Сын втискивался в машину долго и трудно - будто не худенький третьеклассник, а небольшой гиппопотам. Влез, развалился, водрузил рядом ранец. Дочь, вместо того чтобы драться за место на заднем сиденье, подбежала с другой стороны и запрыгнула на переднее. Обернулась и показала брату язык.
Лилька покосилась на нее, ничего не сказала. "Хонда" радостно скакнула вперед, брызгая из-под копыт грязным весенним снегом.
"Надо было их в простую районную школу отдать, - подумала Лилька привычно. - Если на Солнечной пробки, точно опоздаю!"
- Вставайте, Лилия Львовна, - сказал кто-то весело и решительно.
- О-о-о, - ответила Лилька, накрывая голову подушкой.
Еще пахло набившимся в салон мартовским ветром, и хорошо было бы успеть сегодня на родительское собрание, а на работе такая запарка... Но уже блекла картинка шумной улицы, полной радостных лучей, скачущим по разноцветным автомобильным крышам.
Просто сон, но такой славный. Захватывающий, какими бывают сны в детстве - не все, а свободные сны, без наставника.
- Николай Ильич велел узнать, сдали ли вы экзамен, - сказала Наташа. Действительность брала верх. Лилька вздохнула и стянула подушку с головы. И испугалась.
- Какой экзамен? Мне пока никаких экзаменов...
- На пожарника, - Наташа весело сверкнула чёрными глазами.
Это Николай выкопал в каких-то архивах выражение "спать, как пожарник". Вот ведь какой любитель истории. Лилька сконфузилась, села в постели и проснулась совсем.
Но после, усаживаясь за стол, за которым муж уже весело попивал чай с булкой и берлинской колбасой, и укладывая салфетку на обтянутые узкой форменной юбкой колени, она вдруг вспомнила свои новые брюки. Удобные такие брюки, будто джинсы. Лилька даже вздохнула тихонько.
- Хороший сон? - спросил муж проницательно. Лилька кивнула, глядя в окно во двор. Во дворе не было длинных рядов машин, а были розы, которые они с Наташей старательно выращивали, и чуть пожелтевшие липы.
- Коля, ты ведь можешь бывать в чужих снах? Всегда, когда захочешь?
- Конечно, - улыбнулся муж. - Только зачем нам чужие сны, ma papillon? У нас с тобой и так всё хорошо. Я не хотел говорить раньше времени. Но думаю, нам скоро дадут разрешение. Теперь уже скоро.
- Правда?...
Он только спокойно кивнул в ответ, но как запрыгало солнце по сиявшим чистотой блюдцам, и щипчикам для сахара, и вазочкам с вареньем - понятное дело, своим вареньем, кашинским. И желтый сыр тоже был собственного производства. А вот колбаска немецкая.
Раз Николай сказал: скоро разрешат иметь детей, - так и будет.
Осенний день был тёплым, ласковым. Легко двинув рычаг, Лилька опустила наружную стену, и барышни в нефритово-зелёных платьях и пелеринках оказались сидящими на открытой террасе. У террасы начинался газон, посреди зелёной площадки старшеклассницы чинно сидели на лавочках, а перед ними вышагивал учитель математики. У ограды малышки в тёмно-синих платьицах перебрасывались мячиком. За забором, по улице, проехал электрический молоковоз.
Лилькин класс встретил ветер, раздувавший банты и локоны, восторженными возгласами. Лилькины уроки почти всегда проходили легко и радостно. Приятно осознавать, что знаешь язык, выученный во сне.
Одна только долговязая Лидия продолжала занудливо бубнить о том, что "Париж - это Париж, будь он хоть трижды провинцией". Никто её не слушал. Лилька улыбнулась и сказала по-русски:
- Mesdames, я довольна вашими успехами, но выполнить тест всё-таки нужно.
Она обошла расставленные в круг стулья, раздавая разграфлённые листки.
Напротив любимой всеми гимназистками сладкой лавки, где продавали пирожные на палочке, разноцветную мягкую карамель и совсем дешёвые сахарные крендельки, остановился конный экипаж. Няня и двое детишек приехали за конфетами.
Лилька вздохнула.
Но Николай же обещал!
Звонок с урока зазвенел весело и победительно. Лилькины подопечные проходили мимо, чинно приседали и радостно устремлялись на волю.
- Лилия Львовна...
Девчонка в немарком тёмно-синем платьице с серой пелеринкой стояла рядом. Её одноклассницы всё ещё играли у забора. Только теперь они, в придачу, довольно громко вопили. Зазвонил колокол Храма-на-Крови семьи Ульяновых. Не траурно, скорей умиротворённо.
- Что случилось, милая?
- Мне нужно поговорить...
- Поговорить со мной? Иди сюда.
Не без сожаления Лилька подняла стену. Скоро похолодает, и классы станут закрытыми.
- Не с вами, - выдавила девочка. - С наставником сновидений. Мне родители велели. Только его сегодня в гимназии нет.
Ну конечно, почему в таком случае не поговорить со мной, подумала Лилька. Потому что вся школа знает, что Николай работает в полицейском ведомстве. Николай там служит, школьный сон-наставник, тщедушный на вид и не очень приятный, там служит. Да мало ли ещё кто служит в полиции снов! Я-то там не служу!
- Рассказывай, - строго велела она. - Что ты сделала, сбежала с уроков?
- Я никогда раньше не убегала. Но это не уроки, а тренинг! Учат летать, а я будто летать не умею.
- Погоди, - удивилась Лилька. - Ты что, помнишь уроки? И как тебя учат, помнишь?
- Конечно, - девчонка удивилась ещё больше.
- Ну и, что там у вас было? Тебя хотели наказать?
От наказания любой убежит... Но девочка отрицательно потрясла головой.
- Надо было в пропасть прыгать. Ну, я прыгнула и сбежала в другой мир. А когда наставник за мной пришёл, я его... заперла в уборной, - нехотя закончила она под неодобрительным Лилькиным взглядом.
Точнее, Лилька надеялась, что её взгляд выражает полное неодобрение.
- И он там три дня сидел...
- Сколько?! - удивилась Лилька. - Ты и время умеешь растягивать?
- Разве три дня - много? Я хоть сколько... Почему не сделать в своём сне всё, как надо?
Девочка смутилась. Потупилась.
"Здорово", - подумала Лилька с невольным уважением. Она только сейчас вспомнила, как фамилия девчонки - Овсянникова, Зоя Овсянникова, Лилька экзаменовала её при поступлении в школу. Старинный дворянский род, в котором вполне естественно рождение ребёнка с большими способностями. В детстве каждому хотелось сбежать с ненавистных уроков в свободный сон, да не у всех это получается! А что же родители, не могли сами позаботиться, чтобы дочерью занимались соответствующие люди? При чём тут школьный сон-наставник, довольно посредственный сновидец? Для воспитания? Но ведь случай совсем не тот, когда можно высечь и запретить.
Ладно, с Колей она и правда поговорит. В два часа пополудни, когда они приходят домой: Николай обедать, а Лилька насовсем. Спросит, чем тут можно помочь. Если девочка уже под попечением их департамента, то всё хорошо. Тогда натаскивать её будут бережно и тщательно. А если нет - Николай распорядиться хоть и не сможет, да что-нибудь присоветует.
- Не бегай больше от учителей, - предупредила она Зою. - Терпи, даже если солоно будет. Я ничего не обещаю, но попробую похлопотать, - добавила она, и девчонка заметно повеселела.
На следующей переменке, когда её позвали в кабинет директора, Лилька всё ещё думала о Зое. И приготовилась убеждать кого-то, чтоб Зое не попало больше, чем следует. Но разговор вышел другой.
Человек, ждавший её в директорской, под портретом императора Алексея, на миг показался ей молодой копией этого портрета - тот же мундир и даже причёска. Но нет, мундир был полицейским. На петлице стилизованный пучок маков, - "веник", как называют в Колином ведомстве. И не просто маки, под ними ещё символ большой дороги. Большой чин, да. Не то, что у Николая. Серьёзно.
Большой чин поднялся, чтобы отодвинуть для неё стул. Лилька уселась очень прямо и почувствовала себя напроказившей девочкой Зоей.
Чего можно ждать от официального визита полиции снов? Ссылка в Кашино - это ещё ладно, переживём. Вот если окажется, что ей нужен постоянный дневной контроль...
- Лилия Львовна, что вы, - человек из ведомства сновидений неожиданно накрыл её руку своей. - Наша форма вызывает всякие эмоции, но от вас такой реакции я не ждал.
Он не носил форменных перчаток, - так же, как и Лилька; прикосновение ладони было лёгким, будто на руку село очень большое насекомое. Но Лилька уже справилась с собой и не дёрнулась вытащить руку из-под чужой.
Разве она преступница? Если сон повторяется так часто, что становится привычным и доступным, если другой мир наполняет жизнь радостью, это очень даже может заинтересовать специальное ведомство. Ну так что же? Может быть, с тем миром придётся расстаться. Обидно... но не впервой.
- Я слушаю вас очень внимательно, - сказала Лилька. - Полагаю, дело касается моих снов?
- Да, ваш повторяющийся сон, - доброжелательно подтвердил сотрудник ведомства. - Тот, который наши сотрудники засекли случайно. Очень яркий и устойчивый мир.
- Это правда, - согласилась Лилька. - Я никому о нём не рассказывала, даже мужу.
- Так расскажите сейчас.
Его глаза пытались смеяться. Вот только не умели смеяться эти глаза.
Сколько же миров освоил этот человек с обманчиво молодым, неприметным лицом? Пока Лилька рассказывала про свой мир, он ни разу не выразил удивления. Выслушал про двигатели внутреннего сгорания, про смог и пробки, про курильщиков на улицах, про атомные электростанции, про вседозволенную мобильную связь - и не повёл бровью. Только, дослушав до конца, спросил:
- Какая же у них продолжительность жизни?
- Лет восемьдесят от силы... как правило. Иногда больше.
- Надо же. Какой дикий, запущенный и необузданный мир. И не примитивный, с высоким уровнем технологий. В детстве мы все видим такие миры, правда?
Лилька покраснела.
- Да, весьма интересно. Замечательный мир, и вполне заслуживает освоения. И может оказаться полезным для воспитания молодёжи, да! Вам тоже будет интересно, Лилия Львовна, как педагогу. Вы ведь не откажетесь нам помочь? Как старожил нового мира... Лилия Львовна?
Но Лилька уже собралась. Снова. Она не одна, в конце концов. Будет очень скверно, если она подведёт Колю.
- Не откажусь. Конечно, нет.
- Это несложно. Вам не придётся много делать, просто побыть немного проводником-ведущим. Моим проводником, - он опять улыбнулся. - Вот, возьмите.
Он вытащил откуда-то, а Лилька послушно взяла за колючий стебель цветок, и офицер немного задержал руку на её ладони. Видно, даже специалисту его уровня непросто установить контакт с первого прикосновения. Свежие упругие лепестки были ярко-алыми. Если вовремя срезать цветоносы мака, он зацветает снова как раз в сентябре.
- Это просто атрибут, якорь, который поможет вам сделать сцепку между мирами устойчивой... Да вы же знаете такие вещи, что это я. Знаете, но никогда не пользуетесь, да? Напрасно. Полезно поставить якорёк, когда чужой мир становится слишком уж близок. Вы же не хотите остаться там навсегда? Конечно, нет. Никто этого не хочет.
Он снова улыбнулся. Вполне живо, если не смотреть в глаза. Вот Коля, разве он так улыбается?
И зря всё-таки она не любит перчаток. В конце концов, это вульгарно.
Парковка перед новым супермаркетом была просторной. Полоски эскалатора не горбатились ступеньками, а лежали плоской пологой дорожкой - для тележек. Широкие оконные стёкла забрызганы дождиком, который шёл сегодня вместо снега.
Уже весна. Скоро будет апрель, и они поедут в Париж. В апреле там цветут каштаны. Лилька и Николай давно собираются, но на этот раз - обязательно. Всей семьёй, с детьми...
Нет, без детей. У неё нет детей, это сон. Но в Париж они с Колей поедут. Только не так скоро, на рождественских каникулах. А потом, может быть, снова, и надолго. Николаю обещали назначение, а родная гимназия обойдётся один год без Лильки.
Лилька столкнула с эскалатора тележку и вытащила из кармана цветок с лепестками из красного пластика. Живой символ ведомства сновидений в Лилькином сне неожиданно принял странный вид. Кладбищенский цветок-зацепка, цветок-якорь. И нельзя было забыть, что это сон. Для того чтобы мир стал настоящим, как обычно, надо всего лишь выкинуть неприятный атрибут. Но - нельзя. И даже проснуться раньше времени нельзя. Необходимо выждать оговорённое время и только потом выкинуть цветок, этот момент станет для ведомого точкой возвращения. Необходимо обеспечить ему комфортную точку восстановления. Вот такое поручение, очень простое.
Ведомый был тут как тут. Разгуливал по торговому залу с полной продуктов тележкой, а сейчас стоял перед бутылками с водой: удивлялся, голубчик, что питьевую воду продают в бутылках. Кстати, почему выбраны такие время и место - в супермаркете? Случайно, скорее всего. А если не случайно, то ей это знать не по чину. Лилька раскланялась с ним по дороге к кассе, спохватилась, что её собственная тележка почти пуста, и повернула назад.
Молоко в пластмассовой бутылке. Кусок сыра, завёрнутый в тонкий полиэтилен. Запаянная в пластик колбаса. Бутылка с растительным, как бы оливковым маслом. Огурец, лимон, авокадо - всё завернуто в прозрачную плёнку.
Она не могла забыть, что это сон, и этот мир уже не был родным и единственным. Не был сон и захватывающим. Он был никаким. Просто сон.
Ей так долго не снился этот мир, и она малодушно радовалась отсрочке. А теперь приснился - не выдержала, и как же это было здорово, - снова увидеть себя в офисе на семнадцатом этаже, в комнате с окном во всю стену, с огромным городом за окном. Как замечательно. И как плохо. Она устала, будто после длинного рабочего дня. Надо было позвонить домой, чтобы сами купили продуктов.
Ничего, теперь уже скоро. Лилька выполнит задание, и уже в следующий раз люди из особого ведомства обойдутся без неё. Так и Николай сказал: ничего страшного, просто сделай, о чём тебя просят. Так надо, ma papillon... А мир, полный неизъяснимого очарования, её мир, понемногу, медленно станет иным...
Глупости и эгоизм, сказала себе Лилька. И привычка. Это нормально, когда всё просто и привычно: работа, дорога домой в одно и то же время. Один и тот же проверенный магазин и даже одна и та же ячейка в камере хранения, под номером четырнадцать. На удобной высоте, рядом с тринадцатой, но не крайняя. Гражданину нужна стабильность. Спокойствие верноподданных - это корень, на котором держится государство. А этот мир неминуемо начнёт меняться, очень скоро. Хороший мир, легко позволяющий стабилизировать пребывание в нём. Для чего его станут использовать? Как модель, для изучения вариантов развития, он явно не годится. Тогда - молодёжь обучать? Может быть, психологи станут приводить сюда неуверенных в себе людей? Тут поле непаханое экстремальных ситуаций. А если ещё немного подтолкнуть мир, довести до абсурда количество автомобилей... Повторить Хиросиму...
У тебя есть свой, настоящий дом, напомнила она себе снова. Мир с живым маком вместо пластмассового, в котором ты родилась. Интересно, ведомый уже тоже чувствует себя так, будто родился в этом мире? Вряд ли...
Ведомый, чин из ведомства полиции снов, вышел из супермаркета следом за Лилькой. Двери послушно раздвинулись пред ним. Лилькины руки оттягивали тяжёлые пакеты. Почему, спрашивается, она не докатила свою тележку до багажника? Да потому, что в её настоящем мире никакого автомобиля у неё нет. Она всё больше путалась, и это злило.
Она даже вышла в другую дверь, - не к стоянке, а на улицу.
И ничего нельзя уже поделать, как ни хотела бы сохранить этот мир только своим. Что она может? Подсадить сопровождающего на интернет, на игровые автоматы? Это его-то, прошедшего огонь, воду и тысячу миров? Пожалуй, Лилькиных способностей не хватит даже на то, чтобы запереть его в уборной. У неё ведь нет таланта девочки Зои.
По дороге перед Лилькой резво катили холёные машины. Никаких пробок, и пора домой.
А через дорогу шла девочка Зоя с подругами. На Зое были брючки и синий трикотажный школьный жилет. Она шла, плотно зажмурив глаза, а когда пыталась подсматривать, идущая рядом подружка шикала на неё. Такая у девочек была игра.
Все дети задают вопрос: "Так чей же этот сон, мой или наставника?" Потом привыкают. И к тому, что не имеют полной власти над своим сном, привыкают тоже. И в голову не приходит возмутиться.
Машины вдруг поехали быстрее. Девочки увидели это и отпрыгнули назад. Все, кроме Зои, которая шла зажмурившись.
Лилька бросила на асфальт пакеты с продуктами, невыносимо резавшие ладони, и шагнула к краю дороги. Ведомый тоже шагнул, но Лилька не смотрела на него. Она смотрела на Зою, на которую сейчас наедет серый джип. Лилька крикнула ей, но сама не услышала крика - так завизжали тормоза. Тогда Лилька отпрянула и опомнилась.
И испугалась. Из-под колеса, хорошо видимая сквозь столпотворение железных калош, растекалась тёмно-красная глянцевая лужа.
Власть над своим сном?
Но ведь она не хотела этого! Или хотела, но - не так же!
Он просто проснулся, вернулся в свой, настоящий мир, напомнила себе Лилька. Её трясло. Он проснулся. Ничего страшного.
Мимо протиснулись санитары с носилками, бросившие где-то поблизости карету скорой помощи. Один из них нечаянно поддал Лильку под локоть - так, что кладбищенский цветок вылетел из её руки на мостовую.
Лилька дёрнулась поднять мак, но спина врача заслонила его.
- Отойдите, вы мешаете...
Кажется, с этим неживым маком было связано что-то важное и серьёзное. Ах, да. С ней был человек. Комфортная точка возвращения...
А девочка синем жилете с пришитой к нему школьной эмблемой переходила дорогу, как ни в чём не бывало. Живая и здоровая. Какая шкодливая всё-таки девчонка!
А почему не сделать в своём сне всё, как надо?
И кто это, кстати, говорил?
Лилька огляделась. Машины гудели, им приходилось объезжать место, где остановилась карета скорой помощи. Мгновенно образовалась пробка. Темнело. Обычный вечер в большом городе. Крошился мусор под колёсами - кусочки красной пластмассы. И пакеты, её брошенные пакеты с эмблемой супермаркета валялись на тротуаре. А семья ждёт - её и продукты. Скорее всего голодные сидят.
Лилька подобрала мешки и пошла в обход супермаркета, к машине.
Неприятно видеть ДТП. Ведь невольно думаешь - такое может произойти и с кем-то из родных. Противная заноза сидела внутри, пока Лилька ехала, впихивала машину на привычный пятачок - довольно далеко от подъезда, поднималась на лифте. Заноза забылась только тогда, когда ключ повернулся в замке, и два детских голоса, перебивая друг друга, закричали "Мама пришла!" Очень громкие голоса, громче топота ног. "Мама, что ты так долго, мы картошку жарили, чуть сами всю не съели". И голос Николая (потише детских, зато очень басовитый и важный) проворчал: "Ты, матушка, сегодня совсем поздно. Тебе сменить бы работу на что-то полегче, душа моя. А то уже позднее мужа приходишь. Подумай об этом, ладно?"