Фурсин Олег Павлович : другие произведения.

"До Апостол" 36. Арест Иисуса. Серия "Суд над Иисусом". Часть 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    И, вот, попытка спасти того, кого он любил и перед кем преклонялся. Пусть неудачная, но какая смелая и искренняя! Единственный из всех, и пусть виной его безрассудству - молодость, пусть так, но да благословит Господь тебя, Марк, за смелость и любовь, что живут в твоём сердце. Иные о любви лишь говорят. Вот, все оставили Его и бежали.
  В четверг с заходом солнца наступило 14 число месяца нисана[1], 3488года от Сотворения Мира. В жилище к Ханану настойчиво постучались незваные гости. Немногие в Иудее могли позволить себе такую дерзость, если таковые имелись вообще. Кроме, разумеется, римлян. Собственно, это они и были. С десяток римских воинов во главе с кентурионом, на шлеме которого красовался посеребрённый гребень, стояли у его ворот.
  Кажется, ко всему за эти годы Ханан привык, и уже не хватался за область сердца, когда прибывали посланные от Пилата. В конце концов, должность свою он не отправлял официально, а значит, случись что, скорее придут в первую очередь к зятю. К нему - во вторую, а он не из тех, кто не успеет подготовиться. Намного раньше, чем римляне достигнут его дома, свежие новости достигнут ушей Ханана, как свежий ветерок перегоняет чинно шагающего по улице равви. Это - его город, как бы там не думали римляне.
  Поэтому, когда его разбудили, а, несмотря на приближающиеся праздники, Ханан не нарушал собственного распорядка дня (это дело зятя, заниматься праздничными приготовлениями), он не слишком всполошился. Оделся, вышел к кентуриону - не хватало ещё осквернить дом свой накануне пэсаха присутствием язычника. При свете луны и нескольких вынесенных из дома светильников ему было вручено послание от Пилата. Писал, конечно, не прокуратор, для того у него имелись писцы. Но скриба[2] не сумел испортить даже переводом замечательно краткий слог прокуратора. Чудесные, замечательные строчки, которые гласили: "Я обещал и выполняю. Спеши, пока не передумал. Мой человек покажет, где Он".
  Подняв голову, Ханан стал искать глазами "моего человека". Таковым оказался неплохо знакомый первосвященнику Иуда. Ушами Ханана он не был, это правда, у него имелось много других осведомителей. Но жизненные дороги первосвященника и человека Пилата уже пересекались.
  Он был полезен ненадолго, потом исчез. Вот, значит, чем был занят - служил Пилату. А ведь говорили, что видели его в числе учеников Иисуса, и Ханан не удивился этому. Зилоты, нарушители спокойствия, вечно они там, где неприятности. А этот, он был связан с ними... Собственно, именно близкое знакомство Иуды с зилотами и использовал Ханан тогда.
  Священник нахмурил брови, воспоминание было не из приятных, и если римляне прознают, жди неприятностей! Однако, теперь не до этого, надо спешить. Да и сам посланец Пилата жмётся к стене, не стремится выйти на свет, быть узнанным. Значит, скорее всего, о том деле промолчал, и немудрено, сам был замешан... Ханан уже давно уяснил, что общая тайна крепко удерживает, а подчас и объединяет, даже самых непримиримых врагов.
  Мысли эти промелькнули мгновенно. Ханан собрался, и приказы посыпались один за другим.
  - Десять человек храмовой стражи, да, с оружием, конечно, да побыстрее! Можете добавить рабов, хватит и пяти!
  - Нет, нет, воины кентурии нужны, если префект сочтёт необходимым простереть свою любезность так далеко... Ах, уже разрешил - спасибо, очень, очень хорошо.
  - Поставьте в известность алабарха... Что значит какого? Есть лишь один такой на мою седую голову и ваши глупые; знаю, что занят, да знаю я, что пэсах! Объясните алабарху, что дело не терпит отлагательств, и именно потому, что нужно успеть до праздника, а времени остаётся... Да никакого времени не остаётся, когда окружён тупоголовыми скотами!
  - Я сказал, и повторяю: собрать по возможности побольше членов Санхедрина! Пусть будут не все, римляне по головам считать не станут, им всё равно, а мне и подавно. Я сам буду решать в этом случае, как и всегда. Пусть просто постоят у меня за спиной, это их основное занятие. Как объяснить? Ничего объяснять не надо, они в этом не нуждаются...
  Тот, ради поимки которого донельзя обрадованный Ханан сыпал приказами, раздражаясь и крича, в это время заканчивал трапезу в доме альманы[3] Мириам, в нижней части Иерусалима, у горы Циййон. Окружённые сиянием светильников, он и его ученики - тальмиды пели хвалебную песнь:
  Хвалите Господа, все народы,
  Прославляйте Его, все племена;
  Ибо велика милость Его к нам,
  И истина Господня пребывает вовек[4].
  Закончив пение, они вышли из дома. В эту позднюю пору Мария Магдалеянка осталась в доме альманы. Завтра Иосиф сопроводит женщину в Бет-Анйа, к сестре и брату. Иисусу же лучше покинуть дом, который теперь известен Иуде. Зачем подвергать опасности хороших людей? Мир их дому, пусть спят спокойно. Расстроило Иисуса лишь то, что юный сын альманы, Марк, несмотря на все его уговоры, настоял на том, чтобы проводить гостей.
  Была ночь, ночь при полной луне. В молчании миновали они всё ещё многолюдные улицы. Вышли через Водяные ворота за стены Иерусалима. Шли по долине Иосафата к Гефсиманскому саду, где любил бывать Иисус. Нарушив молчание, уже не нужное теперь, за пределами ставшего ловушкой для него города, Иисус сказал с печалью в голосе:
  - Все вы соблазнитесь обо Мне однажды. Ибо написано: "поражу пастыря, и рассеются овцы стада"[5]...
  Слова этой горестной правды ещё звенели в тишине ночи, когда раздался громкий, протестующий голос Кифы:
  - Если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь! Я душу мою положу за Тебя!
  Остановившись, Иисус попытался рассмотреть лицо ученика при неверном свете луны. Не в первый раз заявлял это Кифа. Не тень ли Иуды легла между ними? К чему эти признания в вечной любви и верности... То ли страх говорит устами Кифы, то ли обычное простодушие ученика, любящего громкие слова.
  Он поднёс руки к лицу Симона, и ладони Учителя легли на скулы. Повернул к себе это лицо, долго рассматривал. Озарение пришло не сразу. Нельзя стать Ормусом, им следует родиться. Хотя многому, очень многому научился он от жреца. То, что он понял, пронзило сердце болью. Словно душу Кифы узнал в это мгновение. Увидел самодовольство и самоуверенность. Понял, что жизнь обнаружит вскоре нерешительность ученика, неспособность противостоять искушениям.
  Учитель помолчал немного, потом сказал странные слова, прозвучавшие глухо, придушенно:
  - Истинно говорю тебе, что ты ныне, прежде, нежели дважды пропоёт петух, трижды отречёшься от меня...
  Тот, кто видел изменившееся лицо Его при этом, мог бы сказать, что Он был как во сне. Так показалось Левию Матфею, и даже напугало ученика. Так показалось Дидиму, и он тут же припомнил, что таким же был Иисус в день въезда в Иерусалим, когда учитель предсказал страшную гибель города. Но продолжалось это недолго, Иисус словно встряхнулся, сбросил сонную одурь. И вот уже перед ними обычное, любимое всеми, лицо Учителя. С грустной улыбкой внимает заверениям Кифы.
  - Хотя бы мне надлежало умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя.
  "То же и все говорили"[6]. Нестройный хор голосов, но всё - о преданности Учителю, о готовности идти с ним на смерть, на любые муки...
  Он не возражал. Слушал молча, меряя шагами долину. Мягкая, чуть печальная улыбка не покидала Его лица. Что Он мог им сказать в ответ? Призвать к познанию собственных сердец? Он уже делал это неоднократно. Тщётны все призывы. Они должны придти к пониманию сами, и здесь Он им не помощник.
  Только что ж это было, когда Он касался Симона ладонями, и смотрел ему в глаза, преображённые лунным светом? Что-то такое промелькнуло и исчезло, неясная, но глубокая тревога. Кажется, Он, Иисус, что-то говорил при этом. Но сознание не включалось. Спросить учеников, конечно, можно. И что же они будут думать об Учителе, который не помнит, что говорит? Впрочем, это не важно. Другое важно - Он коснулся души человека. Уроки Ормуса не прошли даром. Только научиться теперь удерживать всё это в памяти, и видеть глубже. Ормус говорил, что это придёт с опытом. Будут посещать не ощущения, размытые и неопределенные, а видения. Яркие, красочные, чёткие. Господи, и есть люди, не признающие величие Твоё! Когда ты научаешь человеков своих такому, то что же доступно Тебе Самому?
  Полная пасхальная луна сияла на безоблачном небе. Тишина объяла стан паломников. Они вошли в Гефсиманский сад. Переплетающиеся ветви маслин и гранатов, смоковниц и лавров. Трепетание пробивающегося сквозь ветви лунного света. Неверные тени тёмно-бурых стволов, серые листья. Мягкая трава под ногами, заглушающая звук шагов. Внезапная тревога на сердце, невыносимая душевная тоска. Он задохнулся от боли и ужаса. Ему стало ведомо то, что произойдёт, за мгновение до того, как Он увидел эти тени. Мелькнула мысль: "Ормус был прав, с каждым опытом это получается лучше". Но было поздно, и знание было бесполезным.
  По мягкой траве - тихие шаги, едва различимые. Сквозь сумрак и тень - люди, множество людей. Стража Храма. Рабы в серых туниках и с медными ошейниками, в руках колья. И - римляне, римляне в своих алых одеждах, с мечами и копьями наперевес. Он увидел это в свете вспыхнувших светильников чётко и ясно. Люди алабарха - это он мог понять. Но римляне? Итак, случилось то, чего Он ждал. Римляне оставили его. Не будет Ормуса с его чудесами. Не будет Иосифа с его деньгами. Пилата с его властью. Он остался один. Впрочем, это не так. Господь Его не оставит. У него есть Отец Небесный.
  - Господи! Отче Мой! - обратился Иисус вполголоса к Тому, Кто был единственной его надеждой. - Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить её, да будет воля Твоя!
  Красные всполохи светильников оказались совсем близко, и вот замерли, остановились. Трепещут, шипя, язычки факелов, и стоит над Гефсиманским садом и всем остальным миром страшная тишина. Отделяющая Его от того мгновения, когда спросят, когда назовут по имени того, кого ищут. Он продвинулся вперёд, сделав всего только шаг, но этим шагом отделил себя от учеников, закрыл их спиною.
  - Кого ищете? - спросил Он громко, разорвав тишину.
  И услышал в ответ то, чего ждал долго, последние три года своей жизни.
  - Йэшуа Г"ноцри!
  Он ответил, не раздумывая:
  - Это Я!
  Они отшатнулись от него, ему не показалось! Они боялись Его - пришедшие по воле всевластного Ханана. Даже эти, покорные до конца первосященнику, знали дела Его, Иисуса. Верили в Его силу, в Его дар. Он вознёс благодарность Небесам - за то, что Его судьба была так необычна. Даже если теперь пришла расплата, Ему есть чем гордиться.
  Да, но римляне... Римляне верят во многое, и, значит, - не верят ни во что. Этот, что с серебряным гребнем, сжал губы, и решительно взялся за меч. Там, за спиной воинов, чьё-то знакомое до боли лицо. Иуда? Друг, для чего ты пришёл?
  Он снова задал свой вопрос:
  - Кого ищете?
  Снова они ответили:
  - Йэшуа Г"ноцри!
  - Я сказал вам, что это Я. Итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут, - и Он указал на своих учеников. Он знал, как слаба их вера, и хотел оградить их от испытаний и искушений.
  Он допустил - и Ему связали руки, творившие только добро. Не было места в родной стране, которое могло бы укрыть Его от Пилата, если тот захотел предать смерти. Против легиона Он бессилен со своим даром. И давно познал истину: хочешь быть свободен, не привязывай сердца своего к женщине, к друзьям, к ребёнку. Умножая любовь, умножаешь свои печали и боль. Правда, у Него самого есть выход. Сложить голову за близких и друзей, и если это спасёт их, то к чему разговоры о цене? Иисус готов заплатить, Он согласен.
  Не нашлось из числа учеников Его ни одного, кто возвысил бы свой голос в Его защиту. Как всегда, негодуют и удивляются. Почему Он позволил себя схватить? Та же сила, что заставила пришедших за Ним отшатнуться, могла бы не дать им схватить Его. Они знали силу Учителя. Им хотелось, чтоб Он применил её. Разбросал всех врагов и ушёл в сиянии славы. Ни один не задал себе вопроса - зачем. У него было два ученика, задающих вопросы. Один привёл за ним римлян, ответив на все вопросы вот таким образом. Другой... Он не знал, где Фома. Но обладал внутренней уверенностью - случилась беда. Господи, не дай пропасть тому, кто высок духом! Достанет и Моей смерти, не надо других!
  Он не почувствовал присутствия Марка, слишком был занят мыслями о Фоме. Новый его дар ещё не был силен так, как у Ормуса.
  С громким криком мальчик, вооружённый лишь любовью к человеку по имени Иисус, набросился на людей алабарха. Чуть опешив от такой наглости, отступили назад слуги первосвященника. Люди Пилата даже не пошевелились, ни один мускул не напрягся на руках, сжимающих мечи. Ветерок продолжал расправлять складки их туник, а месяц поблёскивал в посеребрённом гребне шлема кентуриона.
  Ещё один отчаянный прыжок Марка и попытка не очень-то умелой рукой ударить куда-то в область головы одного из слуг. Кулак лишь скользнул по уху. Ещё попытка, но второй раб не дремлет. Отбив неумелый удар, он отбросил мальчишку. И вот уже жадные, торопливые руки тянутся к Марку с желанием схватить, удержать. Он сопит от напряжения: "пустите меня, пустите!", вырывается. Слава Господу, Водителю полков! Ему удаётся вывернуться из цепких рук, и он убегает, оставив им лишь одежду. Иисус не заметил, что говорит, громко и вслух. Говорит сквозь слёзы, внезапно выступившие на глазах:
  - Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут...
  Говорил - видел перед глазами юное, чистое лицо Марка. Он не считал его своим учеником, но Марк почитал его Учителем. Мальчик был учён, вдова не чаяла души в сыне, и всё, что осталось после смерти состоятельного мужа, шло на её любимое дитя. Прежде всего - на обучение его. Ибо вдова, женщина честолюбивая, учёность считала главным достоянием человеческим. Марк, помимо обычного образования, обучался у учителей греческих, и изучал латынь. Марк был единственным, кто пытался записать Его, Иисуса, изречения. Как часто видел его Иисус в толпе, не приближающимся к Учителю, что было ему строго-настрого запрещено, с табличками в руках. Сосредоточенный, излишне, может быть, для своих лет задумчивый и строгий. И, вот, попытка спасти того, кого он любил и перед кем преклонялся. Пусть неудачная, но какая смелая и искренняя! Единственный из всех, и пусть виной его безрассудству - молодость, пусть так, но да благословит Господь тебя, Марк, за смелость и любовь, что живут в твоём сердце. Иные о любви лишь говорят. Вот, все оставили Его и бежали.
  И повели Иисуса мимо садов и оливковых рощ, через поток Кедрон, потом по притихшим улицам спящего города. Но шум толпы, шедшей за ним, нарушали покой и тишину. Он был связан, шёл в окружении охранников, и каждый шаг давался с трудом...
  
  
  [1] 6 апреля 30 г. н.э.
  
  [2] Скриба (лат.) - писец, секретарь.
  
  [3]Альмана - вдова.
  
  [4] Псалом 116.
  
  [5] Захар. 13, 7.
   [6] Евангелие от Марка. 14:29-31
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"