Фурзиков Николай Порфирьевич : другие произведения.

Аластер Рейнольдс "Серебряный дождь смерти"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Головоломные приключения ожидали орбитального археолога двадцать третьего века Верити Оже, которая раскапывает покрытый льдом Париж, вместе со всей планетой оккупированный наномашинами, двести лет назад уничтожившими все живое. Ее отправляют через квантовый гиперпереход на копию Земли, находящуюся где-то далеко в галактике внутри сохраняющей ее искусственной оболочки, с заданием вернуть важные документы, собранные ее погибшей коллегой. Оже убеждается в существовании преступного замысла фракции современных ей воинственных ультратехнократов стерилизовать эту копию от населяющих ее людей. С большим трудом Верити и ее друзьям удается сорвать планы столь масштабного геноцида, но она расстается с человеком с той Земли, который мог бы стать ее судьбой.

Аластер РЕЙНОЛЬДС

СЕРЕБРЯНЫЙ ДОЖДЬ СМЕРТИ

  

Перевод: Н.П. Фурзиков

  
   Головоломные приключения ожидали орбитального археолога двадцать третьего века Верити Оже, которая раскапывает покрытый льдом Париж, вместе со всей планетой оккупированный наномашинами, двести лет назад уничтожившими все живое. Ее отправляют через квантовый гиперпереход на копию Земли, находящуюся где-то далеко в галактике внутри сохраняющей ее искусственной оболочки, с заданием вернуть важные документы, собранные ее погибшей коллегой. Оже убеждается в существовании преступного замысла фракции современных ей воинственных ультратехнократов стерилизовать эту копию от населяющих ее людей. С большим трудом Верити и ее друзьям удается сорвать планы столь масштабного геноцида, но она расстается с человеком с той Земли, который мог бы стать ее судьбой.

ОДИН

   Река, вяло текущая под мостом Конкорд, была плоской и серой, как изношенный линолеум. Был октябрь, и власти проводили одно из своих периодических мероприятий по борьбе с контрабандой. Они установили временный контрольно-пропускной пункт на дальнем конце моста, ограничивая движение на всем пути к правому берегу.
   - Я так и не понял толком кое-что, - сказал Кюстин. - Мы, музыканты, дополняем свой доход небольшой детективной работой на стороне, или все наоборот?
   Флойд взглянул в зеркало заднего вида. - В какую сторону ты бы хотел двинуться?
   - Думаю, мне бы больше понравилось, если бы у меня был такой доход, который не нуждался бы в дополнении.
   - До недавнего времени у нас все было хорошо.
   - До недавнего времени мы были трио. До этого - квартет. Возможно, это только мне кажется, но я начинаю улавливать тенденцию.
   Флойд включил передачу "Матиса" и подал его вперед, когда очередь продвинулась дальше. - Все, что нам нужно сделать, это держаться вместе, пока она не вернется.
   - Это не случится, - сказал Кюстин. - Она уехала навсегда, когда села в тот поезд. То, что ты оставляешь для нее свободное место в передней части машины, ничего не изменит.
   - Это ее место.
   - Она ушла, - вздохнул Кюстин. - В этом-то и проблема с распознаванием таланта: рано или поздно кто-то другой тоже признает его. - Рослый француз порылся в кармане своего пиджака. - Вот. Покажи этому милому человеку мои документы.
   Флойд взял пожелтевшие документы и положил их рядом со своими на приборную панель. Когда они добрались до контрольно-пропускного пункта, охранник просмотрел документы Флойда и молча вернул их обратно. Он пролистал документы Кюстина, затем наклонился, чтобы получше разглядеть заднюю часть "Матиса".
   - По делу, месье?
   - Нам бы хотелось, - тихо сказал Кюстин.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Это значит, что мы искали работу, - дружелюбно сказал Флойд. - К сожалению, мы ничего не нашли.
   - Какого рода работа?
   - Музыка, - сказал Флойд, обводя машину жестом. - Отсюда и инструменты.
   Охранник ткнул дулом своего штампованного металлического автомата в мягкий тканевый футляр контрабаса. - В это можно было бы вложить много сигарет. Подъезжайте на своем автомобиле к зоне досмотра.
   Флойд снова включил передачу на старом "Матисе" и двинул его вперед, направляясь в отсек, где охранники проводили более тщательный досмотр. С одной стороны стояла полосатая деревянная будка, где охранники развлекались картами и дешевой порнографией. Низкая каменная стена возвышалась над узкой, усыпанной галькой набережной. У стены, рядом с большим столом на козлах, накрытым скатертью, стоял пустой стул.
   - Говори как можно меньше, - сказал Флойд Кюстину.
   Когда охранник с автоматом вернулся на свой пост, другой из зоны досмотра постучал по крыше автомобиля. - Достаньте это. Поставьте это на стол.
   Флойд и Кюстин вынули футляр с тыла "Матиса". Он был скорее громоздким, чем тяжелым, и уже успел накопить достаточно потертостей и царапин, так что еще несколько не имели бы значения.
   - Вы хотите, чтобы я его открыл? - спросил Кюстин.
   - Конечно, - сказал второй охранник. - И уберите инструмент, пожалуйста.
   Кюстин сделал, как ему было сказано, осторожно опустив контрабас. Для него как раз хватало места на столе рядом с пустым футляром. - Вот, - сказал он. - Вы можете осмотреть футляр, если считаете, что у меня хватит изобретательности спрятать в нем что-то, кроме инструмента.
   - Это не тот случай, который меня беспокоит, - сказал охранник. Он подозвал одного из своих коллег, который сидел на складном стуле рядом с полосатым домиком. Мужчина отложил газету и взял набор деревянных инструментов - явно какой-то инспектор. - Я видел этих двоих раньше, - продолжил охранник. - Они снуют туда-сюда по реке, как будто это выходит из моды. Заставляет задуматься, не так ли?
   Инспектор, прищурившись, посмотрел на Кюстина. - Я знаю этого человека, - сказал он. - Раньше вы были полицейским, не так ли? Потеряли какой-нибудь большой кусок сыра в Центральном офисе?
   - Я чувствовал, что смена карьеры пойдет мне на пользу.
   Флойд достал из кармана рубашки свежую зубочистку, сунул в рот и откусил. Острый конец вонзился ему в рот, потекла кровь.
   - Довольно неприятный переход от громкой полицейской работы к этому, не так ли? - настаивал инспектор, откладывая свой набор инструментов.
   - Как скажете, - ответил Кюстин.
   Инспектор взял контрабас, потряс им с выражением глубокой сосредоточенности на лице, прежде чем вернуть его на стол. - Внутри ничего не гремит, - сказал он, потянувшись за своим набором инструментов. - И все же они могли приклеить что-нибудь изнутри. Нам придется разобрать его на части.
   Флойд увидел, как Кюстин резко вздохнул и, защищаясь, положил руки на контрабас. - Вы не можете разобрать это на части, - недоверчиво сказал Кюстин. - Это инструмент. Он не разбирается на части.
   - По моему опыту, - сказал инспектор, - в конце концов все разбирается.
   - Полегче, - сказал Флойд. - Пусть это будет у них. Это всего лишь кусок дерева.
   - Послушай своего друга, - посоветовал охранник. - Он рассуждает здраво, особенно для американца.
   - Уберите, пожалуйста, руки с инструмента, - сказал инспектор.
   Кюстин не собирался этого делать. Флойд не мог винить его, по правде говоря. Контрабас был самой дорогой вещью, принадлежавшей Флойду, включая "Матис Эмикатр". Если не считать очередного расследования, которое могло свалиться им на голову, это было, пожалуй, единственное, что стояло между ними и нищетой.
   - Отпусти, - одними губами произнес Флойд. - Он того не стоит.
   Инспектор и Кюстин начали бороться за инструмент. Привлеченный суматохой, охранник с автоматом, который первоначально оставил их, покинул свой пост и начал неторопливо приближаться к месту событий. Контрабас теперь был не на столе, и двое мужчин яростно дергали его взад-вперед.
   Охранник снял оружие с предохранителя. Борьба усилилась, Флойд испугался, что контрабас вот-вот переломится надвое, пока мужчины боролись за него. Затем противник Кюстина одержал верх и вырвал инструмент из его рук. На мгновение инспектор замер, а затем одним плавным движением перебросил контрабас через низкую стенку по другую сторону стола для проверки. Время тянулось медленно: казалось, прошла вечность, прежде чем Флойд услышал ужасный треск, когда контрабас ударился о мощеный причал внизу. Кюстин откинулся на спинку стула рядом со смотровым столом.
   Флойд выплюнул зубочистку, раздавив ее ногой, как недокуренную сигарету. Он медленно подошел к стене и заглянул вниз, чтобы осмотреть повреждения. До мощеной набережной было десять-двенадцать метров. Шея контрабаса была сломана надвое, тело разлетелось на мириады зазубренных осколков, расходящихся в разные стороны от места удара.
   Шарканье ног в ботинках привлекло внимание Флойда справа от него. Второй охранник направлялся к причалу, спускаясь по каменной лестнице, выступающей из стены. Услышав стон слева от себя, Флойд оглянулся и увидел Кюстина, выглядывающего из-за парапета. Его глаза были широко раскрыты и белы, как яйца, зрачки сузились до маленьких точек. В конце концов его стоны оформились в связные звуки.
   - Нет. Нет. Нет.
   - Дело сделано, - сказал Флойд. - И чем скорее мы выберемся отсюда, тем лучше для нас будет.
   - Ты разрушил историю! - крикнул Кюстин инспектору. - Это был контрабас Судье! Джанго Рейнхардт прикоснулся к этому дереву!
   Флойд зажал рот своего друга ладонью. - Он просто немного эмоционален, - объяснил он. - Вам придется извинить его. В последнее время он находился под большим давлением из-за некоторых личных трудностей. Он безоговорочно извиняется за то, как он себя вел. Не так ли, Андре?
   Кюстин ничего не сказал. Он просто дрожал, все еще зацикленный на обломках контрабаса. Он хотел повернуть время вспять, - подумал Флойд. - Он хотел сделать несчастными последние несколько минут своей жизни и позволить им снова прокручиваться вперед. На этот раз он будет любезен, вежливо ответит на вопросы охранников, и, возможно, ущерб, который они неизбежно нанесли контрабасу, не перерастет в непоправимое.
   - Скажи это, - прошептал Флойд.
   - Я приношу извинения, - сказал Кюстин.
   - Безоговорочно.
   - Я приношу свои искренние извинения.
   Инспектор критически оглядел его, затем пожал плечами. - Что сделано, то сделано. В будущем ты мог бы взять листок из книги своего друга.
   - Я сделаю это, - оцепенело произнес Кюстин.
   Внизу охранник пинком выбросил остатки контрабаса в реку. Обломки дерева вскоре затерялись среди сочащихся обломков, облеплявших берега.
  
   Телефон Флойда звонил, когда он вошел в свой офис на третьем этаже старого здания на улице дю Драгон. Он положил почту, которую только что достал из ящика, и снял трубку с рычага.
   - Расследования Флойда, - сказал он, повышая голос, чтобы перекричать грохот поезда, и вынимая зубочистку изо рта. - Как можно...
   - Месье Флойд? Где вы были? - Голос - он звучал так, словно принадлежал пожилому мужчине, - был скорее любопытным, чем жалобным. - Я звонил весь день и уже собирался сдаться.
   - Мне жаль, - сказал Флойд. - Я был на следственной работе.
   - Вы могли бы подумать о том, чтобы нанять секретаршу, - сказал мужчина. - Или, в противном случае, автоответчик. Я так понимаю, они очень популярны у ортодоксальных евреев.
   - Секретарши?
   - Автоответчики. Они используют магнитные ленты. Только на прошлой неделе я видел модель, выставленную на продажу на улице Розье.
   - В каком увлекательном научном мире мы живем. - Флойд выдвинул свой стул и опустился в него. - Могу я спросить...
   - Мне жаль. Мне следовало бы представиться. Меня зовут Бланшар. Я звоню из тринадцатого округа. Возможно, у меня есть для вас дело.
   - Продолжайте, - сказал Флойд, наполовину уверенный, что ему, должно быть, снится сон. После всего, что произошло в последнее время - уход Греты, отсутствие работы, инцидент на контрольно-пропускном пункте - расследование было единственной вещью, на которую он не смел надеяться.
   - Должен предупредить вас, что это серьезное дело. Я не верю, что это будет быстрое или простое расследование.
   - Это... не такая уж большая проблема. - Флойд налил бренди в ожидавшую его рюмку. - О каком деле мы говорим, месье? - Мысленно он перебрал все возможные варианты. Измена супругов всегда была прибыльным видом деятельности. Иногда за ними приходилось следить неделями подряд. То же самое касалось пропавших кошек.
   - Это убийство, - сказал Бланшар.
   Флойд позволил себе глоток бренди с горьковато-сладким привкусом. Он почувствовал, что его настроение упало так же быстро, как и поднялось. - Нам очень жаль, но мы не можем взяться за дело об убийстве.
   - Не можете?
   - Убийства - это работа для парней в касках. Парней с Набережной. Они не разрешают мне прикасаться к такого рода работе.
   - Ах, но в этом-то как раз и дело. Полиция не считает инцидент убийством, или "убойным делом", как вы это называете.
   - Они говорят, что это могло быть самоубийство или несчастный случай, но в любом случае их это не интересует. Вы знаете, как это бывает в наши дни - они гораздо больше заинтересованы в проведении собственных расследований.
   - Думаю, я понимаю, к чему вы клоните. - Старая привычка уже заставляла его делать заметки: Бланшар, 13-й округ, предположительное убийство. Возможно, это ничего не значит, но если разговор прервется, он сделает все возможное, чтобы снова связаться с звонившим. Он нацарапал дату рядом со своей заметкой и понял, что прошло шесть недель с тех пор, как он в последний раз делал запись в блокноте. - Предположим, полиция ошибается, что заставляет вас думать, будто это не было самоубийством или несчастным случаем?
   - Потому что я знал молодую леди, которая была замешана в этом деле.
   - И вы не думаете, что она была из тех, кто мог покончить с собой?
   - Этого я не могу сказать. Все, что я знаю, это то, что она не любила высоту - она сама мне об этом сказала, - и все же она упала с балкона пятого этажа.
   Флойд закрыл глаза, поморщившись. Он подумал о разбитом контрабасе, расколовшемся на булыжниках. Он ненавидел неудачников. Он ненавидел саму мысль о падших, склонных к самоубийству или к чему-то еще. Он отхлебнул бренди, желая, чтобы напиток прогнал этот образ из его сознания.
   - Где сейчас тело? - спросил он.
   - Мертва и похоронена - кремирована, как это случилось, - согласно ее желанию. Она умерла три недели назад, двадцатого сентября. Насколько я понимаю, было проведено вскрытие, но ничего подозрительного обнаружено не было.
   - Ну, тогда. - Мысленно Флойд уже готовился вычеркнуть свои записи, убежденный, что это дело не было начато. - Может быть, она ходила во сне. Или, может быть, она была чем-то расстроена. Или, может быть, перила на балконе были расшатаны. Полиция разговаривала с домовладельцем?
   - Они это сделали. Так получилось, что я был ее домовладельцем. Уверяю вас, перила были совершенно надежны.
   - Ничего страшного, - сказал для себя Флойд. Возможно, стоило бы потратить день или два на расследование, но все, что они в конечном итоге сделали бы, - это пришли бы к тому же выводу, что и полиция. Это было лучше, чем вообще никакого дела, но это не решило бы более серьезных финансовых проблем Флойда.
   Он отложил авторучку и вместо нее взял канцелярский нож. Он вскрыл первый из нескольких конвертов, которые достал из своего ящика, и высыпал счета от своего домовладельца.
   - Месье Флойд, вы все еще здесь?
   - Просто задумался, - сказал Флойд. - Мне кажется, что было бы трудно как-то исключить несчастный случай. А без доказательств нечестной игры я мало что могу добавить к официальному вердикту.
   - Доказательства нечестной игры, месье Флойд, - это именно то, что у меня есть. Конечно, лишенные воображения идиоты на Набережной не хотели этого знать. Я ожидал от вас гораздо большего.
   Флойд скомкал требование об арендной плате и бросил его в корзину для бумаг. - Вы можете рассказать мне об этих доказательствах?
   - Да, но лично. Я бы попросил вас посетить мою квартиру. Сегодня вечером. Позволяет ли это ваше расписание?
   - Я должен быть в состоянии посетить вас. - Флойд записал адрес и номер телефона Бланшара и договорился с ним о времени. - Только одно, месье. Я могу понять, почему Набережная не заинтересовалась делом этой женщины. Но зачем вы мне позвонили?
   - Вы намекаете на то, что это была ошибка?
   - Нет, вовсе нет. Просто большинство моих дел приходит по личной рекомендации. Я не получаю много работы от того, что люди находят мое имя в телефонной книге.
   Мужчина на другом конце провода понимающе усмехнулся. Звук был такой, словно в колосниковой решетке помешивали уголь. - Я бы тоже так подумал. В конце концов, вы американец. Кто, кроме дурака, стал бы прибегать к услугам американского детектива в Париже?
   - Я француз, - сказал Флойд, вскрывая второй конверт.
   - Давайте не будем придираться к паспортам. Ваш французский безупречен, месье Флойд, для иностранца. Но больше я ничего не скажу. Вы родились в Соединенных Штатах, не так ли?
   - Вы много знаете обо мне. Откуда вы узнали мое имя?
   - Я узнал об этом от единственного разумного полицейского, с которым я разговаривал во время всего этого дела, - инспектора Майоля. Я так понимаю, вы с ним знаете друг друга.
   - Наши пути пересекались. Майоль - достаточно порядочный парень. Разве он не может разобраться с этим предполагаемым самоубийством?
   - Майоль говорит, что у него связаны руки. Когда я упомянул, что эта женщина была американкой, ваше имя, естественно, всплыло у него в голове.
   - Откуда она была родом?
   - Из Дакоты, полагаю. Или, возможно, это была Миннесота. По крайней мере, где-то на севере.
   - Я из Галвестона, - сказал Флойд. - Это отдаляет нас друг от друга на целый мир.
   - Тем не менее, вы возьметесь за это дело?
   - У нас назначена встреча, месье. Там мы сможем все обсудить.
   - Что ж, очень хорошо. Я буду ждать вас в назначенный час?
   Флойд вытряхнул письмо из второго конверта с почтовым штемпелем Ниццы. На стол выпал сложенный пополам единственный лист серой бумаги. Он развернул его и увидел сообщение, написанное от руки водянистыми чернилами, которые были лишь на оттенок темнее той бумаги. Он сразу узнал этот почерк. Оно было от Греты.
   - Месье Флойд?
   Флойд выронил письмо, как будто оно было оттиснуто из раскаленного металла. Его пальцы, казалось, покалывало. Он не ожидал снова получить весточку от Греты - по крайней мере, в этой жизни. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к ее внезапному вторжению обратно в его мир. Что она вообще могла ему сказать?
   - Месье Флойд? Вы все еще здесь?
   Он постучал по трубке. - Просто на мгновение потерял вас, месье. Это крысы в подвале, они всегда у телефонных линий.
   - Очевидно. Значит, в назначенный час? Мы договорились?
   - Я буду там, - сказал Флойд.
  

ДВА

  
   Верити Оже обозревала подземную сцену из безопасного защитного костюма, стоя в дюжине метров от искореженного краулера. Похожая на тарантула машина лежала, накренившись набок, две ее ноги были сломаны, а еще три бесполезно прижаты к низкому потолку из резного льда. Краулер никуда не двигался - его даже нельзя было вытащить обратно на поверхность; но, по крайней мере, его система жизнеобеспечения пока была цела. Кассандра, студентка, все так же сидела в кабине, скрестив руки на груди, и наблюдала за происходящим с какой-то надменной отстраненностью. Себастьян, мальчик, лежал примерно в пяти метрах от краулера, его скафандр был поврежден, но все еще мог поддерживать его жизнь до прибытия спасательной команды.
   - Держись, - сказала ему Оже по телефону. - Они прорываются. С минуты на минуту мы будем дома и обсохнем.
   Треск и статические помехи, сопровождавшие ответ мальчика, заставили его казаться находящимся за миллион световых лет от них. - Я не слишком хорошо себя чувствую, мисс.
   - Что не так?
   - Головная боль.
   - Просто лежи спокойно. Эти уплотнения в скафандре сделают свое дело, если ты не будешь двигаться.
   Оже отступила назад, когда сверху появились спасатели из Совета по древностям, отбрасывающие лед с помощью клешней и кирок с поршневым приводом.
   - Это ты, Оже? - раздался голос в ее шлеме.
   - Конечно, это я. Почему так долго? Я думала, вы, ребята, никогда не придете.
   - Мы приехали так быстро, как только могли, - она узнала голос Мэнкузо, одного из спасателей, с которыми она имела дело в прошлом. - У меня были проблемы с тем, чтобы засечь тебя на такой глубине. Казалось, что облака сегодня вечером о чем-то спорили, и в них было видно много электромагнитного дерьма. Что именно ты делала так глубоко?
   - Свою работу, - коротко ответила она.
   - Мальчик ранен?
   - На его скафандр пришелся удар. - На своем собственном мониторе на лицевой панели она все еще могла видеть диагностическую сводку скафандра Себастьяна, выделенную пульсирующими красными индикаторами опасности возле правого локтевого сустава. - Но в этом нет ничего серьезного. Я посоветовала ему лечь и не шевелиться, пока не прибудет помощь.
   Из головного краулера уже выбирались двое спасателей, одетых в слегка комичные костюмы секции экстремальных ситуаций. Они двигались, как борцы сумо, приседающими шагами.
   Оже подошла к Себастьяну и опустилась рядом с ним на колени. - Они здесь. Все, что тебе нужно делать, это не двигаться, и ты будешь в целости и сохранности.
   Себастьян издал в ответ неразборчивое бульканье. Оже подняла руку, подавая знак ближайшему из двух скафандров подойти к ней. - Это тот самый мальчик, Мэнкузо. Думаю, сначала вам следует разобраться с ним.
   - Мы уже приступили, - пронзительно прокричал другой голос в ее шлеме. - Отойди назад, Оже.
   - Осторожнее с ним, - предупредила она. - У него сильный порез возле правого...
   Костюм Мэнкузо возвышался над невысоким мальчиком. - Полегче, сынок, - услышала она. - Я быстро приведу тебя в порядок. С тобой там все в порядке?
   - Больно, - услышала она вздох Себастьяна.
   - Думаю, нам нужно поторопиться с ним, - сказал Мэнкузо, подзывая к себе второго спасателя движением мускулистой руки. - При такой высокой плотности частиц мы не можем рисковать, перемещая его.
   - Восстанавливаем на месте? - спросил второй спасатель.
   - Давай так и сделаем.
   Мэнкузо указал левой рукой на мальчика. В броне открылся люк, и оттуда высунулась распылительная насадка. Из сопла хлынуло серебристо-белое вещество, мгновенно затвердевая на препятствии. За считанные секунды Себастьян превратился в кокон в форме человека, обернутый жесткими, похожими на застывшую слюну прядями.
   - Осторожнее с ним, - повторила Оже.
   Затем к работе приступила вторая команда, разрезая лазерами глыбу льда непосредственно под Себастьяном. Пар поднимался в воздух от места резки. Время от времени они останавливались, подавая друг другу знаки крошечными жестами рук, прежде чем продолжить. Первая команда вернулась с упряжью на колесиках, похожей на носилки, толкая ее между собой. Тонкие металлические когти опустились с подставки, вонзаясь в лед вокруг Себастьяна. Люлька медленно поднимала всю завернутую в кокон массу, включая ее ледяную основу, оторванную от земли. Оже наблюдала, как они увозят Себастьяна и загружают его в первую восстановительную машину.
   - Это была всего лишь царапина, - сказала Оже, когда Мэнкузо вернулся, чтобы проверить ее. - Ты не должен вести себя так, как будто это чрезвычайная ситуация, пугая ребенка до смерти.
   - Это будет для него опытом.
   - У него уже было достаточно опыта для одного дня.
   - Ну, слишком мало осторожности не бывает. Здесь, внизу, все несчастные случаи - это чрезвычайные ситуации. Я думал, ты уже должна была это знать, Оже.
   - Ты должен проверить, как там девочка, - сказала она, указывая на краулер.
   - Ей больно?
   - Нет.
   - Тогда она подождет. Давай посмотрим, ради чего вы рисковали жизнями этих детей, не так ли?
   Мэнкузо имел в виду газету.
   - Это в краулере на полке для хранения, - сказала Оже, подводя его к искалеченной машине. В передней части краулера, под наборами манипуляторов и инструментов, находились сетчатый мешок и люк с разделенным на отсеки лотком для хранения. Оже отпустила ручную защелку и выдвинула лоток. - Смотри, - сказала она, с большой осторожностью вынимая газету из прорези.
   - Ух ты! - присвистнул Мэнкузо, с неохотой поддающийся впечатлению. - Где ты это нашла?
   Она указала на затонувший участок прямо перед разбитой машиной. - Мы нашли там машину.
   - Внутри был кто-нибудь?
   - Пусто. Мы разбили люк на крыше и с помощью манипуляторов краулера извлекли бумагу с заднего сиденья. Нам пришлось прислонить краулер к потолку, чтобы он не опрокинулся. К сожалению, потолок оказался непрочным с точки зрения конструкции.
   - Потому что эта пещера еще не была расчищена для операций людей, - сказал ей Мэнкузо.
   Оже тщательно подбирала слова, помня о том, что все, что она сейчас скажет, может попасть в протокол. - Никакого вреда причинено не было. Мы потеряли краулер, но возвращение газеты легко перевешивает это.
   - Что случилось с мальчиком?
   - Он помогал мне стабилизировать краулер, когда порвал свой скафандр. Я велела ему лежать смирно и ждать кавалерию.
   Она положила газету обратно на поднос. Газетная бумага была все такой же четкой и разборчивой, как и тогда, когда она достала ее из машины. Сам процесс поднятия бумаги - ее легкое сгибание - даже вызвал к жизни один из анимационных рекламных роликов: девушка на пляже бросает мяч в камеру.
   - Очень хорошо, Оже. Похоже, на этот раз тебе повезло.
   - Помоги мне убрать лоток, - сказала она, догадываясь, что попытки вернуть весь краулер целиком не будет.
   Они извлекли лоток для образцов, отнесли его к ближайшему спасательному краулеру и вставили в свободное место.
   - Теперь пленка крутится, - сказал Мэнкузо.
   Оже обошла накренившуюся машину, откидывая защелки и вытаскивая тяжелые черные картриджи, скрепляя их вместе по ходу движения для удобства транспортировки. Как только все они двенадцать были собраны, включая те, что были сняты с мониторов в кабине, она передала объемистый сверток Мэнкузо. - Я хочу, чтобы эти снимки были отправлены прямо в лабораторию, - сказала она.
   - И это все? - спросил он.
   - Это все, - подтвердила Оже. - Можем мы теперь разобраться с Кассандрой?
   Но когда она снова посмотрела в освещенную кабину, то не увидела никаких признаков девушки. - Кассандра? - позвала она, надеясь, что канал связи с краулером все еще функционирует.
   - Все в порядке, - сказала девушка. - Я прямо за тобой.
   Оже обернулась и увидел Кассандру, стоящую на льду в другом защитном костюме малого размера.
   - Я же сказала тебе оставаться внутри, - удивилась Оже.
   - Пришло время уходить, - ответила Кассандра. Насколько могла судить Оже, она эффективно и тщательно надела свой костюм. Оже была впечатлена: надеть защитный костюм без посторонней помощи было достаточно сложно взрослому человеку, не говоря уже о подростке.
   - Ты убедилась, что... - начала Оже.
   - Костюм в порядке. Думаю, нам пора уходить, не так ли? Вся эта активность, возможно, насторожила фурий. Нам не стоит быть здесь, когда они прибудут.
  
   Мэнкузо коснулся плеча Оже перчаткой с усилителем мощности, которая могла бы раздавить ее в мгновение ока. - Девушка права. Давай убираться к черту из Парижа. Это место всегда вызывает у меня дрожь.
  
   Оже вглядывалась в потолочный иллюминатор спасательного краулера, желая, чтобы красные и зеленые огни шаттла пробились сквозь облака, и надеясь, что сами облака не станут еще более взволнованными. Сегодня вечером с облаками было что-то не так. Обычно их разговор был медленной и безмятежной формой общения, о чем свидетельствовали изменения в их форме, цвете и текстуре. Обширные кольцевидные структуры сине-серого цвета с твердыми краями формировались бы в течение многих минут; эти формы постепенно стабилизировались бы, а затем медленно исчезли. Десятки минут спустя из рыхло-серого неструктурированного облака начинали проступать новые узоры. Такие перемещения были всего лишь основными единицами обмена, на завершение которого могли потребоваться часы или дни.
   Но прямо сейчас облака ссорились. Узоры формировались и распадались с ускоренной скоростью, причем молния была своего рода выразительной пунктуацией в диалоге. Облака делились и сливались воедино, словно перезаключая вековые договоры и союзы.
   - Они иногда так делают, - сказала Кассандра.
   - Знаю, - ответила Оже, - но не в мое дежурство и не прямо над городом, который я исследую.
   - Может быть, это происходит не только над Парижем, - размышляла Кассандра.
   - Я тоже на это надеялась. К сожалению, я проверила. В метеорологической системе, сосредоточенной прямо над северной Францией, произошел серьезный сбой, и примерно в то время, когда мы прибыли, облачность начала сгущаться.
   - Совпадение.
   - Или нет.
   Молния осветила сцену снаружи, высветив линейную полосу препятствий из блоков, пандусов и глубоких ровных траншей, вырезанных в бледно-голубом льду с точностью лазера. По обе стороны от Елисейских полей разрушенные формы зданий были покрыты тонким узором из того же пастельного льда, аккуратно ступенчатого и окаймленного там, где остановились экскаваторы с дистанционным управлением Совета по древностям, почувствовав хрупкость каменной кладки, стали и стекла. Оже подумала о диспетчерах, которые управляли этими машинами с орбиты, и почувствовала растущее желание оказаться там, наверху, вместе с ними, вдали от опасностей на земле.
   - Поторопитесь, - сказала она вполголоса. - Это перестало быть забавой несколько часов назад.
   - Действительно ли это того стоило, ради одной-единственной газеты? - спросила Кассандра.
   - Конечно, оно того стоило. Ты знаешь, что так оно и было. Газеты - одни из самых ценных артефактов двадцатого века, которые мы когда-либо могли надеяться найти. Особенно поздние выпуски, обновленные за последние несколько часов до того, как все это закончилось. Ты не поверишь, как мало из них сохранилось.
   Кассандра откинула в сторону завесу черных волос, которые имели привычку падать ей на левый глаз. - Какое это имеет значение, когда вы все еще можете разглядеть общую картину, даже если есть какие-то детали, которых вы пока не знаете?
   Внимание Оже привлекло движение: через потолочный иллюминатор она увидела эскадрилью шаттлов, снижающихся сквозь облака на пиках тяги.
   - Это означает, что у нас есть шанс не повторять снова те же ошибки, - сказала Оже.
   - Например? - спросила Кассандра.
   - Например, разрушение Земли. Думая, что мы можем исправить один технологический беспорядок, применив к нему еще больше технологий, когда каждая попытка сделать это уже только ухудшала ситуацию.
   - Только своего рода суеверный фаталист сказал бы, что мы не должны продолжать попытки, - сказала Кассандра, скрестив руки на груди. - В любом случае, как все могло быть хуже, чем сейчас?
   - Используй свое воображение, малыш, - сказала Оже. Она почувствовала, как спасательный краулер задрожал, когда по нему пришелся удар ближайшего шаттла. Яркий свет заиграл в кабине, за чем последовал крен, когда подъемная люлька ухватилась за краулер. Затем они оказались в воздухе, их потянуло в небо, когда шаттл набрал высоту. Через боковые окна Оже видела, как удаляются Елисейские поля, а покосившиеся здания по обе стороны вскоре скрыли его из виду. Она разглядела окружающие улицы, не в силах отключить ту часть своего мозга, которая настаивала на их идентификации. Осман на севере, Марсо и Монтень на юге.
   - Как мы могли бы сделать все еще хуже? - спросила Кассандра. - Люди не могут там жить. Ничто не может жить там, даже бактерии. Конечно, это хуже некуда.
   - Сегодня мы преуспели, - сказала Оже. - Мы вернулись с кусочком прошлого - окном в историю. Но там, внизу, есть еще многое, чего мы пока не нашли. Пробелы в наших знаниях ждут своего заполнения. Мы так много забыли, так много вещей, о которых мы никогда не узнаем, если не найдем правду там, внизу, законсервированную подо льдом.
   - Планы Политий не угрожают ничему этому.
   - Нет, не на бумаге, но мы все знаем, что планы - это только прелюдия. Уничтожьте фурий и стабилизируйте климат, тогда мы сможем приступить к настоящей работе: терраформированию. - Последнее слово она произнесла с изысканным отвращением.
   Когда облака вокруг спасательного краулера сгустились, Оже мельком увидела извилистую трассу Сены - безупречную ленту белого льда, усеянную тут и там оцепленными участками раскопок. Вдалеке, в темных отблесках парящих дирижаблей, она разглядела две нижние трети Эйфелевой башни, наклонившейся набок, как человек, борющийся со штормом.
   - Неужели это такое преступление - желать снова сделать Землю пригодной для жизни? - спросила Кассандра.
   - В моей книге так оно и есть, потому что мы не можем сделать это, не стерев все там, внизу, не оборвав каждую ниточку, ведущую в прошлое. Это все равно что белить Мону Лизу, когда по соседству есть чистый холст.
   - Значит, вместо этого вы выступаете за терраформирование Венеры?
   Оже была близка к тому, чтобы вырвать у себя волосы. - Нет, я также не сторонник этого. Просто, если меня заставят сделать выбор... - Она покачала головой. - Не знаю, почему я веду этот разговор именно с тобой, из всех людей!
   - А почему бы и нет?
   - Потому что ты одна из нас, Кассандра - хорошая маленькая трешер, добропорядочная маленькая гражданка Соединенных штатов ближнего зарубежья. Ты даже учишься работать в Отделе древностей. Я не должна была бы ничего тебе объяснять.
   Кассандра по-девичьи пожала плечами, слегка надув губы. - Я думала, дебаты должны быть полезными, - возразила она.
   - Это так, - ответила Оже, - до тех пор, пока ты согласна со мной.
  
   Тэнглвуд окутывал Землю светом, словно мерцающий похоронный венок. Шаттл двигался осторожно, поворачивая то в одну, то в другую сторону, лавируя между движущимися нитями, каждая из которых представляла собой огромную цепочку взаимосвязанных мест обитания. Во всех направлениях появлялось все больше и больше петель, нитей и узлов света, сливающихся в слабый, светящийся каракуль вызывающей головную боль сложности, каждый центр масс следовал по своей собственной орбите вокруг Земли.
   Сотни тысяч мест обитания, каждое из которых само по себе было маленьким городом; сотни миллионов людей, знала Оже, с жизнями такими же сложными, проблематичными и полными надежд, как у нее самой. В разных частях Тэнглвуда постоянно прибывало и убывало движение, искры света перескакивали с одной нити на другую во всех направлениях. Переплетенные нити взаимосвязанных местообитаний находились в постоянном процессе разрыва и воссоединения, подобно нитям ДНК в какой-нибудь процветающей чашке Петри.
   Ее настроение улучшилось, когда она почувствовала, что шаттл тормозит перед последним заходом на посадку. Непосредственно впереди, нанизанные ступица к ступице, располагались шесть вращающихся в противоположных направлениях колес Отдела древностей. Она была уверена, что новости о ее открытии уже просочатся по обычным академическим каналам, и вскоре на нее будет оказываться давление с требованием опубликовать предварительное резюме содержания газеты. Ей очень повезет, если в ближайшие двадцать четыре часа ей удастся хоть немного поспать. Однако это была бы та работа, которая ей нравилась - утомительная, но в то же время волнующая, оставляющая ее в конце в состоянии измученной эйфории. И это было бы только началом гораздо более длительного процесса детального изучения, когда она увидела бы, выдержали ли ее первоначальные догадки испытание временем.
   Эскадрилья шаттлов состыковалась с первым колесом, остановившись в большом приемном отсеке с низкой гравитацией, заполненном кораблями и оборудованием. С уколом беспокойства Оже заметила, что один из пристыкованных космических кораблей был кораблем слэшеров. Он был нарочито гладким: длинным и поджарым, как быстро плавающий кальмар, с чем-то вроде той же полупрозрачной элегантности. Механизмы и опознавательные знаки мерцали сквозь кобальтово-синий блеск его внешнего корпуса. Окруженный надежными, но неуклюжими артефактами ее собственного правительства, корабль слэшеров выглядел оскорбительно футуристично. Что, в некотором смысле, так и было.
   Оже не могла точно определить причину ее беспокойства. Было необычно видеть корабль слэшеров в Тэнглвуде, особенно учитывая возросшую напряженность последних месяцев. Но это все равно случалось время от времени, и всякий раз, когда происходили дипломатические обмены, как правило, эффективнее было использовать более скоростной транспорт.
   Но в Древностях? Это, она должна была признать, было немного необычно.
   Она выбросила беспокойство из головы, сосредоточившись на насущном вопросе. Пока проводились различные процедуры агрессивной стерилизации - корабли очищались от любых скрытых следов парижского загрязнения, - Оже рылась в спасательном краулере, пока не нашла ручку и блокнот стандартного формата для отчетов о древностях и не приступила к написанию своего заявления о том, что произошло под землей. Как всегда, необходимо было найти баланс между бесцеремонным пренебрежением правилами и профессиональным пониманием того, что некоторые правила более гибкие, чем другие.
   К тому времени, когда процедуры стерилизации были завершены, она практически закончила отчет. К спасательному судну был прикреплен шлюзовой мостик, и огни вокруг внешней двери загорелись зеленым, сигнализируя о том, что высадка безопасна. Спасатели вышли первыми, им не терпелось поскорее закончить смену, чтобы обменяться выпивкой и небылицами со своими товарищами.
   - Пойдем, - сказала она, жестом приглашая Кассандру выйти впереди нее.
   - После тебя, - ответила девушка.
   Что-то в ее тоне все еще было не так, но Оже продолжала списывать это на свои собственные нервы, усиленные появлением корабля слэшеров. Она подтянулась к воздушному шлюзу и хорошо отрепетированными движениями поплыла вдоль соединительной пуповины.
   В дальнем конце ее встретила пара чиновников, оба в серых костюмах в тонкую полоску. Она узнала в одном из мужчин менеджера высокого уровня по имени Август Да Силва. Это был невысокий человек с гладким лицом херувима и волосами, которые всегда были безупречно причесаны и уложены с помощью ароматических масел. Их пути пересекались и раньше из-за бюджетов на исследования и незначительных процедурных нарушений.
   Да Силва устроил шоу, разлучив Оже с девушкой. - Вам сюда, - сказал он.
   - Мне нужно присмотреть за Кассандрой, - сказала Оже.
   Легонько подтолкнув, Да Силва завел ее в маленькую комнату ожидания без окон. Дверь за ней немедленно закрылась и заперлась на ключ, оставив ее наедине только с обитыми войлоком стенами в качестве компании. Оже постучала в дверь, но никто не вернулся и не дал никаких объяснений относительно того, что происходит. Прошло полчаса, потом час. Оже начала кипеть от собственного негодования, репетируя, что она скажет и на кого набросится, когда ей наконец разрешат уйти. Ничего подобного никогда раньше не случалось; иногда возникали задержки из-за сбоев в процедуре стерилизации, но о таких обстоятельствах власти всегда тщательно информировали ее.
   Еще через полчаса дверь открылась, и Да Силва просунул в щель свою надушенную голову. - Пора двигаться, Оже. Они ждут вас.
   Ей удалось вызывающе усмехнуться. - Кто такие они, черт возьми? Разве вы не понимаете, что мне нужно поработать?
   - Вашей работе придется немного подождать.
   Недовольная, она последовала за Да Силвой из комнаты ожидания. От него пахло лавандой и корицей. - Мне нужно собрать газету и пленки, чтобы я могла начать документировать находку. Это важно - тысячи людей ждут, что нам скажет эта газета. Они уже будут задаваться вопросом, почему я не сделала предварительного заявления.
   - Боюсь, не могу отдать вам пленки, - сказал Да Силва. - Они уже отправлены на обработку по безопасности.
   - О чем вы говорите? Это мои чертовы данные!
   - Это больше не данные, - сказал мужчина. - Это улика в уголовном расследовании. Мальчик умер.
   Сила этого удара поразила ее, как удар в живот. - Нет! - выдохнула она, как будто отрицание этого могло что-то изменить.
   - Боюсь, это правда.
   Ее голос звучал призрачно и отстраненно. - Что случилось?
   - В его костюме была дыра. До него добрались фурии.
   Оже вспомнила, как Себастьян жаловался на головную боль. Это были крошечные машины, бушующие в его мозгу, размножающиеся и разрушающиеся по ходу дела.
   От этой мысли ее затошнило.
   - Но мы проверили уровень ярости, - сказала она. - Это был ноль.
   - Ваши детекторы оказались нечувствительными к новейшему микроскопическому штамму. Вы бы знали об этом, если бы потрудились следить за техническими сводками. Вы должны были учесть этот фактор при принятии решения о том, выходить ли на улицу.
   - Но он не может быть мертв.
   - Он умер во время восстановления. - Да Силва оглянулся на нее, возможно, задаваясь вопросом, как много ему позволено сказать. - Полная гибель основания мозга.
   - О, Боже, - она сделала глубокий вдох, стараясь не сбиться с ритма. - Кто-нибудь говорил...
   - С его семьей? Им сообщили, что произошел инцидент. Пока мы разговариваем, они уже в пути. Есть надежда, что к тому времени, когда они прибудут, мальчика удастся привести в какое-то состояние сознания.
   Да Силва играл с ней. - Вы сказали мне, что он умер.
   - Так и было. К счастью, они смогли вернуть его обратно.
   - С головой, полной фурий?
   - Они накачали его ультравосстановителем, прогнали фурий каким-то волшебным снадобьем от слэшеров. Прямо сейчас мальчик все еще находится в коме. Возможно, у него необратимые повреждения основных структур мозга, но мы не узнаем этого в течение нескольких дней.
   - Этого не могло быть, - сказала Оже. Она чувствовала себя зрительницей собственного разговора. - Это была просто экскурсия. Никто не должен был умереть.
   - Сейчас легко говорить. - Он наклонился ближе, так что она почувствовала запах его дыхания. - Вы действительно думаете, что мы сможем сдерживать подобные вещи? Комиссия по правонарушениям уже дышит нам в затылок. В последнее время на Земле произошло много неудач, и поговаривают, что они чувствуют, что самое время показать кому-нибудь пример, пока не случилось что-нибудь действительно глупое.
   - Мне жаль мальчика, - сказала она.
   - Это признание вины, Оже? Если это так, то это значительно упростит ситуацию во всем мире.
   - Нет, - сказала она дрогнувшим голосом, - это совсем не признание. Я просто говорю, что мне жаль. Послушайте, могу я поговорить с родителями?
   - Прямо сейчас, Оже, я бы подумал, что вы едва ли не последний человек в Солнечной системе, с которым они захотят поговорить.
   - Я просто хочу, чтобы они знали, что мне не все равно.
   - Время проявлять заботу, - сказал Да Силва, - было до того, как вы рискнули всем ради одного бесполезного артефакта.
   - Артефакт не бесполезен, - отрезала она. - Независимо от того, что там произошло, это все равно был риск, на который стоило пойти. Поговорите с кем-нибудь из Отдела древностей, и они скажут вам то же самое.
   - Показать вам газету, Оже? Вам бы это понравилось?
   Да Силва сунул руку в карман своей куртки. Он вытащил ее и протянул ей. Она взяла его дрожащими пальцами, чувствуя, как все ее надежды рушатся в одно мгновение сокрушительного разочарования. Как и мальчик, газета тоже умерла. Газетная бумага расплылась, строки текста переходили друг в друга, как тающая глазурь на торте. Это было уже совершенно неразборчиво. Иллюстрации и рекламные объявления стали статичными, их цвета сливались воедино, пока не стали похожи на фрагменты абстрактного искусства. Крошечный моторчик, питавший смарт-бумагу, должно быть, разрядился до последней капли, когда она вытаскивала его из машины.
   Она вернула ему бесполезную, издевательскую штуковину.
   - У меня неприятности, не так ли?
  

ТРИ

  
   Флойд направил "Матис" в узкую улочку между высокими многоквартирными домами. Прошли годы с тех пор, как он в последний раз бывал на улице Пюплье, и в его памяти остались разбитые булыжники, заколоченные помещения и мелкие ростовщики. Теперь проезжая часть была гладко заасфальтирована, и все припаркованные автомобили были сверкающими моделями пятидесятых годов, низкими и мускулистыми, как притаившиеся пантеры. Столбы электрических уличных фонарей блестели свежей краской. Все заведения на уровне улицы были скромными, высококлассными: часовщики, букинисты-антиквары, эксклюзивные ювелиры, магазин, торгующий картами и глобусами, еще один специализировался на авторучках. Когда день сменился вечером, витрины магазинов отбрасывали приветливые прямоугольники света на темнеющий тротуар.
   - Вот и номер двадцать три, - сказал Флойд, останавливая машину рядом с многоквартирным домом, который Бланшар назвал своим адресом. - Вот где она, должно быть, упала, - добавил он, кивнув в сторону участка тротуара, на котором были все признаки того, что его недавно вымыли. - Должно быть, с одного из тех балконов над нами.
   Кюстин выглянул в боковое окно. - Ни на одном из них нет следов поврежденных перил. Не похоже, чтобы в последнее время что-то из них было заменено или перекрашено.
   Флойд протянул руку назад, и Кюстин передал ему блокнот и фетровую шляпу. - Посмотрим.
   Когда они вышли из машины, из здания на улицу появилась маленькая девочка в потертых черных туфлях и запачканном платье. Флойд собирался окликнуть ее до того, как она позволит двери закрыться, но слова застряли у него в горле, когда он увидел ее лицо: даже в угасающем свете был очевиден какой-то намек на уродство или странность. Он смотрел, как она вприпрыжку бежит по улице, наконец исчезая в тени между фонарями. Покорно Флойд подергал стеклянную дверь, через которую только что вышла девочка, и обнаружил, что она заперта. Рядом с ним была панель с зуммерами, сопровождаемая именами жильцов. Он нашел номер Бланшара и нажал на него.
   Через решетку тут же донесся потрескивающий голос. - Вы опоздали, месье Флойд.
   - Означает ли это, что встреча отменяется?
   Вместо ответа раздался стук в двери. Кюстин на пробу толкнул ее, и дверь приоткрылась.
   - Давай посмотрим, чем это закончится, - сказал Флойд. - Обычный порядок: по большей части буду говорить я, а ты сиди и наблюдай.
   Так они обычно и работали. Флойд давным-давно обнаружил, что его не совсем идеальный французский внушает людям ложное чувство безопасности, часто побуждая их выбалтывать то, о чем они в противном случае могли бы умолчать.
   Коридор сразу же привел к покрытой ковром лестнице, по которой они поднялись на площадку третьего этажа, оба тяжело дыша от подъема, когда добрались туда. Три двери были закрыты, но четвертая была слегка приоткрыта, и луч электрического света падал на потертый ковер. В щели показался глаз. - Сюда, месье Флойд. Пожалуйста!
   Щель расширилась достаточно, чтобы впустить Флойда и Кюстина в гостиную, где шторы уже были задернуты из-за надвигающегося вечернего мрака.
   - Это мой коллега Андре Кюстин, - сказал Флойд. - Поскольку это расследование убийства, я подумал, что две пары глаз и ушей могут быть лучше, чем одна.
   Бланшар вежливо кивнул каждому из них. - Не хотите ли чаю? Чайник еще теплый.
   Кюстин начал что-то говорить, но Флойд уже думал о том, как мало времени у него осталось до встречи с Гретой, и заговорил первым. - Очень любезно с вашей стороны, месье, но нам лучше продолжить разговор. - Он снял свою фетровую шляпу и положил ее на пустой шахматный столик. - С чего вы хотите начать?
   - Я скорее ожидал, что вы возьмете инициативу на себя, - сказал Бланшар, направляясь закрыть за ними дверь.
   Мысленный образ звонившего по телефону, созданный Флойдом, оказался обнадеживающе близок к истине. Бланшар был худощавым пожилым джентльменом лет семидесяти с горбинкой на носу, на котором красовались очки в форме полумесяца. На нем было что-то вроде фески или ночного колпака, который трудно было точно идентифицировать; полосатая пижама прикрывала стеганую ночную рубашку, на ногах были толстые тапочки.
   - Может быть, вам стоит вернуться к началу, - сказал Флойд. - Расскажите нам об американской девушке. Как много вы о ней знали?
   - Она была арендатором и вовремя платила за квартиру. - Какое-то время Бланшар возился с кочергой, разгребая золу в огромном камине в стиле ар-деко. На каминной полке две совы-книгочеи наблюдали за происходящим глазами, украшенными драгоценными камнями. Флойд и Кюстин втиснулись рядком на диван, неловко пристраивая свои ноги.
   - И это все? - подсказал Флойд.
   Бланшар отвернулся от камина. - Она оставалась здесь три месяца, до самой своей смерти. Она снимала номер двумя этажами выше этого. Она предпочла бы, чтобы он был немного пониже - как, по-моему, я уже упоминал, она не любила высоту, - но ни один из них не был доступен.
   - Она жаловалась вам на это? - спросил Флойд. Его взгляд блуждал по стенам, разглядывая множество африканских масок и охотничьих трофеев, ни один из которых не выглядел так, словно с них недавно стирали пыль. Рядом с дверью висела портретная фотография, на которой была изображена красивая молодая пара на фоне Эйфелевой башни. Их одежда и слегка застывшие выражения лиц наводили на мысль о фотографии, сделанной по меньшей мере пятьдесят лет назад. Флойд изучил лицо молодого человека и сравнил его с пожилым джентльменом, который был их хозяином.
   - Да, она жаловалась мне, - сказал Бланшар, усаживаясь в кресло. - Своему домовладельцу - нет.
   - Я думал, вы... - начал Флойд.
   - Да, я был ее домовладельцем, но она этого не знала. Никто из арендаторов не знает, что я нечто большее, чем просто еще один арендатор. Они платят арендную плату через посредника.
   - Странная система, - заметил Флойд.
   - Но очень полезная. Я могу выслушать их официальные жалобы, а также неофициальные, просто болтая, когда мы проходим по лестнице. Женщина, о которой идет речь, никогда не выражала своего неудовольствия в письменной форме, но, когда наши пути пересекались, она не переставала жаловаться на комнаты.
   Флойд бросил быстрый взгляд на своего партнера, затем снова перевел взгляд на Бланшара. - Как зовут девушку, месье?
   - Женщину звали Сьюзен Уайт.
   - Замужем?
   - Она не носила кольца и никогда ни о ком другом не говорила.
   Флойд записал эту информацию. - Она говорила вам, сколько ей лет?
   - Сомневаюсь, что ей было больше тридцати пяти. Может быть, всего тридцать. Это было нелегко определить. Она не пользовалась таким количеством косметики, как другие молодые женщины, другие квартирантки.
   Кюстин спросил: - Она рассказывала вам, чем занималась до того, как приехала сюда?
   - Только то, что она приехала из Америки и что у нее есть кое-какие навыки машинистки. Я должен упомянуть о пишущей машинке...
   - Где в Америке? - прервал его Флойд, вспомнив, что Бланшар не был уверен, когда они разговаривали по телефону.
   - Это была Дакота. Теперь я помню это совершенно отчетливо. Она сказала, что это было из-за ее акцента.
   - Значит, она говорила с вами по-английски? - спросил Флойд.
   - Время от времени, когда я просил ее об этом. В остальном ее французский был очень похож на ваш.
   - Безупречно, - сказал Флойд с улыбкой. - То есть для иностранца.
   - Что мадемуазель Уайт делала в Париже? - спросил Кюстин.
   - Она никогда мне не говорила, а я никогда не спрашивал. Очевидно, что средства не были проблемой. Возможно, у нее была какая-то работа, но если это было так, то она работала очень нерегулярно.
   Флойд перевернул страницу в своем блокноте, пролистывая его большим пальцем, чтобы промокнуть чернила на уже сделанных им заметках. - Похоже на туристку, задержавшуюся на несколько месяцев в Париже, прежде чем двинуться дальше. Вы не возражаете, если я спрошу, как вы двое узнали друг друга и как далеко зашли эти отношения?
   - Это была совершенно безобидная ассоциация. Мы случайно встретились в Лонгчемпе.
   - На скачках?
   - Да. Я вижу, вы обратили внимание на фотографию моей покойной жены и меня.
   Флойд кивнул, немного пристыженный тем, что его пристальный взгляд был таким очевидным. - Она была очень хорошенькой.
   - Фотография не отдает ей должного. Ее звали Клодетт. Она умерла в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом - всего пять лет назад, но у меня такое чувство, будто я провел без нее половину своей жизни.
   - Мне жаль, - сказал Флойд.
   - Клодетт была большой поклонницей скачек. - Бланшар снова встал и пошуровал в камине, но без видимого эффекта. Он сел, скрипнув старческими суставами. - После ее смерти прошло долгое время, когда я не мог заставить себя покинуть эту квартиру, не говоря уже о том, чтобы вернуться на скачки. Но однажды я убедил себя сделать именно это, намереваясь поставить немного денег на лошадь в память о ней. Я сказал себе, что это было то, чего она хотела бы, но все равно не мог не чувствовать себя немного виноватым из-за того, что оказался там один.
   - Вы не должны были так себя чувствовать, - сказал Флойд.
   Бланшар посмотрел на него. - Вы когда-нибудь были женаты, месье Флойд, или теряли любимого человека из-за вялотекущей болезни?
   Флойд пристыженно опустил глаза. - Нет, месье.
   - Тогда - при всем моем уважении - вы не можете по-настоящему знать, на что это похоже. Это чувство предательства... каким бы абсурдным оно ни было. И все же я продолжал делать ставки, каждую неделю откладывая немного денег и иногда возвращаясь с небольшим выигрышем. И именно там я познакомился со Сьюзен Уайт.
   - Девушка играла в азартные игры?
   - Не всерьез. Она узнала во мне еще одного жильца и спросила, не могу ли я помочь ей с небольшой ставкой. Сначала я не хотел иметь с ней ничего общего, так как мне почти казалось, что Клодетт наблюдает за мной, каким бы глупым это ни казалось.
   - Но вы действительно помогли ей.
   - Я решил, что не повредит показать ей, как изучать анкету, и она соответственно сделала ставку. К ее немалому удивлению, лошадь одержала победу. После этого она договорилась встречаться со мной на скачках один или два раза в неделю. Честно говоря, я думаю, что лошади очаровали ее больше, чем деньги. Я ловил ее на том, что она пялилась на них, когда они кружили в загоне для жокеев. Как будто она никогда раньше не видела лошадей.
   - Может быть, в Дакоте их нет, - сказал Кюстин.
   - И на этом все закончилось? - спросил Флойд. - Встреча на скачках, раз или два в неделю?
   - Так все и началось, - сказал Бланшар, - и, возможно, именно так все и должно было закончиться. Но я обнаружил, что мне нравится ее общество. В ней я увидел что-то от моей покойной жены: тот же интерес к жизни, тот же детский восторг от самых простых вещей. По-настоящему удивительным было то, что ей, похоже, тоже нравилось мое общество.
   - Значит, вы начали встречаться за пределами ипподрома?
   - Раз или два в неделю я приглашал ее в эту комнату, и мы пили чай и кофе и, возможно, ели по кусочку торта. И мы говорили обо всем, что приходило нам в голову. Или, скорее, я говорил, поскольку - по крайней мере, большую часть времени - она, казалось, была довольна тем, что сидела и слушала. - Бланшар улыбнулся, и морщины прорезали его лицо. - Я бы сказал: - Теперь ваша очередь - я монополизировал разговор, - а она бы ответила: - Нет, нет, я действительно хочу услышать ваши истории. - И самое странное, что она казалась вполне искренней. Мы говорили о чем угодно: о прошлом, о кино, о театре...
   - А вы когда-нибудь заглядывали в ее квартиру?
   - Конечно, я был ее домовладельцем. Когда ее не было дома, воспользоваться дубликатом ключа было несложно. Это не было слежкой, - добавил он немного защищаясь, наклоняясь вперед, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. - У меня есть долг перед другими моими арендаторами - убедиться, что условия контракта соблюдаются.
   - Я уверен, - сказал Флойд. - Когда вы были там, а не шныряли вокруг, вы что-нибудь заметили?
   - Только то, что в комнате всегда было очень чисто и опрятно, и что она собрала замечательное количество книг, пластинок, журналов и газет.
   - Другими словами, настоящий маленький книжный червяк. Но ведь это не преступление, не так ли?
   - Нет, если только они не изменили закон. - Бланшар сделал паузу. - Однако была одна вещь, которая показалась мне довольно необычной. Должен ли я упомянуть об этом?
   - Не повредит.
   - Книги постоянно менялись. Да, они были одинаковыми изо дня в день, но от недели к неделе они менялись. То же самое было с журналами и газетами. Это было так, как будто она собирала их, а затем переносила в другое место, чтобы освободить место для новых.
   - Может быть, так оно и было, - сказал Флойд. - Если бы она была богатой туристкой, то, возможно, регулярно отправляла товары домой.
   - Да, я рассматривал такую возможность.
   - И что? - спросил Флойд.
   - Однажды я случайно увидел ее на улице, далеко от квартиры. Это было совпадение. Она направлялась по улице Монж к станции метро "Кардинал Лемуан" в пятом округе. Она боролась с чемоданом, и у меня мелькнула мысль, что, возможно, она собрала свои вещи и ушла.
   - Не уплатив за квартиру?
   - За исключением того, что она уже заплатила вперед до конца месяца. Чувствуя себя виноватым из-за своих подозрений, я поклялся догнать ее и помочь с чемоданом. Но я пожилой человек и не смог достаточно быстро преодолеть дистанцию. Пристыженный тем, что не смог ей помочь, я смотрел, как она исчезает на станции метро. - Бланшар взял резную трубку из ассортимента, стоявшего на приставном столике, и начал рассеянно ее рассматривать. - Я думал, на этом все и закончилось, но не успела она исчезнуть, как появилась снова. С тех пор как она вошла, прошло не больше минуты или двух, а чемодан все еще был у нее. Однако на этот раз он выглядел намного легче, чем раньше. День был ветреный, и теперь чемодан постоянно ударялся о ее бедро.
   - Вы рассказали обо всем этом полиции? - спросил Флойд.
   - Я так и сделал, но они отклонили это предложение. Они сказали мне, что я выдумал весь этот инцидент или вообразил, что первый чемодан был тяжелее второго.
   Флойд сделал осторожную пометку, уверенный - сам не зная почему, - что это важное наблюдение. - И это то самое "доказательство" нечестной игры, о котором вы упоминали по телефону?
   - Нет, - сказал Бланшар. - Это нечто совершенно другое. За две или три недели до своей смерти поведение мадемуазель Уайт изменилось. Она перестала приходить на скачки, перестала посещать эту комнату и проводила все больше и больше времени вдали от своей собственной квартиры. В тех редких случаях, когда мы встречались на лестнице, она казалась рассеянной.
   - Вы осмотрели ее комнаты?
   Бланшар мгновение колебался, прежде чем кивнуть в ответ на вопрос Флойда. - Она перестала приобретать книги и журналы. Очень многие остались в квартире, но я не видел никаких признаков того, что их пристраивали или перевозили в другое место.
   Флойд взглянул на Кюстина. - Хорошо. Должно быть, у нее что-то было на уме. У меня есть теория. Вы хотите это услышать?
   - Я что, плачу за это? Мы еще не обсуждали условия.
   - Мы придем к этому, если дойдем. Думаю, у мадемуазель Уайт был любовник. Должно быть, она с кем-то познакомилась за последние три недели перед смертью. - Флойд наблюдал за Бланшаром, задаваясь вопросом, как много из этого он действительно хотел знать. - Она проводила с вами время - невинно, я знаю, - но внезапно ее новый парень захотел, чтобы она принадлежала только ему. Больше никаких поездок на скачки, никаких уютных бесед здесь, наверху.
   Бланшар, казалось, взвесил этот вопрос. - А что случилось с книгами?
   - Просто предположение, но, возможно, у нее внезапно появились другие занятия, кроме как слоняться по книжным магазинам и газетным киоскам. Она потеряла интерес к пополнению своей библиотеки, так что не было необходимости продолжать отправлять сундуки обратно в Дакоту.
   - Это сразу много предположений, - сказал Бланшар, - основанных на довольно поразительном отсутствии доказательств.
   - Я сказал, что это теория, а не неопровержимое доказательство. - Флойд достал зубочистку и начал ее жевать. - Все, что я хочу сказать, это то, что в этом может быть меньше, чем кажется на первый взгляд.
   - А что касается ее смерти?
   - Падение все равно могло быть несчастным случаем.
   - Я убежден, что ее толкнули. - Бланшар сунул руку под стул и достал жестяную коробку, покрытую процарапанным рисунком в клетку, с фотографией хайленд-терьера на крышке. - Это, возможно, убедит вас.
   Флойд взял жестянку. - Мне действительно нужно следить за своей фигурой.
   - Откройте это, пожалуйста.
   Флойд ногтями снял крышку. Внутри лежала пачка разномастных документов, скрепленных одной резинкой.
   - Вам лучше объяснить значение этого, - сказал Флойд в замешательстве.
   - Менее чем за неделю до своей смерти мадемуазель Уайт постучала в мою дверь. Она умерла двадцатого числа; это было где-то пятнадцатого или шестнадцатого. Я впустил ее. Она все еще была взволнована, все еще рассеянна, но теперь, по крайней мере, она была готова поговорить со мной. Первое, что она сделала, это извинилась за свою грубость в течение предыдущих двух недель и сказала мне, как сильно она скучала по лошадям. Она также дала мне эту коробку.
   Флойд развязал резинку, которой были обернуты бумаги, и они рассыпались у него на коленях. - Что еще она вам рассказала?
   - Только то, что ей, возможно, придется в спешке покинуть Париж и что я должен присмотреть за шкатулкой, если она за ней не вернется.
   Флойд просмотрел бумаги. Там были проездные документы, квитанции, карты, газетные вырезки. Там был карандашный набросок, тщательно снабженный комментариями, чего-то круглого, чего он не узнал. Там была открытка: выцветшая на солнце фотография собора Парижской Богоматери. Флойд перевернул ее и увидел, что открытка была написана и проштампована, но так и не отправлена. Почерк был аккуратным и девичьим, с преувеличенными петлями и завитушками. Она была адресована некоему мистеру Калискану, который жил в Тэнглвуде, Дакота.
   - Вы не возражаете, если я прочитаю это?
   - Продолжайте, месье Флойд.
   В первой части сообщения говорилось о том, что женщина планировала провести вторую половину дня за покупками в поисках каких-нибудь серебряных украшений, но, возможно, ей придется изменить свои планы, если пойдет дождь. Слова "серебро" и "дождь" были аккуратно подчеркнуты. Это на мгновение показалось Флойду странным, прежде чем он вспомнил пожилую тетю, у которой была привычка подчеркивать ключевые слова в письмах, которые она ему отправляла. Открытка была подписана "от Сьюзен": Флойд предположил, что она предназначалась дяде или дедушке, а не возлюбленному или близкому другу.
   Он раскрыл одну из карт, широко развернув ее. Он ожидал увидеть туристическую карту Парижа или, по крайней мере, Франции, но это была мелкомасштабная карта всей Западной Европы, от Калининграда на севере до Бухареста на юге, от Парижа на западе до Одессы на востоке. Вокруг Парижа был нарисован круг, а другой - вокруг Берлина, и два круга были соединены идеально прямой линией, нарисованной теми же чернилами. Третий круг охватывал Милан, который, в свою очередь, был соединен с Парижем другой линией. Результатом стало создание чего-то похожего по форме на букву "L", с Парижем в углу буквы "L" и Берлином в конце самой длинной стороны. Аккуратными буквами над линиями были отмечены две цифры: "875" над осью Париж-Берлин и "625" вдоль оси между Парижем и Миланом. Флойд предположил, что это были расстояния между городами, выраженные в километрах, а не милях.
   Он поскреб чернила ногтем, убедившись, что это не было частью оригинального печатного рисунка. Он понятия не имел, что означают эти пометки, но предположил, что Сьюзен Уайт, возможно, планировала следующий этап своего путешествия и измеряла соответствующие расстояния между Парижем и двумя другими городами, прежде чем решить, какой из них выбрать. Но какому туристу понадобилось так точно знать такие расстояния? Поезда и даже самолеты не следовали по прямолинейным маршрутам, учитывая реальную и политическую географию Европы. Но, возможно, эта деталь от нее ускользнула.
   Флойд сложил карту, а затем просмотрел остальные документы. Там было отпечатанное на машинке письмо на немецком языке от некоего Альтфельда, на плотном фирменном бланке с эмблемой концерна тяжелого машиностроения "Каспар Металс". Адрес был где-то в Берлине, и письмо, судя по всему, было ответом на более ранний запрос, отправленный Сьюзен Уайт. Кроме того, запинающийся немецкий Флойда не справлялся с задачей перевода.
   - Это не очень похоже на любовные письма, - сказал Флойд.
   - Она дала мне еще одно указание, - сказал Бланшар, - на тот случай, если она не вернется. Она сказала, что ее сестра может прийти за ней. Если бы она это сделала, я должен был передать шкатулку ей.
   - Она была чем-то обеспокоена, - сказал Флойд. - В этом мы можем согласиться.
   - Вы все еще не убеждены, что она могла быть убита намеренно? Разве вам не должно быть интересно взяться за дело об убийстве? Я заплачу вам за ваше время. Если вы не найдете доказательств того, что она была убита, тогда я приму ваше решение.
   - Я не хочу тратить впустую ни ваши деньги, ни свое время, - сказал Флойд. Кюстин искоса взглянул на него, словно сомневаясь в его здравомыслии.
   - Я разрешаю вам потратить их впустую.
   Флойд засунул документы обратно в жестянку. - Почему бы вам просто не придержать это и не посмотреть, появится ли сестра?
   - Потому что с каждым днем, который проходит с тех пор, как она умерла, становится на день больше.
   - При всем моем уважении, месье, но это действительно не то, о чем вам стоит беспокоиться.
   - Думаю, что это очень сильно меня беспокоит.
   - Что полиция сделала с коробкой? - спросил Кюстин.
   - Я показал им ее, но, конечно, им это было неинтересно. Как я уже сказал, слишком лишены воображения.
   - Вы думаете, что она могла быть шпионкой, - предположил Флойд.
   - Такая мысль приходила мне в голову. Пожалуйста, не притворяйтесь, что вы не подумали то же самое.
   - Не знаю, что со всем этим делать, - сказал Флойд. - Но я точно знаю, что никогда не помешает сохранять непредубежденность.
   - Тогда непредвзято относитесь к возможности того, что она была убита. Я в долгу перед памятью этой милой молодой девушки и не хочу оставлять ее смерть безнаказанной. В глубине души я знаю, что кто-то несет за это ответственность, месье Флойд. Я также знаю, что Клодетт сейчас наблюдает за мной, и она была бы очень разочарована, если бы я не выполнил свой долг перед мадемуазель Уайт.
   - Это очень любезно с вашей стороны... - начал Флойд.
   - Это не просто приличие, - резко перебил Бланшар. - Здесь есть и эгоистичная составляющая. Пока ее убийца не будет найден, у других моих жильцов всегда будут сомнения в том, что, возможно, она упала случайно.
   - Но полиция никогда не делала никаких подобных предположений.
   - Предположение не обязательно озвучивать, - сказал Бланшар. - Пожалуйста, возьмите коробку и посмотрите, куда она вас приведет. Поговорите с другими жильцами - осторожно, конечно. Возможно, она также разговаривала с кем-то из них. Что мы скажем в отношении гонорара?
   Флойд сунул руку в карман пиджака и достал одну из своих потрепанных визитных карточек. -Это мои обычные условия. Поскольку это расследование убийства, мой коллега также будет мне помогать. Это означает, что ставки удваиваются.
   - Я думал, вы хотите сэкономить мне деньги.
   - Это вам решать. Но если мы собираемся расследовать смерть мадемуазель Уайт, нет смысла в полумерах. Мы с Кюстином можем покрыть вдвое больше территории за половину времени, которое потребовалось бы мне одному.
   Бланшар взял карточку и, не взглянув, сунул ее в карман. - Я принимаю ваши условия. Однако за свои деньги я буду ожидать быстрого решения.
   - Вы получите это, так или иначе.
   - Это меня вполне устраивает.
   - Мне нужно знать, что она рассказала вам о своей сестре.
   - Вот в этом-то и забавность. До того последнего разговора, когда она отдала мне коробку, она вообще никогда не упоминала ни о какой семье.
   - Она дала вам описание своей сестры?
   - Да. Ее зовут Верити. У нее светлые волосы, а не рыжие - мадемуазель Уайт уделила особое внимание этой детали, - но в остальном она примерно того же роста и телосложения. - Бланшар с трудом поднялся на ноги. - В этом отношении вам повезло. Я сфотографировал ее в Лонгчемпе. - Бланшар вытащил пару фотографий из-под одной из сов на каминной полке. - Вы можете оставить себе обе.
   - Это ваши единственные экземпляры?
   - Нет. У меня было сделано несколько дубликатов отпечатков, когда я ожидал, что полиция заинтересуется этим делом. Я предположил, что они понадобятся им для своих расследований.
   Флойд рассматривал одну из фотографий Сьюзен Уайт. Это был снимок в полный рост, на котором она стояла на фоне ограды, а позади нее виднелся вытянутый силуэт лошади. Она держалась за свою шляпку-таблетку так, словно ветер собирался сорвать ее. Она смеялась, удивленная и счастливая. Она не была похожа на человека, которому предстояло умереть через несколько недель.
   - Она была привлекательной молодой женщиной, - сказал Бланшар, откидываясь на спинку стула. - Но вряд ли мне нужно вам это говорить. У нее были самые красивые рыжие волосы: жаль, что их по-настоящему не видно из-под этой шляпки. Обычно она носила зеленое. Я всегда думал, что рыжие хорошо смотрятся в зеленом, а вы?
   - Я бы не сказал, - сказал Флойд.
   Кюстин внимательно осмотрел фотографию. - Неплохая красотка. Они что, все такие в Америке?
   - Не в Галвестоне, - ответил Флойд.
  
   Через два лестничных пролета находился номер, который американка занимала в течение последних трех месяцев своей жизни. Бланшар сообщил Флойду, что в квартире никто не жил с момента ее падения. - К ней почти никто не прикасался, - добавил он. - Комнаты проветрили, но в остальном все в точности так, как она их оставила. Даже кровать осталась застеленной. Она была очень опрятной молодой женщиной, в отличие от некоторых моих арендаторов.
  
   - Понимаю, что вы имели в виду, говоря о книгах, - сказал Флойд, и половицы заскрипели, когда он подошел, чтобы осмотреть коллекцию, собранную Сьюзен Уайт. Книги, журналы и газеты занимали все горизонтальные поверхности, включая значительную площадь пола. Но они были аккуратно сложены и отделены друг от друга, что намекало на строго методичный процесс приобретения и хранения перед отправкой. Он вспомнил, как Бланшар видел ее направлявшейся на станцию метро с нагруженным чемоданом, и предположил, что она, должно быть, совершала десятки таких поездок каждую неделю, если коллекция менялась так часто, как утверждал Бланшар.
   - Возможно, вы увидите в этом какую-то рифму или причину, которая ускользает от меня, - сказал Бланшар, колеблясь на пороге.
   Флойд наклонился, чтобы получше рассмотреть стопку граммофонных пластинок. - Это тоже было частью вещей, которые она собирала и отправляла?
   - Да. Изучите их на досуге.
   Флойд пролистал записи в отличном состоянии, надеясь получить некоторое представление о мыслительных процессах женщины, но записи были такими же разнообразными по содержанию, как и остальной материал. Там были джазовые записи, некоторые из них принадлежали самому Флойду, и несколько классических записей, но остальная часть коллекции, казалось, была собрана наугад, без учета жанра или внутренних достоинств.
   - Значит, ей нравилась музыка, - прокомментировал он.
   - За исключением того, что она никогда не проигрывала ни одну из этих пластинок, - сказал Бланшар.
   Флойд присмотрелся к одной из пластинок повнимательнее, изучая конверт, а затем канавки на самой пластинке прищуренным критическим взглядом. В последнее время на рынке звукозаписи стало появляться очень много некачественных подделок. Они звучали приемлемо для неподготовленного уха, но для любого, кто действительно интересовался музыкой, они были оскорблением. Ходили слухи, что нелегалы действовали где-то в районе Парижа, штампуя дешевые экземпляры на подпольном прессовом заводе. Будучи сам ужален одной или двумя из этих плохих копий, Флойд научился их вынюхивать. Казалось вероятным, что многие пластинки покойной женщины были подделками, но если она даже не слушала их с самого начала, винить ей приходилось только себя.
   Убрав пластинку в конверт и встав, Флойд заметил старый заводной патефон, спрятанный в одном из углов комнаты, рядом с более современным радиоприемником. - Этот патефон принадлежал ей? - спросил он.
   - Нет. Он прилагался к номеру. Должно быть, он пролежал тут лет тридцать.
   - И она никогда не проигрывала на нем ни одну из этих пластинок?
   - Я вообще никогда не слышал, чтобы она играла какую-нибудь музыку. В тех немногих случаях, когда мне случалось проходить мимо этого номера или посещать тот, что находится под ним, я слышал только звуки радио.
   - Какого рода звуки?
   - Я не мог их как следует расслышать. Она всегда делала звук очень тихим.
   Флойд провел пальцем по пыли на верхней части радиоприемника. - Вы пользовались этой штукой с тех пор, как она умерла?
   - Как я уже сказал, комнаты проветрили, но это все.
   - Не возражаете, если я выясню, что она слушала?
   - Теперь вы работаете на меня, месье Флойд. Я уполномочиваю вас поступать так, как вы считаете нужным.
   - Я проверю балкон, - сказал Кюстин, - посмотрю, насколько легко было бы с него упасть.
   Флойд опустился на колени рядом с радиоприемником, предварительно разгладив потертый ковер перед ним. Это было устройство "Филлипс" двадцатилетней давности в отделанном ореховым шпоном корпусе; у Флойда был очень похожий в течение первых пяти лет его пребывания в Париже. Он включил радиоприемник, услышав жужжание нагревающихся ламп и потрескивание решетки динамика. Он все еще работал.
   Он почувствовал дуновение ветерка на затылке, когда Кюстин открыл двойные двери, ведущие на балкон. Отдаленный шум уличного движения вторгся в комнату, нарушив тишину, как неуважительный гость. Рука Флойда инстинктивно потянулась к диску настройки, готовясь заставить маленькую стрелку скользить по подсвеченной полосе, отображающей напечатанные длины волн и передающие станции. Он знал все станции, которые все еще транслировали ту музыку, которую они с Кюстином любили слушать и исполнять. С каждым годом их становилось все меньше. В последнее время казалось, что с каждым месяцем их становится все меньше.
   Поставив диск на то место, где его оставила Сьюзен Уайт, Флойд прибавил громкость. Все, что он слышал, были помехи.
   - Это не на станции, - прокомментировал Флойд. - Либо это, либо тот, кто передавал на этой волне, больше ничего не посылает. - Он достал свой блокнот, открыл первую чистую страницу и отметил положение диска. Затем он повернул его, перемещая стрелку с одного конца полосы настройки на другой. Радиоприемник шипел и потрескивал, но Флойд ни разу не настроился на узнаваемый сигнал.
   - Ну? - спросил Бланшар.
   - Должно быть, что-то не так с радио. Я уже должен был на что-нибудь настроиться.
   - Радиоприемник работал идеально до того, как мадемуазель Уайт заняла номер.
   - И, возможно, он работал и тогда, когда она была здесь. Но сейчас он мертв, если только все станции во Франции только что не вышли из эфира. - Флойд вернул диск примерно в то положение, в котором он находился, когда он вошел в комнату, затем выключил радио. - Это не имеет значения. Я просто подумал, что это могло бы дать ключ к пониманию ее душевного состояния, если бы мы знали, что она слушала.
   Кюстин вернулся с балкона, закрыв за собой двойные двери. - Это безопасно, - сказал он. Он дотронулся до своего живота. - Перила вот такой высоты. Какого она была роста, месье?
   - Примерно вашего роста.
   - Тогда, полагаю, она могла бы споткнуться и упасть, если бы ей не повезло, - заметил Кюстин. - Но она никак не могла упасть, просто прислонившись к ним.
   - Значит отбросьте эту гипотезу, - сказал домовладелец. - Рассмотрите вместо этого возможность того, что ее толкнули.
   - Или что она прыгнула, - сказал Флойд. Он со щелчком захлопнул свой блокнот. - Ладно, я думаю, на сегодня с нас хватит. Вы пока оставите этот номер в прежнем виде?
   - Пока этот вопрос не будет решен, - заверил его Бланшар.
   Флойд похлопал Кюстина по спине. - Идем. Давай побеседуем с другими арендаторами, посмотрим, что они скажут.
   Кюстин наклонился и поднял жестянку из-под печенья с того места, где Флойд оставил ее рядом с радиоприемником. - Насчет двери в эту квартиру, - сказал он, обращаясь к Бланшару. - Она была заперта, когда они нашли ее?
   - Нет. Она была открыта.
   - Тогда ее могли убить, - сказал Кюстин.
   - Или она могла оставить дверь открытой, потому что у нее было что-то другое на уме, - сказал Флойд. - Это ничего не доказывает. А как насчет входной двери - она тоже была открыта?
   - Нет, - сказал Бланшар. - Она была заперта. Но там захлопывающийся замок. Когда убийца уходил, ему нужно было только закрыть ее за собой: для этого ему не нужен был ключ.
   - И вы не заметили, что здесь что-то пропало?
   - Я бы упомянул об этом, если бы знал.
   Кюстин похлопал по жестянке. - Может быть, они искали это, но не нашли, потому что она уже передала это месье Бланшару.
   - Что-нибудь в этой коробке выглядит так, будто за это стоило кого-то убить? - сказал Флойд.
   - Нет, - ответил Кюстин, - но когда я работал на Набережной, я видел, как людей убивали из-за буханки хлеба.
   Флойд повернулся к хозяину. - Я позвоню вам завтра, если у меня будут какие-нибудь новости, в противном случае я просто продолжу свое расследование, пока не найду что-нибудь стоящее для отчета.
   - Я хотел бы получать от вас известия каждый день, независимо от ваших выводов.
   Флойд пожал плечами. - Если это то, чего вы хотите.
   - Вы можете звонить мне вечером. В конце каждой недели я буду ожидать напечатанный на машинке отчет о проделанной работе вместе с разбивкой текущих расходов.
   - Вы серьезно относитесь к этому, не так ли?
   - В этом номере произошло что-то ужасное, - сказал Бланшар. - Я чувствую это, даже если вы не можете. Мадемуазель Уайт была напугана и находилась далеко от дома. Кто-то пришел и убил ее, и это неправильно.
   - Понимаю, - сказал Флойд.
   Они почти дошли до двери, когда Бланшар снова заговорил. - Есть кое-что, о чем я забыл упомянуть. Возможно, это ничего не значит, но мадемуазель Уайт держала в своей комнате электрическую пишущую машинку. - Он стоял, положив руку на большой деревянный короб, стоявший на маленьком столике с изогнутыми ножками. - Это была немецкая модель - кажется, фирма называлась Хаймсот унд Райнке - очень тяжелая. Это была коробка, в которой она пришла.
   - Странная вещь для туриста - таскать ее с собой, - сказал Флойд.
   - Я спросил ее об этом, и все, что она сказала, было то, что она практиковалась в слепом наборе текста, чтобы не потерять форму, когда вернется домой.
   - Вы правы, что упомянули об этом, - сказал Флойд. - Возможно, это и не важно, но помогает каждая мелочь.
   - Возможно, нам стоит взглянуть на пишущую машинку, - сказал Кюстин.
   - В том-то и дело, - ответил Бланшар. - Ее больше не существует. Пишущая машинка была найдена разбитой вдребезги на тротуаре рядом с мадемуазель Уайт.
  

ЧЕТЫРЕ

  
   - Привет, Верити, - сказал бывший муж Оже. - Извини, что заглянул, но наши общие друзья начали сомневаться, жива ли ты еще.
   Питер Оже был загорелым и мускулистым, как человек, который только что вернулся из долгого и спокойного отпуска, а не изнурительного дипломатического турне по Федерации Политий. На нем был очень дорогой оливково-зеленый костюм, дополненный алым атласным шейным платком и со вкусом подобранной золотой булавкой дипломатического корпуса. Его ярко-зеленые глаза сверкали, как ограненные изумруды, мерцая постоянным веселым восхищением всем и вся вокруг него.
   - Конечно, я все еще жива, - ворчливо сказала Оже. - Это называется домашним арестом. Он превращает общение в нечто вроде испытания.
   - Ты знаешь, что я имею в виду. Ты не отвечала ни на телефонные звонки, ни на пневмопочту. - Чтобы проиллюстрировать свою мысль, Питер указал на скопившуюся кучу цилиндров для сообщений, загромождающих встроенный бункер пневматической трубки Оже.
   - Я пыталась собраться с мыслями.
   - Ты не можешь так дальше продолжать. Когда они все-таки вызовут, тебе нужно быть сильной, а не какой-нибудь бормочущей развалиной. Я слышал, что предварительное слушание было назначено на позднее утро.
   - Ты не ослышался.
   - Ты, кажется, удивительно спокойно относишься к этому.
   - Это всего лишь формальность, шанс для обеих сторон посмотреть друг на друга. Это дисциплинарный трибунал в полном составе не дает мне спать по ночам.
   Питер сел, закинув одну длинную ногу на другую. Мгновение он изучал панорамное окно, любуясь видом Земли и - наложенным на сверкающий белый диск - близлежащим участком Тэнглвуда. - Они меняют свои планы, - сказал он. - Ты должна быть готова к сюрпризам, особенно сейчас. Им нравится выкидывать странные фортели, особенно когда они имеют дело с кем-то вроде тебя.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Кем-то, кто никогда не старался изо всех сил подлизываться к авторитетам. Мягко говоря. Я слышал, в прошлом году тебе даже удалось разозлить Калискана. Теперь с этим нужно кое-что сделать.
   - Все, что я сделала, это отказалась вписать его имя в документ, в подготовке которого он не принимал никакого участия. Если бы у него были с этим проблемы, он мог бы обратиться в суд.
   - Калискан платит тебе зарплату.
   - Ему все еще нужно запачкать руки, если он рассчитывает на академический успех. - Оже села спиной к панорамному окну, лицом к Питеру, за грубый на вид деревянный кофейный столик. На нем стояла покосившаяся черная ваза с дюжиной засохших цветов. - Я не собиралась его раздражать. Я прекрасно ладила с Дефоррестом. Дело не в том, что у меня какое-то автоматическое отвращение к авторитетам.
   - Может быть, у Калискана были другие заботы, - сказал Питер в своей спокойной, знающей манере, которую она всегда находила столь же сводящей с ума, сколь и привлекательной. Обаяние - вот в чем он преуспел. Если кто-то и чувствовал его скрытую поверхностность, то обычно ошибочно принимал ее за хорошо скрытую большую глубину характера, подобно неправильному толкованию сигнала радара.
   - Откуда тебе знать, Питер?
   - Я просто говорю, что наживать врагов - не единственный способ продвинуться в карьере.
   - Я не наживаю врагов, - сказала она. - Мне просто не нравится, когда люди встают на пути моих исследовательских интересов.
   - На прошлой неделе у Полы был день рождения.
   - Я знаю, мне жаль. Просто со всем этим...
   - Ее день рождения был за пару дней до всей этой мерзости в Париже. "Все это" не имело к этому никакого отношения. - Голос Питера, как всегда, звучал спокойно и сочувственно, даже когда он упрекал ее. - Ты хоть представляешь, как много это значит для девятилетнего ребенка?
   - Мне жаль, хорошо? Я отправлю ей сообщение, если это сделает тебя счастливее.
   - Дело не в том, чтобы сделать меня счастливее. Это касается твоей дочери.
   Внезапно она почувствовала себя жалкой и постылой. - Знаю. Черт, я бесполезна. Она не заслуживает меня как мать, точно так же, как ты не заслуживал меня как жену.
   - Пожалуйста, только без жалости к себе. Я пришел не для того, чтобы разозлить тебя из-за Полы. Она ребенок, она это переживет. Я просто подумал, что мягкое напоминание было бы не лишним.
   Оже закрыла лицо руками. Ни с того ни с сего, после пяти дней бесстрастного неповиновения, она, наконец, расплакалась. Было ли ей жаль свою дочь или саму себя? Ей не особенно хотелось это знать.
   - Тогда зачем ты пришел? - пробормотала она сквозь ладони.
   - Чтобы посмотреть, как ты держишься.
   Она посмотрела на него воспаленными, красными глазами. - Абсолютно, бл..дь, великолепно, как ты можешь видеть.
   Раздался свист и хлопок, когда еще одна трубка для сообщений скользнула в бункер, лязгнув о те, что уже томились в нем. Оже даже не взглянула на него. Как и все остальные, пришедшие за последний день, она была уверена, что это было от анонимного насмешника. Зачем еще посылать ей карты Парижа, если не для того, чтобы ткнуть ее носом в то, что произошло?
   - Другая причина, по которой я пришел, - сказал Питер после достойной паузы, - это посмотреть, не могу ли я предложить какую-нибудь помощь. Я могу устроить так, чтобы за ниточки потянули.
   - Со своими новыми высокопоставленными друзьями?
   - Политические связи - это не то, чего стоит стыдиться, - ответил Питер с уверенностью человека, который действительно в это верил.
   Ее собственный голос звучал слабо и отстраненно. - Как это было?
   - Неплохое путешествие.
   - Я почти завидую.
   Дипломатическая работа Питера часто приводила его на контролируемые Политиями территории на краю Солнечной системы. Но его последняя миссия завела его гораздо дальше: вглубь галактики, через гиперсеть.
   - Тебе бы это понравилось, - сказал Питер. - Конечно, кое-что из этого было абсолютно ужасающим... но, думаю, оно того стоило.
   - Надеюсь, ты проявил должное благоговение и смирение, - сказала Оже.
   - Все было совсем не так. Они, казалось, были искренне рады, что есть кто-то еще, кому можно показать все это.
   - Послушай, - сказала она, - я могла бы относиться ко всему этому менее скептически, если бы думала, что наше сотрудничество - это то, в чем они действительно заинтересованы.
   - И ты не веришь, что это так?
   - Ты знаешь, что написано мелким шрифтом. Мы получаем доступ к гиперсети - на их очень строгих и ограничивающих условиях, мне вряд ли нужно добавлять, - а взамен они получают доступ к Земле - тоже на их условиях, как ни странно.
   - Я не совсем так это понимаю. Почему они не должны получать что-то взамен? Они предлагают нам всю галактику, ради всего святого. Земля - замерзшая, опасная, непригодная для жизни Земля - кажется небольшой платой за это. И это не значит, что мы говорим о том, чтобы преподнести им всю планету на блюдечке.
   - Дай им дюйм, и они проедут милю.
   Питер потер лоб, словно пытаясь прогнать головную боль. - По крайней мере, мы бы обеспечили что-нибудь для себя. Одна вещь, которую нам нужно понять - сейчас больше, чем когда-либо, - это то, что слэшеры не составляют единого политического блока, как бы нам ни хотелось рассматривать их таким образом. Это, конечно, не то, как они видят свою Федерацию. Они рассматривают это как свободный, изменчивый альянс различных прогрессивных интересов, у каждого из которых свой взгляд на наилучший способ обращения с Землей. Ни для кого не секрет, что среди Политий есть фракции, которые выступают за более агрессивную политику.
   Легкий озноб пробежал по телу Оже. - Например?
   - Используй свое воображение. Они очень сильно хотят заполучить Землю, особенно теперь, когда они видят четкую стратегию изгнания фурий и начала терраформирования. Все, что стоит на пути, честно говоря, это мы и наши более умеренные союзники среди слэшеров. Прагматик во мне говорит, что мы должны заключить сделку с умеренными, пока сделка еще находится на столе переговоров.
   - Вместо "прагматик" читай "бессердечный циник", - сказала Оже и тут же устыдилась этого, потому что знала, что это несправедливо. - Послушай, извини. Я знаю, что ты хочешь как лучше, Питер, и кое-что из того, что ты говоришь, вероятно, имеет какой-то извращенный смысл, но это не значит, что мне должно что-то из этого нравиться.
   - Нравится тебе это или нет, но сотрудничество с Политиями - единственный путь вперед.
   - Может быть, - ответила Оже, - но они ступят на Землю только через мой труп.
   Питер одарил ее своей приводящей в бешенство улыбкой. - Послушай, мне неприятно сообщать плохие новости, но когда этот трибунал приступит к работе, ты столкнешься с чрезвычайно компетентным свидетелем обвинения. Вот почему я стремлюсь предложить любую помощь, какую только смогу.
   - Что ты имеешь в виду? Какой свидетель обвинения?
   - Та девушка - Кассандра?
   Оже пристально изучала Питера прищуренными глазами. - Чего я о ней не знаю?
   - Она гражданка Политий. Может, она и выглядит как девочка, но на самом деле она вполне взрослая, со взрослыми способностями и взрослой безжалостностью.
   Оже покачала головой. - Нет. Это невозможно. - Но затем она вспомнила странную реакцию девушки после инцидента в Париже и то, как ловко и колюче она защищала сотрудничество со слэшерами. Затем она вспомнила гладкую кобальтово-синюю форму космического корабля слэшеров, пристыкованного к "Древностям".
   - Это правда, - сказал Питер. Он начал перебирать засохшие цветы в вазе, хмурясь в поисках какой-нибудь окончательной перестановки сморщенных стеблей.
   - Тогда как, черт возьми, ей удалось проскользнуть через нашу охрану?
   - Она этого не сделала. Ее присутствие на вашей экскурсии было официально санкционировано.
   - И никто не подумал сказать мне об этом?
   - Ее присутствие было очень деликатным вопросом. Если бы все не пошло так наперекосяк, никто бы об этом не узнал.
   - И теперь они собираются выставить все это напоказ в суде?
   - Они решили, что для Кассандры дать показания будет совершенно правильным жестом ради укрепления связей с умеренными слэшерами. Это покажет, что мы доверяем им играть активную роль в наших судебных процессах.
   - Даже если для этого придется вывесить меня на просушку?
   Питер развел своими идеально ухоженными руками. - Я сказал, что сделаю все, что смогу. Официально я не должен был даже упоминать при тебе Кассандру.
   - Как ты узнал?
   - Как я уже сказал, не все политические контакты обязательно плохи. - Он вытащил два стебля и положил их рядом на стол, как павших солдат. - Если бы Калискан предложил тебе сделку, ты бы согласилась?
   - Сделку? Какого рода сделку?
   - Просто мысль, вот и все. - Он поднялся на ноги, разглаживая складки на своем костюме. - Я, пожалуй, пойду. Наверное, с самого начала было не очень хорошей идеей приходить сюда.
   - Полагаю, мне следует сказать "спасибо".
   - Не отказывайся от привычки всей своей жизни.
   - Я сожалею о дне рождения Полы. Я заглажу свою вину перед ней. Скажи ей это, ладно? И передай от меня привет Эндрю. Не позволяй им думать, что я плохая мать.
   - Ты неплохая мать, - сказал Питер. - Ты даже неплохой человек. Просто ты позволила этой планете... этому городу... Парижу... завладеть твоей жизнью, как какому-нибудь собственническому любовнику. Знаешь, я думаю, что мог бы справиться со всем лучше, если бы у тебя действительно был роман.
   - Если я не позабочусь о Париже, никто другой этого не сделает.
   - Стоит ли это брака и любви двоих детей? - Питер поднял руку. - Нет, не отвечай на это. Просто подумай об этом. Для нас уже слишком поздно.
   Абсолютная уверенность в этом несколько удивила ее. - Ты так думаешь?
   - Конечно. Тот факт, что мы даже можем вести этот разговор, не разбрасываясь вещами, доказывает это.
   - Наверное, ты прав.
   - Но подумай о своих детях, - сказал Питер. - Иди в этот суд, готовой быть скромной и говорить правду, и скажи, что ты совершала ошибки и сожалеешь о них. Тогда, думаю, у тебя может появиться какая-то надежда выбраться оттуда.
   - И сохранить свою работу?
   - Я не обещал чудес.
   Она встала и взяла его за руку, чувствуя, как она подходит к ее собственной с душераздирающей фамильярностью, как будто они были созданы друг для друга.
   - Я сделаю все, что в моих силах, - сказала Оже. - Мне осталось сделать слишком много работы. Я не собираюсь позволять этим ублюдкам морочить мне голову только ради того, чтобы высказать политическую точку зрения.
   - Вот это дух, - сказал Питер. - Но помнишь, что я говорил о смирении?
   - Я буду иметь это в виду.
   Она подождала, пока он уйдет, прежде чем отнести вазу со всеми засохшими цветами на кухню, где выбросила цветы в мусорное ведро.
  
   - Верити Оже?
   - Да.
   - Встаньте, пожалуйста.
   Предварительное слушание проходило в зале с высокими сводами в Отделе древностей, который она никогда раньше не посещала, но до которого потребовалась лишь короткая поездка с сопровождением из ее квартиры. По всей комнате были развешаны огромные фотографические фрески, изображающие сцены из жизни Земли, существовавшей до Нанокоста.
   - Давайте начнем, - сказала председательствующая, обращаясь к Оже с возвышения, на котором висел флаг Соединенных штатов ближнего зарубежья. - Специальный дисциплинарный комитет пришел к предварительному выводу, что ваши действия в Париже привели к смерти студента Себастьяна Нерваля...
   Оже была единственной, кто не повернулся, чтобы посмотреть на мальчика, лежащего в вертикальной кушетке для восстановления, а вокруг его черепа все еще суетился ореол изящных машин, изготовленных слэшерами, подобно множеству сопровождающих его херувимов и серафимов.
   - Протестую, - сказал адвокат защиты Оже из Отдела древностей, шурша бумагами на своем столе. - Сегодня в комнате присутствует сам студент.
   - К чему вы клоните? - спросила председательствующая.
   - Я хочу сказать, что вряд ли можно сказать, что он "умер" в каком-либо значимом смысле.
   - Закон не делает различия между постоянной и временной смертью, - ответила председательствующая усталым тоном человека, который уже неоднократно подчеркивал это. - Мальчик выжил только благодаря тому, что под рукой была медицина Политий. Поскольку обычно на это нельзя рассчитывать, это не сыграет смягчающей роли на слушании.
   Круглое, похожее на родинку лицо адвоката защиты никоим образом не подчеркивалось круглыми, похожими на родинку очками, которые он предпочитал. - Но простой факт заключается в том, что он не умер.
   - Возражение отклоняется, - сказала председательствующая. - И - если позволите, я внесу предложение - вам было бы разумно ознакомиться с основными положениями законодательства Соединенных штатов ближнего зарубежья, прежде чем снова входить в это помещение.
   Адвокат порылся в своих бумагах, как будто искал тот полузабытый пункт, который доказал бы его правоту. Оже наблюдала, как бумаги соскользнули со стола ему на колени и рассыпались по полу. Он наклонился вперед, чтобы собрать их, и стукнул очками о край стола.
   Председательствующая проигнорировала его, вместо этого повернувшись к женщине, сидевшей справа от Оже. - Кассандра... это имя, под которым вас знают согласно вашим предпочтениям, не так ли?
   - Мое любимое имя... - и она открыла рот и издала сложную, жидкую трель, быструю последовательность нот и трелей. Генная инженерия дала всем гражданам Политий звукообразующий орган, созданный по образцу птичьего сиринкса, плюс необходимую нейронную сеть для генерации и декодирования звуков, издаваемых этим органом. Поскольку теперь это стало частью их генома, слэшеры сохранили бы способность к быстрой коммуникации, даже если бы они потерпели еще одно забвение или технологический сбой.
   Кассандра печально улыбнулась. - Но я думаю, что пока подойдет "Кассандра".
   - Почти наверняка, - сказала председательствующая, повторяя улыбку. - Прежде всего, я хотела бы поблагодарить вас от имени Отдела древностей и более широкого руководства Соединенных штатов за то, что нашли время вернуться в Тэнглвуд, особенно в этих трудных обстоятельствах.
   - Это не составит труда, - сказала Кассандра.
   Избавленная от какой-либо необходимости маскироваться, женщина теперь безошибочно считалась гражданкой Федерации Политий. Ее основная внешность осталась прежней: маленькая, непритязательная девушка с кособокой челкой темных волос и надутым выражением лица человека, привыкшего к тому, что его отчитывают. Но теперь ее сопровождало бродячее облако автономных машин, их непрерывное движение размывало границы ее тела и разума. Как у всех слэшеров, вокруг нее кишмя кишели бесчисленные толпы невидимо маленьких машин: дальних родственников микроскопических фурий, которые все еще бесновались на поверхности Земли. На ней была простая белая одежда строгого покроя, но сами машины образовывали вокруг нее своего рода подвижную броню, серебристый ореол, который мерцал и искрился по краям. Несомненно, элементы ее окружения уже отделились от основного облака, чтобы улучшить обзор комнаты и ее обитателей. Вполне возможно, что некоторые из этих машин даже проникли в тела присутствующих, подслушивая мысли.
   - На данный момент, - сказала председательствующая, - вы единственный полезный свидетель, который у нас есть. Возможно, когда мальчик заново выучит язык...
   - Если, - поправила Кассандра. - Ни в коем случае нельзя гарантировать, что наши методы смогут восстановить такого рода жестко запрограммированные нейронные функции.
   - Что ж, посмотрим, - сказала председательствующая. - Тем временем у нас есть вы, и у нас есть катушки с пленкой, извлеченные из краулера.
   - И показания Верити, - сказала Кассандра, устремив на Оже невыразительный взгляд из своей ауры мерцающих машин. - Это у вас тоже есть.
   - Мы знаем. К сожалению, это скорее противоречит вашему собственному мнению.
   Девушка моргнула, затем пожала плечами. - Какая жалость.
   - Да, - согласилась председательствующая. - Очень даже. Оже утверждает, что место на Елисейских полях, по-видимому, было безопасно для человеческих команд. Разве это не так?
   Оже сказала: - Полагаю, вы прочитали мое заявление, ваша честь.
   Председательствующая взглянула в свои записи. - Анализ обработанных катушек с пленкой показывает, что раскопанное место не было помечено как безопасное для посетителей-людей.
   - Маркировка часто слишком слабая, чтобы ее можно было прочесть, - сказала Оже. - Экскаваторы помечают их краской, потому что транспондеры ненадежны, но и краска тоже долго не держится.
   - Записи подтверждают, что помещение никогда не охранялось, - повторила председательствующая.
   - Записи часто устаревают.
   - Вряд ли это достаточная причина для того, чтобы вести исследования под землей.
   - При всем моем уважении, никто нигде не заявлял обратного. Это было осторожное исследование, которое, к сожалению, привело к неприятностям.
   - Это не то, что говорит Кассандра.
   - Нет? - Оже попыталась что-то прочесть по выражению лица слэшера, но безуспешно. Все еще было трудно мысленно привыкнуть к тому факту, что Кассандра была не девочкой, а взрослой личностью, по крайней мере, такой же умной и амбициозной, как Оже, а возможно, и больше.
   - Кассандра говорит, что риски были очевидны с самого начала, - сказала председательствующая, - и что вы приняли обдуманное решение игнорировать их. Записи, сделанные в кабине, - то, что нам удалось из них извлечь, - похоже, подтверждают ее слова. Вы спустились в эту яму, Оже, даже зная, что на вашем попечении двое уязвимых детей.
   - Прошу прощения, ваша честь: один ребенок и одно лживое маленькое дерьмо. Мне следовало бы сообщить, что с нами был слэшер. Облака знали, не так ли? Они ее вынюхали.
   - Смотрите куда идете, - предупредила председательствующая. - Возможно, это всего лишь предварительное слушание, но я все равно могу обвинить вас в неуважении к суду.
   - Продолжайте. Это могло бы сэкономить нам всем немного времени. - Оже наклонилась вперед на трибуне, положив сжатые кулаки на деревянные перила. Какое-то время она действительно пыталась играть так, как предлагал Питер, честно и смиренно. Теперь она могла видеть, как он за узким стеклянным экраном обзорной галереи качает головой и отворачивается от происходящего.
   - Я притворюсь - в этом единственном случае - что я этого не слышала, - сказала председательствующая. - Однако могу ли я считать, что вы не изменили свою позицию с момента подачи вашего письменного заявления?
   - Вы можете считать это данностью, - ответила Оже.
   - Очень хорошо. Через пять дней мы проведем полное дисциплинарное слушание. Вряд ли мне нужно напоминать вам о серьезности этого инцидента, Оже.
   - Да, мэм. Вам вряд ли нужно напоминать мне об этом.
   Председательствующая стукнула молотком. - Слушание отложено.
  
   Оже сложила письмо для дочери, затем вскрыла пластиковую печать на одном из вложенных цилиндров. Наружу вывалилась и раскрылась бумажная карта. Она опустила письмо в пустой цилиндр, запечатала его, затем набрала код пункта назначения в Тэнглвуде, где жил Питер. Цилиндр унесся прочь, ускоряясь в умопомрачительной сложности пневматической сети. В зависимости от ограничений маршрута, у него были хорошие шансы добраться до Полы в течение нескольких часов. Но когда ты уже опоздала с днем рождения более чем на неделю, предположила Оже, еще несколько часов практически ничего не изменят, даже для девятилетнего ребенка.
   Что-то привлекло ее внимание.
   Это была карта из вложенного цилиндра. Она расправила его, озадаченная отсутствующей деталью. Где была эта Периферик? Кольцевая автострада с ее надземными и подземными участками окружала Париж подобно серому рву из предварительно напряженного бетона. Даже когда город оказался подо льдом, Периферик по-прежнему оставалась важной достопримечательностью. Именно там Древности установили высокий бронированный барьер, который служил двойной цели - сдерживать как лед, так и вторжения фурий. За пределами Периферик машины-мутанты во всех своих бесчисленных формах обладали абсолютным господством. Полевые поездки за пределы этой границы были еще более опасными, чем та, которую предприняла Оже.
   Но на этой карте не было никакой Периферик. Во времена Нанокоста дорога существовала уже более ста лет; ее перестраивали, отстраивали заново, расширяли и прокладывали с помощью систем наведения, чтобы справиться с автоматизированным движением, но все еще более или менее узнаваемая, окруженная зданиями и препятствиями, которые не позволяли ей измениться слишком радикально. На немногих физических картах, которые Оже держала в руках или изучала, Периферик присутствовала всегда: такая же часть городского пейзажа, как Сена или многочисленные сады и кладбища.
   Так почему же этого не было на этой карте?
   Со смешанным чувством любопытства и подозрительности она перевернула карту и стала искать информацию о том, когда она была напечатана. Внизу обложки карты было небольшое заявление об авторских правах и 1959 год. Карта была напечатана более чем за столетие до конца; даже до того, как была закончена Периферик. Было более чем странно, что вообще не было никаких свидетельств о строительстве автомагистрали - даже каких-либо незавершенных участков или призрачных указаний на то, где они будут построены, - но, возможно, карта устарела еще тогда, когда была напечатана.
   Почему кто-то посылает ей бессмысленные факсимильные сообщения? Если они намеревались напомнить ей о том, что произошло на Елисейских полях, то могли бы придумать менее окольные способы сделать это.
   При повторном изучении карты ее взгляд уловил что-то еще, что было не совсем правильным, еще одну назойливую деталь, которая никак не могла проникнуть в сознание... но она отказывалась быть втянутой в чьи-то утомительные интеллектуальные игры. Она сложила карту и сунула ее обратно в другой тубус, готовая к тому, что ее можно будет отправить в произвольный пункт назначения.
   - Мне это не нужно, - пробормотала она.
   Раздался стук в дверь. Питер? Но стук был слишком резким и деловым, чтобы принадлежать ему. Она подумала о том, чтобы проигнорировать звонившего, но если это был кто-то из Отдела древностей, то рано или поздно они все равно нашли бы способ проникнуть в ее дом. И если у них есть новости о трибунале, она предпочла бы услышать их сейчас.
   Она рывком распахнула дверь. - Что?
   Их было двое: молодой мужчина и молодая женщина. Они были одеты в очень темные, очень строгие деловые костюмы, подчеркнутые жесткими белыми воротничками. У них обоих были аккуратные желтые волосы, зачесанные назад блестящими прядями, как будто они были братом и сестрой. Они излучали напряженную энергию, как пара сильно сжатых пружин. Они были опасны и эффективны, и они хотели, чтобы она это почувствовала.
   - Верити Оже? - спросила женщина.
   - Вы точно знаете, кто я такая.
   Женщина помахала перед лицом Оже значком, сверкающим фольгой и голографическими вставками. Под звездно-полосатым флагом Соединенных штатов ближнего зарубежья изображены голова и верхняя часть тела женщины, повернутые на 360®. - Совет по ценным бумагам. Я агент Рингстед. Мой коллега - агент Молинелла. Вы должны пойти с нами.
   - У меня есть еще пять дней до суда, - сказала Оже.
   - У вас есть еще пять минут, - сказала Рингстед. - Вам хватит этого времени, чтобы собраться?
   - Подождите, - сказала Оже, стоя на своем. - Мой трибунал занимается древностями. Возможно, я там облажалась - кстати, это не признание, - но даже если бы я это сделала, это никак не связано с ценными бумагами. Я думала, в ваши обязанности входит защита интересов всего сообщества. Неужели вам больше нечем заняться, кроме как тратить свое время, делая мою жизнь еще более трудной?
   - Вы слышали, что в вашем деле фигурируют нарушения? - спросила Рингстед. - Говорят, им нужна ваша голова. Они говорят, что процедуры становятся слишком мягкими. Люди думают, что могут просто вальсировать по Земле, как им заблагорассудится, не задумываясь о последствиях.
   Молинелла кивнул в знак согласия. - Нарушения говорят о том, что уголовное осуждение и суровое наказание могут быть как раз тем сигналом, который им нужно послать.
   - Под "суровым наказанием" вы имеете в виду то, которое оканчивается колонкой в некрологах? - язвительно осведомилась Оже.
   - Вы поняли идею, - сказала Рингстед. - Дело в том, что на данном этапе вы, возможно, предпочтете иметь дело с ценными бумагами, а не с правонарушениями.
   - Разве вы не должны работать на то же правительство?
   - Теоретически, - согласилась Рингстед, как будто это была идея, которая только что пришла ей в голову.
   - Это слишком сюрреалистично. Что я должна делать?
   - Вы должны пойти с нами, - сказала Рингстед. - Нас ждет корабль.
   - И еще кое-что, - сказал Молинелла. - Захватите карты.
  
   Корабль представлял собой простой шаттл делового дизайна без опознавательных знаков. Он стартовал от ближайшего к дому Оже стыковочного порта, рассекая местное движение по скоростной траектории, для которой требовалось правительственное разрешение высокого уровня. Вскоре они двигались по отдаленным районам, приближаясь в опасной близости к зоне отчуждения вокруг Земли. Очевидно, они выбрали короткий путь на другую сторону Тэнглвуда, вместо того чтобы ехать более длинным и экономичным с точки зрения расхода топлива путем в обход.
   Когда Оже осталась одна - агенты сели впереди вместе с экипажем, оставив ее одну в пассажирском салоне, - она достала единственную карту, которую взяла с собой в поездку. Она засунула ее в карман куртки, все еще спрятанную в трубку, в которую ее вложила. Какой-то противоположный импульс заставил ее отказаться брать с собой остальные, после того как ей сказали это сделать, но было что-то в этой конкретной карте - последней, доставленной в бункер, и единственной, которую она изучила должным образом, - что задело ее любопытство. Раньше это было похоже на подстрекательство, но теперь она начала задаваться вопросом, не выполняет ли это какую-то другую функцию. Она еще раз изучила карту, чтобы убедиться, что не ошиблась в первый раз. Но так оно и было: те же приглушенные цвета, то же отсутствие Периферик, та же дата авторского права 1959 года и то же озадачивающее ощущение, что что-то еще было не так, как должно было быть. Она уставилась на карту, поворачивая ее то в одну, то в другую сторону, надеясь, что то, что ее беспокоило, станет очевидным. В тишине своего кабинета она могла бы определить эту деталь после нескольких минут терпеливого осмотра. Но по мере того, как шаттл поворачивал и набирал высоту, ее мысли продолжали сбиваться с пути. Ей, по крайней мере, так же не терпелось узнать, куда ее везут, как и разгадать тайну карты.
   Вскоре шаттл начал то, что она распознала как маневр торможения и окончательного захода на посадку. В узких маленьких иллюминаторах вырисовывались большие строения Тэнглвуда. Она увидела колеса со спицами, части колес, сферы и цилиндры, соединенные вместе, как символы на каком-то странном инопланетном языке. Хотя базовая архитектура не была чем-то необычным по стандартам Тэнглвуда, этот район был ей незнаком. Места обитания были очень темными и очень старыми, покрытыми коркой рубцовой ткани от многих слоев расширения и реорганизации. Только слабый свет крошечных золотистых окошек свидетельствовал о каком-либо человеческом присутствии вообще. Оже напряглась: больше всего это место напоминало какую-то тюрьму строгого режима или психиатрический комплекс.
   В особенно темной части одной из сфер с грохотом открылась маленькая дверца, окруженная красными и белыми огнями захода на посадку, и шаттл направился к этому крошечному отверстию. Руки Оже, работавшей над картой, вспотели, чернила начали размазываться и пачкать ее пальцы. Она сложила ее и засунула обратно под куртку, пытаясь унять дрожь в руках.
   Шаттл пришвартовался, и агенты сопроводили ее через воздушный шлюз в лабиринт стерильных черных коридоров, петляющих по мере того, как они пробирались все глубже в сферу.
   - Где мы? - спросила она. - Что это за место?
   - Вы слышали о ценных бумагах, - сказал Молинелла. - Добро пожаловать в "Непредвиденные обстоятельства" - нашего старшего, гораздо более скрытного и склонного к манипуляциям брата.
   - Этого не существует.
   - Именно в этом и заключается идея.
   Они провели ее через серию проверок безопасности, на одной из которых обнаружился большой робот-змея производства слэшеров, помеченный перечеркнутой буквой "А", что означало, что он определенно не соответствует требованиям Азимова. По шее Оже пробежали мурашки, пока робот изучал ее.
   За зоной безопасности находился короткий коридор, заканчивающийся дверью, которая была приоткрыта на несколько сантиметров, отбрасывая веер оранжевого света на черный решетчатый настил пола. Вооруженный охранник в очках, стоявший перед дверью, наблюдал за их продвижением по коридору. Сквозь щель доносились звуки: пронзительный скрежет, от которого у нее заныли зубы. В звуках была регулярность и структура, которые Оже определила как музыку, хотя она не могла точно сказать, какого рода. Она стиснула зубы, чтобы не издать неприятный звук, решив не позволить ему выбить ее из колеи, что, несомненно, и было намерением.
   Охранник отступил в сторону, жестом приглашая ее пройти в дверной проем. Она заметила, что под шлемом у него были наушники. Молинелла и Рингстед посторонились, пропуская ее в комнату одну.
   Оже толкнула дверь, выпуская музыку на полную мощность, и шагнула внутрь. Там оказалась комната без окон размером примерно со всю ее квартиру, но обставленная с гораздо большей роскошью. На самом деле это выглядело скорее как воссоздание гостиной восемнадцатого или девятнадцатого века, которая могла бы принадлежать какому-нибудь ревностному знатоку естественных наук. За огромным письменным столом стоял пожилой на вид мужчина, который с яростной сосредоточенностью занимался созданием музыки. Он стоял к ней спиной; на нем был пурпурный атласный смокинг, его серебристо-белые волосы были зачесаны назад со лба и ниспадали на воротник. Его руки работали с инструментом, который он держал зажатым под подбородком. Пальцы одной руки нажимали на струны, в то время как другая пилила длинным деревянным смычком. Все тело мужчины двигалось в такт издаваемым им звукам.
   Они были ужасны. Оже почувствовала слабый, но нарастающий прилив тошноты, но заставила себя стоять на своем. Этот мужчина напомнил ей кого-то, кого она хорошо знала, но в совершенно другом контексте.
   Затем он обернулся, почувствовав ее присутствие, и прекратил музыку, позволив смычку соскользнуть и со скрежетом остановиться.
   Это был Томас Калискан, Музыкант. Глава Отдела древностей и человек, в отношении которого она недавно нажила личного врага, отказав ему в академической оценке одной из своих работ.
   Калискан положил свою скрипку на стол. - Привет, Верити. Как хорошо, что вы пришли.
  

ПЯТЬ

  
   У входа на железнодорожную станцию молодой человек в очках и шинели попытался сунуть Флойду в руки брошюру с мимеографией.
   - Прочтите это, месье, - сказал он с хорошо заметным французским акцентом. - Прочтите это, и если вы согласны с нашими целями, присоединяйтесь к нам на демонстрации в следующие выходные. Еще есть шанс что-то сделать с Шателье.
   Парню было восемнадцать или девятнадцать, волоски на подбородке были тонкими, как персиковый пушок. Он мог бы быть студентом-медиком или юристом-стажером. - Почему я должен желать что-то делать с Шателье? - спросил Флойд.
   - Вы иностранец. Я слышу это по вашему акценту.
   - В паспорте у меня в кармане написано, что я француз.
   - Очень скоро это не будет иметь большого значения.
   - Это значит, что я должен прикрывать свою спину?
   - Все мы должны это сделать, - сказал молодой человек. Он сунул брошюру в руку Флойда. Флойд скомкал ее и уже собирался выбросить, когда какой-то сдерживающий импульс заставил его засунуть ее в карман, подальше от посторонних глаз.
   - Спасибо за предупреждение, шеф, - сказал он юноше.
   - Вы мне не верите, не так ли?
   - Малыш, когда обойдешь квартал столько раз, сколько я... - Флойд покачал головой, зная, что здесь кроется пропасть понимания, которую никогда нельзя объяснить, только пережить на собственном опыте.
   - Все начнется с обычных цифр ненависти, - сказал молодой человек. - Но это закончится тем, что им не понравится, как выглядят другие.
   - Наслаждайся этим, малыш. Наслаждайся ощущением, что ты можешь что-то изменить. -Флойд одарил его улыбкой. - Это не будет длиться вечно.
   - Месье... - сказал молодой человек, и его голос затих, когда Флойд развернулся и пошел дальше вглубь станции.
   Лионский вокзал начал медленно, дремотно погружаться в свой ночной сон. Судя по дребезжащим табло, нескольким поездам еще предстояло прибыть и отбыть, но вечерний час пик явно давно миновал. В воздухе стоял холод, проникавший сквозь разбитые стекла в решетчатой металлической крыше, которая охватывала станцию. Впервые за несколько месяцев Флойд вспомнил, на что похожа зима. Это было неприятное воспоминание, которое он держал подальше, и он вздрогнул.
   Он полез в карман за письмом Греты, но вместо этого достал политическую брошюру, которую дал ему парень. Флойд оглянулся, но молодого человека нигде не было видно. Он скомкал брошюру и выбросил ее в ближайшее мусорное ведро. Он нашел письмо, за которым тянулся, и внимательно перечитал его, убедившись, что ошибки не было и что он все еще пришел вовремя.
   - Опаздываешь, как обычно, Уэнделл, - сказала женщина по-английски с сильным акцентом.
   Флойд резко обернулся, услышав мгновенно узнаваемый голос позади себя. - Грета? - начал он, как будто это мог быть кто-то другой. - Я не ожидал...
   - Я прибыла раньше. Я жду здесь уже полчаса, по глупости воображая, что ты действительно можешь прибыть более чем на минуту раньше назначенного срока.
   - Значит, это не твой поезд подъезжает вон туда?
   - Твои детективные способности, очевидно, тебя не подвели. - Грета элегантно позировала в черном меховом пальто до бедер, уперев одну руку в бедро, а другой поддерживая мундштук для сигарет на уровне лица. На ней были черные туфли, черные чулки, черные перчатки и широкополая черная шляпа, надвинутая на уровень глаз. На ленте шляпы было черное перо, а у ее ног стоял черный чемодан. Сегодня она накрасила губы черной помадой, а глаза подвела черной подводкой.
   Грета любила черный цвет. Это всегда облегчало жизнь Флойду, когда дело доходило до покупки ей подарков.
   - Когда точно пришло мое письмо? - спросила она.
   - Я получил его сегодня днем.
   - Я отправила это из Антиба в пятницу. Ты должен был получить его самое позднее к понедельнику.
   - Мы с Кюстином были немного заняты, - сказал Флойд.
   - Возьмешь этот тяжелый чемоданчик? - Грета указала на свой багаж. - Помоги мне с ним, ладно? Ты приехал на машине? Мне нужно добраться до моей тети, и я бы предпочла не тратить лишние деньги на такси.
   Флойд кивнул в сторону приветливого сияния "Ле Трен Бле", кафе на вершине короткого пролета лестницы с железными перилами. - Машина рядом, но держу пари, ты ничего не ела весь день, не так ли, застряв в этом поезде?
   - Я была бы признательна, если бы ты отвез меня прямо к моей тете.
   Флойд наклонился, чтобы взять чемодан, вспомнив, что написала Грета в своем письме. - Маржерит все еще живет на Монпарнасе?
   Грета осторожно кивнула. - Да.
   - В таком случае, сначала у нас есть время выпить. Движение на другом берегу реки ужасное - нам лучше подождать полчаса.
   - Уверена, у тебя нашлось бы столь же правдоподобное оправдание, если бы я сказала, что она переехала на этот берег реки.
   Флойд улыбнулся и потащил чемодан вверх по лестнице. - Я приму это как "да". Кстати, что у тебя тут набито?
   - Простыни. Никто не пользовался свободной комнатой моей тети уже много лет, с тех пор как я съехала.
   - Ты всегда можешь остановиться в моей квартире, - сказал Флойд.
   Каблучки Греты застучали по каменным ступеням. - Выставить Кюстина из его комнаты, не так ли? Ты обращаешься с этим беднягой как с грязью.
   - Я не слышу никаких жалоб.
   Грета распахнула двойные двери, ведущие в кафе, на мгновение задержавшись на пороге, как будто ее фотографировали. Внутри все было в дыму, зеркалах и богато расписанном потолке: миниатюрная Сикстинская капелла. Официант повернулся к ним с выражением полного отказа на лице, один раз покачав головой.
   Флойд сел за ближайший столик. - Два апельсиновых бренди, месье, - сказал он по-французски. - И не волнуйтесь - мы не задержимся надолго.
   Официант что-то пробормотал и отвернулся. Грета села напротив Флойда, сняла шляпу и перчатки и положила их рядом с собой на стол с цинковой столешницей. Она стряхнула окурок сигареты в пепельницу и закрыла глаза в глубоком смирении или глубокой усталости. В свете кафе он понял, что она вообще не подводила глаза, а просто очень устала.
   - Мне жаль, Флойд, - сказала она. - Как ты, возможно, заметил, я не в лучшем настроении.
   Флойд постучал себя по носу. - Снова детективный инстинкт. Никогда меня не подводит.
   - Однако он не совсем сколотил тебе состояние, не так ли?
   - Все еще жду стука в дверь.
   Должно быть, она что-то услышала в его голосе: какую-то нотку надежды или ожидания. Мгновение изучая его, она достала из сумочки еще одну сигарету и вставила ее в мундштук. - Я вернулась не насовсем, Флойд. Когда я сказала, что уезжаю из Парижа, я не шутила.
   Официант принес им бренди, махнув Флойду, как плохой шахматист, признающий поражение.
   - Я всерьез не думал, что что-то изменилось, - сказал Флойд. - В своем письме ты сказала, что возвращаешься навестить свою тетю, пока она нездорова...
   - Пока она умирает, - поправила Грета, закуривая сигарету.
   Официант маячил рядом. Флойд полез в карман рубашки за банкнотой, нашел то, что он принял за деньги, и высыпал их на стол. Это была фотография Сьюзен Уайт, сделанная на скачках. Она приземлилась лицевой стороной вверх, представ перед Гретой.
   Грета затянулась сигаретой. - Твоя новая подружка, Флойд? Она довольно красива, надо отдать ей должное.
   Флойд убрал фотографию в карман и расплатился с официантом. - Она совсем мертва. Можешь быть уверена в этом.
   - Мне жаль. Что...
   - Наше новое расследование, - сказал Флойд. - Женщина на фотографии выбросилась с балкона пятого этажа в тринадцатом округе. Это было несколько недель назад. Она была американкой, хотя это почти все, что о ней знали.
   - Тогда открывай и закрывай дело.
   - Может быть, - ответил Флойд, потягивая бренди. - Между прочим, ее и не было.
   - Разве это не одна из других?
   - Никаких подружек. Я ни с кем не встречался с тех пор, как ты ушла. Ты можешь спросить Кюстина. Он за меня поручится.
   - Я же сказала тебе, что не вернусь. Тебе не было никакой необходимости давать обет безбрачия из-за меня.
   - Но ты вернулась.
   - Ненадолго. Сомневаюсь, что в это время на следующей неделе я буду в Париже.
   Флойд посмотрел через запотевшее окно кафе за вестибюль на платформу, где медленно уходил в ночь поезд. Он подумал о Грете, возвращающейся на юг в таком же поезде, - это был последний раз, когда он видел ее, если не считать фотографий, сделанных аэрографом в музыкальных еженедельниках.
   В молчании допив свои напитки, они вышли из кафе и вернулись обратно под железный свод вокзала. Сейчас он был почти пуст, если не считать горстки отставших пассажиров, ожидавших того или иного из последних поездов. Флойд повел Грету обратно на улицу, через тот же вход, через который вошел сам. Приблизившись к нему, он услышал шум: голоса, повышенные в гневе или вызове.
   - Флойд, что случилось? - спросила она.
   - Подожди здесь.
   Но она все равно последовала за ним. Завернув за угол, они предстали перед сценой из света и тени, похожей на неподвижную фотографию из фильма. Трое молодых людей без шляп стояли в агрессивных позах под уличным фонарем. Все они были одеты в накрахмаленную черную одежду, брюки заправлены в начищенные до блеска ботинки. На земле, в круге света от лампы, прислонившись спиной к основанию столба, сидел молодой человек, который ранее передал Флойду брошюру. Его лицо было окровавлено, очки искорежены и разбились вдребезги на тротуаре.
   Он узнал Флойда, и на мгновение на его лице появилось что-то похожее на надежду. - Месье... пожалуйста, помогите мне.
   Один из головорезов рассмеялся и пнул его в грудь. Юноша согнулся пополам, издав единственный болезненный кашель. Один из других головорезов отвернулся от этой маленькой сцены, по его лицу скользнули тени. У него были очень острые скулы, короткие светлые волосы зачесаны назад и выбриты близко к черепу по бокам и сзади.
   - Не высовывай носа, - сказал бандит, в его руке что-то поблескивало.
   Грета сжала руку Флойда. - Мы должны что-то сделать.
   - Слишком опасно, - сказал Флойд, отступая.
   - Они убьют его.
   - Они просто делают ему предупреждение. Они могли бы уже убить его, если бы относились к этому серьезно.
   Памфлетист начал что-то говорить, но его слова были прерваны еще одним метким ударом ботинка в грудь. Со стоном верхняя часть его тела осела на тротуар. Флойд сделал шаг в сторону сцены, жалея, что у него нет при себе оружия. Первый бандит помахал ножом между ними, а затем очень медленно покачал головой. - Я сказал, не высовывай носа, толстяк.
   Флойд отвернулся, чувствуя, как его щеки пылают от стыда. Он быстро увел Грету прочь от места происшествия, обратно в другую часть станции, где, как он знал, был другой выход. Она снова сжала его руку, как будто они прогуливались воскресным днем по садам Тюильри. - Все в порядке, - сказала она. - Ты поступил правильно.
   - Я ничего не делал.
   - Все было не так, как надо. Они бы тебя порезали. Я просто надеюсь, что они оставят этого человека в покое.
   - Это была его вина, - сказал Флойд. - Раздавал вещи так, как он это делал... ему следовало бы знать лучше.
   - Что именно он говорил?
   - Я не знаю. Я выбросил его брошюру.
   Они добрались до "Матиса", спрятанного в переулке. Еще одна брошюра была засунута под дворник. Флойд достал ее и прижал плашмя к ветровому стеклу, рассматривая при тусклом свете гаснущей натриевой лампы. Она была напечатана на лучшей бумаге, чем те, что раздавал молодой человек, с фотографией Шателье, подтянутого и красивого в военной форме. В тексте содержался призыв к друзьям и союзникам президента продолжать оказывать ему поддержку, прежде чем перейти к тонко завуалированным нападкам на различные меньшинства, включая евреев, чернокожих, гомосексуалистов и цыган.
   Грета выхватила у него листок и быстро просмотрела его. Выросшая в Париже у тети-француженки, она не испытывала особых трудностей с языком.
   - Сейчас все еще хуже, чем когда я уезжала, - сказала она. - Тогда они никогда не осмеливались говорить что-либо подобное так открыто.
   - Теперь полиция на их стороне, - сказал Флойд. - Они могут говорить все, что им заблагорассудится.
   - Я не удивилась, что Кюстин ушел, когда он это сделал. Он всегда был слишком хорош для них. - Грета притопнула ногой от холода, надевая перчатки и шляпу на место. - Кстати, где Кюстин?
   Флойд взял у нее газету, высморкался в нее и выбросил в канаву. - Занимается этим маленьким расследованием убийства.
   - Ты это серьезно говорил?
   - Ты что, думала, я все это наплел?
   - Я не думала, что убийство - это совсем по-твоему.
   - Теперь это так.
   - Но если она была убита, разве бывшие партнеры Кюстина не должны проявлять немного больше интереса? Не могут же они все быть слишком заняты преследованием диссидентов.
   Флойд открыл машину и положил чемодан Греты на заднее сиденье. - Если бы она была француженкой, они, возможно, были бы более склонны потратить некоторое время на это дело. Но она была всего лишь американской туристкой, и это позволяет им сорваться с крючка. Они говорят, что это открытый случай: либо она прыгнула, либо упала случайно. Перила не были неисправны, так что в любом случае преступления нет. - Он придержал дверь открытой для Греты, пока она устраивалась на переднем пассажирском сиденье, а затем обошел машину со стороны водителя и сел внутрь.
   - Но ты же не думаешь, что все произошло именно так?
   - Я еще не принял решения. - Флойд подождал, пока машина, прокашлявшись, ожила. - Учитывая то, что мы узнали на данный момент, я бы не исключал случайную смерть или даже самоубийство. Но есть пара вещей, которые не совсем подходят друг другу.
   - И кто платит за это независимое расследование?
   - Ее пожилой домовладелец. - Флойд вывел машину на улицу и направился к реке и ближайшему перекрестку. Полицейская машина проехала мимо в противоположном направлении, направляясь к участку, но явно не торопясь туда попасть.
   - Какое отношение к этому имеет ее домовладелец?
   - Она ему понравилась, и я думаю, что в этом деле было нечто большее, чем кажется на первый взгляд. - Держа одну руку на руле, Флойд достал из-под сиденья жестянку из-под печенья и передал ее Грете. - Посмотрим, что ты сделаешь из этой маленькой коллекции.
   Грета сняла перчатки, чтобы открыть жестяную крышку. - Эти вещи принадлежали покойной женщине?
   - Если домовладелец прав, то она отдала ему эту коробку на хранение незадолго до своей смерти. Так зачем бы ей это делать, если бы у нее не было каких-то опасений за свою безопасность?
   Грета пролистала пачку документов. - Кое-что из этого на немецком, - заметила она.
   - Вот почему я попросил тебя взглянуть на это.
   Она вернула документы в жестянку, закрыла крышку и положила ее на заднее сиденье рядом со своим чемоданом. - Я не могу смотреть на это сейчас. Здесь слишком темно, и меня тошнит, если я читаю в машине. Особенно от того, как ты водишь машину.
   - Все в порядке, - сказал Флойд. - Возьми банку с собой и полистай ее позже, когда у тебя будет свободная минутка.
   - Я пришла присмотреть за своей тетей, а не помогать вам с вашим делом.
   - Это займет у тебя всего несколько минут. И тебе не обязательно смотреть на все это сегодня вечером. Я заскочу завтра, приглашу тебя куда-нибудь пообедать. Тогда ты сможешь рассказать мне все об этом.
   - Ты молодец, Флойд. Я сделаю для тебя это.
   Он старался говорить небрежно, как будто ничего из этого не было запланировано. - Там что-то похожее на билет на поезд и деловое письмо, связанное с каким-то заводом в Берлине - возможно, сталелитейным заводом. Мне интересно, почему такая милая молодая леди, как Сьюзен Уайт, имела какие-то дела со сталелитейной компанией.
   - Откуда ты знаешь, что она была милой молодой леди?
   - Потому что все они хороши, пока не доказано обратное, - ответил он, невинно улыбаясь.
   Грета молчала еще три квартала. Она просто смотрела в окно, словно загипнотизированная стремительным потоком передних и задних фар. - Я посмотрю на это, Флойд, но это все, что я обещаю. Это не значит, что в данный момент у меня нет других мыслей.
   - Мне жаль твою тетю, - сказал Флойд. Он направил машину в конец очереди машин, ожидавших переправы через реку, с облегчением убедившись, что его предыдущий рассказ об убийственной дорожной ситуации не был полностью выдуманным. Впереди сломался грузовик, и несколько человек колотили гаечными ключами по открытой головке блока цилиндров. Вокруг места происшествия собрались охранники, изогнутые магазины их дешевых автоматов поблескивали, как косы. Они топали ногами и передавали по кругу тлеющий огонек единственной сигареты.
   Вскоре Грета сказала: - Врачи дают ей от двух до восьми недель, в зависимости от того, с кем говорить. Но тогда что они вообще знают?
   - Они делают все, что в их силах, - сказал Флойд. Он все еще не знал, что случилось с тетей Греты, но вряд ли это имело какое-то значение.
   - Она не поедет в больницу. Ей это ясно. Она видела, как мой дядя умирал в больнице в тридцать девятом году. Все, что у нее сейчас осталось, - это ее дом и несколько недель жизни. - Внутренняя сторона ее окна начала отпотевать; он наблюдал, как Грета царапает ногтем по стеклу, оставляя узкую полоску в конденсате. - Я даже не знаю наверняка, что она еще не умерла. Прошла неделя с тех пор, как я получала от нее какие-либо известия. Они отключили ее телефон, когда она не смогла оплатить счет.
   - Надеюсь, ты успеешь, - сказал Флойд. - Если бы я знал, то попытался бы выслать тебе билет на самолет.
   Она безнадежно посмотрела на него. - Ты бы попытался, Флойд, вот и все.
   - А как насчет остальных участников группы - разве они не могли раздобыть денег, чтобы вернуть тебя в Париж?
   Он продвинул машину вперед еще на три места, прежде чем Грета ответила. - Остальных участников группы нет, Флойд. Я ушла от них.
   Флойд изо всех сил старался подавить в своем голосе любой намек на торжество, любой намек на "я же тебе говорил". - Мне жаль, - сказал он. - Почему у вас ничего не получилось? Они показались мне достаточно приличными парнями. Хулиганы, но не хуже любых других джазменов.
   - Это не слишком хорошая рекомендация.
   - Ну, ты знаешь, что я имею в виду.
   - С ними все было нормально. Они хорошо относились ко мне, и тур проходил не так уж плохо. Мы здорово зарекомендовали себя в Ницце, и у нас была запланирована пара выгодных ангажементов в Каннах.
   - Так почему же ты ушла?
   - Потому что это ни к чему не вело. Однажды ночью меня осенило со всей силой откровения: у них ничего не получится. Если бы я осталась с ними, у меня бы тоже ничего не вышло.
   - Это то, что ты чувствовала, когда ушла от меня и Кюстина?
   - Да, - ответила она, ни секунды не колеблясь.
   Флойд осторожно проехал мимо разбитого грузовика, прикоснувшись пальцем к краю своей шляпы, когда охранники направили стволы своих автоматов в неопределенном направлении "Матиса". - Что ж, по крайней мере, ты ответила честно.
   - Я нахожу, что это помогает, - ответила Грета.
   У них были готовы документы. Флойд наблюдал, как охранник на контрольно-пропускном пункте пробормотал что-то о его документах, затем вернул их обратно с выражением неодобрения на лице, как будто Флойд допустил ошибку в деталях, но его отпустили с предупреждением. Они всегда были такими, независимо от того, насколько тщательно оформлялась документация. Он предположил, что именно это помогало им пережить этот день.
   - Вот, - сказала Грета, передавая Флойду свои документы.
   Охранник взял бумаги, изучая их при свете факела. Он потянулся, чтобы вернуть их, но заколебался, присмотревшись повнимательнее. Он лизнул палец и пролистал паспорт Греты, останавливаясь то тут, то там, как человек, рассматривающий коллекцию редких марок или мотыльков.
   - Много путешествий для немецкой девушки, - сказал он по-французски с сильным акцентом.
   - Для этого и нужен паспорт, - ответила Грета с безупречным парижским акцентом.
   Флойд почувствовал, как лед пробежал по его венам, и потянулся к колену Греты, нежно сжимая его, желая, чтобы она замолчала.
   - И тебе тоже, - сказал охранник.
   - Это бывает очень кстати. Я певица.
   - В таком случае тебе следует научиться хорошим манерам. - Охранник вернул бумаги, сделав вид, что отдает их Флойду, а не Грете. - Срок действия этого паспорта истекает в следующем году, - сказал он. - В соответствии с новыми договоренностями не всем будет легко найти замену. Особенно болтливым немецким девушкам. Возможно, тебе следует пересмотреть свое отношение.
   - Сомневаюсь, что для меня это будет проблемой, - сказала Грета.
   - Посмотрим. - Охранник кивнул своему коллеге и хлопнул ладонью по раме окна. - Двигайся дальше и научи свою девушку хорошим манерам.
   Флойд не мог нормально дышать, пока они не пересекли Сену, поставив реку между собой и контрольно-пропускным пунктом. - Это было... интересно, - сказал он.
   - Шуты.
   - С шутами нам приходится жить, - огрызнулся Флойд. Нервничая, он переключил передачи. - В любом случае, что ты имела в виду, сказав, что для тебя это не будет проблемой?
   Грета покачала головой. - Это ничего не значило.
   - Похоже, это что-то значило для тебя.
   - Просто веди машину, Флойд. Я устала, ясно? Я устала, и мне не хочется ничего такого.
   Флойд направил машину в сторону Монпарнаса. Начался дождь, сначала легкая морось, превратившая городские огни в пастельные пятна, а затем более сильный, из-за которого люди поспешили укрыться в ресторанах и барах. Флойд попытался найти что-нибудь по автомобильной радиосвязи, пропустив кратковременный всплеск Гершвина, но когда он пошел обратно по шкале и снова попытался найти станцию, все, что он услышал, были помехи.
  
   Флойд помог Грете отнести ее вещи вверх по лестнице, в комнату для гостей рядом с маленькой кухней на втором этаже дома ее тети. Во всем помещении было холодно и слегка пахло плесенью. Светильники либо испускали слабое, колеблющееся свечение, либо вообще не работали. Телефон был отключен, как и утверждала Грета. Половицы прогибались под ногами Флойда, пропитываясь сыростью и начиная гнить. Разбитое окно в крыше над лестничной клеткой было заделано куском рифленого железа, по которому дождь барабанил нетерпеливыми пальцами с острыми ногтями.
   - Положи мои вещи на кровать, - сказала Грета, указывая на крошечную двухъярусную кроватку, втиснутую в угол комнаты. - Я пойду посмотрю, как поживает тетя Маржерит.
   - Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
   - Нет, - сказала она, подумав об этом. - Нет, но все равно спасибо. С этого момента, я думаю, будет лучше, если она будет видеть только знакомые лица.
   - Я думал, что меня можно считать знакомым лицом.
   Она посмотрела на него, но ничего не сказала.
   - Погляжу, смогу ли я наскрести чего-нибудь поесть, - сказал Флойд.
   - Тебе не обязательно ждать, если ты этого не хочешь.
   Флойд положил ее вещи на кровать вместе с жестяной коробкой с бумагами Сьюзен Уайт. - Я никуда не собираюсь уходить. По крайней мере, до тех пор, пока погода не прояснится.
   Их впустила в дом молодая женщина, которая снимала маленькую комнату на третьем этаже. Это была француженка по имени Софи, стенографистка по профессии, в очках по рецепту врача и с нервным, визгливым смехом, кульминацией которого было фырканье в нос. Флойд определил ее как "вечную старую деву", а затем сразу же почувствовал себя виноватым, когда Грета рассказала ему об этой девушке.
   - Она была ангелом, - сказала Грета, когда Софи была вне пределов слышимости. - Покупала еду, убиралась, писала письма, в общем, занималась делами моей тети... все это время продолжая платить за квартиру. Но ей предложили работу в Нанси, и она больше не может откладывать переезд. С ее стороны было очень мило остаться так надолго.
   - И это все? Других родственников, кроме тебя, нет?
   - Никого, кого можно было бы побеспокоить, - сказала Грета.
   Пока Грета была наверху с Маржерит, Софи показала Флойду на кухне металлические шкафы с эмалью. Всюду было безупречно чисто, но большинство полок были пусты. Отбросив всякие мысли о еде, Флойд заварил себе чай и стал ждать в комнате для гостей, разглядывая трещины на штукатурке, разрывы и пятна на обоях пятидесятилетней давности. Откуда-то еще из старого здания он услышал очень тихие голоса, или, скорее, один очень тихий голос, прерывавший разговор на одном конце.
   Софи просунула голову в дверь и сказала, что собирается пойти посмотреть фильм со своим парнем. Флойд пожелал ей всего наилучшего, а затем прислушался к ее шагам, спускающимся по скрипучей старой лестнице, за которыми последовал щелчок, когда она закрыла входную дверь, не хлопнув ею.
   Так тихо, как только осмеливался, он вышел из комнаты для гостей и поднялся по лестнице на следующий этаж. Дверь в спальню Маржерит была слегка приоткрыта, и теперь он отчетливее слышал голос Греты, которая читала вслух местные страницы газеты, вводя Маржерит в курс парижской жизни. Флойд придвинулся ближе к двери и застыл, наступив на скрипучую половицу. Грета сделала паузу в своем монологе, затем перевернула страницу, прежде чем продолжить.
   Флойд подошел к двери. Он заглянул в щель и увидел Грету, сидящую на прикроватном стуле, закинув одну ногу на другую, с газетой, разложенной у нее на коленях. Позади нее он едва мог разглядеть прикованную к постели фигуру ее тети. Она была такой хрупкой, настолько лишенной жизни, что на первый взгляд кровать выглядела так, словно ее еще не застелили, а сбившиеся в кучу одеяла лишь случайно наводили на мысль о человеческой фигуре. Он не мог видеть голову Маржерит из дверного проема; она была спрятана за спиной Греты. Но он мог видеть одну из ее рук, торчащую, как тонкая сухая палочка, из рукава ночной рубашки. Грета держала руку своей тети в своей, пока читала газету, с бесконечной добротой поглаживая пальцы пожилой женщины. От этого у Флойда что-то застряло в горле, и во второй раз за вечер ему стало стыдно за себя.
   Он пересек коридор, стараясь не наступать на плохую половицу, и вернулся в комнату Греты. Это не могла быть Маржерит: не та жизнерадостная женщина, которую он знал всего несколько лет назад. Столь короткое время не могло причинить ей такого большого вреда.
   Она отнеслась к нему с подозрением, когда он впервые начал встречаться с ее племянницей; еще более подозрительно, когда выяснилось, что он хочет, чтобы она была в его группе. Но постепенно они оба пришли к неохотному взаимопониманию, и этот холод перерос в невероятную дружбу. Часто, когда Грета ложилась спать, Флойд оставался с Маржерит, играя в шашки или разговаривая о старых фильмах двадцатых и тридцатых годов, которые они оба так любили. За последние пару лет он потерял с ней связь, особенно после того, как Грета переехала в собственную квартиру на другом конце города, и теперь он почувствовал, как волна печали прокатилась по нему, словно внезапное химическое изменение в его собственной крови.
   Чтобы отвлечься, он снова открыл жестянку и достал открытку, еще раз отметив, как намеренно были подчеркнуты слова "серебро" и "дождь". Если "серебряный дождь" действительно был посланием - а у него не было реальных доказательств того, что это так, - что это значило для таинственного Калискана, которому была адресована открытка?
   Он отложил открытку в сторону, когда Грета вошла в спальню.
   - Я же говорила тебе не ждать, - сказала она.
   - Дождь все еще идет, - ответил Флойд. - В любом случае, я просто снова просматривал все это. - Он поглядел в лицо Греты, заметив, что ее глаза были мокрыми от слез и усталости. - Как она? - спросил он.
   - Она все еще жива, а это уже кое-что.
   Флойд вежливо улыбнулся, хотя про себя подумал, не было бы лучше, если бы эта женщина умерла до приезда Греты. - Я приготовил чай, - сказал он. - Чайник еще теплый.
   Грета села рядом с ним на кровать. - Ты не возражаешь, если я вместо этого закурю?
   Флойд засунул открытку обратно в жестянку. - Продолжай.
   Грета зажгла сигарету и молча курила ее по меньшей мере минуту, прежде чем заговорить снова. - Врачи называют это обструкцией дыхательных путей, - сказала она, затем еще раз затянулась сигаретой. - Они имеют в виду рак легких, хотя и не хотят открыто говорить об этом. Врачи говорят, что никто ничего не может для нее сделать. Это всего лишь вопрос времени. - Она глухо рассмеялась. - Она говорит, что это все из-за сигарет, которые она выкурила. Она сказала мне, что я должна остановиться. Я сказала ей, что уже сделала это ради своего певческого голоса.
   - Думаю, мы можем позволить тебе одну или две невинные лжи, - сказал Флойд.
   - В любом случае, может быть, дело было не в сигаретах. Двадцать лет назад она работала на линиях по производству вооружения. Многие женщины ее возраста сейчас нездоровы из-за всего того асбеста, с которым им приходилось работать.
   - Могу в это поверить, - сказал Флойд.
   - Софи вчера разговаривала с доктором. Они говорят, что уже неделя, может быть, дней десять.
   Флойд взял ее за руку и сжал ее. - Мне жаль. Я не могу себе представить, каково это для тебя. Если бы я мог что-нибудь сделать...
   - Никто ничего не может сделать, - с горечью сказала Грета. - В том-то и дело. - Она еще раз затянулась сигаретой. - Каждое утро приходит врач и дает ей немного морфия. Это все, что они могут сделать.
   Флойд оглядел маленькую унылую комнату. - С тобой здесь все будет в порядке? Похоже, ты не в лучшем расположении духа, чтобы сидеть здесь взаперти. Если ты пожелаешь своей тете спокойной ночи, она не узнает, если ты уйдешь и вернешься первым делом в...
   Она оборвала его. - Я остаюсь здесь. Это то место, где я пообещала ей быть.
   - Это было просто предложение.
   - Я знаю. - Грета рассеянно помахала сигаретой. - Я не хотела показаться неблагодарной. Но даже если бы я не обещала остаться здесь, мне сейчас не нужны больше никакие осложнения в моей жизни.
   - И я считаюсь осложнением?
   - Прямо сейчас, да.
   Не желая лезть на рожон, Флойд сказал: - Грета, для этого письма должна была быть причина. Это ведь было не только потому, что тебе нужно было съездить на Монпарнас, верно?
   - Нет, дело было не только в этом.
   - Что тогда? Это как-то связано с тем, как ты разговаривала с тем придурком на контрольно-пропускном пункте?
   - Ты заметил?
   - Я ничего не мог с этим поделать.
   Грета слегка улыбнулась, возможно, вспомнив то, как она говорила: тот маленький, ничего не значащий миг триумфа. - Он сказал, что у болтливых немецких девушек через год или два могут возникнуть проблемы с паспортами. Что ж, он прав - я в этом уверена. Но для меня это не будет иметь значения.
   - Почему?
   - Потому что меня здесь не будет. Я отправляюсь на летающей лодке в Америку, как только закончу здесь со своей тетей.
   - Америку? - эхом повторил Флойд, как будто ослышался.
   - Я знала, что с тобой и Кюстином этого не произойдет. Как я уже сказала, именно поэтому я уехала из Парижа. Но на что я не рассчитывала, так это на то, что у меня возникнут такие же чувства с другой группой. - Грета потерла глаза, возможно, чтобы не заснуть. - Однажды вечером мы были в Ницце. Шоу прошло хорошо, и после него мы сидели в баре, принимая напитки от клиентов.
   - Хорошая работа, если у тебя это получается, - сказал Флойд. - Когда мы с Кюстином заканчиваем, то обычно стараемся избегать клиентов.
   Грета покачала головой. - Всегда принижаешь себя, Флойд. Всегда живешь прошлым и цепляешься за свое собственное лелеемое чувство неполноценности. Стоит ли удивляться, что у тебя ничего не получается?
   - Об этой встрече в баре.
   - Там был мужчина, - сказала Грета. - Американец: толстый мужчина в плохом костюме, с еще худшей стрижкой и очень толстым кошельком.
   - Всегда есть утешение. Кем он был?
   - Сначала он никому из нас ничего не сказал, просто сказал, что он "в городе" и что он припарковал свою лодку на пристани в Каннах. Он сказал нам, что ему нравится группа, хотя и сделал несколько колких замечаний о том, что нам нужно идти в ногу со временем, если мы когда-нибудь собираемся "вырваться вперед". Он имел в виду, что мы были старомодны, но хороши в том, что делали.
   - Я тоже часто это слышу, - сказал Флойд.
   - Ну, этот человек угостил нас выпивкой на весь вечер. Но ты же знаешь, каковы эти ребята - через несколько часов они едва понимали, на какой планете находятся, не говоря уже о том, в каком клубе состоят. Позаботившись о них, мужчина начал концентрироваться на мне. Сказал, что он телевизионный продюсер.
   - Телевидение, - эхом повторил Флойд, как будто это было что-то, что, как он смутно припоминал, кто-то однажды упоминал.
   - В Америке это больше, чем здесь, - сказала Грета, - и растет с каждым годом. Говорят, что если ты можешь позволить себе новую машину, то можешь позволить себе и новый телевизор.
   - Это никогда не приживется.
   - Может быть, этого и не произойдет, но суть в том, что я должна попытаться. Я должна сама убедиться, есть ли у меня то, что для этого нужно. Этот человек сказал, что им нужны новые таланты. - Грета сунула руку в карман куртки и протянула Флойду визитную карточку, которую дал ей телепродюсер. Она была напечатана на хорошей бумаге, с именем мужчины и деловым адресом рядом с парой силуэтов пальм.
   Флойд секунду просматривал его и вернул ей. - Зачем им понадобилась немецкая девушка?
   - Я говорю на их языке, Флойд. И этот человек сказал, что в этом будет что-то новенькое.
   - Они используют тебя и выжмут досуха.
   - И ты бы знал, не так ли?
   Флойд пожал плечами. - Я просто стараюсь быть реалистом.
   - Тогда позволь им использовать меня. Я предпочту это медленной смерти в каком-нибудь тупиковом джаз-бэнде, играющем музыку, которую никто больше не хочет слышать.
   - Ты действительно знаешь, как ранить парня, - сказал Флойд.
   - Послушай, - сказала Грета, - дело в том, что я уже приняла решение. Я скопила достаточно денег, чтобы взять билет на летающую лодку. Я дам им два года. Если к тому времени со мной этого не произойдет, возможно, я вернусь в Европу.
   - Это уже никогда не будет прежним, - сказал Флойд.
   - Я знаю это, но все равно должна попробовать. Я не хочу лежать на своем смертном одре через пятьдесят лет, в каком-нибудь старом сыром доме в Париже, задаваясь вопросом, что было бы, если бы я воспользовалась единственным шансом, который дала мне жизнь.
   - Понимаю, - сказал Флойд. - Поверь мне, понимаю. Это твоя жизнь, и меня не касается, что ты с ней делаешь. Но чего я не понимаю, так это зачем ты мне все это рассказываешь. Ты все еще не ответила на мой предыдущий вопрос. Почему ты отправила мне это письмо?
   - Потому что я предлагаю тебе шанс пойти со мной. В Америку, Флойд. В Голливуд. Мы вдвоем.
   Он предположил, что на каком-то уровне знал, что это произойдет, с тех самых пор, как она упомянула Америку. - Это не то предложение, к которому следует относиться легкомысленно, - сказал Флойд.
   - Я серьезно отношусь к этому, - сказала Грета.
   - Знаю. Я могу сказать. И я благодарен тебе за то, что ты спросила. - Он кротко добавил: - Я не заслуживаю второго шанса.
   - Что ж, ты его получишь. Но я серьезно собираюсь уехать, как только закончится вся эта ужасная история.
   Она имела в виду следующее: когда ее тетя умрет.
   Флойд пока не осмеливался думать о последствиях, не осмеливался позволить себе соблазниться идеей присоединиться к ней, учитывая все, что это значило бы для его жизни в Париже.
   - Как насчет следующего, - сказал Флойд. - Я мог бы присоединиться к тебе там в ближайшее время, но сейчас не могу поехать с тобой - по крайней мере, пока мы все еще работаем над расследованием этого убийства. И даже если мы раскроем это дело, у меня все равно будет много дел, с которыми нужно разобраться. Я не могу просто переставлять спицы в колесах от одной недели к другой.
   - Я хочу, чтобы ты пошел со мной, - сказала она. - Мне не нужны какие-то расплывчатые обещания, что ты улетишь, когда накопишь достаточно денег. Знаю, что у тебя на это может уйти большая часть десятилетия.
   - Мне просто нужна некоторая свобода действий, - сказал Флойд.
   - Тебе всегда нужна свобода действий, - сказала она. - Это твоя проблема. Если проблема в деньгах, то у меня есть немного лишних. Недостаточно для билета, но достаточно, если ты продашь эту машину и все остальное, что можно не брать с собой.
   - Сколько времени должно пройти после этого? Я имею в виду, после того, как она... - Флойд замолчал, не в силах решиться и сказать это. - Ты упомянула от недели до десяти дней.
   - Мне понадобится неделя или около того, чтобы разобраться с похоронами. Это дает тебе по крайней мере две недели, а может, и больше.
   - Я бы беспокоился о Кюстине.
   - Отдай ему бизнес. Видит бог, он достаточно усердно трудился, чтобы заслужить это.
   Флойд подумал, что она, очевидно, сама продумала этот вопрос. Он представил, как она обдумывает детали в поезде, возвращаясь с юга, и почувствовал себя одновременно польщенным и раздраженным из-за того, что стал объектом такого незаслуженного внимания.
   - Почему ты даешь мне этот второй шанс? - спросил он.
   - Потому что какая-то часть меня все еще любит тебя, - сказала она. - Влюблена в то, кем ты мог бы стать, если бы перестал жить прошлым. Ты хороший человек, Флойд. Я знаю это. Но ты здесь никуда не пойдешь, и если я останусь с тобой здесь, то я тоже никуда не двинусь. И для меня этого недостаточно. Но в Америке все могло бы быть по-другому.
   - Это правда? Что ты все еще любишь меня?
   - Ты бы не пришел на станцию, если бы не испытывал ко мне таких же чувств. Ты мог бы проигнорировать это письмо, притворившись, что оно так и не пришло или что оно пришло слишком поздно.
   - Мог бы, - признался Флойд.
   - Тогда почему ты этого не сделал? По той же причине, по которой я написала тебе - потому что, сколько бы горя и душевной боли мы ни причиняли друг другу, когда мы вместе, все становится еще хуже, когда мы врозь. Я хотела забыть тебя, Флойд. Я обманывала себя, что так оно и было. Но я была недостаточно сильна.
   - Ты не забыла меня, но все равно бросишь меня, если я не соглашусь поехать с тобой в Америку?
   - Это единственный способ. Либо мы будем вместе, либо не будем находиться на одном континенте.
   - Мне нужно немного времени, чтобы подумать об этом, - сказал Флойд.
   - Как я уже сказала, у тебя есть пара недель. Разве этого не должно быть достаточно?
   - Неделя или год, я не думаю, что это имело бы большое значение.
   - Тогда не мучайся из-за этого, - сказала Грета. Она придвинулась ближе к нему, крепко сжимая его руку и прижимаясь головой к его плечу. - Я выросла в этой комнате, - сказала она. - Это был центр моей вселенной. Я не могу поверить, какой маленькой и темной она кажется сейчас, какой ужасно грустной и взрослой я себя чувствую. - Ее хватка на его руке усилилась. - Я была счастлива здесь, Флойд, так же счастлива, как любая девушка в Париже, и теперь все, что это заставляет меня чувствовать, - это то, что у меня все хорошо в жизни и впереди гораздо меньше всего, чем когда я была здесь в последний раз.
   - В конце концов, это заводит нас всех, - сказал Флойд. - Я имею в виду, взросление.
   Она придвинулась к нему ближе, пока он не почувствовал запах ее волос; не только духов, которые она нанесла в последний раз, но и накопившихся запахов трудного путешествия, которое она совершила сегодня: дыма, песка и запаха других людей, и где-то там спрятано что-то от Парижа.
   - О, Флойд, - выдохнула она. - Я бы хотела, чтобы все происходило не так. Хотела бы я, чтобы был какой-нибудь другой способ. Но когда она умрет, я не хочу оставаться в этом городе ни на минуту дольше, чем необходимо. Будет слишком много печальных воспоминаний, слишком много призраков, и я не думаю, что хочу провести остаток своей жизни, чувствуя, что они преследуют меня.
   - Ты и не должна, - сказал Флойд. - И ты права, что сделаешь этот шаг. Поезжай в Америку. Ты вырубишь их.
   - О, я определенно поеду, - сказала она, - но я не буду по-настоящему счастлива, если ты не поедешь со мной. Подумай об этом, Флойд, ладно? Подумай об этом так, как ты никогда ни о чем в своей жизни не думал. Это может быть таким же твоим шансом, как и моим.
   - Я подумаю об этом, - сказал Флойд. - Только не жди ответа раньше утра.
   Он думал о том, чтобы заняться с ней любовью - он думал об этом с того момента, как вскрыл ее письмо. Он почти не сомневался, что она позволит ему, если он попытается. Он также почти не сомневался, что больше всего она хотела от него, чтобы он прижимал ее к себе, пока, эмоционально и физически опустошенная, она не погрузится в неглубокий и беспокойный сон. Она бормотала что-то по-немецки, чего он не понимал, проклятия, которые звучали настойчиво, но которые, возможно, вообще ничего не значили, а затем постепенно замолчала.
   В три часа ночи он уложил ее в постель, укрыл одеялом и вышел под дождь, оставив ее одну в комнате, где она выросла.
  

ШЕСТЬ

  
   Оже было неуютно находиться одной в одной комнате с Томасом Калисканом, как будто она попала в непристойную и липкую ловушку. Это был очень худощавый мужчина с аккуратно уложенной копной серебристых волос длиной до воротника, зачесанных назад с аристократического лба. Он отдавал предпочтение костюмам из шелка и мятого бархата с пиджаками с длинными рукавами, тщательно продуманным и тщательно анахроничным. На нем были совиные очки с голубоватыми стеклами. Он часто закрывал глаза во время разговора, словно прислушиваясь к какой-то очень далекой, очень тихой мелодии, и когда он двигал своим телом, его голова, казалось, на мгновение отказывалась следовать за ним, словно привязанная к определенной точке пространства и времени.
   - Вы не возражаете, если я продолжу играть еще немного? Я нахожу, что упражнение для мизинцев чудесно фокусирует ум.
   - То же самое говорят о казни.
   - Присаживайтесь, Верити.
   Оже села. Кресло представляло собой шезлонг, обитый зеленым бархатом с ямочками. Она подозревала, что оно было именно так подлинно и ценно, как и казалось.
   Перед шезлонгом стоял небольшой журнальный столик, на котором покоился плоский квадратный предмет с замысловатым печатным рисунком. Пока Калискан возобновлял свою игру, Оже подняла предмет, узнав в нем обработанный картонный конверт из древесной массы для граммофонной записи. Внутри него что-то было. Она откинула клапан, позволив записи скользнуть в ее пальцы. Это был тонкий черный диск, сделанный из тяжелого материала, похожего на пластик, с выгравированным на обеих сторонах сложным спиральным узором.
   Диск был типичным для миллионов дисков, выпущенных в период с конца девятнадцатого по двадцатый века. Он был прессован из шеллака, который, как она вспомнила, был какой-то смолой, полученной из насекомых. Спиральные канавки содержали закодированные звуки, предназначенные для считывания стилусом с алмазным наконечником при вращении диска со скоростью несколько десятков оборотов в минуту. Воспроизведение приводило к неуклонному ухудшению качества записи, поскольку стилус стирал канавки и оставлял крошечные частицы песка на самом диске. Даже оригинальная запись была нанесена с помощью цепочки аналоговых процессов, каждый из которых привносил в звук случайную структуру.
   Но это был также настоящий аналоговый артефакт, и поэтому он представлял огромную историческую ценность. Запись, хранящаяся в энергонезависимой памяти компьютерной системы, может быть стерта или подделана в мгновение ока, а улики искусно скрыты. Запись, подобная шеллаковому диску, могла быть уничтожена, но ее нелегко было изменить. Подделать диск было не менее трудно из-за сложного химического состава диска и его упаковки. Следовательно, когда такие предметы сохранились до наших дней, они считались чрезвычайно надежными окнами в историческое прошлое, до Нанокоста, до Забвения.
   Оже изучила этикетку и прочитала, что на диске содержится музыка композитора Малера "Песнь о земле". Оже очень мало знала о композиторах вообще и еще меньше о Малере в частности. Все, что она помнила, - это то, что он умер задолго до начала периода ее интереса.
   Калискан прекратил играть и вернул скрипку и смычок на место. Он наблюдал, как она изучает диск, и спросил: - Заинтригована?
   Оже положила изящный черный диск обратно в конверт и вернула его на стол. - Это то, что вы играли?
   - Нет. Это было немного Баха. Шестой Бранденбургский концерт, чего бы он ни стоил. В отличие от Малера, ни партитура, ни оригинальная запись никогда не были утеряны.
   - Это оригинальная запись, - сказала Оже, теребя футляр для пластинки. - Разве это не так?
   - Да, но до самого недавнего времени не было известно, что ни одна из них не уцелела. Теперь, когда у нас есть эта запись, кто-то где-то пытается переделать оригинальную партитуру Малера. Безнадежное предприятие, конечно. У нас больше шансов откопать неповрежденный экземпляр.
   У нее все еще было то неприятное ощущение, что ее проверяют или заманивают в ловушку. - Подождите. Я что-то упускаю. Вы хотите сказать, что это музыкальное произведение было полностью утрачено?
   - Да.
   - И теперь вы нашли неповрежденную запись?
   - Именно так. Это повод для большого праздника. Запись, которую вы только что просмотрели, была доставлена из Парижа всего несколько недель назад.
   - Я не понимаю, как это может быть, - сказала Оже, стараясь не обвинять его прямо во лжи. - Ничто размером с булавочную головку не вывозится из Парижа без моего ведома. Я бы определенно услышала, если бы было раскопано что-то столь значительное, как это. На самом деле, я, вероятно, была бы тем, кто нашел бы это.
   - Это то, что вы пропустили. Хотите, я расскажу вам еще кое-что очень интересное?
   - О, почему бы и нет.
   - Это оригинал, а не копия. Это настоящий артефакт, в точности такой, каким он был изготовлен. Никаких реставрационных работ не проводилось.
   - Это тоже крайне маловероятно. Диск мог бы простоять триста или четыреста лет с относительно небольшими повреждениями, но не упаковка.
   Калискан вернулся к своему чудовищно большому письменному столу. Сидя за ним, он был похож на маленького мальчика, пришедшего в офис своего отца. Он сложил пальцы домиком, по совиному глядя поверх них. - Продолжайте. Я слушаю.
   - Бумага недолговечна, особенно бумага из древесной массы, которую использовали в ту эпоху. По иронии судьбы, бумага из хлопчатобумажной массы, изготовленная гораздо раньше, служит намного лучше. Отбелить не так просто, но квасцы, которые использовались при производстве древесной массы, подвергаются гидролизу с образованием серной кислоты.
   - Нехорошо.
   - Это еще не все. В чернилах содержатся дубильные вещества с металлами, которые также приводят к порче. Не говоря уже о загрязняющих веществах, находящихся в воздухе. Затем высыхают клеи. Этикетки отрываются, и конверт начинает расходиться по швам. Краски выцветают. Лак на этикетке темнеет и трескается. - Оже подняла конверт и еще раз осмотрела его, уверенная, что, должно быть, что-то пропустила. - С помощью правильных методов вы можете исправить большую часть этого ущерба. Но полученные в результате артефакты по-прежнему невероятно хрупки - слишком ценны, чтобы с ними можно было обращаться подобным образом. И этот определенно не был восстановлен.
   - Как я только что вам сказал.
   - Хорошо. Тогда он, должно быть, провел триста с лишним лет в вакуумной камере или в каком-нибудь другом консервирующем средстве. Должно быть, кто-то предпринял преднамеренные шаги, чтобы сохранить его в целости.
   - Никаких специальных мер принято не было, - настаивал Калискан. - Как я уже сказал, все в точности так, как мы его нашли. Вот еще один вопрос: если бы вы заподозрили, что запись поддельная, как бы вы это доказали?
   - Недавняя подделка? - Оже пожала плечами. - Есть много вещей, которые я могла бы попробовать. Во-первых, химический анализ шеллака, но, конечно, я бы не хотела прикасаться к нему, пока мы не просканируем бороздки лазером и не запишем все это на магнитную ленту.
   - Очень разумная методология. Что еще?
   - Я бы провела радиоуглеродный анализ целлюлозных волокон в бумаге.
   Калискан задумчиво потер переносицу. - Хитроумно для объекта, возраст которого предположительно составляет всего триста или четыреста лет.
   - Но выполнимо. В последнее время мы внесли некоторые уточнения в калибровочные кривые. И я бы не стала пытаться точно датировать это, просто установила, что это было не так давно.
   - И каковы ваши ожидаемые выводы?
   - Я стараюсь не предвосхищать выводы, но я бы поставила хорошие деньги на то, что этот артефакт является искусной мистификацией, независимо от того, насколько достоверно его происхождение.
   - Что ж, вы были бы правы, - сказал Калискан. - Если бы вы провели обычные тесты, вы бы пришли к выводу, что артефакт, должно быть, был изготовлен совсем недавно.
   Оже испытала странное чувство опустошенности, как будто она была чем-то взволнована, сама того не осознавая. - В этом есть какой-то смысл, сэр?
   - Дело в том, что для меня это все еще звучит как Малер.
   - Я бы об этом не знала, - сказала Оже.
   - Вы скучаете по музыке?
   - Вы не можете пропустить то, чего никогда не знали, сэр.
   - Вы также никогда не знали дождя. Настоящий дождь, падающий с настоящего неба.
   - Это другое дело, - сказала она, уязвленная тем, что он так много знал о ней. - Сэр, вы не возражаете, если я спрошу, в чем дело? Что вы делаете здесь, так далеко от Древностей? Какой вам интерес тащить меня через половину Тэнглвуда?
   - Осторожнее, Верити.
   - Я имею право знать.
   - Вы не имеете права что-либо знать. Однако, поскольку я чувствую себя великодушным... Я так понимаю, вам сказали о Совете по непредвиденным обстоятельствам?
   - Да. Я также знаю, что такого понятия не существует.
   - Существует, - сказал Калискан. - И я должен сказать - так получилось, что я им управляю.
   - Нет, сэр, - сказала она. - Вы занимаетесь антиквариатом.
   - И этим тоже. Но мое продвижение вбок в Отдел древностей всегда было лишь вопросом целесообразности. Два года назад кое-что упало нам на колени. Находка... - Он сделал паузу, прежде чем исправиться. - Две находки, если хотите, - обе имеют ошеломляющую стратегическую ценность. Пара взаимосвязанных открытий, которые потенциально могут изменить все наши отношения с Политиями. Открытия, которые, по сути, могли бы полностью изменить наши отношения с реальностью.
   - Мне не нравятся слэшеры, - сказала Оже. - Особенно после того, что произошло в Париже.
   - Вам не кажется, что мы должны оставить прошлое в прошлом?
   - Вам легко говорить, сэр. Амузыка вас не тронула. У вас этого не отнимали.
   - Да, - сказал Калискан. - Вирус Амузыка не коснулся меня, точно так же, как он не коснулся одного человека из тысячи. Но я потерял кое-что гораздо более дорогое для меня, чем простое восприятие музыки.
   - Если вы так говорите.
   - Я потерял брата из-за слэшеров, - сказал он, - на заключительных этапах наступления на Фобос, когда мы пытались вернуть спутник. Если у кого-то и есть право ненавидеть их, так это у меня.
   Она даже не знала, что у Калискана был брат, не говоря уже о том, что он погиб на прошлой войне. - Вы их ненавидите, сэр?
   - Нет. Я отношусь к ним как к тому, чем они являются: товару, который можно использовать так, как и когда это нам удобно. Но ненависть? Нет.
   Она решила, что, возможно, пришло время прислушаться. - А связь с Древностями?
   - Очень глубокая. Когда стала ясна природа второго открытия, мы поняли, что нам нужно работать с древностями на более фундаментальном уровне. Самым простым решением было заменить Дефорреста самим собой, чтобы у меня был абсолютный обзор всей деятельности на Земле.
   - Я всегда говорила, что это политическое назначение.
   - Но не в том смысле, в каком вы это имели в виду. - В его затемненных очках отразился свет, как в двух маленьких окошках, выходящих в чистое голубое небо. - Теперь я хочу спросить вас о картах.
   Она вздрогнула, осознав, что все это время находилась под наблюдением. Ей следовало бы знать, что они будут не спускать с нее глаз. - Вы были ответственны за их отправку? Были ли карты каким-то бессмысленным тестом, вроде записи Малера?
   Казалось, это его позабавило. - Они предупреждали меня о вас.
   - И что они сказали?
   - Что вы выскажете свое мнение. Я уже знал по личному опыту, что вы мало уважаете власть имущих. - Его тон смягчился. - Они также сказали мне, что у вас хороший нюх на детали. А теперь расскажите мне, что вы сделали с картами.
   Тихий внутренний голос подсказывал ей, что от ее ответов зависит гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Она почувствовала, что голос застрял у нее в горле, обычная беглость покидает ее. - Я посмотрела только на одну, и в ней было что-то такое, что не имело смысла.
   - Продолжайте, - сказал Калискан.
   - Согласно информации об авторских правах, карта была напечатана более чем за столетие до появления Нанокоста, однако она была в отличном состоянии - точь-в-точь как запись Малера.
   - Показался ли вам каким-либо значительным период, указанный на карте?
   - Нет, - сказала она. - Только в той мере, в какой это почти попадает в сферу моих интересов.
   - Только это?
   Оже кивнула. - Да. Я довольно хорошо разбираюсь в Париже в двадцатом веке, до двадцати семидесяти семи. Все становится немного туманнее, если вернуться в тысяча девятьсот пятьдесят девятый год. Дело не в том, что я ничего не знаю об этом периоде, просто я гораздо менее знакома с ним, чем с более поздними десятилетиями.
   Калискан поправил очки на переносице. - Допустим, я хотел поговорить с кем-то, кто был признанным экспертом именно по этому периоду. Учитывая вашу сеть академических контактов, кого бы вы посоветовали?
   Оже на мгновение задумалась. - Уайт, - сказала она. - Сьюзен Уайт. Я уверена, вы знакомы с ее работами. Она была автором отчета о раскопках Евродиснея в прошлом году.
   - Вы хорошо ее знаете, не так ли?
   - Не особенно, - сказала Оже. - Мы обменялись несколькими сообщениями и вели странные беседы на академических конференциях. Возможно, я рецензировала одну из ее работ; возможно, она была рецензентом одной из моих.
   - Вы считаете ее соперницей, не так ли?
   - Мы оба боремся за один и тот же бюджет на исследования. Это не значит, что я бы выцарапала ей глаза. - Чувствуя, что ее полезность для Калискана подходит к концу, она сказала: - Послушайте, я уверена, что смогла бы свести вас с ней.
   - Вообще-то, мы уже связались с ней.
   Оже пожала плечами, ее точка зрения была высказана. - Ну, тогда для чего я вам нужна?
   - Есть проблема с Уайт. Вот почему мы пришли к вам.
   - Что за проблема?
   - Боюсь, я не могу вам сказать. - Он хлопнул в ладоши и показал ей ладони. - Это вопрос к другому кандидату. Не расстраивайтесь из-за этого, Оже: вы всегда были нашим вторым выбором, но в качестве второго варианта вас очень рекомендовали. - Калискан наклонил голову к своему столу, взял массивную черную ручку и начал делать какую-то запись в журнале, царапая кончиком по высококачественной бумаге.
   - И это все?
   Он на мгновение оторвался от своего письма. - А вы ожидали чего-то другого?
   - Я думала... - Оже остановилась.
   - Что вы подумали?
   - Я потерпела неудачу, не так ли? Я не сказала того, что вы хотели от меня получить.
   Ручка Калискана перестала царапать. - Прошу прощения?
   - На карте было кое-что, что я должна была увидеть. - Совершив это сейчас, она почувствовала пьянящий прилив уверенности, когда неуловимая деталь, которую она упускала, встала на место. - Ну, я действительно это видела. Я просто не знала, что с этим делать.
   Калискан вернул перо в чернильницу. - Продолжайте.
   - Карта не имеет никакого смысла, даже для карты, напечатанной в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Это больше похоже на карту Парижа двадцатых или тридцатых годов, замаскированную под карту тридцатилетней давности.
   - В каком смысле?
   - Названия улиц. Нет ни Рузвельта, ни Шарля де Голля, ни Черчилля. Как будто Второй мировой войны никогда и не было.
   Калискан закрыл свой дневник и отложил его в сторону. - Я очень рад слышать это от вас, - сказал он. - Я уже начал думать, что, возможно, вы все-таки не подходите для этой работы.
   - Какой работы? - спросила Оже.
   Калискан достал из ящика стола билет с тиснением в стиле ар-деко "Летающий конь Пегас Интерсолар". - Мне нужно, чтобы вы полетели ради меня на Марс, - сказал он. - Кое-какая собственность попала не в те руки, и мы бы предпочли получить ее обратно.
  
   Судно называлось "Двадцатый век Лимитед". Оже мельком видела фрагменты его - но не все целиком, - когда ее принимали на борт и вели от одного пункта герметичной посадки к другому. По меркам трешеров, это было огромное судно, шестьсот или семьсот метров в длину, но лайнер совершал свой рейс к Марсу с гораздо меньшим, чем обычно, заполнением. С ростом напряженности во всей системе люди сократили количество ненужных поездок. До сих пор боевые действия ограничивались несогласными элементами среди слэшеров, но два корабля Соединенных штатов уже попали под перекрестный огонь, что привело к гибели гражданских людей. Второстепенные аванпосты были законсервированы, а ряд интерсоларных транзитных концернов объявил о банкротстве.
   Допив свой напиток в смотровой - наблюдая, как удаляются Земля и Тэнглвуд, - она проверила местное время и направилась обратно в свою каюту. Она открыла дверь и уже собиралась включить свет, когда поняла, что свет уже горит и в каюте кто-то есть. Оже вздрогнула - на мгновение ей показалось, что она открыла не ту дверь, - но затем узнала свой багаж и пальто на краю кровати.
   Это была ее комната, и двое людей, сидевших на краю кровати, были Рингстед и Молинелла, агенты Совета по ценным бумагам, с которыми она уже встречалась в Тэнглвуде.
   - Верити Оже? - спросила Рингстед.
   - О, ради всего святого, - сказала она. - Конечно, это я.
   - Проверь ее, - сказала Рингстед.
   Молинелла встал и вытащил что-то похожее на ручку. Прежде чем Оже успела среагировать, он умело прижал ее к двери и, удерживая открытым один из ее глаз, нацелился в него концом ручки. Интенсивный сине-зеленый свет ударил по ее сетчатке и болезненно вспыхнул в мозгу.
   - Это она, - подтвердил Молинелла, ослабляя хватку.
   - Вы знаете, что это я, - сказала Оже, тряся головой, чтобы избавиться от остаточных изображений. - Мы уже встречались. Разве вы не помните?
   - Сядьте, - приказал Молинелла. - Нам еще через многое предстоит пройти.
   - Дайте мне передохнуть, - огрызнулась Оже. - Мы только что вышли из порта. У нас есть еще пять дней, пока мы не доберемся до Марса.
   - Пяти дней едва хватило бы, чтобы покрыть это, даже если бы у нас была такая роскошь, как столько времени. - Молинелла уставился на нее с отсутствующим выражением портновского манекена. Как и прежде, оба агента были одеты в костюмы, но на этот раз покрой был не таким формальным. Оже предположила, что они могли бы сойти за пару молодоженов-трешеров в слегка стесненных обстоятельствах.
   - Но у нас нет пяти дней, - сказала Рингстед. - По соображениям безопасности мы должны завершить вашу подготовку сегодня.
   - Разве вы не останетесь на этом корабле, пока мы не достигнем Марса? - спросила Оже.
   - Да, - сказала Рингстед. - Как, несомненно, объяснил Калискан, слэшеры будут держать этот корабль под наблюдением, точно так же, как они отслеживают все дальние рейсы трешеров. Мы не смогли бы посадить человека на этот корабль или сойти с него в середине рейса, не привлекая слишком большого внимания, а внимание - это единственное, чего мы сейчас не хотим.
   - Ну, хорошо. К чему такая спешка?
   - Эта дверь закрыта? - спросила Рингстед, заглядывая Оже через плечо. - Хорошо. Теперь пододвиньте стул. Нам многое нужно обсудить.
   - Прежде всего, мне нужно вам кое-что показать, - сказал Молинелла. Он сунул руку в карман пиджака - туда же, где держал ручку, - и достал матово-черный цилиндр, похожий на мундштук для сигар. Он отвинтил крышку и достал шприц для подкожных инъекций, густо наполненный ярко-зеленой жидкостью.
   - Пока вы ждали корабль, - сказала Рингстед, - вас накормили и напоили в соседнем с Калисканом отсеке.
   - Я помню, - сказала Оже.
   - Чего вы не знаете, так это того, что в вашей пище были безвредные химические индикаторы. Они проникли в ваше тело и запечатлелись в каждом новом воспоминании, которое вы оставили с тех пор, как стали гостем Калискана.
   Молинелла продолжил повествование. - Вещество в этом шприце вступает в реакцию с этими помеченными нервными структурами, разрушая их. Опять же, последствия не будут фатальными, но вы не вспомните ничего из того, что сказал вам Калискан, и ничего из того, что мы собираемся вам рассказать. На самом деле, у вас не сохранится ни единого воспоминания обо всем этом периоде. Конечно, мы применим это к вам только в случае крайней необходимости.
   - Так что, если я облажаюсь или даже буду действовать вам на нервы, я проснусь с большой дырой в своей памяти.
   - Что не сильно поможет накануне трибунала, - добавил Молинелла. - Но давайте надеяться, что до этого не дойдет, не так ли?
   - Давайте, - согласилась Оже с преувеличенной любезностью. - Но вы все еще не сказали мне, почему мне нужно узнать все это сейчас.
   - Причина, - терпеливо объяснил Молинелла, - в том, что через день на этом корабле будет только один человек, который что-либо знает о содержании этой беседы. И нет, это не значит, что агент Рингстед и я куда-то собираемся. - Он вернул шприц в контейнер, а контейнер - в карман, легонько похлопав по нему. - Если вы увидите нас за пределами этой комнаты после окончания инструктажа, обращайтесь с нами как с любой другой парой пассажиров. Нет смысла задавать нам дополнительные вопросы. Мы буквально не будем вас помнить.
   - Мы начнем с самого необходимого, - сказала Рингстед. - Выключите свет, пожалуйста, агент Молинелла.
   Молинелла встал и приглушил свет в каюте.
   - Здесь очень уютно, - начала Оже, но едва она открыла рот, как на одной из глухих стен каюты появились узоры света. Она проследила за лучами до кольца с рубином на пальце Молинеллы.
   Световые узоры превратились в то, что, как она предположила, было печатью Совета по чрезвычайным ситуациям, сопровождаемой предупреждением о том, что последующая информация защищена настолько пугающе высоким уровнем безопасности, что Оже никогда даже не слышала о нем.
   - Разве я не должна была уже что-то подписать? - спросила она.
   Рингстед и Молинелла посмотрели друг на друга и рассмеялись. - Просто смотрите, - сказала женщина. - И приберегите свои вопросы на потом.
   Защитная печать исчезла, сменившись изображением того, что Оже приняла за галактику Млечный Путь, видимую сверху.
   А потом появился человек, наложенный поверх изображения галактики. Он был одет в светло-серый костюм с красными манжетами и выглядел очень спортивно, его мышцы бугрились по швам ткани. Он был очень красив и уверен в себе, и Оже с содроганием узнала его.
   Это был Питер.
   - Привет, Верити, - сказал он, разводя руками в жесте извинения и легкого смущения. - Подозреваю, что это, вероятно, стало для тебя чем-то вроде сюрприза. Все, что я могу сделать, это извиниться за секретность и надеяться, что ты простишь меня - фактически, всех нас - за необходимую уловку.
   Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но Питер поднял ладонь и многозначительно улыбнулся. - Нет, ничего не говори. Тебе просто нужно будет выслушать то, что я хочу сказать, и заполнить пробелы самостоятельно. Я сделаю все возможное, чтобы не упустить ничего важного.
   - Питер, - сказала она, не в силах остановиться. - Что такое...
   Не обращая внимания на то, что она прервала его, запись продолжилась. - Давайте уберем с дороги очевидные вещи, хорошо? Все, что, как тебе кажется, ты знаешь обо мне, верно. Я состою на дипломатической службе и только что вернулся из продолжительного турне по Политиям, кульминацией которого стало путешествие в гиперсеть. Это публичная история, и все это правда. Но дело не только в этом. Я также действовал как агент под прикрытием, собирая разведданные и одновременно играя роль сладкоречивого легкомысленного дипломата. - Он снова улыбнулся, предвкушая реакцию своей бывшей жены на эту новость. - Должен добавить, что это сопряжено со значительным риском как для меня, так и для моих друзей из числа слэшеров. Сейчас там все становится очень серьезным, и на шпионов смотрят не слишком благосклонно. Как бы то ни было, я, вероятно, исчерпал свою полезность. Жаль, потому что мне скорее нравилось быть шпионом. - Размеренный, актерский голос Питера, казалось, доносился откуда-то из каюты, а не из проектора.
   - Однако, полагаю, мне следует перейти к делу. И дело, как и следовало ожидать, в самой гиперсети. - Питер повернулся и провел рукой по поверхности Млечного Пути, как фермер, бросающий семя. Появилась яркая паутина линий, пересекающих спираль, а затем весь ансамбль повернулся, открывая трехмерную структуру. - Это наше лучшее предположение относительно протяженности гиперсети, нанесенной на карту исследователями слэшеров, - сказал он. - Чрезвычайно трудно придумать подобный рендеринг. Когда исследователи выходят из дальнего конца данного портала, если только они не вышли рядом с каким-то уникальным, сразу узнаваемым ориентиром, таким как остатки сверхновой или сверхмассивная выделяющая газ звезда, у них нет возможности точно вычислить, где они находятся в галактике. Все, что они могут сделать, это зафиксировать свое положение с помощью опорных точек, для чего пульсары оказываются гораздо более подходящими, чем звезды.
   - Кто это сделал? - пробормотала что-то себе под нос Оже. - Это все, что нас действительно волнует.
   Что-то блеснуло в глазах Питера, когда он снова повернулся к камере. Как хорошо он ее знает, подумала она, даже сейчас. - Единственное, чего мы не знаем, так это кто это построил. Как и наши друзья в Политиях. Конечно, существует множество догадок, некоторые из них довольно убедительны. Система явно инопланетного происхождения, но того, кто ее построил - и, предположительно, использовал, - похоже, больше нет на свете. - Оже могла сказать, что Питеру это скорее нравилось. От легкомысленного, тщеславного дипломата до легкомысленного, тщеславного шпиона: на самом деле это был не такой уж большой скачок. Затем она упрекнула себя за свою ехидность, предположив, что Питера почти наверняка казнили бы (или что-нибудь похуже), если бы о его двуличии стало известно хозяевам-слэшерам.
   Она почувствовала прилив восхищения: это было совсем на нее не похоже, и особенно в том, что касалось ее бывшего мужа.
   - Мы подозреваем вот что, - продолжил Питер. - Система старая. Она находится здесь, по крайней мере, сотни миллионов лет. Возможно, ей почти столько же лет, сколько Солнечной системе. Большинство порталов, которые обнаружили исследователи, привязаны к твердым телам: планетам земной группы, лунам, крупным планетоидам. Портал Седна - классический пример, и, насколько известно слэшерам, это единственный активный портал в нашей системе.
   Что-то заставило волосы у нее на затылке встрепенуться. Это было то, как он сказал: "насколько известно слэшерам".
   Питер снова переключился на изображение Млечного Пути, задумчиво поглаживая подбородок. - Мы до сих пор понятия не имеем, как функционирует эта чертова штука. Даже слэшеры пребывают в неведении по этому поводу, несмотря на все их усилия убедить нас в обратном. У них есть несколько теорий о метрической инженерии - гипервакуумные решения уравнений Красникова с тройными ограничениями и тому подобное. Но на самом деле, если мы все будем честны сами с собой, они плюют на ветер. - Он постучал пальцем по верхней губе. - Но давайте отдадим им должное. Они нашли способ использовать это. Они внедрили часть своей технологии в механизмы портала, нашли способ манипулировать геометрией горловины, чтобы они могли протиснуть корабль более или менее целым. Вы должны восхищаться ими за это. Нравится нам это или нет, но они намного опережают нас.
   Питер сцепил руки за спиной, стоя, слегка расставив ноги. - Теперь давайте поговорим о точных цифрах. Как далеко они зашли? Что они там на самом деле обнаружили?
   Оже подалась вперед, чувствуя, что неминуема какая-то кульминация.
   - Мы до сих пор точно не знаем, когда они обнаружили портал Седны, - сказал Питер. - По нашим предположениям, это было где-то около пятидесяти лет назад, между двадцатью двумя десятью и двадцатью двумя пятнадцатью. С тех пор они обследовали - или, по крайней мере, посетили - где-то в районе пятидесяти-шестидесяти тысяч солнечных систем. Довольно впечатляюще, по любым меркам. Есть только одна досадная маленькая проблема: на самом деле они не нашли ничего, что оправдывало бы все эти усилия.
   Оже кивнула сама себе. Она почти не обращала внимания на слухи о гиперсети, но, несмотря на это, одно оставалось очевидным: вся эта история стала горьким разочарованием.
   - Или, по крайней мере, - продолжил Питер, - ничего такого, о чем они хотели бы, чтобы мы знали. На самом деле для них это непросто. Они хотят получить доступ на Землю, и единственное, что они действительно могут нам предложить - помимо капельной подпитки ультравосстановителями и других опасных маленьких игрушек - это разрешение пользоваться гиперсетью в качестве платных пассажиров. Поэтому они пытаются приукрасить жестокую правду о том, что они там обнаружили, которая представляет собой бесконечный каталог мертвых, непригодных для жизни скал и сокрушительных холодных гигантов. - Питер высвободил руки из-за спины и заговорщически наклонился к камере. - Однако самое забавное, что даже если бы они там что-то нашли, они, вероятно, тоже не сказали бы нам об этом.
   - Пожалуйста, продолжай, - сказала Оже, как будто это могло что-то изменить.
   - Иллюзия, - сказал Питер, - что в гиперсети не обнаружено ничего ценного, поддерживается даже в кругах слэшеров на удивительно высоком уровне безопасности. Вот почему это был такой крепкий старый орешек, который нелегко расколоть.
   Теперь картина позади него снова изменилась. На ней был увеличен один конкретный рукав галактики, сцена позади него была перемежена звездами. Что-то вырисовывалось из темноты между ними: серо-голубой мир неестественной гладкости, один полумесяц, выделенный оранжево-красным солнцем за сценой или скоплением солнц. Другой конец был холодно-синим, как лунный свет на снегу. Изображение приближалось к сфере, пока она не стала намного больше Питера. При таком большом увеличении можно было разглядеть некоторые детали на поверхности сферы. Это было совсем не похоже на текстурирование и выветривание поверхности планеты.
   Сфера состояла из бесчисленных аккуратно соединенных тромбоцитов, расположенных с ошеломляющей регулярностью. Это было похоже не столько на планету, сколько на какую-то кристаллическую молекулу или вирус.
   - Давайте добавим сюда немного масштаба, - сказал Питер.
   Сферу окружила коробка. На осях высветились цифры, указывающие на то, что диаметр сферы составлял около девяти или десяти от действующих единиц измерения.
   - Что... - начала Оже.
   - Эти цифры представляют собой единицы измерения в одну световую секунду, - сказал Питер. - Диаметр сферы составляет почти десять световых секунд. Чтобы представить это в контексте, вы могли бы поместить Солнце в эту конструкцию и при этом иметь достаточно места для локтей. Вы также не смогли бы одновременно поместить Землю, поскольку орбита Земли вокруг Солнца имеет ширину в восемь световых минут, или примерно в пятьдесят раз больше, чем поместится в сферу. Но если вы поместите Землю посередине, у вас будет более чем достаточно места, чтобы включить земную Луну.
   - Простите, - перебила Оже, - но мне показалось, или он просто назвал эту штуку сооружением? - Агенты проигнорировали ее, и она неохотно вернула свое внимание к записи.
   - Полагаю, нам не следует слишком удивляться тому, что мы действительно нашли что-то однозначно инопланетное, - сказал Питер. - В конце концов, мы всегда знали, что они где-то там. Гиперсеть - это все доказательства, которые нам нужны для этого. Но найти что-то настолько огромное... ну, я не думаю, что кто-то этого ожидал. Первый важный вопрос, конечно, заключается в том, что это, черт возьми, такое? И второй важный вопрос: что это может сделать для нас?
   Сфера съежилась, превратившись в точку и, наконец, в ничто. Снова вернулся вид галактики, и замысловатые линии гиперсети наложились друг на друга в виде светящихся векторов. - Теперь о сюрпризе номер два: слэшеры нашли не одну из этих вещей. На самом деле, они обнаружили около двадцати таких объектов, разбросанных по всей галактике. - Питер щелкнул пальцами, и серо-голубые сферы размером с мячи для гольфа заняли свое место на карте. - Вы не можете увидеть это в таком масштабе, поэтому вам придется поверить мне на слово, что ни один из этих объектов не отображается в каком-либо значимом месте, кроме того, что они всегда находятся в пределах легкой досягаемости портала. Слэшеры называют их "объектами АКС", что означает "аномально крупная структура". Просто слетает с языка, не так ли? И если они нашли двадцать за такой короткий промежуток времени - а поскольку мы знаем, что гиперсеть гораздо обширнее, чем предполагают отображенные соединения, - мы можем быть уверены, что таких объектов должны быть тысячи, может быть, десятки тысяч. Сидят между звездами, высиживаемые, как яйца. - Питер немного подождал. - Или бомбы замедленного действия.
   Изображение снова изменилось, снова сосредоточившись на единственной сине-серой сфере АКС. Вид был урезанным, схематичным. Сферическое затенение исчезло, оставив только кольцо из очень тонкого материала.
   - Это поперечный разрез, - сказал Питер. - Слэшеры нанесли на карту внутренние помещения с помощью нейтринной томографии. Они установили на один корабль пятидесятикиловаттный нейтринный лазер и направили его на одну из сторон света. На другом корабле был установлен соответствующий детектор нейтрино - массив сверхжестких сапфировых кристаллов, настроенных на вибрацию решетки при попадании одиночного нейтрино. Передающий корабль изменял траекторию своего луча через АКС, в то время как принимающий корабль отслеживал проходящий луч, измеряя увеличение и уменьшение потока нейтрино по мере прохождения луча через АКС под разными углами. То, что они обнаружили, указывало на твердую, тонкую оболочку неизвестного состава толщиной около километра. Они также обнаружили значительную концентрацию массы в ядре, образующую внутреннюю сферу радиусом в несколько тысяч километров. Другими словами, размером с планету и с точно таким профилем плотности, который можно было бы ожидать от типичной крупной планеты, такой как Венера или Земля. Остальная часть сферы, по-видимому, представляет собой обычный вакуум, вплоть до предела распространения нейтрино.
   Оже повернулась к Рингстед и Молинелле. - Это потрясающе, без сомнения. Меня пугает, что вы вообще рассказываете мне все это. Но я все еще не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне или моему трибуналу.
   - Вы увидите, - сказала женщина.
   Питер продолжал говорить, не обращая внимания на то, что она перебила его. - Основываясь на этих подсказках, слэшеры пришли к выводу, что объекты АКС были физическими оболочками, обернутыми вокруг планет. Иногда кажется, что планеты даже окружены лунами. Это свидетельствует об очень продвинутой технологии, сравнимой даже с самой гиперсетью. Но зачем это делать? Зачем заключать целый мир в темную сферу, изолируя его от остальной вселенной? Ну, может быть, внутри у них и не темно. Никто не знает этого наверняка. И, может быть, они только снаружи выглядят как тюрьмы. Состояние материи внутри этой оболочки могло быть действительно чем-то очень странным. Являются ли эти планеты карантином из-за какого-то ужасного преступления или биологического катаклизма? Являются ли они мирами из антивещества, которые каким-то образом попали в нашу галактику и должны быть защищены от внешних контактов на своем пути? Неужели они чем-то хуже? Согласно нашей разведке, слэшеры понятия не имеют, несмотря на все свои исследования. Просто много догадок.
   Питер уставился в камеру, его глаза заблестели, и он позволил себе самую легкую из самодовольных улыбок, едва заметная морщинка приподняла уголки его рта.
   - Ну, мы думаем, что знаем. Видите ли, мы нашли путь в одну из сфер, о которых слэшеры ничего не знают. А ты, Верити, совершишь небольшое путешествие внутрь.
  

СЕМЬ

  
   Телефонный звонок пробудил Флойда ото сна сразу после восьми утра. Дождь не переставал с тех пор, как он вернулся с Монпарнаса. Он хлестал по окну жесткими диагональными линиями, ветер бил по стеклу в неплотно прилегающей металлической раме. Где-то в другом конце квартиры он услышал, как Кюстин, весело насвистывая, возится с посудой. Флойд поморщился. Были две вещи, которые он ненавидел ранним утром: телефонные звонки и чрезмерно жизнерадостные люди.
   Все еще полуодетый с прошлой ночи, он, спотыкаясь, выбрался из постели и снял телефонную трубку. - Флойд, - сказал он хриплым голосом из-за того, что ему удалось мало поспать. - А как поживаете вы, месье Бланшар?
   Это, казалось, произвело впечатление на его собеседника. - Как вы узнали, что это я?
   - Назовите это предчувствием.
   - Для вас еще не слишком рано, не так ли?
   Флойд соскреб песок с уголков глаз. - Вовсе нет, месье. Не спал уже несколько часов, работал над этим делом.
   - Это так? Тогда, возможно, вам есть что мне сказать.
   - Пока еще рано, - сказал Флойд. - Все еще сопоставляю информацию, которую мы собрали прошлой ночью. - Он подавил зевок.
   - Тогда, полагаю, у вас уже есть несколько зацепок?
   - Одна или две, - сказал он.
   В комнату влетел Кюстин, сунув Флойду в свободную руку кружку черного кофе. - Кто это? - спросил он театральным шепотом.
   - Угадай, - одними губами произнес Флойд в ответ.
   - А эти зацепки? - настаивал Бланшар.
   - Немного рано говорить о том, что из них получится. - Флойд поколебался, потом решил попытать счастья. - Вообще-то, у меня уже есть специалист, который работает с документами в коробке.
   - Специалист? Вы имеете в виду кого-то, кто умеет читать по-немецки?
   - Да, - неуверенно признался Флойд. Он отхлебнул отвратительно крепкого кофе и пожелал Бланшару - и всему миру в целом - оставить его в покое до конца дня. Кюстин присел на край раскладной кровати Флойда, положив руки на колени, фартук в цветочек все еще был повязан вокруг талии.
   - Очень хорошо, - сказал Бланшар. - Полагаю, было бы наивно ожидать конкретного прогресса в расследовании так скоро.
   - Конечно, неразумно, - сказал Флойд.
   - Тогда я свяжусь с вами позже. Мне было бы очень интересно услышать, что ваш специалист скажет о бумагах мадемуазель Уайт.
   - Я сам жду, затаив дыхание.
   - Тогда и вам доброго дня.
   Флойд услышал приятный щелчок, когда Бланшар прервал соединение. Он посмотрел на Кюстина. - Я надеюсь, ты нашел что-нибудь полезное прошлой ночью, после того как я ушел.
   - Вероятно, меньше, чем ты надеешься. Как все прошло с Гретой?
   - Хуже, чем я надеялся.
   Кюстин посмотрел на него с сочувствием. - Предполагаю из того разговора с Бланшаром, что вы снова с ней встретитесь?
   - Сегодня попозже.
   - Тогда, по крайней мере, еще один шанс. - Кюстин встал и начал развязывать фартук. - Я спущусь вниз, чтобы купить немного хлеба. Приведи себя в порядок, и мы сможем обсудить наш соответствующий опыт за завтраком.
   - Мне показалось, ты сказал, что ничего не выяснил.
   - Я не уверен, что выяснил. По крайней мере, ничего такого, на что я бы поставил деньги. Но кое-что было - наблюдение, сделанное соседом мадемуазель Уайт.
   - Какого рода наблюдение? - спросил Флойд.
   - Я расскажу тебе за завтраком. И ты можешь рассказать мне, как у тебя сложились отношения с Гретой.
   Флойд листал утреннюю газету, пока Кюстин ходил за хлебом. Он пробежал глазами заголовки - что-то об убийстве на первой странице, - пока на третьей странице ему не бросилось в глаза знакомое имя. Там упоминался Майоль, тот самый инспектор, который назвал имя Флойда Бланшару. Майоль был хорошим яблоком во все более гниющей бочке, который предпочел остаться в стороне, а не следовать политической программе, которую Шателье навязывал полиции. Когда-то Майоль был восходящей звездой криминального отдела - именно так Флойд с ним познакомился, - но времена громких дел и громких арестов давно прошли. Теперь он пробавлялся объедками со стола, выполняя неприглядные задания вроде операций по борьбе с бутлегерством. Согласно статье, Майоль раскрыл незаконную аферу с печатью пластинок в квартале Монруж. В статье расследование описывалось как "продолжающееся", при этом полиция расследует ряд дополнительных версий, касающихся других преступных действий, имевших место в том же комплексе заброшенных зданий. Эта новость повергла Флойда в уныние. Как бы он ни был рад, что теперь может рыскать по рынкам звукозаписей, не беспокоясь о том, что какой-нибудь, казалось бы, бесценный фрагмент истории джаза - скажем, запись Луи Армстронга 1923 года от Дженнетт - на самом деле могла быть продана около недели назад, было удручающе думать о таком хорошем человеке, как Майоль, на такой скудной диете, когда нераскрытыми оставались подозрительные смерти.
   Он пошел в ванную и принял душ с теплой водой, покрытой пятнами ржавчины от древней сантехники в квартире. Во рту у него был неприятный привкус, и дело было не в воде из душа и не в воспоминании об апельсиновом бренди, которым он делился с Гретой. Вытираясь, он услышал, как Кюстин возвращается в квартиру. Флойд надел жилет, подтяжки и чистую белую рубашку, оставив выбор галстука до тех пор, пока ему не придется встретиться лицом к лицу с внешним миром. Он прошлепал в крошечную кухоньку в одних носках. Комнату наполнил запах теплого хлеба, а Кюстин уже намазывал масло и желе на ломтики.
   - Вот, - сказал француз, - съешь это и перестань выглядеть таким несчастным.
   - Я мог бы обойтись и без того, чтобы он звонил нам в восемь утра. - Флойд отодвинул стул и плюхнулся напротив Кюстина. - Я в раздумьях по поводу всего этого дела, Андре. Я начинаю думать, что нам следует бросить его, пока дело не зашло слишком далеко.
   Кюстин налил им обоим еще кофе. Его куртка потемнела от дождя, но в остальном он выглядел безупречно: ясноглазый и хорошо представительный: щеки и подбородок чисто выбриты, усы аккуратно подстрижены и смазаны. - Вчера было время, когда я согласился бы с тобой.
   - А сейчас?
   - Теперь у меня появились подозрения, что в этом все-таки что-то есть. Это то, что сказал мне тот сосед. Что-то происходило, это точно.
   Флойд принялся за свой хлеб. - Так что же сказал сосед?
   Кюстин заправил салфетку за воротник. - Я поговорил со всеми жильцами, которые присутствовали прошлым вечером. Бланшар думал, что все они будут дома, но двое отсутствовали или, по крайней мере, покинули здание к тому времени, когда мы начали наше расследование. Мы можем опросить их позже; по крайней мере, это даст нам еще один повод тянуть время.
   - Сосед, - настаивал Флойд.
   - Молодой человек, студент юридического факультета. - Кюстин откусил кусочек хлеба с желе и аккуратно промокнул рот салфеткой. - Достаточно услужливый парень. На самом деле все они были очень полезны, как только поняли, что имеют дело не с Набережной. И убийство - что ж... - Он помахал хлебом для убедительности. - Вы не сможете заткнуть им рот, как только они вобьют себе в голову, что могут быть важными свидетелями по делу об убийстве.
   - Что студент-юрист мог сказать в свое оправдание?
   - На самом деле он вообще ее не знал, сказал, что у него тоже были очень странные часы работы и что их пути пересекались не очень часто. Знакомые кивают друг другу, что-то в этом роде.
   - Она ему понравилась?
   - Насколько я понял, у парня уже есть невеста.
   - Звучит так, как будто он едва знал Сьюзен Уайт. Что он сказал о ней?
   - Это то, что он слышал, - сказал Кюстин. - Ты же знаешь, на что похожи эти здания - стены как из рисовой бумаги. Он всегда знал, дома ли она: она не могла передвигаться без того, чтобы половицы не скрипели.
   - И это все?
   - Нет. Он слышал шумы, странные звуки, - сказал Кюстин, - как будто кто-то очень тихо играл одну и ту же ноту на флейте или магнитофоне, снова и снова.
   Флойд почесал затылок. - Бланшар сказал, что он вообще никогда не слышал, чтобы она играла какую-нибудь музыку, ни по радио, ни на том старом граммофоне. Но он действительно упоминал о шуме.
   - Согласен. И ты думаешь, он бы заметил, если бы она держала инструмент в своей комнате, не так ли?
   - Значит, это был не инструмент. Что еще это могло быть? - задумался Флойд.
   - Что бы это ни было, оно, должно быть, передавалось по радио. По описанию студента, заметки звучали скорее как код. Он слышал длинные ноты и короткие ноты, и иногда он осознавал повторение, как будто повторялось определенное сообщение.
   Впервые за это утро Флойд почувствовал приближение чего-то похожего на настороженность. - Ты имеешь в виду, что-то вроде азбуки Морзе?
   - Делай свои собственные выводы. Конечно, у студента не хватило присутствия духа на самом деле записать ни один из этих звуков в том виде, в каком он их услышал. Только после ее смерти он задумался об этом, и даже тогда он не придал этому особого значения.
   - Нет?
   - Он учился в течение трех лет, снимая в процессе почти дюжину разных комнат. Он говорит, что ему было бы трудно вспомнить хоть одного соседа, у которого не было бы хотя бы одной странной привычки. Через некоторое время, сказал он, вы научитесь перестать зацикливаться на таких вещах. Он признался мне, что любит полоскать рот ополаскивателем и что, по крайней мере, один из его коллег-арендаторов заметил, что это довольно странное занятие в два часа ночи.
   Флойд прикончил свой хлеб и кофе. - Нам нужно вернуться в ее комнату и на этот раз тщательно осмотреть ее.
   - Я уверен, что Бланшар будет рад оказать услугу, если сочтет, что это отвечает интересам дела.
   - Может быть. - Флойд встал, почесывая подбородок и делая мысленную пометку побриться перед выходом из здания. - Но я бы предпочел пока держать это в секрете. Не хочу, чтобы он так волновался из-за возможности того, что она могла быть шпионкой.
   Кюстин посмотрел на него с понимающим огоньком в глазах. - Но ты обдумываешь это, не так ли? Ты хотя бы рассматриваешь такую возможность?
   - Давай придерживаться конкретных доказательств, имея в виду очевидцев. А как насчет других жильцов? Узнал от них что-нибудь?
   - Ничего полезного. Один парень сообщил, что видел странную маленькую девочку, околачивающуюся поблизости в день убийства.
   - Странная в каком смысле?
   - Сказал, что ребенок выглядел довольно болезненно.
   - Ну, тогда, - сказал Флойд, взмахнув рукой, - соберите обычных больных детей. Дело закрыто. - Но на задворках его сознания не давало покоя воспоминание о девушке, которая выходила из дома Бланшара, когда они приехали накануне вечером. - На самом деле здесь не могло быть никакой связи, не так ли?
   - Этот парень просто пытался быть полезным, - сказал Кюстин, защищаясь. - По крайней мере, у всех жильцов теперь есть твоя карточка, и все, с кем я разговаривал, обещали связаться, если что-нибудь встряхнет их память. Никто ничего не знал о сестре. - Он принялся намазывать маслом еще один ломтик хлеба. - Что ж, это мои новости. Твоя очередь.
  
   "Матис" пробирался сквозь плотный поток машин в четверг утром, вода по щиколотку шипела вокруг колес в тех местах, где перегруженные стоки скопились и вылились на улицу. Дождь наконец утих, и солнце порывисто отражалось от мокрой каменной кладки и рифленых железных колонн уличных фонарей; отражалось от статуй и вывесок в стиле модерн, охраняющих входы в метро. Флойд любил Париж таким. Сквозь его затуманенные и прищуренные глаза город выглядел как картина маслом, которой требовалось еще несколько дней, чтобы высохнуть.
   - Итак, насчет Греты, - сказал Кюстин с пассажирского сиденья. - Ты не можешь откладывать это вечно, Флойд. У нас была сделка.
   - Какая сделка?
   - Что я расскажу тебе о своих интервью, а ты расскажешь мне о Грете.
   Костяшки пальцев Флойда сжались на руле. - Она вернулась не насовсем. Она не вернется в группу.
   - И нет никакой надежды уговорить ее на это?
   - Вообще никакой.
   - Тогда почему она вернулась, если не для того, чтобы мучить тебя тем, что могло бы быть? Она жестока, наша властная маленькая фройляйн, но она не настолько жестока.
   - Ее тетя умирает, - сказал Флойд. - Она хочет быть с ней до конца. Во всяком случае, это часть дела.
   - А остальное?
   Флойд заколебался, готовый сказать Кюстину, чтобы тот не совал нос не в свое дело. Но Кюстин заслуживал лучшего - его будущее было поставлено на карту так же, как и будущее Флойда. Он просто еще не осознал этого. - Она тоже не собирается возвращаться в гастролирующую группу.
   - Поссорилась с ними?
   - Похоже, что нет, просто она не чувствовала, что они куда-то продвинутся, и что она тоже не была бы такой, если бы осталась с ними. Так что ей пришла в голову идея.
   - Она собирается выступать в одиночку?
   Флойд покачал головой. - Более амбициозный путь. Телевидение. - Он произнес это слово как непристойность. - Она хочет быть частью этого.
   - Не могу винить девушку, - ответил Кюстин, пожимая плечами. - У нее есть талант, и она определенно привлекательна внешне. Хорошо для нее, говорю я. Почему ты не подбадриваешь ее?
   Флойд направил машину мимо ямы на дороге, где несколько одетых в комбинезоны рабочих обменивались шутками, но других признаков активности не проявляли. - Потому что она говорит о телевидении в Америке, - сказал он. - В Лос-Анджелесе, конечно.
   Несколько кварталов Кюстин молчал. Флойд ехал дальше молча, наполовину воображая, что слышит скрежет мысленных шестеренок своего партнера, когда тот обдумывает последствия. Наконец они притормозили перед светофором.
   - Она попросила тебя пойти с ней, не так ли? - догадался Кюстин.
   - Не совсем просила, - сказал Флойд. - Скорее, предъявила ультиматум. Если я пойду с ней, у нас появится шанс быть вместе. Она сказала, что мы могли бы посмотреть, как это получится. Если я этого не сделаю, она уйдет из моей жизни, и я больше никогда о ней не услышу.
   Они снова тронулись с места, когда сменился сигнал светофора. - Это настоящий ультиматум, - сказал Кюстин. - Хотя, с ее точки зрения, это понятно - было бы полезно иметь рядом крепкого американского бойфренда, чтобы отбиваться от акул.
   - Я француз.
   - Ты француз, когда тебе это подходит. Ты так же легко сойдешь за американца, когда тебя это устраивает.
   - Я не могу пойти. У меня здесь своя жизнь. У меня есть бизнес. У меня есть деловой партнер, средства к существованию которого зависят от меня.
   - Ты говоришь так, словно кто-то очень старательно пытается убедить себя в чем-то. Тебя интересует мое мнение?
   - Что-то подсказывает мне, что я все равно его услышу.
   - Ты должен пойти с ней. Сядь на лодку, или самолет, или что-нибудь еще в Америку. Присматривай за ней в Голливуде или где там еще у этих телевизионщиков есть своя империя. Дай ей два года. Если из этого ничего не выйдет, Грета все равно сможет хорошо зарабатывать здесь.
   - А я?
   - Если она будет хорошо зарабатывать на жизнь, возможно, тебе не придется беспокоиться о том, чтобы ее заслужить.
   - Я не знаю, Андре.
   Кюстин в отчаянии стукнул кулаком по приборной панели. - Что ты теряешь? Возможно, в данный момент у нас есть дело, но большую часть времени у нас едва бывает пара сантимов, чтобы потереть их друг о друга. Сейчас все в ажуре, но если расследование этого убийства не увенчается успехом, мы вернемся именно туда, где были вчера: постучимся во многие двери в Марэ. Только у нас не будет контрабаса.
   - Мы всегда найдем работу детективов.
   - Несомненно. Но если есть что-то, чему я научился, работая у тебя, Флойд, так это то, что на розыске любовниц и пропавших кошек можно заработать не так уж много денег.
   - Что бы ты сделал? - спросил Флойд.
   - То, что я всегда делал, - ответил Кюстин. - Следуй своим инстинктам и своей совести.
   - Я, конечно, передам дело тебе, если до этого дойдет.
   - Тогда, по крайней мере, ты все продумал до конца. Я рад, Флойд. Это показывает, что ты хоть раз в жизни мыслишь ясно.
   - Я рассматриваю все варианты. Вот и все. - Флойд направил машину на улицу, где жил Бланшар. - Ничего не произойдет, пока мы не раскроем это дело.
  
   - Неожиданный прорыв? - спросил Бланшар, когда открыл дверь в свои комнаты и впустил их внутрь. На лестничные клетки и в коридоры проникало так мало наружного света, что атмосфера здания почти не изменилась по сравнению с предыдущим вечером. - Очевидно, что многое может измениться за час.
   - Я же говорил вам, что у нас есть кое-какие зацепки, - поправил его Флойд. - А пока нам с напарником нужно еще раз осмотреть комнату мадемуазель Уайт.
   - Вам кажется, что вы пропустили что-то важное в первый раз?
   - То был беглый взгляд, а не обследование. - Флойд кивнул на маленький чемоданчик, который Кюстин принес с собой. - На этот раз мы здесь для того, чтобы выполнить надлежащую работу.
   - В таком случае я провожу вас в номер.
   Они немного подождали, пока хозяин квартиры застегнет кардиган и возьмет ключи. Флойд и Кюстин вежливо последовали за ним, когда он поднимался по лестнице в комнаты Сьюзен Уайт на пятом этаже.
   - Просто чтобы подтвердить - никто, кроме вас, не прикасался к этой комнате, пока мы не увидели ее вчера? - спросил Флойд.
   - Вообще никто.
   - Мог ли кто-нибудь еще проникнуть внутрь без вашего ведома?
   - Им понадобился бы ключ, - сказал Бланшар. - У меня хранится ключ мадемуазель Уайт. Он был при ней, когда она умерла - полиция вернула его.
   - Мог ли кто-нибудь скопировать этот ключ? - настаивал Флойд.
   - Возможно, но это ключ с номером квартиры. Ни один уважающий себя слесарь не стал бы дублировать его без согласия домовладельца.
   Бланшар впустил их в номер. При дневном свете он казался больше и сильнее запыленным, но в остальном был таким, каким Флойд запомнил его со вчерашнего вечера, - забитым книгами, газетами, журналами и пластинками. Балконные двери были приоткрыты на дюйм, чтобы проветрить помещение, и тонкие белые шторы, задернутые на них, колыхались на ветру.
   - Нам нужно немного побыть здесь наедине, - сказал Флойд. - Пожалуйста, не обижайтесь, но нам, как правило, лучше всего удается работать без зрителей.
   Бланшар задержался в дверях, и на мгновение Флойд задумался, собираются ли они когда-нибудь от него избавиться.
   - Тогда очень хорошо, - в конце концов сказал Бланшар. - Я оставлю вас наедине. Пожалуйста, оставьте все так, как вы это нашли.
   - Мы так и сделаем, - заверил его Кюстин. Он подождал, пока за хозяином закроется дверь, прежде чем спросить: - Флойд, что именно мы ищем?
   - Я хочу знать, что она слушала по радио. Пойди и проверь, не шныряет ли старик все еще снаружи, ладно?
   Кюстин подошел к двери, приоткрыл ее и осмотрел коридор. - Нет, я слышу, как он спускается по лестнице. Ты хочешь, чтобы я заодно проверил соседей?
   - В этом нет необходимости. Они, наверное, на работе. - Флойд опустился на колени и начал возиться с огромным старым радиоприемником. Он захватил с собой записную книжку и убедился, что диск по-прежнему настроен на ту же волну, что и при последнем осмотре. И снова бледная подсветка полосы настройки ожила, когда лампы нагрелись, и раздался треск, когда он повернул диск и повел стрелку вдоль полосы от станции к станции. Но по-прежнему не было ни музыки, ни голосов, ни каких-либо кодовых звуков.
   - Возможно, соседу это показалось, - сказал Кюстин.
   - Бланшар также упомянул, что слышал шумы. Я не думаю, что они оба независимо друг от друга представляли себе одно и то же.
   - В таком случае, должно быть, что-то не так с радиосвязью.
   - Может быть, так оно и есть. Посмотри на это.
   Кюстин опустился на колени рядом с Флойдом и проследил за взглядом своего партнера. - Это ковер, Флойд. Они на удивление часто встречаются в домах.
   - Я имею в виду потертости, идиот, - ласково сказал Флойд, указывая на две царапины на ковре, расположенные примерно по ширине радиоприемника. - Я не знаю, появились они недавно или нет. Я заметил их, когда мы были здесь прошлой ночью - ковер тоже был смят, - но до сих пор не сложил два и два.
   - И теперь ты думаешь?..
   - Я бы сказал, что они были вызваны тем, что кто-то оттащил радиоприемник от стены.
   - Должно быть, они торопились, раз проделали такую грязную работу.
   - Именно так я и думаю. - Флойд похлопал Кюстина по спине. - Давай посмотрим, хорошо?
   - Не повредит.
   - Убедись, что дверь заперта на засов. Я не хочу, чтобы старик вернулся и увидел, как мы возимся с радиоприемником. Это действительно натолкнет его на новые идеи.
   - Теперь безопасно, - сказал Кюстин, проверив дверь.
   Вдвоем они отодвинули радиоприемник от стены, стараясь больше не оставлять царапин на ковре. Это была работа для двоих, и Флойд не сомневался, что ему пришлось бы нелегко, если бы тут не было Кюстина. - Смотри, - сказал он, когда радиоприемник оказался в полуметре от стены. - Три шурупа на полу и немного деревянной стружки, предполагающие, что по какой-то причине они были вырваны из задней панели радиоприемника.
   Кюстин выглянул из-за его плеча, прижимая к лицу носовой платок, чтобы защититься от пыли. - Кто-то с этим повозился, - сказал он.
   - И к тому же очень спешил. - Флойд отодвинул в сторону тонкую деревянную стенку радиоприемника, которая свободно болталась, прикрепленная всего одним винтом. - Чтобы отвинтить заднюю крышку, не потребовалось бы и пяти минут, но у того, кто это сделал, очевидно, не было времени найти отвертку. Должно быть, они засунули что-то в щель и отодвинули заднюю часть ровно настолько, чтобы добраться до внутренностей.
   - Хорошо, что у меня есть отвертка, - сказал Кюстин и пошел за своим портфелем. Кюстин всегда держал под рукой набор слесарных инструментов, независимо от того, над каким делом они работали.
   - Теперь посмотрим, сможешь ли ты заставить его отступить, - сказал Флойд.
   Кюстин открутил оставшийся винт, и фанерная подложка отвалилась, обнажив внутренности радиоприемника.
   - Это... интересно, - сказал Флойд.
   - Вот, - сказал Кюстин. - Давай повернем его к свету. Мне нужно рассмотреть получше.
   Они повернули хитроумное приспособление так, чтобы открытая задняя часть была обращена к окнам балкона. Луч утреннего солнца пронзил комнату, усеянный пылинками, и упал на открытую сердцевину радиоприемника, отражаясь от похожего на птичье гнездо переплетения проводов, стеклянных ламп и эмалированных деталей. Практически весь объем деревянного корпуса был забит электрическими компонентами, расположенными в виде петляющего, запутанного нагромождения кишечной сложности.
   - Это не похоже ни на одну радиосвязь, которую я когда-либо видел, - сказал Кюстин. - Это больше похоже на какое-то безумное произведение современного искусства, на что-то, ради чего можно потратить хорошие деньги, стоя перед ним, поглаживая подбородок и выглядя задумчивым.
   - Может быть, она все-таки была шпионкой, - ответил Флойд.
   - Но что это за штука? Что она готовила?
   Флойд выключил радиоприемник, затем осторожно просунул палец в путаницу проводов, стараясь ничего не потревожить. Он заметил, что некоторые провода были свободными: их голые металлические концы блестели при дневном свете, и он мог видеть выступы припоя там, где они были оторваны от более крупных электрических деталей.
   - Мне это кажется безумием, - сказал он. - Но ты знаешь об этих вещах больше, чем я. Для тебя что-нибудь из этого имеет смысл?
   - Это зависит от того, что подразумевать под "иметь смысл", - ответил Кюстин. - Конечно, я узнаю большинство этих мест. Сглаживающие конденсаторы здесь... пара разделительных конденсаторов там... стандартные радиаторы ламп здесь... а это, я думаю, настроечный конденсатор на две группы. Честно говоря, все это обычные вещи; странно видеть так много всего этого на таком маленьком пространстве. Но ей не понадобился бы доступ к каким-либо специализированным расходным материалам: несколько десятков радиодеталей, и у нее было бы все, что ей было нужно. - Он улыбнулся. - Не считая, конечно, диплома инженера-электрика и очень уверенной руки с паяльником.
   - Возможно, ни то, ни другое не было для нее проблемой. В конце концов, если вы можете обучить шпиона кодированию, вы можете научить его создавать вещи.
   - Так ты всерьез думаешь, что Сьюзен Уайт изготовила это хитроумное приспособление?
   Флойд посмотрел на своего партнера. - Она или один из ее сообщников. Я не вижу другого объяснения.
   - Но зачем ей вообще понадобилось это делать? Если она была шпионкой, разве она не могла взять с собой свое собственное радиооборудование?
   Этот вопрос тоже беспокоил Флойда, но у него не было удовлетворительного ответа. - Должно быть, она боялась, что его обнаружат, - предположил он. - Если бы она прибыла в эту страну по официальным каналам, ей пришлось бы пройти таможню.
   - Но разве у шпионов не должно быть секретных отделений в багаже и тому подобного?
   - Все еще слишком велик риск быть обнаруженным. Лучше иметь какой-нибудь закодированный список покупок радиодеталей и инструкции о том, как их собрать.
   - Хорошо. - Кюстин встал и прислонился к стене, постукивая пальцем по усам. - Очевидно, что мы все еще не понимаем некоторых вещей. Но давай хотя бы подумаем, что могло бы произойти. Сьюзен Уайт приезжает в Париж в качестве иностранной шпионки и находит себе комнату. Теперь ей нужно поддерживать связь со своими соотечественниками - кем бы и где бы они ни были.
   - Или же ей нужно прислушиваться к чужим сигналам, - сказал Флойд.
   Кюстин признал правоту Флойда, подняв палец. - Это тоже возможно. Какова бы ни была причина, она собирает этот приемник, начиная с простого радионабора. Возможно, она даже пользовалась им, когда была встревожена. Злоумышленник убил ее, выбросив с балкона, как и подозревал Бланшар. Затем они заметили радиоприемник или уже видели, как она им пользовалась. Очевидно, они хотели уничтожить его, но не могли вынести из комнаты, не привлекая к себе внимания. И, возможно, у них - в единственном или множественном числе - было очень мало времени до того, как им пришлось покинуть комнату. В конце концов, на тротуаре лежало мертвое тело.
   - И разбитая пишущая машинка, - добавил Флойд.
   - Да, - сказал Кюстин менее уверенно. - Я не совсем уверен, как это соотносится. Возможно, они использовали ее, чтобы ударить как дубинкой.
   - Давай пока просто предположим, что убийца торопился, - сказал Флойд.
   - У кого бы это ни было, было как раз достаточно времени, чтобы отодвинуть радиоприемник от стены, открыть заднюю крышку и засунуть руку внутрь. Они нанесли все возможные повреждения, надеясь вывести радиосвязь из строя. Несомненно, если бы у них было больше времени, они бы проделали более тщательную работу, но сейчас все выглядит так, как будто они всего лишь оторвали несколько проводов и оставили все как есть.
   Флойд отодвинул в сторону один узел проводов, жалея, что у него нет фонарика. - Нам нужно заставить эту штуку работать, - сказал он.
   - Что нам нужно сделать, - сказал Кюстин, - так это передать все это дело соответствующим властям.
   - Ты думаешь, они отнесутся к этому более серьезно теперь, когда у нас есть сломанный радиоприемник, который мы можем им показать? Признай это, Андре: все это по-прежнему косвенные улики. - Флойд осторожно выбрал один из оголенных проводов и поискал его аналог. - Если бы мы могли это исправить...
   - Мы не знаем, взял ли убийца что-нибудь из этого.
   - Давай предположим, что они слишком торопились, и давай также предположим, что они не хотели, чтобы их поймали с чем-либо, что могло бы связать их с этой комнатой.
   - Это не похоже на тебя - быть таким оптимистом. - Кюстин нахмурился, подошел к двери и приложил к ней ухо. - Подожди, кто-то поднимается по лестнице.
   - Давай поставим эту штуку обратно к стене. Быстрее!
   Флойд неплотно удерживал крышку на месте, пока Кюстин закреплял ее несколькими оборотами одного винта; остальным придется подождать. Позади них дверь задребезжала, когда кто-то дернул за ручку.
   - Это Бланшар, - прошипел Кюстин.
   - Минутку, месье, - позвал Флойд, в то время как они вдвоем медленно устанавливали громоздкий радиоприемник на место, царапая и сминая ковер в процессе.
   Хозяин громко постучал в дверь. - Откройте, пожалуйста!
   - Минутку, - повторил Флойд.
   Кюстин вернулся к двери и отпер ее, в то время как Флойд стоял перед радиоприемником, изо всех сил разглаживая ковер каблуком ботинка. - Мы сочли за лучшее запереть дверь, - сказал Флойд. - Не хотелось, чтобы кто-нибудь из соседей совал сюда свой нос.
   - И? - спросил Бланшар, входя в комнату. - Вы что-нибудь нашли?
   - Мы здесь всего пять минут. - Флойд обвел рукой кругом, жалея, что решил не стоять так близко к радиоприемнику. - Нам еще над многим предстоит поработать. Она была деловитой девчонкой, мадемуазель Уайт.
   - Ммм. - Бланшар наблюдал за ними обоими, прищурившись. - Дело в том, месье Флойд, что я уже пришел к такому выводу, основываясь на своих собственных наблюдениях. Я ищу свежие идеи, а не то, что я уже выяснил для себя.
   Флойд отошел от радиоприемника. - Вообще-то, мне нужно кое о чем спросить вас. Вы когда-нибудь видели ее здесь с кем-нибудь еще?
   - Я никогда не видел ее ни с кем другим за все время, что я ее знал.
   - Никогда? - спросил Флойд.
   - Даже когда я последовал за ней к станции метро, я не видел, как произошел обмен.
   Флойд вспомнил, как Бланшар рассказывал им, как он следил за Сьюзен Уайт, пока она пробиралась к вокзалу с нагруженным чемоданом. Флойд до сих пор забывал эту деталь: она была в его записной книжке, но не занимала первого места в его сознании. Теперь, когда он заподозрил, что она поддерживала контакт с другими агентами (если только, как сказал Кюстин, она не использовала радиосвязь для перехвата чужих передач), у него начало складываться смутное представление о том, как она работала. Она была иностранным агентом в незнакомом городе и большую часть времени действовала в одиночку. Возможно, она получала приказы и разведданные по модифицированной радиосвязи. Но она не могла быть совершенно одна в Париже, иначе передача на станции метро никогда бы не состоялась. Значит, где-то там должны быть и другие агенты, с той же стороны, что и она: небольшая, слабо организованная их сеть, раскинувшаяся по всему Парижу, поддерживала связь с помощью закодированных радиопередач. И если только радиопередачи не исходили очень издалека, то в этом районе должен был быть кто-то, кто отдавал эти приказы.
   Флойд испытал странное чувство головокружения: сочетание страха и трепета, которому, как он знал, он не сможет сопротивляться. Это затянуло бы его еще глубже и сделало бы с ним все, что угодно, нравится ему это или нет.
   - Вы действительно думаете, что ее убили, не так ли? - спросил его Бланшар.
   - Я склоняюсь к этой идее, но все еще не уверен, узнаем ли мы когда-нибудь точно, кто это сделал.
   - Вы добились еще какого-нибудь прогресса с документами? - настаивал Бланшар.
   Накануне вечером Флойд оставил Грете записку, в которой говорилось, что он нанесет ей визит сегодня позже. - В них может что-то быть, - сказал он. - Но послушайте, месье Бланшар, если она отдала вам эти бумаги на хранение, то, должно быть, чувствовала, что ее жизнь в опасности.
   - Это именно то, что я говорил все это время!
   - Дело в том, что если убийство было преднамеренным, то оно также могло быть хорошо исполнено. Никаких зацепок, ничего, что могло бы привести к убийце. Не верьте этим детективам из дешевых романов: убийца не всегда совершает ошибку.
   - Если вы искренне в это верите, тогда мы можем закончить наш контракт прямо сейчас.
   - Для этого еще слишком рано, - сказал Флойд. - Я просто говорю, что в какой-то момент нам, возможно, придется сдаться.
   - Сдаться или отступить перед лицом опасности?
   Кюстин кашлянул прежде, чем Флойд успел сказать что-нибудь, о чем он мог бы пожалеть. - Нам действительно не следует больше отнимать у вас время этим утром, месье, - мягко сказал он. - Нам предстоит еще многое сделать в этом номере, не говоря уже о параллельных направлениях расследования, которыми мы должны заниматься.
   Бланшар обдумал это и вежливо кивнул. - Очень хорошо. Месье Флойд, по крайней мере, ваш коллега, похоже, все еще считает дело разрешимым. - На мгновение его внимание, казалось, привлек потревоженный участок ковра перед радиоприемником, и на его лице промелькнуло понимание. Затем он повернулся и оставил их одних.
   - Мне не может не нравиться этот старый болван, - сказал Флойд, - но я действительно хотел бы, чтобы он убрался с глаз долой.
   - Это его деньги. Он просто хочет убедиться, что они расходуются с умом. - Кюстин сделал паузу и снова порылся в своем наборе инструментов, прежде чем покачать головой. - Я надеялся, что у меня здесь есть что-нибудь, что я мог бы использовать, чтобы соединить эти провода обратно, но у меня их нет. Мне нужно вернуться в офис.
   - Думаешь, что сможешь это исправить?
   - Я могу попробовать. Если мы предположим, что ничего не было удалено, то остается только подсоединить оборванные провода.
   - Мне они все показались одинаковыми, - сказал Флойд, заглядывая в узкую щель в балконной занавеске. Пятью этажами ниже утреннее солнце превратило мокрую улицу в сверкающее зеркало. Он наблюдал за прохожими, перешагивающими через лужи, и тут что-то привлекло его внимание.
   - Конечно, они похожи, - сказал Кюстин. - Тем не менее, должно быть приемлемое количество перестановок. Если я ничего не добьюсь к концу сегодняшнего дня, сомневаюсь, что дополнительное время что-то изменит. - Кюстин немного подождал. - Флойд? Ты слышал хоть слово из того, что я только что сказал?
   Флойд отвернулся от окна. - Мне жаль.
   - Ты снова думаешь о Грете, не так ли?
   - На самом деле, - сказал Флойд, - я думал о той маленькой девочке, стоящей на другой стороне улицы.
   - Я не заметил никакой девочки, когда мы приехали.
   - Это потому, что ее там не было. Но теперь все выглядит так, как будто она наблюдает за этой комнатой.
   Он позволил занавеске соскользнуть обратно на место. Он достаточно хорошо разглядел маленькую девочку, чтобы усомниться в том, что она та самая, которую они видели выходящей из дома Бланшара накануне вечером. Но все же было что-то в том, как свет падал на ее лицо, что заставляло его желать смотреть в другое место.
   - Ты же не думаешь всерьез, что ребенок имеет какое-то отношение к этому убийству, не так ли? - спросил Кюстин.
   - Конечно, нет, - сказал Флойд.
   Они спустились по лестнице в "Матис". К тому времени, как они добрались до машины, наблюдательница исчезла.
  

ВОСЕМЬ

  
   Шаттл Оже оторвался от "Двадцатого века Лимитед" и взял курс в общем направлении на Марс. Она прижалась лицом к стеклу иллюминатора, чувствуя вибрацию в костях, когда шаттл быстро, пыхтя, включил рулевые двигатели. Хотя она плохо представляла, куда ее везут - или как ее задание вписывается в историю, которую рассказал ей Питер, - она все равно была рада покинуть старый потрепанный космический лайнер. Через пять дней его очарование опасно ослабло, и даже экскурсия с гидом в недра корабля, чтобы осмотреть последний работающий двигатель на антивеществе в Солнечной системе, обеспечила чуть более часа слегка отвлекающего (и откровенно пугающего) развлечения. Марс, по крайней мере, созрел для такой возможности, и она ощутила покалывающее чувство предвкушения, когда лицо планеты, похожее на ириску, стало увеличиваться. Раньше ей не удавалось побывать на Марсе не только из-за нехватки средств. Она считала, что в туристах, которые действительно совершили это путешествие, было что-то омерзительное; какая-то болезненная жажда насладиться ужасом того, что случилось с планетой. Но теперь, когда ее послали сюда по чьему-то приказу, было трудно не захотеть увидеть это самой.
   Расчищенная зона начиналась к югу от Элладской равнины и простиралась на север до Сидонии, охватывая все изрытое кратерами нагорье Аравийской Терры. Между полюсами остальная часть Марса была покрыта хрупкими сине-зелеными оттенками: обширные прерии выносливой, измененной генами растительности, образовавшиеся более ста лет назад. Каналы, выгравированные на поверхности с лазерной точностью, представляли собой мерцающие ленты отраженного солнечного света. В узловых точках и стыках ирригационной системы Оже разглядела грязно-белые очертания городов и поселков, пробные царапины дорог и линии привязанных дирижаблей. Было даже несколько тонких полос облаков и горстка шестиугольных озер, сгрудившихся вместе, как ячейки в улье.
   Но между Элладой Планитией и Сидонией ничего не росло, ничто не сохранялось, ничто не жило и не двигалось. Даже безмозглые облака проявляли настороженное пренебрежение ко всему этому району. Так продолжалось двадцать три года, с последних дней короткой, но ожесточенной войны, разразившейся между слэшерами и трешерами за права доступа на Землю.
   Оже почти не помнила войну. В детстве ее оберегали от худших новостей. Но на самом деле это было не так уж давно, и все еще оставалось ощущение, что определенные счеты еще не сведены. Она подумала о Калискане, потерявшем брата из-за слэшеров в битве за возвращение Фобоса. Война, должно быть, казалась ему вчерашним днем. Как он мог так легко принять участие слэшеров на Земле, после того, что они у него отняли? Как он мог быть таким холодным, таким политиканствующим?
   Последовала еще одна серия маневров, на этот раз более плавных, а затем - совершенно без предупреждения - Оже обнаружила, что ее обзор на просматриваемую зону загораживают освещенные, уставленные машинами стены медленно проплывающего мимо стыковочного отсека. За заливом, мелькнувшим на мгновение, виднелся изгибающийся, лишенный воздуха горизонт из очень темных скал.
   Ее неправильно информировали о Марсе. Это никогда не было ее пунктом назначения.
  
   Встречающая группа по другую сторону шлюза состояла из восьми мужчин и женщин в военной форме СШБЗ в сопровождении двух роботов-змей.
   - Я Эйвелинг, - сказал самый высокий и худощавый мужчина в группе, наблюдая за Оже светло-алюминиево-серыми глазами. У него был испорченный голос: медленный, сдавленный хрип, чтобы разобрать который, ей пришлось напрячься. - Вы будете получать от меня приказы и инструкции на все время вашей миссии. Если это проблема, скажите об этом сейчас.
   - А если я не справлюсь с этим? - спросила она.
   - Мы посадим вас на первый же корабль, возвращающийся в Тэнглвуд, к тому неприятному маленькому трибуналу, перед которым вы должны предстать.
   - Но только с потерей половины моей памяти, - сказала она.
   - Правильно.
   - Если вы не против, я пока попробую принимать указания, посмотрим, что из этого получится.
   - Прекрасно, - сказал Эйвелинг.
   У него был вид серьезного жесткого ублюдка, из тех, кто был еще более устрашающим, потому что казался умным и культурным, в то же время создавая неизбежное впечатление, что он мог убить любого в комнате, прежде чем сделает следующий вдох. Ей ничего о нем не говорили, но она сразу поняла, что он ветеран войны и что он, вероятно, убил больше слэшеров, чем она встречала в своей жизни, и что он, вероятно, никогда не пропускал из-за этого ни одной ночи сна.
   - Я бы все равно очень хотела, чтобы кто-нибудь рассказал мне, что я делаю на Фобосе, - сказала Оже, когда группа Эйвелинга повела ее от шаттла, а два робота-змеи ползли позади.
   - Что вы знаете о Фобосе? - спросил Эйвелинг. Его голос звучал так, как будто его голосовой аппарат был сшит заново из клочьев, реконструирован, как разорванный документ.
   - Я знаю, что нужно держаться подальше. Кроме этого, не так уж много. Марс в основном гражданский, но у вас, военных, луны зашиты довольно туго.
   - Луны предлагают идеальную стратегическую платформу для защиты планеты от вторжений слэшеров. Учитывая уже принятые меры безопасности, они также являются идеальным местом для ведения любого конфиденциального бизнеса, который может возникнуть у нас на пути.
   - Считаюсь ли я деликатным делом?
   - Нет, Оже. Вы считаетесь занозой в заднице. Если есть что-то, что я ненавижу больше, чем гражданских, так это необходимость быть с ними милым.
   - Вы имеете в виду, что ведете себя мило?
   Они привели Оже в маленькую комнату без окон с парой закрытых дверей, ведущих в другие комнаты. В комнате стояли три кресла, низкий столик и кувшин с водой в компании двух стаканов. Одну стену занимал серый шкаф, битком набитый магнитными лентами в белых пластиковых катушках, рядом с ним был установлен почтовый ящик.
   Они оставили ее в покое. Оже налила себе стакан воды и на пробу отхлебнула. Она допила половину бокала, когда одна из других дверей резко распахнулась и вошла невысокая, сурового вида женщина. У нее была аккуратная стрижка соломенного цвета, не требующая особого ухода, обрамлявшая лицо, которое можно было бы назвать симпатичным, если бы не хмурый взгляд, который казался вылепленным из него. На ней был комбинезон со множеством карманов и петель, верхняя часть которого была застегнута достаточно низко, чтобы под ней виднелась грязная белая футболка. Быстрые, умные глаза оценивающе оглядели Оже. Женщина вынула окурок сигареты изо рта и щелчком отправила его в угол комнаты.
   - Верити, верно?
   - Да, - осторожно ответила она.
   Женщина наклонилась, потерла ладонь о бедро, а затем протянула ее Оже. - Маурья Скеллсгард. Эти придурки хорошо с вами обращались?
   - Что ж... - начала Оже, внезапно потеряв дар речи.
   Скеллсгард села на одно из других сидений и налила себе немного воды. - Что вы должны понять об этих людях - и поверьте, мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти к этому выводу, -так это то, что с ними вам лучше, чем без них. Эйвелинг - бессердечный сукин сын, но он наш бессердечный сукин сын.
   - Вы военная? - спросила Оже.
   Скеллсгард одним глотком осушила свой стакан воды, затем налила еще. - Черт возьми, нет, я просто сопливый академик. Еще год назад я с удовольствием занималась своими делами, пытаясь придумать математическую трактовку патологической материи. - Предвосхищая вопрос Оже, она продолжила: - Обычная математика механики червоточин гласит, что вам нужно нечто, называемое экзотической материей, чтобы расширить и стабилизировать горловину червоточины. Это материя с отрицательной плотностью энергии - уже серьезно странная штука. Но как только мы получили в свои руки несколько крупиц информации о гиперсети, стало ясно, что на самом деле это не червоточина в классическом смысле этого слова. Довольно скоро мы поняли, что нам нужно что-то на несколько градусов более странное, чем экзотическая материя, чтобы заставить все это держаться вместе. Следовательно... остается патология. - Она пожала плечами. - Мы физики. Вы должны позволять нам наши маленькие шутки, какими бы убогими они ни были.
   - Все в порядке, - сказала Оже. - Вам следовало бы услышать некоторые шутки, которые считают забавными археологи.
   - Тогда, я полагаю, мы оба в одной лодке: пара гражданских экспертов, заноз в заднице, с которыми у Эйвелинга нет другого выбора, кроме как работать.
   Оже улыбнулась. - Этот парень просто обожает гражданских, не так ли?
   - О да, не может насытиться ими. - Скеллсгард опустошила свой бокал во второй раз. Костяшки ее пальцев были ободраны и поцарапаны, под очень короткими ногтями запеклись темные полумесяцы грязи. - Я слышала о трибунале. Звучит так, как будто они взяли вас за короткую стрижку и кудряшки.
   - Я это заслужила. Я чуть не убила мальчика.
   Скеллсгард отмахнулась от этого. - Они его вылечат, если его семья так богата и влиятельна, как я слышала.
   - Что ж, надеюсь, они его вылечат. Он был неплохим ребенком.
   - А как насчет вас? Я слышала, что вы замужем за Питером Оже.
   - Была замужем за ним, - поправила Оже.
   - Хм. Пожалуйста, не говорите мне, что мистер Совершенство на самом деле свинья за закрытыми дверями. Не думаю, что смогла бы вынести, если бы мои иллюзии разбились вдребезги.
   - Нет, - устало сказала Оже. - Питер достаточно порядочный человек. Не идеальный... но и не плохой. Проблема была во мне, а не в нем. Я позволила своей работе взять верх.
   - Надеюсь, что это того стоило. Что еще? Дети есть?
   - Мальчик и девочка, которых я очень люблю, но на которых у меня не хватает времени.
   Скеллсгард посмотрела на нее с сочувствием. - Думаю, это, должно быть, упростило ситуацию, когда дело дошло до милого маленького предложения Калискана.
   - Они бы засунули меня куда-нибудь, например, в глубину Венеры и выбросили ключ, - сказала Оже. - К тому времени, когда я снова увижу своих детей, они едва ли узнают меня. По крайней мере, так у меня есть шанс пройти через это, сохранив свою жизнь хотя бы отчасти целой. - Она поерзала на стуле, чувствуя себя неловко из-за обсуждения своей личной жизни. - Конечно, это могло бы помочь, если бы я знала, что, черт возьми, должна делать.
   Скеллсгард проницательно посмотрела на нее. - Что они вам уже сказали?
   - Они рассказали мне о разведданных слэшеров об объектах АКС, - ответила Оже.
   - Хорошо. По крайней мере, это начало.
   - Они сказали, что нашли способ проникнуть в один из них. Они также сказали мне, что я должна зайти внутрь. Предполагаю, что Фобос имеет к этому какое-то отношение.
   - Больше, чем немного. Около двух лет назад Соединенные штаты обнаружили неактивный портал прямо здесь, погребенный под парой километров верхнего слоя почвы Фобоса. Это было тогда, когда меня призвали в команду. Я ближе всех к эксперту по путешествиям по гиперсети за пределами Политий. Что, спешу добавить, мало о чем говорит. Но, по крайней мере, теперь у нас есть настоящая игра, с которой можно поиграть.
   - И у вас это получилось?
   - До тех пор, пока вы не возражаете против тряской езды.
   - И слэшеры до сих пор ничего не знают об этом? Почему они не нашли его, когда занимали Фобос?
   - Они заглянули недостаточно глубоко. Мы наткнулись на него совершенно случайно, когда раскапывали новую жилую камеру.
   Оже внезапно почувствовала себя очень бодрой и настороженной. - Я хочу это увидеть.
   - Хорошо. В этом в первую очередь и заключалась идея привести вас сюда. - Скеллсгард закатала потрепанный рукав, чтобы взглянуть на часы. - Нам лучше поторопиться. С минуты на минуту прибудет транспорт.
   - Я все еще не знаю, какое отношение Париж имеет ко всему этому.
   - Мы еще вернемся к этому, - сказала Скеллсгард.
  
   Камера была большой и почти сферической, выступающие стены были выдолблены и взорваны в угольно-черном материале ядра Фобоса, а затем покрыты каким-то пластиком, к которому были прикреплены болтами или приклеены платформы, осветительные установки и подиумы. Большую часть интерьера занимала стеклянная сфера шириной примерно в половину камеры, поддерживаемая сложной подставкой из полосатых стоек и амортизирующих поршней. Мостки, лестницы в клетках, трубы и водоводы окутали сферу мешаниной из металла и пластика. Одетые в белое техники расположились в разных местах вокруг сферы, подключая оборудование к портам открытого доступа. В наушниках, защитных очках и перчатках они выглядели как взломщики сейфов, занятые каким-то захватывающим ограблением.
   - Мы как раз вовремя, - сказала Скеллсгард, сверяясь с заставленной приборами панелью, привинченной к одной из перекладин смотровой кабины, в которой они стояли. - Переход еще не завершен, но мы уже фиксируем искажения от ударной волны. - На панели стрелки многочисленных аналоговых циферблатов подергивались красным цветом. - Похоже, это была тяжелая поездка. Надеюсь, они захватили свои противорвотные пакеты.
   Техники очистили территорию вокруг восстановительного пузыря. Машины переместились в разные положения. Оже даже заметила трех роботов-змей в оборонительно-наступательных позах, застывших, как плюющиеся кобры.
   - Они ожидают чего-то неприятного? - спросила она.
   - Просто мера предосторожности, - сказала Скеллсгард. - Как только этот корабль оказывается в трубе, мы не можем связаться ни с ним, ни с удаленным порталом на E2. Это тридцатичасовое отключение связи. Это заставляет нас нервничать.
   - И почему это так?
   - Теория гласит, что слэшеры никоим образом не смогли бы подключиться к этому участку гиперпаутины, даже если бы знали о его существовании. Но теория может быть неверной. Кроме того, мы защищаемся от возможности того, что портал E2 мог быть скомпрометирован теми, кого военные парни называют "коренными врагами E2".
   Стрелки на аналоговых циферблатах сильно заклинило на красных участках. Откуда-то из-за пределов пузыря, просвечивая его с интенсивностью рентгеновского излучения, исходил жестокий синий свет, ярче солнца. Оже отвернулась, прикрыв глаза рукой. Она могла разглядеть очертания анатомических теней костей своих пальцев. Свет исчез так же быстро, как и появился, оставив лишь узор розовых остаточных изображений на ее сетчатке. С болью в глазах Оже прищурилась на пузырь как раз вовремя, чтобы увидеть размытое движение приближающегося транспорта. Корабль врезался в люльку, как поршень. Люлька накренилась, смягчая торможение. Это происходило в абсолютной тишине. Затем люлька достигла предела своего движения, и весь стеклянный пузырь заметно раздулся, сжимая свои огромные пневматические опоры с оглушительным стальным стоном, за которым последовало медленное, со вздохом, возвращение в исходное положение.
   - Вы продолжаете упоминать E2, - сказала Оже. - Это должно что-то значить для меня?
   - Земля-два, - сказала Скеллсгард, не моргнув глазом.
   Где-то вакуумная целостность пузыря была нарушена. Воздух со свистом ворвался в него, ветерок уже трепал волосы Оже. Клаксоны и сигнальные огни пришли в неистовство. Оже снова ухватилась за опорные перила клетки. Техники в белых костюмах уже спешили обратно на свои посты.
   - Это выглядело грубо, - заметила Оже.
   - Они будут жить, - ответила Скеллсгард.
   - Неужели кто-нибудь не выжил?
   - Однажды, когда мы еще устраняли сбои в системе. Это было некрасиво, но с тех пор мы кое-чему научились.
   Транспорт начал снижаться, входя в какое-то закрытое сооружение, расположенное в основании пузыря. Двери скрывали его от посторонних глаз.
   - Пошли, - сказала Скеллсгард. - Давайте посмотрим поближе.
   Оже последовала за ней по сети лестниц в клетках вниз, на нижний уровень. Стеклянная колба пузыря нависала над ними. Он был залатан и запечатан во многих местах, со свежими дефектами в форме звезд, отмеченными светящейся краской и датированными.
   - Все это было построено за год?
   - Прошло два года с тех пор, как они нашли портал, - сказала Скеллсгард. - Эй, отдай должное ребятам из армии - они действительно добились некоторого прогресса до того, как я пришла в команду. Даже если большая часть этого состояла в том, чтобы тыкать в портал серией все более крупных палок.
   - Все то же самое... Я все еще под большим впечатлением.
   - Ну, не стоит. Мы были настолько умны, насколько это было возможно, но мы не смогли бы достичь ничего из этого без изрядной дозы слэшерских ноу-хау. И я имею в виду не только те сведения, которые мы получили от Питера.
   - А какой еще вид существует?
   - Техническая помощь, - сказала Скеллсгард. - Контрабандная технология. Не только очевидные вещи вроде роботов, но и средства управления - кибернетика, нанотехнологии, все то, что нам нужно для взаимодействия с механизмами из патологической материи оригинального портала.
   - Как вам удалось украсть такую вещь?
   - Мы этого не делали. Мы вежливо попросили, и мы это получили.
   Под пузырем вновь прибывший корабль вышел из конструкции воздушного шлюза, опускаясь на платформе с поршневым приводом. Цилиндрическое судно по форме напоминало артиллерийский снаряд, его обшивка была выполнена в стиле рококо из сложных механизмов оловянного цвета. Там были следы повреждений. Навесные блоки механизмов, размещенные вокруг цилиндра, были либо искорежены, либо отсутствовали полностью, срезанные и оставившие лишь участки блестящего металла. Различные панели и порты были оторваны, обнажая обожженные, истертые внутренности проводки и топливопроводов. Все это все еще слабо пахло горящим маслом.
   - Я же говорила тебе, что это был трудный переход, - сказала Скеллсгард. - Но он должен быть годен для еще одного рейса туда и обратно, как только мы снова его подлатаем.
   - Сколько поездок ему потребовалось, чтобы прийти в такое состояние?
   - Одна. Но обычно все не так уж плохо.
   Корабль заскользил боком по своей платформе. Два из трех роботов-змей подкрались к нему, оружие и сенсоры торчали из их головных сфер. Группа одетых в белое техников уже суетилась вокруг транспорта, подключая к нему какое-то оборудование и делая друг другу осторожные жесты руками. Один из них посветил фонариком в темное пятно, бывшее одним из окон кабины. Тем временем один из четырех неповрежденных транспортов соскользнул со стеллажа для хранения, направляемый другими техниками. Оже наблюдала, как он поднялся в шлюз, исчез, а затем вновь появился внутри спасательного пузыря, направив нос к дальней стене. Утечка давления уже была устранена, и большинство клаксонов теперь замолчали. Каким бы странным это ни казалось, все выглядело как обычно.
   - Что теперь будет? - спросила Оже.
   - Они проведут некоторые предполетные проверки, некоторые тесты на корабле и погодные условия в линии. Если все пойдет как по маслу, мы будем наблюдать за вставкой примерно через шесть часов.
   - Вставка, - задумчиво повторила Оже, глядя на тупую машину и сужающийся ствол, на который она была нацелена. - Все это очень фаллически, не так ли?
   - Знаю, - доверительно сказала Скеллсгард, - но что вы можете сделать? У мальчиков должны быть свои игрушки.
   Она открыла шкаф и достала два белых халата. Она передала один Оже и надела другой, плотно застегнув швы на липучках. - Давайте посмотрим, как у них дела, хорошо?
   Поскольку роботы-змеи все еще следили за происходящим, техники использовали различные сверхмощные инструменты, чтобы открыть шлюз корабля. Наконец он поддался со вздохом выравнивающегося давления воздуха, затем распахнулся в сторону на сложных петлях. Теплый красный свет лился из салона транспорта. Один из техников поднялся на борт, затем вернулся через минуту или две в сопровождении коротко стриженой женщины, одетой во что-то похожее на внутренний слой защитного костюма. Женщина поддерживала одну руку другой, как будто у нее был перелом или сломанная кость. Позади нее появился мужчина, его лицо было бледным и осунувшимся, на нем, казалось, отпечаталась многолетняя усталость. Скеллсгард протолкалась сквозь толпу техников и коротко переговорила с двумя пассажирами, прежде чем ободряюще обнять их обоих. Откуда-то появилась медицинская бригада и начала суетиться над двумя прибывшими, как только Скеллсгард закончила с ними.
   - Им пришлось довольно несладко, - сказала она Оже. - Столкнулись с сильной турбулентностью в горловине во время инжекции на другом конце. Но они будут жить, и это самое главное.
   - Я думала, путешествия по гиперсети должны были быть обычным делом.
   - Это так - если у тебя есть такой опыт, как у слэшеров. Но мы занимаемся этим всего год. Они могут протиснуть лайнер через свои порталы и не касаться бортов. Для нас это большая головная боль - просто доставить один из этих маленьких кораблей в целости и сохранности.
   - Что вы только что говорили о технологии слэшеров? Как к этому могут быть причастны слэшеры, если вы говорите, что они даже не знают об этом месте?
   - У нас есть своя доля сочувствующих среди умеренных слэшеров, которые считают, что агрессивный экспансионизм нуждается в сдерживающем влиянии.
   - Перебежчики и предатели, - презрительно сказала Оже.
   - Перебежчики и предатели вроде меня, - произнес мужской голос у них за спиной.
   Оже повернулась и оказалась лицом к лицу со стройным, мускулистым человеком неопределенного возраста. Он двигался в серебристом облаке вспомогательных машин, мерцающих на пределе видимости. Оже отступила назад, но мужчина успокаивающе поднял руку и закрыл глаза. Облако машин уменьшилось, втянувшись обратно в его поры, как замедленный взрыв в обратном направлении.
   Стоя сейчас перед ней, он выглядел почти как человек.
   Последнее поколение слэшеров - как Оже забыла к своей игре с Кассандрой - часто было неотличимо от детей. Эта неотенная тенденция была обусловлена эффективным использованием ресурсов: люди меньшего роста не только использовали меньше расходных материалов, но и были более удобны при транспортировке - важный фактор, даже учитывая почти безграничную мощность их двигателя просачивания. Но этот слэшер выглядел вполне взрослым, хотя и моложавым. Либо он был предшественником неотеников (и их нестабильных прототипов, детей войны), либо принадлежал к одной из фракций, сохранивших некую ностальгическую связь со старомодным человечеством.
   У него была безупречная, без морщин, кожа цвета меда и светло-карие, слегка печальные глаза, которые, тем не менее, блестели легким энтузиазмом. Несмотря на то, что, на вкус Оже, в камере было слишком холодно, на мужчине был всего один слой одежды: простые белые брюки и белая рубашка, свободно перетянутая на груди.
   - Это Найагара, - сказала Скеллсгард. - Как ты, возможно, уже поняла, он гражданин Федерации Политий.
   - Все в порядке, - сказал Найагара. - Я нисколько не обижусь, если вы назовете меня слэшером. Вы, вероятно, расцениваете этот термин как оскорбление.
   - Разве это не так? - удивленно спросила Оже.
   - Только если вы этого хотите. - Найагара сделал осторожный жест, похожий на некое религиозное благословение: диагональный разрез поперек груди и удар ножом в сердце. - Косая черта и точка, - сказал он. - Я сомневаюсь, что это что-то значит для вас, но когда-то это было знаком альянса прогрессивных мыслителей, связанных вместе одной из самых первых компьютерных сетей. Федерация Политий может проследить свое существование вплоть до этого хрупкого коллектива, в первые десятилетия Века Пустоты. Это не столько стигмат, сколько признак общности.
   - И вы заботитесь об этом сообществе? - спросила Оже.
   - В широком смысле - да. Но я не прочь предать его, если считаю, что это наилучшим образом отвечает его долгосрочным интересам. Как много вы знаете о нынешней напряженности в Политиях?
   - Достаточно.
   - Что ж, позвольте мне освежить вашу память в общих чертах. Сейчас в Федерации существуют две противоборствующие группировки: агрессоры и умеренные. Обе стороны в целом поддерживают одну и ту же цель - восстановление Земли. В чем они отличаются, так это в их подходе к Соединенным штатам ближнего зарубежья. Умеренные рады договориться о доступе на Землю посредством взаимных сделок: доступ к гиперсети, лицензионное использование технологий приводов просачивания и ультравосстановителей и тому подобное.
   - Ева соблазнилась всего одним яблоком, - сказала Оже. - Соединенные штаты еще помнят, что ваши блестящие машины сделали с нашей планетой.
   - Тем не менее, предложение обсуждается. Как вы, наверное, поняли из вашего общения с Кассандрой, умеренные серьезно относятся к этому предложению.
   - А агрессоры?
   - Агрессоры придерживаются мнения, что Соединенные штаты никогда не подпишут сделку с умеренными - что есть слишком много людей, которые думают так же, как вы, Верити. Так зачем же ждать того, чего никогда не произойдет? Почему бы просто не захватить Землю сейчас, силой?
   - Они бы этого не сделали.
   - Они могут и сделают это. Единственное, что их останавливало, - это определенный трепет: страх, что трешеры скорее уничтожат Землю, чем позволят ей попасть в руки слэшеров. Тактика "выжженной земли" в самом буквальном смысле этого слова. Тэнглвуд - это больше, чем просто орбитальное сообщество. Это также хранилище достаточного количества целенаправленных мегатонн, чтобы превратить Землю в пылающий пепел.
   - Так что же изменилось?
   - Все, - сказал Найагара. - Во-первых, планировщики сражения полагают, что они смогут захватить Тэнглвуд достаточно быстро, чтобы предотвратить массовое развертывание этих боеголовок. Даже если они не смогут, новые модели восстановления Земли предполагают, что удар боеголовок можно... перенести. Мы можем убрать радиоактивность вглубь, используя зоны континентальной субдукции. И когда мы пополним планету, вновь интродуцированные организмы будут модифицированы, чтобы переносить повышенный уровень фоновой радиации.
   Оже содрогнулась, представив, что означала такого рода тектоническая реорганизация для ее любимых городов. - Значит, вторжение неизбежно?
   - Я говорю, что сейчас это гораздо более вероятно, чем было шесть месяцев назад. Вот почему некоторые из нас - умеренные - уже давно выступают за укрепление позиций трешеров. Назовите это сдерживающим фактором.
   - И это так просто? Вы помогаете нам заставить этот инопланетный хлам работать только для того, чтобы у нас был шанс противостоять вашему собственному народу, когда начнется это дерьмо?
   - Поможет ли это, если я сделаю так, чтобы это звучало сложнее, чем на самом деле?
   - Извините, если я не поверю вам на слово, Найагара, но я в своей жизни встречала только двух слэшеров, и одна из них была маленьким лживым дерьмом.
   - Если это вас утешит, - сказал он, - Кассандра - одна из самых стойких умеренных во всем движении. Если вам когда-нибудь понадобится друг в Политиях, то это она.
   Скеллсгард встала между Оже и слэшером, подняв руки, словно блокируя драку. - Я знаю, это шокирует, - сказала она Оже, - но на самом деле не все они злодеи, которые предпочли бы, чтобы мы были стерты с лица земли.
   - Поверьте мне, я сочувствую вашей позиции, - сказал Найагара Оже. - Знаю, что терраформирование Земли перечеркнет дело вашей жизни. Я просто придерживаюсь мнения, что цель оправдывает средства.
   - Вы верите, Найагара, что цель всегда оправдывает средства? - спросила Оже.
   - В основном, - сказал он. - И некоторые сказали бы, что - судя по вашему собственному послужному списку - вы разделяете в чем-то ту же философию.
   - Только через ваш труп.
   - Или мертвое тело мальчика? - Он покачал головой. - Простите. Это было неуместно. Но суть остается неизменной: у вас всегда был определенный непоколебимый инстинкт относительно того, что нужно сделать для достижения определенного результата. Я восхищаюсь этим, Верити. Я думаю, у вас есть все шансы завершить эту миссию.
   - Теперь мы кое-чего добиваемся, - сказала она. - Как много вы знаете обо всем этом?
   - Знаю, что на другом конце этого соединения гиперпаутины пропала конфиденциальная информация, и что у вас есть все необходимое, чтобы ее вернуть.
   - Почему вы не можете ее вернуть?
   - Потому что я не знаю эту территорию так, как вы. Как и Скеллсгард, или Эйвелинг, или кто-либо еще в этой организации. Единственным человеком, который знал ее достаточно хорошо, была Сьюзен Уайт, и она мертва.
   - Это деталь, которую Калискан не удосужился мне сообщить.
   - Повлияло бы это на ваше решение?
   - Возможно.
   - Тогда он был прав, что не упомянул об этом. Но в моем ответе есть нечто большее, о чем вы, возможно, догадываетесь. Дело не только в том, что я не знаю этой территории. Я даже не могу войти туда - я бы умер, если бы попытался.
   - А я?
   - Вы не сочтете это проблемой. - Найагара повернулся лицом к кораблю, который только что погрузили в пузырь. Техники все еще занимались различными деталями снаружи, но все в их действиях говорило о том, что все шло по плану.
   - Вы хотите, чтобы я села в эту штуковину, не так ли? Без малейшего представления о том, что находится на другом конце линии.
   - Это тридцатичасовое путешествие, - сказал Найагара. - У вас будет достаточно времени по дороге, чтобы наверстать упущенное.
   - Могу я отказаться?
   - Сейчас немного поздновато для этого, вам не кажется? - Не дожидаясь ответа от Оже, он переключил свое внимание на Скеллсгард. - Она готова к уроку языка?
   - Эйвелинг сказал сделать это сейчас. Таким образом, у нее будет время улечься в постель до того, как она доберется до E2.
   - Какой урок языка? - спросила Оже.
   Найагара поднял руку. Дымка мерцающих серебристых машин вырвалась из его ладони и пересекла пространство до головы Оже. Она почувствовала приступ яркой сияющей мигрени, как будто ее череп был крепостью, которую штурмовала армия в сверкающих хромированных доспехах, а потом она вообще ничего не почувствовала.
  
   Она пришла в себя от головной боли, ощущения падения и голоса в ушах, говорящего на языке, который она не должна была понимать.
   - Ви хайст ду?
   - Ихь хайссе... Верити Оже. - Слова слетели с ее губ с нелепой легкостью.
   - Хорошо, - продолжил голос, на этот раз по-английски. - На самом деле, превосходно. Воспринято очень хорошо. - Это говорила Маурья Скеллсгард, сидевшая слева от нее в замкнутом пространстве того, что, как она предположила, должно было быть гиперсетевым кораблем. По другую сторону от Оже, на третьем из трех сидений, сидел Эйвелинг.
   Они находились в свободном падении.
   - Что происходит? - спросила Оже.
   - Происходит, - сказал Эйвелинг, - то, что вы говорили по-немецки. Маленькие машины Найагары перестроили ваш языковой центр.
   - Вы также владеете французским, - добавила Скеллсгард.
   - У меня уже был французский, - раздраженно ответила Оже.
   - У вас было академическое понимание письменного французского языка, искаженное в последние годы XIX века, - поправила Скеллсгард. - Но теперь вы действительно можете говорить на нем.
   Головная боль Оже усилилась, как будто кто-то только что постучал очень маленьким камертоном по ее черепу и заставил его зазвенеть. - Я бы не согласилась на это... - Она хотела сказать "дерьмо", но слово застряло где-то между ее мозгом и голосовым аппаратом. "Эта ужасная штука во мне". Откуда, черт возьми, взялось "ужасная", удивлялась она?
   - Нужно было либо получить этот навык, либо отказаться от миссии, - сказал Эйвелинг. - Через тридцать часов вы будете в Париже, действуя в одиночку, и вам поможет только ваш ум. Ни оружия, ни связи, ни помощи искусственного интеллекта. Единственная помощь, которую мы можем вам оказать, - это язык.
   - Я не хочу, чтобы у меня в голове были машины.
   - В таком случае, - сказала Скеллсгард, - сегодня ваш счастливый день. Они уже были вымыты, остались только созданные ими нейронные структуры. Недостатком является то, что эти сооружения не прослужат вечно - два, может быть, три дня, как только вы доберетесь до Парижа. Затем они начнут разрушаться.
   Любопытство взяло верх над Оже. - Почему бы не оставить машины на месте, если это имеет такое большое значение?
   - По той же причине, по которой Найагара не может пойти с нами, - ответила Скеллсгард. - Цензор не пропустил бы их.
   - Цензор?
   - Вы скоро это увидите, - сказал Эйвелинг, - так что не забивайте этим свою хорошенькую головку. Это наша работа.
   Оже почувствовала жужжащую, слегка хрупкую настороженность, которая приходит после слишком большого количества кофе и слишком интенсивной учебы. Однажды, лет пятнадцать назад, она так усердно изучала математику, что после целого вечера манипуляций со сложными уравнениями, заключенными в квадратные скобки, упрощения форм и извлечения общих членов, ее мозг фактически начал применять те же правила к разговорной речи, как будто предложение можно заключить в квадратные скобки и упростить, как некую квадратную формулу для распада радиоизотопов. Вот что она чувствовала сейчас. Ей достаточно было взглянуть на цвет или форму, и ее новые языковые структуры радостно выкрикивали соответствующее слово в ее голове в смешанной какофонии немецкого, французского и английского языков.
   - Я могла бы очень разозлиться из-за этого...
   - Или вы могли бы просто смириться с этим и признать, что это должно быть сделано, - прямо сказала Скеллсгард. - Обещаю вам, что никаких побочных эффектов не будет.
   Оже знала, что протестовать дальше бессмысленно. Машины уже пришли и сделали свое плохое дело. Простой факт заключался в том, что если бы это когда-либо было предложено ей как рациональный выбор, она все равно предпочла бы его трибуналу.
   Если это делало ее лицемеркой, готовой принять науку слэшеров, когда это ее устраивало, так тому и быть.
   - Мне жаль, если все это кажется резким, - сочувственно сказала Скеллсгард. - Просто у нас действительно не было времени сидеть сложа руки и что-то обсуждать. Нам нужно как можно скорее вернуть это утерянное имущество в надежные руки.
   Оже заставила себя успокоиться. - Я так понимаю, мы уже в пути?
   - Это была успешная инжекция, - сказал Эйвелинг.
   Они сидели втроем в ряд, окруженные приборами, органами управления и откидными панелями. Технология представляла собой любопытную смесь очень надежной и очень хрупкой на вид современности, включая некоторое оборудование, которое, очевидно, было получено прямо от источников слэшеров. Скрепляли все это болты, нейлоновые стяжки и похожие на плевки тампоны из сверхпрочной эпоксидной смолы. Эйвелинг держал одну руку на джойстике, установленном на откидной панели перед ним. Над панелью находился плоский экран, на котором отображался ряд неправильных концентрических линий, похожих на искусно сплетенную паутину, причем линии медленно расползались к краю экрана. Какая-то навигационная система, предположила Оже, отображающая их полет через гиперпаутину. Снаружи ничего не было видно, так как бронированные ставни корабля были плотно закрыты.
   Это было примерно так же захватывающе, как поездка в лифте.
   - Ну, теперь, когда мы все замешаны в этом деле, - сказала она, - я полагаю, вы можете рассказать мне, в чем все дело.
   - Обычно мы обнаруживаем, - сказала Скеллсгард, - что будет проще, если мы покажем вам. Таким образом, мы пропустим всю стадию "ты не можешь ожидать, что я поверю в это дерьмо".
   - Что, если я пообещаю не сомневаться ни в одном вашем слове? В конце концов, я уже видела артефакты в кабинете Калискана. Я почти уверена, что они не были подделаны.
   - Да, все они были настоящими.
   - А это значит, что они должны были откуда-то взяться. Калискан сказал, что они не сохранились, и все же, судя по всему, они были сделаны где-то в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году.
   - Что, как правило, подразумевает... - подсказала Скеллсгард.
   - Что вы нашли способ вернуться в тысяча девятьсот пятьдесят девятый год. - Она сделала паузу, тщательно подбирая следующие слова. - Или, по крайней мере, во что-то, очень похожее на тысячу девятьсот пятьдесят девятый год, даже если это не совсем верно во всех деталях. Это далеко от истины?
   - Нет, на самом деле это довольно близко.
   - И эта версия тысяча девятьсот пятьдесят девятого находится внутри объекта АКС, о котором говорил Питер. Того, в который, по его словам, вы нашли вход.
   - Они сказали нам, что ты хороша, - сказала Скеллсгард.
   - Так при чем же здесь Париж?
   - В конце этой гиперпаутины находится что-то очень похожее на Париж. Вы войдете в него и вступите в контакт с человеком по имени Бланшар.
   Оже старалась говорить спокойно, делая это шаг за шагом. - Кто-то еще из команды, например, Уайт?
   - Нет, - сказала Скеллсгард, взглянув на Эйвелинга. - Коренной житель Е2 Бланшар.
   - Что это значит?
   - Это значит, что он вырос внутри него. Это означает, что он понятия не имеет, что живет не в настоящем Париже, на реальной Земле, в реальном двадцатом веке.
   Что-то похожее на лед прошло через Оже. - Сколько здесь таких, как он?
   - Около трех миллиардов. Но не позволяйте этому сбить себя с толку.
   - Все, что вам нужно сделать, - сказал Эйвелинг, - это найти Бланшара и вернуть предмет, который Сьюзен Уайт передала ему на хранение. Это будет нетрудно. Мы сообщим вам адрес, который будет находиться в пределах легкой досягаемости от вашего пункта въезда. Бланшар будет ждать вас.
   - Я думала, вы сказали...
   Эйвелинг прервал ее. - Вы будете выдавать себя за сестру Сьюзен Уайт. Она уже велела ему передать товар вам, если вы появитесь. Помимо всего прочего, именно поэтому нам нужна была женщина.
   Оже на мгновение задумалась, пытаясь усвоить всю эту новую и озадачивающую информацию. Ее разум был полон вопросов, но она быстро решила, что, как бы сильно она ни хотела знать каждую деталь задания, ей лучше начать с основ.
   - И какова природа этого утерянного имущества?
   - Просто несколько бумажек в жестяной банке, - сказал Эйвелинг. - Они ничего не будут значить для Бланшара, но для нас - все. Вы уговариваете Бланшара отдать вам жестянку. Вы убедитесь, что бумаги внутри. Затем вы возвращаетесь к нам - с документами, - и мы сажаем вас на первый же транспорт домой.
   - В ваших устах это звучит так просто.
   - Так и есть.
   - Тогда почему у меня есть ноющее подозрение, что здесь должен быть подвох?
   - Потому что так оно и есть, - сказала Скеллсгард. - Мы не знаем наверняка, что случилось со Сьюзен, но мы знаем, что она почувствовала угрозу и что она отдала эти бумаги Бланшару на хранение. Есть вероятность, что ее убили.
   Эйвелинг оторвал свое внимание от сочащихся линий навигационного дисплея и послал Скеллсгард раздраженный взгляд. - Ей не нужно было знать, что это было убийство, - сказал он. - Если это вообще было убийством.
   - Я чувствовала, что это было нужно, - ответила Скеллсгард, пожимая плечами.
   - Ну, - сказал Оже, - было это убийство или нет?
   - Она упала, - сказал Эйвелинг. - Это все, что мы знаем.
   - Или ее толкнули, - мрачно сказала Скеллсгард.
   - Я бы действительно хотела знать, что это было, - настаивала Оже.
   - Это не имеет значения, - сказал Эйвелинг. - Все, что вам нужно знать, это то, что E2 - это враждебная территория, о чем Уайт забыла. С самого начала она была осторожна: так всегда бывает. Затем она превысила полномочия своей миссии, пошла на риск и в итоге погибла.
   - Какого рода риск?
   Прежде чем Эйвелинг успел вставить хоть слово, Скеллсгард сказала: - Сьюзен почувствовала, что она на пороге чего-то большого, чего-то значительного. Поскольку она не захотела возвращаться на портал, все, что мы получили от нее, - это загадочные сообщения, нацарапанные на открытках. Если бы она хотя бы потратила время на создание радиопередатчика или возвращение на базовую станцию, она могла бы рассказать нам что-то более конкретное. Но она была слишком занята поиском зацепок, и в конце концов из-за этого ее убили.
   - Предположение, - сказал Эйвелинг.
   - Если мы не думаем, что она что-то замышляла, - сказал Скеллсгард, - то почему мы так спешим вернуть эти бумаги? Это потому, что мы думаем, что в них может что-то быть, не так ли?
   - Это потому, что мы не можем рисковать культурным загрязнением, - поправил Эйвелинг. - Проанализированные с правильным мышлением документы могли бы раскрыть происхождение Уайт. Мы не знаем, насколько она была нескромна. Пока мы не получим документы, мы будем в неведении.
   Скеллсгард посмотрела на Оже. - Думаю, все, что хочу сказать, это... будьте осторожны там, хорошо? Просто садитесь и делайте свою работу. Мы хотим, чтобы вы вернулись целой и невредимой.
   - Действительно? - спросила Оже.
   - О, конечно. Можете себе представить, каким было бы обратное путешествие, если бы со мной был только Эйвелинг?
  

ДЕВЯТЬ

  
   Была середина утра, когда Флойд вернул Кюстина в квартиру Сьюзен Уайт с тяжелым набором инструментов в руке. Практичность Кюстина никогда не переставала его удивлять: этот человек мог приложить руку практически к чему угодно, будь то ремонт "Матиса", сантехника в их квартире или попытка починить состряпанное на скорую руку радиоприемное оборудование мертвого шпиона. Флойд немного разбирался в ремонте лодок, но это был его предел. Однажды он расспрашивал Кюстина о том, откуда взялась такая практичность, но единственное объяснение, которое предложил Кюстин, заключалось в том, что определенные навыки обращения с электричеством и металлом очень полезны следователю в криминальном отделе.
   Это было все, что Флойд хотел знать.
   Он подождал в машине, пока Кюстина впустят, затем еще пять минут барабанил пальцами по рулю, пока фигура Кюстина не замаячила в окне пятого этажа. Кюстин не ожидал получить какие-либо результаты раньше середины дня, но они договорились поговорить по телефону в два часа, несмотря ни на что.
   Флойд свернул от дома Бланшара и поехал на Монпарнас, петляя по небольшим боковым улочкам, пока не нашел дом, где оставил Грету накануне вечером. При дневном свете дом казался немного веселее - но только немного. Грета открыла дверь и проводила его на скудно обставленную кухню, которую Софи показала ему накануне вечером.
   - Я позвонил в телефонную компанию, - сказал Флойд. - Сейчас он должен работать.
   - Так оно и есть, - удивленно сказала Грета. - Кто-то позвонил по этому поводу всего час назад, но я была так отвлечена, что на самом деле не думала об этом. Как тебе удалось убедить компанию восстановить ее связь? Она все еще не может позволить себе заплатить им.
   - Я сказал им, чтобы они записали расходы на мой счет.
   - Ты это сделал? - она склонила голову набок. - Это ужасно любезно с твоей стороны. Ты тоже не очень-то купаешься в деньгах.
   - Не беспокойся об этом. Это не так, как если бы... - Его голос затих.
   - Не так, как будто это будет продолжаться вечно? - она закончила за него. - Нет. Ты прав. Этого не будет.
   - Я не хотел показаться бессердечным.
   - Все в порядке. - Теперь в ее голосе звучало недовольство собой. - Я вымещаю злость на том, кто находится в пределах досягаемости. Ты этого не заслуживаешь.
   - Не беспокойся об этом. С того места, где я стою, ты отлично справляешься. Как сегодня чувствует себя Маржерит?
   Грета положила слой меда на ломтик тоста, намазанного маслом. - По словам Софи, примерно то же, что и вчера. Доктор уже сделал ей укол морфия на весь день. Я не знаю, почему они не могут дать ей это позже, чтобы она могла хотя бы хорошенько выспаться ночью.
   - Может быть, они беспокоятся, что она слишком хорошо выспится ночью, - сказал Флойд.
   - Это было бы не так уж плохо, - тихо сказала Грета. Сегодня она была одета во все белое, ее черные волосы были завязаны сзади белым бантом. Бант ярко сиял, как в рекламе стирального порошка. Грета передала ему тост, затем дочиста облизала пальцы, по-девичьи прищелкнув губами. - Спасибо, что остался со мной прошлой ночью, Уэнделл, - сказала она. - Это было любезно.
   - Тебе нужна была компания. - Он откусил тост, наклоняя его, чтобы не пролить мед на рубашку. - О Маржерит. Ничего, если я поздороваюсь с ней? Я знаю, что ты сказала прошлой ночью, но я действительно хотел бы, чтобы она знала, что мне не все равно.
   - Возможно, она даже не помнит тебя.
   - Я готов к этому.
   - Ну, хорошо, - тяжело сказала Грета. - Полагаю, сейчас она так же проницательна, как и всегда. Но не задерживайся слишком долго, ладно? Она очень быстро устает.
   - Я буду краток.
   Она повела его наверх, Флойд на ходу доедал тост. Половицы скрипели, когда он пересекал лестничную площадку. Грета приоткрыла дверь спальни, проскользнула внутрь и очень тихо заговорила с Маржерит. Флойд услышал, как пожилая женщина ответила по-французски. Больше она ни на чем не говорила, даже по-немецки. Грета как-то сказала ему, что она родилась в Эльзасе и вышла замуж за немецкого столяра, который умер в конце тридцатых годов. Дома они говорили только по-французски.
   Когда семье Греты в Германии стало трудно - Грета была еврейкой по материнской линии, - они отправили ее жить к Маржерит. Она приехала в Париж летом 1939 года, когда ей было девять лет, и прожила в городе большую часть последних двадцати лет. После неудавшегося вторжения в 1940 году было много антигерманских настроений, но Грета выдержала большую их часть, говоря по-французски с ярко выраженным парижским акцентом, который ничем не выдавал ее истинное происхождение. При первой встрече с ней Флойд и предположить не мог, что она немка. Раскрытие ему этого секрета было первой из многих близостей, каждая из которых вызывала легкий, пронзительный трепет взаимного доверия.
   Она окликнула его из глубины комнаты. - Теперь ты можешь заходить, Флойд.
   Дверь открылась шире, и появилась Софи, которая как раз выходила, неся с собой поднос. Он отступил в сторону, пропуская ее, затем вошел в закрытую ставнями тишину спальни. На стенах были тонкие квадраты и продолговатые формы, с которых были сняты картины, фотографии и зеркала. Кровать вокруг Маржерит была аккуратно застелена, вероятно, при подготовке к визиту врача, и теперь пожилая леди сидела почти вертикально, опираясь на три или четыре пухлые подушки. На ней была ночная рубашка в цветочек с высоким воротом и длинными рукавами, которая, казалось, принадлежала девятнадцатому веку. Ее седые волосы были зачесаны назад, а на щеках слегка виднелись румяна. Флойд мог почти разглядеть лицо Маржерит в приглушенном свете, но то, что он увидел, было тонким, беглым наброском женщины, которую он знал. Он думал, что было бы легче, если бы не было никакого сходства вообще, но она была узнаваема, и это делало задачу еще более трудной.
   - Это Уэнделл, - мягко сказала Грета. - Ты помнишь Уэнделла, не так ли, тетя?
   Флойд представился, держа свою фетровую шляпу обеими руками, как подношение.
   - Конечно, я помню его, - сказала Маржерит. Ее глаза были на удивление яркими и ясными. - Как дела, Флойд? Мы всегда называли тебя Флойдом, а не Уэнделлом, не так ли?
   - У меня... все отлично, - сказал он, переминаясь с ноги на ногу. - Как вы себя чувствуете?
   - Теперь со мной все в порядке, - ее голос был хриплым. Ему пришлось сосредоточиться, чтобы разобрать ее слова. - Но ночи выдаются трудными. Я никогда не думала, что сон может отнять у меня столько энергии. Я не уверена, сколько у меня осталось.
   - Вы сильная леди, - сказал он. - Я уверен, что у вас гораздо больше энергии, чем вы думаете.
   Она положила одну из своих тонких, похожих на птичьи, рук поверх другой и сложила их на животе. Газета лежала у нее на коленях, как шаль, раскрытая на страницах "парижских новостей". - Хотела бы я, чтобы это было правдой.
   Она знает, - подумал Флойд. - Возможно, она была хрупкой и, возможно, не всегда так хорошо понимала, что происходит вокруг нее, но она прекрасно знала, что больна, и что ее болезнь никогда не позволит ей покинуть эту комнату.
   - Как там снаружи, Флойд? - спросила Маржерит. - Я всю ночь слышала дождь.
   - Немного проясняется, - сказал он. - Выходит солнце и... - У него внезапно пересохло во рту. Почему он настоял на этом визите? Ему нечего было сказать Маржерит, чего бы она, должно быть, уже сотни раз не слышала от посетителей с такими же благими намерениями. С приступом стыда он осознал, что пришел сюда не для того, чтобы поднять ей настроение, а для того, чтобы почувствовать себя лучше самому. Он собирался предстать перед ней и ни разу не намекнуть на тот факт, что она неизлечимо больна, как будто в комнате был слон, которого никто не осмеливался признать. - Ну, - сказал он, подбирая слова, - это прекрасно, когда выходит солнце. Весь город похож на картину.
   - Цвета, должно быть, красивые. Я всегда любила весну. Это почти так же захватывающе, как осенью.
   - Не думаю, что есть время года, когда я не любил бы этот город, - сказал Флойд. - За исключением, возможно, января.
   - Грета читает мне газету, - сказала Маржерит, похлопывая по страницам, разложенным перед ней. - Она хочет читать только легкие новости, но я хочу знать все - как плохие, так и хорошие. Я не завидую вам, молодые люди.
   Флойд улыбнулся, пытаясь вспомнить, когда в последний раз кто-нибудь называл его молодым. - Мне кажется, все не так уж плохо, - сказал он.
   - Вас ведь не было здесь в тридцатые годы, не так ли?
   - Нет, меня тогда не было.
   - Тогда - при всем моем уважении - вы, вероятно, понятия не имеете, на что это было похоже на самом деле.
   Грета предостерегающе посмотрела на него, но Флойд добродушно пожал плечами. - Нет. Я понятия не имею.
   - Это было хорошо во многих отношениях, - сказала Маржерит. - Депрессия закончилась. У всех нас было больше денег. Там было еще что поесть. Более приятная одежда. Музыка, под которую мы могли бы танцевать. Мы могли позволить себе машину и раз в год отдыхать за городом. Радиоприемник и граммофон, даже холодильник. Но в те времена была и подлость. Под поверхностью всегда бурлило скрытое течение ненависти. - Она повернула голову к своей племяннице. - Именно ненависть привела Грету в Париж.
   - Фашисты получили по заслугам, - сказал Флойд.
   - Мой муж прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как эти монстры приходят к власти. Он видел их ложь и обещания насквозь, но он также знал, что они говорили о чем-то мерзком и убогом в человеческом духе. Что-то есть в каждом из нас. Мы хотим ненавидеть тех, кто не похож на нас. Все, что нам нужно, - это оправдание, шепот на ухо.
   - Не все из нас, - сказал Флойд.
   - Так говорили многие хорошие люди в тридцатые годы, - ответила Маржерит. - Что к посланию ненависти прислушаются только невежды и те, кто уже полон желчи. Но все было совсем не так. Требовалась сила духа, чтобы не позволить отравить себя этой ложью, а не у всех была такая сила. Еще меньшему количеству людей хватило смелости что-то с этим сделать, по-настоящему противостоять разжигателям ненависти.
   - Ваш муж был одним из этих храбрых людей? - спросил Флойд.
   - Нет, - сказала она. - Он не был таким. Он был одним из миллионов, которые ничего не говорили и не делали, и именно так он сошел в могилу.
   Флойд не знал, что сказать. Он посмотрел на женщину в постели, чувствуя, как сила истории струится через нее подобно току.
   - Все, что я хочу сказать, - продолжила она, - это то, что послание соблазнительное. Мой муж сказал, что до тех пор, пока эти разжигатели ненависти не будут уничтожены - стерты с лица Земли вместе со всем их ядом, - они всегда будут возвращаться, как сорняки. - Она дотронулась до газеты, лежавшей на кровати. - Сорняки возвращаются, Флойд. Мы подстригли газон в тысяча девятьсот сороковом, но не использовали средство от сорняков. Двадцать лет спустя они вернулись.
   - Я знаю, что есть много людей, которые говорят плохие вещи, - сказал Флойд. - Но на самом деле никто не воспринимает их всерьез.
   - В двадцатые годы никто не воспринимал их всерьез, - возразила она.
   - Теперь есть законы, - сказал Флойд. - Законы о борьбе с ненавистью.
   - Которые не соблюдаются. - Она постучала по бумаге пальцем с острым ногтем. - Посмотрите на эту историю: вчера молодой человек был избит до смерти за то, что осмелился выступить против разжигателей ненависти.
   Голос Флойда внезапно зазвучал так же слабо, как у Маржерит. - Молодой человек?
   - У железнодорожной станции. Они нашли его тело прошлой ночью.
   - Нет!
   Грета просунула руку ему за рукав. - Нам пора идти, Флойд.
   Он ничего не мог сказать.
   Маржерит сложила газету и столкнула ее с кровати. - Я не хотела читать вам нотации, - сказала она с добротой, которая ранила его до глубины души. - Я просто хотела сказать, как мало я вам сейчас завидую. Двадцать лет назад на горизонте были грозовые тучи, Флойд, и они собираются снова. - Почти спохватившись, она сказала: - Конечно, еще не слишком поздно что-то с ними сделать, если это не безразлично достаточному количеству людей. Интересно, сколько людей прошло мимо этого бедного молодого человека прошлой ночью, когда он нуждался в помощи?
   Грета отодвинула его от кровати. - Флойду пора идти, тетя Маржерит.
   Она потянулась и взяла его за руку. - Было мило с вашей стороны подняться и навестить меня. Вы ведь вернетесь, правда?
   - Конечно, - сказал Флойд, заставляя себя улыбнуться, чтобы скрыть свой дискомфорт.
   - Принесите мне немного клубники, ладно? Эту комнату не мешало бы украсить.
   - Я принесу вам немного клубники, - пообещал он.
   Грета повела его вниз по лестнице, все еще держа за руку. - Вот как это бывает с ней, - сказала она, когда они оказались вне пределов слышимости. - Она остро реагирует на новости, но она даже не знает, какое сейчас время года. Тебе повезло, что она вспомнила, кем ты был. Будем надеяться, что она не помнит, как просила клубнику.
   - Я найду ей что-нибудь.
   - В это время года? Не беспокойся об этом, Флойд. Скорее всего, она ничего не вспомнит об этом, когда ты в следующий раз пойдешь туда.
   Если ее слова прозвучали жестоко, подумал Флойд, то только потому, что она так сильно любила Маржерит.
   Они снова сели на кухне. На подоконнике ворковал голубь. Грета взяла кусочек черствого хлеба и бросила его в стекло, распугав птицу до вороха серых перьев.
   - Возможно, это не тот молодой человек, - сказала она, догадываясь, что было на уме у Флойда. - Может быть, в наши дни ты не читаешь газет, но людей постоянно избивают.
   - Мы оба знаем, что это был один и тот же юноша, так зачем притворяться, что это не так?
   - Мы обсуждали это прошлой ночью. Если бы ты попытался что-нибудь сделать, они бы тебя порезали.
   - Прежний я, возможно, попытался бы.
   - У прежнего тебя было бы больше здравого смысла.
   - Ты просто пытаешься заставить меня почувствовать себя лучше. - Флойд поднял глаза к потолку, представляя спальню, которую он только что посетил, упорядоченную расстановку мебели и неподвижность ее обитательницы. - Возможно, она не очень хорошо ориентируется во времени года, но знает, как идут дела.
   - Может быть, все не так плохо, как она боится. Старики всегда думают, что мир вот-вот рухнет. Это их работа.
   - Может быть, они и правы, - ответил Флойд.
   Грета наклонилась, чтобы поднять хлеб, который она только что бросила в голубя. - Возможно, так оно и есть. И, возможно, это такая же веская причина, как и любая другая, подумать о том, чтобы уехать из Парижа.
   - Хороший переход.
   - Я полагаю, ты больше не думал о том, о чем мы говорили?
   - Я упомянул об этом Кюстину, - сказал Флойд.
   - Как он это воспринял?
   - Он воспринял это хорошо. Так же, как он воспринимает все.
   - Андре хороший человек, - сказала Грета. - Уверена, что он прекрасно справился бы с управлением агентством.
   - Вероятно, в течение года Париж будет есть у него из рук.
   - Так почему бы не дать ему шанс?
   - Я здесь уже двадцать лет, - сказал Флойд. - Если я уйду сейчас, скажу ли я, что последние двадцать лет моей жизни были ошибкой?
   - Только если ты хочешь думать о них таким образом.
   - Я не уверен, что есть какой-то другой способ.
   - Это не тот город, в который ты приехал, - сказала Грета. - Многое изменилось, и многое из этого не к лучшему. Это не было бы признанием поражения. Сколько тебе сейчас лет, Флойд? Тридцать девять? Сорок? Ты не такой уж старый. Нет, если ты сам этого не хочешь.
   - У тебя была возможность взглянуть на бумаги в этой коробке?
   - Приятно познакомиться, - сказала она, одарив его снисходительной улыбкой. - Хорошо. Мы поговорим об этом позже. Да, я заглядывала в коробку.
   - Ты можешь мне что-нибудь сказать?
   - Мы можем поговорить об этом в другом месте? - спросила Грета. - Это место действует мне на нервы. Софи пробудет здесь до конца утра. Мне бы действительно не помешало подышать свежим воздухом.
   Флойд потянулся за своей фетровой шляпой. - Тогда давай прогуляемся.
  
   Флойд нашел место для парковки "Матиса" на улице Риволи, недалеко от Лувра. Дождь на данный момент прекратился, хотя тучи на окраине города имели чернильный оттенок грозовых туч. Но на правом берегу было достаточно приятно, солнце делало все возможное, чтобы высушить тротуары и обеспечить в конце сезона работу продавцов мороженого. Это был один из тех осенних дней, которые Флойд никогда не воспринимал как нечто само собой разумеющееся, зная, что другого такого дня может и не быть, прежде чем незаметно подкрадется зима.
   - Ну что ж, - сказал он, чувствуя, что его настроение улучшается. - Что это будет: культура или прогулка по Тюильри?
   - Культура? Ты бы не узнал культуру, если бы она укусила тебя за нос. Как бы то ни было, я сказала, что хочу подышать свежим воздухом. Картины могут подождать. Они пробыли там достаточно долго.
   - Мне подходит. Более получаса в любом общественном учреждении, и я начинаю чувствовать себя одним из экспонатов.
   Грета взяла с собой жестянку из-под печенья, зажав ее подмышкой, пока они шли. Сады Тюильри тянулись между музеем и площадью Конкорд элегантной официальной лентой вдоль правого берега. Они были частью города со времен Екатерины Медичи, четыреста лет назад. Флойда всегда поражала мысль о том, что эти геометрические зеленые насаждения выдержали все изменения, которые постигли Париж в то время. Сады были одним из любимых мест Флойда в городе, особенно тихим утром в середине недели.
   Вокруг большого восьмиугольного бассейна в западной части сада были расставлены шезлонги. Грета и Флойд нашли себе пару соседних сидений и начали разбрасывать кусочки черствого хлеба, который она прихватила с кухни.
   - Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я подумала об этом, - сказала Грета, постукивая по банке. - Я имею в виду, если вы отправитесь на поиски чего-то странного или необычного, вы почти обязательно это найдете.
   - Расскажи мне, что у тебя есть. Я побеспокоюсь о том, чтобы разобраться в этом.
   - Напомни, как звали ту женщину? Сьюзен что-то такое? У меня на открытке ее христианское имя, вот и все.
   - Сьюзен Уайт, - представил Флойд. - Если это было ее настоящее имя.
   - Ты действительно убежден, что она что-то замышляла?
   - Больше, чем вчера. Кюстин все еще пытается разобраться в том, что она сделала с радиоприемником в своей комнате.
   - Что ж, - сказала Грета, - я не против признать, что это такой же хороший способ, как и любой другой, отвлечь меня от мыслей о моей тете.
   - Все, что поможет. - Флойд оторвал кусок черствой корочки и бросил его стайке встревоженных, ссорящихся селезней. - Тогда давай, что у тебя есть для меня?
   - Я не могу помочь вам с картами и набросками, но, возможно, смогу пролить некоторый свет на это. - Она порылась в жестянке, пока не нашла письмо, напечатанное на фирменной бумаге.
   - Это то, что со сталелитейного завода в Берлине? - спросил Флойд.
   - Да, "Каспар Металс".
   - Так в чем же все-таки дело?
   - Все, в чем я могу помочь, - это одно письмо, - сказала Грета, - так что здесь обязательно нужны какие-то догадки. Но мне кажется, что Сьюзен Уайт пронюхала о контракте, которым занималась "Каспар Металс".
   - А у нее самой не было такой роли?
   - Нет. Определенно выглядит так, как будто в этом замешана третья сторона. Судя по письму, Уайт, должно быть, уже накопала какую-то информацию об этом контракте, достаточную, чтобы она не выглядела полным аутсайдером.
   Небольшая официальная компания приблизилась к утиному пруду. Там было восемь или девять мужчин в костюмах, все в фетровых шляпах, окружавших пожилого мужчину в инвалидном кресле, которое толкала крепкая медсестра.
   - Расскажи мне о контракте, - попросил Флойд.
   - Ну, это не вдается в какие-либо подробности - об этом, должно быть, говорилось в предыдущем письме, - но выглядит так, как будто фирму попросили отлить большой, цельный кусок алюминия. На самом деле, три больших куска - и в цитате говорится о дополнительных затратах на обработку до желаемой сферической формы.
   Флойд наблюдал, как старик в инвалидном кресле дрожащими руками бросает хлеб в пруд, отпугивая уток. - В жестянке была схема, - сказал он. - Что-то круглое. Должно быть, это было частью одной и той же чепухи.
   - Ты выглядишь разочарованным, - заметила она.
   - Только потому, что я подумал, что мы, возможно, напали на след чего-то, что, возможно, план состоял в создании бомбы. Но если отливка сплошная... - Он пожал плечами.
   - Есть некоторые разговоры об объектах, являющихся частью художественной инсталляции, но это может быть прикрытием.
   - Все это не имеет никакого смысла, - сказал Флойд. - Если бы она была американской шпионкой, зачем бы ей понадобилась немецкая фирма для производства этих вещей, независимо от того, для чего они предназначены? Должно быть, существует сотня американских фирм, которые могли бы выполнить ту же работу.
   - Послушай, - сказала Грета, - просто представь на минуту, что она была шпионкой. Чем они занимаются, кроме шпионажа? Они также следят за деятельностью других шпионов.
   - Согласен, - сказал Флойд. - Но...
   - А что, если ее поместили сюда, чтобы присматривать за другой операцией? Уайт узнает кое-что о берлинском контракте. Она не обязательно знает все подробности, но она знает, что должна узнать об этом больше. Поэтому она пишет в "Каспар Металс", выдавая себя за человека, связанного с организацией, которая организовала первоначальный заказ.
   - Возможно, - согласился Флойд.
   Грета бросила еще немного хлеба в утиный пруд. - На самом деле, есть еще одна вещь, о которой я должна упомянуть.
   - Продолжай.
   - В письме также указаны расходы на транспортировку и доставку готовой продукции. Теперь, это интересная часть: она была разбита на три отдельных пункта выставления счетов. Где-то в Берлине, где-то в Париже и где-то в Милане.
   - Не помню, чтобы видел адреса в этом письме.
   - Ты этого не видел. Человек, написавший письмо, должно быть, предполагал, что обе стороны уже располагали этой информацией.
   Флойду было интересно, как повлияет связь с Миланом. - За исключением того, что у нас нет такой информации, - сказал он. - Все, что у нас есть, - это пара линий на карте Европы. - Он вспомнил L-образную фигуру с четко обозначенными расстояниями между тремя городами. - Я до сих пор не знаю, что означают отметки на этой карте, но они, очевидно, каким-то образом связаны с работой, выполняемой этой фабрикой.
   - И последнее, - сказала Грета. - Этот билет на поезд. Он был на ночной экспресс до Берлина, и им никто не пользовался.
   - На билете есть дата?
   - Выдан пятнадцатого сентября для проезда с Северного вокзала двадцать первого. Она забронировала спальное купе.
   - Она умерла двадцатого, - сказал Флойд, вспоминая подробности в своем блокноте. - Бланшар сказал, что она отдала ему банку пятнадцатого или шестнадцатого числа - он не мог точно сказать, какого именно. Должно быть, она просто забронировала билет и никогда им не пользовалась.
   - Интересно, почему она просто не села на первый поезд до Берлина, вместо того чтобы забронировать билет на тот, который должен был отправляться только через четыре или пять дней?
   - Возможно, у нее были другие дела, которыми она должна была заняться в первую очередь, или, возможно, она позвонила заранее и договорилась посетить фабрику в определенный день. В любом случае, она знала, что не сядет в этот поезд в течение нескольких дней, но она также знала, что ей грозит опасность и что банка может попасть не в те руки.
   - Тебе не приходило в голову, Флойд, что если кто-то убил ее из-за того, что было в той банке, они могут сделать это снова?
   Компания с пожилым мужчиной покинула утиный пруд, инвалидное кресло с хрустом покатилось по посыпанной гравием набережной в направлении Оранжереи. За компанией, возвышаясь над деревьями, окаймляющими берег Сены, блестела на солнце скользкая мокрая крыша вокзала Орсе на левом берегу. Несмотря на свое название, прошло много лет с тех пор, как вокзал Орсе был железнодорожным вокзалом. Существовали смутные планы превратить его в музей, но в конце концов городские власти решили, что наиболее эффективным использованием величественного старого здания будет тюрьма для высокопоставленных политических заключенных. При виде тюрьмы что-то зацепило это воспоминание, какая-то неуловимая связь, ожидающая завершения.
   Он раздал остатки хлеба тем нескольким уткам, которые остались верны ему. - Я знаю, что есть риск. Но я не могу просто отказаться от дела из-за того, что некоторые люди могут не захотеть, чтобы я добился успеха.
   Грета внимательно посмотрела на него. - Какое отношение эта упрямая решимость имеет к тому, что тебе только что сказала Маржерит?
   - Эй, - сказал Флойд, защищаясь, - речь идет не о чем ином, как о выполнении работы для клиента. Работа, за которую, должен добавить, довольно хорошо платят.
   - Значит, это все, к чему все сводится: деньги?
   - Деньги и любопытство, - признал он.
   - Никакая сумма денег не компенсирует сломанную шею. Бери то, что у тебя есть, и иди к властям. Предоставьте им все доказательства, и пусть они соберут все воедино.
   - Теперь ты говоришь как Кюстин.
   - Может быть, в его словах есть смысл. Подумай об этом, Флойд. Не погружайся слишком глубоко. Ты крупный мужчина, но ты не очень сильный пловец.
   - Я пойму, когда увязну слишком глубоко, - сказал он.
   Грета покачала головой. - Я слишком хорошо тебя знаю. Ты поймешь, что увяз слишком глубоко, только когда начнешь тонуть. Но какой смысл спорить? Я голодна. Давай прогуляемся до Елисейских полей: там есть местечко, где готовят вкусные блинчики. По дороге можешь купить мне мороженое "Эскимо". Потом ты сможешь отвезти меня обратно на Монпарнас.
   Флойд сдался, протягивая ей руку. Они направились в сторону авеню, Флойд наблюдал, как вдалеке поднялся ветер и поднял в небо чей-то зонтик.
   - Как дела у группы? - спросила Грета.
   - Группа прекратила свое существование, когда ты ушла, - сказал Флойд. - С тех пор нас точно не заваливали предложениями.
   - Я всегда была только частью ее.
   - Ты чертовски хорошая певица и чертовски хорошая гитаристка. Ты оставила большую дыру.
   - Вы с Кюстином оба хорошие музыканты.
   - Хорошие - это еще не все.
   - Что ж, тогда вы лучше, чем хороши.
   - Может быть, Кюстин.
   - Это тоже не значит, что ты худший басист в мире. Ты всегда знал, что сможешь заставить это сработать, если только достаточно сильно этого захочешь.
   - Я делаю ходы. Я могу задать довольно устойчивый ритм.
   - Ты так говоришь, как будто это что-то плохое. В Ницце есть сотня групп, которым не помешал бы такой басист, как ты, Флойд.
   - Но я не могу сделать ничего такого, чего ты раньше не видела. Я не могу сделать это по-новому.
   - Не все хотят, чтобы это было по-новому.
   - Но в том-то и дело. Все, что мы когда-либо делаем, - это играем одни и те же старые свинг-номера в одной и той же старой манере. Я устал от этого. Кюстин едва может заставить себя достать свой саксофон.
   - Так сделай что-нибудь другое.
   - Кюстин продолжает пытаться. Ты знаешь, как он всегда пытался заставить нас играть этот быстрый восьмибитный материал, когда все, чего мы когда-либо хотели, - это оставаться в четыре-четыре?
   - Может быть, Кюстин что-то заподозрил.
   - Он слышал, как один парень играл здесь несколько лет назад, - сказал Флойд. - Какой-то героиновый маньяк из Канзас-Сити. Выглядел на шестьдесят, но на самом деле был примерно моего возраста. Называл себя Ярдхаундом, или Дворовым псом, или что-то в этом роде. Он продолжал играть эти сумасшедшие импровизационные вещи, как будто это была волна будущего. Но никто не хотел знать.
   - Кроме Кюстина.
   - Кюстин сказал, что это была музыка, которая всегда была у него в голове.
   - Так найди способ помочь ему сыграть в это.
   - Слишком быстро для меня, - сказал Флойд. - И в любом случае, даже если бы это было не так, никто больше не хочет это слышать. Это не та музыка, под которую можно танцевать.
   - Ты не должен так легко сдаваться, - предостерегла Грета.
   - Уже слишком поздно. Им даже натурал-джаз больше не нужен. Половина клубов, в которых мы играли в прошлом году, сейчас не работают. Может быть, в Штатах все по-другому, но...
   - Некоторые люди никогда этого не поймут, - сказала Грета. -Они не хотят видеть, как черные и белые люди ладят друг с другом, не говоря уже о том, чтобы играть одну и ту же музыку. Потому что всегда есть опасность, что мир действительно может стать лучше из-за этого.
   - Флойд улыбнулся. - К чему ты клонишь?
   - Те из нас, кому не все равно, не должны так легко сдаваться. Может быть, нам нужно время от времени высовывать свои шеи наружу.
   - Я никому не подставляю свою шею.
   - Даже ради музыки, которую ты любишь?
   - Может быть, было время, когда я думал, что джаз может спасти мир, - сказал Флойд. - Но теперь я старше и мудрее.
   Идя по посыпанной гравием дорожке, они снова прошли мимо компании с пожилым мужчиной, и что-то в голове Флойда щелкнуло, как ключ в хорошо смазанном замке. Может быть, дело было в разговоре, который у него состоялся с Маржерит, или, возможно, в сопоставлении этого человека и политической тюрьмы на другом берегу реки, но Флойд внезапно узнал его. Мужчина наклонился вперед в инвалидном кресле, его челюсть отвисла, по подбородку скатилась тонкая струйка слюны. Его кожа была приклеена к черепу, как один слой папье-маше. Его руки дрожали от какого-то паралича. Под его одеялом было видно, что врачи вырезали больше, чем оставили после себя. То, что текло по его венам, теперь было скорее химическим веществом, чем кровью. Но он пережил рак, точно так же, как пережил то покушение в мае 1940 года, когда бесславно закончилось наступление в Арденнах. Очертания лица все еще были узнаваемы, наряду с устаревшими, чопорными усиками и тщеславной копной редеющих волос, теперь белых там, где когда-то они были черными. Прошло почти двадцать лет с тех пор, как его амбиции потерпели крах и сгорели в то катастрофическое лето. На карнавале монстров, который породил век, он был лишь одним из многих. Тогда он говорил о ненависти - но кто этого не делал? Ненависть - вот как ты заставлял все происходить в те годы. Это был рычаг, который двигал вещи. Это не обязательно означало, что он в это верил или что он был бы для Франции хуже любого из тех, кто пришел за ним. Кто мог бы позавидовать ему за утро в саду Тюильри, после всего того времени, что он прослужил на вокзале Орсе? Теперь он был просто печальным стариком, вызывающим не столько отвращение, сколько жалость.
   Пусть он покормит уток.
   - Флойд?
   - Что?
   - Ты был за много миль отсюда.
   - За много лет, - сказал он. - Не совсем одно и то же.
   Она повела его к киоску с мороженым. Флойд полез в карман за несколькими монетами.
  

ДЕСЯТЬ

  
   Оже проснулась от быстрого металлического щелчка реактивных двигателей, похожего на звук заклепочного пистолета. Ее первой мыслью было, что, должно быть, что-то пошло не так, но Эйвелинг и Скеллсгард оба выглядели скорее настороженными и сосредоточенными, чем встревоженными, как будто с этим они сталкивались раньше.
   - Что происходит? - сонно спросила она.
   - Идите спать дальше, - сказал Эйвелинг.
   - Я хочу знать.
   - Мы просто имеем дело с некоторой неровностью туннеля, - сказала Скеллсгард, указывая свободной рукой на контурный дисплей перед панелью управления джойстиком. Сейчас она управляла, в то время как Эйвелинг отдыхал. Движущиеся линии на панели дисплея были собраны в пучок и скручены вместе. - Стены на большей части довольно гладкие, но время от времени мы натыкаемся на то или иное сооружение, которое нам приходится обходить стороной.
   - Структуры? Внутри червоточины?
   - Это не червоточина, - начала Скеллсгард. - Это...
   - Знаю: это квази-псевдо-пара-что-то в этом роде. Я имею в виду, как могут быть какие-либо структуры внутри этой штуки, чем бы она ни была? Разве это не гладкое пространство-время на всем протяжении?
   - Это то, чего и следовало ожидать.
   - Вы же теоретик. Скажите мне.
   - На самом деле, здесь задействована значительная доля догадок. Слэшеры рассказали нам не все, и, вероятно, у них самих нет ответов на все вопросы.
   - Так что дай мне свое лучшее предположение.
   - Хорошо. Теория первая. Вы видите эти показатели энергии напряжения? Они связаны с изменениями в геометрии местного туннеля, которые ждут нас впереди.
   - Чем вы их ощущаете? Радаром?
   Скеллсгард покачала головой. - Нет. Радар - или любой другой датчик на основе электромагнитных волн, если уж на то пошло, - не слишком хорошо работает в гиперсети. Фотоны поглощаются стенками или хаотично рассеиваются при взаимодействии с патологическим веществом. А смотреть вперед - все равно что пытаться увидеть солнечные пятна невооруженным глазом. Датчики нейтрино или гравитационных волн могли бы работать лучше, но в транспортном средстве для них недостаточно места. Все, что осталось, - это гидролокатор.
   - Звук? - спросила Оже. - Но мы движемся в почти идеальном вакууме, не так ли?
   - Чертовски верно, да. Но мы можем заставить своего рода акустический сигнал распространяться через облицовку стен. Это похоже на волну сжатия, по которой движется корабль, только примерно в миллиард раз быстрее. Он распространяется через более жесткий слой, другую фазу патологического вещества с гораздо большей жесткостью. Именно так мы посылаем сигналы по каналу, чтобы иметь возможность общаться с порталом на конце E2. Проблема в том, что это не работает, когда в трубе находится корабль: мы действуем как своего рода зеркало, отражая любые сигналы обратно тем путем, которым они поступили. Но мы можем посылать наши собственные сигналы по линии. Они недостаточно сильны, чтобы дотянуться до дальнего портала, но они действуют как своего рода щупальца, прощупывая препятствия и неровности в стенах.
   - Это все еще не говорит мне о том, что в первую очередь вызывает эти нарушения.
   - Вот, взгляните на это, - сказала Скеллсгард, привлекая внимание Оже к узлу очень близких контурных линий, проступающих на дисплее. - Это лучшее предположение компьютера о форме приближающейся неровности в облицовке туннеля, основанное на эхо-сигналах от гидролокатора. Если бы контуры были сгруппированы симметрично, мы бы смотрели на сужение туннеля перед нами. Но это не то, что здесь происходит. Есть места, где облицовка туннеля выглядит так, словно ее вытравили, и места, где она выпирает внутрь. Первая теория гласит, что это симптом какого-то распада базовой структуры канала, либо из-за отсутствия технического обслуживания, либо из-за недостаточного количества кораблей, использующих его.
   - Недостаточно кораблей?
   - Возможно, корабли предназначены для выполнения какой-то ремонтной функции, когда они проходят мимо. Это то, что мы называем "гипотезой трубочиста".
   - Отлично. А как насчет второй теории?
   - Вот тут-то все и начинает приобретать серьезный спекулятивный характер, - предупредила Скеллсгард. - Некоторые люди, изучающие линию, сделали записи об этих нарушениях, собрав данные о многих транзитах. Конечно, данные очень зашумлены и подвержены капризам интерпретации навигационной системы. Итак, затем они берут эти записи и загружают их в программное обеспечение с максимальной энтропией, чтобы выжать любую скрытую структуру. Затем они берут выходные данные этого процесса и передают их в другую группу программ, предназначенных для обнаружения скрытого языка. Одна из таких процедур называется тестом Ципфа: она включает в себя построение графика логарифмической частоты появления различных узоров, наблюдаемых на стенах. Случайные данные имеют наклон Ципфа, равный нулю, в то время как наклон Ципфа структуры туннеля довольно близок к минус единице. Это означает, что сигналы в этих стенах значительно более значимы, чем, скажем, звонки белки-обезьяны, которые на графике Ципфа доходят всего до минус ноль целых шести десятых.
   - Однако это не окончательно, - сказала Оже.
   - Но исследователи на этом не останавливаются. Есть еще одно статистическое свойство, известное как энтропия Шеннона, которое говорит вам о том, насколько насыщенны коммуникации. Человеческие языки - скажем, английский или русский - имеют энтропию Шеннона примерно восьмого или девятого порядка. Это означает, что если я произнесу восемь или девять слов на одном из этих языков, вы сможете довольно легко угадать, каким будет десятое. У криков дельфинов энтропия Шеннона находится в диапазоне от трех до четырех, в то время как у туннельных каракулей она достигает семи или восьми.
   - В таком случае, они менее сложны, чем человеческий язык.
   - Согласна, - сказала Скеллсгард, - но их истинная сложность может быть замаскирована ошибками, которые мы вносим при расшифровке изображений гидролокатора. Или сами сообщения могут быть размыты эрозией или каким-то другим процессом, который мы не понимаем.
   - Итак, вторая теория заключается в том, что паттерны - это преднамеренные сообщения.
   - Да. Они могли бы быть аналогами старых дорожных знаков: ограничения скорости, временные ограничения и тому подобное.
   - Вы это несерьезно.
   - Вы еще ничего не слышали, Оже. Хотите услышать третью теорию?
   - О, почему бы и нет?
   - Должна предупредить вас, что это определенно не общепринятая мудрость. Третья теория гласит, что туннельные узоры - это своего рода реклама. - Оже открыла рот, чтобы что-то сказать, но Скеллсгард продолжала говорить. - Нет, подождите. Выслушайте меня. Если подумать, в этом есть какой-то извращенный смысл. Почему бы галактической сверхцивилизации не иметь рекламы? В конце концов, похоже, это в значительной степени приклеено к нашей культуре.
   - Но реклама... - Оже было трудно сохранять невозмутимое выражение лица.
   - Подумайте об этом. Любой, кто путешествует по одному из этих каналов, является идеальной плененной аудиторией. Они заперты, приманка для молокососов. Им больше некуда пойти, не на что смотреть. Что может быть лучше для размещения рекламы? Черт возьми, хотела бы я знать, что они продают. Может быть, это услуги по строительству планет, или обновление звезд, или возможность обменять свою старую черную дыру на новую.
   Оже улыбнулась. - Сверхновая может вспыхнуть в любой момент. Убедитесь, что ваша солнечная система должным образом застрахована.
   - Как насчет: устали от Млечного пути? Почему бы не взглянуть на некоторые из наших замечательных объектов в Больших Магеллановых облаках? Лучшие виды в местной группе - и это все еще в пределах досягаемости от галактического ядра.
   Оже усмехнулась, вступая в игру. - Приматы-экспансионисты, наводняющие ваш звездный район? У нас есть необходимые вам решения для борьбы с вредителями.
   - Ваш старый Бог не справляется с этой работой? Улучшите свое божество прямо сейчас, призвав... - Скеллсгард начала хихикать.
   - Вы правы - это почти правдоподобно, не так ли?
   - Почти, - сказала Скеллсгард. - И я определенно предпочитаю это четвертой теории.
   - Чему именно?
   - Что стены покрыты граффити.
   - Боже мой. - Боже мой. Она действительно сказала "боже мой"? Оже покачала головой, как человек, собирающийся чихнуть. - Вы хотите сказать, что кому-то действительно заплатили за то, чтобы он это придумал?
   - Да. По-видимому, это даже имеет смысл, основываясь на энтропии Шеннона. Если вы посмотрите на человеческие граффити...
   - Хватит, Скеллсгард. Я бы предпочла не слышать о граффити, человеческих или инопланетных.
   - Это немного угнетает, не так ли?
   - Больше, чем немного.
   - Ну, не беспокойтесь об этом, - сказала Скеллсгард, пренебрежительно махнув рукой. Немногие люди воспринимают это достаточно серьезно. Есть небольшая проблема в том, что структура туннелей имеет привычку меняться в зависимости от условий стабильности. Конечно, это могло бы быть очень умное граффити...
   - А есть пятая теория?
   - Пока нет. Но я уверена, что кто-то работает над одной из них.
   Оже рассмеялась. Все, что она знала об академических кругах, говорило ей, насколько это было правдой. Самообладание Скеллсгард тоже пошатнулось, и только когда они перестали смеяться, вздыхая от усталости, а их глаза были мокрыми от слез, Эйвелинг открыл глаза и уставился на них, его лицо было таким же бесстрастным, как всегда.
   - Гражданские лица.
  
   На двадцать девятом часу что-то изменилось в паутинном отображении энергии напряжения Скеллсгард. Контуры начали выстраиваться в систематический и замысловатый узор, совершенно непохожий на асимметричное сгущение и растяжение, вызванные разметкой туннеля.
   - Возможно, вам захочется взглянуть на это, - сказала она.
   - Что-то не так? - спросила Оже.
   - Нет. Мы просто натыкаемся на что-то немного необычное, вот и все. Мы всегда достигаем его где-то между двадцать восьмым и двадцать девятым часами, хотя от поездки к поездке он никогда не бывает в одном и том же месте.
   - Опять граффити или турбулентность в туннеле?
   - Нет. Слишком устойчиво для этого.
   Оже наклонилась вперед, ослабляя пряжку сиденья. Она понизила голос. Эйвелинг спал, слегка похрапывая, и у нее не было особого желания будить его. - Так на что же мы смотрим?
   - Мы приближаемся к расширению в ткани туннеля. Это похоже на пузырь, несколько вытянутый в направлении движения. - Скеллсгард внесла несколько микрорегулировок в траекторию их полета, о чем сигнализировал последовательный залп рулевых двигателей. - Сначала мы не знали, что с этим делать.
   Оже попыталась разобраться в медленно движущихся контурах, но она подозревала, что потребуются недели практики, чтобы превратить информацию во что-то, приближающееся к трехмерному изображению их окружения.
   - А теперь? - спросила она.
   - Мы называем это "пещера обмена", - сказала ей Скеллсгард. - Насколько нам известно, слэшеры никогда не находили ничего подобного ни в одном из своих путешествий. Все соединения, которые они наметили, были простыми связями "точка-точка". Вы можете получить несколько кластеров порталов, расположенных близко друг к другу в пространстве, но вы никогда не получите соединений в самих потоках гиперсети.
   - За исключением этого?
   - Ну, очевидно, в этой связи есть что-то особенное, потому что она проникает в самое сердце АКС. Мы думаем, что промежуточная пещера обеспечивает выборочный доступ к различным точкам коры захваченной планеты. - Тупым ногтем она постучала по определенным элементам на контурном дисплее. - Насколько мы можем судить, существует девятнадцать возможных путей выхода из пещеры, не считая того, по которому мы только что прибыли. Проблема в том, что наше рулевое управление достаточно сложное только для того, чтобы позволить нам вовремя изменить курс и добраться до шести съездов. Из оставшихся тринадцати нам удалось установить наборы легких инструментов в четырех из них, но мы так ничего и не услышали в ответ. Вероятно, они даже не добрались до конца своих ниточек.
   - А как насчет шести выходов, до которых вы можете добраться?
   - Мы всегда выходим под землю, в нескольких сотнях метров от поверхности. Но пять из шести выходов нам ни к чему. Будь у нас время, мы могли бы проложить туннель к дневному свету, но на это ушли бы годы, и каждый килограмм породы, который мы выкопаем, пришлось бы доставлять обратно по каналу.
   - Я здесь чего-то не понимаю, - сказала Оже. - Что такого сложного в том, чтобы копаться в скале, учитывая, что вы уже раскопали половину Фобоса?
   - Есть одна загвоздка: наши инструменты не работают на E2. Нам пришлось бы прокапывать путь наружу пальцами.
   Оже задала очевидный вопрос. - Подождите. Если вы не можете добраться до поверхности, откуда вы вообще знаете, что это та же самая планета? Что, если нити ведут совсем в другое место?
   - Главный ключ к разгадке - гравитация. Она всегда в пределах одного-двух процентов от одного и того же значения, независимо от того, где мы появляемся. Геохимия тоже немного меняется, но не настолько, чтобы заставить нас думать, что мы каждый раз находимся внутри другой планеты. Мы можем сопоставить эти данные с нашими знаниями о E1 и попытаться определить, где мы находимся - по крайней мере, с точностью до континента, - но лишь один выход позволяет нам достичь поверхности.
   - Потому что это ближе? - спросила Оже.
   - Нет, потому что прямо по соседству есть еще один туннель. Нам нужно было всего лишь прорыть несколько десятков метров настоящей породы, прежде чем мы наткнулись на ранее существовавшую шахту. Если бы не это... - Выражение лица Скеллсгард стало философским. - Ну, Сьюзен все еще была бы жива, а вам все еще грозил бы трибунал.
   - Спасибо за напоминание.
   - Простите.
   Они прошли через промежуточную пещеру без происшествий. Менее чем через час сенсоры Эйвелинга начали улавливать отражения от приближающегося "горла": слабое эхо от того же вида носовой ударной волны, которая сигнализировала о прибытии другого транспорта в пещеру Фобоса. Он велел Скеллсгард и Оже пристегнуться к прибытию, что означало дополнительные ремни безопасности и лямки, затянутые до дискомфорта. Оже вспомнила насильственное прибытие корабля на Фобос и приготовилась к худшему.
   Когда это произошло, это было, к счастью, быстро, и не успела она осознать тот факт, что корабль замедляется, как почувствовала, как люлька разрядника с лязгом встала на место вокруг корпуса. Корабль рванулся вперед, остановился, а затем наклонился назад, когда поршни приняли отдачу на себя. А потом внезапно все стало очень спокойно, Эйвелинг потянулся над головой, чтобы щелкнуть выключателями, отключая жизненно важные системы.
   Теперь Оже почувствовала вес - нежелательная ноша после тридцати часов в свободном падении. Ей потребовалось усилие, чтобы пошевелить руками и отстегнуть ремни безопасности, и большее усилие, чтобы подняться с сиденья. Ее мышцы несколько мгновений протестовали, когда она начала потягиваться, а затем угрюмо подчинились этой задаче.
   Вскоре кто-то постучал в дверь.
   - Это, должно быть, Бартон, - сказал Эйвелинг.
   Бартон оказался более молодой версией Эйвелинга, только с чуть более просвещенным отношением к гражданским лицам. Он вывел их из транспортного корабля, через соединительный шлюз, в сферическую пещеру со скальными стенами, в которой можно было узнать гораздо меньшую копию той, что была на конце Фобоса. В зоне восстановления находилось много оборудования, но не было средств заменить существующий транспорт на отремонтированный. Несмотря на повреждения, которые он получил во время путешествия (легкие, по словам Эйвелинга), корабль просто развернут на 180 градусов и снова отправят в путь.
   Оже представили еще двум людям в пещере: суровой на вид женщине-военному специалисту по имени Ариано и другому гражданскому технику по имени Рашт, маленькому, похожему на кошку мужчине с землистым цветом лица. Ни один из них не был похож на слэшера, и оба, судя по всему, работали в две смены по меньшей мере неделю.
   - Есть какие-нибудь новости об остальных? - спросил Эйвелинг у Ариано.
   - Ничего, - сказала она. - Мы все еще передаем на обычных частотах, но домой никто не звонил.
   Оже прислонилась к выкрашенным в красный цвет перилам, нетвердо держась на ногах. - Какие другие?
   - Другие наши агенты глубокого проникновения, - сказала Ариано. - Их там восемь, некоторые даже в Соединенных Штатах. Мы разослали им приказ вернуться сюда.
   - Из-за того, что случилось с Уайт?
   - Это часть дела. Связь также демонстрирует признаки нестабильности, и мы не хотим, чтобы кто-то оказался здесь брошенным.
   - Я впервые слышу о какой-либо нестабильности, - с беспокойством сказала Оже.
   - Это продлится достаточно долго, чтобы вы смогли завершить свою миссию, - ответила Скеллсгард.
   - Мы также обеспокоены политической ситуацией внутри страны, - сказала Ариано. - Мы знаем, что ситуация там накаляется, и что некоторые люди говорят о вторжении слэшеров. Если они правы, есть опасность, что мы потеряем Фобос. Мы не можем позволить себе, чтобы здесь кто-то остался, если это произойдет.
   - Тем больше стимулов для того, чтобы все было сделано как можно быстрее, - сказал Эйвелинг. Он щелкнул пальцами, обращаясь к Ариано и Рашту. - Подготовьте корабль к ответному рейсу. Я так понимаю, у вас есть груз?
   Рашт стоял рядом с нелепо выглядящей башней из картонных коробок. Самый верхний ящик был набит книгами, журналами, газетами и граммофонными пластинками. - На пятьсот килограммов больше. Еще несколько поездок, и мы отправим домой все, что доставила Сьюзен.
   - Хорошо, - сказал Эйвелинг. - Погрузите все и закрепите. Вы сможете отправиться в путь, как только будете готовы.
   - Подождите, - сказала Оже. - Этот корабль улетает без меня?
   - Через шестьдесят часов после вылета этого рейса вернется еще один, - сказал Эйвелинг елейным от саркастической сладости голосом. - Это дает вам по крайней мере два с половиной дня на выполнение вашей миссии. Если вы вернетесь с жестянкой раньше, чем это произойдет, вы можете просто спокойно сидеть здесь и ждать следующего транспорта.
   - Мне все еще не нравится идея...
   - Так оно и будет, Оже, так что смиритесь с этим, - прямо сказал Эйвелинг, прекращая разговор и отворачиваясь.
   Они втроем сошли с подиума, оставив Бартона, Ариано и Рашта загружать транспорт для обратного рейса. Они вышли на круглую площадку, окружающую зал. По периметру палубы располагались сборные кабины, а также шкафчики для оборудования и пульты управления. В глубокой яме под пузырем храпели себе под нос мощные генераторы, пуповины змеились по полу, как обвитые щупальца.
   Она поняла, что все, что она видела, должно быть, пришло по туннелю - даже сам пузырь. Первые несколько путешествий, должно быть, были интересными, если не фатальными.
   - Давай приведем тебя в порядок, - сказала Скеллсгард, ведя Оже в одну из кабинок. - Там есть душ и умывальник, а также шкаф, полный одежды местных жителей. Выбирай, но помни, что тебе должно быть удобно носить то, что выберешь.
   - Мне комфортно в том, что на мне сейчас надето.
   - И ты бы выделялась, как больной палец, как только въедем в Париж. Идея в том, чтобы быть как можно более незаметной. Любой намек на странность, и у Бланшара могут возникнуть другие идеи по поводу передачи товара.
   Оже приняла душ, смывая затхлый запах транспорта. Она почувствовала странную настороженность. В течение последних тридцати часов она спала лишь с перерывами, но новизна ее положения помогала справиться с усталостью.
   Как и обещала Скеллсгард, гардероб был неплохо укомплектован одеждой того же периода времени, что и артефакты E2, которые она уже осмотрела. Примеряя их в разных вариантах, она не могла не вспомнить нелепую костюмированную вечеринку, на которой она присутствовала в "Двадцатом веке Лимитед" в отчаянной попытке отогнать скуку. По крайней мере, вся одежда здесь относится к одному и тому же периоду, даже если не было никакой гарантии, что она надевала ее в чем-то, напоминающем разумную комбинацию. Это оказалось сложнее, чем она ожидала. В последнее время мода Тэнглвуда тяготела к утилитарности, и поэтому Оже не привыкла к таким вещам, как платья и юбки, чулки и туфли на каблуках. Даже на такого рода академических мероприятиях, где все остальные старались принарядиться, она всегда была единственной, кто старался появляться в испачканном рабочем комбинезоне. Теперь же от нее ожидали, что она сойдет за женщину середины двадцатого века, времени, когда даже ношение брюк было редкостью.
   Это заняло полчаса, но в конце концов она остановилась на сочетании, которое не показалась ей вопиюще неуместным и в котором - что не менее важно - она все еще могла ходить, не выглядя пьяной. Она выбрала туфли на самом низком каблуке из всех предложенных, которые все равно были выше, чем ей хотелось бы. Она добавила черные чулки и юбку до колен темно-синего цвета в тонкую серебристую полоску, которая позволяла ей ходить без особых проблем, и скомбинировала эти вещи с бледно-голубой блузкой и жакетом из той же ткани, что и юбка. Порывшись в дальних уголках гардероба, она нашла шляпку, которая завершала ансамбль. Она подергала здесь и пожала плечами там, поправляя незнакомую одежду на месте. Затем она встала перед зеркалом и поиграла с углом шляпки, пытаясь увидеть себя безымянной женщиной, а не Верити Оже в маскарадном костюме. Имело значение только одно: если бы она увидела себя на заднем плане какой-нибудь фотографии до 19 века, заслуживала бы она второго взгляда?
   Она не могла сказать наверняка. Она не думала, что выглядит ужасно, но и не была уверена, что собирается слиться с чем-либо или с кем-либо.
   - Ты там готова? - позвала Скеллсгард снаружи.
   Оже пожала плечами и вышла. Скеллсгард, к ее удивлению, тоже надела одежду того же периода. Казалось, она подходила ей примерно так же, как и Оже.
   - Ну? - спросила Оже, застенчиво выполняя небольшое вращение.
   - Тебе пойдет, - сказала Скеллсгард, склонив голову набок, оценивая наряд. - Главное, не слишком переживать по этому поводу. Выгляди уверенно, как будто ты знаешь, что принадлежишь этому месту, и никто не обратит на тебя второго взгляда. Ты голодна?
   По дороге они поели, но невесомость никак не повлияла на ее аппетит. - Немного, - решила она.
   - Бартон приготовил нам немного еды. Пока мы едим, мы можем обсудить все остальное, что тебе нужно знать. Однако перед этим нам нужно пропустить тебя через цензуру.
   - Мне было интересно, когда мы дойдем до этого.
  

ОДИННАДЦАТЬ

  
   Когда они покончили с едой, Флойд оставил Грету курить сигарету, а сам уговорил официанта разрешить ему воспользоваться телефоном. Достав записную книжку, он набрал номер Бланшара и подождал, пока хозяин квартиры ответит.
   - Мне нужно поговорить с месье Кюстином, - сказал Флойд после того, как они обменялись любезностями. - Он должен ждать моего звонка.
   Не говоря больше ни слова, Бланшар передал трубку Кюстину. - Флойд, - взволнованно сказал он, - я рад, что ты позвонил.
   Флойд поковырял в зубах свежей зубочисткой. - У тебя что-то есть?
   - Возможно.
   - Избавься от старика. Я не хочу, чтобы он подслушивал твои последние домыслы. - Флойд стоял спиной к бару, но из зеркала открывался отличный вид на посетителей. Он лениво наблюдал за ними, слушая оживленную дискуссию Кюстина и Бланшара на другом конце провода. Вскоре он услышал щелчок закрывшейся двери.
   - Теперь я один, - сказал Кюстин. - Он даст мне минуту, не больше.
   - Тогда давай извлечем из этого максимум пользы. Ты подключил радио к работе?
   - Да, к моему немалому удивлению.
   - И моему тоже. Как тебе это удалось?
   - Методом проб и ошибок, Флойд. Я определил оборванные провода и контактные точки, где их нужно было подсоединить заново. Затем это был просто вопрос какой-то очень деликатной и методичной пайки, опробования различных перестановок до тех пор, пока что-то не произойдет. Нам повезло, что тот, кто саботировал эту радиосвязь, очень спешил, иначе они могли бы проделать гораздо более тщательную работу.
   - Хорошо, - сказал Флойд. - Я официально впечатлен. Считайте, что в следующий раз, когда появится вакансия, вы будете в очереди на повышение.
   - Очень забавно, Флойд, учитывая, что я твой единственный сотрудник. Признаюсь, по правде говоря, я был немного впечатлен собой. Но что действительно интересно, так это то, что радиоприемник по-прежнему не принимал ни одной из обычных станций.
   - Значит, он все еще сломан.
   - Не совсем. Я настроил его на ту длину волны, которую ты отметил во время нашего первого визита, а затем тщательно скорректировал это положение. В конце концов я нашел сигнал. Он был слабым, но, возможно, радиоприемник получил еще какие-то необратимые повреждения, которые я не смог увидеть. Затем я передвинул стрелку вверх и вниз по шкале, но это было все, что я нашел: всего одна станция.
   - И что же они передавали?
   - Шум, Флойд, именно такой, какого мы и ожидали. Короткие и длинные гудки, как азбука Морзе.
   - Надеюсь, ты взял их на заметку.
   - Сделал все, что мог. Я осознал, что паттерн повторяется, с минутой или около того тишины после каждого повторения. Я попытался записать последовательность звуковых сигналов, но не смог записать их все до того, как станция прекратила передачу.
   - Значит, они исчезли из эфира навсегда?
   - Похоже, что так. Должно быть, мне просто повезло, что я наткнулся на конец последовательности передач.
   - Хорошо. Посмотрим, что еще ты сможешь извлечь из этого, не вызывая у Бланшара слишком больших подозрений.
   - Думаешь, это важно?
   - Возможно, - сказал Флойд. - Грета обнаружила кое-что интересное в этих бумагах. - Он взглянул на часы. - Как думаешь, сколько еще тебе нужно?
   - Дай мне время до четырех. Этого должно быть достаточно.
   - Хорошо. Я встречу тебя там - хочу задать арендаторам несколько дополнительных вопросов. А пока держи в секрете то, что ты обнаружил.
   Кюстин понизил голос. - В какой-то момент нам придется сказать ему.
   - Знаю, - сказал Флойд, - но давай сначала убедимся, что у нас есть четкое представление о том, чем она занималась.
   Флойд положил трубку, вызвав ледяной взгляд официанта. Он вернулся к столику, за которым оставил Грету, затем щелкнул пальцами другому официанту и оплатил счет, добавив скромные чаевые. - Я отвезу тебя обратно к твоей тете, - сказал он.
   Грета взяла свои перчатки. - Что Кюстин мог сказать в свое оправдание?
   - Возможно, он только что заработал свою рождественскую премию.
   Они вернулись к "Матису". Флойд вырвал политическую брошюру из-под дворника на лобовом стекле и отвез Грету обратно на Монпарнас, остановившись, чтобы она могла по дороге купить кое-какие продукты.
   - Передай от меня привет Маржерит, - сказал он, когда Грета вышла из машины.
   - Так и сделаю.
   - Я бы хотел увидеть тебя снова. Как насчет этого вечера?
   Она потянулась за пакетом с продуктами. - Флойд, мы не можем продолжать танцевать вокруг единственной темы, о которой ты не хочешь говорить.
   - Тогда мы поговорим об этом сегодня вечером.
   - Пока ты не сменишь тему.
   - Развлеки меня.
   Она закрыла глаза в усталом смирении. - Позвони мне позже. Я посмотрю, как пойдут дела с Маржерит.
   Флойд кивнул: все что угодно было лучше, чем отказ. - Я позвоню тебе сегодня вечером.
   - Флойд... береги себя, хорошо?
   - Я так и сделаю.
   Она вытащила яблоко из пакета с продуктами и бросила им в него. Флойд поймал его и сунул в карман. Он снова завел двигатель "Матиса" и поехал обратно через весь город на улицу Пюплье. Он попросил Бланшара впустить его, затем поднялся на пятый этаж и постучал в дверь квартиры Сьюзен Уайт.
   - Это Флойд, - объявил он.
   Кюстин осторожно приоткрыл дверь и затем впустил его. Он придвинул радиоприемник обратно к стене, не оставив никаких следов того, что с ним что-то делали. Даже его инструменты были убраны.
   - Что-нибудь новенькое? - спросил Флойд.
   - Ничего. Кто бы ни передавал эти сигналы, он все еще не выходит в эфир. - Кюстин слегка подрегулировал диск. Он сел, скрестив ноги, на подушку перед радиоприемником, аккуратно положив рядом с собой расшнурованные ботинки. - Я буду продолжать пытаться.
   - Хорошо. А пока мне нужно поговорить с тем, кто, по твоим словам, видел этого ребенка, ошивающегося поблизости.
   - Маленькая девочка? Флойд, ты же не думаешь всерьез...
   - Я ничего не исключаю.
   - Тогда поговори с джентльменом на втором этаже. Комната рядом со шкафом для метел. Но он скажет тебе только то, что сказал мне.
   - Может быть, я смогу освежить его память. - Флойд виновато посмотрел на своего друга. Кюстин был здесь и усердно работал, в то время как Флойд прогуливался по саду и ел мороженое. - Тебе что-нибудь нужно? Я могу принести тебе кофе.
   - Со мной все в порядке, спасибо.
   - Ты поел?
   - Ни разу с самого завтрака.
   Флойд сунул руку в карман. - Съешь яблоко за мой счет.
  
   Флойд спустился по лестнице на площадку второго этажа, покрытую клетчатым линолеумом. Он постучал в дверь рядом со шкафом для метел, подождал несколько мгновений, а затем постучал снова. Он прижал ухо к двери и прислушался в поисках признаков жизни, но внутри никого не было слышно. Он подергал за ручку, но дверь была заперта. Флойд пожал плечами: была середина дня, и поэтому вполне вероятно, что арендатор отсутствовал, зарабатывая приличную зарплату. Он был единственным, кто упомянул Кюстину о странном ребенке, но это не означало, что никто из остальных ничего не видел. Возможно, им просто нужно было задать правильный вопрос.
   Флойд перевернул свой блокнот на чистую страницу и постучал в дверь другой квартиры на втором этаже. Через мгновение он услышал шарканье приближающихся тапочек, за которым последовал скрежет замков и цепей. В двери появилась пожилая женщина в цветастом фартуке, приоткрыв ровно настолько, чтобы посмотреть на него с мгновенным подозрением, которое Флойд обычно приберегал для продавцов.
   - Извините, что беспокою вас, мадам, - сказал он. - Меня зовут Флойд, и я расследую смерть молодой американки три недели назад. Полагаю, мой партнер, месье Кюстин, возможно, уже нанес вам визит.
   - Да, - сдержанно ответила женщина.
   - Здесь не о чем беспокоиться. Просто один из других жильцов сделал замечание, которое в то время ничего не значило, но сейчас может иметь значение.
   Она не собиралась впускать его в свои комнаты. - Я рассказала вашему напарнику все, что могла, об американской девушке. Я едва знала ее.
   Флойду не нужно было спрашивать имя пожилой женщины - Кюстин уже записал бы его. - Речь шла не конкретно об американке. И все же, вы когда-нибудь с ней разговаривали?
   - Ни разу. Время от времени мы проходили мимо на лестнице. Я изо всех сил старалась не разговаривать с ней, но в моем возрасте... - Что-то в выражении ее лица, казалось, смягчилось, появилась какая-то трещина доверия, хотя она все еще охраняла дверь, как крепость. - Я живу в этом здании уже очень много лет, месье. Было время, когда я взяла за правило знакомиться со всеми, кто здесь жил. Но в наши дни молодые люди приходят и уходят так быстро, что едва ли стоит запоминать их имена.
   - Понимаю, - сочувственно сказал Флойд. - Я живу в таком же здании, как это, на пятом этаже. Всегда одно и то же - люди приходят и уходят.
   - И все же, такой молодой человек, как вы, вероятно, знал бы ее имя. Она была очень хорошенькой.
   - Насколько могу судить, - сказал Флойд, - она была очень милой молодой леди. Вот почему тем более важно, чтобы мы выяснили, что с ней случилось.
   - Полиция говорит, что она упала.
   - В этом нет никаких сомнений. Вопрос в том, не толкнули ли ее?
   - Они говорят, что она была просто туристкой. Зачем кому-то желать причинить ей такой вред?
   - Это то, что я надеюсь выяснить.
   - Вы говорили с вдовцом, живущим этажом выше?
   - Месье Бланшар? Да, мы с ним поболтали. Он был очень полезен.
   - Он знал ее лучше, чем кто-либо из нас. - Женщина наклонилась к Флойду и понизила голос. - Если вы спросите меня, то в этом есть что-то не совсем правильное.
   - Думаю, что все было выше всяких похвал, - сказал Флойд. - Американская девушка любила ставить деньги на лошадей. Месье Бланшар помог ей изучить анкету.
   Женщина поджала губы, очевидно, не убежденная защитой Флойда в адрес домовладельца. - Я все еще думаю, что мужчина его возраста... ну, не берите в голову. Кто я такая, чтобы судить? Было что-нибудь еще, месье?
   - Только один вопрос: в этом здании живут какие-нибудь дети?
   - На четвертом этаже жила молодая пара с ребенком, но в прошлом году они переехали в Тулузу.
   - С тех пор?
   - Детей нет.
   - Значит, вы никогда не видели других детей в этом здании?
   - Люди время от времени навещают нас и приводят с собой своих детей.
   Флойд постучал карандашом по блокноту. - Но как насчет несопровождаемых детей?
   - Иногда. Месье Шарль, который жил на шестом этаже, обычно приглашал дочь навестить его по воскресеньям.
   - В последнее время?
   - Ни разу с тех пор, как его похоронили в Д'Иври.
   - И с тех пор? Есть еще дети?
   - Насколько мне известно, нет.
   - Подумайте хорошенько, мадам. Вы когда-нибудь видели маленькую девочку в этом здании, особенно за последние несколько недель?
   - Думаю, я бы запомнила, месье, учитывая, насколько это было бы необычно.
   Флойд захлопнул блокнот, так и не написав ни слова. - Спасибо, что уделили мне время, мадам.
   - Мне жаль, что я больше ничем не смогла помочь.
   - Вы были более чем полезны. - Флойд прикоснулся пальцем к полям своей шляпы и отошел от двери, когда она закрыла ее. Он услышал, как защелкиваются многочисленные замки и цепочки.
   Других номеров на этом этаже не было, поэтому Флойд направился вверх по лестнице к площадке третьего этажа. Он прошел уже половину пути, когда услышал, как старуха торопливо отпирает дверь, откидывая задвижки и снимая цепочки. Он остановился, держась одной рукой за перила, и посмотрел вниз.
   - Мадам?
   - Я только что вспомнила, - сказала она дрожащим голосом. - Там был ребенок.
   - Маленькая девочка?
   - Очень странная маленькая девочка. Однажды поздно вечером я столкнулась с ней на лестнице, когда возвращалась в свои комнаты.
   - Где вы были, если не возражаете, если я спрошу?
   - Нигде. Иногда я хожу во сне - это ужасно признавать, - а иногда выхожу из своих комнат и просыпаюсь у подножия лестницы. Должно быть, это случилось три или четыре недели назад. Я взглянула на ее лицо, и... - Она вздрогнула.
   - Мадам?
   - Когда я проснулась на следующее утро, месье, я подумала, что мне, должно быть, приснилась та маленькая девочка.
   - Может быть, и приснилась, - сказал Флойд.
   - Надеюсь на это, месье, потому что, когда я посмотрела на ее лицо, то увидела лицо самого зла, как будто дьявол был в этом здании в образе маленькой девочки. И хуже всего было то, что, когда она смотрела на меня, я понимала, что она точно знала, о чем я думала.
   - Не могли бы вы описать ее?
   - Около восьми или девяти лет. Может быть, немного старше. Ее одежда была грязной, изорванной. Она была очень худой. Я увидела ее руку на перилах - она была похожа на руку скелета, такая худая и костлявая. Ее волосы были слишком черными, как будто их красили. Но хуже всего было ее лицо. Как лицо ведьмы или что-то, слишком долго пролежавшее на солнце.
   - Позвольте мне успокоить вас, - сказал Флойд, улыбаясь. - Вам, должно быть, приснился кошмар.
   - Почему вы так уверены?
   - Потому что это не та маленькая девочка, которую, как я надеялся, вы видели, которая, возможно, могла бы быть свидетельницей.
   - Вы уверены?
   - У девушки, которую я ищу, было лицо ангела. Маленькие косички и румяные щечки.
   - Слава богу, - сказала женщина через мгновение. - Тогда, должно быть, мне все-таки это приснилось. Просто, когда вы упомянули маленькую девочку...
   - Вполне понимаю. Мне самому только прошлой ночью приснился очень плохой кошмар. Когда я проснулся, мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что на самом деле этого не произошло. Вы не должны расстраиваться из-за этого, мадам. Она не вернется - вам не нужно беспокоиться об этом. Мне просто жаль, что я вообще заставил вас вспомнить о ней.
   - Это была не ваша вина.
   - Пожалуйста, постарайтесь не зацикливаться на этом. Я очень благодарен вам за помощь. - Флойд сунул руку в карман. - Мой партнер оставил вам визитку на случай, если вам еще что-нибудь придет в голову?
   - Да, у меня есть карточка.
   - Пожалуйста, не стесняйтесь звонить.
   Она закрыла дверь. Флойд надеялся, что успокоил ее - последнее, что он хотел делать, это пугать стариков до полусмерти, - но, отвернувшись, он услышал, как она защелкивает по меньшей мере в два раза больше замков и цепей, чем в первый раз.
  
   - Мы не строили ничего из этого дерьма, - сказала Скеллсгард. - Мы только унаследовали это. К сожалению, это означает, что мы должны играть по их правилам, а не по нашим. И их правила гласят, что ничто опасное не проникает в Париж.
   Они стояли рядом с круглой дверью на петлях высотой в два метра, вделанной в стену. Рама была усеяна желтыми полосами в пчелином стиле и предупреждающими надписями, вокруг нее были установлены мягкие поручни. Что бы ни находилось за этой дверью, знаки ясно указывали, что вряд ли это было полезно для здоровья.
   - Ничего опасного? - спросила Оже. - Ты имеешь в виду оружие, бомбы и тому подобное?
   - Я имею в виду все, чего не должно быть у людей из E2. Почти ничего из того, что мы на самом деле можем сделать, не проходит через цензуру. Не только явно опасные вещи, но и все, что может испортить мир за порталом. Что означает практически любой технологический артефакт из E1. - Скеллсгард потянула за рычаг, приводя в действие сложный механизм, который отодвинул бронированную дверь от стены.
   Оже не была уверена, чего она ожидала - возможно, другой камеры. Вместо этого там была только светящаяся мембрана электрического желтого цвета, туго натянутая поперек рамы. Свет, который она излучала, колебался, как отражение в плавательном бассейне. Это отбрасывало странные тени и блики по комнате, заставляя Оже чувствовать легкую морскую болезнь. Она ничего не могла разглядеть сквозь нее, но желтый цвет создавал едва уловимое впечатление глубины и своеобразной перспективы.
   - Это цензор? - нервно спросила она.
   - Да. И прежде чем ты спросишь, мы не знаем, как это работает. Все, что мы знаем, - это то, что мы можем протолкнуть через это только определенные вещи. Другие вещи... он либо отвергает, либо разрушает, в зависимости от того, в каком настроении находится.
   Оже осмотрела край рамы, вделанной в скалу. Очевидно, это было человеческое дополнение, прикрученное к тому, что было здесь раньше. Портал, предположительно, был установлен одновременно с подключением к гиперсети, задолго до того, как люди Скеллсгард вновь открыли его.
   - А что на другой стороне? - спросила она.
   - Весь остальной мир. Вообще-то, там еще одна камера, но она соединена непосредственно с туннелями под Парижем.
   - А вы не можете просто обойти цензуру? Прорыть скалу с обеих сторон?
   - Не работает, - сказала Скеллсгард. - Ничто из того, что мы пробовали, не поможет нам выбраться из этой камеры. Мы пробовали взрывать и прорезать по обе стороны портала, но это все равно что прогрызать алмаз. Строители, должно быть, укрепили это помещение именно по этой причине, чтобы все могли пользоваться порталом.
   - Но ты уже прошла через это. Ты можешь обойти цензуру.
   - Мы можем, - сказала Скеллсгард, - ты и я, но не кто-то вроде Найагары. В его теле столько машин, что цензор приготовил бы его заживо. Нанотехнологии - одна из самых больших проблем. Независимо от того, насколько хорошо мы пытаемся их скрыть, цензор всегда обнаруживает это и всегда поджаривает.
   - Тогда никакое нанотехнологическое оружие не сможет достичь Парижа. Это хорошо, не так ли, если это означает, что слэшеры не смогут прорваться?
   - Да, но нанотехнологиями дело не ограничивается. Блокируется любой сложный изготовленный объект, независимо от того, насколько безобидна его функция. Никакого оружия. Нет средствам связи. Никаких наручных часов. Никаких камер, датчиков или медицинского оборудования.
   - Что же тогда на самом деле остается?
   - Не так уж много. Одежда. Бумага. Простые инструменты, такие как лопаты и отвертки. В принципе, все, что он сочтет безопасным. Однажды нам действительно удалось обмануть его, но очень тривиальным способом. Он не пропустит оружие, даже точную копию оружия двадцатого века. Но мы смогли разобрать оружие и пронести контрабандой его составные части - это сработало. Но какой в этом был смысл? На E2 легче найти настоящее оружие.
   Оже протянула руку к манящей желтой поверхности. - Можно мне потрогать это?
   - Черт возьми, да. Ты можешь просунуть сквозь него свою руку. В любом случае, тебе придется подвергнуть этому все свое тело, так что вреда не будет.
   Оже ткнула пальцем в жутковатую желтую мембрану. Потребовалось больше времени, чем она ожидала, прежде чем ее палец коснулся какой-либо поверхности. Затем она почувствовала покалывание на самом кончике. Она надавила сильнее, и желтая поверхность начала заметно деформироваться, сморщиваясь внутрь от места соприкосновения. Это напомнило ей о поверхностном натяжении воды, о том, как она образует пленку, которая сопротивляется легкому давлению. На желтом появилось ржаво-коричневое пятно, расходящееся от ее пальца концентрическим узором.
   - Ты абсолютно уверена, что это безопасно? - снова спросила она.
   - Мы все проходили через это сотни раз, - сказала Скеллсгард. - Тела - это не проблема. Он довольно хорошо различает сложные биологические процессы и нанотехнологии.
   - Довольно хорошо?
   - Просто толкни.
   Оже усилила нажим. Послышался щелчок, и внезапно ее рука до запястья покрылась желтым. Поверхность снова выровнялась вокруг ее конечности. Боли не было, только холодное покалывание. Она пошевелила пальцами. Все они казались настоящими и правильными. Она убрала руку и проверила взглядом - все по-прежнему на месте.
   - Видишь, все просто, - сказала Скеллсгард.
   - Мне все равно это не нравится.
   - И не должно нравиться. Я пойду вперед и покажу тебе, насколько это безопасно. В этом есть некоторая хитрость, так что следи за мной внимательно. Когда я закончу, ты можешь передать мне свою шляпу.
   Оже отступила назад. Скеллсгард вытянула обе руки и крепко ухватилась ими за горизонтальный поручень над цензурой. С гимнастической плавностью она поднялась на носки и качнулась всем телом навстречу желтой поверхности. К тому времени, как она добралась до нее, она набрала достаточный импульс, чтобы прорваться одним движением. Поверхность сморщилась, затем с хрустом поглотила ее. Последним, что увидела Оже, был затылок Скеллсгард, исчезающий в цензоре.
   Минуту спустя сквозь мембрану просунулась рука и щелкнула пальцами. Оже узнала эти тупые ногти. Она сняла шляпу и вложила ее в руку. Рука и шляпа исчезли обратно через цензуру.
   Оже протянула руку и взялась за поручень. Она оторвалась от земли, мышцы ныли от непривычного усилия. Она подтянула ноги так высоко, как только могла, и прыгнула в желтое. Это было почти наверняка менее элегантно, чем попытка Скеллсгард, но она полагала, что каждый должен с чего-то начинать.
   Момент перехода, прохождение через желтое, был подобен удару электрическим током без боли. Она почувствовала, как каждый атом ее тела наполнился острым, пытливым светом. Она чувствовала, что ее внимательно разглядывают, роются в ней, поворачивают то в одну, то в другую сторону, как ограненный драгоценный камень. Это длилось вечность и одно мгновение.
   Потом все закончилось, и она лежала бесформенной кучей, подол юбки задрался где-то на бедрах, а одна туфля слетела с ноги. Кто-то заботливо расстелил мягкий коврик по другую сторону от цензора.
   - Вот твоя шляпа, - сказала Скеллсгард. - Добро пожаловать в Париж.
   Оже поднялась, поправила одежду и снова водрузила шляпу на голову. Помещение, в которое они попали, было намного меньше предыдущего, но оно было заставлено таким же ошеломляющим набором машин и шкафчиков. Однако ни одно из содержимого не выглядело столь продвинутым: насколько могла судить Оже, почти все здесь, должно быть, было отправлено крошечными партиями, а затем собрано заново (что, естественно, исключало что-либо действительно сложное) или - что более вероятно - было украдено из внешнего мира E2, а затем адаптировано для обслуживания каких-то новых функций. Там было много электрического оборудования, неуклюжих гудящих штуковин в серых или зеленых металлических корпусах, соединенных вместе спутанными прорезиненными кабелями; мерцающие монохромные экраны, показывающие следы волн; черные штуковины, похожие на пишущие машинки, но явно ими не являвшиеся. В одном углу пыхтел генератор.
   - Ты хорошо себя чувствуешь? - спросила Скеллсгард.
   - Более или менее. Разве я не должна быть такой?
   - Существовал небольшой риск того, что некоторые из машин Найагары, возможно, не были промыты до того, как ты пришла. Не видели особого смысла тревожить тебя без необходимости.
   - Понятно, - коротко сказала Оже.
   - Есть и кое-что еще. Обычно, когда мы проходим через это, мы ничего не чувствуем. Это занимает всего мгновение, и все заканчивается. Но время от времени случается что-то еще. Может быть, раз из ста проходов через цензуру все по-другому.
   - В чем отличие? Отличается от безболезненного?
   - Нет, не так. Просто иногда кажется, что это занимает больше времени. Гораздо дольше - как будто ты находишься в этом желтом подвешенном состоянии всю жизнь. Ты узнаешь и почувствуешь то, что едва можешь выразить словами. Когда ты приходишь в себя, ты почти помнишь, на что это было похоже. Это как пробуждение от прекрасного сна, когда ты хватаешься за нити, когда они исчезают. Ты ощущаешь что-то от умов, создавших это место. Ты чувствуешь, как они смотрят сквозь тебя, огромные, древние и давно умершие, но все еще каким-то образом осознающие и любопытствующие, что ты думаешь об их творении.
   - С тобой было...
   - Однажды, - сказала Скеллсгард. - И этого было достаточно. Вот почему я не прохожу через это чаще, чем нужно.
   - Господи, - сказала Оже, качая головой. - Ты могла бы сказать мне это, когда я была на другой стороне. Теперь у меня нет другого выбора, кроме как пройти через это снова.
   - Я просто хотела, чтобы ты знала, что если это все-таки произойдет... чего, вероятно, не произойдет... тебе не следует бояться. Ничего плохого не случится, и ты выйдешь из этого целой и невредимой. Это просто немного больше, чем могут вынести некоторые из нас.
   - На что были похожи эти умы? - спросила Оже, вопреки ее воле любопытство пересилило возмущение.
   - Далекие, огромные и неизменные, как горный хребет. - Скеллсгард застенчиво улыбнулась, затем покачала головой, словно пытаясь снять мысленные чары. - Больше это никогда не повторялось. Я смирилась с этим. У всех нас здесь есть своя работа. Кстати, как тебе обстановка? По сути, это нервный центр операций E2, пункт, из которого мы общаемся со всеми полевыми агентами.
   Бартон оторвал взгляд от складного столика, уставленного едой и кофе. - Покажи ей "Энигму".
   - В ее профиле миссии сказано, что ей не нужно знать об этом, - ответила Скеллсгард.
   - Все равно покажи ей.
   Скеллсгард пожала плечами и подвела Оже к стеллажу, похожему на скелет, на котором стояло около дюжины черных пишущих машинок. - Ты узнаешь эти вещи?
   - Не совсем - они выглядят как пишущие машинки, но я уверена, что это нечто более сложное.
   - Это машины "Энигма", - сказала Скеллсгард. - Коммерческое шифровальное оборудование.
   - Местного производства?
   - Да. Ими пользуются военные, но любой желающий может купить готовую модель для своих собственных целей. Мы используем их для отправки защищенных сообщений нашим полевым агентам.
   - Как Сьюзен?
   - Точь-в-точь как Сьюзен. Прежде чем она уехала отсюда, мы дали ей одну из этих машин и инструкции по преобразованию коммерческого радиоприемника для перехвата сигналов на выбранной нами частоте. Обустроившись дома, она использовала местные инструменты и запчасти для модификации устройства беспроводного приема. Со своей стороны, мы шифруем сигналы с помощью машины "Энигма" с соответствующими настройками ротора для данного дня месяца. У Сьюзен был список настроек, чтобы она могла соответствующим образом настроить свою собственную "Энигму". Зашифрованные сообщения поступали по беспроводной связи стандартной азбукой Морзе, но были бы совершенно непонятны любому, не будь "Энигмы", которая расшифровывала бы их обратно в обычный текст.
   - Подожди, - сказала Оже, поднимая руку. - Теперь я кое-что припоминаю об этих машинах. Разве они не сыграли свою роль во Второй мировой войне? Что-то, связанное с подводной войной?
   - Да, - сказала Скеллсгард. - В конце концов, "Энигму" взломали. Это потребовало нескольких хитроумных прорывов в методах криптоанализа и электромеханических вычислениях. На самом деле, задача взлома "Энигмы" в значительной степени положила начало всей компьютерной революции вообще. Но здесь ничего этого не произошло. На E2 не было Второй мировой войны.
   - Я поняла это по карте, которую прислал мне Калискан, но не знала, что с этим делать.
   - Делай с этим, что тебе нравится. Дело в том, что временная шкала E2 значительно отличается от нашей истории. На E2 война закончилась в тысяча девятьсот сороковом. В Арденнах было короткое столкновение, а потом все закончилось. Немецкое наступление застопорилось. В результате переворота руководство было смещено - Штауффенберг и Роммель были частью этого - и в течение двух лет нацистская партия развалилась изнутри. Здесь до сих пор говорят о Великой войне, потому что никогда не было второй, которая могла бы соперничать с ней. Ни Второй мировой войны, ни масштабных попыток взломать "Энигму". Вычислительная техника здесь все еще находится на том же уровне, что и в тридцатых годах девятнадцатого века, что - по сути - практически то же самое, что и в тридцатых годах восемнадцатого века. И это одновременно и хорошо, и плохо. С другой стороны, это означает, что мы не можем пойти и украсть компьютерное оборудование или любое другое сложное электронное оборудование. Здесь нет ни транзисторов, ни интегральных схем, ни микропроцессоров. Но мы можем быть уверены, что никто на E2 не способен расшифровать наш трафик "Энигмы".
   - Значит, вы использовали эту штуку, чтобы поговорить со Сьюзен?
   - Да, - сказала Скеллсгард. - Но это был строго односторонний разговор. Одно дело - перестроить радиоприемник. Гораздо сложнее сконструировать передатчик с необходимым диапазоном действия, и еще сложнее запустить его, не привлекая внимания. Будь у нее время, она могла бы это сделать - мы дали ей соответствующие инструкции, - но ее больше интересовало собственное маленькое расследование.
   - То, из-за которого ее убили.
   - Я знала Сьюзен. Она бы не позволила себе ввязаться во что-то, если бы не чувствовала, что риск того стоит.
   - Это значит, что она что-то замышляла? Но, по словам Эйвелинга... - Оже посмотрела на Бартона, который только что поднял голову, вероятно, услышав имя Эйвелинга. Она понизила голос. - Но, по словам Эйвелинга, единственная причина, по которой Калискан хочет вернуть эти бумаги, - это на случай, если они попадут в руки местных жителей.
   - Не стоит недооценивать опасность этого, - сказала Скеллсгард. - Им потребовался бы всего один толчок в правильном направлении, чтобы понять, что они находятся внутри АКС. Иллюзия хороша, но она не безупречна.
   - И все же ты не думаешь, что это единственная причина, не так ли? Похоже, что все здесь были хорошего мнения о Сьюзен. Если она сказала, что заподозрила что-то...
   - Тогда, может быть, так оно и было. Но мы не узнаем, что это было, пока не получим обратно эти бумаги. А потом будем надеяться, что в них содержится достаточная зацепка.
   - Есть еще одна вещь, которую я не понимаю, - сказала Оже, понизив голос. - Почему я? Если ты так хорошо знаешь территорию, не могла бы ты выдать себя за эту давно потерянную сестру вместо того, чтобы тащить меня через полгалактики?
   - Здесь есть загвоздка, - сказала Скеллсгард.
   - Еще одна? Но, конечно, так оно и есть. Знаешь, я думаю, мне стоит начать собирать коллекцию.
   - По какой-то причине Сьюзен хотела, чтобы ты была ее сестрой. Мы знаем это из последней открытки, которую она нам прислала.
   Оже нахмурилась. До этого момента у нее никогда не было ничего со Сьюзен Уайт, кроме отдаленных профессиональных отношений. Если отбросить академическое соперничество, она не испытывала ни симпатии, ни антипатии к этой женщине, но на самом деле она ее почти совсем не знала. - Я этого не понимаю, - сказала она.
   - Мы тоже этого не поняли.
   - Разве одна из вас не могла просто притвориться сестрой? В конце концов, имя - это всего лишь имя.
   - Дело не только в этом. Возможно, она снабдила Бланшара твоим физическим описанием. Она знала тебя в лицо, не так ли?
   - Да, - признала Оже, вспомнив времена, когда они сталкивались друг с другом на конференциях. - И теперь, когда я думаю об этом, мы не так уж сильно отличались внешне.
   - Мы не можем рисковать, посылая кого-то, кто не соответствует ожиданиям Бланшара. Если он заподозрит неладное - подумает, что его подставили, - тогда мы можем никогда больше не увидеть эти бумаги. Вот почему ты нам нужна.
   - Тогда то, что сказал Калискан, было ложью. Я всегда была единственным кандидатом в его списке.
   - Полагаю, ему нужно было воззвать к твоему тщеславию, - сказала Скеллсгард.
   - Думаю, это тоже сработало.
  

ДВЕНАДЦАТЬ

  
   Флойд продолжил свой обход здания на улице Пюплье, стучась в двери и иногда получая ответ. Он работал методично и терпеливо, включая обаяние, когда это требовалось. К концу его расспросов стало ясно, что по крайней мере двое других жильцов видели в здании околачивающуюся на лестнице девушку. Они не смогли уточнить даты, но все наблюдения произошли в течение последних трех или четырех недель: это согласуется с наличием связи с делом Уайт. Однажды замеченная, девушка обычно больше не попадалась на глаза тому же свидетелю. Другой жилец, возможно, видел странного ребенка на улице, но он настаивал на том, что этот ребенок был мальчиком, а не девочкой. Флойд и Кюстин видели незнакомую девушку, выходящую из дома Бланшара накануне вечером, и Флойд заметил, как ему показалось, другую девушку, наблюдавшую за окном Уайт снаружи ранее в сегодняшний день. Флойд все еще не разговаривал со свидетелем на втором этаже, тем самым, который накануне вечером упомянул Кюстину о ребенке.
   Флойд понятия не имел, что со всем этим делать. Странные маленькие дети не фигурировали ни в одном из его предыдущих расследований. Возможно, он цеплялся за какую-нибудь аномалию в надежде, что это поможет раскрыть дело. Возможно, если бы он посетил любой подобный многоквартирный дом в городе и задал аналогичный набор вопросов, он получил бы аналогичный набор ответов.
   Он закончил к четырем. Он вернулся в комнату Сьюзен Уайт и постучал в дверь. Воротник его рубашки был липким. Вся эта беготня вверх-вниз по лестнице заставляла его потеть.
   - Ты чего-нибудь добился, шеф? - спросил он Кюстина, когда тот открыл дверь.
   Кюстин впустил Флойда внутрь и закрыл дверь. - Нет. Больше никаких сообщений не поступало. Я снова открыл заднюю панель беспроводного приемника, думая, что одно из моих соединений, возможно, отсоединилось, но все было в порядке. Радиостанции просто нет в эфире.
   - Может быть, они навсегда ушли из эфира.
   - Возможно, - сказал Кюстин. - Тем не менее, завтра я попробую еще раз. Возможно, передачи происходят только в определенное время суток.
   - Ты не можешь провести здесь остаток своей жизни.
   - Еще один день, вот и все.
   Флойд опустился на колени рядом с Кюстином. - Покажи мне, что у тебя было раньше.
   - Это неполно.
   - Я бы все равно хотел на это посмотреть.
   Кюстин достал с верхней части радиоприемника лист бумаги, на котором аккуратным карандашом отметил последовательность точек и тире. - Ты можешь видеть фрагменты, которые я пропустил, - сказал он. - Конечно, нет никакой гарантии, что завтрашняя передача будет такой же, как сегодняшняя. Но, по крайней мере, я буду готов к этому завтра. Я должен быть в состоянии сделать точную транскрипцию.
   - Если к середине дня у тебя ничего не будет, мы закрываем эту линию расследования.
   - Здесь что-то происходит, нравится тебе это или нет.
   - Возможно, так оно и есть, но мы не можем тратить деньги Бланшара впустую, просто сидя без дела в ожидании передачи, которая может никогда не возобновиться. Есть и другие зацепки, которые необходимо проверить.
   - Сгенерированные на основе материалов, которые изучила Грета?
   - Это и кое-что еще. - Он быстро рассказал Кюстину о документах в жестянке и о том, что Грета с ними сделала. - Есть связь с Берлином: какой-то контракт на крупное производство и что-то похожее на набросок чертежа.
   - Какого?
   - Я еще не разобрался в этом, но что бы это ни было, их три.
   - Надеюсь, у тебя больше деталей, чем это.
   - Три больших алюминиевых отливки, - сказал Флойд. - Большие, твердые сферы.
   - Насколько велики эти "большие"?
   - Возможно, я неправильно истолковываю набросок, но мне кажется, что эти штуковины по меньшей мере три метра в диаметре.
   - Большие, - согласился Кюстин.
   - Похоже, они предназначены для подвешивания к чему-то вроде виселицы. Один шар отправляется в Париж, другой - в Милан, а третий остается в Берлине.
   - Непонятно, - сказал Кюстин, поглаживая усы. - Что бы делала эта американская девушка, имея дело с подобным контрактом?
   - Мы с Гретой говорили об этом. Мы подумали, что, возможно, это был вовсе не ее контракт, а тот, которым она по какой-то причине заинтересовалась.
   - Другими словами, вернемся к шпионской теории.
   - Извини, - сказал Флойд, - но все дороги действительно ведут в Рим.
   - Куда ты теперь собираешься отнести вещи? Жестянка предлагала какие-нибудь другие зацепки?
   - У нас есть адрес и номер телефона металлообрабатывающего завода в Берлине.
   - Ты уже позвонил по этому поводу?
   - Нет, но планирую сделать это, как только вернусь в офис.
   - Будь осторожен, Флойд. Если существует связь со шпионажем, совать свой нос во все это, возможно, не самый мудрый твой шаг.
   - И чем, по-твоему, ты занимался весь день?
   - Это другое дело, - пренебрежительно сказал Кюстин. - Все, что я делаю, это пытаюсь перехватить радиопередачу.
   - И никто не смог бы сказать, что ты это делаешь?
   - Конечно, нет, - ответил Кюстин, но без полной уверенности. - Послушай, я потрачу на это еще одно утро. Затем я верну радиоприемник точно в том виде, в каком я его нашел, и двинусь дальше.
   - Я просто говорю...
   - Знаю. И понимаю. Думаю, мы оба убедили себя, что за этим кроется нечто большее, чем кажется на первый взгляд, не так ли?
   - Похоже, Бланшар был прав с самого начала, - сказал Флойд, вставая и разминая ноги.
   - Ты сегодня снова с ним разговаривал?
   - Пока нет, но собираюсь это сделать. Я думаю, мне нужно сказать ему, что мы, по крайней мере, добиваемся определенного прогресса.
   - Ты упомянул еще одну зацепку.
   Флойд неловко переступил с ноги на ногу. - Послушай, не считай меня дураком, но я заметил, что в этом деле постоянно появляются странные маленькие девочки. Там была та девушка, которую мы видели...
   - Знаю, - сказал Кюстин, махнув рукой. - И девушка, о которой упоминал жилец со второго этажа, и девушка, которую ты видел стоящей снаружи. Второстепенные детали, Флойд: не более того.
   - Как ты можешь быть уверен?
   - Я ни в чем не уверен. Но чему меня научили годы, проведенные на Набережной, так это тому, что маленькие дети, как правило, не являются главными подозреваемыми в делах об убийствах.
   - Возможно, это не обычное для нас дело об убийстве, - сказал Флойд.
   - Ты серьезно предполагаешь, что Сьюзен Уайт убил ребенок?
   - Если бы она стояла у перил балкона, - сказал Флойд, - не потребовалось бы большого толчка, чтобы сбросить ее вниз. Для этого не нужно много сил.
   - Если ее положение с самого начала было таким шатким, вполне возможно, что она просто потеряла равновесие.
   - Андре, ты не хуже меня знаешь, что ее толкнули.
   - Я просто играю адвоката дьявола, Флойд. Даже если ты сможешь представить дело на Набережную, все равно придется убедить следователя, прежде чем полиция предпримет дальнейшие действия. - Кюстин взял бумагу, на которой он записал радиопередачи, и сложил ее вдвое, прежде чем сунуть в карман рубашки. - И есть еще одна проблема с твоей гипотезой о ребенке-убийце.
   - Что именно?
   - Мы знаем, что тот, кто убил Сьюзен Уайт, испортил эту радиосвязь. Помимо усилий, необходимых для снятия задней панели, им также потребовалась бы сила, чтобы оттащить радиоприемник от стены, а затем снова придвинуть его на место.
   - Ты справился с этим сам.
   - У меня было достаточно времени, - сказал Кюстин. - Есть еще одна маленькая деталь, заключающаяся в том, что я не ребенок. Я не могу точно судить, сколько усилий потребовалось, но сомневаюсь, что это было по силам маленькой девочке.
   - Значит, у нее был взрослый сообщник.
   - В таком случае, - терпеливо сказал Кюстин, - мы можем с таким же успехом предположить, что убийцей был взрослый сообщник.
   - Я все еще думаю, что в этих детях есть что-то значительное.
   - Флойд, ты знаешь, я испытываю к тебе величайшее уважение, но еще один ценный урок, который я вынес из своего пребывания на Набережной - в те времена, когда главным занятием было раскрытие преступлений, а не преследование врагов государства, - заключается в том, что игнорировать определенные детали в деле так же важно, как и следить за другими.
   - Ты хочешь сказать, что я лаю не на то дерево?
   - Не то дерево, не та роща, возможно, даже совсем не тот участок леса.
   - Я не хочу ничего исключать.
   - Хорошо: ничего не исключай. Но не отвлекайся на нелепые теории, Флойд. Не тогда, когда у нас уже есть конкретные зацепки.
   Флойд вздохнул, на мгновение прояснив свои мысли. Кюстин, конечно, был прав. Время от времени у Флойда была привычка использовать совершенно неправдоподобные методы расследования. Иногда - даже если все, что они расследовали, было незначительным случаем супружеской неверности, - они приводили к критическому прорыву. Однако чаще всего ему требовалось мягкое напоминание Кюстина вернуться к ортодоксальному подходу, и чаще всего бесстрастные, отточенные научные методы Кюстина оказывались именно тем, что требовалось в данном случае.
   Флойд понял, что сейчас как раз один из таких случаев.
   - Ты прав, - сказал он. - Если бы появился только один из этих странных детей, я бы, наверное, ничего не подумал об этом.
   - Главный недостаток человеческого разума, - сказал Кюстин, - это его прискорбная привычка видеть закономерности там, где их не существует. Конечно, это также является его главным преимуществом.
   - Но иногда очень опасным.
   Кюстин встал, вытирая ладони о брюки. - Не расстраивайся из-за этого, Флойд. Это случается с лучшими из нас. И никогда не будет ничего плохого в том, чтобы задавать вопросы.
   Кюстин собрал свои инструменты, шляпу и пальто, и они вместе спустились на два лестничных пролета и постучали в дверь Бланшара. Флойд изложил упрощенную версию событий: да, ему казалось вероятным, что Сьюзен Уайт была убита; ему даже казалось вероятным, что она была кем-то иным, чем невинной американской туристкой.
   - Шпионка? - спросил Бланшар.
   - Слишком рано говорить, - ответил Флойд. - Есть еще зацепки, которые нам нужно изучить. Но вы получите от нас весточку, как только у нас появится что-то конкретное.
   - Я поговорил с одним из других жильцов. Кажется, вы задавали вопросы о маленькой девочке.
   - Просто исключаю любых возможных свидетелей, - сказал Флойд.
   - Какое отношение к этому может иметь маленькая девочка?
   - Вероятно, вообще никакого, - вставил Кюстин, прежде чем Флойд поддался искушению изложить Бланшару свои неправдоподобные теории.
   - Очень хорошо, - сказал Бланшар, разглядывая их обоих. - Я должен подчеркнуть, насколько для меня важно, чтобы вы нашли убийцу Сьюзен. Я чувствую, что она не будет спать спокойно, пока этот вопрос не будет решен.
   Он сказал это так, как будто имел в виду Сьюзен Уайт, но смотрел на фотографию своей покойной жены.
  
   Они ехали обратно сквозь плотный поток машин в четверг днем, свернув с авеню де Шуази на север, к площади Италии, а затем срезая путь по темнеющему крысиному лабиринту боковых улочек, пока не оказались на бульваре Распай. Флойд покрутил ручку радиоприемника в поисках джаза, но услышал только традиционную французскую аккордеонную музыку. Теперь это было не в новинку. Традиционное было в моде, джаз - вне. Сам Шателье называл джаз морально разлагающим, как будто эта музыка была своего рода наркотиком, который нужно было стереть с улиц.
   Музыка на аккордеоне всегда вызывала у Флойда морскую болезнь. Он выключил радио.
   - Есть кое-что, о чем я должен спросить, - сказал Кюстин.
   - Спрашивай.
   - Есть возможность, которую мы на самом деле не обсуждали. Это касается старика.
   - Продолжай.
   - Как ты думаешь, возможно ли, что он убил ее?
   Флойд на мгновение задумался, затем покачал головой. - Не имеет смысла, Андре. Если полиция не была заинтересована, зачем ему рисковать и снова открывать банку с червями?
   - Человеческая природа такова, что все возможно. Что, если у него есть тайная потребность быть раскрытым? Как только полиция прекратила расследование, у него не было бы другого выбора, кроме как вызвать частных детективов.
   - Все доказательства, которые мы видели до сих пор, указывают в сторону от Бланшара.
   - Но мы знаем, что у него был доступ в ее комнаты. Он единственный человек, у которого есть ключи от каждого номера. Что, если у нее действительно был любовник, и Бланшар узнал об этом?
   - Объясни, откуда тогда радиоприемник, или разбитая пишущая машинка, или коробка с бумагами.
   - Возможно, он играет с нами в какую-то игру с двойным блефом, усеивая наш путь вводящими в заблуждение уликами, надеясь, что у нас хватит ума разглядеть их насквозь и...
   - Это так вас учат думать на Набережной?
   - Я просто говорю, что мы не должны исключать такую возможность. Он кажется достаточно милым пожилым джентльменом, но обычно так выглядят самые плохие.
   - Думаю, ты слишком долго сидел в этой комнате, Андре.
   - Возможно, - сказал Кюстин. - И все же при такой работе небольшое подозрение никогда не помешает.
   Флойд повернул машину на бульвар Сен-Жермен. - Согласен, что мы не можем этого исключать, несмотря на все остальные доказательства. Я даже признаю, что такая мысль приходила мне в голову.
   - Что ж, тогда...
   - Но я все еще не верю, что он убил ее. Тем не менее, если ты чувствуешь, что тебе нужно изучить эту возможность... что ж, уверен, что ты сможешь разобраться в проблеме, не проявляя излишней бестактности. Спроси его еще раз о том, почему полиция не взялась за это дело. Спроси его, не знал ли он кого-нибудь, кто мог бы ревновать его к тому времени, которое он проводил с девушкой.
   - Я буду образцом благоразумия, - сказал Кюстин.
   - Лучше бы тебе таким и быть. Если он выйдет из себя и откажет нам в расследовании, нам придется начать искать новое помещение в менее благоприятной для здоровья части города.
   - Я не думал, что есть менее целебная часть города.
   - Именно это я и хочу сказать, - ответил Флойд.
   Он припарковал "Матис". В его ячейке не было ничего нового; ни счетов, ни таинственных писем от давно потерянных подруг. Это, как он полагал, должно было считаться своего рода удачей.
   Но лифт снова сломался, застряв где-то на четвертом этаже. Инженер из лифтовой компании сидел на самом нижнем лестничном пролете, курил сигарету и изучал страницы о гонках. Это был маленький, похожий на землеройку человечек с напомаженными волосами, от которого всегда пахло карболовым мылом. Он кивнул Флойду и Кюстину, когда они проходили мимо.
   - Занят, Морис? - спросил Флойд.
   - Жду новую запчасть из головного офиса, месье Флойд. - Он выразительно пожал плечами. - При таком движении, как сегодня, могут пройти часы, прежде чем они доберутся сюда.
   - Не парься, - сказал Флойд.
   Морис отдал им честь и вернулся к своей газете.
   Войдя в их кабинет, Кюстин убрал свои инструменты, вымыл лицо и руки, сменил рубашку и затем принялся готовить чай. Флойд сел за свой стол, пододвинул к себе телефон и позвонил парижскому оператору, чтобы запросить международный звонок в Берлин. Он дал ей номер "Каспар Металс", прочитав по буквам из письма в жестянке, и подождал, пока будет установлено соединение.
   Через некоторое время снова зазвучал голос оператора. - Простите, месье. Должно быть, это неправильный номер.
   Флойд снова продиктовал ей номер, но ошибки не было. - Вы хотите сказать, что никто не берет трубку?
   - Нет, - сказала она. - Линия полностью отключена.
   Флойд поблагодарил ее и вернул трубку на место. Значит, еще одна мертвая ниточка. Он побарабанил пальцами, а затем набрал номер Маржерит на Монпарнасе.
   - Флойд, - сказала Грета, отвечая.
   - Как дела?
   - Она отдыхает.
   - Могу я увидеться с тобой сегодня вечером?
   - Полагаю, что да.
   - Полегче с энтузиазмом, малыш.
   Она вздохнула. - Мне жаль, Флойд. Просто, возможно, я не в лучшем настроении.
   - Тогда тебе не помешало бы немного взбодриться.
   - И ты, как я понимаю, подходишь для этой работы?
   - Мы с Кюстином усердно работали над нашим делом. Я думаю, сегодня вечером нам всем нужно угощение. Как насчет того, чтобы я пригласил нас троих поужинать, и мы закончим вечер в "Фиолетовом попугае"?
   - Наверное, я смогу вырваться, - сказала она, и в ее голосе звучала совсем не уверенность в себе. - Софи сегодня дома, занимается, так что я могла бы попросить ее присмотреть за Маржерит...
   - Вот в чем суть. Я подъеду через час. Приведи себя в порядок - сегодня вечером мы зажигаем яркие огни.
   - Сделаю все, что в моих силах, - сказала она.
   Кюстин и Флойд пили чай и обсуждали дело, убедившись, что они поделились всеми существенными наблюдениями, сравнивая записи своих бесед с арендаторами. Пока они разговаривали, на фонографе Флойда крутилась старая скрипучая мелодия "Синяя птица" Сидни Бешета, исполняющего "Блюз в третях".
   - Что нам остается, - заключил Кюстин, - так это странная американка, которой нравилось возиться с беспроводными устройствами, предполагая, что это делала она, а не какой-то предыдущий жилец.
   - На самом деле у нас осталось немного больше, - сказал Флойд. - Мы знаем, что у нее был странный интерес к производственному контракту в Берлине. Мы знаем, что когда она умерла, ее пишущая машинка умерла вместе с ней. Мы знаем, что у нее была привычка накапливать книги и прочее.
   - Необычные наблюдения в совокупности, но все они прекрасно объяснимы сами по себе.
   - Но взятые вместе...
   - Недостаточно, чтобы привести убедительные доводы в пользу того, что она была шпионкой.
   - А как насчет детей?
   Кюстин бросил на Флойда укоризненный взгляд. - Я надеялся, что ты больше не будешь упоминать о детях.
   - Мне так и не удалось поговорить с единственным жильцом, который действительно хорошо рассмотрел девушку.
   - Я навещу его завтра снова, если это сделает тебя счастливым. А пока, могу я предложить, чтобы мы ограничились точными зацепками?
   Флойд на мгновение задумался, его мысли блуждали по взлетам и падениям саксофона Бешета. Диск был поцарапанным и древним, музыка почти тонула в потоке шипения и щелчков. Он мог бы завтра заменить его дешевой контрабандой, и звук был бы таким же чистым, как у жестяного свистка. Но это была бы неправильная ясность. Подделка могла бы одурачить девяносто девять человек из ста, но было что-то грубое и правдивое, выгравированное на этом поврежденном старом шеллаке, что-то, что прорезало шум и тридцать лет, как сигнал тревоги.
   - Связь с Берлином - тупиковая, - сказал он. - И мы не знаем, что она делала с книгами и журналами.
   - И записями, - напомнил ему Кюстин. - За исключением, конечно, того, что месье Бланшар видел, как она входила на станцию метро "Кардинал Лемуан" с нагруженным чемоданом, и ее последующее появление с пустым.
   - Как будто она обменялась содержимым с другим шпионом.
   - Вот именно. Но опять же, это косвенные улики. С таким же успехом она могла передать содержимое экспедитору.
   - Это та часть, которая не имеет смысла, - сказал Флойд. Он предвидел, что пластинка заест на определенной фразе, приурочивая топот своей ноги по половицам, чтобы загнать иглу в следующую канавку. Он сделал это так мастерски, что прыжок был едва слышен. - Независимо от того, будет ли это когда-нибудь рассматриваться в суде, у нас более чем достаточно доказательств того, что она занималась какой-то шпионской деятельностью. Но что она делала с книгами и прочим? Куда они вписываются?
   - Это часть ее легенды о туристке?
   - Возможно. Но в таком случае, почему бы не вести себя как респектабельная туристка, а не как какая-нибудь культурная сорока, заполняющая всем этим барахлом сундук за сундуком?
   - Если только во всем этом материале не было спрятано что-то жизненно важное, - сказал Кюстин. - Жаль, мы не знаем, что было в чемодане.
   - Но мы знаем, что осталось в ее комнате, и есть все основания полагать, что она продолжила бы доставлять это, если бы ее не отвлекли.
   - И все же ничто из того, что мы видели, никоим образом не выглядело заслуживающим внимания шпиона. Книги, журналы, газеты, пластинки... все это можно было бы получить в Соединенных Штатах с разной степенью сложности.
   - В них было что-то такое, что имело для нее значение, - сказал Флойд. - Вот еще что: "серебряный дождь".
   - "Серебряный дождь"?
   - Это что-нибудь значит для тебя?
   - Не могу сказать, что это имеет значение.
   - Сьюзен Уайт специально подчеркнула именно эти слова на открытке, которую так и не удосужилась отправить.
   - Это может означать что угодно. А может вообще ничего не значит, - сказал Кюстин, пожимая плечами.
   - Звучит как кодовое слово для меня - кодовое слово для чего-то неприятного.
   - Так и было бы, - сказал Кюстин, улыбаясь Флойду. - Но это потому, что у тебя в мозгу есть шпионы.
   - Остается еще вопрос с пишущей машинкой.
   - Что ж, это забавная вещь. Я думал о пишущей машинке, и, возможно, в ней кроется нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Ты помнишь, как Бланшар показывал нам коробку, в которой она была?
   - Он сказал, что это немецкая модель, - сказал Флойд.
   - Да. И когда он показал нам коробку - и упомянул название, - это заставило меня кое о чем задуматься. Проблема в том, что я не могу до конца понять, как связаны эти два явления.
   - О чем это заставило тебя задуматься?
   - Комната на Набережной: камера без окон в той части, где раньше проводились допросы, освещенная единственной электрической лампочкой. Ячейка с керамической плиткой на стенах - из тех, которые легко моются. Проблема в том, что я не совсем понимаю, зачем в такой комнате нужна пишущая машинка.
   - Чтобы записывать минуты?
   - То, что происходило в этих комнатах, Флойд, было совсем не из тех вещей, которые укладываются в считанные минуты.
   - Тогда зачем пишущая машинка?
   - Не знаю. Возможно, вспомню позже, когда мои мысли будут заняты чем-нибудь другим.
   Они больше не произнесли ни слова, пока проигрывалась пластинка Бешета, а потом долго сидели, прислушиваясь к шипению и царапанью иглы в канавке, словно надеясь в этом шуршащем шуме уловить послание, какой-нибудь шепот подсказки, который раскроет дело. Ничего не последовало.
   Флойд встал и снял иглу от пластинки. Они вышли из офиса и спустились по лестнице, обойдя телефонного инженера, который все еще сидел там со страницами гонок, ожидая, когда его сменная деталь приползет по Парижу. Они поехали на Монпарнас, Кюстин ждал в "Матисе", пока Флойд забирал Грету.
   Она вышла в сумеречный воздух, худая и угловатая, в черном, как эскиз из журнала "Вог". На ней был черный меховой палантин и черная шляпка-таблетка с пятнистой вуалью, и когда она стояла под лампой, то выглядела на миллион долларов, пока не оказалась рядом с ним, а потом она выглядела усталой, печальной и на грани чего-то, с чем не могла смириться.
   - Пойдем поедим, - мягко сказал Флойд. - А потом пойдем послушаем настоящую музыку.
   Они поехали в знакомый Флойду маленький испанский ресторанчик на набережной Сен-Мишель. Он заказал бутылку хорошего шампанского "Вдова Клико" 1926 года, отмахнувшись от возражений других, что он не может себе этого позволить. Технически это было правдой, но Кюстин усердно работал, и Грета заслужила хороший вечер, возможность забыть о Маржерит на несколько часов. Еда была такой же вкусной, какой Флойд ее помнил, и даже бродячий гитарист, Грета должна была признать, был не таким отвратительным, как некоторые, о которых она слышала. Пока Флойд оплачивал счет, Грета и гитарист говорили о настройках и аппликатурах. Красивый молодой человек в черной рубашке предложил Грете свою гитару, и она сыграла несколько пробных нот, прежде чем покачать головой со смущенной улыбкой. Гитарист сказал что-то доброе в ответ, перекидывая ремень гитары обратно через плечо. Флойд тоже улыбнулся: Грета сдерживалась, не желая разозлить парня. Должно быть, он был новичком в городе.
   После ужина они поехали в "Фиолетовый попугай", клуб на улице Дофин. Всего несколько лет назад здесь было шесть или семь таких заведений подряд, но большинство соседей уже исчезли, заколоченные досками или превращенные в дешевые бары с музыкальными автоматами и мерцающими, похожими на алтари телевизорами в углу. "Попугай" все еще цеплялся за бизнес и был одним из немногих мест, которые все еще были готовы принять Флойда и Кюстина без Греты. Стены были увешаны фотографиями джазменов, начиная с Джелли Ролла и Сачмо, заканчивая Дюком и Бейдербеком, Коулманом Хокинсом и Джанго. Некоторые из них даже играли на улице Дофин. Владелец, дружелюбный бородатый бретонец по имени Мишель, заметил, как они втроем вошли, и махнул им рукой в сторону бара. Он спросил Грету, как проходит ее турне, и выслушал, как она солгала во спасение о том, что покинула группу на несколько дней, пока ее тете нездоровится. Флойд спросил Мишеля, удовлетворительны ли дела, и Мишель, как обычно, пессимистично пожал плечами, которые мало изменились за девятнадцать лет.
   - У молодых людей все еще есть слух к хорошей музыке, - сказал он. - Беда в том, что у них больше нет возможности это услышать. Джаз - это политическая музыка, всегда была и всегда будет. Вот почему некоторые люди предпочли бы видеть его мертвым.
   - Может быть, они добьются своего, - сказал Флойд.
   - Что ж, тебе здесь всегда рады. Я просто хотел бы позволить себе, чтобы ты играл почаще.
   - Мы берем то, что нам дают, - сказал Флойд.
   - Вы свободны на среднюю субботу следующего месяца? У нас только что была отмена бронирования.
   - Думаю, мы, вероятно, сможем втиснуть тебя внутрь.
   - Грета?
   - Нет, - сказала она, опуская глаза, уже скрытые вуалью. - Не думаю, что смогу это сделать.
   - Жаль. Но Флойд и Кюстин всегда устраивали хорошее шоу... хотя, возможно, вы могли бы подумать о том, чтобы нанять временного пианиста?
   - Мы подумаем об этом, - сказал Флойд.
   - Просто при условии, что вы будете играть красиво и мелодично, мальчики. И не так быстро, чтобы игроки не могли пошевелить пальцами ног. - Он предостерегающе посмотрел на Кюстина. - Ничего из того сложного восьмибитного хлама, в который ты постоянно втираешься.
   - Может быть, молодые люди хотят услышать что-то новое для разнообразия, - сказал Кюстин.
   - Они хотят чего-то нового, а не чего-то, что звучит как бред слона в посудной лавке.
   - Мы будем вести себя прилично, - заверил его Флойд, утешительно похлопывая Кюстина по руке.
   Мишель угостил их напитками: пивом для Греты и Кюстина, вином для Флойда, которому нужна была ясная голова для обратной дороги на Монпарнас. Облокотившись на стойку бара, время от времени прерываясь, чтобы обслужить очередного клиента, Мишель выкладывал им все последние новости местной музыкальной сцены: кто был дома, кто отсутствовал, кто был сексуален, кто нет, кто с кем спал. Флойд изобразил вежливый интерес ко всему этому. Хотя он не очень-то любил сплетни, было приятно ненадолго подумать о чем-нибудь другом, кроме дела об убийстве и своих собственных проблем. Он заметил, что Кюстин и Грета начали больше смеяться, отчего ему стало легче, и очень скоро все они наслаждались компанией, музыкой и привычкой Мишеля постоянно наполнять их бокалы. В одиннадцать выступила группа и, спотыкаясь, исполнила дюжину свинговых номеров, биг-бэндовые постановки сократились до четырех частей, и хотя это было не самое худшее, что Флойд слышал, оно было далеко не лучшим. Это не имело значения. Он был со своими друзьями, в "Попугае" было уютно и накурено, великие люди, казалось, благожелательно взирали на него со своих фотографий на стенах, и в течение пары часов в мире все было в порядке.
  
   Скеллсгард и Оже, пригнувшись, брели по темному туннелю с низким потолком, вырубленному в грубо обтесанной скале, изо всех сил стараясь при этом не слишком запачкаться. Они поели и еще кое-что усовершенствовали в своих нарядах. Новенькая сумочка Оже была набита картами и деньгами, часть из которых была поддельными, часть - украденными. Они покинули камеру цензуры через сильно бронированную металлическую дверь, попав в вырытый проход, который вел в обоих направлениях. У Скеллсгард был фонарик, рифленая серебряная штука со скользящим переключателем, очевидно, изготовленная в E2. Она нервно посветила лучом вверх и вниз по стволу, словно наполовину ожидая чего-то, затем повернула направо. Она объяснила Оже, что земляные работы в одном направлении были прекращены, как только другой конец туннеля пересек старую шахту, проложенную инженерами метро.
   - Вы сами все это выкопали? - спросила Оже.
   - Большую часть этого. Это стало легче после того, как мы добрались до существующей шахты.
   - Должно быть, это все еще была непосильная работа.
   - Так оно и было, пока мы не обнаружили, что можем пропустить воздушный шланг через цензора. Мы оставили на своей стороне компрессор, а затем соорудили простую пневматическую дрель, которую можно было провозить контрабандой в виде отдельных компонентов. Мы снова собрали ее с этой стороны и подали в нее воздух через шланг, проходящий через цензора. Это немного помогло, хотя у цензора была неприятная привычка время от времени менять свое мнение.
   - А как насчет электричества? Ты можешь повторить и это тоже?
   - Да, - сказала Скеллсгард, - но нам так и не удалось заставить что-либо работать. Даже горелку оказалось слишком сложно разобрать на простые компоненты. Цензор не пропустил бы даже лампочку накаливания в целости и сохранности. В конце концов нам пришлось пустить газ, чтобы зажечь лампы, как шахтерам девятнадцатого века.
   - Должно быть, это был ад.
   - Единственное, что заставляло нас двигаться дальше, - это грохот поездов, который говорил нам, что мы приближаемся к цивилизации. Ни в одной из других точек выхода нет какого-либо искусственного фонового шума. По крайней мере, здесь мы знали, что нам нужно пробить туннель всего в нескольких десятках метров земли, прежде чем мы попадем в железнодорожный туннель.
   - Теперь я должна уворачиваться от поездов?
   - Только в экстренных случаях. Мы можем отключить питание, замкнув электрифицированные рельсы, но только на короткое время. Станция сейчас закрыта, так что поезда не ходят.
   - Почему? Который сейчас час?
   - Половина пятого утра в пятницу в октябре.
   - Я понятия не имела.
   - Не беспокойся об этом. Никто никогда этого не делает.
   Вскоре они наткнулись на препятствие в туннеле: плотно прилегающую деревянную дверь очевидного возраста. Скеллсгард посветила фонариком по периметру двери, пока не нашла потайную ручку. Она потянула ее, застонав от усилия. Как раз в тот момент, когда казалось, что ничто не сдвинется с места, дверь медленно повернулась в их сторону.
   За ней был еще один темный туннель, но на этот раз их голоса отдавались эхом по-другому. Это было гораздо большее помещение, и в нем пахло канализацией, металлической пылью и горячим маслом. Факел Скеллсгард высветил восемь параллельных линий из полированного металла, тянувшихся вдоль пола, уводя влево и вправо. Существовало два набора параллельных железнодорожных путей с двумя направляющими для каждой проходящей линии.
   Скеллсгард двинулась вправо, прижимаясь к стене, а Оже последовала за ней по пятам.
   - До Кардинала Лемуана недалеко. Обычно отсюда можно было бы увидеть огни станции.
   - Мне страшно, - сказала Оже. - Я не уверена, что смогу пройти через это.
   - Испугаться - это хорошо. Бояться - это как раз правильное отношение.
   На станции было еще темно, когда они выбрались из туннеля на платформу. Куда бы ни падал луч фонаря Скеллсгард, Оже видела чистую керамическую плитку бледно-зеленых и желтых тонов, старинные вывески и рекламу крупными буквами. Странно, но это не казалось особенно странным или нереальным. Она уже побывала на многих похороненных подо льдом парижских станциях метро, и часто они сохранялись более или менее нетронутыми. Было легко представить, что это всего лишь очередная экскурсия в город призраков.
   Скеллсгард указала ей на укромное место и присела рядом с ней на корточки. - Я знаю, что ты можешь это сделать, Оже. Сьюзен, должно быть, тоже это знала, иначе она бы не назначила тебе встречу.
   - Полагаю, я должна быть благодарна, - с сомнением сказала Оже. - Если бы не она, я бы ничего этого не увидела.
   - Надеюсь, тебе это понравится так же сильно, как и ей. Это были лошади, на которых Сьюзен хотела посмотреть.
   - Лошади?
   - Она всегда хотела знать, на что они были похожи - как живые, дышащие существа, а не как какая-то неуклюжая реконструкция, страдающая артритом.
   - Исполнилось ли ее желание?
   - Да, - сказала Скеллсгард. - Думаю, что она это сделала.
   Утренний час пик начался как по сигналу. Из своего укрытия, спрятанного в щели между двумя шкафчиками с электрооборудованием на одном конце платформы, Оже наблюдала, как загорелись потолочные светильники. Она услышала гудение включающихся генераторов и где-то меланхоличный свист одинокого рабочего. Она услышала звяканье ключей и хлопанье дверей. Последовало затишье на десять-пятнадцать минут, а затем она наблюдала, как ранние пташки начинают собираться на платформе. Электрическое освещение размывало цвета, как на выцветшей фотографии, но даже принимая это во внимание, она была поражена однообразием людей: осенними коричневыми, серыми и зелеными тонами их одежды и аксессуаров. Большинство пассажиров были мужчинами. Их лица были землистыми, нездорового вида. Никто не улыбался и не смеялся, и почти никто ни с кем больше не разговаривал.
   - Они похожи на зомби, - тихо сказала она.
   - Дай им немного послабления, - сказала Скеллсгард. - Сейчас пять утра.
   Поезд въехал на станцию с металлическим визгом тормозов. Двери открылись, и некоторые пассажиры вошли в вагон, в то время как другие вышли из него.
   - Сейчас?
   Скеллсгард положила руку ей на плечо. - Подожди. В следующем поезде будет больше людей.
   - Я так понимаю, ты уже делала это раньше?
   - Я все еще нервничаю.
   Через несколько минут прибыл другой поезд, и Скеллсгард влила их в поток выходящих пассажиров. Из отстраненных зрителей они внезапно оказались в центре людского потока. В нос Оже ударил запах других людей: табака и дешевого лосьона после бритья. Это был неплохой запах, но он мгновенно сделал все более реальным. В своих мечтах наяву она часто фантазировала о том, как бродит по старому городу, будто призрак, наблюдая, но не участвуя. Ее воображение всегда забывало передать запах города, как будто она смотрела на вещи сквозь лист непроницаемого стекла. Теперь не могло быть никаких сомнений в том, что она полностью присутствовала в данный момент, и шок от этого был внутренним.
   Она смотрела на окружающих ее людей, сравнивая себя с ними. Одежда, которую она выбрала, теперь казалась слишком строгой и показной. Казалось, она не могла найти естественный ритм ходьбы или сообразить, что делать со своими руками. Она то сжимала, то отпускала свою сумочку.
   - Оже, - прошипела Скеллсгард, - перестань ерзать.
   - Мне жаль.
   - Просто продолжай идти вперед и перестань беспокоиться. У тебя все получится.
   Поток пассажиров вывел их на улицу, через унылую череду выложенных плиткой коридоров. Оже отдала свой билет незаинтересованному чиновнику и вышла в стальной свет раннего утра. Скеллсгард отвела их подальше от выхода метро, прочь от других пассажиров. В это время дня улицы все еще были относительно пусты. Время от времени мимо с грохотом проезжали машины и такси. Белый муниципальный грузовик медленно двигался по другой стороне дороги, чистя обочину вращающимися щетками. По обе стороны улицы возвышались трех- или четырехэтажные здания с балконами. В некоторых комнатах зажегся свет, и сквозь занавески и жалюзи Оже разглядела силуэты людей, готовящихся к началу рабочего дня.
   - Все это выглядит таким реальным, - заметила она.
   - Это реально. Привыкай к этому. В тот момент, когда ты начнешь думать, что это какая-то игра, какая-то симуляция, у тебя пойдет кровь из носа.
   - Что теперь?
   - Мы успокаиваем тебя. За углом есть заведение, где всю ночь подают кофе. Хочешь?
   - Я хочу забиться в угол и пососать свой большой палец.
   - Ты переживешь это. Все так делают. В конце концов.
   Скеллсгард повела ее дальше от станции метро. Они прошли по улице Монж и вышли на бульвар Сен-Жермен. Вдалеке перекрывающиеся неоновые вывески образовывали полосу света. Они прошли мимо продавца газет: там было разложено больше газет, чем Оже видела за всю свою жизнь. Они миновали узкий переулок между двумя многоквартирными домами, в котором мужчина небрежно мочился, как будто это была его работа. Чуть дальше в дверях обшарпанного отеля стояла сильно накрашенная женщина в юбке, задранной до колен, в чулках. На мгновение женщина и Оже встретились взглядами. Оже колебалась, какая-то часть ее хотела обратиться к этой женщине и расспросить ее о том, каково это - быть частью этой живой картины. Скеллсгард мягко потянула ее вперед, мимо запотевшего подвального окна, из которого на улицу лилась какая-то музыка, медная и нестройная.
   - Я знаю, что ты чувствуешь, - сказала Скеллсгард. - Ты хочешь поговорить с ними. Ты хочешь проверить их, найти их пределы. Чтобы узнать, насколько они на самом деле люди и как много они на самом деле знают.
   - Ты не можешь винить меня за любопытство.
   - Нет, не могу. Но чем меньше ты будешь взаимодействовать с этими людьми, тем проще будет все это осуществить. На самом деле, чем меньше ты думаешь о них как о людях, тем лучше.
   - Там, сзади, ты отчитала меня за то, что я сказала, будто они похожи на зомби.
   - Все, что я хочу сказать, это то, что тебе нужно найти способ сохранять хоть каплю отстраненности.
   - Это то, что чувствовала Сьюзен Уайт?
   - Нет, - сказала Скеллсгард. - Сьюзен подошла слишком близко. Это было ее большой ошибкой.
   Скеллсгард распахнула двери ночного кафе. Оно стояло на бульваре Сен-Жермен в ряду полуразрушенных зданий периода Директории, которые не пережили девятнадцатого века.
   - Садись сюда, - сказала Скеллсгард, указывая ей на место у окна. - Я разберусь с кофе. Ты хочешь добавить в него молока?
   Оже кивнула, чувствуя странное головокружение. Она оглядела зал, рассматривая других посетителей, сравнивая их с собой. Вдоль стен тянулись монохромные фотографии: неяркие парижские пейзажи, помеченные аккуратным чернильным почерком. За прилавком персонал - волосы аккуратно приглажены, рубашки и фартуки белоснежные - суетился с блестящими, булькающими приборами. За соседним с ней столиком двое пожилых мужчин в плоских кепках обсуждали что-то на последних страницах газеты. За ними женщина средних лет грызла ногти, ожидая, пока остынет ее кофе. Ее белые перчатки лежали скрещенными на столе перед ней.
   Скеллсгард вернулась с их напитками. - Становится легче?
   - Нет. - Но Оже взяла кофе и сжала горячую металлическую кружку в руках. Она понизила голос, и они вдвоем продолжали говорить по-английски. - Скеллсгард, мне нужно кое-что знать. Насколько все это определенно реально?
   - Мы это уже обсуждали.
   - Нет, мы этого не делали. Ты говоришь так, как будто все это реально. Это кажется достаточно реальным. Но действительно ли мы знаем наверняка?
   - Что привело к этому? Цензор?
   - Да, - сказала Оже. - Когда мы прошли через этот экран, мы потеряли всякую связь с реальным миром. Ты отнеслась к этому так, как будто мы просто проходили сквозь занавес, но что, если за этим было нечто большее? Что, если реальность закончилась по ту сторону цензуры, и все это - все, что мы видим вокруг себя - является именно тем, о чем ты только что заверила меня, что это не так: своего рода симуляцией?
   - Почему это имеет значение? - Вопрос был не таким бойким, как казался. Скеллсгард очень внимательно наблюдала за ней.
   - Если это симуляция, то ничто из того, что мы делаем здесь внутри, не может иметь никаких возможных последствий для внешнего мира. Весь этот город - да и весь этот мир, если уж на то пошло, - может быть всего лишь отображением внутри какого-нибудь инопланетного компьютера.
   - Неплохой компьютер, если это так.
   - Но это все равно означало бы, что эти люди... - Оже еще больше понизила голос. - Эти люди не были бы людьми. Они были бы просто взаимодействующими элементами какой-то сверхсложной программы. Не имело бы значения, что с ними случилось, потому что они всего лишь марионетки.
   - Ты чувствуешь себя марионеткой?
   - То, что я чувствую, не имеет значения. Я вошла в программу извне. Чего я не понимаю, так это как вы можете быть так уверены, что мы находимся внутри АКС, а не в какой-то компьютерной среде.
   - Я же говорила тебе, что мы просунули пневматический шланг через цензора.
   - Это ничего не доказывает. Если симуляция хороша, то она бы справилась и с этой детализацией. - Оже отхлебнула кофе, поморщившись от горького вкуса, прежде чем решила, что это не самое худшее, что она когда-либо пила. - Все, о чем я спрашиваю, - это рассматривали ли вы такую возможность.
   Скеллсгард насыпала в свой кофе слишком много сахара. - Конечно, мы рассматривали это. Но суровая правда заключается в том, что мы не можем знать наверняка. Пока нет, и, может быть, никогда.
   - Я не понимаю. Если это компьютерная среда, то у нее должны быть ограничения.
   - Ты мыслишь слишком узко, Оже. Эта среда вообще не должна иметь никаких ограничений.
   - А как насчет физики? - Оже взяла одну из картонных подставок, разбросанных по столу, и зажала ее между большим и указательным пальцами. - Мне это кажется реальным, но если бы я посмотрела на это в сканирующий туннельный микроскоп или пропустила через масс-спектрометр - что бы я обнаружила?
   - Думаю, именно этого ты и ожидала. Это выглядело бы именно так, как и должно выглядеть.
   - Потому что эта среда смоделирована вплоть до атомной детализации?
   - Нет, - сказала Скеллсгард, - не обязательно. Но если машина, управляющая окружающей средой, достаточно умна, она может заставить твой микроскоп или спектрометр показать тебе все, что, по ее мнению, ты ожидаешь. Помни: любые инструменты, которые ты могла бы использовать для решения проблемы, сами по себе являются частью проблемы.
   Оже откинулась на спинку стула. - Я об этом не подумала.
   - В любом случае, это в значительной степени академично. Здесь нет никаких сканирующих туннельных микроскопов, которые просто валяются здесь и ждут, когда их заберут.
   - Значит, вы не проводили таких тестов?
   - Мы сделали все, что могли, учитывая очень ограниченные инструменты, которые у нас были в наличии. И ни один из этих тестов не выявил ничего, кроме физики, которую мы ожидали.
   - Но только потому, что вы не можете заполучить эти инструменты в свои руки, это не значит, что их где-то не существует.
   - Ты имеешь в виду проникновение в физические лаборатории?
   - Нет, ничего настолько радикального. Просто следите за их публикациями. На дворе двадцатый век, Скеллсгард. Это век Эйнштейна и Гейзенберга. Эти люди, конечно, не могут спать на работе.
   - Ну, с этим есть проблема. Фундаментальная наука здесь далеко не так развита, как в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Помнишь, я говорила тебе, что здесь не было Второй мировой войны, а значит, и компьютерной революции?
   - Да.
   - Ну, это имело еще больший эффект, чем это. Манхэттенского проекта тоже не было. Ни у кого здесь нет атомной бомбы. Без атомной бомбы не было необходимости разрабатывать программу создания баллистических ракет. Без программы создания баллистических ракет не было космической гонки. Здесь нет огромных научных агентств, финансируемых правительством.
   - Но, несомненно, какие-то научные исследования и разработки все еще продолжаются.
   - Урывками. Но это несфокусировано, недофинансировано, социально непопулярно.
   Оже выдавила из себя полуулыбку. - Тогда никаких изменений.
   - Я имею в виду, что это почти как если бы... - Но что-то заставило Скеллсгард остановиться и пожать плечами.
   - Почти как если бы что? - подсказала Оже.
   - Ну, я собиралась сказать... это почти так же, как если бы кто-то намеренно сдерживал это.
   - Кто от этого выигрывает?
   - Ну, - сказала Скеллсгард, - по-моему, любой, кто не хотел, чтобы здешние люди знали, каким на самом деле был их мир.
  

ТРИНАДЦАТЬ

  
   Флойд шаркнул шинами "Матиса" о тротуар перед домом Бланшара на улице де Пюплье. Они с Кюстином отправились в путь пораньше после завтрака, и хотя в голове у Флойда звенело, как в надтреснутом колоколе - слишком много вина, слишком много музыки, - вместе с этим пришла некая хрупкая настороженность. В горле у него першило от разговоров, перекрикивающих шум в "Фиолетовом попугае", усугубляясь тем количеством кофе, которое он выпил с момента пробуждения.
   - Полегче с Бланшаром, - сказал Флойд, выпуская Кюстина из машины с набором инструментов в руке. - Не хочу, чтобы ты даже намекал на наше подозрение, что он мог это сделать.
   - Я ничего не подозреваю, - сказал Кюстин. - Просто хочу исключить эту конкретную возможность.
   - Убедись, что ты не закрываешь дело, пока занимаешься им.
   - Поверь мне, Флойд: когда дело доходит до таких вопросов, у меня по крайней мере такой же опыт, как и у тебя.
   - Ты вспомнил что-нибудь еще о той пишущей машинке на набережной?
   - Я все еще вижу эту камеру. Кроме этого, ничего. Но я уверен, что это придет ко мне.
   Флойд поехал обратно в офис. Лифт работал, по крайней мере, сейчас. Он поднялся в скрипучем, стонущем ящике на третий этаж и вошел в свои комнаты. Он налил чашку тепловатого кофе, затем снял телефонную трубку и предпринял еще одну попытку дозвониться по берлинскому номеру. Тот же результат: линия по-прежнему была отключена. Оператор не смогла сказать ему, был ли номер неверным, или телефон на другом конце провода просто был отключен. Он потрогал письмо от "Каспар Металс", не желая выбрасывать то, что казалось самой веской зацепкой в деле.
   Пока телефон еще не забылся, он пролистал свой справочник и нашел номер старого знакомого в Порт-д'Асниер. В прошлом квалифицированный слесарь, он был уволен с завода "Ситроен" после несчастного случая на производстве и теперь работал дома. Хотя сам он не был музыкантом, но скромно зарабатывал на жизнь ремонтом духовых инструментов.
   Мужчина снял трубку после седьмого гудка. - Бассо.
   - Это Флойд. Как у тебя дела?
   - Уэнделл. Какой приятный сюрприз. У тебя есть что-нибудь, на что я мог бы посмотреть? Тромбон, на котором кто-то сидел?
   - Не сегодня, - сказал Флойд. - Мы с Кюстином недостаточно часто выходили на улицу, чтобы плохо обращаться с нашими инструментами. Я надеялся, что ты сможешь ответить мне на пару вопросов.
   - Насчет ремонта инструментов?
   - О металлообработке. Кое-что прояснилось в деле, над которым мы сейчас работаем, и я не знаю, что с этим делать.
   Он услышал, как Бассо опустился в свое кресло. - Расскажи мне.
   - У меня есть кое-что, похожее на эскиз, сделанный по чертежу, и письмо, связанное с контрактом с берлинским металлургическим заводом. Чего я не могу понять, так это для чего нужен контракт.
   - У тебя есть что-нибудь, что можно продолжить?
   - Похоже, что основной работой было литье трех больших цельных шаров из алюминия.
   - Большие сферы, - задумчиво произнес Бассо. - Насколько именно большие?
   - Три, может быть, три с половиной метра в поперечнике, если я правильно читаю набросок.
   - Действительно, большие, - согласился он.
   - У тебя есть какие-нибудь предположения, что это может быть?
   - Мне нужно взглянуть на набросок, Уэнделл. Тогда я, возможно, смог бы тебе кое-что сказать. Ты сказал, из цельного алюминия?
   - Похоже, да.
   - На мгновение я задумался, не колокольчики ли это. Ты не мог бы принести набросок сюда, Уэнделл? Я мог бы быть более полезен тебе лично.
   - Сегодня утром?
   - Нет времени лучше настоящего.
   Флойд согласился и положил трубку. Пять минут спустя он уже ехал к семнадцатому, а саксофон Кюстина лежал рядом с ним на пассажирском сиденье.
  
   К тому времени, как Оже и Скеллсгард вышли из кафе на Сен-Жермен, небо посветлело. Вокруг было больше машин, больше открытых окон, больше пешеходов на улицах. Город пробуждался.
   - Посмотри на это с другой стороны, - сказала Скеллсгард. - У нас нет никаких оснований подозревать, что это симуляция, по крайней мере, пока наука здесь все еще застряла в тридцатых годах девятнадцатого века. Но есть и другой аспект.
   - И что же это?
   - Мы предполагаем, что все, что видим, реально, сделано из чего-то более или менее похожего на обычную материю. Возможно, кто-то - какая-то сущность - создал это место как своего рода моментальный снимок, резервную копию реальной Земли. Намеренно или нет, резервная копия перемещается вперед во времени, удаляясь от момента ее создания. Следовательно, это реальная планета, населенная реальными людьми. Физика работает безупречно. Единственное, что ненастоящее, - это небо.
   - Потому что мы находимся внутри сферы АКС?
   - Вот именно. И какие бы другие функции ни выполняла эта сфера, единственное, что она, по-видимому, должна делать, - это обеспечивать убедительный фон для мира, который она содержит.
   Солнце начало подниматься над крышами на другом берегу Сены.
   - Тогда что это? - спросила Оже.
   - Фальшивое солнце. Источник света и тепла, не более того. Мы знаем, что внутри АКС нет места для настоящего солнца - по крайней мере, если вы собираетесь втиснуть туда еще и планету. Так что, что бы это ни было, оно должно быть нанесено на внутреннюю поверхность сферы.
   - По-моему, это выглядит реально.
   - Конечно, но ты застряла на поверхности этой планеты с фиксированной точкой зрения - как и все остальные здесь.
   - А как насчет Луны? Это реально?
   - Мы не знаем. Это выглядит достаточно реально, и интеллект слэшеров предполагает, что у некоторых миров внутри объектов АКС есть свои собственные луны. Но, без возможности сходить туда и проверить, насколько нам известно, они могут быть сделаны из зеленого сыра. Как бы то ни было, что-то вызывает лунные приливы, и что-то также заботится о солнечной составляющей. Они, конечно, рассмотрели очевидные детали.
   - Им пришлось бы это сделать, чтобы поддерживать иллюзию.
   - Абсолютно.
   - Так что насчет неочевидных из них?
   - Вот тут-то и пригодится астрономия. Дело в том, Оже, что, учитывая неизбежные ограничения, было бы довольно трудно поддерживать эту иллюзию вечно. Они могут имитировать Солнце, Луну и звезды на ночном небе. Они могут даже имитировать параллактические движения звезд, чтобы создавалось впечатление, что Земля вращается вокруг Солнца. Они могут имитировать затмения и многое другое. Но должен же быть какой-то предел. Оболочка могла бы выдержать тщательное изучение с точки зрения той астрономии, которая у них здесь есть. Но здесь нет ни радиоастрономии, ни космической астрономии. Если бы появилась какая-либо из этих технологий, сомневаюсь, что иллюзия могла бы сохраняться очень долго.
   - Но к этому времени у нас уже была радиоастрономия.
   - Еще один побочный продукт Второй мировой войны. Примерно через десять лет у нас также появилась космическая астрономия - не говоря уже о межпланетных космических зондах. Любая из этих вещей стала бы решающим фактором, Оже.
   - Что бы произошло, если бы люди, живущие здесь, обнаружили эту иллюзию?
   - Можно только догадываться. Эта новость может привести к тому, что общество расколется в одночасье. Или же это могло бы подстегнуть технологическую революцию, позволив им разработать инструменты, необходимые для прорыва в этой сфере. Если бы это произошло, я сомневаюсь, что им потребовалось бы больше одного-двух поколений.
   - Они могут даже обогнать нас, - сказала Оже.
   - И это тоже. Дело в том, что в течение относительно короткого периода времени у них могут появиться средства для проверки точности АКС. Если они обнаружат ошибку - какую-нибудь деталь, которая не имеет смысла, - тогда мы будем точно знать, что это не симуляция, потому что симуляция может быть настолько совершенной, насколько того хотели ее создатели. Мы также узнаем - наконец-то, - что это не настоящее прошлое, не настоящий тысяча девятьсот пятьдесят девятый год.
   Оже посмотрела на свою спутницу. - Как будто это когда-либо было возможно. Карты уже говорят нам, что это не какой-то фрагмент истории из нашего собственного прошлого.
   - Но мы не можем быть в этом абсолютно уверены, - сказала Скеллсгард. - Ты делаешь суждение, основанное на твоих собственных исторических знаниях, и приходишь к выводу, что карты в него не вписываются.
   - Я думаю, да, - согласилась Оже.
   - Но твои знания - это конструкция, сшитая из обломков, оставленных Нанокостом. Это неполно и, вполне возможно, неверно в ключевых деталях.
   - Ошибки по неведению.
   - Возможно, но это могло быть нечто большее. Это было бы идеальное время для того, чтобы кто-то подправил записи, изменил наш взгляд на прошлое в соответствии со своими собственными потребностями.
   - Что, по-моему, подозрительно смахивает на параноидальную конспирологию.
   - Все, что я хочу сказать, это то, что всякий раз, когда мы выносим какие-либо суждения о природе временной шкалы тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, мы должны иметь в виду, что наши собственные исторические знания неполны и, возможно, ошибочны.
   - Все то же самое... ты же не веришь всерьез, что действительно открыла окно в прошлое, не так ли?
   - Это была проблема, - сказала Скеллсгард. - И это тоже серьезно, потому что единственное, чего мы не хотели делать, - это вмешиваться в нашу собственную временную шкалу. Вот почему мы взяли в команду твою предшественницу.
   - Сьюзен?
   - Ее работа состояла в том, чтобы просеивать доказательства, бродить по окружающей среде, сопоставляя их с нашими историческими знаниями. В конце концов, она нашла ряд примеров, где эта версия Парижа категорически противоречит тому, что мы раскопали на E1 - например, сооружения, которые были здесь снесены, но которые все еще существовали во времена Нанокоста. Предварительный вывод Сьюзен: что бы это ни было за место, это не окно в наше прошлое.
   - Я рада, что вы с этим разобрались.
   - Предполагалось, что Сьюзен соберет воедино все улики и составит окончательный отчет. Но потом она отвлеклась...
   - И погибла, - мрачно сказала Оже.
   - Да.
   Оже замедлила шаг. - Эта коробка с бумагами, которую я должна найти, - как ты думаешь, это имеет отношение к тому, о чем ты только что говорила?
   - Мы не узнаем, пока не увидим, что в ней.
   - Мне кажется, - сказала Оже, - что Сьюзен довольно быстро приняла бы решение относительно этой временной шкалы. Ей не потребовалось бы много времени, чтобы понять, что это не наш тысяча девятьсот пятьдесят девятый год. Так чем же еще она интересовалась?
   - Сьюзен продолжала копать, - сказала Скеллсгард. - Ей было недостаточно просто сдать этот отчет и не знать больше о том, что здесь произошло. Она хотела получить ответы на свои вопросы. Она хотела знать, кто создал это место и почему. Она хотела выяснить точный момент, в который это разошлось с нашей историей, и она также хотела знать, почему это произошло. Было ли это хаотическим накоплением небольших изменений, эффектом бабочки, как снежный ком, или историю изменил какой-то единичный, преднамеренный акт вмешательства? И если да, то кто был ответственен за это? И если кто-то это сделал, работают ли они все еще за кулисами, влияя на события?
   - Что возвращает нас к вашей теории о задержке развития.
   - Дело в том, Оже, что если кто-то работает за кулисами - по какой бы то ни было причине, - то он, вероятно, не слишком благосклонно отнесся бы к тому, что Сьюзен копается так, как она копала.
   - Она была археологом, - возразила Оже. - Копать - это то, чем мы занимаемся.
   - С этим не поспоришь, - сказала Скеллсгард.
   Они сели на поезд в Сен-Жермен-де-Пре и поехали по четвертой линии до Монпарнас-Бьенвенен, затем пересели на надземную шестую линию и поехали на запад по эстакаде до Дюпле. Поезд был полон людей, направлявшихся на работу, закутанных в длинные серые плащи, уткнувшихся в утренние выпуски. Никто не обращал особого внимания на вид из окон, но это было все, что Оже могла сделать, чтобы не ахнуть от изумления при виде панорамы города, проносящейся снаружи, продуманной до мелочей. Все было в точности так, как она себе представляла, и совсем не так, как она ожидала. Старые фотографии могли передать только это. Там была целая человеческая текстура, которая просто не воспринималась, как отсутствие цвета на монохромном принте. Куда бы она ни посмотрела на изогнутые, пересекающиеся улицы, она видела людей, идущих по своим делам, и было одновременно чудесно и пугающе думать о том, что у них своя жизнь, свои мечты и сожаления, и они ничего не знают о том, кем они были на самом деле. Оже почувствовала стыдливый вуайеристский трепет и отводила свой взгляд, как только кому-то угрожала опасность встретиться с ней глазами.
   В Дюпле они вышли из поезда и спустились по решетчатой железной лестнице на уровень улицы. Они шли по улице де Лурмель, пока она не пересеклась с улицей Эмиля Золя, а затем прошли немного по улице Золя, пока не добрались до пятиэтажного здания из светлого камня, которое называлось "Отель Рояль".
   - Тебе забронирован здесь номер на три дня, - сказала Скеллсгард, когда они вошли в устланный ковром вестибюль, - но, скорее всего, ты выйдешь гораздо раньше. Если тебе нужно задержаться подольше, у тебя более чем достаточно наличных, чтобы покрыть свои расходы.
   За стойкой в вестибюле консьерж был занят регистрацией супружеской пары, которая, должно быть, прибыла ночным поездом. Они были взволнованы и, казалось, оспаривали какие-то детали своего бронирования.
   - Пообещай мне одну вещь, - сказала Оже.
   - Я не даю обещаний, но давай выслушаю тебя.
   - Если все получится - если я верну твою драгоценную коробку с бумагами в надежные руки - тогда позволь мне побыть здесь немного одной.
   - Я не знаю, можно ли.
   - Я уже здесь, Маурья. Какой вред это может причинить?
   - Эйвелингу это не понравится.
   - Эйвелинг может засунуть это туда, где не светит солнце. Самое меньшее, что он может мне дать, - это немного времени поиграть в туристку.
   - Он скажет, что сделка не препятствует судебному разбирательству, не более того.
   Пара отошла от стойки регистрации к ожидающему лифту, и консьерж поманил Оже и Скеллсгард вперед. Оже переключила мысленные передачи, заставляя себя говорить по-французски. Слова вырывались с удивительной плавностью, как будто какая-то негнущаяся часть ее разума внезапно была настроена и смазана.
   - Меня зовут Оже, - сказала она. - У меня забронирован номер на следующие три ночи.
   - Конечно, мадам. - Консьерж взглянул на Оже, затем на Скеллсгард, затем снова на Оже. - Ваши сумки уже прибыли. Как прошло ваше путешествие?
   - Прекрасно, спасибо.
   Он протянул ей ключ от номера. - Номер двадцать семь. Я распоряжусь, чтобы ваш багаж доставили наверх через минуту.
   - В номере есть телефон?
   - Конечно, мадам. Мы - современное заведение.
   Она взяла ключ и повернулась обратно к Скеллсгард. - Думаю, теперь я сама по себе.
   - У тебя есть номер телефона конспиративной квартиры рядом со станцией. Один из нас будет находиться там круглосуточно. Звони, чтобы держать нас в курсе того, что произойдет в ближайшие несколько дней. Нам нужно будет организовать перерыв, когда ты вернешься в туннель.
   - Так или иначе, думаю, что запомню.
   - И будь помягче с Бланшаром. Если он не отдаст товар с первой попытки, не усиливай давление. Мы не хотим, чтобы он пронюхал, что они более ценны, чем кажутся, иначе он может совершить что-нибудь опрометчивое.
   - Я сделаю все, что в моих силах.
   - Знаю, что ты это сделаешь, Оже. - Скеллсгард наклонилась и быстро, по-сестрински, обняла ее. - Береги себя, хорошо?
   - Что бы ни случилось, - сказала Оже, - я буду рада, что повидала так много.
   - Я посмотрю, что можно сделать с Эйвелингом, чтобы дать тебе немного времени для туризма. Никаких обещаний, хорошо?
   - Никаких.
   За спиной Оже со звоном открылся лифт.
  
   Телефон был антикварным, но у нее дома были подобные экземпляры в музейном отделе, с любовью отреставрированные и подключенные к простой телефонной сети. Она вводила парижский номер по одной цифре за раз, ожидая приятного жужжания, когда заводной циферблат плавно вернется в исходное положение. Медленно, но успокаивающе. Даже при вводе номера было время для размышлений. От выполнения задачи можно было бы спокойно отказаться до ее завершения. Воспитанный слэшер, привыкший к почти мгновенной связи, счел бы ротационный телефон не слишком большим улучшением по сравнению с семафором. Для трешера, напротив, в любом виде электромеханического оборудования было что-то глубоко обнадеживающее и заслуживающее доверия. Он не мог лгать или искажать информацию, которую нес. Он не мог проникнуть ни в разум, ни в плоть.
   На другом конце провода зазвонил такой же телефон. Оже почувствовала порыв повесить трубку до того, как Бланшар ответит, убежденная, что она не готова пройти через это. Ее ладонь на телефонной трубке была скользкой. Но она заставила себя оставаться на линии, и еще через несколько мгновений кто-то ответил.
   Стариковский голос произнес: - Бланшар.
   - Доброе утро, месье, - ответила она по-французски. - Меня зовут Верити Оже. Я не уверена, известно ли вам мое имя, но...
   - Верити? Как сестру мадемуазель Сьюзен Уайт?
   - Да, - сказала она. - Я звоню по поводу...
   Из вежливости или из какой-то ложной потребности продемонстрировать собственное мастерство он перешел на английский. Его родной французский акцент был очевиден, но речь была вполне понятна. - Мисс Оже, я не уверен, слышали ли вы эту новость. Если нет, то, возможно...
   - Все в порядке, сэр, - перебила она, тоже переходя на английский. - Я знаю, что случилось с моей сестрой. - Она услышала вздох облегчения: возможно, оттого, что ему не пришлось сообщать ей именно эту новость.
   - Я очень, очень сожалею о том, что с ней случилось. Мне посчастливилось довольно хорошо знать вашу сестру. Она была очень милой молодой женщиной.
   - Сьюзен хорошо отзывалась о вас, сэр. Очевидно, что она думала о вас как о ком-то, кому она могла доверять.
   - Вы говорите о ее вещах?
   - Да, - ответила Оже, радуясь, что эта тема всплыла без подталкивания. - Понимаю, что моя сестра оставила кое-какие вещи...
   - Это не так уж много, - быстро сказал он, как будто она ожидала увидеть драгоценности короны.
   - Я никогда не ожидала, что это произойдет, сэр. Тем не менее, все, что она оставила, все еще имеет для нас ценность... я имею в виду, для нашей семьи.
   - Конечно. Могу я спросить, откуда вы звоните, мисс Оже?
   - Париж, сэр. Отель на пятнадцатой улице.
   - Тогда вы действительно не очень далеко отсюда. Вы можете доехать по шестой линии до площади Италии, а затем пройти оставшееся расстояние пешком. Может, нам договориться о встрече?
   Она знала, что не должна казаться слишком удивленной тем, что он так легко согласился отдать коробку. - В любое удобное для вас время, сэр.
   - На данный момент коробки у меня нет. Я отдал его частному детективу, который расследует обстоятельства смерти Сьюзен.
   - Обстоятельства, сэр?
   - Существует вероятность того, что это могло быть не случайно, - уточнил он.
   Рука Оже крепче сжала телефонную трубку. Ни в какой момент ее бесед никто не упоминал о шныряющем поблизости частном детективе. Это должно было быть что-то новое, о чем Эйвелинг и остальные не знали.
   Она уже была вне сценария.
   - Это действительно любезно с вашей стороны, что вы проявляете интерес, сэр. Этот детектив...
   - О, не беспокойтесь о нем. Я совершенно уверен, что у него уже было время тщательно осмотреть вещи Сьюзен.
   - Тогда, когда было бы...
   - Сейчас здесь находится помощник детектива. Я могу поговорить с ним и договориться о том, чтобы эти вещи вернулись в мое распоряжение к... скажем, к концу дня?
   - В конце дня? Сегодня, сэр?
   - Это что, проблема?
   - Вовсе нет, сэр. Ни в малейшей степени. - Ее сердце бешено колотилось в груди.
   - Дайте мне название вашего отеля и номер телефона. Но если только я не позвоню, то скажем, в четыре часа в доме номер двадцать три по улице Пюплье. Если вы нажмете на кнопку звонка, назвав мое имя, я впущу вас в здание. Мои комнаты на третьем этаже.
   - Это прекрасно, сэр.
   - Я с нетерпением жду возможности познакомиться с вами, мисс Оже.
   - И я с нетерпением жду встречи с вами, сэр, - ответила она.
  
   Бассо открыл дверь своей крошечной квартирки в Порт-д'Асниер, принюхиваясь к воздуху, как ищейка. - Уэнделл, - сказал он. - Я не думал, что ты запомнишь дорогу. Это твой пациент с тобой?
   Флойд протянул футляр с саксофоном. - Вероятно, ему нужно немного внимания.
   - Мне показалось, ты говорил, что у тебя нет ничего, что нуждалось бы в ремонте.
   - Так и есть, - сказал Флойд. - Но я уверен, что ты можешь найти в нем что-то неправильное.
   Бассо взял футляр и поставил его на стол рядом с подставкой для зонтиков. - Ты слишком добр. Я уверен, что саксофон находится в отличном состоянии. Но я никогда не отказываю пациенту. - Он заглянул через плечо Флойда. - Ты все еще ездишь на этой старой реликвии?
   - Трудно втиснуть контрабас во что-то меньшее.
   Бассо удивленно покачал головой. - Ты все равно будешь говорить то же самое, когда этой машине исполнится сорок лет. А теперь заходи и выпей чаю.
   Флойд снял свою фетровую шляпу. - Вообще-то, мне бы не помешало немного кофе. Настолько сильный, насколько ты сможешь сделать.
   - Вот так, да?
   Бассо провел Флойда в свою темную гостиную. Немыслимое количество часов тикали и жужжали сами по себе, одни были установлены на стенах, другие стояли на полках и на длинной гранитной каминной полке. Опираясь на палку, Бассо подошел к одним из часов, открыл их корпус и произвел какую-то крошечную регулировку с помощью инструмента, который носил в кармане.
   - Я думал о том, что ты сказал о сферах, - сказал Флойд. - Я имею в виду, быть колоколами.
   Бассо зашел к себе на кухню и повысил голос. - А что насчет них?
   - Я не понимаю, как это могло случиться. Я никогда не слышал о полностью круглом колоколе. Как бы это звучало?
   - Я не имел в виду такой звонок, шут ты этакий. Я имел в виду водолазные колоколы, в которые можно залезть. Размер показался мне подходящим.
   - Но они сплошные.
   Через некоторое время Бассо вернулся с единственной чашкой кофе. У него была густая черная консистенция судового мазута: по мнению Флойда, это был самый подходящий вариант.
   - Когда ты сказал "твердая", я не думал, что ты имел в виду "сплошная". Как я предположил, ты имел в виду, что оболочки должны были быть изготовлены из цельного металла без перфораций или стыков.
   - Я почти уверен, что это сплошные сферы.
   - Дай мне взглянуть на набросок.
   Флойд передал ему газету и спокойно сидел, прихлебывая кофе, в то время как Бассо вертел газету то в одну, то в другую сторону, щурясь и хмурясь. За несколько секунд до одиннадцати раздалась серия почти одновременных щелчков и дребезжащих звуков, как будто приводились в действие механизмы, и точно в назначенный час собранные часы издали какофонию перезвонов, которая продолжалась почти минуту. В течение этого времени Бассо продолжал изучать лист бумаги, как будто ничего не происходило.
   Когда звуки часов снова остановились, он поднял лицо к Флойду и сказал: - Что ж, ты прав. Она твердая и, похоже, действительно того размера, о котором ты упомянул. - Тупым указательным пальцем он провел по другим едва заметным линиям, отмеченным на бумаге. - Похоже, это своего рода поддерживающее устройство, чтобы подвесить сферу. Интересно, зачем такие тонкие кабели? - Его палец снова пошевелился. - Похоже, это что-то вроде поперечного сечения чана или бадьи. На первый взгляд, я подозреваю, что сфера должна быть погружена во все, что попадает в эту ванну.
   - Что-нибудь напоминает? Я имею в виду, кроме подводных лодок.
   - Боюсь, я никогда не видел ничего подобного. У тебя есть какая-нибудь другая информация?
   Флойд протянул ему письмо из Берлина. - Только это.
   - Это явно относится к тому же контракту, - сказал Бассо, читая бумагу, его губы тихо шевелились, когда он произносил по-немецки. - Три сферы. Медно-алюминиевый сплав с очень высокими допусками на механическую обработку. Вот кое-что о механизме поддержки. Акустическое демпфирование, если я не ошибаюсь.
   - Что это значит?
   - Это устройство, разработанное для уменьшения передачи вибраций.
   - И как бы это работало?
   - Это будет зависеть от приложения. Если сфера была источником вибраций, как двигатель подводной лодки, то, возможно, ее нужно было амортизировать, чтобы эти вибрации не проникали через корпус в окружающую воду, где их мог уловить вражеский гидролокатор.
   - По-моему, это не похоже ни на какой судовой двигатель, - сказал Флойд.
   - Да... это не так. Что порождает другую возможность, которая заключается в том, что сфера - это то, что должно быть защищено от вибраций.
   - О чем это ты думаешь?
   - Это может быть почти что угодно, - сказал Бассо. - Любой вид чувствительного научного или коммерческого оборудования мог бы извлечь выгоду из такого рода защиты.
   - Полагаю, это немного сужает круг подозреваемых, - сказал Флойд. - Некоторое время назад мы подумали, не может ли это быть какая-то бомба.
   - Нет, не думаю, что дело в этом. Кажущаяся прочность, - размышлял он, отмечая ключевые моменты на пальцах, - очень точные параметры обработки, необходимость демпфирования - все это указывает на то, что это своего рода измерительный прибор. Какого рода, мне даже представить себе трудно. - Бассо вернул газету Флойду. - Конечно, я могу быть совершенно неправ.
   - Но, возможно, ты на правильном пути. - Флойд допил густой черный кофе. Это было все равно что залить себе в глотку горячий асфальт. - Спасибо, Бассо. Ты был очень полезен.
   - Хотя, вероятно, это не стоило того, чтобы ты проделал весь этот путь сюда, чтобы увидеть меня.
   - Все в порядке, - сказал Флойд. - Я должен был привезти пациента с собой, не так ли?
   Бассо потер руки. - Давай взглянем на него, хорошо?
  
   Флойд остановился по дороге домой, чтобы купить провизии и неторопливо пообедать в кафе недалеко от Трокадеро. К двум часам он вернулся к своему столу, достал записную книжку и пролистал до номера Бланшара. Было намного раньше того времени, когда он договорился позвонить Кюстину, но ему не терпелось узнать, есть ли какой-нибудь прогресс с радиоустройством.
   Флойд подождал полминуты, пока телефон звонил, повесил трубку, а затем подождал минуту или две, прежде чем повторить попытку, но безуспешно. Он пришел к выводу, что Бланшар, должно быть, был в другом месте, возможно, наверху, в комнате Сьюзен Уайт, если он не покинул здание полностью. Пять минут спустя он попробовал еще раз, но ответа по-прежнему не было.
   Флойд уже клал трубку обратно на рычаг, когда заметил что-то, что было задвинуто под приземистую черную подставку телефона. Это был сложенный лист бумаги, и утром его там не было. Он вытащил его и открыл. Он узнал блок текста, написанный очень аккуратным, с завитушками почерком Кюстина. Сообщение гласило:
  
   Дорогой Флойд!
   Надеюсь и молюсь, чтобы ты нашел это письмо своевременно. Я мог бы открыто положить его на твой стол или даже в твою ячейку, но по очевидным причинам считаю, что это было бы очень неразумным поступком.
   Я только что вернулся на такси с улицы Пюплье. Нахожусь в большой беде. Я не должен говорить слишком много, потому что чем меньше ты знаешь об этом, тем меньше шансов, что мои друзья с Набережной найдут какой-нибудь способ связать это с тобой. В любом случае, уверен, что они скоро выйдут на тебя. А пока я должен исчезнуть. Не думаю, что для меня безопасно надолго оставаться в Париже. Попытаюсь вступить с тобой в контакт, но ради нас обоих советую тебе не прилагать никаких усилий, чтобы найти меня.
   Теперь уничтожь это сообщение. А потом очень хорошо позаботься о себе.
   Твой друг и коллега АК
  
   PS - Не думаю, что Хаймсот и Райнке делают пишущие машинки.
  
   Флойд сидел, ошеломленный. Он перечитал сообщение, надеясь, что у него были галлюцинации, но в письме ничего не изменилось. Что-то случилось, и теперь Кюстин был в бегах.
   Он чувствовал, что ему нужно выпить. Он взял бутылку, чтобы налить себе немного бренди, но затем вернул ее на стол неоткрытой. Что ему действительно было нужно, сказал ему какой-то тихий, отстраненный голос, так это абсолютная ясность ума, и ему это было нужно быстро.
   Дело продвигалось гладко. Они замышляли что-то серьезное - он становился все более уверенным в этом, - но ничто не подготовило его к такому внезапному, дикому повороту событий. Что же могло случиться? Он прокрутил в уме последовательность событий, размышляя о намерениях Кюстина на этот день. Все было нормально, когда он рано утром оставил Кюстина в доме Бланшара вместе со своими инструментами. Здоровяк планировал еще раз прослушать радиоприемник, чтобы посмотреть, не появятся ли снова те сигналы азбуки Морзе. Он также намеревался расспросить пропавшего жильца со второго этажа и деликатно обойти вопрос о том, что Бланшар мог иметь какое-то отношение к убийству. Старик мог бы обидеться, если бы Кюстин ворвался с бестактным вопросом, но это было последнее, что Кюстин сделал бы. Его опыт на Набережной научил его гораздо лучше разбираться в тактичности и дипломатии, чем Флойда.
   Так что же, черт возьми, произошло?
   Руки Флойда дрожали. Возьми себя в руки, - строго приказал он себе. - Что сейчас было нужно Кюстину, так это чтобы Флойд сохранял самоконтроль. Единственный способ не превратиться в комок нервов - это действовать, продолжать двигаться.
   Его первым побуждением было поехать на улицу Пюплье, но в его планы не входило ехать туда до позднего вечера. Единственное, чего он не хотел делать, - это делать что-либо, что могло бы свидетельствовать о том, что он получил сообщение от Кюстина. Но когда он позвонил Бланшару, никто не ответил. Возможно, это побудило бы его завести "Матис" и проехать через весь город, даже если бы он не увидел письмо у себя на столе... или, возможно, ему никогда бы не пришло в голову, что возникла проблема.
   Сделай что-нибудь, сказал он себе.
   Он перечитал письмо. Никаких намеков на текущее местонахождение Кюстина, так что Флойду не нужно было блефовать на этот счет, если кто-нибудь спросит его. Хотя у него было подозрение... Он выбросил это из головы - для них обоих было бы безопаснее, если бы он даже не размышлял о том, где может скрываться Кюстин.
   Он перечитал его еще раз, заставляя свои руки успокоиться. Ссылка на пишущую машинку: о чем это было? Неужели что-то наконец пробудило память Кюстина?
   Сделай что-нибудь.
   Флойд подошел к полке и достал коммерческий справочник по Парижу. Он листал, пока не дошел до раздела "Х", а затем провел пальцем вниз по странице, пока не нашел запись о парижском офисе Хаймсот унд Райнке, более чем немного удивленный, обнаружив, что фирма вообще существует.
   Он быстро набрал номер.
   - Хаймсот и Райнке, - произнес деловитый женский голос. - Могу я вам чем-нибудь помочь?
   - У меня есть электрическая пишущая машинка, которая нуждается в ремонте. Не могли бы вы сказать мне, есть ли в окрестностях Парижа место, которое занимается подобными вещами?
   - Пишущая машинка? - спросила она удивленно, как показалось Флойду.
   - Это модель Хаймсот и Райнке. Я нашел ее среди вещей, которые унаследовал после смерти моей тети. Похоже, это не работает, но выглядит довольно дорого, и поэтому я подумал, что, возможно, стоит починить его, чтобы потом продать.
   - Должно быть, здесь какая-то ошибка. Эта фирма не производит пишущих машинок и уж точно не занимается их ремонтом.
   - Но на коробке, в которой находится пишущая машинка, написано...
   Он чувствовал, что терпение женщины на исходе. - Хаймсот и Райнке производят шифровальное оборудование, а не пишущие машинки. Наша самая популярная модель - "Энигма", которую вполне можно принять за пишущую машинку. - Тон ее голоса подсказал ему, что только очень невежественный человек мог совершить такую ошибку.
   Флойд спросил: - Что бы моя тетя делала с шифровальной машиной? Я думал, такие вещи предназначены для шпионов и военных.
   - Это распространенное заблуждение. За последние тридцать лет мы продали много тысяч машин "Энигма" различным сторонам, включая банки и предприятия, которые хотят защитить свои коммерческие интересы. Конечно, военные модели сложнее, но нет закона, который запрещал бы отдельному лицу владеть машиной "Энигма". Вы все еще заинтересованы в ее ремонте, предполагая, что она действительно сломана?
   - Я подумаю об этом, - сказал Флойд. - А пока, спасибо вам за вашу помощь.
   Когда Флойд положил трубку обратно на рычаг, раздался стук в дверь. Но тембр звука был каким-то неправильным, как будто кто-то уже был внутри квартиры. Не успел Флойд прийти к такому выводу, как заметил три пары начищенных туфель, приближающихся к нему по полу соседней комнаты. Он поднял глаза и увидел двух полицейских в форме с Набережной и третьего мужчину, пугающе молодого и холеного, одетого в длинный плащ и плотный саржевый костюм полицейского в штатском. Офицеры в форме были в шляпах, но инспектор в штатском уже снял свой котелок.
   - Могу я вам чем-нибудь помочь... - начал Флойд.
   Человек в штатском заговорил, когда они втроем вошли в главный офис. - Я так рад застать вас на работе, месье Флойд. Я слышал, как вы разговаривали по телефону - надеюсь, мы не помешали чему-то важному.
  

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

  
   - Я понятия не имею, о чем идет речь, - сказал Флойд, - но там, откуда я родом, принято стучать.
   - Но мы это сделали, - любезно сказал молодой инспектор.
   - Я имел в виду постучать, а потом ждать, пока меня пригласят войти. На самом деле, вы могли бы даже попробовать позвонить заранее, чтобы договориться о встрече. Это называется обычной вежливостью.
   Инспектор улыбнулся. - Но мы это сделали. К сожалению, линия была занята всякий раз, когда мы пытались дозвониться. Конечно, это убедило нас в том, что сейчас дома кто-то есть, иначе мы бы нанесли вам визит сегодня днем.
   - И какова цель этого визита?
   - Приношу свои извинения, - сказал молодой человек в штатском. - Я инспектор Бельяр из криминального отдела. - Он остановился перед столом Флойда и взял черное фарфоровое пресс-папье в форме лошади, под которым лежала стопка машинописной документации, отпечатанной под копирку. - Хороший антиквариат, - сказал Бельяр. - Из этого получился бы замечательный тупой инструмент. - Он бросил лошадь одному из своих партнеров, который не успел схватить ее и позволил ей упасть на пол, где она разлетелась на дюжину зазубренных осколков.
   Флойд изо всех сил старался держать себя в руках - единственное, чего они явно хотели от него, это сильно разозлить. - Это выглядело почти преднамеренным, - сказал он. - Конечно, мы оба знаем, что это было случайное падение.
   - Я выпишу вам за это расписку. Вы можете потребовать компенсацию на Набережной.
   - Они выдают квитанции об ожогах от электрического тока? Мне тоже может понадобиться одна из них.
   - Какой странный вопрос, - сказал Бельяр, слегка улыбнувшись. Он подошел к окну и раздвинул жалюзи, чтобы полюбоваться видом. Флойд заметил, что Бельяр и его люди ни на мгновение не отрывали глаз от его стола. Он воспользовался моментом, чтобы засунуть письмо Кюстина обратно под телефон, надеясь, что никто из них не заметит внезапного движения или легкого звона, когда трубка снова встала на место.
   - Думаю, вы здесь для того, чтобы приставать к моему партнеру, - сказал Флойд.
   Бельяр отвернулся от окна, сдувая пыль с пальцев. - Беспокоитесь о своем коллеге, месье Флойд? С какой стати нам приставать к нему?
   - Потому что вы всегда так делаете?
   Молодой человек почесал кончик носа. У него было очень худое лицо, почти безволосое, как у одного из манекенов, которых Флойд часто видел в витринах магазинов мужской одежды. Даже его брови, казалось, были подведены карандашом. - Забавно, что вы упомянули своего партнера, - сказал мужчина, - потому что мы надеялись поболтать с Кюстином.
   - Я все знаю о ваших "маленьких беседах", - сказал Флойд. - Обычно они включают в себя быстрый спуск к подножию лестницы.
   - Вы слишком циничны, - с упреком сказал Бельяр. - Это вам не идет, месье Флойд.
   - Я врос в это, как старый башмак.
   - Настали новые времена, новый Париж.
   Флойд взял карандаш и покатал его между пальцами. - Думаю, я предпочел бы старый. Там пахло лучше.
   - Тогда, может быть, вам стоит немного проветрить помещение, - сказал Бельяр, открывая окно офиса. Внезапный резкий порыв ветра пронесся по комнате, сбросив бумаги на ковер и захлопнув главную и смежную двери. Бельяр отвернулся от окна и направился к Флойду, не прилагая никаких усилий, чтобы не наступать на заметки по делам и бумаги, которые теперь были разбросаны по полу. - Вот так. Уже лучше. Неприятный запах исходил не от города, а от вашего офиса.
   - Если вы так говорите.
   - Давайте прекратим играть в игры, хорошо? - Бельяр отодвинулся к краю стола прямо напротив Флойда и уперся ладонями в его край. Он смотрел Флойду прямо в глаза. - В доме Бланшара произошло убийство.
   - Знаю, - сказал Флойд. - Я бедолага, расследующий это дело.
   - Только не это. Я имею в виду то, что произошло около трех часов назад.
   - Не понимаю.
   - Бланшар мертв. Его нашли на тротуаре под его балконом, точно так же, как несчастную мадемуазель Уайт. - Бельяр посмотрел на одного из своих людей. - Знаешь, возможно, в том деле все-таки что-то было.
   Искренне потрясенный, несмотря на предупреждение в послании Кюстина, Флойд с трудом подбирал слова, которые хотел сказать. - Бланшар мертв? Бланшар действительно был убит?
   Бельяр посмотрел на него бледными, проницательными глазами, словно оценивая, насколько Флойд был удивлен. - Да, - сказал он, его тонкие, бескровные губы шевелились, но звук долетал до Флойда с задержкой, как будто преодолевал огромную пропасть. - И самое прискорбное, что последним человеком, которого видели в его присутствии, был ваш коллега Кюстин. На самом деле, было замечено, как он покидал здание в некоторой спешке.
   - Кюстин этого не делал, - автоматически ответил Флойд.
   - Вы, кажется, удивительно уверены в этом. Откуда вы могли это знать, если только этот человек сам не предложил вам объяснений или алиби?
   - Потому что я знаю Кюстина. Знаю, что он бы не сделал ничего подобного. - У Флойда внезапно пересохло в горле. Не спрашивая ни у кого разрешения, он налил себе глоток бренди и залпом выпил его.
   - Как вы можете быть так уверены? Вы так хорошо разбираетесь в его характере?
   - У меня есть все необходимое понимание, - огрызнулся Флойд, - и было бы совершенно неважно, понял я это или нет, потому что это все равно не имело бы никакого смысла. Бланшар нанял нас, чтобы мы раскрыли ему дело об убийстве - зачем одному из нас убивать собственного клиента?
   - Возможно, всегда был скрытый мотив, - сказал Бельяр. - Или, возможно, убийство было совершенно импульсивным: акт внезапной, ослепляющей ярости, совершенно непреднамеренный.
   - Только не у Кюстина, - сказал Флойд. Его взгляд переместился на телефон, где из-под подставки все еще заметно торчал листок белой бумаги, несмотря на его попытки скрыть это. Бельяр не мог видеть этого со своего нынешнего ракурса, и, возможно, ничего бы не понял, если бы мог, но если бы он это заметил... Флойд почувствовал, как тошнота захлестнула его, как вода через плотину Гувера.
   - Что бы он вам ни говорил, Андре Кюстин был жестоким человеком, - сказал Бельяр почти сочувственно. - Мужчина умер в заключении во время проводимого им допроса. Вы знали это, не так ли? Невиновный человек, как это случилось; не то чтобы его невиновность была большим утешением, когда Кюстин ломал ему все пальцы на руке.
   - Нет! - ошеломленно возразил Флойд.
   - По выражению вашего лица я вижу, что он вам не сказал. Какой позор. В противном случае всего этого можно было бы избежать.
   Чувствуя себя оторванным от самого себя, словно подпрыгивая над своим телом, как невидимый воздушный шарик, Флойд спросил: - Что вы имеете в виду?
   - Просто то, что Бланшар, возможно, был бы все еще жив. Очевидно, Кюстин снова потерял самообладание. - Бельяр неодобрительно поджал губы, как будто его заставили выслушать непристойную шутку. - Неизвестно, что могло его вывести из себя.
   - Неужели вы, идиоты, не понимаете этого? - сказал Флойд. - Было одно убийство, связанное с делом Сьюзен Уайт, а теперь произошло еще одно. Не пытайтесь свалить это на Кюстина только из-за его прошлого, только потому, что у вас с ним есть какое-то незаконченное дело. Вы будешь преследовать не того человека, в то время как убийце это снова сойдет с рук.
   - Хорошая теория, - сказал Бельяр, - и я бы не отказался от нее, если бы не одна незначительная деталь, которая неуместна.
   Флойд закрыл телефонный справочник, стараясь, чтобы это действие выглядело как можно более будничным и автоматическим. - Что именно?
   - Если ваш человек, Кюстин, здесь ни при чем - просто случайно оказался не в том месте и не в то время, - тогда почему он так спешил покинуть место преступления?
   - Не знаю, - сказал Флойд. - Вам придется спросить его об этом самим. Нет, на самом деле, я знаю: Кюстин не был дураком. Он бы точно знал, как вы попытаетесь повесить это на него, как в старые добрые времена.
   - Значит, вы допускаете, что он мог скрыться с места преступления?
   - Я ничего не допускаю, - сказал Флойд.
   - Когда вы в последний раз видели Кюстина?
   - Сегодня утром. - Флойд заметил, что один из других офицеров делает пометки в блокноте со спиральным переплетом черной мраморной авторучкой. - Я высадил его у дома Бланшара, а сам отправился навести кое-какие справки.
   - Некоторые другие справки, - повторил Бельяр с насмешливой ноткой в голосе. - Это действительно звучит очень профессионально, когда ты так говоришь. Что должен был делать Кюстин?
   Флойд пожал плечами: в данный момент он не видел необходимости лгать. - В деле Уайт было что-то такое, что нас беспокоило. Кюстину нужно было получше рассмотреть радиоприемник в ее номере.
   - И это был последний раз, когда вы видели его или слышали о нем что-нибудь?
   - Я пытался дозвониться в квартиру Бланшара незадолго до вашего приезда. Никто не брал трубку.
   Бельяр посмотрел на Флойда с веселым блеском в глазах. - Это не совсем ответ на мой вопрос.
   Флойд напомнил себе, что последнее, что ему следует делать, - это выходить из себя в присутствии этих людей с Набережной, и заставил себя говорить спокойно и вежливо, как человек, которому нечего скрывать. - Это был мой последний контакт с Кюстином.
   - Очень хорошо, - сказал Бельяр. - А были ли какие-нибудь признаки того, что Кюстин был здесь в ваше отсутствие? Он ваш коллега, так что, полагаю, у него есть свой ключ от вашего помещения.
   - Нет никаких признаков того, что он возвращался.
   - Ничего не потревожено, ничего не пропало, никаких сообщений?
   - Ничего подобного, - сказал Флойд настолько устало, насколько осмелился.
   Бельяр жестом попросил другого офицера захлопнуть свой блокнот. - Думаю, мы здесь закончили. - Он сунул руку в карман пиджака и вытащил визитную карточку. - Теперь моя очередь. Мы нашли одну из ваших визитных карточек на теле Бланшара, а другую нашли у свидетеля, который видел, как Кюстин убегал с места происшествия. В знак взаимности, вот моя визитка.
   Флойд взял ее. - Есть какая-нибудь конкретная причина, по которой мне она может понадобиться?
   - Кюстин может попытаться связаться с вами. В этом нет ничего необычного, особенно если кто-то только что пустился в бега. Ему могут понадобиться личные вещи, ему могут понадобиться средства. Возможно, он захочет рассказать свою версию событий другу.
   - Вы будете первым, кому я позвоню, если это произойдет.
   - Убедитесь, что это так. - Бельяр потянулся за шляпой, затем остановил себя. - Чуть не забыл: мне нужно попросить вас о небольшом одолжении.
   - Я весь внимание.
   - Мне нужно воспользоваться вашим телефоном. Наша команда все еще прочесывает место преступления, и я хотел бы позвонить им, прежде чем сделаю свой следующий шаг, на случай, если они что-то выяснят. В машине есть радиоприемник, но идти вниз долго, и я не смогу напрямую дозвониться до квартиры Бланшара.
   - Действуйте, - сказал Флойд, чувствуя, как температура его крови упала примерно на десять градусов. - Надеюсь, что это считается сотрудничеством в ваших расследованиях.
   Бельяр снял трубку с рычага и начал набирать номер. - Очень даже. И не позволяйте мне уйти отсюда, не подписав вам чек на эту лошадь.
   Край письма Кюстина уставился на Флойда, выглядывая из-под телефона, как флаг капитуляции. Если они найдут эту записку, - подумал Флойд, - тогда и он, и Кюстин все равно что покойники. Они отвезут Флойда на Набережную и будут портить ему жизнь до тех пор, пока он не даст им какую-нибудь зацепку, которая приведет их к Кюстину. И если он умрет до того, как они из него это вытянут, они просто убедятся, что у них достаточно людей на работе, чтобы учесть все возможности. Теперь они почуяли кровь: появился шанс наказать Кюстина за то, как он предал их всех - по духу, если не по названию, - перед своей вынужденной отставкой. Это обещало быть очень долгим, и они не собирались быть в самом снисходительном расположении духа.
   Бельяр начал говорить, его французский был слишком быстрым и отрывистым, чтобы Флойд мог за ним уследить. Это был французский с обильной приправой полицейского жаргона: почти что другой язык сам по себе. Инспектор облокотился на стол и начал подтягивать телефон к себе на доли дюйма, постепенно обнажая все больше и больше письма.
   Он увидит это в любую секунду, - подумал Флойд, - и не сможет удержаться, чтобы не взглянуть на это. Это то, что сделал бы любой человек в подобных обстоятельствах.
   Он услышал, как кто-то попробовал открыть наружную дверь, но обнаружил, что она заперта. Раздался голос на ломаном крестьянском французском. Бельяр жестом велел одному из офицеров открыть дверь, а сам продолжил говорить. Флойд уловил обрывки разговора Бельяра: что-то о том, что сам радиоприемник был разбит вдребезги на тротуаре вместе с Бланшаром. И на этот раз это звучало так, как будто это была насильственная смерть, без каких-либо попыток представить это как что-то иное, кроме убийства.
   Второй полицейский подошел к внешней двери и отпер ее. Он приоткрыл ее, и Флойд увидел стоящего там другого офицера, мужчину, который, должно быть, ждал в машине внизу. У Флойда было мгновение, чтобы зафиксировать эту сцену, а затем дверь с силой вырвалась из рук офицера, когда очередной порыв ветра внезапно ворвался в офис, подняв в воздух те немногие бумаги, которые еще не успели упасть на пол. В этом шквале летящей бумаги Флойд увидел, как записка от Кюстина выпорхнула из-под телефона, пересекла комнату и вылетела в открытое окно, как мотылек на крыльях.
   Бельяр закончил разговор и вернул трубку на телефон Флойда. - Возможно, мне все-таки не следовало открывать это окно, - сказал он, глядя вниз на ковер из растрепанных бумаг. - Вам понадобится месяц воскресений, чтобы привести в порядок эту кучу.
   - Все в порядке, - сказал Флойд, удивляясь, насколько очевидным было его облегчение. - Самое время опробовать на них хорошую уборку.
   Бельяр сунул руку в карман пиджака и вытащил блокнот с записями. - Сколько стоит лошадь?
   - Не беспокойтесь об этом, - сказал Флойд. - Я все равно собирался ее выбросить.
  
   Заперев за людьми с Набережной дверь, Флойд подошел к окну, все еще открытому на дневной город, и раздвинул пыльные планки жалюзи. Он наблюдал, как внизу с ворчанием ожил и тронулся с места черный полицейский седан. Он оглядел улицу дю Драгон, отмечая расположение и марки других припаркованных там автомобилей и обращая особое внимание на те, которые были ему незнакомы или казались неуместными на захудалой улочке с ее выбоинами и заболоченными водостоками. Там, тремя магазинами выше, стоял еще один темный седан. Он не мог определить модель под углом обзора, но она была похожа на полицейскую машину, которую он только что видел отъезжающей - вероятно, полицейская машина без опознавательных знаков. За маслянистым блеском лобового стекла он увидел мужчину, терпеливо сидевшего, сложив руки на коленях.
   Флойд должен был отдать им должное. С момента убийства прошло менее четырех часов, но расторопные парни с Набережной уже направили на это дело группу криминалистов. По общему признанию, им не пришлось долго искать зацепку - не то, что Флойд и Кюстин, услужливо раздававшие визитные карточки по всему зданию. Но они все равно организовали слежку, а может быть, и не одну. У Флойда было представление о том, как работает Набережная: если вы думали, что за вами следит один человек, то, вероятно, был второй или третий, о котором вы понятия не имели.
   Флойд опустил жалюзи на место. Он чувствовал себя опустошенным, как будто только что с трудом поднялся на ноги после удара в живот. Все изменилось с тех пор, как он вошел в офис, нагруженный продуктами и с гораздо меньшим количеством проблем, чем он себе представлял. Почему никогда не было хороших новостей, которые рассматривали бы проблемы в перспективе? Почему для этого всегда требовался другой набор проблем?
   Он снова сел за свой стол и попытался собраться с мыслями. Основные детали расследования остались неизменными, но теперь это было дело о двойном убийстве, и полиция запоздало решила проявить интерес. Или - что более вероятно - они ухватились за смерть Бланшара как за предлог для наказания Кюстина. По-прежнему не было похоже, что они проявляли большой интерес к первому убийству.
   Но даже несмотря на то, что письмо исчезло, Кюстин все равно дал ему жизненно важную подсказку. Пишущая машинка была вовсе не пишущей машинкой, а сложным устройством для шифрования. Несколько вещей внезапно обрели гораздо больше смысла - и все они подтверждали гипотезу о шпионаже.
   Сьюзен Уайт настроила свой радиоприемник на кодированные передачи. Точки и тире были очень похожи на азбуку Морзе, и, возможно, они были заимствованы из нее, но это было только начало шифрования. Азбука Морзе, как Флойд хорошо знал по тем дням, когда плавал из Галвестона, была всего лишь способом передачи написанного слова по радиоволнам. Любой, у кого есть азбука Морзе, мог взломать такого рода сообщения, даже если у него не было предварительных знаний о коде, что было прекрасно для салонных игр, но далеко не достаточно безопасно для шпионов. Вот тут-то и пригодилась машина "Энигма". Сигналы, поступающие по беспроводной сети, уже были зашифрованы тем, кто их отправил. Разбитая машина "Энигма" Уайт была ее средством расшифровки этих сообщений обратно во что-то читаемое.
   Это означало, что она определенно была шпионкой. Теперь в этом нет никаких сомнений. Это также означало, что не было ни малейшей надежды когда-либо узнать, что было в этих передачах азбукой Морзе.
   Флойд очнулся от своих размышлений и посмотрел на время: половина четвертого пополудни. Втиснув себя в роль человека, у которого не было никаких контактов со своим партнером, он решил, что наиболее вероятным вариантом его действий было бы посетить место преступления и самому узнать всю историю. Флойд плеснул себе в горло немного воды, затем схватил шляпу и пальто. Он уже собирался оставить жестянку с документами Сьюзен Уайт там, где она стояла на его столе, когда ему в голову пришла мысль: кто бы ни убил Бланшара, он, вероятно, охотился за жестянкой. Сначала была убита Сьюзен Уайт, а теперь и домовладелец. Предположительно, тот, кто совершил второе убийство, теперь должен знать, что жестянка находилась в другом месте. А учитывая, что вокруг валяются все эти визитные карточки, им не потребуется много времени, чтобы установить связь с Флойдом.
   Он поднял жестянку. Отныне, куда бы он ни пошел, жестянка была с ним.
  
   Флойд повернул "Матис" на улицу Пюплье, притормозив, когда заметил три полицейские машины, собравшиеся возле дома номер двадцать три. В зеркало заднего вида он увидел, как темный седан, который он заметил на улице дю Драгон, проехал мимо него к перекрестку с улицей де Толбиак, сбросив скорость, когда водитель заметил местонахождение Флойда. Парень, преследовавший Флойда, был любителем, и Флойд не предпринял никаких попыток ускользнуть от него по дороге через весь город к дому Бланшара. Почти наверняка в той же группе наблюдения был кто-то более опытный.
   Флойд припарковался на середине улицы, заглушил двигатель и несколько мгновений молча наблюдал за происходящим. Хотя смерть наступила по меньшей мере пятью часами ранее, а скорее всего, и шестью, на тротуаре под балконом все еще собралась большая толпа зевак. В послеполуденном свете их тени начинали удлиняться. На какое-то болезненное мгновение Флойд задался вопросом, было ли тело все еще там, раздавленное и обезображенное падением. Однако это казалось маловероятным, и чем больше Флойд вглядывался, тем очевиднее становилось, что зрители собрались у входа в здание только потому, что надеялись урвать кусочек сплетен от сотрудников Набережной - полиции и экспертов, - которые, предположительно, все еще приходили и уходили с места преступления.
   Флойд пригладил волосы, надел шляпу и вышел из машины. Он подошел к толпе зевак, никого из них не узнавая. Два офицера в форме стояли на страже у двери, подшучивая над толпой. Флойд осторожно протискивался сквозь толпу, пока не оказался на виду у полицейских.
   - Чем могу вам помочь, месье? - спросил старший из двух офицеров.
   Флойд показал мужчине свои документы, удостоверяющие личность, и визитную карточку. - Я частный детектив, - сказал он. - Месье Бланшар - покойный месье Бланшар - случайно оказался моим клиентом.
   - Тогда немного поздно, не так ли? - ответил офицер под одобрительный смешок своего коллеги.
   Флойд старался говорить так же беззаботно, как офицер полиции. - Месье Бланшар поручил мне расследовать более ранний инцидент, произошедший в этом здании. Теперь, когда с ним что-то случилось, я не могу перестать задаваться вопросом, есть ли здесь связь.
   - Ваш клиент мертв, - сказал офицер постарше. У него был неприятный запах изо рта и проблемы с бритьем. - Разве это не означает, что никто не платит вам зарплату?
   - Он дал мне щедрый аванс, - сказал Флойд. - Как бы то ни было, я все еще имею личное отношение к этому делу. Мой коллега, похоже, является главным подозреваемым.
   - Откуда вы это знаете? - спросил офицер.
   - Меня навестил инспектор Бельяр. Он ввел меня в курс дела. - Флойд понизил голос. - Вы уже разговаривали с этими людьми?
   - Это не местные жильцы. Внутри проводятся беседы с жильцами.
   - И все же они могли что-то увидеть.
   - Они этого не сделали. Иначе они бы так и сказали.
   Флойд повернулся к окружавшим его людям; теперь в центре внимания был он сам, а не зловещее темное пятно на тротуаре. - Это мое дело в такой же степени, как и их, - сказал он, обращаясь к собравшимся, устанавливая зрительный контакт с как можно большим количеством из них. - Три недели назад здесь была убита женщина, а эти смышленые молодые люди с Набережной не потрудились отнестись к этому серьезно. Теперь произошла еще одна подозрительная смерть.
   Флойд сунул руку в карман пиджака и вытащил пачку визитных карточек. - Если кто-то из вас, люди, заботится о предотвращении третьего убийства, то сейчас есть шанс что-то с этим сделать. Вспомните последние несколько дней, возможно, последние несколько недель, если хотите, и попытайтесь припомнить что-нибудь, что показалось вам необычным. Может быть, это был кто-то, ошивающийся поблизости, кого вы не узнали. Может быть, даже ребенок. Я предполагаю, что тот, кто отвечал за первое убийство, имел какое-то отношение ко второму.
   Женщина средних лет в широкополой шляпе протянула руку и взяла у него из рук одну из карточек. - Я кое-что видела, - сказала она. - Я пыталась рассказать этим людям, но им было неинтересно.
   - Позвоните мне, и мы поговорим об этом, - сказал Флойд.
   - Я могу сказать вам сейчас. Там был крупный мужчина, похожий на борца. Очень хорошо одет, но весь потный и запыхавшийся. Он выбежал на улицу и попытался остановить такси. Возник спор: кто-то другой уже ждал такси, и здоровяку это не понравилось. Они чуть не подрались.
   - Вы это видели? - спросил Флойд.
   - Я это слышала.
   - Когда?
   Женщина посмотрела через толпу на своего друга-мужчину. - В котором часу был этот переполох?
   - Я посмотрел на часы, - сказал другой прохожий, вынимая изо рта догоревший окурок сигареты. На нем была клетчатая плоская кепка и усы карандашом. - Это произошло ровно в...
   - Я спрашивал не вас, я спрашивал мадам. - Флойд снова повернулся к женщине. - Вы действительно видели, как это произошло?
   - Я сказала, что слышала это, - повторила она. - Суматоха на улице, машины сигналят, голоса повышены.
   - Но на самом деле вы сами не видели этого большого человека? - настаивал он.
   - Нет, не своими глазами, - сказала она, как будто это было лишь тонкое различие. - Но он это видел, - она снова указала на мужчину, - и учитывая шум, который я слышала...
   - Это улица в центре Парижа, - сказал Флойд. - Вам было бы трудно найти хотя бы полчаса, когда не было бы какой-нибудь суматохи.
   - Я знаю, что я видел, - сказал шустрый мужчина, прежде чем засунуть потухший окурок сигареты обратно в рот.
   - Заметили ли вы что-нибудь еще происходившее во время той ссоры из-за такси? - спросил его Флойд.
   Мужчина оглянулся на своих собратьев-наблюдателей, опасаясь ловушки. - Нет, - сказал он после должного раздумья.
   - Ну, это забавно, - сказал Флойд, - потому что по правилам на тротуаре должно было быть тело.
   - Ну, там было... - сказала женщина средних лет, но на пониженной ноте.
   - До драки из-за такси? Или сразу после этого? Подумайте об этом хорошенько, потому что от этого зависит довольно многое. - Пока Флойд говорил, он заметил женщину помоложе, которая смотрела на него из задних рядов толпы. Она все время открывала рот, как будто собиралась что-то сказать, но другие люди продолжали перебивать.
   Мужчина в фартуке мясника поднял руку. - Почему ты только сейчас спросил о ребенке?
   - Просто охватываю все данные.
   - Я действительно видел ребенка. Маленький мальчик. Очень неприятный на вид, околачивающийся здесь.
   Прежде чем Флойд смог воспользоваться этой информацией, из дверного проема, ведущего в многоквартирный дом Бланшара, раздался новый голос. - Отправь его внутрь. Нам нужно с ним поговорить.
   Флойд быстро раздал остальные свои визитные карточки, призвав свидетелей связаться с ним, если они вспомнят что-нибудь еще. Он наблюдал, как кто-то передал карточку женщине в задней части толпы. Затем он проскользнул мимо двух полицейских в темный, покрытый плесенью коридор жилого дома.
   - Привет, Флойд. Я заметил, что в последнее время вы разбрасываете визитки, как конфетти, - сказал новоприбывший, все еще стоя в тени.
   - В последний раз, когда я проверял, закона, запрещающего это, не было.
   - Вы правы, что так выразились, - ответил мужчина. - В наши дни нельзя быть слишком осторожным ни в чем, включая закон. Закройте за собой дверь.
   Флойд обнаружил, что делает так, как ему было сказано. Голос мужчины звучал одновременно и повелительно, и обнадеживающе. Этот голос Флойд тоже слышал раньше.
   - Инспектор Майоль?
   - Давненько мы не виделись, не так ли? Как давно Монсо нанес удар ножом - пять, шесть лет назад?
   - По крайней мере.
   - Отвратительное дело со всех сторон. Я все еще не уверен, что мы поймали нужного человека.
   Участие Флойда в том деле было косвенным - один из его тогдашних клиентов был связан с жертвой, - но этого все равно было достаточно, чтобы свести его с людьми из Большого дома. Майоль достаточно вежливо посоветовал ему перестать наступать на их закованные в сталь пальцы. Флойд понял намек.
   - Я полагаю, вы уже мило побеседовали с моим коллегой Бельяром?
   - Он донес свою точку зрения, - сказал Флойд.
   - У Бельяра свои методы, у меня свои. - Майоль во всех отношениях походил на злого следователя: у него было худое, напряженное лицо, сквозь которое, казалось, вот-вот прорвутся кости черепа, маленький жестокий рот и еще более жестокие маленькие глазки за очками без оправы. Последние пять или шесть лет ничуть не смягчили это выражение лица. Он снял шляпу и почесал выбритую макушку.
   - Надеюсь, что ваши методы стали лучше, - ответил Флойд.
   - У вашего друга большие неприятности, - сказал Майоль без обиняков. - Тем более теперь, когда интерес к этому делу проявил Бельяр.
   - У меня сложилось впечатление, что я тоже не совсем сорвался с крючка.
   - Бельяр - одна из ярких молодых личностей. Правильный костюм, правильная шляпа, правильная жена. У него даже есть нужные политические связи.
   - Шателье? - переспросил Флойд.
   - Кто же еще?
   Что-то в тоне этого человека успокоило Флойда. - Я так понимаю, вы не совсем поете с того же листа гимнов.
   - Времена меняются, - сказал Майоль. - Это уже не тот город, каким он был несколько лет назад.
   - Забавно - это именно то, что сказал Бельяр.
   - Но он, несомненно, сказал так, как будто это было хорошо. - Майоль снова надел шляпу, крепко прижав ее к голове. Она издала царапающий звук по жесткой щетине над его ушами. - Я серьезно отношусь к Бельяру: он тот человек, которого не стоит иметь врагом.
   - Вы его начальник.
   - Теоретически, - сказал Майоль. - К сожалению, мне не хватает ни его амбиций, ни связей. Ты читаешь газеты, Флойд?
   - Я слежу за страницами юмора.
   - Мне не следовало бы заниматься этим делом. Официально меня здесь даже нет. Предполагается, что я веду расследование по борьбе с бутлегерством в Монруже.
   - Я читал об этом. Я также слышал, что вы упомянули мое имя, когда Бланшар искал частного детектива.
   - Вы были очевидным выбором. Я был обеспокоен смертью американской девушки: что-то в этом не сходилось. Но прокурор был удовлетворен вердиктом о смерти в результате несчастного случая, так что я ничего не мог поделать.
   - Но теперь полиция, конечно, должна отнестись к обоим случаям серьезно.
   - Это зависит от того, хотят ли они, чтобы какой-то из них был раскрыт, или нет.
   - Бельяр, казалось, был очень заинтересован в достижении результатов.
   - Ах, но какого рода результаты? Он был неправ, проигнорировав предыдущее убийство: он упустил прекрасную возможность обвинить в ее смерти какое-то подручное меньшинство. Но теперь, когда в кадре появился Кюстин, он с лихвой компенсирует эту оплошность.
   - Он так сильно ненавидит Кюстина?
   - Они все так делают.
   - А вы? - спросил Флойд.
   - Я знал Кюстина. Мы работали вместе десять лет назад, в семнадцатом. - Майоль сунул руку во внутренний карман пиджака и достал тонкий металлический портсигар с тиснением в виде русалки. Он предложил сигарету Флойду, который отказался, прежде чем прикурить самому от маленькой зажигалки, инкрустированной слоновой костью. - Он был хорошим детективом. Суровый человек, но всегда тот, кому можно доверять.
   - Тогда вы поймете, что он на это не способен.
   - В таком случае, почему он сбежал?
   - Возможно, он и покинул место преступления, - сказал Флойд, - но только потому, что у него хватило ума не слоняться без дела. Он не сталкивал Бланшара с его балкона.
   - Должно быть, кто-то это сделал, - сказал Майоль, стряхивая пепел на пол. - Ваш друг - идеальный подозреваемый.
   - Похоже, что Кюстин уже был в такси, когда тело оказалось на улице.
   - Что все еще не позволяет ему сорваться с крючка. Мы не узнаем, пока не поступит отчет коронера, но все еще вполне возможно, что он убил Бланшара.
   - Я не понимаю, как это сделать.
   - Он мог ударить старика ножом или выстрелить в него, не убив его мгновенно. Он оставляет Бланшара в ослабленном состоянии, зная, что тот долго не протянет, и бросается вниз, чтобы поймать такси. Тем временем наверху Бланшар находит в себе достаточно сил, чтобы пошатываться, что, к сожалению, приводит к тому, что он выпадает из окна. - Прежде чем Флойд успел возразить, Майоль поднял руку и сказал: - Всего лишь сценарий, конечно. Есть и другие. Дело просто в том, что наблюдаемая последовательность событий не обязательно противоречит тому, что ваш друг совершил убийство. Поверьте мне, я расследовал гораздо более странные дела.
   - Тогда, возможно, у вас разыгралось сверхактивное воображение, - сказал Флойд. - Как вам альтернативный сценарий: Кюстин был там, наверху, со стариком, либо в одной комнате, либо поблизости. Он имел полное право находиться там - в конце концов, нас пригласили в здание поработать над делом Уайт.
   - А пустяковое дело о смерти Бланшара?
   - Это сделал кто-то другой. Кюстин был свидетелем этого или пришел слишком поздно, чтобы что-то с этим сделать. Конечно, он сбежал. На его месте любой здравомыслящий человек поступил бы так же.
   - Закон по-прежнему будет относиться к этому туманно.
   - Но вы, конечно, понимаете, - сказал Флойд, - зная, что вы сделаете с Кюстином, с его отношениями с бывшими коллегами... что еще он мог сделать?
   Майоль признал правоту, ткнув сигаретой вниз. - Тот факт, что я знаю историю Кюстина или мог бы поступить так же на его месте, ничего не меняет.
   - Он невиновен, - настаивал Флойд.
   - Но вы не можете этого доказать.
   - А что, если бы я мог?
   За стеклами очков Майоль чуть расширил свои жестокие, бледные глаза. - У тебя есть что-то осязаемое?
   - Пока нет. Но я уверен, что смогу собрать достаточно...
   - Потребуется нечто большее, чем косвенные улики, чтобы защитить его от Бельяра.
   - Тогда я найду то, что нужно.
   - Вы разумный человек, Флойд. - Майоль глубоко затянулся сигаретой, прежде чем продолжить. - Я понял это, когда наши пути пересеклись в связи с делом Монсо. Тогда я сказал вам отвалить, и вы это сделали. Я оценил это. И я знаю, что вы желаете добра своему партнеру. Как бы то ни было, я сомневаюсь, что Кюстин сделал это. Но единственное, что снимет его с крючка, - это другой подозреваемый.
   - Тогда я найду вам другого подозреваемого.
   - Просто так?
   - Как я уже сказал, чего бы это ни стоило.
   - У вас есть кто-нибудь в кадре? Если вы это сделаете, то должны немедленно сказать мне. Невыполнение этого требования может представлять собой сокрытие доказательств.
   - В кадре больше никого нет, - сказал Флойд.
   - Я бы хотел, чтобы вы солгали, ради Кюстина. - Майоль стряхнул окурок на пол, где раздавил его ногой. Его ботинки, как заметил Флойд, были очень потертыми и старыми. - К сожалению, я скорее подозреваю, что вы говорите правду.
   - Я занимаюсь этим делом всего пару дней.
   - Но сейчас дела нет, - сказал Майоль. - Человек, который нанимал вас, мертв.
   - О чем вы говорите?
   - Вы заботитесь о Кюстине. Возможно, вы даже знаете, где он находится. Но это битва, в которой ни один из вас не может победить. Если у Кюстина есть шанс, то сейчас ему самое время покинуть Париж. Это то, что я бы сделал.
   - Только такие люди, как Кюстин, стоят между этим городом и волками.
   - Тогда, возможно, нам всем следует подумать о том, чтобы уехать, - ответил Майоль.
  

ПЯТНАДЦАТЬ

  
   Телефон звонил, когда Флойд отпирал дверь своего офиса на улице дю Драгон. Он снял трубку с легким трепетом, думая, что это может быть Кюстин, но надеясь, что у его партнера хватит здравого смысла не звонить ему по номеру, который, скорее всего, прослушивался на Набережной.
   - Алло? - сказал он, садясь за свой стол.
   - Это "Расследования Флойда"? - Голос на другом конце провода принадлежал женщине, говорившей по-французски, но с акцентом, который он не смог точно определить. - Меня зовут Верити Оже. Я звоню по поводу своей сестры.
   Флойд выпрямился и вырвал чистый лист из своего блокнота, царапая по нему кончиком авторучки до тех пор, пока чернила не потекли. - Вашей сестры? - спросил он.
   - Сьюзен Уайт. Полагаю, вы расследуете ее убийство.
   - Это действительно так, - ответил Флойд. - Вы также можете говорить по-английски, если вам так легче. Ваш французский звучит довольно хорошо для моих ушей, но если мы оба американцы...
   - Я догадывалась, что вы американец, - сказала она, переходя на английский, - но мне показалось немного невежливым брать на себя слишком много.
   - Как вы узнали обо мне?
   - Я была в толпе на улице Пюплье, когда вы раздавали эти визитки. К тому времени я также поговорила с некоторыми другими жильцами, и они упомянули, что вы задавали вопросы о Сьюзен. Мне следовало поговорить с вами тогда, но это деликатный вопрос, и я не хотела поднимать его перед всеми этими людьми.
   - И что же это за деликатный вопрос?
   - Я звоню по поводу вещей моей сестры. Я так понимаю, что бедный мистер Бланшар отдал их вам, прежде чем он...
   - Они у меня, - сказал Флойд. - Это всего лишь коробка с кое-какими бумагами, но добро пожаловать к ним. У вас ведь есть мой адрес на этой карточке, верно?
   - Да, улица дю Драгон.
   - Вам нужны указания?
   - Нет. Я уверена, что найду дорогу. Я могу быть там в течение часа. Все будет в порядке? Или мы можем сделать это позже сегодня, если вас это больше устраивает.
   Флойд уже собирался согласиться встретиться с ней через час, но что-то удержало его. Без сомнения, он собирался отдать ей жестянку, но также хотел выяснить, что она с ней сделает, когда выйдет из его кабинета. Поскольку Кюстин выбыл из строя, установить за ней слежку было непросто. Грета не смогла бы справиться с этим самостоятельно, даже если бы ее удалось утащить с Монпарнаса в такой короткий срок.
   Пока он колебался, в его голове начал складываться план, но это было не то, что он мог бы придумать за час или два. - Послушайте, - быстро сказал он, прежде чем у нее возникли подозрения, - сегодня небольшая проблема. Я должен уйти из офиса по другому делу.
   - Вы занятой человек, мистер Флойд.
   Он не мог сказать, насмехалась ли она над ним или была тихо впечатлена. - В этом нет ничего слишком захватывающего. Было бы просто легче, если бы мы могли назначить встречу на завтрашнее утро.
   - Это звучит вполне приемлемо.
   - Тогда в девять часов.
   - Увидимся там, мистер Флойд. - Она положила трубку.
   Флойд повесил трубку на том конце провода и уставился на испачканный лист бумаги, на котором он вообще ничего не написал. Затем он полистал свой телефонный справочник, пока не нашел номер Мориса Дидо, инженера лифтов.
   - Он ведь не сломался снова, не так ли, месье Флойд?
   - Не совсем так, - сказал Флойд, - но я надеюсь, что вы сможете кое-что организовать для меня.
   - Не уверен, что понимаю.
   - Вы можете быть здесь завтра в половине девятого утра?
   - В половине девятого, в субботу?
   - Я все объясню, - сказал Флойд. - Я также сделаю так, чтобы это стоило вашего времени.
   Час спустя он нашел Грету на кухне на Монпарнасе, она листала журнал о кино, докуривая сигарету. На обложке была рекламная фотография последнего мрачного полицейского. Она подняла голову, ее глаза были усталыми, а макияж размазанным.
   - Я не ожидала тебя так скоро.
   Флойд закрыл за собой дверь. - Произошло кое-какое событие. Действительно серьезное событие.
   - Садись. - Она закрыла журнал и пододвинула его через стол.
   - Это Кюстин, - сказал Флойд.
   - А что насчет него?
   - Он в бегах.
   - Лучше бы это не было каким-нибудь...
   - Неужели это звучит так, будто я шучу? - резко сказал он. - Месье Бланшар мертв.
   - Какой месье?
   - Владелец дома на улице Пюплье - человек, которому Сьюзен Уайт доверила эту коробку с бумагами. Человек, который нанял Кюстина и меня, чтобы доказать, что она была убита. Сегодня утром его нашли мертвым на тротуаре. - Флойд пододвинул стул и сел за стол напротив нее.
   - Нет, - тихо сказала она.
   - Да. И Кюстин случайно оказался в это время в здании, проводя расследование.
   - Ты же не думаешь, что он имеет к этому какое-то отношение?
   Флойд обхватил голову руками. - Я хочу верить, что он этого не делал. Все, что, как мне казалось, я знал об этом человеке, говорит о том, что он не мог этого сделать.
   - Что ж, тогда...
   - Но он должен был поговорить с домовладельцем о возможности того, что он мог убить Сьюзен Уайт. Не вступая с ним в прямую конфронтацию... но просто обнюхать этот вопрос, чтобы исключить его.
   - Ты серьезно думал...
   - Мы должны были исключить такую возможность. Только потому, что он казался добрым стариком с правдоподобной историей...
   - Но ты сказал мне, что полиция даже не заинтересована в расследовании смерти девушки. Зачем старику рисковать, чтобы подозрение пало на него?
   - Мы с Кюстином задавались вопросом, действительно ли он хотел, чтобы его разоблачили. Если бы он убил ее ради внимания и не добился его, конечно, он захотел бы нанять нас.
   - При вашей работе вам нужны злобные, подозрительные умы.
   - Это была всего лишь гипотеза, - сказал Флойд, защищаясь. - Дело в том, что я уполномочил Кюстина усилить давление на Бланшара. А несколько часов спустя они находят Бланшара лицом вниз на тротуаре.
   - Ты считаешь, что Кюстин, возможно, копнул слишком глубоко?
   - Мы говорим о человеке, который раньше проводил допросы на Набережной, о человеке, который специализировался на применении страха и боли для получения результата.
   - Кто-то заронил в твой разум сомнения.
   Флойд посмотрел на нее сквозь пальцы. - Сегодня я услышал о Кюстине кое-что, чего раньше не знал.
   - Дай-ка угадаю. Кто-то из бывших коллег Кюстина перекинулся с тобой парой слов?
   - Он сказал, что невиновный человек умер у него под стражей, во время допроса.
   - Ты в это веришь?
   - У меня нет причин не верить этому.
   - Кюстин - твой друг, Флойд.
   - Знаю, и мне паршиво даже от мысли, что он мог иметь какое-то отношение к смерти Бланшара. Но я ничего не могу поделать с тем, как работает мой разум.
   - Были ли какие-нибудь свидетели?
   - Люди видели, как Кюстин убегал с места происшествия. Возможно, это было до того, как тело оказалось на улице, а возможно, и нет. Кто-то еще видел странного маленького мальчика.
   - И это должно что-то значить?
   - Странные маленькие дети продолжают появляться в этом деле, как фальшивые монетки.
   - Ты думаешь, это мог сделать ребенок?
   - Я думаю, что в этом может быть замешан ребенок, но не знаю как и не знаю почему.
   Грета затушила сигарету в пепельнице, затем постучала по краю угольно-черными ногтями. -Забудь на мгновение о детях. У тебя был какой-нибудь контакт с Кюстином?
   - Не лично, но он оставил записку в моем кабинете. Должно быть, он сразу же отправился туда, как только понял, в какие неприятности попал. - Флойд откинулся на спинку стула и приподнял рубашку с груди. Она была мокрой от пота, как будто он бегал в жаркий летний день. Придав своему голосу некое подобие спокойствия, он сказал: - Я только успел прочитать сообщение, как меня навестил один из парней из Большого дома - симпатичный парень по имени Бельяр - и двое его приспешников.
   - Никогда о нем не слышала.
   - Надеюсь, и никогда не услышишь. Он просто помешан на Кюстине, и думаю, что в то же время хотел бы расправиться со мной.
   - Что он сказал?
   - Он хотел знать, поддерживал ли я какие-либо контакты с Кюстином. Я, конечно, солгал, но они знают, что рано или поздно Кюстин обязательно свяжется со мной.
   Она долго и пристально смотрела на него, прежде чем задать свой следующий вопрос. - И чего же Кюстин хочет от тебя?
   - Ничего. Он говорит, что может сам о себе позаботиться.
   - Но он твой друг, - повторила она. - И мой друг тоже. Мы должны помочь ему.
   Флойд изучал ее лицо, пытаясь прочесть ее настроение. - Как поживает Маржерит? - спросил он.
   - Ты действительно хочешь знать, или просто меняешь тему?
   - Я действительно хочу знать, - сказал он. - Как ты думаешь, ситуация в Париже становится такой плохой, как она говорит?
   - Очевидно, что лучше не становится.
   - Майоль сказал примерно то же самое, когда я столкнулся с ним у Бланшара. Страшно, что такая перемена может подкрасться к нам незаметно.
   - Я уверена, что люди говорили то же самое двадцать лет назад.
   - Ты имеешь в виду замечание Маржерит о том, что сорняки возвращаются?
   - Да, - просто ответила она.
   - Может быть, она права. Может быть, нужна точка зрения пожилого человека, чтобы видеть вещи так ясно.
   - Тем больше причин уехать, - сказала Грета.
   - Если только люди не предпримут что-нибудь с этим здесь, сейчас, пока не стало слишком поздно.
   - Ты нравишься людям, Флойд? - ей было трудно скрыть свое веселье.
   - Мы нравимся людям, - сказал он.
   - Есть что-то еще, не так ли?
   - Да. Я получил известие от сестры Сьюзен Уайт. Она позвонила в офис как раз перед тем, как я приехал.
   - Сегодня отличный день для развития событий. Чего она хотела?
   - Жестянку.
   - Ты собираешься отдать это ей?
   - Я хочу, чтобы это было у нее. Но я также хочу проследить за ней, когда она выйдет из офиса. Для этого мне понадобится небольшая помощь.
   - Понимаю.
   - Ты сделаешь это? Если не для меня, то для Кюстина?
   - Не испытывай свою удачу, Флойд.
   - Я серьезно. Майоль сказал, что мог бы снять Кюстина с крючка, если бы я смог придумать что-нибудь осязаемое.
   - Например, что?
   - Еще один подозреваемый. Я знаю, что это рискованно, но девушка - моя единственная зацепка. Если я не последую за ней, Кюстину конец.
  
   Флойд и Грета вошли в "Фиолетовый попугай" и прошли вдоль ряда джазовых фотографий в рамках, которые вели вниз, в подвал. В восемь вечера пятницы уже пришли несколько завсегдатаев, но в остальном в заведении было тихо, и большинство столиков все еще оставались незанятыми. Молодой парень в полосатой рубашке играл соло "Тудл-Оо восточного Сент-Луиса" на домашнем пианино, пытаясь подражать движениям Дюка, но у него это не совсем получалось. Мишель холодно кивнул Флойду и Грете, молча подал им напитки и вернулся к полировке стойки с цинковым покрытием. Время от времени он бросал взгляд на дверь наверху лестницы, ведущую вниз, в зал, как будто ожидал увидеть кого-то еще.
   Флойд и Грета молча потягивали свои напитки. Прошло пять минут, затем десять.
   - Ты знаешь, почему мы здесь, - сказал Флойд в конце концов.
   Мишель перестал полировать и демонстративно отложил в сторону свое полотенце. - Вы выбрали легкий путь, чтобы добраться сюда?
   - Никто за нами не следил, - заверил его Флойд.
   - Ты в этом уверен?
   - Настолько уверен, насколько это возможно.
   - Это не такая уж большая гарантия.
   - Это лучшее, что я могу тебе дать. Ты знаешь, где он, не так ли?
   Мишель взял их пустые бокалы. - Следуйте за мной.
   Он поднял откидную секцию стойки в конце бара и провел их в заднюю комнату, полную бочонков и пустых винных бутылок. Другая дверь вела в извилистый кирпичный коридор, уставленный деревянными ящиками из-под пива. На полпути по этому коридору Мишель остановился у белой двери без опознавательных знаков и достал связку ключей. Он открыл дверь и вошел в другое складское помещение, также заваленное ящиками. Казалось, они заполняли комнату до самой задней стены, но когда Флойд присмотрелся повнимательнее, он увидел, что ящики были расставлены так, чтобы скрыть еще одну дверь.
   - Вон там, - сказал Мишель. - Давай быстро и тихо. Без обид, Флойд, но здесь я серьезно рискую.
   - И я ценю это, - заверил его Флойд.
   Потайная дверь привела их в крошечную комнатку, ненамного больше чулана для метел. Стены были покрыты отслаивающейся штукатуркой, которая отваливалась кусками, обнажая влажную, потрескавшуюся кирпичную кладку. Освещение обеспечивала единственная электрическая лампочка. Единственным предметом мебели был матрас на полу. Полулежа на этом матрасе, прислонившись спиной к стене лишь с несколькими тонкими подушками для удобства, лежал Кюстин. Рядом с ним лежала сумка с провизией. На нем была та же одежда, что и утром, но теперь она была мятой, в пятнах пота и растрепанной, как будто он носил ее неделю.
   Кюстин отложил в сторону обрывок газеты, который читал. - Не сочтите за неблагодарность, - сказал он, - но как вы меня нашли?
   - Удачная догадка, - ответил Флойд.
   - Или, скорее, процесс дедукции, - сказала Грета. - Сколько у нас осталось друзей в этом городе?
   - Не так уж много, - признал Кюстин.
   - Так что составить короткий список было не так уж сложно. Мишель был довольно близок к вершине.
   - Хорошо, что он оставил меня здесь, - сказал Кюстин, - но я не могу оставаться надолго. Это слишком опасно для него и слишком опасно для меня. Я так понимаю, за вами не...
   - Следили? Нет, - сказал Флойд.
   - У меня большие неприятности.
   - Тогда мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы вытащить тебя из этого, - сказала Грета.
   - Но сначала мы должны узнать, что произошло, - добавил Флойд. - Все, Андре, с того момента, как я высадил тебя сегодня утром на улице Пюплье.
   - Ты получил мою записку?
   - Конечно.
   - Тогда ты знаешь о пишущей машинке.
   - Шифровальная машина? Да. Чего я не совсем понимаю, так это...
   - Мы использовали их на Набережной, - сказал Кюстин, - для безопасной связи между различными учреждениями, когда пытались раскрыть крупные операции организованной преступности. Из тех людей, которые прослушивают наши телефонные линии. Когда Бланшар показал нам футляр для пишущей машинки - по крайней мере, то, что он считал футляром для пишущей машинки, - я понял, что видел нечто подобное раньше. Это был просто вопрос того, чтобы вспомнить, когда и где.
   - Я рад, что ты это сделал, - сказал Флойд. - Это прояснило кое-что.
   - Она была шпионкой.
   - Я согласен.
   - И она тоже действовала не в одиночку, если кто-то другой все еще посылает эти закодированные сообщения. У нее почти наверняка есть сообщники в этом районе.
   - На самом деле, - сказал Флойд, - одна из них должна прийти в офис завтра в девять утра.
   Глаза Кюстина расширились. - Та самая сестра?
   - Она появилась, как и говорил Бланшар.
   - Будь очень, очень осторожен в своей игре, - предупредил Кюстин.
   - Я держу это дело в своих руках. Теперь я хотел бы услышать твою версию этой истории. Что, черт возьми, сегодня произошло?
   Кюстин поерзал на матрасе. - Я начал свое расследование на втором этаже, с жильцом, с которым вам вчера не удалось поговорить. Его все еще не было дома, поэтому я направился в комнату мадемуазель Уайт и еще раз попытался записать эти радиопередачи.
   - Ты что-нибудь разузнал?
   - Да, и на этот раз мне пригодилась азбука Морзе. Но когда я расшифровал сообщение, стало ясно, что оно бессмысленно - просто случайная последовательность букв. Я смотрел на них и смотрел до тех пор, пока что-то в них не начало казаться странно знакомым. Вот тогда-то я и вспомнил о машине "Энигма" на набережной. Тогда меня осенило: было совершенно бессмысленно пытаться извлечь какую-либо информацию из сообщения. Даже если бы нам удалось заполучить в свои руки неповрежденную машину "Энигма" того же типа, которой пользовалась Сьюзен Уайт, мы все равно не имели бы представления о конкретных настройках, которые необходимо было бы применить для расшифровки сообщения.
   Флойд почесал в затылке. - Сколько времени нам потребуется, чтобы проработать все возможности?
   Кюстин пренебрежительно покачал головой. - Годы, Флойд. Шифрование не предназначено для того, чтобы его было легко взломать. В этом-то все и дело.
   - Значит, все это дело с беспроводной связью было пустой затеей?
   - Напротив. Это довольно много рассказало нам о Сьюзен Уайт, даже если и не сказало нам, что было в этих сообщениях. Мы также знаем, что кто-то специально разбил ее машину "Энигма". Тот, кто это сделал, точно знал, насколько это важно.
   - Значит, она была убита вражеским агентом, - предположил Флойд.
   - Думаю, мы можем предположить, что это так, - ответил Кюстин. - И тот, кто это сделал, должно быть, также уничтожил настройки ротора машины. Ничто в коробке, которую она доверила Бланшару, не напоминает список таких настроек. Возможно, они были записаны в другом месте. Возможно, она даже держала их в памяти.
   - Кстати, о Бланшаре, - подсказал Флойд.
   - Когда до меня дошла тщетность перехвата этих сигналов, я вернул радиоприемник в том виде, в каком нашел его накануне, в комплекте с разорванными соединениями. Я собрал свои инструменты и отправился в комнаты Бланшара, где намеревался затронуть деликатный вопрос, который мы обсуждали вчера.
   - И ты это сделал?
   - У меня так и не было шанса, - сказал Кюстин. - Когда я постучал в дверь его комнаты, то обнаружил, что она приоткрыта. Я толкнул ее и окликнул его. Никто не ответил, но я услышал... звуки.
   - Какого рода звуки?
   - Возня, кряхтение. Передвигаемая мебель. Естественно, я вошел. Именно тогда я увидел ребенка: маленькую девочку, возможно, ту, которую мы видели вчера возле квартиры, возможно, еще одну.
   - Что делал ребенок? - спросил Флойд, чувствуя, как в животе у него начинает скручиваться тошнотворное чувство.
   - Оно убивало месье Бланшара. - Кюстин произнес это с совершенным, отстраненным спокойствием, как будто он слишком много раз прокручивал в голове события, чтобы они еще больше его шокировали. - Бланшар лежал на полу, прижатый головой к ножке стула. Ребенок сидел над ним на корточках, зажимая одной рукой его рот, а в другой сжимая разлапистую кочергу. И бил кочергой по его черепу.
   - Как мог ребенок одолеть такого мужчину? - спросил Флойд. - Он был пожилым, но не особенно хрупким.
   - Все, что я могу сообщить, - это то, что я видел, - сказал Кюстин. - Казалось, что ребенок обладал огромной животной силой. У него были тонкие, как палки, руки и ноги, но оно все еще обрушивало на него эту кочергу, как будто обладало силой кузнеца.
   - Ты продолжаешь называть ребенка "оно", - заметил Флойд.
   - Оно посмотрело на меня, - сказал Кюстин. - Вот тогда-то я и понял, что это был никакой не ребенок.
   Грета посмотрела на Флойда, и в ее глазах появилось беспокойство. Флойд протянул руку и ободряюще коснулся ее плеча. - Продолжай, - сказал он Кюстину.
   - Оно было одето как маленькая девочка, но когда оно посмотрело на меня, я понял, что это было что-то другое - что-то больше похожее на демона, чем на ребенка. Его мордочка напомнила мне кусочек сморщенного фрукта. Когда оно открыло пасть, я увидел сухой, черный язык и несколько гнилых обрубков зубов. Я почувствовал это.
   - Он пугает меня, - сказала Грета, содрогаясь от отвращения под рукой Флойда. - Предполагается, что это один из тех детей, которые, по твоим словам, постоянно появляются?
   - Кем бы они ни были, они не дети, - повторил Кюстин. - Это существа, которые напоминают детей, если не приглядеться повнимательнее. Вот и все.
   - Это невозможно, - настаивала Грета.
   - Мы оба их видели, - сказал Флойд. - Как и некоторые жильцы дома Бланшара.
   - Но... дети?
   - Каким-то образом они вписываются в это, - сказал Флойд. - Одно из них, вероятно, убило Сьюзен Уайт.
   - Что произошло дальше? - спросила Грета, заинтересованность которой постепенно пересиливала опасения.
   - Ребенок посмотрел на меня, - сказал Кюстин. Он полез в маленькую сумку с провизией, стоявшую рядом с его матрасом, достал бутылку виски и сделал глоток. - Он посмотрел на меня и издал звук, который я никогда не забуду. Он открыл рот - именно тогда я увидел язык и зубы - и он... запел. - Он произнес это слово с отвращением, смывая его с губ очередным глотком виски.
   - Что ты имеешь в виду, когда говоришь "пел"? - спросил Флойд.
   - Или выл, или визжал - я действительно не могу описать это адекватно. Это был не тот звук, который должен был издавать ребенок, а похожий на какой-то чудовищный йодль. Не спрашивай меня как, но я знал, что он делал: он взывал к таким же, как он сам. Вызывал их. - Кюстин снова завинтил крышку на бутылке и вернул ее в пакет. - Это было, когда я сбежал.
   - Ты знал, что это будет плохо выглядеть.
   - Ничто не было бы так плохо, как оставаться в этой комнате. Я огляделся в поисках оружия, но у ребенка уже был единственный предмет в комнате, способный нанести какой-либо урон. Я просто хотел убраться оттуда как можно дальше.
   - Ты вызвал такси?
   - Да, - сказал Кюстин. - Я отправился прямо на улицу дю Драгон, где оставил тебе записку. Потом я пришел сюда.
   - Люди из Большого дома думают, что ты убил Бланшара, - сказал Флойд.
   - Конечно, они так думаю. Это то, во что они хотят верить. Они с тобой разговаривали?
   - У меня была очень приятная беседа с инспектором Бельяром вскоре после того, как ты скрылся с места происшествия.
   - Бельяр - это яд. Защищай себя, Флойд. Не имей больше никакого отношения к этому делу. Не желай больше иметь со мной ничего общего.
   - Немного поздно для этого.
   - Никогда не поздно проявить здравый смысл.
   - Что ж, может быть, на этот раз так оно и есть. Я поговорил с нашим старым другом Майолем. Он был настроен скептически, но в глубине души я почти уверен, что он считает тебя невиновным.
   Кюстин покорно покачал головой. - Один хороший человек не сможет помочь никому из нас.
   - Я сказал ему, что очищу твое имя. Он сказал, что рассмотрит любые доказательства, которые я смогу найти.
   - Я предупреждаю тебя как друг: оставь все это дело в покое. Делай то, что намерен сделать, а именно убирайся из Парижа при первой же возможности.
   - Но тебе некуда бежать, - сказал Флойд. - Я могу запрыгнуть на летающую лодку и быть в Америке через два дня. Ты не можешь. Куда бы ты ни отправился во Франции, люди с Набережной рано или поздно найдут тебя. Наша единственная надежда - очистить твое имя.
   - Тогда ты поставил перед собой невыполнимую задачу.
   - Если я подарю Майолю одного из этих детей, все может выглядеть немного по-другому.
   - Никто не поверит, что ребенок был способен на эти убийства.
   - Но если появится достаточно свидетелей - достаточно людей, которые видели, как один из этих демонов ошивался поблизости, - это может все изменить.
   - Флойд, - сказал Кюстин с внезапной настойчивостью, - пожалуйста, подумай хорошенько. Эти вещи существуют даже сейчас, когда мы говорим. Они находятся в городе. Они передвигаются, не привлекая подозрений. Более того, они, похоже, делают все возможное, чтобы убить любого, кто имел хоть малейшую связь со Сьюзен Уайт, к которым теперь относимся и мы трое.
   - Тогда, я думаю, это делает дело личным, - сказал Флойд.
   - Брось это дело, друг мой. Брось это дело и поезжай с Гретой в Америку.
   - Пока нет. Как я уже сказал, у меня уже назначена встреча с сестрой.
   - Ты играешь с огнем.
   - Нет, - сказал Флойд, - я играю с единственной зацепкой, оставшейся во всем этом деле. И это единственное, что приведет меня к этим детям и снимет тебя с крючка.
   Кюстин прислонился спиной к стене. - Я не могу с тобой спорить, не так ли?
   - Это не больше, чем ты сделал бы для меня.
   - Что только доказывает, что нам обоим не хватает здравого смысла.
   - В любом случае, его переоценивают, - ответил Флойд, улыбаясь.
   - Будь осторожен, - сказал Кюстин. - Эти дети могут быть демонами, но нет никакой гарантии, что сестра не так же опасна.
  
   В девять утра следующего дня Флойд наблюдал, как Верити Оже входит в его кабинет. Слабый свет, пробивающийся сквозь жалюзи, освещал ее с одной стороны, электрические серебристые блики плясали на каждом изгибе и завитке. На ней был темный деловой костюм в тонкую полоску и туфли на низком каблуке, и если она пришла со шляпкой, то, должно быть, повесила ее снаружи. Ее аккуратно разделенные на пробор светлые волосы ниспадали прямой линией на плечи, а затем снова взъерошились на концах, как будто в последний момент передумали. Ее волосы навели Флойда на мысль о китовых плавниках на старых голландских литографиях. У нее были очень тонкие брови, и ее лицо, казалось, менялось от сурового к безмятежному и обратно между ударами сердца.
   Она уже уселась, когда Флойду пришло в голову, что она действительно не очень похожа на свою сестру.
   - Я сожалею о состоянии моего офиса, - сказал Флойд, указывая на груды едва рассортированных бумаг. - Кто-то решил, что все нужно переложить.
   - Вам не нужно извиняться, - сказала Оже, кладя сумочку себе на колени. - Я просто благодарна, что вы согласились встретиться со мной в такой короткий срок. - Она посмотрела ему прямо в глаза. - Я понимаю, что все это очень необычно, мистер Флойд.
   - Нет ничего "обычного" в том, что касается убийства, - сказал он. - И не думаю, что все это далось вам легко.
   - Не буду притворяться, что это было легко, - сказала она. - С другой стороны, я тоже не буду притворяться, что мы со Сьюзен были самыми близкими сестрами.
   - Семейные неприятности?
   - Ничего столь драматичного. Просто мы никогда не были очень близки, когда росли. Для начала, мы были сводными сестрами. Отец Сьюзен умер до моего рождения. Она была на четыре года старше меня, что, возможно, звучит не так уж много, но когда вы дети, это огромная разница. Сьюзен с таким же успехом могла бы быть взрослой, несмотря на все, что у нас было общего.
   - А позже, когда вы обе стали старше?
   - Я полагаю, разница в возрасте стала менее важной, но к тому времени Сьюзен проводила дома все меньше и меньше времени. Она всегда убегала с парнями, ей до смерти наскучил наш маленький городок.
   - Тэнглвуд, Дакота, - сказал Флойд, кивая.
   Ее глаза расширились в выражении то ли легкого удивления, то ли легкого недоверия. - Вы знаете это?
   - Я знаю об этом, но только благодаря тому, что я узнал из бумаг в банке вашей сестры. Забавно, но я поискал это в справочнике, и, похоже, его не существует.
   - Вы хотите сказать, что этого не было в справочнике? Уверяю вас, он существует, мистер Флойд. Мне было бы очень трудно объяснить свое детство, если бы это было не так. У вас есть пепельница?
   Флойд передал ей одну. - Должно быть, это настоящий город с одной лошадью.
   Оже покачала головой, закуривая сигарету. - У него дикие амбиции стать городом с одной лошадью.
   - Вот так, да? В таком случае, я понимаю, почему ваша сестра почувствовала, что должна уйти. Такое место может начать казаться тюрьмой.
   - Откуда вы, если не возражаете, если я спрошу? Я даже не знаю вашего имени.
   - Я из Галвестона, штат Техас. - сказал Флойд. - Мой отец был моряком торгового флота. К шестнадцати годам я уже работал на траулере.
   - И вы оказались в Париже? - Оже выпустила струйку дыма. - Надеюсь, штурманом были не вы.
   - Я был штурманом, радистом и многим другим, пока не решил, что сочинять музыку мне нравится больше, чем ловить рыбу. Мне только что исполнилось девятнадцать, и я слышал, что Париж - это то место, где нужно быть, если хочешь преуспеть как музыкант. Особенно, если ты американец. Здесь были Бешет, Бейкер, Гершвин. Итак, я сел на пароход до Марселя и решил попытаться сделать себе имя. Я высадился в тысяча девятьсот тридцать девятом, за год до того, как танки вошли в Арденны.
   - И что?
   - Я все еще пытаюсь сделать себе имя. - Флойд надул щеки и улыбнулся. - Примерно через полгода я отказался от своих серьезных джазовых амбиций. Я по-прежнему играю в качестве хобби, и время от времени зарабатываю на этом больше денег, чем на детективном бизнесе. Но, боюсь, это скорее печальное отражение бизнеса, чем моей удачи как музыканта.
   - Как вы попали на эту работу? Это что-то вроде перехода от траулера к частному детективу.
   - Это произошло не в одночасье, - ответил Флойд, - но у меня было преимущество еще до того, как я высадился. Моя мать была француженкой, и у меня были документы, подтверждающие это. Французская армия была недостаточно укомплектована и не подготовлена к появлению немецкой армии, выстроившейся на границе. Когда они, наконец, проснулись и поняли, что на них напали, они не слишком беспокоились о том, кого впускать в страну.
   - И вы управляли этими пушками?
   - Я сказал им, что подумаю об этом.
   - И?
   - Я подумал об этом и решил, что есть вещи, которые я предпочел бы делать, чем ждать, пока немецкие "Семьдесят седьмые" выбьют из меня дух.
   Оже бросила сигарету, почти не докурив, и затушила ее в пепельнице. - Разве власти не пришли за вами?
   - Там не было никаких властей. Правительство уже свернуло свои полномочия и сбежало, оставив город во власти мафиози. Какое-то время там действительно казалось, что немецкое вторжение увенчается успехом. То, что эти бронетанковые дивизии увязли в Арденнах, было просто удачей - в кои-то веки плохая погода сработала на нас. Это и тот факт, что мы вовремя поняли, когда они попали в беду, чтобы бросить на них несколько бомбардировщиков.
   - Другими словами, близкое знакомство. Это почти заставляет задуматься, что бы произошло, если бы это продвижение не застопорилось.
   - Может быть, все было бы не так уж плохо, - сказал Флойд. - По крайней мере, при немцах был бы хоть какой-то порядок. Тем не менее, с моей точки зрения, это был правильный результат. Предстояло выполнить много грязной работы. Человек, который мог говорить по-американски и по-французски и сойти за любого из них, был очень ценен в те дни.
   Оже кивнула. - Могу себе представить.
   Флойд махнул рукой, сжимая годы своей жизни в один пренебрежительный жест. - Я устроился телохранителем и шофером к местному гангстеру. Это научило меня большему, о чем я когда-либо подозревал. Когда местная гангстерская оппозиция уничтожила моего босса, я сделал пару обходных маневров и оказался управляющим небольшим, испытывающим трудности детективным агентством.
   - Разве не должна быть еще одна глава - та, где вы в конечном итоге управляете огромным, успешным детективным агентством с филиалами по всему миру?
   - Может быть, в следующем году, - сказал он, печально улыбаясь.
   - Мне нравится ваше отношение, мистер Флойд. Похоже, вы не считаете, что мир обязан вам жизнью.
   - Это не так. Я играл джаз с некоторыми из лучших музыкантов на свете. И я видел, как им платили бутылками с медицинским спиртом, который они с удовольствием поглощали, пока не ослепли от него. Пока у меня все еще есть крыша над головой, я не могу слишком жалеть себя. Эта маленькая операция не сделает меня или моего партнера Кюстина богатыми людьми, но так или иначе мы из года в год натыкаемся друг на друга.
   - На самом деле - и это прозвучит несколько неделикатно - я пришла поговорить с вами о вашей маленькой операции. Или, скорее, одном конкретном расследовании, проводимым вашим агентством.
   - Мне было интересно, когда закончится эта светская беседа. Жаль - мне это действительно начинало нравиться. Может, займемся вещами Сьюзен?
   Он мог видеть облегчение на ее лице. - Значит, они у вас сохранились. Я так волновалась, когда услышала о том, что случилось с ее домовладельцем.
   - У меня есть коробка, которую она отдала ему на хранение, - сказал Флойд. - У меня больше ничего нет, и это просто удача, что коробка у меня.
   - Почему мистер Бланшар отдал ее вам?
   - Он подумал, что содержимое может пролить некоторый свет на то, почему она была убита. Старик был совершенно убежден, что ее убили.
   Оже вздохнула. - Что ж, я могу понять, почему он мог так себя чувствовать. Но это не было убийством.
   - Вы знаете это точно?
   - Я знала свою сестру. Не очень хорошо, как я уже говорила вам, но достаточно хорошо, чтобы не удивляться тому, что это произошло.
   Флойд выдвинул ящик стола и достал жестянку из-под печенья. Он поставил ее на стол между собой и Оже, затем снял металлическую крышку, чтобы она могла видеть предметы внутри. - Продолжайте, - сказал он.
   - У Сьюзен были проблемы. Даже когда она все еще жила дома, она всегда попадала в неприятности, всегда придумывала истории, соответствующие той версии правды, в которую она хотела, чтобы люди поверили в конкретный момент.
   - Она и половина человеческой расы.
   - Проблема со Сьюзен заключалась в том, что она не знала, на чем остановиться. Она была фантазеркой, мистер Флойд, живущей в мире грез, созданном ею самой. И по мере того, как она становилась старше, становилось только хуже. Это была одна из причин, по которой мы отдалились друг от друга. Я слишком часто становилась объектом ее фантазий.
   - Не понимаю, какое это имеет отношение к тому, что ее убили.
   - То, что начиналось как простое фантазирование, постепенно приобретало более мрачные оттенки. Думаю, она начала верить в свои собственные сказки. Она начала повсюду видеть врагов, воображая, что люди шепчутся у нее за спиной, строят против нее козни.
   - В те времена в ее словах, возможно, был смысл.
   - Не в том смысле, в каком вы это имеете в виду. Она была параноиком, страдающим бредом, мистер Флойд. У меня есть медицинские документы, подтверждающие это. - Оже полезла в свою сумочку и достала пачку бумаг. - Вы можете ознакомиться с ними. Сьюзен получала лечение от своих бредовых проблем на протяжении двадцати лет, вплоть до электросудорожной терапии. Излишне говорить, что все это не сработало.
   Флойд взял бумаги и пролистал их. Они выглядели достаточно убедительно. Он передал их обратно Оже, заметив, когда она взяла их, что у нее на пальцах нет колец. - Поверю вам на слово, - сказал он. - Но чего я не понимаю, так это как ваша сестра оказалась в Европе, если ей было так плохо.
   - Если оглянуться назад, это была глупая затея, - сказала Оже, запихивая медицинские документы обратно в сумочку, - но у нее были многообещающие несколько месяцев, и врачи подумали, что смена обстановки пойдет ей на пользу. У нее самой было не так уж много средств, но, между нами говоря, семья смогла наскрести достаточно, чтобы посадить ее на яхту и дать ей немного карманных денег, чтобы она могла потратить их, когда доберется сюда.
   - Должно быть, это был вместительный карман, - сказал Флойд, вспомнив, с какой скоростью Сьюзен Уайт покупала журналы и книги.
   - Я не могу объяснить действия Сьюзен, когда она была здесь, - сказала Оже. - Она могла быть очень убедительной, и вполне возможно, что она воспользовалась доверием других людей, чтобы получить то, что хотела.
   - Это возможно, - согласился Флойд. - Не возражаете, если я спрошу кое о чем, что может показаться немного неделикатным?
   - Меня не так-то легко обидеть.
   - Как вы узнали, что она мертва, если она была так далека от общения? Насколько мы можем судить, Сьюзен почти ни с кем больше не контактировала в Париже. Власти не знали, кто она такая, и им тоже было все равно. И все же вы приехали из Дакоты всего через три недели после ее смерти.
   - Я не знала, что она мертва, пока не добралась до жилого дома, - сказала Оже. Ее лицо представляло собой непроницаемую маску: насколько Флойд мог судить, она могла быть разгневана или безразлична. - Но у меня была очень хорошая идея, что с ней, должно быть, что-то случилось. Сьюзен не поддерживала со мной связь, но регулярно отправляла открытки нашему дяде в Дакоту. Он получал от нее весточки примерно раз или два в неделю с тех пор, как она приехала в Париж.
   - Значит, открытки иссякли?
   - Не только это. Последние несколько писем, которые она отправила, свидетельствовали о том, что она снова впадает в депрессию. - Оже сделала паузу и закурила еще одну сигарету. Флойд удивился, почему она так беспокоится: она едва начала курить последнюю сигарету. - Она начала рассказывать о том, что за ней пришли люди. Другими словами, та же старая история: все, что, как мы надеялись, она оставила позади. Что ж, очевидно, она этого не сделала. Но на этот раз все было хуже, как будто в Европе ее фантазии расцвели в полную силу. На отдыхе никто не остается таким же человеком, как дома, мистер Флойд: все мы немного меняемся, иногда к лучшему. Со Сьюзен все было гораздо хуже.
   - Что было на этих открытках?
   - Обычный материал, только преувеличенный. Люди следят за ней, люди хотят ее убить. Заговоры, которые она видела повсюду вокруг себя.
   - Была ли у нее привычка подчеркивать то, что имело для нее значение?
   Он уловил мгновение сомнения, промелькнувшее на ее лице. - Полагаю, время от времени. А что?
   - Ничего, - ответил Флойд, отмахиваясь от вопроса. - Мимолетные мысли.
   Оже посмотрела на жестянку, стоявшую на столе между ними. - Она упомянула об этой коробке. Она сказала, что накопила много улик и отдала их своему домовладельцу на хранение.
   - Но если она была в бреду, то ни одна из бумаг в этой коробке ничего не стоит.
   - Я не говорю, что это так, - ответила Оже. - Но Сьюзен обратилась с последней просьбой в одной из последних открыток, которые мы получили от нее. В нем говорилось, что если с ней что-нибудь случится, она хочет, чтобы я пришла и забрала эту коробку. Она сказала, что это самое важное, что кто-либо из нас мог для нее сделать, и она умерла бы счастливой, если бы знала, что шкатулка в конечном итоге окажется в надежных руках.
   - И вы ей ответили?
   - Я отправила ей ответную телеграмму, в которой сказала, что заберу коробку, если с ней что-нибудь случится.
   - Но вы знали, что это бесполезно. Вы серьезно говорите мне, что проделали весь этот путь через Атлантику ради коробки, полной никчемных бумаг?
   - Они не были бесполезны для Сьюзен, - сказала Оже с язвительностью в голосе. - Они были самыми важными вещами в ее мире. И я дала обещание. Не знаю, как вы, мистер Флойд, но я не нарушаю обещаний, какими бы бессмысленными или абсурдными они ни были.
   Флойд протянул руку и пододвинул жестянку к Оже. - Тогда это ваше. Не вижу никаких причин не отдать его вам, особенно после того, что вы мне только что рассказали.
   Она осторожно прикоснулась к коробке, словно не совсем веря в свою удачу. - Вы просто позволите мне уйти отсюда с этим, не задавая вопросов?
   - Вопросы были заданы, - сказал Флойд, - и вы ответили на них, к моему полному удовлетворению. Я буду с вами честен: я просмотрел все, что было в этой коробке, и не увидел ничего ценного. Если бы я нашел наличные, или чеки на предъявителя, или ключ от банковской ячейки, я, возможно, захотел бы получить более конкретные доказательства того, что вы та, за кого себя выдаете. Но горсть старых карт, какие-то бессмысленные бумажки и просроченный железнодорожный билет? Добро пожаловать, мисс Оже. Я просто надеюсь, что теперь, когда шкатулка снова в руках семьи, это немного успокоит память вашей сестры.
   - Я тоже на это надеюсь, - ответила Оже. Она подняла коробку и засунула ее под свой костюм. - Есть только еще одна вещь, с которой нужно разобраться. Вы были очень благоразумны, мистер Флойд, и мне жаль, что я забираю у вас и ваше дело.
   - Мое дело? - спросил Флойд.
   - Как я уже сказал, никакого убийства не было. Моя сестра, возможно, покончила с собой намеренно - она уже однажды пыталась покончить с собой - или, возможно, с ней произошел несчастный случай в состоянии бреда, когда она воображала, что на нее напали. Но в одном я абсолютно уверена, так это в том, что убийства не было, а следовательно, и дела об убийстве нет.
   - Все в порядке, - сказал Флойд. - Дело закрылось само собой в тот момент, когда Бланшар врезался в тротуар.
   - Верно, - сказала она, кивая. - Вы были его агентом во время расследования?
   - Да, и теперь, когда его нет рядом, некому оплатить наши расходы. В любом случае, судя по тому, что вы сказали, с самого начала не было никакого дела.
   - Как вы думаете, смерть Бланшара имеет какое-то отношение к смерти Сьюзен?
   - Это приходило мне в голову, - сказал Флойд. - Конечно, не следует плохо отзываться о мертвых... особенно о ком-то, кто умер всего несколько часов назад. Но мне приходит в голову, что, возможно, Бланшар все это время имел представление о том, что произошло на самом деле. Возможно, он чувствовал, что мог бы сделать больше, чтобы помочь ей, и это чувство вины начало давить на него. В конце концов, для него это было слишком тяжело вынести.
   - Значит, Бланшар покончил с собой из-за смерти Сьюзен? Вы это хотите сказать?
   - Эти две смерти не могут быть никак не связаны. Предположение о том, что домовладелец покончил с собой из-за какого-то смутного чувства ответственности, может не удовлетворить присяжных, но это намного аккуратнее, чем обвинять какую-то таинственную третью сторону.
   - Послушайте, - сказала Оже, - я сожалею о том, как это произошло. Вы попали в центр чего-то, что вас не касалось. - Она полезла в сумочку и вытащила простой конверт из плотной бумаги. Она подвинула его через стол к Флойду, который оставил его лежать там, как бомбу с часовым механизмом. - Это немного, но я действительно ценю ваши усилия - в конце концов, вы присмотрели за коробкой - и чувствую, что теперь, когда дело закрыто, вы заслуживаете некоторого вознаграждения за расторжение контракта.
   Флойд положил руку на конверт, ощутив его соблазнительную округлость. В нем было несколько сотен франков, а может, и больше. - В этом нет необходимости, - сказал он. - Мой контракт был с Бланшаром, а не с вами.
   - Это обычная человеческая порядочность, мистер Флойд. Пожалуйста, примите это. Я поговорила кое с кем из жильцов многоквартирного дома и знаю, что у вас были нелегкие пару дней. Пожалуйста, примите это в качестве компенсации.
   - Если вы настаиваете. - Флойд взял конверт и опустил его в тот же ящик стола, где лежала банка из-под печенья. - И я действительно ценю этот жест.
   - Тогда, я думаю, мы закончили, - сказала Оже, вставая. Она перекинула сумку через плечо и зажала жестянку подмышкой.
   - Думаю, да, - ответил он, тоже вставая.
   Она улыбнулась. Это был первый раз, когда он увидел на ее лице какое-либо узнаваемое выражение. - Почему-то я ожидала, что для этого потребуется нечто большее. Бумаги для подписания, официальные лица, с которыми можно поспорить... Я не думала, что смогу уйти отсюда с жестянкой, не вступив в драку.
   - Как я уже сказал, это просто жестянка с какими-то бумагами внутри. И я бы не хотел усложнять вашу жизнь еще больше, чем это необходимо. Потерять такую сестру...
   Она потянулась и взяла его за руку. - Вы были очень добры, мистер Флойд.
   - Просто выполняю свою работу.
   - Надеюсь, что у вас с вашим партнером все наладится. Вы заслуживаете немного удачи.
   Флойд пожал плечами. - Я и все остальные на планете.
   Она обернулась, оглядываясь на него через плечо. Ее волосы обрамляли лицо сияющим белым нимбом, как солнце за грозовой тучей. - Еще раз спасибо вам. Я могу найти выход сама.
   - Было приятно заниматься бизнесом.
   Она остановилась у двери. - Мистер Флойд? Вы так и не сказали мне своего христианского имени.
   - Разве это имеет значение?
   - Я хотела бы знать. В конце концов, вы были так добры.
   - Меня зовут Уэнделл.
   - Вам это не нравится?
   - Для меня это всегда звучало как имя неудачника. Вот почему мои друзья называют меня Флойдом.
   - На самом деле, - сказала она, - мне это даже нравится. Уэнделл кажется таким честным именем - по крайней мере, для меня.
   - Тогда для вас я Уэнделл.
   - В таком случае... прощайте, Уэнделл.
   - До свидания, мисс Оже.
   - Верити, пожалуйста, - сказала она, поправляя его, затем вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.
   Флойд подождал мгновение, а затем сунул руку в карман, убеждаясь, что открытка все еще там.
   Она ему нравилась. У нее была подходящая внешность, и она казалась достаточно милой леди. Но он не мог не задаться вопросом, как бы она отреагировала, если бы он упомянул "серебряный дождь".
  

ШЕСТНАДЦАТЬ

  
   Оже закрыла за собой дверь, прижимая к груди сумочку и жестянку из-под печенья, как будто их могли отнять в любой момент. На лестничной площадке перед офисом детектива сильно накрашенная пожилая женщина изучала ее хитрыми, знающими глазами, окутываясь дымкой серебристо-голубого сигаретного дыма. Она ничего не сказала, но выражение ее лица выражало одновременно обвинение и скучающее безразличие, как будто она была свидетельницей всех возможных грехов в мире и давно перестала поражаться любому из них. Ее внимание на мгновение переключилось на жестяную коробку, которую Верити так бережно держала в руках, затем ее глаза потеряли фокус и тот злобный блеск, который был в них мгновение назад. Оже уже собиралась спуститься по лестнице на следующую площадку, когда заметила, что другая женщина - на этот раз молодая, с очень черными волосами, убранными с лица пятнистым красным платком - стоит на четвереньках, натирая воском нижние ступеньки.
   Женщина подняла глаза, когда Оже уже собиралась спускаться. - Пожалуйста, - сказала она, кивнув в сторону черного железного каркаса шахты лифта, который возвышался в центре лестничного пролета.
   Благодарная за то, что кабина лифта была готова и ждала ее, Оже вошла внутрь и закрыла решетчатые двери, затем нажала кнопку первого этажа. С глухим стуком и скрежетом лифт начал свой медленный спуск, проползая мимо уборщицы. Лифт спустился еще на один этаж, а затем резко, с грохотом остановился как раз между лестничными площадками. Оже выругалась и снова нажала на кнопку, но лифт отказался сдвинуться с места. Она попыталась открыть раздвижные двери, но они не поддавались.
   - Эй, - окликнула она. - Кто-нибудь может мне помочь? Я застряла в этой штуке.
   Она услышала, как уборщица что-то сказала, но это прозвучало скорее сочувственно, чем полезно. Оже снова нажала на кнопку лифта, но без особого эффекта, как и раньше. Внезапно она почувствовала уныние, до нее начало доходить, что тут можно застрять внутри на несколько часов, пока какой-нибудь перегруженный работой инженер, ворча, пробирается через весь город в субботу. Предполагая, будто у кого-то хватило присутствия духа позвать на помощь, что может оказаться чересчур большим предположением. Она снова позвала - если уборщица не ответит или не поймет ее, тогда, возможно, ей удастся дозваться до Флойда, - но на этот раз она вообще ничего не услышала в ответ.
   Прошла минута, но больше никаких признаков движения не было. Все, что она могла слышать, - это звук собственного дыхания и случайный металлический скрежет, когда ее движения заставляли кабину лифта тереться об ограничители. Здание казалось совершенно заброшенным.
   Она услышала, как где-то над ней захлопнулась дверь, за которой последовала быстрая череда спускающихся шагов. Шаги ускорились, а затем превратились в глухие удары, как будто кто-то перепрыгивал через две или три ступеньки за раз. Оже выглянула через сетчатый экран на крыше кабины лифта и увидела темную фигуру, кружащую по лестнице прямо над ней. Прежде чем она успела крикнуть, фигура несколькими стремительными прыжками сбежала по ступенькам, окружавшим ту часть шахты, в которой она застряла, и оказалась на площадке внизу, продолжая движение к уровню улицы. Оже видела фигуру как на ладони лишь мгновение, да и то размытую из-за движения, но она не смогла разглядеть никаких деталей лица. Фигура была одета в пальто с высоким воротником и фетровую шляпу с опущенными полями, низко надвинутую на голову. На какой-то абсурдный миг она задумалась, не мог ли это быть Флойд, но как только эта мысль пришла ей в голову, она отбросила ее как глупую.
   Мгновение спустя лифт с жужжанием ожил и возобновил свой спуск. Он остановился на следующей площадке, и, не желая больше рисковать, Оже открыла двери и проделала остаток пути пешком. Поскольку коробка все еще была у нее, она с облегчением добралась до выхода на улицу. Каким-то образом она чувствовала себя в большей безопасности на открытом воздухе, каким бы нелогичным это ни было.
   Она оглядела улицу дю Драгон, но не увидела ни бегущего человека, ни чего-либо еще, явно неуместного. Улица была такой же тихой и сонной, как и в тот момент, когда она приехала, но по ней прогуливалось несколько пешеходов, и если кто-то попытается что-то предпринять против нее, она знала, что может рассчитывать на одного или двух свидетелей из лавки мясника на первом этаже здания Флойда.
   Чуть дальше по улице Оже вошла в дверь заколоченной чулочно-носочной лавки, давно не работавшей, и сняла крышку с банки. Внутри, как Флойд показал ей в своем кабинете, лежала толстая пачка бумаг, перевязанная резинкой. Она взяла этот сверток и сунула его в свою сумочку. Поскольку жестянка больше не была нужна, она затолкала ее в кучу картонных коробок и другого мусора, скопившегося в углу дверного проема магазина.
   Она вышла обратно на улицу дю Драгон и направилась к ее южному концу, пересекла улицу де Севр и вышла на гораздо более широкую улицу де Ренн. Дойдя до угла, она услышала рокот заводящейся машины где-то позади себя, и, шагая на север по улице де Ренн, рискнула оглянуться через плечо и увидела решетчатый нос автомобиля, выезжающего на ту же улицу. Машина покатилась вперед, пока кабина не оказалась в поле зрения, но солнечный свет, отражавшийся от ветрового стекла, не позволил ей разглядеть водителя. Оже ускорила шаг, и когда она позволила себе еще раз оглянуться, машины нигде не было видно. Но вдоль обочины было припарковано много похожих машин, и водителю было бы нетрудно затеряться среди них.
   Оже продолжала идти по улице де Ренн, время от времени останавливаясь, чтобы поймать такси. Но либо было неподходящее время суток, либо существовала какая-то парижская привычка, которую она еще не постигла, потому что такси пронеслись мимо в безразличном пятне черного металла и хрома, оставив ее бормотать что-то себе под нос. Оже еще раз оглянулась, и ей показалось, что она снова увидела ту же машину, медленно приближающуюся со скоростью пешехода, но не успели ее подозрения укрепиться, как машина свернула на боковую улицу.
   Оже строго сказала себе, что она столь же параноидальна, как и вымышленная личность Сьюзен Уайт. Хитрость заключалась в том, чтобы смотреть на вещи с точки зрения Флойда, а не от себя. Детектив не мог иметь ни малейшего представления о значении документов, лежавших в коробке. Ее история была вполне разумной, и у Флойда не должно было быть оснований сомневаться в ее словах. Сьюзен Уайт даже упомянула, что ее сестра приедет за ее вещами.
   Все еще нервничая, но заставляя себя вести себя немного спокойнее, Оже поняла, что подошла ко входу на станцию метро в Сен-Жермен-де-Пре. Она предпочла бы скорость и безопасность поездки на такси, но поезд был гораздо лучше. Она выудила деньги из сумочки, все еще не до конца знакомая с достоинством монет, и купила билет в один конец. Когда она миновала турникет, поезд с грохотом подъезжал к станции метро.
   Оже поднялась в вагон и двинулась вдоль купе, когда двери сами собой закрылись, и поезд, покачиваясь, тронулся с места. Она нашла место рядом с двумя молодыми женщинами, уткнувшимися в модные журналы. Поезд пробирался на юг, замедляя ход у Сен-Сюльпис, стены станции были оклеены выцветшей рекламой духов, чулок и табака цвета сепии. Когда люди входили в поезд и выходили из него, Оже осматривала их боковым зрением, выискивая кого-нибудь, похожего на Флойда или фигуру, которую она видела спускающейся по лестнице. Но она никого не узнала, и когда поезд скрылся в темноте следующего туннеля, она позволила себе немного расслабиться. Примерно через минуту поезд замедлил ход на следующей станции линии, Сен-Пласид, и Оже снова стала следить за входящими и выходящими пассажирами. На этот раз, однако, это было сделано с меньшей опаской и более сдержанным интересом к личной жизни этих невольных заключенных. Именно тогда Оже заметила женщину, выходящую из поезда за два вагона до того, в котором она находилась. У женщины было симпатичное лицо, обрамленное очень черными волосами, и Оже потребовалось мгновение, чтобы узнать в ней девушку, которая мыла лестницу на улице дю Драгон. Она сняла платок и фартук, но черты ее лица нельзя было ни с чем спутать. Вместо того чтобы направиться к выходу, женщина шла рядом с поездом, пока не дошла до соседнего с Оже вагона, и снова села в него как раз в тот момент, когда двери с шипением захлопнулись и поезд снова погрузился во тьму.
   Оже крепко прижала сумочку к животу, борясь с желанием открыть ее, чтобы убедиться, что документы все еще в целости и сохранности. Вскоре поезд начал замедлять ход на Монпарнасе. Оже убедилась, что стоит прямо у двери, когда поезд остановился, и почувствовала облегчение, когда поток людей последовал за ней из поезда, окружая и толкая ее к выложенным плиткой коридорам и лестницам, которые вели к шестой линии. Она протиснулась вперед, все время прижимая к себе сумочку, как живое существо, нуждающееся в защите. Поднимаясь по лестнице, она оглянулась и увидела черноволосую женщину позади себя, но почти затерявшуюся среди лиц и шляп других пассажиров. Линия номер шесть проходила по надземному участку пути, и когда Оже добралась до улицы, она с облегчением увидела, что поезд уже на станции, в пункте отправления. Она побежала к нему, чуть не споткнувшись в своих до боли тесных туфлях, и едва успела забраться в вагон, как двери захлопнулись. Когда поезд тронулся и у Оже перехватило дыхание, она увидела черноволосую женщину, все еще ожидавшую на платформе.
   Оже посмотрела на часы. Было незадолго до десяти. Не прошло и часа с тех пор, как она вошла в кабинет детектива.
  
   Флойд снял трубку после первого же гудка. - Грета?
   - Это я, - подтвердила она, слегка запыхавшись.
   - Я потерял ее, - сказал Флойд. Он сидел в унылой, закрытой ставнями комнате для гостей на Монпарнасе. Софи была наверху с Маржерит, и в доме царило своеобразное спокойствие воскресного утра, хотя была всего лишь суббота. - Я ожидал, что она сядет в такси, как только выйдет из офиса. Но она шла пешком, и я никак не мог угнаться за ней в машине, чтобы она ничего не заподозрила. Не думаю, что она узнала меня, но я не собирался рисковать. Лучше потерять ее на этот раз и надеяться, что мы сможем снова забрать ее возле квартиры Бланшара.
   - Ты думаешь, она вернется туда?
   - У нее могут быть незаконченные дела, особенно когда она посмотрит, что внутри коробки.
   - Может быть, так и будет. В любом случае, мы ее еще не потеряли. Я знаю, где она остановилась.
   Флойд просиял. Время от времени какая-нибудь неожиданная удача падала ему в руки, как ранний рождественский подарок. - Тебе удалось за ней угнаться?
   - Не совсем, - ответила Грета. - Я шла за ней пешком, пока она не дошла до вокзала в Сен-Жермене. Я пряталась в тени, пока она покупала билет, затем купила один для себя, пока она направлялась к поезду. Я села в тот же поезд, что и она, но убедилась, что нахожусь не в том же вагоне. Я пересела на поезд в Сен-Пласиде, затем последовала за ней, когда она пересела на шестую линию на Монпарнасе. К счастью, я довольно хорошо знаю эту станцию: большую часть своего детства я провела там, пересаживаясь на поезда. Я видела, в каком направлении она двигалась, но ей удалось сесть в поезд до того, как я добралась до платформы.
   - Потом ты ее потеряла.
   - Всего на пару минут. Я села на следующий поезд, отправляющийся с Монпарнаса. Мы ехали по надземной линии, двигаясь на запад, и с этих станций надземки открывается хороший вид на улицу, так что я держала ухо востро. Это окупилось. Я видела, как она уходила со станции в Дюпле, как раз в тот момент, когда мы сбавляли скорость. Я сошла с поезда, сбежала по ступенькам и следовала за ней всю дорогу, всегда отставая от нее на квартал.
   - Я впечатлен, - сказал Флойд. - У нее был такой вид, как будто она думала, что за ней следят?
   - Я не умею читать мысли, Флойд, но она казалась гораздо менее дерганой, чем раньше. Предполагаю, она думала, что смена поездов сбила со следа тех, кто шел за ней.
   - На днях я сделаю из тебя детектива, просто смотри. - Флойд потянулся за блокнотом и ручкой. - Скажи мне, где она остановилась.
   Грета дала ему адрес отеля на авеню Эмиля Золя, в нескольких минутах ходьбы от станции метро Дюпле. Она звонила из пивного ресторана, который часто посещали рабочие с близлежащего завода Ситроен. - Я не могу сказать тебе номер ее комнаты или как она любит готовить тосты. И я тоже не могу оставаться здесь весь день.
   - Тебе и не нужно этого делать. Я могу быть там в течение часа.
   - Ты никак не можешь приехать сюда раньше?
   - Помни, у меня тоже будет кто-то на хвосте, - сказал Флойд.
   - Еще один из тех ужасных детей? - спросила она, и в ее голосе послышалась нервозность.
   - Нет, только головорезы Бельяра. Они последовали за мной на Монпарнас. Я думаю, что смогу оторваться от них, если дважды пересеку реку, но на это потребуется время. Я не хочу, чтобы они думали, что я проявляю интерес к Верити Оже. Если они это сделают, могут быть заданы неудобные вопросы.
   - Что ты имеешь в виду под неудобным вопросом?
   - Такой, который повлечет за собой большой счет за лечение зубов.
   - Будь здесь, как только сможешь. Это настолько далеко, насколько я хочу зайти, Флойд. У меня никогда не было стремления играть девушку-детектива, и я не состою у тебя на жалованье.
   - Ты проделала хорошую работу, - сказал Флойд, прежде чем она повесила трубку. Он положил трубку и начал прокладывать свой маршрут по Парижу, включив в него столько внезапных поворотов и разворотов, сколько осмелился.
  
   Оже повернула ключ, заперев дверь изнутри, и рухнула на кровать, внезапно испытав облегчение и изнеможение.
   Она на несколько минут закрыла глаза, затем подтянулась к раковине цвета зеленого горошка и плеснула в лицо холодной водой. - Будь начеку, - сказала она вслух. - Трудная часть, возможно, уже позади, но тебе все равно нужно вернуться к порталу. Не слишком успокаивайся, Оже. И не разговаривай сама с собой. Это первый признак безумия.
   Она сняла свои ужасные, тесные парижские туфли и позвонила на стойку регистрации, чтобы заказать кофе. Затем она снова позвонила в вестибюль и попросила соединить ее с внешним номером.
   - Одну минуту, мадам.
   Кто-то снял трубку после третьего гудка, ответив на плохо выговариваемом французском. - С кем я разговариваю?
   - Это Оже, - сказала она.
   - Хорошо, - ответил Эйвелинг, немедленно переходя обратно на английский. - У вас есть...
   - Да, у меня есть эти вещи. Вы можете передать сообщение Калискану?
   - Боюсь, это невозможно. - Он говорил из конспиративной квартиры, арендованной комнаты в минуте ходьбы от Кардинала Лемуана. Прямой телефонной связи между поверхностью Парижа и потайными помещениями под землей не существовало. - У нас возникли некоторые технические трудности со связью.
   - Скажите мне, что это несерьезно.
   - Над этим ведется работа. Это не первый случай, когда связь становится нестабильной, и, скорее всего, она сама собой восстановится в течение нескольких часов. Вероятно, это никак не связано.
   - Не связано с чем?
   - Всем, о чем вам нужно беспокоиться.
   - Скажи мне, ты, покровительственный... - Она попыталась оскорбить его, выудив из своего репертуара что-нибудь подходящее для непристойности, но это было так, словно между ее мозгом и ртом был установлен ментальный барьер.
   - У нас дома политические проблемы, - перебил Эйвелинг, прежде чем она смогла продолжить. - Это слэшерское наступление, которого все ожидали? Оно началось. Но вы не волнуйтесь. Просто принесите коробку и позвольте нам побеспокоиться о картине в целом. Мы все очень довольны тем, как вы справлялись с делами до сих пор. Было бы обидно все испортить сейчас, не так ли?
   - Я могла бы просто сжечь бумаги, - сказала Оже. - Или выбросить куда-нибудь, где их никто никогда не найдет. В чем с этим проблема?
   - Мы бы предпочли, чтобы вы вернули их нам. Таким образом, мы сможем убедиться, что ничего не сбилось с пути.
   - Я могу добраться до портала, - сказала она, - но не уверена, что это такая уж отличная идея на данный момент. Я почти уверена, что кто-то следил за мной сюда, из офиса детектива.
   - Что за "кто-то"?
   - Думаю, кто-то работает на него. Казалось, он очень хотел отдать коробку. Оглядываясь назад, кажется, что он всегда намеревался приставить кого-нибудь следить за мной.
   - И он всего лишь местный детектив?
   - Да, тот, о котором я вам рассказывала после разговора с Бланшаром.
   - Наверное, ему просто любопытно. Сделайте все возможное, чтобы стряхнуть его со своего хвоста, но не беспокойся о нем.
   - Здесь происходит нечто большее, чем вы мне рассказали, - сказала она.
   - Слушайте внимательно, - сказал Эйвелинг. - Сейчас ровно десять сорок. Проверьте свои часы и выполните синхронизацию.
   - Сделано.
   - Ровно в полдень мы организуем двухминутное отключение электроэнергии на линии метро, проходящей через Кардинал Лемуан. Я буду ждать вас внутри туннеля, у двери, и по понятным причинам было бы нехорошо опаздывать. Никаких оправданий, Оже - мы все рассчитываем на вас. Увидимся через восемьдесят минут с документами.
   Она ничего не сказала.
   - Вы будете там? - спросил Эйвелинг.
   - Да, - сказала она. - Конечно, я буду там.
   Со стуком в дверь прибыла служба доставки еды и напитков в номер. Она повесила трубку и открыла дверь, насколько позволяла цепочка безопасности, прежде чем позволить мальчику войти и поставить кофейный сервиз на прикроватный столик. Она дала ему щедрые чаевые, а затем заперла дверь изнутри на цепочку. Кофе был чуть тепловатым, а не горячим, но это было значительно лучше, чем ничего. Она положила в него ложкой сливки и сахар и выпила полстакана, прежде чем снова почувствовала спокойствие.
   Ей определенно рассказывали не все. Оже предположила, что это подозрение всегда таилось в глубине ее сознания, но теперь она была уверена в этом. И было что-то еще, что-то еще более тревожное, что тихо терзало ее с тех пор, как она впервые узнала о причастности Сьюзен Уайт ко всему этому делу.
   Почему Уайт так настаивала на привлечении Оже, когда они были не более чем профессиональными знакомыми? Оже могла понять, что Уайт беспокоится о собственной безопасности и хочет убедиться, что бумаги не попали в чужие руки. Она могла понять требование, чтобы кто-то с другой стороны портала пришел и забрал их. Но почему именно Оже? Конечно, у нее была необходимая информация о Париже, глубокое знание города, но должно было быть что-то большее. На первый взгляд, это выглядело так, как будто Уайт сыграла посмертную шутку с Оже, устроив ее на опасную работу из профессиональной злобы. Но они были скорее хладнокровными соперницами, чем врагами, и у них не было никакой взаимной вражды, насколько знала Оже. По правде говоря, они были довольно похожи.
   Так что это должно было быть что-то другое. Уайт была умна и расчетлива - она бы ничего не сделала без веской причины. И единственное объяснение, которое смогла придумать Оже - единственное, которое казалось ей правдоподобным, учитывая то, что она знала об этой женщине, - заключалось в том, что это был вопрос доверия.
   Оже была аутсайдером. У нее были связи с Калисканом - это было неизбежно для любого, кто имеет отношение к Древностям, - но они не были такими уж закадычными друзьями. Более важным был тот факт, что она не участвовала в операции Эйвелинга. Чуть больше недели назад она вообще ничего не знала о E2. Что, по-видимому, означало, что Сьюзен Уайт решила, что не может доверять Эйвелингу или его людям.
   Всем им? - задумалась Оже. - Или она просто подозревала, что где-то в организации есть кто-то, кому нельзя доверять?
   Оже предпочла вторую гипотезу. Для нее это имело больше смысла, чем идея о том, что вся организация, от Фобоса до Е2, была скомпрометирована. Если бы это было так, то они наверняка нашли бы способ избежать привлечения постороннего, независимо от того, насколько это мешало их планам.
   Оже подумала о том, что она уже узнала для себя. Все согласились с тем, что в этих бумагах было что-то важное. Сьюзен Уайт взяла на себя труд передать их на хранение и позаботиться об их возвращении по ту сторону портала. Калискан, Эйвелинг и все остальные, участвовавшие в операции на Фобосе, похоже, согласились с важностью документов, иначе Оже никогда бы не привлекли к их извлечению. И был еще кто-то, кто считал их значимыми: тот, кто убил Уайт, а теперь и Бланшара. Кто бы это ни был, они, казалось, не очень-то хотели, чтобы эти бумаги вернулись на Фобос. Что подразумевало - если только воображение Оже не разыгралось само по себе, - что человек или лица, совершившие эти два убийства, были каким-то образом связаны с содержанием бумаг.
   Что привело ее к самим бумагам. Что они могли сказать по этому поводу?
   Оже достала из сумочки пачку документов и начала раскладывать их на темно-бордовом покрывале, в конце концов полностью накрыв его. Она аккуратно разложила каждый предмет, но не применяла никакой методики сортировки бумаг, кроме того порядка, в котором они появлялись из пачки.
   Она отступила от кровати и посмотрела на наследие покойной женщины.
   - Поговори со мной, Сьюзен, - попросила она. - Намекни мне, к чему все это.
   Оже налила себе еще чашку кофе, добавила сливок и сахара и принялась переставлять листы на кровати, подыскивая какое-нибудь осмысленное сочетание. Но ни одна перестановка бумаг не выглядела более или менее значимой, чем предыдущая. Если только она не упустила что-то неуловимое, сообщение должно быть в содержании документов, а не в каком-либо шаблоне, который они сформировали. Ни одна из этих газет не имела бы особого значения для местного жителя. Кому-то они могли показаться довольно эксцентричной коллекцией документов, особенно если бы их проследили до молодой американской туристки, но не было ни одного неопровержимого доказательства, ни одного документа, который кричал бы о потустороннем происхождении. На самом деле в коллекции не было ничего, что не смог бы приобрести обычный человек, имеющий доступ к обычным библиотекам и книжным магазинам. Не было никаких сверхсекретных чертежей или дубликатов документов с E1; ничего даже отдаленно намекающего на то, что Сьюзен Уайт была исследователем, прибывшим в Париж по квази-червоточинной связи из какой-то невообразимо отдаленной части Млечного Пути.
   Оже еще раз внимательно просмотрела бумаги, чтобы убедиться, что она ничего не упустила, но, за исключением использования невидимых чернил, микроточек или какой-либо другой подобной уловки, ни в одном из приобретенных Сьюзен Уайт предметов не было ничего дестабилизирующего. Короче говоря, не было ничего, что вызвало бы какие-либо очевидные трудности, если бы попало в местные руки. По всей вероятности, документы были бы выброшены, а вместо них сохранилась бы жестянка из-под печенья.
   Но Калискан и его организация провели рискованную операцию по возвращению этих документов. И акцент действительно делался на их "возвращении": не было никаких разговоров о том, чтобы просто выбросить или уничтожить их. Нет: Калискан хотел их вернуть, а это означало, что подразумевалась важность самих документов.
   Они знали, что Сьюзен Уайт что-то замышляла. Они просто не хотели говорить об этом Оже, зная, что это могло бы ее отпугнуть. С ее стороны было глупо не задать больше вопросов о значении утраченного имущества, прежде чем она согласилась вернуть его. Но Калискан и его люди рассчитывали на то, что она будет хвататься за любую соломинку, чтобы избежать дисциплинарного трибунала, и они, должно быть, знали, что она не станет слишком глубоко задумываться о ближайшей цели. Тот факт, что они были правы, что она так охотно участвовала в их схеме, только заставлял ее чувствовать себя еще глупее.
   Верити, - упрекнула она себя. - Ты глупая, очень глупая девчонка.
   Покачав головой, Оже вернула свое внимание к бумагам.
   - Вы знали, о чем идет речь, - сказала она, обращаясь к воображаемому присутствию Сьюзен Уайт, которую она представила себе размышляющей, как и она сама, над картиной безобидных документов. - Вы знали, в чем дело, и вы знали, что это стоило того, чтобы кто-то убил вас за это.
   Оже протянула руку и изучила самую большую из карт. Это был первый раз, когда она обратила на это должное внимание. Почему она оказалась в коллекции бумаг женщины, когда другие подобные ей можно было дешево купить практически в любом магазине канцелярских товаров? Похожая карта почти наверняка была среди предметов, которые Уайт уже передала через портал.
   Оже полностью раскрыла карту, аккуратно положив ее поверх других документов, не потревожив их. Половину покрывала занимала политико-географическая карта Европы с линиями, нанесенными на нее темно-синими чернилами. Оже осторожно провела ногтем по линиям, как это делал Флойд, убедившись, что они не были частью оригинального дизайна. Они образовывали наклонную форму буквы "L", одна плечо которой тянулось от Парижа до Берлина, а другое - от Парижа до Милана. Нарисованные чернилами круги окружали три города, а аккуратные цифры над линиями обозначали - Оже была уверена - расстояния между ними в километрах. Но, помимо этого наблюдения, значение знаков ускользало от нее. Что такого важного было в расстояниях между этими городами, что эту карту пришлось любой ценой вывезти контрабандой из E2, когда эта информация была легко доступна в архивах на родине?
   Оже сложила карту, стараясь не повредить тонкую бумагу, на которой она была напечатана. Когда она возвращала ее на место среди других документов, ее внимание привлек железнодорожный билет. Он был на ночной спальный поезд до Берлина, купленный незадолго до смерти Сьюзен Уайт, но предназначенный для поездки сразу после ее смерти.
   Оже просмотрела другие документы в поисках связи с Германией или Италией. Ей не потребовалось много времени, чтобы найти официальное письмо от концерна тяжелого машиностроения, расположенного в пригороде Берлина. Письмо было напечатано на очень хорошей бумаге, с впечатляющим фирменным бланком, выполненным алыми чернилами. Ее недавно освоенный немецкий проговаривал текст с машинной эффективностью.
   Письмо было ответом на более ранний запрос - очевидно, часть какой-то более длинной цепочки корреспонденции - относительно производства ряда специализированных изделий. Из того, что смогла выяснить Оже, этот контракт предусматривал отливку и механическую обработку трех больших металлических сфер на берлинском заводе "Каспар Металс". В письме также говорилось о транспортировке и установке этих алюминиевых сфер в Берлине, Париже и Милане вместе с рядом сопутствующих деталей. Тот факт, что шары были большими и тяжелыми, был очевиден по тому вниманию, которое было уделено их доставке в письме. Они требовали специального оборудования и были слишком тяжелыми для полетов, даже учитывая связанные с этим расстояния. Далее в письме подчеркивалась трудность доставки предметов без повреждений в соответствии с инструкциями "художника" и что это повлечет за собой дополнительные расходы.
   Металлические сферы. Интересно, подумала она, что все это значит?
   Оже просмотрела другие документы и клочки бумаги, теперь в поисках чего-нибудь, связанного с немецким контрактом. Почти сразу же она нашла тщательно выполненный набросок сферы, подвешенной к сверхпрочному порталу или опорной подставке, прикрепленной к нему множеством тонких пружин или проводов. Сфера была помечена как более трех метров в диаметре.
   Оже пожалела, что у нее не было доступа к историческим архивам еще в E1. Хотя они и не были исчерпывающими, они могли бы дать ей некоторое представление о том, были ли сферические объекты также частью исторической временной шкалы E1. Возможно, какой-нибудь амбициозный художник действительно заказал изготовление таких алюминиевых сфер, и Сьюзен Уайт просто взяла не тот конец невинной палочки. Оже не могла на это рассчитывать, но подобная деталь могла просто пережить забвение.
   Но даже если бы это было так, напомнила себе Оже, это был E2, где временная шкала уже отклонилась на двадцать лет от хронологии E1. Шансы на то, что художник будет заниматься одним и тем же проектом в двух совершенно разных историях, были действительно невелики. Тот же подход применим, даже если сферы были частью какого-то тайного военного или научного проекта, проводимого местными жителями E2. Даже если бы у него был прослеживаемый аналог в E1, было очень маловероятно, что подобная инициатива была бы предпринята в измененной Европе E2. Но, она должна была признать, это не немыслимо: если для чего-то была достаточно веская стратегическая причина, то это могло появиться как в хронологии E1, так и E2, несмотря на изменившийся политический ландшафт. Что казалось менее вероятным, так это то, что что-то будет разработано в E2, а не в E1, особенно если это что-то зависело от научного обоснования. Научное мировоззрение E2 практически не продвинулось вперед с 1939 года.
   Оже осознала, что существовала и более тревожная возможность: проект, раскрытый Сьюзен Уайт, мог вообще не иметь никакого отношения к местным жителям.
   В таком случае, кто этим руководил? И что они планировали делать? У нее еще не было ответа или даже зачатков такового, но у нее было ощущение, что она на правильном пути. Она почти чувствовала, как призрак Сьюзен Уайт разочарованно кивает, подбадривая ее, отчаянно желая, чтобы она совершила следующий - и невероятно очевидный - дедуктивный скачок.
   Но Оже не могла этого сделать; пока нет.
   Она посмотрела на свои часы. Было почти одиннадцать, что давало ей чуть больше часа, чтобы добраться до туннеля метро до того, как закончится срок.
   Поспешно, но с осторожностью она собрала документы, завернула их в лист писчей бумаги со стола и положила в свою сумочку. Ей бы хотелось найти время, чтобы рассмотреть все остальные вещи в деталях, но у нее не было такой роскоши. И учитывая предупреждения Эйвелинга о ненадежности связи, Оже была более чем озабочена безопасным возвращением на другую сторону. Как бы ни завораживало ее это живое воспоминание о Париже, как бы сильно она ни жаждала все время в мире исследовать его, она не хотела становиться его пленницей.
   Оже отодвинула в сторону тонкие сетчатые занавески, закрывавшие окно. С тех пор как она вернулась в отель, пошел дождь: мягкий октябрьский дождик, который заглушал городские звуки до приглушенного шума уличного движения поздним утром. Она постояла там мгновение и посмотрела на пешеходов внизу, снующих под темными зонтиками и блестящими плащами. Невозможно было не видеть в них живых существ, живущих своей собственной внутренней жизнью. И все же само их существование по-прежнему было своего рода притворством.
   Скеллсгард говорила о том, что этот мир подобен фотографической экспозиции, моментальному снимку среза времени, который по неясным причинам продолжал развиваться вперед во времени с этого момента, будучи сохраненным в бронированной оболочке АКС. Невозможно было угадать, каким образом был сделан этот снимок, или почувствовал ли кто-нибудь из живых на реальной Земле хоть малейший намек на то, что это происходит... малейший перерыв в их мыслях, малейшее мгновение коллективного дежавю. Возможно, это событие осталось совершенно незамеченным.
   Но впоследствии эти две истории разошлись. Реальные двойники людей, передвигавшихся по E2, продолжали жить настоящей жизнью из плоти и крови в исторической хронологии реального E1. Снимок не мог быть сделан позже мая 1940 года, равно как и не мог быть сделан намного раньше, поскольку события в E2, приведшие к наступлению в Арденнах, казалось, более или менее соответствовали временной шкале E1. Реальный мир, E1, вскоре после этого был погружен в катастрофическую войну. Многие из тех, кто был жив в тот момент, когда был сделан этот снимок, несомненно, погибли бы во время той войны или в последующие десятилетия, наполненные ужасными конфликтами. Даже если бы они каким-то образом проскользнули сквозь исторические трещины и избежали смерти от войны, голода или политического гнета, то многие из них прожили бы жизнь, омраченную жестокими обстоятельствами тех лет.
   И все же, какими бы мрачными ни были эти жизни, какими бы убогими, жалкими и трагичными они ни были, они были разыграны по правильному сценарию. Это была жизнь их коллег на E2, которые пошли по отклоняющемуся пути. И почти все, кто родился на E2 с тех пор, как временные линии разошлись, либо вообще не существовали бы на E1, либо были бы совсем другими людьми. Во всех смыслах они жили взаймы. И не просто "на" нем, а "в" нем.
   На мгновение в голове Оже мелькнула отвратительная мысль. Насколько все было бы проще, насколько аккуратнее, если бы этих жизней никогда не было? Если бы на снимке сохранились только Париж и остальной мир, но не люди в нем. Если бы это было похоже на одну из тех городских фотографий девятнадцатого века, выдержка была бы такой длительной, что люди стерлись бы из вида, оставив лишь призрачные следы.
   Эта мысль заставила ее вздрогнуть, но она не могла полностью выкинуть ее из головы.
   Взглянув на часы, она взяла пальто и вышла из гостиничного номера. Когда она, пошатываясь, выходила из вестибюля, все еще не совсем уверенно держась на каблуках, консьерж приподнял бровь. Но телефон на его столе выбрал именно этот момент, чтобы зазвонить, и к тому времени, когда он снял трубку, он совсем забыл о неуклюжей американке и о том, как она, казалось, спешила.
  

СЕМНАДЦАТЬ

  
   На станции метро на улице Кардинала Лемуана Оже купила билет в один конец и влилась в полуденную толчею пассажиров. В Париже люди серьезно относятся к ланчу и не задумываются о том, чтобы пересечь полгорода, чтобы встретиться с коллегой, партнером или возлюбленной в каком-нибудь уважаемом пивном баре или ресторане. Оже не могла быть уверена, следили за ней от отеля на улице Эмиля Золя или нет, но она использовала все преимущества потока путешественников, чтобы затруднить слежку, пробираясь сквозь толпу и бегая вверх и вниз по лестницам и эскалаторам в попытке оторваться от любого преследователя. Тем не менее, добравшись до платформы метро, она замедлила шаг и позволила ожидавшему ее поезду умчаться без нее. Платформа не совсем опустела после того, как поезд ушел, но надеяться на это было бы чересчур. Всегда находились люди, которым, казалось, нечем было заняться, кроме как слоняться без дела по станциям метро, не обращая внимания на прохождение поездов и срочное расписание других пассажиров. Молодой человек в клетчатом пиджаке и плоской кепке читал новости скачек, сигарета балансировала на краю его нижней губы. Пухленькая, но симпатичная молодая женщина занималась своим макияжем с помощью маленького латунного зеркальца, на лице у нее было выражение абсолютной сосредоточенности.
   Оже снова посмотрела на часы, ей не терпелось поскорее покончить со следующей частью. Но до полудня оставалось еще пара минут, и электричество в рельсах еще не было отключено. Она крепче прижала к себе сумочку, наблюдая за медленным потоком новых пассажиров, выходящих на платформу. Она подошла к самому краю платформы, где рельсы исчезали в темноте туннеля. Без одной минуты полдень она увидела, как огни другого поезда высветили рельсы, извивающиеся из туннеля на другом конце платформы, а затем поезд прибыл с грохотом тормозов и колес. Она снова посмотрела на часы, желая, чтобы поезд поскорее отошел. Последнее, что ей было нужно, - это чтобы поезд застрял в туннеле между станцией и ее пунктом въезда.
   Поезд тронулся. Был почти полдень. На платформу вышло еще несколько человек, а затем стрелка на ее часах сказала, что пора отправляться. Видимых изменений в состоянии рельсов не было, но у нее не было намерения прикасаться к ним, чтобы проверить внимательность Эйвелинга. Она достаточно скоро узнает, выполнил ли он свою работу.
   Оже заставила себя двигаться так быстро, как только осмеливалась. Одним плавным движением она опустилась на колени на краю платформы, перекинула ноги через нее, а затем опустилась на грязный бетон, на который были уложены рельсы. Ее руки уже были перепачканы сажей и маслом, и, несомненно, ее зад был покрыт такой же черной грязью. Это не имело значения: если все пойдет по плану, она никогда больше не выйдет из этого туннеля, и некому будет удивляться, почему элегантно одетая молодая женщина позволила себе впасть в такое состояние.
   Кто-то вскрикнул. Она оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как мужчина с газетой о скачках протягивает к ней руку, сигарета выпала у него из губ, в то время как пухленькая девушка опустила зеркальце, чтобы посмотреть, из-за чего весь сыр-бор. Но к тому времени Оже уже скользнула в кромешную тьму туннеля, держась стены слева от себя и ближайшего рельса справа. Как только она углубилась в туннель более чем на несколько метров, она поняла, что никто не сможет ее увидеть. К сожалению, она также очень мало видела перед собой, и на этот раз у нее не было яркого освещения станции, чтобы ориентироваться. Двигаясь так быстро, как только могла, Оже прижалась спиной к стене для опоры и по-крабьи зашагала в темноту, стараясь не думать о мышах и крысах, которые, несомненно, сновали у ее ног, или о смертельном напряжении, которое, возможно, все еще проходило по рельсам. Ей предстояло преодолеть около ста метров, и на это ушло чуть меньше двух минут.
   Что-то блеснуло в темноте впереди нее: кроваво-красный свет, очень тусклый, но движущийся. На какой-то ужасающий момент ей показалось, что это поезд приближается к ней по туннелю, хотя любые поезда должны были прибыть сзади, а не впереди нее. Затем ее восприятие перспективы изменилось, и она поняла, что свет был от фонаря, направленного в ее сторону кем-то дальше по туннелю.
   - Поторопись, Оже, - услышала она чей-то голос. - Ток должен снова включиться через тридцать секунд, и вскоре после этого поезда двинутся в путь!
   - Эйвелинг?
   - Продолжай двигаться, - сказал он в ответ. - У нас действительно не так много времени.
   - Думаю, какой-то мужчина видел, как я входила в туннель.
   - Не беспокойся о нем.
   По мере того, как она продвигалась вперед, красный свет постепенно становился ярче. Очень смутно она начала различать темные очертания фигуры, прижавшейся к стене. Казалось, это было гораздо дальше, чем она ожидала: голоса очень хорошо разносились по туннелю.
   - Шевелись, Оже, - прошипел он.
   - Я делаю все, что в моих силах.
   - Хорошо. Не споткнись сейчас, потому что рельсы уже электрифицированы.
   - Вам не обязательно было мне это говорить. Во всяком случае, еще более вероятно, что я споткнусь.
   - У вас есть товар?
   - Да, - сказала она, стиснув зубы. - У меня есть товар.
   По мере того как она продвигалась вперед, фигура с фонарем постепенно становилась четче, и теперь, когда ее глаза лучше адаптировались к темноте, она смогла разглядеть щель в стене прямо рядом с ним.
   - А теперь поторопитесь. Мы фиксируем текущую ничью на линии.
   - Что это значит?
   - Что поезда уже снова ходят. Они не будут тратить много времени впустую после периодического сбоя, особенно во время полуденной суеты.
   Наконец Оже смогла разглядеть очертания лица Эйвелинга. Она ускорила шаг на последней дюжине метров, ориентируясь на убежище в виде темной щели в стене.
   - Мне кажется, я вижу поезд, въезжающий в Кардинал Лемуан, - предупредил Эйвелинг.
   - Я почти на месте.
   - Поезд снова трогается. Поторопитесь, Оже. Я здесь долго стоять не собираюсь.
   Почти не пытаясь сохранить ее достоинство, он втолкнул Оже в щель в стене, в темноту за ней. Визг приближающегося поезда становился все громче, отражаясь от стен туннеля. - Помогите мне с этой дверью, - попросил Эйвелинг. - Мы должны вернуть все на место.
   Он положил ее руки на старую деревянную дверь, и она почувствовала, как та сдвинулась под давлением, которое они оказывали. Дверь с хрустом встала на место в последний момент, и сквозь сужающуюся щель пробились огни поезда.
   - Это было близко, - сказал Эйвелинг.
   - Как вы думаете, кто-нибудь в поезде видел нас?
   - Нет.
   - А что насчет человека на платформе? - она вкратце описала его.
   - Как я уже сказал, не беспокойся о нем. Он ловкач, пользующийся доверием, проводит все свои дни на этой станции, выслеживая жертв. Он ни о чем не будет сообщать властям. - Он выключил красный фонарик, затем сразу же включил гораздо более яркий белый. Оже прищурилась от внезапного яркого света, узнав тесный и грязный лаз входного туннеля.
   - Повторяю: товар у вас?
   - Да, - устало ответила она. - Как я вам уже говорила.
   - Хорошо. Я уже начал беспокоиться, что вы не выполните свою миссию. Я рад видеть, что вы решили действовать разумно. Отдайте мне бумаги.
   - Со мной они в безопасности.
   - Я сказал, отдайте их мне, Оже. - Прежде чем она успела возразить, он схватил ее сумку и посветил фонариком на пачку документов внутри. - Не похоже, чтобы это было что-то особенное, не так ли? Не за все те хлопоты, на которые вы пошли. - Он вытащил бумаги и вернул ей сумочку.
   Она подумала о вероятном подозрении Сьюзен Уайт о том, что в команде есть кто-то, кому нельзя доверять. Может, это был Эйвелинг, а может, и нет, но пока Оже держала бумаги на виду, она считала, что непосредственного вреда им причинить не удастся. Все, что ей нужно было сделать, это убедиться, что они доберутся обратно к Калискану.
   - Я не знаю, к чему все это, Эйвелинг. Прямо сейчас я даже не уверена, что хочу это знать. Мы можем просто покончить с этим?
   - Вы пока не сможете вернуться, - сказал он. - У нас все еще возникают некоторые трудности со связью.
   Другой поезд прогрохотал по соседнему туннелю, вибрация от его движения подняла пыль с потолка подъездной шахты.
   - Из-за временной проблемы, которая, как вы сказали, к настоящему времени будет устранена?
   - Это оказывается немного менее временным, чем мы надеялись. - Эйвелинг остановился и посветил фонариком перед собой, направляя луч вдоль пологого изгиба шахты.
   Оже заметила, как он нахмурился. - Что случилось? - спросила она.
   - Ничего. Мне просто показалось, что я что-то слышал.
   - Вероятно, кто-то из ваших людей на том конце портала, - предположила Оже.
   Эйвелинг расстегнул молнию на куртке и аккуратно засунул бумаги внутрь. - Да ладно вам. Давайте двигаться дальше.
   Оже не могла не заметить, что он вытащил из кармана куртки автоматический пистолет, как только спрятал бумаги. Оружие местного производства маслянисто поблескивало синим в свете фонарика.
   - Я видела, как что-то двигалось, - внезапно сказала Оже, понизив голос до шепота.
   Луч фонарика метался перед ними, как испуганный зверек. - Где?
   - Дальше по туннелю. Выглядел как человек, скорчившийся у стены. - Она перевела дыхание, затем добавила: - Это было почти как ребенок.
   - Ребенок? Не говорите глупостей.
   - Ребенок легко мог бы найти дорогу сюда.
   Эйвелинг покачал головой, но она видела, что он потрясен. Она не винила его. Ей не понравилось ее предыдущее путешествие по этому туннелю, и уж точно не нравилось это.
   - Там кто-нибудь есть? - спросил Эйвелинг. - Кто-нибудь из портала? Бартон, это ты?
   - Это был не Бартон, - сказала Оже. - И не Скеллсгард.
   Эйвелинг произвел предупредительный выстрел. Дуло пистолета выплюнуло оранжевое пламя в темноту, пуля с хрустом пробила камень в дюжине метров перед ними. После того, как звук выстрела стих, эхо несколько напряженных мгновений маршировало вверх и вниз по шахте, была только тишина и их собственное дыхание.
   - Черт возьми, - сказал Эйвелинг.
   - Вы что-то видели?
   - Мне кажется, я что-то видел. Но, может быть, просто вы вбили мне в голову это предположение.
   - Вы что-то услышали до того, как я увидела ребенка, - указала Оже.
   - Мне тоже показалось, что я что-то видел, - сказал Эйвелинг, говоря гораздо менее уверенно.
   - Что-то вроде ребенка?
   - Это был не ребенок. Если это был ребенок, значит, там было что-то нехорошее... - Но он оставил это замечание незаконченным.
   - Что-то здесь не так, - сказала Оже. Она прижала его к стене, заставив замолчать шипением. - Вы это знаете.
   - Мы просто видим тени.
   - Или что-то пошло не так. Я знаю, что я видела. Мне это не почудилось, даже если вы так думаете.
   Он ответил ей своим шипением, все это время направляя дуло пистолета вдоль туннеля. Она заметила, что его рука сильно дрожит.
   - Так что вы хотите этим сказать? - огрызнулся он.
   - Я говорю, что нам следует убираться отсюда, пока мы еще больше не влипли в неприятности.
   - Смотрите, - сказал Эйвелинг, когда свет фонаря внезапно упал на что-то внизу в десяти или двенадцати метрах дальше по туннелю. - Это тело.
   Оно было слишком велико для ребенка. - Думаю, это может быть Бартон, - сказала Оже с какой-то безнадежной неизбежностью. - Я думаю, что это может быть Бартон, и что он, возможно, мертв.
   - Это невозможно, - сказал Эйвелинг.
   Он высвободился из ее хватки и двинулся дальше, забрав фонарь с собой. Свет прыгал по туннелю, пока Эйвелинг не добрался до тела. Он опустился на колени и осмотрел мертвеца, пистолет все еще дрожал в его руке.
   - Это плохо, - пробормотал он.
   Оже заставила себя присоединиться к нему у тела. Вблизи не было никаких сомнений в том, что это был Бартон. Эйвелинг провел фонариком над трупом, задержавшись на нескольких пулевых отверстиях в груди мужчины. Там было, должно быть, двадцать отдельных ран, наложившихся друг на друга, как лунные кратеры. Они были расположены на небольшом расстоянии друг от друга, как будто в него стреляли быстро и с близкого расстояния. Его пальцы все еще слегка сжимали рукоятку другого автоматического пистолета. Оже вытащила пистолет. Рука Бартона была все еще теплой.
   -А теперь давайте убираться отсюда, - сказала она.
   Рука Эйвелинга дернулась, когда он сделал еще два выстрела в темноту. В свете дульной вспышки Оже показалось, что она тоже что-то увидела: маленькую, похожую на куклу фигурку, бегущую вдоль грубо обтесанной стены туннеля. Фигура размером с ребенка была одета в красное платье, но лицо, которое она увидела в момент вспышки, было вовсе не детским, а чем-то сморщенным и диким: наполовину ведьмой, наполовину упырем, с мерзкой ухмылкой, полной острых, почерневших зубов. Автоматический пистолет показался ей тяжелым в руках, когда она направила его в темноту и попыталась прицелиться в то место, где, по ее мнению, сейчас должна была находиться спешащая фигура. Она нажала на спусковой крючок, но ничего не произошло. Проклиная свою глупость, она нащупала предохранитель и попробовала еще раз, но Бартон, должно быть, уже разрядил обойму.
   - У нас большие неприятности, - сказал Эйвелинг. Он встал, согнув ноги в коленях, и начал пятиться от тела.
   - В тот раз я определенно что-то видела, - сказала Оже, все еще держа пистолет в руке. - Это было похоже на ребенка... Но когда я увидела лицо...
   - Это был не ребенок, - сказал Эйвелинг.
   - Вы чего-то ожидали, не так ли?
   - Станьте лучшей в классе.
   Как бы бесполезно это ни было, она не могла удержаться и прижала к нему дуло разряженного автоматического пистолета. - Начинай говорить со мной, свинья ты этакая. - Это было не то слово, которое она имела в виду, но "свинья" было худшим, что она могла заставить себя произнести, даже в таких стрессовых обстоятельствах. - Эта девочка из E1, не так ли?
   - Что заставляет тебя так говорить?
   - Потому что, что бы это ни было, ему здесь не место. А теперь расскажи мне, что ты знаешь.
   - Это подразделение по проникновению в Е1, - тяжело произнес Эйвелинг. Он поводил лучом фонарика по стенам, но ребенка нигде не было видно.
   - Что?
   - О, да ладно вам, Оже. Вы, конечно, помните ту мерзкую маленькую войну, о которой мы сейчас не любим говорить? Против наших друзей в Федерации Политий?
   - Что насчет этого?
   - Они послали своих детей против нас. Неотеническая пехота: генетически сконструированные, клонированные, психологически запрограммированные машины для убийства, упакованные так, чтобы выглядеть как дети.
   Вопреки себе, она не могла не быть тронута ужасом, который услышала в его голосе. Все, что оставило такой шрам на таком человеке, как Эйвелинг, подумала она, должно было быть плохой новостью.
   - Вы сражались с ними? - спросила она.
   - Я встречал их. Это не всегда одни и те же. Эти злобные маленькие существа могли заползать в места, которые мы считали безопасными, и прятаться неделями, каким-то образом выживая на нулевом рационе... молчаливые, ожидающие, как свернувшиеся кольцами змеи, почти в коме... пока они не появлялись. - Его дыхание становилось неровным по мере того, как он все глубже погружался в воспоминания. - Их было трудно убить. Быстрые, сильные, устойчивые к ранениям... болевой порог зашкаливает. Обостренное чувство самосохранения... и в то же время абсолютная готовность умереть, чтобы послужить цели миссии. И даже когда мы знали, что это такое, даже когда у нас была четкая линия обзора... было почти невозможно направить на них наше оружие. Они были похожи на детей. Мы боролись с четырьмя миллиардами лет эволюции, которая говорила нам, что мы не должны нажимать на этот спусковой крючок.
   - Дети войны, - сказала Оже. - Это было то, как мы их называли, не так ли?
   - Значит, вы действительно помните свою историю. - Его насмешливый тон никак не мог скрыть его страха.
   Она вспомнила Кассандру, представительницу слэшеров, которая подростком участвовала в миссии, из-за которой она в первую очередь попала в эту переделку. Неотеническая пехота была шагом на пути к появлению целых группировок слэшеров размером с ребенка. Но это также был шаг, о котором сейчас никто не любит говорить, и меньше всего слэшеры.
   - Я помню, что они были генетическим тупиком. У них ничего хорошего не вышло. Они были психически неуравновешенными и быстро изнашивались.
   - Это было оружие, - сказал Эйвелинг, - разработанное с определенным сроком годности.
   - Но никто не видел детей войны уже двадцать, тридцать лет, Эйвелинг. Пожалуйста, скажите мне, что кто-то делает в туннеле под Парижем на E2.
   - Разберись в этом сама, Оже. Слэшеры уже здесь. Они уже присутствуют на E2.
   Внезапно ей стало очень холодно, очень страшно и очень далеко от дома. - Мы должны вернуться на поверхность.
   - Нет, - сказал Эйвелинг, немного собравшись с духом. - Мы должны добраться до портала. Портал абсолютно не может быть скомпрометирован.
   - Должно быть, это уже скомпрометировано, если они здесь. Как еще они сюда попали?
   Эйвелинг начал что-то говорить, но, казалось, с трудом выговаривал слова. Он издал хриплый, захлебывающийся звук и тяжело повалился на Оже, фонарик и пистолет упали на пол. Оже набрала в грудь воздуха, чтобы закричать: это была естественная человеческая реакция, учитывая, что человек рядом с ней только что был убит. Но каким-то образом она сдержалась. Дрожа, сосредоточившись на действиях, а не на мыслях, она потянулась за фонариком и заменила бесполезный автоматический пистолет Бартона на тот, который был у Эйвелинга.
   Пригибаясь, она посветила фонариком вниз по шахте и по какой-то случайности сумела пригвоздить ребенка к стене толстым кругом луча. Свет на мгновение парализовал ребенка. Оно смотрело на нее своей ужасной, сморщенной пародией на лицо, морщинистые и бескровные губы обрамляла дьявольская ухмылка со сломанными зубами.
   Они быстро изнашивались.
   Между губами шевельнулся сухой черный язык. В своей крошечной лапке-коготке он держал то, что, как она предположила, было пистолетом, который он поднял в сторону Оже. Она выстрелила первой, направив пистолет в направлении ребенка. Оружие яростно ударилось о ее ладонь, когда разрядилось. Оже издала тихий, мучительный вскрик боли и удивления, когда ребенок согнулся посередине и выпал из поля зрения факела. Его оружие с грохотом упало на землю, и ребенок издал мерзкий, изнуряющий вопль, похожий на пар, вырывающийся из кипящего чайника.
   Все инстинкты подсказывали Оже бежать обратно тем же путем, которым она пришла, обратно к дневному свету. Она знала, что в туннеле может быть еще больше этих существ. Но она должна была увидеть, кого она убила или покалечила.
   Она подошла к нему, все еще сжимая пистолет в руке, надеясь, что в магазине осталась по крайней мере еще одна пуля, но предпочитая не знать наверняка. Крик ребенка затихал, превращаясь в слабый, почти ритмичный стон.
   Она отбросила ногой оружие ребенка и опустилась на колени рядом с телом. Копна черных волос на макушке существа съехала набок, обнажив морщинистый, покрытый возрастными пятнами череп, бледный и безволосый. Вблизи, в неумолимом свете фонарика, лицо ребенка было сплошь в обвисших складках и кровоподтеках. Под потрескавшимся слоем размазанного макияжа оно выглядело как истлевшая резина. Глаза были слезящегося желтого оттенка. Зубы представляли собой гнилые черные обрубки, за которыми распухшая черная масса больного языка шевелилась, как какое-то заключенное в тюрьму чудовище, пытаясь издавать связные звуки между каждым хрипящим стоном. От ребенка исходил отвратительный запах, как из закоулков больничной кухни.
   - Что ты здесь делаешь? - спросила Оже.
   Ребенок хрипло ответил: - Тебе не нужно знать.
   - Я знаю, кто ты такой. Ты - военная мерзость, нечто такое, что должно было быть уничтожено десятилетия назад. Вопрос в том, почему ты этого не сделал?
   Через сломанную решетку на зубах ребенка вытекло несколько капель жидкости. - Нам повезло, - сказал ребенок, булькая то ли от медленной смерти от удушья, то ли от издевательского смеха.
   - И ты называешь это везением? - спросила Оже, кивнув на рану в животе, которую она нанесла ребенку.
   - Я сделал то, для чего меня сюда поместили, - сказал ребенок. - Я называю это везением.
   Затем он умер, его голова внезапно откинулась назад, а глаза застыли в своих глазницах. Оже протянула руку в темноте, ощупывая то тут, то там, пока ее рука не сомкнулась на оружии, которое носил ребенок. Она ожидала увидеть еще один автоматический пистолет - по крайней мере, еще один артефакт E2, - но форма этого предмета показалась ей незнакомой и чужеродной. Встав, она сунула пистолет ребенка в свою сумочку и отошла от трупа.
   Она услышала звуки позади себя: неистовое царапанье и шуршание. Она посветила фонариком по сторонам, ожидая увидеть крыс. Вместо этого она обнаружила мальчика и девочку, присевших на корточки возле тела Эйвелинга. Они рылись в его одежде. Когда на них упал свет, они посмотрели на нее и зашипели от злости.
   - Отойдите от него, - сказала она, направляя на них пистолет. - Я уже убила одного из вас и убью остальных, если понадобится.
   Мальчик сверкнул на нее зубами, вытаскивая пачку бумаг из куртки Эйвелинга. Он был совершенно лысым, похожим на уменьшенную версию старика. - Спасибо, - злобно сказал он. - Мы не можем допустить, чтобы это попало не в те руки, не так ли?
   - Бросьте бумаги, - приказала Оже.
   Девушка что-то прорычала мальчику. В одной руке у нее тоже было что-то блестящее серебряное. Она направила его в сторону Оже, но Оже выстрелила первой, автоматический пистолет заплясал в ее руке, когда она выпустила три пули. Мальчик зашипел и уронил бумаги. Девушка издала еще один сердитый звук и схватила бумаги с земли, но когда на ней заиграл свет фонаря, Оже увидел, что она попала и в девушку - конечно, скорее по счастливой случайности, чем умело.
   - Бросьте бумаги, - повторила она.
   Девушка вышла из круга света. Мальчик застонал, хватаясь за рану на бедре в форме звезды. В его движениях было что-то ужасное и собачье, как будто он не совсем понимал значение своей травмы. Он попытался встать, но его раненая нога подогнулась под ним так, как ногам никогда не полагалось подгибаться. Мальчик издал пронзительный вопль гнева и боли. Он сунул руку в карман своего маленького школьного блейзера и начал вытаскивать что-то металлическое. Оже выстрелила в него снова, на этот раз всадив пулю ему в грудь.
   Он перестал двигаться.
   Она посветила фонариком в глубь туннеля, но девушки нигде не было видно. Потрясенная и запыхавшаяся Оже, спотыкаясь, брела за ней, пока не увидела что-то трепещущее на земле. Она подняла его, узнав один из документов, которые только что отдала Эйвелингу. Не было никаких признаков того, что девушка уронила что-то еще. Оже засунула листок в карман собственной одежды, сделав мысленную пометку изучить его позже - если она продержится так долго. Она вернулась к мальчику, убедилась, что он мертв, а затем проделала то же самое с Эйвелингом, светя фонариком ему в лицо, пока не убедилась, что реакции не последует.
   Она услышала движение дальше по шахте: волочащийся звук. Низко пригнувшись, она держала пистолет на расстоянии вытянутой руки и пыталась определить источник звука с помощью фонарика.
   - Оже? - женский голос был слабым и хриплым.
   - Кто это?
   - Скеллсгард. Слава богу, ты все еще жива.
   Невысокая фигура появилась из темноты, опираясь на стену туннеля в качестве опоры. Одна нога превратилась в жесткую окровавленную массу, плоть по консистенции напоминала сырой гамбургер, видневшийся сквозь тесемки ее брюк. Увидев, в каком состоянии находится Скеллсгард, Оже затаила дыхание. Она опустила дуло автоматического пистолета, но не убрала его.
   - Ты в плохом положении, - сказала Оже.
   - Мне повезло, - сказала Скеллсгард, вызывающе нахмурившись. - Они думали, что я мертва. Если бы у них были хоть какие-то сомнения, они бы закончили работу должным образом.
   - Оставайся там, где ты есть. Мы должны вернуть тебя к порталу.
   - Портал небезопасен.
   - Он должен быть безопаснее, чем этот туннель. - Оже выпрямилась во весь рост, затем быстро преодолела расстояние до раненой женщины. - О боже, посмотри на себя, - сказала она.
   - Как я уже сказала, я счастливица. - Ее голос был подобен двум кускам наждачной бумаги, трущимся друг о друга. Она оторвала один из своих рукавов и использовала его в качестве импровизированного жгута вокруг верхней части бедра, чуть ниже паха. - У меня было сильное кровотечение, но не думаю, что они задели что-то жизненно важное.
   - Тебе нужна помощь - и не такая, какую ты получишь на E2. - Оже огляделась, внезапно потеряв ориентацию. - Как ты думаешь, они все ушли?
   - Их было трое.
   - Я убила двоих. Третья, должно быть, сбежала. - Оже поставила пистолет на предохранитель и сунула его за пояс. Оружие больно впилось ей в бок, но она хотела, чтобы оно было там, где она могла бы быстро достать его, если понадобится. - Вот, обопрись на меня. Как далеко отсюда до цензора?
   - Примерно в пятидесяти метрах в ту сторону. - Она неопределенно махнула рукой за спину, мотнув головой.
   - Ты сможешь это сделать?
   Скеллсгард перенесла свой вес на Оже. - Могу попробовать.
   - Расскажи мне, что случилось. Мне нужно знать все.
   - Я могу рассказать тебе только то, что знаю сама.
   - На данный момент этого достаточно.
   - Что ты узнала от Эйвелинга?
   - Не очень много, - сказала Оже. Они продвигались медленно, движения Скеллсгард ограничивались небольшими, мучительными прыжками. Оже не хотела думать о боли, которую она, должно быть, испытывает из-за своей разорванной ноги. - Очевидно, Эйвелинг знал больше, чем я. У меня сложилось отчетливое впечатление, что он знал, что здесь уже есть элементы слэшеров. Чего я не знаю, так это знал ли он, как они сюда попали, или нет.
   - У нас были подозрения, - сказала Скеллсгард, - но это первый раз, когда мы столкнулись с ними.
   - Хочешь рискнуть предположить, как они сюда попали?
   - Есть только один путь в E2, - сказала Скеллсгард. - Мы в этом уверены. Это наш портал, и он находится под нашим абсолютным контролем с тех пор, как мы его открыли. Все иностранное в E2 должно было попасть через портал, и это должно было пройти через цензуру.
   - Так мне говорили, - сказала Оже, - но это не остановило эти... вещи.
   - Дети войны, конечно, являются биотехнологическим оружием, но в них нет ничего механического - ничего такого, что цензор должен был бы отвергнуть. Я могу поверить, что они справились, так или иначе.
   - Недавно?
   - Нет, - сказала Скеллсгард. - Эти дети никак не могли пройти, пока мы запускали портал. Агенты-убийцы могли проникнуть в нашу систему безопасности, могли даже выдать себя за трешеров. Но дети? Я думаю, мы бы заметили.
   - Они каким-то образом добрались сюда. Если портал - единственный путь внутрь, то именно так они, должно быть, и прибыли.
   - Тогда есть только одно объяснение, - сказала Скеллсгард. - Ты не возражаешь, если я остановлюсь на минутку? Мне нужно отдохнуть.
   - Будь моей гостьей.
   Скеллсгард помолчала с минуту, прежде чем заговорить снова, большую часть этого времени держа глаза закрытыми. - Они не могли пройти через портал, пока мы им управляли. Что оставляет только одну возможность: они, должно быть, прошли через это раньше. - Она скривила лицо, ее глаза наполнились слезами. Оже догадалась, что, должно быть, начинается шок.
   - У тебя есть какие-нибудь предположения, когда? - мягко спросила она.
   - Марс находится под нашим контролем около двадцати трех лет, с момента заключения перемирия. Мы обнаружили портал только два года назад, но это не значит, что кто-то еще мог тайно пользоваться им в течение всех этих лет. Мы бы заметили, что что-то происходит. Один расход энергии, необходимый для поддержания портала открытым...
   - Но очевидно, что кто-то действительно им пользовался.
   - В таком случае это, должно быть, произошло более двадцати трех лет назад. Незадолго до перемирия был период, когда Марс и его спутники находились под властью слэшеров. Это длилось не очень долго - около восемнадцати месяцев, плюс-минус.
   - Ты хочешь сказать, что эти дети войны были в Париже двадцать три года?
   - Это единственное объяснение, которое приходит мне в голову. Любые агенты слэшеров на E2 застряли бы здесь, как только Марс был возвращен нам. На самом деле, это многое бы объяснило. Дети войны бесплодны, и им никогда не суждено было состариться.
   - Эйвелинг что-то говорил о сроке годности.
   - Предполагалось, что они будут "выведены из эксплуатации" до того, как наступит старение. Должно быть, мне нравятся эти эвфемизмы слэшеров. Но этих детей войны оставили стареть в одиночестве. Вот почему они выглядят так, как выглядят сейчас.
   - Так чем же они занимались все это время?
   - Это очень хороший вопрос.
   - Ты можешь снова двигаться? - спросила Оже. - Думаю, нам нужно отправляться в путь.
   Скеллсгард хмыкнула в знак согласия и возобновила свое прыжковое продвижение. - Мы потеряли контроль над Сьюзен Уайт, - сказала она между прерывистыми вдохами. - Одно из объяснений заключается в том, что она работала на врага. Зная Сьюзен, я не думаю, что это очень вероятно.
   - Я тоже не думаю, что это очень вероятно.
   - Я больше склонна полагать, что она отчасти поняла, что здесь происходит - что на E2 уже были слэшеры.
   - Она сообщила об этом Калискану?
   Скеллсгард покачала головой. - Нет. Думаю, она, должно быть, беспокоилась о том, чтобы не выдать свое собственное прикрытие. Возможно, она и не работала на врага, но у нее могли быть сомнения относительно кого-то еще в команде.
   - Я вроде как пришла к такому же выводу, - осторожно сказала Оже.
   - Действительно?
   - Да, - сказала Оже. - Зачем было привлекать меня к операции, если только она не хотела доверить выполнение работы инсайдеру?
   - Я думаю, ты, возможно, права.
   - Это означает, что я должна принять решение о том, кому доверять. С Эйвелингом и Бартоном это уже совсем не проблема. Значит, остаешься ты, Маурья.
   - И что?
   - Я не знаю, что Сьюзен думала о тебе. К лучшему это или к худшему, но не думаю, что у меня есть другой выбор, кроме как доверять тебе.
   - Что ж, это решительный вотум доверия.
   - Извини, я хотела, чтобы это прозвучало немного более позитивно, чем это. Не то чтобы это имело большое значение теперь, когда бумаги исчезли.
   - Но ты же смотрела на них, верно?
   - Просмотрела их, - сказала Оже.
   - Лучше, чем ничего. По крайней мере, у тебя есть хоть какое-то представление о том, за что стоило убивать. Если мы сможем донести эту новость до Калискана, возможно, он сумеет сложить все воедино.
   - А если проблема с Калисканом?
   - Все письма Сьюзен были адресованы ему, - сказала Скеллсгард. - До самого конца. Это говорит о том, что она все еще доверяла ему, даже если у нее были сомнения относительно всех остальных.
   - Может быть.
   - Мы должны с чего-то начать.
   - Согласна, я полагаю. Но можем ли мы передать ему сообщение? Эйвелинг сказал мне, что были проблемы со связью.
   - Проблемы есть всегда, - ответила Скеллсгард. - Просто с тех пор, как ты приехала, стало намного хуже. Ты слышала о том, что дома назревает дерьмовая буря?
   - Эйвелинг сказал, что Политии сеют смуту.
   - Все гораздо хуже, чем это. У нас полномасштабная гражданская война в пространстве Политий, между умеренными и агрессорами. Никто не ставит никаких денег на то, кто выиграет этот конкретный кошачий бой. Тем временем агрессоры перемещают свои активы глубоко во внутреннюю систему, в космическое пространство Соединенных штатов ближнего зарубежья.
   - Разве это не является объявлением войны?
   - Так бы и было, если бы Соединенные штаты не так боялись сопротивляться. На данный момент наши политики просто издают много раздраженных звуков и надеются, что умеренные обуздают агрессоров.
   - И что?
   - Будь милой, если это случится.
   - Я беспокоюсь о своих детях, Маурья. Мне нужно вернуться туда и позаботиться о них. Если агрессоры двинутся на Тэнглвуд...
   - Все в порядке. Мы получили сообщение от твоего бывшего как раз перед тем, как связь прервалась. Он хотел сообщить тебе, что он позаботится о том, чтобы ваши дети были в безопасности.
   - Лучше бы ему так и сделать, - ответила Оже.
   - Господи, малыш, он всего лишь пытается тебя успокоить. Сделай парню поблажку.
   Оже проигнорировала ее. - Расскажи мне о связи. В чем, собственно, проблема?
   - Проблема в том, что наши друзья из Политий находятся слишком близко к Марсу, чтобы мы чувствовали себя комфортно. Конечно, они знают о технологии связи. У них уже есть датчики для обнаружения и локализации активных порталов. Если у них есть хотя бы намек на то, что вблизи Марса существует связь, они будут ее искать. Следовательно, нам приходится запускать канал связи как можно тише, и именно поэтому он продолжает отключаться.
   - Они, должно быть, уже знают об этом. Как еще дети могли сюда попасть?
   - Но когда мы забрали у них Фобос, не было никаких признаков того, что они когда-либо обнаружили портал.
   - Возможно, - сказала Оже, - это было именно то, что они хотели, чтобы вы подумали.
   Они подошли к тяжелой железной двери, которая вела в камеру цензуры. Она была приоткрыта, из-за нее лился яркий, нездорово-желтый свет.
   - Все так, как я и оставила, - заметила Скеллсгард.
   - Все равно лучше ничего не принимать на веру. Подожди здесь минутку. - Оже прислонила Скеллсгард к стене и вытащила из-за пояса автоматический пистолет, молясь, чтобы в нем осталась хотя бы один патрон. Она перешагнула через металлический выступ двери, протиснувшись через щель в комнату за ней, и водила пистолетом из угла в угол так быстро, как только могла.
   Детей не было, по крайней мере, никого из тех, кого она могла видеть.
   Она помогла Скеллсгард войти в комнату, затем с силой захлопнула железную дверь. Вместе они повернули сверхпрочный замок. Дверь можно было отпереть только изнутри.
   - Как у тебя дела? - спросила Оже.
   - Не слишком хорошо. Думаю, мне нужно ослабить этот жгут.
   - Давай сначала пропустим тебя через цензуру.
   Ярко-желтый барьер цензора был единственным источником света в комнате. Он мелькнул в боковом зрении Оже, но когда она посмотрела на него прямо, он остался совершенно непоколебимым. Вросшее в окружающую его скалу оборудование каркаса выглядело неповрежденным, таким же древним и чужеродным, как и в последний раз, когда она видела его.
   - Я собираюсь сначала пойти вперед и проверить, - сказала Оже. - Я вернусь через несколько секунд.
   - Или нет, - сказала Скеллсгард.
   - Если я не вернусь - если меня что-то ждет на другой стороне - тогда тебе придется рискнуть на E2.
   Скеллсгард вздрогнула. - Я бы предпочла рискнуть в каменном веке.
   - Они не так уж плохи. У них есть анестезия плюс некоторые элементарные знания о стерилизации. Если ты сможешь добраться до больницы, у тебя будут неплохие шансы на то, что за тобой присмотрят.
   - А потом? Когда они начнут задавать неудобные вопросы?
   - Тогда ты сама по себе, - сказала Оже.
   - Я бы предпочла рискнуть цензурой. Позволь мне пойти первой, ладно? Я и так ранена, и нам двоим нет смысла подвергать себя ненужному риску. Если все будет в порядке, я снова просуну голову, чтобы сообщить тебе.
   - Возьми это, - сказала Оже, протягивая ей автоматический пистолет.
   - Ты стреляла из этой штуки?
   - Да, и не могу обещать, что в нем остались какие-нибудь пули.
   Она помогла Скеллсгард добраться до цензора, затем отступила назад, когда раненая женщина подтянулась за перила над головой и - кряхтя от усилий и дискомфорта - сумела набрать достаточный импульс, чтобы перемахнуть через порог. Ярко-желтая поверхность сморщилась внутрь, потемнев до золотисто-коричневого оттенка, затем полностью поглотила ее, прежде чем вернуться в свое нетронутое состояние.
   Оже ждала, роясь в своей сумочке в поисках оружия, которое она забрала у ребенка войны. Оно было рассчитано на меньшую руку, чем у нее, но она все равно могла сжимать его, даже если это было неудобно. Оно было сделано из металла и было очень легким по сравнению с автоматическим пистолетом. Но это все равно был пистолет. Там был спусковой крючок, спусковая скоба и скользящая кнопка, которая, как она решила, служила предохранителем. Там был перфорированный ствол с отверстием на конце и сложный шарнирный механизм заряжания, который выдвигался с одной стороны. Пистолет был изготовлен из изогнутых, изящно соединенных деталей, и она подозревала, что его также можно было перенастроить для метания или колющего удара, если того потребуют обстоятельства. Это не было похоже на то, что она ожидала найти в оружейной мастерской E2, но и не было технологией конденсированной энергии двадцать третьего века от оружейного завода слэшеров в пространстве E1. Каким бы иностранным это ни выглядело, это было нечто, что вполне могло быть изготовлено в Париже E2 с использованием местных технологий.
   Что-то проталкивалось сквозь желтую поверхность: лицо Скеллсгард появилось с хлопком, вызванным разрывом поверхностного натяжения. - Это безопасно, - сказала она.
   Оже сняла оружие с предохранителя и последовала за другой женщиной через покалывающий барьер цензора. Как раз перед тем, как он поглотил ее, у нее было время вспомнить рассказ Скеллсгард о бесконечном желтом лимбе, который она однажды испытала во время прохождения через цензуру; это ощущение того, что за ней пристально наблюдают умы, древние и огромные, как горы. Оже собралась с духом, какая-то часть ее желала этого опыта, другая боялась его каждым атомом своего существования. Но момент перехода был таким же кратким, как и в первый раз. Как и прежде, она почувствовала слабое упругое сопротивление, которое внезапно ослабло, как будто она прорвалась сквозь кожу барабана. Не было никакой аудиенции у Бога или каких-либо богоподобных сущностей, создавших цензора и дубликат Земли. И ни одной ее части не было отказано в прохождении. Ее одежда и пистолет, которые она носила с собой, все еще были при ней, когда она вошла в портальную камеру. Неумолимая логика цензора решила пропустить эти простые вещи мимо ушей. Или, возможно, его гораздо меньше заботили артефакты, покидающие E2, чем попадающие в него.
   - Никто не проходил, - сказала Скеллсгард. Она стояла, прислонившись к консоли, ее лицо представляло собой бледную маску усталости и шока.
   - Никаких признаков присутствия детей?
   - Не думаю, что они зашли так далеко. Чертовски повезло, что они этого не сделали, иначе они могли бы сделать что-то необратимое со связью или превратить дальний конец во временную белую дыру. Прощайте, Фобос и все, что рядом с ним.
   - Давай посмотрим на твою ногу.
   - Я наложила жгут. Какое-то время все будет в порядке.
   Оже сняла с настенного крепления аптечку первой помощи. Она неловко открыла пластиковые защелки и порылась в содержимом, пока не нашла морфий для инъекций. - Ты можешь сделать это сама? - спросила она, передавая шприц Скеллсгард. - Я не слишком хорошо обращаюсь с иголками.
   - Я справлюсь. - Скеллсгард откусила стерильную обертку от шприца, затем воткнула иглу себе в бедро, чуть выше раны, но ниже жгута. - Не знаю, правильно ли это, - сказала она. - Думаю, рано или поздно я это узнаю.
   - Мы должны наладить связь и запустить ее, - сказала Оже. - Мы сможем сделать это вместе?
   - Дай мне минутку. - Она кивнула на один из столов в машинном зале. - А пока спустись к той консоли и переведи все переключатели на верхнем блоке в красное положение. Затем посмотри, остается ли какой-нибудь из циферблатов зеленым.
   - Это так просто?
   - Шаг за шагом, сестра. Мы здесь не готовим еду на газу. Мы имеем дело с серьезными изменениями в локальной метрике пространства-времени.
   - Мое завещание уже обновлено, - сказала Оже. Она сняла обувь и спустилась по винтовой лестнице так быстро, как только могла. Она никогда раньше не спускалась в машинный зал, и масштабы оборудования, нависавшего над ней, были пугающе впечатляющими. К счастью, все это выглядело нетронутым. Транзитный корабль висел над головой в заполненном вакуумом спасательном пузыре, зажатый в полосатой люльке, его тупой, потрепанный стрессом нос все еще был направлен в сторону от зеркальной шахты портального туннеля.
   Как только они все изменили, все, что им было нужно, - это момент стабильности связи.
   Она подошла к пульту, на который указала Скеллсгард, и один за другим щелкнула мощными тумблерами. Циферблаты задрожали, но, хотя одна или две стрелки еще несколько мгновений оставались красными, в конце концов они снова погрузились в зеленый цвет.
   - Мы хорошо выглядим, - сказала Оже.
   Скеллсгард подтянулась к огражденному перилами краю верхнего помоста и смотрела вниз на Оже. - Хорошо. Это лучше, чем я ожидала. Теперь видишь второй блок переключателей под откидным пластиковым колпаком?
   - Поняла.
   - Подними колпак и начинай переключать и их тоже, и следи за циферблатами. Если более двух из них переместятся в красную зону и останутся там, прекрати переключение.
   - Почему у меня такое впечатление, что это самый сложный момент?
   - Все это сложно, - сказала Скеллсгард.
   Оже начала щелкать вторым набором переключателей: на этот раз медленнее, позволяя циферблату над каждым переключателем подергаться и успокоиться, прежде чем перейти к следующему. Вокруг нее, с каждым переключением, которое она нажимала, механизмы усиливали свое гудящее присутствие. Красные и зеленые индикаторы состояния начали мигать на предметах оборудования, разбросанных по полу, и даже в самом пузыре восстановления.
   - Я на полпути к цели, - сказала Оже. - Пока все идет хорошо. Будет ли корабль лететь сам по себе?
   - Шаг за шагом. Мы подготовим корабль, как только установим искривление горловины. Уже покрылась гусиной кожей?
   - Пока нет.
   - Так и должно быть.
   Оже щелкнула еще одним переключателем. - Ого, подожди, - сказала она. - У нас держится красная отметка на пятом циферблате.
   - Это то, о чем я беспокоилась. Все в порядке. Выключи и снова включи последний переключатель, которым ты щелкнула, посмотрим, поможет ли это.
   Оже сделала, как ей было сказано. - Возвращаемся на зелень, - сказала она через несколько секунд.
   - Попробуй еще раз.
   - Все еще в красном. Выключаю и пытаюсь снова. - Оже ждала, прикусив язык. - Прости. Никакой радости. Что это значит?
   - Это значит, что у нас есть проблема. Все в порядке. Оставь это в покое и перейди ко второй консоли, той, рядом с которой находится инструментарий.
   - Поняла.
   - Поверни красный переключатель на правой стороне монитора и скажи мне, какие цифры появляются в третьей колонке показаний.
   Оже соскребла пыль со стекла. - Пятнадцать целых одна десятая семь три, тринадцать целых ноль целых четыре...
   - Примерные цифры, Оже. Мне здесь не нужна десятичная точность.
   - Они все от десяти до двадцати.
   - Черт. Это нехорошо. Стабильность все еще под угрозой.
   - Мы можем вернуться домой?
   - Не так-то просто.
   Оже отвернулась от консоли и посмотрела на Скеллсгард. - Что, если мы подождем? Станет ли все лучше?
   - Может быть. С другой стороны, они могут стать еще хуже. И никто не знает, как долго продлится эта нестабильность. Может пройти несколько часов. Это могут быть десятки часов или даже дни.
   - Мы не можем ждать так долго, не тогда, когда в любой момент могут появиться еще эти дети. Когда ты говоришь "нелегко", что это значит? Что есть какой-то способ?
   - Есть способ, - сказала Скеллсгард. - Для одной из нас.
   - Не понимаю.
   - Нам нужно будет стабилизировать геометрию горловины на этом этапе, и это будет стоить нам больше энергии, чем мы сможем обеспечить в долгосрочной перспективе.
   Оже пожала плечами. - Не имеет значения. Меня не волнует, что связь прервется, как только мы выберемся отсюда.
   Скеллсгард покачала головой. - Не все так просто. Послушай, я не хочу читать тебе лекцию по теории гипервакуума...
   - Меня это вполне устраивает.
   Скеллсгард улыбнулась. - Важным моментом является то, что местная горловина должна оставаться открытой до тех пор, пока мы не достигнем дальнего конца. Все будет в беспорядке, если она захлопнется, и все станет очень, очень грязно, если она захлопнется с силой. Для начала мы рискуем потерять связь. И хотя закрытие может быть относительно низкоэнергетическим событием, если смотреть со стороны Парижа, вся энергия, высвобожденная в результате обрушения туннеля, найдет свой путь к концу Фобоса. Это как растянуть большую резинку между ладонями, а затем отпустить один конец - ты понимаешь картину? И даже если коллапс не будет достаточно сильным, чтобы нарушить связь, мы все равно столкнемся с серьезной волной напряжения на транспортном корабле. Нас бы преследовал солитон всю дорогу домой.
   - Что такое солитон?
   - Как складка на ковре, только с серьезно разозленным отношением.
   - Это все, что мне нужно знать. А теперь скажи мне, что мы можем с этим сделать. Можем ли мы остановить схлопывание горла?
   - Да, - сказала Скеллсгард. - Как только корабль прочистит горло, мощность может быть снижена до уровня, который генераторы смогут поддерживать до тех пор, пока корабль не вернется домой.
   - По-моему, это звучит не слишком сложно.
   - Это не так. Проблема в том, что это не та процедура, которую мы когда-либо удосуживались автоматизировать. Всегда предполагалось, что у нас здесь будет команда или что мы сможем торчать здесь бесконечно долго, пока не улучшится стабильность.
   - Понимаю, - тихо сказала Оже. - Что ж, тебе лучше показать мне, что делать.
   - Ни за что, - сказала Скеллсгард. - Не сочти за неуважение, Оже, но это не совсем то, чему тебя учили в школе истории. Ты садишься на корабль. Я займусь горлом.
   - А как насчет детей?
   - Они не проникали сюда раньше. Я почти уверена, что буду в безопасности, пока не прибудет спасательная группа.
   - Но на это уйдут дни, - сказала Оже.
   - Около шестидесяти часов, если они смогут немедленно развернуть корабль и если условия остойчивости будут оптимальными. Дольше, если это не так.
   - Я не оставлю тебя здесь.
   - Я могу продержаться, - сказала Скеллсгард. - Критическая информация есть у тебя, а не у меня.
   - Я потеряла почти всю эту информацию в туннеле.
   - Но ты же это видела. Это должно чего-то стоить.
   Оже отошла от пульта и взбежала обратно по лестнице к Скеллсгард. - Что именно участвует в контроле над горлом?
   - Это очень сложная с технической точки зрения процедура.
   - Это не может быть настолько технически сложным, иначе вы бы уже автоматизировали это. Поговори со мной, Скеллсгард.
   Она моргнула. - Вопрос в том, чтобы подождать тридцать-сорок секунд после вылета, а затем снизить уровень мощности примерно до десяти процентов.
   - Используя те переключатели, которые ты мне уже показывала?
   - Более или менее.
   - Я думаю, с этим справится даже скромный специалист по истории. Ладно, давайте начнем готовить корабль. Ты можешь рассказать мне остальное, пока мы это делаем.
   - Мы делаем это не так, - сказала Скеллсгард.
   - Послушай меня: если ты не обратишься за медицинской помощью по поводу этой ноги, ты ее потеряешь.
   - Значит, они вырастят мне новую. Я всегда мечтала съездить в одну из этих больниц Политий.
   - Ты хочешь воспользоваться этим шансом? Я не думаю, что стала бы это делать, особенно учитывая, что дома разразился настоящий ад.
   - Я не могу позволить тебе сделать это, - настаивала Скеллсгард.
   Оже достала оружие ребенка войны и направила его на Скеллсгард. - Ты хочешь, чтобы я начала направлять это на тебя? Потому что, поверь мне, я так и сделаю. А теперь давай подготовим корабль, сестра.
  

ВОСЕМНАДЦАТЬ

  
   В два часа дня Флойд поднял глаза, когда дверь пивной распахнулась. Он уже несколько десятков раз поднимал глаза с тех пор, как заказал свой последний кофе, поскольку посетители приходили и уходили, и на его столе стояли еще три пустые кофейные чашки, а также покрытый пеной пивной стакан и черствые крошки от невзрачного сэндвича. Снаружи все еще шел дождь, вода стекала по дверному косяку из разбитого желоба над ним. Посетители промокали насквозь, когда уходили или приходили, но, казалось, никто не жаловался. Даже Грета, когда приехала, казалось, скорее обрадовалась, обнаружив, что он все еще там, чем разозлилась на погоду.
   - Я думала, ты уже ушел, - сказала она, встряхивая зонтиком. Ее одежда потемнела от дождя, волосы растрепались, и на них выступили крошечные капельки воды.
   - Я решил, что лучше всего придерживаться первоначального места встречи, - сказал Флойд. Он снял свое пальто со стула напротив, куда положил его, чтобы никто другой не смог присоединиться к нему за столом. Он хотел, чтобы из окна был хорошо виден отель напротив, в надежде увидеть входящую или выходящую Верити Оже. - Однако я должен признаться, что начал беспокоиться, что выбрал не тот пивной ресторан. Что случилось?
   - Она ушла, - сказала Грета, садясь с видимым облегчением. - Почти сразу после того, как я положила трубку, я увидела, как она выходит из отеля.
   - Хочешь выпить?
   - Я бы убила за чашку.
   Флойд подозвал официанта к их столику и заказал еще кофе для Греты. - Так расскажи мне, что произошло. Очевидно, ты следила за ней. Она выглядела так, словно выписывалась из отеля?
   - Нет, у нее не было с собой ничего, кроме сумочки. Насколько я знала, она собиралась вернуться через пять минут. Но я не могла так рисковать.
   - Ты была права, что не сделала этого. Ты не отставала от нее?
   - Думаю, что с сегодняшнего утра я немного лучше разбираюсь в этом деле с хвостами. Я держалась на расстоянии и пыталась менять свою внешность примерно через каждый квартал: складывала зонтик, надевала шляпу, солнцезащитные очки и тому подобное. Я не думаю, что она меня видела. - Грета положила ложку сахара в кофе и проглотила его почти одним глотком.
   - Куда она пошла?
   - Я следовала за ней до самого Кардинала Лемуана. Вот там я ее потеряла.
   - Как потеряла ее?
   - Это самое смешное, - сказала Грета. - Я была с ней всю дорогу до станции метро. Я последовала за ней на платформу, держась на расстоянии. Я спряталась за несколькими автоматами по продаже шоколада. Подошел поезд, потом другой. Она не села ни на один из них, но все они ехали в одном направлении.
   - Странно, - сказал Флойд.
   - Не так странно, как то, что произошло после этого. Между одной минутой и следующей она совсем исчезла. Ее просто не было на платформе.
   - И никакой другой поезд не приходил и не уходил?
   Грета понизила голос, словно понимая, насколько абсурдно звучит ее рассказ. - Я уверена в этом. Я также знаю, что нет другого выхода, которым она могла бы воспользоваться, не пройдя прямо мимо моего укрытия.
   Флойд отхлебнул свой кофе. К четвертой чашке он перестал ощущать его вкус, напиток чисто механически помогал ему сохранять бдительность. - Она не могла просто раствориться в воздухе.
   - Я никогда этого не говорила. Это выглядело именно так, но на платформе ждало еще несколько человек, и я решила проявить наглость и спросить их, видели ли они что-нибудь. В тот момент я поняла, что мне нечего терять.
   - Наверное, ты была права, - сказал Флойд. - Что ты получила?
   - По крайней мере, один из свидетелей был уверен, что видел, как Оже спрыгнула на рельсы и исчезла в туннеле в конце платформы.
   Флойд переваривал это, пока осушал свою чашку кофе. - В Кардинале Лемуане что-то есть, - сказал он. - Бланшар сказал, что видел Сьюзен Уайт, которая очень странно вела себя возле этой станции. Он видел, как она вошла на станцию с тяжелым чемоданом и вышла через несколько минут с пустым. Это не может быть совпадением.
   - Но зачем женщине исчезать в туннеле метро?
   - По той же причине, по которой поступил бы любой другой: в этом есть что-то, что имеет для них значение.
   - Или же они обе были сумасшедшими, - сказала Грета.
   - Я тоже не могу сбрасывать со счетов такую возможность. Ты видел, как она снова выходила?
   - Я ждала сорок пять минут. На пару минут в сообщении произошел какой-то перерыв, но затем поезда снова начали курсировать в обычном режиме. Через него прошло несколько десятков поездов. Никто не вернулся из туннеля.
   - И никто не подумал сообщить об этом сотрудникам участка или полиции?
   - Не тот человек, с которым я разговаривала, - сказала Грета. - Он был не из тех, кого можно застать за чем-то настолько ответственным.
   Флойд потребовал счет. - Хорошо. На мой взгляд, у нас есть два варианта, если мы хотим снова найти Оже. Мы можем прикрыть отель на случай, если она вернется туда, или мы можем прикрыть Кардинала Лемуана и надеяться, что она выйдет из туннеля или снова войдет внутрь, если мы каким-то образом пропустили ее выход.
   - А как насчет следующей станции на линии? Что, если она прошла весь этот путь пешком?
   - Надеюсь, что она этого не сделала. В любом случае, в этом было бы еще меньше смысла, чем в том, чтобы вообще лезть в туннель. Я могу только предположить, что она, должно быть, договорилась оставить или забрать что-то внутри туннеля.
   - Ты говоришь о "прикрытии" так, как будто у нас безграничная рабочая сила, - сказала Грета. - Тогда как на самом деле у нас есть два человека, и один из них должен присматривать за своей тетей.
   - Я знаю, - сказал Флойд. - И я больше ни о чем не буду тебя просить. То, что ты уже сделала, оказало нам большую помощь.
   - Но я потеряла ее, - сказала Грета.
   - Нет. Ты установила, что с Верити Оже происходит что-то, что не согласуется с ее историей. До сих пор все еще существовал слабый шанс, что она, возможно, говорила правду о том, что она давно потерянная сестра Сьюзен Уайт.
   - И что теперь?
   Флойд вытер верхнюю губу от скопившейся на ней кофейной пены. - Сейчас? Теперь я бы поставил хорошие деньги на то, что они обе шпионки.
   - Ты увяз слишком глубоко, - сказала Грета. - Если бы Кюстин был здесь, он бы сказал тебе точно то же самое: возьми то, что у тебя есть, и передай это нужным людям, Флойд. У них нет причин враждовать с тобой.
   - Я должен снять Кюстина с крючка, Грета. И единственный способ, которым я собираюсь это сделать, - это последовать за этой женщиной.
   - Она тебе понравилась, не так ли?
   Флойд потянулся за своим пальто. - Она не в моем вкусе.
   - Может, и так, но она все равно тебе нравилась.
   Флойд покачал головой, смеясь при мысли об этом. Но он не мог посмотреть Грете в глаза.
  
   В бронированной стеклянной колбе спасательного пузыря индикаторы состояния транзитного корабля мигали и гасли с гипнотической регулярностью. - Вращается, - сказала Скеллсгард, прислоняясь к одной из консолей верхнего уровня. - Ты уверена в этом, Оже?
   - Просто скажи мне, что делать. Я позабочусь об остальном.
   Полосатая, как пчела, удерживающая люлька начала поворачиваться, разворачивая корабль на 180 градусов. В отличие от окружавших его сверкающих механизмов, транзитный корабль выглядел как какая-то невероятно потрепанная реликвия из музея истории космоса: капсула, которую доставили бы из космоса жокеи, полагающиеся на выдержку и логарифмическую линейку, чтобы добраться домой. Оже пришлось напомнить себе, что корабль получил все эти повреждения во время единственного перехода между порталами и что к тому времени, когда он появится на Фобосе, примерно через тридцать часов, он будет примерно в два раза более потрепанным.
   - Корабль выглядит достаточно исправным, - сказала Скеллсгард, просматривая параметры монитора. - И это хорошо - у нас достаточно проблем с горловиной, чтобы не беспокоиться еще и о корабле.
   - Ты думаешь, что сможешь продержаться всю дорогу домой?
   Скеллсгард кивнула. - Я продержусь. Не то чтобы у меня был большой выбор, не так ли?
   - Так и должно случиться, - сказала Оже. - Но это не значит, что я не хочу, чтобы спасательная группа была отправлена сразу же, как только ты справишься.
   - Они отправятся в путь так скоро, как только это будет в человеческих силах. Даю тебе слово на этот счет.
   - Хорошо. Давай пристегнем тебя.
   Оже помогла Скеллсгард пройти по высокоуровневому переходу, который вел к воздушному шлюзу, расположенному сбоку от спасательного пузыря. Оже заметила, что Скеллсгард становилась слабее: даже с учетом того лечения, которое ей оказывала аптечка первой помощи, она явно скатывалась к потере сознания. Оже просто надеялась, что ей удастся завести женщину до того, как это произойдет. Она все еще надеялась на повторение команд, необходимых для того, чтобы горло не сжималось.
   Воздушный шлюз с грохотом открылся на мощных петлях с поршневым приводом. Оже едва помнила, как выбралась из корабля, казалось, это было так давно. Она осторожно помогла Скеллсгард пройти через шлюз на герметичный соединительный мостик, ведущий к ожидающему кораблю. - Я думаю, может быть, мне стоит наложить шину на твою ногу, прежде чем застегивать тебе молнию, - сказала Оже.
   - Нет времени. Я не хочу откладывать наше спасение ни на секунду больше, чем это необходимо. В любом случае, они, возможно, изрядно покромсали меня, но не думаю, что что-то сломано. Перестань беспокоиться из-за меня, ладно? Ты и так уже достаточно мне помогла.
   Внутри корабля были расположены три ложемента, с которыми Оже так хорошо познакомилась по пути сюда. Заглушив стоны женщины от дискомфорта, она уложила Скеллсгард на ложе справа, надежно пристегнула ее ремнями безопасности, а затем сложила панель навигации и связи. Оже потянулась к незакрепленному клубку системы катетеров в полете, предполагая, что Скеллсгард не хватит сил доползти обратно до крошечного туалета. - Ты хочешь, чтобы я подключила тебя к сети перед полетом?
   - Я справлюсь, - сказала Скеллсгард, поморщившись. - А если я этого не сделаю, я думаю, мое достоинство выдержит это. У тебя есть какие-нибудь мысли о том, что я должна сказать Калискану, когда вернусь?
   Оже сунула руку в карман куртки и достала единственный листок бумаги, который ей удалось спасти во время нападения. - Ты можешь продержаться минутку? Мне нужно кое-что записать.
   - Просто на случай, если я впаду в кому?
   - Это одно из соображений, но мне также нужно кое-что записать для себя.
   Оже покинула корабль и вернулась к одной из консолей второго уровня, где она видела блокнот и ручку. Она вырвала чистый лист бумаги и записала все, что, по ее мнению, удалось почерпнуть из документов Сьюзен Уайт. Затем она развернула листок бумаги, который нашла в туннеле, - письмо с завода в Берлине. Она расправила письмо на столе и на другом листе бумаги записала сведения о заводе, включая адрес и имя человека, который написал Уайт. Затем она побежала обратно на корабль, с облегчением обнаружив, что Скеллсгард все еще в сознании.
   - Это единственный документ, с которым ребенок войны не сбежал в туннеле, - сказала она, засовывая письмо в нагрудный карман Скеллсгард. - Не забывай, что он там.
   - Я не буду.
   Затем Оже сложила листок со своими наблюдениями и положила его рядом с письмом. - Это все, что я выяснила на данный момент. Это немного, но, возможно, Калискан сможет разобраться в том, что происходит. В любом случае, возможно, я узнаю немного больше, когда вернусь из Берлина.
   - Кто что-нибудь говорил о Берлине?
   - Я слежу за одной из ниточек, до которых Сьюзен Уайт так и не дошла сама.
   Скеллсгард предостерегающе покачала головой. - Это чрезвычайно опасно. В Париже ты никогда не будешь находиться более чем в часе езды от портала, если что-то пойдет не так. Сколько времени тебе потребуется, чтобы вернуться из Берлина?
   - Это не имеет значения: портал мне ни к чему, пока корабль не вернется. Я почти уверена, что смогу добраться до Берлина и обратно за достаточно короткое время.
   - Ты хочешь сказать, что не знаешь наверняка?
   - У меня не было времени спланировать это до мельчайших деталей, - сказала Оже. - Все, что я знаю, это то, что в Берлине есть зацепка, и Сьюзен пошла бы по ней, если бы ее не убили. Я обязана сделать для нее все, что в моих силах. Сегодня вечером отправляется ночной поезд, и я планирую быть на нем. Завтра утром я буду в Берлине и, если повезет, к вечеру буду на обратном пути.
   - Если повезет, - эхом отозвалась Скеллсгард.
   - Послушай, не беспокойся обо мне. Просто возвращайся домой и убедись, что Калискан увидит эти бумажки. У меня такое чувство, что это письмо важнее, чем кто-либо из нас думает.
   Скеллсгард сжала руку Оже. - Тебе действительно не обязательно отсылать меня обратно вместо себя.
   - Я знаю.
   - Но я действительно ценю это. Это смелый поступок, который ты совершаешь.
   Оже в ответ сжала руку другой женщины. - Послушай, в этом нет ничего сложного. Это дает мне шанс увидеть немного больше этого мира, прежде чем они заберут меня из него навсегда.
   - Ты говоришь почти убедительно.
   - Я серьезно. Как бы сильно часть меня ни хотела вернуться на этом корабле вместе с тобой, есть другая часть, которая просто хочет впитать в себя как можно больше E2. Я едва коснулась поверхности, Скеллсгард. Это все, что сделала бы любая из нас.
   - Береги себя хорошенько, Оже.
   - Я так и сделаю. - Оже отошла от кабины. - Хорошо. Давай закроем тебя и отправим это шоу в турне.
   - Тебе ясно, что делать с регулировкой горла?
   - Если поездка станет неровной, ты поймешь почему.
   - Обнадеживает, как всегда.
   Оже толкала дверь до тех пор, пока она почти не закрылась, затем отступила в сторону, когда сервомоторы завершили работу. Теперь всего несколько дюймов бронированного металла отделяли ее от Скеллсгард, но она внезапно почувствовала себя гораздо более одинокой. Она вернулась через воздушный шлюз, затем выполнила последовательность команд отсоединения пуповины, закончив отводом соединительного моста. Через потертое и поцарапанное окно в борту корабля Скеллсгард в последний раз показала ей большой палец. Оже вернулась к главному кольцу пультов и попыталась выбросить из головы все, кроме процедуры, необходимой для управления кораблем.
   Ни один из отдельных этапов не был особенно сложным. Первоначальная стабилизация горловины и запуск осуществлялись с помощью заранее запрограммированной процедуры, которая работала точно так, как было объявлено. В полупрозрачных бронзовых конструкциях инопланетной техники подвешенные искры и нити янтарного света почти незаметно ускоряли их движения. Окружающие сгустки и бляшки человеческого оборудования пульсировали и мерцали красными и зелеными индикаторными лампочками. На консоли перед ней аналоговые циферблаты резко переключились на красный, но ей сказали ожидать этого, и она сохранила самообладание. Решетчатый настил под ее ногами начал вибрировать. Она увеличила мощность машин для обработки горловины, и металлический набор инструментов соскользнул с консоли на полпути через комнату, рассыпав гаечные и динамометрические ключи, что заставило ее подпрыгнуть.
   На панели последовательность огоньков один за другим сменилась оранжевым: отверстие в горловине теперь было достаточно широким, чтобы принять корабль. Показатели геодезического напряжения были достаточно низкими, чтобы не разорвать его в клочья, при условии, что он пройдет прямо посередине, не задев боковин.
   Оже нашла пару защитных очков и поднесла к губам черенок микрофона. - Ты все это понимаешь, Скеллсгард?
   Ее ответ прозвучал из встроенного в консоль динамика. Он звучал тонко и отдаленно, как будто она была за сотни километров отсюда. - Отсюда все выглядит нормально. Давай покончим с этим.
   Оже проверила, что оранжевые огоньки горят ровно. - Инжекция через пять секунд.
   - Избавь меня от обратного отсчета. Просто сделай это.
   - Тогда поехали.
   Движение было более яростным, чем ожидала Оже. Люлька внезапно накренилась вперед, разгоняя корабль все быстрее и быстрее. В мгновение ока люлька и корабль покинули главный шар пузыря восстановления, вся конструкция заскрипела в ответ на внезапную передачу импульса. Со своего наблюдательного пункта Оже смотрела, как корабль несется по зеркальному инжекционному туннелю, набирая скорость, как торпеда. Две или три секунды спустя люлька достигла предела своей направляющей и резко остановилась, направив корабль вперед по ленивой дуге баллистической траектории. Горловина червоточины, открытая теперь, когда открылась радужная оболочка, представляла собой зияющий прямо перед кораблем, как пасть морской звезды, вихрь сине-фиолетовых статических разрядов. Подпружиненные рычаги выдвинулись из бортов корабля и скользнули по наклонной стене, выплевывая клубы света и расплавленного металла. Мгновение спустя они срезались, деформировавшись в формы, похожие на ириски. Но они выполнили работу, для которой были предназначены, направив транспорт на нужный путь. С последним дождем золотых искр корабль с невероятным ускорением набрал еще большую скорость, в мгновение ока превратившись в светящуюся точку.
   Повсюду вокруг нее загорелись аварийные сигналы и предупредительные стробоскопы. Записанный голос начал повторять сообщение о неустойчивом уровне энергопотребления. Сквозь шум она услышала далекий голос: - Оже... ты это читаешь?
   Оже наклонилась ближе к микрофону, одновременно взглянув на часы. - Думаю, ты уже в пути. Как это было?
   - Интересно, - голос Скеллсгард уже срывался, становясь прерывистым. Маршрутизация сообщений по каналу связи была достаточно сложной, когда в пути не было корабля, но в противном случае это было почти невозможно.
   - Скеллсгард, я не знаю, слышишь ли ты меня сейчас, но я собираюсь начать контролируемое сжатие горла примерно через пятнадцать секунд.
   Микрофон затрещал в ответ, но Оже ничего не смогла разобрать. В любом случае, сейчас это не имело никакого значения. Жребий был брошен.
   Она спустилась по винтовой лестнице к нижней консоли, посмотрела на часы и начала уменьшать стабилизирующую мощность, как проинструктировала ее Скеллсгард. Когда она сделала достаточно переключений, клаксоны, стробоскопы и записанные предупреждения отключились сами собой, оставив ее только с теплым гудением окружающей техники. Янтарные искры и нити притихли сами по себе. Она вернулась на верхний уровень и заглянула в нагнетательную шахту, но там не было никаких признаков улетевшего корабля. Вместо этого люлька возвращалась в восстановительный отсек, в то время как механизм круговой уборки очищал трубу от остатков мусора с искореженных направляющих рычагов.
   - Скеллсгард? Маурья? - сказала она в микрофон.
   Но ответа не последовало.
   Оже посмотрела на часы и отсчитала шестьдесят часов вперед. Кто-то мог бы направить сигнал по каналу связи, как только Скеллсгард окажется дома, но, по всей вероятности, Оже не узнает, добилась ли она успеха, пока в пузырь не войдет новый корабль.
   Она не хотела быть в Берлине, когда это произойдет.
  
   Третий проход Оже через цензуру прошел так же без происшествий, как и первые два. Она вздрогнула и взяла себя в руки, затем принялась собирать вещи, которые ей понадобятся для остальной части ее миссии. Она нашла работающий фонарик, затем запихала чистую одежду и пачки местной валюты в красный чемодан. Она ранее забрала у Скеллсгард автоматический пистолет и нашла свежую обойму с патронами на одной из полок в камере хранения. Теперь автоматический пистолет лежал в ее сумочке, рядом с оружием "ребенка войны". Было приятно чувствовать себя вооруженной, когда она начала медленный и грязный путь обратно на станцию. Через десять минут она добралась до туннеля метро, фонарь высвечивал смертоносный блеск электрифицированных рельсов.
   У нее перехватило дыхание.
   Она совсем забыла об электричестве.
   Когда погибли Эйвелинг и остальные, некому было перекрыть подачу электроэнергии, пока она выбиралась из туннеля. Пройдет почти дюжина часов, прежде чем поезда перестанут ходить на ночь, и тогда у нее возникнет дополнительная проблема - сбежать с запертой станции метро. Если бы она не смогла выбраться до тех пор, пока станция снова не откроется на следующее утро - при условии, что за это время ее никто не арестует за подозрительное поведение, - она бы потратила впустую почти сутки из шестидесяти часов, имевшихся в распоряжении до возвращения корабля. Вероятно, она могла бы найти способ замкнуть трассу, но не восстановить подачу электроэнергии, как только выберется из туннеля. И если бы она не была восстановлена, возникла бы слишком большая опасность того, что инженеры метро будут рыться в туннеле, с риском обнаружить вход в туннель, ведущий к порталу.
   Оже ждала в убежище второго туннеля, пока мимо не проедет поезд. Ярко освещенные вагоны с грохотом проносились всего в нескольких дюймах от ее лица, и Оже прищурилась от теплого порыва потревоженного воздуха. Через пару минут с ревом проехал другой поезд, в купе которого было пусто, за исключением нескольких пассажиров. Полуденный ажиотаж уже закончился, но поезда продолжали ходить по прежнему расписанию. Она проклинала систему метро за ее бездумную приверженность эффективности.
   Альтернативы не было: ей просто пришлось бы удирать. Она прикинула, что у нее будет полторы минуты, чтобы добраться до Кардинала Лемуана, две, если повезет, и могла только надеяться, что не споткнется и не застрянет в туннеле, если поезд прибудет раньше, чем ожидалось.
   Просто покончи с этим, сказала себе Оже.
   Она бросится туда, как только пройдет следующий поезд. Она приготовилась, стараясь не терять ни секунды. Но через минуту поезд так и не пришел, а потом прошла еще минута, и потом еще одна. Она прождала в туннеле пять минут, пока не услышала приближение другого поезда, который с визгом и грохотом приближался к ней. За этот пятиминутный интервал она легко могла бы добраться до безопасного места, но следующие два поезда прибыли быстро, почти нос к хвосту.
   Ей просто придется рискнуть.
   Она была в пути, даже когда красные огни последнего поезда еще не исчезли в туннеле.
   Она прижималась спиной к стене, ее пальто цеплялось за переплетения труб и электропроводов, тянувшихся вдоль туннеля. Она держала чемодан так высоко, как только позволяли ее силы, волоча его за собой. Он стучал и царапался о стену, когда она двигалась. Раньше она не спотыкалась, сказала она себе, и ей удалось преодолеть расстояние за то время, которое дал ей Эйвелинг. Ничего не изменилось, за исключением того, что наказание даже за малейшую оплошность будет гораздо более суровым. Она не могла позволить себе совершить ни единой ошибки; один неверный шаг, и все было кончено.
   Сколько времени прошло с тех пор?
   Дальше по туннелю, сразу за небольшим поворотом, она смогла разглядеть холодное сияние станции Кардинал Лемуан. Оно все еще казалось очень далеким, дальше, чем она могла преодолеть за ту минуту или около того, что, должно быть, оставались. Оже запаниковала. Неужели ее каким-то образом переубедили? Действительно ли она направлялась вглубь туннеля, привлеченная невероятно далеким светом следующей станции на линии? Паника вызвала комок у нее в горле и ужасное желание развернуться и направиться в другую сторону.
   Нет, строго приказала она себе, просто продолжай двигаться. Проходящие поезда подтвердили, что она движется в правильном направлении. И даже если это было неправильное направление, теперь она была предана делу. У нее было не больше шансов добраться до безопасного места в другом направлении, чем если бы она продолжала настаивать на своем. И по мере того, как она продвигалась ближе к свету, с напряженной осторожностью переставляя каждую ногу, ей начало казаться, что она медленно, но неуклонно продвигается вперед. Свет теперь был намного ярче, отражаясь от рядов эмалевых плиток, выстилающих вход в туннель. Она могла разглядеть людей, стоящих на платформе, и никто из них еще не заметил ее. Чемодан ударился о стену позади нее, сколов кусок облицовки туннеля.
   Затем люди начали двигаться, отходя к краю платформы, словно по коллективному решению. Почти сразу же, как только она заметила это, в поле зрения появились яркие фары поезда. Он остановился у платформы, задержался, как показалось, всего на несколько секунд, а затем начал двигаться в ее направлении.
   Она не могла делать то же самое.
   Когда поезд въехал на свой участок туннеля, между электрифицированными рельсами и ходовой частью поезда заплясали дуги. Дуги были жесткими фиолетово-синими, цвета устья червоточины, которое она мельком видела ранее. Поезд кренился и раскачивался по мере приближения, казалось, заполняя всю ширину туннеля. Оже пожалела, что не уделила больше внимания, когда входила, проверке стены на наличие укромных уголков и трещин, в которых она могла бы укрыться. Теперь все, что она могла сделать, это стоять неподвижно и как можно сильнее прижиматься к стене. Кабели и какие-то трубопроводы впивались в ее позвоночник, словно пытки какого-то аппарата средневекового правосудия. Она надавила сильнее, пытаясь стать частью ткани стены, желая раствориться в ней, как какая-нибудь замаскированная рептилия. Поезд с ревом приближался, крысы разбегались, а мусор разлетался в стороны от толкаемого перед ним сквозняка. Конечно, подумала она, водитель должен был увидеть ее сейчас. Но поезд продолжал приближаться, его стальной рев наполнял ее вселенную, как призыв.
   Оже закрыла глаза. Нет смысла держать их открытыми до последнего момента. Рев достиг крещендо, масло и пыль попали ей в легкие. Она почувствовала сильный толчок, пробежавший по ее левой руке, как будто поезд вырвал ее из плеча. Рев продолжался, а затем начал стихать. Эхо преследовало поезд по туннелю, а затем снова все стихло.
   Оже открыла глаза и осмелилась вздохнуть. С ней все было в порядке. Ее рука все еще была прикреплена, и даже не чувствовалось, что она вывихнута. Но чемодан лежал полуоткрытый в дюжине шагов дальше по туннелю. Чистая одежда, которую она упаковала для себя, была разбросана на ближайшей паре рельсов, уже покрытых коркой грязи. Две пачки фальшивых денег лежали между рельсами, в то время как третья оказалась гораздо дальше по туннелю, на пределе действия луча ее фонарика.
   Оже схватила ближайшую пачку денег, но какой-то инстинкт подсказал ей бросить все остальное и убираться из туннеля как можно быстрее. Она сомневалась, что деньги будут там, когда она вернется к порталу, но там, откуда они пришли, их было еще много. Кто-то - скорее всего, низкооплачиваемый инженер метро - наслаждался бы щедрым бонусом.
   Она добралась до конца туннеля как раз в тот момент, когда следующий поезд замедлял ход на Кардинал-Лемуан. Она оставалась в темноте до тех пор, пока поезд не остановился и пассажиры на платформе не начали толкаться, чтобы занять лучшие места у раздвижных дверей. Водитель взял газету с верхней панели своего пульта управления и лениво перевернул последнюю страницу, достав из-за уха карандаш, чтобы что-то нацарапать.
   Оже воспользовалась моментом его невнимательности, чтобы вскочить на платформу. Большинство высаживающихся пассажиров уже покинули поезд и неровными рядами направлялись к выходу. Если бы она только могла смешаться с ними, подумала она, у нее был бы хороший шанс добраться до рассвета так, чтобы никто не заметил, что она на самом деле не сошла с поезда. Но ей предстояло пересечь широкую открытую платформу, прежде чем она доберется до небольшой толпы, и там было по меньшей мере четверо сидящих зевак, мимо которых ей пришлось бы пройти как можно более незаметно.
   Двери с шипением закрылись, и поезд тронулся. Оже шла по платформе так беспечно, как только могла, зацикленная на том, чтобы оказаться в безопасности среди снующей толпы. Как только она окажется на поверхности, она будет в безопасности: просто еще одна женщина, переживающая трудные времена, та, кого активно игнорируют.
   - Мадемуазель. Сюда, пожалуйста. - Голос француза был спокоен, но властен.
   Она огляделась в поисках источника звука и увидела, что один из сидящих поднялся и направился к ней с решительным выражением в глазах. Он читал газету, но оставил ее на скамейке, и теперь оказалось, что он одет в темно-синюю форму сотрудника метро. Говоря это, он нахлобучивал шляпу.
   - Прошу прощения? - ответила Оже, отвечая ему по-французски.
   - Мадемуазель, вы должны пойти со мной. Боюсь, мы должны задать вам несколько вопросов.
   - Не понимаю. Что я наделала?
   - Это еще предстоит определить. - Он указал на ближайшую дверь с табличкой "Вход воспрещен". - Не могли бы вы пройти в наш офис, пожалуйста. Для всех заинтересованных сторон будет лучше, если вы не будете устраивать сцен.
   Она не пошевелилась. Чиновник был невысоким мужчиной средних лет с седеющими усами и розовым носом, отмеченным сложными притоками лопнувших вен. Он определенно не хотел сцены, - подумала Оже.
   - Я все еще не совсем...
   - У нас были сообщения о молодой женщине, вошедшей в туннель час или два назад, - сказал он тихим голосом. - Мы были склонны не согласиться с ними, но было по крайней мере два свидетеля. В качестве меры предосторожности я решил сам понаблюдать за туннелем на случай, если кто-нибудь появится.
   - Но вы не видели, как кто-то выходил, - настаивала Оже. - Не я, конечно. Я только что сошла с того поезда.
   - Я знаю, что я видел.
   - Тогда вы, должно быть, ошибаетесь.
   Он неловко поерзал, несомненно, раздумывая, следует ли ему применить силу, чтобы уговорить ее войти в комнату, или позвать на помощь другого сотрудника. - Пожалуйста, не усложняйте мне это, - сказал он. - Мы имеем полное право вызвать полицию. Однако, если есть простое объяснение, в этом может и не быть необходимости.
   - Здесь какая-то проблема? - спросил другой голос с другим акцентом.
   Оже огляделась по сторонам. Навстречу им шел другой пассажир, засунув руки в карманы своего длинного серого плаща. На нем была фетровая шляпа с низко надвинутыми на лицо полями, но она сразу узнала его.
   - Уэнделл, - сказала она.
   - Что происходит, Верити?
   Она понятия не имела, что происходит, но Флойд, казалось, ожидал, что она войдет в роль, сценарий для которой видел только он. Запинаясь, она сказала: - Я не уверена, Флойд, но этот человек хочет отвести меня в ту комнату и задать мне несколько вопросов.
   Флойд осмотрел мужчину с выражением терпеливой озабоченности на лице. - С какой стати вы хотите это сделать?
   - Вы знаете эту женщину, сэр?
   - Знаю ли я? Я должен был бы так думать. Она моя жена.
   - Тогда, возможно, вы могли бы любезно объяснить, что она делала, ползая по туннелю.
   - Я понятия не имею, о чем вы говорите, - сказал Флойд. Он снял шляпу, приглаживая волосы.
   Мужчина почесал свою покрытую прожилками луковицу носа. - Я знаю, что я видел. Возможно, для нас было бы лучше продолжить эту дискуссию в моем кабинете.
   - Как вам будет угодно, - сказал Флойд, - но уверяю вас, что вы совершаете очень серьезную ошибку.
   Оже вздохнула. - Давай, Уэнделл. Давай покончим с этим, и тогда, возможно, этот глупый маленький человечек оставит нас в покое.
   Мужчина пропустил их вперед, затем с помощью ключа на цепочке отпер выцветшую зеленую дверь в пустой, по-спартански обставленный личный кабинет. Единственная лампочка без абажура свисала с потолка, как приманка для удильщика.
   - Садитесь сюда, - сказал мужчина, указывая на покосившийся деревянный стол и пару выдвижных стульев, знававших лучшие времена.
   - Я постою, если вы не возражаете, - сказал Флойд. - А теперь позвольте мне объяснить. Тридцать минут назад мне позвонила моя жена. Она работает в галантерейном магазине на Гей-Люссак. Магазин посещают самые разные люди, и иногда персонал разрешает покупателям пользоваться туалетом наверху. К сожалению, кто-то оставил кран открытым. Почему бы тебе не рассказать ему остальное, Верити?
   - Раковина переполнилась, - сказала Оже, ожидая малейшего кивка в знак одобрения от Флойда. - Вода скопилась, и потолок обвалился. Все, кто работал внизу, были либо промокшими насквозь, либо покрыты пылью и обломками обвалившегося потолка - вот почему я так выгляжу. Все наши запасы были уничтожены. Я позвонила своему мужу и сказала ему, что нас всех рано отправляют домой с работы, и он приехал на станцию встречать меня - я не хочу бродить по улицам одна в таком состоянии.
   - Ни один из вас не француз, - сказал мужчина, словно сообщая серьезную новость.
   - Нет закона, запрещающего это, - ответил Флойд. - В любом случае, вы можете взглянуть на мои документы, удостоверяющие личность. - Он показал мужчине свое удостоверение личности и одну из фальшивых визитных карточек, которые держал под рукой для подобных случаев. - Как вы можете видеть, моя работа литературного переводчика означает, что большую часть дня я провожу у себя дома. Давай, Верити, покажи хорошему человеку и свои документы.
   - Вот, - сказала она, протягивая их после того, как порылась в своей сумочке.
   Он посмотрел на ее документы, на которых были грязные отпечатки ее пальцев. - Верити Оже, - прочитал он. - Я запомню это имя. Я также буду помнить, что ни один из вас не носит обручального кольца.
   За закрытой дверью на станцию прибыл еще один поезд. У Оже возникло искушение броситься туда, но она боялась, что чиновник сможет остановить отправление поезда. - Послушайте, - сказала она, - я говорю правду, и мой муж тоже. Какое дело заставило бы меня ползать по железнодорожному туннелю? Мне и так было плохо ехать на поезде в таком виде, когда все пялились на меня, как на какую-то бродяжку.
   - Уверяю вас, все в порядке, - сказал Флойд, победоносно улыбаясь. - Как говорит моя жена, она вряд ли стала бы ползать по туннелю метро.
   - Кто-то ползал по нему, - настаивал мужчина.
   - Возможно, это и так, - сказал Флойд примирительным тоном, - но, конечно, вы не можете подозревать каждую женщину, которая выходит из поезда с небольшим количеством пыли на одежде.
   - Я видел ее... - начал мужчина, но его голосу недоставало убежденности. - Я видел, как кто-то вышел из того туннеля.
   - И в потоке прибывающих и отъезжающих пассажиров вы, должно быть, потеряли нужного человека и в итоге перепутали его с моей женой. - Голос Флойда звучал очень понимающе. - Послушайте, я не хочу усложнять вам жизнь, но моей жене действительно нужно вернуться домой, где она сможет принять горячий душ и переодеться. - Он взял Оже за руку. Его пальцы были жесткими, но ласковыми. - А разве нет, дорогая?
   - Я беспокоюсь о том, найдется ли для меня работа, на которую я могла бы вернуться завтра, - сказала Оже. - Повреждения на складе выглядели очень серьезными.
   - Мы перейдем этот мост, когда доберемся до него. - Флойд вернул свое внимание чиновнику. - Вот. Вы проявили большое понимание. Примете это в знак моей благодарности? - Он достал из внутреннего кармана пальто десятифранковую банкноту, аккуратно сложил ее пополам и, почти не моргнув, сунул в верхний карман мужчины.
   - Ваша благодарность? За что? Я ничего не сделал.
   - Моя жена все еще немного смущена своей внешностью, - сказал Флойд, понизив голос, как будто двое мужчин делились секретом. - Она была бы благодарна, если бы вы позволили нам покинуть станцию через служебный выход.
   - Я бы не смог...
   Флойд сунул мужчине еще одну десятифранковую банкноту. - Я знаю, это крайне необычно, но мы действительно были бы вам признательны. Угостите себя выпивкой за мой счет.
   Мужчина поджал губы, взвешивая возможные варианты. Он очень быстро пришел к какому-то выводу. - Вы сказали, повреждение запасов?
   - Мы только что перевезли все со склада, - сказала Оже.
   - Я очень надеюсь, что ваша работа сохранится, мадам. - Он открыл деревянную дверь и вывел их обратно на платформу. - Сюда, - сказал он, ведя их в направлении, противоположном общественному выходу.
   - Вы очень хороший человек, - сказал Флойд. - Я не забуду вас в спешке.
   - Вы можете быть уверены, что я тоже не забуду вас в спешке, месье Флойд.
  

ДЕВЯТНАДЦАТЬ

  
   Когда они добрались до уровня улицы, дождь все еще шел, но это были последние остатки послеполуденной мороси, и серое покрывало неба было прорезано странной формы вкраплениями пастельно-голубого цвета. После всего, что произошло под землей, обыденное продолжение городской жизни - постоянное скопление пешеходов и транспортных средств - казалось Оже своеобразным оскорблением. Она подождала, пока чиновник вернется в свой подземный мир, заперев за собой калитку, прежде чем заговорить с Флойдом.
   - Не знаю, с чего начать, - сказала она, обращаясь к нему теперь по-английски.
   - Можете начать с того, что поблагодарите меня. Я вытащил вас из затруднительного положения там, внизу.
   - Это решение вас не касалось. Что вы делали, следуя за мной подобным образом?
   - Я не следил за вами, - сказал Флойд. - Я просто случайно увидел, что вы в беде.
   - Вы просто случайно увидели меня. Из всех станций метро в городе вы случайно оказались на "Кардинал Лемуан"?
   Флойд пожал плечами. - Ну, не совсем.
   Оже начала отходить от него, подняв руку в, вероятно, тщетной надежде поймать такси. При состоянии ее одежды они, скорее всего, ускорятся, чем замедлятся.
   - Куда вы идете? - спросил Флойд рассудительным тоном.
   - Куда угодно, только не здесь. Где, по моему мнению, есть шанс, что за мной не последует любопытный мужчина в поношенном плаще.
   - Это так вас учат выражать благодарность в Дакоте?
   Она развернулась, слегка покачиваясь на каблуках. Тротуар под ней был скользким и сланцевого цвета от дождя. - Я не неблагодарна, - сказала она, свирепо глядя на него, - но на этом моя благодарность заканчивается. А теперь, пожалуйста, уходите, или мне придется вызвать полицию.
   - В вашем положении? Я бы хотел посмотреть, как вы попробуете.
   Мимо промчалось такси, нарочно окатив ее грязно-коричневой дождевой водой. - Просто отойдите от меня, - сказала она, морщась, когда вода просочилась в ее туфли. - Сегодня утром мы завершили наши дела. Или не помните хороший гонорар за прекращение, который я вам дала?
   - Часть этого гонорара просто выручила вас из беды, - ответил Флойд.
   - Я не беспокоилась о нем. Я прекрасно справлялась со всем, пока не ворвались вы.
   - И все же он был прав, не так ли? - Флойд посмотрел на нее с удивленным выражением лица. У него были очень глубокие морщины вокруг глаз. Он был человеком, который либо много смеялся, либо много плакал.
   - Прав в чем?
   - Вы действительно заходили в тот туннель. Нет смысла это отрицать - я следил за вами с того момента, как вы покинули мой офис.
   - Я заметила ее, - сказала Оже. - Мне неприятно сообщать плохие новости, но она не очень хороша.
   - Она дешевка. Дело в том, что она видела, как вы нырнули в тот туннель, из которого, по словам нашего друга, вы только что вышли.
   - Мне казалось, вы говорили, что не следите за мной.
   - А я и не собирался. Не лично. Но, учитывая то, что узнал, я подумал, может быть, было бы... познавательно посидеть и подождать в "Кардинале Лемуане".
   Постепенно она почувствовала, что часть ее гнева утихает или, возможно, откладывается на потом. Более мягким голосом она сказала: - Почему именно вы помогли мне? Вы ничего не теряли, позволив этому человеку передать меня властям, что, скорее всего, именно так бы он и сделал.
   - Терять нечего, - сказал Флойд, - за исключением того, что они никогда бы не докопались до сути того, что вы задумали.
   - И вы думаете, у вас больше шансов на это?
   - Я уже на полпути, - сказал он.
   - Что ж, значит, нас двое, - сказала она вполголоса.
   - Прошу прощения?
   Она покачала головой. - Не думаю, что вы плохой человек, Уэнделл, но знаю, что это не то, во что вам стоит ввязываться.
   Он прищурил один глаз. - Вряд ли это то, что вам следует говорить, если вы хотите отстранить меня от своего дела.
   Другое такси предприняло согласованные усилия, чтобы облить ее водой. Она отошла от бордюра, поближе к Флойду. - Но почему вы занимаетесь моим делом? Я сказала вам, кто я такая. Я все объяснила о своей сестре.
   Флойд достал узкую щепку и зажал ее в зубах. Он откусил ее, издав сухой хрустящий звук. - Вы так и сделали, и это звучало очень правдоподобно. Примерно на тридцать секунд.
   - Тогда почему вы позволили мне выйти из вашего кабинета с жестянкой?
   Флойд подмигнул ей. - Есть предположение. И пока вы этим занимаетесь, почему бы мне не отвезти вас куда-нибудь, где вы сможете согреться и обсохнуть, а на щеки вернете румянец?
   - Спасибо, но я попробую воспользоваться такси. В противном случае пойду пешком или построю что-нибудь вроде плота.
   - Моя машина как раз за этим углом. Я могу отвезти вас в ваш отель или в свой офис. В любом случае вам предложат сменную одежду и немного теплой воды.
   - Нет, - сказала она, снова отворачиваясь от него.
   Как раз в этот момент мимо с ревом пронесся тяжелый грузовик, толкая перед собой по дороге приливную волну воды цвета ирисок. Оже издала тихий вскрик раздражения, когда грязные брызги окутали ее с головы до ног. Когда грузовик проехал мимо, водитель утешающе помахал рукой, как будто все, что только что произошло, было актом божественной судьбы, находящимся далеко за пределами его собственного контроля.
   - Отвезите меня в отель, - сказала она. - Пожалуйста.
   - К вашим услугам, - ответил Флойд.
  
   От станции Кардинал Лемуан Флойд направился по бульварам Сен-Жермен и Сен-Мишель, пока не добрался до перекрестка улиц вокруг Монпарнаса. Несколько клочков чистого неба, появившихся некоторое время назад, снова съежились, словно решив, что усилия просто не стоят того. Дождь прекратился, но весь город ютился под набухшей массой зловещих облаков, которые клубились и кружили над головой, как множество крадущихся волков.
   - Вы должны понимать вещи с моей точки зрения, - сказал Флойд, взглянув на свою пассажирку в зеркало заднего вида. Казалось, он очень серьезно относился к своим обязанностям шофера и настоял, чтобы она ехала сзади, где было больше места. - Меня наняли, чтобы я раскрыл одно дело. Для меня не имеет значения, что человек, который нанял меня, теперь мертв. Пока дело не закрыто, я обязан выяснить, что произошло. Тем более теперь, когда мой напарник находится под подозрением в убийстве.
   - Но я уже говорила вам... - начала она.
   - Вы уже наговорили мне кучу лжи, рассчитанной на то, чтобы заставить меня отдать коробку, - сказал Флойд. - Давайте начнем с самого начала, хорошо?
   - На вашем месте я бы не спускала глаз с дороги.
   Он проигнорировал это замечание. - Возьмем это дело о том, что вы с сестрой приехали из Дакоты.
   - И что из этого?
   - Возможно, вам и удалось одурачить Бланшара, но я не узнаю вашего акцента. Я даже не уверен, что вы американка.
   - Очевидно, вы не очень хорошо знаете свою собственную страну. - Оже поерзала на сиденье, расправляя влажные складки своего пальто. - По вашему собственному признанию, вы прожили в Париже двадцать лет. Этого вполне достаточно, чтобы оторваться от реальности.
   - Если вы из Дакоты, то я гораздо более оторван от жизни, чем думал.
   - Вряд ли меня можно винить в вашем невежестве. Тэнглвуд - очень маленькое сообщество, и у нас есть свой собственный способ ведения дел. Вы когда-нибудь встречали меннонитов, или амишей, или пенсильванских голландцев?
   Флойд направил машину на бульвар Эдгара Кине, огибая огромное кладбище на Монпарнасе. - В последнее время нет, - сказал он.
   - Ну, тогда, - заявила Оже, как будто это окончательно решало вопрос.
   Игра света, рассеянного облаками по всему кладбищу, освещала группу скорбящих, по очереди бросавших цветы в открытую яму могилы. Их зонтики сливались в единый черный навес, похожий на отдельную грозовую тучу.
   - Что "ну"?
   - Если бы вы встретили кого-нибудь из этих людей, я уверен, вы бы сочли их акцент и манеры такими же необычными, как мои собственные. Маленькие сообщества размножаются по-своему.
   - Тэнглвуд, должно быть, действительно очень мал. Я говорил вам, что не смог найти это в справочнике?
   - Не помню.
   - В любом случае, - сказал Флойд, - я даже представить себе не могу, какие дела могли быть у девушки из маленького городка в Дакоте в парижском туннеле метро. Или у ее сестры, если уж на то пошло. - Он встретился с ней взглядом в зеркале. - Дело в том, что Сьюзен Уайт тоже была неравнодушна к Кардиналу Лемуану. Было замечено, как она входила на вокзал с тяжелым чемоданом и уходила с легким.
   - Если в этом и есть какое-то значение, боюсь, оно совершенно от меня ускользает.
   - По словам покойного мистера Бланшара и судя по тому, что я увидел, когда он впустил меня в ее номер, у вашей сестры была мания коллекционирования вещей. В ее комнатах хранилось огромное количество книг, журналов и газет, карт и телефонных справочников. Выглядело так, как будто она собирала практически все, что попадалось ей под руку. - Флойд немного подождал. - Довольно странное поведение для туристки.
   - Она любила сувениры.
   - По тонне?
   Оже наклонилась вперед. Он почувствовал запах ее духов: это навело его на мысли о розах и весне. - Что именно вы хотите сказать, мистер Флойд? Давайте вынесем это на чистую воду, хорошо?
   Он повернул машину на бульвар Пастера, притормозив перед автобусом с рекламой пива "Кроненбург". - Действия вашей сестры просто не сходятся.
   - Я уже говорила вам, что у нее были проблемы с психикой.
   - Но Бланшар узнал ее довольно хорошо, и он никогда не подозревал, что у нее что-то не в порядке с головой.
   - Параноики могут быть очень манипулятивными.
   - А что, если она вовсе не была параноиком? Что, если все это было просто историей, которую ты пытался мне всучить, чтобы сбить со следа?
   - Вы хотите сказать, что у действий моей сестры могло быть какое-то рациональное объяснение?
   - Мисс Оже. - Теперь они не называли друг друга по имени. Больше ни Верити, ни Уэнделла. - Я только что наблюдал, как вы выползали из туннеля метро. Прямо сейчас я почти готов поверить во что угодно, вплоть до возможности того, что вы двое были вовсе не сестрами, а коллегами-шпионками.
   - Итак, теперь мы подходим к этому, - сказала она, недоверчиво закатывая глаза.
   - Давайте посмотрим фактам в лицо, хорошо? - Флойд невозмутимо продолжал: - Сьюзен Уайт, очевидно, действовала не в одиночку. Должно быть, у нее был сообщник, с которым она встретилась в Кардинале Лемуане. Сообщник подменил чемодан или опустошил тот, который был у Уайт, и забрал содержимое. Я предполагаю, что затем сообщник пробрался в тот же туннель, из которого вы только что вышли. Очевидно, там есть что-то, что очень много значит для вас.
   - Продолжайте, - сказала она насмешливым тоном. - Давайте выслушаем остальную часть вашей маленькой нелепой теории.
   - Это еще не целая теория, только начало одной из них.
   - Я все еще хочу услышать, что, по вашему мнению, у вас есть.
   - Мой напарник обнаружил кое-что странное в комнате Сьюзен Уайт. Радиоприемник был изменен, вероятно, самой Сьюзен. Похоже, она использовала его для получения инструкций или, возможно, для прослушивания коммуникаций между конкурирующими шпионами.
   - Ах. Значит, теперь у нас есть две группы шпионов? Становится лучше, это действительно так.
   - Кюстин так и не смог взломать код. Оказалось, что его попытки все равно были тщетны: Сьюзен пользовалась машиной "Энигма".
   - Я совершенно уверена, что для вас это что-то значит, но...
   - Это сложная шифровальная машина. Что заставляет меня думать, что она была шпионкой. Так кем же это вас делает?
   - Вы ведете себя совершенно абсурдно.
   - За исключением того, что я не тот, кто только что выполз из туннеля метро.
   Долгое время Оже вообще ничего не говорила. Флойд проехал по бульвару Гарибальди до площади Камбронн, а затем свернул на улицу Эмиля Золя, направляясь к отелю Оже.
   - Послушайте, - сказала она, - я не могу ожидать, что вы поймете что-либо из этого, но все, что я рассказала вам о своей сестре, было правдой. Однако верно и то, что у нее была какая-то привязанность к станции "Кардинал Лемуан". Я говорила вам, что она считала, что против нее действуют силы, не так ли?
   - Может, и так, - допустил он.
   - Я не могу объяснить ни радиосвязь, ни тот аппарат, о котором вы упомянули... могу только сказать, что если вы слушаете радио в наши дни, то слышите много странных передач. И кто знает, где она нашла эту машину? Я так понимаю, это то, что вы можете купить, если сильно этого хотите?
   - Переходите к сути, мисс Оже.
   - Я хочу сказать, - продолжила она, - что более чем вероятно, что моя сестра прослушала один из этих странных радиоканалов и включила его в свой личный заговор. Что касается туннеля... что ж, я не могу отрицать, что она думала, что там, внизу, что-то есть. Она не раз упоминала об этом в своих открытках. Она также упомянула, что спрятала там что-то ценное. Так это было или нет, я не могу сказать, но я знала, что не смогу уехать из Парижа, не выяснив все сама.
   - И вам это не показалось ни в малейшей степени опасным?
   - Конечно, я знала, что это опасно. И, конечно, я не могла рассказать человеку на станции, что я делала.
   Руки Флойда крепче сжали руль. - Так это все, что было? Просто улаживаете кое-какие незаконченные дела своей сестры?
   - Да, - решительно сказала она.
   - Это все еще не объясняет, почему произошло две смерти. У вас и этому есть внятное объяснение, не так ли?
   - Как вы уже сами сказали, Бланшар, вероятно, чувствовал себя виноватым в том, что случилось со Сьюзен. Возможно, ее смерть все-таки была несчастным случаем. Эти низкие перила кажутся мне небезопасными.
   Флойд сбавил скорость, когда они подъезжали к отелю, в поисках подходящего места для парковки. Из-за плохой погоды все разъезжали на машинах, и лишь несколько смельчаков рискнули пройтись по тротуарам.
   - Знаете что? - сказал он. - Я почти склонен вам поверить. Я ничего так не хотел бы, как закрыть это дело с чистой совестью. Может быть, вы именно та, за кого себя выдаете, и все подозрительные обстоятельства, которые я продолжаю наблюдать, - это просто отвлекающий маневр, оставленный вашей сестрой.
   - Теперь вы начинаете рассуждать здраво, - сказала Оже.
   - В моей жизни есть женщина, которая хочет уехать из Франции, - сказал Флойд. - Она хочет, чтобы я собрал свои вещи и уехал с ней. Большая часть меня хочет пойти с ней.
   - Может быть, вам стоит послушать эту большую часть.
   - Я слушаю, - сказал Флойд, - и прямо сейчас единственное, что удерживает меня здесь, - это мысль о том, что я, возможно, отворачиваюсь от чего-то большого. Это и тот факт, что у моего партнера большие неприятности с полицией, и останутся до тех пор, пока это дело не будет закрыто.
   - Не втягивайтесь в игры Сьюзен, - сказала Оже. Прилагая очевидные усилия, чтобы казаться незаинтересованной, она спросила: - Так кто же все-таки эта женщина?
   - Вы с ней встречались. - Флойд заметил место для парковки. Он включил задний ход и приготовился загнать массивную машину на свободное место, думая о машине как об угольной барже, а о пространстве как о свободном причале. - Это та женщина, которая следовала за вами от моего офиса.
   - Девушка-уборщица?
   - Девушка-уборщица, да. Только она не уборщица. Ее зовут Грета, и она джазовая музыкантша. Она тоже хороша в своей работе.
   - Она хорошенькая. Вы должны пойти с ней.
   - Вот так просто, не так ли?
   - Вас ничто не держит в Париже, Уэнделл.
   Он посмотрел на нее. - Теперь мы вернулись к Уэнделлу, не так ли?
   - Я видела, в каком состоянии ваш офис - бизнес не то чтобы процветает. Мне жаль вашего напарника, но уверяю вас, на самом деле здесь нет дела, которое следовало бы расследовать.
   Заднее крыло "Матиса" поцеловалось с передним крылом помятого "Ситроена" позади них. Флойд включил первую передачу и потихоньку продвигал машину вперед, когда Оже внезапно резко рванулась через заднее сиденье в сторону, ближайшую к отелю. - Гоните, - сказала она.
   Флойд оглянулся на нее. - Что?
   - Убирайтесь отсюда. Быстро.
   - Я не могу. Мне нужно забрать Грету.
   - Уэнделл - просто отъезжайте.
   Что-то в ее голосе заставило его подчиниться ей без дальнейших вопросов. Он вывел "Матис" с парковки, не обращая внимания на то, что при этом поцарапал машину перед собой. У него как раз хватило времени бросить взгляд в сторону вестибюля отеля и увидеть маленького ребенка, стоящего на ступеньках прямо перед дверью и играющего с йо-йо. Ребенок был мужского пола, одет в шорты, футболку и блестящие туфли с пряжками поверх белых носков. Но в лице ребенка не было ничего мальчишеского. Флойд никогда бы не обратил на мальчика ни малейшего внимания, если бы Оже не была так явно встревожена, но теперь, присмотревшись повнимательнее, он увидел, что его лицо было морщинистым и мертвенно-бледным: иссохшая пародия на детское.
   Мальчик посмотрел в их сторону и улыбнулся.
   - Тот мальчик?
   - Просто вытащите нас отсюда, - сказала Оже.
   На другой стороне улицы распахнулась стеклянная дверь пивного ресторана. Грета выбежала, перекинув пальто через руку, за ней последовал официант с подносом в руке и растерянным выражением лица. Грета, не останавливаясь, обернулась и бросила ему немного денег.
   Флойд нажал на тормоза.
   - Чего мы ждем? - спросила Оже, ее тревога возрастала. Она с тревогой наклонилась вперед и ухватилась за спинку сиденья Флойда, пытаясь разглядеть, что их удерживает.
   Флойд наклонился и открыл переднюю дверь со стороны пассажира. - Пусть это будет "кто", а не "что". Я попросил Грету присмотреть за отелем на случай, если я не найду вас в "Кардинал Лемуан".
   Внимание Флойда снова переключилось на мальчика. Он намотал свой йо-йо и медленными, задумчивыми шагами направлялся к машине. Позади "Матиса" уже выказывала свое нетерпение очередь транспортных средств.
   - Мы не можем больше ждать, - сказала Оже, так что костяшки ее пальцев побелели на спинке сиденья.
   Флойд подал знак Грете, чтобы она двигалась быстрее. Она прошла за "Матис" и проскользнула внутрь через пассажирскую дверь, откидывая со лба мокрые пряди черных волос. Еще до того, как она захлопнула дверцу, Флойд снова тронул машину с места, набирая скорость по направлению к мосту Мирабо. На пересечении с набережной он повернул машину обратно на север, к Эйфелевой башне. Низкие облака срезали верхушку сооружения, как будто оно никогда не было достроено.
   - Кто-нибудь, может быть, объяснит мне, что происходит? - спросила Грета, вешая пальто на спинку сиденья.
   - Я нашел мисс Оже.
   Грета посмотрела на женщину на заднем сиденье машины. - Так я и поняла. Но почему такое внезапное волнение?
   - Она сказала мне отъезжать, - сказал Флойд. - Это прозвучало так, как будто она говорила серьезно.
   - И ты просто делаешь все, что она говорит?
   Флойд поймал взгляд Оже в зеркале заднего вида. - Сейчас это безопасно?
   - Просто продолжайте двигаться, - сказала она. - Поскольку вы взяли за правило не пересекать реку, я полагаю, вы отвезете нас обратно в свой офис?
   - Если только у вас нет идеи получше, - ответил он. - Что там произошло? Что сделало наше пребывание здесь небезопасным?
   Оже покачала головой. - Это не имеет значения. Просто ведите машину.
   - Это был мальчик с йо-йо, - сказал Флойд. - Не так ли?
   - Не говорите глупостей.
   Он повернулся к Грете. - Ты хорошо следила за отелем с тех пор, как я уехал?
   - Нет, Флойд. Я красила ногти и просматривала модные журналы. Как ты думаешь, что я делала?
   - Ты видела мальчика?
   - Да, - сказала Грета после минутного раздумья. - Я заметила. И мне тоже не понравился его вид.
  
   С заднего сиденья машины Оже наблюдала, как Флойд проверял зеркала, поворачивая на улицу дю Драгон. Был уже поздний вечер, и улица уже приобрела оттенок вечернего мрака. Оже с трудом верилось, что прошло всего семь часов с тех пор, как она нанесла визит в офис детектива. С таким же успехом это могло быть несколько недель назад, потому что все, что у нее было общего с решительной и уверенной в себе версией самой себя, которая вышла из здания с призом в руках. Она думала, что миссия почти завершена, если не считать тривиального дела по возвращению к порталу. Бедная, жалкая дурочка, - подумала Оже. Если бы она стояла лицом к лицу со своим прежним "я", она бы хлопнула себя по щеке и рассмеялась назло.
   - Я не вижу никаких отвратительно выглядящих детей, - сказал Флойд.
   - А как насчет хвоста с Набережной? - спросила женщина на переднем пассажирском сиденье, у которой был отчетливый немецкий акцент. Флойд назвал Оже ее имя, но она забыла его, как только увидела мальчика, ожидающего у входа в отель.
   - Я никого не вижу, - сказал Флойд. - Но ты можешь поспорить, что кто-то все еще положил на меня глаз.
   Оже наклонилась вперед. - За вами тоже кто-то следит?
   - Я популярный парень. - Флойд припарковал машину возле мясной лавки, которую Оже запомнила по своему утреннему визиту. Фасад магазина был покрыт мозаикой из красных, белых и черных плиток, а под надписью "Покупаем лошадей" в романском стиле была изображена фигура красной гарцующей лошади.
   - Флойд, - сказала немка, - все это происходит слишком быстро для меня.
   - Для меня это тоже происходит слишком быстро, если это тебя утешит, - ответил Флойд. - Вот почему мы все поднимемся в мой офис, чтобы немного поболтать, и, возможно, нам удастся кое в чем разобраться.
   Немка посмотрела на Оже с неодобрительной усмешкой. - Она что, серьезно собирается идти по улице в таком виде?
   - Мы отведем ее наверх, пусть она вымоется и обсохнет, - сказал Флойд. - Тогда, я уверен, ты не будешь возражать, если она позаимствует кое-что из одежды, которую ты оставила.
   - Она может выбрать все, что ей подойдет, - ответила женщина, оглядывая Оже с ног до головы не слишком одобрительным взглядом.
   - Спасибо, - сказала Оже с преувеличенной улыбкой.
   - Дамы, если вы собираетесь начать выцарапывать друг другу глаза, не могли бы вы хотя бы подождать, пока я выпью рюмку виски? Не выношу насилия на пустой желудок.
   - Заткнись, Флойд, - сказала немка.
   Флойд вышел из машины и обошел ее со стороны пассажира, чтобы открыть дверь для Греты. Оже уже вышла из машины, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что ей не понравилось или показалось неуместным. Но улица была такой же тихой и сонной, какой она ее помнила, и даже слоняющийся без дела ребенок выделялся бы на ней.
   - Он хочет поговорить с тобой, - сказала немка, похлопывая Флойда по руке и указывая на магазин с вывеской "лошадь". За стеклом владелец жестикулировал Флойду, приглашая его внутрь.
   - Месье Госсету придется подождать, - сказал Флойд. - Он всегда ворчит только по поводу арендной платы или шума от соседей сверху.
   Они втроем вошли в здание Флойда. Лифт, который ранее задержал выход Оже, ждал их, как железный капкан. Они все сели внутрь, и Флойд нажал одну из медных кнопок. С гудением и покачиванием машина начала подниматься на этаж детектива.
   - Я все еще жду объяснений, Флойд, - сказала немка.
   - Возможно, мне следует начать с того, что я представлю вас обоих должным образом, - сказал Флойд, напуская на себя видимость вежливости. - Верити Оже, Грета Ауэрбах. Я уверен, что вы двое поладите, как в горящем доме.
   - Или что-то в этом роде, - пробормотала Оже.
   Лифт остановился. Флойд открыл двери и вывел их на лестничную площадку. Жестом попросив их отойти, он подошел к двери из матового стекла, которая вела в его кабинет, и осмотрел щель между дверью и рамой, как раз над замком. Он снова повернулся к ним, прижав палец к губам.
   - Что-то не так, - прошептал он. - Я положил волосок на эту щель перед тем, как уйти сегодня утром. Его там больше нет.
   - Вы думаете, там кто-то был? - спросила Оже. Непроизвольно она дотронулась до бедра, нащупывая успокаивающее присутствие автоматического пистолета. Как бы ни хотелось ей сейчас выхватить пистолет, она не хотела, чтобы дыра, в которой она оказалась, стала еще глубже.
   - Подождите, - сказал Флойд. Очень осторожно он попытался повернуть дверную ручку. Оже услышала, как она щелкнула, преодолевая сопротивление. Дверь по-прежнему была заперта.
   - Может быть, волосок сдуло ветром, - предположила Грета.
   - Или, может быть, кто-то нашел путь внутрь с помощью отмычки, - ответил Флойд.
   Дверь чуть дальше по лестничной площадке приоткрылась, и на ковер упала полоска водянистого дневного света. Пожилая женщина просунула в прихожую свое напудренное лицо и сказала по-французски: - Месье Флойд? Я думаю, вам лучше зайти внутрь.
   - Не сейчас, мадам Пармантье, - ответил Флойд.
   - Я действительно думаю, что вам лучше было бы это сделать, - сказала она. Затем она отступила назад, и дверь со скрипом приоткрылась еще на несколько дюймов. Позади нее с кочергой в руке маячил крупный мужчина, одетый в жилет и подтяжки.
   - Кюстин! - сказал Флойд.
   - Вам лучше послушать леди, - сказал мужчина, опуская кочергу. - Не думаю, что нам безопасно заходить в офис. Ребята из Большого дома держат это здание под усиленным наблюдением, и время от времени они посылают кого-нибудь внутрь, чтобы проверить, дома ли ты.
   - Входите, пожалуйста, - настаивала мадам Пармантье.
   Флойд пожал плечами и первым направился в квартиру женщины.
   Планировка комнат полностью отличалась от офиса, который занимал детектив, и даже в дополнение к интерьеру и обстановке создавалось впечатление, что они перенеслись на пятьдесят или шестьдесят лет назад, в Париж начала века. Не было никаких уступок современной эпохе: нигде не было видно ни радиоприемника, ни телефона, и уж точно никакого телевизора. Даже заводной патефон, стоявший под окном, выглядел так, словно с ним скорее случился бы припадок, чем он сыграл что-нибудь более современное, чем Дебюсси. Мебель была обита темно-бордовым бархатным плюшем, широкие деревянные ножки и подлокотники были покрыты сусальным золотом. Внутренние дверные проемы были обрамлены парами павлиньих перьев, изогнутых наподобие церемониальных ятаганов. К потолку была подвешена медная птичья клетка, но не было никаких свидетельств того, что в ней когда-либо обитала птица. По всей комнате было расставлено не менее дюжины старинных масляных ламп, их тонированные стекла отбрасывали оттенки синего, зеленого и бирюзового на безупречно белые стены, хотя ни одна из них не была зажжена. Комната выходила окнами на юг и впитывала в себя то немногое, что осталось от дневного света.
   Мадам Пармантье закрыла за ними дверь. - Вы не можете оставаться здесь долго, - сказала она.
   - Я знаю, - сказал человек, которого Флойд назвал Кюстином, - и мы не будем доставлять вам неудобств ни на минуту дольше, чем это необходимо. Но не могли бы мы пока присесть?
   - Очень хорошо, - сказала пожилая леди. - В таком случае, полагаю, мне лучше приготовить чай.
   Все расселись, в то время как мадам Пармантье протиснулась сквозь занавес из сверкающих стеклянных бусин в помещение, которое Оже приняла за примыкающую кухню.
   - Итак, кто хочет начать? - спросил Флойд, придерживаясь французского. - Прямо сейчас я не знаю, с чего начать.
   - Кто она такая? - спросил Кюстин, кивнув в сторону Оже.
   - Сестра, - ответил Флойд.
   - Не очень-то она рыжая, не так ли?
   - Мы были сводными сестрами, - сказала Оже.
   Флойд развел руками в жесте поражения. - Что я могу сказать? У нее на все есть ответ, Андре. С каждым чертовым вопросом, который ты можешь ей задать, она все продумала. Она даже заставила меня наполовину поверить, что благовоспитанная девушка может увлечься шнырянием по туннелям парижского метро.
   - Я же говорила вам... - начала Оже, но резко сменила тактику, обращаясь к Кюстину. - В любом случае, кто вы такой? У меня такое же право задавать вам этот вопрос, как и у вас - обо мне.
   - Это Андре Кюстин, - сказал Флойд. - Мой коллега и друг.
   - И столь же безнадежный случай, - добавила Грета.
   Оже оглядела их. - Я не могу сказать, нравитесь вы друг другу или ненавидите друг друга.
   - У нас было несколько трудных дней, - ответил Флойд, прежде чем внезапно понизить голос. - Мне кажется, или в этом месте действительно дурно пахнет? - прошептал он.
   - Это я, - весело сказал Кюстин. - Или, скорее, рубашка, которую я только что снял. Как еще, по-твоему, я попал в здание незамеченным?
   - Месье Госсет, - сказала Грета, и ее лицо озарилось пониманием. - От тебя пахнет кониной!
   Флойд обхватил голову руками. - Это просто становится все лучше и лучше.
   Из них четверых Кюстин был единственным, кто казался совершенно спокойным и невозмутимым, как будто это было именно то, что происходило почти каждый день. - С меня было достаточно гостеприимства Мишеля в "Попугае". У него добрые намерения, но человек может оставаться в здравом уме в такой комнате только до тех пор, пока это возможно. К счастью, он смог воспользоваться своими связями, чтобы найти мне временное жилье в другом месте, но сначала мне нужно было вернуться сюда, так как я немного спешил, когда заезжал вчера. Но как проникнуть в здание незамеченным? - Он улыбнулся, явно наслаждаясь возможностью оказаться в центре внимания. - Именно тогда меня осенило: я мог бы убить двух зайцев одним выстрелом. Я знал, что Госсет ежедневно получал партию конины откуда-то с севера города. Я вспомнил название фирмы по доставке и то, что Госсет задолжал агентству услугу. Спустя пару телефонных звонков я обеспечил себе маленькое уютное убежище в кузове грузовика для доставки.
   - Ты не сможешь долго выкидывать подобные фокусы, - заметил Флойд. - Рано или поздно они обыщут каждый грузовик в Париже с головы до ног.
   - К тому времени, надеюсь, в подобных уловках не будет необходимости. - Кюстин протянул руку и взял чашку с блюдцем с подноса, который мадам Пармантье только что внесла в комнату. В его огромных руках изящная фарфоровая посуда выглядела хрупким реквизитом из кукольного домика. - В любом случае, я здесь, хотя и не собираюсь задерживаться здесь больше чем на несколько часов.
   - А ты не думал о том, как выберешься из здания? - спросил Флойд.
   - Я разберусь с этим, когда возникнет необходимость, - сказал Кюстин, потягивая очень слабый чай. - Скорее всего, они будут ожидать, что я приеду, а не уйду, так что они могут не быть настороже.
   - Мне нравятся мужчины, которые думают наперед.
   Кюстин ткнул мизинцем в сторону Оже. - Я узнал только половину истории. Вы утверждаете, что являетесь сестрой Сьюзен Уайт, или сводной сестрой, или кем-то еще?
   - По этому поводу нет никаких "претензий", - сказала Оже. - Я та, за кого себя выдаю. Если вам с месье Флойдом это не нравится, это полностью ваша проблема.
   - Между прочим, - сказал Флойд, - это то, что в представлении мадемуазель Оже считается благодарностью. Меня угостили этим, когда я вытащил ее из беды на станции метро и еще раз, когда мы были рядом с отелем.
   Кюстин изучал Оже. - Что произошло возле отеля?
   - Оже увидела что-то, что ей не понравилось, - сказал Флойд. - Теперь она отказывается говорить об этом.
   Оже отхлебнула свой чай. Вся обстановка, когда они вчетвером - не говоря уже о хозяйке - сидели в этой очень изысканной обстановке, казалась до смешного неуместной. Менее часа назад она управляла контролируемым сокращением горловины червоточины после того, как отправила корабль обратно на настоящий Марс в другой части галактики. Теперь она балансировала фарфоровой посудой на коленях, чопорно выпрямившись в старомодном кресле с мягкой обивкой, в комнате, где даже мысль о насилии казалась неуместной.
   - Я запаниковала, - сказала она. - Вот и все.
   - Только когда увидела этого странного ребенка, - сказал Флойд.
   Кюстин издал низкий рычащий звук, прежде чем заговорить. - Что за ребенок?
   - Противный на вид маленький мальчик, - ответил Флойд. - Как будто что-то с картины Босха. Тебе что-нибудь напоминает, Андре?
   - Как ни странно...
   - В этом деле повсюду появлялись мерзкие маленькие дети, - уточнил Флойд. - Здесь девушка... там был мальчик... может быть, больше, чем по одному из них. Мы пытались приуменьшить их значение, но мадемуазель Оже была напугана мальчиком, которого она заметила задолго до того, как хорошенько его рассмотрела.
   - Что это значит? - спросил Кюстин.
   - Это значит, что она присматривала за ребенком или чем-то похожим на него, - ответил Флойд, устремив на Оже решительный взгляд.
   - Я же говорила вам, - сказала Оже, - я просто запаниковала...
   - Кто эти дети? - потребовал Флойд. - Какое они имеют отношение к убийствам? На кого они работают? Более того, на кого вы работаете?
   - Извините меня. - Оже поставила чашку с блюдцем и встала с кресла. - Все это очень мило, но... - Она нащупала автоматический пистолет и вытащила его из-за пояса. Раздался коллективный вздох, даже у Кюстина, когда появилась ее рука с пистолетом. - Просто для протокола, - сказала она, снимая пистолет с предохранителя, - я знаю, как этим пользоваться. На самом деле, сегодня я уже убивала с его помощью.
   Голос Флойда звучал спокойнее, чем выглядел. - Так можем ли мы, наконец, обойтись без легенды о прикрытии? Хорошие девушки не носят оружия. Особенно не автоматику.
   - Тогда все в порядке, потому что я действительно не очень хорошая девушка. - Оже направила пистолет на Флойда. - Я не хочу причинять вам боль.
   - Приятно это знать.
   - Но поймите вот что: я сделаю это, если придется.
   - Она говорит так, как будто это серьезно, - сказал Кюстин. Низкий гул его голоса напомнил Оже шум проходящего поезда.
   Флойд медленно поднялся со своего места, поставив на стол свой чай. - Чего вы хотите?
   - Сменить одежду. Вот и все.
   Флойд взглянул на Грету. - С одеждой проблем не будет.
   - Хорошо. Откройте свой офис. У одного из вас есть ключ.
   Кюстин первым медленно полез в карман и подбросил ключ в воздух. Оже схватила его свободной рукой и бросила Флойду. - Остальные оставайтесь здесь, - приказала она. - Если кто-нибудь пошевелится, я пристрелю Уэнделла. Понятно?
   - Никто никуда не денется, - сказал Кюстин.
   - Двигайтесь очень медленно, - проинструктировала Оже Флойда, пятясь к выходу из квартиры, держа его на прицеле. Она рискнула оглянуться через плечо, прежде чем войти в коридор, но все было так, как они оставили, лифт все еще ждал. Она прижалась спиной к стене рядом с дверью из матового стекла.
   - Идите внутрь, - сказала она.
   - И если у вас там есть пистолет, не думайте им пользоваться, - ответил Флойд по-английски. Когда они были одни, в этом было больше смысла, чем во французском. - У детективов есть оружие только в кино.
   - Вы сказали, что Грета оставила кое-какую одежду, которая подошла бы мне. Найдите чемодан и бросьте в него одежду.
   Флойд отпер дверь из матового стекла. - Что за одежду?
   - Не прикидывайтесь олухом. Просто добавьте подборку и позвольте мне побеспокоиться об этом позже.
   - Дайте мне минутку.
   - У вас есть тридцать секунд.
   Флойд исчез в лабиринте комнат. Оже слышала, как в спешке открывались и закрывались двери, как разбрасывали вещи и рылись в них. Его голос отдавался эхом, когда он крикнул в ответ: - Почему бы вам не рассказать мне, из-за чего все это, теперь, когда мы в таких прекрасных отношениях?
   - Чем меньше вы знаете, тем лучше.
   - Я слышал это слишком много раз в своей жизни, чтобы найти в этом удовлетворение.
   - Привыкайте к этому. Тот случай, когда это определенно применимо. Что вас задерживает?
   - Ищу чемодан.
   - Сумка подойдет. Что-нибудь. Я начинаю терять терпение, Уэнделл. Не выводите меня из терпения.
   - Какого цвета чулки вам нравятся?
   - Уэнделл...
   - В любом случае, это не имеет значения. Вам просто придется довольствоваться тем, что дают. - Открылись и закрылись еще несколько дверей. Она услышала, как что-то скребется по дереву. Флойд снова повысил голос. - Так что дальше, Оже? Возвращаетесь в Штаты, миссия выполнена? Или вы все-таки на самом деле не из Штатов?
   - Все, что вам нужно знать, это то, что я на вашей стороне, - сказала она.
   - Думаю, это уже кое-что.
   - И что я здесь, чтобы помочь вам. Не только вам, но и всем, кого вы знаете.
   - А эти дети? И кто убил Сьюзен Уайт и Бланшара?
   - Я не с ними. Поторопитесь.
   - Вы могли бы, по крайней мере, сказать мне, на кого работаете. Нравится вам это или нет, но сейчас я вам помог. Мне не пришлось вносить за вас залог в участке.
   - И я сказала "спасибо". Как бы то ни было, вы поступили правильно, и если бы могли видеть общую картину, согласились со мной.
   - Так опишите мне общую картину.
   Она постучала стволом автоматического пистолета по дверному косяку. - Не испытывайте свою удачу. Вы нашли сумку?
   - Сейчас как раз наполняю ее.
   Оже почувствовал, что что-то в ее голосе смягчилось. Каким-то незаметным, неохотным образом она не могла не распознать в Уэнделле родственную искру упрямства, которую она слишком хорошо знала.
   - Послушайте, - сказала она, - я бы рассказала вам все, если бы знала все это сама. Ну, может быть, я бы и не рассказала вам всего, но я бы рассказала вам достаточно, чтобы удовлетворить ваше любопытство, если бы вы этого хотели. Но дело в том, что я еще не во всем разобралась.
   - Как много удалось выяснить Сьюзен Уайт?
   - Не все, но, думаю, больше, чем мне.
   - Будем надеяться, что она умерла не из-за этого.
   - Сьюзен знала, что она напала на след чего-то большого, чего-то, ради чего стоит погибнуть. Я думаю, она была напугана масштабом этого.
   - Вы оба работали на одно и то же правительство?
   - Да, - осторожно ответила Оже. - И это Соединенные Штаты.
   Флойд вернулся, неся холщовую сумку с двумя ручками сомнительного состояния. Там было полно одежды, почти все черного цвета или оттенков фиолетового и синего, настолько близких к черному, что практической разницы не было.
   - Но вы никогда не были сестрами, не так ли?
   - Просто коллеги, - сказала Оже. - Теперь оставайтесь на месте и пните сумку в мою сторону. - Он подчинился. - Это хорошо. - Она подняла ее, взявшись за обе ручки одной рукой. - Поблагодарите за это свою девушку. Я знаю, что она была не в восторге от того, что одолжила мне свою одежду, но в конце концов все это того стоит. - Она продолжала целиться из пистолета во Флойда. - Мне жаль, что все так получилось. Я надеюсь, что у всех вас все сложится.
   - Почему вы не можете просто рассказать мне все, что знаете, и позволить мне быть судьей? - спросил Флойд.
   - Потому что я не настолько жестока. - Оже начала пятиться к лифту. - Ладно, вот в чем дело: я сейчас ухожу и не хочу, чтобы кто-нибудь следил за мной. Это понятно?
   - Понятно, - сказал Флойд.
   Оже вошла в кабину лифта, бросила сумку рядом с собой и закрыла решетчатую дверь. - На этот раз никаких смешных трюков по пути вниз, хорошо?
   - Никаких смешных трюков.
   - Хорошо. - Она нажала на нижнюю из медных кнопок. - Я говорила это раньше, но повторю еще раз: мне было приятно заниматься делом.
   Лифт начал снижаться.
   - Подождите, - позвал Флойд, его голос почти утонул в воющем грохоте лифта. - Что вы имели в виду, сказав "не настолько жестока"?
   - Я имела в виду именно то, что сказала, - ответила Оже. - Прощайте, Уэнделл. Я надеюсь, что у вас будет долгая и полноценная жизнь.
  

ДВАДЦАТЬ

  
   Оже поймала такси на бульваре Сен-Жермен. К тому времени она сменила свое разорванное и измазанное грязью пальто на черную куртку до бедер и шляпу в тон, низко надвинутую, чтобы скрыть грязное лицо и волосы. Она не выдержала бы пристального осмотра, но в сумерках позднего вечера преображение было адекватным.
   - Северный вокзал, - сказала она водителю, прежде чем показать ему документы, которые ей понадобятся, чтобы пересечь реку. - Пожалуйста, как можно быстрее.
   Водитель проворчал что-то насчет того, что он не чудотворец, но очень скоро они пересекли реку и уже петляли по узким улочкам Марэ, уворачиваясь от густеющих потоков субботнего транспорта. Оже почувствовала абсолютную усталость, нависшую над ней, как осыпающаяся пропасть, готовая обрушиться и раздавить ее в любой момент. Она прислонилась щекой к дребезжащему окну такси и затуманенными глазами смотрела, как мимо проносятся огни магазинов, неоновые вывески и автомобили в красных, белых, холодно-синих и золотых тонах. Город выглядел таким же неприкасаемым и нереальным, как голограмма; такая же хрупкая, как стекло, к которому она прислонилась. Ей очень хотелось думать об этом именно так. Ничто из этого не имело значения, сказала она себе: ничто из того, что произошло здесь, не могло иметь никаких последствий для ее жизни там, в Тэнглвуде. Не было никакой необходимости продолжать расследование, начатое Сьюзен Уайт, поскольку ничто из того, что выяснилось в результате этого расследования, не могло повлиять на существование Оже дома. Даже если бы здесь действительно произошло что-то ужасное (а она не могла отделаться от ощущения, что что-то ужасное действительно должно было произойти), то это было бы не более трагично, чем сожжение книги или, в худшем случае, библиотеки книг. Возможно, E2 и потеряна, но месяц назад она даже не знала о ее существовании. Все и вся, кого она действительно знала, остались бы неизменными, и в течение нескольких месяцев обычная рутина ее жизни, с ее приливами и отливами повседневного давления и кризисов, превратила бы эти воспоминания в тонкую, похожую на сон пасту. И дело было не в том, что все из E2 было бы потеряно навсегда, если бы случилось что-то плохое, поскольку многое, несомненно, уже было извлечено из документов, которые были контрабандой доставлены обратно в Отдел древностей. И хотя она испытывала некоторую симпатию к людям, запертым в E2, хитрость заключалась в том, чтобы помнить, что на самом деле они были вовсе не людьми, а отброшенными тенями жизней, которые уже были прожиты 300 лет назад. Испытывать жалость к ним было бы все равно что испытывать жалость к изображениям на горящей фотографии.
   Оже чувствовала, что ее решимость тает с каждой минутой. Она не хотела садиться на ночной поезд до Берлина, не тогда, когда был гораздо более простой вариант - остаться в Париже и дождаться возвращения корабля. Ее послали сюда выполнить работу, и она сделала это в меру своих возможностей. Никто не смог бы винить ее, если бы она сейчас остановилась и думала только о своем собственном спасении.
   Такси замедлило ход и остановилось на привокзальной площади, его двигатель все еще работал, пока водитель ждал оплаты. На мгновение Оже не могла пошевелиться, застыв в нерешительности. Она подумала о том, чтобы попросить водителя развернуться и отвезти ее в другой отель где-нибудь в другом районе города, где Флойду и остальным не пришло бы в голову искать ее. Или же она могла бы осуществить свой план, пойти на вокзал и сесть на поезд до Берлина, тем самым направляясь вглубь Европы и вглубь E2. От одной мысли о поездке на поезде у нее в горле встал комок, как будто ее попросили подойти поближе к краю чего-то высокого, от чего у нее закружилась голова. Ее не готовили к такой миссии. Калискан заставил ее - едва-едва - вызволить документы, но не углубляться в E2. Конечно, были и другие люди, которые были более квалифицированы для этого, чем она...
   Мысль о том, что это может быть правдой, ужалила ее, как удар плети.
   Ты можешь это сделать, сказала она себе, повторяя это как молитву.
   Водитель повернулся на своем сиденье лицом к ней, волосы на его шее встали дыбом из-за воротника рубашки. Ему было все равно, сколько времени это займет. Счетчик все еще работал.
   - Вот, - сказала Оже, протягивая ему несколько банкнот. - Сдачу оставьте себе.
   Минуту спустя она была под железным и стеклянным сводом вокзала и искала билетную кассу. Платформы кишели путешественниками, они толкались и кружили друг вокруг друга, как стая серых пчел, каждый знал свою миссию и совершенно не обращал внимания ни на кого другого. За ними, нетерпеливо фыркая, ждали поезда, поднимая к крыше столбы белого пара. Пока она смотрела, выехал спальный вагон, направляясь в Мюнхен, Вену или какой-нибудь другой город, еще более погруженный в европейскую ночь. Его красный задний фонарь пролил кровь на полированные поверхности рельсов.
   Сначала о главном. Оже нашла билетную кассу и с облегчением увидела, что очередь на международные рейсы была намного короче, чем у других. Она уже поклялась, что если в ночном поезде не останется мест, то она просто сядет в него и будет отстаивать свою правоту позже. Взяточничество всегда было возможным вариантом, как и воровство. Но на семичасовой поезд все еще оставались свободные диванчики - позже, чем ей хотелось бы, но лучше, чем ничего.
   Она протянула деньги, кассирша и глазом не моргнула, увидев ее почерневшие руки и покрытые коркой грязи ногти. Она вообразила, что клерки научились не моргать глазом при виде многих вещей.
   - Какая платформа? - спросила она. Служащая сказала ей об этом, также предупредив, что поезд будет готов к посадке только за тридцать минут до отправления.
   Таким образом, у нее оставался почти час, прежде чем она сможет сесть в поезд. Первые двадцать минут этого времени она потратила на то, чтобы найти женский туалет и, насколько могла, устранить грязь и повреждения, которые она получила в туннеле. К тому времени, как она закончила, кусок карболового мыла почернел, и раковина выглядела так, словно ей пользовалась группа шахтеров после смены в шахте. Но она снова выглядела и чувствовала себя человеком, и к тому времени, когда она переоделась в одежду Греты, запихнув свою собственную грязную и порванную одежду обратно в сумку, она также начала чувствовать, что вероятность ее узнавания снизилась. Поскольку до отправления поезда еще оставалось время, Оже испытала искушение совсем покинуть вокзал, чтобы найти относительную анонимность в местном бистро или пивном ресторане. Она ничего не ела с самого завтрака, и голод начал одолевать ее. Но она знала, что если покинет Северный вокзал, у нее может не хватить смелости вернуться, сколько бы денег она ни потратила на билет. Вместо этого она остановила свой выбор на ресторане внутри вокзала и в его зеркальном лабиринте интерьера нашла уединенную кабинку, откуда могла наблюдать за тем, кто приходил и уходил, не будучи сама объектом внимания. Она заказала сэндвич и бокал вина и пожелала, чтобы стрелки на ресторанных часах повернулись к половине седьмого.
   Через стеклянные двери ресторана, в дальнем конце вестибюля, она увидела мужчину в сером плаще и шляпе, остановившегося у газетного киоска. Порывшись в кармане в поисках мелочи, он огляделся, как турист, впервые попавший на станцию. Сделав покупку, он отвернулся от прилавка, снова водрузив на нос совиные очки. Он развернул газету и начал читать. Это был не Флойд.
   Принесли еду для Оже. Она понюхала вино, залпом осушила половину бокала и впервые с тех пор, как проснулась в тот день, позволила временному спокойствию овладеть собой. Через некоторое время она будет в ночном поезде, в безопасности на своем диване. Это было не более опасно, чем оставаться в Париже, - возможно, даже менее опасно, поскольку она увеличивала бы дистанцию между собой и детьми войны. Оказавшись в Берлине, она выяснит адрес берлинской производственной фирмы и посмотрит, к чему это приведет. Она ни в коем случае не стала бы подвергать себя опасности или делать что-либо, что, по ее мнению, могло бы раскрыть ее истинную личность. Даже если бы все, с чем она вернулась, было описанием помещений фирмы, она бы добилась чего-то полезного. Калискан, несомненно, упрекнул бы ее за превышение условий ее миссии, выразив при этом личную благодарность за то, что она сделала. И даже продолжая прерванную линию расследования Сьюзен Уайт, Оже наблюдала бы за этим миром больше, чем когда-либо смогла бы, если бы оставалась запертой в номере парижского отеля, прячась от каждой тени.
   Другой мужчина в плаще распахнул двери ресторана. Он был без шляпы, но на мгновение - когда пар из кофеварки заслонил ей обзор - это тоже мог быть Флойд. Но не успел мужчина войти внутрь, как стройная женщина в облегающем изумрудном платье встала из-за своего столика, и они поцеловались, как незаконные любовники, в чем Оже была уверена. У мужчины был подарок для женщины, который она открыла со вздохом нервного восторга. Это было какое-то украшение. Он заказал выпивку, и они вдвоем просидели там, держась за руки, десять минут, после чего мужчина поцеловал ее на прощание и снова растворился в суете вокзала. Минуты спустя Оже услышала свисток отходящего поезда и с абсолютной уверенностью поняла, что мужчина находится в нем, направляясь обратно в свой провинциальный дом и к своей провинциальной семье, это десятиминутное свидание было такой же рутиной, как чистка зубов и прощальный поцелуй жены каждое утро. На какое-то головокружительное мгновение люди вокруг нее внезапно почувствовали себя такими же реальными, как все, кого она когда-либо знала, и только огромным усилием воли она смогла снова превратить их жизни во что-то более управляемое, вроде эха или остаточного изображения.
   Оже посмотрела на часы. Через несколько минут она сможет сесть в поезд и найти свою кушетку. Через час она будет на полпути к французской границе, а к тому времени, когда проснется, к добру или к худу, она уже будет в Берлине. Она просигналила, чтобы ей принесли счет, затем начала собирать свои вещи. Возможно, дело было в вине, но теперь она почувствовала твердую решимость завершить расследование, начатое Сьюзен Уайт.
   Официант в белом халате принес счет. Оже порылась в своих монетах и осталась довольна, когда нашла достаточно, чтобы дать разумные чаевые. Улыбнувшись, она сунула деньги официанту и собралась уходить, решив, что лучше ей не допивать вино.
   Именно тогда она увидела детей.
   Их было двое, они совершенно неподвижно стояли рядом друг с другом посреди вестибюля. Мальчик держал тонкую нить от йо-йо, в то время как девочка несла игрушечного зверька, который выглядел так, словно его вытащили из мусорного бака. Мальчик был одет в красную футболку и шорты, белые носки и черные туфли с пряжками, девочка - в грязно-желтое платье и такие же туфли. Только когда на них по-настоящему смотрели, становилось ясно, что на самом деле это были вовсе не дети, а упыри в грубом обличье детей. Дождь исказил их макияж, заставив его обвиснуть и потечь. Путешественники толкались вокруг них, но держали детей на некотором расстоянии, возможно, сами того не осознавая.
   Оже потеряла миниатюрные фигурки из виду, так как группа людей загородила ей обзор. Она сглотнула и попыталась собраться с духом. Возможно, ее воображение забегает вперед. В конце концов, они могли быть просто уличными мальчишками.
   Когда группа разошлась, двоих детей уже не было.
   Она с облегчением закрыла глаза, затем быстро допила остатки вина. Она приказала себе встать и выйти из ресторана, пока поезд еще ждет. Не было смысла впадать в ужас каждый раз, когда мимо проходил ребенок. Париж был полон странных маленьких мальчиков и девочек, и не все они хотели убить ее.
   Пара бизнесменов отошла от входа в ресторан. Там снова были дети: они стояли совершенно неподвижно, но теперь гораздо ближе к двери. Они не смотрели на нее, но рассматривали что-то или кого-то с немигающим вниманием змей. Другая группа прохожих загораживала ей обзор, и когда они отошли, дети оказались еще ближе, их внимание явно было приковано к самому ресторану. Мгновение назад у нее, возможно, и был шанс уйти так, чтобы они ее не заметили, но теперь она оказалась в ловушке.
   Оже посмотрела на остатки своего сэндвича, затем сделала вид, что снова читает меню. Последнее, чего она хотела, чтобы ее видели за этим занятием, - это проявление необычного интереса к тому, что происходит снаружи. В конце концов, дети, возможно, уже не обязательно точно знают, как она выглядела.
   Когда она рискнула еще раз взглянуть в сторону двери, снаружи стояла только маленькая девочка. Мальчик уже был внутри ресторана и ждал у освещенного прилавка, где были разложены для осмотра свежеиспеченные пирожные. Пара мух вилась рядом с мальчиком, казалось, больше интересуясь им, чем сладкими лакомствами.
   Оже села поглубже в кабинку. Она была хорошо видна мальчику, но он, казалось, еще не заметил ее, оставаясь прикованным к одному и тому же месту на полу, тогда как его голова вращалась по медленной и ровной дуге, как камера слежения. У нее возникло искушение спрятаться за другой зеркальной ширмой, разделяющей кабинки, но она знала, что мальчик, вероятно, заметит. Его глаза моргали, но редко, как будто ему приходилось каждый раз напоминать себе об этом. Через несколько секунд он будет смотреть прямо на нее, если она не пошевелится. Запоздало она вспомнила, что у нее с собой два вида оружия: автоматический пистолет и тот изящный, который она забрала у ребенка войны в туннеле. Это знание придало ей уверенности, но вскоре она отбросила всякую мысль об использовании оружия. Дети, вероятно, сами были вооружены, и их могло быть больше, чем те двое, которых она заметила. Кроме того, даже если бы она разобралась с детьми, у нее было бы мало шансов покинуть этот оживленный вокзал, не будучи задержанной.
   Пристальный взгляд мальчика почти пронзил ее насквозь. Застыв, она знала, что ее единственная надежда заключалась в том, что он не узнает ее. Возможно, он и не стал бы этого делать, учитывая ее растрепанное состояние и тот факт, что на ней была чужая одежда. Едва она ухватилась за эту соломинку, как заставила себя отбросить ее, потому что мальчик, очевидно, искал именно ее и не поддался бы на несколько поверхностных изменений.
   Рука Оже потянулась под стол за пистолетом. Возможно, ей все-таки придется им воспользоваться, невзирая на последствия.
   Мальчик смотрел на нее - или, точнее, сквозь нее. Она почувствовала себя так, словно по ней пронесся луч прожектора. Плавное вращение его головы продолжалось, отвлекая его внимание от нее. Его голова повернулась почти на девяносто градусов от исходного положения своей дуги и демонстрировала все признаки продолжения, хотя такое движение было бы невозможно для человеческого ребенка. Оже гадала, сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь еще заметит странного маленького мальчика, но, насколько она могла судить, другие люди в ресторане не заметили ничего необычного.
   Затем голова ребенка остановилась и повернулась в другую сторону, пока мальчик снова не посмотрел на нее. На этот раз она почувствовала фокус его внимания: он не просто смотрел в ее сторону, а сосредоточился на кабинке, в которой она сидела. Едва заметная перемена произошла на напудренной и размазанной маске его лица, чуть приоткрывшийся рот намекал на улыбку триумфа или обжорства.
   Голова мальчика дернулась в сторону двери ресторана, и он открыл рот, издав единственный вскрик. Для любого случайного свидетеля это прозвучало бы как бессмысленное восклицание, похожее на йодль, - возможно, свидетельство идиотизма со стороны ребенка. Но Оже знала, что вскрик содержал звуковую информацию, и что другой ребенок был полностью способен расшифровать ее.
   На негнущихся ногах, как марионетка, с которой плохо обращались, мальчик направился к кабинке Оже. Она старалась никак не реагировать, не сводя глаз с часов, надеясь, что мальчик передумает, прежде чем доберется до нее. Он положил йо-йо в карман, и теперь в его руке что-то блеснуло, зеркально яркое и острое, как стекло.
   Чья-то рука коснулась плеча мальчика. Мальчик дернул головой в сторону взрослого в ярости и непонимании, его лицо исказилось в хмурой гримасе, которая послужила лишь для того, чтобы потрескались и сместились остатки макияжа, скрывающего его истинную внешность. Рука высунулась из темного рукава костюма, принадлежавшего одному из официантов. Мужчина был крупным даже среди взрослых и возвышался над мальчиком. Все еще стараясь не смотреть прямо на происходящее, Оже увидела, как мужчина согнулся пополам, чтобы приблизить свою усатую голову с толстой шеей к мальчику. Мужчина начал что-то говорить, его губы беззвучно шевелились в другом конце зала, а затем произошла быстрая вспышка серебра, и официант отступил от мальчика с выражением легкого удивления на лице, как будто ребенок выругался в его адрес оригинальным и взрослым способом.
   Мужчина врезался спиной в витрину с пирожными, растянувшись на покрытой цинком поверхности. На белоснежном его поясе виднелась маленькая красная звездочка в том месте, куда его ударили ножом. Мужчина приложил к ране пальцы и поднес их покрасневшие кончики к своему лицу. Он начал что-то говорить, но слова застряли у него в горле. Вокруг него несколько других посетителей уронили столовые приборы и начали переговариваться встревоженными голосами. Мужчина что-то крикнул, и закричала женщина. Стакан с грохотом упал на пол.
   Мальчик исчез.
   В течение нескольких секунд вокруг раненого официанта разразился настоящий ад. Оже могла видеть только спины толпившихся вокруг него благодетелей. Другой официант что-то крикнул в телефон ресторана, в то время как третий побежал через вестибюль за помощью. Эта сцена уже начала привлекать внимание зевак на улице, ожидавших поезда. Какой-то железнодорожный чиновник - удивительно похожий на человека, которого Флойд подкупил в тот день, - направился к двери и, увидев масштабы суматохи, пустился вприпрыжку, тяжело дыша. Кто-то трижды резко дунул в свисток.
   Оже встала, собирая свои вещи. Были ли дети все еще там, ожидая ее? Сказать наверняка было невозможно. Что она точно знала, так это то, что она не хотела находиться здесь, когда - что казалось несомненным - прибудет полиция и начнет опрашивать имена и адреса свидетелей. Она не могла позволить себе опоздать на этот берлинский поезд и уж точно не могла позволить себе попасть в руки закона. Что, если сотрудник станции "Кардинал Лемуан" все-таки решил поговорить со своим начальством?
   Она вытерла крошки с губ и, оценив момент, извинилась и прошла мимо обеспокоенных зрителей, столпившихся вокруг раненого мужчины. С таким же успехом она могла быть сделана из дыма, учитывая все внимание, которое ей уделяли. Остановившись у двери, она посмотрела направо и налево вдоль вестибюля, но никаких признаков присутствия двух детей не было. Все, на что она могла надеяться, - это на то, что они решили покинуть вестибюль до того, как слишком много свидетелей описали злобного маленького мальчика с ножом. Так быстро, как только могла, не привлекая нежелательного внимания, Оже направилась к табло отправления и дважды проверила платформу для ночного поезда на Берлин. Теперь он ждал: длинная вереница темно-зеленых вагонов, в дальнем конце которых дымился черный паровой двигатель. По всей длине поезда персонал станции все еще готовил его: стояли тележки, нагруженные бельем, едой и напитками, а люди в униформе входили и выходили через открытые двери, перекликаясь друг с другом на французском с сильным акцентом. Служащий станции покачал головой, когда Оже попыталась войти на платформу, постукивая пальцем по своим часам.
   - Пожалуйста, месье, - сказала Оже. Вдалеке она услышала пронзительный вой полицейских сирен, приближавшихся к железнодорожной станции. - Мне нужно быть на этом поезде.
   Возможно, это было самое худшее, что она могла сказать, если бы мужчина вбил себе в голову, что она скрывается от властей. - Мадемуазель, - сказал он извиняющимся тоном, - еще пять минут, и вы сможете подняться в вагон.
   Оже бросила сумки и порылась в том, что осталось от ее денег. - Возьмите это, - сказала она, протягивая ему десять франков. - Это взятка.
   Мужчина поджал губы, оглядывая ее с ног до головы. Теперь сирены звучали совсем рядом. Краем глаза она заметила, что люди все еще толпятся у входа в ресторан.
   - Двадцать, - сказал он. - Тогда вы сможете найти свой диван.
   - За двадцать вы можете помочь мне найти его, - лукаво ответила Оже.
   Мужчина, казалось, счел это приемлемым компромиссом, положил в карман дополнительную десятифранковую банкноту и повел ее вдоль двух вагонов, пока не нашел тот, который соответствовал номеру на ее билете. Внутри все было чистым, светлым и тесным. Мужчина нашел ее купе и толкнул дверь. На внутренней стороне двери был ключ, который он снял и отдал Оже.
   - Спасибо, - сказала она.
   Мужчина склонил голову и оставил ее в покое. В спальном отсеке было две койки, но она заплатила за то, чтобы все купе было в ее распоряжении. В одном углу стояли аккуратная алюминиевая раковина и кран, а также крошечный шкафчик и небольшой раскладной письменный стол с табуреткой. Стены из лакированного дерева со встроенными электрическими светильниками. Там был коммуникационный шнур, опускающаяся тканевая штора и выцветшая монохромная фотография какого-то собора, который она не узнала.
   Оже опустила стекло, впуская звуки станции. Среди грохота хлопающих дверей, прибывающих и отправляющихся поездов и объявлений по радио было трудно быть уверенной, но она не думала, что сейчас слышит вой сирен. Означало ли это, что полиция полностью миновала вокзал, выполняя какое-то другое поручение? Она снова посмотрела на часы, желая, чтобы стрелки переместились ко времени отправления.
   Откуда-то поблизости, снаружи поезда, она услышала оживленный обмен голосами. Оже медленно высунула голову из окна, чтобы оглядеться по всей длине поезда. Там был мужчина, которого она подкупила, он жестикулировал и спорил с парой полицейских в форме. Рассерженные, они оттолкнули мужчину и начали прогуливаться вдоль ряда вагонов. Они шли очень медленно, останавливаясь у окна каждого купе. У одного из мужчин был фонарик из ребристого металла, которым он светил в каждое отделение, одновременно постукивая по стеклу. Служащий станции плелся за ними, что-то бормоча себе под нос.
   Оже заставила себя снова вздохнуть. Медленно, очень медленно она просунула голову обратно внутрь и подняла окно в закрытое положение. Было время выбраться из купе, но что, если другой полицейский двигался по внутренней части поезда, прикрывая этот путь к отступлению?
   Голоса двух офицеров приблизились. Она услышала, как они постукивают по стеклу через два или три отделения от ее. Теперь они звучали гораздо громче. У нее едва хватило времени убрать свои вещи с глаз долой, и уж точно не было времени думать о том, чтобы спрятаться самой. Все, что она могла сделать, это вести себя как можно естественнее. Оже наполовину опустила жалюзи и села, ожидая.
   Раздался стук во внутреннюю дверь. Она затаила дыхание, молча желая, чтобы кто бы это ни был, ушел.
   Человек постучал снова. Низкий, настойчивый голос прошептал: - Оже?
   Это был Флойд. Это был Флойд, и ей действительно это было не нужно.
   Понизив голос, она прижалась губами к двери. - Уходите. Я сказала, что не хочу больше видеть вас.
   - И я думаю, что у нас есть незаконченное дело.
   - Возможно, в вашем воображении.
   - Впустите меня. Я должен вам кое-что сказать. Кое-что, что, как мне кажется, может заставить вас изменить свое мнение.
   - Ничего из того, что вы могли бы сказать или сделать, Уэнделл... - Но она заставила себя замолчать. Офицеры снаружи теперь были очень близко к ее купе.
   - Я кое-что утаил, - сказал Флойд.
   - Что вы имеете в виду? - прошипела она.
   - Из той коробки с бумагами. Подумал, что было бы полезно иметь некоторый запас на переговорах.
   - Я уже получила все, что мне было нужно, из этих бумаг, Флойд.
   - Так вот почему вы направляетесь в Германию? Потому что у вас уже есть ответы на все вопросы?
   - Не переоценивайте себя, - сказала Оже.
   - Что случилось в ресторане?
   Она не видела ничего плохого в том, чтобы рассказать ему. - Одна из тех детских штучек. Он ранил ножом официанта.
   - Парень искал вас?
   Какой смысл сейчас лгать? - Похлопайте себя по спине. А теперь уходите, пока можете, и оставьте меня в покое.
   - Полицейские снаружи думают, что вы могли иметь к этому какое-то отношение. В конце концов, вы скрылись с места происшествия. Невинные свидетели так не поступают. Спросите Кюстина. Он вам все об этом расскажет.
   - Мне жаль Кюстина, - сказала она. - Мне жаль, что он оказался втянут во все это, и надеюсь, что вы сможете найти способ помочь ему. Но это не моя проблема. Весь ваш маленький мирок - не моя проблема.
   - Знаете, что действительно причиняет боль? То, как вы это говорите, звучит почти так, как будто вы это имеете в виду.
   - Я действительно это имею в виду, - яростно сказала она. - А теперь уходите.
   - Эти полицейские никуда не позволят вам поехать на этом поезде.
   Она услышала свист и фырканье отходящего поезда. Но это был не тот, в котором она сидела. - Я разберусь с ними.
   - Так же, как вы расправились со мной сегодня днем? Вы не собирались использовать этот пистолет, Верити. Я видел это по вашим глазам.
   - Тогда вы исключительно плохо разбираетесь в людях. Я бы воспользовалась им, если бы это было необходимо.
   - Но вам бы это не понравилось.
   Раздался сильный стук в стекло. Голос с парижским акцентом резко произнес: - Откройте окно.
   Она подняла жалюзи и потянула за кожаный ремешок, который опускал стекло. - Вы хотите посмотреть мой билет?
   - Только ваше удостоверение личности, - сказал один из офицеров, стоявших снаружи.
   - Вот. - Оже просунула документы в щель в окне. - Что-то случилось? Я не ожидала, что мои документы будут проверять так поздно.
   - С вами в купе есть еще кто-нибудь?
   - Думаю, я бы заметила.
   - Я слышал, как вы разговаривали.
   С небрежностью, которая удивила ее саму, Оже сказала: - Я зачитывала список того, что мне нужно сделать в Берлине.
   Мужчина издал двусмысленный звук. - Вы сидите в поезде одна, раньше всех остальных. Почему вы так спешили попасть в вагон?
   - Потому что я устала и не хочу ссориться с кем-либо еще из-за того, у кого билет в это купе.
   Мужчина поразмыслил над этим, прежде чем сказать: - Мы ищем ребенка. Вы не видели поблизости каких-нибудь детей без присмотра?
   Как раз в этот момент другой голос отвлек мужчину. Это был Флойд, теперь уже снаружи. Он говорил на мягком, спешащем французском, слишком быстро, чтобы она могла разобрать его из-за шума станции, но она узнала "ребенок" и несколько других значимых слов. Другой мужчина ответил новыми вопросами, поначалу скептически, но со все возрастающей настойчивостью. Они с Флойдом обменялись еще несколькими горячими словами, а затем она услышала шаги, торопливо удаляющиеся от вагона; несколько секунд спустя она услышала пронзительную, повторяющуюся трель полицейского свистка.
   Прошло несколько мгновений, затем Флойд снова постучал в дверь ее купе. - Впустите меня. Я только что избавил вас от этих головорезов.
   - И примите мою вечную благодарность, но вам все равно придется сойти с этого поезда.
   - Почему вы так интересуетесь Берлином? Почему вас так интересует контракт с "Каспар Металс"?
   - Чем меньше вы будете спрашивать меня, Флойд, тем легче нам обоим будет.
   - Контракт заключен на что-то неприятное, не так ли? Что-то, чего вы не хотите, чтобы оно происходило.
   - Почему вы думаете, что я на самом деле не пытаюсь помочь этому случиться?
   - Потому что у вас красивое лицо. Потому что в тот момент, когда вы вошли в мой офис, я решил, что вы мне нравитесь.
   - Ну, как я уже сказала: вы не обязательно лучше всех разбираетесь в людях.
   - У меня есть билет до Берлина, - сказал он. - А еще я знаю хороший отель на Курфюрстендамм.
   - Ну разве это не удобно?
   - Вы ничего не потеряете, если возьмете меня с собой на прогулку.
   - И ничего не выиграю.
   - Серебряный дождь, - сказал Флойд.
   Это было сказано так небрежно, что сначала она подумала, что просто ослышалась. Это было единственным логичным объяснением. Он никак не мог сказать то, что, по ее мнению, он сказал... мог ли он?
   Она понизила голос еще ниже. - Что?
   - Я сказал "серебряный дождь". Мне было интересно, значит ли это что-нибудь для вас.
   Она подняла глаза к потолку и открыла дверь в коридор. Флойд стоял там со шляпой в руке и смотрел на нее щенячьими глазами.
   - То, что вы только что сказали... - начала она.
   - Это что-то значит для вас, не так ли? - настаивал он.
   - Закройте за собой дверь.
   Раздался свисток, и мгновение спустя поезд, накренившись, начал выползать со станции.
   Флойд достал открытку, которую хранил у себя. Он передал ее Оже и позволил ей осмотреть ее. Она включила лампу для чтения и подняла ее повыше, чтобы рассмотреть поближе. Поезд дребезжал и подпрыгивал, набирая скорость по мере того, как преодолевал лабиринт соединяющихся путей за концами платформ.
   - Это важно, не так ли? - подсказал он.
   Открытка была посланием от Сьюзен Уайт Калискану. Очевидно, оно так и не было отправлено. Столь же очевидно, что это имело какое-то отношение к "серебряному дождю". Но "серебряный дождь" был оружием из прошлого, предметом удивления и ужаса, подобным библейской чуме. Серебряный дождь был худшим, что могло случиться с миром. Более того: вполне возможно, это было последнее, что когда-либо случится с миром.
  

ДВАДЦАТЬ ОДИН

  
   Поезд скользил по однообразной, залитой лунным светом низменности, где-то к востоку от границы с Германией. Время от времени мимо проплывал освещенный оазис фермерского дома или уютной маленькой деревушки, но долгое время они ехали по бесконечным темным полям, таким же безжизненным и неприветливым, как пространство между звездами. Время от времени Оже замечала лису, застывшую на полушаге, или проносящуюся низко над полем сову, совершающую какое-нибудь одинокое бдение. В лунном свете животные казались бесцветными, бледными, как призраки. Эти маленькие очаги жизни, какими бы желанными они ни были, служили лишь для того, чтобы подчеркнуть огромную безжизненность самой территории. И все же ритмичный стук колес поезда, мягкое покачивание вагона, отдаленный, приглушенный рокот двигателя, тепло хорошей еды и приветственного напитка внутри нее - все это убаюкивало Оже, погружая в некую легкость, которая, как она знала, была преходящей и не особенно оправданной, но за которую она тем не менее была благодарна.
   - Итак, скажите мне, - сказал Флойд, - как мы собираемся распределять спальные места?
   - Что бы вы предложили?
   - Я могу поспать на том месте, которое забронировал. - Расходы Флойда не простирались до билета в отдельное купе.
   - Вы можете воспользоваться нижней койкой, - великодушно сказала она, промокая салфеткой уголок рта. - Это не значит, что мы женаты. Или даже особенно хорошие друзья.
   - Вы точно знаете, как заставить парня почувствовать, что его ценят.
   - Я имею в виду, Уэнделл, что это чисто бизнес. Что не значит, что я не рада видеть вас поблизости, на случай, если они появятся снова.
   - Дети?
   Она кротко кивнула. - Я беспокоюсь, что они могли последовать за нами.
   - Не в этом поезде, - сказал Флойд. - Они были бы слишком заметны, даже больше, чем в городе.
   - Надеюсь, что вы правы. В любом случае, дело не только в детях.
   Они только что поужинали в вагоне-ресторане в компании дюжины других путешественников, большинство из которых были одеты получше. Почти все остальные посетители уже удалились в соседний вагон-бар или в свои отдельные купе, оставив Оже и Флойда почти одних. Моложавая немецкая пара спорила о планах на свадьбу в одном углу, в то время как пара пухлых бельгийских бизнесменов обменивалась историями о финансовых махинациях за толстыми сигарами и коньяком в другом. Ни одна из этих сторон ни в малейшей степени не была заинтересована в тихой, интимной беседе между парой англоговорящих иностранцев.
   - Тогда что же еще? - спросил Флойд.
   - То, что вы сказали... что вы показали мне на той открытке?
   - Да.
   - Что ж, это разрушает все мои надежды на то, что я на самом деле все это выдумала.
   - Вы не выдумывали этих детей.
   - Знаю, - сказала Оже. Она допила остатки своего напитка, зная, что немного пьяна, и ей было все равно. Прямо сейчас небольшое помутнение рассудка было именно тем, что прописал доктор. - Но упоминание на той открытке о серебряном дожде - что ж, это означает, что дела примерно в десять раз хуже, чем я думала.
   - Может быть, было бы лучше, если бы вы рассказали мне, что это за серебряный дождь, - предложил Флойд.
   - Я не могу вам этого сказать.
   - Но это плохо, не так ли? Когда я бросил вам на колени эти два маленьких слова, у вас был такой вид, словно кто-то прошелся по вашей могиле.
   - Я надеялась, что моя реакция была не столь очевидной.
   - Это было написано заоблачным неоном. Эти два слова были последним, что вы хотели услышать.
   - Или ожидала услышать, - сказала она.
   - Слетевшим с моих губ?
   - Из чьих угодно уст. Вам не следовало прятать ту открытку, Уэнделл. Это было совершенно нечестно.
   - И вы притворяетесь сестрой Сьюзен Уайт - это то, что вы называете подачей подходящего примера, не так ли?
   - Это другое дело. Это был необходимый обман.
   - Как и у меня, Верити.
   - Тогда, я полагаю, мы квиты. Можем мы оставить все как есть?
   - Нет, пока я не узнаю, что означают эти два маленьких слова.
   - Как я уже говорила, я не могу вам сказать.
   - Если бы мне пришлось ставить на это деньги, - сказал Флойд, - я бы сказал, что это кодовое название секретного оружия. Вопрос в том, кто нажимает на спусковой крючок? Люди, стоящие за вами и Уайт, или люди, которые убили Уайт и Бланшара и послали этих детей преследовать вас?
   - Это не наше оружие, - яростно сказала она. - Как вы думаете, почему вообще была убита Сьюзен Уайт?
   - Значит, это их оружие, а не ваше?
   - Этого достаточно, Уэнделл.
   - Я приму это как "да".
   - Воспринимайте как хотите, для меня это не имеет никакого значения.
   - Позвольте мне соединить здесь все точки над i, - сказал Флойд. - Сьюзен Уайт натыкается на заговор. Контракт Каспара в Берлине является его частью. Как и "серебряный дождь", что бы это ни было. Я предполагаю, что все эти вещи каким-то образом связаны, хотя прямо сейчас я не понимаю, как эти металлические сферы могут быть какой-либо частью оружия.
   - Сферы - это не оружие, - ледяным тоном сказала она. - Я не знаю, что это такое, за исключением того, что они должны быть каким-то образом замешаны во всем этом. И если бы я знала это, я бы не сидела в этом поезде, терпя ваши приставания.
   - Но вы же знаете, что такое серебряный дождь, не так ли?
   - Да, - сказала она. - Я точно знаю, что это такое. Всего несколько дней назад я собственными глазами увидела, на что он способен.
   - Где это было?
   - Смотря вниз на Марс с космического корабля. Где же еще?
   - Симпатично. Как насчет реального ответа?
   - Реальный ответ заключается в том, что это оружие. Это может убить много людей за один раз. Больше, чем вы хотели бы себе представить возможным.
   - Тысячи?
   - Попробуй еще раз.
   - Сотни тысяч?
   - Лучше.
   - Миллионы?
   - Теплее. Начните думать о населении целых планет, и вы будете близки к этому.
   - Тогда это какая-то бомба, вроде большой петарды, которую, по словам американцев, они построят на днях.
   - Атомная бомба? - Она чуть не рассмеялась над причудливостью этого, но вовремя сдержалась. В середине двадцатого века ее собственной временной шкалы в этом не было ничего причудливого, так же как осадные башни и кипящее масло не были причудливыми в тринадцатом. - Нет, это не атомная бомба. Атомная бомба была бы... плохой, я согласна с вами в этом. Но независимо от того, сбрасываете ли вы ее с самолета или загружаете в ракету, бомба - это оружие с определенной целью нападения: город или поселение в целом. Плохие новости, если вы будете там, когда она упадет... не менее плохие новости, если вы живете в зоне радиоактивных осадков. Но для всех остальных? Дела идут более или менее в обычном режиме.
   Флойд уставился на нее с каким-то зачарованным ужасом. - А "серебряный дождь"?
   - Серебряный дождь намного хуже. Он трогает каждого. Спасения нет, бежать некуда, нет способа защитить себя, даже если вы знаете, что это надвигается. Нет никакого способа договориться с ним или выкупить свой выход. - Она сделала паузу, зная, что должна рассказать ему достаточно, чтобы удовлетворить его любопытство, но не должна даже намекать на правду. Она уже пожалела о своей маленькой шутке про "Марс", которую отпустила ранее: подобные вещи могли навлечь на нее серьезные неприятности. - Это как чума, распространяющаяся по воздуху. Вы вдыхаете его, и вы чувствуете себя прекрасно. Вам это не вредит. А потом в один прекрасный день вы просто умираете от этого. Ужасно, но быстро.
   - Что-то вроде горчичного газа?
   - Да, - сказала она. - Просто так.
   - Вы сказали, что это может убить миллионы людей.
   - Да.
   - Кто мог использовать такое оружие? Разве не было бы такой же вероятности, что они умрут в одно и то же время?
   - Если они не приняли необходимых мер предосторожности, - сказала она, - тогда да, они могли бы.
   - А эти меры предосторожности?
   - Слишком много вопросов, Уэнделл.
   - Я только начинаю. - Он сменил тактику. - Контракт Каспара: могут ли эти сферы быть прикрытием для чего-то другого?
   - Например?
   - Этот серебряный дождь, о котором вы не хотите говорить. Может ли фабрика в Берлине производить это вещество?
   - Нет, - сказала она, качая головой. - "Серебряный дождь" не такой. Это не то, что можно сделать с помощью литейных цехов и токарных станков.
   - Значит, химическое вещество? Если здесь есть литейный цех, то, вероятно, поблизости есть и химический завод.
   - Это тоже не то, что делают на химическом заводе. - Тихий голосок у нее в голове прошептал "осторожно", но она, несмотря ни на что, продолжала настаивать. - Серебряный дождь - это особый вид оружия. Это требует очень специализированных производственных мощностей, которых просто нет в Германии или Франции. - Или где-нибудь еще на этой планете, добавила она про себя.
   Флойд покрутил в руках остатки своего напитка. - Так кто же это делает?
   - В том-то и дело, что я не знаю.
   - Но вы, кажется, так хорошо с этим знакомы.
   - Это можно подготовить, - сказала она. - Просто не на местном уровне. Это означает, что вам нужно будет импортировать его, а затем найти способ его развертывания. - Она подумала о цензоре с его автоматической блокировкой всех форм нанотехнологий. Если бы не существовало какого-то еще нераскрытого способа обойти цензуру, не было бы никакого способа привнести что-то вроде серебряного дождя в E2. Трюк, который Скеллсгард проделала с пневматической дрелью - разобрать ее на простые, прочные компоненты и пронести контрабандой по частям, - тоже не сработал бы. Единственный способ разбить нанотехнологию на более мелкие кусочки и собрать их снова позже - это использовать больше нанотехнологий.
   Ритм поезда, стук колес по стыкам рельсов, казалось, подгонял ее мысли вперед, как хлыст.
   Хотя это было правдой, что местные технологии на E2 и близко не были достаточно развиты, чтобы производить что-то вроде серебряного дождя - и не будут, по крайней мере, в течение столетия - всегда существовала вероятность того, что агенты слэшеров где-то организовали тайную программу исследований и разработок. Оже на мгновение задумалась над этим, а затем отбросила эту мысль. Никакое количество передовых знаний не могло компенсировать промышленную технологию, все еще застрявшую в эпохе пара. "Серебряный дождь" был невероятно сложным даже с точки зрения нанотехнологий, доступных во временной шкале Оже. Но здесь, на E2, вы не смогли бы изготовить даже простейший элемент нанотехнологии. Вы даже не смогли бы использовать доступные инструменты для создания специализированного оборудования, необходимого для производства даже наименее сложных нанотехнологических компонентов. Со временем можно было бы создать необходимую техническую базу - но не без того, чтобы часть или вся эта волшебная технология просочилась в мир и тем самым изменила его. Контракт с Каспаром, с другой стороны, больше походил на своего рода секретную программу, которая действительно могла бы сработать. Какую бы функцию ни выполняли эти сферы, они были изготовлены с использованием местных технологий и ноу-хау.
   Что делало упоминание о серебряном дожде еще более аномальным. Кто-то планировал его использовать: это было ясно. Но они не смогли сделать это в рамках E2 и не смогли протащить контрабандой через цензуру.
   Так что они, должно быть, нашли другой способ доставить это. Если ты не можешь войти в дом через парадную дверь, - размышляла она, - значит, ты нашел другой способ проникнуть внутрь.
   Ты разбил окно.
   Еще один портал? Возможно, такая вещь существовала, но существовала высокая вероятность того, что она также будет поставляться со своим собственным цензором.
   Что оставляло одну возможность настолько ужасающе очевидной, что она полностью ее упустила. Если бы они смогли найти выход за пределы АКС, и если бы у них было средство взломать эту оболочку, тогда они могли бы просто доставить серебряный дождь напрямую, распылив его в атмосферу из космоса.
   Но, конечно, этого не могло быть. Никто не знал, где находится АКС. Продолжительность переходов через гиперсеть лишь слабо коррелировала с расстоянием в реальных световых годах... и вообще не существовало никакого индикатора направления. Мысли Оже вернулись к аналогии с домом. Гиперсеть была похожа на обширную, извилистую систему подземных туннелей, которые появлялись то тут, то там в подвалах изолированных старых особняков. Но по всему ландшафту было разбросано много-много особняков, и изнутри невозможно было определить, в каком из них появился тот или иной туннель. Окна были заложены кирпичом, двери на засовах, а мансардные окна заколочены досками. Если бы только вы могли сорвать некоторые из этих барьеров, тогда, возможно, вы смогли бы взглянуть на окружающий ландшафт и иметь некоторый шанс идентифицировать дом, в который вел туннель.
   Могла ли скорлупа каким-то образом треснуть изнутри?
   - Верити, - мягко сказал Флойд. - Есть ли что-то, чем вы хотели бы со мной поделиться?
   - Я поделилась более чем достаточным.
   - Не с того места, где я сижу. - Он откинулся на плюшевую обивку своего сиденья, изучая ее таким образом, что она почувствовала себя одновременно неловко и, возможно, немного польщенной. На самом деле он был неплохим мужчиной: возможно, немного помятым по краям и нуждающимся в мытье и расчесывании, но она знавала и похуже.
   - Мне жаль, Уэнделл, но я сказала вам все, что могла.
   - У вас ведь еще даже нет ответов на все вопросы, не так ли?
   - Нет, - ответила она, радуясь возможности хоть раз сказать что-то совершенно честно. - Все, что у меня есть, - это кусочки головоломки, которые оставила мне Сьюзен Уайт, которых может быть достаточно, а может и нет, чтобы восстановить ответ. Если это так, то я просто слишком глупа, чтобы понять это.
   - Или, может быть, ответ не настолько очевиден.
   - Это то, о чем я продолжаю размышлять. Все, что я знаю, это то, что она, должно быть, была ближе к истине, чем я сейчас.
   - И посмотрите, какую пользу это ей принесло, - сказал Флойд.
   - Да, - ответила Оже, отдавая честь памяти Сьюзен, подняв свой бокал. - Но, по крайней мере, она умерла, пытаясь.
  
   Оже оказалась одна на Елисейских полях, двигаясь по широкому, обсаженному деревьями тротуару среди бурлящего потока толпы. Она помнила, как ехала в поезде с Флойдом, но это конкретное расследование ни к чему не привело. Когда они прибыли в Берлин, то обнаружили, что он покрыт льдом и населен только враждующими племенами диких машин. Поездка была пустой тратой времени: как она могла забыть такую важную деталь? Теперь она снова была в Париже, одинокая и немного грустная, несмотря на жизнерадостное настроение других прохожих. Была середина утра, и все уже были завалены покупками, бакалеей и яркими букетами цветов. Куда бы она ни посмотрела, везде царил буйный цвет - от одежды и вещей парижан до переполненных витрин магазинов и деревьев, увешанных плодами, похожими на драгоценные камни. Автомобили и автобусы проносились мимо в пятнах сверкающего хрома и золота. Даже лошади сияли, словно пронизанные каким-то мягким внутренним светом. Над покачивающимися головами пешеходов возвышалась Триумфальная арка, выкрашенная в тысячи пастельных тонов. Оже понятия не имела, зачем она идет туда и что будет делать, когда доберется. Этого было достаточно, чтобы другие ходоки просто подхватили ее, унося по течению. Вокруг нее пары и компании друзей смеялись и строили планы на вечер. Она почувствовала, что их веселье начинает поднимать ей настроение.
   Позади себя она услышала ровный ритмичный звук. Она оглянулась через плечо, сквозь промежутки между людьми, стоявшими сразу за ней, и увидела ребенка, маленького мальчика, идущего примерно в дюжине шагов позади нее. Мальчик был единственным одиноким человеком на улице, и пока он шел - с методичной, заводной медлительностью - другие люди уступали ему место, расступаясь, словно под действием какого-то магнитного отталкивания. Маленький мальчик был одет в красную футболку и шорты, белые носки и черные туфли с пряжками, и она поняла, что где-то видела его раньше, не так давно. Она вспомнила, что тогда у него было йо-йо, но теперь у него на шее висел игрушечный барабан, по которому он отбивал настойчивый ритм, впервые привлекший ее внимание. Мелодия, которую он выбивал, была похожа на сложное сердцебиение. Она никогда не менялась, никогда не замедлялась и не ускорялась.
   Маленький мальчик нервировал ее, поэтому она протиснулась вперед в потоке пешеходов. Постепенно барабанный бой затих вдали. Когда она больше ничего не могла слышать, она рискнула оглянуться назад и увидела только плотную массу покупателей и прогуливающихся, и никаких признаков маленького барабанщика. Она продолжала идти быстрым шагом, и когда немного позже снова оглянулась, его по-прежнему не было видно.
   Но настроение на проспекте изменилось. Дело было не в мальчике - она была уверена, что никто из других парижан не знал о нем как следует, - а в погоде. Цвета на улице внезапно стали приглушенными и тусклыми, а флаги на Триумфальной арке развевались, как старые серые тряпки. Небо, мгновением ранее безмятежно-голубое, теперь заволокли угольно-черные дождевые тучи. Почувствовав надвигающийся ливень, люди бросились под прикрытие навесов магазинов и входов в метро. Вверх и вниз по Елисейским полям зонтики образовывали неспокойное море колышущегося черного цвета.
   Пошел дождь, сначала мелкими каплями, покрывая тротуар пятнистым рисунком, но все усиливаясь, пока не превратился в сплошные струи, похожие на нарисованное стекло, разбрызгиваясь по зонтикам, хлеща из водосточных труб. Люди, которые все еще находились снаружи, возобновили свои попытки найти убежище. Но их было слишком много, и не хватало мест, куда можно было бы убежать. Автомобили и автобусы обрушивали потоки воды на снующие толпы. Люди бросали свои вещи, бросая их на произвол стихии, продолжая свои отчаянные поиски укрытия. Поднялся ветер и перевернул их зонтики, подняв их в небо. Оже, которая остановилась, огляделась по сторонам, наблюдая, как дождь высекает ярость на их лицах. Но она ничего этого не почувствовала. Дождь был теплым и сладким, и от него исходил аромат дорогих духов. Она подняла лицо к небу и позволила ему помазать себя, впитывая его. Это было восхитительно: теплое там, где оно касалось ее кожи, изысканно прохладное, когда скользнуло вниз по горлу. Люди вокруг нее продолжали бежать, поскальзываясь на мокрых камнях мостовой. Почему они не могли просто остановиться и насладиться дождем? - задумалась она. - Что с ними было не так?
   Затем текстура дождя изменилась. У нее начало покалывать кожу и глаза. У нее защипало в горле. Она закрыла рот, все еще поднимая лицо к небу, но больше не глотая его. Покалывание усилилось. Дождь, мгновение назад прозрачный, как джин, теперь был стальным и непрозрачным, стекая хромированными полосами. Реки ртути хлынули из канализационных труб и затопили сточные канавы, превратив тротуары в зеркала. Теперь никто не мог встать на ноги, кроме Оже. Все остальные метались вокруг, корчась на земле, пытаясь снова подняться на ноги. Дождь стекал по их лицам, собираясь лужицами в глазах и ртах, словно пытаясь проникнуть внутрь. Лошадь, отделенная от своей повозки, безуспешно билась на улице, пытаясь встать, пока ее ноги не подломились, как палки. Наконец даже Оже отвернулась от неба. Она протянула руку и наблюдала, как отражающие лучи проникают в промежутки между ее пальцами.
   Облака начали рассеиваться. Ливень утих, и снова начало проглядывать голубое небо. Дождь постепенно перешел в мелкие струйки, а затем прекратился. Зеркальные тротуары начали подсыхать, когда снова выглянуло солнце. Упавшие люди осторожно поднялись. Даже лошадь каким-то образом встала на ноги.
   - Все кончено, - услышала она, как люди с облегчением говорили вокруг нее, когда они возобновили свое продвижение по аллее. Казалось, никого не беспокоило, что они потеряли свои вещи, только то, что серебряный дождь закончился. Улица снова расцвела красками.
   - Это еще не конец! - крикнула Оже, единственный человек, стоявший неподвижно, когда пешеходы окружили ее. - Это еще не конец!
   Но никто не обратил на нее никакого внимания, даже когда она сложила ладони рупором и закричала еще громче: - Это еще не конец! Это только начало!
   Люди проходили мимо нее, не обращая на нее внимания. Она протянула руку и схватила молодую пару, но они вырвались от нее, смеясь ей в лицо. С ужасным чувством неизбежности она смотрела, как они продолжают свой путь к Триумфальной арке. Через дюжину шагов они запнулись и остановились на полпути. Точно в то же мгновение то же самое сделали и все остальные на улице.
   На мгновение на Елисейских полях воцарилась абсолютная тишина, тысячи людей внезапно застыли совершенно неподвижно, некоторые в самых нелепых позах. Затем, очень медленно, все как один, они потеряли равновесие и повалились на землю. Их совершенно неподвижные тела усеивали обочины проспекта, насколько хватало глаз. Даже за пределами Елисейских полей на весь город опустилась ощутимая тишина. Ничто не двигалось, ничто не дышало. Тела стали серебристо-серыми, бесцветными.
   Все было тихо. В каком-то смысле это было довольно красиво: город, наконец-то освободившийся от своего человеческого бремени.
   Затем поднялся ветерок, дующий по всей длине проспекта. Там, где он касался тел, он поднимал с них клубы сверкающей пыли, сплетая их в воздухе, как длинные сверкающие шарфы. Когда пыль осела с тел, он снял сначала их одежду, а затем и плоть, обнажив хромированные кости и серо-стальные каркасы нервов и сухожилий. Ветер усилился, пронизывая даже кости, придавая телам причудливые, абстрактные изгибы, похожие на пейзаж из переплетенных песчаных дюн. Между губами Оже вились клубки пыли, перченой и металлической.
   Теперь она кричала, но это было бессмысленно: пошел серебряный дождь, и никто не внял ее предупреждениям. Если бы только они послушали... но что хорошего, спрашивала она себя, принесло бы им это в любом случае?
   Она услышала отдаленный ритмичный звук. Вдалеке, в море размытых останков скелетов, осталась стоять одинокая фигура. Маленький мальчик-барабанщик все еще барабанил, все еще очень медленно приближаясь к ней, пробираясь между костями.
  
   - Верити, - мягко сказал Флойд. - Проснитесь. Вам снится кошмарный сон.
   Ей потребовалось несколько секунд, чтобы вынырнуть из сна, даже несмотря на то, что Флойд легонько тряс ее. Он стоял рядом с ее койкой, его голова была на одном уровне с ее головой, когда она открыла глаза и увидела тускло освещенное вагонное купе.
   - Я думала, что вернулась в Париж, - сказала она. - Я думала, начался дождь.
   - Вы орали изо всех сил.
   - Они не захотели меня слушать. Они думали, что все кончилось... они думали, что они в безопасности. - Ей было холодно, она была мокрой от собственного пота.
   - Теперь все в порядке, - сказал он. - Вы в безопасности. Это был просто кошмарный сон... просто дурной сон.
   Сквозь щель в занавеске она могла видеть проносящийся за окном залитый лунным светом пейзаж. Они все еще были на пути в Берлин, все еще на пути в этот скованный льдом, преследуемый машинами город, по-своему такой же опасный, как раскопанная чаша Парижа. На мгновение она запаниковала, желая сказать Флойду, что они должны повернуть назад, что это бесполезное путешествие. Но постепенно ее мысли пришли в порядок, и сон начал понемногу рассеиваться. Они направлялись в другой Берлин, который никогда не знал Нанокоста или каких-либо других ужасов Века Пустоты. Тот ярко освещенный, залитый дождем Париж был мечтой.
   - Они не захотели слушать, - тихо сказала она.
   - Это был просто кошмар, - повторил Флойд. - Теперь вы в безопасности.
   - Нет, - сказала она, все еще чувствуя, что сон может вернуть ее в любой момент, все еще видя мальчика-барабанщика, шагающего к ней по лабиринту костей, как будто эта часть сна все еще играла где-то в ее черепе, медленно, как часы, приближаясь к неизбежному завершению.
   - Вы в безопасности.
   - Вовсе нет, - сказала она. - И вы тоже. Как и никто другой. Мы должны помешать этому случиться, Уэнделл. Мы должны остановить дождь.
   Его рука сомкнулась вокруг ее руки. Постепенно она перестала дрожать и лежала в оцепенении, и какое-то время позволяла ему держать себя за руку, пока снова не погрузилась в беспокойный сон, бестелесно дрейфуя по усыпанным пылью улицам пустого города, как последнее привидение в городе.
  
   Они прибыли в Берлин к середине утра в воскресенье. По всему городу снова были вывешены партийные баннеры и флаги. Теперь, когда Роммель и фон Штауффенберг оба упокоились в земле, умные молодые люди решили, что пришло время дать национал-социализму еще один удар кнутом. Специалисты по рекламе внесли некоторые осторожные изменения: старая свастика с твердыми краями исчезла, ее заменила более округлая и мягкая форма. Партийные шишки по-прежнему устраивали митинги на Цеппелиновом поле, но они приберегли свои лучшие выступления для крошечного, мерцающего окна телевидения. Теперь маленький кусочек Нюрнберга был в каждой хорошо обставленной гостиной, в каждой пивной и вокзальном кафетерии. Поговаривали об условно-досрочном освобождении крупной рыбы, томящейся на вокзале Орсе; возможно, даже о каком-то триумфальном возвращении в рейхстаг вечером его насыщенных химией дней.
   - Так не должно быть, - тихо сказала Оже.
   - Аминь, - ответил Флойд себе под нос.
   Поездка на такси до отеля "Ам Цоо", хорошего заведения в фешенебельном районе Курфюрстендамм, отделанного первоклассным мрамором и хромом, настолько чистым и отполированным, что с него можно было есть свой ужин, была короткой. По крайней мере, отель не сильно изменился. Флойд знал это место достаточно хорошо, поскольку они с Гретой останавливались там два или три раза в начале пятидесятых. Учитывая это знакомство, он казался очевидным местом, куда нужно было направиться. Но как только Флойд зарегистрировался и отнес их скудные пожитки в одноместный номер, за который они только что заплатили, он начал испытывать раздражающее, но знакомое чувство вины. Это было так, как будто он сознательно изменял Грете, посещая их старое романтическое пристанище с другой женщиной. Но это абсурдно по двум причинам, сказал он себе. Грета и он больше не были единым целым - даже если дверь к тому, чтобы они снова стали единым целым в будущем, не была полностью закрыта. И Оже, и он сам - ну, это было просто смешно. Почему эта мысль вообще пришла ему в голову? Они были здесь, чтобы поработать над расследованием. Сугубо деловым.
   Ну и что с того, что она ему понравилась? Она была симпатичной, умной, сообразительной и интересной (как может леди-шпионка быть чем-то иным, кроме как интересной? - подумал он), но любой другой мужчина сказал бы то же самое. Чтобы проникнуться к ней симпатией, не требовалось большой силы характера. Вам не нужно было видеть прошлые поверхностные недостатки: их не было вообще - за исключением, может быть, того, как она продолжала относиться к нему как к человеку, которому не только не нужно было слышать правду, но и который не мог с ней справиться. Эта часть ему не понравилась. Но это только делало ее еще более очаровательной для него: загадка, которую нужно было разгадать. Или, возможно, развернуть, в зависимости от обстоятельств. Когда она наконец снова заснула после своего кошмара, Флойд лежал без сна на нижней койке, прислушиваясь к ее дыханию, думая о ней под простынями и гадая, что ей сейчас снится. Он не был от нее без ума. Но она была из тех девушек, по которым он мог бы очень легко позволить себе сойти с ума, если бы захотел.
   Но все это ничего не значило. Должно быть, она шла по жизни с такими мужчинами, как он, которые падали к ее ногам, наступая на них, как на осенние листья. Вероятно, это случалось так часто, что все, что она заметила, - это приятный хрустящий звук. Чего могла хотеть такая девушка, как Верити Оже, от такого конченого Джо, как он? Это был Уэнделл Флойд. Джазовый музыкант, который не играл. Детектив, который ничего не нашел.
   Если бы он не спрятал ту открытку, она бы даже не позволила ему сесть с ней в поезд.
   В таком случае, возможно, он все-таки был не таким уж тупым.
   - Уэнделл? - спросила она.
   - Что?
   - Вы выглядите озабоченным.
   Он понял, что простоял у окна, хандря, по меньшей мере пять минут. На другой стороне Курфюрстендамм группа рабочих скрепляла болтами высокий памятник из штампованной стали, посвященный первому восхождению на Эверест. Молодой российский летчик был изображен стоящим верхом на вершине, поднимающим кулак в перчатке в знак того, что было либо радостным приветствием пролетающему самолету, либо озорным вызовом побежденному и устаревшему Богу.
   - Просто вспоминаю старые времена, - сказал он.
   Оже сидела на кровати и листала телефонный справочник. Она была без обуви, ноги в чулках скрещены одна на другой. - Когда вы были здесь раньше?
   - Думаю, да.
   - Простите, если из-за меня между вами и... - Она сделала паузу, чтобы записать номер телефона, используя блокнот с названием отеля.
   - Грета, - сказал он, прежде чем она успела произнести это имя. - И нет, вы этого не делали. Я уверен, что она знает счет.
   Оже подняла глаза, ее палец застыл на середине страницы. Она посасывала прядь волос, как будто это помогало ей сосредоточиться. - Что именно?
   - Что мы с вами здесь по делу. Что вы даже не хотели, чтобы я сопровождал вас в поездке. Что больше в этом ничего нет.
   - Она ведь не ревнует, правда?
   - Ревнует? Почему она должна ревновать?
   - Вот именно. Ни за что на свете.
   - Мы просто двое взрослых людей с общими интересами в Берлине...
   - Экономим деньги, живя в одном номере.
   - Вот именно. - Флойд улыбнулся. - Теперь, когда мы покончили с этим...
   - Да. Какое облегчение. - Она снова посмотрела на телефонный справочник, смачивая палец, чтобы перевернуть одну из тонких деловых страниц.
   - Мне следовало найти другой отель, - сказал Флойд.
   - Что?
   - Ничего. - Он снова повернулся к кровати, его внимание задержалось на форме икр Оже под этими чулками. Это были не самые длинные ноги, которые он когда-либо видел у женщин, и не самые стройные, но они были далеко не самыми худшими.
   - Флойд? - Она заметила, что он пристально смотрит на нее, и он перевел взгляд на ее лицо, немного смущенный направлением, которое приняли его мысли.
   - Вы чего-нибудь добились с этим номером телефона? - спросил он. Она несколько раз звонила по телефону, пока он смотрел в окно, но он не обращал внимания на результат. Всякий раз, когда она звонила, требовалось определенное количество разговоров, поскольку все они должны были передаваться через коммутатор отеля, но его элементарный немецкий превращал прослушивание в бессмысленное занятие.
   - Пока безуспешно, - сказала она. - Я уже звонила по этому номеру из Парижа, но подумала, что могут возникнуть проблемы с международными соединениями.
   - Я тоже это пробовал, - сказал Флойд. - У меня это тоже не сработало. Оператор сказал, что это было так, как будто линия была отключена. Как могла такая крупная фирма не оплатить свой счет или чтобы никто не отвечал на их телефонные звонки? Разве они не слышали об автоответчиках?
   Оже снова позвонила. Каждый раз она говорила на очень хорошем немецком, или, по крайней мере, на том, что для его ушей звучало как очень хороший немецкий. - Нет, - сказала она. - Линия полностью отключена. На другом конце провода даже нет аппарата. - Она провела рукой по письму от "Каспар Металс", разворачивая его. - Может быть, этот номер неправильный.
   - Зачем им печатать неправильный номер на фирменном бланке?
   - Не знаю, - сказала Оже. - Может быть, они сменили номер, но вокруг все еще валялось много старой бумаги. Может быть, человек прислал этот подержанный товар, который годами лежал у него в столе.
   - Неаккуратно, - сказал Флойд.
   - Но это не преступление.
   - Вы тоже проверили справочник?
   - Здесь указан тот же номер, - сказала она. - Но справочник выглядит старым. Я не знаю, куда идти дальше. У нас есть адрес на письме, но это всего лишь обычный адрес почтового ящика для корреспонденции на весь сталелитейный завод. Это недостаточно конкретно, чтобы быть полезным. Это даже не говорит нам точно, где находится фабрика.
   - Подождите, - сказал Флойд. - Возможно, мы сможем полностью обойти "Каспар Металс" - просто свяжитесь с человеком, который отправил это письмо, и послушайте, что он скажет.
   - Герр Г. Альтфельд, - сказала Оже, прочитав по газете. - Но Альтфельд мог бы жить где угодно. Возможно, его даже нет в телефонном справочнике.
   - Но, может быть, так оно и есть. Почему бы нам не проверить?
   Оже нашла справочник частных номеров в Берлине и передала Флойду толстую книгу с загнутыми книгами.
   - Вот мы и на месте, - сказал Флойд, листая его. - Альтфельд, Альтфельд, Альтфельд... много альтфельдов. Их должно быть по меньшей мере тридцать. Но не так много людей с первой буквой "Г" в имени.
   - Мы не знаем наверняка, относится ли эта буква "Г" к его имени, - заметила она.
   - Пока этого достаточно. Если мы не сорвем джекпот, то перейдем ко всем другим альтфельдам.
   - Это займет целую вечность.
   - Это элементарная тяжелая работа, которая дает мне крышу над головой. Передайте мне ручку, пожалуйста. Я начну составлять список вероятных кандидатов. И посмотрите, не сможете ли вы раздобыть немного кофе. Думаю, это будет долгое утро.
  

ДВАДЦАТЬ ДВА

  
   Оже поняла, что это правильный номер, как только мужчина снял трубку. Его властный, слегка наставительный тон только подтвердил ее подозрения.
   - Герр Альтфельд.
   - Простите, что прерываю, майн герр, и простите мой очень плохой немецкий, но я пытаюсь разыскать герра Альтфельда, который является сотрудником "Каспар Металс"...
   Соединение было прервано прежде, чем Оже успела сказать еще хоть слово.
   - Что случилось? - спросил Флойд.
   - Думаю, что нашла золото. Он повесил трубку со слишком большими энтузиазмом.
   - Попробуйте еще раз. По моему опыту, люди всегда рано или поздно берут трубку.
   Она снова набрала номер гостиничного коммутатора и подождала, пока ее вызов будет соединен. - Герр Альтфельд, я еще раз вынуждена...
   Линия снова оборвалась. Оже попробовала еще раз, но на этот раз телефон звонил и звонил, а трубку никто не брал. Оже представила, как звук эхом разносится по хорошо оборудованному коридору, где телефон стоит на маленьком столике под гравюрой знакомой картины маслом - возможно, Писарро или Мане. Она настаивала, позволяя телефону продолжать звонить. В конце концов, ее терпение было вознаграждено тем, что трубку сняли.
   - Герр Альтфельд? Пожалуйста, дайте мне высказаться.
   - Мне нечего вам сказать.
   - Майн герр, я знаю, что вы разговаривали со Сьюзен Уайт. Меня зовут Оже... Верити Оже. Я сестра Сьюзен.
   Последовала пауза, во время которой казалось вполне вероятным, что мужчина снова повесит трубку. - У фройляйн Уайт не хватило такта прийти на прием, - в конце концов ответил Альтфельд.
   - Потому что кто-то убил ее.
   - Убил ее? - недоверчиво переспросил он.
   - Вот почему вы никогда ее не видели. Я здесь, в Берлине, с частным детективом. - Совет Флойда: говорите правду везде, где это возможно. Это могло бы открыть удивительное количество дверей. - Мы думаем, что Сьюзен была убита по какой-то причине, и что это как-то связано с работой, выполняемой в "Каспар Металс".
   - Как я уже говорил, мне нечего вам сказать.
   - Вы были так добры, что предложили поговорить с моей сестрой, майн герр. Не могли бы вы, по крайней мере, оказать нам такую же услугу? Мы не отнимем у вас много времени, и тогда, я обещаю, вы больше о нас не услышите.
   - Все изменилось. Ошибкой было разговаривать с фройляйн Уайт, и было бы еще большей ошибкой разговаривать с вами.
   - Почему - кто-то оказывает на вас давление?
   - Давление, - сказал мужчина, глухо рассмеявшись. - Нет, сейчас на меня вообще нет никакого давления. Этому способствовало щедрое пенсионное пособие.
   - Значит, вы больше не работаете в "Каспар Металс"?
   - Там больше никто не работает. Фабрика сгорела дотла.
   - Послушайте, майн герр, думаю, было бы действительно полезно, если бы мы могли поговорить. Это может быть любое место по вашему выбору. Даже если это всего на пять минут...
   - Мне очень жаль, - сказал Альтфельд и снова повесил трубку.
   - Жаль, - сказала Оже, потирая лоб. - В тот раз я думала, что чего-то добилась. Но он действительно не хочет с нами разговаривать.
   - Мы не сдаемся, - сказал Флойд.
   - Может, мне попробовать дозвониться еще раз?
   - Он, вероятно, не станет с тобой разговаривать. Но это не имеет значения - теперь мы знаем, где он живет.
  
   Черное такси "дюзенберг" с рычанием остановилось в конце заросшей листвой пригородной улицы в Веддинге, в пяти километрах от центра города. В длинных рядах дешевых домов проживало множество рабочих и бюрократов, которые трудились на близлежащих фабриках. В этом районе локомотивный завод Борсига был крупнейшим работодателем, но завод Сименса находился неподалеку, и по соседству располагался ряд других промышленных концернов, включая Каспар Металс, как они предполагали.
   - Это тот самый дом, - заметила Оже. - Тот, что на углу. Что мне сказать водителю?
   - Скажите ему, чтобы притормозил через пару домов.
   Она сказала что-то по-немецки. Такси, урча, двинулось вперед, затем съехало на обочину и вклинилось между двумя припаркованными машинами.
   - И что теперь? - спросила Оже.
   - Скажите ему, чтобы не выключал счетчик, пока мы осматриваем дом.
   Оже еще раз коротко переговорила с водителем. - Он говорит, что если мы заплатим сейчас, он подождет еще десять минут.
   - Тогда заплатите этому человеку.
   Оже уже перевела часть своих средств в немецкие марки. Она передала пару купюр водителю такси и повторила свое указание подождать. Водитель заглушил двигатель, и они вышли.
   - Я впечатлен вашим немецким, - прокомментировал Флойд, когда они открыли садовую калитку и пошли по маленькой гравийной дорожке к входной двери. - Это то, чему учат всех милых юных шпионов?
   - Они подумали, что это может пригодиться, - сказала Оже.
   Флойд позвонил в звонок. Вскоре за матовым стеклом замаячила чья-то фигура, и дверь со скрипом отворилась. Мужчине, стоявшему в коридоре, было лет пятьдесят-шестьдесят, он был одет в рубашку и подтяжки, в маленьких очках в металлической оправе и с аккуратно подстриженными усами. Он был ниже и худее Флойда. Черты его лица были тонкими, а в очень изящных руках он держал тряпку для вытирания пыли и глиняный предмет.
   - Герр Альтфельд? - сказала Оже, за чем последовало что-то по-немецки, включавшее слово "телефон". Это было все, что она успела сказать, прежде чем мужчина закрыл дверь.
   - Может, мне попробовать еще раз? - спросила она.
   - Он не откроет дверь. Он не хочет с нами разговаривать.
   Оже наклонилась и позвонил в колокольчик, но мужчина больше не появлялся. - Но это был он, как вы думаете?
   - Думаю, что он. Этот адрес соответствует номеру, по которому вы звонили.
   - Интересно, что его так напугало.
   - Я могу кое-что придумать, - сказал Флойд.
   Они вернулись по садовой дорожке и закрыли за собой калитку.
   - Если не считать того, чтобы мы вломились и привязали его к стулу, - сказала Оже, - как бы вы предложили нам поступить сейчас?
   - Мы подождем в такси. Если вы сможете сохранить спокойствие водителя, мы просто будем сидеть здесь тихо, пока Альтфельд не сделает ход.
   - Вы думаете, он это сделает?
   - Как только он убедится, что мы покинули этот район, он захочет убраться из этого дома, чтобы ему не пришлось мириться с тем, что мы звоним в дверь или зовем его по телефону.
   - Полагаю, вам все это знакомо, Уэнделл?
   - Да, - сказал он. - Но обычно самое худшее, о чем мне приходится беспокоиться, - это удар в подбородок.
   - А на этот раз?
   - Удар в подбородок звучит просто шикарно.
   Оже убедила таксиста проехать с ними один раз вокруг квартала, чтобы казалось, что они покидают место происшествия, если Альтфельд случайно наблюдает за ними из-за своих занавесок. Как только они вернулись на ту же улицу, водитель такси припарковал машину в другом месте, дальше по дороге, чем раньше, но все еще в пределах видимости дома на углу.
   - Скажите водителю, что, возможно, ему придется долго ждать, - сказал Флойд, - но что мы заплатим ему больше, чем он заработал бы, совершая другие поездки.
   - Ему все еще это не нравится, - сказала Оже, передав инструкции Флойда. - Он говорит, что его работа - брать плату за проезд, а не играть в частного детектива.
   - Передай ему еще одну купюру.
   Она снова открыла сумочку и заговорила с водителем, который пожал плечами и взял протянутые деньги.
   - И что он теперь говорит? - спросил Флойд.
   - Он говорит, что мог бы привыкнуть к своей новой профессии.
   Они ждали и не дождались. Водитель пролистал "Берлинер моргенпост" от начала до конца. Как раз в тот момент, когда Флойд начал сомневаться в себе, входная дверь дома Альтфельда открылась, и вышел мужчина в плаще и с небольшим плотным бумажным пакетом в руках. Альтфельд закрыл за собой садовую калитку и направился вниз по улице, остановившись рядом с одной из припаркованных машин и забравшись внутрь. Автомобиль - черный "Бугатти" пятидесятых годов выпуска с белоснежными шинами - с ворчанием ожил и, подпрыгивая, покатил прочь по дороге.
   - Скажите водителю, чтобы он следовал за этой машиной, - сказал Флойд, - и напомните ему соблюдать приличную дистанцию.
   Вопреки ожиданиям Флойда, водитель такси оказался достаточно опытным в слежке за другой машиной, и Флойду пришлось лишь раз или два уговаривать его придержать машину. Два или три раза водитель уверенно сворачивал на боковую дорогу и снова появлялся после нескольких поворотов всего в нескольких машинах позади той, за которой они следовали.
   Погоня привела их обратно в город более или менее тем же маршрутом, по которому они добирались до Веддинга. Вскоре они пересекли Шпрее и огибали Тиргартен, обширное зеленое легкое Берлина. У западной оконечности - недалеко от отеля "Ам Цоо" - "Бугатти" сбросил скорость и свернул на стоянку. Такси проехало мимо, остановившись только тогда, когда они завернули за угол. Оже расплатилась с водителем, в то время как Флойд дошел до угла и посмотрел на машину Альтфельда. Он успел как раз вовремя, чтобы заметить мужчину, выходящего из машины, все еще с бумажным пакетом в руках. Они последовали за ним до самых слоновьих ворот зоопарка, издали наблюдая, как он заплатил за вход и вошел внутрь. Флойд очень хорошо знал зоопарк. Они с Гретой посещали его почти во время каждой своей поездки в Берлин, беззаботно прогуливаясь по нему после полудня, пока небо не темнело и мерцающие неоновые огни города не манили к себе.
   Небо над головой грозило дождем, но так и не дождалось его, как тявкающая собака, которая не кусается. Ранним воскресным днем зоопарк начал заполняться семьями в сопровождении капризных детей, которые имели привычку плакать по малейшему поводу. Флойд и Оже купили билеты и держались на приличном расстоянии от Альтфельда. Толпа была достаточно плотной, чтобы обеспечить укрытие, но в то же время позволяла часто мельком видеть человека в плаще.
   Они последовали за Альтфельдом к вольеру для пингвинов. Окруженный железным забором с шипами, он представлял собой затонувший бетонный ландшафт из искусственных скал и уступов, окружающих мелкое, убогого вида озеро. Пришло время кормления. Молодой человек в шортах швырял рыбой в встревоженную, напирающую толпу пингвинов. Альтфельд стоял у ограды, впереди небольшой группы зрителей. Не было никаких признаков того, что он знал о слежке. Вскоре смотритель зоопарка забрал свое пустое ведерко и отошел в другое место, а Альтфельд воспринял это как намек, чтобы порыться в своем маленьком бумажном пакете и бросить птицам серебристые лакомства.
   На другом конце вольера для пингвинов кто-то привлек внимание Флойда. Это была Оже: она пробралась на другую сторону и каким-то образом умудрилась пробиться в переднюю часть толпы зрителей, и теперь была сильно прижата к перилам. Вместо того, чтобы обращать внимание на Альтфельда, она с очевидным зачарованным видом смотрела на суетливую компанию пингвинов, с их аккуратными черными утренними костюмами, глупыми маленькими ластами и выражением величайшего достоинства, даже когда они плюхались животом в воду или падали навзничь. Это было так, как будто она никогда раньше не видела пингвинов.
   Флойд предположил, что в Дакоте не так уж много зоопарков.
   Зрители начали расходиться, оставив позади лишь несколько человек, среди которых был и Альтфельд. Бросая птицам последние объедки из своей сумки, он наблюдал за пингвинами с безропотной отстраненностью генерала, наблюдающего за каким-то ужасающим военным поражением.
   Флойд и Оже подошли к старику.
   - Герр Альтфельд? - спросила Оже.
   Он резко огляделся, уронив бумажный пакет, и ответил по-английски: - Я не знаю, кто вы такие, но вам не стоило следовать за мной.
   - Нам нужно, чтобы вы ответили только на несколько вопросов, - сказал Флойд.
   - Если бы мне было что сказать, я бы уже сказал это.
   Оже подошла ближе. - Я Верити, - сказала она. - Сьюзен была моей сестрой. Она была убита три недели назад. Я знаю, что вы переписывались с ней по поводу контракта с "Каспар Металс". Думаю, ее убийство как-то связано с тем, на что был заключен этот контракт.
   - Я ничего не могу сказать вам об этом контракте.
   - Но вы знаете, какой контракт мы имеем в виду, - сказал Флойд. - Вы же знаете, это было из ряда вон выходящее событие.
   Он понизил голос. - Художественное поручение. В этом нет ничего особенного.
   - Вы не верите в это, каким бы утешительным это ни казалось, - сказала Оже.
   - Все, что нам нужно знать, - сказал Флойд, - это куда были отправлены объекты. Достаточно будет только одного адреса.
   - Даже если бы я был готов сообщить вам - чего я не собираюсь делать, - этой информации больше не существует.
   - Вы не храните свои документы где-нибудь в папке для справок? - спросила Оже, удивленно приподняв бровь.
   - Документация была... уничтожена.
   Флойд загородил Альтфельду обзор птиц. - Но вы должны кое-что помнить.
   - Я никогда не запоминал эти детали.
   - Потому что кто-то сказал вам этого не делать? - спросила Оже. - Так вот что произошло, мистер Альтфельд? Кто-то оказывал на вас давление, чтобы вы не обращали слишком много внимания?
   - Это был сложный контракт. Конечно, я обратил на это внимание.
   - Дайте нам что-нибудь, - сказал Флойд. - Все, что угодно. Просто приблизительный район Парижа, в который была отправлена одна из сфер, был бы лучше, чем ничего.
   - Я не помню.
   - А функция сфер когда-нибудь обсуждалась? - настаивал Флойд.
   - Как я уже сказал, это был художественный заказ. - Голос Альтфельда стал напряженным, и его самообладание, казалось, было готово лопнуть в любой момент. - В тот же период "Каспар Металс" участвовала во многих других металлургических контрактах. При условии соблюдения технических условий нам не нужно было подвергать сомнению последующее использование этих предметов.
   - Но вам, должно быть, было любопытно, - сказал Флойд.
   - Нет. У меня не было никакого любопытства.
   - Мы думаем, что сферы могут быть частью оружия, - сказала Оже. - По крайней мере, компоненты чего-то, имеющего военное применение. Та же мысль, должно быть, приходила и вам в голову. Разве это не заставило вас задуматься?
   - Назначение предметов было делом экспортного бюро, а не моим.
   - Отличный выход, - сказал Флойд.
   Альтфельд поднял на него глаза. - Если бы были подняты подобные вопросы, вывоз объектов был бы заблокирован. Они были доставлены, так что вопрос закрыт.
   - И это позволяет вам сорваться с крючка, не так ли? - спросил Флойд.
   - Моя совесть чиста. Если это вас беспокоит, я приношу свои извинения. Можно мне теперь спокойно понаблюдать за пингвинами?
   - Этот контракт был частью чего-то злого, - сказала Оже. - Вы не сможете так легко умыть руки от этого.
   - То, что я делаю своими руками, - сказал Альтфельд, - это полностью мое дело.
   - Расскажите нам, что вы знаете, - настаивал Флойд.
   - Что я знаю, так это то, что вам следует перестать задавать вопросы и оставить это дело в покое. Немедленно покидайте Берлин и возвращайтесь туда, откуда вы приехали. - Он посмотрел на Оже. - Я не могу определить ваш акцент. Обычно я очень хорошо определяю даже с носителями английского языка.
   - Она из Дакоты, - сказал Флойд, - но вам не нужно беспокоиться об этом. О чем вам действительно нужно беспокоиться, так это о том, чтобы рассказать мне, кто вселил в вас страх Божий.
   - Не говорите глупостей.
   К настоящему времени они были единственными людьми, находившимися поблизости от вольера с пингвинами. Флойд увидел свой момент, зная, что немедленно пожалеет о последующих действиях, но также прекрасно понимая, что другого способа вытянуть что-либо полезное из Альтфельда не было. Он бросился вперед, схватил Альтфельда за воротник плаща и с силой прижал его к перилам спиной к ограждению, выбив из него дух.
   - Теперь очень хорошо послушайте, - сказал Флойд. - Я не нетерпеливый человек. Я не из тех, кто обычно занимается подобными вещами. На самом деле, обычно я человек покладистый. - Альтфельд извивался, безуспешно пытаясь вырваться из рук Флойда. - Но проблема в том, что у моего друга большие неприятности.
   - Я ничего не знаю ни о каком твоем друге, - прохрипел Альтфельд.
   - Я никогда этого не говорил. Но этот ваш маленький контракт - тот, о котором вы не хотите говорить, - связан с неприятностями, в которые попал мой друг. Это также связано с убийством сестры мисс Оже. Это означает, что мы вдвоем хотели бы приблизиться к истине, и только вы стоите у нас на пути.
   - Отпустите меня, - сказал Альтфельд. - Тогда, возможно, у нас получится разумный разговор.
   - Не причиняйте ему вреда, Уэнделл, - сказала Оже.
   Флойд огляделся: других зрителей пока не было. Он прижимал мужчину к перилам. - Это настолько разумно, насколько это возможно. А теперь почему бы вам не рассказать мне о людях, которые хотели, чтобы эти сферы были изготовлены?
   - Я ничего не скажу, кроме того, что вам лучше иметь с ними как можно меньше общего.
   - А, - сказал Флойд. - Прогресс - в некотором роде. - Он вознаградил Альтфельда небольшим ослаблением давления, позволив ему снова полностью встать на ноги. - Вопрос в том, что если они такие плохие, то почему вы вообще имели с ними дело? Наверняка "Каспар Металс" не так уж сильно нуждалась в этой работе?
   Альтфельд огляделся по сторонам, несомненно, надеясь на помощь, чтобы пройти мимо. - Работа всегда была желанной. Мы не занимались тем, что отказывались от контрактов.
   - Даже таких технически сложных контрактов, как этот, нет? - спросила Оже.
   Он пристально посмотрел на нее, как будто ей должно быть стыдно иметь свое мнение по этому вопросу. - Сначала в этом не было ничего необычного. Контракт оказался относительно простым, как это обычно бывает. Мы были счастливы взяться за это дело. Но по мере продвижения работы росли и требования к качеству готового продукта. Спецификация стала более жесткой, допуски - меньшими. Медно-алюминиевый сплав было трудно отливать и подвергать механической обработке. Сначала у нас даже не было измерительных приборов, способных откалибровать форму объектов с необходимой степенью точности. А потом была вся эта история с криогенной подвеской...
   - Что криогенное? - вмешалась Оже, и в ее голове зазвенели тревожные колокольчики.
   - Я и так сказал слишком много.
   Флойд снова ухватился за плащ Альтфельда и приподнял его повыше, пока его воротник сзади не зацепился за зазубренные кончики железных перил. Флойд позволил ему повисеть на волоске. - Вы только что разожгли мой аппетит.
   У Альтфельда перехватило дыхание. - В конце контракта клиент сообщил, что сферы должны будут выдерживать погружение в жидкий гелий при температуре всего на волосок выше абсолютного нуля. Это, в свою очередь, создавало многочисленные трудности. А теперь оставьте меня в покое!
   - Это звучит так, как будто вас просили сделать невозможное, - сказал Флойд. - Почему вы просто не отказались от контракта, если детали продолжали меняться?
   - Мы пытались, - сказал Альтфельд. - И именно тогда я узнал о способности наших клиентов к безжалостности. Они сказали, что отступать нельзя.
   - Я так понимаю, вы разоблачили их блеф.
   - Да. А потом один из моих топ-менеджеров - человек, который проводил последний раунд переговоров с моими клиентами, - был найден мертвым в своем доме.
   - Убит? - спросил Флойд.
   - Он был забит до смерти дубинками в своей оранжерее. Однако это произошло солнечным днем, когда его дом находился на виду у множества свидетелей. Никто не видел, чтобы кто-то приходил и уходил. По крайней мере, никого, кто мог бы совершить это преступление.
   - За исключением, может быть, ребенка, - сказал Флойд.
   Альтфельд серьезно кивнул, и внезапно вся решимость покинула его, как будто ему только что сказали что-то, чего он отчаянно не хотел, чтобы это было правдой. Флойд почувствовал перемену в его настроении, как будто на каком-то уровне Альтфельд был рад наконец-то с кем-то поговорить, какими бы страшными ни были последствия.
   - На заключительных этапах контракта, когда сферы оценивались и отгружались, я повсюду видел детей. Они следовали за мной, куда бы я ни пошел. Они всегда были рядом, видны только краем глаза. Я не видел ни одного с тех пор, как сгорела фабрика. Я надеюсь, что сойду в могилу все еще в состоянии сказать это.
   - Они напугали вас? - спросила Оже.
   - Однажды я был достаточно близко к одному из них, чтобы посмотреть ему в лицо. Это опыт, который я надеюсь никогда не повторять.
   Оже наклонилась к нему поближе. - Я могу понять, почему вы боитесь этих детей, мистер Альтфельд. Вы были правы, что боялись. Они очень опасны, и они будут убивать, чтобы защитить свои интересы. Но мы с ними не работаем. На самом деле, мы делаем все, что в наших силах, чтобы остановить их.
   - Тогда вы еще глупее, чем я подозревал. Если бы у вас была хоть капля здравого смысла, вы бы оставили это дело в покое.
   - Нам просто нужен адрес, - сказал Флойд. - Зацепка. Это все, о чем мы просим. Тогда вы больше о нас не услышите.
   - Но я получу от них весточку.
   - Если вы поможете нам, то, возможно, мы сможем остановить их до того, как они доберутся до вас, - сказала Оже.
   Альтфельд издал тихий, похожий на куриное кудахтанье звук, как будто это было наименее убедительное заверение, которое он когда-либо слышал.
   - По крайней мере, скажите нам, где располагалось производство, - сказал Флойд.
   - Я ничего вам не скажу. Если вы нашли дорогу ко мне, я уверен, что вы способны продолжить свое расследование без моей помощи.
   Флойд нашел в себе силы, о которых и не подозревал, и подтянул Альтфельда еще выше, оторвав его воротник от перил. Он двинулся вниз по пуговицам его плаща, пока не обхватил мужчину за талию, а затем поднял его выше, пока его голова и верхняя часть тела не оказались откинутыми назад через перила и отвесный спуск в ограду.
   Альтфельд испуганно вскрикнул, когда его центр тяжести начал смещаться назад.
   - Скажи мне, - прошипел Флойд, - скажи мне, или я тебя столкну.
   Оже пыталась оттащить Флойда от Альтфельда, но Флойд был сыт по горло ложью и увертками. Ему было все равно, насколько напуган этот человек; какую невинную роль он сыграл в каком-то более крупном заговоре. Все, о чем он заботился, - это Кюстин и что бы это ни было, из-за чего Оже проснулась с криком.
   - Дай мне адрес, ублюдок. Дай мне адрес, или я скормлю тебя птицам.
   Альтфельд захрипел, как будто у него был какой-то припадок. Между прерывистыми вдохами он выдохнул: - Пятнадцать... корпус пятнадцать.
   Флойд опустил его на землю, оставив прислонившимся к перилам.
   - Это хорошее начало.
  
   К тому времени, когда они вернулись в отель, было слишком поздно рассматривать возможность поездки в промышленный район, где располагалась компания "Каспар Металс". - Завтра утром мы первым делом поедем туда на такси, - сказал Флойд. - Даже если мы не найдем поблизости никого, с кем можно было бы поговорить, возможно, после пожара осталось что-то, что мы сможем использовать.
   - Альтфельд что-то утаивал, - сказала Оже. - Что именно, не знаю, но он не рассказывал нам всей истории.
   - Как думаете, он знал что-нибудь о "Серебряном дожде"?
   - Нет, я почти уверена, что он этого не делал. Как я уже сказал, здесь просто нет производственной базы, чтобы собрать все это воедино. Металлические сферы - это часть чего-то другого.
   - Но, вероятно, связаны, - сказал Флойд. - Может быть, нам стоит нанести Альтфельду еще один визит, посмотрим, сможем ли мы выжать из него что-нибудь еще.
   - Мы должны оставить его в покое, - сказала Оже. - Он просто казался испуганным стариком.
   - Они всегда так делают.
   - Возможно, он больше ничего полезного не мог бы нам сказать, - сказала она, надеясь отвлечь Флойда от идеи еще больше мучить Альтфельда.
   - Может, и нет, но кто-то должен знать больше. Возможно, Альтфельд и занимался контрактами, но тот, кто выполнял фактическую механическую обработку - работу на заводе, - должно быть, лучше представлял, для чего предназначены эти сферы, если они когда-либо собирались правильно их откалибровать.
   - Я не знаю об этом.
   - Завтра мы первым делом отправимся на территорию фабрики и посмотрим, что сможем выяснить. Если это откроет новые направления расследования, мы последуем им. Вы сказали, что у вас достаточно денег, чтобы продержать нас в этом отеле некоторое время?
   - Да, - сказала она, - но мы не можем оставаться здесь вечно. Или, по крайней мере, я не могу. Мне нужно вернуться в Париж ко вторнику. Это означает, что завтра вечером мы должны успеть на ночной поезд.
   - К чему такая спешка? Мы прибыли сюда только сегодня утром.
   - Мне просто нужно вернуться в Париж. Можем мы оставить все как есть?
  
   Они отправились перекусить в семь, доехали на скоростной железной дороге до Фридрих-штрассе, а затем пошли обратно пешком вдоль берега Шпрее, пока не нашли несколько ресторанов рядом с недавно отремонтированным Рейхстагом. Они съели вкусное блюдо с карри, за которым последовал шоколадный торт, и послушали, как пожилая баварская пара пытается вспомнить имена всех девятнадцати своих правнуков.
   После этого Флойд и Оже гуляли по улицам, пока Флойд не услышал живую музыку, доносящуюся из окна полуподвального бара: цыганский джаз на гитаре, которого он в наши дни так мало слышал в Париже. Он предложил Оже провести полчаса в баре, прежде чем вернуться в отель. Итак, они спустились в дым и свет музыкальной комнаты, звук внезапно стал намного громче, чем доносился с улицы. Флойд купил Оже бокал белого вина и рюмку бренди для себя. Он потягивал свой напиток, оценивая группу настолько беспристрастно, насколько мог. Это был квинтет с тенор-саксофоном, фортепиано, контрабасом, барабанами и гитарой. Они играли "Ночь в Тунисе". Гитарист был хорош - серьезный молодой человек в очках с толстыми стеклами и пальцами хирурга, - но остальным требовалась некоторая работа над собой. По крайней мере, у них была группа, - уныло подумал Флойд.
   - Ваша музыка? - спросил он Оже.
   - Не совсем, - сказала она с застенчивым выражением лица.
   - С ними все в порядке. Гитарист не такой, но ему не следует оставаться с этими ребятами. Они никуда не продвинутся.
   - Поверю вам на слово.
   - Значит, вам не нравится джаз, или, по крайней мере, не такой вид джаза. Все в порядке. Нужно все, чтобы сотворить мир.
   - Да, - сказала Оже, кивая, как будто он сказал что-то важное. - Это верно, не так ли?
   - Так что же вам нравится?
   - У меня проблемы с музыкой, - сказала она.
   - Всей музыки?
   - Только музыки, - подтвердила она. - У меня нет слуха. Мне это просто ничего не дает.
   Флойд допил бренди и заказал себе еще. Теперь группа пытала "Кого-нибудь, кто присматривал бы за мной". Сигаретный дым висел в воздухе застывшими клубами, как сумасшедший, облачный закат в монохромном цвете. - Сьюзен Уайт была такой же, - сказал он.
   - То же самое, что и что?
   - Бланшар сказал, что никогда не заставал ее за прослушиванием музыки.
   - Это не преступление, - ответила Оже. - И откуда он узнал, чем она занималась в свободное время? Не мог же он повсюду следовать за ней.
   - У нее в комнате был радиоприемник и граммофон, - сказал Флойд, - но никто никогда не слышал, чтобы она слушала музыку хотя бы на одном из них.
   - Не делайте из этого что-то особенное, - сказала Оже. - Все, что я сказала, это то, что у меня нет слуха. Я не все знаю о Сьюзен Уайт.
   - Давайте убираться отсюда, - сказал Флойд, со стуком ставя свой пустой стакан. - От дыма у меня слезятся глаза, и я бы не хотел, чтобы кто-нибудь подумал, будто музыка или компания имеют к этому какое-то отношение.
   Они сели на поезд и вернулись в отель, вежливо пожелав друг другу спокойной ночи. Флойд улегся на диван в рубашке и брюках, укрывшись для тепла запасным одеялом. Он не мог уснуть. Водопровод играл металлическую симфонию до трех часов ночи. Сквозь щель в занавесках он наблюдал, как у подножия статуи Эвереста вспыхивают и гаснут неоновые цифры, и думал о спящей Оже, о том, как мало он о ней знает и как много еще хотел бы узнать.
  

ДВАДЦАТЬ ТРИ

  
   Машина тащилась по изрытым ямами дорогам, подпрыгивая на искореженных железнодорожных путях и проезжая под тонкими подвесными конструкциями, поддерживающими конвейерные ленты и трубы для химикатов.
   - Попросите его притормозить, - сказал Флойд, похлопывая таксиста по плечу. - Я думаю, что это знак вон там.
   Оже передала запрос, затем посмотрел на наклоненную деревянную доску, на которую указал Флойд, которая почти терялась за завесой высокой травы. - Магнолия-штрассе. Как уместно.
   - Это адрес "Каспар Металс"?
   - То, что от него осталось, должно быть здесь, - подтвердила она.
   За ветхим деревянным забором кран-разборщик с паровым приводом ломал низкое заводское здание из красного кирпича с помощью разрушающего шара, описывая серию плавных дуг через единственную уцелевшую стену. Хотя там все еще стояло несколько зданий, промежутки между ними были завалены грудами кирпича, битого бетона и искореженного металла.
   - Если здесь был сталелитейный завод, - сказал Флойд, - значит, кто-то проделал отличную работу по его сокрытию.
   Водитель такси не стал глушить двигатель, пока они выходили и стояли на единственном клочке сухой земли среди полосы препятствий из грязи и луж. Было пронизывающе холодно, воздух пропитывался стойкой химической сыростью. На Оже были черные брюки и черное кожаное пальто с узкой талией, доходившее ей до колен. Накануне вечером, в гостиничном номере, она попыталась снять каблуки со своих туфель, но безуспешно.
   - Посмотрим, сможешь ли ты уговорить водителя подождать пятнадцать минут, - сказал Флойд. - Нам все еще нужно проверить, не оставил ли кто-нибудь чего-нибудь полезного.
   Оже наклонилась к водительскому окну и открыла рот, чтобы заговорить. Она донесла свое сообщение, но слова прозвучали не так бегло, как ожидалось. Там, где вчера была сверкающая лингвистическая машина, выплевывающая элегантные, синтаксически насыщенные предложения, теперь было ржавое хитроумное приспособление, которое скрипело и стонало от усилия произносить каждое слово. Это беспокоило ее: если ее немецкий сейчас разваливается, то что будет дальше?
   - Он останется, - сказала она, когда водитель наконец согласился.
   - Его пришлось немного уговаривать.
   - Сегодня утром мой немецкий немного подзабылся. Это нехорошо.
   Они пробрались по сухой, заросшей сорняками земле к щели в заборе. Две доски отвалились, оставив отверстие, достаточное для того, чтобы они могли пройти. Флойд пошел первым, придерживая высокую траву на другой стороне, пока Оже не присоединилась к нему.
   - Это ужасно, - сказала Оже. - Так много разрушений, что трудно представить, что здесь когда-либо была фабрика. Единственное доказательство, которое у нас есть, - это письмо, полученное Сьюзен Уайт.
   - Когда было отправлено письмо?
   - Помните билет на поезд, который она забронировала, но не воспользовалась? Она как раз собиралась приехать сюда, когда ее убили. Письмо было отправлено всего за месяц или около того до этого.
   - Посмотрите на землю здесь, - сказал Флойд. - Нигде нет сорняков - они еще не успели пробиться сквозь бетон.
   - Поджог?
   - Трудно сказать наверняка, но предполагаю, что да. В противном случае время слишком удобное.
   На некотором расстоянии паровой кран, который они видели ранее, тащился к другому разрушенному зданию, его шар для разборки раскачивался, хрустя по щебню и бетону. Пара зеленых бульдозеров присоединилась к нему, изрыгая едкий дым из своих дизельных двигателей. Операторы были в масках и защитных очках, закутанные в непромокаемые куртки.
   Оже огляделась в поисках места, с которого можно было бы начать поиски улик. - Давайте проверим эти здания, посмотрим, сможем ли мы найти номер пятнадцать, - сказала Оже.
   - У нас не так много времени, - предупредил Флойд.
   Они пересекли руины заводского комплекса, пока не добрались до оставшегося скопления зданий. Остовы зданий выглядели угрожающими и напоминали черепа, их крыши и верхние перекрытия уже были сняты, так что сквозь щели и трещины в поврежденных огнем конструкциях было видно железно-серое небо. Оже никогда особенно не нравилось вторгаться на чужую территорию, даже когда подобные вещи были частью детских обрядов посвящения и не влекли за собой серьезного наказания. Теперь это нравилось ей еще меньше.
   - Номер пятнадцать, - сказал Флойд, указывая на едва различимую металлическую табличку, висящую под углом на одной из стен. - Похоже, угроза со стороны "пингвинов" сделала свое дело. Я должен помнить об этом в следующий раз, когда мне придется кого-нибудь прижать.
   Неподалеку они обнаружили открытую дверь. Внутри здания было темно, так как большая часть потолка все еще была на месте над входом на первый этаж.
   - Смотрите под ноги, Верити.
   - Я наблюдаю за этим, - сказала Оже. - Вот, возьмите это. - Она протянула Флойду автоматический пистолет.
   - Если у нас только один пистолет, думаю, вам следует оставить его себе, - сказал Флойд. - Они заставляют меня нервничать. Я цепляюсь за иррациональную идею, что если не буду носить оружие, то не окажусь в положении, когда оно мне понадобится.
   - Сейчас вы в таком положении. Возьмите пистолет.
   - А как насчет вас?
   Оже полезла в свою сумочку и вытащила оружие, которое она отобрала у ребенка войны в туннеле Кардинала Лемуана. - У меня есть этот пистолет, - сказала она.
   - Я имел в виду настоящий, - сказал Флойд, с сомнением разглядывая странные линии оружия. Но он не стал настаивать: к этому времени он уже понял, что Оже не играет в какую-то игру.
   - Будьте осторожны, Флойд. Эти люди готовы убивать.
   - Это все, что я знаю.
   - А если вы увидите ребенка?
   Флойд оглянулся на нее, белки его глаз сверкнули в темноте. - Вы хотите, чтобы я начал стрелять в детей прямо сейчас?
   - Это будет не ребенок.
   - Я буду стрелять, чтобы ранить. Кроме этого, я не даю никаких обещаний.
   Оже оглянулась как раз перед тем, как последовать за Флойдом внутрь. Машины для сноса быстро разобрались с невзрачным кирпичным зданием, по очереди разрывая его остов, как обезумевшие от голода волки. Когда бульдозеры развернулись, а затем снова покатились вперед, чтобы атаковать, их двигатели взревели со смутной механической яростью. Операторы в очках, казалось, скорее сдерживали их, чем подгоняли.
   - Давайте сделаем это быстро, Флойд. Эти твари, кажется, подбираются все ближе.
   Оже шагнула дальше в здание и развернулась, чтобы прикрыть вход, но не было никаких признаков того, что кто-то или что-то следует за ними. Оказавшись внутри, она прижала рукав ко рту и носу, чтобы пыль не попала в легкие. Потребовалось полминуты, чтобы ее глаза привыкли к полумраку. Вдоль двух главных стен, образуя проход посередине, стояли три ряда тяжелого оборудования, явно слишком громоздкого или поврежденного, чтобы его стоило убирать. Там были токарные станки, сверлильные и несколько десятков предметов, которые Оже не узнала, но которые, по-видимому, имели отношение к тому же виду обработки металла.
   - По крайней мере, это похоже на нужное место, - сказала она.
   - Следите за полом здесь, - сказал Флойд. - Я могу видеть подвал сквозь него.
   Оже последовала за ним, ставя ноги точно там, где Флойд ставил свои. При каждом шаге пол скрипел, поднимая пыль и мусор. Ворона бесшумным черным вихрем слетела с подоконника. Она смотрела, как та уносится в небо, пока не стала похожа на клочок горелой бумаги, развевающийся на ветру.
   - Здесь ничего нет, - сказала Оже. - Ни бумаг, ни документации. Мы напрасно тратим наше время.
   - У нас еще есть десять минут. Никогда не знаешь, что мы можем найти. - Флойд добрался до дальнего конца мастерской, где на фоне почерневшей штукатурки стен едва виднелся прямоугольник двери. - Давайте посмотрим, что здесь находится.
   - Осторожнее, Флойд. - Ее рука крепче сжала оружие ребенка войны, его детская рукоятка натирала ее ладонь.
   Флойд уже толкнул дверь и шагнул внутрь. Она услышала, как он кашлянул. - Здесь есть лестница, - сказал он, - ведущая вверх и вниз. Хотите подбросить монетку?
   Она услышала приглушенный звук обрушения другого здания; вой работающих дизельных двигателей. Звук ломающего оборудования раздался еще ближе.
   - Давайте останемся на этом этаже.
   - Не думаю, что мы много чего найдем над собой, - предположил Флойд. - Ущерб от пожара, вероятно, будет тем больше, чем выше мы поднимемся. Но что-то могло уцелеть внизу.
   - Мы не пойдем вниз.
   - У вас есть этот фонарик? - спросил Флойд.
   Она последовала за ним в соседнюю комнату. Один ряд бетонных лестниц поднимался вверх, ведя в другое темное, замкнутое пространство, в то время как второй ряд спускался вниз, в еще более глубокую темноту.
   Флойд взял у нее фонарик и посветил в темноту.
   - Это очень плохая идея, - сказала Оже.
   - Это здорово слышать от женщины, которой нравится проводить время, уворачиваясь от поездов в туннелях.
   - Это был акт необходимости. Это не образ жизни.
   - Давайте посмотрим, что мы найдем. Всего на пару минут, хорошо? Я проделал весь этот путь не для того, чтобы сейчас оборачиваться.
   - Я так и сделала.
   Флойд начал спускаться, Оже следовала за ним по пятам. Он посветил фонариком перед собой, и луч отразился от потрескавшихся стен. Лестница повернулась на девяносто градусов, затем еще на девяносто.
   - Здесь есть еще одна дверь, - сказал Флойд, берясь за ручку. - Такое ощущение, что она заперта.
   - Тогда это все. - Она вздохнула, испытывая разочарование и облегчение в равной мере. - Мы должны развернуться.
   - Дайте мне сначала посмотреть, смогу ли я заставить его сделать это силой. Подержите фонарь на мгновение.
   Она взяла его у него, на мгновение задумавшись, не следует ли ей воспользоваться пистолетом, чтобы убедить Флойда вернуться на первый этаж.
   - Сделайте это быстро, - сказала Оже. - Я действительно начинаю беспокоиться об этих машинах.
   Дверь подалась с железным скрежетом, заставившим ее вздрогнуть. Флойд не смог открыть ее полностью, но вскоре образовалась щель, достаточно широкая, чтобы они могли протиснуться. Свет факела упал на его лицо. - Вы хотите остаться здесь, пока я все проверю? Я буду так быстр, как только смогу.
   - Нет, - сказала она. - Уверена, что пожалею, что сказала это, но я хочу увидеть все, что там есть, своими глазами.
   Веера и копья серо-голубого света пробивались сквозь щели в потолке над ними. По-прежнему было трудно разглядеть что-либо за пределами луча фонарика, но комната казалась пустой.
   - Видите что-нибудь? - спросила Оже. - Нет? Хорошо. Пошли.
   - Здесь есть перила, - сказал Флойд. - Похоже, что они проходят прямо по комнате. - Он направил луч фонарика на пол за перилами, обнаружив, что он намного ниже, чем ожидала Оже. Они вышли на балкон, который опоясывал верхний уровень двухэтажного помещения. Выхваченное случайными всплесками света, проникающего сквозь потолок, что-то огромное, черное и примерно сферическое сидело на корточках посреди пола.
   - Вуаля, - сказал Флойд. - Одна металлическая сфера, для использования.
   - Дайте мне посмотреть.
   Она взяла фонарик и посветила им на сферу. Позади себя она смутно почувствовала, как Флойд снова захлопнул дверь, но проигнорировала это отвлечение. Сфера была окружена множеством других кусков металла и механизмов, включая своего рода каркас или обвязку, на которой она, по-видимому, была подвешена.
   - Это то, чем интересовалась ваша дорогая покойная сестра? - спросил Флойд с тяжелым сарказмом, снова подходя к ней сзади.
   - Да, - сказала Оже, игнорируя его тон. - Чего я не понимаю, так это того, что она здесь делает. Предполагалось, что три сферы будут отправлены по трем разным адресам.
   - Я думал, один из них был в Берлине.
   - Так оно и было, - сказала Оже. - Но ее все равно пришлось перевезти с фабрики куда-то в другое место в городе.
   Флойд осторожно забрал фонарик обратно. - Теперь, по крайней мере, вы знаете, что эти вещи существуют.
   - Эй - куда вы идете?
   - Там есть лестница, ведущая на этаж. Я хочу поближе взглянуть на эту штуку.
   - Нам пора возвращаться к такси. - Но даже произнося эти слова, она почувствовала, что ее тянет последовать за ним вниз, на подземный этаж помещения.
   Вблизи сфера - которая, по ее мнению, действительно была почти трехметровой ширины - создавала ощущение массивности, хотя с таким же успехом могла быть полой. Местами поверхность была гладкой, в других - неровной, и от одного полюса к другому тянулась видимая трещина. Она свисала с подставки на единственном тросе, прикрепленном к металлическому ушку, приваренному в верхней части сферы. Верхнюю поверхность сферы покрывал тальк из серой пыли, похожий на сахарную пудру на пудинге. В другом углу комнаты, скрытом до тех пор, пока они не спустились с балкона, находился большой вертикальный цилиндр, который использовался для хранения газов под давлением, в то время как в третьем было ограждение в форме барабана с высокими стенками около трех метров в поперечнике, похожее на бронированный детский бассейн. Как и сфера, оба предмета были покрыты пеплом и пылью.
   Оже прикоснулась к металлической сфере. Она была холодной и шершавой под ее пальцами, и, несмотря на кажущуюся массу, сфера слегка сдвинулась под давлением ее руки.
   - В письме говорилось, что это для художественной инсталляции, - сказала Оже. - Очевидно, это была легенда для прикрытия - спецификация была слишком точной для этого. Я предполагаю, что компанию попросили изготовить очень точные компоненты для более крупной машины.
   - Секретное оружие?
   - Что-то в этом роде.
   - Но какое секретное оружие вы можете сделать из гигантского металлического шара?
   - Помните, три гигантских металлических шара, - сказала Оже, - разделенных сотнями километров. Для этого тоже должна быть причина.
   - Тогда три секретных вида оружия. - Он отошел от сферы и начал рыться в заваленных мусором кучах оборудования на ближайших верстаках, бросая вещи на пол с непринужденной легкостью грабителя. Загремел металл, и стекло разлетелось вдребезги. Через мгновение Оже выругалась себе под нос и присоединилась к безрассудному процессу, выискивая что-нибудь, каким бы незначительным оно ни было, что могло бы дать зацепку.
   - Или всего лишь одно секретное оружие, - сказала она, - но настолько огромное, что оно распространяется по половине Европы.
   - В этом нет никакого смысла.
   - Нет, - сказала она, качая головой. - Это не так. Но это все, Флойд. Это то, ради чего стоило убивать людей. Не только тех, о ком мы знаем, но и всех других людей, которым, вероятно, пришлось умереть, пока все это планировалось, финансировалось и собиралось воедино.
   - Тогда почему они оставили ее здесь?
   Она столкнула на пол старый потрепанный набор инструментов. Он пронзительно загремел, из его внутренностей посыпались блестящие гаечные ключи. - Я не думаю, что эта сфера - настоящая вещь.
   - По-моему, это выглядит достаточно реально.
   - Я имею в виду, не думаю, что это когда-либо предназначалось для доставки клиенту. Она слишком грубо отделана, и, очевидно, что-то пошло не так в процессе отливки. Я даже не уверена, что это алюминий или тот алюминиево-медный сплав, о котором упоминал Альтфельд. С таким же успехом это мог быть чугун.
   - Вы думаете, это был пробный запуск?
   - Да. Опробование окончательного набора, чтобы они могли попрактиковаться в отливке и механической обработке, а затем решить, как ее перемещать. - Она пожала плечами. - Или, может быть, это та, которая пошла не так, как надо, и от нее пришлось отказаться в процессе отделки. На самом деле это не имеет значения. Что важно, так это то, что это осталось позади.
   - Итак, кто бы ни поджег эту фабрику или организовал ее снос...
   Как только он произнес это слово, Оже услышала, как машины разбирают еще одну стену или пол, рев их двигателей звучал еще ближе и еще более зверским.
   - Думаю, что они понятия не имели о существовании этого подвала. Они знали, что три основных сферы были закончены и доставлены. Я предполагаю, что впоследствии они сожгли фабрику, чтобы скрыть любые свидетельства того, что было сделано. Но они никогда не думали, что может существовать четвертая сфера, все еще находящаяся здесь.
   - Тогда нам нужно действительно тщательно обыскать это место, - сказал Флойд. - Если они пропустили это, то неизвестно, что еще они оставили после себя.
   - Вы правы, - сказала Оже. Она почувствовала, как ее сердце забилось быстрее. Она знала, что сейчас была гораздо ближе к ответу, чем когда-либо. Она почти чувствовала это, таящееся в глубине ее сознания, как подарок в подарочной упаковке. - Вы правы, и было бы разумно обыскать эту комнату расческой с мелкими зубьями. Но мы этого делать не собираемся. Мы уходим сейчас, пока еще можем.
   - Еще пять минут, - сказал Флойд. - Где-то здесь может быть запись об адресах доставки готовых сфер.
   - Маловероятно, Уэнделл.
   - Они были небрежны или торопились, иначе они бы вообще никогда не оставили это здесь.
   - Потому что они думали, что кто-то следит за ними?
   - С кем мы имеем дело, Верити? Вы уже готовы рассказать мне?
   - Мы имеем дело с очень плохими людьми, - сказала она. - Разве этого недостаточно?
   - Это зависит от того, кто определяет слово "плохой". - Флойд постучал стволом пистолета по металлической сфере. Она издала глухой лязг. - Что ж, думаю, Бассо все-таки был прав. Это определенно не должно было быть колоколом.
   - Бассо?
   - Мой знакомый-металлург. Я показал ему набросок чертежа из вещей Сьюзен. Он сказал, что это может быть эскиз колокола. Он имел в виду водолазный колокол. Я думал, он имел в виду то, что вы называете.
   Оже снова услышала рев машин для сноса зданий, хруст камня и кирпича под их гусеницами.
   - Не думаю, что любой вид колокола был бы чем-то таким, ради защиты чего людям пришлось бы умереть, - сказала она. - Кроме того, он сломан.
   Флойд снова постучал пистолетом по сфере, прищурив глаза и прислушиваясь к эху. Он обошел предмет и снова ударил по нему.
   - Вы хотите сказать, что если бы он не был сломан, то звучал бы красивее? - сказал он.
   - Сделайте это еще раз.
   - Что снова сделать?
   - Постучите по металлу, как вы только что сделали.
   - Я только пытался проверить, действительно ли она прочная. Мне все еще нравится моя идея о том, что это может быть атомная бомба.
   - Это не атомная бомба. Постучите еще раз.
   Флойд постукивал пистолетом по сфере, переходя с места на место. - Он звенит, - сказал он, - но звук совершенно не слышен, как у треснувшего колокола.
   - Это потому, что он треснул. Но если бы это было не так, то звучало бы гораздо чище, вам не кажется?
   Флойд опустил пистолет. - Думаю, что да. Если это имеет значение.
   - Наверное, это очень важно. Я думаю, что звон - это именно то, для чего предназначены эти сферы. Я думаю, вы были правы, а Бассо ошибался.
  

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

  
   Флойд посмотрел на нее с легкой улыбкой. - Звенит?
   - Звенит.
   - И это стоит по меньшей мере двух убийств, а может быть, и гораздо большего? Если вы собираетесь построить колокол, постройте этот чертов колокол.
   - Это не чертовы колокольчики, - сказала она.
   Флойд ткнул в ее сторону рукояткой автоматического пистолета. - Для милой девушки из Дакоты у вас определенно внезапно развился сквернословящий язык.
   - Если вы считаете, что это нечестно, - сказала Оже, - вам следует задержаться здесь на некоторое время.
   - Знаете, вы можете разыграть этот загадочный номер в любое время, когда захотите. С меня уже почти хватит этого.
   Он только что закончил говорить, когда раздался грохот рушащейся каменной кладки, сотрясший всю комнату. С потолка посыпались цементные осколки размером с кулак, наполняя воздух серой пылью. Оже закашлялась, прикрывая глаза и рот рукой.
   - Это звучало близко к нам, - сказала она. - Может быть, они уже сносят часть здания номер пятнадцать. У нас есть больше, чем мы ожидали: давайте выбираться отсюда, пока нас не похоронили заживо.
   - В кои-то веки я не могу не согласиться.
   Они поднялись по лестнице обратно на балкон, Флойд шел впереди. Здание снова затряслось, еще больше обвалилось с потолка. В нем образовалась щель шириной в человеческий рост, обнажив обломки дерева и бетона, трубы и электрические провода. Над головой ревели моторы, набирая обороты и затихая, когда бульдозеры сновали взад-вперед. Литой металлический цоколь токарного или сверлильного станка ненадежно нависал над отверстием.
   - Шевелитесь, - прошипела Оже.
   Они обежали балкон, пока не добрались до двери на лестничную клетку. Флойд надавил на нее, пытаясь заставить открыться. Когда она отказалась поддаваться, он навалился на нее всем телом и толкал до тех пор, пока его лицо не превратилось в маску усилия, но дверь не подалась.
   - Она заела, - сказал он, задыхаясь.
   - Она не может заесть, - сказала Оже. - Мы только что прошли через нее. Хотя это было непросто.
   - Должно быть, весь проем просел. Я не могу ее открыть.
   - Зачем вы вообще ее закрыли?
   - Я хотел услышать, не пришел ли кто-нибудь за нами. Я подумал, что они не смогут открыть дверь бесшумно.
   - Держу пари, вы сейчас жалеете об этой блестящей идее, не так ли?
   Флойд в последний раз толкнул дверь, но было очевидно, что даже их объединенных усилий будет недостаточно, чтобы открыть ее. - Вижу, вы из тех людей, которым нравится говорить: "Я же тебе говорила", - сказал он.
   - Только тогда, когда люди этого заслуживают. Что теперь мы будем делать?
   - Найдем другой выход из этого здания, вот что.
   - Здесь его нет.
   - Снова вниз по лестнице, - сказал Флойд. - Наша единственная надежда состоит в том, что в другом конце помещения могут быть двери.
   Она с сомнением посмотрела на него. - И если они есть, как вы думаете, есть ли у нас еще какие-нибудь шансы открыть их?
   - Пока не попробуем, не узнаем.
   Они поспешили спуститься на пол, обогнув сферу и газовый баллон, чтобы добраться до дальнего конца помещения. Там действительно были двери, в два раза выше роста Флойда, и достаточно широкие, чтобы через них мог проехать грузовик. Очевидно, двери должны были убираться в стены с обеих сторон, но когда Флойд попытался их раздвинуть, они остались такими же прочно закрепленными, как и дверь на лестничную клетку. Он снова решительно скривил лицо, и опять двери остались на месте.
   - Думаю, они, должно быть, заперты с другой стороны, - сказал он между тяжелыми, прерывистыми вдохами.
   - Тогда мы действительно в дерьме без весла, не так ли?
   Флойд посмотрел на нее, несколько ошеломленный ее выбором слов, несмотря на отчаянность их положения. - Вы действительно только что это сказали?
   - Я немного напряжена, - сказала она, защищаясь.
   - Что ж, - сказал Флойд, - теперь, когда вы упомянули об этом, весло действительно было бы весьма полезно. Или, еще лучше, лом.
   - Что?
   - Мне кажется, я вижу щель между этими дверями. Если бы мы могли что-нибудь воткнуть в нее, то, возможно, смогли бы приоткрыть их настолько, чтобы протиснуться наружу.
   - В другую подземную комнату?
   - Нет, мне кажется, я вижу дневной свет. Осмотритесь. Должно же быть что-то, что мы могли бы использовать.
   Опять раздался сильный грохот. С протяжным стоном цоколь и токарный станок наконец проскользнули через отверстие в потолке, увлекая за собой несколько тонн каменной кладки и металла. Масса искореженного металла висела над ними, подвешенная на нескольких трубах и проводах, которые были обмотаны вокруг нее.
   Это было прямо над сферой.
   - Эта штука там долго не задержится, - сказала Оже.
   - Так что давайте убираться отсюда, пока не стемнело. Проверьте левую сторону, я проверю правую. Подойдет любой кусок металла.
   Оже начала обыскивать свою половину комнаты, роясь в беспорядке, который они уже создали.
   - И побыстрее! - крикнул Флойд.
   Руки Оже наткнулись на кусок перфорированного металлического каркаса. Он был сломан с одного конца и заострен до нужной формы, чтобы поместиться между дверями. - Уэнделл! У меня кое-что есть. - Она подняла самодельный инструмент для осмотра.
   - Молодчина. Это прекрасно подойдет.
   Она подбежала к Флойду так быстро, как только позволяли ее каблуки, и передала ему кусок металла. Он взвесил его, как охотник, оценивающий новое копье.
   - Поторопитесь, - сказала Оже.
   Он просунул острый конец в тонкую щель между двумя дверями и начал нажимать на рычаг, вкладывая в это дело всю свою массу. Огромные двери скрипели и стонали. Одновременно помещение содрогнулось, и свисавший токарный станок соскользнул вниз на добрых полметра, прежде чем снова резко остановился, подвешенный еще более невероятно.
   - Работает, - сказал Флойд. - Думаю, что это происходит...
   Что-то металлически хрустнуло, и двери разъехались в стороны на ширину большого пальца. Веер тусклого дневного света разрезал комнату надвое.
   - Это хорошее начало, - сказала Оже. - Теперь остальное.
   - Работаю над этим. - Флойд возобновил свою борьбу, изменив положение ног, чтобы оптимизировать свою опорную позицию. - Но я не уверен, как долго это продлится. Посмотрите, не сможете ли вы раздобыть еще один, на случай, если этот сломается.
   Она стояла как вкопанная, отчаянно собираясь проскользнуть в щель.
   - Верити! Начинайте поиски!
   Спотыкаясь на каблуках, она начала осматривать другой конец комнаты. Она почувствовала, как ее брюки порвались от удара об острый металл, и что-то впилось ей в колено. Споткнувшись, она упала вперед, протянув руку в поисках поддержки. Чудесным образом она сомкнулась вокруг железного бруса.
   Поднявшись, почти не обращая внимания на боль в ноге, она подняла новый приз. - Что-то нашла!
   - Принесите это сюда. Думаю, вот-вот...
   Веер света расширился. Щель в двери теперь была достаточно большой, чтобы в нее можно было просунуть лицо.
   Оже начала пробираться обратно к двойным дверям как раз в тот момент, когда помещение снова затряслось, сильнее, чем когда-либо прежде. Она остановилась как вкопанная и подняла глаза с ужасным чувством неизбежности. Цоколь и токарный станок освободились от своих хлипких оков с последним визгом свободы. Отвязавшееся оборудование пролетело по воздуху и приземлилось на верхнюю часть опорных тросов поддержки сферы, прежде чем соскользнуть и упасть набок с оглушительным звоном металла о металл.
   Сфера покачнулась, но какое-то мгновение больше ничего не происходило. Оже заставила себя снова пошевелиться, ухватившись за железный прут.
   Затем она остановилась и снова посмотрела на сферу. Раздался шуршащий звук, когда многочисленные нити, из которых состоит трос, начали рваться, одна за другой. У нее было всего мгновение, чтобы осознать это, прежде чем весь трос оборвался, ударившись об упряжь с ужасающей силой.
   Сфера упала.
   Она ударилась об пол и широко раскололась вдоль своего литейного отверстия, как дольки спелого фрукта. Теперь искаженная, даже приблизительно не сферическая, она все еще умудрялась катиться, набирая обороты с каждым вращением.
   Оже с ужасом проследила за ее траекторией: она катилась к двойным дверям и Флойду. Она открыла рот, чтобы что-то крикнуть - какое-то бесполезное предупреждение, как будто Флойд мог не видеть, что происходит, - но к тому времени было уже далеко, слишком поздно. Искореженный шар вкатился в двойные двери, распахнул их и вклинился в образовавшуюся щель. Прогибаясь, металл издал ужасный звук. Это прозвучало почти как человеческий крик, оборвавшийся с тошнотворной быстротой.
   - Нет... - выдохнула Оже.
   Внезапно все стало очень тихо. Даже машины для сноса остановились. Она отпустила брус и услышала, как он с грохотом упал на пол в каком-то отдаленном уголке вселенной. Приблизившись к дверям, Оже замедлила шаг, стараясь не думать о том, что ей предстоит найти.
   Флойд распластался на земле, лежа совершенно неподвижно. Его лицо было отвернуто от нее, яркая кровь покрывала его скальп. Его шляпа откатилась в угол.
   - Нет, - сказала Оже. - Не будь мертвым. Пожалуйста, не умирай. Тебе нечего было здесь делать. Тебе не нужно было вмешиваться.
   Его тело упало в двери, сбоку от траектории полета сферы, и не было похоже, что она перекатилась через какую-либо его часть. Она очень нежно взяла его голову в ладони и повернула так, чтобы видеть его глаза. Они были закрыты, как будто он заснул. Его рот был слегка приоткрыт, а грудь поднималась и опускалась, но с тревожной неровностью, как будто каждый вдох давался с трудом.
   - Останься со мной, - сказала Оже. - Не умирай из-за меня, не сейчас, когда мы зашли так далеко. Теперь, когда мы действительно начали чего-то добиваться. Теперь, когда ты мне действительно начал нравиться. - Она сжала его голову, ее руки были мокрыми от его крови. - Ты слушаешь меня, Уэнделл? Просыпайся, ты, жалкое подобие детектива. Проснись, черт возьми, и поговори со мной!
   Осторожно положив его голову на пол, она встала, оценивая брешь, проделанную сферой в дверях. Она могла бы протиснуться через нее без труда, но она ни за что не собиралась оставлять Флойда быть похороненным заживо. Присев на корточки, она обняла его одной рукой за плечи, а другую просунула ему под спину и, застонав от усилия, сумела усадить Флойда в сидячее положение, прислонив его к правой раздвижной двери. Его голова свесилась на грудь, глаза все еще были закрыты.
   Оставив Флойда там, где он был, спиной к двери, она перелезла через сферу и протиснулась в образовавшуюся щель, когда она вклинилась между дверями, зацепившись локтем за край двери, когда проходила внутрь. Снаружи, как и предсказывал Флойд, был наклонный пандус, ведущий на уровень земли. В воздухе клубилась пыль от рухнувших зданий.
   Она снова повернулась к Флойду, протянула руку через щель и схватила его под мышки. - Давай, - сказала она.
   Со стиснутыми от усилия зубами ей удалось оторвать Флойда от пола, так что он оказался на полпути между положением стоя и сидячей позой, но она не смогла поднять его достаточно высоко, чтобы протащить через щель. Измученная, с таким ощущением, что ее руки вот-вот выскочат из суставов, она снова упала на бетон пандуса. Каждый инстинкт подсказывал ей убираться отсюда сейчас же, пока машины не заставили все сооружение обрушиться.
   Она нашла в себе последние силы. На этот раз ей удалось поднять его голову и плечи на уровень щели. Его рубашка разорвалась о край разрушенной двери, когда она почувствовала, как его вес переместился на нее, а затем внезапно он провалился сквозь щель на бетонный пандус. Он приземлился в неприличной позе, переплетя руки и ноги, прижавшись лицом к земле, с открытым, как у пьяницы, ртом.
   Осторожно перевернув его, она опустилась рядом с ним на колени и взяла его лицо в ладони, нежно убирая волосы с его щек и лба.
   Флойд застонал и открыл глаза. Он глубоко вздохнул и провел языком по губам. - Что я сделал, чтобы заслужить это?
   - Слава Богу. С тобой все в порядке.
   - Все в порядке? У меня болит голова, в которой ты могла бы припарковать "Гинденбург".
   - На минуту я подумала, что ты мертв.
   - Не повезло.
   - Не говори так, Уэнделл. Я действительно это имела в виду. Я ужасно волновалась.
   Он дотронулся до своего затылка и отдернул влажную ладонь. - Наверное, я схлопотал там удар. Оно того стоило?
   Все еще баюкая его голову, она притянула его лицо к себе, наклонилась, чтобы встретиться с его лицом, и поцеловала его. У него был привкус пыли и грязи. Но она удержала поцелуй, и когда двинулась, чтобы отстраниться, Флойд мягко остановил ее.
   - Это того стоило, - сказала она.
   - Думаю, так оно и должно было быть.
   Теперь она отстранилась, внезапно почувствовав себя неловкой и глупой. Флойд не отвергал ее, но она чувствовала себя так, словно совершила ужасную ошибку. Она посмотрела вниз и пожелала, чтобы земля разверзлась.
   - Мне жаль, - сказала она. - Не знаю...
   Флойд поднял руку, запустив пальцы в ее волосы, и снова притянул ее к себе. - Не извиняйся, - сказал он.
   - Я выставила себя дурочкой.
   - Нет, - сказал он. - Ты этого не делала. Я думаю, ты замечательная. Единственное, чего я не могу понять, так это то, что такая милая девушка, как ты, могла когда-либо увидеть в таком помятом старом человеке, как я.
   - Ты не тот, кем был раньше, Уэнделл. Может быть, помятый. И ты мог бы немного сбросить вес. Но ты хороший человек, который верит в то, что нужно заканчивать работу, как только ты ее начал. И ты достаточно заботишься о своих друзьях, чтобы подвергать свою собственную жизнь опасности, пытаясь им помочь. Это может шокировать, но таких людей, как ты, вокруг не так уж много.
   - Хорошо, но как насчет моих положительных сторон?
   - Не испытывай свою удачу, солдат. - Она отодвинулась от него. - Как думаешь, сможешь встать? Нам нужно уходить отсюда, пока мы не влипли еще в какие-нибудь неприятности. Я все еще беспокоюсь о твоей голове.
   - Я выживу, - сказал Флойд. - Я частный детектив. Если меня не бьют по голове хотя бы раз в неделю, я не выполняю свою работу должным образом.
   Он поднялся на ноги, слегка пошатываясь, но смог устоять без посторонней помощи.
   - Нам все равно нужно будет тебя осмотреть, - сказала Оже.
   - Я продержусь, пока мы не вернемся в Париж, - ответил Флойд. Он снова дотронулся до затылка, но кровотечение замедлилось. - Верити, есть одна вещь, которую я должен сказать.
   - Продолжай, Уэнделл.
   - Теперь, когда мы немного растопили лед...
   - Да?
   - С этого момента мне бы очень хотелось, чтобы ты называла меня просто Флойдом.
   - Я так и сделаю, - сказала она. - При одном строгом условии.
   - Что именно?
   - Зови меня Оже. Дома только мой бывший муж называет меня Верити.
   - Ты уверена в этом, Оже?
   - Чертовски уверена, Флойд. - Она помогла Флойду подняться по пологому склону пандуса на ровную площадку. - Если у тебя начинает двоиться в глазах или подташнивать - я хочу услышать об этом, хорошо?
   - Ты будешь первой, кто узнает эту новость. А пока, не хочешь рассказать мне, что ты там выяснила?
   - Я ничего не выяснила.
   - Но когда я позвонил в колокольчик, это... послужило сигналом для тебя, не так ли?
   - Я не знаю, - сказала она, качая головой. - Я на минуту задумалась...
   - Подумала о чем? - подсказал он, когда ее голос затих.
   - Сферы предназначены для того, чтобы звенеть. Я в этом почти уверена. Форма и заданная точность обработки, а также способ их подвешивания... все указывает на один и тот же вывод. Но они не предназначены для того, чтобы в них звонили, как в колокол. Их ничто не ударяет.
   - Тогда что заставляет их звенеть?
   - В моей работе, - сказала ему Оже, - в работе, которой я занималась до того, как ввязалась в эту неразбериху, мы работали с большим количеством чувствительного оборудования. На самом деле я археолог, как бы то ни было.
   - Разве археологи не должны быть седеющими старыми девами в очках-полумесяцах, которые никогда не видят дневного света?
   - Не из тех, с кем я общаюсь, - сказала Оже. - Мы пачкаем руки.
   - С таким чувствительным оборудованием?
   - Дело в том, что для того, чтобы сделать его чувствительным, нам приходится часто запускать его при очень низких температурах. Мы охлаждаем его, по-настоящему охлаждаем, чтобы оно могло работать лучше.
   - И когда Альтфельд упомянул требования к охлаждению...
   - Да, я начала задаваться вопросом, были ли сферы частью какого-то устройства обнаружения. - Оже прикусила губу, собираясь с мыслями. - И теперь думаю, я знаю, что это такое.
   - Так расскажи мне, - сказал Флойд.
   - Сферы образуют единую машину, размером с Европу, одна ее часть находится в Париже, одна часть где-то в Берлине, другая где-то в Милане. Но на самом деле все они являются частью одного и того же инструмента. Он просто должен быть таким большим, чтобы это сработало.
   - А что именно представляет собой этот инструмент?
   - Антенна, - сказала она, - точно такая же, как на радиоприемнике. Только он настроен на обнаружение не радиоволн. Это гравитация.
   - И ты поняла все это, просто взглянув на эту сферу?
   - Нет. Я хороша, но не настолько. В моей работе мы также используем инструменты для измерения силы тяжести. Сложные инструменты для наблюдения сквозь землю, улавливающие изменения плотности, вызванные заглубленными сооружениями. Излишне говорить, что нам пришлось изучать теорию того, как эти штуки работают, когда мы проходили обучение, а это означало вернуться прямо к ранней истории обнаружения гравитационных волн.
   - Может быть, я читаю не те газеты, - сказал Флойд, - но я не знал, что существует история обнаружения гравитационных волн.
   - У этого определенно есть история, - сказала Оже, - но это не ваша вина, что вы об этом не знаете.
   Они достигли уровня земли. Пандус выходил в узкий каньон, образованный двумя длинными рядами частично разрушенных зданий, все еще стоявших на своих первых или вторых этажах. Трубы, конвейеры, водоводы и мостки пронизывали пространство над их головами.
   - Скажи мне то, что мне нужно знать.
   - Тебе будет нелегко следить за этим, Флойд.
   - Это отвлечет меня от головной боли.
   - Тогда я должна рассказать тебе о пространстве-времени. Ты готов к этому?
   - Давай, - сказал он.
   - Среди изучающих гравитацию есть старая поговорка: материя говорит пространству-времени, как изгибаться; пространство-время говорит материи, как двигаться.
   - Внезапно все стало намного яснее.
   - Дело в том, что все, что мы видим, встроено в пространство-время. Вы можете думать о нем как о своего рода эластичной жидкости, похожей на наполовину застывшее желе. И поскольку у всего есть какая-то масса, все в той или иной степени искажает эту жидкость, растягивая и сжимая ее. Это искажение и есть то, что мы воспринимаем как гравитацию. Масса Земли притягивает пространство-время вокруг себя, и искажение пространства-времени вокруг Земли заставляет предметы падать к планете или вращаться вокруг нее, если у них достаточная скорость.
   - Как яблоко Ньютона?
   - Ты держишься молодцом, Флойд. Это хорошо. Теперь давай поднимемся на ступеньку выше. Солнце натягивает на себя собственное одеяло пространства-времени, и это подсказывает Земле и всем другим планетам, как двигаться вокруг Солнца.
   - А Солнце?
   - Следует по пути в пространстве-времени, продиктованному гравитационным искажением всей галактики.
   - А галактика? Нет, не отвечай на это. Я улавливаю картину.
   - Это половинка картины, - сказала Оже. - То, о чем мы говорили до сих пор, - это постоянное искривление пространства-времени вокруг массивного объекта. Но есть и другие способы искривлять пространство-время. Представь себе две звезды, кружащиеся друг вокруг друга, как в вальсе. Ты понял это?
   - Конечно. Я любуюсь видом, пока мы разговариваем.
   - Сделайте эти звезды сверхмассивными и сверхплотными. Заставьте их кружить друг вокруг друга, как дервишей, по спирали приближаясь к возможному столкновению. Теперь у вас есть довольно мощный источник гравитационных волн. Они издают пульсацию, похожую на устойчивую ноту музыкального инструмента.
   - Я думал, ты не любишь музыку.
   - Я ее не понимаю, - сказала она, - но могу распознать полезную аналогию, когда она приходит в голову.
   - Хорошо, значит, две звезды, вращающиеся друг вокруг друга, создадут гравитационную волну.
   - Существуют и другие механизмы для создания такой волны, но суть в том, что существует множество двойных звезд: множество потенциальных источников гравитационных волн, разбросанных по всему небу. И у всех них есть уникальная нота, уникальная подпись.
   - Значит, если я определю тон...
   - Ты можешь точно определить, откуда это взялось.
   - Например, знать характер вспышки маяка?
   - Именно так, - сказала Оже. - Но теперь начинается самое трудное. Каким-то образом вы должны измерить эти волны. Гравитация уже является самой слабой силой во Вселенной, даже до того, как вы начнете беспокоиться об измерении микроскопических изменений ее силы. Это все равно что пытаться услышать чей-то шепот по другую сторону океана.
   - Так как же ты можешь это сделать?
   Она уже собиралась сказать ему, когда ее внимание привлекло движение сверху: блеск полированного металла на фоне низкого серого неба. Времени хватило как раз на то, чтобы заметить маленькую фигурку, скорчившуюся на одной из верхних труб, и отвратительное маленькое оружие, которое она сжимала в когтистой руке.
   - Флойд... - начала она говорить.
   Пистолет выстрелил, издав быстрый, пронзительный смеющийся звук. Оже почувствовала внезапную теплую боль в правом плече, а затем она оказалась на земле, и боль усилилась. Она все еще смотрела вверх. Ребенок балансировал на трубе, казалось, его не беспокоило головокружение. Он поднял пистолет, вынув из рукоятки гладкую серповидную обойму и вставив другую.
   Флойд достал автоматический пистолет, который она ему дала. Он снял пистолет с предохранителя и принял двуручную стойку, прищурившись на фоне неба.
   - Пристрели этого ублюдка, - сказала Оже, морщась от боли.
   Флойд выстрелил. Пистолет дернулся в его руке, пуля отскочила от нижней части трубы. Ребенок начал опускать свое собственное оружие, тщательно прицеливаясь.
   Флойд выпустил в воздух еще две пули. На этот раз они не попали в трубу.
   Дитя войны свалилось со своего насеста и с визгом упало на землю. Его тонкие маленькие ручки и ножки вращались, когда он падал. Он ударился о землю, подпрыгнув один раз, а затем остался лежать совершенно неподвижно.
   Это был мальчик.
   Флойд развернулся, осматривая здания в поисках признаков присутствия других детей. Оже приподнялась на здоровом локте, а затем дотронулась до раны на плече. Она убрала свои пальцы. На кончиках была кровь, но не так много, как она ожидала. Ей все еще казалось, что кто-то крутит в плече раскаленной железной кочергой. Она потянулась за спину и почувствовала еще больше влаги под лопаткой.
   - Думаю, он был единственным, - сказал Флойд, наклоняясь над ней.
   - Он мертв?
   - Умирает.
   - Мне нужно поговорить с ним, - сказала она.
   - Воздержись, - мягко сказал Флойд. - Тебя только что подстрелили, девушка. Сейчас у нас другие приоритеты.
   - Там выходное отверстие, - сказала она. - Пуля прошла навылет.
   - Ты не знаешь, сколько их вошло внутрь и разлетелись ли они на части. Тебе нужна помощь, и нужна быстро.
   Она оттолкнулась, а затем с трудом поднялась на ноги, используя здоровую руку в качестве опоры. Ребенок войны лежал там, где упал, тихо булькая в луже собственной крови, повернув к ним голову. Глаза все еще были открыты и смотрели в их сторону.
   - Это тот же самый мальчик, - сказала она. - Тот, что ударил ножом официанта на Северном вокзале.
   - Может быть.
   - Я хорошо рассмотрела его лицо, - сказала она. - Я знаю, что это тот самый. Должно быть, он последовал за нами сюда.
   Она, прихрамывая, подошла к мальчику и пинком отбросила от него пистолет. Голова шевельнулась, поворачиваясь, чтобы держать ее в поле зрения. Рот приоткрылся в ошеломленной ухмылке, и с серых от дыма губ потекла кровавая слюна. Черный язык шевельнулся, словно пытаясь произнести слова.
   Оже надавила ногой на шею ребенка войны. Сейчас она была рада, что ей не удалось снять каблуки с туфель.
   - Поговори со мной, - сказала она. - Поговори со мной и расскажи, какого хрена ты делаешь, строя резонансную гравитационно-волновую антенну в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, и какое это имеет отношение к "серебряному дождю".
   Черный язык сочился и извивался, как пойманная личинка. Ребенок издал булькающий звук.
   - Может быть, если ты снимешь свою туфлю с его шеи, - предложил Флойд.
   Оже наклонилась и подняла оружие ребенка войны. Она напомнила себе, что в нем была полная обойма и что ребенок был готов использовать его как раз перед тем, как он упал с трубы.
   - Мне нужны ответы, ты, сморщенный кусок дерьма. Я хочу знать, почему Сьюзен и другие должны были умереть. Я хочу знать, что вы, ублюдки, намерены делать с "серебряным дождем".
   - Слишком поздно, - сказал ребенок, выдавливая слова сквозь бульканье крови и желчи. - Слишком поздно.
   - Да? Тогда почему ты так спешишь помешать кому-либо подобраться слишком близко к этому дерьму?
   - Это правильный поступок, Верити. Ты знаешь это в глубине души. - Мальчик закашлялся, выплевывая кровь себе в лицо. - Этих людей не должно было существовать. Это всего лишь три миллиарда точек на фотографии. Точки, Верити. Вот и все, что они собой представляют. Отодвинься, и они расплывутся в одну аморфную массу.
   Она подумала о своем сне, о "серебряном дожде", падающем на Елисейские поля. О прекрасных людях, которые берут себя в руки и думают, что жизнь вот-вот продолжится, и так ужасно ошибаются. Она вспомнила, как пыталась предупредить их. Она вспомнила маленького мальчика-барабанщика, переступающего через кости.
   На нее нахлынуло головокружение. Она вдруг почувствовала себя очень замерзшей и очень слабой.
   Оже нажала на спусковой крючок и сотворила нечто отвратительное с ребенком войны.
   Потом она упала на колени, и ее вырвало.
   Флойд мягко поднял ее на ноги и отвел подальше от кровавого месива, которое она устроила.
   - Это был не ребенок, - сказала она. - Это была вещь, оружие.
   - Тебе не нужно меня убеждать. А теперь давай убираться отсюда, пока эти выстрелы не привлекли ненужного внимания. Нам нужно отвезти тебя в больницу.
   - Нет, - сказала она. - Тебе нужно отвезти меня в Париж. Это все, что имеет значение.
  

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

  
   Флойд стоял в телефонной будке неподалеку от Северного вокзала. Было утро вторника, и его голове лучше не стало. Поскольку они оба были ранены, но не желали иметь дело с услужливыми или любознательными незнакомцами, обратная поездка на поезде из Берлина была долгой и утомительной. Во время проверки их документов были напряженные моменты, ни один из них не осмеливался произнести ни слова, пока чиновники не уходили дальше. Флойд сомневался, что его собственные травмы были поводом для беспокойства, но он чрезвычайно беспокоился за Оже. Он оставил ее в зале ожидания, забинтованную и сонную, но все еще непреклонную в своем нежелании, чтобы ее везли в больницу.
   - Майоль, - сказал мужчина на другом конце провода.
   - Инспектор? Это Уэнделл Флойд. Мы можем поговорить?
   - Конечно, можем, - сказал Майоль. - На самом деле, ты как раз тот человек, с которым я хотел поговорить. Где ты был, Флойд? Похоже, никто не знал, куда ты делся.
   - Германия, месье. Сейчас я вернулся в Париж. Но у меня не так много денег, и я звоню с телефона-автомата.
   - Почему бы не воспользоваться телефоном в твоем офисе?
   - Я подумал, что это может быть небезопасно.
   - Разумный мальчик, - одобрительно сказал Майоль. - Ну что, мне начинать? Я быстро разберусь с этим. Ты в курсе моей операции по борьбе с бутлегерством в Монруже, не так ли? Так получилось, что мы обнаружили кое-что интересное: поплавок.
   - Поплавок, месье?
   - Тело, Флойд, плавающее лицом вниз в затопленном подвале того же складского комплекса, где мы обнаружили незаконный прессовочный цех. Опознание показало, что это был месье Риво. Судмедэксперты говорят, что он не мог пробыть в воде больше трех-четырех дней.
   - Еще рано, месье, и я мало спал, но не думаю, что мне знакомо это имя.
   - Это странно, Флойд, потому что ты, кажется, уже встречался с этим джентльменом. У него была с собой одна из ваших визитных карточек.
   - Это все еще не значит, что я его знаю.
   - У него также был ключ, который мы отследили до дома месье Бланшара на улице Пюплье. Риво был одним из его арендаторов.
   - Подождите, - сказал Флойд. - Он же один из жильцов второго этажа, не так ли?
   - Значит, ты действительно помнишь его.
   - Я никогда с ним не встречался. Кюстин взял у него интервью: вот как у него появилась визитная карточка. Когда я зашел, чтобы навести дополнительные справки, дома никого не было.
   - Вероятно, потому, что молодой человек был мертв.
   Флойд закрыл глаза. Как раз то, что было нужно делу: еще одна смерть, какой бы незначительной она ни была. - Причина смерти?
   - Утонул. Это могло быть случайным: он мог оступиться и упасть в затопленный подвал. С другой стороны, криминалисты обнаружили несколько любопытных ссадин на шее мужчины. Они похожи на следы пальцев, как будто кто-то держал его голову под водой.
   - Открыто и закрыто, в таком случае - убийство путем утопления.
   - За исключением того, - сказал Майоль, - что следы пальцев были очень маленькими.
   - Дай угадаю: они были подходящего размера для ребенка.
   - Да, ребенок с длинными ногтями. Что, конечно, не имеет никакого смысла...
   - За исключением того, что я уже говорил вам, что в этом деле замешаны несколько плохих детей.
   - И, конечно же, у нас есть эта поножовщина на Северном вокзале. Мы все еще не нашли мальчика, которого видели свидетели.
   - Скорее всего, вы этого не сделаете, - сказал Флойд.
   - Тебе что-нибудь известно об этом инциденте?
   Флойд вытащил из кармана рубашки свежую зубочистку и сунул ее в рот. - Конечно, нет, месье, - сказал он. - Я просто хотел сказать... ребенок, вероятно, уже далеко отсюда.
   Майоль молчал секунд десять или двадцать. Флойд слышал его дыхание сквозь приглушенный стук пишущих машинок и отрывистые приказы.
   - Уверен, что ты прав, - сказал Майоль. - Но ты взгляни на проблему с моей точки зрения. У меня не было никакого интереса к делу на улице Пюплье, кроме желания сделать для Кюстина все, что в моих силах. Но не было никакой связи между этими двумя смертями и происходящим в Монруже.
   - И что теперь?
   - Теперь у меня есть связь, и она не имеет никакого смысла. Что делал ваш человек Риво, вынюхивая что-то в Монруже?
   - Понятия не имею, - сказал Флойд.
   - Это незавершенное дело, - сказал Майоль. - Мне не нравятся незаконченные дела.
   - Мне они тоже не нравятся, месье, но я до сих пор понятия не имею, что там делал Риво. Как я уже сказал, я даже ни разу не разговаривал с этим человеком.
   - Тогда, может быть, мне перекинуться парой слов с Кюстином?
   - На самом деле, - сказал Флойд, - я звоню из-за Кюстина.
   - Он снова выходил на связь?
   - Конечно, мы поддерживали связь. Чего еще вы могли ожидать? Он мой друг, и я знаю, что он невиновен.
   - Очень хорошо, Флойд. Я был бы разочарован, если бы ты сказал что-то другое.
   - Я не могу сказать вам, где найти Кюстина. Вы ведь понимаете это, не так ли?
   - Конечно.
   - Но я думаю, что близок к тому, чтобы найти вашего подозреваемого. Вам просто не очень понравится, когда я отдам вам одного из них.
   - Одного из них?
   Флойд опустил монеты в железное чрево телефона-автомата. - Кюстин не убивал Бланшара. Это сделал один из этих детей. Вы разговаривали со свидетелями на Северном вокзале. Вы же знаете, как они описали этого мальчика.
   - Включая одного свидетеля, который говорил по-французски с ярко выраженным американским акцентом.
   - Ребенок был настоящим, месье. Их несколько, мальчиков и девочек, но вблизи они совсем не похожи на детей. Если я смогу доставить вам одного из этих монстров, я выполню свою часть сделки, не так ли?
   - У нас не было сделки, Флойд.
   - Не подведите меня, месье. Я пытаюсь сохранить хоть какую-то толику уважения к власти в этом городе.
   - Я не могу отстранять Бельяра от вашего дела на неопределенный срок, - сказал Майоль. - Он уже отслеживает все зацепки, которые могут привести к тому, что Кюстина стошнит. Ты часто бываешь в этом баре? "Фиолетовый попугай"?
   - Да? - обеспокоенно спросил Флойд.
   - Там, где это было раньше, осталась красивая обгоревшая скорлупа.
   - Мишель, владелец, с ним все в порядке?
   - Погибших не было, но свидетели видели, как пара мужчин в шинелях с канистрами бензина покидали место происшествия на черном Ситроен-235. В последний раз их видели направляющимися в общем направлении набережной Орфевр. - Майоль сделал паузу, чтобы до него дошло, затем добавил: - Если Кюстин прятался там, то ты можешь быть уверен, что Бельяр приближается к нему.
   - Кюстин может сам о себе позаботиться.
   - Возможно, Флойд. Вопрос в том, сможешь ли ты? Бельяр не остановится на одной рыбе.
   - Мне просто нужно больше времени, - сказал Флойд.
   - Если - и я повторяю, если - ты передашь мне одного из этих мнимых детей живым и в состоянии, пригодном для допроса... тогда я, возможно, смогу что-то сделать. Хотя не знаю, как я объясню это следователю. Париж терроризирует банда одичавших детей? Он поднимет меня на смех во Дворце правосудия.
   - Покажите ему ребенка, сэр, и я не думаю, что он долго будет смеяться.
   - Я сделаю все, что смогу.
   - Рад знать, что у нас все еще есть кое-какие точки соприкосновения, - сказал Флойд.
   - Точки соприкосновения, которые с каждым мгновением тают, мой друг. Взамен мне понадобится ваша помощь, чтобы перекрыть связь с Риво.
   - Понятно, - сказал Флойд. Он положил трубку, затем порылся в карманах в поисках еще одной монеты для следующего звонка.
  
   Машина сбавила скорость, вырулила из потока машин и с шипением резины задела правыми колесами бордюр. Задняя дверь со стороны пассажира распахнулась, и рука, принадлежавшая крупному мужчине, терявшемуся в тени на переднем пассажирском сиденье, направила их на заднее сиденье автомобиля. Оже забралась первой, за ней Флойд. Он захлопнул заднюю дверь как раз в тот момент, когда водитель завел двигатель и выехал обратно на улицу Лафайет, его внезапное вхождение в вереницу автомобилей было встречено симфонией сердитых гудков.
   Кюстин развернулся на переднем пассажирском сиденье, в то время как водитель, которым оказался Мишель, направил машину на улицу Маджента.
   - Рад видеть тебя снова, Флойд, - тепло сказал Кюстин. - Мы уже начали беспокоиться.
   - Приятно знать, что меня ценят.
   Кюстин коснулся полей своей шляпы в направлении Оже. - И вас тоже, мадемуазель. С вами все в порядке?
   - В нее стреляли, - сказал Флойд. - Я бы сказал, что это говорит о том, что с ней далеко не все в порядке. Единственная проблема в том, что она не позволяет мне отвезти ее в больницу.
   - Мне не нужна больница, - сказала Оже. - Мне нужна только станция метро.
   Кюстин посмотрел на Флойда. - Мне кажется, или она прекрасно говорила по-французски, когда я видел ее в последний раз?
   - У нее была шишка на голове.
   - Должно быть, это был плохой день.
   - Это ерунда. Ты бы слышал, что случилось с ее английским.
   - Что с тобой случилось, Флойд? - спросил Кюстин, впервые заметив забинтованную голову Флойда. Шляпа Флойда, которая скатилась с его головы в подвале здания "Каспар Металс", когда Оже оттащила его в безопасное место, так и не нашлась.
   - Не обращай на меня внимания. Как твои дела? Как поживает Грета? Маржерит все еще...?
   - Вчера я разговаривал с Гретой. Она была - что вполне естественно - более чем немного взволнована твоим внезапным отъездом.
   - У меня не было времени на дебаты. Ты был там. Ты же знаешь, на что это было похоже.
   - Что ж, уверен, она простит тебя - со временем. Что касается Маржерит... что ж, она все еще держится. - Кюстин надвинул шляпу на одну сторону лица, маскируясь, когда полицейская машина с гудением проехала мимо в противоположном направлении. Он подождал, пока машина свернет на другую улицу, прежде чем снова позволить себе расслабиться. - Однако не думаю, будто кто-то сильно надеется на то, что она продержится неделю.
   - Бедная Грета, - сказал Флойд. - Она, должно быть, проходит через ад.
   - Все это совсем не помогает. - Кюстин неловко посмотрел на Оже, возможно, задаваясь вопросом, как много произошло между ними за то время, пока они были в Берлине. - Она все еще ждет от тебя ответа, - деликатно сказал он. - Эта маленькая дилемма не исчезла в твое отсутствие.
   - Я знаю, - тяжело произнес Флойд.
   - Рано или поздно тебе придется принять решение. Это только справедливо.
   - Я не могу ясно мыслить, пока мы не выберемся из этой передряги, - сказал Флойд. - И это означает очистить твое имя. Нет особого смысла передавать бизнес тебе, если тебе придется руководить им из тюрьмы, не так ли?
   Кюстин покачал головой. - Оставь это, Флойд. Они всегда найдут способ уничтожить меня. Я могу уехать из Парижа к середине недели. У меня есть друзья в Тулузе... человек, который может создать для меня новую личность.
   - Я только что снова разговаривал с Майолем. Он все еще думает, что сможет снять тебя с крючка, если я найду другого подозреваемого.
   - Если сказать так, то это звучит почти просто.
   - Этого не будет. Но прежде чем я смогу помочь тебе, я должен помочь мадемуазель Оже.
   - Тогда отвези ее в больницу, независимо от ее желания.
   - Она довольно ясно дала понять, Кюстин, что на этой станции есть кое-что, что может ей помочь. Вот почему мы едем к Кардиналу Лемуану.
   - Когда в нее стреляли?
   - Вчера... почти двадцать четыре часа назад.
   - Тогда, скорее всего, она в бреду. В данном случае, Флойд, пациенту очень сильно нельзя доверять.
   - Я доверяю ей. Она говорит то же самое с тех пор, как в нее стреляли. Она знает, что для нее лучше.
   - Кто она такая?
   - Не знаю, - сказал Флойд. - Но после всего, что я увидел, у меня начинают возникать сомнения по поводу истории с Дакотой.
  
   Кюстин и Мишель высадили их у входа в "Кардинал Лемуан", а затем умчались в потоке машин. Было девять утра, самый разгар часа пик, и никто не обращал особого внимания ни на Флойда, ни на Оже. Травма Флойда была очевидна любому, тем более теперь, когда он потерял свою шляпу. Но мужчина с забинтованной головой привлекал не очень много внимания. Ссора в баре, ссора с любовником или соперником... было бесконечное количество возможностей и столь же бесконечное количество причин, по которым не стоило спрашивать. Что касается Оже, Флойд промыл, простерилизовал и перевязал ее раны перед их отъездом из Берлина, используя в качестве бинтов куски ткани, оторванные от его куртки, и еще раз перед прибытием поезда в Париж. Из-за нескольких слоев одежды импровизированная повязка была незаметна, и единственное, что выдавало ее недомогание, - это скованность в правом боку и бледность лица. Флойд обнял ее здоровой рукой за плечи и повел в выложенные плиткой глубины станции, двигаясь в потоке других пассажиров.
   Если бы пуля или пули причинили серьезный вред, она была бы уже мертва. Внутреннее кровотечение убило бы гораздо раньше, чем сутки. Но сепсис - это совсем другое дело. Он не был уверен, сколько точно времени потребуется, чтобы он начался, но знал, что это может быть медленный и неприятный путь.
   - Надеюсь, что ты права насчет этого, - сказал он, прижимаясь губами к ее уху и говоря по-английски.
   - Я права. Доверься мне, хорошо?
   - Я так понимаю, там, внизу, есть другие люди, которые могут тебе помочь?
   - Да.
   - Мне нужны какие-то доказательства, - настаивал Флойд. - Я не могу просто позволить тебе войти в туннель и надеяться на лучшее.
   - Мне жаль, но это именно то, что ты должен сделать.
   Он остановился на лестнице, позволяя другим пассажирам пройти мимо них.
   - Ты дашь мне знать, где я могу тебя найти позже, не так ли? Я должен увидеть тебя снова, чтобы знать, что с тобой все будет в порядке.
   - Со мной все будет в порядке, Флойд.
   - Я все еще хочу тебя видеть.
   - Просто чтобы знать, что со мной все в порядке?
   - Больше, чем это. Ты знаешь, что я чувствую. Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, я тоже понимаю, что ты чувствуешь.
   - У нас никогда ничего не получится, - сказала она.
   - Мы могли бы хотя бы попытаться.
   - Нет, - твердо сказала она. - Потому что это только отсрочило бы неизбежное. Это не сработает. Это никогда не сработает.
   - Но если бы ты хотела, чтобы это...
   - Флойд, послушай меня. Ты мне очень нравишься. Я имела в виду все, что сказала в Берлине. Может быть, я даже люблю тебя. Но это не меняет того факта, что мы никогда не сможем быть вместе.
   - Почему? Мы не так уж сильно отличаемся друг от друга.
   - Мы гораздо больше отличаемся друг от друга, чем ты думаешь. К этому времени ты, вероятно, уже кое-что выяснил обо мне. Поверь мне, что бы ты ни думал, будто знаешь, это даже близко не похоже на правду.
   - Тогда скажи мне правду.
   - Не могу. Все, что я могу тебе сказать, это то, что независимо от того, какие чувства мы можем испытывать друг к другу, мы не можем быть вместе.
   - Дома есть кто-нибудь еще?
   - Нет, - сказала она немного тише. - На самом деле, это не так. Раньше был, но мне слишком нравилась моя работа, и я потихоньку вытеснила его из своей жизни. Но в твоей жизни есть кто-то еще, Флойд.
   - Ты имеешь в виду Грету? Извини, но между нами все кончено.
   - Она красивая и умная, Флойд. Если она дает шанс начать все сначала, тебе лучше им воспользоваться.
   - Ее шанс означает оставить позади все, кого я знаю в этом городе.
   - По-моему, это все равно хорошее предложение.
   - Ты просто пытаешься заставить меня уйти без сожалений.
   - Неужели это так неправильно с моей стороны?
   - Я ничего не могу поделать с тем, что я чувствую к тебе. Грета - та, кто ушла. Я вижу, что она красива и умна, но она просто больше не является частью моей жизни.
   - Тогда еще больше одурачишь себя.
   Оже выскользнула из его рук и продолжила спускаться по лестнице, направляясь к оживленной подземной платформе. Флойд догнал ее мгновение спустя, снова взяв под руку.
   - Ты так и не ответила на мой вопрос, - сказал он. - Я увижу тебя снова, когда тебя приведут в порядок?
   - Нет, - сказала она. - Ты меня больше не увидишь.
   - Я буду следить за каждой станцией в Париже. Я всегда найду тебя.
   - Мне жаль. Я хотела бы, чтобы был какой-то другой способ покончить с этим, но я не хочу давать тебе ложных надежд. Думаю, ты заслуживаешь лучшего.
   Когда они добрались до платформы, к станции подкатил поезд. - Оже, - сказал Флойд. - Ты не можешь прятаться в этом туннеле вечно. Я всегда буду ждать тебя.
   - Не надо, Флойд, - сказала она. - Не трать на меня остаток своей жизни. Я этого не стою.
   - Нет, - сказал он. - Ты ошибаешься. Ты всегда будешь стоить этого.
   Внезапно чья-то рука схватила ее за рукав, отворачивая от Флойда. Флойд вздрогнул и поднял голову, почувствовав, как другая рука схватила его за руку. Мужчина, удерживавший Оже, был одет в шляпу-котелок и длинный плащ поверх тяжелого костюма из саржи. Другой человек в штатском держал Флойда.
   - Инспектор Бельяр, - признал Флойд.
   - Рад видеть, что произвел впечатление, - сказал молодой полицейский, державший Оже за руку. - Вам когда-нибудь возместили ущерб за то поврежденное украшение?
   - Я решил, что смогу жить без этого. Кто вас предупредил? Майоль?
   Позади него прогрохотал другой голос: - На самом деле, Флойд, я сделал все, что было в моих силах, чтобы помочь тебе. К сожалению, я не рассчитывал, что мой собственный отдел будет прослушивать меня. Как только ты позвонил с Северного вокзала, к тебе приставили наряд полиции.
   Бельяр свирепо посмотрел на Майоля. - Я предупреждал вас, чтобы вы не следовали за нами сюда. Я также предупреждал вас, чтобы вы не проявляли интереса к делу Бланшара.
   - Флойд - второстепенный свидетель в моем собственном расследовании, - сладко сказал Майоль. - Я имел полное право допросить его.
   - Вы знаете, что он скрывает информацию о местонахождении Андре Кюстина.
   - Меня интересует только дело Монружа. Кюстин - это не мое дело, как вы совершенно ясно дали понять.
   Бельяр рявкнул приказ своему подчиненному, затем рявкнул на Майоля: - Мы продолжим этот разговор на Набережной, где вы сможете объяснить, почему пытались саботировать расследование криминального отдела. А пока давайте найдем укромное местечко, где можно разобраться с этими двумя.
   Именно в этот момент Оже сделала свой ход, выскользнув из рук Бельяра и бросившись в толпу пассажиров, все еще толпившихся на платформе. Флойд потерял ее из виду как раз перед тем, как с шипением захлопнулись двери вагона. Бельяр вытащил свой пистолет и значок и бросился к поезду, крича людям, чтобы они убирались с его пути. Он подоспел к концу поезда как раз вовремя, чтобы ударить пистолетом по окну. Но поезд уже двигался, набирая скорость, пока последний вагон не влетел в туннель.
   Бельяр снова повернулся к своему человеку. - Я хочу, чтобы все станции на этой линии были перекрыты. Она не выйдет из метро.
   - Я прослежу, чтобы она далеко не ушла, - сказал мужчина, отпуская Флойда и быстро направляясь к озадаченному сотруднику метро.
   - Вы даже не знаете, кто она, - сказал Флойд.
   - Казалось, она не хотела с нами разговаривать, - ответил Бельяр. - Это достаточная причина для подозрений.
   - А я?
   - Как звучит укрывательство беглеца?
   Майоль наклонился к нему и настойчиво заговорил. - Флойд, ты не сможешь победить в этом поединке. Они найдут американку и найдут Кюстина. Не делай себе еще хуже, чем оно уже есть.
   Флойд посмотрел на другого человека в штатском, который все еще был вовлечен в дискуссию с сотрудником метро. Сейчас или никогда. Он увернулся от Бельяра и Майоля, стараясь как можно быстрее затеряться среди собравшихся пассажиров. Бельяр что-то крикнул и бросился за ним: Флойд мог видеть его покачивающийся котелок на две или три головы позади себя. Флойд тоже опустил голову и зашагал дальше, не обращая внимания на недовольные крики окружающих его людей.
   - Флойд! - услышал он крик Майоля. - Не делай глупостей!
   Еще один поезд с грохотом подкатил к станции, высыпав на платформу еще больше пассажиров. Вздымающаяся, бушующая масса была именно тем, что было нужно Флойду. Между ним и Бельяром образовалась брешь, давшая ему как раз достаточно времени, чтобы нащупать автоматический пистолет в кармане куртки. Он понятия не имел, что собирается делать, но с ним в руке чувствовал себя лучше.
   Он дошел до края платформы и рискнул оглянуться через плечо. Покачивающаяся шляпа Бельяра все еще была тревожно близко. Хуже того, полицейский все еще держал свой собственный пистолет наготове, на уровне головы, стволом направленным в потолок.
   Спешащие пассажиры образовали временную ширму, большинство из которых не подозревали о разыгрывающейся драме. Отвлекающий маневр дал Флойду время занять позицию на краю платформы как раз в тот момент, когда поезд пронесся мимо него, покидая станцию. Со стальным ревом последний вагон нырнул в туннель. Он смотрел, как гаснет задний красный огонек, и задавался вопросом, хватит ли у него смелости последовать за ней.
   - Остановись! - крикнул Бельяр.
   Флойд обернулся, поднял свое оружие и направил дуло прямо на полицейского. Майоль шел в нескольких шагах позади Бельяра, в смятении качая головой. К этому времени зрелище начало привлекать внимание пассажиров, которые расчистили место вокруг троих мужчин.
   - Возвращайся, - сказал Флойд. - Возвращайся и не ходи.
   - Вы ничего не добьетесь, - сказал Бельяр. - Через несколько минут мои люди перекроют все возможные выходы из всей системы метро.
   - В таком случае, ты мог бы немного повеселиться, поймав меня.
   - Брось пистолет, - сказал Майоль умоляющим тоном.
   - Я сказал, уходите. Это относится и к вам, месье. - Флойд прицелился немного выше и выпустил один патрон, просто чтобы доказать свою правоту. - Я воспользуюсь этим, так что не вынуждайте меня.
   - Ты покойник, - сказал Бельяр. Но он шел задом наперед, подняв руки, и его собственный пистолет болтался на одном пальце.
   - Тогда увидимся на складе костей, - ответил Флойд.
   Он двигался быстро, cпустившись до уровня рельсов и скользнув в темноту туннеля. Позади, на платформе, он услышал возбужденные крики. Он услышал, как кто-то резко дует в свисток. Поезд прибыл на станцию и замедлил ход, остановив свою кабину сразу за входом в туннель. На платформе у передней части поезда уже собирались мужчины, некоторые из них были в форме. Один из них опустился на колени и посветил лучом фонарика в пасть туннеля, размахивая им по сторонам. Флойд прижался к кирпичной кладке, всего в нескольких сантиметрах от края пятна.
   Через мгновение фары поезда потускнели, превратившись в тлеющие угли.
   Они отключили электричество.
   Флойд побежал в сгущающуюся, уплотняющуюся тьму, каменная крошка хрустела у него под ногами. Он держался левой рукой за стену, нащупывая путь вперед правой рукой перед собой. С каждым шагом ему приходилось бороться со страхом, что он вот-вот шагнет за край пропасти. Где-то впереди раздалась стрельба. Позади него движущиеся силуэты уже заслоняли вид на станцию. Многочисленные лучи фонариков рассекали воздух, разрезая темноту ножницами, как зенитные прожекторы.
   Он услышал, как Майоль крикнул: - Флойд! Сдавайся, пока еще можешь!
   Флойд углубился в туннель. Он не осмеливался выкрикнуть имя Оже, пока Бельяр все еще думал, что ей удалось сбежать на поезде.
   Он услышал единственный выстрел и нечеловеческий вопль. Звук доносился из глубины туннеля.
   Он больше не мог сопротивляться желанию позвать ее по имени. - Оже!
   Возможно, это почудилось, но ему показалось, что он услышал, как кто-то окликнул его в ответ. Его правая рука сжала автоматический пистолет, и он заставил себя пойти на звук, хотя каждый мускул в его теле хотел вернуться к свету, обратно в безопасное место под стражу. Может быть, они и не причинили бы ему вреда, особенно если бы он выбросил пистолет. В его нынешнем состоянии, с забинтованной головой, они могли бы даже относиться к нему с добротой и пониманием. Он просто немного растерялся, вот и все. Удар по голове, небольшая дезориентация: они бы посочувствовали, не так ли? Теперь, когда он чувствовал себя острее, он знал, что ему нечего делать в этом туннеле, и все, что он мог сделать, это принести свои смущенные извинения. Как разумные люди, они бы смотрели на вещи его глазами, не так ли?
   - Флойд? - прошипел чей-то голос. - Флойд - это ты?
   Ее голос звучал жалко и слабо. Трудно было даже предположить, как далеко она была, особенно учитывая суматоху позади него.
   - Оже?
   - Они здесь, Флойд. Они в туннеле.
   Он знал, что она имела в виду не полицию. Он ускорил шаг, пока его носок не задел что-то мягкое. Невольно он ахнул от удивления. Он опустился на колени, коснувшись пяткой рельса. Он протянул руку и исследовал фигуру, обнаружив руку, затем шею и, наконец, лицо.
   - Я устала, - сказала она, прижимаясь к нему. - Не думаю, что смогу сделать это сама.
   - Я слышал выстрел.
   - Их было несколько. Думаю, что все попали в меня. - Она кашлянула. - Тебе не следовало следовать за мной. Я не хотела, чтобы ты спускался сюда.
   - Я никогда не был из тех, кто прощается.
   - Поищи вокруг и посмотри, сможешь ли ты найти мой фонарик. Я выронила его, когда они напали. Он не может быть далеко отсюда.
   Флойд пошарил в темноте, ощупывая рельсы. Он просунул руку между ними, молясь, чтобы электричество внезапно не пронзило их. Его пальцы сомкнулись на ребристом стержне фонарика. Он поднял его, встряхнул, нашел скользящий выключатель. Фонарик замерцал, затем снова ожил.
   Он выключил его. - Понял. И что теперь?
   - Помоги мне подняться. Это недалеко.
   Мужчины отставали от них не более чем на пятнадцать-двадцать метров. Они не торопились, их голоса были тихими и осторожными, как будто теперь они почувствовали какую-то опасность, которая могла подстерегать их здесь, внизу.
   - Как далеко именно? - спросил Флойд, все еще не желая ее трогать.
   - Пара дюжин метров. В стене есть деревянная дверь. Ты ее почувствуешь. Выведи меня за дверь. Потом закрывай ее и убирайся отсюда к черту. После этого я сама о себе позабочусь.
   Он помог ей двигаться вдоль стены. Голоса и огни позади них придвинулись ближе, набирая темп с новой настойчивостью. Глаза Флойда начали привыкать к слабому освещению, различая в темноте расплывчатые, плавающие очертания. Он рискнул ненадолго включить фонарик, заслонив его от мужчин собственным телом. Луч мигнул, а затем снова погас.
   - Вот так, - сказала Оже. - Дыра в стене. Ты видишь это?
   - Да. - Флойд оглянулся. Голоса звучали не более чем в девяти-десяти метрах позади них.
   - Силой открой ее. Проведи меня. Потом спасай свою шкуру.
   Флойд зажал фонарик в зубах. Прислонив Оже к стене, он уперся плечом в старую деревянную дверь и толкнул изо всех сил. Дверь распахнулась. Он начал помогать Оже пробираться в полость за ней, веря, что она точно знает, что делает, и почти веря в это. Затем что-то оттолкнуло его от края туннеля, заставив растянуться поперек путей. Он почувствовал, как его позвоночник ударился о рельсы. Фонарь выпал у него изо рта, ударившись о сталь с хрустом бьющегося стекла.
   Пистолет выпал у него из руки.
   Флойд набрал в легкие побольше воздуха. Они не включили ток обратно. Он широко раскинул руки, пытаясь оттолкнуться от рельсов. Едва различимый в окружающей его темноте, над ним нависал ребенок. Нога в ботинке уперлась ему в руку, не давая дотянуться до пистолета. У него было достаточно зрения, чтобы разглядеть омерзительный изгиб его улыбки, впалые щеки и мертвые впадины глазниц. Свет фонарей от приближающегося отряда упал на ребенка, заставив его застыть, как статую. Он смотрел прямо на мужчин. Он зашипел, как змея, и что-то блеснуло в его правой руке.
   Рука ребенка дернулась, направляя дуло своего маленького пистолета назад вдоль туннеля, в направлении поисковой группы. Оружие разрядилось, выплюнув патроны одной короткой очередью.
   Он услышал, как один из мужчин вскрикнул от боли, а затем над головой пронесся ответный залп. Ни одна из пуль не попала в ребенка, который снова прицелился и выпустил еще одну очередь быстрого огня, поводя пистолетом из стороны в сторону. Флойд услышал еще больше страдальческих криков. Фонари упали на землю и погасли.
   Со стоном усилия ему удалось высвободить руку из-под ступни ребенка. Его пальцы коснулись рукоятки пистолета, нащупали опору и сумели подтащить пистолет немного ближе. Его рука сомкнулась на рукояти. Он повернул пистолет, поддерживая запястье другой рукой. Ребенок опустил глаза, и на мгновение самодовольное выражение на его лице сменилось недоумением.
   Флойд нажал на спусковой крючок. Пистолет щелкнул в его руке. Ничего не произошло.
   Детская улыбка вернулась. Он опустил дуло своего пистолета в сторону Флойда, его пальцы обвились вокруг рукояти, как бледные угри.
   Раздался еще один пронзительный залп пуль.
   Ребенок трясся, как кукла, подвешенный в воздухе, когда пули разрывали его насквозь. Оже продолжала стрелять, нажимая на спусковой крючок, пока оружие не замолчало, а его дуло не засветилось. Останки ребенка, разорванная одежда и разорванная плоть, слившиеся в неразрывную массу, шлепнулись на пол туннеля, как мясницкий отруб.
   Флойд, спотыкаясь, поднялся на ноги и последовал за Оже через проход в стене.
   - Флойд, ты не можешь идти дальше.
   - Ты думаешь, я хочу рискнуть там? Они решат, что это я в них стрелял.
   - Поверь мне: тебе все равно лучше попытаться урезонить их.
   - Они выстрелят первыми, - сказал Флойд.
   Она разочарованно зарычала. - Если ты последуешь за мной, то окажешься в очень глубокой воде.
   - Я воспользуюсь этим шансом.
   - Тогда закрой дверь, пока эти люди не добрались сюда.
   Он сделал, как ему было сказано. - Ты думаешь, они видели, как мы сюда вошли?
   - Не знаю, - ответила она, ее голос все еще был слабым, а дыхание прерывистым. - Но они захотят узнать, что случилось с нами. Теперь они будут прочесывать каждый дюйм туннеля. Они обязательно найдут эту дверь.
   - В таком случае, надеюсь, у тебя есть другой способ выбраться отсюда.
   - Я тоже надеюсь на это.
   Они находились в гораздо более узком туннеле, без рельсов на полу. Ни один поезд не смог бы поместиться внутри него. Он был слишком низким, чтобы Флойд мог встать, и, несмотря на то, что он пригибался, все равно продолжал биться макушкой о грубо отесанный потолок. Оже вела его вперед, время от времени останавливаясь, чтобы собраться с силами.
   - Нам повезло, - сказала она. - Дети сейчас не очень хорошо видят в темноте. Когда они становятся старше, их зрение ухудшается.
   - Сколько им лет?
   - Они здесь по меньшей мере двадцать три года, а может, и больше, и с каждым днем становятся все более дряхлыми.
   - Что-то подсказывает мне, что теперь ты готова поговорить.
   - Через мгновение, Флойд, ты получишь ответы на все вопросы, которые, как я всегда говорила, тебе не нужны.
  

ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ

  
   Флойд ощутил, что темнота впереди смягчилась, словно первый намек на день в последний час перед рассветом. Голоса поисковой группы звучали недалеко, как будто они были близко по другую сторону двери. Оже была права: им не потребуется много времени, чтобы найти дорогу, особенно если они думают, что охотятся за убийцами.
   - Так кто же послал этих детей? На кого они работают?
   - Я не знаю наверняка. Меня не проинструктировали по этой части. Мои люди послали меня сюда выполнить простую работу, которая заключалась в том, чтобы вернуть коробку с бумагами Сьюзен Уайт. Они не сказали мне, что могут возникнуть осложнения.
   - Но они знали, что так и будет?
   - Мои боссы? Да. Я бы сказала, что есть довольно хороший шанс, что они знали больше, чем рассказали мне.
   - Звучит так, как будто тебя продали вниз по реке, Оже.
   - Это более или менее мой вывод.
   - Ты уже готова рассказать мне, кто ты такая и кто твои боссы? В конце концов, они не были с тобой откровенны, так что ты им ничего не должна.
   - Если бы они были честны со мной, я бы никогда сюда не пришла.
   Они добрались до источника света. В одной из стен шахты была вделана тяжелая дверь, огромная, толстая и круглая, как дверь сейфа или один из бронированных люков танка. Бледный свет проникал сквозь щель в том месте, где дверь была закрыта не до конца. Он был колеблющимся, как отражения в плавательном бассейне.
   - Это нехорошо, - сказала Оже. - Эта дверь уже должна быть закрыта.
   - Что случилось с твоими друзьями?
   - Я ожидала, что они уже будут здесь - по крайней мере, несколько подкреплений. До прошлой пятницы у нас здесь была целая команда.
   - Что случилось в пятницу?
   - Дети проникли в шахту, проникли внутрь по собственному туннелю. Убили Бартона и Эйвелинга, двух моих коллег. В Скеллсгард тоже попали, но с ней все было в порядке. Я вытащила ее отсюда, сказав, чтобы она прислала за мной помощь. Мне пришлось оставить дверь открытой, когда я уходила, так как с другой стороны не осталось никого, кто мог бы ее запереть.
   - Когда ты ожидала прибытия этой помощи?
   - Это должно было занять минимум шестьдесят часов. Самое раннее, когда кавалерия могла прибыть, было где-то около полуночи прошлой ночью, но, возможно, на другом конце пути произошла задержка, прежде чем кто-либо смог отправиться в обратный путь. Они бы появились по другую сторону этой двери и смогли бы должным образом ее закрыть.
   - Может быть, если мы войдем в эту дверь, у нас будет лучшее представление о том, что произошло.
   - Тебе не понравится то, что находится за этой дверью, - предупредила Оже.
   - Я в игре до конца. Давай сделаем это.
   Они приоткрыли дверь достаточно широко, чтобы протиснуться внутрь. Флойд помог Оже взобраться на металлический выступ, на возвышение за ним. Он последовал за ней, щурясь от странного, колеблющегося света, наполнявшего комнату.
   - А теперь помоги мне закрыть дверь, - сказала она.
   Они запечатали дверь, затем Флойд повернул здоровенное колесо, запиравшее ее изнутри.
   - Это продержит их снаружи добрых несколько часов, - сказала Оже. - Им нужно будет принести в туннель режущее оборудование, и неизвестно, сколько времени им потребуется, чтобы прорваться, даже когда оно прибудет.
   - Но в конце концов они справятся.
   - Да, но тебе нужно продержаться здесь всего три дня или около того. К тому времени мы вышлем людей, которые помогут тебе вернуться в безопасное место. Ты найдешь провизию и воду в соседней комнате.
   - Какая следующая комната?
   Помещение, в котором они находились, было размером с гараж на одну машину, его стены были вырублены в темном блестящем камне. Пол был из поцарапанного металла. По периметру было расставлено несколько шкафов и рабочих столов, оснащенных тем, что Флойд опознал как передающее радиооборудование. Этого было много, и все было соединено удивительным образом, но не было ничего похожего на сверхсекретное шпионское снаряжение того типа, которого он ожидал. Единственной странной вещью в комнате - и это, по общему признанию, было более чем странно - была своеобразная табличка или зеркало, висевшее на задней стене или, скорее, вделанное в нее. Это был источник света: идеально чистая, плоская поверхность высотой в человеческий рост, которая, тем не менее, передавала тонкое, вызывающее тошноту ощущение глубины и меняющейся перспективы. Поверхность была обрамлена тяжелой конструкцией, которая плавно сливалась со стенами пещеры. Рама была отлита из полупрозрачного материала цвета темного меда, намекающего на спрятанные глубоко внутри мерцающие механизмы.
   Это не было похоже ни на что, что он когда-либо видел в своей жизни.
   - Это камера цензуры, - сказала Оже, отрывая от куртки Флойда липкий комок, который служил бинтом, поправляя ткань и затем сильно прижимая ее к своей ране. - Здесь есть средства первой помощи, но у нас будет из чего выбрать по другую сторону цензора.
   - Что?
   - Эта штука, - сказала она, указывая на источник колеблющегося света. - Мы называем это цензурой. Это как контрольно-пропускной пункт. Это пропускает определенные вещи и останавливает другие. Думаю, нам обоим будет безопаснее по ту сторону этого.
   - Продолжай говорить, - сказал он, завороженный движущейся, резонирующей поверхностью.
   - Мы не знаем точно, какие правила это применяет, - сказала Оже, и это замечание ничуть его не успокоило. - Здесь довольно строго относятся к тому, что пропускают в Париж. Но, похоже, он не так придирчив к тому, что позволяет делать другим способом.
   - Ты говоришь так, как будто даже не знаешь, как эта штука работает.
   - Мы этого не знаем, - просто сказала она. - Мы даже не знаем, кто это сделал и как давно.
   - Это становится слишком странным для меня, - сказал Флойд.
   - Тогда повернись назад и встань лицом к лицу с этими людьми. - Оже кивнула цензору. - Я даже не уверена, что он все равно пропустит тебя.
   - Он пропустит тебя?
   - Да, - сказала она. - Я прошла через это уже три раза, ничего страшного. Но мы не одинаковые. То, что относится ко мне, не обязательно будет относиться и к тебе.
   - Насколько мы можем отличаться друг от друга?
   - Больше, чем ты думаешь. Но единственный способ выяснить это - попробовать. Я пройду первой и подожду тебя с другой стороны. Если ты не выйдешь через минуту или две, я... - Но Оже не смогла закончить то, что она хотела сказать.
   - Что это? - спросил Флойд.
   - Это не так просто. Мы никогда не видели, чтобы цензор отказывал живому существу. Я не знаю, что он сделает, если решит не пропускать тебя. - Оже сглотнула. - Это может быть некрасиво. Когда мы пытались пронести машины с другой стороны - оружие, средства связи и тому подобное, - обычно это не удавалось. Вот почему мы называем это цензурой.
   Флойду стало казаться, что он попал в салонную игру, имея лишь смутное представление о правилах. - Это каким-то образом заблокировало их?
   - Уничтожило их, - сказала Оже. - Превратило их в бесполезные куски металлического шлака. Рандомизировало их на атомарном уровне, стерев даже любые микроскопические структуры. После него ничего не работало. Единственное, что это позволяло нам использовать, - это простые инструменты. Землеройное оборудование. Ножи. Одежда. Бумажные деньги. Вот почему в этой комнате нет ничего необычного. Все, что ты видишь, должно было быть найдено в Париже, контрабандой доставлено сюда, а затем собрано воедино, чтобы удовлетворить наши потребности.
   Флойд уставился на мерцающую поверхность, загипнотизированный ею. Он добивался от Оже ответов с тех пор, как встретил ее, всегда имея в виду определенное предвзятое мнение, и теперь, когда он получал правду - правда, в отмеренных дозах, вводимых по капле, - это было совсем не похоже на то, что он себе представлял. Это была та правда, от которой ему захотелось съежиться и спрятаться под камнем. Хуже всего было то, что в ее голосе звучала усталая убежденность, которая подсказала ему, что все это не было розыгрышем. Сейчас она была с ним откровенна, или, по крайней мере, настолько откровенна, насколько осмеливалась.
   Под Парижем было что-то такое, что не имело права на существование, и Оже хотела, чтобы он переступил через это.
   - Понравится ли мне то, что находится по другую сторону этой штуки, если она позволит мне пройти?
   - Нет, - сказала она. - Тебе не понравится. Я чертовски уверена в этом. Но там ты будешь в большей безопасности, чем здесь. Даже если эти люди попадут в эту комнату, их нужно будет немного убедить пройти через цензуру. Я думаю, ты сможешь продержаться, пока я не вернусь с помощью.
   - Тогда давай покончим с этим. Ты пойдешь первой. Увидимся на другой стороне.
   - Ты готов к этому?
   - Готов настолько, насколько я когда-либо буду.
   - Мне нужно идти, Флойд. Я надеюсь, ты справишься с этим.
   - Со мной все будет в порядке, - сказал он. - А теперь иди.
   Она протиснулась сквозь цензор, неловко повиснув здоровой рукой на расположенных над ним поручнях, чтобы придать себе инерции. Светящаяся мембрана сначала натянулась, как лист резины, сопротивляясь ее продвижению. Затем сомкнулась вокруг нее, пока она не оказалась погруженной в нее, виднелись только затылок, один локоть и пятка. Ее фигуру окружала рябь, похожая на синяк. Затем она полностью исчезла, мембрана изгибалась и подпрыгивала, как батут, и Флойд остался один.
   Он для пробы прижал палец к поверхности, похожей на барабан, и почувствовал легчайшее электрическое покалывание. Он надавил сильнее. Покалывание усилилось. Он остановился, убрал палец и достал из кармана зубочистку. Держа зубочистку за один конец, он вдавливал другой кончик в поверхность, пока снова не почувствовал покалывание. Он вытащил зубочистку и поднял ее для осмотра. Она казалась совершенно невредимой, и когда он положил ее в рот, на вкус оказалась такой же, как все остальные, которые он когда-либо жевал. Что-то все же заставило его выбросить ее.
   Он снова засунул палец внутрь, до кончика ногтя, и проигнорировал покалывание, когда тот погрузился в поверхность, словно во влажную глину. Слой прогибался назад, пока он не проделал в нем углубление глубиной с предплечье. Внезапно испугавшись, он ослабил давление прежде, чем мембрана успела сомкнуться вокруг него.
   - Просто сделай это, - сказал он и бросился на поверхность.
   Флойд провалился. Он с грохотом растянулся на другой стороне, ударившись забинтованной головой о холодный металлический пол. Все, что он мог делать, по крайней мере, минуту, - это лежать совершенно неподвижно, пока многочисленные болевые сигналы поступали в его мозг, где они были разложены по ячейкам, как письма в сортировочном отделении. У него болела голова в том месте, где он ударился об пол. У него адски болел рот - должно быть, он прикусил язык, или внутреннюю сторону щеки, или что-то еще. У него болели колени и один локоть, а также синяки на спине, там, где он ударился о рельс. У него болела рука в том месте, где ребенок прижал ее ботинком, прижимая к земле. Но пронзительной агонии ампутации не было. Возможно, он потерял палец или два: в это он мог поверить. Но когда он согнул руки, даже его пальцы, казалось, были более или менее целы. Конечно, весь в синяках и ссадинах, но он все еще мог на чем-нибудь играть, даже если отныне это должны были быть маракасы.
   Он оторвал голову от пола, затем всем телом принял сидячее положение. Он огляделся и обнаружил Оже, сидящую в кресле, в изнеможении откинувшуюся на спинку, но все еще бодрствующую.
   - Флойд? - спросила она. - С тобой все в порядке?
   - Первый сорт, - сказал он, потирая голову.
   - Когда ты прошел через эту штуку... как это было?
   Флойд выплюнул окровавленный зуб, прежде чем ответить. - Это забавно. Сейчас я сижу здесь, и кажется, что всего пару секунд назад мы были на другой стороне. Но с другой стороны, мне кажется, что я не видел тебя полжизни.
   - Значит, это случилось с тобой, - сказала Оже. - То, чего со мной никогда не случалось. Ты получил это во время своего первого путешествия сюда. - В ее голосе звучали восхищение и зависть одновременно.
   - Все, что я помню, - сказал Флойд, - это то, что мне казалось, будто я сделан из стекла, и сквозь меня сиял свет. Мне казалось, что я провисел в этом луче света целую вечность. Я задавался вопросом, закончится ли это когда-нибудь. Другая часть меня не хотела, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Я видел... цвета, такие цвета, каких я никогда раньше себе не представлял. А потом все закончилось, и я лежал здесь с болью во рту. Знаешь, если бы я мог удержать это ощущение в себе... - Ему удалось самоуничижительно пожать плечами. - Похоже, эта чертова штука все-таки не такая уж привередливая.
   - Ты почувствовал чей-то разум? Больше, чем один разум?
   - Я чувствовал себя очень маленьким и очень хрупким, как будто на что-то смотрели через микроскоп.
   - Это был эксперимент, - категорично сказала Оже. - Никто, подобный тебе, никогда раньше не проходил через это. Это было нечто такое, чего никто никогда не пробовал. Я просто не ожидала, что у тебя будет такой опыт в твоем первом проходе.
   - Леди, мне достаточно одного путешествия по этой штуке. - Он огляделся, оценивая сложность помещения, в котором он приземлился. В отличие от предыдущей камеры, эта, по крайней мере, была чем-то похожа на подземное шпионское логово, которое он себе представлял. Оно было очень большим, заполненным машинами и оборудованием, которые он не мог даже приблизительно идентифицировать. - Пожалуйста, скажи мне, что это какая-то съемочная площадка, - сказал он, опираясь на край стола.
   - Все это реально, - сказала Оже, с трудом поднимаясь на ноги. - Единственная проблема в том, что моих друзей здесь еще нет. Но есть и хорошие новости.
   - Так и есть?
   - Корабль вернулся. Я просто не понимаю, почему никто больше не пришел с ним. Им пришлось бы оставить свободным только одно место.
   Флойд порылся у себя во рту, извлекая последние осколки своего разрушенного зуба. Почему-то стоматология была наименьшей из его забот. - Ты только что сказала "корабль"?
   - Эта штука, - сказала Оже. Она указала на центральную деталь помещения, которую трудно было не заметить. Это была гигантская стеклянная колба шириной с дом, подвешенная на уровне глаз над чем-то вроде ямы, заполненной еще большим количеством механизмов, оборудования и столов. Колба была заключена в систему изогнутых металлических стоек, крепивших ее к стенкам камеры. С другой стороны от того места, где они стояли, поверхность колбы расширялась, образуя цилиндрический стержень, который проходил сквозь стену. Там, где ствол соприкасался со стеной, была толстая, замысловатая корка из того же странного вещества, которое Флойд уже видел обрамляющим "цензор". Присмотревшись повнимательнее, он понял, что корка полностью покрыла внутренние стенки камеры плотным мерцающим налетом. Некоторые его части были обшиты металлическими панелями, но большие участки все еще оставались открытыми.
   Внутри пузыря что-то было. Это был помятый и потрепанный предмет размером с грузовик, по-видимому, сделанный из листов металла, которым энтузиасты-пещерные люди придали нужную форму. Он был цилиндрической формы, с носиком в форме пули. В нем были окна, и он был покрыт странными выступами - большинство из них погнутые и искореженные - и незнакомыми символами, нанесенными выцветшей и обгоревшей краской, и все это было заключено в нечто вроде ремней безопасности, похожих на люльки, используемые для загрузки бомб в самолеты.
   - Нам пришлось потрудиться, чтобы добраться сюда, - прокомментировала Оже.
   - Это корабль? - спросил Флойд.
   - Да, - сказала она. - И не говори так разочарованно. Так получилось, что это мой билет отсюда.
   - Похоже, что он несколько раз объезжал квартал.
   - Ну, дела, должно быть, идут довольно скверно, раз он понес такой большой ущерб за одну поездку. Я просто надеюсь, что он справится с ответным рейсом.
   - Куда это тебя приведет? - спросил Флойд. - Америка? Россия? Где-то, о чем я даже не слышал?
   - Это займет у меня долгий путь из Парижа, - уклончиво ответила Оже. - Прямо сейчас это все, о чем тебе нужно беспокоиться. Я вернусь чуть больше чем через шестьдесят часов, или если не я, то кто-нибудь другой, кому ты можешь доверять. Кто бы это ни был, у него будет подкрепление - достаточное, чтобы вернуть тебя на поверхность в целости и сохранности.
   - Это обещание?
   - Это лучшее, что я могу сделать. Прямо сейчас я даже не знаю, продержится ли эта штука достаточно долго, чтобы доставить меня домой.
   - А есть ли альтернатива?
   - Нет. Этот корабль - мой единственный способ выбраться отсюда.
   - Тогда нам лучше надеяться, что госпожа Удача на твоей стороне.
   Флойд оглядел остальную часть комнаты, его внимание переходило от одного незнакомого предмета к другому. Все многочисленные столы были уставлены наборами клавиатур для пишущих машинок, но плотно сгруппированных друг к другу, причем клавиатур было гораздо больше, чем казалось необходимым. На них были нанесены загадочные коды - комбинации букв, цифр и детских каракулей. Там было множество переключателей и элементов управления, которых он не узнал, сделанных из какого-то дымчатого полупрозрачного материала. На столах, наподобие солнцезащитных козырьков, были разложены плоские листы тонированного стекла, на которых яркими светящимися чернилами были напечатаны текст и иллюстрации - диаграммы. Там были решетки, фонари, щели и стеллажи с продолговатыми предметами, которые могли бы поместиться в щели. Там были микрофоны на ножках - по крайней мере, те, которые он узнал, - и папки для записей, разбросанные по некоторым столам. Он взял ближайший блокнот и пролистал листы шелковистой бумаги, испещренные рядами тарабарщины, но тарабарщина явно была составлена по какой-то тщательно продуманной схеме, перемежаемой элегантными наклонными каскадами скобок и других типографских символов. В другом блокноте были страницы с запутанными диаграммами, похожими на сетки, как на карте улиц какого-то безумного мегаполиса.
   - Кто ты на самом деле? - спросил он.
   - Я женщина из две тысячи двести- шестьдесят шестого года, - сказала Оже.
   - Знаешь, что меня действительно беспокоит, так это то, что ты говоришь так, как будто веришь в это.
   Но Оже не слушала. Она отошла в сторону от того, что было, пожалуй, самой странной вещью в комнате, если не считать корабля и цензора. Это была своего рода скульптура, состоящая из многих десятков блестящих металлических сфер, организованных в пирамидальную спираль, достигавшую почти высоты плеча. В вестибюле здания компании это не заслуживало бы второго взгляда. Но здесь, среди такого количества оборудования, явно предназначенного для выполнения определенной технической функции, оно было странно неуместно, как рождественская елка в машинном отделении.
   Оже коснулась самой верхней сферы. Она одними губами произнесла - Что...?, и штука задвигалась, частично разворачиваясь, пока Флойд не увидел, что она имеет форму змеи, сделанной из множества соединенных сфер. Оже нервно отступила назад, когда змея поднялась, изогнув свое тело в высокую, угрожающую дугу.
   Флойд навел свой автоматический пистолет и снял его с предохранителя.
   - Полегче, - сказала Оже, поднимая руку в его направлении. - Это всего лишь робот. Должно быть, они отправили его на корабле.
   Флойд осторожно опустил пистолет. - Просто робот?
   - Робот слэшеров, - сказала она, как будто это имело значение. - Но не думаю, что он причинит нам какой-либо вред. Если бы это было так, мы бы уже были мертвы.
   - Ты говоришь о роботах так, как будто это то, что ты видишь каждый день.
   - Не каждый день, - сказала Оже. - Но достаточно часто, чтобы знать, когда мне следует бояться, а когда это не нужно.
   Робот заговорил быстрым, пронзительным голосом. - Я узнаю в вас Верити Оже. Пожалуйста, подтвердите это удостоверение личности.
   - Я Оже, - сказала она.
   - Похоже, вы ранены. Так ли это на самом деле? - Говоря это, змея раскачивала пустой сферой своей головы из стороны в сторону, как зачарованная кобра.
   - Да, я ранена.
   - Я обнаруживаю посторонний металлический предмет, застрявший у вашего плеча. - Голос робота звучал так, как, по мнению Флойда, Дисней мог бы имитировать звук говорящего чайника. - Разрешаете ли вы немедленное медицинское вмешательство? Я запрограммирован на выполнение необходимых процедур для выполнения операции.
   - Я думал, пуля прошла сквозь тебя, - сказал Флойд.
   - Возможно, их было больше одной, - ответила Оже.
   - Вы разрешаете медицинское вмешательство? - повторил робот.
   - Да, - сказала Оже, и почти сразу же змея зашевелилась, ее сферы заскребли по полу. - Нет, - резко сказала она. - Подожди. Нет времени на полноценную операцию. Я хочу, чтобы ты стабилизировал меня, убедился, что я продержусь до тех пор, пока мы не вернемся на E1. Возможно ли это?
   Змея сделала паузу, по-видимому, взвешивая варианты. - Я могу стабилизировать вас, - задумчиво произнесла она. - Но моя рекомендация заключается в том, чтобы вы разрешили немедленную операцию. В противном случае существует значительный риск смерти, если вы не согласитесь на ультравосстановление.
   - Я соглашусь, если это поможет мне выбраться отсюда, - сказала Оже. Затем она повернулась к Флойду. - Теперь, когда они прислали робота, мне только что пришла в голову идея.
   - Я слушаю, - сказал Флойд.
   Она снова переключила свое внимание на змею. - Ты согласен с Азимовым?
   - Нет, - сказал робот с ноткой негодования.
   - Слава Богу, потому что тебе, возможно, действительно придется причинить боль некоторым людям. Узнай в этом человеке Уэнделла Флойда. Понял?
   Пустая круглая голова робота повернулась к нему. Он почувствовал странный вопросительный холодок, как будто на него уставился сфинкс.
   - Да, - подтвердил робот.
   - Я уполномочиваю тебя защищать Уэнделла Флойда. Люди могут проникнуть в эту камеру через цензора и попытаться причинить ему вред или похитить его. Ты должен защищать его, используя минимально необходимую силу. У тебя есть несмертельное оружие?
   - У меня есть оружие, которое может быть применено как в несмертельном, так и в летальном режимах, - с гордостью сказал робот.
   - Хорошо. Я хочу, чтобы ты применил любую необходимую силу, чтобы сохранить Флойду жизнь, но уменьши количество убитых. Никаких убийств, если только в этом нет необходимости.
   - Он все это понял? - спросил Флойд.
   - Надеюсь на это, ради них самих. - Она снова обратилась к роботу: - В конце концов - где-то через шестьдесят или семьдесят часов - кто-нибудь вернется на корабле. Они помогут Флойду вернуться на поверхность. Ты не должен препятствовать им. Понял?
   - Понял, - сказал робот.
   - Хорошо. Были ли тебе отданы какие-либо особые приказы? Кто посадил тебя на борт?
   - Я получил особые инструкции от Маурьи Скеллсгард.
   - Скеллсгард сделала это? - Оже сжала кулак с явным облегчением. - Слава Богу. По крайней мере, в кои-то веки что-то пошло правильно. Могу я поговорить с ней? Канал связи работает?
   - Линия связи активна, но ненадежна.
   - Ты можешь соединить меня со Скеллсгард, если она на смене?
   - Одну минуту.
   Внимание Флойда привлекло какое-то движение в другом конце комнаты. На всех столах оттенки, заполненные текстом, стали четкими, а светящиеся буквы и диаграммы исчезли. Символы запрыгали по панелям, за ними последовала путаница цифр и диаграмм, которые мелькали слишком быстро, чтобы их можно было разобрать. Затем картинка прояснилась, и появилось несколько изображений одной и той же женщины, смотрящей на него под разными углами по всей комнате.
   - Оже? - сказало лицо. - Ты здесь, сестра?
   Робот-змея уже занимался раной Оже. Он частично обвился вокруг нее, образовав нечто вроде кушетки, на которой ее мягко поддерживал. Более крупные сферы, отметил Флойд, были способны раздуваться и размягчаться, образуя подушки. Другие сферы, сгруппированные у головы, открывали маленькие дверцы в том, что казалось цельнолитым металлом. Из этих дверей появилось множество суставчатых рук, увенчанных всевозможными острыми сверкающими приспособлениями.
   - Я здесь, - сказала Оже. - Я рада, что ты благополучно вернулась.
   - И все благодаря тебе, - ответила Скеллсгард. - Я у тебя в долгу и хотела бы быть рядом, чтобы помочь. Но связь стала слишком нестабильной с тех пор, как я вернулась на E1. Не было никакой гарантии, что мы сможем отправить тебе корабль обратно, не говоря уже о возвращении.
   - Я заметила, что корабль сильно потрепан, - сказала Оже. Робот откусывал слои ее одежды, делая это с поразительной нежностью. Это напомнило Флойду богомола, грызущего лист.
   - Вероятно, на обратном пути будет еще тяжелее. Я хотела прийти за тобой, но Калискан отказался рисковать еще чьими-либо жизнями. Вот почему мы послали робота. Надеюсь, ты не была слишком удивлена.
   - Я так понимаю, конфликт между слэшерами стал более масштабным?
   - Можно и так сказать. Послушай, нет смысла ходить вокруг да около. Новости на этом конце не из приятных: ты возвращаешься в зону боевых действий. Агрессивные слэшеры, наконец, сделали свой ход. Умеренные слэшеры делают все возможное, чтобы сдержать их, но неясно, как долго они смогут продержаться. Мы не уверены, как долго сможем удерживать Марс, не говоря уже о Земле.
   Оже неловко взглянула в сторону Флойда. - С моей стороны тоже есть осложнение. Я привела кое-кого в комнату.
   - Надеюсь, что тот, кого вы возвращаете, уже в курсе.
   - Думаю, будет справедливо сказать, что он чертовски не в курсе событий. Помнишь того детектива, о котором я упоминала?
   Скеллсгард поморщилась и закрыла глаза, как человек, ожидающий, когда лопнет воздушный шарик. - Я этого не слышу, Оже.
   - Я не могла отделаться от него. Его можно назвать упрямым.
   - Ты не можешь этого сделать, Оже. Цензор...
   - Цензор пропустил его, - сказала Оже. - Он уже видел корабль и робота. Ущерб нанесен.
   - Ты должна отослать его обратно.
   - Я планирую это сделать. Но мы здесь в осадном положении. Флойд не может вернуться на поверхность, и, скорее всего, люди уже пытаются прорваться во внешнюю камеру. Я не уверена, попытаются ли они пройти через цензуру, но я поручила роботу защищать Флойда до тех пор, пока мы не сможем отправить обратно корабль с подкреплением.
   Образ Скеллсгард распался, затем собрался заново. Ее голос звучал тонко, как будто кто-то говорил через расческу. - Калискан этого не одобрит.
   - Я разберусь с ним. Если понадобится, вернусь сама. Я бы послала этого проклятого робота вытащить Флойда на поверхность, если бы цензор пропустил это.
   - Могу я кое-что сказать? - спросил Флойд.
   - Говорите, - ответила Скеллсгард.
   - Оже не дает вам полной картины. Дело в том, что она довольно серьезно ранена.
   - Он говорит правду? - спросила Скеллсгард, переводя проницательный взгляд на Оже.
   - Ничего серьезного, - сказала Оже, но тут же поморщилась, когда робот начал осматривать рану. Даже Флойду пришлось отвести взгляд: он никогда не был силен в обращении с травмами, и все, что он мог сделать, это промыть и перевязать ей рану ранее.
   - По-моему, это не похоже на "ничего серьезного", - сказала Скеллсгард.
   - Я продержусь, пока не вернусь домой. По крайней мере, так я смогу оставаться в сознании часть поездки. Робот меня подлатывает. Может ли корабль сам о себе позаботиться?
   - Нет, - сказала Скеллсгард. - Обычно это возможно, но не при том состоянии перехода, в котором он находится сейчас. Существующие процедуры не предназначены для того, чтобы справляться с изменяющейся геометрией. Перед отправкой мы загрузили исправления, но роботу пришлось выполнить определенное количество практических действий по пилотированию, чтобы доставить вам корабль в целости и сохранности.
   - Тогда нет проблем. Просто заставьте робота сделать то же самое на обратном отрезке".
   - Робота не будет, - сказала Скеллсгард, задаваясь вопросом, повлияли ли боль и кровопотеря на кратковременную память Оже. - Даже если бы ты не предложила ему защитить своего детектива, нам бы понадобилось, чтобы он оставался на конце E2, чтобы стабилизировать горловину и уменьшить мощность после отправки. Ты помнишь, как сложно было отправить меня обратно без катастрофического перелома горловины?
   - Да, - сказала Оже.
   - Ну, теперь это будет в двадцать раз сложнее, и рядом нет никого живого, кто мог бы справиться со спазмом горловины. Вот для чего нам нужен робот.
   - Черт возьми, - сказала Оже.
   - Если бы мы могли втиснуть туда двух роботов, мы бы послали двух. Я отчасти надеялась, что у тебя хватит сообразительности вернуть его обратно.
   - Думаю, что у меня немного кружится голова, - сказала Оже. - Робот говорил о том, чтобы накачать меня ультравосстановителем.
   - Если робот так и говорит, я бы доверилась роботу.
   - Согласна, но тогда я, возможно, не буду в сознании всю обратную дорогу.
   - В таком случае, - сказала Скеллсгард, - у нас самих есть проблема.
   - Не обязательно, - сказал Флойд.
   Оже посмотрела на него. Лица на экранах смотрели на него в совершенном унисоне. Даже робот взглянул на него, и его пустая голова-сфера каким-то образом ухитрилась изобразить вежливый скептицизм.
   - У тебя есть что-нибудь, чтобы внести свой вклад? - сказала Скеллсгард.
   - Если Оже не может управлять кораблем, тогда мне придется сделать это.
   - Ты понятия не имеешь, о чем идет речь. Даже если бы ты это сделал... Черт, чувак, ты не отличишь червоточину от своей задницы.
   - Нет, но я могу научиться. - Флойд обратил свое внимание на ближайшее плавающее изображение.
   - Прекрасно, - сказала Скеллсгард. - Ты можешь начать с того, что расскажешь мне, что ты уже знаешь о соотношениях материи и экзотической материи, и мы продолжим с этого. Я так понимаю, ты хоть немного знаком с основными принципами разработки псевдокротовых нор? Или я еду слишком быстро для тебя?
   - Я могу поменять свечу зажигания, - сказал Флойд.
   Оже издала тихий болезненный вскрик.
   - Я собираюсь ввести местную анестезию, - сказал робот. - Возможно, произойдет некоторая временная потеря ясности ума.
   - Давай, - сказала она.
  

ДВАДЦАТЬ СЕМЬ

  
   Когда робот-змея подлатал Оже, он отнес ее в пассажирский отсек разбитого корабля. Флойд уже был внутри, пристегнутый ремнями к крайнему правому из трех сидений, продолжая свой разговор со Скеллсгард. Внутри корабль, по крайней мере, выглядел новым, несмотря на свой внешний вид. Сиденья были тяжелыми, из мягкого черного материала, с огромными перекрещивающимися ремнями с пряжками и подголовниками. Перед каждым сиденьем, откинутое в сторону до тех пор, пока пассажир не окажется на месте, располагалось сложное устройство органов управления и экранов, заметно более громоздкое и надежное, чем все, что Флойд видел до сих пор. Там были очень маленькие окошки, окруженные еще большим количеством элементов управления, огней и экранов. За мягкими сиденьями был очень узкий проход, ведущий - насколько мог судить Флойд - к ряду шкафчиков для хранения вещей, примыкающих к уборной размером с небольшую конуру, рядом с которой располагалась еще меньшая кухня/медицинский отсек. Он знал, что это медицинская кабина, по символу Красного Креста на одном из белых ящиков с оборудованием, привинченных к стене. Остальная часть корабля была недоступна из пассажирского отсека и, должно быть, была занята оборудованием, топливом или чем-то еще, необходимым для функционирования. Насосы и генераторы пыхтели и гудели, и время от времени раздавался глухой удар или вой какого-то скрытого механизма.
   - Как много тебе рассказала Оже? - сказала Скеллсгард.
   - Чертовски мало.
   - Куда, по ее словам, ее должен был доставить этот корабль?
   - Она этого не говорила, - сказал Флойд.
   - Хм. - Казалось, это бесконечно позабавило другую женщину. - Итак, каково твое лучшее предположение?
   - Мое лучшее предположение таково, что мы собираемся спуститься по какому-то подземному туннелю. Может быть, мы выйдем в Атлантику и проделаем оставшуюся часть путешествия на подводной лодке. Или, может быть, нас встретит эскадрилья летающих свиней.
   - Что-то подсказывает мне, что у тебя есть сомнения.
   - Назовите меня приверженцем подробностей, - сказал Флойд, - но я не мог не заметить, что вы упомянули там что-то о Земле и Марсе.
   - Это были кодовые слова, глупый ты мальчишка.
   - Они должны были быть такими, - сказал Флойд.
   - Хорошо. Слушай внимательно, и слушай хорошенько. Это то, что тебе абсолютно необходимо знать, если Оже не сможет быть полезной. Ты пробудешь в этой штуке тридцать часов, плюс-минус. Это будет нелегко. Насколько грубо это будет происходить, зависит от удачи и робота, который поможет вам хорошо стартовать. Но на твоем месте я бы не слишком часто била себя по голове.
   - У меня слабый мочевой пузырь.
   - Расскажи Флойду о ручном управлении, - сказала Оже, когда робот усадил ее на левую кушетку, изогнув свое тело, чтобы проникнуть внутрь корабля.
   - Флойд, - сказала Скеллсгард, - я хочу, чтобы ты откинул панель консоли перед своим сиденьем так, чтобы она оказалась у тебя на коленях. Затем закрепи ее на месте.
   - Готово, - сказал Флойд.
   - Положи руку на джойстик. Сожми его. На дисплее справа от тебя должна отображаться сетка энергии напряжения зеленым на красном. Понял?
   Флойд сделал, как ему было сказано. - Вижу сетку, - сказал он. - Я также вижу гораздо больше, чем сетка.
   - Прекрасно. Теперь, видишь синий маркер в форме ромба между двумя желтыми скобками?
   - Вижу несколько бриллиантов.
   - Перемести джойстик вбок. Значок, который перемещается, - это тот, о котором тебе нужно беспокоиться. Пока игнорируй фиксированные маркеры и не беспокойся обо всех этих крошечных цифрах.
   - Сетка меняется. Это как будто нарисовано на горячей ириске, и я провожу по ней ложкой.
   - В этом и заключается идея. Теперь откинь красную крышку на задней панели джойстика и положи большой палец на правую нажимную панель. Справа, а не слева. Слегка сожми его и скажи мне, что происходит с сеткой.
   - Сетка движется. Все движется, смещается влево.
   - Этого следовало ожидать. То, что ты видишь, - это визуальное представление геометрии туннеля перед кораблем, примерно в световой микросекунде дальше по ходу от горловины. Система показывает прогноз вашего дрейфа, основанный на этой геометрии. - Флойд открыл рот, чтобы заговорить, но Скеллсгард опередила его. - Не забивай свою хорошенькую головку деталями. Главное, что геометрия нестабильна, и если мы позволим кораблю лететь самому, он будет продолжать клониться то в одну, то в другую сторону туннеля. Вы не хотите, чтобы это произошло, поскольку приливные напряжения становятся экспоненциально сильнее, чем ближе вы подходите к стенкам. Так вот, направляющие шипы корабля могут поглощать скользящие удары о стены туннеля, но телеметрия, которую я вижу на этом конце, говорит мне, что эти шипы сильно пострадали по пути сюда. Броня корпуса тоже выглядит довольно помятой.
   - Телеметрия не врет, - сказала Оже. - Не уверена, что корабль выдержит, даже без дополнительных нагрузок.
   - На этом мы скрестим пальцы. На самом деле, мы перекрестим все. - Возможно, смирившись с неизбежным, голос Скеллсгард внезапно стал приглушенным и деловым. - Важно то, что загруженные исправления программного обеспечения должны хорошо работать даже с изменяющейся геометрией, так что вам не придется управлять кораблем всю дорогу домой.
   - Звучит заманчиво, - сказал Флойд. - Не думаю, что смог бы заниматься этим тридцать часов подряд.
   - Но тебе все равно придется время от времени отключать автопилот. Моделирование, которое мы провели с этой целью, показывает, что система наведения плохо справляется с резкими изменениями геометрии туннеля, особенно когда углы сдвига превышают семьсот двадцать градусов.
   - Плохо справляется? - спросил Флойд.
   - Выходит из строя.
   - Корабль терпит крушение?
   - Нет, программное обеспечение.
   - Какая посуда?
   Оже прервала его. - Она имеет в виду, что система наведения перестанет работать без какого-либо предупреждения.
   - Могу я начать все заново?
   - Да, - сказала Скеллсгард. - В этих случаях нужно будет осуществить немедленную перезагрузку. Это самый простой способ - Оже может показать тебе, как это сделать. Сложность заключается в том, что тебе нужно будет вернуть корабль на прежний курс, прежде чем вы царапнете стенки туннеля.
   - Выскабливание звучит болезненно. И вообще, какой угол превышает семьсот двадцать градусов?
   - От таких мыслей у тебя будет болеть голова, так что не делай этого.
   Флойд снова передвинул джойстик, чтобы прочувствовать его. - Сколько времени мне понадобится, чтобы вернуть нас в нужное русло, прежде чем мы коснемся?
   - Зависит от обстоятельств. Десять, может быть, пятнадцать секунд. Этого времени тебе должно хватить, чтобы изменить свою траекторию. При сбое системы наведения раздастся звуковой сигнал, сообщающий, что вы вот-вот станете интересным пятном на внутренней стороне туннеля.
   - Что-нибудь еще, что мне нужно знать?
   - Всего лишь на целую жизнь, но так оно и есть. Просто следи за сеткой и постарайся предугадать градиенты дрейфа до того, как они подкрадутся к вам незаметно. Ты должен заметить группировку линий сетки. Время отклика корабля невелико, поэтому убедись, что ваши управляющие сигналы малы и дискретны, давая кораблю время ответить на управление, прежде чем вносить следующую коррекцию.
   - Теперь ты говоришь на языке, который я почти понимаю.
   - Ты когда-нибудь летал за пределы атмосферы?
   - Я так не думаю, - сказал Флойд.
   - Раньше он плавал на траулере, - сообщила Оже. - До этого, я думаю, он водил какие-то баржи. Это своего рода лодки, - добавила она.
   - Эти баржи быстро реагировали? - спросила Скеллсгард.
   - Нет, - сказал Флойд. - На самом деле им требовалось около морской мили, чтобы сбавить скорость. И вы должны были предвидеть каждый изгиб реки задолго до того, как увидели его.
   - Иначе вы бы ободрали борта, - сказала Скеллсгард, одобрительно кивая. - Ну, все, что вам нужно сделать, это думать об этом корабле как о большой старой барже с некоторыми необычными характеристиками, а о стенах туннеля как о берегах, которые ты действительно, действительно не хочешь царапать. Ты можешь взять это в толк?
   - Могу попробовать, - сказал Флойд.
   - Тогда, может быть, ты все-таки сможешь вернуть этого ребенка домой целым и невредимым.
   Флойд пожал плечами, позволяя джойстику вернуться в центральное положение. Скеллсгард прилагала большие усилия, чтобы казаться оптимистичной, но ее жизнерадостность была тоньше бумаги. - Послушайте, - начал он, - если вы разговариваете с нами сейчас, почему бы вам не поговорить с нами всю дорогу домой? Знаете, как парни в башне разговаривают с самолетами в кино, когда у пилота сердечный приступ, а за штурвалом какой-то бедняга Джо?
   - Мы теряем эту связь, как только запускаем корабль в туннель, - сказала Оже. - Она будет отключена от эфира, пока мы не прибудем на другой конец.
   - Но я буду ждать вас, - сказала Скеллсгард. - Я все еще могу следить за состоянием связи, даже если не могу с вами разговаривать. Не думаю, что кто-нибудь из нас сможет как следует выспаться в ближайшие тридцать часов.
   - Не беспокойся о нас, - сказала Оже. - Мы доберемся домой сухими и невредимыми. Просто убедись, что у тебя блестят глаза, когда мы выйдем с другого конца. Мне понадобится другой корабль, подготовленный к немедленному возвращению, и робот, готовый управлять им.
   - Мне казалось, что тебе нужна медицинская помощь.
   - Я говорю не о себе. Флойд не может остаться с нами на другой стороне. Нам все еще нужно вернуть его в Париж.
   Скеллсгард кивнула. - Да, давайте попробуем сдержать ущерб, не так ли?
   - Я полностью за локализацию повреждений, - согласилась Оже.
   - Я тоже, - сказал Флойд. - Но почему у меня такое чувство, будто я причиняю вред?
   - Скеллсгард, - сказала Оже. - Послушай меня. Мне кажется, я знаю, почему Сьюзен должна была умереть. То, что они строили в Германии? Я думаю, это были детали для резонансной антенны на гравитационных волнах.
   - Ммм, - сказала она, нахмурившись. - Расскажи мне еще.
   - Три сферы, разбросанные по Европе, охлажденные близко к абсолютному нулю и настроенные на колебания, если через них проходят гравитационные волны.
   - Ты говоришь, что таких вещей три?
   - Одна в Берлине, одна в Милане, одна в Париже. Думаю, они используют три для отсеивания фонового шума: любой сигнал, зарегистрированный всеми тремя из них, должен быть значительным.
   - Три также дали бы вам представление о направлении, если бы у вас были достаточно точные часы на всех трех объектах.
   - Может быть, у них это тоже есть.
   - Это все еще сложно, Оже. Вам пришлось бы подвесить эти штуковины в вакууме и подключить несколько довольно чувствительных акустических усилителей, прежде чем у вас появилась бы хоть малейшая надежда извлечь из них что-нибудь полезное.
   - Но все это, по крайней мере, возможно с использованием технологии E2, с некоторыми уточнениями. Это намного проще, чем создать что-то вроде лазерного интерферометра или орбитальной испытательной установки, когда еще никто не изобрел лазер или искусственный спутник.
   - В этом ты права. Ты знаешь о Вебере? Парень примерно из того же периода времени, что и E2. Он соорудил барометрический детектор при комнатной температуре, используя кусок цельного алюминия. Тот же основной принцип.
   - Это сработало?
   - Не совсем. Это было недостаточно чувствительно. Но принцип был разумным, и он проложил путь к охлаждаемым резонансным детекторам, которые действительно заработали примерно пятьдесят лет спустя.
   - Кто-то здесь поторопился, - сказала Оже. - Они построили один такой, возможно, даже эксплуатировали его.
   - Как думаешь, кто за этим стоит?
   - Слэшеры. Те же самые, которые, должно быть, прошли через переход во время оккупации Фобоса. По крайней мере, они являются частью этого.
   - Но почему? Какой в этом смысл? Мы можем провести всю необходимую нам гравитационную астрономию, находясь вблизи реальной Земли.
   - Дело не в астрономии, - сказала Оже. - Я думаю, это связано с триангуляцией.
   - Не успеваю за тобой, Оже.
   - Подумай об этом. Никакое электромагнитное излучение не может проникнуть через оболочку АКС, а это означает, что нет никакого способа определить реальное местоположение E2 в галактике. Но гравитация - это другое. Это просачивается насквозь. Теперь то же самое происходит и с нейтрино, но создать направленный детектор нейтрино, по крайней мере, так же сложно, как построить направленную антенну на гравитационных волнах, и гораздо сложнее скрыть это от посторонних глаз.
   - Но почему... О, подожди. Теперь понимаю. Вы устанавливаете эту штуковину и начинаете искать известные источники гравитационных волн. Яркие короткопериодические бинарные системы: двойные вырожденные звезды на спирали смерти, что-то в этом роде.
   - Да, - сказала Оже. - Вы улавливаете их резонансные частоты, которые так же уникальны, как отпечатки пальцев. Вы измеряете, насколько они сильны, и с помощью трех сфер можете вычислить, с какой стороны они исходят. Вы складываете кусочки воедино, обрабатываете некоторые данные, и у вас получаются...
   - Физические координаты АКС, - выдохнула Скеллсгард.
   - Возможно, они у них уже есть, - сказала Оже.
   - Но почему? Зачем кому-то впутываться во все эти неприятности?
   - Потому что они очень сильно хотят его найти, - сказала Оже. - Со стороны.
   - Господи, - сказала Скеллсгард. - Что они на самом деле думают делать с этой информацией?
   - Вот это-то меня и беспокоит. Послушай, может, это и ерунда, но по какой-то причине Сьюзен написала "серебряный дождь" в одном из писем, которые она намеревалась отправить Калискану.
   Скеллсгард несколько секунд ничего не говорила. - Иисус в квадрате. Ты уверена?
   - Я думаю, что они, возможно, пытаются ввести его в АКС. Это нанооружие, поэтому оно не может пройти через цензуру. Это оставляет им только один вариант: найти АКС и просверлить в нем дыру.
   Скеллсгард выпустила воздух через поджатые губы. У нее больше не было ни ругательств, ни ненормативной лексики. - Кому я должна сообщить, как ты думаешь? Ты полагала, что у Сьюзен были некоторые сомнения относительно того, кому она могла доверять.
   - Думаю, она была права. Конечно, я рискую, даже говоря с тобой. Теперь я собираюсь пойти на еще один риск и предложить тебе как можно скорее доставить эту информацию Калискану.
   - Сделаю все, что смогу. Как я уже сказала, на этом конце трубы все идет не совсем так, как обычно.
   - Я слышу тебя - просто делай все, что в твоих силах. А пока посмотрим, сможете ли вы проверить осуществимость моей маленькой теории. Может быть, тут какая-то загвоздка; может быть, это вообще не может быть гравитационно-волновая антенна.
   - Я займусь этим делом, - сказала Скеллсгард. - По крайней мере, это позволяет мне отвлечься от плохих новостей.
   - Рада быть полезной.
   - Береги себя, Оже. Я все еще у тебя в долгу.
   Через тридцать минут корабль был подготовлен - как выразилась Оже - и готов к отправлению. Люлька повернула весь аппарат на 180 градусов, так что из окон кабины, обращенных вперед, открывался вид на стеклянную шахту, которая проходила от главного пузыря к стенке камеры. За пределами шахты стены стали зеркальными, сходясь не в бесконечность, а в своего рода радужную оболочку. Робот высадился, крадучись удаляясь, извиваясь, как личинка, своим телом, похожим на жемчужное ожерелье. Сейчас Флойд вообще не мог этого видеть, но Оже заверила его, что он позаботится о деталях их отъезда, управляя сразу несколькими столами.
   - Скеллсгард? - спросила Оже со своего сиденья в левой части кабины. - Ты все еще на линии?
   - Все еще здесь... - На мгновение ее голос сорвался на отрывистое стаккато, как будто они слышали отрывки ее сообщения не по порядку. - ...но, возможно, тебе захочется отчалить скорее раньше, чем позже. Условия становятся серьезно неоптимальными.
   - Разве нам не следует переждать? - спросила Оже.
   - Ты будешь в относительной безопасности, как только пройдешь горло.
   - Почему она не вселяет в меня уверенность? - спросил Флойд.
   - Не бери в голову, - сказала Оже. - Робот, у тебя готова последовательность инжекции?
   Пронзительный голос машины заверил ее, что все готово. - Стабильность в горле локально оптимальна, - говорилось в нем, что бы это ни значило.
   - Ты пристегнулся, Флойд?
   - Я готов.
   - Это будет настоящий кайф. Будь готов. - Затем она повысила голос. - Хорошо, робот, вводи нас, когда захочешь.
   - Инжекция через пять секунд, - сказал аппарат.
   Впереди открылась радужная оболочка. Флойд прищурился от интенсивного, мутного блеска, который лился между открывающимися лезвиями. Свет странными серповидными узорами струился по зеркальной шахте. Откуда-то из-за корабля усилились механические звуки, и он услышал последовательность глухих ударов и лязганья, как будто какие-то огромные часы готовились к бою.
   - Три секунды, - сказал робот. - Две. Одна. Инжекция.
   Ушибленный позвоночник Флойда протестующе вопил в его мозгу. Он чувствовал себя так, словно семейство горилл разыгрывало упражнения на ксилофоне на его позвонках. Он начал что-то говорить, какой-то бесполезный стон животного дискомфорта, а потом обнаружил, что у него нет сил говорить; даже его легкие, казалось, сжимались, как кузнечные мехи. Его голова и шея вдавились в ремни безопасности, и он почувствовал, как по подбородку потекла слюна. Его зрение потемнело вокруг центрального яркого пятна.
   Они двигались.
   Они двигались так быстро, что их даже больше не было в камере. Они уже миновали стеклянную шахту и отделанную зеркалами часть туннеля и мчались через сердце открывающейся радужной оболочки навстречу невообразимой ярости света за ее пределами.
   Вот тогда-то все и стало по-настоящему неровным.
   Давление, вдавливавшее его в спинку сиденья, ослабло, и на смену ему пришло мечтательное ощущение легкости в животе, как будто они падали, но теперь корабль кренило из стороны в сторону, каждое резкое движение сопровождалось зубовным скрежетом разрушаемого металла. Флойд подумал, что именно таково это - проскальзывать мимо айсберга на океанском лайнере. Он представил, как куски корпуса корабля отваливаются в яркое пекло того, через что они летели.
   Он больше не считал вероятным, что это был туннель под Парижем. Или даже туннель под Атлантическим океаном.
   - Сейчас я закрываю щиты, - сказала Оже. - Вид не слишком помогает. Особенно после десяти часов этого наблюдения.
   Она прикоснулась здоровой рукой к кнопке управления над головой, и железные веки опустились на окна. Включилось внутреннее освещение, окутав все вокруг сдержанным сиянием. Флойд наблюдал за рисунком сетки, его рука была готова сомкнуться на джойстике.
   - Я пока присмотрю за этим, - сказала Оже, берясь за аналогичный пульт на своей стороне кабины. - Ты можешь смотреть и учиться.
   - Есть пара вопросов, которые мне действительно нужно задать, - сказал Флойд.
   - Хорошо, - сказала Оже. - Думаю, ты это заслужил.
   - Куда ведет нас этот туннель?
   - Он доставит нас на Марс, - сказала Оже. - В частности, на Фобос, один из двух естественных спутников Марса.
   - Значит, это все-таки было не кодовое слово.
   - Нет, - сказала она.
   - Я разобрался с этой частью, чего бы это ни стоило. Я также решил, что не думаю, что ты марсианка.
   - Да, это не так.
   - Но ты тоже не из Дакоты.
   - Нет, Дакота была ложью. Но я из Соединенных штатов. - Она одарила его нервной улыбкой. - Просто не тех, о чем ты подумал, хотя, полагаю, ты мог бы назвать их дальними политическими родственниками.
   - А как тебя зовут?
   - Эта часть была правдой. Меня зовут Верити Оже, и я гражданка Соединенных штатов ближнего зарубежья. Я научный сотрудник Совета по древностям. Я родилась в орбитальном сообществе Тэнглвуд в две тысячи двести тридцать первом году. Мне тридцать пять, я разведена, у меня двое детей, которых я вижу не так часто, как следовало бы.
   - Странно то, - сказал Флойд, - что я ни на секунду в тебе не сомневаюсь. Я имею в виду, какое еще может быть объяснение?
   - Ты, кажется, очень спокойно относишься к этому, - сказала она.
   - Учитывая все, что я видел, единственное возможное объяснение заключается в том, что ты путешественник во времени.
   - А, - сказала Оже. - Видишь ли, в этом-то и проблема. Я имею в виду, что путешествия во времени здесь определенно замешаны, но не совсем в том смысле, в каком ты думаешь.
   - Это не так?
   - Нет. Но ты наполовину прав. Видишь ли, один из двух человек на этом корабле - путешественник во времени. И это не я. Хочешь, чтобы я продолжала?
   - На мгновение мне показалось, что я тебя раскусил, - сказал Флойд.
   - Шаг за шагом, - сказала ему Оже. Затем из какой-то части приборной панели раздался визг, и дюжина красных лампочек начала мигать синхронно. Оже прикусила губу и отодвинула джойстик в сторону. Флойд почувствовал, как корабль накренился: тошнотворное ощущение, словно автомобиль врезался в лед.
   - Это было... как она это назвала? Разбить?
   - Да, это был сбой программного обеспечения, - сказала Оже. Она щелкнула рядом переключателей, затем откинула стеклянную крышку и нажала большую красную кнопку. - И это последовательность перезагрузки, так что будь внимателен.
   - Мы только что отправились.
   - Я знаю, - сказала она. - У нас есть еще тридцать часов, чтобы справиться с этим. Думаю, что поездка домой будет намного интереснее, чем я надеялась.
  

ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ

  
   Они находились в пути уже шесть часов. Поначалу система наведения отказывала два или три раза в час, но затем поездка стала убаюкивающе плавной, лишь изредка случались резкие повороты. Они слегка перекусили заранее упакованными пайками (еда была упакована в пакеты из фольги без маркировки, которые, к очевидному восторгу и восхищению Флойда, автоматически подогревали пищу при их открытии), и Флойд исследовал крошечный, интимный микрокосм туалета с его устрашающими методами сбора отходов жизнедеятельности организма в условиях невесомости. Оже спросила, не укачивает ли его, и он честно ответил, что ничего не чувствует.
   - Хорошо, - сказала она, отправляя в рот темную таблетку. - Должно быть, сказалось все то время, что ты провел в море. Хорошая практика для спуска в червоточину, даже если ты, вероятно, не осознавал этого в то время.
   - Ты плохо себя чувствуешь? - спросил он.
   - Помимо того факта, что в моем теле застряла пуля, которая, по мнению робота, может убить меня? Нет. Я никогда не чувствовала себя лучше.
   - Я имел в виду таблетку.
   - Это УВ, - ответила она, как будто это все объясняло. Когда Флойд просто уставился на нее, она сказала: - Универсальное восстанавливающее средство. Лекарство общего назначения. Это исцелит все, излечит любую болезнь. Это даже сохранит тебе жизнь навсегда.
   - Значит, ты бессмертна? - спросил он.
   - Нет, конечно, нет, - сказала Оже, как будто сама мысль об этом смущала ее. - Если бы я принимала по одной таблетке каждый день - или каждую неделю, или как бы часто вам ни приходилось их принимать, - тогда, полагаю, я могла бы быть такой. По крайней мере, до тех пор, пока не закончатся запасы или я не подхвачу какую-нибудь болезнь, настолько завораживающе экзотическую, что даже УВ не сможет ее вылечить. Но во всей системе недостаточно УВ, чтобы я могла принимать его постоянно, и в любом случае, мои люди с этим не согласятся.
   - Вы не согласны с лекарством, которое делает вас бессмертным? - спросил он, немного удивленный ее заявлением.
   - Дело не только в этом. У моей стороны - СШБЗ, трешеров, называйте нас как хотите - нет средств, чтобы это сделать. То, к чему у нас есть доступ, поставляется в очень небольших, дорогих и контролируемых количествах нашими умеренными союзниками в Политиях.
   - А вы сами не пробовали его приготовить?
   Она достала еще одну таблетку из цилиндрического дозатора и показала ее Флойду. Это выглядело не более впечатляюще, чем выброшенная пуговица или комочек темной глины. - Мы не смогли бы его приготовить, даже если бы знали рецепт. Технология, заложенная в эту таблетку, - это та, от которой мы решили отказаться. - С особой осторожностью она вернула таблетку в упаковку. - За исключением, конечно, случаев, когда нам это действительно нужно, что, как правило, происходит при операциях с высоким риском, подобных этой. Так что называйте нас вопящими лицемерами и посмотрите, не все ли нам равно.
   - Что такого опасного в технологии, используемой для изготовления таблеток?
   - Применение этой технологии намного шире, - сказала Оже. - На самом деле это не таблетка. Это твердая масса, состоящая из миллиардов крошечных машин, меньших, чем может видеть глаз. Ты бы даже не увидел их под микроскопом. Но они реальны, и это самая опасная вещь в мире.
   - И все же они могут исцелить тебя?
   - Они проникают в твое тело после того, как ты проглотишь таблетку. Они достаточно умны, чтобы определить, что с вами не так, и достаточно искусны, чтобы это исправить. Тела слэшеров уже кишат крошечными бессмертными машинами. Им даже не нужен УВ, поскольку с ними никогда ничего не происходит неправильно.
   - Разве вы не можете быть такими же?
   - Мы могли бы, если бы захотели. Но давным-давно произошло нечто плохое, что убедило нас в том, что слэшеры были неправы или, по крайней мере, безрассудны, так искренне принимая эту технологию. Это было не просто..., - а затем она сказала что-то, что прозвучало тревожно близко к "банановой технологии", но Флойд предположил - надеялся, ради сохранения своего рассудка, - что ослышался.
   - Не только это, - продолжила она. - Но и виртуальная реальность, радикальная генная инженерия, изменение формы нервной системы и цифровое манипулирование данными. Мы отвергли все это. Мы даже создали квазигосударственную организацию высокого уровня - Пороговый комитет - чтобы не допустить случайной разработки какой-либо из этих смертоносных игрушек. Мы хотели оставаться на острие, на пороге, но так и не переступать его до конца. Слэшеры называют нас трешерами. Это задумано как оскорбление, но мы вполне счастливы применить его к самим себе.
   - Эта плохая вещь, которая произошла, - сказал Флойд. - Что это было?
   - Мы уничтожили Землю, - сказала Оже. - Дело в том, Флойд, что это не должно было случиться так, как случилось. Если бы мы позволили вашему миру двигаться вперед во времени из настоящего, возможно, мы бы никогда не столкнулись с тем, что произошло в две тысячи семьдесят седьмом... и сейчас все было бы по-другому. Не обязательно лучше, но по-другому.
   - Я тебя не понимаю.
   - У нас с тобой разная история, Флойд. После тысяча девятьсот сорокового между нашими мирами не осталось ничего общего.
   - Что значит тысяча девятьсот сороковой?
   - Это был год, когда Германия попыталась вторгнуться во Францию. В вашей временной шкале силы вторжения застряли в Арденнах, став легкой добычей, ожидающей, когда самолеты союзников втопчут их в грязь. Война закончилась к концу года.
   - А в твоей временной шкале?
   - Вторжение имело ошеломляющий успех. К концу сорок первого года в Европе и Северной Африке оставалось очень мало мест, которые немецкая армия не оккупировала. К концу тысяча девятьсот сорок первого года японцы объединили силы с нацистами. Они предприняли внезапную атаку на Америку, превратив все это в глобальный конфликт. Это была механизированная война в масштабах, которых мир никогда прежде не видел. Это то, что мы называем Второй мировой войной.
   - Ты не говоришь.
   - Это продолжалось до тысяча девятьсот сорок пятого. Союзники победили, но немалой ценой. К тому времени, когда война закончилась, мир стал совершенно другим местом. Мы выпустили слишком много джиннов из слишком большого количества бутылок.
   - Например?
   - Я даже не знаю, с чего начать, - сказала Оже. - Немцы разработали высотные ракеты для бомбардировки Лондона. Через пару десятилетий та же технология отправила людей на Луну. Американцы разработали атомные бомбы, которые были использованы для того, чтобы сравнять с землей японские города одним ударом. За какие-то два десятилетия эти бомбы стали достаточно мощными, чтобы многократно уничтожить человечество за меньшее время, чем требуется вам, чтобы приготовить завтрак. Потом появились компьютеры. Ты видел машины "Энигма". Они сыграли значительную роль в криптографии военного времени. Но союзники построили более крупные и быстрые машины для взлома сообщений "Энигмы". Эти машины заполняли целые комнаты и потребляли достаточно энергии, чтобы осветить офисный блок. Но они становились все меньше и быстрее: намного меньше и намного быстрее. Они съежились до такой степени, что их едва можно было разглядеть. Вентили превратились в транзисторы, транзисторы стали интегральными схемами, интегральные схемы стали микропроцессорами, а микропроцессоры стали квантово-оптическими процессорами... и все равно это развивалось как снежный ком. В течение нескольких десятилетий не было ни одного аспекта жизни, которого не коснулись бы компьютеры. Они были повсюду, настолько вездесущие, что мы их почти перестали замечать. Они были в наших домах, в наших животных, в наших деньгах, даже в наших телах. И даже это было только началом. Потому что к началу нового века некоторые люди не довольствовались просто наличием очень маленьких машин, которые могли бы очень быстро обрабатывать большое количество данных. Им нужны были очень маленькие машины, которые могли бы обрабатывать саму материю: перемещать ее, организовывать и реорганизовывать в микроскопическом масштабе.
   - Почему у меня такое впечатление, что это не обязательно было хорошо? - спросил Флойд.
   - Потому что это было не так. О, идея была здравой, и крошечные машины принесли много пользы во многих областях человеческой жизни. УВ был на хорошей стороне уравнения. Проблема в том, что когда вы имеете дело с тем, что, по сути, является новой формой жизни, просто нет места совершать слишком много ошибок.
   - И человеческая природа такова, какова она есть... - сказал Флойд.
   - Это было в конце июля две тысячи семьдесят седьмого, - сказала Оже. - Последние пару лет мы были заняты выпуском крошечных машин в окружающую среду в попытке исправить климат. Планета нагревалась более ста лет, пока мы выбрасывали дерьмо в атмосферу. Океаны были загрязнены. Уровень моря повышался, затопляя прибрежные города. Были жуткие штормы. В некоторых местах стало холоднее. В некоторых местах стало еще жарче. Некоторые места просто стали... странными. Действительно странными. И вот тогда какой-то коалиции придурков пришла в голову идея, что мы должны попробовать внедрить немного разума в систему погоды. Они называли это "умной погодой".
   - Умная погода, - повторил Флойд, недоверчиво качая головой.
   - "Большая глупая идея" была бы ближе к истине. Это должно было решить все наши проблемы. Погоду мы могли включать и выключать, погодой мы могли командовать. Мы засеяли океаны и верхние слои атмосферы крошечными плавающими аппаратами: невидимыми глазу, безвредными для людей. Их немыслимое количество, они самовоспроизводятся, самоизменяются, самокоординируются. Они отражали излучение здесь, поглощали его там. Охладил это место, согрел то. Заставил облака распускаться и расходиться геометрическими узорами, как на картине Дали. Заставил глубоководные океанские течения изгибаться под прямым углом и проходить друг сквозь друга, как пробки в час пик. Они даже зарабатывали на этом деньги, рисуя фитопланктоном корпоративные логотипы шириной в тысячу километров по всему Тихому океану. Они могли бы организовать местное оформление в цветах заката, если смотреть с вашего частного острова. Сегодня вечером немного больше зелени, сэр? Вообще никаких проблем. И вы знаете, какое-то время это действительно работало. Климат стабилизировался и начал постепенно возвращаться к условиям, существовавшим до две тысячи пятидесятого. Ледяные шапки снова начали расти. Пустыни начали отступать. Горячие точки начали остывать. Люди начали возвращаться в города, которые они покинули двадцать лет назад.
   - Можешь называть меня фаталистом, - сказал Флойд, - но я чувствую, как надвигается "но".
   - Это никогда не сработало бы. В конце две тысячи семьдесят шестого появились слухи - неподтвержденные сообщения - о том, что некоторые погодные условия отказываются выполнять приказы. События, связанные с циркуляцией океана, никто не мог отключить. Облака, которые не рассеются, что бы ты с ними ни делал. Стойкий непристойный символ у берегов Бискайского залива, который пришлось стирать аэрографом с каждого спутникового снимка. Было ясно - хотя никто этого и не признавал, - что некоторые машины зашли слишком далеко в развитии. Они были больше заинтересованы в собственном самосохранении, чем в последовательном выполнении команд "завершение работы" и "демонтаж". Итак, знаешь, что коалиция придурков сделала на бис?
   - Уверен, что ты сейчас мне расскажешь.
   - Они придумали несколько еще более умных машин и сказали, что разберутся с первой волной. И поэтому им было дано разрешение также вводить их в окружающую среду. Беда в том, что они только усугубили ситуацию. Они сказали, что у него проблемы с прорезыванием зубов. Тем временем вышедшие из-под контроля погодные явления с каждым часом становились все более причудливыми, гораздо хуже всего, с чем нам приходилось сталкиваться раньше. Теперь это была механизированная погода. К середине две тысячи семьдесят седьмого они задействовали восемь уровней технологий, но ситуация не улучшилась. Но затем появился обнадеживающий знак: в начале июля того же года непристойный символ рассеялся. Все были очень взволнованы, говоря, что ситуация меняется и машины начали возвращаться под контроль человека. Все испустили один огромный коллективный вздох облегчения.
   - Что, как я понимаю, было преждевременно.
   - Цветение фитопланктона, составляющее непристойный символ, исчезло по простой причине: машины съели планктон. Они начали использовать живые организмы для подпитки самих себя. Это противоречило самым фундаментальным принципам, заложенным в их программу - они не должны были причинять вред живым существам, - но все же они это сделали. И все стало намного хуже, очень быстро. После планктона они чертовски быстро проложили себе путь вверх по морской пищевой цепочке. К середине июля во всем Атлантическом океане мало что осталось живого, одни машины. К двадцатому числу того месяца машины начали атаковать наземные организмы. В течение нескольких дней одаренные ребята все еще думали, что смогут держать ситуацию под контролем. У них были небольшие успехи, но их было недостаточно, чтобы что-то изменить. Двадцать седьмого числа машины переварили человечество. Все произошло очень быстро. Так быстро, что это было почти забавно. Это было похоже на "Черную смерть" режиссера Бастера Китона. К двадцать восьмому, за исключением нескольких экстремофильных организмов, погребенных глубоко под землей, на Земле не осталось ни одного живого существа.
   - Но кто-то же должен был выжить, - сказал Флойд, - иначе тебя бы здесь не было, чтобы рассказать мне все это.
   - Некоторым людям это удалось, - сказала Оже. - Это были те, кто уже покинул поверхность Земли, переселившись в космические места обитания и колонии. Примитивные, ветхие предприятия, едва самодостаточные, но достаточные для того, чтобы поддерживать их жизнь, пока они справлялись с потерей Земли и ошеломляющей психической травмой от того, что произошло. Примерно тогда мы разделились на две политические группировки. Мои люди, трешеры, сказали, что нельзя допустить, чтобы подобное повторилось, и именно поэтому мы изначально отказались от нанотехнологий, которые привели к разработке машин - и многого другого. С другой стороны, слэшеры думали, что ущерб уже нанесен и что нет смысла ограничивать себя из какого-то ошибочного чувства раскаяния.
   Флойд несколько секунд молчал, пытаясь осмыслить все, что сказала ему Оже. - Но ты же говорила мне, что ты из двадцать третьего века, как бы там ни было, - наконец сказал он. - Если все это произошло в середине двадцать первого века, то, конечно, ты еще много чего не рассказала мне в истории.
   - Этому двести лет, - сказала Оже, - но я избавлю тебя от подробностей. На самом деле, произошло не так уж много. Те же политические группировки все еще существуют. Мы контролируем доступ на Землю, а слэшеры контролируют доступ к остальной галактике. Большую часть времени все было достаточно мирно.
   - Большую часть времени?
   - У нас была пара небольших... разногласий. Слэшеры продолжают пытаться восстановить Землю, с нашего согласия или без него. Пока что они только усугубляли ситуацию. Сейчас там, внизу, целая экология машин. В последний раз, когда они пытались это сделать - двадцать три года назад, - у нас закончилась небольшая война за права доступа. Получилось грязно - по-настоящему грязно, - но потом мы все уладили. Это просто позор из-за того, что случилось с Марсом.
   - Приятно видеть, что войны не вышли из моды, - сказал Флойд.
   Оже печально кивнула. - Но в последние несколько месяцев все снова пошло наперекосяк. Вот почему я была не в восторге, обнаружив присутствие слэшеров в вашем Париже. Это говорит мне о том, что они что-то замышляют, и это заставляет меня беспокоиться. Я не могу отделаться от мысли, что это, должно быть, плохие новости.
   - Подожди, - сказал Флойд. - Есть кое-что, с чем мне нужно разобраться прямо здесь. Несколько часов назад ты сказала мне, что ты не путешественница во времени.
   - Это верно, - сказала Оже, сжав губы.
   - Но ты продолжаешь говорить мне, что ты из будущего, - сказал он, - родилась в двадцать два с чем-то. Ты даже преподала мне урок истории о некоторых событиях, которые произошли между моим и вашим временем. Безумная погода... безумные машины... люди, живущие в космосе...
   - Да, - услужливо сказала Оже, приподняв бровь.
   - Тогда ты, должно быть, вернулась в настоящее. Зачем притворяться, что это не так? Этот корабль, должно быть, ваша машина времени, или как вы там хотите это называть. Ты забираешь меня обратно в будущее?
   Она пристально посмотрела на него. - Какой сейчас год, Флойд?
   - Сейчас тысяча девятьсот пятьдесят девятый, - сказал он.
   - Нет, - сказала она. - Это не так. Сейчас двадцать два шестьдесят шесть - более трехсот лет в том, что ты считаешь будущим.
   - Ты имеешь в виду, что это произойдет, когда мы выйдем с другого конца этой штуки. Или мы каким-то образом уже попали в будущее?
   - Нет, - сказала она с бесконечным и пугающим терпением. - Сейчас не тысяча девятьсот пятьдесят девятый год. Вчера не было тысяча девятьсот пятьдесят девятого, и не было тысяча девятьсот пятьдесят девятого, когда мы встретились на прошлой неделе.
   - Теперь в твоих словах еще меньше смысла, чем обычно.
   - Я говорю, что все твое существование - это... - Она пыталась подобрать слова, которые имели бы для него смысл. - Что-то отличное от того, что ты думаешь. С одной стороны, неверно даже говорить, что ты Уэнделл Флойд.
   - Может быть, роботу все-таки следовало усыпить тебя. Похоже, у тебя начинается лихорадка.
   - Хотела бы я, чтобы это была лихорадка. Это значительно облегчило бы жизнь всем заинтересованным сторонам.
   - Не в последнюю очередь мне. - Флойд почесал свою повязку, гадая, не бредит ли он сам. Его рука свободно парила в воздухе, легкая, как воздушный шарик. Это было так, как будто они падали, как будто во сне. Он собирался проснуться в своей комнате на улице дю Драгон и посмеяться над всем этим вместе с Кюстином за плохим кофе и подгоревшими тостами. Одной шишки на голове было слишком много, вот в чем была его проблема.
   Но он не собирался просыпаться.
   - Итак, давай начнем с меня, - сказал он. - Начни с этого бедолаги по имени Уэнделл Флойд. Объясни, как получилось, что я, возможно, даже не тот, за кого себя выдаю.
   - Уэнделл Флойд мертв, - сказала Оже. - Он умер сотни лет назад.
   Именно в этот момент где-то в салоне зазвенел сигнал. Рука Флойда потянулась к джойстику, готовая вернуть корабль на прежний курс. Но Оже покачала головой, предупреждающе подняв три пальца. - Это другое дело, - сказала она. - Система наведения все еще работает.
   - Тогда в чем проблема?
   - Я не уверена. Они всего лишь дали мне руководство для идиотов по управлению этой штукой. - Оже щелкнула рядами переключателей, заставляя экраны загораться разными цифрами и диаграммами. Что бы она ни делала, звуковая сигнализация не отключалась.
   - Есть какие-нибудь зацепки? - спросил Флойд.
   - Не думаю, что с кораблем что-то не так, - сказала она. - Все выглядит хорошо - или, по крайней мере, приемлемо - на всех панелях. И не похоже, что это имеет какое-либо отношение к геометрии туннеля перед нами.
   - Тогда что же?
   Она переключила еще несколько кнопок, постучав ногтем указательного пальца по одному из экранов и нахмурившись при виде лавины крошечных цифр и букв. - Нехорошо, - сказала она. - Совсем нехорошо.
   - Просто скажи мне, - сказал Флойд, и в его голосе послышалось разочарование.
   - Что-то приближается к нам сзади. Вот о чем говорит нам этот сигнал тревоги. Система приближения улавливает что-то вроде заднего эха. Я не могу достаточно хорошо разобрать цифры, чтобы понять, что это такое, но это может быть другой корабль.
   - Как там может быть другой корабль?
   - Не знаю, - сказала она. - Поверь мне, я бы хотела знать. Туннель герметизирован в парижском конце. Даже если бы каким-то образом было возможно ввести в него два корабля одновременно -- а я даже не уверена, что математика допускает это, - тогда этого все равно не могло произойти. В пузыре восстановления E2 нет другого корабля. Мы должны быть единственными крысами в этой водосточной трубе.
   - Тогда что-нибудь еще? Еще одна машина, но не обязательно корабль?
   - Не знаю. Может быть, это какие-то обломки, которые мы оставили позади себя. Это была неровная инжекция, и, вероятно, что-то упало с корабля. Возможно, оно следует за нами, тащится по нашему следу. Если у нас будут поминки.
   - Но почему в таком случае мы не видели этого до сих пор?
   - Это чертовски хороший вопрос, - сказала она себе под нос, как будто он был последним человеком в мире, которого она хотела бы известить.
  

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

  
   Вскоре Оже нашла способ отключить звуковую сигнализацию. Флойд вздохнул с облегчением, когда шум прекратился и они остались наедине с обычным потоком фоновых звуков в салоне. В этих звуках было что-то успокаивающе-морское. Они навели его на мысль о машинных отделениях: отдаленный, успокаивающий гул мощного дизеля.
   - Жаль, что они не сказали мне, как интерпретировать этот мусор, - сказала Оже, и морщины сосредоточенности прорезали ее лоб, когда она смотрела на текущие цифры. - Такое ощущение, что проклятое эхо становится все ближе. Но этого не может быть, не так ли?
   - Поверю тебе на слово, - сказал Флойд, беспомощно пожимая плечами.
   - Если бы это были обломки, они бы не приближались. Мы должны были потерять большую их часть, когда проскальзывали через промежуточную пещеру. И учитывая все неконтролируемые столкновения, которые они испытывали бы со стенами туннеля, они должны были бы отставать от нас, а не догонять. К тому же сейчас от них должно было остаться не так уж много.
   - Так что отбрось теорию обломков. Может быть, ты неправильно истолковываешь эти цифры, - предположил Флойд. - Или, может быть, с кораблем что-то не так, из-за чего ему кажется, что за ним что-то есть, хотя на самом деле это не так.
   - Мне бы очень хотелось в это верить, - сказала она.
   - Возможно, ты волнуешься из-за пустяков. Дело в том, что судя по тому немногому, что мне рассказали, мы мало что можем сделать, кроме как сидеть сложа руки и наслаждаться поездкой. Это более или менее так, не так ли?
   - Почему-то жить с этим ничуть не легче.
   - Тогда я постараюсь отвлечь тебя от всего этого, пока ты не сможешь лучше разобраться в этих цифрах. Думаю, мы говорили обо мне: в частности, о том, что меня на самом деле не существовало.
   - Может быть, нам не стоит туда идти, Флойд. - Оже не могла оторвать внимание от сбивающего с толку шквала цифр. Она продолжала смотреть на них с уравновешенной настороженностью, как человек, ожидающий вспышки золота в горном ручье. - Было ошибкой рассказывать тебе о том, что я сделала.
   - Извини, малыш, но ты уже открыла эту конкретную банку с червями. У человека мурашки по коже, когда он слышит, как кто-то говорит так, как будто он умер много лет назад. Ты собираешься рассказать подробнее, или мне нужно включить обаяние?
   - Дело не в обаянии, Флойд. Я не уверена, что смогла бы это вынести.
   - Тогда расскажи мне об этих слухах о моей смерти. Когда именно они успели запереть меня в гроб?
   - Я не знаю, - сказала она. - И даже не знаю наверняка, оценил ли ты гроб. Боюсь, Уэнделл Флойд просто не оставил достаточного следа в истории, чтобы эта деталь сохранилась. Напомни мне, сколько тебе лет, Флойд - сорок, сорок один?
   - Тридцать девять. Ты действительно знаешь, как польстить парню.
   - Итак, ты родился - когда? Где-то в тысяча девятьсот двадцатом?
   - Попала в точку, - сказал Флойд.
   - Что сделало бы Флойда восьмидесятилетним к концу столетия. Но, скорее всего, он не дожил до двухтысячного года. Он вполне мог погибнуть во время Второй мировой войны, а возможно, прожил счастливую и мирную жизнь до глубокой старости и ушел из жизни в окружении любящих членов семьи. Или, может быть, он закончил свои дни как какой-нибудь раздражительный, асоциальный ублюдок, которому не терпелось увидеть изнанку всего.
   - Я всегда испытывал тайное уважение к раздражительным, асоциальным ублюдкам, - сказал Флойд.
   - Что бы ни случилось, - сказала Оже, - это была человеческая жизнь. Он родился, он жил, он умер. Вероятно, он делал одних людей счастливыми, а других несчастными. Вероятно, о нем помнили еще несколько десятилетий после его смерти. После этого он был бы просто лицом на старых фотографиях - из тех, что появляются после весенней уборки, и ты не можешь точно вспомнить, откуда они взялись и кто есть кто. И это было все. Уэнделл Флойд. Он жил. Он умер. Это была целая жизнь. Конец истории.
   - Почему у меня такое чувство, что кто-то только что прошел по моей могиле?
   - Потому что кто-то, вероятно, это сделал, - сказала Оже. - Или они бы это сделали, если бы твоя могила не была погребена под несколькими сотнями метров льда.
   - Откуда на ней взялся лед?
   - Я же говорила тебе, что с Землей что-то случилось. Но не обращай внимания на лед. Важно то, что в какой-то момент в конце тридцатых годов что-то случилось с Уэнделлом Флойдом.
   - Многое произошло в конце тридцатых годов, - сказал Флойд.
   - Но главное событие - это то, которое вы вообще не запомните. Никто этого не делает. Но самое смешное, что это случилось со всеми в одно и то же мгновение, и это было самое важное, что когда-либо случалось с ними за всю их жизнь. И все же это осталось совершенно незамеченным.
   - Это случилось со всеми?
   - Всеми, кто был жив, когда бы именно это ни случилось. Всем, что было живым. Каждым животным и растением на планете. И каждым неодушевленным предметом тоже - каждая песчинка на каждом пляже, каждая травинка, каждая капля воды в каждом океане, каждая молекула кислорода в атмосфере, каждый атом в каждом камне, вплоть до ядра Земли.
   - Так что же это была за невероятная вещь, которая произошла?
   - Это было похоже на фотографию, - сказала она. - Например, в тот момент, когда гаснет вспышка и изображение записывается на пластинку. Вот только это была не простая картинка. Это было трехмерное изображение удивительной, умопомрачительной сложности. Фотография всей планеты, вплоть до квантового горизонта сбора информации. Может быть, даже за пределами Гейзенберга... кто знает? Наша физика даже не намекает на то, как они это сделали. Мы называем это квантовым снимком, но это не значит, что у нас есть хоть какое-то представление о том, что было задействовано в его создании. Это просто название, которое мы даем ему, чтобы скрыть наше невежество.
   - Но никто не смог бы сделать такого, - сказал Флойд. - Мы бы услышали об этом. Это было бы во всех заголовках.
   - Это не было сделано ни одним агентством на Земле. Снимок был сделан с помощью внешнего источника питания. Существами с другой планеты, или из другого измерения, или из другого времени. Мы понятия не имеем, какими они были и что побудило их сделать это. Только то, что это произошло.
   - Опять марсиане?
   - Не марсиане. Вероятно, даже ничего такого, что мы могли бы признать разумным существом. Должно быть, они намного опередили нас, Флойд. Примерно так же далеко впереди нас, как мы опережаем губок или жуков. Богоподобные во всех смыслах.
   - И они пришли и сделали эту фотографию...
   - Снимок. Как я уже сказала, мы не знаем как. Может быть, они построили сооружение по всей планете за считанные часы. Умная, тонкая структура, которая каким-то образом смогла сделать запись в мгновение ока, так, чтобы никто этого не заметил - и, что более важно, никак существенно не повлияв на саму планету. Или, может быть, они просто прижались чем-то к планете, к другому объекту, который запутался в квантовой идентичности Земли, закодировав всю эту информацию в себе, готовую быть расшифрованной снова в будущем. Мы могли бы вечно рассуждать о том, "как", и никогда не приблизиться к истине. О чем мы, возможно, можем догадываться более успешно, так это о "почему". Мы думаем, что их мотивы были в корне благими. Они были заинтересованы в сохранении, в создании летописи Земли, которую можно было бы использовать для воссоздания планеты в случае будущей катастрофы. Мы называем это теорией "резервной копии". Согласно этой точке зрения, сущности, которые это сделали, подобны космическим архивариусам или системным администраторам. Они путешествуют по галактике, посещая миры, находящиеся на чувствительной стадии эволюции, и делают копии, используя процесс квантового снимка.
   - И что происходит с этими "копиями"? - спросил Флойд.
   - Это большой вопрос. Наше лучшее предположение - и есть некоторые данные, подтверждающие это, - заключается в том, что копии рассеяны по всей галактике, сохраняясь на своего рода носителях информации. Думайте об этих носителях информации как о банковских ячейках, каждая из которых содержит одну фотографию. Одним из них может быть изображение Земли в определенный момент в конце тридцатых годов прошлого века. Другой может содержать снимок Земли шестидесятипятимиллионной давности или древнюю историю совершенно другой планеты. Мы думаем, что нашли несколько таких коробок. Мы называем их аномально крупными структурами, или АКС-сферами. Это объекты звездного размера явно инопланетного происхождения: огромные бронированные сферы, достаточно обширные, чтобы вместить целые планеты и значительный объем пространства вокруг них.
   - Вы заглядывали внутрь какой-нибудь из этих коробок?
   - Лучшее, что кто-либо смог сделать, - это сделать нечеткое изображение содержимого одной сферы. Внутри, совпадая с геометрическим центром, находился плотный объект с поперечным сечением поглощения нейтрино именно такого типа, какое можно было бы ожидать от каменистого мира. Это была не та планета, которую мы узнали, основываясь на ее предполагаемой плотности и размере.
   Флойд рискнул внести свой вклад. - Снимок другого мира?
   - Да. Застывший внутри сооружения, как на идеальной трехмерной фотографии. Конечно, если бы мы достаточно тщательно прочесали галактику, то в конце концов нашли бы оригинал - мир, с которого была сделана копия. Предполагая, что мы смогли бы распознать его, когда нашли.
   - Расскажите мне, как все это сочетается. Зачем кому-то понадобилось делать копии планет и помещать их в гигантскую яичную скорлупу? И какое, черт возьми, это имеет отношение ко мне?
   - Разве ты еще не понял этого? - сказала она с раздражением. - Флойда скопировали: его и каждого живого человека на планете. После того, как снимок был сделан, он продолжал жить той жизнью, которой он жил. История продолжалась, и конец света наступил в две тысячи семьдесят седьмом году. И на этом все должно было закончиться. Но теперь копия Флойда каким-то образом ожила, сотни лет спустя, и я разговариваю с ней именно в этот момент, пытаясь объяснить ей, почему она не та, за кого себя выдает. - Она произнесла каждое "это" с намеренным, ранящим ударением.
   - Я не могу быть копией, - сказал Флойд. - Я все помню. Помню, что я делал, когда был ребенком, и все, что я делал потом, до сих пор.
   - Это ничего не доказывает. Тебя скопировали со всеми воспоминаниями Флойда в целости и сохранности, вплоть до мельчайших деталей.
   - Подожди минутку. Если копия была сделана несколько сотен лет назад, почему она до сих пор не умерла?
   - Ты должен был быть мертв, - сказала Оже. - И ты был бы прав, если бы копии было позволено жить сразу после создания моментального снимка. Но это было не так. Копия - полное трехмерное изображение Земли и ее обитателей - по-видимому, оставалась замороженной примерно до двадцати трех лет назад, удерживаясь в своего рода подвешенном квантовом состоянии. - Флойд увидел, как она закрыла глаза, подыскивая подходящее сравнение. - Как на непроявленной фотографии, - предположила она.
   - Но кто-то пришел и проявил ее.
   - Да. Подобные квантовые состояния очень хрупки, и копия целой планеты должна быть удивительно хрупкой: карточный домик, который только и ждет, чтобы рухнуть от малейшего чиха. Но каким-то образом тот, кто его создал, смог изолировать его в достаточной степени, чтобы сохранить на некоторое время. Слабых радиационных сигналов, проходивших через оболочку - гравитационного излучения и нейтринного излучения - очевидно, было недостаточно, чтобы нарушить стазис, или как вы хотите это назвать. Но все же был какой-то спусковой крючок. По вашему календарю, мы встретились в тысяча девятьсот пятьдесят девятом, договорились?
   - Да.
   - Мы также знаем - из изучения исторических событий в вашей временной шкале - что ваш мир находился на более или менее правильном пути, по крайней мере, до середины тридцатых годов. К концу тысяча девятьсот сорокового года ситуация изменилась - немецкое вторжение в мае того же года провалилось, что подразумевает накопление небольших событий в течение нескольких лет, которые в конечном итоге оказали значительное влияние. Скорее всего, снимок сделан где-то в тысяча девятьсот тридцать шестом году, то есть двадцать три года назад, насколько нам известно.
   - Как скажешь, - неохотно согласился Флойд, ничего не признавая.
   - Теперь взгляни на тот же промежуток времени в нашей хронологии. Мы знаем, что в вашем мире время течет с той же скоростью, что и в моем. Сейчас двадцать два шестьдесят шесть. Вычти двадцать три года, и мы вернемся в двадцать два сорок три, то есть примерно в то время, когда слэшеры контролировали Марс и его спутники, включая Фобос.
   - Куда мы направляемся, - добавил Флойд, хотя бы для того, чтобы показать, что он внимательно слушает.
   - Да. И я не могу поверить, что это совпадение. Предполагаю, что снимок начал развиваться вперед во времени с того момента, как слэшеры открыли портал на Фобосе. Небольшая часть внешней вселенной, должно быть, начала просачиваться в АКС, приводя изображение в нормальное состояние материи. Снимок ожил.
   Перед мысленным взором Флойда внезапно возник ужасный мысленный образ. Он представил себе нечто вроде театральной сцены, населенной застывшими механическими танцорами, неподвижными, как статуи, покрытыми многолетним слоем пыли. А затем они начали двигаться, сначала медленно, оттачивая свои заводные движения под музыку, доносящуюся из мучительно медленного ярмарочного органа. По мере того как мучительная, хрипящая музыка набирала скорость, то же самое делали танцоры, кружась по орбитам и эпициклам. Он попытался встряхнуть изображение, но маленькие фигурки продолжали танцевать, набирая скорость.
   - Но даже если бы это было правдой, - сказал Флойд, - даже если бы меня и всех, кого я знаю, держали во сне все эти годы - все эти сотни лет, - разве мы не должны помнить об этом?
   - Ты бы ни черта не запомнил, - сказала Оже. - Ты пропустил более трехсот с лишним лет между ударами сердца, Флойд - ты и все остальные на планете. Может быть, вы почувствовали мельчайший момент deja vu или что-то еще, для чего у французов есть это слово, но это было бы все.
   - Все на планете почувствовали бы это?
   - Может быть. Но многим ли из вас пришло бы в голову высказать по этому поводу свое мнение?
   - Ты не можешь ожидать, что я просто приму это, - сказал он.
   - Флойд, я не прошу тебя ни с чем соглашаться. - На мгновение в ее голосе прозвучала отчаянная жалость к нему. Услышав это в ее голосе, он только сильнее испугался, что она действительно говорит правду и ничего больше.
   - Я не копия Уэнделла Флойда, - сказал он, в его голосе нарастала паника, несмотря на его попытки держать ее под контролем. - Я Уэнделл Флойд.
   - Ты идеальная копия. Это именно то, что ты бы чувствовал.
   - Тогда кем же это делает меня? Какой-то призрак, какая-то фальшивая имитация?
   - Некоторые люди могут видеть это именно так.
   - И ты так на это смотришь?
   - Нет, - сказала она после слишком долгих колебаний. - Вовсе нет.
   - Теперь я знаю, почему ты так беспокоилась, что я не смогу пройти через эту цензуру, - сказал Флойд.
   - Я не могла знать, что произойдет. Никто раньше не пытался вывести кого-либо из E2.
   - Он отнесся ко мне как к любому другому человеческому существу. Разве тебе этого недостаточно?
   - Да, - сказала она. - Я полагаю, что так оно и есть. Но послушай меня, Флойд: тебе никогда не будет места в моем мире. Твое место - вернуться в Париж, каким бы реальным он ни был.
   - Не волнуйся, - сказал он ей. - Я твердо намерен вернуться.
   Что-то снова привлекло ее внимание: какой-то проблеск смысла в череде цифр, бегущих по экранам дисплеев. Она пощелкала переключателями, снова вгляделась в цифры. Ее лицо представляло собой маску напряженной, обеспокоенной сосредоточенности.
   - Это все еще приближается? - спросил Флойд.
   - Я беспокоюсь об этом. Это выглядит почти так, как будто... - Но затем она покачала головой, словно пытаясь избавиться от какой-то неприятной мысли, поселившейся в ее голове. - Этого не может быть.
   - Чего не может быть?
   - Возможно, я совершаю здесь ошибку, - сказала она.
   - Я рискну. Что тебя так встревожило?
   - Думаю, что то, что я вижу, - это конец туннеля позади нас. Он действует как отражающая поверхность, отбрасывая сигналы обратно к нам.
   - Но мы оставили Париж позади несколько часов назад.
   - Знаю. И думаю, что, должно быть, что-то плохое случилось сразу после того, как мы ушли. По цифрам кажется, что туннель рушится, закрываясь прямо у нас за спиной.
   - Может ли это случиться?
   - Думаю, что да. Скеллсгард всегда говорила, что может возникнуть проблема, если горло слишком быстро сокращается во время введения. Похоже, робот не справился с процедурой инжекции. Или же он был запрограммирован на поиск единственного решения, которое помогло бы нам выбраться из Парижа, даже если это означало пожертвовать связующим звеном и самим собой...
   - Что это значит?
   - Это означает, что мы скользим вдаль по трубе, которая все время становится короче, и закрытый конец догоняет нас.
   - По-моему, это звучит не очень хорошо.
   - Мне это тоже не нравится. - Оже постучала пальцем по другому дисплею. - Но эти цифры подтверждают мое мнение. Они показывают нашу скорость в гиперсети и расчетное время прибытия на Фобос. Мы набираем обороты, сокращая на несколько часов наше прогнозируемое время в пути.
   - Разве это не хорошо?
   - Нет. Потому что транспорт ничего такого не делает, и это не может быть связано с другим кораблем или кучей обломков позади нас. Должно быть, это связано с чем-то довольно фундаментальным, происходящим с гиперпаутиной. Я думаю, что это геометрия поля в стенах, которая толкает нас вперед, как мячик. По мере того как гофрированный конец становится все ближе и ближе, окружающие стены подталкивают нас вперед все быстрее и быстрее. - Она повернулась к Флойду. - Но корабль не рассчитан на скорость намного большую, чем эта. И я не знаю, что произойдет, когда искривление станет действительно серьезным, и мы окажемся зажатыми в конце туннеля.
   - Мы можем что-нибудь с этим сделать?
   - Не так уж много, - сказала Оже. - Я могла бы включить рулевые двигатели, попытаться оттолкнуть нас от того, что преследует нас. Но форсунки не рассчитаны на длительное использование. Мы бы выиграли несколько минут, может быть, полчаса.
   - У нас куча неприятностей, не так ли?
   - Да, - сказала Оже. - А я ранена и чувствую себя не в лучшей форме. Но мы выберемся из этого, не волнуйся.
   - Похоже, ты довольно уверена в себе.
   - Я не зря проделала весь этот путь, - сказала она, решительно нахмурившись. - Я не позволю небольшим пространственно-временным трудностям испортить мне день.
   - Почему бы тебе немного не отдохнуть, - сказал Флойд, - посмотрим, сможешь ли ты немного поспать, прежде чем все станет слишком неровным? Думаю, что в данный момент я почти справляюсь с кораблем.
   - Ты хороший водитель, Флойд?
   - Нет, - сказал он. - Я никудышный водитель. Кюстин всегда говорит, что по воскресеньям я вожу машину как бабушка.
   - Что ж, это вселяет в меня уверенность, - сказала она, неохотно передавая управление кораблем Флойду и пытаясь расслабиться.
   Флойд взялся за джойстик, почувствовав легкий крен, когда корабль перешел под его контроль. Возможно, это было его воображение, но поездка уже казалась более грубой. Это было так, как если бы они съехали с ровного участка дороги и теперь грохотали по грунтовой колее. Стационарные приборы и дисплеи по всей кабине казались слегка размытыми. Он прищурился, но это ничуть не улучшило обзор. Где-то за металлическими панелями кабины что-то издало пронзительный, жестяной вибрирующий звук, как будто вот-вот сорвется с места. Флойд крепче сжал джойстик, гадая, насколько плохими могут стать дела, прежде чем они наладятся.
  

ТРИДЦАТЬ

  
   Оже проснулась от сильной турбулентности, корабль трясло и покачивало, как будто всего мгновение отделяло его от стремительного уничтожения. Затуманенными, слипшимися глазами она взглянула на основные приборы, вспоминая как можно больше из технического инструктажа Скеллсгард. Ситуация была острой: намного, намного хуже, чем когда она ложилась спать. Судя по цифрам - и опять же, многое зависело от ее несовершенной интерпретации этих танцующих, кувыркающихся цифр - обрушивающийся конец туннеля почти настиг их. Одновременно это ускорило их движение еще быстрее. Это было похоже на то, как если бы они оказались под напором волны перед лавиной: их подталкивали вперед, но с постоянно уменьшающимся отрывом, который вскоре поглотил бы их.
   На корабле были видны признаки смертельных повреждений. Многие дисплеи были просто выключены или показывали только статические помехи. Некоторые циферблаты были неактивны, заклинившись до предела. На других стрелки кружились, как дервиши, вращаясь, как высотомер в пикирующем бомбардировщике. Навигационный дисплей на ее стороне кабины показывал неровные слепые пятна в плавных контурах его энергосистемы. Мысленным взором она представила, как важнейшее оборудование - датчики и механизмы наведения - начисто оторвано от корпуса, оставляя за собой раскаленные электрические узлы. Мигали сигнальные огни, но клаксоны таинственным образом молчали.
   - Флойд, - произнесла она вялым и сухим ртом. - Как долго я была под наркозом?
   - Несколько часов, - сказал он. Он все еще держал руку на джойстике и на ее глазах производил крошечные, точные регулировки.
   - Несколько? Такое ощущение, что...
   - Больше, чем несколько? Вероятно, это было больше похоже на шесть, а может быть, даже на двенадцать. Я не знаю. Наверное, я сбился со счета. - Он посмотрел на нее, и на его лице отразилась усталость. - Как ты себя чувствуешь, малыш?
   - Лучше, - сказала она, для пробы потирая рану. - Слабость... боль... но лучше. УВ, должно быть, ослабил воспаление, остановил кровотечение.
   - Значит ли это, что ты будешь держаться и держаться, пока мы не дойдем до конца этого аттракциона?
   - Должно подойти, - сказала она.
   - Но тебе все равно понадобится помощь, когда мы прибудем?
   - Да, но не беспокойся об этом. Если мы доберемся туда, они позаботятся обо мне.
   Корабль сильно накренился, затем сильно ударился обо что-то и заскользил по боковой траектории со зловещим грохотом, от которого хрустели кости. Флойд поморщился и сильно потянул джойстик на себя. Оже услышала последовательный хлопок рулевых форсунок и задалась вопросом, сколько топлива Флойд уже израсходовал, удерживая их целыми до сих пор.
   - Я была без сознания двенадцать часов? - сказала она, и его слова просто дошли до сознания.
   - Может быть, тринадцать. Но не беспокойся обо мне. Время просто пролетело незаметно.
   - Ты молодец, что завел нас так далеко, Флойд. Серьезно, я впечатлена.
   Он посмотрел на нее с искренним и довольно трогательным удивлением, как будто меньше всего ожидал похвалы.
   - Действительно?
   - Да. Действительно. Неплохо для человека, которого не должно было существовать. Я просто надеюсь, что усилия того стоили.
   - Ты все еще беспокоишься о том, что произойдет на другом конце линии?
   - Мы собираемся выскочить из этого туннеля гораздо быстрее, чем когда-либо была рассчитана система, - как экспресс, врезающийся буфером на полном ходу.
   - У тебя есть куча людей на другом конце провода, верно? Такие люди, как Скеллсгард?
   - Да, - сказала она, - но я не знаю, много ли хорошего они смогут сделать. Даже если бы мы могли предупредить их... но мы даже не можем передать им сообщение. Вы не можете передавать сигналы по трубе, пока в ней находится корабль. Во всяком случае, не в соответствии с книгой.
   - Неужели они вообще не получат никакого предупреждения?
   - Может быть. У Скеллсгард есть оборудование для мониторинга состояния связи, но я не знаю, сможет ли оно сообщить ей, что сама связь разрушается. Но она также рассказала мне о чем-то, что называется искажением носового удара. Это похоже на рябь, которую мы толкаем перед собой, изменение геометрии туннеля, распространяющееся впереди транспорта. У них есть оборудование для его обнаружения, так что они могут определить, когда корабль вот-вот пройдет через портал. Я думаю, это дает им предупреждение за несколько минут. - Оже почесала корку, скопившуюся в уголке одного глаза. Она казалась плотной и геологической, твердой и спрессованной, как какая-нибудь гранитная жила. - Но это нам не поможет, - сказала она. - У них будет еще меньше предупреждений, чем обычно, потому что мы идем намного быстрее, чем следовало бы.
   - Должно быть что-то, что мы можем сделать, - сказал Флойд.
   - Да, - согласилась Оже. - Мы можем молиться и надеяться, что туннель не ускорит нас еще больше, чем мы уже движемся. Прямо сейчас мы могли бы просто выйти из этого живыми. Еще немного быстрее, и я думаю, с нас хватит.
   - Если мы дойдем до этого момента, ты не могла бы мне не говорить? Трус во мне предпочел бы этого не знать.
   - Трус в нас обоих, - сказала Оже. - Если это тебя утешит, Флойд, то это будет быстро и зрелищно.
   Она снова проверила цифры. Никакой акт отрицания не мог скрыть того факта, что теперь они двигались на тридцать процентов быстрее, чем корабль, на котором она летела на входящем этапе путешествия. По расчетному времени прибытия теперь общая поездка занимала менее двадцати двух часов. Из этого времени уже прошло около шестнадцати часов. И они ничуть не замедлялись.
   - Флойд, - сказала она, - ты не хочешь сделать перерыв? Я могу некоторое время управлять кораблем.
   - В твоем состоянии? Спасибо, но думаю, что смогу держать глаза открытыми еще несколько часов.
   - Поверь мне: нам обоим потребуется время, чтобы доставить эту штуку домой.
   Флойд мгновение изучал ее, затем кивнул, ослабил хватку на джойстике и почти сразу же откинулся на спинку сиденья и погрузился в глубокий сон. Это было так, как если бы он дал себе разрешение впасть в бессознательное состояние после того, как так долго сдерживал его одним усилием воли. Оже поинтересовалась, за сколько часов в море он отточил это особое умение, и пожелала ему сладких снов, предполагая, что у него хватит сил мечтать. Возможно, бессознательное состояние было бы самым добрым состоянием для них обоих, когда приближался конец.
   - Найди выход из этого, - сказала она вслух, как будто это могло помочь.
   Последовавшие за этим четыре часа были самыми долгими, какие она могла припомнить. Она приняла последнюю таблетку УВ, надеясь, что это правильный поступок. В течение первого часа она чувствовала пронзительную, слегка нервирующую ясность ума. Это было похоже на звон, вызванный тем, когда палец идет по мокрому краю винного бокала. Это казалось хрупким и не совсем заслуживающим доверия, заставляя ее задуматься, действительно ли она принимает правильные решения, даже когда они кажутся абсолютно, бесспорно правильными. Когда, наконец, эта ясная, как колокол, интенсивность начала притупляться, и она начала чувствовать туман в голове, неспособная сосредоточиться на какой-либо конкретной проблеме более чем на несколько секунд, это стало своего рода облегчением. По крайней мере, теперь у нее были объективные доказательства того, что ее мыслительные процессы, вероятно, были нарушены. Она могла бы учитывать эту серость в своей деятельности, допуская ее везде, где это возможно. Она полагала, что это было показателем ослабления ее власти над реальностью, что она могла даже считать это небольшой победой.
   Теперь корабль двигался еще быстрее: на пятьдесят процентов выше обычной скорости в туннеле, и продолжал ускоряться. К этому времени Оже уже достаточно хорошо разбиралась в цифрах, чтобы оценить скорость их появления, и новости были неутешительными. Они войдут в портал Фобоса с вдвое большей скоростью, чем ожидалось, и даже это, вероятно, было занижено, поскольку ускорение само по себе начало расти по мере того, как геометрия суженного туннеля претерпевала судорожные изменения. Аппарат в пузыре восстановления никогда не смог бы справиться с таким импульсом. Транспорт должен был пробить люльку разрядника и стеклянную сферу пузыря, а затем размазаться по пластифицированным стенкам камеры в паре километров внутри Фобоса. Если бы кто-нибудь выбрался из этой передряги живым, это был бы очень удачный день, не говоря уже об Оже и Флойде.
   Впечатляюще? Черт возьми, да.
   Но скорость вредила им и в других отношениях. Ориентированные вперед датчики уже были повреждены в результате столкновений в туннелях, но даже в тех областях, на которые не влияли слепые зоны, датчики не могли заглядывать достаточно далеко вперед, чтобы своевременно предупреждать о микроизменениях в структуре туннеля. Препятствия и неровности, с которыми система наведения обычно могла бы справиться - обходя их с помощью отточенных, откалиброванных, экономящих топливо импульсов рулевой тяги, - теперь возникали перед кораблем слишком быстро, чтобы он мог отреагировать вовремя. Кораблю все еще удавалось уклоняться от худших из них, но усилия истощали рулевые двигатели с пугающей скоростью.
   Но даже не это было главным на уме Оже. Какое-то время она даже не думала ни о проблеме замедления, ни о пуле в плече, ни о активности слэшеров в Париже.
   Она подумала о Флойде и о том, как она собирается ему все объяснить.
   Потому что из-за того, что туннель позади них закрывался, Флойду было бы очень трудно пробраться домой. Между Фобосом и Парижем больше не будет гиперсвязи; у него не будет возможности совершить обратное путешествие. Даже если бы они вдвоем каким-то образом пережили следующие несколько часов (а она предпочитала не думать о шансах на это), Флойд все равно оказался бы за бесчисленные световые годы от E2 и - что более важно - на три столетия выше по течению в будущем, которое даже не рассматривало его как настоящего человека, скорее, как очень подробную живую и дышащую копию... копию человека, который жил и умер во времена, когда у мира еще был шанс исправить тот бардак, в котором он оказался. Человека, к счастью, настолько заурядного, что не оставил ни малейшего следа в истории.
   Примерно через два часа после того, как Флойд заснул, он пошевелился рядом с ней. Невозможно было сказать, что его разбудило: это могла быть все более жесткая езда или только что включившийся сигнал экстренной помощи, сопровождаемый записанным женским голосом, спокойно сообщающим им, что они вот-вот потеряют управление.
   - Это так плохо, как кажется? - спросил Флойд.
   - Нет, - сказала Оже. - Еще хуже. Намного хуже.
   Система наведения израсходовала большую часть реактивной массы в рулевых соплах. Того, что осталось, хватило бы минут на десять... самое большее. Меньше, если бы их скорость продолжала увеличиваться, что они явно намеревались сделать. По расчетам Оже, толчок от конца туннеля почти настиг их, и он все еще демонстрировал явные признаки ускорения. Возможно, если бы у нее было понимание Скеллсгард теории гиперпаутины, какой бы несовершенной она ни была, она смогла бы объяснить, почему это происходит и как это связано с лежащей в основе метрической структурой коллапсирующей квази-червоточины. Не то чтобы такие знания были бы особенно полезны в каком-либо практическом смысле, но...
   - Если мы не сможем управлять, - сказал Флойд, - не врежемся ли мы в стены? Я имею в виду, сильнее, чем мы уже делали?
   - Да, - сказала Оже. - Но система подсчитала, что сейчас мы находимся всего в часе езды от Фобоса - может быть, меньше, в зависимости от того, насколько больше мы разгонимся. Есть слабый шанс, что корабль продержится достаточно долго, чтобы доставить нас туда, даже при полной потере контроля над наведением. Ударение на слове "слабый".
   - Я ничего не буду записывать карандашом на следующую неделю.
   - Это будет ухабисто - хуже, чем все, что мы испытывали до сих пор. И у нас все еще будет небольшая проблема с попаданием в портал со скоростью, в два с половиной раза превышающей обычную скорость в туннеле, даже если мы доберемся так далеко.
   - Давай просто разбираться с одной вещью за раз, хорошо? Эта твоя подруга - Скеллсгард?
   - Да, - сказала Оже.
   - Ее голос звучал так, как будто она знала, что делала. Она найдет выход из этого, если мы сможем держаться целыми до конца.
   Бедный Флойд, подумала она, если бы ты только знал, как обстоят дела на самом деле. Будущее, возможно, и было переполнено чудесами, но оно также предоставляло поистине потрясающие возможности для того, чтобы облажаться.
   - Уверена, что ты прав, - сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос звучал обнадеживающе. - Уверена, они что-нибудь придумают.
   - Вот в чем суть.
   - Последнее предупреждение, - произнес успокаивающий женский голос. - Управление регулировкой ориентации прекратится через десять... девять... восемь...
   - Соберись с духом, Флойд. И если у тебя есть какие-нибудь талисманы на удачу, возможно, сейчас самое время вцепиться в них.
   - Управление регулировкой ориентации теперь отключено, - сказал голос с каким-то радостным смирением.
   На обманчивые десять или двадцать секунд поездка снова стала сказочно плавной. Это было так, как если бы они съехали на санках с края утеса в абсолютную тишину воздуха.
   - Эй, - начал было Флойд, - это не слишком...
   Затем они во что-то врезались, борт корабля сильно ударился о стену туннеля. Это был более сильный толчок, чем все, что они испытывали до сих пор. Они почувствовали и услышали ужасный треск, когда что-то большое и металлическое было изъято из корпуса. Флойд схватил джойстик и попытался скорректировать их траекторию, но ничто из того, что он делал, никак не повлияло на размытые контуры дисплея энергии напряжения.
   - Это бесполезно, - сказала Оже со стоическим спокойствием, которое удивило даже ее саму. - Сейчас мы находимся в неконтролируемом полете. - Чтобы подчеркнуть этот момент, она отпустила свой собственный неисправный джойстик и откинула консоль управления. - Просто сядь поудобнее и наслаждайся поездкой.
   - Ты собираешься так легко сдаться? Что, если в баках еще осталось немного топлива?
   - Это не фильм о войне, Флойд. Когда система говорит "ноль", это значит именно это.
   После первого столкновения возникла еще одна пауза, поскольку транспорт отскочил на другую сторону туннеля. Оже по-прежнему следила за сеткой и каскадом цифр. Нос корабля начал отклоняться от направления движения вперед. Должен был произойти еще один сильный толчок, когда они...
   Удар пришелся раньше, чем она ожидала. Это пронзило ее, как электрический разряд, заставив сжать челюсти. Она прикусила язык, почувствовав во рту привкус крови. По всей кабине вспыхнули сигнальные огни. Включился один из уцелевших клаксонов, издав двухтональный вопль в ее черепе. Другой записанный на пленку голос - он подозрительно походил на голос той же женщины - сказал: - Осторожно. В настоящее время превышены безопасные проектные пределы целостности внешнего корпуса. Разрушение конструкции в настоящее время является событием с высокой вероятностью.
   - Эй, леди! - сказал Флойд. - Расскажи нам что-нибудь, чего мы не знаем!
   Но Оже понятия не имела, как отключить автоматические голосовые сообщения. Почти сразу после того, как закончилось первое, включилось второе, сообщив им, что теперь превышены безопасные пределы радиации для экипажа.
   Затем они ударились снова, и отскочили, и снова ударились, а затем нос транспорта развернулся на шестьдесят градусов, так что следующий удар придал их движению отвратительный крен, который только усилился при следующем столкновении. С каждым поворотом Оже вдавливало в сиденье, а затем вытаскивало из него, все ее тело напрягалось, натягивая ремни. Рана в ее плече, онемевшая в течение нескольких часов, снова начала давать о себе знать. Контуры энергии напряжения текли слишком быстро, чтобы их можно было прочесть, система интерпретации стала такой же запутанной, как и сама Оже. Не то чтобы это имело хоть какое-то значение. С потерей всякого контроля полет вслепую был почти милосердием.
   Что-то еще оторвалось от корпуса с визгом истерзанного металла. Она почувствовала, как у нее в черепе что-то хрустнуло, когда давление воздуха внезапно резко упало.
   - Мы только что потеряли... - У нее не было времени закончить фразу. Воздух со свистом вырывался из кабины, становясь все разреженнее с каждым вдохом. Затуманенными глазами она видела паническое выражение лица Флойда, когда его тело раскачивалось взад и вперед от того же самого вращательного движения, которое толкало ее на сиденье. Она изо всех сил попыталась поднять здоровую руку, чувствуя себя так, словно ей пришлось отодвинуть с дороги валун. Ее рука сомкнулась на желтой в полоску кнопке аварийного люка с маской. Она вжала ее, проклиная систему, которая должна была автоматически уронить маску. Она прижала жесткий пластик маски к лицу и сделала холодный, мгновенно придающий сил вдох.
   Она жестом попросила Флойда сделать то же самое и нетерпеливо ждала, пока он найдет свою маску и с благодарностью наденет ее. - Ты меня слышишь? - спросила она.
   - Да, - сказал он наконец, но его голос звучал тонко и отстраненно.
   - Выброс стабилизировался. Думаю, что у нас снизилось давление примерно на треть от нормального рабочего. Нам нужно будет сохранить...
   Слова вылетели у нее из головы, когда несущийся, кувыркающийся корабль снова ударился о стену. Она услышала, как отлетают новые куски корпуса. Большинство дисплеев к этому времени были либо мертвы, либо не показывали ничего вразумительного. Оже попыталась сосредоточиться на расчетном времени прибытия, но даже оно продолжало меняться, прыгая на десятки минут с каждым поворотом, поскольку корабль переосмысливал свою скорость в туннеле. Последовал еще один толчок, послав волну сжатия вверх по позвоночнику, которая ударила ее черепом о спинку сиденья.
   Она на мгновение отключилась, возвращаясь в сознание сквозь кровавую дымку туннельного зрения с красным оттенком. Ее руки казались невероятно далекими и безрезультатными, привязанными к телу тончайшими нитями. Ее мысли были туманными, несфокусированными. Ей это, конечно, приснилось? Нет, это не так: она была в этом замешана. Но даже перспектива неминуемой смерти теперь несколько утратила свою остроту. Возможно, потеря сознания действительно была не таким уж плохим вариантом, в конце концов...
   Она посмотрела на Флойда и увидела, что его голова мотается с одной стороны кресла на другую, когда корабль поворачивается. Его рот был открыт, словно в судорожном вздохе экстаза или ужаса. Его глаза превратились в узкие розоватые щелочки, а из-под повязки сочилась свежая кровь.
   Флойд был в отключке.
   Корабль продолжал кувыркаться; кувыркался, разбивался и медленно умирал. Оже попыталась плотнее вжаться в свое кресло, вцепившись в подлокотники и прижавшись туловищем к мягкой спинке. Издалека, как будто из другой комнаты, женский голос произнес: - Внимание. Выполняется окончательный подход к порталу. Выполняется окончательный подход к порталу. Пожалуйста, убедитесь, что все системы убраны и все члены экипажа подготовлены к процедуре торможения. Несоблюдение требований...
   - Пожалуйста, заткнись на хрен, - сказала Оже, а затем помолилась о потере сознания.
   Тряска и тычки достигли кульминации. Было мгновение - оно не могло длиться больше двух-трех секунд, - когда казалось совершенно невозможным, что корабль или его хрупкий человеческий груз переживут следующие несколько ударов сердца. Скорость и серьезность столкновений были просто слишком серьезными.
   Но конец так и не наступил.
   Кувырки продолжались, но - за исключением случайных глухих ударов - жестокие столкновения прекратились. Даже кувыркание упростилось, став регулярным и почти терпимым. И снова это было так, как если бы транспорт отплыл от края пропасти и теперь находился в обманчивом свободном падении: злорадное избавление от разрушительных воздействий, которые должны были возобновиться в любой момент.
   Но они этого не сделали.
   - Цифры, - пробормотала Оже окровавленным, распухшим языком.
   Но цифры ей ничего не сказали. Корабль окончательно ослеп и лишился чувств, неспособный составить какую-либо связную картину окружающего. Изменение геометрии туннеля, подумала Оже, - это единственное, что могло объяснить только что происшедшее. Процесс обрушения, должно быть, каким-то образом привел к тому, что конец туннеля рядом с горловиной, к которой они приближались, раздулся шире, увеличив диаметр туннеля, так что транспортному средству пришлось пройти гораздо больше между столкновениями с бортами.
   Она не могла придумать никакого другого объяснения. Они, конечно, не подверглись сокрушительному замедлению, которое было бы необходимо, чтобы остановить их внутри пузыря восстановления. И они все еще кувыркались. Корабль не был ни пойман, не влетел в ловушку, не задержан чем-либо.
   Но туннель должен был бы стать смехотворно широким. По крайней мере, в течение двух минут они не подвергались серьезному удару, только этим незначительным толчкам. Неужели картина изменилась настолько резко, что это были, по сути, мимолетные воздействия? Стали ли стены туннеля каким-то образом мягче, лучше поглощая столкновения?
   Еще один глухой удар, а затем нечто еще более странное: похожий на барабанную дробь стук более мелких ударов, похожих на дождь.
   Потом ничего.
   Флойд издал стонущий звук. - Я бы хотел, чтобы эти слоны перестали топать у меня на голове, - сказал он.
   - С тобой все в порядке? Что ты помнишь?
   - Я помню, как думал, что мне нужна новая карьера. - Он коснулся своей головы сбоку, напрягаясь, чтобы удержать руку от центробежного эффекта их кувыркающегося движения. - Мы уже мертвы, или это только я так чувствую?
   - Мы не мертвы, - ответила она. - Но я не знаю, почему бы и нет. В течение нескольких минут у нас не было серьезных столкновений, но мы все еще вращаемся.
   - Я заметил. У тебя есть теория относительно такого положения дел?
   - Нет, - сказала она. - Ничего, что имело бы хоть какой-то смысл.
   Она поняла, что было очень тихо. Корабль издавал негромкие поскрипывающие и стонущие звуки, но не было ни рева клаксонов, ни заранее записанных голосов, объявляющих о надвигающейся катастрофе. Это было в точности так, как если бы они кувыркались сквозь...
   - Ты можешь разобраться в этих цифрах? - спросил Флойд, прерывая ход ее мыслей.
   - Нет, - сказала она. - Корабль понятия не имеет, где он находится. То, что он показывает, имело бы смысл только в том случае, если бы мы оставили портал позади. Что, очевидно...
   - Может быть, если бы мы открыли оконные щитки, у нас появилась бы идея получше, - предположил Флойд.
   - Если ты откроешь эти окна в середине туннеля, то будешь носить темные очки всю оставшуюся жизнь.
   - Я всегда думал, что они мне подходят. Ты не можешь приоткрыть жалюзи хоть чуть-чуть? Это могло бы нам что-нибудь сказать.
   Она поискала возражение, но не нашла ничего, что, по ее мнению, могло бы убедить его. Кроме того, он был прав: по крайней мере, это могло бы им что-то сказать, даже если бы информация не имела практической ценности. Но она все равно предпочла бы знать, где находится. Она полагала, что это была основная человеческая потребность.
   - Я даже не знаю, откроются ли они, - сказала она, - после того, как мы ими постучали.
   - Просто попробуй это, Оже.
   Она сложила пульт управления и нашла выключатель, который приводил в действие бронированные жалюзи на окнах. Как раз в тот момент, когда она убедила себя, что ничего не случится - что ставни должны быть плотно закрыты, - веер яркого света расколол хижину надвое. Одна из ставен была сломана, но другая все еще работала. Она позволила ей раскрыться на ширину трех пальцев, затем удержала его в таком положении.
   Она прищурилась, подняв руку, чтобы прикрыть глаза. После более чем дневного пребывания в приглушенном освещении салона сияние было очень ярким. Но это было не убийственное электрически-голубое сияние туннеля.
   Свет мигнул и погас.
   Свет вернулся.
   - Это приурочено к нашему вращению, - сказала она через мгновение. - Как будто источник света находится сбоку от нас, а не со всех сторон.
   - В этом есть какой-нибудь смысл?
   - Нет. Но тогда не имеет значения и тот факт, что мы живы.
   Сиденье Флойда было расположено слишком далеко от окна, чтобы он мог видеть сквозь него. - Ты видишь что-нибудь знакомое? - спросил он.
   - Нет, - сказала Оже. Она позволила ставне открыться на полную катушку, но все равно могла сказать только то, что где-то снаружи был источник света. - Я собираюсь встать со своего места, посмотрим, смогу ли я приблизить голову к...
   - Полегче, солдат. Это работа не для человека в твоем состоянии. - Флойд уже пытался освободиться от ремней безопасности, его пальцы скользили по сложным пластиковым пряжкам.
   - Ты можешь говорить.
   Ремни безопасности отпустили его. Кувыркание продолжалось, но поскольку теперь оно было регулярным и ограничивалось одной осью вращения, Флойд смог без особого труда оттолкнуться от сиденья. Одной рукой он оперся о стену кабины, а другой подтянулся поближе к окну, зацепившись одной ногой за спинку сиденья.
   - Осторожнее, Флойд, - сказала Оже, прижимаясь лицом к стеклу. - Ты видишь там что-нибудь?
   - С одной стороны виден яркий свет, - сказал он. - Я не могу видеть это непосредственно. Но там есть кое-что еще.
   - Опиши это.
   - Это появляется в поле зрения один раз при каждом вращении. Это как... - Он изменил позу, на его лице отразилось усилие. - Яркое пятно. Как облако, в котором горят огни. Собственно говоря, вокруг него горят огни. Некоторые из них двигаются, некоторые мигают. Перед облаком есть что-то темное, движущееся наружу.
   Она попыталась представить себе, что он видел, что бы это ни было, и нарисовала полный пробел. - И это все? Это все, что ты можешь видеть?
   - Примерно такого размера.
   - Ну, а какого он цвета?
   Флойд оглянулся на нее. - Не знаю. Я не совсем тот парень, которого можно спрашивать, когда речь заходит о цветах.
   - Ты хочешь сказать, что у тебя дальтонизм? - Несмотря на свои опасения, она не смогла удержаться от смеха.
   - Эй, тебе не кажется, что это немного грубо?
   - Я не смеюсь над тобой, Флойд. Я смеюсь над нами. Из нас получилась неплохая пара, не так ли? Детектив-дальтоник и шпион-глухонемой.
   - Вообще-то, я хотел спросить тебя о... - Но Флойд замолчал. - Оже, возможно, ты не захочешь это слышать, но будь я проклят, если эта штука, кажется, не становится меньше.
   Что бы ни видел Флойд, это не имело никакого отношения к тому, чего Оже сказали ожидать во время ее инструктажа по миссии. Это, несомненно, означало, что с ними произошло что-то очень странное и непредвиденное.
   Она почувствовала укол понимания, похожий на зуд в затылке. - Флойд, кажется, у меня есть идея...
   - Там есть и кое-что еще. Оно очень большое. Я вижу только его край.
   - Флойд, я думаю, мы попали в другую часть гиперсети. Скеллсгард сказала, что никакой другой туннель никак не мог пересечься с тем, в котором мы находились... Но что, если она ошибалась? - Оже заставила себя успокоиться и говорить медленнее. - Что, если там был перекресток, и мы нашли его случайно, когда мотались туда-сюда? Или что, если мы ударились о стену так сильно, что фактически проткнули ее и проскользнули в соседнюю часть сети?
   - Ты меня слушаешь, Оже? - сказал Флойд, уставившись на нее так, словно она окончательно сошла с ума. - Я говорю тебе, что там есть что-то действительно очень большое.
   - Источник света?
   - Нет. Не источник света. Это на другой стороне неба. Это почти похоже на...
   Оже снова потянулась к панели консоли. - Возвращайся на свое место. Я собираюсь попробовать что-нибудь безнадежно оптимистичное.
   - Девушка в моем вкусе. Что ты собираешься делать?
   - Я собираюсь посмотреть, остался ли какой-нибудь ток в этих рулевых соплах.
   - Мы уже пробовали это, - сказал Флойд, опускаясь обратно на свое сиденье и туго затягивая ремни безопасности. - Они умерли у нас на глазах.
   - Знаю. Но система, возможно, показывала ноль, даже когда в резервуаре оставалось небольшое давление.
   Флойд бросил на нее странный взгляд. - Ты сказал, что это так не работает.
   - Я солгала. Я отклонила твое предложение, потому что чувствовала себя отвратительно и раздражительно. В любом случае, тогда это не принесло бы нам особой пользы...
   - Конечно, нет, - в его голосе звучала обида.
   - Мне жаль, - сказала она. - Я не очень хорошо справляюсь с этим, ясно? Хочешь верь, хочешь нет, но я не каждый день оказываюсь в такой ситуации.
   - Считай, что ты прощена, - сказал Флойд.
   - Послушай, - сказала Оже, - все, что мне нужно, - это пара впрысков реакционной массы, ровно столько, чтобы остановить наше вращение или даже просто изменить его так, чтобы у нас был другой вид.
   - Ты можешь сделать только хуже.
   - Думаю, мы должны рискнуть. - Ее рука сомкнулась на джойстике. Она подняла спусковую скобу и приготовила палец, пытаясь представить ориентацию падающего корабля снаружи. Скеллсгард не сказала ей, как справиться с подобным вращением - инструктаж никогда не предполагал, что все может пойти так великолепно, прискорбно неправильно, - но все, что ей нужно было сделать, это слегка изменить ситуацию, ровно настолько, чтобы привлечь внимание к чему-то другому. Затем, во внезапном приступе отчаяния, она задалась вопросом, какой в этом был бы смысл, учитывая, что она уже не смогла разобраться в первоначальных впечатлениях Флойда...
   Она нажала на спусковой крючок. Вместо обычного последовательного постукивания рулевых сопел, все, что она услышала, было низкое, затихающее шипение, которое стихло так же быстро, как и началось. Раньше, когда ревели аварийные системы и удары издавали дьявольский грохот, она бы никогда не услышала этот слабый шепот последнего рывка.
   Будет ли этого достаточно? Она не почувствовала ничего, что указывало бы на изменение курса.
   Но угол наклона источника света - расходящегося веера света, который касался интерьера кабины при каждом повороте, - немного изменился.
   - Хорошо, - сказала она. - Теперь моя очередь смотреть.
   Оже отстегнула ремни безопасности и с огромным усилием и таким же дискомфортом сумела встать и подтянуться так, чтобы у нее был вид в окно. Корабль продолжал крениться. Источник света ярко вспыхнул в поле зрения, заставив ее рефлекторно прищуриться и отвести глаза. Это был ярко-белый диск с едва заметным желтым оттенком. На самом деле это было очень похоже на Солнце.
   Затем в поле зрения появилось пятно Флойда. Она должна была отдать ему должное: его описание соответствовало действительности. Это была рубиново-красная туманность, похожая на увеличенный снимок с астрономической фотографии, испещренная блестками света, мазками более яркого красного цвета и покрытая очень темными пятнами, похожими на полосы пыли. Прямо на ее глазах, еще до того, как вращение скрыло его из виду, внутри облака вспыхнул яркий розовый свет и погас.
   - Я не знаю, что это, - сказала она. - Я никогда раньше не видела ничего подобного.
   Затем вращение привлекло внимание к чему-то еще. Это была плавно изогнутая ржаво-оранжевая дуга, окаймленная бледным облачком атмосферы. В отличие от пятна, это было что-то, что она определенно видела раньше. Она могла даже различить белые царапины от привязанных линий дирижабля и яркие, как ленты, каналы ирригационной сети.
   Это было еще одно зрелище, которое видел Флойд.
   - Это Марс, - сказала она, едва веря собственным словам. - Большая вещь...
   - А свет?
   - Солнце, - сказала она. - Мы обогнули Марс. Мы находимся в Солнечной системе.
   - Но ты сказала...
   Она снова посмотрела на светлое пятнышко. Точно так, как описал Флойд, оно казалось немного меньше, чем в прошлый раз, когда она видела его, хотя само пятно, казалось, клубилось и расширялось, как облако после взрыва...
   И затем самый яркий свет, который она когда-либо могла себе представить - ярче даже, чем сияние горловины червоточины, - пробился сквозь пятно, подобно солнечному свету, проникающему сквозь витражное окно, и достиг крещендо, подобно второму солнцу. Затем он померк, угасая, как последний луч заходящего солнца, а когда вернулась темнота, пятно было совершенно темным, не нарушаемым никакими более мелкими вспышками.
   - Где Фобос? - спросила Оже.
  

ТРИДЦАТЬ ОДИН

  
   Больше ничего нельзя было сделать, чтобы замедлить кувыркающееся движение корабля. Оже держала шторку открытой, и периодически кто-нибудь из них поднимался наверх и осматривал открывающийся вид, но самым безопасным и простым было оставаться пристегнутыми к своим сиденьям. Каким бы поврежденным ни был транспорт, на самом деле, казалось, хуже не становилось: с момента их появления на орбите Марса больше ни одна система не выходила из строя, а давление в кабине стабилизировалось на уровне чуть менее трети атмосферы. Оно было слишком низким, чтобы поддерживать жизнь, поэтому они не снимали масок, но, по крайней мере, им не приходилось бороться с холодом вакуума. Поскольку обогреватели на батареях все еще работали, температура окружающей среды была низкой, но терпимой.
   - Пока мы в безопасности, - сказала Оже. - Все, что нам нужно сделать, это сидеть тихо, пока кто-нибудь не выяснит, где мы находимся.
   - И кто-нибудь справится с этим?
   - Рассчитывай на это. Прямо сейчас они будут прочесывать каждый сантиметр космоса в поисках нас. Даже если на этой штуке нет работающего транспондера, они найдут нас с помощью своих собственных датчиков. Это будет только вопросом времени.
   Ее уверенность была тонкой, хрупкой, как лед, который мог треснуть в любой момент.
   - Я так понимаю, у тебя есть теория о том, как мы выжили? - спросил Флойд.
   - Люди Эйвелинга, должно быть, приняли решение уничтожить Фобос, - сказала она. - Это пятно пыли и газа - все, что осталось от спутника. Должно быть, в нас попало небольшое количество обломков, когда мы пролетали сквозь него, но не настолько, чтобы причинить нам какой-либо вред.
   - Они взорвали целый спутник? Не слишком ли это радикально?
   - Это был единственный способ спасти нас, - сказала она. - Они, должно быть, уловили наше искажение от носового удара и поняли, что мы приближаемся слишком быстро, чтобы затормозить в зоне восстановления. Но единственной функцией пузыря было поддержание вакуума в горловине червоточины. Если бы они избавились от герметичной камеры - а вместе с ней и от Фобоса, - тогда им не понадобился бы пузырь. Мы бы все равно вышли в вакуум.
   - Но ты говорила, что они не будут заранее предупреждены о нашем скором прибытии, - сказал Флойд.
   - У них, должно быть, была разработана процедура именно на этот случай, - сказала она. - Меры по экстренной эвакуации, чтобы вывезти всех со спутника за пару минут. Ядерные подрывные заряды вшиты во все это устройство, готовые разобрать его на части нажатием кнопки, что дает нам четкий маршрут в космос.
   - И все это за пару минут?
   - Другого объяснения нет, Флойд.
   - Ну, я могу с ходу придумать одно: кто-то другой взорвал эту луну, и наше прибытие не имело к этому ни малейшего отношения.
   - Нет, Флойд, - сказала она терпеливо, как будто читала ребенку лекцию о каких-то тайнах мира взрослых. - Никто другой не взрывал эту луну. У нас здесь все по-другому. Возможно, мы находимся в состоянии кризиса, но никто в здравом уме... - Затем она замерла и издала негромкий щелкающий звук в глубине горла.
   - Оже?
   - Черт. Думаю, что ты действительно можешь быть прав.
   - И я вроде как надеялся, что ошибаюсь.
   - В том облаке обломков были взрывы, - сказала она, вспоминая отрывистые вспышки света, - как будто там все еще что-то происходило. Как будто они все еще сражались.
   - Кто мог взорвать эту луну?
   - Если это не было преднамеренным, если это не было вызвано подрывными зарядами, тогда это могли сделать только слэшеры. - Она следила за медленным, усталым чередованием своих измученных мыслительных процессов. Она слишком устала, чтобы ясно мыслить, иначе никогда бы не подумала о том, что Фобос мог быть взорван ради нее. - Эта последняя вспышка, - сказала она. - Та, которая по-настоящему яркая?
   - Да?
   - Думаю, что это была смерть червоточины. Всю дорогу домой мы бороздили ее рушащийся конец. Мы выскочили наружу, и тут разрушающийся конец трубы ударился о собственное горло. Это было похоже на натянутую резинку, которая защелкнулась сама на себя. Я думаю, взрыв уничтожил всех бойцов, оставшихся возле облака обломков.
   - А как я вернусь домой?
   - Путь исчез. Гиперсвязи нет.
   - Я так и думал.
   - Мне жаль, Флойд, - сказала она.
   - Тебе не за что извиняться. Я втягивал себя в это на каждом шагу.
   - Нет, это неправда. Я должна взять часть вины на себя. Я никогда не должна была позволять тебе пересекать границу цензуры, и я определенно не должна была позволять тебе попасть на борт этого корабля.
   - Признай это, малыш: ты бы никогда не добралась домой без меня.
   На это у нее не было ответа. Он был прав: без помощи Флойда она бы погибла где-нибудь на оборвавшейся нити гиперсети, разлетевшись на куски в результате непреднамеренного фейерверка.
   - Это все равно ничего не исправляет, - сказала она. - Я оторвала тебя от всего и от всех, кого ты когда-либо знал.
   - У тебя не было выбора.
   Она дотронулась до своей раны. Она снова была горячей и нежной, как будто воспаление начало возвращаться. УВ, который она приняла, был не из тех, что остаются в теле навсегда. Маленькие машины, вероятно, уже разобрались сами с собой, отдав свою сущность в химический резервуар ее тела. Она предполагала, что получит квалифицированную медицинскую помощь, как только корабль войдет в зону восстановления.
   - С тобой все в порядке? - спросил Флойд.
   - Просто немного хрустящая по краям. Я разберусь с этим.
   - Тебе нужна медицинская помощь.
   - И я получу ее, как только они вытащат нас из этой банки.
   - Если они ищут нас, - сказал Флойд.
   - Так и будет. Скеллсгард, должно быть, сообщила Калискану, что мы возвращаемся, а также что у нас есть важная информация.
   - Ты готова рассказать мне немного больше о том, почему это так важно? Я имею в виду, теперь, когда мы здесь...
   - Посмотри еще раз в окно, Флойд. Взгляни на Марс.
  
   Оже рассказала ему о Марсе. Она рассказала ему о серебряном дожде и о том, что он сделал с этим миром.
   Серебряный дождь был оружием, выращенным во время последнего конфликта между слэшерами и трешерами из образцов оригинальной нанотехнологической споры-изгоя, которая положила конец жизни на Земле. С ловким, ехидным блеском военные ученые СШБЗ - при содействии перебежчиков из органов Политий, которые предоставили необходимый опыт в манипулировании нанотехнологиями, - взяли чрезмерно грубую дубинку оригинальной споры и отточили ее во что-то острое и довольно красивое, похожее на самурайский меч. Затем они посеяли их в сгущающуюся атмосферу частично терраформированного Марса, в виде спор, заключенных в мириады абляционных гранул с керамической оболочкой, и они опустились на поверхность, распространившись по огромному следу.
   Политии никогда не предполагали, что их враг будет использовать нанотехнологии против них. Это было единственное, что трешеры ненавидели больше всего на свете.
   Таким образом, это было идеальное оружие внезапности.
   "Серебряный дождь" было очень трудно обнаружить. Специалисты Политий на Марсе ожидали чего-то гораздо более грубого, и, следовательно, их нанотехнологические фильтры были настроены на игнорирование чего-то столь тонкого, столь коварного, столь смертоносного. Он незаметно проникает в организмы, поначалу не причиняя никакого вреда. Не только люди и животные, но и все живое, что колонисты убедили выжить на Марсе. Он проник сквозь уплотнения и воздушные шлюзы, через кожу, клеточные мембраны и гематоэнцефалический барьер. Даже множество нанотехнологических механизмов, которые слэшеры носили в своих телах, не смогли распознать незваного гостя. Это было так хорошо, так точно.
   И в течение нескольких дней он ничего не делал, кроме как более тщательно внедрялся в мир колонистов. Он просочился в ирригационную систему и по каналам распространился за пределы первоначального очага заражения. Он передавался посредством физического контакта между людьми и животными. Он использовал погоду, оседлав ветер. Он воспроизводил себя эффективно и систематически, но никогда не потреблял ресурсов, которые привлекли бы к нему чье-либо внимание. Люди начали сообщать, что чувствуют себя немного не в своей тарелке, как будто вот-вот подхватят легкую простуду.
   Но на памяти живущих никто в Политиях не заболел простудой...
   Планировщики битвы СШБЗ запрограммировали запуск "серебряного дождя" на 28 июля 2243 года. Случайно день и месяц совпали с событиями Нанокоста: время развертывания "серебряного дождя" было продиктовано стратегическими соображениями в других частях войны. Но как только это совпадение стало очевидным, генералы не увидели необходимости менять свои планы. Это послужило бы сигналом - тонким или иным - для Политий. "Это расплата", - говорилось в нем. Это цена, которую вы платите за вред, причиненный Земле вашими идеологическими предками.
   Когда срабатывал спусковой крючок, каждый зараженный организм умирал в то же судорожное мгновение, когда взрывались машины, маленькие бомбы замедленного действия, втиснутые в каждую живую клетку. Системы записи показывали, как люди останавливались на середине шага, на середине предложения, на середине мысли. Они падали на землю, каждое биологическое событие в их телах было прервано, как неисправный компьютерный процесс. Они не кровоточили. Они даже не подвергались ни одной из признанных с медицинской точки зрения фаз гниения. Они просто превратились в своего рода пыль, беспорядочно организованную в формы трупов. Когда города и поселки начали разрушаться, системы удержания давления выходили из строя из-за отсутствия ухода со стороны людей, трупы просто развеяло ветром, как множество куч пепла.
   В намерения СШБЗ никогда не входило уничтожить всю жизнь на планете: у них было слишком много собственных марсианских интересов, чтобы зайти так далеко. Если бы "серебряный дождь" вышел из-под их контроля (он никогда раньше не испытывался в таких масштабах, и его последствия были не совсем предсказуемы), они бы применили контрспору, предназначенную для нейтрализации оригинального оружия до того, как оно нанесет чрезмерный вред. Но в этом не было необходимости. "Серебряный дождь" сработал именно так, как было объявлено.
   В результате силы слэшеров были парализованы масштабом злодеяния. На Марсе погибло шестьдесят тысяч человек - больше, чем общее число жертв, понесенных в ходе конфликта до этого момента. Но как раз в тот момент, когда слэшеры были готовы начать сокрушительное контрнаступление на Тэнглвуд, используя оружие, которое они до тех пор держали в резерве, среди трешеров произошел не менее шокирующий поворот событий. Высокопоставленные чиновники осудили действия планировщиков сражений, которые разработали и развернули "серебряный дождь". Последовал умеренно кровавый переворот, и виновные в преступлении против Марса были преданы суду и казнены. Наказания, казалось, удовлетворили слэшеров. В течение нескольких недель были согласованы условия прекращения огня, и боевые действия прекратились к концу августа. Марс вернулся к номинальному управлению трешерами в 2244 году, но со значительными их уступками. Хотя было бы не совсем верно говорить, что Марс оправился от своего нападения, он начал процесс заживления. Программа терраформирования продолжалась, так и не приблизившись ни на йоту к своей цели, но, несмотря ни на что, ради этого стоило жить. Амбициозные новые поселения появились в регионах Солис Планум и Терра Киммерия, а реконструкция высокоорбитального порта, заброшенного и законсервированного во время войны, принесла здоровую порцию коммерции.
   Но даже сейчас, по прошествии двадцати трех лет, Очищенная Зона все еще оставалась безжизненной. Случайно или намеренно, генетически модифицированные культуры там больше никогда не приживались. Ни одно из поселений внутри зоны действия "серебряного дождя" так и не было заселено повторно. Теперь они стояли там, наполовину погребенные под марсианской пылью: белые, как кость, города-призраки, оставшиеся точно такими, какими они были во время зверства.
   Оже вспомнила свой кошмар о Париже: мальчик-барабанщик на Елисейских полях.
   - Это было двадцать три года назад, - заключила она. - Официально этого оружия больше не существует. Предполагалось, что даже чертежи были уничтожены. Но Сьюзен Уайт не зря написала эти слова на открытке. Кто-то снова завладел им. Может быть, даже улучшил его. И следующая цель - это не несколько десятков тысяч марсианских колонистов. Это три миллиарда человек - все население вашей версии Земли.
   - Но почему?
   - Чтобы стереть то, чего никогда не должно было быть. Уничтожить эти три миллиарда жизней, как если бы они были мошенническими программами в какой-то огромной компьютерной симуляции. Повернуть время вспять, к моменту квантового снимка, и получить первозданную копию Земли, не обремененную ничем таким грязным, как живые, дышащие обитатели.
   - Это чудовищно, - в ужасе сказал Флойд.
   - С одной точки зрения. С другой стороны, это просто вопрос наведения порядка - как аэрография на фотографии. Помнишь, что сказал тот ребенок войны в Берлине? Все, чем ты на самом деле являешься для них, - это три миллиарда точек.
   - Мы должны остановить это.
   - И мы пытаемся это сделать. Но мы можем опоздать. Если они уже знают физические координаты АКС, все, что им нужно сделать сейчас, это добраться туда и доставить "серебряный дождь"...
   - Тогда мы должны добраться туда раньше них.
   - В теории неплохо, Флойд. Но мы не знаем, где находится АКС. Там, снаружи, ужасно много галактик.
   - Тогда нам нужно выяснить и эти координаты. Они, должно быть, вывезли их контрабандой, верно?
   - Флойд, мы говорим о трех числах. Они даже не обязательно должны быть большими. Никому не нужно указывать положение АКС с точностью до сантиметра. Это все равно что искать остров в Тихом океане. Все, что нужно, - это привязка к сетке, достаточно точная, чтобы исключить любые другие возможности.
   - Затем мы ищем привязку к сетке.
   - Это может быть где угодно, спрятано в любой форме. Это может быть номер телефона или что-то еще менее очевидное.
   - Но эти цифры должны где-то быть. Могли ли они быть спрятаны в вещах, которые Сьюзен Уайт отправляла домой?
   - Она была на нашей стороне, Флойд.
   - Я не говорю, что она знала, что у нее с собой, просто она, возможно, действовала как курьер для плохих парней, даже не осознавая этого.
   - Это все еще безнадежно. Даже если бы мы точно знали, что цифры были в тех бумагах... с чего бы нам начать? Координаты могут храниться в мельчайшей микроточке или в одном телефонном номере из тысяч, указанных в объявлениях.
   - Все, что я говорю, это то, что мы должны что-то сделать.
   - Я согласна, - сказала она, - но, возможно, нашей первоочередной задачей должно быть спасение.
   Что-то отвлекло ее: небольшое изменение качества света, заливавшего кабину. Они все еще кувыркались, Солнце все еще заглядывало в окно раз в оборот, но теперь розоватое свечение не покидало их все время, как будто транспорт был окутан собственным маленьким облаком сияющего света.
   - Ты все еще думаешь, что кто-то собирается нас забрать? - спросил Флойд.
   - Они ищут нас, - сказала Оже.
   - Даже если взрыв этой луны не входил в план?
   - Кто-то все равно захочет узнать, что с нами случилось. - Но даже произнеся это, она почувствовала, как ее уверенность улетучивается. По своей природе портал гиперсети был сверхсекретным. Большинство людей, которые что-либо знали об этом, были бы внутри Фобоса, когда атака разнесла его на части.
   - Оже?
   - Я думаю, у нас могут быть большие неприятности, чем я думала вначале. Эйвелинг и Бартон мертвы. Кроме Найагары и Калискана, я не знаю, кто еще остался там, чтобы искать нас.
   - Найагара и Калискан?
   - Найагара - наш "крот-слэшер", человек, который снабдил нас ноу-хау для того, чтобы вообще заработала связь с Фобосом. Калискан - это человек, который послал меня забрать вещи Сьюзен. Найагара, возможно, был внутри Фобоса, когда он был разрушен, но Калискан, вероятно, все еще в Тэнглвуде.
   - Тогда нам лучше надеяться, что он не забыл о тебе.
   - Флойд, с этим что-то не так. - Она закрыла глаза, подавляя стон, когда дискомфорт в ее плече приобрел более острую, неприятную остроту. - Чем больше я думаю об этом, тем больше прихожу к убеждению, что все это не было несчастным случаем.
   - Ничего из чего?
   - Коллапс червоточины. Конечно, все это становилось все более нестабильным, но робот-змея должен был быть в состоянии компенсировать это. Это должно было обеспечить безопасное сокращение горла.
   - Так что ты хочешь этим сказать?
   - Я думаю, что робота послали туда, чтобы уничтожить линию.
   - Но робот помог тебе.
   - Да, - сказала она. - И, вероятно, это означало спасти мне жизнь. Не думаю, что он имел какое-либо представление о том, что в него кто-то вмешался. Приказ о саботаже мог быть похоронен глубоко под его поверхностным программированием.
   Розовое свечение усилилось: теперь пальцы света облизывали бронированный проем окна. Это все еще беспокоило Оже, но она не была уверена почему.
   - Зачем кому-то понадобилось саботировать гиперсвязь, если это единственный путь обратно в Париж? - спросил Флойд.
   - Вот что меня беспокоит. Не только потому, что это подразумевает, что кто-то внутри организации вознамерился разрушить связь, но и потому, что это должно означать, что самим слэшерам это больше не нужно.
   - Зачем им выбрасывать что-то подобное?
   - Они бы этого не сделали, - сказала Оже. - Нет, если только у них уже не было другого способа добраться до Парижа.
   - Ты хочешь сказать, что у них уже есть координаты АКС?
   - Либо так, либо они очень близки к тому, чтобы их обнаружить.
   То, что беспокоило Оже из-за этого розового свечения, наконец-то пробилось на передний план ее затуманенного болью разума. Она почувствовала, что совсем похолодела, даже колотая рана больше не была ее самой насущной заботой. - Флойд, сделай кое-что для меня, ладно? Заберись наверх и еще раз взгляни в окно.
   - Почему? Ты думаешь, там есть кто-то еще?
   - Просто сделай это. - Она пристально наблюдала за ним, пока он делал то, что ему было сказано.
   - А теперь скажи мне, что я должен искать.
   - Скажи мне, выглядит ли Марс больше, чем когда ты видел его в последний раз.
   Флойд взглянул на нее, а затем снова уставился на нее, свет и тени скользили по его лицу с заводной регулярностью. Выражение его лица сказало ей все, что ей нужно было знать. - Это нехорошо, не так ли? - спросил Флойд.
   - Возвращайся на свое место. Быстро.
   - Что не так?
   - Что не так, так это то, что мы не находимся на орбите вокруг Марса. Если эта планета выглядит больше, то это потому, что она ближе. Мы приближаемся к этому. Я думаю, мы уже входим в верхние слои атмосферы.
   Флойд вернулся на свое место и, не теряя времени, пристегнулся. - Откуда ты знаешь?
   - Какое-то время я этого не понимала. У меня просто было плохое предчувствие, что все может обернуться именно так. Фобос находился на орбите вокруг Марса, двигаясь с точно соответствующей его высоте скоростью. Но мы вышли из портала с нашей собственной скоростью относительно спутника - сотни метров в секунду, по меньшей мере. На какую бы траекторию это нас ни вывело, она не должна была совпадать с траекторией Фобоса. Есть шанс, что нам повезло и мы получили толчок в правильном направлении, подальше от Марса...
   - Но сегодня у нас не тот день, когда нам везет.
   - Нет, - сказала она. - Не похоже, чтобы это было так. Мы вышли не под тем углом, не на той скорости. Мы входим в атмосферу.
   - И это так плохо, как кажется, верно?
   - Ты когда-нибудь загадывал желание на падающую звезду, Флойд? Что ж, сейчас у тебя есть большой шанс. Ты даже станешь звездой.
   - Что произойдет?
   - Произойдет то, что мы сгорим и умрем. Если нам повезет, мы будем раздавлены до потери сознания гравитацией до того, как это произойдет.
   - Это интересный взгляд на удачу.
   - Эта штука не предназначена для возвращения в атмосферу, - сказала Оже. - Неважно, под каким углом мы подойдем.
   - Это не так, как должно было случиться, Оже. Не так, как сейчас. Не после того, как мы проделали весь этот путь.
   - Мы ничего не можем сделать, - сказала она. - Мы не можем управлять этой штукой. Мы не можем ни замедлить, ни ускорить это. Мы даже не можем остановить его падение. - Свечение, поначалу слабое, теперь усилилось, переливаясь оттенками синего и розового, словно лоскутное одеяло пастельного света, обернутое вокруг корабля. Это было завораживающе и довольно мило. При других обстоятельствах это могло бы вызвать удивление. - Может быть, если бы корпус уже не был разнесен в пух и прах, - сказала она, предоставив Флойду самому делать выводы.
   - Но это так.
   - Мне жаль, - сказала она. - Это все моя вина.
   Свечение превратилось в яркий белый свет, и в то же мгновение транспорт сильно содрогнулся. Кувыркающееся движение стало беспорядочным, и Оже услышала вокруг себя визги и стоны протестующего металла, когда аэродинамические и тепловые нагрузки атмосферы Марса начали воздействовать на конструкцию корабля. Перегрузка нарастала с удивительной скоростью. Это было совсем не похоже на плавные входы, которые она помнила по своим путешествиям на Землю. Только что все, что прижимало ее к сиденью, было мягким и устойчивым давлением неконтролируемого вращения, а в следующее мгновение ее толкали и тянули в произвольных направлениях, дергая за жесткие ремни безопасности. Она вжала голову в фигурное удерживающее устройство на спинке сиденья, пытаясь защитить шею от давящего на нее мертвого веса черепа. Поездка стала еще более бурной, шум оглушительным. Ей стало трудно дышать, так как перегрузка действовала на ее легкие. Она почувствовала головокружение, сознание начало распадаться на отдельные, прерывистые эпизоды.
   - Флойд... - сумела вымолвить она. - Флойд, ты меня слышишь?
   Когда он ответил, она едва расслышала его из-за крика умирающего транспорта.
   - Ты молодец, Оже.
   Как ему это удалось, она никогда не узнает, но каким-то образом Флойд нашел в себе силы протянуть руку и накрыть ее ладонь своей. Она почувствовала, как его пальцы напряглись, привязывая ее к этому месту в пространстве и времени, даже когда все остальное в ее вселенной разлетелось на части в свете и ярости.
  

ТРИДЦАТЬ ДВА

  
   Когда она проснулась, то увидела сияющую прохладную белизну, на которую, как она всегда представляла, должны быть похожи небеса. Она бы с радостью осталась в этом безмятежном белом подвешенном состоянии на всю оставшуюся вечность, лишенная каких-либо забот или тревог. Но белизна таила в себе навязчивые намеки на структуру: бледные тени и блики, которые заострялись на деталях комнаты и ее обитателей, одетых в белое.
   Один из этих обитателей принял облик очень красивой девушки, окруженной миражом мерцающих огней.
   - Одна лживая маленькая засранка спешит на помощь, - сказала Кассандра.
   Оже пробилась сквозь слои туманных воспоминаний, возвращая воспоминания на место, когда выныривала на поверхность. - Ты, - это было все, что она смогла сказать.
   Кассандра глубокомысленно кивнула. - Да. Я. Я рада, что ты помнишь. Было бы намного сложнее, если бы у тебя была глубокая амнезия.
   Оже осознала, что лежит на кровати под небольшим углом, а вокруг нее парят различные мерцающие машины. Некоторые были такими крошечными, что на первый взгляд их можно было принять за пылинки. Другие были размером со стрекоз или колибри, переливаясь муаровыми узорами с интенсивными микроскопическими деталями. Ей смутно пришло в голову, что, несмотря на отсутствие каких-либо громоздких предметов из прикроватной аппаратуры для наблюдения, это было что-то вроде лазарета или палаты для выздоравливающих.
   - Мы падали...
   - И мы следили за вами, пытаясь перехватить ваш транспорт до того, как он войдет в атмосферу. Как вы, возможно, уже поняли, мы только-только добрались до вас вовремя. Наша медицинская наука может сотворить чудо, но она не может творить чудеса.
   Сладкое облегчение от того, что она выжила, нахлынуло на нее. Потом она вспомнила, что была не одна.
   - С Флойдом все в порядке?
   - С другим пассажиром шаттла все в порядке. Он находится под наблюдением в другой комнате, но он не заслужил того немедленного внимания, которое оказали тебе.
   - А корабль?
   - Транспорт исчез. Мы выбросили его останки за борт в качестве приманки. Но не волнуйся: сначала мы выгрузили груз.
   - Груз?
   - Архивные предметы. Должна сказать, очень интересная коллекция.
   - Я не брала никакого груза. Это было последнее, о чем я думала перед тем, как мы покинули E2. - Затем она вспомнила робота-змею. Даже в то время, когда часть его была занята саботажем линии, другая часть старательно загружала транспорт собранными вещами Сьюзен Уайт.
   Нужно быть машиной, чтобы быть настолько глупой, - подумала Оже. - Хорошо. А теперь скажи мне, какого черта ты здесь делаешь.
   - Кроме спасения твоей жизни? О, я думала, это очевидно. Я шпион, Оже. С тех пор, как до нас дошли слухи и намеки на то, что вы, трешеры, вновь открыли портал на Фобосе, я пыталась втереться в доверие к Калискану, чтобы выяснить, что происходит. И это тоже сработало, не так ли? Это маленькое путешествие на Землю было очень бодрящим.
   - Я всегда говорила, что тебе нельзя доверять.
   - Ах, но дело в том, что тебе больше некому доверять. Я твоя последняя, лучшая надежда.
   - Думаю, что рискну с Найагарой, - сказала Оже.
   - О, да. Дорогой, надежный Найагара. Должна ли я сообщить плохие новости сейчас или позже? Найагара тоже был шпионом. Разница в том, что он работал на действительно мерзких людей.
   Белые стены были изогнуты, плавно сливаясь с полом и потолком. Тонкие золотые нити вплетались в белизну каллиграфическими завитками, которые сочились и струились таким образом, что, казалось, успокаивали Оже на каком-то совершенно первобытном уровне.
   - Я тебе не верю, - сказала она, снова переключая свое внимание на Кассандру. - Найагара показал нам, как заставить гиперсвязь работать. Зачем ему было это делать, если он работал против нас?
   - Потому что ему нужно было, чтобы связь была установлена и работала, глупая ты Билли. - Кассандра вздохнула, уперев руку в бедро. - Послушай, я объясню тебе по буквам: вас всех одурачили. Найагара был кротом, работавшим на особо злобную отколовшуюся группировку агрессоров. Он был вовсе не сторонником умеренных взглядов, а вашим злейшим врагом.
   - Мило с вашей стороны, что вы дали нам знать.
   - И очень мило со стороны вашего правительства сообщить нам, что оно вообще нашло портал на Фобосе, - парировала она. - Если бы ваши люди не стремились так сильно скрыть это от нас, мы могли бы узнать о деятельности Найагары раньше, чем сделали это.
   - Или ты бы убедилась, что контролируешь Найагару.
   - Ты собираешься продолжать в том же духе вечно, Оже? Или тебя убило бы, если бы ты доверилась мне?
   - Я не могу доверять тебе, Кассандра. Ты солгала мне на Земле, выдавая себя за того, кем ты не была.
   - По приказу вашего правительства, а не моего. Меня бы это нисколько не обеспокоило, если бы ты знала, что я гражданка Политий. Именно Калискан настоял на этой конкретной шараде.
   - Это все еще не оправдывает тот факт, что ты была готовы свидетельствовать против меня в суде.
   - Ты имеешь в виду давать показания в смысле "говорить правду"? Что ж, я не могу с этим поспорить.
   - Они бы вывесили меня сушиться.
   - И ты бы это заслужила. Ничто не стоило того, чтобы рисковать человеческой жизнью так, как это сделала ты, Оже. Особенно из-за какой-то бесполезной бумажной реликвии двухсотлетней давности.
   - Это и есть причина, по которой ты спасла меня? Чтобы ткнуть меня в это носом?
   - Не слышу ли я нотки раскаяния?
   - Определяй то, что тебе нравится. Ты так и не объяснила, что ты делала на Марсе, если ты такая дружелюбная.
   - Мы делали все, что могли, чтобы ограничить ущерб, - сказала Кассандра. - От твоего внимания не могло ускользнуть, что в Федерации Политий идет гражданская война. Теперь это разногласие распространилось на внутреннюю систему.
   - С Фобосом, одной из первых жертв. Я надеюсь, ты гордишься этим.
   - О, очень горжусь. Особенно после того, как пятьдесят четыре моих умеренных друга погибли, пытаясь защитить вашу драгоценную маленькую луну. Ты не можешь себе представить, как я горжусь этим.
   - Мне жаль, - смущенно сказала Оже.
   - Это не имеет значения. В конце концов, они были просто слэшерами, - с горечью сказала она.
   - Я никогда не понимала...
   - Агрессоры проявляли особый интерес к Фобосу в течение некоторого времени, - сказала Кассандра, игнорируя ее. - Мы следили за их передвижениями, пытаясь проникнуть в их круги, но мы не знали, что такого было в Фобосе, что так взволновало их.
   - Теперь ты знаешь.
   - Ты была в гиперпереходе, когда спутник был уничтожен, не так ли?
   - Есть ли что-нибудь о нас, чего ты не знаешь?
   - Очень много, - сказала Кассандра. - Я не читала твои мысли. У нас нет четкого представления о том, куда вел портал и что вы делали на другом конце. Мы точно не знаем, чего хотел от этого Найагара, за исключением того, что определенную роль в его планах играет серебряный дождь. Но мы узнали о твоем спутнике кое-что озадачивающее.
   - Флойд?
   - Тебе не следовало брать его с собой.
   - У меня ни черта не было выбора. - Оже заставила себя сесть повыше на кровати. Когда она пошевелилась, кровать без усилий подстроилась под нее. Под шелковистой белой простыней на ней было что-то вроде больничного халата. Она протянула руку и коснулась того места на плече, где в нее стреляли.
   Никакой боли. Никакого воспаления. Она просунула руку под воротник халата и провела по участку кожи, где была рана. Она была по-детски гладкой, раскрывая свою зажившую новизну лишь с легким покалыванием.
   - Мы извлекли пулю, - сказала Кассандра. - Тебе очень повезло.
   - Где мы находимся?
   - На борту нашего корабля - того, который вытащил ваш транспорт из атмосферы Марса. Мы зовем корабль..., - и ее сиринкс сыграла одну из своих маленьких частушек, хотя Оже не расслышала в ней ни слова из музыки. - Не думаю, что было бы много смысла пытаться перевести на простой язык.
   - Где сейчас находится корабль? Мы все еще рядом с Марсом?
   - Нет. Мы на пути в околоземное пространство. Однако есть некоторые осложнения.
   - Мне нужно поговорить с Калисканом.
   - Он ждет тебя. Это было сообщение от Калискана, в котором нас предупреждали, чтобы мы присматривали за вами. Это была движущаяся передача, вероятно, отправленная с корабля. Мы все еще отслеживаем отправку сообщения. Как только мы подойдем ближе, мы сможем открыть канал с узким лучом.
   - Могу я тем временем повидаться с Флойдом?
   Кассандра сделала точный имитирующий жест, подавая сигнал машинам, парящим вокруг ее кровати. Несколько более мелких переместились в собственное облако Кассандры, став частью ее мерцающего целого. Она вдохнула, и облако сократилось примерно до половины своего прежнего объема.
   - Думаю, теперь тебе можно двигаться, - сказала Кассандра, переварив всю информацию, переданную машинами. - Но действуй осторожно.
   Оже начала заставлять себя подняться с кровати. Как только она пошевелилась, из ниоткуда появилось еще больше колибри и стрекоз и стали помогать ей, мягко надавливая там, где она в этом нуждалась. Ее ноги едва касались пола. Как только она выбралась из кровати, простыня поднялась в воздух, обернулась вокруг нее и образовала нечто вроде свободного, развевающегося платья.
   - Сюда, - сказала Кассандра.
   Золотые нити, проходящие по стенам, сочились, образуя очертания дверного проема, который имел слегка персидский вид. Дверь широко распахнулась, впуская их в похожий на горловину коридор без какого-либо узнаваемого пола или потолка. Коридор изгибался вверх и вокруг, подводя их к глухой части стены, которая превращалась в дверной проем, когда они были достаточно близко, чтобы коснуться его.
   Они шагнули внутрь. Внутри была послеоперационная палата поменьше, чем та, в которой находилась Оже, и в ней стояла односпальная кровать с единственным обитателем. Флойд спал, распластавшись на спине, вокруг его головы мерцали приборы. Слэшеры одели его в такой же халат, как тот, что был на Оже. Его лицо было совершенно пустым и напоминало маску, без каких-либо признаков травмы головы.
   - Он выглядит мертвым, - сказала Оже.
   - Это не так. Просто без сознания. Пока мы держим его таким образом.
   - Почему?
   - Мы не хотели его тревожить. - Облако Кассандры смешалось с машинами вокруг Флойда, произошел краткий обмен информацией. - Когда мы залечили его рану на голове, мы, естественно, исследовали его ДНК. Она оказалась очень своеобразной. У него нет ни одного из хромосомных маркеров, которые идентифицировали бы его как потомка кого-то, кто пережил генные модификации начала двадцать первого века.
   - Он бы этого не сделал, - сказала Оже.
   - Потребовалась бы обширная редакция, чтобы удалить эти маркеры. Зачем кому-то доставлять столько хлопот?
   - Они бы этого не сделали.
   - Это то, о чем мы думали. - Кассандра прикоснулась пальцем к нижней губе. - Это почти так, как если бы он был человеком из прошлого, из до двадцать первого века.
   - Хорошая догадка. Что еще ты выяснила?
   - Должно быть, он пришел через гиперсеть, с другого конца канала. Что ты там нашла, Оже?
   - Если я тебе не скажу, ты просто почерпнешь это из моей памяти, не так ли?
   - Если бы я решила, что ты утаиваешь что-то стратегически важное, боюсь, у меня не было бы выбора. К сожалению, это война.
  
   Он вынырнул на звук голоса Оже. Она попала в фокус, глядя на него сверху вниз на фоне безупречной кинематографической белизны.
   - Флойд. Просыпайся. С тобой все в порядке.
   Его разум был таким же чистым, как рассветное небо. На каком-то уровне он был смутно оскорблен этим, чувствуя, что ему следовало бы дать отсрочку на период дезориентации и головокружения. Даже его воспоминания казались яркими и искрящимися, как будто их вынули, чтобы быстро отполировать.
   Он провел языком по внутренней поверхности своих зубов. Ни один из них не был сломан. Они были похожи на церковных горгулий, которых сняли и начисто отдраили пескоструйной обработкой.
   - Что случилось? - спросил он.
   - Нас спасли, - сказал Оже. Она стояла над его кроватью, одетая в нечто вроде атласной тоги. Оно двигалось вокруг нее странным, тревожащим образом, плавно, как одна из тех очень плоских рыб, которые скользят по морскому дну. - С нами все в порядке, по крайней мере сейчас.
   Он сел и потрогал свою голову. Никаких признаков травмы не было, хотя его волосы были сбриты почти до самой кожи в том месте, где был порез. - Где находится это место?
   - Мы на борту корабля.
   - Космический корабль?
   - Да. Ты можешь справиться с этим, не так ли? Я имею в виду, после того, что с нами случилось, космический корабль - не самая странная вещь, которую можно вообразить, не так ли?
   - Я справлюсь, - сказал Флойд. - Кто управляет этим драндулетом, и хорошие ли они парни?
   - Я знаю женщину, которая, кажется, здесь главная. Она умеренный слэшер по имени Кассандра. Я уже имела с ней дело на Земле. Теоретически это делает ее более заслуживающей доверия, чем агрессоры.
   - Звучит неубедительно.
   - Они позаботились о нас. Это не значит, что я автоматически испытываю к ним благодарность. Не раньше, чем я узнаю, что происходит и куда именно они нас везут.
   - Разве они тебе не сказали?
   - Предполагается, что они наводятся на местоположение какой-то передачи от Калискана. Это все, что я знаю.
   Флойд провел рукой по лицу. Они даже побрили его. На некотором расстоянии это было лучшее бритье, которое у него когда-либо было. - Тебе они не очень нравятся, не так ли?
   - Они мне нравятся еще меньше после того, как... - Но она остановилась и покачала головой. - Если она хочет знать все, она, черт возьми, может ради этого потрудиться. Единственный человек, с которым я хочу поговорить, - это Калискан.
   Флойд заставил себя выпрямиться. Он уже собирался спросить Оже, не знает ли она, где он мог бы раздобыть выпивку, когда сухость в горле внезапно прошла, как будто ему все это время мерещилось.
   - Что ты сказала Кассандре? - спросил он.
   - Я рассказала ей все. Если бы она заподозрила, что я что-то скрываю, она бы все равно прочитала мои мысли.
   - Как она отнеслась... ко мне?
   - Не уверена, что она сочла твое присутствие здесь отличной идеей.
   - Это объединяет нас двоих, - сказал Флойд. - Я также знаю, что нет особого смысла жаловаться на это.
   - Я сожалею обо всем этом.
   - Оже, сделай мне одолжение и перестань извиняться, ладно? Никаких сожалений. Никогда.
   Она улыбнулась. - Я тебе ни на секунду не верю. Но я все равно рада, что ты сделал это, Флойд.
   - Я рад, что мы оба сделали это. А теперь, как насчет поцелуя, прежде чем они придут, чтобы поместить меня в обезьянник?
  
   Сначала Оже подумала, что Кассандра каким-то образом заблудилась и завела их не в ту часть корабля: возможно, в какую-то комнату ожидания или релаксации, но определенно не в тактическую комнату. Это была еще одна белая комната, ярко освещенная там, где она ожидала увидеть приглушенные, улучшающие зрение красные тона. Вместо меняющихся, обновляющихся дисплеев стены были обычного белого цвета с золотыми нитями. Посреди комнаты стоял стол в форме поганки, плавно поднимающийся из пола, а вокруг него стояло с полдюжины стульев в форме поганок. Стулья имели губчатый, беспорядочный вид, как мебель в пряничном домике. Шестеро слэшеров заняли их, сидя лицом друг к другу через такой же пористый стол. Никто из них не находился в том положении, которое Оже назвала бы напряженным или особенно взволнованным. Один из них оперся локтем на стол, подперев рукой подбородок. Другая женщина (хотя она могла бы сойти за ребенка) прижала сложенные домиком пальцы ко лбу, словно в раздумье. Остальные четверо слэшеров безвольно сложили руки на коленях, как будто ждали своей очереди в медленной, скучной салонной игре. Никто ничего не говорил, и их глаза были либо закрыты, либо с тяжелыми веками. Однако над серединой стола парило плотное облако мерцающих машин, и края этого облака охватывали всех шестерых участников, его границы менялись от момента к моменту.
   - Тунгуска, - сказала Кассандра. - Можешь ли ты уделить достаточно времени себе, чтобы поговорить с нами?
   Тот, что опирался локтем на стол, на мгновение повернул голову в их сторону. Это был крупный мужчина с черной кожей и круглым лицом, печальными глазами под тяжелыми веками и длинными серебристо-черными волосами, собранными сзади в конский хвост.
   - Я всегда могу найти время для тебя, Кэсси, - сказал он очень медленно, очень глубоким голосом.
   - Тунгуска - мой боевой менеджер, - сказала Кассандра. - Он также мой друг и союзник. Мы с Тунгуской проделали долгий путь обратно.
   - Я не знала, что в Политиях терпимо относятся к такой устаревшей концепции, как дружба, - сказал Оже.
   - Тогда ты знаешь о нас еще меньше, чем думаешь. - Кассандра кивнула на Тунгуску. - Нашим гостям любопытно. Ты можешь показать им, как обстоят дела?
   - Дай мне взглянуть, что я могу сделать.
   Тунгуска повернулся к стене и быстрыми жестами руки каким-то образом заставил часть ее почернеть. Круги и сферы встали на свои места: вид Солнечной системы, если смотреть сверху вниз на плоскость эклиптики. Изображение внутренней системы было увеличено до орбиты Марса. Сам Марс был обозначен красной сферой, сильно увеличенной в масштабе, сопровождаемой одной неповрежденной луной и светящимся пятном, которое недавно было Фобосом.
   - Коллапс квази-червоточины вывел из строя все силы в радиусе нескольких десятков километров от спутника, - сказал Тунгуска таким медленным и размеренным голосом, как будто он читал проповедь. - Но это все еще оставляет большую концентрацию кораблей в непосредственном объеме космического пространства вокруг Марса. Мы отслеживаем по меньшей мере двести отчетливых тяговых сигнатур.
   - Кому принадлежат эти корабли? - спросила Оже.
   - Всем, кто заинтересован в контроле над внутренней системой. На различные группировки Политий приходится около семидесяти процентов активных комбатантов. Двадцать процентов - это СШБЗ, а остальная часть состоит из неприсоединившихся партий: лунных отколовшихся групп и тому подобного. - Пока Тунгуска говорил, значки встали на свои места, образовав шумную толпу флагов и эмблем вокруг Марса. Было совершенно невозможно уловить в этом какой-либо смысл.
   - Кто-нибудь выбрался с Фобоса живым? - спросила Оже.
   - Мы отслеживаем несколько медленно движущихся космических аппаратов, которые, похоже, покинули Фобос до начала основной атаки.
   - Почему? - спросила Кассандра. - Ты думала о ком-то конкретном?
   - У меня была подруга... - запинаясь, сказала Оже. - На самом деле я не очень хорошо ее знала, но мне хочется верить, что она вовремя сбежала.
   - Боюсь, я не могу дать никаких гарантий, - сказала Кассандра. Возможно, прочитав что-то на ее лице, она продолжила: - Однако, кажется, по крайней мере, правдоподобным, что некоторые люди...
   - Есть хороший шанс, что ей это удалось, - сказал Тунгуска.
   - Не берите в голову, - сказала Оже. Последнее, в чем она сейчас нуждалась, так это в пустых заверениях. Ей оставалось только надеяться, что Скеллсгард была на одном из тех ранних кораблей. - Просто дайте мне прямой ответ на мой следующий вопрос. Кто выигрывает?
   - Если вы не возражаете, - сказал Тунгуска, обращаясь к Кассандре, - мне действительно нужно сосредоточиться на поставленной задаче, иначе ответ на ее вопрос будет не тем, которого мы все хотели бы. - Он кивнул Флойду и Оже. - Было приятно познакомиться с вами. Я надеюсь, вы оба доберетесь домой в целости и сохранности.
   Он снова повернул голову лицом к столу и закрыл глаза.
   - Я отвечу на твой вопрос, - сказала Кассандра. - Четкого результата не предвидится. Если бы это было прямое соревнование между Политиями и активами трешеров, не было бы никаких сомнений в победе Политий, по крайней мере, на Марсе. Но умеренные встали на сторону трешеров. Пока таковы дела на этот вечер.
   - Тогда давайте надеяться, что ситуация зайдет в тупик, - сказала Оже.
   Флойд, стоявший рядом с ней, до сих пор ничего не сказал. Но он все равно кивнул, очевидно, разделяя ее беспокойство.
   Кассандра покачала головой. - Боюсь, я принимаю желаемое за действительное. Умеренные перебросили все свои силы во внутреннюю систему, но у агрессоров все еще есть силы в резерве. Даже сейчас, когда мы говорим, они работают не на пределе возможностей.
   - Но это безумие, - сказала Оже. - У них может быть военная мощь, чтобы отнять у нас Марс, и у них могут даже быть средства для захвата Тэнглвуда и остальной внутренней системы. Но умеренные не позволят им сделать это без боя, и у них все еще есть повод для беспокойства по поводу этой маленькой проблемы выжженной земли.
   - Какая проблема с выжженной землей? - спросил Флойд.
   - Моя сторона окружила Землю бомбами, - сказала Оже. - Страховка от слэшеров, пытающихся снова забрать это у нас из рук.
   - Ты хочешь сказать, что скорее взорвешь планету, чем отдашь ее кому-то другому?
   - В двух словах, да.
   - Мне неприятно говорить тебе это, Оже, но вы все такие же сумасшедшие, как и другие.
   - Держу пари, ты сейчас жалеешь, что подписался на это, не так ли, Флойд? - Не дожидаясь его ответа, Оже снова повернулась к Кассандре. - Где мы находимся в этом жалком маленьком беспорядке?
   - О, мы сейчас далеко от Марса, - сказала девушка. - С тех пор, как мы вытащили вас из атмосферы, мы движемся по нашей собственной скоростной траектории.
   На изображении появился еще один значок, примерно на полпути между Марсом и Землей, которые оба были расположены по одну сторону от Солнца.
   - Это мы?
   - Это мы, - подтвердила Кассандра. - Поддерживаем скоростную траекторию, второй корабль прямо за нами.
   - Скоростная траектория? - Оже покачала головой. - Даже не кажется, что мы двигаемся.
   - Поверь мне, движемся. Мы также применяем несколько довольно жестких схем уклонения.
   Что-то было не так. Оже много чего слышала о передовых технологиях слэшеров, но она никогда не слышала, что они разработали средства, сводящие ускорение к нулю. Возможно, они были даже дальше впереди СШБЗ, чем когда-либо предполагала разведка.
   - Что вы знаете об этом втором корабле? - спросила она.
   - Мы думаем, что это может быть один из союзников Найагары или, возможно, сам этот человек. Это замысел Политий, часть первоначальной концентрации элементов-агрессоров. Возможно, он реагирует на сигнал Калискана из Тэнглвуда.
   - Мы должны добраться до него первыми, - сказала Оже.
   - Это более или менее идея, - лаконично ответила Кассандра. - При оптимальных условиях мы были бы там через восемь часов. К сожалению, корабль позади нас делает все возможное, чтобы усложнить жизнь. Эти резкие маневры уклонения стоят нам времени и утомляют двигатель.
   - Может быть, я что-то упускаю, - сказала Оже, - но я не чувствую никаких резких маневров уклонения.
   - Мм, - задумчиво протянула Кассандра. - Думаю, тебе нужно кое-что увидеть.
   - Что?
   Кассандра провела их через зал и открыла дверь в другой коридор. Пройдя немного вперед, она остановилась у гладкой выпуклой стены и создала смотровое окно. - С таким же успехом я могу показать тебе еще кое-что по дороге. Кроме вас двоих, на этом корабле есть еще восемнадцать пострадавших.
   Оже просияла, вспомнив Скеллсгард. Возможно, она все-таки была в безопасности, несмотря на сомнения Кассандры. - Беженцы с Фобоса?
   - Нет, не напрямую. Мне жаль - я знаю, ты хочешь хороших новостей о своей подруге, и я бы поделилась ими с тобой, если бы могла.
   Смотровое окно выходило в большое внутреннее помещение. Кассандра включила свет, открыв короткую, обтекаемую форму космического корабля производства трешеров: такого, который мог входить в атмосферу и выходить из нее и приземляться на поверхности планет, таких как Марс или Титан, или на одной из высотных посадочных вышек на Венере. Он был около двадцати метров в длину, достаточно мал, чтобы поместиться в трюме. Шаттл имел громоздкие тяговые гондолы и выпуклые шасси, похожие на насекомых; на фоне обожженной белой поверхности Оже смогла разглядеть зеленый логотип летящей лошади рядом с черной теплопоглощающей обшивкой носа.
   - Это с межзвездного корабля "Пегаса", - сказала она.
   - Да, - сказала Кассандра. - На самом деле, это трансатмосферный шаттл с лайнера "Двадцатый век Лимитед".
   Корабль был закреплен в камере на огромных амортизирующих поршнях, охватывающих его со всех сторон. Прямо на глазах у Оже корабль накренился в одну сторону, затем в другую, словно под действием огромных боковых сил. - Я отправилась рейсом "Двадцатого" на Фобос, - сказала она, чувствуя легкую морскую болезнь. - Что здесь делает один из его шаттлов?
   - Лайнер был захвачен. Вражеские корабли совершили сближение и жесткую стыковку вне досягаемости правоохранительных органов всей системы.
   - Силы слэшеров?
   - Не очевидно, что это так. По словам очевидцев, они вели себя точно так же, как ваши заурядные агенты вне закона. Другими словами, пираты. К счастью, лайнер совершал рейс далеко не на максимальной вместимости. Большинству пассажиров и членов экипажа хватило места, чтобы спастись на шаттлах.
   - И пираты просто отпустили их? - недоверчиво спросила Оже.
   - Они ничего не выиграли бы, убив тех, кто был на борту. На шаттлах не хватило места для всех, и некоторые члены экипажа предпочли остаться на борту. Их собрали в защищенном отсеке с системой жизнеобеспечения и провизией. Именно там были найдены все те, кто остался на борту, когда "Двадцатый" дрейфовал в пределах досягаемости полиции трешеров.
   Оже подумала, что ослышалась. - Дрейфовал?
   - Его выпотрошили - сказала Кассандра. - Сняли весь привод в сборе.
   - Это безумие.
   - О, была какая-то попытка выдать пиратство за обычные причины, - сказала она, - но на самом деле все это было прикрытием. Главное, за чем они охотились, - это ядро двигателя.
   - Но зачем кому-то понадобилось ядро двигателя в такой старой развалюхе, как "Двадцатый"? Слэшеры с радостью продадут кому угодно более эффективный движок, при условии, что они снизят затраты.
   - Это именно то, что меня беспокоило, - сказала Кассандра. - Вся операция по краже двигателя "Двадцатого", должно быть, сама по себе была довольно дорогостоящей. Несколько кораблей должны были совершить это рандеву, в том числе один достаточно большой, чтобы вместить весь приводной узел. Это не та вещь, которую можно демонтировать по частям.
   - В этом нет никакого смысла, - сказала Оже.
   - Но, тем не менее, ты чувствуешь связь. Зачем красть двигатель на антивеществе, когда мы можем предложить что-то бесконечно более безопасное и не менее мощное? Единственным практическим применением для такой вещи было бы...
   - Как бомба, - сказала Оже.
   - Прошу прощения?
   - Подумай об этом, Кассандра. Это должна быть бомба. Это единственное, что привод может дать слэшерам, чего у вас еще нет. Ваши двигатели с приводом просачивания высасывают энергию из вакуума крошечными, контролируемыми дозами. Я знаю. Я видела рекламные проспекты.
   - Они полностью безопасны, - защищаясь, сказала Кассандра. - Реакция вакуумного потенциала самоограничивающаяся: если плотность энергии превышает критический предел, она отключается.
   - Другими словами, очень полезна для обеспечения безопасной езды, но не очень полезна в качестве коктейля Молотова.
   Рядом с ней улыбался Флойд. - Я почти думал, что пройду через весь разговор, не поняв ни единого слова. А теперь ты взяла и все испортила.
   - Признаюсь, я понятия не имею, что такое коктейль Молотова, - сказала Кассандра. - Это какая-то система вооружения?
   - Можно и так сказать, - уступил Флойд.
   - Я все еще не понимаю, - сказала Кассандра. - Вы намекаете, что кто-то хотел использовать двигатель на антивеществе в качестве бомбы. Но какая от этого польза? Корабль, достаточно большой, чтобы вместить украденный приводной узел, никогда не смог бы подойти достаточно близко к планете или среде обитания, чтобы нанести серьезный ущерб. Он был бы перехвачен и уничтожен в межпланетном пространстве, в световых секундах от любой цели. Как только мы объявим предупреждение по всей системе...
   - Продолжайте и объявите свое предупреждение, - сказала Оже, - но не думаю, что это что-то изменит. Полагаю, вам будет намного сложнее отследить эти корабли, чем вы ожидаете. Я также не думаю, что они намерены использовать это антивещество против чего-либо в этой системе.
   - Ты заставляешь меня больше всего на свете желать заглянуть в твой череп, - зловеще сказала Кассандра. - Я думала, у нас было соглашение.
   - И ты сказала, что хочешь показать мне что-то еще.
   - Это касается эвакуированных, - сказала она. - И, в некотором смысле, вас.
   Она заставила окно исчезнуть, затем провела их немного дальше по коридору и открыла еще одну позолоченную дверь.
   Комната за ней была чем-то вроде общежития. Внутри, вдоль двух длинных изогнутых стен, стояло около двадцати контейнеров, похожих на гробы. Опять же, они имели губчатый, растительный вид недавно экструдированной фурнитуры, их основания сливались с полом. Мясистые, похожие на корешки усики соединяли стручки друг с другом и со стенками.
   - Здесь мы держим восемнадцать пострадавших, пассажиров и экипаж шаттла, - сказала Кассандра, приглашая Оже поближе взглянуть на одну из капсул. Верхняя часть его состояла из изогнутой глянцевой крышки, испещренной прожилками, как лист, сквозь которую едва можно было разглядеть голову и верхнюю часть тела одного из эвакуированных. Это была высокая темнокожая женщина, заключенная в нечто, похожее на какую-то толстую бирюзово-голубую поддерживающую матрицу. Оже даже показалось, что она узнала в ней одну из других пассажирок, которых видела в рейсе "Двадцатого".
   - Она больна? - спросила Оже.
   - Нет, - сказала Кассандра. - Видишь этот голубоватый гель, в котором она плавает? Чистый механизм. Это полностью захватило ее, вплоть до клеточного уровня.
   - Кто дал тебе разрешение на это? - возмущенно спросила Оже. - Эти люди - трешеры. Большинство из них никогда бы не согласились на то, чтобы в их тела вкачивали аппараты.
   - Боюсь, у них не было особого выбора в этом вопросе, - сказала Кассандра. - Либо так, либо смерть. Мы можем поспорить о согласии позже.
   - Умереть от чего? Ты только что сказала, что никто из них не был болен.
   - Видишь ли, это схема уклонения. Мы поддерживаем десять g, что само по себе было бы достаточно плохо, но наши случайные маневры накладывают на эту фоновую нагрузку одну или две сотни g переходных процессов. Это совершенно невыносимо для неизмененного человека. Без буферизации от этих машин они были бы мертвы.
   - Тогда почему мы этого не делаем? - спросила Оже.
   - Я тебе покажу.
   Кассандра жестом пригласила их пройти в заднюю часть зала. - Я упомянула восемнадцать эвакуированных из "Двадцатого", - сказала она, - но вы должны заметить, что в этой комнате двадцать гробов. Мы бы не стали утруждать себя созданием дополнений без веской причины. - Она указала на последние два, стоявшие у дальней стены. - Ты и твой спутник находитесь в этих двух.
   - Подожди... - начала Оже.
   - Нет причин для тревоги, - сказала Кассандра. - Подойди поближе и загляни внутрь. Ты увидишь, что совершенно невредима.
   Оже заглянула сквозь прозрачную крышку первого гроба. Там, подвешенный в том же синем геле, что и женщина, лежал спящий Флойд с закрытыми глазами и неподвижной маской безмятежности на лице. Она отступила в сторону, чтобы дать ему посмотреть, затем осмотрела свое собственное тело в другом гробу.
   - Почему у меня такое чувство, будто все просто превратилось в дурной сон? - спросил Флойд.
   - Все в порядке, - сказала Оже, протягивая руку, чтобы сжать его в попытке заверить, что на самом деле она не в себе. Как бы сильно это ее ни беспокоило, она даже представить себе не могла, что чувствовал Флойд. - Не так ли, Кассандра?
   - Я не хотела сразу вас тревожить, - сказала слэшер, - зная, как трешеры относятся к нашим машинам...
   - Она говорит правду, - сказала Оже Флойду. - Мы находимся на космическом корабле, и нас спасли с Марса. Я почти уверена, что многое из этого правда. Но нас до сих пор не разбудили.
   - Я чувствую себя довольно бодро для того, кого никто не будил.
   - Ты в полном сознании, - сказала она. - Просто машины обманывают твой мозг, заставляя думать, что ты ходишь вокруг да около. Все, что ты видишь или чувствуешь, является фальшивкой. Ты действительно все еще в этом резервуаре.
   - Это единственный способ, которым мы можем сохранить вам жизнь, - сказала Кассандра с явным беспокойством. - Ускорение уже убило бы всех нас.
   - Так ты?.. - начал Флойд, на самом деле не зная, как сформулировать вопрос.
   - В другом гробу, как и все мои коллеги, где-то в другом месте корабля. Мне жаль, что небольшая ложь во спасение была необходима, но все остальное, что я тебе сказала, было правдой.
   - Все? - спросила Оже.
   Кассандра расчистила часть стены и создала трехмерную сетку, в которую поместила крошечную форму их корабля. Он отклонялся от курса, гибкий корпус корабля изгибался и скручивался при каждой смене направления. - Это наша траектория в реальном времени, - сказала Кассандра. - Вы увидели намек на это, когда я показывала вам захваченный шаттл. Я могла бы подправить вид - это было бы тривиально, - но решила не делать этого. Рано или поздно ты бы догадалась.
   - С нами действительно все в порядке? - сказала Оже.
   - Абсолютно, - сказала Кассандра, - хотя процессы заживления все еще происходят. К тому времени, как мы прибудем в Тэнглвуд, вы оба будете как новенькие.
   - Если мы когда-нибудь туда доберемся, - сказала она.
   Кассандра улыбнулась. - Давайте склонимся к оптимизму, не так ли? По моему опыту, очень мало смысла беспокоиться о чем-то, что ты не можешь контролировать.
   - Даже смерть?
   - Особенно смерть.
  

ТРИДЦАТЬ ТРИ

  
   Оже ковырялась в апельсине, когда Кассандра появилась снова, войдя в занавешенный дверной проем, который колыхался от воображаемого ветерка.
   Слэшер в форме девушки заставила из ниоткуда появиться стул, а затем опустилась на него. - Как ты себя чувствуешь?
   - Это лучший фрукт, который я когда-либо пробовала, - ответила Оже.
   - Лучший фрукт тот, который ты никогда не пробовала, - сказала Кассандра, поправляя ее с веселой улыбкой. - Конечно, это довольно несправедливо: разве может настоящая еда сравниться с прямой стимуляцией вкусового центра?
   Напоминания о том, что апельсин был плодом ее воображения, было достаточно, чтобы убить остатки ее аппетита. - Это то, что ты испытываешь каждый день? - спросила Оже. Рядом с ней Флойд продолжал набрасываться на виноградную гроздь.
   - Более или менее.
   - Полагаю, в конце концов, к этому привыкаешь. Возможность испытать все, что ты захочешь, когда и где захочешь...
   - В этом есть свои прелести, - сказала Кассандра. - Но так же, как с неограниченным доступом к конфетам, когда ты ребенок. Простой факт заключается в том, что мы учимся жить с тем, что у нас есть, и через некоторое время новизна начинает исчезать. Машины в моем окружении могут изменить форму любой комнаты - любого пространства - в соответствии с моими непосредственными потребностями. Если машины не могут отреагировать достаточно быстро или возникает конфликт с чьими-то требованиями, я могу мысленно приказать другим машинам добиться того же, манипулируя моим восприятием. Если есть воспоминание, которое меня беспокоит, я могу стереть или похоронить его, или запрограммировать, чтобы оно всплывало только тогда, когда мне нужно какое-то напоминание о моих недостатках. Если есть эмоция, которая мне неприятна, я могу отключить ее или уменьшить.
   - Например, беспокойство о будущем?
   - Тревога - полезный инструмент: она заставляет нас строить планы. Но когда слишком сильное беспокойство сковывает нас в нерешительности, это нуждается в проверке. - Кассандра откинулась на спинку сиденья, отчего деревянные соединения заскрипели. Она потянулась за яблоком из миски на соседнем столе и откусила от него. - Видите ли, это вопрос баланса. Эти вещи могут показаться вам чудесными, но для меня они просто часть структуры моей жизни.
   Флойд отодвинул свою тарелку. - Для меня это звучит как Рай. Ты можешь заставить случиться все, что угодно, или, по крайней мере, заставить себя думать, что это произошло. И ты будешь жить вечно.
   - У народа Кассандры нет прошлого, - сказала Оже. - У нас его не так уж много, но то, что у нас есть, неприкосновенно.
   - Не уверен, что понимаю, - сказал Флойд.
   - Каждый, кто живет сегодня, является потомком кого-то, кто жил в космосе, когда произошел Нанокост, - уточнила Оже. - Никто на поверхности планеты не выбрался оттуда живым, так что мы все произошли от колонистов, которые уже начали заселять Солнечную систему. - Она посмотрела на слэшера. - Это правда, Кассандра?
   - Достаточно верно.
   - Но тогда попасть в космос было трудно. Каждый грамм должен был быть учтен, оспорен, оправдан за счет другого грамма. Мы не брали с собой книги, когда могли обойтись цифровыми сканами текстов, сохраненными в памяти компьютера. Мы не брали с собой фильмы или фотографии, когда нам было легче перевозить их цифровые версии. Мы даже не привезли животных или цветы, обойдясь расшифровкой их ДНК.
   - Это произошло одинаково для обоих народов наших предков, - добавила Кассандра. - Единственная разница в том, что группа Оже - предки СШБЗ - восприняла цифровые технологии с чуть меньшим энтузиазмом, чем мы. Они были осторожны - и правильно сделали, что так получилось.
   - Мы доставили в космос некоторые физические артефакты, - сказала Оже. - Немного книг, фотографий. Даже некоторых животных. Это обошлось нам ужасно дорого, но мы чувствовали, что хранение такого огромного количества знаний в виде цифровых записей - в памяти машин - делает нас уязвимыми. После Нанокоста, когда мы увидели, что машины выходят из строя в таких масштабах, мы запустили аварийную программу, чтобы преобразовать как можно больше информации, хранящейся в электронном виде, обратно в твердый аналоговый формат. Мы изготовили печатные станки для выпуска физических книг. Мы снова записали цифровые изображения на химические пластинки. У нас были фабрики, выпускавшие бумагу так быстро, как только наши принтеры могли ее проглотить. У нас даже была армия переписчиков, переписывающих тексты обратно на бумагу от руки, на случай, если принтеры выйдут из строя до того, как работа будет завершена. Мы сделали все, что могли - все, о чем только могли подумать, - чтобы создать копии, которые можно было потрогать и понюхать, как в старые добрые времена. Это тоже почти сработало. Но мы просто были недостаточно быстры.
   - Мы называем это Забвением, - сказала Кассандра. - Это произошло примерно через пятьдесят лет после Нанокоста, когда наши соответствующие общества восстановили некоторую степень стабильности и самодостаточности после гибели Земли. Даже сейчас никто толком не знает, чем это вызвано. Иногда упоминается диверсия, но я склонна думать, что это был несчастный случай - просто одна из тех вещей, которые только и ждут, чтобы произойти.
   - Цифровые записи вышли из строя, - сказала Оже. - За одну ночь какой-то вирус или червь распространился по всем связанным архивам в системе. Тексты были превращены в искаженный мусор. Картинки, фильмы - даже музыка - были перемешаны до бессмысленности.
   - Некоторые архивы сохранились, - сказала Кассандра. - Но после Забвения мы никогда не могли быть уверены в их надежности.
   - Мы потеряли почти все, - сказала Оже. - Все, что у нас осталось от прошлого, - это фрагменты. Это было все равно что пытаться восстановить все человеческие знания по нескольким книгам, спасенным из горящей библиотеки.
   - А как насчет учреждений? - спросил Флойд. - Разве они не сохранили оригиналы всего этого хлама?
   - Они годами из кожи вон лезли, чтобы измельчить свои бумажные коллекции, - сказала Оже. - Они не могли сделать это достаточно быстро, когда им внушили идею о том, что они могут свести весь этот громоздкий объем к одному листу микрофиши, или к одному оптическому диску, или к одному разделу в массиве флэш-памяти, или к тому, что рекламировалось как новейший и лучший носитель информации на этой неделе.
   - Идеальный звук навсегда, - сказала Кассандра тоном человека, декламирующего рекламный слоган. - Такова, по крайней мере, была идея; просто такой позор, что на самом деле это не сработало. Теперь вы понимаете, почему наш народ пошел двумя путями. Трешеры верят, что Забвение никогда не должно повториться. С этой целью они воздерживаются от тех самых технологий, которые могли бы предложить им бессмертие.
   - Никто не бессмертен, - резко сказала Оже. - Ты просто бессмертна до следующего Нанокоста, или следующего Забвения, или пока не взорвется Солнце. И любой из нас волен перейти на сторону Политий, если ему не нравится жить под железным правлением Порогового комитета.
   - Справедливое замечание, - сказала Кассандра. - Мы, с другой стороны, решили не беспокоиться о прошлом. Мы уже потеряли это однажды, так зачем беспокоиться о том, чтобы потерять это снова? Мы живем настоящим моментом.
   Она протянула руку и заставила комнату измениться, значительно расширив ее, белые стены разлетелись во все стороны. Внезапно они оказались в помещении размером с собор, а затем и с небоскреб. Он продолжал расти, стены отступали, пока не оказались на расстоянии километров или десятков километров, потолок устремлялся в небо, пока не стал голубым, как сама атмосфера, со слоем облаков, подвешенных прямо под ним. Открытое окно комнаты теперь выходило в усыпанную звездами ночь.
   Это была бравурная демонстрация самообладания, но Кассандра еще не закончила. Она прищурила глаза, и далекие стены замерцали огромными скульптурными деталями: рифленые колонны и кариатиды высотой с горы, контрфорсы и арки, опирающиеся на абсурдные просторы пустого пространства. Она сделала в стенах витражные окна, пронизанные светом такого состава, какого Оже и представить себе не могла. Кассандра, должно быть, настраивала свой мозг на фундаментальном уровне, изменяя саму систему восприятия. Цвета были не только незнакомыми (и душераздирающе прекрасными), но она могла слышать их, осязать, обонять.
   Она никогда не знала ничего более прекрасного, такого печального, такого чудесного.
   - Пожалуйста, перестань, - ошеломленно взмолилась она.
   Кассандра вернула комнате прежние размеры. - Мне жаль, - сказала она по очереди Оже и Флойду, - но я почувствовала, что необходима какая-то демонстрация, чтобы проиллюстрировать то, что я понимаю как жизнь в данный момент. Именно такой момент я и имею в виду.
   - У меня есть только один вопрос, - сказал Флойд. - Если вы можете это сделать, если вы можете иметь все, что захотите, когда и где захотите, тогда почему некоторые из вас так стремятся прибрать к рукам Землю?
   - Это хитрый вопрос, - сказала Кассандра.
   - Так ответь на него, - сказала Оже.
   - Мы хотим Землю, потому что это единственное, чего мы не можем иметь, - сказала Кассандра. - И для некоторых из нас это невыносимо.
  
   Кассандра ждала, когда крышка с прожилками откинется в сторону. - Ну что, Оже? Была ли реинтеграция такой безболезненной, как я предсказывала?
   - Я справлюсь. Ты можешь помочь мне выбраться из этой штуковины?
   - Конечно.
   Другой слэшер уже помогал Флойду выбраться из его гроба. Оже осматривалась затуманенными глазами, пока последние остатки синей жидкости собирались в более крупные капли и стекали обратно в открытую пасть гроба.
   - Пойдем, - сказала Кассандра. - Я введу вас в курс дела. Мы очень близко к Земле.
   Они вернулись в тактическую комнату, которая была почти такой же, какой ее помнила Оже, за исключением отсутствия каких-либо слэшеров. - Они все еще в своих противоускорительных контейнерах, - объяснила Кассандра. - Если нам понадобится предпринять внезапное движение, они смогут лучше управлять тактической ситуацией.
   - Найагара все еще преследует нас?
   - Найагара - или кто бы там ни был на том корабле - больше не проблема. В него попала одна из наших ракет как раз перед тем, как мы достигли внешнего кордона обороны Тэнглвуда.
   - Ты хочешь сказать, что он мертв?
   - Кто-то мертв. Это может быть Найагара, а может и не быть. Если это не так, мы найдем его рано или поздно.
  
   - Возможно, если бы вы точно сказали мне, почему было так важно добраться до Калискана, я смогла бы сделать немного больше, чтобы помочь вам.
   - Я рассказала вам столько, сколько вам нужно было знать, - твердо сказала Оже.
   - Ты рассказала мне только половину истории.
   - И я не совсем готова доверить тебе все остальное. Может быть, когда я поговорю с Калисканом... Вы достаточно близко, чтобы послать ему сообщение по узкому лучу?
   - Всегда будет небольшой риск перехвата... но да, сейчас мы достаточно близко. - Взмахнув пальцами - жест, который, как подозревала Оже, был таким же театральным, как и все остальное, - Кассандра превратила часть стены в плоский экран. На мгновение он стал пустым, ожидая ответа. - Вы можете говорить, - сказала она, побуждая Оже кивком головы.
   - Каково мое местоположение? - спросила она.
   Кассандра рассказала ей.
   - Калискан, - сказала она. - Это Верити Оже. Полагаю, вы хотели услышать меня. Я жива и здорова, в пределах половины световой секунды от Тэнглвуда. Нахожусь на борту космического корабля слэшеров, так что вам придется потянуть за кое-какие ниточки, чтобы позволить мне подойти поближе без того, чтобы весь ад вырвался на свободу.
   Секунду или две спустя выделенная панель засветилась полосами блочных основных цветов, которые быстро приобрели четкость и превратились в мерцающее пиксельное изображение с низким временным разрешением.
   - Это Калискан? - спросил Флойд, когда лицо седовласого мужчины приняло узнаваемые очертания.
   - Человек, который отправил меня в Париж, и единственный, у кого есть надежда разобраться в этом беспорядке, - сказала Оже.
   - Лицо кажется знакомым. Как если бы я знал его, - сказал Флойд, пристальнее вглядываясь в изображение.
   - Ты никак не можешь его знать, - сказала она. - Ты никогда с ним не встречался.
   Флойд коснулся своей головы сбоку, словно отдавая честь. - Как скажете, шеф.
   Очки Калискана отразили свет в камеру. - Оже... вы живы. Вы не можете себе представить, как сильно это меня радует. Пожалуйста, передайте мою благодарность Кассандре. Я не смел поверить, что вы выжили после катастрофы на Фобосе.
   - Мы сделали это, сэр. Мы оба так и сделали.
   Она ждала ответа. Секундной задержки было как раз достаточно, чтобы придать разговору определенную неестественность, как будто они оба говорили на языке, на котором ни один из них не чувствовал себя комфортно.
   - Вы оба, Оже? Но Скеллсгард сказала, что дети войны убили Эйвелинга и Бартона до того, как вы помогли ей сбежать.
   - Так они и сделали, сэр. Я с человеком по имени Флойд, который родился на E2.
   Позади Калискана она могла разглядеть нервюры, лонжероны и приборы интерьера кабины космического корабля: современной конструкции трешеров, но гораздо менее совершенной, чем корабль слэшеров, внутри которого она проснулась.
   - Это серьезное событие, - сказал он.
   - Есть еще кое-что, о чем нам нужно поговорить, - сказала Оже. - Вы можете согласовать наш подход с властями Тэнглвуда?
   - Посмотри новости, Оже: там нет никаких властей. Администрация Тэнглвуда сбежала в горы. Мне и так нелегко уклоняться от пиратов и мародеров, а у меня быстрый шаттл.
   - Мои дети в Тэнглвуде.
   - Нет, - сказал он. - Питер забрал их пару дней назад. Как только появилась Скеллсгард, мы начали опасаться, что надвигается что-то плохое. Ваши дети в безопасности.
   - Где они?
   - Питер решил, что лучше никому не говорить. Он сказал, что свяжется с вами, как только ситуация уляжется.
   Оже закрыла глаза и произнесла тихую благодарственную молитву.
   - Сэр, - сказала Оже через мгновение, - у меня важные новости. Есть кое-что, что мне действительно нужно вам сказать. Я знаю, к чему клонила Сьюзен Уайт, и это очень важно. Вы должны действовать сейчас... используйте все свои контакты, чтобы обратиться за помощью, пока не стало слишком поздно.
   - Все в порядке, - сказал Калискан. - Мы выяснили большинство деталей у Скеллсгард. С вашей стороны было удивительно храбро отослать ее обратно таким образом, как вы это сделали.
   - С ней все в порядке?
   - Да, с ней все в порядке. В целости и сохранности.
   Это был еще один долг, который нужно было добавить к общей куче. Ее дети были в безопасности, как и ее маленькая хмурая подруга с Фобоса.
   - Мне все еще нужно поговорить с вами, - сказала она. - Вы можете предложить подходящее место встречи?
   - У меня уже есть место на примете. Это место, куда пираты и мародеры не посмеют последовать за нами. Подозреваю, что даже слэшеры передумают.
   Она точно знала, что он имел в виду, и это напугало ее. - Вы это несерьезно, Калискан.
   - Я более чем серьезен. У того корабля, на котором вы находитесь, есть трансатмосферные возможности?
   Она повернулась к Кассандре. - Ну?
   - Мы можем прилететь. Но путешествие на Землю - это нечто большее, чем просто полет. Корабль трешеров может быть достаточно надежным, чтобы "фурии" не представляли непосредственной опасности, но мы скорее более... восприимчивы.
   - Я думала, у слэшеров теперь есть защита от фурий. Разве не поэтому вы так стремитесь прибрать к рукам Землю?
   - Экспериментальные контрмеры, - сказала Кассандра. - Которых, к сожалению, вынуждена вам сообщить, на этом корабле случайно нет.
   Оже снова повернулась к Калискану. - Никаких игрушек. Она говорит, что корабль не оборудован для защиты от фурий. Нам придется выбрать другое место для рандеву.
   - Скажи ей, чтобы она не волновалась, - сказал Калискан. - Количество "ярости" возле моего назначенного места невелико. Я знаю, потому что у меня есть прямые трансляции со станций мониторинга древностей, расположенных поблизости. У наших врагов не будет этой информации, вот почему они не будут так сильно стремиться атаковать.
   Оже взглянула на Кассандру. - Тебе это кажется разумным?
   - Он говорил о низком счете, а не о нулевом, - сказала Кассандра. - Я не могу рисковать, вводя свой корабль глубоко в атмосферу, особенно с восемнадцатью эвакуированными на моем попечении.
   - Это очень важно.
   - В таком случае, - сказала Кассандра, - нам придется рассмотреть альтернативный способ передвижения.
   - Ты имеешь в виду шаттл "Двадцатого"?
   - На борту осталось не так много топлива, но его все равно должно хватить на перелет туда и обратно.
   - Он может летать сам по себе?
   - Это и не обязательно, - сказала Кассандра. - Я могу позаботиться об этом.
   Оже вернула свое внимание к экрану. - Мы следуем за вами, но нам понадобится несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Не забегайте слишком далеко вперед.
   - Сделайте это так быстро, как только сможете, - сказал Калискан. - И если у вас есть какой-нибудь груз из Парижа, возможно, сейчас не самое плохое время передать его мне. Учитывая то, что произошло вокруг Марса, это может быть последняя партия, которую мы когда-либо увидим.
   - Там не так уж много, - сказала Оже. - Всего лишь несколько коробок, которые робот-змея погрузил на транспорт до того, как нарушилась связь.
   - Вы все еще работаете на Древности. Принесите все, что есть. Затем точно следуйте моей траектории, независимо от того, насколько неэффективно это выглядит.
   - Куда вы нас везете, сэр?
   - На званый ужин, - сказал Калискан. - Мы ужинаем с призраком Ги де Мопассана. Я просто надеюсь, что он не будет возражать против нашей компании.
  

ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

  
   Они попали в атмосферу. Поездка оказалась более трудной, чем ожидала Оже - аэродинамическая эффективность корабля слэшеров была сильно нарушена. По подсчетам Кассандры, корабль потерял тридцать процентов своей массы во время погони, отбрасывая части самого себя, чтобы они служили защитой и приманкой, в то время как основная секция совершала все более отчаянные резкие развороты, уходы в сторону и виражи.
   - Калискан справился с этим? - спросила Оже.
   - Мы все еще отслеживаем его корабль. Он примерно в двадцати километрах впереди нас, сбавляет скорость до сверхзвуковой. Похоже, он направляется в северную часть Европы, а именно...
   - Париж, - сказала Оже. - Это должен быть Париж.
   - Ты, кажется, очень уверена в этом.
   - Да.
   - Кстати, что это было за дело насчет ужина с Ги де Мопассаном? Это еще один ваш коллега?
   - Не совсем, - сказала Оже. - Но мы побеспокоимся об этом, когда доберемся туда.
   - Не возражаете, если я внесу свой вклад? - спросил Флойд.
   - Продолжай.
   - Я действительно знаю Калискана. Я говорил вам, что его лицо мне знакомо - кажется, я узнал его.
   - Знаю, это прозвучит подло, - сказала Оже, пытаясь смягчить свои слова улыбкой, - но ты действительно недостаточно квалифицирован, чтобы иметь мнение о Калискане.
   - Может, и нет, но я все равно знаю это лицо. Я почти уверен, что это тот, кого я встречал, с кем у меня были дела.
   - Ты не мог с ним встречаться. Он все это время находился в пространстве E1. Он никак не мог проскользнуть через портал так, чтобы все об этом не узнали.
   Кассандра наклонилась вперед на своем сиденье. - Возможно, Флойд прав, если он так уверен в своем наблюдении.
   - Не поощряй его.
   - Но если Калискан знал о гиперсвязи с Фобосом, разве не возможно, что он мог совершить путешествие через нее?
   - Нет, - твердо сказала она. - Скеллсгард сказала бы мне, даже если бы никто другой не знал.
   - Если только Скеллсгард не был отдан особый приказ не говорить тебе, - сказала Кассандра.
   - Я доверяла ей.
   - Возможно, она тоже не знала, что происходит.
   - Но если это так, то мы даже не можем быть уверены, что можем дальше доверять Калискану. В таком случае, кому, черт возьми, мы можем доверять?
   - Я все еще доверяю Калискану, - сказала Кассандра. - Мои контакты в разведке никогда не указывали на то, что у него были скрытые мотивы.
   - Они могут ошибаться.
   - Или Флойд мог ошибиться. - Кассандра на мгновение проконсультировалась со своими машинами, затем сказала: - Есть другое возможное объяснение.
   Они оба посмотрели на темноволосую девушку.
   - Ну? - спросила Оже.
   - Согласно имеющемуся у нас биографическому досье на Калискана, у него был брат.
   - Да, - медленно произнесла Оже. - Он рассказал мне о нем.
   - И?
   - Калискан считал, что у меня зуб на слэшеров. Он не считал это оправданным. Он сказал, что если кто-то и имеет право затаить обиду, так это он, из-за того, что случилось с его братом.
   - В биографическом досье говорится, что его брат погиб на заключительных этапах повторной оккупации Фобоса, когда слэшеры были изгнаны, - сказала Кассандра.
   - Да, - подтвердила Оже. - Это то, что он мне сказал.
   - Может быть, он тоже в это верил. Но что, если его брат не умер?
   - Возможно, она права, - сказал Флойд. - Вы знаете, что гиперсвязь была открыта как раз перед повторной оккупацией. Это единственный способ, которым эти дети могли пройти через это.
   - Но брат Калискана не сражался на стороне слэшеров, - сказала Оже.
   - Может быть, они добрались до него, - сказал Флойд. - Может быть, они взяли его в плен и добрались до него позже. Может быть, он проскользнул внутрь в то же самое время.
   - И ты просто случайно столкнулся с этим человеком в E2?
   - Я просто рассказываю тебе о том, что видел.
   - Ты ничего не говорил мне ни о каких детях, - сказала Кассандра.
   - Они не были детьми, - сказал Флойд. - Они были такими же, как ты... - Он сделал паузу. - Только еще уродливее.
   Оже вздохнула. Теперь, когда Флойд выпустил кота из мешка, ничто не могло удовлетворить Кассандру, пока она не получит объяснения. - Неотеническая пехота. Мы называли их "Дети войны". Должно быть, они открыли связь с АКС во время оккупации Фобоса двадцать три года назад.
   - И с тех пор они там и находятся?
   - Сейчас они представляют собой не совсем приятное зрелище.
   - Большинство из них уже умерли бы, - сказала Кассандра. - Эти неотеники первой линии никогда не были рассчитаны на долговечность. Все выжившие, должно быть, близки к концу своей жизни.
   - Они выглядят именно так. От них так и пахнет, - с отвращением сказала Оже.
   - Почему бы тебе просто не рассказать мне, что они там делали? Как я уже сказала, я всегда могу высосать это из твоего мозга, если ты этого не сделаешь. Я бы предпочла этого не делать, но...
   - Все, что у меня есть, - это догадки, - сказала Оже. - Они что-то делали, какую-то машину - кажется, датчик гравитационных волн - для определения физического местоположения АКС. Хитрость заключалась в том, что они должны были построить его с использованием местных технологий.
   Кассандра обдумала это и чопорно кивнула. - И какова цель этих данных, когда они их получили?
   - Чтобы они могли добраться до оболочки снаружи.
   Корабль покачнулся, попав в зону турбулентности. Пол задрожал, словно собираясь вскочить и заключить их в защитные объятия.
   - Что им нужно от АКС? - удивилась Кассандра, нахмурившись.
   - Они хотят обезлюдить его. Они хотят засеять атмосферу дубликата Земли серебряным дождем.
   - Это чудовищно.
   - Геноцид вообще таков. Особенно в таком масштабе.
   - Хорошо, - сказала Кассандра, все еще хмурясь, пока переваривала новую информацию. - Почему бы не доставить "серебряный дождь" по самой гиперсвязи?
   - Они не могут. Существует барьер, который не позволяет чему-либо подобному проникнуть в мир Флойда. Единственный способ проникнуть внутрь - это прокрасться с черного хода.
   - Но остается еще небольшая проблема - пробиться сквозь скорлупу, - сказала Кассандра. - А... подожди минутку. Мы уже обсуждали это, не так ли?
   - Кража накопителя антивещества с "Двадцатого", - сказала Оже.
   - Это их... как ты это назвала? Устройство Молотова?
   - Похоже, что так.
   - Неотеники не смогли бы собрать это воедино сами, - сказала Кассандра. - Они находчивы и умны, но их никогда не учили мыслить стратегически, особенно в течение двадцати трех лет. Должно быть, были и другие, посвященные в тот же план.
   - Мы уже знаем о Найагаре.
   - Но у Найагары не было простых средств общения с неотениками. Эти дети нуждались в руководстве и координации, в ком-то, кто отдавал бы им приказы. Возможно, слэшеры во взрослой фазе, - предположила Кассандра.
   - Нет, - сказала Оже. - Нет, если только они не были готовы жить без своих машин. С детьми войны все было в порядке: они чисто биологические, без имплантатов. Но никто, подобный вам, не смог бы проследовать за ними через цензорное устройство со всеми этими нанотехнологиями, работающими внутри них.
   - Тогда неусовершенствованный человек: нормальное человеческое существо - как брат Калискана.
   - Возможно, если он решил стать предателем.
   - И если был один такой, то вполне могло быть и больше, - сказала Кассандра. - Много людей погибло или пропало без вести во время повторной оккупации.
   - Они все могли бы быть все еще живы, - сказала Оже, - жить в АКС, вмешиваясь в ход истории.
   - Но зачем им вмешиваться? - спросила Кассандра.
   - Чтобы сдерживать события. Чтобы помешать людям Флойда развивать технологии и науку, которые на самом деле могли бы сделать их угрозой их грандиозному плану, как только они осознали свое истинное положение.
   - Учитывая время и накопление случайных изменений, две временные линии в конечном итоге неизбежно разойдутся, - сказала Кассандра. - Как вы можете быть уверены, что имело место сознательное вмешательство?
   - Потому что все это слишком обдуманно. Во временной шкале Флойда никогда не было Второй мировой войны. Тот, кто прошел по гиперсвязи двадцать три года назад, знал достаточно о реальном ходе событий в тысяча девятьсот сороковом, чтобы изменить их. Все, что им нужно было сделать, - это донести нужные разведданные до нужных людей. Точкой расхождения стало немецкое вторжение через Арденны. В нашем графике это было близко к провалу, но союзники никогда не знали, насколько уязвимы были наступающие силы. Никто им не препятствовал. Но в хронологии Флойда они это сделали. Они подняли в воздух бомбардировщики и втоптали эти танки в грязь. Немецкое вторжение во Францию провалилось.
   - Значит, второй глобальной войны никогда не было. Я предполагаю, что благодаря этому были спасены миллионы жизней.
   - По крайней мере.
   - Разве это не делает это довольно хорошим поступком?
   - Нет, - сказала Оже, - потому что эти жизни были спасены только для того, чтобы сейчас могли быть уничтожены миллиарды. Это было чисто клиническое вмешательство. Спасение жизней не имело к этому никакого отношения. Единственной мотивацией было держать этих людей в неведении.
   - Тогда преступление уже совершено. Дети скоро умрут. Но их лидер - или лидеры - должны быть найдены и привлечены к ответственности.
   - Тогда вам нужно найти и убийцу, - сказала Оже, - прежде чем одно преступление станет другим.
   - Союзники Найагары, должно быть, действительно близки к тому, чтобы действовать, - сказала Кассандра. - Они бы не двинулись с места ради лайнера, если бы не были готовы атаковать АКС. Это очень серьезно.
   - Ты это сказала, малыш, - прокомментировал Флойд.
   - Чем больше я думаю об этом, - сказала Кассандра, - тем больше задаюсь вопросом, не является ли вся эта атака на Тэнглвуд и Землю отвлекающим маневром. Они никогда на самом деле не хотели вернуть нашу разрушенную Землю, не так ли? Они всегда нацеливались на более крупный приз.
   - Мы должны остановить их, - сказала Оже.
   - Согласна, - сказала Кассандра. - Но как ты думаешь, Калискан сможет помочь? Как ты думаешь, ему вообще можно доверять, если его брат действительно предатель?
   - Он думает, что его брат умер, - сказала Оже. - Я склонна поверить ему на слово. В любом случае, мы не можем позволить себе не доверять ему. У него есть контакты, в том числе союзники в Политиях.
   - У меня тоже, - сказала Кассандра.
   - Но у Калискана есть политическое влияние. По крайней мере, он может обнародовать план слэшеров и, возможно, пристыдить их, чтобы они не действовали.
   - Это может быть ловушка, - сказал Флойд.
   - Я очень стараюсь не думать о такой возможности, - ответила Оже.
   Лицо Кассандры остекленело, когда она переварила поток информации, касающейся их приближения к Парижу. - Ловушка это или нет, но сейчас мы в самой гуще облаков. Замедление до дозвуковой скорости. Думаю, что это примерно то, куда я хочу опуститься на этом корабле. На мой вкус, плотность частиц уже довольно высока.
   - Можем ли мы выпустить шаттл "Двадцатого"?
   - Сейчас как никогда самое подходящее время, - сказала Кассандра. - Следуйте за мной.
  
   Они с воем проносились сквозь облака, плотные, как уголь, оглашаемые раскатами грома и сверкающие молниями медленными вспышками с розовым оттенком.
   - Все еще отслеживаешь Калискана? - спросила Оже.
   - С трудом, - ответила Кассандра, на мгновение отворачиваясь от антикварной консоли управления. - Вам больше не удалось выяснить, кто такой этот де Мопассан, о котором упоминал Калискан?
   - Да, - сказала она. - Мне кажется, я точно знаю, что он имел в виду. Не имеет значения, если мы потеряем его след - мы все равно сможем добраться до места встречи.
   - Разве он не мог просто сказать тебе, где приземлиться? - спросил Флойд.
   - Калискану нравятся его маленькие игры, - сказала Оже, слегка улыбнувшись. Корпус вокруг них скрипел и стонал, как очень старое кресло.
   - Плотность облаков уменьшается, - сказала Кассандра. - Полагаю, мы почти пережили самые худшие из них.
   За окнами салона серый цвет приобретал стремительный вид, подобный потоку, вызывая ощущение огромной скорости. Корабль прорвался сквозь две или три последние полосы рассеянных облаков, прежде чем выйти в чистый воздух над городом. Это была настоящая парижская ночь, такая темная, какой она никогда не бывает, за исключением тех случаев, когда случался какой-нибудь катастрофический сбой в подаче электроэнергии на землю. Единственными источниками постоянного освещения были искусственные светильники, установленные Древностями на зданиях и башнях или подвешенные к зависшим дирижаблям и платформам для беспилотных летательных аппаратов. Время от времени молнии, мерцающие над облаками, просвечивали сквозь кольцевые узоры, с помощью которых облака сообщались, запечатлевая негативный призрак этих узоров на скованных льдом улицах и зданиях, раскинувшихся внизу.
   Они находились примерно на высоте пяти километров, что было достаточно высоко для панорамного обзора всего города, вплоть до искусственного рва оборонительных сооружений Периферик.
   - Не знаю, понравится ли тебе это, - сказала Оже Флойду, - но добро пожаловать в Париж. Ты никогда не был здесь раньше.
   Флойд посмотрел вниз через маленькие окошки, расположенные в нижней части кабины. - Думаю, это означает, что ты все это время говорила мне правду, - сказал он, изо всех сил пытаясь справиться с чудовищностью этого окончательного осознания.
   - У тебя все еще были сомнения?
   - У меня все еще были надежды.
   Она обратила его внимание на окраину города, где маяки на башнях оборонительных сооружений по периметру последовательно вспыхивали красным и зеленым. - Это Периферик, - сказала она, - кольцо дорог, опоясывающих Париж. В вашей версии города этого не существовало.
   - Что это за стена?
   - Ледяной утес. Он защищен броней из металла и бетона, датчиками и оружием, чтобы не подпускать более крупных фурий, тех, которые достаточно велики, чтобы их видеть. В большинстве случаев это более или менее работает. Но время от времени они все равно проскальзывают, а когда проскальзывают, то быстро приходит помощь.
   В этом и заключалась проблема Парижа: паутина железных дорог и автодорожных туннелей предлагала множество быстрых маршрутов с периметра. Не имело значения, что половина этих туннелей была заблокирована обвалами: враждебные машины всегда находили альтернативный маршрут или прокладывали себе путь в более старую систему водопроводных и канализационных туннелей. Самые маленькие из них могли проскользнуть по телеграфным проводам, оптоволоконным магистралям и газовым трубам. Если бы дело дошло до драки, они могли бы даже пробурить новые туннели самостоятельно. Их можно было остановить - их можно было даже уничтожить, - но не без нанесения неприемлемого ущерба тому самому городу, который исследователи пытались сохранить и изучить.
   - Я многого не узнаю, - сказал Флойд.
   - Ты смотришь на город, застывший более чем на сто лет позже твоего времени, - сказала Оже. - Тем не менее, есть еще некоторые достопримечательности, которые ты должен узнать. Вопрос лишь в том, чтобы научиться видеть их подо льдом.
   - Это как лицо друга под погребальным саваном.
   - Вон изгиб Сены, - сказала Оже, указывая пальцем. - На Новом мосту. Собор Парижской Богоматери и Иль-де-ла-Сите. Теперь ты это видишь?
   - Да, - сказал Флойд с грустью, которая разорвала ее на части. - Да, теперь я это вижу.
   - Не надо слишком сильно ненавидеть нас за то, что мы сделали, - сказала она. - Мы старались изо всех сил.
   Вверху облака колыхались и вздымались со странным, самозабвенным умом. Корабль кренился и рыскал, опускаясь все ниже. - Могу я побеспокоить вас насчет места посадки? - спросила Кассандра.
   - Отведи нас к югу от реки, - сказала Оже. - Видишь этот прямоугольник плоского льда?
   - Да.
   - Это Марсово поле. Выровняй нас по нему и держи высоту в триста метров.
   Она почувствовала, что корабль откликнулся почти прежде, чем она закончила говорить. Серводвигатели издавали хруст и скрежет под ее ногами, когда летные поверхности перемещались.
   - Есть ли что-то значительное в этой области? - спросила Кассандра.
   - Да.
   Именно в этот момент молния пронзила облака и приземлилась очень близко к искореженному обрубку Эйфелевой башни на границе Марсова поля.
   - Вот куда мы направляемся, - сказала Оже.
   - Металлическая конструкция?
   - Да. Доставь нас на верхнюю площадку, как можно точнее.
   - Она наклонная. Не уверена, доверять ли этому металлу?
   - Он выдержит, - сказала Оже. - Перед нами семь тысяч тонн викторианского железа. Если он прожил двести лет подо льдом, я думаю, он выдержит наш вес.
   За два столетия лед поглотил нижнюю треть трехсотметровой башни. Какая-то забытая, никем не замеченная катастрофа унесла верхние семьдесят пять метров в историю, не оставив никаких следов от обломков в раскопанной чаше Парижа. Сохранились первые две смотровые площадки плюс большая часть гораздо меньшей третьей сцены, которая располагалась на наклонном, закрученном штопором обрубке искореженного металла, далеко выступающем в сторону замерзшей Сены.
   - Вижу припаркованный космический корабль на третьем уровне, - сказала Кассандра. - Двигатели все еще горячие. Размер и функция соответствуют типу шаттла, который использовал Калискан.
   - Это наше место встречи. Если он будет вести себя хорошо, то оставит нам достаточно места для парковки
   - Будет тесно, - сказала слэшер.
   - Сделай все, что в твоих силах. Если необходимо, тебе нужно только оставаться на месте, пока мы высаживаемся, или взять Калискана на борт.
   - А господин де Мопассан?
   - Он к нам не присоединится. Он мертв уже почти четыреста лет.
   - Тогда я признаюсь...
   - Маленькая шутка Калискана, - сказала Оже. - Он знал, что я это пойму. Де Мопассан презирал эту башню. На самом деле он так сильно возненавидел это заведение, что настоял на том, чтобы обедать в нем каждый день. Сказал, что это единственное место в Париже, где это не портит ему вид.
   Башня вздымалась под ними, ее искаженный наклон был еще более заметен теперь, когда они парили прямо над третьей ступенью. С этой точки зрения решетчатая металлическая шахта изгибалась внутрь, подобно разрушенному утесу, в то время как дальняя сторона отошла так далеко от предполагаемого угла, что железная конструкция начала изгибаться изогнутыми участками, как собачья шерсть.
   Молния снова ударила совсем близко. Из-за игры тени и света казалось, что все сооружение движется, колышется, как желе.
   - Впусти нас, Кассандра, - сказала Оже. - Чем скорее мы спустимся, тем счастливее я буду.
   Смотровая площадка третьего уровня представляла собой квадратный металлический участок, наклоненный под углом пять-шесть градусов к горизонтали, пронизанный зазубренными стойками оторванных балок и шахтами, которые когда-то поднимали кабины лифтов на вершину башни. Изогнутые металлические перила все еще были на месте по большей части периметра. Шаттл Калискана в форме шипа был припаркован в одном углу, его хвост торчал в пустое пространство.
   - Это его корабль, - сказала Оже. - Ты можешь причалить?
   - Могу попробовать. - Кассандра нажала на несколько рычагов. - Посадочные салазки опущены и зафиксированы. Мы будем сжигать топливо в режиме зависания, но с этим я ничего не могу поделать.
   Корабль завис, скользя из стороны в сторону, пока Кассандра включала сопла с векторной тягой. Они немного снизились, удержались на месте, затем снова снизились. С приближением к платформе обратная волна от двигателей разнесла куски металла по площадке, пробивая перила и перебрасывая их через борта. Затем они сели, посадочные салазки поглотили удар с помощью пневматики.
   Кассандра заглушила двигатели, экономя каждую каплю топлива. - Пока с нами все должно быть в порядке, - сказала она.
   - Хорошая работа, - сказала Оже. - Ты можешь снова открыть канал с Калисканом для твоего следующего трюка?
   - Одну минутку.
   Один из экранов замерцал, затем заполнился чертами Калискана. Он откинул растрепанные седые волосы с блестящего лба. - Вы в безопасности? - спросил он.
   - Да, - сказала Оже, - но я не уверена, что в шаттле осталось достаточно топлива, чтобы мы могли вернуться на орбиту. - Она взглянула на Кассандру, которая сделала нерешительное лицо и двусмысленный жест рукой.
   - Сколько вас на борту? - спросил он.
   - Трое, - сказала она, - плюс груз. Но Кассандра надеется вернуться на шаттле самостоятельно. С вами должны пойти только Флойд и я.
   - Здесь должно хватить места для нас троих и для груза. Как думаете, вы сможете переправиться?
   - Зависит от количества "ярости", - сказала Оже.
   Он отвел взгляд, сверяясь с каким-то скрытым дисплеем. - Она достаточно низка, чтобы не быть проблемой, при условии, что вы носите обычную защитную экипировку. Никаких особых мер предосторожности не требуется. Просто смотрите под ноги.
   - Зачем вы привели нас сюда? Я имею в виду, почему орбита была не самым безопасным местом...
   - Именно из-за количества "ярости", Оже. Большие машины никогда не поднимаются так высоко. Чудовище месье Эйфеля - самое безопасное место в городе.
  

ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ

  
   Флойд и Оже ступили на наклонный пол смотровой площадки третьего уровня. Постоянное движение облаков наверху создавало головокружительное ощущение, что вся конструкция выбрала именно этот момент, чтобы опрокинуться. Флойд никогда не любил высоту, и это затруднительное положение, казалось, заключало в себе все кошмары с оттенком головокружения, которые ему когда-либо снились. Они шли по скользкой, наклонной, шаткой поверхности, испещренной ямами и слабыми местами, почти на высоте трехсот метров в воздухе... во время шторма... в тяжелых костюмах, ограничивающих обзор, с каждым неуклюжим жестом, каждым опасным шагом, они также несли четыре тяжелые коробки, набитые бумагой, книгами и граммофонными пластинками.
   - С тобой все в порядке, Флойд? - спросила Оже. Ее голос звучал пронзительно в водолазном шлеме, который слэшер только что нацепила ей на голову.
   - Скажем так, Оже: когда я в последний раз вставал с постели, шатание по искореженным обломкам Эйфелевой башни точно не входило в мой список дел, которых я должен был достичь к закату.
   - Но посмотри на это с другой стороны, Флойд. Подумай о замечательных историях, которые тебе придется рассказать
   - И подумай о том, как мне будет весело найти кого-то, кто готов мне поверить.
   С ужасающим и очень слышимым стоном напряженного железа палуба внезапно накренилась, угол ее наклона увеличился. Сыпучие обломки полетели в их сторону, визжа по металлическим поверхностям. Флойд нырнул в сторону, уронив при этом одну из коробок. Прежде чем он успел дотянуться до нее, мимо проскользнула балка и зацепилась за бок коробки, увлекая ее за собой. Пока он нащупывал надежную опору - что-нибудь, что помешало бы ему соскользнуть в ту же сторону, что и коробка, - он наблюдал, как она пролетела весь путь до края палубы и вылетела в пустое пространство. Коробка накренилась, рассыпав книги, журналы, газеты и пластинки в воздух над Парижем.
   - Флойд! С тобой все в порядке? - крикнула Оже.
   - Я в порядке, но только что потерял одну из коробок.
   Он услышал, как она выругалась, затем подавила свой гнев. - Ничего не поделаешь. Но все это сооружение выглядит так, словно вот-вот испустит дух. Должно быть, из-за массы кораблей.
   Молния озарила горизонт, ярче, чем раньше.
   - Похоже на сильную электрическую бурю, - заметила Оже. - Я бы действительно хотела убраться отсюда до того, как она прибудет.
   - Я тоже, - с чувством сказал Флойд, выпрямляясь. - Я насмотрелся на этот вид достаточно для одной жизни. Это очень быстро надоедает.
   Корабль Калискана скользнул немного ближе к ним, прежде чем его движение было остановлено препятствием в виде разрушенной шахты лифта, чья усеченная железная клетка торчала из пола. С этого ракурса Флойд разглядел ступенчатый трап, спускавшийся с серебристого острия корабля. Фигура в костюме высунулась на верху трапа, подзывая их ближе рукой в перчатке. Затем фигура начала спускаться по ступенькам, встретив Оже на полпути. Она протянула ему первую из двух своих коробок, затем подождала, пока он погрузит ее в корабль, и передала ему вторую. Затем она вернулась к Флойду и помогла ему с единственной оставшейся коробкой. Он присоединился к ней на приставном пандусе, узнав в лице человека в скафандре то, что он видел на различных экранах слэшеров. Это был Калискан.
   Он провел их на борт в маленькую комнату с двойными дверями размером с кладовую. Наружная дверь закрылась, заглушив шторм, как иглу, выдернутую из пластинки. Коробки были свалены в кучу в одном углу, словно куча хлама, ожидающая, когда ее выбросят.
   Когда они прошли через внутреннюю дверь, Калискан снял свой шлем, показывая, что они должны поступить так же. - У вас получилось, - сказал он, приглаживая свои седые волосы, приводя их в некое подобие порядка. - Это был небольшой штрих, не так ли?
   - Могу я поговорить с Кассандрой? - сказала Оже. - Я хочу сказать ей, чтобы она убиралась отсюда.
   - Конечно. - Калискан провел их в узкую носовую часть своего маленького корабля. Там был сплошной обнаженный металл, трубы и лонжероны, примерно такие же теплые и уютные, как внутри миниатюрной подводной лодки. - Связь все еще открыта. Я прослежу, чтобы ее действия получили соответствующее признание, как только этот беспорядок будет улажен.
   - Кассандра, ты меня слышишь? - сказала Оже.
   - Громко и отчетливо.
   - Спасай себя. С этого момента мы можем сами о себе позаботиться.
   - Калискан может вытащить тебя оттуда? - спросила она.
   Калискан наклонился, чтобы попасть в поле зрения камеры. - Я позабочусь о них, не волнуйтесь.
   Теперь, когда он увидел Калискана во плоти, Флойд был более чем когда-либо уверен, что встречал его - или, возможно, его брата - раньше. Все еще одетый в большую часть своего скафандра, Калискан наклонился, чтобы заглянуть в круглый иллюминатор в борту своего корабля. - Почему она не взлетает? Разве она не знает, насколько нестабильна эта структура?
   Снова сверкнула молния, окрасив лицо Калискана резкими бликами, как на отретушированной фотографии.
   - Шторм приближается, - заметил Флойд.
   - Кассандра, - спросила Оже, предполагая, что связь все еще открыта, - есть проблема?
   Не последовало даже потрескивания в ответ. Экран был пуст. С обеспокоенным выражением на лице Калискан занял свое положение пилота и начал переключать управление, сначала методично, но со все возрастающей настойчивостью. - Что-то не так, - сказал он через минуту после этого.
   - Проникновение "ярости"? - спросила Оже с явной тревогой в голосе.
   - Нет... все показатели выглядели низкими.
   - И что теперь?
   - Все отключено, включая мониторы. Корабль переключен на резервное питание - только основные функции. - Он кивнул в сторону иллюминатора. - Учитывая возраст корабля, на котором вы прибыли, Кассандра, возможно, испытывает те же трудности.
   - Но если это не фурии... - начала Оже.
   Сверкнула еще одна молния, ярче, ближе и яростнее, чем раньше. Металлический грохот потряс смотровую площадку, передав ударные волны по припаркованному кораблю. Это было похоже на проходящий товарный поезд.
   - Я не знаю, что там происходит, - сказала Оже, - но мы должны убраться отсюда до того, как разразится шторм, или эта башня рухнет, или и то, и другое.
   - Некоторое время мы никуда не пойдем, - сказал Калискан. - Я не думаю, что это вспышки молнии.
   - Если это не вспышки молнии... - начала Оже, и во рту у нее внезапно пересохло от страха.
   Когда Флойд мельком увидел ее лицо, выражения ее лица было достаточно, чтобы вселить в него страх Божий. - Что это? - спросил он, протягивая к ней руку.
   - Выжженная земля, - сказала Оже. - Это началось. Ракетный обстрел с орбиты.
   - Боюсь, она права, - сказал Калискан. - По-моему, эти вспышки скорее похожи на ядерные удары. В сотнях километров отсюда... но они, кажется, приближаются. Это может быть преднамеренным, а может и нет.
   Оже закрыла лицо руками. - Как будто мы и так недостаточно облажались на этой планете.
   - Давай побеспокоимся о планете позже, - сказал Флойд. - Прямо сейчас в приоритете наши шеи. Как нам выбраться из этой штуковины? Почему корабли не работают?
   - Повреждение электромагнитным импульсом, - сказал Калискан. - Эти корабли спроектированы трешерами с большой опорой на электрические подсистемы. Они не созданы для того, чтобы терпеть подобные вещи.
   Флойд понятия не имел, о чем говорит Калискан, но предположил, что это серьезно. - Они снова полетят?
   - Не знаю, - сказал Калискан, продолжая работать с приборами управления, как будто они могли вернуться к жизни в любой момент. - Некоторые системы пытаются восстановиться, но они продолжают падать, потому что другие системы не просыпаются. Если я смогу изменить последовательность перезагрузки... - Его пальцы с маниакальной скоростью заплясали по клавиатуре, в то время как бледные цифры и символы колоннами маршировали по подвешенному к потолку экрану.
   - Продолжайте попытки, - сказала Оже, снова надевая шлем. - Я собираюсь посмотреть, повезет ли Кассандре еще больше.
   - В этом нет необходимости, - сказал Флойд, оглядываясь через иллюминатор на другой корабль. - Она уже на пути сюда.
   - Ты уверен?
   - Посмотри сама. Должно быть, она решила, что оставаться на борту слишком рискованно.
   Кассандра надела один из других стандартных скафандров из аварийного инвентаря шаттла. То ли наклон палубы ухудшился, то ли шторм усилился, потому что она почти не могла идти, сгорбившись, как старуха со скрюченной спиной, делая каждый шаг с мучительной осторожностью. Время от времени какой-нибудь зазубренный металлический обломок скользил по палубе или рассекал воздух, едва не задевая ее.
   - Осторожнее... - вздохнул Флойд. Он оглядел тесные помещения корабля Калискана, пытаясь представить, как они все поместятся внутри в том маловероятном случае, если машину удастся убедить летать.
   - Похоже, ядерные удары немного ослабли, - сказала Оже, наблюдая за происходящим из другого иллюминатора. - Может быть, там, наверху, все еще есть кто-то, у кого есть хоть капля здравого смысла.
   - Не рассчитывайте на это, - сказал Калискан.
   Смотровая площадка снова накренилась, угол наклона стал еще круче. Флойд почувствовал ужасное начало скольжения, когда корабль Калискана потерял сцепление с металлической обшивкой.
   - Мы сползаем, - сказал он, чувствуя, как в животе у него скручивается тошнотворное чувство.
   Но затем внезапно они снова замерли, и угол наклона палубы, казалось, выровнялся. Он посмотрел на Оже, а затем на Калискана, но не увидел на их лицах ничего, что указывало бы на то, что они тоже понимают, что происходит.
   - Кассандра почти здесь, - сказал Флойд. - Опусти еще раз этот пандус, ладно?
   Но затем Кассандра замедлила свое приближение. С явным усилием она выпрямилась, несмотря на рев шторма, и посмотрела на что-то слева от себя. Флойд проследил за ее взглядом, насколько позволял ограниченный угол обзора иллюминатора, и увидел, что заставило ее остановиться.
   - Тебе действительно нужно это увидеть, - сказал он.
   - Что? - ответила Оже с другой стороны кабины.
   - Иди сюда и посмотри сама.
   Он подождал, пока ее лицо не оказалось рядом с ним, глядя в тот же иллюминатор.
   За краем смотровой площадки в поле зрения тяжело поднималось что-то гигантское. Оно было огромным, выпуклым и мерцало таинственными огнями, расположенными в виде изгибов, спиралей и загадочных символов, которые наводили на мысль о светящихся отметинах какого-то титанического морского чудовища со щупальцами, поднимающегося из глубин и возвышающегося над каким-то несчастным маленьким суденышком. Кассандра вырисовывалась силуэтом на фоне этой движущейся горы света, ее руки были слегка раскинуты, словно в приветствии - или молитве.
   - Калискан, - заметила Оже, - я думаю, только что прибыла помощь.
   Калискан оглянулся через плечо, в то время как его руки продолжали работать с приборами управления. - Что ты сказала?
   - Сбоку от башни висит значительный кусок оборудования слэшеров.
   Калискан отошел от пульта управления и занял место Флойда у иллюминатора.
   - Чертова тварь, должно быть, последовала за нами, - сказал Флойд.
   - Кассандра идет к нему, - сказала Оже.
   Калискан вернулся к своему пульту управления, позволив Флойду занять свое место рядом с Оже. - Что она делает? - задумался он.
   - Не знаю, - ответила Оже. - Полагаю, вполне возможно, что она пытается связаться с...
   Множество линий света вырвалось из орудийного порта во вздутом брюхе чудовищного корабля. Они пронзили Кассандру, как солнечные лучи сквозь облако, пригвоздив ее к месту, даже когда ее крошечное тело затанцевало, как флаг. Затем лучи света исчезли, и Кассандра все еще была там, но с рваными дырами, прорезавшими ее насквозь. Она рухнула на землю, а затем порыв ветра отбросил ее скрюченное тело к краю палубы. Ее безвольное тело перекатывалось с конечности на конечность, как тряпичная кукла, затем распласталось по остаткам перил, как белье, вывешенное сушиться.
   Резкие белые вспышки прочертили горизонт.
   Огромный корабль начал поворачиваться, поворачиваясь, чтобы привести какую-то другую часть своей конструкции в соответствие со смотровой площадкой. По оценкам Флойда, он был размером с "Гинденбург" или авианосец. Возможно, больше. Такой штуке не пристало просто висеть в небе.
   Лицо Калискана было серьезным. - Похоже, они пришли за одним из вас - или за обоими.
   - Это вы привели их сюда? - спросила Оже.
   - Нет. Я пытался уберечь вас от них. У них должны быть необходимые контрмеры от фурий. Или же они хотят чего-то так сильно, что готовы рискнуть чем угодно, чтобы это получить.
   Корабль слэшеров теперь повернулся к башне своей длинной стороной. Флойду вспомнился музейный экспонат, который он когда-то видел: глубоководный кальмар, законсервированный в формальдегиде, с щупальцами, свернутыми в одно штопорное лезвие. Корабль обладал примерно такой же функциональностью, как кинжал. Огни и символы на его боках, казалось, лежали под слоем полупрозрачного желе. Корабль подползал все ближе, похожий на полосу светящегося тумана.
   - Это не имеет смысла, - сказала Оже. - Я не знаю ничего об их планах, чего бы они сами еще не знали. И все же, если бы они хотели убить нас, они бы уже могли это сделать.
   - Тогда, возможно, я был неправ, - сказал Калискан с внезапной настойчивостью. - Возможно, в конце концов, их интересуешь не ты. Или Флойд, если уж на то пошло.
   - Тогда остается только одно, - сказал Флойд. - Если это не мы и это не ты, тогда это должно быть что-то, что мы принесли с собой.
   - Груз, - сказала Оже.
   Калискан в последний раз поиграл с кнопками управления, а затем пренебрежительно махнул рукой. - Снова наденьте шлемы и найдите место, где можно спрятаться снаружи, на смотровой площадке.
   - Они найдут нас, - сказал Оже.
   - Они наверняка найдут вас на борту этого корабля. Снаружи, во время шторма и электрических помех, у вас есть шанс остаться в живых до прибытия подкрепления.
   Оже взвесила все варианты. - Думаю, он прав, Флойд, - неохотно заключила она.
   - У вас нет времени проходить через воздушный шлюз, - сказал Калискан. - Мне придется взорвать наружную дверь, как только вы окажетесь в нем. - Он сунул руку под сиденье и достал сглаженную штуковину, похожую на автоматический пистолет Сальвадора Дали. - Возьмите это, - сказал он, протягивая его Оже. - Уверен, вы сможете разобраться, как им пользоваться.
   - А как насчет вас? - спросила она.
   - У меня есть запасной. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы прикрыть вас, пока вы не доберетесь до укрытия.
   - Спасибо. - Оже засунула пистолет за пояс своего скафандра, затем помогла Флойду надеть шлем. До него снова донесся ее голос, тонкий и жужжащий из-за внутреннего микрофона шлема. - Там должны быть лестницы, ведущие на следующий уровень, - сказала она. - Мы попытаемся найти их.
   - Идите, - сказал Калискан. - Сейчас.
   Флойд первым прошел через взорванную дверь. Он сильно ударился о металлический настил, чуть не упав лицом. Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть появляющуюся Оже, молния заморозила выражение ее лица за стеклом шлема.
   - С этого момента нам лучше соблюдать радиомолчание, - сказала она. - Держись рядом со мной, и мы сможем кричать, если нам нужно, чтобы услышать друг друга.
   Светящаяся стена корабля слэшеров подтолкнула смотровую площадку, заставив ее покачнуться. Этому чудовищу ничего не стоило бы пробить башню насквозь, разбив ее, как деревянный причал.
   - Оже, у тебя есть какие-нибудь идеи...
   - Флойд, - прошипела она. - Не сейчас. Они почти наверняка прослушивают электромагнитный трафик.
   Они передвигались пригнувшись, как крабы, используя обломки в качестве укрытия, перебегая от тени к тени. Когда они достигли того, что, по-видимому, было верхним входом в лестничный колодец, Оже тронула его за плечо и указала сквозь искореженную груду балок и листового металла на огромное зрелище корабля. Она прижала палец к подбородку своего шлема, подавая ему знак замолчать.
   Сбоку открылся дверной проем, образуя подъемный мост через промежуток между зависшим кораблем и краем смотровой площадки. Из светлого проема двери появились фигуры, всего их было шесть. Они медленно шли по импровизированному мосту. Они носили свои собственные скафандры - бесшовные сгустки высокоотражающей брони, которые постоянно менялись, как будто были сделаны из ртути. Отделение добралось до смотровой площадки и осторожно ступило на наклоненную платформу. Они шли прямо, и единственным признаком нерешительности была обдуманность, с которой они делали каждый шаг, прежде чем перейти к следующему.
   Оже толкнула Флойда ниже. Он переминался с ноги на ногу, пока не наткнулся на одну из рельефных металлических ступенек, ведущих вниз. Он не хотел думать, как далеко уходила вниз эта лестница - или не уходила, если уж на то пошло.
   Она коснулась своим шлемом его шлема. Сквозь стекло доносился ее голос: она выключила радио. - Мы должны спуститься ниже.
   - Я хочу посмотреть, чего эти ребята хотят от Калискана.
   - Оставь это, Флойд. Разве ты не видишь, что он нас не подставлял?
   - Малыш: кто-то нас подставил, и у меня были сомнения насчет Калискана с того момента, как я его увидел.
   - Ну, может быть, кто-то подставил Калискана, - сказала Оже. - Это что-то меняет?
   Люди в серебристых костюмах рассыпались веером, прокладывая себе путь через лабиринт ловушек на поверхности платформы. Они были связаны друг с другом сетью очень тонких серебряных нитей, выдавленных из их доспехов. Она образовывала подвижную кошачью колыбель, парящую над палубой на высоте головы и соединенную с каждым человеком тульей его шлема.
   Калискан появился у входа в свой корабль с пистолетом в руке. Используя край двери в качестве прикрытия, он прицелился в ближайшую троицу наступающих мужчин и выстрелил в них из пистолета. Линия яркого света вырвалась из дула, соединившись с человеком посередине. Его серебряная броня испарилась в мгновение ока, обнажив сутулую человеческую фигуру. Калискан нырнул назад, что-то отрегулировал на своем пистолете, а затем произвел еще один выстрел, целясь в незащищенного мужчину. Правая рука мужчины распухла в локте, и он согнулся пополам от боли. Но прежде чем Калискан смог выстрелить снова, серебряная броня двух невредимых мужчин по обе стороны от него стала рассеиваться, увеличиваясь в размерах, пока не образовала защитный плащ вокруг их товарища.
   Калискан снова приготовил пистолет и направил еще один пронзительный луч на слившиеся воедино серебряные фигуры. Но теперь их броня сопротивлялась его атаке: увеличивалась в размерах, ярко мерцала, но не рассеивалась. Флойд задавался вопросом, когда они собираются нанести ответный удар, вместо того чтобы просто смаковать его. Не успел он подумать об этом, как с зависшего корабля сорвался луч света, пронзив голову Калискана.
   Он рухнул на землю рядом со своим кораблем, пистолет выскользнул у него из пальцев.
   Флойд догадался, что это ответило на его сомнения относительно этого человека.
   Шестеро мужчин получили только одно ранение. Пока первая группа переступала через тело Калискана и осматривала его корабль, трое других пробирались вдоль края платформы, пока не добрались до Кассандры, ее тело все еще безвольно свисало с перил.
   Оже похлопала Флойда по локтю и жестом показала "вниз". Флойд жестом попросил ее подождать, разрываясь между страхом и настоятельной необходимостью узнать, чем интересуются мужчины. Они знали, что Кассандра мертва. Почему ее труп так сильно их обеспокоил?
   Самый яркий взрыв за все время разорвал горизонт. Флойд зажмурился, но все равно видел все в негативном свете, когда яркий свет пробивался сквозь металлическую конструкцию. Несколько секунд спустя он почувствовал, как вся башня задребезжала в ритме проходящего товарного поезда.
   - Приближаются, - сказала Оже. Ее рука лежала на гладком оружии, которое дал ей Калискан, но она еще не сняла его с пояса.
   Он рискнул еще раз взглянуть на смотровую площадку. Три фигуры столпились вокруг распростертого тела Кассандры. Их серебристые доспехи слились воедино и теперь из области груди торчало толстое растопыренное щупальце шириной с бедро. Мерзким ищущим движением щупальце коснулось Кассандры в разных местах, мягко, методично, словно пытаясь вызвать какой-то последний проблеск жизни.
   - Что они ищут? - спросил он с тошнотой.
   - Не знаю, - ответила Оже.
   Три фигуры, как одна, отступили назад. Серебряное щупальце внезапно набрало силу, метнулось назад, прежде чем вонзиться в грудь Кассандры. Группа сделала еще один шаг назад и, сделав это, сняла пронзенное тело с перил. Затем щупальце сделало движение, слишком быстрое, чтобы за ним можно было уследить, и пронзенное копьем тело разлетелось на пять или шесть частей.
   Окровавленное щупальце вползло обратно в связанное с ним тело. Трое мужчин оставались слитыми воедино еще мгновение или два, а затем броня начала разделяться, снова разделяя их на отдельные сущности. Они огляделись, отошли друг от друга и снова принялись обыскивать палубу.
   - О чем бы они ни говорили, они еще не закончили, - сказала Оже. Она вытащила гладкий пистолет и прижала его к груди, готовая к использованию.
   Флойд посмотрел вниз. Должно быть, она уже поняла, что лестница не дает выхода. Она заканчивалась менее чем в дюжине ступеней под ними, бесполезно повисая над пустым пространством. До смотровой площадки второго уровня было не менее тридцати метров, и единственными возможными путями к ней были шахта лифта (при условии, что она тоже не была разрушена) или балки, образующие опоры самой башни.
   Они никуда не собирались уходить.
   Флойд оглянулся на корабль Калискана. Две фигуры поднялись на борт, в то время как одна ждала снаружи. Флойд похлопал Оже по плечу, предупреждая ее о происходящем, как раз в тот момент, когда один из мужчин появился с коробкой. Минуту спустя второй мужчина достал две другие коробки с артефактами.
   Флойд оглянулся на остальных троих. Они оставили останки Кассандры там, где они упали: что бы они ни искали, они, очевидно, не нашли этого ни на ее теле, ни внутри него.
   Он вернул свое внимание к остальным, чувствуя, как Оже устраивается поудобнее, поднимая серебристый пистолет немного выше. Двое мужчин стояли снаружи с тремя коробками, в то время как третий снова вошел внутрь.
   - Осторожнее, - прошипел он Оже.
   Затем он заметил неподалеку кое-что новое: металлическое пятно в воздухе, похожее на тысячу мерцающих пчел, которые каким-то образом двигались к башне вопреки силе ветра. Он вздрогнул, подумав, что это должно быть как-то связано с людьми, которые убили Кассандру и Калискана. Но пятно приближалось к ним, совершая серию хитрых бросков и финтов, наводя на мысль, что оно так же, как и они, стремилось избежать внимания поисковой группы. Оказавшись совсем рядом с Флойдом и Оже, оно нависло над ними, скрывшись в том же укромном месте. Мерцающая масса изгибалась и текла, образуя краткие узоры и формы.
   Флойд мягко тронул Оже за плечо и обратил ее внимание на танцующую фигуру. Она тоже вздрогнула - до этого момента она этого не замечала - и направила на него пистолет. Пятно нервно отпрянуло, но не отступило за пределы лестничного пролета. Пистолет задрожал в руке Оже, но она удержалась от выстрела. Затем, очень медленно, она опустила дуло, пока оно больше не было направлено на пятно.
   В течение четырех или пяти секунд ничего не происходило.
   Затем пятно метнулось к ней, обволакивая ее шлем. Оже замахала руками в ореоле мерцающих звезд, пытаясь отмахнуться от них. Она вскрикнула от ужаса или боли, и ее резко заставили замолчать. Флойд в ужасе наблюдал, как облако мерцающих предметов уменьшается в размерах по мере того, как одно за другим они проникали в ее шлем.
   Затем Оже внезапно стала очень неподвижна.
   Лестничный колодец затрясся, расшатывая ржавые засовы, уходящие в бесконечное пространство под ними. Тонны металла с грохотом обрушились вниз через проржавевшие места на смотровой площадке, падая вниз и ударяясь о нижние пределы башни. Визг и стоны агонизирующего металла разносились по ночи.
   Что-то оборвалось внутри Флойда. Прежде чем Оже успела среагировать, он разжал окоченевшие пальцы ее руки и вынул пистолет. Пистолет, казалось, стремился подчиниться, извиваясь из ее хватки в его руку почти как живой. В его собственной руке, затянутой в перчатку, она казалась такой хрупкой, словно была сделана из алюминиевой фольги.
   Оже никак не отреагировала. Теперь она была совершенно неподвижна, созвездие мерцающих огоньков роилось за стеклом ее шлема.
   Значит, они все-таки добрались до нее. Он предполагал, что скоро они сделают то же самое с ним. С этой башни не было выхода, и трое искателей скоро настигнут их. Если он будет ждать, то, возможно, не останется времени даже на жест неповиновения, каким бы тщетным он ни был.
   Иногда жест - это все, что вам было позволено.
   Он направил пистолет на ближайшую серебристую фигуру и нажал на похожий на сосок выступ, который, как он надеялся, был спусковым крючком.
   Пистолет ускорился в его руке, извиваясь, как угорь, и выплевывая что-то взрывчатое. Странные доспехи фигуры развеялись, как пепел на ветру. Флойд выстрелил снова, выбив кусок из незащищенного слэшера. Он упал на палубу, затерявшись среди нагромождения сломанного и искореженного металла.
   Теперь остальные пятеро объединили усилия. Трое возле корабля Калискана подошли достаточно близко друг к другу, чтобы их доспехи слились воедино, в то время как другая пара объединила свои собственные доспехи и начала приближаться к троице. Флойд снова поднял пистолет, целясь в большую группу. Снова он дрогнул в его руках, и снова серебряные доспехи рассеялись, уносимые мерцающими вихрями. Но на этот раз повреждения были гораздо менее значительными, поскольку комбинированная броня образовала своего рода укрепляющий щит.
   Рядом с ним Оже наконец пошевелилась. - Отдай мне пистолет, - сказала она.
   Она взяла его у него, не дожидаясь ответа. Она быстро скорректировала настройки, затем выскочила из своего укрытия и выстрелила из пистолета с нечеловеческой скоростью и точностью, выпуская очередь за очередью, пока ствол не стал ярким, как расплавленное железо. Ее выстрелы лишь изредка были нацелены на наступающий отряд. Она целилась в основном в сам корабль, стреляя по его орудийным портам.
   Она отступила в укрытие. - Я выиграла для нас немного времени. Надеюсь, этого достаточно.
   - Безопасно ли разговаривать?
   - На данный момент. Мое подкрепление глушит их связь и работу сенсоров.
   - Ваше подкрепление?
   - Это потребует небольшого объяснения.
   Флойд посмотрел вниз как раз вовремя, чтобы увидеть размытую полосу света, пробивающуюся сквозь раздвинутые опоры башни, между вторым и третьим уровнями. Он проследил за движением, насколько мог, вглядываясь сквозь темную сложность балочных конструкций, и разглядел еще одну движущуюся группу огней, затенявшую первую. Флойд проследил за изящными, изгибающимися формами, когда они поднимались по дуге выше, достигая вершины, прежде чем развернуться и нырнуть обратно к основанию башни. Они двигались так быстро, что оставляли в воздухе волнистые линии, всасывающие вихри, которые втягивали в себя сыпучий мусор.
   - Пожалуйста, объясните, - сказал он.
   - Я постараюсь. Ты видел, что только что произошло?
   - Ты имеешь в виду, что умираешь?
   - Никто не умер. Особенно Оже. Но сейчас говорит не Оже.
   - Ты хорошо себя чувствуешь, малыш?
   - Ты разговариваешь с Кассандрой, - сказала она. - Крошечные машины, которые ты видел, принадлежат мне.
   - Но мы видели, как ты умирала.
   - Ты видел, как умерло мое тело. Но машины вышли вовремя. Они покинули мое тело в момент смерти, прежде чем агрессоры Найагары смогли подчинить их себе и допросить. Теперь они используют Оже в качестве аварийного хозяина.
   - Ты только что... сделала это?
   - В этом нет ничего тривиального, - сказала она с оттенком самозащиты. - Эти машины могут кодировать и передавать не более чем тень моей личности и воспоминаний. Поверь мне, смерть - это не то, к чему я отношусь легкомысленно, особенно здесь.
   Флойд снова поднял глаза, уверенный, что серебристые люди уже могли бы убить его, если бы таково было их намерение. Но они остановили свое медленное продвижение. Они колебались, зажатые между своим кораблем и добычей, которую искали.
   - Может быть, нам стоит поговорить об этом позже, - сказал он.
   - Я хотела, чтобы ты знал, что происходит, Флойд. Я буду продолжать контролировать Оже, пока мы не выберемся из этой передряги. Тогда она сможет решить, что хочет со мной делать.
   - Какие у нее будут варианты?
   - Она может продолжать укрывать меня, пока мы не найдем подходящего хозяина в Политиях, или она может приказать мне уйти, и я умру. Что бы ни случилось, уверяю тебя, с ней ничего не случится.
   - Она дала на это свое разрешение?
   - Не было времени спрашивать. Дела, как ты, несомненно, заметил, зашли в тупик.
   Огромный корабль слэшеров подвергся нападению. Корабли поменьше - по крайней мере, два из них - обстреливали его полосами режущего света. Свет выбил болезненные черточки в глазах Флойда, как будто кто-то резал их бритвами. Он заставил себя отвести взгляд.
   - Это ваша кавалерия? - спросил он.
   - Да. Я запросила помощь, как только мы покинули Марс, но не знала, сколько кораблей смогут откликнуться.
   - Мы собираемся победить в этом поединке?
   - Это уже совсем близко.
   Более крупное судно сопротивлялось. Прищурившись, Флойд рискнул взглянуть мельком, наблюдая, как параллельные линии света вырываются из неповрежденных орудийных портов вдоль его флангов, соединяясь в воздухе с атакующими. Все три корабля, участвовавшие в сражении, защищали себя подвижными щитами: изогнутыми листами полупрозрачного материала, которые перемещались от одной части корпуса к другой, изгибаясь и перетекая, чтобы приспособиться к изменяющейся форме под ними. Куда бы ни попадал луч, один из щитов вставал на место, поглощая урон, светясь по краям, как бумага, готовая вспыхнуть пламенем. Через несколько секунд щит вспыхивал светом и рассыпался на миллион маленьких искорок, которые дождем сыпались вниз, к Марсову полю.
   Постепенно, однако, стало ясно, что больше всего повреждений получил большой корабль. Движения его щита становились все более неистовыми, но все еще слишком вялыми, чтобы парировать стремительные атаки меньшего корабля. На трети пути по его длине взрыв разорвал полупрозрачную оболочку, сморщив ее лепестковыми складками, как выходное отверстие от пули. Сквозь разрез просвечивали яркие сетки механизмов. Меньшая цепочка взрывов последовала друг за другом к хвостовой части корабля. Светящиеся символы под полупрозрачным слоем начали деформироваться и растекаться, теряя четкость.
   - Он умирает - сказала Кассандра, говоря через Оже.
   Квинтет серебристых фигур распался на отдельных людей, разорвав связи между их доспехами. Трое из них бросились к коробкам с грузом, забрали их и направились к трапу, ведущему обратно на поврежденный корабль. Двое других продолжили свою неспешную прогулку по направлению к Флойду и Оже, казалось, не заботясь ни о том, что происходило с их соотечественниками, ни об их единственном средстве спасения.
   Подъездная рампа скользила взад-вперед, пока терпящий бедствие корабль изо всех сил пытался удержаться на месте рядом с башней. На мгновение показалось, что трое серебристых людей оступятся и упадут в пропасть, забрав с собой груз. Каким-то образом им это удалось, они ворвались внутрь, когда трап медленно откинулся назад, внутрь корабля, подобно смыкающейся челюсти насытившегося кита.
   Новые взрывы прогремели по всей длине корабля. Хвост теперь свисал ниже носа, как будто - нелепо - он набирал воду. Один из атакующих кораблей тоже получил смертельный удар и медленно терял высоту, из пробоины в его борту поднимался чернильно-черный дым - или, по крайней мере, что-то очень похожее на дым. Флойд следил за его снижением, по мере того как он постепенно терял высоту по закручивающейся смертельной спирали, пока, наконец, не взорвался где-то недалеко от Монпарнаса.
   Двое серебристых людей почти добрались до верха лестницы. Через несколько секунд они окажутся в пределах легкой видимости Флойда и Оже.
   - А теперь послушай меня, Флойд.
   - Я слушаю.
   - Нам нужно уходить. Я отправила небольшие группы машин в оба шаттла, пытаясь восстановить некоторую степень контроля.
   - И что?
   - Оба корабля начинают просыпаться от электромагнитного импульса. Наша лучшая надежда - шаттл Калискана: он меньше, быстрее и с меньшей вероятностью будет обнаружен средствами перехвата.
   - Тогда чего же мы ждем?
   На другой стороне разрушенной смотровой площадки что-то привлекло внимание Флойда к сражающемуся кораблю. В его задней части открылась щель, и что-то вылетело наружу, быстро перемещаясь и набирая скорость с каждой секундой. Сначала он предположил, что это какое-то новое, последнее оружие. Но шарообразный предмет продолжал подниматься, извергая огонь с одного заостренного конца.
   - Что это было?
   - Машина для экстренной эвакуации. Но кто бы ни был в нем, далеко он не уйдет.
   Единственный оставшийся маленький корабль резко отделился от более крупного судна, явно пытаясь перехватить другое транспортное средство. Между двумя судами произошла короткая перестрелка, прежде чем спасательный аппарат пробился сквозь геометрически текстурированное одеяло облаков. Облака озарила резкая вспышка, за которой последовал протяжный раскат грома. Сквозь разрыв в облаках Флойд на мгновение увидел, как "Пип" прокладывает себе путь обратно к орбите, рассекая ночь подобно падающей звезде.
   - Ты хочешь это переосмыслить?
   - Дальше они не продвинутся. Перехватчики в околоземном пространстве позаботятся о них.
   Главный корабль больше не мог сохранять позицию. Он накренился на сорок пять градусов, изрыгая дым и пламя, на его корпусе лихорадочно плясали перемешанные символы. Он начал вращаться, приводя свои нижние конечности в соприкосновение с одной из четырех основных опор, поддерживающих смотровую площадку. Вся конструкция скользнула вбок на несколько метров, сопровождаемая ужасным металлическим треском. Через щель, где заканчивалась лестница, Флойд увидел тонны металлоконструкций, несущихся вниз в сторону Парижа. Но умирающий корабль еще не был мертв. Он все еще вращался, упираясь в то, что осталось от стоек башни. Последовал еще один рывок - почти достаточный, чтобы выбросить их из узкого убежища лестничного пролета.
   - Смотрите, - ошеломленно сказал Флойд.
   Маленькое зазубренное суденышко Калискана соскользнуло с края посадочной площадки и, падая, ударилось о башню. Шаттл уменьшался, крошечный, как яйцо, переваливаясь с конца на конец и время от времени ударяясь о решетчатые металлические опоры башни. Где-то у самого дна он взорвался огненным шаром с прожилками, похожим на мозг. Флойд почувствовал, как башня раскачивается с большей силой, чем когда-либо прежде. Другой припаркованный корабль - тот, на котором они прибыли, - съехал к середине палубы из-за изменения угла наклона, но потребовалось бы всего лишь еще одно движение, чтобы он перевалился через край.
   - Взрыв убрал наш предпочтительный путь к отступлению, - сказал Флойд.
   - Тогда нам придется пересесть на другой корабль. Мы узнаем, способен ли он летать, только когда доберемся туда. К тому времени у нас не будет возможности вернуться в это укрытие.
   - Я готов рискнуть.
   - Тогда пошли.
   Оже покинула лестничный пролет, Флойд неотступно следовал за ней по пятам. Они крались навстречу переменчивой силе ветра, ныряя за препятствия так часто, как только могли. Оже снова воспользовалась пистолетом, стреляя из него с той же нечеловеческой точностью, которую она демонстрировала раньше. Иногда она даже не смотрела в ту сторону, куда стреляла, но ей все равно удавалось безошибочно попадать в цель. Оружие нанесло лишь поверхностный урон двум оставшимся членам поисковой группы - либо у него кончился заряд, либо люди усилили свою броню, - но, по крайней мере, у них больше не было зависшего корабля, который мог бы им помочь. Вместо этого они надвигались на шаттл "Двадцатого" и протягивали щупальца серебристого света из своей объединенной брони, чтобы заблокировать доступ к двери. Щупальце изгибалось и извивалось в воздухе, его кончик расширялся, образуя более эффективную преграду. В то же время еще одна пара более тонких щупалец поползла по воздуху к Оже и Флойду, повиснув над ними, как два ослабевших троса. Оже продолжала стрелять, целясь как в щупальца, так и в основное тело, из которого они появились. Ее точность по-прежнему была на высоте, но даже Флойд мог сказать, что она стала более бережливо относиться к стрельбе. Это было все, что она могла сделать, чтобы отбиться от двух щупалец над ними.
   - Они определенно ослаблены, - сказала она между вдохами. - Они не могут бесконечно расширять свою броню. К сожалению, у меня заканчиваются заряды.
   Они были всего в дюжине шагов от шаттла, временно укрывшись за грудой обвалившегося металла. Дверь все еще была заблокирована изгибающейся формой главного щупальца. У них не было ни малейшего шанса пройти через него живыми, особенно после того, что броня сделала с Кассандрой.
   - Мы не можем сдаваться, - сказал Флойд.
   - Мы и не собираемся этого делать. Но этих контролируемых всплесков недостаточно. У меня в оружии осталось достаточно заряда для шести выстрелов при нормальной мощности разряда. Я собираюсь взорвать все это за один раз. Это приведет к разрыву оружия, но сейчас это не имеет значения.
   - Делай все, что должна.
   - Это их не убьет, - сказала она. - Это только собьет ветер с их парусов.
   Она внесла необходимые коррективы в оружие. - Что бы ни случилось, - сказала она, - я хочу, чтобы ты со всех ног бежал к этому воздушному шлюзу. Забирайся внутрь корабля и не болтайся поблизости, если я не буду позади тебя.
   - Я никуда не пойду без тебя.
   - Машины позаботятся о тебе. Будем просто надеяться, что до этого не дойдет.
   Щупальца взметнулись над ними, а затем начали вытягиваться вниз, сужаясь по мере опускания до острых, похожих на рапиры лезвий.
   - Что бы ты ни собиралась делать, - сказал Флойд, - сейчас самое подходящее время для этого.
   Она подняла пистолет, держа его на расстоянии вытянутой руки, и прицелилась в слитое тело слэшеров. Пистолет выстрелил точно так же, как и раньше, но с гораздо большей интенсивностью. Луч света ударил в соединенные фигуры, выпаривая слои брони во вспышке горячего серебра. Затем сам пистолет вспыхнул светом, взорвавшись в руке Оже. Она держалась до тех пор, пока не закончился разряд, а затем с воем гнева или боли отшвырнула расплавленную, плюющуюся жидкость прочь.
   - Беги! - крикнула она.
   Прежде чем оружие погибло, оно явно причинило серьезный вред двум слэшерам. Их броня колыхалась, колеблясь вокруг них, как желе. Щупальца с острыми краями втянулись обратно в основную массу, в то время как щупальце, охранявшее дверь, было отсечено и билось, как обезглавленная змея. Дверь шаттла теперь не охранялась. Флойд бросился к ней и потянул вниз массивную полосатую ручку, которая, очевидно, предназначалась для открывания двери снаружи. К его облегчению, дверь скользнула вверх, углубляясь в корпус и впуская его в небольшой отсек, где осуществлялся обмен воздухом. Он оглянулся через плечо, ожидая, что Оже в любой момент прижмется к нему.
   Но ее там не было. Она едва сдвинулась с того места, откуда стреляла из пистолета. Она лежала на боку, одна рука в перчатке превратилась в обгоревшую черную развалину на том месте, где пистолет уничтожил сам себя. Она ползла по железному настилу, болезненно преодолевая сантиметр за сантиметром.
   - Флойд, - произнесла она с явным трудом. - Уходи сейчас же.
   - Я не оставлю тебя здесь.
   - Я позабочусь об Оже. Просто убирайся отсюда.
   Он оглянулся на остатки поисковой группы. Один из них - мужчина, которого Калискан ранил ранее, - теперь лежал на полу, лишенный доспехов. Оставшийся объем брони сгрудился вокруг другого слэшера, но было что-то нервное и несовершенно скоординированное в том, как она текла и придавала себе форму, как будто броня тоже была повреждена. Но отрубленный кусок все еще извивался и хлестал себя по спине, возвращаясь к основной массе. Когда он доберется туда, броня, вероятно, снова станет прочнее...
   Флойд покинул шаттл и побежал через смотровую площадку к Оже.
   - Убирайся отсюда, - сказала она.
   Он опустился на колени и поднял ее. Это было почти непосильно для него - они оба были одеты в тяжелые костюмы, а Флойд точно не тренировался для такого рода занятий.
   - Никто никого не бросает, - сказал он, пытаясь перенести ее вес на свои руки, чтобы они оба не упали, когда он встанет. - Я заметил, что ты не спешила расставаться с Оже так, как поступила со своим собственным телом.
   - Мое тело принадлежало мне, и я могла его отбросить, - сказала она. - Это просто не делается с кем-то другим.
   Пошатываясь, Флойд встал на ноги и направился обратно к ожидавшему его кораблю. - Даже если это убьет тебя? - выдохнул он, от напряжения его дыхание стало прерывистым.
   - Не разговаривай, Флойд. Просто иди.
   Он добрался до двери шаттла и опустил Оже во внутреннюю камеру. Он протиснулся в то же тесное пространство и нашел аналог полосатой ручки, за которую потянул снаружи. Он дернул ее вниз и подождал, пока дверь сама опустится.
   Внизу, у основания башни, потерпевший крушение корабль слэшеров наконец-то достиг земли. Когда дверь скользнула вниз, Флойд наблюдал, как он умирает, уткнувшись носом в лед и пламя. Туша развалилась сама по себе, расцветившись тысячей миниатюрных взрывов. Рядом с ним сочувственно задребезжала башня, еще больше сместив свою шаткую надстройку.
   - Думаю, что Ги де Мопассан вот-вот исполнит свое предсмертное желание, - сказал Флойд.
  
   Он в последний раз взглянул на башню и Марсово поле, когда шаттл взмыл в облака. Мощные взрывы разорвали то, что осталось от корпуса потерпевшего крушение корабля Политий. Идеально круглые ударные волны понеслись прочь от места происшествия, к защитному периметру. Париж задрожал. Медленно, как какой-нибудь огромный раненый жираф, башня начала окончательно разрушаться. Одна из опор, поддерживающих палубу третьего уровня, подогнулась, разлетевшись на миллион железных осколков. Остальные три опоры не могли поддерживать то, что осталось от конструкции, хотя в течение нескольких секунд казалось, что они могли бы. Но теперь начался процесс, который мог иметь только один результат. После столетий безвыходного положения гравитация одержала победу над искореженными железными балками и ржавыми железными болтами. Башня начала наклоняться сильнее, и оставшиеся опоры медленно начали прогибаться под противоречивыми нагрузками. Стотонные балки вырвались на свободу, со звоном упав в пустое пространство, как подброшенные игральные карты. Когда тысячи тонн металла врезались в землю, завеса из измельченного льда поднялась в воздух на сотни метров. Это служило своего рода ширмой, скрывавшей последние мгновения существования башни. Флойд увидел, как третья смотровая площадка накренилась в эту белизну, охваченная вспышкой зазубренной молнии, а затем он отвел взгляд, какая-то часть его не смогла досмотреть до конца.
   Он решил, что, несмотря на все его недостатки, предпочитает свой собственный Париж.
   Было так обидно, что он никогда больше этого не увидит.
  

ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ

  
   - Понимаю, что обстоятельства могли бы сложиться лучше, - сказал человек в белой капитанской форме, сверкающей эполетами и косичками на рукавах, - но я все равно хочу, чтобы вы чувствовали себя на этом корабле как дома.
   Тунгуска предложил Флойду сигару из маленького деревянного хьюмидора. Флойд отказался от сигары, но принял рюмку виски. Они сидели в мягких креслах в роскошно обставленной гостиной того, что было либо океанским лайнером, либо дирижаблем, либо трансатлантической летающей лодкой. Через квадратные окна была видна только омытая дождем темнота, а монотонный гул двигателей был достаточно неразборчивым, чтобы можно было использовать любую из возможностей. Потолочные вентиляторы перемешивали воздух над ними, вращаясь с натужной медлительностью.
   Флойд выпил половину своего виски. Оно было не самым вкусным, что он когда-либо пробовал, но все равно это скрасило его день. - Какие новости по Оже? - спросил он.
   - Она стабильна, - сказал Тунгуска. - Физическая травма, нанесенная неисправным оружием, была легко устранена, и обычно не вызвала бы никаких трудностей.
   - Но в данном случае?
   - У нее был шок. Вполне возможно, что она умерла бы без вмешательства машин Кэсси. Как бы то ни было, машины укрепили свою власть над ней. Это похоже на кому.
   - Как долго она собирается оставаться в таком состоянии?
   - Боюсь, что точно сказать нельзя. Даже когда один из нас добровольно соглашается стать хозяином чужих машин, это все равно процесс, чреватый подводными камнями. Такого рода переход в полевых условиях, который Кассандра провела в Париже... - Капитан в качестве иллюстрации повел сигарой в сторону. - Это было бы трудно, даже если бы Оже была другим слэшером, с годами подготовки и необходимыми структурами, уже присутствующими в ее голове, готовыми принять новые модели. Но Оже всего лишь человек. В довершение всего она была ранена вскоре после захвата контроля.
   - Если бы Кассандра не забралась в нее, мы бы оба погибли там, внизу, не так ли?
   - Более чем вероятно. - Тунгуска взял себе еще одну сигару, отрезав кончик хитроумной маленькой серебряной гильотиной. Он не курил первую сигару и, похоже, даже не понимал ее основной функции, кроме как социальный аксессуар. - По той же причине Кассандра умерла бы без Оже в качестве носителя.
   - Я не думаю, что она сама вызвалась на эту работу.
   - Поверьте мне, - сказал Тунгуска, - переговоры в определенной степени состоялись, какими бы мимолетными они ни были. Это не по этикету - захватывать чужую голову, независимо от того, что за кризис.
   - Каковы сейчас шансы Кассандры?
   - Лучше, чем они были бы без хозяина. Ее машины выжили бы, но ее личность начала бы распадаться без закрепляющего эффекта физического разума.
   - И что теперь?
   - У нее есть шанс побороться. - Для пущей убедительности он ткнул сигарой вперед. - Благодаря Оже.
   - Думаю, Оже недооценила вас, - сказал Флойд.
   - Она недооценила некоторых из нас. Что касается остальных, то она была, к сожалению, совершенно права в своем мнении.
   Флойд уже рассказал Тунгуске все, что мог, о заговоре слэшеров. Несомненно, он ошибся в некоторых деталях и был расплывчатым в отношении других вещей, которые Оже поняла бы лучше. Но Тунгуска ободряюще кивнул и задал, как ему казалось, более или менее правильные вопросы в нужном порядке.
   - Что теперь будет? - спросил Флойд.
   - С Оже? Мы будем держать ее под наблюдением до тех пор, пока не сможем определить подходящего нового хозяина для машин Кассандры. Не совсем ясно, что они делают с Оже, но я думаю, нам лучше пока оставить их на произвол судьбы.
   - Но с ней все будет в порядке?
   - Да. Однако будет ли она когда-нибудь совсем прежней... ну, это уже другой вопрос.
   Флойд взял свой бокал и кивнул. Не было никакого смысла стрелять в гонца, когда Тунгуска делал все, что мог. - Перед тем, как мы покинули Париж, - сказал он, - Кассандра сказала, что отдала приказ перехватить спасательное судно.
   - Мы получили приказ, - сказал Тунгуска.
   - Мне просто было интересно, в чем тут дело. Вы, ребята, поймали свою добычу?
   Тунгуска оглянулся по сторонам, словно проверяя, что в пределах слышимости больше никого нет. - Не совсем так. Похоже, что один из кораблей-перехватчиков был не на нашей стороне. Тот, у которого было больше всего шансов поймать спасательный корабль, просто... позволил ему проскользнуть сквозь сеть. - Он широко растопырил пальцы. - Прискорбно.
   - Вы не можете позволить этой штуке сбежать.
   - Мы сделали все, что могли, но в окололунном пространстве, в пределах одной из наших временных сенсорных теней, его ждал другой, более быстрый корабль. Очень умно.
   - А этот более быстрый корабль - насколько он велик?
   - Достаточно большой, чтобы вместить устройство с антивеществом от "Двадцатый век Лимитед", если это то, что вас интересует, - сказал он. - Мы не можем быть уверены, что это то же самое судно, которое участвовало в захвате, но учитывая все другие факторы... что ж, это кажется более чем вероятным. Кстати, мы связали этот корабль с Найагарой.
   - Вы должны остановить его.
   - К сожалению, это сложно. Его корабль уже на скоростной траектории, направляется к порталу Седны.
   - Так перехватите его, - сказал Флойд.
   - Мы уже пробовали это. Похоже, что союзники Найагары контролируют портал. В течение дня у нас там будет военное присутствие - достаточное, чтобы вытеснить агрессоров, - но не раньше, чем этот корабль войдет в гиперсеть.
   - И тогда мы их потеряем, - тяжело произнес Флойд.
   Тунгуска поерзал на своем сиденье, кожа застонала, когда он уселся поудобнее. - Не обязательно. Мы, по крайней мере, знаем, что корабль направляется к порталу Седны, и мы знаем, где этот портал выходит. В дальнем конце есть три портала - Найагаре придется воспользоваться одним из них. Если мы сможем достаточно крепко держаться у него на хвосте, то, возможно, сможем прочитать сигнатуры активации портала и определить, в какую кроличью нору он забрался. В этот момент мы рискнем войти в гиперсвязь, пока другой корабль все еще находится в пути. Это неортодоксальная процедура даже для кораблей Политий, и нам придется отключить контроль безопасности на порталах, чтобы вообще попытаться это сделать. Но, по крайней мере, мы сможем пройти часть пути к Найагаре, если не больше.
   - От этого будет много пользы.
   - Это лучше, чем отворачиваться сейчас. Корабль Найагары - большой корабль, быстрый в движении по прямой, но он не сможет совершать переходы от портала к порталу так быстро, как мы. Это, пожалуй, наше единственное преимущество.
   - И вы до сих пор понятия не имеете, в какой уголок космоса направляется Найагара?
   - Вообще никакого, - сказал Тунгуска. - Это, к сожалению, та часть, в которой мы еще не разобрались. Полагаю, у вас не было никаких блестящих идей?
   - Если вам нужны яркие идеи, - сказал Флойд, - вы определенно обратились не к тому парню.
   Когда они допили свои напитки, Тунгуска повел Флойда по лабиринту обшитых панелями коридоров в его каюту. - Это немного, - сказал слэшер, открывая дверь в спальню, которую Говард Хьюз мог бы использовать для тренировки приземления.
   - Я справлюсь, - сказал Флойд, дотрагиваясь до тиковой обивки двери. - Неужели все это реально?
   - Совершенно точно, - сказал Тунгуска. - У нас большой корабль, и мы можем позволить себе перераспределить некоторые ресурсы для вашего комфорта. Если нам снова понадобятся эти ресурсы, я сделаю все возможное, чтобы честно предупредить вас.
   - Спасибо... я думаю, - сказал Флойд. - Насчет Оже?
   - Вас известят, как только что-нибудь произойдет.
   - Я бы хотел ее увидеть.
   - Сейчас?
   - Возможно, через некоторое время.
   - Она все равно не сможет с вами поговорить, - предупредил Тунгуска.
   - Я знаю, - сказал Флойд, - но хочу, чтобы она знала, что кому-то не все равно.
   - Понимаю, - ответил Тунгуска, ведя его в комнату. - Вы принесли немалую жертву, приехав сюда, не так ли, мистер Флойд?
   - Я делал и похуже.
   - Но вы должны понимать, что нет никакой гарантии, что вы когда-нибудь вернетесь домой.
   - Я не знал этого, когда помогал Оже сбежать.
   - Возможно, и нет. Но повлияло бы это знание как-нибудь на ваши действия?
   Флойд на мгновение задумался над этим, пытаясь ответить правдиво. - Может, и нет.
   - Сомневаюсь, что это имело бы значение. Возможно, я не очень хорошо разбираюсь в человеческих характерах, но подозреваю, что вы сделали бы точно такой же выбор, даже если бы полностью осознавали последствия. - Тунгуска ласково похлопал его по спине. - И я нахожу это весьма достойным восхищения. Вы бы бросили все - мир и людей, которых любите, - ради другой человеческой жизни.
   - Ну, пока не возводите меня в ранг святого, - сказал Флойд. - У меня возникла идея, что было бы хорошо помочь Оже вернуться домой. Это был своего рода эгоизм. И у меня все еще есть шанс совершить обратное путешествие.
   Несколько мгновений Тунгуска пристально изучал его, нежно поглаживая пальцем тяжелый изгиб его подбородка. - Вы имеете в виду, если мы точно определим местоположение АКС?
   - Да.
   - Что ж, это достаточно верно. Но все еще остается небольшая проблема - проникнуть внутрь. Агрессоры попытаются применить свое устройство из антивещества, которого может быть достаточно, а может и недостаточно для взлома АКС. Мы, с другой стороны, сделаем все от нас зависящее, чтобы помешать им сделать это. Если мы сможем взорвать устройство с антивеществом преждевременно, это то, что мы сделаем.
   Флойд не продумывал все до такой степени детально. Тунгуске не нужно было более четко объяснять, что это вполне может превратиться в самоубийственную миссию, если это был единственный способ предотвратить попадание серебряного дождя на E2.
   - Мне жаль, - добавил Тунгуска, увидев реакцию Флойда.
   - И для меня нет другого пути внутрь, не так ли?
   - Насколько нам известно, ничего подобного. Конечно, если АКС когда-нибудь окажется в нашем распоряжении, у нас будет все время в мире, чтобы найти способ проникнуть внутрь... но это единственное, чего нет у вас.
   - Вы должны сделать все возможное, чтобы остановить "серебряный дождь", - сказал Флойд. - Это то, ради чего мы с Оже рисковали своими шеями. Это то, за что погибли Сьюзен Уайт, Бланшар и Кассандра, а также все другие невинные люди, которые были вовлечены в это.
   - Мы все еще можем надеяться на удовлетворительный исход, - сказал Тунгуска, придав своему голосу натянутую нотку оптимизма. - Я просто говорю, что мы должны быть готовы к худшему.
  
   Тунгуска оставил Флойда одного в его каюте, в то время как корабль мчался через систему к взломанному порталу. Флойд бродил по огромному помещению, изучая его параметры, как лабораторный хомяк. Здесь было достаточно уютно, и было очевидно, что хозяева приложили немало усилий, чтобы он чувствовал себя как дома. Но у него было мучительное подозрение, что он был бы счастливее, если бы увидел голую реальность корабля в том виде, в каком она предстала перед его обычными обитателями. Вблизи интерьер и обстановка комнаты были такими же схематичными, как и в гостиной. Это было похоже на прогулку по чьему-то смутному сну наяву. Вместо того чтобы расслабить его, это вывело из себя.
   У письменного стола стоял огромный старый вертикальный радиоприемник с вырезанным на дереве рисунком восхода солнца вокруг решетки динамика. Он включил его, поиграл с диском настройки. Там всегда вещал только один канал. На нем человек сообщал обновляемую информацию о состоянии дел в системе, уделяя особое внимание событиям внутри портала и вокруг него, к которому они направлялись. Диктор по радио говорил, растягивая слова, как комментатор скачек, перемежая свой монотонный диалог маленькими колокольчиками, свистками и перезвонами ксилофона. Это не было настоящим новостным репортажем - Флойд сам во многом разобрался за очень короткое время. В 1939 году это прозвучало бы устаревшим и фальшивым. Это был краткий обзор реальной ситуации, составленный таким образом, который должен был его успокоить.
   Он слушал радио около часа, и это было примерно столько, сколько он мог вынести. Корабль Найагары достиг портала и успешно вошел в него. Опасения, что агрессоры могут попытаться свернуть портал после того, как их инжектировали, оказались необоснованными, по крайней мере, на данный момент. Одна из теорий заключалась в том, что оставшийся технический персонал отказался выполнять приказы свернуть горловину. Другой заключался в том, что коллапс горла будет отложен до последней минуты, прежде чем умеренные восстановят контроль над порталом, так чтобы у волны коллапса не было времени догнать корабль Найагары и повредить его. Третья возможность заключалась в том, что агрессоры решили оставить портал открытым, несмотря на риск преследования. Закрытие его поставило бы под угрозу возможность будущего доступа к АКС, сделав всю их схему бессмысленной. Они хотели стерилизовать E2, а затем подвести всех остальных к мысли, что это было правильным поступком. А потом, предположительно, они хотели поговорить о свободной недвижимости.
   Флойд выключил радио и снова подумал об Оже. Прошло меньше недели с тех пор, как она вошла в его жизнь. И все же он не мог представить, что проведет хоть мгновение оставшейся жизни без нее. Все остальные заботы казались ничтожными по сравнению с необходимостью ее выживания.
   Вскоре Тунгуска вернулся, чтобы повидаться с ним. - Хорошие новости, Флойд - Оже добивается прогресса.
   - Вы нашли другого хозяина?
   - Пока нет. Машины Кассандры, похоже, весьма заинтересованы в том, чтобы закрепиться, по крайней мере, на данный момент. Возможно, они решили остаться внутри Оже до тех пор, пока этот кризис не разрешится.
   Флойд встал. - Могу я ее увидеть?
   - Я сказал, что она делает успехи, - сказал Тунгуска с сочувственной улыбкой. - Я не говорил, что она была в здравом уме.
   - Сколько времени пройдет, прежде чем она придет в сознание? - спросил он, снова плюхаясь на кровать.
   - К тому времени, когда она будет готова к приему посетителей, мы будем уже далеко внутри портала. - Тунгуска держал в руках коробку, битком набитую тем, что Флойд сначала принял за бумаги. - До тех пор мне придется попросить вас о терпении.
   Флойд воспринял эту информацию со всем изяществом, на какое был способен. - Хорошо. Я думаю, нет смысла спорить.
   - Боюсь, вообще никакого. Мы принимаем близко к сердцу интересы Оже, но не меньше нас беспокоит благополучие Кассандры. - Он подошел к кровати, на которой сидел Флойд, и поставил коробку у его ног. - А пока я подумал, что это может сделать ваше пребывание здесь немного более сносным.
   Флойд посмотрел вниз. Коробка была полна пластинок: этикетки и вкладыши, которые он наполовину узнал. - Откуда вы это взяли? - недоверчиво спросил он.
   - Груз, который вы привезли с E2, - сказал Тунгуска, выглядя довольным собой.
   - Но я думал, мы его потеряли.
   - Да, потеряли. Это копии, восстановленные по сканированиям оригинального груза. Вы можете поблагодарить Кассандру за эту конкретную предусмотрительность.
   Флойд извлек одну из пластинок. Семьдесят восемь оборотов: Луи Армстронг с креольским джаз-бэндом "Кинг Оливер" играет "Куранты-блюз". Оригинал, с этикеткой Дженнетт, в отличном состоянии стоил кучу денег. У Флойда была поцарапанная копия, которая стоила немного меньше. Тем не менее, он по-прежнему играл ее тысячу раз, пытаясь разобраться в басовых движениях Билла Джонсона.
   Это была более новая копия, на лейбле переиздания, но все равно не та, которую Флойд видел раньше. Конверт был сделан из странного скользкого материала, похожего на мокрое стекло. - Это сделали вы? - спросил он, растирая странную бумагу между пальцами.
   - Это было достаточно просто, учитывая имеющуюся информацию.
   Флойд приподнял конверт, позволив диску выкатиться ему в руки. Он был очень легким, как будто спрессованным из кости каракатицы. Казалось, что он должен был разлететься на тысячу кусочков при малейшем прикосновении.
   - Я даже не был уверен, что вы, люди, все еще слушаете музыку. Оже, похоже, это не очень понравилось. Как и Сьюзен Уайт.
   - Оже вообще говорила об этом?
   - Я все собирался спросить ее, но помешали события. В чем дело, Тунгуска? Рассматривается ли здесь музыка как примитивный вид искусства, подобный наскальной живописи или резьбе по кости?
   - Не совсем, - сказал Тунгуска. - Мы по-прежнему слушаем музыку в Политиях, хотя это несколько иной вид музыки, чем та, с которой вы, вероятно, сталкивались. Но у Оже и ее соотечественников просто нет возможности слушать музыку вообще. Видите ли, это была наша вина. Мы украли у них музыку.
   - Как вы можете украсть музыку, Тунгуска?
   - Вы создаете вирусное оружие. От вашего внимания не могло ускользнуть, какую центральную роль музыка играет в моральном состоянии нации, находящейся в состоянии войны. Теперь представьте, что вы убираете это одним махом. Мы уже разработали вирусное оружие, которое могло бы убить их всех, если бы ему позволили заразить достаточное количество хозяев. Но мы не хотели их убивать: мы хотели обратить их в нашу собственную идеологию, чтобы усилить нашу собственную численность. Кроме того, смертельный вирус довольно сложно распространить на широкую сферу боевых действий. Как только люди начинают умирать, вводится карантин, для пресечения распространения принимаются жестокие меры. Поэтому наши мыслители ушли и заново отточили свое оружие, чтобы атаковать ту часть разума, которая связана с языком, думая, что у такого вируса будет больше шансов распространиться до того, как его последствия будут замечены.
   - Отвратительно, - сказал Флойд.
   - Но все равно неудовлетворительно, - продолжил Тунгуска, его голос был таким же размеренным и невозмутимым, как всегда. - Наши прогнозы показали, что конечным результатом по-прежнему будут десятки миллионов смертей, поскольку общество, основанное на среде обитания, распалось бы из-за отсутствия связи между ключевыми работниками. Итак, наши мыслители снова переработали оружие. То, что они придумали, было Амузыка: вирус, подключенный к определенным областям правого полушария мозга, аналогичным тем очагам левого полушария мозга, которые связаны с восприятием и порождением языка. Это сработало прекрасно. Жертвы Амузыки теряют всякое чувство музыки. Они не могут этого сделать, не могут это спеть, не могут это насвистеть, не могут на этом сыграть. Они не могут даже слушать это. Для них это больше ничего не значит: просто какофония звуков. Для некоторых это очень болезненно.
   - Тогда Оже... а Сьюзен Уайт?
   - Амузыка очень быстро распространилась по обществу трешеров. К тому времени, когда кто-нибудь заметил, что происходит, было уже слишком поздно что-либо с этим делать. Даже сейчас в обращении находятся мутантные штаммы вируса. И из-за того, как было разработано оружие, как только оно у вас появится, вы передадите его своим детям... и детям ваших детей. Это будущее, Флойд: мир без музыки для большинства из них.
   - Большинство из них?
   - Это коснулось не всех. Один из тысячи избежал его последствий, хотя мы до сих пор не знаем почему. Они считают себя очень удачливыми. Их ненавидят и им завидуют в равной мере.
   - Но если вы можете убрать музыку... разве не можете вложить ее обратно?
   Тунгуска снисходительно улыбнулся. - Мы пытались, в духе наведения мостов. Но добровольцы, естественно, неохотно соглашаются на еще большее нейронное вмешательство. Большинство трешеров не доверили бы нам вправлять сломанную ногу, не говоря уже о том, чтобы перестроить свой разум. И те немногие, кто делает это добровольно... что ж, результаты не были поразительно успешными. Если они вспоминают, как когда-то звучала музыка, они жалуются, что сейчас она звучит бледно и неэмоционально. Возможно, они правы.
   - Или, возможно, они просто чувствуют то же, что и все мы, - сказал Флойд. - Никто никогда не отнимал у меня музыку, но будь я проклят, если она когда-нибудь будет звучать так же хорошо, как раньше, когда мне было двадцать.
   - Признаюсь, у меня тоже было такое подозрение. Но, учитывая тот вред, который мы причинили, самое меньшее, что мы можем сделать, - это дать этим людям возможность усомниться. Возможно, все-таки чего-то не хватает.
   - А как насчет ваших людей? Если этот вирус повсюду, разве вы не должны были подхватить его к настоящему времени?
   - Так бы и случилось, если бы машины, кишащие в наших телах и разумах, не давали вирусу распространяться. - Тунгуска колебался. - Теперь, когда мы затронули эту тему, Флойд, я должен предупредить вас, что, поскольку у вас самого нет этих машин...
   - Этот вирус может проникнуть на борт в любой момент, когда ему заблагорассудится.
   - Вероятно, в данный момент вы в безопасности, - сказал Тунгуска. - Вам нужно будет подвергнуться воздействию более чем одного носителя, прежде чем у вируса появится шанс утвердиться. Но если бы вы остались в системе - свободно перемещаясь в обществе трешеров, - тогда вирус в конечном итоге нашел бы вас.
   Флойд посмотрел на диск, его собственное отражение сияло ему в ответ. - Тогда я бы утратил музыку, точно так же, как это случилось с Оже?
   - Если только вам не посчастливилось быть единственным из тысячи, кто может противостоять вирусу... тогда да, я бы сказал, что это было более или менее гарантировано.
   - Спасибо, - сказал Флойд. - Я рад, что вы мне сказали.
   Тунгуска выглядел немного озадаченным. - "Спасибо" было не совсем той реакцией, которую я ожидал. Ненависть и осуждение, возможно, но не благодарность.
   - Поздновато для осуждения, вам не кажется? Что сделано, то сделано. У меня не складывается впечатления, что вы особенно гордитесь тем, что сделано.
   - Нет, - сказал Тунгуска с искренним облегчением в голосе. - Мы, безусловно, не гордимся этим. И если бы мы могли что-нибудь сделать, чтобы загладить свою вину...
   - Может быть, как только вы покончите с этой маленькой войной, - предположил Флойд, - тогда вы сможете подумать о том, чтобы снова восстановить некоторые из этих мостов. Но сначала мы должны остановить Найагару.
   - В грузе было что-то, что ему было нужно, - сказал Тунгуска. - И он знал, что искал. Мы - нет. Было бы достаточно сложно попытаться найти его, даже если бы груз все еще был у нас или если бы у Кассандры было достаточно времени, чтобы просканировать содержимое с более высоким уровнем разрешения.
   - Подождите, - сказал Флойд, снова переворачивая пластинку. - Если у нее не было времени детально осмотреть груз, откуда взялась эта копия?
   - Кассандра сделала все, что могла, а это значит, что книги, журналы и другие журналы не были подвергнуты той проверке, которой она, возможно, желала. Но записи? На самом деле сделать голографическое сканирование канавки было довольно просто. Это намного проще, чем сканировать бумажный документ с микроскопическим разрешением в поисках какого-то скрытого сообщения.
   Флойд наклонил конверт в одну и в другую сторону. - Но если бы здесь было скрытое сообщение, вы бы тоже его пропустили.
   - Скрытое сообщение, вроде координат АКС? Да. Но вы уже знаете, что для указания этой позиции потребуется лишь небольшое количество данных. Несколько цифр... их легко спрятать где угодно.
   - Тогда это бесполезно.
   - Я просто подумал, что записи помогут скоротать время. Учитывая, как сильно вы любите музыку...
   - Да, - сказал Флойд. - Очень даже. И этот жест оценен по достоинству. Но без чего-то, на чем можно было бы их воспроизвести...
   - Ну же, - сказал Тунгуска с игривым блеском в глазах. - Вы же не думаете, что я бы забыл об этом, не так ли?
   Он смотрел на что-то позади Флойда, на прикроватном столике рядом с радиоприемником Санрайз. Флойд обернулся. Там стоял граммофон, хороший, там, где минуту назад его определенно не было.
   - Это довольно хороший трюк, Тунгуска, - сказал он, улыбаясь.
   - Наслаждайтесь музыкой, Флойд. Я вернусь, когда у меня будут какие-нибудь новости.
   После того, как он ушел, Флойд вставил диск в проигрыватель граммофона и опустил в канавку иглу с алмазным наконечником. Она с хрустом встала на свою дорожку, а затем стало тихо, если не считать случайного щелчка статических помех. Затем заиграла музыка, труба Армстронга без усилий заполнила комнату, пианино Лил Хардин было ярким, чистым и прохладным, как дождь в жаркий день. Флойд улыбнулся - всегда было приятно слушать Сачмо, независимо от времени и места, - но в музыке было что-то такое, что не могло поднять ему настроение. Возможно, он был слишком обеспокоен Оже и всем остальным, чтобы позволить музыке произвести желаемый эффект. Но даже в его старой поцарапанной копии Дженнетт была жизнь, которой не хватало в этой версии. Где-то между Парижем и кораблем Кассандры из музыки вырвалась какая-то существенная искра. Флойд снял пластинку с проигрывателя и вернул ее в конверт. Он порылся в коробке, нашел другие джазовые записи и попробовал некоторые из них, прежде чем отказаться от упражнения. Возможно, дело было не столько в записях, сколько в проигрывателе или акустике комнаты, но что-то было не так. Это было все равно что слушать, как кто-то почти насвистывает мелодию.
   Хорошая попытка, Тунгуска, - подумал он.
   Флойд откинулся на спинку кровати, скрестив руки за головой. Он снова включил радио, но новости были все те же.
  
   - Вы можете поговорить с ней сейчас, - сказал Тунгуска. - Но, пожалуйста, отнеситесь ко всему спокойно. Она через многое прошла за последние пару дней.
   - Я буду обращаться с ней в лайковых перчатках.
   - Конечно. Кстати, Флойд, как у вас продвигаются дела с этими записями?
   - Это действительно хорошая мысль, - сказал Флойд.
   - Как в том смысле, что "важна мысль"?
   - Извините, Тунгуска, но с ними что-то не так. Может быть, этому граммофону нужна новая игла. Или, может быть, это только мне кажется.
   - Я просто хотел, чтобы вы чувствовали себя как дома.
   - И я ценю этот жест. Но не беспокойтесь обо мне, ладно? Я справлюсь.
   - Вы храбро смотрите на вещи, Флойд. Я восхищаюсь этим.
   Тунгуска провел его в ярко-белую палату послеоперационной палаты.
   - Я оставлю вас с ней наедине, - сказал Тунгуска. - Машины дадут мне знать, если у нее возникнут какие-либо трудности.
   Он отступил назад сквозь белую стену, которая плотно сомкнулась за ним, как бланманже.
   Оже находилась в состоянии полусонного бодрствования, сидя в постели, а вокруг ее головы и верхней части тела мерцал туман из серебристых машин. Она увидела, как он направляется к кровати, и, несмотря на свою очевидную усталость, выдавила улыбку.
   - Флойд! Я думала, они никогда не позволят тебе увидеть меня. Я начала сомневаться, действительно ли с тобой все в порядке.
   - Я в порядке, - сказал он, садясь на подставку в форме поганки рядом с кроватью. Он взял одну из ее рук и погладил пальцы. Он ожидал, что она отстранится, но вместо этого она крепче прижалась к нему, как будто ей нужен был этот момент человеческого контакта. - Тунгуска хотел, чтобы у тебя было немного тишины и покоя, пока ты не соберешься с мыслями.
   - Такое чувство, что я нахожусь здесь уже сто лет, и все это время у меня звенит в голове.
   - Теперь тебе лучше?
   - Немного. Однако у меня все еще такое чувство, будто в моем черепе находится небольшое дискуссионное общество, проводящее свое ежегодное собрание.
   - Машины Кассандры, я полагаю. Ты помнишь, что произошло, не так ли?
   - Не все. - Она откинула с глаз прядь влажных от пота волос. - Я помню смерть Кассандры... но больше ничего.
   - Ты помнишь, как ее машины просили разрешения разбить лагерь в твоей голове?
   - Помню, что была очень напугана чем-то, но знала, что должна сказать "да" и что у меня не было много времени, чтобы все обдумать.
   - Ты совершила очень смелый поступок, - сказал Флойд. - Я горжусь тобой.
   - Я надеюсь, это того стоило.
   - Так оно и было. По крайней мере, на данный момент. Ты знаешь, где находишься?
   - Да, - сказала она. - По крайней мере, как только я понимаю, что есть что-то, чего я не знаю, информация, кажется, всплывает у меня в голове. Мы вернулись на корабль Кассандры, за исключением того, что теперь шоу ведет Тунгуска.
   - Ты думаешь, мы можем ему доверять?
   - Да, безусловно, - твердо сказала она, как будто это должно было быть очевидно. Затем она нахмурилась, так же внезапно потеряв уверенность в себе. - Нет. Подожди. Откуда я могу так хорошо его знать? Должно быть, это одно из воспоминаний Кассандры... - Оже покачала головой, как будто только что откусила лимон. - Это странно. Я не уверена, что мне это нравится.
   - Тунгуска сказал, что машины Кассандры, похоже, тебе понравились, - сказал Флойд.
   - Только не говори мне, что я застряла в таком положении навсегда. - Она сказала это небрежно, но недостаточно убедительно.
   - Вероятно, только до тех пор, пока кризис не закончится, - сказал Флойд, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал обнадеживающе. - Ты помнишь тот спасательный корабль, насчет которого Кассандра была уверена, что они собирались сбить его?
   - Да, - сказала Оже через мгновение.
   - Ну, это сошло ему с рук. Сработала встреча с большим и более быстрым кораблем. По словам Тунгуски, улики указывают на Найагару.
   Это, наконец, казалось, подтолкнуло Оже к полной боевой готовности. Она выпрямилась на кровати, откинув волосы назад. - Мы должны остановить этот корабль до того, как он достигнет портала. Все остальное не имеет значения.
   - Мы пытались, - сказал Флойд.
   - И что?
   - Никто не мог догнать Найагару. И он уже взял портал под свой контроль.
   - Я думала, ты сказал, что мы все еще преследуем его.
   - Тунгуска отправил подкрепление, чтобы восстановить контроль над порталом. Его ребята держали его открытым для нас. В этот самый момент мы находимся в гиперсети.
   Она огляделась, возможно, сомневаясь в его словах. Флойду тоже было трудно поверить, что переход через портал может быть таким плавным, таким неинтересным. Это было похоже на поездку в хорошо смазанном катафалке.
   - Так где же сейчас находится Найагара? - спросила она.
   - Где-то впереди нас, дальше по туннелю.
   - Я не думала, что они когда-либо запускали два корабля одновременно, - сказала Оже, нахмурившись.
   - Не думаю, что это совсем обычная процедура.
   - Неужели Тунгуска считает, что мы догоним корабль Найагары или, может быть, подойдем достаточно близко, чтобы сбить его?
   - Не знаю. Я думаю, он больше беспокоится о том, что произойдет, когда Найагара выскочит с другого конца. Есть опасность, что мы потеряем след.
   - Этого нельзя допустить, - сказала Оже. - Если мы потеряем след, то потеряем все. Весь твой мир, Флойд - все, кого ты знаешь, все, кого ты когда-либо любил, - умрут в одно мгновение.
   - Я скажу Тунгуске, чтобы они подбросили в топку еще несколько стульев.
   - Мне жаль, - сказала она, откидываясь на подушку, словно лишившись сил. - Не знаю, почему я делаю это еще более трудным для тебя, чем оно уже есть. Тунгуска наверняка делает все, что в его силах. - Затем она пристально посмотрела на Флойда, какое-то случайное воспоминание вернулось на место. - Координаты АКС, - сказала она. - Ты с ними разобрался?
   - Нет. Тунгуска все еще пережевывает это. Он говорит, что мы, возможно, никогда их не найдем.
   - Мы здесь чего-то не понимаем, Флойд. Что-то настолько чертовски очевидное, что должно бросаться нам в глаза.
  
   Тунгуска пришел навестить ее чуть позже. Он был огромным мужчиной, но двигался и говорил с таким неторопливым спокойствием, что Оже не могла не расслабиться в его присутствии. Само его существование, казалось, уверяло ее, что ничего плохого не случится.
   - Вы пришли, чтобы вытащить меня из постели? - спросила она. - Я чувствую, что мне не хватает всего этого волнения.
   - По моему опыту, - сказал Тунгуска, устраиваясь на временном сиденье, - волнение всегда лучше, когда это происходит с другими людьми. Но я пришел не за этим. У меня есть для вас сообщение. Мы перехватили его незадолго до входа в портал.
   - Какого рода сообщение?
   - Оно от Питера Оже. Хотели бы вы на это посмотреть?
   - Вам действительно следовало сказать мне об этом раньше.
   - Питер специально просил, чтобы вас не беспокоили, пока вы не почувствуете себя лучше. Во всяком случае, ответить не было никакой возможности. Мы сказали Питеру, что вы будете без сознания до тех пор, пока мы не окажемся в гиперсети.
   - Значит, он знает, что я в безопасности?
   - Теперь знает. Но почему бы мне просто не воспроизвести сообщение? - Не дожидаясь ответа, Тунгуска протянул руку к одной из стен и сотворил экран. На нем появилось плоское, статичное изображение Питера, выглядевшее немного более измученным и грубоватым с виду, чем обычно.
   - Я оставлю вас, чтобы вы могли просмотреть сообщение наедине, - сказал Тунгуска, вставая и жестом приказывая своему креслу раствориться в полу.
   Изображение ожило, как только Тунгуска вышел из комнаты.
   - Привет, Верити, - сказал Питер. - Надеюсь, что это письмо дойдет до тебя в целости и сохранности. Прежде чем ты начнешь беспокоиться, я хочу, чтобы ты знала, что с детьми все в порядке. Мы находимся под защитой умеренных в Политиях - друзей Кассандры, - и они очень хорошо заботятся о нас. Тунгуска позаботится о том, чтобы мы все воссоединились, как только это безумие закончится.
   - Хорошо, - одними губами произнесла Оже.
   - Теперь давай поговорим о тебе, - продолжил Питер. - У меня все еще нет всех фактов - и я не ожидаю получить их, пока мы не встретимся лицом к лицу, - но я услышал достаточно, чтобы знать, что ты в основном цела и что ты в отличных руках. Я сожалею о том, что случилось с Калисканом и Кассандрой. Я знаю, что ты прошла через немалые испытания с тех пор, как вернулась с E2, даже если не обращать внимание на то, что на самом деле произошло на другом конце линии. Все, что я могу сказать, это - и знаю, что это прозвучит странно в моих устах, - но я горжусь тем, что знаю тебя. Мы были бы удовлетворены, если бы все, что ты сделала, - это выполнила миссию, которая была возложена на тебя. Но ты сделала гораздо больше. Ты оправдала память о Сьюзен Уайт. Ты позаботилась о том, чтобы ее смерть не была напрасной. - Питер сделал паузу и поднял плоский экран дисплея, на котором извивалась и кувыркалась сложная трехмерная форма, похожая на металлическую снежинку или морскую звезду. - Ты, вероятно, не узнаешь это. Это единственный воспроизводимый элемент "серебряного дождя" - того самого сорта, который, по мнению людей Кассандры, попал в руки Найагары.
   Он был прав: она не должна была этого замечать. Но она почувствовала проблеск чего-то знакомого, когда впервые увидела вращающуюся фигуру. Машины Кассандры распознали это, даже если Оже этого не сделала.
   - Официально это никогда не должно было быть возможно, - продолжал Питер. - Предполагалось, что все запасы были уничтожены двадцать лет назад. К сожалению, этого не произошло. В вопиющее нарушение договора Политии сохранили стратегический резерв. Они даже выделили небольшую команду для улучшения оружия.
   - Ублюдки, - сказала Оже.
   - Но не будь к ним слишком сурова, - сказал Питер с блеском в глазах, как всегда точно зная, какой будет ее реакция. - Мы поступили точно так же. Единственная разница в том, что наши исследовательские группы были не столь изобретательны. Или, возможно, умны. - Он наклонил экран дисплея так, чтобы иметь возможность посмотреть на него самому. - На самом деле, то, что сделали ученые из Политий, было очень простым. Оригинальный "серебряный дождь" был антибиологическим средством широкого спектра действия. Он не мог отличить людей от растений или любого другого вида микроорганизмов. Он внедрялся во все живые организмы и убивал их всех в один и тот же запрограммированный момент: вот почему у нас до сих пор есть Очищенная зона на Марсе. Очень хорошо подходит для уничтожения целой экологии... не так уж хорошо для хирургического удаления одного его элемента. Но новый штамм способен именно на это - он специфичен для человека. Когда он выполнит свою работу, нигде на E2 не останется никого в живых. Через несколько недель там не останется даже трупов. Тем не менее, во всех остальных отношениях экосистема останется нетронутой. Для остальной природы это будет выглядеть так, словно только что закончилась кратковременная сильная лихорадка. Лихорадка, длящаяся миллион лет и называемая Homo sapiens. Города будут рушиться и приходить в упадок. Дамбы треснут и рухнут. Дикая природа вернет себе то, что принадлежало ей по праву. Животные, вероятно, даже не заметят разницы, за исключением того, что воздух станет немного чище для птиц, а океаны будут звучать немного тише для китов. Не будет даже атомных электростанций или кораблей, которые вышли бы из-под контроля и отравили бы мир, когда уйдут их хозяева.
   Питер убрал панель движением запястья и отложил ее в сторону. - Зачем я тебе все это рассказываю, когда у Найагары уже есть оружие? Просто потому, что вы - наша единственная надежда остановить это. Если это оружие будет выпущено в атмосферу E2, поймите, что оно сработает. Реальной вероятности неудачи не существует. Никакого противоядия, которое мы сможем выпустить позже в надежде, что оно уничтожит репликаторы до того, как они сработают. Единственный способ остановить это - перехватить Найагару до того, как он достигнет Земли Е2. Если его не перехватят, убийство трех миллиардов душ в E2 будет достаточно серьезным. Но это еще не конец. Если агрессоры потерпят неудачу, тогда, я полагаю, у нас есть надежда положить конец этой безумной войне до того, как она обострится еще больше. Возможно, мы потеряли Землю, но нам не обязательно терять всю систему. Но если "серебряный дождь" достигнет E2, сторонники жесткой линии в Политиях никогда не согласятся ни на какое прекращение огня, даже с умеренными. Это пройдет до конца. Это будет конец всему. - Он пожал плечами. - Конечно, мы проиграем. Я просто почувствовал, что для тебя нужно абсолютно прояснить этот вопрос, чтобы ты знала, что поставлено на карту.
   - Знаю, - сказала Оже. - У тебя не было...
   - Я знаю, я знаю, - сказал Питер, кивая. - После всего, через что ты прошла, всего, что ты сделала для нас, просить тебя о гораздо большем... это нечестно и неразумно. Но у нас просто нет альтернативы. Я знаю, что у тебя есть сила, Верити. Более того, я знаю, что у тебя хватит смелости. Просто делай, что можешь. А потом возвращайся к нам домой. У тебя больше друзей, чем ты думаешь, и мы все ждем тебя.
  
   Позже у нее был еще один посетитель. Темноволосая девушка вошла в комнату без приглашения, затем скромно встала в ногах ее кровати, сцепив руки за спиной, словно ожидая легкого выговора за опоздание с домашним заданием.
   - Я могла бы сделать себя прозрачной, если ты считаешь, что это может помочь, - сказала Кассандра.
   - Не беспокойся. Я знаю, что ты ненастоящая.
   - Я посчитала за лучшее появиться лично. Ты ведь не возражаешь, правда? По сравнению с тем, что я уже сделала с тобой, изменение каналов твоего восприятия кажется довольно банальным.
   - В чем дело, Кассандра?
   - Это касается тебя и меня. Речь идет о том, что с нами случилось, и что мы с этим делаем.
   - Я не питаю иллюзий, - сказала Оже. - В Париже ты похитила мое тело, чтобы спасти нас.
   - В процессе я также спасла себя. Не могу отрицать, что здесь была замешана определенная доля личных интересов.
   - Почему? Уверена, что эти твои машины могли бы спрятаться от греха подальше, пока опасность не миновала.
   - Они могли бы это сделать, но я бы долго не прожила без разума-носителя. Личность - хрупкая вещь и в лучшие времена.
   Оже ощутила какой-то холодок при мысли о том, что пришлось пережить Кассандре. - Как много в тебе... - Но она не смогла найти в себе сил закончить вопрос.
   - Какая часть меня выжила? Больше, чем я могла надеяться. Гораздо меньше, чем мне бы хотелось. Мысленно у меня было время написать сообщение в бутылке. Ты обращаешься к этому сообщению.
   - А твои воспоминания?
   - В принципе, машины могли бы кодировать и передавать только крошечную часть информации. Мои воспоминания кажутся завершенными... но тонкими, похожими скорее на набросок натуры, чем на саму вещь. В них нет никакой фактуры, нет ощущения, что я действительно пережила эти события. Я чувствую себя так, словно моя жизнь - это нечто, случившееся с кем-то другим, нечто, о чем я слышал только из вторых рук. - Она взяла себя в руки, опустив взгляд на свои туфли. - Но, возможно, так всегда кажется в жизни. Беда в том, что я не могу вспомнить, была ли какая-то разница до моей смерти.
   - Мне жаль, Кассандра.
   - О, не пойми меня неправильно - это лучше, чем быть мертвой. И когда мы разберемся с этим беспорядком, всегда будет шанс, что я смогу восстановить резервные копии воспоминаний из мнемонических архивов Политий. Если они выживут.
   - Надеюсь, что они это сделают.
   - Посмотрим. Главное, что я зашла так далеко. Я должна поблагодарить тебя за это, Оже. Ты могла бы мне отказать.
   - Не помню, чтобы мы обсуждали это.
   Кассандра слегка улыбнулась. - Ну, признаю, это не заняло много времени. И в процессе того, как я штурмовала твой мозг, ты, вероятно, потеряла последние несколько секунд своей кратковременной памяти. Но уверяю тебя, у меня было твое разрешение сделать то, что должно было быть сделано.
   - Ты спасла нас, - сказала Оже. - И когда я была ранена, когда Флойд вернулся, чтобы спасти меня, ты осталась со мной.
   - Что еще я должна была делать?
   - Ты могла бы сбежать из моего тела... бросить меня в Париже. Уверена, что твои машины справились бы до тех пор, пока не нашли бы другого хозяина. В конце концов, ты могла бы обойтись и Флойдом.
   - У тебя неправильное представление о нас, - сказала Кассандра. - Я бы никогда не бросила тебя. Я бы предпочла умереть, чем жить с этим.
   - Тогда я благодарна.
   - Ты тоже спасла меня. После всего, что произошло между нами, я ни на что не рассчитывала. Прими мою благодарность, Оже. Я просто надеюсь, что в каком-то смысле это послужило нам обеим уроком.
   - Я была единственной, кто нуждался в этом уроке, - сказала Оже. - Я возненавидела тебя, потому что ты сказала правду обо мне.
   - Тогда я сделаю небольшое признание. Даже когда я готовилась давать показания против вас, я восхищалась твоей самоотверженностью. У тебя внутри горел огонь.
   - Он чуть не обжег меня.
   - Но, по крайней мере, тебе было не все равно. По крайней мере, ты была готова что-то сделать.
   - Этот небольшой беспорядок, - сказала Оже, - произошел из-за людей, которые были готовы что-то сделать. Такие люди, как я, которые всегда знают, когда они правы, а все остальные неправы. Может быть, что нам нужно, так это чтобы нас было на несколько человек меньше.
   - Или правильная точка зрения, - сказала Кассандра, пожимая плечами. Она неловко поерзала. - Послушай, я перейду к делу. Я имела в виду все, что только что сказала, но причина, по которой я пришла поговорить с вами, очень проста: теперь это твой выбор.
   - Какой у меня выбор?
   - То, что ты сделаешь со мной. Ты исцелена. Тебе больше не нужно, чтобы я была у тебя в голове, чтобы поддерживать твою жизнь.
   - Значит, вы определили нового носителя?
   - Не совсем так. Тунгуска взял бы меня, если бы у него было свободное место... чего у него нет, учитывая всю дополнительную тактическую обработку, которую ему приходится выполнять. То же самое касается и остальной команды. Но есть методы. Они могут приостановить работу моих машин до тех пор, пока мы не вернемся в Политии и не найдем хозяина.
   - Ответь мне честно: насколько стабильным было бы это отстранение по сравнению с тем, что ты осталась бы там, где находишься сейчас?
   - Процедура отстранения более чем способна...
   - Говори честно, - сказала Оже.
   - Были бы некоторые дополнительные потери. Невозможно определить количественно, но почти неизбежно.
   - Тогда ты остаешься на месте. Никаких "если", никаких "но".
   Кассандра откинула в сторону прядь своих черных волос. - Не знаю, что и сказать. Я никогда не ожидала такой доброты.
   - От меня?
   - От любого трешера.
   - Тогда, полагаю, мы обе что-то не так поняли. Давай просто надеяться, что мы не единственные, кто сможет найти какой-то общий язык.
   - Будут и другие, - сказала Кассандра. - Но это не значит, что мы не можем сыграть свою роль. Когда мы разберемся с Найагарой, когда вернемся в Седну, останутся очень свежие раны, которые нужно залечить.
   - Если кто-нибудь останется в живых.
   - Нам просто остается надеяться, что ситуация не дошла до крайности. Если они этого не сделали... если прогрессивные трешеры и умеренные слэшеры смогут отбросить свои разногласия в сторону... тогда, возможно, у всех нас появится надежда. В любом случае, пример сотрудничества мог бы все изменить.
   - Ты имеешь в виду такой пример, как мы?
   Маленькая девочка с темными волосами кивнула. - Я не говорю, что должна навсегда остаться в твоей голове. Но когда ведутся переговоры о мире, кто-то, кому могли бы доверять обе стороны, действительно может оказаться очень важным игроком.
   - Или они могут вообще не доверять нам.
   - Это рискованно, - признала Кассандра. - Но я была бы готова принять это. - Затем что-то, казалось, позабавило ее. - И ты никогда не знаешь наверняка, Оже.
   - Никогда не знаешь чего?
   - Это могло бы стать началом прекрасной дружбы.
  
   После долгих настояний Тунгуска наконец уступил и разрешил Оже прогуляться по кораблю. Она была умыта и бодра, голоса в ее голове больше не были такими настойчивыми. Простыня из элегантного постельного белья облегала каждое ее движение, сохраняя ее скромность и - всякий раз, когда она мельком видела себя в какой-нибудь полированной поверхности или настоящем зеркале, - незаметно льстила ей, как она заметила. Еще совсем недавно она пришла бы в ужас при мысли о том, что позволит машинерии слэшеров стать настолько близкой с собой. Теперь, когда бы она ни пыталась вызвать соответствующее рефлекторное отвращение, его просто не было. Несмотря на свои небольшие разногласия с Кассандрой, она задавалась вопросом, было ли это из-за того, что машины тайно манипулировали ее мыслями, или события последних нескольких дней, наконец, заставили ее осознать, что не все в слэшерах было неправдой, автоматически вызывающий отвращение. В то же время она задавалась вопросом, действительно ли ей нужен был ответ. Простой факт заключался в том, что она больше не испытывала к ним принципиальной ненависти. Это также было источником постыдного изумления, что она могла когда-либо тратить столько энергии на беспочвенные предрассудки, когда принятие и терпимость были бы более легким, даже ленивым курсом.
   Тунгуска и Флойд сидели по одну сторону вытянутого стола, наблюдая за игрой узоров на стене напротив них. Когда Оже приблизилась к столу, из пола в предвкушении выдвинулся стул.
   - Ты совершенно уверена, что чувствуешь себя достаточно хорошо для этого? - спросил Тунгуска.
   - Я в порядке. Мы с Кассандрой пришли к... соглашению.
   Тунгуска предложил ей вновь образовавшееся место. Она приняла его, усаживаясь между двумя мужчинами. Тунгуска был одет в простой костюм-двойку из белой фланели с низким разрезом на широкой безволосой груди, в то время как Флойд был одет в чистую белую рубашку и черные брюки, поддерживаемые полосатыми эластичными подтяжками. Это определенно была не та одежда, в которой Флойд был, когда они покидали Париж, так что Тунгуска, должно быть, наколдовал ее для него. Она гадала, извлек ли он их из какой-то темной памяти или следовал указаниям Флойда.
   - У нас есть эхо от корабля Найагары, - сказал Тунгуска, указывая на одну из панелей с изображениями на стене. Пронизанные золотом линии образовывали плавную контурную карту, напоминающую навигационный дисплей в транспорте, но гораздо более сложную. Загадочные символы располагались в рамках по краям диаграммы, соединенные тонкими линиями с узловатыми элементами на контурном графике. По мере того как объекты смещались и сливались, символы менялись от одной запутанной конфигурации к другой.
   - Мы посылаем акустические сигналы вверх по линии, - продолжил Тунгуска, - используя тот же высокоскоростной уровень распространения, который вы используете для своего канала навигации и связи.
   - Я думала, вы уже сообразили что-то более изощренное, - сказала Оже.
   - Мы пробовали разные вещи, но акустическая техника по-прежнему остается единственным надежным методом, открытым для нас. Как вы, наверное, знаете, трудно передать сигнал, когда судно находится в пути. Корабль действует как зеркало, отражая сигнал обратно к нам с высокой эффективностью отражения.
   - И вы получаете сигнал от Найагары?
   - Слабый, - сказал Тунгуска, - но определенно есть. На корабле меньшего размера он мог бы попытаться различными способами заглушить обратный отскок. Но это большой, широкий корабль, и он не оставляет ему большого простора для скрытности.
   - Хорошо, - сказала Оже. - Если вы можете отразить от него сигнал, можете ли вы определить, насколько далеко он впереди?
   - Да. Конечно, пространственное расстояние - довольно скользкое понятие при переходе через гиперсеть...
   - Просто дайте мне свое лучшее предположение.
   - Его корабль, должно быть, примерно в двухстах километрах впереди нас. Предполагая обычную скорость распространения, он выйдет примерно на час раньше нас.
   - Двести километров, - сказала Оже. - Выглядит не так уж далеко.
   - Это так, - согласился Тунгуска.
   - Тогда нет ли у вас чего-нибудь, чем вы могли бы выстрелить впереди себя, чего-нибудь, что преодолеет расстояние до того, как его корабль выйдет из туннеля?
   - Да, - сказал Тунгуска, - но я хотел обсудить это с вами, прежде чем действовать.
   - Если у вас что-то есть, - сказала Оже, - тогда, черт возьми, используйте это.
   - У меня есть лучевое оружие, - сказал ей Тунгуска. - Но оно плохо работает в гиперсети по той же причине, по которой электромагнитные импульсы неэффективны - из-за рассеяния от облицовки туннеля. Остаются ракеты. У нас есть шесть устройств с боеголовками и тяговым устройством на приводе просачивания.
   - Так используйте их.
   - Это не так просто. Объекты, находящиеся под воздействием тяги, ведут себя непредсказуемо в гиперсети: вот почему мы преодолеваем волну горловины по инерции, а не летим сквозь нее своим ходом.
   - Все равно стоит попробовать.
   Тунгуска говорил ровным голосом, но на его лице начала проступать озабоченность. - Осознайте риск. С лучевым оружием у нас была бы определенная степень хирургического контроля, если бы мы могли подобраться достаточно близко, чтобы избежать эффекта рассеивания. Мы могли бы вывести из строя его корабль настолько, чтобы он не смог добраться до следующего портала.
   - Я не заинтересована в том, чтобы вывести его из строя. Меня не интересуют допросы или что бы вы там ни сделали с Найагарой, если бы он попал к вам в руки. Я хочу убить его совсем.
   - Не стоит недооценивать ценность допроса, - тихо сказал Тунгуска с мягкими укоризненными нотками доброго школьного учителя. - Этот заговор почти наверняка шире, чем деятельность одного человека. Если мы потеряем Найагару, мы потеряем всякую надежду поймать его сообщников. И то, что они предприняли однажды, они могут предпринять снова.
   - Но вы только что сказали, что не можете вывести его из строя.
   - Только в гиперсети, - сказал он, подняв палец. - Но если мы сможем поймать его корабль в открытом космосе, между порталами... тогда у нас, возможно, появится шанс.
   Оже покачала головой. - Слишком велик риск, что он сбежит.
   - У нас все еще будут ракеты, - сказал Тунгуска. - Но единственное, чем они не являются, - это хирургическим вмешательством.
   Она представила себе стаю стремительных, похожих на дельфинов снарядов, пронзающих корабль Найагары насквозь и разносящих его в беззвучной оргии света. - Я не собираюсь проливать из-за этого никаких слез.
   - Или из-за вашей собственной смерти, которая, несомненно, последовала бы в процессе? Это было бы самоубийством, Оже. На его корабле находится устройство Молотова. Этого антивещества достаточно, чтобы расколоть Луну, а до них всего двести километров.
   Тунгуска был прав. Рано или поздно это пришло бы ей в голову, но она была так зациклена на убийстве Найагары, что на самом деле не задумывалась о том, что на самом деле повлечет за собой его казнь.
   - Даже если так, - сказала она, выдавливая слова одно за другим, - мы все равно должны это сделать.
   Выражение лица Тунгуски было серьезным, но одобрительным. - Я так и думал, что вы это скажете. Я просто должен был быть уверен.
   - А как насчет Флойда? - спросила она дрожащим голосом, когда до нее медленно дошло осознание того, что она только что решила.
   - Мы с Флойдом уже обсуждали этот вопрос, - сказал Тунгуска. - Как бы то ни было, мы пришли к одному и тому же выводу.
   Она повернулась к Флойду. - Это правда?
   Флойд пожал плечами. - Если это то, что нужно.
   Все еще глядя Флойду в глаза, она сказала: - Тогда запускайте свои ракеты, Тунгуска. И побыстрее, пока кто-нибудь из нас не передумал.
   Легчайшая дрожь пробежала по полу.
   - Дело сделано, - сказал Тунгуска. - Они запущены и летят.
  

ТРИДЦАТЬ СЕМЬ

  
   Двести километров вверх по трубе, - подумала она. - В пространственном отношении это было ничто. Ракеты должны были пролететь это расстояние в мгновение ока. Но гиперсеть, по-видимому, активно подавляла попытки пройти через нее быстрее, чем обычная скорость коллапсирующей волны. Ракеты - согласно телеметрии Тунгуски - неслись впереди его корабля, следуя ожидаемым кривым ускорения для их массы и тяги, точно так же, как если бы они были развернуты во внешнем космосе. Какое-то время от них даже мог отражаться электромагнитный импульс или считываться акустический сигнал, создаваемый их выхлопом, когда он расширяющимся конусом омывал стенки туннеля. Но потом с ними что-то начало происходить. Они замедлились, их кривые ускорения выровнялись, как будто они влетели в пространственную патоку. Слабый, затихающий шепот данных от каждой ракеты сообщал об отсутствии аномалий... но они больше не двигались вперед с достаточной скоростью, чтобы перехватить корабль Найагары.
   Тунгуска уставился на тактические дисплеи - которые, как подозревала Оже, были больше для них, чем для него, - с явным недовольством. -Это то, чего я боялся, - сказал он. - Неизвестно, доберется ли какая-нибудь из них до Найагары вовремя.
   - Мы узнаем, когда это произойдет? - спросила она.
   - Вы хотели бы знать?
   - Я хотела бы знать, что нам это удалось, прежде чем... - Ее голос затих. Ей не было необходимости констатировать очевидное.
   - Боюсь, у нас, вероятно, не будет такой роскоши. Можно только догадываться, как огненный шар из вещества и антивещества отправится обратно по трубе, но, скорее всего, это будет быстро. У нас не будет времени размышлять о победе. В равной степени наша смерть будет милосердно быстрой.
   Оже не нужно было напоминать, что она фактически подписала себе смертный приговор, если одна из ракет попадет в цель. Она пыталась отодвинуть это знание в сторону, но оно постоянно возвращалось на передний план ее мыслей.
   - Вы что-нибудь почувствуете? - спросил Флойд у Тунгуски.
   - У меня есть подозрение, - сказал он. - Когда огненный шар ударит по обшивке моего корабля, информация с датчиков корпуса должна достичь моего черепа на мгновение раньше самой разрушительной волны.
   - Даст тебе достаточно времени, чтобы сформировать мысль? - спросила Оже, крепко сжимая своей рукой руку Флойда. - Достаточно времени, чтобы извлечь хоть крупицу утешения, что твоя жертва того стоила?
   - Возможно, - улыбнулся им Тунгуска. - В конце концов, это не обязательно должна быть очень сложная мысль.
   - Не уверена, что завидую вам, - сказала Оже.
   - И, возможно, вы правы, что не делаете этого, но так оно и есть. Я мог бы отключить связь между моими нейронными машинами и датчиками корпуса, но не думаю, что у меня хватит духу. - Он снова посмотрел на одно из изображений на стене, изучая его внезапно встревоженными глазами.
   - Что не так? - спросила Оже.
   - Полагаю, ничего такого, чего бы я не ожидал. Каналы телеметрии со всех ракет теперь молчат.
   - Означает ли это, что ракеты мертвы? - спросил Флойд.
   - Не обязательно, просто данные, которые они пытаются отправить нам обратно, не могут найти дорогу домой. Ракеты, вероятно, тоже не слышат наших сигналов. Они, должно быть, перешли в режим автономного полета.
   - Почему-то мне больше нравилось, когда мы точно знали, что они все еще где-то там, - сказал Флойд.
   - Мне тоже, - сказал Тунгуска. Затем он протянул руку и накрыл их ладони своей, и они втроем сидели в тишине, ожидая, что что-то произойдет или все перестанет происходить.
   Тишина была единственной вещью, которой Оже не желала. Это оставило в ее голове вакуум, в который слишком легко могли проскользнуть определенные мысли. Ей хотелось непринужденной манеры нормального человеческого общения, сплетен и светской беседы. Она хотела иметь возможность думать о чем угодно, кроме этой смертоносной стены яростного света, взрыва, который, возможно, даже сейчас несется к ним быстрее, чем могла бы распространиться любая предварительная информация о его прибытии. Быстрее, чем любые возможные новости об успехе. Сколько времени прошло с тех пор, как ракеты унеслись прочь? Она потеряла всякое ощущение времени; это могло занять минуты или часы. Но когда она пыталась что-то сказать, слова всегда казались банальными и неадекватными. Ничто не соответствовало действительности. Когда любой момент мог стать для них последним, она и представить себе не могла, что можно было бы сказать что-то такое, что обладало бы необходимым достоинством, чтобы заполнить это мгновение. Молчание было лучше. В молчании было свое достоинство.
   Она посмотрела на двух других - Флойда и слэшера - и поняла, что по-своему они работали над одним и тем же мыслительным процессом. Словно в некоем молчаливом подтверждении этого, все трое выбрали именно этот момент, чтобы сжать руки вместе.
   Внезапно в дисплеях на стене произошла судорожная перемена. У Оже было мгновение, чтобы осознать это, и еще мгновение, чтобы обдумать последствия в своей голове. Одна из ракет, должно быть, нашла свою цель, и теперь корабль обнаружил приближающийся "адский огонь"...
   Но голоса в ее голове, притихшие в последнее время, говорили ей: нет, это не то, что происходит.
   Это было плохо, но это был какой-то другой, чуть менее пикантный привкус плохого.
   В следующее мгновение - еще одно тиканье часового механизма сознания - корабль начал выполнять какой-то решительный маневр уклонения. У Оже было достаточно времени, чтобы почувствовать, как ее вес опасно смещается в сторону, когда ее платье превратилось в защитный кокон, а мебель, полы и стены превратились в защитную матрицу.
   Затем наступил ужасный момент, когда корабль засунул ей в горло свой дыхательный аппарат.
   Она испытала мгновенное чувство блаженства от того, что, по правде говоря, стать беспомощно задушенной было на самом деле довольно приятно...
   Два или три недостающих кадра сознания.
   Информация просачивалась в ее череп через машины Кассандры. Они разговаривали с Тунгуской и остальными членами экипажа.
   Одна из их собственных ракет только что вернулась к ним. Особые пространственные свойства туннеля гиперсети сбили с толку ее навигационную систему, в то время как гулкое эхо хаотичных электромагнитных сигналов заставило ее проигнорировать сообщение о том, что корабль Тунгуски был другом, а не врагом. Не было времени прицеливаться и стрелять из лучевого оружия. Корабль изогнулся, выгнув свой корпус, чтобы позволить ракете проскользнуть мимо в последний момент, как гибкий боец, избегающий смертельного удара. Как только ракета пронеслась мимо в ту часть туннеля за кораблем, команда аварийного подрыва вгрызлась в ее крошечный, кровожадный разум и заставила его сработать самостоятельно.
   Взрыв вызвал локальное изменение геометрии обшивки туннеля, вызвав распространение ударных волн во всех направлениях; тем временем переизлученная энергия разлетелась штормом коротковолновых фотонов, пробивая защитную броню корабля Тунгуски и попадая в мягкие живые ткани пассажиров внутри.
   Почувствовав дальнейшую опасность, корабль удерживал своих пассажиров взаперти в амортизационном режиме, в то время как он продвигался вперед с помощью всех датчиков, которые могли получить хоть какую-то информацию о состоянии туннеля впереди. Эхо от взрыва ракеты ослепило акустику, по крайней мере, на данный момент. Корабль в отчаянии переключился на резервные системы, на которые он никогда не стал бы полагаться во время обычного полета. Нейтринные лазеры и электромагнитные импульсы с широким спектром проникали в яркую глотающую пасть.
   Еще две ракеты приближались к ним, нащупывая цель.
   Сигналы о преждевременной детонации передавались с максимальной мощностью. Лучевое оружие, развернутое и приведенное в боевую готовность, зафиксировано и готово к стрельбе, если ракеты не самоликвидируются.
   Одна из них разорвалась на части в результате контролируемого взрыва, демпферы ограничили радиус взрыва. Другая ракета проигнорировала приказ об уничтожении и увеличила скорость разгона, устремляясь на окончательный перехват. Корабль вильнул и искривился, превзойдя все мыслимые пределы безопасности. Пронзительные сообщения о непоправимых повреждениях поразили мозг Оже. Корабль все еще мог выдержать больший урон - но ненамного больше.
   Лучевое оружие резко развернулось и нацелилось на третью шальную ракету. Они выстрелили, попав на расстоянии всего в два километра вверх по туннелю от корабля. Поскольку системы гашения не были задействованы, взрыв этой ракеты был самым сильным из трех.
   Они помчались прямо в огненный шар. Корабль закричал, корчась в кибернетической агонии.
   Затем все было кончено.
   Быстрее, чем язык, мысль пронеслась в голове Оже.
   - Мы запустили шесть ракет, - сказал ей Тунгуска. - Три вернулись. Еще три, должно быть, все еще где-то там.
   С молниеносной скоростью облако машин в ее голове выдало ответ. Ответила ли Оже, или это Кассандра сформулировала вопрос? Она не знала. - Сколько еще попаданий с близкого расстояния мы сможем выдержать?
   - Ни одного, - ответил Тунгуска.
   В течение следующих пяти минут вернулись еще две ракеты. Первая прихрамывала, поврежденная скользящими столкновениями с облицовкой туннеля. Лучевое оружие вступило в бой и уничтожило ее с высокой эффективностью, взорвав на расстоянии шестидесяти пяти километров, на самом пределе обнаружения.
   Другая ракета подчинилась приказу об уничтожении, разлетевшись на части в результате затухающего взрыва, причинившего лишь незначительный ущерб.
   - Одна все еще там, - сказал Тунгуска.
   - Возможно, в конце концов, это была не такая уж хорошая идея, не так ли? - криво усмехнулась Оже.
   - Единственная, которая у нас была, - флегматично ответил Тунгуска.
   В течение следующих десяти мучительных минут шестая ракета все-таки прилетела, двигаясь по высокоскоростной траектории перехвата. Она не проявляла ни малейшего желания подчиняться командам уничтожения, даже когда была очень близко. Лучевое оружие Тунгуски вспороло ее, но боеголовка отказалась детонировать. Ракета сделала крутой разворот, затем вонзилась под прямым углом в облицовку туннеля. Несмотря на то, что они были полуслепы, акустические датчики все еще могли отслеживать ее продвижение по мере того, как она пробивалась сквозь напряженный слой искусственного пространства-времени. Где-то глубоко внутри облицовки она наконец взорвалась, и вся стена выпятилась наружу.
   - Это был номер шесть, - сказала Оже. - Все шестеро сработали. Мы дома и в сухости.
   - Нет, - сказал Тунгуска. - По крайней мере, мы не можем быть уверены. Та, последняя... она была не из наших.
   - Но вы послали шесть...
   - И пять вернулись. Последняя была подарком от Найагары. Это значит, он знает, что мы здесь.
  
   К тому времени, когда корабль Тунгуски вышел из портала, автоматическое устранение повреждений позаботилось о самом серьезном уроне, полученном кораблем в туннеле. Были некоторые вещи, которые невозможно было исправить без внимания специалистов, но им придется подождать, пока корабль не вернется в пространство Политий. На данный момент он все еще был способен продолжать погоню, хотя и с пониженной эффективностью, в то время как двигатель просачивания был восстановлен до полного уровня.
   - Если бы только мы могли быть уверены в маршруте, по которому прошел Найагара, - сказал Тунгуска.
   Оже наклонилась вперед, положив локти на мягкую обивку выдвижного стола. Корабль ослабил хватку на своих пассажирах. Все они были накачаны УВ, и крошечные машины теперь плавали по их телам, выполняя безумную миссию по исправлению генетических повреждений, вызванных радиацией от шальных ракетных взрывов. - Я думала, вы надеялись поймать его между порталами.
   - Надеялся, - сказал слэшер. - И всегда был шанс на это. К сожалению, Найагара был просто немного слишком быстрым. Возможно, теперь, когда он знает, что мы преследуем его, он несколько снизил уровень безопасности полета.
   - Эта ракетная атака действительно обернулась для нас неприятными последствиями, - сказал Флойд.
   - С другой стороны, это, возможно, помогло нам, - сказал Тунгуска. - Найагара может поверить, что его ответный удар уничтожил нас. Со всем этим акустическим шумом он никак не мог отследить нас эхом.
   - Так что все может пойти и так, и эдак, - сказала Оже. - Это верх и низ всего, верно?
   - Признаю, что есть ряд неизвестных.
   - Было бы лучше, если бы мы знали, в какую дверь он вошел, - заметила Оже.
   Переход через гиперсеть отбросил их на тысячи световых лет через всю галактику. Оже не нужно было знать подробностей. Впереди у них был еще по крайней мере один переход, а может быть, и несколько. Учитывая запутанную топологию гиперсвязей, они могли оказаться практически где угодно, если им когда-нибудь удастся пройти по следу Найагары до АКС.
   - Даже если Найагара совершил свое следующее проникновение в горловину до нашего появления, - сказал Тунгуска, - я все еще надеялся на однозначный признак того, каким порталом он воспользовался.
   - И что? - нетерпеливо спросила Оже, постукивая ногтем по столу.
   Тунгуска уже вызвал отображение непосредственного объема пространства вокруг четырех соседних порталов. Все они были прикреплены к безымянным скалам, вращающимся вокруг компактной темной двойной системы, где никогда не происходило существенного планетообразования. Это было мрачное, адское место, кишащее высокоэнергетическими частицами, пережевываемыми и снова выплевываемыми искривленной сиамской магнитосферой двойной звездной системы.
   - На максимальной тяге, при отключенных ограничениях прочности, он мог достичь любого из трех выходящих порталов за секунду до нашего появления, - сказал Тунгуска. - Он, должно быть, был уверен, что устройство Молотова сможет выдержать такое ускорение без отказа его собственных механизмов сдерживания... но опять же, возможно, это был риск, на который он был готов пойти.
   - Вы видите след от входа? - сказала Оже.
   - Нет. Слишком много окружающего излучения, чтобы мы могли уловить продукты ионизации.
   - А как насчет порталов? - спросила она. - Разве персонал не видел, какой из них он использовал?
   - Здесь нет персонала, - сказал Тунгуска. - Помимо обычных посещений для технического обслуживания, эти порталы здесь заботятся сами о себе.
   - Тогда машины...
   - Все трое рассказывают одну и ту же историю, - сказал Тунгуска, на шаг опережая ее вопросы. - Все они были активированы, ориентированы на вход в горловину и контролируемый коллапс. Найагара послал сигналы активации всем трем - как человек, открывающий все двери в коридоре, чтобы замаскировать ту, через которую он действительно вошел.
   - Умный парень, - сказал Флойд. - Следует отдать ему должное.
   Оже обхватила голову руками. Она чувствовала огромное, нарастающее разочарование в Тунгуске. Несмотря на всю его технологию, всю его хладнокровную, спокойную слэшерскую мудрость, он все еще был бессилен против одного-единственного проворного противника. Она знала, что это было несправедливо, но ничего не могла с собой поделать. В присутствии волшебника ей хотелось чудес, а не оправданий.
   - Это нехорошо, - сказала она. - Разве у вас нет никаких зацепок? У него был только один корабль. По-настоящему использовался только один из этих порталов.
   - Это наша единственная соломинка, - сказал Тунгуска. - Как бы то ни было, один из порталов показывает немного иную сигнатуру коллапса по сравнению с двумя другими, которые он, возможно, использовал. Если бы мне пришлось поставить на это деньги, я бы сказал, что это тот, через который действительно протиснулся корабль.
   - Сколько денег? - спросила она, улыбаясь.
   - Вам лучше этого не знать.
   - Хорошо, - сказала Оже. - Если это наш единственный вариант... мы должны принять это. Как только мы окажемся внутри, сможем ли мы услышать эхо от него?
   - Возможно, - сказал Тунгуска, - но отсутствие эха не обязательно доказывает, что мы выбрали не ту дверь. Возможно, он просто слишком далеко опередил нас, чтобы это дошло до него.
   - У нас есть какие-нибудь другие варианты?
   - Нет. Вот почему я уже привязал нас к порталу со странной подписью. Как только ремонт двигателя будет завершен, мы увеличим тягу до максимальной.
   - Хорошо, - сказала Оже. - Я бы предпочла гоняться за тенью, чем сидеть здесь и говорить об этом.
   - К сожалению, погоня за тенями может быть всем, чем мы в конечном итоге занимаемся. Даже если эта подпись настоящая, она находится на пределе возможностей чтения. Если бы Найагара сократил время своего прибытия еще на час, мы бы этого никогда не увидели.
   - Тогда нам лучше не терять ни минуты.
   - В этом-то и проблема. - Тунгуска заменил схематическое изображение системы с четырьмя порталами на карту галактической гиперпаутины в виде разбитого стекла. Он увеличил изображение на одном маленьком участке, выделив соединение четырех нитей. - Вот где мы сейчас находимся, - сказал он. - И это - учитывая наше лучшее предположение - то место, где появится Найагара после восьмичасового перехода.
   Он обратил их внимание на другую часть карты, расположенную дальше по огромному циферблату галактики.
   - Еще одно скопление порталов, - сказала Оже.
   - Всего их шесть, включая тот, через который мы выйдем. Там нет АКС, так что это не может быть его конечным пунктом назначения. Он воспользуется другим порталом.
   - Нам просто остается надеяться, что один и тот же трюк сработает дважды.
   - Боюсь, этого не произойдет, - сказал Тунгуска. - Разница во времени между его отлетом и нашим прибытием будет слишком велика. Между порталами не будет заметной разницы, независимо от того факта, что только через один из них пролетел корабль.
   - Что это значит?
   - Это означает, что если ему не повезет в промежутке между этим и тем - мы его потеряем.
   - Мы не можем потерять его, - сказала Оже. - Это просто неприемлемый исход.
   - Возможно, нам придется с этим смириться. Он знает дорогу к АКС. Мы нет. Это так просто.
   - Кассандре следовало бы ознакомиться с этими документами более подробно, - сказала Оже со странным чувством самокритики, как будто она упрекала себя за какое-то неприемлемое упущение или неудачу.
   - Она сделала все, что могла, - сказал Тунгуска. - В то время у нее было лишь смутное представление о том, что они могут иметь стратегическое значение. Нам повезло, что у нас получилось то, что мы сделали.
   - Повезло? - щелкнула Оже. - Груз нам ничего не сказал.
   - Мне жаль, - сказал Тунгуска. - Если бы я мог что-нибудь сделать... Мы, конечно, продолжим погоню и будем надеяться на удачу.
   - Это лучшее, что вы можете предложить?
   - Боюсь, что так.
   Никто ничего не сказал, пока Флойд не поднял руку и не заговорил. - Никто не возражает, если я внесу небольшой вклад?
  

ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ

  
   Двигатель просачивания все еще не был готов к максимальной тяге. Пока они неторопливо продвигались к подозрительному порталу, Флойд повел Оже и Тунгуску обратно в свою каюту.
   - Лучше бы это того стоило, - сказала Оже.
   - У тебя есть какие-нибудь жизнеспособные альтернативы?
   - Я просто имею в виду... не вызывай здесь ложных ожиданий, Флойд. Я знаю, ты пытаешься помочь, но на самом деле.
   Он оглянулся на нее с уязвленной гордостью на лице. - Что "но на самом деле"?
   - Это очень технический вопрос, - сказала она.
   - Что она говорит, - вмешался Тунгуска примирительным тоном, - так это то, что есть некоторые вещи, по которым от вас можно было бы разумно ожидать полезного мнения... и некоторые вещи, по которым можно было бы разумно ожидать, что у вас не будет полезного мнения.
   - Понятно, - коротко сказал Флойд.
   - И боюсь, что вопрос навигации по гиперпаутине относится ко второй категории, - продолжил он.
   - По крайней мере, выслушай меня, Джек.
   - Флойд, я знаю, что ты желаешь мне добра, - сказала Оже, - но нам действительно следует подготовиться к тому времени, когда привод просачивания снова заработает.
   - Разве вам не хотелось бы убедиться, что вы движетесь в правильном направлении, прежде чем зажечь этот факел?
   Он открыл дверь в обширное помещение, служившее ему временным жилищем. Они втроем подошли к кровати и небольшому набору сопутствующей мебели.
   - Флойд, дай мне подсказку, ладно?
   - Ты сама это сказала, Оже: как, черт возьми, они смогли разобраться в цифрах, выдаваемых этой антенной, если им пришлось делать это в тысяча девятьсот пятьдесят девятом?
   - Просвети меня, - сказала Оже.
   - И меня, пока вы этим занимаетесь, - сказал Тунгуска.
   - Мы искали микроточку или что-то в этом роде, - сказал Флойд, - потому что думали, что ищем только десять или двенадцать цифр - привязку к карте АКС.
   - Продолжай, - сказала Оже, чувствуя легкую дрожь возбуждения, несмотря на свои опасения.
   - Что ж, я думаю, мы были чертовски неправы.
   - Флойд - не тяни.
   Флойд сел на кровать и предложил Тунгуске и Оже два оставшихся стула. - Признай это: всегда было безнадежно искать что-то подобное. Ты сама сказала, Оже - сообщение могло быть скрыто где угодно, в малейшем пятне или малейшем изменении положения или веса некоторых печатных символов. Ты должна была бы точно знать, что ищешь, чтобы найти это.
   - Флойд... - предостерегающе сказала она.
   - Но это все еще оставляет без ответа большой вопрос: как они получили эти цифры? Одно дело было построить эту антенну, но разобраться в том, что она им сообщала - что ж, даже вы предположили, что это было бы трудно, учитывая, как обстоят дела в моем тысяча девятьсот пятьдесят девятом.
   - В мире Флойда компьютеров не существует, - объяснила Оже Тунгуске. - Они отстают даже больше, чем наши пятьдесят девять, поскольку у них никогда не было Второй мировой войны в качестве стимула для компьютерного прогресса.
   - Понятно, - сказал Тунгуска, поглаживая подбородок. - В таком случае трудно понять, как вообще могли быть обработаны данные с устройства для измерения гравитационных волн. Даже сейчас это было бы непростым упражнением.
   - Надеюсь, не слишком сложно, - сказал Флойд, - потому что я думаю, тебе придется это сделать.
   - Что ты нашел? - спросил Тунгуска.
   Флойд сунул руку в коробку, стоявшую в ногах кровати, и вытащил из нее одну из пластинок. Оже увидела этикетку: Луи Армстронг.
   - Это, - просто сказал он.
   - У меня сложилось отчетливое впечатление, что ты был немного не в восторге от этих дисков, - сказал Тунгуска.
   - Ты был чертовски прав.
   - И что теперь?
   - Я задаюсь вопросом, не было ли это той зацепкой, которую мы искали все это время. - Флойд приподнял конверт так, что рифленый диск скользнул ему в руку. - Я думаю, информация, которую вы ищете, находится здесь, - сказал он.
   - В микроточке на этикетке? - спросила Оже, все еще озадаченный.
   - Нет. Что-то более сложное, чем это. Я думаю, это могло бы быть в самой музыке. Не просто десять или двенадцать цифр, а реальные сигналы с антенны. Ты была права, Оже: в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году не было никакого способа интерпретировать данные. Так что они даже не пытались.
   Эта дрожь возбуждения теперь превратилась в полноценное покалывание, от которого каждый волосок на затылке Оже встал дыбом. - Так что же они сделали? - нетерпеливо спросила она.
   - Они отправили информацию обратно через портал. Ребята Найагары взяли это в свои руки и проделали все умные штуки с другой стороны.
   - Значит, в музыке что-то закодировано? - спросила Оже.
   - Кто-то наводнил Париж дешевыми подделками, - сказал Флойд. - Это продолжается уже несколько месяцев. Теперь мы знаем почему.
   - Ты не можешь быть уверен, что здесь есть связь, - сказала она.
   - На самом деле могу. Мой старый друг Майоль даже указал мне на связь между делом Бланшара и его собственной операцией по борьбе с пиратством. В то время я просто не мог понять, как они могут быть связаны.
   - А теперь ты можешь? - спросила Оже.
   - Кюстин поговорил с одним из арендаторов Бланшара - парнем по имени Риво, - который видел, как один из ваших мерзких маленьких детей ошивался вокруг здания. Когда я сам попытался поговорить с Риво, он изобразил исчезновение. Несколько дней спустя Майоль рассказал мне, что они нашли его тело, плавающее в затопленном подвале склада в Монруже.
   - Мило, - сказала Оже, брезгливо сморщив нос.
   - Становится все приятнее. У парня были ссадины на шее, как будто один из этих детей поощрял его держать голову под водой.
   - И в чем же значение этого склада?
   - Это было то самое место, где Майоль обнаружил завод по производству поддельных пластинок.
   - Ты думаешь, Риво был замешан в схеме контрабанды?
   - Возможно, так оно и было, - сказал Флойд, - но тогда нам пришлось бы объяснить совпадение того, что он жил в том же здании, где Сьюзен Уайт оказалась квартиранткой.
   - Большое совпадение.
   - Слишком большое. Более вероятно, что Риво снова увидел одного из этих детей и решил сам поработать над этим делом. Следил за ребенком всю обратную дорогу до склада. Может быть, его даже заманили туда, если дети подумали, что он уже слишком много увидел.
   - Возможно, Флойд, ты что-то заподозрил, - сказал Тунгуска. - Вот. Позволь мне осмотреть этот диск.
   - Это оригинал? - спросила Оже.
   - Нет, это факсимиле, основанное на поверхностном сканировании оригинала, сделанном Кассандрой, - сказал Тунгуска. - Но оно должно быть достаточно точным для наших нужд, если в нем действительно скрыта информация.
   - Поверьте мне на слово, - сказал Флойд, - либо этот вирус, убивающий музыку, уже проник в мою голову, либо с этой записью что-то не так.
   - В канавке может быть закодирован высокочастотный сигнал, - сказал Тунгуска. - Достаточно, чтобы вместить значительную часть данных с этой антенны. Я могу проверить это очень быстро.
   - Как быстро? - спросила Оже, чувствуя, что нетерпение берет над ней верх.
   Он моргнул. - Так быстро. Это был всего лишь вопрос изучения голографических данных Кассандры и поиска чего-то аномального в структуре. Всегда гораздо легче определить закономерность, если у вас есть некоторое представление о том, что вы ищете.
   - И? - настаивала она, едва удерживаясь на месте.
   - Флойд прав. На этой записи запечатлен дополнительный канал передачи информации. Недостаточно, чтобы сделать оригинальную музыку невыносимой, но достаточно, чтобы расстроить кого-то с утонченными вкусами Флойда. - Он наградил Флойда нежной, скорее восхищенной улыбкой. - Иначе мы бы никогда этого не заметили.
   Тунгуска поворачивал пластинку то в одну, то в другую сторону, любуясь игрой света на его отражающей черной поверхности. - Действительно, прекрасная вещь. Но в то же время это палка о двух концах.
   - Мы помогли им, - сказала Оже. - Мы получили эту информацию из Парижа, думая, что спасаем бесценные артефакты.
   - Они, должно быть, все знали о ваших попытках контрабандой вывезти культурные данные из города, - сказал Тунгуска. - Учитывая, что агентам Найагары одновременно нужно было переправить свои собственные данные, ваша операция идеально подходила для их целей. Все, что им нужно было сделать, это скрыть информацию, содержащуюся в этих записях, и убедиться, что они попали в руки Сьюзен. Наводнение рынка подделками было, безусловно, самым простым вариантом.
   - Знаешь что? - сказал Флойд. - Я бы не слишком удивился, если бы парижская сфера находилась в том же складском комплексе. Даже если бы Майоль нашел ее, он бы не имел ни малейшего представления о ее значении.
   - Они обманули нас, - сказала Оже, возмущенная и смущенная одновременно.
   - Ты не должна винить себя, - строго сказал Тунгуска. - Благодаря усилиям Сьюзен из Парижа было спасено огромное количество бесценных материалов. Ни ты, ни она не виноваты в том, что некоторые из этих артефактов были намеренно испорчены.
   - Но на одном диске вряд ли может храниться вся информация, - сказала Оже.
   - У нас есть коробка, полная пластинок, - сказал Тунгуска. Он снова моргнул: какая-то часть его разума унеслась прочь, чтобы просмотреть данные Кассандры и ее отчет о них. - Похоже, что треть из них имеет аналогичную микроскопическую структуру. Остальные, предположительно, являются подлинными записями.
   - Но мы извлекали записи с тех пор, как открыли портал на Фобосе, - сказала Оже. - Это сотни тысяч записей.
   - Возможно, это не имеет значения, - сказал Тунгуска. - Вы, наверное, помните, что Найагара очень хотел заполучить в свои руки последнюю партию. Возможно, более ранние поставки содержали данные, которые были в какой-то мере предварительными или ошибочными. Возможно, они только что привели свою антенну в исправное состояние. Предоставление времени для объединения потоков данных из всех трех сфер... и запечатление сигналов на этих записях... и распространение записей таким образом, чтобы они правдоподобно попали в ваши руки... что ж, мне нетрудно поверить, что последний груз был самым значительным.
   - Тогда у нас есть шанс, - сказала Оже. - Если вы, конечно, сможете расшифровать этот встроенный сигнал.
   - Я не предвижу больших трудностей, - сказал Тунгуска. - Помните, что для осуществления сложного шифрования потребовалась бы значительная вычислительная мощность, что было бы для них такой же проблемой, как и интерпретация данных на E2 в первую очередь. Я не верю, что раскодировка будет бременем.
   - Надеюсь, что вы правы.
   - Я уже объединяю и обрабатываю данные, - сказал он. - Я выделил значительную часть вычислительных ресурсов моего корабля на эти цели. Конечно, мы все еще могли бы гоняться за тенями...
   - Это не так, - твердо сказал Флойд.
   С некоторым почтением Тунгуска сунул пластинку Луи Армстронга обратно в футляр. - Мы почти готовы к полной разгонной тяге. Мы продолжим наш нынешний курс, выбрав наиболее вероятный портал. Как только мы окажемся в пути, у нас будет восемь часов, чтобы расшифровать цифры и определить местоположение АКС. Это будет трудно - может быть, даже невозможно, - но, по крайней мере, это дает нам надежду на еще одно преимущество над Найагарой.
   - В конце концов, от тебя есть польза, Флойд, - сказала Оже.
   - Не благодари меня, - сказал Флойд. - Поблагодари музыку. Я всегда говорил, что она спасет мир.
  

ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

  
   Это был малоизвестный сегмент гиперсети, в котором наблюдался лишь спорадический трафик с тех пор, как слэшеры начали составлять карты дальних границ сети. Пять порталов располагались близко друг к другу в свободном дрейфующем квинтете, разделенные не более чем световой секундой межзвездного пространства. Здесь не было ни солнц, ни миров, ни блуждающих лун - даже их скалистых фрагментов, нерожденных или разбитых вдребезги. Только витки пяти больших комет, иссохших и мертвых уже миллиарды лет, каждая из которых служила якорем для единственного беспилотного портала.
   Но было кое-что еще. Датчики нащупали его в темноте. Там было немыслимо темно, освещаемое только светом звезд. Кроме того, он был немыслимо огромен: шириной с само солнце, и места в нем было предостаточно.
   - Мы не слишком опоздали? - спросила Оже, когда Тунгуска собрал составную фотографию АКС на одной из стен.
   - Я не знаю. Если я правильно рассчитал время, Найагара должен был выйти из портала всего... девяносто минут назад.
   - Тогда почему мы его не видим?
   - Там слабый след от прохода, - сказал Тунгуска. - Это говорит о том, что Найагара уже обошел оконечность АКС. Опять же - при условии, что обычные нормы были проигнорированы - у него было бы как раз достаточно времени, чтобы сделать это.
   - Так что следуйте за ним.
   - Мы готовы. К сожалению, привод просачивания нуждается в дополнительном внимании. Это максимальное ускорение, которое мы можем выдержать.
   Составное изображение АКС с каждой секундой становилось все более детализированным, поскольку датчики Тунгуски выделяли из темноты все больше структур. Сложные статистические методы выжимали максимум информации из скудных данных. Оже вспомнила инструктаж, который с ней провели на борту "Двадцатого века Лимитед". Схематическое изображение Питера было окрашено в тусклый серо-голубой цвет, но здесь было недостаточно света, чтобы задействовать цветовые рецепторы глаза. Схема Тунгуски проигнорировала слабое окружающее освещение и выкрасила всю конструкцию в ровный серый цвет, без затенения, за исключением того, что необходимо для придания пластинчатой текстуре поверхности. В обзоре Питера эта пластинообразная структура навела ее на мысль о чем-то вирусном или кристаллическом, но теперь оболочка АКС напомнила ей увеличенный вид кожи человека или животного, с грубым намеком на неровности и - кое-где - признаки того, что процессы заживления не совсем стерли следы болезни. прежние травмы. Это было так, как если бы АКС был выращен, а не сконструирован.
   Возможно, так оно и было. Никто не имел ни малейшего представления о том, откуда взялось сырье. Возможно, когда-то в этом космическом кармане находилась целая солнечная система, которая затем была эффективно потрачена, чтобы создать твердую, тонкую оболочку сферы. Или, возможно, необходимая масса-энергия была получена из ничего с помощью какой-то гораздо более сложной версии принципа, лежащего в основе двигателя просачивания.
   Оже посмотрела на Флойда, гадая, как он все это воспринимает. - Немногим людям удается это увидеть, - сказала она. - Если это тебя хоть немного утешит.
   - Я мог бы прожить и без этого, - сказал он. - Почему-то мне больше нравилась идея, что я могу доверять ночному небу или что Солнце настоящее.
   - Твой мир реален, Флойд, и ты сам тоже. Все остальное не имеет значения.
   - Я кое-что улавливаю, - сказал Тунгуска со спокойной настойчивостью. - Это может быть Найагара.
   - Эхо от его корабля? - спросила Оже.
   - Недостаточно близко для этого, - сказал он, - но на оболочке АКС есть движущееся пятно повышенной яркости. Вероятно, это отражение от его привода. Он делает все возможное, чтобы скрыть это, но он мало что может сделать, если все еще хочет управлять полетом.
   - Напомни мне: у нас в этой штуке есть еще какие-нибудь ракеты? - спросила Оже.
   - Никаких. Я дал указание заводам произвести их, но не могу позволить себе отвлекать слишком много ремонтных мощностей от привода. Думаю, нам придется полагаться на лучевое оружие, по крайней мере, до поры до времени.
   - Мы на расстоянии выстрела?
   - Пока нет. Для этого нам придется преодолеть довольно большое расстояние.
   - Мы можем подойти достаточно близко? - спросила Оже.
   - Нет, если Найагара сохранит свой последний курс. Но эта сигнатура отражения наводит на мысль, что он замедляется относительно АКС.
   - Зачем ему это делать? - спросил Флойд.
   - Вероятно, потому, что он готов применить устройство Молотова, - сказал Тунгуска.
   - Ты должен ударить его прежде, чем у него появится шанс.
   - Ты уверен, что хочешь этого, Флойд? Если эта бомба с антивеществом не проделает дыру в АКС, ты не вернешься домой.
   - Просто сделай это, - сказал Флойд. - Побеспокойся о моем обратном билете позже. Несколько часов назад я даже не ожидал, что проживу так долго.
   - Не думаю, что кто-то из нас думал о другом, - ответил Тунгуска. Его лоб наморщился, выдавая некоторый проблеск интереса к буре цифр, захлестнувшей его голову. - Ах. Теперь это может оказаться важным. - Он оглядел их выжидающие лица. - У меня есть некоторые уточненные данные об этом образце отражения. Похоже, что здесь два источника света, а не один.
   Оже задалась вопросом, поняла ли она его. - Два тяговых луча?
   - Да, но достаточно далеко друг от друга, чтобы их нельзя было связать с одним и тем же кораблем. Похоже, что Найагара выпустил меньший корабль из более крупного. В любой момент у нас должно быть сильное эхо... - Он прижал толстый палец к виску.
   - В этом есть смысл, - сказала Оже. - Его главный корабль как раз достаточно велик, чтобы нести устройство Молотова, верно?
   - Похоже, что так.
   - Он, вероятно, собирается врезаться им в АКС, как таран. Слишком много хлопот с извлечением антивещества из ядра, когда у него уже есть готовая система доставки. - Она подалась вперед на своем сиденье, не обращая внимания на напряжение в спине. - Другой корабль, должно быть, шаттл, что-то с достаточной дальностью полета, чтобы долететь до E2.
   - Это, должно быть, корабль, перевозящий "серебряный дождь", - сказал Тунгуска.
   - И Найагару, - добавила Оже.
   Тунгуска закрыл глаза, отгоняя посторонние мысли о реальном мире. - Я вижу шаттл и корабль-носитель, - сказал он. - Шаттл движется по траектории с высоким ускорением, удаляясь от устройства Молотова.
   - Похоже, он пытается увеличить расстояние между собой и точкой взрыва, насколько это возможно, - предположила Оже.
   Тунгуска кивнул, его глаза все еще были закрыты.
   - Ну, ты бы так и сделала, верно? - прокомментировал Флойд.
   - Есть ли вероятность попадания лучом в ближайшее время? - спросила она.
   - Пока нет. Поверьте мне, у меня чешется палец на спусковом крючке.
   Ничего не оставалось делать, кроме как ждать, пока дистанция сократится. Дальний обзор Тунгуски постепенно становился четче, подтверждая, что два корабля действительно разделились, и что более тяжелый из двух - основной корабль, тот, за которым они следили с Земли, - мчался по ускоряющейся траектории к поверхности АКС, направляя свой двигатель просачивания в сторону оболочки с Землей внутри. Избыточное излучение от поврежденного накопителя делало его объектом, за которым было легко следить даже на таком расстоянии. Часом ранее он двигался параллельно поверхности сферы, но теперь снижался по курсу, который должен был пересекать поверхность под прямым углом.
   - Мы не можем это остановить, не так ли? - раздраженно сказала Оже. - Эта проклятая штука попадет в АКС, что бы мы ни делали.
   - Но признайся, - сказала Тунгуска с большей игривостью, чем ей хотелось. - Разве тебе не просто немного любопытно посмотреть, что произойдет?
   - Я могла бы вынести незнание, - сказала она.
   Тунгуска открыл глаза. - Доклад с двигателя просачивания: мы готовы увеличить тягу до пяти g. Я не могу рисковать ничем большим, по крайней мере, сейчас. Нам не понадобятся ускорительные капсулы, хотя кораблю все равно придется обездвижить нас.
   - Чего бы это ни стоило, - сказала Оже.
   Комната задрожала и поглотила их.
   В мягких объятиях защитных систем корабля время вздымалось и тянулось непредсказуемыми, сказочными волнами. Она задавалась вопросом, каково это было Флойду, в голове которого не было мерцающих машин. О чем он думал сейчас, когда был так близко к дому и одновременно так близок к тому, чтобы увидеть разрушение всего, что он знал?
   - По моим оценкам, - сказал Тунгуска, - взрыв "Молотова" произойдет через пятьдесят секунд. Я устанавливаю расходуемые датчики, но перекрываю все наши обычные каналы. Никто никогда не видел крупный взрыв вещества-антивещества вблизи, и никто не может сказать, какую реакцию вызовет взрыв у самого АКС.
   - Насколько близко этот шаттл находится к месту столкновения? - спросила Оже.
   - Примерно в половину нашего нынешнего расстояния, - ответил Тунгуска. - Его защита должна быть хорошей, если он хочет остаться в живых в конце этого. Тридцать секунд...
   - Я могу обойтись без обратного отсчета, Тунгуска, - сказала Оже, собравшись с духом. - Просто скажи нам, будем ли мы все еще живы в конце этого.
   Когда это произошло, она почувствовала какое-то призрачное сообщение о взрыве, хотя Тунгуска заверил ее, что никакие сигналы не смогут дойти до нее через возведенные им баррикады. Он был долгим и протяжным, как отдаленный раскат грома.
   - Устройство с зажигательной смесью взорвалось, - сказал Тунгуска. - И мы, само собой разумеется, все еще живы.
   - Я была саркастична.
   - Я не жалуюсь. Всегда приятно подтверждать такие вещи.
   Когда расходуемые датчики сочли, что это безопасно, Тунгуска включил более чувствительные глаза корабля и направил их на место преступления. Им потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в полученных данных, поскольку обзор был перекрыт медленно расширяющимся шлейфом обломков, распространяющимся от места столкновения подобно вишнево-красному фонтану. Оже справилась со шкалой, но все еще не могла привыкнуть к ошеломляющим размерам объекта АКС. Шлейф был огромен - сотни тысяч километров в поперечнике, и он все еще рос, - но это была всего лишь крошечная деталь на поверхности сферы.
   - Вблизи эпицентра разлетаются обломки, - сказал Тунгуска. - Вид в укороченном ракурсе, поэтому нелегко точно разглядеть, какой ущерб был нанесен.
   - Просто покажи нам, что у тебя есть, - сказала Оже.
   Им пришлось подождать двадцать минут, пока шлейф достаточно не рассеялся и угол обзора не улучшился настолько, чтобы можно было получить более четкий обзор. К тому времени корабль Тунгуски двигался по той же дугообразной траектории, что и Найагара, разворачиваясь для жесткого перехвата АКС. Они все еще поддерживали пять g, защищенные от повреждений.
   - Они прорвались, - сказал Тунгуска.
   Он втолкнул образ в голову Оже. Устройство Молотова проделало удивительно аккуратное маленькое входное отверстие в коже АКС. Дыра была около ста километров в поперечнике и почти круглой формы. Оболочка толщиной в километр болезненно ярко светилась по краям дыры, затемняясь синим, желтым и обугленно-красным на расстоянии, возможно, двухсот-трехсот километров от эпицентра. В открытом поперечном сечении виднелись намеки на дикие, хлещущие структуры, извивающиеся, как перерезанные нервные окончания.
   - Боже милостивый, - сказала Оже. - Они сделали это. Эта проклятая штука вообще не оказывала никакого сопротивления.
   - А ты этого ожидала? - спросил Флойд.
   - Я чего-то ожидала.
   - А что насчет другого корабля?
   - Все еще отслеживаю его, - сказал Тунгуска. - Он находится под ускорением и сохраняет курс, которым следовал до взрыва. Это поможет ему поравняться с отверстием меньше чем за десять минут.
   Может быть, ему не следовало так беспокоиться о состоянии защиты Найагары, подумала она. - Я так понимаю, мы все еще не в пределах досягаемости луча?
   - Нет. - В голосе Тунгуски звучало искреннее смущение. - Для этого нам придется последовать за ними.
   - Через отверстие?
   - Да, - сказал Тунгуска. - В АКС. Боюсь, это единственный доступный нам курс.
  

СОРОК

  
   К тому времени, когда они собирались пройти через дыру, которую Найагара пробил в АКС, облако обломков полностью рассеялось. Рана оставалась свежей и яркой, отбрасывая слабый луч переизлученного золотисто-белого света обратно в космос, отражаясь от нескольких оставшихся осколков горячего вещества, все еще висящих вокруг места удара.
   - Этот свет имеет спектр солнечного излучения, - сказал Тунгуска, когда они падали вниз в столбе света. - Это идеальное совпадение с Солнцем на пределе возможностей наших приборов.
   Переход между внешним и внутренним произошел в мгновение ока. Один километр толщины панциря был ничем по сравнению с их скоростью. В какой-то момент поверхность сферы стала увеличиваться, а рана быстро разрасталась от жгучего, с белым ободком глаза до глотающего рта... а потом они прорвались, падая к сердцу АКС.
   Датчики Тунгуски немедленно оценили обстановку внутри. Позади его корабля удаляющаяся рана охватывала круг идеальной черноты межзвездного пространства. С этой стороны она также была окаймлена яркой, агонизирующей материей. Но вместо стеганого серо-голубого материала внешней обшивки внутренняя поверхность АКС была сделана из чего-то гораздо более странного; чего-то гораздо менее восприимчивого к простому исследованию приборами Тунгуски.
   Они всегда знали, что внутренняя поверхность оболочки должна была функционировать как своего рода почти идеальный планетарий, проецируя изображение неба, которое было бы видно с первоначальной Земли. Там были фальшивые звезды, их яркость и цвета воспроизводились в точности, выстраиваясь в точно такие созвездия, которые жители E2 привыкли ожидать. Какая-то часть звезд, должно быть, даже была запрограммирована на изменчивость - тускнеть и становиться ярче в соответствии со сложными алгоритмами, богатыми астрофизикой. Все они должны были двигаться относительно друг друга, следуя медленным, величественным течениям правильного движения или вращающемуся кругу двойных орбит.
   За звездами были галактики, огромные скопления их во всех направлениях. Каждая галактика должна была подвергаться такому же тщательному изучению, как и звезды. Новые и сверхновые звезды должны были вспыхивать и умирать... независимо от того, были они замечены или нет.
   Это было потрясающе. Это также было обречено на провал, поскольку ни один такой гобелен никогда не выдержал бы сколь угодно тщательного изучения с использованием астрономических инструментов, доступных в эпоху Оже. Даже простой межпланетный зонд в конечном счете обнаружил бы что-то странное в расположении этих звезд... как раз перед тем, как он разлетелся бы на атомы, столкнувшись с внутренней поверхностью оболочки. Нет: он не был абсолютно надежен, да это и не должно было входить в намерения его создателей. Оболочка была достаточно хороша, чтобы выдержать проверку с использованием грубой науки времен Флойда, но никогда не предполагалось, что она должна создавать совершенно убедительную иллюзию. Следовало предположить, что рано или поздно обитатели E2 должны были узнать правду. Функция АКС состояла в том, чтобы защищать их от внешнего вмешательства именно до этого момента. После этого - в этот момент они, вероятно, направили бы свою энергию на то, чтобы пробиться сквозь скорлупу, - они были предоставлены сами себе.
   Но с видом небес вокруг внутреннего края открытой раны уже было что-то не так. На тысячи километров во всех направлениях звезды были искажены, вытянуты и напоминали сперматозоиды, их вытянутые, сужающиеся хвосты указывали, как обвиняющие пальцы, на дыру, проделанную Найагарой.
   - Зона искажения распространяется, - сказал Тунгуска. - Честно говоря, им будет трудно не заметить этого на Земле, даже если они каким-то образом пропустили первоначальную вспышку.
   - Что они об этом подумают? - задумалась Оже.
   - Не знаю. Но если к концу дня им придется беспокоиться только о необъяснимой астрономической головоломке, то дела у них пойдут неплохо.
   - Мы уже можем сбить этот шаттл? - спросила она.
   - Нет, - ответил он. - Но я готов выжать немного больше из привода. Если мои оценки верны, у нас все еще есть шанс перехватить их до того, как они войдут в атмосферу.
   - Не сомневайся, Тунгуска.
   - Я не буду. Однако есть кое-что, о чем, как мне кажется, я должен упомянуть. Это всего лишь наблюдение, и оно может ввести в заблуждение.
   Оже совсем не понравилось, как это прозвучало. - Все равно расскажи нам.
   - Рана, похоже, заживает сама по себе. Отверстие было более ста километров в поперечнике сразу после взрыва устройства Молотова.
   - И что теперь?
   - Чуть меньше ста. Возможно, это ничего не значит - довольно трудно определить точную границу, - но я подумал, что должен обратить на это ваше внимание.
   - Не спускай с него глаз, - сказала она. - Я не хочу, чтобы эта чертова штуковина накрыла нас, пока мы все еще внутри.
   - Через некоторое время у меня будет лучшее представление о скорости закрытия, - сказал Тунгуска.
   - Выжми из этой штуковины как можно больше скорости. Тогда мы все сможем разойтись по домам.
   В течение следующего часа они продвигались все глубже и глубже, следуя за одиноким эхом шаттла Найагары. Все попытки связаться были проигнорированы, хотя это не помешало Тунгуске неоднократно предлагать переговоры. По его словам, он был готов рассмотреть любое предложение, которое остановило бы развертывание "серебряного дождя". Но никакого ответа на его сообщения так и не последовало.
   Несмотря на настоятельную необходимость перехватить шаттл до того, как он достигнет земной атмосферы, Оже не могла не восхититься тем, что оказалась внутри сферы АКС и увидела свой мир таким, каким он мог был быть. Это была Земля, которая никогда не знала ни ядерной войны, ни безудержной климатической катастрофы, ни умной погоды, ни Нанокоста. При виде этого ей захотелось заплакать. Ни один образ никогда не мог сравниться с душераздирающей красотой этого маленького голубого мира, красотой, тем более острой теперь, когда она знала, насколько он изысканно хрупок. Это была красота крыла бабочки.
   E2 висела точно в геометрическом центре АКС. По орбите вокруг нее или, по крайней мере, двигаясь в убедительном подобии ньютоновского движения, находилось то, что казалось идентичной копией Луны. Оже предположила, что она была запечатлена на том же квантовом снимке, что и E2, но для подтверждения этого потребовалось бы исследование крупным планом. Луна с таким же успехом могла бы быть сфабрикованным изображением, наполненным достаточным количеством деталей, чтобы обмануть поверхностных наблюдателей, и достаточной гравитацией, чтобы вызвать приливы на Земле. Оставшийся вклад в приливы - солнечная составляющая - должно быть, был достигнут с помощью какого-то хитрого гравитационного манипулирования - возможно, невидимых малых орбитальных масс, - поскольку солнца не было. Вместо этого с внутренней поверхности сферы сиял золотисто-желтый диск точно нужной температуры и видимой яркости. Но он был разработан только для того, чтобы выглядеть убедительно с точки зрения земной поверхности, и вблизи они увидели, как его форма была искажена вогнутостью сферы.
   - Вот ваш источник излучения солнечного спектра, - сказала Оже. - Снаружи сферы мы видели ее свет, просачивающийся через отверстие. Как ты думаешь, сколько времени потребовалось бы людям Флойда, чтобы разобраться в этом?
   - Даже без космических полетов они начали бы замечать некоторые загадочные вещи в течение нескольких десятилетий, - сказал Тунгуска. - В нашей временной шкале большое внимание было сосредоточено на измерении округлости солнечного диска, поскольку это оказалось способом различения конкурирующих космологических моделей. При таком внимании иллюзия, вероятно, не смогла бы сохраняться долго.
   - Или, может быть, они просто выбрали бы другую теорию, - сказала Оже.
   - Возможно.
   - В любом случае, мир Флойда не достиг того, чего достигли наши ученые, даже на тысяча девятьсот пятьдесят девятый год.
   - Они могли бы быстро наверстать упущенное, - сказал Тунгуска. - И тогда они могли бы слишком сильно сопротивляться, если бы кто-то попытался сделать то, что сейчас пытается Найагара.
   - Это означает, что тот, кто работал за кулисами, имел серьезную координацию, - сказала Оже. - Достаточно, чтобы изменить исход Второй мировой войны, прежде чем она стала по-настоящему глобальной. И тот, кто это сделал, все еще там, внизу.
   - Ты думаешь, они заслуживают возмездия, не так ли? - спросил Тунгуска.
   - Конечно. А ты думаешь, нет?
   - Они остановили войну, в которой погибли миллионы людей в нашей временной шкале, Оже. Никакого окончательного решения еврейского вопроса, никакого русского фронта, никакой Хиросимы, Нагасаки.
   - Они остановили ту войну не по доброте душевной, Тунгуска. Они остановили это, потому что это мешало их планам глобального геноцида. И теперь я думаю, что они должны заплатить за это.
   - Ну, мы почти в пределах досягаемости атаки, если это тебя утешит. Этому маленькому шаттлу приходится снижать скорость, готовясь к полету в атмосфере. Если бы он выпускал "серебряный дождь" на такой скорости, даже абляционные оболочки не защитили бы наномашины, лежащие в основе оружия. Есть некоторая неопределенность, но я могу начать попытку нанесения удара в течение трех минут.
   - А как насчет ракет, которые ты нам обещал? - спросила она.
   - Почти готово. Терпение, пожалуйста. - Она услышала нотку неуверенности в его голосе. - Что касается другого вопроса...
   - По какому еще вопросу?
   - Заживление раны. Я внимательно следил за этим и теперь могу авторитетно заявить, что...
   - У нас еще есть время выбраться отсюда?
   - Да, учитывая...
   - Мне больше не о чем беспокоиться, Тунгуска.
   - Хорошо. В таком случае я не буду упоминать о приводе просачивания.
   Тунгуска сдержал свое слово. Не прошло и двух минут, как Оже почувствовала небольшое изменение в атакующей позе корабля, указывающее на то, что он пустил в ход свое лучевое оружие. Когда они включились и выстрелили, разряжаясь синхронными залпами, она почувствовала приливы и отливы массивных аккумуляторов где-то в недрах корабля.
   - Как долго мы сможем поддерживать такую скорость стрельбы? - спросила она.
   - Столько, сколько потребуется. Энергия - это не проблема.
   Шаттл ожидал удара лучевым оружием - Тунгуска сказал, что это было почти неизбежно, - но его возможности защиты были ограничены. Он мог бы отбрасывать отражающую оболочку, сбрасывая отдельные слои своего корпуса, но не бесконечно. Он мог произвольно менять свой курс, затрудняя попадание лучей в яркую ауру его пламени двигателя, которое теперь было направлено в сторону от них, но все еще было видно на фоне E2 и внутренней поверхности сферы АКС, но каждая коррекция курса стоила ему части его энергии, с трудом завоеванного отрыва. Для пилота шаттла это был самый сложный компромисс, который нужно было найти.
   - Что бы ни делал Найагара, - сказал Тунгуска, - в долгосрочной перспективе это причинит ему боль. Все мои расчеты теперь указывают на успешный перехват до того, как он окажется в пределах досягаемости атмосферы.
   В самоуверенности этого заявления было что-то такое, от чего у Оже мурашки побежали по коже. Это было похоже на приглашение судьбе.
   Именно в этот момент привод просачивания решил снова выйти из строя.
   Она почувствовала, как корабль застопорился в погоне, внезапно теряя контроль над своей жертвой. Привод заикнулся, сильно ускорившись, а затем отключился. Мягкие объятия корабля сделали все возможное, чтобы сгладить внезапные изменения ускорения, но Оже все еще чувствовала несколько провалов в сознании, когда кровь в ее мозгу плескалась, как грязь в ведре.
   - Тунгуска... - выдохнула она, когда смогла, - Может быть, ты хочешь передумать...
   Корабль находился в свободном падении. Двигатель полностью заглох, отключенный системами аварийного управления, прежде чем нестабильность открыла слюнявую пасть во плоти самого космоса.
   В течение следующих нескольких минут начали поступать требования по ремонту. Привод все еще можно было починить, но заплатки, установленные после ракетной атаки, уже изжили себя. Потребовалось бы много часов, прежде чем можно было бы достичь даже умеренной тяги в одно g.
   Почувствовав, что его подопечные больше не нуждаются в защите от толчков и поворотов боя, корабль ослабил хватку над Флойдом, Оже и Тунгуской, и белые коконы снова приняли знакомые формы стола, стульев, пола, стен и потолка.
   - Надеюсь, - сказала Оже, - что у тебя есть запасной план, Тунгуска. Потому что в противном случае нам крышка.
   Тунгуска, к его чести, все еще умудрялся сохранять внушающий доверие лоск авторитета. - Я уже рассмотрел все варианты, - сказал он. - Вам будет приятно услышать, что все еще существует способ перехватить этот космический корабль.
   - А ракеты? - спросил Флойд.
   - Нет. - Он скорчил самокритичную гримасу. - Ну, да. Но все не так просто.
   Оже посмотрела на Флойда и закатила глаза. - Этого никогда не бывает. Каков твой план?
   - Отсюда у ракет не хватит дальности полета. Мои внутренние ремонтные заводы имеют лицензию на производство практически всего, за исключением комплектных узлов привода просачивания. Мне пришлось довольствоваться небольшими, примитивными термоядерными электростанциями. С ними ракеты достаточно быстры и маневренны для выполнения этой задачи, и их можно использовать в качестве боеголовок, но только в том случае, если им протянуть руку помощи.
   Тон его голоса говорил: - Будь осторожна. Что бы он им ни предлагал, это не обходилось без издержек.
   - Например? - спросила Оже.
   - Им понадобится система доставки. В данный момент мы не можем подойти достаточно близко, а к тому времени, когда корабль починят, будет слишком поздно. Но у нас все еще есть шаттл с "Двадцатого". Для страховки я заправил его топливом и отремонтировал. Прикрепить к нему две ракеты - дело тривиальное - они сами могут вцепиться в корпус, как паразиты.
   - Сможет ли шаттл прибыть вовремя? - спросил Флойд.
   - Запросто, хотя вероятность ошибки невелика. Кому-то придется на нем лететь.
   - Разве у вас нет робота-змеи, который мог бы это сделать? - спросила Оже.
   - Ни одного, которого я мог бы избавить от ремонтных работ.
   Оже заставила себя встать. - Тогда чего же мы ждем?
   Тунгуска жестом велел ей оставаться на месте. - Когда я сказал, что кто-то должен управлять им, я имел в виду себя.
   - Нет никаких причин, по которым я не могу полететь на нем вместо тебя, - сказала Оже. - Какими бы знаниями ты ни обладал, Кассандра может поделиться со мной.
   - Это плохая идея, - сказал Тунгуска.
   - Почему нет? Машины покажут мне, что я должна делать.
   - Дело не в этом. Я не сомневаюсь, что они могли бы предоставить вам необходимую компетенцию, но будет гораздо лучше, если я полечу шаттлом с Флойдом в качестве пассажира.
   - Я не понимаю, - сказала Оже.
   Он вздохнул, как будто надеялся, что ему не придется ничего объяснять. - Проблема в том, что тот, кто полетит на этом шаттле, может никогда не добраться домой. - Он сложил пальцы домиком, понизив голос так, чтобы в каждом слове звучало размеренное ударение какого-то ужасного заявления. - Перехват Найагары все еще возможен, даже сейчас. Но к тому времени, когда шаттл выпустит свои ракеты, у него едва ли будет время вернуться в эту точку, не говоря уже о том, чтобы полностью покинуть АКС. Рана затягивается. Это будет очень, очень скоротечная операция, даже если рана не заживет быстрее. Чего я не могу гарантировать. - Он глубоко вздохнул и посмотрел на Оже. - Вот почему ты не можешь быть на этом шаттле. Ты останешься здесь, готовая покинуть АКС, как только можно будет перезапустить главный привод.
   - А ты?
   - Я позабочусь о том, чтобы ракеты нашли свою цель. Когда это будет сделано, я верну Флойда на поверхность E2.
   - А потом? - спросила она.
   - Я оценю ситуацию. Если позволят обстоятельства, я попытаюсь вернуться на этот корабль. Если они этого не сделают... Что ж, я не могу оставить шаттл валяться в лесу, где его могут найти люди Флойда. Я позабочусь о его утилизации. Это не должно быть трудно.
   Оже хотела убедиться, что она точно поняла, что он имел в виду. - Другими словами, покончишь с собой.
   - Если тебе так уж необходимо говорить об этом прямо.
   Она покачала головой. - Это не так, как это должно произойти. Ты уже сказал, что я могу управлять кораблем так же хорошо, как и ты.
   - То, что я сказал... - начал Тунгуска.
   - Я забираю Флойда домой, - сказала она. - Я втянула его в это, так что, черт возьми, я вполне могу вытащить его из этого.
   Флойд потянулся и взял ее за руку. - Нет. Послушай Тунгуску. В его словах много здравого смысла.
   - Ты обречешь его, чтобы спасти меня?
   - Никто не говорит о том, чтобы кого-то обрекать. Ему не обязательно совершать самоубийство. Он всегда может продолжать искать другой выход.
   - Тогда я могу сделать то же самое, - сказала Оже. Она резко повернулась к слэшеру. - Доставь нас на этот корабль.
   - Нас?
   - Флойда и меня.
   - А Кэсси? - медленно спросил он.
   - Мы обсуждали этот вопрос, - сказала Оже. - Кассандра хочет прокатиться с нами.
   На лице Тунгуски появилось выражение поражения, и он покачал головой. - Ты не должна заставлять меня делать это.
   - Но это так.
   - Мне все равно нужно еще двадцать минут, чтобы закончить установку ракет и подключить их к бортовому оборудованию шаттла. Я учел это время в своих расчетах, так что используйте его с умом. У тебя еще есть шанс передумать.
   - Мне не нужно больше времени - я приняла решение, - сказала Оже.
   Тунгуска устало улыбнулся, признавая, что от дальнейших дебатов ничего не добьешься. - Я всегда знал, что ты захочешь, чтобы все было именно так, - сказал он. - Я просто должен был быть уверен.
   - Могу я попросить тебя об одном маленьком одолжении, прежде чем мы попрощаемся? - спросил Флойд.
   - Если я смогу помочь, я это сделаю.
   - Мне кое-что нужно от тебя. На самом деле, две вещи.
   Тунгуска широко развел руками в благоразумном жесте. - Что я могу сделать?
   - На этом корабле можно приготовить почти все, что угодно, не так ли?
   - В определенных пределах.
   - Я не прошу всего мира. Мне просто нужно, чтобы ты наколдовал для меня немного клубники.
   Один уголок рта Тунгуски приподнялся в полуулыбке, как будто он либо ослышался, либо стал жертвой шутки, которую не понял. - Клубнику?
   - Ты можешь это сделать?
   - Да. - Тунгуска обдумал этот вопрос. - Или, по крайней мере, что-нибудь, похожее на клубнику по виду и вкусу, даже если это не совсем то, что нужно.
   - Я не привередливый. Ты можешь сделать это за двадцать минут?
   - Я могу сделать это за пять минут, если ты хочешь съесть ее немедленно.
   - Она не для меня, - сказал Флойд. - Я клубнику даже не люблю. Она для друга. Так что она мне понадобится в сумке.
   - В сумке.
   - Это верно.
   Тунгуска кивнул с серьезным выражением лица. - А что еще?
   - Мне нужно немного твоего волшебного лекарства.
   - УВ?
   - Кое-кто, кого я знаю, умирает. Это та самая леди, которая хочет клубнику.
  

СОРОК ОДИН

  
   Тунгуска вел их по извилистым белым коридорам, где царили условия невесомости, пока они не достигли пустого, заполненного вакуумом помещения где-то на корме его корабля. Именно здесь он сохранил шаттл из "Двадцатого века Лимитед" с тех пор, как спас их от падения обратно на замерзшую Землю. Шаттл выглядел новее, чем когда Оже в последний раз видела его снаружи, его поверхности были отполированы и блестели, вмятины и неровности устранены, царапины заживлены, следы ожогов исчезли. Если бы не логотип "Крылатый конь" компании-владельца, она сомневалась, что узнала бы в нем то же самое судно.
   - Я поражена, что ты не выбросил это как ненужный хлам, - сказала Оже.
   - Я бы с большей вероятностью переработал его в сырье, - сказал Тунгуска. - Но, как я уже сказал, это страховка.
   - Никогда не повредит, - сказал Флойд.
   Теперь на месте были две ракеты: изящные, гладкие, похожие на акул формы, облегающие корпус и прикрепленные к нему экструдированными накладками.
   - Они выполнят эту работу? Ты уверен в этом? - спросила Оже.
   - С последнего маленького фиаско я немного настороженно отношусь к догматическим утверждениям. Но да, я в какой-то степени доверяю им.
   - А шаттл?
   - Он выдержит.
   - Тогда пошли.
   Тунгуска проводил их на борт. Корабль уже гудел, готовясь к немедленному полету. От него пахло чистотой, как от чего-то, что только что развернули.
   - Топливные баки полны, - сказал он, указывая на пульт управления. - Пришлось откачать немного водорода из нашей системы охлаждения, но не думаю, что мы будем скучать по этому поводу.
   - Спасибо, Тунгуска, - сказала Оже.
   - Если бы я мог еще что-нибудь для тебя сделать...
   - Ты сделал более чем достаточно. Вы с Кассандрой оба... все вы. Я очень благодарна.
   - Для меня это вдвойне важно, - сказал Флойд.
   - Мы все несем коллективную ответственность за преступление Найагары, - сказал Тунгуска.
   - Тогда давайте надеяться, что у него не будет шанса совершить это.
   - Ты можешь простить нас, Оже?
   Она на мгновение задумалась об этом. - Я думаю, нам всем нужно немного прощения, не так ли?
   - Некоторым больше, чем другим.
   Она взяла большую руку Тунгуски в свою. - Я знаю, что я здесь делаю. Как и Флойд. Не жди нас здесь. Как только вы снова заведете этот двигатель просачивания, убирайтесь отсюда.
   - Я буду ждать тебя на другой стороне, - сказал Тунгуска. Он сжал ее руку. - А пока желаю удачи. Передай мой привет Найагаре. Жаль, что я не могу выразить свои чувства лично.
   - Я сделаю так, чтобы это считалось от нас обоих, - сказала Оже.
  
   Отбытие было обычным делом. Когда они пролетели час, Оже повернулась к Флойду и сказала: - Нам нужно кое о чем поговорить.
   - Это может подождать, пока мы не разберемся с Найагарой?
   - Потом у нас может не хватить времени. - Сценарий - слова, которые она мысленно заготовила, - застрял у нее где-то в горле. Все, что она смогла выдавить, это: - Что ты теперь собираешься делать?
   Он посмотрел на нее так, словно это был самый глупый вопрос, который кто-либо когда-либо задавал. - Сейчас?
   - Я имею в виду, до конца твоей жизни. Теперь, когда ты знаешь... всё. Теперь, когда ты не сможешь сделать вдох, не вспомнив, что ничто вокруг тебя на самом деле не такое, каким кажется.
   - Думаю, я поступлю так же, как и все остальные: продолжу жить своей жизнью и забуду о важных вопросах.
   - Это не очень хороший ответ.
   - Это правда. Мне все еще нужна обувь на ногах. Мне все еще нужно питаться и оплачивать счета за электричество. Мне все еще нужна крыша над головой, что бы ни было на небе. В любом случае, это не значит, что у меня нет кое-каких планов.
   - Планы, о которых ты хочешь мне рассказать?
   - Мой первый долг - перед Кюстином, - сказал Флойд. - Я все еще должен отстранить полицию от его дела. Это означает разобраться с Майолем и, возможно, найти какие-то рычаги воздействия на инспектора Бельяра. В туннеле Кардинала Лемуана есть по крайней мере один мертвый ребенок войны. Майолю, возможно, понадобится живой, прежде чем он сможет что-нибудь для меня сделать. Но я не узнаю, пока не позвоню ему.
   - Это не продлится вечно.
   - Это еще не все, что я запланировал. После этого я отправлюсь за другой рыбой - кем бы она ни была.
   - Другая рыба, похожая на брата Калискана?
   - Если он там, я найду его. И если я найду его, я заставлю его заговорить.
   - Это опасные люди, - сказала Оже.
   - Знаю.
   - Они организованы и готовы убивать, чтобы защитить свои секреты. У них нет никаких угрызений совести по поводу попытки убить три миллиарда человек. Они не собираются терять сон из-за одного маленького детектива.
   - Тогда, может быть, они не заметят моего приближения. И я буду не одинок. Кюстин будет на моей стороне. Может быть, Майоль, если я смогу вразумить его. Вместе мы могли бы что-то изменить.
   - Ты уже многое изменил, - сказала она. - Если бы ты не воспринял Бланшара всерьез, все, что сделала Сьюзен, было бы потеряно. Мы бы никогда не узнали о плане Найагары.
   - Это было дело, - сказал Флойд, легко пожав плечами. - Это нужно было закрыть.
  
   Флойд почувствовал, как шаттл содрогнулся, когда первая ракета отцепилась и умчалась прочь, оседлав столб пламени, похожий на осколок, отколовшийся от солнца. Прошло шесть часов с тех пор, как они покинули корабль Тунгуски, но казалось, что прошло больше двадцати. Ничего не оставалось делать, кроме как ждать, пока шаттл займет позицию для пуска; ничего не оставалось, кроме как беспокоиться, что Найагара выкинет какой-нибудь трюк в последнюю минуту, который приведет в замешательство все тщательно продуманные стратегии Тунгуски. Но погоня разворачивалась с тщательным соблюдением симуляции атаки, вплоть до последнего момента перед выпуском ракеты. Найагаре больше нечего было предложить; никакой альтернативы, кроме как продолжать свою гонку навстречу атмосфере E2 и надеяться, что он доберется туда первым. Он, должно быть, знал, что для него это стало самоубийственной миссией; что даже если ему удастся сбросить споры серебряного дождя на E2, он никогда не доживет до того, чтобы увидеть их убийственный эффект.
   Теперь два корабля находились достаточно близко, чтобы приспособиться к ограниченному радиусу действия изготовленных ракет. Шаттл Найагары двигался по вынужденной параболе, которая уже унесла его на расстояние тысячи километров от поверхности E2, в то время как шаттл "Двадцатого" отставал менее чем на половину этого расстояния.
   Они наблюдали, как след от ракеты устремился вниз, к покрытому облаками полушарию Тихого океана. Ни один из приборов на борту шаттла не был способен отобразить местоположение ракеты, но машины Кассандры передавали постоянный комментарий непосредственно в голову Оже; непрерывный лепет телеметрии, который иногда заставлял ее морщиться в знак протеста, поскольку цифры подавляли ее способность их обрабатывать.
   Флойд посмотрел на нее, ожидая новостей.
   - Захват, - сказала она. - Все пока выглядит хорошо.
   Внизу, на фоне океана, Флойд едва мог разглядеть отблеск корабля, за которым они гнались. Он все еще находился в пятистах километрах, но - не считая ракеты - это было единственное, что двигалось на фоне E2, изрыгая яркое, дрожащее пламя, продолжая уклоняться от изменения курса, все еще пытаясь увернуться от всего, что они могли в него бросить.
   - Четыреста километров, - сказал Оже. - Ракета по-прежнему выглядит хорошо. Возможно, Тунгуска и построил ее в спешке, но он проделал довольно хорошую работу.
   - Я рад, что он на нашей стороне.
   - Я тоже. Флойд: возможно, сейчас не самое подходящее время...
   - Когда это вообще бывает?
   - Что бы ни случилось дальше, я не жалею, что мы встретились. Я не жалею, что у нас было это приключение.
   - Действительно?
   - Никогда и за миллион лет. - Затем она нахмурилась, когда машины отправили еще одно сообщение прямо в ее череп. - Двести километров и приближаемся. Найагара знает, что теперь у него на хвосте ракета.
   Флойд увидел, как маленькая искорка пламени двигателя Найагары стала еще более взволнованной, заметавшись из стороны в сторону, как перышко на ветру. Он задавался вопросом, что означал такой поворот для всех, кто еще был жив на этом корабле. Возможно, Найагара и его сообщники все уже были мертвы, раздавленные силами побега, пожертвовав собой, чтобы их груз все еще мог попасть на E2.
   Или, может быть, он все еще был жив и испытывал боль.
   Флойд знал, какой вариант он предпочитает.
   - Что-то меняется, - сказала Оже. - Альбедо корабля Найагары...
   Флойд тоже это увидел: этот движущийся отблеск всего на мгновение превратился в движущееся пятно серебристого света.
   Это выглядело так, как будто корабль Найагары взорвался. Он осмелился поверить, что это могло быть так, что ракета каким-то образом пересекла пространство быстрее, чем предполагалось. Но вид выхлопных газов двигателя продолжал обжигать, острый и чистый, как стилет.
   - Что только что произошло? Разве мы...
   - Нет, мы этого не делали. Он просто снял большую часть своего корпуса, выбросив его, как старую кожу. Это может означать только одно, Флойд: он готов избавиться от спор.
   Корабль содрогнулся. Стартовала вторая и последняя ракета.
   - Приближается первая ракета... шестьдесят километров... сорок... двадцать...
   Флойд уставился вниз, желая исхода со всей силой, которая у него была. Но серебряное пятно продолжало двигаться.
   - Ноль, - сказала Оже. - Ноль. Черт.
   Первая ракета вошла в атмосферу, устремившись в небо над какими-то островами в середине Тихого океана, которые Флойд не узнал. - Мы не можем повернуть все вспять вовремя, - сказала Оже.
   - Попробуй.
   Но ракета уже выбрала свою судьбу. Вспыхнул огонек, быстро ставший достаточно ярким, чтобы причинять боль, и так же быстро угас.
   - Боеголовка самоликвидировалась. Это нехорошо.
   - Что со второй?
   - Самонаведение. Приближается к трем сотням километров.
   Движущееся пятно корабля Найагары внезапно изменило направление своего движения. Даже без увеличения Флойд увидел, как судно заметно изменило свой курс на фоне океана. Великое море было ярким, прозрачным и гладким, как мрамор, облака и острова рассыпались по его безупречному лику с живописной точностью, ломаными линиями и элегантными изгибами. Это был его мир, каким никто никогда раньше его не видел, и этого было достаточно, чтобы заставить его ахнуть.
   Ему было жаль. Это было чудесное, великолепное зрелище, но просто не было времени наслаждаться им.
   Может быть, в следующий раз.
   - Ублюдок замедляет ход, - сказала Оже.
   - Он готов.
   - Двести пятьдесят километров. Ракета замедляется.
   - Замедляется?
   - Ракета учится у своей напарницы, чтобы не повторить ту же ошибку.
   - Я действительно надеюсь, что она знает, что делает.
   - Двести километров... все еще замедляется. Может быть, она неисправна. О, черт, я надеюсь, что она не вышла из строя.
   - Если это так, нам нужно подумать о том, чтобы протаранить эту штуку.
   Оже оглянулась на него. Он не мог сказать, было ли на ее лице впечатление или ужас. - Не беспокойся об этом, - сказала она. - Я уже запрограммировала перехват.
   - Мило с твоей стороны сказать мне.
   - Я бы справилась с этим. - Она моргнула, собираясь что-то сказать. Флойд почти чувствовал, как поток цифр проносится у нее в голове.
   - Ракета, Оже?
   - Снижает скорость до ста километров... Нет, подожди. - Она заколебалась. - Подожди. Он снова мчится.
   - Продолжай говорить.
   - Уже слишком поздно. Это не собирается...
   Сдетонировала вторая боеголовка. Тот же самый укол света, увеличивающийся в размерах и яркости... но на этот раз он продолжал увеличиваться. Флойд зажмурился, но это все равно не помогло, свет проникал сквозь его кожу, сквозь кости, очищая каждую мысль в его голове, за исключением признания его собственной невыносимой яркости, словно провозглашение от Бога.
   А потом медленное, величественное затухание, а дальше ничего.
   Только пустое небо.
   - При этой детонации не было никаких глушителей, - сказала Оже, ее голос был далеким и бессвязным, как будто кто-то говорил во сне. - Он не прилагал никаких усилий, чтобы ограничить свой взрыв. Должно быть, он был уверен, что сможет совершить убийство.
   - Там снаружи ничего нет.
   - Знаю.
   - Это значит, что мы сделали это, - сказал Флойд. - Это значит, что мы спасли Землю.
   - Одну из них, - поправила она.
   - На сегодня достаточно и одной. Давай не будем жадничать.
  

СОРОК ДВА

  
   Над Тихим океаном был дневной свет, а значит, ночь над Парижем. Облака окутали город, туман окутал его улицы холодными, сковывающими кольцами. Шаттл падал сквозь непогоду, как камень сквозь дым, экономя топливо и замедляя спуск с минимальными затратами тяги. Ближе к земле он изменил конфигурацию своих летных поверхностей и стал сносно аэродинамичным. Гиперзвуковой полет, затем сверхзвуковой, затем дозвуковой, пока шаттл не опустился сквозь основную толщу облаков в мрачное окно чистого воздуха. Районы города, вырисовывавшиеся в свете зданий, уличных фонарей и движущихся машин, проступали сквозь низкое одеяло тумана. Вот зыбь Монмартра и Сакре-Кер; вот темная лента Сены; вот сверкающий карнавал Елисейских полей, подобный реке света.
   - Смотри, - сказала Оже с детским ликованием. - А вот и Эйфелева башня. Она все еще здесь, все еще нетронутая. Она все еще стоит.
   - Все по-прежнему здесь, - сказал Флойд.
   - Разве это не чудесно?
   - Это растет благодаря тебе.
   - Мы никогда не заслуживали этого второго шанса, - сказала она.
   - Но иногда получаешь то, чего не заслуживаешь.
   Зазвонил пульт. Оже подалась вперед и ответила на вызов.
   - Здесь Тунгуска, - услышали они. - Должен выразить свои поздравления. Мы видели смертельный удар даже на расстоянии трех световых секунд.
   Оже дала ему договорить, прежде чем спросить: - Споры? Мог ли "серебряный дождь" пережить взрыв?
   Его ответ пришел шесть секунд спустя. - Маловероятно.
   - Надеюсь, что ты прав.
   - Я тоже надеюсь, что это так. - В его голосе звучало скорее удивление, чем тревога, как будто он исчерпал последние запасы беспокойства. - Полагаю, что на данный момент все, что можно реально сделать, это надеяться на лучшее. Вы оба целы?
   Оже бросила на Флойда быстрый взгляд. - Настолько целы, насколько мы когда-либо будем.
   - Хорошо. Ты блестяще справилась. Боюсь, однако, что у нас не так много времени, чтобы зацикливаться на вашем успехе. Рана быстро затягивается. Наш привод немного шатается, но мы можем начать ковылять к выходу.
   - Тогда идите, - сказала Оже.
   - Дело в том, - сказал Тунгуска, - что я очень надеялся, что ты пойдешь с нами. Есть также небольшой нюанс, связанный с тем, что теперь ты являешься опекуном Кассандры, и я бы ничего так не хотел, как чтобы она вернулась в пространство Политий.
   Флойд наклонился, натягивая ремни безопасности. - Она придет на встречу, Тунгуска.
   - Флойд... - сказала Оже.
   - Отправляйся домой, - сказал Флойд Тунгуске, - но будь готов забрать этот шаттл в последнюю минуту. Как только Оже высадит меня, она немедленно отправится обратно к вам.
   - Телеметрия показывает, что у вас достаточно топлива, - осторожно сказал Тунгуска. - Если вы отправитесь в обратный путь практически сразу после приземления. Если вы будете медлить, то никаких гарантий не будет. Надеюсь, я ясно выразился.
   - Как в цветном кино, - сказал Флойд.
  
   Это была полоска свободной земли между двумя заброшенными церквями, где-то к югу от ипподрома Лонгчемп. Если кто-нибудь и видел шаттл, снижающийся сквозь туман, с криком несущийся в ночи на вертикальной тяге, то они предпочли не оставаться поблизости до конца представления. Возможно, несколько бродяг, пьяниц или цыган видели, как это прибыло... прежде чем почесать в затылках и решить, что это действительно не то, в чем им нужно участвовать, особенно учитывая обычное отношение городских властей к людям, сующим свой нос туда, где им не рады. Что бы это ни было, пришли бы они к выводу, маловероятно, что оно появится там утром.
   Теперь корабль стоял на опущенной ходовой части, поблескивая в отраженном свете лампы, как хромированное яйцо, туман странными маленькими вихрями клубился вокруг его горячих выхлопных сопел, в то время как корабль тикал и остывал, как старая духовка. Логотип "Пегас Интерсолар" в виде летающего коня, казалось, устремлялся к небу, стремясь не задерживаться на земле ни на минуту дольше, чем необходимо.
   Флойд и Оже стояли под кораблем, у основания опущенного трапа.
   - Ты не забыл про клубнику? - спросила Оже.
   Флойд поднял маленький пакетик. - Как будто я мог забыть.
   - Ты так и не сказал мне, для кого они были предназначены. Или УВ, который ты убедил Тунгуску отдать тебе.
   Флойд потрогал маленький стеклянный флакончик у себя в кармане. В нем содержалась безвредная на вид серебристо-серая жидкость без вкуса и запаха. Но, введенная в рацион нужного человека, она заразит его организм миллиардом неутомимых машин, которые выявят и вылечат практически любую болезнь, известную науке слэшеров. Это было бессмертие в бутылке.
   Ну, не совсем. Тунгуска содрогнулся при мысли о том, чтобы дать ему такой мощный УВ, который мог бы сохранить кому-то жизнь навсегда. В конце концов, в то время, когда он передавал подарок, они все еще пытались помешать кому-то другому внедрить в E2 эпидемию крошечных машин. УВ излечил бы кого-нибудь от любых болезней, которые были у него в момент приема, и крошечные машины проработали бы достаточно долго, чтобы вернуть ему полное здоровье и пережить период благодати после этого. Но затем они тихо разбирались, смываясь с тела человека в виде микроскопической металлической пыли. Этот человек может прожить еще много лет, но по той же причине он может заболеть какой-нибудь другой болезнью месяц спустя. Если бы они это сделали, рядом не было бы машин, чтобы спасти его во второй раз.
   Так что это было не бессмертие. Но с того места, где он стоял, это было намного лучше, чем ничего.
   Он вынул руку из кармана, оставив пузырек там, где он был. - Ты должна уйти сейчас, Оже.
   - А что, если я скажу, что остаюсь?
   Он улыбнулся. Она напускала на себя храбрый вид, но в глубине души он знал, что она приняла решение. Ему просто нужно было заставить ее почувствовать себя лучше из-за этого.
   - У тебя дома своя жизнь.
   - Это может стать моим домом.
   - Ты же знаешь, что это невозможно. Ни сейчас, ни когда-нибудь еще. Это приятный сон, Оже. Это был приятный отпуск. Но это все, что было.
   Она притянула его ближе и поцеловала. Флойд поцеловал ее в ответ, не позволяя отстраниться, обнимая ее тут, в тумане, как будто усилием воли он мог остановить время, как будто само время могло сделать исключение из сострадания в их случае.
   Затем он мягко отстранился от нее. Она плакала. Он вытер ее слезы рукавом. - Не плачь.
   - Я люблю тебя, Флойд.
   - Я тоже люблю тебя, Оже. Но это ничего не меняет.
   - Я не могу просто оставить тебя в таком состоянии.
   - У тебя нет выбора.
   Она оглянулась на ожидающий корабль. Он знал, о чем она думала - о том, что теперь каждая секунда на счету для того, чтобы она сбежала из АКС. - Ты хороший человек, Флойд. Я увижу тебя снова. Я обещаю тебе это. Мы найдем другой способ попасть внутрь, другой способ вернуться в Париж.
   - Может быть, другого выхода и нет.
   - Но я не перестану его искать. Не только для вас, но и для других агентов, застрявших здесь, - людей, которых мы с тобой даже никогда не встречали. Они все еще там, Флойд: все еще где-то в мире, в Америке или Африке, не подозревая, что пути домой нет. Возможно, некоторые из них получили достаточное предупреждение, чтобы отправиться обратно в Париж... но сюда они еще не добрались. Некоторые из них не прибудут в течение нескольких недель или месяцев. Когда они это сделают, то направятся к Кардиналу Лемуану или в квартиру Сьюзен... везде, где, по их мнению, они могли бы найти ответ. Они будут сбиты с толку и напуганы, Флойд. Им понадобится друг, кто-то, кто сможет рассказать им, что произошло. Им нужен кто-то, кому не все равно, кто может дать им надежду. Кто-то, кто скажет им, что мы возвращаемся, как бы трудно это ни было, сколько бы времени это ни заняло. - Она притянула его ближе, но на этот раз это было просто объятие. Время для поцелуев прошло.
   - Тебе следует идти, - сказал он наконец.
   - Я знаю. - Она отпустила его и сделала один шаг к трапу. - Я имела в виду то, что сказала, о том, что ни на минуту не пожалею об этом.
   - Даже грязь, синяки и то место, где в тебя стреляли?
   - Ни одной чертовой минуты.
   Флойд поднял палец ко лбу в знак приветствия. - Хорошо. Это именно то, что я чувствую. А теперь, пожалуйста, не могли бы вы убраться к черту с моей планеты?
   Она кивнула, ничего больше не сказав, и пошла обратно вверх по трапу, по-прежнему поворачиваясь к нему лицом. Флойд отступил на шаг, его глаза наполнились слезами, он не хотел, чтобы она их видела. Не из-за какой-то глупой мужской гордости за то, что он не плакал, а потому, что он не хотел усложнять ситуацию для них двоих еще больше, чем это уже было.
   - Флойд?
   - Да?
   - Я хочу, чтобы ты помнил меня. Всякий раз, когда ты будешь ходить по этим улицам... знай, что я тоже буду ходить по ним. Может, это и не тот Париж, но...
   - Это все еще Париж.
   - И у нас это всегда будет, - сказала Оже.
   Она вошла в корабль. Он увидел, как исчезло ее лицо, затем тело, затем ноги.
   Затем пандус поднялся вверх.
   Флойд отступил назад. Корабль зарычал, плюнул огнем, а затем медленно пополз обратно в небо.
   Он стоял там много минут, как человек, заблудившийся в тумане. Только когда он услышал отдаленный раскат грома, он развернулся и начал пробираться обратно в город, который он знал; город, на который он чувствовал какие-то слабые притязания.
   Где-то далеко над ним Оже направлялась домой.
  
   Тунгуска расчистил большой участок стены и разместил на нем визуальную картинку - соответствующим образом обработанную, чтобы подчеркнуть детали и цвет - закрывающейся раны в АКС. Теперь они прошли через нее и вернулись в пустое пространство, но последний час побега все еще был таким тревожным, какого Оже никогда не помнила. Скорость заживления раны увеличивалась и замедлялась с дикой непредсказуемостью, насмехаясь над любыми попытками предсказать ее дальнейшее развитие.
   - На самом деле все могло оказаться хуже, чем я опасался, - сказал Тунгуска таким же медленным и невозмутимым голосом, как всегда. - Возможно, дело было не только в том, что мы оказались в ловушке внутри герметичной оболочки АКС. Мы не знаем, что произойдет, когда эта рана затянется сама собой.
   - Я не понимаю, - сказала Оже. Под руководством Кассандры она смастерила для себя табуретку рядом с табуреткой Тунгуски. - Мы оказались бы в ловушке внутри. Это было бы плохо, но это не самое худшее, что я могу себе представить. Снаружи были бы люди, которые знали бы, что мы там, и пытались бы найти способ спасти нас...
   Теперь они были свободны, и было легко говорить о таких вещах легкомысленно, какими бы ужасающими они ни казались в то время.
   - Дело не только в этом, - мягко сказал Тунгуска. - АКС вступает в новое состояние, которого мы раньше не видели, или, по крайней мере, в такое, которого мы не наблюдали непосредственно.
   - Повторяю, - сказала она, - я не...
   - В течение последних двадцати трех лет существовала связь между материей внутренней вселенной и течением времени во внешней вселенной. Я, конечно, говорю о переходе гиперсети. Мы знаем, что он был активирован - или доведен до полной функциональности после периода бездействия - во время оккупации Фобоса. До тех пор мир Флойда был заморожен в момент квантового снимка. Предположительно, именно установление связи заставило время течь вперед с нормальной скоростью. Двадцать три года в нашем мире, двадцать три года в мире Флойда.
   - Да, - медленно произнесла она. - Это все, что я понимаю.
   - Но сейчас нет гиперсвязи с сетью. Переход не просто был переведен в состояние покоя, как это было после повторного захвата Фобоса до повторного открытия портала два года назад. Он был полностью разрушен. На орбите Марса больше нет никаких обнаруживаемых механизмов портала.
   - Но с тех пор мы были внутри АКС, - сказала Оже. - Мы видели E2. Мы увидели, что это не было заморожено во времени.
   Тунгуска смотрел на нее с бесконечной добротой и состраданием в своих глазах с тяжелыми веками. - Но это было до того, как рана закрылась, - мягко сказал он. - Сейчас мы понятия не имеем, что будет с E2. События могут продолжать развиваться с нормальной скоростью... или материя внутри АКС может претерпеть фазовый переход обратно в свое замороженное состояние, как это было более трехсот лет.
   - Нет, - сказала она. - Этого не может случиться, потому что... - Но даже говоря это, она обнаружила, что не в состоянии сформулировать ни одного правдоподобного возражения. Тунгуска мог быть прав, а мог и ошибаться. Они просто недостаточно знали об АКС или его функционировании, чтобы разобраться в этом.
   - Мне жаль, - сказал он. - Я чувствовал, что должен упомянуть о такой возможности, какой бы отдаленной она ни была.
   - Но если это так, - сказала она, - тогда я обрекла...
   Он положил свою огромную ладонь на ее руку. - Ты никого ни на что не обрекла. Даже если мир снова замерзнет, ничто внутри него не будет потеряно. Три миллиарда жизней просто остановятся между одним ударом сердца и следующим, как это было в момент мгновенного снимка. Они ничего не почувствуют. Это будет добрее, чем сон. И, возможно, однажды произойдет что-то такое, что позволит сделать следующий удар сердца. Мир снова проснется. Мы можем только надеяться, что, когда это произойдет, более мудрые умы, чем наши, вмешаются извне, чтобы помочь миру справиться с его судьбой. - Он похлопал ее по руке. - Но, возможно, этого все равно не произойдет. Возможно, мир не замерзнет. Возможно, однажды пробудившись, он всегда будет течь вперед.
   - Однажды мы узнаем, не так ли? Людям Флойда не потребуется много времени, чтобы открыть глаза. Они, должно быть, видели, что рана сделала с их небом. Если они будут ломать над этим голову достаточно долго, рано или поздно кто-нибудь установит правильные связи.
   - И тогда это они будут стучать, чтобы их выпустили, а не мы будем стучать, чтобы нас впустили.
   - Или они вообще не будут стучать, - сказала Оже. - Стучат ли птенцы, чтобы заставить птицу-мать выпустить их из яйца?
   - Признаюсь, я никогда такого не видел, - сказал Тунгуска.
   - Яйцо? Или птицу?
   - Ни то, ни это. Но я понимаю твою точку зрения. Единственное, что мы поступили бы очень неразумно, так это недооценили возможности людей Флойда. Что-то очень похожее на их культуру, в конце концов, породило нашу собственную.
   - Бедные дураки, - сказала Оже.
  
   Некоторое время спустя они добрались до выходящего портала. Чириканье с автоматизированной станции мониторинга проинформировало их о том, что установлена ретрансляция связи в реальном времени с пространством Политий.
   - Это Маурья Скеллсгард, - сказал Тунгуска. - Может, мне соединить с ней?
   - Пожалуйста, - сказала Оже.
   Качество передачи было низким: маршрутизация сигнала через несколько портальных соединений была трудной и в лучшие времена, и почти невозможной, учитывая хаос, царивший вокруг Солнца. Изображение Скеллсгард продолжало мерцать или воспроизводить только звук.
   - Я буду краткой, - сказала она. - На этом этапе мы удерживаем все вместе только слюной и молитвами. Эти техники слэшеров хороши, но они не могут творить чудеса. Если связь прервется, нам просто придется встретиться друг с другом, когда ты вернешься домой. А пока все тобой очень гордятся. Я также слышала о Флойде. Мне жаль, что для вас обоих все так закончилось.
   - Со мной все в порядке, - сказала Оже.
   - У тебя это звучит не так.
   - Ладно, я разбита. Я никогда не любила прощаться, ни при каких обстоятельствах. Какого черта он должен был мне нравиться, Маурья? Почему он не мог быть придурком, от которого мне не терпелось избавиться?
   - Так устроена Вселенная, лапочка. Лучше привыкни к этому, потому что он будет находиться рядом с Хабблом еще добрых несколько раз.
   Оже выдавила из себя смешок. - Как раз то, что мне нужно - сочувствующее плечо.
   Голос Скеллсгард стал серьезным. - Послушай, главное, что вы двое в безопасности. Учитывая диапазон результатов, которые были доступны нам пару дней назад, я бы сказала, что это должно засчитываться как результат.
   - Полагаю, ты права. - Ее мысли постоянно возвращались к предположениям Тунгуски о квантовом состоянии АКС, но она не хотела думать об этом сейчас. - В любом случае, приятно знать, что с тобой тоже все в порядке. Я рада, что ты сделала это. Как дела дома?
   - Рискованно.
   - Мне понадобится подсказка по этому вопросу. Это лучше или хуже, чем день назад?
   - Думаю, ты должна была бы сказать, что это было лучше, примерно на ширину обрезка ногтя на пальце ноги Планка. Хорошие парни с обеих сторон выступили посредниками в каком-то... что ж, я пока не решаюсь называть это прекращением огня. Назови это сокращением масштабов боевых действий. Это же должно быть что-то, верно? И, конечно, некоторым из нас уже удалось забыть о наших разногласиях, иначе мы с тобой не разговаривали бы на расстоянии.
   - А как насчет Земли?
   - Тэнглвуд сдержал ядерные удары. Это место будет красиво светиться в темноте в течение нескольких столетий, но там все еще должны быть какие-то руины, в которых стоит покопаться.
   - Думаю, мы должны брать то, что нам дают, и радоваться, что это не хуже. Когда все это закончится, мне все равно придется нести свою чашу для подаяний в комитеты по финансированию.
   - Вообще-то, Оже, именно по этой причине я и позвонила. - Постоянное хмурое выражение лица Скеллсгард немного смягчилось. - У меня есть для тебя кое-какие новости. Пока не совсем уверена, что с этим делать, но у меня есть свои подозрения. Излишне говорить, что это настолько предварительная информация, насколько это возможно.
   - Скажи мне, - попросила Оже.
   - Ты знаешь, что говорят о "плохом ветре"? - Она мгновение подождала реакцию Оже, но ее лицо оставалось непроницаемым. - Ну, не бери в голову. Дело в том, что мы все расстроены из-за того, что потеряли портал на Фобосе. Я тоже посмотрела на цифры - дополненные некоторыми новыми горячими ноу-хау слэшеров - и это действительно выглядит так, как будто мы упустили эту конкретную связь.
   - Мы не должны сдаваться, - твердо сказала Оже. - Мы всегда должны продолжать пытаться восстановить его. E2 слишком ценна, чтобы от нее отказываться.
   - Никто не собирается отказываться от этого, пока в теории все еще так много лазеек. Но на данный момент это, возможно, не является нашим главным приоритетом.
   Изображение расплывалось и постепенно собиралось заново, блок за блоком.
   - Что у тебя есть? - спросила Оже.
   - Когда взорвался портал на Фобосе, - сказала Скеллсгард, - произошло нечто странное. В то время мы этого не заметили - наше оборудование для мониторинга просто было недостаточно чувствительным. Но слэшеры? Совсем другая история. Они напичкали всю систему датчиками, настроенными на улавливание сигнатур портала. В течение многих лет они не улавливали ни единого писка; ничего, что могло бы намекнуть на существование каких-либо порталов, кроме того, что на Седне и того, что на Фобосе.
   - И что теперь?
   - Когда гиперсвязь с Фобосом оборвалась, она, должно быть, издала какую-то вибрацию предсмертного крика, которая вызвала симпатический резонанс у других бездействующих линий связи поблизости. Датчики зафиксировали слабые сигналы из пятнадцати различных мест по всей системе.
   Оже задумалась, правильно ли она расслышала Скеллсгард. - Пятнадцать?
   - Возможно, на этом все не закончится. Самые слабые сигналы были на пределе обнаружения: возможно, есть и другие источники, которые они полностью пропустили. Вся чертова система может быть пронизана порталами, о существовании которых мы даже не подозревали. Мы бы никогда не нашли их случайно: все они похоронены под землей, на безымянных маленьких ледяных шариках, на которые раньше никто не обращал особого внимания.
   - Господи, - сказала Оже.
   - Иисус в квадрате. Я надеюсь, ты впечатлена.
   - Так и есть.
   Скеллсгард улыбнулась. - Я подумала, что тебе нужно взбодриться. Как я уже сказала, это предварительное решение. Но как только здесь все уляжется, мы собираемся организовать совместную экспедицию и копать до тех пор, пока не найдем одну из этих вещей. Затем мы собираемся включить его и посмотреть, к чему это нас приведет.
   - Это большой вопрос.
   - Знаю. Вглубь галактики? Но какой в этом был бы смысл? Для этого у нас уже есть портал Седна. Что касается меня, то я думаю, что они отведут нас совсем в другое место.
   Сначала Оже с трудом сдерживала волнение в своем голосе. Потом она решила, что ей все равно. В чем был смысл? Скеллсгард точно знала, что она будет чувствовать.
   - Внутри другого сооружения?
   - Это мое лучшее предположение. Мы знаем, что их там очень много. Мы знаем, что в одном из них содержался снимок Земли двадцатого века. Почему не другие сферы, содержащие другие моментальные снимки? Там могут быть десятки Земель, и все они заморожены в разные моменты истории. Один из порталов может стать нашим билетом в средневековье. Другой мог бы перенести нас в середину триаса.
   - Мне нужно быть в этой команде, - сказала Оже.
   - Я бы не хотела, чтобы было по-другому. Только не забудь взять с собой свою лучшую одежду для раскопок: в следующий раз мы вряд ли подойдем так близко к туннелю.
   - Надеюсь, что ты права насчет этого.
   - Я тоже, - сказала Скеллсгард как раз перед тем, как канал связи окончательно испустил дух. - Но даже если это не так, я не думаю, что кому-то из нас какое-то время придется беспокоиться о комитетах по финансированию.
  
   Флойд замедлил шаг, остановившись под уличным фонарем. Он протянул руку, взялся за плакат, приклеенный к рифленому стержню лампы, и отодвинул его, на этот раз осторожно, чтобы не разорвать надвое. Он поднес лист к свету, вглядываясь в напечатанное изображение сквозь колышущуюся пелену тумана.
   Это была фотография Шателье. За исключением того, что - теперь, когда он подумал об этом, - фотография была очень похожа на кого-то другого, с кем он недавно встречался. Не точное сходство, но достаточное, чтобы волосы встали дыбом от узнавания. Недостаточно близок, чтобы быть тем же самым человеком. Но, безусловно, достаточно близок, чтобы они могли быть братьями.
   Может быть, это было просто его воображение.
   Может быть, это было и не так.
   Он сложил плакат и сунул его в карман. Внизу был указан номер телефона для всех, кто хотел поддержать политическую кампанию Шателье. Флойд подумал, что, возможно, завтра он подумает о том, чтобы нанести визит людям Шателье. Просто чтобы задать несколько вопросов. Просто чтобы выставить себя на посмешище.
   Он двинулся дальше по городу, считая номера улиц в поисках какой-нибудь важной достопримечательности. Где-то вдалеке он услышал, как в ночи проревел морской противотуманный сигнал. Телефонная будка вырисовывалась из пустоты, как маяк. Он вошел внутрь, закрыл дверь, попробовал открыть лючок для возврата денег и вытащил одну-единственную монету. Его счастливый день. Флойд включил телефон и набрал номер на Монпарнасе, который знал наизусть.
   Ответила Софи.
   - Это Флойд, - сказал он. - Надеюсь, что еще не слишком поздно. Грета там?
   - Одну минутку.
   - Подожди, - сказал он, прежде чем она отошла, чтобы найти Грету. - Маржерит все еще...?
   - Да, она все еще жива.
   - Спасибо.
   - Я позову Грету. Она наверху.
   Он ждал, барабаня пальцами по стеклянной дверце телефонной будки. Они расстались не в самых лучших отношениях. Как она воспримет его возвращение сейчас, после стольких лет его отсутствия?
   Кто-то поднял трубку.
   - Флойд?
   - Грета?
   - Это я. Где ты?
   - Где-то в Париже. Не совсем уверен, где именно. Я пытаюсь найти дорогу обратно на улицу Драгон.
   - Мы волновались, Флойд. Где ты был? У нас были люди, которые искали тебя весь день.
   Ее голос звучал скорее обеспокоенно и растерянно, чем сердито. - Меня не было, - сказал он, гадая, что она имела в виду под "весь день". Он ведь отсутствовал гораздо дольше, не так ли? С Оже.
   - Где она сейчас?
   - Ушла.
   - Ушла, как в...?
   - Ушла, как уходят. Не думаю, что увижу ее снова.
   Казалось, она уходила, а потом возвращалась. Когда она вернулась, что-то изменилось в ее голосе. Какая-то трещинка в прощении приоткрылась. - Мне жаль, Флойд.
   - Все в порядке. - Но все было не так уж хорошо. Ничуть.
   - Флойд, где ты? Я могу прислать такси...
   - Все в порядке. Мне нужна прогулка. Можно я зайду завтра?
   - Да, конечно. Я пробуду здесь все утро.
   - Я буду там первым делом. Я бы хотел повидать Маржерит. У меня есть кое-что для нее.
   - Она все еще думает, что ты придешь с клубникой, - грустно сказала Грета.
   - Увидимся утром.
   - Флойд... прежде чем ты повесишь трубку. Я все еще серьезно отношусь к Америке. Теперь у тебя было время, не так ли? Время подумать. И теперь, когда тебя больше ничто не отвлекает...
   - Ты права, - сказал он. - У меня было время подумать. И я думаю, что ты права. Америка пойдет тебе на пользу.
   - Означает ли это, что ты принял решение?
   - Вроде того, - сказал он.
   Он положил трубку и вышел из киоска. Внезапно туман немного рассеялся, настолько, что ему стало лучше видно улицу, на которой он стоял. Какой-то проблеск узнавания пробудился в его памяти. Он более или менее знал, где находится. Все это время он двигался в правильном направлении.
   Флойд сунул руку в карман. Пакет с клубникой все еще был там, как какой-то сувенир из сна, которому не было никакого дела до реального мира. Маленький пузырек с УВ тоже был там.
   Он подумал о том, как Грета садится на гидросамолет и летит в Америку, открывая новый поворот в своей жизни. Что-то более яркое и открытое, чем он когда-либо мог предложить ей в Париже. Что-то более яркое и открытое, чем он мог бы предложить ей, если бы тоже поехал с ней в Америку. А потом он подумал о том, что она остается здесь из любви, выхаживает Маржерит, пока та, другая, жизнь все дальше и дальше ускользает из ее рук.
   Он достал пузырек и бросил его на булыжную мостовую.
   Он захрустел им под ногами и растворился в тумане.
  
  

БЛАГОДАРНОСТИ И ДАЛЬНЕЙШЕЕ ЧТЕНИЕ

  
   Во время написания этого романа ряд книг оказались бесценными. В поисках правдоподобного "контрафактного" сценария событий мая 1940 года я в долгу перед превосходной книгой Джулиана Джексона "Падение Франции" (издательство Оксфордского университета, 2003) за предположение, что наступление в Арденнах могло бы так легко провалиться, если бы союзники оценили уязвимость наступающих сил и в решающий момент предприняли действия.
   Для получения общей информации о Париже очень полезными оказались "Семь веков Парижа" Алистера Хорна (Макмиллан, 2002), а также "Фландрия" Эдмунда Уайта (Блумсбери, 2001). Однако версии города, представленные в этой книге, лишь приблизительно соответствуют реальному. Романы Жоржа Сименона о Мегрэ также послужили очевидным стимулом для развития воображения. С уважением, Джулс.
   Поиск гравитационного излучения от космических источников продолжается и по сей день, и в любое время ожидается успех. За выдающийся и легко читаемый рассказ об этой увлекательной и противоречивой истории, начиная с новаторской работы покойного Джозефа Вебера в 1960-х годах (упомянутой Маурьей Скеллсгард) и заканчивая новейшими сверхчувствительными схемами, такими как программа GRAIL в Лейдене, которая в настоящее время проходит всего в нескольких милях от того места, где пишутся эти слова - я рекомендую "Неоконченную симфонию Эйнштейна" Марсии Бартусяк (Нэйшэнел Академик Пресс, 2000). Кстати, одним из учеников Вебера был покойный Роберт Форвард, который впоследствии сделал себе имя как писатель-фантаст и в чьих книгах содержится много захватывающих размышлений о гравитации и экзотической физике.
   Искусственно созданный вирус Амузыка является гипотетическим, но состояние "амузыка", к сожалению, реально - музыкальный аналог афазии, нарушающей речь. Субъекты с амузыкой обычно теряют способность как создавать музыку, так и ценить ее. Я читал об этом состоянии в увлекательной книге Гарольда Л. Клаванса "Неуклюжесть Тосканини" (Хедлайн, 1990). Подобно тематическим исследованиям, представленным Оливером Саксом, медицинские истории Клаванса часто кажутся более научно-фантастическими, чем любая реальная фантастика, и вызывают такое же привыкание, как и любой сборник коротких рассказов.
   Очень читаемая книга Саймона Сингха "Кодовая книга" (Четвертая власть, 2000) содержит много полезной информации об истории и работе машины "Энигма".
   Для получения общей информации о музыке эпохи Флойда (которая не совсем совпадает с музыкой наших 1950-х) я использовал "Джаз: Абсолютное руководство" Рональда Аткинса (Карлтон, 1996) и великолепное дополнение на пяти компакт-дисках к книге Кена Бернса "Джаз: история музыки Америки". (Сони, 2000). Серия компакт-дисков Житан "Джаз в Париже" также оказалась очень полезной.
   За полезные обсуждения и общую помощь с глупыми вопросами я в долгу перед Тони Баллантайном, Барбарой Беллой, Берндом Хенделом, Питером Холло и Кристофером Пристом. Излишне говорить, что ответственность за любые ошибки лежит исключительно на мне, а не на них.
  
  
  
  
   Copyright Н.П. Фурзиков. Перевод, аннотация. 2023.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"