии.
   Человек всей своей бестолковой и несуразной земной жизнью все больше убеждает Творца, что дарованному Им людям сознанию никогда не справиться с нашей природной животной сущностью. А совсем наоборот, человек пользуется этим бесценным даром Господа бога для усиления, а не для подавления, как было Творцом задумано, продолжающих держать в рабской покорности животных инстинктов и побуждений. Только благодаря подаренному Творцом сознанию человек стал самым кровожадным среди остальных представителей животного мира, намного превзошел их в своей алчности, жестокости и беспощадности. Человек - самый страшный монстр, самое доселе невиданное страшилище для окружающего его мира. Дарованное человеку сознание нисколько не способствует его возвышению над безгласным скатом, а только к уже давно перешедшему в хроническую форму его ничем неудержимому падению ниже скотского уровня. В своем извечном стремлении обдурить всех и испохабить до неприличия самые лучшие порывы своего сознания, человек уже давно научился маскировать свои кровожадные устремления, прикрывая их первой попавшейся ему под руки добропорядочной маской. Только сам человек, а не какой-то там еще дьявол, породил убивающее в нем все человеческое лицемерие и демагогию. Это его главное оружие против собственного сознания. И этим, как их называют за глаза, недалеким людям, рожденным намного раньше, а может и намного позже, своего времени, никогда не дано понять истинной природы человека, не постичь, что движет им в своих земных делах и поступках. Они просто обречены на нищенское прозябание и непонимания своих устремлений от окружающих людей. Им никогда не дорасти до понимания, что люди только играют в свою добропорядочность, что люди только тешат свое самолюбие иллюзией обладания этих никогда недоступных для них вершин духовности. Ясно осознавая для себя их умственную ограниченность, человеческое общество относится к подобным людям со снисходительным терпением. Они всегда представляются для вполне нормальных людей просто забавными игрушками. А кое-кому из них нормальные люди с плохо скрытой иронией льстят, называя их совестью нации, а то и всеобщим народным достоянием. Но основная масса этих людей обречена на поругание и осмеивание.
   Правда и для таких людей время от времени наступают, хотя и очень редко, самые настоящие звездные мгновения торжества их жизненных устремлений. Эти их мгновения наступают только тогда, когда непрерывно совершенствующееся в своей кровожадности человечество уже начинает тяготиться старыми регулирующими отношения для обеспечения относительной безопасности от постоянно оттачивающих свои острые зубы друг против друга людей догмами. Только тогда их непримиримость к любым проявлениям несправедливости служит благом для достижения корыстных устремлений самых нетерпеливых в своей кровожадности людей. И только тогда забурлившая в яростном нетерпении толпа, как можно скорее, упиться сладкой кровью своего ближнего человека выносит на пьедестал своих осмеянных и поруганных чужаков. И не только выносит, но и использует их бескомпромиссность для скорейшего избавления от отживших, по мнению подавляющего большинства нормальных людей, прежних укоренившихся в человеческом обществе нравов и привычек. Добившись своих кровожадных устремлений, нормальные люди тут же забывают об оказавших им немалую помощь и поддержку при достижении желаемого игрушках. И, нисколько не заботясь о том, что охватившее их разочарование и слишком позднее прозрение, вполне способны оказаться для игрушек смертельными, устанавливают свои новые еще более жестокие и грабительские порядки.
   Нет, что ни говори, а подобные люди в человеческом обществе не только бесполезны, но и опасны. Они опасны своей особой восприимчивостью к приукрашенным благовидными масками бредовым идеям нечистоплотных людей. Они опасны для общества своей почти мгновенной воспламеняемостью ими, своей горячностью, своей не показной искренностью, своим искренним желанием добра всем окружающим их людям.... И этим самым они не только убеждают большинство людей в обществе в необходимости перемен, но и непосредственно способствуют еще большему падению человечества в своей безнравственности. Не может и не должно быть оправданием для подобных игрушек их несомненная бескорыстность и нравственная чистота! Они опасны для окружающих их людей, потому их чистота является козырной картою для всяких выродков рода человеческого, потому что даже тогда, когда этих игрушек снова начинают уничтожать по мере минования в их надобности, эти выродки, их убийцы, все еще прикрывают свое зло и свою кровожадность их как бы светлою памятью. Нет и нет, подобным ничего не смыслящим в называемом нами политикою дерьме чистоплюям никогда не стоит пытаться вершить судьбами человечества. Раз им так не повезло уродиться белыми воронами, то пусть и ведут себя подобающим образом. Любое уважающее себя человеческое общество просто обязано пристально следить, чтобы количество в нем этих белых ворон не превышало критической отметки. В противном случае оно будет постоянно обречено на нестабильность, на горе и страдание обитающих в такой стране людей.
   Горе и страдание от хороших добропорядочных людей - вот основной смысл парадокса нашего времени. Трудно и очень нелегко соглашаться с подобным утверждением, но это так. Если в обществе царит насилие и несправедливость, то вполне естественно, что излишек в нем добропорядочных людей является дестабилизирующим фактором. Это же так до противности элементарно просто. Во всех наших бедах и страданиях мы повинны сами, потому что, увлекаясь игрою в добропорядочность, мы неизменно убеждаем сами себя, что мы не бессердечны, что мы не кровожадны, что мы намного выше уровня безгласного скота. Заблуждение порождает незнание, а незнание приводит нас к роковым ошибкам.
   Чтобы лучше наладить свою земную жизнь, людям следует в первую очередь расставить все на свои места. И в первую очередь мы просто обязаны признать, как аксиому, свою кровожадность и свое бессердечие. Потому что только тогда мы, не обольщая себя губительными для нас самих иллюзиями, сможем принять именно те законы, которые ограничат нашу кровожадность до разумных пределов. Потому что только тогда мы сможем поставить на свое место этих так называемых белых ворон, сделать их для себя и для всего остального человечества вполне безопасными, строго наказывая при этом пытающихся разыграть при их помощи свою козырную карту заведомо нечистоплотных людей. Потому что только тогда мы уже сможем зажить реально существующей, а не придуманной нашим донельзя искривленным сознанием, жизнью.
   Во всем повезло тебе, Россия! Ни одна страна в мире не может похвастаться твоими необозримыми просторами, твоей несравненной красотою и твоими несметными богатствами! И нет границ для бесшабашной удали населяющих тебя людей! На всем твоем протяжении нет и не должно быть ничего невозможного! Потому что только ты одна в мире способно вдохновлять проживающих в тебе людей на такое буйство фантазии, на такой смелый полет мечты, что у твоих сыновей и дочерей просто кружится голова от одного только понимания подобных для себя ничем не ограниченных возможностей! Вполне возможно, что только и поэтому твой русский народ не признает для себя никакой половинчатости и никогда не останавливаться на полпути при осуществлении своей самой невероятной фантазии и мечты!? Может только поэтому среди твоих русских людей так много опасных для тебя добропорядочных честных чужаков, называемых в простонародье идиотами!? Это твоя самая непоправимая беда и самая большая вина перед другими населяющими остающуюся часть суши земли народами! Но ты, великая и могущественная, не смущаясь от подобного не очень приятного для тебя обстоятельства, никогда ничем не омрачаешь своего величественно властолюбивого лика! Ты имеешь полное право быть великой и могущественной во всем: и в своей ненависти, и в своем зле, и, тем более, в своем благородстве! Из-за своей величественности тебе просто недосуг не только не воспринимать глухое ворчание заведомо неблагожелательных своих соседей, но и даже не замечать бьющего через край ничем неукротимого буйство своего народа! В своей величественности ты благородна, а поэтому со снисходительным терпением относишься к перенаселяющим тебя, Россия, белым воронам! Зачем и с какой целью ты умножаешь их число на своей земле, Россия!? Или то обстоятельство, что тебя нисколько не беспокоит их пагубное влияние на русский народ, еще больше тебя возвеличивает, Россия!? Или у тебя, Россия, закружилось от самолюбования в неизменном на протяжении уже довольно долгого времени восхищении своей просто непостижимой для окружающих тебя соседних стран и народностей бесшабашной простотою голова!? А может в твоей непонятной до сих пор таинственной загадочности как раз и сокрыто то, что позволит всему человечеству, наконец-то, решить свой извечный вопрос, как ему лучше организовать свою жизнь на земле!? Неужели оказывается, что и делать для успешного разрешения этого извечного вопроса почти ничего не надо!?.. Надо только всмотреться в твою величавую красоту и постараться понять, что сокрыто в ней от человеческого взгляда!.. Надо только постараться услышать, о чем это ты так настойчиво шепчешь непонимающим тебя людям!?.. Только вот в силах ли не только понять, но и осмыслить, тебя поглощенному в свои кровожадные замыслы человеку!?.. Может, только и от того ты расплодила на своей земле такое просто невероятное количество белых ворон, как свою последнюю надежду на людское понимание!? Трудно сказать, но как хочется верить в эту старую глупую сказку! И как же хочется верить, что эти белые русские вороны хотя бы, в конце концов, немного поумнеют и постараются понять тебя, Россия! Может, только тогда человечество сможет, наконец-то, осуществить свою самую заветную мечту: научиться побеждать в себе овладевшее нашими смертными тленными телами ничем в нашей земной жизни неискоренимое животное начало!?.. Одержав над своим животным началом верх, мы только тогда начнем жить в полном согласии со своим сознанием, сможем, наконец-то, оправдать надежду желающего нас видеть в своем духовном развитии намного выше безгласного скота Творца! И как же хочется верить в подобную для всех нас возможность!?.. И как же хочется надеяться, что будет все именно так, а не иначе!?..
   Исполнивший повеление Сатаны Хрящ еще долго не мог поверить самому себе, что он осмелился сотворить с любимым Советскому народу именем Сталина подобное святотатство. Однако дело уже было сделано, и он не без тревоги ждал реакции простого народа на свое изуверство. Позволяя понемногу просачиваться в народ слухам о сделанном им на закрытом партийном съезде партии докладе, он приказал органам Государственной безопасности задерживать без разбора и отправлять в психушки всех призывающих к открытому выступлению против автора доклада. Подобной предосторожностью он сумел предотвратить взрыв неудовольствия любивших и доверяющих своему вождю во всем русских людей, но запретить разговоры и тихое шушуканье на бытовом уровне было не по силам даже органам Государственной безопасности. КГБ Советского Союза не могло их запретить, но это еще не означало, что агенты Государственной безопасности не были осведомлены о содержании этих разговоров. По их достоверным сведениям выходило, что все простые советские люди почти поголовно ненавидели в это время Хряща. Встревоженный складывающейся уже вокруг его имени чрезвычайно опасной для сохранения своего высокого положения ситуацией Хрящ лихорадочно соображал, как бы ему половчее заставить забыть этот упрямый русский народ о Сталине или хотя бы переключить их внимание на что-нибудь другое более для них интересное. Кому-кому, а уж ему, прожженному политикану было хорошо известно, чем именно можно заслужить, если не любовь, то хотя бы более терпимое к нему отношение простых людей. И он, немного ослабив вожжи, начал сквозь пальцы смотреть на отдельные шалости приученного товарищем Сталиным к строгому исполнению законов простого народа. Но, к его немалому сожалению, почти все советские люди не посчитали для себя возможным воспользоваться его послаблениями и не начали, очертя голову, очернять и оплевывать ядовитыми насмешками свою прежнюю как бы бесправную жизнь. Советским людям нравилась прежняя тихая размеренная жизнь, они были еще неготовыми отказываться от нее. Зато так неожиданно открывшимися перед ними возможностями не преминули воспользоваться рвачи и всякие другие охотники, которые не привыкли утруждать себя работай, но очень хотели устроить для себя всем обеспеченную жизнь. В это самое особенно благоприятствующее для образования мафии и невиданного рассвета коррупции время и начали появляться их пока еще хрупкие ростки, наглядно отображающиеся в начавшей образовываться системе блата и знакомств, которые впоследствии были названы "хрущевской оттепелью".
  
   Ноябрь 1995 года.
  
  
  

ЭПИЛОГ.

  
   Любезные хозяева предложили мне погостить у них еще несколько дней. И я, не испытывая никакого желания возвращаться в обманувший все мои ожидания санаторий, с охотой позволил им себя уговорить. По вечерам мы садились за стол и, попивая ароматный чай с клубничным вареньем, засиживались допоздна, обмениваясь друг с другом своими воспоминаниями. Обсуждая реальные события из недалекого прошлого, нам не составляло особого труда додумывать роли за неприглашенных или не являющихся на зов реальной жизни персонажей. За день до моего отъезда я с Антоном Ивановичем встали пораньше и, нагрузившись необходимым материалом и инструментами, пошли в сторону разрушенной на морском побережье одинокой горе. Водопад, как и прежде, с недовольным грохотом падал с высоты в воду небольшого заливчика, но по нему уже больше не скатывались визжавшие от восторга местные мальчишки. Сама пещера и наклонный туннель были завалены намертво спекшимися между собою обломками разрушенной с помощью мощного взрыва горы. Служившая веками надежным ориентиром для всех заплутавших в степи путников вершина горы застряла в ближайшей расщелине, проникнув своей острой верхушкою глубоко в землю.
   Сняв пиджаки и закатав рукава рубах, мы с энтузиазмом принялись за задуманное на вечерних посиделках дело. К обеду возле чудом сохранившихся могильных холмиков уже белела аккуратная оградка, а в предполагаемое изголовье мы установили православные кресты. После обеда, мы снова вернулись к могильным холмикам, но уже втроем. Валентина Егоровна сажала цветы, а мы красили кресты и оградку. Ласковый морской ветерок приятно освежал охлаждающей прохладою разгоряченные тела. И нам работалось легко и весело. Рассеянно отвечая своим друзьям односложными междометиями, я думал о ставшей в последнее время модной теории переселения душ. И вовсе не потому, что я в нее верил, а потому, что только с ее помощью можно было объяснить все, что происходило на этом месте с нашими героями.
   Я думал о разыгравшейся на южной окраине России многовековой схватке добра со злом и пытался представить себе, насколько это было возможно, последствия, если победило бы зло. Я думал о душах своих гостеприимных хозяев и не понимал, как они могли умудриться получать на период своей очередной смертной жизни такие прекрасные тела в течение многих веков. Сколько же им, бедным, пришлось блукать по грешной русской земле, в поисках друг друга? И, вообще, как наши герои сумели определиться в своих земных судьбах, чтобы обеспечить самим себе встречу в нужном месте и в нужное время!? И, в конце концов, что именно движет нами в земной жизни, и для чего мы все рождаемся на этом, так сказать, белом свете!? И самое главное, что мучило меня во время рассказа об уже прожитой земной жизни пожилой пары, что нам, каждому конкретному человеку, необходимо сделать во время жизни на земле, чтобы оставить этот не очень гостеприимный мир со спокойной совестью? Я думал, как именно взаимодействуют наши бренные смертные тела с нашими бессмертными душами, и что является для человека самым все определяющим: его душа или его тело? Я долго думал над всеми этими очень сильно меня взволновавшими вопросами, но так и не смог ничего для себя решить. А нужно ли было все это мне решать? Стоит ли обо всем этом нам, живущим на земле людям, даже задумываться? Если изначально никому из нас не дано об этом знать, то, наверное, все эти неразрешимые для нас вопросы не так уж сильно нам в реальной земной жизни необходимы. В одном я убежден, что человек рождается на земле вовсе не для зла, что он рождается только с единственной целью, чтобы творить и умножать на земле добро и просто божественную красоту. И это так, потому что только в обстановке доброжелательности и красоты мы получаем возможность соединять вместе все самые лучшие стремления наших тел и наших душ. Потому что только тогда, когда стремления души и тела соединяются вместе, человек получает самое благоприятное условие для своего нравственного и духовного совершенствования, для укрепления величия своего духа, для познания самой настоящей истины. Человек - это единство стремлений его души и тела. И если подобного единства у живого существа нет, то нет и человека, а есть только обладающее сознанием свирепое кровожадное животное. Немало неясных и спорных вопросов выдвигает перед нами сегодняшняя земная жизнь, что порою нам очень трудно решиться на хоть какое-нибудь действие, не зная наперед, что оно нам принесет: добро или зло. В подобных случаях умудренные долгой добропорядочной жизнью старики советуют учиться слушать свою душу. Душа знает намного больше нашего тела и никогда не остается равнодушной к нашим сомнениям и переживаниям, она всегда старается помочь и подсказать своему хозяину, пытается всеми доступными для нее способами предохранить его от возможной в жизни на земле ошибки. Если, после принятия решения, ваша душа остается спокойной и вас не грызет непонятное внутреннее беспокойство, то оно правильное. Ну, а если на вашей душе скребутся противные надоедливые кошки, то тогда вам будет лучше всего от подобного своего решения отказаться.
   Наступил и грустный день прощания. Грустный, потому что всегда грустно прощаться с теми, кто нам стал дорогим и близким человеком, всегда очень грустно прощаться с полюбившимися нам местами. Помахав рукою на прощание из салона автобуса провожающим меня Антону и Вале, я снова смотрел на навеивающие мне одни только грустные мысли степные ландшафты.
   - Души моих героев уже не одно поколение сражаются со злом на земле, принимая на себя исходящую от него нестерпимую боль и страдания, только для того, чтобы снять проклятие с одной не так уж и важной для всего человечества пещеры. Так стоит ли овчинка выделки? - всю дорогу задавался я подобным вопросом и сам на него отвечал. - Стоит. Зло просто невозможно законсервировать в одной пещере, даже, если ее забетонировать сверхпрочным бетоном. Зло всегда сумет пробиться через любую преграду и непременно распространиться по всей земле, изламывая на своем пути людские судьбы. Разомкнув кольцо зла, эти благородные люди оберегли немало людей от бед и страданий. И кто знает, а вдруг это кольцо зла было именно тем первоначальным злом: тогда вслед за ним непременно начнут размыкаться и множество других замкнутых над землею колец зла. Вполне возможно, что со временем наша русская земля благодаря Антону и Вале снова станет и на самом деле Святой Русской Землею. Святой, потому что из нее уже навсегда выкорчеван с корнями источник зла и насилия.
  
   Декабрь 1995 года.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ФРАНТИШЕК ПАКУТА

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

КНИГА: ВОЛШЕБНЫЕ КОРАБЛИ

  
  
  
  

ФАНТАСТИКА

(из реальной жизни в России)

  
  
  

ЧАСТЬ ПЯТАЯ:

  
  
  

ДЕМОНОКРАТИЯ.

  
  
  
  
  
  
  

2002 год, город Ленинград.

  
  
  

ПРОЛОГ.

  
   Дедушка, а дедушка, а что еще интересного происходило в нашей стране после смерти Великого Сталина? - нетерпеливо затормошили старого Антошу его малые внуки, после того, как он рассказал им большую часть его отца переполненной необычайными приключениями жизни.
   - Жизнь любого человека, дорогие мои, всегда неподражаемо интересная и познавательная, - погладив внуков по их вихрастым головкам, негромко проговорил Антоша. - История любой семьи не может и не должна заканчиваться, после ухода из жизни ее самых выдающихся представителей. У каждого человека всегда имеется шанс вписать в нее и из своей жизни тоже немало славных страниц. Надо только не уподобляться равнодушному созерцателю всего, к чему принуждает нас ощущать окружающий мир. А всегда стараться вносить в жизнь живущих рядом других людей разумные коррективы по ее улучшению, делать и всегда поступать так, чтобы не было впоследствии больно и обидно за бесцельно прожитые годы. Этот же шанс, вне всякого сомнения, со временем, будет предоставлен и вам, мои возлюбленные потомки, а потом возможно вашим детям и внукам.
   - Внукам? - переспросила Антошу самая маленькая смешливая Ирочка и, не сдержавшись, громко расхохоталась.
   - И что же такого смешного ты, внученька, нашла в моих словах? - полюбопытствовал немного задетый за живое Антоша.
   - Я, дедушка, всего только на одну минуточку представила себе своих братиков и сестричек такими же старенькими, как и ты, и мне почему-то стало смешно, - виновато потупив свою русую головку, тихо пролепетала в ответ малышка, - а сейчас мне даже стало грустно оттого, что и мы тоже со временем состаримся.
   - И ты права, моя девочка, - вынужден был согласиться с малюткою погрустневший Антоша, - земная человеческая жизнь редко показывается проживающим ее людям какой-то там особенною или героическою, а чаще всего, как ты и сказала, грустною и смешною.
   Притихшие малыши еще некоторое время молча переваривали про себя сказанное дедушкою, а потом снова начали требовать от него продолжение рассказа о так интересующей их жизни своего деда и прадеда.
   - Ну, ладно, сорванцы, - недолго сопротивлялся притворно нахмурившийся Антоша. - Но я уже буду рассказывать вам совсем не о том, что происходило в нашей стране, после смерти Великого Сталина, на самом-то деле. А всего лишь поделюсь с вами своими некоторыми предположениями, что могло бы произойти не только со всеми нами, но и с нашей Россией, если бы русский народ хоть когда-нибудь отказался от завоеваний Великой Октябрьской революции в 1917 году.
   - Как хочешь, дедушка! - вскрикнули обрадованные его согласием дети и поспешили присесть рядом с ним на самые удобные места, чтобы больше уже ничто не мешало им наслаждаться увлекательной историей.
   - Итак, дорогие мои, я еще раз хочу напомнить вам, что после смерти Великого Сталина наша Отчизна уже была почти полностью обустроена для привольной всем обеспеченной жизни простых людей. Я сказал почти, потому что за одно поколение было просто невозможно окончательно избавиться от сохраняющихся в душах некоторых русских людей пережитков основанной на эксплуатации человека человеком проклятой прошлой жизни, или так называемых родимых пятен капитализма. Потому что во время коренной ломки жизни русского народа, после Великого Октября, все еще оставалось немало считающих себя обиженными основанной на принципах социальной справедливости Советской властью людей. Потому что эти их ничем не оправданные обиды не позволяли людям всем своим сердцем принять Советскую власть и все время подогревались не только затаившимся среди Советского народа внутренней контрреволюцией, но и специальными службами окружающих в то время Россию капиталистических стран. Но время шло, и руководимое коммунистической партией Советское правительство, потихонечку сглаживая эти негативные для укрепления основ государственности отношения между гражданами Советского Союза, в конце концов, добилось так необходимого, особенно в последнее время, среди советских людей единомыслия. Советские люди в подавляющем своем большинстве уже начали ощущать сами себя единым народом. И это их не показное единение оказалось важнейшим фактором в одержанной Советским народом в Отечественной войне Победе. Наслаждаясь наступившим, после окончания второй мировой войны, в Советском Союзе спокойствием, советские люди все еще не подозревали, что эта их тихая размеренная сегодняшняя жизнь скоро закончится, а среди живущих в России народов, вместо былого согласия и крепкой дружбы, вспыхнут распри и оскорбительное недоверие друг дружке. Однако я не стану забегать так далеко вперед и начну свой рассказ, как и полагается, с самого начала.
  
   19 июня 2002 года.
  
  
  
  

Глава первая.
ЗАСТОЙ.

  
   Пасмурный Сатана недовольно хмыкнул и, прикрыв волшебный чан плотной материей, вышел из пещеры подышать свежим воздухом. Ему совсем не нравилось, что сейчас происходило в давно уже ставшей для него поперек горла России, и он, с досадою крякнув от не очень-то приятного для него солнечного света, с сиплым протяжным шумом втянул в себя промерзлый воздух.
   - Лепота, - с мрачным удовлетворением выдохнул Сатана из себя и, как будто ему захотелось одним махом избавиться от всех обуревавших его в последнее время забот, нетерпеливо передернул плечами.
   Свирепствующий снаружи пещеры крепкий декабрьский мороз приятно защекотал по его разомлевшему возле пышущего жаром камина телу. И с удовлетворением ощущая, как в этой холодной купели его отягощенная нескончаемыми думами голова начинает понемножку проясняться, Сатана окинул жадным пристальным взглядом окружающее его очарование.
   Горделиво сияющий над миром в канун восьмидесятилетия со дня рождения Великого Сталина светлый зимний денечек и на самом деле был неподражаемо прекрасным. Разбушевавшаяся несколько дней назад завируха густо осыпала все склоны взметнувшихся почти под самые небеса своими остроконечными вершинами гор ослепительно сияющим под ласковыми лучами красного солнышка белым снегом. Успев за это время насквозь промерзнуть, белый снег превратил окружающую пещеру местность в воистину удивительное отсвечивающее сейчас в глаза удовлетворенно ухмыляющегося Сатаны хрупким хрустальным блеском сказочное королевство. Однако беспокоившие Сатану в последнее время мысли не позволили ему надолго забыться в окружающей его благодати. И очень скоро снова возвратили его в не очень-то приятную Сатане повседневную действительность.
   - Сталин! - злобно выдохнул он в окружающее его очарование. - И сколько же неприятных беспокойств ты доставил мне после смерти еще более ненавистного мне Ленина, когда я уже каждою клеточкою своего так сладко занывшего в радостном предчувствии скорого торжества над русским народом тела праздновал победу! Но ты, непреклонный, осмелился дерзко встать на моем пути! И мне, могущественному повелителю тьмы, пришлось еще немало покрутиться, пока не удалось отправить тебя, мой злой гений, руками твоих же ближайших сподвижников в загробный мир. Но вот сейчас, когда мне уже больше никто и ничто не сможет помешать, я, наконец-то, добьюсь своего и поставлю этих русских упрямцев на колени.
   Если что-то и могло понравиться Сатане в построенном в России социализме, так только одно его яростное неприятие православной веры. А во всем остальном социализм и Сатана находятся в самом непримиримом антагонизме. Для самых сокровенных нечистых замыслов Сатаны больше всего подходит капитализм, в основе которого заложена нажива и неуемная жажда прибыли любой ценою. Без утверждающей, как при социализме, социальной справедливости капитализм делает всех людей непримиримыми соперниками на лучшее место у общественной кормушки. А поэтому капитализм сам по своей сути, даже без помощи Сатаны, является, уже не говоря об измученном в этой ужасной круговерти простом народе, самым великим и неискоренимым грехом. И в этой своей ни на одно мгновение не прекращающейся борьбе с извечными ценностями социализма у Сатаны уже были и свои маленькие победы, и поражения. Достойна самой высокой похвалы подготовленная с его непосредственным участием вторая мировая война. Но сколько же еще ему, бедолаге, пришлось покрутиться, чтобы, хотя бы немножко, приуменьшить роль и значение в одержанной Победе этого так ненавистного ему и глубоко им презираемого Сталина. Однако самым крупным личным достижением Сатаны в этой борьбе было, что он научился вселять своих нечистых слуг в души живых людей и тем самым полностью подчинять их своей поганой воле. Вооруженный обретенным новым умением, Сатана сейчас даже не сомневается в своей скорой победе над этим так долго отрицающим его власть над собою строптивым русским народом.
   - Куда вам со мною тягаться! - пренебрежительно бросал Сатана в окружающую его Русь. - Сейчас, когда я сделал всех ваших руководителей преданными мне сторонниками, а в главу самого могущественного в мире капиталистического государства вселил покорное моей воле привидение, у вас уже больше нет другого выхода, кроме как сдаться мне на милость безо всяких условий и покориться моей воле. Но на этот раз я уже больше не удовлетворюсь только одной вашей покорностью. В отместку за все мои унижения перед вами я уже начал готовить для вас свой особый сюрприз, которому вы, мои разлюбезные, вряд ли обрадуетесь.
   Ни на одно мгновение не ослабевающий свою мертвую хватку крепкий морозец уже начал потихонечку пробиваться и сквозь луженую сатанинскую кожу, и он, зябко поежившись, поторопился возвратиться в пещеру. Тяжело опустившись в свое любимое кресло-качалку, Сатана снова полностью отдался продолжающим роем кружиться в его голове беспокойным мыслям. Еще в начале сороковых годов, пролетая над Русью и увидев работающую в поле одинокую беременную женщину, он, скорее по своей зловредной привычке, чем по острой необходимости, не упустил подвернувшейся ему возможности поставить на ее плоде свою отметину. За свое бесконечное многовековое существование Сатана уже пометил подобным образом бесчисленное множество людей. Но не так уж и часто удавалось Сатане пометить находящийся в утробе матери плод так, чтобы эта сатанинская отметка появилась на самом видном месте у скоро родившегося на белый свет младенца.
   - Черт шельму метит, - так обзывают в народе людей с подобными отметками и стараются, без особой на то надобности, не иметь с ними никаких дел.
   А у этого ребенка говорящая о принадлежности его к темным силам сатанинская отметка расположилась прямо на передней части темени. Из-за неудачного расположения клейма Сатаны отмеченному нечистою силою ребенку было просто невозможно хоть чем-то ее прикрыть, или хоть чем-нибудь другим надежно спрятать от постороннего любопытствующего взгляда. Только, наверное, и поэтому немало обеспокоенному за дальнейшую судьбу своего крестника Сатане пришлось взять его под свое личное покровительство. Тем более что осуществлять над ним надзор Сатане в атеистической стране было совсем не трудно. Шустрый не лишенный способностей мальчик приглянулся Сатане. И он, после недолгих размышлений, решил вырастить из него ближайшего помощника в своем очередном нечестивом замысле против русского народа. Имея возможность в любое время не только внедряться в сознание своего крестника, но и понуждать к чему угодно, Сатана, когда его крестнику исполнилось пятнадцать лет, посодействовал ему для приобретения необходимого при поступлении в высшее учебное заведение трудового стажа стать помощником комбайнера. Дождавшись, когда его крестник успешно закончит юридический факультет университета, Сатана сделал все от него зависящее, чтобы направить своего протеже на комсомольскую работу. Сатана не только заботился о подготовке крестника к будущей деятельности во славу тьмы, но и, наблюдая через волшебный чан за его поведением во время работы с комсомольской молодежью, только с мрачным удовлетворением хмыкал. Крестник не переставал радовать своего могущественного покровителя беспринципностью и постоянной готовностью переступить в этой жизни через многое ради достижения своей заветной цели.
   - Я из моего Горби, со временем, выкую такое оружие мести, что, испытав его на себе, русский народ уже навсегда заречется восставать против моей воли! - восклицал вслух вполне удовлетворенный успехами воспитанника Сатана - Только подобные начисто лишенные совести изверги и будут способны восстановить мое вечное господство над этими никчемными людишками!
   Связав все свои надежды на мировое господство с жизнью и благополучием Михаила Иудовича, Сатана делал сейчас все от него зависящее, чтобы побыстрее подготовить в Советском Союзе способствующие его будущей карьере условия и по возможности окружить своего воспитанника нужными людьми. Не забывая держать в постоянном напряжении глубоко ему ненавистный Советский народ, Сатана начал активно форсировать подготовку задуманной им еще ранее новой мировой холодной войны. Неплохо для себя осознавая, что после опустошительной второй мировой войны страны так называемого Запада могут не согласиться с подготовкою очередного нападения на Советский Союз, хитроумный на всяческие пакости Сатана начал их втягивать в только что тщательно им обдуманную новую холодную войну. Его новая война согласно замыслу Сатаны, несмотря, что в ходе нее на этот раз уже не будет оглушительного грохота взрывов и адских канонад при столкновениях вражеских армий, но в тоже время станет не менее опустошительной для всех втянувшихся в нее по его нечистой воле стран.
   - Холодная война! - насмешливо хмыкнул в ответ своим мыслям Сатана. - Моя новая война будет оглушительно лязгать гусеницами, и захлебываться от невыносимого воя летающих по поднебесью с ужасною начинкою внутри стервятников! В этой своей холодной войне я в полной мере использую все людское невежество и все их предрассудки вместе с низменными страстями и инстинктами! И эта моя новая война покажется всем самою ужасною из всех предыдущих войн! Ибо в этой своей новой войне я заставлю так называемых политиканов в полной мере использовать все накопленные на земле к этому времени знания психологов, психиатров и психопатологов с единственною целью, чтобы все действия моих земных сторонников воспринимались несведущими в этом деле людьми как за единственную правду и истину! Что непременно будет способствовать скорейшему заражению человечества неврозами и развитию у людей психозов с массовыми помешательствами! К этой своей новой войне я постараюсь привлечь, и пока что немало мне досаждающих священнослужителей со всей их больше растлевающей людей, чем воспитывающей в них благодать, набожностью! И, в конце концов, я на этот раз заставлю принять в этой моей холодной войне участие всех живущих на земле людей! Я сотворю из них послушных моей воле безумных воинов, которые с изощренным коварством станут всячески способствовать превращению вполне обычной людской страсти в яростное негодование, присущую людям осторожность в массовую трусость, возникающие порою между людьми трения в недоверчивость, а глубоко укоренившиеся в земную человеческую жизнь предрассудки в глухую злобную ярость! Ибо только тогда, когда эти доведенные до глухого отчаяния людишки перестанут работать и вцепятся мертвою хваткою друг дружке в глотки - эта моя холодная война перерастет в такую доселе невиданную чудовищную бойню, что уже весь земной мир в страхе ужаснется от их кровожадного злодейства! И тогда этот выживший из ума дряхлый старик, незаконно присвоивший себе имя Творца, непременно должен будет проклясть свое возлюбленное творение! А я непременно потребую от Него на все это непотребство решиться, но не во имя какой-то там жалкой справедливости, а только для того, чтобы, наконец-то, окончилось мое с ним извечное противостояние! Ибо только при таком условии я вновь смогу подняться из ада на небеса и занять там полагающее мне достойное место!
   Кое-что в этом направлении уже было сделано его земными сторонниками. Да, и сам Сатана во имя своей высшей цели уже внедрил в сознание руководителя крупнейшей капиталистической страны сообразительное привидение, а в сознание ответственного за внешнюю политику этой же страны верное ему лихо. И сейчас только благодаря внушению его верных слуг на этих высокопоставленных людей в странах так называемого Запада усиливаются фашистские тенденции и преследуются истинные носители ненавистного Сатане добра и справедливости коммунисты. Это с их личной поддержки сейчас активно извращается марксизм-ленинизм и внедряется в сознание простых людей возможность превентивного ядерного удара. Это с их внушения во всех западных странах укореняется убеждение, что США вправе вмешиваться во внутренние дела других стран и народов, и вера в правильность объявления торговой войны странам социализма.
   - Но это еще только цветочки! - угрожающе буркнул Сатана в мелькающие перед ним в волшебном чане картинки из нынешней жизни России. - Ягодки вас, мои дорогие, ждут еще впереди! И я не уверен, что они придутся вам по вкусу!
   Хрящ неторопливо прохаживался по высыпанным битым кирпичом дорожкам и незаметно для себя погрузился в воспоминания, что он пока безуспешно старался предать забвению. Но услужливая не подчиняющаяся его желаниям память все время возвращала его в те времена, когда он разыгрывал при живом тогда еще Сталине роль шута. Так уж она устроена наша человеческая память. Она с необычайной легкостью предает скорому забвению все самые счастливые мгновения в нашей жизни и в то же самое время старательно удерживает в себе все наши воспоминания, когда мы под давлением неблагоприятных обстоятельств были вынуждены унижаться или делать что-то не очень совместимое с нашим понятием о человеческом достоинстве. Прогуливающийся по парковым дорожкам Хрящ как раз и окунулся в те самые, что ни есть, неприятные и позорящие его воспоминания. И не поможет ему отогнать эти неприятные воспоминания от себя даже немало услаждающая его душу месть этому, в чем он так старательно и пока безуспешно убеждал самого себя, тирану Сталину. Уж кому-кому, а ему-то было доподлинно известно, что Великий Сталин был одним из честнейших и мужественных людей своего времени. Его знание о значении в мировой истории личности Сталина не только не позволяло Хрящу упиваться своим конечным торжеством над его истинно святым для русского народа именем, но и низвергала эту, по его мнению, святую месть до уровня самого постыдного в своей жизни деяния. А если очиститься от вылитых по его же воле на те времена полных ушатов помоев и избавиться от наслоений лживой словесной шелухи, то Хрящ и сам ясно осознавал для себя свое собственное ничтожество перед памятью о Великом Сталине и все свои до нелепости смешные против него измышления. Да, и тогда на закрытом заседании партийного съезда он тоже не выглядел героем, а скорее уподобился жалкому лжецу. Хрящ и тогда не осмелился полностью и до конца опорочивать имя Сталина. И вместо гневного и решительного обличения всенародного вождя, как того ожидал от него Сатана, он начал что-то жалко лепетать о его положительных и отрицательных сторонах жизни.
   - Ох, уж мне этот Сатана, - недовольно буркнул вслух сумрачный Хрящ, - что-то он слишком уж подозрительно часто закружился возле меня. По всей видимости, этому лихоимцу снова от меня чего-то понадобилось?
   Никогда не отличающийся излишней доверчивостью Хрящ, и на этот раз тоже ни на йоту не поверил в искренность пригласивших посетить их страну с дружеским визитом американцев. А, наоборот, в этом их лицемерном приглашении он сразу же ощутил знакомую ему руку своего нынешнего благодетеля. Но Хрящ, и вида не подав, что догадался о тайной подоплеке приглашение американцев, принял его с такой же лицемерной признательностью и, долго не думая, вскоре посетил этих зазнаек с большой группой председателей колхозов.
   - Так что же все-таки хочет еще добиться от меня Сатана? И что он хотел показать мне в этой ничем не примечательной поездке в Соединенные Штаты Америки? - задавался вопросами недоумевающий Хрящ и не находил для себя на них ответа.
   - Кстати о Хряще, - недовольно буркнул в это самое время находящийся в своей пещере Сатана, - что-то он в последнее время слишком многое о себе возомнил. Мне надо бы его как-то при встрече приструнить или хотя бы немного припугнуть, иначе он может заупрямиться и не согласиться с моим очередным поручением. Но слишком сильно запугивать Хряща мне сейчас тоже вряд ли стоит, - поправил самого себя, после недолгих раздумий, Сатана. - Мне лучше при встрече вначале немного ему польстить, а потом припугнуть, сказав, что в случае отказа со мною сотрудничать, я могу и передумать помещать его, после смерти тленного тела, в тартар. Все равно, ему у власти в Советском Союзе долго не удержаться, а у меня еще будет возможность полностью с ним за все поквитаться....
   И удовлетворенно ухмыльнувшийся Сатана вышел из пещеры, чтобы отправиться на очередную встречу с нынешним руководителем Советского Союза.
   Недоволен был складывающейся на Руси обстановкою и наблюдающий за всем происходящим на земле с небес Творец. То, что произошло в России в начале двадцатого столетия, Ему понравилось, и Господь бог приветствовал создание новой социалистической формации.
   - Как мне кажется, мое любимое творение, наконец-то, встало с четверенек на ноги и решило построить на земле для себя вполне угодную мне жизнь, - радовался Творец, с интересом наблюдая за успехами в социалистическом строительстве Советской власти.
   То, что строители новой жизни отрицали существование на небесах Творца и с неудовольствием косились на как бы восхваляющих Его имя на земле священнослужителей, Господа бога мало беспокоило. Творцу уже было доподлинно известно, как эти, так называемые, святые отцы чаще всего служили верою и правдою не Господу богу, а были полностью порабощены или подвержены влиянию извергнутого Им в адскую пропасть Сатаны. Творец и сам очень часто возмущался той легкостью, с которой попы соглашаются на сотрудничество с Сатаною, их лицемерным словоблудством и презрением к опекаемому простому народу, однако, не торопился расправляться с ними, терпеливо дожидаясь, когда сам обманываемый попами народ воздаст этим насквозь лживым корыстолюбцам по заслугам. Так Ему ли сейчас пенять на вполне заслуженное их гонение новыми властями на Руси? Творец о действительном положении на Руси знал намного больше, чем было известно противостоящему Ему на земле Сатане. От Его всевидящего Ока не укрылось, что сразу же после кончины Сталина душа покойного не умчалась в полагающее ей место для определения своей дальнейшей участи, а, пылая святой местью, вселилась в близкого ей по духу живого человека, чтобы еще раз попытаться привести все свои земные дела в порядок. Но так, как она поступала в полном соответствии с изначально заведенным Им самим правилом, то Творец не посчитал для себя нужным вмешиваться в эту немало Его обеспокоившую ситуацию. Господь бог сейчас с нетерпением дожидался дальнейшего развития не заставляющих себя слишком долго ждать событий, которые уже заранее были предрешены Его небесными ангелами.
   Подойдя в своих воспоминаниях к тому времени, которое особенно волновало его сегодня, Хрящ машинально зашагал по парковым дорожкам еще быстрее. И ему было, отчего сейчас беспокоиться и волноваться: он все еще находился в противостоянии с подобранным еще живым Сталиным партийно-государственным аппаратом. Высшие партийные работники не могли и не хотели прощать ему напраслину, которую он озвучил с трибуны партийного съезда на товарища Сталина, но, подчиняясь партийной дисциплине, терпели его начальственное среди них положение.
   - Клоуны! Жалкие ничтожества! - злобно выкрикивал про себя негодующий Хрящ, пока до него не дошло, что эти его оскорбления больше подходят ему самому, а не к сохраняющим верность своему вождю честным партийцам.
   Понимание подобной позорной для себя истины, конечно же, не помогло удрученному Хрящу улучшить свое и без того испорченное настроение.
   - Но если я не смогу дотянуться до каждой партийной организации, то я, по крайней мере, смогу навести порядок в Центральном Комитете! - воскликнул вслух обрадованный найденным решением всех своих проблем Хрящ.
   И тут же начал перебирать по памяти для определения лояльности к нему всех членов и кандидатов в члены Президиума ЦК партии. Он уже несколько раз перебрал в уме их всех, но все равно получалось, что из одиннадцати членов Президиума ЦК партии он все еще не был полностью уверен только в четырех его членах.
   - По крайней мере, мне в ближайшее время опала не угрожает, - с удовлетворением буркнул немного успокоенный Хрящ, вспоминая о самом строптивом члене Президиума ЦК партии Бреше Леониде Оттовиче.
   - Ты, мой дорогой неуемный визави, еще очень молод, чтобы тягаться с ближайшим сподвижником и соратником Великого Сталина, - насмешливо буркнул Хрящ в ответ обеспокоившим его мыслям.
   Хрящ присел на скамейку и начал думать, что ему следовало бы предпринять еще, чтобы заслужить такое же доверия и уважение со стороны Советского народа, которое все время было у Великого Сталина.
   - Я, к примеру, мог бы преподнести обидевшимся на меня за клевету на Сталина советским людям новую Программу коммунистической партии, - подумал вслух Хрящ. - А почему бы и нет! - вскликнул обрадованный пришедшей на ум удачною мыслью Хрящ. - И в этой моей новой Программе партии я пообещаю простому Советскому народу такие заманчивые перспективы, что он уже больше не сможет относиться ко мне с предубеждением! При разработке новой Программы коммунистической партии не так важна умеренность, как сроки исполнения запланированных обещаний, которые необходимо назначить на такое время, к которому я, даже при всем своем желании, не доживу. Подобной предусмотрительностью я не только обеспечу себе спокойное будущее, но и подставлю хорошую подножку своим возможным в будущем хулителям.
   А в то, что и его самого, следуя его примеру, постараются в будущем облить грязью, Хрящ не сомневался. Обдумав все свои ближайшие действия, немного повеселевший Хрящ только намерился подняться со скамейки, как перед ним с негромким хлопком объявился Сатана.
   Что ни говори, а Брешь Леонид Оттович вряд ли относился к числу тех людей, которым нравится усложнять свою жизнь небезопасными придирками к вышестоящему начальству, однако, в последнее время он уже и сам перестал понимать самого себя. Вселившаяся в него душа недавно почившего Сталина постоянно подталкивала его на конфликты с Хрящом. В тайне от других, Брешь нещадно ругал самого себя за неосмотрительность, за вовсе ненужный для него риск в одно мгновение потерять с таким трудом доставшуюся ему высокую должность, но ничего не мог поделать с самим собою. Конечно, Леонид Оттович так же, как и многие другие честные партийцы, втихомолку негодовал от ничем не подкрепленной злобной клеветы Хряща на любимого всем Советским народом Великого Сталина, но в отличие от всех остальных других не считал для себя нужным жертвовать своим высоким нынешним положением. Однако, даже не смотря на ясное понимание им всех возможных для него негативных последствий, он не мог утихомирить в себе постоянно возникающее в нем яростное негодование против подлого лжеца. Обеспокоенный Леонид Оттович заперся в своем кабинете и начал прикидывать для себя все возможные шансы выйти из этой передряги без особого урона. Но сколько бы он не перепроверял свою возможную поддержку в Центральном Комитете партии, он не мог быть до конца уверенным, что высшее партийное руководство согласиться с его требованием о немедленном смещении зарвавшегося Хряща с его высокого поста. И это зияющая перед ним пустота неизвестности пугало трусоватого в политике Бреша своею неопределенностью. Ему привыкшему к осмотрительной осторожности вовсе не улыбалось бросаться очертя голову в омут пугающей его бесперспективности.
   - И кто же осмелился до того сильно огорчить руководителя самой могущественной страны в мире? - вкрадчивым голосом поинтересовался у Хряща объявившийся перед ним Сатана. - Необязательные подчиненные или просто мое неожиданное появление?
   - И то и другое, - хмуро бросил ему недовольно засопевший Хрящ.
   - А я всегда радуюсь каждой встрече со своим высокопоставленным другом, - сделав вид, что не замечает его недовольства, добродушно буркнул сладко ухмыльнувшийся нечистый.
   Опомнившийся Хрящ поспешил приветливо улыбнуться в ответ, а как всегда невозмутимый Сатана тут же присел рядом с ним на скамейку и покровительственно положил на плечо свою руку.
   - Чем же еще я смогу услужить грозному повелителю тьмы? - осмелился первым нарушить слишком тягостную для него молчаливую паузу Хрящ.
   - Ты, мой дружочек, как мне помниться, горел желанием попасть после своей смерти не в ад, а в тартар к блаженствующим в нем титанам? - уточнил начавший издалека весь искрящийся приторно сладкою ухмылкою Сатана.
   - Мы уже об этом, насколько я помню, уже договорились, - коротко бросил нечистому недовольно поморщившийся Хрящ.
   - Такой договор у нас с тобою был, - согласно буркнул в ответ Сатана, - но с условием, что ты до конца своих дней будешь служить мне верою и правдою....
   - А я еще не отказывался от службы тебе, князь тьмы, - возразил Сатане окинувший нечистого укоризненным взглядом Хрящ.
   - И правильно делаешь, что не отказываешься, - добродушно буркнул Сатана, - тем более что я собираюсь поручить тебе одно маленькое поручение.
   - Я и рад бы услужить тебе, повелитель тьмы, но на сегодняшний день у меня и своих дел предостаточно, - попытался вежливо отказаться от совсем не нужного ему беспокойства Хрящ, - сделай милость и перенеси свое поручение на другое более удобное для меня время.
   - Могу ли я понять твой отказ, как нежелание в дальнейшем со мною сотрудничать? - ласково-елейным голосом уточнил у Хряща нахмурившийся Сатана.
   Поняв, что нечистый и на этот раз загнал его в угол, испуганно сжавшийся Хрящ угрюмо промолчал, а осветившийся ехидною ухмылкою Сатана окинул его долгим предупреждающим взглядом.
   - То-то, голубчик, - назидательно бросил он поникшему Хрящу и перешел к делу. - Я хочу, чтобы ты, мой верный слуга, за время своего правления довел эту проклятую мною Россию до нищеты.
   - И каким же это образом? - полюбопытствовал у него вздрогнувший от неожиданности Хрящ.
   - А ты что зря катался со своей представительной делегацией в самые передовые по нынешнему времени Соединенные Штаты Америки? - вопросом на вопрос ответил ему Сатана.
   - Да я там, кроме их проклятой кукурузы, не видел ничего стоящего нашего внимания! - невольно вырвалось у пораженного необычным поручением князем тьмы Хряща.
   - Вот именно кукурузы, - ехидно захихикал в ответ Сатана, - а всем сомневающимся объяснишь необходимость массового ее посева устранением сложившихся перекосов в сельскохозяйственном производстве Советского Союза. Да, я тебе еще посоветую распорядиться, чтобы все колхозники отвели свой крупный рогатый скот на общественное подворье. Пусть в дальнейшем они рассчитывают жить только на одни трудодни. Да, и всю вашу мировую социалистическую систему ты впредь тоже укреплять не должен, а всеми доступными тебе средствами расшатывать.
   - Но она, повелитель, после нашей недавней Победы до того укрепилась, что ее уже и пушкою не пробьешь! - запротестовал Хрящ.
   - Пока сильна, - насмешливо буркнул Сатана, - однако, братец, с твоей и в особенности с моею помощью эта мировая система социализма долго не продержится. К тому же ты, мой верный слуга, должен будешь заняться не только ею, но и самим Советским Союзом. Его ты, конечно, быстро развалить не сможешь, но закладывать под его основы мины обязан. Вот я на досуге и подумал, а почему бы тебе скажем с целью улучшения руководства отдаленными территориями для начала не убедить своих партийных товарищей передать Крым Украине, а некоторые сибирские области Казахстану.
   - Да, мои партийные товарищи за такие дела меня уже не только обезглавят, но и четвертовать могут! - вскрикнул объятый смертным ужасом Хрящ.
   - Успокойся, дружочек, - насмешливо бросил осветившийся ехидной ухмылкою Сатана, - если они не растерзали тебя за клевету на своего возлюбленного Сталина, то уж за эти грехи и подавно не тронут. Тебя, мой друг, не надо учить, как выходить сухим из воды при любых обстоятельствах.
   - Но на этот раз я уже без твердых гарантий с твоей стороны на подобные авантюры не пойду! - категорически заявил насмерть перепуганный Хрящ.
   - Гарантии? - не без ехидства переспросил его Сатана.
   - Я попрошу тебя, повелитель, поклясться, что сделаешь все возможное, чтобы я не только не попал за свое своеволие в тюрьму, но и отправился бы на тот свет соею собственною смертью, - не без труда выдавил из себя поникший от острого ощущения своей обреченности Хрящ.
   По его негромкому, но решительному, тону, Сатана понял, что на этот раз он уже от него так просто не отделается, а поэтому прошло еще немало времени, прежде чем он решился дать ему требуемую клятву.
   - Я клянусь тебе в этом, - тихо проговорил он Хрящу, - однако, и ты, мой друг, не забывай, что в этой жизни осторожного и бес бережет.
   - Теперь уж я рассчитываю только на одну свою изворотливость, - тихо ответил ему привставший со скамейки Хрящ.
   - Не торопись, - остановил его Сатана, - у меня для тебя есть еще одно поручение.
   - И теперь ты от меня уже, наверное, потребуешь взорвать к чертям собачьим весь этот проклятый мир, - не без иронии полюбопытствовал Хрящ.
   - Я не такой кровожадный, как ты обо мне подумал, - добродушно буркнул в ответ Сатана, - я хочу попросить тебя оказать протекцию одному молодому человеку.
   - Уже и замену готовит для меня, подлец, - с неудовольствием отметил про себя принимающий от Сатаны бумажку с данными молодого человека Хрящ и, не прощаясь, ушел по дорожке к даче, - а я заодно возьму и вместе с пропагандою этой треклятой кукурузы распашу все передаваемые Казахстану русские степи. Так, по крайней мере, у русского мужика хотя бы хлебушек будет на столе.
   По дороге в кабинет он остановился у стола секретаря и поручил ему собрать об указанном в записке Горби как можно больше сведений. Примерно через час тот уже сам зашел к нему и передал все собранные о протеже Сатаны данные.
   - Так этот Михаил Иудович оказывается у нас еще совсем сосунок! - вскрикнул вздохнувший с облегчением Хрящ. - И пока он доберется до вершин власти, меня уже на этом свете в живых точно не будет. Имеется ли в той местности, где живет этот молодой человек, для него что-нибудь подходящее? - спросил он уже вслух у ожидающего его распоряжений секретаря.
   - По моим данным там только что освободилось место секретаря крайкома комсомола, - глухо пробормотал недовольно скривившийся секретарь.
   - Тогда порекомендуйте местным товарищам этого молодого человека, - сделав вид, что не замечает его недовольства, устало, буркнул Хрящ.
   Несмотря на потихонечку сгущающиеся над Русью темные тучи и на бешено забродившие в ней политические страсти, жизнь простых русских людей по-прежнему текла неторопливо и безо всякой оглядки на уже прожитые годы. Она неудержимо стремилась всеми своими помыслами и желаниями все вперед и вперед, не забывая при этом раз от раза подставлять подножку чем-то не приглянувшегося ей простаку. Потихонечку налаживалась жизнь и у наших героев. У Антона с Валею к этому времени уже подрастал и другой, названный ими в честь отца Антоном, сын. У Виктора с Оксаною вначале родился мальчик Гриша, а потом и прелестная маленькая шалунья Любушка. Сисин Виктор по примеру своего отца поступил на службу в органы Государственной безопасности, а смирившаяся со своим несчастливым замужеством Соня родила ему сына Бориса. Не останавливалась ни на одно мгновение и жизнь переехавшего в областной город бывшего командира партизанского отряда Смирнова. Петр Максимович его не обманул, и он, устроившись на тихую и не особо хлопотливую должность, полностью переключился, после поступления старшего сына в военное училище, на воспитание младшей дочурки Василисушки. Потихонечку взрослели и внуки умершего в лагере Дмитрия Семеновича. Бережно сохраняющая оставленную Антоном записку с указанием места его захоронения Наташа училась в финансово-экономическом институте, а его внук Юра учился в десятом классе. Не остался бобылем и уже совсем состарившийся генерал. После загадочного исчезновение красавицы Холиды, он снова женился на другой приглянувшейся ему красавице, которая и родила ему сына Славу и дочь Свету. Кроме того, у любвеобильного генерала было еще немало и других разбросанных по всей России незаконнорожденных детей. Не затаило свое дыхание жизнь и для осужденного Михаила Каратаева. Он не долго привыкал к тюремным порядкам, а к концу своего срока уже слыл среди уголовников признанным авторитетом.
   Посыпавшийся с небес частый дождик гулко забарабанил по железной крыше особняка директора ЦРУ. Лежащий на стоящем напротив ярко пылающего камина диване его хозяин задумчиво всматривался в яростно забившие по верхним кирпичам очага языки пламени и перебирал по памяти состоявшийся у него сегодняшним утром доверительный разговор с президентом страны, негромкие слова которого его не только поразили, но и ввели в недоумение. За долгие годы в разведке директор успел повидать немало и ко многому привыкнуть, однако, то, о чем поведал ему вчера президент, уже просто потрясло его и заставило обычно хладнокровное сердце забиться в радостном предчувствии скорого наступления грандиозных перемен. Эти негромкие слова президента открывали перед его ведомством такие невиданные доселе и казавшиеся ему еще только вчера просто невозможными перспективы, что у него от одного только ощущения своей принадлежности к возможно грядущим событиям сейчас просто дух захватывало. Президент сообщил ему, что несколько дней назад на него вышел один из самых перспективных в Советском Союзе комсомольских работников, и что он поручает его ведомству оказывать тому всяческую помощь по созданию самых благоприятных условий для его успешного продвижения вперед к вершинам партийной и государственной власти в стране. И даже не эта сногсшибательная новость так сильно удивила и порадовала видавшего виды опытного разведчика. Предателей, как и воров, в разные эпохи и в различных системах всегда было предостаточно. Его поразило то, что данное президентом поручение намного расширяла права и функции его ведомства по работе во враждебных Соединенным Штатам Америки странах. И взбудораженный директор ЦРУ, уже прямо млея от осознания собственной значительности и внутренне торжествуя, в очередной раз продумывал про себя, а чего еще он может добиться при так неожиданно открывающихся перед его ведомством заманчивых перспективах от руководства своей страны. Блаженствуя от давно уже позабытого им радостного оживления и непривычной легкости во всем теле, он просто отбирал из роем закружившихся в его голове мыслей самые, что ни есть, по его мнению, удачные и стоящие. Воодушевленный вчерашним разговором с президентом директор ЦРУ, конечно же, не только не знал, но и даже не подозревал, что все сегодняшние мысли внушаются ему вселившимся в его сознание лешим. И так как эти внушаемые ему мысли полностью соответствовали его собственным стремлениям и желаниям, то он, воспринимая их без всякого со своей стороны сопротивления, не мог ощущать в себе вселившегося в него без спроса чужака. В противном случае он испытывал бы сильную головную боль и быструю утомляемость сейчас блаженствующего в приятном ему ощущении почти невесомой легкости тела. И, тем более, директор ЦРУ не мог даже предположить себе, что и сам президент, тоже не связывался ни с каким комсомольским работником из Советского Союза. Но зато о молодом перспективном Горби было хорошо осведомлено вселившееся в президента привидение, которое и внушило ему подобные сведения. Однако, как бы там ни было, мрачно ухмыляющийся сейчас директор ЦРУ с удовольствием обдумывал старательно внушаемый ему лешим предположительный план борьбы его страны с враждебным Советским Союзом.
   - Первым моим шагом в этом направлении будет значительное усиление в СССР нашей агентуры, - старательно улавливал внушаемые ему мысли директор ЦРУ, - но нам ни в коем случае не нужно забывать, что именно с этим Горби мы будем всегда связывать все свои надежды на уничтожение ненавистного нам социализма. Следовательно, все наши действие в СССР с этого времени должны подчиняться только одному: оказывать ему всяческое содействие в продвижении вперед к вершине партийной и государственной власти и создавать благоприятные условия для плодотворной с ним работы. - Условия, - задумчиво повторил вслух директор ЦРУ и еще внимательней прислушался к долетающим из его головы внушаемым мыслям лешего, - для этого нам будет просто необходимо создать в СССР мощное так называемое сопротивление коммунистической идеологии и снабжать его соответствующей литературой. А людей мы на первых порах будем подбирать среди вечно недовольных и обиженных писателей и поэтов, соблазняя их нашими миллионными гонорарами. Терзаемые от кажущейся укоренившейся в Советском Союзе несправедливости, эти ничтожные бумагомаратели со своей неуемной жаждою все в своей жизни опошлить и оболгать станут нашими незаменимыми помощниками в расшатывании изнутри так сильно, особенно в последнее время, досаждающего нам социализма. Кто-кто, а уж эти выросшие в условиях давшего им образование социализма нравственные невежи лучше знают, чем можно уколоть и чем соблазнить этот вечно нам непонятный загадочный русский народ. И нам тогда, со своей стороны, останется только с их помощью старательно внушать этому таинственному русскому народу: что наша неправда - это всего лишь истинная правда, и что наша лживая клевета - на самом деле взята только из реальной жизни советских людей. А для этого моему ведомству понадобиться немало изощренных на подтасовках фактов и лжесвидетельствах новых сотрудников. Чего-чего, а вот таких мастеров фальсификации в Америке всегда будет больше чем достаточно. И, наконец, нам еще придется качественно улучшать и усиливать трансляцию на социалистические страны нашего радиовещания.
   Завтрашним утром, хорошо отдохнувший за ночь директор ЦРУ, бегло просмотрев свои вчерашние записи, решил, что у него уже есть неплохой план работы его ведомства по подрывной работе в странах социализма на ближайшие годы.
   - Вы же, дорогой мой, просто гений! - с похвалою отозвался о его предложениях тут же их утвердивший президент.
   А злорадно ухмыльнувшийся директор ЦРУ пригласил к себе курировавшего агентурную сеть в Советском Союзе сотрудника и до обеда обсуждал с ним, как им будет лучше реализовать все поставленные перед их ведомством новые задачи.
   - Поручите самому опытному агенту наладить надежную связь с этим Горби, и впредь обеспечивайте его всеми необходимыми средствами для успешного продвижения к вершинам партийно-государственной власти! - приказал он своему опытному по подрывной работе в Советском Союзе агенту в конце их встречи.
   - Слушаюсь, сэр, - коротко отрапортовал агент и вышел из кабинета
   Родившемуся с сатанинскою отметкою и выросшему под благословением Сатаны, перспективному комсомольскому работнику Горби Михаилу Иудовичу не надо было даже задумываться о счастье и процветании своей Отчизны. Ему не было никакого дела до благополучия окружающих его людей. Он уже давно привык думать и заботиться только о самом себе, а поэтому не только не возмутился, но даже и не удивился своей неожиданной встречею с агентом ЦРУ. В любом случае полученная им сейчас от агента враждебной страны толстая пачка советских сторублевок не вызывала у Горби излишних переживаний и дурацких, по его мнению, вопросов. Он принял их как очередной подарок благосклонной к нему судьбы, а поэтому сейчас думал и соображал, как ему будет лучше этими деньгами распорядиться. Ему не очень-то хотелось следовать советам передавшего ему деньги шпиона, но, после недолгих размышлений, вынужден был признать для себя правоту его слов.
   - Как говорится, не подмажешь - не поедешь, - буркнул он ожидающему его решения шпиону и безо всяких зазрений совести продолжал руководство комсомольскими организациями.
   И с этого времени Михаил Иудович уже начал подлащиваться к так называемым в образовавшейся, после смерти Сталина, элитарной прослойке блата и знакомств нужным людям. Горби по каждому благовидному поводу приставал к ним с вкрадчивыми разговорами, обильными угощениями и мелкими сувенирами, пока не прослыл среди них своим человеком, которому стоит и надо во всем содействовать и помогать. Он с легкостью поступил на заочное отделение Ставропольского сельскохозяйственного института и выдвинулся парторгом территориального колхозно-совхозного управления. Но, не успев еще ознакомиться с оказавшимися необычайно хлопотливыми новыми обязанностями, он еще больше засорил вокруг себя деньгами, которые и помогли ему еще до первого отчетного собрания стать руководителем отдела партийных органов в крайкоме партии. Заполучив тепленькое местечко, Горби уже без излишней суеты начал снова внимательно осматриваться вокруг себя и задабривать нужных ему людей для своего очередного прыжка вперед.
   Занимающийся выполнением данного ему Сатаною поручения Хрящ, решив застраховать себя от возможно скорых негативных последствий, объявил о созыве внеочередного съезда партии. Поставленные им на ответственные руководящие посты верные и преданные сторонники времени зря не теряли и обеспечили ему избрание на партийный съезд таких депутатов, которые с легкостью утвердили все его черные замыслы против руководимой им страны. И снова над притихшей в тревожном ожидании Россией завеяли ветры глухого недовольства от нежелания расставаться с уже ставшим для всех привычным укладом жизни. Обозленные посыпавшими на них из райкомов противоречивыми указаниями мужики роптали и, стараясь, как говориться, и с богом поладить и черту угодить, делали все от них зависящее, чтобы хоть как-то приуменьшить уже скорые от нововведения Хряща негативные последствия. Они хитрили и изворачивались, как могли, но знающие их жизнь строгие райкомовские работники быстро докапывались до сути их ухищрений и уже силою заставляли их перестраивать свою жизнь согласно предписанным им партийным съездом правилам. И в этой начавшейся по всей стране неразберихе сразу же зашевелились всегда остро ощущающие наступление благоприятного для них времени падкие на нетрудовые доходы ловкачи и проходимцы. С разгоревшимися от обуревающей их алчности глазами они спешили воспользоваться так удачно подвернувшимся им моментом и получить от него для себя по возможности большей для самих себя прибыли. Это и было началом возрождения в России уничтоженной Великим Октябрем раковой опухоли на ее светлом теле бандитско-мафиозной коррупции.
   После окончания института, Алешку сразу же призвали на срочную службу в Красную Армию. И вот сейчас он, после демобилизации, привез показать родителям их будущую невестку.
   - Нечего тебе, Алеша, терять понапрасну время.... Да, и нам потом тоже будет накладно ехать на твою свадьбу в Москву, - сказал ему одобривший выбор сына Антон, - я думаю, что тебе будет лучше жениться прямо сейчас в родном селе.
   Алешка с Юлею с радостью согласились, и с этого дня они все с удовольствием закружились в приятных хлопотах по подготовке к скорой свадьбе. Однако больше всех радовался за любимого брата его младший братишка Антон, который втайне гордился своим уже совсем взрослым братом и сейчас старался делать все, что ему поручалось, как можно лучше. Но сегодня ему не повезло. Получив от отца задание, обеспечить их семью хлебом, он в ожидании, когда приедет автолавка, заигрался и потерял необходимый для покупки хлеба рубль. Спохватившийся Антоша старательно осмотрел все места своих игр, но этого куда-то затерявшегося злополучного рубля так и не нашел.
   - Что же мне теперь делать-то? - обеспокоился искренне огорченный Антоша и начал думать, а как бы ему выкрутиться из этого неприятного положения.
   Но в его детскую головку ничего стоящего не приходило. Ибо, к его великому сожалению, в этой земной жизни прожить без денег было просто невозможно. Ему ли не знать, как они, эти деньги, зарабатываются его пропадающими с раннего утра и до позднего вечера на работе родителями. А он взял и потерял с таким трудом заработанный его отцом рубль. Бедный Антоша присел на корточки и, от охватившего его отчаяния, схватился ручками за свою горюющую голову.
   - О чем задумался, Антоша? - услышал он возле себя голос старшего брата.
   - Я потерял папин рубль, - еле выдавил из себя Антоша.
   - Тогда возьми взамен мой рубль, - с охотою предложил ему Алешка и, достав из кармана требуемую бумажку, протянул ее младшему брату.
   - Я не могу взять его у тебя, - наотрез отказался ощущающий себя самым несчастным на земле человеком Антоша, - я лучше сбегаю домой и во всем признаюсь.
   - Бери, братишка, мы же с тобою братья и должны помогать друг другу, - тихо проговорил всовывающий в его руку рубль Алешка.
   - Братья, - в замешательстве повторил не ожидавший от него подобных слов Антоша и окинул вопрошающим взглядам осветившееся понятливой улыбкою лицо своего старшего брата.
   - Ты же признаешь меня своим братом? - положив ему руку на плечо, переспросил Алешка.
   - Да, мы братья, - уже намного веселее подтвердил Антоша и стремглав побежал к уже показавшейся не улице села автолавке.
   Свадьба прошла, как и предполагалось, весело. Трое суток пели и плясали съехавшиеся на свадьбу гости, а потом разъехались по своим домам, оставляя смущенным молодоженам свои подарки и искренние пожелания счастья в долгой совместной жизни.
   Разрушительные нововведения Хряща, расползаясь ядовитою гадюкою по всей стране, потихонечку делали свое черное дело, и в советской стране изо дня в день становилось все хуже и хуже. И вот на этом не очень-то обнадеживающим Хряща фоне в Москве начал собираться очередной съезд партии, с помощью решений которого он и надеялся приглушить недовольство народа его правлением. Хрящ не преминул в полной мере воспользоваться представившейся ему возможностью. Подготовленная им новая Программа партии скорее походила на увлекательную сказку, чем на возможную скорую реальность. А уже давно привыкший доверять во всем своей родной коммунистической партии простой Советский народ принял для себя все высказанные в ней обещание за чистую монету.
   - Стоит ли нам теперь задумываться о мелких сегодняшних неприятностях, если перед всеми нами открываются такие воистину грандиозные перспективы! - воскликнул один из делегатов съезда, после ознакомления с основными положениями новой партийной Программы.
   - Я тоже хочу посмотреть на того, кто не согласился бы немножко потерпеть, но еще при своей жизни отхватить для себя хотя бы кусочек этого коммунизма, - с не меньшим воодушевлением добавил второй делегат.
   - Даже и не вериться, что наш Советский народ уже к концу нынешнего тысячелетия будет жить при коммунизме! - послышались громкие ликующие выкрики со всех концов обширного зала.
   - Ну, если мое творение произвело такое впечатление на специально подобранных моими сторонниками депутатов съезда, - отметил про себя осветившийся удовлетворенною ухмылкою Хрящ, - то о простом народе мне уже и говорить не приходится.
   Но еще больше ликующих возгласов и приветственных выкриков было при утверждении данной Программы партийным съездом. Оглушительный грохот от продолжительных оваций уже прямо потряс прочные стены дворца съездов. Объятые всеобщим ликованием и распирающим все их естество восторгом делегаты партийного съезда как бы, между прочим, заодно единогласно проголосовали и за вынос тела умершего Сталина из мавзолея. Им уже не было никакого дела до канувших в вечность своих прежних кумиров. Да, и как могли они в это время задумываться хоть о чем-либо еще, если они сами себе казались в этот воистину незабываемый для них миг самыми, что ни есть, настоящими богами! Если им уже грезилось, как их имена печатаются самым крупным шрифтом во всех учебниках по истории! Они уже просто упивались от острого ощущения своей собственной значимости и смотрели на все, что их окружало, свысока! Да и как же они еще могли думать и поступать иначе, если лично ими в эти дни утверждалось то, что еще совсем недавно казалось многим пусть прекрасною и волшебною, но все же никогда несбыточною сказкою! И среди всего этого сумасбродства утративших способность хоть что-то соображать людей расхаживал давящийся от распирающего его хохота Сатана. Он единственный из всех находящихся сейчас в этом зале людей знал истинную цену утверждаемых сегодня положений новой Программы партии и, наслаждаясь непробиваемой тупостью партийных делегатов, восхищался хитроумной изворотливостью верно служившего ему Хряща.
   - И как же мне не хочется отвечать ему черной неблагодарностью, после подобного уморительного представления! - восклицал вполне искренне сожалевший о своем извечном коварстве по отношению к верным и полезным ему при жизни земным сторонникам Сатана, но тут же быстро успокоился тем, что, и они сами тоже не ушли далеко от него. - Обманывающий других всегда должен быть готовым, что и его, в конце концов, коварно обманут, - с тихим язвительным смешком буркнул себе под нос Сатана, - а по настоящему в этом мире смеется только тот, кто смеется последним.
   И Сатана, уже больше не сдерживаясь, залился таким оглушительно громыхающим раскатистым хохотом, что насмерть перепуганные крысы убежали от беды подальше из дворца съездов.
   Пагубно влияющие на экономику страны вредоносные начинания Хряща стремительно набирали обороты и с каждым последующим днем все больше оказывали свое негативное влияние на все стороны жизни свободолюбивого русского народа. Установленное еще Сталиным строгое исполнение всеми советских законов рушилось на глазах, а в верхних эшелонах власти начало формирование из возомнивших о себе властителями судеб всего человечества элитарной прослойки. Ее представители с презрительными ухмылками снисходительно поглядывали на одурманенных ими простых советских людей и делали все от них зависящее, чтобы стать недосягаемо неприкасаемыми, старательно поддерживая при этом сладкозвучную иллюзию призрачной свободы и еще более иллюзорное равноправие с ними простого народа. Однако ослепленный обещанной ему уже совсем скоро жизнью в коммунистическом обществе простой народ ничего не хотел видеть и замечать. Его не очень-то встревожили и первые признаки приближающей скорой беды. Народ был согласен, на некоторое время, подтянуть пояса и потерпеть, лишь бы поскорее оказаться в так желанном для всех советских людей коммунизме. При этом, упуская из вида, что простые люди в свое светлое будущее могут подойти только под руководством кристально честных и совестливых людей, которых после смерти Великого Сталина в советском руководстве становилось все меньше и меньше. Советский народ по-прежнему продолжал слепо доверять да этого его ни разу не подводившей своей родной коммунистической партии и нисколько не сомневался, что она, как и всегда, быстро справиться с возникающими иногда и перед нею временными трудностями и проблемами. И только за одну эту его святую веру можно понять и простить, что советских людей нисколько не обеспокоило первое в истории социализма повышение цен на товары и продукты первой необходимости. Тем более что в обращении ЦК КПСС и Совета Министров СССР к советскому народу говорилось, что эта мера вынужденная и временная, и что партия сделает все для того, чтобы советский народ снова получил обратно свои низкие прежние цены. Однако дни шли за днями, а повышенные цены все еще не собирались понижаться до прежнего уровня. Первый обман породил и первые разочарования в массе Советского народа, а вместе с наступившим разочарованием и охлаждение к последующим словам один раз его уже обманувшей коммунистической партии. Сомнение - мать неверия. Итак, с каждым очередным обманом партийно-государственная элита и простой советский народ, все больше отдаляясь, друг от друга, вскоре, даже и не заметили, как между ними начала вырастать с каждым годом все труднее преодолимая стена отчуждения. Внешне все как будто выглядело по-прежнему: Центральный Комитет партии брал на себя смелость заявлять, что он выступает и действует от имени народа, и лицемерно утверждал, что он с ним единый; а сам Советский народ с той же лицемерной готовностью соглашался, что это их призрачное единство реально существует. Но если Центральный Комитет партии и Советский народ не желали вслух признаваться в своем недоверии друг к другу, то это их взаимное отчуждение не укрылась от пристальных глаз по-прежнему внимательно отслеживающего все изменения в советском обществе Сатаны, который уже замышлял очередную гадость для освободившихся из-под его влияния народов.
   - Меня, старого воробья, больше на мякине не проведешь, - не желая преждевременно обольщать себя призрачной надеждою, задумчиво буркнул изо всех своих сил сдерживающий переполняющее его радостное ликование Сатана. - И я, уже не раз битый извечно немилосердною ко мне судьбою, не стану излишне суетиться и торопиться с выводами. Поспешишь, как любят приговаривать эти русские, людей насмешишь. Мне, прежде чем решительно атаковать непокорную моей воле Россию, вначале следует, проанализировав обстановку в каждой стране социалистического лагеря, выбрать наиболее подходящую мне жертву и потренироваться на ней.
   Сатана так и поступил. Он с присущей ему тщательностью проанализировал реальную обстановку и положение дел в социалистических странах, особое внимание обращая на их географическое положение и на какие силы он сможет опираться при проведении в жизнь своих мерзопакостных замыслов. Получив необходимые сведения, ехидно ухмыляющийся Сатана, взвесив все за и против, остановил свой выбор на Чехословакии. Имеющая общую границу со всегда приятной для его нечистой души Германией, эта маленькая европейская страна уже прямо раздиралась на части от внутренних противоречий. Сохранившаяся еще с капиталистического времени влиятельная прослойка бесчестных людей постоянно конфликтовала с объявившими, после окончания второй мировой войны, о строительстве в ней социализма честными порядочными людьми. Контрреволюционеры все еще не могли смириться с утратою своего привилегированного положения и возможности безбедно существовать за счет эксплуатации простого народа. Они все еще не потеряли веру в возможность повернуть время вспять, и были для прибравшего их к своим рукам Сатаны надежными верными помощниками в его нечестивых замыслах. Прямо сейчас достаточно было даже небольшого огонька, чтобы это пороховая бочка взорвалась от уже давно бурлящих в ней неукротимых людских страстей и необузданных желаний. Однако прежде чем подносить зажженный фитиль к чехословацкой пороховой бочке Сатана вначале должен был заручиться поддержкою своего замысла ведущими западными странами.
   - Здравствуйте, Михаил Андреевич, - вежливо поздоровался с Серебряковым специально поджидающий его Брешь.
   - А, это вы, Леонид Оттович, отозвался приветливо улыбнувшийся Серебряков и поинтересовался. - У вас ко мне какое-нибудь дело?
   - Дела, Михаил Андреевич, у Хряща, а у меня с тобою просто незначительные делишки, - хмуро буркнул в ответ пасмурный Брешь.
   - Я и сам, Леонид Оттович, не понимаю, чего он от нас в последнее время хочет, - проворчал в ответ догадавшийся, о чем они будут разговаривать, Серебряков.
   - А чего там еще понимать, Михаил Андреевич, - недовольно проворчал Брешь. - Этот неисправимый демагог под весь наш Центральный Комитет яму роет. И если мы не хотим падать в нее вместе с ним, то нам просто необходимо принимать срочные меры.
   - И, действительно, он со своей кукурузою в последнее время умудрился вызвать недовольство всего нашего колхозного крестьянства, - осторожно заметил Серебряков.
   - Если бы только одною кукурузою, - устало вздохнул в ответ Брешь - так он же еще и последнюю коровку у колхозника отбирает. Да и наши колхозы от его вредительства год от года хиреют. Вряд ли им будет по силам кормить нашу страну уже в ближайшем будущем. А потом оголодавший Советский народ может потребовать от нас уйти вместе с ним в отставку.
   - Я бы и рад, Леонид Оттович, не согласиться с вами, но, к сожалению, вынужден признать, что какая-то доля правды в ваших словах есть, - буркнул тяжело вздохнувший Серебряков. - А наш народ, как известно, испокон веков славится своим неукротимым безрассудным буйством. Боюсь, что в нашем случае, одною отставкою дело может не обойтись.
   - И я того же мнения, Михаил Андреевич, - согласно поддакнул Брешь, - уверен, что мы не можем и дальше позволять зарвавшемуся Хрящу издеваться над советскими людьми. Предлагаю по возможности скорее поделиться нашими беспокойствами с остальными членами Центрального Комитета партии.
   - Полностью с вами согласен, Леонид Оттович, - кивнул головою в знак своего согласия Серебряков, - а дебаты по этому вопросу можно инициировать на ближайшем пленуме Центрального Комитета партии.
   Они пожелали друг другу успехов и разошлись в разные стороны. И уже больше до начала очередного пленума ЦК партии не только не разговаривали, но и даже подходить друг к другу не решались.
   - Ну, и как же обстоят наши дела, Петр Николаевич? - незадолго до начала пленума октябрьского пленума Центрального Комитета партии полюбопытствовал у заглянувшего к нему Поспешного Хрящ.
   - Вроде бы ничего, Никита Абрамович, - совсем неуверенно проговорил смутившийся Поспешный.
   - Вам, Петр Николаевич, что-то стало известно или вы о чем-то подозреваете? - потребовал у него объяснений встревоженный Хрящ. - Говорите, не стесняйтесь... Мы же свои люди ...
   - Я боюсь, Никита Абрамович, что Брешь с Серебряковым, что-то задумали, - совсем не уверенным голосом проговорил Поспешный, - в последнее время я слишком часто вижу их о чем-то шушукающими с членами Центрального Комитета.
   - Между собою они тоже часто переговариваются? - переспросил своего соглядатая встревоженный необычным поведением влиятельных членов Центрального Комитета Хрящ.
   - Нет, Никита Абрамович, - не стал кривить душою Поспешный, - если это только с их стороны не притворство, то, по-моему, они как бы чуждаются друг дружки.
   - Значит, это всего лишь мышиная возня желающих добиться от меня каких-то незначительных уступок, - подумал вздохнувший с облегчением Хрящ, - что ж, как говориться, время покажет, стоит ли мне идти им на встречу или нет. Но в любом случае мне следует подготовиться, что они могут меня шантажировать и провоцировать на нежелательные мне действия членов Центрального Комитета.
   И Хрящ, попросив Поспешного и дальше не спускать с этой парочки глаз, а в случае чего немедленно придти к нему с докладом, с головою окунулся в лежащие перед ним на столе папки с самыми неотложными делами. Он не сомневался, что находящийся в полной зависимости от постоянно тянувшего его вслед за собою Хряща Поспешный, больше уже не осмеливался спускать с этой парочки своих настороженных глаз. Как и всякая другая тупоумная серость, Петр Николаевич лютой ненавистью ненавидел всех, кто хоть мало-мальски был способен на самостоятельное решение и вести, как говориться, свою игру. Однако Серебровский и Брешь, не представляя ему ни единой возможности отличиться перед своим покровителем, были постоянно настороже. Так он и доложил уже перед самым началом пленума Хрящу, а тот, уверенный в его скрупулезной дотошности при выполнении подобных поручений, уже и вовсе выбросил эти обеспокоившие его мысли из головы. И, как и всегда, смело и уверенно, прошел в широко раскрывшуюся перед ним дверь, и ни одно неприятное предчувствие не омрачило его горделиво приподнятую вверх голову. Но, как оказалось впоследствии, Хрящ не придал докладу Поспешного должного внимания совершенно напрасно. Когда он уже в ходе начавшегося пленума коммунистической партии понял, что Брешь с Серебряковым действуют совместно, то уже было слишком поздно хоть что-нибудь подправить и предпринять для своего спасения. Пленум Центрального Комитета партии согласился с мнением большинства своих членов и, в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья, не только освободил Хряща от всех должностей, но и отправил на вовсе не заслуженный им отдых. Коммунистическая партия больше не нуждалась в его разрушительных для страны услугах. А на его место члены Центрального Комитета партии единогласно избрали Бреша Леонида Оттовича, как сыгравшего основную роль в отстранении от власти самым преступным образом понижающий жизненный уровень советских людей Хряща.
   - Петенька! - вскрикнула от неожиданности открывшая дверь мать и повисла на шее одетого в курсантскую форму своего сына.
   - Не Петенька, а товарищ курсант, - укоризненно покачав головою, недовольно буркнул выскочивший из спальни в прихожую Геннадий Николаевич, - раз сын надел на себя военную форму, то он уже не мальчик, а солдат.
   - Прибыл домой на летние каникулы, товарищ полковник! - отрапортовал вытянувшийся перед отцом Петр.
   - Молодец, что прибыл, - проговорил уже больше не в силах выдерживать строгий тон Геннадий Петрович и заключил сына в объятия.
   Прошмыгнувшая мимо них на кухню мать быстро уставила стол домашними разносолами и пригласила сына немножко перекусить с дорожки. Подталкиваемый отцом Петр прошел на кухню, а раскрасневшаяся от радости мать все смотрела и не могла насмотреться на своего уже ставшего совсем взрослым сына. Матерям всегда не легко отправлять своих детей в дальнюю сторонку, но еще хуже им смотреть на их взрослеющие лица во время нечастых возвращений домой. И нет-нет, а скатиться из их обрадованных долгожданною встречею глаз скупая слеза материнской грусти, что их дети взрослеют без их присмотра далеко на чужбине. Позавтракав, Геннадий Петрович уехал на работу, а немного смущенный Петр поступил в полное распоряжение своей засуетившейся вокруг него матушки.
   - Ты, внучек, больше похож на иностранца, чем на русского человека, - осуждающе буркнул встретивший возвратившегося из заграничной, после окончания специальной школы КГБ, командировки Бориса Владислав Борисович.
   - Но, дедушка, я и должен был вживаться в образ иностранца, - возразил ему обиженный его замечанием Борис.
   - За границею вживайся в свой образ, внучек, сколько тебе будет угодно, - с прежним неудовольствием заметил ему дедушка, - а по возвращению в Россию немедленно перевоплощайся в самого настоящего русского человека.
   Обиженная за своего сына Соня только намерилась броситься на его защиту, но Владислав Борисович властным движением руки заставил ее замолчать.
   - Я не враг своему внуку, невестка! - грубо прикрикнул он на нее. - И всегда желал ему только одного добра. Но он должен твердо уяснить для себя раз и навсегда, что если хочет жить на том загнивающем западе, то просто обязан научиться правильно вести себя на родине.
   Недовольно скривившаяся Соня промолчала и ушла на кухню готовить сыну угощение, а переодевшийся Борис начал с восхищением рассказывать ей о своей привольной жизни на западе, чем и вызвал еще одно замечание от своего многоопытного дедушки.
   - Внучек, если ты не хочешь навлечь на себя и на всех нас неприятности, то лучше умерь свой пыл, - одернул он забывшегося Бориса.
   - Но я, дедушка, не делюсь своими впечатлениями с первым встречным, а в кругу своих родственников, - слабо возразил ему Борис.
   - Запомни на всю свою дальнейшую жизнь, внучек, что даже у этих стен есть уши, - назидательно бросил внуку недовольно поморщившийся Владислав Борисович.
   Испуганно вздрогнувший Борис окинул настороженным взглядом стены кухни и уже до конца завтрака отвечал только одними односложными фразами расспрашивающей его обо всем матушке. Насытившись, он вместе с отцом и дедушкою отправился в управление КГБ для определения места своей дальнейшей службы, смысл которой он все еще понимал для себя не очень-то отчетливо и ясно. Однако, понимая, что без помощи своего всесильного дедушки его могут и не отправить на так понравившийся ему Запад, он во всем следовал его советам и наставлениям.
   Мерно размахивая крыльями, Сатана стремительно мчался по поднебесью в сторону Соединенных Штатов Америки. Он не спешил. Для него, бессмертного, время и расстояния не имели большого значения. Однако, воцарившаяся над землею теплая лунная ночь, воздействуя на его нечистое тело волнительно щемящим ласково-трепетным светом, возбуждала в нем все еще до конца не осознанные им самим стремления и неясные желания. С недоумением, окидывая казавшийся ему во мраке ночи ослепительно черным небосклон, он уже просто млел в окружающей его благодати. И словно пытаясь, что-то, или кого-то, пока еще ему не ведомое, догнать и, оставив далеко позади себя, в полной мере насладиться своей призрачной несокрушимостью, Сатана с каждым очередным мгновением все сильнее и сильнее размахивал крыльями, с неодобрением взирая на мелькающие под ним города и села. Ему, сейчас гордому и величественному, было непонятно, как эти презренные люди, несмотря на несомненное очарование сегодняшней ночи, могут спокойно спать в своих душных клетушках. Но если колдовская прелесть сегодняшней ночи так сильно воздействовала на повелителя тьмы Сатану, то расплодившиеся по всей земле его верные слуги уже прямо бесились от обуревающих их неясных чувств и непонятных желаний. Взирая с высоты своего полета на их вакханалии, Сатана уже и сам переполнялся изливающимися от их взбудораженных тел неукротимыми с неуемными страстями желаниями все больше и больше. А когда, эти переполняющие его нечистое тело страсти и желания, затмили голову, то Сатана с той же неистовостью завыл на раздражающую его своим терпким светом луну диким воем и, как взбесившийся молодой жеребчик, в яростном стремлении поскорее избавиться от навеянных луною распиравших его чувств замахал своими крыльями еще быстрее.
   - Нет, что ни говори, а вот такие лунные ночи для нашего брата просто противопоказаны, - с трудом выдавил из себя, приземляясь на уединенное местечко неподалеку от Вашингтона, Сатана, - но и без них нечистым душам было бы просто невозможно, немного успокоившись, на время забыться о своей нечистой сущности.
   Немного передохнув, Сатана, подняв лапы вверх, начал творить освобождающее людские тела от вселившейся в них нечистой сущности заклинание. И каждое его последующее слово, дополняясь колдовством сегодняшней ночи, начало так сильно воздействовать на окружающее пространство, что скоро образовавшийся в нем сгусток энергии с не мысленною скоростью помчался в сторону Вашингтона, где уже давно почивали забывшиеся в сладких снах президент, его помощник по внешней политике и директор Центрального Разведывательного Управления. Прилетевшие на зов князя тьмы нечистые до наступления рассвета тихо между собою шушукались, обсуждая и восхищаясь тщательно продуманный замыслом Сатаны, а с первым проблеском утренней зорьки, снова возвратившись к своим высокопоставленным носителям, тут же начали внушать им мысли своего повелителя.
   Проснувшийся рано утром директор ЦРУ сразу же понял ценность появившихся в нем новых мыслей и немедленно занялся их предварительной обработкою. К тому времени, когда его пригласили на совещание к президенту, у него уже был составлен предварительный план, что было необходимо им сделать в первую очередь для претворения в жизнь только что пришедшего в его голову гениального, по его мнению, замысла.
   - Я знаю, как нам досадить этим проклятым русским! - прямо с порога выкрикнул вбегающий в кабинет президента директор ЦРУ.
   - Тогда вам, уважаемый, и карты в руки, - добродушно буркнул президент и взмахом руки указал ему на его место, но все еще находящийся под воздействием внушенных ему лешим мыслей директор ЦРУ подбежал к висевшей на стене карте мира и ткнул указательным пальцем в Чехословакию.
   - Вот именно здесь мы и нанесем по их хваленому социализму свой первый удар! - победно выкрикнул директор ЦРУ и, окинув изумленного президента торжествующим взглядом, продолжил. - Как вам уже известно, господа, мы и раньше уделяли этой европейской стране большое внимание в связи с ее важным стратегическим положением в самом центре Европы. Благодаря нашей широко разветвленной шпионской сети, мы прекрасно осведомлены о внутреннем состоянии и положении дел в этой наиболее подходящей для нашего первого удара по социализму стране. Так, например, нам известно, что близкие нам по духу ее граждане уже организовались для борьбы с ненавистным им социализмом в группы с безобидными на первый взгляд названиями: Орел, Сокол, Инка и другие. И что эти собравшиеся под их крышами патриоты только и ждут нашей финансовой и моральной поддержки, чтобы выступить против узурпировавших власть коммунистов и установить в своей стране угодный нам капитализм.
   Его слова сладким нектаром упали на созвучные с ними души принимающих участие в совещании высокопоставленных чиновников, и они, обсудив и приняв для исполнения все необходимые для их претворения в жизнь очередного замысла Сатаны, разошлись вполне удовлетворенные друг дружкою.
   Сатана был уже давно подготовлен к скорому расставанию со своим земным сторонником Хрящем, но то, что он уже сегодня будет снят со всех своих должностей, оказалось для него неприятной неожиданностью. После получения подобного известия, Сатана тут же полетел в Москву, чтобы на месте разобраться в сложившейся ситуации и принять необходимые меры. Сатана меньше всего беспокоился о дальнейшей судьбе ставленников Хряща, его больше волновало, как бы нынешние победители во всегда нечистоплотных партийных интригах и грязных заговорах не вздумали реабилитировать ненавистного ему Сталина. И он, закружившись юлою вокруг высших партийных руководителей, принялся внушать им подобные мысли с таким расчетом, чтобы те обязательно поделились своими соображениями с совсем неожиданно возвысившимся Брешем. Сатане уже давно было известно, что Брешь, который, по его меткому определению, звезд с неба не хватал, но в тоже время умел так сильно вцепиться мертвою хваткою в уже им достигнутое, что потом сдвинуть его с насиженного места никому не удавалось. Это похвальная для любого партийного работника способность и привела его, со временем, на вершину власти в Советском Союзе, но, как говориться, взять власть в свои руки - это одно дело, а вот умудриться удержать ее в своих руках - совсем другое.
   Избрание руководителем коммунистической партии было и для самого Бреша полнейшей неожиданностью. Однако, несмотря на свою первоначальную растерянность, он даже и мысли не допускал, что может отказаться и попросить оказавших ему высокое доверие членов Центрального Комитета партии избрать на эту высокую должность кого-нибудь другого более достойного. И этою его первоначальной растерянностью, поспешили воспользоваться бывшие ставленники Хряща и Сатаны, которым тоже не очень-то хотелось уходить вместе со своим покровителем с насиженных теплых мест. Прожженным интриганам и ловкачам было, все равно, кому служить, лишь бы и дальше ощущать свою значимость и быть, как говориться на Руси, вершителями судеб всего человечества. В нетерпеливом беспокойстве за свое будущее, а главное побуждаемые еще больше их обеспокоенным Сатаною, они в одно мгновение позабыли о своем бывшем хозяине и с угодливой поспешностью бросились к ногам возвысившегося по иронии судьбы Бреша. И тот, не став припоминать им позорного прошлого, сразу же принял их в свою команду. Обрадованные его сговорчивостью, они немного поостыли в своей немедленной готовности пойти на все лишь бы сохранить свое прежнее положение и начали думать, а как же им использовать нынешнюю ситуацию, чтобы еще больше усилить свое могущество и влияние в стране. Так они и отговорили внимательно выслушавшего их Бреша от немедленной отмены разрушительных для страны распоряжений Хряща, а главное остерегли его от желания реабилитировать Великого Сталина.
   - Русский народ может не понять вашего, Леонид Оттович, доброго желания поступать и впредь делать все по справедливости! - вскричали они в ответ на его намерение поступить именно таким образом. - Поступи вы так и советские люди непременно усомнится в прозорливой мудрости нашей родной коммунистической партии, что чревато уже не только для нас и нашей партии, а главное для самого нашего Советского народа негативными последствиями.
   - Не забыли вороны о собственном участии в этом грязном деле, - подумал с предубеждением о своих новых помощниках Брешь, однако, после недолгих раздумий, решил, что и ему будет лучше пока что все оставить на своих местах.
   Брешь не желал еще больше усугублять положение в стране и свое собственное, если он осмелиться выступить против уже сформировавшейся в Советском Союзе за время правления Хряща мощной бюрократической махины. И он, сделав вид, что внял их советам, отпустил своих новых помощников с миром.
   - Пусть эти вороны пока что поработают на меня, - подумал он, после их ухода, - а я не такой уж и глупец, что бы копать самому себе своими собственными руками глубокую яму. Пусть в стране все идет своим чередом, а там будет видно, как мне следует поступить с этими защитниками народных интересов.
   Так и осталась в целости и сохранности зародившаяся с благословения Сатаны и в результате преступной деятельности Хряща мафиозно-коррупционная система в России, в состав которой и спешил влиться только что освободившийся из заключения Михаил Каратаев. Конечно же, он пока еще и сам оставался в неведении о своих будущих занятиях на свободе. Михаил, после получения справки об освобождении из места заключения, подхватил свои нехитрые пожитки и заторопился к выходу из зоны. А там его уже поджидали в черном воронке молодые крепкие парни.
   - Что им еще понадобилось от меня? - недоумевал про себя теряющийся в догадках Михаил, но выражать вслух свое неудовольствие не стал.
   Переночевав по дороге в какой-то захудалой гостинице, они, рано утром, снова пустились в путь и уже ближе к вечеру въехали на знакомые Михаилу московские улицы. В Москве его снова поселили в гостинице и, оставив у его номера охрану, предупредили, что завтра с ним желает встретиться какое-то высокое должностное лицо. Михаил с давно уже не испытываемым удовольствием принял ванну и, натянув на себя чистое белье, скоро забылся в овладевшем им беспробудном сне. Рано утром его снова разбудили. Михаил одел на себя выданный ему еще вечером новый костюм и в приподнятом настроении уселся на заднее сидение поданного прямо к входу в гостиницу легкового автомобиля. И тот, недовольно заурчав, понесся по широкой столичной улице, как угорелый. Довольно ухмыляющийся Михаил с интересом всматривался в уже успевшие сгладиться из его памяти высотные дома и забеспокоился только тогда, когда автомобиль свернул на хорошо знакомую ему улочку, а по его спине сразу же зашевелились холодные мурашки подбирающегося к нему животного страха. И он не ошибся. Недовольно взвизгнув тормозами, машина остановилась как раз возле входа в именно то управление, в котором он когда-то и служил. Сопровождающий его сотрудник вышел из машины и повел его по извилистым лесенкам прямо к кабинету начальника.
   - Добро пожаловать, Михаил, на свое прежнее место службы, - добродушно буркнул встретивший его с приветливой улыбкою генерал и первым протянул ему для пожатия руку, - надеюсь, что тебя, мой мальчик, не очень утомила долгая дорога, и мы сможем прямо сейчас обсудить все наши дела.
   - Я товарищ генерал, не устал, - коротко ответил ничего не понимающий Михаил.
   - Тогда присаживайся, - взмахом руки генерал указал ему на стоящей напротив его стола стул, - мне с тобою, Миша, придется разговаривать о многом, а в ногах, как принято говорить у нас на Руси, правды нет.
   Послушно опустившийся на указанный ему стул Михаил окинул генерала вопросительным взглядом, а пристально вглядывающийся в его лицо генерал еще долго не решался заговорить с ним о том, ради чего и была организована их сегодняшняя встреча. При входе Михаила в его кабинет генерал ясно прочитал на его лице робость и ожидание для себя с его стороны одних только неприятностей, поэтому он и решил его немного приободрить ласковым приемом. Однако, как оказалось, Михаил уже больше не был прежним молодым тщеславным офицером. Ибо, когда он немного пришел в себя, его лицо для продолжающего внимательно за ним наблюдать генерала уже не было открытою книгою. А совсем наоборот, оно у него как бы окаменело, и неприятно поморщившийся генерал больше уже не мог с достоверностью отгадать для себя его реакцию на то или иное его слово. Это досадное обстоятельство сбивало с мысли, и генерал просто терялся в догадках, как ему будет лучше подступиться к Михаилу с нужным ему разговором.
   - Надеюсь, что мои люди вели себя с тобою себя вполне доброжелательно? - не зная с чего начать свою с ним беседу, буркнул генерал первую, пришедшую ему на ум, фразу.
   - У меня нет к вашим сотрудникам претензий, - отозвался в ответ ничем не прореагировавший на очередное проявление о нем заботы со стороны генерала Михаил, - хотя я лично сам о себе не могу сказать, что обрадовался их нечем не объяснимою обо мне заботою.
   - И я могу тебя в этом понять, - задумчиво поддакнул генерал, а про себя подумал, - набрался опыта в тюрьме, мерзавец, а теперь разыгрывает из себя передо мною бывалого парня. Как видно, мне придется его немного, но только осторожно, припугнуть. Может тогда он станет более покладистым и согласиться со всеми моими предложениями. Я не могу в таком важном для меня деле довериться какому-нибудь аферисту, а тем более случайному человеку. Они ведь могут и не понять моих добрых предостережений и начнут за моею спиною играть свою игру. А Каратаев свой, знает службу и мои возможности. Да, и тюрьме он вел себя подобающим образом. Ему два раза напоминать об одном и том же не придется. Он будет понимать меня с первого слова.
   Принявший окончательное решение генерал начал потихонечку подготавливать Михаила к тому, что он намеревался ему предложить.
   - И чем же ты, Михаил, намереваешься заняться в ближайшее время? - поинтересовался не сводящий с Михаила изучающего взгляда генерал.
   - Пока еще не знаю, - честно признался генералу Михаил, - но не скажу, что мое будущее на свободе меня не волнует.... Бывшим заключенным не так уж и просто найти более-менее приличную работу.
   - Но кое-кому удается, - возразил Михаилу довольно ухмыльнувшийся генерал.
   - Удается тем, у кого на свободе влиятельные родственники или друзья, - недовольно буркнул в ответ нахмурившийся Михаил.
   - А ты, мой мальчик, все еще держишь на меня обиду, что попал за решетку, как говориться, по моей рекомендации? - прозрачно намекнул генерал на его жалобу в Центральный Комитет партии.
   - Я тогда начал жаловаться не от большого ума, а только из-за своей тогдашней глупости и непонимания простых житейских истин, - поторопился повиниться Михаил, - но зона меня многому научила, и я с тех пор стал немного умнее.
   - Рад, что годы заключения пошли тебе, мой мальчик, на пользу, - уже намного потеплевшим голосом буркнул генерал, - а о нашей былой размолвке плюнь и забудь. Можешь мне поверить, что я и сам теперь раскаиваюсь во всем, что тогда со всеми нами произошло. Проклятая ревность, мой дружок, плохая советчица. Она сводит с ума не только одних молодых и сильных, но и убеленных, вроде меня, сединою людей.
   - Прошлое, товарищ генерал, людям неподвластно, - осторожно заметил недовольно поморщившийся Михаил.
   - И ты прав, мой мальчик, - одобрил его слова генерал, - нам будет лучше всего оставить это наше прошлое в покое.... Давай поговорим о нашем возможном сотрудничестве....
   - Я заранее согласен, товарищ генерал, на все ваши предложения, - поторопился дать свое согласие уже снова возликовавший про себя Михаил.
   - Очень рад, что ты, несмотря на наши в прошлом некоторые разногласия, продолжаешь мне верить и не сомневаешься, что я, Миша, желаю тебе только добра, - снова одобрил его слова довольно ухмыльнувшийся генерал. - Но, надеюсь, ты понимаешь, что может произойти, Миша, с тобою, если не оправдаешь моего доверия....
   - Зато мне больше не придется думать о хлебе насущном, - еще раз подчеркнул свою готовность на любое сотрудничество Михаил.
   Михаил ясно ощущал появившуюся перед ним возможность участвовать в задуманной генералом крутой игре и не хотел оставаться в стороне. Но он в тоже время понимал, если хочет участвовать в ней не простым игроком, то уже прямо сейчас должен убедить генерала в своей лояльности.
   - Если ты, Миша, согласен на сотрудничество со мною и в дальнейшем будешь строго поддерживаться моих указаний, то станешь не только обеспеченным человеком, но и, как я на это рассчитываю, одним из богатейших людей нынешней России, - уже без покровительственного тона по-деловому строго заметил ему генерал.
   - Ради своего достатка, товарищ генерал, я готов на все, - твердо сказал ему принявший свое решение Михаил, - и я даже готов прямо сейчас принести вам клятву верности.
   - Мне, Миша, достаточно будет и одного твоего согласия. Мы знакомы не первый год, и я не сомневаюсь, что ты прекрасно осведомлен о моих возможностях. Я уверен в твоем понимании что, в случае чего, у меня всегда найдутся убедительные аргументы, чтобы у тебя, Миша, об измене не возникало даже и мысли, - с прежней серьезностью проговорил заметно расслабившийся генерал и начал вводить его в курс дела.
   Генерал рассказал внимательно слушающему его Михаилу о глубоко укоренившейся в Советское общество за время правления Хряща коррупционной мафии. А потом, после недолгой смущенной заминки, добавил, что она все еще остается в целости и сохранности с благословение уже и совсем недавно возвысившегося Бреша.
   - Я их, родимых, знаю всех наперечет. И до сегодняшнего дня только и выжидал удобного времени, чтобы с корнем вырвать эту присосавшуюся к самому святому нашей Отчизны раковую опухоль, - с горечью говорил своему бывшему подчиненному генерал. - Но Великого Сталина нет, а этим христопродавцам она, как мне кажется, жизненно необходимо. Иначе, зачем им, зная о моей готовности разделаться с коррупцией в любую минуту, требовать от руководства страны моей немедленной отставки. Но я, как ты уже, наверное, об этом догадываешься и сам, так просто уходить на заслуженный отдых не собираюсь. Я хочу заставить этих мафиози поделиться со мною нетрудовыми доходами. И ты, Михаил, будешь мне в этом моем желании помогать.
   Генерал, подробно проинструктировав Михаила о работе с разжиревшими на народной беде жуликами и рвачами, в самом конце их затянувшегося разговора тихо проговорил:
   - На первых порах тебе, мой мальчик, будут помогать мои люди, а в дальнейшем ты уже должен будешь рассчитывать только на свои силы, - и при этом так выразительно посмотрел на Михаила, что тот и без лишних вопросов понял, что ему придется создавать свою собственную организацию.
   Михаилу было приятно думать, что его не только хотят использовать в чужой игре, но и предлагают играть в ней вовсе не рядовую сошку. И они, обговорив все условия их будущего взаимовыгодного сотрудничества, разошлись вполне удовлетворенные друг другом. Так наряду с уже прижившейся в России коррупционной мафией начал зарождаться и всегда сопутствующий ей рэкет.
   Запущенные Хрящом и все еще не отмененные Брешем разоряющие страну нововведения продолжали стремительно набирать обороты, и отвечающему в настоящее время за положение дел в Советском Союзе новому руководителю страны волей-неволей приходилось хоть что-то предпринимать для предотвращение возможно скорых негативных последствий. Для этого он и собрал на неформальное совещание всех высших чиновников огромной страны.
   - Товарищи, преступное правление Хряща уже начинает сказываться на всех сторонах жизни Советского народа, - поделился открывший совещание Брешь известной всем истиной. - Поэтому я и призываю вас, начиная с сегодняшнего дня, учиться мыслить и принимать решения только с позиций нежелательного нам еще вчера прагматизма. Как оказалось, на ничем не подкрепленном романтизме, а тем более на фантазерстве, долго не протянешь. Прагматизм, - продолжил Леонид Оттович для переглядывающихся в недоумении высших партийных руководителей, - это, прежде всего, наше ясное понимание и осознание тех последствий, которые не замедлят проявить себя сразу же или немного погодя, после наших каких-либо конкретных действий или поступков. Прагматизм не имеет ничего общего с демагогией и должен означать для нас, прежде всего, как опыт построения социализма. И этот опыт ради выживания нашей страны мы все будем просто обязаны признать для себя главным и определяющим во всех наших последующих делах и поступках. Однако этот же прагматизм может дать повод всякого рода оппортунистам и ревизионистам для морального обоснования уповать на случай в погоне за корыстной выгодою и создать условия для теоретического обоснования эгоизма и буржуазного индивидуализма. И в этом тоже, как говориться, есть своя доля истины и правды. Поэтому я и предлагаю вам сейчас активно включиться в работу по внедрению в жизнь рабочих и колхозного крестьянства, так хорошо описанных в статье товарища Карлинского, основных черт советского образа жизни.
   И он, развернув газету с нужной ему статьею, прочитал ее внимательно слушающим его партийным чиновникам вслух.
   - Как вы уже поняли, товарищи, в целях дальнейшего успешного продвижения в социалистическом строительстве вперед нам придется разрешить, по словам Карлинского, стоящую перед всеми нами триединую задачу. Это и неуклонно повышать гражданскую активность рабочих и колхозников посредством их привлечения к управлению страной. Это и поддержка среди советских людей движения за коммунистический труд на благо всего общества. И, наконец, нам придется разрабатывать новые связи труда и быта советского человека, соизмерность его рабочего и свободного времени, наполняя их истинно нашим коммунистическим смыслом и содержанием.
   Закончив свои пояснения, Леонид Оттович окинул вопрошающим взглядом выслушавших его партийных чиновников и посоветовал им, еще раз, обдумав все сказанное им на досуге, начинать готовиться к уже скорому очередному съезду партии.
   - Я ожидаю от вас на очередном съезде нашей партии свежих мыслей и совершенно нового подхода к практике социалистического строительства. А главное помнить, что самым определяющим в чертах советского образа жизни должны быть партийность и коммунистический склад мыслей и поступков советских людей, - сказал он уже перед самым закрытием их совещания, и эти его последние слова утонули в оглушительно громких одобрительных аплодисментах.
   Сатана ни на одно мгновение не забывал о возлюбленном им воспитаннике и, постоянно внедряясь в его сознание, настойчиво терзал мысли Горби страстным желанием, как можно скорее, добиться для себя еще более высокого положения в советском обществе. Обслуживающий молодое дарование агент ЦРУ безотказно снабжал его всем необходимым для успешного продвижения вперед. И потихонечку набирающийся опыта в подобном деле Михаил Иудович не скупился на подарки и угощения нужных ему людей и, пользуясь в своих интересах сообщаемыми ему Сатаною тщательно скрываемыми партийными чиновниками о себе сведениями, с легкостью добился поста первого секретаря ставропольского горкома партии. Вовсе не желая надолго задерживаться на этой хлопотливой низовой должности, Горби с еще большим энтузиазмом начал прощупывать обходные пути для своего очередного прыжка вверх.
   Живущие на земле люди всегда чуждаются тех, кто имел несчастие побыть, как говорится, в местах ни столь отдаленных, но в отношении Оксаны и Виктора это общепризнанное правило не сработало. Своей идущей от души приветливостью и ласковым радушием супруги Макаровы до того сильно привлекали к себе окружающих людей, что те еще долго не верили в их арестантское прошлое. Однако, если в отношениях с окружающими они не испытывали для себя никаких неудобств, то отдел кадров никогда не забывал об их позорном тюремном заключении и всегда отмалчивался на просьбы о переводе их на более оплачиваемую работу. Поэтому и приходилось Оксане в летнюю пору подрабатывать по вечерам продажею привозимых с юга овощей и фруктов. Она и этим летом, только ради благополучия своих подрастающих детей, снова подрядилась на обременительную вечернюю работу и сейчас с нетерпением дожидалась обещанную ей напарницу. Склонившееся к месту своего захода солнце изо всех своих сил боролась с неуклонно надвигающимися на землю вечерними сумерками, торопя и без того уже суетливо ерзавшую на сидении от нетерпения Оксану.
   - И куда же она могла подеваться? - буркнула вслух недовольная ее задержкою Оксана и, увидев бегущую по тротуару молодую девушку, открыла дверцу кабины.
   Приехав на место, они выгрузили из машины скоропортящийся груз, и начали продавать его сразу же выстроившейся возле них очереди.
   - И где же это ты, милая, так сегодня задержалась, что я уже намеревалась ехать торговать одна? - полюбопытствовала у своей напарницы Оксана, когда они распродали весь свой товар.
   - Я, тетенька, была на консультации по подготовке к сдаче экзамена, - пролепетала в свое оправдание засмущавшаяся девушка.
   - Значит, ты у нас студентка, - одобрительно буркнула в ответ подсчитывающая выручку Оксана и не без сожаления добавила. - Я и сама когда-то мечтала поступить в институт.
   - И что же вам в этом помешало? - уточнила у нее девушка.
   - Я к тому времени, когда моя мечта могла бы осуществиться, уже сидела в тюрьме, - с затаенною грустью буркнула ей уже и сама смутившаяся Оксана.
   - Мой дедушка тоже сидел в тюрьме, но он, к сожалению, не дожил до освобождения, - пробормотала осмелившаяся первой прервать затянувшуюся неловкую паузу девушка.
   - Наверное, он у тебя уже был слишком старым, - предположила сочувственно ей улыбнувшаяся Оксана, - а старым и больным в тюрьме намного тяжелее, чем молодым и здоровым.
   - Моего дедушку расстреляли, - подрагивающим от подступивших к глазам слез голосом тихо проговорила нахмурившаяся девушка.
   Заинтересовавшаяся Оксана принялась расспрашивать ее об обстоятельствах смерти дедушки, и в каком именно лагере он отбывал свой срок.
   - Что произошло с ним там на самом деле, я не знаю, - с грустью проговорила девушка, - так как приехавший к нам его бывший товарищ по заключению говорил об этом с бабушкою, но оставленный им адрес места его захоронения я помню наизусть.
   И она, к немалому удивлению Оксаны, тут же проговорила ей адрес до боли знакомого ей лагеря, при одном только упоминании которого, на Оксану сразу же нахлынули воспоминания о тех до сих пор ужасающих ее годах, что она не смогла скрыть от девушки охватившее ее при этом волнение.
   - Тетенька, что это с вами!? - вскрикнула обеспокоенная девушка.
   - Со мною все в порядке, - поторопилась ее успокоить опомнившаяся Оксана, - просто я не ожидала услышать от тебя адрес своего лагеря.
   - Так вы, оказывается, сидели вместе с моим дедушкою! - вскричала изумившаяся ее признанием девушка.
   - Не совсем так, девочка... Я тогда сидела в женской части лагеря, но мой муж тоже сидел в этом же лагере, и, вполне возможно, что он помнит или что-то знает о твоем дедушке. Ведь в тюрьме, как обычно, сидят только одни молодые и сильные, а старые люди в ней большая редкость. Тебе бы лучше поговорить о своем дедушке с моим Виктором. Может, заскочишь к нам сегодня вечером на ужин? - пригласила ее Оксана.
   - Я, тетенька, с удовольствием, но мне надо готовиться к экзамену, - с сожалением была вынуждена отказаться девушка.
   - Тогда пообедаем в ближайшее воскресение, - сказала ей Оксана, прежде чем забраться в кабину подъехавшего автомобиля. - Как зовут тебя помощница!? - выкрикнула она уже из кабины.
   - Наташа! - прокричала ей в ответ девушка и помахала вслед ручкою.
   К началу открытия 23 съезда коммунистической партии Советского Союза тщательно готовились все противостоящие в России друг дружке стороны. Готовился к нему и считал его своим возможно будущим звездным часом, а сейчас очень даже обеспокоенный за эту свою будущность Леонид Оттович Брешь. Заложенная под страну советов еще купленным с потрохами сатаною Хрящем мина замедленного действия грозила в любую минуту взорваться и похоронить под собою все продажное и лживое руководство партии и страны. В лихорадочных поисках выхода из казавшегося ему порою неминуемого краха Брешь метался из стороны в сторону, судорожно хватаясь за любую услужливо подталкиваемую ему под руки, внешне казавшейся ему безупречной и стоящей, идею или мысль.
   Готовился к партийному съезду и обеспокоенный за своих глубоко укоренившихся в систему партийной и государственной власти ставленников Сатана. Он не хотел упускать подвернувшуюся возможность воспользоваться замешательством Бреша перед всесилием расползающейся по всей России ядовитою гадюкою коррупционной бюрократией. У Сатаны было все продумано заранее, и у него уже имелся немалый опыт при разрешении подобных проблем с руководителями так называемого свободного западного мира. И поэтому ему не составило большого труда озадачить своих земных помощников, на что именно им следует обращать особое внимание и на что следует нацеливать имеющих доступ к Брешу высокопоставленных партийных чиновников. Хитроумный Сатана подсказал своим сторонникам, как им следует подбрасывать Брешу нужные ему и не имеющие ничего общего с идеями социализма внешне разумные мысли. И те, раболепствуя и пресмыкаясь перед новым правителем Советского Союза, проявляли при исполнении воли своего беспощадного к отступникам повелителя присущее им усердие. Как бы с целью усиления контроля над складывающейся в стране обстановкою ставленники Сатаны подбросили Брешу идею для улучшения руководства страною между очередными пленумами ЦК партии избирать из самых влиятельных членов Центрального Комитета Политбюро. А на самом-то деле, Сатана стремился усилить не его, а свою власть над осмелившейся бросить вызов насаждаемым им по всей земле бесчеловечным отношениям между людьми страною. И раз предполагалось, что в это Политбюро с помощью своих сторонников он будет продвигать одних только близких ему по духу людей, то у Сатаны на этот счет были самые веские основания. А чтобы еще больше заинтересовать тщеславного Бреша в сомнительном содержании этой идеи, ему заодно подсунули и мысль впредь избирать для руководства страною уже не первого секретаря коммунистической партии, а генерального, или по-простому генсека. Подобное изменение в названии своей должности так польстило самолюбивому Брешу, что он сомнительную идею об избрании Политбюро уже скушал без особых затруднений. Ну, а с предложениями об улучшении положения в экономической жизни страны было еще намного проще. Всегда поверхностно судивший обо всем, что происходило вокруг него, Брешь вцепился мертвою хваткою в угодливо подсовываемые ему идеи о мелиорации и о полном хозяйственном расчете. При этом он вовсе не задумывался, что эти сулившие с первого взгляда уже скорые и немалые выгоды для хозяйства страны в целом таили в себе немало уловок и ухищрении для обогащения за государственный счет угодных Сатане всякого рода ловкачей и хапуг. К тому же князь тьмы не сомневался, что жадные на поживу его земные сторонники в своих неутомимых попытках извлечь из подвернувшихся возможностей для себя лично как можно больше выгоды, заодно и вобьют клин вражды и разногласия в этот сплотившийся в условиях социализма Советский народ.
   23 съезд коммунистической партии Советского Союза, благодаря совместным старанием Бреша и Сатаны, прошел так, как и было ими задумано. И необъятная страна снова продолжила свою размеренную поступь с твердым намерением обязательно достичь, пока еще ей неизвестного, своего никуда. Подогретые Сатаною угодливые подхалимы и подпевалы на все голоса расхваливали по всей стране гениальность, и мудрую предусмотрительность руководства Советского Союза во главе с Леонидом Оттовичем Брешем. А вконец оболваненный ими простой Советский народ продолжал совершать неизвестно для кого и зачем свои трудовые подвиги. И только один Брешь продолжал тешить себя слабою надеждою, что хоть когда-нибудь, но он обязательно не оставит от расплодившейся по всей стране коррупции камня на камне.
   Сатана и церковь, казалось бы, что может быть общего между этими двумя взаимно исключающими друг друга понятиями. Но в нашей непростой и невероятно запутанной земной жизни возможно все. И, вполне естественно, что лучше всех во всем происходящим на нашей земле всегда разбирался и продолжает разбираться именно этот извечный путаник и неисправимый искуситель Сатана. Все непонятно запутанное на нашей земле чаще всего и происходит непременно с его участием и по его злой воле. В земном мире только Сатана один способен все оболгать и донельзя запутать в людских головах знания о чем угодно, тщательно выхолащивая из их сути все живое и привлекательное. И в этой своей извечной борьбе с ненавистной ему церковью Сатана тоже с неизменным успехом использует этот свой особый талант. Это только с его подачи расплодились по всей земле искажающие смысл веры человека в высшее божество всевозможные секты и лжеучения, порою переходящие в откровенное почитание и преклонение перед истинным врагом всего человечества - Сатаною. И в этой своей извечной ни на одно мгновение не прекращающейся борьбе Сатана никогда не брезговал и сейчас не брезгует случайно подвернувшейся ему возможностью привлечь на свою сторону священнослужителей из самой ему ненавистной христианской религии. А в Советском Союзе, где его извечная борьба совпала по времени с намерением государства полностью избавиться от наследия проклятого капитализма, к числу которого была отнесена и православная церковь, дела у Сатаны в этом направлении пошли особенно успешно. И вот сейчас бывшая когда-то святая христианская церковь, ослабленная и полностью развращенная сатанинскими на нее посягательствами, поддалась влиянию модного в последнее время клекаризма, главным направлением деятельности которого является антикоммунизм. Господствующие в современном мире крупные монополии активно использовали и используют этот самый клекаризм в своей борьбе с набирающими с каждым очередным годом силу и мощь социалистическими странами и уже давно пытались наладить его связи с главенствующей в России православною церковью. Но вот только сейчас не без помощи Сатаны и предавшихся ему попов-оборотней им, наконец-то, удалось это сделать. Прослышав о заключенном между ними соглашении, весь капиталистический Запад возликовал. И не диво; ведь у них сейчас появилась давно желанная ими возможность организовать в самой гуще Советского народа свою черную сотню. Для утоления алчности православных священнослужителей им пришлось немало потратиться, но давно мечтающие набросить сети на неподдающиеся им страны социализма, транснациональные монополии денег на это не жалели. И все в этом мире пошло, как говориться, шиворот-навыворот. Призванная верно служить опекаемому ею русскому народу православная церковь впервые за всю свою многовековую историю начала проводить в отношении простого русского народа откровенно враждебную политику. В это трудно было поверить. Всё происходящее в это время в самом святом для русского человека месте показалось бы совестливым людям самым невероятным святотатством. Но это все же произошло. И теперь переродившаяся в своей сущности бывшая святая православная церковь уже в ближайшем будущем обязательно должна была обнажиться перед преданным и обманутым православным людом во всей своей безобразной неприглядности. Время, как говориться, должно будет всё расставить по своим местам и дать каждому из участников в этом бесчестном деле свою беспристрастную истинную оценку.
   Суетившаяся с раннего утра на кухне Оксана встретила пришедшую к ней в гости Наташу с приветливой улыбкою и сразу же усадила ее за накрытый стол.
   - И как же звали вашего дедушку, с которым я предположительно вместе сидел в лагере, - полюбопытствовал у нее во время обеда Виктор.
   - Дмитрий Семенович, и он до..., - начала Наташа, но вздрогнувший от неожиданности услышать от нее имя и отчество своего бывшего профессора Виктор ее перебил.
   - Ваш дедушка до своего ареста преподавал в нашем институте начертательную геометрию, - договорил он за нее и рассказал ей всю правду о причине его ареста и о его смерти в далеком от Москвы сибирском лагере. - Ваш дедушка, Наташа, был замечательным человеком, и вы не только можете, но и должны им гордиться.
   - И что же тебя, Наташа, заставляет подрабатывать по вечерам? - полюбопытствовала у нее в конце их разговора Оксана. - Неужели твои родители так бедствуют, что не могут обеспечить тебе более-менее приличную жизнь на время обучения в институте?
   - Мой младший двоюродный брат на следующий год пойдет в армию, а мы еще детьми договорились, что, когда вырастем, обязательно съездим на могилу к дедушке, - пробормотала засмущавшаяся Наташа. - Мой брат тоже по вечерам подрабатывает на вокзалах грузчиком.
   - Да, и нам самим не помешает навестить моих родителей! - вскрикнула обрадованная ее словами Оксана, и тут же предложила своей напарнице ехать вместе с ними. - Мои старики живут неподалеку от лагеря, и вам у них будет намного удобнее искать могилку своего дедушки.
   - Мой тесть с тещею уже успели соскучиться по своим внукам, - поддержал решение жены и Виктор, - Но в любом случае они примут всех нас в гости с распростертыми руками.
   Раскрасневшаяся Наташа с благодарностью приняла их приглашение и, обсудив примерное время их скорой поездки к Оксаниным родителям, заторопилась с радостной вестью к своему двоюродному брату.
   Михаилу Иудовичу, почему-то, не захотелось, чтобы так необходимый ему для дальнейшего успешного продвижения вперед диплом ученого агронома-экономиста принесли прямо в горком партии, как раньше приносили ему зачетку с аккуратно записанными сведениями о сдаче зачетов и экзаменов. И вот сейчас он, радуясь, что на выпускном собрании были собраны студенты со всех выпускных курсов института, внимательно рассматривал выданную ему красную книжечку. В противном случае многие в этом зале могли бы удивиться, а кто же это такой среди них появился, и как он умудрился окончить их институт с красным дипломом.
   - Вот теперь-то место второго секретаря крайкома партии у меня в кармане, - ликовал про себя Горби, бережно засовывая красную книжечку во внутренний карман пиджака.
   Все это время обильно угощавшиеся за его счет нужные люди клятвенно обещали ему эту должность, но засидевшийся на этом месте пожилой человек не спешил уходить на заслуженный отдых.
   - С такого теплого место уходят добровольно только одни дураки, - с неудовольствием думал про себя Михаил Иудович и прикидывал, а что еще он сможет предпринять, чтобы поторопить заупрямившегося пожилого человека.
   С головою, окунувшись в беспокоившие его в последнее время думы, Михаил Иудович вышел из здания института, но не подошел к поджидавшей его машине, а, свернув на первую попавшуюся ему под ноги дорожку, неторопливо зашагал под тенистыми кронами деревьев разбитого возле института сквера. Здесь его и встретил с поощрительной ухмылкою во всем ему покровительствующий Сатана.
   - Что же еще может так сильно огорчать тебя, мой мальчик, в такой, несомненно, радостный для тебя день? - полюбопытствовал окинувший его долгим внимательным взглядом Сатана.
   Тяжело вздохнувший Горби рассказал удовлетворенно хмыкавшему Сатане обо всех своих затруднениях в занятии должности второго секретаря крайкома партии.
   - Успокойся, мой мальчик, твои проблемы легко разрешимы, - тихо проговорил сочувственно ему улыбнувшийся Сатана, - только прошу тебя, не считай его место пределом своих мечтаний. Знай, что ты предназначен судьбою для более грандиозных дел и свершений.
   - Не знаю, для каких это дел и свершений я предназначен, но так называемый мой крестный меня еще никогда не подводил, - подумал про себя снова оставшийся в одиночестве Горби, и торопливо зашагал в сторону поджидавшей его машины.
   Предпринятые Брешем срочные меры немного смягчили последствия от преступной деятельности Хряща, и пока что особого неудовольствия в стране не наблюдалось. Безмерно благодарные Брешу ставленники Сатаны по делу и без дела превозносили придуманную ими самими его гениальность аж под самые небеса и пока что не очень-то изощрялись в ограблении собственного народа, тем самым, создавая в стране видимость порядка и законности. Да, и к тому же самых алчных из них приструнивал не желавший до поры до времени обнажать их истинное лицо сам Сатана. Но ему, конечно же, было не легко одновременно удерживать их всех в узде, а поэтому Сатана именно с этой целью, а так же, чтобы подтолкнуть коррупционеров к началу тесного сотрудничества с западными разведывательными структурами, иницировал проведения первого в истории России тайного съезда коррупционеров. Съезжающиеся на него самые влиятельные представители российской коррупции делали все от них зависящее, чтобы хоть чем-нибудь изменить свою внешность до неузнаваемости. А самые осторожные и предусмотрительные даже натянули на себя скрывающие их лица маски, чем и вызвали к себе со стороны остальных участников их сборища искреннее уважение и трепетное почтение.
   - Наверное, они, в отличие от нас мелких сошек, большие шишки, - подумал про себя каждый из остальных, менее догадливых делегатов съезда, и на всякий случай поторопились с нижайшей угодливостью расшаркаться перед счастливыми обладателями масок.
   Неторопливо рассевшись в мягких удобных креслах, они быстро проголосовали за предложенную им повестку дня, и начали совещаться как им и дальше безнаказанно и без особых помех обирать Советский народ. Много было нареканий и сетований на слишком сильно докучавший им рэкет, но так и не найдя для себя более-менее действенных средств борьбы с ним, они смирились с необходимостью делиться своими неправедными доходами с теми, кто знал об их корыстных делах больше, чем они сами.
   - В сегодняшней ситуации нам лучше всего продолжать делиться с этими людьми своими доходами, - благоразумно заметила одна из занявших место в президиуме маска, - Только находясь под их негласным покровительством, мы можем быть уверенными, что они не станут понапрасну губить несущих им золотые яйца курочек.
   Представители элиты российской коррупции быстро согласились с вполне разумные с их точки зрения словами маски, и поторопились перейти ко второму не менее важному для них вопросу, а как же им следует распоряжаться уже накопленными своими богатствами. Им, видите ли, уже давно осточертело втихомолку наслаждаться одним только обладанием несметными сокровищами. Им уже захотелось хотя бы немножко начинать сорить, как это делают на возлюбленном им капиталистическом Западе воротилы бизнеса, деньгами налево и направо.
   - Нам еще слишком рано пользоваться прелестями богатой обеспеченной жизни, - недовольно буркнула в ответ на их плаксивое сетование благоразумная маска, - во имя такой для себя жизни нам еще придется работать и работать, а пока что я предлагаю вам, уважаемые друзья, реанимировать немало послужившую нашим отцам и дедам систему блата и знакомств. И не просто реанимировать, а доводить с ее помощью нынешнюю жизнь в стране Советов до полнейшего абсурда. Ибо только при таком условии мы сможем в ближайшем будущем взять власть в свои руки. И уже только тогда, когда мы перестанем зависеть от нынешних романтических голодранцев, мы и построим для себя, а не для них, наше воистину счастливое будущее.
   Вдохновившие всех собравшихся в этом зале на дальнейшие свершения во имя скорейшего осуществления их заветной мечты слова маски уже просто утонули в оглушительных аплодисментах повскакавших со своих мест коррупционеров. Однако, вскоре, когда в их быстро все схватывающие хитроумные головы начал потихонечку вникать их тайный смысл, у них уже начали появляться кое-какие сомнения и вопросы.
   - Но как нам тогда избавляться от своих некрасивых слабоумных детей!? - гневно выкрикнули они в сторону президиума.
   Скрывающийся под маскою Сатана недовольно поморщился и окинул возбужденно загомонивший зал презрительным взглядом. Ему уже было все известно про их, так сказать, несчастье. Господь бог никогда не оставляет вероломство и неуемную жажду наживы без последствий, а Его гнев и раздражение подобными людьми всегда наглядно отражается на внешности и уме их детей.
   - Мы, по-прежнему, будем отдавать их замуж, и женить на соблазняющихся нашими богатствами и высоким общественным положением представителях простого народа, но только после тщательной проверки их на верность и преданность нашим идеям! - насмешливо выкрикнул из президиума съезда коррупционеров Сатана, и мгновенно догадавшиеся о своей оплошности делегаты снова разразились бурными аплодисментами. - Но не забывайте, что наша главная задача - это непримиримая борьба с существующей в России коммунистической властью, которая всегда будет стоять на пути к нашей достойной жизни. И что, начиная с сегодняшнего дня, мы уже все должны будем использовать любую подвернувшуюся нам возможность для умножения в советской стране несправедливости и причинения этим возомнившим о себе, что и они люди, голодранцам всяческих обид и всевозможных ограничений при достижении ими своих самых заветных целей и желаний. Мы все должны переполниться непоколебимой уверенностью, что эта ежечасно подталкиваемая нами к пропасти Советская власть, в конце концов, обязательно должна будет рухнуть и разбиться на множество мелких осколков. И в этих отколовшихся осколках все мы, братья мои, непременно станем признанными вождями, чтобы уже навсегда подчинить всех проживающих на этих осколках людей своей воле. И все это будет именно так, потому что уже никто, кроме нас самих, не будет способен взять власть и воцариться над этими вздорными и ничтожными в своих ничем не обоснованных притязаниях на свободолюбие скотами.
   Сатана окинул пронзительным взглядом притихших, после его откровений, коррупционеров, в глазах которых одновременно светились: и охватывающий их животный страх, и плохо скрытая алчность с неуемным желанием опередить всех своих возможных конкурентов и постараться самому стать во главе этих уже в самом ближайшем будущем откалывающихся от могучей империи жирных осколков.
   - Испугались, голубчики.... И уже, наверное, прикидываете про себя, как вам до поры до времени отсидеться за спинами других. Но на этот раз у вас, мои дорогие, ничего не выйдет, - язвительно буркнул про себя не отводящий от них своих осветившихся адским огнем глаз Сатана. - Я заставлю вас делать все возможное и даже невозможное, чтобы с вашей помощью подмять под себя всю Россию.
   Сатана немного отпил из стоящего перед ним стакана с водою и снова продолжил свою речь:
   - И в этой нашей ни на одно мгновение не прекращающейся священной войне мы будем обязаны всеми правдами, а чаще всего неправдами, старательно внушать в сознание русских людей, что жизнь на капиталистическом Западе наиболее правильная и достойна уважения.
   Но на этот раз коррупционеры уже не стали поощрять Сатану бурными овациями. Они мечтали о будущей вольготной жизни, но, узнав из слов маски, что им еще придется за нее бороться, перетрусили и уже нещадно ругали себя за то, что так безрассудно доверили свои жизни и богатства вовсе незнакомым им людям.
   - Да и куда нам теперь от них деваться, если они, подлые, знают всю нашу подноготную, - сумрачно говорили Сатане их потухшие взгляды. - Нам теперь придется идти с ними уже до конца.
   Сборы в дальнюю дорогу всегда приносят с собою волнующие душу хлопоты в радостном ожидании скорой встречи с родными местами или с близкими людьми, которые, начинаясь еще задолго до назначенного дня отъезда, достигают своего наивысшего напряжения уже только в последний перед отправкою день. Но вот с ними покончено, и семья Макаровых в сопровождении смущенно улыбающихся внуков профессора устроилась на жестких полках плацкартного вагона и поехала из Москвы в сторону далекого сибирского поселка, где уже с нетерпением дожидались их приезда предупрежденные срочною телеграммою родители Оксаны
   Заранее предупрежденный генерал еще долго сопротивлялся яростному нажиму стремившегося поскорее расставить на все ключевые посты своих людей Политбюро Бреша, но, в конце концов, был вынужден написать заявление с просьбою отпустить его на заслуженный отдых. Обрадованное, что им все же удалось добить заупрямившегося генерала, окружение Бреша представило его к высокой награде, и устроило в честь его ухода на пенсию званый ужин. Учитывая огромное значение возглавляемой им организации в жизни страны, они остереглись, открыто показывать свое бурное ликование по случаю победы. А со свойственным им лицемерием выразили свое притворное сожаление об уходе на заслуженный отдых видного государственного и политического деятеля.
   - Ничего страшного, дорогие товарищи, - отвечал им в том же духе генерал, - я пока что не собираюсь уезжать из Москвы, так что в случае чего вы всегда можете рассчитывать на мою помощь и содействие.
   И при этом окидывал лицемерных притворщиков таким презрительно-насмешливым взглядом, что их, от охватываемого ими при этом беспокойства, мгновенно бросало в холодный пот.
   - Вот то-то, знает кошка, чье мясо съела, - самодовольно бурчал генерал провожающему его после ужина Михаилу. - Они у меня, родимые, все сидят вот здесь, - и в подтверждение своих слов захмелевший генерал поднял вверх сильно сжатый кулак. - Они, сволочи, все одним миром мазаны! - и в это время его и без того колючий взгляд, вдруг, переполнился такой невыносимою болью и ненавистью ко всем сегодняшним находящимся у власти лихоимцам.
   Но он быстро справился с мгновенно переполнившей его яростью, и, махнув в отчаянии рукою, уже намного тише, хотя и не без горечи, проговорил:
   - И откуда она, эта погонь, только берется на белом свете!? Но мы-то, Миша, люди сугубо деловые и не имеем право на минутные слабости и сожаления. Наша Россия, брат, жила и здравствовала еще задолго до нас, и будет еще продолжать жить и здравствовать долгие-долгие годы. И я не сомневаюсь, брат, что даже этим сволочным рвачам не удастся сбить ее с праведного пути. На то она и Россия! А мы люди слабые и грешные. Нам в этой жизни еще приходится думать и о своих детях. Кому они потом будут нужны в сегодняшней России после нашей смерти. Ох, жизнь, наша проклятущая жизнь! И как же ты вертишь и крушишь нами, бедолагами!?
   - Только вот вряд ли она сможет завертеть и закрутить этими толстокожими? - засомневался про себя поддакивающий своему шефу Михаил.
   Ему, уже хорошо знающему, какая мертвая хватка у его шефа, не хотелось в случае чего задохнуться в его удушающих объятиях.
   - Ваш уход на заслуженный отдых, товарищ генерал, сможет повлиять на наше соглашение? - осмелился он полюбопытствовать у примолкшего генерала.
   - Ни в коем случае, - сердито бросил ему недовольно нахмурившийся генерал, - наоборот, мы еще больше активизируем свою деятельность. Должен же я хоть чем-то оплачивать свои будущие длительные поездки за границу. Сам же знаешь, что на пенсии, как и в заключении, время тянется слишком медленно.
   - Оксана! - выкрикнула встретившая их на вокзале Жанна и, повиснув на шее своей родимой доченьки, расплакалась.
   - Полна, мать, угомонись, - слегка подрагивающим от волнения голосом проворчал Иван Павлович, - жива твоя дочь и, слава богу, здоровая. Лучше посмотри на наших внуков.
   Опомнившаяся Жанна оторвалась от дочери и принялась обнимать и целовать сначала радостно повизгивающую Любушку, а потом и уже почти сравнявшегося с нею ростом внука.
   - А это внуки моего бывшего учителя, - представил Виктор своему тестю Наташу и Юру, - приехали посмотреть на могилу своего дедушки.
   - Добро пожаловать в наши края, - приветливо улыбнулась Жанна и, подхватив их под руки, повела к стоящей неподалеку повозке.
   Наташа и Юра с помощью приветливо встретивших их Горячевых быстро отыскали заросшую лесною травкою могилу дедушки. Они долго молча стояли возле нее, тщательно перебирая про себя, о чем им рассказывал еще в детстве Антон, а потом по дороге и Виктор.
   - Нелегкое было тогда время, - с тяжелым вздохом проговорил и сам погрузившийся в воспоминание об уже давно канувших в вечность временах Виктор. - Но вы, его внуки, должны знать и постоянно помнить, что ваш дедушка был ни в чем невиновен, и что вы всегда можете гордиться его безукоризненно честною жизнью.
   Согласно кивнувшие в ответ головами Наташа и Юра восстановили уже почти сравнявшийся с землею могильный холмик и, поставив в его изголовье православный крест, так же молча зашагали вслед за Виктором в затерявшуюся в лесу избушку родителей его жены. Да, и что они могли сказать вслух на могиле всегда в мыслях от них такого далекого и почти незнакомого им дедушки? Какими еще словами и кому они могли высказать свои детские обиды, что росли без его ласки и любви, и что им сейчас приходиться вспоминать о нем и его жизни со слов незнакомых им, но, несомненно, близких в свое время друзей дедушки? На то она и есть такая непростая и необычайно сложная наша земная жизнь, чтобы всегда оставаться для всех нас загадкою и тщательно скрываемою от нас вечною тайною. Всего есть понемножку в нашей земной жизни. В ней наряду с неописуемым блаженством мирно уживаются людские беды, несчастья и горести, но нет в ней и, вряд ли хоть когда-нибудь будет, порою так всем нам необходимое забвение. И только потому, что наше настоящее и будущее всегда зависят и всегда находятся в тесной неразрывной связи с уже нами прожитою жизнью, которая или постоянно омрачает наше настоящее и будущее, или вдохновляет всех нас на воистину славные великие дела. До самого конца отпущенных нам судьбою дней мы будем не в силах отрешиться от своего прошлого и не сможем пренебречь своим позорным или славным прошлым при обустройстве своей дальнейшей на земле жизни. Поэтому мы всегда стараемся объяснить эту жизненную аксиому всем только что начинающим свой жизненный путь молодым людям, и постоянно учим их, как правильно налаживать и обустраивать свою личную жизнь рядом с другими окружающими нас людьми. Но, как показывает нам жизненный опыт, мы чаще всего поступаем совсем не так, как нас когда-то учили, за что и расплачиваемся в своей дальнейшей жизни горестными или стыдливыми переживаниями о том, избавиться от чего уже не в наших силах. И это еще, как говориться, полбеды, ибо намного хуже бывает с этим делом в жизни народа или целого государства, существование которых, как правило, длиться вечно, а омрачающие души людей тягостные воспоминания из века в век подталкивают их на самые, казалось бы, сумасбродные дела и поступки. Человеческое сообщество, к нашему великому сожалению, пока еще не научилось оберегать нынешнее и последующие поколения от неприятных для всех воспоминаний, а своею последующей чаще всего неразумною деятельностью она еще больше усугубляет их дальнейшее существование. И вполне возможно, что так будет продолжаться до тех пор, пока со смертью последнего на земле человека не будет навсегда утрачена всякая память обо всей нашей позорной и несуразной жизни.
   Дубец стоял у раскрытого окна и молча всматривался в залитые солнечным светом улицы Праги. Ему, бывшему подпольщику, было о чем подумать и что припоминать. Вспоминая о первых послевоенных днях, когда еще работал на дрожжевом заводе простым рабочим, он сейчас не мог принять и понять того, что творилось в последнее время на его родине.
   - И откуда только эта погонь взялась на наши уже и без того немало перетерпевшие головы!? - гневно восклицал он про себя. - И из каких это только смердящих нор они повыскакивали на белый свет!? И как же хорошо нам всем было жить в то время, когда эти черные вороны даже ночью высовывать свой нос на улицу остерегались!
   За эти пронесшиеся мимо него стремительным ураганом послевоенные годы, он уже успел побывать и секретарем райкома, и членом Центрального Комитета коммунистической партии Чехословакии, и секретарем коммунистической партии Словакии, а сейчас его уже выдвигали на должность первого секретаря компартии Чехословакии. Так что, у него не было никакого резона жаловаться на свою жизнь, и он сейчас имел полное право радоваться и ликовать за оказываемое ему высокое доверие. Но в этот тихий и морозный январский день ему было не до радости.
   - Что же могло случиться за это время с моим народом? - неустанно вопрошал он самого себя. - Что заставляет его в гневе отворачиваться от своих старых испытанных друзей и прислушиваться ко всяким нечистоплотным проходимцам? Если бы я верил в бога, то обязательно подумал, что мой народ на этот раз попутал бес.
   Он и представить сейчас себе не мог, как близок он был в своей отгадке причины недовольства взбаламученного Сатаною народа. Но он, занимая в стране высокий пост, знал немало и других причин подобного неправильного поведения простого народа. Уж кому-кому, а ему-то были доподлинно известны причины активизации в стране реакционных сил. И он сейчас находился не только в расстроенных чувствах, но и терзался в противоречивых сомнениях, не зная, соглашаться ли ему или не соглашаться в такое нелегкое для страны время на свое избрание первым секретарем коммунистической партии Чехословакии.
   - Справлюсь ли я на такой ответственной работе? - неустанно вопрошал он самого себя. - Ведь, сейчас не только в моей стране, но и даже в самой нашей коммунистической партии неспокойно. И в нее за последнее время пробралось немало всевозможной дряни.
   И он еще долго стоял в мрачном размышлении возле окошка своей квартиры, пока не принял для себя единственно правильное в его положении решение, что он не сможет ответить на доверие своих товарищей отказом, и что он обязательно примет в такой нелегкий для страны час бремя полной ответственности за судьбу народа. Он не должен отсиживаться в стороне в то время, когда такие отщепенцы, как Шинган и Словак, опираясь на местных ястребов, проводят подпольные съезды и пытаются расколоть партию.
   Внимательно следивший за развитием событий в выбранной им для эксперимента Чехословакии Сатана решил, что настала пора немного активизировать действия в ней западных разведывательных структур. С этой целью он, заменив собою поселившееся в теле помощника президента США по внешней политике лихо, созвал совместное совещание представителей всех спецслужб западного капиталистического мира.
   - Уважаемые господа, я прошу вас сегодня в самой непринужденной обстановке поговорить, что мы еще сможем сделать, чтобы внутренняя ситуация в Чехословакии и дальше развивалась в нужную нам сторону, - сумрачно проговорил устами помощника президента Сатана.
   Выступивший первым представитель секретной службы Западной германии предложил не форсировать события в Чехословакии с гласной и безоговорочной поддержкою поднимающей в этой стране свою голову реакции.
   - Мы можем поддерживать их и тайно, - проговорил представитель секретной службы Западной германии, игнорируя недовольный взгляд американца, и предложил с целью ослабления зависимости этой маленькой страны от Советского Союза выдать ей для начала крупный заем. - И нам еще не помешало бы наладить более тесную связь между чехословацкими и нашими банками на взаимовыгодных условиях.
   Американцы вообще возомнили о себе в последнее время самой непогрешимою нацией и не терпели, когда хоть кто-нибудь из иностранцев начинал учить их уму-разуму. И только поэтому недовольно скривившийся американец тут же бросился опровергать все более-менее разумные предложения немца.
   - Мы не согласны с предложениями наших немецких коллег и считаем, что наши разведчики в Чехословакии не должны уподобляться статистам по сбору необходимых для правительства сведений. Они и сами должны принимать самое активное участие в вербовке противников социализма, их скорейшей организации и направления их деятельности на борьбу с существующим режимом. Мы не можем так просто взять и отвернуться от уже сформированных нами членов клуба беспартийных и клуба бывших военнослужащих-штрафников. Мы пока не связаны с ними обязательствами, но нарушение устных договоренностей может уже навсегда оттолкнуть этих патриотов своего Отечества от нас. К тому же мы только что приступили к формированию в Чехословакии нового клуба критически мыслящих, с помощью которого рассчитываем уже в ближайшем будущем разобщить рабочее движение и дискредитировать чехословацких коммунистов. Так что же, согласно предложению немецкого коллеги, нам и это немаловажное для всех нас дело нужно, как говориться, пустить насмарку. Нет и нет, уважаемые господа, мы подобного со своей стороны не допустим! Я бы предложил своим немецким коллегам вместо того, чтобы излишне осторожничать и продолжать заигрывать с коммунистическими режимами, активизировать работу по наводнению Чехословакии специально подготовленными туристами. Пусть посмотрят чехи и словаки на респектабельных немецких бюргеров и позавидуют их жизни в свободной от коммунизма Западной германии, что, несомненно, будет способствовать их скорейшей ориентации на сытый и ухоженный Запад. Со своей стороны мы уже послали в Чехословакию более полутора тысяч под видом туристов американских антикоммунистов.
   - Опять все та же межведомственная борьба и нездоровая соперничество, - отметил в тайне от своего носителя про себя Сатана, - и мне придется сейчас их как-то примирять. Ведь, есть же, по-моему, у каждой стороны неплохие предложения и все они по-своему правы.
   - Вы уже поторопились раскручивать своего Шингана, и что из вашего подпольного съезда вышло, - с язвительностью подколол американцев представитель германских спецслужб, и те, смутившись, поспешили сменить свой тон.
   А вздохнувший с облегчением Сатана принудил помощника президента снова взять в свои руки руководство то и дело выходящего из-под его контроля международного совещания. И еще долго спорили и ругались они до хрипоты, пока, в конце концов, не решили поддержать активизировавшуюся в Чехословакии реакцию тайно. Но в то же время дать им со стороны Запада все необходимые гарантии поддержки на случай возможного их поражения. Немало было споров и разноречивых мнений и насчет уже засветившего себя Шингана.
   - Пусть он и дальше проводит работу по расколу коммунистов. А когда исчерпает свои возможности на этом поприще, то мы принудим его отказаться от партийного билета, - сказал в конце их совещания устами помощника президента Сатана, - своим гласным отказом от коммунистической идеологии он ясно покажет простым чехам и словакам, что и среди наших заклятых врагов нет согласия. А раз так, то стоит ли им и дальше связывать все свои надежды с этими навек проклятыми коммунистами и слепо поддерживаться их обанкротившихся идей.
   Не было согласия и среди собравшихся на внеочередной январский пленум членов Центрального Комитета компартии Чехословакии. Вместо ожидаемого в такой нелегкий час единства и укрепляющих в стране народную власть решений, они ничего лучшего не придумали, кроме как вместе с переизбранием заведшего страну в политический тупик прежнего секретаря взяли и разделили посты первого секретаря партии и президента страны. Подобного от них никто не ожидал. И на первых порах обе противостоящие друг дружке стороны даже немного растерялись. Но быстро схватывающий все Сатана не стал медлить и, решив обеспечить для своих сторонников инициативу, а значит и возможно скорую победу, заставил потерпевшего фиаско бывшего секретаря партии отказаться от поста президента страны.
   Не ожидал подобного поворота и избранный тем же пленумом первым секретарем компартии Дубец. И если еще до январского пленума он мог сомневаться и уверять себя, что большинство членов Центрального Комитета партии по-прежнему остаются верными своей заявленной ими раньше коммунистической убежденности, то уже сегодня у него больше этой уверенности не было. И ему, бывшему подпольщику и уже не раз смотревшему смерти прямо в глаза человеку, стало страшно, но не за себя, а за свою страну, за свой народ, за своих родных и близких. И только ради того, чтобы еще раз убедиться, что в этой своей борьбе он не одинок, и что в этом огромном мире хоть кто-то должен думать и переживать о его народе, он решил съездить в Москву. В трудные времена все живущие на земле люди обычно тянутся и надеются только на бескорыстную помощь своих друзей. И не диво, что и Дубец в эти нелегкие для себя дни вспомнил и потянулся именно к русскому народу. Ибо сейчас, когда кроме исторически обусловленных дружеских связей между его народом и русским добавилось еще и идейное единство, только в России и только в ее столице Дубец мог рассчитывать на взаимопонимание и дружеское участие.
   - Умный и непоколебимо уверен, что на земле добро всегда восторжествует над злом, то есть надо мною, - яростно заскрежетал зубами затесавшийся в толпе провожающих Сатана, - знает к кому обращаться за помощью, и черт меня подери, если он там ее не найдет. Такого не сбить с толку обещаниями обеспеченной жизни и всяческими другими благами. Он всегда будет твердо противиться моему влиянию на его народ. Я просто счастлив, что мой Горби не похож на этого болвана. Мой Горби, в отличие от этого непоколебимого в своей правоте идейного коммуниста, за медную полушку и мать родную продаст. Но что же мне теперь делать-то!?
   Опечаленный Сатана еще немного пораскинул своими изворотливыми хитроумными мозгами и, после недолгого шептания слов нечистого заклинания, громко щелкнул пальцами на левой лапе. И этот его не слышный в людской реальности щелчок с оглушительным громыханием пронесся по сатанинскому небытию, где и потревожил находящегося в бессознательном состоянии лешего Ираклия.
   - Чего изволите, мой господин и повелитель!? - вскричал немедленно объявившийся перед Сатаною пришедший в сознание леший.
   - А это ты, мой друг, - окинув лешего неласковым взглядом, недовольно буркнул сатана. - Наверное, уже думал, что навсегда избавился от меня, и что больше служить мне не будешь? Я еще не забыл, как ты тяготился службою, будучи поводырем, у непонравившегося мне офицера Государственной безопасности Советского Союза. Так вот, мой милый, я повелеваю тебе на этот раз самому стать ведомым вот у того коммуниста, - Сатана небрежным кивком головы указал ему на Дубца, - и ты уже больше не посмеешь отлучаться от него ни на одно мгновение. А я через тебя буду все о нем знать: с кем он встречается, содержание всех его разговоров и, самое главное, что он замышляет против моих земных сторонников. А свою стеклянную игрушку ты уж, пожалуйста, отдай мне. Она тебе больше уже никогда не пригодиться.
   Сатана протянул к лешему лапу и Возбит плавно опустился в его ладошку, а самого недовольно скривившегося лешего как магнитом потянуло в сторону пока еще ни о чем таком не подозревающего Дубца.
   - Вот, сучий сын, он, оказывается, не уничтожает своих негодных слуг, как я об этом думал раньше, а только временно отстраняет от дел, - выругался про себя смирившийся перед сатанинскою волею леший.
   Брешь окинул вошедшего в его кабинет ответственного работника Государственной безопасности недовольным взглядом и коротко бросил:
   - Ну, что там у тебя!? Снова не спокойно в этой несчастной Чехословакии!? Докладывай быстрее!
   Немного смущенный неласковым приемом ответственный работник раскрыл папку и ровным бесстрастным голосом прочитал Генеральному секретарю коммунистической партии последние донесения работающих в Праге агентов.
   - Читает словно пономарь, а, ведь, за этими сухими строчками рапорта изломанные человеческие судьбы, - с прежним неудовольствием отметил про себя внимательно слушающий его Брешь, - и мне, как всегда, придется одному принимать по всему этому безобразию необходимые меры. Но, почему за все, что происходит в этом мире, всегда должен отвечать только я один!? - уже совсем неожиданно для себя выкрикнул про себя вознегодовавший от подобной вопиющей несправедливости Брешь. - Или в моей стране уже не стало лучше разбирающихся в подобных делах, чем я, людей!?
   И Леонид Оттович, резким взмахом руки повелев умолкшему ответственному работнику оставить его, начал перебирать по памяти наиболее способных и компетентных для подобного деликатного поручения высших партийных работников, пока не остановился на Чернякове.
   - Стоп! - молча скомандовал он сам себе. - Вот эта кандидатура, как мне кажется, должна мне подойти. Он парень сообразительный и, как я уже успел заметить, с претензиями. Так вот, пусть немножко пообломает себе рога на этой чертовой Чехословакии. По мне было бы намного лучше не только ее не знать, но и даже никогда не слышать об этой проклятой стране.
   Брешь тут же поднял телефонную трубку и распорядился немедленно вызвать к нему товарища Чернякова.
   - Вызывали, Леонид Оттович! - прямо с порога его кабинета выкрикнул скоро объявившийся запыхавшийся Черняков.
   - Присаживайтесь, товарищ Черняков, - недовольно буркнул притворно нахмурившийся Брешь. - Мы должны срочно обсудить одно очень щекотливое дело, а пока ознакомьтесь вот с этими листочками, - сумрачно буркнул Брешь, подсовывая Чернякову листки с докладом о положении в Чехословакии.
   - Ну, и что вы думаете обо всем этом? - полюбопытствовал Брешь, когда тот, после их прочтения, отодвинул от себя листы доклада.
   - Я думаю, Леонид Оттович, если мы не поторопимся со срочными мерами, то уже через месяц или два Чехословакия может оказаться в стане наших самых заклятых врагов.
   - Полностью с вами согласен, - одобрительно буркнул в ответ Брешь, - и надеюсь, что больше уже никто в здравом уме и рассудке не станет оспаривать ваше мнение, но вопрос совсем в другом.... Как определить степень нашего вмешательства во внутренние дела Чехословакии? Надеюсь, вы понимаете, как важно в этом деле не перегнуть палку? Боюсь, что одними тайными операциями мы уже ничего не добьемся, а после нашего, как вы говорите, вмешательства, в этом затхлом стакане воды может подняться самая настоящая буря. Но мы в любом случае должны будем сделать все возможное и даже невозможное, чтобы выйти из этой передряги с наименьшим уроном.
   Черняков в ответ окинувшему его вопросительным взглядом Брешу лишь молча кивнул головою. Он подумал, что ему будет лучше воздержаться высказывать свое мнение, пока Брешь сам не начнет раскрывать перед ним карты.
   - По моим сведениям только что из Праги в Москву вылетел самолет с Дубцом на борту. Я предлагаю вам встретить его вместе со мною и выяснить в личной беседе все подробности о сложившейся ситуации, - продолжил так и не дождавшийся от Чернякова ответных слов Брешь. - Обладая полученной из первых уст достоверной информацией, вы сможете более продуктивно исполнять обязанности нашего полномочного посла в заряженной антикоммунизмом Чехословакии.
   - Благодарю за доверие, Леонид Оттович, - тихо отозвался погрустневший Черняков, - и я, пожалуй, пойду готовиться к встрече с первым секретарем коммунистической партии Чехословакии.
   - Было бы намного лучше, если бы еще и с ее президентом, - мрачно проворчал в ответ Брешь.
   - Итак, вы решили бороться за сохранение в Чехословакии социализма, - с яростью процедил сквозь зубы подслушавший все их разговоры Сатана. - Что ж, голубчики, тогда я устрою вам в ней самую настоящую войну. И вам, после своей победы, еще долго придется отмывать прилипшую к вашим так называемым святым идеям грязь.
   И Сатана, окинув ненавидящим взглядом, тускло просматривающуюся под ним землю, стремительно помчался к месту назначенного им очередного совещания специальных служб западных стран.
   - Господа! - выкрикнул он сразу же после внедрение в тело помощника президента США по внешней политике. - Настало время, когда мы нашими объединенными усилиями, наконец-то, сможем нанести этой проклятой коммунистической чуме ощутимый удар. Вам уже известно, господа, как наши американские солдаты сражаются с коммунистическою экспансией во Вьетнаме. Но их доблестная борьба, в конечном счете, способна всего лишь ограничить расползание коммунизма по всей земле, в то время как мы, ударив сейчас в самое сердце коммунистической системы, нанесем ей такую глубокую рану, от которой этим ненавистным нам коммунистам будет еще долго не оправиться. Поэтому я попрошу вас, господа, сегодня быть по-деловому краткими и, отбросив в сторону все наши еще существующие несогласованности и противоречия, полностью сосредоточиться на святой для каждого из нас борьбе с заклятыми врагами. Тем более, как мне только что стало известно, и они готовы применить в сегодняшней Чехословакии самые крайние и рискованные средства.
   - Они решаться бросить войска на безоружный народ!? В подобном случае эта коммунистическая Россия непременно будут заклеймена позором перед лицом мировой общественности! - послышались негодующие выкрики с мест.
   - Увы, господа, они не остановятся ни перед чем, - подтвердил их самые страшные опасения Сатана, - будьте готовы, в крайнем случае, пожертвовать во имя нашего свободного западного демократического мира жизнями работающих сейчас на переднем фронте борьбы с коммунизмом агентами. Но мы, господа, не должны и не имеем права сомневаться в нашей конечной победе, поэтому давайте уже сейчас начинать ковать эту во имя торжества нашей демократии по всему миру конечную победу.
   - Чехословакия - это всего лишь наш первый пробный камень крепости противостоящего нам лагеря социализма. Запустив его, мы сможем лучше понять и осмыслить для себя, в чем они сильнее, а в чем они нас слабее и какие наши удары наиболее болезненны. Вооружившись этим бесценным опытом, мы вне всякой зависимости от нашей победы в этой стычке или поражения, сможем быстро перестроиться и повести более решительную борьбу с их разрушительными для западного мира устремлениями! - с апломбом выкрикнул представитель Западной германии. - Я, господа, хочу присоединиться к словам американского коллеги и призвать вас полностью переключиться на борьбу за свободу и независимость восставшей против коммунизма свободолюбивой Чехословакии.
   Сатане не очень понравились не призывающие к немедленному объявлению войны с лицемерным коммунизмом слова немца. Но он, как прожженный прагматик и хороший аналитик, не мог не признать правоту его слов, поэтому и ограничился лишь недовольным блеском прищуренных американцем глаз и приготовился к выслушиванию еще и других возможно более неприятных высказываний. Но, слава тьме, представители спецслужб других стран не позволили себе излишней вольности.
   - Раз они готовы объявить нам в Чехословакии самую настоящую войну, то и мы не должны стесняться в выборе средств и держать свои симпатии к восставшему против коммунистического иго народу Чехословакии в тайне! - с негодованием выкрикнул представитель английских спецслужб. - Мы уже просто обязаны твердо и ясно заявить всему миру о нашей солидарности с восставшим народом и объявить о нашей безоговорочной поддержки его всеми имеющими в нашем расположении средствами.
   - Французские спецслужбы уже приступили к самой активной работе среди Чехословацкого народа, - не без хвастовства отметил выступивший представитель Франции, - мы уже заканчиваем организацию и становление созданного по нашей инициативе так называемого клуба 231. Число 231, как вы и сами можете догадаться, означает собою номер статьи, по которой коммунистические власти Чехословакии, начиная с февраля 1948 года, борются с антигосударственной деятельностью. На сегодняшний день членами этого клуба состоят уже около сорока тысяч человек. Собравшаяся в нем публика в основном состоит из уголовных и так называемых политических преступников, но бывшему фашистскому прихвостню их предводителю Бродскому можно верить в его вполне искренней нелюбви коммунистов. Но, прежде чем приступить к своей антикоммунистической деятельности, они требуют от нас твердых гарантий, что им в случае неудачи будет предоставлено в странах капиталистического Запада надежное убежище.
   - Передайте им, что об необходимых им гарантиях они услышат в очередной передаче радиостанции Свободная Европа, - коротко бросил ему Сатана.
   В ходе дальнейшего обсуждения принимаемых мер по поддержке выпестованных ими реакционеров тайные агенты отметили немалый вклад в дело демократизации Чехословакии клуба беспартийных активистов. И единогласно приняли решение рекомендовать национальному собранию Чехословакии объявить о самостоятельном, без участия коммунистов, выборе президента страны и его премьера.
   - Ибо только тогда, когда наши люди смогут полностью овладеть государственной властью, мы сможем изолировать от общества этих неугомонных коммунистов и ввести Чехословакию в свободный западный мир, - подытожил итоги их совещания немецкий представитель.
   - Но не забывайте, что наша конечная цель - полностью освободить землю от коммунистической заразы, - оставил за собою последнее слово Сатана.
   Не успевшая исправить ошибки в притуплении классового подхода к политической и экономической жизни страны, коммунистическая партия Чехословакии стремительно теряла свою руководящую роль. А поэтому была вынуждена, уступая усилившемуся на нее давлению реакционеров, отдавать им средства массовой информации. А те, тут же отменив цензурные ограничения, начали усиленно призывать обманутый их пропагандою простой народ восставать против якобы ограничивающего его свободу и стремление к обеспеченной жизни социализма. И вся эта разнузданная разглагольствование обнаглевшей от безнаказанности оголтелой реакции активно поддерживалась и пропагандировалась уже прямо завывшими от нетерпения западными средствами массовой информации. Не останавливаясь перед клеветой и откровенной ложью, они ежедневно изливали на все еще противостоящее этому потоку нестерпимо зловонной вони нынешнее правительство Чехословакии полные ушаты мерзкой клеветы и беспардонных измышлений.
   Но и внимательно отслеживающий развитие стремительно набирающих свои обороты событий в Чехословакии Советский Союз тоже не дремал и старался хоть чем-то помочь и поддержать своих теряющих изо дня в день авторитет сторонников. Так в конце февраля месяца уже и сам Брешь, прихватив с собою внушительную свиту, прилетел в Прагу для участия в торжествах по случаю победы чехословацкого народа над реакцией в 1948 году, где и организовал дружеские, а на самом деле консультативные встречи с руководителями коммунистических партий социалистического лагеря. И только успели окончиться торжества в Праге, как в соседнем Будапеште начало свою работу совещание представителей коммунистических и рабочих партий всего мира. На нем со страстной зажигательной речью о сплочении всех социалистических сил против происков мирового империализма выступил от имени Коммунистической партии Советского Союза товарищ Серебряков.
   Сатана в ответ на все их обеспокоенные событиями в Чехословакии разговоры только мстительно кривил свою страшно уродливую рожицу и злобно ухмылялся своим на этот счет нечестивым мыслям.
   - Подождите мол, дорогие мои, это еще только цветочки, а сами-то ягодки ждут вас еще впереди, - мстительно нашептывали его еле шевелящиеся губы, - вот доберется до власти мой Михаил Иудович, тогда вы и узнаете почем фунт лихо. А я к этому времени еще и хороших помощников ему подберу. Подберу из всех, что ни есть, зловредных и бессовестных. И вы тогда только диву будете даваться, недоумевая, откуда, мол, ваша святая русская земля смогла произвести на белый свет подобных чудовищ и супостатов. Попомните вы тогда у меня все, как мне перечить и выходить из моей воли. Ибо моя власть над вами всегда была и будет самою постоянною и непререкаемою. Она, как и само зло, на земле вечное. И вы, мои друзья, в конце концов, обязательно должны будете покориться моей зловредной, а для вас святой воле.
   В начале марта месяца в Софии, а в конце его в Дрездене состоялись совещания политического консультативного комитета государств участников Варшавского Договора. В их ходе состоялся обмен мнений, где чехословацким товарищам было прямо указано на развитие в их стране опасных для всего содружества тенденций. Им была предложена помощь по исправлению положения, но они от помощи отказались, пообещав, что справятся с возникшими трудностями сами. Успокоенные их заверениями участники совещания выразили уверенность, что трудящиеся Чехословакии под руководством своей коммунистической партии быстро исправят сложившееся в их стране положение. А сами втихомолку начали готовиться, как говорится, на всякий случай к возможному вводу в нее войск. Дальнейшее развитие событий в Чехословакии ясно показали всем заинтересованным в них сторонам, что отказавшиеся от помощи чехословацкие товарищи переоценили свои возможности. С каждым очередным днем все более наглевшая реакция уже начала требовать выхода страны из Варшавского Договора. А под самый конец марта месяца национальное собрание решилось на избрание президентом страны Франтишка Слободого, который, не откладывая дела в долгий ящик, принял отставку старого и поручил реакционеру Черняковскому формирование нового правительства страны. Недовольная бессилием чехословацких коммунистов переломить ситуацию в стране в пользу социализма Москва потребовала от их первого секретаря решительных действий. И тот, уже больше не думая о возможных негативных последствиях, на внеочередном пленуме ЦК партии исключил всех оппортунистов из членов и кандидатов в члены Центрального Комитета. Как и следовало ожидать, это еще больше подлило масло в огонь. Поддерживаемая Западом реакция не преминула воспользоваться допущенной ошибкою и сразу же приступила к воссозданию социал-демократических партий. В конце июня в Праге состоялось первое заседание подготовительного комитета по воссозданию обкомов и райкомов социал-демократической партии. А по всей стране пронеслись призывы за досрочные выборы в национальное собрание, в ходе которых реакция рассчитывала уже окончательно добить отчаянно сопротивляющихся коммунистов. Во всех газетах было опубликовано в форме обращения ко всем гражданам призывающее к демонстрациям, забастовкам и к бойкоту власти открытое письмо.
   Встревоженный развитием в братской стране негативных тенденций Советский Союз в свою очередь ответил решением главнокомандующего объединенными силами государств Варшавского Договора о проведении на территории Чехословакии командно-штабных учений. И с этого времени в воздухе запахло порохом, а весь мир затаился в тревожном ожидании развития дальнейших событий. Уже слишком многое было поставлено на карту, и ни одна из участвующих в этом противостоянии сторон не хотела отступать или идти на мировую. Ибо именно здесь, в самом центре Европы, в едином клубке сплелось слишком много противоречивых и ненавидящих друг дружку сил, чтобы все остальные народы могли посмотреть на события в небольшой Чехословакии сквозь пальцы. Все, что происходило сейчас в Чехословакии, затрагивало интересы народов всего мира, и лично касалась каждого живущего на земле человека. Ядерное оружие - это вам не каменный топор, не булатный меч, и не автомат Калашникова, оно найдет и достанет любого, даже из самого, казалось бы, надежного укрытия. Обеспокоенное с каждым часом ухудшающейся обстановкою в Чехословакии руководство Советского Союза предложило руководителям чехословацкой компартии встретиться, но те отказались и даже не соизволили приехать в Варшаву на совещание руководства социалистических стран. Участники совещания в посланном чехословацким товарищам письме предупреждали, что наступление реакции в их стране угрожает столкнуть ее с пути социализма и подвергает угрозе интересы всей социалистической системы. И что страны лагеря социализма не могут согласиться с существующим на сегодняшний день положением внутри и вокруг Чехословакии. Но закрученные и взвинченные до предела Сатаною западные спецслужбы и внутренняя реакция в самой Чехословакии уже не могли остановиться и хотя бы немножко подумать, а к чему же их всех может привести упорное желание ликвидировать в этой ничего не значащей в масштабах всего мира стране социализм. И только один Сатана со злорадною ухмылкою все усложнял и делал все от него зависящее, чтобы еще больше запутать их и без того непростые взаимоотношения. Поэтому ведущие себя до этого времени более-менее пристойно средства массовой информации, вдруг, словно наевшись белены, взбесились и начали обильно поливать друг дружку самыми, что ни есть, злобными грязными измышлениями. Упиваясь редко выпадающей им возможностью посоревноваться в изощренном умении выдавать желаемое за действительное, они даже и не заметили, как начали возвеличивать во сто крат самые незначительные происшествия и случайные оговорки. И скоро до того забылись в своем лицемерном словоблудии, что и вовсе позабыли, для чего они предназначены и кому они призваны служить. Захлебываясь словами, и, истощая из себя, на простого обывателя ничем не прикрытую злобную ярость, они вообще утратили всякое приличие и стали вызывать у этого простого обывателя к себе только одно презрительное отвращение. И в такой вот взрывоопасной обстановке проходивший в Москве июльский пленум партии принял еще одно заявление к коммунистической партии Чехословакии с требованием дать решительный отпор поднявшим голову в стране реваншистам. Это уже было ее последним предупреждением, и весь мир затаился в тревоге, ожидая дальнейшего развертывания опасных для его спокойствия событий.
   В то время, когда противостоящие стороны обмениваются заявлениями и высокопарными трескучими фразами, разведывательные службы, работая на пределе своих сил и возможностей, старательно добывали для своих правительств самую достоверную информацию о намерениях противостоящих сторон. Заинтересованные в том или ином развитии происходящих в Чехословакии событий страны представляется нам как бы вершиною айсберга, на которую работают десятки, сотни и тысячи людей из спецслужб. Секретные агенты старательно изучают и анализируют складывающуюся внутри и вокруг Чехословакии обстановку и, пытаясь предугадать или добыть информацию о возможных действиях противника, вырабатывают для своего айсберга необходимые рекомендации и линию его поведения в той или иной ситуации. И вполне понятно, что оказавшееся в щекотливом положении правительство Советского Союза не могло обойтись без опыта и знаний отставного генерала.
   - Давненько я здесь не бывал, - не без сожаления буркнул генерал, входя в знакомое здание своего бывшего управления, но слишком долго засидеться в кабинете ему не позволили дела.
   Ознакомившись со всеми касающимися сегодняшних событий в Чехословакии материалами, он сразу же улетел в Прагу. И вот сегодня выделенная ему посольством машина стремительно мчала его к месту секретной встречи с действующим эмиссаром советской разведки.
   Согласно легенде Франтишек, а по-русски Коля, сидел в это время возле окошка спрятавшегося в тенистом саду уютного домика и задумчиво всматривался в голубеющие в кронах деревьях лазоревые небеса. И ему было о чем задуматься и что вспоминать. Незадолго до памятной встречи с Саней Лобовым, ему предложили поступить на заочное отделение высшей школы КГБ, а после ее окончания направили служить в заграничный отдел. И уже только находясь в самой гуще заклятых врагов Советской власти, он многое для себя понял и заставил себя смириться с тем, что творилось в то время в России с его непосредственным участием. Да, и к чему ему сейчас думать и переживать о прошлом, если правильность в то время политики Советского власти наглядно подтверждают сегодняшние события в Чехословакии. Ему сейчас и подумать было страшно, что было бы с сегодняшней Россией, если бы тогда в ней взяли власть нынешние чехословацкие проходимцы и прохвосты. И он уже не то, чтобы гордился своею прежнею службою, но больше не стеснялся и не думал о ней, как о потерянных днях своей молодости. Тем более что поневоле выработанная им тогда болезненная подозрительность и доведенная до автоматизма привычка выискивать за внешне безобидными словами скрытый смысл, помогали ему в его нынешней благородной деятельности на благо своей Отчизны. Ибо только благодаря этой его болезненной подозрительности и разумной осмотрительности, он и достиг своего высокого сегодняшнего положения. За последнее ответственное задание, где он, как говориться, ходил по лезвию бритвы и остался цел, ему досрочно присвоили звание полковника, и послали руководить советскими разведчиками в эту ополоумевшую от избытка безрассудных страстей и неуемных желаний Чехословакию. И вот сейчас он, пристально вглядываясь в ослепительно сияющие голубые небеса, видел в них улыбающееся лицо своего бывшего дружка по офицерским курсам Сани Лобова.
   - Эх, Саня, Саня, и как же жестоко поступила с тобою наша немилосердная судьба, - еле слышно прошептали его губы, а мысли, помимо его воли, галопом понеслись в те бывшие когда-то в России непростые и невероятно сложные времена.
   По созвучному его сегодняшнему настроению небу тут же поплыли, дразня его, и маня своими кучерявыми завитушками куда-то в даль, облака. Парящими в небесах сказочными каравеллами представлялись они для не сводящего с них глаз Николая. Изредка окидывая хмуро встречающую их землю презрительными взглядами, облака горделиво и величественно пыжились кучерявыми завитушками, словно и на самом деле осознавая свою особую в этом мире роль и значимость. А с головою погрузившийся в воспоминания Николай только молча соскальзывал с одной пышущей во все стороны молочно-сероватою взвесью жирной туши на другую, пока по мере его погружения в те далекие времена, все это время подтаивающие нижние части облаков не начали темнеть. Потихонечку опускаясь под тяжестью все больше увеличивающегося нижнего слоя, они с каждым очередным мгновением становились по отношению с неприязнью встречающей их земле все ниже и ниже. А когда потемневшие облака опустились до опасного для земли предела, то к ним навстречу поднялся тихий зашелестевший ветками стоящих напротив окошка домика в ряд вишен и слив задиристый ветерок. Опускающиеся все ниже облака заставляли отгоняющий их от земли ветер все время усиливаться, и, вскоре, задувшие на Николая резкие порывы ветра вернули его к неприглядной действительности. Очнувшийся полковник недовольно поморщиться, и поторопился уйти в соседнюю комнату. Время, как говориться, неумолимо, а ему еще надо было подготовиться к приезду высокого начальства.
   Генералу некогда было любоваться небесами, но и ему тоже было о чем подумать и что вспоминать. Ему, одному из самых состоятельных людей России, было глубоко плевать на все эти сегодняшние противостояния и разборки. Как хорошо осведомленный человек о непомерной алчности и продажности всех без исключения стоящих на вершине власти с той и с другой стороны людей, он уже давно с горечью подтрунивал над лицемерно зазвучавшими в последнее время со всех средств массовой информации призывами к непонятно какому патриотизму. Но разве можно было в одночасье избавиться от всего, что было вбито в него годами!? Прослышав о злонамеренных кознях западных спецслужб в Чехословакии, генерал уже прямо затрясся от охватившего его негодования. И ему так захотелось поучаствовать в этой драчке и показать своим уже, по его непоколебимой уверенности, вконец обнаглевшим противникам кузькину мать, что если бы его не призвали на помощь власти, то он уже и сам стал бы проситься у них предоставить ему подобную возможность.
   - И чего только не вытворяют эти гады с русскими людьми!? - не удержавшись, выругался вслух генерал, но, встретившись с понимающим взглядом водителя, недовольно поморщился и поспешил отвернуться в сторону.
   Да, и откуда было знать выделенному в его полное распоряжение из расквартированных в Чехословакии советских частей молодому водителю, что он ругает не происки Запада, а свое же кремлевское руководство, со стороны которого в последнее время и расползалась по всему Советскому Союзу ужасно смердящая мерзостная грязь. А то, что московский кремль начал потихонечку превращаться в помойку, генерал ощутил сразу же после смерти Великого Сталина.
   - С приходом на секретарство этого полудохлого клоуна Хряща, - уточнил про себя генерал и уже безо всякого притворства тяжело вздохнул. - Эх, если бы был жив еще наш вождь, то разве эта мразь осмелилась хотя бы с неудовольствием посмотреть в нашу сторону! Нет! Не посмела бы! А раз так, то теперь уж мне самому придется заступаться за честь и достоинство нашей родной Советской власти. И не беда, что она у нас уже давно не советская, но это наши тревоги и заботы, а не их поганое дело указывать, как нам следует жить. Пока я жив, ни одна иноземная дворняжка не посмеет без тяжелых для себя последствий облаять мою Россию, - еле слышно прошептал генерал вслух уже на подъезде к нужному ему дому, - а после моей смерти, пусть она поищет себе других достойных защитников.
   Генерал вышел из машины и, обменявшись со встречающим его Николаем крепким рукопожатием, вошел внутрь дома.
   - Здесь мы уже можем разговаривать безо всякой опаски, товарищ генерал, - тихо проговорил Николай, когда они вошли в комнату с плотно закрытыми ставнями.
   - Тогда доложите мне, полковник, что же, черт меня подери, происходит в этой жалкой стране? - нетерпеливо потребовал генерал, и с нескрываемым интересом вслушался в негромкие слова доклада Николая о последних событиях в Чехословакии.
   - Если я понял вас правильно, то эти злыдни решили всеми правдами и неправдами представить нас простым чехам и словакам наглыми оккупантами и, вообще, плохими мальчиками? - задумчиво буркнул вслух выслушавший доклад генерал и, озарившийся только что пришедшей в его голову стоящей мыслью, озадаченно хлопнул себя по лбу. - А не попробовать ли нам, полковник, сыграть им назло в хороших мальчиков? Подобного сюрприза от нас они уж точно не ожидают. Отыщите мне подходящий для такого дела случайный случай, и я немедленно отдам все необходимые распоряжения. Вот будет смеху-то, когда все их лакейские СМИ разнесут по всему миру, как советские оккупанты спасают от неминуемой беды этих ненавидящих их чехов или словаков, что же они тогда смогут ответить нам в ответ?
   - Я понял вас, товарищ генерал, - по-военному кратко ответил сразу же уловивший ценность предложения опытного в подобных делах генерала Николай.
   - Да, кстати, не забудьте пристроить где-нибудь поблизости моего водителя, - остановил уже намерившего выйти Николая генерал, - я пока остановлюсь у вас и буду с нетерпением дожидаться этого подходящего нам случайного случая.
   - Как прикажете, товарищ генерал, - согласно буркнул остановившийся в дверях Николай и поспешил передать своей агентурной сети распоряжения генерала.
   А сладко потянувшийся генерал прилег на стоящую возле стены кушетку и скоро забылся в глубоком сне. И всю последующую ночь ему снилась укрытая морозным инеем русская березовая роща, а в его слегка шевелящиеся при дыхании ноздри всю ночь бил ни с чем не сравнимый запах свежеиспеченного хлебушка. Очнулся он сразу же после негромкого оклика потревожившего его Николая и, нетерпеливо выслушав его краткое сообщение, тут же распорядился организовать как бы случайную помощь попавшим в беду чехословацким гражданам.
   - Неплохая работа, полковник, - одобрительно буркнул он, когда все, что полагалась делать в подобном случае, было сделано, и я не сомневаюсь, что благодарная Родина обязательно должна будут отметить ваши перед нею заслуги. А заодно не подскажете мне фамилию подстроившего нам такой удачный случайный случай капитана?
   - Родина, как говориться, со временем нам все припомнит, - грустно отшутился в ответ Николай, - а этого капитана зовут Борис Сисин.
   - Но, почему так мрачно, полковник? Вы же только что проделали отличную работу. Или вам чем-то не по нраву этот заслуживший поощрение капитан? - удивился окинувший Николая любопытствующим взглядом генерал, и сам же предположил вслух. - Этот капитан из числа нынешних имеющих в Советском Союзе родственников с волосатыми руками блатников?
   - И среди них тоже иногда попадаются русские люди, - уклончиво ответил смутившийся Николай, - но этот....Да я всем своим нутром чувствую, что он не наш человек!
   - Чувства-то, братец, к личному делу не пришиваются, - не без сожаления буркнул генерал и уехал на вызванной ему Николаем машине.
   - Сегодня возвращающиеся с командно-штабных учений советские воины помогли мирным чехословацким гражданам спасти зависший над пропастью башенный кран стоимостью больше одного миллиона крон. Чехи горячо благодарят за помощь отличившихся советских офицеров и солдат, - услышал в машине генерал слова рассказывающего о последних событиях диктора и горько ухмыльнулся им в ответ. Он не сомневался, что об истинных спасителях этого башенного крана еще долго никто не узнает.
   - И среди блатников иногда встречаются русские люди, - повторил генерал про себя слова полковника и подумал, а будут ли его рожденные от жены еврейки дети русскими людьми. - Вряд ли, - после недолгих размышлений вынужден был признаться самому себе генерал, - их отдаляют от моей России и чужеземная кровь моей жены, а главное, заработанные нечестным путем мои деньги. Истинную правду приговаривают умные люди, что русский человек не может быть в одно и тоже время и богатым и счастливым. В своем подавляющем большинстве русские люди не так жаждут для себя богатой обеспеченной жизни, как поисками в ней глубокого смысла, который и поможет им со временем обязательно сделать всех живущих на земле людей счастливыми. И это уже, как говориться, наш извечный крест и наше истинное божье наказание. Я сам виноват в том, что рощу и пестую для своей Отчизны совершенно чуждых ей и мне самому по духу детей. Эх, жизнь, наша жизнь, и что же ты только вытворяешь со всеми нами. Мучимся мы и терзаемся сомнениями, бьемся в течение тебя как рыба об лед, но, все равно, в конце концов, оказывается, что все наши потуги были напрасными, и мы прожили тебя, как говориться, впустую.
   Удачно вписавшееся в собачий лай и в нестерпимый галдеж спущенных с поводков западных средств массовой информации так вовремя подвернувшееся доброе дело советских воинов немного остудило головы завравшихся в освещении чехословацких событий журналистов. К тому же оно еще и немало посодействовало в подготовке встречи в восточной Словении руководства Советского Союза с президиумом компартии Чехословакии.
   - Вы всем нам еще раз доказали, что старый конь борозды не портит, - высказал генералу свое удовлетворение сменивший его на посту немного смущенный его успехом ставленник Бреша.
   - Однако, милейший, без помощи молодых и сильных старый конь глубоко пахать не может, - напомнил генерал своему сменщику, что в этом деле ему помогали и другие люди.
   - Мы не забыли и про них, - ответил лукаво ухмыльнувшийся сменщик, - ваш протеже уже получил генеральские погоны, а отличившийся капитан, как вы и просили, получил именные часы.
   - Он не мой протеже, - возразил не согласный с ним генерал, - я всегда стараюсь достойно вознаграждать отличившихся на службе людей, а этот новоиспеченный генерал дело свое знает и работает не просто, как говорится, нашармачка, а с творческой инициативою.
   - Я всегда лично сам подбираю кадры на такую ответственную работу, - решил записать этого, как он только что думал, выскочку в свои заслуги польщенный похвалою его подчиненных начальник управления.
   - Вот теперь-то уж я действительно помог этому так мне понравившемуся полковнику, - отметил про себя вполне удовлетворенный разговором генерал. - Этих генералов у нас в России, как говориться, хоть пруд пруди. Но этот полковник уже будет для этого недоумка не чужим, а своим выдвиженцем. Теперь он уже и сам никому не позволит, чтобы моего генерала отталкивали в сторону или быстро позабыли о нем в какой-нибудь глухомани. Этот добившейся моей должности при помощи волосатых рук недоумок сейчас уже будет держать моего генерала у всех на виду, и хвастаться им как своею личною находкою.
   Встреча в восточной Словении, потихонечку перебравшись в Братиславу, переросла в совещание коммунистических и рабочих партий стран лагеря социализма. Выработанные на нем рекомендации, вне всякого сомнения, помогли бы чехословацким товарищам преодолеть кризис, если бы они были в силах их исполнить. Но их силы к этому времени уже почти полностью истощились, а противостоящая им реакция с каждым очередным днем становилась все сильнее и уже даже осмеливалась ставить вопрос о сохранении в их стране социализма вообще. Выслушавший доклад о сегодняшнем положении в Чехословакии Брешь еле сдерживал в себе прорывающийся из глубины его души животный страх. Он боялся, как огня, что разгоревшийся в ней пожар может перекинуться и на другие социалистические страны, а он и его окружение не могли придумать ничего действенного, что помогло бы успешно справиться с этим, порою казавшемуся ему, просто неугасимым пламенем. К тому же время, когда он еще мог маневрировать и, в конце концов, сдать эту возмущающую его покой мятежную страну на волю Сатане и мирового империализма, было упущено. Науськанные слишком усердным его окружением средства массовой агитации уже подняли вокруг Чехословакии такой несносный вой, что уже поголовно весь Советский народ был возмущен наглыми происками мирового империализма и переполнился неодолимым желанием отстоять социализм в Чехословакии. Другой на его месте радовался бы такой широкой поддержке необходимых для усмирения мятежной Чехословакии мер, а Бреша она почему-то пугала.
   - Кто может знать заранее, что придет им в голову уже завтра? - с тревогою думал Леонид Оттович в редкие минуты уединения от постоянно требовавших к себе внимания срочных государственных дел. - Сегодня они согласны умирать ради защиты социализма, а уже завтра могут потребовать от нас, что-то совсем другое. Россия - это страна вечных парадоксов, и вряд ли я, хоть когда-нибудь, смогу понять их правильное на сегодняшний день разрешение.
   Но народ требовал, а уже почувствовавшая запах пушечной гари и тошнотворного запаха от льющейся человеческой крови армия подстегивала, и решившийся Брешь по рекомендации своего ближайшего окружения послал противоборствующим сторонам в Чехословакии последние предупреждения. Но уже ясно ощущающие для себя льющийся на них со стороны Запада благодатный долларовый дождик чехословацкие реформаторы не вняли голосу рассудка. И опечаленному Брешу поневоле пришлось отдать приказ о вводе в Чехословакию объединенные войска стран Варшавского Договора, что и было сделано в ночь с 20 на 21 августа 1968 года.
   И вот оно произошло. Наконец-то, случилось то, чего так долго дожидался весь мир и все надеялся, что этого не случиться. Еще только вчера на всех заводах и фабриках в Чехословакии раздавались листовки с призывами отрешить коммунистов от власти, задерживать их активистов и физически уничтожать.
   - Не надо щадить их жалкие жизни! - захлебываясь в алчном предвкушении скорой для них лакомой кровушки, вопили напечатанные в листовках сатанинские слова. - Сколько можно им топтать нашу священную землю своими погаными ногами!
   И вот уже сегодня по дорогам Чехословакии загрохотали танки и забегали по городам и поселкам вооруженные автоматами солдаты. В общем, свершилось то, что и нужно было изначально задумавшему для Чехословакии подобный финал Сатане. Ибо только князь тьмы единственный всегда выигрывал и выигрывает сейчас в любом случае и при любой развязке своей очередной нечестивой задумки.
   Вздрогнувшие от неожиданности происшедшего немного растерявшиеся страны Запада во главе с США громко завопили о незаконной оккупации, но вторгшиеся на чешские и словацкие земли войска уже просто так оттуда выйти не могли. И только одно понимание этой непреложной истины, пока еще сдерживала горячившиеся головы. А весь остальной затаившийся в ужасе мир с нетерпением поджидал дальнейшего разворачивания угрожающих ему в лучшем случае неисчислимыми бедствиями событий. Утром ТАСС объявил всему миру успокаивающую весть о том, что войска Варшавского Договора успешно завершили ночную операцию по вводу войск в Чехословакию в полном соответствии с существующими договоренностями и обязательствами, а также исходя из принципов дружбы и сотрудничества между ставшими на путь социалистического строительства народами. И все понявший несколько обескураженный и даже немного разочарованный в своих ожиданиях остальной мир снова возвратился к своим, как обычно, мелким и ничтожным делам. Его существованию больше уже ничто не угрожало, и он мог позволить себе немного расслабиться. Зато обиженная и расстроенная непонятным для нее молчанием предавшего ее Запада внутренняя чехословацкая реакция в отместку за свое безоговорочное поражение тут же принялась устраивать загубившим все ее мечты на уже скорую привольную жизнь оккупировавшим Чехословакию войскам осложняющие им жизнь всякого рода провокации.
   Не спавший всю ночь старшина Андреев пристально вглядывался в бегущую ему навстречу узкую ленту шоссейной дороги, а его отяжелевшие веки так и норовили сомкнуться на его глазах.
   - Юра, давай я подменю тебя на время! - окликнул заметивший его состояние офицер.
   Согласно кивнув в ответ головою, старшина уступил место за рычагами танка пробравшемуся к нему офицеру. А сам, удобно устроившись в углу башни, тут же погрузился в крепкий беспробудный сон, который и перенес его из неблизкой к его родным местам Чехословакии в дом, где сейчас жили в ожидании его возвращения из армии домой папа и мама.
   - Сыночек, ты вернулся! - радостно вскрикнула копошившаяся на кухне его матушка и повисла у него на шее.
   - Угомонись, мать, - добродушно буркнул выскочивший на крик матери из спальни отец. - С возвращением тебя, сын.... Как видишь у нас тоже все в порядке.... Вот обрадуется наша невестушка твоему возвращению....
   - Невестушка! - с удивлением вскрикнул про себя пораженный словами отца Юра. - Как же он узнал о Настеньке! Не могла же она сама выдать ему нашу самую страшную тайну!?
   - Люди!! - услышал сквозь сон последний в своей жизни крик офицера старшина, прежде чем сковал его уже намного страшнее и крепче ночного мертвый сон.
   Николай успел вовремя прибыть на место трагедии, и приступить к опросу свидетелей. Насмерть перепуганные женщины и дети заговорили о том, что они хотели всего лишь остановить советские танки и ни в коем случае не желали смерти этим пока еще ни в чем перед ними не провинившимся танкистам. Но к этому времени уже успевшему осмотреть прилегающую местность, Николаю было ясно, что те, кто расставлял здесь на дороге женщин и детей, как раз и хотели, чтобы на этом месте пролилась человеческая кровь. И им, в чем он тоже не сомневался, было, все равно, чья именно здесь прольется кровушка: советских танкистов или этих обманутых ими женщин и детей.
   - Что же это за выродки противостоят нам в этой не объявленной войне!? - воскликнул про себя возмущенный так нежданно обнажившейся перед ним во всем своем уродстве правдою о борющейся как бы за свободу своего народа чехословацкой реакции Николай. - Да им, сволочам, было бы даже намного лучше, если бы наши танки переехали через этих выставленных ими на погибель женщин и детей! Вот завыли бы они тогда на весь мир от радости, что поймали русских людей на кровожадности и зверстве! Нет уж, господа, теперь-то весь мир узнает о вашем человеконенавистничестве, и о героическом самопожертвованию этих простых русских парней!
   И он, связавшись с генералом, рассказал ему о только что случившейся трагедии. А тот сделал все от него зависящее, чтобы уже днем слава о героических советских танкистах прогремела по всему миру. Заставляя участливые к чужому горю людские сердца содрогаться от жалости и одновременно возрождаться уверенностью, что на земле не все так плохо, если она еще способно рожать и воспитывать таких людей, как эти решившие умереть сами, но не губить невинных, советские танкисты.
   Однако внутренняя чехословацкая реакция не ограничилась одними только провокациями и попытками обозлить местное население против входящих в страну войск Варшавского Договора. Они начали призывать население к всеобщей забастовке и выставлять перед заводами и фабриками пикеты, которые не должны были допускать к работе рабочих и служащих. Не забывали они и об верных социализму гражданах, тщательно вырисовывая на дверях их домов и квартир красные кресты. Однако, после ввода войск Варшавского Договора, перевес сил уже стал явно на стороне сотрудничества и социализма. И только поэтому внимательно отслеживающий развитие событий в стране президент Франтишек Свободный выступил с обращением к населению и призвал народ к рассудительности и спокойствию, чтобы не допустить необдуманных действий, а сам согласился на советско-чехословацкие переговоры на высшем уровне. В ходе их обе стороны решили, что войска соседних стран не станут вмешиваться во внутренние дела Чехословакии, и что они будут выводиться из страны по мере нормализации в ней внутреннего положения.
   Получил свое назначение по охране воздушного пространства социалистической Чехословакии и написавший рапорт командованию с просьбою послать его на передний край борьбы с мировым империализмом старший лейтенант Смирнов Петр. Он и летал сейчас над притихшими городами и селами Чехии и Словакии, и, с удовольствием вслушиваясь в эфирную разноголосицу, только победно улыбался в ответ на сообщения о триумфальном шествии вводимых в Чехословакию войск.
   - Мол, знай наших советских воинов! - тихо восклицал он про себя. - И мы тоже не лыком шиты, раз умеем не хуже своих отцов защищать свое свободное и независимое социалистическое Отечество!
   И пока что, может быть и излишне нескромные, его слова полностью согласовывались с происходящим под ним на земле.
   Состоявшийся в конце августа пленум ЦК компартии Чехословакии одобрил итоги советско-чехословацких переговоров и принял постановление по кадровому изменению в руководящих партийных органах. А в конце октября уже был подписан и ратифицирован советско-чехословацкий договор, который окончательно поставил жирную точку под крушением всех сатанинских замыслов в этой стране, но не окончательную. Пока в нашем мире реально существуют Сатана и объединенные ненавистью к социализму страны так называемого Запада, до тех пор и будет существовать от них угроза России и свободолюбивому русскому народу. Но прямо сейчас эти извечные и самые непримиримые враги России на время затаились и, анализируя итоги только что окончившейся схватки с Россией за Чехословакию, втихомолку строили еще более изощренные планы по отношению пока еще сильного и могучего Советского Союза на будущее.
   Не анализировали итоги сравнительно легко доставшейся им победы над мятежной Чехословакией и не делали для себя необходимых выводов на будущее лишь сразу же успокоившийся Брешь и его в своих повседневных делах и интересах слишком далекое от подобных проблем окружение. А между тем все те же симптомы болезни, которая и привела к так называемому чехословацкому мятежу, начали глубоко укореняться в повседневную жизнь самой России. Коррумпированность и почти поголовная продажность советских чиновников уже начала потихонечку воздействовать в негативном плане на рабочую и крестьянскую среду, вызывая у простых советских людей апатию и неприсущее им до этого времени преступное равнодушие к итогам своего труда. Что в свою очередь бросало их в пьянство, в воровство и в неуемное желание самых активных в этой жизни людей любыми способами отвертеться от обязательного общественно-полезного труда. Так с попустительства, а зачастую под непосредственно разлагающе действующим партийно-государственных властей в Советском Союзе и начала активно формироваться прослойка так называемых умных людей, которые в своей деятельности стремились делать для страны, как можно меньше, а получать за свою, мягко говоря, некачественную работу, как можно больше. Но делать это, без дачи взяток непосредственному начальству и последующих с их разрешения приписок, было просто невозможно. Поэтому к числу подобных счастливчиков могли приписать себя, конечно же, не все простые граждане Советского Союза, а только те, у кого, в отличие от всех остальных советских людей, имелись влиятельные друзья или постоянно тянувшие их вверх так называемые мохнатые руки. И уже не труд, а так называемый блат и знакомство с влиятельными людьми стали определяющими необходимыми условиями при выдвижении человека на вышестоящую должность. И это уже было самой твердой гарантией, что в скором будущем к управлению страною непременно придут некомпетентные и беспринципные люди, и что они обязательно приведут отданную им на растерзание страну к упадку и к деградации всех ее жителей. Но, сейчас, она, крепко спаянная объединяющей всех советских людей коммунистической идеей, и основанная на сооруженном предыдущим поколением прочном фундаменте, гордо и величественно несла по всему миру свои всепобеждающие символы: красный флаг и обрамленная ржаными колосьями перекрестие молота и серпа.
   Антон и Валя жили тихо и покойно ни во что, без особой на то надобности, не вмешиваясь и ни чем, особо не интересуясь, кроме воспитания своего младшего сына, который к этому времени уже оканчивал среднюю школу и, к явному их неодобрению, тоже готовился упорхнуть из родительского дома. Но его в отличие от Алешки потянуло не в Москву, как на это надеялись уже смирившиеся с его отъездом родители, а в город Ленинград. Немного поворчав по этому поводу, Антон с Валею связались со своими знакомыми и, договорившись с ними, что они приютят их сына у себя на время вступительных экзаменов в институт, начали собирать своего Антошу в дорогу. Однако родной город его отца встретил Антошу не очень-то доброжелательно, и он, не пройдя в институт по конкурсу, вынужден был записаться в первое попавшееся ему под руки ПТУ, а на следующий год его предупредили о призыве на срочную службу в Советскую Армию.
   Заполучив место второго секретаря крайкома партии, Горби не смог успокоиться тем, что имел, а снова завертелся, как юла, в поисках нужных ему людей. Ему уже и самому захотелось стать полновластным хозяином одного из регионов необъятной России. А то, что ему когда-то придется и самому рассчитываться за сегодняшнюю помощь и содействие влиятельных людей, его пока не беспокоило. Ибо таковой, по его непоколебимой уверенности, была сегодняшняя жизнь, согласно требованиям которой: или ты сам подсиживаешь кого-нибудь и съедаешь, или другие съедают тебя самого.
   - В нынешней жизни на одном только благородстве и этой дурацкой честности многого не достигнешь, - с едким смешком приговаривал он перед тем, как снова бросаться во все тяжкие по обеспечению себе лучшего будущего.
   Не спускающий с него глаз Сатана только злорадно ухмылялся в ответ на совершаемые им с неизменной участливо-сладенькою ухмылкою маленькие пакости и подлости и не уставал поздравлять себя с неплохим воспитанием своего приемыша. Сатана и на этот раз не собирался оставлять его без своей помощи и поддержки, а поэтому сделал все от него зависящее, чтобы так необходимое его крестнику место первого секретаря скоро освободилось не где-нибудь, а в его же собственном Краснодарском крае. Горби уже, чуть ли, не вывернулся наизнанку, но добился, чтобы это место досталось именно ему. И вот, сейчас, после только что окончившейся партийной конференции, он принимал поздравления от угодливо улыбающихся подхалимов и рассчитывающих на будущее с ним сотрудничество влиятельных друзей.
   - С таким первым секретарем мы поднимем наш любимый край на доселе небывалую высоту! - выкрикивали здравницы в его честь подхалимы, а Горби им в ответ только смущенно улыбался многообещающей ухмылкою.
   - И наши люди станут еще более зажиточными! - вторили им, пока ничего не знающие о своем первом секретаре ответственные партийные работники.
   Поддержанный силами Зла и Тьмы Михаил Иудович уверенно входил на новую и пока еще им неизведанную стезю одного из руководителей могущественного государства. А в это самое время младший сын обладающего уникальной душою Козлова Антона вместе со своими товарищами входил в районный военкомат для определения своей будущей службы в рядах Советской Армии.
   - Будете служить на одном из подводных кораблей военно-морского флота, - добродушно буркнул военный комиссар. - Поздравляю вас, будущие краснофлотцы, и желаю вам успехов в такой нужной для нашей страны службе.
   Но, как выяснилось впоследствии, и на этот раз Антоше не повезло. Ибо ему, как сыну все еще числившегося в списках врагов Советской власти своего отца, не доверялось проходить срочную службу в привилегированных войсках. И так как сказать ему об этом прямо в глаза военком не имел права, то ему объяснили, что в связи с нехваткою призывников со средним образованием его направляют в сержантскую школу. Самому Антоше было не так важно, где он будет служить, а поэтому он, не став доискиваться до истинных причин его перевода из подводников в танковые войска, побежал к поджидающим его друзьям поделиться только что узнанной им о себе новостью. И те, тоже не задумываясь ни о чем таком другом, начали вполне искренне поздравлять Антона с таким, по их мнению, удачным началом его срочной службы.
   Так в разных местах советской страны два совершенно разных по характеру и по своему предназначению в жизни человека вступали в очередной этап своей жизни и принимали поздравления по случаю удачного их начала. Они пока еще совершенно не подозревали об обязательной в будущем их непримиримой борьбе между тем, что несли они оба в себе в этот любящий подобные жизненные парадоксы земной мир, а поэтому сейчас только радовались подвернувшейся им жизненной удаче и спешили поскорее вступить на еще неизведанную ими в своей жизни стезю. И каждый из них, отстаивая в этой жизни свою точку зрения на нее, не собирался от нее отказываться просто так - без борьбы.
  
   Октябрь 2002 года.
  
  
  

Глава вторая.
СЕКРЕТАРЬ КОМИТЕТА КОМСОМОЛА.

   Человеческая жизнь на земле никогда не бывает для проживающих ее людей такой простой и понятной, чтобы ее можно было прожить, как говорится, без сучка и задоринки.
   - Жизнь прожить - не поле перейти, - утверждают умудренные опытом долгой жизни старики.
   И они в этом своем утверждении, как в этом мы и сами со временем убеждаемся, не только совершенно искренни, но и правы.
   Земная человеческая жизнь, которая дается только что нарождающимся младенцам как бы в качестве бесценного дара высшею силою, или просто навязывается ему, не позволяя ему ни малейшей возможности засомневаться в необходимости этого бесценного дара, а тем более от него отказаться. Хочешь, не хочешь, а принимай свой бесценный дар и вступай на, как правило, не слишком благоприятствующий на земле человеку жизненный путь. Так с первого же дня своего рождения на этот белый свет человек и учится преодолению то и дело сваливающихся на него неблагоприятных жизненных обстоятельств, и обходить все писаные и неписаные предписания нашей невероятно сложной жизни. В нашей жизни, кроме неизбежных естественного происхождения сложностей, есть еще и немало уже созданных самими людьми трудностей, которые приносят в жизни человеку больше всего неприятностей и чаще всего вызывают в нем нежелание и дальше проживать этот подаренный ему неизвестно кем и зачем бесценный дар. Однако младшего сына Козлова Антона эти неизбежные в жизни каждого человека обстоятельства пока еще не очень-то волновали и тревожили. И он, отслужив полагающие ему два года срочной службы, демобилизовался. А потом устроился на службу в органы Министерства Внутренних Дел с надеждою, что скоро он сможет разрешить для себя вопрос с поступлением в высшее учебное заведение.
   Эти два долгие годы не прошли впустую и для крестника Сатаны Горби Михаила Иудовича. За это время он уже успел не только полностью освоиться на своем новом высоком посту, но и добиться избрания в Центральный Комитет партии. То есть сумел ухватиться именно за ту веревочку, которая со временем и могла вытянуть его непосредственно в высшее руководство Советского Союза. Аппетит приходит во время еды - утверждает народная мудрость, и слепо следовавший ей в своей жизни Михаил Иудович уже прикидывал про себя возможности своего избрания в состав самого Политбюро ЦК КПСС.
   Простодушный и совестливый Антоша не шел ни в какое сравнение с хитроумном циником Горби, и в своей дальнейшей жизни то и дело натыкался или на омрачающие его сучки и задоринки, или на вовсе уже неодолимые для него препятствия. Первым и самым для него болезненным ударом судьбы оказалась его неудачная попытка навести порядок в буфете милицейского общежития, где он не только из-за своей неопытности, а главным образом по незнанию специфики современной жизни, затронул такую внешне не обозначенную чувствительную струнку, что она громким эхом отозвалась в кабинетах его прямых начальников. Всполошившееся начальство не долго держало его в неведении, и вскоре встретившийся с ним замполит просто по-дружески порекомендовал ему угомониться.
   - Послушайся, Антон, моего доброго совета, - тихо проговорил он окинувшему его возмущенным взглядом Антоше, - ты, все равно, никому ничего не докажешь, а только испортишь самому себе нервы. Знай, что тому, кто тебя на это дело подталкивает, мы уже пообещали комнату в коммунальной квартире, так что ты уже не должен на него, как, впрочем, и на других тоже, рассчитывать.
   Тяжело вздохнувшему в ответ Антоше было очень не легко понять, а тем более принять для себя справедливость слов более опытного в этой жизни замполита, и он только молча кивнул ему в знак своего согласия головою. Да, и что он мог сказать ему в ответ, если эти сказанные замполитам тихие слова полностью противоречили внушенным ему с детства родителями, школою и, наконец, службою в Советской Армии взглядам на окружающую его жизнь. Он никак не мог понять и уж, тем более, принять для себя, что он с этого времени уже не должен верить друзьям, а, тем более, подозревать их в возможно скором предательстве. Это уже было намного выше его понимания, и Антоша еще долго с пристальным интересом вглядывался в заочно предавшего его так называемого друга, но тот, к его еще большему недоумению, даже и вида не подавал, что он уже продал его с потрохами за тридцать иудиных серебряников. А самому Антоше говорить об этом было противно. Он впервые столкнулся с людьми подобного сорта, и сейчас, теряя веру в окружающих его людей, мучительно страдал от одного только осознания, что рядом с ним на русской земле реально существуют и здравствуют подобные выродки. И он еще долго ощущал себя вымазанным в липкую вонючую грязь и облитым грязными помоями, пока не утешился мыслями, что в сегодняшней жизни наряду с прохвостами и проходимцами есть еще немало и порядочных людей. Таким образом, он сумел пережить свое первое столкновение с неприглядной действительностью и в какой-то мере уже подготовился к очередным, еще более для него болезненным, ударам судьбы. И они не замедлили себя проявить. Дело в том, что, так как его родители все еще числились врагами советского народа, то он по глубокому убеждению стоящей на страже социалистических завоеваний Государственной безопасности просто не имел никакого права быть в своей родной стране офицером. Антоша еще и раньше знал, что некоторые категории советских граждан по этой же причине ограничены в своих правах, и был в какой-то мере даже согласен с существованием в его свободной и независимой стране подобной предосторожности. Но вот эта же самая несправедливость затронула его самого, и он, в полной мере испытав лично на себе всю от нее горечь, тут же переменил к ней свое прежнее отношение. Она уже больше не казалось ему какой-то там абстрактною и вообще далекою от его осознания проблемою.
   Поначалу, когда ему, после успешной сдачи вступительных экзаменов, по нелепой и видной даже невооруженным взглядом надуманной причине отказали в приеме в школу милиции, он просто отказывался думать, что это может быть связано с его отцом. Но его не приняли, а он должен был хоть как-то объяснить себе то, что с ним произошло. И пусть вся эта несправедливость казалась ему просто нелепой и невероятной, но эта нелепость существовала для него реально, и он должен был хоть как-то продолжать с этим жить и еще что-то планировать в своей жизни на будущее. Другой, на его месте, просто махнул бы на все эти офицерские звания рукою и попытался бы применить себя в другой области, но это уже было не в его характере. Антоша не привык просто так, без борьбы, отступать перед трудностями, и он твердо решил для себя, даже наперекор всесильной Государственной безопасности, обязательно добиться получения офицерского звания и доказать всем, а главное себе, что он действительно равноправный гражданин Советского Союза.
   - Если мне не повезло стать офицером в милиции, то я тогда обязательно стану офицером в Советской Армии, - решил для себя Антоша и, воспользовавшись окончанием срока контракта, написал рапорт об увольнении из органов.
   А тем временем уже успевший свыкнуться со своим высоким положением Брешь усиленно внедрял в сознание руководителей западных стран убеждение, что под его непосредственным руководством Советский Союз успел оправиться, после преступного правления Хряща, и стал еще более сильным и могучим. Вот и сегодня сразу же после прибытия из своей очередной поездки по западным странам Брешь только успел войти в свой богато обставленный кабинет, и устало опуститься на мягкое сидение стула как к нему робко постучался секретарь.
   - Ну, и чем ты меня еще обрадуешь? - недовольно бросил он в ответ на его вопросительный взгляд.
   - Я, товарищ Генеральный секретарь партии, принес вам самые последние данные о росте благосостояния советских людей, - коротко отрапортовал тот.
   - Хорошо.... Положите их на стол.... Я ознакомлюсь с ними немного попозже, - недовольно буркнул неприятно скривившийся Брешь.
   Догадавшись, что его патрон сегодня явно не в духе, секретарь поторопился оставить Бреша в одиночестве.
   - Рост благосостояния, - язвительно процедил сквозь зубы после его ухода Брешь и раскрыл оставленную им папку. - Мне и самому было бы интересно узнать, а из каких это источников растет благосостояние Советского народа, если согласно сводкам КГБ все государственные фонды на этот счет уже давно израсходованы.
   И Леонид Оттович, припомнив последний доклад сотрудника Государственной безопасности о положении в стране, с неожиданною злобою буркнул в воцарившийся при задернутых шторах в его кабинете полумрак.
   - Воруют, сволочи! Совсем распустились без должного надзора со стороны государства! Небось, еще при Великом Сталине они даже и травинки не осмеливались поднять на колхозном подворье! А сейчас тащат в свои бездонные закрома все напропалую!
   Излив всю накопившуюся в своей душе горечь, Брешь в сердцах стукнул по столу кулаком и начал читать скупые строчки доклада. И чем дольше он их читал, тем шире расползалась по его сумрачному лицу удовлетворенная ухмылка, а угрожающе насупленные мохнатые брови начали потихонечку разглаживаться.
   - И как же эти неисправимые фантазеры все так хорошо изобразили, - не без восхищения буркнул он вслух, отодвигая в сторону прочитанные листки доклада.
   Опершись об стол руками, он еще немного посмотрел на зашторенное цветастыми шторами окошко в своем кабинете, а потом отметил себе для памяти в еженедельнике, что ему надо будет хоть как-то отметить этих давно уже набивших руки на приписках и преувеличениях работников из своего аппарата.
   - А заодно не помешает и немножко приструнить, - подумал Брешь уже вслух, после недолгого размышления, - а то они, сучьи дети, еще на радостях возьмут и сделают всех советских людей миллионерами. Ведь, им это сделать, как говорится, что раз плюнуть, а мне потом доказывай этим во всем сомневающимся и во всем подозревающим подвох западным политиканам, что в наши расчеты просто случайно закралась досадная ошибка.
   И он в уже намного улучшенном расположении духа тут же подписал рекомендующую использовать это наглядное пособие для пропаганды советского образа жизни во всех зарубежных советских представительствах бумажку.
   - Чтоб ты жил только на одну зарплату! - повторил Леонид Оттович вслух особо запомнившееся ему из последнего доклада сотрудника Государственной безопасности излюбленное и широко распространенное среди советских людей проклятие.
   Но на этот Брешь уже не позволил себе согласиться с данным народным утверждением. Да, и как же он мог с ним согласиться, если только что прочитал начисто опровергающее это клеветническое измышление о жизни советских людей донесение работников из его же собственного партийного аппарата. Тем временем неторопливо подкатившееся к своему зениту красное солнышко сумело пробиться в его кабинет даже сквозь плотно прикрытые шторы и властно потянуло его за собою на улицу. Брешь отложил в сторону ручку и, выйдя из кабинета, неторопливо заходил по залитым солнечным светам песчаным дорожкам примыкающего к его загородной даче парка. Наслаждаясь окружающей его благодатью, Леонид Оттович переполнялся уверенностью в своем непоколебимом будущем, а скоро, и вовсе позабыв обо всех своих неприятностях, начал думать только о безмерно благодарном за все его неустанные заботы Советском народе.
   - И как же советским людям повезло жить в России именно во время моего правления! - тихо восклицал он про себя, и на самом деле поверивши, что всё, о чем сообщалось в докладе Генеральному секретарю коммунистической партии в разделе повышения благосостояния советских граждан самая, что ни есть, истинная правда.
   А у вечно неунывающего и всегда устремленного всеми своими нечестивыми помыслами только в одно будущее Сатаны были в это время совсем иные заботы и проблемы. Хотя и он, так же как и Брешь, был полностью поглощен думами о судьбах испокон веков ненавистной ему и никогда не покоряющейся его нечистой воле России.
   - И что же это за народ такой живет на этой называющей себя Россией земле? - с раздражением вопрошал он сам себя и не находил ответа на давно уже измучивший его своей неразрешенностью вопрос. - Или это сама взрастившая русского мужика земля виновата в его непокорной строптивости, или это он уже сам по себе удался таким непокорным и свободолюбивым. Нет и нет, земля в России, как мне об этом уже давно известно, почти ничем не отличается от земли в других странах мира. А раз так, то мне следует искать причину его непокорства совсем в другом месте, - еле слышно бормотал вслух Сатана.
   Ему вследствие своего прагматизма и железной логике было, как говорится, совсем невдомек, что знаменитое непокорство и строптивость русского человека может быть каким-нибудь образом связано со своеобразной русской природою и в особенности со своенравным до строптивости русским климатом. Кто всем своим сердцем полюбит трескучий русский мороз, и кто с самого раннего детства вдыхает в себя полной грудью северный непредсказуемый ветерок, только тот и сможет полюбить и защищать свою свободу и независимость от всех покушающихся на них сил, какими бы могущественными и всесильными они ему не казались. Однако в настоящее время совсем другое так сильно беспокоило озабоченного Сатану. Его сейчас больше всего волновала и тревожила задуманная им для непокорного его воле русского народа страшная месть. И эта его месть на этот раз должна была обязательно получиться такой непомерно ужасно пугающей, что даже у самого видавшего виды Сатаны при одном только воспоминании о ней начинали трястись поджилки.
   - Скоро, уже совсем немного осталось до того времени, когда русский народ обязательно должен будет доказать всему миру, какой он на самом-то деле великий и мудрый, как самонадеянно называет он самого себя уже многие столетия подряд! - в бешенстве злобно цедил сквозь свои редкие зубы Сатана. - Скоро, уже совсем скоро я, наконец-то, смогу полностью рассчитаться с этими осмелившимися бросить мне вызов презренными и жалкими русскими людьми!
   Обладая бесценным опытом недавних чехословацких событий, Сатана решил проделать все задуманное им в России без излишней суеты и спешки. И поэтому ему сейчас в некоторых случаях приходилось даже нарочно замедлять развитие оказывающих неблагоприятное воздействие на внутреннем и внешнем положении России событий. На этот раз он уже не мог позволить себе никаких срывов и неудач, и поэтому с особой тщательностью продумывал каждый свой все больше приближающий его к заветной цели очередной шаг. Задуманная им страшная месть должна была обязательно произойти, и он во имя этой святой для него цели не жалел ни своих сил и ни своего драгоценного, как и для каждого из нас, времени. Благодаря своему волшебному чану Сатана постоянно был в курсе всего происходящего в России, и то, что дела в созданной им коррупционной мафии и в обложившем ее налогом рэкете по-прежнему шли хорошо, приводило его в неописуемый восторг.
   - Эти выпестованные мною раковые опухоли в сфере общественных отношений в современной России уже до того глубоко внедрились в повседневную жизнь людей, что успели не только поразить собою всю правящую верхушку Советского Союза, но и подчинить своему тлетворному влиянию все стороны так называемого этими недоумками советского образа жизни! Нет уж, этим упрямым свободолюбцам никогда не справиться с моей разлагающей советских людей коррупционной мафией и рэкетом! Поздно, мои дорогие, вы уже ничего не сможете мне противопоставить! Вы уже не сможете вдохновить современную молодежь на ударный труд во имя кого-то там призрачного коммунизма! В эту вашу прекрасную сказку уже даже ваши собственные дети не верят! Что вы сможете противопоставить слишком заразительной для молодых неопытных людей возможностью купаться в роскоши и наслаждаться всем обеспеченной жизнью не только ничем себя, не утруждая, но и даже нисколько не заботясь о повышении благосостояния страны! Вам уже никогда не увлечь молодых людей на непосильный изнуряющий человека труд и, образно говоря, проливать мешками пот на не нужной никому работе! А с вашего благословенного попустительства мафия будет и дальше в Советском Союзе во славу всемогущей тьмы процветать и непременно подготовит к началу будущей мести вполне достаточное количество безропотных исполнителей моей нечистой воли! - в радостном ликовании восклицал про себя Сатана.
   И он уже ясно представлял в своем воспаленном воображении как эти воспитанные мафией и рэкетом бездушные лиходеи начинают совращать детей этих непокорных русских и заполнять их красивыми сильными телами бордели Запада. А неподдающиеся разврату дети этих строптивцев начинают корчиться от нестерпимой ломки после употребления смертоносных наркотиков. И как, наконец, эти сейчас гордые в своей независимости от его воли непокорные русские начинают пухнуть под громкий хохот этих нелюдей от голода.
   - Попомните вы тогда у меня и навек заречетесь даже мне перечить, а не то, чтобы еще выходить из моей воли, - со злобою шептал Сатана в ответ своим нечестивым мыслям. - Попомните, а я уж вас жалеть не стану, и милости вы от меня тогда вовек не дождетесь.
   - Леонид Оттович, к вам на прием проситься делегация от нашего комсомола! - окликнул продолжающего расхаживать по дорожкам парка Бреша выглянувший из дверей дачи секретарь.
   - Наша вечно неугомонная молодежь, - добродушно буркнул в ответ остановившийся Брешь. - Пригласите их пройти сюда в этот воистину райский уголочек. Вон на тех скамеечках, я с ними и поговорю обо всех их проблемах и заботах.
   Молчаливо кивнувший в ответ головою секретарь убежал за комсомольцами, а довольно ухмыляющийся Брешь неторопливо зашагал в сторону указанных им самим скамеек.
   - Товарищ Генеральный секретарь..., - начал первый секретарь ЦК ВЛКСМ, но Брешь в ответ только с досадою поморщился.
   - Мы же не на официальном приеме, товарищ, - с приветливой улыбкою поправил он смутившегося комсомольца, - можно просто по имени и отчеству.
   - Леонид Оттович, - поправился смутившийся комсомолец.
   Вот теперь-то намного лучше, - ворчливо проговорил Брешь и начал терпеливо выслушивать его доклад о работе комсомола страны во время подготовки к своему очередному съезду.
   - Неплохо, очень хорошо, прекрасно, - одобрительно бурчал Брешь по ходу его доклада.
   Но в его конце скорчил недовольную мину и глубокомысленно изрек свое окончательное суждение на планы Центрального Комитета ВЛКСМ по повышению активности комсомольцев страны советов в социалистическом строительстве.
   - Я пока что не увидел в ваших планах так всегда остро необходимого при работе с молодежью, если можно так выразиться, молодого задора и огонька, при помощи которого ваши деды и прадеды совершали во имя сегодняшней вашей жизни героические подвиги, строили заводы и фабрики, поднимали колхозы и совхозы.
   - Но тогда было совсем другое время..., - попытался робко возразить ему первый секретарь.
   - Время, - недовольно перебил его Брешь, - время, дорогой мой товарищ, здесь совсем ни причем. И это даже очень хорошо, что вам, в отличие от нас, не приходится начинать все с самого начала. Но мне докладывают, что у современной молодежи все больше утверждаются потребительские наклонности, и отсутствует всякое желание полностью отдавать себя служению нашему социалистическому отечеству. И здесь, как говориться, пока еще даже конь не валялся. А это же, как мне думается, кровное дело комсомола. Надо бы их чем-то таким существенным стряхнуть, зажечь и направить их молодые созидательные силы не на подражание лживой и насквозь уже прогнившей жизни западного мира, а на добрые дела и на героические свершения во имя процветания нашей дорогой отчизны. В этой жизни, дорогой мой товарищ, всегда есть и всегда будет место для подвига.
   Совершенно не подготовленный к подобному повороту их беседы первый секретарь комсомола смущенно замолчал, а насмешливо взирающий на него Брешь подбросил ему только что пришедшую ему в голову стоящую мысль:
   - А почему бы вам, молодым, не взять шефство над некоторыми имеющими для нашей страны немаловажное значение стройками?
   - И объявить их комсомольско-ударными, - на лету подхватил его мысль ушлый первый секретарь комсомола.
   - Совершенно правильно, - с похвалою отозвался о его догадливости Брешь, - и не только объявить, но и посылать на их строительство комсомольские ударные отряды. И это уже будет именно личным вкладом нашего комсомола в дальнейшее социалистическое строительство в стране.
   - И первый из таких ударных комсомольских отрядов мы уже сможем отправить прямо перед началом работы нашего очередного съезда, - тут же взял на себя повышенные социалистические обязательства первый секретарь комсомола.
   - В таком случае нацеливайте их прямо на Байкало-Амурскую магистраль, - решил сделать для комсомольцев страны еще одно одолжение Брешь. - Только эта наша новостройка обещает стать самым грандиозным событием конца двадцатого века.
   - И мы пошлем наш первый ударно-комсомольский отряд именно туда, Леонид Оттович, - торжественно пообещал ему за весь комсомол страны советов первый секретарь Центрального Комитета ВЛКСМ.
   - Эх, молодость, молодость, - добродушно буркнул вслед уходящей от него комсомольской делегации Брешь, - и все им в их юном возрасте приходится объяснять и все им необходимо тщательно разжевывать, прежде чем они поймут сами, а что, собственно говоря, от них требуется. Но, зато уж тогда, когда они все поймут и во всем досконально разберутся, их уже будет просто невозможно остановить. Горы свернут, если потребуется, но, все равно, добьются желаемого.
   Несмотря на огромное желание областного начальства избавиться от него, Геннадий Петрович еще долго держался на своем посту, являясь по своей сути единственным в области рупором непогрешимости Советской власти и неодолимым препятствием для участившегося в последнее время воровства. Но бесстрастное время никогда не щадило и не собирается и впредь щадить даже самых лучших и жизненно необходимых для простого люда людей. И он только из-за пошатнувшегося здоровья вынужден был написать заявление об уходе на вполне заслуженный им отдых. Сказались нелегкие военные годы и переполненная страданиями и лишениями жизнь в партизанском отряде, а под старость, как говорят, начинают давать о себе знать и вылезать наружу все заработанные в течение жизни человеком болячки. Вот и сраженный ими наповал Геннадий Петрович начал готовиться к уходу на пенсию. Это еще, конечно же, не уход из жизни, но и в то же время не менее печальное событие в жизни каждого живущего на земле человека. Ибо время ухода человека на пенсию - это уже больше похоже, не на осень, как порою утверждают нам наши доброжелатели, а скорее самая настоящая зима. Прекрасно информированный о сложившейся за последнее время в его области обстановке, он не сомневался, что большинство его сослуживцев ждут и не дождутся, когда он освободит свое место более сговорчивому и более покладистому для их корыстолюбивых устремлений человеку. Геннадий Петрович с трудом вынес их льстивые лицемерные заверения о своей незаменимости, и что только на таких людях, как он, и держится благосостояние всего советского народа. А в конце устроенного в его честь прощального ужина сложил в сумку все подаренные ему сослуживцами и высоким начальством подарки и, прихватив с собою вечно им недовольную свою верную супругу, уехал в приморский поселок.
   - Прежде чем уйти на заслуженный отдых я еще хочу навестить места, где когда-то вместе со своими товарищами партизанил, - объяснил он своему высокому начальству, которое намеревалось продолжить торжественные мероприятия по случаю его ухода на пенсию.
   Те не стали настаивать. И вот старенький автобус с каждым очередным мгновением все ближе подвозил его к знакомым до боли местам. Выйдя из автобуса, он, прежде чем заглянуть в уютный домик своих давних друзей Козловых, еще долго расхаживал по прибрежным скалам, где когда-то он с отступающими советскими солдатами принял неравный бой с фашистами. Память пока еще его не подводила. И Смирнов по навечно сохранившимся в нем воспоминаниям сразу же угадывал позиции принявших в этих скалах последнее сражение своих бойцов. Вот здесь он еще с трудом, но сдерживал прижимающих его людей к берегу моря немцев, а вот там уже был для оставшихся в живых его бойцов последний рубеж обороны. Старательно вглядываясь в знакомые очертания скал, он долга искал место своего ранение, но, как оказалось, от росшего тогда на том месте кустика теперь уже не оставалось и следа. Живое - это тебе не мертвый скалистый камень. Оно способно быстро меняться и изменять свой внешний облик до неузнаваемости. Да, и кто сейчас мог сказать ему с достаточной достоверностью, на что ушло то дерево с укрывшего в те грозные времена раненого Смирнова куста. И все это время его терпеливая жена молча дожидалась в сторонке, когда овладевшие ее мужем воспоминания отпустят его и возвратят к действительности. Очнувшийся Геннадий Петрович взял ее под руку и повел по той же самой тропинке, по которой когда-то его бессознательного тащила волоком в свою избушку Валентина Егоровна.
   - Геннадий Петрович! - выкрикнула первая увидевшая их копошившаяся в палисаднике Валя. - Как хорошо, что вы, наконец-то, вырвались из своего душного города и приехали к нам погостить!
   Выбежавший из дома Антон в радостном изумлении обнял и расцеловал своих дорогих гостей. Пригласив их войти в дом, он усадил чету Смирновых в красный уголок, а раскрасневшаяся от неожиданной радостной встречи Валюша тут же начала выставлять на стол домашние разносолы. Угощаясь, как любят приговаривать на Руси, чем бог послал, они под тихий говорок приятной дружеской беседы выпили первую рюмку за встречу, вторую в память о не вернувшихся с войны, ну, а третью осушили за счастье и удачу в жизни своих уже совершенно взрослых детей.
   - Счастье и удача в жизни каждого из нас зависят в первую очередь от мощи и богатства нашего государства, - с тяжелым вздохом проговорил после выпитой рюмки Геннадий Петрович. - А оно у нас парою пропадает с концами, словно попадая в ненасытные черные космические дыры.
   - Нет пока в нашей России хозяина, и неизвестно когда он еще у нас появится, - недовольно буркнула со своего места его жена.
   - Вместе со смертью Сталина русский народ потерял и всякую надежду на свое будущее счастье, - рассудительно заметила все это время предлагавшая дорогим гостям отведать или хотя бы попробовать ее очередное блюдо заметно погрустневшая Валя.
   - Да, что там сейчас о Сталине не говори, но он в свое время заботился о простом русском народе, - сдержанно проговорил и постоянно наполняющий стоящие перед гостями рюмки Антон. - Крепко он тогда держал в руках всех наших нынешних воров и проходимцев.
   - В его время они еще были тише воды и ниже травы, зато сейчас, при явном попустительстве нынешних правителей, они уже вообразили себя хозяевами всей нашей жизни, - сердито буркнул в ответ своим самым сокровенным мыслям Геннадий Петрович.
   - Давайте не будем сегодня думать о том, чего в нашей России вообще может не наступить, - попыталась изменить тему их разговора жена Смирнова.
   - От беды, как и от горя, не спрячешься и за железною дверью, - хмуро буркнул ей в ответ Геннадий Петрович, - ее, как врага, встречают лицом к лицу.
   - А я, друзья мои, не сомневаюсь, что наша Россия все повернет в лучшую сторону, - примирительно буркнул Антон, и они, еще немного поговорив о последних событиях в мире и в стране, вышли из-за стола, и пошли прогуляться перед сном по морскому побережью.
   Там и представилась загадочно улыбающемуся Антону возможность не только показать, но и прокатить своих гостей по потемневшему в вечерних сумерках морю на недавно им приобретенном своем волшебном кораблике.
   - Всю жизнь он преследовал меня во снах, вот я и решил, что будет совсем неплохо обзавестись под старость своим собственным парусником, - скромно проговорил он в ответ на поздравления друзей.
   - Для нас, пенсионеров, эта игрушка просто жизненно необходимо, - одобрил его приобретение Смирнов, - я и сам был бы не прочь походить на этом паруснике по морям.
   - Без подобных игрушек наши предки вряд ли смогли бы освоить необъятные морские пространства и совершить свои величайшие открытие, - возразил ему не очень согласный с его оценкою волшебного кораблика Антон и предложил Смирнову вместе готовиться к его будущему морскому путешествию.
   - А ты что думаешь об этом, моя дорогая? - поинтересовался Геннадий Петрович у своей засмущавшейся жены. - Осилим ли мы с тобою еще одно в нашей жизни приключение?
   - Ниточка, мой дорогой, всегда тянется вслед за своей иголочкою, - нежно проворковала прижимающаяся к своему возлюбленному супругу жена.
   - Тогда, уже начиная с завтрашнего дня, мы и начнем готовиться к скорому выходу на моем волшебном кораблике в Черное море, - проговорил довольно улыбнувшийся друзьям Антон и направил свой парусник к причалу.
   Уволенный из милиции Антон еще некоторое время поработал на объявленной недавним съездом комсомола ударной стройке каменщиком, а потом через местный военкомат был снова призван на службу в Советскую Армию и направлен учиться в школу прапорщиков. И снова военная форма, и снова учебно-полевые занятия, и снова суточные наряды, и снова караульная служба. А перед самым ее окончанием его вызвали для собеседования к заместителю начальника школы по политической части.
   - Входите! - услышал Антон в ответ на свой стук и, открыв дверь, вошел в кабинет.
   - Вы не хотели бы продолжить службу у нас секретарем комитета комсомола? - сразу же перешел к делу оторвавшийся от разбросанных по всему столу бумаг замполит.
   - Служить у вас, - в недоумении пробормотал не ожидавший для себя подобного предложения Антон, - но я уже договорился о службе в другой части.
   - Я предварительно переговорил с вышестоящим начальством о вашей дальнейшей службе в нашей школе, - тихо заметил ему в ответ замполит, - но я не тороплю вас с ответом. Можете еще некоторое время подумать.
   - Я подумаю о вашем предложении, товарищ майор, - тихо ответил ему Антон и вернулся в свое подразделение.
   Заметавшийся по всему Советскому Союзу в поисках нужных ему людей для окружения своего питомца Сатана не стал долго лукаво мудрствовать, и в целях скорейшего разрешения для себя этой проблемы применил уже опробованный им на высших руководителях стран западного мира прием. Он просто начал вселять в нужных ему людей своих нечистых слуг, которые, вселяясь в душу человека, тут же начинали совращать его посулами всяческих прижизненных благ. Конечно же, в кристально честного и совестливо человека он, ни при каких условиях, не мог поселить своего нечистого, но благодаря поразившей все властные органы коррупционной мафии подобных людей в Советском Союзе уже было совсем немного. Первые пробные его в этом направлении опыты прошли весьма успешно, и окрыленный их результатами Сатана начал усиленно ковать по всей необъятной стране нужные его питомцу кадры. Вселяющиеся в людские души нечистые старательно сбивали их с толку и запутывали их в жизненных ориентирах до такой степени, что те, уже переставая доверять даже своим родным и близким, начинали жить замкнутой ото всех жизнью. Да, и как же им было не замыкаться в себе, если целью и основным смыслом всей их жизни уже стало не правда и справедливость, а скопидомное накопительство любой ценою. Они, как полоумные, дрожали над каждою приобретенною ими чаще всего неправедным путем копейкою и видели своего смертного врага во всех, кто вольно или невольно покушался на их сокровища. Поэтому уже можно было и не удивляться, что все они так, вдруг, возненавидели Советскую власть, которая не позволяла им свободно распоряжаться этими незаконными накоплениями и усиливать их влияние на все стороны жизни советского государства. А удовлетворенно ухмыляющемуся Сатане оставалось только наблюдать со стороны за их неуклонным нравственным опустошением, и за тем, как эти поддавшиеся нечистым люди со временем потихонечку превращались из нормальных людей в чудовищных монстров.
   Только что успешно сдавший выпускной экзамен по огневой подготовке Антон молча всматривался в осыпанные недавно выпавшим снегом мохнатые ели и думал о сделанном ему предложении заместителем начальника школы прапорщиков по политической части. И ему было о чем задумываться. С одной стороны служба в учебных подразделениях всегда была намного труднее, чем в обычных военных частях, а с другой стороны ему здесь, в школе прапорщиков, предлагают занять офицерскую должность, что делало его мечты о лейтенантских звездочках еще более реальными. К тому же его до сих пор все еще обуревали сомнения, а справится ли он с необычайно сложными и хлопотливыми обязанностями секретаря комитета комсомола отдельной части. Ведь, до сегодняшнего времени Антоша еще никогда всерьез не интересовался подобного рода деятельностью. Это немаловажное обстоятельство смущало его, и вовсе не помогала ему разрешить ставшую по воле непредсказуемой судьбы перед ним дилемму.
   - Вы уже подумали насчет моего предложения, Козлов? - услышал Антон возле себя голос замполита.
   - Я бы с радостью согласился, товарищ майор, но боюсь не справиться на такой ответственной работе! - вскрикнул вскочивший на ноги Антон.
   - У вас, Козлов, уже есть опыт работы секретаря первичной комсомольской организации, - возразил ему замполит, а что до ваших возможных будущих трудностей, то они вполне преодолимы. Для пополнения ваших знаний о комсомольской работе у меня есть соответствующая литература, да и я сам на первых порах с вас глаз спускать не буду. Вы же, Козлов, не в лесу жить будете, а в окружении старших и опытных в этом деле людей, так что, всегда можете рассчитывать на их помощь и поддержку. Итак, вы даете мне свое согласие или нет?
   - Согласен, товарищ майор, - тихо проговорил в ответ Антон, который не мог упустить дающую ему судьбою возможность заслужить так им желанное офицерское звание.
   Антоша не мог позволить себе и дальше ощущать свою ущербность и быть хоть чем-то ниже или хуже других. Он должен был доказать всем, и в первую очередь самому себе, что он полноправный гражданин своей страны, и что в его способностях и силах занять в ней любую должность, как бы высока она не была.
   - Вот и прекрасно, - с удовлетворением буркнул ему в ответ замполит. - Я прямо сейчас займусь вашим окончательным переводом на службу в нашу школу.
   Пусть Сатана и отличается среди прочей подвластной ему нечисти изощренной хитростью, расчетливым коварством и завидной предусмотрительностью, но и он так же, как и все остальные нечистые, отличается все той же особой восприимчивой впечатлительностью. И Сатана тоже способен так увлекаться в своих действиях по реализации особо важных для него задумок и прожектов, что поневоле выходит из чувства меры и намного перебарщивает при внедрении их в человеческую жизнь. И на этот раз Сатана тоже, с присущей ему горячностью начав превращать нормальных людей в чудовищных монстров, не смог вовремя остановиться. И понаделал их по всему Советскому Союзу превеликое множество. Спохватился он уже только тогда, когда понял, что они вместо пользы его делу начали наносить ему ощутимый вред. Не связанные друг с дружкою организационно, они начали творить свои черные дела согласно собственному наитию и собственному представлению об осторожности. Не имея и даже не желая иметь никакого представления о чувстве меры, они при этом так засуетились, что при неизбежных в этом деле столкновениях способствовали быстрому своему и других противостоящих им монстров разоблачению. А это уже, при строгих в стране законах за экономические преступления, угрожало в скором времени перечеркнуть все усилия Сатаны по их созданию. Опомнившийся Сатана тут же приступил к скорейшему исправлению своей оплошности и закончил их организацию созывом съезда представителей всех созданных им групп человеческих монстров или, как он сам их называл, машин для разрушения условий жизни человека на земле. Постоянно обуреваемые нестерпимым желанием обвести всех вокруг своего пальца и заграбастать только для себя одного как возможно больше представители монстров не были столь наивны, чтобы кому-то еще доверяться или делиться властью с кем-нибудь еще другим. И только благодаря вмешательству самого Сатаны и его личных рекомендаций им все же удалось избрать свой высший совет и клятвенно пообещать впредь, поддерживаться его рекомендаций. Вздохнувший с облегчением Сатана позволил себе немного расслабиться и поговорить с монстрами об их непосредственных перед ним обязанностях.
   - Я постоянно буду заботиться о вашем, друзья мои, благополучии, - проговорил он с высокой трибуны их съезда, - но и вы тоже должны будете кое-что делать и для меня самого.
   И он, обратив их особое внимание на экономию при организации работы подчиненных средств, потребовал от каждого монстра в дальнейшем сэкономленные таким образом средства не отдавать государству, а с выделением небольшой ее части в утверждаемый им особый фонд присваивать лично себе. Кому-кому, а уж ему-то было доподлинно известно, что его монстры, не считая приписок, будут экономить только на безопасности труда рабочих, на охране окружающей среды и на снижении качества выпускаемой их подчиненными продукции. И что эти три составляющие любой экономики как раз и были самыми чувствительными для живущих на земле людей проблемами. А главное, что при даже малейших нарушениях каждой из них, они тут же самым болезненным образом ударят по всем сторонам жизни простого советского народа. И Сатана, инструктируя сейчас своих монстров, не сомневался, что они, думая и заботясь только о собственном благе, в дальнейшем уже безо всякого зазрения совести начнут перешагивать через все запреты и морально-этические нормы и даже, если понадобиться, станут рубить сук, на котором они сами и сидят. Он и еще не сомневался, что его монстры в целях повышения своего личного благосостояния в дальнейшем станут всеми правдами, а чаще всего неправдами, стремиться к выполнению и перевыполнению спускаемых им сверху плановых заданий. А это неизбежно будет порождать массовые приписки, еще большее снижение качества выпускаемой продукции и в конечном итоге недовольство всего советского народа. Сатана мог по праву гордиться своей новою выдумкою, и сейчас, внутренне торжествуя, с нетерпением дожидался, когда эта запущенная им в экономику Советского Союза отравленная стрела начнет приносить ему свои негативные последствия.
   Насланные на русских людей Сатаною искушающие человека дьяволы вселялись во всех, кто только был способен их в себе носить, безо всякого разбора. И только поэтому в число чудовищных монстров попало наряду с несущими золотые яйца курочками немало и обкладывающих их данью людей генерала. Превратившись в чудовищных монстров, они тут же принялись обманывать своих непосредственных руководителей, оставляя у себя большую часть собираемой дани, что и было замечено обеспокоенным уменьшением денежных поступлений Михаилом. Предупрежденный им генерал поднял на ноги внутреннюю безопасность и начал самое тщательное расследование того, что вызывало у его людей в последнее время смятение и беспокойство.
   И вот сегодня удобно устроившись на веранде своей роскошной дачи, генерал с нетерпением дожидался прихода к нему Михаила с докладом, что именно происходит в последнее время с еще совсем недавно покорными его воле людьми. Его задумчивый взгляд тихо скользил по открывающейся перед ним местности и, утыкаясь в темнеющую неподалеку опушку соснового леса, с прежней неторопливостью возвращался к поблескивающей под ярким солнечным светом серебристой водной гладью узкой извилистой речушке. И думал он в это время вовсе не о том, что так встревожило его ближайших помощников, а о своей уже им прожитой жизни, и правильно ли он поступает, заставляя делиться обворовывающих русский народ жуликов и проходимцев. В то время, когда он еще создавал свою организацию, у него на этот счет не было никаких сомнений, а теперь, когда наступила пора задумываться и о своей душе, у него появилось какое-то, совсем уж для него непонятное, но сильно его беспокоившее раскаяние.
   - Это все они, сволочи, вынудили меня заняться этим проклятым рэкетом. Я же тогда ясно видел, как пробирается к власти в России воровская дрянь и не хотел оставаться, по их милости, общипанным, как мокрая курица. Да, и ворую я не из кармана простого народа, а только то, что уже попало в нечистоплотные руки и угрожает в любую минуту уплыть за границу. Русскому народу от моих внешне неправедных деяний вреда не было, и никогда не будет никакого урона. И я не предавал и никогда не предам свою Россию! - изо всех сил пытался оправдаться он перед самим собою, но измучившая его совесть не отступала и все продолжала изводить его своими каверзными и заведомо неприятными для него вопросами, на которые он не мог или просто не хотел отвечать.
   - Но ты же не бессмертный и скоро оставишь этот мир и Россию навсегда! - кричала ему в ответ бунтовавшая совесть - Так разве не волнует тебя, что станет с твоей организацией после твоей смерти!? Не превратиться ли она без тебя в злейшего врага Советской власти!? Не станут ли тогда твои нынешние так называемые сподвижники измываться над простым русским народом!?
   - И, действительно, во что могут превратиться мои люди, когда меня не станет, и уже некому будет сдерживать их алчную натуру? - задал сам себе вопрос генерал и не смог на него ответить.
   Да, и что он мог сказать в ответ своей совести, и чем он мог ее успокоить. Генерал лучше всех знал нравы своих людей и не мог поручиться даже перед самим собою, что они, после его смерти, будут вести себя вполне благоразумно. За эти долгие годы он успел сделать их богатыми и обеспеченными людьми, но их алчность от этого не уменьшилась, а, наоборот, возросла еще больше. Да, и не мог же он своими собственными руками придушить или, как говорится, навсегда покончить со всей своей организацией. Это уже было не в его силах. Ибо то, что было создано человеком, и попала на благодатную почву, того уже никому на этом свете не удастся извести и никому не по силам уничтожить. Его можно лишь на время приглушить, да и то, даже после самой тщательной прополки, уже совсем скоро это поле снова зазеленеет пышно цветущими сорняками. Подоспевший Михаил, не желая отвлекать задумавшегося о делах организации генерала, застыл в почтительном ожидании. И ему пришлась дожидаться его внимания еще долго, пока рассеянный взгляд генерала не остановился на нем самом. Тогда он еще для верности громко чихнул и начал докладывать о выполнении данного ему поручения.
   - Помолчи, мой друг, твой доклад может немного и подождать. Давай лучше поговорим о жизни и о наших планах на будущее, - остановил Михаила очнувшийся от дум генерал.
   Опешивший Михаил окинул своего шефа удивленным взглядом, но перечить не осмелился и стал по возможности кратко отвечать на градом посыпавшиеся вопросы. Он сказал сегодня не в меру любопытному генералу, что живется ему пока неплохо, а в будущем рассчитывает жить еще лучше. А на вопрос своего шефа, как он относится к России и к русскому народу, он ответил, что в недалеком будущем, когда его личное состояние позволит ему безбедно жить за границей, он хотел бы переехать в более теплые страны. И что там он не будет скучать о русских трескучих морозах, а, тем более, о не очень подходящей для него сегодняшней жизни.
   - Все именно так, как я и предполагал, - с горечью был вынужден признать самому себе генерал. - Вся моя организация состоит из таких вот будущих эмигрантов. И совсем не удивительно, разве смог бы я соблазнить на такое поганое дело истинно русского человека!?
   И уже окончательно расстроившийся генерал, решительно оборвав не очень-то нравившиеся ему дальнейшие расспросы, потребовал от Михаила доклада по результатам порученного ему расследования.
   - К сожалению, я так и не смог ничего понять, что происходит на самом деле с нашими людьми, - смущенно пробормотал в ответ обескураженный Михаил, - еще только совсем недавно они казались вполне нормальными людьми, а сегодня они уже начинают трястись над каждою копейкою, словно она им дороже собственной матери. И никакие угрозы и увещевания не могут выбить из них эту обуревающую проклятую жадность. Нет, как мне не жаль, но они уже потеряны для нашей организации люди. Думаю, что без применения исключительных мер нам уже не справиться с этою проблемою.
   - И я тоже склоняюсь к этому мнению, - не без сожаления в голосе утвердил его решение генерал, - однако, исполнителей нашего приговора придется нанимать со стороны, Негоже, чтобы свои убивали своих. Это может привести к непредсказуемым последствиям.
   - Все будет сделано в лучшем виде, товарищ генерал, - проговорил согласно кивнувший горловою Михаил и поспешил удалиться.
   - Вот и наступила расплата за мою неправедную жизнь, - с горечью подумал про себя оставшийся в одиночестве генерал, - мне так и не удалось сдержать свое обещание обстряпывать свои делишки без пролития человеческой кровушки. А, впрочем, если хорошенько подумать, то мы все достойны подобной участи. Ибо без нас в моей России будет намного чище и спокойнее жить.
   И снова удрученный генерал начал ни на одно мгновение непрекращающийся спор со своей совестью, и снова она беспощадно била его по самому больному месту.
   - А достойных ли ты воспитал своих детей!? Будут ли они, так же как и ты, радеть и строго блюсти интерес твоей России!? - использовала она в споре с ним запрещенные приемы, а генерал в ответ только тяжело вздыхал и неприятно морщился.
   Не было спокойно на душе и у только что получившего последний прогноз о развитии в экономике страны негативных процессов Бреша. Хочешь, не хочешь, а ему надо было принимать срочные решения по исправлению сложившейся ситуации. Леонид Оттович и рад был бы это сделать, но его насквозь прогнившее окружение не могло придумать и подсказать ему хоть что-нибудь стоящее. А он сам, в отличие от Великого Сталина, не обладал ни его научным предвидением предполагаемого развития страны, ни умением быстро перестраивать народное хозяйство, нацеливая его на преодоление угрожающих скорыми неприятностями негативных тенденций. Не обладая такими жизненно необходимыми для любого крупного руководителя качествами, Брешь, конечно же, не мог подобрать для себя ответственных и умелых помощников. Характерная для его ближайшего окружения изворотливость и редкостное умение сваливать свои грехи и просчеты на чужие головы хоть и способствуют быстрому продвижению по службе, но не помогают, когда наступает время наводить порядок на порученном участке работы. Долго думал и ломал себе голову Брешь, но в его неприспособленной для такого рода деятельности голове так и не появилось ничего стоящего. И тогда он решил позвать на помощь самых близких и испытанных годами ожесточенной политической борьбы сторонников.
   - Друзья мои, я созвал вас всех с единственной целью помочь нынешнему руководству Советского Союза успешно преодолеть складывающуюся в народном хозяйстве не очень обнадеживающую нас в плане дальнейшего повышения благосостояния Советского народа обстановку. Я прошу, чтобы вы с чистой совестью и открытою душою высказали сейчас все ваши соображения, что нам нужно срочно подправить в нашем сегодняшнем курсе и на что нам следует обращать особое внимание для дальнейшего продвижения вперед по пути социалистического строительства. Можете не сомневаться, что мы не только учтем в своей дальнейшей работе все ваши предложения, но и на их основе выработаем назревшие, а я бы сказал судьбоносные, для нашей страны решения, - проговорил открывающий их неофициальное совещание Брешь.
   - Я, товарищи, предлагаю в нынешней обстановке, по примеру наших отцов, снова обратиться к народной инициативе! Или, если сказать проще, вдохнуть жизнь в захиревшее в последнее время социалистическое соревнование трудящихся за выполнение и перевыполнение спускаемых им сверху плановых заданий! - предложил первое, что пришло в голову, один из советников Бреша. - Но делать это следует не по опорочившему себя шаблону, а по примеру Великого Сталина: широко и с размахом, не жалея для этой цели благодарностей и медалей при чествовании победителей! Расходы на моральные стимулы всегда были в нашем государстве и будут незначительными, зато выигрыш от них в случае, если это соревнование обретет, как говориться, второе дыхание, может стать весьма значительным!
   - И я придерживаюсь такого же мнения, - поддержал его предложение довольно ухмыльнувшийся Брешь, - а для повышения моральной заинтересованности участия в подобном соцсоревновании я предлагаю утвердить почетное звание: "Герой социалистического труда".
   - А отвлекать внимание простого русского народа от невыполняемой нами новой Программы партии надо бы чем-нибудь еще более интересным и необычным, - задумчиво проговорил другой советник Бреша.
   - Неплохо сказано, - одобрительно буркнул быстро все схватывающий Брешь, - но вопрос в том, чем мы можем так заинтересовать простой Советский народ, чтобы он позабыл о подсунутой нам этим недоноском Хрящем Программе партии....
   - Леонид Оттович, уж об этом вы можете больше не беспокоиться, - перебил его один из самых сообразительных советников и поторопился с объяснениями. - Согласно данным социологов большинство советских людей нашу Программу не только не читали, но и даже в руках ее не держали. Но для большей уверенности я предлагаю вам увлечь Советский народ какими-либо интересными событиями из истории второй мировой войны. И в этом смысле было бы желательно, чтобы главными героями в них выступали ныне живущие и занимающие высокие посты в советском государстве ее участники, - добавил он еще, после недолгого раздумья.
   Упоминание о занимающих высокие посты людях сразу же подтолкнуло Бреша к мысли, что одним из подобных героев мог бы выступить и он сам. Подобное предположение ему очень понравилось, но он удержался от немедленного предложения своей кандидатуры. Брешь подумал, что ему будет лучше дождаться, когда его кандидатуру предложит кто-нибудь другой. Но увлекшиеся обсуждением поступившего на их рассмотрение нового предложения участники совещания заговорили о совсем других и вовсе ему неинтересных вещах, и Леонид Оттович, так и не дождавшись от них желаемого, решил взять инициативу в свои руки.
   - Мне и самому не помешает какому-нибудь умному литератору поручить описать жизнь и героическую стойкость советских воинов на Малой земле в то время, когда я еще был у них начальником политического отдела, - хмуро буркнул он смущенно примолкшим своим соратникам.
   - И обязательно опубликовать ее под вашим именем! - дружно вскричали понявшие свою промашку участники совещания и, чтобы уже окончательно загладить свою невольную вину, дружно захлопали в ладоши.
   И еще немало подобных, по его глубокому убеждению, умных и стоящих внимание советов получил на этом своеобразном совещании Брешь от своих соратников и, после их детальной проработки его помощниками, он вынес их, как свои собственные, на рассмотрение ближайшего пленума Центрального Комитета коммунистической партии Советского Союза.
   Еле справляющийся с все время сваливающимися на него самыми неотложными делами Сатана в редкие минуты отдыха всегда усаживался в свое любимое кресло-качалку и, мерно в нем раскачиваясь, все думал и думал, а чем же он еще может насолить этой вечно не покоряющейся его нечистой воле России.
   - Непоколебимая мощь и неиссякаемая сила Советского Союза как раз и состоит в безграничной вере простых людей, что именно в нем защищаются все их коренные интересы, и что все в нем направленно на улучшение их жизни и повышение их благосостояния, - думал про себя обессилено откинувшийся на спинку кресла-качалки Сатана. - Поэтому мне придется постараться, если не искоренить, то, по крайней мере, хотя бы немножко поколебать эту их безграничную веру в вечное торжество идей проклятого мною коммунизма. А в дальнейшем мне надо будет всеми правдами, а чаще всего неправдами, заставлять их сомневаться в действиях по отношению к ним своих вождей и лидеров, и распространением ложных слухов старательно их убеждать, что их руководители, пользуясь своим высоким положением, больше думают о своем собственном благополучии, чем о нуждах простого народа. К тому же мне, ни в коем случае, не следует забывать еще и о том, что их хваленая Россия объединяет под своей опекою и другие нации и народности. И здесь мне тоже надо будет постараться посеять в их отношениях если не вражду, то уж сомнения и недоверие друг дружке обязательно. Запущенный мною еще совсем недавно в их экономику маленький червячок уже начал приносить свои плоды и подтачивать их государственность под самым ее фундаментом, но Россия огромная страна, и ее закрома в эти несколько десятков лет одними только моими стараниями не оскудеют и не истощаться. Чтобы свалить и повергнуть на землю такого колосса мне придется еще многие десятилетие подряд запускать этих червячков во все многообразие жизни этого до сегодняшнего времени еще никому не подвластного народа. Мне еще следует обратить особое внимание на внедрение в так называемое советское общество антисионизма. Эти пронырливые евреи уже давно привыкли к выражению своей внешней лояльности и покорности, но при этом всегда носят камень за пазухою. К тому же благодаря своей сплоченностью и своим немалым капиталам они в любой стране имеют немалый вес и значение. Вот, если бы мне удалось запугать их мнимой опасностью со стороны этих простофиль русских, тогда они непременно поднимут на весь мир нестерпимый собачий лай и начнут вывозить свое богатство в другие страны. Удачное обострение в России только одного этого вопроса поможет мне намного быстрее поставить русских на колени и заставить обратиться ко мне с просьбою взять их под свою опеку и покровительство.
   И еще долго рассуждал, думал и прикидывал про себя Сатана, пока и без того царившая в аду мрачная мгла не превратилась в одну сплошную ничем не пробиваемую черноту, а он не забылся в тревожном неспокойном сне. Ибо в нашей земной жизни право на тихий сладкий сон имеют только одни праведники, то есть люди с чистою не обремененною грехами совестью.
   Антоша присел на ствол свежесрубленного дерева и внимательно всмотрелся в хмурившиеся над озером небеса. Выдвинувшаяся из-за горизонта темная туча, уверенно поднимаясь по нахмурившемуся при ее появлении небосклону, уже грозно нависала над так же хмуро отсвечивающей ей в ответ неподвижной водной гладью. Уставшего после долгой и хлопотливой возни по установке лагеря для участников популярной среди нынешних подростков игры "Зарница" Антона, конечно же, заинтересовала не хмурость сегодняшнего утра и вовсе не то, что совсем скоро возможно польет дождь. Пасмурные небеса в Ленинградской области вполне обычное и уже давно ставшее для всех привычным явление. Он заинтересовался странным и необычным поведением украдкой выскользнувшей из-за горизонта и сумевшей почти незамеченной для устанавливающих палатки курсантов повиснуть над озером тучи. Ее поведение, чем-то таким трудно уловимым, напоминало Антону поведение подкрадывающегося к своей добыче хищника. Заметив ее присутствие только с потемнением небес и с задувшим в кронах деревьев резким порывистым ветерком, курсанты уже без всяких со стороны Антона понуканий сами заторопились с окончанием работы, чтобы успеть еще до начала дождя вернуться в казарму. Да, и всем своим внешним обликом она напоминала пристально вглядывавшемуся в нее Антоше огромную хищную птицу. Ясно выделяющийся на небесах своей неприглядно потемневшей серостью ее хребет плавно переходил в топорно закругленную голову с сияющим наподобие глаза отверстием из яркого солнечного света. Разбросав свои похожие на крылья менее темные части тела по сторонам, она как бы вглядывалась этим своим единственным глазом во встретившееся ей на пути озеро, словно чего-то или кого-то в нем искала. Антоша молча всматривался в это редкое и удивительное явление природы и думал о первых годах своей службы в качестве секретаря комитета комсомола. Он и сейчас не жалел, что согласился стать армейским комсомольским работником, но свою службу делил для себя на две неравные части. Первой и самой большой из них была для него чисто комсомольская работа, согласно которой он и должен был словам и личным примером призывать избравших его комсомольцев неустанно овладевать необходимыми им знаниями в боевой и политической подготовке. А с другой стороны он был обязан отдавать своим комсомольцам приказы и при необходимости даже наказывать их за нерадивость. При этом обе части его службы никак между собою не связывались и не хотели состыковываться, а ему было просто необходимо как-то все это совмещать и научиться использовать в своей службе и то и другое в разумных пределах. Уже одна это несовместимость представляла для Антоши немалую сложность и вызывала у него затруднения в его скорейшем становлении, как военного политработника. Да, и с самой комсомольской работаю у него тоже, не все ладилось. И здесь дело было не только в нехватке у него необходимых знаний и опыта работы. У Антоши было желание работать в комсомоле, и он старался исполнять свои обязанности как можно лучше. Но эта его работоспособность не очень-то нравилась воспринимавшим ее для себя как вовсе им ненужную дополнительную нагрузку командирами учебных подразделений. Остро ощущая в повседневной жизни их негативное отношение к его попыткам наладить хорошую комсомольскую работу, Антоша старался поскорее преодолеть их сопротивление и убедить их, что его работа будет только помогать им в обучении курсантов, и что она при правильной ее постановке способна намного облегчить им нелегкую военную службу. Но пока что, к его немалому сожалению, все его попытки были безуспешны. И сейчас Антон в ожидании, когда нависшая над озером туча прольется на землю частым дождиком, пристально вглядывался в ее распластавшийся по всему небу хищный силуэт. Однако, она, еще немного поглазев своим глазом в озерную глубину, передумало и, потихонечку подавшись в сторону, вскоре вообще скрылась из его глаз. Антоша не мог знать, куда она там подевалась, как не мог он знать и о том, что будет с ним уже завтра. Он подозревал, что все это время за ним следило бдительное око Государственной безопасности, но все же надеялся, что она, как и эта куда-то пропавшая туча, обойдет его стороною и больше уже не станет ему вредить.
   А между тем разлагающе действующие на экономику страны сатанинские монстры уже начали представлять для советской страны непосредственную угрозу. Ежедневно, ежемесячно и ежегодно отламывая в свою пользу от общественного достояния по жирному кусочку, они к этому времени уже так обворовали всю страну, что всенародного общественного достояния перестало хватать на всех, а образовавшиеся в бюджете страны прорехи пришлось срочно заделывать вывозом из страны на продажу энергоресурсов. В свою очередь считающие, что достояние страны для них лично является неистощимою дойною коровою, встревоженные ставленники Бреша крепко призадумались, как бы Советский народ не додумался обвинить их в разбазаривании государственных средств. И надо признать, что уже давно привыкшие без зазрения совести вешать лапшу на уши своего народа эти лицемерные лиходеи вывернулись из своего затруднительного положения более чем удачно. И не только выкрутились, но и умудрились сотворить из своего кумира Бреша Леонида Оттовича чуть ли не святого, присвоив ему высокое звание Маршала Советского Союза и наградив его за неведомо какие заслуги личным оружием с изображением государственного герба. Ну, а для медалей, орденов и золотых звездочек у Леонида Оттовича на груди уже даже не хватало места. Еще больше укрепив свои позиции на 25 съезде партии, они уже безо всякого стеснения заявили на всю страну, что в наступивших временных трудностях, прежде всего, виновато бесхозяйственность и разгильдяйство на некоторых предприятиях страны. А в качестве борьбы с этим порою неподдающимся лечению злом они начали повсеместно вводить полный хозяйственный расчет, а также со свойственной им гениальностью ввели понятие о развитом социализме, характеризуя его более высоким и качественно отличающимся от предыдущего периода жизни советского народа уровнем производительных сил. Итак, вполне обычною игрою слов, они охарактеризовали нынешнюю жизнь советского человека, как уже что-то совсем новое и качественно отличающееся от его прежней жизни. При этом, лицемерно убеждая его, что жизнь простого человека за годы их правления заметно улучшилось, и что советское общество за это время поднялось еще на одну ступень к построению коммунизма. И что во всем этом он должен благодарить своих бескорыстно работающих днем и ночью ради общего блага руководителей и в особенности лично Леонида Оттовича Бреша.
   Только успел Антоша выйти во двор родительского дома, как его тут же окружили уже давно поджидавшие хоть кого-нибудь из людей несколько недель назад вылупившиеся из яиц цыплята.
   - Мы хотим кушать! Накорми нас! - отчаянно запищали бросившиеся ему под ноги маленькие комочки.
   - Отстаньте от меня! - сердито буркнул им в ответ Антоша. - Я вам не баба.... Она ваша хозяйка.... Вот, пусть она вас и кормит.
   Бабой он называл, по примеру приехавших погостить детей старшего брата Алешки, свою мать. Но еще больше раззадоренные недовольно закудахтавшей их матерью проголодавшиеся цыплята с жалобным писком бросились вслед за Антоном и, обгоняя его, с отчаянной решимостью бросались прямо под его ноги.
   - Вот, хулиганье прилипчивое, - беззлобно выругался нахмурившийся Антон и, опасаясь ненароком на них наступить, опустился от беды подальше на стоящую возле дома скамейку.
   - Мы его остановили! И сейчас он всех нас покормит! - обрадовано пропищали окружившие его цыплята и в ожидании скорого лакомства весело заиграли между собою.
   Смешно растопыривая во все стороны только что совсем недавно оперившиеся крылышки, они с легкостью перепрыгивали друг через дружку, а самые из них смелые и ловкие даже попытались перепрыгнуть через свою озабоченно кудахтавшую мамочку. Но это уже им сделать было не так легко, и неугомонные цыплята, не удержавшись на скользких матушкиных перьях, один за другим попадали на укрывающую землю мягкую травку. Свалившись наземь, они тут же снова возобновляли свои попытки, пока, в конце концов, одному из них не улыбнулась удача. Удержавшийся на спине мамочки белый цыпленок окинул победным взглядом смотревших на него с немым восхищением братиков и сестричек и громко запищал:
   - Я всех вас победил! Я запрыгнул на свою мамочку!
   - А я прыгну еще выше! - пискнул ему в ответ другой цыпленок и с разгона так сильно замахал своими еще недостаточно сильными крылышками, что сумел подскочить почти до колена молча взирающего на их шалости Антоши.
   - Молодчина, - одобрительно буркнул все это видевший Антоша, - ты у нас сегодня победил всех своих братиков и сестричек.
   Подоспевший племянник Андрейка передал дяде Антоше только что вытащенную им из почтового ящика свежую газету и увел за собою порученных ему бабушкою под его неусыпный надзор цыплят. Успокоенный за них Антоша развернул газету и начал бегло просматривать напечатанные в ней статьи и заметки.
   - Вот это да! Да, этого же просто не может быть! - вскрикнул от неожиданности он, прочитав в помещенной на последней газетной странице заметке, что хорошо знакомого его родителям инспектора рыбоохраны отдают под суд за якобы присвоенные им отобранные у воров сети. Уже не однажды слышавшему об этом инспекторе только одни хорошие отзывы Антоше трудно было поверить в его виновность, но и не верить в напечатанные в газете сухие строчки статьи он тоже не мог.
   - Будем надеяться, что наши компетентные органы во всем разберутся, и все виновные в этом неприглядном деле получат по своим заслугам сполна, - глухо пробормотал вслух Антоша и, оторвав глаза от газеты, посмотрел на снова начинающие хмуриться пасмурные еще со вчерашнего вечера небеса.
   Поднимающаяся со стороны моря в виде уродливого монстра огромная туча угрожающе нависала над морским побережьем. И этот ужасный чудовищный монстр, как было хорошо видно смотревшему на него Антоше, даже и не пытался скрыть от постороннего взгляда свой буйный нрав и до зловредности драчливый характер. Иначе, зачем ему было замахиваться зажатым в левой лапе темным косматым облаком на молча сидевшего на скамейке Антона.
   - Немедленно сдавайся на милость победителя! - ясно говорил Антоше его молчаливый жест.
   И он, видя, как возле правой руки монстра удерживается еще целый веер таких же темных до синевы лохматых облаков, уже ясно ощутил на своей оробевшей спине холодные мурашки подбирающегося к нему страха. И было отчего. В это время Антоша даже представить себе боялся, что может случиться с его родным домом и с близкими ему людьми, когда это косматое облако врежется в побережье. Однако, как это нередко бывает в нашем далеко несовершенном мире, пугающее его издалека страшилище вблизи оказалось не таким уж и страшным, как показалось ему вначале. По мере приближения его к побережью толпящиеся возле его правой лапы тучки ушли куда-то в сторону. Да, и сама его непомерно толстая правая рука порвалась на несколько вполне обычных темных туч. А без нее нависающий над побережьем монстр уже утратил всю свою разрушительную силу и, стыдливо сжавшись во все еще огромный и колючий клубочек, подался от Антоши в сторону.
   - Вот то-то, - злорадно шепнул ему вслед Антоша, - как видно правду говорят русские люди, что черт на самом-то деле не так страшен, как о нем рассказывают досужие сплетницы. Тогда пусть и все мои остальные страхи и недостойные коммуниста подозрения развеются при ближайшем рассмотрении, как дым.
   И он, окинув режущую ему глаза газетную статью ненавидящим взглядом, с брезгливой гадливостью отбросил ее от себя в сторону. Антоше было о чем сейчас тревожиться и в чем сомневаться. Он на этот раз уже почти вплотную приблизился к получению офицерского звания. После успешной сдачи экстерном экзаменов за военное училище, на него было оформлено и отослано в Министерство Обороны СССР соответствующее представление. И сейчас он терялся в мучительных догадках и сомнениях, а будет ли оно ему вообще присвоено.
   - Почему они не могут присвоить мне офицерское звание!? - недовольно покрикивал на себя в мыслях Антон. - Или я им всем еще не доказал, с успехом справляясь в течение трех лет со своими служебными обязанностями на капитанской должности, что достоин его!?
   Поддержавшие его возмущение газетною статьею родители Антоши сразу же побежали звонить Геннадию Петровичу, чтобы узнать, как обстоят дела, с этим абсолютно, по их ничем непоколебимому мнению, честным и бескорыстным человеком.
   - Может нам еще и удастся спасти одного честного человека от поругания, - недовольно проворчал возвратившийся отец. - Но сколько еще их будет безвинно страдать, и мучиться в нашей многострадальной России?
   - И не говори, Антон, - поддакнула ему согласная с его словами матушка, - в последнее время в нашей России слишком уж много расплодилось алчного воронья.
   - Они, проклятые, не позволяют честному человеку даже вздохнуть свободно! Чуть что не по ним, как они тут же нападают на него стаями, и едят его, родимого, поедом, пока не сживут со света! - бросил в сердцах ей в ответ отец Антоши.
   А недовольно поморщившийся Антоша не нашелся чем-нибудь возразить на справедливое возмущение своего отца. Он и сам видел, что в Советском Союзе в последнее время твориться что-то неладное, но хоть что-то в нем изменить или подправить он был не в состоянии. Ему сейчас только и оставалось верить и надеяться, что его партия скоро во всем разберется и все расставит по своим местам. Между тем положенные ему дни очередного отпуска быстро пролетели, и он снова уехал к месту службы, где его уже с нетерпением дожидалась нерадостная весть. Ему безо всякого объяснения причины было отказано в присвоении офицерского звания. И снова пришлось ему, стиснув зубы от безудержной ярости, молча беситься про себя от бессилия хоть что-нибудь еще предпринять и доказать всем, что он ни в чем не виноватый перед наказывающей его своим безгласным презрением Советской властью. Но, как ему только сейчас подумалось, доказывать ему уже было просто некому. Те, кто делил с ним нелегкие будни армейской службы, знали, что он достоин большего. Ну, а те, которые все еще в нем сомневались, были от него так далеки, что кричи он к ним сейчас хоть до посинения, все равно, ему было до них не докричаться. И он в окружении беспрестанно снующих взад и вперед по делу и без дела людей, вдруг, ощутил себя в их окружении таким одиноким, словно он находился не в густо населенной людьми местности, а в пустыне.
   - Ау, люди! - хотелось крикнуть Антону во все мощь своего хорошо поставленного командирского голоса, но что-то внутри него запрещало ему это делать.
   Это что-то уже заранее было уверенно в том, что на его оклик никто не отзовется, или отзовется совсем не тот, кто сможет утешить и успокоить глубоко раненную незаслуженной обидою Антонову душу. И еще долго ходил Антоша на службу молчаливо надутым букою, пока не решился с ним заговорить обеспокоенный его состоянием замполит.
   - Сожалею, Антон, что тебе не присвоили офицерского звания, но жизнь-то на этом не заканчивается. И что ты думаешь делать дальше? - тихо проговорил заглянувший в комитет комсомола замполит.
   - А что еще можно думать мне в моем положении, - ответил вскочивший со стула при виде своего прямого начальника Антон, - буду служить дальше.
   - Тогда и служи, Антон, - добродушно буркнул в ответ замполит и заговорил о стоящих перед ними ближайших задачах.
   И снова Антон собирал заседания комитета комсомола, и снова продолжал ездить на комсомольские активы, хотя и не сомневался, что этим делом ему заниматься уже оставалось совсем недолго, и что политическое управление округа уже готовит ему замену. И он был в одно и тоже время и прав и не прав. Политическое управление, конечно же, не могло позволять не получившему офицерское звание прапорщику слишком долго руководить комсомольскими организациями, но он и не должен был думать, что приобретенные им знания и опыт политической работы не пригодятся в любой другой части округа, куда бы не забросила его служить судьба.
   Встревоженные уже ставшим почти повсеместным воровством и казнокрадством ставленники Бреша лихорадочно искали пути решения то и дело возникающих в стране в связи с этим трудностей и проблем. Но так как они и сами не гнушались взять побольше из казны на личные расходы, то на особо радикальные меры не решались, а ограничивались лишь общими фразами о назревшей необходимости навести должный порядок в экономической жизни в стране.
   В один из воскресных дней Брешь не придумал для себя ничего лучшего, кроме как вызвать секретаря Центрального Комитета партии с докладом о работе по улучшению жизни простого советского человека. Встревоженный подобной постановкою вопроса секретарь попросил предоставить ему еще несколько часов для сбора необходимой информации, на что неприятно поморщившийся Брешь с явной неохотою дал свое согласие. И пока озабоченный секретарь занимался лихорадочными поисками срочно понадобившихся ему данных, Брешь открыл дверцу своего маленького бара и начал поочередно понемножку пробовать из недавно доставленных ему бутылок с терпкими винами. Громко причмокивая от испытываемого им при этом наслаждения полными губами, Брешь настолько забылся, что даже и не заметил, как погрузился в не менее сладостные для него мечтания о той привольной и богатой жизни, которой уже совсем скоро заживет простой советский народ под его мудрым руководством. Ибо в своих мечтах, в отличие от реальной жизни, он всегда был неподражаемо смелым и решительным. В них он одним махом расправлялся с все больше ему досаждавшей мафиозной коррупцией и разрушал до основания потихонечку подтачивающую основы советской государственности систему блата и знакомств. А главное отучал всех советских людей от усиливающейся год от года их потребности заглядывать на дно бутылки с горячительным спиртным.
   - Гадом буду, а еще раз повышу цены на все спиртное, - мысленно пообещал сам себе Брешь, - с этим неистребимым на Руси злом мне уже давно надо было покончить.
   И тут ему, словно в ответ его тайным мыслям, припомнилась недавно рассказанная его помощником придуманная этим самым простым Советским народом немного задевшая его за живое байка.
   - Заморозили нашего Леонида Оттовича ровно на пятьдесят лет, - рассказывал ему еле сдерживающийся от распирающего его смеха помощник, - а потом разморозили и повели на ближайшее предприятие с ознакомительной экскурсией. Ходит Леонид Оттович по цехам и расспрашивает рабочих об их заработках, и чем они занимаются в свободное от работы время. А те ему отвечали, что их месячной заработной платы вполне достаточно для приобретения самого современного автомобиля.
   - Счастливые вы люди, - порадовался за них довольно заулыбавшийся Леонид Оттович, - вам уже больше не приходиться ходить на работу пешком. Вы уже все, наверное, приезжаете на нее на своих собственных автомобилях.
   - Да что вы, Леонид Оттович, очень нужны нам эти груды металла, как пятое колесо в телеге, - возразил Брешу недовольно скривившийся рабочий, - мы уж лучше еще три года повкалываем и купим себе на сбереженные деньги бутылку водки.
   - Остряки, - сердито буркнул себе под нос Брешь, - я же о вашем благе пекусь, а вы про меня всякие небылицы сочиняете. Но так уж и быть я, пожалуй, уступлю вашим благим пожеланиям в придуманной вами немного обижающей меня поговорке: мол, передайте ему, что нам и десятка по плечу. Будет вам очередное повышение на крепкое спиртное, но не больше десяти рублей. Да, и для меня самого подобное решение бюджетных проблем намного лучше, чем повышать цены на предметы первой необходимости. Не от семьи ведь последний кусок хлеба забираю, а веду самую непримиримую борьбу с опьянением советского общества.
   Тем временем подоспевший секретарь доложил ему, что Центральный Комитет партии вместе с Советом Министров СССР готовят постановление о переходе на бесплатное пользование учебниками учащимися средней школы.
   - Что ж, дело хорошее, - с удовлетворением буркнул ему в ответ Брешь, - но на реализацию этой программы потребуется немало средств, а меня и без того уже замучили секретари союзных республик жалобами на нехватку денег из выделяемых фондов.
   Неподготовленный к ответу на поставленную перед ним дилемму секретарь смущенно умолк, а не обращающий на него никакого внимания Брешь продолжал вслух обдумывать сложившуюся непростую ситуацию.
   - С одной стороны всем советским семьям впредь отпадет необходимость приобретения для своих детишек школьных учебников, и за это они должны будут вечно мне благодарны. А с другой стороны я этим постановлением значительно уменьшу нагрузку на целлулоидную промышленность, то есть сниму с самого себя немалую головную боль, - высказывался вслух Брешь.
   А скромно стоящему секретарю только и оставалось, что молча кивать в знак своего согласия головою и удивляться необычайной прозорливостью и гениальностью Генерального секретаря партии.
   - Денег на такое благое дело мы наберем после очередного повышения цен на алкогольную продукцию.
   - Просто гениально, - только и смог выдавить из себя пораженный таким простым решением проблемы секретарь.
   - А что мы планируем в следующем году по повышению эффективности нашей экономики? - продолжал выпытывать у секретаря Брешь.
   - Мы, Леонид Оттович, планируем обратиться к Советскому народу с призывом, сделать очередной год - годом ударного труда, а так же развернуть по всей стране социалистическое соревнование за досрочное выполнение и перевыполнение плановых заданий.
   - А как же нам тогда быть с борьбою за повышение эффективности производства и качества выпускаемой продукции? - переспросил у секретаря Брешь.
   - Эти показатели, товарищ Генеральный секретарь партии, мы тоже включили в положение о социалистическом соревновании, - бодро отрапортовал не растерявшийся секретарь.
   - И правильно сделали, что включили, - одобрительно буркнул Брешь. - Надо бы еще заранее оповестить Советский народ, что при подведении итогов соревнования мы на этот раз не будем жалеть для особо отличившихся медалей и орденов.
   - Мы обязательно устраним указанный вами недостаток в своей работе, - мгновенно среагировал понятливый секретарь, и сделал для памяти соответствующую пометку в блокноте.
   - Да, кстати, о нашем комсомоле, - задержал, уже было намерившегося уходить, секретаря Брешь, - как мне помниться у них в ближайшее время должен состояться съезд.
   - Я подскажу им о необходимости с вами встретиться, - делая еще одну пометку в блокноте, проговорил понявший его с полуслова секретарь.
   - Обязательно подскажите, - добродушно буркнул в ответ Брешь, - ведь молодежь - это, так сказать, будущее нашей страны. А плодотворная постоянная работа с нею всегда была и будет важнейшей задачею нашей партии. А сейчас проинформируйте меня о работе над новою Конституцией страны? - задал свой последний вопрос Брешь.
   И недовольно скривившийся секретарь еще долго докладывал о ее основных положениях, пока к своему удовлетворению не услышал тихое сопение уснувшего Бреша. Тогда он на цыпочках вышел из кабинета и, потихонечку прикрыв дверь, отправился выдавать руководящие указания соответствующим отделам ЦК КПСС.
   Армейские комсомольцы вместе со всей молодежью Советского Союза готовились встретить начало работы 18 съезда ВЛКСМ ударным трудом и повышенными социалистическими обязательствами под девизом: "Берем с коммунистов пример". Готовились к нему и комсомольцы школы прапорщиков. Они избрали делегатов на дивизионную комсомольскую конференцию и поручили выступить на ней от их имени секретарю комитета комсомола. Подготовив и обсудив основные тезисы своего выступления на заседании комитета комсомола, Антоша в назначенное время поехал вместе с остальными делегатами в дивизионный дом офицеров, где и был избран делегатом на окружную комсомольскую конференцию, во время работы которой и должны были избирать делегата уже непосредственно на сам 18 съезд комсомола. Но к немалому удивлению Антоши в ходе ее был избран делегатом не самый опытный, способный поделиться на съезде опытом своей работы и подсказать, как и куда следует двигаться молодежи всей страны советов, а молодой еще только что вступившего на тернистый путь комсомольской работы комсомолец.
   - С чем он поедет на съезд? И за что он сможет там голосовать, если пока что сам в нашей работе ничего не смыслит? - задавался вопросами Антон и не находил на них для себя ответов.
   Секретарь Центрального Комитета КПСС дело свое знал, и вскоре заработавшие во всю свою мощь отделы ЦК начали усиленно изобретать награды для победивших в объявленном ими соревновании простых советских людей. Не забывали они и о своем благодетеле, который эти придуманные ими награды и поощрение любил в своей жизни больше всего. Поэтому воспользовавшись шестидесятилетием Вооруженных Сил страны они в торжественной обстановке и вручили ему за огромный вклад в Победу Советского народа в Великой Отечественной войны орден Победы. Выступивший на награждении Михаил Андреевич Серебряков во всеуслышание заявил, что находящийся на передовой Брешь Леонид Оттович показывал пример несгибаемой стойкости и отваги, вдохновляя подчиненных ему советских воинов на героические дела во славу советской Родины. И этот его явный подхалимаж так сильно подействовал на впечатлительного Бреша, что он, уже и на самом деле посчитал себя достойным такой высокой и явно им не заслуженной награды. А поэтому, расчувствовавшись, невнятно проговорил сквозь выступившие из его глаз слезы, что, принимая эту награду, он, прежде всего, думает о своих боевых друзьях. Думает о тех, с кем он бок о бок прошел через всю войну, и с кем вместе была завоевана Величайшая во всем мире Победа. Нет, что здесь теперь ни говори, а уже было просто невозможно хоть что-нибудь еще сказать или добавить во время подобного награждения. И весь Советский народ со смешанной с брезгливостью жалостью смотрел, как позорят на всю страну пожилого недалекого человека, который по воле этой всегда непредсказуемой судьбы стал у руля самого могущественного государства в мире. Смотрел на это никому не понятное награждение и Антоша, но ему в это время некогда было задумываться о причинах разыгранного перед всей страною фарса. Он еще должен был и сам готовиться к выступлению у памятника умерших от ран в войну советских воинов. В общем, и в целом страна в свой очередной год под руководством Бреша входила как всегда помпезно, с широким размахом и с трескучими пустозвонными лозунгами и призывами. Но Антоше уже не было больше за нее больно, обидно и стыдно. В нем, если еще не оборвалась, то уже здорово ослабла эта всегда намертво связывающая каждого человека с домом, где он родился, и со страною, в которой он вырос и воспитывался, внутренняя связь. Пришедшие к власти бездушные черствые люди слишком долго испытывали ее у него на прочность, натягивая ее до предела так, что она у него уже или навсегда, или только всего на некоторое время перестала волновать и беспокоить чувства Антоши. И хотя он уже и сам ясно ощущал в себе эту холодность и пустоту, но не пытался хоть чем ее восполнить, снова раздуть в себе этот все еще тлеющий где-то в нем огонечек, или хотя бы забыться обо всем в иллюзорных мечтаниях. Ему многое в этой жизни не позволялось, и он уже больше от нее для себя ничего не требовал, он как бы внутренне отключился от всего, что происходило вокруг, и смотрел на все вокруг него происходящее пустым равнодушным взглядом. Но вполне возможно, что он просто, как бы на время, отключился от всего на свете, чтобы не впасть в глухое отчаяние и тупое равнодушие при виде того, что происходит в его родной стране. Все может быть. Разобраться во всем, что с ним происходит и все расставить по своим местам может только одно время, а пока что Антоша ощущал себя именно так и не как еще иначе. Он уже просто так по инерции, без прежнего задора и огонька, продолжал добросовестно исполнять свои служебные обязанности, и его жизнь в новых для него условиях снова потекла в тихом и размеренном темпе. Его даже не возмутила, а только навела на грустные размышления выступление вернувшегося с комсомольского съезда избранного от их дивизии делегата. Он с недоумением вслушивался в восторженный лепет молодого комсомольца о том, какие выдавали делегатам съезда портфели, и что было в них вложено. Понимая, что вот таким делегатам на комсомольском съезде было просто нечего делать, что они туда поехали не работать, не спорить и уж, по крайней мере, не вырабатывать дальнейшие пути по улучшению работы с молодежью. Они ехали на комсомольский съезд как бы экскурсантами, чтобы, как говориться, и людей посмотреть и себя показать, а все принимаемые на нем ответственные решения они предоставили на откуп засевшим в Центральном Комитете ВЛКСМ товарищам.
   - Только вот товарищи ли они нам, или нет? - задался Антон первым пришедшим в его голову вопросом, но тут же поторопился выбросить его из головы.
   Его уже это совсем не интересовала. И он уже больше не хотел лишний раз задумываться о несуразности сегодняшней жизни, а, тем более, пытаться хоть что-то в ней изменить или подправить.
   - Они, вряд ли, нуждаются в моих советах и нравоучениях, - равнодушно буркнул он себе под нос, - они ребята ушлые и, как видно, быстро соображают, что к чему.
   А в том, что не ошибся в своем предположении, он понял из разговора с так называемым делегатом комсомольского съезда в приватной беседе после окончания встречи.
   - Все делегаты съезда, после выхода на пенсию, становятся пенсионерами республиканского значения, - тихо, словно сообщая Антоше великую тайну, проговорил весь осветившийся от счастья делегат.
   - Так вот оказывается в чем дело, - снова безо всяких эмоций с тупым равнодушием подумал про себя Антоша, - только ради того, чтобы эти делегаты безропотно проголосовали, что им предлагают эти комсомольские аппаратчики, от них откупаются персональными пенсиями. Тогда есть ли хоть какая-нибудь капля смысла в проведении подобных съездов?
   - Вилли Бранд в своих книгах доказывает, что между концепцией Маркса-Энгельса-Ленина и опытом социалистического строительства существует противоречие. И что это противоречие будет все время углубляться, а коммунистический мир будут все больше потрясать внутренние трудности, - неторопливо прочитал вслух положенную ему на стол докладную записку Брешь и недовольно покосился на застывшего в ожидании своего помощника. - Эй, дорогой, что это ты мне подсунул?!
   - Это, Леонид Оттович, некоторые выдержки из зарубежных изданий, - смущенно пролепетал в ответ помощник, - и мы думали....
   - Вам думать не полагается! - резко оборвал его излияния побагровевший от переполняющего его гнева Брешь. - Думать должен только я один, а все остальные обязаны добросовестно исполнять мои поручения. И я не стану читать эту капиталистическую чепуху. Эту галиматью вам будет лучше всего размножить и подсунуть для чтения членам Политбюро, а то они в последнее время совсем заскучали без стоящего дела.
   - Так и сделаем, Леонид Оттович, - покорно проговорил торопливо убирающий со стола Бреша злосчастную докладную его помощник.
   При виде его не показного усердия Брешь немного успокоился и уже более миролюбиво поинтересовался у него, а что думают на Западе о недавно принятой новой Конституции Советского Союза.
   - Они, Леонид Оттович, в один голос заявляют, что наше государство с принятием новой Конституции превратилась в диктатуру одной партии, - с угодливой готовностью отрапортовал помощник.
   - Значит, зарубежным коллегам наша новая Конституция не по нраву, - с добродушною усмешкою буркнул вслух Брешь, - и это верный признак, что мы на правильном пути. Было бы даже удивительно, если бы они начали ее наперебой расхваливать. Ибо мы в ней впервые четко и не двусмысленно написали, что коммунистическая партия - руководящая и направляющая сила общества, ядро ее политической системы, государственных и общественных организаций. Такой Конституцией можно и надо гордиться. А что они говорят о том, что в ней мы впервые отказались от диктатуры рабочего класса, и сделали наше государство общенародным?
   - Молчат, Леонид Оттович, как убитые, - негромко проговорил ему в ответ помощник, - я за это время уже горы их газет перелопатил, но не нашел не одного их высказывания на эту как видно не очень-то популярную у них тему.
   - То-то, им знаете не выгодно заострять внимание на наших достижениях в сплочении советского общества, - со злорадною ухмылкою подытожил Брешь, - боятся, что и их народам захочется жить в таком дружном и спаянном коммунистической идеей обществе. Наши очевидные успехи в социалистическом строительстве режут им глаза и не оставляют им ни одного шанса на выживание. А наша новая Конституция как раз и вносит огромный вклад в теорию и интернациональную практику строительства социализма, обогащая их опытом организации первого в истории общенародного социалистического государства.
   - И это самая, что ни есть, правда и истина, Леонид Оттович, - поддакнул притворно восхитившийся его высказываниями помощник, - весь наш Советский народ просто счастлив, жить и трудиться под вашим мудрым руководством.
   Иногда, даже тщательно спланированное дело может сорваться. И долгий многолетний труд идет насмарку из-за какой-то досадной мелкой случайности или оплошности. Почти то же самое чуть ли не произошло с далеко идущею задумкою Сатаны насчет его крестника Михаила Иудовича, который уже долгие годы имел, если можно так сказать, неограниченный кредит у богатого американского дядюшки Сэма. Но чем выше он поднимался по партийной лесенке, тем больше ему требовалось на расходы для своего дальнейшего продвижения вперед. Обложив налогом уже достаточно окрепшую в Советском Союзе мафию, Сатана мог бы и дальше безо всяких затруднений снабжать его деньгами. Но он не хотел, чтобы по какой-то глупой случайности против его крестника мог в самое неподходящее время всплыть хоть один малюсенький компромат. А с другой стороны он тоже не желал, чтобы у его крестника были пути для возможного в будущем отступления.
   - И кто только их поймет, этих людей? - в последнее время очень часто задавался обеспокоившим его вопросом Сатана. - Поначалу они всегда кажутся покладистыми и вполне надежными, но потом, словно объевшись белены, они начинают ерепениться и от всего отказываться. Нет, я уж лучше заранее, на всякий случай, так запутаю его в этой жизни, чтобы он уже даже и мысли о возможном предательстве силам тьмы боялся к себе подпускать.
   До этого времени у Сатаны, слава тьме, еще ни разу не было, ни одного срыва или затруднения в этом деле. А вот сегодня его, как обухом по голове, ударило непредвиденным неприятным сюрпризом. Недавно он позволил себе отвлечься от всего на одно неотложное дело, а эти оставшиеся без надзора американцы взяли и избрали для себя такого президента, к которому он уже даже близко не мог приблизиться.
   - Вот незадача! - воскликнул вне себя от бешенства Сатана. - Хорошо еще, что шеф ЦРУ пока все еще полностью находится в моих руках.
   Однако новоизбранный президент не стал медлить и скоро назначил на этот важный пост своего человека, который, на беду Сатаны, тоже оказался недоступным для него. И этот новый начальник, начав с тщательной проверки расходных статей, вскоре натолкнулся на записи о расходовании немалых средств на какого там Горби.
   - Разве Центральное Разведывательное Управление существует только для того, чтобы пускать на ветер деньги!? - набросился он на утвердившего эти траты начальника. - Вам что, под трибунал захотелось!?
   - Предыдущий президент возлагал на этого Горби большие надежды, - возразил в свое оправдание начальник, в которого заблаговременно вселился бес. - Я же без его санкции никогда не согласился бы на подобные расходы.
   - Хорошо, я могу допустить, что этот Горби очень ценный для нас агент, и что в ближайшем будущем мы вернем все затраченные на него средства с лихвою. Но ответьте мне, пожалуйста, как вы заставите его сотрудничать с нами, если в его деле нет ни одной расписки о получении им от нас денег? - продолжал укорять начальника немного смягчившийся, после детального ознакомления с делом Горби, новый шеф.
   - Прежнее руководства не хотело его до поры до времени ничем компрометировать, - пролепетал в свое оправдания начальник.
   - Тогда вам придется в срочном порядке исправлять эту вопиющую оплошность, - потребовал от него недовольно поморщившийся новый шеф, - а то я не посмотрю на ваши прежние заслуги, и вы вылетите у меня из разведки, как пробка из бутылки.
   - Да, задали они мне задачку, - подумал про себя выходящий из здания ЦРУ Сатана. - И как же мне сейчас убедить крестника написать эту чертову расписку? Мне бы, дураку, надо было подумать об этом раньше, когда он еще находился на самом низу. Тогда он вряд ли стал бы ерепениться, а теперь....
   На этом месте с досадой махнувший рукою Сатана оборвал сам себя и, взмахнув своими крыльями, стремительно помчался по поднебесью в сторону неблизкой России. Ему надо было обогнать уже посланную руководством ЦРУ телефонограмму, чтобы опередить агента, который и должен был потребовать от его крестника расписку в получении им накопившуюся за долгие годы его подкормки немалой суммы советских денежных кредиток. И он, как и всегда, успел вовремя. Еще не успел обосновавшийся в американском посольстве шифровальщик расшифровать только что полученную им из центра телефонограмму, а Сатана уже пролезал через раскрытое окошко в московскую квартиру своего крестника.
   - Как вы сюда попали!? - испуганно вскрикнул вскочивший со стула при виде крестного Михаил Иудович. - И что вас заставило явиться ко мне в такое неурочное для визитов время незваным гостем?!
   - Потому что именно сейчас мы и должны срочно уточнить для себя один из немаловажных, я бы сказал определяющих, для плодотворного нашего будущего сотрудничества вопрос, - устало, буркнул ему в ответ, устраиваясь на мягком диване, Сатана, - да, и ты, сынок, тоже присаживайся. Наш разговор грозит быть долгим, а в ногах, как говорится, правды нет.
   - Я вам не сынок, а секретарь Центрального Комитета партии! - вскричал возмущенный его панибратством Горби.
   - Успокойся, крестник, я, знающий тебя с младенческих лет, вполне могу считаться твоим отцом, - с широким зевком миролюбиво буркнул Сатана.
   - Ну, раз вы ко мне зашли, то нам будет лучше всего сначала поговорить о моих нынешних проблемах..., - начал было присевший на стул Горби, но осветившийся язвительною ухмылкою Сатана на этот раз не стал с ним излишне церемониться.
   - Тебе, мой дорогой крестник, снова понадобились деньги? - с оскорбительною прямотою поинтересовался он у него.
   - И немалые, - сердито буркнул молча проглотивший обиду Горби, - место кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС очень соблазнительное для многих, чтобы его можно было заполучить какой-нибудь там мелочью.
   - Деньги, крестник, значат в этой жизни многое, но не все, - с прежней язвительностью заметил ему Сатана. - Тебе уже возможно скоро понадобятся верные сподвижники и преданные друзья. Кроме того, тебе, мой мальчик, не помешает заручиться и поддержкою могущественной сторонней силы, которую имею честь представлять я.
   - С могущественной стороннею силою! - театрально выбросив руки вверх, насмешливо выкрикнул Горби. - Неужели вы до сих пор так и не поняли, что вашему ЦРУ не по силам тягаться с нашим КГБ!?
   - Я не советую, мой мальчик, плевать в колодец, из которого тебе придется еще не раз пить воду, - миролюбиво буркнул снова взявший себя в руки Сатана. - Я же тебе не враг, и поэтому заранее предупреждаю о скором приходе долгожданного гостя...
   - Если с деньгами, то добро пожаловать, а если с пустыми разговорами, то я уже больше не намерен бесцельно тратить дорогое нам всем время с всякими проходимцами, - невольно вырвалось у раздраженного Горби и, сообразив, что сболтнул лишнее, смущенно умолк.
   - Да, ты, гаденыш, уже возомнил о себе невесть что! - злобно прикрикнул на него уже не на шутку разозлившийся Сатана. - Или мне следует напомнить тебе, из какого дерьма ты поднялся до таких высот! Да ты, недоносок, без моей помощи и поддержки до сих пор в нем копался бы, как навозный червь! Опомнись, неблагодарный, и не руби сук, на котором сам сидишь!
   До этого с Горби еще никто так не разговаривал, и резкая отповедь Сатаны подействовала на него, как опрокинутый на его голову ушат с холодною водою. Только поэтому ему понадобилось еще некоторое время, чтобы справиться с охватившею им бешеною яростью и ответить своему крестному более-менее тихим спокойным голосом.
   - Ну, ладно, - через силу выдавил он из себя, - говорите, что вам от меня понадобилось, и выметайтесь отсюда.
   - Сегодня вечером к тебе зайдет гость с деньгами, но, прежде чем отдать их, он вначале потребует расписку за все, что ты уже от него получил, - негромко проговорил внимательно слушающему Михаилу Иудовичу следивший за выражением лица своего крестника Сатана.
   - Расписку, но зачем?.... Ведь, до этого они ее от меня не требовали? - смущенно пробормотал недоумевающий Горби.
   - Вот именно не требовали.... Поэтому они и потребуют ее у тебя сейчас, - с нескрываемым ехидством буркнул сатана, - они должны и имеют на это полное право хоть чем-то застраховаться, чтобы потом, когда наступит пора рассчитываться за свои долги, ты не попятился назад.
   - Придется рассчитываться..., - повторил уже совсем растерявшийся Горби.
   - А ты, крестник, думал, что деньги тебе все это время давались просто так? Или ты раньше не знал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках? - с иронией спрашивал его насмешливо хмыкавший Сатана.
   Но вконец добитый его словами Горби не знал, как ему в этом случае следует поступить, и на что ему решиться. Он все это время брал от благоволивших к нему агентов ЦРУ подачки и успокаивал себя тем, что эти их деньги идут на благое дело, на его возвышение. А уж он тогда, когда наберется сил и приберет к своим рукам власть, сделает все от него зависящее, чтобы, начиная с того времени, вокруг него творилось одно только добро. Но вот сейчас с ним уже начинают говорить и о том, что ему потом будет необходимо рассчитываться за все их благодеяния, а для гарантий требуют у него расписку.
   - Но нужна ли мне их дальнейшая помощь и поддержка? - задавался сейчас про себя нелегким вопросом Горби, - Не лучше ли мне будет сейчас послать их всех к чертям собачьим и удовлетвориться тем, что я уже имею? Ведь, большой кусок, как говорят, иногда дерет горло.
   - Ты уже не сможешь отказаться от сотрудничества с ними, гаденыш! - злобно прошипел обо всем догадавшийся по его лицу сатана. - Ты не должен обманывать доверившихся тебе людей! Это же непорядочно....
   - А порядочно подставлять меня и лишать всего, чего я уже добился в этой жизни! - гневно выкрикнул бесцеремонно перебивший его Горби и повернулся в сторону двери, так как в это время нажал на дверной звонок подоспевший с деньгами агент. - Мне уже больше от вас ничего не надо! И я не хочу иметь с вами никаких дел!
   - Но и я сам уже слишком много поставил на тебя, гаденыш! И не позволю тебе разрушать все мои далеко идущие замыслы насчет этих вечно противопоставляющих себя мне русских! - прорычал взбешенный Сатана и, уже больше не раздумывая, тут же проник внутрь с детства доступного ему Горби.
   Мгновенно справившись с его внутренней раздраженностью, он скорчил на лице Горби любезную ухмылку и поторопился впустить в квартиру подоспевшего с визитом агента.
   - Мне поручено передать вам несколько миллионов советских рублей, - тихо проговорил присевший на указанный ему сатаною стул агент, - но вначале я должен попросить вас написать расписку на полученные вами от нас за все эти годы деньги. Мне очень неприятно затруднять вас подобною просьбою, но и вы должны понять, что нас тоже проверяют и требуют соответствующего отчета
   - Мне не нужны ваши извинения, дорогой товарищ, я и сам все прекрасно понимаю, - не без труда заставил Сатана проговорить отчаянно сопротивляющегося Горби, а потом, присев за стол, написал его рукою требуемую расписку.
   - Этого мне будет вполне достаточно, - с мрачным удовлетворением проговорил обрадованный быстрым разрешением нелегкого для него поручения агент и, передав принесенные им с собою деньги, поспешил удалиться.
   - Что же это такое только что со мною произошло!? - испуганно выкрикнул освободившийся от Сатаны Михаил Иудович и сразу же напустился на злорадно ухмыляющегося своего крестного. - Это же не честно! Вы заставили меня сделаться предателем!
   - Я уже говорил тебе, крестник, о могущественной сторонней силе, - язвительно заметил ему подошедший к распахнутому окошку Сатана, - так что впредь будь добр, не заставляй меня еще больше усложнять твою жизнь.
   И он на глазах у возмущенного его поступком Михаила Иудовича прыгнул в раскрытое окно и, взмахнув внезапно объявившимися за спиною крыльями, скрылся из глаз.
   Неторопливо прогуливающийся возле отрабатывающих передвижения на поле боя под огнем противника курсантов Антоша с нетерпением дожидался, когда командир учебного взвода объявит предназначенный для проведения политической работы перерыв. На этот раз он по плану должен был рассказывать им о ленинских нормах партийной жизни, а поэтому, стараясь не терять время зря, мысленно перебирал по памяти основные тезисы своей уже скорой беседы.
   - Мало того, что ты, Антоша, почти к каждому празднику изводишь нас сборами денег на венки для возложения к мемориальному памятнику, так только что поступило распоряжение собирать еще деньги и на покупку кресел для ленинской комнаты, - услышал он возле себя ворчливый голос командира взвода.
   - Ну, во-первых, со сборами денег на венки извожу вас не я, а ваши комсомольские групорги, а, во-вторых, при чем здесь какие-то там кресла для ленинской комнаты? - спросил у него непонимающий причину его раздражения Антоша. - Или, по-вашему, венки на могилы солдат возлагать не стоит?
   - Почему же не надо, еще как надо, - поправился смутившийся командир, - но для этого есть специальная расходная статья у нашего замполита, а собирать деньги с курсантов последнее дело.
   - Я подумаю об этом, а потом поговорю и с замполитом, - пообещал командиру взвода Антоша, - а вам советую обратиться за разъяснениями к начальнику школы. Он же, как и все мы, тоже коммунист, а поэтому обязан объяснить всем причину издания подобного своего распоряжения.
   - Он коммунист, а я комсомолец, - невесело отшутился командир взвода. - Да, и не нужны мне лишние неприятности. Это я только к тебе, Антоша, как к своему секретарю комитета обращаюсь за разъяснениями, но сейчас тебе лучше забыть о моих словах.
   - Тем временем курсанты уже расселись для проведения беседы, и спохватившийся Антон заторопился к ним.
   - Но, почему я должен беседовать с курсантами о ленинских нормах партийной жизни и в то же время молчать о подобных безобразиях? - подумал возвращающийся с полевых занятий обратно в школу Антоша и уже больше не мог от так сильно его обеспокоившего вопроса отделаться. - И, действительно, почему это я должен учить курсантов одному, а в своей повседневной жизни мириться с подобным безобразием, - все время лезли в его голову вовсе не нужные ему мысли, и он только ради того, чтобы они поскорее от него отстали, начал готовиться к выступлению на ближайшем партийном собрании.
   Хотя на самом-то деле он даже мысли к себе не допускал, что может выступить об этом перед всеми коммунистами школы прапорщиков, но ему было приятно хотя бы в мечтах поиграть в защитника обираемых самодуром начальником курсантов. Однако когда начал готовиться к своему предполагаемому выступлению, то так увлекся, что, когда это партийное собрание наступило, он уже просто не мог не высказаться на эту тему. Его слушали молча, не перебивая его, но и не опровергая. А когда он закончил свое выступление и сел на свое место, то никто из присутствующих на партийном собрании ни единым знаком или хотя бы намеком не высказали своего отношения к его высказыванию. После его выступления взял слово другой коммунист, потом третий, и снова никто из них даже не заикнулся о поднятых Антошам на собрании проблемах. Так и закончилось партийное собрание в наигранно притворно-деловой атмосфере, но никто не захотел вслух реагировать на высказанное Антошам недоумение, о чем в это время все присутствующие втихомолку или про себя возмущались.
   - Мое выступление оказалось гласом вопиющего в пустыне, - подумал после окончания собрания Антон, но он ошибался.
   Только успел зайти в курительную комнату, как вслед за ним туда же вошел и начальник школы.
   - Вы, Козлов, считаете меня позарившимся на деньги курсантов самодуром? - тихо проговорил присевший рядом с ним начальник школы
   - Я всегда поступаю согласно своим взглядом на жизнь, и как мне подсказывает совесть и мой партийный билет, - сухо пробормотал в ответ Антон.
   - Да, в нашей жизни быть принципиальным и правильным намного проще и легче, особенно когда сам лично ни за что не отвечаешь и не заботишься о росте своих подчиненных, - по-прежнему тихо проговорил начальник. - Если школа, которой я руковожу, и дальше будет в числе лучших, мне всегда будет легче выдвигать своих офицеров на вышестоящие должности.
   Антону нечего было возразить на вполне справедливые слова начальника школы. И он, после неловкого недолгого молчания, недовольно буркнул в ответ:
   - И это значит, что на партийных собраниях говорить, что волнует нас прямо сейчас и тревожит, не рекомендуется. Но подобное утверждение как-то не очень согласуется с ленинскими нормами партийной жизни.
   - Хоть это и не педагогично, но я все же расскажу вам, Козлов, одну, по моему мнению, очень даже поучительную байку, - тихо проговорил начальник и начал рассказывать Антону, как с помощью новейших достижений в медицине оживили Владимира Ильича Ленина, и начали хвастаться перед ним успехами в социалистическом строительстве. - Владимир Ильич все внимательно осмотрел и всех со свойственной ему доброжелательностью выслушал. А потом взял и совсем неожиданно для всех исчез, - неторопливо продолжал свой рассказ начальник, а Антон слушал и не понимал, какой он из этой байки должен был сделать для себя вывод, - все всполошились и начали искать пропавшего Ильича, но так и не нашли. Нашли только на могиле Сталина написанную его рукою записку с непонятным для наших руководителей содержанием: Иосиф Виссарионович, я в Женеве. Явки прежние.
   Закончив рассказывать свою байку, начальник школы бросил сигарету в наполненную водою урну и, оставив Антона наедине со своими невеселыми мыслями, ушел.
   Вскоре, Антону на замену прибыл по направлению Политического управления военного округа молодой перспективный выпускник военно-политического училища. И он, после сдачи молодому лейтенанту дел, уехал для продолжения дальнейшей службы в Ленинградское суворовское военное училище помощником офицера-воспитателя.
   Опомнившийся Михаил Иудович не долго расстраивался по поводу только что с ним случившегося, а сразу же, после эффектного ухода из его квартиры Сатана, бросился к оставленным агентом ЦРУ на столе денежным купюрам. Пересчитав их, он, уже больше ни о чем, не беспокоясь, схватился за телефонную трубку и начал лихорадочно названивать нужным людям. А те, получив от Горби задаток, и еще больше посулов о будущих его милостях к ним после его возвышения, в свою очередь начали обзванивать друзей и близких знакомых. И вот уже совсем скоро в Советском Союзе объявился новоиспеченный кандидат в члены Политбюро Горби Михаил Иудович. Так благодаря непосредственной помощи исконного врага человеческого рода Сатане и при прямой поддержке западных спецслужб Михаил Иудович, наконец-то, вышел на прямую дорогу к вершинам партийной и государственной власти в стране. Он пока еще никого не предал, но связанный по рукам и ногам распискою о получении на свое возвышение денег от агентов ЦРУ Михаил Иудович готов был в любую минуту предать миллионы советских людей, предать свои идеалы и даже, если понадобиться, свою родную мать с отцом в придачу. Ибо для таких, как Горби, слезы людей и гибель миллионов ничего не значат. Они лишь думают и заботятся только о своем личном благе, только о своей привольной и всем обеспеченной жизни. И во имя всего этого они в любое время пожертвуют всем, даже самым для человека святым и сокровенным. Ибо такие люди, как Михаил Иудович, не умеют и не могут болеть чужой болью и сопереживать в несчастиях с другими. Из таких людей, вырастают одни только непревзойденные лицемерные себялюбцы. И в их жизнях, как обычно, все фальшиво: и идеи, и чувства, и даже сама их жизнь. Они не способны творить вокруг себя добро и радость. А вокруг таких людей, как этот воспитанник Сатаны Горби, постоянно образуется лишь одно наповал убивающее вокруг себя все живое и созидательное скудость ума и нищета мысли.
   Вот так и вошли два наших абсолютно разных по своему предназначению в жизни героя в свой очередной и, несомненно, в самый трудный и опасный для них отрезок жизни. Один из них устремился в свое будущее с непомерно огромными властными амбициями, а другой с опустошенной несправедливостью земной человеческой жизни душою.
  
   21 декабря 2002 года.
  
  
  
  
  

Глава третья
ДИНОЗАВРЫ.

  
   Подтачиваемое со всех сторон коррупционной мафией и монстрами Сатаны советское общество заболевало все больше, и уже даже начало потихонечку загнивать в таких прибыльных отраслях, как сфера обслуживания населения и торговли. Отрываемые мафиозными структурами со всех сторон общественного пирога жирные кусочки с каждым очередным годом все больше истощали государственную казну. А производящие непопулярные среди населения некачественные товары заводы и фабрики к этому времени уже работали больше на склад, чем на повышение благосостояние советских людей. И в этой складывающейся в стране ненормальной обстановке, вместе с все время усиливающимся ропотом недовольства среди простого народа начала активно организовываться в противовес погрязшим с головы до ног в коррупции и воровстве нынешних властей непримиримая аппозиция. А возглавил ее известный на весь Советский Союз своей партийной принципиальностью и умелым хозяйствованием первый секретарь коммунистической партии Белоруссии Петр Миронович Машеров. Член президиума Верховного Совета СССР, бывший командир партизанского отряда и комиссар партизанской бригады открыто выказывал недовольство проводимой в последние годы ставленниками Леонида Оттовича политикой. А те в ответ негодовали и злились, но до поры до времени сдерживали свое им недовольство, отлично для себя осознавая, что им без достаточных оснований и компрометирующих фактов с этим заслуженным в прошлом, а значит пока для них недосягаемым, человеком не справиться. Да, и как они могли предъявить ему хоть какие-нибудь претензии в то время, когда даже семья Генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза тоже отнюдь не являлась примером для подражания, и была источником сплетен, насмешек и пересудов среди простого народа. Ветреная и не признававшая для себя никаких ограничений и правил приличия родная дочь Леонида Оттовича вела себя не как сознательная советская гражданка, а скорее как заболевшая неуемною страстью к драгоценным украшениям и камням самоцветам избалованная восточная принцесса. Ребенок с подобным вздорным характером всегда приносит родителем немало беспокойств, а в стране, где подобные излишества не поощрялись, это уже угрожало опечаленному Брешу самым настоящим стихийным бедствием. Не обрадовало высокопоставленного отца и ее скорое замужество. Только успел Брешь назначить ее мужа Министром внутренних дел, как он тут же окружил себя милицейскими офицерскими лакеями. Он даже своему личному парикмахеру и то присвоил, в порядке исключения, офицерское звание. В общем, эта семейка могла и должна была стать яблоком раздора между враждующими группировками, и обе стороны с особой внимательностью следили за нею, чтобы при подходящем случае использовать их сумасбродство в своих интересах. Одна из сторон хотела с их помощью заставить Леонида Оттовича уступить им место на вершине власти. Представители другой стороны делали все от них зависящее, чтобы сохранить состарившегося к этому времени Бреша на вершине власти, но для этого от них требовалось остановить или хотя бы немножко приглушить последствия неразумных этой связанной с Генеральным секретарем коммунистической партии Советского Союза родственными отношениями парочки. Не сводили с этой примечательной во всех отношениях парочки своих внимательных глаз и не желающие ухода Леонида Оттовича с политической арены раньше, чем они расчистят дорогу к его престолу Михаилу Иудовичу, вместе с Сатаною и агенты западных спецслужб. Они были готовы в любую минуту вмешаться в происходящие в Советском Союзе события, чтобы не позволить произойти самому для них непоправимому. После получения от Михаила Иудовича необходимой в подобном случае расписки и его скорое избрания кандидатом в члены Политбюро, в корне изменило к нему отношение нового шефа ЦРУ, и он повелел своим агентам и впредь не ограничивать себя в обеспечении этого Горби всеми необходимыми для его дальнейшего успешного продвижения средствами. Поэтому, вскоре, после последнего возвышения Михаила Иудовича, его снова посетил агент ЦРУ и, передав на ближайшие расходы немалую сумму советских денежных купюр, оставил ему для срочной связи телефон.
   - Стоит вам только позвонить по нему, и вам незамедлительно будет доставлено все, что может вам в дальнейшем понадобиться, - тихо проговорил он несказанно обрадованному такой еще невиданной им от вражеских для Советского Союза шпионов щедростью Михаилу Иудовичу.
   - Вот это уже именно та жизнь, о которой я все это время мечтал! - вскрикнул после его ухода обрадованный Михаил Иудович и зажил с этого времени, как говориться, на широкую ногу.
   Значительно укрепив свои прежние связи и заполучив себе при помощи богатых подношений еще немало других нужных ему для перехода из кандидатов в члены Политбюро людей, Михаил Иудович с нетерпением дожидался очередного съезда партии или какой-нибудь еще другой благоприятствующей его очередному возвышению оказии. А вместе с ним с таким же нетерпением дожидались его скорейшего прихода к власти и Сатана вместе с западными спецслужбами. Однако, ясно осознавая для себя исходящую для их протеже опасность со стороны группы Машерова, они сейчас вместе со ставленниками недалекого Леонида Оттовича тоже ломали себе голову, как бы им побыстрее избавиться от этого неугомонного партизана.
   Надрывно прозвеневший телефонный звонок поднял Петра Мироновича среди ночи.
   - Товарищ первый секретарь, - пробасил в трубке нетерпеливый мужской голос, - вас беспокоят из таможенного управления государственной границы. Дело в том, что мы задержали провозящую незарегистрированные драгоценности дочь Генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза Бреша?
   - А как в таком случае поступают с простыми советскими гражданами? - с лукавой усмешкою полюбопытствовал Машеров.
   - Но она же дочь самого Леонида Оттовича Бреша! - воскликнул в трубке ужаснувшийся его словами мужской голос.
   - Это ее отец Генеральный секретарь нашей партии, а она просто гражданка Советского Союза. Поступайте с нею по закону, а в случае хоть каких-нибудь осложнений можете сослаться на меня.
   - Как прикажете, Петр Миронович, - пробасил в трубке уже немного приободрившийся мужской голос и отключился.
   - Вот то-то, Леонид Оттович, - процедил сквозь плотно сжатые зубы Машеров, - теперь тебе уже придется немного потесниться. Сколько еще можно своим бездарным руководством загонять экономику страны в тупик.
   Другой телефонный звонок, но уже с тихим угодливым голосом, поднял в эту ночь и разоспавшегося Бреша. Узнав, что его дочь задержана на западной границе с незарегистрированными драгоценностями, он неприятно поморщился и распорядился вызвать к нему начальника КГБ.
   - Вот, незадача, - рассерженно буркнул он себе под нос в ожидании вызванного чекиста, - и надо же, чтобы моя стрекоза попала именно в руки этого чистоплюя. И мне сейчас просто необходимо, что-то срочно предпринять, иначе эта история может слишком дорого для меня обойтись.
   И Леонид Оттович сразу же по прибытию к нему чекиста отдал ему все соответствующие распоряжения и необходимые в этом деле полномочия.
   - Не знаю, как тебе удастся уладить это дело, - категорически заявил он выслушавшему его чекисту, - но я больше о нем слушать не желаю.
   - Не беспокойтесь, товарищ Генеральный секретарь, вы уже больше о задержании своей дочери таможенной службою советского Союза не услышите, - твердо пообещал ему чекист.
   И он сдержал свое слово. После показательной смерти главного оппозиционера Машерова больше уже никто не осмеливался восставать и перечить возглавляемой Брешем верховной власти.
   Так и начал великий и могущественный Советский Союз с каждым очередным годом все больше и больше превращаться в сказочное королевство кривых зеркал. Собравшийся очередной 26 съезд коммунистической партии и на этот раз даже не заметил ни глубоко укоренившихся в советское общество негативных процессов, ни неудовлетворительного состояния народного хозяйства. Собравшиеся на нем делегаты с лицемерной готовностью начали уверять Советский народ, что он живет в условиях развитого социализма, который обеспечивает всем безбедное существование и всестороннее гармоническое развитие. Не забыли они и о вдохновителе и организатора всех разрушительных процессов в стране Бреше, вручив ему в торжественной обстановке только что утвержденный ими знак: "50 лет пребывания в КПСС".
   Не преминул воспользоваться подвернувшейся возможностью еще дальше протолкнуть послушного его воле Михаила Иудовича по служебной лестнице и завертевшийся среди делегатов партийного съезда Сатана. И те, не став противиться его настойчивому нажиму, единогласно проголосовали за избрание его крестника полноправным членом Политбюро. Тем самым, открывая перед ним прямую дорогу к уже скорому по расчетам Сатаны его избранию Генеральным секретарем партии. Обрадованный подобным известием шеф ЦРУ уже вообще снял все ограничения на финансирование Горби и еще больше его засекретил на тот случай, чтобы случайно затесавшийся в его управление коммунистический агент не смог узнать о самом тайном и секретном замысле его ведомства.
   Если бы Антоше захотелось лучше ознакомиться с существующими в стране нравами и взаимоотношениями между советскими людьми, то он начал свою нынешнюю службу именно в том месте, где эти нравы и взаимоотношения были, как бы специально, для наглядности сконцентрированы в сжатой форме. Активно влияющие на все стороны приема и воспитания достойных будущих офицеров Советских Вооруженных Сил этого первоначально задуманного для обездоленных сирот военно-учебного заведения, глубоко укоренившиеся в жизнь советских людей новые общественные отношения порою своею заранее предрешенною неопределенностью доводили все в училище до логического абсурда. Они не только переворачивали процесс обучения и воспитания подростков, как говориться, вверх тормашками, но и еще больше убеждали обучающихся в нем суворовцев руководствоваться в своей дальнейшей службе и жизни не тем, к чему их призывал героический опыт защищающих свое социалистическое Отечество предыдущего поколения, а по нынешним противоречивым понятиям. Начавший свою службу в данном училище Антоша, конечно же, недолго работал на своей основной должности в качестве помощника офицера-воспитателя. Поначалу его попросил помочь ему в лучшей организации комсомольской работы командир роты, а потом с этой же целью заинтересовался им и политический отдел училища для замещения временно убывающих в отпуск или в командировку офицеров. Исполняя обязанности помощника начальника политического отдела по комсомольской работе, ему часто приходилось присутствовать на оставляющих его в самом гнетущем настроении заседаниях комитета комсомола одного из районов города. От всего, что его там окружало, слишком сильно смердело лицемерной ложью и ничем неприкрытым корыстолюбием. Да, и среди своих сослуживцев и гражданского персонала училища он тоже не видел в глазах живого огонька и желания сделать или сотворить в этой жизни хоть что-нибудь хорошее и полезное людям за просто так, ничего не требуя за это для себя взамен. Он, конечно же, прекрасно осознавал для себя, что многих из окружающих его людей принуждали к такой жизни обстоятельства, но, все равно, Антоша еще долго будет с неприязнью вспоминать свою службу в суворовском училище. Однако, как бы там ни было, нравилась ли ему нынешняя служба или нет, он всегда старался по возможности исполнять поручаемые ему обязанности как возможно лучше. Хотя и у него самого в этот период времени иногда бывали срывы, и ему приходилось совершать то, о чем он в последствии глубоко сожалел.
   Пост Генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза был всегда самым заветным и соблазнительным для всех безо всякого исключения партийцев, поэтому добиться такого высокого поста привычными для Михаила Иудовича простыми денежными подношениями уже было нельзя. Здесь уже от Сатаны и западных спецслужб требовалось искусственное создание в Советском Союзе таких условий, при которых только и могло произойти избрание на высший пост ничем таким особым не отличившегося и ничем пока непримечательного их протеже. Дело было непростое, и Сатана, прежде чем начинать расчищать для своего крестника дорогу, решил вначале все, как следует, хорошо продумать и тщательно подготовиться к успешному претворению в повседневную жизнь советских людей всех своих нечестивых задумок. Долго думал и прикидывал про себя Сатана пока в его голову не пришел более-менее гарантирующий ему избрание его крестника Генеральным секретарем коммунистической партии Советского Союза план. Однако, как всегда и бывает в нашей земной непростой жизни, то, что легко выстраивается при планировании, обычно не так уж и просто осуществляется при внедрении его в повседневную жизнь. Многоопытному Сатане все это было хорошо известно, и он с воистину сатанинским терпением дожидался, когда же, наконец, созреют условия для его гениального плана. Так он, даже и не подумал приступать к исполнению своей задумки, пока жил еще сильный и уверенный в себе Машеров. Потому что прекрасно для себя осознавал, что тот приведет с собою на вершину власти целую плеяду своих людей, а для не наделенного особыми талантами его крестника может и вовсе не оказаться во властных структурах места. Он еще помнил, как быстро был лишен всех своих постов продавшийся ему с потрохами Хрящ, и это помогало ему сдерживать до поры до времени свое нетерпение. Сатана не стал торопиться и после успешного устранения умного энергичного Машерова, вполне справедливо полагая, что ему, прежде всего, следует провести проверку готовности к нужным ему действиям сил, на которые он может или хочет рассчитывать. Объявив о созыве тайного съезда советских коррупционеров и монстров, он решил, что наступила пора встретиться и поговорить по душам с вдохновителем и организатором советского рэкета генералом.
   - Пришла пора этому неуемному генералу определяться, на чьей он будет стороне, когда созреют условия для воцарения в России моего крестника - подумал Сатана вслух уже на подходе к внешне неприметной генеральской даче.
   С прохудившихся в последнее время небес уже с самого раннего утра заморосил мелкий дождик, время, от времени переходя в более буйный и частый дождь, но не надолго. Пошумит, немного попугает своим участившимся перестукам по железным крышам местных жителей, и снова быстро переходит в уже ставшую для всех почти привычную мелко моросящую капель. Однако задумчиво шагающего по проселочной дороге Сатану дождь не беспокоил. Налетающие на него со всех сторон маленькие капельки тут же мгновенно испарялись при встрече с обволакивающим Сатану созданным нечистым заклинанием защитным покрывалом. Внешне - это их почти мгновенное испарение было почти невидимым для простого человеческого глаза. И только тогда, когда с усилением дождя его частые струйки становились более полноводными, по всей поверхности защитного покрывала начинал клубиться легкий парок. Да, и тот быстро отгонялся от Сатаны в сторону все время веявшим над ним тихим чародейным ветерком. Генерал встретил нежданного гостя на красном крылечке и, не приглашая его пройти внутрь дачи, с неприязнью окинул вопрошающим взглядом приблизившегося Сатану.
   - Могу ли я обсудить с вами одно очень важное для нас обоих дело?... - освещаясь приветливой ухмылкою, негромко проговорил Сатана.
   - Говорите, я вас слушаю, - нетерпеливо перебил его генерал, и неприятно поморщившемуся Сатане пришлось излагать ему суть своего дела прямо на крылечке.
   - Чтобы я своими собственными руками завязывал на русском народе смертельную удавку и тащил его назад в кабалу!! - с возмущением выкрикнул в ответ Сатане оскорбленный в своих самых лучших чувствах генерал. - Этого вы от меня вовек не дождетесь! Если я и решил заработать для себя немного денег, то еще не означает, что я уже готов продаться первому встречному проходимцу с потрохами....
   - Вы горько пожалеете о своих сегодняшних словах! - успел злобно прошипеть Сатана, прежде чем генерал, демонстративно хлопнув перед самым его носом дверью, дал тем самым ему ясно понять, что он уже больше не намерен обсуждать с ним данную тему.
   Так и ушел Сатана от неуступчивого на этот раз генерала, как говориться, не солоно хлебавши, а вот на тайном съезде коррупционеров и чудовищных монстров его предположение о возможно скором изменении правящего в СССР режима было воспринято на ура. Подпольным советским миллионерам до чертиков осточертело скрывать за показною бедностью накопленные неправедною жизнью богатства, и они уже прямо сейчас были готовы прыгнуть из социализма в угодный им капитализм. Довольно ухмыльнувшемуся князю тьмы еще долго пришлось остужать их разгорячившиеся головы.
   - Пока что, друзья мои, это долгожданное время еще только предполагается. И во имя его скорейшего для нас наступления нам еще надо бороться и бороться, - выразительно похлопав по своему пустому карману, глубокомысленно заявил Сатана.
   Сообразительные коррупционеры не стали особо возражать и тут же утвердили фонд, главной и основной целью которого было скорейшее избавление русского народа от ненавистной коммунистической власти. Заручившись безоговорочной поддержкою внутренней реакции, Сатана тут же начал зондировать почву, а что же по этому поводу думают страны Запада. И ему на этот раз не пришлось бегать по всем западным столицам. Ибо за него уже побеспокоилось собиравшее в Женеве международное совещание всех специальных служб Запада разведывательное управление США. Довольно ухмыльнувшийся Сатана тихо пробубнил себе под нос необходимое в данном случае делавшее его невидимым заклинание и беспрепятственно прошел в строго охраняемое здание. Выступивший на нем представитель ЦРУ осторожно намекнул собравшимся агентам, что возможно скоро у них появятся веские основания для заявления о крушении всей мировой системы социализма, и посоветовал своим дорогим коллегам уже сейчас поделить между собою страны лагеря социализма восточной Европы для будущих в них демократических преобразований. Объявленная новость так сильно взволновало представителей специальных служб, что те еще долго досаждали агенту ЦРУ своими недоумевающими расспросами. Но тот на данную щекотливую для него тему больше распространяться не стал, а еще раз посоветовал взбудораженным агентам поскорее заняться делом, чтобы успеть, как следует подготовиться к уже возможно скорому торжеству западной демократии.
   - Моя школа, - не без гордости отметил про себя полностью удовлетворенный состоявшимся обменом мнений Сатана. - Значит, пришла пора действовать и мне. Наступило время, когда и мой сокол должен будет, наконец-то, расправить свои крылья над этою навечно проклятою мною Россией.
   До этого еще никогда не жаловавшийся на свое здоровье генерал в последнее время начал потихонечку сдавать, а, после посещения его Сатаною, он уже и вовсе раскис.
   - Как видно, и мне скоро придется покидать этот грешный мир, - мрачно проговорил генерал заглянувшему к нему Михаилу, - вызови ко мне для последнего прощания всех моих детей.
   Согласно кивнувший в ответ головою Каратаев разослал по нужным адресам соответствующие телеграммы, и на генеральскую дачу начали съезжаться его сыновья. Первым приехал на зов отца его сын по прозвищу Жила. Так обозвали его еще в детстве за невероятную для живого человека худобу друзья, и с тех пор он уже так с нею свыкся, что даже не видел в ней для себя ничего обидного. Несмотря на свой вспыльчивый до грубой резкости характер, он все же умудрился добиться к себе особого расположения отца. А любил его генерал только за то, что он больше всех остальных его детей походил на русского человека и за его неуемную, как и у него самого, ненависть ко всему, что олицетворяло собою этот вечно враждебный по отношению к России Запад. А вслед за ним один за другим начали прибывать и все остальные сыновья генерала, которые в отличие от него и Жилы не чурались западного образа жизни и большую часть своего времени проводили в путешествиях по заграницам. Старший сын генерала за свою напускную важность и степенность, хотя в одно и то же время он легко соблазнялся на всякого рода авантюры и вообще больше из всех остальных сыновей генерала отличался чисто еврейскою обходительностью, получил прозвище Гусь. Следующий за ним по старшинству сын был, в отличие от Гуся, человеком с романтическим уклоном мечтательного склада, за что и был прозван самим генералом как бы в насмешку Березкиным. Ибо получить подобное романтическое для каждого русского прозвище человеком с внешне ярко выраженной еврейской наружностью было действительно смешно. И, наконец, самого младшего своего сына генерал прозвал Абрамом только для того, чтобы самому не забывать о его еврейском происхождении. Несмотря на то, что внешне он ничем не отличался от вполне обычного русского человека, своим предприимчивым хитроумным характером он явно не подходил под русские стандарты. Уже хорошо изучивший его генерал всегда вел себя с ним крайне осторожно и осмотрительно, не доверяя его словам о себе ни на грош.
   - Схитрит, негодник, обманет всех и даже глазом не сморгнет, - слишком часто приходилось приговаривать ему, когда младший сын оставлял его самого в дураках.
   Однако, как бы там ни было, в этой жизни родителей, братьев, сестер и детей, как приговаривают умные люди, не выбирают, и генералу приходилось довольствоваться тем, что у него имелось. Собрались они у изголовья своего занедужившегося родителя и, скорчив скорбные мины, приготовились выслушать все, что он намеревался им сказать.
   - Хотя бы при своем родном отце не притворялись, - недовольно буркнул про себя при виде притворно нахмуренных лиц детей генерал. - Радуются, небось, что я уже не в силах их как следует отругать, - и генерал, судорожно глотнув в себя несколько глотков воздуха, тихо проговорил: - Дети мои, я собрал вас всех у себя только из-за своего в последнее время плохого самочувствия. В этот свой предсмертный час я не стану кривить душою и утверждать, что все это время был для вас хорошим отцом, но я дал вам хорошее образование и кое-что оставляю вам для дальнейшей безбедной жизни.
   Генерал выразительно кивнул головою в сторону стоящего возле его кровати журнального столика, на котором к этому времени уже были разложены документы на оставляемую им в наследство детям недвижимость и заграничные банковские счета. Оживившиеся лица сыновей генерала, после их внимательного ознакомления с бумагами, немного прояснились, и они уже более благожелательно посмотрели на не сводившего с них глаз отца.
   - Вижу, вы удовлетворены тем, что я оставляю вам в наследство, - хмуро бросил в их сторону тяжело задышавший генерал. - Я оставляю вас богатыми людьми, а взамен требую от вас только одного: в течение всей своей дальнейшей жизни не вредить моей России, которая всегда была и будет для вас любящей заботливой матерью.
   - А твоя организация, отец?! - вскричал первым опомнившийся Гусь. - Кому ты оставишь свою организацию?!
   - Организацию.... - язвительно просипел в ответ уже совсем слабым голосом генерал. - Я так и знал, что вы не удовлетворитесь наследством....
   Из последних сил поднатужившийся генерал еще сумел приподнять над подушкою голову и, окинув сыновей ненавидящим взглядом, глухо просипеть: - Будьте вы!... - но придавшая ему силы ярость, так же мгновенно его обессилила, и он снова свалился на подушку.
   - Чуть ли не проклял нас, старый хрыч, - тихо проговорил недовольно скривившийся Березкин, - но не успел, и, как мне кажется, он вот-вот окочурится.
   - Тогда, братья мои, нам не стоит понапрасну терять время и ждать, когда окончательно затеряются все следы батюшкиной организации, - заторопил их быстро все схватывающий Абрам. - Нам прямо сейчас следует заняться поисками хоть каких-нибудь позволяющих нам выйти на нужных людей записей отца.
   И они, больше уже не обращая никакого внимания на неподвижно лежащего на кровати генерала, суетливо забегали по просторным комнатам дачи в поисках вчерашнего дня. Они тщательно перелистали все книги и журналы и, перевернув на даче все, как говориться, вверх тормашками, так и уехали поздно вечером в Москву ни с чем. Заглянувший, после их отъезда, на генеральскую дачу Михаил Каратаев еще успел споймать слетающий с губ своего шефа торжествующий шепот:
   - Я еще заранее все уничтожил....Они ничего не нашли.... Будем считать, что моя организация распущена....
   - Как скажете, шеф, - не стал с ним спорить вздохнувший с облегчением Михаил.
   В чем - в чем, а вот уж в безответственности и непродуманности своих самых сокровенных нечистых замыслов Сатану не обвинишь. Вот и на этот раз он, все тщательно про себя продумав, решил, что наступила пора кончать с уже успевшим себя окончательно дискредитировать среди простого Советского народа правлением Бреша. Сатана еще на ноябрьские праздники подослал к уже порядком надоевшему Брешу двух дочек царя Ирода для того, чтобы те подготовили самого Бреша, а главное внушали всему русскому народу уверенность в уже возможно скором уходе из жизни своего престарелого правителя. И вот сейчас, когда более легкую для занедужившего Бреша Трясею сменила беспокойная Огнея, он, захватив с собою албасту, поспешил к высокопоставленному больному.
   - Ты только смотри, - наставлял он ее по дороге, - случайно не проглоти лакомые для тебя легкие Бреша. После его смерти, ты должна будешь положить их обратно на прежнее место. Я хочу, чтобы все признали его смерть вполне обычной и естественной.
   - Не нужны мне дряблые легкие этого старца, - недовольно буркнула ему в ответ албаста, - я уж лучше полакомлюсь легкими какого-нибудь молодого юноши или мальчика. Их же там подле него, по моему разумению, должно быть немало....
   - И думать об этом не смей! - со злостью оборвал ее разглагольствование вконец рассердившийся Сатана. - В его квартире ты уже больше никого не посмеешь тронуть! Не в моих интересах привлекать к этой акции излишнее внимание. Тебе, моя дорогая, придется потерпеть до нашего возвращения в ад. И если у тебя сегодня все получиться, как надо, то тогда мои слуги в награду натащат тебе сколько угодно легких.
   - Ловлю тебя на слове, повелитель! - радостно вскрикнула албаста. - Я уже почти целую неделю постилась.... Надеюсь, что сегодня, после работы, я, наконец-то, наемся до отвала.
   Поначалу, когда Леонида Оттовича еще только начало трясти от лихоманки, приболевший Брешь даже и мысли к себе не допускал, что он уже возможно скоро может оставить этот белый свет навсегда. Но вот сейчас, когда его и без того настрадавшимся телом вплотную занялась огнедышащая Огнея, он, нутром почуяв, что ему уже больше из этого недомогания живым не выбраться, начал по памяти перебирать всю свою прожитую жизнь. Он вспомнил о своем детстве; вспомнил, как еще подростком начал работать на заводе; вспомнил день своего вступления в комсомол и как его принимали в партию. И все его воспоминания оживали в нем так живо и так образно, словно все это происходило с ним еще только вчера. Даже безжалостная Огнея и та отступала от него во время воспоминаний. А на душе у погрузившегося в воспоминания Бреша было в это время так легко и радостно, что благодушная усмешка не сходило с его старого сморщенного годами лица. Однако, как только он начал вспоминать о своем довоенном секретарстве в Днепропетровской области, он снова ощутил в себе нестерпимый жар возвратившейся к нему Огнеи. И никакие уже врачебные снадобья не помогали ему отогнать ее от себя. Она позволила ему лишь немного разжать свои обжигающие объятия еще только один раз, когда он погрузился в воспоминания о том, как бодро и весело вышагивал он на Победном Параде во главе сводного полка. А потом перед ним объявился этот звероподобный Сатана с албастаю. Еще не было и восьми часов утра, а посланцы ужасной смерти уже прибыли за ним. Завидев их Брешь неприятно вздрогнул и забился на своей мягкой постельке всем телом.
   - Не хочу! Мне еще рано умирать! Я еще не все совершил на этом белом свете! - заорал он на всю свою спаленку благим матом, но албаста времени зря не теряла, и почти мгновенно извлекла из отчаянно сопротивляющегося Бреша его легкие.
   - Ох, и как же быстро пролетела вся моя жизнь, - успел еще подумать про себя Брешь, прежде чем окончательно испустил дух. - Я в своей жизни не успел еще оглянуться, а она уже закончилось.
   Поторапливаемая недовольным взглядом Сатаны албаста с прежней ловкостью и быстротою вставила легкие Бреша обратно в его уже неподвижное тело, и они также молча, как и вошли, удалились.
   - Ой, что это со мною!.. - испуганно вскрикнула вытолкнутая из мертвого тела душа Леонида Оттовича, и лихорадочно закружилось над своими тленными останками. - То, что я вне своего тела означает, что оно умерло, и я, наконец-то, освободилось из его оков.... Но что я должна теперь делать-то?! - в смятении пролепетала встревоженная душа Леонида Оттовича, продолжая свои виражи по спальне Генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза.
   И она не успокаивалась до тех пор, пока к ней не пришло знание прошлого, настоящего, пока она уже не только могла предугадывать свое возможное будущее, но и все, чему она посвятила только что закончившуюся свою жизнь. Полностью осмыслив всю свою жизнь, душа Леонида Оттовича, забившись в уголочек спальни, горестно обхватила ручками свою призрачную головку. Она уже не расстраивалась от незнания, что именно ей было необходимо делать дальше, ее уже даже нисколько не волновала преждевременное насильственное умирание своего собственного тела. Ее не обуревала неуемная жажда мести к своим убийцам, ее сейчас больше всего тревожила, что она натворила за время правления в Советском Союзе.
   - Ой, и что же я по своей ничем не пробиваемой глупости наделала! Да, я же самая настоящая преступница! Я своим неразумным поведением в земной жизни не только начисто загубила все, что придавало мне хоть какой-то смысл в жизни, но подвергла, как мне сейчас кажется, неминуемой опасности исторические завоевания в октябре 1917 года простого русского народа!
   Подобное внезапное озарение полной никчемности своего земного существования способно ввести в сумятицу и помрачение рассудка любого человека, а, тем более, уже лишенную возможности хоть что-нибудь в своей жизни исправить душу Леонида Оттовича. Она уже не могла успокаивать саму себя пустыми мечтами и благими намерениями. Захлестнувшее ее призрачное тельце глухое раздражение не только заставило ее выскочить из своего уголочка, но и, запорхав над своим умершим телом, начать винить во всех своих бедах в свое время вселившуюся в ее тело душу Великого Сталина.
   - Это все она наперекор моему желанию заставила меня негодовать этим никчемным продавшимся Сатане с потрохами иудою Хрящем! И не только негодовать, но и предпринимать все необходимое, чтобы, как можно скорее, отстранить этого затесавшегося в наши ряды случайного человека от руководства страною! Если бы не душа Великого Сталина я никогда не смогла стать первым секретарем коммунистической партии Советского Союза, а все это время была просто добросовестным исполнителем воли более достойных занимать этот пост людей! - со злостью выкрикивала душа умершего Леонида Оттовича обвинения душе Великого Сталина. - Ее сейчас, наверное, в отличие от меня не грызут сожаления о своей неправильно прожитой жизни. Сделав вид, что с моей помощью она исправила все свои прижизненные упущения, и, совсем не беспокоясь, что я была еще совсем неготовая принимать ее наследство, отправилась блаженствовать в полагающий ей за праведную жизнь рай. А я сейчас, из-за ее непрошенного вмешательства в мою судьбу, непременно попаду в ад.
   Глубоко опечаленная душа Леонида Оттовича еще некоторое время сетовала на свою разнесчастную судьбу и возмущалась душою Великого Сталина сквозь градом катившиеся по ее призрачному личику слезы. Но, когда вместе с рыданиями она выплакала всю свою горечь, что ей в очередной раз не удалось прожить праведную жизнь, у нее не только начало потихонечку ослабевать первоначальное раздражение, но и она уже начала думать более-менее здраво. Пусть полученные сразу, после смерти своего тленного тела, знания о своей недостойной коммуниста жизни душу Леонида Оттовича все еще удручали. Но она уже могла думать не только о своем преступном правлении, но и начала ставить саму себя на место вселившейся в ее тело души Великого Сталина.
   - Мне не стоит еще больше грешить, обвиняя душу Великого Сталина в своей вконец испорченной бывшей жизни, - промелькнула в ее призрачной головке совсем неожиданная мысль. - Если быть до конца справедливой, то душе Великого Сталина, особенно в последние годы жизни, просто не было времени подготовить для себя достойную замену. Сталин все это время полностью отдавался государственным делам и успел еще немало сделать хорошего для Советского народа. Война и послевоенное обустройство народного хозяйства полностью поглощали все его внимание.... Я, по всей видимости, совершенно зря возвожу на него сейчас напраслину.
   Примолкшая душа Леонида Оттовича тут же начала перебирать про себя тогдашних соратников Великого Сталина и очень скоро была вынуждена признать, что в то время душе Великого Сталина было просто не у кого, кроме ее, попросить для себя помощи и поддержки. Используя только что обретенные знания, опечаленная душа Леонида Оттовича по тем или иным причинам отказывала в претензиях всем бывшим соратникам Великого Сталина на получение его наследства.
   - Мудрый и дальновидный Сталин, даже и после смерти тленного тела, думал и переживал только о благе советского народа! Он сделал для достойного завершения своей жизни все, что было в его силах.... Нельзя даже сейчас требовать от него невозможного! В сегодняшнем тяжелом положении в Советском Союзе виновата только я одна! Я не должна была, несмотря на доверие партийных товарищей, соглашаться занять эту высокую должность! Я была просто обязана сама подыскать на это очень ответственное место достойного коммуниста!
   Немало удрученная душа Леонида Оттовича, обхватив ручками свою призрачную головку, начала продумывать возможные последствия от своего преступного правления Советским Союзом. Только что обретенные знания не позволяли ей отыскать более-менее надежного спасения от скорой неминуемой беды советских людей. Не видя для своей любимой советской Родины впереди ни одного просвета, отчаявшуюся душу Леонида Оттовича снова охватило глухое раздражение. И она, уже не помня себя от мгновенно переполнившей ее ярости, сорвалась с места и снова принялась осыпать укорами свое умершее тело, - Это все ты! Ты во всем виновато! Если бы я еще при твоей жизни смогла хотя бы один единственный разочек пробиться через укоренившуюся в тебе робость и нерешительность, через твое постоянное нежелания осложнять свою жизнь - всего этого в Советском Союзе не произошло! Не расплодилось бы в порученной мне и тебе под надзор стране взлелеянное Сатаною великое зло! Боже мой, что же теперь будет с русским народом?! И как же мне сейчас, горемычной, предотвращать эту стремительно надвигающуюся на мою Русь неминуемую беду?!
   Встревоженная отягощающим ее знанием скорого для Руси нерадостного будущего душа Леонида Оттовича еще быстрее запорхала среди собравшихся у умершего тела живых людей. Она не могла себе позволить оставить этот мир с таким просто непосильным для нее грузом. Ей обязательно надо было хоть с кем-то поделиться своей обеспокоенностью, чтобы, сняв с себя малую толику ответственности за содеянное ее бренным телом при жизни, немного облегчить свое положение в загробном мире. Но это уже было не по силам простой душе смертного человека. Ведь она, такая легкая и почти прозрачная, была невидимою для человеческого глаза, и ничего не могла совершить такого из ряда вон выходящего, чтобы привлечь их к себе внимание. Она лишь могла слегка пощекотать им щечку или несильно укусить за ушко, но живые никогда не догадаются, что это работа души только что умершего человека. И, следовательно, подумав, что это их побеспокоил случайно влетевший с улицы в помещение комар, они просто от нее с досадою отмахнутся. Немного успокоившись, она присела на повешенные над кроватью часы и там тихонько переживала о своей совсем неправильно прожитой ею жизни.
   - И что мне сейчас за свой прижизненный позор присудит частный Божий суд? - с тяжелым вздохом тихо нашептывала горюющая душа. - На какие муки и сколько еще времени мне придется перетерпеть, прежде чем я снова смогу народиться на земле в новом теле?
   Однако, больше, чем предстоящие тяжелейшие испытания в чистилище, ее волновало, что над святой Русью уже угрожающе нависала поганая лапа нечистого Сатаны. И она снова все думала и гадала, а как же ей умудриться и попытаться хоть как-то уменьшить причиненное России непоправимое зло.
   Проснувшийся Михаил Иудович, не спеша, ополоснулся под теплым душем и только намерился позавтракать аппетитно выглядевшим на тарелке хорошо прожаренным гусем, как в его кухню влетел запыхавшийся Сатана.
   - Оставь в покое эту свою гадкую курицу, - сердито бросил он недовольно поморщившемуся крестнику, - и поторопись к своему шефу. Он только что отдал свою душу дьяволу....
   - Умер!! - вскрикнул вскочивший со стула Михаил. - Но этого же просто не может быть! Я еще только вчера....
   - Не трать понапрасну драгоценное время на вовсе не нужные ни мне, ни тебе сомнения и недоумения, крестник! - поторопил его неприятно скривившийся Сатана. - Я знаю, о чем говорю! Немедленно облачайся, крестник, в черный костюм и натяни на рукав вот эту самую траурную повязку....
   Протянув Пораженному Михаилу Иудовичу траурную повязку, Сатана, пока тот торопливо собирался, продолжал свои наставления, что ему делать в первую очередь и как ему следует поступать в подобном случае.
   - Сегодня все будут поражаться твоей необычайной осведомленности, а ты, дружочек, знай свое, помалкивай, а на недоумевающие расспросы только многозначительно ухмыляйся, - поучал он Михаила, - но только не весело и не жалко. Твоя ухмылка должна быть как бы вымученно скорбною. И пока что даже не пытайся ни с кем заговаривать о своем избрании Генеральным секретарем партии. Твое время еще не пришло. Но когда к тебе самому будут обращаться с предложениями, то выслушивай их с пониманием и обещай подумать.... Знай, что на сегодняшний день следует безоговорочно поддерживать лишь кандидатуры пожилых и желательно со слабым здоровьем членов Политбюро ЦК КПСС. Ты все понял, крестник?! - выкрикнул Сатана уже в спину выбегающего из квартиры Михаила Иудовича.
   - Я все понял, крестный! - услышал он в ответ оклик Михаила и осветился удовлетворенной ухмылкою.
   Поразительная осведомленность и показное старание его крестника, при организации похорон почившего Бреша, а главное его не притязание на высшую власть в стране были по достоинству оценены следующим кандидатом на эту власть в Советском Союзе. И ему было предложено примкнуть к числу его сторонников. Михаил Иудович, уже заранее зная, что его новый начальник будет недолговечным, с поспешной готовностью дал свое согласие служить ему, как говориться, верою и правдою. Вся эта вполне обычная в подобных случаях мышиная возня длилась не более суток. И уже утром двенадцатого ноября все центральные газеты объявили о скоропостижной смерти Леонида Оттовича. А срочно созванный пленум принял обращение ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и коммунистической партии к Советскому народу.
   - Из жизни ушел верный продолжатель великого дела Ленина, пламенный патриот, выдающийся революционер и борец за мир, за коммунизм, крупнейший политический и государственный деятель современности Брешь Леонид Оттович! - надрывно орали со страниц всех центральных газет строчки из этого обращения.
   На этом же пленуме и был избран новым Генеральным секретарем коммунистической партии Советского Союза Юрий Владимирович Андропов. И в этот же день гроб с телом покойного был выставлен в колонном зале дома союзов для прощания трудящимися страны со своим умершим руководителем. Над изголовьем покойного припустили алые полотнища, а у постамента среди множества венков и цветов были разложены на бархате награды покойного. В почетный караул встали передовики производства, партийные и советские работники, видные деятели науки и культуры, военноначальники и представители общественности. А по всей стране прокатились траурные митинги под девизом: " Мы с тобою были всегда и остаемся с тобою во всех твоих помыслах и делах, наша родная партия ".
   Новое руководство страны сделала все от него зависящее, что бы не только провести похороны Леонида Оттовича незабываемо для всех, но и обеспечило, чтобы эти похороны увидели и почувствовали себя их участниками как можно больше советских людей. И только поэтому Антоша сегодня вместе с суворовцами тоже уселся напротив телевизора и с какой-то непонятной даже для него самого грустью смотрел вначале на траурный митинг, а потом и на сами похороны бывшего Генерального секретаря коммунистической партии. А в его онемевшей душе появилось какое-то смутно беспокоившее его ощущение, что там, на Красной площади, происходит что-то совсем не так, как следовало быть на самом деле. Он пристально вглядывался, как гроб с телом покойного под звуки траурного марша выносят из колонного зала и устанавливают на артиллерийском лафете, и как мгновенно выстроившийся за ним траурный кортеж нарочито медленно направился в сторону Красной площади. А патом, как склонили в знак уважения к покойному выстроенные на ней воинские части свои боевые знамена, и как снимали гроб с лафета и устанавливали на постаменте. Но, так же как и все остальные советские люди, не увидел заметавшейся среди руководителей партии и государства встревоженной и явно чем-то обеспокоенной души усопшего. Она уже несколько суток безуспешно пробивалась к чувствам живых, чтобы перед своим уходом в иной мир рассказать им о коварных замыслах Сатаны. Съедаемый все явственней терзавшим его беспокойством Антоша уже даже не слушал зазвучавшие с экрана телевизора последние обращения к покойному, а все вслушивался и вслушивался в предвещающее ему скорую беду свое тревожно занывшее сердечко.
   - Разве еще не все умерло в ней к этой отказавшей мне в своем доверии стране?! - недоумевал про себя Антоша. - Что же еще может связывать меня с этим грубо оттолкнувшим меня от себя равнодушным к моей беде Советским народом?! И отчего же мое сердце вещает какую-то нависшую над всеми нами неминуемую беду, и каким это образом беда связывается с похоронами этого никчемного при своей жизни человека?!
   Охватившее Антошу тревожное ожидание чего-то скорого и такого ужасно непоправимого не утихало в нем до тех пор, пока вконец разозлившийся Антоша не заглушил ее в себе притворной напускной злостью.
   - Нет уж, у меня с вами уже никогда не сложатся дружеские отношения! - недовольно прикрикнул на самого себя рассердившийся Антоша, имея в виду весь обидевший его Советский народ. - Вы уж лучше продолжайте тихо горевать о своем почившем кумире, а меня, пожалуйста, оставьте в покое. Вам меня уже не понять, да, и вы сами меня тоже больше не интересуете.
   Но вот гроб с телом покойного сняли с постамента и под загрохотавшие орудийные залпы начали опускать в могилу, а по всей огромной стране остановившиеся заводы и фабрики, автомобили и тепловозы так надрывно загудели, словно знаменуя своим нестерпимым гулом наступление для всех советских людей новой эпохи. Еще пока неведомо какой, а поэтому пугающей и ужасно беспокоящей всех простых людей.
   - Что же теперь будет со всеми нами дольше-то? - поневоле пронеслась в голове каждого советского человека беспокойная мысль. - Со старой-то эпохою мы уже с горем пополам сжились, а новая эра нам пока еще не ведомо - и это страшнее всего.
   И всё это их громогласно зазвучавшее на площади и с экранов телевизоров немое опасение и поголовное неприятие возможных будущих перемен в одно мгновение впитала в себя только и ожидающая чего-нибудь подобного неугомонная душа Леонида Оттовича. Впитала и, ощутив, как ее переполняет мощный импульс силы, так сильно толкнула под руку опускавшего в могилу гроб солдата, что тот еле удержался на ногах, а его удерживающие веревку пальцы машинально разжались: и упавший на дно могилы гроб с телом гулко стукнулся об промерзлую землю.
   - Я их предупредила! Предупредила! - обрадовано выкрикнула душа Леонида Оттовича и, как полоумная, заметалась по всей Красной площади с немыслимою скоростью.
   - Ну, и что толку в твоем предупреждении?! - злобно процедил сквозь зубы все это время не сводивший с нее своих пытливых глаз Сатана. - Здесь же тебе не Ватикан, а атеистическая страна.... И на твои суеверные приметы никто не обратит внимания, дуреха.... Только зря подвела молодого солдата под монастырь....
   Однако, наконец-то, получившей для себя успокоение душе Леонида Оттовича уже было не до его злорадного шипения. Она свой долг исполнила, и ей уже не было никакого дела до того, как поняли ее живые. Она уже нуждалась в совсем иных ощущениях, и ее волновали совсем иные переживания и заботы. Исполнив то, что ей и надо было сделать, душа Бреша занялась своими собственными проблемами, которых у нее, если судить по жизни Бреша, было больше чем достаточно.
   А у самого Михаила Иудовича в это время забот и волнений заметно прибавилось. Он даже и не помышлял останавливаться на том, что уже было им достигнуто. И не только по принуждения Сатаны, а больше из-за своего нетерпения, как можно скорее оказаться у руля верховной власти в стране. Высокая власть сравни хмельной водки, она не только опьяняет поддавшегося ей человека, но и неудержимо тянет его за собою, пока не доведет его, бедного, до полного изнеможения. И Михаил Иудович снова с головою окунулся в давно ставшую для него привычною и немало его забавлявшую мышиную возню с ожесточением боровшихся за верховную власть взаимно исключающих друг друга группировок. Так было везде и так было всегда на любых ступеньках партийно-государственной власти с единственным отличием, что чем выше и ответственнее была предоставляемая людям власть, тем с большей беспощадностью и ожесточением они начинали за нее бороться. Раньше, когда Михаил Иудович еще был бесконечно уверенным в своих возможностях, он мог лишь с брезгливым равнодушием наблюдать за засуетившимися вокруг него людьми и находить для себя их мышиную возню забавною. Да, и за что ему было их уважать, если эти презренные людишки все время позволяли ему использовать себя в его далеко идущих целях. Но на этот раз он уже и сам начал испытывать на себе самом все связанные с этой мышиною вознею неудобства. Он впервые оказался перед возможностью в одно мгновение потерять все в этой угрожающей всем участникам ожесточенной борьбе за место и влияние на Генсека и остаться ни с чем. И так как ему падать на землю с такой немыслимой высоты вовсе не улыбалось, то он уже не мог позволить себе своего прежнего благодушия и быть уверенным, что в конечном итоге победа будет обязательно за ним. Достаточно опытный в политических интригах Михаил Иудович прекрасно для себя осознавал, что сегодняшняя благосклонность к нему Андропова может уже в скором времени смениться на охлаждение и опалу, а поэтому поспешил, пока это еще можно было ему делать, использовать ее в целях еще большего своего укрепления на вершине партийной власти. Так он с его помощью легко расправился на ноябрьском пленуме Центрального Комитета партии с кое-какими особенно ему не понравившимися членами ЦК и помог своему дружку Рыжкову выдвинуться в секретари ЦК КПСС.
   - В правильном направлении идет наш новый Генсек, - одобрительно буркнул Сатана в ответ на сообщение Михаила Иудовича о своей очередной, пусть и совсем незначительной, победе в не прекращающихся партийных интригах. - Мне, пожалуй, придется позволить ему еще немножко порезвиться на вершине власти....
   - Только не слишком затягивай с его кончиною, - проворчал недовольно скривившийся крестник. - Я еще и сам должен в полной мере насладиться ничем неограниченной властью.
   - Не спеши, сынок, раньше своего отца в преисподнюю, - осветившись понимающей ухмылкою, покровительственно буркнул Сатана, - тебе это высшая должность в Советском Союзе может скоро надоесть.... Ты, возможно, в уже скором будущем станешь этой должностью даже тяготиться.
   - Власть, крестный, сравни крепкого старого вина, чем больше его пьешь, тем больше хочется, - насмешливо бросил несогласный с его мнением Михаил Иудович.
   - Иногда, сынок, бывает, что и вином опиваются, - глубокомысленно возразил Сатана, но размечтавшийся о своем будущем возвышении Михаил Иудович не захотел предавать его замечанию должного значения.
   Да, и сам Сатана уже в скором времени полностью изменил свое мнение об Андропове. Ибо этот энергичный деловой человек с таким совсем для него неожиданным рвением и усердием повел беспощадную борьбу с расплодившимися в Советском Союзе коррупционерами и монстрами Сатаны, что угрожал уже в скором времени вернуть страну во времена Великого Сталина. А это уже в расчеты обеспокоенного его неожиданным рвением Сатаны не входило. И он, слишком долго об этом прискорбном факте не раздумывая, в начале февраля месяца 1984 года оборвал его жизнь. И снова Михаил Иудович был в числе первых приехавших к своему умершему шефу. И снова он единолично начал отдавать необходимые в таких случаях распоряжения. И снова он благоразумно воздержался от предложения выдвинуть самого себя в Генеральные секретари партии, а с той же предусмотрительной готовностью поддержал кандидатуру к этому времени уже старого и немощного Чернякова.
   - Прощай наш дорогой друг и товарищ, Юрий Владимирович! Твой светлый образ навсегда останется с нами, - проговорил в своей прощальной речи к усопшему Черняков, а по всей стране, как и при похоронах Бреша, под несмолкающие звуки гимна страны истошно завопили на все лады автомобильные сигналы и тревожные гудки заводов и фабрик.
   - Прощай! - кричали они как всегда спокойной и невозмутимой душе Андропова. - Твой светлый образ навсегда сохраниться в сердцах коммунистов и всех советских людей. Ибо это не твоя вина, что не успел в одночасье разрушить годами складывающуюся в России поддержку сатаны. Это не твоя вина - это наша беда. И мы ее как-нибудь переживем. Но, все равно, спасибо, что ты жил вместе с нами и всем своим любящим русский народ сердцем стремился нам помочь.
   Чистая и светлая душа покойного с достоинством принимала полившиеся на нее со всех сторон слова благодарности и провожаемая ненавидящим ее взглядом Сатаны, который вплотную приблизился к исполнению своего заветного замысла, молча улетела к месту своего вечного пребывания.
   Сатана предполагал, что еще одной так называемой скоропостижной смерти своего руководителя страна Советов не выдержит. А раз так, то он уже не сомневался, что всевластное, после Генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза, Политбюро ЦК КПСС в подобной ситуации обязательно должна будет обратить свое внимание на молодого полного жизненных сил его крестника. Сатана уже каждой клеточкой своего взбудораженного в приятном для него предчувствии скорого восстановления своей власти над Россией нечистого тела сейчас с трудом сдерживал распирающее ему грудь радостное ликование. Сейчас для него было самым главным не спешить и не гнаться за манящим его в небеса журавлем. Он сейчас с воистину сатанинским спокойствием должен был пережить этот самый сложный и ответственный для него период и с достоинством крепко-накрепко опутать сетями эту, наконец-то, им пойманную строптивицу.
   - Вот тогда-то я вволю и поизмываюсь над русским народом за все его передо мною прегрешения, - злобно процедил Сатана сквозь сильно стиснутые зубы, - навечно запомнят они тогда все мои к ним милости.
   Сатана не был бы сатаною, если бы не подкреплял свои нечестивые задумки дополнительной страховкою. Год назад он совершенно случайно наткнулся в журнале "Коммунист" на очень интересную для него статью под названием "Совершенствовать стиль работы" подписанную каким-то там Елкиным. Внимательно перечитав ее несколько раз и догадавшись обо всем, что было этим пока еще неизвестным для него автором сокрыто, как говориться, между строк, Сатана от охватившего его нетерпения даже задрожал всем своим нечистым телом. И было отчего, ибо он, наконец-то нашел достойную пару для своего крестника. И теперь, когда у Сатаны появился в деле осуществления его самой сокровенной задумки запасной вариант, он уже почувствовал себя намного уверенным в своей конечной безоговорочной победе. Тогда, когда пробьет его час, он будет выпускать их на вздыбленную его слугами Россию одного за другим, а то и сразу одновременно обоих вместе, которая под их дружным напором обязательно должна будет развалиться на мелкие кусочки, то есть стать для него легкою поживою. Этот так соблазнительно перспективный для Сатаны Елкин подвернулся под его руки очень даже своевременно. Ибо в лагере его противников уже замаячила другая более сильная, чем его Михаил Иудович, личность. И пусть этот бывший секретарь Ленинградского обкома партии избран секретарем Центрального Комитета сравнительно недавно, но наученный горьким опытом Сатана больше уже не станет понапрасну подвергать исполнение своих самых сокровенных замыслов даже внешне казавшимися ему совсем незначительными и не стоящими внимания пустяками. Попадая между закрученными Сатаною мельничьими жерновами, эти пустяки способны в одно мгновение стереть их в порошок. Нет и нет! На этот раз Сатана не допустить никаких отсечек и срывов. Он будет вращаться как юла, и изворачиваться как ядовитая гадюка, но ненавистную ему Россию он на этот раз обязательно доконает и поставит опекаемый ею русский народ на грань голодной смерти. У него еще есть время, и у него на руках слишком сильные козыри, чтобы его заставили отступить от задуманного эти сейчас казавшиеся ему почти призрачными мелкие неприятности. Сатана еще и сам не знает как, но непоколебимо уверен, что обязательно устранит этого угрожающего его замыслам бывшего секретаря Ленинградского обкома со своей дороги. В том, что этот неприятный для Сатаны субъект сумел за столь короткое время быстро продвинуться к вершинам партийной и государственной власти, князь тьмы винит лишь одного господина Случая и его вечно непредсказуемую подружку Случайность. Хотя всегда непоколебимо справедливый и честный сам перед собою Сатана не отрицает и своей доли ответственности в этом не особенно приятном для него случайном случае. Он тогда и сам присутствовал на том заседании пленума Центрального Комитета. Но так увлекся разгоревшимся спором об актуальных вопросах идеологической и массово-политической работы, что еле удержался, чтобы не поучаствовать в их так заразительной для любой нечистой души перепалке.
   - Нет, что ни говори, а вот присутствовать на их партийных сборищах нечистому противопоказано, - смущенно пробормотал в ответ своим воспоминаниям Сатана.
   - Пленум наглядно показал всем, что наша партия и дольше пойдет ленинским курсом, - льстиво заметил насчет очередных выборов нового Генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза выступивший на нем по настоянию Сатаны Михаил Иудович, - и это проявилось с особою силою в нашем единогласном избрании товарища Чернякова Константина Устиновича.
   Большинство членов ЦК партии при этих его словах скептически усмехнулось, но внимательно наблюдавший за их лицами с трибуны Михаил Иудович не заметил ни одной иронической или язвительной ухмылки. И это его уже не только немного успокоило, но и насторожило. Ибо до сегодняшнего дня он видел членов ЦК со всеми их человеческими слабостями и недостатками, а вот сейчас они показались ему прочным единым монолитом. И в его изворотливой хитроумной на всякие каверзы голове впервые зародилось сомнение, а по силам ли ему справиться с этим монолитом, когда потребуют от него рассчитываться за долги.
   - Непременно справлюсь, - поторопился оборвать самого себя Михаил Иудович. - К тому же я могу в этом деле рассчитывать на помощь своего крестного.
   Случайная встреча со своим выпускником из школы прапорщиков подтолкнула Антошу еще раз испытать судьбу и попытаться получить офицерское звание в управлении перевозок важных государственных грузов, где только что было объявлено о дополнительном приеме сотрудников на офицерские должности. И вот сейчас он машинально комкал в руке адрес этого управления и не знал, на что ему, в конце концов, решиться. Или выбросить эту бумажку в мусорную урну, или снова подвергнуть себя этой болезненной процедуре, чтобы уже окончательно убедиться, что ему не присваивают офицерское звание не по его вине, а только из-за взявших его под свой неусыпный контроль сотрудников Государственной безопасности. Долго еще размышлял, страдал и мучился в нерешительности Антоша, пока не отложил эту жгущую ему руку бумажку в сторону и, посчитав, что утро вечера мудрее, не завалился спать. Проснувшись рано утром, он по быстрому собрался и пошел на службу, где еще дополнительно посоветовался по этому поводу со своим другом.
   - Иди Антоша и оформляйся, - даже ни на мгновение не задумываясь, посоветовал ему друг. - В любом случае ты сам лично ничего не теряешь, а вот дополнительную проверку этому чертовому КГБ сделать не помешает. Слишком уж они засекретили свои подлые дела. Сказали бы человеку прямо, что в Советском Союзе ему офицерского звания не видать, как своих собственных ушей, и дело с концом. Так было бы намного честнее и правильнее. А то бьется человек годами головою о стену, тщетно пытаясь ее разбить, а они, не уставая, выстраивают на его пути все новые и новые стены.
   Антоша послушался совета друга и в этот же день поехал в управление перевозок. Принявший его на собеседование офицер записал его данные и направил для прохождения медицинской и других комиссий. Весь последующий месяц Антоша занимался их прохождениями, и, в конце концов, остался, как и предполагалось, ни с чем. Да, и на что он мог надеяться в то время, когда распустивший свои хищные щупальца по всей стране всемогущий КГБ еще никогда не выпускал и не выпускает своих беспомощных жертв из поля зрения. Однако для самого Антоши это уже было той каплею, которая переполнила его чашу терпения, и он, вконец разозлившись, пошел к курировавшему суворовское училище работнику КГБ выяснять отношения. Но тот упрямо недоверчиво качал головою и уверял Антошу, что его ведомство в этом деле, как и всегда, ни при чем. Зато уже завтрашним утром, как проговорился Антоше всезнающий делопроизводитель, он вместе с начальником строевого отдела зачем-то долго копался в его личном деле.
   - Вот теперь-то у меня уже больше нет никаких сомнений, что я в своей родной стране наподобие человека второго сорта, - с горечью был вынужден признаться самому себя Антоша.
   И ему уже больше нечего было добиваться и что проверять. Он уже все знал, и, уже больше не терзаясь сомнениями, не мог утешать себя хотя бы слабою надеждою, что на самом-то деле все может быть совсем не так, и в его личных несчастиях виновата какая-то еще совсем иная причина. Он уже больше никогда не осмелиться еще раз проверять невиновность в своих бедах КГБ, но, боже мой, как же все это тяжело понять и принять для себя обманутому в своих самых лучших ожиданиях человеку! Как порою не хочется ему смиряться с предвзятым к нему отношением, и как ему хочется закричать на всю свою любимую страну: Верьте мне люди! Не отталкивайте меня от себя! Я всегда был и остаюсь вам верным! Но Антоша прекрасно осознавал, что этот вырывающийся из глубины его сердца отчаянный вопль бесполезен, что его в окружающей глухой действительности никто не услышит, а если и услышат, то сочувствие он от них вовек не дождется. А живым-то, как приговаривают умные люди, в могилу не залезешь, где он мог бы спрятаться и укрыться от всей этой, вдруг, ставшей для Антона чуждой реальности. Сейчас для него было лучше всего, увлекшись каким-нибудь другим делом, поскорее забыть обо всем. И Антоша, после недолгих колебаний, пошел на подготовительные курсы, а через год успешно сдал вступительные экзамены в автотранспортный техникум. Однако, как говориться, в нашей земной непростой жизни ничто не исчезает бесследно и без соответствующего оклика в заинтересованных инстанциях. Так и перебранка Антона с сотрудником КГБ тоже не осталась личным делом его и КГБ. Узнавшее о ней командование училища забеспокоилось и начало подыскивать удобные предлоги, чтобы поскорее избавиться от угрожающего ему возможно скорыми неприятностями военнослужащего. Так Антоше из-за своей мгновенной необдуманной вспышки пришлось испытать на себе все прелести и неудобства жизни без вины виноватого человека. Он еще совсем недавно ощущал себя полноправным членом коллектива военнослужащих училища. Его еще совсем недавно отмечали как лучшего и ставили в пример остальным. А уже сегодня его чураются, как зачумленного, и при случайных встречах отводят в сторону глаза, да неприятно щурятся вслед. Все это не помогало Антоше забыться о своей душевной травме, и он еще с большим рвением окунулся в спасительную для него учебу. К тому же стараниями командования училища его скоро перевели на службу в военное училище связи, где по расчетам того же самого КГБ он должен был среди новых людей и в новых условиях службы скоро успокоиться и снова зажить прежней более-менее спокойной жизнью.
   Между тем, несмотря на обиды и переживания Антоши, жизнь в Советском Союзе шла своим чередом, и новый Генеральный секретарь партии, наконец-то, взялся именно за то дело, с которого и следовало начинать: с подготовки к принятию новой Программы партии. При этом справедливо пологая, что новая Программа партии должна дать реалистическую характеристику развитому социализму, и что в ней следует, избегая необоснованных обещаний, четко обрисовать все перспективы и конечные цели коммунистического строительства. И самое главное - в этой новой партийной Программе обязательно следует подчеркнуть, что первейшей заботою КПСС было и остается дальнейшее усиление единства и сплоченности стран социалистического сотрудничества. Начал, но благодаря стараниям Сатаны не успел. И 10 марта 1985 года он вслед за незадачливым Брешем и слишком энергичным Андроповым благополучно отдал свою душу богу. Так и ушел из жизни последний советский лидер, который еще мог и хотел хоть что-то изменить, чтобы не отдать русский народ под власть и на поругание Сатаны, и который еще мог противостоять наступлению на Россию темной сатанинской силы. С его смертью на Руси уже больше не оставалось ни одного бескорыстного близкого к власти богатыря, который смог бы противостоять и остановить поднимающееся в стране низменное и пошлое нашествие темных сил зла. И это сейчас неуклонно подбирающееся к самым вершинам власти в Советском Союзе зло угрожало не только доселе невиданным ограблением и обнищанием русского народа. Оно уже начало замахиваться и на саму русскую душу, растлевая специально выдуманным ими для этой цели сексом и отупляя поголовным пьянством и наркотической зависимостью на Руси все, чем она издавна гордилась, и что создавало для нее мировую славу. Растлевая и бросая в омут безучастности и непробиваемой черствости простую русскую душу, которая веками спасала Русь от сатанинского порабощения. Сегодняшнее нашествие на Русь зла уже ставит своей целью вечное закабаление Сатаною русского народа. А это невозможно без безжалостного вытравливания из Руси всего русского и переделки истинно русских людей на, так называемый, западный лад, то есть насильно вытравить из них все духовное и сделать их бесчувственными к чужому горю и страданиям нелюдями. Верные слуги и пособники зла будут стараться заставить всегда отличающуюся благородством и душевною теплотою русскую душу забыть о всеобщем благе, а думать и мечтать только о личной выгоде и, сообразуясь с этим, насильно переиначить всю свою жизнь в полном соответствии с новыми на нее воззрениями. И это нынешнее нашествие на Русь полчищ тьмы уже больше не оставляло русским людям ни одной надежды на выживание, а на Руси к этому времени уже не было ни одного богатыря, который был способен встать во весь рост и заслонить своей грудью Русь от неминуемой беды. Конечно же, были еще и на вершине власти русские люди, но они не были бескорыстными и не горели желанием предоставить русским людям возможность жить и трудиться так, как они этого сами пожелают, позволить им обустраивать свою жизнь в полном соответствии с велениями их сердца и души. И в этом случае мы с полным на то правом и чувством ответственности можем говорить о том, что при сложившихся на Руси нынешних исторических условиях она со смертью Чернякова осталась без своего защитника, и что все они в данное время вымерли на Руси, как когда-то исчезли с лица земли динозавры.
   Собравшийся сразу же, после кончины Чернякова, пленум ЦК КПСС уже открыл и вел сам Михаил Иудович, но с его избранием на пост Генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза вышла маленькая неувязка. Поданные голоса за и против его избрания сравнялись, и сейчас все решал голос почему-то отсутствующего на заседании пленума Громова, которому этою вечно непредсказуемой судьбою и было предоставлена возможность, не допустив сатанинского выродка к власти, стать защитником и спасителем России. Но он предпочел геройство и самопожертвование личным амбициям и продал свой голос Горби в ответ на обещанный ему высокий пост, а продажные люди никогда не становятся сказочными героями и, тем более, богатырями. Выбранный подобным образом взбешенный Горби дал самому себе твердое обещание, что он со временем обязательно отомстит этим уже вконец зарвавшимся коммунякам за столь позорное свое избрание.
   - Обещаю вам, товарищи, приложить все силы, чтобы верно служить нашей партии, нашему народу, великому делу Ленина, - через силу выдавил он из себя и со смущенной ухмылкою начал принимать поздравления от окруживших его участников сатанинского заговора.
   - Бесстыжие очи - дыма не боятся, - презрительно бросают прямо в лицо подобным крестникам Сатаны русские люди.
   И, наконец-то, добравшийся до вершины власти в Советском Союзе Михаил Иудович Горби не стал их разочаровывать. Уже через день после своего избрания он снова безо всякого зазрения совести начал разглагольствовать на траурном митинге.
   - Дорогие товарищи! - восклицал он, стоя на трибуне мавзолея, в котором лежало и давило на него немым укором сохраненное для потомков тело Великого Ленина. - Мы провожаем в последний путь Константина Устиновича Чернякова. И в этот скорбный день все советские люди отдают дань глубокого уважения верному сыну партии и народу, стойкому борцу за благородные коммунистические идеалы, выдающемуся партийному и государственному деятелю.
   - Презренный лицемер! Предатель! Да как ты смеешь ораторствовать на моих похоронах и безбожно врать на всю Россию! - завопила искренне возмущенная душа покойного, но без поддержки со стороны живых с продолжающим разглагольствовать о верности партии и социализму Михаилом Иудовичем Горби ничего поделать не могла.
   Утомленный скоропостижными смертями своих правителей простой советский народ отнесся к очередной пертурбации в верхах очень даже прохладно. Его сейчас меньше всего волновало, кто сейчас на вершине власти, лишь бы жизнь у него по-прежнему текла тихо и покойно, чтобы у него по-прежнему было чего выпить и чем закусить. А за что пить ему, как, впрочем, и всегда, было все равно. Простой советский народ с не меньшим желанием мог выпить как за здравие, так и за упокой. И он прореагировал на очередные похороны своего руководителя именно так, как и предполагал Сатана. И совершенно напрасно, потому что очень скоро от присущего ему в данное время равнодушия и, скажем прямо, преступной его успокоенности не останется и следа. Он будет нещадно ругать себя, и корить, но исправить свершившееся по его вине зло он уже сможет совсем не скоро.
   Не получающая от равнодушного Советского народа понимания и поддержки, отчаявшаяся душа умершего Чернякова яростно забилось об доводящего ее до исступления насквозь лживого лицемерного Горби. Но Михаил Иудович, не ощущая от этого для себя никакого беспокойства, с прежним запалом и подъемом продолжал ораторствовать.
   - Сегодня, перед лицом советского народа, коммунистической партии, ее Центрального Комитета, Политбюро я твердо заявляю о своей непоколебимой решимости служить великому делу социализма и коммунизма! Делу мира ради социального прогресса и счастья всех трудящихся! - без запинки продолжал сорить словами Михаил Иудович.
   А вполне искренне возмущенная душа покойного еще сильнее и яростнее забилась об него в своем страстном неуемном желании загнать насквозь лживые слова обратно в его поганый рот! Она сейчас больше всего желала, чтобы он, замолчав навсегда, никогда не смущал своими пакостными намерениями простой русский народ! Но сделать это уже было не в ее слабых силах. И она, видя, что ее потуги тщетны, от отчаяния хваталась своими призрачными ручками за свою горюющую головку.
   - Тебе надо было быть мудрой и предусмотрительной немного раньше, когда ты была еще жива! - с издевкою кричал ей злобно ухмылявшийся Сатана. - А теперь тебе уже поздно возмущаться и негодовать! Тебе уже больше не в силах помешать нам - вытворять с твоей возлюбленной Россией все, что нам заблагорассудиться!
   - Социализм, - с апломбом продолжал разохотившийся Горби, - как учит нас Ленин докажет свои преимущества не силою оружия, а своим примером во всех областях жизни и деятельности общества.
   И Горби со временем докажет все эти преимущества опешившему русскому народу введением в стране в мирное время продовольственных талонов и доведя богатую страну чуть ли не до голода. Он всего лишь за какое-нибудь десятилетие, когда ему уже будет без надобности носить на своем отмеченном самим Сатаною мерзком лице маску, запоет в адрес этого сейчас любимого им Советского народа совсем другие песни, а лучшую его часть во всеуслышание обзовет коммуняками. Но это уже будет потом, а пока что он с подкупающей искренностью сорит вокруг себя лицемерно-притворными словами:
   - Склоняя голову перед твоею светлою для всех нас памятью, мы обещаем тебе, неуклонно следовать курсом нашей родной ленинской партии. Ибо служить ее делу - значит служить делу всего Советского народа. И этот свой долг мы выполним до конца. Прощай, наш дорогой Константин Устинович!
   Вот именно, таким образом и с подобными настроениями весь Советский народ и наши противоположно направленные в своем предназначении герои вступали в очередной этап своей жизни. Один из них, к этому времени, уже находился на самой верхушке власти в стране, а другой, заклейменный всемогущим КГБ врагом советского народа, был на самом низу этого советского общества. А наблюдающий за всеми этими хитросплетениями земной, как обычно, несуразной жизнью Господь Бог на небесах в недоумении только горестно качал своею седою головою. Он все еще не может привыкнуть, понять и принять для Себя всю тщетность желаний и устремлений смертных людей.
   - Зачем вам заранее тревожится и переживать, если в этом мире все мною предопределено!? - хочется крикнуть Ему суетившимся на земле людям.
   Но Он никогда не осмелится признаться в этом нам. Ибо Он не хочет убивать во всех нас надежду на лучшее будущее, а без этой своей слепой и ничем зачастую неподкрепленной надежды и связанных с нею суетливых шараханий из одной крайности в другую, мы самим себе, а главное Ему, были бы не интересными. Вот и насылает Он на нас то засуху, то смуту, то потоп, а то и жестокосердного неприятеля, чтобы Самому, а главное и всем нам не иссохнуть от погубившей уже ни одно поколение смертной хандры и скуки.
   - Иди, не бойся. Скорее погружайся в свое очередное испытание на величие и славу, Россия, - тихо шепчут Его еле шевелящиеся старческие уста. - Я не сомневаюсь, что ты и из этой передряги выйдешь с присущим тебе достоинством и еще более сильной и могущественной, чем была до этого времени.
   А внизу суетились по всей земле живые смертные люди. Они пока еще не только ничего не знали, но даже и не подозревали о скором для них очередном испытании на стойкость духа и на верность заветам, которым они всегда верили до самозабвения, и от которых они всегда, как с поношенною нелюбимою одеждою, легко расставались. И здесь уже было не столь важно, а во что именно сейчас верит или хочет поверить народ. Главное, что он верит или хочет поверить во что-то такое до самозабвения. И пока эта безграничная вера у народа не померкнет, пока извечный враг всего живого на земле Сатана с насылаемыми им на людей переживаниями и печалями не загубит у них всякую надежду на лучшее будущее, до тех пор русский дух на Руси не иссякнет. И не вымрут, а и дольше будут жить добродушные и готовые в любую минуту поверить хоть во что-нибудь до самозабвения русские люди.
  
   Июнь 2001 года.
  
  
  
  

Глава четвертая.
ПЕРЕСТРОЙКА.

  
   Поступившее из Советского Союза долгожданное известие об избрании Горби Михаила Иудовича Генеральным секретарем коммунистической партии Советского Союза привело всех ответственных работников Центрального разведывательного управления США в неописуемый восторг. И они от охватившего их радостного ликования уже даже ног под собою, как говорится в таких случаях, не чуяли.
   - Теперь-то никто не осмелиться обвинять нас в напрасной трате денег! - орал как полоумный директор ЦРУ, а его подчиненные в ответ только льстиво ухмылялись и с превеликой готовностью согласно кивали головами.
   - Избрать-то его избрали, - осторожно заметил самый из них рассудительный, - но в случае чего его могут так же легко, с позором выгнав из партии, переизбрать. Нам не следует забывать, как они в свое время поступили с Хрящем.
   - Хряща они в одночасье лишили всех должностей, а из партии не выгоняли, - хмуро отозвался мгновенно отрезвевший шеф, - но ты, конечно же, прав. Нам следует все заранее предусмотреть и тщательно продумать, а чем же мы сможем ответить на самый неблагоприятный прогноз дальнейшего развития событий в этой вечно непредсказуемой России. В противном случае наш сегодняшний успех может уже в скором будущем превратиться для нас в нереально призрачную химеру.
   И они, отодвинув в сторону все остальные сверхсрочные дела, вплотную занялись детальною проработкою только одного имеющего для них в данное время самое актуальное значение вопроса, а как же им лучше использовать эту сложившуюся сейчас в Советском Союзе сулящую Западу немалые выгоды ситуацию. Чего-чего, а вот умения оборачивать в свою пользу все постоянно возникающие в нашей жизни ситуации работникам ЦРУ не занимать, и они оперативно состряпали неплохой план по скорейшему развалу всей мировой социалистической системы. И именно развалу, ибо на меньшее обозленные сплошными неудачами последних десятилетий агенты ЦРУ не соглашались. Да, и незримо присутствующий в офисе ЦРУ Сатана внушал им через вселившихся во многих из них своих слуг тоже немало ценного и конструктивного. После обобщения всех их предложений, директор ЦРУ только удовлетворенно хмыкнул, но на всякий случай решил вначале довести все принимаемые ЦРУ меры по борьбе с коммунизмом до сведения всех тайных спецслужб Запада, и в дальнейшем координировать вместе с ними все их последующие шаги в этом направлении.
   - Одним нам такое большое дело не поднять, - сказал он поздно вечером на приеме у президента США, - нам надо действовать совместно со всеми странами Запада.
   - Тем более что наши союзники уже давно работают в этом направлении во всех социалистических странах восточной Европы, - одобрительно буркнул согласный с ним президент, - мы вместе начинали разваливать эту хваленую коммунистическую систему, и мы тоже вместе уже будем разваливать ее до конца.
   Сапрыкин, недавно объявившийся на черноморском побережье юродивый, что-то невнятное бормоча себе под нос, беспрестанно расхаживал взад и вперед по небольшому приморскому поселку. Вот и сегодня он, подойдя к причалу, у которого Антон вместе с Геннадием Петровичем готовили свой парусник к скорому морскому путешествию, опять тихо забубнил себе под нос, что-то уж совершенно для здравомыслящего человека несуразное.
   - Посреди Синего моря зеленеет остров.... А на нем уже два года работают: один вольнонаемный, а другой подневольный.... Следуя божественному зову, они откопают на нем два необходимые при обмене душами живых людей жидких сгустка, которые очень скоро могут понадобиться отцу и сыну. Но дорогу до этого острова может найти только один Сапрыкин, - доносилось до увлеченно работающих на паруснике друзей его тихое бормотание.
   - И о каком только острове этот бедолага бормочет? - полюбопытствовал заинтересовавшийся на этот раз уже вполне внятным бормотанием юродивого Смирнов.
   - Кто знает, Геннадий Петрович, что может придти в голову этому дурачку, - с досадою отмахнулся от него распрямляющий свою натруженную за день спину Антон, - нам лучше делать вид, что ничего не слышим и не понимаем. Пусть себе болтает все, о чем ему только вздумается. Ведь своей болтовнею он никому вреда не принесет.
   - А я, Антон Иванович, в этом совсем не уверен, - возразил не согласившийся с его словами Смирнов. - Уж больно складно у него сегодня получается. И корабль парусный и сын с отцом для обмена душ.... Может, нам не стоит понапрасну спорить с всемогущей судьбою, а, забрав с собою этого Сапрыкина, отправится на поиски таинственного острова, где какие-то два человека уже, наверное, откапывают там жидкие сгустки.
   - И кто же, по-вашему, Геннадий Петрович, должен будет на нашем волшебном кораблике играть роль отца и сына? - подумав, что его друг просто посмеивается над ним, отшутился в ответ Антон.
   - Конечно же, вы, Антон Иванович, - безо всякого намека на шутку проговорил ему в ответ Смирнов, - это же с вами, а не со мною, в юности происходили необыкновенные приключения. Да, кстати, вон только что сошел с подъехавшего к поселку автобуса ваш младший сын Антоша. Вот он и сыграет роль недостающего в этой таинственной истории сына.
   - Даже и не говорите мне об этом, Геннадий Петрович, - недовольно буркнул уже и сам не на шутку встревожившийся Антон, - в нашей семье достаточно одной пропащей жизни. Я своего сына в эти потусторонние дела втягивать не стану.
   - А вы, Антон Иванович, тогда в юности, сумели отгородить самого себя от своей судьбы? - насмешливо бросил ему Смирнов, которому, вдруг, почему-то так сильно захотелось отправиться именно в это путешествие. - Смогли ли вы тогда сами отказаться от ваших бывших приключений, которые она вам предлагала?
   - Если бы все ее тогдашние несуразности касались только меня одного, то, наверное, смог бы, - смущенно пробормотал в ответ Антон, - но в то время мне больше приходилось думать не о самом себе, а об окружающих меня людях. Вы и представить себе не можете, Геннадий Петрович, как нелегко мне было тогда. Ведь она, проклятая, чтобы загнать меня туда, куда ей хотелось, нещадно била по самым дорогим и близким мне людям. Мне тогда порою уже даже не хотелось жить на этом белом свете. А, впрочем, кому я все это рассказываю.... Вы же, все равно, в реальность моих приключений не верите и никогда не поверите....
   - Но ваша, Антон Иванович, жена вам верит, - возразил ему немного смутившийся Смирнов, - а это уже кое-что, значит, и заставляет задумываться всех нас, неверующих. Но я не думаю, что мне сейчас надо хоть в чем-нибудь перед вами оправдываться. Вы же человек разумный и сами все прекрасно понимаете. Я просто хочу спросить у вас только об одном, а не пойдет ли эта ваша строптивая судьба снова на крайние меры, если вы и дальше будете упорствовать в своем нежелании идти ей навстречу?
   - Не знаю, Геннадий Петрович, и пока что не хочу об этом ничего знать, - недовольно буркнул неприятно поморщившийся Антон. - Я сейчас уверен только лишь в одном, что если не сдался ей на милость тогда, в своей юности, то и сейчас, тем более, не собираюсь ей покоряться. Но сначала я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы отгородить от этой беды своих детей. Я, как их отец, не желаю и не могу смириться с подобной для них участью. Я хочу для них лучшей доли и тихой покойной жизни.
   - А если не сможешь? - продолжал доставать его своими вопросами Смирнов.
   - Тогда!...Тогда, я уже буду сам защищать их от нее! - в яростном негодовании выкрикнул Антон и, поняв, что его слабых человеческих сил будет для такого дела маловато, смущенно примолк.
   - Ничего, друг, как-нибудь прорвемся.... Сейчас ты не один, да, и время уже совсем другое, - успокаивающе проговорил Смирнов и положил ему на плече свою всегда готовую придти к нему на помощь руку.
   - Спасибо за поддержку и понимание, Геннадий Петрович, - немного подрагивающим от избытка охвативших его при этом чувств голосом тихо проговорил Антон, и попросил его увести куда-нибудь подальше юродивого. - Мне сына встречать надо, а он своей несуразной болтовнею может нам все испортить.
   Согласно кивнувший головою Смирнов спустился по трапу на пристань и попытался увести в поселок заупрямившегося Сапрыкина.
   - Я не с тобою, уважаемый, пришел разговаривать, я хочу поговорить вон с тем человеком, - запротестовал указывающий рукою на собирающего разбросанный по палубе инструмент Антона Сапрыкин, - он должен взять меня с собою. Ему без меня этого зеленого острова посреди Синего моря вовек не сыскать. А его душа уже до того сильно нуждается в способном противостоять всем превратностям и ударам этой извечно непредсказуемой судьбы сильном молодом теле. Своим до глупого безрассудства противодействием божественному предназначению сына он не сможет оградить его от возможных в будущем опасностей, а вот самому богоугодному делу может навредить. И тогда уже может пострадать весь русский народ....
   - Я не только передам ему все, что вы мне только что сказали, но и постараюсь уговорить, не противиться неизбежному в судьбе своего сына, - прибегнул к последнему аргументу уже отчаявшийся уговорить его оставить на сегодня Антона в покое Смирнов, - но сейчас к нему приехал в гости сын. И я не думаю, что нам будет удобно мешать их встрече.
   Узнав о приезде младшего сына Антона, Сапрыкин не стал больше противиться уговорам Смирнова и настаивать на немедленном с ним разговоре. А, совсем наоборот, он как-то сразу обмяк и с какой-то даже немного угодливой покорностью неспешно засеменил в нужную Геннадию Петровичу сторону.
   - Приехал его сын.... Значит уже совсем скоро, - еле слышно бормотал на ходу Сапрыкин, а когда они отошли от причала на достаточное, чтобы Антон больше уже не мог беспокоиться о его возвращении, расстояние, он снова обратился к продолжающему сопровождать его Геннадию Петровичу. - Передай ему, добрый человек, если он не хочет навлекать беду на всю Россию, то уже завтрашним утром должен будет отправиться на поиски этого зеленого острова.
   - В таком случае вы, товарищ прапорщик, будете у меня правою рукою, - шутливо проговорил узнавший, что Антоша в течение многих лет исполнял обязанности комсомольского работника, заместитель начальника факультета по политической части. - И если вам хоть что-нибудь понадобиться по моей части, то всегда можете обращаться ко мне за помощью и поддержкою, коллега.
   С такого вот благожелательного обещания и началась для Антоши служба на новом месте, где ему снова не позволили занять соответствующую его воинскому званию по штатному расписанию должность.
   - С таким опытом работы и знаниями мне, Козлов, будет лучше использовать вас не на хозяйственной работе, а при организации учебного процесса курсантов, - одобрительно буркнул на слова замполита начальник факультета и отправил Антошу в учебную часть. И вот уже исполнился ровно год, как он успешно справлялся с обязанности на новом месте службы. За это время он еще успел не только перейти на второй курс автотранспортного техникума, но и даже умудрился сдать вступительные экзамены в институт. А прямо сейчас он ехал на автобусе из районного центра в свое родное село, чтобы, посоветовавшись с родителями, окончательно решить для себя беспокоивший его в последнее время вопрос: бросать ли ему учебу в техникуме или отказываться от учебы в институте? Гулко проскрежетав разболтавшимися шестеренками коробки передач, автобус с надрывным урчанием тяжело взобрался на ближайший к селу взгорок, позволяя взволнованному встречею с родными местами Антоше обозреть целиком не только свое село, но и немалую часть прилегающего к нему морского побережья в придачу. Отсюда он и увидел стоящий у причала отцовский парусник и копошившихся на нем двух мужчин.
   - Это Геннадий Петрович, наверное, приехал погостить у моих родителей, - отметил про себя Антоша, а когда пронзительно взвизгнувший тормозами автобус остановился, то тут же заторопился к причалу, где его уже дожидался с распростертыми объятиями отец.
   - Ну, и как, сын, тебе живется в городе моего детства? - полюбопытствовал обменявшийся с ним крепким рукопожатием отец, и Антоша сразу же поделился с ним своими сомнениями насчет места своей дальнейшей учебы.
   - Это твое дело, сын, еще может немножко подождать, - ласково проговорил ему отец, - сейчас тебе будет лучше всего войти в дом и поздоровайся со своею матушкою. Она же, бедная, в последнее время уже не только дни, но и даже часы считала до твоего приезда домой.
   Спохватившийся Антоша поторопился исправить свою оплошность, а оставшийся во дворе его отец тут же повернулся к подоспевшему Смирнову.
   - Ну и как, Геннадий Петрович, вам удалось отвести юродивого подальше от моего дома? - нетерпеливо поинтересовался он у него.
   - Удалось, Антон Иванович, но он, еще чего доброго, может в любую минуту снова объявиться со своей болтовнею, - неуверенно буркнул ему в ответ Смирнов.
   Удовлетворенно хмыкнувший Антон вошел вслед за своим сыном в дом и присоединился к своей обрадованной Валюше. И в этот вечер они уже больше о злополучном Сапрыкине не вспоминали. Антон с Валею уже прямо не знали, на что им усадить и чем угощать своего дорогого гостя, а любопытствующий Смирнов не уставал его расспрашивать о службе в армии. Спать они улеглись сегодня довольно поздно. И странное дело только успели отец и сын положить свои уставшие от разговоров головы на подушки, как тут же провалились в крепкий беспробудный сон. Приехавшему погостить сыну всю ночь снилось синее бескрайнее море и ослепительно сияющий на небесах восходящий диск утреннего солнышка. А где-то там, вдали, за еле просматривающейся утреннею дымкою, виднелся почему-то так сильно притягивающий Антошу к себе зеленый островок. Недоумевающему Антону и самому было непонятно, чем же он так его привлекает и манит к себе. Но как бы там ни было, а от одних только далеких неясных очертаний этого загадочного острова его восторженная душа уже была готова выпрыгнуть из его тела и стремительно мчаться к утопающему в воистину волшебной неге зеленой растительности чудесному островку.
   - И как же мне хочется побыстрее оказаться на этом воистину райском уголочке земли! - не без сожаления, что у него нет крыльев, и он, поэтому не сможет прямо сейчас сорваться с места и лететь туда, куда с такою невероятною силою завет его сердце, тихо восклицал Антон.
   Но что-то в глубине его души не позволяло ему отчаиваться, а даже, наоборот, в нем постоянно росла уверенность, что он обязательно найдет его, и испытает там не ощущаемое им еще раньше блаженство души и тела. И уже только перед самым своим пробуждением он увидел, как плывет он вместе со своим отцом на его паруснике к этому сказочному острову, а попутный ветерок весело задувает в их растянутый до предела парус.
   - Счастливого вам плавания! - доносится до него удаляющийся голос провожающей их мамы.
   - Мама! Почему ты не поплыла вместе с нами!? - прокричал ей в ответ Антоша и проснулся.
   - Выспался, сыночек? - услышал он рядом с собою ласковый голосочек своей матушки. - Поднимайся, я уже начинаю печь твои любимые блинчики.
   Тяжело вздохнувший Антон соскочил с кровати и начал рассказывать ей о своем ночном сне.
   А его отец сразу же перенесся во сне на уже знакомое ему старинное парусное судно. Он внимательно безо всякой спешки его обследовал и, осмотрев его оснастку, сделал для себя окончательный вывод, что это старое корыто в действительности намного хуже его собственной легкокрылой чайки. И уже только потом он подошел к стоящим на корме тоже ему хорошо знакомым по предыдущим снам двум похожим на него в юности, как две капли воды, парням.
   - Как видишь, - с нескрываемою грустью проговорили они, - твоя легкокрылая чайка намного лучше нашего суденышка. Тебе не составит большого труда отыскать в Синем море зеленый остров, тем более с таким хорошим проводником.
   - Вы не заставите меня отправляться на поиски вовсе не нужного мне острова! - гневно выкрикнул своим побратимам уже не на шутку разозлившийся Антон. - С меня хватит и одной моей исковерканной жизни! Я не позволю вам портить еще и жизнь моего сына!
   Но его уже никто не слушал. Он в одно мгновение перенесся на пирс, а старинное судно со стоящими на корме махающими ему на прощание руками побратимами уплыло в раскинувшееся перед ним бескрайнее море.
   - Ну, и что же это за напасть такая! - громко выругался в сердцах Антон. - У меня уже даже нет права голоса! Они мне не позволяют даже слова сказать в ответ! В этом проклятом мире уже все начинают решать за меня, а я должен лишь безропотно подчиняться их распоряжениям!
   Обиженно засопевший Антон присел на мокрые камни и потянулся руками к беспрестанно набегающему на пирс прибою.
   - Не предавайся напрасными переживаниями раньше времени, Антон, - вдруг, услышал он чей-то по-старчески сиплый голос, - ничего такого страшного твоему сыну пока не угрожает. Но и ты сам не старайся усугубить еще больше свою и его судьбу своим глупым упрямством. Смертный человек не может по своей воле и желанию изменять свое в этой жизни предназначение. Такова уж ваша, Антон, судьба. И тебе будет лучше всего смириться с существующим положением.
   Неприятно поморщившийся Антон вскочил на ноги и начал лихорадочно искать только что с ним заговорившего человека, но вокруг себя он видел лишь одну лазоревую синеву бескрайнего моря. Ибо везде, куда бы он ни бросал свой ищущий взгляд, он видел только одно мерно колыхавшееся море и слышал размеренный гул раз от раза накатывающегося на пирс прибоя.
   - Боже мой, неужели я начинаю сходить с ума, - растерянно буркнул вслух Антон и, посмотрев на голубеющие над морем небеса, увидел потихонечку спускающегося к нему на маленьком сером облачке своего старого знакомого.
   Завидев белого, как лунь, старичка, Антон только намерился броситься ему в ноги и начать умолять оставить его сына в покое, но что-то внутри него помешало ему это сделать.
   - Что еще предстоит испытать моей России? - только и смог выдавить из себя Антон.
   - Ужасное несчастие надвигается на твою Россию, сын мой, - услышал в ответ он его тихий грустный голосок, - чтобы успешно противостоять этой беде твоей России уже совсем скоро понадобятся все имеющиеся у нее в наличии силы.
   - Надвигается беда, - еле слышно выдавил из себя провожающий уплывающего от него старика прослезившимися глазами Антон и проснулся как раз тогда, когда его сын начал рассказывать матери о своем ночном сне.
   - И его тоже, как и меня, манит море и этот прок..., - он хотел сказать проклятый, но его собственный язык не подчинился ему, а тут же заставил его поправиться, - волшебный корабль. А теперь еще и моя легкокрылая чайка присоединилась к нему. И их уже у нас будет, пусть и маленькая, но все же целая эскадра. И когда же, в конце концов, эти волшебные корабли оставят меня и мою семью в покое!? - в сердцах воскликнул про себя Антон, а всего через мгновение сам и ответил на свой немой вопрос. - Только тогда, когда на Руси будет тишь и благодать, а наш русский народ будет жить счастливо и в полном довольствии. Только вот будет ли у него это счастье и довольствие?
   Тайные агенты всегда ставили и продолжают ставить себя как бы людьми высшего сорта. И уж кто-кто, а они-то всегда умели и умеют создавать для самих себя комфортабельные условия при исполнении своих служебных обязанностей. Вот и на этот раз руководители западных специальных служб тоже решили собраться на свое очередное совещание не где-нибудь, а в воистину райском уголочке земли. Решили, так сказать, совместить полезное дело с полным удовольствием для своих бренных тел. Неторопливо рассевшись в мягких удобных креслах, они вопросительно посмотрели на уже занявшего место в президиуме их совещания представителя ЦРУ. Но тот, прежде чем выдать им нужную информацию, сначала потребовал гарантий, что все, о чем они услышат от него сегодня, не выплывет, как говориться, на белый свет раньше времени. Догадавшись, что их сегодня ожидает что-то особенно сенсационное, они еще раз с особой тщательностью пересмотрели численность и состав своих делегаций. И только тогда, когда в маленьком уютном зале остались одни лишь матерые контрразведчики, представители западных специальных служб и услышали от него такую сногсшибательную новость, что у всех участников совещания от неожиданности услышать такое даже челюсти отвисли. Это же надо было такому случиться, чтобы во главе стран противостоящего им лагеря социализма стал платный агент ЦРУ. Поначалу, эта невероятная новость показалась насторожившимся агентам чей-то нелепой и глупою шуткою, но им об этом сообщал представитель самой могущественной разведывательной организации в мире, и у них не было оснований ему не верить. Возбужденные от подобного известия представители разведок Запада еще долго не могли успокоиться, но, в конце концов, они все согласились с предлагаемым американцами планом развала стран социалистического содружества. С первым пунктом плана, целью которого было, пока американцы совместно со своим платным агентом организуют в Советском Союзе разорительную для него борьбу с пьянством и алкоголизмом, остальные тем временем начнут потихонечку дестабилизировать обстановку внутри стран восточной Европы, им всем было просто и ясно. И они быстро распределили между собою обязательства по его претворению в повседневную жизнь социалистических стран. А вот по второму пункту плана, целью которого было подготовка и организация взрыва на одной из атомных электростанций Советского Союза, у них появились разногласия. Ни одна из западных разведок не хотела брать на себя полную ответственность за уже угрожающие для всего мира неисчислимыми бедствиями последствия этой сомнительной акции.
   - Этим взрывом мы не только дискредитируем все их так называемые передовые технологии, но и введем правительство Советского Союза в огромные затраты, что в немалой степени будет способствовать крушению всей его финансовой системы. К тому же мы получим для самих себя уникальный опыт по ликвидации подобных происшествий, - продолжал свои разглагольствования с высокой трибуны представитель ЦРУ, - и все это удовольствие для наших правительств обойдется сравнительно дешево. Нам надо будет лишь организовать эту маленькую диверсию, а потом молча наблюдать со стороны, как эти русские будут справляться с возникшей перед ними проблемою.
   И вот на организации этой маленькой диверсии и застряли представители тайных служб Запада. Никто из них не знал с полной достоверностью, как эти последствия могут обернуться и для них самих, а поэтому никто не хотел брать на свои страны ответственности за эти пугающие их последствия.
   - Пусть возьмет на себя ответственность за эту диверсию та страна, у которой уже есть некоторый опыт в подобных делах, - послышалось намекающее на то, что американцы в свое время уже сбрасывали атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, их недовольное ворчание с мест. - Подготовить и провести подобную диверсию без определенного опыта и знаний может быть крайне опасным делом и для нас самих.
   - Нет, они уже, как видно, ни за какие коврижки не согласятся взять ответственность за такое гиблое дело на свои собственные страны, - с неприязненной брезгливостью окинув прячущих от него глаза коллег, процедил сквозь зубы представитель Центрального Разведывательного Управления США. - А без этого взрыва нам с коммуняками не справиться. Придется взять эту ответственность на себя, но, конечно же, с их непосредственным участием, чтобы в случае чего они не смогли от этого дела откреститься.
   Так и решили; американцы взяли на себя основную долю работы по подготовке этого взрыва, а все остальные согласились выделить им в помощь оговоренное количество специалистов и агентов. Не вызвал среди них особого разногласия и третий пункт плана. Еще заранее подсчитавшие степень зависимости советской промышленности и в особенности сельского хозяйства от стран Запада, американцы предложили своим коллегам совместными усилиями делать хозяйственные советские предприятия нерентабельными даже в ущерб самим себе и тем самым поставить с помощью внутренней оппозиции Советский Союз на грань банкротства.
   - Без помощи созданной внутри советского общества черной сотни с таким воистину грандиозным делом нам не справиться, - с особым удовлетворением проговорил представитель западной германии, которому давно уже не терпелось поскорее рассчитаться с этими поганцами русскими за поражения во время второй мировой войны третьего рейха.
   - Для хорошего дела нашим налогоплательщикам денег не жалко, - поддержали его и остальные представители запарных разведок, - тем более, что после крушения социализма, у нас появится возможность вернуть все свои затраты с лихвою.
   Благополучно разрешив все возникшие у них спорные вопросы, взволнованные предстоящими событиями представители западных разведок не стали долго задерживаться и, быстро упаковав чемоданы, начали разъезжаться по домам.
   - Ну, и что такое важное рассказали вам сегодня эти заносчивые американцы? - полюбопытствовали не попавшие на совещание агенты.
   - О, на этот раз эти скоты оказались на высоте! - с таинственным видом восклицали им в ответ участники совещания. - Нас всех ожидают великие события. Мы сейчас, можно сказать, стоим в преддверии грандиозных дел и свершений.
   И больше уже даже, несмотря, на огромное желание разузнать подробности не попавших на совещание агентов, они наотрез отказывались говорить, а только укоризненно качали своими еще не отошедшими от только что услышанного головами.
   - Ну, что вы, мол, из нас жилы-то тянете? - ясно говорили их молчаливые взгляды. - Нам и самим не терпится поделиться с вами сногсшибательными новостями, но, к нашему великому сожалению, мы просто обязаны молчать.
   Новая метла всегда должна мести, как показывает нам наша земная жизнь, по-новому. В том смысле, что любой мало-мальски крупный начальник в первый год после своего назначения или избрания на высокий ответственный пост начинает расставлять для упрочения своего дальнейшего положения на все ключевые должности своих людей. Не был исключением из этого правила и только что избранный Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаил Иудович. Однако прекрасно для себя осознавая, что не проголосовавшая за него почти половина членов Центрального Комитета не позволит ему в этом деле развернуться в полную силу, направил все свои основные усилия на подготовку к 27 съезду партии, на котором он уже намеревался дать решающий бой так называемым им консерваторам и сталинистам. Но и этот год, по его непоколебимому убеждению, не прошел для него впустую. За это время он умудрился исключить из членов Политбюро своих самых рьяных противников и назначить своего друга Рыжкова Председателем совета министров СССР. Не забыл он рассчитаться за поддержку с Громовым, порекомендовав его на ближайшей сессии Верховного Совета СССР избрать его председателем. Ему очень не хотелось это делать, но уже знающий о его с ним договоре Сатана не рекомендовал Михаилу Иудовичу отказываться от данного обещания.
   - Не переживай, крестник, - насмешливо бросил ему Сатана, - пойми, для тебя же будет лучше прослыть человеком благодарным и крепко держащим свое слово. А этот твой Громов уже, как говорят, дышит на ладан, и он уже совсем скоро может последовать вслед за твоими тремя предшественниками в иной мир.
   И это его последнее умозаключение показалось развеселившемуся Сатане такой смешною, что он, даже не попрощавшись с Горби, умчался на международное совещание западных специальных служб с оглушительно громким раскатистым хохотом. И ему на этот раз было, отчего радоваться и веселиться. Заставив Михаила Иудовича исключить из членов Политбюро опасного для Сатаны Романова и избрать секретарем Центрального Комитета КПСС угодного ему Елкина, он сжег для своего крестника все, пока еще возможные, пути отказа от зависимости перед темной силою.
   - Вот теперь-то ты, мой мальчик, уже полностью зависишь от меня, - подумал про себя довольно ухмыляющийся Сатана, - стоит тебе, пусть и немножко, вильнуть хвостом в сторону, как я тут же сменю тебя на этого прохиндея Елкина. Хотя, если сказать по правде, то вы друг друга стоите: оба бестолковые и жадные к деньгам и власти болваны.
   Итоги международного совещания западных спецслужб порадовали Сатану еще больше, и его удовлетворенная ухмылка уже растянулась почти до ушей.
   - Эти мои воспитанники уже и без моей подсказки дело свое знают, - радостно шептал князь тьмы на обратной дороге в Россию, - этим пронырам палец в рот лучше не совать - они его в одно мгновение откусят вместе с рукою. Недаром, я когда-то восхищался их дедами и прадедами, когда они с невероятною жестокостью очистили за короткое время весь американский континент от доставляющих мне немало хлопот краснокожих индейцев.
   Антон с болью в сердце вслушивался в восторженное лепетание сына о невиданной им прежде красоте только что приснившегося утреннего моря и, особенно, в его желание осмотреть приснившийся ему в самой середине моря зеленый островок.
   - Нет, что ни говори, а подобной неземной красоты зрелища в реальной жизни никогда не увидишь! - с неподдельным восторгом восклицал его сын. - И как же мне жаль, что все это я видел только во сне!
   О, и как же хотел в это время Антон никогда не просыпаться! А главное, чтобы это утро для его сына протянулось на всю его жизнь. Он, уже много в этой жизни испытавший, не желал повторения своей судьбы для младшего сына. Антон уже был готов лишиться даже собственной жизни, только бы этот приснившийся его сыну сон - на поверку оказался всего лишь сном, который после просыпания человека чаще всего развеивается, как дым. Но, к своему сожалению, Антон уже не мог больше сомневаться, что приснившийся и ему ночью сон - был вещим сном, и что все запланировано судьбою его младшему сыну уже нельзя было избежать никаким образом. Как бы там ни было, но в любом случае им лучше всего не противиться своей судьбе. В противном случае в водоворот стремительно развивающихся событий все время будут вовлекаться все новые и новые люди, и возможно совсем скоро его сыну, так же, как когда-то в молодости самому Антону, придется отбиваться от насильно навязанной ему судьбы, жертвуя во имя ее самыми дорогими и близкими ему людьми.
   - Я не хочу и не должен допускать по отношению к моему сыну подобные слишком тяжелые испытания, - с горечью подумал Антон и, решительно сбросив с себя одеяло, сказал своей суетившейся по дому жене, чтобы она собирала их в дорогу. - Поплывем на поиски твоего острова и твоей новой судьбы, - коротко пояснил он посмотревшему на него с удивлением сыну.
   - Решился, наконец, - констатировал уже свершившийся факт тоже проснувшийся в это время Геннадий Петрович.
   - Решился!? - хмуро бросил ему в ответ вовсе не обрадованный предстоящей морской прогулкою Антон. - А разве хоть кто-нибудь предоставил мне право выбирать!? Мне, как и раньше, приходится слепо следовать велениям своей судьбы! Но своего сына я одного не оставлю! Я уже испытал на собственной шкуре, как трудно приходится в подобной передряге в одиночку.
   - И я тоже поплыву вместе с вами, - заявил соскочивший с кровати Смирнов.
   - Лучше останьтесь дома, Геннадий Петрович, - попытался его образумить Антон, - вам не стоит ввязываться в это гиблое дело.
   - Нет уж, Антон Иванович, вы все еще обижаетесь на меня, что я не верю в ваши приключения в молодости, а вот сейчас, когда появляется реальная возможность убедиться, что все ваши расказни чистейшая правда, а не складно придуманная ложь, даже не старайтесь меня отговорить. Нет, теперь уж вы меня не удержите дома в то время, когда вы сами будете наслаждаться лицезрением необычного и фантастического, - решительно подтвердил свое твердое намерение непременно плыть вместе с ними Смирнов. - Я же вам не какой-нибудь там гражданский, а боевой офицер и привык смотреть смерти прямо в глаза. Так мне ли бояться возможных опасностей в этом походе.
   - И я поплыву с вами, - твердо сказала им Валентина, - я не могу бросить в беде своих самых любимых мужчин.
   - Но во сне нашего сына, если я не ошибаюсь, ты всем нам желала счастливого плавания, - напомнил ей лукаво улыбнувшийся Антон, - так что, дорогая моя, нам же будет лучше не искушать понапрасну свою судьбу. Нам лучше верить, что мы все преодолеем, и что в скором будущем у нас снова наладиться прежняя размеренная жизнь.
   - Как скажешь, милый, - недовольно буркнула нахмурившаяся Валя и начала собирать своих мужчин в дальнюю дорогу.
   Сборы были недолгими, и через какой-нибудь час их легкокрылая чайка уже была готова выйти в море. К этому времени к их паруснику подошел и юродивый Сапрыкин.
   - Поднимайся к нам! Мы уже готовы сниматься с якоря! - выкрикнул Антон.
   И тот, молча, пройдя по трапу, по-хозяйски устроился у руля. Спохватившийся Смирнов хотел отвести его в каюту, но Антон не позволил ему это сделать.
   - Не трогайте Сопрыкина, - остановил он Смирнова, - он, как мне кажется, лучше нас знает, чем ему на моей легкокрылой чайке заниматься.
   И, действительно, только успели они выбрать якорь и отплыть от берега, как молчавший до этого времени Сапрыкин тут же отдал распоряжения стоящему у руля Антону:
   - Лево руля и так держать еще несколько часов!
   - Счастливого плавания! - донесся с берега голос провожающей их Вали, и они дружно замахали на прощание руками.
   Возвратившийся в Россию Сатана посоветовал своему крестнику вплотную заняться повышением своего авторитета среди простого советского народа.
   - Как же я могу стать популярным среди простых русских людей вот с такою отметиною, - грустно проворчал в ответ Михаил Иудович, дотрагиваясь рукою до темени, где и располагалась, начиная со дня его рождения, злополучная отметка Сатаны. - Первый увидевший ее на мне сразу же вспомнит о популярной на Руси поговорке, что бог шельму метит.
   - Ну, во-первых, крестник, это не господь бог поставил на твоем темени отметку, а я сам, - возразил ему недовольный воспоминанием о ненавистном ему Творце Сатана, - этот старый трухлявый пень на такое просто не способен. Ему, видите ли, не нравится уродовать так похожих на Него самого людей. К тому же ты не должен забывать, что руководишь атеистической страною, где с подобными суевериями давно покончено. Не робей, крестник, а немедленно порекомендуй своему КГБ распустить среди простых людей слух о том, что знающими людьми уже давно было предсказано воцарение на Руси человека с такою, как у тебя, отметкою. Человек с такой отметкою всегда будет думать о простом русском народе, и желать ему только одного добра, но ему постоянно будут в этом мешать олицетворяющие собою зло противостоящие силы. Запомни на всю свою оставшуюся жизнь, крестник, что простые люди всегда больше верят слухам, чем сообщениям в официальных газетах.
   - Попытаюсь, - неохотно согласился Михаил Иудович, - но все же вы могли бы поставить мне эту отметину на другом не на таком видном месте.
   - Поставил там, где она у меня получилось, - недовольно буркнул в ответ Сатана и продолжил свои поучения, как его добившийся такого высокого поста крестник должен себя вести в качестве руководителя самой могущественной в мире страны.
   - Вот вы мне все советуете и поучаете, а на поверку выходит, что не все ваши советы идут мне впрок, - жалобным, почти плаксивым, голосом проговорил Михаил Иудович и рассказал Сатане о первой стычке с его протеже Елкиным Борисом Контровичем.
   - Мои мальчики уже успели снюхаться, - с ласковой насмешливостью подумал про себя Сатана, - и это очень хорошо, что они не понравились друг дружке с первого взгляда. Так мне будет намного проще предлагать их советскому народу, когда в стране назреет недовольство кем-нибудь из них.
   А вслух Сатана уже скорее для порядка, а не для того, чтобы еще больше унизить Горби, с назидательным презрением проговорил:
   - Не думаешь ли ты, крестник, что с момента твоего избрания Генеральным секретарем партии все должны заглядывать тебе в рот и с восхищением повторять каждое сказанное тобою слово. Ты, наверное, забываешь об одной досадной мелочи, что призван внедрить в России западную демократию. А она предполагает и недовольство простого народа, и соперничество политиков. Я советую тебе, крестник, уже прямо сейчас начинать привыкать ко всем этим неудобствам и учиться находить между противоборствующими сторонами общий язык или, если сказать по западной терминологии, консенсус. А с этим Елкиным я поговорю, и попрошу его быть с тобою более корректным.
   Михаил Иудович смутился и, покорно опустив свою повинную голову, продолжил выслушивать поучения своего нечистого крестного.
   - Пожалуй, мне придется приставить для присмотра за этим Елкиным беса, а то уж больно он самостоятелен при всей своей безалаберности и полнейшей неспособности хоть к какому-нибудь делу, - подумал про себя возвратившийся в ад Сатана и послал первого встреченного им нечистого за срочно понадобившимся ему бесом.
   Сатана, с удовольствием приняв смоляную ванну, очистился в сернистых источниках и повелел прислуживающей ему грешнице накрыть стол для завтрака в кабинете. Еще немного подождав, пока она не расставит на низеньком столике напитки и изысканные яства он, налив в хрустальный бокал немного вина, начал неспешно отпивать его маленькими глоточками.
   - Повелитель! - выкрикнул вбежавший в кабинет бес. - Вы меня вызывали!?
   - Присаживайся, - небрежно махнув лапою в сторону табурета, коротко бросил Сатана, - и можешь угощаться этим прекрасным напитком. Наш сегодняшний разговор угрожает затянуться надолго.
   - Слушаюсь, повелитель! - пролепетал низко склонившийся перед ним бес и, торопливо усевшись на предложенный ему табурет, терпеливо дожидался, когда Сатана соизволит продолжить с ним разговор.
   - Ну, и как поживает мой старый знакомый Антон? - с ехидной ухмылкою поинтересовался Сатана у испуганно сжавшегося беса. - Не слишком ли докучает он тебе в последнее время?
   - Не слишком, повелитель, - отозвался насмешливо хмыкнувший бес, - он, ведь, уже совсем состарился. А годы, как известно, людям резвости не прибавляют. Он или сиднем сидит дома, или катается на своем корыте по морю с примазавшимся к нему бывшим полковником.
   - Бьюсь об заклад, что мой самый хитроумный бес даже носа не посмел сунуть на парусник Антона в то время, когда вместе с ним катался этот бывший фронтовик, - с неудовольствием подумал неприятно поморщившийся Сатана, который был прекрасно осведомлен о панической боязни его бесами военных, даже бывших. - С таким ненадежным наблюдением многого об немало насолившем мне в прошлом Антоне не узнаешь. Да, и стоит ли мне уделять столько внимание уже и на самом деле состарившемуся Антону? Сейчас он уже совершенно бесполезен не только для меня, но и для противостоящих мне сил добра. Омолодить его этот выживший из ума преклонный Творец не осмелится, а раз так то заключенная в Антоне опасная для моего дела душа в настоящее время не сможет хоть чем-то мне насолить. Мне больше нет никакого резона держать возле Антона своего самого способного беса. Я лучше приставлю беса к Елкину, пока тот еще не наломал дров, - принявший для себя окончательное решение Сатана еще некоторое время окидывал смущенного беса пытливыми взглядами, а потом нарочито сухим тоном проговорил вслух. - Значит, по твоему мнению, я зря держу тебя возле него, вместо того, чтобы позволить тебе отличиться на каком-либо другом деле?
   - Нет и нет, повелитель! У меня и в мыслях такого не было, - не стал наводить на себя напраслину с малолетства приученный к осторожности бес, - для меня любое твое поручение почетное и значительное.
   - Умный, - похвально отозвался о нем про себя Сатана, - поэтому я и держу его при себе. Такой слуга пусть и не добьется на службе у меня многого, зато уж точно мне не навредит, - и он, уже больше ни в чем, не сомневаясь, тут же приступил к основной цели своего разговора с бесом. - Я решил избавить тебя, мой дорогой, от смертной скуки при наблюдении за дряхлым старикашкою и поручить тебе более ответственное дело, но, может, ты хочешь немного отдохнуть от дел в небытие. Я признаю, что ты имеешь на это право, и, если пожелаешь, то могу устроить для тебя небольшой отдых лет так, скажем, на 500 или даже на всю тысячу.
   - Нет и нет, повелитель! Мне не нужен никакой отдых! Да, я лучше всю эту тысячу лет буду у своего повелителя на побегушках! - вскричал от охватившего его отчаяния испуганный бес и, бросившись Сатане в ноги, принялся лобызать его козлиные копытца.
   - Ну, полно, полно, дорогой, - ласково пробормотал удовлетворенно хмыкнувший сатана. - Я не сомневаюсь в твоей преданности, а поэтому хочу поручить тебе очень ответственное дело.
   И он, подробно проинструктировав беса о его дальнейших обязанностях при остро необходимом Сатане Елкине, тут же направил его прямо к нему.
   - И куда же подевался наш Сапрыкин? - спросил у отбывающего вахту Смирнова только что вышедший из каюты Антон.
   - Угомонился наш командир, - невесело буркнул в ответ тот, - стоит сейчас на корме и, как всегда, бормочет что-то невнятное.
   - А я все еще не могу понять его и решить для себя окончательно, что он за человек такой, - недовольно покачав головою, негромко проговорил Антон, - может он и вовсе не юродивый, а просто смеется над всеми нами?
   - Кто его знает, - пожал в ответ плечами Смирнов, - иногда он и впрямь ведет себя, как юродивый, а бывает и кажется, что он умнее и рассудительней всех нас вместе взятых.
   Напряженно всматривающийся куда-то в даль Сапрыкин, вдруг, словно почувствовав каким-то своим седьмым чувством, что они разговаривают о нем, круто обернулся и, подойдя к Антону, сказал:
   - Радуйся, человек, ты только что избавился от следившего за тобою по поручению Сатаны беса. И нам сейчас, плывя к нашему острову, не придется скрываться от нечистой силы. А раз так, то Сатана не узнает, что ты обменялся со своим сыном душами.
   - И куда же направил Стана моего старого знакомого? - полюбопытствовал сразу же окунувшийся в воспоминания о коммуне "Цветок ада" Антон, которому уже, наверное, до конца жизни не забыть принявшего вид полноватого с небольшой пролысиною на голове мужчины мерзкого беса.
   - Он ему понадобился для наблюдения за одним из руководителей Советского Союза, - тихо проговорил снова теряющий прямо на их глазах осмысленный вид Сапрыкин.
   - И как же ты смог узнать обо всем этом, находясь, все это время на нашем корабле? - переспросил Сапрыкина засомневавшийся Смирнов, но тот уже снова окунулся в обычное для него глуповато-мечтательное состояние.
   Однако заинтересовавшиеся его последними словами Антон со Смирновым еще сумели выделить из его невнятного бормотания отдельные вполне осмысленные слова и выражения:
   - Сапрыкин знает.... Ему многое известно.... Он видит и слышит то, что выше понимания смертных людей....
   - Значит, в нашей России очень скоро наступят тяжелые времена, если Сатана получил возможность лично контролировать и следить за нашими руководителями, - глухо проговорил только что осознавший размеры нависшей над его любимой Отчизною беды Антон.
   - О чем вы говорите, Антон Иванович!? Какой там Сатана, и какой может быть в наше время бес!? Или вы позабыли, что мы живем не в средневековье, а в конце двадцатого века!? - вскричал не желающий принимать его слова всерьез Смирнов. - Это же просто какая-то несусветная чушь!
   - Но вы, Геннадий Петрович, сами по собственной воле согласились участвовать в этой несусветной чуши, - напомнил ему немного задетый за живое Антон.
   - Да, я сам согласился, - не стал спорить с ним Смирнов, - но и вы, Антон Иванович, тоже должны понимать, что все это несколько необычно. Вокруг нас идет вполне нормальная реальная жизнь, и в ней нет даже ни одного намека на существование, какого еще там сверхъестественного. А тут вы воспринимаете слова этого сумасшедшего, как должное, как что-то вполне заслуживающее внимание.
   - Молите бога, Геннадий Петрович, чтобы это, как вы изволите называть, сверхъестественное не появлялось перед нами, как возможно дольше. Можете не сомневаться, что с момента ее объявления наша жизнь превратиться в самый настоящий ад.
   - Заполучив в Советском Союзе в свои руки высшую власть, Михаил Иудович не торопился, но и не мешкал с продвижением разрушительных для России в ее нынешнем положении реформ. И ему в этом деле даже не приходилось слишком уж напрягаться и все сначала тщательно продумывать. За него всю эту работу с учетом анализа складывающейся в Союзе обстановки с удовольствием выполняли спецслужбы Запада. А ему оставалось лишь выносить их рекомендации как свои собственные идеи и мысли на утверждение их соответственными инстанциями в государственных органах. Только благодаря этой внешне высокой показной результативности и объясняется его первоначальная популярность среди простого советского народа. И до этого еще никогда не отличающийся скромностью и реальною оценкою своих в этом деле заслуг Горби, скоро и сам, поверив в свою гениальность, начал относиться к окружающим его людям с пренебрежением и использовать их только в качестве слепо исполняющих его волю бездушных роботов. А от людей, у которых могло быть свое собственное мнение на ту или иную проблему, и которые уже начали досаждать ему своими сомнениями в правильности его действий на высоком посту Генерального секретаря партии, он начал потихонечку избавляться. И очень скоро вокруг него сплотилась серая, но слишком высокого о себе мнения, безликая масса людей, во всем с ним соглашающаяся и возносящая его, как божество, почти до самых небес. С именно таким окружением ему было значительно легче продвигать в советской стране, старательно подсовываемые ему западными разведывательными структурами с сомнительными для России последствиями предложения о перестройке ее жизни. Так он и навязал нашей партии идею о гуманном с человеческим лицом социализме. И он это сделал не просто так, а с единственной целью, чтобы вновь, как еще совсем недавно в Чехословакии, столкнуть лбами уже построивших в Советском Союзе реальный социализм отцов со всегда старающихся все вокруг себя переделать и переиначить детьми. А для ее скорейшее внедрение в сознание простых людей Михаил Иудович со своим окружением начал уверять Советский народ, что Маркс и Ленин тоже могли ошибаться и, следовательно, их бесценное для простых людей учение следует и просто необходимо в связи с постоянно изменяющимися в современном мире условиями подправлять. И только поэтому, исходя из подобного осмысления реальности на свой лад, он и добился принятия на шестой сессии Верховного Совета СССР закона об индивидуально-трудовой деятельности. А потом с теми же устремлениями он начал активно готовить к очередному съезду партии новую Программу и новый Устав.
   - Мы уверенно смотрим в свое будущее: ибо хорошо видим свои задачи и пути их осуществление! Ибо действуем в интересах социалистического отечества и во имя идеалов - беззаветному служению которым посвятила себя партия коммунистов! - заявил в своем докладе на съезде партии уже наперед знающий, что все эти идеалы он скоро продаст с потрохами, Горби и обманутые его лицемерием делегаты еще долго ему аплодировали.
   И было за что. Ведь Михаил Иудович поднимал на партийном съезде тогда вполне очевидные и уже долго дожидавшиеся своего разрешения проблемы. Но уже одно то, что он заговорил о них на таком высоком уровне, показалась для собравшихся на партийном форуме коммунистов новым и необычным. Они же, после ухода из жизни Великого Сталина, больше не слышали таких кажущихся честных и откровенных высказываний, а поэтому сегодня, опешив от небывалой, по их мнению, смелости нового генсека, ответили на его слова продолжительными бурными аплодисментами. И только один никем невидимый Сатана в ответ на внешне правильные высказывания Михаила Иудовича зловеще ухмылялся. Кому-кому, а уж ему-то было доподлинно известно, с какой тщательностью эти слова подбирались в западных разведывательных центрах, и что может за ними последовать уже в самом ближайшем будущем. Он знал о планах Запада поставить Россию на колени с помощью угрозы надвигающего голода и полного разрушения самой передовой в мире жизнестойкой советской экономики. Только поэтому князь тьмы лишь язвительно ухмылялся, когда делегаты съезда подтверждали важность совершенствование продовольственной программы и голосовали за всемерное ускорение научного прогресса в стране.
   - Давайте, родимые, голосуйте за внешне правильные и своевременные слова моего Горби, - скривившись в издевательской ухмылке, тихо нашептывали его плотно сжатые губы. - Давайте, родные, но потом уж сами себя и корите, если все сейчас вами принимаемые постановления впоследствии обернуться не в вашу, а в нужную мне сторону.
   Вдохновленный бурными аплодисментами Михаил Иудович уже не просто безостановочно врал с высокой трибуны партийного съезда, а уже прямо швырял в возбужденные лица депутатов остро отточенными западными специалистами фразами.
   - В сочетании соревнования противоборствующих двух систем и нарастающей тенденции к взаимозависимости государств мирового сообщества - реальная диалектика современного развития! - неустанно гремел и давил на уши отчаянно пытающихся хоть что-нибудь понять из его высокопарных трескучих слов делегатов голос Михаила Иудовича. - И именно так через борьбу противоположностей, трудно, в известной мере как бы на ощупь, складывается противоречивый, но взаимозависимый во многом целостный мир.
   Перед самым началом съезда, когда Горби прочитал ему эту часть своего доклада, Сатана поначалу даже не понял, зачем эти фразы выносить на партийный съезд, где все и обо всем надо говорить, как можно проще, понятным для всех языком. А с этими трескучими фразами впору выступать только перед профессорской аудиторией, да и то они могут оказаться непонятными для большей их части. Но загадочно ухмыльнувшийся Михаил Иудович ему объяснил, что так и было изначально задумано западными специалистами. Мнящие о себе как о высокообразованном обществе советские коммунисты и должны были немного понимать из его доклада, что, несомненно, должно было польстить их самолюбию и вызвать глубокое уважение к самому докладчику. И сейчас с удовольствием наблюдающий за деланно умными лицами партийных делегатов Сатана наглядно убеждался в справедливости предположений запарных умников.
   - Дай им волю, так они, пожалуй, и меня самого могут облапошить, - с похвалою подумал про помогающих ему поставить испокон веков сопротивляющуюся Россию на колени специалистов из западных научных центров Сатана.
   - Характер и темпы этого глобального процесса, неотделимого от борьбы за прочный мир, во многом будут зависеть от перестройки критического мышления, глубины осознания реалий ядерного века! - невозмутимо продолжал разошедшийся Горби.
   - Если это "новое мышление" уже прозвучало с высокой трибуны партийного съезда, - с мрачным удовлетворением отметил про себя Сатана, - то теперь уж против него не осмелится выступить ни один из так называемых консерваторов. А если и осмелятся, то можно будет легко заткнуть им рты, обвинив их в консерватизме. Ох, и плуты же эти западные политиканы....
   Однако каким бы внешне невозмутимым не казался самому себе Сатана, но и он тоже в это время переживал и страшно волновался. Особенно его волновало, согласятся ли делегаты с одним маленьким пунктиком в предлагаемом им новом Уставе партии. Который, если к нему подойти творчески и с инициативою, имел все перспективы превратить этот так называемый историческим съезд из укрепляющего ненавистные Сатане и Западу основы социализма в его могильщика. И вот сейчас Сатана с воистину сатанинским терпением дожидался, когда же занятые политическими и экономическими проблемами делегаты не перейдут к разрешению своих внутрипартийных дел, а когда дождался, то уже с особенным вниманием стал прислушиваться к долетающему к нему из президиума каждому слову. Однако, слава тьме, ничего такого непредсказуемого на этом съезде не произошло. Притомившиеся от долгого разгадывания ребусов доклада Михаила Иудовича делегаты уже голосовали без прежнего энтузиазма и бездумно, а, следовательно, так необходимый Сатане пунктик в новом Уставе партии тоже был принят ими безропотно и единогласно.
   - Вы сами только что подписали, мои ненаглядные, себе приговор и сейчас можете навсегда забыть о своих идеалах, - с торжествующей злобою процедил сквозь зубы вздохнувший с облегчением Сатана, - уж теперь, когда всякие ограничения для приема в вашу коммунистическую партию, она уже будет не вашею, а моей. Я уже ее, родимую, так нашпигую до предела своими монстрами и коррупционерами, что те всего за несколько лет смогут так испохабить и оплевать все ваши идеалы, что вам от этих плевков уже будет вовек не отмыться.
   Легкокрылая чайка Антона уже несколько дней подряд с легкостью скользила по лазоревой водной глади необъятного морского пространства в свое, пока еще неведомое и не совсем понятное для плывущих на ней пассажиров, никуда. Сопровождаемая в светлое время суток ослепительным летним солнышком и направляемая короткими командами Сапрыкина она стремительно неслась все вперед и вперед, пока с нею не произошло то, чего ее хозяин ожидал со страхом, а плывущий вместе с ним Смирнов с каким-то жадным нетерпением.
   - Этого же просто не монет быть! - бурно запротестовал не желающий верить своим глазам сын Антона. - Ведь правда, отец, все это нам просто мерещится!?
   И даже уже немного подготовленный к тому, что в этом плавании они могут столкнуться с чем-то из ряда вон выходящим, Смирнов, и тот почувствовал себя в подобной неординарной ситуации, как бы не в своей тарелке. Да, и кто же другой на его месте остался бы равнодушным к тому, что их деревянный парусник, вдруг, взял и въехал в гулко забившее вокруг них пламя неугасимого огня.
   - Мы же в нем все изжаримся, как перепела на вертеле! - вскричал объятый смертным ужасом сын Антона.
   - Успокойся, сынок, - тихо проговорил, покрепче прижимая к себе испугавшегося сына, Антон, - и ничего не бойся. Как мне думается, те силы, которые привели нас в это пламя, обязательно должны побеспокоиться и о нашей в этом пламене защите. Я нутром чувствую, что этот огонь нам не страшен.
   - Огонь, как огонь.... Он существо бестелесное и неразумное, - мрачно бросил им Сапрыкин, - ему все едино, что пережигать в своих смертоносных объятиях. И если бы высшие силы не заключили наш парусник в кожу саламандры, то мы уже давно перегорели бы в нем, как свечки.
   - В кожу саламандры? - переспросил его Смирнов. - Мы превратились именно в то мифическое способное жить в огне существо?
   - Не в мифическое, а в самое, что ни есть настоящее, - насмешливо фыркнул в ответ Сапрыкин, - если бы оно было мифическим, то и мы сами в этом неугасимом пламени уже давно превратились бы в самый настоящий миф. А так, слава небесам, мы ощущаем себя в этом море огня просто превосходно.
   - И, действительно, - смущенно пробормотал уже оправившийся от своего недавнего страха сын Антона, - если мы до сих пор не воспылали ярким пламенем, то и дальше можем ощущать себя в этом огне вполне спокойно. Это же самое настоящее чудо из всех чудес в нашем далеко несовершенном мире!
   - И ты прав, сын, мы все еще живы только благодаря этому чуду, - тихо пробормотал не пожелавший ни в чем его переубеждать Антон.
   Возвратившиеся к реальности происходящего вокруг них пассажиры легкокрылой чайки внимательно осмотрелись вокруг себя. Если и была вокруг их кораблика обтянута кожа саламандры, то пока что она ничем себя не проявляла. Непрерывно гудевший сплошной стеною неугасимый огонь им хорошо просматривался, но в тоже время его неприятные для каждого живого человека последствия не ощущались их органами чувств. Ибо им было на своем паруснике не жарко и не холодно, да, и дышалось им все еще легко и свободно.
   - Рай, да и только, - с нескрываемым восхищением буркнул вслух Смирнов.
   - А для меня, мой друг, все это больше похоже на ад, - кивая головою на не умолкающее ни на одно мгновение неугасимое пламя, возразил другу семьи Антон, - хотя мы каким-то образом и защищены от всего этого ужаса. Но совсем недаром приговаривают умные люди, что огонь - это родственная стихия для нечистого.
   - Не всякий огонь, человече.... И все мы сейчас защищены не каким-то образом, а шкурою саламандры, - обиженно буркнул вовсе с ним несогласный Сапрыкин. - Если нечистый и осмелиться сунуться в это священное пламя, то он будет тут же немедленно им поглощен и сгинет навеки. К тому же оно и вовсе не пустое. Когда-то высшие божества из-за боязни, что ощутившие в себя силы люди могут их уничтожить, были вынуждены переселить с земли в него кое-каких животных и бессмертных существ. Так что будьте готовы в любое время с ними встретиться. Помните, что они не всегда безопасны для смертных людей....
   - Не может этого быть! - вскричали пораженные его словами пассажиры легкокрылой чайки и принялись расспрашивать юродивого обо всем, что было сокрыто от людского глаза в этом выглядевшим для них очень странным неугасимом пламени.
   Но лицо Сапрыкина тут же утратило только что освещающее ее разумную осмысленность, и они снова услышали от него только одно невнятное бормотание.
   - Не беспокойте его понапрасну, - остановил их Антон, - я уверен, что если мы можем действительно столкнуться с опасностью, то Сапрыкин тут же непременно заранее нас предупредит.
   - Будем надеяться, - недоверчиво покосившись на снова занявшего место у руля Сапрыкина, пробормотал Смирнов и, испуганно вздрогнув, внимательно осмотрелся вокруг себя: ибо как раз в это время до них донеслась, пока еще совсем тихое далекое женское пение. - Может нам последовать примеру Одиссея и заткнуть свои уши затычками?
   - Пока в этом нет необходимости, - тихонько шепнул Смирнову Антон, - их пение, как мне кажется, привораживает наш слух и привлекает, но не очаровывает, как это было в известном нам случае со сказочным героем Одиссеем.
   - Это поют наяды - нимфы ручьев и родников, - коротко бросил им на короткое время осветившийся разумом Сапрыкин.
   И снова погрузился в обычное для него беспамятство. И в это самое время надрывно гудящая впереди них до этого неразрывная стена сплошного огня, вдруг, совершенно нежданно для испуганно взирающих на очередное чудо путешественников разомкнулась. Они выплыли в неширокий проток, по обеим сторонам которого располагалась изумительной красоты вся усеянная возвышающимися друг над дружкою по мере их удаления от протока валунами долина. На каждом валуне восседала расчесывающая свои длинные черные косы молодая девушка. И все они вместе под нежное звучание струившейся вокруг валунов чистой родниковой водицы и негромкого грохота прибоя распевали поочередно то веселые, а то и грустные, песни о любви молодого парня и девушки. Их нежные звонкие голосочки так удачно вписывались и дополняли открывающуюся перед путешественниками неземную красоту, что те от охватывающего их восторга только в восхищении ахали и, не уставая, впитывали в себя своими разгоревшимися в неудержимо льющейся на них освежающей свежести глазами все это умиляющее их души очарование. Нет, и просто невозможно описать простыми человеческими словами открывающуюся им изумительную прелесть этой переполненной прекрасными нимфами долины. Да, и было ли у них в это время желание даже задумываться над подобными пустяками. Мгновенно откликающиеся на любое проявление страстной неги и красоту их бренные тела сразу же затрепетали в радостном ожидании уже скорого еще большего блаженства от обладания этой негою и этой красотою. Нет, и нет! Они в это время боялись даже ненароком пошевелиться, а не то, чтобы еще о чем-то там думать, в захватившем их неукротимом желании запечатлеть в памяти до конца дней своих это воистину неповторимое прелестное очарование. Так и стояли они с широко раскрытыми от изумления ртами, жадно впитывая в себя разгоревшимися глазами эту уже навсегда утраченную на земле невинную, а значит еще никем не опошленную, несравненную красоту, пока поджидающая их на другом конце долины сплошная стена огня снова не сомкнулась над ними.
   - Нет, если бы я не видел всего этого собственными глазами, то ни за что не поверил бы даже самому красочному рассказу об этой бесподобной красоте! - негромко воскликнул первым опомнившийся Геннадий Петрович. - Я, наверное, всю жизнь любовался бы ею, но так и не смог бы пресытиться этим до того сильно взволновавшим мне душу прелестным очарованием.
   - И не говорите, Геннадий Петрович, я и сам уже был готов спрыгнуть и остаться в только что увиденной нами прелести до конца дней своих, - поддакнул другу Антон.
   - И что же тебя удержало, отец? - полюбопытствовал все еще жадно ловивший непослушными губами воздух сын.
   - Глаза твоей матушки, сынок, - ласково потрепав его за непослушные волосы, тихо ответил Антон. - На всем белом свете для меня нет, и уже никогда не будет ничего их милее и желаннее. Она ждет нас, и мы обязаны к ней возвратиться по возможности живыми и здоровыми.
   - И я, Антон Иванович, тоже не променял бы глаза своей возлюбленной женушки на всех восседающих на камнях прекрасных наяд, - поддакнул ему Геннадий Петрович. - Я не сомневаюсь, что эти красавицы вряд ли смогут так намертво приковывать к себе сердце мужчины.
   - Конечно же, нет, - охотно согласился с ним Антон, - они способны лишь на время ослепить его, или разжечь в его жилах ничего не дающую для мужской души похотливую страсть, и не более того. Но, что это творится с нашим Сапрыкиным!? Неужели и его самого пугает эта сплошная стена огня!?
   - Меня страшит не этот священный огонь, человек, а то, что в нем сокрыто, - недовольно буркнул, снова обрекший свою разумность юродивый. - Я только что остро ощутил приближение чего-то ужасно меня пугающего....
   Беспрестанно гудевшая впереди их парусника сплошная стена огня снова разомкнулась и пропустила маленький кораблик во вторую долину с теми же потихонечку понижающимися к середине склонами, а среди злобно шипевших своими буйными водоворотами куда-то стремительно убегающих ручьев белели своими широкими плоскими верхушками все те же валуны. Но на этот раз валуны уже были переполненными не прекрасно соблазнительными наядами, а непрерывно поедающими кишевших возле них толстых жаб омерзительными гадами. Беспрестанно бьющая по глазам путешественников ненасытная кровожадность омерзительных гадов заставляла людей не только неприятно морщиться, но и с вполне понятной поспешностью отворачиваться в сторону. Но куда бы путешественники не направляли свои ищущие чего-нибудь более достойного и приличного для их взыскательных вкусов взгляды, везде происходила все та же внезапно перед ними обнажившаяся во всей своей наготе суровая жизненная правда. Да, и кто бы другой на месте путешественников смог без содрогания смотреть, как только что изжеванные зубастыми пастями жабы уже сами скользят по длинным уродливым телам похожих на земных змей гадов в ненасытные утробы. И не только скользили, но и, сталкиваясь по пути, образовывали непроходимые запоры, которые уже сами расширяли и удлиняли тела гадов до немыслимых пределов, что и заставляло гадов раз от раза отрыгивать уже готовую для употребления окровавленную смесь прямо на окружающих их со всех сторон жаб. Однако больше всего омерзительней для взирающих на это кровавое пиршество людей показывались переполненные только что употребленные в пищу жабами желудки гадов, которые все время, увеличиваясь, как в ширину, так и в длину, уже превышали толщину своих туловищ в десятки раз. Сдерживая всегда сопровождающую появление в человеке животного страха тошнотворную брезгливость, путешественникам поневоле приходилось смотреть на происходившее прямо перед их глазами ужасающее зрелище, пока не обнаружили в этом кошмаре одну очень сильно обеспокоившую их особенность. Как оказалось, на этих валунах тряслись от охватывающего их при виде своих жестокосердных врагов смертного ужаса буйной дрожью не только одни съедаемые жабы, но и даже поедающие их гады. Но чем этот их панический ужас объяснялся, и что могло при отсутствии угрожающих гадам хищников их так пугать, для пожимающих в недоумении плечами путешественников пока еще оставалось неразрешимою загадкою. И даже то, что жабы сами добровольно бросались в пасти съедающих их гадов, показывалось недоумевающим путешественникам, если не странным, то уж странно подозрительным непременно. Эти жабы, с какой-то непонятной людям радостной готовностью, прыгали в широко раскрытые пасти гадов, словно дальнейшее их существование на этих отполированных до зеркального блеска валунах уже было для них и на самом деле настоящим ужасом.
   - Но что же такое ужасное еще живет вместе с ними в этой забытой богом и людьми долине? - мелькал в головах у отважных путешественников все еще остающийся для них непонятным вопрос.
   И так они мучились переживаниями и за жаб и за гадов, пока все они, вдруг, безо всякой видимой на то причины, с громким пронзительным визгом забились в ужасающих смотрящих на них путешественников корчах. Оцепеневшие от ужаса люди, пристально вглядываясь в извивающихся в нестерпимых муках живых существ, были не в силах отвести от них своих переполненных болью глаз, пока их тела не перестали дергаться.
   - Создается впечатление, что всех их погубил какой-то направленный невидимый человеческим взглядом луч, - высказал свое объяснение всему этому ужасу Геннадий Петрович.
   - Их всех убил Василиск, - мрачно проговорил очнувшийся от своих фантазий Сапрыкин, - и нам еще повезет, если мы проплывем мимо него именно в то время, когда его убивающие все живое глаза будут закрыты.
   - А кто он такой, этот Василиск? - бросился к юродивому с расспросами сын Антона, но тот уже снова впал в обычное для него беспамятство.
   - Василиск - это мифическое животное, убивающее живых существ силою своего взгляда, - объяснил за него Смирнов.
   - Мифическое животное, - насмешливо фыркнул Антон, - для нас он уже не миф, а самая что ни есть настоящая и непомерно опасная реальность.
   - Опасная реальность только для одних нас, Антон Иванович, а для всех остальных людей он, пока будет оставаться в этом доступном только для саламандрав огне, так и будет считаться мифом, - возразил не согласный с его словами Геннадий Петрович.
   - И, слава богу, что он заточен в этом недоступном для алчных людей месте! - воскликнул ужаснувшейся от одной только возможности появления подобного чудовища на белом свете сын Антона.
   - А не лучше ли нам, друзья, прежде чем думать о благе всего человечества, сначала подумать о собственной безопасности? - напомнил о реально угрожающей опасности Антон.
   - Но что мы можем противопоставить его убийственному глазу? - растерянно буркнул в ответ Геннадий Петрович.
   - Для начала вы могли бы выпить по одному глоточку этого снадобья, - проговорил вновь обрекший здравый смысл Сапрыкин, протягивая им небольшой флакончик с темноватою жидкостью.
   - А что это снадобье собою представляет? - полюбопытствовал, возвращая Сапрыкину флакончик с остатками жидкости, Смирнов.
   - Это амброзия, - коротко проговорил выбрасывающий флакончик с остатками жидкости в бурлящую за бортом воду, Сапрыкин.
   - Попробовав ее, мы станем, как и в свое время, римские боги, бессмертными!? - испуганно вскрикнул схватившийся за грудь Антон.
   - Выпитого вами глоточка вполне достаточно, чтобы вам выдержать убийственный взгляд Василиска, но не для бессмертия, хотя и не освобождает от испытываемых при этом живыми существами мучений, - поторопился с объяснениями Сапрыкин и снова забылся в своем беспамятстве.
   Им повезло. Они проплыли мимо выступающего из воды безобразной головы Василиска как раз в то время, когда, после очередного убийственного для гадов и мерзких жаб его взгляда, василиск снова опустил на свои ужасные глаза густые мохнатые веки. Вздохнувшие с облегчением отважные путешественники скоро, оставив эту долину позади себя, снова оказались в окружении надрывно гудевшего в своем вечном горении негасимого огня. Встревоженные встречею с ужасным мифом из прошлого земли отважные путешественники уже более пристально вглядывались в безмятежное лицо юродивого, но тот, пока что ничем не показывал им о приближающейся очередной неприятности. Однако подобное его состояние длилось не слишком долго, и по истечению определенного времени Сапрыкин снова предупредил путешественников об очередной встрече с мифическим прошлым земли.
   - И что мы должны предпринять уже прямо сейчас, чтобы оградить себя и наш парусник от возможной опасности? - уточнил встревоженный его сообщением Антон.
   - Только подготовиться выслушивать возможные в вашем будущем неприятности, - с лукавой усмешкою буркнул в ответ Сапрыкин, - которые змей Аспид с превеликим удовольствием преподносить их всем встречным и поперечным.
   - Аспид! - испуганно ахнули уже и сами что-то о нем слышавшие путешественники.
   И змей Аспид не преминул перед ними скоро объявиться. Сплошная стена неугасимого огня в очередной раз разомкнулась: и глазам путешественников предстала усыпанная черными валунами долина, между которыми грохотали в яростном нетерпении омывающие их потоки воды. А над ними то и дело разыгрывались самые ужасающие сценки из жизни народов земли. Восседающий в самой середине долины на выступающем из воды сером камне, как на троне, змей Аспид с пристальным вниманием наблюдал своими девятью змеиными головами за всем, что происходило на черных валунах.
   - Так, так.... Ну, а это уже вообще никуда не годиться.... Нет, голубчик, теперь-то уж ты получишь за свою неправедную жизнь сполна, - ехидно хихикали в ответ на все, что в это время происходило над черными валунами его змеиные головы.
   Притихшие путники снова надеялись проехать мимо увлеченного рассматриванием показывающихся ему над черными валунами картинок змея Аспида безо всяких объяснений: как одна из его голов неожиданно поперхнулась, а потом, с шумом втянув в себя воздух, недовольно проворчала:
   - Что-то уж больно сильно русским духом запахло?..
   - Не каркай, дура безмозглая! - недовольно прикрикнула на нее вторая голова и, повернувшись в сторону приближающегося парусника, только тихо ахнула. - Нет, этого уж точно быть не может! Я никогда не поверю, что этим русским бездельникам же удалось каким-то образом нарушить наше уединение! Ох, батюшки мои, я уже, кажись, с ума тронулась! Мне уже и на самом деле живые люди кажутся!
   Услышав ее отчаянные вопли, остальные головы Аспида насторожились и, повернувшись в сторону неторопливо плывущего к ним парусника, принялись жадно и с невероятным шумом вдыхать в себя уже давно ими позабытый густой русский запах.
   - Утихните, дуры! - недовольно прикрикнула на них только что разбуженная главная голова Аспида. - Я сама во всем разберусь и определю, кто здесь сошел с ума!
   Напуганные головы, тесно прижавшись к свернутому кольцом на камне туловищу змея, позволили своей главной голове, внимательно осмотревшись вокруг себя, принять за всех их единственно правильное решение. А та, гордо задрав свою узкую змеиную пасть вверх, и высунув наружу ужасный раздвоенный язык, уперла пронзительный взгляд прямо в уже почти сравнявшийся с нею парусник.
   - Да, - громко выдохнув из себя воздух, растерянно буркнула она вслух. - Как бы это не казалось невероятным, но нас посетили гости из самой России. Зачем вы пожаловали в это небезопасное для живых смертных место? И как посмели вы, презренные, нарушив границы моего владения, помешать мне в наблюдении за творимыми вами на земле неправедными делами!?
   - Мы, змей Аспид, заплыли в твои владения совершенно случайно, - примирительно проговорил выступивший вперед Антон. - Просим прощения за нарушения твоего уединения и тут же убираемся восвояси. Не поминай нас лихом, змей Аспид, и будь здоров....
   - Мирного прощания у меня с вами, приятель, вряд ли получиться! - злобно прошипел в ответ рассерженный змей. - Но вы можете смягчить мой гнев, только выслушав предрекаемое мною ваше будущее или будущее ваших родных и близких.
   И все его восемь голов, как цепные псы, мгновенно обвились вокруг мачты парусника и уставились на путешественников своими немигающими глазами.
   - Так чье будущее вы хотите узнать в первую очередь, странники из Руси? - с ехидным смешком спросила их главная голова змея.
   А сами люди в ответ только смущенно пожали плечами. Жизнь есть жизнь. И она к ним, как, впрочем, и ко всем живущим на земле чаще всего оборачивается не приносящей им радость стороною. Однако, даже и те, редко выпадающие на их долю мгновения счастья, с лихвою компенсировали все их беды и несчастия. И уже, наперед зная о характере предрекаемого змеем Аспидом людям будущего, никто не хотел заранее узнавать о возможно поджидаемых их впереди бедах и несчастиях. А раз не хотели узнавать его для себя, то уж, тем более, им не хотелось узнавать это будущее для своих близких и родных.
   - Этот змей, войдя во вкус, способен так преувеличить даже самое малюсенькое несчастие, что уже надолго омрачит всю нашу жизнь, - подумал про себя каждый из них и начал старательно подыскивать для себя убедительные доводы отказа от предложения змея Аспида.
   Но раз в их обеспокоенные головы ничего стоящего не приходило, то взятая ими на раздумье неприятная тягостная пауза затягивалась. Ухватившиеся за мачту парусника змеиные головы, теряя терпение, угрожающе зашипели и для еще большего устрашения мореходов высунули из пастей свои ужасные раздвоенные языки.
   - Этот поганец решил и на самом деле непременно заставить нас выслушивать свои небылицы, - подумал неприятно поморщившийся Геннадий Петрович и решительно вышел вперед.
   - Наконец-то, нашелся и первый доброволец, - с мрачным удовлетворением буркнул змей. - Ну, и чье же будущее ты желаешь узнать, бывший полковник?
   - Нас, русских людей, никогда особенно не интересовала своя личная судьба, - негромко проговорил Смирнов, - мы всегда больше думаем и заботимся только о благе нашей любимой России. Поэтому я и хочу попросить тебя, змей Аспид, рассказать нам обо всем, что ожидает впереди нашу Россию, какие еще испытания выпадут на ее долю, и какой она выйдет из них в своем далеком необозримом будущем.
   - Если эта тварь согласится с моим предложением, то, по крайней мере, хотя бы мы сами будем избавлены от переживаний за возможные несчастливые судьбы своих родных и близких, - подумал в ожидании ответа змея Смирнов. - А наша Русь.... Да, что с нею может случиться такого плохого даже в далеком будущем? Она уже многое пережила на своем веку и всегда выходила из всех своих передряг еще более сильной и могущественной. Если этот ворон и накаркает что-нибудь плохое о нашей России, то мы ему ни за что не поверим. Кому-кому, а нам-то доподлинно известно, что она сейчас у нас сильна и могущественна, как никогда раньше. Нашей России сейчас не страшен даже самый лютый и непримиримый враг.
   О! И как же он сейчас ошибался! Рассуждая о силе и могуществе России, он начисто забывал, что для любой страны в целом самым жестокосердным коварным врагом является ее же собственный народ! Потому что и любой народ тоже, так же как и каждого конкретного человека, можно легко опутать силками лживых догм и, задурив ему голову до умопомрачения, подтолкнуть на самые, казалось бы, не мысленные дела и поступки. Ошарашенный его неожиданной просьбою змей уже сам погрузился в глубокое раздумье, старательно выискивая в его словах возможные подвохи.
   - Ох уж, мне эти русские, - с тяжелым вздохом прервал он затянувшееся молчание. - Вы и раньше, доставляя мне немало хлопот, заставляли меня в вас разочаровываться. Вы, русские, в своей хитроумной изворотливости намного опережаете все другие народы. Но так уж и быть, я и на этот раз пойду вам навстречу. Мне и самому будет очень соблазнительно рассказать вам, как ваша сейчас сильная и могущественная Россия уже совсем в скором времени с вашего же всеобщего благословения превратиться в третьесортную страну. Будь, по-твоему, смертный. Я расскажу вам об уже скором бесславном будущем вашей России. И сделаю это с превеликим удовольствием не только потому, что мне этого сильно хочется, но и потому что ваша хваленая Россия у меня уже давно в печенке сидит.
   Приняв для себя окончательное решение, змей вернул все свои головы обратно на серый камень, а отпущенный им парусник поплыл по течению мимо с неприязнью взирающих на него черных валунов, на которых в это время под громкое хихиканье злобствующего змея Аспида начали показываться картинки из скорой будущности России. Боже мой! И чего только не увидели на них онемевшие от объявшего их смертного ужаса отважные мореплаватели! Они с самого начала не ожидали от поганого змея чего-нибудь хорошего, но уж, конечно же, не такого в чем их старательно убеждали мелькающие на валунах картинки. Если верить им, то выходило, что уже в скором времени не станет больше не только стран лагеря социализма, но и самого Советского Союза. А на его нынешней территории образуется пятнадцать самостоятельных независимых государств. Однако и это еще было не самым страшным для застывших на месте от охватившего их ужаса мореходов: если верить все тем же картинкам, то уже и сегодняшней братской дружбы и любви между советскими людьми больше существовать не будет и в помине. Им виделось, как братские народы уже начинают коситься друг на дружку с недоверием, а потом, как поселившийся среди них истинный враг людей змей-искуситель так их рассорил, что они уже были готовы вцепиться друг дружке в горло из-за передела уже давно к тому времени разграбленной нечистоплотными людьми всенародной собственности. Но даже и это не так пугала отважных мореходов, как страшило, что всё, чем они так до сегодняшнего дня гордились, и что они до самозабвения любили и берегли пуще своего глаза, согласно показываемым им картинкам попрано и втоптано в грязь толпами обезумевших людей. Как из самого дна их советской действительности поднялось на самый верх все то, низменное и безобразное, с которым, как им сейчас казалось, они уже расстались навсегда, и начало главенствовать над умами обезумевших людей. И русские люди, к их еще большему недоумению, не только перенимали их ненавистные в советской действительности пагубные страсти и вредные привычки, но и по истечению недолгого времени уже даже стали непохожими на нормальных людей. Многое можно понять и объяснить в непростой человеческой жизни, но понять и осмыслить то, как все это время гордые советские люди, забыв о чести и наплевав на собственное достоинство, начали пресмыкаться перед этой нечистью было невозможно. Они с неприкрытым ужасом и с нескрываемым омерзением всматривались, как брат убивает своего родного брата, как дети со злобными ухмылками душат своих собственных родителей и любящих их бабушек и дедушек. Они видели, как родители выгоняют на улицу своих собственных детей, как оголодавшая мать бросает в окно высотного дома своих малолетних детишек, а потом и сама летит вслед за ними вниз. И они еще увидели много чего такого, отчего у них леденела в жилах кровь, и вставали на головах дыбом волосы.
   - Вот, и вся ваша хваленая и прославленная навек Святая Русь! - услышали они брошенный им вдогонку злорадный выкрик Аспида, прежде чем снова объявшая их огненная стена не заглушила своим надрывным гудением его язвительное хихиканье.
   - Нет, это самая подлая клевета на наш советский народ! - в негодовании вскрикнули Смирнов с сыном Антона. - Чего-чего, а уж такого им сотворить с русским народом никогда не удастся!
   И только один уже весь изломанный и измученный выпавшей на его долю нелегкой жизнью Антон промолчал, хотя и ему тоже очень не хотелось верить пророчеству змея Аспида. Но он не мог и не хотел еще больше омрачать своего сына и друга зарождающейся в нем уверенности, что все показанное в картинках Аспида обязательно сбудется, и что уже совсем скоро для его возлюбленной России настанут тяжелые времена. Ибо, пока на земле живет и здравствует хитроумный коварный Сатана, в любой стране и с любым народом может случиться все, что угодно.
   - Нет, уж чего-чего, а вот такого в нашей России быть не может, - еще раз повторил Смирнов, - иначе наша Победа в прошлой войне просто потеряет всякий смысл и значение. Мы же в ней тогда воевали только за одну хорошую жизнь для всего Советского народа.
   Новый директор ЦРУ самолично держал на строгом контроле безусловное исполнение принятых на международном совещании разведывательных служб Запада решений. А прямо сейчас собирался лично проинструктировать отправляемого на ответственное секретное задание агента. Ознакомившись с заведенным на агента в его ведомстве личным делом, он остался доволен тем, что было в нем написано. Если верить сделанным в ней записям, то можно было сделать вывод, что этот агент, если от него это потребуется, а главное ему хорошо заплатят, готов и свою родную мать продать за тридцать иудиных серебряников.
   - Вот, именно, только такой полностью лишенный угрызений совести человек и способен без малейших колебаний исполнить это мое ответственное поручение, - отметил про себя довольно ухмыльнувшийся директор ЦРУ, а вслух проговорил ласково-елейным голосочком. - Мы знаем вас как преданного борца за наши идеалы и, идя навстречу вашим пожеланиям проявить себя в борьбе за их торжество во всем мире, решили поручить вам одно очень ответственное задание. И вас, как я на это надеюсь, не смущает сомнительная слава сбросившего на Хиросиму и Нагасаки атомные бомбы американского летчика, поступком которого будет вечно гордиться американский народ....
   - Короче, шеф, - перебил его недовольно поморщившийся агент. - Сколько мне за выполнения этого задания заплатят? Если мне не суждено из-за ваших дурацких секретов быть знаменитым, то я должен компенсировать свою неизвестность для американского народа богатой и всем обеспеченной жизнью.
   - Я в нем не ошибся! - воскликнул про себя еще больше обрадованный его словами директор ЦРУ. - Он до мозга своих костей прожженный прагматик!..
   И директор ЦРУ уже без излишних излияний коротко проинформировал агента о его гонораре и многомиллионной страховке с компенсацией за неудобства в случае возможного провала советских тюрем.
   - Что ж, я берусь за это дело, - согласно буркнул весь осветившийся удовлетворенною ухмылкою агент.
   - Тогда вперед, мой герой! - вскрикнул расчувствовавшийся директор ЦРУ. - Соединенные штаты Америки никогда не забудут о тех, кто помог ей заслужить не меркнувшую славу в веках!
   - Какое мне дело до не меркнувшей славы Америки, - недовольно буркнул уже на выходе из здания ЦРУ агент, - по мне, так пусть она хоть провалиться в тартарары или утонет, как трижды проклятая Атлантида, главное, чтобы она успела выплатить причитающиеся мне деньги.
   Пусть и подтачиваемый изнутри сатанинскими монстрами и глубоко укоренившейся в его повседневную жизнь коррупционной мафией Советский Союз продолжал удивлять мир своими достижениями в освоении космического пространства. Запустив в конце февраля 1986 года на орбиту станцию "Мир", он в очередной раз вызвал восхищения всего мира, но пока что еще никто не догадывался, что это уже его последнее достижение перед своим скорым и неминуемым крушением. Этот решающий удар по оплоту вредных для Сатаны и мировому империализму коммунистических идей планировался в такой строгой секретности, что даже самому Михаилу Иудовичу не говорили о возможно скорых потрясениях в России. И он, оставаясь в неведении о замыслах Сатаны, продолжал изо всех сил изображать из себя рачительного и умелого хозяйственника.
   В середине января по его личному распоряжению было организована комплексная проверка тридцати самых крупных предприятий страны. Обнаруженные в ходе нее уже давно известные руководству существенные недостатки позволили Михаилу Иудовичу послать и на все остальные предприятия страны ничего не решающих в данной проблеме представителей Госстандарта. Госприемка, в ходе которой еще больше усиливалась нагрузка на бюджеты фабрик и заводов, не только не напугала самих монстров и коррупционеров. но и даже не заставила их хотя бы немного остепениться. От всей этой совершенно бессмысленной компании выигрывал один только Михаил Иудович: разрекламированная по всей стране громкая трескотня по поводу наведения порядка в стране существенно повышала его популярность среди простого Советского народа.
   - Новая метла и пытается мести по-новому, - шутливо приговаривали монстры и коррупционеры между собою, а потом неизменно добавляли, - ну, и пусть себе немножко покуражится, а там, глядишь, скоро пооботрется и все у нас снова будет по-прежнему.
   Так оно на самом-то деле и получилось. Пришедшие на заводы контролеры получили свою долю в доходах коррупционной мафии и успокоились, а качество выпускаемых этими заводами товаров по-прежнему оставалась крайне низкою.
   Безжалостный и начисто лишенный совести американский агент с помощью руководства набиравшей силу солидарности скоро переехал в Польшу, а уже оттуда по поддельному паспорту в качестве польского туриста благополучно прибыл на Украину. И вот сейчас стучал в дверь квартиры несколько лет назад обосновавшегося здесь проповедника местных баптистов.
   - Батюшки нет дома, - недовольно буркнула выглянувшая из другой квартиры потревоженная его стуком соседка.
   - И в когда же ваш сосед возвратится домой? - полюбопытствовал у нее смутившийся агент.
   - Должен скоро вернуться, - совсем неуверенным голосом пробормотала соседка и посоветовала агенту поглядывать на хорошо просматривающийся из окошка на лестничной площадке скверик. - Батюшка всегда возвращается домой по тропинке через этот скверик.
   Согласно кивнувший головою агент торопливо спустился вниз и, пройдя в нужный ему скверик, присел на стоящую у куста акации скамейку.
   - Сегодняшним вечером рыба должна клевать и на обычную наживку, - при виде нужного ему баптиста проговорил он заранее условленную фразу.
   - Сначала пойдем и выпьем по рюмочке водочки, а потом можно будет сходить и на рыбалку, - окинув агента быстрым изучающим взглядом, торопливо проговорил тоже заранее условленную фразу баптист и, показывая своему нежданному гостю дорогу, пошел впереди.
   - И чем же я могу услужить тебе, сын мой? - тихо поинтересовался он, когда его гость насытился выставленными им на стол деликатесами.
   - Мне, святой отец, нужна надежная связь с АЭС, - буркнул протирающий бумажною салфеткою сальные губы гость.
   - С АЭС! - с тяжелым вздохом вскрикнул нахмурившийся баптист. - Это по нынешним временам сделать довольно непросто. АЭС охраняется КГБ, а эти ребята свое дело знают туго....
   - Было бы легко - вас, святой отец, не послали бы сюда заблаговременно, - оборвал его излияния нахмурившийся гость, - и если судить по вашим донесениям в центр, то у вас уже есть способ выйти на ее руководство.
   - Есть одна зацепка, сын мой, - с тем же тяжелым вздохом выдохнул из себя баптист, - в моей пасте числится сын одного из руководителей АЭС, но это еще не означает, что его отец пойдет на сотрудничество с нами. Он, по его словам, убежденный коммунист.
   - Познакомьте меня с ним, - потребовал от него гость, и снова тяжело вздохнувшему баптисту пришлось согласно кивнуть головою.
   - Хорошо, сын мой, завтра, после вечерней службы, я вас познакомлю, - устало буркнул баптист и предложил своему гостю для ночного отдыха свой диван.
   Еще долго плавали на своей "Легкокрылой чайке" мореходы в окружении надрывно гудевшего вокруг них неугасимого пламени. А когда совсем неожиданно для них они снова оказались под теплым южным солнышком, то, не сдержав в себе полностью захватившего их при этом радостного восторга, разразились громкими ликующими выкриками. Но этого приподнятого настроения хватило ненадолго, и они уже совсем скоро начали вспоминать о плавании в священном пламени, как о своем самом удивительном и чудесном приключении. Им уже было, даже немножко жаль, что с этим переполненным необычным волшебством временем они, по всей видимости, расстались навсегда.
   - Вот так всегда бывает, - с горечью вынужден был констатировать Смирнов, - когда что-то имеем, - не ценим, а потерявши - о нем плачем.
   И в это же самое время стоящий у борта Сапрыкин тихо проговорил:
   - Что ж, добрые люди, теперь вы уже и без меня доберетесь до нужного вам острова, а меня прошу извинить. У меня, кроме вас, есть и еще немало других неотложных дел, - и он, словно растворившись в окружающем воздухе, исчез прямо на их глазах.
   - И что же это было с нами на самом деле-то? - проворчал терзающийся в недоумении Смирнов. - Плыли ли мы все это время в неугасимом пламени, или все эти небылицы нам всем просто привиделись? Да, и куда же мог подеваться наш юродивый? Он же отплыл вместе с нами на виду у всего поселка. Вполне возможно, что по возвращению нам предстоят неприятные объяснения с милицией.
   - Не беспокойтесь понапрасну!.... Вас по возвращению домой никто не побеспокоит!.... Так как память о вашем выходе в море сотрется в головах людей!.... - послышался откуда-то сверху чей-то ворчливый добродушный голосок.
   Уже больше не ожидая для себя встреч с мифическим прошлым земли, пассажиры парусника испуганно вздрогнули и, подняв свои головы вверх, увидели вырисовывающееся прямо из воздуха улыбающееся лицо мужчины с длинными развивающимися волосами.
   - Еще одна галлюцинация! - в негодовании выкрикнул Смирнов, но показавшееся им видение не исчезало, а, вырисовываясь с каждым очередным мгновением все яснее, становилось все больше и все явственней.
   - Я вам не галлюцинация! - прозвучал в ответ немного обиженный насмешливый голос видения, - Я Зефир - бог Западного ветра! Вестник Творца поручил мне доставить вас до острова! Идите отдыхать в свою каюту и ни о чем больше не беспокойтесь! Завтрашним утром вы уже будете на месте! Хорошего вам отдыха!
   - И тебе, бог Западного ветра, спокойной ночи! - пожелали ему решившие последовать его совету отважные путешественники.
   Ехидно ухмыляющийся Сатана с пристальным интересом наблюдал за действиями ЦРУ по подготовке и организации взрыва на одной из атомных электростанций Советского Союза, и сейчас только поражался, как умеют сотрудники этого ведомства ломать и коверкать судьбы, в общем-то, казалось бы, неплохих людей.
   - Моим слугам тоже не помешало бы немного поучиться у этих молодцев, как надо обламывать и подталкивать людей на неблаговидные дела и поступки, - не раз ловил Сатана себя на подобной мысли, любуясь, и одновременно наслаждаясь, действительно талантливой в этом направлении работаю агента ЦРУ. - А то они у меня уже совсем закостенели в своей слепой приверженности веками выработанных правил и подходов к своей службе. У моих гавриков уже даже и свой кодекс чести появился. Им, видите ли, хочется выглядеть в глазах этих смертных недоумков мужественными и благородными. Вот, хотя бы немножко пообщались с лишенными не только какой-то там чести, но и даже совести, агентами ЦРУ Соединенных штатов Америки, и узнали бы, как им следует работать на меня. Потому что эти безжалостные коварные смертные уже давно переплюнули моих слуг по своей кровожадности и бессердечию. Для них уже давно нет в этой жизни ничего святого. Они всегда готовы на любое святотатство, лишь бы им за это хорошо заплатили. Нет, что здесь не говори, а эти молодчики из ЦРУ настоящие мастера нашего дела, - не без зависти приговаривал наблюдающий за ловкими умелыми действиями американского специального агента Сатана.
   - Но что я должен буду сделать, чтобы вы оставили в покое меня и мою семью? - вопрошал припертый к стенке ответственный работник АЭС.
   - Впустить и выпустить меня с территории станции во время своего дежурства, - ответил ему агент ЦРУ, - пройдет всего каких-то там полчасика и больше у вас уже не будет никаких проблем.
   - Но за эти полчаса на моей станции может случиться все, что угодно, - ужаснулся от одной только мысли о возможных последствиях его поступка работник АЭС, - нет и нет, я лучше обращусь за помощью в КГБ.
   - Тогда вы уж точно никогда больше не увидите своего любимого сыночка, - насмешливо буркнул сделавший вид, что намеревается уйти, агент.
   - Хорошо, я согласен, - через силу выдавил из себя ответственный работник АЭС, - но и вы должны будете дать мне слово, что за это время на стации ничего страшного не произойдет.
   - Послушайте, любезный, вы же имеете дело не с террористами, а с занимающимися промышленным шпионажем людьми. Всего каких-то там несколько снимков и вы снова встретитесь с живым и здоровым своим сыном. Но зарубите себе на носу, что если я не выйду со станции за эти полчаса, то вы уже получите не живого сына, а лишь его бездыханное тело.
   - Понял, я все понял, - с тяжелым вздохом буркнул поникший работник АЭС и, обговорив все подробности их завтрашней операции, ушел с низко опущенной головою.
   - Переживет, - насмешливо хмыкнул ему вслед агент, - зато завтра он уже даже и не вспомнит о сегодняшней неприятности. Завтра у него появятся совсем иные и более сложные проблемы.
   Последовав совету бога Западного ветра Зефира, мореходы прошли в каюту и, удобно в ней устроившись, мгновенно забылись в крепком беспробудном сне. Проснувшись рано утром, они застали снаружи надежно скрывающий их от постороннего любопытствующего взгляда густой серый туман. Еле просматривающийся через плотные пряди нависающего тумана Зефир все еще надувал их единственный парус, с каждым очередным мгновением все ближе подгоняя их утлое суденышко к уже затемневшему впереди них острову.
   - Вон он, ваш остров! - выкрикнул им сверху Зефир и прямо на их глазах мгновенно испарился.
   - Спасибо тебе, Зефир, за то, что позволил нам хотя бы немного придти в себя! - прокричали замахавшие на прощание руками мореходы и бросили вблизи от быстро приближающегося к ним берега якорь.
   - А сейчас можно покататься и на шлюпке, - резонно заметил Антон.
   И они, спустив ее на воду, вскоре высадились на берегу встретившего их пронзительным писком потревоженных птиц и неторопливо поднимающимся утренним солнышком острова. Привязав лодку к разросшимся на берегу кустам лозы, мореходы, выйдя на небольшую лужайку, внимательно осмотрелись.
   - А он оказывается обитаемый! - вскрикнул первым увидевший установленную кем-то палатку Смирнов и предложил. - Давайте, подойдем к ней и поинтересуемся у островитян, не видели ли они, где-нибудь поблизости, вольного и подневольного копателей.
   - Давайте, сходим, - поддержал его Антон, и только они намерились к ней идти, как вышедший неподалеку от них молодой солдат громко выкрикнул. - Это они! Я сам видел, как они только что подплыли к острову на паруснике!
   - Вы, действительно, сошли на берег вон с того парусника? - уточнил у них выскочивший на лужайку, но уже с другой стороны, лейтенант.
   - Вы не ошиблись, мы именно с того парусника, - подтвердил Смирнов.
   - Тогда я должен буду передать вам одну вещь, - быстро проговорил поманивший их за собою офицер.
   Они подошли к палатке, и он вынес из нее два переливающиеся изумрудным отблеском жидкие сгустка.
   - И кому я должен буду их отдать? - еще раз уточнил офицер у мореходов.
   - Мне, - сказал выступивший вперед Антон и принял в свои пригоршни два беспрестанно чего-то или кого-то ищущие сгустки, которые в ладонях Антона мгновенно присмирели и утихли.
   - Это еще лишний раз подтверждает, что я передал их именно тому, кому и следовало мне их передать, - с явным удовлетворением заметил офицер, и поспешил попрощаться.
   - И что мне сейчас с ними делать-то? - растерянно пробормотал бережно удерживающий в своих ладонях живые сгустки Антон.
   - Для начала нам не помешает их, как следует, рассмотреть, - проговорил, наклоняясь к ладоням отца, сын Антона. И только он успел дотронуться пальцем до ближайшего сгустка, как они тут же мгновенно впитались в тела отца и сына.
   - Как видите, проблема разрешилась сама собою, - посмеялся над растерявшимися от неожиданности друзьями Смирнов и повел их обратно на корабль.
   Там они быстро вытащили из воды якорь, а тут же набежавший легкий ветерок погнал их парусник к далекому приморскому поселку, в котором с нетерпением дожидалась их возвращения беспокоящаяся о своем муже и сыне Валентина Егоровна. Если верить в справедливость утверждения, что на этом свете тяжелее всего ждать и догонять, то на ее долю выпало самое тяжелое испытание. Но такова уж нелегкая судьба у всех русских женщин. Они вечно должны будут ждать своих беспокойных мужей и сыновей, когда им вздумается возвратиться из дальних странствий в свой родимый дом. Но пока они ждут и надеются на их возвращения домой, до тех пор и будет жива породившая этот русский народ матушка Русь.
   Попавшийся в западню агента американской разведывательной службы ответственный работник АЭС всю сегодняшнюю ноченьку провалялся на мягкой постельке без сна. Он все время думал и думал, а как же ему исхитриться, и не пустить чужака на свою станцию. Однако силы зла и тьмы всегда крепко держат в своих поганых лапах запутавшегося в неблагоприятных жизненных обстоятельствах человека, что тому хочешь, не хочешь, а приходится идти на сделку со своей совестью. И он в обычное время, начав собираться на дежурство, вышел из квартиры и заторопился к своей станции, которая всегда до этого с нетерпением дожидалась его прихода на работу, но только не сегодня. Сегодня она уже не привечала его, как раньше, а, как ему казалось, даже недовольно морщилось, и обиженно отворачивалась от него в сторону.
   - Одумайся! Неужели ты согласишься на подобное предательство!? Что ты делаешь!? - пронзительно вопило все вокруг АЭС и в нем самом. - Не вздумай пускать чужака на свою родную станцию! Подумай еще раз, как следует, и откажись от своего намерения! Не забывай, что эти чужаки до того алчны и корыстны, что могут с легкостью лишить тебя не только любимой работы, но и даже загубить твою жизнь!
   Но разве может прислушаться к благоразумным призывам любящее отцовское сердце в то время, когда его сыну угрожает смертельная опасность. Сегодня даже само обычно теплое и ласковое красное солнышко и то поднималось из-за горизонта как-то особенно тяжело и неохотно. Да, и весь его сегодняшний багрово-красный окрас говорил ему о скорой неминуемой беде, которая может произойти по его вине. И даже его собственные ноги, обычно резвые и упругие, сегодня словно налились свинцом, заставляя его с невероятными усилиями потихонечку приближаться к поглядывающей на него с неприязнью станции. Но он, сжав в кулак всю свою волю, уже прямо заставлял себя идти все вперед и вперед, и делать то, что он считал для себя правильным. Он, вообще, в эти сутки больше походил на робота, чем на живого человека и, как казалось со стороны, его уже ничто не могло вывести из себя. Но сохранить овладевшее им тупое равнодушие ему, в эти сутки, уже было не суждено. Он все-таки вышел из себя поздней ночью, когда ему уже казалось, что самое опасное для него уже позади, и что он уже может забыть о своем небольшом отступлении от исполнения им служебного долга. Однако ему и на этот раз не было суждено обо всем позабыть и продолжить свою тихую прежнюю жизнь. Ибо, начиная с этой минуты, вся его жизнь, как, впрочем, и жизнь сотен тысяч других ни в чем не повинных и пока еще ни о чем таком не подозревающих людей, начнет делиться на две неравные половинки: до нее и после уже случившегося для всех их именно в эту самую минуту.
   - И мы из-за такого пустяка рисковали своими жизнями! - возмущался на обратной дороге Антон. - Мы столько плыли, чтобы какие-то там сгустки впитались в наши тела!
   - Не торопитесь с выводами, Антон Иванович, - посмеивался над ним Смирнов, - они еще совсем недавно впитались в ваши тела, так что, мне пока неизвестно во что они вас со временем превратят.
   Но раздраженный Антон в ответ на его шутки только сердито отмахивался рукою. А между тем проникшие в их тела живые сгустки не сидели в них без дела, как об этом думал разочарованный в своих ожиданиях Антон. Они, не теряя понапрасну времени, немедленно приступили к подготовке их тел к уже скорому обмену душами. И только поэтому на Антона и его сына уже ближе к вечеру, как бы вдруг, напала сваливающая их с ног какая-то сладко томящая сонливость.
   - Такое ощущение, будто бы я весь день угощался крепкою водкою, - пожаловался Антон подтаскивающему его к спальной полке Смирнову, и только упала его голова на подушку, как он сразу же провалился в крепкий беспробудный сон. А рядом с ним ни на одно мгновение не прекращающие свою работу живые сгустки скоро уложили и более молодого и сильного его сына. Перед ними стояла воистину титаническая работа: обеспечить, чтобы живые тела согласились на обмен своих душ, а сами души были согласны вселиться в чужие им тела. И во имя скорейшего разрешение ставшей перед ними этой дилеммы они продолжали трудиться без сна и отдыха, но уже ближе к полуночи у них было все подготовлено к предстоящему обмену душ. Антону в это время снился знакомый ему по прошлым снам старинный корабль и стоящие на его корме два похожие на него в молодости парня, которые на этот раз улыбались ему смущенными улыбками, и махали на прощание руками. А его сын видел в своем сне уже не один, а два корабля: один огромный и неуклюжий со стоящими на корме двумя похожими на него самого парнями, и их нынешний парусник с приветливо улыбающимся ему отцом.
   - Я не хотел, сын, сваливать на твои плечи такую нелегкую судьбу, но кто-то из нас должен побеспокоиться о России и стать на ее защиту от посягательств темных сил.
   - Добро пожаловать в нашу дружную компанию, Антон! - прокричали ему со старинного корабля молодые парни.
   Ровно в два часа ночи дежурный по АЭС подал уже давно ставшую для него привычною команду на остановку блока четвертого реактора. Ну, а потом случилось непоправимое. Ответственный работник АЭС, как специалист, быстро разобрался в том, что произошло на самом деле, и, поддавшись панике, убежал со станции. Дома, он усадил в легковой автомобиль всю свою семью и, пытаясь уехать подальше от ставшего опасным для жизни человека места, погнал ее с максимальной скоростью по дороге.
   - Нет уж, дружочек, тебе не уйти от смертельной опасности! - негодующе выкрикнул проследивший за организацией взрыва на Чернобыльской АЭС агентом ЦРУ Сатана.
   И торопливо проговорил ему вслед нужное в данном случае заклинание, от которого дорожное покрытие под колесами автомобиля убегающего мгновенно превратилось в слякотную грязь. Больше уже не касаясь протекторами шершавой твердой поверхности дороги, колеса машины отчаянно забили по слякотной грязи, но столкнуть переполненную людьми машину с места не смогли.
   - Как видно, мне самому придется подтолкнуть ее сзади! - вскрикнул отчаявшийся ответственный работник АЭС и, выскочив из салона автомобиля, уперся руками в багажник, даже не замечая, как выпущенная им на волю невидимая смерть все больше и больше проникает в его потное тело.
   А рядом с ним, заливаясь ехидным смешком, веселился невидимый им Сатана. Он, как и всегда, радовался и ликовал по случаю надвигающейся на смертных людей трагедии. Сатана не сомневался, что в любом случае, и при любом раскладе выпавших из колоды карт, он сам в накладе не останется. Он всегда соберет для себя с любой людской беды обильную жатву.
   И в это же самое мгновение, когда на Чернобыльской АЭС произошел взрыв, произошел обмен душами между сыном и отцом. И замершая в ожидании Россия одновременно ощутила в себе вместе с сильным, почти смертельным, ударом и мгновенно переполнившую ее надежду на спасение в виде объявившегося в расцвете сил молодого человека с чистой бескорыстною душою. С душою, которая на протяжении многих столетий вступала в бой с любой реальною и нереальною темною силою только ради того, чтобы русский народ и дальше жил вне тлетворного влияния на него сил зла и тьмы. А сама Россия и дальше могла гордиться своими любящими ее гордыми и свободолюбивыми сыновьями и дочерьми. Пока еще об этом не только ничего не знающий, но и даже ничего об этом не подозревающий, Сатана стремительно мчался по поднебесью к уже поднятому с постели ранним звонком Михаилу Иудовичу, вполне справедливо полагая, что тот в растерянности может сделать что-нибудь совсем не так, как было нужно князю тьмы.
   Узнав о происшествии, растерявшийся Михаил Иудович схватился за голову руками, и впервые задумался об ответственности облаченного властью человека перед своей страною, перед собственным народом. Он и раньше, где-то в глубине своей порочной души, понимал всю свою некомпетентность в делах такого масштаба, а сейчас еще и остро ощутил свое бессилие перед этой свалившейся ему, как снег на голову, проблемою.
   - Лучше бы я продолжал работать в колхозе комбайнером, а не пускался в эту чертову политику, - бился он в запоздалых раскаяниях вплоть до прилета к нему Сатаны.
   - Опомнись! И возьми себя в руки! - недовольно прикрикнул на него вовремя подоспевший Сатана. - Ты же руководитель огромной страны, а не мокрая курица! Пришла нежданная беда: так принимай спешные решения, а не замыкайся в себе и не отгораживаться от проблемы! Подобным образом, мой дружочек, дела не делаются!
   - Если бы я только знал, что мне надо делать в этом случае, - жалобно пробормотал Михаил Иудович, - как оказалось....
   - А тебе и не надо ничего делать! - зло перебил его недовольный поведением крестника Сатана. - Тебе просто надо было назначить по этому вопросу срочное совещание высшего руководящего состава страны и прилечь к разрешению данной проблемы компетентных в этом деле специалистов. Однако, кое-что тебе, мой дорогой, следует твердо уяснить и уже прямо сейчас: для расследования этого взрыва ты должен будешь подобрать такую комиссию, которая обязательно должна будет признать его непредумышленный характер, а людей для спасательных работ ты уже прямо сейчас распорядишься призывать через военкоматы.
   - Но так я могу подорвать доверие народа к армии, - слабо возразил немного пришедший в себя Михаил Иудович.
   - Подобными распоряжениями ты, дружочек, начнешь рассчитываться со своими благодетелями за свое высокое сегодняшнее положение, - напомнил Сатана о его долгах перед Западом.
   Прошедшее под руководством Михаила Иудовича срочное совещание решило, что, прежде чем обращаться с заявлением о произошедшим на АЭС к Советскому народу, вначале следует во всем досконально разобраться и предварительно оценить предполагаемый ущерб самому правительству Советского Союза.
   Ох, и молодцы же эти мои верные слуги! - вскликнул мгновенно переполненный радостным ликованием Сатана. - Они же подобным своим решением, обрекая тысячи еще ничего не знающих о смертельной опасности людей на радиоактивное заражение, еще больше усугубят складывающееся после взрыва станции положение в Советском Союзе.
   А сам струсивший Михаил Иудович тянул с телевизионным обращением к Советскому народу до середины мая, когда о случившемся на Чернобыльской АЭС взрыве уже было прекрасно осведомлено все мировое сообщество.
   - Так что же произошло на самом-то деле? - вопрошал он с экрана телевизора у слушающих его советских людей. - Как докладывают специалисты, в период планового вывода из работы мощности четвертого блока внезапно возросли. Значительное выделение пара и последовавшая затем реакция привели к образованию водорода, его взрыву, разрушению реактора и связанному с этим радиоактивному выбросу.
   И еще долго он продолжал свои разглагольствования перед потерявшими веру в свое руководство людьми, какие принимаются меры Советским правительством по ослаблению воздействия на людей радиоактивного заражения и планы отселения людей из угрожающей их жизни и здоровью особо опасной зоны.
   - Неожиданное усиление мощности, - насмешливо буркнул лежащий больничной палате бывший ответственный работник АЭС, - выходит, что я в советской стране не один предатель. Эх, и к чему же мы, в конце концов, придем! Сына своего мне удалось спасти на время от проклятого Запада, но спасется ли в будущем он уже сам от его посягательств!? И какую еще цену они потребуют от нашего народа!?
   Взрыв на Чернобыльской АЭС, как и рассчитывали западные разведывательные структуры, не только ввел Советский Союз в немалые расходы, но и серьезно подмочил его репутацию на мировом пространстве. Проведенное с благословения Горби расследование скоро убедительно доказала всем его непредумышленный характер. А в это время спущенные с поводка западные журналисты начали раздувать историю по поводу двадцатидневной задержки Советского правительства с оповещением мирового сообщества об атомном взрыве в Чернобыле. Последовавшие вслед за взрывом негативные последствия еще больше осложнили отношения Советского Союза с соседями и в первую очередь со странами восточной Европы, в которых по указке Запада уже начала поднимать голову внутренняя контрреволюция. Столкнувшись с огромными затратами на ликвидацию его последствий Советское правительство вынуждено было обратиться за помощью к западным банкам. И те, чтобы еще больше затянуть на шее советского народа смертельную экономическую удавку, начали с угодливой готовностью выделять под хорошие проценты кредиты. Для оказавшейся в ловушке страны Советов эти дорогие кредиты означали только одно, что уже в самом ближайшем будущем этот никогда ничего не делающий просто так Запад, чтобы гарантировать безусловную выплату внешнего долга, станет диктовать ей свои правила игры и вмешиваться в ведение хозяйства.
   В такой непростой и невероятно сложной для Советского Союза обстановке Горби по настоянию Сатаны решил объявить 1987 год - годом реформ всей политической системы. А для придания своим авантюристическим действиям видимость законности он надумал созвать Всесоюзную партийную конференцию и утвердить на ней свое, так сказать, "новое мышление". Подготовку к партийной конференции Горби начал с проведения специального пленума Центрального Комитета, на котором было решено направить деятельность всех партийных организаций страны на расширение гласности, критики и самокритики, осуществлять подбор и расстановку кадров на демократических началах. На нем же были определены цели, содержание и характер предполагаемой перестройки, ее место в осуществлении планов партии.
   - Перестройка - это решительное преодоление застойных процессов, слом механизма торможения, создание надежного и эффективного механизма ускорения социально-экономического развития всего нашего общества! - заявил в своем выступлении на пленуме партии Михаил Иудович. - И ее конечная цель: обновления всех сторон жизни нашего общества, приданию социализму самых совершенных форм общественной организации, более полное раскрытие творческого потенциала социалистического общественного строя! Этот процесс перестройки должен охватить все без исключения сферы советского общества - экономику, политическую систему, социальную и духовную жизнь!
   Этим внешне правильным, казалось бы, словам было нелегко хоть чем-то возразить съехавшимся на пленум коммунистам, а поэтому и второй рискованный шаг Михаила Иудовича был встречен громким одобрением и бурными продолжительными аплодисментами. Да, в стране уже давно назрели реформы, но каково будет их содержание, об этом на пленуме пока еще не говорили, и только, изредка, как бы для пробы запускали в виде слухов те или иные подсказанные Горби Западом или самим Сатаною мысли.
   Следующий свой шаг в угоду всегда враждебного по отношению к России Запада Михаил Иудович сделал уже только после тщательного анализа складывающейся в стране неблагоприятной обстановке в сфере питания и бытового обслуживания населения. Поняв, что простой народ уже давно негодует по поводу глубоко укоренившихся в этих сферах злоупотреблений, он заставил Совет министров СССР издать постановление о создании в этих отраслях народного хозяйства соответствующих кооперативов. То, что это постановление исходило, как бы не от него самого, уже должно было насторожить честных партийцев и простой советский народ. В подобном шаге Советского правительства была сокрыта немалая угроза для существующего в это время в стране социализма. Но, так как непрекращающиеся злоупотребления в этих сферах уже давно набили оскомину простому народу, то никто из расплодившихся в то время так называемых кандидатов и докторов наук, а тем более из числа высших партийных чиновников не осмелился указать разработавшим и издавшим подобное постановление на неправомерность их действий. Сделав из их поголовного молчания для себя необходимые выводы, Сатана не стал больше осторожничать и принудил Горби добиться издания очередного еще более смелого в его положении постановления: "О предоставлении кредитов гражданам, занимающихся индивидуально-трудовой деятельностью". И то, что социалистическое государство должно было само по замыслу Сатаны финансировать своих будущих капиталистов, выглядело со стороны, действительно, нелепым и смешным. Но уже давно запутавшийся в непривычных для него перестроечных терминах, Советский народ и на этот раз промолчал. Он, согласно своей уже давно укоренившейся в его сознание привычке, продолжал слепо доверять своим руководителям и не ожидал от них для себя никакого подвоха. А воодушевленный его молчанием Михаил Иудович пошел в своих вредных для Советской власти начинаниях еще дальше. Не долго думая и больше уже ни о чем таком пугающем его не беспокоясь, он взял, и провел в июне пленум ЦК КПСС со следующей повесткою дня: "О задачах партии по коренной перестройке управления экономикой". Это уже был далеко не первый его пробный шар, но на этот раз он уже затрагивал основу основ любой страны - ее экономику. Однако окончательно сбитый с толку лицемерной демагогией и разглагольствованием подпевал Советский народ и на этот раз встретил его нововведение гробовым молчанием. Удовлетворенно ухмыльнувшийся Михаил Иудович понял, что с этою уже вконец оболваненной страною, он впредь может делать все, что ему только заблагорассудится.
   - До смеха ли вам сейчас!? - с ненавистью бросал в сторону русского народа ехидно ухмыляющийся Сатана. - Не я ли говорил вам всегда, что по настоящему смеется только тот, кто смеется последним? Если вам теперь не до смеха, то зато я, уже совсем скоро, вволю похохочу на могиле вашего социализме.
   Уверовавший в свое никому и ничему неподконтрольное всевластие Михаил Иудович и в 1988 году, без особой спешки и ничего уже больше не опасаясь, продолжил углублять и расширять свои губительные для страны и социализма реформы. Так, уже в начале января вступил в силу закон о государственном предприятии, а специально собранный им в марте четвертый съезд колхозников одобрил основные положения закона о кооперации. И как итог, в результате его преступных нововведений по всей стране повсеместно начали исчезать с прилавков магазинов жизненно необходимые для каждого человека продукты и предметы первой необходимости. Всегда тяжело воспринимающий на самом себе любые потрясения в своей жизни и в судьбе всей страны простой народ, обеспокоившись, начал выискивать вокруг себя виновных в только что начавшихся для него бедах и несчастиях. В это время и пригодилась Михаилу Иудовичу извечная изворотливость и умение сваливать с больной головы на здоровую голову собственные ошибки и просчеты хитроумного в этом деле Сатаны. Это по его подсказке подвластная Михаилу Иудовичу продажная партийная пресса начала безбожно врать и оболванивать и без того затуманенные головы простых советских людей. Так называемые правдоискатели с пеной у рта принялись внушать простым людям, что наступившие для них временные трудности произошли только из столкновения в народном хозяйстве страны новых экономических отношений со старой командно-бюрократической системою. Они, уговаривая советских людей немного потерпеть, убеждали их, что спасение страны и лучшая жизнь простого народа в арендном подряде, при котором человек становится уже не только наемным работником, но и хозяином на земле, на ферме, на фабрике и на заводах. Подобные пояснения об их роли и значении в этой жизни, конечно же, не могли не понравиться уже давно позабывшим о жесточайшей эксплуатации человека человеком простым людям. И весь Советский народ, потуже затянув пояса, с нетерпением дожидался, когда же эти два метода хозяйствования между собою договорятся, и он снова заживет своею прежнею всем обеспеченною жизнью. Однако свой основной бой старым консервативным силам Михаил Иудович намеревался дать уже только на Всесоюзной партийной конференции. Она по его замыслу и должна была выработать целостную программу и политическую позицию по коренным вопросом его перестройки, движущей силою которой, ее инициатором и признанным лидером партия и выступала. Горби, по подсказке Сатаны, собирался перенести ответственность за уже скорый планируемый циничным и двуличным Западом развал страны со своей головы на саму Коммунистическую партию Советского Союза. Мол, это она, а не Михаил Иудович, задумал грабительские для страны реформы, а поэтому и должна в полной мере отвечать за все руководимая им партия.
   Двуличный Запад времени зря не терял и перед уже скорым началом запуска основного процесса развала Советского Союза решил, как бы для пробы своих сил, организовать в Нагорном Карабахе небольшую заварушку в виде межнациональных столкновений армян с азербайджанцами. Не отставал от них и уже приступивший к подготовке для своего крестника так называемую "демократическую" оппозицию Сатана. Это с его подачи злопамятный Михаил Иудович, наконец-то, получил возможность отомстить своему супротивнику: исключив на февральском пленуме Бориса Елкина из кандидатов в члены Политбюро, и выгнав его из Московского горкома партии. То, что Сатана разрешил Горби расправить с Елкиным, еще не означало его полного забвения и пренебрежение со стороны непредсказуемого в своих действиях князя тьмы. Наоборот, этот Елкин в планах Сатана по расправе над этой вечно ему противостоящей Россией занимал одно из самых главенствующих мест. Но он, видя, как стремительно развиваются запущенные по его нечистой воле события, не хотел в случае чего снова испытать на себе очередное разочарование от постигшей его очередной неудачи. А поэтому, пороча своего любимца Елкина главарем набирающей с каждым очередным днем все больше сил и возможностей так называемой им "демократической" оппозиции коммунистическому режиму, он, прежде всего, делал для самого себя еще одну надежную в задуманной им крутой игре страховку. Между тем события в Советском Союзе потихонечку разворачивались по заранее определенному для него Западом и Сатаною сценарию. В мае месяце во всех центральных газетах были опубликованы тезисы к началу работы Всесоюзной партийной конференции, а к концу июля под руководством Горби была организована специальная комиссия по подготовке связанных с осуществлением реформы политической системы советского общества предложений. Горби, прекрасно для себя осознавал, что партийная конференция это не Политбюро и даже не Центральный Комитет партии, который можно подмять под себя и манипулировать им как ему вздумается, готовился к ней долго и основательно. Тщательно проанализировав состояния экономики страны и обнаружив, что темпы экономического роста Советского Союза упали до уровня, при котором фактически наступает экономическая стагнация. И это еще, несмотря на то, что начал увеличиваться не в пользу страны Советов разрыв с наиболее развитыми государствами в повышении эффективности производства и научно-технического прогресса. Все это и дало ему веские основания свалить всю вину за эти вопиющие упущения на старую политическую систему с ее командно-административными методами руководства. Так он и заявил во всеуслышание с трибуны Всесоюзной партийной конференции.
   - Почему нам нужна реформа политической системы!? - с некоторою долею патетики громко выкрикнул он и уже намного тише начал свои разъяснения. - Потому что созданная в результате Великой Октябрьской революции старая система подвергалась в различные периоды жизни нашей страны серьезным деформациям, в результате которых и стали возможны всевластие Сталина и его окружения и волна беззаконных репрессий. Потому что сложившиеся в те годы командно-административные методы управления оказали пагубное воздействие на различные стороны развития нашего общества. Потому что в эту систему уходят своими корнями многие наши трудности, которые мы переживаем и сейчас. Потому что эта система оказалась неспособной предохранить нас от нарастания застойных явлений в хозяйственной и социальной жизни в последние десятилетия и обрекла на неудачу предпринимаемых тогда реформ. Что же не подходит нам в старой политической системе, и с чем мы хотим расстаться навсегда безо всякого сожаления!? - еще громче выкрикнул вошедший вы раж Горби и, с тяжелым вздохом обмахнул платком сатанинскую отметку, продолжил. - Это с чрезмерным огосударствлением общественной жизни. Это с всемогущим породившим в нашей стране теневую экономику центральным планированием. И это, наконец, что действующая система управления и сама старая политическая система страны приспосабливались не к организациям общественной жизни в рамках законов, а главным образом к выполнению волевых распоряжений и указаний. Что и породило в конечном итоге равнодушие и ослабление социальной активности трудящихся, отчуждение человека труда от общественной собственности.
   И он еще долго распространялся перед делегатами партийной конференции о необходимости реформы политической системы страны, и только в самом конце своей пространственной речи под их продолжительные рукоплескания объявил:
   - Конечная цель реформы нашей политической системы - это всестороннее расширение прав каждого советского человека и повышение социальной активности трудящихся масс. И мы вместе пойдем через революционную перестройку к новому облику нашего социализма, а именно к социализму с человеческим лицом.
   Это уже была слишком опасная для него пробная фраза, но воодушевленные смелостью его суждений делегаты партийной конференции даже не удосужились спросить у самих себя, а разве до этого у нас социализм был не с человеческим лицом? Или это не наш социализм освободил человека труда от эксплуатации презренных трутней капиталистов? Или наш социализм и до этой конференции ничего не делал для того, чтобы трудящемуся человеку в нашей стране жилось как можно лучше и вольготнее? Но, как было видно по притихшему залу, им пока еще было не до подобных вопросов, а тем более до ответов на них. Они, как завороженные ядовитою гадюкою кролики, испуганно смотрели на своего Генерального секретаря, и с нетерпением ждали, когда же он соизволит их проглотить вместе с потрохами. И мало кто сейчас из них мог предположить себя, что очень скоро они все будут глубоко сожалеть о своих бурных рукоплесканиях этому никчемному человеку. Потому что очень скоро он продаст всех их, продаст доверившуюся ему страну, продаст всю нашу веру и все наши убеждения за тридцать иудиных серебряников. Однако Всесоюзная партийная конференция, как и предполагалось ранее, прошла без сучка и задоринки. На ней были утверждены и одобрены все губительные для страны и партии, подсказанные Михаилу Иудовичу всегда враждебным по отношению к России Западом и извечным врагом человеческого рода Сатаною начинания.
   Первые, пусть еще и робкие, успешные пробные попытки Михаила Иудовича повернуть историю в России вспять вызвали радостное ликование в направляющих его деятельность политических кругах Запада.
   - Советский народ устал от коммунизма! - во весь голос затрубили они на весь мир и стали требовать от Горби новых попыток убедить Советский народ признать частную собственность на средства производства, на первых порах хотя бы для мелкотоварного и простого производства. Уступая их дружному напору, он для начала решил прозондировать на этот счет почву среди уже приученных им к своим нововведениям коммунистов страны. Для этого он и поручил историку Шкретову написать соответствующую статью и опубликовать ее в журнале "Коммунист".
   - И что же это такое твориться сейчас в нашей стране? - недовольно буркнул Смирнов, отбрасывая только что им прочитанный журнал в сторону. - И когда же это мы ставили частную собственность, пусть и трудовую, наравне с общенародной собственностью?
   - А вы, Геннадий Петрович, все еще не заметили как мы медленно, но уверенно, дрейфуем в сторону капитализма? - с лукавой усмешкою поддел его Антон.
   - Нет уж дудки, Антон Иванович, - возразил ему сердито нахмурившийся Смирнов, - даже при всем желании у них, все равно, ничего из этого не выйдет. Наш народ им этого не позволит. Он уже насчет всех этих происков Запада грамотный и ученый.
   - А они ребята ушлые и могут, если захотят, кого угодно обвести вокруг пальца. Им, как говориться, палец в рот лучше не совать - тут же откусят вместе с рукою, - пробормотал скептически улыбнувшийся Антон, - я бы посоветовал вам сходить в областной комитет партии и все, как следует, разузнать насчет этих новых веяний из Москвы.
   - А я думаю, что мне там сейчас делать нечего, - недовольно отмахнулся от него рукою Смирнов, - с меня достаточно и недавнего собеседования в этом обкоме насчет того, как я отношусь к задуманной этим недоноском Горби его поганой перестройке. Пусть себе творят, что хотят, раз пришло их время, а я из-за их перестроек и реформ лишаться партийного билета не намерен.
   - А почему бы вам вместо этой пустой говорильни не прокатить своих любимых женщин по вечернему морю? - поспешила вмешаться в их уже становящийся опасным разговор Валентина Егоровна. - Вы только посмотрите, какой сегодня восхитительный закат? Всю бы свою оставшуюся жизнь смотрела на него и не могла бы на него насмотреться.
   - И действительно, - поддержал ее предложение Смирнов, - я и сам не прочь прокатиться в этот тихий вечерок по лазоревому морю. Подобные прогулки для нас, стариков, намного полезнее, чем походы по райкомам и обкомам. Нам лучше оставить эту политику молодым и сильным. Они у нас ребята грамотные и сами во всем разберутся намного лучше нас.
   - А я, Геннадий Петрович, о нынешней молодежи совсем иного мнения, - возразил ему поднимающийся со своего места Антон, - что-то уж они у нас в последнее время слишком грамотные пошли. Так и норовят отхватить себе из-под самого нашего носа кусочек побольше да получше. Вряд ли бы я решился доверить им судьбу не только нашей страны, но и свою собственную.
   - К сожалению, Антон Иванович, это уже от нас не зависит, - недовольно буркнул помрачневший Смирнов. - Да, и как мне думается, они, когда будут ворочать своими делами, вряд ли поинтересуются нашим мнением о них. Мы же теперь для них лишь дряхлое старичье. Сиди, мол, себе на лавочке и потихонечку сопи в свои две дырочки.
   - Может статься, что и не усидим вовсе, - недовольно проговорил Антон и ушел готовить свой парусник к вечерней морской прогулке.
   - И чем только это море так всегда нас всех волнует и тянет к себе? - тихо проговорила жена Геннадия Петровича.
   - Своими всегда поражающими наше воображение необозримыми просторами и извечно притягательной для людей своею таинственной загадочностью, - даже ни на одно мгновение, не задумываясь, ответил ей Смирнов.
   - Так и наша Россия тоже всегда властно притягивает к себе завистливые взгляды наших недоброжелателей, - тихо шепнула его все понимающая жена.
   - Старые мы уже, и не можем, как раньше, грудью стать на ее защиту, - с тяжелым вздохом буркнул ей нахмурившийся Смирнов.
   - Мы-то старые, но дети наши еще молодые и сильные, - возразила не согласная с его словами жена, - они не позволят обидеть нашу Россию.
   - Эх, если бы юность умела, а старость могла, - ответил известною поговоркою Геннадий Петрович и, подхватив жену под руку, повел к уже подготовленному Антоном к вечернему катанию паруснику.
   - А мы попробуем соединить знания и умения старости с молодостью наших детей, - оставила за собою последнее слово лукаво усмехнувшаяся ему в ответ жена.
   - Попробуем, моя дорогая, - не стал спорить с нею Смирнов, - и пусть враги нашей России пока остерегутся. Ведь у меня с тобою, старушка, есть еще порох в пороховнице.
   И уже совсем по-другому оценивал заказанную им самим статью отдыхающий в далеком Подмосковье на загородной даче Генеральный секретарь КПСС Горби. Он уже, наверное, в пятый или в шестой раз перечитывал ее с одобрительным хмыканьем и отмечал красным карандашом особо понравившиеся ему слова и выражения.
   - Хороши все виды собственности, если они основаны на коллективном или личном труде и способствуют ускорению экономического роста страны, а также благоприятно сказываются на условиях жизни и труда рабочего класса, интеллигенции, крестьянства и всех трудящихся, - тихо шептали его удовлетворенно ухмыляющиеся губы. - Ну, и проныра этот Шкретов! Надо бы не забыть посодействовать ему в скорейшем присвоении доктора наук. Обладающего таким недюжинным воображением и умеющего так складно врать прямо в глаза человека мне следует примечать и привлекать на свою сторону, а то еще чего доброго он может оказаться в стане моих недругов. А эти безмозглые болваны проглотили его стряпню и даже не поперхнулись. Большинство по недомыслию, а те, кто хоть что-то понимает в этом деле, благоразумно промолчали из-за боязни потерять в одночасье все, чего они уже добились в этой жизни с таким невероятным трудом. Нет, что ни говори, а быть всевластным политиком намного лучше, чем простым комбайнером в колхозе. Так, по крайней мере, ощущаешь себя белым человеком и вершителем, как принять говорить в подобных случаях, судеб всего человечества. И я с помощью своего крестного Сатаны уже совсем скоро перекрещу всех советских коммуняк в нашу веру. Я их, родимых, всех сделаю ярыми поборниками капитализма. Я не сомневаюсь, что очень скоро придет то время, когда сегодняшняя коммунистическая Россия станет оплотом мирового капитализма. И это уже будет моя личная заслуга. Ибо без меня не было бы сегодняшней перестройки, без которой невозможно представить себе капиталистическое будущее России.
   И он, беря пример со своего крестного, еще долго заливался противным ехидным смешком. Да еще, кстати, ему припомнился недавно рассказанный, по его мнению, очень забавный анекдот.
   - Проснулся наш русский мужик через семьдесят лет социалистической жизни и, осмотревшись вокруг себя, не увидел своего барина. Где ж ты, мой благодетель!? - вскричал онемевший от горя русский мужик. - Вернись и заставь меня работать по-настоящему! - рассказывал постоянно глотающий слова от распирающего его при этом безудержного хохота один из членов Политбюро.
   Михаил Иудович так и не понял, что могло в этом анекдоте вызывать смех, но он так согласовывался с его нынешними мыслями, что пришелся по душе.
   - Умеют они там, за границею, сочинять о нашей жизни байки, - с похвалою отозвался о своих зарубежных покровителей Горби.
   И, уже больше ничего не опасаясь, он с еще большим рвением начал пробивать дорогу для своих нововведений через противостоящую ему социалистическую действительность, не забывая жестоко расправляться со всеми, кто осмеливался стать у него на пути. В сентябре месяце он только за то, что при его избрании Генеральным секретарем партии тот заставил его немало поволноваться и переживать, исключил Громова из числа членов Политбюро. А немного позже на внеочередной сессии Верховного Совета СССР снял с должности Председателя Президиума Верховного Совета СССР с соответствующим назначением на эту должность самого себя. Он больше не нуждался в сторонниках, которые, воспользовавшись его затруднением, потребовали для себя личного возвышения! В ноябре он уже вплотную приступил к разработке проекта Закона о внесении дополнений и изменений в Конституцию СССР и нового Закона о выборах народных депутатов. В общем, конец 1988 года для Горби, Сатаны и их западных приспешников стал решающим годом в их подготовке к разрушению не только лагеря социализма, но и самого Советского Союза.
   А загнанный им в угол продовольственными талонами простой русский народ, терпеливо дожидаясь, когда все для него окончательно разъясниться, пока еще даже и не пытался протестовать против нововведений Горби. Он все еще не знал против кого ему идти, и за кого ему сейчас следует сегодня заступаться. Зато обо всем этом были прекрасно осведомлены Сатана с западными приспешниками, и они, уже заранее предугадывая скорое возмущение русского народа, готовили для него нового кумира в виде оппозиционно настроенного против Горби Елкина Бориса Конторовича. В общем, и в целом, в настоящее время в России нечистою силою готовилось очередное массовое обдуривание русского народа.
   И это очень не нравилось наблюдающему за всем происходящим в России с небес Творцу. Он глубоко сочувствовал попавшему в очередную переделку русскому народу. И всем своим любящим нас сердцем горел неодолимым желанием вмешаться, и снова обеспечить русскому народу тихую покойную жизнь. Но он не мог себе этого позволить. Он знал, что нам, людям, раз от раза нужна хорошая встряска и хороший урок на будущее. Иначе, уже просто одурев от постоянно изводящей нас серой повседневности, мы можем решиться и на еще больший перед Ним грех, что безо всякого на то сомнения принесет нам еще большие беды и страдания. Поэтому Он уже давно решил для себя самого твердо и окончательно, что никогда не будет даже пытаться хоть чем-нибудь направлять нашу жизнь в нужное Ему русло. Но Его сейчас не так волновало и беспокоило наше сумасбродство, как тревожило возможное наступление вызванных возбуждением в умах обезумевших людей природных катаклизм. И они не замедлили наступить в самом бурлящем людскими возмущениями районе Советского Союза. Многократно усиленные возмущениями в умах всех советских людей они с легкостью смели с лица земли крупный армянский город со всеми его окрестностями. Таким образом, всемогущая природа еще раз предупредила соседствующее с нею человечество, что в земном мире ничто не пропадает и не исчезает бесследно. Что любые возмущения в человеческом сообществе, в том числе и в умах живых людей, оборачиваются впоследствии страшно разрушительными и для самих людей природными катаклизмами. И если правящие народами так называемые политики вознамерились нести им одно только благо, то они должны строго следить за соблюдением в собственных странах покоя и благостное для всего окружающего мира умиротворение среди своих граждан.
   Все: что нас окружает, чем мы набиваем наши желудки и никогда не оставляющие нас в покое свои головы - находится в постоянном развитии и слишком сильно подвержено внешнему влиянию, что несомненно способствует их постоянному изменению не только по форме, но и даже по своей сути. И среди всего этого окружающего нас сплошного непостоянства лишь одно, как всегда, бесстрастное и равнодушное ко всему время ни под каким предлогом не останавливается даже ни на одно мгновение. Оно с завидным постоянством все время переносит всех нас вместе с собою из не очень милосердного для нас прошлого и настоящего в еще более непредсказуемое наше будущее. И так потихонечку без особой спешки и совсем ненужного для него замедления подошел к своему логическому концу 1988 год и начался еще больше пугающий русский народ своей непредсказуемостью 1989 год. Их смена произошла, как и предполагается в таком случае, глубокой ночью. Именно в то время, когда все, еще даже не подозревающие о том, что этот новый год окажется годом краха социалистического лагеря в восточной Европе, и годом начала развала всеми ими горячо любимой КПСС, советские люди радовались и веселились по поводу его наступления. И с наилучшими пожеланиями поздравляли с этим немаловажным для всех их событием друг дружку.
   Советские люди об этом, конечно же, пока еще ничего не могли знать, а вот все это время насаждаемая в России Сатаною мерзкая нечисть уже предугадывала скорое наступление в России так любимого ими смутного времени. И, внутренне торжествуя от возможно скорого воцарения их повелителя уже над всем земным миром, они с трудом удерживали в себе переполняющее всех их при одной только мысли о скором счастливом темном будущем в России бурное ликование. Подгоняемые всегда сладостным для их нечистых душ нетерпением, они потихонечку подались в сторону ближайшего кладбища, где и намеревались уже безо всяких помех отпраздновать давно ими поджидаемое радостное событие. Они ползли и, представляя про себя, какими там сейчас займутся еще невиданными доселе оргиями, в ответ своим представлениям только удовлетворенно урчали и тихонько повизгивали от охватывающего сладко томящегося в их поганых телах нетерпения. Однако вволю потешить свои затосковавшие нечистые души им в сегодняшнюю новогоднюю ночь было не суждено. Совсем неожиданно задувший со стороны приближающегося погоста легкий ветерок святости опустившегося на него вестника Творца не позволил им вползти на кладбище и совершить на нем задуманное ими святотатство. Принюхавшаяся нечисть глухо заурчала и, немного отступив назад, попыталась с разгона преодолеть останавливающее их препятствие. Однако быстро распространяющаяся во все стороны от только что приземлившегося на сумрачно отсвечивающие в ночной темноте могильные холмики вестника Творца невыносимая для нечисти святость снова остановила их у кладбищенской ограды. Злобно заскрежетавшая зубами нечисть угрожающе зашипела и, тыча из стороны в сторону своими оскаленными пастями, попыталась отыскать в этой ненавистной им святости хотя бы маленькую лазейку, через которую они могли бы проникнуть на так желанное им в эту ночь кладбище и совершить задуманное. Но сильно бивший прямо по их вздрагивающим от омерзения ноздрям плотный запах святости был везде. И нечисть, уже прямо обезумев от ненавистного для них запаха святости, со злобным урчанием начала набрасываться на росшие вокруг кладбища деревья. Вытянувшиеся вверх молодые сосенки, не выдерживая их поганых тел, громко выстреливали в ночной мрак своими переламывающимися, как спички, стволиками. И только тогда, когда разочарованная в своих самых лучших ожиданиях нечисть полностью освободилась от переполнившей ее бешеной ярости, она с глухим недовольным урчанием и угрожающим шипением уползла в ближайший лес. Но и там еще долго, вплоть до наступления скорого рассвета, продолжала глухо урчать и недовольно повизгивать. А добродушно ухмыляющийся в свои белые пышные усы старичок, не обращая на их громкие протесты никакого внимания, тихо бубнил себе под нос слова благословляющей на крепкий здоровый сон уже начавших потихонечку успокаиваться русских людей святой молитвы.
   - Ложитесь и засыпайте русские люди, - разносился от него по всей Руси тихий призыв, - и пусть вам в сегодняшнюю ночь приснятся помогающие вам разоблачать дурные намерения нечистоплотных людей пророческие сны.
   Но в сегодняшнюю новогоднюю ночь не так уж и легко было достучаться пророческим снам до душ истинно русских людей. Ибо все они в это время, вволю повеселив свои вечно о чем-то таком заведомо несбыточном тоскующие души в праздничных разгульных гуляниях, или все еще продолжали обильные застолья, или уже давно забылись в мертвецки пьяных снах. А в эти их пьяные сны, кроме каких-то там смутных и неясных тревожных видений, у пророческих снов не было никакой возможности пробиться. Однако молитва вестника Творца все же сумела затронуть нужную для него сейчас душу крепко спавшего в своей холостяцкой квартирке Антоши. И тот сразу же увидел во сне все укрытое густым серым туманом море, а самого себя сидящим на его берегу и пристально вглядывающимся в еле просматривающиеся сквозь серую дымку тумана мелькающие прямо под ним темные контуры беспокойно суетившихся людей.
   - И что могло им понадобиться в этом густом тумане в такую позднюю пору? - недоумевал совсем упускающий для себя важное обстоятельство, что суетившиеся в тумане люди, скорее всего, ходят по морской воде, Антоша.
   - Это, Антоша, ходят над бедою твои намертво запутавшиеся в силках сатанинской лжи соотечественники, - услышал он рядом с собою чей-то тихий голосок.
   Неприятно вздрогнувший Антоша обернулся, и увидел приближающегося к нему белого, как лунь, старичка.
   - Но им же, дедушка, никто не мешает выйти из этого тумана на берег, - недовольно буркнул в ответ старику нахмурившийся Антоша, - выйти из своей беды на белый свет.
   - Мешают, Антон, обычаи, условности, или хотя бы такая мелочь, как нежелание немного подумать своими собственными мозгами, - не обращая внимания на откровенную нелюбезность Антоши, ласково проговорил старичок. - Живущий на земле человек, как давно уже всем в этом мире известно, самое ленивое и бестолковое животное. Ему всегда недосуг задумываться о своей же собственной жизни самому, вместо того, чтобы слепо доверяться нечистым на руку жадным людям. Он, видите ли, больше предпочитает проглатывать то, что угодливо подсовывается ему уже в разжеванном виде всякого рода проходимцами. Вот и сейчас твои соотечественники с удовольствием заглатывают в себя, что подносится им на блюдечке с голубой каемочкой их самыми злейшими в жизни врагами и губителями.
   - Тогда вам следует прояснить им запутавшиеся в словесной шелухе головы, и указать на окружившую их ложь, лицемерие и самый пошлый мелкий обман, - равнодушно буркнул ему в ответ Антоша и, поднявшись с приютившего его валуна, неторопливо зашагал в сторону родительского дома.
   - Прояснять им головы и указывать им на ложь и лицемерия должен, Антоша, не я, а ты, - нагнал его доброжелательный голос старика. - Ведь, я же только для того, чтобы подтолкнуть тебя к более активным действиям, и встретился сейчас с тобою.
   - А я-то здесь, собственно говоря, при чем!? - с совсем неожиданной для него самого злостью выкрикнул в ответ остановившийся Антоша, - Это не я загонял их в глухой нравственный тупик, и не мне выводить их оттуда! Они же считают самих себя вполне взрослыми и самостоятельными людьми! Вот и пусть решают для себя сами, что для них хорошо, а что плохо! Это по их, а не по моей вине, мой отец провел десять лет за тюремною решеткою! Да и мне самому было отказано в получении офицерского звания! Пусть они сами выкручиваются из беды, а я помогать и спасать их от нее не собираюсь! В этом мире, как мне кажется, каждый страдает и мучается только за свои собственные грехи! Вот и пусть они нахлебаются вволю своей призрачной свободою! Глядишь, немного и поумнеют!
   - Это, Антоша, говорит в тебе твоя обида, а не ты сам, - начал было возражать ему старик, но Антон уже больше его не слушал.
   Подойдя к родительскому дому, он открыл калитку, и почти бегом заторопился по усыпанной гравием дорожке к входной двери
   - Сама твоя последующая жизнь заставит тебя, Антон, забыть об обиде и подумать, о несчастной судьбе своего народа, - услышал он еще голос старика, прежде чем с нарочито громким стуком захлопнул за собою дверь.
   Западные секретные службы в страстном возбуждении желали для себя добиться все большего и большего, а поэтому и собирались все вместе в одном из самых прекраснейших уголочков земного шара. Покрываясь долго несмываемом загаром под жарким тропическим солнышком, и омывая свои постоянно потевшие от нечистых дум тела в чистой морской водице, они продумывали и обсуждали совместные планы по скорейшему разрушению лагеря социализма в восточной Европе и самого ненавистного им всем Советского Союза.
   - Как всем нам видится, господа, простое разделение Советского Союза на пятнадцать независимых государств, без отделения от России Кавказа и Сибири недостаточно, - решительно возразил на предварительную информацию представителя ЦРУ секретный агент Германии, - Россия, господа, огромная страна. И она, даже без своих нынешних союзных республик, всегда будет представлять непосредственную угрозу для всей нашей западной цивилизации. И в отношении этого я уже даже и не говорю о нашей демократии. Ибо это вечно непредсказуемая Россия, как и всегда, снова выберет для себя свой особый путь, который не наверняка, а совершенно точно, не будет совпадать с нашими воззрениями на ее послесоветское устройство.
   - Это очень интересное предложение, но, к великому нашему сожалению, очень трудно реализуемое в практической жизни, - насмешливо бросил ему представитель ЦРУ. - Мы, господа, как прожженные прагматики, не должны гоняться за парящим в небесах призрачным журавлем. В нашем положении будет намного лучше удовлетвориться, как мы, сейчас, и предлагаем, уже почти находящейся в наших руках синицею. Да, и вообще, с какой это стати нас обвиняют в каком-то там снисходительном отношении к этой нелюбимой всеми нами России! Неужели наш глубоко уважаемый коллега из Германии может и на самом деле так о нас думать? Будь на то наша воля, так мы вообще признали бы независимость каждой ее области, но опасаемся, что сделать это пока еще не в наших силах. Но, если наши немецкие друзья всерьез займутся этою проблемою, то мы, конечно же, будем только благодарны им за это.
   - И что же это за страна такая, Россия, если мы, даже с нашим человеком во главе ее, не можем разделить ее? - притворно подивились более осмотрительные в таких делах французы.
   - Россия - это Россия, а что она за страна вы уже могли и сами понять еще со времен своего Наполеона, - насмешливо бросили им англичане.
   - Да, и вашему адмиралу Нельсону, как нам помнится, тоже немало досталось от нее во время так называемой Крымской компании, - не остались в долгу глубоко уязвленные французы.
   - Крым, господа, еще Хрящем был передан Украине, и я сомневаюсь, что он в дальнейшем сможет хоть чем-то нам угрожать, - примирительно буркнул председательствующий на их сборище представитель ЦРУ.
   - Ну, а теперь пошло и поехало, - с раздражением буркнул незримо присутствующий среди них Сатана, прекрасно осознающий для себя, что пока они не поупражняются в подколках друг дружки, деловых предложений от них уже можно не ожидать.
   И он не ошибся, эти любящие потрепаться о своих якобы героических усилиях секретные агенты еще долго, по его глубокому убеждению, переливали из пустого источника в порожнее ведро, но в основном он остался полностью удовлетворенным итогами их совещания. Россия в ходе совместно выработанных ими мер скоро должна была лишиться многих своих сфер влияния и так ослабнуть, что больше уже никогда не сможет оказывать ему, Сатане, достойного отпора. Это его радовало, и он возвратился к оставленному без его надлежащего надзора Михаилу Иудовичу в приподнятом настроении.
   - Скоро, уже совсем скоро, от вашей хваленой народной демократии не останется камня на камне, - злорадно нашептывал он в сторону мелькающих под ним русских городов и сел, пока не долетел до мраморных стен московского кремля. - И я тогда, мои дорогие, устрою вам такую жизнь, о которой вы сейчас даже и представить себе не можете в кошмарных снах. Будете вы тогда у меня уже и на самом деле щи лаптями хлебать, при этом даже не посоливши. Но голод, как говориться, не тетка. И побуждаемые скорым голодом вы, русские люди, в конце концов, очистите мне всю Россию от гор накопившегося так называемого социалистического дерма.
   Влетев в квартиру через приоткрытое окошко и не застав там куда-то в этот вечер запропастившегося Горби, Сатана взял с журнального столика попавшийся ему в лапы журнал и углубился в чтение сразу же заинтересовавшей его статьи некого Гайдара с анализом итогов первого года реформ. И согласно мнению этого Гайдара выходило, что, несмотря, на оказываемое отчаянное сопротивление, реформам уже отжившей свое командно-бюрократической системы, этот год можно было бы назвать успешным, если бы не ухудшения положения на потребительском рынке и не ускоренный рост цен на продукты и предметы первой необходимости.
   - Это уже серьезно, - отметил про себя привыкший учитывать в своей нечистой деятельности любую мешающую его планам мелочь неприятно скривившийся Сатана, - как мне, кажется, дело идет к тому, что мой Михаил Иудович уже совсем скоро может растерять весь свой авторитет. А это значит, что пришла пора выдвигать на первый план в сегодняшней России свой запасной вариант в лице оппозиционно настроенного режиму Бориса Елкина с его не менее алчным и с высокими претензиями на власть в России окружением. Этим русским почему-то всегда больше нравятся битые и обиженные властью люди, а приревновавший его ко мне мой Михаил Иудович еще совсем недавно у всех на виду так сильно высек этого Елкина, что сейчас его популярность среди простых русских людей должна быть довольно высокой.
   Дальнейшее чтение этой так сильно заинтересовавшей его статьи больше не добавила снисходительно ухмыляющемуся Сатане ничего нового и стоящего его внимания: вполне обычные при устанавливающихся в стране капиталистических отношениях трудности, с которыми уже давно свыклись даже самые развитые капиталистические страны. Зато сделанные этим Гайдаром в конце своей статьи выводы так понравились Сатане, что он дал самому себе твердое слово: обязательно лично познакомиться с ее автором и сделать его более значительной сошкою в своих далеко идущих планах.
   - Только от способности государства преодолевать трудности по абсолютно необходимым антиинфляционным мерам, и зависит успех всего задуманного курса перестройки в экономике, - повторил он вслух заключительные слова статьи. - Нет, что ни говори, а этот человек мыслит словами государственного масштаба, и он вполне на законных основаниях достоин большего, чем обладает в настоящее время.
   Закончив с понравившейся ему статьей Гайдара, он еще рассеянно перелистал несколько журналов, пока не остановился на статье некого Разумовского.
   - Хорошо бы нашей философии, наконец-то, отказаться от претензий на абсолютную универсальность и от вредного убеждения, что мы являемся уже от одной приверженности марксизму носителями вечных истин, неопровержимого знания, - прочитал он вслух и, удовлетворенно хмыкнув, пробормотал. - Ну, а это уже определенно работа людей моего Михаила Иудовича. Я и не знал, что он у меня уже начал замахиваться на саму марксистко-ленинскую философию. Пожалуй, я слишком рано списываю его со счетов. Надо бы как-то на досуге подумать о его дальнейшем применении для работы во славу тьмы, а, следовательно, и мне самому лично. Презрение и недовольство им русских людей может пропасть так же скоро, как и спадает весною с полей талая вода. Складывающиеся сейчас на Руси обстоятельства еще могут перемениться в совсем ненужную мне сторону. Вот тогда-то может и пригодиться мне мой воспитанный мною в духе тьмы Михаил Иудович, как невинно пострадавший по вине своего недруга Бориса Елкина. Он же, как хамелеон, с детства приученный притворяться во всем и играть в своей жизни всевозможные роли. Что ни говори, а все-таки странная эта штука - человеческая жизнь, - успел пробормотать он, прежде чем услышал шаги на лестнице возвращающегося Горби.
   Первая половина 1989 года прошла под знаком полготовки всей страны к назначенному на май месяц первому съезду Советов. На состоявшемся в январе пленуме Центрального Комитета партии предусмотрительный Горби порекомендовал самого себя на избрание Председателем Верховного Совета СССР и обратился от его имени к Советскому народу и к коммунистической партии с предвыборною платформою. А в марте месяце на очередном пленуме Центрального Комитета им уже были не только определены, но и утверждены, сто кандидатов в депутаты на этот самый съезд Советов от коммунистической партии Советского Союза.
   Однако было бы ошибочно думать, а тем более утверждать, что все его последние нововведения принимались Советским народом и всеми коммунистами, как говорится, на ура. В низовых партийных организациях честные партийцы все еще не только не догадывались, но и пока еще даже не подозревали об истинных намерениях реформатора Михаила Иудовича. А только уже вконец обдуренные его насквозь лживым лицемерием и становящейся опасною уже не только для партии, но и для всего Советского народа, пропагандою с нетерпением дожидались того времени, когда его новшества начнут, как и было обещано, приносить им и всему Советскому Союзу ощутимую пользу. Да, и на самом верху партийной иерархии тоже были не все продажными и вероломными. Проводимая Михаила Иудовича особенно в последнее время направленная на развал страны и партии политика не понравилась и убежденным в своей непоколебимой приверженности к коммунизму ста десяти членам ЦК КПСС. Они пока еще не знали о конечных целях объявленной Горби перестройки, но, внутренне ощущая, что готовится великое предательства, в своем непременном желании вернуть все на свои места подали в апреле месяце коллективное заявление о своем уходе из Центрального Комитета партии в связи с несогласием с проводимыми реформами. Но и этот их отчаянный шаг не напугал поднаторевшего в борьбе за власть Михаила Иудовича. Долго не думая, и даже не пытаясь их хоть в чем-то переубедить, он обвинил их всех в консерватизме, в приверженности к старой командно-бюрократической системе. А потом, безо всякого зазрения совести свалив на них все грехи и просчеты последних лет, уже на апрельском пленуме Центрального Комитета парии списком "в то время, когда по Уставу полагалось обсуждение каждой кандидатуры персонально" исключил их из его членов. Одержав подобным образом в связи с неопытностью в политической борьбе честных принципиальных коммунистов внушительную победу, Горби, пользуясь тем, что сейчас в Центральном Комитете число его сторонников и единомышленников стало преобладающим, уже вообще утратил всякие правила приличия. И с этого времени для России уже наступила новая эра, которая принесла с собою в политику вместо открытости и гласности лицемерие и ложь, а вместо неподкупности и принципиальности почти поголовную продажность всех участников политической игры. С этого времени честность, совесть и правдолюбие были заклеймены пережитками прошлого и, как неспособные выдерживать жесточайшую конкуренцию с притворством, словоблудием и откровенной ложью, были обречены на прозябание с последующим скорым вымиранием. Современная воровская элита в этих не способствующих им в еще большем накоплении незаконно присвоенных ими богатств категориях не нуждалась, и они, как приговаривают сейчас в условиях полностью демократизированной России, были ею невостребованные, или просто преданы за ненужностью забвению. Конец апреля и почти весь май советский народ с удивлением всматривался в хорошо разыгранный перед ними спектакль, впоследствии названный первыми демократическими выборами в России представителей верховной народной власти. Но мы сейчас не будем говорить, и возмущаться полившимися в это время грязными вонючими патоками лжи и подлой клеветы на советскую действительность. А просто скажем, что 25 мая ровно в 10 часов утра в кремлевском дворце Съездов начал свою работу так называемый первый Съезд народных депутатов Советского Союза. Впервые приехавшие на столь высокий форум представители коррупции и воровской мафии поначалу ощущали себя на нем как бы не в своей тарелке и вели себя более-менее скромно. И только самые яркие их представители, такие как Афанасьев, Попов, Полторанин, Станкевич, Собака и другие с первого же захода попытались взять, как говориться, быка за рога. Они организовались в межрегиональную демократическую группу, которая не согласилась занимать пока еще отведенного ей скромного места на политическом олимпе, а сразу потребовала от съезда создать комиссию по расследованию обстоятельств разгона протестующей против нынешнего положения вещей народной демонстрации в городе Тбилиси. Съезд согласился с их требованием, и в тот же день только что избранная съездом комиссия под предводительством видного демократа из межрегиональной группы Собаки отправилась для проведения соответствующих следственных действий в Грузию. Она в течение нескольких дней быстро разобралась во всем происходящем там во время разгона солдатами демонстрации, и возвратилась для доклада Съезду народных депутатов результатов расследования обратно в Москву.
   Создание межрегиональной демократической группы оказалось для встревожившегося Михаила Иудовича очень неприятным сюрпризом. Одно дело, если бы против него выступили сохраняющие верность коммунистическим идеям честные партийцы: с ними-то Михаил Иудович уже научился успешно справляться и при необходимости быстро ставить их на место. А вот это созданная, казалось бы, из его потенциальных сторонников группа, которая как бы ему в укор вооружилось его же собственными лозунгами и призывами, ставила его в тупик. Он еще не только не предугадывал для самого себя подобную ситуацию, но и даже не думал, что она у него может возникнуть. Растерявшийся Михаил Иудович, только призвав на помощь все свое самообладание, сумел вернуть управление съездом в свои руки и все-таки добился, хотя и не без труда, своего избрания Председателем Верховного Совета СССР. Ну, а дальше все пошло согласно предварительно оговоренному Михаилом Иудовичем с Сатаною плану. На все руководящие посты были избраны с его подсказки особо доверенные и уже неоднократно проверенные на деле люди, и только на пост Председателя Совета министров был по рекомендации пленума ЦК КПСС назначен Рыжков Николай Иванович. На те посты, где надо было работать и отвечать за содеянное, воровская нечисть пока что соглашалась крайне неохотно.
   - Снова эти цены подскочили почти под самые небеса, - недовольно буркнула возвратившаяся после похода по магазинам жена Смирнова, - в последнее время они, поганцы, растут, как на дрожжах.
   - Ничего страшного, дорогая, - отозвался листающий на диване газеты и журналы Смирнов, - вот соберется в следующем году очередной съезд партии и все расставит по своим местам.
   - Как же, чего хорошего, а от твоего съезда понижения цен не дождешься никогда, - язвительно буркнула ему в ответ жена, - ты бы, мой дорогой, лучше взял и почитал о том, что твориться сейчас в Литве.
   И она, швырнув ему на диван еще одну кипу газет и журналов, недовольно застучала на кухне тарелками. Пожавший в недоумении плечами Геннадий Петрович развернул первую, попавшуюся ему под руку газету, и там черным по белому было напечатано, что вчера на своем съезде литовские коммунисты приняли декларацию о самостоятельности коммунистической партии Литвы.
   - И что же это такое твориться в наше время на белом свете? - растерянно пробормотал вслух Смирнов, вспоминая, что несколько недель назад он в этой же газете прочитал о формировании в Монголии какого-то там демократического союза, а еще раньше, как эти распоясавшиеся демократы в Польше снесли памятник Ленину. Да, и в Чехословакии недавно громким эхом отозвалась пражская весна 1968 года, и этим выродкам даже удалось сформировать там свое правительство. А до этого пленум болгарских коммунистов исключил из партии самого Тодора Живкова.
   - Только спасут ли они, эти струсившиеся коммунисты Болгарии, своим предательством собственные задницы? - подумал про себя тогда Смирнов, и вот это же самая зараза сумела просочиться и в его собственный дом. - Теперь они уже и в Литве станут утверждать свои собственные порядки, - пронеслась во встревоженной голове Смирнова печальная мысль, - и нам сейчас придется самим хоть что-то предпринимать, пока еще не стало совсем поздно.
   Но он сдержал себя и, несмотря на огромное желание сорваться с места и куда-то зачем-то бежать, остался сидеть на диване со своими тяжелыми раздумьями и нелегкими воспоминаниями.
   - А что ты хотел еще? - укорял он самого себя неизвестно за что. - Неужели ты и взаправду думал, что они могут удовлетвориться одною только восточною Европою, а в твой собственный дом они войти не осмелятся? Вспомни-ка, как эти выродки в Польше еще совсем недавно подняли воистину звериный вой вокруг закрепляющей руководящую роль партии статьи в Конституции. А вот сейчас очередь дошла и до нас самих. И совсем недаром еще в начале декабря был принят закон об экономической самостоятельности трех прибалтийских республик. Это звенья все одной и той же цепи. Кто-то в тайне от нас дергает себе за ниточку, и вот тебе уже в Венгрии самая настоящая истерия против Советского Союза и против своих коммунистов. Да что там Венгрия, если уже и в ГДР сами же коммунисты попросили верного ленинца Хонекера уйти в отставку. И чего теперь удивляться шахтерским забастовкам в Воркуте и этим странным происшествиями с подонком Елкиным. Нет, что здесь теперь не говори, а уже и в нашем собственном доме начали твориться какие-то непонятные и неподдающиеся простой логике странные до удивления дела. Мы уже и так сдали без боя всю восточную Европу, а сейчас оказывается, что мы уже и в собственном доме навести должный порядок не в состоянии. Теперь у нас одна надежда на очередной съезд партии. Только сам съезд, где будут представлены коммунисты всей страны, сумеет во всем досконально разобраться и каждому воздать по его заслугам.
   И немного успокоившийся Смирнов погрузился в воспоминания о тех нелегких днях, когда он вместе со своим полком освобождал от фашистских оккупантов земли восточной Европы. Он все еще помнил, с какой радостью встречали его воинов освобожденные из неволи люди.
   - Но что же случилось со всеми нами сейчас? И кто же это сумел так быстро перессорить нас друг с дружкою? - вопрошающе шептали его губы, а вслед за ним задавались все тем же вопросом и все остальные честные коммунисты по всему Советскому Союзу.
   И самым печальным было то, что на их немой вопрос никто не давал ответа. После необычно скучных и тоскливых новогодних праздников для страны Советов наступил нелегкий и еще больше непростой 1990 год - год развала Советского Союза. Но пока еще в такую возможность никто, конечно же, не верил, а обманутые и вконец оболваненные советские люди жили сейчас только одной надеждою, что может все еще для них образуется, и они уже в скором времени снова возвратятся к своей прежней размеренной жизни. Ведь именно это им и обещали собравшиеся в декабре на свой второй съезд их же народные депутаты. Однако первые же январские деньки наглядно показали им, что развалить народное хозяйство и подвести страну к пропасти можно сравнительно быстро и легко, а вот, чтобы снова в ней все наладить, и навести должный порядок, для этого уже нужны воистину титанические усилия. Не было пока еще тишины и спокойствия и в мятежных прибалтийских республиках. Двести делегатов латвийской партии демонстративно покинули съезд коммунистической партии Латвии и образовали впоследствии демократическую партию, а вконец разругавшиеся между собою литовские коммунисты разделись, образовав несколько коммунистических партий. Да и сам реформатор Михаил Иудович тоже не позабыл преподнести народу ко дню Советской Армии соответствующий подарок. В преддверии наступления этого знаменательного для всей страны праздника все советские люди и особенно те, кто пережил вторую мировую войну, были просто ошарашены его добровольным согласием на объединение двух Германий. Да, и сама руководимая им коммунистическая партия тоже, кстати сказать, добровольно сняла с себя заботу и дальше опекать доверившихся ей людей. Она отказалась быть руководящей и направляющей силою Советского народа. И в такой вот, скажем прямо, непростой обстановке на фоне все больше усиливающегося обнищания народных масс собравшиеся на февральский пленум члены центрального комитета КПСС единогласно приняли платформу к 28 съезду партии. Где, лицемерно заявляя о благе простого человека, ратовали за эффективную планово-рыночную экономику и поворачивали все советское общество к социалистической демократии и самоуправлению народа, а саму страну к обновленной федерации.
   - Преобразование советской федерации должно быть ориентированно на гармонизацию межнациональных отношений, - заявил на пленуме ставший, на путь предательства во что верил и чем жил все эти годы советский народ, Михаил Иудович. - Установлению оптимальных связей между республиками и Союзам, как с их общим центром.
   - Вот уж, действительно, правду говорят люди, что черт шельму метит! - негодующе выкрикнул наблюдающий за его выступлением по телевидению Смирнов.
   Но уже было слишком поздно негодовать или злорадствовать. Все, что мог сотворить плохого со своей Отчизною, Михаил Иудович уже совершил. И ему уже вряд ли будет дозволено продолжать делать для родной Руси еще большее зло. Сумрачно ухмыляющийся Сатана уже готовил ему на замену своего нового протеже Елкина Бориса Контровича. А сидящий в это время у Сатаны сумрачный Елкин с удовольствием представлял про себя, как он уже совсем скоро будет мстить сейчас самодовольно ухмыляющемуся в телевизионной передаче Михаилу Иудовичу не только за свое недавнее падение с моста в реку, но и за изгнание его из руководства партии.
   - Но уговор, Борис, тебе разрешается ругать, пинать и даже смешивать с грязью моего крестника, но только на словах, а не в прямом смысле, - тихо проговорил Сатана и нетерпеливым взмахом руки дал понять, что их разговор окончен.
   - Не беспокойся, повелитель, я все сделаю в лучшем виде, - угодливо проговорил вскочивший со стула Елкин, а про себя подумал, - скорее бы наступило мое время, и я уж тогда этой гниде все припомню.
   В последние годы Горби многому научился у постоянно наставляющего его Сатаны, поэтому, когда столкнулся лицом к лицу с играющей на его поле аппозицией, то не долго мучился в неизвестности, откуда она взялась, и кто именно ею руководит. Да, к тому же, он, вскоре, не только интуитивно, но и вполне им ощущаемо, начал осознавать, что, выдвигая его недруга на передний план, Сатана стал потихонечку отодвигать его в сторону от рычагов управления.
   - Нет уж, дудки, я никогда не позволю этому невоспитанному грубияну оказаться впереди меня! - твердо пообещал самому себе разъярившийся Михаил Иудович и начал бороться за свое выживание на политическом олимпе.
   Поручив своему ближайшему сподвижнику Арбатову написать и опубликовать в журналах соответствующую статью, Михаил Иудович полностью переключился на подготовку к уже скорому третьему Съезду народных депутатов СССР. Именно с ним он теперь связывал все свои надежды на упрочения своей власти над уже доведенной им своими реформами почти до полного изнеможения страною.
   - Если я сумею заставить этих так называемых народных депутатов предоставить мне под предлогом наведения должного порядка в этой уже вконец разболтавшейся во время моего правления стране почти абсолютную государственную власть, - резонно думал он про себя. - То тогда уже, совмещая этот свой будущий высший государственной пост с руководством коммунистической партией, я снова смогу стать всемогущим и просто недосягаемым для этого страстно возжелавшего сместить меня с политического олимпа своего заклятого врага. Вот только какую мне попросить у них для себя должность?
   Забывшийся в своих сладостных мечтаниях Михаил Иудович еще долго перебирал по памяти все известные ему посты руководителей стран, пока не остановился на должности президента.
   - Ваше превосходительство, господин президент! - проговорил вслух так сильно понравившееся ему название своей будущей должности Михаил Иудович. - И это как раз то, что мне сейчас и надобно.
   И он, уже больше не надеясь на помощь крестного и содействие со стороны своих западных благодетелей, начал с утроенной энергией готовиться к предстоящему съезду. И вот, в день начала его работы он только вышел к поджидавшей его машине, чтобы отправиться во дворец съездов к собравшимся там народным депутатам, как к нему подошел Арбатов и молча протянул только что отпечатанный экземпляр журнала "Коммунист".
   - Садитесь в машину, - пригласил его приветливо улыбнувшийся Михаил Иудович, - я ознакомлюсь с вашею статьею по дороге.
   Не имеющий ничего против Арбатов торопливо устроился на заднем сидении, а раскрывший журнал Михаил Иудович с головою погрузился в прочтение его статьи.
   - Сегодня всем нам угрожает опасность и с другой стороны. Она порождается попытками не имеющих ничего общего с задачами перестройки сил использовать гласность, развитие демократии в разрушительных целях, - еле слышно повторил вслух Михаил Иудович, сразу же отмечая про себя, как точно передают эти слова статьи всю сложность складывающейся в настоящее время в стране для него обстановки. - Намеченная 19 партийной конференцией политическая реформа дает ощутимый импульс обновлению нашего общества. Вопрос, не будут ли в процессе этого пути сбиты ориентиры и упущена из вида основная цель, что не редко случалось и в прошлом. История дает нам шанс доказать на практике совместимость гуманизма, социализма и демократии.
   - Неплохо сказано, - подумал про себя довольно заулыбавшийся Михаил Иудович. - Надо бы хоть как-то отметить этого безо всякого на то сомнения талантливого Арбатова.
   Выйдя из остановившейся возле парадного подъезда машины, он неторопливо прошествовал прямо в президиум съезда Советов, на котором, как и предполагалась им ранее, он большинством голосов народных депутатов был избран первым и, как показали последующие события, последним Президентом Советского Союза.
   - Как видно, я его прежде недооценивал, - одобрительно буркнул незримо присутствовавший в зале заседания Сатана. - Что ж, крестник, я от всей своей темной нечистой души желаю тебе удачи на впервые выбранной тобою вполне самостоятельно президентской дороге. И до скорой, после твоей смети, встречи в аду. А я уж не пожалею там для тебя отдельного котла с кипящею смолою.
   И князь тьмы только на одно мгновение, представив себе, как самодовольно сейчас ухмыляющийся Михаил Иудович будет корчиться в невероятных мучениях в адском котле, залился на весь зал неслышным живыми оглушительно громким раскатистым хохотом.
   Однако, как и предполагал хитроумный Сатана, слишком долго почивать на лаврах победителя во всегда ожесточенной схватке за высшую власть в стране Михаилу Иудовичу уже не позволили еще ранее им самим заложенные под основы Советского Союза взрывоопасные мины. В середине марта Верховный Совет Литвы громогласно объявил во всеуслышание о восстановлении независимости литовского государства, и схватившемуся за голову Горби пришлось самым срочным образом разрабатывать Закон "О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзных республик из состава Советского Союза". Ох, и как же он сейчас жалел о своих опрометчивых поступках в прошлом, но, хоть что-нибудь изменить в сложившейся для него неблагоприятной ситуации, ему уже было не позволено. Святую истину говорят на этот счет русские люди: мол, не копай яму для другого человека, ибо сам же в нее и провалишься. Но намертво вцепившийся в свою президентскую должность Горби не думал и не хотел сдаваться и, уже больше не оглядываясь на своих западных друзей и не надеясь на помощь и поддержку Сатаны, работал, как проклятый, во имя своего становящегося с каждым очередном днем все более призрачным будущего. Однако время его власти над Россией катастрофически сокращалось.
   В мае месяце в Большой кремлевский дворец съездов начали съезжаться только что избранные все тем же "демократическим" путем, почти все те же "народные" депутаты России, среди которых по всем предварительным прогнозам должен был лидировать его самый на сегодняшнее время заклятый враг. Перестройка в Советском Союзе к большому удовлетворению Сатаны и западных спецслужб была благополучно завершена, и они сейчас готовились дать решительный последний бой всему социалистическому содружеству в восточной Европе с ликвидацией в первую очередь глубоко им ненавистного Варшавского договора.
  
   10 июля 2001 года.
  
  
  
  

Глава пятая.
ПРЕДАТЕЛИ.

  
   Красота - мы слишком часто пользуемся этим словом в своей жизни, но редко когда задумываемся об истинном его для нас значении. То есть, мы внутренне прекрасно это слово для себя осознаем, но никогда не удосуживаемся задумываться о его реальном наполнении. Однако, что все-таки обозначает это краткое, но так необычно емкое слово - красота? В своей земной жизни мы чаще всего связываем его с красотою изделий человеческих рук, с красотою природных явлений, да еще с красотою воистину восхитительных ландшафтов нашей земли-матушки. И в этом смысле мы можем и должны различать ложную и истинную красоту. А какой она видится нам в данную минуту, об этом нам всегда подскажут наши никогда на этот счет не обманывающиеся глаза и наше особо чувствительное ко всяким проявлением истинной красоты сердце. Ибо истинная красота всегда приятно согревает нашу вечно о ней тоскующую душу, ласкает и привлекает к себе наши извечно падкие на нее взгляды. Но это всего лишь ее частичное отражение в нашей такой емкой и многогранной земной жизни, а подобное ограниченное толкование истинной красоты еще никогда нас не удовлетворяло и вряд ли удовлетворит нас даже в необозримом будущем. Ибо основная ее составляющая, наполняющая истинным смыслом и значением все понятие красоты, будет всегда и везде всех нас тревожить, будоражить наши вечно тоскующие по ней души. И переполнять наши всегда, как обычно, неуемные желания, какой-то непонятною даже для нас самих грустью и тоскою о чем-то таком, пока еще нам не ведомом, но так всеми нами желанным и любимым. Человечество всегда тосковало и постоянно тоскует об истинной красоте. Но при этом оно все еще остается в неведении, как ему эту красоту достигнуть, какими способами или путями ее для себя завоевать или заслужить. Истинное понятие красоты для всех нас в первую очередь связано непосредственно с красотою нашей земной жизни, с красотою человеческих отношений, и, вообще, с красотою человеческих чувств. И только потом уже с красивым внешним отражением всего того, что окружает в земной жизни человека, в том числе и с красотою изделий его рук и мыслей. Истинная красота никогда не была и не будет ничьей служанкою, а тем более она не призвана обслуживать изощренные вкусы распущенных состоятельных людей. Истинная красота - это еще не красота жизни, а, прежде всего, образ жизни человека на земле. И пока мы живем в необузданном распутстве, а с головы до ног вымазаны грязью душевной черствости, нам в своей жизни никогда не приблизиться даже на йоту к так желанной всеми нами истинной красоте, а тем более не понять ее истинный смысл и значение. И так мы еще долго будем скатываться по наклонной плоскости в бездну отчаяния, пока не научимся красиво жить, красиво мыслить и красиво относиться друг к другу. Только такая истинная, а не ложная, красота способна спасти наш неповторимый земной мир от нас самих и сделать человеческую жизнь на земле действительно осмысленной и нужной всему окружающему нас миру. Красота - как и всякая любая другая существующая на земле объективная реальность со многим существующим рядом с собою мирится, кое с чем не очень для нее подходящим вынуждена идти на компромисс. А многое из нашей человеческой жизни не только не воспринимает, но даже и на дух не переносит. И в первую очередь такие позорящие человека явления, как холуйство и предательство. От красоты до уродства, как говориться, один шаг. И красота, сталкиваясь с ними в человеческой жизни, тут же начинает блекнуть и меркнуть, мгновенно превращаясь из самого прекрасного во всем мире создания в страшно уродливую сущность, которая, начиная с этого мгновения, всегда будет стараться отомстить своим убийцам за навсегда утраченную истинную красоту. И от этой ее жестокой неотвратимой мести еще не удалось укрыться ни одному холую, а тем более предателю. И в этом смысле Россия второй половины девяностых годов двадцатого столетия должна была уже просто быть перенаселенной чудовищно безобразными фуриями. Ибо подобного взлета моды на холуйство и предательство еще никогда доселе не знала и без этого наша бесславная человеческая история. Да, и как же им было не расцвести в России махровым цветом, если в это время все печатные издания призывали русских людей предавать все, за что в свое время боролись предыдущие поколение советских людей. Так называемый экономист Янов опубликовал в журнале "Коммунист" статью под названием "Социалистический рынок или ярмарка иллюзий", в которой уже заранее предупреждал всех советских людей о скорых трудностях при переходе от социализма к капитализму.
   - Пора отрешиться от иллюзий легкого пути решения стоящих перед страною экономических проблем! - громогласно восклицал он на весь Советский Союз. - Нужны решительные, хотя и болезненно непопулярные меры. Ибо тем дольше мы будем затягивать с принятием этих непопулярных мер, тем тяжелее будет операция.
   Так кому же могли понадобиться эти не обещающие в ближайшем будущем улучшения жизни простым людям реформы!? - напрашивался после прочтения его статьи вопрос, но вконец измученным и обозленным на свою тяжелую пропащую жизнь советским людям уже было не до вопросов.
   Они, даже наперекор простой житейской логике, с каким-то даже непонятным для них самих яростным нетерпением жаждали для себя хоть каких-нибудь перемен, а там будь, что будет. Подобные настроения доведенных до крайности простых людей были не в новинку хитроумному многоопытному Сатане. И он, не преминув воспользоваться их нетерпением, начал вытаскивать на белый свет всяких недоумков и продающихся ему за медный грош людей. А те, словно по мановению волшебной палочки, тут же превращались в так называемых светочей разума и, еще больше запутывая простых людей своими бредовыми измышлениями, направляли их мысли в нужную коварному Сатане сторону. Другой светоч сатанинского разума Чхеидзе, уже предрекая скорую замену Конституции страны, начал сетовать на ограниченность мышления создателей первых советских конституций.
   - К сожалению, все авторы советских конституций больше обращали внимания на пропаганду преимуществ установившегося в Советском Союзе строя, чем на то, чтобы создать реалистический для долговременной работы документ. Создать такой документ, чтобы на его принципах можно было успешно строить правовые отношения в обществе, - заключает он в опубликованной в журнале "Коммунист" статье. - Поэтому очень важно освободить новую конституцию страны от элементов пропаганды, сделать ее серьезным документом. В новой конституции следует провозглашать только одни принципы социализма, оставив обществу достаточно простора для поисков его работающего типа.
   И эти его кажущиеся внешне вполне справедливыми слова полностью перечеркиваются следующим утверждением, что хорошо работающей модели социализма пока еще не получилось ни у одной называющей себя социалистической страны. А, следовательно, по его мнению, для успешных поисков этой модели социализма новая конституция страны должна будет обладать достаточной гибкостью, пусть и за счет юридической строгости.
   Этот заброшенный им с подсказки Сатаны в Советский народ камушек и предполагал уже возможно скорое осуществление в России самого сокровенного сатанинского замысла: повернуть в ней историю вспять и вернуть в лоно утверждаемой им на земле бесчеловечной жизни. С этой целью и собирал Сатана сейчас в Москве тайный съезд своих чудовищных монстров и представителей коррупционной мафии.
   - Уважаемые господа! - выкрикнул он с трибуны своего полулегального съезда. - В настоящее время мы все уже находимся в преддверии исполнения своей самой заветной мечты о достойной жизни! На сегодняшний день в Советском Союзе нашими общими усилиями уже созданы во имя этого все необходимые предпосылки. И сейчас, господа, только от вас самих зависит, возьмете ли вы власть и ответственность за дальнейшую судьбу своего народа или нет. На сегодняшний день, господа, в умах советских людей царит полный хаос и смятение, западные страны полностью на вашей стороне, да и само нынешнее руководство Советского Союза тоже благоволит к вашим устремлениям. Господа, я призываю всех вас решить прямо сейчас для себя окончательно, что вам больше нравится: и дальше продолжать скрывать ото всех все накопленные вами богатства или жить наподобие ваших западных собратьев свободно и счастливо.
   - Нам нет никакого дела до судьбы Советского народа, - недовольно загомонили в ответ делегаты сатанинского съезда, - мы выбираем угодную нам капиталистическую жизнь. Мы желаем жить свободными и счастливыми, как живут сейчас наши собратья на цивилизованном Западе.
   - Ну, полно-полно, друзья, - поторопился их успокоить лукаво ухмыльнувшийся Сатана, - подобные дела решаются без излишнего шума, а главное без спешки. А пока что, я попрошу вас всех немного успокоиться и, настроившись на деловой лад, совместно все обдумать и решить, как нам лучше будет использовать сложившуюся сейчас в России в нашу пользу ситуацию и в дальнейшем обустраивать свою жизнь так, чтобы она полностью удовлетворяла все наши возросшие насчет нее требования.
   Притихшие делегаты начали поочередно выступать перед своими сотоварищами с конкретными отображающими их точку зрения на свою дальнейшую жизнь предложениями, но не так уж было и легко добиться согласия в этой необычайно разношерстной аудитории. К тому же и мило улыбающиеся всем представители Запада заупрямились и соглашались признать их по-воровски накопленные капиталы законными только при определенных условиях. Устало вздыхающему Сатане пришлось еще немало покрутиться пока они все не пришли к взаимовыгодному соглашению. Российским коррупционерам в обмен на сохранение своих капиталов пришлось согласиться отдать на растерзание западным стервятникам не только социалистические страны восточной Европы, но и свои же собственные союзные республики.
   - Нам хотелось бы предоставить суверенитет и всем вашим автономиям, - недовольно буркнул уже под самый конец их сборища представитель Западной Германии, - но, если наши российские друзья против предоставления им независимости, то мы пока оставляем их в составе России.
   - Не пока, а навсегда, - возразили ему российские коррупционеры. - Мы даже и не надеемся, что вы в будущем станете делиться с нами рынками сбыта залежалых товаров.
   - Но это уже будет решаться не одними нами, - запел в ответ уже знакомую коррупционерам песенку опешивший от такой беспардонной, по его мнению, откровенности представитель Запада, - все это будет регулироваться, и определяться свободной конкуренцией между независимыми производителями.
   - Не вешай нам лапшу на уши, - не остались в долгу неприятно скривившиеся российские мафиози, - небось, и мы грамотные. Капитал Карла Маркса читали. Да, и о вашей там свободной конкуренции мы тоже знаем не понаслышке.
   - Но мы же цивилизованные люди, и умеем в случае чего договариваться, - огрызнулся в ответ уже совсем помрачневший западный представитель.
   До него только сейчас дошло, что они могут поменять, как говориться, шило на мыло. Избавляясь от своего смертельного врага, они тут же взамен получают не менее жестких и решительных соперников в борьбе за самые лакомые кусочки от всемирного пирога.
   - Но это мыло в отличие от советского шила, уже будет полностью пропитано нашим западным духом, - успокаивающе шепнул ему на ушко представитель США, - и мы, со временем, научимся с ними справляться.
   - Дай, боже, нашему теляти русского волка съесть, - с тяжелым вздохом отшутился немец, а после недолгой паузы добавил. - Но в любом случае мыло-то в отличие от шила больно не уколет, а лишь создаст со временем нам кое-какие неудобства.
   - Вот и будете над ними шефствовать, пока они не понаберутся европейского лоску, - с явною насмешкою шепнул ему ехидно ухмыльнувшийся американец.
   - И это уже будет нашей достойной местью за поражение во второй мировой войне, - еще тише отозвался немец, и в свою очередь с такой ужасающей нежностью улыбнулся проходящему мимо него монстру, что тот, испуганно вздрогнув, поторопился отойти от него подальше.
   - Вот вам и наглядное подтверждение моих слов, коллега. Они же все еще самые настоящие опасающиеся простого человеческого чувства дикари, - мрачно заметил не прекращающий при этом мило улыбаться американец.
   - Одним словом медведи, - недовольно буркнул в ответ немец.
   Самого же Сатану на этом странном сборище подобные мелочи не беспокоили. И князь тьмы в короткие перерывы закружился вертлявой юлою возле сыновей недавно почившего генерала.
   - Ну, и как вам понравился наш съезд? - с ласковой ухмылкою полюбопытствовал он у них.
   - Общая идея его собрания нам нравится, но перспективы для деловых и практичных людей пока еще слишком туманны, - недовольно буркнул важно вышагивающий впереди своих братьев Гусь.
   - Было бы желательно познакомиться поближе с теми людьми, кому будет поручено претворять все здесь сказанное в жизнь, - проговорил задумчиво покачавший своей ярко выраженной еврейскою головушкою Березкин.
   - И не только познакомиться, но и самим войти в будущие руководители новой России, - рассудительно заметил, освещаясь по примеру представителей Запада сладенькою ухмылкою, Абрам.
   - Если вы не будете против либерального реформирования России, то можете считать, что я на вашей стороне, - буркнул в ответ Жила, - я, к вашему сведению, уже начал подыскивать для своей будущей партии подходящих людей и надеюсь одержать на первых в России свободных независимых выборах существенную победу.
   - С помощью оставленных тебе нашим покойным батюшкою денег, - не без ехидства подколол его Березкин.
   - Надейся и верь хоть на кого хочешь, мой милый братец, а вот на помощь уже задуманных мною газет, журналов и телепередач с радиовещанием ты можешь не рассчитывать, - пренебрежительно буркнул, как всегда, важно надутый Гусь.
   А Абрам в ответ на вопросительный взгляд Жилы только пренебрежительно хмыкнул. И только один завертевшийся вокруг них вертлявым вьюном Сатана никому не перечил и всем обещал всяческую помощь и поддержку.
   - Все будет так, господа, как вы пожелаете, - неизменно приговаривал князь тьмы сахарным голосочком, - таким состоятельным господам, как вы, в новой России будут всегда открыты все двери.
   Окончательно одобрив взятый Сатаною и его сподвижниками курс на захват в России власти, делегаты сатанинского съезда разнесли это радостное известие по всем уголочкам необъятной России, где их уже с нетерпением дожидались соучастники по разворовыванию всенародного достояния.
   - Мы, наконец, дождались признания своих заслуг в расшатывании устоев этого безбожного государства! - вскричали обрадованные воры и мафиози и, уже больше не скрываясь, начали усиленно пропагандировать по всей России свой аморальный образ жизни.
   - Чего хорошего добились вы в жизни со своим кодексом активного строителя коммунизма!? - кричали они опешившим от их наглости честным советским людям. - Вы же при этом проклятом социализме не знали радостей секса и разгульной ночной жизни! Присоединяйтесь к нам! Мы предоставим вам все это совершенно бесплатно, а заодно приучим вас к наркотикам и погрузим в сладкий дурман забвения при помощи уже давно расцветшим пышным цветом на Западе с благословения сатаны религиозных сект!
   - И где же вы, родимые, только прятались до этой поры от нас? - удивлялись их немалой численности благочестивые русские люди. - И из каких это мерзких нор вы только повыскакивали на белый свет?
   Но ополоумевшая от нежданной для себя свободы вся эта мерзость не успокаивалась, а с каждым очередным днем и часом делалась все наглее и настырнее. Они даже осмелились на седьмое ноября в городе трех революций Ленинграде пройти в праздничной демонстрации отдельной колонною со своими мерзкими для советских людей призывами. И это их возмутительное поведение оказалось именно той каплею, которая переполнила чашу терпения местных коммунистов. И они, срочно созвав свой областной пленум, подвергли самой жесточайшей критике узурпировавшего власть Михаила Иудовича, а на следующий день на митинге сравнили создаваемые им по всей России так называемые народные фронты с выходцами из теневой экономики. За что мгновенно среагировавший на их выступление Горби обозвал их консерваторами, людьми, которые не хотят идти нога в ногу с велениями сегодняшнего времени. Однако, неплохо для себя осознавая, что их возмущение может быть поддержано и другими регионами, поручил недавно принятому в члены партии Собаке провести теледебаты с одним из осмелившихся выступить против проводимой им политики консерваторов.
   - Можете об этом деле больше не беспокоиться, товарищ Генеральный секретарь, - самодовольно проговорил пренебрежительно ухмыльнувшийся в ответ Собака, - я этих консерваторов разнесу, как говориться, в пух и в прах. После моего с ними разговора от их устарелых догм уже даже места мокрого не останется.
   - Ты уж постарайся, дружочек, - ласково проговорил ему одобрительно ухмыльнувшийся Михаил Иудович. - Мы не можем допустить, чтобы они и дальше продолжали трезвонить на весь Советский Союз о нашем корыстолюбии в ходе проводимой перестройке и смущали головы советским людям.
   - Все будет сделано в лучшем виде, босс, - еще раз заверил его Собака и отправился в Ленинград урезонивать зарвавшихся там смутьянов.
   Ярко характеризующая современных российских демократов тупоумная наглость уже давно стала неотъемлемой натурой университетского профессора Собаки. Поэтому, встречаясь со своим оппонентом, он не сомневался, что своими демократическими бреднями и заведомо ложными побасенками про будущую привольную жизнь в конце задуманных Михаилом Иудовичем реформ, он камня на камне не оставит от возражений пытающихся загнать страну во вчерашний день коммунистов. Они встретились лицом к лицу уже прямо на телевидении. При виде того, кто будет противостоять ему на телевизионном диспуте, Собака не то, что растерялся, но с него мгновенно слетела вся напускная самоуверенность. Кто-кто, а уж выставленный Ленинградским обкомом партии Юрий Александрович Денисов намного лучше его разбирался в политической жизни современной России и при необходимости мог с легкостью не оставить камня на камне на его популистских измышлениях. Но давно свыкшийся со своим безбожным враньем посланец Горби даже и вида не подал, что испугался своего визави. А сразу же бросившись в бой, обрушил на невозмутимо сидящего напротив него Денисова горы словесной шелухи и модных в последнее время словесных штампов. Однако, как и следовало ожидать, Юрий Денисов легко докапывался до сути его беспочвенных обвинений Ленинградского обкома партии и в свою очередь, загнав отчаянно сопротивляющегося Собаку в такой глухой тупик, не оставил ему для продолжения своих словесных измышлений ни одного шанса.
   - Ну, и что же ты там все время мнешься и теряешься, как несмышленая девочка!? - злобно шипел внимательно следивший за ходом их дебатов возмущенный Михаил Иудович в адрес своего красноречивого сторонника. - Ну-ка, быстро смешай его с грязью и заткни все его измышления насчет моей перестройки в его же собственную поганую глотку! Доведи его своими едкими насмешками до истерики!
   Но на этот раз у необычайно изворотливого Собаки ничего не получалось. И он сейчас думал только лишь о том, как бы ему самому выйти из этой словесной дуэли более-менее достойно и не стать посмешищем для тех, кто уже рукоплескал мудрой рассудительности представителя ленинградских коммунистов.
   - И что вы можете возразить насчет возможного в будущем акционирования государственных предприятий? - окидывая невозмутимого Денисова насмешливым взглядом, задал ему Собака свой очередной коварный вопрос. - Или, по-вашему, такая форма трудовой коллективной собственности может послужить возрождению предприятий капиталистического типа? Так чем же она все-таки может противоречить нашему социализму?
   До этого подобные вопросы видных демократов всегда приводили этих непробиваемых консерваторов в смущение и заставляли их залезать в такие дремучие дебри марксизма-ленинизма, что те, тушуясь и краснея, позволяли насмешливо взирающим на них демократам с легкостью одерживать над их как бы тупым невежеством победу. Однако на этот раз Денисов не стушевался и не задержался с ответом:
   - Если понимать под этими акциями не просто ценные бумаги, которые не выходят за пределы предприятий, а один из объектов собственности граждан. То, по-видимому, можно предположить в дальнейшем и свободную торговлю ими, что рано или поздно неизбежно приведет к тому, что их большинство или хотя бы их контрольный пакет сосредоточиться в одних руках....
   - Да, он же, подлец, сейчас разгласит все наши тайные замыслы, - подумал про себя обеспокоенный Собака и поторопился его перебить.
   - Но что нам может помешать оставить этот самый контрольный пакет акций в пользовании всего трудового коллектива, а остальные акции распределять среди работников предприятия? Утверждать, что эти предприятия непременно превратятся в предприятия капиталистического типа, по моему глубокому убеждению, будет теоретически неверно, - с хорошо разыгранным пренебрежением проговорил Собака.
   Однако и его новая попытка ввести Денисова в смущение снова разбилась о воистину каменное спокойствие представителя ленинградских коммунистов. И это его ничем невозмутимое спокойствие и поразительная выдержка уже с самого начала дебатов вводили обычно самоуверенного Собаку в какое-то непонятное даже ему самому смущение. И он сейчас, тушуясь и сбиваясь с мысли, еле дождался, когда же выделенное для их дебатов время подойдет к концу, чтобы, наконец-то, освободиться от угнетающего своей железной выдержкой представителя местных коммунистов.
   Эти странные дебаты не только ничего не прояснили уже даже и не знающему кому ему верить русскому народу, а только ввели его в еще большее недоумение. Не обошли их своим вниманием и бросившие якорь старого парусника в Финском заливе Антон со своим другом Геннадием Петровичем.
   - И о чем они только спорят, Геннадий Петрович? - спросил у сурово нахмуренного Смирнова недоумевающий Антон. - Все эти заводы и фабрики строились в свое время на народные деньги всем Советским народом. Так разве можно их сейчас разделять на какие-то доли, и отдавать непонятно каким там еще собственникам? Ведь это уже и на самом деле будет самой вопиющей несправедливостью. Я бы на месте нашего Советского правительства строго спросил бы с инициаторов подобных дебатов на телевидении.
   - Нашему правительству, Антон Иванович, тоже уже совсем скоро придется выбирать и становиться на чью-то сторону, - сурово бросил ему помрачневший Смирнов. - Но, как мне кажется, оно у нас уже нацелилось переметнуться на сторону замутивших в России воду так называемых демократов. В противном случае этих позорящих нас на весь мир дебатов не было бы и в помине.
   - Если дела в нашей России пошли подобным образом, то можно уже и не сомневаться, что для всех нас наступают нелегкие времена, - укоризненно покачав головою, тихо проговорил Антон. - И откуда только вся эта мразь объявилась на наши бедные головы? Ведь, раньше-то они не были так сильно заметны среди Советского народа.
   - Они всегда жили вместе с нами бок о бок, друг, - возразил недоумевающему Антону Смирнов, - но до поры до времени помалкивали, а вот сейчас, после воцарением этого проклятого Горби, они, ясно ощутив для себя, что пришло их время, подняли свои головы. И их уже больше никто не сможет заставить угомониться, пока они не станут хозяевами нашей жизни. Я с тобою, друг, полностью согласен, что в сегодняшней России для честных и порядочных людей наступают тяжелые времена, что впереди нас всех поджидают нелегкие испытание и борьба за только что теряемую нами свободу и право на достойную жизнь. У меня уже больше нет сомнений, что когда эти коршуны добьются своего, они всем нам обеспечат нищенское существование.
   - Нелегко быть пророком в своем собственном отечестве, - негромко буркнул в ответ прекрасно его понимающий Антон, и они оба погрузились в нелегкое для них обоих молчаливое размышление о возможно скорой печальной будущности для простых русских людей.
   Переживая за уже возможно скорое для их России темное мрачное будущее, они даже и не подозревали, что в это же самое время на одном из островов Карибского моря проводилось тайное совещание управляющих всеми происходящими сейчас в Советском Союзе процессами представителей специальных служб Запада. Председательствовал на нем, как обычно, представитель Центрального Разведывательного Управления США. А представители кровно заинтересованных в скорейшем развале противостоящего им Советского Союза остальных секретных служб Запада терпеливо вслушивались в его хвастливое разглагольствование об неоспоримых успехах их совместной борьбы с ненавистной им Советской властью в России. За долгие годы сейчас победоносно заканчивающейся для них холодной войны они успели не только перезнакомиться друг с дружкою, но и подружиться. А поэтому вели себя сейчас на ставших для них уже привычными подобных сборищах более-менее раскованно и по мере возможности старались создавать для себя на них приятную дружескую атмосферу.
   - Восточную Европу мы с помощью поддерживающей наши устремления внутренней аппозиции у коммуняк уже отобрали. А сейчас, чтобы избавить себя в дальнейшем от возмездия с их стороны, нам необходимо будет срочно разрушить этот их хваленый Советский Союз, - торжественно проговорил в конце своего доклада представитель ЦРУ.
   - Мы же убеждены, что не имеем права останавливаться в своей разрушительной для Советского Союза деятельности до тех пор, пока эта новая Россия не построит угодный нам капитализм, - возразили ему со стороны немецкой делегации. - Россия, господа, огромная страна. И если мы, махнув на нее руками, предоставим ей право и дальше вариться в собственном соку, то она, со временем, быстро восстановившись в своем прежнем могуществе, может принести всем нам еще немало головной боли. И даже возможное отсоединение от нее нынешних союзных республик вряд ли хоть чем-то сможет уменьшить ее влияние на все происходящее в мире. А совсем наоборот, освободившись от постоянно тянущего ее вниз балласта в виде кавказских и среднеазиатских республик, она способно в своем экономическом развитии взлететь так высоко, что может уже в ближайшем будущем стать для всех нас уже просто недосягаемой.
   - Мы не можем и не имеем никакого права допускать в своей работе подобной вопиющей оплошности! - вскричали обеспокоенные французы. - Эти русские, несмотря на свою внешнюю приветливость и добродушие, всегда жестоко мстят за свои в прошлом обиды. И нам бы не хотелось со временем испытать на себе за эту нашу сегодняшнюю подрывную против них работу яростное негодование всего русского народа. Или давайте, воспользовавшись ее сегодняшней слабостью, добивать поверженную Россию до тех пор, пока она снова не окажется в границах древней Руси, или будем как-то убеждать этих русских, что во всех своих сегодняшних бедах виноваты только они сами.
   - А по нашему мнению, вы еще со времен Наполеона все еще не избавитесь от постоянного ожидания со стороны русских для себя только одних неприятностей, - насмешливо бросили им со стороны английской делегации. - Но мы, конечно же, не можем не согласиться с вами, что Россия всегда была, и всегда будет для всех нас не только опасною, но и постоянным источником всех наших возможных в будущем неприятностей. А поэтому и предлагаем сейчас решать ее скорое с нашего благословения падение в беспросветную нищету и бесправие, как говорится, комплексно. Мы не можем и не должны пускать ее так просто в свободное плавание, как мы это делаем сейчас со странами восточной Европы, а должны и дальше держать все происходящее в ней под неусыпным контролем. Россия, господа, до сих пор нами так до конца не изучена. И мы в отношении ее должны быть постоянно настороже. Иначе она нам еще может преподнести даже ни один неприятный сюрприз.
   И так еще долго спорили и ругались между собою тайные агенты, предупреждая, друг дружку насчет коварства и непредсказуемости русского народа, пока не пришли к общему мнению, что в отношении Советского Союза им надо будет вести себя более осмотрительно. А для начала им лучше всего прикормить в своих странах детей российских сторонников и друзей западной демократии.
   - Так уж и быть, позволим им немножко поучиться у нас быть господами жизни, - подвел черту под их дебатами самодовольно ухмыльнувшийся представитель ЦРУ, - зато потом, в своей России, они уже станут проводниками в ее повседневную жизнь ценностей нашей свободы и демократии. В своей дальнейшей на этом поприще деятельности нам не следует забывать, что в современной России продукты питания и предметы первой необходимости распределяются по карточкам и талонам. Это означает, что в ней не будут лишними наши благотворительные организации. Запустив их впереди себя, мы с легкостью оправдаемся в глазах благодарного нам за помощь и поддержку местного населения в своей безусловной непричастности ко всем их нынешним бедам и страданиям, а заодно и убедим их всех в явных преимуществах западного образа жизни.
   - Мы еще можем порекомендовать нашим российским друзьям, больше выпускать из своих тюрем преступников, - высказала только что пришедшее в их голову стоящее предложение немецкая делегация, и тут же пояснила ее для неприятно сощурившегося представителя ЦРУ. - Эти отбывающие свой срок в антисанитарных условиях люди, как всегда, быстро усваивают преимущества западного образа жизни и становятся нашими верными сторонниками при свержении коммунистических режимов.
   - Очень правильная, а главное, своевременная дополнение, - одобрительно загудели все остальные участники совещания.
   - Но эти отпетые воры и бандиты, быстро в российских условиях обогатившись, со временем могут стать опасными и для нас самих, - робко им возразили более осторожные и практичные швейцарцы, но остальные не захотели послушаться их предостережения, и опасное предложение немецких коллег было принято почти единогласно.
   Воры и бандиты для всех собравшихся в этом зале были менее опасны, чем противостоящие им коммунисты. Эти воры и бандиты только грабят или, в крайнем случае, только убивают, но никогда не претендуют на власть. Вот только и поэтому они сейчас были для них намного ближе и роднее, чем вечно им угрожающие свержением власти коммунисты.
   Приняв для исполнения окончательно согласованные со всеми спецслужбами Запада решения стоящих перед ними самых актуальных проблем, тайные агенты, так и не почуяв своим обострившимся обаянием присутствующего на их сборище Сатаны, тут же начали упаковывать чемоданы. А не оставляющему их ни на одно мгновение наедине повелителю тьмы очень понравилась их обстоятельная беседа на интересующую его тему. Особенно его изначально зловредному характеру понравилось предложение немецких коллег привлечь на сторону свободы и демократии российских преступников.
   - Вот, что значит тесно сотрудничать и работать бок о бок уже долгие годы, - с давно уже не испытываемым удовлетворением отметил про себя Сатана. - За это время мы уже начали перенимать друг у дружки не только одни хорошие, но, скажем прямо, и дурные наклонности. И у этих замечательных парней, без моего на них благотворного для нашего сотрудничества влияния, просто не могла родиться такая просто замечательная идея.
   И он, расправив свои крылья, стремительно помчался по поднебесью в сторону далекой России, торопясь обрадовать своих приспешников уже совсем скорым их освобождением от коммунистического ига.
   - И когда же это еще было, чтобы мои нечистые не могли соблазнить эти слабые людские души обещанием обилия материальных благ! - негодовал он по дороге, с неудовольствием вглядываясь в мелькающие под ним города и села, и радовался, что эти неблагоприятные для работы его верных слуг времена скоро канут в небытие. - И какая, после свержения невосприимчивых к материальным благам коммунистов, воцариться по всей земле замечательная жизнь, что мне уже тогда будет просто любо-дорого на нее смотреть, - тихо нашептывал он сам себе под нос, даже не замечая, как грозно хмуриться взирающий на него с небес Господь Бог.
   Совсем иные думы обуревали возвращающегося с совещания представителя Центрального Разведывательного Управления Америки, которому было прекрасно известно о том, что может последовать вскоре после сегодняшнего совещания в России.
   - А если бы моя семья жила в это время в России? - неустанно задавался он беспокоящим его совесть вопросом, но чувство долго и ложное понятие о своей ответственности перед американским государством заставляли его отгонять от себя подобные несовместимые с его честью мысли. - Даже, если бы она и жила в России, то я все равно не смог бы поступить по другому, - проговорил он сам себе уже на подъезде к собственному дому, - мой долг перед своей Отчизною превыше всего.
   Успокоив подобным образом свою уже начавшую было бунтовать совесть, он въехал на подворье своей усадьбы в приподнятом настроении, и с удовольствием подхватил на руки выбежавшую ему навстречу маленькую внучку.
   - Слава богу, девочка моя, что ты живешь не в России, и мне не придется жертвовать твоим благополучием ради высших интересов Америки, - успел подумать он, прежде чем на него налетели обрадованные его возвращением жена и дочь.
   Запущенная еще Великим Сталиным общественно-политическая структура советского общества, пусть иногда во время Хряща и Бреша вредительств и злонамеренных упущений и буксовала, но все же по инерции продолжала идти все вперед и вперед. Опираясь на заложенный в ней прочный фундамент социально-экономических отношений советских людей, и черпая в них необходимые для ее устойчивости резервы, она позволяла Советскому Союзу в своем развитии пусть и не обгонять, но и не отставать от развитых стран мира. Но так было только до прихода на вершину партийно-государственной власти Горби с его разрушительными для страны реформами. Запушенные в нее нововведения уже ввели в умы всех советских людей такую сумятицу и разноголосицу, что они уже начали затрагивать и изменять саму общественно-политическую структуру советского общества, и в первую очередь ее руководящую и направляющую силу - Коммунистическую партию Советского Союза. Партийные ячейки по примеру простых советских людей тоже забурлили и начали потихонечку разделяться по интересам и по своим взглядам на современную жизнь. Они не только уподобились лебедю, раку и щуке из знаменитой басни Крылова, но и, мешаясь, друг у друга под ногами, еще больше уменьшали руководящую и направляющую роль всей взбудораженной нежданными нововведениями партии. Об этом как раз и докладывал только что проснувшемуся Михаилу Иудовичу его встревоженный докладами с мест секретарь.
   - И как отзывается на все эти перемены в партийной жизни наш Советский народ? - с равнодушным позевыванием полюбопытствовал Михаил Иудович.
   - Наш простой народ, как и всегда, отзывается на все происходящие изменения в стране и в партии с присущей ему иронией и юмором, - машинально пробубнил задумавшийся в это время совсем о другой проблеме секретарь.
   - Как прикажешь мне тебя понять? - переспросил неприятно поморщившийся Михаил Иудович.
   - Видите ли, товарищ Генеральный секретарь, наш Советский народ связывает все происходящие изменения в стране и в партии с известной баснею Крылова о лебеде, раке и щуке, - с явной неохотою тихо буркнул в ответ на его настойчивое требование секретарь.
   - Так, - мрачно буркнул сердито насупившийся Михаил Иудович, которому очень не понравился ответ секретаря. - И к какому же из этих трех персонажей басни Крылова они причисляют меня самого?
   - Пока что, товарищ Генеральный секретарь, они склонны причислять вас к олицетворяющему творимое на земле добро лебедю, - слукавил недовольный его расспросами секретарь, - а всех продолжающих тянуть нашу страну обратно в казарменный коммунизм с раками.
   - И кого же тогда они причисляют к этим, как их там, к щукам? - поторопил с окончанием ответа примолкшего секретаря заинтересовавшийся мнением народа на его нововведения Михаил Иудович.
   - К щукам, товарищ Генеральный секретарь, они причисляют всех размечтавшихся реставрировать в Советском Союзе капитализм, - закончил свои пояснения секретарь.
   - Реставрировать капитализм, - повторил встревоженный Михаил Иудович.
   - Тех, товарищ Генеральный секретарь, кто сегодня ораторствует с экранов телевидения про преимущества капиталистического строя, - уточнил мнение народа секретарь и осмелился посоветовать внимательно его слушающему Михаилу Иудовичу. - Надо бы от беды подальше их немного урезонить....
   - У нас свободная страна, - резко оборвал его нахмурившийся Михаил Иудович, - и я не намерен затыкать каждому подобному краснобаю рот. Пусть советский народ сам для себя оценивает их слова и делает необходимые выводы.
   - Как скажете, товарищ Генеральный секретарь, - проговорил смутившийся секретарь и поторопился оставить его в одиночестве.
   - Лебедушка, - насмешливо хмыкнул внимательно осмотревший себя в зеркале Михаил Иудович, - нет уж, тут мой секретарь, пожалуй, слукавил. Если и причислять меня к этим персонажам из басни Крылова, то уж лучше к щукам. Но в любом случае мой сегодняшний разговор с секретарем прошел для меня не впустую. Из него я понял, что мой Советский народ совсем не такой простак как я о нем думал, и что мне ради удержания власти придется что-то срочно предпринять. Но что я могу такое сделать, чтобы хотя бы на время немножко приглушить недовольство простого народа моим правлением?
   Беспокойный взгляд встревоженного Михаил Иудович судорожно забегал по кабинету, пока не наткнулся на газету со статьею известного своим негативным отношением к социализму Мейера.
   - Что ж, посмотрим, о чем он там сегодня разглагольствует, - еле слышно буркнул потянувшийся за газетою Михаил Иудович, - может, я и сам чему-нибудь у него поучусь.
   И он, развернув ее, прочитал особенно понравившийся ему абзац статьи вслух:
   - Демократический социализм, по нашему глубокому убеждению, относится к крупному идеологическому, культурному и политическому достоянию Европы. Демократический социализм, - еще раз тихо повторил он особенно понравившееся ему словосочетание, и все находящееся под его контролем раздражение всем, что его окружало, в одно мгновение прорвалось наружу. - Вот, лицемер! Как будто нам неизвестно о его патологической ненависти к социализму! Так кого же он хочет обмануть своим притворством!? Только не нас, уже давно о нем знающих и читающих его прежние статьи, - добавил он немного тише, - тогда все эта его писанина рассчитана, пожалуй, только на простых и мало что смыслящих в этом европейцев. Умно.... И мне тоже не помешает последовать его примеру. Большинство простых советских людей все еще любят и верят в этот казарменный социализм, то и мне, пожалуй, будет лучше самому сочинить в таком же духе какую-нибудь статейку, но, еще больше напустив в ней тумана, с осторожными намеками на свои самые сокровенные цели. Это их должно немного успокоить и окончательно убедить, что я вовсе не против полюбившегося им социализма, что я только хочу его немножко улучшить и приблизить, так сказать, к простому человеку.
   И он, не откладывая дело в долгий ящик, тут же начал старательно переносить на бумагу только что появившиеся в его изобретательной голове мысли.
   - Вот так, - с удовлетворением хмыкнул вздохнувший с облегчением Михаил Иудович и прочитал вслух название только что сочиненной им статьи. - "Социалистическая идея и революционная перестройка" - Не слишком ли громко сказано? Пожалуй, будет несколько патетично, но все же верно оттеняет смысл всего того, о чем я и хотел сказать в своей статье. И мне в ней, скажем прямо, удалось переложить всю ответственность за обрушившийся на Советский Союз экономический кризис, как говориться, с больной на здоровую голову. То есть, со своей собственной головы на выбранную мною козлом отпущения плановую экономику. Этим своим утверждением, я уже не только снимаю с самого себя всякую ответственность за содеянное, но и направляю уже готовое обрушиться на меня народное негодование на своих предшественников. А в самом конце своей статьи мне лучше всего будет поставить перед каждым советским человеком конкретные вопросы. Пусть они задумаются над ними своими оголодавшими желудками и дадут на них нужные мне ответы. А вопросы я им задом только такие, в которых уже заранее будет содержаться намек на нужные мне ответы. И я их сформулирую примерно так: Готова ли наша страна к проведению политики экономической стабилизации и радикальной рыночной реформы? Есть ли в нашей стране сила способная провести ее в жизнь? Сможет ли население выдержать неизбежные в ходе ее трудности? А закончу я свою статью неоспоримым утверждением, что чем раньше Советский народ будет готов принять навязываемую ему сверху мною реформу, тем скорее закончится изматывающий его экономический кризис, и тем менее болезненной для него моя реформа окажется.
   Сделав в исписанных листках необходимые поправки, он позвал к себе секретаря, и распорядился опубликовать свою статью во всех центральных газетах и журналах.
   - Надо, чтобы советские люди, наконец-то, узнали точку зрения на их сегодняшнюю жизнь Генерального секретаря своей родной коммунистической партии, - недовольно буркнул он в ответ на вопросительный взгляд секретаря.
   Статья Михаила Иудовича не успокоило взбудораженное его реформами советское общество, а только еще больше подогрело в нем разбушевавшиеся страсти. Наглядно убедившись, что Горби намерен сдержать данное им обещание, и без того не теряющиеся щуки оживились еще больше. Они с еще большим рвением начали агитировать среди оголодавших рабочих, чтобы те потребовали от администрации предприятий выбросить за ненадобностью мешающие им парткомы за ворота заводов и фабрик. И рабочие, видя, что нынешние коммунисты не только уже не могут хоть кем-то руководить, но и даже унять брожения и сумятицу в своих головах не способны, отвернулись от них. Так шаг за шагом бывшая руководящая коммунистическая партия понизила свою роль до простой общественной организации.
   Это же самая злополучная статья Михаила Иудовича пролилась живительным дождем не только на головы расплодившихся в России хищных щук, но и на головы прибалтийских националистов. Увидев в ней свой единственный шанс для завоевания власти, они еще больше усилили работу по созданию так называемых народных фронтов и активизации их влияния на все стороны жизни в своих республиках.
   В обстановке смертельного противоборства объединившихся с националистами всех мастей щук и с загнанной в угол коммунистической партией народ России готовился к своим первым "свободным" и "независимым" от него самого выборам так называемых "народных" депутатов. Эти выборы уже и на самом деле обещали стать самыми необычными и претендовали на свою безусловную историчность благодаря целому ряду характерных для них особенностей, главной из которых было то, что сам принимающий в них непосредственное участие Советский народ не принимался во внимание их главными организаторами. Все уже выстроившиеся в очередь для целенаправленного воздействия на их итоги основные игроки больше думали не о том, как бы им после их проведения облегчить жизнь простому народу, а как бы его, по-русски говоря, обдурить. Это уже было не только для русского народа, но и для самой России совсем новым и необычным явлением. И сейчас она, не ожидая от них для себя ничего хорошего, как бы замерла в тревожном ожидании неминуемой беды. В числе кровно заинтересованных в их конечных итогах основных игроков были, конечно же, и все западные спецслужбы, которые в ходе их подготовки и проведения уже чуть ли не выпрыгивали из своих штанов и пускались, как говориться, во все тяжкое, лишь бы добиться от них для себя нужного им результата. Напущенная ими еще раньше на советских людей целая свора западных так называемых благотворительных организаций ко времени подготовки к выборам уже выявила для них самых неустойчивых и склонных на сотрудничество советских граждан. Так что, у тайных агентов Запада не было особых затруднений в том, кого им необходимо профинансировать и кого им поддерживать в качестве депутатов в высший законодательный орган России. Не преминул принять самое активное участие в этих давно им желанных выборах и сам Сатана. Но он, в отличие от работающих вместе с ним, как говорится, бок о бок иностранных спецслужб, не стал рассчитывать на финансовую помощь и поддержку Запада. А планировал заставить раскошеливаться самих российских коррупционеров и своих монстров, которых он уже начал потихонечку освобождать от вселившихся в них своих слуг. Он уже больше не опасался, что оставшиеся без постоянного контроля нечисти за их поведением монстры, ощутив внезапно объявившиеся в них угрызения совести, снова могут вернуться к нормальной жизни. К этому времени, благодаря реформам Горби, сама складывающаяся в Советском Союзе обстановка властно подталкивала людей к необузданной алчности и разжигала в них неуемную жажду накопительство. Поэтому он и объявил всем созданным им в России мафиозным организациям о проведении очередного тайного съезда. И в точно назначенное им время специально подготовленный для их сборища кремлевский дворец съездов переполнился представителями российской коррупции и всяким прочим жульем. Открывая их съезд, Сатана первым делом поздравил всех делегатов со скорым освобождением от коммунистического диктата, и тем самым заслужил выразившееся в продолжительных бурных аплодисментах их горячее одобрение. Но когда он заговорил с ними, что им надобно раскошеливаться для поддержки на выборах нужных Сатане и их возлюбленному Западу кандидатов в народные депутаты, то из мгновенно притихшего зала посыпались резкие на этот счет возражение. Как оказалось, и у них самих уже есть на примете, свои собственные кандидаты в депутаты, которым они полностью доверяют, и которые в дальнейшем будут под их, конечно же, контролем принимать необходимые для их еще большего обогащения законы.
   - Я даже и своим пальцем не пошевелю, чтобы поддерживать совсем мне не известных кандидатов в народные депутаты! - в запальчивости выкрикнул один из самых влиятельных мафиози.
   - Я попрошу вас, господа, успокоиться! - попытался их угомонить немного растерявшийся Сатана. - Никто вас ни к чему не неволит. Но и вам не следует забывать, что наша дальнейшая судьба находится только в наших же собственных руках. А раз мы все становимся хозяевами собственной жизни, то и заботиться, чтобы нам со стороны никто не мешал ее проживать, мы с этого времени тоже должны будем сами.
   Услышав прозвучавшее из уст своего признанного предводителя грозное предупреждение, представители воровской России смущенно примолкли, и стали менее требовательными в своих претензиях на абсолютную власть. Да, и сам Сатана тоже немного пересмотрел свои к ним требования, и по окончанию их, как обычно, эмоциональных дебатов заявил во всеуслышание:
   - Мы не будем неволить вас, и заставлять поддерживать материально непонравившихся вам кандидатов в народные депутаты, но мы призываем вас всех, не оказывать такой же поддержки и всем другим, кто будет тянуть вас вслед за собою в позорное коммунистическое прошлое.
   - В этом вы уже можете даже и не сомневаться! - единодушно выдохнули из себя мафиози и разразились громкими продолжительными аплодисментами.
   - Мы сегодня собрали всех вас не только для того, чтобы вместе порадоваться наступающей для России новой жизнью, - продолжил Сатана, когда приветствующие его слова овации утихли, - но и для того, чтобы познакомить вас с человеком, с которым мы и начнем строить эту свою новую жизнь.
   И он указал коррупционерам рукою на пока что скромно сидевшего в президиуме Елкина.
   - Но он же один из представителей узурпировавшего власть в сегодняшней России коммунистического режима, - гулко пронесся над притихшим залом, изумленный шепот присутствующих.
   - Он такой же коммунист, как и большинство из присутствующих на нашем съезде! - насмешливо бросил им в ответ уже заранее предугадавший такую их реакцию на его слова Сатана. - Да и я сам, господа, никогда еще не отличался излишней наивностью, чтобы привести на наш съезд не проверенного мною лично человека. А поэтому я прошу и требую от вас довериться вот этому человеку и всячески содействовать его восхождению на вершину власти в России.
   Борису Елкину после окончания Уральского политехнического института пришлось поработать на многих должностях, прежде чем он был избран московскими коммунистами первым секретарем городского комитета партии. Но только добился он своего избрания кандидатом в члены Политбюро как, после известной стычки с Горби, был снят со всех партийных постов и назначен первым заместителем Председателя Госстроя СССР. И сейчас он, вслушиваясь в недовольный ропот зала, с неприязнью вспоминал о сыгравшем в его судьбе роковую роль Горби, которого он возненавидел с первой же с ним встречи.
   - Это он, паршивец, виноват в моем сегодняшнем унижении, - злобно нашептывал он себе под нос, - но на его беду времена в Советском Союзе переменились, и теперь уже не все зависит от воли и желания Генерального секретаря партии. Если эти люди признают во мне своего, то я уже буду служить им, как говориться, верою и правдою. А этот поганец Горби все равно от меня никуда не денется. Не вечно же ему секретарствовать над страною. Так пусть он еще немного подержится за свою по нынешним временам призрачную власть, а я, придерживаясь этих состоятельных людей - будущих хозяев России, смогу со временем оказаться даже выше его самого.
   Приструненные Сатаною представители мафиозных и бандитских структур быстро угомонились, и уже начали смотреть на Елкина с подобострастными угодливыми ухмылками. А сам Борис Контрович не собирался ни перед кем из них отчитываться в своих действиях, кроме как перед своим могущественным покровителем. Он не сомневался, что без поддержки повелителя тьмы в этой жизни никому ничего не добиться, а поэтому в эту минуту мысленно поклялся себе оставаться ему верным до конца своих дней.
   Обсудив все свои проблемы, и развеяв все беспокоящие их сомнения насчет неоднозначной для них личности Елкина, участники этого тайного сборища разъехались по домам и приступили к практической реализации в повседневную жизнь всех принятых ими решений. И третьей оказывающей немаловажное влияние на ход подготовки к "всенародным" выборам силою был, конечно же, Горби. Опираясь на подначальные ему партийные структуры и главным образом на всемогущий Комитет Государственной Безопасности, он выдвигал в кандидаты своих верных сторонников, и делал все от него зависящее, чтобы они в ходе "независимых" выборов стали народными депутатами. Слишком старательные сотрудники безопасности быстро прознали о вмешательстве в проводимые в стране выборы западных спецслужб, но связанный по рукам и ногам данною им распискою Михаил Иудович приказывал не вмешиваться. Если быть правдивым до конца, то ему было даже глубоко плевать, что вмешавшийся в дела России Запад начал продвигает к власти своих сторонников.
   -Я с ними договорюсь намного быстрее, чем со своими коммунистами, - уже не раз ловил самого себя на недостойной Генерального секретаря коммунистической партии мысли Михаил Иудович.
   И лишь с одной неприятною для него особенностью нынешних выборов, если бы это только еще было в его силах, он повелел бы своим подручным немедленно расправиться и с корнем выкорчевать из сознания подло им обманутого русского народа так сильно его обеспокоившую популярность своего личного недруга Бориса Елкина.
   - Хорошо еще, что я сам лично в этих выборах как бы не участвую, - с тревогою думал иногда про себя Михаил Иудович, но, вспоминая о своей еще совсем недавней высокой популярности, быстро успокаивался. - Не в обычаях нашего народа слишком долго держать в своей памяти своих прежних кумиров. То же самое со временем обязательно произойдет и с этим Елкиным: поговорят, пошумят о нем простые русские люди и уже совсем скоро все в нем разочаруются. Он, как и я в прошлом, будет далеко не первою и даже не последнею жертвою слишком уж взыскательного к своим прежним кумирам русского народа. Мне вряд ли стоит обращать внимание и расстраиваться по поводу его высокой среди русского народа популярности. К тому времени, когда он сможет стать опасным для меня соперником - эта сегодняшняя всенародная любовь к нему иссякнет, как талая вода.
   Но это еще не означало, что он мог забыть о нем и спокойно наблюдать со стороны за его возможно скорым возвышением в России. Как достаточно опытный политик, Михаил Иудович прекрасно для себя осознавал, что в этом случае и ему самому будет очень неудобно сидеть на всесоюзном троне. И он, конечно же, об этом постоянно беспокоился и делал все от него зависящее, чтобы вообще исключить для себя подобную неприятность. Михаил Иудович даже попытался поговорить об этом с Сатаною, но тот категорически оказался ему не только в этом деле посодействовать, но и даже об этом разговаривать. И неприятно поморщившемуся Горби больше уже ничего не оставалось, как терпеливо дожидаться дальнейшего развертывания событий.
   - Время само все расставит по своим местам и каждому воздаст по заслугам, - успокаивался он известною поговоркою.
   Михаил Иудович со страхом дожидался начала каждого нового дня, который мог принести ему не только уверенность в своем непоколебимом будущем, но и прискорбное известие, что его время закончилось, и он остается не у дел. Предчувствие скорых для себя неприятностей его не обмануло. Во время прошедших в марте месяце выборов за его недруга проголосовало не больше и не меньше, а где-то около двухсот процентов избирателей.
   - Надо бы постараться в будущем строго-настрого запретить голосование по этим открепительным талонам, - сердито буркнул расстроенный подобным известием Михаил Иудович. - Я не могу и дольше позволять всяким кретинам гордиться своей высокой популярностью среди, как обычно, ничего в этом деле не смыслящих простых избирателей.
   И только одни западные спецслужбы вместе с Сатаною не могли жаловаться на итоги первых в России так называемых "свободных и независимых" выборов. Воодушевленные, что подавляющее большинство выдвигаемых ими кандидатов стали народными депутатами, они не стали дожидаться уже скорого начала работы съезда, а сразу же приступили к консультациям по выдвижению на руководящие посты своих самых доверенных сторонников. В западных спецслужбах работают не случайные люди и, как правило, с высшим образованием, да и сам Сатана тоже неплохо справляется с подсчетами. И к их немалому изумлению при более тщательном подсчете оказалось, что все затраченные ими усилия и финансовые средства могут оказаться для них совершенно напрасными, если им не удастся продвинуть на должность Председателя Верховного Совета России своего человека.
   - Не беспокойтесь, друзья, я обязательно что-нибудь придумаю, как нам добиться безусловного разрешения в нашу пользу этой стоящей сейчас перед всеми нами дилеммы, - тихо проговорил опечаленным союзникам Сатана, и как бы случайно встретился со своим прошедшим в народные депутаты по партийному списку должником.
   - Вы и есть тот самый знаменитый полковник Слабоумов!? - с притворным восхищением воскликнул он при встрече с бравым полковником с сияющей на груди золотой звездою: "Герой Советского Союза".
   - Да, это я, - хмуро бросил ему в ответ полковник и поинтересовался. - А что вам, собственно говоря, от меня нужно?
   - Не признаете старого знакомого, полковник? - насмешливо бросил ему укоризненно покачавший головою сатана. - А, ведь, я спас вас от верной смерти в афганском плену....
   - Меня спасли не вы, а мое Советское правительство, обменяв на какого-то там их вождя, - возразил простительно ухмыльнувшемуся сатане Слабоумов.
   - Правильно обменяли, но при этом даже не поинтересовались, отчего на теле у полковника нет следов пыток, которыми в то время духи всегда щедро награждали всех попавшихся в их плен советских офицеров, - насмешливо бросил ему Сатана.
   - Ах да, вот теперь-то я припоминаю вас, уважаемый, - вынужден был признаться тяжело вздохнувший Слабоумов. - Но свою звезду я получил вполне заслужено. Ведь, в плену-то я не кололся, и не выдавал духам никаких известных мне в то время секретов и тайн.
   - Все эти секреты и тайны они тогда получили от меня самого в обмен на твое освобождение, - съехидничал недовольно нахмурившийся Сатана. - Да и с твоими прямыми начальниками мне тогда тоже пришлось немало повозиться, прежде чем убедил их в необходимости обмена. В противном случае тебе, мой дорогой, пришлось бы до сих пор сидеть на корточках в какой-нибудь зловонной яме. Уж кому-кому, а тебе-то доподлинно известно, как эти духи жаловали бомбивших их летчиков.
   - А сейчас пришло время рассчитываться за оказанную тогда услугу и для меня? - поторопился оборвать его излияния уже в свою очередь недовольно нахмурившийся Слабоумов.
   - Долг, мой дорогой, платежом красен, - поговоркою ответил ему Сатана.
   - А если я откажусь расплачиваться по этим давно уже просроченным векселям? - уточнил помрачневший Слабоумов.
   - Тогда мне придется возвращать тебя обратно в ту зловонную яму, из которой я когда-то тебя и вытащил, - насмешливо бросил ему Сатана, и не без ехидства поинтересовался. - Надеюсь, что ты уже не сомневаешься в моих способностях сотворить подобное с тобою?..
   - Я уже давно перестал хоть в чем-то сомневаться, - буркнул в ответ решивший больше не испытывать свою судьбу Слабоумов, - и тем более не горю желанием снова испытать все ужасы афганского плена. Давайте, выкладывайте, что вам от меня понадобилась?
   - Успокойтесь, полковник, мое поручение вас не только не обременит, но и послужит хорошим трамплином для дальнейшего вашего роста в крупного политического деятеля современной России, - примирительно буркнул довольно ухмыльнувшийся Сатана, и рассказал ему все, что от него потребуется сразу же после начала работы съезда народных депутатов России.
   - Но смогу ли я увлечь за собою этих твердокаменных коммунистов? - засомневался в своих способностях расколоть партийные ряды и создать для себя из них отдельную группу или фракцию Слабоумов.
   - Не беспокойся, полковник, у тебя все получиться. Только напусти на себя многозначительный вид да постоянно носи у себя на груди вот эту звездочку, - поспешил уверить его Сатана и для еще большей убедительности исчез прямо на глазах изумленного Слабоумова.
   Наконец-то, наступил и долгожданный всеми участниками этих странных до сумасшествия выборов в России исторический момент, когда двери кремлевского дворца съездов гостеприимно распахнулись, и в них вошли недавно избранные народные депутаты на свой съезд, прозванный впоследствии простыми русскими людьми съездом предателей. Предателей - потому что только благодаря их стараниям был окончательно развален великий и могучий Советский Союз, попраны и отобраны у русских людей все социальные завоевания. И, в конце концов, это только с их подачи весь российский народ был в одночасье обобран до нитки, и ввергнут в беспросветную нищету. На такие подлые дела и поступки способны только уж не друзья и не радетели народа, как эти так называемые народные депутаты сами всем нам представлялись, а самые настоящие выродки и втершиеся обманным путем в доверие простых людей презренные предатели. У них не было, как говориться, за душою ничего святого. И только поэтому они всё так быстро опошлили и безо всякого сожаления втоптали в грязь всё то, чем до этого мы все гордились и берегли пуще своего глаза.
   Провокационная работа на съезде "народных" депутатов России полковника Слабоумова сделала свое черное дела и пусть с небольшим преимуществом, но в Верховный Совет России был все же избран ставленник и выдвиженец сатаны Елкин Борис Контрович. Взволнованный своим избранием Борис Елкин вышел на трибуну и в ответном слове сказал:
   - Я твердо обещаю вам, что во имя России, во имя людей и во имя народов, которые живут на ее территории, во имя нашего с вами единства не жалеть ничего - ни здоровья, ни времени. И работать столько, сколько понадобиться для того, чтобы нам поскорее выйти из кризисного состояния и все-таки повести Россию в лучшие времена.
   Вот именно с такими словами и начал свой приход к власти самый отъявленный изверг и предатель в мире, покровитель бандитов, воров и всей российской мафии проклятый навечно простым русским народом Елкин. Его воцарение было бурно отмечено всеми заинтересованными в его избрании сторонами. Не радовался его возвышению только один прекрасно для себя осознающий, что им вдвоем в одной лодке не ужиться, Горби. Обеспокоившись за свое будущее, он осмелился потребовать объяснений от Сатаны, но тот даже и разговаривать с ним на эту тему не стал.
   - В настоящее время в России, мой мальчик, разыгрывается большая и очень опасная своей непредсказуемостью игра, - недовольно буркнул он неотстающему от него Михаилу Иудовичу, - и ваша мышиная возня за власть больше уже никого не интересует. Давай, подождем еще немножко и посмотрим, как будут складываться в России обстоятельства. И там уже будет видно, кому из вас оставаться у власти, а кому пришла пора подавать в отставку.
   Молча выслушавший строгую отповедь своего покровителя Михаил Иудович не решился напомнить крестному отцу о своих прежних заслугах. Михаил Иудович всю свою жизнь стремился использовать в своих интересах сильных мира сего, и в итоге, как оказалось, эти сильные мира, в конце концов, обыграли его самого. Они выжали его как мокрую тряпку и сейчас выбрасывают за ненадобностью на помойку человеческой истории. Эти было чертовски для него обидно, но тот, кто хочет попользоваться известными правилами игры, должен быть всегда готовым к тому, что эти же самые правила игры будут использованы и против него самого. Однако сам Михаил Иудович еще не был окончательно подготовлен к подобному финалу, а поэтому с нетерпением поджидал для себя проявления особого знака, недвусмысленно указывающему, что ему пора уходить на покой. И эти знаки, после восхождения его недруга на вершину власти в России, не замедлили проявиться. В июне 1990 года Верховный Совет России принял постановление: "О признании независимости Литовской республики", а собравшийся в Юрмале так называемый Балтийский совет решил, что и ему пришло время отделяться от России. Уже и одно это было не особенно приятно возглавляемому Михаилу Иудовичу руководству Советского Союза, но он, проглотив эту горькую пилюлю, все еще продолжал обольщать себя надеждою, что его недруг, удовлетворившись подобною местью, оставит его в покое. Но не тут-то было, и в том же июне месяце руководимый Борисом Елкиным съезд народных депутатов России почти единогласно проголосовал за "Декларацию о государственном суверенитете Российской советской Федеративной социалистической республики". Это уже было что-то из ряда вон выходящее и больно било по Советскому Союзу, как по единому целому, как по государственному образованию.
   - От чего, а главное от кого они приняли этот трижды проклятый суверенитет! - завопил от мгновенно переполнившей его ярости в своем кабинете Михаил Иудович. - Этой своей поганою декларацией он же у меня выбивает из-под ног почву, подонок!
   Пометался, побесился в своем кабинете вконец расстроенный Михаил Иудович, но вместо того, чтобы пожаловаться на своего недруга Сатане, принял против его последних решений несколько контрмер. В числе, которых и было образовано российское Бюро КПСС. Хотя Горби и сам прекрасно для себя осознавал, что эта его контрмера будет для его недруга как слону дробинка, но ему было приятно представлять про себя, как разъяриться его недруг, узнав, что не все еще ему в России подвластно. А пока что он все дальнейшие надежды на свою возможную в будущем победу возлагал на открывающийся в июне 28 съезд КПСС.
   - Вот на нем-то я и дам ему решительный бой, - думал он, торопливо подписывая все необходимые для его проведения бумаги. - Будет еще и на моей улице праздник, когда я заставлю его отчитаться перед делегатами партийного съезда. И это моему недругу Елкину вряд ли понравиться. Ведь, на моем съезде соберутся грамотные и опытные люди, которые в своей жизни слушали и не таких изощренных во лжи краснобаев, как этот дегенерат.
   Вплотную приблизившись перед создавшейся для него по его же собственной вине печальной необходимостью потерять все и остаться ни с чем, Михаил Иудович уже начал глубоко сожалеть о своей прежней, мягко говоря, неразумной деятельности. А поэтому сейчас, помимо своей воли, он был вынужден активизировать все свои усилия по возвращению уже дышащей на ладан партии ее прежней боевитости и высокого авторитета среди всего Советского народа. Если бы он решил сделать это вполне искренне и безо всякой оглядки на свое прошлое, то вполне возможно, что ему и на самом деле удалось бы этого добиться. Но, понимая, что за содеянное прежде его самого могут призвать к ответу, Михаил Иудович до начала работы партийного съезда пытался соединить несоединимое: свою перестройку с теорией и практикой социалистического строительства. Отсюда и главный лозунг съезда ему пришлось утверждать с соответствующим содержанием: "За решительное обновление партии, за широкую коалицию во имя перестройки".
   - Неплохо придумано, крестник, - одобрил его заглянувший к Михаилу Иудовичу Сатана, - я не сомневаюсь, что под таким лозунгом твой съезд не принесет нам лишних неприятностей.
   - Стараюсь делать все от меня зависящее, чтобы случайно не навредить нашему общему делу, - притворно весело проговорил Горби, а про себя подумал. - Знал бы ты о моих в последнее время думах, то вряд ли одобрил мою работу.
   И Михаил Иудович снова погрузился в сладкие для него сейчас воспоминания об уже давно ушедших в небытие прежних временах. И именно в то время, когда Генеральные секретари партии были еще всесильными, а их окружение стремилось быстро и незамедлительно исполнять все их пожелания. В настоящее время Михаил Иудович со страшной силою желал для себя только одного: как можно скорее покончить с противостоявшим ему недругом. Он вполне искренне желал своему его злому гению Елкину оказаться раздавленным запущенной на него Горби тяжелой в свои лучшие годы партийной махиною, и чтобы он, наконец-то, получил возможность с презрением плюнуть в его бесстыжие глаза и обозвать самыми мерзкими и погаными словами.
   - И я, ради скорейшего наступления моего торжества над своим непримиримым противником, впредь не буду жалеть ни своих сил, ни своего времени. Я все сделаю, чтобы его вышвырнули из партии, как шелудивую собаку, - уже чуть ли не проговорился вслух о своих самых сокровенных намерениях Михаил Иудович, но, заметив на себе пристальный взгляд насторожившегося князя тьмы, вовремя прикусил свой язычок.
   - Что ж, тогда продолжай и дальше в таком же духе, - с мрачным удовлетворением буркнул Сатана, - надеюсь, что после этого съезда, мы уже окончательно похороним эту раньше казавшуюся всем нам непобедимую коммунистическую партию.
   И князь тьмы, еще раз окинув неприятно поморщившегося своего крестника пристальным взглядом, попрощался и улетел по какому-то своему еще более неотложному делу.
   - Как же, больно мне это сейчас нужно, - сумрачно бросил ему вслед Михаил Иудович. - Я уже воробей стреляный, и больше не стану тебе, крестный, помогать втаптывать в грязь мое собственное будущее. А совсем наоборот, я сейчас буду делать все от меня зависящее, чтобы моя партия снова обрела свою прежнюю силу и могущество.
   И он, снова с головою окунувшись в сладостные ему в последнее время представления, начал представлять про себя, как трясется рука этого мерзкого Елкина, когда он будет вытаскивать из кармана пиджака свой партийный билет. А потом нетвердою шаткою походкою он уходит провожаемый насмешливыми взглядами партийных делегатов.
   - Да, я обязательно проделаю с ним все это, - мысленно пообещал себе Михаил Иудович и переключился на дожидающиеся его разрешения другие неотложные дела.
   Его твердое намерение дать ненавистному Елкину последний решительный бой, наконец-то, приобрели сегодня для с нетерпением дожидающегося прихода этого дня Михаила Иудовича уже вполне зримые очертания. Двери все того же кремлевского дворца съездов широко распахнулись и приехавший на свой очередной съезд партийные делегаты начали потихонечку заполнять его обширный зал. Наблюдавший за ними из окошка Горби тщетно всматривался в их невыразительные лица, пытаясь обнаружить в них былую твердость и принципиальность, готовность к самопожертвованию ради правого дела и лютую беспощадную ненависть к классовым врагам. Но, к великому своему сожалению, ничего такого в них он сейчас не находил. В лицах съехавшихся делегатов он видел только лишь одну характерную в последнее время для всего в целом советского общества растерянную неуверенность и осознание какой-то там невольной вины за все, что творилось сейчас в стране и в самой партии.
   - Нет, это уже совсем не те бойцы, которые были у коммунистической партии прежде, - с горечью вынужден был признаться самому себе Михаил Иудович.
   И с неудовольствием перевел свой взгляд на державшихся как бы особняком делегатов, которые в отличие от первых не выглядели придавленными и приниженными, а шли с гордо приподнятыми головами. И вот в них уже Михаил Иудович сразу же ощутил силу и уверенность, но не ту, в которой он сейчас так сильно нуждался, и даже не ту, которая превалировала на предыдущих партийных форумах. Исходившая в это время от этих гордецов в сторону молча взирающего на них Горби сила и уверенность больше всего определялась их наглым трезвым расчетом с твердым намерением насмерть сражаться за то, что уже успели они заграбастать своими алчными вороватыми руками.
   - Только вот вряд ли удастся мне поднять этих лицемерных эгоистов на защиту чести и достоинства своего Генерального секретаря, - с тяжелым вздохом пробормотал опечаленный Михаил Иудович и отвернулся от окошка.- Эти щуки скорее слопают меня самого с потрохами, чем пойдут ради меня хоть на какую-нибудь жертву.
   Приподнятого настроения - как не бывало, и он уже без особого желания вошел в зал заседания, где к этому времени уже были рассажены все приехавшие со всех концов Советского Союза партийные делегаты. Заняв свое место в президиуме, Михаил Иудович еще раз окинул взглядом примолкший зал, и ужаснулся от одного только выражения лиц смотревших на него партийных делегатов. Привычных для него на предыдущих партийных форумах по-дружески приветливых лиц он, конечно же, видеть и наблюдать уже больше даже и не надеялся, но и сегодняшние настороженно-выжидательные выражения их пасмурных лиц он тоже не ожидал увидеть.
   - Нет, что здесь теперь не говори, а их хозяева на сегодняшнем съезде уже не рассчитывают услышать от меня для себя хоть что-нибудь хорошее, - негромко пробормотал себе под нос немало озадаченный Михаил Иудович.
   И с какой-то непонятной даже для самого себя ненавистью уставился на взлелеянные им самим за время его правления иронично-насмешливые выражения лиц щук.
   - Как мне думается, с нынешним составом партийного съезда у меня ничего путного не получится, - вынужден был уже окончательно признать для себя упавший духом Михаил Иудович. - По всему видно, что почти со всеми нынешними партийными делегатами уже успели поработать мои западные друзья и, конечно же, мой крестный. Так что, мне, пока еще не поздно, будет лучше позабыть обо всех своих недавних намерениях, и в ходе его постараться делать все так, как и советовал мне мой крестный.
   И Михаил Иудович не ошибался в своем предположении, что на сегодняшний день он лишь фиктивно значиться Генеральным секретарем коммунистической партии, которой в настоящее время у него уже больше не было. Этот же приговор ему, как вышедшему из доверия руководителю, уже ясно читался не только на лицах старательно отводящих глаза в сторону растерянных и униженных делегатов, но и в особенности на скорченных в пренебрежительных ухмылках лицах щук. Дальнейшее развитие событий в ходе только что начавшегося съезда раз от раза подчеркивало уже начавшему терять свое показное спокойствие Михаилу Иудовичу, что все у него сегодня идет не по составленному лично им сценарию. Он всем своим нутром ощущал, что к сценарию сегодняшнего съезда приложил руку не кто иной, а его крестный. Но Михаил Иудович не был бы, как говориться, Горби, если бы не попытался повернуть все время уходящего от него в сторону работу съезда в нужном ему направлении. Пользуясь правом председательствующего на съезде, ему удалось протащить через отчаянно сопротивляющихся делегатов постановление, обязывающее все время наступающего ему на пятки его недруга придти на съезд с отчетом о своих действиях на посту Председателя Верховного Совета России. Но даже и эта свершившаяся уже давно им задуманная месть не помогло ему в полной мере насладиться хотя бы временным триумфом над своим на сегодняшний день самым лютым врагом. Ибо к этому времени уже полностью ощутивший силу своего нынешнего положения Елкин не стал унижаться ни перед ним, ни перед самим съездом. Он молча вытащил, как и представлял в своих представлениях Горби, из внутреннего кармана пиджака партийный билет и, положив его на стол президиума съезда, ушел с гордо поднятой головою. И даже, несмотря, что Елкину вдогонку послышались едкие насмешки и плевки делегатов, самого Михаила Иудовича это уже не радовало. А совсем наоборот, смотря на упрямо не желающую сгибаться и сутулиться спину уходящего со съезда Елкина, он все это время ощущал в себя какое-то нестерпимо защемившее внутри него смутное беспокойство и подбирающийся к его холодному сердцу животный страх.
   - Не приведи меня, Господи, хоть когда-нибудь оказаться в его руках безоружным, - со страхом подумал про себя Михаил Иудович и призвал расшумевшихся делегатов к порядку.
   А дальше уже, несмотря на отчаянно сопротивляющегося Горби, все пошло по заранее утвержденному Сатаною сценарию. Чтобы окончательно загнать уже и без того поверженную партию в могилу делегатами съезда был утвержден новый Устав, позволяющий алчным до всенародного достояния партийным щукам формироваться в недрах самой КПСС в так необходимые им для дальнейшего ограбления народа партии буржуазного толка. И это уже было не началом развала КПСС, а самым настоящим ее разгромом. Похороны ей устроили на июльском пленуме партии. В ходе его работы было избрано самое антикоммунистическое во главе с обанкротившимся реформатором Горби Политбюро, которое по замыслам Сатаны и должно было поставить последнюю точку в ее существовании.
   Теплое и относительно спокойное для советских людей лето закончилось, и огромная страна потихонечку втягивалась в слякотную и холодную осень со всеми вытекающими для нее последствиями. В городах по-прежнему ощущалась катастрофическая нехватка продуктов питания, да, и к тому же еще начались перебои с горячим водоснабжением, и пока еще было не все ясно со скоро начинающимся отопительным сезоном. В общем, и в целом, уже не раз изнасилованная похотливыми на нее вожделениями нечестных на руку людей советская экономика, не выдерживая дополнительных нагрузок, начинала давать сбои. Охватившее при этом советскими людьми связанное с неуверенностью в завтрашнем дне тягостное тоскливое настроение, дополняясь зачастившим моросящим дождем, делала их жизнь в советской стране уже почти невыносимою. И в такой вот сумрачный осенний денечек решил навестить суетившегося в тщетных попытках упрочить свое незавидное в последнее время положение своего крестника Сатана.
   - Мне, мой мальчик, не очень-то понравилось твое поведение на партийном съезде, - сразу же заявил он неприятно скривившемуся при виде его своему крестнику. - Ты на нем совершенно напрасно обидел нашего общего друга Бориса Елкина. И зачем-то отчаянно сопротивлялся принятию с таким трудом согласованной мною с большинством партийных делегатов новой редакции Устава партии?
   - А как бы вы сами поступили на моем месте? - переспросил его все еще считающий себя обиженным Михаил Иудович. - Меня настойчиво отодвигают в сторону, предпочитая видеть на моем месте этого безмозглого прохиндея. К тому же еще и требуют, чтобы я не только сам во всем им потакал, но и при этом безропотно сносил все унижения. Я же вам все-таки не жертвенный баран, которого спеленали по рукам и ногам да еще требуют, чтобы он терпеливо дожидался своего заклания. Я в подобном положении уже просто обязан сопротивляться и, конечно же, черт вас всех подери, бороться за свое будущее благополучие.
   Выплеснув в лицо своего крестного всю накопившуюся в нем к этому времени злобную раздражительность, примолкший Михаил Иудович с вызовом посмотрел на нахмурившегося Сатану.
   - Я и не знал, мой мальчик, что мои недомолвки могут привести тебя к подобным выводам, - задумчиво буркнул в ответ сатана. - Однако тебе, мой дружочек, просто необходимо понять и принять для себя на всю оставшуюся жизнь, что я никогда не раскрываю простым смертным свои конечные цели. Если ты не хочешь потерять мое к тебе доброе отношение, то должен будешь смириться со своей скорою отставкою и, впредь, вести себя более осмотрительно. Кроме того, я еще раз хочу напомнить тебе, мой мальчик, что без моей помощи и поддержки ты вряд ли добился бы своего высокого сегодняшнего положения. И что я сейчас мог бы требовать от тебя из одной только твоей благодарности слепого исполнения всех моих требований. Надеюсь, что мне не придется показывать тебе, как я поступаю с теми, кто отвечает мне на все мои к ним милости черной неблагодарностью. Ты, мой мальчик, служил мне все эти годы верою и правдою, а я, поверь мне на слово, умею быть благодарным к преданным мне людям. Если ты даже и останешься, как говориться, не у дел, то все равно не будешь бедствовать, и считать себя хоть в чем-то обделенным. А теперь я попрошу тебя помириться с нашим общим другом Борисом Елкиным.
   - Я, крестный, с удовольствием помирился бы с ним, - пролепетал в ответ присмиревший Михаил Иудович, - но боюсь, что он, затаив злобу, сейчас только и выжидает удобного момента, чтобы рассчитаться со мною за все нанесенные ему за время моего правления обиды.
   - Забудь об этом, мой мальчик, и приготовься к достойному завершению своей карьеры. Поверь, что этот Елкин уже больше никогда не осмелиться тебя обижать, - тихо проговорил Сатана и, ласково потрепав крестника по волосам, исчез прямо на его глазах.
   - Хорошо еще, что я не зашел в своих попытках возродить к жизни этих коммуняк далеко, - негромко подумал вслух Михаил Иудович, - а то, ведь, не ровен час и разговор с крестным мог бы оказаться для меня последним. Впредь, я уже даже и в мыслях не буду помышлять против своего всемогущественного крестного ничего предосудительного. Как ты сейчас о нем не говори, а все-таки это он сделал из меня достойного всяческого уважения человека. Но человека ли в полном значении этого слова? - еще тише пробормотал он и, осекшись, испуганно осмотрелся вокруг себя.
   Самому Сатане было не до переживаний оставленного им в Москве крестника. Князь тьмы в это время уже стремительно мчался по поднебесью к месту проведения под эгидою ЦРУ Соединенных Штатов Америки международного совещания западных спецслужб. Мерно размахивая своими мощными крыльями, Сатана в своей немыслимой для любого другого живого существа скорости обгонял даже летящие самолеты. Однако, как бы он сегодня не торопился, а, все равно, к началу совещания не успел. Но и, как оказалось, князь тьмы многого от своего опоздания не потерял. Собравшиеся тайные агенты еще с самого начала открытия международного совещания представителем ЦРУ до того кардинально разошлись во мнениях по поставленному перед ними им вопросу, что вплоть до прилета Сатаны с ожесточением друг с дружкою спорили и ругались между собою до хрипоты. Подоспевший Сатана, решительно растолкав стоящих у него на пути тайных агентов, самовольно уселся за стол президиума, и сам себе предоставил слово:
   - Я пришел к вам сегодня, господа, не за советом, а с претензиями, - объявил он окинувшим его недоумевающими взглядами тайным агентам. - Мне, господа, совершенно непонятно, почему вы не замечаете позитивных изменений в России. И не пропагандируете передовой опыт борьбы тех, благодаря усилиям которых они в этой дремучей России и происходят, кто, вплотную занимаясь этими проблемами, сближает такие разные по культурному и социальному развитию миры, как Восток и Запад.
   - А, действительно, почему!? - вскрикнул озадаченно хлопнувший себя по лбу представитель ЦРУ. - Закрутившись в сваливающихся на нас нескончаемым потоком имеющих немаловажное значение других дел, мы и позабыли в своей работе о самом главном. Но если мы и на самом деле стремимся к торжеству нашей западной демократии в этой все еще дикой России, то просто обязаны ставить активно сотрудничающих с нами в этом направлении имеющих немалое влияние на простых советских людей политиков в пример остальным.
   - И не только ставить в пример, но и достойно награждать, если они этого заслуживают, - дополнил агента ЦРУ США немного смягчившийся Сатана.
   - Правильно! Одобряем! Давайте, прямо сейчас определим кандидатуры достойных награждения наших сторонников в России! - послышались одобрительные выкрики с мест.
   И в последовавшем, после выдвижения, обсуждении достойных для поощрения благодарным Западом кандидатур Сатана потребовал, чтобы его крестника за демократические преобразования в Советском Союзе уже начали не только пропагандировать во всех западных средствах массовой информации, но и посодействовали его выдвижению на присуждение Нобелевской премии мира.
   - Пожалуй, мой крестник, после ухода со своего высокого поста, уже сможет хоть чем-то утешиться, - подумал про себя полностью удовлетворенный покладистостью тайных агентов Запада Сатана и незаметно для всех удалился.
   - Борис Контрович, а как вы относитесь к президенту Советского Союза? - поинтересовался князь тьмы у Елкина сразу же, после своего возвращения в Москву.
   - Терпимо, повелитель, но ему лучше со мною на пустынной дороге в одиночку не встречаться, - сердито буркнул в ответ Елкин.
   - И что вы тогда с ним сделаете? - переспросил лукаво ухмыльнувшийся Сатана.
   - Сотру в порошок, или подвешу за шиворот на какой-нибудь крюк, - с угодливой готовностью пробормотал в ответ Елкин.
   - И чем же он мог вам так насолить, что вы уже готовы в любое удобное время расправиться с ним подобным образом? - продолжал расспрашивать его Сатана. - По мне, так он просто милый хороший человек.
   - Слизняк он, а не хороший человек, - хмуро бросил ему недовольно насупившийся Елкин, - я подобных сладкозвучных гадов с самого раннего детства на дух не переношу.
   - И все же я попрошу вас больше не отзываться о Михаиле Иудовиче с таким пренебрежением, - строго потребовал Сатана. - Да, и угрожать Презенту Советского Союза больше тоже не советую....
   - И за что вы его так любите, повелитель? - удивился словам Сатаны тяжело вздохнувший Елкин. - Но, если вы так хотите, то можете считать, что я уже люблю его как брата и почитаю за родного отца.
   - Мне вполне достаточно, если вы больше не будете, друг дружку оскорблять, - снисходительно бросил ему Сатана. - Впредь, ведите себя как хорошо воспитанные взрослые люди.
   - Все будет так, как пожелает мой повелитель, - с явной неохотою дал свое согласие помириться с ненавистным ему Михаилом Иудовичем Елкин.
   И в этот же день он, как бы случайно встретившись в кремле со своим недругом, первым снял перед ним с почтением шляпу, и вежливо поздоровался.
   А между тем, с каждым очередным днем все сильнее воцаряясь над притихшею в тревожном ожидании неприятных дальнейших известий Россией, дождливая осень, наконец-то, стало приносить и немного ее обнадеживающие события. Так, уже совсем было дышащий на ладан Совет Экономической Взаимопомощи, вдруг, ожил, и активно заработал на благо торгующих в нем своими товарами стран. Немало удивила русский людей и кардинально переменившая к ним свое отношение мировая пресса, которая, вместо публикуемых ею раньше статей об ужасах коммунизма, вдруг, начала во всеуслышание расхваливать умного и передового деятеля современности Горби Михаила Иудовича. Да, и он сам от полившихся на него неудержимым потоком хвалебных слов еще больше раздобрился и порадовал советский народ октябрьским Указом Президента СССР "О первостепенных мерах по переходу к рыночным отношениям". И еще дал свое руководящее указание, чтобы впредь руководимая им страна использовала широкое применение договорных цен. Тем самым, им уже был сделан решающий рывок в сторону закрепления в стране рыночной экономики со всеми ее негативными последствиями для Советского Союза, на который не замедлила ответить уже прямо взорвавшаяся от еще больших восхвалений российского президента западная пресса. А его же собственный Советский народ, уже в открытую выражая Михаилу Иудовичу недоверие, начал требовать избавить страну от его приносящего ей только одни беды и страдания руководства.
   - Наконец-то, пришло и твое время, мой мальчик, - ласково проговорил с поощрительной ухмылкою Елкину сатана, - наш общий друг Горби перестал пользоваться доверием народа. Сейчас, ты уже можешь претендовать не только на его место, но и на неограниченную власть в России.
   - Благодарю за доверие, повелитель, - с радостью дал свое согласие окончательно воцариться в подвластной Сатане России Елкин. - И клянусь честью, что вы не пожалеете, доверившись мне, о своем решении.
   - Я в твоей чести, дружочек, не сомневаюсь. И верю, что ты, как и всегда, с успехом справишься с возложенными на тебя обязанностями, - заверил его ласково потрепавший будущего единовластного правителя России по седым кудрям Сатана.
   А сам Михаил Иудович в это время с особой тщательностью вчитывался в подготовленный его помощниками очередной Указ "Об основных направлениях работы по стабилизации народного хозяйства при переходе к рыночной экономике".
   - Все работаешь от зари и до зари, - с укоризною отметил весь усыпанный свежевыпавшим снегом ворвавшийся в его кабинет Сатана, - а на просмотр западных газет у тебя, как всегда, не находится время.
   - Меня, крестный, от подобного чтива уже давно тошнит, - отмахнулся недовольно поморщившийся Михаил Иудович.
   - А ты все-таки отвлекись на минуточку и загляни в них, - не отставал от него загадочно ухмыльнувшийся сатана, - глядишь, и хоть что-то выудишь из них для себя хорошего.
   - Как скажешь, крестный, - недовольно буркнул отложивший в сторону листки с текстом Указа Михаил Иудович и потянулся рукою к уже подготовленному анализу современных зарубежных изданий. - Вот это да! - не удержался он от изумленного вскрика, прочитав на первой же странице о том, что его, Горби Михаила Иудовича, за бесспорные заслуги в деле разрядки мировой напряженности и обеспечение по всей земле прочного мира выдвигают на соискание Нобелевской премии за 1990 год.
   - Ну и как, сегодняшнее известие западных изданий тебе, мой мальчик, пришлось по нраву? - переспросил его ехидно ухмыльнувшийся Сатана и поздравил своего крестника с высокой и явно не заслуженной им наградою.
   - И оно подоспело ко мне как раз вовремя, - с грустью отозвался на его поздравление Горби. - Я уже ясно ощущаю для себя, что меня могут скоро попросить уйти на пенсию.
   - Так вот, оказывается, отчего у тебя, мой дружочек, сегодня такое неважное настроение, - отметил про себя Сатана, а вслух сказал. - Извини меня, крестник, но я пока еще не вижу в современной России ничего такого, что могло бы подталкивать тебя к поспешному уходу со своей высокой должности?
   - Передо мною, крестный, поставлена трудно разрешимая дилемма, - с грустью пожаловался Сатане нахмурившийся Горби. - Направлю в Верховный Совет Союза проект нового союзного договора - обижу своих западных благодетелей, а не направлю, то тогда уж сами депутаты потребуют моей немедленной отставки.
   - А ты, голубчик, отправляй этот проект и ни о чем больше не беспокойся, - милостиво разрешил ему Сатана, - процесс развала Советского Союза начался далеко не сегодня.... Теперь ему уже не смогут помочь никакие там даже сверхсрочные постановления и указы, а тем более проекты. Этот твой проект сегодня поможет дышащему на ладан Советскому Союзу, как мертвому припарки, тем более, что открывающийся в конце ноября Внеочередной съезд народных депутатов России, все равно, не оставит от всех твоих сегодняшних намерений камня на камне.
   - Я так и поступлю, крестный! - вскрикнул обрадованный его подсказкою Горби и поручил своему секретарю немедленно отправить разработанный им проект нового союзного договора в соответствующую комиссию Верховного Совета Союза.
   - Что ж, господа, мы уже обо всем договорились, а сейчас все будет зависеть от нашей дальнейшей сложенной работы, - с мрачным удовлетворением проговорил заканчивающий совещание представителей дружески настроенных по отношению к Западу советских граждан тайный агент ЦРУ.
   Собравшиеся в американском посольстве новоиспеченные демократы оживились и один за другим потянулись к выходу. И только один Быковский продолжал сидеть на своем месте и вопрошающе поглядывать на представителя ЦРУ.
   - Вам что-то непонятно из только что сделанного мною сообщения, господин, извините, я позабыл вашу фамилию? - поинтересовался у него недовольно поморщившийся представитель ЦРУ.
   - Моя фамилия Быковский, и я из вашего сообщения совершенно ничего не понял, а чем же все-таки буду заниматься лично я? - сокрушенно буркнул Быковский.
   - Вам, господин Быковский, поручается в дальнейшем играть в России непримиримую оппозицию. И поэтому вам настоятельно рекомендуется в ближайшее время сдерживать от резких выпадов в нашу сторону своих коммуняк. А так же постараться, чтобы они не путались у нас под ногами в то время, когда будет разваливаться, этот ваш чертов Советский Союз, - объяснил ему с пренебрежительной ухмылкою представитель ЦРУ и вышел из зала совещаний.
   Проводивший его долгим испытывающим взглядом Быковский еще несколько раз словно запоздало, соглашаясь с его словами, кивнул головою и, тяжело поднявшись с мягкого удобного стула, уже и сам неторопливо затопал к выходу. А совсем скоро, он уже в окружении шумной толпы непрерывно щелкающими фотоаппаратами журналистов тихо и неспешно ронял скупые фразы в направленные в его сторону микрофоны.
   - Как вы охарактеризуете предложение известных политиков по полной перестройке всего советского общества? - поинтересовалась у поощрительно посмотревшего на нее Быковского молоденькая журналистка.
   - Сколько уже замечательных начинаний, способных придать нужное ускоренное развитие всему нашему обществу, так и не доведено до ума этими же самыми известными политиками, потерявшись, по дороге из зала их бесконечных заседаний до самого этого общества, - насмешливо бросил ей в ответ раскрасневшийся Быковский.
   - Вы не могли бы проинформировать слушателей об актуальных сегодняшних проблемах, на которые нынешним политикам следует обратить самое пристальное внимание? - задал ему вопрос, оттеснивший в сторону девушку, одетый в кожаную тужурку рослый парень.
   - Аренда, реформа образования, осуществление социально-культурных преобразований в стране, борьба с нетрудовыми доходами, конверсия - вот чем, по моему мнению, нам сегодня стоит заниматься в первую очередь. Но нет, сегодняшние наши политики все время занимаются нескончаемыми поисками так называемого философского камня, бессмысленными поисками новых рецептов на все случаи современной жизни. Большинство наших сегодняшних политиков вместо живого конкретного дела утонули в словоблудии и в пустой говорильне.
   - А что намереваетесь делать вы, как возглавивший оппозицию нынешней власти человек? - задала свой вопрос снова прорвавшаяся к нему молоденькая журналистка.
   - Оппозиция будет и дальше продолжать ставить перед властями все беспокоящие население страны вопросы, как говориться, ребром, и требовать от них исправления сложившегося сейчас в России критического положения.
   Конец невероятно сложного в судьбе Советского Союза 1990 года ознаменовался усилением нажима на его государственность как извне, так и внутри него. Коварный и постоянно меняющий в зависимости от складывающейся в мире сиюминутной обстановки свое мнение Запад наотрез отказывался признавать для себя законность присоединения Советским Союзом прибалтийских республик и сейчас требовал от него немедленного и безоговорочного признания их независимости. В унисон с ними оживившаяся в этих республиках внутренняя оппозиция запела своим согражданам сказки об обирающей их все это время России. Но вряд ли хоть кто-нибудь поверил бы в эти их беспардонные измышления, если бы складывающуюся в стране неблагоприятную ситуацию еще больше не усугубила набиравшая силы разгулявшаяся инфляция. Высокая инфляция еще больше подогревала и без того горячившиеся головы. Она-то и заставила заметавшихся в ужасе людей еще теснее сплотиться вокруг разглагольствующих на площадях и улицах краснобаев и довериться пьяному бреду выбранного на съезде предателями народных интересов Председателем Верховного Совета России Елкина Бориса Контровича.
   - Если не он, то тогда кто же еще сможет обуздать эту проклятую инфляцию и возвратить нас в прежнюю обеспеченную жизнь? - больше убеждая самих себя, чем своих друзей и знакомых, приговаривали не видевшие для себя другой альтернативы советские люди.
   Не отрываясь от экранов телевизоров, где в это время транслировался проходящий в Москве Внеочередной съезд народных депутатов России, они с затаенным дыханием жадно вслушивались в разглагольствование своего "всенародного избранника". А еще больше лживый и лицемерный, чем Горби, Борис Контрович старательно убеждал доверившихся ему людей, что во всех их бедах и страданиях виноваты только одни не пожелавшие уступить ему власть союзные структуры. И поэтому, чтобы оградить народы России от новых бедствий, он и начал самым бессовестным образом кромсать и переделывать на свой лад Конституцию РСФСР, начисто выхолащивая из нее, так сильно досаждающую его западным покровителям социалистическая суть.
   Не принес успокоения в советское общество и четвертый Съезд народных депутатов Советского Союза, который тоже, под внешне благовидною причиною совершенствования системы государственного управления, занялся подгонкою под новые веяния Конституции страны. Узаконив создание крупных коммерческих банков, депутаты приступили к обсуждению нового союзного договора. И в ходе разгоревшихся по этому поводу дебатов часть депутатского корпуса даже потребовало заодно определить для обновленного Союза и новое название. Однако подавляющее их большинство все еще не осмелилось в открытую заявлять о своей ненависти к Советскому народу, и, в конце концов, проголосовали за сохранение старого названия, чем немало огорчили внимательно следивших за ходом работы съезда Сатану и западные спецслужбы.
   - Мы не можем доверяться этим депутатам в главном в то время, когда они начинают предавать нас в самых, казалось бы, пустяковых вопросах, - недовольно буркнул дающий указание нужным людям, чтобы те ускорили роспуск этого проштрафившегося перед ним Верховного Совета СССР, представитель ЦРУ США.
   - Есть! - коротко отрапортовали эти нужные люди и еще больше усилили свои расшатывающие основы государственности Советского Союза действия.
   Так один из лидеров межрегиональной демократической группы председатель Моссовета доктор экономических наук Попов взял и лицемерно заявил на весь Советский Союз, что каждый советский гражданин имеет право на определенную долю во всенародной собственности Советского Союза. В другое время подобного заявителя просто осмеяли бы и постарались поскорее от него избавиться. Но сейчас, когда не без помощи этих зарвавшихся лживых демократов у советских людей была разбужена алчность и до предела обострена накопительское скопидомство, то большинство людей прислушались к его заявлению с пониманием. И тут же начали бросать в сторону этой пока ничейной собственности вожделенные похотливые взгляды и старательно выискивать, позволяющие им отрывать от нее для себя самые лакомые кусочки обходные пути. Только и благодаря этой затмившей им головы алчности и охватившего их всех жадного нетерпения непременно отхватить от бесхозного общественного пирога, пока еще существует такая возможность, лично для себя кусочек, не позволила им увидеть надвигающуюся на их собственную государственность ужасную опасность. Поэтому они и делали вид, что не заметили, а в лучшем случае просто немного посудачили между собою об начавшихся в Литве массовых митингах, которые со временем перешли в открытое противостояние, закончившееся штурмом спецназа телевизионной башни. А стрельба в Риге и Талине их уже и вовсе не заинтересовала. Их лишь не надолго оторвало от сладостных вожделений принятие Верховным Советом России закона о чуждой советскому народу предпринимательской деятельности, да еще на некоторое время заставил забыться о вожделенной собственности организованный союзным правительством обмен пятидесятирублевых и сотенных купюр. И это еще далеко не полный перечень всего, что произошло в Советском Союзе в январе 1991 года, но и этого было вполне достаточно, чтобы загубить любое государство. Однако Советский Союз не был этим любым государством в полном смысле этого слова. Его создали освобожденные от эксплуатации рабочие и крестьяне, и заложенный под его основы крепкий фундамент было не так-то и легко расшатать. Он был крепко-накрепко связан неразрывными узами братской дружбы входящих в его состав народов, и их было не так уж легко ослабить, а не то, чтобы еще хоть кто-нибудь умудрился их порвать. И пусть к этому времени яд подлой клеветы и лживых наговоров уже начал их потихонечку подтачивать, но они все еще были достаточно прочными для объединившихся более семидесяти лет назад народов Советского Союза. Они все вместе уже успели пережить немало лихолетий, выстояли и победили в самой жестокой и кровавой второй мировой войне - и все это они не могли позабыть в одночасье, не могли предать забвению, как делились они друг с дружкою в голодные годы последнею корочкою хлеба. Однако время пока что работало не на них, а на тех, кто поставил своей целью все в их памяти опошлить и навечно загубить их несокрушимую дружбу. Кто размечтался разрубить острым мечом соединяющие их друг с дружкою узы, предать забвению их извечное стремление жить в мире и покое, рассорить их и густо посеять между ними раздор и непонимание. Подобные черные дела творятся безо всякого Божьего благословения и уж ни в коем случае не при свете дня. Они творятся тайно, исподтишка, темными ночами. И пусть трижды будет проклят тот - кто замышляет подобное над другими народами; и да будет трижды спасен от любого проклятия тот, - кто разрушит и загубит на корню их черные замыслы и воистину злодейские дела. Ибо нет, и никогда уже больше не будет во всем белом свете ужаснее так начисто опустошающего человеческие души греха, как при подобных несусветных делах. Спаси и помилуй нас, Господи, за то, что мы и сами не ведаем, что творим на этом белом свете. За то, что оставляем за собою не радость созидания, не засеянное хлебом поле, а горы мусора и толпы, обезумевших погрязших в грехе людей, который из них никуда не пропадает и никогда не исчезает. А, только накапливаясь, разрастается в поддавшихся ему людях все больше и больше, приобретая со временем самые неожиданные ужасные формы. И, в конце концов, превращает своего носителя в самого настоящего монстра, для которого на этой земле больше нет, и уже никогда не будет ничего святого. Спаси и помилуй нас, Господи, и избавь от подобной ужасной участи несчастных бездушных людей, которые в исступлении мечутся по своей жизни, как угорелые, и не находят для себя успокоения как на этом, так и ни на том, потустороннем мире.
   Январь 1991 года отличился не одними только бурными событиями, но и пустыми прилавками в магазинах, и навсегда утраченными надеждами советских людей на лучшее будущее. Пробравшаяся к власти на волне отрицания прошлых ценностей жизни и старой идеологии новая элита в союзных республиках заметалась в лихорадочных поисках хоть чего-нибудь, чтобы увлечь им людей и хоть чем-нибудь заполнить образовавшуюся в их головах пустоту. Но по-прежнему косо смотрела на предлагаемый им новый союзный договор. И их позицию в этом вопросе можно было, если и не принимать для себя, то зато легко понять. Дело в том, что с появлением крупных коммерческих банков местным коррупционерам стало намного проще отмывать так называемый черный вал. И они сейчас уже только по одной этой причине старательно выискивали для себя все возможные отговорки, позволяющие им и дальше отодвигать на неопределенное время подписание этого навязываемого им Горби союзного договора.
   Порожденный бурным развитием теневой экономики дефицит товаров народного потребления и быстрое обнищание простого народа заставили новоявленных буржуа заговорить о пригодности для нынешнего времени изобретенного когда-то еще самим Лениным НЭПа. Только он один, по их лживым лицемерным заверениям, и мог в нынешних условиях оживить деловую жизнь в стране, помочь ей выйти из глубокого кризиса, в который, между прочим, и загнали страну по подсказке Запада сами же нынешние политиканы. Рассчитывающие с помощью негативных кризисных последствий окончательно добить стоящий на пути к их роскошной жизни Советский Союз, а также подготовить простых советских людей к уже скорому неизбежному роспуску все это время мешающей им в полной мере наслаждаться наворованными у народа богатствами коммунистической партии. С этой целью руководство Верховного Совета СССР, только для придания видимости законности своим действиям, и приняло решение о проведении в марте месяце среди советского народа референдума о целесообразности дальнейшего сохранения Советского Союза. А, чтобы заполонившие к этому времени все властные структуры в союзном государстве воры не беспокоились, Михаил Иудович во время своего выступления в Белоруссии с циничной откровенностью заявил во всеуслышание, что возврата к прошлому не будет. И что он, несмотря ни на что, не допустит в проведении своих реформ никаких остановок. В преддверии объявленного референдума во всех центральных газетах был напечатан текст нового Договора о Союзе суверенных республик. А в российском парламенте начались дискуссии: нужен ли современной России президент. Как будто появление в стране президентской структуры способно быстро разрешит все ее проблемы и полностью удовлетворить нужды и потребности всего ее населения. Однако, как показали итоги только что проведенного референдума мысли и надежды нынешней правящей элиты полностью разняться с чаяниями простых советских людей, которые в своем подавляющем большинстве проголосовали за сохранение Советского Союза. Подобное их голосование, конечно же, не могло понравиться обеспокоенной за сохранение своего привилегированного положения правящей элите, и они, тщательно проанализировав нынешнее социальное положение простого народа, решили немного ослабить наброшенную ему на шею удавку. С этой целью и были изданы в марте месяце сначала Горби, а немного погодя и Елкиным Указы "О реформе розничных цен и социальной защите населения". Однако реального облегчения простым людям они, конечно же, не принесли, а только еще больше подхлестнули повышение и без того росших с космической скоростью цен, да еще больше обострили появившуюся в стране впервые за многие десятки лет реальную безработицу. Однако занятых совсем иными проблемами и заботами новоявленных "демократов" это, конечно же, не волновало. С завидной настойчивостью, продвигая в повседневную жизнь России свои разрушительные для нее проекты, они все же добились в апреле месяце принятие закона о Президенте России, и внести соответствующие изменения в Конституцию. А в середине июня они избрали президентом уже с мая боровшегося с союзным центром за переманивание более низкою налоговою ставкою крупных предприятий союзного подчинения Бориса Елкина.
   Еще не было в мировой истории такого случая, чтобы хитроумный многоопытный Сатана на виду у смертных готовился к скорой мести хоть чем-то досадившим ему людям, и, тем более, он всегда старался не афишировать свое участие в том или ином нечестивом бесчестном деле. Но на этот раз у него уже было слишком многое поставлено, как говориться, на карту, а поэтому он решил, что ему будет лучше изменить своей привычке и самому возглавить совещание всех спецслужб Запада. Тем более что тайные агенты Запада всегда с пониманием относились к скрытности своих коллег и к их постоянным недомолвкам, так как и сами старались находиться в тени и без особой надобности не афишировать своей принадлежности к той или иной разведывательной службе. Они и зачастившего в последнее время на их совещания Сатану тоже встречали безо всякой, по крайней мере, внешней заинтересованности с их стороны и старались не очень-то задумываться, а тем более расспрашивать о его принадлежности к той или иной спецслужбе. Для них было достаточно уже того, что он раз от раза присутствует на их сборищах. А раз человек присутствует и имеет право выступать перед ними с конкретными предложениями по обсуждаемому вопросу, то он уже обязательно должен был относиться хоть к какой-нибудь секретной службе. Ибо обсуждаемые ими на совещаниях вопросы имели высшую степень секретности, и все участники, прежде чем попасть на их сборище проходили самую тщательную проверку и отбор. Так что, как всегда невозмутимый, остроумный и убедительный в своих высказываниях Сатана не вызвал у них никаких возражений, когда сегодня взял и занял места в президиуме их совещания. Почти все собравшиеся в просторном светлом зале тайные агенты восприняли его самовольное начальственное положение над всеми ими как должное, как что-то уже изначально для всех их разумеющееся. И лишь один собирающийся занять это главенствующее место сам представитель ЦРУ США вначале недовольно заворчал на непрошеного гостя. Но, встретившись с пронзительным, не обещающим ему ничего хорошего сатанинским взглядом, решил смириться и поспешно присел на первое же свободное место.
   - Господа, - тихо проговорил Сатана, - в настоящее время перед всеми нами поставлена, я бы сказал, задача огромной важности. При ее исполнении мы уже просто обязаны относиться ко всему со всей серьезностью, без излишней суеты и ничем неоправданной торопливости, а главное, мы не имеем никакого права допускать в наших совместных действиях ни одного досадного промаха. Если судить по складывающимся в современной России обстоятельствам, то мы до сегодняшнего времени действовали в тесном сотрудничестве друг с дружкою правильно, поэтому и добились поразительных результатов. Однако, господа, пока в этой вечно непредсказуемой России не победит полностью и не установится окончательно западная демократия, все уже свершившиеся наши победы, какими грандиозными они не казались нам со стороны, в конечном итоге будут не стоить ничего. И все мы даже, несмотря на наши в этом направлении хорошие заделы, в конечном итоге можем потерпеть самое сокрушительное поражение. Поэтому мы и собрались здесь все вместе, чтобы самым тщательным образом во всем разобраться и уяснить для себя, а именно в чем мы в этой России недорабатываем, и как нам следует исправлять в ней уже нами допущенные ошибки и просчеты.
   - Лично я не имею даже понятия, о каких наших ошибках и просчетах рассказывает сегодня нам уважаемый коллега, - недовольно буркнул в ответ надувшийся, как индюк, представитель ЦРУ, - по моему мнению, господа, у нас в России, пока что все идет согласно совместно выработанному всеми нами плану.
   - Значит, по-вашему, мой уважаемый коллега, у нас все идет по плану, и вы лично не видите ошибок и просчетов в нашей работе, как в самой России, так и в еще совсем недавно освободившихся от коммунизма странах восточной Европы? - приторно-елейным голосочком переспросил его Сатана.
   - По крайней мере, я их не замечаю, - уже совсем неуверенным голосом буркнул в ответ представляющий собою ЦРУ США тайный агент.
   - В таком случае, дорогой мой коллега, позвольте мне эти наши ошибки и просчеты для вас перечислить, - насмешливо бросил ему Сатана и начал перечислять все замеченные им недостатки. - Мы своей разрушительной для Советского Союза деятельностью поставили весь Советский народ на грань голодной смерти, а голодный человек, как известно, непредсказуемый и может назло нашей пропаганде проголосовать за возвращение коммунизма. Во-вторых, пока мы вплотную занимаемся развалом всего Советского Союза в целом, по моему мнению, не стоит раньше времени натравливать друг против друга населяющие его народы. Татары, как вам об этом известно, уже приняли декларацию о суверенитете. Но подобное их решение может отпугнуть от нашей конечной цели соседние с ними народы, которые станут опасаться, как бы и у них не вышло то, что происходит сейчас в Югославии. И я считаю, что это совсем не тот пример, на котором нам следует учить их западной демократии.
   - А, действительно, они, связав навязываемую нами демократию со своими нынешними бедами и страданиями, могут снова повернуться к своим прежним коммунистическим догмам, - на лету поймали высказанное Сатаною ценное замечание сообразительные французы.
   И все участники совещания снова втянулись в нескончаемые споры, как им будет лучше исправлять допущенную в своей работе вопиющую оплошность. Встревоженные тайные агенты уже до позднего вечера все думали и гадали, а как же им убедить этих уже давно испорченных коммунистической идеологией людей, что все их сегодняшние лишения им принесла вместе с собою не западная демократия. Что все эти свои сегодняшние беды и страдания они неизбежно должны будут перетерпеть как следствие своего недавнего коммунистического прошлого. Не забыли они и об еще раз наглядно всем им подтвердившими, что с советскими людьми следует быть предельно осторожными и осмотрительными, итогах недавно состоявшегося в Советском Союзе референдума.
   Возвратившийся в Россию Сатана сразу же объявил о созыве съезда всех так называемых демократических сил и начал готовиться к его проведению. Он с удовольствием переложил бы эту необычайно хлопотливую работу на другие плечи, но к его немалому сожалению другого подготовленного к подобной деятельности нечистого рядом с ним не было, а поручать такую важную для него работу смертному он не решался. Слишком большое значение он придавал своей конечной цели в этой всегда непредсказуемой для него стране, и он, опасаясь возникновения вовсе не нужных ему осложнений, решил, что для него будет намного лучше проделать эту работу самому. Закрутившийся в ходе подготовки к съезду Сатана даже и не заметил, как вплотную приблизился к дате его проведения. И вот он снова с ласковой приветливой ухмылкою встречает разодевшихся в заграничные шмотки представителей мафиозных структур и всевозможных воровских с бандитским уклоном банд. Горделиво выпячивая напоказ свой заграничный лоск, они с пренебрежительной снисходительностью посматривали на торопившихся пройти мимо них сравнительно бедно одетых простых москвичей. И с нарочитой неторопливостью проходили в гостеприимно открывший перед ними двери кремлевский дворец съездов. Внимательно наблюдающий за ними Сатана только ласково ухмылялся в ответ на их показное ребячество, хотя, где-то в глубине своей порочной души, он не одобрял их показного шика.
   - В такое непростое для всего русского народа время они могли бы вести себя и немножко скромнее! - уже не однажды прорывался из его груди недовольный возглас. - Совсем неумно раньше времени озлоблять против себя это стадо безмозглых баранов.
   Подождав, пока приглашенные для серьезного разговора демократические силы России не усядутся на мягких удобных креслах специально предназначенного для проведения подобных форумов зала, он, прежде чем занять свое место в президиуме, нарочито скорчил на своем лице недовольную мину.
   - Здравствуйте, господа, - еле слышно пронеслись по залу его негромкие слова.
   И этот его тихий с явственно прослушивающимися в нем угрожающими нотками голос подействовал на расхваставшихся друг перед дружкою своими обновками делегатов российской демократии, как ушат с холодною водою. Неприятно поморщившись, они повернули свои недоумевающие лица в сторону президиума, рассчитывая встретиться там с уже ставшим для них привычным и все понимающим взглядом своего предводителя, но, столкнувшись со смотревшими на них его колючими холодными глазами, прямо остолбенели. А истекающий из них в это время на мафиози холод самой преисподней уже, казалось, начинал пробирать их до самых костей.
   - Так кто же он, наш вождь и учитель, на самом-то деле? - мгновенно пронесся над залом тихий изумленный шепоток смертельно напуганных мафиози, которым не очень-то верилось, что простой смертный человек, может наводить на них подобный ужас.
   Но вовремя спохватившийся Сатана не позволил им долго размышлять над немало обеспокоившим их всех вопросом. Окинув холодным пронзительным взглядом притихших мафиози, он забил по их перекосившимся от страха лицам неестественно громким голосом.
   - Мне это показалось, или вы и на самом деле испугались меня!? Небось, думаете сейчас про себя: отчего, мол, наш до сегодняшнего дня всегда добродушный друг и покровитель, вдруг, стал таким злым и колючим!? А каким же еще мне прикажете быть с вами после всего, что вы натворили в своей стране!? Как могу я вас хвалить и подбадривать в то время, когда вы умудрились восстановить против себя весь Советский народ!? Я ожидал от всех вас разумной расчетливости и жалостливой предупредительности с людьми, с которыми вы живете, бок о бок, а вы вместо того, чтобы посочувствовать им в беде и при случае оказать помощь и поддержку, стали кичиться перед ними своим благополучием, своими заграничными шмотками! Этим вы уже не только восстанавливаете их против себя, но и даете им повод орать на всех перекрестках, что вы их всех обокрали и пользуетесь в своей привольной жизни тем, что по закону должно принадлежать им самим.
   Умолкший Сатана с досадою махнул рукою в сторону онемевших от его слов делегатов съезда и опустил свой пылающий громами и молниями взгляд на отполированную поверхность стола президиума, давая тем самым собравшимся мафиози возможность, осмыслив сказанные им слова, сделать для себя необходимые выводы.
   А в продолжающем сохранять гробовое молчание зале на лицах собравшихся уже не было даже намека на веселые горделивые ухмылки, но и не было еще на них растерянных и совсем ничего непонимающих выражений. Они в это время, скорее всего, выглядели немного сконфуженными и, по крайней мере, внешне выражали готовность поскорее загладить свою невольную вину и сделать все от них зависящее, лишь бы эта еще только слегка приоткрывшаяся для них привольная жизнь никогда не заканчивалась.
   - И во имя ее, дорогие мои, вам придется еще долго учиться у своих западных собратьев, и стать немножечко умнее и сообразительнее, - уже с прежним добродушием сказал им понимающий их с полуслова Сатана.
   - А что мы можем сделать прямо сейчас для упрочения своего положения в современной России? - донесся до Сатаны их угодливый шепоток. - Научи нас, господин, а мы ради сохранения своего нынешнего положения ничего не пожалеем. Мы сделаем все, чего вы только от нас не потребуете.
   - Вы, мои дорогие, своими накопленными за последнее время состояниями уже вполне можете соперничать со своими зарубежными коллегами, - не спрашивая а, утверждая, проговорил с ехидною ухмылкою Сатана. - А раз так, то вы уже можете оставить обобранный вами до нитки простой народ на время в покое. Дайте ему хотя бы немного свыкнуться с тяжелыми условиями жизни в нынешних условиях, а сами на некоторое время или уезжайте из России за границу или затаитесь в стране, стараясь не афишировать для оголодавшего простого люда ни своего достатка, ни своего роскошного убранства. Вам все понятно, господа хорошие, или мне надо будет для ясности повторить еще раз! - уже намного громче закончил свои поучения Сатана.
   - Поняли! Мы все поняли, господин! Мы сделаем все, что вы нам велите! - послышались в ответ их дружные отклики.
   - Хорошо, что поняли, - недовольно буркнул согласному с ним залу Сатана, - значит, впредь, будете вести себя умнее и осмотрительнее. А сейчас давайте вместе немного подумаем, как нам постараться перетянуть на свою сторону голосовавших на референдуме за сохранение социализма людей. И в дальнейшем делать и поступать так, чтобы мы не мешали, а, наоборот, помогали проведению объявленных президентом Горби реформ.
   И на этот раз Сатане уже не пришлось тянуть их за языки и выманивать у них деньги. Напуганные складывающимися в стране неблагоприятными для них обстоятельствами мафиози, даже без дополнительного напоминания, сами наперебой предлагали Сатане неограниченно пользоваться их временем и капиталами, лишь бы им не закрывалась дорога к привольной и всем обеспеченной жизни. После недолгих, но бурных, дебатов, они пусть и со скрипом, но все же согласились немного ослабить на шее народа затягивающуюся голодную петлю, а уже под занавес своего съезда порекомендовали правительству ускорить начало приватизации общенародной собственности.
   - Господа, чтобы лучше понять и разобраться в причинах, которые привели нас к такому сокрушительному поражению на недавнем референдуме! - выкрикнул выскочивший на трибуну съезда один из самых считающийся среди мафиози сообразительных и умных. - Нам в первую очередь необходимо уяснить для самих себя, а что же это такое - человек, и как можно воздействовать на его дела и поступки!? Человек, господа, неразрывно связан с окружающим нас миром, а по своей сути представляется нам обладающим божественным сознанием животным. А раз так, господа, то его сознанием можно и нужно управлять и манипулировать. Вот, и в нашем случае я предлагаю усилить воздействие на присущую каждому из нас алчность и неуемную жажду поживиться за чужой счет. Конечно, эти коммуняки за свое более чем семидесятилетнее правление в большинстве советских людей приглушили эту порою даже съедающую человека изнутри неуемную страсть к наживе любой ценою, но, к нашему счастью, не во всех и не до конца. Отсюда и наша первейшая на сегодняшний день задача - всеми формами и методами своей работы старательно возбуждать в советских людях эту приглушенную в них бесчеловечной коммунистической властью алчную жадность. И здесь мы уже не только можем, но и просто обязаны, активно использовать приватизацию общенародной собственности. Объявив во всеуслышание о начале приватизации, мы можем, проводя в этом направлении целенаправленную работу, возбудить у советских людей с ее помощью такое неуемное желание отхватить в свое личное пользование хотя бы маленький от нее кусочек, что со временем в нее могут втянуться и даже глубоко верующие в коммунистические идеалы люди.
   - Приватизация, господа, на сегодняшний день наш основной козырь в борьбе с этим проклятым коммунизмом! - воскликнул сменивший на трибуне предыдущего оратора другой мафиози. - С ее помощью мы можем втянуть в это грязное дело большинство простых людей и, передав им в руки какие-то крохи, перетянуть их всех на свою сторону. Эта приватизация, вначале властно притянув к себе самых алчных и неустойчивых, впоследствии станет не менее притягательной для всех их соседей и знакомых. А нам, господа, при нашем богатстве, и, главное, при нашем хитроумии и изворотливости, вряд ли стоит опасаться, что эти голодранцы сумеют отхватить для себя большую часть общенародного достояния. На сегодняшнее время, господа, мы, а не они, являемся элитою страны, и все это время только на нас одних будут работать все сформированные лично нами властные и законодательные органы. А это уже самая надежная для нас гарантия, что мы с легкостью их обманем и, как и всегда, оставим ни с чем.
   - И самым главным, господа, для всех нас сегодня должно быть, - сказал подхвативший их ценную для его дела мысль на лету Сатана, - постараться всеми правдами и неправдами как можно больше замарать совесть и руки в этой беззаконной приватизации у простых советских людей. Только в таком случае они, побоявшись ответственности за все, что натворят в ходе угодливо подсунутой нами для них приватизации, не смогут изменить и перейти на сторону этих проклятых мною коммуняк.
   - Правильно! Мы так и поступим! - выкрикнули ему в ответ называющие себя новыми русскими мафиози. - А еще мы будем развращать их сексом, и сживать со свету спиртными напитками!
   - Нам, господа, в дальнейшей борьбе за упрочение своей власти над поверженным российским народом не следует забывать и об активном использовании так хорошо зарекомендовавших себя на нашем любимом Западе всевозможных сект и особенно наркотиков, - дополнил довольно ухмыльнувшийся Сатана. - Только при таком возможном положении дел в вашей России вы можете применить основополагающий принцип дальнейшего сохранения вас у власти: "разделяй и властвуй".
   В общем, как любят приговаривать в подобном случае простые русские люди, свинья грязь найдет. И к концу своего очень даже странного сборища эти поборники западной демократии в России нашли, как говориться, общий язык и взаимопонимание со своим признанным кумиром и благодетелем Сатаною.
   - Вас, мои дорогие, со мною уже больше в этой и в той жизни разлучить не сможет никто, - проговорил князь тьмы под самый занавес съезда, - ведь, мы все в последнее время жизни крепко-накрепко связаны одной и той же веревочкою.
   - И разорвать ее уже не сможет никто, - хором ответили ему вполне удовлетворенные принятыми совместными решениями новые русские воры и грабители.
   А после съезда начали уже осмотрительнее, но по-прежнему целенаправленнее, подсказывать, нежелающим расставаться с социализмом простым советским людям в их неразумном и совершенно глупом по нынешним временам поведении.
   Окончательно утвердившийся на вершине российской власти Борис Елкин заключил с взбунтовавшейся Литвою межгосударственные отношения. А во второй половине июля месяца вынес на обсуждение "народных" депутатов встреченный российскими дермократами радостным ликованием проект закона: "О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР". И они тут же, не теряя понапрасну драгоценного времени, распелись по этому поводу во всех средствах массовой информации сладкозвучными канарейками. Не отставал от Елкина и сам организатор всех нынешних реформ в России Михаил Иудович, по настоянию которого еще в начале августа Верховный Совет постановил ввести в действие Закон СССР: "Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий". Старательно выслуживаясь перед своими западными благодетелями, он даже заставил своего верного сподвижника Яковлева на виду у всех отказаться от марксизма. Но его отречение не произвело должного эффекта на простой русский народ, которому было, не только неприятно, но и непонятно, как могло снизойти на всю свою жизнь пробывшего в партии человека озарение, или, если сказать точнее, помутнение в мозгах, что он начал отрекаться от всей своей прошлой жизни. Его показное отречение очень сильно смахивало на провокацию, а поэтому благодарных ему за почин последователей в Советском Союзе больше не нашлось. Настоящие коммунисты всегда ратовали и боролись только за одну правду и справедливость, и только за один обездоленный в условиях капитализма простой народ, а за это каяться и биться в поздних раскаяниях головою об стенку как-то не принято. Однако их наплевательское отношение к наглядному примеру не осталось без внимания и очень неприятно обескуражило размечтавшегося о том, как эти коммуняки один за другим поспешно избавляются от своих партийных билетов Сатану.
   - Раз вы не желаете каяться по-хорошему, то тогда уж я заставлю вас пожалеть о своей приверженности к коммунизму по-плохому, - злобно процедил он сквозь плотно сжатые зубы.
   И он, уединившись в своем адском дворце, начал думать, как бы половчее, а главное больнее, ему наказать строптивый Советский народ за непокорство его нечистой воле.
   Кто-кто, а уж Сатана на такое дело самый признанный во всем мире мастер. И вскоре, после того, как на состоявшемся в июле в Праге консультативном политическом комитете было заявлено о прекращении договора о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи стран участников Варшавского Договора, а заодно ликвидировано и СЭВ, он, вызвав к себе на встречу Горби и Елкина, ознакомил их со своей новою задумкою.
   - Ваша задумка, повелитель, поможет нам не только расстроить ожидаемое выступление народа против насаждаемой нами демократии, но и вообще ликвидировать на территории России уже давно надоевшую всем нам их партию, - с восторгом отозвался о сатанинской мудрости восхищенный Елкин. - И кто же из нас должен будет сыграть роль путчиста? По крайней мере, я вижу в этом качестве самого себя с трудом.
   - Нет, мой дорогой, ты-то как раз и будешь его подавлять, - с ласковой ухмылкою поправил его Сатана, - на эту роль я запланировал нашего общего друга Михаила Иудовича, да и то, он должен будет инициировать его попытку через близких ему людей с приглашением поучаствовать в нем всех возможных его будущих руководителей.
   - А вдруг им и на самом деле удастся совершить этот путч? - в растерянности подумал вслух испугавшийся Елкин. - Вам же, повелитель, и самому прекрасно известно, что нынешняя Россия сравни пороховой бочки. Так стоит ли, пусть даже и из самых лучших побуждений, поджигать фитиль. Как бы нам тогда и самим не взлететь к чертовой бабушке.
   - Если подготовимся к нему, как следует, то не взлетите, - сразу же отмел все его опасения Сатана, - Для успеха настоящего путча нужны благоприятствующие ему внутренние и внешние условия, а вы дадите команду на путч в самое, что ни есть неблагоприятное для него время. Поэтому они только и смогут слегка разомнутся, выпустив напоказ всему миру свои хищные коготки, но уже совсем скоро, когда до них дойдет, что их песенка спета, упадут к вашим ногам как спелые яблоки. И это обязательно произойдет, если вы, как следует, к нему подготовившись, покажете им все свои силы уже только перед самым его подавлением. Весь мой замысел как раз и строиться только на том, чтобы победить их как бы силою только одного поддерживающего вас безоружного народа. Если все задумки насчет начала этого путча у нас получатся, то мы уже сможем не только обвинить затаившихся в массе народа коммуняк в попытке самовольного захвата власти насильственным путем, но и выявить затесавшихся в наши ряды мнимых сторонников, которые обязательно должны будут раскрыться во время обреченного на неудачу путча.
   - Это же будет просто здорово! - не удержался от восхищенного вскрика Елкин. - Так мы сможем одним ударом одновременно убить двух зайцев.
   - Убьем, если не будем излишне суетиться и проявим достаточное терпение, - добродушно буркнул в ответ Сатана.
   - Но и мои люди, которых я привлеку к организации этого путча, не должны ни в чем пострадать, - поставил свое условие Михаил Иудович, уже обдумывая про себя, кому он может поручить это дело.
   - Что может значить для нас судьба каких-то там нескольких человек по сравнению с тем, что мы можем получить, после окончательного завоевания власти в России, - отмахнулся от него более нетерпеливый и скорый на решения Елкин.
   - Нет, мой друг, нам в такой ответственный час не стоит почем зря разбрасываться преданными людьми, - не согласился с ним более осмотрительный в подобных делах Сатана. - Тебе, крестник, следует втягивать в подготовку путча не самых близких доверенных людей, а только тех, которых можно будет легко заменить. Для придания необходимой в таком деле им важности и солидности их надо будет на какое-то время возвысить, а после завершения путча постараться быстро снять со всех их обвинения или объявить амнистию.
   - И обязательно наградить тридцатью иудиными серебряниками, - дополнил Сатану ехидно ухмыльнувшийся Елкин и уточнил. - А чем мы будем награждать присоединившихся к этому путчу с самыми серьезными намерениями этих так называемых товарищей?
   - Рядовых участников путча можно будет распустить по домам, а вот от тех, кто и будущем сможет повести за собою людей, нам придется каким-то образом избавляться, - задумчиво буркнул ему в ответ Сатана, - и в первую очередь с теми, кто способен быстро разобраться, что этот путч был организован нами же самими.
   - А вот это уже я беру на себя, - поспешно объявил о своей готовности Елкин, - и сделаю эту самую ответственную часть нашей задумки с превеликим удовольствием. Мне эти проклятые коммуняки уже давно стоят поперек горла.
   Задуманный и тщательно подготовленный людьми Михаила Иудовича лживый путч выглядел таким внушительным, что даже уже заранее подготовленный к нему Елкин до того перепугался, что чуть ли не вывел на улицу для его подавления всех своих вооруженных сторонников. Хорошо еще, что уже знающий о его трусости Сатана не позволил ему удрать из как бы ставшей для него небезопасной Москвы.
   - Опомнись! Это же все делается понарошку! - прикрикнул на него вовремя подоспевший Сатана и заставил выбросить из его ополоумевшей башки недостойную для руководителя России мысль о бегстве из как бы взбунтовавшейся Москвы.
   Выглядевший внешне весьма убедительным подготовленный людьми Михаила Иудовича путч не только взбудоражил, но и ввел в заблуждение, весь Советский народ, который к этому времени, стараниями Сатаны и западных спецслужб, был далеко не однородным. Одна его часть уже страстно проклинала доведших, по их мнению, страну до ручки безбожных коммунистов. Другая его часть, совсем наоборот, только благословляла коммунистов, что те, по их тоже непоколебимой уверенности, своевременно вмешались в творимые этими новыми русскими презрительно обзываемыми ими "дермократами" уже прямо немыслимые дела. Третьи же - уже вконец запутанные полившейся на них в годы перестройки лживой клеветою на свою прежнюю жизнь - просто хотели пока отсидеться в стороне, но все еще с какой-то непонятной для них надеждою пристально вглядывались в разворачивающиеся перед ними события. Ну, а все те, кто уже успел запачкаться в творимых в последнее время воровской демократией неприглядных делах, повернули свои обеспокоенные головы в сторону Елкина. Ведь, он же обещал им, что в случае чего вся ответственность за все, что они уже успели натворить, переходит на призвавших их к грабежу новых русских политиков. Мгновенно все это для себя осознавший Сатана уже прямо силою заставил упирающегося Елкина взобраться на танк и выступить с ободряющей речью перед взбудораженными людьми. Скорчивший на своем и без того насмерть перепуганном лице обиженную мину, Елкин кое-как стравился с сатанинским поручением. И сразу же для более полного уяснения складывающейся в Москве ситуации позвонил к якобы изолированному от всего мира Михаилу Иудовичу.
   - Так кого же из сегодняшних путчистов мне придется еще до его подавления отправлять в загробный мир? - задал он ему во время разговора все это время беспокоящий его вопрос.
   - Борис Контрович, - услышал он в трубке срывающийся голос не менее его напуганного Михаила Иудовича, - все сегодняшние путчисты, кроме примкнувшего к ним в последнее время маршала Ахромеева, мои люди.
   - Не беспокойся, Миша, после встречи с моими орлами он для нас уже не будет больше страшным, - заверил его заметно успокоившийся Елкин и отключился.
   Опытные в подобных делах телохранители Елкина в этот же вечер сделали все от них зависящее, чтобы мятежный маршал уже больше никогда не осмеливался пугать своим присутствием в Москве их шефа, а в самой России начались гонения на успевших заявить о своей поддержке путча честных коммунистов. И в этой искусственно складывающейся в стране обстановке нетерпимости к прошлой жизни многие отчаявшиеся советские люди не выдержали усилившегося на них напора и приняли сторону зарвавшихся дермократов. И в числе первых открещивающихся от неудавшегося, по вине его организаторов, путча был, конечно же, насквозь прогнивший предательством секретариат уже не партийного, а принадлежащего с некоторых пор лично Михаилу Иудовичу центрального комитета КПСС.
   - Процесс всестороннего обновления советского общества, начатый коммунистической партией Советского Союза в апреле 1985 года по инициативе Генерального секретаря Михаила Иудовича Горби, является исторически необходимым и отвечает высшим интересам советского общества, - заявил секретариат ЦК компартии сразу же после подавления путча.
   Ему же вторило и образованное Михаилом Иудовичем по тому же принципу Бюро компартии России, секретариат которого согласно сделанному в тоже время заявлению действует только строго на конституционной основе.
   А уже завтрашним утром весь Советский Союз облетела обнадеживающая вороватых новых русских весть, что их кумир Михаил Иудович полностью восстановил прерванную в результате авантюристических действий группы государственных лиц связь со всей страною. Взбудораженная страна потихонечку угомонилась, но дело с задержанными путчистами на этом еще не закончилось. Освободить их из тюремного заключения можно было только по амнистии Высшей законодательной власти, а вознаграждать их за временные неудобства только из Государственной казны. Да еще, не желающие раньше времени афишировать свое участие в так называемом самоубийстве маршала Ахромеева бандиты Елкина все-таки сумели отвести на нем свои порочные души. В первую же ночь после похорон заслуженного перед страною маршала, его мертвое тело было извлечено из могилы и, после примерного над ним надругательства, брошено на всеобщее обозрение в обнаженном виде.
   - Так ему и надо - этому поганому путчисту, - позлорадствовали над горем родных и близких маршала Ахрамеева дермократические СМИ.
   Победители и организаторы фальшивого в России путча, конечно же, не остались незамеченными сочувствующей им обоим лицемерной мировой общественностью. Поэтому они, то ли для пропаганды своего "передового" опыта, то ли ради представления их "лучшим" представителям западного мира, но были удостоены "высокой" чести быть приглашенными на очередное международное совещание представителей тайных служб западного мира. Прибывших на международное совещание высоких гостей лучшие тайные агенты Запада встречали одобрительным похлопыванием по плечам и с нескрываемым восхищением удивлялись проявленными ими в такой непростой ситуации личным мужеством и поразительным самообладанием. А Елкин с Михаилом Иудовичем только скромно ухмылялись да смущенно поглядывали в сторону невозмутимо расхаживающегося по залу главного виновника и талантливого организатора заставившего их всех немало поволноваться по поводу недавнего российского путча Сатаны.
   Подождав, пока виновникам торжества не будут оказаны за их по западным меркам достойные самой высокой оценки действия во время путча все знаки внимания и не усадят за столом президиума, занявший на этом сборище место председательствующего директор ЦРУ США, объявляя об открытии их совещания, сказал:
   - Господа, вам всем уже хорошо известно о недавно провалившемся в России путче. И в связи с этим я должен признаться вам, господа, что он произошел для всех нас как раз своевременно. Как говорится, если бы он не произошел сам по себе, то тогда уж нам самим пришлось бы организовывать его проведение. Польза от него для наших основных конечных целей соей работы в России огромная, и то, что мы позволили себе проделать под его шум в России, для нас просто неоценимо. Но мы не можем и не должны почивать на лаврах уже нами сделанного и дожидаться от продержавшихся у власти в России более семидесяти лет коммунистов другого подобного подарка. Они, конечно же, больше уже себе такой оплошности не позволят. Поэтому мы и должны будем сейчас, тщательно проанализировав сложившуюся в Советском Союзе обстановку, наметить себе конкретные цели по уже окончательному развалу его и построению во всех суверенных союзных республиках угодного нам всем капитализма. Соединенные штаты Америки, господа, уже начали кое-что делать в этом направлении. Так, например, мы пригласили к себе из Союза самую талантливую образованную молодежь, которая еще некоторое время будет учиться в нашей стране и набираться так остро необходимого им опыта работы в непривычных для них рыночных условиях. И мы, господа, надеемся, что со временем из числа именно этой молодежи и сформируются на всем пространстве Советского Союза команды, которые и будут внедрять в жизнь нынешних советских людей наш западный образ жизни и прививать им непреложные ценности нашей цивилизации. А теперь, мои уважаемые коллеги, мы готовы внимательно выслушать и все ваши предложения. С поставленной перед всеми нами в настоящее время воистину грандиозной задачею мы сможем справиться только вместе и с использованием сил и ресурсов всех стран Запада.
   - Обучать и воспитывать талантливую молодежь в условиях западной демократии дело, конечно же, хорошее. Но нам не следует забывать и о том, что у этих коммунистов всегда была поставлена на высоком уровне пропаганда, - высказался первым взявший слово после американца представитель секретной английской службы. - И, чтобы легче осознать исходящую от нее опасность, нам достаточно лишь вспомнить о сокрушительном разгроме русскими выпестованного нами против большевизма Гитлера. Поэтому, господа, пока в России живут и здравствуют еще помнящие прошлую войну старики, и пока у них есть еще возможность передавать свою мудрость долгой жизни молодому поколению - советы несокрушимы. Отсюда и наша, господа, первейшая задача - с помощью во всем нам содействующих господ Горби и Елкина постараться разорвать эту, как приговаривают в России, неразрывную связь поколений. Для этого нам надо будет только лишить советских стариков их былого мужества, а молодежь способности всегда чутко реагировать и воспринимать для себя их неоценимую в деле пропаганды коммунистических идей память. У нас, господа, уже есть немалый опыт подобной работы в своих собственных странах, а в условиях современного Советского Союза, по моему мнению, будет вполне достаточно уморить этих неугомонных стариков голодом, а советской молодежи запудрить мозги пропагандою секса, пьянства и наркомании. Нам, господа, следует поставить всю воспитательную работу в этой стране, как говориться, с ног на голову. И в самом скором времени добиться в ней такого положения, когда дети больше уже не будут воспринимать для себя опыт жизни своих отцов и дедушек как нечто для себя бесспорное и не требующее особых доказательств. То есть, сделать русских детей для их стареющих родителей, бабушек и дедушек чужими детьми. Чужими детьми не в смысле их кровного родства, а чужими для уже намертво укоренившегося в их сознании коммунистического мировоззрения. Чужими детьми для их взглядов на свою сегодняшнюю и прошлую жизнь, чужими для всей их духовности и для так ненавистного нам непримиримого русского духа. А для этого, господа, нашим российским друзьям надо будет лишь слегка ослабить контроль на своих таможнях. Да, еще некоторое время не проводить активной борьбы с иногда так сильно всем нам досаждающими нечистоплотными бизнесменами и перевозящими наркотики курьерами. И сделать им это, при существующем сейчас в Союзе противоречивом несовершенном законодательстве, будет совсем нетрудно. Кроме того, мы, проводя сейчас в Советском Союзе свою активную работу, не должны забывать и о том, что голодному человеку нужна не политика, а хлеб и мясо. Так что, изредка доводить их всех на грань голодной смерти нам тоже не помешает. А в это самое время наши успешно работающие сейчас в Союзе благотворительные организации только еще больше подольют масла в огонь недовольства Советского народа коммунистическим режимом, и будут наглядно доказывать все еще сомневающимся преимущества ценностей западного образа жизни.
   - Я считаю неуместным упоминание английским коллегою о кем-то там выпестованном против этих проклятых большевиков нашего бывшего фюрера Гитлера, - с нескрываемой обидою заметил представитель тайной службы германии. - Но раз уж зашел разговор, то я хотел бы напомнить, что поражение нашего фюрера во многом определялось вовсе не влиянием на людей какой-то там коммунистической пропаганды, а в большей степени только из-за того, что в то время на победу Сталина работала почти вся мировая экономика. И я все это сказал, господа, вовсе не с целью упрекнуть хоть кого-нибудь из наших сегодняшних многоуважаемых коллег в прошлых ошибках и просчетах, а только для того, чтобы еще раз вам всем напомнить, что мощь и несокрушимость Советского Союза всегда основывалась на его революционном рабочем классе. Следовательно, прежде чем замахиваться на государственное устройство Советского Союза, нам в первую очередь следует вплотную заняться его рабочим классом. Я ведь не должен напоминать вам, господа, что заводы и фабрики не всегда скупаются не для улучшения их работы и перевооружения для современной технологии производства товаров, а в первую очередь для уничтожения доставляющего нам немало хлопот рабочего класса, или, если следовать определению Карла Маркса, нашего могильщика.
   И долго еще так перепирались и спорили в присутствии невозмутимо сидевших Горби и Елкина между собою представители государств западного мира, но все же, в конце концов, сумели выработать для себя совместную программу своих дальнейших действий в Советском Союзе. Согласно которой они и дальше будут продолжать добиваться признание независимости прибалтийских республик, полного развала Советского Союза и уже и без того дышащей на ладан компартии. С этой целью они решили уже прямо сейчас начинать для отвлечения внимания русского народа от происходящего в восточной Европе и начала уничтожения Советского Союза пугать его возможно скорым развалом самой российской федерации. И вполне естественно, что, принимая свои исторические решения, они не позабыли позаботиться и о быстро взрослеющей советской молодежи. Специально для того, чтобы молодые ни в коем случае не ощущали самих себя в своей собственной стране и жизни хозяевами, они решили разработать специальную программу для перевоспитания их в лакеев и холуев. Одним словом в старательно обслуживающих состоятельных новоявленных господ прислужников, что, несомненно, еще больше углубит пропасть между новыми русскими хозяевами жизни и оказавшимся в беспросветной нищете бесправным простым русским народом. Только тогда, когда разделенный подобным образом русский народ начнет бояться и ненавидеть друг дружку, западные коршуны будут ощущать себя в относительной безопасности от этой вечно приносящей им одни только неприятности таинственной и загадочной России.
   - Они, наши западные благодетели, хотят нашими же собственными руками уничтожить прошлое и будущее России, - недовольно буркнул уже на выходе из зала совещания Елкин неторопливо семенившему рядом с ним Михаилу Иудовичу.
   - А тебе-то, собственно говоря, какое дело до этой поганой России? - презрительно бросил ему весь осветившийся хищной ухмылкою Михаил Иудович. - От нее ты, мой дорогой, уже отказался, когда заключал договор с изначально ненавидящим ее Сатаною. Если не хочешь навлечь на себя беду, то делай вид или притворяйся, что ненавидишь ее даже больше, чем он сам.
   - Не учи ученого, - буркнул недовольно скривившийся Елкин и от беды подальше поторопился отойти от самодовольно ухмыльнувшегося Михаила Иудовича.
   Последствия этого очередного злодейского заговора против непокорной России не замедлили сказаться на внутреннем положении уже исчерпавшего почти все свои внутренние резервы Советского Союза. И неплохо для себя все это осознающие собравшиеся в сентябре месяце на свой внеочередной съезд народные депутаты, передав всю полноту власти Верховному Совету СССР и его первому и последнему президенту Горби, добровольно распустились. Подталкиваемые снаружи все время усиливающимся на них нажиму со стороны тесно связанной с мафиозными формированиями внутри страны западной реакцией к этому времени уже насквозь проржавевшие подлым предательством так называемые народные депутаты, наконец-то, сделали свой выбор. Они ушли, но предательство с их уходом не закончилось. У испускавшего уже свои последние дыхания Советского Союза еще было что грабить, и на его окончательной смерти еще можно было сколотить даже не одно многомиллионное состояние. Они ушли, передав единственную остающуюся под началом центрального руководства Советскую Армию под начало очередному реформатору маршалу авиации Шапошникову, который сразу же заявил о назревших внутри нее реформах. Это по его личному указанию начали упраздняться цементирующие ее ряды политотделы, ускоренно сокращаться опасные для российской дермократии части, осуществляться поспешный ее вывод из восточной Европы.
   В том же направлении, но с еще большим ускорением, продолжала усугубляться внутренняя обстановка в уже окончательно попавших под влияние западных разведывательных структур союзных республиках. В Грузии к этому времени уже начались самые настоящие сражения между противоборствующими силами, не успели только что окончиться волнения в Душанбе, как на городских улицах и площадях снова прокатились новые митинги и массовые протесты. На Украине активизировалось противостояние между прихожанами православной и греко-католической церквей, а в Молдавии забурлило Приднестровье. И, наконец, в Узбекистане была создана народно-демократическая партия. И в такой вот не очень благоприятствующей для заключения полномасштабных федеративных договоров обстановке не слишком напрягающий себя Михаил Иудович сумел лишь договориться с республиками о заключении в октябре месяце Договора об экономическом сообществе. Однако вовсе не желающий его подписывать Елкин уже в декабре 1991 года, когда по всей России прокатились митинги протеста трудящихся с требованиями: "Полноценную заработную плату, а не пособие по нищете", во всеуслышание обвинил в ухудшении жизни народа центральное руководство СССР. А потом, собравшись вместе с Шушкевичем и Кравчуком в Беловежской пуще, подвел под существованием Советского Союза, как государства, уже окончательную черту.
   - Мы, Республика Беларусь, Российская Федерация "РСФСР", Украина. Как государства-учредители Союза СССР, подписавшие Союзный Договор 1922 года, сами именующимися Высшими Договаривающимися Сторонами, констатируем, что Союза СССР, как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование, - объявили они на весь мир, перед тем как от объявшей их при этом радости упиться в стельку.
   Вот и все.... Все это произошло и на самом деле чисто по-русски. Собралось в глухом лесу трое пьяниц и самого могущественного в мире государства как не бывало. Его, после их лихой попойки, словно ветром сдуло. Но как же могли они сотворить такое с победившим во второй мировой войне государством!? Ведь, был же незадолго до их попойки проведен референдум, по итогам которого Советский народ большинством голосов решил, что Советскому Союзу, как и социализму, быть. Однако пьяницам, как приговаривают в России умные люди, море по колено. И они, просто наплевав на мнение своих народов, с завидной уверенностью, что их мнение не будет впоследствии никем оспариваться, поставили под этим документом свои пьяные каракули. Так что же подвигло их на подобное доселе не виданное на земле святотатство!? И как они потом будут проживать с совершенным ими прямо сейчас в Беловежской пуще непотребством свои жизни!? Но мы, как говориться, совершенно напрасно мечем сейчас перед этими свиньями свой бисер. Они в это время о своем постыдном поступке, конечно же, не думали, как и не собираются об этом думать и рассуждать даже в далеком будущем. Ибо у них сейчас просто не было другого выхода, кроме как подписать это преступное заявление. Все они в это время просто расплачивались за долги перед купившим их с потрохами Западом. Поэтому они и действовали сейчас только по приказу своих западных благодетелей, которые не только помогли им правильно составить это заявление, но и даже указали им самое благоприятное время для его подписания. Как раз в это самое время оголодавшим по их милости народам уже просто не было никакого дела, до каких там еще Союзов, а, тем более, до союзных договоров. Они сейчас желали для себя только одного хлеба и долгожданного изобилия продуктов на магазинных полках. И лицемерный Запад с помощью этих потерявших совесть и честь пьянчужек обещал им это изобилие обеспечить. Но смогут ли они насытиться хоть один разочек этим изобилием!? Смогут ли предавшие свою внутреннюю сущность советские люди откусить от этих будущих деликатесов хотя бы маленький кусочек за полученные в оплату своего молчания тридцать иудиных серебряников!? Если смогут насытиться хотя бы в день своего предательства, то чем тогда они будут питаться уже завтра, когда уже больше будет нечего предавать и продавать!? Прости им Господи за то, что они в это время и сами не ведали, что творили в этот нелегкий и смертельный для Советского Союза час. Человек слаб не духом своим, а своей плотью. А плоть у него, как нам всем уже давно известно, ненасытно и всевластно. Только ей одной по силам подчинить своим сиюминутным желаниям даже самых сильных духом людей и заставлять их вытворять самые, казалось бы, немыслимые дела и поступки. И пусть навек будут прокляты те, кто, пользуясь этой человеческой слабостью, заставляет или пытается заставлять делать людей что-то или вытворять даже наперекор их собственным желаниям. Обрадованные, наконец-то, совершившимся фактом и окончательным уходом стоящего на пути их самых заветных намерений беспощадного врага оказавшие немалую помощь в этом деле Сатане и западным спецслужбам новые русские дермократы не стали долго тянуть с похоронами. И уже 12 декабря 1991 года все парламенты бывших союзных республик, кроме прибалтийских, ратифицировали свое вхождение вместо бывшего Союза в так называемый Союз независимых государств "СНГ", или по меткому выражению онемевшего от ужаса Советского народа "Самое настоящее г...". За этими ужасными и непоправимыми для всего уже бывшего Советского народа событиями русские люди как-то и не заметили, как новая объединенная Германия потребовала выдачи ей прежнего руководителя ГДР Хонекера. И лицемерное правительство Елкина, надавив на обследующих его не отличающихся особой щепетильностью врачей, у совершенно больного человека не нашло ни единой болезни для оправдания отказа его выдачи. И таким их беспардонным лицемерным угодничеством перед своими западными благодетелями был уже не только удивлен, но и неприятно поражен весь застывший в недоумении цивилизованный мир. Руководимая новыми русскими дермократами Россия наглядно продемонстрировала ему, чего стоят ее уверения и твердое слово ее нынешних политиков. Но и застывший в недоумении цивилизованный мир тоже промолчал и строго потребовал от России выдачи на растерзание каким-то чудом мгновенно выздоровевшего человека. Если это и есть та самая цивилизация, о которой нам все время говорили с гордостью западные политиканы, то павшая жертвою самого пошлого обмана Россия могла бы спокойно обойтись и без нее. А Хонекер, не став никому ничего доказывать, поторопился уехать в еще никогда не заявляющую о своей принадлежности к цивилизованному миру, а поэтому не имеющей достаточной причины кривить душою, Чили.
   Узнав о том, что натворил вчерашним вечером в Беловежской пуще Елкин, обеспокоенный за свое будущее Михаил Иудович побежал жаловаться Сатане. Но тот, заверив его, что Елкин действовал не самовольно, а по личному его распоряжению, посоветовал приунывшему Михаилу Иудовичу не упрямиться и начинать потихонечку готовиться к своей скорой отставке.
   - Твое время, крестник, ушло. И тебе будет лучше добровольно уступить дорогу идущим на смену новым политикам, - тихо проговорил доброжелательно ухмыльнувшийся Сатана.
   - Я же моложе этого Елкина, - возразил Сатане не согласный с ним Михаил Иудович, - пусть он сам уступает мне дорогу. Я начинал делать эту чертову перестройку, и я сам, а не кто еще другой, должен ее заканчивать.
   - Твоя молодость, крестник, совсем не при чем, - строго заметил ему нахмурившийся Сатана, - дело в том, что ты себя на этом поприще уже полностью исчерпал. Будь добр, не упрямься.... Ты уже и так добился на своем высоком посту многого, а сейчас, если поторопишься, то еще успеешь организовать фонд своего имени. И это уже будет достойным завершением твоей успешной карьеры, крестник. К тебе же на консультации будут съезжаться бизнесмены со всего мира.
   - Как скажешь, крестный, - тихо ответил Сатане пасмурный Михаил Иудович и ушел с низко опущенной головою.
   А пока все еще находившийся в центре внимания мировой общественности Елкин, несмотря на свой солидный возраст, старательно имитировал высокую активность и хорошую работоспособность. Ему не надо было объяснять, что споткнувшуюся лошадь пристреливают за ненадобностью, и он старался из последних сил убедить новых хозяев в своей пригодности на высоком посту. Еще совсем недавно он распускал в Беловежской пуще Советский Союз, и вот уже 21 декабря он объявил всему миру о создание СНГ, а к 25-ому декабрю подготовил для русского народа очередной подарок, отпустив на свободу все розничные цены в стране. Подобного их взлета еще не знала новейшая российская история, но предавшие свой родимый Советский Союз люди и на этот раз смолчали. Раз они сами не захотели отстаивать своего защитника, то уж теперь они могли пинать только на самих себя так же, как пинал сейчас на самого себя и заваривший всю эту кашу Михаил Иудович. Сегодня он решился выступить по телевидению и, не забыв упомянуть, что даже и сейчас не сомневается в исторической правоте доведших могучий Советский Союз и его самого до банкротства демократических реформ, во всеуслышание объявил о своей отставке, поставив тем самым большую жирную точку в ставшем уже почти призрачном существовании Советского Союза. Но и это еще не означало его окончательного исчезновения с лица земли. Собравшиеся в день его образования представители уже бывших союзных республик начали делить все еще до конца не разворованное имущество бывшего Советского Союза. И так как Украина не согласилась с предлагаемой ей концепцией раздела Черноморского флота, то он пока еще один оставался в собственности несуществующего государства. И по-прежнему гордо нес на своих кораблях дорогие для сердца каждого советского человека символы: военно-морской советский флаг и обрамленное золотыми колосьями спелой ржи перекрестие из серпа и молота. Символы, с которыми не одно поколение советских людей связывало и даже сейчас, несмотря ни на что, продолжают связывать все свои надежды и мечты на лучшее будущее своих детей и внуков. Ведь, даже одно только существование великого и могучего Советского Союза придавало всем угнетенным и нещадно эксплуатируемым людям мира силы и желание продолжать бороться в окружении ханжества, лицемерия и фальши за свое человеческое достоинство, за свое право на лучшую жизнь. Но вот этот символ добра и справедливости уже и сам, не выдержав напора окружающей его ужасающей несправедливости, и усиленно подтачиваемый изнутри подлым лицемерным предательством, рухнул наземь и тут же был до смерти затоптан толпами ликующей на его поминках мировой нечисти. Рыба, по меткому выражению простого русского народа, обычно всегда гниет с головы. Вот и наш непобедимый Советский Союз тоже был загублен именно теми людьми, которые и должны были по всем божеским и людским законам беречь и охранять его пуще глаза своего. А они вместо того, чтобы холить его и приумножать его могущество, соблазнившись презренными иудиными серебряниками, предали счастье и надежду на лучшее будущее не только собственных народов, но и людей всей земли. И теперь уж они все обязательно войдут в мировую историю наподобие предавшего Христа Иуды, а их имена станут для всех честных и порядочных людей символами смердящей фальши, подлого обмана и презренного скопидомства. Они навечно сохраняться в людской памяти лицемерными предателями, с помощью и при поддержке которых извечно царствующее на земле зло всегда одерживает верх над всем тем светлым и прекрасным, что только и есть в живущем на земле человеке. Их прижизненные имена превратятся для воспринимающих их людей в синонимы позора, а в человеческой памяти они будут отожествляться со всем самым гадким и достойным всяческого порицания. Но пока что все западные СМИ, уже просто захлебываясь от восторга и радостного ликования по поводу великой скорби и печали всех простых людей мира, наперебой прославляют своих "героев" и разглагольствуют о существовавших только в их воображении "ужасах" социализма. И как же мне хочется крикнуть им в ответ:
   - Не спешите радоваться, господа! Пусть вам и удалось с помощью денег и предательства загубить великий и могучий Советский Союз, но память о нем будет вечно жить в сердцах простого народа! И знайте, что коммунизм это не миф и не мираж! Это вековая мечта всего человечества на лучшую и счастливую будущую жизнь! А против человеческой мечты, как и против солнца, бороться бесполезно! В этом безнадежном деле вы только совершенно напрасно полностью истратитесь на вовсе бесполезный в вашем бесчестном деле подкуп предателей народных интересов, а она все еще будет тревожить, волновать людские сердца и побуждать их бороться против устанавливаемого вами на земле всемирного зла. Мне очень хочется крикнуть им об этом. Но уже прямо ополоумевшие западные СМИ вряд ли в состоянии услышать меня и прислушаться к моему предупреждению. Их уже ничем не угомонить - пока они не выльют на развесивших свои уши недалеких людей целые ушаты еще заранее заготовленной ими против пугающего их социализма вонючей грязи. Но, слава нашему всемилостивейшему Творцу, что хоть в России-то они вешают прогорклую лапшу на уши бедного русского народа все еще с оглядкою на сохраняющую свою мощь и силу остающуюся от поверженного Союза Советскую Армию. Разгромившие к этому времени все политические институты бывшего Советского Союза дермократы в спешке или вовсе позабыли о ней, посчитав, что она уже разделена между бывшими союзными республиками. Или, если и не позабыли, но уверенные, что с нею у них будет слишком много хлопот, все время откладывали свои с нею разборки на более позднее время. И дождались. Объявление о начало работы в январе 1992 года Всеармейского совещание офицеров оказалось для них сравни грома в тихую ясную погоду. И это, скажем прямо, уже совсем неординарное событие заставило всполошившиеся западные спецслужбы немало поволноваться.
   - А вдруг эти оголодавшие на нынешнем нищенском окладе офицеры откажутся признавать наши договоренности и потребуют от местных властей восстановление Советского Союза, - молча ужасались про себя тайные агенты Запада. Они еще помнили как громила во время второй мировой войны Советская Армия пресловутые немецкие полки и дивизии. А вот сейчас сыновья и внуки солдат второй мировой войны собираются на Всеармейское совещание. Да от такой новости они в одно мгновение утратили не только свой покой и сон, но и даже свой хваленый аппетит. Ожидая для самих себя от этого совещания самого худшего исхода, всерьез обеспокоенные западные политиканы собрались на свое сверхсрочное совещание и пригласили в нем поучаствовать Михаила Иудовича и Елкина.
   - Ты, крестник, просто был обязан, прежде чем подавать в отставку с должности президента Советского Союза, вначале распустить подчиненную лично тебе Советскую Армию, - напустился на Михаила Иудовича взбешенный Сатана.
   - Вы сами, даже не поинтересовавшись моим мнением, втайне решили распустить Советский Союз, а мне своей скоропостижною отставкою пришлось лишь констатировать уже свершившийся факт, - обижено оправдывался Михаил Иудович. - Да, и к этому времени многоуважаемый Елкин своей провокационной политикой уже умудрился оставить Советскую Армию безо всяких средств на свое дальнейшее существование. И мне ничего не оставалось делать, кроме как передать эту Советскую Армию ему на содержание.
   - Передали ее мне на кормление, но в то же время оставили свое центральное руководство, - парировал Елкин.
   - А кто вам мешал сменить на свое собственное руководство Советской Армией? - не оставался в долгу Михаил Иудович.
   - Я лично сам еще до твоего избрания Генеральным секретарем партии предупреждал о необходимости уже тогда начинать позорить и бесчестить Советские Вооруженные Силы, - не отставал от Михаила Иудовича взбешенный князь тьмы, - а ты, увлекшись партийными разборками, совершенно позабыл о таком важном деле.
   - Вот, эти самые его разборки я и испытал на себе лично, - злобно процедил сквозь зубы осветившийся мстительной ухмылкою Елкин.
   - Господа, я думаю, что вам уже пора заканчивать свои препирательства и припоминать друг дружке былое, - урезонил их председательствующий на их сборище директор ЦРУ, - так у нас ничего не получится с принятием остро назревших решений. Давайте лучше все вместе обсудим и подумаем, как нам будет лучше справиться с возникшей перед всеми нами проблемою.
   - Я хочу напомнить всем вам, господа, что Советская Армия выражала интересы всего советского народа и по праву считалась народной армией. А это значит, что ее оговорить или опозорить, не оговорив и не опозорив предварительно сам Советский народ не только нельзя, но и даже просто невозможно, - рассудительно проговорил представитель Германии, - мы уже все это, господа, испытали на самих себе, когда возились с армией ГДР. Поэтому я и предлагаю российским коллегам завести себе профессиональную наемную армию, которая всегда будет верно служить тому - кто ей платит.
   - А где я возьму деньги на эту наемную армию? - недовольно буркнул в ответ неприятно скривившийся Елкин. - В последнее время я еле-еле нахожу их для оплаты своей собственной охраны.
   Упоминание о деньгах сразу же ввело всех участников совещание в немалое смущение, и они, потупив свои умные головушки, примолкли.
   - Ну, если у российских господ нет на профессиональную армию денег, то тогда пусть считают для себя предложение нашего немецкого коллеги хорошим советом на будущее, - быстро нашелся, что ему сказать, директор ЦРУ, - а сейчас позвольте мне вернуться, как говориться, к нашим баранам. Прежде чем задумываться о далеком будущем, давайте лучше подумаем о том, чем мы можем удовлетворить этих бывших советских офицеров, чтобы они даже не пытались расстраивать наши сегодняшние планы насчет будущности России.
   - И что же они могут потребовать от нас взамен на обещание вести себя, как следует? - уточнил всегда отличающийся на их сборищах особой деловитой практичностью представитель Швейцарии.
   - Известно чего - денег, жилья и нормального питания, - сердито буркнул себе под нос пасмурный Елкин, - однако моя Россия пока что не может удовлетворить все эти их требования.
   - В таком случае вы можете взять у нас на льготных условиях целевой кредит на удовлетворение их сегодняшний проблем, - вмешался в их разговор уже выступавший по этому вопросу представитель Германии, - да, и мы сами не должны оставаться в стороне от решения этой так сильно всех нас обеспокоившей проблемы. Мы просто обязаны пообещать хотя бы оставляющим нашу территорию войскам построить для них в России хорошее благоустроенное жилье.
   - И почему это мы должны будем откупаться за тех, кто когда-то разрешил ввести на наши территории части Советской Армии? - переспросил его, с неудовольствием покосившийся на согласно кивнувшего в ответ головою американца, впервые прибывший на подобное сборище представитель демократической Польши.
   - А разве мы не оставляем, уходя, на ваших территориях дома и казармы? - насмешливо хмыкнул в ответ Елкин.
   - Давайте, господа, не будем ссориться, - поторопился вмешаться директор ЦРУ, - только что освободившиеся страны восточной Европы тоже могут позволить себе взять на эти цели целевые кредиты. Эта проблема для всех нас общая, а поэтому и решать ее мы должны будем все вместе.
   - Я хочу предложить нашим российским друзьям разрешить выводимым из восточной Европы войскам продавать свое движимое и недвижимое имущество, - торопливо проговорил решивший внести в это общее дело и свою лепту представитель Австрии. - Этим самым они не только освободят сами себя от вывоза в Россию из Европы множества совершенно им уже не нужных вещей, но и неизбежно породят всегда сопутствующие при подобных мероприятиях злоупотребления среди высших военных чинов. А с замешенными в злоупотреблениях офицерами нам всегда будет намного проще и легче в случае чего договориться.
   - Это очень ценное, а главное своевременное для нас предложение, - с благодарностью принял его довольно ухмыльнувшийся Елкин, - и мы обязательно воспользуемся им при работе с возвращающимися из Европы офицерами.
   - Запад на благое дело денег своих налогоплательщиков жалеть не будет. А поэтому каждая западная страна обязательно должна будет взять на себя обязательство подготовить определенное число увольняемых из Советской Армии офицеров к их скорейшему вживанию в гражданскую жизнь. Таким образом, мы защитим в России не только нашу западную демократию, но и подготовим из этих офицеров для себя немало сторонников, - высказал только что пришедшую в его голову мысль директор ЦРУ. - Мы, уважаемые господа, не должны забывать и постоянно для себя помнить, что каждый переманенный на нашу сторону бывший советский офицер - это очередная несомненная победа западной демократии и еще один забитый гвоздь в крышку гроба мирового коммунизма.
   - Благодарная Россия никогда не забудет всех принятых вами на себя добровольных жертв, - поспешил заверить тайных агентов Запада Елкин.
   - Она при случае нам все припомнит, - дополнил его директор ЦРУ.
   - Мы ни в коем случае не можем позволить ей этого, - машинально вырвалось у неприятно вздрогнувшего от вполне неожиданной для него шутки американца представителя Германии, - ее благодарность, так же как и ее месть, еще никогда не обходились для западного мира безболезненно. И особенно эта их благодарность может обойтись для всех нас, как говориться, боком, если благодарить нас будет сам простой русский народ.
   - А в случае с Советской Армией, господа, мы как раз и будем иметь дело с этим простым русским народом, - уточнил злорадно ухмыльнувшийся своему немецкому коллеге англичанин, - но и его, как нам показывает опыт демократизации России, можно, сначала усыпив его бдительность, потихонечку облапошить.
   - Но только с помощью предательства правящей верхушки, - парировал не оставшийся в долгу представитель новой объединенной Германии.
   - С помощью предательства, или с помощью денег, какая нам, собственно говоря, господа, разница, - миролюбиво бросил вмешавшийся в их спор представитель Франции. - Для всех нас сейчас самое главное, что коммунизм повержен уже навсегда. А с этим, как мне кажется, уже никто, находясь в здравом уме и рассудке, не станет спорить.
   - Моя страна, господа, пусть и не собирается ни с кем спорить насчет будущего России, но все еще ни в чем не уверена, - возразил легкомысленному французу всегда осторожный в своих высказываниях представитель Швейцарии. - России, господа, извечно для нас непонятная таинственная и загадочная страна. Она еще никогда не была и уже никогда не будет предсказуемой в своих делах и поступках. И кто может знать наперед, что она может выбросить нам в самом конце своих разрекламированных на весь мир реформ? Нам, господа, лучше, пока еще не торопиться с выводами насчет намерений этой загадочной России по нашим сегодняшним добровольным жертвам в будущем.
   Разрешив с помощью Запада все связанные с Советской Армией на сегодняшний день проблемы, Елкин повелел своему ближайшему мальчишу-плохишу Гайдару немедленно приступать к проведению в России, задуманной Сатаною в качества давно им обещанного личного подарка непокорному русскому народу шоковой терапии.
   - Шоковая терапия, - заявил он в своем обращении к российскому народу, - это не очередной эксперимент. Все мы сейчас впервые становимся на тот путь, по которому идет весь цивилизованный мир.
   А в самом конце своей пространственной речи он выразил уверенность, что у российского народа есть понимание того, что надо немножко потерпеть и пойти на некоторые жертвы ради уже возможно скорой обеспеченной жизни. И ее первые негативные последствия не заставили себя долго ждать. Иначе, зачем это было простому русскому народу уже в феврале месяце организовывать по всей стране пикеты и митинги протеста против этой самой обещавшей им, по мнению краснобая Елкина, неисчислимые блага шоковой терапии. Встревоженный Елкин хотел поправить положение разрешением продажи русской земли, но очередной съезд народных депутатов России не пошел ему в этом щекотливом и для них самих вопросе навстречу. Ох, и обозлился же тогда на них Елкин за то, что они посмели отказать ему в таком совсем уж незначительном вопросе. А главное кто отказал ему в этой маленькой просьбе. Ему отказали депутаты, которых в свое время старательно просеивал через густое сито сам Сатана. Если бы все его радужные надежды загубили проклятые коммуняки, то тогда уж Елкину было бы не так больно и обидно, а тут свои же. И он уже вконец расстроенный не сдержался и при выступлении перед рабочими пятой доменной печи, в Череповце, не подумавши, как следует, невзначай ляпнул с присущей ему категоричностью:
   - Этот съезд надо бы разогнать к чертовой матери, но, к сожалению, это не в моей власти. Для этого надо принять новую Конституцию, но разве эти коммуняки захотят ее принимать!? Нет уж, я лучше вынесу ее на всенародное обсуждение и проведу через референдум.
   Сказал, и всем в России стало предельно ясно, что новые русские дермократы уже нацелились на не позволяющую им развернуться в полную силу и узаконить неправедно нажитое богатство Конституцию РСФСР. А для того, чтобы предупредить возможное сопротивление изменению основного Закона Родины со стороны приверженцев социалистического развития страны они решили как раз в это же время раздуть миф о спрятанном где-то за границею золоте партии.
   - Это должно отвлечь внимание основной массы людей от тяжелой нынешней жизни, и даст нам хороший повод обвинять в сегодняшних трудностях как бы обворовавших государственную казну коммуняк, - с удовлетворением буркнул придумавший весь этот коварный замысел Сатана.
   Неплохо соображающие новые русские дермократы тут же развернули во всех СМИ пропаганду в нужном направлении. В своем беспрестанном разглагольствовании об непонятно куда подевавшемся золоте партии они не были так уж убедительны, как излишне красноречивы. И в этом своем сладкозвучном сюсюканье с простыми русскими людьми они скоро до чертиков осточертели всему российскому народу, что в их очередные лживые сказки просто перестали верить. Однако, обеспокоенный день ото дня ухудшающейся обстановкою Елкин не сдавался и ради своего дальнейшего пребывания на вершине власти еще чаще замелькал на телевизионных экранах, не скупясь, распинаясь налево и направо заведомо лживыми сказками о скорой стабилизации уже росших не по дням, а по часам, розничных цен. Если бы во время его этих заведомо лживых разглагольствований хоть кто-нибудь осмелился задать ему один маленький, но очень даже существенный в повышении благосостояния русских людей вопрос. Как может улучшиться жизнь простых людей в то время, когда за последние два года реформ спад в промышленном производстве произошел на 25%, преступность в России выросла на 47%, а розничные цены увеличились примерно в 12 раз? Что он тогда бы ответил с надеждой взирающему на экраны телевизоров простому люду? Если следовать народной поговорке, что бесчестные очи - дыма не боятся, то, вряд ли, можно было ожидать от него в ответ хоть какого-нибудь раскаяния, но, по крайней мере, это могло бы его удержать от опрометчивого обещания в случае невыполнения своих обещаний тут же положить руку на рельсы перед подходящим поездом.
   Остатки Советских Вооруженных Сил к этому времени уже и на самом деле представляли самое печальное зрелище. Больше уже не сплачиваемые общей идеологией и конечной целью деморализованные офицеры начали относиться к своим служебным обязанностям спустя рукава. А всегда остро ощущающие их отношение к службе солдаты, с каждым последующим днем, неделею, месяцем все больше разбалтываясь, если, пока еще и не высказывали своим непосредственным начальникам и командирам открытое неповиновение, то, по крайней мере, уже бурно роптали на нелегкие условия службы. Все офицеры и солдаты, наблюдая как бы со стороны за развернувшимися по всей России политическими баталиями и все время усиливающейся борьбою за их в последнее время уже ставшие совсем нестойкими души, порою, и сами терзались в сомнениях: кому они при подобном раскладе должны были служить, как говориться, верою и правдою. А главное, кого им в случае какой-нибудь беды придется защищать. Подобная каша и сумятица в их головах, конечно же, не способствовало их желанию и дальше честно и добросовестно исполнять свои служебные обязанности в этой ставшей в последнее время никому не нужной армии. Остро нуждающиеся в ней коммунисты были стараниями дермократов загнаны в угол и уже ничем не могли помочь своей любимой армии, а поддерживаемые ранее враждебным к Советской Армии Западом дермократы все еще видели в ней очередное препятствие для своего полного и окончательного воцарения в России. Воспользовавшееся ее бедствующим положением высшее командование, и в особенности из числа начавших с начала объявленных Михаила Иудовича реформ, не только начало активно предавать взрастившую их армию, но и положило свои вороватые глаза на огромные запасы бывшего Советского Союза на случай войны. И в этот стремительно расползающийся по всем вооруженным силам нынешней России процесс разворовывания втягивалось с каждым очередным днем все больше и больше высших и старших офицеров. А в последнее время уже даже и младшие офицеры считали своим непременным долгом подобрать то, что, по их мнению, плохо лежало и считалось как бы бесхозным. Только и поэтому дослужившийся до первой, пусть и небольшой, пенсии Козлов Антон решил, что пришла пора, уходить ему на заслуженный отдых. И он, написав в отделе кадров необходимый в таких случаях рапорт, был направлен в гарнизонный госпиталь на обязательное медицинское обследование перед увольнением с действительной службы в запас.
   А между тем на всем пространстве бывшего Советского Союза воспитанным Советскою властью честным и порядочным людям, в отличие от жиреющих день ото дня всякого рода рвачей, воров и проституток, жилось все хуже. Из всех бывших союзных республик начались под разными надуманными предлогами вытесняться поселившиеся там русские люди. Восставший в Приднестровье народ втянулся в затяжную войну с претендовавшими на его земли молдавскими националистами, а разросшиеся местные банды хулиганов, быстро сориентировавшись в складывающейся обстановке, начали усиленно осваивать пока еще непривычный им рэкет и откровенный грабеж. И уже вконец запуганный ими простой русский народ не смел, даже пикнуть, а не то, чтобы еще пожаловаться оказывающим этим бандитам всемерное содействие и поддержку дермократическим властям. И только одни наживающиеся на народной беде новые русские дермократы ходили с высоко поднятыми головами и с презрительным снисхождением посматривали сверху вниз на все больше увеличивающуюся вокруг них голытьбу. И как бы в насмешку над собственным народом они добились от Верховного Совета признания дня принятия сыгравшей в развале Советского Союза решающую роль "Декларации о государственном суверенитете России" 12 июня праздничным днем. А сам вдохновитель и организатор всех нынешних грабительских для русского народа реформ Елкин не придумал для себя ничего лучшего, кроме как направить против пикетирующих простых русских людей в Москве телецентр "Останкино" танки. Последовавшие за танками омоновцы принялись с доселе невиданным ожесточением обрабатывать безоружных людей резиновыми дубинками, а когда те, попытались оказать им хоть какое сопротивление, то, уже совсем озверев, начали избивать людей до смерти. Так они убили сына прямо на глазах его матери, шестнадцатилетняя девочка Наташа тоже нашла в этот день свою смерть под ударами их дубинок, а сбитая с ног бывшая узница Бухенвальда, ударившись головою об асфальт, потеряла сознание. Но фашиствующие изверги только одним ее падением на землю не удовлетворились, а с людоедской садисткой жестокостью добивали ее уже прямо на земле ударами по груди. То, что не удалось в свое время гитлеровским палачам, доделали сейчас за них бесстрашные российские омоновцы. Однако западные ярые поборники справедливости и на этот раз притворились, что им ничего не известно о бесчинстве московских изуверов. Да, и сами новые русские дермократы тоже не стали считать самих себя презренными убийцами и их, как говориться, не жег позор раскаяния за недавнее побоище. А совсем наоборот, они, сейчас, ликуя и радуясь по поводу своей победы над безоружными людьми, считали самих себя уже чуть ли не эпическими героями. И ты снова, как и всегда в последнее время, промолчал, Великий русский народ. И если тебе об этом, пока еще не было известно, то уже прямо сейчас можешь твердо уяснить для самого себя на будущее, что это твое красноречивое молчание означает только одно, что и ты согласен со всем произошедшем у телецентра "Останкино". И что уже и ты сам, после своего, скажем прямо, преступного молчания, лично причастен ко всем злодеяниям узурпировавших власть в России дермократов. И что тебе, навечно повязанному с ними этими смертями, уже больше никогда не отмыться от их напрасно пролитой крови. И пока эти невинные жертвы не будут отомщены, до тех пор ни все мы, ни породившая нас всех Россия не сможем найти для себя успокоения на этом и забвения на том свете. А вошедшим во вкус новым русским дермократам уже грезились другие, еще более впечатлительные победы. И они, внимательно осмотревшись вокруг себя, остановили свои кровожадные взгляды на Приднестровском конфликте, куда и был ими послан для совершения подобного эпического подвига ближайший друг и соратник Елкина генерал Лебедь. По опубликованному во всех центральных газетах от 7 июля его заявлению к Президенту России выходило, что в этом конфликте уже погибло согласно его достоверным сведениям более шестисот человек, и что он, как российский генерал, уже больше не может спокойно смотреть на эту кровавую бойню. Слава о боевом российском генерале мгновенно разлетелась по всему миру. Так еще один из новых русских дермократов заработал себе на чужих смертях и страданиях широкую всемирную известность и высокую популярность в самой России. А уж он-то постарался сделать все от него зависящее, чтобы как можно лучше использовать этот миг удачи, демонстрируя, взирающим на все происходящее простым людям, извечную истину, что в этой жизни большие состояния и всемирная слава создаются только на пролитой крови и страданиях живых людей.
   - Антоше, если можно так выразиться, повезло. Он по совету лежащих вместе с ним в одной палате пожилых пенсионеров сумел так запутать госпитальных врачей в своих несуществующих болячках, что тем не оставалось ничего большего, кроме как признать его негодным для военной службы в мирное время и ограниченно годным в случае войны.
   - Все, - подумал про себя Антоша при возвращении в училище связи, - теперь-то уж им меня не заставить, без моего на то согласия, участвовать в этих так называемых межнациональных конфликтах.
   - Что ж, товарищ прапорщик, а теперь вы уже можете отбывать в свой законный последний на службе в армии отпуск, - добродушно буркнул ознакомившийся с медицинским заключением на Антона кадровик. - А за это время мы успеем оформить все необходимые для вашего увольнения документы.
   Согласно кивнувший в ответ головою Антоша неторопливо собрался в дорогу. И уже завтра вечером стремительно помчался в купейном вагоне скорого поезда в направлении милого его сердцу юга. В нем он и услышал о скором начале в России приватизации, при помощи которой нынешние дермократы попытаются продать или передать в частное пользование с невероятным трудом создаваемое предыдущими поколениями советских людей всенародное достояние.
   - И кто же дал им право распоряжаться всем, что им не принадлежит!? - не сдержавшись, вскрикнул возмущенный их бесстыдством Антоша.
   - Народ дал нам такое право, гражданин, - поправил его сосед по купе. - Он, наконец-то, отвоевал у этих коммуняк свою свободу и свое законное право на экономическую самостоятельность. И сейчас при помощи этой приватизации у нас уже появятся миллионы собственников, миллионы свободных людей.
   - Народ, - повторил про себя заглянувший в вагонное окошко Антон. - Не этот ли народ, который сейчас в поисках пропитания роется в мусорных баках? Так разве он мечтал для себя о такой вот свободе? Нет уж, господа хорошие, вам еще не давал и никогда не даст права распоряжаться имуществом своих отцов и дедов сам бывший Советский народ! Вот очухается немножко этот народ от своей бесправной нынешней приниженности и потребует возвратить уворованное вами у него свое отцовское наследство. А вам уже так просто возвращать свои капиталы не захочется: значит, в моей России снова разгорится новая гражданская война, и снова польются по ней полноводные реки человеческой кровушки. Эх, Русь, моя Русь, и когда же это ты заживешь по совести и по чести!
   И как раз в это же самое время по радиотрансляции бесстрастный голос диктора начал рассказывать о выдвинутой японским правительством к обессиленной дермократами России претензии насчет возвращения двух аннексированных после второй мировой войны Курильских островов.
   - И отдадут, - подумал про себя искренне огорченный всем услышанным сегодня Антоша. - Ведь, это же не они проливали, отбивая эти острова у самураев, свою кровушку, а народной крови им для умножения своих нажитых бесчестным путем капиталов не жалко. Нет, нынешняя власть выражать народные интересы не в состоянии. А раз так, то она уже для всех нас вовсе не народная, а антинародная власть.
   - К сожалению, господа, я вынужден сегодня констатировать, что с этими немало досаждавшими нам в прошлом коммуняками оказалась не так уж и легко справиться, - тихо проговорил открывающий международное совещание тайных служб Запада строго нахмуренный представитель ЦРУ США.
   Своим не располагающим к праздной болтовне внешним видом он как бы еще сильнее подчеркивал всю сложность складывающейся сейчас в России внутренней обстановки.
   - Мы думали, господа, и надеялись, что поверженных наземь российских коммунистов добить не составит особого труда, но не тут-то было. Избавившись от засланных нами в их ряды и полностью раскрывшихся во время контрреволюционного переворота предателей, они, как мы на это рассчитывали, даже и не подумали сдаваться на милость победившего капитализма. А тут же начали группироваться и восстанавливать свои структуры, чтобы, уже полностью освободившись от предательства, дать нам, как поется и их песне, свой последний и решающий бой. Растворившись в огромной массе русского народа, они, воспользовавшись связанными с переходом экономики на рыночные рельсы временными трудностями, сейчас подталкивают людей на отстранение от власти наших сторонников, чтобы уже навсегда погрузить свою страну в коммунистическое мракобесие. Так что, господа, только что совсем недавно победившая в России западная демократия в опасности, и если мы сейчас не наметим срочные меры по ее поддержке, то уже можем навсегда с нею распрощаться. Я, господа, перед началом нашего совещание переговорил с нашими верными российскими сторонниками, - здесь представитель ЦРУ, сделав выразительную паузу, окинул приглашенного на совещание Елкина многозначительным взглядом, - и они клятвенно заверили меня, что если бы у них было бы достаточно средств, то они могли бы стабилизировать складывающуюся в России взрывоопасную обстановку.
   - Да, сколько же еще мы, господа, будем выделять этим русским материальной помощи! - выкрикнул вознегодовавший вспыльчивый представитель француз. - Они там уже давно все обогатились за наш счет! Они же, вместо того, чтобы пускать выделяемые нами средства на помощь оказавшимся в беде людям, сами раскатывают на них по заграницам, с обязательным посещением всех злачных мест!
   - Успокойтесь, господа, - попытался предотвратить уже грозившее в скором времени возмущение тайных агентов безо всякого на то сомнения вороватыми русскими дермократами политься через край представитель единой Германии. - Вам же хорошо известно, что наши российские коллеги работают в очень сложной нервной обстановке. Вот и приходится им бедным расслабляться в специально предназначенных для этого местах.
   - Пусть себе расслабляются себя где угодно и как угодно, но только не за наш счет! - прокричал в ответ вовсе не желающий успокаиваться француз.
   - Я думаю, что будет лучше всего, если на замечание нашего французского коллеги ответят сами наши русские друзья, - предложил вмешавшийся в разгорающуюся перепалку немного смущенный ею представитель ЦРУ, - а заодно они и проинформируют нас обо всем, что сегодня происходит в их все еще нам досаждающей России.
   - Да здесь нам вроде бы и говорить нечего, - недовольно буркнул со своего места Елкин, - проводимые нами сейчас в России реформы, как вам и самим должно быть известно, не шуточные и требуют к себе не только одного бережного нашего общего внимания, но и не малых затрат. В свое время мы и согласились на них только потому, что вы обещали нам в этом всяческую помощь и поддержку. Если вы сейчас откажете нам в материальной помощи, то и мы, господа хорошие, тоже не станем дожидаться, когда уже вконец доведенный до отчаяния российский народ растерзает нас на маленькие кусочки. А что касается наших неугомонных коммуняк.... Так я вас уже давно просил развязать мне в их отношении руки. Вы только закройте на время глаза, и я мигом лишу их ядовитых жал, выделив каждому из них в российских тюрьмах по отдельной камере.
   - А вот этого вам делать как раз и не стоит, - назидательно проговорил со своего места австриец, - в нашей западной демократии никогда еще не было легких решений, как и нет в ней обходных путей. Вы должны будете, мой дорогой коллега, договариваться со своей аппозицией, а не запугивать и тем более не загонять ее в подполье. Я вот краешком уха слышал, что ваш Быковский намерен обратиться в конституционный суд насчет реабилитации своей партии. На вашем месте я помог бы ему решить этот вопрос положительно и наладил бы с ним самое тесное сотрудничество....
   - Оно у меня с ним имеется уже давно, - недовольно перебил слишком уж сегодня разговорившегося австрийца не переносивший чужих поучений Борис Елкин, - мы в своей России тоже не лаптями щи хлебаем.
   - Вот и прекрасно, - словно не замечая раздражения Елкина, продолжил австрияк, - в этом случае вам будет намного легче договориться об организации вокруг него всех недовольных вашим правлением сограждан. Вот их-то как раз и надо будет вам держать под самым строгим надзором и, конечно же, учетом.
   - А заартачатся, тогда можно будет пригрозить им перезахоронением их возлюбленного Ленина, - мрачно поддакнул ему нахмурившийся Елкин.
   - И этого тоже я пока не рекомендовал бы вам делать, - мгновенно отреагировал на его замечание австрияк, - так вы только ускорите разделение ваших сограждан на два непримиримых лагеря: на тех, кто за реформы и кто против них.
   - Да пусть он лежит себе спокойно в своем мавзолее хоть еще тысячу лет, - отмахнулся от надоедливого австрияка Елкин. - Он же мертвый и никаких революций уже делать больше не в состоянии. Я скажу им об этом просто так, для острастки.
   - Вам лучше быстрее избавиться от своего Гайдара с его уже ставшей притчей на всех языках шоковой терапией, - вставил свое веское слово и представитель единой Германии. - В вашем положении, мой дорогой, лучше не стоит дразнить своим, скажем прямо, ослиным упрямством и без того находящихся на грани людей.
   И больше уже на этом их сборище о нынешнем положении в России ничего примечательного сказано не было. Собравшиеся на нем тайные агенты еще долго спорили и ругались до хрипоты, но, в конце концов, были вынуждены согласиться с намеченным ЦРУ планом по спасению российской демократии. А заручившийся выделением для своего слишком уж алчного окружения многомиллионных кредитов ехидно ухмыляющийся про себя Борис Елкин возвратился в Россию и с еще большим усердием принялся за безусловное выполнение всех принятых на нем решений и рекомендаций.
   Так видный российский оппозиционер Быковский подтвердил в конституционном суде право своей партии на существование. А снова оживившаяся российская демократия, уже начиная с октября 1992 года, приступила к рекомендованному шантажу его сторонников возможно скорым перезахоронением Владимира Ильича Ленина. Внутренне уже смирившийся с необходимостью скорого расставания со споткнувшимся на этой чертовой шоковой терапии мальчишем-плохишем Гайдаром Елкин снова выдвинул его на утверждение Государственной думою в качестве российского премьера, при этом преследуя для себя уже совсем иную, но, как всегда, мерзопакостную цель. Как он и предлагал, подогретые народным недовольством российские депутаты категорически не согласились с его выдвиженцем, тем самым, предоставляя ему неплохой повод для заявления, что с этим съездом народных депутатов России уже просто невозможно работать. И уже просто так, как говориться на всякий случай, пригрозив им скорым референдумом, довольно ухмыльнувшийся Елкин тут же переложил всю ответственность за дальнейшее ухудшение положения в стране на их головы. Но не все в это время у Елкина выходило так гладко или, как говорится, без сучка и задоринки. Немало попортил ему нервов открывшийся в январе 1993 года восстановительный съезд коммунистов России. И еще немало пришлось повозиться Елкину с утвержденным Верховным Советом России на пост премьера вместо мальчиша-плохиша Гайдара Чернотою. Но после предложения кругленькой суммы из недавно выделенных Западом государственных кредитов, тот с легкостью согласился отменить свой недавно им подписанный указ о снижении цен на продукты и предметы первой необходимости. Так что, начало 1993 года прошло для противоборствующих сторон с переменным успехом. Созвавшие в феврале месяце свой съезд коммунисты объявили на всю страну, что у них на съезде народных депутатов России большинство, и что они не позволят ему принятие антинародных законов. А не желающие оставаться в долгу дермократы тут же завопили о всевластии Советов. И с помощью ваучеров принялись усиленно подогревать у русского народа всегда находящееся в каждом живом человеке в приглушенном состоянии неуемное желание поживиться за чужой счет и отхватить лично для себя хотя бы маленький лакомый кусочек от общественного достояния.
   - Если вы вложите свои ваучеры в доходные предприятия, то уже можете навсегда позабыть об удручающей вас сегодня беспросветной нищете! - вопили они на всех перекрестках, а русские люди их слушали и представляли про себя свою уже возможно скорую сытую буржуйскую жизнь. - Скоро, уже совсем скоро все наши беды и несчастия канут в небытие. Вот выдадут вам наши ваучеры, и вы все снова заживете, как белые люди.
   Открывшийся 11 марта третий съезд народных депутатов России попытался надавить на Елкина и заставить его отказаться от задуманного им референдума, но тот и на этот раз не поддался на их уговоры.
   - Вы, называя себя представителями народа, сами же опасаетесь этого народного волеизъявления! - насмешливо бросил он им в ответ. - Я же сторонник сильной власти не боюсь его, ибо убежден, что без этой сильной власти сегодняшняя Россия не выживет, не сможет подняться с колен.
   И он, не заставив их слишком долго дожидаться последствий их неудачных переговоров, уже в конце марта напечатал во всех центральных газетах Указ: "Об особом режиме управления до преодоления кризиса во власти", который еще больше подогрел противостоявший ему съезд народных депутатов. И это их взаимное неприятие друг дружки заставило вмешаться в их размолвку Председателя Конституционного суда Зоркина, который, после своей короткой встречи с народными депутатами, сразу же признал Указ Елкина антиконституционным. И вполне возможно, что это их противостояние как-нибудь со временем рассосалось, если бы в их спор не вмешались уже прямо обуревающие от съедающей их изнутри неуемной жадности так называемые лучшие представители российского народа. Собрав в Москве на Васильевском спуске огромную толпу, они потребовали от властидержащих в первую очередь подумать об оголодавшем народе, а в апреле месяце с помощью фальсификаций обеспечили на референдуме Елкину сокрушительную победу. Опечаленные его итогами народные депутаты уже собирались сдаваться на милость победителя, как уже праздновавший победу правящий режим Елкина сам же и предоставил им хороший повод для продолжения противостояния. Вышедшему по установившейся еще в годы Советской власти традиции на первомайскую демонстрацию народу демонстративно перегородила дорогу колонна машин с омоновцами. И в завязавшейся между ними потасовке пострадало не менее 600 человек. Притворно возмутившиеся жестокостью властей народные депутаты не стали уступать домогательствам Елкина и, вплоть, до конца сентября между ними велась ожесточенная словесная перепалка. Примиренческое вмешательство Зоркина не помогло, и потихонечку загоняемый в глухой тупик режим Елкина решился на крайние меры, опубликовав 21 сентября во всех центральных газетах Указ своего предводителя: "О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации", согласно которому объявлялись выборы в Государственную думу, в сам неугодный режиму Верховный Совет распускался. Возмущенные посягательством Елкина на свои права народные депутаты не остались в долгу и на собранной ими срочно Внеочередной сессии Верховного Совета прекратили президентские полномочия Елкина, порекомендовав к избранию новым президентом России переметнувшегося ради личного возвышения на их сторону Слабоумова. В России наступило двоевластие. И снова заметавшийся между ними Зоркин начал уговаривать обе конфликтующие стороны согласиться на одновременное избрание народных депутатов и президента Российской Федерации. Но, несмотря на его огромное желание их помирить, взрывоопасная обстановка между конфликтующими сторонами с каждым очередным днем накалялась все больше. В воздухе запахло порохом, и все заговорили о возможно скором штурме режимом Елкина здания Верховного Совета. Встревоженные нависшею над последним оплотом их родной Советской власти опасностью москвичи, намереваясь оказать в случае чего запертым внутри народным депутатам необходимую помощь и поддержку, начали собираться возле Верховного Совета, но их уже там поджидали с резиновыми дубинками омоновцы. А в канун кровавых октябрьских событий выступил с грозным предупреждением противоборствующих сторон и синод православной русской церкви:
   - Мы заявляем, что те, кто поднимет руку на беззащитного человека и прольет невинную кровь, будет отлучен от церкви и предан анафеме, - строго проговорили святые отцы.
   И первыми, кто решился пролить человеческую кровушку, было, конечно же, окружение Елкина. Еще 2 октября на проведенной Слабоумовым конференции говорилось о погибших от рук омоновцев 22 москвичах. А 3 октября с началом первого обстрела российского парламента, на улицы столицы вышло до полумиллиона возмущенных горожан. Но стоило им только подойти к "Белому дому", как по ним тут же был открыт на поражение со стороны Мэрии и гостиницы "Мир" пулеметно-автоматный огонь. И хотя многие стреляющие, несмотря на отданный им самим Елкиным соответствующий приказ, отказались стрелять в безоружных людей, среди демонстрантов уже появились первые убитые и раненые. Подогретые только что пролитою человеческою кровью разъяренные демонстранты быстрым решительным штурмом мгновенно очистили здание Мэрии от расстреливающих их дермократических холуев и прихлебателей.
   А возле телецентра "Останкино" драматические события первых октябрьских дней развивались уже совсем по другому сценарию. Митинговавшие возле него безоружные демонстранты ничем не высказывали к охраняющим его милиционерам своей враждебности и вовсе не пытались проникнуть внутрь телецентра. Но это их не показное нежелания разрушать свое же собственное общенародное достояние, по всей видимости, не очень-то согласовывалось с намерениями наблюдающих за ними со стороны русских дермократов. А иначе, зачем им было отдавать приказ спецназовцу из отряда "Витязь" сделать по телецентру свой первый роковой выстрел. В разгоревшейся после этого рокового выстрела неравной схватке было, по меньшей мере, убито около трехсот демонстрантов. А когда к убиваемым возле телецентра безоружным людям подоспела помощь в виде двухсоттысячной колонны новых демонстрантов, то уже совершенно озверевшие от вида льющейся рекой человеческой крови спецназовцы начали и их тоже поливать пулеметно-автоматным очередями. И с этого времени уже прямо онемевшая от стыда и горя Россия больше уже в течение всей последующей ночи не могла забыться даже в тревожном сне. И всю сегодняшнюю ноченьку бурлила и негодовала фашиствующими дермократическими молодчиками вся взбудораженная Москва в тревожном ожидании для себя чего-нибудь еще такого ужасного и непоправимого. Всю сегодняшнюю ноченьку с обеих сторон все к чему-то такому готовились и все надеялись, что этого, такого ужасного, не произойдет. Что всё для них за эту ночь сложиться самым лучшим образом, и что все они уже рано утром смогут разойтись по своим домам с чувством полностью исполнивших свой долг людей. И всю сегодняшнюю ноченьку греющиеся у разведенных костров защитники "Белого дама", конечно же, были готовы к подготовленному для них кликою Елкина самому ужасному сценарию, но все еще надеялись на то, что выставленная против них армия не выступит против своего парламента. А главное, что где-то задерживающийся 119 полк тульской дивизии ВДВ успеет подойти к ним на помощь вовремя. Но, как говориться в подобных случаях, не тут-то было. И не успели еще бледные тонюсенькие струйки скорого рассвета пробиться на заждавшуюся их землю с потемневших небес, как по направлению к "Белому дому" загрохотали по тугому асфальту танки. Быстро смяв ничего не значащие против них построенные за ночь демонстрантами баррикады со стороны Краснопресненской набережной, танки приблизились к "Белому дому" и обрушили на его защитников шквальной огонь из всех своих пушек. Штурм и расстрел "Белого дома" произошел для его защитников, как принято говорить в таких случаях, внезапно и с полной неожиданностью для последних. Ибо никаких предложений о сдаче или хотя бы вывести из обреченного здания женщин и детей к ним не только не поступило, но даже и не предлагались со стороны режима Елкина никакие условия капитуляции. Брошенные на штурм и расстрел "Белого дома" многократно превосходящие в численности, уже не говоря о технике, которой у защищающих парламент советских людей просто не было и в помине, нападающие в своих действиях руководствовались только одним бесчеловечным приказом Тугоухова, повелевающим всем участникам штурма: - Уничтожить все! - что и было выполнено "Альфою", после выхода из "Белого дама" так называемых "народных депутатов", в точности. Вот, все и свершилось. Последующие несколько недель подряд труповозки в тайне от примолкшей от ужаса столицы вывозили из поверженного "Белого дома" безгласные трупы его защитников. А о том, как здесь озверелые штурмовики убивали и насиловали женщин, все это время красноречиво говорили оставленные безоружными и ни в чем не повинными жертвами настенные надписи. Да, и те скоро были соскоблены и закрашены турецкими рабочими, которые в этом крайне щекотливом случае больше всего подходили для празднующих свою очередную победу новых русских дермократов. Что ни говори, а "Белый дом" в Москве это же все-таки не немецкий Берлин сорок пятого года, да и победили на этот раз в Москве не светлые, а силы тьмы и зла. Некому и незачем было их сохранять в назидание живым потомкам пожертвовавших своими жизнями за последний, пусть к этому времени уже и насквозь прогнивший, оплот Вечно любимой простыми людьми Советской власти - здания Верховного Совета России. А, наконец-то, избавившиеся от последнего стоящего у них на пути к полному господству над Россией препятствия российские дермократы тут же приступили к дележу в свою пользу общенародного достояния и начали строить на будущее еще более "грандиозные" планы и задумки. И лишь одни простые русские люди в ответ на их вакханалии только горестно качали своими уже вконец запутанными их лицемерной ложью головами, да тяжело вздыхали.
   Вот и подошел к концу наш далеко еще не полный анализ совершенного впервые за всю мировую историю по злой воле Сатаны и спецслужб примкнувшего к нему Запада в России Великого предательства. Трудно, даже и язык порою не поворачивается назвать это гнусное подлое предательства великим, но оно, к нашему сожалению, было именно таким и на самом деле. Ибо в это гиблое дело уже было вовлечена не какая-нибудь там жалкая кучка презренных отщепенцев или ужасных нравственных уродцев и выродков, которых для такого дела всегда было и будет везде по всей нашей матушке-земле предостаточно, а лишь за небольшим исключением практически бывший Советский народ. Полностью втянулся народ, да к тому же и не самый маленький, а один из самых величайших народов в современном мире - Советский народ. И втянут не просто так, а чуть ли не насильно и зачастую даже против его на это воли. Это немаловажное при любых подобного рода анализов обстоятельство и делает его, помимо нашей воли и желанию признавать его великим, хотя в одно и тоже время признается его подлая сущность и злонамеренная направленность. Наше счастье, что обычным смертным людям без вмешательства в это дело могущественных высших сил такое дело, как говориться, не по плечу. Они способны лишь на самые ничтожные пошлые предательства на земле. И только время от времени им удается путем невероятного напряжения всех имеющихся в их распоряжении сил и ценою немалых затрат задействованных в этом заведомо грязном деле материальных ресурсов и денежных средств создать, что-то более или менее возвышающееся над пошлым мелким средней величины предательством. Да и вряд ли это великое своими ужасающими последствиями на все стороны человеческой жизни на земле предательство смогло бы произойти с каким-либо еще другим народом, кроме русского. На нашей матушке-земле уже вряд ли хоть когда-нибудь появится другой такой, наподобие русского, народ, у которого мечтательное воображение преобладает над всеми остальными сторонами его отличающейся излишней суетливостью несуразной жизнью, и который всегда и в любое время готов поверить, во что угодно до самозабвения.
  
   24 августа 2001 год.
  
  
  
  

Глава шестая.
ПРИХВАСТИЗАТОРЫ.

  
   Тяжело вздохнувший Антоша прилег на жалобно скрипнувший под ним старенький диванчик и, уставив затуманенный печалью взгляд в потолок, погрузился в свои в последнее время не очень-то веселые мысли. Заглядывающие в окно его холостяцкой комнаты на Крестовском острове вечерние сумерки в унисон с его сумрачным настроением почти мгновенно перешли в кромешную ночную темь. И он, все больше погружаясь в грустное размышление о неумолимо надвигающемся на простой русский народ тяжелом времени, даже и не заметил, как потихонечку окунулся в сладкое забытье совсем уж неожиданно подкравшегося к нему сна. Мгновенно перенесшись с его помощью из студеного январского вечера в теплое южное лето Антоша с уже давно не испытываемым им наслаждением вдохнул в себя полною грудью терпкий аромат пышно цветущей вокруг него растительности. Набегающий со стороны моря легкий ветерок ласково зашевелил отросшими на гражданке волосами. И с удовольствием подставляющий свою голову под его шаловливые порывы Антоша пристально вглядывался во все еще сохраняющиеся жалкие останки развалин некогда стоящего здесь старинного города, словно дожидаясь от них для себя хоть какого-нибудь особого знака или сигнала. Однако, несмотря на уже бешено заколотившееся в его груди в радостном предчувствии скорого свидания с чем-то особенно ему приятным и волнующим сердце, вокруг него не было ни одного намека, что уже совсем скоро здесь хоть что-то может произойти. А его устремленный в тускло отсвечивающие ему развалины взгляд лишь все время утыкался в восхитительный переход неторопливо сгущающихся вечерних сумерек в воистину прекрасную в своей очаровательной загадочности южную ночь. Другой на его месте, не стал бы долго томиться в напрасном ожидании для себя еще чего-то необычного и привлекательного. А сразу же впился бы в уже наплывающее на него восхитительное в своей прелести очарование южной ночи. Но всегда отличающийся сильной натурою и целеустремленным характером Антоша с еще больше разгоревшимся в нем нетерпением все ждал и ждал чего-то, о чем и сам не имел для себя никакого представления.
   - Нет! Этот так сильно увлеченный чем-то совсем другим парень вряд ли обратит на мою сегодня неземную красоту хотя бы чуточку своего внимания! - с нескрываемым сожалением вскрикнула недовольно поджавшая свои пунцовые губки волшебная южная ночь.
   А все время упрямо взирающий на тусклые в мягком лунном освещении уродливые развалины Антоша ничего не хотел вокруг себя видеть и замечать. И еще немного повздыхавшая над ним неприятно поморщившаяся южная ночь, отвернувшись в сторону, поторопилась, пока у нее еще было время, насладиться другими смотревшими на нее восхищенными глазами своими сегодняшними почитателями. А не обращающий на ее неудовольствие никакого внимания Антоша продолжал неизвестно зачем и почему все время всматриваться в развалины старинного города, пока в его глазах то ли от перенапряжения, или совсем по иной причине не поплыли круги.
   - Ой, что это со мною! - испуганно выкрикнул Антоша и только намерился потереть свои затуманившиеся глаза, как они, снова прояснившись, показали ему вместо пугающих его пустыми глазницами развалин мгновенно восстановившийся из них в своей первоначальной красоте старинный город. Однако то ли из-за такого воистину чудесного перевоплощения произошел сдвиг во времени, или что-то еще другое случилось такое неординарное, но ему уже грезилась не очаровательная южная ночь, а все улицы и площади раскинувшегося перед ним удивительного города, словно по мановению волшебной палочки, были залиты ярким солнечным светом. И всё это поражающее непревзойденным колоритом старинное великолепие уже давно прожитой жизни приветливо приглашало вполне искренне восхитившегося Антошу войти и хотя бы немножко вкусить от так сильно притягательного для современных людей очарования старины.
   - Нет! Этого же просто быть не может! - воскликнул про себя не верующий своим собственным глазам Антоша.
   Но от его веры или его неверия в реальность происходящего, показавшийся ему возродившийся во всей своей первоначальной красоте старинный город не исчезал. И Антоша, продолжая расхаживать по его дышащим ни на одно мгновение не умолкающей кипучею жизнью узким улочкам, все время ожидал, что все вокруг него так же мгновенно, как и возникло, возьмет и исчезнет из его, вдруг, как бы обрекших второе зрение глаз. Протолкавшись через толчею в центре города, Антон повернул в сторону неустанно грохотавшего прибоя и, вскоре, вышел к выстроившимся у пристани парусникам.
   - Антоша, поднимайся к нам! Мы давно тебя ждем! - услышал Антоша чей-то до боли знакомый голос и, обернувшись, увидел призывно махающего ему рукою со старинного корабля своего отца.
   - Что ты там делаешь, папа!? - прокричал ему в ответ Антоша, но, так и не дождавшись ответа, смущенно буркнул самому себе под нос. - Да, и вообще, как это мы сумели попасть в этот заповедник глубокой старины?
   - Поднимайся к нам, сын! - снова услышал Антоша голос отца.
   - К нам, - с недоумением буркнул вслух еще больше удивившийся Антоша, который только сейчас заметил, что стоящий на палубе его отец выглядел помолодевшим примерно на сорок лет. Да, и стоящего рядом с ним похожего на его отца мужчину он при встрече тоже мог бы с полным на то основанием назвать своим отцом.
   - А я до сегодняшнего дня ничего не знал о своем родном дяде, - с прежним недоумением пробормотал вслух уже и вовсе растерявшийся Антоша.
   - Поднимайся к нам! - прокричал ему сверху еще один, ранее им не замеченный, но так похожий на него самого еще совсем молоденький парнишка.
   - А это уже, по всей видимости, сын брата моего отца, - подумал про себя решительно ступивший на ступеньку трапа Антоша, и, через мгновение, он уже был рядом с ними.
   - Познакомься, сын, со своими побратимами, - проговорил приветливо ему улыбнувшийся отец и, встретившись с недоумевающим взглядом Антоши, поторопился объяснить поподробнее. - Все здесь присутствующие в разное время поочередно владели одной и той же душою, а сейчас наступает твоя очередь взваливать на свои плечи бремя ответственности за судьбу нашей Отчизны.
   - Бремя ответственности, - с недоумением повторил не ожидающий от отца подобных слов Антоша и проснулся.
   Он еще долго ворочался на своем старом скрипучем диванчике без сна и все думал, о каком это еще бремени говорил ему во сне отец, и кто были эти названные им побратимами два других парня.
   - Неужели, и в моей жизни тоже будут, как в свое время у отца, необыкновенные приключения? - неустанно задавался Антоша этим сильно его обеспокоившим вопросом, даже и сам не зная, а нужно ли ему подобное отцовское наследство.
   Хотя, где-то в глубине своей сладко ноющей души, он уже осознавал, что в этом случае его личного согласия не требуется. И что ему остается только покориться выпавшему на его долю предназначению и, начиная с этого времени, думать только о том, а сможет ли он оправдать эту так нежданно возложенную на него извечно непредсказуемою судьбою ответственность.
   - Ответственность за что? - еле слышно переспросил самого себя Антоша, и сам же ответил на свой вопрос. - Ответственность за судьбу моей России. И мой отец в свое время тоже вел, пусть и невидимою остальным русским народом, смертельную борьбу за лучшее будущее своей любимой Родины.
   Одно только осознание своей в этой жизни исключительности, что и его жизнь будет прожита не зря, мгновенно переполнило гордостью его не лишенную тщеславия душу. Однако недовольно поморщившийся Антоша не позволил ей слишком долго оставаться в своем сердце, и скоро его уже охватило беспокойство, а сможет ли он достойно справиться с этой возложенной на него ответственностью. Ведь, всегда так невероятно трудно отвечать за дальнейшую судьбу своей любимой Отчизны. И Антон только сейчас и начал остро осознавать для себя всю тяжесть возложенной на него миссии.
   А в это же самое время его оставленный не у дел антипод Михаил Иудович тоже, как и он сейчас, валялся на своей мягкой пуховой постельке в московской квартире без сна и злорадствовал по поводу вынужденного расстрелять "Белой дам" своего супротивника Елкина.
   - Вот то-то, - все время бормотал он сам себе под нос, - пусть сейчас и мой лютый недруг тоже помучается от несносных в жизни каждого крупного руководителя угрызений совести. Пусть он на собственном опыте убедится в справедливости народной мудрости, что слишком большой кусок, как обычно, больно дерет человеку глотку. Пусть он, поганый, уже и на своей собственной шкуре узнает, как нелегко потом ему будет проживать эту проклятую жизнь с ясным осознанием своей ничем неисправимой вины перед собственным народом.
   А уже и сам испытывающий на самом себе все эти свои проклятия Михаил Иудович знал, что желать своему недругу. Он уже на собственном опыте убедился, что подобные переживания людьми о совершенных ими в прошлом подлых предательствах со временем могут превратить всю их жизнь в самый настоящий ночной кошмар. Днем он еще хоть как-то мог отвлечься от постоянно преследующих его в последнее время раскаяний, а вот ночью от них ему уже спасение не было. Ночами они, проклятые, так донимали и изводили его, что если бы он не боялся вполне заслуженных им вечных мук, то уже сам на коленях умолял бы скорейшего прихода к нему собственной смерти.
   - И зачем только человек рождается на нашем белом свете? - бедовал он в своих ночных раскаяниях. - Безмятежные детские годы и более-менее счастливая ранняя юность пролетают для него, как один день, а потом.... Потом для него уже начинается вполне реальная и, как обычно, жестокая жизнь, которую трудно, если просто невозможно, прожить, как говориться, без сучка и без задоринки. Живет ее человек, бьется в течение ее, как рыба, головою об лед, а, в конце концов, если захочет добиться в этой жизни для себя чего-нибудь большего, то уже обязательно пуститься во все тяжкие. А под старость, когда у прожившего долгую жизнь человека начинает сдавать сила и подводить здоровье, тогда и вылезают у него все заслуженные в своей уже прожитой им жизни болячки, в том числе и эти несносные проклятые раскаяния. То есть, наступает расплата за всю свою предыдущую неправедную жизнь. И здесь уже нет для самого человека никакой разницы, какого рода болячки будут доводить его, и отравлять ему дальнейшее существование: физические или душевные - они все одинаково невыносимые, и все они одинаково больно бьют его по самому, как говориться, больному месту. А как еще могли бы добиться своего высокого положения нынешние руководители страны? Без постоянных интриг и проступков, которые, если бы они совершались рядовыми членами общества, то вполне могли бы считаться преступлениями, они так и копались бы в дерме, где-то там внизу. С подобным чистоплюйством вообще не рекомендуется соваться в политику. А нам, крупным руководителям, в своей деятельности без этих таких вот проступков не обойтись. Иначе, каким это еще другим образом можно в этой проклятой жизни избавляться от своих недругов, и на какие там еще шиши давать взятки и немалые подношения вышестоящим начальникам? Не на этот ли положенный советскому бюрократу нищенский оклад, на который ему, бедолаге, даже и жить по-человечески можно с трудом? Хочешь, не хочешь, а приходится нам в этой жизни крутиться, как белке в колесе, не гнушаясь и такими вот позорящими всякого другого честного человека проступками. Эх, жизнь, наша человеческая жизнь. Пока доковыляешь в ней до самого верха, так обязательно испачкаешься в ее дерме, и даже самый честный человек в течение ее непременно продаст свою душу черту.
   При этом мысли тяжело вздохнувшего Михаила Иудовича снова возвратили его к самому началу своего собственного восхождения на вершину власти в Советском Союзе. И у него самого, как приговаривают русские люди, тоже было рыльце в пуху. Так что свои нынешние бессонные ночи он заслужил по праву, и ему сейчас некого было в этом корить и винить.
   - По праву, - не без иронии подумал про себя Михаил Иудович. - Но, где же оно сейчас это превалирующее когда-то в СССР общечеловеческое право? Благодаря моей разрушительной деятельности этот Советский Союз и это его общечеловеческое право канули, так сказать, в небытие. И уже вряд ли вновь хоть когда-нибудь возродятся. А, вдруг, они все-таки возродятся? - совсем уж неожиданно допустил он для самого себя это самое невероятное предположение и сразу же ощутил, как сжалось от охватившего ужаса его глубоко порочное сердце. - Что же они тогда со мною сделают!? Ибо за все уже сотворенное мною с этой жалкой страною они могут меня не то, как в свое время Христа один раз распять, а сотни тысяч раз заставят умирать и снова воскресать! Но Иисус-то страдал как раз за простой народ, а я, в отличие от него, могу потерпеть от этого мстящего мне за разорение и позор простого русского народа. В любом случае из меня святого мученика не получиться.
   Однако и на этот раз сумевший взять самого себя в руки Михаил Иудович успокоиться мыслью, что такому случиться в сегодняшней реальности уже было просто невозможно. Слишком могущественные силы были заинтересованы в том, чтобы Советская власть и Советский народ, как говорится, уже навсегда канули в небытие.
   - Они в свое время проморгали возникновение этого опасного для них очага народной свободы и социальной справедливости, - для пущей уверенности пробормотал вслух Михаил Иудович, - и сейчас они даже из своей собственной шкуры вывернуться наизнанку, но больше уже никогда не допустят простых людей к власти.
   О! И как же ему в это время захотелось уехать из этой уже давно ставшей ему ненавистной России куда-нибудь подальше, где он, наконец-то, смог бы забыться обо всем и зажить более-менее спокойной жизнью. Но ему это сделать не позволяли все еще рассчитывающие на него западные благодетели.
   - Подожди еще немножко, - успокаивающе приговаривали они ему, - а когда твое тесное с нами сотрудничество на Руси забудется, мы тогда и поможем тебе возглавить левые силы возрожденного на нашей основе российского государства. И ты снова у нас станешь, как говориться, борцом за справедливость и выразителем самых сокровенных народных чаяний.
   - Как же, станешь здесь в России народным заступником и благодетелем? - недовольно буркнул себе под нос, неприятно скривившийся Михаил Иудович. - Этот возненавидевший меня русский народ, в отличие от ваших западных людей, никогда не удовлетвориться только одною обеспеченной жизнью. Ему еще и духовность подавай. Он, видите ли, размечтался быть защитником всех нещадно эксплуатируемых сейчас вами людей всего мира.
   Однако высказывать вслух подобные свои возражения Михаил Иудович опасался. Ему уже давно были хорошо известны возможности Сатаны, и он князя тьмы опасался даже больше, чем мести проданного им за тридцать иудиных серебряников простого русского народа.
   - Эти нелюди в случае чего с меня живого содрать кожу не постесняются, - мрачно буркнул он самому себе под нос.
   Думать обо всем этом недовольно засопевшему Михаилу Иудовичу не хотелось еще больше, и он снова переключился на не так уж сильно его пугающие воспоминания о своей уже прожитой жизни. Ему никогда не удастся навсегда позабыть о той устроенной ему гостившим в его Ставропольском крае Андроповым встрече с могущественным в свое время Генеральным секретарем партии Брешем на перроне маленькой железнодорожной станции. С помощью благоволившего к нему Сатаны он сумел втереться к нему в доверие и заручиться на будущее его покровительством. А для неограниченно пользовавшегося обширными познаниями в этом деле своего крестного Михаил Иудович благосклонность могущественного Бреша, можно сказать, не стоило ничего: он всего лишь заложил ему с потрохами своего доброго соседа из Краснодарского края. Первое предательство, и впервые омрачившаяся в затерзавших его с того времени сомнениях совесть. Хотя и казалась оно сейчас вспоминавшему о нем Михаилу Иудовичу в сравнении с совершенным им уже под самый конец своей карьеры гнусным предательством просто ничтожно малюсенькой песчинкою в его переполненной предательствами жизни. И сколько таких вот еще песчинок у него уже было сотворено по пути своего восхождения на вершину власти, но оно было у него первым, а поэтому наиболее ярко запечатлелось в его памяти. В то время у Михаила Иудовича еще не было сегодняшней уверенности, что его давний проступок можно было оценить, как недостойный и постыдный. Тогда он, с увлечением помогая обосновавшемуся на даче в "Красных камнях" Андропову, мог еще в какой-то степени оправдаться перед самим собою, что он активно борется с расплодившейся по всему Советскому Союзу коррупцией.
   - Я вначале своего восхождения к высшей власти был вынужден ради своей успешной карьеры закладывать этих победивших с моей помощью на всем послесоветском пространстве коррупционеров Государственной безопасности, - с мрачной иронией пробурчал неприятно скривившийся Михаил Иудович. - И это тоже, если можно так выразиться, яркая примета моего времени. И все.... На этом мне уже пора остановиться.... Что было, то было.... Я должен обо всем этом поскорее забыть, а не продолжать портить своими воспоминаниями себе и без того неважное настроение.
   И ехидно ухмыльнувшийся Михаил Иудович снова начал злорадствовать по поводу расстрела Борисом Елкиным российского парламента. Он прекрасно осознавал, что вполне возможно и ему самому в подобном случае пришлось бы принимать такое же решение, но он не мог не воспользоваться подвернувшимся удобным случаем, чтобы накликать на голову своего недруга еще большие беды и несчастия.
   - Ты, мой дружочек, думал, что тебе со мною будет легко справиться, что, если тебе удалось отстранить меня от власти, то я уже перестал быть для тебя опасным, - мстительно нашептывали в темноту его губы. - Нет уж, мой коварный недруг, ты ошибаешься. У меня, после долгих лет руководства Советским Союзом, сохранилось еще по всей России немало друзей и сторонников. Подожди еще немножко, и они тебе покажут кузькину мать, или, как любят приговаривать у нас в России, почем лихо стоит. Ты, неблагодарный, осмелился помешать моим планам, сделать из своих друзей новых русских миллионеров, так и я тебе в отместку затрудню сделать то же самое и с твоими сторонниками. Я напущу на них еще невиданный доселе во всем мире рэкет, и мои бандиты заставят их поделиться награбленными у простого русского народа богатствами. Они не позволят твоим архаровцам безнаказанно грабить Россию.
   Забывшийся в овладевших его возбужденным сознанием обидах Михаил Иудович с ненавистью швырял в бесстрастно внимающую ему темноту с каждым очередным разом все более обидные в адрес своего недруга оскорбление и угрозы. И он даже не подозревал для себя, что в это время за ним наблюдает уже просто давящийся от распирающего его хохота невидимо присутствующий в его спаленке Сатана.
   - Пожалуй, мне лучше с ним пока что не встречаться, - отметил про себя довольно ухмыльнувшийся Сатана. - Мой крестник уже и сам, если судить по сегодняшнему настрою, будет делать для меня намного больше, чем я от него смог бы потребовать.
   - Петенька, тебе моя помощь не требуется? - участливо поинтересовалась заглянувшая к генерал-полковнику, бывшему командующему одного из сибирских военных округов и недавнему защитнику расстрелянного Елкиным "Белого дома", Смирнову Петру Геннадьевичу сестра.
   Малоразговорчивый и угрюмый, после своего недавнего пребывания в "Матросской тишине", Петр Геннадьевич на этот раз ответил с удивившей ее бодростью и даже с некоторой веселостью в голосе.
   - Я уже и сам еще в силах о себя позаботиться, Василисушка, - окидывая заботящуюся о нем сестру ласковым взглядом, проговорил генерал. - Вот только что ушедшие товарищи убедили меня, что для России и Советской власти еще не все потеряно. А раз так, то уже больше никакой хандры и уныния. Пришла пора и мне включаться в борьбу с заполонившей всю нашу Россию нечистью.
   - Ох, и не легко же нам будет, Петенька, это делать, - печально проговорила ему в ответ сестра, - они ведь, подлые, к этому времени уже успели так запудрить нашему народу мозги, что он уже совсем запутался в их лицемерной лжи.
   - Наш народ, Василисушка, после расстрела "Белого дама" тоже стал другим, - возразил ей с ласковой улыбкою Петр, - простой народ, после подлого предательства клики Горби, уже начал потихонечку прозревать. А сейчас, когда они намерились начать проводить свою приватизацию, которая непременно ударит в первую очередь по жизненно важным интересам всего нашего народа, народ уже должен будет окончательно очнуться и выступить на защиту себя самого. Так что, сестричка, этот наш уже вконец оболваненный русский народ уже совсем скоро будет снова с нами, с коммунистами.
   - Твои бы слова да, как говориться, богу в ушко, - недовольно буркнула ему в ответ сестра, которая за последнее время уже много чего наслушалась от своих демократических коллег в институте, где она преподавала студентам Научный Коммунизм, что уже сейчас ни в чем не была уверенна.
   - Не богу, сестренка, а самому Его Величеству русскому народу, - мягко поправил ее брат, - и ты, как преподавательница, сама и будешь втолковывать ему эти святые для всех нас истины. Ну, а весь накопившийся за эти годы в нашей России дермократический мусор мы вскоре начисто выметем поганою метлою.
   - Ты, братишка, у меня самый неисправимый оптимист, - ласково проговорила в ответ сестра и, уже окончательно успокоившись за него, ушла на кухню.
   - Вот, уже даже и моя сестра разуверилась в нашей скорой победе, - с грустью заметил сам себе генерал. - Да и как ей, бедной, не разочароваться в то время, когда сейчас на них, преподавателей марксизма-ленинизма, градом сыплются оскорбительные издевки и плевки наших идеологических противников. Эх, быстрее бы покончить со всей этой мразью и снова зажить нашей свободной и счастливой прежнею жизнью. И чтобы только сказал об этой поганой дермократии наш отец, если бы только дожил до наших дней?
   Но Петру не надо было уточнять мнение своего отца об этих заполонивших в последнее время Россию так называемых дермократов. Он на всю свою жизнь запомнил его прижизненное предупреждение о возможно таком повороте событий в России.
   - Запомни, сын, они все живут неправедной жизнью и копят богатство вовсе не для того, чтобы привести наш народ к заветной мечте всего человечества, - с горечью делился с ним отец своими самыми сокровенными мыслями. - Если у них в этом направлении хоть что-нибудь и получиться, то это уже будет коммунизм не для всех, а только для них одних.
   - А так как построить коммунизм только для избранных в реальности просто невозможно, они и решили вернуть советское общество в благостный им капитализм, где благодаря своим неправедно накопленным богатствам они имеют возможность жить, как говориться, долго и счастливо, - с тяжелым вздохом дополнил несказанное отцом Петр
   Для него и раньше не было таким уж большим секретом вся копившаяся годами в райкомах и обкомах партии грязь, но он никогда не позволил себе сомневаться, что его партия со временем может и должна очиститься от этих чужеродных на ее светлом лике наслоений. Однако на поверку оказалось, что он тогда переоценил способность коммунистической партии к самоочищению своих рядов. И она, не только не очистилась сама, а даже оказалась способной вскормить своей грудью такую ядовитую гадюку, как бывший ее Генеральный секретарь Горби Михаил Иудович.
   - Он своим подлым предательством уже нанес нам в спину смертоносный удар, - с ненавистью процедил сквозь плотно сжатые зубы генерал, - а теперь наступает наша очередь для ответного удара.
   Пронзительно зазвеневший стоящий на письменном столе телефон вывел его из глубокой задумчивости и заставил торопливо потянуться рукою за дребезжавшей на аппарате трубкою.
   - Генерал-полковник Советских Вооруженных Сил слушает вас, - четко по-военному представился он.
   Услышав голос брата, копошившаяся на кухне Василиса протерла выкатившуюся из ее глаз невольную слезу платочком и гордо выпрямилась. Им детям фронтовика и партизана второй мировой войны стыдно было тушеваться перед возникшими в их стране, а значит и перед ними самими, временными трудностями. Надежда, как приговаривают умные люди, всегда умирает последней. Сейчас только одна эта всегда подбадривающая людей в беде и при несчастиях надежда помогала ей выстоять и не унизиться до бесполезных в таком случае сетований. Ее старший брат - генерал-полковник Советских Вооруженных сил, а это уже означало, что у нее все еще была надежда на лучшее будущее.
   После похорон генерала, Михаил Каратаев зажил замкнутой уединенной жизнью даже и, не пытаясь, воссоздавать свою организацию.
   - Всех денег, все равно, не добудешь, - неизменно приговаривал он при случайных встречах со знакомыми, - а я и так уже обеспеченный всем необходимым для безбедной жизни.
   Так он и прожил, как говориться, в тиши и довольствии вплоть до сегодняшнего дня. А вот сегодня рано утром его уединение нарушил уже и вовсе неожидаемый им посетитель.
   - Неплохо устроился, Михаил, - добродушно буркнул тот, когда Каратаев впустил его в свою богато обставленную квартиру, - по всему видно, что ты все это время не испытывал ни в чем нужды.
   - Спасибо, не жалуюсь, - буркнул в ответ недовольный бесцеремонностью гостя Михаил и сдержанно поинтересовался. - Разве мы с вами, товарищ, знакомы?
   - Я с вами. Михаил, еще не знакомился, а вот моего батюшку вы должны помнить, - насмешливо бросил ему настырный гость, - как никак, а вы все же были какое-то время сослуживцами.
   - Сослуживцами, - с недоумением повторил вслух Михаил.
   - Или почти сослуживцами, - с прежней иронией уточнил гость. - Вы когда-то вместе служили в управлении нашего общего знакомого генерала.
   На этот раз Михаил уже более внимательно всмотрелся в своего гостя, напоминающего ему лицом и особенно осанкою когда-то известного ему начальника отдела управления Государственной безопасности полковника Сисина,
   - Да, я Виктор, сын полковника Сисина, - подтвердил его догадку посетитель
   - Сказать о том, что я был сослуживцем вашего отца, для меня слишком высокая и явно мною незаслуженная честь, - скромно заметил недовольно нахмурившийся Михаил. - Я же тогда был всего лишь простым сержантом охраны. И вы, в то время как мне помниться, пробегали мимо меня, не замечая.
   - Точно, так тогда все и было, - не стал отпираться от своей былой заносчивости Виктор, - но со временем люди, Михаил, меняются. И, как видишь, я уже сам пришел к тебе на поклон.
   - И это тоже для меня незаслуженная честь, - пробормотал недоумевающий, зачем это он понадобился сыну большого начальника, Каратаев. - Вы, Виктор, наверное, пошли по стопам своего батюшки. А раз так, то должны знать, что моя служба под началом твоего батюшки была не очень-то долгою.
   - Увлечение женами начальников всегда обходится для всех нас слишком дорого, - не преминул блеснуть своей осведомленностью Виктор, - но наш общий знакомый генерал зла на вас долго не держал. А сразу же, после вашего освобождения, взял вас под свое покровительство.
   - У меня с генералом были сложные отношения, - не стал влезать в излишние подробности Михаил, - но в основном мы понимали друг друга. И я смею надеяться, что он ушел из этого мира безо всяких на меня обид.
   - Он-то может на тебя, Михаил, не обижаться, - перешел к основной цели своего к нему визита Виктор, - а вот мое ведомство недавно раскопало кое-какие ваши проделки. И они почему-то слишком сильно попахивают криминалом?
   - Я не был в курсе всех дел генерала в то время, - осторожно заметил ему насторожившийся Михаил, - но даже если они и были не очень-то законны, то кто сейчас может спросить за них с него.
   - С нашего генерала, Михаил, уже ничего не спросишь, - согласно поддакнул ему насмешливо прищурившийся Виктор, - а вот с вас самих спросить еще можно. И я надеюсь, что вам уже хорошо известно о том, что условия содержания заключенных в наше смутное время не улучшилось, а значительно ухудшилось. Ох, и нелегко же вам будет привыкнуть к скудному тюремному пайку после такого изобилия.
   - Если судить по вашему возрасту, то вы, Виктор, уже должны быть отставлены со службы, - тихо заметил ему Михаил.
   - Это значит, что вы еще не все позабыли о нашей службе Михаил, - покровительственно похлопав его по плечу, добродушно буркнул Виктор. - И пусть я уже не на службе, но, зато в этом же самом ведомстве продолжает служить мой сын Борис. А он сейчас как раз и занимает место своего покойного дедушки. Надеюсь, ты еще не позабыл о ведущей к его кабинету крутой лесенке?
   - Как же ее забудешь.... На всю свою жизнь запомнил.... Значит, это дело у вас семейное, - с ответной иронией поддакнул ему Михаил. - Однако, как мне кажется, пришиваемое мне вами дело будет не так уж и легко доказать. Да, и времена сейчас далеко не прежние.... В любом случае, нанятые мною адвокаты легко развеют все ваши наветы по ветру. Мне, конечно же, было очень приятно вас снова увидеть, Виктор, а пока....
   - Не торопитесь прощаться, Михаил! - резко оборвал его Сисин. - Вы ведь и на самом деле прекрасно понимаете, что времена сейчас действительно не те. А поэтому вряд ли стоит убеждать меня, что вы даже не подозреваете о том, что мы этих твоих болтливых адвокатов всегда держали и сейчас держим на коротком поводке. Немного переговорим с ними для острастки, и вы уже не сможете никого из них нанять для своей защиты. И, в конце концов, получите бесплатного только что вылупившегося из яйца недавнего выпускника. Да, и тот все время будет плясать под нашу дудку. По сегодняшнему времени, Михаил, у вас уже нет больше могущественных покровителей, а, следовательно, и защиты.
   - А вы, Виктор, предлагаете мне свое покровительство, - сухо поинтересовался прекрасно понимающий его Михаил.
   - При определенных обстоятельствах, Михаил, - уклончиво ответил Виктор, - а пока что я пришел попросить вас обо всем этом подумать и лично вручить повестку для посещения уже знакомого вам кабинета. Смею надеяться, что внук своего деда вас не разочарует.
   Закрыв дверь за ушедшим Виктором, Каратаев вошел в спаленку, и еще долго сидел на своей широкой кровати в глубокой задумчивости.
   Пусть Елкин и прекрасно осознавал для себя, что западные благодетели рассердятся на него за расстрел Верховного Совета России только для видимости, но до конца в этом неуверенный все это время ощущал себя как бы не в своей тарелке. А поэтому сейчас излишне нервничал и злился на втравившего его в это грязное дело и так долго не появляющегося перед ним с разъяснениями Сатану. Уже зная не понаслышке, а на примере оставшегося не у дел своего недруга Михаила Иудовича, что в случае чего его прошлые заслуги в счет браться не будут, он к этому времени уже совсем измучился сжигающей его изнутри жгучей ревностью ко всем реальным и вымышленным им самим соперникам. А в последние дни он, уже вконец истомившись в тягостных ожиданиях и сомнениях, буквально не находил себе в кремле места. Все ему чудилось, что вот-вот обозленный на него Сатана приведет ему на замену нового фаворита. Подлетевший в это время к кремлю Сатана как раз и подоспел к этим его очередным особенно тягостным для живых людей напрасных переживаний.
   - Боится - значит, уважает, - с удовольствием заключил окинувший Бориса Елкина насмешливым взглядом Сатана.
   - Повелитель! Это вы!? - вскричал очнувшийся Елкин и, упав перед ним на колени, начал плаксиво сетовать на его долгое отсутствие.
   - Запомни на будущее, милок, а лучше твердо заруби себе на носу, - строго проговорил притворно нахмурившийся Сатана, - что на моем попечении, кроме этой поганой России, еще и весь остальной мир с адской пропастью в придачу. Да, к тому же, и эти светлые небеса тоже не дают мне ни минуты покоя. Но я, несмотря на свою такую занятость, всегда нахожусь в курсе всех дел и везде поспеваю вовремя. А теперь давай выкладывай, да быстрее, что здесь у тебя такого срочного стряслось.
   - Слушаюсь, повелитель! - выкрикнул упавший духом Елкин и начал, то и дело, сбиваясь и проглатывая слова, рассказывать Сатане о последних событиях в России.
   - Так, - мрачно процедил сквозь зубы Сатана, когда Елкин закончил свои объяснения, - ты, дружочек, не сообщил мне ничего нового. Если я не одернул тебя раньше, то на будущее можешь быть уверенным, что я твои действия одобряю. Ты лучше проинформируй меня о том, что намерен делать дальше в этой навек проклятой мною России?
   Выслушав жалкий лепет немного приободрившегося Елкина, чем он будет заниматься в России в первую очередь, Сатана наотрез отказался хотя бы немного подождать с переналадкою российской экономики на угодные князю тьмы рыночные рельсы капиталистической системы.
   - Нет и нет! Именно сейчас, когда вся Россия запугана расстрелом своего парламента, и следует ускоренным темпом форсировать важнейшие для нашего общего дела преобразования, - категорически заявил он почтительно склонившемуся перед ним Борису Елкину. - Именно сейчас, когда мои верные сторонники так много сделали для укрепления угодной мне демократической власти, мы уже просто будем обязаны отблагодарить их отобранными у этого нелюбимого мною народа богатствами. И только при таком раскладе у них может появиться еще большая заинтересованность в укреплении угодных мне устоев и в еще большем усилении власти тьмы по всей России. Однако нам не следует забывать, что распределение общенародного достояния дело не простое и ответственное. Его первому встречному не поручишь. Так что, мой дорогой, ты пока что присмотри более-менее подходящих для такого дела людей, а я уже потом сам поговорю с ними и, распределив их роли, объясню каждому из них в этом немаловажном для всех нас деле обязанности.
   - Как скажешь повелитель! Будет исполнено, повелитель! - покорно поддакивал Сатане во всем низко кланяющийся Елкин.
   - Да, и не забудь озадачить своих цепных псов, начиная с сегодняшнего дня, готовить к скорым преобразованиям в экономике все это ваше русское стадо! - пренебрежительно бросил в конце инструктажа презрительно скривившийся Сатана. - Пусть чаще, а главное больше внушают этим простофилям о японском чуде, об американской мечте, и особенно подчеркивают в своих публичных выступлениях, что в скором будущем мировой порядок обязательно будет устанавливать новая Россия. Я надеюсь, что этим вашим русским подобная льстивое уверение придется по душе, и они меньше будут задумываться об как бы временных своих тяготах и лишениях. Ведь, конечная цель, пусть даже призрачная и нереальная, для истинно русской души всегда намного важнее, чем сегодняшняя жизнь.
   - Повелитель, в как мне поступить с этой возмущающий русский народ Чечнею? - осмелился полюбопытствовать Елкин. - Этот Дудаев уже так обнаглел, что во время моих разборок со своим парламентом даже осмелился давать мне советы. И как я понял из его последнего заявления, он твердо намеревается отделяться от России.
   - Этого хочет лично он, или это уже требование всего чеченского народа? - нетерпеливо переспросил Сатана.
   - В заявлении говорится, что так решил сам чеченский народ, - смущенно буркнул не ожидающий подобного вопроса Елкин.
   - Народ, - недовольно проворчал Сатана и на некоторое время погрузился в задумчивое раздумье.
   Этих чеченцев князь тьмы еще со своим крестником готовил в противовес коммунистам в случае, если бы их не удалось одним махом деморализовать. А сейчас, когда опасность со стороны коммунистов сама собой отпала, Сатана, будь на то его воля, с удовольствием использовал бы их для начала развала уже самой России. Однако после недавних событий, он еще больше озлоблять и так уже находящихся на пределе русских людей не решался. Но и отпускать просто так, за здорово живешь, чеченцев на свободу ему тоже не было никакого резона.
   - Я пока что попридержу их в подвешенном состоянии, а потом будет видно, как мне следует с ними поступить, - подумал он про себя, а вслух сказал. - Не следует забывать, что противостоящие нам коммунисты еще достаточно сильны и опасны, поэтому я и предлагаю твоим сторонникам ради спокойствия в простом русском народе развернуть широкую дискуссию по этой мятежной республике, а заодно попытаться перетянуть этих чеченцев на свою сторону. По моему мнению, торопиться в разрешении этого вопроса вам пока не стоит. В противном случае, если их подтолкнуть к объединению с коммуняками, то тогда уже вашим так называемым либералам и демократам в России не удержаться. Это необычайно сложное и щекотливое дело нам еще надо будет, как следует, обмозговать и подумать, как эту непростую ситуацию повернуть в свою пользу.
   - Вам виднее, повелитель, - не стал спорить уже начавший подозревать, что этот проныра Дудаев мог и сам снюхаться с Сатаною и сейчас готовит ему какой-нибудь неприятный сюрприз, неприятно скривившийся Елкин.
   - Это Чечня, милейший, в любом случае от нас никуда не денется, - продолжил внутренне ощутивший его неудовольствие Сатана, - в крайнем случае, мы пошлем туда войска, которые при определенной организации, понеся немало жертв, наглядно покажут русскому народу всю бесперспективность развязывания новой гражданской войны.
   - Вы, как всегда, правы, повелитель! - вскрикнул притворно восхитившийся Елкин. - Эти коммуняки уже снова кричат на всех перекрестках о необходимости новой революции. А мы, в случае войны с чеченцами, наводнив всю Россию трупами и калеками, надолго отобьем у простого народа охоту поддерживать их авантюры.
   - Но чтобы эти горы трупов и толпы изувеченных молодых парней появились, вам придется провести хорошую подготовительную работу, - заметил осветившийся лукавой ухмылкою Сатана.
   - Так я же это дело поручу не первым встречным, а только уже давно поддерживающим меня своим предпринимателям и военным, - не задержался с ответом заметно оживившийся Елкин. - Предприниматели своими как бы незаконными поставками вооружат этих чеченцев до зубов, а мои безграмотные, но с большими претензиями, военноначальники искалечат и загубят этих несчастных солдатиков даже больше, чем нам будет нужно.
   - Вот за это я и ценю тебя, мой верный слуга, - одарив Елкина поощрительным взглядом, ласково проговорил Сатана.
   - В последнее время мне все говорят, что я не лишен способностей, - похвастался осветившийся самодовольной ухмылкою Елкин.
   - Они тебе, мой дорогой, просто льстят, но я ценю тебя вовсе не за это, - возразил ему залившийся мелким противным смешком Сатана. - Я ценю тебя, мой друг, только за твое редкое среди смертных умение все, к чему прикасаются твои руки, разрушать. А это, смею тебя заверить, дано далеко не каждому живущему на земле человеку. В этом деле у тебя, мой дорогой друг, действительно, имеются самые неоспоримые достоинства.
   Молча проглотивший высказанное Сатаною прямо в глаза оскорбление, Елкин даже и вида не подал, что обиделся, а только поторопился перевести их разговор на другую тему.
   - А как же я сейчас должен поступить с оказавшим нам в свое время немало ценных услуг генералом Лебедем? - спросил он первое, что пришло ему в голову.
   - Как мне помниться, он уже направлен командармом в Приднестровье, - переспросил его на мгновение замешкавшийся Сатана, для которого генерал Лебедь был дополнительной страховкою на тот случай, если его Елкина опомнившийся русский народ попросит в отставку раньше времени.
   А понравился этот звезд с неба не хватавший генерал Сатане только потому, что мысли этого генерала полностью совпадали с его собственными намерениями насчет будущности России. Но пока что они не очень совмещались с развивающимися в России событиями, и князь тьмы решил на всякий пожарный случай придержать этого генерала как бы про запас.
   - Тебе его пока что будет лучше не только не трогать, но и даже замечать, - недовольно буркнул он напомнившему ему о некоторой не состыковке его замыслов Елкину, - этот Лебедь может со временем нам пригодиться, но только при условии, что не будет замешен ни в каких там реформах.
   - Так вот, оказывается, кого он держит про запас! - воскликнул про себя догадавшийся о планах Сатаны Борис Елкин.
   До сегодняшней ночи он к своему старому знакомому генералу испытывал одно только дружеское расположение и участие, а вот сейчас, после невольного признания Сатаны о своем к нему расположении, Елкин уже в корне переменил свое отношение.
   - Гадом буду, а непременно втяну его во что-нибудь особенно предосудительное, - твердо пообещал он самому себе, - а пока что мне будет лучше всего незаметно для Сатаны вставлять ему палки в колеса и не способствовать его дальнейшему продвижению по службе.
   - И не забывай впредь держать советскую, а сейчас российскую армию в черном теле, - сказал ему в самом конце их разговора Сатана, - пусть она уже и деморализовано в связи с последними в России событиями и замарала себя расстрелом Верховного Совета, но все еще представляет для нас серьезную угрозу. Надо и дальше продолжать порочить ее в глазах простого народа, а нищенскими окладами обеспечивать уход из нее более способных, а, следовательно, опасных для нас офицеров. Но слишком закручивать гайки нам тоже не стоит, а то она чего доброго может еще выступить за восстановление ненавистной нам Советской власти.
   - Я уже предпринял в этом направлении кое-какие шаги, повелитель, увеличивая не только численность, но и боеспособность, белее надежных для нашего дела внутренних войск, - затараторил Елкин, но Сатана его уже больше не слушал.
   Сотворив необходимое в таком случае нечистое заклинание, он мгновенно исчез с глаз неприятно поморщившегося Бориса Елкина.
   Оказавшийся не у дел бывший первый секретарь обкома партии уже в скором времени снова ощутил себя востребованным и необходимым новому российскому обществу.
   - Ты, батюшка, много лет руководил областной партийной организацией, - сказал ему еще в самом начале перестройку тоже оставшийся не у дел его сын Федор, - и у тебя должно быть немало знакомых среди пожилых людей. Тогда почему тебе не создать под своим началом хорошую ветеранскую организацию?
   - А какой в этом смысл, - с досадою отмахнулся от него Петр Максимович, - эти старые перечницы могут только ныть и жаловаться на свою несчастную судьбу. И ты предлагаешь мне вытирать им слезы, да обивать кабинеты местного начальства для выбивания подачек к их мизерным пенсиям. Нет, сын, это дело не по мне. Пусть ими занимаются собесы, а я со своими связями могу заняться чем-либо более серьезным и ответственным.
   - Если я не ошибаюсь, отец, то в наше время имеют силу и значение всего лишь три вещи: деньги, связи и поддержка твоих начинаний общественностью, - возразил ему несогласный с его словами сын. - Первое и второе в нашей семье вроде бы имеется, а вот формированием общественного мнения в пользу наших начинаний можешь заняться только ты один. Пойми, отец, если мы не поторопимся использовать твой немалый в этом деле потенциал, то можем оказаться на обочине при уже возможно скором разделе общенародного достояния в нашей области. Возможность влиять и направлять в нужную сторону мнение людей в наше время цениться недешево. И с нами в этом случае уже будут вынуждены все считаться, и станут добиваться нашей поддержки все, кому захочется занять в новой капиталистической России более-менее заметное место.
   - А ведь он, поганец, прав! - воскликнул про себя пораженный смекалистостью своего несмышленыша Петр Максимович. - Если я к своим сбережениям добавлю еще и авторитет общественного деятеля, то вполне возможно, что вскоре снова стану единоличным хозяином в своей области. А при некоторой удаче, возможно, что и во всей России. Нет уж, я на такую авантюру не пойду! - резко оборвал сам себя Петр Максимович. - Я и так уже потерял немало времени на игры в это смешное и нелепое строительство коммунизма, позволив другим более ловким в этой жизни обогнать себя. У этих ловкачей, в укромных местах припрятаны мешки с драгоценностями, и стоит мне стать у них поперек дороги, как они тут же, даже не поморщившись, сотрут меня в порошок. Но уж свою область я защитить от них сумею. Здесь-то, по крайней мере, им со мною не справиться.
   - Ты все понял, отец? - переспросил его так и не дождавшийся его ответных слов сын.
   - Понял, мой мальчик, еще как понял, - добродушно буркнул ласково ухмыльнувшийся Петр Максимович, - и очень рад, что я раньше насчет тебя ошибался. А ты на поверку оказался не мокрой курицею, как я о тебе раньше думал, а самым настоящим орлом.
   - При прежней системе, батюшка, я был связан по рукам и ногам их общечеловеческими ценностями, и только поэтому не мог полностью раскрыть все свои дарования, - снисходительно буркнул в ответ сын. - А сейчас, когда новое время принесло с собою и новую шкалу ценностей, я уже почувствовал себя в этой новой жизни, словно рыба в воде.
   - И ты, сын, все это придумал неплохо, - одобрительно буркнул уже начавший обдумывать свои первые шаги на новом поприще Петр Максимович. - А сейчас поговорим о наших дальнейших планах уже более подробно?
   И они в этот вечер засиделись допоздна. Федор неторопливо рассказывал своему отцу обо всем, чего он хочет добиться в новой жизни, а Петр Максимович слушал, и поражался его воистину наполеоновским планам. Однако выработанная за долгие года партийной работы осторожная осмотрительность не позволила ему полностью отдаться их сладкозвучному дурману.
   - Я, сын, на твоей стороне и полностью согласен со всем, о чем ты только что мне сказал, - проговорил он вопрошающе посмотревшему на него в конце их разговора Федору, - но, как мне кажется, ты рвешься к своей цели слишком уж прямолинейно, забывая, о необходимой в таком деле осторожности. И не хмурься, пожалуйста, я твой отец и желаю тебе только одного добра. Давай лучше договоримся с тобою так: ты рекомендуешь меня своим друзьям демократам на должность заместителя губернатора по общественным вопросам, а сам пока, затаившись в тени, займешься предпринимательством. И уже только потом, когда эти неоперившиеся щенки порядочно набедокурят и наломают дров, а ты к этому времени обзаведешься немалыми капиталами, мы и займемся продвижением в губернаторы меня или тебя самого....
   - Батюшка, а вдруг у этих щенков все получиться как надо! Ведь тогда уже нам власти в области не видать как собственных ушей! - в негодовании выкрикнул вовсе не согласный со словами отца сын.
   - Голову даю свою на отсечение, сын, что у них ничего путного не получиться, - насмешливо буркнул в ответ на горячность своего сына Петр Максимович. - Это только в кино все получается наскоком с разгона, а в реальной жизни, Федор, всегда выигрывает тот, кто долго запрягает и вовсе не торопиться переворачивать все вокруг себя вверх тормашками. Эти твои щенки, Федор, непременно посшибают с себя рога в этом, пока даже им самим до конца не понятном деле. А мы, еще ничем не согрешив против народа, выйдем на передний план со своими как бы новыми идеями, которые на первый взгляд будут обещать уставшим от нововведений людям более-менее спокойную жизнь.
   - А ты, батюшка, к этому времени подготовишь в нашу пользу общественное мнение, - одобрительно буркнул уже и сам осветившийся понимающей ухмылкою Федор.
   - Обязательно подготовлю, - заверил его Петр Максимович, - да, и эти твои оказавшиеся в безвыходной ситуации демократы тоже с превеликою охотою начнут лить воду на нашу мельницу.
   - Что-что, а уж это они умеют, - снисходительно буркнул полностью удовлетворившийся их разговором Федор и, попрощавшись, ушел по своим делам.
   Россия - самая непонятная и загадочная страна не только для всего остального мира, но и в первую очередь для самой себя. В ней может годами, а то и целыми десятилетиями, протекать тихая ничем не примечательная для стороннего наблюдателя жизнь. А потом, как бы вдруг, словно объевшись белены, или какая-нибудь еще особо досаждающая шлея попадает ей под хвост, но она до того сильно взволнуется и так забурлит всеми фибрами своей не признающей ни в чем удержу русской души, что в это время населяющему Россию народу становится просто невмоготу. А застывший в немом ужасе весь остальной мир только с недоумением всматривается в стремительно набирающие в ней скорость порой противоречащие друг дружке происходящие события. И все это происходит вовсе не из-за ее какой-то там таинственности или загадочности, а главным образом только из-за того, что судьбоносные для нее самой решения всегда тесно вплетаются и оказывают самое непосредственное влияние на судьбы и дальнейшую жизнь всех остальных народов мира. Потому что ее размеры и численность населяющих ее людей всегда сильно влияют на еще более изменчивый и непостоянный облик всего остального мира, что не заметить происходящего в России он просто не в состоянии. Потому что и он в свою очередь всегда сильно влияет, а иногда так навязчиво и напористо, что уже не однажды вызывал и вызывает сейчас искреннее негодование возмущенных его вмешательством в их дела русских людей. Так получилось и на этот раз. Интересы и порой доходящие до непристойности посягательства на нее внутренней коррумпированной бюрократии с, как обычно, разъедающей въедливой ржавчиной все живое и созидательное мафией самым тесным образом переплелись с интересами и посягательствами на ее государственность остальными небезразличными к России странами мира. И только благодаря этому их успешному сотрудничеству в России снова наступила череда особенно неприятных и сильно отягощающих жизнь простых русских людей событий. Взрыв на Чернобыльской атомной станции еще больше усугубил и без того таинственное и загадочное при огромном богатстве ее недр обнищание российского народа. Это и вызвало его недовольство правящей им в последнее семидесятилетие коммунистической партией, которая в свою очередь не без помощи этих так хорошо имеющих все вокруг себя опошлять и разлагать коррумпированной мафией и западных спецслужб превратилось к этому времени в уродливое аморфное образование. И эта злокачественная на ее светлом теле опухоль начала образовываться не сейчас и даже не год назад, а сразу же после не менее загадочной и таинственной для всего остального мира смерти Великого Сталина. Но вот только сейчас она, согласно их нечестивым замыслам, лопнула, облив своими вонючими гнойными испражнениями всю замершую от ужаса Россию. Именно так и представлялась решившему навестить своего брата в Москве Антоше нынешнее положение в России, который уже не видел для нее никакой надежды на лучшее будущее.
   - Да, и откуда оно может взяться у нее это лучшее будущее, - с горечью повторял он про себя по дороге в Москву, - ведь, эти насильно внедряемые в ее повседневную жизнь обычаи чуждого ей Запада не доведут мою Россию до добра.
   Москва встретила Антошу моросящим дождиком, и он, выскочив из вагона на перрон, торопливо зашлепал по образовавшимся на асфальте маленьким лужицам к затемневшему впереди зданию вокзала. А потом, прежде чем ехать на квартиру к брату, Антоша решил вначале немного осмотреть городские достопримечательности. Однако особого восторга он при встрече со столицею России не испытал. Ибо и в Москве, так же как и в его Ленинграде, горожане не считали себя больше обязанными подбадривать друг дружку приветливыми улыбками. Ибо и в столице, так же как и по всей России, русские люди, благодаря ежедневно и ежечасно призывающим их средствам массовой информации активно включаться в новую жизнь и начинать прямо сейчас копить свой первоначальный капитал для будущей обеспеченной жизни, уже перестали доверять друг другу. Они уже начали видеть в каждом встретившимся им на пути, если не своего заклятого врага, то уж коварного жестокого соперника на свою возможно скорую обеспеченную жизнь обязательно. В подобной осмотрительной поголовной осторожности горожане и приезжие гости скорее вцепятся друг дружке в глотки, чем станут обмениваться приветливыми улыбками. Побродив несколько часов по уже начавшемуся захламляться демократическим мусором городу и поймав на себе немало неприязненных взглядов, Антоша в самом подавленном состоянии вышел на все еще сохраняющуюся в идеальной чистоте Красную площадь. Но и там уже было немало неприятных для его глаз примет нового времени. По всему ее периметру была развешена назойливо орущая ему в уши безвкусная безграмотная реклама, а у скорбно сжавшегося мавзолея уже не было стоящих в карауле подтянутых солдат на посту номер один. Остановившийся Антон еще долго стоял напротив места захоронения Владимира Ильича Ленина и думал об извечно непредсказуемой для человека его жизни:
   - Вот, родиться человек со своими взглядами на жизнь и начинает упорно добиваться их внедрения в уже ставшую для всех остальных привычную повседневную реальность. За что его, как обычно, вначале преследуют, бросая в тюрьму, ссылая в ссылки или на каторжные работы, а потом, при особом, конечно же, везении, начинают превозносить и возвеличивать уже чуть ли не до самых небес. Но, в конце концов, сразу же после его смерти, другой наподобие его реформатор снова начинает низвергать уже его самого с небес на самое дно адской пропасти. Так, где же тогда находится эта примиряющая всех людей на земле золотая серединка? Где же она, так называемая, человеческая мудрость? И существует ли вообще на белом свете такое понятие, как абсолютная истина?
   Так и не найдя для себя ответа на измучившие его в последнее время вопросы, Антон тяжело вздохнул и заторопился на квартиру к брату. А там его уже дожидалось неприятное известие. Встретивший его брат молча протянул ему телеграфный листок с сообщением, что их отец тяжело болен.
   - Жаль, братишка, что ты не успел осмотреть наш прекрасный город, но я уже заказал билеты на ближайший самолет, - извиняющим тоном проговорил брат, и они заторопились на аэропорт.
   И все же, какая она странная, а главное непонятная и для нас самих - эта наша земная человеческая жизнь. Рождаемся мы в ней маленькими ни на что не способными несмышленышами. А потом уже по мере своего роста и возмужания все время учимся, как ее нам будет лучше проживать, чтобы, в конце концов, маяться в течение ее, перебиваясь от одного несчастия к другому, а то и от одной беды к другой, через нескончаемую череду треволнений и забот. И лишь в изредка посещающих нас в земной жизни мгновениях удачного везения мы ощущаем в себя так редко выпадающее на людскую долю счастье и нужными в этой своей жизни людьми. Но вот наступает в нашей жизни и то роковое мгновение, когда все изношенное в нескончаемых тяготах и лишениях жизни наше бренное тело отказывается больше служить и умирает. А умирает ли при этом сам человек, или то, что мы для понятности называем в своей жизни просто душою? И хотя на этот счет в человеческом сообществе существуют разные предположения, однако, еще никто с того света, если не считать воскрешенного давным-давно Христом Лазаря, не вернулся, чтобы рассказать обо всем этом людям. А раз мы с достаточной достоверностью не знаем практически ничего о своей предполагаемой загробной жизни, то тогда во имя чего рождается на земле этот маленький и поначалу совсем беспомощный человечек? И почему мы все так покорно сносим все выпадающие на нашу долю обиды и несчастие, даже и, не пытаясь, за редким исключением, досрочно прекратить эту, по всей видимости, для большинства из нас никчемную и бессмысленную, приносящую нам одни только страдания жизнь? Может, в этом виноват изначально врожденный в каждого человека инстинкт выживания в любых даже в самых нечеловеческих условиях? Кто его знает? А для нас самих пока что ясно только одно, что наша земная жизнь, пусть порою и не кажется нам бессмысленною и никчемною, но она для нас еще больше отягощается создаваемыми всевозможными "благодетелями" нечеловеческими условиями. Но мы, все равно, будем неизвестно за что ее любить, и, несмотря ни на какие ее для нас сложности, будем продолжать цепляться за нее до конца дней своих. А когда кто-то из нас умирает, то мы, радуясь, что он, наконец-то, освободился от земных мытарств, испытываем при этом какую-то горькую тоску и непонятное нам сожаление о том, что его уже с нами никогда больше не будет. С этим извечным и никогда не разрешимым для человечества противоречивым чувством и подоспели братья к своему родимому дому на побережье Черного моря.
   - Решились, наконец-то, навестить своих родителей! - выкрикнула открывшая дверь квартиры Оксана и засуетилась вокруг своих уже ставших совсем взрослых детей. - Виктор, посмотри, кто к нам пришел!
   С мрачным ожесточением вращающий в гостиной ручку настройки приемника Виктор вышел в прихожую и приветливо заулыбался своим неожиданным гостям.
   - Совсем уже позабыли о своих стареющих родителях, - мягко упрекнул он своих засмущавшихся детей. - Ну, и что еще новенького вы можете рассказать мне о последних событиях в нашей России? - задал он им волнующий в это время всех русских людей вопрос, когда его гости в ожидании положенного в таком случае угощения расселись за столом.
   - Мы можем только рассказать последние подробности о расстрелянном с этими коммуняками "Белом доме", - начал, было, Гриша, но, встретившись с осуждающим взглядом отца, осекся.
   - Не надо злорадствовать, сын, по поводу безвременной смерти ни в чем не повинных людей, - тихо проговорил помрачневший Виктор, - все отдавшие возле Верховного Совета свои жизни люди защищали не этих продажных депутатов, а свою родную Советскую власть.
   - Но как можешь ты, отец, их защищать в то время, когда они тебя с нашей матушкою бросили ни за что за тюремную решетку! - с негодованием выкрикнула изумленная его словами Любушка. - В свое время они немало натворили зла, так вот пусть сейчас и расплачиваются за все свои грехи, и не мешают нам молодым построить для себя новую жизнь.
   - А какую жизнь вы намерены построить для себя, доченька? - полюбопытствовала вошедшая в гостиную с подносом Оксана.
   - Такую жизнь, мама, в которой уже больше не будут бросать невинных людей в застенки, и при которой мы все сможем, наконец-то, свободно дышать и жить долго и счастливо! - в запальчивости выкрикнул Гриша.
   - Зато нас можно будет безнаказанно убивать прямо у стен кремля, - с горечью бросил ему в ответ помрачневший Виктор. - И откуда вы, мои дети, только набрались этой жестокосердной черствости со злобной ненавистью? Мы, ваши родители, как мне помниться, вас этому не учили.
   - Но, папа, вы же при этой Советской власти страдали! И не только вы одни! Сколько сейчас подобным вам страдальцев выступает по телевизору и со страниц газет и журналов с обличениями этих бесчестных коммунистов! - с возмущением выкрикнула раскрасневшаяся от негодования Любушка.
   - Выступают, - недовольно буркнула поставившая на стол поднос с угощением Оксана, - я вот тоже недавно слушала выступление одной из подобных жертв. И узнала в ней свою старую знакомую. Это она, подлая, во время своей отсидки в лагере помогала начальнику лагеря запутать меня в своих силках. Внутренне я ей уже давно все простила, а как услышала о якобы ее мучениях в лагере, так уже чуть ли свой телевизор в окошко не выбросила. Это она-то мучилась и страдала, находясь в привилегированном бараке, или в личном гареме начальника лагеря. Если бы она была в это время рядом со мною, то я ей, подлой, не только все волосы повыдергивала, но и глаза выцарапала бы.
   - Вот видите, дети, кто вас сегодня науськивает на так называемых зверей коммунистов, - окинув засмущавшихся своих детей укоряющим взглядом, назидательно буркнул Виктор. - Всем нам сегодня будет лучше всего меньше слушать этих, так сказать, "невинных жертв" социализма, а там поживем и увидим: эти ваши демократы лучше или намного хуже донельзя оболганных ими сейчас коммунистов.
   - Но в любом случае, дети мои, вы должны будете запомнить для себя на все оставшуюся жизнь, что на чужой крови и страданиях собственного счастья не построишь, - дополнила своего обожаемого мужа Оксана. - И вам лучше всего забыть о моих с вашим отцом в прошлом страданиях и не позволять какой-то там глупой мести затмевать вам глаза, а, пристально вглядываясь во все, что происходит сейчас в России, делать для себя соответствующие выводы.
   - Папа, как ты...? - тихо проговорил зашедший к нему вместе с Антошею Алешка.
   - Вот увидел вас, мои дорогие, и мне сразу же стало легче, - слабым голосом с трудом выдавил из себя их отец.
   Они еще немного постояли возле него, поговорили о том и сем, старательно избегая слов о его уже совсем скорой ужасной участи, а потом, когда уже собрались уходить из его комнаты, Антон слабым взмахом руки задержал возле себя младшего сына.
   - Ты, сын, ни в чем не виноват, - глухо проговорил он не ожидавшему от него подобных слов Антоше, - так уж распорядилась сама наша судьба. Теперь тебе самому придется защищать нашу Россию от происков темных сил и их нечестивых земных сторонников.
   - И ты все это время знал об этом, отец!? - вскрикнул пораженный его словами Антоша.
   - Конечно же, знал, сынок, - тихо проговорил ему в ответ отец, - и горжусь, что меня в этом так необходимом для России благородном деле заменит мой собственный сын. А сейчас иди спать. Тебе, чтобы с честью выдержать поджидающие впереди испытания, еще понадобиться немало сил.
   Молча, кивнув в ответ головою, Антоша вышел из комнаты отца.
   - Помню, я в тебя верю, - услышал он за собою его тихое напутствие.
   Михаил подошел к зданию управления Государственной безопасности еще задолго обозначенного ему в повестке времени. От нечего делать он еще немного погулял по дорожкам того самого скверика, где когда-то произошла до сих пор памятная ему встреча с красивою раскосою красавицею, потом обошел кругом здания, стены которого навеивали на него грустные воспоминания об навсегда им утраченной молодости. И уже только потом он, наконец-то, решился войти в двери до боли знакомого ему подъезда.
   - Вызывали, гражданин начальник? - тихо пробормотал он, входя в кабинет, где важно восседал в кресле своего деда в полковничьей форме Борис Сисин.
   - Ну, зачем же так официально, господин Каратаев, - с укоризною буркнул со своего места Борис и кивком головы указал ему на стоящий напротив стола стул. - Вы же не заключенный и еще даже не подозреваемый. Нам просто надо кое-что прояснить в вашем прошлом. Надеюсь, что у вас было, после разговора с моим отцом, достаточно времени, чтобы все как следует для себя обдумать?
   - Думал, но все ума не приложу, зачем это я вам понадобился? - хмуро буркнул в ответ Михаил. - Ведь, я уже дряхлый старик, да и все мои прежние дружки тоже, как говориться, дышат на ладан. А для вашего дела, как я понял из разговора с вашим батюшкою, нужны крепкие молодые люди. Вам нужны такие здоровые и сильные парни, которые могут скрутить в бараний рог любого, кто окажется на их пути.
   - Вы, господин Каратаев, в свое время были большим специалистом в этом деле, - одобрительно буркнул снисходительно ухмыльнувшийся Борис, - но вот только зря предполагаете, что из-за своего возраста вы уже не имеете для нас никакой ценности. Здоровых сильных ребят у нас хоть пруд ими пруди, а вот специалистов, которые так хорошо знали бы несущих золотые яйца курочек у нас в России по пальцам можно пересчитать. А ведь и с ними тоже можно работать не одною силою. К каждой такой курочке нужен особый, я бы сказал индивидуальный подход. Поэтому мы и предлагаем вам быть у нас вроде бы консультантам по этим золотым курочкам. Так и мы в накладе не окажемся, да и вам самим тоже кое-что перепадет.
   - Уверен, сукин сын, в своей безнаказанности. Поэтому, в отличие от своего батюшки, не говорит намеками, а идет напропалую, подонок, - подумал про себя Михаил, а вслух сказал. - Не хотелось бы мне, гражданин начальник, на старости лет заниматься подобными делами. Но, если вы настаиваете, то я согласен быть при вас консультантам по этим, так сказать, золотым курочкам.
   - Вот, и прекрасно, господин Каратаев, - с удовлетворением буркнул Борис и, сделав отметку в повестке, протянул ее Михаилу.
   Вышедший из управления Михаил неторопливо зашагал по притихшим московским улочкам. И ему уже больше спешить было не куда. В молодости он, наверное, гордился бы подобным предложением. А сейчас, когда у него внутри все перегорело и превратилось в пепел, ему уже было не к чему стремиться и нечего желать.
   - Мало им, сволочам, что загубили такую великую державу, так еще пытаются своими погаными сапожищами втоптать в грязь и весь русский народ, - уже перед самым подходом к своему дому громко выругался он и, не обращая внимания на обернувшихся прохожих, с прежней неторопливостью зашагал к своему подъезду.
   Антоша в эту ночь еще долго ворочался на мягко постеленной матушкою кровати без сна, а когда упрямо неотстающий от него сон все же сумел сморить его, то мгновенно перенес его на залитое ярким солнечным светом морское побережье. Внимательно осмотревшийся вокруг себя Антоша сразу же узнал знакомое ему очертание возле своего родного поселка берега и, как всегда, в это время мерный гул слегка волнующегося моря. Однако он до сегодняшнего дня еще никогда не видел заполонившие все побережье заросли пышно цветущих цветов. И он, не желая понапрасну топтать уже прямо льнущие к нему цветочки ногами, неторопливо зашлепал босиком по самому краешку моря в направлении возвышающейся над всеми окрестностями высоченной горы.
   - И кому это только понадобилось восстанавливать эту гору в первоначальном виде? - удивлялся он про себя. - Она же смотрелась намного лучше, когда, после памятных всему поселку событий с моим отцом, была уже почти до самого основания разрушена.
   - Антоша! - послышался с этой горы чей-то оклик, когда он подошел к круто поднимающейся вверх лесенке каменных ступенек. - Поднимайся в пещеру, мне надо с тобою кое о чем поговорить.
   Пожавший в недоумении плечами Антон быстро пробежался по ступенькам каменной лесенки вверх и, войдя в нее, пораженный открывшейся ему внутри пещеры еще невиданной им до этого времени красотою прямо остолбенел. Светлый золотистый столб проникающих внутрь через верхнее отверстие солнечных лучей опускался прямо в центр ряда бивших из скальной пароды пола пещеры мощных водяных источников. А стекающая из расположенного сзади этих своеобразных фонтанов небольшого водосборника вода с оглушительным грохотом скатывалась по наклонному в горе проходу вниз.
   - Подойди поближе, Антоша, и полюбуйся на открывшуюся когда-то твоему отцу эту бесподобную, а к сегодняшнему времени уже навсегда загубленную темными силами, красоту, - проговорил стоящий у светлого снопа солнечных лучей одетый в ослепительно белую рубаху старик.
   - Вот теперь-то, я уже не удивляюсь, что мой отец решил навсегда остаться в этом поселке, - с восхищением проговорил не отрывающий глаз от открывшегося ему великолепия Антон.
   - Решил не он, Антоша, так распорядилась его собственная судьба, - поправил его старик, - она и названа людьми судьбою, только за одну ее неотвратимость.
   - Судьба, - глухо выдавил из себя только что вспомнивший о скором уходе его отца из жизни Антон, - и кто ее только придумал эту судьбу, как, впрочем, и саму человеческую жизнь. И зачем это мы только рождаемся на земле, чтобы, промаявшись всю свою жизнь в горе и несчастиях, умереть?
   - Ты вспомнил о своем отце, - ласково проговорил осветившийся понятливой улыбкою старик, - но тебе, Антоша, вряд ли стоит так сильно по нему убиваться. Твой отец прожил долгую, достойную всяческой похвалы жизнь.
   - Мне, дедушка, от этого не легче, - с грустью возразил ему Антоша.
   - Но ты, Антоша, должен понять, а главное твердо уяснить для самого себя, что без смерти жизнь в этом мире просто невозможна, - негромко пробормотал смутившийся старик.
   - Это я понимаю, однако, вряд ли, хоть когда-нибудь смогу с этою постоянно преследующей на земле каждого человека неотвратимостью смириться, - с грустью ответил старику нахмурившийся Антоша.
   - Смиришься, Антоша, еще как смиришься, - возразил ему старик, - время-то оно не только старит человека, но и лечит его даже самую сильную душевную боль. Со временем ты обязательно должен будешь смириться со смертью своего отца. Так уж устроена жизнь, и я, как ее ангел-хранитель, могу ответить тебе, Антоша, на любой насчет нее вопрос.
   - Тогда расскажи мне, дедушка, о боге. Я хочу знать, где он находится, и, главное, как же он может допускать, чтобы на подвластной ему земле творились такие, скажем прямо, невероятные вещи, - попросил старика опечаленный обреченностью своего отца Антоша.
   - О боге? - переспросил Антона немного замявшийся старик.
   - Да, о боге, в существовании которого ты когда-то старательно убеждал моего отца, - еще раз подтвердил свою просьбу Антон.
   - Понимаешь, Антон, человек, как единственное обладающее на земле разумом существо, может творить в собственном небытии сколько угодно необходимых ему бессмертных существ, - негромко проговорил в ответ старик. - И сейчас в нем находится бесчисленное множество всевозможных богов. Так, о каком именно боге ты меня спрашиваешь?
   - Расскажи мне о той реально существующей в нашем мире силе, которая определяет и контролирует судьбы живущих на земле людей, - уточнил свой вопрос Антоша.
   - Этой силою как раз и является моя грозная и неумолимая повелительница жизнь, - ответил снова обрекший свою прежнюю невозмутимость старик. - Только она одна всегда властвовала и сейчас властвует над всем миром, а все остальные придуманные людьми боги лишь старательно исполняют ее повеления.
   - Жизнь, - озадаченно буркнул Антон, - это понятие абстрактное, а мне нужно что-нибудь конкретное. Мне нужно то, с чего можно хоть что-то спросить или потребовать у него, или с кем можно будет при случае даже поругаться.
   - В этом случае, Антон, тебе придется спрашивать и ругать только одного самого себя, - с ласковой улыбкою объяснил ему извечную истину старик. - Ты и сам, как живой человек, представляешь собою человеческую жизнь на земле, то есть являешься высшим божеством на всем белом свете.
   - Тогда мне еще придется нещадно ругать самого себя и за тот ад, который мы все создали, как на земле, так и на небесах, - уныло констатировал понимающий, что ему уже будет не с кого спрашивать за скорую смерть своего отца, Антон. - Если в своей жизни и смерти виноват только один сам человек, то, как тогда нам быть с его судьбою? В этом-то уж конкретного человека никак не обвинишь. Если бы мы сами были вольны в своих судьбах, то ни за что не определили бы для самих себя весь этот существующий ныне в России маразм.
   - Судьба каждого конкретного человека, Антоша, так же как и его жизнь имеет все туже человеческую природу, но она уже в большей степени зависит не от хотения или желания конкретного человека, а от желаний множества людей, и определяется, как минимум, людьми всей нации или страны.
   - Тогда, дедушка, если все в этом мире заранее предопределено, то какой смысл борьбы моего отца с мировым злом и моей будущей возможной миссии?
   - Понимаешь, Антоша, хотя жизнь и смерть уже сами по себе представляют для всех живущих на земле людей, как добро, так и зло, но в общепризнанном смысле принято считать, что жизнь олицетворяет собою только одно добро, а смерть - мировое зло. И так как они находятся в непримиримом вечном противоборстве, то и они обе в какой-то степени влияют как на человеческую жизнь, так и на судьбы конкретных людей. Представители смерти делают все от них зависящее для ограничения человеческой жизни на земле, а представители жизни, наоборот, ограничивают на ней возникновение смертоносных сил. Одним словом, смерть стремится превратить землю в безжизненную пустыню, а сама жизнь ей в этом противодействует. В этом и заключается весь смысл твоей и твоего отца жизни. А сейчас, Антоша, тебе уже пора просыпаться, - тихо проговорил исчезнувший прямо на его глазах старик.
   - Мой отец умирает! - вскрикнул мгновенно обо всем догадавшийся Антон и, тут же сбросив с себя остатки сна, побежал в его комнату.
   - Будь достоин своей миссии, сын, - успел еще шепнуть ему на прощание Антон, прежде чем его тело онемело.
   Вернувшийся с прогулки Борис Елкин поручил своему секретарю вызвать к нему на завтрашний день для разговора известного предпринимателя Березкина и министра обороны Тугоухова.
   - Будет все исполнено, товарищ Генеральный..... - по привычке скороговоркою проговорил секретарь и осекся.
   - Безмозглый! В нашей России уже никогда никаких там Генеральных секретарей больше не будет! - злобно одернул его Елкин. - Я эти времена из ее истории навсегда вычеркнул своими собственными руками!
   - Виноват, господин президент! - жалобно пролетал в ответ сконфуженный секретарь.
   - Надеюсь, что мне уже больше не придется тебя поправлять, - недовольно буркнул немного смягчившийся Борис Елкин и, поставив под очередным "судьбоносным для России" указом свою размашистую подпись, уехал домой.
   Однако, Елкин и дома не нашел для себя долгожданного покоя, а все думал и думал о бывшем своем закадычном дружке генерале Лебеде.
   - Не готовит ли его Сатана на мое место? - неустанно повторял он про себя до того сильно обеспокоивший его вопрос. - Этот Лебедь оказался на поверку очень даже неблагодарною птицею. А еще другом прикидывался, подонок. Нет уж, неверный дружочек, если не в моих силах изжарить из тебя яичницу, то уж крылышки подрезать тебе я еще сумею.
   Так и промаявшись всю последующую ноченьку без сна, он, приехав рано утром в кремль, застал возле своего кабинета поджидающего его Тугоухова.
   - Зайдите ко мне, - хмуро бросил ему Елкин. - нам надо кое-что обсудить.
   Согласно кивнув головою, Тугоухов покорно вошел вслед за ним в кабинет и осторожно опустился на указанный ему стул.
   - Вы, Тугоухов, как мне это уже давно известно, довольно сообразительный малый, - начал издалека не решающийся заговорить с ним прямо безо всяких обиняков Елкин. Он еще не позабыл о его нерешительности во время принятие решения о расстреле "Белого дама". - И пока что вы, находясь на столь высоком посту, не заставили меня пожалеть о вашем назначении....
   Здесь уже перебивший сам себя Елкин многозначительно хмыкнул и окинул съежившегося Тугоухова откровенно осуждающим взглядом
   - Я раскаиваюсь о своих колебаниях в то время, когда понадобились быстрые решительные действия, - еще раз поспешил повиниться понявший, откуда подул на него ветер недовольство им президентом России, Тугоухов.
   - Да, да, всем вы для меня хороши, но иногда в самый ответственный час вы можете заставить меня понервничать, - презрительно бросил ему неприятно скривившийся Елкин. - Ну, да ладно, кто, как говориться, старое помянет, тому и глаз вон. А сейчас я хочу с тобою поговорить еще об одном слишком уж щекотливом для меня деле.
   - И приглушивший свой обычно громкий голос до еле слышного шепота Елкин начал подробно объяснять министру обороны все, что от него требуется в случае осложнения с взбунтовавшейся Чечнею. А угодливо ему поддакивающего Тугоухова не смущало, что президентское предложение не только оскорбляет его офицерскую честь, но и человеческое достоинство. И ни даже то, что он возможно в ближайшем будущем будет выглядеть в глазах своих подчиненных самым последним подонком. Ибо министр обороны за последнее время так сильно увяз в этом так называемом демократическом дерме по самые уши, что сейчас у него уже не было пути для отступления.
   - Я все понял, господин президент, - тихо проговорил он в конце их разговора, - и постараюсь сделать все от меня зависящее....
   - Не постарайся, а сделай! - грубо перебил его нахмурившийся Елкин. - И не забывай, что второй оплошности я тебе уже не прощу!
   Испуганно сжавшемуся министру обороны больше уже не оставалось ничего делать, как поспешно удалиться из кабинета чем-то сегодня особенно недовольного им президента России.
   - С этим прохвостом я уже, кажись, разобрался, - подумал вслух впервые за сегодняшнее утро осветившийся удовлетворительной ухмылкою Елкин, - а вот со следующим своим посетителем мне уже придется разговаривать более осторожно и предупредительно. Его моей немилостью не запугаешь.
   Наступивший после смерти отца день Антоша провел, как во сне. Еще и раньше зная о том, что живущие на земле люди умирают, Антон, пока эта беда не коснулась его самого, об этом как-то особенно не задумывался. А вот сегодня, когда впервые в его жизни случилось непоправимое с самым близким и дорогим ему человеком, он уже просто перестал понимать самого себя. И совсем не удивительно. Потому что больше уже он не ощущал еще вчерашней жалости к своему тяжело заболевшему отцу, а сейчас даже боли от его окончательного ухода из жизни. Он все это время с каким-то непонятным даже ему самому изумлением напряженно всматривался в сейчас тихое и покойное в своей мертвой неподвижности лицо отца. Словно ожидая, что оно вот-вот снова зарумяниться скрывающим его нынешнюю бледноту румянцем, а повернувшийся к нему отец начнет снова, как и прежде, расспрашивать его о делах. И уже только тогда, когда неподвижное тело его отца положили в гроб, он впервые ощутил в себе так упрямо не желающую подступаться к нему раньше нестерпимую боль от мгновенно охватившей его сейчас горечи ничем невосполнимой утраты. А покатившиеся из его онемевших глаз скорбные слезинки тут же обожгли переполняющей их горечью его впалые щеки. И уже дальше он начал ощущать себя с каждым неумолимо наступающим очередным мгновением все хуже и хуже. Ибо все это время раз от разу вырывающиеся из его груди судорожные рыдания сотрясали в беззвучных рыданиях его и без того горюющее тело. А он даже не пытался хоть как-то их останавливать. На это у него больше не было ни сил, ни желаний. Он лишь бездумно, как бездушный зомби, передвигаясь с одного места на другое и подталкиваемый своим братом, еще даже сумел бросить на крышку гроба своего отца горсть земли. Однако сказать отцу свое последнее "прости" он уже не смог. Это уже было выше его слабых человеческих сил. Он не только не мог, но и не хотел прощаться с ним навсегда. Да, и как же он мог с ним прощаться в то время, когда частичка его живого отца все еще жила в нем самом.
   Заходите, господин Березкин, заходите, - приветливо проговорил вскочивший со стула Елкин, - и, пожалуйста, присаживайтесь вот на тот стульчик.
   - Расплывшийся в приветливой ответной ухмылке Березкин тут же опустил свою жирную задницу на мягко подавшееся под ним сидение стула, а услужливый Елкин тут же поднес ему коробку с сигарами. Березкин небрежным движением руки подхватил одну из сигар своими холеными коготками и с наслаждением затянулся ароматным дымком.
   - Я позвал вас к себе, господин Березкин, чтобы предложить вам взаимовыгодное сотрудничество, - со сладенькою ухмылкою проговорил снова усевшийся на свое место Елкин. - Пока что вы со своими братьями в нашей России удачливые состоятельные предприниматели.
   - Я вас внимательно слушаю, господин президент, - коротко бросил насторожившийся Березкин, - и если предлагаемое вами дело окажется действительно выгодным, то я со своими братьями обязательно за него возьмусь.
   - Однако уговор: всеми своими будущими от моего вам предложения доходами вы станете делиться со мною, - поспешил уточнить свои условия Елкин. - А я потребую от вас за предоставленную возможность неплохо подзаработать ровно половину всей вашей будущей прибыли.
   - Не беспокойтесь, господин президент, мы вас не обидим, - поторопился его заверить еще больше заинтересовавшийся Березкин.
   - Тогда мы перейдем непосредственно к делу, - не став затягивать их разговор, вздохнувший с облегчением Елкин начал вводить внимательно слушающего его Березкина в курс придуманного им вместе с Сатаною изуверского плана.
   - Это же самое настоящее золотое дно, - подумал про себя уже на выходе из кабинета довольно ухмыльнувшийся Березкин, - и я буду самым последним дураком, если откажусь принять в нем участие. Да, и какое мне, собственно говоря, дело до того, что уже в возможно скором будущем будут умирать, и калечиться молодые русские парни. Если их не жалеет само российское правительство, то мне, нерусскому, можно и подавно об этом не беспокоиться.
   Обив лопатами насыпанный над могилою Антона невысокий холмик, все участники похорон собрались в его уютном домике на поминки. А там за традиционной в таком случае рюмкою русской водки они и заговорили обо всем, что их в последнее время особенно волновало и тревожило. И среди прочих безо всякого на то сомнение важных для них тем они не преминули затронуть и резкий крен их родного государства в противоположную сторону от ранее выбранного курса.
   - Не знаю почему, но моя душа не приемлет все эти последние в нашей жизни нововведения, - грустно пробормотала в ответ на прямой вопрос детей Валентина Егоровна, - мне всегда почему-то все кажется, что эти так называемые демократы толкают нас в дикость и нищету, лицемерно заявляя, что строят для нас лучшее будущее. Когда я слышу их слова о всеобщей свободе и будущей хорошей для русских людей жизни, то мне почему-то сразу же вспоминается мое переполненное безысходностью детство и наживающиеся на наших страданиях бессовестные люди.
   - Ты, мама, не права. В наше время дикий капитализм невозможен. Сейчас в России и ситуация другая, да и сами люди уже совсем другие, - возразил ей Алешка, - по моему мнению, этот переход российского общества в новое состояние должен будет произойти для самой России и русского народа совершенно безболезненно.
   - Твои бы слова, сыночек, да богу в ушко, - поговоркою ответила ему Валентина Егоровна, - а я остереглась бы отказываться от нашего социализма. При нем, по крайней мере, простому человеку не приходилось ни перед кем унижаться.
   - И это говоришь ты, мама!? - с негодованием выкрикнул раздраженный ее непонятной для него неуступчивостью Алешка. - Или ты еще немало настрадалась при своем социализме, когда наш отец по ложному обвинению сидел в тюрьме!?
   - Время тогда было такое, сыночек, - устало отмахнулась от него мать. - Однако, впоследствии всё у нас, слава богу, наладилось. Не стоит приписывать, сын, творимое непорядочными людьми зло нашему социализму. Ведь, этот наш социализм никогда не толкал простого человека в бездну отчаяния и в беспросветную нищету, а, совсем наоборот, все это время помогал ему пережить нелегкие для всей нашей России годы лихолетий.
   А молча вслушивающийся в их разговор Антон даже и сам не знал, чьей стороны ему следует держаться. Ему как бы тоже потерпевшему от Советской власти были ближе слова брата, но что-то внутри него восставало против подобной правды, не позволяя ему с ними соглашаться.
   - А, по моему мнению, нам пока еще слишком рано делать хоть какие-нибудь выводы насчет обещаний этих сладкозвучных демократов, - примирительно буркнул он в ответ на вопросительный взгляд брата, - давайте подождем немножко и само время, как говориться, покажет всем нам чего стоит их обещание народу хорошей жизни.
   На этот раз тайные агенты Запада то ли из простого бахвальства, то ли из необходимости скорейшего разрешения быстро накапливающихся проблем, но решили провести свое очередное совещание не где-нибудь, а в самом центре недавно противостоящего им Варшавского блока. Приземлившийся на окраине Варшавы Сатана и сам терялся в догадках по поводу их такого странного выбора места встречи. Но, так как его желание или нежелание встречаться в Варшаве со своими западными подручными уже ничего не могло изменить, то он, больше не став ничем выражать своего недовольства, тут же заторопился к месту сбора. И успел присоединиться к ним как раз в то время, когда представитель ЦРУ уже вовсю распинался перед собравшимися в небольшом уютном зале агентами о том, как его ведомство планирует свести всегда исходящую от России опасность в ближайшем будущем до минимума.
   - Кретин, - обругал про себя выступающего недовольно скривившийся Сатана. - Вынашивать подобные планы в отношении России означает, не только изначально обрекать их на провал, но и обеспечивать ей уже в самом ближайшем будущем усиление влияния на все происходящее в мире. За свое многовековое существование я не однажды уже пробовал развалить ее на отдельные губернии, но она наперекор моим желаниям всегда выходила из всех устроенных мною ей передряг еще более сильной и могущественной. Для успешного осуществления подобных планов ему уже понадобятся не только объединившиеся с темными силами все ее недоброжелатели, но и сама божественная воля, которая, к сожалению, до сих пор все еще на стороне русского народа.
   И он, пренебрежительно хмыкнув в ответ на окинувшего его неприязненным взглядом представителя ЦРУ, громко прокричал:
   - Уважаемые господа! Я полностью не согласен с предложениями только что выступающего перед вами господина! Я допускаю, что у него, как и у многих сидящих сейчас в этом зале закружилась от первоначальных успехов голова, и его, как говориться в таких случаях, занесло не в ту степь! Я прекрасно понимаю, что все то, о чем он сейчас перед вами разглагольствовал, для всех нас очень даже желательно, но, к сожалению, в реальности трудно выполнимое!
   И Сатана, больше уже не заботясь о призрачной непогрешимости среди остальных агентов Запада ЦРУ, тут же не оставил на всех как бы "гениальных" задумках этой самой могущественной разведывательной структуре на сегодняшнее время камня на камне.
   - Исходя из сказанного мною, господа, - продолжал Сатана, а его громкий голос мгновенно разносился по самым дальним уголкам притихшего зала. - Я и предлагаю вам сейчас опуститься с небес на грешную землю, и уже на совершенно трезвую голову подумать, а что еще в наших силах сотворить с этой уже давно набившей нам всем оскомину Россией.
   И князь тьмы еще долго распинался перед ними, призывая своих западных соучастников в этом поганом деле к трезвому и более тесно связанному с реалиями жизни мышлению, а те, не находя в своих скудных умишках слов опровержения сатанинским замыслам, слушали чуть ли не разинув от слишком усердного внимания рты.
   Вчера вечером мне позвонили из КГБ и сказали, что наш отец и дедушка был арестован и осужден по ложному обвинению, и что мы должны для восстановления его доброго имени подать на реабилитацию, - негромко проговорил окинувший вопросительным взглядом всех собравшихся на семейный совет отец Юры.
   - Я думаю, что нам не стоит ворошить прошлое и заново начинать промывать косточки умершего на зоне отца, - недовольно буркнула в ответ мама Наташи, - ему мы уже ничем помочь не сможем, а вот себе.... - здесь уже она сама себя оборвала, а, после недолгого молчания, добавила. - Кто может знать заранее, чем может закончиться еще для нас эта его реабилитация?.... В любом случае этой его реабилитацией будет поручено заниматься тем, кто, в свое время, и посадил его по этому ложному обвинению.
   - Я тоже против его реабилитации, - поддержала мнение своей матушки Наташа, - я не хочу, чтобы эти мерзавцы еще раз использовали доброе имя моего дедушки в своей нечистоплотной борьбе за власть....
   - Тем более что они все до недавнего времени и сами как бы считались коммунистами, - сердито буркнул перебивший ее Юра, который после окончания юридического факультета университета уже работал в одном из районов столицы прокурором.
   - Эти сволочи никогда не были настоящими коммунистами, так же как и сейчас они никогда не станут настоящими демократами, - со злостью проговорила Наташа, - и я только ради борьбы с этими мерзавцами недавно подала заявление о приеме меня в коммунистическую партию.
   - И поступила очень даже опрометчиво, - укорила ее недовольно скривившаяся матушка, - эти, как ты говоришь, сволочи сейчас у власти и могут при желании испортить тебе, доченька, жизнь.
   - Они, конечно же, способны на все, но все же и их власть не беспредельна, - возразил снова вмешавшийся в их разговор Юра, - моя сестра уже взрослая и сама может решать для себя в какой ей партии состоять. А насчет дедушки, то вы наши уважаемые родители уже утратили всякое право подавать на его реабилитацию, когда в свое время отказались считаться его родственниками. В этом случае подать на его реабилитацию можем только мы, его внуки, а мы этого делать не собираемся.
   Впервые брошенное прямо в лицо обвинение в их былом лицемерии ошарашило не ожидающих от него подобных слов отца и мать Юры и Наташи, и они, не найдя подходящих для него ответных слов, молча встали и ушли.
   - Тебе не кажется, что ты с ними поступил больно уж резко, - укорила его, после их ухода, Наташа.
   - Ничего страшного, сестренка, они переживут и это брошенное им мое обвинение, - буркнул в ответ нахмурившийся Юра, - пережили же они в свое время сначала арест, потом осуждение и смерть своего отца, и даже свой отказ от него. Эта наша земная жизнь всегда больно ранит и продолжает нещадно избивать споткнувшегося в ней человека до конца отпущенных ему судьбою дней. Я и сам уже начинаю подумывать о восстановление в партии, Ведь она, как нам уже стало доподлинно известно, всегда призывала и призывает сейчас только к честной и добропорядочной жизни. А то, что когда-то произошло с нашим дедушкою, то это уже результат работающих еще и тогда против нее дурных и мерзких людей.
   - Я думаю, что дедушка нас за это не осудил бы, - тихо пробормотала прижавшаяся головкою к его плечу Наташа.
   - Совсем наоборот, сестренка, он не только поддержал бы наше решение посвятить свои жизни борьбе с этой мерзостью, но и даже порадовался бы за своих внуков, - уточнил, погладив рукою по ее головке, Юра.
   Всегда славившийся непревзойденным организатором подобных семейных банкетов Березкин и на этот раз не пожалел денег и своего времени для подготовки очередной встречи со своими братьями. И на этот раз он уже даже превзошел самого себя.
   - Ведь, могут же, когда захотят, и русские люди организовать такой с еще небывалым на Руси шиком сервис, что уже впору нам завидовать даже западным толстосумам! - восторженно вскрикнул едва переступивший порог самого шикарного в Москве ресторана Жила.
   И от избытка охвативших его чувств даже решился на объятие с трехкратным поцелуем с не нравившимся ему до этого времени своим братом Березкиным.
   - Я тоже очень рад, братец, что тебе мой прием пришелся по душе, - с лицемерной угодливостью тихо проговорил Березкин и, подхватив Жилу под ручку, подвел его к уже уставленному терпкими напитками и изысканными яствами столу.
   - А где же Слава со Светою? - полюбопытствовал не найдя их среди собравшихся в банкетном зале братьев Жила. - А ведь мне, когда передавали приглашение, сказали, что наша встреча будет что-то вроде семейного совета.
   - Ты же знаешь, братец, как эти чисто русские относятся к нам полукровкам евреям, - негромко проговорил недовольно поморщившийся Березкин, - и к тому же они большую часть отцовского наследства передали этому прохиндею Быковскому на восстановление в России коммунистической партии. Да, и у нас сегодня не просто семейная встреча, а обсуждение перспектив нашего семейного бизнеса. Им в этом деле с нами, как говориться, не по пути.
   - Они отдали все свои сбережения этому прощелыге! - гневно выкрикнул искренне возмущенный Жила. - Отдали тогда, когда у их родного брата не достает этих проклятых денег, чтобы создать самую мощную в мире либеральную партию!
   - Почти все, что было нажито непосильным трудом нашего батюшки и передано им в наследство, - жалобным голосом подтвердил Березкин.
   - Тогда я этой шельме покажу кузькину мать! - продолжал возмущаться Жила. - Гадом буду, но разоблачу этого проходимца перед лицом всего русского народа!
   - Как хочешь, братец, а сейчас тебе будет лучше всего отведать вот этой икорки, и запить ее глотком вот этого превосходного французского шампанского, - торопливо шепнул ему на ухо Березкин, прежде чем самому занять главенствующее на их семейном совете место.
   - Ну, и зачем же ты, братец, собрал здесь нас всех вместе? - полюбопытствовал сгорающий от нетерпения Абрам.
   - И, правда, чего ты медлишь, брат? - недовольно буркнул со своего места и малоразговорчивый Гусь. - Мы, твои братья, уже готовы внимательно выслушать все твои предложения по увеличению прибыльности нашего, так сказать, семейного бизнеса.
   - У тебя, братец, сегодня ухмылка жирного ката, который вот-вот должен заграбастать порядочный куш, - не удержался от ехидства Жила.
   - Мы, братья мои, сегодня будем говорить о миллиардах в долларовом исчислении, - еще больше подогрел интерес у нетерпеливо заерзавших на стульях братьев загадочно ухмыльнувшийся Березкин.
   И он, еще немного позабавившись разгоревшейся в их глазах нестерпимой алчной жадностью, начал подробно с необходимыми в таком случае комментариями рассказывать своим братьям о недавней встрече с президентом России Елкиным.
   - Я же еще и раньше утверждал, что наш российский президент или самый настоящий обалдуй, или немного чокнутый негодяй! - радостно, словно это новое подтверждение невменяемости российского президента необычайно его обрадовало, выкрикнул Жила. - Это же надо додуматься до такого, чтобы мы сами на горе бедным русским солдатам, укрепляли боеспособность незаконных чеченских формирований!....
   - А какое нам, собственно говоря, дело до этих русских солдатиков!? - недовольно перебил его сразу же вникнувший в суть выгодного им предложения Елкина Абрам. - Главное, что мы, участвуя в нем, получим неплохие барыши.
   - Но иногда, как утверждает народная мудрость, лучше иметь синицу в руке, чем понапрасну гоняться за призрачным журавлем, - глубокомысленно заявил как всегда более осторожный и осмотрительный Гусь.
   - Кто в этой жизни, брат, не рискует, тот и не пьет шампанское, - возразил ему уже совершенно иной народной мудростью Абрам, которому не хотелось упускать подвернувшуюся возможность неплохо заработать.
   - Наш чеченский журавль далеко не призрачный, - возразил примолкшим братьям Березкин и еще раз принялся им втолковывать подсказанный ему Елкиным, по его непоколебимому убеждению, сулящий им немалые доходы замысел.
   - Я согласен вкладывать в это грязное дело оставленное мне отцом наследство, но с условием, что о моем в нем личном участии никто не должен знать, - категорично заявил в ответ на уговоры брата Жила.
   - Но ты же, братец, не откажешься в случае чего оказать нам со своей партией политическую поддержку? - уточнил у него тяжело вздохнувший Березкин.
   - Не только окажу, но и даже посодействую, братец, твоей скорейшей ссылки на Колыму, - с шутливой готовностью подтвердил свою готовность к сотрудничеству Жила.
   - А меня, братец, тебе будет лучше всего сослать на Чукотку, - с трудом выдавил из себя уже прямо давящийся от распирающего его смеха Абрам, - я уже давно хочу стать ее губернатором.
   - И ты, брат, с моей помощью обязательно им станешь, - уже вполне серьезно пообещал ему Жила.
   - Я еще хочу обратить ваше внимание, братья, что мой вклад в это наше общее дело обещает быть наиболее весомым, - неторопливо проговорил как всегда невозмутимый Гусь. - В нашем случае только одни мои средства массовой информации способны создать вокруг нашего проекта самую благоприятную атмосферу и сформулировать соответствующее общественное мнение....
   - Не мелочись, брат, барышей от моего проекта хватит на всех, - решительно оборвал его нахмурившийся Березкин, и объявил об окончании их сегодняшнего семейного совета.
   - Я, в конце концов, все же одержал верх над этою упрямицей Россией!!! - громко прокричал в окружающее безмолвие уже прямо распирающийся от переполнившего его радостного восторга Сатана.
   И, чтобы еще больше насладиться своей безусловною победою над презренною моралью этих смертных людей, он с быстротою молнии понесся над бескрайними российскими просторами в поисках неопровержимого доказательства своей победы. Но, к его немалому удивлению, в поверженной им России по-прежнему работали все ее фабрики и заводы, а на полях и фермах неустанно копошились колхозники. В общем, и целом на российских просторах текла вполне обычная трудовая жизнь, и лишь на городских рынках его немного порадовали оживившиеся в последнее время новоиспеченные бизнесмены. Так что опечаленный подобным положением Сатана был вынужден самому себе признаться, что его воистину титанические усилия по низвержению этой проклятой им России в бездну отчаяния и нищеты, мягко говоря, пока что не принесли ему никаких результатов. Его это, конечно же, не устраивало, и он с душераздирающими воплями понесся в кремль к Елкину, намереваясь строго спросить его за все эти так его расстроившие вопиющие упущения и поторопить с давно уже планируемой ими приватизацией этих пока еще дышащих полнокровной кипучей жизнью остатков социалистического прошлого России.
   - Удобно устроившийся за письменным столом Борис Контрович с удовольствием просматривал посыпавшие к нему, после амнистии "защитников" "Белого дома", как из рога изобилия, телеграммы с восхвалениями зарубежных правительств его личных заслуг в утверждении демократических принципов в своей дикой России.
   - Вот дать бы их почитать моим непримиримым оппонентам, - уже неоднократно ловил он себя на этой особенно ему нравившейся мысли. - Почитали бы и узнали, как мировая общественность оценивает мою, так сказать, деятельность по преобразованию России, а то, понимаете ли, раскаркались на всю страну о моих как бы диктаторских замашках. Нет уж, господа хорошие, я вам не диктатор, а великий гуманист и величайший деятель современности. У меня на этот счет есть достоверные подтверждения от глав правительств почти всех западных стран. А вот, когда одержу самую блистательную в мире победу над немало досаждающими мне в последнее время чеченцами, то тогда уже можно будет подумать и о присвоении мне звания генералиссимуса.
   Но, припомнив о еще совсем недавно данных им лично поручениях Тугоухому и Березкину, он неприятно поморщился, и постарался немного унять свои тщеславные мечты о будущей известности и о славе освободителя мира от коммунистической угрозы. И как раз в это время в его кабинет в раскрытое окошко вломился разгневанный Сатана.
   - Вот, и еще один прилетел ко мне с нотациями, словно я маленький ребенок, а не президент самой могущественной страны в мире, - недовольно подумал про себя Елкин и поторопился вскочить перед объявившимся Сатаною с насиженного места. - И чем же я, недостойный, заслужил такую высокую честь лично лицезреть самого могущественного и снисходительного к людским слабостям повелителя мира?
   - Вот именно, только одна моя снисходительность к людским слабостям и удерживает сейчас от съедающего меня желания стереть тебя, поганец, в порошок, а твой пепел развеять по всему белому свету! - свирепо прорычал Сатана прямо в недоумевающее лицо Елкина.
   - Но чем же я заслужил такую немилость от своего повелителя!? - вскричал упавший перед Сатаною на колени Елкин.
   - Своей бездарною бездеятельностью! - в бешенстве прорычал ему Сатана. - Я думаю за тебя, и забочусь о тебе денно и нощно! Я обеспечиваю тебе лояльное отношение к твоим реформам со стороны западных правительств! А ты, негодник, даже пальцем не пошевелишь, чтобы исполнять в точности все мои указания!
   - Но я же все делаю согласно вашим указаниям, - возразил ему смертельно испугавшийся Елкин.
   - Тогда, почему до сих пор все еще работают фабрики и заводы!? Почему все еще функционируют колхозы!? И почему в России я не вижу толп оголодавших безработных!? - недовольно бросил ему Сатана.
   - Но, повелитель, эти же ваши чикагские мальчики пока еще только на ноги становятся. И мне при выполнении ваших указаний приходится рассчитывать только на одни свои далеко не беспредельные силы, - пролепетал в свое оправдание насмерть перепугавшийся Борис Контрович.
   - Хорошо, - недовольно буркнул немного смягчившийся сатана. - Будут у тебя специалисты по рыночной экономике. А ты пока что подумай, как обеспечить их всем необходимым.
   - Повелитель! Если они у меня появятся, то я обещаю тебе, что тут же встряхнуть всю эту неподдающуюся реформированию Россию и перевернуть в ней все вверх тормашками, - начал было заверять его Елкин, но Сатана уже больше его не слушал.
   Мгновенно перенесшись в свою горную пещеру, он еще быстрее переоделся в свой ужасный колдовской наряд и начал свое нечестивое колдовство. Закружившийся по всей пещере вертлявою юлою и, время, от времени припадая к установленному в углу могильному камню, Сатана безостановочно швырял в окружающее его пространство своими ужасно пугающими все живое в округе словами заведомо нечестивого заклинания. А уже прямо сотрясающийся под их на него воздействием наполняющий пещеру воздух начал с невообразимым грохотом судорожно сжиматься в одну малюсенькую еле заметную для человеческого глаза точку. И уже совсем скоро, не выдерживая распирающих его изнутри немыслимых напряжений, он, с пронзительным свистом выскочив наружу, надрывно загрохотал в глубоких расщелинах гор.
   - Зух, Рабин, Абель! - повелительно выкрикнул в конце заклинание Сатана.
   И в тоже время на ближайших к пещере склонах горы начали появляться вызванные им из небытия нечистые. А на непосредственно примыкающей к входу в пещеру небольшой площадке застыли в мертвой неподвижности, еле просматривающиеся при ярком солнечном освещении, ровно девять бесплотных теней. Вышедший из пещеры Сатана осветился при виде их удовлетворенною ухмылкою и тут же начал творить еще одно, но на этот раз уже менее страшное заклинание. Только успело сказанное Сатаною последнее слово заклинания заглохнуть в окружающем мире, как до этого бесплотные тени обрели плоть и, упав перед своим грозным повелителем на колени, принялись лобызать его козлиные копытца.
   - Ну, полно-полно друзья мои, - ласково урезонил их Сатана и пригласил войти внутрь пещеры, где расторопные нетопыри уже расставили для них прямо на полу пещеры вкусное угощение, а на стоящем в углу небольшом столике были разложены толстые пачки необходимых для воскресших нечистых паспортов. Подовая пример своим верным слугам, Сатана первым присел на карачки во главе импровизированного стола и ласково-елейным голосочком тихо проговорил. - Угощайтесь, друзья мои, вам перед дальнею дорожкою не помешает намного подкрепиться.
   Не заставившие себя долго упрашивать нечистые тут же навалились на расставленные перед ними изысканные яства, от которых вскоре остались только одни начисто обглоданные косточки.
   - А теперь нам можно поговорить и о деле, - вкрадчивым голосом проговорил Сатана и начал подробно их инструктировать о том, что им требовалось делать для упрочения его влияния в поверженной России. - Ты, - ткнув пальцем в сидевшего подле него беса, поговорил сатана, - по-прежнему будешь называться Бесовским Иваном Ивановичем и станешь бессменным руководителем администрации президента России. Находясь на такой должности, тебе не составит большого труда присматривать не только за самим российским президентом, но и за всеми остальными задейственными в этом деле моими верными слугами.
   - Благодарствую тебя, мой повелитель! - вскрикнул обрадованный таким его высоким доверием бес и, распростершись перед сатаною, принялся лобызать ему коленки.
   - Свое высокое положение, мой дорогой, ты заслужил сам своей долгой верною мне службою, - ласково потрепав беса по шерстке, одобрительно буркнул сатана, и повернулся к остальным нечистым. - А вам, мои верные слуги, я уже подготовил такое ответственное задание, что вы своей во славу тьмы деятельностью сможете оставить глубокий след в истории современной России. Ты, лихо, вселишься по моему повелению в бывшего председателя правительства и внука когда-то очень мне досадившего писателя. И должна будешь не только обеспечивать его дальнейшую мне лояльность, но и подталкивать его к созданию из продавшихся мне смертных так называемой правой партии, - униженно поклонившееся лихо принялось говорить Сатане слова своей признательности, но тот уже повернулся к дожидающейся его решения кикиморе. - А тебя, милочка, я вселю в очень перспективного нам человека по фамилии Чуб. Тебе еще долго придется с помощью его и своего непревзойденного коварства доводить эту ненавистную мне Россию на грань голодной смерти.
   Лешего Сатана приставил к нынешнему премьеру Черноте, верное ему привидение - к Собаке, а ведьме, вампиру, оборотню и водяному поручил во всем помогать бесу и собирать для него достоверные сведения о настроениях русских людей. Закончив свой разговор, он пожелал всем успехов в их благородной во славу тьмы деятельности, и улетел к другим еще более для него неотложным делам.
   - Мы снова вместе выполняем ответственное поручение нашего повелителя, друзья мои! - воскликнул приветливо всем заулыбавшийся бес. - Если бы вы только знали, как же я рад снова видеть ваши уже давно ставшие мне родными лица!
   - А мы как рады, предводитель, снова оказаться под вашим чутким руководством! - завизжали не оставшиеся в долгу нечистые, а размягчившийся встречею со старыми дружками вампир тут же предложил отметить их очередную встречу несколькими бокалами хорошего вина.
   - Даже очень своевременное предложение, друг мой, - охотно поддержал его бес и повелительно махнул рукою в сторону не сводивших с них выпученных глаз нетопырей. Те не заставили их долго ждать, и вскоре в пещере снова зашумело веселое застолье. Заскучавшие в сатанинском небытии нечистые вовсю изощряясь в преувеличениях своих личных заслуг перед грозным повелителем тьмы, подняли такой невообразимый шум и гам, что гроздями свисающие с потолка летучие мыши в страхе заметались над ними по всей пещере.
   - Мне даже с трудом вериться, что, перенесшись из этой глуши в Москву, мы в одночасье станем там самыми важными людьми в России, - мечтательно проговорила уже представляющая себя сказочной принцессою на разгульных московских балах ведьма Варвара.
   - И не только важными людьми, но и высокооплачиваемыми? - уточнил окинувший вопросительным взглядом беса вампир.
   - Безусловно, - утвердительно буркнул ему раскрасневшийся бес, - по прибытию в Москву я сразу же поставлю вопрос о наших высоких окладах перед самим президентом России.
   - И мы их вполне заслуживаем, предводитель, - проговорил добродушно ухмыльнувшийся оборотень, - ведь, у нас уже имеется немалый опыт в подобных делах. Помните, друзья, как мы лихо справлялись со всеми делами в коммуне "Цветок ада".
   - Наш прежний опыт работы с этими русскими мужиками обязательно пригодиться, но его на нашей новой работе может оказаться недостаточно, - засомневалась в успехе их миссии привидение.
   - Нашего опыта работы с людьми может оказаться недостаточно только на этом загнивающем Западе, - вполне резонно возразила ему кикимора, - а в условиях современной России его уже будет для нас даже больше чем достаточно.
   И все согласились с ее мнением только из-за того, что по прогнозам Сатаны она должна была дольше всех их водить за нос этот уже и так обманутый и вконец оболганный русский народ.
   - Господин президент!? - выкрикнул вбежавший в кабинет Елкина перепуганный секретарь. - Вся Красная площадь переполнена иностранцами! И все они утверждают, что посланы своими правительствами для оказания помощи России в налаживании новой жизни!
   - Наконец-то, вспомнили, что я здесь не только для одной России стараюсь, и уже прямо из кожи лезу, лишь бы сделать ее лояльной и безопасной для западного мира, - недовольно буркнул вслух Елкин и распорядился разместить гостей в лучших гостиницах столицы. - А их руководителей пригласите ко мне на переговоры. Мы должны будем обсудить все условия их работы по оказанию помощи российскому правительству в налаживании жизни россиян по западному образцу.
   - Но по силам ли нам обеспечить более-менее приличную жизнь для такой оравы бездельников!? - вскрикнул сомневающийся в способности России взвалить на свою шею еще и эту обузу секретарь.
   - Хорошую жизнь им обеспечит наша российская казна, - недовольно буркнул нахмурившийся Елкин, - а не хватит в ней необходимых для их содержания средств, так можно попросить у этого Запада на эти цели еще один целевой кредит. За науку-то, как нам всем уже давно известно, приходится платить и немало. Я тебе не советую больше задумываться об казенных деньгах. Об них и без тебя на Руси немало радетелей. Да, и смотри мне, организуй все так, чтобы я от зарубежных гостей ни одной жалобы на оказанный им в России прием не услышал. Здесь тебе не Запад, где привыкли на всем экономить и считать каждую потраченную копейку. Наша Россия всегда славилась, и будет славиться своим хлебосольством и вниманием к своим зарубежным друзьям.
   - Как прикажете, господин президент, - покорно проговорил вконец добитый его словами секретарь.
   Всего ожидала призванная в очередной раз на службу Сатане ведьма Варвара в этой всегда казавшейся ей ранее такой далекой и загадочной Москве, но только не назначение ее руководителем того органа в демократическом правительстве, который как раз и отвечал за дела православной церкви и всех остальных существующих в России религий. Как давно уже всем известно, предательство на земле всегда порождает собою холуйство, а само холуйство непременно обозначает для всех этих холуев, что они всегда готовы предать и продать всё, что угодно, в любую минуту. Так, и смолчавшая во время расстрела "Белого дома", и не предавшая анафеме, как обещала, первыми проливших человеческую кровушку так называемых демократов православная церковь была ими отмечена по достоинству. Она получила в награду от убийц вместе с обычными в таком случае тридцатью иудиными серебряниками в свое руководство еще и самую настоящую ведьму в придачу. В общем, она получила в награду от всемогущей на земле жизни именно то, что к этому времени по своему внутреннему содержанию и по своим внешним устремлениям заслуживала.
   - Я, ведьма, сейчас по воле и желанию моего повелителя могу вытворять с этими так ненавистными мне попами все, что захочу, - похвасталась она вампиру вскоре после своего назначения.
   - Но ты, милочка, пока что не торопись злоупотреблять своей властью, - предостерег ее всегда отличающийся предусмотрительной осторожностью вампир. - Ведь, совсем недаром вождь этих нечестивых коммунистов в свое время приговаривал, что религия - опиум для простого народа. С попами, в отличие от коммунистов, мы всегда в случае чего сможем договориться. Эти черные вороны в настоящее время своей сегодняшней непомерной алчностью уже смогут переплюнуть даже самого Иуду.
   - Я, Игнат Михайлович, уже давно не маленькая несмышленая девочка, - посмеялась в ответ на его предостережение Варвара. - И кое-что в этой жизни понимаю.
   С приходом на службу к Елкину легиона "иностранных специалистов", а в особенности, после внедрения в нужных Сатане людей нечистых, дела в России по ее демократизации начали стремительно продвигаться вперед. И уже совсем скоро под руководством Елкина состоялось и первое заседание комитета по приватизации, в котором приняли самое непосредственное участие и так называемые чикагские мальчики вместе с печально знаменитым на всю России внуком писателя Аркадия Гайдара.
   Писатель тем и отличается от простого смертного, что исключительно благодаря своему таланту он может в какой-то мере предсказывать свое или чужое возможное будущее. Хотя в то же время он сам, создавая свое бессмертное произведение, вряд ли предполагал, что в созданный им образ мальчиша-плохиша со временем может не только воплотиться, но и в точности его скопировать, его же собственный внук. И что этот рожденный от его сына отвратительно мерзкий мальчишка сразу же после своего взросления начнет по примеру его героя безо всякого зазрения совести предавать за медные гроши все тайны отвоеванной и с его непосредственным участием у буржуазного мира рабоче-крестьянской республики. Но даже и мерзкое предательство этого гадкого утенка ни в коем случае не сможет затмить или хотя бы немного приуменьшить у русского народа светлую память о его достойном всяческого уважения и всенародной любви деда. Согласно оставленным нам в наследство пророческим словам Великого Сталина: в этой жизни дети за неправедную жизнь своих отцов не отвечают, как и их родители не могут и не должны отвечать за злодеяния своих собственных детей. Поэтому светлое имя его деда навсегда останется в памяти благодарного ему за его достойную для подражания жизнь русского народа, в то время, когда имя его внука превратится в синоним предательства и станем для всех простых русских людей вечным проклятием и самым настоящим пугалом для маленьких детей: Мол, не берите, детки, с этого мальчиша-плохиша пример и никогда не смейте предавать свою Отчизну, марая тем самым честное имя своих дедов и прадедов.
   Вселившееся в Аркашу по повелению сатаны лихо еще больше обострило в нем и до этого бродившие в его голове нужные Сатане мысли. И он не преминул ими воспользоваться, чтобы еще раз блеснуть своей эрудицией среди заспоривших членов комиссии о том, как бы им незаметно для простого народа и на этот раз обвести его вокруг пальца.
   - Главным и определяющим для нас в ходе первого этапа приватизации должно быть вовлечение в нее как можно большего числа простых людей с одновременным разрушением ячейки социализма в экономике - трудовых коллективов, - тихо проговорил он членам комиссии. - А для этого нам будет необходимо, даже под угрозой развала большинства предприятий страны и с неизбежными при этом экономическими потерями, в первую очередь открыть полную свободу для выхода из их состава более мелких подразделений.
   - Но в этом случае при последующей приватизации у нас появится множество мелких товаропроизводителей, с которыми нам будет не так уж легко договориться, - с полным на то основанием возразили ему члены приватизационной комиссии.
   - Так оно и будет, - не стал с ними спорить лукаво ухмыльнувшийся Аркаша, - но потом мы своей целенаправленной налоговой и финансовой политикой их быстро разорим. И они станут легкою добычею для будущих господ России.
   - Выйдешь из коллективного хозяйства и станешь свободным, - повторил вслух в сжатой форме очень понравившуюся ему мысль Аркаши Елкин. - я думаю, что этот лозунг обязательно должен будет понравиться нашему народу.
   - Лучше уже и не придумаешь, - послышались одобрительные выкрики с мест, - так мы руками самого народа отберем у него его же собственность.
   - А после всех этих наших махинаций с общенародной собственностью мы уже будем иметь полное моральное право оставить наш простой российский народ безо всяких социальных гарантий с нашей стороны, - подумал вслух Елкин. - Нет, что здесь теперь не говори, а мне такой подход к приватизации определенно нравится.
   - Но на всякий случай мы не должны допускать, чтобы в ход приватизации имело право совать нос эта разношерстная депутатская масса, - вставил свое слово и назначенный руководителем Госкомимущества Чуб, - поэтому, я и хочу предложить поручить контролировать ход приватизации моему ведомству.
   - И это тоже дельная мысль, - сразу же согласился с ним Елкин, - а я еще на всякий случай, сославшись на обременительность для бюджета и неэффективность в современных условиях, возьму и расформирую к чертовой матери этот всегда сующий нос, куда не следует, КГБ.
   И совсем уж не случайно эти решения первого заседания приватизационной комиссии полностью совпали с настойчивыми рекомендациями думающих не о спасении России, а заботящихся только о снижении ее роли и влияния на все происходящее в мире, лицемерных западных стран. Российские дермократы прекрасно для себя осознавали, что только при такой их направленности, им уже никто не осмелится противостоять, или хотя бы немного притормозить занесенные ими над Россией преступные руки.
   - Понятие коммуна, коммунизм уходят из нашей действительности в прошлое навсегда! - до хрипоты в голосе надрывно орали они в то время со всех СМИ, а вдохновленный их бесстыжим лихоимством Елкин даже поторопился с изданием очередного указа о прекращения порочной практики бесплатного распределения жилья.
   - Мы не нуждаемся в этом дешевом некачественном жилье! - тут же подхватили уже давно обеспеченные этим бесплатным жильем купленные высокими окладами продажные журналисты. - Ведь, уже в самом ближайшем будущем каждый россиянин будет способен приобрести на заработанные деньги отличную квартиру западного типа или благоустроенный коттедж!
   А потерявший своим предательским молчанием свою родную Советскую власть простой народ молча слушал их и в ответ только тяжело вздыхал, Да, и как ему было не печалиться при виде того, что начало твориться этими облагодетельствовавшими его бесчеловечными нынешними порядками дермократами в его собственном доме. Сменивший распределительные органы "цивилизованный" рынок жилья сразу же открыл им глаза на все свои так называемые преимущества, в результате которых в одночасье были лишены жилья и выброшены на улицу тысячи доверившихся новым дермократическим веянием российских семей. И сколько еще их оставалось в это время безо всяких для проживания средств, уже было просто невозможно сосчитать. Однако Москва, как говориться, слезам не верит. И оставшиеся наедине со своей бедою бывшие советские люди уже окончательно разуверились в старательно внушаемых им иллюзиях о скором построении в России капиталистического рая. Пусть они и были до глупости наивными, но никак уж не слепыми. Русские люди прекрасно осознавало для себя, что произошедшие в их жизни перемены не только не принесут им желанного достатка, но и даже надежды на улучшение их ставшей для них уже совсем пропащей жизни в будущем, что на их беде смогли обогатиться одни только проходимцы и всякое жулье. А с самих затянувших их в это гиблое дело дермократов, как говориться, взятки гладки.
   - Пусть мы и не сумели добиться в своих преобразованиях российского народа многого, - смущенно проговорили и сами немного разочарованные в итогах 1994 года дермократы, - но, зато в нашей России уже образовалась прослойка не желающих возврата к прошлому людей. И с каждым последующим годом их в нашей демократической России будет все больше и больше.
   Успокоившиеся подобными высказываниями еще совсем недавно трубившие на всех углах о скором процветании России лжепророки не стали ничего менять в выбранном ими курсе. А еще больше усилив массированную обработку русских людей, снова принялись наравне с жульем и всякой другой сволочью грабить и прибирать к своим загребущим рукам все, что еще оставалось от накопленного долгими годами советского общенародного достояния.
   - Кто опоздал - тот потерял, - стало для них главным лозунгом дня.
   И они все больше и больше начали походить на тех, кем еще только вчера они гнушались, и считали родимыми пятнами построенного в прежние годы воровского социализма.
   Первые разочарования в итогах реформ породили и первых не пожелавших участвовать в повальном воровстве причисляющих самих себя к новым русским дермократам людей. Среди них оказался и вознесенный Западом в политических целях на пьедестал славы так называемый писатель Солженицын.
   - Я этого Елкина ни в глаза, ни за глаза хвалить не буду, - категорически заявил он бравшим у него интервью журналистам. - Народ в моей России сейчас не хозяин своей судьбы. А поэтому мы не можем говорить о демократии. Демократия - это не игра политических партий, а народ - не материал для политических компаний. Россия сейчас в большой беде и стон стоит повсюду. Российское государство не выполняет свои обязанности перед гражданами. Страна идет нелегким путем, искривленным путем....
   Подобное недвусмысленное отступничество своих бывших верных сподвижников показалось вороватым российским дермократам очень даже болезненным. И они, чтобы исключить подобное впредь, начали устраивать на таких, по их мнению, романтических идиотов как бы случайные несчастные случаи. И в такой вот, скажем прямо, непростой обстановке на всем пространстве бывшего Советского Союза российскую дермократию поджидал еще более сильный и болезненный удар: на очередных выборах в Белоруссии, на которых вместо соучастника Елкина по развалу СССР Шушкевича победил не очень-то им угодный и совершенно непредсказуемый в своих действиях Лукашенко.
   - Этого же просто не может быть!? - в недоумении пожав плечами, сокрушенно вскрикнули они, и, уже больше не уверенные в действенности западных избирательных технологий, потребовали от своих предводителей скорейшего обсуждения складывающейся в России обстановки. И вот в строжайшей секретности, чтобы об их сборище не проведали журналисты, в Москве начали собирать вместе с представителями заинтересованных западных стран делегаты российской дермократии.
   - Знают ли ваши коммунисты о складывающейся в России непростой обстановке? - грубо перебил открывающего их совещание Елкина обеспокоенный директор ЦРУ.
   - Благодаря раскольничьей среди них работе уже давно с нами активно сотрудничающего их лидера Быковского, они у нас все еще разобщены и неорганизованны, - смущенно пробормотал не ожидающий для себя такого прямого вопроса президент. - Но на всякий случай, мы можем еще для ясности строго его предупредить, что в случае его избрания президентом мы не намерены пускать его в кремль. Он у нас мужик сообразительный и сразу же поймет что к чему.
   - Тогда год или два вы еще сможете продержаться у власти без особых с их стороны помех, - пробормотал немного успокоенный директор ЦРУ, - но, все равно, вам пока следует или прекратить, или тщательно замаскировать деятельность ваших ворократов в приватизации. В противном случае обозленный русский народ может уже и сам, не прибегая к помощи коммунистов, попросить вас отдать ему власть.
   - В нашей России уже давно делается для этого все возможное и даже невозможное, - вступился за свое ведомство Чуб. - Дышащие на ладан с самого начала их создания специальные фонды и акционерные общества для приема от российских граждан ваучеров уже давно предупреждены, чтобы в течение еще некоторого времени не прекращали свою деятельность по обезличиванию и превращению в пустые бумажки как бы переданной в собственность гражданам общенародной собственности. За это время граждане России или сами догадаются, что ничего существенное они за свои ваучеры не получат, или их запоздалое возмущение уже не будет иметь для нас никакого значения....
   - Но все время разрастающаяся ваша коррупция уже приобретает не только для самой России, но и для всего мира угрожающие размеры, - бесцеремонно перебив словоохотливого Чуба, директор ЦРУ напомнил ему об участившихся в последнее время злоупотреблениях чиновников его ведомства.
   - Только и благодаря этой так называемой коррупции мы все больше втягиваем бывших советских людей в наши реформы и умножаем число наших сторонников, - парировал как всегда невозмутимый находчивый Чуб. - А если говорить о злоупотреблениях, то мы с их помощью продаем вашим фирмам и компаниям нашу собственность практически за бесценок, то есть, обеспечиваем в рискованной для бизнеса России ваше присутствие. Иначе бы их в нашу испорченную коммунистами Россию даже калачом было бы не заманить. Я не думаю, что мне нужно вам напоминать, что все это нами делается в строгом соответствии с рекомендациями вашего же валютного фонда.
   - Мы вам рекомендовали это безобразие только для того, чтобы привлечь к вашим реформам иностранный капитал, - строго заметил вмешавшийся представитель Германии. - Но как можно с такой еще невиданной в мире инфляцией работать в вашей стране нашим инвесторам, а ваши налоги не дают даже вздохнуть приватизированным с их помощью предприятиям. Наши бизнесмены не привыкли работать в подобных условиях. Они же у нас приучены к порядку, и не могут наподобие ваших доморощенных предпринимателей заниматься откровенным воровством и утайкою своих доходов. Если вы срочно не наведете в своей экономике должного порядка, то они уже совсем скоро вынуждены будут забрать даже ту мелочь, которую они уже вложили в развитие ваших предприятий.
   - Государственному аппарату России тоже нужно на что-то существовать, - возразил немцу вполне искренне задетый за живое Аркаша, - или вы хотите, чтобы мы сами его финансировали, отдавая при этом с таким трудом заработанные нами сбережения. С таким подходом к делу мы никакого капитализма в России не построим. Ибо наша главная задача умножать, а не сокращать количество людей уже успевших к этому времени накопить свой необходимый для продолжения бизнеса первоначальный капитал. Да, и в чем это вы все время нас обвиняете!? Мы, по крайней мере, свою российскую прессу можем контролировать, а вот с вашей стороны мы только постоянно слышим в наш адрес одни укоры в неслыханной доселе коррупции и сетование на то, что она уже начала угрожать самому существованию в мире свободного и независимого рынка. Или, по-вашему, вся это их трескотня не подрывает основы демократии в России!?
   И так они еще долго между собою спорили и обвиняли друг друга в неискренности и желании поживиться за чужой счет, но, в конце концов, пришли к единому мнению, что им необходимо еще больше сотрудничать и координировать действие своих спецслужб. А русским дермократам было порекомендовано продолжать отвлекать население страны от проблем в социальной и экономической жизни, а в случае крайней нужды еще раз устроить своему народу показательную гражданскую войну, развязав кровавый конфликт в Чечне.
   - С этой целью нам не помешает организовать среди российского народа дискуссии по перезахоронению Ленина, - с мрачным удовлетворением предложил еще раз разыграть эту беспроигрышную карту Елкин и, окинув вопросительным взглядом смутившегося Собаку, уточнил. - Не возьметесь ли за это дело, господин Собака?
   - Буду только рад послужить общему делу во имя процветания в России свободы западной демократии, - недовольно буркнул со своего места тот.
   Однако, несмотря на свое хвастовство перед представителями Запада, дермократии в России не удалось сохранить шила в мешке. И все то, что они хотели и рассчитывали сохранять в глубокой тайне начало потихонечку вылезать во всей своей ужасающей неприглядности наружу. Можно было изымать из печати неугодные властям статьи и обходить упорным молчанием весь ужас происходящего в это время в России. Но уж никак не скроешь от простого русского народа распоясавшиеся на улицах городов и поселков действующие с согласия и благословения нынешних властей многочисленные банды. Да, и как можно затмить глаза этим простым людям на то, что еще только вчера успешно работающие заводы и фабрики сегодня, после недавней их приватизации, уже осуждены нынешними правителями на банкротство, а трудовые коллективы на безработицу. Отсюда и появившаяся на страницах российских газет заметка с характерным для нынешнего времени названием: "Завод продан по цене ларька" - не вызвала ни у кого из российских людей не только любопытства, но и даже удивления. Все эти наглядные несоответствия сегодняшнего времени они уже к этому времени испытали на самих себе, а поэтому она у них сейчас, кроме тупой озлобленности или глухого раздражения, не вызвала никаких других эмоций. Так, через набитые на этих реформах шишки и поголовное обнищание трудящихся масс, начала пробиваться до русских людей и сама правда, заставляющая их больше не верить, что рынок - единственная панацея от всех их сегодняшних бед. А тем временем, после окончания скажем прямо непростого и невероятно сложного для России 1994 года, начался еще более губительный для морали и нравственности проживающего в ней русского народа 1995 год. В этом году наряду с активизацией возбуждающей во всех российских людях алчную жадность объявленной дермократами приватизации началась и уже заранее обреченная на поражение в ней России кровавая чеченская бойня. Через выдвинувшихся в генералы и адмиралы с помощью демократических преобразований в стране алчных бездарных бездельников к этому времени российскую армию тоже коснулась всегда очень сильно растлевающее ее моральное и нравственное опустошение. Это они при отступлении из восточной Европы и Прибалтики присвоили себе большую часть вырученных от распродажи военного имущества средств. А сейчас уже и в Росси не стесняются протягивать свои грязные руки к неприкасаемому на случай войны запасу в стране, втягивая в аферы и мошеннические сделки все больше и больше офицеров среднего и низшего звена. И вполне естественно, что такая бездарно руководимая парою даже вопреки здравому смыслу своим Верховным Главнокомандующим Елкиным армия не смогла выполнить поставленную перед нею задачу по усмирению вооруженных с помощью Березкина самым современным вооружением незаконных чеченских формирований.
   - Вот теперь-то русский народ ни за что не решиться на гражданскую войну! - воскликнул довольно ухмыльнувшийся Елкин, после наглядной демонстрации на всю Россию гор обезображенных трупов. - Теперь-то он должен будет понять, что в любом случае, если он не примириться с моей над ним властью, погибать на поле боя будут его сыновья, а не наши! А раз так, то мне уже пришла пора вплотную заняться этой, продолжающей вставлять нам в колеса палки, представительною властью!
   И он, не став терять понапрасну драгоценное время, тут же мобилизовал все имеющиеся в его распоряжении немалые силы на подготовку к очередным выборам в Государственную думу. В ходе этих показательных для них выборов дермократы своею как бы "чистою" победою хотели показать всему миру, а главное своему русскому народу, что воцарились в России всерьез и навсегда. И они ради достижения поставленных перед ними целей не стеснялись внедрять в повседневную жизнь российского народа самые выгодные им западные беспроигрышные избирательные технологии, не гнушаясь при этом даже откровенным подкупом избирателей. Однако, несмотря на все их ухищрения, а в ряде случаев даже на прямую подтасовку голосов избирателей, российский народ отказал в доверии этим уже немало поизмывавшимся над ним дермократам, за которыми это его презрительное, но так верно отображающее всю их внутреннюю сущность, название уже к этому времени окончательно закрепилось. Поначалу опешившие от такого неожидаемого ими сокрушительного поражения дермократы даже не могли поверить в явную победу противостоящих им коммунистов.
   - Россия, господа хорошие, это вам не Америка, где можно в любое время вешать лапшу на уши и из года в год повторять уже давно обещанное простому народу, - говорил им октябрьский проигрыш на думских выборах.
   И многие, не выдерживая охватившего их при этом разочарования, начали спешно переезжать на более стабильный в этом отношении Запад, превращая уже и так ставшую по их милости бедной Россию в совсем нищую. А все оставшиеся собрались на срочное совещание в кремле и стали думать и гадать, как же им будет лучше поступить в этом случае: Не пускать коммунистов в думу нельзя - иначе вся их так называемая демократическая ширма мгновенно слетит со всех них, как шелуха, а если впустить, то, как тогда быть с продолжением уже ими объявленных реформ.
   - Вы только зря раньше времени беспокоитесь, друзья мои, - насмешливо бросил им лукаво ухмыльнувшийся Елкин, - эти ребята далеко не те коммунисты, с которыми вы сталкиваетесь на пикетах и митингах. Мы с ними можем всегда с легкостью договориться.
   Услышав из уст самого "демократически" избранного президента такие ободряющие их слова дермократы немного успокоились, а простой русский народ в очередной раз почувствовал себя обманутым. Согласно уверениям одного восточного мудреца: это величайшее несчастие нуждаться в помощи достойных нашего презрения людей.
   Снова ощутивший себя, как рыба в воде, быстро приспособившийся к новым дермократическим порядкам Петр Максимович получил даже намного больше, чем он рассчитывал получить от новых властей в ближайшем будущем. Благодаря активной поддержке ветеранскими организациями и в связи с поворотом сознания народных масс обратно в сторону донельзя оболганных дермократами коммунистов, он, как бывший секретарь обкома партии, был с легкостью избран в своей области губернатором, а потом уже в образованном Елкиным Совете федерации его Председателем.
   - Ты опять, батюшка, у нас на коне, - порадовался за него вскоре навестивший его в Москве сын Федор.
   - Пока что да, сын, но как долго продлиться мое сегодняшнее везения я не знаю, - недовольно буркнул в ответ Петр Максимович, - не так уж и легко сегодня крутиться между молотом и наковальнею.
   - Ничего страшного, батюшка, с твоим-то опытом мы легко переживем сегодняшнее смутное время, - добродушно проговорил Федор, - ведь старый конь, как утверждает народная мудрость, борозды не портит.
   - Но и глубоко не пашет, сын, - устало отмахнулся от него Петр Максимович и перешел к обсуждению более приятной для него темы: как бы им лучше использовать свое неожиданное возвышение для еще большего приумножения их уже и так многократно увеличившихся за последнее время капиталов.
   Ну, и как твои дела, сестренка? - поинтересовался навестивший свою сестру Петр.
   - Мои дела, как сажа бела, - ответила засуетившаяся вокруг брата Василиса, - вот уже три месяца подряд сижу без заработной платы. Пришлось, ради спасения от голодной смерти, заложить в ломбарде все свои драгоценности. А ты, как я слышала, сумел устроиться в этой новой жизни.
   - Поэтому я и привез тебе на первое время немного денег, - пробормотал, всовывая в руку смутившейся сестре пачку кредиток, Петр, - бери, бери, не стесняйся сестренка. Ведь у меня уже совсем скоро будет почти министерский оклад.
   - И ты, братец, веришь словам этих дермократов, - возразила ему засомневавшаяся сестра, - им же соврать, что раз плюнуть. Да, и откуда им взять деньги на ваши высокие оклады? Они ведь и так уже три месяца ничего не платят нам, учителям.
   - Найдут, Василисушка, не сомневайся. Они учителям годами платить не будут, а на высокие оклады думцам деньги найдут обязательно, - невесело проговорил в ответ брат. - Да, кстати, как там, в наших школах, сейчас идут дела?
   - Как и во всей нашей сегодняшней России, братец, - устало отмахнулась от него Василиса, - все перестраивают под новые веяния. Да, и среди наших учеников тоже недавнего равенства и прежнего товарищества как не бывало.
   - Дождались капитализма, - невесело буркнул нахмурившийся Петр. - И что вы сейчас преподаете своим ученикам на уроках истории?
   - Мы им уже даже Великую Октябрьскую революцию называем простым переворотом, - сердито буркнула в ответ Василиса, и запротестовала. - Что это мы все обо мне и обо мне. Ты уж лучше, братец, расскажи мне о своих делах?
   - У меня тоже, сестренка, дела, как сажа беда, - с тяжелым вздохом буркнул нахмурившийся Петр, - да, и откуда им хорошим взяться сейчас у нас. Прошел я вместе со своими товарищами в их так называемую Государственную думу, а вот доверия к избранным вместе со мною коллегам у меня почему-то нет. Ну, да ладно, как говориться, поживем немножко и увидим, кто из нас чего стоит. А теперь угощай своего гостя, сестренка. Я в дороге так сильно проголодался, что, кажется, за один присест смог бы съесть даже целую свинью.
   - Мне придется искать новое место работы, - тихо проговорила Люба, когда вся ее родня собралось в воскресение в доме ее родителей на семейный обед.
   - Доченька, и к вам уже тоже добралось это проклятое сокращение!? - охнула разливающая по тарелкам вкусный наваристый борщ Оксана. - А я-то думала, что оно вас уж никак не может коснуться. Ведь ты мне как-то говорила, что ваше производство единственное во всем Советском Союзе.
   - Говорила, мама, но как оказалось в нашем уникальном в своем роде производстве перестало нуждаться нынешнее правительство, - с горечью добавила Люба, - им, видите ли, оказалось выгодней закупать выпускаемую нами продукцию за границею. А наше современное оборудование новоявленные хозяева продали по бросовым ценам какой-то там иранской фирме.
   - Так уж и по бросовым ценам, сестренка, - засомневался в ее словах Гриша, - пусть уж и не очень-то много, но все же расплатились за него твердою валютою, а не нашими деревянными рублями.
   - Буквально за гроши, - еще раз подтвердила свое утверждение Люба, - наше оборудование стоит миллиарды долларов, а им дали за него какие-то там жалкие миллионы.
   - Боже мой, да что это такое твориться в нашей России-то!? - вскричала всплеснувшая руками Оксана. - С таким отношением к своей собственности у нас уже скоро и вовсе работать будет не на чем.
   - Они там на своем Западе подобным образом избавляются от мешающей им получать сверхприбыль конкуренции, - высказал свое предположение угрюмо насупившийся Виктор. - Сначала они выкупают за бесценок заводы, а уже потом стараются уничтожить их оборудование, на котором могут и умеют работать наши люди. А впоследствии выясняется, что уничтожали они вовсе не станки, а наше умение работать на них. Уничтожают нашу способность хотя бы в будущем восстановить производство этих товаров у себя дома. Вот и дождались мы, дети, под старость их свободы. И если судить их по их нынешним делам, то с такими успехами они уже совсем скоро лишат всех нас не только от позволяющей нам хоть как-то сводить концы с концами работы, но и даже от самой жизни. Пора кончать с такой работающей не на нас, а против нас, властью. И чем быстрее, тем лучше.
   - И кто же будет с ними кончать, папа? - насмешливо фыркнул со своего места Гриша. - Люди-то в наше время так запуганы безработицей, что согласны даже по полгода не получать заработную плату, лишь бы не лишиться работы.
   - Мы, сын, сами ее себе на шею посадили, и никто, кроме нас самих, не сможет сбросить их оттуда, - недовольно буркнул нахмурившийся Виктор. - Меня уже приглашал один мой знакомый приходить на их партийные собрания. Придется идти, если они не откажут мне участвовать в этой святой для каждого честного человека борьбе. Да, и вам, дети мои, я тоже советую сделать это. Ибо, как видно, никто за нас делать эту работу не собирается.
   - Не откажут, папа, они сейчас, после предательства свей верхушки и потери власти в стране, больше уже никому не отказывают, - заверил его помрачневший Гриша.
   Только что вошедший в ресторан Жила окинул недовольным взглядом угодливо склонившихся перед ним официантов и мрачно буркнул встречающему его Березкину:
   - И до чего крепко укоренилась в нашем русском человеке эта унижающая его рабская покорность и постоянная готовность угождать всем, кто может предложить ему хорошие чаевые.
   - К нашему сожалению, братец, это похвальное качество сохраняется в наше время не во всех русских людях, - с притворным тяжелым вздохом ответил ему весь осветившийся приветливою ухмылкою Березкин, - можешь не сомневаться, что подавляющее большинство русских людей мечут в наш адрес одни только громы и молнии.
   - И поделом, - невольно вырвалось у чем-то рассерженного Жилы, - после того, что мы с ними сотворили, они не могут и не должны думать о нас иначе....
   - Позволь напомнить тебе, братец, что ты не на митинге, а на деловой встрече, - поторопился его оборвать нахмурившийся Березкин, - и я прошу тебя не переносить свои партийные неурядицы на наши семейные советы.
   - Извини, брат, это сокрушительное поражение моей партии на думских выборах и действительно выбило меня из колеи, - повинился перед ним Жила, - понимаешь, если бы не помощь этого твоего стукнутого пыльным мешком из-за угла Елкина, я бы даже и этих чертовских пяти процентов не набрал....
   - Сочувствую тебе, брат, - снова решительно оборвал его Березкин, - а сейчас позволь вернуть тебя к нашим баранам, к которым мой Елкин имеет самое непосредственное отношение. Пусть он живет и здравствует нам на радость еще много лет.
   - Да, я и сам тоже против него ничего не имею, только вот, после этих треклятых митингов, ощущаешь себя, как наэлектризованная эбонитовая палочка. Хочешь, как любят приговаривать у нас на Руси, не хочешь, а переносишь иногда эти митинговые страсти на личную жизнь, - извинительным тоном проговорил он уже на подходе к богато сервированному столу.
   Отдав должное изысканным деликатесам и изрядно развеселив свои головы терпкими заморскими винами, братья выслушали отчитывающегося перед ними Березкина о полученной с его помощью прибыли на каждый вложенный ими в величайшую аферу современности доллар.
   - Вот это уже работа настоящего бизнесмена, братец! - не удержался от восхищенного возгласа узнавший, что его состояние увеличилась почти в три раза Жила. - О такой сверхприбыли на этом поганом Западе можно даже и не мечтать.
   - Потому, братец, что на том поганом Западе, нет, и никогда не будет нашего благодетеля Елкина, да еще такого воистину золотого дна, как Чечня, - назидательно буркнул Абрам.
   - Ох, уж мне эта Чечня, - задумчиво пробормотал Жила, - я просто удивляюсь, как им удалось там выжить, после того как их проутюжили наши бравые русские солдаты.
   - И не только выжить, но и победить нашу непобедимую и легендарную армию, - уточнил осветившейся лукавой ухмылкою Абрам.
   - Ну, об этом уже своевременно позаботился наш брат, - не без иронии объяснил запнувшемуся Жиле Гусь. - Признайтесь, господин Березкин, сколько вы опустошили военных складов, прежде чем вооружили такую ораву чеченцев?
   - Я, братья, без помощи и поддержки самого министра обороны товарища Тугоухова в одиночку с такой задачею не справился бы, - скромно заметил в ответ Березкин. - Он же за взятку всего лишь в один миллион долларов помог мне за одну только ходку передать в руки боевиков вооружения целой учебной дивизии.
   - Заставлять министра обороны вооружать чеченских боевиков это же, скажу я вам, просто форменное безобразие! - возмутился подобным лицемерием брата Жила. - И как только....
   - Угомонись, братец, - оборвал уже готового разразиться гневною тирадою Жилу Абрам, - не ты ли только что так радовался полученной нами в результате этой аферы прибылью. Да, и этот предавший своих солдат министр обороны в накладе тоже не остался: миллион долларов в наше время на дороге не валяется.
   Упоминание о полученной солидной прибавке к его первоначальному капиталу примирило Жилу с нечистоплотным министром обороны. И он со слабою надеждою услышать опровержения брата полюбопытствовал, а не продавал ли министр обороны России еще оружия боевикам. Но отлично его понявший Березкин не стал его в этом разубеждать.
   - Ты думаешь, что оружия учебной дивизии могло хватить на вооружения всех боевиков Чечни? - спросил Жилу с ироничной ухмылкою Березкин и сам же ответил на свой вопрос. - Конечно же, нет, братец, а поэтому у меня с этим твоим министром было еще немало и других сделок. Но о них тебе пока что лучше не знать. Все эти грязные дела буду вести я сам, а ты сиди себе в своем думском кабинете и подсчитывай полагающие тебе барыши. Денежки-то, братец, счет любят.
   - Заработали бы вы свои миллионы, если бы не мои продажные журналисты, - насмешливо фыркнул на слова брата Гусь.
   - Да, вот именно, западные журналисты быстро докопались бы до нашей аферы и уже давно раструбили бы о ней на весь мир, а у нас оказывается и журналисты продажные! - уже прямо простонал от охватившего его при этом яростного негодования Жила.
   - А что ты еще хочешь от них, братец? - насмешливо фыркнул в ответ на его гневную тираду Абрам. - Они ведь тоже, как и все люди пить - есть хотят. Вот и пишут себе на пользу заказные статьи. Продажные журналисты и на Западе вполне обычное явление.
   - На проклятом Западе все это делается осторожно и с оглядкою, - не согласился с ним Жила. - А у нас любой ворюга или бандит с большой дороги придет, скажем, к главному редактору нашего Гуся с пачкою долларов и тот сразу же начинает его, как говорится в наше время, раскручивать. Он же за эти поганые доллары его так сильно приукрасит, что уже будет впору с него икону писать, а не сажать, как полагается, за решетку.
   - Братец, да, ты у нас оказывается самый настоящий идеалист, - насмешливо бросил Жиле недовольно поморщившийся Гусь, - в МВД, да будет тебе известно, тоже люди сидят. И они парою почище моих журналистов требуют подачек от попадающих к ним на заметку проштрафившихся богачей.
   - В наше время, что журналист, что милиционер - одна зараза! - в запальчивости вскрикнул вконец расстроенный Жила. - Повесь их на одной осине, то один другого не перетянут! Теперь уже мне, по крайней мере, все ясно с так и не расследуемыми до конца в нашей России громкими заказными убийствами.
   - Эти недавно убитые люди просто не умели договариваться, а таких и не только в журналистике ждет один конец, - мрачно пробормотал в ответ брату Гусь. - И, пожалуйста, давай больше не будем трогать моих журналистов. Они ведь тоже, как любят приговаривать у нас в России, слепок общества, а раз оно у нас больное, то тогда нечего пенять на само зеркало.
   И братья, отбросив в сторону все свои несущественные для бизнеса разногласия, снова заспорили о том, во что им и дальше следует вкладывать свои увеличившиеся капиталы. А в России, в это время, на их счастье, подобных высокодоходных мест было даже больше чем достаточно.
   - Итак, вы решили уехать из России навсегда? - уточнил у неторопливо отпивающего из хрустального бокала глотками вино Бориса Сисина Михаил.
   - Я даже не знаю навсегда или не навсегда, но в наше время оставаться в столице тем, кто не хочет делиться с нынешним мэром, стало опасно. У его банды в Москве немалая собственность, которая день ото дня увеличивается. А большая собственность сейчас в России определяет и большую власть ее владельцев. Наши же все капиталы вложены для надежности только в одни зарубежные банки. Нам лучше пока еще не поздно убраться из России в какую-нибудь западную страну. С такой мощною группировкою нам не справиться, тем более что она пользуется поддержкою высшей власти России.
   - Мне не очень-то вериться в подобное могущество отдельных в России банд, - засомневался в словах Бориса Михаил, - пусть нашего мэра и поддерживают обладающие немалой властью чиновники, но есть же еще ФСБ, которая может успешно ему противостоять.
   - Старик, ты немного отстал от жизни, а поэтому не можешь понять своей светлою головушкою, что эти, как ты говоришь, высшие чиновники и даже все нынешнее ФСБ уже давно продались с потрохами денежным мешкам и сами по себе ничего не зачат и не решают, - снисходительно бросил ему Борис. - Иными словами в России сейчас действует, если можно так выразиться, государство в государстве, - и, увидев ничего не понимающее лицо Михаила, Борис поторопился с объяснениями. - Это, когда за спиною беспомощной недееспособной власти, стоит невидимая реальная сила. И она в настоящее время все решает за нас самих: то есть, кому из нас продолжать жить, а кому уже будет лучше уходить в иной мир; кого продвинуть к высшей власти в России, а кого при удобном случае так задвинуть, что этот бедолага уже даже своего имени вспомнить не сможет.
   - Да, нелегко осознать, что ты в этом государстве просто ноль без палочки, - с тяжелым вздохом проворчал Михаил.
   - Старик, ты тоже, если хочешь, можешь уехать вместе снами за кордон. Мы добро помним и в случае чего не бросим тебя на съедения этим шакалам, - предложил, покровительственно хлопнувший Михаила по плечу, Борис
   - Нечего мне под старость мотаться по заграницам, - поспешил отказаться от лесного ему предложения Каратаев, - я уж как-нибудь и в России до своей смерти перекантуюсь.
   - Эх, жизнь, наша пропащая жизнь, - задумчиво пробормотал недовольно нахмурившийся Борис. - И мы, конечно же, могли бы еще немного с ними потягаться, но не хочется руки марать об эту мразь. Эх, был бы еще жив Великий Сталин, он быстро призвал бы всю эту шушеру к порядку.
   - Да, в такое время только он один и смог бы навести в нашей России порядок, - проворчал согласный с его словами Михаил, - серьезный был человек. С ним шутки шутить было опасно. При нем простым русским людям жилось намного лучше и безопаснее. Продолжал бы он да сегодняшнего времени руководить нашей страною, то не было бы у нас ни Чернобыля, ни Спитака, не было бы крушения "Адмирала Нахимова" и взрыва газопровода под Уфою. И уж тем более не было бы кровавых событий по всей территории бывшего Советского Союза, как и не было бы самого его развала, а эта извечно проклятая Америка сопела бы в свои две дырочки за океаном тихо, и старалась бы ни во что не вмешиваться.
   - Ты прав, старик, но меня это уже больше не волнует, - устало отмахнулся от него Борис, - пускай судьбою России интересуется сейчас кто-нибудь другой, а мне уже пришла пора ее покидать.
   - Что ж, тогда, как говориться, в добрый путь и не поминайте лихом там, на чужбине, меня старика, - проговорил на прощание Михаил и, выйдя из ресторана, потихонечку поплелся в свой незавидный по сегодняшним меркам спальный район.
   - Борис, ты не прав! - прочитал Елкин в подсунутой ему секретарем газете и, со злостью скомкав ее в бесформенный комок, швырнул в мусорную корзину. - И чего только они набросились на меня, как голодные волки!? Все пишут и пишут во всех газетах обо мне, как будто им уже просто не о чем и не о ком больше писать.
   Негодуя этими зарвавшимися с его точки зрения журналистами, он внутренне сожалел о бывшей когда-то у него ничем не ограниченной партийной власти, когда он еще подобных писак мог в любое время скрутить в бараний рог, а то и стереть в порошок. Однако в то же самое время он прекрасно для себя осознавал, что если бы он тогда осмелился сотворить с русским народом такое, то о нем уже не было бы нужды никому ничего писать, а тем более говорить. Его бы тогда сразу же, подхватив под белые ручки, посадили бы в отдельную камеру, где он уже до конца своих дней любовался бы голубыми небесами через тюремное окошко.
   - И хорошо, что сейчас не семидесятые годы, - громко подумал он вслух, - а теперь в России, благодаря моим преобразованиям, каждый прохвост может жить в относительной безопасности и не умирать от страха за содеянное зло перед строгим и неумолимым Советским Законом. Мой сегодняшний Закон, как говорится, в известной народной мудрости, что дышло, как ты его не поверни, а все для тебя нормально вышло, если, конечно же, ты обладаешь для обеспечения своего собственного спокойствия необходимой властью и в особенности деньгами. Властью, - повторил вслух Елкин и вспомнил о своем недруге Михаиле Иудовиче, о котором в свое время эти писаки тоже много писали.
   Теперь-то уж он и сам на собственной шкуре испытал, как несладко было в то время этому зазнайке Горби, как вынужден был он тогда, крутясь, как говорится, между молотом и наковальнею, ради сохранения спокойствия в бывшем советском народе замазывать чужие грехи.
   - Вот и мне по требованию Сатаны в июне, чтобы прикрыть открытое воровство в Госкомимуществе пришлось ликвидировать отдел контроля за инвестионными конкурсами. Слишком уж он кому-то досаждал. Но кому? В конце концов, кто хозяин в России!? А действительно кто? В любом случае, если мною крутит и вертит, как ему вздумается, Сатана, если даже этот рыжий Чуб, и тот держится со мною независимо и вызывающе - то хозяин России не я. А раз так, то у Сатаны, по всей видимости, уже давно иметься свое тайное правительство России, и оно в отличие от моего правительства более сильное и могущественное. Так значит, я со своим смешным правительством просто ширма, для каких то там тайных дел Сатаны в России! - гневно выкрикнул про себя Елкин и сразу же осекся, подумав, что ему лучше быть живой ширмою для Сатаны на земле, чем грешником в его преисподней. - Но эти же писаки совсем не зря наклеивают на меня ярлыки. По всей видимости, скоро и мне, как в свое время Горби, придется распрощаться со своей привольной жизнью. Но кого же он тогда готовит мне на замену?
   Еще долго перебирал по памяти Елкин всех возможных претендентов на российский престол, пока снова не остановился на своем бывшем дружке генерале Лебеде.
   - Вот и верь, после такого подлого предательства, в чистую и бескорыстную дружбу, - глухо пробормотал он себе под нос.
   А в это время сам его грозный повелитель Сатана с пристальным вниманием всматривался с каждым последующим днем все сильнее воцаряющийся на Руси хаос и запустение и от охватывающего его при этом восторга только радостно повизгивал.
   - Скоро, уже совсем скоро вы все продадитесь мне со всеми своими вонючими потрохами, - злобно шептал он в мелькающие под ним русские города и села. - Скоро, уже совсем скоро на твоих некогда святых бескрайних просторах, гордая Россия, пышным цветом расцветет густо посеянный мною Великий Грех, и ты уже никогда больше не сможешь освободиться из его цепких силков. Ведь, совсем не зря же я сейчас, всеми доступными моим верным слугам средствами усиленно подталкиваю к этому сладостному греху всех, так называемых, твоих лучших сынов и дочерей. И в первую очередь заставляю всеми правдами, а чаше всего неправдами, грешить детей именно тех, кто все это время приумножал твою славу и служил ярким примером твоей безукоризненной нравственной и моральной чистоты.
   И это уже было с его стороны не только ничем не подкрепленное реальной жизнью хвастовство. Не обладающий даром предвидения Сатана в то же время славился своим непревзойденным логическим мышлением, а поэтому мог с легкостью предугадывать все возможные последствия совершаемых им сейчас в России нечестивых дел.
   - Скоро, уже совсем скоро от всех твоих еще совсем недавно славящихся на весь мир своей неподкупной совестью и незапятнанной честью сыновей все страны западного мира начнут в ужасе шарахаться, как от зачумленных, - радостно предрекал онемевшей от горя России Сатана. - Ибо уже в совсем скором будущем ты, бывшая святая непогрешимая Русь, превратишься в опасный для всех народов земли разбойничий вертеп.
   И он, вспомнив при этом, что по его расчетам в следующем году на многих видных влиятельных российских чиновников, в том числе и на самого Генерального прокурора России, будут заведены уголовные дела, залился злобным ехидным смешком.
   - Вот тебе и начало их разложения и падение их пресловутой советской морали и нравственности, - злобно процедил он сквозь зубы. - Скоро, уже совсем скоро я навечно погружу тебя в такую бездну бездуховности, что тебе уже придется навсегда позабыть о своей гордости и упасть к моим ногам падшей и всеми презираемой блудницею.
   Закончив осматривать необъятные российские просторы, Сатана помчался на очередную встречу к нетерпеливо дожидающемуся его Борису Елкину. И быстро обсудив с ним все накопившиеся к нему вопросы, снова умчался к своим другим еще более для него неотложным делам. Следующий 1994 год - год президентских выборов в России - его больше не беспокоил. Он уже заранее знал, что подталкиваемый аппозицией Быковский не будет так сильно стремиться к власти над Россией, а поэтому не станет вмешиваться в ход их фальсификации в пользу Елкина или хотя бы Лебедя, идея фикс которого о создании русского корпуса очень нравилась Сатане. И вовсе не потому, что с его созданием, как предполагал сам Лебедь, русский народ может ощущать себя защищенным от происков инородцев. А только потому, что с созданием этого русского корпуса уже можно было и не говорить о какой-то там дружбе и братстве между объединенными Россией народами.
   - А это значат, что мне будет намного проще сузить занимаемую нынешней Россией территорию до нескольких центральных губерний, - пробормотал в ответ своим самым сокровенным мыслям уже весь осветившийся своей, как обычно, мрачною и страшно пугающей на земле все живое дьявольской ухмылкою сатана.
   Антоша молча валялся на своем старом скрипучем диванчике и, тупо уставившись в экран телевизора, размышлял, а что ему делать дальше и какую ему вообще занять жизненную позицию в этой уже прямо взбесившейся под градом сваливающихся на нее нескончаемой чередою трудноразрешимых проблем стране. Все время о чем-то бесстрастно лопотавший на экране телевизора журналист не привлекал к себе внимания погруженного в глубокую задумчивость Антоши. Но вот совсем неожиданно зазвучавшие в голосе диктора тревожно-жалостливые нотки уже прямо заставили Антошу прислушаться к тому, о чем только что говорилось по телевизору на всю Россию.
   - Вчера из собственной квартиры выбросилась, предварительно выкинув в окошко всех троих своих малолетних детей, сорокалетняя женщина, - услышал Антон ужасающую новость и уже больше не пропускал ни одного слова из продолжающего смаковать подробности диктора.
   Как оказалось, все ее дети, упав с седьмого этажа на тугой асфальт, разбились насмерть, а вот решившаяся на такое ужасное преступление несчастная женщина выжила, и сейчас врачи борются за ее спасение.
   - Есть ли, сейчас, хоть какой-нибудь смысл, после того, что она уже сделала, в спасении ее жизни, - подумал про себя Антоша, и еще с большим вниманием прислушался к последовавшим вслед за сообщением комментариям диктора.
   Согласно предположению этого журналиста можно было сделать вывод, что к подобному трагическому финалу жизни ее семьи в России женщину подтолкнули проводимые дермократами в последнее время реформы. Попав в непростые условия навязываемые дермократами по всей России бесчеловечной жизни, несчастная женщина, не найдя для себя более достойного выхода из сложившейся тяжелой ситуации, решилась на добровольный вместе со своими детьми уход из жизни. Однако это извечно непредсказуемая и всегда немилосердная к попавшим в беду простым людям человеческая судьба не согласилось с решением отчаявшейся женщины. И как бы в наказание за ее самовольства, дав забвение ее малолетним детишкам, оставила ее живою.
   - Теперь уже, если она снова не решится на повторное самоубийство, то ее дальнейшая жизнь не только утратить для нее всякий смысл, но и навсегда превратится в одну огромную незаживающую рану, - подумал про себя тяжело вздохнувший Антон.
   А его встревоженное этим трагическим сообщением сознание тут же попыталось поставить его на место людей, которые и задумали эти убивающие в русских людях всякое желание жить реформы.
   - Как же они сейчас сами могут продолжать жить, после подобных сообщений!? И позволит ли им теперь собственная совесть и дальше продолжать жить своей всем обеспеченной на горе и несчастиях простых русских людей жизнью!? - неустанно задавался обеспокоившими его вопросами Антон.
   Но в окружающем его холодном безмолвии все оставалось по-прежнему и даже не думало хоть как-то отреагировать на эту человеческую трагедию. Окружающий затаившуюся в ужасе Россию мир даже и не подумал внутренне содрогнуться или хотя бы вывернуться наизнанку от произошедшей прямо на его глазах трагедии только из-за того, что какая-то там женщина решила вместе со своими детьми свести счеты с жизнью. Она не стоило его даже мимолетного внимания, а тем более жалостливого к ней отношения. Да, и есть ли у него время обращать на эту так сильно потрясшую Антошу трагедию хотя бы немножко своего внимания в то время, когда в нем все еще продолжают жить и почти ежесекундно умирает превеликое множество подобных лишних в земной жизни людей.
   - Лишние люди, - тихо проговорил вслух Антон, припоминая, что недавно уже была телепередача о таких вот лишних и никому не нужных забеременевших на панели тринадцатилетних девочек и тысячах других заполонивших в последнее время город Ленинград беспризорных детей. - И они тоже, едва начав жить, уже оказались лишними людьми? Но при охаянном сейчас социализме этих лишних людей не было и в помине. Значит, людей делает лишними не сама наша жизнь, а мы сами - люди. Значит, это только в наших силах делать нашу дальнейшую жизнь такой, чтобы подобных лишних людей вокруг нас или не было вовсе, или хотя бы их численность не увеличивалась. Эти вокруг нас лишние люди вовсе не показатель, как нас хотят в этом уверить, цивилизованности общества. А совсем наоборот, это прямое следствие его одичание и постепенное скатывание его до уровня дикого капитализма, при котором способны выживать и процветать только одни самые безнравственные черствые люди, как наиболее приспособленные к подобным бесчеловечным условиям жизни. Следовательно, и подвалы, и канализационные трубы, в которых ютятся сегодняшние лишние люди, впоследствии могут стать завтрашним днем моей России.
   Задумавшемуся о сегодняшнем смысле жизни простого русского народа Антону услужливая память тут же преподнесла воспоминание о шельмовании российскими дермократами белорусского президента Лукашенко Александра Григорьевича. Как они развлекались по поводу того, что белорусский президент не мог себе позволить приобрести билет на концерт приехавшей в Минск заморской дивы. И как они уже совсем недавно насмехались над ним только за то, что его жена, несмотря на высокое положение мужа, все еще продолжает не только держать на своем подворье корову, но и даже ее доить.
   - Так вот, оказывается, какие они наши нынешние руководители, - тихо шептал он вслух, - только что совсем недавно вылезли из грязи и сразу же метят в князи. Нет, что здесь теперь не говори, а для них уже нет ни родины, ни отчизны и, тем более, ни родного народа. Поэтому они уже и могут с легкостью позволить себе согласиться на любое предательство и на любую низкую подлость, лишь бы снова не плюхнуться в ту грязь, из которой они только что вылезли.
   Осознав для себя эту простую истину. Антон уже начал и заново переоценивать прожитую его бабушкою и его отцом жизнь в бывшем Советском Союзе, пока, в конце концов, не пришел к единственно правильному для него выводу, что лично сам Сталин в приписываемых ему преступлениях не виноват. Он всего лишь защищал хорошую жизнь простых советских людей от поползновений подобных бессовестных дермократов. А при таком большом деле возможны и ошибки и некоторые просчеты. Лес, говорят, рубят - щепки по нему летят.
   - От этих презренных алчных кровососущих пиявок! - воскликнул вслух не сдержавшийся Антон. - Они, подлые, своей алчною непомерной жадностью уже успели донельзя испохабить и опошлить не только саму идею демократии, но и убить в русском человеке всякую веру и надежду на возможное в его жизни счастье и процветание его любимой Отчизны. Они загубили на корню все самые лучшие чаяния русского народа и должны понести за это соответствующее наказание. Пройдет время, и их обязательно осудит мой народ своим, как всегда, строгим, но в то же время и справедливым судом. И это наказание уже стало для них неотвратимо, как ссудный день. Ибо вся залитая кровавыми слезами оскорбленная и униженная Россия уже с нетерпением дожидается появления на своих необъятных просторах честных и совестливых людей. Особенно таких, как Ленин, Сталин, Киров и многих других, которые живут сейчас, и вечно будут жить в памяти бесконечно благодарного им народа. Это только они открыли ему в свободную от дермократии и всякой другой мерзкой сволочи счастливую жизнь широкую столбовую дорогу! Это только они одни были для него поборниками Великой Справедливости и людьми с высоким понятием о чести и личном достоинстве! Но, оправдывая Сталина, я тем самым осуждаю свою пострадавшую в его время бабушку и отсидевшего не за что десять лет за тюремною решеткою своего отца, - спохватился опомнившийся Антоша.
   И снова погрузился в одолевающие его в последнее время противоречивые сомнения, пока до него не дошла простая истина, что его бабушка при своей жизни не имела ничего общего с сегодняшними дермократами. И что его родные в свое время пострадали вовсе не от Сталина, а от выполняющих его волю злых бессердечных людей, которых в любое время было и всегда будет предостаточно, и с которыми в свое время нещадно боролся и сам Сталин. Ибо Великий Сталин в то время был не судьею и не прокурором, а руководителем всего Советского Союза, и что он просто физически не мог проконтролировать все происходящее тогда в стране. И, в конце концов, во время Сталина тоже было немало затаившихся врагов, стремившихся опорочить оберегаемый им всю свою сознательную жизнь пуще глаза своего - свободный труд на счастье простых советских людей.
   - Все было именно так, - тихо проговорил уже окончательно отбросивший все свои сомнения Антон, - иначе мой отец еще при своей жизни ругал бы, проклиная, испортившую ему жизнь Советскую власть, а я от него в ее сторону даже худого слова не слышал. И мне тоже не только стоит, но и обязательно надо будет стать на партийный учет. Мое место с настоящими защитниками народных интересов, а не с этими все предавшими лживыми подлыми дермократами.
   - Я знаю, что надо делать, чтобы наша Россия не превращалась в страну лавочников, - заявил еще в начале своего премьерства Чернота, - нам нужен рынок, а не базар.
   И он сдержал свое слово. Опекаемая им Россия очень скоро совершила такой головокружительный кружок в его "черный рынок", который по своей разрушительной силе и по нанесенному ей ущербу затмил урон от хрящевской оттепели, от второй мировой войны и от всех горбинских экспериментов. И этот мощнейший ядерный удар в виде "черного рынка" Черноты по российской экономике сразу же отбросил Россию в уже давно позабытое русскими людьми дореволюционное время, сократив промышленное производство России более чем наполовину. Однако и этого ему показалось явно недостаточно, И он, взяв на себя повышенные "социалистические" обязательства, дополнительно загнал опешившую от его правления Россию в такую долговую яму, что рассчитываться за нынешние долги уже, наверное, придется даже нашим внукам. А плачевные итоги только что окончившегося года дали основание западным странам утверждать, что, начиная именно с этого года, Россия и начала вымирать, как страна, как государство, как нация. И именно с этого определенного для России Чернотою года все российское общество начало разделяться на две взаимно ненавидящих и глубоко презирающих друг дружку группы: на так называемых старых русских и новых русских. Новыми русскими начали называть себя все те, кто, с легкостью преодолевая все дозволенные порядочным людям правила приличия, обманом присвоили себе миллионные и миллиардные состояния. Однако самым выдающимся последним их достижением стали проведенные президентские выборы, в ходе которых они проявили себя с помощью все той же своей хитроумной изворотливости воистину самыми настоящими чудотворцами. Ибо способы и методы их работы в ходе российских выборов президента страны обязательно должны войти, как пример для подражания, во все учебники западной демократии. Иначе, как же еще, кроме самого настоящего чуда, можно объяснить сокрушительную победу в их ходе имеющего всего два процента поддержки среди российского населения Елкина. О подобной для себя возможности этот насквозь прогнивший Запад не только не мог мечтать, но и даже хотя бы на некоторое время себе допустить. В общем, и в целом, наша Россия уверенно и целеустремленно шагала в сторону построения на своей территории первого во всей мировой истории бандитско-мафиозного государства. Рвавшимся к власти ворам, бандитам, жуликам и всякой другой нечисти с избранием на второй президентский срок их предводителя Елкина уже оставалось всего несколько шагов для окончательного завоевания власти в России. И куда же ты так несешься, Россия!? Дай нам ответ! Но она не хочет или просто не может дать нам ответа....
  
   12 мая 2002 года.
  
  
  
  

Глава седьмая.
БАНДИТСКО-МАФИОЗНОЕ ГОСУДАРСТВО.

  
   Потративший немало сил и времени, чтобы сделать президентские выборы как возможно честными и реально отображающими настроение русского народа, Юра, внук умершего в тюрьме профессора, сейчас был вынужден признаваться самому себе, что все его потуги в этом направлении были, мягко говоря, совершенно напрасными. Ибо эти сегодняшние дермократы не стали бороться, как ожидал от них Юра, за каждый голос прямо на избирательном участке, а, воспользовавшись несовершенством избирательного законодательства, принялись подтасовывать итоги только что закончившихся выборов уже непосредственно в самих областных структурах избирательного комитета России.
   - Председатель комитета Государственной думы по безопасности России, - с горечью буркнул себе под нос Юра. - Нынешняя Россия не хочет, чтобы ее защищали от покушающихся на ее честь и достоинство всяких там прохвостов и проходимцев. А этой так называемой "президентской" администрации хоть ты горохом об стенку стучи, она, все равно, не станет прислушиваться к рекомендациям от возглавляемого коммунистом комитета.
   Он еще и раньше предполагал, что узурпировавшаяся власть в России дермократы постараются подтасовать их итоги в свою пользу, и что понаехавшие в Россию многочисленные представители западных стран не соизволят даже заметить эти их видимые уже даже невооруженным взглядом фальсификации. И как оказалось, его сомнения в исключительной беспристрастности Запада и неверие в честность нынешних российских властей полностью оправдались. Состоящий на сегодняшний день поголовно из одних дермократов избирательный комитет России только что во всеуслышание объявил, что по предварительным подсчетам большинством голосов избирателей президентом России снова избран Елкин Борис Контрович. А последовавший вслед за их объявлением восторженный вой западных СМИ уже не давал ему никакой надежды, что западные наблюдатели заметили их явные и уже совершенно бесспорные для каждого русского человека фальсификации.
   - Нет, и нет! Этот наш Быковский, утверждая, что мы сможем хоть когда-нибудь победить на этих, все равно, ничего нерешающих выборах, совершенно не прав! - с горечью восклицал про себя Юра. - Нам во имя этой своей будущей победы уже прямо сейчас надо готовиться к новой революции! Ибо подобные выборы для этих дермократов, все равно, что слону дробинка! Они с помощью благоволившего к ним Запада всегда могут с легкостью их подтасовать в свою пользу! А этот так называемый международный суд даже и не подумает доказывать, что они в нашей России были сфальсифицированы! Ему делать это не позволит сам организовавший его специально для нанесения моей России как возможно большего вреда извечно лицемерный по отношению к нам, русским, Запад.
   Стоящий на письменном столе его думского кабинета телефон ожил и залился громким призывным звоном. Неприятно вздрогнувший Юра поднял трубку и услышал в нем возмущенный голос своей сестры:
   - Юрочка, да что же это такое твориться в нашей России!
   - Беспредел, Наташенька, самый настоящий беспредел.... И некому нам на этих подлых дермократов пожаловаться...., - срывающимся от охватившего при этом его бессилия голосом проговорил он в ответ сестре.
   - И куда же тогда смотрит этот наш чертовский избирательный комитет и эти, так называемые иностранные наблюдатели!? - гневно выкрикнула в трубку возмущенная сестра.
   - Иностранные наблюдатели! - со злостью буркнул ей в ответ Юра. - Так с их же ведома, Наташенька, и организован этим Центральным избирательным комитетом весь сегодняшний беспредел. Да, и мы сами, как мне сейчас думается, тоже в какой-то степени в этом виноваты, простив по совету нашего Быковского на думских выборах дермократам понижение процента проголосовавших за радикальную "Трудовую Россию". Своим, скажем прямо, преступным тогдашним молчанием мы позволили им думать, что и в дальнейшем их подобная фальсификация может сойти с рук.
   - Но можно же, ведь, еще, наверное, подать в суд и потребовать признать эти сегодняшние сфальсифицированные выборы недействительными? - продолжала цепляться, нежелающая признавать лживую победу поставившей страну на грань пропасти клики Елкина, за последнюю надежду Наташа.
   - Я думаю, что наша партия сделает из этих так называемых выборов для себя соответствующие выводы, и в дальнейшем будет делать все от нее зависящее, чтобы подобное свинство в нашей России больше не повторялось, - осторожно заметил не желающий еще больше расстраивать свою сестру Юра. - А насчет судебных разбирательств, сестренка, то, по моему мнению, при нашей сегодняшней поголовной продажности и беспринципности это дело бесперспективное. Неужели ты думаешь, что они осмелились на это пойти, если бы боялись суда?
   - Я это, братишка, понимаю, - тоскливо буркнула ему в ответ сестра, - но уже прямо сейчас нам надо хоть как-то начинать их приструнивать, а то они могут уже совсем распоясаться. Ведь, сейчас-то, они уже будут мстить всем нам, простым избирателям, за то, что были вынуждены огласить на весь мир об избрании вовсе нами не избранного президента....
   - Все это так, сестренка, - согласно поддакнул ей Юра, - но и мы тоже не собираемся отказываться от борьбы. Моя комиссия подготовила для принятия уже в следующем году законопроект: "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдумах граждан Российской федерации". Он должен существенно ограничить манипулирование голосами избирателей и возможность для подтасовки итогов выборов...
   - Знаешь что, братец, я для этих наглых и подлых дермократов на вашем месте уже планировала бы более радикальные и решительные меры, а все эти ваши законопроекты подействуют на них, как..., - недовольно буркнула ему в ответ сестра и сама себя, оборвав, отключилась.
   А сами виновники нынешнего торжества новой русской дермократии в это время собрались в кабинете Председателя Центрального избирательного комитета господина Рябого и внимательно вслушивались в сообщения западных СМИ о только что окончившихся в России президентских выборах.
   - Разрешите поздравить вас, господа, с нашим очередным совместным успехом, а заодно с сокрушительным поражением противостоящих нам коммуняк, - негромко проговорил поднявшийся со своего места хозяин кабинета Рябой. - Мы, как и обещали, все-таки вырвали уже прямо из зубов этих коммуняк для своего президента победу.
   - Когда знаешь чем в случае неуспеха рискуешь, тогда и будешь работать на общую победу, не жалея самого себя, как проклятый, - съехидничал открывающий бутылку шампанского министр обороны Тугоухов. - Прошу вас, господа, подставляйте свои бокалы. Отметим этим прекрасным терпким вином уже прямо вымученную всеми нами победу демократии. За долгую и счастливую жизнь в этой нашей новой демократической России, господа!
   И все присутствующие, одним залпом осушив наполненные искристым шампанским хрустальные бокалы, выразили, так сказать, дружную поддержку произнесенному Тугоуховым тосту.
   - И пусть наша дальнейшая жизнь в этой новой России будет такой же игривой и сладкою, как это прекрасное вино, - дополнил его министр внутренних дел Степа и при этом так вкусно причмокнул своими толстыми губами, что все остальные, не сдержавшись, громко расхохотались.
   - Эта наша новая русская демократия должна быть особенно благодарна мне и моему помощнику Ивану за безупречную организацию работы во время всей выборной компании, - не преминул похвастаться вслух Рябой. - В противном случае, если бы вся наша работа была пущена, как говориться, на самотек, то тогда уже всем вам вместо торжественного празднования сегодняшнего ошеломляющего успеха пришлось бы или отправляться на Колыму, или просить убежища в какой-нибудь западной стране.
   - Наш президент знает, кому и что поручать, - нравоучительно заменил более осторожный Иван. - Поэтому мы и пьем сейчас шампанское, а голодные коммуняки скулят себе потихонечку, глотая слюни, в подворотне. Господа, я предложил бы в честь нашего российского президента Елкина Бориса Контровича трижды громко выкрикнуть: Ура!
   - Ура! Самому величайшему деятелю современности! Ура!! Гаранту политической свободы в России! Ура!!! - дружно подхватили снова застучавшие хрустальными бокалами присутствующие.
   - Вот именно, только и во имя ее, этой нашей политической свободы, мы все это время в своем Центральном избирательном комитете больше занимались политикой, чем никому не нужным подсчетом голосов этих так называемых российских олухов-избирателей, - весело пошутил к этому времени уже изрядно захмелевший хозяин кабинета.
   - А зачем нам было их подсчитывать, если все эти проценты мы еще заранее спустили по разнарядке по всем губерниям России, - в тон ему проговорил Иван, чем подтолкнул собутыльников к еще большему хвастовству о своих личных заслугах в обеспечении победы их Елкина на второй президентский срок.
   - Еще задолго до начала президентской выборной компании я лично поставил задачу своему начальнику по воспитательной работе с личным составом, чтобы он мобилизовал их на безусловную поддержку нашего родного Бориса Елкина, - расхвастался уже хвативший лишку из предусмотрительно прихваченной им с собою фляжки с коньяком Тугоухов. - Кроме того, я еще распорядился, чтобы мои командующие родами войск лично проконтролировали, как голосуют их подчиненные за нашего Верховного Главнокомандующего.
   - А я, разъезжая по всей стране, призывал вплотную заняться агитацией за нашего благодетеля Бориса российских предпринимателей, - не остался в долгу до этого скромно помалкивающий Чернота. - К тому же, и моя работа с понаехавшими для наблюдения за выборами президента России иностранными наблюдателями тоже выше всяких похвал. Вы же все сами только что слышали, как они во весь голос твердят, что выборы в России прошли без существенных недостатков.
   - Пришлось немало потрудиться во имя нашего общего дела и мне, как министру внутренних дел, - уже совсем заплетающим языком проговорил Степа, - Во имя этого я еще в мае провел специальное Всероссийское совещание работников внутренних дел. Вот, они, вдохновленные моим с ними разговором, и выдали нам нужный процент голосов избирателей за нашего президента....
   - Умерьте свой пыл, господа, ибо вся ваша подготовительная работа не имела бы никакого смысла, если бы я со своими ребятами не взял под свой личный контроль электронную систему подсчета голосов, - грубо перебив разглагольствующего Степу, с пренебрежением бросил начальник правительственной связи Старик. - В сегодняшнем известии о выборе на второй срок президентом нашего родного Бориса Елкина в первую очередь заслуга моя, а не ваша.
   Безропотно проглотив подобное оскорбительное для всех остальных его заявление, высшие руководители страны с еще большим усердием начали выискивать самые, по их мнению, убедительные аргументы в подтверждение своих личных особых заслуг. По большому счету им было глубоко плевать на то, за кого голосовал на только что закончившихся президентских выборах тот или иной русский человек. Они все это время создавали только одну видимость " свободных и независимых" выборов, и все делали в расчете на хорошую подачку со стороны благодарного им режима Елкина, или на сохранение своих высоких доходных должностей. И эта их вызывающее со стороны лишь одно гадливое презрение похвальба закончилось только тогда, когда, набравшись до чертиков из выставляемых гостеприимным хозяином бутылок с терпкими заморскими винами, они не свалились замертво на расставленные возле стен кабинета мягкие удобные стулья.
   Что-что, а уж повеселиться или хотя бы немножко отвести свою извечно тоскующую о чем-то таком заведомо несбыточном душу всегда считалось самым излюбленным занятием для, как говорится, истинно русских людей. И не просто повеселиться, а так отдаться этой свойственной лишь одному русскому человеку удалой разгульной веселости, что уже даже Сатане в аду тошно становиться. Только оно одно, это так сильно притягивающее к себе праздное веселье, и помогает русскому человеку начисто забываться обо всех своих тяготах и бедах, а главное об определенной ему неласковой судьбою своей извечно безрадостной нелегкой жизни. Только оно одно, это его буйное до молодецкой удали разгульное веселье, и позволяет ему хотя бы на короткое время отрешиться от вечно преследующих его в жизни невзгод. И что же тогда можно сказать в этом отношении об накопивших себе неправедной жизнью миллионные состояния так называемых новых русских нуворишах!? Так, они уже вообще не умеют и не хотят веселиться тихо и покойно, как подобает всем остальным нормальным людям. Ну, а если такое дело приспичит, так им уже только для того, чтобы заглушить в себе постоянно донимающую их совесть о невинно загубленных на своем преступном пути жертвах, одной только молодецкой удали да разгульного гуляния на всю, как говориться, округу недостаточно. Им уже для такого дела понадобятся или самые настоящие вакханалии, или на худой конец дикие оргии. Поэтому и на организованном сегодня крестным отцом всех крестных отцов России Березкиным праздничном гулянии в самом шикарном московском ресторане было особенно шумно и до жути весело. Далеко за полночь с жутким устрашающим все живое в округе присвистом и с мертвецки пьяной удалью дико отплясывали приглашенные на это посвященное избранию на второй срок президента Елкина сборище новые хозяева жизни в России.
   - Да здравствует наша новая Россия! Многие лета нашему президенту Елкину! Да пусть же подохнут от голода и холода все эти поганые коммунисты в нашей России! - разносились по всем окрестностям через настежь раскрытые окна их ликующие выкрики.
   Наш президент и наша Россия - вот лейтмотив этой организованной Березкиным шумной развеселой гулянки. А некоторые из них, забывшись в закружившейся вокруг круговерти, даже осмеливались выкрикивать и более привычные для них здравницы:
   - Пусть вечно славиться на всю нашу воровскую Русь Борька Елкин! - слышалось из всех уголков просторного банкетного зала ресторана, пока в этих воистину диких оргиях все приглашенные не избавились от преследующих их ужасов своего недавнего прошлого.
   И лишь тогда, когда полностью освободились от переполняющей их, так называемой негативной энергии, они перешли в другой, предназначенный для пресс-конференций, зал и приступили к обсуждению уже более важных для себя дел.
   - Уважаемые друзья, - негромко проговорил взявший в свои руки руководство всей согласно воровскому жаргону их "малиною" Березкин. - Я хочу сегодня всех вас поздравить с только что свершившимся переизбранием нашего дорогого Бориса Елкина на второй президентский срок. И я это делаю не потому, что переизбрание Бориса Елкина было для каждого из нас очень даже желательным, а главным образом только потому, что без наших совместных усилий и вложенных в это дело наших капиталов его переизбрание было бы просто невозможно. И в этом смысле мы с вами уже с полным основанием можем утверждать, что за Бориса Елкина голосовали не простые избиратели, а просыпавшиеся на них золотым дождем наши добытые с таким невероятным трудом и с риском для собственной жизни накопления. Только на эти наши денежки и была проведена самая разнузданная во всем мире пропаганда за его переизбрание с доселе еще нигде и никогда невиданной культурной акцией под девизом: "Голосуй, или проиграешь!". Только на эти наши денежки покупались голоса простых российских избирателей бесплатно организованными концертами популярных среди молодежи певцов, нищенскими продовольственными наборами и за выданную им нами же предварительно задержанную заработную плату! Только на эти наши безвозмездные подачки подкупались работающие в избирательных комиссиях чиновники, которые, в конце концов, и обеспечили необходимый для переизбрания нашего пахана процент проголосовавших! И мы сейчас с полным на то основанием можем считать для самих себя, что это только благодаря нам Борис Елкин объявлен сегодня "всенародно" избранным "легитимным" президентом России! Поэтому я и прошу вас, мои дорогие друзья, и в дальнейшем сохранять это наше сегодняшнее согласие по главным для всех нас проблемам современной России! Потому, что только благодаря нашей сегодняшней победе, мы сохраняем свое господствующее положение в России и имеем все возможности для своего дальнейшего обогащения! Ведь, в настоящее время, дорогие мои друзья, больше уже в России никто не в силах с нами конкурировать. К этому времени в наших руках уже сконцентрированы такие огромные богатства, которые даже не снились самому российскому государству. И именно в наших руках сконцентрировано огромнейшая пропагандистская махина в виде принадлежащих лично нам всевозможных средств массовой информации. Многие говорят, и это уже не раз повторялось на Западе, что в России победила демократия, а я с полным на то основанием утверждаю, что в сегодняшней России победила не их западная демократия, а свершилась именно наша "криминальная революция"! С чем я и хочу сегодня вас поздравить, мои дорогие уважаемые друзья!
   На этом не ожидавший от разразившихся в ответ на его последние слова бурными овациями своих гостей подобного единодушия Березкин вынужден был сделать непродолжительную паузу, а после того, как они снова немного угомонились, продолжил свою речь:
   - И я, мои дорогие друзья, сегодня хочу заострить ваше внимание еще и на других некоторых моих соображениях на этот счет. Как вам уже и самим прекрасно известно, все совершившие этот контрреволюционный переворот прозванные в русском народе дермократами люди за последние годы в результате беспримерного грабежа и растаскивания бывшей общенародной собственности по частным лавочкам стали еще большими уголовными преступниками, чем в недавнем прошлом каждый из вас. А это значит, что нам уже больше незачем делиться на каких-то там еще своих и чужих людей. Я поэтому сегодня и призываю вас всех протянуть своим новым братьям и сестрам руки и впредь стараться совместно делать все от нас зависящее по укреплению нашей вечной власти над поверженной Россией. И мы, мои дорогие друзья, начиная с сегодняшнего дня, уже можем слепо доверяться друг другу. Сегодня властно подталкивает к объединению наших совместных усилий ясное понимание всеми нами, что единственным нашим оплотом и гарантией нашей неприкосновенности служит созданный всеми нами режим Елкина, и что в случае его поражения нам всем есть что терять. Поэтому я и призываю вас сегодня всемерно укреплять этот позволяющий нам и в дальнейшем наживаться на терпеливом русском народе режим нашего многоуважаемого Елкина!
   Выступившие после Березкина крестные отцы бандитской России в основном поддержали его слова и призывы, но на всякий случай призвали в дальнейшем увеличивать свое представительство во всех властных и представительских органах России, вплоть до завоевания в них своего подавляющего большинства.
   - Я всецело на вашей стороне, друзья мои! - выкрикнул в своем заключительном слове довольно ухмыляющийся Березкин. - Мы за последнее время добились в сегодняшней России многого, но еще больше предстоит нам в ней сделать. И если в нашей России уже появился обязанный нам своим переизбранием президент, то он и должен будет сейчас заботиться о нашей в этой стране полной безопасности. Так, пусть, начиная с сегодняшнего дня, простой русский народ начинает потихонечку узнавать на собственном печальном опыте, что у нас в его стране есть свои особые полномочные права, и что мы уже больше не потерпим существующую доныне в России свою отверженность. А для этого, друзья мои, нам уже понадобиться не только фактическая, но и вполне реальная власть. Нам надо будет добиваться в этой своей новой дермократической России такого положения, когда прокуроры и судьи будут судить за наши собственные грехи и проступки к незначительным срокам заключения подкупленных нами заранее для такого дела людей, а сами мы для них станем в порядке исключения неприкасаемыми людьми.
   Вдохновленные словами хитроумного Березкина крестные отцы снова наградили его продолжительными бурными аплодисментами.
   Сатана огромной уродливою каракатицею стремительно носился над затихшей в ужасе Россией из одного ее конца в другой и, с ненавистью заглядывая в каждое встретившееся ему на пути человеческое жилье, злобно шептал сам себе под нос:
   - Скоро, уже совсем скоро, я устрою вам в вашей святой Руси такую адскую жизнь, что вы уже даже станете у меня тяготиться своим дальнейшим никчемным существованием!
   А испуганно сжимающиеся в три погибели при одном только его приближении деревянные постройки и кирпичные многоэтажные дома в ответ только лишь жалобно поскрипывали да скорбно потрескивали во всех своих углах.
   - Ага, боитесь, - злорадно приговаривал потихонечку избавляющийся от переполняющей его ненависти Сатана, - тогда продолжайте трястись и дальше, пока всех вас не настигнет уже давно задуманная мною ужасная месть.
   И так раз за разом, потихонечку избавляясь от распиравшей его лютой беспричинной злобы, Сатана, немного угомонившись, направил свои мощные крылья в сторону московского кремля, где в это самое время уже ликовал по поводу своего переизбрания на второй президентский срок Елкин.
   - Ну, что, писаки?! - уже не раз и не два угрожающе восклицал ополоумевший от радости Борис в сторону аккуратно сложенных в углу российских газет. - Как оказалось, вы всё это время просто безбожно врали, утверждая о, так сказать, моей низкой популярности среди российского народа. А сам этот русский народ взял и, наперекор всем вашим про меня измышлениям, избрал меня на второй президентский срок. Вы все не могли успокоиться, настырно твердя мне со страниц своих газет: "Борис, ты не прав". И уже чуть ли не убедили в этом меня самого. Нет, господа хорошие, в этой жизни всегда был и всегда будет правым только тот, у кого больше прав на эту самую правду. Однако, вы уже даже и не надейтесь, что я, как твердый приверженец западной демократии, так просто возьму и позабуду обо всех ваших на меня злобных измышлениях и разнесенной вами по всему миру обо мне лжи. Пусть я и не решусь сегодня угрожать вам в открытую, но у меня всегда найдется хоть какая-нибудь возможность немного вас приструнить и остепенить.
   И Борис Елкин, задумавшись, а что он, собственно говоря, сможет сделать с этими, по его глубокому убеждению, нечистоплотными журналистами, вдруг, ясно осознал для себя, что все они сейчас работают в недоступных ему частных изданиях.
   - Нет, я покажу вам кто в России хозяин! - злобно выкрикнул распаливший сам себя Елкин, и бросился к письменному столу, где уже давно лежал принятый Государственной думаю закон о борьбе с коррупцией. - А я, вот, возьму и назло всем своим хулителям его подпишу! И пусть тогда ими уже всерьез займутся, так называемые, компетентные органы!
   И он, опустив свою жирную задницу в мягкое удобное кресло, вытащил из кармана ручку и занес ее над листком бумаги.
   - Остановись! - предупреждающе выкрикнул только что объявившийся перед ним Сатана. - Не смей рубить сук, на котором сам и сидишь! Победить погрязшее в коррупции российское чиновничество уже не по силам никому! И ты, в этой совершенно тебе не нужной бессмысленной борьбе, только обломаешь самому себе рога, а расцветшей уже по всей России махровым цветом коррупционной мафии, все равно, не причинишь даже малейшего вреда. Или тебе, смертный, до этих пор все еще неизвестно, что мафию, как и тараканов, расплодить можно без особого труда, а вот избавиться от них уже будет совсем не просто. Тебе лучше смириться с ее существованием в России и стараться больше не раздражать всесильных по сегодняшнему времени мафиози своими глупыми указами, а тем более законами.
   - Но, повелитель, я же не могу до бесконечности отказывать российским депутатам в подписании этого закона, - слабо возразил ему смутившийся Елкин, - они же могут подумать, что и я сам....
   - А если эти твои депутаты уже завтра потребуют твоей отставки? - насмешливо бросил ему Сатана. - Нет, и ни в коем случае нет! Тебе, мой дорогой, уже не только не следует объявлять войну приведшей тебя самого на вершину власти в России коррупции, а даже, совсем наоборот, своими указами и законами всемерно способствовать им в отмывании нажитых нечестным путем и откровенным разбоем их воровские капиталы. Ты должен твердо уяснить до конца дней своих непреложную истину, что на сегодняшний день только они одни являются для узурпировавшего власть в России твоего режима самой мощною поддержкою и надежною опорою. А о том, что простые русские люди могут догадаться о твоих тесных связях с мафиозными структурами, ты уже можешь больше не беспокоиться. Ведь, о том, что ты в России самый главный коррупционер, уже известно не только всем взрослым, но и даже младенцам, которых российские мамы пугают твоим именем в случае их непослушания.
   - Но они же сами выбрали меня своим президентом, - робко вставил Елкин свое последнее возражение, когда Сатаною в очередной раз овладел новый приступ истерического хохота.
   - Они, мой наивный друг, голосовали не за тебя, а за мизерные подачки коррупционеров, с которыми призывает тебя бороться твоя так называемая Государственная дума в этом законе, - уточнил, наконец-то, справившийся со своим смехом Сатана. - Я советую тебе впредь быть более осмотрительным при подписании принятых нынешним составом твоей думы законов.
   В то время, когда русские нувориши, в отличие от слишком поздно спохватившегося простого русского народа, уже вовсю радовались и громко ликовали по случаю переизбрания Бориса Елкина на второй президентский срок, запасному протеже Сатаны генералу Лебедю было, конечно же, не до веселья. Ему набравшему в первом туре более двадцати пяти процентов голосов избирателей пришлось согласиться с просьбою Сатаны и поддержать не благоволившего к нему в последнее время своего бывшего закадычного дружка Елкина во время второго тура голосования.
   - Поддержать, - хмуро буркнул вслух недовольно поморщившийся Лебедь, - но как тяжело мне было на это решиться. Хотя, и оставаться один на один с этим прохиндеем Быковским мне тоже тогда не было никакого резона. Он же, подонок, в случае своей победы, мог бы на корню загубить все мои дальнейшие президентские амбиции.
   А как еще совсем недавно генерал Лебедь радовался, уже представляя себя в мечтах твердым и решительным властителем России. Если бы его поддержали все эти новые русские предприниматели, то уже в совсем скором времени от заполонивших в настоящее время всю Россию бандитов и воров не осталось бы даже намека на их сегодняшнее существование в стране. Он, во всяком случае, не стал бы с ними долго церемониться, а, быстро с ними расправившись, тут же приступил бы к формированию уже давно грезившегося ему в мечтах русского корпуса. Но эти денежные мешки поддержали уже проверенного ими на деле рохлю Елкина. Вот и все могущество всесильного владыки тьмы Сатаны, который лично обещал Лебедю безусловную помощь и поддержку со стороны этих воротил сегодняшнего в России бизнеса.
   - Сатана, - повторил в слух пасмурный Лебедь, - или он на самом-то деле не так уж и всесилен, как утверждает о нем народная молва, или ведет со мною какую-то понятную только ему самому двойную игру. От этого прославленного на весь мир своим хитроумным коварством Сатаны можно всякое ожидать.
   - Переживаешь и все изводишь себя сомнениями, а стоило ли тебе поддерживать на выборах этого Елкина? - послышался возле него иронично-насмешливый голосок Сатаны.
   - Вот уж, действительно, приговаривают русские люди истинную правду, утверждая, что не упоминай черта, если не хочешь, чтобы он тут же перед тобою объявился, - отметил про себя застигнутый врасплох Лебедь и поторопился вскочить на ноги, чтобы встретить своего патрона с полагающей учтивостью.
   - Не переживай, - с прежней насмешливостью буркнул приветливо ему ухмыльнувшийся Сатана. - Если бы ты не поддержал тогда его на выборах, то уже сегодня для многих верных мне людей не нашлось бы в России места.
   - Это слишком малая плата за переданные мною ему двадцать пять процентов избирателей, - позволил себе выразить неудовольствие Лебедь и, встретившись с колючим сатанинским взглядом, поспешил добавить, - повелитель.
   - Вот именно, твой повелитель, дружочек, - насмешливо буркнул в ответ Сатана, - а много ли или мало быть секретарем государственной безопасности, так это все зависит, с какой стороны ты на эту свою новую должность посмотришь. По моему мнению, для тебя эта должность в настоящее время очень даже подходит. Заняв ее, ты по-прежнему будешь находиться в центре внимания всего российского народа. И самое главное, что на этой своей новой должности ты уже можешь начинать реализовывать свою давнюю мечту о формировании русского корпуса, который со временем и поможет тебе стать президентом России. А я, дружочек, еще тебе посоветовал бы предварительно попытать счастья на губернаторских выборах...
   - А если меня не изберут и на губернаторских выборах, - осмелился перебить Сатану неприятно скривившийся Лебедь, - то мне уже тогда можно навсегда распроститься со своими президентскими амбициями.
   - Вполне возможно, голубчик, вполне возможно, - не стал его на этот раз ни в чем уверять нахмурившийся Сатана, - в наше время, как тебе уже и самому известно, манна небесная больше на людей не падает. Если хочешь и дальше сытно есть и сладко спать, то тебе уже придется ради своего привольного будущего немножко покрутиться и самому.
   - Как скажешь, повелитель, - согласно поддакнул Сатане покорившийся его нечистой воле русский генерал.
   - От своих верных слуг я всегда требую самого беспрекословного подчинения моей воле, - еще раз подчеркнул свою полную власть над жизнью и смертью генерала Сатана, прежде чем продолжить поучать Лебедя, что он должен и чего ни при каких условиях не должен делать, находясь на должности секретаря безопасности России. - На этой своей новой должности, голубчик, у тебя появится прекрасная возможность не только наблюдать, но и собирать компрометирующие подробности против нелюбимого тобою режима Елкина, - доверительно проговорил Сатана понятливо ухмыльнувшемуся Лебедю. - А для начала, я советую тебе встретиться с каким-то там основателем так называемого бесприбыльного неправительственного центра экологической политики России доктором Яблоковым, и разузнать о каких это ядерных чемоданчиках ему стало известно. Он, по моим сведениям, очень религиозный человек, а поэтому мне самому встречаться с ним, как говориться, не с руки.
   - Я обязательно с ним встречусь, повелитель, - поспешил выразить Сатане свою рабскую покорность Лебедь и тот, даже не кивнув ему на прощание, исчез прямо на его глазах.
   У Юры не так уж и просто складывались отношения с остальными членами думской фракции коммунистов, а вот с Петром Смирновым они понравились друг дружке с первой же их встречи. Виделись они и раньше на заседаниях своей фракции, а познакомились они уже только в думском буфете, куда Юра в перерыве между заседаниями зашел, чтобы хотя бы немножко ублажить, как говориться, нетерпеливо занывшего в его желудке червячка.
   - Западная пресса нашего ваучера Чуба уже чуть ли не возносит до самых небес, - услышал он, стоя в очереди, возмущенный голос высокого статного генерала, - считая его одним из лучших командным игроком в мире.
   - В таком случае может нам подарить им нашего знаменитого Чуба, - почти машинально вырвалось в ответ на его реплику у Юры, - и пусть он уже навсегда отобьет у них охоту вмешиваться в дела других стран и всех причесывать под одну гребенку.
   - Подарили бы, товарищ, если бы они и на самом деле его так сильно любили, - с сожалением буркнул ему в ответ генерал и, увидев, как Юра с подносом ищет свободное за столиками место, пригласил его подсесть к нему. - Он нравится им сейчас только потому, что своими разрушительными для нашей экономики нововведениями обессиливает нашу Россию.
   Разговорившись, они стали встречаться чаще, а со временем уже даже начали делиться своими планами борьбы с ненавистными им обоим так называемыми демократами. Вот и сегодня Петр был первым кого Юра ознакомил с подготовленным его комитетом ответом президенту Елкину, в связи с его очередным не подписанием принятого Государственной думаю Закона: "О борьбе с коррупцией".
   - А почему бы нам ни провести по этому вопросу парламентские слушания, - сразу же ухватился за понятную им обоим тему Петр. - Пусть уже и наша так называемая российская общественность тоже узнает, как говориться, из первых рук кто виновен в затягивании остро необходимых обществу законов.
   - Но сможем ли мы убедить в такой необходимости остальных наших коллег? - засомневался окинувший Петра вопрошающим взглядом Юра. - Трудно будет рассчитывать на понимание всей думы в то время, когда даже среди товарищей нашей фракции не будет на этот счет единого мнения.
   - Под лежачий камень, Юра, вода не течет, - возразил ему всегда более решительный и скорый на решение Петр, - так что, давай прямо сейчас сходим к этому недоделанному коммунисту Селезневу, и попробуем сначала пробить хотя бы через него разрешение интересующего нас вопроса.
   - Ну, что вы, мол, беспокоите по пустякам занятого человека, - красноречиво говорил им брошенный на лежащий перед ним ворох неподписанных бумаг взгляд принявшего их Селезнева, однако внешне он постарался скрыть свое неудовольствие их неурочным приходом.
   - У вас ко мне какое-то срочное дело? - проговорил он мягким вкрадчивым голосочком. - Присаживайтесь, товарищи.... Я вас внимательно слушаю....
   А после того, как Юра с Петром рассказали ему о своей задумке, он неприятно прищурился, и с той же маслянистою ухмылкою поинтересовался:
   - Разве у вас, товарищи, больше нет никаких других более важных дел, чтобы отвлекать все ваши и наши силы на такую, простите меня за грубость, ерунду?
   - Да, какая же это ерунда, товарищ Селезнев! - с негодованием выкрикнул вспыльчивый генерал. - И все это говорите вы нам в то время, когда в результате поголовной продажности наших чиновников криминальная экономика производит в России почти сорок процентов всего валового внутреннего продукта, а в сферу ее деятельности вовлечено на постоянной основе более девяти миллионов наших сограждан! А откуда еще, по вашему мнению, мог появиться в нашей России такой мощный прирост организованной преступности!? Ведь, даже по приблизительным оценкам их дермократического МВД этой самой организованной преступностью в России контролируется большая часть всех частных и государственных предприятий! К сегодняшнему времени это раковая опухоль уже опутала своими омерзительными щупальцами почти все сферы деятельности российского общества, а вы все еще продолжаете утверждать, что это всего лишь какие-то там незначительные мелочи!
   - Успокойтесь, товарищ, я допускаю, что в масштабах всей России это, конечно же, не мелочь. Да, и что, собственно говоря, вы от меня хотите. Вы же не можете утверждать, что наши российские граждане и раньше не знали, что представляет собой капитализм и с какими негативными явлениями им придется столкнуться в своей жизни с его приходом, но все же большинство из них проголосовало за него. А раз так, то пусть сейчас и терпят все негативные для них последствия от свойственной их любимому капитализму теневой экономики. Она же, родимая, и должна будет в скором времени их всех убедить в необходимости голосовать только за одних нас, за коммунистов. А вы здесь предлагаете нам самим бороться с тем, что лучше всего агитирует в простом народе за нашу партию. Или вы не знаете, что в последнее время нас, коммунистов, ко всем действующим в стране средствам массовой информации даже на пушечный выстрел не подпускают, что с телевизионных экранов и с газетных страниц в последнее время о нас, коммунистах, говорят только в одном негативном плане....
   - Нам все это известно, товарищ Селезнев! - резко оборвал его разглагольствование потерявший терпение генерал. - Но нам известно еще, что мы просто не имеем морального права не открывать своему народу глаза на все происходящее сейчас в его собственном доме. А эта оголтелая российская коррупция уже начинает втягивать в себя, наряду с бесчестной, опустившейся в моральном плане части нашего русского народа, немало честных порядочных людей и, развращая в своей среде, делает их абсолютно непригодными для нашей дальнейшей борьбы. Кроме того, она, ставя предприятия страны на грань банкротства, способствует скорейшему сокращению революционного рабочего класса России....
   - Мне обо всем этом тоже прекрасно известно, товарищ, - в свою очередь оборвал расходившегося генерала Селезнев. - Но если вы твердо намерились настаивать на внесении для обсуждения думою вашего предложения, то я уже поставлю свои возражения на этот счет несколько иначе: вам всем прекрасно известны какие сейчас у нашей думы непростые отношения с президентской администрацией. И вы также прекрасно осведомлены, что многие работающие в ней чиновники сейчас ставят перед президентом Елкиным вопрос о необходимости роспуска нашей думы, которая стоит на пути к принятию жизненно важных для них законов. А вы сейчас вместо того, чтобы утихомиривать разгорающиеся страсти, предлагаете нам еще больше расшевелить этот пчелиный улей.
   - А не думаете ли вы, товарищ Селезнев, что если мы, коммунисты, и дальше будем помалкивать в тряпочку, то русский народ может подумать, что и мы, коммунисты, тоже замешаны во всех творимых сейчас в стране безобразиях! - выкрикнул уже вконец рассерженный его словоблудием генерал.
   - Ну, вот я вам толкую про Фому, а вы мне все время талдычите про Ерему, - недовольно буркнул неприятно поморщившийся Селезнев.
   - Да, нет же, товарищ Селезнев, в этом вопросе, как мне видится, правы не вы, а мы, - вмешался в их перепалку до этого молчавший Юра, - мне еще из былой судебной практики известно, что лучшая защита - это нападение. А мы в последнее время вместо того, чтобы нападать самим, позволяем это делать нашим кровным врагам.
   - И какие же вы тогда найдете убедительные аргументы, чтобы убедить членов Государственной думы в необходимости парламентских слушаний по вашему вопросу? - использовал свой последний аргумент отговорить их от задуманного вовсе не желающий усложнять свою жизнь Селезнев.
   - А этих аргументов для начала парламентских слушаний у нас больше, чем достаточно, - возразил уже успевший взять инициативу в свои руки Юра. - Это и история с выносом из здания правительства более полумиллиона долларов, и так называемые "писательские гонорары" высших должностных лиц тоже наглядно высвечивают всему миру лживое корыстолюбие верхних эшелонов нынешней российской власти. Да, и вообще весь нынешний разгул коррупции в России уже был предопределен еще при разработке самой Конституции Российской Федерации, согласно которой устранен всякий контроль со стороны парламента за действием исполнительной и судебной власти в стране. В ней не выработана четкая и понятная всем система не только их отчетов перед российским парламентом и обществом, но и даже предоставление информации о проделанной работе. И, в конце концов, даже сам сосредоточивший в своих руках огромную власть президент уже только в силу этого оказался неспособным эффективно ее реализовать, выполнять все возложенные на него полномочия и обязанности. И все это в совокупности не дает нам никаких оснований верить в успех заявленной нынешним правительством борьбе с коррупцией. Да, и о какой борьбе может вообще в этом случае идти речь, если наш президент Елкин, начиная с 1993 года, уже трижды отклонял законопроект: "О борьбе с коррупцией". А его постоянные ссылки на якобы несоответствие законопроекта действующей Конституции выглядят довольно неубедительными.
   - Что ж, товарищи, вы, как я вижу, подготовились по этому вопросу довольно основательно, - уже с приветливой улыбкою проговорил вынужденный с ними согласиться Селезнев, - собирайте необходимое для выноса на обсуждение думы количество подписей поддерживающих вас в этом вопросе депутатов и, как говориться, в добрый путь.
   Готовясь к своему выступлению на заседании Государственной думы, Юра хорошо для себя осознавал, что горькая правда его слов вряд ли дойдет, а тем более будет по справедливости оценена с головою погрязшими в этой самой коррупции чиновниками узурпировавшего власть в России елкинского режима. Он предполагал, что после сегодняшнего его выступления начнется для него жесточайшая травля не только во всех продажных СМИ самой России, но и почему-то всегда согласными с ними в оценках происходящих в России событий западными журналистами. Но он в тоже время не мог сомневаться и в том, что эту его правду сегодня услышат миллионы русских людей. И только поэтому, он уже был готов пройти, как говориться, огонь и воду, а если понадобиться, даже и медные трубы, лишь бы это его сегодняшнее выступление состоялось, лишь бы ему сегодня удалось хотя бы чуточку приоткрыть русским людям глаза на все, что происходит сегодня в их России.
   - Комитет по безопасности Государственной думы в очередной раз бьет тревогу по поводу расплодившейся по всей России коррупции. Она, проклятая, поразив к этому времени почти все ветви государственной власти в России, стала мощным препятствием на пути хоть каких-либо преобразований в нашей стране, - даже, несмотря, что внутри у него уже давно все кипело, нарочито тихо проговорил вышедший на трибуну Юра. - Нанося в первую очередь наиболее ощутимые удары по экономической безопасности России, эта еще невиданная до сегодняшнего времени во всех властных структурах коррупция одновременно способствует и ускоренному росту организованной преступности. Вымогательство, подкуп и мздоимство уже вызвали не только кризис законности в стране, но и кризис государственной власти, которая в силу этих и других причин оказалась неспособной эффективно управлять, защищать людей от произвола и насилия. Однако более всего опасными для каждого русского человека, как и для всей России в целом, являются такие проявления коррупции, как должностные преступления и в первую очередь взяточничество. При сложившейся в современных условиях порочной практике, когда не всегда действенны попытки органов правопорядка призвать всех взяточников к ответственности, в истекшем году по всей России уже было выявлено почти двадцать тысяч случаев дачи взятки. И все это непотребство происходит во время, когда по утверждению компетентных в делах такого рода специалистов, подавляющее большинство случаев взяточничества остаются нераскрытыми. Следовательно, исходя из уже сказанного мною, можно с полным на то основанием утверждать о сегодняшней повальной ненадежности корыстолюбивого российского чиновничества, - проговорил Юра при полнейшей почти гробовой тишине переполненного зала заседаний думы.
   В словах выступления Юры с думской трибуны не было ничего такого сверхсекретного и уж, тем более, того, о чем сами думцы не могли узнать из уже прямо упивавшихся подобными нелицеприятными сведениями так называемых сегодняшних "свободных и независимых" средств массовой информации. Но выступление Юры оказалось совсем необычным для собравшихся в этом зале депутатов Государственной думы. Депутаты думы, стремясь показаться перед русским народом наряду с подкованностью во всех вопросах, при обсуждении разрешенных к принятию властями законопроектов, еще и принципиальными в отстаивании интересов своих избирателей, особенно в последнее время, перед скорыми выборами, спорили и ругались до хрипоты. А вот сегодня они, пораженные непривычной для них смелостью вышедшего на думскую трибуну депутата, испуганно молчали и даже не пытались оборвать неприятное для многих в этом зале выступление Юры хоть какой-нибудь обидной репликою или громкой оскорбительною выходкою.
   - Криминальное лоббирование в органах власти, инвестирование коммерческих структур за счет бюджета, необоснованная передача государственного имущества в управление некомпетентным лицам, создание лжепредприятий, незаконные внешнеэкономические операции.... И, наконец, совмещение государственной службы с участием в коммерческих предприятиях и организациях стало обычным явлением в российской действительности. Все это немало способствует проникновению уголовников во властные структуры и расцвету коррупции, - продолжал изливать на головы примолкших депутатов думы всю свою горечь от негодования преступными действиями елкинского режима в России Юра. - На подкуп этих должностных лиц криминалитет уже потратил почти половину похищенных им у государства средств. Российский фонд федерального имущества установил порочную практику продажи государственного имущества через созданные им же содержащиеся за счет приватизации посреднические коммерческие структуры. А в самом этом фонде, при катастрофической нехватке денег на оплату труда учителей, врачей и военнослужащих, самопроизвольно устанавливают баснословные оклады. Поэтому можно больше и не удивляться складывающемуся у многих россиян впечатлению, что у руководителей нашего государства отсутствует всякая политическая воля для борьбы с этой самою коррупцией. И все это в первую очередь относится к нашему президенту, указы и распоряжение которого создают лишь видимость борьбы с преступностью и беззаконием. Ведь, не кто-нибудь другой, а именно сам Борис Елкин развел семейственность во властных структурах, назначив своим советником собственную дочь. Подражая ему, эту же семейственность возвели в ранг государственной кадровой политики и первые заместители председателя российского правительства Чуб и не менее его знаменитый на всю сегодняшнюю Россию Немец. Именно они, расставив на министерские и другие должности своих людей, породили в российском правительстве "круговую поруку", бесконтрольность и безответственность, - продолжал обличать в своем выступлении Юра правящий сейчас в России антинародный елкинский режим, подкрепляя все им сказанное взятыми из реальной жизни бесспорными фактами и неоспоримыми доказательствами. - В такой обстановке поголовного воровства и стяжательства оказалась пораженной ржавчиною коррупции и вся наша правоохранительная система. Ибо только по вине недобросовестных работников правоохранительных органов многие материалы проверок счетной палаты, вскрывающие серьезные злоупотребления должностных лиц в использовании бюджетных средств не по назначению, остаются без должного с их стороны реагирования. Имеются серьезные недостатки и в работе законодательных органов. И здесь нашему комитету по безопасности необходимо провести глубокий криминологический анализ уже принятых законов на предмет выявления в них лазеек для криминального мира. Речь идет в первую очередь о федеральном законодательстве в таких важных для любого государства сферах, как о банках и банковской деятельности, о приватизации и о валютно-экспортном контроле в нашем государстве.
   Окончание пространственной речи Юры, так же как и его уход с думской трибуны, прошло все в том же гробовом молчании опешивших от его непривычной в последнее время смелости думских депутатов. А иронично ухмыльнувшийся Селезнев поторопился перевести внимание депутатов на другие, не связанные с такой щекотливою темою, как коррупция в высших эшелонах государственной власти, вопросы.
   Петр Максимович в прошлом ничем не выделяющийся из числа многих в бывшем Советском Союзе секретарем областного комитета партии ныне уже ощущал себя значительным и важным в истории российской государственности человеком.
   - Нет, что ни говори, а мне эта сегодняшняя демократия определенно нравится, - подумал он с осветившей его надутое до солидной важности удовлетворенной ухмылкою лицо по дороге из Москвы в свою область. - При этом проклятом коммунизме меня к высшим эшелонам власти не подпускали даже на пушечный выстрел, а при нынешней демократии я сразу же поднялся до второго лица в российском государстве. А захочу, так возьму и попытаю счастье в самих уже следующих президентских выборах. Сейчас это уже никому не воспрещается. Было бы желание, здоровье, а самое главное деньги.... Нет, пожалуй, я уже больше на такое дело не решусь, - сам себя остановил самодовольно ухмыльнувшийся Петр Максимович. - А вот мой Борька, тот, пожалуй, еще сможет это сделать. Не зря же я пробиваю ему широкую столбовую дорогу к самым вершинам власти в стране, пока он, находясь дома, с не меньшим успехом увеличивает наш семейный капитал, который за последнее время уже не только утроился, но и благодаря его стараниям увеличился к этому времени в десятки раз. И как же он умудряется со сравнительно небольшого моего первоначального капитала получать такую высокую прибыль? Надо бы по приезде домой его об этом, как следует, расспросить. Пусть поделится он со своим стариком, так сказать, передовым опытом.
   И он по приезде домой сразу же пристал с расспросами к не очень-то желающему с ним откровенничать своему сыну.
   - Зачем это тебе, папа, понадобилось знать все тонкости моего сегодняшнего бизнеса? - неприятно кривился в ответ сопротивляющийся Борька. - Поверь мне на слово, что тебе будет лучше ничего не знать о процессе накопления в России первоначального капитала.
   Но еще больше заинтересовавшийся Петр Максимович не отставал, пока уже совсем припертый к стенке его расспросами Борис не согласился ознакомить его со всеми премудростями современного бизнеса в России.
   - Хорошо, папа, я сделаю все, о чем ты просишь, но с уговором, что ты потом не будешь читать мне нотации о какой-то там морали и нравственности. Я в эти детские сказки больше не верю.
   - Я и сам в эти басни с детства не верил, сын, - охотно согласился с уговором Петр Максимович, - но тогда было другое время, Вот я и старался, только ради твоего блага, пичкать ими тебя.
   Борис отвел своего батюшку в ближайшую от их квартиры гостиницу. Там они заняли столик в валютном баре, и Борис, заказав для себя и отца прохладительные напитки, указал ему на сидевшую за правым угловым столиком симпатичную молодую девушку. Петр Максимович окинул изучающим взглядом выставившую напоказ свои стройные ножки девушку и в недоумении только пожал плечами.
   - Я не вижу в ней ничего такого странного, Борька, - тихо шепнул он своему сыну.
   - А ты, папа, подойди и поговори с нею, - так же тихо шепнул ему Борис.
   И он, подробно проинструктировав своего отца, как тому следует вести себя в подобном случае, расплатился за напитки и вышел из бара. А сам Петр Максимович, подойдя к нужному ему столику, присел напротив указанной ему красавицы. Самодовольно улыбнувшаяся девушка окинула его вопросительным взглядом, а немного смутившийся Петр Максимович почти выдавил из себя уже давно ставшие ему непривычные слова:
   - Привет, я хотел бы с вами поговорить..., - но она, нетерпеливо перебив его, проговорила скучным дежурным голосом. - В настоящее время меня интересуют одни только зелененькие.
   - И сколько из них ты потом отстегнешь бандитам? - проговорил он сказанную ему сыном ключевую фразу.
   И мгновенно среагировавшая на нее девушка, как и предупреждал его сын, резко выпрямилась и, погасив недокуренную сигарету в пепельнице, поспешно удалилась, сердито постукивая каблуками туфелек по натертому до блеска паркету.
   - Сработало, - негромко буркнул довольно ухмыльнувшийся Петр Максимович и начал с интересом дожидаться развития дальнейших обещанных ему сыном событий.
   И те не заставили его дожидаться слишком долго. Не успел он еще докурить и до половины свою сигарету, как к нему уже подошел высокий парень в просторной светлой куртке. Присев на место недавно ушедшей девушки, он окинул изучающим взглядом изо всех сил старающегося сохранять спокойствие Петра Максимовича, которого его сломанный нос, рассеченная бровь и расплющенное ухо приводили в дрожь.
   - Какие проблемы у тебя, браток? - негромко поинтересовался он у Петра Максимовича.
   - Вроде бы никаких, - так же тихо ответил ему с небольшой дрожью в голосе Петр Максимович, который сразу же почувствовал себя как бы не в своей тарелке.
   - А чего ходим здесь? - снова полюбопытствовал парень, но уже таким угрожающим тоном, что оробевший Петр Максимович, не без труда справившись с охватившим его волнением, проговорил более-менее спокойным голосом. - Видите ли.... Меня просил сюда зайти....
   Долго не выдержавший угрожающего взгляда парня Петр Максимович назвал фамилию собственного сына. Услышав хорошо знакомую ему фамилию, ошарашенный парень набычился, но и отступать от явно не понравившегося ему Петра Максимовича не собирался.
   - А чего вопросы задаем? - спросил он его после минутного замешательства.
   - А это уже вы у него самого спросите! - с раздражением выкрикнул ему в ответ Петр Максимович.
   Не сводивший с него своего тяжелого взгляда парень нахмурился и после недолгого молчания снова поинтересовался:
   - А дальше что?
   - А дальше я, докурив сигарету, ухожу, - недовольно буркнул уже начавший опасаться, что этот громила вообще от него не отстанет Петр Максимович.
   Но на его счастья парень не осмелился надоедать ему еще больше. А после еще недолгого, но особенно тягостного для Петра Максимовича размышления, он молча поднялся со стула и неторопливой качающейся походкою зашагал к выходу. А следом за ним ушел и Петр Максимович, с неудовольствием ощущая в своем рту неприятную ему сухость.
   - Старею, - сердито буркнул он себе под нос.
   Однако в глубине своей изворотливой многогрешной души он прекрасно для себя осознавал, что его старость здесь ни при чем. Он просто так среагировал на возможное насилие со стороны грубой физической силы, как среагировал бы на нее и любой другой человек. И что такое резкое падение среди русских людей нравов и разгул по всей России грубого насилия просто следствие последних преобразований в стране, в которых он со своим сыном принимали самое непосредственное участие. Но ему на все это было просто глубоко плевать. Ибо его самого лично в этой жизни хорошо охраняли, а то, что происходило в это время с простым русским народом, его не беспокоило.
   - Ну, и как, батюшка, познакомился с тонкостями моего сегодняшнего бизнеса? - спросил встретивший его неподалеку от выхода из гостиницы Борис.
   - Не только познакомился, сын, но они меня даже очень впечатлили, - с тяжелым вздохом выдавил из себя, наконец-то, ощутивший себя в безопасности Петр Максимович. - Это был один из твоих компаньонов по бизнесу?
   - Это один из моих подручных, папа, - поправил его Борис.
   - И где же ты набираешь этих своих....? - замялся при подборе нужного слова Петр Максимович.
   - Ты имеешь в виду рэкетиров, папа? - с готовностью подсказал ему Борис и объяснил, что благодаря безработице этих рэкетиров, или по-простому бандитов, сейчас в России предостаточно, а своих он набирает из числа бывших уголовников или спортсменов. - Если надобности в этих рэкетирах поблизости от их местожительства нет, то тогда они уже сами, организовавшись в небольшие банды, начинают искать для себя так называемые хлебные места, - продолжал объяснять Петру Максимовичу тонкости своего бизнеса Борис. - Но так как все более-менее доходные места к этому времени уже заняты другими бандами, то новоявленному лидеру приходится нацеливать своих бандитов на долгие кровопролитные сражения или идти на поклон к местному признанному авторитету и проситься взять их под свою опеку.
   - И что же тогда будет, когда все мужчины нашего города в одночасье захотят стать рэкетирами!? - ужаснулся от одного только этого своего предположения Петр Максимович, но его сын в ответ на его беспокойство лишь пренебрежительно ухмыльнулся.
   - У наших подручных, папа, жизнь только с виду привольная и увлекательная, а так я бы не сказал, что не сахар, - продолжал объяснять отцу тонкости современной в России жизни добившейся в ней за годы реформ немалого авторитета сын. - Она у них, конечно же, полностью всем обеспечена, да и ездят они не на каких там советских развалюхах, а поголовно на иномарках, но им это свое право на привольную жизнь приходится доказывать почти ежедневно в кровавых разборках друг и дружкою. Удержаться на хлебном месте не так уж и легко, как это может показаться со стороны. На них все время зарятся другие остающиеся не у дел банды. И в этих кровавых между ними разборках немало гибнет и калечится наших подручных.
   - То, что они между собою дерутся за доходные места, это я понять могу, - задумчиво проговорил все еще не забывший о своем недавнем приключении Петр Максимович, - но все же, как же складываются у вас при этом отношения с несущими золотые яйца курочками.
   - С нашими "клиентами", папа, - поправил его Борис.
   - А в мое время их называли несущими золотые яйца курочками, - буркнул немного смутившийся Петр Максимович.
   - Тогда было другое время и совсем другие возможности, папа, - со снисходительною ухмылкою пояснил ему Борис, - тогда вот этих так называемых золотых курочек можно было пересчитать по пальцам. А в наше время любой даже самый захудалый ларек нуждается в так называемой крыше, которая защищала бы его от наездов других банд или случайно подвернувшихся любителей хорошо, а главное быстро, подзаработать. Нам намного лучше и проще называть их в обиходе просто "клиентами".
   - И все же, как они вместе уживаются эти "крыши" со своими, так сказать, "клиентами"? - не унимался заинтересовавшийся рэкетом Петр Максимович.
   - У каждой группировки по-разному, папа, - недовольно буркнул в ответ вовсе не желающий на эту тему распространяться Борис, - но я сам лично сторонник более мягких почти товарищеских отношений со своими "клиентами".
   - Ну, и как, сын, у тебя получаются эти товарищеские отношения со своими "клиентами"? - полюбопытствовал Петр Максимович.
   - Не всегда, папа, - после недолгих колебаний признался Борис, - и тогда уж нам, хочешь, не хочешь, а приходится разговаривать с ними более решительно.
   - И в чем эта ваша решительность проявляется? - уточнил у него Петр Максимович.
   - Все зависит только от нежелания самого "клиента" с нами сотрудничать, - угрюмо бросил нахмурившийся Борис и больше уже наотрез отказался разговаривать с отцом на эту неприятную для него тему.
   - Ну, а какие у вас, сын, отношения с местными правоохранительными органами? - уже не с любопытством, а с беспокойством за своего сына и их незаконно нажитые капиталы поинтересовался Петр Максимович, который, как губернатор области, не припоминал, чтобы ему докладывали о разгуле в городе организованной преступности.
   - Я, как твой сын, всегда вне всяких подозрений, папа, - посмеялся над его беспокойством самодовольно ухмыльнувшийся Борис, - да и к тому же я не скуплюсь на взятки местным милицейским начальникам. Ко мне всегда своевременно поступает полная информация об их ближайших планах по борьбе с особо зарвавшимися ракетчиками.
   - Пусть и за редким исключением, но наша милиция все еще находится на переднем фронте борьбы с преступностью в городе, - констатировал вздохнувший с облегчением Петр Максимович.
   - Наша в прошлом доблестная милиция, папа, сегодня делает по наведению порядка в городе только то, что мы ей позволяем, - уклончиво пробормотал Борис.
   - Ну, а эти любящие совать свой длинный нос, куда не следует, журналисты, не докучают ли они тебе, сын, часом? - снова забеспокоился Петр Максимович.
   - Журналисты, - насмешливо хмыкнул в ответ Борис, - они, папа, тоже живые люди, и пить-есть хотят. А если не помогают деньги, то в случае чего мы можем их немножко и припугнуть. В любом случае, папа, можешь в отношении их не беспокоиться: все они у нас ходят безропотно на коротком поводке. Да, и вообще, папа, но нынешним временам в сегодняшней России настоящие хозяева жизни - только мы одни. Только у нас одних имеются деньги на содержание всей этой алчной оравы ракетчиков, с помощью которых мы с легкостью устанавливаем по всей России угодный только нам одним закон и порядок. И только мы одни в случае чего решаем, кому из простых смертных людей продолжать жить, а кому уже пришла пора отправляться к праотцам....
   - Но наши-то газеты, сын, так и пестрят сегодня заголовками, что кого-то там поймали или пристрелили в перестрелке, - перебил его неуемный Петр Максимович.
   - Пусть эти продажные журналисты пишут в газетах все, что угодно, папа, - подивился непробиваемой наивности своего отца Борис, - им же надо создавать хоть видимость борьбы с творимым сегодня по всей стране беспределом. Да, и нашим взяточникам тоже ведь надо время от времени хоть чем-то отчитаться и показать нашей так называемой общественности, что совсем недаром едят выделяемый на их содержание хлеб. В сегодняшней России, папа, все находится под строгим нашим контролем. А эти фальшивые радетели добра и справедливости, согласно нашей с ними договоренности, всегда бьют только по одним хвостам. Понадобиться им, к примеру, посадить хоть кого-то по какому-то особенно громкому делу, и мы тут же отдаем им на растерзание какую-нибудь мелкую сошку. А до нас самих им, как до луны, никогда не дотянуться.
   - Тогда давай, сын, продолжай и дальше в таком же духе, - благословил сына уже окончательно успокоившийся Петр Максимович
   Если у русских людей и оставались еще хоть какие-нибудь призрачные иллюзии, то в течение 1996 года они уже окончательно развеялись, как дым. Призванные наглядно показывать российским людям все преимущества западного образа жизни, построенные на песке обманным путем фальшивые фонды, фирмы и банки один за другим лопались, как мыльные пузыри, а паразитирующая на народной беде жалкая кучка жуликов и проходимцев богатела с каждым очередным днем все больше и больше. Тихая и размеренная прежняя социалистическая жизнь русского народа к этому времени уже окончательно канула в небытиё, а ей на смену неторопливо, но упорно, настойчиво проникая во все сферы деятельности русских людей, приходила новая, больше смахивающая на воровскую малину, капиталистическая жизнь. Однако, несмотря на закрутившиеся над Россией с нестерпимым воем приносящие простому народу одни только беды и страдания метелицы, вьюги и ураганы, сама царствующая в это время года на Руси погода даже и не подумала срывать свою ярость на уже почти добитых дермократами простых людях за их давние перед нею провинности. А продолжала радовать их чутко отзывчивые на красоту сердца воистину прелестными в своем несомненном очаровании теплыми солнечными деньками. Почти такой же прекрасный светлый денечек выпал и на сегодняшнее воскресение, когда по уже давно заведенной ими традиции выросшие дети Виктора и Оксаны собрались в их небольшой квартирке на общий обед.
   - И что же такое твориться в последнее время в нашей России-то? - посетовала разливающая по тарелкам свой излюбленный борщ Оксана. - Во вчерашней газете опубликовали, что в Саратове пробиваются к власти какие-то там юные волчата, а уже сегодня пишут, что наша Россия в этом году закупила для медицинских целей в сотни раз больше наркотиков, чем ей требовалось еще пять лет назад.
   - Подобным образом нынешние демократы отвлекают молодежь от революционной борьбы, - недовольно буркнула нетерпеливо постукивающая ложкою по тарелке Люба. - Их же не волнует, что они этими наркотиками убивают будущее нашей России.
   - Не без помощи этих самых наших дермократов мы уже оказались впереди всей планеты не только по употреблению наркотиков и спиртных напитков, но и даже по изготовлению фальшивых денег, - подхватил поднятую своей обожаемою им половинкою тему Виктор. - Только за одну последнюю неделю уже выявлено 35 миллионов самопальных рублей и более пятидесяти тысяч фальшивых долларов.
   - А на что же им еще строить свои роскошные дворцы, которые в советское время даже не снились самим членам Политбюро, - насмешливо буркнул до этого еще никогда не вмешивающийся в политические споры Гриша. - В нашей России все выходит по пророческим словам и ныне здравствующего премьера: хотели делать, как лучше, а получилось, как всегда.
   - А ты, братишка, знаешь, что согласно указанию этого твоего Черноты наша Россия втайне продает все свои стратегические запасы редкоземельных металлов? - еще больше подзадорила своего брата немало удивленная его совсем неожиданною для нее вспышкою Люба.
   - Но он же окончательно загубит нашу собственную отечественную промышленность! - негодующе вскрикнул впервые услышавший о подобной новости Гриша.
   - Наших демократов, как видно, будущность нашей промышленности не только не беспокоит, но и не волнует, - проворчала в ответ возвратившаяся из кухни Оксана, - им бы, как говориться, лишь бы день пережить да ночь перекантоваться, а дальше пусть будет, что будет.
   - Вчера вечером милицией в Самаре была накрыта всероссийская сходка так называемых воров в законе, - скучным обыденным голосом проговорил с экрана включенного телевизора в объявленных новостях диктор, - но, так как достаточных оснований для их задержания не оказалось, то все они были отпущены.
   - И даже сам черт сейчас не разберется, что твориться в настоящее время в этой забытой богом России! - сердито буркнул неприятно скривившийся Гриша. - Ведь, они же сами в свое время критиковали коммунистов за излишнюю политизацию общественной жизни. А что изменилось при их власти: включишь это поганое радио, захочешь посмотреть телевизор, заглянешь утром в газету - и поехало. Вместо того чтобы насладиться чем-то особенно прекрасным и возвышенным или хотя бы немного отдохнуть, все время находишься в этой политической дребедени, которая сегодня уже преследует тебя даже за семейным обедом.
   - Один восточный мудрец, братец, говорил о твоей сегодняшней проблеме примерно так; если ты не хочешь заниматься политикою, то эта самая политика вскоре вплотную займется самим тобою, - не преминула подколоть своего аполитичного брата Люба.
   - У нас, сестренка, уже объявили о скором сокращении, а ты только что объяснила мне ее причину. Можешь считать, что эта твоя политика до меня уже добралась, - сумрачно бросил нахмурившийся Гриша.
   - А вместе с тобою еще и до сотен твоих товарищей, - напомнила ему Люба. - Многим из них уже совсем скоро угрожает полуголодное существование.... На нынешнее пособие по безработице вряд ли более-менее достойно проживешь. Теперь и вам, по всей видимости, придется подключаться к нашей борьбе.
   - А куда еще податься бедному крестьянину, - с тяжелым вздохом проворчал Гриша, - не к яблочникам же нам идти на поклон. Нет, что сейчас не говори, а при Советской власти рабочий человек ощущал себя в этой жизни намного уверенней и был более защищенным.
   Только что возвратившийся с приема в кремле патриарх русской православной церкви ощущал сейчас себя уже прямо на седьмом небе. И ему было, отчего радоваться и ликовать. Ему сегодня удалось сделать то, о чем безнадежно мечтали все его предшественники все эти долгие годы правления в России безбожной Советской власти. Он сегодня добился не только подписания президентом России Елкиным указа о безоговорочном возвращении церкви всей ее дореволюционной собственности. Но и разрешение русской православной церкви заключать договора с иностранными поставщиками на беспошлинный провоз особо популярных сейчас в России спиртных напитков и табачных изделий.
   - Мое патриаршество будет описано в истории новой России непременно аршинными буквами, - неустанно повторял про себя пожилой человек. - И я уже буду представлен в ней не просто патриархом русской православной церкви, а как спаситель духовности русского народа, как его истинный поводырь во тьме кромешного мрака, куда загнали простой народ за долгие десятилетия безбожной власти эти проклятые коммунисты.
   - К-хы, к-хы, - послышалось деликатное покашливание из дальнего угла его просторного и богато обставленного кабинета.
   - Кто здесь!? - недовольно выкрикнул все еще находящийся под воздействием недавней радости встревоженный патриарх. - Выходи, негодник!
   Сатана еще с самого начала горбинских реформ делал все от него зависящее, чтобы протащить к руководству русской православной церкви больше думающих о личном, чем о благе церкви, людей. А когда ему это удалось, то он уже, внушая через доступные ему их закостенелые в смертном грехе души нужные мысли и с легкостью подталкивая их к внешне кажущимся благовидным делам и поступкам, начал потихонечку сбивать бывшую святую православную русскую церковь с праведного пути.
   Наши деды и прадеды в любых своих направленных на благо всего общества действиях строго руководствовались хорошо им в то время известною изначальною истиною, что любое святое дела можно совершать только с чистой совестью, а главное ничем не запятнанными руками. И только поэтому все у них в то время получалось, как надо. А сам русский народ не растворился среди других народов и сохранился до наших дней с присущей только ему одному самобытностью и со своими взглядами на окружающую жизнь. Но вот эта извечная и уже раз спасавшая русских людей в годы лихолетий истина начала потихонечку забываться. А взявшиеся за возрождение как бы утраченной, по их глубокому убеждению, духовности русского народа люди не без помощи Сатаны решили, что для достижения благой цели хороши любые средства. И они, уже больше не заботясь о чистоте своих помыслов и чистоте рук своих, начали позволять себе еще некоторое время назад просто немыслимое лишь бы поскорее достичь так им желанной своей конечной цели. Даже, не замечая, как вместо благопристойной былой святости в православных русских церквях начал зарождаться густо посеянный неправедными действиями и поступками священнослужителей Великий грех, а сама церковь стала стремительно сходить с изначально выбранного истинного пути.... Ехидно ухмыляющийся сатана только этого от них и добивался. Ибо он, после многих столетий гонений и презрения со стороны православной церкви, на меньшую месть, кроме взлелеянного внутри церкви Великого греха, согласен не был.
   Сатана и сейчас, как и во время недавней расправы с еще более ненавистной ему Советской властью, тоже задумал повергнуть своего последнего в земном мире могущественного врага руками ее же собственными так называемыми священнослужителями. Для этого и принудил он подвластного ему Елкина сделать для православной церкви именно такой "дорогой" подарок, которые уже в самом ближайшем будущем должен был обойтись для нее слишком дорого. А иначе, зачем это было нынешним дермократам делиться своими барышами и остающимися от бывшего Советского Союза лакомыми кусочками с какой-то там православной церковью, в которую они отродясь не ходили, и ни в какого там еще бога, тем более, не верили. Стали ли бы они творить свои черные дела, если бы боялись божьей кары!? Да, и сам Сатана за просто так еще ничего ни кому за все свое бесконечное многовековое существование не делал, и не собирается делать этого и впредь. Лицемерный и насквозь лживый князь тьмы все свои мерзопакостные дела всегда планирует самым тщательным образом, а потом обстряпывает их так, что в итоге, даже в своих внешне, казалось бы, самых безобидных делах, оказывается в выигрыше только он один. Вот и сейчас Сатана, как обычно, всеми правдами, а в основном неправдами, стремился не только запятнать святость православной русской церкви торговлею богопротивными спиртными напитками и табачными изделиями, но и еще больше усилить ее вину перед опекаемым ею русским народом. Что-что, а уж такие мерзкие дела у хитроумного Сатаны всегда удаются с присущим ему блеском. И вот сегодня, когда первая часть его гениальной задумки с успехом завершилось, он уже с распирающим все его нутро торжеством внимательно вглядывался в откровенно ликовавшее лицо пожилого патриарха и в радостном предчувствии скорой еще более грандиозной своей победы только злорадно ухмылялся себе под нос.
   - Это я, святой отец, - насмешливо фыркнул Сатана из своего угла в ответ на грозный оклик патриарха.
   - Кто вы!? - прокричал еще громче уже начавший сердиться патриарх.
   - Ваш давний знакомый, а сейчас можно сказать, что и друг, - не без ехидства пробормотал из своего угла Сатана.
   - Друзья входят в открытую дверь, а не прячутся в ожидании прихода хозяина, - строго заметил ему патриарх. - Или говорите, что вам надобно, или убирайтесь ко всем.... - споткнувшийся на последнем слове неприятно поморщившийся патриарх поспешил сотворить для избавления себя от нечистого духа крестное знамения.
   - Чертям собачьим, - продолжил за него с тихим едким хихиканьем Сатана, - которых, смею я вам заметить, в природе вообще не существует.
   - Так покажетесь вы мне, в конце концов, или не покажетесь!? - гневно выкрикнул уже вовсе вышедший из себя патриарх.
   - Непременно покажусь, святой отец, - насмешливо буркнул в ответ объявившийся перед ним во всей своей красе Сатана.
   - Свят! Свят! - тихо ахнул при виде объявившегося перед ним нечистого патриарх. - Сгинь, мерзкий Сатана! Возвращайся в свой ад! И не смей больше беспокоить святых безгрешных людей в охраняемых крылатыми ангелами местах!
   - Ну, и где же эти твои ангелы, старик!? - насмешливо фыркнул Сатана, - А раз их здесь нет, то это значит, что ты, старик, и это твое место не защищены враждебной мне святостью. Если бы все в твоем кабинете было этой не показной святостью защищено, то я уже не только не смог бы пробраться в него, но и даже на милю приблизиться к этому, как ты сейчас смеешь утверждать, святому месту. Нам, старик, будет лучше не ссориться, а поговорить по-хорошему, как старые добрые друзья.
   Поняв, что не в его слабых силах справиться с пробравшимся в его кабинет дьяволом, патриарх смирился и на всякий случай, отойдя от него подальше, поинтересовался у насмешливо взирающего на него Сатаны:
   - О чем я должен говорить с тобою, извечный искуситель и враг всего рода человеческого?
   - А ты, старик, попробуй призвать себе на помощь от моего искушения всю свою набожность, - с ироничною ухмылкою посоветовал патриарху православной церкви Сатана, и сразу же перешел к цели своего визита. - Я хочу попросить тебя, старик, не противиться работе нахлынувших сейчас на Русь с Запада всякого толка проповедников.
   - Я могу только обещать тебе, дьявол, что лично сам не буду настаивать на их изгнании из страны. А внешне, хотя бы для вида, я всегда буду противиться насаждению их верований в России, - не стал перед ним лицемерить смирившийся с неизбежностью патриарх, - если же я стану поступать иначе, то меня уже не смогут понять не только мои священнослужители, но и даже молящиеся в моих церквях прихожане.
   Внимательно выслушавший его Сатана в ответ молча кивнул головою и начал излагать патриарху свою вторую просьбу:
   - Я еще хочу, старик, чтобы твоя церковь по примеру зарубежного православия признала убитого большевиками кровавого царя Николая святым.
   - Мы уже обсуждали это дело на Святом синоде, дьявол, и решили канонизировать царя Николая, но с оговорками, - и на этот раз патриарх сказал Сатане чистую правду.
   - И с какими же оговорками? - переспросил его насторожившийся Сатана.
   - Наша святая церковь никогда не согласиться освещать откопанные нынешними демократами якобы царские останки, - уточнил уже успевший немного придти в себя патриарх.
   И так как Сатана и на этот раз полностью удовлетворился его ответом, то решил немедленно удалиться из уже оскверненного им своим присутствием кабинета патриарха православной русской церкви.
   Тупо уставившись в лежащую перед ним кипу газет, секретарь государственной безопасности России генерал Лебедь в такт охватившим его невеселым мыслям недовольно покачивал своей бедовою головушкою. Ему незачем было перед самим собою лицемерить и сейчас громко сетовать на втянувшего его в это гиблое дело Сатану и своего бывшего закадычного дружка Елкина. Генерал Лебедь и сам был не такой уж и прямолинейный придурок, как сейчас о нем пишут все российские газеты, и еще способен кое-что в этой жизни понять и кое в чем разобраться самостоятельно. Он уже и сам достаточно опытный, чтобы ему сегодня не надо было разжевывать, отчего и почему его сегодня делают посмешищем на всю Россию. Заключив по настоянию сатаны и президента Елкина невыгодный для России договор с этим проклятым правительством Дудаева, он уже и на самом деле стал для российского обывателя не только смешным, но и в какой-то степени даже ненавистным.
   - Им, видите ли, захотелось на неопределенное время законсервировать этот анклав нестабильности в России, - зло подумал про себя Лебедь, - вот и получилось, что я в этой поганой истории сыграл роль не только Иванушки-дурака, но и, как говориться, козла-отпущения. Видно, я зря связался с этим прощелыгою Сатаною. Я, ведь, еще и раньше предугадывал, что эта наша дружба добром для меня не окончиться.... Но время уже упущено, а с самим князем тьмы шутки шутить опасно.... Теперь у меня путей для отступления больше нет.
   Тяжело вздохнувший Лебедь снял с кипы несколько газет и уткнулся в кричащие ему прямо в лицо заголовки: "Иногурация президента Чечни обошлась без жертв", "Чечня на награды не скупиться", "Салман Радуев не перестает звать к войне с Россией"....
   - Вот и все они, мои прежние переговорщики, - с горечью отметил поникший Лебедь про себя, - их законсервировали, а они не желают сидеть, как им полагается, тихо и покойно. А все ерепенятся и все угрожают, что непременно поставят нашу матушку Россию на колени..... А, ведь, они, подлые, уже один раз с моей помощью все же умудрились поставить нашу Россию на колени, - прорвалась через защитный кордон до него эта самая неприятная ему мысль. - Пусть и не совсем на колени, но она тогда так осрамилась, что больше уже опозориться было просто нельзя. Однако достаточно мне казнить и пытать самого себя.... Что сделано, то сделано....
   - И он снова повернул свои занесшие его не в ту степь мысли к уже совсем другой, но тоже не очень-то приятной для него встрече с этим уже заранее ставшим для него ненавистным доктором Яблоковым. Он, заранее изучив характер, связи и возможности этого человека, сейчас уже не сомневался, что этот с виду безобидный эколог не по его зубам. Что за этим Яблоковым стоит некто или нечто не менее могущественный, чем его собственные высокопоставленные покровители. Будь на то его воля, он ни за что не согласился бы с ним встречаться, но это поручение исходило от Сатаны и Лебедю, скрепя сердцем, пришлось смириться с неизбежностью.
   - К вам проситься на прием доктор Яблочков, - доложил из приемной секретарь и мгновенно очнувшийся от дум Лебедь распорядился пригласить его к нему.
   - Государственная безопасность уже заинтересовалась поднятою мною проблемою? - сразу же начал брать, как говориться, быка за рога вихрем ворвавшийся в его кабинет доктор Яблочков.
   - Не гони коней, дорогой, а то совсем скоро перегорят у тебя все топки! - мысленно бросил ему неприятно поморщившийся Лебедь, а вслух сказал, - Да, многоуважаемый эколог, заинтересовалась. Поэтому я и пригласил вас к себе, чтобы прояснить кое-что из сокрытых для всех нас непробиваемою завесою тайны так называемых ядерных чемоданчиках.
   - Это уже не обсуждать, а впору книгу сочинять об этих ядерных чемоданчиках для всеобщего, так сказать, прочтения, господин секретарь государственной безопасности, - быстро затараторил в ответ, по-видимому, еще заранее порядочно подогревший себя Яблочков. - Весь мир находится в смертельной опасности от возможно скорой по вине наших спецслужб ядерной катастрофы! Больше уже нельзя терять ни одной минуты, надо срочно....
   - Господин Яблочков, - поспешил оборвать его Лебедь, - я допускаю, что поднятая вами проблема имеет немаловажное для всех нас значение. Поэтому, давайте не будем горячиться, а в тихой спокойной обстановке обговорить все, что нам будет необходимо в целях ее скорейшего разрешения срочно предпринять.
   - Да, какая еще к чертям собачьим здесь может быть спокойная обстановка в то время, когда эти ядерные чемоданчики в настоящее время никем не контролируются! - выкрикнул еще больше возбудившийся доктор Яблочков. - Если они уже могут в данную минуту продаваться в Чечне Басаеву или, что еще хуже, исламским террористам! Нам уже прямо сейчас необходимо потребовать от президента Елкина принятия срочных мер по усилению безопасности хранения некоторых типов российского ядерного оружия....
   И недовольно поморщившемуся Лебедю пришлось еще долго успокаивать не в меру разошедшегося эколога, пока не добился от него нужной ему информации. А потом, заверив, что он обязательно примет все необходимые меры, выпроводил его из кабинета.
   А между тем в бесстрастно взирающем со стороны на тщетные людские потуги хоть как-то наладить и обустроить свою, как известно бестолковую и суетливую земную жизнь, реальном мире только из-за того, что происходило сейчас в России, ничего не менялось и ничего не подвергалось сомнению. В нем по-прежнему день сменялся ночью, а ночь днем. И так потихонечку наступившая на Руси весна в положенное ей время сменилась на теплое благостное лето. А само лето так же неторопливо и безо всякой спешки постепенно перешло в грозную вестницу скорого наступления особенно немилосердной для простого русского народа студеной зимы слякотную холодную осень. Да, и в самой России успешно продвигались все вперед и вперед вовсе не демократические, а самые, что ни есть, уже прямо выворачивающие наизнанку долготерпеливый русский народ и пагубно сказывающиеся на его морали и нравственности, настоящие криминальные реформы. Эти спускаемые сверху на простых людей нечистоплотными правителями реформы, с той же неторопливостью и безо всякой спешки потихонечку втягивали до этого благопристойный и богобоязненный русский народ в одну большую на всю Русь воровскую малину. Объявленная еще самым великим реформатором в мире Михаилом Иудовичем Горби в России дорога в рынок привела ее бедную к порогу такого воровского ада, при котором крестные воровские отцы уже становились Отцами русского воровского отечества. Власть денежного мешка на сегодняшний день уже успешно заменил собою все остальные ветви власти, и стала единственной решающей силою в бандитской России. И уже неоднократно им изнасилованная униженная Россия покорно пошла в направлении создания первого в мире бандитско-мафиозного государства.
   С началом объявления горбинских реформ началась, и реализация программы по ускоренному выкармливанию новых русских богачей, которая не смогла бы успешно завершиться без коренной ломки и дискредитации существовавшей в то время советской милиции, прокуратуры и государственной безопасности. И с того времени в этих организациях началась такая трудно объяснимая с точки зрения простой человеческой логики чехарда, что продержавшиеся в них до сегодняшнего времени сотрудники уже даже и сами не знают, чем же они все-таки на самом-то деле занимаются, а главное какому хозяину они призваны служить. А в том, что в их работе остро заинтересовано само нынешнее государство, они уже давно разуверились навсегда. С началом перестройки в Росси наступил самый настоящий воровской рай. Он-то и позволил отъявленным рвачам, жуликам и проходимцам, руководствоваться в своей разорительной для русского народа деятельности объявленным Горби лозунгом: "Раз закон плох, то это может означать только одно, что нам в России все дозволено" - приступить к разворовыванию огромных богатств Советского Союза. Что и было сделано ими в самые рекордные сроки. Так, с полного попустительства дермотического государства бывшие мошенники и воры превратились к сегодняшнему времени в солидных и уверенных в своем всем обеспеченным будущем так называемых российских бизнесменов. Ну, а уже потом, начиная примерно с 1992 года, этими избранными воровским временем счастливчиками занялись воры покруче. И те уже под своим лозунгом на злобу дня: "Надо делиться" - принялись потихонечку омрачать уже казавшуюся всем этим ворократом счастливую безоблачную жизнь. В атмосфере наступившего в стране полного беспредела Россия вошла в чековую приватизацию, имея дурно пахнущее криминалом среднее предпринимательство и малый преступный бизнес. И пусть эта сложившаяся по вине нынешних дермократов опасная тенденция в дальнейшем развитии страны уже и начала представлять для российской государственности несомненную угрозу, но пока еще она не была для самой российской власти смертельной. Будь на то ее политическая воля, а главное желание, то она еще могло бы справиться с возникшею проблемою. Но этой политической воли у нынешней власти в России, конечно же, не нашлось. А совсем наоборот, больше всего опасающаяся обобранного и униженного ею простого русского народа нынешняя правящая верхушка взяла и преподнесла на благо всему российскому воровскому и бандитскому миру такой дорогой подарок, как дающий право на владение части общенародной собственности ваучер. И вчерашние воры с бандитами, скупив эти позволяющие им приобретать приватизированные предприятия бумажки за бесценок, в одночасье становились самыми влиятельными людьми России. Так из-за боязни своего собственного народа правящая верхушка в очередной раз потерпела сокрушительное поражение в своих расчетах, что с отчаянно рвущимся к власти бандитским миром смогут справиться вскормленные на незаконных спекуляциях ресурсами страны фирмачи. Ибо, в конце концов, эти фирмачи были вынуждены вначале поделиться своей собственностью, а потом уже и самой властью с этими так называемыми уличными баронами. Они, эти "уличные бароны", а не фирмачи, получили возможность быстро скупить эти "чубайсики" у незнающего, что ему с ними делать, простого русского народа. А для того, чтобы выкупить на них хоть мало-мальски представляющую интерес для новых русских нуворишей собственность требовалось таких вот обесцененных спекулянтами этих бумажек превеликое множество. Вот и пришлось фирмачам идти на союз с преступным миром, а со временем полностью оказаться под властью непобедимого в России криминала вместе с контролирующими их деятельность банками. Криминал всегда отличался и отличается сейчас известной строгостью в соблюдении собственного воровского закона. Любое от него отклонение - означает немедленную смерть для ослушника. И именно с этого времени и начали зарождаться в России первые ростки будущего бандитско-мафиозного государства, которое в первую очередь обуславливается появлением единого интереса у политиков, бизнесменов и бандитов. А сам пока еще ничего об этом не подозревающий русский народ как бы становился невинною жертвою или заложником этой бандитско-воровской системы. К настоящему времени российская мафия уже заполучила в свою руки большую часть бывшей общенародной собственности, которую новым хозяевам уже приходилось защищать с помощью грубой физической силы или оружия. Так и образовались у российской мафии на вполне законных основаниях свои собственные силовые структуры в виде охранных агентств и частных сыскных бюро, куда в последнее время в поисках лучшей жизни начали стекаться представители МВД, ФСБ и армии. Действующие в России несколько тысяч преступных группировок, объединившись в сто пятьдесят ассоциаций, поделили между собою новую Россию на так называемые сферы влияния. И всеми этими преступными сообществами руководят 257 преступных авторитетов. Торговля наркотиками, оружием, игорный бизнес и рэкет - вот традиционные сферы действия мафиозных структур. Однако в перестроечное время криминал не без помощи узурпировавшего власть преступного правительства активно внедрился и в самые доходные сферы легального бизнеса. В такие как финансовые экспортно-импортные операции и топливные энергетические объединения. А после показательного на весь мир повторного переизбрания Елкина на второй президентский срок бандитские формирования начали свое активное внедрение во все политические и властные структуры страны.
   Сатана всегда держит свое слово. И как только освободилось для его запасного протеже в России более-менее теплое местечко, так он тут же потребовал от президента Елкина, чтобы тот оказал Лебедю всяческую помощь и поддержку.
   - С превеликим удовольствием, повелитель, - охотно согласился с требованием Сатаны обрадованный Елкин, - с моей помощью его непременно выберут губернатором этого одного из крупнейших регионов России.
   - А заодно отошлешь своего соперника подальше от Москвы, - подумал про себя Сатана, а вслух порекомендовал Елкину назначить на освобождаемое место секретаря государственной безопасности Березкина.
   - Какого еще Березкина? - переспросил притворившийся, что не знаком с самым известным бизнесменом в России, Борис Елкин.
   - Того, который вместе с твоей женою устроил по случаю приезда в Москву известного на Западе предпринимателя роскошный пир, - охотно подсказал ехидно ухмыльнувшийся Сатана.
   - Но у этого Березкина есть еще, как мне помнится, и израильское гражданство, - недовольно буркнул в ответ нахмурившийся Елкин. - Нет, я не могу исполнить твою просьбу, повелитель. Русский народ может возмутиться подобным моим назначением.
   - Твой русский народ еще и не такое стерпит, - язвительно заметил грозно насупившийся Сатана. - Не стал же он протестовать против твоего знаменитого указа по борьбе с преступностью. Скушал его молча и безропотно, хотя, вне всякого сомнения, понял, против кого он нацелен в первую очередь.
   - Так я же издал его просто так, понарошку, - смущенно пробормотал в ответ Елкин, - чтобы, так сказать, только создать видимость борьбы с совсем уже распоясавшейся в последнее время в стране преступностью.
   - А заодно показать русскому народу, что ты еще кое на что способен, - не стал щадить его самолюбия Сатана. - Поэтому, дорогой, я и требую его назначения, чтобы ты случайно из-за своего старческого маразма еще чего-нибудь такого не выбросил. А то там, внизу, еще, чего доброго, могут не понять твоей очередной шутки и уже на самом деле повести самую настоящую войну с так необходимой мне в дальнейшем преступностью. Нужных мне людей, мой дорогой, тебе следует умножать, а не сокращать их численность в своей России.
   - Так я же, повелитель, только и поэтому объявил по всей России мораторий на смертную казнь! - вскрикнул испугавшийся недовольством Сатаны Елкин.
   - Со временем ты ее вообще должен будешь отменить, - назидательно проговорил немного смягчившийся Сатана, - да, и вообще, не забывай улучшать содержание заключенных в тюрьмах. Это же просто какая-то дикость так мучить необходимых мне людей. Да, и вам самим тоже не следует забывать о народной мудрости, что в этой жизни от сумы да тюрьмы не зарекаются.
   Отлично понявший для себя прозрачный намек Сатаны Елкин уже больше не осмеливался ни в чем князю тьмы возражать. Так и стал печально знаменитый на всю Россию Березкин по совместительству еще и крестным отцом московского кремля, знаменуя тем самым тесную связь новой власти с преступным российским миром.
   - В двадцать первый век Россия мчится на катафалке, - прочитал сидевший на скамейке возле подъезда своего дома Михаил Каратаев и, брезгливо поморщившись, отложил газету в сторону. - И до чего же мы, русские люди, уже докатились, - сердито буркнул он себе под нос, - из-за каких-то там поганых долларов губим налево и направо ни в чем не повинных людей.
   - Как поживаешь, старина? - окликнул его отец Бориса Сисина. - Все еще коптишь небо своими старыми мощами?
   - Вашими молитвами Виктор Владиславович, - отозвался нахмурившийся Михаил, - уж никак не ожидал снова увидеть вас в Москве. Думал, что вы уже на Канарах, или в каких-нибудь еще других теплых местах загорать изволите.
   - Некогда нам, Михаил, по-пустому по заграницам болтаться, - усмехнулся в ответ на его слова Виктор Владиславович, - ведь, там бесплатно масло на хлеб не намазывают. Вот и приходится нам, бедным, вначале зарабатывать здесь в России себе немного денег на пропитание.
   - На пропитание, - насмешливо буркнул ему в ответ Михаил. - Если я не ошибаюсь, то вы со своим сыном уже столько в нашей России заработали, что могли бы, наверное, весь год задарма кормить всю Москву.
   - И ты в этом своем предположении не ошибаешься, господин Каратаев, - не стал отнекиваться от его слов Сисин. - на бедность и нехватку денег нам жаловаться грех. А к тебе я зашел по делу, но вначале позволь мне передать привет от моего сына. И он тоже скоро должен будет объявиться в Москве.
   - Дела, - недовольно повторил вслух Михаил. - Какие уже могут быть в моем возрасте дела? Ведь, вам, Виктор Владиславович, хорошо известно о том, что все мои ровесники уже давно покоятся на кладбище.
   - Так же, как и мои ровесники, Михаил, - не стал спорить с ним Сисин, - но пока человек живет на этом свете, он думает о живом, а не о мертвом. Да, и тебе, старина, должно быть хорошо известно, в каком виде уходят из нашей организации?
   - Мне это все известно, - хмуро буркнул в ответ Михаил. - Но что же заставило вас изменить свои взгляды на жизнь в России?
   - Мы же не знали, что наш народ изберет этого кретина Елкина на повторный срок, - усмехнулся присевший рядом с ним на скамейку Сисин, - а раз его переизбрали, то и на следующие четыре года в нашей России ничего перемениться не может. Так что, Михаил, мы еще можем на этой ошибке нашего народа неплохо заработать. А для пущей убедительности возьми, вот, почитай эту статейку в сегодняшней газете.
   Михаил взял протянутую ему газету и уткнулся носом в помеченную шариковой ручкою статью, в которой писалось, как мэр одного провинциального города передал криминалу векселя своей администрации на сумму равную годовому бюджету его города.
   - И как ты думаешь, Михаил, что сейчас с этим проворовавшимся дермократом сделают? - спросил его ехидно ухмыльнувшийся Сисин.
   - Не знаю, - с притворным равнодушием буркнул в ответ Михаил, - наверное, посадят. Ведь, то, что они сейчас вытворяют с нашей Россией, им ни за что и никогда не должно прощаться.
   - Ошибаешься, Михаил, его не только не арестовали, но и даже не сняли с должности, - усмехнулся в ответ Сисин. - Ну, и как, Михаил, ты согласен, еще немного с нами поработать?
   - Поработаю, Виктор Владиславович. Как же не поработать, если этого требуют от меня высшие интересы сегодняшней России, - с прежним неудовольствием буркнул Каратаев.
   Березкин праздновал свое совсем не ожидаемое им возвышение в кругу братьев в том же роскошном московском ресторане, внутреннее убранство которого за последнее время стало еще более богатым, а встречающие дорогих гостей официанты еще более вышколенными.
   - Наконец-то, и мы тоже перешли на стандарты Запада в сфере обслуживания состоятельных людей, - добродушно буркнул встречающему их Березкину осветившийся удовлетворенною ухмылкою Гусь.
   - Мы-то, братцы, живем, а вот наш русский народ по-прежнему прозябает в нищете и в дикости, - вставил свое слово все еще находящийся под воздействием митинговых страстей Жила и, окинув встречающего его приветливой ухмылкою Березкина откровенно завистливым взглядом, добавил. - С такими успехами, братишка, ты уже совсем скоро можешь стать и самим президентом.
   - Надеюсь, что мне это, по крайней мере, в ближайшее время не угрожает, - шутливо отмахнулся от него довольно осклабившийся Березкин. - Я, братья мои, в первую очередь бизнесмен, а не политик. Я привык делать деньги, а не заниматься пустой говорильней.
   - Бизнесмен с тошнотворным запашком криминала, братец, - не преминул его подколоть Жила.
   - Такова уж специфика нашего российского бизнеса, братец, - с противным хихиканьем проворчал в ответ на его колкость за последнее время уже свыкшийся с подобной бестактностью своего брата Березкин. - Тот, кто хочет иметь солидные барыши и пить на протяжении всей своей жизни одно только шампанское - непременно должен действовать, как говориться, с помощью кнута и пряника. В противном случае его не будут бояться, а, следовательно, и уважать.
   - А сегодняшний пряник для российского чиновника - это конверт с толстою пачкою долларов, а кнут - пуля в висок, - объяснил немного растерявшемуся Жиле более доходчиво Гусь.
   - Ну, полно вам, братья, говорить о том, чем должны заниматься наши подручные, - примирительно бросил осветившийся присущей только ему одному обаятельной ухмылкою Абрам, - Нам, хозяевам жизни в нынешней России, не следует опускаться до их уровня.
   - И кто же это, братец, так сильно ударил кнутом по директору первого телевизионного канала? - не без ехидства уточнил задетый за живое возвышением Березкина Жила.
   - Тот, у кого сразу же появилось в кармане двадцать процентов акций этой телекомпании, - вставил и свою лепту в грозящий перерасти в откровенную свару спор, считающий все российские СМИ своей исконной вотчиною Гусь.
   Но всегда обладающий хитроумной сообразительностью Березкин не стал дожидаться, когда отчаянно завидующие ему братья втянут его в вовсе ненужную ему перебранку.
   - В этом деле, братья мои, нет ничего личного..... Просто бизнес - есть бизнес, - миролюбиво проговорил он и, подхватив их под ручки, повел к уже ломившемуся от расставленных на нем деликатесов столу. - Я, братья мои, никогда не связывал мой и наш бизнес с преступным миром России, - как бы в оправдания добавил он, намекая на давно уже известный им всем пример своей безукоризненной чистоты и непорочности. Несколько лет назад он решительно отклонил сделанное ему предложение солнцевскою преступной группировкой о союзе против курирующих московский автомобильный рынок чеченцев. - У меня уже есть "крыша", - заявил он тогда бандитам, - так что разговаривайте с чеченцами сами
   Дети недавно ушедшего из жизни Козлова Антона тяжелое время для России переживали, как и весь простой русский народ, в граничащей с нищетою бедности. И поэтому, когда зятя и дочку его старшего сына сократили, то он решил их отправить к матушке на черноморское побережье.
   - Там вы и сами будете сытыми, да и на одежду, приторговывая с матушкиного огорода овощами и фруктами, немного подзаработаете, - тихо проговорил он, вспомнив о своих же голодных и холодных послевоенных годах.
   И вот сегодня вечером, отправляя своих родных в современную самостийную Украину, а главным образом из-за приехавшего к нему в гости из Ленинграда младшего брата у него тоже было организовано небольшое застолье. Юлюшка быстро расставила на столе приготовленную по такому случаю нехитрую закуску, а Алешка, выставив сохранившуюся еще с социалистического времени бутылку горькой русской водки, пригласил участников этого семейного застолья присаживаться за столом. К этому времени они уже успели обговорить между собою все наиболее беспокоящие их проблемы, а поэтому, согласно издавна заведенной на Руси традиции, тут же начали обсуждать последние события в их не очень-то в последнее время к ним благосклонной России.
   - Ну, и что сейчас твориться в вашем Питере? - полюбопытствовал у своего младшего брата Алешка.
   - А все то же самое, что твориться сейчас и в вашей Москве, - с тяжелым вздохом проворчал в ответ Антоша, - возглавляемые этим знаменитым на всю Россию Собакою дермократы, измываясь над простым народом, уже совсем распоясались. И, как видно, для них в наше время закон не писан. Других на их месте уже давно отправили бы за решетку, а с них, братишка, все сходит, как с гусей вода.
   - Эти дермократы ныне, братишка, куролесят не только у вас одних, а по всей России, - согласно поддакнул брату Алешка. - И чем же таким особым этот ваш Собака отличился в северной столице нашей России?
   - Если начинать перечислять все его сегодняшние художества, брат, то нам уже пальцев на руках точно не хватит - разуваться придется! - вскрикнул в непритворном негодовании Антоша и начал рассказывать брату получившую широкую известность среди ленинградцев историю о решении этим новоявленным дермократическим князьком своего личного жилищного вопроса. - Этому жулику показалось мало выделенной ему за городской счет элитной квартиры. И он, долго не думая, взял и расселил с помощью одной коммерческой фирмы еще и примыкающую к ней коммунальную квартиру....
   - Расселил то он ее, наверное, не просто так? - уточнил у него Алешка. - Ведь, нынешние коммерсанты, как правило, благотворительностью не занимаются.
   - За ее расселение он передал помогающим ему в этом деле фирмачам на безвозмездной основе несколько домов в исторической части города, - хмуро бросил ему в ответ помрачневший Антоша.
   - Да, дела.... Вот, тебе, бабушка, как приговаривали в старину, и Юрьев день.... Они же, подлые, уже ощущают себя в нашей сегодняшней России как бы неприкасаемыми, - с горечью пробормотал в ответ Алешка. - И когда же снова проснется наш русский богатырь Илья Муромец и освободит нас, горемычных, от всех этих соловьев-разбойников.
   - И это еще не все, брат, с помощью этих же коммерсантов Собака обеспечил элитными квартирами свою дочь и племянницу. Ну, а как он пробивал себе в курортном районе дачный участок - об этом уже даже и рассказывать тошно, - продолжал сыпать обвинениями в адрес известного всей России демократа Антоша.
   - Не только тошно, но и больно за нашу Россию-матушку, - поддакнул брату Алешка. - Ибо эти уже вовсю распоясавшиеся дермократы вытворяют сегодня с нею самые, что ни есть, немыслимые дела. Взять хотя бы, к примеру, недавние события в Чечне, или сообщения иностранной прессы о том, что наш Чернота уже успел заграбастать себе не много и не мало, а шесть миллиардов долларов. Так что, братишка, чем выше отстает от народа наша российская власть, тем более она у нас воровская и бесчестная.
   Министр обороны России, а по совместительству глава военной мафии, Павел Тугоухов, тупо уставившись в газетный листок, где крупным шрифтом было напечатано: "Паша-Мерседес", - сидел в своем кабинете мрачнее тучи.
   - Но как же эти сведения могли просочиться из моего ведомства, где все засекречено, а мои, так сказать, неофициальные дела и вовсе обозначены грифом "совершенно секретно", к этим поганым писакам!? - грозно выговаривал он стоящему перед ним на вытяжку офицеру, а тот, как заведенный, все талдычил ему в ответ. - Не могу знать, товарищ министр обороны!
   - Товарищ! - презрительно хмыкнул ему в ответ Тугоухов. - Тамбовский волк тебе будет товарищ, если эти писаки заинтересуются нашими связями с известной тебе, олух царя небесного, литовской фирмой! Мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы они пронюхали, как сбывается через нее в третьи страны под предлогом строительства домов для российских офицеров бывшее советское вооружение. Тебе все понятно, бестолочь!
   - Так точно, товарищ министр обороны! - по-прежнему четко отрапортовал офицер, который с виртуозной ловкостью придумывал для Тугоухова всевозможные махинации по добыванию денег и с той же легкостью терял свою голову при малейшей опасности разоблачения.
   - Эта история с подаренным мне злосчастным Мерседесом нам пока еще ничем таким страшным угрожать не может, - продолжал раздумывать вслух о возможных для себя последствиях Тугоухов. - Мои высокопоставленные покровители с легкостью замнут это дело. Было бы намного хуже, если бы эти писаки прознали о тех немалых суммах, которые мы уже успели перевести в зарубежные банки.
   - Я, на всякий случай, еще раз все перепроверю на счет возможной утечки, - пообещал уже немного успокоенный словами Тугоухова офицер. - Хотя и прямо сейчас могу вас заверить, что в этом деле не только каким-то там продажным писакам, но и даже комару своего носа не подсунуть.
   - Не подсунуть, - недовольно буркнул в ответ все еще рассерженный Тугоухов, - вы мне это же самое обещали и в прошлый раз, а что получилось....
   - От ошибок в наше время, товарищ министр обороны, никто не может быть застрахован, - тихо проговорил нахмурившийся офицер, - особенно сейчас, когда в нашей стране за эти поганые доллары можно купить и подкупить абсолютно все и всех.
   - Вот именно, все продается и покупается, - процедил сквозь зубы Тугоухов, - и такой же продажный поганец затаился в моем ведомстве. Поэтому нам и следует сейчас, проведя самое тщательное расследование, выявить этого мерзавца. А то он еще, чего доброго, за хорошее вознаграждение вынесет на весь белый свет сведения о нашем воровстве в глубоком тылу якобы уничтоженной на улицах этого поганого Грозного военной техники. Или, что еще хуже, как мои бравые офицеры делают из своих солдат наркоманов и продают их за гроши этим так называемым чеченским боевикам.
   - Подобное расследование, товарищ министр обороны, нами уже проводится, - с угодливой готовностью проговорил в ответ на брошенный на него взгляд Тугоуховым офицер. - Но как нам следует поступить с этой пачкотней в газете, и, в особенности, с написавшим всю эту лживую клевету автором?
   - Так же, как поступают в подобных случаях и все остальные разумные люди, - хмуро буркнул Тугоухов, но, увидев откровенно ничего не понимающее лицо офицера, начал давать ему более подробные указание на этот счет. - Постарайтесь убедить автора этой заметки напечатать в следующем номере газеты опровержение или заметку примерно такого содержания, что он поторопился напечатать статью с непроверенными фактами.
   - А если он откажется принять от нас взятку? - продолжал уточнять офицер.
   - Тогда он уже должен будет пожалеть, что вообще родился на этот белый свет, - проворчал нахмурившийся Тугоухов, - нам в этом случае уже придется на его примере убедить и всех остальных подобных писак, что с нашим министерством не только не стоит связываться, но и даже опасно.
   - Я все понял, - тихо проговорил офицер и вышел из кабинета.
   По улицам городов и сел России не шагал, а уже прямо летел семимильными прыжками к своему логическому окончанию во многом определяющий ее будущность невероятно сложный и совсем нерадостный для простого русского народа 1996 год. По разным оценкам размер оборотного капитала в теневом секторе экономики уже начал даже превышать всю доходную часть бюджета страны. Коррупция, казнокрадство и обнаглевшие от безнаказанности мафиозные структуры к этому времени уже захлестнули всю страну и стали главным, определяющим всю ее внутреннюю жизнь, фактором. Пользуясь поголовной продажностью и явным попустительством со стороны властных органов вплоть до самого высшего уровня, они развернули по всей уже покоренной ими России еще невиданный доселе во всей мировой истории уголовный терроризм, а сейчас уже вплотную приблизились к взятию в свои руки всей полноты власти в стране. А для этого им в сегодняшней России уже сложились все объективные предпосылки и самые благоприятные условия. Сегодняшнюю российскую уголовную преступность отличает резко возросший уровень профессионализма, наличие широко разветвленных по всей стране преступных связей и самая широкая территориальная сфера интересов преступных групп. Все это и определило еще большее влияние преступных групп на хозяйственную и политическую жизнь страны, и намного усложнила внутреннюю организацию преступных групп, а так же ее разделение на иерархические уровни. И что самое главное, они уже, минуя, а то и прямо через внешнеполитические органы правительства России, стали налаживать тесные связи со своими зарубежными коллегами.
   Подходил к концу навеки проклятый русским народом 1996 год, в котором уже полностью и окончательно созрели все необходимые условия для более тесного сращивания новой русской дермократии и коррупционной мафии, что в своей сущности, начиная с 1967 года, уже стало одно и то же. Так, с заигрывания новых властей России с откровенной уголовщиной и с гласного признания преступных авторитетов столпами российской государственности, и началась формирования российского бандитско-мафиозного государства. А не вступившийся в свое время за свою единственную во всем мире защитницу его интересов бывшую КПСС и предававший все это время обеспечивающую ему привольную жизнь коммунистическую идею русский народ остался, как и предполагалось, у разбитого корыта. Ибо, как оказалось, нынешняя Россия по производству внутреннего валового продукта скаталась с первого места в мире при правлении сейчас изгнанных со всех властных структур коммунистов на тринадцатое место. И только потому, что эти новые русские дермократы вместо того, чтобы заниматься экономикой, начали поставлять по бросовым ценам всегда враждебному по отношению к России Западу нефть, черные металлы, алюминий и лес. А этот лицемерный Запад с той же поспешной готовностью организовал массовые поставки в Россию бросовых там у него товаров. Потому что, наши узурпировавшие власть в России ворократы вместо инвестирования нашей российской экономики ежегодно вывозят до одного триллиона долларов из страны. И совсем не удивительно, что русским доморощенным коррупционерам легко сходят с рук такие уже просто немыслимые в прежнее время дела. Поразившая всю государственную власть российская коррупция к этому времени уже, полностью развратив, окончательно разрушила всю правоохранительную систему в России. А иначе, как же еще могли додуматься представители следственных органов и прокуратуры до повсеместного учреждения в своих структурах своеобразных синдикатов по ограждению от уголовной ответственности убийц, рэкетиров и насильников. Да, и сами, так называемые народные депутаты тоже, принимая не приносящие простому народу никакой пользы, а один только вред, Законы, постепенно трансформировались в брокеров. Избираемые на купленные голоса избирателей эти всенародные избранники, больше не ощущая в себе ни перед кем никакой ответственности, уже на виду у всех торгуют своим правом голосовать за принятие того или иного Закона. Но въедливой ржавчине российской воровской коррупции и этого мало. Она уже начала замахиваться даже и на саму извечно содержащую русским народом в кристальной чистоте его духовность. Еще только одно десятилетие назад известие о том, что в Ростовской области настоятель молитвенного дома вместе со своим водителем были арестованы по подозрению в изнасиловании, карающим небесным громом прозвучало бы на всю Россию. А сегодня уже оно прошло для всех российских верующих как-то совсем уж буднично и почти ими не замеченною, как и то, что у этого настоятеля еще и раньше были судимости за кражу и дезертирство из армии. И, ведь, совсем недаром приговаривают умные люди, что только одно ни кому не подвластное время само выбирает и возносит на пьедестал угодных ему героев. Так и не смеющее противиться требованию нынешнего воровского в России времени высшее духовенство православной церкви востребовало для воспитания своей паствы, вот, такого, как этот настоятель молитвенного дома, святого отца.
   - Ну, и что нам еще сотворить с этою уже и так нами обобранной до нитки Россией!? - шутливо заметил открывающий совещание спецслужб Запада представитель ЦРУ.
   - Я бы на вашем месте не приуменьшал исходящую на наш западный мир опасность со стороны этой мерзкой России, - возразил ему представитель единой Германии, - и прошу моих дорогих коллег постоянно иметь в виду, что именно в подобном состоянии Россия и представляет для всех нас наибольшую опасность. Ибо она, как птица Феникс, способна в любое мгновение возрождаться даже из пепла еще более сильной и могущественной, чем была прежде.
   - И мы тоже уже не раз испытывали на самих себе этот ничем не объяснимый русский феномен, - поддакнул ему представитель Японии, - поэтому и предлагаем не успокаиваться до тех пор, пока окончательно не выкорчуем из ее заснеженных равнин этот никак нам неподдающийся русский дух.
   - И мы, господа, на этот раз обязательно добьемся успеха! Если, конечно же, немного раскошелимся и обеспечим всем необходимым уже работающих в России в этом направлении наших единомышленников, - вставил свое слово воспользовавшийся ситуацией Сатана и, заметив, как при упоминании о расходах потускнели лица участников международного совещания, решил, что не будет лишним их немножко и попугать. - В противном случае, господа, опомнившийся русский народ уже не только может, но и должен будет, схватиться за дубинку. И тогда уже всем вам не найти для себя спасения даже в подвалах Пентагона. Он и там вас всех по одиночке выловит и подвесит для острастки другим доброхотам повеселиться на его счет за одно место на осинке. А их-то, этих осинок, в русских лесах, да будет вам всем известно, превеликое множество.
   - Наглая ложь! Провокация! Нас хотят лишить уже нами одержанной блистательной победы над этим проклятым богом, а теперь уже и самим русским народом, коммунизмом! - вскричали вскочившие со своих мест представители спецслужб Запада, и в яростном негодовании затопали на невозмутимо ухмыляющегося им в ответ Сатану. - Кто это, подлый трус, разрешил тебе выступать на нашем форуме!? - заорали на него взбешенные его словами участники совещания. - И кого ты, поганец, вообще на нашем совещании представляешь!?
   Опытный в подобных делах Сатана не стал дожидаться, когда озверелая толпа набросится на него с кулаками. А с громким раскатистым хохотом исчез прямо на их глазах, оставляя после себя клубы едкого дыма с невыносимым для живого человека сернистым привкусом. И пока, сбежавшаяся на их крики охрана, включала вентиляцию, он уже в совершенно другом обличье, как ни в чем не бывало, примостился в самом дальнем уголочке зала их заседания.
   - По моему мнению, господа, это все происки их всесильного КГБ, - высказал свое на этот счет соображение быстро справившийся со своим замешательством представитель ЦРУ.
   - Да, это же, господа, просто форменное безобразия! - с возмущением выкрикнул представитель Франции. - Или это не мы финансируем преобразование их бывшего КГБ в лояльную нам Федеративную Службу Безопасности!? Нам прямо сейчас необходимо потребовать немедленных объяснений от их президента Елкина!
   - Прекратить финансирование их преступного режима! Да, пусть этот все еще подверженный коммунистическому влиянию КГБ провалиться вместе со своими чекистами хоть в тартарары! - вскричали посчитавшие себя оскорбленными наглой выходкою не представившегося им Сатаны остальные участники совещания.
   - А ведь мы, господа, пока еще, даже и не начинали по-настоящему финансировать Федеральную Безопасность России! - выкрикнул изменившимся голосом снова выскочивший на трибуну Сатана. - Все наше предыдущее финансирование не пошло России впрок, а только еще больше увеличило ее внешнюю задолженность перед Западом. Господа, нам лучше всего сейчас немного успокоиться и обсудить создавшуюся не без нашей вины проблему, как взрослые люди, а не как задиристые малолетки.
   Пристыженные его умными рассудительными словами тайные агенты даже и, не догадываясь, зачем это Сатане понадобилось разыгрывать перед ними подобный спектакль, снова расселись по своим местам. А тот в ответ на их недовольное сопение лишь ехидно ухмылялся уголками своих плотно сжатых губ. Он, как и всегда, снова добился того, чего и хотел. Немного отрезвевшие от головокружительных первоначальных успехов представители западных спецслужб начали мыслить более-менее здраво и в дальнейшем их совещание пошло по-деловому без малейших отклонений на недостойные их ранга шуточки и совершенно бесполезное в этом деле хвастовство.
   Выступивший представитель Турции призвал правительства западных стран поддержать стремление восставшего чеченского народа против гегемонии России и всячески потворствовать амбициям их лидеров в их претензии на территорию граничащих с Чечнею северокавказских республик.
   - Наше правительство в настоящее время больше всего тревожит возможное объединение трех славянских республик, - заявил в своем выступлении немецкий представитель. - И если на Украине мы пока что успешно справляемся с этой извечною тягою славян к воссоединению с Россией, то в Белоруссии, после избрания ее президентом этого непредсказуемого в своих поступках Лукашенко, дела у нас пошли из рук вон плохо. Уважаемые коллеги, будет совсем не лишним, если к этому нашему общему делу подключиться как возможно больше западных стран.
   Тайный агент из Японии по-прежнему настаивал на безусловном возвращении двух Курильских островов. А представитель ЦРУ долго и нудно разглагольствовал о благоприятном влиянии нищеты на уменьшение численности народа России, и ратовал за увеличение поставок в Россию наркотиков, дешевого спиртного, табака, а так же продолжать воздействовать на российское руководство с целью признания голубых и лесбиянок полноправными членами общества.
   И если охарактеризовать все принятые ими сегодня на своем сборище решения одной емкой фразою, то каждый их них уже прямо сейчас был готов затопить всю Русь в самом настоящем дерьме, и вылить на голову каждого русского человека полные ушаты их же собственной так называемой дермократической грязи. А внимательно слушающий их Сатана в ответ на каждую придуманную ими пакость в отношении уже и так поверженной России только мстительно ухмылялся и с удовлетворением негромко хмыкал себе под нос.
   - Вот теперь-то, после реализации всех принятых западными спецслужбами решений, от былой так сильно мне ненавистной святости на Руси уже больше не останется и следа, - молча ликовал князь тьмы про себя на обратной дороге в московский кремль. И от охватившего его радостного возбуждения все сильнее и сильнее размахивал своими мощными крыльями.
   Однако то, что увидел он сразу же после своего возвращения в Москву, сначала повергла его в смятение, а потом уже в самую, что ни есть, настоящую бессильную ярость. Сиротливо стоящие до последнего времени неухоженные памятники основателю первого в мире социалистического государства Владимира Ильича Ленина в ознаменования 73-ей годовщины со дня его смерти снова заалели возложенными у их подножья красными гвоздиками.
   - Кто позволил!? Кто разрешил им сотворить такое!? - грозно вопрошал Сатана у только сокрушенно пожимающего в ответ плечами президента Елкина.
   И, действительно, что он мог поделать в этом случае, если у русского народа уже частично восстановилась оболганная дермократией историческая память. И простой народ снова потянулся к тем, кто когда-то ценою немалых жертв и тяжелейших испытаний завоевал для него свободу и привел, к сожалению уже им утраченную, к свободной от эксплуатации счастливой жизни.
   Кто уже намеревается рискнуть вступить на скользкий и тернистый путь предательства, тот вначале должен твердо уяснить для самого себя одну простую извечную истину. Он должен знать, что любое совершенное на земле мерзкое предательство, как и сами предатели, не только не пользуются уважением со стороны живущих на земле людей, но и глубоко всеми ими презираются. Он должен совершенно четко представлять для себя все возможные для него, после его предательства, последствия. И, главное, что шила в мешке, как ты не старайся, а, все равно, в этой нашей невероятно сложной и донельзя запутанной земной жизни не утаишь. Прежде чем вступить на манящий возможно скорым призрачным изобилием за полученные тридцать иудиных серебряников путь предательства, он вначале должен быть готовым в своей дальнейшей жизни ко многому. И в первую очередь, что ему уже больше не станут доверять, как преданные им самим люди, так и те, кто воспользовался его предательством. Ибо каждый живущий на земле человек прекрасно для себя осознает, что тот, кто хоть однажды в своей жизни предал, тот уже в любое время будет готов предать и продать все, что угодно и кого угодно. А ясно осознающее для себя всю мерзость и непорядочность любого подлого предательства люди тут же создают вокруг осмелившегося пойти на такое, скажем прямо, бесчестное дело человека ужасающую его пустоту. Да, и никогда не позволяющие предателю забыться в скором забвении эти порою совершенно невыносимые для живых людей угрызения совести тоже иногда могут извести его вплоть до самоубийства. И вот такая же нелегкая судьба, в конце концов, настигла и вначале предавшего свою родную Советскую Армию, а потом и Советский Союз, генерала Лебедя, который в настоящее время уже даже намеревался продать с потрохами и своего бывшего закадычного дружка Бориса Контровича Елкина. Вообще, редко когда улыбающийся в своей жизни, он в последнее время уже и вовсе разучился это делать. Разучился, потому что и до него дошло, что на предательстве своего личного счастья никогда не построишь, и что ему уже президентского места в России не видать, как своих собственных ушей. Да, и некогда настойчиво добивающиеся с ним личной встречи политические деятели современной России в последнее время как-то сразу, вдруг, перестали интересоваться его личностью.
   - И если бы только они одни, - тяжело вздыхал про себя генерал Лебедь в ожидании скорого прихода к нему на прием известного эколога Алексея Яблокова.
   - Мы просто обязаны защитить американский и русский народы от ядерной угрозы! - завопил еще при входе в кабинет Лебедя, не давая ему возможности вставить хоть слово, эколог. - Мы не можем и не должны доверяться нашему ядерному министерству!
   - Но я, ведь, уже не секретарь государственной безопасности, - попытался ему возразить Лебедь.
   - У вас по-прежнему высокий международный авторитет, - начисто отмел все его возражения эколог, - так что, к вашему мнению на Западе обязательно должны будут прислушаться.
   - А ведь он прав, - совсем уж неожиданно для себя подумал Лебедь, - мнение, пусть уже и бывшего секретаря государственной безопасности, всегда будет иметь на этом поганом Западе немалый вес и значение. К нему обязательно должны прислушаться компетентные специалисты и сделать по нему для себя необходимые выводы. А мне уже терять-то вроде бы нечего. Я еще смогу преподнести этому ублюдку Елкину на прощание несколько неприятных сюрпризов.
   И он, выдержав для вида, чтобы не показать этому шизофренику своей заинтересованности, длинную молчаливую паузу, негромко переспросил примолкшего эколога:
   - И что мы, по-вашему, еще можем предпринять в этом направлении?
   - Созвать пресс-конференцию и вынести свое беспокойство за судьбу мира на суд мировой общественности, - быстро затараторил уже все продумавший заранее эколог.
   - Хорошо, - выдержав для солидности еще одну многозначительную паузу, согласно проворчал в ответ Лебедь, - я согласен.... Созывайте свою пресс-конференцию....
   - Ну, и как себя ощущают в нашей России сексуалы? - сразу же поинтересовался у пришедшего к нему с докладом о морально-политическом состоянии российского общества секретаря Елкин.
   - Вы, господин президент, имеете в виду наши сексуальные меньшинства, - решил в форме уточнения поправить своего патрона секретарь, - то есть, людей недовольных данным им при рождении полом и страстно мечтающим изменить его....
   - Да, да, - перебил его недовольно поморщившийся Елкин, - я имею в виду всех этих самых голубых, черт бы их всех побрал. Ибо этот поганый сата...., - тут чуть ли не проговорившийся Елкин, испуганно вздрогнув, поспешил поправиться, - этот Запад настоятельно от меня требует для них свободы и этого, как же ее, черт побери, равноправия.
   - Этих, как вы соизволили выразиться, голубых в нашей России не так уж и много, и они не оказывают слишком уж заметного влияния на внутреннюю жизнь нашей страны, - пробормотал в ответ недоумевающий секретарь. - Но, если вам интересно, то они ощущают себя у нас совсем не хуже, чем на так обеспокоенном их самочувствием Западе. Они еще в самом начале объявленных реформ, быстрее всех остальных граждан России приноровившись к новым условиям, в настоящее время занимают ведущие позиции в российском бизнесе и, в особенности, среди сегодняшних интеллектуалов. Хотя это, - здесь уже секретарь немного замялся, - не очень-то по нраву традиционно недолюбливающих их русским людям....
   - Не по нраву, - невольно вырвалось у снова перебившего своего секретаря Елкина. - И все-то этому русскому народу не нравится. Привык, знаете ли, жить в невежестве и темноте, я бы даже сказал в средневековье. А сейчас, слава богу, уже конец двадцатого века. И ему, этому нашему привередливому русскому народу, давно надо бы перестроиться и пересмотреть свои взгляды на живущих рядом с ним до этого времени отверженных людей. Мы, знаете ли, не можем и не должны обеспечивать свободу только для одних избранных. В нашем новом российском обществе уже должен будет ощущать себя свободным и независимым ни от чего каждый россиянин и в первую очередь эти, как их там, голубые.
   - Воистину святая правда, господин президент, - поддакнул ему угодливо осклабившийся секретарь, - пришла пора и русскому медведю набираться европейского лоска и зажить цивилизованною жизнью. А эти наши сексуальные меньшинства в своей сущности такие же, как и все мы, просто живые люди, которым свойственны не только все достоинства, но и все слабости живущего на земле человека....
   - Я же уже сказал, что со всем этим согласен, - перебил своего словоохотливого секретаря Елкин, - а сейчас давай лучше поговорим о более приятном для нас, так сказать, пьянстве среди нашего русского народа.
   - Ну, с этим вопросом у нас пока что все в порядке, - усмехнулся в ответ секретарь, - в нашей России пока еще никто не был против употребления простым народом, так сказать, горячительного спиртного.
   И они, поговорив еще немного об успехах дермократии в спаивании русских людей, потихонечку перешли на употребление ими нетрадиционных для России наркотических средств, где с явным для себя удовлетворением Елкин узнал, что из братской Украины в Санкт-Петербург открылась еще одна маковая тропинка.
   - Пусть они все (имея в виде свой русский народ) лучше занимаются сексуальными извращениями, пьют до умопомрачения водку и дурманят сами себя наркотиками, чем начнут задумываться о своей ставшей для них в последнее время уже совсем пропащей жизни и задаваться извечным на Руси вопросом: А что им делать дальше? - глубокомысленно изрек из себя Елкин и полюбопытствовал, а как же отнесся русский народ к предложению этого неугомонного Лукашенко по возрождению союза между Россией Белоруссией.
   - О да, господин президент, все русские люди восприняли это сообщение для себя, я бы сказал, с большим воодушевлением! - вскрикнул уже и сам при этом заметно оживившийся секретарь. - И совсем неудивительно!.. Они все видят в этом стремлении славян к единению символом скорого восстановления..., - хотел сказать забывшийся секретарь Советского Союза, но, увидев перекосившееся от переполняющей его бешеной ярости лицо Елкина, испуганно осекся.
   - Вот именно, видят, - зло передразнил его нахмурившийся Елкин, - а должны видеть уже не тот развалившийся принесший им немало горя и страданий Советский Союз, а обретенные с приходом к власти дермократии свободы, - оговорился Елкин и немедленно поправился, - то есть, я хотел сказать демократии. Вот до чего оказывается приставучим - это придуманное, кстати сказать, тоже нашим русским народом чертовское слово. И это вся его благодарность в ответ за все мои беспрестанные о нем думы. Но ничего, я тоже, как говориться, не лыком шит. И я смогу придумать в ответ кое-что такое, что ему не очень-то понравиться. А сейчас, голубчик, шагай к себе и продолжай собирать эти свои так необходимые мне в работе сведения.
   - Честь имею, господин президент! - вспомнив, что его предки когда-то были дворянами, громко выкрикнул секретарь и вышел из кабинета.
   - Имею честь, - язвительно буркнул ему вслед расстроенный Борис Елкин. - У них, оказывается, еще есть честь, а вот у меня одного ее почему-то нет.
   И он, обхватив свою седую головушку руками, погрузился в нелегкие раздумья, а как же ему умудриться исполнить уже данные ему поручения вернувшимся с международного совещания спецслужб Запада Сатаною. А их, как об этом стало Елкину ясно из только что закончившегося разговора со своим секретарем, ему исполнить будет не так уж просто.
   - Кто здесь!? - со злостью окликнул очнувшийся от негромкого чиха задумавшийся Елкин, но, увидев оскаленную в язвительной ухмылке волчью пасть Сатаны, поторопился сменить тон. - Повелитель, твой недостойный раб счастлив, видеть тебя в такой неурочный час!
   - Вот именно, недостойный, - недовольно буркнул в ответ Сатана. - Я слышал, что у тебя возникли кое-какие затруднения насчет предложенного тебе Лукашенкою договора о союзе России и Белоруссии?
   - Повелитель! - вскричал распростершийся у его козлиных копытцев Елкин. - Я знаю твое мнение на этот счет, но не могу не прислушаться к настроениям своего русского народа! Если я осмелюсь отказаться от этого союза, то уж тогда меня самого уже можно считать политическим трупом!
   - Тебя, мой дорогой, должна больше беспокоить моя немилость, чем недовольство этого уже обреченного мною на вымирание русского народа, - презрительно буркнул себе под нос Сатана, но обрывать торопливые оправдания Елкина не стал. И чем дольше он его слушал, тем больше убеждался, что какая-то крупица правды в его рассуждениях имеется.
   - Будет совсем неправильно так сразу оборвать все мечты и чаяния двух братских народов на свое возможное в будущее объединение, - подумал он, продолжая внимательно вслушиваться в торопливое лепетание Елкина. - Не лучше ли мне будет вначале немного повеселиться их заведомо неисполнимыми желаниями, прежде чем уже окончательно бросить их в безнадежный омут разочарованности во всем. Оставь надежду всякий вновь входящий в мой омут, - буркнул вслух в ответ своим мыслям Сатана и, еще немного для одной только видимости поломавшись, дал Елкину свое разрешение на предварительное заключение союзного договора. - Но с условием, что с помощью своих продажных журналистов ты со временем выхолостишь из него все живое, а все разговоры о нем превратишь в совершенно пустую говорильню, - предупредил он Елкина перед своим исчезновением.
   Что может означать в жизни каждого человека месяц март? И каждый из нас, даже ни на одно мгновение не задумываясь, не, наверное, а совершенно точно посчитал бы его для себя одним из самых все определяющих в нашей жизни месяцем года. Только он один, в отличие от постоянно обманывающего нас в самых лучших ожиданиях благостного лета, весеннего увядания и больше похожей на умирание зимней спячки, внушает всем нам уверенность в незыблемости на земле бессмертной жизни. И все мы связываем только с ним одним не только все свои надежды на продолжение нашего рода, но и все наши самые сокровенные ожидания от своей жизни в ближайшем или в самом далеком будущем. Совсем недаром при одном только приближении месяца марта так сладко взволнуется терпким ненасытным томлением несущая в себе жизнь красная кровушка. А как обостряются в это время все обуревающие живое чувства, стремления и желания - об этом нам уже даже и говорить не приходится. Месяц март - первый месяц весны, приносящей с собою в земной мир не печаль и горечь от безвременной потери или скорого увядания, а только одну радость от ликования по поводу скорого всеобщего оживления и пробуждения. Март месяц - это, прежде всего, триумфальный праздник земной всемогущей жизни. Она с его приходом, как бы обретая второе дыхание, больше уже не желает убегать и прятаться от вечно преследовавшей ее повсюду устрашающей на земле все живое смерти, а смело и решительно, пробиваясь к божественному солнечному свету, безбоязненно выставляет напоказ всем чертям назло пока еще совсем слабые свои утлые расточки.
   - Вот видите, я снова объявилась в вашем земном мире! - тихо шепчет она встречающим ее неблагоприятным для ее дальнейшего существования на земле условиям и обстоятельствам.
   И этот ее еле слышный шепоток тут же оглушительным раскатистым громом разносится по всем, даже самым укромным и сокрытым уголочкам нашей общей матушки-земли. И он же, этот ее еле слышный шепот, сегодняшним воистину прекрасным утром потревожил разоспавшегося в теплой кроватке Антошу, который, не став противиться ее властному зову, оделся и вышел на улицу. Слегка поеживаясь от пробирающего его до костей утреннего морозца, Антоша неторопливо прохаживался по все еще погруженным в сонную дремоту пустынным улочкам. И с недоумением всматривался во взирающие на него с удивляющим его сейчас прежним добродушием застывшие в своем обычном в это время суток строго-величественном спокойствии городские дома.
   - Да, что же мой город из себя все время воображает!? Как может он быть до такой степени бесчувственным к очутившимся в своем подавляющем большинстве в бедственном состоянии своим горожанам!? Так, неужели, даже и ему самому вскружили своими заведомо ложными сказками уже вконец завравшиеся нынешние так называемые демократы!? - восклицал про себя уже начинающий потихонечку раздражаться показавшимся ему сегодняшним утром совершенно равнодушным к бедам и страданиям проживающих в нем простых людей своим городом Антон. - В нашей России узурпировал власть антинародный елкинский режим! А моему городу до уже начинающего стонать под ними простого русского человека, как бы нет никакого дела! Он, как и раньше, все пыжится своим величавым спокойствием и по-прежнему смотрит на все происходящее в нем свысока! Пусть он и состоит из бесстрастных ко всему, что происходит сейчас в России, холодных бесчувственных железяк и камней с кирпичами, но все же своей безо всякого на то сомнения возвышенной великодушной душою мой город просто обязан сопереживать со всеми проживающими в нем русскими людьми!!
   И пристыженный город, словно внимая недовольству рассерженного им Антоши, с самым началом своего пробуждения в одно мгновение изменился до неузнаваемости, став по воле просыпающихся в нем людей каким-то до неуверенности суетливым и озабоченно беспокойным. То здесь, а то там, в его высотных домах то и дело загорались и гасли в окнах огни электрического освещения. И скоро гулко захлопавшие дверями подъездов жильцы торопливо засуетились по очищенным к этому времени от снега рано встающими дворниками тротуарам. Немного успокоившийся Антоша уже просто так, как говориться, от нечего больше делать, начал припоминать про себя особенно значимые для него события этого еще только-только входящего в свою силу года. Восстановив свое членство в коммунистической партии, он сегодняшним вечером уже должен был принять участие в проводимом его партийной организацией пикете у Гостиного двора на Невском проспекте. И это уже было для него не только ново, но и совсем необычно. С головою погрузившийся в волнующее его раздумье, что и как он будет говорить с останавливающимися возле их пикета горожанами, Антоша и вовсе позабыл о своем недавнем раздражении не желающим переживать за самочувствие живущих в нем людей городом.
   Нет, вряд ли стоит в этой жизни хоть кому-либо из нас излишне суетиться, а тем более с пеной у рта доказывать недалеким людям очевидные истины. В этом случае нам будет лучше всего дождаться, когда само, как обычно, бесстрастное и ничем неумолимое время все расставит по свои места и каждому воздаст, как говориться, по их личным заслугам в прожитой ими жизни. В нашем славящимся своим непостоянством изменчивом мире только одно неподвластное никому время - самый высший и строгий судья для каждого, кто претендует остаться в памяти благодарных ему за его жизнь и его свершение во имя ее потомков. Только одно время при достаточном, для разрешения той или иной нарочно приукрашенной или, наоборот, затушеванной бесчестными людьми проблемы или загадки, своем истечении, как обычно, выворачивает наизнанку абсолютно все и высвечивает все для заинтересованных людей только в одном истинном его свете и значении. То же самое произошло и со старательно оболганным, превращенным в свое время в страшное пугало для малолетних детей кристально чистым и светлым для каждого простого русского человека именем Великого Сталина.
   - Проекты Петра великого по сравнению с планами Сталина меркнут в своей незначительности, - именно так отзывался о деятельности Великого Сталина еще в 1930 году известный американский капиталист Форд.
   А не менее его известный американский писатель Харди уже в 1952 году писал о нашем Великом Сталине примерно так, что Сталин вывел народы Советского Союза из темноты невежества к культуре и к всеобщему обучению, что он в войне с фашизмом проявил себя как гениальный стратег. И что никто другой в современном мире не вел так твердо свой корабль сквозь бури и ненастья к сверкающим далям. И даже глава православной русской церкви, не в пример нынешнему патриарху, отозвался на смерть Великого Сталина такими переполненными горечью от невосполнимой для всех советских людей утраты словами:
   - Великого вождя нашего народа Иосифа Виссарионовича Сталина не стало. Упразднилась сила великая, общественная сила, в которой наш народ ощущал собственную силу. Силу, которой он руководствовался в своих созидательных трудах на предприятиях, которою он утешался в течение многих лет.
   И вот, спустя многих десятилетий, имя Великого Сталина снова засияло для всех простых людей в своей истиной первоначальной чистоте и в своем истинном значении для всех народов земли. Оно словно птица Феникс, воскреснув из пепла забвения, снова ослепительно ярко засияло на весь мир своим золотистым оперением. И все люди доброй воли, в отличие от продолжающего злобно каркать в его сторону поганого воронья, почтили в этот уже по-весеннему теплый мартовский денечек светлую о нем память. Скорбел в этот день и вспоминающий о благословенных для России днях его правления и весь простой русский народ, что оказалось для нынешних новых русских дермократов сравни грома среди ясного солнечного дня. К этому времени уже втоптанное в грязь и все оплеванное их ядовитыми плевками имя Великого вождя русского и всего советского народа не предалось, как они на это рассчитывали, вечному забвению. А совсем наоборот, вечная слава о его великих свершениях снова засияла в людских сердцах, озаряя и переполняя их светом своей безграничной веры в возможное на земле простое человеческое счастье.
   Вспоминал и разговаривал с людьми о благословенных сталинских временах в этот день и стоящий в пикете у Гостиного двора Антоша. Он стоял под полыхающим над ним заревом пожара красным полотнищем флага и объяснял всем останавливающимся возле пикета прохожим, что их нынешний любимый город не может и не должен претендовать на высокое звание культурной столицы России. Что захламленность в головах бывших ленинградцев и с трудом поддающаяся уборке грязь на улицах города - это ни что иное, как уродливое порождение узурпировавшей власть в России дермократии, которую в свое время старательно выкорчевывал из общественной жизни России ее самый непримиримый враг - Великий Сталин.
   Угрюмо насупившийся Лебедь сегодня выглядел мрачнее самой темной тучи. Это надо же было такому случиться, чтобы в созданной им самим же организации ему намекнули, что если он не утихомирит свои президентские амбиции, то победы на скорых губернаторских выборах ему уже не видать, как своих собственных ушей.
   - А я-то, дурак, думал, что в этой проклятой богом и Сатаною России мне уже позволяется делать все, что заблагорассудится, - бедовал про себя Лебедь. - Но на поверку оказалось, что эти ворюги и меня, боевого генерала, могут при особом желании поставить в такие жесткие рамки, из которых я уже без их на то дозволения не смогу даже своего носа высунуть.
   И ему сейчас от острого осознание подобного к нему, заслуженному в установлении в России дермократии человеку, несправедливого, с его точки зрения, отношения было очень больно и обидно. Чего-чего, а уж такого он не ожидал от своих, ранее казавшихся ему рабски покорными его воле, соратников. Ох, и как же он был прав с самого первого своего с ним знакомства, предположив, что этот доморощенный эколог еще втянет его в историю.
   - И втянул, - сокрушенно буркнул в ответ своим беспокойным мыслям расстроенный Лебедь. - Я же тогда и подумать даже не мог, что высказанными нами на совместной пресс-конференции сведениями так сильно заинтересуются эти чертовские американцы и пришлют нам приглашения для участия в парламентских слушаниях. Ему-то, простому экологу, эти их слушания только помогут получить более-менее некоторую известность в мире, а я из-за них проклятых могу лишиться поста губернатора.
   И вконец обозлившийся Лебедь, яростно скомкал в бесформенный комок лежащую перед ним газету с так непонравившейся ему статьею: "Мы живем во времена иуд" - и швырнул ее в мусорную корзину. Он и сам понимал, что получил от своих соучастников в разграблении все еще остающихся бесхозными немалых богатств бывшего Советского Союза хорошую выволочку вполне справедливо и правильно. Они рассчитывали на его всемирную известность и немалый авторитет среди простых русских людей, а после напечатания подобной статьи ему уже трудно будет призывать голосовать за себя этих презрительно называемых в его кругу обалдуями патриотов. Обозвать его иудою в то время, когда в борьбу за теплое губернаторское местечко уже включилось немало преступных кланов и воровских притонов, означало для Лебедя, что-то наподобие самоубийства. Ибо и ему тоже хотелось отхватить в свою пользу от общественного достояния жирный кусочек.
   А между тем во взбудораженной воцарившимися новыми русскими дермократами России к этому времени уже начало твориться что-то вообще несуразное и происходить противоречащее друг дружке события. В ней наряду с активным строительством бандитско-мафиозного государства почему-то с необычайной легкостью подписался и тут же утвердился парламентом Устав союза России и Белоруссии. Не выдерживающие конкуренции с вплотную приблизившимися к власти в России всяким жульем и откровенными бандитскими формированиями дермократы первой волны, без которых во времена перестройки не начинался ни один так называемый демократический митинг, или изгонялись из страны, или устранялись от власти любым другим подходящим для этой цели способом. И даже уже было намеревавшийся возвращаться в России Борька Сисин и тот, остерегшись, остался в своем роскошном американском особняке, расположенном всего в нескольких кварталах от Белого дома. Где он и по сей день раздает всем желающим интервью о творимых "ужасах" в КГБ во времена Советского Союза. Так что, возле продолжающего управлять покорившейся его поганой воле Россией Елкина с каждым очередным месяцем оставалось все меньше и меньше хоть что-то значащих еще в недавнем прошлом для страны людей. И ему в большей части приходилось работать с людьми малоизвестными в России и крайне непопулярными среди простого народа.
   А самому вдохновителю и организатору всех разрушительных реформ Сатане в последнее время очень полюбились уединенные прогулки над опустошенной его земными сторонниками Россией. Летая над ее и на самом деле бескрайними необозримыми просторами, он, с наслаждением вглядываясь в возникшее за последние годы по его черной воле запустение, с неудовольствием косился в сторону все еще не собирающиеся отправляться на свалку истории ненавистные ему колхозы.
   - И долго еще они будут мозолить мне глаза!? - строго выговорил он при очередной встрече виновато опустившему глаза Елкину. - Или Запад еще не выделил тебе достаточно средств, чтобы Россия, наконец-то, смогла распроститься с ними полностью и окончательно?
   - Но, повелитель, они и так уже, как говориться, дышат на ладан, - пытался обелить себя в глазах Сатаны насмерть перепуганный Елкин. - Нам будет лучше всего дождаться их уже скорой естественной смерти.... То же самое мне советуют и присланные тобою мне в помощь западные советники.
   - Нет, я уже, пожалуй, с этим маразматиком продолжать реформировать эту во всем мне сопротивляющуюся Россию больше не смогу, - с неудовольствием подумал про себя Сатана, - хочешь, не хочешь, а придется мне с ним расставаться. Вот подожду еще немножко, пока создаваемое мною бандитско-мафиозное государство мало-помалу окрепнет, и поставлю вместо него какого-нибудь приглянувшегося мне еще сравнительно молодого и сильного пахана.
   Приняв свое окончательное по Елкину решение, Сатана больше уже не стал донимать Елкина требованиями радикального реформирования сельского хозяйства России. Он больше не верил в его способность справиться с привычным для русского мужика коллективным трудом в колхозах и совхозах. Он же и сам видел, как при его правлении даже с государственной поддержкою навязываемые чуждые русскому народу фермерские хозяйство скоро хирели и неизменно исчезали в небытие с лица свободолюбивой русской земли. А поэтому он снова продолжил с самодовольным хихиканьем все кружиться и кружиться над отшатывающейся от него с омерзением Россией. И ему и на самом деле было, почему и отчего злорадно ухмыляться ей в ответ. Он уже создал на ее территории все экономические основы для возникновения первого в мире мафиозного строя, с действующим для необходимых в стране преобразований главным штабом в администрации самого президента России! Под его непосредственным руководством уже были повсеместно созданы не только территориальные, но и отраслевые мафии, которые своими ядовитыми щупальцами развратили и перетащили на свою сторону все мало-мальски значимые государственные органы! К настоящему времени внутри этой самой известной своей строптивостью в отношениях с князем тьмы России больше уже ничего не делалось бес согласие на то повелителя тьмы - Сатаны! И он уже мог с полным на то основанием торжествующе ухмыляться в ответ поверженной им России! Ибо он к этому времени уже не только научился успешно разваливать заводимые на нужных ему людей уголовные дела, но и фабриковать эти самые уголовные дела против всех тех, кто стоял у него на пути построения в России бандитско-мафиозного государства.
   - Нет! В этом созданном Творцом смешном и нелепом мире уже больше никто не осмелиться противостоять мне - всесильному и могущественному повелителю тьмы! - то и дело восклицал он от переполняющего его ликования с высоты своего полета.
   С высоты князю тьмы было хорошо видно, как армия его сторонников в России множиться даже не дням, а по часам. Потому что у необразованной и не имеющей никакой специальности безработной молодежи в России не была иного выхода, кроме как записываться в солдаты его мафиозных структур. И еще много-много чего видел Сатана с высоты птичьего полета в современной России. Но он видел и отмечал оттуда только то, что переполняло его уже давно ожесточившееся на все сердце радостным ликованием, и что внушало ему его уже совсем скорую ничем не ограниченную власть над всем земным миром. А пробивающихся через поросшую погаными сорняками российскую землю к солнечному свету более-менее здоровых ростков он, считая их для себя лишь досадной случайностью, старался не замечать.
   - Я же предупреждал тебя, Россия, что тебе со мною лучше не связываться! - яростно орал он в ее брезгливо кривившееся при одном только его приближении лицо. - Я же говорил тебе, что всех своих супротивников бью всего лишь только два раза: один раз по нему самому, а второй раз уже по крышке гроба на его же собственных похоронах!
   А сама России только горестно вздыхала, да скорбно качала в ответ кудрявыми кронами своих березок. Кому же еще, как не ей, хорошо знать и неплохо для себя осознавать, что в этой земной жизни от великого до смешного только всего один шаг и не более того.
  
   17 июля 2002 года.
  
  
  
  

Глава восьмая.
ПОЗДНЕ РАСКАЯНИЕ И РАСПЛАТА.

  
   Съезжающиеся на свое, как обычно, тайное сборище представители всех специальных служб Запада даже, несмотря на необходимость обеспечения строгой секретности своей очередной встречи, на этот раз были как-то уж совсем непривычно для них шумными и говорливыми. Встревоженные поступающими в последнее время сообщениями из по-прежнему ненавистной для всех них России тайные агенты были слишком возбуждены, чтобы хотя бы для приличия сохранять на своих лицах привычную для них маску таинственного безразличия. Истомившись в распиравших их в последнее время сомнениях и тревогах, они, торопясь поскорее поделиться своими опасениями с коллегами, недовольно загомонили еще задолго до начало их совещания. И немного угомонились уже только тогда, когда, как всегда, председательствующий на их сборищах представитель ЦРУ предоставил сам себе вступительное слово.
   - Господа! - гулко разнесся по притихшему залу его голос. - Я просто счастлив всех вас сегодня поздравить, что с этим проклятым большевизмом в России уже покончено навсегда!
   Однако угрюмо насупившиеся тайные агенты Запада на этот раз не поспешили поддержать слова своего американского собрата бурными рукоплесканиями. А даже, совсем наоборот, разразились в его адрес гневными протестующими выкриками. Смутившемуся представителю ЦРУ еще долго пришлось звенеть колокольчиком, пока в зале не установился хоть какой-нибудь порядок.
   - В отличие от нашего американского коллеги я не вижу причин не только для ликования, но и, тем более, для поздравления всех нас с какими-то там нашими успехами в этой проклятой России! - гневно выкрикнул выскочивший на трибуну представитель Канады. - Образовавшиеся на месте бывшего Советского Союза бандитско-мафиозные государства представляет для стран нашего Запада еще большую опасность, чем поверженные нами коммунисты. Мы в свое время, допуская эти откровенно бандитские формирования к власти, надеялись, что они, удовлетворившись грабежом в своих странах, на этом успокоятся и впредь заживут добропорядочной жизнью богатых буржуа. Но не тут-то было. Вскормленная нами российская мафия всего лишь за несколько лет уже успела наладить широкие транснациональные связи с преступностью во всей Европе и в Северной Америке. И не только наладить, но и взять под свой контроль такие особо доходные сферы преступного мира, как отмывка грязных денег, заказные убийства, взяточничество, операции на "черном рынке", контрабанда, проституция и торговля наркотиками. И сейчас все мы, как говориться, на собственной шкуре начали в полной мере ощущать все негативные последствия нашей совместной, я бы сказал, преступной в последнее время деятельности. Как видно, истинную правду говорят эти русские, что не следует копать другому яму, ибо ты сам в нее и провалишься. Господа, эта всегда таинственная в своей загадочности Россия в очередной раз преподала нам всем наглядный урок. Мы, увлекшись своими заведомо призрачными победами, все время ожидали, что она, покорившись нашей воле, начнет с угодливой готовностью исполнять все наши рекомендации по обустройству своей дальнейшей жизни, а она взяла и, как всегда, преподнесла нам свой очередной неприятный сюрприз. Применив к нам до этого времени строго засекреченное тайное оружие, она сейчас жестоко мстит Западному миру за недавно загубленный Советский Союз. А мы вместо того, чтобы объявить всей этой поплывшей из нее в нашу сторону бандитско-воровской ораве самую беспощадную войну, не только с ними постоянно якшаемся, но и даже выстраиваемся в очередь для объявления их преступного образования законным и, как говориться у нас на Западе, вполне легитимным.
   И это его слишком уж эмоциональное для представителя спецслужб выступление нашло такой живой оклик в сердцах внимательно выслушавших его агентов, что те, не удержавшись, проводили его с трибуны громкими рукоплесканиями. А недовольно скривившемуся агенту ЦРУ пришлось поторопиться с необходимыми для спасения авторитета своей претендующей на главенствующую роль во всем мире организации разъяснениями.
   - Господа! - громко выкрикнул он под их протестующее улюлюканье. - Мне, также как и всем вам, понятно высказанное нашим уважаемым коллегою в своем выступлении искреннее возмущение коварством этих извечно непредсказуемых в своих действиях и поступках русских! Но в современном мире на одних только эмоциях и пусть даже на вполне законных возмущениях дела не делаются. И нам хочешь, не хочешь, а все-таки придется выстраивать с этими, будь они навек проклятыми, русскими новыми властями хоть какие-нибудь взаимоотношения для совместного в будущем проживания. Но в любом случае наши сегодняшние связи с бандитско-воровской Россией всегда будут для нас предпочтительней, чем наши прежние отношения с коммунистами. Этих воров и бандитов вполне достаточно и на нашем Западе, и мы уже давно научились успешно с ними справляться. Они, по крайней мере, пока еще не ....
   - Я вынужден напомнить нашему председательствующему, что в России уже сформировалась самое настоящее бандитско-мафиозное государство! - с возмущением выкрикнул выскочивший на трибуну представитель Франции. - И это, мои дорогие друзья, палка о двух концах, которая в настоящее время одним своим концом добивает поверженных в России с нашей помощью коммунистов, а другим своим концом уже начинает не менее больно бить и по нашим западным странам! А организованное российскими мафиозными кланами кровавое побоище в Чечне моя страна предпочитает расценивать, как пробу сил российской организованной преступности перед своим уже совсем скорым решительным наступлением на наши собственные западные ценности. И это, господа, уже не плод нашего воспаленного воображения, а самая, что ни есть, настоящая правда. Кому еще так хорошо знать и правильно воспринимать для себя все действия российской организованной преступности, как не нам, французам!? Ведь, они, подлые, уже называют нашу Францию своей второй родиною! У нашего правительства, господа, пока еще нет, да и вряд ли хоть когда-нибудь появиться уверенность, что мы сможем добиться хоть какого-нибудь взаимопонимания с этими бандитами. Они, зарабатывая на чужой территории свои преступные миллиарды, при этом никогда не забывают со злорадством проговорить: мол, это все вам, западные черви, в отместку за нашу истерзанную и обруганную матушку Россию. Создается впечатление, господа, что это сам русский народ, протестуя против нашего вмешательства в дела России, поголовно записался в бандитские формирования, и таким образом мстит нам за поруганную честь своей Отчизны.
   - Эти порожденные нашими же в последние годы, мягко говоря, не совсем правильными действиями в России, господа, мафиозные структуры уже начинают представлять и для нас самих определенную угрозу, - поддержал выступление французского представителя тайный агент Израиля. - Пользуясь всеми благами нашего свободного предпринимательства, они вместо того, чтобы вплотную заняться своей собственной экономикой, с каждым последующим годом все больше проникают со своими нажитыми преступным путем капиталами в экономику западных стран. К слову сказать, господа, по расчетам наших аналитиков в настоящее время экономика Израиля уже состоит больше чем на пятьдесят процентов из коррупционного российского капитала. Загнав самих себя в глухой тупик, мы сейчас уже с подобным негативным положением для нашего Запада ничего не можем поделать. Объявив российской коррупции в западных странах самую решительную борьбу, мы тем самым в одночасье можем потерять всех своих в России сторонников. Поэтому я и предлагаю всем вам, господа, посвятить все сегодняшнее совещание обсуждению только одного вопроса: Как нам лучше в дальнейшем обезопасить от экспансии в собственные страны российских мафиозных структур?
   В полной мере осознающие, что им уже не удастся свалить хоть на кого-нибудь еще свою вину за совместно взлелеянное в России ужасное чудище, тайные агенты больше не стали плакаться в жилетку друг дружке. Вспомнив о своем имидже, они тут же напустили на себя приличествующую им в подобных случаях маску безразличной ко всему таинственной загадочности. Но это еще вовсе не означало, что секретные агенты начали раскаиваться в содеянном в России ужасе и посыпать свои повинные головы пеплом. Совсем наоборот, они, если уже даже и не пытались отбеливать свои собственные страны от участия в этом грязном совместном деле, то с не меньшим пылом начали свое обычное разглагольствование о понесенном именно их государствами немалом уроне при исполнении взятых на себя союзнических обязательств.
   - Господа, - степенно проговорил вышедший на трибуну представитель единой Германии.
   И начал с чисто немецкой аккуратностью по пунктам перечислять все, что заставляли в свое время делать Германию ее союзники по выращиванию в России сейчас приносящего и им самим немалое беспокойство российского мафиозного чудовища.
   - Моя страна все это время добросовестно исполняло все добровольно взятые на себя союзнические обязательства. А взамен мы получили бандитско-мафиозное российское государство, которое с ее ядерным вооружением и практически неисчерпаемыми природными ресурсами начало уже представлять и для нас самих непосредственную опасность. Сначала на территории нашей страны обосновалась так называемая чеченская мафия, которую мы, верные своим союзническим обязательствам, исходя из политических соображений, не трогали. А уже потом, пользуясь их с нашей стороны безнаказанностью, начали потихонечку к нам внедряться и все остальные мафии стран нынешнего СНГ. И к настоящему времени в нашей стране уже орудует более сорока преступных российских банд. Мы, конечно же, не очень-то позволяем этим бандитам у нас бесчинствовать, но и дальше терпеть их у себя больше не намерены. Поэтому я и прошу сегодня вашего разрешения позволить нам в полной мере использовать против этих уже совсем обнаглевшим преступников более радикальные меры, которые нам раньше по политическим мотивам не рекомендовались.
   И так они еще долго спорили и ругались до хрипоты, пока не приняли для себя единственно правильное в их положении решение: начиная с сегодняшнего дня объявить самую беспощадную войну российской коррупции на территории своих собственных стран. А в отношениях с преступным российским режимом было рекомендовано: всеми мерами финансового и политического воздействия потребовать от него заставлять обогатившихся за последнее время мафиози отказываться от своего преступного прошлого. Не отказались они и от поддержки взбунтовавшейся Чечни.
   - Эта свободолюбивая Чечня поможет нам сделать этих новых русских нуворишей более сговорчивыми в проведении в России необходимых нам преобразований, - со снисходительной ухмылкою подытожил объявивший о закрытии совещания представитель ЦРУ.
   Не очень-то веселился на обратной дороге в Россию и возвращающийся с их сборища Сатана. Он и раньше предполагал, что его совместная с Западом деятельность по постановке этой извечно упрямившейся его посягательствам России на колени, когда-то обязательно должна была закончиться, но он не думал, что этот их разрыв произойдет так скоро. А главное, что его западные союзники совсем для него неожиданно могут объявить еще совсем недавно народившемуся российскому воровскому сообществу самую настоящую войну.
   - Опоздали, голубчики, - насмешливо фыркал он в ответ опомнившимся западным спецслужбам, - теперь-то уж вам моих бандитов голыми руками не взять. Ишь, чего они захотели сотворить с уже предавшимися мне с потрохами людьми: перетянув их всех на свою сторону, сделать из них внешне вполне приличных доброжелательных буржуа. Мечтать-то, как говорится, не вредно. А на самом-то деле, кто же им позволит зажить этой цивилизованной жизнью. Даже, если бы и я сам посмотрел сквозь пальцы на их предательство, то уж их соратники по воровскому делу сами, не стерпев их мнимой добропорядочности, обязательно показали бы всем русским ворократом кузькину мать. Слава тьме, что в моем русском бандитско-мафиозном государстве все бандиты и воры связаны круговою порукою, а любое даже самое незначительное предательство обязательно карается немедленной смертью виновного. И не просто смертью, а обязательно долгой и мучительной. Вот посмотрит иной бандит на страдание подобных отщепенцев, прежде чем они отдадут мне в ад на перевоспитание свои души, и уже даже задумываться о возможном своем мне предательстве не станет.
   Вдоволь позлорадствовав по поводу заранее обреченных на провал намерений своих недавних союзников, снова вернувшийся к не оставляющим его в покое российским делам Сатана начал думать, кого именно ему поставить на место состарившегося Елкина. Мерно размахивая мощными крыльями, Сатана все прикидывал и перебирал по памяти достойные на такой высокий пост кандидатуры выдвинувшихся вперед главарей российской мафии, пока не остановился на Темнике.
   - Темник Владимир Путанович, имеет юридическое образование, служил в Управлении КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Затем два года учебы в высшем учебном заведении КГБ Советского Союза, после окончания направлен под видом сотрудника центра советско-германской дружбы в Германскую Демократическую Республику. Замеченный в несанкционированном контакте с представителем агентурной сети противника Владимир Путанович был срочно отозван в Союз на приобретенной в ГДР подержанной "Волге" и с тремя немецкого производства коврами, - подсказывала необходимые для нечистого сведения о самом могущественном в России главаре мафиозной группировки услужливая память. - По возвращению в Советский Союз Темник был трудоустроен помощником проректора университета по международным вопросам. В этой должности Владимир Путанович был обязан собирать требуемую Комитету Государственной Безопасности информацию, работать с внутренней университетской агентурой и вербовать новых осведомителей, как среди студентов, так и среди профессорско-преподавательского состава. В сферу его интересов угодил преподаватель Собака, который всю свою сознательную жизнь был склонен радоваться лишь неприятностям других людей. Собака охотно снабжал Темника информацией по всем интересующим КГБ вопросам. И папочка с оригинальными рукописными донесениями этого агента впоследствии оказалась очень весомым аргументом при поступлении Темника на работу в качестве советника председателя Ленинградского Совета Собаки. Собака, - не без сожаления повторил вслух Сатана, - вот он-то бы был самой лучшей заменою для моего Бориса Елкина, но в последнее время его авторитет среди простых русских людей снизился до неприличия. И все из-за этой его проклятущей жадности и уже прямо сжигающего его изнутри неуемного желания погрузить в бездну отчаяния как можно больше окружающих его людей. Конечно же, все это его доносительство немало в свое время меня и моего выкормыша позабавило и радовало. Однако в настоящее время мне на такой важный пост требуются более авторитетные люди. Такие, как начисто лишенный всякий порядочности этот так называемый "серый кардинал" Собаки, Темник Владимир Путанович.
   И Сатана снова для еще пущей уверенности, что он подобрал себе именно того, кого нужно, начал перебирать по памяти все, что ему было известно о новом протеже. К началу девяностых годов Темник возглавлял комитет по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга и успел даже поработать заместителем председателя правительства города. В структурах новой городской власти Темник был единственным человеком, который на протяжении всех этих лет сохранял неизменно прочные позиции возле своего знаменитого шефа. За все это время Темник успел не только подготовить и провести немало обогативших его афер, но и побывать во множестве грозивших ему немалыми неприятностями переделках. То, что новый протеже оказался нечистым на руку человеком, только еще больше возвышало его в глазах удовлетворенно хмыкавшего по ходу своих воспоминаний Сатаны. Однако, главным и самым все определяющим преимуществом в сравнения с остальными главарями мафии России было в Темнике то, что все тщательно продуманные аферы не только не получили огласки, но и даже сам Владимир Путанович умудрился оставаться в тени своего бывшего агента.
   - Вот, именно, такие люди и нужны мне сейчас больше всего. Этот Темник, в отличие от доставившего мне в свое недавнее переизбрание состарившегося Елкина немало лишних хлопот и беспокойств, умеет обстряпывать свои дела таким образам, словно его самого при этом вообще не только не было рядом, но и даже поблизости. Сам Собака не без гордости называет его своим учеником, а он, неотлучно находясь при нем, независимо от занимаемой им в разное время должности все время исполняет одни и те же функции - курирует внешние связи, деятельность силовых структур и управление по связям с общественностью. Нет, что ни говори, а более подходящей кандидатуры на должность президента России мне уже больше не найти. К тому же, мне не следует забывать, что Владимир Путанович в свое время тоже был отмечен мною еще в материнской утробе. А раз так, то этот Темник еще больше подходит под мои нынешние еще более грандиозные планы насчет сотворенного этим выжившим из ума небесным старцем человечества! Я с таким президентом России уже совсем скоро смогу объявить беспощадную войну всему, что только и есть на этой треклятой земле светлому и святому! С этим своим бравым парнем я, наконец-то, смогу вплотную приблизиться к своей изначально самой сокровенной мечте, чтобы, больше уже не прячась за спинами своих земных сторонников, в открытую повести непримиримую войну и с самими светлыми небесами! И тогда уже не замедлит со своим приходом и так мною желанный все эти кажущиеся нескончаемыми тысячелетия час торжества сил подвластной мне тьмы! Наступит время и всемогущая тьма окунет всю эту ненавистную мне землю в непроглядный хаос! - восклицал про себя забывшийся в приятно ласкающих его обугленную в непрерывном грехопадении душеньку мыслях Сатана. - Продай Родину, заплати налоги и спи себе спокойно, - повторил вслух популярную в последнее время в России поговорку князь тьмы, сразу же после того, как охватившее его возбуждение немного улеглось. - Нет, это присказка пусть и для подлых моей закваски людей, но не для таких парней, как мой Темник. Он в отличие от всех прочих смертных будет спать спокойно, даже не заплатив налоги своему же бандитско-мафиозному государству. Не стал же он платить налоги за снимающиеся на "Русском видео" по его распоряжению нелегальные порнофильмы, да, и за многие свои другие мошеннические аферы. Вот, именно, такого парня мне и следует выдвигать на должность президента России, - окончательно решил для себя уже на подлете к кремлю Сатана.
   А потом подумал, что будет совсем не лишним поначалу ввести этого перспективного для него Темника в команду Чуба, который и должен будет способствовать его дальнейшему продвижению к самым вершинам власти российского бандитско-мафиозного государства.
   - Не стоит бояться врага - ибо в худшем случае он сможет тебя только убить; не надо бояться неверного друга - ибо в худшем случае он сможет тебя только предать. Но всегда бойся и опасайся, как огня, равнодушных людей, - потому что, только с их молчаливого согласия и совершаются все преступления на земле, - раз от раза мы слушаем эти пророческие предупреждения от самых талантливых людей планеты, но в своей жизни никогда ими не руководствуемся.
   И продолжая рубить сук, на котором сами и сидим, мы в конечном итоге жестоко расплачиваемся за свое преступно-равнодушное отношение ко всему, что окружает нас в этой жизни. Эту извечную истину человеческой на земле жизни в очередной раз подтвердил допустивший в своей стране криминальную революцию русский народ. Ведь, никто еще там другой, а только все мы тогда, когда нынешние дермократы взахлеб ругали и поганили нашу родную Советскую власть, ехидно посмеивались про себя и тихо со злорадством нашептывали себе под нос:
   - Мол, пусть они немного покуражатся над этими коммуняками, а нам самим до их свары никакого дела нет сейчас, и не будет в дальнейшем.
   Именно так мы все поначалу и думали, не торопясь, становиться на ту или другую сторону, при всем этом, даже не заметив, как пала преданная нами наша родная Советская власть, и как опошлившие ее дермократы построили на ее обломках угодное себе, а не нам, свое бандитско-мафиозное государство. А все мы, простые русские люди, остались, как ими и предполагалось, у разбитого корыта, наивно с преступным самодовольствием думая про себя:
   - Ну, что, мол, они смогут сделать с нашей великою страною без нашего согласия?
   И мы просчитались только из-за этого своего наивно преступного равнодушия. Эти прожженные прохиндеи, ловкачи и мошенники с необычайной легкостью всех нас околпачили и обобрали всю нашу страну, как говориться, до нитки. После своих уже более чем десятилетних преобразований они лишь умудрились развалить великий и могучий Советский Союз, практически уничтожить единый народно-хозяйственный комплекс и, как следствие, в нашей жизни прочно укоренилась безработица и нищета. А на этой основе уже начался невиданный доселе в России разгул преступности и усиленное разделение бывшего единого и сплоченного одной идеей русского народа на антагонистические классы. Началось уничтожение отечественной науки, системы народного образования и, как следствие, происходит нравственное моральное разложение нескольких поколений русских людей. Наша Россия попала в полную промышленную, сельхозхозяйственную и культурную зависимость от ведущих империалистических государств мира, а все мы приобрели статус развивающей страны. Так почему же сейчас, когда мы уже все ясно поняли и в полной мере осознали, какова цена нашего преступного недавнего равнодушия, мы уже больше не злорадствуем по поводу загнанных в подвалы райкомов нашей родной коммунистической партии? А впрочем, мы уже и вообще разучились за последнее время приветливо улыбаться друг другу при встрече. А сейчас, господа равнодушные, попробуйте возвратить все то былое, что только и было в вашей жизни хорошего, как говориться, на круги своя. Не получиться.... И в первую очередь только потому, что все мы из гордых с высоким чувством достоинства людей к этому времени уже превратились под немилосердными ударами обозлившейся на нас за подлое предательство судьбы в слабых и нерешительных, нищих не только материально, но и духом, людей. И уже, вряд ли, по примеру своих навек прославленных дедов и отцов мы сможем, широко расправив свои плечи, решительно освободиться от крепко-накрепко присосавшихся к нашим телам кровососущих пиявок. Однако, нет, как говорится, худа без добра, и мы из прожитой всеми нами перестроечной жизни поняли для себя кое-что главное и самое определяющее во всей нашей дальнейшей жизни. Мы прекрасно для себя поняли, что наша жизнь, как мы ошибочно о ней думали раньше, не сахар, и что за все в этой жизни нам приходится платить слишком дорого. Да, мы сейчас рвем на себе волосы и горько раскаиваемся в своем былом преступном равнодушии, но чаще всего вовсе не за свое подлое предательство своей родной Советской власти. А только за то, что эти дермократы оболгали и опошлили вместе с какими-то там коммунистами всю нашу собственную жизнь, к которой мы уже все давно привыкли и даже мысли к себе не допускали, что кто-то способен нам ее испортить.
   - Не беги одновременно за двумя зайцами, - предупреждает всех нас в таких случаях народная мудрость, - все равно не поймаешь ни одного.
   А мы, неосторожно увлекшись их россказнями о каком-то совсем скором нашем призрачном счастье, даже и не заметили, как навсегда попрощались со своей прежнею размеренной и вполне для нас счастливой жизнью. И ее уже нашими запоздалыми прозрениями и раскаяниями больше не вернуть. За нее всем нам сейчас уже придется вступать с этими дермократами в самый, что ни есть, кровопролитный и смертельный бой. Они сейчас уже совсем не те, что были прежде. Они, воспользовавшись нашим преступным равнодушием к своей собственной судьбе, уже успели вооружиться до зубов. И сейчас нам от них уже простым голосованием на этих практически ничего не решающих в нашей жизни выборах не избавиться. Их уже нам придется давить, как клопов, иначе в противном случае они наших детей и внуков превратят в безгласных рабов и заставят быть прислужниками в своих бесчестных делах. А они обязательно сделают это со всеми нами, если уже заговорили о скором пересмотре мешающего им нас эксплуатировать в полную силу советского трудового кодекса. Однако прямо сейчас у них еще есть более важные дела по переделу к этому времени уже полностью разворованной ими бывшей общенародной собственности. Продолжай и дольше втихомолку злорадствовать про себя равнодушный к своей и чужой вокруг себя жизни русский человек. И продолжай с прежней ехидцею ухмыляться про себя, пока вокруг тебя не образуется уже самая настоящая глухая пустота или не случиться то, о чем предупреждает всех нас следующая народная мудрость: если тебя не интересует политика, то эта самая политика в скором времени уже сама заинтересуется тобою самим.
   Принявший для себя окончательное решение Сатана не стал медлить и сразу же, после прибытия в Москву, начал готовить созыв первого в истории человечества съезда свободных российских коррупционеров. И как только они начали съезжаться к месту его проведения, он тут же показался перед всеми своими сторонниками под ручку со своим новым фаворитом.
   - Кто он такой - этот прогуливающийся под ручку с самим повелителем тьмы ловкач? - со всех сторон зашушукались вокруг них отчаянно завидовавшие Темнику главари остальных захвативших власть в России дермократических банд.
   - Да, это же ближайший помощник Собаки! - с недоумением восклицали, уже слышавшие об этом таинственном молчуне немало очень даже занимательных и поучительных для каждого ворократа историй.
   - И как же он умудрился втереться в доверие самого нашего повелителя!? - негодовали считающие себя более достойными подобной чести остальные главари. - По крайней мере, во время нашего вхождения во власть мы о нем еще ничего не только не знали, но и даже не слышали.
   - Об этом Темнике и сейчас никто ничего не знает, - насмешливо бросали им в ответ уже кое-что о нем знающие делегаты съезда свободных российских коррупционеров.
   - Значит, этот Темник на самом-то деле или слишком темная для нас лошадка, или оказывается человеком недюжинного ума! - тихо восклицали в ответ с понятливыми ухмылками главари, и еще тише интересовались. - Если все это правда, то он уже, наверное, скопил себе немалое состояние?
   - У него этих бабок уже даже куры не клюют - утвердительно отвечали им посвященные в кое-какие тайные дела Темника мафиози.
   - И какая же сфера нашей благородной деятельности его особенно привлекает? - с явной заинтересованностью любопытствовали главари.
   - Он, как и все мы, проявляет свой интерес практически ко всему, что плохо лежит или пока что считается бесхозным, - проворчали в ответ неприятно скривившиеся посвященные, - а в случае чего он не постесняется вырвать это кажущееся ему бесхозным даже из зубов своего соперника.
   - А все же? - не отставали от них еще более заинтригованные главари.
   - Он больше всего любит, так сказать, заниматься проблемами инвестиций, - с таинственным подмигиванием окружающим их мафиози, негромко приговаривали им в ответ кое-что знающие о тайных делах Темника и его аферах. - В своем городе он курировал создание валютной биржи, с его личным участием был создан на территории России первый иностранный банк. Да, и сейчас он тоже активно содействует приходу на городской рынок крупных финансовых иностранных институтов. А совсем недавно он провел очередную аферу по отчуждению в пользу иностранных компаний один из самых крупных городских отелей.
   - Да, на таких высокодоходных в будущем предприятиях можно легко сколотить лично для себя немалый первоначальный капитал, - похвально отозвался о деятельности Темника один из самых могущественных российских авторитетов, - и это, еще не говоря, о предоставляемой в таких случаях возможности лично принять участие в таком выгодном дельце.
   - Свой первоначальный капитал этот Темник заработал еще раньше на выдаче лицензий на вывоз за рубеж сырья и цветных металлов, - насмешливо бросил ему вмешавшийся в их разговор другой мафиози и не без ехидства добавил. - Выдавая эти лицензии под предлогом подставки в город взамен вывезенного сырья продовольствия, которого, между прочим, простые ленинградцы так и не дождались. Этот непревзойденный ловкач Темник вместе со своим бывшим боссом Собакою организовал прямо на территории бывшей военно-морской базе порт Ломоносов. И совсем не зря, этот порт оказался впоследствии не только для одного Темника истинно золотой жилой. Через него ему было удобно с помощью бывшего командующего Балтийским флотом заниматься продажею кораблей, и этот порт до сих пор является пропускным пунктом по контрабанде природных ресурсов из России и ввозу импортных товаров.
   - Тогда он, действительно, является в наших кругах видным и очень даже достойным человеком, - смущенно пробормотал в ответ стушевавшийся мафиози. - Мне теперь понятно, почему наш грозный и неумолимый повелитель тьмы Сатана из всех нас выбрал себе в новые фавориты именно этого Темника.
   А в это время во втором конце зала тоже наперебой расхваливали осчастливленного Сатаною Темника, называя его не только очень ловким на личную наживу сообразительным человеком, но и не забывающим позволять при этом зарабатывать на халяву и другим, в особенности своим подручным.
   - Я много слышал о нем хорошего от своих помогавшим ему организовать продажу по заниженным ценам судов Балтийского морского пароходства и завода крепких спиртных напитков "Самтрест" бывших сокамерников, - рассказывал окружившим его главарям уголовный авторитет.
   Тем временем, гулко прозвучал предупреждающий о скором начале работы съезда сигнал, и заторопившиеся в зал заседаний делегаты российской коррупции начали рассаживаться по своим местам. Свободным российским коррупционерам было намного привычнее и легче обмениваться друг с дружкою автоматными очередями, чем друг перед другом ораторствовать, но под чутким руководством метавшего вокруг себя громы и молнии Сатаны они быстро освоились в непривычной для них обстановке. Собравшиеся на этом странном форуме паханы, не стали припоминать друг дружке претензии за недавние обиды, а в своих выступлениях сразу же заговорили о волнующих их всех проблемах и о самых грандиозных и невероятных своих замыслах на ближайшее время. Выразив свое глубокое удовлетворение тем, что их на этот раз собрали в самой России, они посетовали, что в последнее время подобные сборища представителей преступных групп за границею уже становятся не только малоэффективными, но и даже небезопасными.
   - Нам сейчас за этим проклятым кордоном никак не удается собраться и в более-менее спокойной обстановке обсудить все свои проблемы, - плаксиво пожаловался Сатане представитель московской солнцевской группировки. - Эти их несносные журналисты обязательно самым непостижимым образом пронюхают о нашей встрече, а под их пристальным вниманием какой там еще ко всем собачьим чертям может быть разговор по душам. Да, и сама эта их чертовская полиция тоже непонятно почему в последнее время начала уделять нам самое пристальное внимание. Так, несколько недель назад они выслали из Израиля несколько десятков наших активистов, которые, по их мнению, уже начали угрожать их безопасности.
   - Безобразие! Очень нам нужны их карликовые страны! - поддержали оратора недовольными выкриками с мест остальные коррупционеры. - Но как же в такой скажем прямо недружеской обстановке прикажете нам налаживать связи с их преступным миром!?
   И тут же потребовали от российских силовых структур более лояльного отношения к приезжающим в Россию для налаживания так остро необходимых расширяющему свои сферы влияния бандитско-мафиозному российскому государству связей иностранным коллегам. На что представитель президента России не только с охотою дал от его имени согласие, но и сообщил им, что российские спецслужбы уже приступили к обучению на своей территории боевиков из японской секты "Аум".
   - Так и надо этим западным червям! - вскричали поскакавшие с мест криминальные авторитеты. - Пусть эти обученные у нас боевики по возвращению в Японию зададут жару своим денежным мешкам, которым не очень-то хочется делиться с нами своими награбленными у трудового народа капиталами!
   Однако Сатана не позволил им слишком долго предаваться охватившему их при подобном известии радостному ликованию и всего лишь несколькими брошенными им в их сторону угрожающими взглядами снова вернул их сборище в деловую атмосферу.
   - Во имя нашего дальнейшего процветания нам всем сегодня просто необходимо в первую очередь досконально изучить и тщательно проанализировать весь накопленный столетним существованием опыт развития зарубежной мафии и в особенности итальянской! - прокричал в притихший зал следующий оратор. - Ибо эта Италия во всем Западе по праву признается родоначальницею всех существующих ныне в мире мафиозных структур. И этот опыт показывает всем нам, что настоящими мафиозными организациями могут считаться лишь только те бандитские формирования, которые в силу традиций и своего образа действия терроризируют все население своей страны. И при всем этом до того жестко и злонамеренно, что насмерть запуганные их террором обыватели уже даже и мысли к себе не подпускают обращаться за помощью в органы правопорядка и стараются в сомнительных случаях держать свои длинные языки за зубами....
   - На что нам сдались эти итальяшки! Они нам сейчас даже и в подметки не годятся! - перебили его гневные выкрики искренне возмущенных, что кто-то еще может считать их не настоящими мафиозями свободные российские коррупционеры. - Мы и без их поганого опыта свое населения уже так запугали и до такой степени повыбивали из них былое советское свободомыслие, что большинство российских людей к этому времени уже не только в милицию, но и даже в прокуратуру забыло дорогу!
   И не успокаивались до тех пор, пока вконец сконфуженный их ядовитыми репликами с мест оратор не возвратился на свое место.
   - И правильно, - подумал про себя внимательно следивший за разгоряченными лицами делегатов Сатана, - воспитанная мною лично российская мафия сама по себе уже становится самым ужасным пугалом во всем мире. Так что, куда им, этим мягкотелым и трусливым итальяшкам тягаться с моими воспитанниками. Пусть уж лучше они на своем Западе изучают опыт работы российской мафии. И я тут же даю на отсечение свою голову, что им будет чему у них поучиться.
   А дальше уже пошла вовсе неинтересная для Сатаны их похвальба о якобы достигнутых на Западе российской мафией немалых успехах.
   - Мы уже почти подчинили своему влиянию весь остальной мир! - сколько уже слышал за свое бесконечное многовековое существование Сатана подобных слов и заверений от многих мнивших о себе как о властителях мира, а в настоящее время мирно покоящихся в могилах, безо всякого на то сомнения одаренных талантливых людей.
   Однако, им всем всегда мешало и стояло на пути осуществления их самых сокровенных намерений это маленькое и кажущееся неопытным в земной жизни смертным людям совсем незначительным дополнение: "почти". Только сам Сатана с высоты опыта своего многовекового существования уже хорошо знал и твердо для себя уяснил, что "почти" - это одно и тоже, что и "никогда несбыточное". Но ему сейчас и самому была по нраву не показная горячность и безрассудная напористость свободных русских коррупционеров.
   - Как мне кажется, я воспитал на Руси для себя неплохое поколение, - думал он про себя, освещаясь при этом лукаво-снисходительною ухмылкою.
   Однако, в их выступлениях пусть и изредка, но проскальзывало кое-что поучительное и для него самого. Так ему очень понравилось предложение одного из авторитетов наладить более тесное сотрудничество с уголовным миром бывших советских республик.
   - Может мне снова следует объединить их в одно огромное бандитско-мафиозное государство? - подумал про себя тяжело вздохнувший Сатана, которому эти слова уголовного авторитета напомнили о недавнем разоблачении так удачно пристроенного им к министру внутренних сил Узбекистана среднеазиатского авторитета Эдисона. - И надо же было этому испанскому оболтусу поместить его телефон в свою электронную книжку, - невольно вырвалось из уст обычно предпочитавшего помалкивать о своих провалах Сатаны, - Видно и мне впредь придется по примеру вождя мировой революции Ленина придумывать своим людям партийные клички и кодировать все не подлежащие разглашению сведения.
   Однако больше всего восхитило Сатану сообщение о планируемом создании преступного российско-китайского синдиката.
   - Как же я сам до этого не додумался! - вскрикнул довольно ухмыльнувшийся Сатана. - Соединить воедино русскую безрассудную напористость с мудрой китайской осмотрительностью - это, скажу я вам, задачка не для средних умов. Из подобного симбиоза обязательно должно вылупиться хоть что-нибудь да стоящее. До подобного совершенства могла додуматься голова уже только не рядового моего криминального авторитета, а, я бы сказал, величайшего гения современности.
   И он при помощи присущей в этом мире только ему одному безукоризненной логики с легкостью вычислил, что этим человеком может быть ни кто иной, как небезызвестный ему Темник.
   - Так вот, какой на самом-то деле этот уже и без того так сильно мне понравившийся молчун! Он, помимо всех остальных своих неоспоримых достоинств, оказывается, еще может время от времени выбрасывать из себя, вот такие, просто замечательные идеи! - восклицал про себя обрадованный очередным подтверждением правильности выбора своего нового фаворита сатана. - А раз так, то теперь уже никто не осмелиться возражать мне против его выдвижения в российские президенты!
   И мгновенно схватывающий все, как говориться, на лету Сатана тут же начал реализовывать то, ради чего он и собирал съезд свободных коррупционеров всей России. И князь тьмы не ошибся в своем предположении. Узнав, кто из них организатор будущего преступного российско-китайского синдиката все присутствующие на этом сборище авторитеты в один голос заявили:
   - Темник! Темник - будущий президент России и главный пахан всей русской малины!
   Угрюмо насупившийся патриарх закрылся в своем кабинете и никого не хотел принимать. Да и с чего ему было веселиться и радоваться, если все его связанные с произошедшей в стране криминальной революцией честолюбивые мечты и надежды провалились, как говориться, в тартарары. Только поэтому он и сидел сейчас в своем кабинете мрачнее тучи и предавался не поднимающим ему настроения своим грустным думам.
   - Святую истину глаголет наш русский народ, когда говорит, что не жди добра от любого связанного с нечистым дела. Ну, а если при этом еще и сам свяжешься с нечистью, то уже заранее можешь поставить крест на всех своих самых сокровенных планах и задумках, - с тяжелым вздохом приговаривал про себя умудренный опытом пожилой патриарх. - Так и дела в нашей православной церкви после моего разговора с сатаною с каждым очередным днем идут все хуже и хуже. А я-то все это время надеялся, что освободившийся от семидесятилетнего правления этих безбожников коммунистов русский народ снова вернется к православию, и все приходы нашей святой православной церкви наполнятся богобоязненными прихожанами.
   Даже и сейчас он пытался свалить всю вину за охлаждения русского народа к православию, как говорится, с больной на здоровую голову. Но себя-то самого не обманешь. И в его и без того горюющую голову все время назойливо лезли совсем уж для него неприятные откровения.
   - Прежде чем обвинять свой русский народ в неверии в истинного Бога, тебе вначале следует разобраться в истинности веры в этого самого Бога в самом себе и в своих жиреющих на народной беде священниках, - нашептывала ему его бунтующаяся совесть.
   А он, проклиная ее, все гнал и гнал эти угнетающие его в последнее время мысли на самое донышко своей тоже, как оказалось, глубоко порочной алчной души.
   - И, действительно, может и я сам со своим духовенством, как и все остальные живые люди, тоже поддаемся соблазну. Но это еще ничего не означает: мой русский народ просто обязан был быть крепким в своей православной вере.
   - Но с кого он должен брать пример этой крепости веры в истинного Бога, если даже вы - Его служители - не смогли сохранить в безукоризненной чистоте свою веру в Него, - продолжала укорять патриарха его же собственная взбунтовавшаяся совесть, а он не уставал орать ей в ответ. - Русский народ всегда был крепок православною верою своею! И он не должен отворачиваться от своей православной веры в такое тяжелое для России время!
   - Русский народ был крепким в православной вере только благодаря своей забитости и необразованности, - возражала бунтующая совесть, - а Советская власть просветила его, сделало высокообразованным....
   - Не напоминай мне об этой проклятой богом Советской власти! - гневно оборвал ее взбешенный патриарх. - Это по ее милости были закрыты многие приходы, а в церквях устроены склады и конюшни!
   - Она приспособила их для нужд простого народа, - не переставала капать ему на мозги его бунтующая совесть, - а вы, отбирая их обратно, лишаете простой русский народ, о котором вы на словах так печетесь, библиотек, театров и музеев.
   - Лишаем, - негромко буркнул вслух немного успокоенный патриарх, - и этим еще больше отталкиваем простых русских людей от святой церкви. Русский народ же не слепой и все прекрасно видит, как мы во имя этой благой цели собираем под видом верующих прихожан жалкую кучку дебилов и требуем возврата церкви ее былого имущества.
   - А торговля спиртными напитками и табаком, - подсказывала ему бунтующая совесть, - это тоже божеское дело....
   - Во имя возрождения у русского народа православной веры мы станем, если потребуется, даже торговать наркотиками или заниматься проституцией! - вспылил снова оборвавший свою совесть седой патриарх. - И за все это нам обязательно должно проститься на небесах.... Мы решаемся идти на подобные богопротивные дела только во имя того, чтобы в сознании русского народа снова возродилась крепкая православная вера!
   - Забывая при этом, что вашими благими пожеланиями вымощена прямая дорога в ад, - возражало ему бунтующая совесть, - и делая бывшие ранее на Руси воистину святые места, рассадниками зла и козней дьявола-искусителя....
   - Ну, хватит! - недовольно прикрикнул на свою совесть вконец рассерженный патриарх. - Сколько еще можно глумиться над моею верою!? Верою, - уже немного спокойнее повторил патриарх. - И, действительно, кто же это сейчас на самом деле глумиться над нею?
   И его забегавший по столу вопросительный взгляд снова уткнулся в раскрытый газетный лист, на котором черным по белому было напечатано: "Канонизированный убийца".
   - Это снова они, эти проклятые большевики, продолжают смущать мой русский народ! - с не приличествующей для его сана злобою выкрикнул патриарх и, в бешенстве скомкав ни в чем не повинный газетный листок, швырнул его в мусорную корзину. - Снова вспоминают о Ленском расстреле, да о Кровавом воскресении! Никак не дают успокоиться этим несчастным покойникам.
   - А вы сами позволяете успокаиваться их Ленину и Сталину, - тут же подсказала ему его бунтующая совесть, - как впрочем, и всем остальным отдавшим свои жизни во имя блага русского народа революционерам....
   - Не даем, и ни когда не дадим, - недовольно буркнул ей в ответ патриарх, - и не только потому, что они христопродавцы, а только потому, что своей кристальной чистотою и неподкупностью они смущали и продолжают смущать мой русский народ....Ну, а если быть до конца справедливым, то во всех сегодняшних бедах православной церкви не так уж виноваты эти безбожники большевики, как заполонившие в последнее время всю Россию западные проповедники и наши, к слову сказать, так называемые "святые угодники".
   И патриарх с еще большим ожесточением ткнул пальцем в уже совсем другую газету с напечатанною в ней статьею: "Секта Виссариона: сообщения возмущают и потрясают".
   - Даже и у этого безбожного авантюриста уже более десяти тысяч последователей! - с возмущением выкрикнул от охватившего его при этом негодования патриарх.
   А не умолкающая в нем совесть тут же ему подсказала, что это только он со своим алчным духовенством толкает русских людей в не менее алчные руки подобных лжепророков.
   - Господи, и где же Ты все это время пребываешь!? И почему не подаешь своим верным слугам на земле ни одного Своего знамения!? - вскричал уже совсем добитый своей взбунтовавшейся совестью патриарх. - Как можешь Ты бросать своих неразумных детей на произвол извечно немилосердной к нам судьбы в то время, когда этот окаянный Сатана рыщет, как злодей, по всей нашей святой матушке-России!?
   Однако, как и всегда, чем-то таким разобиженный на русских людей Господь Бог молчал и не давал уже вконец запутавшемуся в сатанинских силках патриарху никакого ответа. И совершенно правильно.... Ибо в своих делах на земле должны разбираться сами люди, а не какой-то там еще Господь Бог, который, как и всегда, ни в чем не повинен и изначально безгрешен.
   - Удержать Россию от распада, - прочитал бросивший взгляд в оставленную только что сошедшим с поезда попутчиком газету генерал Рохлин и внутренне усмехнулся ее автору. - Глупец, и кто же это сейчас сможет удержать Россию от распада! Удержать тогда, когда сами русские люди при первой же появившейся у них возможности стараются уехать из этой ставшей, после начала капитализации, совсем для них не родной России! - воскликнул про себя недовольно поморщившийся генерал.
   А не желающее оставлять среди пугающего честных людей российского хаоса его сознание тут же перенеслась в те далекие и уже парою казавшиеся ему просто нереальными годы. Перенесла в то время, когда он еще молоденьким курсантом гордо расхаживал в своей новенькой форме по улицам одного из российских городов. Перенесло его именно в то время, когда еще можно было гордиться своей принадлежностью к самой мощной в мире любимой народом Советской Армии.
   - А сейчас, - недовольно буркнул, снова мысленно перенесшийся в сегодняшнюю Россию тяжело вздохнувший генерал Рохлин, - русские люди при одном только виде моей генеральской формы недовольно морщатся и с какой-то брезгливой поспешностью отворачиваются в сторону. И поделом, ведь эта же она сама беззаветно любимая ими Советская Армия в самое трудное для русских людей время отвернулась от них и предала все их возлагаемые ими на нее тогда надежды. И сейчас она уже не любимая, как ни своим народом, так и ни воспользовавшимися ее предательством сегодняшними российскими властями, втихомолку страдая, влачит жалкое существование.
   - Да, в защитниках Родины еще совсем недавно в нашей стране не только нуждались, но и ценили их, - с горечью вырвалось в ответ своим воспоминаниям у генерала Рохлина. - Ну, а сейчас мы попробуем выяснить из этой газеты, в ком же теперь так остро нуждается сегодняшняя Россия.
   И он, перевернув газетный лист, прочитал первое попавшееся ему на глаза название статьи: "Не хватает секс-шопов".
   - И что же это еще за чертовщина такая! - тихо выругался про себя генерал и попробовал все это для себя выяснить из содержания статьи. - Тьфу ты! Дрянь, какая! - не сдержавшись, громко выругался он уже вслух после прочтения первого абзаца. - Они там наверху уже, наверное, все свихнулись на сексуальных извращениях, раз допускают публикацию в газетах подобной гадости.
   - Ну, и чем же вам не угодила эта газета? - не без иронии полюбопытствовал у него только что вошедший в купе очередной попутчик.
   - Да, вот знаете, пишут в них сейчас такую дрянь, что порою бывает их стыдно держать в руках, а не то, чтобы их еще и читать, - пробормотал в ответ смутившийся генерал Рохлин.
   Сатана поднял с пола отброшенную генералом газету и прочитал заголовок так сильно возмутившей Рохлина статьи.
   - Так вот, значит, что вас так сильно в ней возмутило, генерал. Хотя, знаете, это уж с какой стороны посмотреть на данную проблему, - назидательно заметил генералу Рохлину криво ухмыльнувшийся Сатана. - Для некоторых наших людей она сравни вопроса жизни и смерти....
   - Может так оно и представляется для некоторых, я бы сказал, больных людей, - не стал спорить с Сатаною Рохлин, - но, по моему глубокому убеждению, с подобными отклонениями в жизни наших отдельных граждан государство должно активно бороться. А, тем более, не пропагандировать их с помощью вот таких секс-шопов среди неустойчивых в этом отношении людей.
   - Не буду спорить с вами, генерал, об отношении государства к сексуальным извращениям у отдельной части своих граждан, - насмешливо буркнул ему в ответ Сатана. - Вы, как мне кажется, в этом деле дока. Однако есть ли у вас еще и другие претензии к нашему нынешнему демократическому руководству?
   - Демократическому руководству, - в свою очередь с сарказмом повторил генерал, - у меня к нему к вашему сведению претензий даже больше, чем достаточно. Только благодаря этой вашей демократии и стоит сейчас наша Россия на грани раскола, а наш русский народ на грани нищеты.
   - Я бы на вашем месте не стал бы говорить обо всем народе, генерал, - сухо заметил ему Сатана. - Я не думаю, что открою вам Америку, когда скажу, что многие русские люди к этому времени уже обогатились благодаря проведенным в последнее время реформам....
   - А я говорю о подавляющем большинстве русского народа, - перебив Сатану, уточнил генерал Рохлин, - а не о какой-то там жалкой кучке воров и бандитов.
   - Пусть будет так, - не стал с ним спорить Сатана, - но вас, генерал, как мне думается, сейчас больше всего должны заботить проблемы российской армии.
   - И они тоже, - недовольно буркнул в ответ нахмурившийся генерал Рохлин. - Ибо армия, как говориться, слепок всего нашего общества. И все то негативное, что происходит сейчас в России, затрагивает и ее саму.
   - Но что именно из происходящего сейчас в российской армии беспокоит вас больше всего? - уточнил у Рохлина осветившийся лукавой ухмылкою Сатана.
   - В настоящее время меня больше всего беспокоит то, что наше коррумпированное правительство полностью зависит от выделяющего ей займы при условии одностороннего разоружение России иностранного капитала, - вовсе не желающий откровенничать с незнакомым человеком недовольно буркнул в ответ генерал Рохлин.
   - Но только благодаря этим займам российское правительство имеет возможность хоть как-то рассчитываться по долгам с этим, по вашим словам, поставленным на грань нищеты русским народом, - тут же парировал его слова укоризненно покачавший головою Сатана.
   - И одновременно превращает нашу Россию в полицейское государство, - не остался в долгу генерал Рохлин, - иначе, зачем им, а главное, на какие средства, наращивать мощь внутренних войск и всевозможных специальных подразделений.
   - Но вам же, генерал, в одиночку против такой махины ничего не сделать, - уже больше с сочувствием, чем с иронией, проговорил Сатана, а, после недолгого раздумья, добавил еще. - Вы своему равнодушно глядящему на все эти безобразия народу все равно ничем не поможете, а вот накликать на самого себя беду можете.
   - А я в своей России с подобными мыслями вовсе не одинок, - решительно возразил Сатане раскрасневшийся от охватившего его при этом возбуждении генерал Рохлин и поделился с ним своими планами о создании общенародного движения в поддержку армии, обороной промышленности и военной науки.
   - И что вы, получив всенародную поддержку, тогда потребуете от российского правительства? - продолжал выспрашивать встревоженный только что им услышанным Сатана.
   - Прежде всего, принять политическое решение по определению статуса Чеченской республики, - начал перечислять все свои будущие требования к антинародному правительству генерал, - потом провести индексацию денежного содержания военнослужащих и заработной платы работников бюджетной сферы, пенсий и пособий в зависимости от темпов роста инфляции. Остановить дальнейший развал армии и ввести в действие новый Закон "О статусе военнослужащих", и больше не допускать увольнения со службы не обеспеченных квартирами семей военнослужащих....
   - Ну, а что последует в том случае, если наше правительство откажется выполнять ваши требования? - нетерпеливо перебив генерала, поинтересовался Сатана.
   - В этом случае мы потребуем от президента и правительства уйти в отставку, - категорически заявил ему Рохлин.
   - Тогда, как говориться, успехов вам в ваших воистину наполеоновских планах, - насмешливо бросил ему Сатана и на первой же остановке сошел с поезда.
   По прибытию в Ленинград генерала уже поджидали собравшиеся во дворце культуры имени "Первого мая" его многочисленные сторонники, перед которыми он и выступил с уже давно созревшим в его голове знаменитым рохлинским обращением:
   - Твердо, заявив нашим нынешним правителям: не можете, не умеете, не хотите управлять в интересах народа и страны - уходите в отставку! - мы заставим их подумать о русском народе и о его армии. Но для придания требуемой убедительности нашего обращения к находящимся ныне на вершине власти дермократам нам всем вначале необходимо объединиться. Ибо вся наша сила только в единстве, в сплочении всех патриотов России. Вместе мы победим! Потому что нам больше, когда русский народ в собственной стране превращают в людей второго сорта, так жить нельзя! Если мы не объединимся против нависшей над всеми нами общей угрозы то, уже навсегда утратив право на собственный выбор пути, в скором времени распадемся на отдельные княжества! Мы за гражданское согласие и против социальных потрясений, но мы в то же самое время и против пагубного курса президента и правительства по отношению к своему народу, армии и стране!
   Уже близилась скорое наступление полуночи, когда недовольно скривившийся Темник Владимир Путанович, повинуясь слышимому только ему одному сатанинскому зову, вынужден был подняться с теплой постельки и спуститься в примыкающий к его дому густой тенистый парк. Сквозь заполонившие небеса темные пятнышка грозно насупившихся облаков тускло подрагивали от омерзения в присутствии на земле нечистого звездочки. А то и дела прятавшаяся за ними светлая луна лишь время от времени заливала примолкшую в ночной дремоте землю своим переполненным сладко томящей все живое на земле нежностью светом. Зябко передергивая плечами, Владимир Путанович со зловещей иронией вглядывался в отбрасываемые застывшими в ночной дремоте деревьями угрюмые тени. Он знал, что в них всегда любят таиться, прежде чем набрасываться на случайно забредшего в такую позднюю пору к ним человека, ночные страхи. Но и они сейчас при виде угрюмо шагающего по лужайке Темника трусливо поджимали к своим жирным задницам длинные лохматые хвосты. И даже так называемые ночные сполохи все время вызывающие здесь и там в ночном пересыщенном, особенно в присутствии нечистого, воздухе светлые огненные блики с его приближением боязливо угасали и мгновенно разбегались от беды подальше в разные стороны.
   Пройдя в самый укромный темный уголок парка, Темник уселся на еще заранее поставленную здесь им самим скамейку, и погрузился в уже измучившие его вконец воспоминания о своем переполненном криминальными приключениями недавнем прошлом.
   - Ох, и не легкое же это дело - накапливание первоначального капитала, - невольно вырвалось у тяжело вздохнувшего Темника, - пока копишь его, то уже не только весь испачкаешься в самом настоящем дерме, но и даже руки у тебя уже будут по локоть в крови непременно. И хорошо бы все эти твои злоключения, после накопления этого первоначального капитала, сразу же окончательно выветривались бы из памяти. Так нет же, они, проклятые, уже не отстанут от тебя до конца дней твоих, и всегда будут стараться отравлять твою жизнь невыносимыми для каждого живого смертного человека угрызениями совести. Да, и какая там к чертям собачьим может быть в земной жизни совесть!? В наше время на ее месте вырос один огромный преогромный ч.... К сожалению, большие деньги и чистая совесть - вещи несовместимые.
   И Темник снова, помимо своей воли, окунулся именно в то самое время, с которым ему, ох, как хотелось расстаться и навсегда изгладить его из своей памяти. Но это уже было не в его слабых человеческих силах. Даже, несмотря на его прирожденную осмотрительность и хитроумную изворотливость, его имя уже много раз оказывалось в центре скандалов. Еще в середине 1990 года группа депутатов Ленсовета провела связанное с его деятельностью по выдаче лицензий на вывоз за рубеж сырья и цветных металлов специальное расследование. Тогда его обвинили в причастности к серьезным хозяйственным нарушениям, которые якобы позволили его шефу Собаке вывести за рубеж до одного миллиона долларов, и было рекомендовано отстранить его от должности. Но все эти их тогдашние разоблачения, как и получившие широкую известность обвинения в адрес Собаки, благодаря демократическому правительству, которое в то время изо всех сил старалось поскорее взрастить в России как можно больше состоятельных людей, повисли в воздухе. В дальнейшем Владимир Путанович уже постарался учесть свой прежний не очень-то удачный опыт получения левых денег и при лицензировании открывающихся в Ленинграде казино. Уже имеющий в подобном деле опыт Темник мзду за эти лицензии, а также ежемесячные с них поборы в свою пользу, поручил руководителю тогдашней охраны Собаки. Подобную схему, но уже с привлечением других людей, он применил и при приватизации 11 канала и продажи его "Русскому видео". Так уже было намного удобнее и безопасней: его подручные попадали под уголовное преследование, а Владимир Путанович с помощью взяток, своих связей в силовых структурах и давлением на следствие их выручал.
   - А потом наступил этот провальный для меня 1996 год, и мои возможности по добыванию денег в городе Ленинграде значительно ограничились, - с горечью вырвалось у неприятно скривившегося Темника, - и все из-за этой строптивой бабы моего бывшего агента Собаки, которой захотелось лично поруководить избирательной компанией своего мужа.
   Однако, вспомнив, как он контролировал прохождение в Швейцарию выделенных "Царскосельским" банком на переизбрание Собаки тридцать миллионов долларов, Владимир Путанович только самодовольно ухмыльнулся. Темник и на этом деле, не оплошав, сумел нагреть себе руки. А впрочем, время тогда было такое. Тогда ловкие люди делали свои сегодняшние немалые капиталы прямо из воздуха. Да, и сам Владимир Путанович тоже не терялся. При помощи своих бывших коллег из КГБ он создал в Ленинграде немало фирм, через которые вначале прокручивались, в затем и присваивались деньги из бюджета страны. А созданная им система продажи российских детей за границу через детский дом Центрального района Ленинграда достойна всяческих похвал.
   - И мне еще повезло, что я, после отставки Собаки, каким-то чудом оказался в команде всесильного в то время Чуба, - проговорил вслух погрузившийся в глубокую задумчивость Владимир Путанович, - иначе на моей дальнейшей карьере в России уже пришлось бы поставить большой жирный крест.
   В Москве Темник вначале был назначен заместителем Управляющего делами Администрации Президента РФ, потом начальником контрольного Управления Администрации Президента РФ, и, в конце концов, вырос до первого заместителя Руководителя Администрации Президента РФ. А вот сейчас Владимир Путанович только что был назначен главою Федеральной службы безопасности. И очень даже своевременно. Ибо это новая должность помогла ему не только и дальше держать под контролем заведенные на его подручных уголовные дела, но и даже успешно справиться с возникшей в родном Питере маленькою проблемою. Дело в том, что он, захотев увеличить свою долю акций во владеющей гостиницею "Астория" компании, попытался победить в тендере по продаже ее сорок процентов акций. И так как ему сделать это не удалось, то он пригрозил победившему в этом тендере директору завода по производству спиртных напитков, что не только разгромит его завод, но и даже расправиться с его хозяином. Тот, как Темник и предполагал, остерегся связываться с главою всемогущей государственной безопасности и поторопился выплатить ему в качестве отступных около миллиона долларов. В общем, и на этот раз в России, как и всегда, восторжествовало мудрое народное изречение, что в ней всегда прав только тот, кто имеет больше прав на эту самую правду. И Темник снова себя ощущает уверенным и непогрешимым не только в своем ближайшем будущем. Ибо он, в отличие от своего незадачливого предшественника, знает, почему тот попал в немилость и был лишен своего высокого дающего по нынешним временам немалую власть во всей России поста. Его предшественнику, дермократу первой волны, было даже невдомек, что главной его задачею на этом высоком посту было полная ликвидация всей системы государственной безопасности России. Так как, по мнению будущих западных полновластных хозяев всей территории России колония свою службу безопасности иметь не должна. Однако бывшая могучая советская система госбезопасности даже, несмотря на начавшийся еще со времен перестройки ее непрекращающийся разгром, продолжала за счет инерции служить интересам страны. Запад по понятным причинам с этим смириться не мог. А поэтому иностранными специалистами и советниками было рекомендовано уволить всех старших кадровых офицеров и, тем самым, обезглавив не только в центре, но и на местах, все подразделения госбезопасности, сделать ее лишь службою экономической безопасности. Вот этим как раз и намеревался заниматься только что совсем недавно назначенный главою ФСБ имеющий неясное чекистское прошлое Темник Владимир Путанович, который, несмотря на свой высокий сегодняшний ранг, оставался для всех настоящих чекистов лишь отстраненным в свое время от службы майором.
   - Я не такой же и дурак, чтобы упустить так удачно подвернувшуюся мне возможность разбогатеть еще больше, - проговорил вслух самодовольно ухмыльнувшийся Темник. - Да, и вообще, в этой жизни, как говориться, кто не рискует, тот не пьет шампанское.
   - Я надеюсь, что не оторвал тебя, сынок, от какого-нибудь особенно важного для нас дела? - дипломатично проговорил подоспевший к нему на встречу Сатана.
   - Сам же знаешь, повелитель, какая сейчас у нас в России ситуация, - недовольно буркнул застигнутый врасплох Темник, - давай, не тяни резину, выкладывай, зачем это я тебе понадобился в такую позднюю пору.
   Сатана в ответ на такое слишком уж панибратское к нему отношение Темника только угрожающе вспыхнул своими пылающими в ночи двумя раскаленными угольками пронзительными глазами, но сдержался и проговорил ему на удивление мягким вкрадчивым голосом:
   - Я хотел бы поговорить с тобою, сынок, о твоем возможно скором президентстве.
   - О моем президентстве, - мрачно усмехнулся в ответ Темник, - у нас в России уже имеется президент. А Борис Контрович, как мне доподлинно известно, если его не вынесут из кремля вперед ногами, ни в коем случае не намеревается подавать в отставку.
   - Что ж, если его такой выбор, то за этим дело не станет, - с той же мрачностью поддакнул ему Сатана.
   - Но, есть ли смысл менять, как говорится, шило на мыло, если я и без этого президентства и так делаю все от меня зависящее, чтобы удержать Россию в твоей власти, повелитель? - полюбопытствовал недоумевающий Темник.
   - Причина в его полной для моего дела непригодности. Из-за своих преклонных лет он уже не может, быстро перестроившись, продолжать руководство Россией с необходимой на сегодняшнее время гибкостью, - насмешливо буркнул Сатана. - А смысл его замены в том, что любая смена на верхушке власти обязательно вызовет у определенной части русского народа заведомо несбыточные надежды на их лучшее будущее, а ты, мой друг, как бы представляешь для русского народа некогда им любимый могущественный Комитет Государственной безопасности Советского Союза.
   - И моя первейшая задача на месте президента будет, как возможно дальше сохранять среди простого русского народа этот свой ложный имидж, - закончил за него все схватывающий на лету Темник.
   - По крайней мере, до тех пор, пока моя власть над Россией не станет вечной и прочной, как скала, - добавил довольно ухмыльнувшийся Сатана. - А сейчас я еще хотел бы поговорить с тобою о некоторых неприятных для нашего дела процессах в современном российском обществе....
   - Вас все еще продолжает беспокоить этот Быковский, - насмешливо буркнул перебивший Сатану Темник, - так я хочу вас заверить, что он уже не представляет для нас практически никакой опасности. Он уже и сам к этому времени по самые свои обвислые уши завяз в связях с нами, да, и специально засланные нами в его окружение наши люди не позволят ему в случае чего ему выйти из дозволенных рамок. Этому Быковскому сейчас только и остается подкармливать недовольную нашим правлением часть русского народа пустыми ничего для них незначащими обещаниями.
   - Меня беспокоит не Быковский, а организованное генералом Рохлиным движение в поддержку армии, - строго заметил ему недовольно поморщившийся Сатана, - и оно уже, по моим сведениям, начало набирать по всей России невиданную пока еще для нас самих силу.
   - Это движение и действительно представляет для нас некоторую опасность, - с прежней беспечностью проговорил снисходительно ухмыльнувшийся Темник, - но и оно, со временем, обязательно разрешиться для всех нас с помощью денег и предательства, как говориться, безболезненно. Слава тьме, к любой направленной на свержение нашей власти деятельности наряду с активно продвигающей ее вперед кучки неподкупных идеалистов примыкает еще и немало деляг, которые никогда не упустят подвернувшейся им возможности немного заработать на своем предательстве.
   - А это означает, что вы сейчас и генерала Рохлина уже окружили своими людьми, - уточнил довольно осклабившийся сатана.
   - Окружаем, повелитель, - недовольно буркнул в ответ нахмурившийся Темник, - как оказалось, эти военные способны легко разоблачать затесавшихся в их ряды возможных предателей. Но их нежелательная для нас возможность объединения с коммунистами к этому времени уже надежно заблокировано окружающими Быковского людьми. Они не позволят ему слишком уж доверяться этому идеалисту Рохлину.
   - Но эти идеалисты всегда так непредсказуемы, и в любое время от них можно ожидать самых нами неожидаемых, а поэтому и на самом деле опасных для нас, действий, - засомневался в действенности предпринимаемых мер пока еще до конца не успокоенный Сатана. - Ведь, совсем не зря в свое время их идол Ленин утверждал, что из одной только искры в любое время может разгореться неугасимое пламя.
   - Поэтому мы, повелитель, все это время не спускаем с них своих настороженных глаз, - усмехнулся в ответ на его опасения Темник, - и при малейшей исходящей от них нам опасности мы тут же предпримем самые решительные меры.
   - И какие же меры? - не отставал от него встревоженный Сатана.
   - А это уже, как говориться в одном известном фильме, бритвою по горлу и в колодец, - с коротким смешком проговорил Темник, при этом выразительно проведя рукою по своему горлу.
   - Что ж, я думаю, что этих мер для генерала Рохлина будет вполне достаточно, - одобрительно буркнул с понятливой ухмылкою Сатана, - но, все равно, с этими неугомонным коммунистами нам придется в уже ближайшем будущем хоть что-то делать, а то они уже начинают завоевывать доверия подавляющей части российского народа....
   - Я уже поручил своим людям подталкивать их руководство к богостроительному социализму, - не преминул, похвастался своей оперативностью Темник.
   - К богостроительному социализму? - переспросил его недоумевающий Сатана.
   - Вот именно, к богостроительному, - еще раз подтвердил свои слова Темник, - и мы уже принудили этого Быковского к публичному признанию, что Христос в его представлении был первым коммунистом в новом летоисчислении. Ибо сам Христос, как и коммунисты, всегда исходил из принципа воплощения справедливости земной жизни.
   - И что нам это может, в конце концов, дать? - не отставал от него Сатана.
   - Подобная наша пропаганда в конечном итоге позволит нам еще больше укрепить твою власть над нашею Россией, повелитель, и еще долго держать бывший советский народ в физическом и моральном рабстве. А на сегодня этот наш богостроительный социализм отпугнет от коммунистов значительную часть ректората, и утратившие свою нынешнюю силу коммунисты перестанут вмешиваться в наше управление Россией.
   - Но вы пока еще не думаете полностью отказываться от сотрудничества с ними? - переспросил Темника всегда быстро улавливающий все возможные подводные камни Сатана.
   - Ни в коем случае, повелитель, - мгновенно среагировал на его слова Темник, - Как только мы попытаемся сделать это, то к руководству коммунистическим движением в России могут придти более радикальные партии, с которыми нам будет не так уж и легко договориться. Нам на сегодня пока еще не выгодно исчезновения этой КПРФ с политического горизонта России
   Елкин в последнее время часто болел, но даже и это немаловажное с его точки зрения обстоятельство совсем не оправдывало его полное в последнее время забвение Сатаною
   - И куда же он так долго запропастился, этот рогатый козел? - неустанно спрашивал Борис Елкин самого себя, и мучился в постоянно овладевающих им сомнениях, а способен ли он и дальше руководить такой огромною страною, как Россия. А когда его сомнения переросли в уверенность, что им пренебрегают неспроста, он вызвал к себе для тайного разговора премьера.
   - Вызывали меня, господин президент? - тихо проговорил вошедший в его кабинет Чернота.
   - Я хочу узнать, мой друг, не навещал ли тебя в последнее время наш могущественный повелитель? - сразу же начал брать, как говориться, быка за рога Елкин.
   - Я, Борис Контрович, в последнее время не имел счастья лично встречаться с нашим повелителем, - без запинки отрапортовал Елкину Чернота и предположил, что у темнейшего для встречи с ними просто не находилось свободного времени. - Его царство, господин президент, намного обширнее даже такой огромной страны, как наша Россия.
   - Да, нет же, дружище, здесь, что-то совсем другое, - не согласился с ним недовольно покачавший головою Елкин. - Я всем своим сердцем ощущаю, что все это им делается неспроста, а оно у меня, особенно в последнее время, стало очень даже чувствительным.
   - Тогда, я уже даже и не знаю, что подумать, - смущенно пробормотал обескураженный Чернота.
   - А, по моему мнению, дуралей ты этакий, нам уже следует подготовиться, что мы уже больше не удовлетворяем князя тьмы! - подсказал ему рассерженный его непониманием Елкин. - И сейчас я спрашиваю тебя, мой старый соратник по борьбе с этим проклятым коммунизмом, готов ли ты к скорой своей отставке или нет?
   - Премьеров-то, как известно, не избирают, а поэтому я в любое время готов, что меня могут попросить с занимаемой должности, - осторожно заметил ему нахмурившийся Чернота.
   - Да, не об этом речь идет, - устало отмахнулся от него рукою Елкин, - я просто хотел сказать, что у тебя, дружище, вот-вот должен народиться внучек или внучка. И что этому новорожденному младенцу не помешал бы собранный для него его дедушкою какой-нибудь миллиард долларов. Да, и у меня самого с этим вопросом тоже одни проблемы....
   - В таком случае, Борис Контрович, я должен сказать вам прямо, что на сегодняшний день еще не готов к своей скорой отставке, - тихо проговорил уже немного оживившийся Чернота. - Мне еще надобно....
   - Вот, давай прямо сейчас вместе и подумаем, а что мы еще можем предпринять для себя в этом направлении сегодня, - поторопился полностью перед ним раскрыться перебивший его Елкин. - Больше нечего тянуть резину, а давай выкладывай мне свои на этот счет соображения, и быстрее.
   - Даже и не знаю, что мне вам в этом случае посоветовать, Борис Контрович, - смущенно пробормотал в ответ Чернота. - Денег в нашей российской казне, как говорится, кот наплакал. И больше уже нам оттуда изъять в свою пользу ничего не удастся, если, конечно же, мы не хотим серьезных последствий для наших сменщиков.
   - А какое нам, собственно говоря, до них дело, - недовольно проворчал Елкин. - Они ведь сейчас, добиваясь своего назначения, целуют ноги нашему повелителю и, что еще хуже, рассказывают придуманные про нас всякие сказки. Вот, пусть и справляются с возникшими в самом начале их правления трудностями. Чай не дети, и должны прекрасно для себя осознавать на какое они дело собираются. А то, придя на все готовенькое, и даже самый последний дурак сможет без особого труда руководить нашей Россией-то.
   - Они, Борис Контрович, сразу же обратятся на Запад за помощью, а тот, сказав, что уже и раньше помогал России достаточно, возьмет и откажет, - продолжал предугадывать дальнейшее развитие событий в случае, если они решаться на еще большее воровство, Чернота. - И тогда нашим сменщикам больше уже ничего не останется делать, как начинать сваливать все свои беды на наши грешные головы. Конечно же, дело до уголовного преследования в любом случае не дойдет, но наш всемилостивейший повелитель иногда бывает слишком уж суровым и непреклонным....
   - Запад, все время этот чертов Запад, - оборвав своего премьера, недовольно проворчал Елкин. - А не можем ли мы как-нибудь его напоследок хоть на чем таком более-менее серьезном так кинуть, чтобы ему уже больше было неповадно постоянно вмешиваться в наши дела и учить нас своей поганой западной жизни.
   - А ведь, это, Борис Контрович, как раз то, что нам и требуется! - вскричал сразу же уловивший ценность его предложения Чернота.
   И он, запинаясь и проглатывая от охватывающего его при этом дикого восторга слова, начал красочно расписывать только что ударившую ему в голову просто замечательную идею, как им следует в очередной раз кидать этот чертов Запад, чтобы если и уходить в отставку, то, как говориться, с музыкой.
   - Если, Борис Контрович, у нас все подучиться, то и мы неплохо наживемся за их счет и нашим обездоленным овечкам, по крайней мере, голодная смерть угрожать не будет. Да, и наш большой любитель подобных проделок Сатана только посмеется над так позорно оплошавшими западными профанами, - со смехом подытожил все возможно угрожающие им в ближайшем будущем последствия от только что задуманной авантюры.
   - Да, - глубокомысленно изрек из себя внимательно выслушавший Черноту президент Елкин, - ваша идея многого стоит. И кого же, мой друг, мы положим за это на заклание?
   - А у меня как раз имеется и подходящая для такого случая кандидатура на пост премьера! - угодливо выкрикнул еще больше обрадованный согласием своего патрона на задуманное им мошенничество Чернота. - Молодой и, так сказать, перспективный внебрачный сын брата Березкина Жилы.
   - То, что он сын брата такого известного на всю Россию прохиндея, это для меня самая лучшая рекомендация. Благословляю я тебя, мой друг, на такое благое дело, а за мною дело не станет.
   Избранный на съезде свободных российских коррупционеров Главным паханом всей русской малины Темник Владимир Путанович за короткий срок добился в бандитско-воровской среде значительных успехов, а его авторитет среди всех российской коррупционеров стал практически непререкаемым. Стоило ему лишь бросить хоть в каком-нибудь особенно зарвавшемся в своем своеволии бандитском притоне свой знаменитый в настоящее время темникский косой взгляд, как самые строптивые и не признающие никакой дисциплины распоясавшиеся бандиты тут же поджимали свои хвосты, и начинали себя вести более-менее пристойно. И только благодаря его непосредственному руководству этими бандитско-мафиозными формированиями они практически мгновенно опутали своими загребущими щупальцами всю уже давно вконец обобранную ими Россию и уже начали бросать свои хищные взгляды в сторону купающихся в роскоши и всегда так сильно манящие к себе их бандитско-воровские сердца богатых стран Запада. Но их доселе невероятная скученность на территории одной даже такой огромной страны, как Россия, особенно в последнее время начала приносить для загруженного своими многочисленными обязанностями Темника немало еще и других беспокоящих его проблем и забот. По всей России то и дело нескончаемой чередою прокатывались бандитские разборки, что немало вредила престижу первого в мировой истории бандитско-мафиозного государства, и вызывали немало нареканий со стороны обеспокоенной состоянием дел в России мировой общественности. Только и поэтому, в конце концов, расписавшемуся в своем бессилии навести хоть маломальский порядок в стране Темнику, пришлось объявить о срочном созыве в Москве совещания авторитетов преступного мира России. На этом совещании Темник и намеревался строго от них потребовать перенести военные действия в соседние с Россией страны. И стараться больше не позорить свое же родное бандитско-мафиозное российское государство своей обычной для всех бандитов несдержанностью и неуемным желанием пострелять по поводу и без повода из накопившегося у них к этому времени разнообразного оружия.
   - Мы не будем больше терпеть то, что совсем недавно произошло в Москве на Котляковском кладбище, - окинув всех собравшихся на совещание авторитетов своим особым косым взглядом, твердо заявил им Темник. - Столько шума и такое просто невероятное количество убитых и раненых в самом центре Москвы взбудоражило все российское общество и нанесло непоправимый вред всей нашей государственности. В случае повторного подобного безобразия на территории России мы будем вынуждены объявить вне закона все участвующие в разборке формирования. Господа, вы же уже далеко не бедные люди. Если вам так уж сильно приспичило пострелять друг в дружку, то поезжайте себе в Чикаго или в какое-нибудь другое подходящее для такого дела место и стреляйте там себе вволю столько, сколько вам будет угодно. Стреляйте там, где люди уже привыкли к подобным разборкам, а, следовательно, не поднимут из-за вашей, с нашей точки зрения, невинной забавы излишнего шума.
   - Мы не против переноса мест разборок среди наших коллег на территории более подходящих для такого дела западных стран, - заявил в своем выступлении представитель российских "белых воротников", - но мы просим высокое собрание учитывать в определении подобных мест специфику приносящей нам немалые доходы, я бы сказал, просто уникальной нашей работы. Так, например, если мы превратим в поле наших военных действий весь Израиль, то этим самым можем лишить наших хакеров удобного места для так называемой "отсидки" и подготовки к разгадыванию электронных шифров западных банков.
   - Мы категорически против отвода для места наших разборок Соединенного королевства Британии, - возразили Владимиру Путановичу самые авторитетные главари российских банд. - Связи преступного мира этого королевства с проституцией, незаконной эмиграцией, наркоманией и рэкетом футболистов из зарубежных клубов для нас особенно ценные. Нам не стоит привлекать к этим нашим коллегам излишнее внимание со стороны таможенной полиции.
   И так еще долго спорили и доказывали друг дружке свою правоту собравшиеся на совещание авторитеты, пока, в конце концов, не была выработано более-менее подходящее для их всех решение, а из стран, где разрешалось русским бандитам выяснять между собою отношения, не была исключена и единая Германия. И большей частью только потому, что в ней сейчас проживало большое количество выходцев из бывшего Советского Союза, а хранящийся в ее банках капитал российской мафии к этому времени уже достигал более одного миллиарда марок.
   - Не гоже нам, братцы, пакостить там, где хранятся наши деньги, и где нам при необходимости будет легко затесаться среди бывших наших сограждан, - сказал в своем выступлении один из авторитетов и все его поддержали, как говорится в подобных случаях, единогласно.
   Немало развеселила собравшихся на совещание авторитетов и сообщение об организованной чеченскими боевиками охоте на российских журналистов.
   - Так им, этим продажным шкурам, и надо, - пренебрежительно проговорили довольно осклабившиеся авторитеты. - Вначале они подкупленные толстыми пачками зелененьких набрасывались, как взбесившаяся воронья стая, на воевавших в Чечне русских солдат, а сейчас пусть сами себя и выкупают за полученные неправедным путем доллары. Как видно, все-таки есть на этом свете Господь Бог, раз он наказывает подобным образом всех этих презренных шакалов.
   А когда приступили к обсуждению возросшего сопротивления стремившейся затруднить внедрение российских мафиозных структур в повседневную жизнь своих стран западной полиции, то здесь уже возмущению собравшихся на совещание авторитетов уже казалось, не было предела. Обозленные недавними в этом направлении неудачами российские мафиози в запальчивости припомнили немало огорчившему их Западу все: и взрыв Чернобыльской АЭС, и развал Советского Союза, и даже обнищание по вине западных спецслужб русского народа. Приписав в вину уже вконец обнаглевшего, по их глубокому убеждению, в последнее время Запада все нынешние бедствия России, мафиози в разгоревшемся между ними патриотическом запале не забыли вспомнить и о сегодняшних страданиях славянской Югославии. А, в конце концов, потребовали от своего Главного пахана достойного ответа лицемерному Западу за его преступную политику не только в отношении России, но и всего славянского мира.
   - Русские мы или не русские! - орали подкрепляющие свой патриотический дух полными бокалами искристого шампанского авторитеты. - И если мы русские, то уже просто обязаны ответить на вызов Запада чем-нибудь таким особенно грандиозным и надолго запоминающим!
   И кто знает, чем бы их это так некстати собранное их совещание окончилось, если бы их разгоряченные выкрики не поддержал, как всегда, немногословный, но решительный в своих действиях, да, и к тому же тоже великий патриот бандитской России Владимир Путанович Темник Главный пахан всей русской малины.
   - Братья мои! У нашей России-матушки уже накопилось немало долгов к лицемерному по отношению к ней Западу! - своим громким, скажем прямо оглушительным выкриком, он заставил замолчать всех собравшихся на совещание уголовных авторитетов. - И чтобы отдать все эти накопившиеся у нас к нему долги сполна, для этого нам сейчас в первую очередь следует держать наши намерения в глубокой тайне. Пусть этот лицемерный Запад пока блаженствует в счастливом неведении, ну, а мы за это время проведем самую тщательную подготовку к нашей уже скорой ему страшной мести. Мы, ваши руководители, сейчас торжественно вам обещаем, что подготовим этим западным червям такой сюрприз, который мгновенно сгонит с них всякую спесь и сделает их более сговорчивыми с нами, реально претендующими на полную и безоговорочную власть во всем мире. Я настоятельно прошу всех собравшихся сегодня на наше совещание новых русских людей не орать на каждом перекрестке о скором возмездии этому Западу, а довериться во всем нам, своим руководителям.
   - Наш Главный пахан - человек слова и дела. Он обязательно отомстит этому поганому Западу за поруганную честь нашей России, - тихо шушукались между собою разъезжающиеся по домам авторитеты.
   - Да, он человек решительный, - подтверждали лично знавшие пахана Темника авторитеты и в доказательство своих слов рассказывали слушающим их кое-какие эпизоды из его, так называемой деятельности в Санкт-Петербурге.
   - Еще в самом начале накопления своего первоначального капитала Владимир Путанович зарекомендовал себя жестким лишенным всяких моральных устоев человеком, - делился своими впечатлениями о Темнике с окружившими его авторитетами представитель ленинградской организованной преступности. - И совсем не удивительно, так как в то время в его полном распоряжении имелись такие могущественные союзники, как ФСБ и РУБОП. С их помощью Темник еще в 1991 году провел несанкционированный обыск на квартире бывшего помощника Собаки Шутова с целью изъятия магнитофонной записи беседы Собаки с резидентом французской разведки. А уже в следующем году он не без их помощи организовал на того же Шутова так до этих пор до конца не расследованное разбойничье нападение, в результате которого пострадавший с черепно-мозговой травмою был отправлен в больницу. Нет, что сейчас не говори, а я уже больше за жизнь этого попавшегося в немилость к нашему Темнику незадачливого Шутова не поставлю даже медной полушки. Наш пахан своих слов, как говориться, на ветер не бросает, и обязательно рано или поздно, но все же загонит его в гроб.
   - Да, что там Шутов. Он же, даже своего бывшего шефа Собаку, и то с помощью спецотряда быстрого реагирования РУБОПа выкрал прямо с допроса в прокуратуре и перевез в военно-медицинскую академию. А там, заставив какого-то академика поставить этому Собаке такой "липовый" диагноз, с которым он уже своего шефа Собаку безо всякого труда перевез за кордон якобы на лечение, - вмешался в их разговор другой авторитет. - Нет, что теперь здесь не говори, братцы, а я уже и на самом деле не завидую этому так сильно рассердившему нашего Темника Западу. Он, ведь, обязательно со временем сотворит с ним такое, что этому проклятому Западу мало не покажется.
   В нашей земной жизни все устроено таким образом, что в ней просто так ничего не может возникнуть, происходить и исчезать в небытие бесследно. Нынешнее состояние человека, благополучие или неблагополучие его жизни всегда находятся в тесной зависимости от его предшествующих данному периоду жизни поступков. И даже самые незначительные с точки зрения самого человека события в его жизни иногда способны оказывать на всю его дальнейшую жизнь самое решающее значение. Только и поэтому, все живущие на земле люди уже давно свыклись с простой житейскою истиною, что за все в этой жизни им приходится платить свою цену. Что никто из них не должен забывать, что рано или поздно, а нам, все равно, не избежать расплаты за содеянные в прошлом проступки. И в особенности это касается в первую очередь тех людей, которые из-за кажущейся им малейшей выгоды способны поступиться в своей жизни со всем, чем угодно, или пойти на любые сделки со своей совестью. Мы все в своей жизни просто обязаны твердо для себя уяснить, что наша земная жизнь беспощадна и жестоко мстит каждому, кто осмеливается посягнуть на ее основы, и что расплата за содеянное нами в прошлом не заставит себя долго ждать. Но мы, люди, редко когда задумываемся о своей будущем, а чаще всего больше беспокоимся об ощущениях только что сейчас проживаемой нами своей жизни. И в этом смысле мы еще долго будем наступать на одни и те же грабли и старательно портить сами себе свою дальнейшую жизнь. Не были исключением из общего правила, и только что съезжающееся на свое совещание тайные агенты Запала. Ибо продолжающая преподносить их правительствам с завидной регулярностью все новые и новые неприятные сюрпризы непредсказуемая в своих поступках Россия все время заставляла их вырабатывать совместные коллективные решения по противодействию раз от раза сваливающимся на их грешные головы напастям. Но на этот раз они уже съезжались в приподнятом настроении и наперебой хвастались друг перед дружкою своими якобы успехами с продолжающей расползаться по всему миру ядовитою гадюкою российской бандитско-мафиозной организованной преступностью.
   - Главарь одной из преступных организаций Москвы задумал справить у нас свой день рождения, а заодно наладить каналы по отмыванию грязных денег, - рассказывал своим коллегам представитель Италии, - а мы, немного подождав, пока они все не соберутся, арестовали всех этих урок.
   - И как же сумели его подручные обосноваться в вашей стране на вполне законных основаниях? - не без ехидства переспросили его уже что-то об этом слышавшие остальные агенты.
   - Для этого, коллеги, им не понадобилась особая изобретательность, - пробормотал в ответ смутившийся агент, - они все на вполне законных основаниях переженились на наших очаровательных итальянках.
   - А в нашем Лос-Анджелесе российская мафия впервые в своей деятельности на нашем Западе допустила грубейший прокол, - не без гордости объявил представитель ФБР. - Они, подумав, что сын известного чернокожего артиста связан с наркомафией, попытались отобрать у него дорогостоящую машину, но просчитались. Ибо его убийство уже никак нельзя было списать на вполне обычные у нас бандитские разборки.
   - Ну, и как же вы с ними поступили? - переспросили его тайные агенты.
   - Все русские бандиты были арестованы и скоро предстали перед бесстрастным американским судом, - объяснил им снисходительно ухмыльнувшийся в ответ представитель ФБР. - А на основании расследования всех подобных случаев американской общественности был представлен фундаментальный доклад о российской организованной преступности, в котором были вскрыты, господа, просто ужасающие факты.
   - И какие же? - не унимались внимательно его выслушавшие тайные агенты.
   - Оказалось, что в сегодняшней России организованная преступность контролирует сорок процентов частного бизнеса, около шестидесяти процентов государственных предприятий и до восьмидесяти процентов всех российских банков....
   - Да, это уже просто невероятно! - вскричали оборвавшие его пораженные тайные агенты. - Уж лучше бы нам противостоял бывший Советский Союз, чем вся эта непредсказуемая в своих действиях и поступках преступная махина, которой в наших современных условиях уже больше никто не сможет противостоять!
   - Как и всегда, господа, спасти наш цивилизованный мир от экспансии преступной российской олигархии сможем только мы сами, - успокаивающе проговорил вмешавшийся в их разговор представитель ЦРУ.
   - Вашими устами да мед пить, - возразил ему представитель единой Германии, - а по нашим сведениям российская мафия уже купила так называемую "крышу" у вашего ФБР. Да, и по всему нашему Западу уже действуют около двухсот крупнейших хорошо организованных преступных формирований из России.
   - Это наглая ложь и подлая провокация! - вскричал побагровевший от гнева представитель ФБР. - Я требую доказательства этих голословных обвинений!
   - И вы их непременно получите, - с ехидною ухмылкою проворковал в ответ тайный агент единой Германии и начал рассказывать обступившим его агентам историю о том, как завербованный ФБР в России агент предложил свести их с самыми респектабельными представителями российского бизнеса. И свел их как раз в тот момент, когда у этих бизнесменов замаячила на горизонте серьезная разборка с конкурентами. Поневоле втянувшейся в это дело ФБР больше уже ничего не оставалось, как защищать своих новых знакомых от угрожающих им серьезных неприятностей. После чего те сразу же предложили ФБР любую информацию по России в обмен на небольшие льготы их организации в США. И что же вы думаете, господа, что именно интересовало этих российских бизнесменов в США? - под их дружный смех поинтересовался у развеселившихся агентов немец.
   - Мы и сами хотим узнать это из первых уст? - насмешливо бросили ему агенты.
   - Их интересовало свободное от ока фискальных служб предпринимательство в США, возможность беспрепятственного въезда в США его сподвижникам и защита от российских конкурентов. И если это их требование нельзя назвать "крышею", то я уже даже и не знаю, какие еще нужны доказательства моему коллеге из ФБР? - закончил он свой рассказ вопросом к уже утратившему к нему всякий интерес представителю ФБР.
   - Я и не знал, что вы так пристально следите за всеми нашими действиями в России, - недовольно буркнул представитель ФБР.
   - Не будем, господа, из-за всяких пустяков ссориться, - примирительно буркнул вмешавшийся в их разговор представитель ЦРУ и пригласил тайных агентов пройти в зал для совещаний.
   Там они быстро утвердили все кажущиеся им необходимыми свои совместные действия против бандитской России, кроме одной. Они долго с ожесточением спорили, но все никак не могли придти к единому мнению, как им следует относиться к активно продающему на Западе ценные ликвидные бумаги российскому правительству.
   - Я не верю задумавшему все это, мягко говоря, подозрительное дело российскому правительству! - с негодованием выкрикнул выскочивший на трибуну японец. - Оно же у них поголовно состоит из одних только мафиози!
   - Нам не помешает на всякий случай поостеречься и предупредить западные народы, что не следует доверяться ценным российским бумагам, - поддержал его и выступивший итальянец.
   - Вот и рекомендуйте сами своему народу, - возразил ему француз, - а всем остальным рекомендовать эти ни на чем не основанные свои подозрения не советую. Я не думаю, что открою всем здесь присутствующим Америку, утверждая, что сегодняшняя Россия уже совсем не та, что была прежде. И что она уже больше никогда не осмелиться диктовать нам свои условия. Поэтому мы уже порекомендовали своему народу покупать эти долговые обязательства у российского правительства и тем больше, чем лучше. Пусть уже эта немало насолившая нам в прошлом Россия увязнет в опутавших ее долгах по самое горло, чтобы мы уже в ближайшем будущем с легкостью управляли всеми происходящими внутри нее процессами.
   И этот внешне совершенно правильный аргумент французской стороны оказался решающим в их дальнейшем споре.
   - Как мы сейчас и решили, господа, будем и дальше способствовать умножению долгов этой вечно для нас ненавистной России, - сказал под занавес их совещания полностью удовлетворенный принятыми решениями представитель ЦРУ и объявил их совещание закрытым.
   В России сегодня властвует сила богатого творящего от имени государства произвол беззакония коррумпированного чиновника. Обобранный им до нитки русский народ с каждым очередным днем все больше убеждается, что его подло обманули и продолжают обманывать, не оставляя ему даже малейшего проблеска надежды на свое более-менее сносное существование в ближайшем будущем. И с каждым очередным днем растет его осознание своей униженности, а, следовательно, и сопротивление узурпировавшему власть в России антинародному режиму. А тот прекрасно для себя все это, осознавая, усиленно наращивал мощь различных подразделений внутренних войск. И, используя свои холуйские средства массовой информации, продолжают обливать уже вконец оболваненный русский народ лживой грязью. Они нарочно искажают всю историю русского народа, с целью навязывания ему комплекса неполноценности и созданию мифа о неспособности русских руководить своим собственным государством. Их оружие ложь! Они лгут нам ежечасно и ежесекундно, начиная от детских мультиков и кончая политическими шоу в ежедневных информационных программах. И это их хорошо продуманная лживая дезинформация настойчиво внедряет в сознание народа, что Россия многонациональная страна, что "чисто" русских людей в природе вообще не существует, что христианизация Руси некогда облагородила дикие русские племена, у которых до того времени не было даже письменности. Что история государства российского начинается лишь с девятого века с приходом в Русь на княжения варяга Рюрика, что российская империя тюрьма для народов, и что русская идея - это всего лишь миф. И в результате этой их беспардонной лжи Россия, по признанию ЦРУ США, за триста лет впервые поставлена на колени, и что сейчас в их задачу входит не дать ей с них подняться. И не диво, ведь российская мафия по признанию все тех же западных горе специалистов, это мощный синдикат, состоящий из уголовных группировок и промышленных структур. И что этот синдикат уже способен разрушить любое в мире демократическое государство. Ибо мафиозное государство такого масштаба, как современная Россия, с ее неисчерпаемыми природными ресурсами и ядерным вооружением - это угрожающее всему миру невиданное доселе чудовище. Россия уже полностью находится под контролем этого ядовитого спрута и во всем мире сейчас не найдется такой силы, которая способна ему противостоять. А поэтому этот российский ядовитый спрут уже в скором времени будет способен овладеть всем миром. Пока что единственным оружием против этого злокачественного нароста на светлом теле мировой истории остается одна только правда. Правда, для сплотившейся сейчас во всем мире империи зла - просто противопоказана. Им, служителям всемирного зла, тоже хорошо известно, что как тьма бежит от света, так и помраченное лживой пропагандою сознание быстро проясняется правдою знания об истинной сущности современной жизни во всем мире. И они, отлично осознавая все возможные в таком случае для себя последствия, никогда не решатся открыть своим народам глаза на то, что сейчас на самом-то деле происходит в России. А будут и дальше продолжать обманывать всех и вся, теша себя лишь одною заведомо несбыточною надеждою, что, может быть, все для них еще образуется и само всемогущее время все расставит по своим местам.
   Однако, несмотря на все эти хитросплетения, и порою неподдающиеся простой логике зигзаги во внешней политике западных стран задуманная Чернотою грандиозная афера века от этого сама по себе не исчезала. А даже совсем наоборот, активно используя изначально заложенную самим Творцом в каждом человеке жадность и неуемное желание быстро, без особых на то потуг, разбогатеть, все время набирала свои обороты. И к этому времени пушенные Чернотою в оборот особо ценные ликвидные бумаги России уже практически продавались во всех киосках западных стран. И самое главное, что пока что российскому правительству никто не предъявлял никаких претензий. Заполучившие эти бумажки западные финансовые воротилы были просто счастливы от предчувствия скорых по ним почти баснословных доходов. И даже сама очухавшаяся от преследовавшего ее в последнее время постоянного безденежья Россия, и то, немножко окрепнув, задышала в сторону Запада более-менее спокойно. Ну, а об только успевающих подставлять свои бездонные карманы под потекшие к ним полноводными патоками доллары российских высокопоставленных мафиози уже и говорить было нечего. Они в это время уже были просто на седьмом небе от охватывающего их при этом счастья. И, наконец-то, полностью удовлетворив свою съедающую их изнутри алчность решили на время оставить свой и без того уже нищий русский народ на какое-то время в покое. Но, так как одинаково хорошо для всех втянувшихся в мошенническую аферу российского правительства людей слишком долго продолжаться не могло. То уже кое-кто из них с пугливым интересом, а все остальные просто с жадным нетерпением дожидались для себя именно того момента, когда это их мошенничество, в конце концов, обнажит для всех свой весьма неприглядный звериный чиновничий оскал.
   - Пора, господин президент, назначать мне замену, - тихо проговорил вошедший в кабинет Елкина Чернота. - Скоро наступает срок оплаты по указанным нами в этих ценных чертовых бумажках долговым обязательствам. А чтобы их все оплатить у нас не хватит даже всего золотого запаса России.
   - Да, вы, милейший, уже заговорили о вчерашнем дне, - весело пожурил его довольно ухмыльнувшийся Елкин, - этого твоего золотого запаса в России, насколько мне известно, уже давно нет. Он у нас, знаете ли, как это сейчас говорится, тю-тю. А насчет указа о вашей замене вы уже можете не беспокоиться. Я его еще сегодня утречком подписал. И так как вы уже теперь вовсе не председатель моего правительства, то нам необходимо срочно подумать о вашем дальнейшем трудоустройстве.
   - А я еще удивлялся: о чем это этот гаденыш сейчас болтает с окружившими его журналистами? - с явным неодобрением буркнул озадаченный Чернота. - А он оказывается уже делиться с ними своими наполеоновскими планами по перестройке всей России.
   - Не бери в голову, дружище, - примирительно проворчал отлично его понимающий Елкин, - эти молодые, они все у нас сегодня излишне суетливые и говорливые. И ты им не расскажешь, что этой своей излишней суетливостью они не только напрасно рискуют своим авторитетом, но могут и запросто попасть туда, куда Макар своих телят пастись не гонит. Пусть себе немного покуражиться, пока ему это позволяется.
   - И, действительно, что ты с ним сейчас поделаешь, - устало, отмахнулся от задевших его за живое мыслей Чернота. - Пусть он немножко построит из себя шишку на ровном месте, а то неровен час и мы пройдемся по нему своей дубинкою.
   - Всему свое время, милейший, - с добродушною ухмылкою поддакнул ему Елкин, - а пока пусть себе делает все, что ему хочется. Лишь бы свое дело знал туго, да, в случае чего не подвел бы нас, как говориться, под монастырь. Давай лучше поговорим, где ты предпочитаешь работать за кордоном или в, так сказать, ближнем зарубежье.
   - За кордоном мне сегодня работать, господин президент, не с руки, - наотрез отказался Чернота. - Боюсь, что когда вскроется наша афера, мне там уже жизни не будет.
   - Хорошо, тогда мы пошлем тебя полномочным послом на Украину, - добродушно буркнул в ответ Елкин, - надеюсь, что ты ничего не имеешь против нашего общего друга украинского президента?
   - С кем-с кем, а вот с ним-то я непременно сработаюсь, - с явным удовлетворением буркнул в ответ Чернота, - Мы с ним были знакомы еще и до нашего контрреволюционного переворота.... Да, и после не ругались во время дележа Черноморского флота.
   - Тогда я прямо сейчас и подписываю соответствующий указ, - ворчливым голосом буркнул Елкин и, всунув ему в руки только что подписанную бумажку, выпроводил из кабинета.
   Озадаченная совсем уж неожиданным назначением Елкина молодого Сидоркина второй по важности в российском государстве пост Государственная дума поначалу наотрез отказалась его утверждать, но "всенародно избранный" президент умел настаивать и, в конце концов, Сидоркин стал полноправным председателем российского правительства. Не очень-то обрадовались новым назначенцем Елкина и за рубежом. Но, так как ничего с этим поделать не могли, то затаились в тревожном ожидании для себя еще более неприятных сюрпризов. А сам президент Елкин в это время ходил с гордо поднятой головою и с притворным неудовольствием отмахивался от досаждающих ему журналистов.
   - Мы все время говорим о молодом поколении, и что именно ему принадлежит будущее всего человечества, - неустанно повторял Борис Елкин в угодно подставленные микрофоны, - в то время как сами это же молодое поколение не подпускаем к власти даже на пушечный выстрел. Вот я и решил раз и навсегда нарушить эту издавна установившуюся порочную практику. Раз будущее в России принадлежит молодым, то пусть эти молодые уже прямо сейчас начинает строить его для себя. И вовсе не беда, что у нынешнего председателя российского правительства нет достаточного опята работы. Не имея этого зачастую для каждого из нас, из старшего поколения, негативного опыта, он и не будет совершать присущих для всех нас в прошлом ошибок в руководстве такой огромной страною, как Россия.
   Чернота еще заранее предупредил Сережу, что он назначается на эту должность временно, и подробно проинструктировал его о том, что он, собственно говоря, в течение этого короткого промежутка должен будет делать. А оставшийся наедине с закружившимися в его голове встревоженным пчелиным роем беспокойными мыслями Сережа еще долго не мог успокоиться и все думал и думал о так неожиданно сделанном ему предложении.
   - Ведь кругом меня немало более опытных и заслуженных, чем я, людей, а выбор почему-то пал на меня? - все время терзался он одолевающими его сомнениями, и не знал, что ответить на этот так сильно обеспокоивший его вопрос.
   - Другим, этим более опытным и заслуженным, есть что терять. И они, из-за сиюминутного сегодняшнего возвышения, не станут понапрасну рисковать своим солидным политическим багажом, - подсказывало ему его благоразумие, а Сережа не хотел ему верить и со страстностью юного мечтателя все время тихо про себя нашептывал. - Нет, господа хорошие, не будет, по-вашему. Я вам не какой-нибудь там Ванька-встанька. Я пусть и незаконный, но все же сын одного из высокопоставленных политиков сегодняшней России. Вы уж только не забудьте меня утвердить на этом высоком посту, а я потом так сильно вцеплюсь в это премьерское кресло, что вам уже оттуда будет меня не согнать ни за какие коврижки. Я буду работать на этой должности все дни и ночи напролет, как проклятый, лишь бы всем вам доказать, что я ни какой там временщик, что я умею и могу работать во благо моей, а не вашей, России. Потому что, я за этот срок переверну в нашей паршивой стране все вверх тормашками, и все, что будет мешать мне в моем переустройстве России, выброшу, как раньше приговаривали эти коммуняки, на свалку истории.
   Так думал и мечтал он, готовясь к скорому своему возвышению, даже и не подозревая, что в сегодняшней России правят бал не премьер со своим правительством и даже не сам президент, а более могущественные, до поры до времени находящиеся в тени, люди. И что от одного человека в сегодняшней России, какой бы он высокий пост не занимал, ровным счетом ничего не зависит. Ибо, если ему и захочется хоть что-нибудь сделать хорошего для своей страны или для простого русского народа, то ему сделать это все равно не позволят. А начнет ерепениться, то в лучшем случае его просто попросят уйти в отставку. Но это ему предстояло узнать уже совсем скоро. Первые три недели, пока он еще с охотою давал досаждающим его журналистам интервью, и заверял страну, что с его приходом в России все начнет потихонечку налаживаться, ему никто не мешал. А как только он начал предъявлять вполне законные с его стороны претензии к работе некоторых министерств как бы своего правительства, его сразу же остановили звонком из президентской администрации.
   - Вам, молодой человек, было поручено исполнить лишь одно уже вам известное поручение, - услышал он в трубке недовольный голос руководителя президентской организации, - впредь я вам не советую вмешиваться в работу и без того загруженных государственными делами людей.
   - Да, какие еще к черту у вас там государственные дела! - хотелось выкрикнуть в ответ Сереже, но он сдержался, и попросился на прием к самому президенту Елкину. - Уж кто-кто, а наш всенародно избранный президент меня поймет и обязательно призовет своих зарвавшихся чиновников к ответу, - тешил он себя по дороге надеждою, но принявший его Елкин не захотел его даже выслушать.
   - Мальчик, я в твои годы не забивал свою голову подобной чепухою, - недовольно буркнул он ему, - а наслаждался жизнью и веселился от души. Но может тебе, мой милый, уже наскучили эти мешающие жить полнокровной жизнью обязанности премьера? Тогда я тебе разрешаю взять за свой счет внеочередной отпуск.
   И все понявший Сережа опустил руки. Он уже не вмешивался в работу занимающихся совсем не своими, мягко говоря, обязанностями людей, а они, в свою очередь, не мешали ему наслаждаться своим мнимым величием.
   - Да, пошли вы все к чертям собачьим, - уже думал он про себя, когда его начинали упрекать в недостаточной работе правительства, - в этой вашей системе, наверное, даже сам Сатана рога себе пообломал бы. Так куда уж мне, грешному и неопытному, в ней разобраться.
   И вот сегодня ему снова позвонили из администрации президента и напомнили, что пришла пора ему исполнять данное ранее обязательство.
   - Я понял вас, - коротко ответил в трубку Сережа и поручил секретарю организовать ему завтрашним утром пресс-конференцию.
   - Дефолт! Российское правительство заявило о своей несостоятельности! Россия отказывается платить по своим долгам! - запестрели во всем мире заголовки помещенных на первые страницы газетных статей.
   Встревоженные иностранные банкиры бросились с претензиями к своим собственным порекомендовавших в свое время им их покупать правительствам. А те в свою очередь надавили на дипломатов с требованием заставить российскую власть пойти на переговоры с целью скорейшего разрешения возникшей по ее вине в западном мире проблемы. Вездесущие журналисты добрались и до пребывающего в Киеве в качестве полномочного посла Черноты, и на все лады начали расписывать его, с их точки зрения, не показное удивление всем только что произошедшим в России.
   - Я оставил Россию в более-менее благополучном состоянии, - с твердой решительностью заявил Чернота журналистам, - и в то время, когда я еще исполнял обязанности председателя российского правительства, никаких оснований для объявления нынешнего дефолта не было.
   Молчал только один президент Борис Елкин. Он терпеливо выждал, пока поднявшаяся в западном мире в связи с недавним заявлением Сережи Сидоркина шумиха немного не поутихнет, а потом со свойственным ему сарказмом отправил незадачливого премьера в отставку.
   - Россия, конечно же, переживает нелегкое время. И у нее есть еще немало неразрешенных проблем. Однако и оснований у только что отставленного мною со своего поста председателя правительства для подобного заявления о дефолте не было. И я, как гарант сохранения в России демократических принципов ее внутренней жизни, решительно заявляю, что о дефолте не может быть и речи. В новом российском правительстве по моему личному распоряжению уже формируются предложения для западных инвесторов с целью скорейшего разрешения возникшего, к сожалению, по нашей вине недоразумения.
   И все! Неплохо понявший намек, что ему во имя процветания демократии в России в очередной раз придется раскошеливаться, приунывший Запад немного приутих. А российская коррупция по своему обыкновению бурно отпраздновала очередную победу над уже потихонечку становящимся и им ненавистным Западом.
   - Так вот, оказывается, какой он молодец, наш новый Главный пахан всей русской малины! - восклицали в радостном ликовании российские мафиози. - Прошло еще совсем немного времени, а он уже успел отомстить этому презренному Западу за все наши сегодняшние обиды.
   А сам Темник, слыша о себе подобные отзывы, только ехидно ухмылялся уголками своих тонких губ. Только он один знал, что обещанная им месть Западу за причиненные и причиняемые им сейчас обиды всему славянскому миру, еще только-только начинает разворачиваться и набирать невиданную еще доселе в мировой истории силу и мощь. И если все, что он задумал с ним сотворить исполниться, то уже весь мир содрогнется в ужасе от величия воистину эпического подвига российской братвы. И эта его ужасная месть всегда и везде преследовавшему славян западному миру навсегда останется в мировой истории наглядным примерам для всех кто необоснованно пожелает править всем миром.
   - Наша Россия, не смотря ни на что, по-прежнему остается могущественной страною, а поэтому ее нельзя оскорблять никчемными поступками, - сквозь зубы проговорил главарь всей русской малины Володя Темник.
   Однако, даже не смотря на свои просто поразительные успехи в завоевании мирового преступного мира, российское бандитско-мафиозное государство потерпело самое сокрушительное поражение в налаживании экономической жизни в собственной стране.
   - Мы, как никак, а все же создали в России рыночную экономику. И пусть она у нас пока что не совершенна, но мы ее будем улучшать, дабы весь русский народ мог вкусить ее плодов, - заявляли во весь голос выдвинувшиеся в результате криминальной революции к вершинам власти горе экономисты.
   Видя для себя в подобных аргументах индульгенцию за все свои прошлые, нынешние и будущие грехи. Но начисто при этом, забывая, что они создали не рынок, который должен был быть регулятором экономического оборота и пропорций народного хозяйства страны, а самый настоящий базар. Сейчас в России торгуют все и всем, чем, не попадя, от морковки и плутония до чести и совести. И это наша российская бурная деятельность регулируется вовсе не "невидимою рукою рынка", как уверяли всех нас в свое время "реформаторы", а совсем иными руками, деятельность которых ни к чему, кроме деградации производства и, в конце концов, полного расстройства финансовой системы страны не приведет. Так как, на месте созданных когда-то товарно-сырьевых бирж к этому времени уже вновь возникла система волевого распределения. Только уже не государственная, а криминально коррумпированная, представляющая собою сеть посредников, отношения между которыми регулируется не, как предполагалось, свободной рыночной конкуренцией, а взятками и так называемыми "воровскими законами". Таким образом, мы сегодня можем с уверенностью утверждать, что за все эти годы их так называемых реформ, Россия ни на йоту не продвинулась вперед не только количественно, но и даже не изменилась качественно. Описав замысловатую петлю, эти горе реформаторы снова возвратились туда, откуда они и начинали. Но вся беда в том, что эта петля затягивается не на их шее, а на шеях большинства населения России. И особенно это наглядно просматривается на сегодняшнем состоянии бывшего мощного аграрного сектора России, политика которого все эти годы была направлена на приватизацию и разгосударствление, на частную собственность. В результате чего Россия всего за три года так называемых реформ утратила весь свой прирост валового продукта почти за двадцать дореформенных лет. Но и этого нынешним горе реформаторам оказывается мало. И они уже начали покушаться на жизненно важное для каждого русского человека и самое для всех нас святое, на саму русскую землю
   - Земля - творение Божье, торговать ею тяжкий грех, - записано в святом писании.
   А известный американский экономист высказался о земле примерно так, что если вы отнимете у человека деньги, товары, скот, то ваш грабеж закончится для него вместе с вашим уходом; но отнимите у него землю, и ваш грабеж уже будет продолжаться для него вечно. Иными словами, современные реформаторы хотят обречь весь русский народ на вечную кабалу. И вполне естественно, что их уже перестал устраивать принятый еще при Советской власти обеспечивающий трудовому человеку максимум прав и свобод трудовой кодекс. Они, стремясь превратить всех трудящихся в своих бессловесных рабов, уже внесли в думу на обсуждение свой его вариант, предполагающий перевести всех работающих в стране на срочные контракты и вывести из-под контроля профсоюзов увольнение по сокращению штатов. Вполне естественно, что однозначно выступившие против него коммунисты не собирались преподносить нынешнему антинародному режиму такой дорогой подарочек прямо на блюдечке да еще с голубой каемочкою. Они, наметив для себя ряд конкретных мероприятий, развернули по всей стране широкую антирекламу предложенному коррумпированным правительством трудовому кодексу. Активно участвовал в этой компании и недавно восстановившийся в рядах коммунистической партии России Козлов Антоша. Он стоял под реющим над ним красным полотнищем флага и с горечью выговаривал останавливающимся возле пикета людям:
   - Что же вы сейчас вытворяете с собою и со своей страною русские люди!? Отчего же вы, уже неоднократно убедившись в предательстве ваших интересов нынешними дермократами, все еще продолжаете голосовать на выборах за бывших коммунистов-оборотней!? И за какие это вы еще заслуги продолжаете верить сдавшему Чечню чеченским бандитам генералу Лебедю!?
   - А собирающиеся возле пикета люди в знак своего согласия с его словами только молча кивали своими понурыми головами. Да, и что еще они могли ему сказать в ответ, если они уже и сами неоднократно спрашивали самих себя об этом:
   - И, действительно, почему мы продолжаем верить их благим пожеланиям больше, чем их черным делам!?
   Ну, а с поисками идеи, которая одновременно могла бы объединить всех граждан нынешней бандитско-мафиозной России и удовлетворить испокон веков противостоящий ей Запад, дела у новых русских дермократов вообще шли из рук вон плохо. И за что уже только, начиная от организации на территории России всевозможных тоталитарных сект и кончая то и дело выдвигаемыми нечистоплотными политиканами какой-то там особой идее фикс, не хватались они, но воз, как говориться в таком случае на Руси, и ныне там. И в этом своем страстном нетерпеливом желании они в одно мгновение из прежних гонителей и хулителей православной веры превратились в ее яростных поборников. А в своей неуклюжей попытке возродить у русского народа монархические настроения и веру в доброго спасителя царя-батюшку, они не только не поленились отыскать на задворках Запада потомков рода Романовых, но и откопать, где-то в Сибири, какие-то человеческие останки. И, выдавая их за кости царя-убийцы Николая второго, устроили им пышное захоронение в бывшей царской усыпальнице. Однако, все их эти потуги, как и предполагалось заранее, закончились самым сокрушительным провалом. Высоко образованный русский народ, за исключением больных на голову или уже совсем во всем разуверившихся людей, быстро разобрался, что к чему, и еще быстрее отвергнул от себя их рассчитанную на невежественных людей галиматью. И в такой вот, скажем прямо, совсем непростой ситуации, как для самого русского народа, так и для узурпировавших власть в России дермократов, начали съезжаться на свое очередное совещание тайные агенты Запада.
   - Эти русские снова обвели нас вокруг своего пальца! И кто же мог ожидать от этих еще только вчера ничего не понимающих в современном бизнесе русских такой прыти! - то и дела слышались в кулуарах их искренне возмущенные аферой российского правительства выкрики.
   Да, и сам никогда не упускавший случая вволю покуражиться над опростоволосившимися людьми Сатана, конечно же, был самым активным участником подобного обмена своими мнениями тайных агентов Запада.
   - Господа, - неизменно приговаривал князь тьмы своим вызывающим доверие у смертных людей вкрадчивым голосом, - от этих русских можно ожидать всякое. Чует мое сердце, что они уже задумали новую еще более разорительную для Запада аферу.
   Подготовленные подобным образом тайные агенты сразу же после начала работы их совещания начали требовать примерного наказания осмелившегося забраться в карман западного обывателя российского правительства, заставив его полностью расплачиваться за объявленные им ранее долговые обязательства.
   - Ведь, совсем не для этого наши западные народы безропотно кормят и одевают нас, чтобы их так беспардонно обирали еще какие-то там русские! - гневно выкрикивали они в сторону председательствующего на их сборище представителя ЦРУ.
   Попросил предоставить ему слово для выступления и сам Сатана, но не для того, чтобы еще больше обозлить тайных агентов против русских, а только для того, чтобы попытаться отвлечь их внимание от уже готовящегося Главным паханом всей русской малины Володей Темником нового еще более сокрушительного для Запада неприятного сюрприза.
   - Господа! - громко выкрикнул Сатана в немного притихший с его выходом на трибуну зал. - Мы больше уже не можем и не хотим терпеть своевольное русское вероломство! Кое-кто из нас сегодня ошибочно предполагает, что вор, набив полные карманы долларами, успокоится и в дальнейшем заживет вполне добропорядочною жизнью. Так я с полной на то ответственностью громко заявляю с этой высокой трибуны, что это очень опасное для всех нас заблуждение. Их алчную ненасытность нельзя удовлетворить, даже всеми сокровищами мира. Поэтому, я и предлагаю вам направить все свои дальнейшие усилия, чтобы впредь не допускать этих алчных русских до нашей обильной западной кормушки. А во всем остальном я склонен согласиться с мнением представителя ЦРУ, и призываю вас в очередной раз проявить всегда присущее нам терпение. Тем более, что у Запада есть еще немало рычагов и возможностей заставить эту извечную строптивицу Россию, в конце концов, полностью расплатиться с нами иными средствами.
   И это его внешне разумное и совершенно правильно аргументированное выступление оказало решающее влияние на их окончательное по этому вопросу решение. Немало пошумев и вдоволь погрозившись в сторону в очередной раз подложившей им свинью российской дермократии, они, в конце концов, пришли к единому мнению, что, окончательно оборвав всякие отношения с обворовавшим их российским правительством, они тем самым откроют дорогу к власти в России этим никак не желавшим угомониться коммунистам. А поэтому им, скрепя сердцем, пришлось согласиться с необходимостью поскорее замять это досадное недоразумение и в дальнейшем приложить все свои усилия, чтобы не предоставлять этим пронырам русским ни одной возможности впредь делать свои первоначальные накопление за счет Запада. Однако, даже не смотря на то, что это решение было ими поддержано, как говориться в подобных случаях, единогласно, они, разъезжаясь по своим странам, вовсе не были окончательно уверены, что поступили правильно, и что им в дальнейшем не придется глубоко сожалеть о своей сегодняшней не позволительной в любом другом случае беспечности.
   - И кто их этих русских поймет? - выразил их общее мнение в своем выступлении представитель секретной израильской службы. - Они, как всегда, всех принимают с радужной приветливой ухмылкою и с легкостью позволяют себя обводить вокруг пальца, а на поверку выходит, что в конечном итоге проиграл все-таки ты, а не они.
   - Ну, и как же мы будем делать из тебя, сынок, президента России? - спросил у Темника возвратившийся с международного совещания тайных служб Запада сатана.
   - Не знаю, повелитель, - хмуро буркнул в ответ нахмурившийся Володя, - я уже и сам неоднократно думал об этом, но ничего стоящего в голову не приходит. Как ты здесь ни крути и не выворачивайся наизнанку, но, все равно, меня русский народ не поддержит.... Особенно если меня представит как своего преемника этот уже давно сидящий у простого народа в печенках Елкин.
   - А не пойти ли нам по уже проторенной дорожке? - подумал вслух Сатана, намекая, как с помощью подлогов и фальсификаций они в прошлый раз избрали президентом вовсе не популярного Бориса Елкина.
   - Можно и так, повелитель, но вряд ли это будет желательно для начала моего президентства, - пробурчал недовольно поморщившийся Темник и в свою очередь полюбопытствовал у Сатаны. - Вы, повелитель, не желаете ничего менять во внутренней и внешней политике нынешнего российского государства.
   - Ни в коем случае! - резко ответил ему Сатана. - Я уже и так потратил на эту Россию слишком много своих сил и времени, чтобы в преддверии своей скорой победы отступать и соглашаться на совершенно мне не нужные компромиссы.
   - В таком случае, повелитель, во имя дальнейшего укрепления своей власти над Россией вам придется пожертвовать Чечнею, - еле слышно пробормотал в ответ Темник.
   - Пожертвовать верными мне душой и телом чеченцами! - грозно рыкнул мгновенно переполнившийся неукротимою яростью Сатана.
   Прояви в этот момент Темник хотя бы малейшую нерешительность или сомнение в своей правоте, то был бы мгновенно растерзан потерявшим над собою контроль Сатаною. Но тот, к своему счастью, стойко выдержал на себе убийственный взгляд пронзительных сатанинских глаз и еще тише добавил:
   - Это, повелитель, в настоящее время единственная для нас возможность не только сохранить, но и упрочить твою власть над Россией.
   И этот его тихий не выражающий собою абсолютно никаких эмоций бесстрастный голос подействовал на взбешенного Сатану, сравни холодного душа, и князь тьмы, опомнившись, уже начал думать более-менее здраво. То, что впервые за все его многовековое существование какой-то там смертный осмелился требовать от него полностью перечеркнуть все его тайные замыслы, его не только злило, но и приводило в неудержимую ярость. Но уже не раз битый немилосердною и к нему самому судьбою Сатана хорошо для себя осознавал, что иногда приходится, пусть и злобно повизгивая от всегда обуревающей его при этом ярости, отступать и идти на невыгодные для него уступки и компромиссы. И он, сдержавшись, постарался поставить себя самого на места этого бесстрашного Темника. А когда поставил, то ему уже стало ясно и многое из того, о чем пока еще умалчивал Темник. Он понял, что если тот сейчас не отыщет способную объединить и увлечь за собою весь русский народ идею, то ему это предлагаемое сейчас президентство будет ни к чему. Ибо Темник, в отличие от алчного до безрассудства Елкина, обладал еще некоторой толикою здравого рассудка, который сейчас подсказывал ему, что идти на выборы со старыми к этому времени уже успевшими покрыться плесенью лозунгами гиблое дело. И все это для себя понявший Сатана немного смягчился, и уже только по-прежнему сердитым голосом недовольно буркнул:
   - И что же тебе даст, сынок, гибель этих чеченцев?
   - Даст, повелитель, и очень многое! - выкрикнул обрадованный Темник.
   И начал посвящать Сатану в уже давно продуманный его хитроумною головкою коварный и заведомо беспроигрышный для их общего дела план, как им и дальше следует вешать лапшу на уши простодушному и легковерному русскому народу. Раз, по его словам, нельзя будет объявить уже вконец измаявшимся русским людям в непривычных для них условиях жизни о хотя бы частичном изменении прежнего курса в экономической и политической жизни страны. То тогда, храня об этом гробовое молчание, следует увлекать их видимым разрешениями других нависших над страною проблем, а именно соблюдением целостности их возлюбленной России. А в этом их на сегодняшнее время убедить будет просто невозможно без принятия самых решительных мер к усмирению взбунтовавшейся Чечни.
   - Однако благодаря нашему постоянному воздействию на умы передовых русских людей в России уже начинает складываться более-менее устойчивое мнение, что эту Чечню необходимо отпускать на волю, - возразил ему вовсе не желающий отказываться от своих прежних планов Сатана.
   - Повелитель, я лучше вас знаю настроения своего русского народа, и не сомневаюсь, что после некоторых разъяснительных мероприятиях моего ФСБ, эти его настроения быстро изменяться в обратную сторону, - заверил его лукаво при этом ухмыльнувшийся Темник.
   - И какими же это разъяснительными мероприятиями? - уточнил у него насторожившийся Сатана.
   - Самыми доходчивыми для простых людей мерами, повелитель, - весело проговорил в ответ Темник, - можно, например, взрывать жилые дома в крупных городах России. А если и этого будет еще для них недостаточно, тогда можно будет подумать и о....
   - По моему мнению, и этих разъяснений для особо впечатлительных русских людей будет вполне достаточно, - одобрил его задумку перебивший его Сатана и предложил Темнику во имя успешного его избрания президентом России еще заранее взять в стране всю полноту власти. - Став исполняющим обязанностей президента страны, ты, сынок, уже сможешь от своего имени убеждать русский народ в необходимости своего избрания на этот высокий пост.
   - Было бы желательно, повелитель, но я не думаю, что мы сможем легко в этом убедить нашего считающего себя незаменимым президента Елкина, - с тяжелым вздохом ответил Темник.
   - Об этом, сынок, я уже позабочусь лично сам, - своим прежним кажущимся безразличным ко всему тоном буркнул Сатана, прежде чем исчезнуть прямо на глазах уже давно привыкшего к его подобным фокусам Темника.
   И как раз вовремя. Заглянувший в кабинет Темника секретарь сказал ему, что посланный им в заграничную командировку ближайший помощник только что возвратился в Москву.
   - Пусть он немедленно идет ко мне с докладом, - распорядился оживившийся Темник, а когда тот объявился перед ним, то с заметным нетерпением поинтересовался. - Ну, и как, все разведали и разузнали?
   - Все, шеф, - согласно кивнув головою, с лукавой ухмылкою проговорил помощник, - и уверен, что задуманная вами акция вполне возможна, так как, согласно моим сведениям, все внимание западных спецслужб отныне будет направлена только на предотвращения в будущем мошеннических афер со стороны российского правительства.
   - А мы на этот раз их ударим совсем с другой стороны, - с той же лукавой усмешкою поддакнул ему Темник. - А как у вас обстоят дела с исполнителями задуманной мною акции?
   - О, их там в этом нищем арабском мире сколько угодно! - воскликнул осветившийся презрительною ухмылкою помощник Темника и в свою очередь поинтересовался. - Какие будут указания насчет сроков исполнения данной акции?
   - В этом деле вас, мой дорогой, никто торопить не собирается, - проговорил поощрительно ему подмигнувший Темник, - готовьте все к задуманной нами акции потихонечку и без особой спешки. Ибо мое сердце чует, что эти подлые американцы будут нашими самыми непримиримыми оппонентами в нашей скорой акции в Чечне. Вот именно тогда мы и воздадим им сполна за все то плохое, что они уже сделали для нашей России.
   - Для них, шеф, наша акция окажется, сравни грома в ясную тихую погоду, - поддакнул Темнику ехидно ухмыльнувшийся его помощник.
   - Поруганная честь и слава нашей России требует от нас ответных действий против ее обидчиков, - подытожил свои слова Темник. - И все люди доброй воли, узнав, что лихо наведывается и в самые богатые страны, смогут, наконец-то, вздохнуть с облегчением и немного позлорадствовать насчет опростоволосившихся американцев.
   Избранный делегатом от ленинградской партийной организации на съезд коммунистической партии России Козлов Антоша неторопливо подошел к зданию, в котором в течение нескольких последующих дней должен был состояться съезд его партии. Не без труда справившись с охватившим его при этом волнением, Антон вошел внутрь него и, пройдя через просторный вестибюль в зал, с немым восхищением уставился на обставленный горшочками с красной гвоздикою бюст Владимира Ильича Ленина. Он и раньше смотрел на него бесчисленное количество раз, но еще ни разу до сегодняшнего дня его не охватывало такое ощущение, словно он только что встретился с бесконечно родным и любимым ему человеком.
   - Вот уж действительно правду говорят люди, что, когда имеешь - не ценишь, а, потерявши - плачешь, - тихо проговорил вслух Антоша. - И как же ты, Володя Ульянов, рано оставил на произвол судьбы наш русский народ.
   Антоше, как, впрочем, и всем остальным делегатам съезда очень понравился призыв докладчика к объединению всех остающихся верными марксизму-ленинизму коммунистов бывшей КПСС в единую коммунистическую партию.
   - И, действительно, - подумал про себя Антон, - сейчас не время спорить и доказывать друг другу, кто из нас лучший и более правильный коммунист. Сейчас следует направить усилие всех людей доброй воли, вполне возможно, что и оружием в руках, на борьбу с этою заполонившею все Россию бандитско-воровской чумою.
   Однако самое большое впечатление Антон получил при рассмотрении съездом вопроса: "О решениях 20 и 22 съездов КПСС по вопросам "культа личности" и его последствий" - когда съезд его партии, начисто сметая с чистого и непорочного имени Великого Сталина все накопленные за эти годы нагромождения фальсифицированной лжи, восстанавливал историческую справедливость.
   - Коммунисты Советского Союза из-за личной трусости или, что еще хуже, молчаливого равнодушия возвели в то время на истинно святое для каждого советского человека имя Великого Сталина самую мерзкую хулу и насквозь лживую напраслину. Пытаясь смешать своими досужими измышлениями с грязью не только его имя, но и приуменьшить его заслуги перед доверяющим ему во всем Советским народом, они начали приписывать Великому Сталину такие поступки и преступления, на которые он в своем честном служении своей любимой Родине заведомо был не способен. А предательство, как известно, всегда наказуемо. Вот поэтому-то сейчас нас и наказывает сама наша история, которая, как в свое время заметил Великий Сталин, вообще не делает ничего существенного без особой на то необходимости, - проговорил с высокой трибуны съезда первый секретарь Коммунистической партии. - Да, Хрящ в то время оказался самым настоящим иудою, но намного ли лучше его были остальные десять членов тогдашнего Политбюро и имеющий в то время влияние не меньшее, чем они, кандидат в члены Политбюро Жуков? Кто из них в то время поднял голос за Великого Сталина и насмерть стоял за свои убеждения? К великому нашему сожалению никто. И только поэтому современная история тоже обошлось с ними так, как они это заслужили своими делами и поступками в то время. История всех их повергла в прах и обрекла на вечное забвение, а большинство из них даже на бесполезное прозябание под старость.
   - Именно он, этот иуда Хрящ, и является зловещей предтечею вражеской перестройки, - говорили в своих выступлениях и другие делегаты съезда. - Только с его печально знаменитой оттепели и начали в угоду мировому империализму искажаться светлые идеи коммунистического строительства.
   Ведь, совсем недаром мудрые и всегда осмотрительные в подобных делах китайцы еще тогда отмечали, что КПСС пошла "без Хряща", но по его пути. Выступающие на партийном съезде делегаты отмечали, что некоторые из этих бывших высокопоставленных коммунистов-оборотней уже начали что-то говорить в свое оправдание, ссылаться на какие-то там заставившие их сворачивать с ленинского пути причины. И изо всех сил старательно сваливали свою собственную вину на стоящих их рангом повыше Горби и Яковлевых. А поэтому советовали этим господам-товарищам в таких случаях вспоминать о классическом ленинском выражении, обращенным как раз к подобным кающимся грешникам: "Кто чувствует себя виноватым, - тот может каяться. Но при этом пусть он посыпает пеплом свою голову и раздирает свои одежды, а не чужие. Извращать же историю и клеветать в порядке раскаяния, - даже и на самого себя, - отнюдь не следует".
   - Мы, живя без нашего великого Сталина, все время сдавали один за другим завоеванные под его руководством рубежи, причем свой Сталинград коммунисты Советского Союза сдали именно на этом печально знаменитом 20 съезде партии, - отметил в своем выступлении на съезде и Антоша. - В конце концов, проиграв войну противостоящим нам вражеским силам, мы сейчас стали жить под царским двуглавым орлом и предательским власовским знаменем. Но на этом история, как и наша борьба, не заканчиваются. Пройдет еще немного времени и снова победившая коммунистическая партия громогласно объявит на весь мир: Клянемся тебе, товарищ Сталин, что с честью выполним все твои заветы!
   - Правильно! Молодец ленинградец! Хорошо сказал! - одобрительно прокричали с мест делегаты съезда и проводили возвращающегося на свое место в зале Антошу продолжительными бурными аплодисментами.
   Получив полную власть над поверженной Сатаною Россией, Темник зря времени не терял. Владимир Путанович за сравнительно короткий промежуток времени пусть и не до конца, но все-таки усмирил мятежную Чечню. А главное убрал с дороги существующую на сегодняшний день основную опасность для дермократии в России, отправив в иной мир уже угрожающего ей народным бунтом генерала Рохлина. И не просто убил, а даже умудрился свалить это чисто политическое убийство на его же собственную жену. Нет, что здесь теперь не говори, а с его воцарением в России уже было начинающая дышать на ладан дермократия, как бы обрела второе дыхание, а сами поверившие в него новые русские дермократы начали группироваться в лично им организованном движении "Единство". И если на убийство Рохлина лицемерному Западу было просто начхать, то на усмирение свободолюбивых чеченских банд он ответил недовольным ворчанием и сейчас не упускал для себя ни одной возможности, чтобы не высказать Темнику своего крайнего им недовольства.
   Вот только и поэтому-то в настоящее время сам Володя Темник не без внутреннего удовлетворения отдавал своему исполнительному помощнику приказ на исполнение уже давно им задуманной акции против этих никогда не благоволивших к России Соединенных Штатов Америки.
   - Скоро.... Уже совсем скоро вы попомните у меня как связываться со мною и с моей Россией, - мстительно нашептывали его растянутые во весь рот тонкие ехидные губы, когда он выслушивал доклад своего помощника о готовности к акции.
   - Мы, пахан, еще заранее для страховки пронесли в здания торгового центра взрывчатку, расположив ее примерно в то место, куда будут врезаться угнанные смертниками самолеты, - тихим приглушенным голосом докладывал помощник.
   - Что еще больше усилит грохот в самом сердце западного мира, - одобрительно буркнул Темник.
   - И самое главное, что эти западные ловкачи не смогут впоследствии отыскать ни одного следа нашего участия в этой акции, - с апломбом проговорил в конце своего доклада помощник, - их расследующие нашу террористическую акцию специалисты будут вынуждены свалить всю ответственность за нее на недовольных их в последнее время политикой арабов.
   - Мстя за нашу немало перетерпевшую от этого поганого Запада Россию их руками, мы тем самым мстим и за их тоже по вине этого Запада бесчисленные беды и страдания, - строго заметил ему Темник, прежде чем снова уткнуться в разбросанные по его столу бумаги.
   Проживающий земную жизнь человек смеется или плачет в течение ее только по своему собственному желанию и хотению, а не по вине еще какого там чудотворца или законченного злодея. Так и было изначально задумано нашим Творцом, что только сам человек может сделать самого себя как самою ничтожною несчастливою козявкою среди живущих рядом с ним существ, так и самым величественным и самым счастливым в земной жизни существом. Но если счастья или несчастье человека зависит только от него самого, то и все мы с полным на то основанием можем соглашаться с народной мудростью, которая утверждает: если ты хочешь быть в своей жизни непременно счастливым, то и сам настраивай самого себя на это счастье. Так и возомнившие о себе властителями всего мира и избранными самой судьбою для райской жизни на земле Соединенные Штаты Америки, даже не пытаясь прислушиваться к недовольному ропоту обираемых ими во имя этой святой для них цели народов, жили вполне уверенные в своем завтрашнем счастливом будущем. Начисто при этом, забывая, что на нашей земле все хорошее, как, впрочем, и все плохое, имеют не только свое начало, но и свой конец. Полностью погрузившись в эту самую свою несомненную уверенность в завтрашнем дне, они еще даже не подозревали, как к ним неумолимо приближается запоздалое прозрение в своем тоже несомненном заблуждении. И как со смертным ужасом от всего, что непременно должно было с ними скоро произойти, они начнут разочаровываться в своих еще совсем недавно возводимых ими в ранг святынь идеалах. И здесь уже совсем неважно, кто нанесет им этот удар, и с какой именно стороны обрушиться на них уже давно ими подготовляемое всей их прежнею неразумной жизнью бедствие. В этом постигшем их несчастье важно только то, что оно свалилось на них вполне ими заслужено и в полном соответствии с все еще главенствующими на земле принципами божественной высшей справедливости. Что с одной стороны неожиданная, а с другой стороны уже давно ими же самими планируемая беда свалилась на них, как гром среди ясного дня, ранним сентябрьским утром. Вместе с взрывом от врезавшихся во Всемирный торговый центр ведомыми арабскими смертниками двух самолетов одновременно затряслись в охватившем их при этом смертном ужасе и непривычные к подобным над ними экспериментам Соединенные Штаты Америки. А их разъярившийся от такой, по его мнению, еще небывалой наглости и сам любивший время от времени устраивать подобные потрясения не имеющим сил и средств ответить ему взаимностью другим странам президент в горячке поклялся, что совершившие это грязное дело террористы непременно ответят по всей строгости американского законодательства. Но примерно через час, после первых взрывов, эти же самые арабские смертники направили свой самолет уже и на сам оплот могущества всего западного мира - Пентагон. И чуть ли не наложившему от страха в свои штаны президенту стало уже не до пустых угроз. И он, скорее от растерянности, чем по необходимости, отдает приказ военно-воздушным силам Америки сбивать все находящиеся в воздухе гражданские самолеты, тем самым, приговаривая к смерти ни в чем не повинных пассажиров тут же сбитого ими четвертого самолета, который, по мнению военных, якобы собирался нанести удар по атомной станции. Хотя впоследствии и выяснилось, что сбитый пассажирский самолет упал неподалеку от загородной президентской резиденции. А дальше уже началось для онемевшей в ужасе Америки, казалось бы, просто самое невообразимое, о чем эти зазнайки американцы не только не могли предположить, но и даже подумать. Взрывы возле горящего Пентагона, вместе с рухнувшими небоскребами введено в Нью-Йорке чрезвычайное положение. Отмена всех авиарейсов из Европы в США, обрушилось третье сорокаметровое здание торгового центра, была объявлена минута молчания.... Но мало кто в это время скорбел и плакал вместе с Америкою над безвинно загубленными в результате только что свершившегося террористического акта ни в чем не повинными жертвами. Ближайшие их союзники только с нескрываемым злорадством наблюдали через телевизоры за бедствиями и страданиями американского народа, а уже не однажды ограбленные и изнасилованные США мусульманский и славянский миры даже и не пытались скрыть от всего в ней происходящего своего радостного ликования.
   - Наконец-то, хоть кто-то отомстил этим заносчивым американцам за все их подлости в последнее время, - повсюду слышались их ликующие возгласы, даже не смотря на то, что старательно скорчившие скорбные мины их правители торопились высказать все еще сильной и по-прежнему мстительной Америке от имени своих народов соболезнования.
   И первым среди них естественно оказался российский президент Володя Темник.
   - Вот видите, до чего довели вас двойные стандарты к уже давно сражающейся с этим самым мировым терроризмом России, - укорил он после обычных слов соболезнования Америку. - Теперь, после всего только что произошедшего с вами, вы уже должны будете быть более справедливыми в оценках наших решительных действий в оплоте мирового терроризма Чечне.
   - Ну, и дает им всем прикурить, наш Главный пахан всей русской малины! - восхищались его умением извлекать из любой ситуации для себя и для них пользу вовсю веселившиеся по всей России подчиненные ему авторитеты. - Даже, выражая им свое сочувствие, не преминул подколоть этих зазнаек американцев!
   - Больно уж он у нас прыткий, - с таинственным видом поддакивали им бывшие его соратники по службе в Санкт-Петербургской мэрии. - Он, даже и после убийства знаменитой дермократки Старовойтовой не стал медлить, а сразу же допросил в больничной палате пришедшего в себя спутника убитой Линькова. И только за то, что он провожал убитую в Санкт-Петербург....
   - Уж кого-кого, а своих бывших дружков он бережет пуще глаза своего, - согласно поддакивали им собеседники, и начинали рассказывать уже превратившуюся в легенду среди российских уголовников историю, как он спас бывшего телохранителя Собаки от уголовного преследования, выдав ему сделанные в ФСБ подложные документы.
   - И все эти его милости к попавшему в непростую ситуацию небораке несмотря на то, что тот подарил жене Темнике находящийся в розыске Интерпола изумруд! - не без ехидства поражались его поступку остальные собеседники.
   - Он же не знал, что проигравший изумруд авторитет украл его в Южной Корее, - простительно ухмылялись в ответ соратники, и заканчивали свой рассказ тем, что этот бывший телохранитель Собаки в настоящее время руководит личной охраною самого Темника.
   - Да, как видно, среди русских людей все еще существует верность своим бывшим дружкам и личная преданность своим господам, - с похвалою отзывались о конце этой очень занимательною для всех них истории воровские авторитеты.
   А в самих к этому времени уже немного отрезвевших Соединенных Штатах Америки со сдержанной благодарностью принимали соболезнования и старательно гадали на кофейной гуще, а кто же осмелился устроить им подобное светопреставление. И на кого уже в скором будущем они обрушат все свое яростное негодование от только что произошедшего на глазах у всего мира террористического акта. С этой целью их уже успевший немного придти в себя президент и собрал на срочное совещание руководителей всех заинтересованных в этом деле ведомств.
   - Организаторами этого террористического акта могут быть только одни мстящие нам на нашу поддержку взбунтовавшейся Чечни русские бандиты! - гневно выкрикнул первым взявший слово директор ЦРУ.
   - А почему не югославы или иракцы? - с ехидной ухмылкой возразил директор ФБР. - У них тоже имеются все основания для подобной акции.
   - Немедленно прекратите свой бесцельный и никому не нужный спор! - строго прикрикнул на них нахмурившийся президент. - Или вам все еще не понятно, в какой щекотливой ситуации мы все оказались! Ведь только что на глазах всего мира смертельно обидели и оскорбили самое сильное и могущественное государство! И вот-вот очнувшийся от ужаса наш народ потребует от всех нас самых срочных и решительных действий! А обвинять в этом террористическом акте Россию, по известным всем здесь присутствующим причинам, мы не можем. Нам сейчас срочно необходимо, не отвлекаясь на поиски действительных виновников террористического акта, срочно определиться в более подходящих для нашей так называемой мести стрелочников или, как говориться, козлов отпущения.
   - А что еще здесь долго думать, - недовольно буркнул в ответ директор ФБР. - Раз по предварительным данным в этой акции участвуют смертники арабы, то нам и надо объявить заказчиками этого террористического акта иранцев и талибов.
   - И как жаль, что мы никак не можем приписать к их числу и уже давно противоречащих нам северных корейцев, - не без сожаления проговорил одаривший его поощрительным взглядом президент.
   - Но мы может заодно причислить их к числу стран, входящих в так называемую ось зла, - подсказал ему находчивый директор ЦРУ.
   - Ось зла, - язвительно повторил директор ФСБ. - Пусть Соединенные Штаты Америки и являются в последнее время самой сильной и могущественной страною в мире, но есть же и для нас самих хоть какие-то там границы дозволенного....
   - После развала Советского Союза, нам уже позволяется все! - насмешливо буркнул оборвавший директора ФСБ президент. - А весь остальной подвластный нам мир, обрадовавшись, что мы не назвали именно его виновником постигшего нас несчастия, сам будет стараться отыскать все необходимые нам факты для обвинения так называемых стран изгоев.
   И так как больше уже никто не осмелился возражать руководителю этих самых могущественных Соединенных Штатов Америки, то уже вечером американской стороною было твердо и непреклонно заявлено. Что, исходя из перехваченных американскими спецслужбами телефонных переговоров между сторонниками арабского миллионера Усамы бен Ладена, Америка подозревает его в совершении сегодняшнего террористического акта в Нью-Йорке и Вашингтоне. Услышавший об их заявлении Усам бен Ладен, выступил с опровержением своей виновности, но вздохнувший с облегчением весь остальной мир не стал слушать его жалкий лепет. Он был уже заранее обречен всем этим остальным миром на заклание. Каждый из множества так называемых мировых политиков в первую очередь думал и заботился не о какой-то там истине, а только о своей собственной стране и о своем собственном народе, который вконец обозленная Америка могла просто так, от нечего делать, разбомбить.
   Все можно было бы простить и со временем забыть этим узурпировавшим власть в России новым русским дермократам: и воровство, и нищету русских людей, и даже еще невиданный доселе разгул преступности. Но уж никак им нельзя простить, а тем более предать забвению то, что они своим тлетворным воздействием на молодежь развратили и вконец загубили почти все нынешнее поколение русских людей. Изворотливые, как змеи, и лживые до корней своих волос, они сразу же после своего прихода к власти громогласно объявили опешившему русскому народу: Не трогайте нашу молодежь!
   - Вашу молодежь? - в недоумении переспросил их русский народ. - И с каких же это пор она стала вашей? Или это вы, а не мы, растили своих детей с самого раннего детства?
   Однако у успевшего сдать ворократам к этому времени всю свою страну с ее практически неисчерпаемыми природными ресурсами русского народа не было ни одного шанса сохранить свою молодежь, как он на это рассчитывал ранее, для своей поддержки и опоры под старость. Они, многоопытные в подобных нечестивых делах, поманили еще неокрепших духом молодых людей обещаниями скорой обеспеченной жизни. И, развернув по всей стране разнузданную пропаганду чуждого русскому духу западного образа жизни, начали сбивать молодежь с заложенного еще их дедами и отцами истинного пути. А для более успешного разрешения стоящей перед ними дилеммы они издали негласное распоряжение впредь на перспективные и высокооплачиваемые должности не принимать людей старше тридцати лет. Не понимая и даже не осознавая в полной мере для себя, что им еще рано руководить другими людьми, что им для исполнения своих подобных обязанностей еще долго надо будет набираться необходимых для такого дела знаний и опыта, неопытной в жизни молодежи льстило такое к ней отношение. И молодые русские люди, долго не раздумывая, валом повалили на обещанные им дермократами легкие хлеба, заодно перенимая для себя и все другие пагубные для души и тела человека пристрастия дермократов к пьянству, к наркотикам и к нетрадиционному сексу. Нетерпеливой молодежи всегда недосуг задумываться о подстерегающих их в будущем возможных неприятностях, и они, очертя голову, старались, как можно скорее, окунуться в обещанную дермократами роскошную западную жизнь. На первых порах, действительно, затеявшим это заведомо подлое дело дермократом оставалось лишь самодовольно ухмыляться в ответ на недовольно заворчавшего обеспокоенного за свое будущее русского народа. А время шло, и с каждым последующим годом вступали в эту жизнь все новые и новые многочисленные отряды молодых людей, страстно желающих и самим откусить хотя бы маленький кусочек от так сильно привлекающей к себе их молодые сердца новой жизни. Но как оказалось, все теплые местечки уже давно заняты еще совсем не старыми людьми. А уже больше не претендующие на молодое поколение дермократы начали безо всякого зазрения совести усиленно развращать их разнузданным сексом, спаивать и приучать к наркотическому дурману, вполне справедливо полагая про себя, что именно в таком состоянии они уже никогда не заинтересуются опасной для них политикой. Так потихонечку, попадая сразу же после своего взросления в широко расставленные дермократами сети, одно поколение за другим русских молодых людей постепенно деградируется, а самому онемевшему от объявшего его ужаса русскому народу уже и на самом деле угрожает вымирание. Вот именно в этом и заключает самое ужасное преступление новой русской дермократии против своего народа, за что ей русский народ никогда не сможет простить и со временем обязательно каждому из них воздаст по его заслугам перед ним. Но это уже, как говориться, вопрос далекого или уже совсем близкого будущего, а пока что в России потихоньку вызревает еще одна подразумевающая под собою немалые осложнения для русского народа трудноразрешимая проблема. Все постоянно заботящиеся о продолжении своего рода на земле люди постоянно любовно обзывали нарождающихся у них детей цветами жизни. И наряду со всеми ими русские люди тоже всегда радовались появлению возле них подобных цветочков жизни, но в последнее время оказалось, что эти цветы жизни стали русским людям не по карману. И вдоволь намаявшись от постоянно преследовавшего их при дермократической власти хронического безденежья, они в лучшем случае начали приводить эти свои цветочки жизни в сиротские дома.
   - Вот вам мое чадо любимое, - молча говорят про себя русские люди сквозь градом сыпавшиеся из их глаз горючие слезы. - Берите его и растите сами. Вы же все равно, когда он подрастет, переманите его к себе.
   А в худшем случае просто выбрасывают их, как слепых котят, на улицу, где они, сбиваясь в хищные стайки, почти мгновенно превращаются в озлобленных на весь мир за свое загубленное детство малолетних зверенышей. Угрожающих по мере своего взросления устроить для презревших их по вине дермократов русских людей земной прижизненный ад. Но в самой России уже никто не сомневается, что эти господа, как и всегда, эту беду со временем тоже постараются свалить, как говориться, со своей больной головы, на вообще не виновную в этом деле голову самого простого русского народа. Ибо в памяти русского народа еще свежи воспоминания о том, как эти господа еще при Советской власти, находясь на высоких ответственных должностях, творили беззакония и всяческие пакости простым людям при этом, лицемерно заявляя, что это, мол, все издержки социалистической системы, которую необходимо самым срочным образом подвергнуть коренной перестройке. Что и было ими совершено в конце двадцатого века.
   А тем временем объявившаяся войну "мировому терроризму" Америка с особым удовольствием разбомбила отчаянно сопротивляющийся Афганистан и уже намеревалась взяться за ненавистный ей Ирак, если бы тот заблаговременно не закупил в Белоруссии и на Украине самые современные радары и зенитные установки. И до этого безнаказанно бомбившие беззащитную перед ними Сербию отважные американские летчики по вполне понятным причинам струсили и отступили.
   - Опять эти несносные русские стоят у нас на пути к мировому господству! - посетовал перед собравшимися на свое очередное совещание тайными агентами Запада представитель ЦРУ. - Если подобным образом пойдут у нас дела и дальше, то наш вооруженный до зубов самым современным вооружением Запад скоро станет посмешищем для всего мира. Ведь, уже и сейчас вся мировая пресса пишет, что после событий 11 сентября полностью развеян миф о стабильной и несокрушимой Америке, а сама американская мечта отмечена червоточиною мирового терроризма.
   - Да, именно так, господа, обстоят наши дела в последнее время, - поддакнул ему проходящий мимо представитель ФБР, - этим поганым писакам уже давно следовало бы в назидание остальным деятелям мировой политики дать по рукам. А то все они особенно в последнее время начали позволять себе неслыханные ранее вольности и заявлять во всеуслышание, будто бы в результате сентябрьского террористического акта Америка понесла значительный политический, экономический, военный и морально-этический урон. Хотя на самом деле все это для нас далеко не так трагично, как хочется представить им в своем воспаленном воображении.
   - И что самое для нас обидное, господа, - вставил свое слово и представитель единой Германии, - они, опережая события, уже осмеливаются всех нас предупреждать, что неадекватные удары со стороны Запада могут привести к третьей мировой войне и положить начало новому переделу мира в интересах национальных корпораций.
   - Однако кое в чем, господа, мы с ними должны согласиться, - возразил вмешавшийся в их разговор представитель Израиля, - особенно с их таким утверждением, что беззащитность сытой и самоуверенной Америки со стороны мирового терроризма после 11 сентября уже становится для нас всех очевидным фактом.
   - В любом случае, господа, - недовольно буркнул представитель ЦРУ, - по доминирующей среди нас в последнее время концепции однополюсного мира нанесен, я бы не сказал, пусть еще и не сокрушительный, но уже ощутительный удар.
   Но и на самом их заседании разгоревшиеся между тайными агентами Запада страсти не утихали, и они продолжали свое обсуждение так сильно всколыхнувшего весь мир сентябрьского террористического акта в Америке.
   - Вы только послушайте, господа, о чем сегодня пишет в своих газетах эта наша, так сказать, оппозиция! - выкрикнул размахивающий перед ними газетою представитель Израиля. - "Проамериканской идеологии однополюсного мира нанесен сокрушительный удар. Суперимпериализм порождает свою тень - супертерроризм, наркобизнес, бизнес по продаже человеческих органов и живого товара".
   - Это неслыханное оскорбление наших благородных во имя блага всего человечества целей! - поддержали его своими возмущенными выкриками тайные агенты.
   - Успокойтесь, господа! Здесь не место для эмоций! - недовольно прикрикнул на них возглавляющий их сборище представитель ЦРУ. - Мы собрались здесь только для того, чтобы уже окончательно решить для себя, что нам делать с этою бандитскою Россией!
   - Я знаю, что нам с нею следует делать! - выкрикнул со своего места Сатана. - Я предлагаю включить ее в число стран, в которых вы в настоящее время намереваетесь активно использовать все те цели и задачи, которые вы перед собою ставите с внедряемым вами в повседневную жизнь всего мира глобализмом.
   - Глобализмом? Какой еще там глобализм? - пронесся по мгновенно успокоившемуся залу их тихий смущенный голосок. - Что он там все выдумывает, этот выскочка?
   Однако, по-прежнему сохраняющий свою невозмутимость Сатана только мрачно ухмылялся в ответ. Кому-кому, а уж ему-то было доподлинно известно о секретных планах стран Запада по утверждению на всем земном шаре единого Мирового порядка с единым Мировым Правительством, с единою религией и единою в виде доллара волютою. И в этом, утвержденном ими Мировом порядке, будет богато жить и вольготно себя ощущать лишь население золотой семерки, в то время, когда два остающиеся миллиарда людей земли предполагается использовать только в качестве обслуживания этого привилегированного золотого миллиарда. А все остальное население земли из-за нехватки в будущем на всех природных ресурсов должно быть с помощью болезней, наркотиков, поощрение гомосексуализма, международного терроризма, бандитизма, безработицы и локальных войн уничтожено. Все сидящие в этом зале тайные агенты были, конечно же, прекрасно осведомлены об этих планах Запада, но по молчаливой договоренности между ними разговаривать об этом считалось правилом дурного тона.
   - А почему бы и нет? - вдруг подумал про себя председательствующий на этом сборище тайных агентов Запада представитель ЦРУ. - С этими русскими бандитами можно справиться только с помощью разработанных в наших лабораториях новейших психотропных средств. Вот, и проверим их действенность на практике, а, вдруг, они окажутся не такими уж и эффективными, как в этом нас стараются убедить с таким трудом собранные нами со всего мира высокооплачиваемые ученые. Господа, - тихо проговорил он вслух, - я не сомневаюсь, что наш коллега, так же, как и все мы, прекрасно осведомлен о секретных намерениях наших правительств. Иначе, он вряд ли имел бы возможность присутствовать вместе с нами на этом тоже строго засекреченном совещании. Господа, я не уверен, что мы должны и дальше притворяться совершенно ничего не знающими о планах глобализации мира, тем более что в предложении нашего коллеги есть немало здравого смысла.
   Мгновенно сбросившие с себя маски притворство оживившиеся тайные агенты, с не меньшим азартом принялись обсуждать только что начисто отвергаемое ими предложение Сатаны. И чем дольше они дискутировали, тем больше тайных агентов склонялось к мысли, что поступившееся предложение от Сатаны: как им следует поступить с бандитской Россией - очень интересное и больше всего вписывается в дальнейшие планы насчет этой все еще продолжающей им досаждать России ведущих государств Запада.
   - Пришла пора, господа, объявить нам эту никак не поддающуюся нашему влиянию Россию плацдармом для проведения эксперимента по проверке действенности разработанных нашими секретными лабораториями средств и методов завоевания нами в скором будущем мирового господства, - подытожил в конце дебатов их общее мнение представитель ЦРУ.
   - Ну, уж теперь-то я при помощи этого науськанного мною на Россию Запада расправлюсь с этим ненавистным мне русским народом навсегда, - радостно приговаривал на обратной дороге в Москву довольно ухмыляющийся Сатана.
   Как ты не старайся, а шила в мешке, все равно, не утаить, - утверждает в подобном случае народная мудрость.
   И она оправдала себя и на этот раз, так как сведения о решениях тайного сборища представителей спецслужб Запада в скором времени докатились и до противостоящей новым русским дермократам российской аппозиции.
   - Глухие отдаленные раскаты грома приближающегося глобализма еще в начале двадцатого века были услышаны чутким ухом Великого Ленина и названы им высшей и последней стадией капитализма - империализмом. А Великий Сталин уже сразу же после окончания второй мировой войны предупреждал народы земли, что относительно мирный характер жизни продлиться не более пятидесяти лет. Ему уже тогда были известны секретные планы империалистов-глобалистов. И, вот, грозовые раскаты этого глобализма уже вплотную приблизились к нашей России, - говорил, выступая на организованном Ленинградской партийной организацией коммунистической партии Союза митинге, Козлов Антоша. - Эти стремящиеся подчинить себе все народы мира империалисты-глобалисты при достижении своих целей не останавливаются ни перед чем, Они не только устраняют уже физически всех, кто пытается им противостоять, но под флагом ООН или НАТО даже применяют военную силу против имеющих неосторожность им не понравиться суверенных государств. Ярким примером подобного их, скажем прямо, преступного поведение служит недавняя варварская бомбардировка Сербии. Однако не все устрашились их кажущейся сегодня неодолимой силы. Многие в этой неравной борьбе жертвуют своими жизнями, но тут же на их место встают сотни, тысячи новых готовых драться с ними не на жизнь, а на смерть, героев. И я, сейчас, хочу попросить вас почтить светлую для нас память отдавших свои жизни во имя свободы и независимости народов всего мира людей минутою молчания и сказать наше твердое: "Нет!" - бесчеловечным планам империалистов-глобалистов оставить на территории России в живых всего лишь тридцать - сорок пять миллионов русских людей! У нас в России их глобализм не пройдет! Мы не рабы, рабы не мы! - выкрикнул в конце своего выступления Антоша известную всем из сталинского букваря фразу.
   И слушающие его русские люди громко повторили:
   - Мы не рабы, рабы не мы! - и застыли в глубоком скорбном молчании.
  
   июль 2002 года.
  
  
  
  

ЭПИЛОГ.

  
   - Дедушка, а дедушка, - снова затормошили неугомонные внуки старого Антошу, после того как он закончил рассказывать эту свою придуманную им небыль о возможном развитии событий в России, вскоре, после смерти Великого Сталина. - Как же мог наш русский народ терпеть над собою подобное измывательство?
   Потихоньку всхлипывающая маленькая Ирочка, словно в поисках у Антоши защиты от подобного ужаса, еще сильнее прижалась к своему любимому дедушке.
   - Дедушка, я не хотела бы жить в такой России, - с трудом выдавила она из себя в ответ на вопрошающий взгляд встревоженного ее реакцией на его рассказ Антона.
   - И не будешь, моя милая, - ласково погладив по русой головке, поторопился ее успокоить Антон, - это же просто небыль, внученька. Или, если можно так выразиться, просто кошмарный сон для нашей России. Истинно русские люди больше уже никогда не позволят подобным выродкам воцариться над собою даже в самых кошмарных снах.
   - Так и будет, дедушка! - одобрительно выкрикнули уже начинающие кое-что понимать в жизни его внуки и побежали играть в свои безо всякого сомнения интересные детские игры.
   Не сводивший с них глаз состарившийся Антоша только удовлетворенно улыбался в ответ своим мыслям. Хорошие у него подрастают внуки. Он не сомневался, что его внуки сделают все от них зависящее, чтобы подобный кошмарный сон для России больше уже никогда не повторился, и что они обязательно поделятся знаниями о своих навек прославленных предках со своими детьми и внуками.
   А сама наша матушка Россия все это время даже ни на одно мгновение, не оглядываясь в свое прошлое и не очень-то стараясь осмысливать все происходящее в ней в настоящем времени, тем более, не пытается заглядывать в свое уже скорое возможное будущее. Она, как и всегда, по-прежнему горделиво и величаво, не стесняясь показывать всему отчаянно завидующему ей миру свою неповторимую красоту, и все свое ни с чем не сравнимое обаяние и привлекательность, безо всякого страха все бежит и бежит навстречу бушующим впереди нее огненным ураганам. И совершенно правильно. Ей не только недосуг, но и просто незачем утруждать себя чисто людскими заботами и проблемами. Об этом должен постоянно заботиться сам населяющий ее бескрайние просторы русский народ, который всегда ее любил и не только любит сейчас ее до самозабвения, но и по-прежнему не перестает восхищаться ее неземной красотою.
   Но вполне возможно, что на самом-то деле все происходило и происходит совсем по иному, что между Россией и населяющим ее народом существует прямая и самая тесная связь. И вполне может быть, что только это она одна и придает простодушному и всегда доброжелательному к своим, как всегда, неблагодарным соседям русскому народу самый неповторимый в мире, а поэтому так ими до конца все еще не разгаданный, русский характер. Самобытность и извечная невосприимчивость русских людей ко всяким там губительным для христианских душ западным веяниям всегда поражала, и будет удивлять и впредь все остальные народы мира. А его постоянная готовность к самопожертвованию и массовый героизм в нелегкое для Руси время навсегда отбивают у его коварных соседей охоту зариться на несметные богатства России. Так живи ты вечно, наша матушка Русь! И пусть на твоих необъятных просторах так же вечно живет, и множиться любящий и прославляющий тебя во все времена Великий русский народ!
  
   19 июня 2002 года.
  
  
  
  

СОДЕРЖАНИЕ:

  
   Стр.
  
   Книга "ВОЛШЕБНЫЕ КОРАБЛИ" 1
  
   ПРОЛОГ 2
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: "ПРОКЛЯТИЕ" 14
  
   Глава первая: ШИБИАНКИ 15
  
   Глава вторая: ОБЖИГАЮЩИЕ ДЫХАНИЕ СТЕПИ 20
  
   Глава третья: ВРЕМЯ И НРАВЫ НЕУМОЛИМЫ 34
  
   Глава четвертая: НА ПЕРЕКРЕСТКАХ СУДЬБЫ 44
  
   Глава пятая: КРИВЫЕ ДУМЫ ВЫВОДЯТ НА КРИВЫЕ ДОРОЖКИ 65
  
   Глава шестая: НЕВИННЫЕ ЗАБАВЫ НЕЧИСТИ 79
  
   Глава седьмая: С КЕМ ПОВЕДЕШЬСЯ ОТ ТОГО И НАБЕРЕШЬСЯ 99
  
   Глава восьмая НОВОЕ НЕ ВСЕГДА ЛУЧШЕ СТАРОГО 112
  
   Глава девятая: СОПЕРНИЦЫ 130
  
   Глава десятая: ГОСПОДИ, ПОМИЛУЙ НАС, ГРЕШНЫХ 148
  
   Глава одиннадцатая: ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЖИЗНИ 173
  
   Глава двенадцатая: ПЕРЕД СМЕРТЬЮ ВСЕ РАВНЫ 193
  
   ЭПИЛОГ 203
  
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ: "КОЛДОВСТВО" 206
  
   Глава первая: ВЫБОР ПРОКЛЯТОЙ ДУШИ 207
  
   Глава вторая: СЮРПРИЗЫ КОВАРНОЙ СУДЬБЫ 235
  
   Глава третья: ДРЕВНЕЕ ЦАРСТВО ПРИРОДЫ 270
  
   Глава четвертое: МИР ТЕСЕН 292
  
   Глава пятая: В ПЛЕНУ У РИМЛЕН 311
  
   Глава шестая: ПОХОРОНЫ ДИОНА МАРКО 328
  
   Глава седьмая: ДЕСАНТ САТАНЫ 342
  
   Глава восьмая: НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ТРИУМФАТОР 372
  
   Глава девятая: СУЛЬБУ НЕ ОБМАНЕШЬ 386
  
   Глава десятая: ОМРАЧЕННАЯ РАДОСТЬ СВОБОДЫ 414
  
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: "ЦВЕТОК АДА" 430
  
   Глава первая: ГИБЛЫЕ ДУШИ 431
  
   Глава вторая: КОММУННА "ЦВЕТОК АДА" 452
  
   Глава третья: ТОРЖЕСТВО САТАНИНСКОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ 468
  
   Глава четвертая; ВЖИВАНИЕ В НОВУЮ ЖИЗНЬ 485
  
   Глава пятая: ОСВОБОЖДЕНИЕ АРКАДИЯ БЕЗУМНОГО 503
  
   Глава шестая: НАЧАЛА АКТИВНОЙ БОРЬБЫ 526
  
   Глава седьмая: РАЗГУЛ НЕЧИСТИ 542
  
   Глава восьмая: НЕ ТАК СТРАШЕН ЧЕРТ, КАК ЕГО МАЛЮЮТ 567
  
   Глава девятая: ПРИМЕТЫ НОВОЙ ЖИЗНИ 591
  
   Глава десятая: КРАХ САТАНИНСКОГО ЭКСПЕРИМЕНТА 609
  
   ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ: "ТЕРНИИ РАЯ" 631
  
   Глава первая: УБИЙЦА ДЛЯ САМОУБИЙЦЫ 632
  
   Глава вторая: ОБОРОТНИ 669
  
   Глава третья: ЗЭКИ 702
  
   Глава четвертая: СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА 731
  
   Глава пятая: УМЕРЕТЬ МОЖНО И В ОДИНОЧКУ 750
  
   Глава шестая: НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ 767
  
   Глава седьмая: ОСВОБОЖДЕНИЕ 798
  
   Глава восьмая: В БУРЬЯНЕ РОЗЫ НЕ РАСЦВЕТАЮТ 823
  
   ЭПИЛОГ 847
  
   ЧАСТЬ ПЯТАЯ: ДЕМОНОКРАТИЯ 849
  
   ПРОЛОГ 850
  
   Глава первая: ЗАСТОЙ 851
  
   Глава вторая: СЕКРЕТАРЬ КОМИТЕТА КОМСОМОЛА 884
  
   Глава третья: ДИНОЗАВРЫ 904
  
   Глава четвертая: ПЕРЕСТРОЙКА 918
  
   Глава пятая: ПРЕДАТЕЛИ 950
  
   Глава шестая: ПРИХВАСТИЗАТОРЫ 987
  
   Глава седьмая: БАНДИТСКО-МАФИОЗНОЕ ГОСУДАРСТВО 1018
  
   Глава восьмая: ПОЗДНЕЕ РАКАЯНИЕ И РАПЛАТА 1045
  
  
  
   ЭПИЛОГ 1075
  
   СОДЕРЖАНИЕ 1076
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
   13
  
  
   1
  
  
   1078
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"