докатилось до наших мест и времени в качестве одного из эпизодов об анекдотичных похождениях Ходжи Насреддина. "Ни в коем случае не думай о белой обезьяне", предупредил он свою "жертву", прекрасно осознавая, что после этого указания, отвлечься от обезьяны становится невозможно.
Эта насмешка так бы и осталась для меня всего лишь восточной сказкой, если бы не Борхес со своим рассказом о монете, забыть которую невозможно, и чей образ неумолимо поглощает все внимание её случайного обладателя. Там же рассказывается, что в разное время Заир является миру в различных формах и обличьях.
И не случилось ли так, что античный Нарцисс любовался вовсе не столько собою, как утверждает миф, сколько образом Заира, отражающегося в водах ручья. Смею предполагать, что сам Нарцисс мог являть собою Заир, либо Заиром было его отражение. В обоих случаях Заир выходит за рамки материального мира, поскольку в состоянии оказывать свое влияние опосредованно, передаваясь как отражение, образ, идея.
Очевидно также, что принимая форму идеи, Заир присутствует в материальном мире постоянно, непрерывно воздействуя на него. Таким образом, мы все в той или иной степени, ощущаем его влияние, живем под его воздействием, и чем образованней мы есть, тем сильнее подвержены идее исходящей от него.
Беда же в том, что ощущая необъятность идеи, разглядеть её сущность человеку не удается, и он наблюдает её образ как сквозь мутное стекло, отражение отражения, ту лишь часть, что способен постичь.
Узнав единожды о Заире, я теперь уже несколько месяцев подряд ищу во всем признаки и свидетельства его влияния: в любых навязчивых мыслях, мелькающих образах, повторяющихся узорах, словах, текстах, разговорах, рисунках и названиях. Я разглядываю текстуру асфальта под ногами и изучаю дно кофейной чашки, слушаю музыку, силясь распознать каждую ноту, и ужасаюсь бездне, которая поглощает меня, ибо все вокруг повторяется бесконечным клубком переплетенных отражений.