Аннотация: "Просто не нужно есть всякую дрянь", - продолжается его мысль. Дико клонит в сон, а желудок ужасно скручивает от боли. И то ли темнеет в глазах, то ли солнце выкатывается из-за горизонта, гася своим чёрным светом фонарики.
Чёрное солнце скачкообразно опускалось за горизонт, как поплавок при поклёвке. То полностью скрываясь за водной гладью, то снова подскакивая, оно продолжало дёргаться в конвульсиях. "Предсмертных", - подумалось парню.
Тут сутки не имели чёткой продолжительности или окончания. Недавно светило вновь заклинило, поэтому чёрный свет лился так странно и неравномерно. Без него было даже светлее. Всюду горели карманные фонарики, хаотично разбросанные по берегу зелёного моря. Не потому, что в него вылили химикаты, хотя это очень вероятно, а просто водорослями затянутого. Вода противно под ними колыхалась, заставляя растения сильнее вонять. Да вообще всё вокруг отдавало редкостным смрадом, как свалка токсичных отходов. Эдакие облачка ядовитых испарений, как в мультиках, свободно гуляли вокруг. Без жуткого противогаза тут долго не протянешь.
Впрочем, природный антураж был не так уж и плох. Своеобразная романтика вдребезги раздолбанного чёрт-знает-чего, дополненная деталями различных апокалипсисов. Во всяком случае даже в такой природе не водятся горки из с трудом разлагающихся трупов. Дополняли эту картину воистину жуткие и огромные тени от маленьких крыс, бегающих между фонариками в прерывистой полутьме. Казалось бы, расслабиться в этом великолепии просто невозможно, но нет.
Наблюдая затянувшийся закат, на берегу лежал парень, соорудив шезлонг из трупов. Лениво обмахиваясь чужой - в прошлом женской - рукой, он крутил в своей собственной небольшую жестяную коробочку. На ней не было ни единого опознавательного знака, но он и без того был в курсе, что там лежит.
Противогаз противно запотевал и давно не спасал от запаха. Да если честно, то даже ядовитые испарения уже казались привычными. Не желая мучиться, парень стянул с себя мешающуюся деталь, как пару дней назад костюм химзащиты. Глаза сразу неприятно заслезились, будто он рыдал, да и плечи тряслись со страшной силой от сдерживаемого кашля. Хорошо хоть травиться было, в общем-то, уже можно.
Отбросив от себя чужую руку и оглядев размытые из-за слёз окрестности, он попытался выдохнуть из лёгких весь ядовитый воздух, но не смог. Эта эссенция всякой дряни теперь навсегда останется в лёгких тоненьким слоем пыли, постепенно превращающимся в корочку, впитывающуюся в организм. Когда-нибудь его заклинит точно так же, как чёрное солнце, и он упадёт, дёргаясь в конвульсиях и бешено подскакивая, как попрыгунчик. А пока он просто натягивает противогаз обратно. Надышался.
Крысы, привлечённые необычайной активностью, тут же сбежались посмотреть. Их жуткие тени всё плясали вокруг, а сами зверушки туда-сюда таскали фонарики. Парень поморщился, ибо этих гадких созданий не любил. Да и завидовал им: они же как-то без противогаза обходились. Живучие и даже счастливые.
Впрочем, одна крыса решила пробраться к нему в штанину. Машинально стащив с себя противогаз, парень перекрестился и, прерываясь на хрипы, прокричал:
― Господи, изыди!
И крыса ушла. Неверяще проводив её взглядом, он спросил шёпотом:
― Господь, это ты?
Но крыса лишь вгрызлась в очередной труп, как и остальные её собратья. Если она и была Богом, то именно таким, которого себе представлял парень: маленьким, с облезлой шёрсткой, противным и агрессивным, но, конечно же, очень живучим и умным. Не то, что он сам. Боги - они ведь должны быть высшими созданиями... А не пытаться залезть в чужие штаны без разрешения хозяина. Впрочем, может на то и есть божественная воля этой маленькой крыски. Может быть, она лишь создала свой идеальный мир с полумраком и трупами. Ей-то хорошо, к тому же не нужно слушать чужие молитвы. Молиться, в общем-то, некому.
― Мой Бог, как же ты изменился... ― парень всё так же хрипло рассмеялся, вытирая слёзы, катящиеся из глаз по щекам и ниже, на грязную одежду. Бог даже не услышал замечания, а может этот взмах хвостом предназначался его первому верующему и красноречиво говорил: отвали.
Если уж и считать маленькую серую крысу Богом, то почему нет? Тот, который когда-то был настоящим, прятался от всех в своём мире, тихо уносил жизни и подношения, разносил взамен болезни и наслаждался ужасом. Он и был маленькой серой крысой, озлобленной на собственное творение. Этот хотя бы был чуть более честным, прячась среди своих. Если ты найдёшь в безликой серой толпе своего Господа, то он действительно твой. И никакая сущность не помеха истинной вере в это маленькое чудо.
Этот мир казался сплошным безумием, которое не увидит даже больной в самых смелых галлюцинациях. Отдыхать на трупах у вонючего зелёного моря, всерьёз подозревать крысу в том, что она - маленький шифрующийся Господь, наблюдать скачкообразный закат чернеющего солнца... На самом деле это очень вредно для глаз - видеть всё это. Глаза, которые были двумя мутными и покрытыми микротрещинами зеркалами души, всё продолжали реагировать на окружение. А сам Человек, знаете, привыкает со временем ко всему. Даже к такому вот отдыху.
Кое-как уняв приступ кашля, парень всё равно не вдыхает полной грудью. Да, впрочем, на этом шезлонге не важно парень он или мужчина, мог бы быть хоть женщиной - что это здесь меняет? Дышит и ладно. Значит, дела у него идут неплохо. Уходят прямо в закат среди едких облаков, босиком по вонючему зелёному морю и обмахиваясь противогазом на прощание. Красивая картинка.
Когда перестают пугать подобные выкрутасы окружающей среды, становишься очень смиренным. Без паники нет желания истошно вопить, сажая голос, носиться по берегу и искать живых. Трупы, может, плохие собеседники, но на них неплохо лежится. А если встанешь - Бог и его собратья тут же прогрызут дырки и придётся всё строить снова. Ах, как же безобразно суров этот мир. Нужно срочно искать новую веру, ибо этот Господь тоже оказался слишком к нему жесток. В существование какого-то более стандартного Бога парень уже не верил. Крыса и крыса, так тоже сойдёт. Веры в то, что сам он - новый Мессия, не было никакой. Они должны вести себя как-то иначе, нести добро и свет. Впрочем, если считать разбросанные фонарики источником света познания, то, может, с этим он неплохо справлялся. А крысе всё равно проигрывал. Как это глупо... Он плохой Мессия, плохой божий сын, плохой человек. Наверно, поэтому он наказан этим отдыхом. Ожиданием такой же чёрной смерти, как это солнце. Будет очень смешно, если её точно так же заклинит. То умирать, то воскресать, надоест ещё больше, чем наблюдать эту дурацкую рябь. Даже телевизионные помехи были более непредсказуемы.
― Эй, Господь, хочешь конфетку? ― парень погремел коробочкой. Крыса обернулась, как и многие другие. Но было в той что-то особенное... Божественное. По мере её приближения всё казалось, что это сам Бог спускается к тебе с неба, а не поднимается по горке трупов.
― Ты не против, что я зову тебя так? Может быть, это тайна, которую узнал только я? И я - избранный? ― продолжал с ним говорить человек. Животному явно не было интересно, что несёт этот умалишённый. Его позвали за угощением.
― И что я тут вообще делаю? За что, Господь, за что? Ты не мог убить меня и переродить в собрата? А может, вся эта толпа вокруг - это души тех, на чьих останках я устроил себе лежбище? О, пожалуйста, не отвечай, я не хочу знать правды. И не гневайся так, вот, ― открыв жестяную коробочку, он извлекает из неё конфетку. Крыса радостно забирает подарок и хрустит им, после чего уютно устраивается на ноге нового друга. Остальные завистливо смотрят на двух избранных. Они выделяются в свету фонариков, как в божественном сиянии. На новый, извращённый лад.
― Посмотри, Господь, чем я занимаюсь. Ем мокричные конфеты. Они отвратительно хрустят на зубах. А как ещё должны себя вести засахаренные мерзости, которых ты придумал? Мокрицы... На лакрицу похоже. Даже по вкусу. Где мой полосатый пиджак? Я теперь почти Битлджус.
Они смеются вместе. Крыса, может, просто чихает, а парень точно истерично хохочет, давясь импровизированной мокричной конфетой.
― Сладкий подножный корм. Маленькие противные существа в сахаре. И где же твой дар превращать воду в вино, чтобы запить этот ужас? Запить и навсегда забыться... ― он устало вздыхает, втягивая через нос частицу ядовитого облака. Даже кровь давно не идёт. Всё дело в привычке.
― Я думал, это просто дурацкая шутка, а ты был так ужасно серьёзен, постепенно отравляя этот почти нереальный мир. Но ты лучше, чем мой бывший Бог. Тебя можно погладить. Хотя, если честно, ненавижу крыс, извини. Я уверен, ты понимаешь меня, ведь ты же какой-то высший разум, но... Какой же ты жестокий. Хотя вот так - даже милый. Я... так давно ни с кем не говорил. Не знаю, сочтёшь ли ты это молитвой, но сделай хоть что-нибудь. И пусть смерть, которую ты за мной пришлёшь, не заклинит. Я хочу тихо умереть, а не остаться с разорванным в клочья сердцем и в неестественной позе. И расправься со мною лично. Друг... Раньше и подумать не мог, что буду дружить с маленьким Богом...
Договорив, парень надевает противогаз обратно. Безграничная усталость наваливается с новой силой. Трупы кажутся по-домашнему уютными, противогаз - обычной маской для сна. Жестяная коробочка выпадает из рук, падая на землю, которая даже твёрже бетона. Мокричные конфеты, освободившись из плена, скрываются во рту у крыс, с аппетитом уплетающих сладости. Всяким разнообразнее человечины.
Большая из-за грубой перчатки ладонь ложится на спинку маленького божества, притаившегося на левой ноге парня. Он гладит серый комок, но тот никак не реагирует. "Бог умер", - думает он. Даже в своём собственном мире Боги смертны. Боги... Был ли он один? Может быть, все остальные крысы - тоже божества? Но парень не был язычником. Бог один, и он умер прямо под его едва тёплой рукой. Не факт, что он и правда был Господом, ведь есть вероятность, что он ― лишь серый кардинал, управлявший всеми из тени. Бог ― серый кардинал. И та ещё крыса.
"Просто не нужно есть всякую дрянь", - продолжается его мысль. Дико клонит в сон, а желудок ужасно скручивает от боли. И то ли темнеет в глазах, то ли солнце выкатывается из-за горизонта, гася своим чёрным светом фонарики. Починилось. Маленький Господь услышал его, починил этот чёрный мир из своих фантазий. И умер, но вера человека в него так и будет жить. Никаких новых богов, лишь маленькая крыска на ноге.
Он ещё долго гладит трупик, отдавая почести. Рядом с шезлонгом валяются другие дохлые крысы, стащившие мокричные конфеты. Потому что нельзя брать чужое. Ни жизнь, ни счастье, ни конфеты. Наказанный Бог накажет. Зато теперь парень точно остался избранным, который будет похоронен в шезлонге как в саркофаге с тельцем Господа в руке. Может, он таковым не был, и это оказалось лишь его именем. У остальных крыс не было и этого - не заслужили. А он был особенным... С его смертью починился закат. Солнце теперь ползло вверх по небосводу, стремясь закатиться за горизонт с противоположной стороны. Пускай. Тут все делают нечто странное.
Боль в теле была очень близка к адской. Словно эта маленькая крыска запустила механизм карания, и теперь тут разверзнется Геенна, скованная вечными льдами. Она пронзит тело шипами, как морской ёжик, и покатится дальше, собирая на себя всякий хлам. А может, Дьявол - это морской ёж, живущий под слоем химикатов и водорослей? И с приливом он заберёт в своё адское тёмное и вонючее царство. Разнообразие - это хорошо, даже если его нет.
Проводя языком по своим зубам, он выковыривает из щёлочек остатки мокричной конфеты. Хочется укатиться вслед за солнцем, на другую сторону чёрт-знает-чего. Может, там есть люди. Их вечные разборки, войны, разврат. После этих мыслей берег кажется очень даже уютным, главное - не натыкаться взглядом на недоеденные глаза, ну или просто на уже пустые глазницы: чувствуешь всю эту пустоту их мёртвых душ. Свою собственную тоже. Химикаты медленно убивали тело, из которого давно утекала душа, да всё не могла впасть в море небытия.
Это безумие до сих пор отчасти кажется чьей-то глупой шуткой. Вот сейчас он откроет глаза в своей постели, умоется чистой водой из крана и пойдёт на работу. Пройдёт эта жгучая боль, исчезнут трупы и чёрное солнце вновь станет жёлто-оранжевым. Но нет. Впрочем, он и здесь был вполне счастлив: интересные пейзажи, одинаковые изо дня в день, противные крыски пятидесяти оттенков серого, горы трупов... Всюду витала смерть. Кажется, только его смерть заклинило, чего он так не хотел. Или ей тоже была крыса, съевшая мокричную конфетку.