И потому каждый в глазах другого стал символом смерти.
О людях и вампирах
Гортензии снилось, что вместо солнца в небе повесили красную тряпку и белые молодые бычки облаков дружно несутся, нацелившись в неё короткими рогами. Что небо похоже на дым, такой плотный и разноцветный, как будто выдыхали его курильщики-полиграфисты, вместо табака научившиеся использовать засушенную печатную краску.
Она стояла на берегу моря, босая, чувствуя, как свинцовые волны, накатывая, обнимают её ноги.
Место, где она находилась, существовало в реальности, или, может быть, ей это только казалось. Сейчас она не могла точно сказать. Гортензия понимала, что спит, но не понимала, что за образы видит. Ей казалось, что все окружающее её - фрагменты огромного витража, и даже чудилось, будто она может разглядеть смутные силуэты через цветные стёклышки, словно там, за ними, кто-то двигался.
Может быть, боги этого мира, случайно заглянувшие в её сны.
За спиной у неё возвышался крутой утёс, поросший травой и цветами, а рядом лежал белый валун, обкатанный морем до идеальной гладкости десятилетиями упорного труда. Совершенно не понимая, что делает здесь и чего ожидать от своего подсознания, породившего сие сновидение, она присела на этот камень и стала наблюдать за носящейся над водой одинокой чайкой, похожей на небрежный росчерк белой краски, почему-то обретший способность перемещаться в пространстве.
Внезапно за спиной у неё раздались торопливые шаги, и женский голос крикнул:
- Сиди там, я сейчас сама к тебе подойду!
Гортензия обернулась и увидела голую женщину с рыжими волосами и чем-то таким же рыжим и длинным, как будто бы куском меха, болтающемся позади, почти бегущую к ней, то и дело спотыкаясь и увязая в песке. Каждый шаг, похоже, давался той с трудом, но, так как зрение у Гортензии было ужасным, она поняла причину, только когда незнакомка почти добралась до неё. Обе ноги женщины оказались измазаны кровью и чернели огнестрельными ранениями, одна - в голени, а другая - в бедре. Такая же рана обнаружилась и в левом плече.
Чертыхаясь, женщина подошла к девушке и, жестом согнав ту с валуна, в изнеможении уселась на него. Вид у неё был такой измученный, что Гортензии стало её жаль.
Внезапно то, что девушка приняла за кусок меха, шевельнулось и принялось само по себе обмахивать женщину. К огромному своему удивлению, Гортензия поняла, что это хвост. И что хвост этот как будто бы настоящий и как будто бы растёт прямо из незнакомки, оттуда же, откуда растут все хвосты.
- Что это? - воскликнула она, успев подумать, что сон этот, если и правда сон, то какой-то уж больно странный и последовательный. Обычно сновидения всегда проносились через голову девушки словно стайка развеселых енотов, подскакивая и полоща на ходу ей мозги, так что в конце концов, проснувшись, она не могла сказать точно, где был один сон, а где другой и что ей вообще в точности снилось. Это же видение она, как ей казалось, не могла бы позабыть никогда. Всё это как будто бы происходило с ней на самом деле, и даже лисий хвост не мог стать достаточным аргументом для признания происходящего плодом её воображения.
- Что ты имеешь в виду? - подозрительно прищурившись, осведомилась женщина.
- Это. - Гортензия указала на хвост и тут же осеклась, вспомнив про свои хорошие манеры. - Простите, пожалуйста, что я спрашиваю. Но он так похож на настоящий.
- Он и есть настоящий, - с серьезным видом заявила незнакомка. - Но тебя должно волновать вовсе не это, а мои раны.
- Простите, - Гортензия потупилась. - Конечно же, ваши раны меня тоже очень волнуют.
- А уж меня-то как они волнуют, - женщина благосклонно кивнула. - Но сначала нужно разобраться с тобой!
- Со мной?
- Конечно, это же твой сон. Итак, что мы имеем? - Женщина огляделась. - А почему небо такого странного цвета? - спросила она.
- Не знаю.
- А должна знать! - Женщина презрительно глянула на красную тряпку солнца. - Ты полна скрытых комплексов и неврозов, - изрекла она.
Даже обычно безучастная ко всему Гортензия не смогла не удивиться подобным словам.
- Да, да, - женщина довольно закивала. - Всё это доказывает, что ты не используешь свой потенциал, не даёшь себе волю и всё держишь в себе. Посмотри только на небо. Это явный признак скрытой агрессии. А пляж, - женщина взяла горсть песка и ссыпала его сквозь пальцы. - Пустынный. В твоей личной жизни совершенная пустота, а ведь ты молода и должна в этом возрасте просто захлёбываться от любви и страсти. А этот валун - это же ты сама. Застывшая и безучастная, гладкая как лысина, так что ничто не может тебя затронуть. Если бы у тебя был хоть один острый угол, ты бы испытывала эмоции, но ты настолько обкатала саму себя, что уже ничего не чувствуешь. А это солнце! Это же твоё самомнение. Да, невысокого ты о себе мнения. Более тусклого и жалкого солнца я в жизни не видела. - Женщина посмотрела на девушку со смесью презрения и жалости.
Скорее всего, если бы это происходило в реальности, Гортензия не обратила бы на нежданный психологический портрет никакого внимая. Но это всё же был сон, и здесь её чувства были более обнажены, и совершенно неожиданно ей стало обидно за себя.
- Это неправда, - гневно воскликнула она. - Откуда вам знать, какая я?
- Но ведь я порождение твоего подсознания, - незнакомка округлила глаза. - А ты что подумала?
Гортензия отшатнулась в ужасе, но женщина внезапно подалась вперёд и цепко ухватила её за руку.
- Не бойся, - сказала она, и глаза её зажглись странным зелёным огнём. - Это же только сон!
Гортензия закрыла глаза, и всё исчезло, но она всё ещё ощущала сильные пальцы на своих запястьях.
- Это не похоже на сон, - прошептала она.
И проснулась.
***
Когда родители Гортензии погибли в автокатастрофе и она увидела их окровавленные, изуродованные тела, извлекаемые из искореженного автомобиля, ни единой слезинки не выкатилось из её глаз. Все ожидали от неё истерик, криков и рыданий, но лицо её оставалось абсолютно спокойным, и даже на кладбище, когда тела её самых близких и дорогих людей закапывали в землю, она не кинулась к гробам с криками: "Не трогайте маму и папу". Многочисленная родня с радостью готова была подставить четырнадцатилетней девочке своё сильное плечо и предоставить огромный запас утешительных слов в надежде заслужить расположения единственной наследницы древнего и богатейшего рода Паддлкрай, но ни то, ни другое ей не понадобилось. Родственники и знакомые едва ли не с осуждением взирали на неё, когда она в чёрном платье и вуали, спокойно и невозмутимо вышагивала в похоронной процессии.
Некоторые говорили, что у девочки ледяное сердце и она плевать хотела на родителей.
Другие предполагали, что причиной такого ненормального спокойствия ребёнка являлся шок, другие - железная выдержка, и утверждали, будто бы на самом деле в душе девочки пылает ад.
Но и те, и другие ошибались. Гортензия не была шокирована, не чувствовала себя в аду, и ей не было плевать на родителей.
На месте катастрофы она велела дворецкому, прибывшему вместе с ней, сфотографировать окровавленные лица родителей. Уменьшенные копии этих фотографий она вставила в овальный серебряный кулон и с тех пор ни разу его не снимала. Сделала она это для того, чтобы ни на секунду не забывать о том, что её родителей больше нет, и думать о них как о живых глупо. Мёртвые - как она считала - были мертвы совершенно и окончательно, и никакой жизни после смерти не существовало, а потому придавать им черты живого было равносильно некромантии.
Смирившись с тем, что теперь она одна, девочка постаралась выкинуть родителей из своих мыслей и в конце концов добилась этого. Их образы не беспокоили её даже по ночам, так что не прошло и года, как она сумела окончательно закрыть маме и папе всякую дорогу в своё настоящее. Это не значило, что Гортензия забыла про них, просто она больше их не любила, ведь любить можно только то, что существует. А если ты не любишь, то и не скорбишь.
После похорон её объявили единственной наследницей, назначили ей опекуна - отвратительную завистливую тётушку, всю жизнь, растрачивающую на распространение сплетен и поездки в театры, - и оставили девочку в одном из родовых замков, предоставив ее, в общем-то, самой себе. Конечно, всё многочисленное семейство, включая опекуншу-тетушку, мечтало правда-ми и неправдами заполучить наследство, но благодаря неусыпному надзору адвоката Гортензии, одному из лучших в стране, девушку это практически не касалось.
Все свои дни она проводила в просторной и некогда очень уютной студии на верхнем этаже своего замка и рисовала однообразные скучные картины, которые не могли бы вызвать интереса даже у самого традиционного искусствоведа, ещё не подхватившего заразу "не работающего туалета" . Однако, не-смотря на то, что художества её были убоги, да она и не мечтала об ином, Готензия регулярно отправляла их в ближайший город на продажу.
Все работы, не зависимо от размера и качества, стоили одинаково и очень дешево, а выручка за них поступала в фонд детей-сирот. Таким образом Гортензия сбывала бесконечный поток своих картин, скульптур и однообразно расписанных шкафов, лавок, столов и стульев, не позволяя им захламлять свой красивый и просторный замок. Но только не надо думать, что дети-сироты были выбраны ею самой. Нет, это решение принадлежало дворецкому, Гортензия, узнав о нём, только пожала плечами и кивнула. Ей было всё равно, кому достанутся её деньги. Думаю, даже если бы ей предложили отчислять их в фонд поддержки отечественной мафии и рэкетирства, она бы и в этом случае согласилась.
Мебель она покупала у самого, наверное, странного мебельщика всех времён и народов, потому что выглядела та всегда так, словно её делал скучающий гробовщик, желающий разнообразить свой трудовой быт новым дизайном похоронной ёмкости. Даже стулья и столы наводили на мысли об усыпальницах нищих и приверженцев спартанского стиля.
Для наследницы богатого семейства, владелицы нескольких замков и обширных земельных угодий, Гортензия вела до неприличия замкнутое, апатичное и безрадостное существование. Почти всё время она пропадала в своей студии, пачкая красками разные плоскости и выпуклости и ваяя из глины странные фигуры, не поддающиеся никакой идентификации. Еду ей приносили три раза в день, и девушка съедала её, даже, кажется, не понимая, что ест, и не чувствуя вкуса. Глядя на девушку, можно было подумать, что все её мысли устремлены на некий далёкий предмет, но в действительности Гортензия даже практически не удосуживалась тем, чтобы думать. Она просто существовала, не испытывая ни особых страданий, ни выдающихся радостей, полностью удовлетворяясь тем малым кусочком жизни и мира, который сама себе выделила. Даже рисовала она лишь постольку, поскольку совсем ничем не заниматься было невозможно. Всё это художество не приносило ей никакого удовольствия, но по натуре она была человеком, способным с головой отдаться любому делу, если оно достаточно монотонно, так что погружение в мир так называемого творчества не составило для неё большого труда.
И так шла её жизнь вот уже почти пять лет, перемежаясь лишь редкими вынужденными выходами в свет, когда кто-нибудь из многочисленной родни приглашал её на какое-нибудь празднество, и визитами тётушки-опекунши, во время которых Гортензии приходилось одеваться в чистое платье, не заляпанное краской и глиной, расчёсывать волосы и, покинув свою захламлённую студию, целыми часами просиживать в гостиной, распивая с родственницей чаи и болтая на некие совершенно неинтересные ей темы.
Из-за ни о чём не говорящего каменного выражения, никогда не сходящего с лица племянницы, тётушка считала ей ужасной хамкой и, каждый раз покидая замок, плевалась от злобы и презрения, именуя девушку не иначе как "Эта маленькая дрянь, недостойная таких денег".
Но этот привычный ход вещей неожиданно прервался, когда несколько дней назад Гортензия обнаружила на берегу моря раненую женщину с хвостом.
Гортензия прогуливалась по берегу, наблюдая за одинокой чайкой, нарезающей круги над морем, и вдруг увидела распростёртое на песке обнажённое тело. Она тут же позвала на помощь слуг, и они перенесли раненую в замок. Личный врач Гортензии извлёк пули из обожженных по какой-то причине ран и наложил повязки. Во время этой процедуры девушка пришла в себя, но ничего более или менее внятного от неё так и не удалось добиться. Она всё время порывалась бежать куда-то и кричала, так что в итоге ей пришлось вколоть успокоительное. После этого она уснула, и вот уже какой день лежала без сознания.
Поначалу Гортензия часто заходила к неожиданной гостье, подолгу про-сиживала возле её постели, разглядывая выглядывающий из-под одеяла рыжий лисий хвост. Обычно она не проявляла никакого любопытства, но тут даже ей стало интересно. Врач предположил, что это могло быть следствием какой-то магической операции или чего-то вроде того. Гортензия в магии не разбиралась, так что объяснение показалось ей здравым.
Но созерцать хвост ей быстро надоело, так что в итоге она сначала стала заходить реже, а потом и вовсе перестала. Расстроенная, тем, что хвостатая гостья не приходит в себя, она вернулась в мастерскую, велев слугам сразу же сообщить, если девушка проснётся, и с новым рвением взялась за кисти.
Но теперь всем, что она могла рисовать, была лишь женщина, привидевшаяся ей во сне и в итоге найденная на пляже. В конце концов, Гортензии даже пришлось, прихватив мольберт, вернуться в спальню к незнакомке, что-бы иметь возможность рисовать с натуры. Получалось у неё довольно отвратно, но она как всегда ничего не замечала. Только с ещё большим упорством принималась за очередной вариант портрета, то изображая женщину в карандаше, то в красках, то делая наброски углём, устроившись с альбомом прямо на прикроватном столике и так внимательно вглядываясь в черты спящей, что даже удивительно, как в той не протёрлась ещё пара дырок, в до-весок к тем, что остались от пуль.
Слуги не могли понять, что творится с их хозяйкой, но предпочитали не вмешиваться. Всё равно практика показывала - все их слова для неё, что об стенку горох.
Так что теперь Гортензия с маниакальным упорством и абсолютно ничего не выражающим лицом захламляла спальню своими работами, пытаясь до-биться наибольшей схожести с оригиналом. Она чувствовала, что эта встреча случилась с ней не просто так, и в тайне даже от самой себя не могла дождаться, когда же женщина очнётся.
***
Тихо опрокинул очередную рюмку и грузно упёрся локтями в стол. Седьмая за последние три дня бутылка водки была уже наполовину пуста.
- Понимаешь, - еле ворочая языком, обратился он к сидящему рядом чайнику, - она меня бросила. Ушла, - он икнул. - Сука.
Поднеся к носу пучок петрушки, он страдальчески занюхал.
- А я теперь кто? Я теперь никто. Без трусов. Я без трусов! - заорал он, ударив по столу кулаком. - Но я ради неё готов быть никем. Только бы она вернулась.
Маг зарыдал, размазывая по лицу заспиртованные слёзы. Боль, похожая на силиконовый пузырь, застрявший у него в районе сердца, снова лопнула, залив душу кислотой смертной тоски. Тихо хотелось расцарапать себе грудь, разломать рёбра и, вцепившись в этот страшный, разъедающий его существо шар, вырвать его наружу, опаляя пальцы и заливая собственной кровью столешницу. Казалось, что только так можно избавиться от этого чувства, и он снова и снова впивался ногтями в свою кожу, пытаясь разорвать её в клочки. Несколько красных гвоздичек проступили на серой ткани футболки. Но магу этого было мало. Ему хотелось истечь своим горем до последней капли.
С трудом поднявшись, Тихо, шатаясь как маятник, зашагал в ванную. Там он включил тёплую воду и заткнул сливную дырку синей затычкой. Бритва с несколькими застрявшими между лезвиями волосками обнаружилась на краю раковины (Ты помнишь, у Тихо не растут волосы на лице, так что, видимо, он брил ею ноги). Сжав её в ладони, Тихо сел на пол и принялся безучастно наблюдать за льющейся из крана водой. Чайник, прибежавший следом, увидев в руке хозяина бритву, отчаянно замахал ручкой-хвостом и принялся испуганно свистеть, надеясь тем самым отговорить мага от того, что тот собирался сделать.
- Мне незачем больше жить, - в сотый раз за последние несколько дней сообщил ему Тихо.
Забравшись в наполнившуюся ванную прямо в шортах и футболке, он не-умело попытался вскрыть себе вены на запястьях, однако, как ни старался, ничего не выходило.
"Для этого что, нужно какие-то специальные курсы проходить?" - разозлившись, воскликнул он и отшвырнул бритву в сторону. Чайник с облегчением выдохнул. Оказаться в запертой квартире наедине с трупом ему совершенно не улыбалось.
- Ну что ж, - Тихо выбрался из ванны. С него ручьями стекала вода. - По-пробуем по-другому.
Если уж вскрыть вены не получилось, то Тихо решил повеситься. Найдя в кладовке подходящую верёвку, он смастерил кое-как петлю и, привязав её к крюку в потолке, отправился за табуреткой. Поканчивание с собой так его увлекло, что он даже немного протрезвел. Теперь, наравне с горем, им двигал спортивный интерес.
Притащив табурет, он водрузил его на надлежащее место и попытался на него вскарабкаться. С превеликим трудом ему удалось покорить этот Эверест. Однако с тем, чтобы ещё и выпрямиться на нём, дабы вдеть голову в петлю, возникли ещё большие трудности. Ноги задрожали от натуги, а мир, крутнувшись перед глазами, накренился, коленки подкосились, и Тихо, издав предсмертный вопль убитого вепря, рухнул на ковёр.
- Да ёжкин крот, - возопил он, потирая ушибленную спину. - Ничего, я не сдамся.
Встав на четвереньки, он, исполненный праведного гнева и упорства, достойного героя, пополз на кухню.
- На этот раз у меня получится.
Он распахнул духовку и, включив газ, бесстрашно сунул туда голову.
- Мне незачем больше жить, - словно заклинание с вызовом повторил он.
Газ начал медленно заполнять тесную коробку, и Тихо почувствовал себя победителем. В этот раз он уж точно должен был умереть.
Внезапно в носу защекотало, и маг беспокойно заёрзал, пытаясь побороть себя. Однако чих, непобедимый и беспощадный, неумолимо рвался наружу.
- Апчхи, - Тихо дёрнулся и со всей дури шандарахнулся головой о потолок печки. - Ааааа...
Высунувшись из духовки, он схватился за пострадавшую макушку и, рухнув на пол, завыл от обиды на несправедливость мира. Даже покончить с со-бой у него не получалось. Катаясь по линолеуму как кот, он эпилептически подёргивался, сопровождая всё это душераздирающим плачем. Но во время очередной страдальческой "трели", когда он уже было начал восходить по лестнице звуков к наивысшей точке, чистой и звонкой, как песни эльфийских струн, апофеозу всего его горя, неожиданная яркая, как вспышка, идея посетила его тупую башку.
- Я должен её найти, - понял Тихо и резко сел. - Я просто должен найти Саюко и уговорить её стать моей женой.
Чайник, страшно утомлённый выкрутасами своего безумного хозяина, одобрительно кивнул.
"Ну, наконец-то, - подумал он. - Дошло как до жирафа".
***
- Сегодня эта гадина опять ошивалась вокруг моего Ники, - пожаловалась Джудит, капризно надувая губки. Платье на ней было длинным, но с таким глубоким разрезом, что выглядело даже более неприлично, чем мини.
- Какая гадина? - поинтересовался Оскар, выковыривая шиншиллу из клетки. Та из вредности сначала попыталась его укусить, но, потерпев неудачу, в конце концов расслабилась, позволяя извлечь себя наружу. Вид при этом зверюшка имела утомлённый и исполненный достоинства, как у престарелой королевы.
- Да это она про девушку Ника, - Грег засмеялся, увидев, как скривилось при этом лицо сестры.
- Она ему не девушка, - возмущённо воскликнула та, тряхнув накрученными локонами. - Она же человек!
- Видимо, для него это не имеет значения, - Грег развёл руками. - Ничего не поделаешь!
Они вышли на улицу, и Оскар тут же ощутил, сколь велика была разница между тем Орионом, в котором он привык жить, и этим. Здесь пахло цветами, жжёными свечками и мятой, растущей под окном в полной безопасности, избавленной от бесконечных поборов, которым её непременно подвергли бы люди. (Вампиры не пили чай, не добавляли мяту в коктейли и даже в зубной пасте, которую они использовали, мятный вкус был всего лишь следствием искусственных ароматизаторов). Орион Оскара же пах выхлопными газами, дымом из заводских труб и сыростью промозглых переулков.
- А кто этот Ник такой? - Оскар вопросительно посмотрел на Грега, желая скорее получить ответ от него, чем от Джудит.
- Да ничего особенного. Нищий жалкий вампиришка, живёт в крошечном гробу метр на метр, а Джуд вокруг него вьётся как муха-психопатка и повизгивает от восторга. Не понимает, что он ей не пара.
- Что? - в возмущении возопила девушка и отвесила брату подзатыльник. - Я не вьюсь, и он совсем не жалкий.
- Он что, маленького роста? - Оскар засмеялся.
- Почему ты так думаешь? - Грег скорчил сестре рожу.
- Ты сказал, что у него гроб метр на метр. Если это так, то он действительно тебе не пара, - последнюю фразу он адресовал Джудит, всё ещё надутой после высказывания брата.
- Он высокий и красивый, а беден только потому, что молод. Все нормальные вампиры и люди в молодости бедны как церковные мыши.
- Что-то я не вижу, чтоб ты просила подаяния. Хотя, ты же уже давно не молода. - Грег снова схлопотал подзатыльник, но ничуть этому не расстроился. Удар, кажется, наоборот, помог его улыбке выступить в полную силу, словно подтолкнул её навстречу миру.
Они очутились на довольно широкой улице, посредине которой пролегала залитая свежим цементом дорога, а по бокам жались друг к другу скромные магазинчики. Прямо по курсу, словно гора в кругу холмишек возвышалась громадина супермаркета "ВАТАКа", непревзойдённого в своём уродстве и безвкусии. Здание походило на гигантскую коробку из-под обуви. К коробке со всех сторон стекались вампиры, напоминая то ли паломников, то ли зомби, то ли крыс Гамельского парня. В общем, нечто лишённое своей воли и совершенно невменяемое.
Оскар с некоторым чувством гадливости вспомнил, что и он сам туда направляется. Тут же захотелось развернуться и пойти обратно, или как-нибудь ещё выразить своё "фи" и доказать самому себе, что он не такой как все. Ос-кару было всего шестнадцать, и бунтарский дух только-только обрёл в нём свою полную силу. Хотелось ломать и не строить.
Но подобные желания тут же выветрились у него из головы, когда случайно глянув в лицо одного из прохожих, он узнал в нём своего случайного знакомого, того самого мага, который выпустил их с Саюко из камеры. Оскар не сразу понял, что это был именно он, но мгновенно ощутил чувство узнавания и невольно остановился, прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь понять, что их вызвало.
Джудит и Грег тоже остановились и недоуменно уставились на спутника.
- Чего встал? - спросил Грег.
Оскар понял, где видел парня с фиолетовыми волосами, и, повернувшись, посмотрел ему вслед. Он вспомнил о своём намерении найти женщину с хвостом. Если уж он действительно собрался её искать, то лучшего помощника, чем маг ему не найти. Говорят, колдуны могут найти иголку в стоге сена, если дать им бутылку водки и банку огурцов. Ну, и ещё, желательно, металлоискатель, или на худой конец магнит. Тогда, может быть, они её найдут. Если очень постараются, и если луна в этот момент будет над правым рогом тельца.
В любом случае, какими бы замечательными или ужасными сыщиками маги не были, не стоило пренебрегать их помощью. Попытка, как говорится, не пытка.
- Знаете, ребята, вы идите, а я вас догоню, - сказал он Грегу и Джудит и, не дождавшись их реакции, направился вслед за магом. Его спутникам осталось лишь удивлённо посмотреть ему вслед и, пожав плечами, отправиться дальше.
Оскар не стал сразу же соваться к магу со своим предложением, решив выбрать для этого более подходящий момент. О том, что ему нечем будет платить за услуги мага, он даже не задумался. Как всякого истинного аристократа, даже пребывающего вот уже без малого семь лет в беспросветной бед-ности, такая мелочь, как деньги, его мало заботила. Как писал Искандер: "Тот, кто был богат и обнищал, ещё тридцать лет чувствует себя богатым". Оскар же ещё не отбедствовал и половины этого срока.
Маг тем временем свернул в одну из боковых улочек, где не было магазинов, а стояли вампирские трейлеры, украшенные искусственными слезинка-ми и чучелами крыс в честь дня Луи Нытика . Шиншилла, восседающая на плече Оскара и покачивающаяся в такт его движениям, словно ковбой на норовистом быке, с подозрением взирала на мёртвых зверьков, готовая в любой момент, если понадобится, ответить хамством на хамство. Однако никто из крыс не решался пискнуть в её сторону, что даже в некоторой степени разочаровывало Тошу.
В день Луи Нытика было принято проливать слёзы, оплакивая все, что только может быть оплакано, а так же сжигать чучело прошлого в надежде на светлое будущее . Хозяйки выбрасывали старый хлам и износившиеся вещи, а юные девушки, забравшись куда повыше, сдували с ладоней пепел сожженных фотографий своих бывших возлюбленных, надеясь тем самым в новое время обрести новую любовь.
В прошлом традиции, связанные с этим праздником, отличались некоторой жестокостью. Вампиры избавлялись от своих врагов, устраивали вендетту, но двадцатый век наступил на горло их песни. Настала эпоха вампиризма(1).
Маг и Оскар прошли улицу насквозь и оказались на перекрёстке. Оскар старался держать дистанцию в несколько метров, чтобы не вызвать у волшебника ненужных подозрений. Они повернули направо и оказались на улице попроще. Здесь практически не было трейлеров, а по большей части стояли стандартные гробы в окружении цветов, венков и свечей. Трое пожилых вам-пиров, сидя за круглым столиком под вербой, резались в карты, покрикивая время от времени на гоняющих мяч ребятишек. Один из них зафудболил вышеупомянутый круглый предмет Оскару в живот. Парень согнулся в три погибели.
- Анайнский джаляп, - прохрипел он, морщась от боли. - Чтоб ты долго жил.
Виновный мальчик подбежал к Оскару и даже не извинившись, попытался забрать мяч. Рассерженный донельзя аристократ выбил мяч из рук паренька и прицельным пинком отправил в кусты.
Оскар огляделся в поисках мага. Того как языком слизало. Парень испытал горькое разочарование, решив что упустил преследуемого, но тут же на-ткнулся на него взглядом. За то время, что он возился с мячом, маг успел свернуть с дорожки и теперь стоял шагах в десяти возле неказистого гроба, заслоняемый раскидистой осиной. Рядом, опираясь на гроб, полусидел парень с соломенного цвета волосами и чашкой в руках.
Разговор между магом и вампиром быстро набирал обороты и накалялся. Блондин шокировано выпучил глаза и что-то сказал, Оскар не разобрал что. Волшебник же активно жестикулировал и, кажется, о чём-то просил своего друга, время от времени складывая руки так, словно возносил тому молитвы.
Оскар постоял какое-то время в нерешительности, раздумывая, как будет лучше - встрять в разговор или подождать, когда маг разрешит свои проблемы. В конце концов, Оскар решил остановиться на втором, но увидев, как волшебник, решительно распахнув дверь в кабинку, к которой был пристёгнут гроб, влезает внутрь - решил, что пора действовать.
Маг, похоже, собирался отчаливать. Вампир бросился вытаскивать из гроба свои вещи. Волшебник подал ему стопку журналов и книг, обнаруживших-ся в кабинке, а также почему-то резиновую уточку, зелёную грелку и коробку с игрой "Метрополия". Последним был извлечён ворчащий кот, недовольный тем, что его сладкий сон бесцеремонно потревожили. Хотя, думаю, даже если бы Тихо разбудил его со всем возможным почтением, именуя не иначе как "ваше сиятельство" и бесконечно кланяясь и извиняясь, кот всё равно не простил бы ему этого.
Оскар, придержав шиншиллу на плече, чтобы та не дай Бог не свалилась, кинулся к магу.
***
Сумасбродные идеи приходили Тихо в голову так часто, что если бы он пытался их считать, то уже давно сбился бы со счёту, даже не страдая от амнезии. Обычно они ограничивались лишь статусом мечтаний, которые сначала захватывали своего обладателя с головой, заставляя его нервно ёрзать в про-странстве и времени, словно мучимого блохами нервного пса, а затем быстро сменялись тотальным разочарованием и угасали, будто лампочка. За то время, что они жили и здравствовали в голове Тихо, идеи только и успевали, что вспыхнуть неуёмным и радостным зудом в мозгу и сердце. Ни одну из них маг так и не претворил в жизнь, вполне обходясь цветастыми фантазиями, которые во всех отношениях были гораздо восхитительнее любой, даже самой удачной реальности, и плохи были лишь тем, что реальностью не являлись.
Но в этот раз Тихо, неожиданно для меня, не стал ограничиваться мечта-ми и даже не сдулся после первых двух минут деятельности, как это обычно с ним бывало. Видимо его любовь и желание снова увидеть Саюко были на-столько сильны, что могли заставить шевелиться даже такое никчёмное, ни на что не способное бревно, как он. Любовь окрылила Тихо, сделала его сильным и целеустремлённым. В своей новой жизни, в которой он ничего не за-бывал, парень ещё не успел познать пакостное раздражающее чувство раз-очарования в себе и осознания своих слабостей. Он был абсолютно уверен, что сможет свернуть горы ради достижения поставленной цели и, даже не-смотря на утрату трусов, отыщет свою возлюбленную, где бы та ни была.
***
Тихо вылетел на лестничную площадку. Чайник, не пожелав оставаться дома, увязался следом. Соседняя дверь приоткрылась, как будто его появление поджидали, и из-за неё высунула хорошенький нос всё ещё оскорблённая до глубины души Юля.
- А, это ты, - сказала она с деланным безразличием, как будто бы ожидала увидеть кого-то другого. На самом деле девушка надеялась, что маг явился с ней мириться.
- Я уезжаю, - сообщил Тихо.
Юля мгновенно рассердилась, ощутив, как по душе размазывается грязь разочарования.
- Скатертью дорожка! Что решил найти свою воровку?
- Решил, - Тихо с восхитительным спокойствием пропустил оскорбительное наименование мимо ушей. Несмотря на то, что обычно он был глуп и наивен как дитя, несколько раз уроненное вниз головой, да к тому же ещё и истеричен и визглив, словно мышь, у которой ПМС, сейчас в нём проснулось здоровое безразличие к чужому мнению и словам.
Нос исчез, и дверь с грохотом захлопнулась, заглушая гневное "Приду-рок".
Тихо хмыкнул и, подмигнув чайнику, побежал вниз по лестнице. Чайник припустил следом. За их спинами осталась лестничная клетка, на которой словно порталы в другие измерения темнели четыре двери. На одной из них, той, что располагалась напротив квартиры Юли, была прибита белая мемориальная табличка, гласившая:
Здесь покоится Эдвард Каллен.
Самый гламурный вампир в истории!!!
***
- Пожалуйста, одолжи мне свой гроб.
- Что? - Ник решил что ослышался. - Что ты сказал?
- Одолжи мне свой гроб! - Тихо был на взводе. Глаза сверкали сумасшед-шим огоньком, голос дрожал от нетерпения, руки активно жестикулировали. Он решил отправиться на поиски Саюко в гробу друга, довольно разумно рас-судив после продолжительных раздумий по пути сюда, что в том можно будет и ехать и с комфортом спать, когда придётся. Хотя сейчас он считал, что спать будет лишь по минимуму и лишь когда усталость совсем его сломит. К тому же маг не знал, есть ли у него ещё друзья, располагающие транспортными средствами, а промедление казалось ему смерти подобным.
- Ты с ума сошёл?! - Ник выпучил на него глаза. - А где я, по-твоему, буду жить?
- Это только на время, - объяснил Тихо. - А ты пока можешь пожить в моей квартире.
- Но я же вампир, - Ник взвыл, не в силах сдержать своё возмущение. - Для меня это всё равно, что тебе поселиться на кладбище.
- Но ведь это будет совсем недолго. Я быстро - туда и обратно, - Тихо ре-шил не упоминать, что сам не знает, на какой срок ему понадобится гроб. В конце концов, главное его получить, а с возвращением можно немного и под-задержаться.
- Нет! - теперь и глаза вампира зажглись. - Ты не понимаешь, это мой дом. И вообще, - он мгновенно понизил голос и потупился, не решаясь произнести это вслух. - Мы с Беллой...
- Что? - Тихо удивился, не понимая при чём тут Белла.
- Мы с ней решили пожениться.
Лицо Тихо приняло то выражение, какое обычно принимает любое лицо, чей обладатель не понимает, о чём ему говорят, но не хочет этого показать. Тихо хихикнул, решив, что это шутка.
- Я не шучу, - серьёзно заявил Ник, правильно идентифицировав реакцию своего друга.
- Не шутишь, - физиономия Тихо вытянулась почти как маска Крика. - Но тогда, - его губы расплылись в озорной улыбке, - разве ты не собираешься переехать к Белле после свадьбы? - Он молитвенно сложил ручки и заканючил: - Отдай, отдай, отдай мне гробик, он тебе не нужен!
- Вообще-то это я мужчина, - надувшись как индюк, объявил Ник. - Так что это она ко мне переедет.
- Думаешь, она согласится жить в гробу?
- Но ведь она согласилась выйти за меня. Она должна была понимать на что идёт, когда говорила "да".
Тихо вспомнил Саюко. Если бы она предложила ему жениться на ней, он бы сделал это, даже если бы после им пришлось жить в шалаше.
Однако тут другое дело: любовь Ника и Беллы и в половину не так возвышенна и чиста, как его и Саюко. Белла, наверняка, заартачится и не захочет жить на кладбище, да ещё и в таких спартанских условиях. Нужно было срочно раскрыть Нику глаза.
- Вряд ли она думала об этом, когда соглашалась, - возразил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более спокойно и ровно. - Она же женщина, для неё главное - свадьба. Уверен, после слова "поженимся" она уже ни о чём не думала, кроме фаты и платья. К тому же, ты же знаешь, как Белла ненавидит тесноту.
На самом деле Тихо абсолютно ничего не знал о том, как Белла относится к тесноте, да и о том, что главное для женщин, имел смутные представления. Однако в своей наглости он попал в цель.
Его слова заронили зёрна сомнения в душу Ника. Вампир представил себе совместную жизнь с возлюбленной на кладбище в гробу. И даже если они ку-пят трейлер на совместные деньги, а он планировал, что они это сделают, Белла быстро изживёт супруга со свету, потому что она и правда ненавидит тесноту. Эти размышления потянули за собой и мысль о том, как человеческая женщина сможет жить на кладбище среди вампиров. Без сомнения, для неё это будет опасно. Да и его, Ника, собратья не поймут. Может быть, действительно лучше убраться подобру-поздорову с погоста и зажить с любимой в более толерантном мире людей, где на них, по крайней мере, не будут показывать пальцем и плеваться вслед.
Несмотря на то, что в Нике, как и в любом мужчине, было достаточно эгоизма, чтобы потребовать от Беллы всех этих жертв, в глубине души он пони-мал, что Тихо прав. Собственник боролся в его душе с возлюбленным, и его чувства качались как на весах. Тихо в страхе помалкивал, боясь спугнуть не-обходимое ему решение.
Ник вспомнил своё детство. Ведь когда-то он уже жил в квартире, и это было на самом деле не плохо, даже лучше - хотя он и не хотел этого признавать - чем здесь.
Наконец, возлюбленный со всей его жертвенностью и заботой перевесил и, победно взгромоздившись на собственника, воткнул ему в ухо свой флаг.
- Ладно, - Ник махнул рукой. - Забирай! Только не забудь вернуть.
Тихо восторженно подскочил, осыпая друга благодарностями, и бросился к дверце кабинки, так ему не терпелось отбыть на поиски Саюко.
- Погоди, - осадил его вампир. - Сначала надо вытащить мои вещи. Или, по-твоему, я должен и их тебе арендовать.
Вместе они освободили гроб и кабинку. Тихо, радуясь как дитя, посадил чайник на пассажирское сидение и похлопал по крышечке.
- Ура, ура! - воскликнул он.
- А куда ты, если не секрет? - прищурившись, поинтересовался Ник.
- Мне нужно кое-кого найти, - уклончиво ответил Тихо, вспомнив к каким последствиям привёл разговор о Саюко с Юлей.
- А как же работа? Ты там и так не появлялся неделю.
- Скажи, что я заболел. Или умер, всё что угодно.
Неожиданно к гробу подбежал неопрятно одетый парнишка. У него были светлые волосы, почти такого же оттенка, как у Ника, но длинные и собранные в хвост. Вид он имел крайне возбуждённый, а на левом плече у него восседала шиншилла.
Вампир умилился при виде Тоши. Как почти все гуманоидные существа он обожал миленьких и пушистеньких зверьков, да ещё и с такими очаровательными ушками, носиком и хвостиком.
- Прошу прощения, - начал юноша, обращаясь к Тихо, торчащему из кабины. - Мне нужно поговорить с вами.
- Поговорить?
Парень подошёл к магу. Тот ощутил смутное узнавание.
- А мы случаем не встречались? - спросил Тихо с сомнением.
- Встречались. В обезьяннике, помните. Я сидел там с рыжей девушкой, и вы нас освободили.
- Точно, - Тихо обрадовался.
- Так вот, меня зовут Оскар, и я уже говорил, что мне нужно с вами поговорить. Дело в том, что мне нужна помощь мага, а вы как раз маг. Я ищу одну женщину... Только не знаю, как она выглядит.
- Не знаете? - удивился Тихо.
- Да. Мне известно только одно. Очень странная примета, но она такая. Это женщина с хвостом!
Тихо замер, как громом поражённый, с распахнутым ртом и застывшими глазами. В мозгу у него шарики чуть не закатились за ролики. Он тут же вспомнил о Саюко. О её рыжем лисьем хвосте.
- В каком смысле с хвостом? - подрагивающим голосом пролепетал он.
- Понятия не имею. Просто с хвостом.
Повисло молчание. Тихо и Ник таращились на Оскара, а парень с надеждой смотрел на мага, ожидая, что тот скажет.
- Так вы мне поможете? - не выдержав, прервал он тишину.
- Садись, - Тихо выдохнул это слово раньше, чем понял, что имеет в виду. Судьба как будто сама за него решила.
И правда, что за странная история, такую могла придумать только она - судьба, немного свихнувшаяся, начитавшаяся романом или чего-то накурившаяся. Иначе как ещё можно было объяснить, что сначала она свела Тихо, Оскара и Саюко за стенами милицейского участка, затем раскидала в стороны, а теперь столкнула двоих из них здесь, чтобы отправить на поиски треть-ей. Хотя, возможно, Оскар искал какую-то другую женщину с хвостом. Как говорится: "Мало ли в Бразилии Педров".
Все эти размышления, как вы понимаете, и не думали появляться в голове Тихо, и всё же он решил на всякий случай захватить Оскара с собой, на тот случай, если их цель одна и та же.
- Спасибо, - парень быстро обогнул кабинку и залез на соседнее сидение. Тихо освободил для него место, посадив чайник на приборную панель.
- Прекрасно, теперь их двое, - с восхищением возмутился Ник. - Скажи сразу, ты решил заработать на моём гробу извозом?
Маг и вампир дружно расхохотались.
- Мне кажется, прежде чем отправиться в путь, вам лучше подкрепиться, - сказал Ник. - Я как раз собирался отправиться в кафе неподалёку. Там пода-ют отличных крыс .
- Нет, мы слишком торопимся.
Оскар подумал о еде и внезапно понял, что ужасно голоден. В желудке как будто бы отродясь ничего не бывало. От бутербродов, съеденных на завтрак, даже не осталось воспоминаний.
- А может, всё-таки зайдём, - взмолился он. - Я дико хочу есть.
- Да, да, давай, вылезай, - Ник стянул друга с сиденья. - Пойдём, мне ещё надо обсудить с тобой свою свадьбу.
Тихо не оставалось ничего иного, кроме как быть отконвоируемым в вышеупомянутое кафе.
Вообще-то, крыс здесь подавали в исключительно сыром виде, но для Тихо и Оскара Ник попросил повара пожарить две тушки. Сам он привычным движением вскрыл крыске горло и выжал кровь в бокал, словно из пластикового пакета. Тихо скривился от отвращения и жалости к зверушке, но ничего не сказал, а Оскар даже бровью не повёл. Для него это было почти так же привычно, как для Ника, ведь он провёл среди вампиров достаточно времени и не раз становился свидетелем подобных зрелищ. К тому же крысы ему не особенно нравились. Однако шиншиллу он предпочёл оставить в гробу, не желая, чтоб та стала свидетельницей поедания своих дальних родственников.
Спустя полчаса им принесли две огромные тарелки, на которых в окружении порезанных помидоров, огурцов и салата возлежал золотистый ароматный кусок мяса, в котором совершенно невозможно было узнать крысу или любого другого грызуна
Ник уже давно осушил первый бокал, заказал вторую, а затем и третью крысу и теперь сидел, довольный и расслабленный, покачивая бокалом и наблюдая, как густая тёмная кровь оставляет на прозрачном стекле алые разводы. Кровь быстро свёртывалась, но Ник отчего-то не спешил пить. Он думал о Белле, о себе и их будущем.
- Честно говоря, не знаю, как у меня это вырвалось, - признался он. - Я просто хотел, чтобы она успокоилась.
- Так ты не хочешь на ней жениться?! - возмутился Тихо. Он подумал, что был прав, когда считал, что любовь Ника и Беллы не так хороша как их с Саюко. Подлец Ник, он даже предложение сделал лишь бы отвязаться.
- Нет, я хочу, ты не так понял, - поспешил разуверить его вампир. - Просто я к этому ещё не готов. К тому же мы с ней разные: я - вампир, а она - человек. Как мы будем жить? Это ведь ненормально. Я ей говорил, а она не слушает.
- Это потому что она тебя любит, - объяснил Тихо. - Разве любовь не может преодолеть все преграды?
- Да. Но ведь у нас с ней никогда не будет детей. А она их рано или поздно захочет.
- Вряд ли, - Тихо вспомнил, с каким раздражением Белла говорила о детях и всем, что с ними связано.
- Все они такие, - отмахнулся Ник, имея в виду женское племя. - В молодости говорят, что не хотят рожать, а потом им подавай детей.
- Я думаю, вы с этим как-нибудь разберётесь. - Тихо не знал, что ещё сказать, ему уже надоел этот разговор. Все его мысли были о Саюко, и меньшее, что ему сейчас хотелось, - это разбираться в чужих отношениях.
Он поспешно съел свою крысу, которая, кстати, оказалась довольно вкус-ной, и, дождавшись, когда и Оскар покончит со своей, повернулся к парню.
- Нам пора, - сказал он.
Оскар кивнул.
Внезапно дверь в кафе распахнулась, и внутрь вошли двое, в которых Оскар сразу же узнал Джудит и Грега. Они тоже его заметили и, радостно загалдев, заспешили к столику.
- Привет, а мы уж думали, ты пропал.
Взгляд Джудит остановился на Нике, и она немного побледнела.
- Так вы знакомы?! - удивилась она.
- Только сегодня познакомились, - объяснил Оскар. - Садитесь.
Джудит села на свободное место, а Грег похитил для себя стул за соседним столом.
- Это Джудит, это Грегори, а это Тихо, - Ник представил всех друг другу. Лицо его стало мрачным.
Появление девушки явилось для него неприятной неожиданностью. Ему было известно о её влюблённости в него, и, пожалуй, он мог дать ей какую-то надежду и теперь не знал, как сообщить, что женится на другой. А это нужно было сделать, так или иначе. Ник глянул на Тихо, и внезапно в голову ему пришло, что сделать это признание при свидетелях будет гораздо проще, чем наедине с девушкой. При них она, по крайней мере, не станет выцарапывать ему глаза. Похоже, Нику нравились сильные, агрессивные женщины, иначе и нельзя было объяснить, почему и Джудит, и Белла, и все его подружки до них оказывались такими. Каждый раз, когда отношения вампира с той или иной представительницей прекрасного пола закачивались по его вине, он уходил восвояси замученный и исколошмаченный, словно грелка, попавшаяся в зубы легендарному тузику.
- А вы знаете, я женюсь! - объявил он и нервно захихикал, боясь взглянуть на Джудит. В подмышках стало мокро и противно.
- Правда? И на ком? - после непродолжительного молчания с деланным спокойствием осведомилась девушка.
- На Белле, - простодушно ответил за друга Тихо.
Спустя мгновение Ник заорал от боли, Тихо взвизгнул, а Грег безумно захохотал, чуть не упав со стула. Оскар ограничился беззвучным удивлением.
Остальные посетители ресторана недовольно глянули на неспокойную пятёрку и зашушукались. Будущий супруг Беллы в ужасе уставился на свою руку, из которой теперь торчала трёхзубая вилка. Кровь медленно проступила вдоль кромки металла и потекла вниз тонкими струйками.
- Оуооо, - лицо Ника скривилось и стало похоже на трагическую маску. - Как больно!
- Неужели? - Джудит встала и, похлопав руками, словно стряхивала пыль, жизнерадостно заявила, обращаясь к Тихо: - Ну, думаю, нам пора. Было очень приятно с вами познакомиться. Ещё увидимся, - последние слова были адресованы Оскару.
Тот медленно кивнул, с трудом поняв смысл её слов, настолько поразила его эта неожиданная сцена.
"Значит, этот вампир и есть тот самый Ник, в которого она влюблена", - подумал он, глянув на стражника, всё ещё сидящего со скорбным видом и вилкой в руке (причём в прямом смысле).
Грег, икая от смеха, поднялся вслед за сестрой и, ободряюще похлопав Ника по плечу, попрощался с Оскаром и Тихо. Вид у него был страшно до-вольный. То, что влюблённость его сестры в этого нищеброда закончилась - очень его радовало. Теперь она возьмётся за ум, найдёт для себя кого-нибудь достойного и устроит свою жизнь так, как полагается истинной вампирше.
В богатстве и роскоши, и только так, обязаны проживать свои дни прекрасные дочери кровожадных богов. И то, что лишь малой части из них удавалось достичь подобной жизни, ничуть не смущало Грега. Он верил в то, что Фортуна повернётся к его сестре лучшей своей стороной.
Грег и Джудит ушли Тихо неуверенно потянулся к руке Ника и, секунду поколебавшись, выдернул вилку, исторгнув из вампира ещё один короткий вопль.
- Принесите, пожалуйста, счёт, - попросил Оскар проходившего мимо официанта и, коротко глянув на пострадавшую руку, добавил: - И зелёнку.
Им принесли и то, и другое, и пока Ник самозабвенно раскрашивал в зелёный свою конечность, Тихо сосредоточенно изучал счёт, как будто готовился сдавать по нему экзамен.
- А почему кетчуп стоит столько же, сколько крыса? - спросил он у официанта.
- А вы когда-нибудь пробовали есть крысу без кетчупа?
Тихо не нашёлся, что ответить. Ему было совершенно неизвестно, что он в своей жизни пробовал, а что нет.
В конце концов, после всего Ник и Тихо расплатились, и все трое вышли наружу. Вампир выглядел расстроенным. Понурив нос, он вышагивал впереди своих спутников в полном молчании, пока все трое не добрались до гроба, и Оскар с магом не забрались в кабинку.
![Гортензия [Обморок 76]](/img/f/freja/glawa6/_1_1.jpg)