Аннотация: Манифест Фукуямы, изложенный в книге - это манифест Карла Маркса и Фридриха Энгельса, на новом витке исторического развития.
Когда в 1989 году в журнале "The National Interest" неожиданно появилось эссе молодого американского философа и политолога Ёсихиро Френсиса Фукуямы, марксисты всех стран насторожились.
Т.к. данное эссе, с одной стороны" называлось "Конец истории?", а с концом у марксистов свои счеты, ведь их кумир - Карл Маркс утверждал, что
"буржуазной общественной формацией завершается предыстория человечества".
С другой стороны, это эссе стало чуть ли не новым политологическим евангелием для американских демократов и их сторонников во всем мире, как многотомник "Капитал" стал евангелием для леваков всего мира.
С третьей стороны, Фукуяма продолжил развивать определенные идеи Гегеля.
С философской работы Карла Маркса "К критике гегелевской философии права" начался "прорыв" его в историю.
Работа представляет собой первую псевдонаучную критику Марксом c позиций материализма идеалистической философии Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, в первую очередь, его работы "Философия права".
Развивая положения, высказанные в этом своем знаменитом эссе, Фукуяма написал книгу "Конец истории и последний человек" (The End of History and the Last Man). Книга вышла в 1992 году.
Манифест Фукуямы, изложенный в книге - это манифест Карла Маркса и Фридриха Энгельса, на новом витке исторического развития.
Весь мир, по Фукуяме, должны приобрести не пролетарии, как у Маркса, которым нечего терять, а некие либеральные институты, которые уже всё имеют, но хотят иметь еще больше.
Надо отметить, суждения Фукуямы дополнялись ссылками на работы Гегеля и Кожева, у которых, как утверждает Фукуяма, он заимствовал концепцию "конца истории".
Что происходило с человечеством в год выхода банальной и почти бессодержательной статьи Френсиса Фукуямы, получившей признание совершенно неожиданное и никак не связанное с содержанием этого претенциозного беспомощного сочинения?
Происходил неожиданный для многих крах коммунизма, очень напоминавший взрыв коллективного безумия.
Лю́мпен-пролетариа́т (от нем. Lumpen - "лохмотья" ) - термин введён Карлом Марксом для обозначения низших слоев пролетариата. Позднее "люмпенами" стали называться все деклассированные слои населения (бродяги, нищие, уголовные элементы и другие) . В большинстве случаев люмпен - это лицо, не имеющее никакой собственности и живущее случайными заработками.
Маргина́л, маргина́льный челове́к (от лат. margo - край) - человек, находящийся на границе различных социальных групп, систем, культур и испытывающий влияние их противоречащих друг другу норм, ценностей, и т. д.
Маргинальная группа людей - группа, отвергающая определённые ценности и традиции той культуры, в которой она возникает, и утверждающая свою собственную систему норм и ценностей.
Люмпен - прекариат: новый опасный класс.
Прекариат - термин, придуманный Пьером Бурдье и происходящий от английского слова precarious, которое означает "неустойчивый, ненадежный, угрожающий". Этот термин - по аналогии с пролетариатом - обозначает класс, представители которого не имеют "нормальной" работы, которая характеризовалась бы постоянной занятостью, стабильным заработком и социальными гарантиями, обеспеченными работодателем и государством.
По мнению британского социолога Гая Стэндинга, прекариат, если оценивать его в русле классической марксистской традиции, - пока лишь только класс "в себе", то есть находится на той ступени развития, когда его представители еще не осознали общности своих интересов. "Война" внутри прекариата, провоцируемая множеством различий, не позволяет ему стать классом "для себя" - то есть общностью, активно отстаивающей свои групповые интересы перед другими классами.
Люмпен- прекариат - бесправный класс, пришедший на смену пролетариату.
Левая идея - это такая вещь, на которой человеку совестливому и сколько-нибудь пристроенному трудно поставить крест. Она взывает к нашему идеализму и соблазняет: если вдруг где-то паче чаяния выработан способ добиться всеобщего благоденствия, грех было бы упустить такой шанс снять с себя бремя капиталистической вины.
Ключевую роль в нем играет люмпен- прекариат, который в настоящем представляет собой главную жертву сложившихся рыночных отношений, а в будущем грозит стать монстром и погрузить мир в насилие и неонацизм, то есть привести к "политике ада", - если не принять срочных мер. Основная мера - введение Безусловного Основного Дохода, то есть обеспечение каждого человека прожиточным минимумом, который не зависел бы ни от воли благотворителей, ни от его собственной жизненной стратегии, а принадлежал ему просто на основании гражданства.
Люмпен- прекариат - новый класс, который образовался в результате крушения традиционных отношений между трудом и капиталом. На смену старому доброму коллективному договору между корпорацией и профсоюзом приходит гибкий рынок труда и срочный индивидуальный договор, который усиливает социальное неравенство.
Проще говоря, сегодня работа очень часто выглядит совсем не так, как привыкли прежние поколения: производственный процесс распадается на отдельные задачи, многие из которых отдаются сторонним исполнителям или вовсе выводятся в страны третьего мира, людям все чаще приходится менять не только место работы, но и квалификацию, они все больше работают удаленно, теряют связь друг с другом и с корпоративной культурой, а это размывает их профессиональную самоидентификацию и порождает тревогу о завтрашнем дне.
Работа становится проектной, а не постоянной, и это влечет за собой потерю социальных гарантий.
Эту проблему сформулировал еще герой Бернарда Шоу мусорщик Дулиттл - "самый оригинальный моралист во всей Англии" и прекарий по собственному выбору:
"Я бедняк и человек недостойный, вот я кто. <...> Если я чего-нибудь захотел в этой жизни, мне твердят одно и то же - ты человек недостойный, тебе нельзя. А ведь нужды у меня такие же, как у самой предостойной вдовы, которая в одну неделю получает деньги с шести благотворительных обществ за смерть одного и того же мужа. Мне нужно не меньше, чем достойному, - мне нужно больше. У меня аппетит не хуже, чем у него, а пью я куда больше".
Мысль о том, что человек должен доказывать свое право на пропитание, лечение, крышу над головой и может этого права не получить, возмущает любую совесть. Беда в том, что безусловного дохода не бывает. Всякий, кто дает человеку деньги, хочет навязать ему собственные нормы поведения.
Люмпен- прекариат оказывается - или рискует оказаться - практически каждый: покажите мне человека, который не тревожится о завтрашнем дне. Стэндинг полагает, что это побудит каждого к действию ввиду общей выгоды. Но классовая солидарность, распространяющаяся на все человечество, - это парадокс из области религии или утопии.
Классические демократии - Древние Афины и Римская республика - во все времена вдохновляли левых утопистов - с той оговоркой, что это были рабовладельческие общества. Однако рабский труд не отдельный изъян, а главное условие существования подобной системы: ведь кто-то должен делать "монотонную, бессмысленную, грязную и тяжелую работу", которую сейчас вынужден делать прекариат.
Стремясь обойти эту закономерность, утописты всегда уповали, во-первых, на добрую волю людей, во-вторых, на технический прогресс, будь то "советская власть плюс электрификация всей страны" или "алюминий и хрусталь" в романе Чернышевского.
Главным двигателем коллективизации должен стать трактор, но становится террор: выразительную иллюстрацию в этом смысле представляет собой, например, дневник крестьянина-единоличника за 1930 год, опубликованный недавно обществом "Мемориал".
Левая идея всегда воевала с христианством, поскольку претендует на ту же нишу. Но христианская картина мира парадоксальным образом куда реалистичнее, взять хотя бы базовый принцип любого бизнеса - "имущему приложится, а у неимущего отнимется"; она предполагает, что человек в силу самой своей амбивалентной природы будет в поте лица своего есть хлеб, отдавать кесарю кесарево, а десятину - бедным. И эта десятина - в виде пособий по безработице, благотворительных организаций, пенсий и так далее - шатко или валко функционирует по сей день, кажется правильным и разумным ее совершенствовать; но никто и никогда не видел работающей модели коммунизма.
Самая грандиозная мистерия последних лет - драма "Падение рубля" - собрала невиданное количество зрителей, актеров и критиков. В стороне не остались даже те, кому билета не досталось. Как водится, они переживали больше остальных. Как бы пошло это ни звучало, но информационная война сделала свое дело, и дело тут даже не в расколе общества, обострении социальных и национальных противоречий и прочего из газет и телевизора. Умелое манипулирование лозунгами, акцентами и картинкой на экране сделало главное - переключило внимание конкретно встревоженных россиян на абстрактные для большинства из них валютные интриги. В тени остался очень важный момент, о котором упорно молчат. Всё - как по Витгенштейну: о чем невозможно говорить, о том следует молчать.
Неприятно звучащее для чуткого русского слуха слово "Люмпен- прекариат" можно объяснить так - это люди, которые окружают нас со всех сторон, но чьих имен мы не знаем и знать не желаем, так как это совершенно неважно для нас.
Трудовые мигранты из бывших республик СССР, люди из дальних уголков страны, приехавшие в поисках лучшей жизни, не имеющие хорошего диплома, работающие в сомнительных конторах за символическую плату, но с грезами о премиальных, курьеры, оплачиваемые обещаниями стажеры, специалисты по клинингу и т. д. Не имея никаких социальных пакетов, не претендуя ни на что, миллионы таких людей пытаются выжить за счет "тут поработаю, там подработаю". Вот как раз на их головы и упал рубль, и последствия такого сотрясения могут быть куда более тревожными, чем рост цен на гречку.
Люмпенпрекариатзация подразумевает стиль жизни, который всецело подчинен работе, причем ее выполнение не ведет к профессиональному развитию... Рабочее место прекариата - везде и всюду. Оно расплывчато, непонятно, нестабильно... Создается общество лотерейного счастья, в котором у прекариата непропорционально большая доля риска.
Сейчас можно наблюдать, как интенсивно распространяются несколько идей: горизонтальный рост, честный капитализм, оптимизация всего и вся.
Под горизонтальным ростом понимают такие условия, в которых рабочий (или менеджер, неважно), чтобы выжить и сохранить свое место, должен быть мастером на все руки: и бухгалтерию вести (при сокращении бухгалтеров), и кофе умело варить (при сокращении секретарш).
Люмпен- прекариат, по причине неполноценного трудоустройства, ненормированного рабочего дня, и попросту от безразличия со стороны работодателя, горизонтально расти не может - ведь для этого требуются полноценная интеграция в среду, рабочие процессы. Люмпен- прекариат неактуален.
Что понимают под честным капитализмом - понять сложно, но есть во всем этом неприятный привкус. Наверное, нужно ожидать появления атлантов, которые смогут удержать на своих плечах не только свою ношу, но и весь рынок в целом. Несгибаемые, железобетонные люди, которые умирают на своих рабочих местах. А что делать тем, кто не имеет пламенных амбиций и звериного чутья, в чьих жилах не течет кровь акулы капитализма, в относительно спокойное для страны время открыл свою контору, интернет-магазин или свечной заводик, нанял курьеров, работников склада? Все окажутся на улице. Люмпен- прекариат неуместен при частном капитализме.
Люмпен- прекариат живет в постоянной тревоге.
Хроническая незащищенность связана не только с балансированием на краю, когда человек понимает, что одна-единственная ошибка или неудача могут нарушить баланс между достойной бедностью и уделом побирушки, но и со страхом потерять то, что он имеет, даже если чувствует, что его обманули, не дав большего.
Люди не уверены в себе и подавлены, и в то же самое время "частично заняты" и "слишком заняты". Они отчуждены от своего труда и работы, растеряны и ведут себя порой безрассудно. Люди, боящиеся потерять, что имеют, постоянно раздражены. Иногда они сердятся, но, как правило, это гнев пассивный.
Люмпенпрекриатизированное мышление питается страхом и мотивируется страхом.
Не имея социальной, профессиональной, корпоративной идентификации, эти "сами по себе" и "сами за себя" люди, зачастую находясь в чуждом для них социокультурном пространстве и не имея средств и времени на досуг, в моменты кризиса могут запросто превратиться в маргинальную массу, притом агрессивно настроенную.
Но имеет ли всё это значение, с учётом того, насколько глобализирован мир?
Проблемы везде одни и те же, и вряд ли проблема прекариата - ключевая, скажем, для ЕС.
В шуме медиа-поля их голосов не расслышать: слышны только советы потуже затянуть ремни. А о том, что ремень может быть затянут на чьей-нибудь шее, не важно: от безысходности или же от агрессии, - нам никто не сообщит.
Будет ли гнев люмпена направлен на полицию (как в мексиканских и бразильских пригородах) или же друг на друга (как в наших городах), зависит как от действий самого государства, так и от действий левых. Ведь в данной ситуации "потенциально возможны две формы конфликтов (и обе они имеют место): белые и цветные воюют между собой или обе группы воюют с полицией....
В этом драматически отражается классическая двойственность люмпен-пролетариата.
Без насилия как такового люмпен-пролетариат обойтись уже не может, оно применяется не только ради того, чтобы нанести кому-либо вред, но и ради ощущения собственной боли, подтверждающей собственное существование: "болит только живое".
Каждый момент они способны двинуться по одному из путей: либо обратить свою ненависть на таких же жертв (империализма), на друг друга и на самих себя.