Оскар пребывал в глубоком и стойком... мягко говоря недоумении.
После того как несчастный нищий скончался, Оскар позвал одного из служителей храма, объяснил ему ситуацию (утаив правда про странные предсмертные слова бедняка), тот поспешил к телу и вскоре к ним сбежалось ещё предостаточно народу. Все галдели, любопытно пялились на мёртвого, закрывали своим детям глаза, чтобы не калечить их психику (но и не торопясь их куда-нибудь увести, так как самим происходящее было очень интересно), ужасались, охали, ахали, жалели почившего и корили его за неопрятный вид. В конце концов, кто-то из толпы додумался вызвать полицию по магильнику (небольшому круглому аппарату, работающему на магических батарейках, с помощью которого можно было разговаривать с другими людьми (и не людьми) на расстоянии. Правда иногда магические сети давали сбои, и звонящий вполне мог дозвониться на совершенно другой номер. Дошло до того, что среди студентов магических университетов даже ходила легенда о парне, в результате таких сбоев однажды дозвонившемся кому-то из богов. О том, что стало предметом их, без всякого сомнения, учёной и глубокомысленной беседы, как правило не упоминалось, но некоторые вольнодумцы утверждали, что бог и человек обсуждали девчонок и футбол).
Магильники появились всего несколько лет назад, и Оскар считал их едва ли не величайшим изобретением человечества. В отличие от многих других магических артефактов они могли работать и в руках человека, не наделённого волшебной силой. Благодаря ним Оскару удавалось иногда поговаривать с родителями, хотя звонки на такие большие расстояния и стоили очень дорого. Не умоляло прелести магильников в глазах Оскара даже то, что они ужасно фонили и распространяли вокруг себя сильное магическое излучение. У людей чрезмерно часто прикладывающих их к ушам, через некоторое время последние начинали приобретать подозрительно эльфийский вид, а в особенно тяжёлых случаях - и обзаводились обильным волосяным покровом. Таков уж был недостаток всех магических предметов. Как бы упорно не бились над ними учёные, пытаясь свести к минимуму побочные эффекты, они всё равно оставались опасными для обычных людей. Особенно для трезвенников. По этой причине ОГАМ (Орионская Государсвенная Академия Магии) была огорожена высоким забором, заклеенным защитными бумажками с непонятными закорючками (студенты ОГАМа утверждали, что там написана всякая нецензурщина, хотя это конечно было неправдой). По ночам бумажки мерцали зелёноватым светом, в тёплые времена года сбивая с толку ищущих себе пару светлячков (после подобных конфузов бедные светлячки ещё долго чувствовали себя то ли дураками, то ли извращенцами). В канализациях ОГАМа жили разнообразные мутанты, бывшие когда-то обычными крысами, тараканами и слишком долго чинившими трубы сантехниками. А его главное здание обладало хоть и слабыми, но порою проявляющими себя зачатками разума.
Но вернёмся к Оскару.
"Ну почему это случилось именно со мной? Неужели так сложно было умереть на день раньше, когда была не моя смена? И где я теперь должен искать эту женщину с хвостом?" - думал он, глядя на то, как колышутся и бурлят суетливые человеческие массы. - "Мало ли в Орионе хвостатых тёток. И где у них должен быть хвост? Мне что каждой эту дребедень сообщать? Демоны не носят носков... Ха. Ну и что? Меньше, значит, парятся со стиркой. Может мне тоже носки перестать носить? Интересно, меня тогда тоже можно будет считать демоном?".
Служителем храма, которого Оскар позвал на помощь, был один из священников. На нём была надета стандартная белая одежда, какую носили все священнослужители его ранга. Это было кимоно, с узором по подолу и золотым поясом. В ушах, как и полагалось, болтались стеклянные серьги, похожие на висюльки с люстры. Они несли в себе смысловую нагрузку и как бы говорили: "Трезв, как стёклышко". Белый цвет одежды символизировал неискушенность в разгульном образе жизни, а пояс, видимо, сообщал, что священник скорее удавиться вышеуказанным предметом, чем возьмёт каплю в рот, но подобных толкований на сей счёт официальная информация не предлагала. Видимо, служители храма считали, что всякой чуши есть предел.
Священника звали Самант и он был очень уважаемым в узких кругах человеком. В свободное от службы время, он занимался тем, что тайно поставлял низкокачественные наркотики в магические ПТУ (так что в кругах наркоторговцев он и был знаменит). Высококачественные в подобных учебных заведениях были ни к чему, всё равно их выпускники могли наколдовать разве что только хронический насморк или геморрой. Деньги, вырученные от этого "хобби" были неплохим подспорьем в жизни Саманта, ведь у него было четверо детей, а зарплата священника не радовала обилием ноликов. В довесок, Самант продавал индульгенции, а это было запрещено. Предположим, если к нему приходил какой-нибудь господин, любящий приложиться к бутылке, но боящийся за трезвость своей души, Самант с удовольствием отпускал ему грех опьянения, после чего господин мог считать себя трезвым, даже если едва стоял на ногах.
В общем Самант, как и все люди на земле, был не так прост, как выглядел, а выглядел он довольно простым, да к тому же приятным, жизнерадостным и безобидным человеком. Но Оскару он не нравился, его всегда настораживали такие люди. "Если у человека есть мозги, он не будет радоваться жизни. И уж тем более не будет выглядеть безобидным и приятным", - считал он.
Спустя примерно полчаса после звонка прибыла полиция и прочие прилагающиеся к таким криминальным делам люли. Среди них были двое ментов - один похожий на борова на диете, второй - ехидный как само ехидство мужик. Оцепив место смерти и велев своим помощникам упаковать тело, они поговорили с Самантом, и были направлены священнослужителем к Оскару.
- И как всё было? - спросил ехидный.
- Ну, я подметал на крыльце и вдруг увидел этого человека. Он подошёл к храму и упал на ступеньки. Я сначала подумал, что он пьян, но по правилам храма мы должны помогать всем кто приходит, ну я и подошёл к нему, чтобы помочь. Он захрипел, схватил меня за ногу и умер, - голос Оскара дрожал от пережитого шока.
- А почему ты никого не позвал.
- Я позвал, но он уже умер.
- Я позвал, но он уже умер, - передразнивая взволнованную интонацию Оскара, пропищал мент. - А почему не позвал до этого?
- Так ведь он схватил меня за ногу, - чувствуя, как ехидный полицейский начинает его бесить, воскликнул Оскар.
- А какого чёрта ты вообще тут подметал? - с внезапной злостью воскликнул полицейский.
- Федя, он же тут работает, - вмешался боров.
- Работает, да!? А регистрация у тебя есть? - ехидное лицо ехидного расплылось в таком невообразимом ехидстве, что узрев эту картину, даже самодовольный ублюдок доктор Хаус подавился бы Викодином.
- Что? - меньше всего в этой ситуации Оскар ожидал услышать такой вопрос.
- Регистрация, говорю, у тебя есть? И паспорт?
- Эээ, они у меня в комнате.
- Ничего, мы подождём!
С этими словами ехидный и худеющий боров демонстративно сложили руки на груди, показывая тем самым, видимо, что будут ждать регистрации вплоть до самого Апокалипсиса, если понадобится, и даже немного дольше, и покинут свой пост разве что только по нужде.
Окончательно выбитому из колеи Оскару не осталось ничего другого как направиться к служебному входу в храм. Так как у Оскара не было денег, чтобы платить за квартиру, администрация храма, проявив поистине богоугодную щедрость, предоставила ему крохотную каморку на чердаке, не забыв, конечно же, вычесть счёт за проживание из его зарплаты.
Оскар поспешно взбежал по винтовой лестнице, так мелодично скрипящей ступенями, как будто лет двести провела в опере и за это время привыкла аккомпанировать оркестру. Как она ещё не порывалась петь, можно было лишь гадать.
Как и во всяком духовном заведении на свете здесь сильно экономили. Тут днём с огнём и с собаками нельзя было найти даже самой убогой и закомплексованной лампочки, не то, что уж полноценной горделивой люстры. Возможно, это было сделано с целью того, чтобы облегчить священнослужителям процесс чтения духовной литературы. В такой темени им удавалось разобрать лишь то, что подсказывало их воображение, так что обсуждения прочитанного часто становились настоящими шоу и могли бы собирать полные залы, если бы кому-нибудь вздумалось приглашать на них зрителей. Так же во тьме было очень удобно наблюдать видения и явления святых, некогда замученных до смерти магами посредством выпивки, гулянок и развлечений с женщинами, ну и конечно премерзких демонов всяких соблазнов. Куда уж без них? В общем, работники храма веселились, как могли.
Лестница закончилась, и Оскар оказался в полутёмном коридоре. Единственным источником света здесь являлось крошечное окно, такое маленькое, словно его только что произвели на свет. (Не знаю даже, возможно ли такое сравнение: примечание автора).
Это был ещё не чердак. Чердак находился выше, и на него вела прогнившая приставная лестница, привинченная кем-то к стене. Оскар подозревал, что установивший её здесь человек, испытывал перманентную ненависть к существам, живущим на чердаках, и надеялся, что однажды очередной жилец этого места навернётся и свернёт себе шею. Причиной таких мыслей являлось то обстоятельство, что лестница не доходила до пола и даже более того, и вовсе обреталась в отдалении от него. Чтобы залезть на неё, Оскару приходилось вначале забираться на специально приставленную для этого тумбу. И хотя он много раз обращал внимание управляющего храмом на этот прискорбный факт - ничего не менялось. Управляющий всегда понимающе кивал, делал участливое лицо, обещал в ближайшее время решить эту проблему, но реально ничего для какого-то жалкого уборщика делать не хотел. Оскар это понял, и, в конце концов, после нескольких бесполезных разговоров смирился.
Вскарабкавшись на тумбу как альпинист-дошкольник , он перебрался на лестницу и вскарабкался по ней в свою обитель.
Комната Оскара, как ожидалось из его вынужденного материального положения, не являла собой вид утончённый, изысканный и роскошный. В ней даже мебели почти не было, только кровать и покосившаяся тумбочка с очень неожиданной для такой небольшой вещи надписью на боку: "Здесь был Вася". Оскар успел достаточно поломать голову, размышляя над тем, каких же размеров должен был быть этот таинственный Вася, чтобы поместиться в тумбочке. Возможно, конечно, что он бывал в ней не полностью, а например, засовывал внутрь только голову, руки или ещё какую-нибудь часть тела, но в таком случае ему следовало бы написать "Здесь была голова Васи", а иначе получалось, что он соврал.
В тумбочке Оскар хранил свои документы, кое-какую еду, вроде лапши быстрого приготовления, оставленную на чёрный день и ещё несколько мелочей. Помимо кровати и тумбочки у Оскара была ещё маленькая плита, чайник, чашка, несколько тарелок сложенных за неимением полки в коробку, кастрюля, сковорода, лопаточка для готовки и пара вилок и ложек в алюминиевом стакане. Оскар давно уже научился готовить, так что вполне неплохо о себе заботился. Он умел варить супы, рис и макароны, жарить мясо, тушить овощи, даже знал несколько экстравагантных рецептов, которые, правда, не мог реализовать за невозможностью купить ингредиенты.
Помимо всего этого, в комнате имелся ещё один значительный предмет. Им была недавно купленная клетка с так же недавно купленной шиншиллой. Хотя... Оскар подошёл ближе, надеясь, что просто не заметил её. Но нет, шиншиллы в клетке не было, хотя дверца была надёжно закрыта. Куда же она могла деться. Оскар поднял клетку и потряс её, как будто надеялся, что огромная мышь затерялась где-то среди клочков бумаги. Убедившись в том, что зверёк не прячется за обрывками газет, парень принялся методично обшаривать комнату, совершено забыв о регистрации.
- Тоша, Тоша, - он заглянул под кровать, проверил жалкую стопку одежды, лежащую на коробке из-под обуви, посмотрел по углам, заглянул в приоткрытую тумбочку.
Зверёк сидел там и с наслаждением грыз... У Оскара чуть мозг через ноздри не брызнул. Резко распахнув тумбочку, он схватил зверя и вырвал у него из зубов клочок бумаги. На нём обнаружилось две буквы "Р" и "Е".
Холодея, Оскар вытащил то, что осталось от его регистрации, в надежде, что фрагменты удастся собрать, но надеяться на это было глупо. Кому нужна была регистрация, порванная на десяток кусков?
- Ну, спасибо, зараза, ну удружила.
Не смотря на явно мужское имя, шиншилла была самочкой. Причина такого странного наименования крылась в том, что Оскару банально было лень придумывать ей кличку, и он решил дать то имя, которое первым взбредёт в голову. В итоге девочка-шиншилла стала Тошей.
Если бы Оскар был чуть более жестоким, то непременно открутил бы сейчас ей голову. Однако, хотя руки у него и зачесались, он не стал заниматься шиншиллоубийством, предпочтя засунуть преступницу в клетку как можно более экспрессивным способом, так чтобы та поняла, насколько он её ненавидит.
Было непонятно, уловила ли Тоша месседж, но проверять это Оскар не стал. Вместо этого он в панике заметался по комнате, совершенно не понимая в первые секунды, что же ему теперь делать. У него не было регистрации, у него не было денег, чтобы заплатить штраф за её отсутствие, у него на глазах умер человек и перед смертью велел ему найти тётку с хвостом.
"Может у меня крыша поехала и это мои глюки? - подумал он. - Хотя, даже если и глюки, дело это не меняет. Значит я теперь в мире глюков и вести себя надо по их законам".
На второй минуте метаний по комнате, ему пришла в голову идея пойти, занять денег у кого-нибудь из сослуживцев. Можно было бы взять их у управляющего или у кого-нибудь из остальных уборщиков. Окрылённый этой идеей, он, захватив с собой паспорт и огрызки регистрации, слез вниз по лестнице, пробежал по освещённому новорожденным окном коридору, спустился по оперным ступеням, в общем проделал тот же маршрут, только наоборот, и уже собирался нырнуть в проход, ведущий к кабинету управляющего, как вдруг гневный голос Саманта заставил его остановится.
- Эй, Оскар, что ты там копаешься? А ну иди сюда.
- Секунду. Я сейчас приду.
- Никаких секунду, живо иди сюда.
Оскар бросил тоскливый взгляд в тёмный коридор, ведущий к спасительной двери, но делать было нечего. Самант был не на шутку взбешён.
- Эти двое мне уже всю плешь проели, - сказал он, влепив Оскару затрещину. - Ты что не мог нормально себя вести?
- А что я сделал? - возопил Оскар, негодуя, что какой-то священник влепил ему по его аристократической голове.
- То, кто тебя просил суетиться с этим бомжом? Убрал бы его тихонечко с наших ступеней и всё. А теперь все только и будут говорить, что у нашего порога истёк кровью человек. Мы же храм здорового образа жизни. У нас нельзя умирать.
- Можно сказать, что это всё потому что он много пил и плохо питался, - хихикнул Оскар.
- Ты мне ещё тут поостри.
Самант вытолкал его на улицу к двум полицейским, ожидающим его регистрации.
"Вот ведь делать им нечего, - подумал Оскар. - Человека убили, а они носятся с моей регистрацией, как с писаной торбой".
- Ну что, принёс регистрацию? - спросил ехидный.
- Да, - буркнул Оскар. - Только вряд ли она вам понравится.
Он продемонстрировал им то, что от неё осталось.
-И что это? - ухмылка достигла таких широт, что казалось, у полицейского вот-вот порвётся лицо. Оскар представил это себе, и ему стало смешно. Однако сейчас было не до смеха, и хихикать он не стал.
- Регистрация. Её шиншилла порвала, - ответил он, понимая как бредово это звучит.
- Что? - все трое, и Самант, и полицейские так на него вытаращились, что бедному Оскару невольно показалось, будто он очутился в кругу трёх обдолбанных василисков.
- Шиншилла порвала, - заорал он.
Все так и покатились от смеха. В случае с толстым Самантом и худеющим боровом, это вполне могло бы стать правдой, если бы Оскар решил добить их каким-нибудь анекдотом.
- Всё понятно, - утирая выступившие слёзы и продолжая ещё нервно подёргиваться и булькать, констатировал ехидный. - Поехали в участок.
- Нет, давайте как-нибудь по-другому, - запротестовал Оскар, сам не зная, как могло бы быть это по-другому. Денег у него не было даже на взятку.
- И как, например? Нет, всё, садись в машину. Давай!
Оскар попытался что-нибудь ещё сказать, но его уже уверенно вели к машине. Он обернулся к Саманту, надеясь, что тот за него заступиться, но тому, похоже, было всё равно. Его больше волновала толпа зевак, до сих околачивающаяся возле ступеней храма, хотя труп уже давно увезли.
Остальные священнослужители рангом поменьше тоже были здесь. Они пытались успокоить людей и заставить их разойтись, но те упорно таращились на пятно крови и галдели как на птичьем базаре. Один из служителей храма подошёл к Саманту и что-то сказал ему. Тот кивнул, и они вместе вошли в храм.
Оскара к тому моменту довели до машины и вынудили сесть внутрь.
Уносясь всё дальше от места происшествия, Оскар почему то думал не столько о том, что его везут в ментовку, сколько о словах старика.
Демоны не носят носков.
* * *
С улицы Саюко увели внутрь крепости и заперли в обезьяннике, как какую-нибудь проститутку или уличную хулиганку. Хоть сумку не забрали. Саюко чувствовала, что, сделай они и это, и её отчаяние перевалило бы за всякие грани, и она бы сорвалась, и тогда кто-нибудь обязательно пострадал, возможно, даже насмерть. Всё у неё внутри клокотало от злости, замешанной на недоумении. Эти подделанные документы ещё никогда её не подводили. Их магия была слишком тонка и сильна, чтобы какой-то вшивый стражник-волшебник, пусть хоть сто раз талантливый и опытный, сумел что-то заподозрить.
Усевшись на выкрашенную в розовый цвет лавку, Саюко перебирала в голове различные варианты причины своей проблемы. Может быть, магия на листах начала ослабевать, или стражник повернул паспорт под каким-то особым углом, может свет как-то феноменально падал, так как никогда не падал раньше, может стражник на самом деле был великим волшебником, а может Саюко просто спятила, и всё это было лишь её бредом?
Ничего не могло объяснить того, что произошло. Саюко всегда была в здравом уме и твёрдой памяти, а заклинания в документе были в отличном состоянии. И этот юный наивный и глупый на вид парень уж никак не смахивал на могущественного мага.
Саюко чувствовала себя вулканом, в жерле которого кипели удивление, беспокойство и гнев. Она никогда не отличалась кротостью нрава или умеренностью в проявлении отрицательных эмоций. Жизнь и её положение, дарованное ей при рождении, сделали её капризной и надменной, она уже давно не верила, что кто-то может помешать ей делать то, что она хочет. Саюко считала себя хитрее, умнее и красивее всех. Люди, вампиры и прочие создания казались ей пешками на шахматной доске её бытия, и то, что они научились колдовать и познали многие тайны мироздания, не делало им чести и являлось лишь небольшой проблемой, которую она планировала постепенно устранить. И тут такая неожиданная, пусть и мелкая неприятность.
"Как нехорошо начинается поход в этот город. Может это какой-то дурной знак? - подумала она, разглядывая исписанные всякой нецензурщиной стены обезьянника. - И почему меня посадили сюда? Неужели у них нет других комнат для содержания подозрительных личностей?"
Она встала, и, подойдя к решётке, выглянула наружу. Коридор с обеих сторон не имел в наличие ни то что гуманоидной формы жизни, но даже и какой-нибудь вшивой крысы.
- Похоже всем на меня наплевать? Какие ужасные стражники в этом Орионе. Может сбежать? - подумала она.
Конечно, она могла сбежать, и это не составило бы для неё особого труда, наоборот, порадовало бы её, предоставив отличную возможность для проявления своих особых талантов. Но у этих людей там снаружи были её документы, и это было единственным, что её удерживало. Саюко не хотела привлекать внимание к своей персоне. Ей не хотелось рисковать, ведь то, что она собиралась совершить, было на самом деле ужасным. До этого момента ей удавалось ускользнуть от глаз закона, потому что она всегда вела себя на людях как законопослушная гражданка и нигде не останавливалась надолго. Она была просто туристкой, к тому же её раса была как раз той, которая, по мнению большинства людей этого мира, относилась к категории гуманных, цивилизованных и порядочных. В общем, такая раса, которой по всеобщему мнению незачем было творить зло. В этом мире были свои творцы зла, и Саюко с удовольствием пряталась в их тени.
Но если бы её смогли поймать, доказать её вину и удержать в заточении, не известно было даже, что тогда бы с ней сделали. Можно было бы закидать её камнями или сжечь заживо, и это было бы и вполовину не так чудовищно, как то, что она сделала и ещё намеревалась сделать. Если бы Саюко верила в возмездие, то уже давно бы сошла с ума от страха. Но она, к счастью, в него не верила. Да и с чего было в него верить, если за всю её жизнь ей ни разу не пришлось расплачиваться за свои злодеяния. Если конечно не считать расплатой что-нибудь вроде сломавшегося каблука или потерявшейся серёжки. Некоторым капризным барышням и этого бы хватило. И они возопили бы в ужасе: "О, Господь, за что ты караешь меня?" (я так иногда делаю: примечание автора, мне так стыдно).
Саюко постучала ноготками по решётке и крикнула в тишину коридора.
- Эй, тут кто-нибудь есть?
Честно говоря, она и не ожидала, что кто-то отзовётся. В её воображении на всех служителях закона в Орионе уже стоял большой и жирный крест, расползающийся всё пуще с каждой секундой. И всё равно было как-то обидно, когда никто действительно ей не ответил.
- Вот дерьмо.
Саюко быстро вернулась к лавкам и, рухнув на них так резко, словно хотела проломить их своим задом, принялась рыться в карманах плаща.
"Ну и где эта проклятая фигурка?" - девушка обшарила карманы, даже на всякий случай вывернула их наизнанку. Сорвала с плеча рюкзак и углубилась в него с головой. Всё было тщетно. Фигурки как будто и не было.
- Я что спятила? - вслух спросила Саюко.
"Может она в параллельную вселенную вывалилась? Да нет, бред. Я ведь всегда держу её в плаще". На всякий случай она ещё раз проверила карманы и обнаружила в одном из них крошечную дырочку.
"Выпала через это? - поразилось Саюко. - Она что в размерах уменьшилась? Орионский городовой, мне нужен портной".
Мало того, что её великолепно заколдованные документы вызвали подозрение, мало того, что её посадили за решётку, мало того, что она была ограничена во времени, так она ещё и посеяла свою фигурку. Таких трудностей в работе у неё ещё не бывало. Это даже стало забавлять её.
"Карма что ли?" - подумала она, улыбнувшись.
* * *
Прошло уже где-то полчаса, а про неё так и не вспоминали. Саюко уже стала подумывать, что они и вовсе забыли об её существовании и вполне могут оставить её здесь на многие годы, пока в город не забредёт ещё какой-нибудь прохвост с поддельными документами.
Потеря фигурки расстроила её гораздо меньше, чем она сама того ожидала. Она скорее жалела о потраченных на неё деньгах, чем о том, что возможно навсегда потеряла своего единственного спутника. Впрочем, она всегда относилась к нему как к неразумной твари и плохо с ним обращалась, и всё-таки он столько времени пробыл с ней, что она невольно к нему привыкла. Теперь Саюко не могла вызвать его или узнать где он находится, а в том, что он сам захочет к ней вернуться, она, не без оснований, сомневалась.
По крайней мере, если у него всё-таки есть хоть капля мозгов, он будет держаться от меня подальше, - думала она, разглядывая от нечего делать свои ботинки.
Ещё через какое-то время, показавшееся ей почти вечностью, хотя в действительности прошло не больше пяти минут, утомившись созерцанием своей обуви, она решила, что "раз уж пошла такая пьянка", то вполне неплохо было бы воспользоваться внезапно освободившимся временем и почитать в своё удовольствие.
Саюко не относилась к ярко выраженным любителям книг, зарывающихся в тома с головой, словно обезумевшие кроты, но и не считала чтение пустой тратой времени, как делала это современная молодёжь.
Ей редко удавалось выкроить свободную минутку, чтобы предаться этому занятию.
Ей даже подумалось, что внезапное заточение случилось ей на благо, как вдруг и эти её планы получили резкий и внезапный удар по башке.
В конце коридора открылась дверь, и Саюко услышала шаги. Идущих было явно несколько, Саюко решила, что это за ней и не без разочарования возвратила книгу в рюкзак, не успев её даже открыть. В этот момент к решётке подошли двое. Один был мужчиной в полицейской форме, на вид лет тридцати с гаком, противно ухмыляющийся, словно мелкий бес, которому по счастливой случайности удалось увести душу Фауста прямо из под носа Мефистофеля. Саюко он не понравился. Если бы он был один, или хотя бы в компании ещё одного мента, и у него были бы её документы, она без колебаний вырубила бы его и оставила здесь. Никто бы потом её не нашёл. Но её документов у него не наблюдалось, да к тому же он вёл с собой мальчика лет шестнадцати, совсем не похожего на блюстителя правопорядка.
Мальчик выглядел уставшим и взволнованным. Саюко заметила, что его трясёт, и причиной тому был явно не холод. День выдался тёплым, да и в помещении вовсе не было прохладно. Ей стало немного жаль мальчишку. Похоже, он впервые оказался в таком месте и сейчас был в панике.
По его одежде было видно, что он из бедной семьи. Ну, или из очень-очень богатой, и такой вид должен был продемонстрировать его эксцентричность. Рваные потёртые джинсы, застиранная кофта и старенькие кроссовки не делали его краше.
Cаюко не стала подниматься с места. Больно много чести было бы этому поганому менту, если бы она вдруг стала вскакивать перед ним как сановник перед королём. Она ограничилась лишь тем, что посмотрела на него и выпрямила спину, чтобы выглядеть более величественно.
Однако полицейскому как будто было на неё совершенно наплевать. Он пропустил мальчика в обезьянник, не уставая ухмыляться, и молча запер за ним замок.
Парень мельком глянул на Саюко и, повернувшись к менту, спросил:
- А когда вы меня выпустите?
- Когда заплатишь штраф, - довольным голосом ответил мент.
- Но у меня нет денег.
- Все так говорят.
Мент уже было хотел уйти, но Саюко ему не позволила. То, что он даже на неё не посмотрел, вывело её из себя.
- Эй, а меня отсюда выпускать вообще собираются? Чем там занимается ваш главный?
- Наш главный передо мной не отчитывается. И мне, честно говоря, плевать, когда вас выпустят. Да пусть хоть вообще не выпускают - составите парню приятную компанию.
Эти слова подействовали на Саюко как огонь на порох. Всё у неё внутри взорвалось и разбросало во все стороны обугленные трупы. Если бы не решётка, мент бы сейчас кричал от боли. Но между ними были прутья, а опускаться до того, чтобы пытаться выцарапать оскорбителя через решётку Саюко не желала, даже не смотря на бешенство. Одной из хороших её черт была способность сначала думать, а потом действовать даже в таких ситуациях как эта. Хотя она и была ужасно вспыльчивой и могла прийти в неистовство даже от мелочи, она всегда обдумывала свои действия с рациональной точки зрения, прежде чем разрушать города и отрывать головы. А так как она была бесконечно нетерпелива, думать ей приходилось быстро.
Вот и сейчас ей понадобилась лишь секунда, чтобы оценить обстановку и решить, как лучше прореагировать.
- А вы не боитесь, что потом пожалеете об этом? - спокойно поинтересовалась она, глядя ему в глаза.
Мент несмотря на довольство собой и своими словами испытал странное иррациональное чувство от этого взгляда. Он был твёрд и неумолим, как сходящая лавина, и самоуверен, как тысяча крутых парней. Однако полицейский быстро справился со своим волнением и ехидно поинтересовался:
- Вы что мне угрожаете?
- Как можно? - воскликнула Саюко. - Даже в мыслях не было.
Несколько секунд он помолчал, а затем нехотя признался:
- Я не знаю, когда вас выпустят.
- Ясно.
После этого полицейский ушёл, на прощание подмигнув Оскару и велев ему подумать на досуге о штрафе, если он не хочет ещё больших неприятностей, чем у него уже есть.
Саюко и Оскар остались одни.
Какое-то время они молча сидели напротив друг друга. Оскар старался смотреть куда угодно, только не на девушку, и явно чувствовал себя в её присутствии не в своей тарелке, а Саюко, наоборот, без стеснения его рассматривала.
Наконец ей всё это надоело. Ей захотелось узнать, почему его посадили сюда и о каком штрафе говорил ухмыляющийся.
- За что тебя?
Он едва заметно вздрогнул, видимо задумался о чём-то или не ожидал, что она что-то скажет.
![Оскар [Обморок 76]](/img/f/freja/glawa3/oskar.jpg)