- Взгляните, милейший Борис Александрович, какую диковину посчастливилось мне приобрести у здешнего антиквария. "Сборник нравоучительных печатных картин на распространенные сужекты из общенародной жизни купеческаго сына Ивана Перфильева Лаповика". Вот хоть и не одобряю я отношения Государя Петра Алексеевича к изящным искусствам, помните, "незаконнорожденных записывать в художники", следует признать, что его реформы были необходимы нашим пращурам, отгородившимся от просвещенной Европы "Домостроем", - поехал неизвестный нам Иван Лаповик в Италию, а ведь, наверняка, боялся обасурманиться, и стал собирать не лубочные картинки, а весьма неплохие эстампы. Таким макаром скоро будут у Макария торговать гениальным да Винчи или божественным Рафаэлем, хе-хе.
- Прелюбопытно, весьма прелюбопытно. Всё-таки пленяют чем-то лубки - наивные анекдоты в два-три цвета. Вот этот банный сюжет прелестен, взгляните: пучок мяты - Линнея впору иллюстрировать. Да вот же - мужик колотит жену, а в другой руке пучок мяты. А текст каков! "Мужик держит траву и говорит: "Мята"; а жена сует оному в рыло сорочку: "Глажена".
Борис Александрович перевернул лист, другой, запнулся взглядом, поднял глаза на хозяина:
- От кого, от кого, а от вас, Аркадий Петрович, не ожидал. Значит, "стоит под горушкой Тит-свиной вид, набрюшина из тараканьей кожи, со скотиной из корыта гложет"?.. Вам же прекрасно известно, что сыроядение мое не прихоть и не философская система, по состоянию здоровья не могу употреблять мяса. А то, что ношу корсет, так не всем русским выряжаться обезьянами на потеху туземной публике. Зачем мне напяливать блузу и берет, каких в Риме сто лет не носят, да я и не художник.
- Помилуйте, Борис Александрович, с чего вам принимать на свой адрес глупейший стишок? Альбом прошлого века, нас с вами на свете не было.
- Я не дурак! - Борис Александрович вырвал лист из переплета, - Бумага имеет водяные знаки и тут указан 1829 год! Пасквиль сфабрикован вами или кем-то из вашего кружка! - тут внимание гостя привлек следующий лубок, он даже перестал размахивать листом перед носом Аркадия Петровича, пародируя мужика с мятой. -Моя жена?! Я немедленно ухожу, а вам следует знать: ваш покровитель будет поставлен в известность о богупротивной секте и отберет заказ в пользу другого живописца.
- Борис Александрович, я никоим образом... - Аркадий Петрович схватил забытую гостем трость с фигурным золотым набалдашником и выбежал следом.
В комнату со второго этажа спустился итальянец со скорченной вслед постояльцу гримасой. Не понимал он этих иностранцев. Приличные люди, платят в сроки, а попадется им клочок бумаги, годный лишь на завертку рыбы, или разбитый мраморный истукан, убить готовы.
Нынешний квартирант девиц не водил, не напивался, в трубку звезды срисовывал. Тут хозяин вспомнил, как он подмастерьем скалывал штукатурку в простенках виллы, купленной иезуитами. Были там картиночки, которые и он не отказался бы иметь дома - за занавеской или на задней стенке шкафчика.
Позабытый "Сборник" лежал на столе и Брунетто приподнял сафьяновую крышку.
На первом листе постоялец набросал свинцовым карандашом обнаженную супругу Бруннето, позади которой пристроился ухмыляющийся сосед... Итальянец бросился в комнату Аркадия, взглянул в подзорную трубу на треноге - спальня в доме напротив была как на ладони.
Через несколько дней в одной из римских газет был опубликован фельетон примерно такого содержания:
"На прошлой неделе господин Б. М., домовладелец, в припадке временного помешательства пытался убить жену, только благодаря несравненному искусству нашего знаменитого хирурга Николино женщина смогла выжить. Примечателен этот случай тем, что кое-кто пытается привить доверчивым умам дремучие суеверия наших дедушек, мол, вины господина М. нет, виновата Вавилонская книга. Действительно, г. М. устроил своеобразный Акт веры - сжег книги и альбомы своего постояльца, пенсионера русской Академии художеств. L'imagination gouverne le monde!(Воображение правит миром. Наполеон Первый Бонапарт). Напомним, что Вавилонская книга - мифический предмет, первопричина смешения языков и распрей между строителями башни. Также по городу ходят слухи о кровавых жертвоприношениях и старинном браслете с греческой надписью "эос тис синтелиас ту эонос". Мы будем извещать читателей обо всех подробностях мистического преступления."
***
- Повезло вам с сынком, Филипп Демьянович. Наши-то охламоны по улицам гоняют, а Петенька всё по книжкам задачи разгадывает... А уж красавчик-то...
- Куда как повезло. Петр, подойди. Скажи господину Кукушкину... мн... корень из восьмидесяти одного.
- Девять, папенька.
- Молодец, иди играйся. Стой-ка, что за спиной прячешь?
- Журнал, папенька. Тут задача про ваш и господина Кукушкина пароход, только я никак разобраться не могу.
- Вот говорил я, Демьяныч, что задачи в учебниках должны сызмальства приучать к практической жизни, ан кому-то еще пришлась эта светлая мысль. Помнишь, как мы за партой долбили? "В бассейн по двум трубам притекает вода..." Ладно бы шустовская рябиновка или ярославская мадерца... Дозвольте, Петр Филиппов, ваш журнал на минутку, получите цареградский рожок на обмен.
-Разрешите идти, папенька?
- Иди. Что пишут господа журналисты, Иван Федорович?
- "Задача. Пароход американского типа "Марко Поло" построен за сто пять тысяч рублей. Одна паровая машина тройного расширения обошлась в четверть суммы, потому что при доставке из Бельгии получила повреждения, не предусмотренные страховым договором. Зато была экономия в пять тысяч на крепежных гвоздях, краске, так называемых водонепроницаемых переборках и медном проводе для электрического освещения.
Требуется узнать, почему владельцы дерут немилосердно за проездные билеты, сколько раз переворачивается в гробу знаменитый венецианский путешественник за одну навигацию, и кто высадил на острове вблизи Елатьмы титулярного советника Тюрина?" Сволочь, ты двоюродного брата моего с парохода ссадил? Пять тысяч в карман склал?
- У самого рыльце в пуху, в рыло и получишь при случае. Ты ж мне клялся, что машина ни в чем, али запамятовал? Ремонтировал-то из общих? И себе кус урвал. Да чтоб ноги твоей на пороге не было! Чтоб братца твоего до Троицы с острова не перевезли! Пусть на змеиной свадьбе дружкой побудет.
- Я уйду, Демьяныч, уйду, а тебе уху расхлебывать, которую заварил!Найдутся заступники, не всех купил. За одни махинации с опекунством на Соколиный остров пойдешь! За сирот Господь строго взыскивает, ой как строго! - кричал Кукушкин, садясь в коляску.
- Уехал - скатертью дорога. Крепко, однако, пропечатали, узнать бы, кто расстарался. - Купец, кряхтя, полез под стол, но журнала там не было. Не было и под креслами.
- С собой увез, протобестия. Петька, марш бегом сюда и портки сымай - буду тебе арифметику вдалбливать.
***
В сентябре 1938 года вблизи архипелага Хуана Фернандеса с рыбацкого судна заметили дрейфующую яхту "Ожерелье".
Перуанские рыбаки, набожные католики, отказались от приза после увиденного на борту яхты. Разбитый двигатель, странные надписи(кое-кто разобрал слово "калеучо"), стреляные гильзы и кровавые следы.
За яхтой вышел военный корабль, который и отбуксировал "Ожерелье" в Вальпараисо, откуда тремя месяцами ранее Давид ла-Мотт, потомок той самой фрейлины-мошенницы, отправился на поиски "фонтана вечной молодости" Понс де Леона. В корабельном журнале не нашлось ни одной записи, объясняющей, где ла-Мотт провел эти три месяца. Не нашли и дневник испанского исследователя, ла-Мотт, позируя фотографам в день отплытия, держал его в руках...
...Когда Кляйнст отдавал приказ на всплытие, мог ли подумать,что какой-то изможденный человечек с огнем безумия в глазах отплатит подлостью за спасение - уговорит дезертировать чуть ли не всю команду. Шлюпку увидели в перископ с центрального поста управления. Спасательная группа доставила на лодку Давида ла-Мотта, изнурительное плавание на утлом суденышке не слишком отразилось на физическом состоянии француза - тот был опытным спортсменом.
Капитану нравились сильные личности с авантюрной жилкой - он предложил ла-Мотту место в своей каюте, ни разу не пожалев об этом, француз скрашивал скуку рассказами о своих поисках загадочной Атлантиды, показывал капитану книгу о "Городе шумных вод", 1601 года издания, без указания автора, формат и изящество шрифта указывали, что книга вышла из типографии Эльзевиров, в книгу Давид подклеил несколько листов желтой бумаги, набросал на первом герб и флаг империи Атлантиды, просто заштриховав синими чернилами квадрат, чтобы получилась половина солнечного диска с лучами и торжественно объявил: капитан и вся команда будут первыми гостями, а затем и почетными гражданами новооткрытого материка. Кляйнст, пряча улыбку, первым расписался в книге и не возражал, чтобы пассажир собрал автографы офицеров и сходил в кубрик к нижним чинам, с той же целью.
Те дезертиры, которых местная полиция смогла вернуть, показали: расписывались они на бланках с печатями и факсимиле Редера и Деница, команда подтверждала добровольное согласие на участие в испытаниях новой противолодочной антенной мины и индивидуальных спасательных аппаратов двух типов - один предназначался для экстренного выхода из лодки с большой глубины, если мина сработает, второй позволял дышать в атмосфере, насыщенной парами хлора(при попадании забортной воды в аккумуляторные батареи и их разгерметизации) и другими токсичными газами.
Кляйнст снял с усов шнурбартбинд и бросил его в ящик стола. Вынул из кобуры "парабеллум" М-1906 и выстрелил в сердце, гильза покатилась по крышке стола и остановилась возле рамки фотографии, на которой Пауль Кляйнст и Руди Карачиолла позировали возле гоночного "Мерседеса".
***
Редактору областной газеты незачем читать все присылаемые в редакцию письма, но к своим обязанностям Ханюков относился подчеркнуто добросовестно, на личном примере показывая остальным сотрудникам и сотрудницам, как нужно работать. Неблагодарные при первой возможности меняли работу, не выдерживали мелочных придирок.
В пятницу Ханюков даже опоздал к ужину, засиделся над рукописью. Повесть была "под него". Главный герой учился в том же институте, высказывал близкие тогдашнему Ханюкову умонастроения, тоже женился на третьем курсе и был счастлив в семейной жизни. И в личной.
Ханюков даже взял рукопись на дачу. "...Надо бы заказать Петровичу "кенгурятник" на "ниву", - подумал критик Орданцев и возвел очи горе, то есть посмотрел в том направлении, где, по его представлениям, находилась станция ТО всемогущего Петровича..." - Ханюков прервал чтение и оглядел собственного "железного коня", чтобы представить его с "кенгурятником". Он даже набросал на обратной стороне листа рукописи УАЗ-469, тщательно прорисовывая протектор и регистрационный номер. Нарисовав автомобилю-мечте фароискатель, лебедку и арочные шины на заднюю ось, Ханюков немного пожалел, что нельзя нарисовать оба госномера, и вернулся к чтению.
"...Через двойной переплет окна и цейсовских очков "минус три" нельзя было разглядеть деталей, но что-то насторожило Орданцева в вытаявшей наполовину синей картонной папке, очень похожей на ту, в которой он хранил рукопись своего единственного романа. Рукопись и CDR-диск с копией текста считались безвозвратно утерянными в тот вечер, когда трое приятелей доставили тело критика с корпоративной вечеринки. Стоя на коленях в сочащемся влагой снегу, Орданцев держал над раскрытой папкой стопку страниц, а те расползались на куски от его прикосновений. Он никак не находил объяснения находке, не призывая на помощь телепортацию, НЛО и прочую мистику.
А все было просто как синхрофазотрон. Жена легкомысленно изменяла Орданцеву, по странному капризу выбрав для этого полную противоположность белобрысому интеллигенту-мужу: невысокого плотного брюнета-спецназовца, крепкого как боровичок. И звание у него было соответствующее грибное - подполковник. В тот вечер, когда Лариса хлопотала над вдрызг пьяным мужем, подполковник ждал её в китайском ресторанчике.
На следующий день, благо было воскресенье, жена уехала на дачу, куда через полчаса примчался, бряцая многочисленными наградными и юбилейными знаками на широкой камуфлированной груди, любовничек.
Найденную в своей сумке синюю тисненую под кожу папку Орданцева сочла доказательством высшей справедливости и частично употребила бумагу для разжигания дров в мангале..."
- Вот сука! - почти восхищенно выругался Ханюков и наподдал носком ботинка останки своего трехлетнего труда, окончательно прощаясь с надеждами, возлагаемыми на книгу.
- Сука, - снова повторил он, даже не сознавая, думает ли или говорит вслух.
Ханюков пробирался в собственную квартиру, как разведчик во вражеский тыл. Вдул в замочную скважину растолченный в порошок грифель карандаша, пригодилось внезапно, что пять лет вел в газете рубрику "Как уберечься от домушников", неслышно повернул ключ. На цыпочках прошел в свой кабинет, пока прелюбодеи спокойно беседовали в кухне.
В кабинете он снял с ковра МЦ 111, хотел зарядить, но был вынужден остановиться из-за резкой боли в запястье.
Сидя на краешке столешницы, Ханюков массировал руку, как вдруг вспомнил, что собирал короткие заметки, наброски в одинаковую с чистовиком папку, а когда расшифровал и вставил удачные эпизоды в рукопись - выбросил черновики за ненадобностью.
- Ханюков, ко мне брат из Пскова приехал, знакомься.
Часом позже пьяненький редактор шел, цепляясь за мебель, в спальню, бормоча: "От СОБРа добра не ищут. Я, Мардарий Ханыков, справщик Печатного двора..." Редактору не понравилось, что новообретенный родственник его перепил, и он решил не рассказывать тому о несостоявшейся расправе.
***
Ханюков меня с дерьмом схарчит. Не могла она пропасть, я её в этот ящик положила, рядом с конфетами.
Спокойно, будем рассуждать логически. Утром пришел Ханюков, принес рукопись в конверте, положил вот сюда, минут пять что-то мямлил, будто ежа против шерсти рожал.
Наконец разродился: "Светлана Геннадьевна, это замечательная повесть, а автор неизвестен. Как солдат. Надо срочно найти героя."
Конверт вот он, а повести нет, ни одного листочка бумаги во всех ящиках.
А это что за гадость? Джулиана Бекмен. "Омнибус желания". Издательство "Паноптикум". Макулатуру надо Валентине Николаевне отдать, у нее такого добра два шкафа, книжкой больше, книжкой меньше... Хуже не будет.
***
Я уже обдумывал кое-какие эксперименты с книгой-перевертышем(она по-прежнему лежала на подоконнике и была теперь "Последним изгнанником" Олдриджа), с говорящим зеркалом и цыканьем. Понедельник начинается в субботу/История первая. Суета вокруг дивана. Глава третья.